«Моделирование состояний человека в гипнозе»

Моделирование состояний человека в гипнозе (fb2) - Моделирование состояний человека в гипнозе 2975K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Леонид Павлович Гримак

Гримак Леонид Павлович «МОДЕЛИРОВАНИЕ СОСТОЯНИЙ ЧЕЛОВЕКА В ГИПНОЗЕ» Издание второе

Введение

До недавнего времени под моделированием подразумевалось замещение исследуемого объекта (оригинала) его моделью. Последняя должна быть подобной (аналогичной) оригиналу и в то же время более простой, т. е. более доступной исследованию (В. В. Давыдов, 1966). При этом считалось, что природа моделируемого явления уже ясна я его упрощенная модель воссоздается лишь для того, чтобы выяснить, как она будет функционировать в новых условиях.

В настоящее время, несмотря на то, что общей теории моделирования еще не существует, емкость этого термина, особенно применительно к психофизиологическим исследованиям, значительно возросла. Так, различают следующие виды моделей: естественные — легко наблюдаемые процессы и явления как частные случаи более сложных процессов и явлений; лабораторные — естественные модели, легко воспроизводимые в лабораторных условиях (материальные модели); психофизиологические — гипотетические описания механизмов более или менее сложных психофизиологических явлений; концептуальные — теоретические описания исследуемых психофизиологических процессов и явлений (Л. М. Фридман, 1977).

Согласно приведенной «классификации, моделирование состояний человека в гипнозе, являющееся предметом настоящего исследования, следует рассматривать как вид лабораторных моделей. Одним из наиболее важных требований к такого вида моделям является необходимость доказательства их подобия оригиналу. Поэтому материалам экспериментальных исследований данного вопроса предпосылаются подробный анализ литературных данных и краткая история зарождения и развития самого метода моделирования психофизиологических процессов и явлений в гипнозе.

* * *

Психические явления, объединяемые в настоящее время термином «гипноз», известны с древнейших времен. Уже в XVI веке до нашей эры в папирусе Эберса указывается на то, что в Египте одним из лечебных методов было возложение рук на голову больного. Характерно, что во все времена гипнотические явления связывались с религиозно-мистическими и метафизическими воззрениями и считались бесспорным свидетельством раздельного существования духа и тела и безусловного господства первого над вторым. Загипнотизированный человек всегда вызывал замешательство и настороженность у присутствующих своим необычным видом и поведением, будучи нечувствительным к болевым и другим сильным воздействиям, легко перенося неожиданно большие физические нагрузки. Нередко при этом больные, ранее страдавшие тем или иным {недугом, после выведения из гипноза оказывались «совершенно выздоровевшими. Загадочное тяготеет к чудесному, к мистике. Не случайно гипнотические явления использовались религиями всех времен как доказательство силы божественного духа и его власти над бренными телами верующих.

Началом научного подхода к исследованиям явлений гипноза принято считать работы английского хирурга Бреда и португальского аббата Фариа. Сам термин «гипноз» (от греческого «тайное» — сон) был введен в употребление Бредом, который считал, что гипнотическое состояние сходно с естественным сном и может быть вызвано различными физическими и словесными воздействиями. Аббат Фариа, изучавший гипноз в Индии, также утверждал, что гипноз не имеет отношения ни к каким сверхъестественным силам и что причина связанных с ним явлений кроется в самой психике человека.

Однако многовековая связь гипноза с религией и мистикой не могла быть преодолена в сознании людей в короткий срок. Настороженное и даже отрицательное отношение к гипнозу поддерживалось и высказываниями некоторых «исследователей», утверждавших, что гипнотическое состояние по своему существу является патологическим и может быть достигнуто только у людей, страдающих неврозами. Этой сомнительной репутацией гипноз обязан прежде всего парижской школе гипнологов, возглавлявшейся Ж. Шарко (J. Charcot). Резко отрицательным отношением к гипнозу характеризовались и взгляды некоторых крупнейших медицинских специалистов. Так, например, Дюбуа-Реймон (Е. Du Bois Reimond) считал внушенное гипнотическое состояние близким к помешательству, а Гельмгольц (Н. Helmholtz) рассматривал его как «фокус», не (имеющий никакого отношения к медицине.

Мы пространно излагаем истоки отрицательного отношения к гипнозу потому, что отзвуки подобных взглядов и просто бесхитростных заблуждений нередко можно слышать и в наши дни. Причина их живучести проста: значимость негативных установок по отношению к защитным механизмам личности чаще всего переоценивается. В действительности же всесторонние и тщательные доследования гипнотических явлений зарубежными, русскими и советскими учеными не только доказали полную их безвредность для организма человека, по и вскрыли многочисленные положительные стороны гипнотических воздействий, мобилизующих физические и психические резервы организма.

В развитии отечественной гипнологии можно, на наш взгляд, выделить следующие этапы: 1) клинико-эмпирический; 2) научно-клинический; 3) физиологический; 4) связанный с созданием основ учения об экспериментальном гипнозе.

Несомненная заслуга освобождения гипнотических явлений от мистико-идеалистических толкований на первом этапе развития отечественной гипнологии принадлежит видным ученым В. Я. Данилевскому и А. А. Токарскому. Именно Токарским были сказаны полные горечи слова о том, что широкому распространению гипноза в качестве мощного психотерапевтического средства долгое время мешали различные лженаучные теории о патологической природе гипноза. Выступая на IV съезде русских врачей в Москве в 1891 г. с докладом «Терапевтическое применение гипнотизма», он говорил: ««..смешно было бы думать, что гипнотизм вырос где-то сбоку, за дверьми храма науки, что это подкидыш, воспитанный невеждами. Можно только сказать, что невежды его достаточно поняньчили и захватали своими руками» (1892). В этом же докладе содержалось правильное утверждение о том, что внушение открыло могучее влияние психических воздействий, которое «может быть поставлено наряду с воздействием факторов физических». Глубина я справедливость этой мысли были полностью оценены лишь в ходе дальнейшего развития отечественной гипнологии.

Значительный вклад в развитие учения о гипнозе внесли И. Р. Тарханов, Г. И. Россолимо, П. Я. Розенбах, Б. Н. Синаних, В. В. Срезневский, П. П. Подъяпольскяй и др.

Отцом русской научно-клинической гипнологии по праву считается выдающийся русский психоневролог В. М. Бехтерев (1857–1927), посвятивший изучению гипноза многие годы своей жизни. Его перу принадлежит ряд фундаментальных работ по исследованию психофизиологических реакций в гипнозе.

Физиологический этап в развитии учения о гипнозе начинается с работ И. П. Павлова, которому удалось вскрыть физиологическую природу самого гипнотического состояния, психофизиологическую сущность гипноза и внушения. Эти работы широко известны, и поэтому нет смысла излагать их здесь. Подробно о них будет идти речь в соответствующих главах данной монографии. Важно отметить, что учение И. П. Павлова о внушении и гипнозе, вскрыв подлинную материалистическую сущность гипнотических явлений, окончательно лишило гипноз той нездоровой таинственности, с которой он ассоциировался во все времена.

Четвертый этап в развитии гипнологии связан с именем К. И. Платонова (1877–1969). Непосредственный ученик B. М. Бехтерева и, как он говорил, «духовный ученик» И. П. Павлова, К. И. Платонов творчески использовал теоретические разработки своих учителей в области гипнологии и создал основы учения об экспериментальном гипнозе. Успехи отечественной гипнологии позволили ему в свое время заметить: «В разрешении вопроса о природе явлений гипноза мы можем с гордостью сказать— опередили Запад» (К. И. Платонов, 1925). Фундаментальные исследования К. И. Платонова были обобщены им в монографии «Слово как физиологический и лечебный фактор», выдержавшей: три издания (1930, 1957, 1962) и переведенной на многие иностранные языки.

В настоящее время в нашей стране существует несколько школ, успешно продолжающих исследования в области гипнологии. Они представлены именами таких ученых, как В. Н. Мясищев в Ленинграде, М. П. Кутанин в Саратове, И. 3. Вельвовский в Харькове, В. Е. Рожнов и М. С. Лебединский в Москве.

Характерно, что развитие учения о гипнозе всегда было связано с исследованием его эффективности «как одного из основных психотерапевтических средств. Эти исследования в основном проводились врачами различных специальностей. В имеющейся литературе (М. С. Лебединский, 1959; М. М. Желтаков с соавт., 1963; П. И. Буль, 1969, 1974; К. М. Варшавский, 1973; Л. Черток, 1972; и др.) представлены все направления лечебного применения гипноза.

В меньшей степени гипнозом занимались психологи. Как правило, психологические исследования гипнотических явлений оказывались «побочным продуктом» чрезвычайно многочисленных и разнообразных физиологических экспериментов. Далее мы рассмотрим подробно некоторые из этих исследований.

В последние годы — изучение гипноза и связанных с ним психических явлений характеризуется попытками использовать его и в других направлениях: для решения экспериментально-психологических задач, где гипноз является методическим приемом целенаправленного вмешательства в субъективный мир личности; в целях активирующего воздействия, вскрывающего глубинные психические резервы человека (при обучении, при подготовке к чрезмерным физическим и психическим нагрузкам), в качестве действенного психогигиенического средства (аутогенные тренировки) и т. д.

Положительному отношению к гипнотическим воздействиям, безусловно, способствуют формирующиеся новые теории сна и связанных с ним феноменов. В настоящее время наблюдается отход от господствовавшей ранее точки зрения, согласно которой сон — это пассивное, тормозное состояние, способствующее лишь более полному восстановлению энергетических ресурсов организма. Все больше научных фактов дают основание полагать, что во сне происходит особым образом организованная деятельность мозговых систем, выступающая, очевидно, и в качестве важного этапа переработки информации, полученной мозгом извне, и поэтому существенно определяющая в нейрофизиологическом и психологическом отношениях мозговую активность в период последующего бодрствования (Л. П. Латаш, 1974). Таким образом, сон рассматривается как активное состояние мозга, которое способствует использованию приобретенного опыта в интересах более совершенной адаптации организма к предстоящим условиям бодрствования.

Предполагаемый способ функционирования механизма сна хорошо согласуется с принципами физиологии активности, развитыми Н. А. Бернштейном (1966). Следует особо подчеркнуть, что богатейший опыт лечебного и экспериментального использования гипноза и внушения в мировой практике полностью подтверждает несомненную адаптационно-программирующую роль сна в жизни организма. Именно поэтому воздействия, полученные в некоторых фазах естественного сна, а также в гипнозе, отличаются стойкостью и большой действенностью на программы поведения в последующем бодром состоянии.

На наш взгляд, в основе большинства изученных гипнотических явлений лежат (репродуктивные свойства центральной нервной системы. Это подтверждается множеством экспериментальных фактов, подученных разными авторами. Первая глава книги и посвящается рассмотрению фактических данных я соответствующих теоретических положений, которые дают представление об особенностях репродуктивных процессов в гипнозе.

Этим не принижается роль продуктивных, детерминирующих поведение (программирующих) процессов, происходящих в центральной нервной системе, которые, как уже было сказано, достаточно четко проявляются и в гипнозе. Указанное свойство гипнотических воздействий больше изучено в клинической медицинской гипнологии. Экспериментальная психология находится лишь на подходе к детальному и систематическому исследованию данного вопроса. И есть основания полагать, что на этом пути психологов ожидают весьма существенные результаты.

В предлагаемой читателям монографии излагается опыт применения гипноза как основного методического приема в экспериментально-психологических исследованиях состояний человека. Эти исследования были начаты в 1955 г. изучением особенностей репродукции эмоциональных состояний парашютистов в гипнозе и продолжены в последующем путем разработки методологии целенаправленного формирования в гипнозе состояний, связанных с воздействием различных факторов физического и психического порядка: эмоциогенных воздействий, внушенного изменения действия гравитационных сил, измененного хода времени. Исследования проводились на всесторонне здоровых испытуемых и преследовали только экспериментальные цели. На различных этапах этой многолетней работы автор пользовался неизменной поддержкой своего учителя К. К. Платонова, а также консультационной помощью В. Е. Рожнова и П. К. Исакова, которым и выражает глубокую признательность.

Глава 1 РЕПРОДУКТИВНЫЕ СВОЙСТВА ЦЕНТРАЛЬНОЙ НЕРВНОЙ СИСТЕМЫ

1. Обзор экспериментальных работ

Экспериментальная психофизиология накопила богатый фактический материал, который всесторонне характеризует репродукционные возможности центральной нервной системы, проявляющиеся в бодрствующем состоянии и еще в большей степени — в гипнозе.

Исследователями давно было замечено, что мысленное воспроизведение пережитой в прошлом ситуации, сопровождавшейся значительными вегетативными сдвигами, способно и в настоящем вызывать аналогичные реакции.

Так, И. М. Сеченов описал человека, который, находясь в теплой комнате, мог вызывать «гусиную кожу» при представлении о холоде. В основе такого воспроизведения, по мнению И. М. Сеченова, лежит «столько же реальный акт возбуждения центральных нервных аппаратов», как и при реактивном внешнем влиянии, в данный момент на сенсорные системы. Поэтому, пишет И. М. Сеченов, «между действительным впечатлением с его последствиями и воспоминанием об этом впечатлении со стороны процесса в сущности нет ни малейшей разницы» [270, с. 68].

И. РФ Тарханов (1881, 1904) приводит случаи ускорения или замедления сердечной деятельности при произвольном воспоминании (воображении) различных приятных и неприятных чувств или аффектов.

R. Menzies (1937) описал субъекта, у которого при мысленном представлении о теплоте или холоде возникали соответствующие изменения температуры кожи рук. Тh. К Barber, К. W. Hahn (1962) показали, что мысленное представление о потере кожной чувствительности может также подавить сосудистую реакцию на раздражение холодом (погружение в холодную воду), как и внушение в гипнозе.

Б. Л. Радзиховский (1951) на основании специальных экспериментов пришел к выводу, что посредством мысленного представления темноты невозможно вызвать расширение зрачков. Однако

А. Р. Шахнович и В. Р. Шахнович (1954) добились противоположных результатов. Предлагая испытуемым живо представить жизненные ситуации с участием таких раздражителей, как темнота, свет, звук, боль, они установили, что представление темноты или звука сопровождается расширением зрачков, тогда как представление светового раздражения — сужением. Авторы отмечают, что исследуемые ими реакции зависели от предшествующего жизненного опыта и возраста испытуемых. Зрачковые реакции при мысленном представлении светового воздействия наблюдались даже у тех больных, у которых безусловная реакция на свет обычно отсутствовала. Несовпадение результатов приведенных выше исследований могло быть вызвано подбором неоднородного в типологическом отношении контингента (испытуемых или же различиями в методике экспериментов.

В опытах Хадгинеа (С. V. Hydgins, 1933) только одна испытуемая могла произвольно сужать и расширять зрачки. Аналогично в опытах И. И. Короткина (1964) у испытуемых мыслительного типа не наблюдалось изменений двигательных реакций при попытках представить себя в раннем возрасте. Проводя исследования на лицах художественного типа (актерах), он ставил перед ними ту же задачу после того, как у них были выработаны условные рефлексы (мигательные и двигательные). На этом контингенте испытуемых было установлено, что в бодрствующем состоянии и при воображаемом более молодом возрасте выработанные у них условные рефлексы усиливались. Представление состояния усталости или же мысленное перевоплощение в более пожилой возраст приводило к торможению не только условных, но и безусловных рефлексов. При этом наблюдалось ослабление как возбудительных, так и тормозных процессов (особенно их сложных форм). Применение специальных тестирующих раздражений позволило выявить возможность очень тонкой второсигнальной регуляции тонуса коры головного мозга при переживании различных психических состояний. Так, применявшиеся раздражители вызывали у «молодых» торможение условных рефлексов, а у «стариков» — растормаживающие. Условные рефлексы у «усталых и слабых стариков» падали в большей степени, чем у «нормальных стариков». Сами изменения высшей нервной деятельности не осознавались испытуемыми, однако они ясно ощущали, насколько полно им удавалось перевоплотиться в заданный образ.

Эти и многие другие факты позволили использовать указанную физиологическую закономерность как специальный методический прием, посредством которого изучаемые реакции вызываются преимущественно через вторую сигнальную систему в бодрствующем состоянии.

Е. Вебер (Е. Weber, 1910), а позже В. Я. Гольтбург (1936) показали, что под влиянием мысленного представления о работе определенным образом изменяется функциональное состояние сердечно-сосудистой и дыхательной систем.

В. В. Ефимов с сотрудниками (1936) специально занимались изучением вопроса о мысленном воспроизведении различных функциональных состояний. Было установлено влияние воображаемой физической работы на здорового взрослого человека по различным показателям: по величине газообмена (В. В. Ефимов, А. Д> Жучкова, 1937), кровяного давления, пульса, моторной хронаксии, чувствительности зрения (С. И. Казимирова, 1936). В результате была прослежена известная зависимость величины функциональных изменений от интенсивности воображаемой физической нагрузки (В» В. Ефимов и Ф. Ф. Гетманов, 1955). Выявлены специфичность этих изменений при мысленном воспроизведении прежних состояний, а также различия наблюдаемых показателей при умственной, физической «и воображаемой работе.

Н. В. Савина (1952) изучала при помощи рентгенокимографии влияние воображаемой физической нагрузки у бегунов на функцию сердечно-сосудистой системы.

Физиологические особенности проявления воображаемых движений изучали Джекобсон (Е. Jacobson, 1930), Р. П. Ольнянская (1934), Л. Л. Васильев и Г. Ю. Белицкий (1944), А. В. Пенская (1953).

Было показано, что имеются существенные физиологические проявления соответствующих идеомоторных реакций, в том числе и по данным электроэнцефалограммы (М. С. Бычков, 1953). Заслуживают также внимания исследования А. Н. Крестовникова (1951), посвященные влиянию воображаемых действий на возбудимость коры головного мозга.

Продолжением работ в этом направлении явились эксперименты Н. Р. Богуша и Л. И. Валигуры (1960), поставивших вопрос: будут ли у спортсменов заметно изменяться эмоциональное состояние и физиологические функции организма перед определенными действиями, если условия их выполнения и их значение меняются только в воображении? Оказалось, что в тех случаях, когда спортсмены, находясь в полном покое, воображали, что выполняют прыжки в длину в условиях обычной тренировки, увеличение частоты их пульса было значительно меньшим, чем тогда, когда они мысленно представляли выполнение тех же упражнений на соревновании.

В последние годы влияние мысленного представления на электрофизиологическую активность и вегетативные сдвиги исследовали К Н. Slatter (1960), Th. К. Barber, К. W. Halm (1962), Е. Damaser et al. (1963), R. Rabkin (1963) и др.

Большая работа по исследованию особенностей воспроизведения эмоционально значимых ситуаций была проведена М. Н. Валуевой (1967). Группу испытуемых составили 45 учащихся театральных студий, обладающих развитой способностью к образному, чувственно-непосредственному мышлению, поскольку лица художественного типа, как показано в исследованиях И. И. Короткина (1964), отличаются особой яркостью представлений. Изучая возможности произвольной регуляции вегетативных функций, М. Н. Валуева пришла к выводу, что наиболее надежно активируют вегетативные функции те мысленно воспроизводимые ситуации, которые действительно имели место в прошлом. Если же представляемых эмоционально окрашенных ситуаций в прошлом опыте у испытуемых не было, реакции оказывались слабыми и угасали после одной-трех проб.

Метод, применявшийся во всех перечисленных выше работах, можно назвать репродукцией психических состояний в бодрствующем состоянии. Несмотря на то что этот метод отличается сравнительной простотой и потому является широкодоступным, следует иметь в виду и его очевидный недостаток. Он выражается в том, что в бодрствующем состоянии следовые реакции не могут достаточно сильно активироваться, так как кора головного мозга одновременно получает множество более сильных реальных раздражений, отрицательно индуцирующих и без того относительно слабые следовые очаги возбуждения.

Отмеченный неблагоприятный момент устраняется, если «воспоминание» или «представление» происходит в гипнотическом состоянии. В этом случае создается достаточно глубокое торможение коры головного мозга, на фоне которого путем внушения можно сохранять расторможенными только те ее участки, в которых оживляются нужные функциональные связи.

Известно, что 3. Фрейд (1895, 1923) в самом начале своей исследовательской и лечебной деятельности совместно с И. Блейером использовал гипноз для выявления патогенеза некоторых истерических реакций. С этой целью больного вводили в гипнотическое состояние, в котором с помощью целенаправленного внушения он мог припомнить обстоятельства, давшие повод к возникновению истерических симптомов. В бодрствующем состоянии сделать этого не удавалось.

О том, что метод растормаживания следовых реакций в гипнозе достаточно эффективен, свидетельствуют и некоторые другие наблюдения. Так, X. Каммель (Ch. Cummel, 1969) сообщает о том, что метод «растормаживания в гипнозе» он применял с целью дифференцирования функциональных амнезий от органических. Когда у катапультировавшегося летчика наступила ретроградная амнезия, необходимо было решить, явилась ли она следствием эпилептического припадка, возникшего в полете, или же результатом сильного аффекта. После двенадцати сеансов гипноза летчику удалось последовательно восстановить ход событий в аварийном полете. Это помогло доказать, что в данном случае амнезия была обусловлена сильным аффективным возбуждением в момент опасной ситуации.

Несколько раньше этот метод применялся Е. X. Крамером (Е. Н. Cramer, 1964) при расследовании причин авиакатастроф, когда у членов экипажа развивалась амнезия. Аналогичным образом в гипнозе может быть произведено восстановление забытого испытуемым языка (R. Reiff, М. Scheerer, 1959). Приведенные примеры свидетельствуют о том, что в гипнотическом состоянии при определенных условиях растормаживаются и активизируются даже те следовые процессы, которые, казалось бы, безвозвратно вытеснены из памяти. Следовательно, надо ожидать, что активизация в гипнозе действенных энграмм, связанных с событиями и образами большой значимости, будет проявляться значительно сильнее, чем это имеет место в бодрствующем состоянии.

Метод воспроизведения ранее пережитых человеком состояний посредством внушения может быть назван репродукцией психических состояний в гипнозе. Его исторические корни уходят в далекое прошлое учения о гипнотизме. Собственно, всякое внушение в гипнозе является в определенной степени репродукцией психического состояния, так как реализуется у находящегося в гипнозе субъекта лишь на основе его жизненного опыта, имеющегося запаса представлений, переживаний, знаний. Нельзя внушить человеку то, о чем он не имеет никакого представления.

Воспроизведение в гипнозе ранее пережитых психических состояний, а именно истерических симптомов, впервые было осуществлено Шарко. В 1887 г. Крафт-Эбинг (1889) произвел известные гипнотические опыты с внушением различных возрастов. Он считал, что при этом происходит «действительное вызывание прежних (индивидуальных) личностей», т. е. перевоплощение личности. В то время такая точка зрения вызвала большую дискуссию и резкую критику, так как многие полагали, что здесь имеет место «игра» на основе внушения (L. Loewenfeld, 1922, 1929) или просто «притворство, симуляция» (Н. Jolly, 1894).

Для более детального анализа опытов с внушенными возрастами К. И. Платонов и Е. А. Приходивный (1930) повторили опыты Крафт-Эбинга на трех испытуемых, применив для их обследования ряд психологических тестов, позволяющих оценивать степень интеллектуального развития и показатели других психических функций. Авторы пришли к выводу, что при внушении в коре мозга происходит действительное оживление прежних динамических структур, относящихся к соответствующему более раннему периоду жизни испытуемых. Были подтверждены объективность и достоверность воспроизводимых в гипнозе имевшихся ранее психических и физиологических реакций. На фоне общей заторможенности коры мозга в гипнозе подобные реакции, как указывают авторы, воспроизводятся легко и беспрепятственно. Комплексный раздражитель в виде словесного указания «вам столько-то лет» чисто рефлекторным путем оживляет целую констелляцию энграмм раздражений, полученных испытуемым в прошлом. Посредством словесного раздражителя создается доминанта определенного со держания, которая формирует поведение испытуемого на основе активизации следов его прошлого.

О. А. Долин (1962) в своих ранних исследованиях, проведенных при участии И. П. Павлова, внушал одной из больных различные возрасты в периоде от двух до тридцати лет. При этом все поведение больной точно соответствовало внушенному возрасту и объективировалось образцами рисунка, лепки, письма и т. п. Содержание написанного отражало события, действительно имевшие место в том возрастном периоде, который воспроизводился в эксперименте. Характерно, что если во внушенном возрастном периоде было пережито какое-либо патологическое состояние, то оно также воспроизводилось.

Несколько позже аналогичные исследования с последовательным физиологическим анализом были проведены Ф. П. Майоровым и М. М. Сусловой (1947). Испытуемой в возрасте 47 лет внушались ее предыдущие возрасты (1 год, 2, 3, 5, 14, 16, 35 лет), а также последующие, еще не пережитые ею (70 и 75 лет). Результаты этих экспериментов показали, что испытуемая легко воспроизводила пережитые ею возрасты, за исключением очень ранних, которые воспроизводились труднее. Внушение же еще не пережитых возрастов реализовалось лишь в общих чертах. Авторы указывают, что гипнотическое внушение является адекватным методом для экспериментального исследования высшей нервной деятельности человека.

Анализируя данные этой группы исследований, А. Г. Иванов-Смоленский (1952) отмечает, что внушение в гипнозе еще пережитых возрастных периодов выявляет запечатленный в мозговой коре реальный индивидуальный опыт личности. Внушение же возрастов, превышающих возраст испытуемого, вызывает лишь приблизительные внешние подражания соответствующему возрасту на основе тех представлений, которые имеются у человека в данный момент. Таким образом, можно сказать, что энграммы психических состояний, обусловленных различными возрастными периодами, оказываются достаточно стойкими и легко активизируются внушением в гипнозе, вызывая четкие психофизиологические проявления. Внушение же состояний еще не пережитых возрастов опирается лишь на индивидуальные представления данного образа и потому реализуется в меньшей степени.

Опыты с внушением различных возрастных периодов в 1925 г. привели К. И. Платонова (1930) к мысли о возможности репродукции в гипнозе перенесенных ранее патологических синдромов. При этом он исходил из предположения о динамической природе неврозов, как и самих истерических явлений. Характерно, что репродукция прошлого болезненного состояния возникала не в результате внушения в гипнотическом состоянии тех или иных симптомов, а под влиянием внушения того периода времени, который соответствовал заболеванию (например: «Сегодня декабрь 1923 года. Проснитесь!»). По пробуждении у испытуемого воспроизводилась клиническая картина имевшегося в то время заболевания. Аналогичным путем, под влиянием соответствующей словесной инструкции, репродуцированный синдром снимался без следа и без спонтанного проявления в дальнейшем. Проявления этих состояний можно было воспроизводить повторно.

Наблюдения П. К. Булатова и П. И. Буля (1953) показали возможность воспроизведения в гипнозе припадка бронхиальной астмы. П. И. Буль (1959) вызывал днем у 16-летнего юноши в гипнозе ночной спонтанный автоматизм (лунатизм). Для этого делалось следующее внушение: «Воспроизведите все события вашего последнего приступа». Усыпленный поднимался с постели, с закрытыми глазами ходил по комнате, брал с полки одну из книг, клал ее на стул около своей постели и ложился сам. По словам присутствовавшего при этом отца юноши, была в точности воспроизведена картина бывшего ночью приступа. При этом ни о спонтанном, ни о репродуцированном в гипнозе приступе юноша ничего не помнил. А. Б. Горбацевич (1955) с помощью внушения в гипнозе воспроизводил у больных эпилепсией судорожные припадки с соответствующими сдвигами электрической активности коры головного мозга, отвечающими этому состоянию. М. Л. Линецкий (1957) посредством словесного внушения воспроизводил перенесенные ранее малярийные приступы.

В начале нашего столетия большую сенсацию в медицинских кругах произвели сообщения о возможности вызывания словесным внушением в гипнозе различных трофических изменений кожи: синяков, озноблений, волдырей от ожогов и пр. Эти сообщения были встречены с недоверием. Однако многочисленные опыты, проведенные с тщательным медицинским контролем, не оставили никаких сомнений в такой возможности.

П. П. Подьяпольский (1903, 1909, 1924) неоднократно путем внушения в гипнозе вызывал ожоги второй степени с явлениями отслойки эпидермиса и образованием пузырей с серозным содержимым. Подобные же опыты проводили Д. А. Смирнов (1924) и В. Н. Финне (1928). Ф. Геллер и И. Г. Шультц (F. Heller, J. Н. Schultz, 1909), А. Кронфельд (1927), В. А. Бахтияров (1928, 1929), И. С. Сумбаев (1928, 1950) описывают опыты, в которых у испытуемых в гипнозе путем словесного внушения вызывались подкожные кровоизлияния как следствия мнимого ушиба. Говоря

о результатах такого рода экспериментов, И. С. Сумбаев подчеркивает, что в гипнозе у испытуемого могут быть вызваны только те трофические изменения кожи, которые имели у него место ранее. Характерно, что внушенный ожог не всегда совпадает с местом прикосновения к коже испытуемого, а при повторных опытах появляется, кроме того, покраснение кожи в местах прежних реальных ожогов. Внушение соответствующего эмоционального состояния способствует более полной реализации вызываемых трофических изменений кожи.

А. М. Зайцев (1904) воспроизводил в гипнозе такие трофические изменения кожи, как эритемы, сыпи, пустулы с геморрагическим содержимым и пр., которые тоже бесследно исчезали под влиянием контрвнушений. Внушения имевшихся в прошлом кожных заболеваний описаны А. И. Картамышевым (1942, 1953, 1958). Таким путем ему удавалось не только приостанавливать появление дерматозов, но и вызывать их со всеми сопутствующими явлениями (в несколько меньшей степени) в заранее определенный постгипнотический период. Основываясь на результатах этих экспериментов, он пришел к выводу, что большая часть первичных элементов при кожных заболеваниях имеет центральное происхождение. К аналогичному выводу пришел и П. Гордон (P. Gordon, 1963), анализируя опыты, в которых внушением в гипнозе повторно вызывались негерпетические пузырьки на коже. Эта группа исследований достаточно демонстративно показывает, что активизирование соответствующих следовых реакций (энграмм) в гипнозе в одинаковой степени затрагивает все функциональные уровни организма, вплоть до биохимического, и может вызывать даже органические изменения.

Метод внушения в гипнозе нашел широкое применение для изучения физиологических изменений в организме при различных эмоциональных состояниях. Этому способствовало еще и то обстоятельство, что находящийся в гипнозе человек представляет собой идеальный объект для регистрации физиологических показателей, а внушаемые эмоции легко «дозируются» и устраняются.

Первые систематические исследования внушенных в гипнозе эмоциональных состояний были проведены И. Льюисом (J. Luis, 1884), а их результаты обобщены в монографии «Экспериментальный гипноз».

А. Ф. Лазурский (1900), исследовавший внушенные в гипнозе эмоциональные состояния, указывал, что этот метод представляется чрезвычайно удобным для подобного рода исследований. Одним из характерных признаков реализации внушения эмоций он считал «соответствующую игру мимических мышц, а также изменение частоты и формы пульсовых волн». Изменения дыхательных движений признавались им не столь характерными и постоянными. Он отмечал, что пульс и дыхание реагируют «возбуждающим образом» независимо от того, какая эмоция была внушена испытуемому.

Большая работа в этом направлении была проведена В. М. Бехтеревым (1905). В результате многочисленных исследований он пришел к выводу, что внушенные настроения и эмоции легко реализуются даже в сравнительно слабых степенях гипноза, изменяя соответствующим образом характер дыхания и сердцебиения. Особенно ярко эти реакции проявляются при внушении отрицательных эмоций: страха, гнева, обиды и т. п. Положительные эмоциональные состояния сопровождаются менее выраженными физиологическими реакциями.

В. В. Срезневский также изучал физиологические сдвиги при страхе и испуге, применяя с этой целью внушение соответствующих эмоций в гипнозе. «Есть все основания считать, — писал он, — что под влиянием внушений в гипнозе различных эмоций (чувствований) физиологические реакции, развивающиеся в организме, соответствут в полной мере тем, которые возникают в связи с переживаниями в действительной жизни» (1926, с. 21). Этим же методом широко пользовался Е. Вебер (Е. Weber, 1910) для изучения влияния аффективных реакций на сердечно-сосудистую систему.

Внушенные в гипнозе эмоциональные состояния и сопровождающие их различные функциональные отклонения разносторонне изучались многими авторами.

В. Н. Мясищев (1929) повторил эксперименты В. М. Бехтерева и В. М. Нарбута (1902) по исследованию степени кожной болевой чувствительности под влиянием соответствующего внушения, регистрируя при этом изменения частоты пульса, дыхания, зрачковых реакций. Он пришел к выводу, что при внушенной анестезии кожи болевая чувствительность в соответствующих участках значительно снижается или даже исчезает полностью.

И. М. Невский и К. 3. Зрячих (1929) изучали влияние внушенных в гипнозе положительных и отрицательных эмоций на силу мышц и нашли, что отрицательные эмоции уменьшают ее на 39 % (по сравнению с бодрствованием), тогда как положительные — увеличивают на 30 % относительно мышечной силы, проявляемой в гипнозе (по сравнению с бодрствованием она уменьшается на 30 %). Д. И. Шатенштейн (1939) подтвердил, что внушенное в гипнозе повышение или понижение работоспособности не только реализуется в видимом эффекте работы, но и отражается на газообмене. Он отмечал, что те испытуемые, у которых в неглубоких стадиях гипноза не вызываются галлюцинации, совершенно непригодны для этих опытов. Такие же опыты, но с отрицательным результатом, несколько раньше проводили Е. Граф и Л. Мейер (Е. Grafe, L. Meier, 1923). Не исключено, что ими было нарушено именно то условие, на которое указывал Д. И. Шатенштейн.

Аналогичные опыты А. К. Поплавского (1956) показали, что вызванные в гипнозе положительные эмоции повышают мышечную работоспособность от 10 до 42 %, тогда как отрицательные уменьшают ее на 12–17 %. Он отмечает, что положительные эмоции, кроме того, способствуют более интенсивному восстановлению мышечной работоспособности, понижают максимальное и повышают минимальное артериальное давление, уменьшают частоту пульса. Отрицательные же эмоции, наоборот, замедляют восстановление мышечной работоспособности, повышают максимальное артериальное давление, увеличивают частоту пульса на 2–5 ударов в минуту.

Близки к этим работам экспериментальные исследования И. И. Короткина и М. М. Сусловой (1956), изучавших изменение условных и безусловных рефлексов, а также уровня работоспособности испытуемых при внушении им различных возрастных периодов. Исследования проводились на трех испытуемых в сомнамбулической стадии гипноза и позволили получить ряд интересных данных.

Оказалось, что внушение в гипнозе старческого возраста, как и внушение глубокого сна, приводит к значительному снижению величины условных и безусловных мигательных рефлексов вплоть до полного их торможения. Аналогичные результаты вызывает внушение неработоспособного состояния. Характерно, что торможение, вызываемое внушением старческого возраста, как и другие виды торможения, имеет тенденцию углубляться при повторении опытов.

При внушении самых ранних возрастов (1–2 года) наблюдается значительное торможение условно-рефлекторной деятельности, хотя и менее сильное, чем при внушении глубокого старческого возраста. Внушенные же состояния бодрости и повышенной работоспособности сопровождаются значительным увеличением условных и безусловных рефлексов относительно их исходного уровня. При этом степень их увеличения варьирует в некоторых пределах в зависимости от функционального состояния центральной нервной системы в момент внушения. В заключение авторы делают вывод, что реакции организма на внушенные состояния носят системный характер и в них вовлекаются все анализаторы.

В плане наших исследований очень важным является подмеченное в этих экспериментах свойство внушаемых психических состояний как бы закрепляться, «дооформляться» в процессе повторных воздействий. По всей вероятности, в условиях достаточно полного торможения реальной импульсации происходит своеобразная «автостабилизация» внушенного образа, в результате чего его психофизиологическая действенность со временем повышается.

В более поздней работе (И. И. Короткин, Т. В. Плешкова, М. М. Суслова, 1962) была показана возможность изменять путем внушения уровень функционирования и отдельных анализаторов, в частности слухового.

Эти работы наводят на мысль, что функциональные резервы органов чувств являются очень значительными и в случае необходимости могут быть эффективно использованы.

И. Вайтгорн, Г. Ландгольм и Г. Гарднер (J. С. Whitehom, Н. Lundholm, G. Е. Gardner, 1930) установили, что в тех случаях, когда испытуемый переживает в гипнозе аффект страха, у него повышается основной обмен. Другие эмоции этих изменений не вызывают. Влияние внушенных эмоций на газообмен исследовал также Ю. А. Поворинский (1940). У испытуемого определялся исходный уровень газообмена, затем ему внушались различные эмоциональные переживания, как приятные (слушание любимых музыкальных произведений), так и неприятные (экзамен, зубная боль и т. п.). Оказалось, что отрицательные эмоции вызывают значительно большее повышение газообмена, чем положительные. Особенно значительные сдвиги газообмена имели место при внушении болевых ощущений (зубная боль, предстоящая хирургическая операция и пр.). В этих случаях у некоторых испытуемых газообмен повышался на 300 % по отношению к исходным данным. Несколько позже Ю. А. Поворинский (1949) исследовал влияние внушенных эмоциональных состояний на сосудодвигательные реакции методом плетизмографии. Было обнаружено, что внушаемые эмоции очень тонко отражаются на сосудистом тонусе, тогда как действие безусловных раздражителей в этом случае бывает значительно ослабленным. При отрицательных эмоциональных переживаниях наступает сужение кровеносных сосудов, нарушается ритм пульсации и дыхания. К этому же выводу пришли в результате своих исследований Г. Г. Козловский и Г. Ф. Рудь (1958). С. Я. Кофман (1939) установил, что внушенные в гипнозе эмоции радости и страха вызывают резкое нарастание венозного давления.

И. Картамышев совместно с А. Г. Хованской (1941) изучал изменения капиллярного кровообращения в различных стадиях гипноза при внушении неприятных переживаний. Было обнаружено, что у испытуемых в первой стадии гипноза капилляры находятся в легком спастическом состоянии, ток крови замедляется. Во второй стадии отмечено наступление незначительного спастического сокращения сосудов и ускорение тока крови. При наступлении третьей стадии все описанные явления выступали значительно отчетливее, иногда ток крови прерывался вследствие полного спазма капилляров. Под влиянием отрицательных эмоций наблюдалось дальнейшее усиление спастического сокращения сосудов.

М. Гаккебуш (1926) наблюдал через 45–60 мин. после внушения испытуемым отрицательных эмоциональных переживаний увеличение содержания сахара в крови. А. И. Картамышев (1941) обнаружил, что психические переживания влияют на содержание сахара в коже больных, а при гипнотических состояниях имеется наклонность к снижению количества лейкоцитов в периферической крови. При внушении в состоянии гипноза отрицательных эмоций количество лейкоцитов увеличивается.

А. И. Маренина (1952, 1952, 1956) установила, что объективными признаками внушенных эмоциональных состояний могут служить биопотенциалы коры головного мозга, записанные при внушенных сновидениях, вызывающих переживание положительных или отрицательных эмоций. Энцефалографические исследования достаточно демонстративно определяют различия в характере биотоков мозга в бодрствующем состоянии, в гипнозе и при внушении неприятных сновидений, сопровождающихся чувством страха. И. Е. Вольперт (1966) подтверждает, что, когда у испытуемых, погруженных в гипнотический сон, возникали эмоционально насыщенные, в частности неприятные, сновидения, на ЭЭГ наблюдалось учащение ритма и увеличение амплитуды колебаний. Внушенные положительные эмоции не меняют характера биопотенциалов или же меняют его в очень слабой степени. Это говорит о том, что динамика основных корковых процессов при отрицательных эмоциях протекает в условиях большего напряжения биохимических и биоэлектрических процессов.

Появившиеся в зарубежной литературе сообщения свидетельствуют о том, что методы экспериментальной гипнорепродукции начинают использоваться в фармакологических и биохимических исследованиях. С. Фогель и А. Гоффер (S. Fogel, A. Hoffer, 1962) описывают случай, когда методом внушения в гипнозе им удалось снизить токсические явления, вызванные приемом препарата ЛСД-25. Кроме того, спустя три недели они смогли полностью воспроизвести синдром интоксикации этим препаратом с последующим его устранением путем контрвнушения.

Группа авторов (Е. J. Pinter, G. Peterfy, J. М. Cledhorn, С. J, Pattee, 1967) описывает эксперименты, в которых 17 здоровым испытуемым внушали в гипнозе состояние тревоги. Внушенное эмоциональное напряжение приводило к отчетливому повышению содержания свободных жирных кислот в плазме крови: оно достигало максимума через 10–15 мин. после начала внушения и сохранялось на этом уровне в течение 65 мин. Предварительное внутривенное вливание пропанола — вещества, блокирующего бета- адренергические рецепторы, — полностью подавляло этот эффект.

В некоторых чисто психологических исследованиях метод внушения в гипнозе применялся для формирования у испытуемого необходимой мотивации. Г. Лананский и Р. Брайтбилл (Н. S. Lanansky, R. Brightbill, 1964), формировавшие положительную мотивацию внушением в гипнозе, а также посредством денежного вознаграждения, установили, что такого рода стимулы сами по себе не снижают порога узнавания слов.

В заключение обзора литературы следует указать на некоторые общие закономерности формирования внушенных психических состояний в гипнозе, рассматриваемые в монографии И. Горвая «Гипноз в лечении» (J. Horvaj, 1959). Здесь, в частности, отмечается, что в гипнозе нельзя внушать непосредственно тот или иной вегетативный синдром. Эмоциональное состояние может быть вызвано прямым или косвенным путем. Значительно труднее, утверждает автор, добиться соответствующего эмоционального состояния, непосредственно внушая то или иное переживание, тогда как косвенный путь (внушение определенной эмоционально значимой ситуации) всегда дает положительные результаты. Особенно яркие эмоциональные реакции наблюдались в тех случаях, когда внушаемые действия вступали в противоречие с логикой. Так, например, описывается случай, когда у испытуемого развился значительный испуг после того, как ему было внушено отсутствие третьего лица, а затем он услышал голос этого человека в непосредственной близости.

Приведенные экспериментальные данные свидетельствуют о том, что в основе явлений, наблюдаемых при репродукции психических состояний в гипнозе, лежит действительное, объективное воспроизведение процессов и состояний, имевшихся ранее, в прошлом. Это значит, что центральная нервная система продолжает сохранять в более или менее заторможенном виде, в виде следов, всю последовательность ранее пережитого в системах корково-подкорковых ассоциаций. Целенаправленное внушение в гипнотическом состоянии способствует временному восстановлению, функциональному оживлению соответствующих энграмм. Вовлечение в процесс репродукции всех систем организма на всех его уровнях, вплоть до видимых морфологических изменений в тканях (волдырь от внушенного ожога, кровоизлияние от мнимого ушиба и т. п.), свидетельствует о том, что воспроизводимые функциональные изменения адекватны ранее перенесенным реальным.

Следовательно, психические состояния, формируемые методом гипнорепродукции, необходимо рассматривать как реальные отражения психофизиологических изменений в организме, соответствующих реальным условиям прошлого. Сам же метод гипнорепродукции является объективным методом ретроспективного изучения психофизиологических реакций человека. Однако воспроизводимые реакции и состояния не являются простым зеркальным отражением тех реакций и состояний, которые ранее имели место в действительности. Можно полагать, что именно этим объясняются отдельные противоречивые результаты экспериментов у некоторых авторов. Причиной здесь могут быть не только различия в первичном реагировании испытуемых, но и изменение их «отражательной способности» в данный период. Представляется, что изучение закономерностей воспроизведения в гипнозе перенесенных ранее реакций и состояний могло бы стать предметом большого самостоятельного исследования. Нет сомнения в том, что исходное функциональное состояние организма, а также ряд других факторов, безусловно, находят свое отражение в силе и характере воспроизводимых реакций и психических состояний.

В настоящем разделе не ставилась задача дать исчерпывающий анализ литературы по гипнологии. При рассмотрении экспериментальных возможностей метода гипнорепродукции упоминались лишь те литературные источники, которые имеют прямое отношение к существу вопроса. Анализ работ по психофизиологии гипноза, по вопросам, касающимся его прикладных возможностей в различных областях экспериментальной психологии и медицины, будет проводиться и в последующих главах.

2. Психофизиологические механизмы репродуктивных функций центральной нервной системы

Анализ литературных данных, рассмотренных в предыдущем разделе, показывает, что все возможные виды вмешательства[1] для целенаправленного изменения состояний в гипнозе (в постгипнотическом периоде) можно подразделить на три группы: репродукционные, депривационные и активационные воздействия.

1. Репродукционные воздействия. В данном случае воспроизводятся состояния, ранее уже переживавшиеся испытуемым реально. С этой целью в гипнозе активируются имеющиеся у человека энграммы состояний в их первоначальном (гипнорепродукция) или несколько измененном виде (репродуктивное внушение). В последнем случае в гипнозе также активируются реальные следовые реакции и состояния, но при этом посредством внушения изменяется какой-либо параметр времени или место действия (например, ранее пережитое действие кратковременного раздражителя произвольно удлиняется).

Эта группа воздействий включает все виды репродукций в гипнозе: пережитых возрастов, перенесенных ранее заболеваний (в том числе трофических изменений кожи), эмоциональных реакций и т. п. Мы считаем, что сюда необходимо относить все случаи внушений в гипнозе, которые апеллируют к прямому жизненному опыту испытуемого. Именно на этом принципе строились проведенные нами исследования, связанные с воспроизведением эмоциональных реакций у парашютистов.

Поэтому применение метода прямого внушения может быть оправдано в целях изменения психических установок испытуемого лишь в тех случаях, когда эти изменения не находятся в прямом противоречии с его личностными особенностями и основываются если не на его непосредственном личном опыте, то хотя бы на достаточно ясном представлении о сущности внушаемого.

2. Депривационные воздействия. В этом случае осуществляется целенаправленное выключение большей или меньшей части притока афферентной импульсации (снижение или полное выключение функции одного или нескольких рецепторных аппаратов) или же внушается нарушение каких-то уже сложившихся связей в системе «личность — среда — общество». Указанные воздействия могут вызывать состояния, объединяемые термином «фрустрация» (И. Д. Левитов, 1964).

Примером депривационных воздействий в гипнозе может быть внушенная потеря слуха, зрения и кожной чувствительности. Широко известно обезболивающее действие специальных внушений в гипнозе, дающее возможность проводить под гипноанестезией серьезные полостные операции.

В наших исследованиях к депривационным воздействиям следует отнести внушения, направленные на снижение чувствительности в сфере гравитационного анализатора, что в свою очередь вызывает субъективное ощущение пониженной весомости тела. Подробно специфика этих воздействий излагается ниже.

3. Активационные воздействия. Здесь предполагается внушенное повышение чувствительности тех или иных сенсорных систем или же активация психических функций. Сюда относятся случаи внушения различного рода гиперестезий, активации физической выносливости, ускоренного хода времени, активирующей роли внушенного образа (В. Л. Райков, 1969,1972) и т. п.

Все перечисленные методы воздействий в гипнозе исследовались нами в целях определения их эффективности для формирования моделей состояний человека как в гипнозе, так и в постгипнотических периодах различной длительности.

Психологические модели состояний человека рассматриваются нами как частный случай биологического моделирования, которое относится к группе методов, допускающих использование материальных моделей. При этом модель одновременно выполняет роль объекта исследования, заменяющего натуральный объект, и роль специфического средства экспериментального исследования. Это предполагает решение специальной задачи об основаниях для переноса информации, полученной при изучении модели, на натуральный объект (В. А. Штофф, А. К. Астафьев, 1969). Интерпретация данных, установленных в биологическом модельном эксперименте, требует выявления особенностей оригинала и черт его сходства с моделью.

Для сохранения модельного отношения существенно необходимо сходство модели и оригинала по структуре и функции. Проведение модельного эксперимента требует специального исследования характера отношений между моделью и оригиналом и обоснования последующей экстраполяции данных, полученных при изучении модели, на оригинал.

Наши исследования и были, в частности, посвящены выяснению сходства и различия между оригинальными психическими состояниями, формирующимися в бодрствующем состоянии под влиянием тех или иных реальных воздействий, и «психологическими моделями» тех же состояний, получаемыми методом их репродукции в гипнозе. Кроме того, для формирования моделей психических состояний намечалось изучить действенность некоторых разновидностей использовавшегося нами метода гипнорепродукционного моделирования.

Известно, что изучение психических состояний в экспериментальной психологии связано с большими методическими трудностями, которые не всегда позволяют добиться адекватности формируемых психических состояний, возможности их длительного поддержания во времени. Следует учитывать и то обстоятельство, что осознание себя объектом исследования может коренным образом видоизменять характер психического состояния испытуемого.

Преимущество метода гипнорепродукционного моделирования состоит в том, что указанные недостатки здесь устраняются полностью или же сводятся к минимуму. Кроме того, находящийся в гипнозе субъект представляет собой идеальный объект для регистрации-физиологических показателей. Формирование психических состояний методом постгипнотической реализации позволяет также всесторонне исследовать любые психические и локомоторные функции.

Возможность повторного формирования психических состояний у одного и того же испытуемого значительно расширяет диапазон экспериментального применения данного метода, позволяет прослеживать эволюцию психических состояний с учетом этого фактора. Важнейшей предпосылкой адекватности моделируемых психических состояний является тот факт, что при этом активируются следы реальных воздействий и тех энграмм центральной нервной системы, в которых запечатлены синдромы ответных реакций организма на соответствующие воздействия (К. И. Платонов, 1962; К. М. Быков, 1974; О. А. Долин, 1935, 1962).

Разумеется, наличие известной предпосылки еще не означает, что в любом случае будет иметь место ее полная реализация. Адекватность указанных «психических моделей» определяется прежде всего репродуктивными свойствами центральной нервной системы. Целесообразно поэтому рассмотреть психофизиологические предпосылки для гипнорепродукции, а также экспериментальные работы некоторых авторов, позволяющие хотя бы предварительно выявить черты сходства «психических моделей» с их оригиналами.

Метод гипнорепродукции психических состояний основывается на репродуктивных свойствах нервной системы, связанных с функционированием всех видов памяти, но преимущественно ее сенсорного, эмоционального и кинестезического типов. Репродуктивные процессы, происходящие в центральной нервной системе человека, включают прием, обработку, сохранение и выдачу информации, т. е. свойства памяти. В самом общем виде память как психический процесс есть способность сохранять информацию о сигнале после того, как его действие уже прекратилось.

Функция памяти по отношению к организму как адаптивной системе может выступать в различных качествах. Так, под влиянием входных сигналов система может на значительное время изменять свои параметры или структуру. При повторении такого сигнала система реагирует изменением своего состояния. В этом случае функция памяти состоит лишь в изменении реакции системы на повторяющиеся сигналы (Т. Буллок, 1961; В. Л. Рыжков, 1965; В. В. Дергачев, 1967).

Для того же чтобы воспроизвести повторяющийся сигнал, система должна обладать более сложными механизмами памяти.

Данные о процессах памяти получают на основе результатов воспроизведения. Следует, однако, иметь в виду, что качество воспроизведения может нарушаться вследствие возникновения «помех» на предыдущих этапах приема и переработки информации.

В настоящее время различают две фазы памяти: лабильную, в которой энграмма сигнала удерживается в форме реверберации нервных импульсов, и стабильную, в которой сохранение следа сигнала происходит за счет структурных изменений биохимического состава элементов нервных клеток (П. Б. Невельский, 1965; Е. Н. Соколов, 1969). Специальные экспериментальные исследования (Е. Н. Соколов, 1969) с учетом названных фаз памяти позволяют выделить три типа следовых реакций, которые характеризуются следующими проявлениями.

а) Сохранение повышенной возбудимости в течение 15–30 сек. после окончания действия предыдущего стимула. При повторении сигналов с меньшими интервалами следовые эффекты суммируются, приводя к сокращению латентных периодов, повышению надежности обнаружения сигналов и снижению вариативности параметров условных и ориентировочных реакций.

б) Сохранение на длительный срок следа наносимого раздражителя в виде «нервной модели стимула» (А. Г. Воронин и Е. Н. Соколов, 1962). Этот след обеспечивает избирательное подавление ориентировочных реакций и избирательное усиление условных реакций. Важным параметром, фиксируемым «нервной моделью стимула», является временная последовательность сигналов.

в) Запечатление после однократного предъявления «заданного эталона», удерживаемого в памяти без повторения. Эффект запечатления, названный И. С. Беритовым (1947) «психонервным комплексом представления», обладает чертами устойчивой образной памяти и играет ведущую роль в индивидуальном поведении высших организмов (И. С. Беритов, 1964).

Так как основные закономерности процессов запечатления, вскрытые в работах И. С. Беритова, имеют непосредственное отношение к нашим исследованиям, перечислим наиболее важные из этих закономерностей:

— уже однократное воздействие внешней обстановки запечатлевается в виде целостного «психонервного комплекса представления»;

— этот «психонервный комплекс» чрезвычайно легко репродуцируется под влиянием лишь одного компонента соответствующей внешней обстановки или сходного с ним внешнего раздражителя, или даже спонтанно — в результате «самовозбуждения» соответствующих элементов;

— существует возможность репродукции данного «психонервного комплекса» в течение многих дней и недель, несмотря на постоянную его изменчивость;

— для указанного комплекса характерна высокая двигательная активность: достаточно вызвать его репродукцию, чтобы активировался весь организм; «психонервный комплекс» тем более активен, чем меньше времени прошло с момента его первоначального формирования.

Говоря о предполагаемой морфологической структуре нервных элементов, ведающих процессом «запечатления», И. С. Беритов приходит к выводу, что этот процесс осуществляется не путем вступления в непосредственную связь друг с другом воспринимающих элементов, производящих ощущения, а путем возбуждения особых, дополнительных элементов, расположенных в основном по краям воспринимающих областей или вне их. Звездчатые нейроны в IV слое первичной зоны воспринимающих областей, по-видимому, являются единственными нервными элементами, производящими дифференцированные ощущения, на основе которых создаются репродуцируемые образы. Аксонные разветвления звездчатых клеток второй группы оплетают тела множества пирамидных клеток. Поэтому возбуждение каждой звездчатой клетки приводит к одновременному возбуждению большого числа пирамидных клеток [29, с. 864, 867].

И. С. Беритов предполагает, что легкое возбуждение ранее запечатлевшегося комплекса объясняется особенностями синаптической передачи импульсов, которая улучшается после первого же активирования. На наш взгляд, факт репродукции представления год влиянием какого-либо компонента внешнего мира через многие дни, недели и даже месяцы и годы вряд ли может свидетельствовать о том, что разовое улучшение синаптической передачи сохраняется на весь этот срок. Его можно объяснить и тем, что объединяющий «психонервный комплекс» многократно воспроизводится спонтанно как наяву, так и во сне, а также под влиянием того или иного сходного компонента.

На основании экспериментальных данных (К. О. Лешли, 1933; Л… Брегадзе, 1947) И. С. Беритов приходит к выводу, что двигательная активность при воспроизведении «психонервного комплекса представления» осуществляется при участии лобных долей головного мозга.

Наблюдениями в нейрохирургической клинике были обнаружены зоны, в которых происходит непрерывная фиксация событий. Опыты, проведенные У. Пенфилдом (W. Penfild, Т. Rasmussen, 1952; W. Penfild, P. Perot, 1963), показали, что при раздражении электрическим током зон «перекрытия» анализаторов на границе височной, затылочной и теменной областей коры больших полушарий больной, находящийся под местной анестезией, вновь переживает целые сцены из своего прошлого; Эти переживания либо носят характер сновидений, либо приобретают яркость галлюцинаций. Больной слышит голоса, узнает говорящих, видит входящих в помещение людей. Проверка показала, что эти сцены действительно воспроизводят картины пережитых событий, которые в обычных условиях не вспоминаются. Аналогичные наблюдения проведены и другими нейрофизиологами (W. G. Walter, Н. J. Grow, 1964;

В. М. Смирнов, 1963, 1966; Н. П. Бехтерева, 1971). X. Дельгадо (1971) считает, что электрическое раздражение не «создает» нового явления, а только включает процесс упорядоченного доведения до уровня сознания элементов прошлого опыта, в ряде случаев смешанных с новыми восприятиями. Это указывает на способ хранения информации в мозгу. Очевидно, память представляет собой не какой-то единый блок; отдельные события связываются в ней подобно звеньям цепи, так что, потянув за одно, мы вытягиваем по очереди все остальные.

Осуществление сложной аналитико-синтетической функции коры головного мозга тесно связано со всеми перечисленными типами следовых реакций. Подчеркивая это важное свойство нервной системы, И. П. Павлов указывал: «При страшной сложности работы больших полушарий, по-видимому, имеется такой принцип: все то, что было образовано, не переделывается, но остается в тош же виде, а новое лишь наслаивается, — это является основным» [224,1, с. 25].

Уже сейчас можно с уверенностью говорить о существовании механизмов памяти в виде непрерывной записи событий с параллельной отметкой времени действия каждого стимула. В обычных условиях лишь часть этих «записей» поддается воспроизведению, так как возможности «считывания» практически ограничены. Это связано, в частности, с развитием торможения, «разрывающего» большую или меньшую часть связей между отдельными элементами прошлого опыта. Однако, как показывают экспериментальные данные и жизненные наблюдения, функциональные свойства нервной системы обеспечивают необычайно высокую устойчивость запечатленных энграмм и возможность оживления «разрывающихся» со временем связей между ними.

Рассматривая основные свойства и типы памяти, мы до сих пор не говорили об эмоциональном ее компоненте. С изложенных позиций эмоциональную реакцию следует рассматривать как соответствующее изменение параметров и структуры адаптивной системы под влиянием входного сигнала, обладающего свойством значимости для данной системы. Сформированная эмоциональная реакция регулирует процесс поиска необходимой информации, способствует ее запоминанию и воспроизведению. Как известно, события и факты запоминаются тем прочнее, чем более сильным эмоциональным отношением они сопровождаются. Иначе говоря, чем сильнее впечатление, тем прочнее оно запечатлевается. «Если воспользоваться методом воспроизведения фактов, уходящих в прошлое, — пишет В. Н. Мясищев, — то мы увидим, что количество их суживается в общем тем более, чем дальше мы уходим в глубь этого прошлого, однако деятельность, яркость, образность некоторых из них упорно преодолевают время и оказываются стойкими. Эти стойкие воспоминания и впечатления связаны, как правило, с эмоцией сильной, глубокой и стойкой» [213, с. 129]. Указывая далее на решающее значение отношений в комплексе психических процессов, формирующих психическое состояние человека, В. Н. Мясищев подчеркивает, что не только эмоция является условием памяти, но и память оказывается мерой отношения. Это положение иллюстрируется данными специальных экспериментальных исследований.

Так, например, когда школьникам экспонировали картины различного содержания, оказалось, что степень воспроизведения деталей той или иной картины находится в прямой зависимости от эмоционального отношения к ней. Это отношение характеризовалось как положительное, отрицательное, безразличное. При положительном отношении воспроизведение наиболее богато: воспроизведено все, ни один объект не забыт; при отрицательном отношении воспроизведение несколько беднее: забыто 22 объекта из 50; при безразличном отношении воспроизведено лишь 7 объектов, забыто — 43.

При рассмотрении памяти можно исходить из того, заключает В. Н. Мясищев, что живой материи свойственно, как правило, утрачивать следы впечатлений и опыта; при таком понимании оказывается, что, чем более эмоциональное значение имеют для человека события или лица, тем легче их образы преодолевают закон забывания.

Существование устойчивых связей между эмоциональным реагированием и непроизвольной памятью достаточно четко показано в работах П. И. Зинченко (1945, 1961), посвященных непроизвольному запоминанию. На основании большого экспериментального материала он пришел к выводу, что непроизвольное запоминание (и вообще образование представлений) осуществляется лишь по отношению к тому содержанию, которое непосредственно является предметом деятельности. Основное условие для всякого игрового, учебного и практического действия — активная его направленность на реализацию задания, выполнение которого является внутренней необходимостью для человека и, следовательно, сопряжено с выраженным эмоциональным реагированием.

Таким образом, одна из особенностей эмоций состоит в том, что, будучи функцией памяти, они в последующем становятся ее объектом. Иными словами, являясь функцией воспроизведения, эмоции становятся сами объектом запечатления. Это обстоятельство позволяет говорить еще об одном виде памяти — эмоциональной.

Анализируя состояние вопроса об эмоциональной памяти, П. П. Блонский (1935) отмечал, что этот вид памяти человека остается наименее изученным и еще не улеглась дискуссия, существует ли таковая вообще. Сам он наряду с образной, механической (заучивание бессмысленного вербального материала), моторной выделял аффективную память («память чувств», по Т. Рибо, 1895). П. П. Блонский полагал, что аффективная память имеется уже у шестимесячного ребенка н ее роль в жизни взрослого человека значительно возрастает: «…на ней основываются наше аффективное отношение к явлениям до их действия на нас, наша осторожность, фобии, симпатии и антипатии «ante hoc», а также первичное — аффективное — узнавание (знакомое и чужое)» [41, с. 198]. Основным свойством аффективной (эмоциональной) памяти он считал способность к повторному возбуждению тех нервных структур, которые участвовали в первичной эмоциональной реакции, вызванной ранее реальным стимулом: «… после пережитого испуга или страдания эти эмоции проходят, но при действии того же или однородного с ним стимула снова возбуждаются, притом с необычной легкостью» [41, с. 35]. Он видел существенное различие между процессами воспроизведения эмоций и восприятий. В последнем случае воспроизведенный образ отличен от восприятия, воспроизведенное же чувство так не отличается от прежде пережитого чувства: если там образ — только копия восприятия, то здесь воспроизведенный страх — не образ страха, а страх [41, с. 42].

Исходя из рассмотренных литературных данных, можно утверждать, что эмоциональная память, память на пережитые психические состояния, очень тесно связана с энграммами образов, вызвавших эти состояния. Эти факты доказаны не только физиологическими (И. С. Беритов, 1947, 1964, 1968), психологическими (П. П. Блонский, 1935; В. Н. Мясищев, 1960; П. И. Зинченко, 1945,1961; и др.), но и прямыми нейрофизиологическими опытами (В. М. Смирнов, 1963, 1966; Н. П. Бехтерева, 1971; X. Дельгадо, 1971; и др.). В зависимости от жизненной значимости этих образов, прочные энграммы соответствующих им состояний могут сформироваться по механизму запечатления после одноразового воздействия. Такие энграммы состояний наиболее активны и легко оживляются при воспоминании образа или его элементов.

Состояния, сопровождающие менее значимые образы (события), прочно фиксируются в памяти только при их повторном переживании. Естественно, энграммы состояний, соответствующих малозначащим образам и событиям, могут быть вообще малоактивными.

Перечисленные моменты очень важны для разработки моделей психических состояний, формируемых методом гипнорепродукции. Очевидно, не меньшую важность они имеют и для любого другого метода, цель которого состоит в направленном изменении психического состояния человека.

Подводя итог многочисленным литературным данным о моделировании состояний человека в гипнозе, можно сделать некоторые общие предположения об особенностях формирования и последующем функционировании таких моделей. Наиболее адекватной теоретической основой для этого, с нашей точки зрения, является развитая П. К. Анохиным концепция системообразующих факторов в формировании функциональных систем [12, с. 28].

Модель психического состояния, формируемая в гипнозе, — это функциональная система, временно стабилизировавшаяся для получения «фокусированного полезного результата» с точки зрения внушенного образа или мотива.

Внушение представляет собой вмешательство в афферентный синтез. Оно идет в следующих направлениях.

Посредством внушения затормаживается реальная импульсация и деактуализируется имеющаяся в данный момент мотивация.

Целенаправленно активируются энграммы того или иного состояния (они могут быть как результатом непосредственного опыта, так и итогом опыта других). Вмешательство в сферу мотивации может быть непрямым, когда формируемое психическое состояние естественно включает тот или иной мотив, или же прямым — при специальном внушении.

На основе активированных энграмм и мотивов создается соответствующий акцептор результатов действия и сама программа действия, которая включает подготовку внутренней среды организма и систем, формирующих внешнюю активность (рис. 1).

Рис. 1. Принципиальная схема вмешательства в афферентный синтез в гипнотическом состоянии

При этом следует учитывать возможное влияние остаточной реальной импульсации и мотивации. Оно может быть особенно значительным в недостаточно глубоких стадиях гипноза, а также в тех случаях, когда реальная импульсация почему-либо является чрезвычайно сильной. Чаще всего это влияние в определенной степени сказывается на функциональном обеспечении программы действия. В этих случаях можно ожидать, что конечный эффект будет представлять нечто среднее между внушенным и реальным воздействием. С этой точки зрения внушаемый эффект может быть тем большим, чем меньше противоречивой импульсации поступает из окружающей среды.

При определенных условиях действие остаточной (незаторможенной) реальной импульсации со временем может быть нейтрализовано, так как оно постоянно подвергается активному торможению. Одновременно степень возбуждения активированных энграмм повышается (происходит автостабилизация), и тогда моделируемое состояние «дооформляется», а при длительном его поддержании или при повторном моделировании закрепляется.

Представленная здесь схема моделирования психических состояний в гипнозе, построенная на материалах литературного обзора, отражает лишь наш исходный теоретический подход к исследованию данного вопроса. Предполагается, что правомочность такого подхода, равно как и более или менее существенные коррективы к нему, может быть обоснована только с учетом специальных экспериментальных данных.

3. Возможность осложнений при использовании гипноза

Вполне естественно ставить вопрос о степени безвредности для здоровья испытуемых тех острых эмоциональных реакций и других психических состояний, которые воспроизводятся (иногда повторно) в гипнозе. В литературе мы не нашли описания каких-либо осложнений после подобного рода использования гипноза или же упоминания о возможности таких осложнений. Еще А. А. Токарский (1889) опровергал утверждения некоторых зарубежных авторов о вреде гипнотизирования, хотя вместе с тем говорил и о необходимых предосторожностях. Он считал, что после выхода из глубокого гипнотического состояния гипнотизируемый еще некоторое время сохраняет повышенную внушаемость и поэтому первое время его необходимо охранять от случайных воздействий. К. И. Платонов, обобщая свой опыт воспроизведения у ранее переболевших бывших у них патологических синдромов, писал: «Метод экспериментальной репродукции патосимптомов не может быть вредным для личности бывшего больного. За это говорят многолетние наблюдения и современное цереброфизиологическое учение (функциональная мозаичность высших отделов нервной системы)» [230а, с. 5].

Об отсутствии вредных последствий воспроизведения синдромов невротических состояний пишет и А. Т. Пшоник (1952). Он вызывал у испытуемых внешний симптом «сосудистого невроза» путем сшибки двух противоположных по действию раздражителей. Подобную «патологию», формируемую в эксперименте, он считает не больше чем физиологической моделью действительного невроза.

М. С. Лебединский указывает, что «не приходится почти никогда бояться вредного воздействия гипнотического метода, примененного врачом, но учитывать некоторые иногда возникающие при применении этого метода Затруднения необходимо» [173, с. 243]. В качестве примера он описывает случай лечения длительным прерывистым сном с комбинированием гипноза и снотворного, в результате чего появились галлюцинации и бредовые высказывания. Неблагоприятные симптомы были легко и полностью устранены соответствующим контрвнушением.

В последние годы в США, как следствие широкого использования гипноза для различного рода психических воздействий, появились отдельные сообщения о неблагоприятных его последствиях. Г. Розен (Н. Rosen, 1960), приведя значительное число таких наблюдений, указывает, что любой вид психотерапии, в том числе и гипноз, небезопасен в руках людей, не знакомых с основами суггестологии. Неудачи здесь, по его словам, бывают так же поразительны, как и успехи.

И. Хилгард с соавторами (J. R. Hilgard et al., 1961) обобщил материалы последних лет об осложнениях, наблюдавшихся при гипнозе (15 случаев). Он считает, что осложнения в виде отдельных симптомов или истероидных реакций возникали только у больных с психотическими тенденциями по отношению к терапии. Неизвестно, кроме того, замечает он, являются ли эти осложнения следствием применения именно гипноза или же они появились бы при использовании любого метода психотерапии. В процессе экспериментирования с 220 здоровыми людьми, продолжает он, наблюдались кратковременные эффекты последействия у 17 человек (7,7 %). У 5 испытуемых они длились всего несколько часов после эксперимента, у остальных требовалась коррекция самочувствия в гипнозе.

Л. Черток (L. Chertoc, 1972) также наблюдал иногда кратковременные ухудшения состояния у людей, подвергавшихся гипнотерапии. Повторный осмотр этих пациентов спустя несколько лет свидетельствовал о том, что возникавшие симптомы оказывались преходящими.

Детальный анализ возможных осложнений при гипнозе и их предпосылок провел И. П. Брязгунов (1970), имеющий большой опыт гипнотерапии у детей. Известно, что детская психика чрезвычайно чувствительна к суггестивным влияниям и потому неосторожное обращение со словом чревато здесь осложнениями еще в большей степени.

И. П. Брязгунов рассматривает абсолютные и относительные противопоказания к гипнозу. К абсолютным противопоказаниям он относит интоксикации с высокой температурой тела и спутанностью сознания, а также те случаи, когда гипноз может провоцировать компенсированные нарушения в организме (диэнцефальные кризы, эпилептические и истерические припадки). К относительным противопоказаниям относятся заболевания, при которых осложнения могут появиться в результате возможного волнения, нередко наступающего перед процедурой гипнотизации (сердечно-сосудистая недостаточность, наклонность к кровотечениям).

Вредные последствия гипноза, считает он, могут проявляться при частом гипнотизировании (вырабатывается склонность к аутогипнозу), а также при неправильно построенных формулах внушений. В этих случаях возможны спонтанные галлюцинации, постгипнотический бред, расстройства настроения, спутанность сознания.

Поспешное выведение из гипноза также может явиться причиной плохого самочувствия пациента (тяжесть в голове, головные боли, головокружения, сонливость). Он не согласен с утверждениями, что гипноз ослабляет волю; наоборот, в этом направлении гипноз действует положительно (лечение фобий, токсикоманий). В заключение И. П. Брязгунов указывает, что в его практике встречались лишь незначительные осложнения, легко устраняемые соответствующим внушением.

Наш собственный опыт повторной репродукции в гипнозе пережитого ранее аварийного прыжка с парашютом (Л. П. Гримак, 4963, 1965) позволяет говорить о полной безвредности для здоровья испытуемых подобных воздействий. Однако это не значит, что повторные переживания в гипнозе очень сильного эмоционального напряжения не оставляют последствий в виде общей слабости, утомления и т. п. Эти симптомы могут быть выражены достаточно сильно, если не проводится квалифицированная коррекция постгипнотического самочувствия испытуемого. Одним из преимуществ данного метода и является то, что он позволяет путем внушения устранять нежелательные побочные реакции.

Глава 2 ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ ГИПНОЛОГА С ИСПЫТУЕМЫМИ

1. Психология общения с испытуемыми

Проблема отбора испытуемых для психологических экспериментов не так проста, как это может показаться на первый взгляд. Для опытов, которые проводятся с использованием гипноза, сложность и значимость этой стороны вопроса серьезно возрастают.

Каждому, кто имел дело с психологическим)! экспериментами хорошо известно, что исследуемые параметры даже у бодрствующего человека постоянно находятся под влиянием множества объективных и субъективных факторов, выделить которые не всегда представляется возможным. Применение в опытах гипноза отнюдь не упрощает этого положения.

В любом случае первым вопросом, который приходится решать, определяя пригодность испытуемого к планируемым экспериментам, является вопрос о состоянии его психического и физического здоровья, а также о специфике тех характерологических особенностей, резкая выраженность которых может привести к «выдаче» нетипичных результатов. Нам неоднократно приходилось убеждаться в том, что недостаточно внимательное отношение к этому вопросу всегда чревато теми или иными осложнениями. Так, например, в эксперименте с десятисуточной гиподинамией испытуемый с очень слабо выраженными явлениями сосудистой дистонии дал настолько нетипичные результаты, что они не укладывались ни в одну из схем возможных реакций при данном виде воздействия. Поэтому ясно, что специфика планируемых исследований полностью определяет требования, предъявляемые к состоянию здоровья испытуемых.

Следующим этапом в подготовке опытов с использованием гипноза является отбор высокогипнабельных испытуемых. Именно с этого момента начинается процесс непосредственного общения гипнолога с испытуемыми, от которого в итоге будет зависеть эффективность самих экспериментов.

В связи с этим следует рассмотреть два аспекта общения, составляющих специфику отношений между экспериментатором и испытуемым.

Первый из них более широкий и включает действие наиболее общих закономерностей общения.

Общение — не просто некоторый специальный процесс, это особый вид деятельности, имеющий собственную мотивацию. Деятельность общения вызывает определенные, не менее реальные изменения в окружающей среде, чем материальная трудовая деятельность, Только эти изменения происходят в социальной среде и выражаются в реакциях, действиях, поведении общающихся людей. Вызываются же эти изменения практическими и речевыми действиями людей (Л. И. Анциферова, 1969). Рассматривая общение как деятельность, А. С. Васильева (1973) выделяет в его структуре пять компонентов: цель, содержание, условия, средства и мотивы.

В настоящее время проблема общения привлекает все большее внимание психологов. Состоявшийся в 1973 г. в г, Алма-Ате всесоюзный симпозиум по проблеме «Мышление и общение» показал, что работы в этом направлении значительно активизировались. Тем не менее проблема общения все еще остается недостаточно разработанной. Показательно хотя бы то обстоятельство, что учебники психологии пока обходят ее молчанием.

Остановимся на некоторых, наиболее важных для нас, особенностях процесса общения. Прежде всего следует иметь в виду степень толерантности (желаемости) данного конкретного случая общения, так как эта характеристика определяет эффективность общения. Толерантность может колебаться в широких пределах, и установление ее оптимального уровня является непростой задачей. Крайними ее значениями могут быть случаи, когда у индивидов имеется активная и доброжелательная направленность на процесс предстоящего общения (полная толерантность) или же когда они активно отказываются от коммуникации (нетолерантность). С другой стороны, толерантность группы, среди которой проводится отбор гипнабельных испытуемых, оказывается тем выше, чем яснее доводятся до ее членов важные задачи процедуры отбора и серьезность предстоящих экспериментов.

Процесс общения представляет собой сложную многоканальную форму взаимодействия людей. Основным из этих каналов является речевой (вербальный). Сущность словесного общения, но определению К. К. Платонова (1973), заключается в обмене информацией, передаваемой посредством слышимых, видимых или осязаемых слов, между передающим ее агентом и воспринимающим ее перципиентом, которые могут последовательно меняться местами.

Выделяют четыре вида словесного общения:

— интеллектуальное словесное общение, которое оперирует терминами, т. е. словами, выражающими однозначно понимаемые понятия:

— эмоциональное словесное общение, в котором слова используются как способ вызывания чувств;

— образное словесное общение, в котором слова используются как способ передачи «зримого образа»;

— ассоциативное словесное общение, направленное на обогащение того или иного образа соответствующими ассоциациями.

Вместе с тем общение предполагает не только обмен сведениями об отдельных сторонах объективной действительности, но и сведениями об отношении говорящего к ним. Этот личностный аспект высказываний проявляется в тексте наличием существующих в языке выразительных средств или же формированием подтекста.

В зависимости от задачи общения и от уровня речевого самосознания говорящего подтекст может быть непреднамеренным или же преднамеренным (А. К. Маркова, 1973). Непреднамеренный подтекст присутствует в каждом высказывании, ибо, независимо от специальных намерений говорящего, его речь всегда выражает несколько больше того, чем она передает прямо в открытом тексте. Это объясняется тем, что эмоциональные и оценочные элементы содержатся почти во всяком высказывании. К преднамеренному подтексту относятся случаи, когда говорящий специально намечает в сообщении несколько планов: один — для открытой репрезентации, другие — для неявного выражения. Выразительными средствами преднамеренного подтекста могут быть приемы недоговоренности, переакцентировки, выразительные паузы, наличие или отсутствие эмоциональных средств и т. п.

К вспомогательным средствам общения следует отнести:

— кинетические средства (жесты, мимика, пантомимика);

— изобразительные средства (музыка, живопись, скульптура);

— символические средства, являющиеся производными от словесных и представляющие своего рода коды (И. А. Зимняя, 1973).

Зная возможности указанных средств общения и разнообразный характер их действия, экспериментатор должен ясно представлять сущность внушения как специфического способа социально-психологического общения.

Наряду с другими способами общения (разъяснением, убеждением, доказательством и пр.) внушение широко используется в процессах обучения и воспитания, в труде, в массовых коммуникациях и во многих других сферах общественной жизни людей.

Социально-психологический аспект явлений внушения В. Н. Куликов (1974) усматривает в связи со следующими его особенностями. Во-первых, содержание внушения в конечном счете всегда социально детерминировано, так как оно определяется идеологией, моралью и политикой того общества, чьим интересам и целям служит источник суггестивной (внушаемой) информации. Во-вторых, процесс внушения представляет собой взаимодействие членов суггестивной пары, которыми бывают социальные общности и составляющие их личности. В-третьих, ход и исход процесса внушения зависит не только от того, кто оказывает внушающее воздействие (суггестор), и от того, на кого это воздействие направлено (суггерент), но и от тех влияний, которые они испытывают со стороны своего социального окружения.

История исследования особенностей взаимоотношений гипнотизирующего и гипнотизируемого (внушающего и субъекта, на которого направляется процесс внушения) представляет собой по существу историю гипноза, изобилующую острейшей борьбой различных точек зрения и характеризующуюся подлинным драматизмом.

В настоящее время не подлежит сомнению, что внушение является составной частью нормального человеческого общения (А. Г. Ковалев, 1972; Г. Лозанов, 1970; В. Н. Куликов, 1974; И. Е. Шварц, 1974; и др.). Вместе с другими способами общения внушение выполняет важные социально-психологические функции: содействует формированию общественной психологии людей, внедрению в их психику сходных взглядов и убеждений, мнений и оценок, норм деятельности и поведения; направляет и регулирует активность личности, побуждая к одним делам и поступкам и удерживая от других; способствует или препятствует использованию людьми потенциальных физических и умственных сил в тех или иных видах общественной деятельности (В. Н. Куликов, 1974).

Вместе с тем и личности, и социальной общности свойственна не только потребность в общении, но и стремление к самоопределению, к независимости от посторонних влияний (Б. Д. Парыгин, 1971; Б. Г. Ананьев, 1960; А. В. Петровский, 1973; А. А. Бодалев, 1971). Даже вступая в общение с другими людьми, личность и социальная общность принимают далеко не все их воздействия.

В процессе общения воздействиям внушения противостоит процесс контрвнушения (В. Н. Куликов, 1974; В. Ф. Поршнев, 1966; Г. Лозанов, 1970). Как и внушение, контрвнушение выполняет очень важную социальную функцию — способствует формированию и развитию общественной психологии людей. Именно контрвнушение препятствует внедрению в психологию людей социально вредных взглядов и отношений, мнений, убеждений и способов поведения и тем самым облегчает формирование и закрепление у них положительных качеств.

Механизм контрвнушения формируется прижизненно в процессе общего развития личности под влиянием воспитания. Он исключает мыслительный, эмоциональный и волевой компоненты, влияние каждого из этих компонентов на степень внушаемости исследовал В. Н. Куликов (1974). Поскольку этот вопрос имеет первостепенное значение в свете излагаемых в данной главе материалов, рассмотрим его подробнее.

Установлено, что в своем развернутом виде контрвнушение включает отношение суггерента к личности суггестора и к тому, что он хочет внушить. Механизм контрвнушения может функционировать на разных уровнях развернутости. В начале процесса внушения, как правило, включается в действие отношение суггерента к личности суггестора, которое может влиять я на отношение к содержанию внушения. В последующем же основную роль начинает играть отношение суггерента к содержанию внушения.

В специальной серии экспериментов исследовалась роль авторитета суггестора на степень реализации внушений. Для этого экспериментатор передавал управление испытуемыми другому лицу и внушал им то или иное отношение к этому лицу. В том случае, когда испытуемым внушалось полное и абсолютное доверие к подставному суггестору, реализовалось 100 % внушений, не противоречащих взглядам и убеждениям испытуемых. Во второй серии опытов испытуемым внушалось, что суггестор вызывает у них некоторое сомнение. В этом случае было реализовано 64 % аналогичных внушений. В третьей серии опытов испытуемым внушалось, что они не доверяют суггестору. При этом было реализовано лишь 14 % внушений. Наконец, в четвертой серии опытов испытуемым внушалось, что они совершенно не доверяют суггестору. В этой серии экспериментов те же самые испытуемые не приняли ни одного внушения.

Контрвнушаемость личности, как установлено В. Н. Куликовым, существенно зависит и от возможности проверить истинность того, что ей внушается. При невозможности такой проверки или же при недостаточности для этого объективных критериев или знаний у данной личности контрвнушаемость ее соответственно снижается.

Контрвнушаемости присущи некоторые особенности. Прежде всего, это ее избирательный характер. Даже один и тот же испытуемый обнаруживает разную степень контрвнушаемости в отношении разных суггесторов, а также разного содержания внушений, исходящих от одного и того же суггестора. Другой особенностью контрвнушаемости является ее динамизм — колебания как в сторону повышения, так и в сторону снижения. При своем возрастании контрвнушаемость может достигнуть максимума, когда личность или социальная общность совсем перестают воспринимать внушаемую информацию, идущую от определенного источника или имеющую определенное содержание. В то же время внушения другого лица или имеющие другое содержание могут быть приняты и реализованы.

В исследованиях В. Н. Куликова выявлено несколько видов контрвнушаемости.

Во-первых, выделены ненамеренная и намеренная контрвнушаемость. Основой первой из них является свойственная людям некоторая степень сомнения, недоверия и критичности, проявляющихся на неосознаваемом уровне. Их действие включается автоматически в момент внушения. Намеренная контрвнушаемость действует на осознаваемом уровне психики в соответствии с целями и намерениями испытуемого. Он критически анализирует то, что ему пытаются внушить, сопоставляет содержание внушения со своими взглядами и убеждениями и в той или иной степени принимает или не принимает его.

Во-вторых, существуют индивидуальная и групповая контрвнушаемость. Индивидуальная контрвнушаемость обусловливается характерологическими и возрастными особенностями психики личности, ее жизненным опытом, социальными установками. Под групповой контрвнушаемостью имеется в виду противодействие внушению со стороны группы. Как показали исследования, групповая контрвнушаемость зависит от качественного и количественного состава группы, степени ее сплоченности, единства целей и мотивов деятельности и ряда других факторов.

В-третьих, различаются общая и специальная контрвнушаемость. Первая основывается на общей критичности личности в отношении внешних воздействий. Она отличается широким диапазоном проявлений, но, как правило, небольшой силой. Специальная контрвнушаемость имеет более узкую сферу действия, вплоть до установки на одного суггестора или на конкретную внушаемую информацию, и в этом случае бывает резко выраженной.

Все сказанное выше определяет объем и направление той предварительной работы, которую должен выполнить гипнолог при подготовке испытуемых к опытам с применением гипноза. В основном эта работа сводится к различного рода компенсациям групповой и индивидуальной контрвнушаемости и выработке прочных положительных установок на участие в планируемых исследованиях.

2. Психологическая характеристика испытуемых

В наших исследованиях участвовали физически здоровые молодые люди в возрасте от 18 до 25 лет, прошедшие специальную медицинскую комиссию. Из этого контингента испытуемых в одновременном сеансе массового гипноза отбирались лица с высокой степенью внушаемости (III3 степень гипнабельности, по К. И. Платонову). Как правило, к экспериментам привлекались только эти лица. Такой подход определялся прежде всего стремлением избежать того полиморфизма данных, который мог быть связан с различной глубиной гипнотического состояния испытуемых.

Таким образом, излагаемые в последующих главах материалы исследований получены на высокогипнабельном контингенте. Нам приходилось уже слышать сомнения в правомочности распространения этих данных на людей с меньшей степенью внушаемости. Эти сомнения могли бы иметь достаточное основание, если бы было установлено, что гипнабельность (внушаемость) является одной из ведущих черт в структуре личности и сам факт ее наличия коренным образом меняет характер протекания основных психофизиологических процессов. Это до сих пор не установлено и вообще вряд ли когда-нибудь будет установлено. Использовавшийся нами метод отбора испытуемых влияет на правомочность широкого распространения получаемых данных не больше, чем, скажем, в тех случаях, когда к экспериментам привлекается контингент людей только с хорошо выраженным альфа-ритмом, только с полноценным зрением или слухом и т. п.

Мы считаем, что более существенным моментом в подборе испытуемых является полноценное психическое и физическое здоровье, позволяющее им переносить достаточно значительные и длительные воздействия. Это дает основание распространять полученные в экспериментах результаты на весь контингент людей с полноценным здоровьем.

Как правило, контингент гипнабельных испытуемых отбирался из членов молодежных коллективов с применением метода одновременного массового гипноза. Гипнотизированию всегда предшествовала обстоятельная беседа об истории гипноза, его сущности, лечебных и экспериментальных возможностях. Рассказывалось о целях и задачах наших исследований, о полной безвредности гипнотических воздействий и целесообразности использования некоторых из них для корригирования психического состояния.

Следует отметить, что количество высокогипнабельных лиц в упомянутых коллективах, по нашим наблюдениям, колеблется в пределах от 20 до 40 %. В очень редких случаях оно доходило до 60 %. С отобранными лицами повторно проводилась разъяснительная беседа. Им подробно объяснялась сущность конкретных экспериментов. Характерно, что чаще всего с их стороны проявлялись интерес и понимание существа дела и за этим почти всегда следовало согласие на участие в экспериментах.

Лишь в очень редких случаях мы встречались с явным нежеланием участвовать в экспериментах, обусловленным, как выяснилось, сомнением в безопасности гипнотических воздействий. В двух случаях нам пришлось столкнуться с попыткой осуществления эксперимента над самим экспериментатором. Расскажем об одном из таких эпизодов. Отобранный в коллективном сеансе гипноза высокогипнабельный испытуемый при индивидуальном гипнотизировании совершенно неожиданно проявил невысокую степень внушаемости. Это озадачивало лишь до того момента, пока мы не обратили внимание на явно форсированный характер его дыхания и предельное напряжение мышц рук и ног, вызывавшее заметное общее дрожание тела. Вместе с тем он не мог самостоятельно открыть веки, а темп и характер речи, когда он отвечал на задаваемые вопросы, свидетельствовали о развитии состояния гипотаксии. Отметив очень большое психическое напряжение, которое приходилось проявлять испытуемому, чтобы противостоять нарастанию глубины гипноза, мы прекратили процедуру усыпления и, соблюдая правила психогигиены, сняли все признаки сонливости. На просьбу объяснить причину странности поведения во время сеанса гипноза испытуемый ответил, что не согласен на такие эксперименты, содержания которых он не помнит (в коллективном сеансе гипноза у него имела место последующая амнезия), а на этот сеанс пришел с тем, чтобы проверить, можно ли усыпить человека, если он того не желает. В последующем мы столкнулись еще с одним аналогичным случаем.

Нас, как и многих других исследователей, интересовали также и те тонкие характерологические особенности личности, которые составляют основу высокой восприимчивости внушений в гипнозе и самой гипнабельности. Мы не видим принципиальных различий между терминами «внушаемость» и «гипнабельность» и считаем, что гипнотическое состояние реализуется именно благодаря высокой внушаемости. Вместе с тем мы не встречали лиц, у которых бы на фоне глубокого гипнотического сна не наблюдалось хорошей реализации производимых внушений. Если испытуемый был уже введен в состояние глубокого гипноза, то речь могла идти только о более легкой и устойчивой реализации внушений в сфере того или иного анализатора, но не о полном отсутствии внушаемости как таковой.

Исследование внушаемости как одной из специфических особенностей личности не только представляет значительный интерес в чисто теоретическом плане, но и имеет большое практическое значение для решения многих прикладных задач педагогической и социальной психологии, а также медицины. Однако, несмотря на то, что этот вопрос имеет непосредственное отношение к таким важным психологическим проблемам, как повышение уровня надежности операторов, рациональное формирование производственных групп и коллективов, психологическая подготовка операторов к деятельности в экстремальных условиях, а также тесно смыкается с проблемами профилактики и лечения психогений и неврозов, его экспериментальному исследованию до настоящего времени не уделяется достаточного внимания.

Такое психическое качество, как внушаемость, призвано повысить приспособляемость организма к меняющимся условиям существования и является одним из механизмов программирования состояний и поведения человека. На основе внушаемости организм получает возможность строить программу поведения с учетом не только индивидуального опыта, но и воспринимаемого пассивно опыта других индивидов, группы в целом. У истоков этого психического свойства, безусловно, лежит филогенетически закрепленный рефлекс подражания. У человека он осуществляется уже не только на основе первосигнальных восприятий, но и в значительной степени при участии второй сигнальной системы — речи, устной и письменной. «Очевидно, — писал В. М. Бехтерев, — что внушение, в отличие от убеждения, проникает в психическую сферу без активного внимания, входя без особой переработки непосредственно в общую сферу и укрепляясь здесь, как всякий предмет пассивного восприятия» (1908, с. 14).

Внушаемость, как устойчивое психологическое качество личности, по-видимому, существенно зависит от особенностей индивидуального развития и воспитания, а также от различных временных состояний. Следует полагать, что чрезмерно выраженная внушаемость способствует непрочности индивидуальных поведенческих программ. Недостаточное же ее развитие может служить причиной слабой коммуникативности индивида, что снижает, например, адаптационные возможности человека в новых условиях деятельности, служит причиной недисциплинированности и конфликтных ситуаций в коллективах.

Еще большую важность приобретает этот вопрос в лечебной и психопрофилактической работе, где элементы косвенного и прямого (в гипнотическом сне) внушения являются действенными методами лечебного воздействия. Так как определение степени внушаемости человека интересовало прежде всего психотерапевтов, именно они провели первые исследования данного вопроса (А. А. Токарский, 1889; В. М. Бехтерев, 1908; К. И. Платонов, 1962; и др). Тем не менее неоспоримых критериев, которые позволяли бы определять степень внушаемости, найдено не было. Уже давно была установлена тесная связь между внушаемостью и восприимчивостью к гипнозу (Н. Bernheim, 1917). Однако не было обнаружено корреляции между восприимчивостью к гипнозу и физической или психической конституцией, экстравертированным или интравертированным характером, полом, социальным положением и т. д.; не было установлено также достоверных соотношений между восприимчивостью к гипнозу и нозологическими единицами заболеваний.

Вместе с тем в некоторых работах велись поиски объективных признаков гипнабельности человека. А. П. Николаев (1927) указывает на ряд ваготонических симптомов, которые появляются при развитии сонного торможения (усиление рефлекса Ашнера, сужение зрачков, склонность к потливости, расширение сосудов, уменьшение количества кальция в крови и др.), и делает заключение, что состояние сна или гипноза и ваготония тесно между собой связаны. Либерзон (1929), изучавший вегетативные рефлексы в гипнотическом состоянии, отмечает, что в глубоких стадиях гипноза развивается состояние гиперваготонии, чего не наблюдается в поверхностном гипнозе. На этом основании он предполагает, что при поверхностном гипнозе торможение охватывает лишь кору головного мозга, а при глубоком — распространяется и на промежуточный мозг, захватывая вегетативные центры. Н. К. Боголепов (1936) на основании большого числа наблюдений пришел к выводу, что ваготоники повышенно гипнабельны, у них имеется своеобразная вегетативная податливость, они легче переходят из состояния бодрствования в гипнотическое (или сонное). Симпатикотоники же, наоборот, оказываются менее податливыми к гипнозу.

И. В. Стрельчук (1953) считает, что во всех случаях эффект гипнотизирования достигается значительно легче при дифференцированном подходе к использованию суггестивного воздействия, с учетом того, какая из сигнальных систем у данного индивида более тормозима. У лиц с более тормозимой второй сигнальной системой (художественный тип) гипнотический сон легче вызывается путем словесного воздействия, т. е. первичным воздействием на вторую сигнальную систему. Наоборот, у лиц с более тормозимой первой сигнальной системой (мыслительный тип) гипнотическое состояние быстрее и легче наступает при воздействии на первую сигнальную систему (особенно эффективны тепловые раздражители). Такой подход, по его мнению, позволяет значительно повысить процент гипнабельных и добиваться успеха даже в тех случаях, когда без учета соотношения сигнальных систем лица оказываются совершенно негипнабельными.

К. М. Варшавский (1973) определяет процент лиц, не поддающихся гипнотизированию, как величину, колеблющуюся в различные годы от 2 до 20 %. По его наблюдениям, так же как и по выводам других авторов, женщины поддаются гипнотизированию лучше, чем мужчины, дети — лучше, чем женщины, причем у детей сравнительно чаще наблюдается сомнамбулическая фаза гипноза. Однако нередко бывает и наоборот, а именно: женщины и дети входят в гипноз с большим трудом, чем мужчины. Лучше всего, считает автор, поддаются гипнотизированию лица, относящиеся к художественному типу. Примерно таков же процент успешного гипнотизирования среди лиц среднего типа (по И. П. Павлову). Большинство неудач относится к лицам мыслительного типа, т. е. с преобладанием второй сигнальной системы. Вместе с тем, указывает К. М. Варшавский, такое подразделение гипнабельных групп является очень относительным, так как многое здесь зависит от других особенностей личности испытуемого, его состояния в данный момент, от тактики гипнолога, методики гипнотизирования.

Французский гипнолог Л. Черток (1972) обнаружил некоторую связь между отдельными заболеваниями и степенью внушаемости. Так, например, почти все юноши и взрослые с ночным недержанием мочи восприимчивы к гипнозу. То же, хотя и в меньшей степени, относится и к больным бронхиальной астмой. Не лишены интереса наблюдения американского автора М. Р. Кауфмана (1961), отметившего, что солдаты вообще проявляют большую восприимчивость к гипнозу.

Отсутствие надежных критериев для суждения о степени внушаемости (гипнабельности) побудило нас продолжить и по возможности углубить исследования в данном направлении. С этой целью было проведено комплексное обследование индивидуальных психологических особенностей в группах испытуемых с высокой степенью внушаемости (III1–3 степени гипнабельности) и со слабой восприимчивостью к словесным внушениям (не выше I1–2 степени)[2].

При обследовании применялся следующий набор тестовых методик:

1. Определение степени выраженности основных характерологических особенностей личности (ПШЛ — «Психологическая шкала личности»).

2. Исследование помехоустойчивости при быстром восприятии сигналов ассоциативной значимости («Перцептивные ассоциации»).

3. Определение степени выраженности конфликтности личности при восприятии «фрустрационных образов».

4. Оценка умения быстро решать сложные задачи с эвристическим прогнозированием при восприятии сигналов семантической значимости («Логика»).

5. Изучение качества переработки информации при восприятии сигналов физической значимости («Сенсомоторный навык» — ПППО).

6. Изучение логико-мнемонических особенностей в условиях быстрого поиска комбинации знаков в лимите времени («Численно-буквенные сочетания» — ЧБС).

7. Определение максимального уровня подвижности нервных процессов в ситуации словесного дифференцирования при быстрой подаче сигналов в условиях помех («предельная вербальная дифференцировка» — «Темп-1»),

8. Определение динамичности нервной системы при восприятии перцептивных рассогласований сигнала и фона («перцептивный конфликт» — «Темп-2»).

9. Оценка силы нервной системы («Критическая частота световых мельканий» — КЧСМ).

Кроме того, в целях уточнения и дополнения сведений об индивидуальных психологических особенностях личности проводилось исследование испытуемых в естественных условиях, а также индивидуальные беседы с ними.

Данные экспериментов подвергались математическому анализу на ЭЦВМ-220, а результаты обработки сводились в графики-таблицы. При математической обработке материалов индивидуальных психологических показателей особое внимание было обращено на выявление корреляционных зависимостей между индивидуальными качествами личности и внушаемостью (гилнабельностыо). Результаты исследований (полученные с использованием коэффициента сопряженности для четырехпольных таблиц) представлены на рис. 2.

Рис. 2. Корреляция индивидуальных особенностей личности с гипнабельностыо

X — степень корреляции степени внушаемости но применяемому тесту; n — тестовые методики; n1 — разнонаправленность мотивов; n2 — усвоение социальных норм и морали малой группы; n3 — преобладание образности мышления; n4 — коммуникативность; n5 — внутреннее беспокойство, тревожность; n6 — слабость нервной системы (по возбуждению); n7 — самооценка своего места в малой группе; n8 — динамичность нервной системы (по возбуждению); n9 — наклонность к руководству группой; n10 — сензитивность; n11 — внутренняя психологическая готовность к действию; n12 — яркость воображаемых сюжетов; n13 — прогнозируемость; n14 — устойчивость (ригидность) положительной установки; n15 — преобладание целостности при восприятии тест-объектов; n16 — степень самоконтроля; n17 — наклонность к рискованным действиям; n18 — социальный статус в малой группе; n19 — поэтапность логических операций; n20 — выбор бесконфликтных приемов решения фрустрационных ситуаций; n21 — ригидность существенных ассоциаций при алгоритмированной деятельности; n22 — уровень жизненных притязаний; n23 — автономность в принятии решений; n24 — внешняя направленность эмоциональных реакций в стрессовых ситуациях; n25 — степень социальной ответственности за соблюдение норм малой группы; n26 — подвижность нервных процессов; n27 — преобладание повышенного эмоционального тонуса.

Положительная величина коэффициента корреляции, свидетельствующая о прямой зависимости между рассматриваемыми параметрами, отражает степень прямого влияния некоторых особенностей личности на степень внушаемости. Так, наибольшее положительное влияние на данное психологическое качество оказывают следующие характеристики: разнонаправленность мотивов, связанных с различными значимыми для личности интересами (γn1 = 0,91); социальная приспособляемость к многообразным факторам, действующим в малой специальной группе (γn2 = 0,88); преобладание образности мышления (γn3 = 0,83); коммуникативность личности, связанная с умением создавать и поддерживать контакты между людьми (γn4 = 0,83); повышенная тревожность (γn5 = 0,80); выработка устойчивых предварительных установок различного назначения (γn7, γn9,11,13,14 = 0,78—0,54). В комплекс положительно коррелируемых показателей психологических качеств личности входит и ряд нейродииамических свойств: слабость нервной системы (γn6 = 0,88) и динамичность (γn8 = 0,74).

На рис. 2 представлены также данные, характеризующие обратную корреляционную зависимость между внушаемостью и другими особенностями личности. Наибольшая отрицательная величина коэффициента корреляции связана с показателем целостности восприятия тест-объектов (γn15 = -0,85), степенью самоконтроля (γn16 = —0,85), социальным статусом в малой группе (γn18 = —0,82), быстротой выделения существенных признаков объектов на фоне помех (γn21 = — 78), уровнем жизненных притязаний (γn22 = —0,74) и с таким нейродинамическим свойством, как подвижность нервных процессов (γn26 = —0,62).

Корреляционный анализ не показал значимых связей по ряду других признаков (n28–45), которые, видимо, либо совсем не влияют на показатель внушаемости, либо имеют косвенное отношение к данному параметру.

Таким образом, установлена высокая степень положительной корреляции между внушаемостью (гипнабельностью) и такими характерологическими качествами личности, как социальная приспособляемость в малых группах, коммуникативность, способность к выработке устойчивых психологических установок, преобладание образности мышления, повышенная тревожность. Положительно коррелирующими с внушаемостью свойствами высшей нервной деятельности являются слабость и динамичность нервных процессов. Полученные данные могут способствовать более продуктивному решению вопросов психологической совместимости при профессиональном отборе и комплектовании социальных микрогрупп, а также при выборе методов и путей психологической подготовки операторов к действиям в экстремальных условиях.

3. К вопросу об объективных критериях взаимодействия гипнолога с испытуемыми

Физиологические изменения, возникающие в организме человека, введенного в гипнотическое состояние, сравнительно хорошо изучены. Они во многом сходны с теми, которые имеют место в обычном сне (К. И. Платонов, 1962; И. Е. Вольперт, 1966 и др.). Однако пока еще нет однозначного ответа на вопрос о том, какие биоэлектрические процессы мозга сопутствуют наблюдаемым физиологическим сдвигам.

В первом в отечественной литературе сообщении об изменении биоэлектрической активности мозга в гипнотическом состоянии (С. Н. Субботник и П. И. Шпильберг, 1949) отмечалось, что при этом происходит замена альфа-волн более медленными. Снижение потенциалов головного мозга в гипнозе наблюдала и А. И. Маренина (1952). Н. Г. Безюк (1953) также отмечал, что в гипнозе происходит полное угасание альфа-ритма или же уменьшение его частоты и амплитуды (относительно бодрствующего состояния). Альфа-ритм исчезает быстрее в случае лобного отведения биопотенциалов. Одновременно снижаются частота и амплитуда бета-ритма и нарастает электроактивность низкочастотных составляющих ЭЭГ (дельта- и тета-ритм). Изменение электрической активности мозга в сторону ее снижения по мере углубления гипнотического сна описано также и рядом других авторов (Б. В. Павлов, Ю. А. Поворинский, 1953; П. И. Шпильберг, 1955 и др.).

М. П. Невский (1958) описал четыре биоэлектрические фазы, возникающие последовательно при погружении человека в гипнотическое состояние: фаза уравнивания ритма, фаза альфа-веретен, фаза минимальной электрической активности и фаза бета-волн. Он пришел к выводу, что гипнотический сон у здорового человека сопровождается снижением электрической активности мозга, причем наблюдаемые биоэлектрические фазы находятся в зависимости от стадий гипнотического сна. М. П. Невский исследовал особенности ЭЭГ больных с различными неврозами по мере их погружения в гипнотическое состояние. При этом было подтверждено наличие ранее обнаруженных фаз в изменении электрической активности мозга и установлено, что ее снижение в гипнотическом сне иногда сопровождается кратковременной фазой активизации альфа-ритма или фазой медленных тета-волн.

В практике гипнологии уже давно замечено, что скорость наступления и глубина внушенного сна во многих случаях зависят не только от применяемого метода усыпления, но и от психического состояния гипнолога. Так, если по тем или иным причинам он находится не вполне в «рабочей форме», эффективность гипнотического внушения заметно снижается.

Логично было допустить, что существование определенной корреляции между уровнями психической активности гипнолога и гипнотизируемого должно найти свое отражение и в ЭЭГ. Для экспериментального исследования этого вопроса было проведено сопоставление динамики изменений ЭЭГ у гипнолога и гипнотизируемого при одновременной их регистрации[3].

Методика эксперимента состояла в следующем. Испытуемые помещались в креслах в звукоизолированных камерах. Гипнолог имел возможность наблюдать за состоянием гипнотизируемого на экране телевизора из отдельного помещения. Испытуемый слышал голос гипнолога через динамик. Словесное внушение гипнотического сна производилось по счету от 1 до 10 с повышенным нарастанием признаков углубления сна. При счете 10 испытуемый засыпал. ЭЭГ (лобно-затылочное отведение) регистрировалась у гипнолога и гипнотизируемого параллельно, при этом строго одновременно делались отметки счета, который вел гипнолог. Регистрация ЭЭГ проводилась на энцефалографе, оборудованном специальным интегрирующим устройством («ЭЭГ-4»).

С целью сравнения полученных данных, для гипнолога и гипнотизируемого были выделены десятисекундные интервалы, на которые приходились цифры счета, ведущегося гипнологом. Интегральные значения ЭЭГ в этих интервалах были просуммированы за всю серию экспериментов и выражены в соответствующих значениях среднеквадратичного отклонения, вычисляемого по формуле:

где n = 10. Результаты проведенных расчетов представлены на рис. 3.

Рис. 3. Интегральные значения амплитуды электроэнцефалограммы у гипнолога (г) и испытуемого (и) при внушении гипнотического сна счетом от 1 до 10 (σ — значения среднеквадратического отклонения амплитуды ЭЭГ)

Кроме того, был вычислен коэффициент корреляции по формуле:

где xi(г) представляет собой соответствующее значение ЭЭГ гипнолога, а уi(и) — ЭЭГ испытуемого. В одном случае учитывались не только значения интервалов, на которые приходился счет гипнолога, но и промежуточные значения — всего 21 период. При этих условиях коэффициент корреляции оказался весьма высоким: Rr,и = 0,967. Число степеней свободы n — 2 = (21 — 2) =19.

Статистическая значимость Rr,и лежит значительно ниже уровня значимости в 1 %, что говорит о достаточной достоверности полученных результатов.

На рис. 3 видно, что при последовательном углублении гипнотического сна (при счете от 1 до 10) как у гипнолога, так и у испытуемых наблюдаются достоверно коррелированные изменения амплитуды ЭЭГ. При этом амплитуда ЭЭГ гипнолога и испытуемых увеличивается с увеличением глубины сна, что вызывается в основном появлением и нарастанием низкочастотных составляющих ЭЭГ (дельта- и тета-ритма).

Отмеченные изменения ЭЭГ испытуемого, отражающие электрофизиологическую картину легкого сна, достаточно закономерны. Однако появление таких же изменений на электроэнцефалограмме гипнолога в период большого рабочего напряжения (у гипнолога оно отмечается всегда) оказалось полной неожиданностью. Наиболее приемлемым объяснением данного явления, с нашей точки а рения, может быть допущение, что при внушении признаков сна испытуемому гипнолог аутогенно приводит себя в то же самое состояние, которое он внушает, т. е. состояние гипнотического сна. Это допущение становится более вероятным с учетом тех редких курьезов, о которых приходилось слышать от старых гипнологов: отмечались случаи, когда во время внушения гипнолог, если он удобно располагался в кресле, засыпал раньше гипнотизируемого. 1» месте с тем указанный факт представляется весьма важным и требует дальнейшего целенаправленного исследования.

4. Влияние гипноза на структуру личности

В арсенале психотерапевтических методов различным модификациям гипноза принадлежит ведущее место. Клиника накопила богатейший опыт, свидетельствующий о положительном влиянии этого психотерапевтического средства при различного рода заболеваниях. Казалось бы, вопрос о вредных последствиях гипноза для личности гипнотизируемого давно снят положительным опытом психотерапевтической практики. Тем не менее время от времени в печати появляются работы, авторы которых пытаются доказать отрицательное влияние гипноза на личность.

Истоки дискуссии о влиянии гипноза на человеческий организм относятся к началу нашего века, когда возникла острая борьба между двумя прямо противоположными взглядами на природу гипноза. Представители школы гипнологов в Сальпетриере, включая Шарко, рассматривали гипноз как патологическое состояние — искусственно вызванный истерический невроз. Сторонники другой школы — в Нанси — во главе с Бернгеймом считали гипноз нормальным феноменом как с психологической, так и с физиологической точки зрения.

Дальнейшее развитие теоретических разработок и лечебной практики привело к тому, что победа оказалась за сторонниками нансийской школы гипнологов. Всесторонние и тщательные исследования гипнотических явлений зарубежными, русскими и советскими учеными (J. Braid, 1883; L. Chertok, 1972; А. А. Токарский, 1892; В. М. Бехтерев, 1911; В. Е. Рожнов, 1954; К. И. Платонов, 1962; и др.) не только доказали полную их безвредность для организма человека, но и вскрыли многие положительные стороны гипнотических воздействий, в том числе их способность мобилизовать скрытые физические и психические резервы организма.

В современной научной литературе вопрос об отрицательном влиянии гипноза как такового на личность гипнотизируемого уже не ставится. Обсуждаются лишь меры предосторожности, которые должны предусматриваться при использовании гипноза как лечебного средства или экспериментального метода (А. Т. Пшоник, 1952; М. С. Лебединский, 1959; И. П. Брязгунов, 1970, и др.). Наиболее частые осложнения при гипнотизировании, как отмечается в литературе, имеют место при неправильном построении формул внушений, при поспешном выведении из гипноза и при недостаточно тщательной коррекции в гипнозе самочувствия, переносимого на постгипнотический период. Вместе с тем характерно, что эти и другие возможные осложнения не бывают значительными и легко устраняются путем внушения при повторном введении в гипноз. В мировой литературе не было описано случаев тяжелых осложнений вследствие применения гипноза как лечебного или экспериментального средства.

Несмотря на то что вопрос об отсутствии отрицательных последствий воздействия гипноза на организм человека можно считать решенным, специфика гипнотического состояния, психологические особенности реагирования личности в этом состоянии до настоящего времени остаются во многом не выясненными. Поэтому мы решили исследовать изменение структуры личности в связи с введением в глубокий гипноз (III3 степень, по К. И. Платонову). Для этого с помощью миннесотского многопрофильного личностного опросника (MMPI) (Л. Н. Собчик, 1971) было обследовано 14 человек в обычном и глубоком гипнотическом состояниях. Все обследованные были практически здоровы. Возрастной их состав — 20–35 лет (в группе была одна женщина, остальные — мужчины). Профессиональный состав различный: научные сотрудники, лаборанты, студенты.

Предварительное обследование испытуемых проводилось дважды, с промежутком в месяц. Полученные при повторном обследовании личностные профили были почти идентичны первым (отмечались лишь незначительные колебания — менее 5Т — некоторых шкал: F, Si, Hs). Эти данные и были приняты в качестве фоновых.

Методика обследования в гипнозе состояла в следующем. Испытуемых вводили в глубокий гипноз и делали следующее внушение: «Сейчас на счете «три» Вы, не выходя из гипнотического состояния, откроете глаза и выполните работу, которую предложит вам экспериментатор». При счете «три» испытуемый открывал глаза. Его внешний вид при этом полностью соответствовал сомнамбулическому состоянию: будучи полностью выключенным из системы посторонних раздражителей, он реагировал только на словесные инструкции гипнолога. Движения его при выполнении теста были крайне ограниченными и замедленными, а время обдумывания каждой карточки теста увеличивалось в среднем в 2–2,5 раза. Поэтому общее время выполнения тестового задания у всех испытуемых возросло в три раза по сравнению с фоновым. После выполнения тестового задания испытуемому снова предлагалось закрыть глаза, и после соответствующей коррекции самочувствия на постгипнотический период он выводился из гипноза. Характерно, что у 9 из 14 испытуемых наблюдалось распространение амнезии на проделанную в состоянии гипноза работу.

Анализ личностных профилей, полученных при обследовании в гипнозе, показал, что под влиянием гипноза не происходит каких-либо структурных изменений личностных свойств. Можно говорить лишь о некоторых тенденциях в динамике ряда особенностей характера и поведения.

Если принять все данные по шкалам MMPI, полученные у обследованной группы до гипнотического воздействия, за 100 %, то можно получить кривую, показывающую отклонение (в %) каждой шкалы под влиянием гипноза. На рис. 4 видно, что величина этих отклонений не свидетельствует о каких-либо патологических изменениях под влиянием гипноза. Усредненный профиль всей группы по данным, полученным в гипнотическом состоянии, показывает, что здесь на первый план выступают значимость социальных установок, хороший контроль над эмоциями, гибкость и пластичность в интерперсональных контактах; при этом отсутствуют какие бы то ни было причудливые переживания, ассоциации, апатичность или отчужденность.

Рис. 4. Отклонение показателей шкал MMPI, определяемых в глубоком гипнозе, относительно фоновых данных, принятых за 100 %

α¯ — средняя, σ — среднеквадратическое отклонение средней

Рассматривая индивидуальные колебания полученных данных, можно выделить наиболее типичные тенденции, позволяющие разделить всех обследованных на две группы.

В первую группу входят лица, у которых отмечаются прежде всего некоторое снижение активности, недостаточная уверенность в себе, пессимистическая оценка своих возможностей, «зажатость» в проявлениях своего «я» чрезмерной цензурой со стороны интеллекта, излишняя конформность, подчас часто внешняя, на фоне достаточно высокого уровня притязаний, замкнутость, интравертированность (рис. 5, кривая а). В состоянии же гипноза для этих лиц характерны большая раскованность, энергичность, снижение уровня тревожности, повышение активности и уверенности в себе, большая гибкость в социальном общении, стремление к внешним контактам (рис. 5, кривая б).

Во вторую группу входят лица, для которых характерны рациональный склад личности, некоторая ригидность установок. Эти качества сочетаются со склонностью к фиксации внимания на сложностях в отношениях, конфликтностью (рис. 5, кривая в). В состоянии гипноза эти лица становятся более мягкими, чувствительными, усиливается стремление к защите от проникновения в их внутренние проблемы, появляется тенденция к интраверсии (рис. 5, кривая г).

Рис. 5. Наиболее типичные профили личностных особенностей (по тексту MMPI) и группы испытуемых (кривые а, в) и их изменения в глубоком гипнозе-(кривые б, г)

Характерно, что как в первой, так и во второй группе испытуемых в состоянии гипноза не отмечалось отрицательной динамики волевых качеств и уровня, притязаний.

На основании сказанного можно утверждать, что психофизиологические процессы, составляющие сущность гипнотического состояния, практически не изменяют структуру личности даже в глубоких стадиях гипноза.

В гипнозе происходит лишь сглаживание некоторых «острых углов» личностного профиля. Так, у лиц психастенического типа несколько повышается уровень активности и уверенности в своих возможностях (снижение шкал К, Pt, повышение шкалы Ма).

У испытуемых с дисгармоническим складом личности наблюдается усиление контроля над эмоциональностью, появляется большая ориентация на социально значимые установки (снижение шкалы Ра, повышение шкал К, Pt, Ну). Колебания всех показателей в гипнозе были незначительны и ни разу не приближались к уровню, который бы свидетельствовал о патологических изменениях в структуре личности. Полученные данные позволяют утверждать, что состояние гипноза само по себе не приводит к значимым изменениям структуры личности и, следовательно, нет оснований говорить об отрицательных последствиях самого процесса гипнотизирования.

Поскольку гипноз практически не изменяет базисных свойств личности, надо полагать, что те процессы, которые его вызывают, затрагивают качественно иную сторону психической сферы человека, отличающуюся значительной степенью автономности относительно психологической структуры личности.

На наш взгляд, специфические для гипнотического состояния процессы затрагивают прежде всего область межфункциональных взаимоотношений между «сознательным» и «бессознательным». Активная перестройка взаимоотношений в этой сфере обусловливается комплексом воздействий на гипнотизируемого, призванных изменить его установку. Формирование новой установки происходит как в результате неосознаваемых моторно-висцеральных влияний на психическую сферу (соответствующая поза, гиподинамия, ограничение сенсорных раздражителей), так и под воздействием прямых словесных внушений.

Установка, писал Д. Н. Узнадзе, представляет собой «не частичное содержание сознания, не изолированное психическое содержание, которое противопоставляется другим содержаниям сознания и вступает с ними во взаимоотношения, а некоторое целостное состояние субъекта, и… это не просто какое-нибудь из содержаний его психической жизни, а момент ее динамической определенности. И наконец, это не какое-нибудь определенное частичное содержание сознания субъекта, а целостная направленность его в определенную сторону, на определенную активность. Словом, это скорее установка субъекта как целого, чем какие-нибудь из его отдельных переживаний, — его основная, его изначальная реакция на воздействие ситуации, в которой ему приходится ставить и разрешать задачи» [304, с. 18].

С указанных позиций становится понятным, почему психофизиологические процессы, составляющие сущность гипнотического воздействия, практически не изменяют структуру личности гипнотизируемого. Эти процессы протекают в качественно ином русле психических явлений и связаны с личностными свойствами человека лишь косвенным образом. Своеобразие формирования установки, в результате которой реализуется гипнотическое состояние, характеризуется целенаправленным перераспределением компонентов сознания в сферу бессознательного, и наоборот.

Таким образом, данные экспериментов показали, что в состоянии гипноза не происходит значимых изменений структуры личности. Что же касается индивидуальных колебаний личностного профиля в состоянии гипноза, то они чаще всего имеют характер положительной коррекции.

Глава 3 РЕПРОДУКЦИЯ В ГИПНОЗЕ СОСТОЯНИЙ, ВЫЗЫВАЕМЫХ РАЗЛИЧНЫМИ СТИМУЛАМИ

1. Воспроизведение вегетативных реакций на стимулы различной сложности

Моделирование в гипнозе сложных психических состояний предполагает знание основных закономерностей гипнорепродукции простейших психофизиологических реакций человека. Лишь с учетом этих закономерностей можно говорить о целенаправленности и адекватности такого моделирования, поскольку целый ряд внешних факторов, а также исходное функциональное состояние организма видоизменяют характер и степень выраженности воспроизводимых в гипнозе реакций.

Любая ответная физиологическая реакция на воздействующий стимул включает элементы ориентировочного рефлекса. Будучи вызвана повторно, как это имеет место и при репродукции ранее воспринимавшихся стимулов, она протекает с участием явлений внутреннего торможения. Закономерности повторного реагирования лежат в основе концепций так называемого «негативного обучения» (W. Н. Thorpe, 1961), «превентивного» (П. В. Симонов, 1963) или «параллельного» (Е. Н. Соколов, 1965) торможения. М. Н. Валуева (1967), исследовавшая закономерности активации нервных следов в бодрствующем состоянии, установила, что некоторое варьирование образов-стимулов позволяет избежать развития явлений внутреннего торможения.

Глубина гипнотического сна также существенным образом сказывается на реализации внушаемых (М. С. Лебединский, 1959) и воспроизводимых состояний (Л. П. Гримак, 1959). Имеются указания и на то, что даже исходная поза человека оказывает заметное влияние на ход психических процессов (W. James, 1890; J. Wolpe, 1958; Р. В. Зуев, К. Л. Гейхман, 1968; и др.) и эмоциональных проявлений (К. И. Платонов, 1962).

Отсутствие работ, в которых бы все эти вопросы исследовались применительно к моделированию психических состояний в гипнозе, требовало постановки специальных экспериментов. Разумеется, изучение закономерностей воспроизводимых в гипнозе состояний необходимо было начинать с наиболее простых психофизиологических реакций. При этом следовало предусмотреть возможность повторного и равноценного воздействия на испытуемого одних и тех же реальных стимулов с последующим их немедленным или отставленным воспроизведением посредством внушения в гипнозе.

В описываемой серии экспериментов в качестве стимулов, вызывающих соответствующие физиологические реакции, применялись: неожиданный сильный звук; внезапное болевое раздражение электрическим током; эмоционально нейтральное воздействие (физическая нагрузка в виде 20 приседаний); вестибулярные раздражения (вращения на кресле Барани — 20 вращений в минуту).

Кроме того, в гипнотическом состоянии воспроизводились ранее перенесенные испытуемыми сложные физические воздействия: ортостатические нагрузки, вращения на центрифуге с перегрузками от 1 до 8g, действие световых вспышек больших яркостей (при освещенности на зрачке порядка 10000 люкс). В целях сравнительного исследования реальных и воспроизводимых психофизиологических реакций в отдельных сериях экспериментов репродуцировались состояние алкогольного опьянения, а также реакции на прыжки с парашютом.

Методика экспериментов состояла в следующем. Вначале в процессе регистрации фоновых электрофвзиологических показателей (ЭКГ, КГР, пневмограмма, ЭЭГ) в бодрствующем состоянии вводились неожиданные воздействия (сильный звук, световое или болевое раздражение), реакция на которые фиксировалась. Регистрация изменений электрофизиологических показателей под влиянием физической нагрузки или вестибулярных воздействий проводилась сразу же после их окончания.

Затем испытуемый усаживался в кресло и посредством словесного внушения вводился в гипноз. Весь последующий период он находился в полном покое с закрытыми глазами. При «возвращении» испытуемого посредством внушения в соответствующие периоды времени внушалось, что он испытывает в данный момент те же самые воздействия. Воспроизведение ортостатических нагрузок, «восприятия» световых вспышек, а также «вращений» на центрифуге строилось с учетом имевшей место реальной обстановки, времени и особенностей данных воздействий. Для предотвращения возможного развития резистентности к репродуцируемым состояниям допускалось применение в одном эксперименте не более двух разнородных стимулов.

Анализ полученных результатов показал, что наиболее информативным показателем, характеризующим выраженность вегетативных реакций на изучаемые воздействия, является частота сердечных сокращений. К аналогичному выводу приходят М. Н. Валуева (1967) и И. А. Васильев (1973). Поэтому сопоставление репродуцированных реакций с реальными проводилось чаще всего именно по этому показателю. Степень воспроизводимости (Св) определялась процентным отношением частоты пульса при воспроизведенных реакциях (ЧПв) к частоте пульса, имевшей место при реальном воздействии (ЧПр):

Св = (ЧПв/ЧПр)∙100

В отдельных случаях в интересах детального сопоставления и анализа реальных и репродуцированных реакций рассматривались количественные соотношения и других функциональных сдвигов, проявляющихся в АД, ЭЭГ, КГР, пневмограмме, плетизмограмме и др.

Результаты экспериментов (усредненные по 20 испытуемым) показали, что степень воспроизводимости в гипнозе вегетативных реакций, сопровождающих реальные воздействия, неодинакова (рис. 6).

Рио. 6. Степень воспроизводимости в гипнозе вегетативных реакций, вызванных различными стимулами (объяснение в тексте)

Так, репродуцированные вегетативные сдвиги на действие дистантного раздражителя (неожиданный сильный звук) оказались на 40 % больше реальных. Реакции на болевые воздействия и эмоционально нейтральную физическую нагрузку воспроизводились соответственно на 77 и 58 %.

Несколько неожиданным явилось то обстоятельство, что репродукция вестибулярных воздействий происходит преимущественно по парасимпатическому типу. В реальных условиях вегетативные сдвиги при вращении на кресле Барани у одних испытуемых протекали с некоторым учащением пульса, у других — с урежением. Воспроизведение же этих реакций в гипнозе вызывало преимущественно урежение пульса (рис. 6).

Характерно, что субъективные переживания испытуемых во всех воспроизводимых состояниях полностью соответствовали реальным и переживались заново «как впервые». Критическое отношение к этим переживаниям отсутствовало полностью. После пробуждения, как правило, развивалась амнезия, охватывавшая весь период пребывания в гипнозе, и поэтому без специального внушения испытуемый не мог рассказать о характере перенесенных им воздействий. Это было связано с тем, что для экспериментов отбирались испытуемые с высокой степенью гипнабельности, одним из существенных признаков которой и является последующая амнезия.

Различия в степени воспроизводимости вегетативных сдвигов в ответ на предшествующие реальные воздействия, безусловно, связаны с неодинаковой степенью участия эмоциональной сферы в этих реакциях и различным уровнем активации мышечной системы (в виде повышения общего ее тонуса).

Детальное выявление соотношения этих влияний не входило в задачу нашего исследования. Однако если допустить, что репродукция эмоционально нейтральной физической нагрузки отражает повышение уровня функций мышечной системы, то большая выраженность вегетативных реакций, вызванных действием дистантных и контактных эмоционально негативных раздражителей, характеризует степень активации эмоциональной сферы. Что же касается соотношения симпатических и парасимпатических компонентов при репродукции эмоционального реагирования, то, как показывают эксперименты, оно может несколько меняться. Это хорошо заметно на примере вестибулярных нагрузок, при воспроизведении которых явно усиливается парасимпатический компонент реагирования,

Известно, что глубокий гипнотический сон сопровождается повышением тонуса парасимпатической иннервации. Так, П. Николаев (1927) указывает на ряд ваготонических симптомов, появляющихся во время гипнотического сна (усиление рефлекса Ашнера, сужение зрачков, склонность к потливости, расширение сосудов; уменьшение количества кальция в крови и т. п.).

Т. Либерзон (W. Т. Liberson, 1948), изучавший вегетативные рефлексы в гипнозе, установил, что в глубоких его стадиях развивается гиперваготония. Еще ранее Н. К. Боголепов (1936) на основании собственных исследований также пришел к аналогичному выводу.

Естественно, что на фоне гипнотического состояния, сопровождающегося усилением парасимпатических влияний, воспроизведение кумуляции вестибулярных раздражений приводит к более выраженному реагированию по парасимпатическому типу, чем это имеет место в действительности. В процессе моделирования психических состояний оператора надо учитывать эти особенности.

Внушения, направленные на воспроизведение более сложных психофизиологических состояний (перегрузок от 3 до 9 g; ортостатических реакций), также строились с учетом времени, характера и обстановки ранее перенесенных реальных воздействий. Характерно, что в гипнозе эти воспроизводимые воздействия переживались так же ярко, глубоко и «заново», как и предшествующие им реальные.

Репродукция перегрузок сопровождалась принятием соответствующей позы, нарастанием общего мышечного тонуса вплоть до мышечного дрожания, изменением мимики. На рис. 7 представлены усредненные данные, показывающие соотношение частоты пульса при реальных и воспроизводимых перегрузках (вращение на центрифуге) для различных их значений.

Рис. 7. Репродукция в гипнозе перегрузок, связанных с вращением на центрифуге

Ф — фон, ПД — последействие, g — величина перегрузки, Св — степень воспроизводимости перегрузки по частоте пульса; вверху: сплошная линия — реальное воздействие, пунктир — репродукция

Воспроизведение вегетативных реакций, сопровождающих перегрузки, имеет некоторые особенности. Своеобразие сочетания эмоционального и физического факторов в этом виде воздействия приводит к тому, что степень воспроизводимости его в гипнозе оказывается значительно более высокой, чем в случае эмоционально нейтральной физической нагрузки, по имеет тенденцию к снижению по мере «нарастания» перегрузок.

Усредненные данные по 6 испытуемым, у которых в разное время было воспроизведено 15 реальных вращений на центрифуге с перегрузками от 3 до 9,0 g, выявляют эту закономерность, показывая, что, чем больше воспроизводимая перегрузка, тем меньшим, относительно реального воздействия, вегетативным компонентом она сопровождается. Так, если воспроизводимость перегрузок в 1–2 g составляет 85–90 %, то при 8–9 g она оказывается менее 75 %. Здесь, как и в случае воспроизведения вестибулярных воздействий, очевидно, проявляется феномен усиления парасимпатического компонента вегетативных реакций по мере нарастания силы воспроизводимого стимула. Имеет значение и тот факт, что при воспроизведении перегрузок отсутствует их физическое действие в виде смещения и деформации внутренних органов, изменения гидростатического давления в кровеносных сосудах и пр. Поэтому воспроизводимость перегрузок в гипнозе оказывается тем полнее, чем меньше реальное проявление указанных физических факторов.

В следующей серии экспериментов сопоставлялось влияние реальных и воспроизводимых в гипнозе воздействий на физиологические показатели и на работоспособность оператора. В качестве реальных воздействий применялись световые вспышки порядка 10000 люкс на входном зрачке и вестибулярные раздражения (вращение на кресле Барани до появления вегетативной реакции II–III степени или защитных движений III степени). Операторская деятельность заключалась в проведении астроизмерений с использованием секстант-визира. Все 12 испытуемых прошли предварительную тренировку в выполнении указанных операций до выхода на «функциональное плато». В течение эксперимента велась непрерывная запись ЭЭГ, пневмограммы, а также временных и точностных показателей астроизмерений (подробное описание экспериментального комплекса дано в главе 5). Световые вспышки, имитирующие случайную засветку глаз оператора солнечным светом, подавались через оптические каналы секстант-визира в начальном периоде выполнения операций астроизмерения. Вестибулярные воздействия также проводились непосредственно перед началом выполнения данных операций.

Воспроизведение этих воздействий в гипнозе осуществлялось спустя 5–7 дней с «возвращением» испытуемого в соответствующее время и обстановку. Репродукция световых вспышек проводилась следующим образом. В гипнозе испытуемому делалось внушение: «Когда Вы проснетесь и начнете работать на секстанте, по моей команде «Свет!» увидите в окуляре ту же вспышку, которая имела место такого-то числа». После выведения из гипноза оператор приступал к работе, и в соответствии с внушением репродукция световой вспышки осуществлялась именно в тот момент, когда экспериментатор произносил: «Свет!» Субъективный отчет испытуемых об особенностях воспроизводимого воздействия свидетельствует о том, что оно полностью повторяет реальное даже в таких деталях, как реализация последовательного зрительного образа в виде смены яркого света темным пятном.

Воспроизведение вестибулярных раздражений проводилось таким же образом при нахождении испытуемого на рабочем месте. В состоянии гипноза испытуемому внушалась длительность предстоящего «вращения» на кресле. Воспроизведение вращения, как правило, сопровождалось легкими круговыми движениями головы и через определенное (соответствующее реальному) время вызывало выраженные вегетативные реакции или защитные движения. По истечении соответствующего времени «вращения» испытуемый выводился из состояния гипноза и немедленно приступал к работе. Субъективный отчет и в данном случае подтверждал полную идентичность ощущений, переживаемых при реальных и воспроизводимых воздействиях.

Представленная на рис. 8 динамика некоторых физиологических функций при воздействии реальных раздражителей и при их воспроизведении в гипнозе показывает, что и в том и в другом случае имеется одинаковая направленность изменений. Следовательно, реализация репродуктивных процессов осуществляется не только на корковом уровне, по затрагивает весь комплекс нервных структур, формирующих ответную физиологическую реакцию на данный стимул. Характерно, что нарушения качества операторской деятельности при реальных воздействиях и при их воспроизведении в гипнозе были совершенно идентичными.

Рис. 8. Динамика некоторых физиологических функций при воздействии реальных раздражителей (засветка глаз большими яркостями — α, вращение на кресле Барани до появления вегетативных реакций I степени — σ) и при воспроизведении этих же воздействий в постгипнотическом состоянии

Для сравнительного анализа реальных и репродуцированных реакций учитывались только первые варианты репродукции. Как правило, по своей выраженности они ближе всего подходили к реальным. Повторное воспроизведение одной и той же реакции приводило к тому, что ее физиологические компоненты становились все менее выраженными, а после определенного числа повторений малозаметными. На рис. 9 приведены средние данные, показывающие снижение силы вегетативного компонента (частота пульса) по мере повторения репродукции физической нагрузки и неожиданного сильного звука (испуга). При репродукции физической нагрузки эта сила уже в первом эксперименте несколько ниже реальной (95 %). Выраженность снижается каждый раз примерно на 5 %. В то же время при воспроизведении дистантного раздражителя она оказывается на 40 % выше реальной, однако ее снижение по мере повторения оказывается более значительным.

Рис. 9. Снижение вегетативных проявлений при повторной репродукции ранее воздействовавшего стимула

α — физическая нагрузка — 20 приседаний, σ — испуг при неожиданном сильном звуке, Св — степень воспроизводимости по частоте пульса в процентах

Динамика угашения вегетативных компонентов нервных следов напоминает динамику угашения вегетативных, и электроэнцефало-графических компонентов ориентировочного рефлекса (Л. Я. Балонов, П. И. Кургановский, 1955; П. К. Анохин, 1958, 1963; М. Б. Михайлевская, 1964), хотя существенно отличается своей зависимостью от активируемых энграмм. Отмеченное сходство обусловлено общностью того нейрофизиологического механизма, который лежит в основе угашения и ориентировочного, и семантического условных рефлексов и который был назван П. В. Симоновым (1963) «превентивным», а Е. Н. Соколовым (1965) — «параллельным» торможением. Этот механизм предполагает накопление тормозных влияний не по схеме отрицательной обратной связи, а по типу регулятора с опережающим выключением возмущающего воздействия. О том, что в наших исследованиях процесс угасания вегетативных реакций не связан с утомлением, развивающимся по мере повторного активирования соответствующих энграмм, свидетельствовало новое повышение уровня воспроизводимых реакций в том случае» если репродуцируемый стимул несколько видоизменялся посредством внушения. Полученные нами результаты аналогичны данным Д. И. Шатенштейна (1939), который установил, что при повторной смене внушаемых образов наблюдается восстановление работоспособности уже после того, как у испытуемого наступило утомление. К таким же выводам пришла М. Н. Валуева (1967), воспроизводившая эмоциональные ситуации в бодрствующем состоянии.

Для более детального исследования особенностей репродуктивных процессов в гипнозе важно было выяснить также, в какой степени воспроизводятся те физиологические реакции, в которых преобладает безусловнорефлекторный компонент регуляции. К такому типу реакций относятся сердечно-сосудистые реакции на ортостаз. Материалы этой серии экспериментов представлены в следующем разделе.

2. Воспроизведение ортостатических реакций

По сравнению с рассмотренными ранее стимулами, воспроизводимыми в гипнозе, пассивные ортостатические нагрузки отличаются значительным своеобразием. Они лишены эмоционального компонента, протекают на фоне выключения мышечной системы конечностей и обусловлены лишь такими физическими факторами, как изменение гидростатического давления в кровеносных сосудах и повышение тонуса антигравитационных мышц. Поэтому представлялось целесообразным исследовать закономерности воспроизведения ортостатических реакций в гипнозе при неизменном действии ©тих факторов, а также при других условиях[4].

Характер сердечно-сосудистых реакций при переходе человека из горизонтального положения в вертикальное является показателем степени совершенства механизмов, осуществляющих регуляцию гемодинамики. Известно, что в данном случае функциональные сдвиги со стороны сердечно-сосудистой системы (учащение пульса, снижение ударного объема сердца при повышении диастолического кровяного давления) направлены на поддержание постоянного уровня минутного объема сердца. Указанное постоянство достигается благодаря тому, что уменьшение венозного притока крови к сердцу, вызванное отливом крови к ногам при переходе тела в вертикальное положение, компенсируется рефлекторным сужением сосудов брюшной полости. В основе этого регуляторного приспособления лежат импульсы, возникающие в барорецепторах уже при весьма незначительном падении кровяного давления и рефлекторно обусловливающие повышение тонуса сосудосуживающего центра, а также понижение тонуса тормозящих сердце нейронов блуждающего нерва (Е. И. Люблина, 1953; М. Р. Могендович, 1965, 1968).

В норме натуральные условные рефлексы, возникающие вследствие постоянного сочетания афферентных импульсов от рецепторов мускулатуры, сокращающейся при вставании, с реакцией сосудо-двигательного центра, обусловливают осуществление регуляторной реакции (сужение сосудов брюшной полости и учащение сердцебиений) еще до того, как фактически произошел переход в вертикальное положение (Р. А. Калашникова, 1971; Ю. М. Померанцев, 1971; С. Н. Хмелева, 1971).

При выключении или значительном расстройстве нормальной деятельности коры мозга (например, при наркозе) переход в вертикальное положение вызывает значительное падение артериального кровяного давления и другие неблагоприятные реакции (Н. Pfister, 1937). Следовало поэтому прежде всего выяснить, как сказывается на течении ортостатических реакций то корковое торможение, которое вызывается глубоким гипнотическим сном (III степень) без каких-либо дополнительных внушений. Эта серия исследований служила, кроме того, своеобразным контролем при репродукции в гипнозе ранее перенесенных ортостатических нагрузок, а также при ортостатических нагрузках на фоне сформированных в гипнозе различных психофизиологических состояний.

Изучение особенностей протекания активных ортостатических реакций в гипнозе проводилось Е. Г. Урицкой (1971) на контингенте больных неврозами (лого- и сексоневрозы). Всего было обследовано 28 мужчин в возрасте от 16 до 40 лет по показателям гемодинамических сдвигов (скорость распространения пульсовой волны, продолжительность периода изгнания крови, тонус периферических сосудов, характеристики артериального давления крови) и мышечного тонуса конечностей. Измерения этих показателей проводились в бодрствующем Состоянии и в состоянии «среднего» (по В. М. Бехтереву, 1911) гипноза в следующих положениях: лежа, через 15 минут после адаптации к этому положению и в позе стоя (активный ортостаз).

В результате были выявлены особенности реагирования на активный ортостаз в «среднем» гипнозе по сравнению с бодрствующим состоянием. В гипнозе частота пульса и реакция всех показателей артериального давления на ортостаз оказались более выраженными на фоне снижения этих показателей в бодрствующем состоянии. Изменения мышечного тонуса при ортостазе в обоих состояниях были разнонаправленными и не выявили определенной закономерности. Отсюда был сделан вывод о том, что в «среднем» гипнозе реакции на ортостаз со стороны сердечно-сосудистой системы характеризуются большей амплитудой, неэкономичностью, часто бывают извращены и, как правило, протекают на фоне ваготонии. По мнению Б. Г. Урицкой, это связано с изменением функций моторной зоны коры, изменениями мышечного тонуса и различными фазовыми состояниями корковых клеток, присущими «среднему» гипнозу.

Полностью соглашаясь с указанным выводом, следует заметить, что результаты этих экспериментов не могут быть распространены на явления пассивного ортостаза. Кроме того, контингент испытуемых, состоящий из больных неврозами, явно не подходит для изучения закономерностей каких бы то ни было сердечно-сосудистых реакций, так как дня него характерны выраженная неустойчивость и полиморфизм гемодинамических сдвигов при различного рода функциональных нагрузках (В. Я. Кряжев, 1945; А. А. Рогов, 1951; А. Т. Пшоник, 1952; В. Н. Черниговский и А. Я. Ярошевский, 1952; И. П. Чумбуридзе, 1955; Г. Г. Соколянский, 1957).

Следует иметь в виду и значительный полиморфизм сердечнососудистых реакций, имеющий место в средних стадиях гипноза (В. Г. Ананьев и А. В. Дубровский, 1929; М. М. Суслова, 1956; И. Маренина, 1956, 1957, 1958), для которых свойственны фазовая неоднородность функционального состояния коры головного мозга и динамичность взаимосменяемости уравнительной, парадоксальной и ультрапарадоксальной реакций (В. П. Зухарь, 1955; Е. Рожнов, 1956).

Поэтому исследование пассивных ортостатических реакций мы проводили на всесторонне здоровом контингенте испытуемых и в наиболее глубокой стадии гипноза (в состоянии сомнамбулизма), характеризующейся устойчивостью фазового состояния коры головного мозга.

Методика проведения пассивных ортостатических проб длительностью 15 мин. включала использование ортостола с седлом, что позволяло не нагружать ноги испытуемого при переводе его в вертикальное положение. Исследуемые электрофизиологаческие показатели регистрировались на аппарате «Мингограф-1» до, после и во время ортостатических нагрузок и позволяли определять частоту пульса, изменения электрической оси сердца, диастолическое, систолическое и пульсовое давление крови. Для устранения индивидуальных различий усредненные данные по всем испытуемым рассчитывались в процентах к исходному уровню (покой, бодрствование в горизонтальном положении). В дальнейшем анализировалась процентная разность параметров за идентичные отрезки времени в контрольных ортостазах (без воздействий) к ортостазах с исследуемыми факторами. Кроме того, для интегральной оценки состояния сердечно-сосудистой системы рассчитывался коэффициент Квааса [К = (частота пульса/пульсовое давление)∙100], повышение которого служит показателем более напряженного функционирования сердечно-сосудистой системы (Б. Г. Афанасьев, 1966). Полученные данные обрабатывались с использованием непараметрического критерия достоверности различий Вилтеоксона.

Рис. 10. Ортостатические реакции в глубоком гипнозе без дополнительных внушений

а — воздействие в гипнозе, б — контроль в бодрствующем состоянии,

ЧП — частота пульса, АДс — артериальное давление систолическое, АДд — диастолическое, АДп — пульсовое

На рис. 10 показаны данные, характеризующие гемодинамические сдвиги в пассивном ортостазе в состоянии глубокого гипноза без дополнительных внушений (относительно контрольных данных, полученных в бодрствующем состоянии). Эти сдвиги проявляются в виде некоторого учащения пульса, незначительного повышения диастолического давления и, как следствие, — более низкого (в среднем на 10 %) пульсового артериального давления. В данном случае торможение коры головного мозга, обусловленное глубоким гипнотическим сном, не приводит к заметным расстройствам функций гемодинамики. Можно полагать, что тормозное состояние коры имеет следствием лишь некоторое усиление собственной активности подкорковых структур, участвующих в регуляции функций гемодинамики и в бодрствующем состоянии находящихся под тормозным влиянием коры (В. М. Бехтерев, 1898; М. И. Гуревич, 1955; Г. Г. Соколянский, 1957; и др.).

В следующей серии экспериментов исследовалась степень кортикализации гемодинамических сдвигов, имеющих место ври ортостатических нагрузках. С этой целью в гипнозе ортостатические пробы воспроизводились у испытуемых при неизменном горизонтальном положении, а также при внушении неизменного горизонтального положения в пассивном ортостазе. На рис. 11 данные этих экспериментов соотнесены в процентах с соответствующими показателями контрольных ортостатических проб. При воспроизведении ортостатических нагрузок в неизменном горизонтальном положении отличительными особенностями гемодинамических реакций являются относительно меньшее учащение пульса (на 25 % ниже контрольных цифр) и более низкое колебание диастолического давления (на 20 %) при равнозначном систолическом, в результате чего наиболее характерным сдвигом гемодинамики оказывается резкий прирост пульсового давления (на 85 %). Это явление можно объяснить дополнительной активацией центральных компенсаторных механизмов гемодинамики, что обусловлено внушением вертикального положения тела при неизменном гидростатическом давлении в кровеносных сосудах, регуляторные системы которого в большей степени связаны с подкорковыми образованиями.

Рис. 11. Воспроизведение ортостаза в гипнозе в неизменном горизонтальном положении

Обозначение те же, что и на рис. 10

Внушение неизменного горизонтального положения при нахождении испытуемых в состоянии пассивного ортостаза выявило две равноценные группы реакций (но 5 человек в каждой). Для первой группы было свойственно достоверное снижение по сравнению с контрольным ортостазом следующих физиологических параметров: частоты пульса — на 1—18 %; систолического давления — на 1—10 %; пульсового давления — на 2—54 %. Во второй группе, наоборот, значения указанных параметров превышали контрольные соответственно на 1—27 %, 2—19 % и 8—51 % (по всем показателям р > 0,01). Диастолическое давление в обеих группах (кроме одного испытуемого) оказалось меньше контрольных цифр на 1— 59 % (р > 0,05). Индекс «К» у всех испытуемых повышался как в контрольных экспериментах, так и в экспериментах с воздействием, где это повышение было выражено значительно сильнее — на 15–20 условных единиц (р > 0,05) (рис. 12).

Рас. 12. Типичная реакция на ортостаз при внушении в гипнозе неизменного горизонтального положения.

Обозначения те же, что и на рис. 10, 11; К — коэффициент Квааса

Выраженное возрастание индекса «К» в этих случаях свидетельствует о том, что регулирующая роль коры головного мозга на сердечно-сосудистую систему оказывается значительно сниженной. Падение диастолического давления ниже контрольного уровня указывает на то, что явления рефлекторного сужения сосудов брюшной полости, имевшие место в бодрствующем состоянии, значительно ослабевают и при внушении горизонтального положения в пассивном ортостазе. Можно полагать, что прогрессирующее в данном случае уменьшение мышечного тонуса снижает активирующую роль моторно-висцеральных рефлексов в поддержании необходимого уровня гемодинамических сдвигов при ортостатических нагрузках.

Затем была сделана попытка выяснить, в какой степени возможно более полное расслабление познотоническнх мышц при внушении сниженного веса тела до 5 кг и неизменном горизонтальном положении тела влияет на протекание ортостатических реакций. Реализация внушаемого снижения тонуса основных мышечных групп объективно подтверждалась позой испытуемых (конечности принимали положение, близкое к физиологическому, с некоторой супинацией), исчезновением миограммных помех на ЭКГ.

Реакции сердечно-сосудистой системы на ортостаз в этом состоянии имели тот же характер, что в в предыдущей серии, но были более выраженными. Частота сердечных сокращений по сравнению с контрольным ортостазом увеличилась почти во всех случаях на 1—55 % (р > 0,05), тогда как ранее у половины испытуемых она была ниже контрольных значений. У 70 % испытуемых систолическое давление снизилось по сравнению с контрольным ортостазом на 1—20 % (р > 0,01) и повысилось лишь в 30 % случаев, в то время как в предыдущей серия у половины испытуемых отмечалось его повышение, а уменьшение было не столь выраженным. Если ранее диастолическое давление было ниже, чем в контроле (за исключением одного человека), то в данной серии более чей у половины испытуемых оно оказалось выше контрольных данных на 2—24 % (р > 0,01). Что касается изменений пульсового давления, то оно в первую половину ортостаза у одной части испытуемых было ниже, а у другой — выше контрольного. Во второй половине ортостаза отмечалось снижение пульсового давления в пределах 1—41 % (р > 0,05). Индекс «К» при внушенном расслаблении мышц во всех случаях увеличивался в пределах 3—480 условных единиц (р > 0,01), в то время как ранее у части испытуемых наблюдалось его снижение, а увеличение было не столь выраженным. Типичные изменения ортостатических реакций в атом состоянии представлены на рис. 13.

Рис. 13. Ортостатические реакции испытуемого Ш. в обычном состоянии и при внушении мышечной релаксации в неизменном горизонтальном положении.

Обозначения те же.

На основании приведенных данных можно с уверенностью говорить о том, что присоединение к предыдущему состоянию (неизменное горизонтальное положение) выраженного расслабления мышц существенно изменяет течение ортостатических реакций сердечно-сосудистой системы в неблагоприятном направлении. Эти данные полностью подтверждают вывод М. Р. Могендовича (1957,1965) и представителей его школы (Б. Г. Урицкая, 1971;

С. Н. Хмелева, 1971; Р. А. Калашникова, 1971; и др.) о важной роля моторно-висцеральных рефлексов и состояния мышечного тонуса в поддержании ортостатических реакций на оптимальном уровне.

Как известно, ортостатические обмороки нередко возникают при остром переживании отрицательных эмоций. Поэтому в очередной серии исследований было решено выяснить, в какой степени внушение отрицательного эмоционального фона ухудшает течение ортостатических реакций. В качестве отрицательного эмоциогенного стимула в гипнозе воспроизводилась одна и та же реально пережитая всеми испытуемыми ситуация — прыжок с вышки в воду, — однако внушаемая высота, с которой предстояло совершить «прыжок», была всегда больше на 3 метра, чем это имело место в действительности. Как правило, ортостатическая реакция исследовалась в «стартовом» периоде после команды: «Приготовиться к прыжку!» По окончании ортостатической пробы и возвращении испытуемого в исходное горизонтальное положение следовала команда: «Отставить прыжок! Прыжка не будет. Вы успокаиваетесь».

Реализация внушаемых эмоциональных состояний подтверждалась словесным отчетом испытуемого, появлением некоторой гипервентиляции, общим мышечным тремором, умеренной тахи- или брадикардией. Эта разнонаправленность реакций проявлялась и в характере ортостатических сдвигов. По сравнению с контрольным ортостазом частота сердечных сокращений в одной группе испытуемых была меньше на 5—32 %, в другой — больше на 3— 32 % (р > 0,01). Систолическое артериальное давление в одной группе уменьшилось на 1—13 % (р > 0,01), в другой — повысилось (недостоверно). Диастолическое давление в одной группе было выше контрольных данных на 1—18 % (р > 0,01), в другой — ниже на 2—19 % (р > 0,05). В результате пульсовое давление у четырех человек не достигало контрольных величин на 2—40 % (р > 0,01), у остальных — превышало их (недостоверно). Индекс «К», за исключением одного случая, превышал фоновые значения на в—190 условных единиц (рис. 14).

Рис. 14. Ортостатические реакции испытуемого Ш. в обычном состоянии и при внушении отрицательной эмоции

Обозначения те же.

По этому показателю ортостатические реакции на отрицательном эмоциональном фоне протекают в более неблагоприятном режиме. Однако напряженность уровня функционирования сердечно-сосудистой системы, которую отражает данный показатель, при ортостазе в отрицательном эмоциональном состоянии оказывается ниже, чем при ортостазе во внушенной горизонтальном положении и с общей релаксацией мышц.

Таким образом, воспроизведение пассивных ортостатических реакций в гипнозе при нахождении испытуемого в неизменном горизонтальном положении отличается своеобразием, которое не может быть полностью выявлено только по учащению пульса. Особенности стимулов, воспроизводимых в гипнозе, и характер гемодинамичеоквх реакций, протекающих на фоне усиливающейся ваготоничеокой иннервации, приводят к значительному росту пульсового давления, в чем и проявляются в основном воспроизводимые ортостатические реакции.

Пассивные ортостатические нагрузки, проводимые в глубоком гипнозе (стадия сомнамбулизма), вызывают прирост частоты пульса на 10–15 % и повышение диастолического давления в среднем на 5 % относительно контрольных цифр, что приводит к некоторому снижению пульсового давления. Это дает основание полагать, что гипнотическое торможение не сказывается в значительной степени на интероцептивной регуляции функций сердечно-сосудистой системы при ортостазе. Нарушение этой регуляции наступает лишь в случае целенаправленного торможения реальной интероцептивной импульсации косвенным образом: путем внушения неизменного горизонтального положения тела или общей релаксации мышц. В ряде случаев при этом наблюдалось снижение пульсового давления крови до крайне низких цифр, что свидетельствует о большой роли моторно-висцеральной импульсации в формировании адекватных гемодинамических сдвигов при ортостазе.

В части экспериментов было отмечено, что выраженность воспроизводимых реакций зависела от того, насколько определенно подчеркивалась при внушении полнота их воспроизведения.

Это дало основание предположить, что посредством специального внушения можно «квантифицировать» воспроизводимые реакции и более детально проследить их нарастание от начальных стадий до максимального развития.

3. Воспроизведение алкогольного опьянения

Достаточно четкая воспроизводимость в гипнозе простейших психофизиологических реакций давала основание предполагать, что могут быть воспроизведены и закреплены на длительный постгипнотический период также и более сложные психические состояния человека. Для исследования этих вопросов были проведены две серии экспериментов с участием трех испытуемых. В качестве воспроизводимого в постгипнотическом периоде состояния использовалось алкогольное опьянение.

В первой серии экспериментов каждому из испытуемых было дано для приема внутрь определенное количество этилового спирта (1 г на 1 кг веса тела). Затем испытуемые выполняли программу тестовых исследований по следующим методикам:

1. Управление (слежение) на аппарате ЭРПС (В. Г. Волков, Н. Н. Лебедева, 1972). Отслеживание движущихся на экране точек осуществлялось в трех режимах: при равномерном перемещении точки по окружности; в режиме с инерцией в цели. управления; при синусоидальном движении. Предварительно операторы проходили соответствующий период тренировки.

2. Исследование основных зрительных функций (остроты зрения, контрастной чувствительности, зрительной работоспособности).

3. Исследование мышечной работоспособности (по динамике максимальных мышечных усилий).

У испытуемых периодически регистрировалась частота пульса и дыхания. Исследования проводились непрерывно в течение шести часов по однотипной программе.

Во второй серии экспериментов, проводившейся спустя 10 суток, каждый из испытуемых был «введен в гипнотическое состояние, во время которого делалось следующее внушение: «Сейчас Вы полностью проснетесь, выпьете прежнее количество алкоголя, и у Вас наступит опьянение, аналогичное тому» которое было в предыдущем эксперименте». После пробуждения испытуемым вместо разбавленного спирта давалось соответствующее количество дистиллированной воды. Характерно, что при этом двое из них не могли отличить на вкус воду от спирта, о чем свидетельствовала соответствующая мимика во время питья. Третий, однако, заявил, что «спирт» сегодня разбавлен водой значительно сильнее, чем в прошлый раз. Затем они работали по той же шестичасовой программе. Словесный отчет о самочувствии свидетельствовал, что переживаемые ими состояния идентичны тем, которые были в первых экспериментах, и выражались в мышечной слабости, плохой координации движений, в снижении общего психического тонуса и умственной работоспособности, неприятных ощущениях в эпигастральной области. Вместе с тем испытуемые отметили, что «опьянение» во втором эксперименте прошло примерно на 1–1,5 часа раньше, чем в первом.

В качестве иллюстрации приводятся выдержки из письменного отчета врача Ф., участвовавшего в экспериментах в качестве одного из испытуемых (гипнотический сон у него был менее глубоким).

«После выведения из гипноза выпил жидкость, содержащую какое-то количество спирта. Минут через пять почувствовал слюноотделение, небольшую тошноту, жжение по ходу пищевода. Хотя и сознавал, что в выпитом растворе могло содержаться лишь небольшое количество спирта (на вкус, но не был в том твердо уверен. Решил, что, по-видимому, после гипноза я не смог четко ощутить вкуса спирта. Спустя некоторое время развелось состояние дискомфорта, появились сонливость, чувство тяжести в голове. При ходьбе отмечалась неуверенность движений. Все перечисленные явления были выражены в несколько меньшей степени, чем в предыдущем эксперименте, однако сохранялись также в течение четырех часов (до приема пищи). После обеда, так же как и в предыдущем эксперименте, указанные ощущения несколько снизились. Оставались внутренний дискомфорт и усталость, которые были устранены в конце эксперимента при повторном введении в гипноз».

Сопоставление данных, характеризующих работоспособность и состояние психофизиологических функций у испытуемых в первых и во вторых экспериментах, показывает, что общность субъективных переживаний сопровождается аналогичными изменениями объективных проявлений. Так, по тесту двигательного слежения наибольшие изменения (в сторону ухудшения) качества работы операторов (на 31–85 % по сравнению с фоновыми значениями) наблюдаются в режиме с инерцией в цепи управления, а также при отслеживании точки, перемещающейся по сложной траектории (синусоидальной кривой). На этих же режимах отмечается наибольшая степень сближения динамики качества слежения при реальном опьянении и при воспроизведении его в постгипнотическом периоде (рис. 15).

Рис. 15. Качество слежения у испытуемых при реальном воздействии алкоголя и при воспроизведении этого же алкогольного опьянения в гипнозе спустя семь дней (усредненные данные)

1 — отслеживание точки, равномерно перемещающейся по окружности, 2 — слежение за синусоидальным движением точки, 3 — то же с инерцией в цепи управления, сплошная линия — реальное воздействие, пунктир — воспроизведение в гипнозе

Резкое ухудшение качества деятельности при слежении в этих режимах проявляется «в течение первых часов экспериментов с указанными выше воздействиями. К пятому-шестому часу показатель качества слежения в обоих экспериментах приближается к фоновым значениям. При слежении в наиболее простом режиме (равномерное движение метки по окружности) подобной аналогии в качестве работы не наблюдается. Качество слежения в этом режиме при воспроизведении алкогольного опьянения не только не ухудшается в течение шести часов эксперимента, но даже улучшается. Очевидно, данный вид слежения не затрагивает в значительной степени механизмов экстраполяции и потому оказался малочувствительным к воздействиям, имевшим место во второй серии экспериментов.

Результаты динамометрии, отражающие способность развивать максимальные мышечные усилия (на ручном динамометре), также достаточно четко показывают однонаправленность изменений в обоих экспериментах (рис. 16), причем в случае гипнорепродукции алкогольного опьянения снижение мышечной силы в среднем оказывается более выраженным, чем при реальном воздействии. Вместе с тем частота пульса при дозированной физической нагрузке в этом случае, несмотря на однонаправленность изменений, не достигает тех цифр, которые были получены в первом эксперименте. Здесь, как и в большинстве случаев воздействий, связанных с гипнозом, также сказывается эффект преобладания парасимпатической иннервации. Он проявляется не только при умеренной физической нагрузке, но и в покое, и при выполнении других функциональных проб.

Рис. 16. Динамика максимальных мышечных усилий и частоты пульса при дозированной физической нагрузке (усредненные данные) в экспериментах с реальным приемом алкоголя (сплошная линия) и при воспроизведении этого же опьянения в гипнозе (пунктир)

Результаты исследования функций зрения (рис. 17) показывают, что воспроизводимые в гипнозе сложные психофизиологические состояния затрагивают и сенсорные процессы, хотя в несколько меньшей степени, чем одноименные реальные воздействия.

Рис. 17. Изменение некоторых функций зрения в экспериментах с реальным приемом алкоголя (сплошная линия) и при воспроизведении этого же опьянения в гипнозе (пунктир)

4. Исследование репродукции состояний с использованием «субъективной шкалы» испытуемого

Важное значение в экспериментально-психологических исследованиях имеет проблема «дозирования» эмоционального стимула, так как одна и та же эмоция различной силы может по-разному сказываться на психофизиологических функциях оператора и его работоспособности (П. В. Симонов, 1966; Н. G. Jones, 1962; Р. М. Curran, R. J. Wherry, 1966; В. Bergstrem, 1970). Вместе с тем сила субъективных ощущений не всегда однозначно совпадает с нарастанием физических параметров воспринимаемого раздражителя, так как в большей степени связана с другим, чисто психологическим его качеством — значимостью.

Начало исследованиям по измерениям субъективных ощущений было положено Э. Г. Вебером (Е. Н. Weber, 1834) и Г. Фехнером (Н. Fechner, 1889). Г. Фехнер выдвинул известный постулат, согласно которому интенсивность ощущения не может быть измерена непосредственно, но может определяться косвенным путем через пороговые величины, т. е. едва заметные приросты раздражителя (порог различения). Установленная зависимость между величиной ощущения и силой раздражения проявляется в тех случаях, когда исследуются простыв параметры или отдельные признаки объекта (вес, сила, яркость и т. п.).

Необходимость исследования процессов восприятия сложных объектов, обладающих несколькими признаками: формой, величиной, качеством и т. д., привела к рождению так называемой субъективной психофизики, основоположником которой можно считать бельгийского физика Плато. В 1872 г. он попытался прямым путем определить отношение между силой раздражителя и ощущением на основе субъективных суждений художников о равенстве интервалов между белым и серым цветами в одних случаях и серым и черным — в других.

В дальнейшем исследования по измерению субъективных реакции методом косвенного ранжирования проводил Л. Л. Терстон (L. L. Thurstone, 1927). Волее совершенные методы получения метрической информации разрабатывались С. С. Стивенсом (S. S. Stevens, 1957), а затем Г. Экманом (G. Ekman, 1965). В частности, так называемый метод прямого ранжирования (G. Ekman et aL, 1960) основан на весьма реальном предположении, что человек способен устанавливать количественное отношение между интенсивностью субъективных переживаний с достаточной степенью точности и без больших систематических ошибок. Испытуемому в ©том случае предъявляется последовательно по два стимула, и он должен ответить, на сколько процентов один из них отличается от другого по какой-то определенной характеристике (ярче — темнее, тяжелее — легче, больше — меньше и т. п.). Интересны исследования Г. Экмана и др. (G. Ekman, М. Frankenhauser, L. Goldberg et aL, 1964), в которых определялась корреляция между концентрацией этилового спирта в крови и данными самооценки о субъективно испытываемой алкогольной интоксикации. Установлено, что субъективная оценка, выявляемая методом прямого ранжирования, довольно точно отражает динамику объективных процессов. Г. Экман (G. Ekman, 1970) считает, что эта методика может быть использована и для измерения субъективных компонентов эмоциональных реакций.

Советские исследователи Л. А. Чистович, А. Г. Голузина, В. В. Люблинская, Т. И. Малинникова, М. К. Рохтиа, И. Н. Жукова (1966) использовали методы субъективной количественной оценки для изучения механизмов речеобразования и восприятия сложных звуков. Т. А. Ратанова (1972) в работе по исследованию субъективного шкалирования воспринимаемых объектов показала, что прямая субъективная оценка линейных и угловых величин довольно точно отражает их объективную (физическую) величину. Субъективные шкалы линейных и угловых величин, полученные разными методами, оказались близкими к объективным. Аналогичные исследования были проведены Б. Б. Коссовым и В. А. Василенко (1967).

Эти экспериментальные работы указывают на то, что человек способен количественно оценить степень изменения своих внутренних переживаний. На основе индивидуального опыта вырабатывается «субъективная шкала» количественной оценки интенсивности собственных субъективных переживаний, вызванных действием различных по характеру и силе стимулов. Подобная «квантификация» включает представление о пороговых субъективных влияниях определенных факторов, а также о максимальном их воздействии. Экспериментально установлено, что «шкала» количественной оценки субъективных реакций имеет существенные индивидуальные различия (G. Ekman, 1970).

Рассмотренные теоретические принципы были положены в основу метода квантификации эмоциональных состояний при изучении закономерностей изменения некоторых психофизиологических показателей в зависимости от последовательного нарастания силы (интенсивности) эмоционального стимула. Эта группа исследований предусматривала получение данных, которые могли бы способствовать — расширению возможностей диагностики эмоциональных состояний оператора по динамике определенных психофизиологических показателей.

Метод квантификации эмоциональных состояний заключается в следующем. В предварительной беседе с испытуемым выясняется наличие в его анамнезе сильных эмоциональных реакций (положительных или отрицательных) или же эмоционально значимых объектов и ситуаций. Если у испытуемого имелись в прошлом выраженные эмоциональные реакции, они воспроизводились в эксперименте; если нет — эмоциональные состояния формировались путем словесного внушения, в которое включались эмоционально значимые для него раздражители (репродуктивное внушение). Особенность этого метода состоит в том, что формула внушения акцентирует внимание испытуемого на следующем: его эмоциональная реакция будет минимальной при счете 1, с каждым последующим счетом от 1 до 10 ее сила будет пропорционально нарастать и станет максимальной при счете 10. Через равные промежутки времени в 15–20 сек. проводится соответствующий счет и непрерывно регистрируются определенные физиологические показатели.

С помощью этого метода исследовались различные типы эмоциональных реакций (положительные, отрицательные), а также состояния, вызванные последовательно увеличивающейся статической нагрузкой. Результаты исследований указывают на то, что во всех случаях воспроизведение или репродуктивное внушение состояний по данному методу протекает с последовательным нарастанием интенсивности субъективных переживаний и вегетативных функций. Закономерности изменения вегетативных функций при воспроизведении различных состояний методом квантификации прослеживаются по частоте пульса (рис. 18). Характерной тенденцией при последовательном усилении эмоциональных состояний является нарастание частоты пульса.

Рис. 18. Динамика пульса при воспроизведении в гипнозе различных воздействий методом квантификации

1 — нарастающие болевые ощущения; 2 — положительная эмоция; 3 — физическая нагрузка; 4 — отрицательная эмоция

При этом интересной особенностью отрицательных эмоций является тот факт, что максимальная тахикардия не соответствует наивысшей степени эмоционального напряжения, как это имеет место при воспроизведении нарастания физического напряжения. Наибольшая частота пульса при отрицательных эмоциях всегда приходится на счет 7–8 или 9, а в дальнейшем, когда по некоторым другим признакам эмоция достигает максимальной интенсивности, частота пульса несколько уменьшается. Эха закономерность, хотя и с существенными индивидуальными различиями, прослеживается у всех испытуемых, усредненные данные которых представлены на рис. 19. При положительных эмоциях, а также при внушении последовательно нарастающей физической нагрузки этого обычно не наблюдается.

Рис. 19. Частота пульса при квантифицированном воспроизведений в гипнозе эмоционального напряжения в различных позах (усредненные данные)

Фб — фон бодрствования, Фг — фон в гипнозе, ПД — последействие

Объяснение данному факту, несомненно, следует искать в соотношении симпатической и парасимпатической иннервации при формировании физиологических реакций в эмоциональных состояниях. По данным Э. Гельгорна (1948), Э. Гельгорна и Дж. Луфборроу (1966), П. В. Симонова (1966) и др., эмоциональное возбуждение включает симпатические и парасимпатические влияния, причем в норме преобладают симпатические эффекты. При отрицательных эмоциях соотношение симпатических и парасимпатических влияний обусловливается характером эмоционального состояния и его силой. На рис. 18 видно, что нарастание частоты пульса яри воспроизведении усиливающихся болевых ощущений (кривая 1) происходит на значительно более низком уровне, чем при отрицательной эмоции угрозы болевых воздействий (кривая 4). Это хорошо согласуется с имеющимися в литературе наблюдениями, согласно которым болевые ощущения активируют преимущественно парасимпатический отдел вегетативной нервной системы (С. М. Дионесов, 1969; Г. Н. Кассиль, 1960), тогда как угроза болевых или других отрицательных воздействий приводит к преобладанию симпатической импульсации, что связано, по-видимому, с различным уровнем активации двигательного анализатора в этих двух различных типах эмоциональных реакций.

Повышение мышечного тонуса при наличии болевых ощущений, обусловленных травмой, приводило бы к отрицательным последствиям. В то же время на этапе существования лишь угрозы болевого воздействия активация функций мышечной системы позволяет избежать действия повреждающего агента. Однако и в первом, и во втором случае в периоды, близкие к максимальной силе эмоции, преобладание парасимпатической иннервации становится явным, что приводит к снижению частоты пульса (по сравнению с предыдущими этапами) на фоне общего нарастания других объективных признаков усиливающейся эмоции, в том числе КГР (рис. 20).

Рис. 20. Изменение КГР при нарастании силы воздействующих стимулов, репродуцированных и репродуцированных в гипнозе методом квантификации

1 — положительная эмоция; 2 — физическая нагрузка; 3 — отрицательная эмоция

Изменение КГР при нарастании силы эмоционального стимула носит весьма своеобразный характер. Наибольшие колебания КГР имеют место при слабых и сильных степенях отрицательных эмоциональных реакций и физического напряжения, тогда как средние степени этих воздействий вызывают лишь незначительные его проявления. Как видно на рис. 18, возрастание интенсивности положительных эмоций и эмоционально нейтрального физического напряжения не дает «конечного» парасимпатического эффекта, характерного для отрицательных эмоций. Уровень же КГР при усилении положительных эмоций практически не изменяется.

Результаты исследований показывают, что метод квантификации при репродукции эмоциональных состояний позволяет выявить дополнительные особенности эмоционального реагирования в условиях нарастания силы эмоционального стимула. Так, например, принято считать, что снижение частоты пульса на фоне эмоционального реагирования свидетельствует об уменьшении эмоционального напряжения. Как видно из представленных данных, эта закономерность сохраняется лишь при эмоционально нейтральном физическом напряжении и положительных эмоциях. При отрицательных эмоциях снижение частоты пульса после ее предшествующего нарастания может означать дальнейший рост эмоционального напряжения. В этом случае, как показали предварительные исследования, снижение частоты пульса сопровождается нарастанием его аритмии.

Метод квантификации дает возможность целенаправленно формировать эмоциональное состояние заданной интенсивности и поэтому может быть очень полезен при исследовании динамики активирования и дезорганизации рабочих навыков оператора в условиях последовательного нарастания эмоционального напряжения»

Несмотря на то что градация силы субъективных переживаний на данном этапе исследований остается еще весьма относительной, описанный метод позволяет вести реальный поиск дополнительных объективных критериев для оценки силы (интенсивности) эмоциональных состояний.

5. Гипнорепродукция эмоциональных состояний парашютистов

Психофизиологическая реакция на прыжок с парашютом является частным случаем выраженного стрессового состояния даже у опытного парашютиста. Однако всестороннее обследование этого контингента испытуемых в условиях реальной деятельности сопряжено с редом методических трудностей. Имеющиеся работы по изучению сердечно-сосудистых реакций у парашютистов в связи с прыжком (С. Г. Филиппович, 1936; Н. И. Шептухин, 1959;

С. Н. Шугрин и А. Н. Мазин, 1963; и др.) не дают полного представления о динамике их изменений, так как обследование парашютистов проводилось на старте перед прыжком н после приземления. В наиболее напряженные периоды прыжка — отделение от летательного аппарата, свободное падение, снижение при раскрытом куполе парашюта — проводились лишь единичные исследования с записью электрокардиограммы по радиотелеметрическим устройствам.

Для детального изучения этого вопроса мы использовали метод репродукции эмоциональных состояний в гипнозе. Исследования проводились с участием физически здоровых парашютистов в возрасте от 19 до 21 года. Основную группу составили испытуемые, совершившие от 3 до 100 прыжков. Эмоциональные реакции на прыжки у каждого из них находились в пределах физиологической нормы, хотя и имели индивидуальные особенности. Исключение составили два человека, которые никогда не совершали прыжков с парашютом. Они послужили своеобразной контрольной группой для сопоставления характера эмоциональных реакций на внушенный в гипнозе прыжок. Всего в исследованиях участвовало 32 человека.

Опыты проводились с каждым из участников индивидуально, в разное время, в присутствии помощника из лиц среднего медперсонала. В предварительной беседе с испытуемым выяснялся его «парашютный анамнез», уточнялись конкретные даты прыжков (обычно первого — ознакомительного и последнего), их обстановка и особенности.

Непосредственно перед опытом проводилась своеобразная психологическая подготовка испытуемого, целью которой являлось устранение чрезмерно повышенного интереса к эксперименту и в нужных случаях — снятие определенной степени беспокойства и напряженности перед процедурой усыпления. Подготовленный таким образом, он оставался лежать в течение 5—10 мин. в бодрствующем состоянии. В это время у него регистрировались исходные физиологические показатели (осциллограммы, плетизмограммы, сфигмо- и электрокардиограммы).

Затем испытуемый путем воздействия на зрительный анализатор (фиксация взора на блестящем шарике) и словесного внушения вводился в гипнотическое состояние. Как правило, мы стремились добиться глубокого гипнотического сна (II–III стадии внушенного сна, по К. И. Платонову). После того как был накоплен материал по репродукции эмоций парашютиста в глубоких стадиях гипноза, в исследования включались лица менее гипнабильные, реализация внушенного сна у которых не заходила далее II даже I стадии.

Введенный в гипнотическое состояние испытуемый оставался в покое 5–7 мин., после чего у него снова регистрировались указанные физиологические показатели. Далее путем словесного внушения («Сегодня такое-то число такого-то месяца и года. Вы готовитесь к парашютному прыжку и т. д.») у него воспроизводились стрессовые состояния и соответствующие им физиологические реакции, имевшие место во время парашютного прыжка. Воспроизведение велось по этапам: «приказ на прыжок», «укладка парашюта», «на старте», «в самолете», команды «приготовиться» и «пошел», «свободное падение», «снижение на раскрытом парашюте» и т. д. Непрерывно регистрировались указанные физиологические показатели, проводилось объективное наблюдение за испытуемым. В одном эксперименте обычно воспроизводились первый и последний парашютные прыжки. В двух случаях, когда в процессе воспроизведения эмоциональной реакции на прыжки была зарегистрирована необычная реакция сердечно-сосудистой системы, спустя более чем 20 дней эксперимент был повторен. Что же касается двух испытуемых, ранее не совершавших прыжков с парашютом, то им внушалось совершение ознакомительного прыжка и проводилось изучение тех же физиологических показателей.

В течение опыта регистрировались мимические и двигательные реакции, цвет и состояние кожных покровов, проверялась безусловнорефлекторная сосудистая реакция на температурный раздражитель.

Ход каждого эксперимента протоколировался, к протоколу прилагались полученные кинограммы, а также письменный отчет испытуемого о субъективных переживаниях во время опыта.

Следует отметить, что внешние проявления репродуцированных стрессовых состояний (мышечные движения, мимика) возникали только в глубоких стадиях гипноза, а с уменьшением глубины гипнотического сна этих проявлений становилось все меньше. Очень часто в опыте воспроизводились не только «выразительные движения», но и произвольные, которые испытуемый совершал в процессе подготовки к «прыжку» и во время самого «прыжка»; движения пальцами рук при «укладке парашюта», перенос рук в положение «на запасный парашют» перед «отделением от самолета» и пр. В отдельных случаях испытуемый, оставаясь в состоянии гипнотического сна, рассказывал о деталях переживаемой в опыте ситуации. Характерен следующий пример.

Парашютист 3. Совершил 20 парашютных прыжков. Парашютных травм не имел. Эмоциональная реакция на прыжки стенического типа. Гипнотический сон III3 степени. В момент репродукции первого (ознакомительного) прыжка спонтанно начал рассказывать о его деталях.

Экспериментатор: «Вы находитесь на старте. Ожидаете посадки в самолет».

3.: «Да, на старте. Самолет уже подошел. Я влезаю в кабину. Нас двое парашютистов».

Экспериментатор: «Самолет взлетает, набирает высоту».

3.: «Есть зацепить карабины». Лицо испытуемого при этом бледнеет, на лбу появляются капельки пота, делает движение правой рукой («зацепляет» карабин вытяжной фалы).

Экспериментатор: «Приготовиться».

3.: «Есть приготовиться». Делает неопределенное движение головой.

Экспериментатор: «Пошел».

3. втягивает голову в плечи, несколько «съеживается», лицо еще больше бледнеет. Дыхание задержано, вдохи редкие, небольшими «порциями».

Экспериментатор: «Свободное падение».

3. в этот момент находится в неподвижном, но крайне напряженном состоянии.

Экспериментатор: «Парашют раскрылся».

З. делает полный выдох, затем следует глубокий вдох, лицо его розовеет, напряженность тела исчезает.

Интересен другой пример.

7 марта 1961 г. парашютист X., сделавший 22 парашютных прыжка, совершал очередной прыжок с привязного аэростата. Погода стояла безветренная, и после раскрытия купола парашют оказался близко к тросу, которым крепился аэростат, и запутался стропами вокруг троса. С погасшим парашютом с высоты около 250 м парашютист вынужден был спускаться по тросу, зажав его носками сапог и стиснутыми в руках лямками от подвесной системы. Таким образом он скользил до самой лебедки, на которую успели положить поролоновые маты, и приземлился без малейшей травмы.

Нам удалось наблюдать объективное состояние X. спустя 5–7 мин. после этого случая. Обращала на себя внимание необычная бледность лица, пульс 108, слабый, неровный. По телу пробегала мелкая дрожь. Был молчалив, несколько заторможен, при попытке разговаривать речь приобретала признаки скандирования. Наблюдался выраженный тремор пальцев рук.

Спустя 8 месяцев было решено воспроизвести этот случай в состоянии глубокого гипнотического сна. После внушения: «Сегодня 7 марта 1961 г. Вы совершаете прыжок с аэростата», двигательная реакция X. в точности копировала его действия при этом прыжке, а после слова «приземление» объективное его состояние ничем не отличалось от наблюдавшегося в реальных условиях. Эксперимент был заснят на кинопленку (рис. 21).

Рис. 21. Мимические и двигательные реакции испытуемого X. в эксперименте с репродукцией аварийного прыжка с парашютом

1 — усыпление; 2 — «в гондоле аэростата»; 3 — команда «приготовиться»; 4 — «пошел»; 5 — «спуск по тросу»; 6 — «приземление»; 7 — снова сон; 8 — пробуждение

Анализируя данные словесных отчетов испытуемых, можно сделать вывод, что сила и яркость внутренних переживаний в опыте зависят от глубины гипнотического сна, хотя и в значительно меньшей степени, чем воспроизводимые внешние признаки эмоциональных переживаний. Если внешние признаки возникают лишь в III стадии гипноза, то яркие внутренние переживания в связи с воспроизведением прыжка с парашютом появляются уже во II и даже частично в I стадии. Эту закономерность следует считать естественной, так как внешние, тем более двигательные, компоненты реакции возникают не сразу с появлением соответствующей эмоции, а только тогда, когда она достигает определенной силы, способной противостоять тормозящему воздействию коры головного мозга. Если репродукцию эмоций в гипнотическом состоянии рассматривать как «активирование энграмм соответствующего рефлекторного процесса» (В. П. Осипов, 1924, с. 105), то, по-видимому, активирование следовых функциональных связей в сфере двигательного анализатора осуществляется сравнительно труднее. Глубокая же заторможенность коры головного мозга в III стадии гипноза облегчает этот процесс.

В глубоких стадиях гипноза воспроизводимые стрессовые состояния основываются на чрезвычайно ярко «видимой» и находящейся вне критики испытуемого ситуации парашютирования («не знаешь, что это происходит не сейчас, а было когда-то»), С уменьшением глубины гипнотического сна начинает теряться «картинное видение прыжка», исчезает «детальность ситуации», и в неглубоком сне переживаемые эмоции трактуются испытуемым как яркое воспоминание, а не как реальность.

Несомненный интерес представляет словесный отчет лиц, никогда не совершавших прыжков, о степени реализации внутренних переживаний в связи с внушенным парашютированием. В глубоких стадиях гипноза у этих лиц появлялись определенные внутренние переживания, которые не были связаны с детальным видением обстановки прыжка, а основывались исключительно на общих «представлениях о внушенной ситуации. В поверхностных стадиях гипноза стрессовые состояния, вызванные внушением прыжка с парашютом, у них вообще не возникали, что подтверждается отсутствием заметной сердечно-сосудистой реакции (рис. 22).

Анализ экспериментального материала показал, что стрессовое состояние, вызванное выполнением прыжка с парашютом, даже у хорошо тренированных парашютистов сопровождается значительными функциональными изменениями сердечно-сосудистой системы. Наиболее общей, свойственной всем испытуемым реакцией на прыжок является сужение периферических кровеносных сосудов. Эта реакция впервые появляется после «приказа на прыжок», постепенно нарастает на последующих этапах прыжка и достигает максимума после «отделения парашютиста от самолета», т, е. при «свободном падении», а начиная с «раскрытия парашюта» и до «приземления» тонус сосудов постепенно снижается, приближаясь к исходному состоянию (рис. 23). Безусловнорефлекторная сосудосуживающая реакция на холод, хорошо выраженная и в бодрствующем, и в гипнотическом состоянии, уменьшается на первых этапах воспроизведенного парашютирования, отсутствует при «свободном падении» и вновь появляется только после слов «парашют раскрылся» (рис. 23).

Рис. 23. Плетизмограмма у парашютиста при воспроизведении в гипнозе этапов парашютного прыжка

Отметки (+) и (-) — начало и конец действия реального холодного раздражителя

Уровень минимального артериального давления следует за изменениями сосудистого тонуса: несколько повышается на подготовительных этапах «прыжка» (в среднем на 10–20 мм рт «ст.), продолжает расти непосредственно перед «прыжком» и достигает максимума в момент «свободного падения» (90—100 им рт. ст.). После «раскрытия купола» минимальное давление резко снижается до нормальных величин, колеблется при «плавном снижении» и очень часто вновь повышается перед «приземлением».

Колебания уровня максимального давления более выражены и подразделяются на три типа: I — гипертонический, с неизменным повышением максимального давления на всех этапах «прыжка» с вершиной подъема в момент «свободного падения» (рис. 24, а); II — гипотонический, сравнительно редкий (в наших опытах у двух человек), с лабильностью уровня в период подготовки к «прыжку» и небольшим подъемом на старте; задолго до «отделения от самолета» максимальное давление снижалось на 15–20 мм рт. ст., а после «раскрытия парашюта» возвращалось к исходным цифрам (рис. 24, б); III — нормотонический (в наших опытах у 14 испытуемых), с повышением максимального давления на всех этапах; предшествующих «прыжку»; лишь в момент «отделения» и при «свободном падении» отмечалось небольшое его снижение на 10–15 мм рт. ст.; начиная с «раскрытия парашюта» до «приземления» и после оно оставалось несколько выше исходного уровня (рис. 24, в).

Рис. 24. Реакция артериального давления у парашютистов на этапах прыжка

1 — в покое, 2 — укладка парашюта, 3 — на старте, 4 — в самолете, 5 — команда «приготовиться», 6 — команда «пошел», 7 — свободное падение, 8 — раскрылся парашют, 9 — приземление, сплошная линия — максимальное давление, пунктир — минимальное давление, а, б, в — разные типы реакций. Стрелка — момент падения

Анализ ЭКГ выявил определенную закономерность: частота сердечных сокращений начинает расти уже на старте (на 5— 15 уд/мин) и достигает максимума в момент свободного падения (100–120 уд/мин). При гипо- и нормотоническом типах реакций перед «отделением от самолета» и в период «свободного падения» очень часто имело место относительное уменьшение частоты пульса (до 80–90 уд/мин), появление аритмии и единичных экстрасистолий. Высота зубцов R и T в первом отведении на этапах «прыжка» уменьшалась и была наименьшей в период «свободного падения», а с «приземлением» возвращалась к исходному уровню (рис. 25).

Рис. 25. Электрокардиограмма при воспроизведении у парашютиста прыжка с парашютом

Анализируя рассмотренные особенности сердечно-сосудистых реакций на воспроизведение такого стрессового раздражителя, каким являются прыжки с парашютом, следует признать, что отрицательные эмоции сопровождаются усилением не только симпатических, но и парасимпатических влияний (Е. Gellhom, 1948). С этой точки зрения становятся понятными выявленные типы реакции артериального давления и относительное урежение частоты пульса в наиболее ответственные этапы «прыжка». Эти явления хорошо согласуются с наблюдениями В. В. Фролькиса (1959), который установил, что отдельные компоненты сложной реакции сердечно-сосудистой системы имеют свой оптимум силы раздражения. Те раздражения, сила которых превышает оптимальную величину, вызывают уже не усиление, а ослабление подобных реакций.

По-видимому, тип реакции на стрессовый раздражитель (на определенном уровне) непосредственно не сказывается на качестве выполняемой деятельности и в большей степени отражает типологические особенности высшей нервной деятельности человека, а также степень его тренированности и подготовленности к данному виду деятельности (X. Христозов, 1959). Так, у неопытных парашютистов наблюдались реакции I и II типов, а с ростом тренированности начинали преобладать реакции I и III типов и их выраженность значительно ослабевала. Следует отметить, что наиболее чувствительной реакцией при воспроизведении стрессовых состояний является изменение тонуса периферических кровеносных сосудов, ярко проявляющееся даже в поверхностном гипнозе. Изменение же частоты и ритма сердечных сокращений появляется только во II3 и III1–3 стадиях гипноза.

Таким образом, метод гипнорепродукции позволил детально изучить особенности физиологических сдвигов со стороны сердечно-сосудистой системы парашютиста на всех этапах прыжка, в том числе в момент отделения от летательного аппарата, в период свободного падения, раскрытия парашюта и т. д. Поскольку исследование этих функций в реальных условиях парашютирования связано с большими методическими трудностями, многие стороны этого вопроса до сих пор оставались неизученными.

Метод репродукции имеет существенное преимущество перед методом произвольного внушения эмоций в гипнозе. В первом случае оживляются ассоциативные связи, которые образовались ранее в реальной действительности; во втором — эмоциональная реакция формируется в ходе опыта на основе более или менее общих представлений испытуемого о внушаемой ситуации.

Наиболее полное воспроизведение пережитых ранее стрессовых состояний имеет место в глубоких стадиях гипноза. В поверхностном гипнотическом сне их выраженность может быть приравнена к ярким воспоминаниям в бодрствующем состоянии.

6. Влияние активности двигательного анализатора на формирование эмоциональных реакций

При воспроизведении эмоциональных состояний в гипнозе, особенно с использованием метода квантификации, обращало на себя внимание одно обстоятельство: переживание в эксперименте даже сравнительно сильных эмоций, о чем свидетельствовали словесный отчет испытуемого, мимические и двигательные проявления, нередко сопровождалось незначительным учащением пульса. Иногда же вместо ожидавшегося увеличения частоты пульса наблюдалось ее значительное уменьшение. После нескольких контрольных экспериментов возникло предположение, что это явление связано с той позой, в которой воспроизводились эмоциональные реакции. Весь период эксперимента испытуемый находился в сидячем положении, если даже воспроизводимые в гипнозе ситуации реально протекали на фоне повышенной его активности (убегание от грозящей опасности, прыжки с высоты и т. п.). Складывалось впечатление, что неадекватно низкий уровень активности двигательного анализатора, к тому же еще и сниженный под влиянием гипнотического состояния (глубокие стадии гипноза вызывают мышечную релаксацию), препятствует развитию той симпатиктонической активности вегетатики, которая имеет место в бодрствующем состоянии.

Теоретическим обоснованием для такого рода предположений служит ряд работ, в которых прослеживается зависимость психических и физиологических функций человека от состояния двигательного анализатора, обусловленного статической позой или же определенным уровнем локомоторной активности. Так, еще

В. Джемс (W. James, 1890) утверждал, что физическая активность предшествует или фактически эквивалентна эмоциональному состоянию и что мысли человека могут меняться в зависимости от его позы. Позднее эту же точку зрения поддержал Е. Штраус (Е. W. Straus, 1952).

Координация состояния двигательного анализатора с работой внутренних органов в отношении не только условных, но и безусловных раздражителей отчетливо проявляется в доминантной установке. Она выявлена в работах А. А. Ухтомского (1911) при исследовании влияния непосредственного раздражения двигательных центров коры больших полушарий на некоторые функции пищеварительного аппарата. Эти работы положили начало учению о доминанте. В полном соответствии с ними находились клинические наблюдения В. М. Бехтерева (1898) о влиянии коры мозга на сердцебиение, давление крови и дыхание.

Впоследствии экспериментальные исследования (М. Kennard, 1935, 1937) подтвердили, что раздражение премоторных зон коры вызывает различные вегетативные реакции. Дж. Вольпе (J. Wolpe, 1958) применил выявленную зависимость на практике. Исходя из того, что мышечное расслабление несовместимо с ощущением беспокойства, он рекомендовал своим пациентам делать движения, противоположные тем, которые ассоциируются с навязчивыми воспоминаниями, вызывающими нежелательные реакции.

В дальнейшем было установлено, что изменение позы человеком сказывается и на характере протекания у него психических процессов. Р. Морган и П. Бекен (R. F. Morgan, P. Bakao, 1965) показали, что испытуемые в состоянии сенсорной депривации больше сообщали о своих галлюцинациях в положении лежа, чем в положении сидя. Д. Шульман и Д. Франклин (D. Schulman.

С. S. Franclia, 1971) изучали взаимосвязь мыслительных процессов и положения тела на 160 испытуемых-студентах и обнаружили, что изменение позы достоверно повлияло в общей сложности на из 17 видов измерений при выполнении трех из пяти различных тестов. Результаты этих экспериментов явились подтверждением положения Дж. Гилфорда (J. P. Guilford, 1956) о преимущественном влиянии позы на конвергентные, а не на дивергентные интеллектуальные процессы и хорошо согласуются с теорией моторно-висцеральных влияний М. Р. Могендовича (1957).

В развитие этой теории был проведен ряд исследований. Р. А. Калашникова (1971) изучала изменение частоты пульса, времени кровотока и уровня оксигенации крови испытуемых в зависимости от позы (лежа, сидя, стоя). Установлено, что перемена позы существенно влияет на частоту пульса (ее уровень составляет соответственно 71±1,47; 72±2,4; 79±1,5 уд/мин) и не сказывается на скорости кровотока. При перемене позы также отмечено статистически достоверное изменение уровня оксигенации крови (соответственно 89±0,45 %; 88±0,44 %; 87±0,48 %), что свидетельствует о различном уровне обменных процессов, связанных с соответствующей проприоцептивной импульсацией. Р. Ф. Садыкова и С. Е. Цейловский (1971) установили, что перемена позы (сидя, стоя и варианты этих положений) влияет на показатели относительного кровенаполнения легких, а также на мышечный тонус и частоту пульса. А. К. Чуваев и Г. 3. Чуваева (1971) сообщили о влиянии позы на проявления дыхательной синусовой аритмии. В этих и других работах (Е. Г. Урицкая, 1971; Ю. М. Померанцев, 1971; С. Н. Хмелева, 1971) изменения уровня вегетативных реакций в зависимости от позы объясняются действием механизмов моторно-висцеральных реакций.

В заключение следует привести наблюдения К. И. Платонова (1962), касающиеся испытуемых, введенных в гипнотическое состояние. Он стимулировал развитие различных эмоциональных состояний одним лишь пассивным изменением положения рук усыпленного, без какого-либо словесного внушения. Интересно, что одновременно с этим изменялась и рентгеновская картина моторики желудка. В данном случае идущие в кору мозга кинестезические импульсы, отмечал К. И. Платонов, служили условным раздражителем, который в прошлом сочетался с различными эмоциональными состояниями и связанными с ними мимико-соматическими и висцеральными реакциями.

На основании приведенных материалов можно предположить, что при воспроизведении эмоциональных состояний в гипнозе важно учитывать специфику реакций на различные позы, ибо иначе несоответствие соматических проявлений воспроизводимым состояниям может не только снижать уровень вегетативной активации, но и полностью подавлять ее.

В целях проверки этого предположения была проведена специальная серия опытов с репродуктивным внушением 20 испытуемым одной и той же эмоциогенной ситуации: прыжка в воду с вышки. Все они имели опыт прыжков в воду с 5—7-метровой вышки. Для получения более выраженной эмоциональной реакции на прыжок воспроизведение ранее пережитой реальной ситуации сочеталось с внушением необычной высоты: на 2–3 метра выше той, в прыжках с которой уже имелся реальный опыт. Как правило, испытуемый, находясь в сомнамбулической фазе гипноза, «видел» и ощущал себя в обстановке зимнего плавательного бассейна на вышке, «видел» внизу воду, «слышал» вокруг голоса товарищей и т. п.

Одна и та же эмоциогенная ситуация воспроизводилась дважды: первый раз — в положении сидя, второй — в положении стоя. Воспроизведение проводилось методом квантификации, т. е. с инструктивным внушением, что при счете 1 внутреннее переживание будет минимальным, по мере счета от 1 до 10 оно будет пропорционально возрастать и при счете 10 станет максимальным. Во время опыта велась непрерывная регистрация частоты дыхания, ЭКГ, ЭЭГ и других физиологических функций. В некоторых случаях проводился анализ крови на сахар, определялись показатели функций дыхания, а также энерготраты.

О том, что данный способ моделирования эмоционального напряжения оказался достаточно эффективным, свидетельствуют усредненные по 10 испытуемым данные об изменении функций дыхания и кровообращения (см. табл. 1)[5]. Сюда вошли замеры соответствующих показателей при эмоциональном реагировании сидя и стоя, так как для раздельного их анализа общее число замеров оказалось недостаточным.

Как видно из таблицы 1, в состоянии моделируемого эмоционального напряжения увеличиваются минутный объем дыхания (VE), энерготраты (Е), частота пульса (ЧП), что свидетельствует о повышении обменных процессов примерно на 30 %.

На рис. 26 (кривая а) представлены усредненные данные частоты пульса (20 испытуемых) при воспроизведении указанной эмоциогенной ситуации в положении сидя.

Рис. 26. Динамика частоты пульса у испытуемых при воспроизведении отрицательных эмоциональных ситуаций в позе сидя (а) и в позе стоя (б)

Поскольку средние цифры показателей физиологических сдвигов у различных испытуемых сглаживают ярко выраженные индивидуальные сдвиги реакций, относительно большую информативную ценность представляет среднее квадратичное отклонение частоты пульса. Динамика этого показателя более наглядно свидетельствует о характере и силе реакций в исследуемой позе. Максимальная интенсивность реакций как при учащении пульса, так и при его урежении приходится на счет 8 и 9. В наивысшей точке развития эмоции (счет 10) пульс бывает несколько реже. В положении стоя (рис. 26, кривая б) динамика частоты пульса носит иной характер. Средняя частота пульса оказывается примерно на 15 ударов больше. Среднее квадратичное отклонение частоты пульса становится более равномерным и не показывает того выраженного парасимпатического конечного эффекта, который сопутствует эмоциональным реакциям в позе сидя. Тем не менее в момент максимального развития эмоции и здесь подчас можно наблюдать некоторое урежение пульса относительно предыдущих этапов.

Характерно, что одноименная направленность описанных изменений отражается и на динамике электроэнцефалографических показателей, регистрируемых одновременно с пульсом. Анализ ЭЭГ, проведенный по методу Е. А. Жирмунской и О. Г. Российского (1971), позволяющему оценить суммарную мощность колебаний ЭЭГ по Δ-, θ-, α-, β-спектру, показал следующее. В покое в бодрствующем состоянии средняя для 10 испытателей суммарная мощность колебаний ЭЭГ в позе сидя для α-спектра составляет 115, β — 27, θ — 13, Δ —16 условных единиц. В позе стоя она значительно повышается почти по всему спектру и составляет соответственно 151, 56, 22 и 15 условных единиц.

При репродуктивном внушении отрицательных эмоций методом квантификации на ЭЭГ отчетливо прослеживается закономерность, аналогичная динамике пульса. На рис. 27 представлены усредненные данные, отражающие изменение частотного спектра ЭЭГ при нарастании интенсивности отрицательной эмоции.

Рис. 27. Изменение частотного спектра электроэнцефалограммы при нарастания интенсивности отрицательной эмоции в зависимости от позы

Средние данные: А — стоя; В — сидя

Большая степень корреляции с динамикой пульса имеется у α-активности (0,7), тогда как α-активность больше отражает степень общей мобилизации двигательного анализатора и меньше — динамику пульса. Более высокий уровень активности вегетативных функций при эмоциональном реагировании в позе стоя отражается и на содержании сахара в крови (рис. 28).

Рис. 28. Уровень сахара в крови (средние данные) при различных психических состояниях в зависимости от позы испытуемых

Характерно, что отрицательная эмоция, переживаемая на фоне сниженного тонуса мышечной системы (в позе сидя), осознается всеми испытуемыми как более тягостное и неприятное состояние, близкое к депрессии. Следовательно, видимые объективные различия в физиологическом реагировании сопровождаются неодинаковыми субъективными переживаниями одних и тех же эмоциогенных ситуаций.

Таким образом, для адекватного моделирования эмоциональных состояний в гипнозе необходимо наличие соответствующего уровня активности двигательного анализатора, участвующего в формировании эмоциональных реакций. Несоблюдение этого требования может привести к видоизмененному эмоциональному реагированию с преобладанием парасимпатических компонентов реакций и субъективных астенических переживаний. Очевидно, эта закономерность может проявляться и в условиях реальной деятельности оператора. Пониженный уровень мышечного тонуса оператора в момент появления неожиданного эмоциогенного стимула может способствовать формированию ответной эмоциональной реакции по астеническому типу со всеми неблагоприятными ее последствиями (заторможенность, растерянность, несвоевременные и ошибочные действия и т. п.).

На основании экспериментальных данных, представленных в этой главе, можно сказать, что воспроизводимые в гипнозе психические реакции и состояния, несмотря на большое сходство с «оригиналами», отнюдь не являются их точной копией. Это связано с чем, что в процессе афферентного синтеза, на основе которого строится репродукция, сохраняется аналогия лишь в отношении основных системообразующих факторов, т. е. реальных образов и мотивов психических состояний и их энграмм.

Вместе с тем принцип аналогии может быть не сохранен по отношению к дополнительным системообразующим факторам. Как показывают экспериментальные данные, к этим факторам следует отнести: степень активности двигательного анализатора; степень определенности психической установки испытуемого на полноту воспроизведения состояния или реакции по силе и времени действия. Кроме того, при повторном воспроизведении одних и тех же реакций и состояний в качестве дополнительного системообразующего фактора начинают выступать механизмы внутреннего, или «параллельного» (Е. Н. Соколов, 1965), торможения.

Глава 4 МОДЕЛИРОВАНИЕ В ГИПНОЗЕ СОСТОЯНИЙ, СВЯЗАННЫХ С РАЗЛИЧНЫМИ ГРАВИТАЦИОННЫМИ ВОЗДЕЙСТВИЯМИ

Возрастающая длительность космических полетов объясняет актуальность исследования проблемы длительных воздействий невесомости на организм человека. Вместе с тем моделирование состояния невесомости в наземных условиях сопряжено с рядом серьезных трудностей, особенно в тех случаях, когда время воздействия этого фактора должно измеряться часами, сутками и даже месяцами. Устранить влияние на организм сил земной гравитации на столь продолжительное время, находясь на поверхности Земли, невозможно. Многими авторами разрабатывались различные методы моделирования состояний, физиологическая сущность которых в определенной мере приближается к состояниям невесомости (гипокинезия, пребывание в иммерсионных средах в нулевой плавучести и т. п.).

Оригинальный подход к исследованию психофизиологических явлений невесомости наметился и с точки зрения теории гипнологии, которая позволяет говорить о так называемой «психической модели невесомости». Исходной теоретической посылкой для разработки этой модели послужила закономерность функционирования центральной нервной системы, состоящая в том, что «мозг вступает в контакт не непосредственно с окружающей действительностью, а только с ее символическим кодом, который передается по нервным путям» [106, с. 156]. Было сделано предположение, что целенаправленное вмешательство с применением гипноза в процессы центральной интеграции «символического кода», обеспечивающего сигнализацию действия гравитационных сил, может привести к потере ощущений весомости собственного тела у испытуемых.

Закономерности протекания психофизиологических реакций, лежащих в основе гипнотических и постгипнотических явлений, указывали два пути возможных воздействий, направленных на формирование субъективных ощущений невесомости тела:

1. Целенаправленное активирование в памяти испытуемых энграмм с запечатленным опытом более или менее кратковременного пребывания в гипо- и невесомости (спуск на скоростных лифтах, прыжки с возвышений, полеты на самолетах-лабораториях по параболе Кеплера и т. д.).

2. Избирательное торможение в состоянии гипноза проприоцептивной импульсации, поступающей от системы антигравитационных мышц, а также от отолитового аппарата и других органов. Методика формирования «психической модели невесомости» и материалы ее психофизиологических исследований представлены в настоящей главе. Однако достаточно критический анализ этого материала был бы невозможен без предварительного ознакомления с теми данными, которые характеризуют психофизиологическую реакцию организма на воздействие реальных условий невесомости, имеющих место в космических полетах или же полученных с помощью других методов моделирования этого фактора. Поэтому далее приводится краткий обзор работ, в которых показано действие невесомости на организм человека.

1. Состояния, вызванные снижением весомости тела, и методы их моделирования

Постоянство величины гравитационного поля является одной из важнейших констант, обусловливающих нормальную жизнедеятельность организма человека, сложившуюся в процессе филогенеза. Роль гравитации в функциональном развитии организма неоднократно освещалась в трудах классиков естествознания — Ч. Дарвина, И. М. Сеченова, К. А. Тимирязева, И. П. Павлова. «Тяжесть, — писал А. А. Ухтомский, — самое неизбывное и постоянное поле, от которого (наряду с электромагнитным полем) ни одно существо никогда на земле не освобождается» [309, с. 53]. «Система организма слагалась среди всех окружающих ее условий: термических, электрических, бактерийных и других, и между ними также механических условий, должна была все их уравновесить, к ним приспособиться, возможно предупредить или ограничить разрушительное их на себя действие» [223, III, 2, с. 176].

Влияние силы тяжести обусловило формирование рефлексов полярной ориентированности организма в пространстве, а также мощной системы мускулатуры, противостоящей при активном положении тела силе тяжести и потому получившей название антигравитационной мускулатуры. Особенности функционального состояния как центральных, так и периферических образований опорнодвигательного аппарата, обеспечивающего уравновешивание организма с гравитационным полем, находят свое отражение в более высокой лабильности нервных центров разгибательных мышц по сравнению со сгибательными (Н. Е. Введенский, А. А. Ухтомский, 1938) и меньшей величине хронаксии соответствующих мышечных образований (Н. К. Аристова, 1953).

Воздействие постоянного гравитационного поля Земли следует считать адекватным раздражением для двигательного анализатора, а соответствующую проприоцептивную импульсацию, поступающую из мышечной системы, — необходимым условием нормального функционирования организма. Эта сторона анализаторной функции мышечной системы до последнего времени недооценивалась. Между тем на значение «темного мышечного чувства» в деятельности двигательного аппарата указывалось уже в работах И. М. Сеченова (1961). Еще более определенно писал об этом один из его учеников — А. Ф. Самойлов: «Мы все привыкли оценивать мышцу со стороны ее механических особенностей, со стороны ее сократительных свойств, и считаем мышцу нашим рабочим органом. Это правильная, но не полная оценка. Мышца есть не только рабочий орган, мышца есть вместе с тем и своеобразный орган чувств, рецептивный орган. Всякое вытяжение мышцы сопровождается механическим раздражением чувствительных окончаний, заложенных в мышце, и может служить начальным моментом для рефлексов» [267, с. 587].

Являясь важнейшим инструментом активного приспособления к условиям внешней среды, мышечная система, кроме того, находится в тесной взаимосвязи с функциями всех внутренних органов и систем. В настоящее время физиология располагает значительным фактическим материалом, дающим возможность определить пути рефлекторной перестройки вегетативных и психических функций организма посредством воздействия на кинестетический рецепторный аппарат двигательного анализатора. Происходящие при этом изменения имеют характер не только условных, но и безусловных рефлексов, получивших название моторно-висцеральных рефлексов (М. Р. Могендович, 1957). Состояние невесомости, как правило, вызывает первичную реакцию всех систем организма (сенсорные, двигательные, вегетативные и психические изменения), которая по мере адаптации к новым условиям может значительно ослабевать. Длительное пребывание в невесомости приводит к развитию вторичных функциональных изменений.

По характеру и выраженности первичных сенсорных реакций различают три типа реагирования на невесомость. У лиц с первым типом реагирования в состоянии невесомости не снижается работоспособность, не изменяется самочувствие. Второй тип реакции связан с переживанием иллюзии свободного плавания, ощущением перевернутого положения, вращения тела, подвешенности вниз головой и т. п. Эти пространственные иллюзии нередко сопровождаются беспокойством, потерей ориентировки, переживанием дискомфорта. Третий тип реагирования характеризуется «космической» формой укачивания (Е. М. Юганов 1963; Е. М. Юганов с соавт., 1961, 1962, 1968; И. И. Касьян, 1962, 1963, 1968а, 1968б; Л. А. Китаев-Смык, 1963, 1964, 1968; В. И. Яздовский с соавт., 1963, 1964, 1968; А. Е. Slater, 1957; Т. Lomonaco и др., I960). Субъективные переживания, соответствующие этим реакциям, также имеют различный характер. Чаще всего наступает чувство «полнейшего облегчения, приятного отдыха» (Е. М. Юганов, 1961), иногда это сопровождается состоянием, напоминающим легкое опьянение (S. Grossfield, 1951). В 50–60 % случаев, как установил Г. Дирингзхофен (Н. Diringshofen, 1951), состояние невесомости может вызывать головокружение и тошноту. Считается, что в генезе этих сенсорных реакций большую роль играет измененная афферентация с лабиринтного аппарата, а при их кумуляции развивается синдром укачивания (В. В. Ларин и др., 1962).

Данные орбитальных полетов, проведенных в Советском Союзе и GIHA, показали, что деятельность двигательного анализатора и в период адаптации к невесомости, и в период стабилизации физиологических функций характеризуется некоторыми важными особенностями. При исследовании двигательной активности в космическом полете была отмечена разнонаправленность изменений скорости моторных реакций. У Ю. А. Гагарина и В. Ф. Быковского в невесомости отмечалось замедление выполнения тестовой пробы, тогда как у Г. С. Титова, А. Г. Николаева и П. Р. Поповича имел место ускоренный темп движений относительно фонового, полученного на Земле (И. И. Касьян с соавт., 1968).

О неоднозначности изменений темпа двигательных реакций в невесомости свидетельствуют данные, опубликованные Ю. М. Волынкиным с соавт. (1967). Динамографические тесты, выполнявшиеся во время полета многоместного корабля «Восход», показали, что Б. Б. Егоров в невесомости работал в более частом ритме, с большей неравномерностью амплитуд и ритма жимов по сравнению с наземными условиями, в то время как К. П. Феоктистов и

В. М. Комаров выполняли аналогичные тесты в более редком ритме, с увеличением продолжительности интервалов между ними.

И. И. Касьян и др. (1968) исследовали изменения мышечной силы в кратковременной невесомости (25–45 сек.) при полетах самолета-лаборатории по параболе Кеплера. В 266 измерениях у 26 испытуемых установлено, что мышечная сила кистей рук при исходном уровне 45–65 кг в 82 % случаев уменьшалась на 4 — 22 кг. Однако в отдельных случаях (до 9 %), когда замеры производились при фиксации положения испытуемого в кресле, наблюдалось и увеличение мышечной силы кистей рук. По мнению авторов, одной из причин уменьшения мышечной силы в невесомости является общее снижение тонического напряжения мускулатуры. Подтверждением этого может служить падение биоэлектрической активности тонических мышц с 40 до 25 мкв, а в ряде случаев и явления полного «биоэлектрического молчания». При статической нагрузке правой руки, напротив, амплитуда биоэлектрических потенциалов возрастала с 50 мкв (в горизонтальном полете) до 150 мкв (в невесомости). При этом усилие в 400 г одинаково точно выдерживалось как в тех, так и в других условиях. Авторы пока еще не находят удовлетворительного объяснения описанному факту. Следует отметить, что величина заданного усилия в невесомости во время полета по параболе Кеплера завышалась в 1,5–2 раза по отношению к исходным величинам, а рефлекс на время укорачивался (у 10 из 14 человек) (Е. М. Юганов с соавт., 1961).

Л. А. Китаев-Смык (1963), исследуя координацию движений в условиях кратковременной невесомости с помощью тестов прицельной стрельбы, установил снижение ее точности за счет типичной ошибки — смещения попаданий вверх и вправо.

Глазодвигательная активность в космическом полете у А. Г. Николаева, П. Р. Поповича, В. Ф. Быковского и В. В. Терешковой (И. Т. Акулиничев с соавт., 1963) также отличалась рядом особенностей. В начале полета имело место стойкое повышение глазодвигательной активности: с 40 движений в минуту на Земле до 300–400 на первых витках полета. В начале полета преобладали крупноамплитудные движения («вождение» глаз). По мере адаптации движения глаз становились более координированными, быстрыми и полностью нормализовались на вторые — третьи сутки.

В космических полетах получен большой объем информации об изменении вегетативных функций в состоянии невесомости (П. В. Васильев с соавт., 1965, 1968; И. И. Касьян с соавт., 1962, 1963, 1964,1967, 1968; В. И. Яздовский с соавт., 1964, 1968; и др.).

В частности, во всех пилотируемых орбитальных полетах было уделено большое внимание изучению показателей сердечно-сосудистой системы и дыхания (Б. Б. Егоров, 1964; Ю. М. Волынкин, А. Д. Воскресенский, 1964; И. И. Касьян с соавт., 1968; и др.).

Установлено, что у всех космонавтов в орбитальном полете урежается частота сердечных сокращений. Однако, как показал статистический анализ, на фоне более редкого пульса в невесомости значительно увеличиваются среднее квадратическое отклонение и коэффициент вариации его частоты. Предполагается на этом основании, что невесомость оказывает специфическое воздействие непосредственно на сердечно-сосудистую систему, усиливая ее рефлекторные реакции на различные внешние и интероцептивные раздражения (О. Г. Газенко, 1962; Р. М. Баевский и О. Г. Газенко, 1964; П. В. Васильев с соавт., 1968). Измерения артериального давления, производимые во время орбитальных полетов, свидетельствуют о снижении систолического давления и некоторой тенденции к незначительному увеличению диастолического давления, что приводит к заметному снижению пульсового давления.

Имеющиеся материалы (К). М. Волынкин и др., 1967) позволяют говорить о разных типах изменений ЭЭГ в космических полетах. Так, у А. Г. Николаева и В. Ф. Быковского в условиях невесомости наметилась тенденция к преимущественному замещению низкочастотных колебаний (ниже 8 гц) высокочастотными с постепенным уменьшением амплитуды биоэлектрических ритмов, тогда как у В. В. Терешковой преимущественно наблюдалось увеличение низкочастотных потенциалов.

Обследования космонавтов после орбитальных полетов показали более ила менее выраженную потерю веса тела (у Б. Б. Егорова она составила 3 кг). Считается, что основной причиной снижения веса в полете является недостаточное восполнение потерь воды (И. С. Балаховский и др., 1968). Это подтверждается послеполетными пробами с водной нагрузкой, показавшими значительное замедление выведения воды из организма в этот период. Вместе е тем после полета не удалось установить признаков внеклеточной дегидратации: содержание гемоглобина и эритроцитов в день приземления было таким же, как и до полета.

Во время полета несколько увеличивалось содержание мочевины в крови (на 17–27 %). Выведение азотистых продуктов с мочой после приземления соответствовало количеству азотистых веществ в пище, принятой во время полета. Сразу же после полета имело место небольшое и кратковременное повышение содержания холестерина; количество сахара и хлора в крови колебалось в обычных пределах. Специфической реакцией при длительном пребывании в невесомости считается нарушение кальциевого обмена (И. С. Балаховский с соавт., 1968; С. А. Гозулов, Н. И. Фролов, 1969; R. S. Hattner et al., 1968).

Из всего сказанного следует, что в условиях невесомости изменяются сенсорный, двигательный и вегетативный компоненты общей реакции организма. Естественно, что при этом не может не изменяться и уровень работоспособности.

Первые исследования работоспособности человека в условиях кратковременной невесомости, которая создавалась при полетах самолетов по параболе Кеплера, носили тестовый характер (S. Gerathewohl, 1954; S. Gerathewohl et al., 1957, 1960; Л. А. Китаев-Смык, 1963, 1964, 1968; И. И. — Касьян, 1963, 1968; и др.). Было выявлено, что в условиях невесомости возникают нарушения координации движений, изменяется время двигательных реакций — как в сторону укорочения, так и в сторону их замедления.

Изучение сенсомоторной координации в условиях длительной невесомости при полетах одно- и многоместных космических кораблей (В. И. Яздовский с соавт., 1963, 1964, 1968; Е. А. Иванов,

В. А. Попов, Л. С. Хачатурьянц, 1968) показало, что в начале полета она ухудшается, но по мере адаптации к невесомости в значительной степени восстанавливается. Так, например, В. М. Комаров на втором витке затрачивая на ориентацию корабля в два раза больше времени, чем на последующих витках. Подобное же явление отмечалось Б. Б. Егоровым при выполнении почти всех медицинских манипуляций.

Анализ двигательной деятельности по данным радиотелеграфной связи в условиях невесомости показывает, что перерыв между элементами знаков азбуки Морзе увеличивался в 2 раза, несколько затягивалось время воспроизведения знака тире. При повторной передаче спустя 6–7 часов среднее время длительности точки и перерывы между элементами восстановились до фоновых значений. Более того, передача знаков в целом производилась за более короткое время, чем на Земле, однако время передачи знака тире все же оставалось большим.

Оценка общей локомоторной деятельности в условиях невесомости и безопорного пространства производилась посредством биомеханического анализа процесса выхода А. А. Леонова из космического корабля в космос (Е. А. Иванов, В. А. Попов, Л. С. Хачатурьянц, 1968). Сравнивая обобщенный критерий качества выполнения этого действия в космосе с таким же критерием, полученным в кратковременной невесомости в самолете-лаборатории, авторы отмечают его значительное снижение (39,7 % против 57–60 %).

Динамические характеристики деятельности оператора в условиях суточного космического полета не претерпевали серьезных изменений. Наиболее подверженной влиянию этих условий оказалась функция слежения за входными сигналами, имеющими частоту более 0,5 гц. Л. А. Китаев-Смык (1963) в период наступления невесомости при полетах по параболе Кеплера отмечал у испытуемых снижение остроты зрения. При повторном же пребывании в невесомости у части из них она восстанавливалась или даже превосходила первоначальный уровень. Кроме того, было отмечено повышение порогов восприятия яркости предметных цветов, особенно желтого. Объективные исследования функций зрения в длительной невесомости, проведенные Е. А. Ивановым, В. А. Поповым и Л. С. Хачатурьянцем (1968) при полетах космических кораблей типа «Восход» и «Союз», не подтвердили вывода некоторых авторов о том, что в невесомости имеет место резкое снижение остроты зрения. Вместе с тем было показано, что в этих условиях значительно снижается зрительная оперативная работоспособность (на 20–40 %), а также функция восприятия предметных цветов, в частности пурпурного, голубого, зеленого и красного (на 25 %). Снижение восприятия яркости остальных предметных цветов не превышало 10 %. Причиной наблюдаемых изменений в функции зрительного анализатора считают двигательную дискоординацию в работе мышечного аппарата глаз.

Существенное изменение функционального состояния рабочих характеристик оператора в условиях невесомости ставит специалистов космической медицины и психологии перед необходимостью дальнейшего исследования этого вопроса, в том числе и с помощью различных методов моделирования.

Методы моделирования состояний частичной и полной невесомости в большой степени определяются теми задачами, которые решают исследователи. Эти методы можно свести к нескольким основным группам.

Изучение биомеханики двигательной активности человека в невесомости проводилось с использованием специальных стендов, на которых посредством системы грузов и блоков вывешивался общий центр тяжести человека и отдельных звеньев конечностей (Е. А. Иванов, 1965). Одной из разновидностей стендов данного типа является устройство, в котором сила тяжести, действующая на человека, раскладывается на две составляющие, поскольку опора осуществляется на наклоненную под определенным углом плоскость, а другая составляющая силы тяжести (перпендикулярная к оси тела) компенсируется системой подвеса (А. А. Волков, 1965). Несмотря на ряд присущих этим стендам недостатков, основным из которых является большая инерционность устройства, с их помощью при определенных условиях можно исследовать наиболее общие характеристики двигательных актов в условиях измененной гравитации.

Во многих случаях для имитации действия сниженной гравитации использовалась иммерсионная среда, в которую со специальной системой жизнеобеспечения погружался испытуемый. В этих условиях отрабатывались, например, действия американских космонавтов по выполнению некоторых рабочих операций внутри корабля, а также в период выхода в открытый космос (М. Р. Шарп, 1971). Специальные биомеханические исследования особенностей данного метода моделирования невесомости (И. Ф. Чекирда с соавт., 1969) показали, что при выполнении в воде медленных движений воспроизводится лишь внешняя картина движений, характерных для невесомости, и уменьшается скорость передвижения соответствующих локомоторных звеньев. В невесомости происходит упрощение характеристик ускорений и усилий, тогда как в водной среде они значительно усложняются. Поэтому данный метод моделирования пригоден для отработки содержательной стороны профессионально-трудовых операций и неприемлем для исследования особенностей биомеханики и физиологии рабочей активности в невесомости.

Оригинальное устройство для моделирования физиологического воздействия условий невесомости с использованием иммерсионной среды было разработано фирмой Локхид Эйркрафт (отделение Джорджия). Большой цилиндр (емкостью около 500 л), в который помещается испытуемый, вращается вокруг продольной оси с постоянной скоростью около 30 оборотов в минуту. В этих условиях, согласно расчетам, происходит функциональное выключение отолитового аппарата, аналогичное тому, которое имеет место в реальной невесомости (Е. Т. Benedict, 1961).

Для исследования некоторых биомеханических характеристик собственной двигательной активности человека в безопорном состоянии разработаны стенды на воздушных подушках с различными степенями свободы. Подобные способы моделирования безопорного состояния применялись в целях изучения способности человека прилагать силу при отсутствии трения (W. Е. Baker et al. 1963), проводить монтажные работы вне кабины корабля (R. Е. Geller, 1955), пользоваться силой мышц для производства вращательных движений тела относительно центра масс (W. S. Thaver, 1965). Понятно, что данный метод имеет целью моделирование лишь одного фактора, сопутствующего невесомости, — безопорного положения — и совсем не ставит задачей изменить субъективную оценку действия гравитационных сил или же снизить их реальное действие.

Наконец, последний из методов моделирования невесомости наиболее полно соответствует требованиям исследовательских задач. В данном случае используется состояние невесомости, возникающее у свободно падающего тела. Именно в этом состоянии на тело действуют только силы тяготения, но не возникают силы веса (С. Э. Хайкин, 1967). Первые исследования влияния невесомости на психофизиологические функции человека проводились в «падающих» лифтах, установленных в башнях различной высоты (Т. Lomonako et al., 1960; М. P. Lansberg, 1960; E. T. Benedict, 1961; и др.). Основным недостатком этого способа являлось то, что действие невесомости здесь очень кратковременно (около 2,5 сек.).

Несколько более длительным (от 25 до 45 сек.) период невесомости бывает при полетах самолетов по так называемой параболе Кеплера. Исследования влияния невесомости в таких полетах были начаты Гератеволем (S. J. Gerathewohl, J. Ward, 1960) и продолжены многими исследователями (Е. М. Юганов с соавт., 1961, 1962, 1963, 1968; И. И. Касьян с соавт., 1962, 1963, 1967, 1968; Л. А. Китаев-Смык, 1963, 1964, 1968; D. D. Muller et al., 1963; J. С. Simons et al., 1965; и др.). Преимущество данного способа создания невесомости состоит в том, что здесь имеет место генерализованная реакция всех систем организма на невесомость и тем самым появляется возможность всесторонне исследовать возникающие при этом функциональные сдвиги. Однако относительная кратковременность состояния невесомости (25–45 сек.) позволяет выявить лишь переходные фазы этих сдвигов. Кроме того, наличие угловых ускорений, неизбежно сопровождающих такого рода полеты, определенным образом сказывается на биомеханике локомоций, функциях анализаторов и вегетативных реакциях. Поэтому неудивительно, что данные космических полетов внесли значительные поправки в результаты исследований, проведенных с использованием описанного способа моделирования невесомости.

Казалось бы, можно полагать, что в период регулярных и длительных космических полетов проблема дальнейших поисков и разработки методов моделирования невесомости становится менее актуальной. Действительно, в настоящее время уже получен достаточно большой и разнообразный материал, характеризующий психофизиологические сдвиги в организме человека в условиях длительной невесомости, его операторские характеристики. Вместе с тем сохраняется большая потребность в разработке методов моделирования условий невесомости применительно к исследованию особенностей рабочей деятельности человека-оператора в космосе. Создание новых систем космической техники, планирование допусков надежности оператора, включенного в эти системы, были бы во многом облегчены, если бы связанные с этим проблемы можно было решать экспериментальным путем, полноценно моделируя состояние невесомости оператора в наземных исследованиях. Планирование и реализация длительных космических полетов в значительной мере актуализировали проблему реадаптации после длительного пребывания в невесомости. Всестороннее изучение этой проблемы и разработка эффективных мер профилактики отрицательных явлений реадаптационного периода также требуют дальнейших поисков адекватных моделей.

Закономерности протекания гипнотических и постгипнотических процессов дают основание предположить, что посредством внушения можно добиться желаемого изменения афферентации, идущей от двигательного анализатора к коре головного мозга, и таким образом сформировать модель состояния, связанного с изменением весомости тела.

Из повседневной лечебной практики известно, что для введения в состояние гипноза в большинстве случаев применяется внушение определенных сенсорных эффектов, таких, как тяжесть век, рук, мышечная расслабленность, теплота, разливающаяся по телу, и т. п. Известно также, что в гипнозе легко реализуются внушения, направленные на снижение и даже полное выключение функций рецепторных органов. Описаны многие случаи полной гипноанестезии, применяемой при проведении хирургических и стоматологических операций (Л. Черток, 1972; К. М. Варшавский, 1973).

По аналогии следовало допустить, что подобным же образом может быть реализовано и внушение снижения чувствительности к весу собственного тела. Естественно было при этом ожидать, что внушение сниженной весомости тела также будет реализоваться в диапазоне имеющегося у испытуемого опыта реального воздействия этого фактора. Предполагалось, наконец, что новые субъективные ощущения приведут к соответствующей функциональной перестройке анализаторных и вегетативных систем с включением соответствующих моторно-моторных, моторно-сенсорных и моторно-висцеральных рефлексов. Использование метода репродуктивного внушения сниженной весомости тела с постгипнотической реализацией этого состояния позволило бы закреплять соответствующие субъективные переживания на достаточно длительный период, обусловленный задачами исследования. Перечисленные возможности данного метода моделирования особенно важны для изучения деятельности космонавта.

В следующем разделе излагаются основные теоретические предпосылки и результаты экспериментальных исследований, послужившие основой для разработки «психической модели гиповесомости».

2. Экспериментальное исследование «психических моделей» гипер- и гиповесомости

Ощущения реального изменения веса тела как в сторону его повышения, так и снижения встречаются в повседневной жизни человека нередко. Значительные, хотя и очень кратковременные, колебания весомости имеют место при полетах на самолетах, пользовании скоростными лифтами, при нахождении в водных бассейнах и в особенности при различного рода прыжках. Так, например, при рекордном прыжке В. Брумеля невесомость продолжалась около одной секунды. При прыжке парашютиста с аэростата в первые несколько секунд падение происходит с ускорением, затем скорость падения становится постоянной. В течение тех секунд (не более 1,5–2), когда его движение вниз ускоренно, возникает сила инерции — направленная вертикально вверх перегрузка, которая обусловливает кратковременное состояние невесомости. Находясь в жидкости, человек также может не ощущать внешнего давления на поверхность тела. В этом случае субъективные ощущения будут напоминать одну из особенностей невесомости (Р. А. Стасевич, 1968).

Еще чаще в повседневной жизни человек испытывает перегрузки, связанные с локомоциями, Каждое движение начинается и заканчивается возникновением ускорений, а следовательно, и перегрузок. Обычно их длительность и величина невелики. Однако в отдельных случаях испытываемые перегрузки могут быть весьма значительными. Так, по данным Нейлера (Nayler, 1932), разрывы мышц и переломы костей, нередко наблюдаемые у спринтеров и прыгунов, происходят в тех случаях, когда возникающие в связи с локомоциями ускорения превышают 12g. По его же данным, футболисты при падении на землю в некоторых случаях испытывают перегрузку до 20g.

Вместе с тем тогда, когда описанные выше кратковременные ощущения невесомости или перегрузки сопровождаются сильным эмоциональным напряжением, в сознании обычно не остается достаточно ярких воспоминаний об этом вследствие проявления эффекта ретроактивного торможения (Ф. Д. Горбов, 1963). Однако в долговременной памяти сохраняются энграммы с запечатленным опытом субъективных переживаний, вызванных колебаниями весомости, и соответствующих вегетативных реакций. Можно утверждать, что каждый взрослый человек имеет определенный опыт субъективной оценки состояния, испытываемого при изменении весомости собственного тела.

В психиатрической практике также известны случаи субъективных переживаний изменения веса собственного тела. Как правило, они возникали под действием некоторых психически активных веществ. Так, И. А. Сикорский (1893) приводит несколько примеров отравления гашишем с развитием состояний, сопровождающихся ощущением утраты веса, чувством «всплывания». У больных с деперсонализационными синдромами нередко встречаются стойкие иллюзии невесомости (Р. И. Миерович, 1948; А. А. Меграбян, 1962), что позволило Р. Я. Голант (1948) выделить деперсонализационный синдром, в котором ведущим является чувство невесомости. Логично допустить, что подобные случаи гипогравитационных иллюзий возникают вследствие временной активизации в коре головного мозга тех энграмм, в которых запечатлен жизненный опыт субъективных ощущений при кратковременных изменениях весомости тела. Разумеется, непременным условием такой активизации должно быть нарушение контроля и регуляции, связанных с высшими психическими функциями. Вместе с тем следует иметь в виду, что «содержание клинической картины любой болезни, особенно на начальных этапах, формируется из материала прошлого жизненного опыта» (Я. П. Фрумкин и И. А. Мизрухин, 1969, стр. 1386).

С целью экспериментальной проверки наличия у взрослого человека таких энграмм и выяснения их действенности при соответствующей активизации была проведена серия специальных опытов с репродуктивным внушением в гипнотическом состоянии различных гравитационных воздействий. В экспериментах участвовало 12 испытуемых в возрасте от 20 до 22 дет (студенты вузов), у которых не было нарушений опорно-двигательного аппарата. Каждый из них имел опыт обычных полетов на пассажирских самолетах или же передвижения на скоростном лифте. Одним из основных требований, которым должны были удовлетворять испытуемые, являлась высокая степень гипнабильности (111$ степень, по классификации К. И. Платонова). Формула внушения в экспериментах строилась на основе воспоминания ранее пережитой ситуации. Например: «Сейчас Вы в скоростном лифте. Он стремительно опускается (поднимается). Ваше тело, все органы стали во столько-то раз легче (тяжелее)». После этого испытуемому представлялась возможность с открытыми глазами стоять, передвигаться, Запись физиологических показателей производилась, как правило, в позе сидя, в покое, с закрытыми глазами.

У всех испытуемых при репродуктивном внушении частичной весомости («гравитационной гипостезии») наблюдаются весьма характерные изменения статической позы: осанка уплощается, нередко испытуемый приподнимается на носках, его руки несколько сгибаются в локтевых суставах и отходят от туловища. Аналогичные изменения наблюдаются и в позе сидя (рис. 29). Эти особенности сохраняются и при ходьбе, которая осуществляется в замедленном темпе, с ограниченным биодинамическим участием рук.

Ряс. 29. Особенности позы при репродуктивном внушении сниженной весомости тела («вес тела около 5 кг»)

Согласно словесному отчету испытуемых (в ходе эксперимента и после него), они действительно ощущали необычайно приятное состояние легкости, пониженной весомости тела, что делало их движения плавными и свободными. Нередко это субъективное переживание сопровождалось мимикой удовольствия и улыбкой. Лишь в единичных случаях отмечались жалобы на умеренную слабость, неустойчивость при стоянии и ходьбе, головокружение и поташнивание.

Сравнительный анализ основных биомеханических характеристик произвольных движений производился на основе двигательных тестов, выполняемых в удобном для испытуемого темпе. Такими тестами являлись: ходьба (в том числе тест: «шаг вперед — шаг назад»), поднимание до уровня плеч и опускание правой вытянутой руки, сгибание и разгибание в локтевом суставе правой опущенной руки.

Типичные изменения вертикальных слагаемых тестового движения «поднимание руки до уровня плеч и опускание» в удобном темпе представлены на рис. 30. Анализируемые движения производились в состоянии гипноза при ощущении обычной весомости, а также при репродуктивном внушении 1/6g. Средние данные изменения параметров движений представлены в табл. 2.

Рис. 30. График изменения вертикальных скоростей и ускорений при поднимании и опускании руки в обычном состоянии и при внушении пониженной весомости тела

1 — вертикальная скорость (V) при весомости 1g, 2 — вертикальная скорость (V) при весомости 1/6g, 3 — ускорение (j) при весомости 1g; 4 — ускорение (j) при весомости 1/6g

Как видно из таблицы, при репродуктивном внушении частичной гравитации время выполнения активной части тестового движения (поднимание руки) увеличивается в 1,7 раза, пассивной (опускание руки) — в 4,1 раза. При этом средняя и максимальная скорости уменьшились соответственно при поднимании руки в 18 и 1,9 раза, при опускании — в 4,8 и 4,6 раза; среднее и максимальное ускорения в первом случае уменьшились в 1,8 и 2,3 раза, во втором — в 7,3 и 5,0. Судя по этим цифрам, можно сказать, что первоначальный биомеханический эффект при частичной гравитации (удлинение времени выполнения движения) (И. Ф. Чекирда, в большей степени проявляется в пассивной части локомоторного акта и в меньшей степени — в его активной фазе, отличающейся большей произвольностью. Сравнительный анализ горизонтальных слагаемых здесь не проводится, поскольку они в значительно меньшей степени отражают взаимодействие двигательного анализатора с внешним силовым полем (Н. А. Бернштейн, 1947), т. е. функциональную роль мышечной системы во взаимодействии с силами гравитации.

Исследование вегетативных реакций на репродуктивное внушение гравитационных воздействий показало, что частота пульса возрастает как при внушении перегрузок, так и в первый период внушения частичной весомости, хотя в последнем случае она остается значительно более низкой (рис. 31).

Риc. 31. График изменения вегетативных функций при реальном воздействии перегрузок и невесомости и при репродуктивном внушении этих воздействий в гипнозе

1 — частота пульса при внушенном воздействии перегрузок; 2 — при реальном воздействии; 3 — актограмма при внушенном воздействии; 4 — кожногальванический рефлекс при внушенном воздействии (условные единицы)

Характерно, что последовательное «нарастание» весомости тела сопровождается прогрессивным увеличением частоты пульса. Для сравнения на этом же рисунке представлены усредненные цифры частоты пульса при реальном воздействии на организм гравитационных изменений, имевших место во время тренировок космонавтов Ю. А. Гагарина, Г. С. Титова, В. В. Терешковой и В. Ф. Быковского на центрифуге и при полетах «на невесомость» в самолете [72, с. 125]. Как видно на рис. 31, изменения пульса в том и в другом случае однонаправленны, хотя абсолютное их значение не совпадает. В большей степени это проявляется при воздействии перегрузок: репродуктивное внушение дает значительно меньший прирост частоты пульса, чем реальное влияние.

В эксперименте отсутствовали физические факторы гравитационного воздействия в виде деформации и смещения внутренних органов, изменения гидростатического давления в кровеносных сосудах и пр. Следовательно, наблюдаемая реакция сердечно-сосудистой системы на репродуктивное внушение гравитации обусловливается повышением общего психического напряжения, а также повышением или перераспределением общего мышечного тонуса. Косвенным подтверждением этого являются данные кожногальванической реакции и актографии (рис. 31). Однако непосредственное отражение функционального состояния различных групп мышц при указанных воздействиях могли дать лишь специальные миографические исследования.

Регистрация электрических потенциалов, отводимых от двуглавой и трехглавой мышц плеча во время сгибания опущенной правой руки в локтевом суставе, показала интересную особенность (рис. 32).

Рис. 32. Изменение электромиограммы у испытуемого II, при сгибании и разгибании руки в локтевом суставе с внушением различных гравитационных воздействий

При внушении частичной весомости сгибание предплечья сопровождается значительным нарастанием электропотенциалов, отводимых от двуглавой мышцы плеча (относительно фоновых), и снижением электроактивности соответствующего антагониста. Это свидетельствует о том, что в момент движения субъективное переживание уменьшения веса предплечья сопровождается неосознаваемым дополнительным приростом тонуса мышц-сгибателей. Этот прирост усилий и расходуется на преодоление неизменного действия сил тяжести, причем большая часть обратной афферентации, поступающей от проприорецепторов, оказывается заторможенной, а осознается лишь ее меньшая часть. Таким образом, происходит своеобразное вычитание части усилий, необходимых для преодоления неизменно действующих сил тяжести.

Как уже отмечалось, при одном из способов моделирования частичной весомости тела, в том числе и рук, используется частичное вывешивание локомоторных звеньев соответствующими грузами. Специальная система таких грузов с подвесками, перекинутыми через блоки, снимает часть собственного веса локомоторных звеньев конечностей. При репродуктивном внушении частичной весомости аналогичное явление, как об этом свидетельствует ЭМГ, создается за счет прироста тонуса антигравитационных мышц. Однако в этом случае обратная афферентация, которая на каком-то уровне (скорее всего, на уровне коры головного мозга) должна сигнализировать об изменениях функционального состояния данной группы мышц, подвергается частичному (установочному) торможению. Сигналы о приросте тонуса не воспринимаются сознанием, а импульсация, необходимая для управления движением, в новых условиях, естественно, формирует ощущение сниженной весомости конечностей.

Характерно, что частичное затормаживание афферентной импульсации системы антигравитационных мышц приводит к снижению электрофизиологической активности тех мышц, функция которых в меньшей степени связана с гравитационными силами. Так, например, на рис. 32 достаточно четко видно, что относительное повышение электрофизиологической активности двуглавой мышцы плеча при сгибании опущенной руки в локтевом суставе сопровождается значительным снижением миографических показателей трехглавой мышцы.

На рис. 33 можно видеть, что снижение электрофизиологической активности при внушении частичной весомости наблюдается при статической нагрузке мышц голени: передней большеберцовой и камбаловидной, функция которых в большей мере связана с преодолением гравитационных влияний.

Рис. 33. Изменение электромиограммы передней и задней групп мышц голени при выполнении тестового движения («шаг вперед-шаг назад») в условиях внушения различных гравитационных воздействий у испытуемого В

Тем не менее субъективное переживание частичной весомости снижает активность этих мышц при выполнении двигательного теста. Следовательно, мышцы конечностей не являются ведущими в формировании уровня электрофизиологической активности в связи с изменением гравитационных воздействий. Наоборот, их активность определяется афферентацией, поступающей, по-видимому, из тех групп мышц, которые непосредственно и постоянно противостоят гравитационным силам. К этим мышцам относятся, надо полагать, мышцы спины и шеи, поддерживающие в вертикальном положении все тело. Их тонус прежде всего и сказывается на особенностях кинематики конечностей за счет постоянного функционирования моторно-моторных рефлексов (М. Р. Могендович, 1957). Несомненно, что эти рефлексы являются первым уровнем регуляции движений, важнейшим центром которой служат органы равновесия с их кинестетическими клетками.

Специальная серия экспериментов (усредненные результаты по шести испытуемым представлены на рис. 34) показывает, что описанные ранее изменения ЭМГ являются закономерными. Кроме того, данные миографии подтверждают результаты биомеханического анализа локомоций, показавшего, что время выполнения двигательных актов при субъективном переживании частичной гравитации увеличивается.

Рис. 34. Изменение показателей ЭМГ при выполнения тестовых движений в условиях различных гравитационных воздействий (средние данные 6 испытуемых)

Функциональная перестройка двигательного анализатора в процессе снижения афферентации, сопровождающей субъективное переживание уменьшения весомости, определенным образом сказывается и на электроэнцефалограмме. На рис. 35 представлены данные, характеризующие динамику частотного спектра ЭЭГ при внушении постепенного снижения веса тела испытуемых до 5 кг. Количественный анализ данных показал, что этот процесс сопровождается нарастанием β-активности и постепенным снижением остальных частотных компонентов ЭЭГ.

Рис. 35. Динамика частотного спектра электроэнцефалограммы при внушении постепенного (при счете от 1 до 10) снижения веса до 5 кг.

Характер и кинематические особенности тестовых движений при репродукции перегрузок (рис. 34) свидетельствуют о том, что усиление афферентации за счет внушения повышенной тяжести тела приводит к значительному нарастанию всех параметров ЭМГ, особенно в активной фазе движения. И если при репродукции частичной весомости удлинение времени выполнения тестового движения сопровождается уменьшением электрофизиологической активности функционирующих мышц, то при перегрузках, наоборот, замедление тестовых движений происходит на фоне значительного увеличения параметров ЭМГ.

Как показали исследования, субъективные переживания сниженной весомости («гравитационная гипостезия») существенным образом сказываются на динамике сердечно-сосудистых реакций при ортостатических нагрузках. В ряду воздействий на течение ортостатических реакций, о которых шла речь в главе III, внушенную «гравитационную гипостезию» по силе влияния необходимо поставить на первое место.

Так, по сравнению с данными контрольных ортостазов, частота сердечных сокращений в состояния «гравитационной гипосгезии» увеличивалась (за исключением показателей у одного испытуемого) на 1—27 % (р > 0,01). Систолическое артериальное давление почти во всех случаях (10 испытуемых, 18 экспериментов) было ниже значений контрольных ортостазов на 3—50 % (р > 0,01). Следует подчеркнуть, что даже внушенная полная релаксация мышц дает менее выраженные изменения указанного параметра (в 2/3 случаев снижение на 1—20 %). Это позволяет утверждать, что «гравитационная гипостезия» выступает в качестве фактора, воздействующего не только на мышечную систему, обеспечивающую произвольные двигательные акты, но прежде всего на позную мускулатуру, которой необходимо отводить одно из ведущих мест в формировании соответствующих гемодинамических сдвигов в условиях невесомости. Значительное снижение проприоцептивной импульсации антигравитационных мышц при внушенной «гравитационной гипостезии» за счет моторно-кардинальных рефлексов приводит к заметному снижению тонуса кровеносных сосудов и сократительной способности миокарда, что в свою очередь вызывает падение систолического давления крови.

Диастолическое давление крови при субъективном переживании сниженной весомости тела в ортостазе по сравнению с контрольными значениями также снижалось, на 3—50 % (р > 0,05). Яри внушенной релаксации мышц этот показатель в большинстве случаев превышал контрольные цифры. Следовательно, уровень проприоцептивной импульсации позной мускулатуры в значительной степени определяет тонус сосудистой системы. Пульсовое давление в этом состоянии снижалось ниже контрольных значений на 2—62 % (р > 0,05), но в последние минуты ортостаза наблюдались и случаи превышения. Данный показатель при внушенной «гравитационной гипостезии» также был более выраженным, чем при общей мышечной релаксации. Индекс «К» практически у всех испытуемых (за исключением одного) увеличивался на 3—290 условных единиц (р > 0,05) по сравнению с контрольными значениями. Это свидетельствует о том, что состояние «гравитационной гипостезии» вызывает более напряженные ортостатические реакции. На рис. 36 представлен типичный случай изменения гемодинамических реакций при субъективном переживании невесомости в состоянии пассивного ортостаза.

Рис. 36. Изменение гемодинамических реакций в состоянии внушенной «гравитационной гипостезии» на пассивную ортостатическую нагрузку

а — при вкушенной частичной весомости; б — при фоновом ортостазе; ЧСС — частота сердечных сокращений; ЛДс — артериальное давление систолическое; АДд — диастолическое; АДд — пульсовое; К — коэффициент Квааса

Результаты экспериментов, изложенные в настоящем разделе, свидетельствуют о том, что у каждого человека в долговременной памяти сохраняются энграммы состояний, связанных с пережитыми ранее ощущениями сниженной весомости тела. Эти энграммы могут быть активированы в гипнозе посредством репродуктивного внушения и послужить основой для «психической модели» соответствующего состояния. Как следует из экспериментов, действенность модели проявляется не только на уровне психических процессов, но и на физиологических показателях (ЭКГ, ЭМГ, ЭЭГ, АД), на течении ортостатических реакций и локомоторных функциях.

Представлялось важным выяснить также, будет ли с течением времени иметь место естественная деактивация модели. Не исключалась возможность того, что реальная импульсация, свидетельствующая о неизменном весе, станет постепенно снижать уровень активности энграмм гиповесомости. Вместе с тем можно было рассчитывать и на то, что при определенных условиях их активность сможет сохраняться устойчиво и в постгипнотическом периоде. В этом случае модель можно было бы использовать для исследования работоспособности оператора на фоне специфического состояния. Решению указанных вопросов был посвящен ряд специальных экспериментов, результаты которых представлены в следующем разделе.

3. «Психические модели» гиповесомости в многосуточных экспериментах

Результаты исследования биомеханических и вегетативных реакций человека при репродуктивном внушении в гипнозе различных гравитационных состояний (Л. П. Гримак, 1970) показали, что наступающие при этом функциональные сдвиги и локомоторные изменения близки к тем, которые имеют место в реальных условиях частичной весомости, а также наблюдаются при использовании других методов моделирования (Л. С. Исаакян, 1962; Ю. В. Ванюшина, 1963; А. В. Лебединский с соавт., 1964; Г. П. Михайловский с соавт., 1967; Л. П. Гримак с соавт., 1968; В. В. Симоненко, 1969; В. С. Георгиевский, 1971; В. М. Михайлов с соавт., 1971; К. М. Смирнов, 1972; Ю. Н. Пурахин с соавт., 1972; J. Detrick et al., 1945; D. E. Graveline, G. W. Barnard, 1961; и др.).

В связи с этим представлялось весьма важным исследовать возможности непрерывного сохранения внушенной «гравитационной гипостезии» в постгипнотическом периоде на длительное время (3–5 и 10 суток), в течение которого испытуемые могли бы выполнять полный комплекс работ, предусмотренный типовыми программами космических полетов. Приходилось также учитывать отсутствие аналогичных работ в гипнологии и экспериментальной психологии. Это отразилось и на целях данной серии исследований, которые были сформулированы следующим образом:

— определить возможность и длительность непрерывной постгипнотической реализации внушенной «гравитационной гипостезии», как основы субъективного переживания сниженной весомости тела, после однократного внушения этого состояния в гипнозе;

— исследовать объективные физиологические изменения в организме, возникающие при многосуточном переживании частичной весомости тела;

— выявить изменение функций основных анализаторов под влиянием переживаемого состояния, а также динамику работоспособности при включении оператора в различные аналоговые системы управления.

Многосуточные исследования проводились в макетах кабин космического корабля, имитирующих реальные сооружения по объему, интерьеру рабочих мест, освещенности и т. п. В течение многосуточных экспериментов испытуемые работали и отдыхали во время дневного и ночного сна в специальных креслах. Для питания использовался бортовой паек космонавтов. Программы экспериментов строились с учетом программ космических полетов соответствующей длительности как по режиму труда и отдыха, так и по насыщенности рабочих дежурств операторской деятельностью. В течение 10-часового рабочего дня по 10 мин. в час испытуемые проводили работу по преследующему слежению на аналоговой модели (моделирование деятельности по ориентации корабля), дискретному зрительно-двигательному совмещению целей (моделирование астронавигационных операций) работали на телеграфном ключе, передавая знаки азбуки Морзе (моделирование системы связи), опознавали искусственные наземные объекты на стенде, моделирующем видимые из космоса элементы земной поверхности, и т. п.

В ходе экспериментов посредством специальных тестов у испытуемых исследовались функции двигательного анализатора (биомеханические тесты) и зрительного анализатора (острота зрения, контрастная чувствительность). Наряду с этим регистрировались основные электрофизиологические показатели: ЭЭГ, ЭКГ, ЭОГ, АД, пневмограмма, температура тела. Два раза в сутки определялись энерготраты по данным газообмена (в покое и при дозированной физической нагрузке), выполнялись основные биохимические исследования.

Эксперименты проводились в течение трех, пяти и десяти суток дважды (повторные спустя 15–20 суток) на одних и тех же испытуемых. В трехсуточных экспериментах участвовал один испытуемый, в пятисуточных — одновременно два, в десятисуточных — три. Экспериментам предшествовал период обучения и тренировок испытуемых по всем методикам, моделирующим операторскую деятельность. Критерием подготовленности операторов к экспериментам служил общепринятый показатель: «выход на функциональное плато» по качеству выполнения рабочих тестов.

В первых (контрольных) экспериментах испытуемые находились в обычном состоянии и основным фактором воздействия на организм была трех-, пяти- или десятисуточная относительная гиподинамия. В начале повторных (основных) трех-, пяти- и десятисуточных экспериментов испытуемые погружались в глубокое гипнотическое состояние (III3 степень, по К. И. Платонову), после чего им делались однотипные внушения неполной потери чувствительности к гравитационным воздействиям. Формула внушения была направлена на формирование новой, необычной субъективной установки к гравитационным ощущениям: «Вы плохо различаете веса, становитесь нечувствительным к весу собственного тела. Поэтому Вам отчетливо кажется, что Ваше тело теряет вес, становится очень легким, почти невесомым. Сейчас Вы очень ясно чувствуете, что Ваше тело весит всего лишь 5–6 кг. Руки невесомы, они всплывают в воздухе. Это ощущение закрепится и станет еще более отчетливым после того, как Вы полностью проснетесь. Оно будет сохраняться в течение всего эксперимента, до тех пор пока Вашим нервам не будет возвращена прежняя чувствительность к весу». В групповых экспериментах внушение делалось одновременно всем испытуемым.

После того как объективные признаки («всплытие» рук, электрофизиологические показатели) и словесный отчет испытуемых подтверждали факт реализации внушения, они спустя 5–7 мин. выводились из состояния гипноза и с новыми гравитационными ощущениями приступали к выполнению программ соответствующих многосуточных экспериментов. С целью проверки длительности действия такого рода однократных внушений дополнительных словесных подкреплений, направленных на снижение весомости тела, больше не проводилось. О выраженности и времени действенности сделанных разовых внушений свидетельствовали словесные отчеты испытуемых, а также данные биомеханических и физиологических исследований.

После выполнения программ экспериментов, т. е. на исходе третьих, пятых и десятых суток, испытуемые снова вводились в гипнотическое состояние и их вес «восстанавливался» посредством противоположного по содержанию внушения. «Увеличение» веса до обычного производилось постепенно, в течение 10 мин., при непрерывном контроле физиологических функций, а затем испытуемые так же медленно выводились из состояния гипноза. В связи с тем, что после основных экспериментов у испытуемых развивались явления гравитационной реадаптации, отдельные тестовые исследования и периодическая регистрация физиологических функций проводились у них дополнительно в течение нескольких суток в условиях свободного режима в стационаре.

Объективные изменения в связи с внушением пониженной весомости тела в первые часы эксперимента ничем не отличаются от описанных в предыдущем разделе данной главы. С течением времени все эти особенности как бы закреплялась, достигая максимального развития к концу эксперимента. Субъективно испытуемый все больше вживается в это состояние, хотя временами оно может сопровождаться и явным дискомфортом.

Далее приводятся выдержки из протоколов, характеризующие ощущения и внутренние переживания одного из испытуемых в ходе трехсуточного эксперимента.

ПЕРВЫЕ СУТКИ

12.00 Очень легкий, странное ощущение нереальности собственного тела.

14.30 Почти полное отсутствие веса тела. Сидя, держусь за кресло: кажется, что улечу, если не буду держаться…

19.00 То же. Чувствую легкое головокружение. Появилась небольшая головная боль, возможно от энцефалографических датчиков. Немного поташнивает. Аппетит хороший.

22.00 Немного «беспокоит» голова. Сидеть в кресле значительно легче, чем в предыдущем эксперименте (без гипноза), не ощущаю давления кресла…

ВТОРЫЕ СУТКИ

7. 00 Голова немного «тупая», немного устал. Спал неглубоко, часто просыпался от необычной обстановки и новых внутренних ощущений. Вес тот же — очень легкий (5–6 кг)…

11.30 То же. Периодическое поташнивание. После питья воды поташнивание исчезло.

12.20 Чувство тяжести в голове, кажется, от шапочки с датчиками. Настроение очень хорошее (в разговоре постоянно улыбается). Головная боль очень незначительная. Аппетит отличный.

17.20 Жалоб нет. В кресле сидеть очень легко. При ходьбе ощущение «парения в воздухе». При каждом вдохе в положении стоя кажется, что слегка отрываешься от пола.

19.25 Вес тела 5–6 кг стал еще более каким-то моим. В кресле еще легче сидеть. При ходьбе неустойчивость возросла: покачивания тела в стороны и вперед — назад. Очень заметно это стало сегодня вечером. Настроение хорошее, аппетит тоже.

23.00 Cамочувствие нормальное, голова не болит, не тошнит. Легкость тела та же.

ТРЕТЬИ СУТКИ

7.0 Cон был спокойным. Уснул через 5–7 мин. Спал лучше, чем в предыдущую ночь, без сновидений, не просыпался. После сна ощущение свежести. При следовании в туалет «заносит» в стороны, небольшое головокружение, поташнивание. Голова «вроде в тумане». Аппетит отличный, вкусовые ощущения как всегда.

9.00 Такой же легкий. Кресла под собой не чувствую. Беспокоит головокружение. Поташнивание не проходит и усиливается с 8 час.

18.00 Около 12.00 была головная боль, с 16.30 уменьшилась, а сейчас исчезла полностью. Такой же легкий.

23.00 Вес очень небольшой (5–6 кг). При ходьбе неуверенность и сильное покачивание еше большие, чем вчера. Головной боли, поташнивания нет.

ЧЕТВЕРТЫЕ СУТКИ

7.0 Cпал лучше, чем в первую ночь, но хуже, чем в предыдущую. Были сновидения. Вначале снилось, что играл с товарищами в футбол, потом бежал за мячом, оттолкнулся от земли и очень плавно улетел. Подлетел к дереву, взялся рукой за ветку, ближе к его верхушке, и так, невесомый, находился рядом с веткой и смотрел, как продолжается футбольная игра. Утром после сна походка неуверенная, небольшое головокружение. Головная боль возникает при мышечном напряжении.

Объективно: сутуловатость при стоянии, при ходьбе отводит нога в стороны, покачивается.

11.35 Введение в гипноз, «возвращение» прежнего веса тела, выведение из гипнотического состояния.

12.00 Ощущение большой тяжести во всем теле, появилась какая-то «общая дрожь», головная боль, небольшое головокружение.

14.00 Ноги очень тяжелые, сильно давит кресло, трудно держать голову: ее тянет вниз. Рука такая тяжелая, что кажется легко может пробить стенку. Ходить тяжело. Голова не болит.

18.30 Легкое поташнивание, небольшое головокружение, общая усталость. Руки и ноги очень тяжелые.

22.00 То же. Тяжесть рук и ног сохраняется.

ПЯТЫЕ СУТКИ

8.00 Вечером после душа уснуть сразу не мог — было очень жарко. Уснул только спустя 20–30 мин. Голова и руки перед сном были тяжелыми.

Утром проснулся бодрым, с ощущением свежести, отдыха. Сон был спокойный. Жалоб нет, настроение хорошее, тяжести в теле нет.

Совершенно аналогичные ощущения при переживании пониженной весомости тела наблюдались в длительных экспериментах и у остальных испытуемых.

Наиболее характерной психической реакцией в первые часы «гиповесомости» является некоторая эйфория, сопровождающаяся излишней двигательной активностью, разговорчивостью, смехом. Подобные явления нередко отмечаются и у космонавтов, впервые переживающих состояние реальной невесомости тела в орбитальных полетах. Другая особенность психических ощущений при моделировании пониженной весомости тела состоит в отсутствии чувства давления кресла и напряжения мышц спины при пребывании в течение нескольких суток в постоянной дозе. Если в контрольных экспериментах это обстоятельство служило поводом для многочисленных жалоб, то в состоянии «пониженной весомости» таких жалоб вовсе не было, и поэтому испытуемые не ощущали и того естественного общего утомления, которое связано с длительным пребыванием в вынужденном положении.

Следует отметить, что в пятисуточном эксперименте на четвертые сутки у испытуемого М. имели место сновидения, в которых он чувствовал себя невесомым: «Летал в космосе, видел ту же обстановку, что и в эксперименте, но точно знал, что я уже нахожусь в космическом пространстве, в связи с чем пережил некоторый страх». Наличие соответствующих сновидений у испытуемых спустя несколько суток после внушения пониженной весомости свидетельствует о том, что сформированный в гипнозе очаг возбуждения постоянно сохраняет свою действенность и даже во сне генерирует адекватные образы. У испытуемого М. внушение пониженного веса так же стойко сохранялось в течение пяти суток.

У другого испытуемого, участвовавшего в этом пятисуточном эксперименте, дважды наблюдалась спонтанная тенденция к «потяжелению» веса тела. Первый раз указанное явление возникло во второй половине вторых суток, и к вечеру ощущение веса тела соответствовало примерно восьми килограммам. Особенно заметно вес тела начал восстанавливаться на следующие сутки после семя часов утра. После того как вес тела увеличился до половины реального, испытуемый был погружен в гипноз и ему повторно была внушена прежняя весомость (5–6 кг). Такая же коррекция в состоянии гипноза оказалась необходимой и на четвертые сутки, когда после ночного сна, по словам испытуемого, «тело снова начало тяжелеть». В результате еще одного внушения в гипнозе ощущение веса в пределах 5–6 кг сохранялось до конца эксперимента.

Данный пример свидетельствует о том, что в отдельных случаях сформированный в гипнозе очаг возбуждения может самопроизвольно затормаживаться в период естественного сна. Это может быть связано с относительной слабостью процессов возбуждения у некоторых испытуемых. Поэтому для десятисуточных экспериментов отбирались испытуемые, характеризующиеся не только высокой степенью гипнабильности, но и выраженной уравновешенностью основных нервных процессов. Принятые меры оказались вполне эффективными.

Описанные субъективные ощущения при моделировании пониженной весомости всегда сопровождаются соответствующими объективными проявлениями, которые также имеют тенденцию с течением времени усиливаться и закрепляться. На рис. 37 представлены некоторые характеристики движений при ходьбе на различных стадиях десятисуточных экспериментов (результаты плантографии, усредненные по трем испытуемым).

Рис. 37. Данные плантографии в различные стадии длительного эксперимента

Как видно из рисунка, биомеханические изменения при ходьбе во внушенном состоянии пониженной весомости, а также в первый период реадаптации приводят к возникновению так называемой «морской походки». Снижение устойчивости в вертикальном положении вызывает укорочение шага с постановкой стоп на значительно большем расстоянии от осевой линии движения, чем в норме. Характерно, что в первые сутки «гиповесомости» указанные явления выражены значительно сильнее, чем на десятые. К этому времени длина шага начинает приближаться к фоновой, а неравномерность отклонения от средней линии уменьшается. Подобную нормализацию локомоторных характеристик следует рассматривать как проявление адаптации к моделируемому состоянию.

«Возвращение» испытуемым собственного веса нарушает локомоторные функции еще в большей степени, чем состояние «гиповесомости». При этом расстройство ходьбы происходит не только за счет укорочения шага, но и за счет возрастающей неравномерности отклонения от осевой линии движения (cs возрастает почти в 4 раза). Как видно на рис. 37, некоторые нарушения ходьбы имеются и после десяти суток пребывания в условиях относительной гиподинамии (контрольный эксперимент). Однако в этом случае наблюдается не укорочение шага, а лишь равномерное увеличение расстояния постановки стоп от осевой линии движения.

Координационные нарушения при внушенной пониженной весомости очень демонстративно проявляются на окулограмме (рис. 38). Форма ее резко изменяется: появляются нерегулярные дополнительные волны. С течением времени эти явления исчезают, однако амплитуда ЭОГ продолжает нарастать весь период пребывания в этом состоянии, и лишь в период реадаптации она резко снижается (рис. 38).

Рис. 38. Динамика координационных нарушений окуломоторных реакций при репродуктивном внушении пониженной весомости тела в трехсуточном эксперименте

А — изменение формы ЭОГ в различных состояниях; В — динамика усредненного показателя, характеризующегося площадью (S), описываемой амплитудой ЭОГ и изолинией

Описанные изменения сопровождаются колебаниями некоторых характеристик зрительных функций, в частности остроты зрения и контрастной чувствительности глаза. На рис. 39 эти данные представлены в сопоставлении с результатами, полученными в космическом полете за тот же период при выполнении идентичных зрительных тестов. Обращает на себя внимание достаточно четкое проявление однонаправленности изменения указанных функций, которая не может не иметь связи с системными изменениями в организме, обусловленными снижением весомости тела. При этом необходимо видеть и существенные различия в механизмах возникновения функциональных сдвигов в условиях реального воздействия невесомости и при внушении пониженной весомости тела. В последнем случае мы имеем дело с «психической моделью», основанной на несколько иных физиологических механизмах, о которых будет сказано далее.

Рис. 39. График изменения некоторых зрительных функций при моделировании пониженной весомости в многосуточном эксперименте в сопоставлении с данными космического полета

В настоящее время установлено, что у всех космонавтов в орбитальных полетах после периода адаптации наступает снижение частоты сердечных сокращений. Однако, как показал статистический анализ, на фоне более редкого пульса в невесомости значительно увеличиваются по сравнению с исходными данными среднее квадратическое отклонение и коэффициент вариации. Предполагается поэтому, что невесомость оказывает специфическое воздействие непосредственно на сердечно-сосудистую систему, усиливая ее рефлекторные реакции на различные внешние и интероцептивные раздражения (О. Г. Газенко, 1962; Е. М. Юганов, 1963; Р. М. Баевский, О. Г. Газенко, 1964; И. И. Касьян с соавт., 1964; П. В. Васильев с соавт., 1965; И. И. Касьян и В. И. Копанев, 1967; S. Bondurante et al., 1958; С. Graybiel, 1961; и др.).

На рис. 40 приведены данные, характеризующие динамику пульса в трех-, пяти- и десятисуточных экспериментах (соответственно кривые А, Б, В). На кривых Б данные усреднены по двум испытуемым, на кривых В — по трем. Характерно, что во всех случаях моделируемое состояние «гиповесомости» вызывает значительно большее урежение пульса (на 5—10 %), чем условия относительной гиподинамии в контрольных экспериментах. Наиболее выраженное снижение частоты пульса в «гиповесомости» наблюдается в покое, особенно во время ночного сна, и меньшее — при выполнении рабочих операций.

Рис. 40. Изменение частоты пульса в многосуточных экспериментах о внушенной гиповесомостью (средние данные)

А — в трехсуточном опыте; Б — в пятисуточном опыте; В — в десятисуточном опыте

Реактивность сердечно-сосудистой системы на дозированную физическую нагрузку в состоянии «гиповесомости» значительно возрастает. Период реадаптации также сопровождается выраженной тахикардией. В это время и в покое пульс становится довольно высоким (90—100 ударов в минуту). Характерно, что на фоне повышенной реактивности сердечно-сосудистой системы способность к максимальным мышечным усилиям при внушенной пониженной весомости с течением времени прогрессивно снижается и несколько повышается в период реадаптации (рис. 41).

Рис. 41. Изменение частоты пульса при физической нагрузке в ходе многосуточных экспериментов.

В контрольном эксперименте при обычной весомости: а — при усилии правой кисти в 15 кг в течение 1 минуты, б — то же при максимальном усилии. В эксперименте с «гиповесомостью» соответственно» в и г

Измерения артериального кровяного давления во время космических полетов показали снижение систолического давления и некоторую тенденцию к небольшому увеличению диастолического давления, что характерно и для состояния гипокинезии (И. И. Касьян с соавт., 1968; И. С. Балаховский с соавт., 1968; П. В. Васильев с соавт., 1968; 3. К. Сулимо-Самуйло, 1972). В наших экспериментах также наблюдалось прогрессирующее снижение пульсового давления у испытуемых. Однако это происходило за счет повышения диастолического давления при практически неизменном уровне систолического.

Рис. 42. График изменения энерготрат у операторов по ходу многосуточных экспериментов при внушенной гиповесомости тела

Описанные вегетативные сдвиге протекают на фоне более низкого уровня энерготрат в покое, но с несколько бóльшими его колебаниями при дозированной физической нагрузке (рис. 42).

Эти данные согласуются с наблюдениями Г. Ф. Макарова, изучавшего состояние газообмена при полетах на самолетах по баллистической траектории. В некоторых случаях от полета к полету имело место прогрессирующее снижение уровня газообмена в период невесомости по сравнению с первым ее воздействием (П. К. Исаков с соавт., 1968). Аналогичные данные получены и в трех-, пяти- и десятисуточных экспериментах. Характерно, что в период реадаптации после внушенной пониженной весомости в десятисуточном эксперименте энерготраты оказались предельно низкими, тогда как в трех- и пятисуточных они возросли в 1,5–2 раза.

В десятисуточном эксперименте в состоянии «гиповесомости» у всех испытуемых была отмечена значительная потеря в весе тела. В контрольном эксперименте такого снижения веса не отмечалось (рис. 43), хотя калорийность питания в обоих случаях была совершенно идентичной.

Рис. 43. Изменение веса тела у испытуемых по ходу многосуточных экспериментов

1 — в контрольном опыте; 2 — в опыте с внушенной гиповесомостью

Несмотря на то что потеря в весе тела космонавтов после орбитальных полетов фиксировалась неоднократно (И. С. Балаховский и др., 1968; М. Шарп, 1971), проводить аналогию между этими данными и нашими результатами, полученными лишь в одном эксперименте на трех испытуемых, было бы преждевременно. Необходимы дополнительные, целенаправленные эксперименты.

Большинство ранее описанных функциональных изменений в организме, наблюдаемых при внушении пониженной весомости тела на длительный период (3–5 и 10 суток), проявляет тенденцию к кумуляции.

Ортостатические пробы, проведенные до и после контрольных экспериментов, а также экспериментов с внушенной гиповесомостыо, показали, что специфическая для гиподинамии и гиповесомости реакция сердечно-сосудистой системы в последнем случае оказывается гораздо более выраженной. Так, в случае внушенной трехсуточной гиповесомости увеличение диастолического и снижение пульсового давления было в среднем на 40 % более выраженным, чем в контрольном эксперименте, где относительная гиподинамия не сопровождалась внушением пониженной весомости тела.

Еще более неблагоприятное течение ортостатических реакций имело место после внушенной пяти- и десятисуточной гиповесомости тела. Как видно из рис. 44, наибольшие изменения в данном случае происходят с пульсовым давлением, которое при ортостатической нагрузке может снижаться до критических величин, причем это снижение обусловлено в основном значительным ростом диастолического и в меньшей степени — снижением систолического давления. Это дает основание полагать, что внушение пониженной весомости тела вызывает прогрессирующую функциональную перестройку сосудистого тонуса, в результате которой происходит повышение диастолического давления как в покое, так и еще в большей степени при ортостазе.

Рис. 44. Изменение пассивных ортостатических реакций в пятисуточных экспериментах в обычном состоянии (гиподинамия) и при внушенной гиповесомости тела

ЧП — частота пульса; АДс — артериальное давление систолическое; АДд — диастолическое; АПп — пульсовое

Кумуляционный эффект внушения длительной пониженной весомости сказывался и в том, что начиная с первого дня в основных экспериментах у испытуемых появлялись двигательные нарушения при ходьбе, отражавшиеся на темпе и характере локомодий (данные плантографии), чего не было в контрольных экспериментах. Явления адаптации, наблюдавшиеся спустя 1,5–2 суток, лишь снижали уровень этих нарушений, но не восстанавливали качество двигательной деятельности до исходного уровня.

Выраженные сердечно-сосудистые и двигательные реакции отмечались также в период реадаптации к обычной весомости, который продолжался сутки после трехсуточного, двое суток — после пятисуточного и пять — после десятисуточного эксперимента.

Исследование деятельности оператора в системе управления в длительных экспериментах проводилось с помощью нескольких методик слежения, теста на зрительно-двигательную координацию и передачи телеграфных знаков. Экспериментам предшествовал период обучения и тренировок, а критерием подготовленности операторов служил выход на «функциональное плато» по качеству выполнения операций.

Операции слежения выполнялись на моделирующей установке — электронно-оптическом устройстве, стыкующемся с ЭВМ и позволяющем формировать на экране электронно-лучевой трубки изображение точки заданной яркости. Управление движением точки осуществлялось с помощью ЭВМ, решающей уравнения движения объекта, и визирного устройства, а также датчика команд. Для оценки качества слежения использовалась дисперсия ошибок по двум каналам, вычисляемая при помощи дисперсиометра, решающего заданные уравнения. Ошибки слежения и сигналы с датчика команд фиксировались на осциллографе.

Математическая обработка и анализ результатов показали, что во всех случаях внушенные состояния гиповесомости вызывают снижение качества работы по данному типу сложного преследующего слежения в среднем на 13, 47 и 50 % по дисперсии ошибок у трех операторов. На рис. 45 представлены средние данные, характеризующие динамику качества слежения в десятисуточной «гиповесомости» по отношению к такому же контрольному эксперименту.

Рис. 45. График изменения качества слежения в эксперименте с десятисуточной «гиповесомостыо тела» по отношению к данным контрольного эксперимента, принятым за 100 % (средние данные по трем испытуемым)

Если в первый день эксперимента качество слежения в «гиповесомости» снизилось на 90 % (относительно показателей того же дня в контрольном эксперименте), то в процессе адаптация качество слежения постепенно улучшалось, но даже на десятый день эксперимента оно оставалось на 10 % менее точным, чем в этот же день в контрольном эксперименте.

Зрительно-координационный тест выполнялся на макете окуляра визира. Здесь имитировалась деятельность оператора по перемещению перекрестия в поле зрения окуляра и совмещению его с изображением объекта визирования. Оператор должен был, рассматривая в бинокуляр поле рабочей карты, за минимальное время с максимальной точностью наводить перекрестие на контрольные точки и производить укол каждой точки иглой. Перед каждым наведением перекрестие возвращалось в центр карты. Данные об изменении величины среднеквадратического отклонения ошибки наведения и времени выполнения операции наведения в десятисуточных экспериментах представлены на рис. 46.

Рис. 46. Изменение показателей зрительно-координационных тестов при внушенном снижении веса тела в ходе десятисуточного эксперимента

σх — среднеквадратичное отклонение от оси X; σу — среднеквадратическое oтклонение от оси Y; t (сек.) — время выполнения теста; 1 — при «гиповесомости»; 2 — в контрольном эксперименте; 3 — фоновые данные перед экспериментом

Анализ полученных результатов, характеризующих деятельность оператора, позволяет выделить в десятисуточном эксперименте с «гиповесомостью» четыре периода. Первый период (1—3-и сутки) отличается малой точностью и большим временем выполнения операции наведения: точность уменьшается в два раза, а время наведения увеличивается в полтора раза по сравнению с контрольными данными. Во втором периоде (3—7-е сутки) точность и время выполнения операций наведения по абсолютной величине достигают фоновых показателей и даже превосходят их. Третий период (7—9-е сутки) отличается резким уменьшением точности и увеличением времени выполнения операций наведения. При этом «гиповесомость» вдвое ухудшает точность выполнения операций, не оказывая влияния на время. В четвертом периоде (9—10-е сутки) временное и точностные характеристики приходят к уровню фоновых показателей.

Следует заметить, что фактор «гиповесомости» ухудшает точностные характеристики на всем протяжении эксперимента, тогда как его влияние на время выполнения операции наведения начиная с четвертых суток практически отсутствует.

С этой точки зрения несколько неожиданными явились данные тестовой методики по передаче телеграфных знаков (текст, состоящий из пяти знаков, следующих в случайном порядке). Как видно из рис. 47, время передачи равнозначного текста в эксперименте с «гиповесомостью» с первого дня стало укорачиваться и к третьим суткам составило примерно 60 % по сравнению с соответствующими данными контрольного эксперимента. В последующем у двух испытуемых скорость передачи сохранялась примерно на том же уровне, а у третьего — вновь приблизилась к фоновым данным в связи с дополнительными стрессовыми воздействиями. Число ошибок в работе операторов ни в одном из экспериментов не претерпевало закономерных изменений.

Рис. 47. Изменение работоспособности операторов по передаче радиотелеграфного текста в трехсуточном эксперименте с внушенной гиповесомостью тела

1, 2, 3 — операторы

Важно отметить следующее. Возросшую скорость работы на телеграфном ключе все испытуемые объясняли тем, что в состоянии «гиповесомости» они не чувствуют веса руки и потому частота ритмических движений у них возрастает. Аналогичное возрастание скорости моторных реакций отмечалось в космических полетах у Г. С. Титова, А. Г. Николаева и П. Р. Поповича при работе с координографом (И. И. Касьян с соавт., 1968), у Б. Б. Егорова при выполнении динамографических тестов (Ю. М. Волынкин с соавт», 1968).

В результате можно сделать вывод о том, что качество операторской деятельности в состоянии моделируемой гиповесомости изменяется неоднозначно: чем сложнее двигательная деятельность и чем теснее связана с механизмами экстраполяции, тем значительнее она ухудшается в указанном состоянии. Более простые дискретные зрительно-координационные действия также при этом ухудшаются, но их качество восстанавливается в процессе адаптации. Что же касается чисто моторных реакций, не связанных с элементами зрительно-двигательной координации, то они в данном состоянии улучшаются по параметру времени выполнения теста, причем это не сказывается на качестве работы.

Таким образом, было экспериментально доказано, что действенность однократного внушения в гипнозе субъективного ощущения пониженной весомости тела может стойко сохраняться в течение 5—10 суток. С течением времени внушенное состояние подчас не только не регрессирует, но, наоборот, проявляет тенденцию «дооформляться», пробно фиксироваться. Вместе с тем у одного из испытуемых имело место самопроизвольное «увеличение веса», наступавшее, как правило, после ночного сна. Это явление связывается нами с особенностями основных нервных процессов данного испытуемого (слабость возбудительных процессов). По всей вероятности, в естественном сне происходило частичное торможение сформированного в гипнозе очага возбуждения. Дополнительное корректирующее внушение в гипнозе позволило снова «снизить вес» испытуемого до 5–6 кг. Характерно, что у тех испытуемых, у которых внушенный пониженный вес стойко сохранялся весь период длительных экспериментов, «возвращение» в гипнозе собственного веса реализовалось с трудом. Соответствующие внушения приходилось иногда делать несколько раз, пока испытуемый не заявлял, что он наконец чувствует свой прежний вес.

Рассмотренные экспериментальные материалы позволяют констатировать, что в данном случае мы имеем дело еще с одним видом моделирования частичной весомости в наземных экспериментах — психической моделью гиповесомости, основанной на «гравитационной гипостезии». Эта модель формируется в гипнозе через вторую сигналыную систему и может стойко сохраняться в длительном постгипнотическом периоде.

Субъективная модель гиповесомости обладает выраженной действенностью и непрерывно активирует соответствующую систему подкорковых связей. В результате происходит перестройка функционального состояния большинства внутренних систем организма. В основе этих функциональных изменений лежат некоторые первично возникающие явления: не воспринимаемый сознанием прирост тонуса антигравитационных мышц во время двигательной активности и ©го снижение в покое; значительное снижение тонуса локомоторных мышц; соответствующие изменения афферентации со стороны отолитового аппарата и проприоцотции. За счет моторно-висцеральных и висцеро-висцеральных влияний, по-видимому, происходят вторичные функциональные сдвиги со стороны сердечно-сосудистой, дыхательной и других систем организма.

Измененная афферентация, более или менее соответствующая программируемой через вторую сигнальную систему, поступает в аппарат сличения рассогласований. На данном уровне, очевидно, и происходит избирательное торможение афферентной импульсации, формирующей представления об истинном весе тела и тонусе гравитационных мышц. Поэтому аппарат сличения рассогласований не констатирует существенных противоречий между внушенной субъективной моделью гиповесомости и реальными афферентными проявлениями.

Вопрос о том, в какой степени сказывается на вторичной афферентации заторможенная импульсации, подлежит дальнейшему выяснению. Однако, как показали эксперименты, не подлежит сомнению, что и вторичные вегетативные сдвиги, и аппарат построения движений ориентированы в данном случае в большей степени на сформированную в гипнозе субъективную модель пониженной весомости, чем на реальное воздействие.

Глава 5 МОДЕЛИРОВАНИЕ ЭМОЦИОНАЛЬНЫХ СОСТОЯНИЙ ОПЕРАТОРА В ГИПНОЗЕ

1. Модели эмоциональных состояний

Многочисленные психологические и психофизиологические исследования эмоций свидетельствуют о том, что основным в этих психических состояниях человека является переживание им отношения к окружающему миру, индивидуальное отношение к воздействующему стимулу. В таком понимании эмоции представляют собой специфическую форму отражения действительности, основанную на ощущениях (К. К. Платонов, 1960).

В общебиологическом плане, согласно теории эмоций П. К. Анохина (1949, 1964, 1966), эмоциональное реагирование способствовало прогрессу приспособительной деятельности живых организмов. «Эмоциональные ощущения закрепились как своеобразный механизм, удерживающий жизненные процессы в их оптимальных границах и предупреждающий разрушительный характер недостатка или избытка каких-либо факторов» (П. К. Анохин, 1966, с. 14).

В эволюционном аспекте эмоции как одна из форм психической деятельности занимают более низкое положение по отношению к сознанию. Присущее живым тканям общее свойство раздражимости на определенном этапе фило- и онтогенетического развития обогащается свойством переживаемости (П. С. Купалов, 1963). Появляется то, что называют «субъективным». Весь смысл возникновения и развития этого нового качества состоит в том, чтобы служить внешней деятельности организма, его сложному взаимодействию с окружающей средой. Переживание первично по отношению к сознанию и не является результатом его рефлектирующей деятельности (Г. X. Шингаров, 1971).

Исследованию эмоций и методам моделирования эмоциональных состояний у человека посвящено огромное количество работ.

Следует отметить, что решение задачи целенаправленного и адекватного моделирования эмоциональных состояний оператора, вызванных действием психогенных факторов (большая ответственность, опасность для жизни и т. п.), связано с серьезными трудностями. Дело в том, что вызвать у испытуемого те или иные эмоции значительно сложнее, чем заставить работать в нужном направлении его память, восприятие, мышление и т. п. Но если это и удается, то вряд ли можно утверждать, что эмоция, полученная в лабораторных условиях (например, эмоция страха), вполне идентична той, которая возникает в жизненных ситуациях. Ясно, что в лаборатории мы получаем лишь модель эмоции с известным приближением к реальной.

Трудности в изучении эмоций состоят и в том, что до сих пор еще нет однозначных индикаторов, которые учитывали бы комплексный характер эмоциональной реакции, отличающейся разнозначными и неоднородными признаками, такими, как внешний вид, субъективное переживание, экспрессивная окраска речи, своеобразие вегетативных сдвигов.

В самом деле, при изучении эмоций мы каждый раз сталкиваемся с комплексом реакций, не всегда совпадающих между собой по всем параметрам, а потому трудно сопоставимых при анализе и оценке данных. В ряде случаев вообще бывает невозможно отчленить эмоции от потребностей, мотивов, желаний, побуждений и т. п. Да и само понятие «эмоция» в нейрофизиологическом аспекте до сих пор не имеет достаточно четкого содержания. «Эмоция», «эмоциональное состояние», «эмоциональное отношение», «эмоциональное поведение», «эмоциональное напряжение»— вот далеко не полный перечень терминов, которыми обычно оперируют как синонимами для обозначения вызванных в эксперименте ответных реакций и различных форм поведения. При этом главным критерием оценки эмоций служат всевозможные моторные и вегетативные проявления, легко доступные для визуального наблюдения. Крайне противоречивы и представления о том, что следует считать эквивалентом эмоций у животных.

Моделирование эмоциональных состояний в экспериментальной психологии преследует в основном две цели: изучить психофизиологические изменения, происходящие в организме в связи с переживаемым состоянием, и выявить влияние этих состояний на различные виды деятельности человека.

Для решения указанных задач используются самые различные стимулы, которые условно можно подразделить на следующие группы:

— сильные и неожиданные звуковые, световые, болевые и другие неприятные раздражители для формирования отрицательных эмоций и, наоборот, приятные — для создания положительных внутренних переживаний;

— постановка перед испытуемым, на первый взгляд, простых, но по существу трудных или же неразрешимых задач; выполнение деятельности на фоне помех, утомления, при дефиците времени;

— применение фармакологических веществ, изменяющих эмоциональное состояние;

— прямое электрораздражение первичных структур головного мозга с помощью микроэлектродной техники;

— факторы реальных условий деятельности, вызывающие большое эмоциональное напряжение оператора (диспетчера, летчика и т. п.).

Наконец, еще одним из методов исследования эмоциональных состояний, находящимся в стадии становления, является математическое моделирование психофизиологических процессов, лежащих в основе эмоций, на электронно-вычислительных машинах.

Характеризуя возможности каждого из указанных методов, следует прежде всего остановиться на одной из первых отечественных работ по экспериментально-психологическому изучению эмоций, а именно на докторской диссертации В. В. Срезневского (1906), в которой исследовалось влияние испуга на некоторые физиологические и психические функции человека. Моделирование соответствующих состояний проводилось посредством применения сильных и неожиданных раздражителей (выстрел, вспышка магния, показывание змеи и т. п.). В результате этих экспериментов был сделан вывод о том, что испуг проявляется объективно в изменении функций дыхания и сердечно-сосудистой системы, причем характер физиологических проявлений не зависит от особенностей раздражителя, которым был вызван испуг.

Более поздние работы А. А. Каэласа (1918) представляют лишь определенный исторический интерес. Для того чтобы вызвать у испытуемых то или иное эмоциональное состояние, он также предъявлял им различные раздражители (звуковые, вкусовые, обонятельные), предлагал рассматривать и сравнивать картины, работать на эргографе и т. п. Несмотря на то что предъявлявшиеся раздражители были сравнительно слабыми и не могли вызвать ярко выраженного эмоционального переживания, автор на основании этих экспериментов делал ряд обобщающих (выводов. Так, например, он неправомерно отвергал существование основных параметров трехмерной теории эмоций Вундта (1886), а также наличие каких-либо связей между функциональными изменениями в организме и переживаемыми эмоциями.

Несколько позже 3. И. Чучмарев (1926), изучая изменения сфигмо- и пневмограмм при эмоциональных воздействиях (вкусовые раздражители — раствор хины, варенье, шоколад; слуховые — звук выстрела, музыка; зрительные — живопись различного содержания), пришел к выводам, противоположным тем, которые опубликовал А. А. Каэлас. В частности, он установил, что характер пульса и дыхания является существенным показателем эмоционального состояния. При этом следует учитывать не только частоту пульса, но и его амплитуду, которая также меняется в зависимости от переживаемых эмоций.

В качестве эмоционального фактора и в настоящее время часто применяются различного рода термические и болевые раздражители или угроза их применения (П. В. Симонов с соавт. 1964; В. В. Суворова, 1964; В. В. Суворова, 3, Г. Туровская 1968; П. В. Симонов с соавт., 1968), а также сочетание нескольких раздражителей. Во многих исследованиях эмоциональное состояние испытуемых направленно изменяется под воздействием просматриваемых ими рисунков, картин, кинофильмов, прослушиваемых отрывков из музыкальных или художественных произведений или же в речевых ассоциативных экспериментах.

Более сложный и психологически более интересный характер носят исследования, в которых чувство растерянности, раздражения (frustration) вызывается в лабораторной обстановке при помощи трудной или в конечном счете неразрешимой задачи. Так. например, в опытах А. Зандера (A. Zander, 1944) появление чувства раздражения у испытуемых было обусловлено тем, что они не могли выучить предложенные на световом табло цифры (которые незаметно менялись). Подобным же образом вызывалось и чувство растерянности. Успешно освоив проведение стержня по лабиринту с открытыми глазами, испытуемые не могли этого сделать с завязанными глазами, так как лабиринты в это время меняли свою конфигурацию (W. Thiesen, R. Meister, 1949). Т. Дембо (Т. Dembo, 1934) в лабораторной обстановке вызывал у испытуемых нарастающее раздражение и даже гнев тем, что они не могли набросить в определенном порядке кольца на бутылки (будучи уверены в простоте поставленной задачи). Нередко эмоциональное напряжение проявлялось в связи с напряженной интеллектуальной работой (Ю. Е. Виноградов, О. К. Тихомиров, 1968).

Во всех этих случаях в лаборатории действительно вызывались реальные эмоции. Однако существенный недостаток методик, применявшихся в этих исследованиях, состоял в том, что эмоции изучались лишь с точки зрения их структуры и динамики, в отрыве от их содержательной стороны.

Фармакологические воздействия чаще всего используются в тех случаях, когда требуется целенаправленно изменить уровень эмоциональной реактивности испытуемого. Для этого применяются вещества, подавляющие или же стимулирующие активность центральной нервной системы (М. Frankenhauser, 1964). В других случаях производятся те или иные сдвиги в уровне активности симпатической нервной системы путем введения в кровь различных доз адреналина (М. Frankenhauser, 1961, 1962, 1963). Повышают тонус симпатической нервной системы фенамин и его производные. При их введении возрастает кровяное давление, ускоряется ритм сердца, происходит сужение сосудов, расширение зрачков, появляется сухость во рту и т. д. У здоровых людей отмечаются при этом психические сдвиги, которые проявляются в повышенной настороженности, беспокойстве и эйфории. Экспериментальные данные свидетельствуют о том, что центральное действие указанных веществ первично связано с задними отделами гипоталамуса (G. Hiedal et al., 1954; и др.). Диаметрально противоположное действие на общий уровень бодрствования оказывают вещества, получившие название транквилизаторов. Например, хлорпромазин и резерпин почти полностью устраняют эмоциональные реакции, вызывают предельное снижение кровяного давления и уровня общей реактивности нервной системы (L. Н. Gliedmaa, W. Gant, 1956).

Для целенаправленного воздействия на эмоциональную сферу испытуемых нередко применяются вещества психотропной группы (мескалин, диэтиламид лизергиновой кислоты — LSD-25 и др.), действующие на центральную нервную систему подобно фенамину. В зависимости от дозы они вызывают улучшение настроения, а также ряд психотических симптомов типа галлюцинаций, сноподобных состояний (Н. Isbell et al., 1956; и др.).

Метод прямого электрораздражения глубоких структур мозга, формирующих определенный тип эмоциональных реакций, получил всеобщее признание благодаря многочисленным работам Дж. Олдза (1954, 1956, 1957). Раздражая электротоком через вживленные электроды мозг крысы в области передней комиссуры, он заметил стремление животного к получению повторных раздражителей. При более тщательных исследованиях было обнаружено, что стремление к самораздражению возникает при локализации электродов в области, имеющей форму креста и распространяющейся вверх, вниз, кпереди и кзад от передней комиссуры; сюда входят клетки, связанные с такими классическими первичными подкреплениями, как пищевое, половое и т. п. Кроме того, было выявлено, что, кроме клеток, к возбуждению которых организм стремится (они составляют 35 % всех клеток мозга), имеются клетки, возбуждения которых организм избегает (всего 5 %). Наиболее многочисленный тип клеток (60 %) в этом отношении нейтрален — к их возбуждению организм не стремится, но и не избегает его. Аналогичные исследования проводил и Дельгадо (J. М. R. Delgado, 1954). Несколько позже подобные результаты были получены Дж. Лилли в экспериментах на обезьянах (J. С. Lilly et aL, 1956).

Таким образом, нейрофизиологи располагают методом исследования поведенческих и эмоциональных реакций, характер и особенности которых могут быть заданы заранее. Особенности развития эмоциональных реакций при электрических воздействиях на глубокие структуры мозга человека описаны в многочисленных работах. Продолжаются тщательные исследования в этом направлении на животных (А. В. Вальдман, 1971; А. В. Вальдман, М. М. Козловская, 1973; И. И. Вайнштейн, 1971; Т. Н. Ониани с соавт., 1971; Л. А. Преображенская, 1971; и др.), а также комплексные исследования физиологических механизмов эмоций человека.

Данный метод позволил накопить большой фактический материал, необходимый для изучения мозговых механизмов эмоциональных и психических реакций. Получены сведения о зонах мозга, имеющих отношение к центральному контролю эмоций, о наличии структур, определяющих возможности осуществления психической деятельности. Стали доступны для исследования некоторые интересные психические феномены и их структуры (Н. П. Бехтерева, 1971). Однако полученный материал еще далеко не достаточен для конструирования каких-то определенных схем мозгового контроля психических функций. Более того, проводя опыты с электрораздражением мозга у животных, исследователи не всегда бывают уверены в том, какие именно структуры активируются — проводящие пути или же высшие интегративные центры [106, с. 122]. Тщательные исследования в этом направлении показывают, что центры эмоций представляют собой сложную многоступенчатую центральную структуру, характеризующуюся тесной зависимостью от неспецифических структур. Кроме того, наблюдаются явления дублирования и иерархии механизмов в пределах основного образования — лимбико-ретикулярного комплекса (Т. А. Леонтович, 1968; А. Г. Лещенко с соавт., 1968). И наконец, А. В. Вальдман (1971), ссылаясь на работы Скиннера (В. F. Skinmer, 1938), подчеркивает, что имеется немало наблюдений, свидетельствующих об отсутствии «жесткой» связи определенного типа эмоций с конкретными морфологическими структурами мозга (1971., с. И).

Можно утверждать, что наиболее приемлемым методом изучения эмоций является их исследование в реальной обстановке, когда экспериментатор сопровождает испытуемого на всех этапах его предметной деятельности и так или иначе фиксирует данные о его психическом и физиологическом состоянии. Именно этот путь исследования эмоциональных состояний «был избран А. Р. Лурия. В большинстве своих работ он использовал естественные аффектогенные ситуации — экзамен, предоперационное состояние, шок, состояние после шока, состояние преступника после совершения преступления и т. п. Применение так называемой «сопряженной (отраженной) моторной методики» позволило ему выявить ряд существенных закономерностей в эмоциональном реагировании. Было показано, что аффективные реакции резко нарушают моторную деятельность (А. Р. Лурия и А. Н. Леонтьев, 1926, 1929) и что сопряженная моторная методика дает возможность отличать случаи аффективного торможения центрального процесса от похожих, но совершенно иных случаев (трудная интеллектуальная задача). Методика позволяет вскрывать импульсы преднамеренного торможения словесных реакций, когда, например, преступник стремится не высказывать приходящие в голову слова. Наконец, в этой же серии работ показано, что воспоминание о сильном аффекте вызывает резкие изменения в жизнедеятельности. Попытка скрыть аффект приводит к усилению соответствующих симптомов — в результате создается вторичный аффект (А. Р. Лурия, 1937).

Естественные эмоциональные ситуации у детей школьного возраста исследовались в работах П. М. Якобсона (1958, 1960, 1961). В естественной обстановке повседневного развития изучала формирование положительных реакций у ребенка в течение первых месяцев жизни М. Ю. Кистяковская (1965).

Проявления отрицательных эмоциональных реакций у больных в связи с предстоящей хирургической операцией также нередко оказывались предметом исследования.

Разнообразные формы проявления эмоциональных состояний систематически исследуются в реальной обстановке спортивных соревнований и выступлений (О. А. Черникова, 1960, 1962; П. А. Рудик, 1966; и др.), в условиях напряженной производственной деятельности (В. П. Соловьева, 1972; Ё. А. Милерян, 1968; и др.).

Эмоциональное напряжение летчика исследуется в условиях моделируемых полетов на тренажерах и в реальной обстановке (И. С. Балаховский, И. Г. Длусская, 1963; В. Л. Маршцук, Н. В. Сысоев, 1964). Появляется все больше работ, посвященных изучению эмоциональных состояний космонавтов на различных этапах космических полетов (И. Т. Акулиничев, Р. М. Баевский, 1964; В. И. Лебедев, 1964; Л. С. Хачатурьянц, Л. П. Гримак, 1972).

Военные психологи всегда придавали большое значение исследованию эмоциональных реакций и состояний человека в обстановке реального боя (А. Пузыревский, 1893; Н. Н. Головин, 1907; К. И. Дружинин, 1910; А. С. Резаков, 1910; В. М. Бехтерев, Г. Е. Шумков, 1926). Актуальность этих исследований не снижается и в настоящее время, а их материалы представляются весьма ценными для понимания поведения человека в условиях психологического стресса.

Одним из новых направлений в исследовании эмоциональных состояний, как неотъемлемой стороны психической деятельности человека, являются попытки кибернетического моделирования эмоций. Известно, что эвристический метод подхода к изучению психики обнаружил весьма существенные недостатки: ограниченные возможности самоусовершенствования системы, отсутствие в программе функции потребностей и мотивов (U. Neisser, 1961). Поэтому процесс решения задачи в подобных системах оказывается обособленным от таких чрезвычайно важных процессов, как эмоции. Тем самым игнорируется тот факт, что эмоциональные оценки типа «хорошо — плохо» необходимы для контроля и регулирования процессов переработки информации на каждом из этапов целенаправленной деятельности (Н. М. Амосов, 1965). Переработка любой информации осуществляется человеческим мозгом по двум программам: «интеллектуальной», направленной на выработку решений в соответствии с правилами логики, и «эмоциональной», отражающей отношение действительности к потребностям и мотивам деятельности человека. Это положение заложено в основу программы модели, разрабатываемой группой авторов во главе с Н. М. Амосовым (1965, 1968). В зависимости от результатов анализа поступающего воздействия, т. е. от вывода: вредно — полезно, приятно — неприятно и т. д., эта программа так или иначе характеризует и даже изменяет интеллектуальную программу. Последняя в свою очередь оказывает влияние на развитие эмоций, что снова ведет к изменению поведения. Авторы считают, что подобная программа может иметь большое значение для изучения «аварийных» эмоциональных состояний и их влияния на деятельность в критических условиях, при больших умственных и физических нагрузках.

2. Психическое напряжение

Внимание исследователей к состояниям человека было привлечено не столько их адаптивной функцией, сколько частым их несоответствием требованиям складывающихся рабочих ситуаций.

Исходя из оценки влияния состояний на надежность деятельности оператора. А. Н. Лукьянов и М. В. Фролов (1969) подразделяют их на две большие группы. Состояния первого типа (сон, крайняя степень утомления, потеря сознания) практически выводят оператора из процесса управления, образуя явную брешь в замкнутом контуре управления. При возникновении состояний второго типа (сильное психическое (эмоциональное) напряжение, отвлечение внимания) оператор продолжает участвовать в процессе управления, однако эффективность его деятельности так или иначе меняется. Разумеется, данная классификация далеко не исчерпывает всех возможных состояний, в том числе и оказывающих положительное влияние на работоспособность оператора.

В плане наших исследований важно рассмотреть лишь ту группу состояний, которая объединяется под терминами: «психическая напряженность», «эмоциональное напряжение», «эмоциональный стресс», «напряженность» и т. п. Следует отметить, что под этими терминами чаще всего подразумеваются состояния, снижающие уровень работоспособности оператора, и что все состояния этой группы являются видоизмененной реакцией организма на данный вид деятельности, т. е. патогенетически связаны с нормальной рабочей активацией. По различным причинам, о которых будет сказано далее, рабочая активация может оказаться чрезмерной, и тогда она приводит к дезорганизации деятельности, осложняя ее тенденцией к преждевременным реакциям, к упрощению принимаемых решений, к нарушению точности действий и т. п.

Исторически концепция психического напряжения связана с физиологическими теориями В. Кеннона и Г. Селье (W. Кеnnоn, 1927; Н. Selye, 1950, 1960). Началом экспериментальных работ по напряженности считают исследование К Левиным (1935) поведения, потребностей и аффектов как напряженных состояний. В отечественной литературе понятие психического напряжения (стресса) нередко связывается с перенапряжением нервных процессов, описанным в работах Ф. П. Майорова (1954, 1962) по экспериментальным неврозам. Однако срывы при перенапряжении представляют собой дезорганизацию нервной деятельности. Повышение же продуктивности деятельности, а также чередование противоположных функциональных сдвигов, наблюдающиеся при психическом напряжении, с этой точки зрения объяснить нельзя.

В настоящее время психическое напряжение рассматривается как общая психофизиологическая реакция, возникающая при смене стереотипа деятельности и наиболее резко проявляющаяся при угрозе Ареальной или мнимой) жизни или здоровью (В. И. Барабаш, 1967; В. С. Мерлин, 1967). Эта реакция связана с различными эмоциональными состояниями и входит в сложный комплекс адаптивных реакций. Многие авторы указывают, что понять причины развития психического напряжения можно только с учетом всех компонентов деятельности, и прежде всего мотивов. «Характер состояний психического напряжения (стрессовых реакций), — пишет Р. С. Лазарус, — причинно связан с психологической структурой личности, взаимодействующей с внешней ситуацией посредством процессов оценки и самозащиты. Только связывая характер стрессовой реакции с вышеуказанными психическими процессами, действующими в людях с различными психическими структурами, мы можем надеяться объяснить происходящие явления и получить возможность их предсказания» [167а, с. 179].

Состояние психической напряженности может выражаться в двух формах сдвигов — по типу нарастания возбуждения (гипермобилизация) или же по типу развития тормозных реакций.

Резкий сдвиг форм реагирования в сторону крайнего возбуждения или торможения вызывается исключительно острыми психогенными стимулами. При относительно длительном действии стресс-фактора нередко наблюдается переход фазы возбуждения в тормозную фазу.

Отрицательные явления, вызываемые выраженным психическим напряжением как гиперактивизационного, так и тормозного типа, проявляются в виде общей дезорганизации поведения, торможения ранее выработанных навыков (тем большего, чем сложнее навык, — R. A. Luria, 1952), неадекватных реакций на неожиданные резкие раздражители, снижения работоспособности, затруднений в распределении внимания, сужения объема внимания, ошибок восприятия, провалов памяти, импульсивных действий.

Имеются данные, указывающие на нарушения в моменты психической напряженности оценок временных интервалов (В. Т. Лебедева, 1963).

Отличительной особенностью поведения в состоянии психического напряжения является негибкость. Операторская деятельность утрачивает при этом элементы пластичности. В то же время стереотипные, шаблонные действия протекают в этом состоянии быстрее, приобретая тенденцию к автоматизму.

Таким образом, самой общей характеристикой состояния психического напряжения является нарушение структуры сложной деятельности.

В ситуациях невысокой психической напряженности у человека нередко наступает адаптация, приводящая к восстановлению качества деятельности. В случае повторения очень сильных психогенных воздействий, наоборот, может наступить обострение эмоционального реагирования, связанного с механизмами ожидания (А. В. Heilbrun, 1959).

Применительно к деятельности оператора целесообразно, на наш взгляд, различать следующие виды психического напряжения:

— напряжение, обусловленное изменением общего уровня активности оператора (в иностранной литературе часто встречается употребляемый в этом же смысле термин «уровень бодрствования»);

— напряжение, вызываемое повышением уровня трудности выполняемой деятельности;

— напряжение, связанное с повышением уровня опасности деятельности (для собственной жизни или жизни окружающих).

Психическое напряжение, первично связанное с изменением общего уровня активности центральной нервной системы, может развиться не только под действием психических факторов (предшествующее утомление, эмоциональные воздействия отрицательного характера), но и под влиянием физических условий окружающей среды (шум и вибрация на рабочем месте, значительные колебания внешней температуры, состава газовой среды и т. п.). Перечисленные причины приводят к снижению или повышению порога возбудимости нервной системы и тем самым нарушают адекватность нормального рабочего состояния оператора. Стремление поддержать надлежащую «рабочую форму» волевыми усилиями может привести даже к возрастанию психического напряжения.

Часто такого рода нарушения возникают вследствие чрезмерно выраженной предшествующей фазы «предрабочего состояния». Интенсивное мысленное «проигрывание» предстоящей деятельности (малоопытный летчик, например, тщательно обдумывает детали предстоящего полетного задания) может нарушить ночной сон и привести к утомлению. В результате «рабочая форма» в момент самой деятельности оказывается нарушенноё.

Развитие психического напряжения вследствие изменения порога возбудимости центральной нервной системы под действием факторов измененной газовой среды показано в работах С. Г. Мельника (1973).

Так, например, кислородная недостаточность, вызванная дыханием газовыми смесями, содержащими 8—10 % кислорода, ухудшала качество деятельности оператора и сопровождалась субъективными переживаниями, аналогичными тем, которые имеют место при утомлении. При этом время сенсомоторной реакции выбора удлинялось на 35 %, а точность преследующего слежения снижалась на 140 %. Характерно, что в этих условиях после приема стимуляторов центральной нервной системы (центедрина, сиднокарба) нормализовались основные физиологические функции, повышался общий уровень процессов возбуждения и быстро восстанавливался уровень работоспособности (относительно контрольных цифр) по всем исследуемым параметрам управления.

Противоположное действие на рабочее состояние оператора оказывало дыхание гиперкапническими газовыми смесями (с концентрацией СО2 2–3, 4–6, 7–8 и 9 %). Результаты этой серии исследований показали, что дыхание газовыми смесями с концентрацией углекислого газа до 3 % не сопровождается изменениями качества управления в течение изучаемого интервала времени. Более того, на этапе обучения операторов при использовании газовых свечей, содержащих 2–3 % СО2, эффективность тренировок несколько повышалась, что выражалось в уменьшении числа интегральных ошибок слежения. При дыхании же газовыми смесями с концентрацией углекислого газа 4–6 % качество управления снижалось в два раза. Интересно, что прием на этом фоне стимуляторов вызвал еще более выраженное снижение работоспособности, тогда как транквилизаторы (триоксазин, хлордиазецоксид) способствовали полному восстановлению качества слежения и нормализации рабочего состояния оператора. Было показано также, что к гиперкапнической среде с концентрацией СО2 до 8 % операторы в процессе работы способны адаптироваться. При этом происходит все более устойчивое уравновешивание возбудительных процессов тормозными. Увеличение же в окружающей среде содержания СО2 до 9 % приводит к быстрому истощению силы тормозных процессов, и нарушение рабочего состояния оператора принимает характер чрезвычайного возбуждения.

Основной причиной развития состояния психического напряжения В. С. Мерлин (1967) считает трудные ситуации. В деятельности оператора они чаще всего бывают связаны с непредвиденными изменениями в режимах работы, а также с осложнениями, появляющимися в аварийной обстановке. Противоположные направления сдвигов работоспособности, которые часто наблюдаются при психическом напряжении, В. С. Мерлин объясняет динамикой функционирования доминанты. При этом имеется в виду, что при определенных значениях раздражителя доминанта переходит в парабиоз. «Суммирование и накопление возбуждения в физиологическом приборе носит в себе уже все элементы к тому, чтобы в следующий за тем момент времени в том же приборе наступило торможение… — писал А. А. Ухтомский. — Чуть-чуть учащенные или усиленные волны при одном же функциональном состоянии центрального прибора переведут его возбуждение в торможение. И при одних и тех же частотах и силах приходящих волн малейшее изменение в состоянии функциональной подвижности прибора переведет его былую экзальтацию в торможение» [310, с. 286].

В исследованиях В. С. Мерлина показано, что предел психического напряжения, которое как функция доминанты еще благоприятно сказывается на работоспособности, зависит от лабильности системы нервных центров. Чем они лабильнее, тем благоприятнее условия для образования доминанты и тем выше тот предел трудности задачи, при котором доминанта переходит в парабиоз. Можно предположить, что при большем участии в образовании доминанты соответствующих мотивов второй сигнальной системы (отличающейся наибольшей лабильностью нервных центров) уровень трудности решаемой задачи будет значительно выше.

С этой точки зрения становятся понятными экспериментальные факты, которые свидетельствуют о том, что одновременное действие нескольких экстремальных факторов не приводит к большим нарушениям деятельности оператора, чем влияние каждого из них в отдельности (F. Bartlet, 1958; W. F. Grether, С. S. Harris et al., 1971). В этих случаях проявляется одна из важных особенностей доминантных процессов, заключающаяся в том, что при одновременном существовании двух доминантных очагов происходит взаимное ослабление их силы.

Примером психического состояния оператора, вызываемого ростом трудностей его деятельности, могут быть так называемые пароксизмы дифференцировки. Впервые эти состояния были изучены и описаны Л. Д. Чайновой и Ф. Д. Горбовым (1960). Они отмечались у некоторых летчиков при сложных видах полетов (полеты строем в условиях чрезмерно интенсивного радиообмена с землей). Развивающиеся при этом ощущения «плохого самочувствия» выражались в неясности восприятия окружающего, спутанности мыслей, ощущении «прилива крови» к голове. Возникнув в определенном режиме полета, подобные ощущения проходили при его изменении. Причиной этих состояний, как было показано авторами в специальных экспериментах, бывает необходимость выполнять одновременно два чрезвычайно близких по характеру умственных действия, а именно сохранять концентрацию раздражительного процесса в двух различных «пунктах» без распространения отрицательной индукции из одного «пункта» в другой. В таких случаях имеет место непрерывное дифференцировочное торможение, подвижное напряжение процесса торможения. Это проявляется в повышении психического напряжения и сопровождается ростом моторной активности или же переживанием чувства «озадаченности», незавершенности выполняемых действий и т. п. В некоторые моменты это психическое состояние может вызывать нарушения адаптационно-вегетативных функций, кратковременные, но в то же время существенные перерывы в деятельности. В отдельных случаях данное состояние осложняется «запредельным торможением».

Рост психической напряженности оператора, связанной с повышением фактора трудности, наблюдается, как правило, при освоении новых видов деятельности, а также в тех случаях, когда привычная деятельность осложняется дефицитом информация или же ее неопределенностью, например при противоречивых показаниях приборов. Крайние степени психического напряжения в этих случаях могут привести к растерянности.

Появление фактора опасности (для жизни или здоровья) многие авторы считают главной причиной формирования состояния психического напряжения. И. Бауэр (J. Bauer, 1945), Р. Лазарус (R. S. Lazarus, 1970) и др. склонны связывать психическое напряжение (стрессовые реакции) только с активацией защитных инстинктов, поддерживаемой угрозой для жизни. Так, И. Бауер считает, что степень психической напряженности определяется формулой D = I/R, где D (disease) — уровень напряженности I (injury) — сила повреждения и R (resistance) — устойчивость к этому повреждению. Своеобразными математическими зависимостями оперирует и Г. Уолтер (1966), когда с достаточной красочностью излагает существующую, по его мнению, взаимосвязь между психическим напряжением человека и степенью риска, содержащейся в его деятельности: «Каждый день, не думая ни о риске, пи об опасности, мы имеем миллион шансов к одному против насильственной смерти. В течение месяца обычного путешествия мы с большей неохотой миримся со ста тысячами к одному в нашу пользу. При десяти тысячах к одному мы сознаем риск, но тем не менее идем на него. При тысяче к одному против катастрофы мы чувствуем себя возбужденными или возмущенными в зависимости от того, оказались мы у руля или на обочине. Мы полагаем, что за риск в сто к одному следует хорошо заплатить, а при десяти к одному, когда каждый десятый должен погибнуть, можно рассчитывать на орден» [306, с. 166].

3. Постгипнотические модели эмоциональных состояний

Моделирование эмоциональных состояний, в том числе и психического напряжения, имеет большое значение для экспериментальных исследований в авиакосмической психологии. Так, например, моделируя в лабораторных условиях операторскую деятельность, связанную с определенной степенью риска для жизни на протяжении нескольких часов и даже суток, очень важно выяснить те изменения в уровне работоспособности оператора, которые наступают при длительном пребывании в специфическом эмоциональном напряжении.

Как показали экспериментальные исследования, одним из эффективных методов моделирования эмоциональных состояний оператора может быть метод формирования заданных эмоциональных состояний в гипнозе.

Известно, какое огромное значение придавали гипнозу в экспериментально-психологических исследованиях В. М. Бехтерев (1911), В. Я. Данилевский (1925), К. И. Платонов (1962). В настоящее время как у нас в стране, так и за рубежом (в частности, в США) прикладная роль гипноза в авиационно-психологических и медицинских исследованиях заметно повышается. Оценивая экспериментальные возможности гипноза, известный французский гипнолог Л. Черток отмечал, что гипноз, оказавшийся таким плодотворным методом в прошлом, заслуживает внимания и современных исследователей [327, с. 155].

В приложении к задачам физиологических исследований метод воспроизведения эмоций в гипнозе достаточно широко известен (К. И. Платонов, 1962; А. П. Пшоник, 1952; и др.). С 1960 г. мы исследуем возможности моделирования эмоциональных состояний с помощью гипноза. Этот метод применялся для исследования физиологических реакций у парашютистов (Л. П. Гримак, 1959; 1966; Л. П. Гримак, В. А. Пономаренко, 1967).

Однако для решения задач экспериментальной психологии гипноз непригоден. Заторможенность коры головного мозга у испытуемого, избирательность речевого контакта, выраженные функциональные нарушения в сфере двигательного и других анализаторов делают гипноз непригодным для психологических исследований, которые предполагают такое важное условие, как полноценное и согласованное функционирование психических и физиологических компонентов деятельности, свойственное только бодрствующему состоянию.

В случае же моделирования заданных эмоциональных состояний с их реализацией в постгипнотическом периоде это условие сохраняется. Данный метод использует известные в гипнологии закономерности, по которым реализация внушений, сделанных в гипнозе, происходит в постгипнотическом периоде на фоне полноценного бодрствующего состояния. Самостоятельным вопросом этой методики является содержание формулы внушения, направленной на формирование у испытуемого заданного эмоционального состояния. На основании экспериментального опыта, а также имеющихся по этому вопросу работ (I. Horvaj, 1959) можно утверждать, что эмоциональные реакции реализуются полнее в том случае, когда внушается соответствующая эмоциогенная ситуация, а не внутреннее переживание. Применение данного метода моделирования эмоций предполагает участие в экспериментах испытуемых с высокой степенью гипнабильности, обнаруживающих достаточно прочный эффект постгипнотической реализации внушений.

Этот метод, безусловно, не относится к числу простых и общедоступных. Его использование ограничено наличием специалистов-гипнологов и соответствующего контингента испытуемых. Однако в тех случаях, когда эти условия имеются, его применение в целях моделирования эмоциональных состояний для изучения надежности оператора в системах управления представляется весьма перспективным.

Метод целенаправленного формирования эмоциональных состояний в постгипнотическом периоде применялся в эксперименте для воздействия на операторов, включенных в аналоговые системы, моделирующие различные виды операторской деятельности. Ведь нередко для практики бывает очень важно, чтобы уже на стадии проектирования систем управления и их экспериментальной апробации возможно полнее учитывалось влияние комплекса физических и психических воздействий, имеющих место в реальных условиях.

4. Влияние моделируемых состояний на работоспособность оператора

Особенности зрительного восприятия. Вопросы исследования особенностей зрительного восприятия и визуальной оценки пространственных отношений приобретают в настоящее время особую важность в связи с реализацией все расширяющихся программ космических полетов. Специфика светотехнических характеристик космической среды — большие яркости и перепады контрастности, отсутствие привычной воздушной перспективы и полутеней — снижает надежность тех визуальных оценок пространственнопредметных отношений, навыки которых вырабатываются у человека в условиях наземной оптической среды. Кроме того, сами факторы космического полета (невесомость, гиподинамия, снижение сенсорной афферентации) могут оказывать непосредственное влияние как на периферические отделы зрительного анализатора, так и на функциональное состояние центральных его структур. Исследования функций зрения в космических полетах показали, что в невесомости снижается острота зрения (Л. А. Китаев-Смык, 1963), ухудшается на 20–40 % зрительная работоспособность, изменяется зрительное восприятие предметных цветов. Причиной наблюдаемых сдвигов в функции зрительного анализатора является двигательная дискоординация в работе мышечного аппарата глаз, особенно сильно проявляющаяся в период адаптации к факторам космического полета (Е. А. Иванов, В. А. Попов, Л. С. Хачатурьянц, 1968).

В свою очередь эмоциональное напряжение, как сопутствующий фактор сложной и ответственной деятельности в космическом полете, также может изменять уровень психофизиологической активности, что опосредованно сказывается на деятельности зрительного анализатора, и в том числе на функциях восприятия.

Анализируя роль психики в механизмах рецепторной функции, М. И. Аствацатуров (1939) отмечал, что в нормальных условиях процесс сознания является следствием деятельности сенсорных систем, а именно — представление о внешнем предмете возникает под влиянием импульсов, вызываемых совокупностью раздражений, исходящих от внешнего объекта. Однако, как свидетельствуют многочисленные данные из области клинической неврологии, имеются достаточные основания для того, чтобы говорить о стимулирующем влиянии сознания на рецепторную функцию при восприятии реальных внешних раздражений. «Корковая функция всегда имеет своим основным фоном подкорковую функцию, «интрапсихический» (корковый) процесс неразрывно связан с тимопсихическим (таламическим) процессом. Неизбежность отражения психической деятельности на зрительном бугре, этом истинном центре всей рецепторной системы, предполагает существование импульсов в направлении от коры головного мозга к этому центру. При известных условиях эти импульсы могут приводить к раздражению таламических чувствительных центров» [16, с. 339].

О влиянии психического состояния человека на функции восприятия писали В. М. Бехтерев и Г. Е. Шумков (1926) в связи с психофизиологическим анализом рефлекса настораживания, проявляющегося в период подготовки к опасным событиям. В частности, они подчеркивали, что в этом состоянии повышается чувствительность всех рецепторных образований. В чисто психологическом аспекте влияние некоторых личностных особенностей и состояний на функции восприятия исследовалось представителями функционально-психологического направления. В их работах был накоплен большой эмпирический материал, касающийся влияния на восприятие таких факторов, как установка, характер инструкции, прошлый опыт, особенности воспринимаемого материала и т. п. Несмотря на то что данные факторы рассматривались как внешние по отношению к восприятию, эти работы подтвердили, что перцептивный процесс существенно зависит от особенностей личности и ее психического состояния.

Широко известны работы представителей школы Л. Н. Узнадзе (1963), в которых процесс восприятия рассматривается в связи с активностью личности, с ее установкой. Роль различных видов человеческой деятельности в изменении порогов рецепторных функций изучалась Б. Г. Ананьевым (1960), Б. М. Тепловым (1961) и др.

Заслуживают внимания работы, в которых исследуется влияние эмоциональных состояний на функцию зрительного восприятия или на те функции зрения, изменение которых в конечном счете сказывается на восприятии… Так, П. О. Макаров (1956), изучая влияние эмоций на состояние некоторых нервных центров, установил, что положительные эмоции (удовольствие, радость) повышают их возбудимость, а эмоции отрицательные (неудовольствие, горе, страх, обида) ее снижают. В частности, сопровождающиеся отрицательными эмоциями жажда и боль понижают возбудимость зрительного анализатора. Аналогичные исследования были проведены Е. Г. Кунашевой (1960) на детях. Она также пришла к выводу, что положительные эмоции повышают возбудимость зрительного анализатора. Это проявилось в укорачивании адекватной оптической хронаксии, понижении адекватной оптической реобазы. Отрицательные эмоции, наоборот, приводили к снижению возбудимости мозговых центров зрительного анализатора.

В ряде работ исследовалась чувствительность зрительного анализатора, определяемая по различным методикам (критическая частота световых мельканий (КЧСМ), светочувствительность темноадаптированного глаза и др.), в зависимости от различных психических состояний (эмоциогенное воздействие, психотропные вещества, мышечное утомление и пр.). Результаты исследований свидетельствуют о том, что психическое состояние определенным образом сказывается на функциональном состоянии зрительного анализатора и на визуальном восприятии. Заметные сдвиги некоторых функций зрения наблюдались у парашютистов в состоянии эмоционального напряжения перед прыжком с парашютом (Д. Д. Шерман, 1969).

В наших исследованиях функции восприятия и визуальной оценки объектов исследовались применительно к деятельности оператора, включенного в систему дистанционного управления лунным модулем при посадке его на поверхность Луны.

Известно, что визуальная оценка степени пересеченности лунного рельефа при выборе площадки «прилунения» автоматических аппаратов является важным и весьма ответственным этапом таких полетов. Она включает три типа перцептивных операций: процессы различения элементов лунного рельефа, их распознавание (дифференцировку) и метрическую оценку.

С точки зрения теории информации различение элементов лунного рельефа есть не что иное, как выделение полезного сигнала от шума. При некоторых углах освещения (20°< i <7°] и визирования восприятие и распознавание соответствующих объектов бывает очень затрудненным. Процесс различения требует, чтобы в памяти оператора были предварительно сформированы оперативные единицы восприятия, на основе которых и происходит выделение существенных признаков полезных сигналов (А. Молль, 1966). В данном случае такими полезными сигналами являются признаки, по которым можно распознавать кратеры, различного рода возвышения, камни, трещины, склоны и т. п.

Процесс распознавания объектов основывается на психологических закономерностях экстраполирования третьего измерения объекта. Задачи этого класса связаны с представлением о трех измерениях, которыми определяются фигуры с двойной или обратимой перспективой (Р. Вудворте, 1950). В данном случае один и тот же трехмерный объект, видимый под разными углами, дает много разных проекций. Степень же контраста видимого изображения и дополнительные признаки (величина и конфигурация теней) обусловливаются углом и направлением освещения. На этом этапе восприятия происходит дальнейшее дифференцирование распознаваемых объектов по их группам (углубления или возвышения), а также по форме (уплощенные, конические, сферические), что позволяет определить принадлежность объектов к тому или иному классу.

Процесс визуальной метрической оценки включает определение трех измерений элементов лунного рельефа. Определение величины объекта в каком-либо измерении осуществляется путем решения пропорций трех измерений. Метрическая оценка может быть произведена в относительных единицах, если отсутствует соответствующий размерный эталон, или же в абсолютных — при знании истинной величины хотя бы одного из находящихся в поле зрения объектов. Безусловно, на точности этих определений будет сказываться целый ряд факторов: углы освещения, визирования, конфигурация, контрастность контуров объектов и т. д.

Изучив в предварительных сериях экспериментов на специальном моделирующем стенде указанные зависимости, необходимо было установить характер их изменений в связи с различными психическими состояниями оператора.

Наиболее типичными состояниями оператора для исследуемого вида деятельности мы считали измененную весомость тела, выраженное эмоциональное напряжение, а также сочетание этих двух состояний.

Эксперименты проводились с участием пяти испытуемых, хорошо подготовленных к решению данного типа визуальных задач на моделирующем стенде. Визуальная оценка пространственных параметров элементов лунного рельефа производилась каждым из них поочередно во всех указанных состояниях.

Субъективные ощущения частичной весомости тела формировались методом репродуктивного внушения в гипнозе (с постгипнотической реализацией внушения) на основе имевшегося у испытуемых опыта кратковременных переживаний частичной весомости тела.

Выраженное эмоциональное напряжение формировалось тем же методом с дополнительной внушенной установкой: «Эмоциональное напряжение вызвано стремлением выполнить поставленную задачу наилучшим образом, так как неточная работа увеличивает степень опасности для управляемого объекта».

Аналогичным способом внушалось и одновременное переживание двух указанных состояний. Такой план эксперимента имел целью установить особенности влияния на функции визуальной оценки не только каждого состояния в отдельности, но также и их одновременного переживания.

Динамика некоторых физиологических сдвигов (рис. 48), а также словесный отчет испытуемых свидетельствовали о том, что внушаемые психические состояния реализуются полностью. Обращает на себя внимание тот факт, что при моделировании эмоционального напряжения у испытуемых часто развивалась гипервентиляция с последующими жалобами на головокружение. Нередко для того, чтобы исключить развитие гипокапнической гипоксии, приходилось во время эксперимента снижать частоту дыхания специальным внушением.

Рис. 48. Изменение физиологических показателей в зависимости от моделируемых состояний (в % к фону)

ЧП — частота пульса; ЭОГ — электроокулограмма в условных единицах площади, описываемой амплитудой и изолинией; Н — «гиповесомость тела»; Э — эмоциональное напряжение; Н+(-Э) — эмоциональное напряжение на фоне «гиповесомости тела»; ПД — прекращение воздействий, ЧД — частота дыхания

В то же время частота пульса не достигала больших величин, что следует связывать со спецификой моделировавшейся в эксперименте деятельности, не требовавшей соответствующей активизации двигательного анализатора. Аналогичные изменения отмечались в исследованиях В. П. Соловьевой (1962), изучавшей психофизиологические реакции у человека при умственном труде, сопровождавшемся значительным эмоциональным напряжением. При напряженной работе испытуемых за экспериментальным пультом диспетчера у них наблюдалось даже снижение частоты сердечных сокращений по отношению к фоновой.

Как показали результаты экспериментов, точность визуальной оценки глубины кратеров (при известных значениях их диаметра) в зависимости от переживаемых психических состояний меняется в значительной степени (рис. 49).

Рис. 49. График визуальной оценки глубины кратеров в зависимости от моделируемого состояния операторов

ΣНоц — средняя суммарная оценка глубины кратеров; Σист — истинная суммарная глубина кратеров; i — угол освещения; n — число кратеров, Ф — фоновые данные; Н — внушенная гиповесомость тела; Э — эмоциональное напряжение; Н+(-Э) — сочетание «гиповесомости тела» с эмоциональным напряжением

Визирование лунного рельефа при угле освещения i = 7° на фоне субъективных переживаний сниженной весомости тела снижает точность метрической оценки на 14 %.

Моделируемое эмоциональное напряжение с внушенной установкой, что недостаточная точность оценки связана с угрозой для объекта, наоборот, повышает надежность работы на 40 %.

Характерно, что переживание того же эмоционального состояния на фоне пониженной весомости (вес тела субъективно равен 6 кг) повышает точность визуальной метрической оценки лишь на 30 %. Следовательно, состояние гиповесомости способствует снижению качества указанного вида деятельности. Это может быть связано с явлением глазодвигательной дискоординации: как видно на рис. 48, в ряде случаев движения глаз становятся более медленными и размашистыми, в результате чего площадь, описываемая электрофизиологическим импульсом и изолинией, возрастает относительно фоновых данных. В то же время, как это видно на рис. 49, визуальная оценка глубины кратеров при угле освещения i = 20° становится точнее во всех случаях моделируемых психических состояний в среднем на 10–15 %.

Изменение точности зрительной оценки крутизны склонов лунного рельефа находится в очень сложной зависимости от различных психических состояний и условий освещения и визирования. Средние данные, характеризующие эту зависимость, представлены на рис. 50. Наиболее общей закономерностью и здесь оказывается повышение точности работы при моделируемом эмоциональном напряжении. Субъективное переживание частичной весомости тела нередко сопровождается тенденцией к снижению точности визуальных метрических оценок.

Рис. 50. График визуальной оценки крутизны склонов при различных моделируемых состояниях операторов

α — угол визирования; i° — угол освещения; Ф — фоновые данные; Н — при внушенном снижении веса; — Э — при психическом напряжении; 1—4 — данные четырех испытуемых

Таким образом, как показывают результаты экспериментов, психическое состояние оператора в значительной степени отражается на изменении функций зрительного восприятия и в частности функций метрических оценок воспринимаемых объектов применительно к условиям лунного рельефа. В зависимости от специфики переживаемого состояния оно может повышать или снижать эту функцию. Проектирование и разработка соответствующих технических систем должны учитывать это свойство оператора и уровни колебания его надежности в данном виде деятельности.

Динамика слежения дискретного характера. Исследование уровня работоспособности космонавта-оператора по выполнению задач астронавигации с моделированием различных психических состояний проводилось на аналого-цифровом комплексе автономной навигации пилотируемого космического летательного аппарата (КЛА).

Аналого-цифровой комплекс состоял из имитаторов небесной сферы и земной поверхности, управляющей электронной цифровой вычислительной машины (ЭЦВМ) «Днепр», аналого-вычислительной машины «Мн-10» и действующего макета секстант-визира (СВ). В качестве имитатора небесной сферы был использован плоский планшет, в котором смонтированы самолетные малогабаритные лампы, имитирующие участок северного неба, описанный радиусом 40° вокруг Полярной звезды. Имитатор земной поверхности представлял собой специальную цветную карту участка местности, наблюдаемого с высоты полета 200 км. Для описания анализа деятельности космонавта-оператора, включенного в аналого-цифровой комплекс, использовался специальный функционально-алгоритмический метод.

Основными задачами данной серии исследований являлись:

— изучение уровня работоспособности космонавта-оператора по выполнению астронавигационных операций с использованием космического секстант-визира в условиях моделирования отдельных факторов космического полета пилотируемого КЛА (невесомость, психическое напряжение, вестибулярные воздействия, засветка оптических каналов секстанта) и в условиях отсутствия этих факторов;

— разработка на основании экспериментальных данных конкретных рекомендаций, относящихся к тренажным средствам подготовки космонавта-оператора для выполнения астроизмерений с применением космического секстант-визира.

Все испытуемые проходили предварительную теоретическую и практическую подготовку, а затем тренировались в работе с секстант-визиром до получения устойчивых результатов.

Оценка качества выполнения операций на моделирующем стенде осуществлялась по временным, точностным и интегральным характеристикам. Временные показатели выполнения астронавигационных операций в системе «оператор — СВ» характеризуют одну из сторон эффективности работы оператора. В основу математической модели времени выполнения оператором астроизмерений положена стохастическая модель обучаемости (Р. Буш, Ф. Мостеллер, 1962). Точностные показатели работы оператора определялись посредством регистрации ошибок астроизмерений по четырем каналам секстант-визира с помощью ЭЦВМ «Днепр» и соответственно статистически обрабатывались. Интегральные оценки качества работы оператора (оценка качества переходного процесса астроизмерений) имели целью дать общую оценку скорости и точности астронавигационных операций.

Временные характеристики работы оператора регистрировались по следующим показателям:

— время выполнения астроизмерений в системе «оператор-СВ», исчисляемое с момента подачи сигнала на начало работы (загорание лампочки) до момента окончания наведения (нажатие кнопки);

— время рабочей реакции оператора, исчисляемое с момента подачи сигнала на начало работы до момента первого движения ручками управления;

— время принятия решения об окончании наведения, исчисляемое с момента окончания управляющих движений до нажатия кнопки, сигнализирующей об окончании наведения.

В первой серии экспериментов методом постгипнотической реализации внушений моделировались следующие психические состояния: «гиповесомость» тела (до 5 кг), «аварийная ситуация, требующая предельной психической мобилизации оператора» (психическое напряжение), и сочетание этих двух состояний. Результаты данной серии экспериментов после соответствующей статистической обработки сведены в табл. 3. Анализ приведенных результатов показывает, что при моделировании условий космического полета отдельные его факторы приводят к увеличению времени астроизмерений на 30–40 %.

Результаты обработки данных по точности выполнения оператором астроизмерений в системе «оператор — СВ» показали, что только 10 % ошибок по точности наведения выходят за пределы возможных инструментальных погрешностей системы.

Моделируемые психические состояния оператора проявлялись не только в виде субъективных переживаний, но и в изменении соответствующих физиологических показателей. На рис. 51 представлены усредненные данные (частота пульса и дыхания) по 15 испытуемым, работавшим в качестве операторов в системе автономной навигации.

Рис. 51. Изменение частоты пульса (1) и дыхания (2) при выполнении астронавигационных операций в различных моделируемых состояниях

Н — внушение сниженной весомости тела; Э — моделируемое психическое напряжение; Н+(-Э) — моделируемое сочетание двух указанных состояний

Как видно из рисунка, эти показатели закономерно изменяются в зависимости от специфики психического состояния. Характерно, что сильное психическое напряжение на фоне его постгипнотической реализации протекает с преобладанием парасимпатической иннервации (относительное замедление частоты пульса), но с выраженным нарастанием частоты дыхания (в редких случаях до 30–40 дыхательных движений в минуту). В то же время в первые периоды субъективного переживания гиповесомости тела наблюдается преобладание симпатикотонических влияний, в результате чего частота пульса заметно возрастает без существенного учащения дыхания, если «гиповесомость» не сопровождается психическим напряжением. Если же состоянию гиповесомости сопутствует психическое напряжение, то в эксперименте возникают крайние формы гипервентиляции. Следует отметить, что в любом случае в процессе работы оператора (на рисунке показан период, соответствующий выполнению трех астронавигационных операций) адаптационные механизмы физиологических систем приводят к снижению явлений тахикардии, однако не уменьшают в заметной степени явлений гипервентиляции.

Изучение сложных видов слежения. В данной серии экспериментов операторы выполняли несколько последовательных операций: зрительный поиск движущегося точечного источника света на специфически «зашумленном» фоне в телесном угле, равном 60 угловым градусам, а затем операции слежения, моделирующие различные этапы сближения и стыковки космических кораблей.

Всего было проведено около 60 экспериментов, в которых участвовали 17 испытуемых. У каждого из них методом постгипнотической реализации внушений формировались однотипные психические состояния (эмоциональное напряжение в ответственной ситуации, связанной с риском для жизни; субъективное переживание сниженной весомости тела до 5–6 кг; одновременное переживание этих двух состояний). Степень реализации внушаемых состояний оценивалась на основании комплексных сдвигов физиологических функций (ЧД, ЧП, ЭЭГ, ЭОГ, динамика взора, уровень сахара крови и т. п.) и с учетом субъективных переживаний испытуемых.

Усредненные результаты этой серии экспериментов позволили выявить существенную закономерность (рис. 52).

Рис. 52. График зависимости времени поиска точечного источника света и качества функции слежения от моделируемых состояний оператора

D1 — простой вид преследующего слежения; D2 — сложный вид преследующего слежения; t — время поиска (сек.); H — внушение сниженной весомости тела; Э — моделируемое психическое напряжение; Н+(-Э) — моделируемое сочетание двух указанных состояний

Время зрительного поиска (t) заданных точечных объектов в состоянии значительного Эмоционального напряжения, связанного с высокой ответственностью за точность работы и угрозой для жизни (при плохом качестве работы), сократилось у всех операторов в среднем на 17 %. Оно продолжало сокращаться (до 20 %), когда это же эмоциональное состояние сопровождалось субъективным переживанием сниженной весомости тела, и увеличилось на 10 % относительно фоновых значений, когда переживание гиповесомости тела протекало без существенной активизации эмоциональной сферы оператора.

Указанные сдвиги в функционировании зрительного анализатора не являются неожиданными. Активизация зрительных функций в ситуациях с элементами угрозы отмечалась еще в исследованиях В. М. Бехтерева и Г. Б. Шумкова, подчеркивавших, что в этих случаях происходит «обострение функций воспринимающих органов (гиперестезия) с повышением ориентировочных рефлексов fe области зрения, слуха и осязания» [37, с. 237].

В то же время переживание сниженной весомости тела, сопровождающееся реальным снижением проприоцептивной импульсации, как это имеет место в космическом полете, или ее целенаправленным торможением вследствие второсигнальных воздействий, как это имеет место в наших экспериментах, вызывает двигательную дискоординацию в работе мышечного аппарата глаз, что приводит к снижению качества данного вида операторской деятельности. Специальное исследование данного вопроса (см. далее) позволило установить характер функциональных сдвигов глазодвигательных реакций в каждом из моделируемых психических состояний оператора. Они с достаточной полнотой объясняют причину описанных колебаний зрительной работоспособности оператора в различных психических состояниях.

Выполнение второй операции (простое преследующее слежение), лишь косвенно отражающееся на конечных результатах деятельности, в состоянии моделируемого эмоционального напряжения в среднем улучшилось на 4 % относительно фоновых данных. При этом имели место индивидуальные колебания работоспособности как в сторону ее улучшения, так и в сторону снижения (на 10 % у одного оператора).

Точность выполнения следующего этапа моделируемой комплексной задачи (сложный вид преследующего слежения) в среднем возросла на 3 %, хотя имел место и случай ее ухудшения (на 50 % у того же оператора).

Внушение пониженной весомости тела как с сопутствующим эмоциональным напряжением, так и без него приводит к значительному снижению точности выполнения и первой и второй задачи в среднем на 15–20 %. Здесь сказывается дискоординация двигательной деятельности, которая бывает особенно заметной в переходные фазы адаптации к субъективным переживаниям сниженной весомости тела. Она хорошо прослеживается в реальных космических полетах (Л. А. Китаев-Смык, 1963, 1964, 1968; И. И. Касьян, 1963, 1968; В. И. Яздовский с соавт., 1963, 1964, 1968; Б. А. Иванов с соавт., 1968 и др.) и наблюдалась в наших многосуточных экспериментах с постгипнотической реализацией внушения пониженной весомости тела. Субъективно это проявляется в нарушении общего комфорта рабочей обстановки, в необходимости принимать дополнительные меры фиксации на рабочем месте, «чтобы не всплыть», в непривычной размашистости движений рук. Часто испытуемые отмечали, что в состоянии «невесомости» ручки управления становятся более тугоподвижными, «их загрузка возрастает», хотя реально загрузка рычагов управления не изменялась. Все это, согласно словесному отчету испытуемых, приводило к снижению точности управления.

Данные описанной серии исследований говорят лишь об изменении точности конечных результатов слежения при экспериментальном моделировании различных психических состояний. Специфика решаемых оператором-задач и моделирующих устройств не давала возможности проанализировать другие параметры деятельности.

В следующей группе экспериментов, производившихся на специальном моделирующем стенде, имелась возможность выявить динамику некоторых слагаемых управляющей деятельности, в том числе расхода рабочего тела, в зависимости от переживаемых оператором психических состояний. Усредненные результаты по 6 операторам и 30 экспериментам представлены на рис. 53.

Рис. 53. Изменение параметров управления на тренажере в зависимости от моделируемых состояний оператора (в % к фоновым данным)

v — тангаж; φ — курс; JΣ — расход рабочего тела; ρ — скорость сближения; Vω — угловая скорость; Н — внушенная гиповесомость тела; Э — моделируемое психическое напряжение

Качество управления в состоянии моделируемой частичной весомости резко снижается за счет возрастания ошибок управления объектом по тангажу (v) и курсу (ψ) соответственно на 145 и 25 % при практически неизменном расходе рабочего тела (JΣ).

При эмоциональном напряжении (его сила и мотивация были теми же, что и в предыдущей серии опытов) почти все параметры управляющей деятельности выдерживались точнее, чем в фоновых экспериментах. Вместе с тем улучшение качества работы операторов в этом состоянии сопровождалось повышением суммарного расхода рабочего тела (JΣ) на 20 % относительно контрольных цифр. Понятно, что возросшая осторожность и точность выдерживания заданных параметров полета приводили к дополнительной нагрузке на органы управления в виде возросшей частоты включения двигательных установок.

Специфичность моделируемых психических состояний и их выраженное влияние на качество тонких зрительно-координационных действии давали основание предполагать, что переживание этих состояний сказывается не только на двигательных функциях мышц исполнительных органов (рук), но и на анализаторных функциях органа зрения, изменяя характер глазодвигательных реакций. Проверка этого предположения облегчалась тем, что метод постгипнотической реализации внушенных психических состояний позволял формировать повторно у одних и тех же испытуемых одни и те же внутренние переживания, что давало основание усреднять результаты экспериментов.

Приступая к исследованию динамики взора в зависимости от переживаемого психического состояния, мы исходили из того, что с помощью поисковых и установочных движений глаз происходит выделение объекта восприятия, оценка его пространственного положения и соотношения с другими объектами, находящимися в поле зрения.

Исследование поисковых движений глаз у операторов радиолокационных установок проводил 3. Гератеволь (1952). По его данным, за двухчасовой период дежурства при рассматривании экрана глаза оператора совершают 7000 саккадических движений, за счет которых и происходит поиск заданных объектов. При поиске наблюдается максимальная частота движений глаз, сопровождение же найденного объекта приводит к ее снижению. Скачки при поиске характеризуются обычно переменной величиной. Большой материал относительно поисковых движений глаз содержится в книге Г. Т. Базвелла (G. Т. Buswell, 1935). Он регистрировал движения глаз при рассматривании картин и описал две стадии этого процесса. На первой стадии движения размашисты, фиксации коротки. На второй стадии поисковые движения сменяются гностическими; при этом движения становятся более мелкими, а фиксации более длительными. А. Л. Ярбус (1965) считает, что в естественных условиях размер скачка не превышает 20°. Очень часто повороты глаз, превышающие 15°, складываются уже из двух или трех скачков. Однако, по данным И. Д. Хайде (J. D. Hyde, 1959), во многих случаях скачки могут достигать 50–60°.

Мы допускали, что амплитуда скачков при зрительном поиске и выполнении зрительно-двигательного слежения может меняться не только в зависимости от характера выполняемой задачи, но и в зависимости от психического состояния оператора. Такое предположение было основано на учете экспериментальных факторов, показывающих, что скачок глаза (его направление, скорость и амплитуда) не регулируется по ходу движения, а формируется специальным задающим механизмом (A. Л. Ярбус, 1956).

На рис. 54 представлены типичные маршруты взора при решении оператором задачи зрительного поиска точки в различных психических состояниях. Обращает на себя внимание тот факт, что моделируемое эмоциональное напряжение приводит к характерному изменению динамики скачков взора: редкие одиночные длинные скачки перемежаются с множеством коротких (не характерных для спокойного состояния). В то же время переживание пониженной весомости тела изменяет функцию задающего механизма глазодвигательных реакций в сторону значительного преобладания более длинных скачков.

Рис. 54. Изменение характера зрительного поиска точечного источника света в зависимости от моделируемого состояния оператора

А — в обычной состоянии; Б — пря внушенной гиповесомости тела; В — при моделируемом эмоциональном напряжении; Н — начало маршрута взора; К — конец поиска

Особенности глазодвигательных реакций при зрительном поиске операторами светящейся точки и преследующем слежении исследовались при моделировании указанных ранее психических состояний. Так как все эти операции проводились в полной темноте, в экспериментах использовался метод киносъемки взора в инфракрасных лучах (Б. В. Щадронов, 1969) с последующей покадровой расшифровкой и математической обработкой полученного материала.

Очень демонстративно зависимость глазодвигательных реакций от моделируемых состояний при выполнении оператором указанных операций проявляется на кривых распределения величины скачков взора (рис. 55). Усредненные по пяти операторам данные сглаживают выраженные индивидуальные отклонения и позволяют вскрыть четко проявляющуюся закономерность. Эмоциональное напряжение не только при зрительном поиске, но и при других операциях приводит к сдвигу глазодвигательных реакций в сторону более коротких скачков. В то же время переживание пониженной весомости тела вызывает во всех случаях значительное удлинение скачков. Одновременное переживание этих психических состояний приводит к тому, что на кривой распределения величин скачков взора возникает два максимума, один из которых характерен для первого состояния, другой — для второго (рис. 55. г).

Рис. 55. Кривые распределения величин скачков взора в зависимости от внушаемых состояний при выполнения различных операций (средние данные)

Ф — фоновые данные; Н — внушение гиповесомости; Э — психическое напряжение; а — зрительный поиск; б — простой вид преследующего слежения; в — сложный вид преследующего слежения; г — зрительный поиск при одновременном воздействии «гиповесомости» и психического напряжения (приведены данные трех операторов)

Выявленная особенность функционирования зрительного анализатора нуждается в дальнейшем уточнении с применением более чувствительных методов исследования. Не исключена возможность, что переживаемое оператором психическое состояние отражается не только на скачкообразных движениях глаз, но и на других видах их движения (дрейфе зрительных осей, треморе глаз и пр.). Практическая же ценность приведенных данных состоит в том, что, зная индивидуальный «спектр» величины зрительных скачков при выполнении определенного теста, можно по наблюдаемым сдвигам судить об изменениях психического состояния оператора в процессе осуществляемой деятельности.

Комплексное изучение уровня работоспособности оператора летного профиля. В одной из серий экспериментов исследовалось влияние моделируемого психического «напряжения на качество пилотирования летного тренажера[6]. Группа операторов (6 человек) предварительно прошла обучение и тренировку по выполнению поставленной задачи с заданными параметрами полета.

Оценка качества пилотирования производилась по выполнению захода на посадку с прямой с рубежа 16 км. Начальные параметры полета задавались постоянными (V0, t0, H0, Ex0), варьировался только знак исходного углового отклонения самолета от посадочной прямой (±Ex0). Оценивались три этапа, выполняемые при заходе на посадку:

1. Выход на прямую посадки в режиме горизонтального полета до зоны глиссадного радиомаяка (до Гл.).

2. Полет до дальнего привода (ДП) со стабилизацией самолета на посадочной траектории снижения с заданной скоростью полета и завершение выхода на посадочную прямую (от Гл. до ДП).

3. Полет от дальнего привода до ближнего привода (БП) со стабилизацией самолета на посадочной прямой и гашение скорости полета (от ДП до БП).

В каждом случае пилотирования определялись средняя (М) и разброс (σ) сравнительных ошибок управления боковым (Δγ, Δyτ) и продольным (ΔV, Δyv) движениями, величина а, характеризующая запаздывание при формировании управляющего воздействия, а также статистические показатели» изменения регулируемых параметров (Еz, Ek, Δh). Характеристики работы каждого оператора использовались для получения среднегрупповых данных (рис. 56).

Рис. 56. Изменение качества пилотирования летного тренажера при моделировании состояния сильного психического напряжения

ГЛ — начало глиссады; ДП — дальний привод; БП — ближний привод; Δh — отклонение высоты полета от заданного значения (М); Δv— отклонение реализуемого угла тангажа от оптимального его значения; ΔIv — отклонение руля высоты от оптимального его положения; αγ — характеристика запаздывания в управлении рулем высоты; Eк — угловое отклонение самолета от посадочной прямой; Δγ — отклонение реализуемого угла крена от оптимального его значения; ΔIγ— отклонение элеронов от оптимального их положения; αv — характеристика запаздывания в управлении элеронами; Δφ — отклонение курса самолета от заданного курса посадки

На рис. 56 представлены области значений ошибок управления по тангажу (ΔVmin =< Δγ =< Vmax) и крену (Δγmin =< Δγ =< γmax) в контрольных полетах и полетах в моделируемых состояниях психического напряжения (—Э), формируемых однотипным внушением в гипнозе следующей мотивации: «От качества пилотирования зависит безопасность полета». Здесь же отражены показатели запаздывания (αv, ατ) и интервалы ошибок (Δh, Ек, Δt). В состоянии психического напряжения управление продольный движением выполнялось при более точном выдерживании заданной скорости полета, тогда как в контрольных полетах в большинстве случаев управление производилось на повышенных скоростях полета. Интервал ошибок, в который укладывалось 50 % случаев, на участке полета от ДП до БП уменьшался в 2,в раза. Запаздывание в формировании управляющего воздействия уменьшалось в среднем на 30 %, интервал ошибок управления боковым движением (±Δγ) — в 1,6 раза, а запаздывание в отклонении элеронов — на 4,6 %.

Таким образом, в моделируемом состоянии психического напряжения пилотирование осуществляется с уменьшением дисперсии ошибок управления, со снижением запаздывания в отклонении органов управления. Качество пилотирования свидетельствует о значительной мобилизации психофизиологических возможностей оператора в данном состоянии. Это же подтверждают а регистрируемые в «полете» физиологические показатели состояния оператора (рис. 57). В частности, сдвиги функций дыхания достаточно четко свидетельствуют о том, что напряженность состояния оператора в «полете» возрастает в значительной степени.

Рис. 57. Физиологические показатели операторов при пилотировании в состояниях

ЧП — частота пульса; ЧД — частота дыхания; ЛВ — легочная вентиляция; Гл — начало глиссады; ДП — дальний привод; БП — ближний привод 

Глава 6 ДРУГИЕ ВИДЫ ВОЗДЕЙСТВИЙ В ГИПНОЗЕ

1. Исследование возможностей стимуляции работоспособности

Исследованию стимуляции работоспособности в гипнозе предшествовали наблюдения и эксперименты, которые показали, что сам гипнотический сон без дополнительных внушений приводит к быстрому восстановлению работоспособности, если перед этим сном человек был сильно утомлен. Так, еще в экспериментах К. И. Платонова (1968) было показано, что одноминутный перерыв в работе, осуществленный в условиях внушенного сна, почти в 2 раза быстрее восстанавливает работоспособность мышц, утомленных почти до отказа подъемом груза весом 4 кг (на эргографе Моссо), чем перерыв такой же длительности в состоянии бодрствования. В 2 раза быстрее происходит и восстановление легочной вентиляции после определенной физической работы, если отдых протекает во внушенном сне, а не в бодрствовании (К. И. Платонов, М. Е. Майстрова, 1932).

Влияние гипноза и различного рода внушений в этом состоянии на силу мышц исследовали И. М. Невский и К. 3. Зрячих (1929). Данные этих опытов показали, что гипнотическое состояние без дополнительных внушений во всех случаях приводит к снижению мышечной силы испытуемых. При внушении же повышенной физической выносливости и силы показатели развиваемых мышечных усилий возрастали в среднем на 10 %. Гипноз с противоположным внушением приводил к уменьшению мышечной силы на 50 %, а в некоторых случаях наблюдалась полная адинамия. Те же внушения, рассчитанные на реализацию в постгипнотическом периоде, давали такой же эффект, но с меньшими абсолютными показателями развиваемых усилий.

Характерно, что внушения, направленные на изменение общего состояния испытуемых, приводили к значительно большим колебаниям исследуемого показателя, чем внушения описанного конкретного характера. Так, например, внушение усталости и плохого настроения приводило к снижению мышечной силы испытуемых на 39 % относительно бодрствующего состояния. В то же время внушение хорошего настроения, радостного стенического состояния повышало мышечную силу испытуемых на 30 % относительно показателей, полученных в бодрствующем состоянии.

Результаты этих экспериментов дают основание говорить о том, что в зависимости от характера и содержания внушений происходит функциональная мобилизация соответствующих нервных структур на различных уровнях. Реализация внушенных состояний, по-видимому, приводит к более выраженной перестройке функциональных систем и как результат — к более значительной функциональной активизации двигательного анализатора. Это предположение подтверждается и другими экспериментальными да иными. Так, А. К. Поплавсний (1956) внушал испытуемым положительные и отрицательные эмоции на постгипнотический период с последующей записью эргограмм. По его данным, положительные эмоции в этом случае увеличивали работоспособность испытуемых от 10 до 24 % относительно фона, тогда как отрицательные приводили к снижению этого показателя на 12–17 %. Кроме того, положительные эмоции способствовали более быстрому восстановлению работоспособности, тогда как отрицательные, наоборот, замедляли его.

О том, что процессы физического утомления в значительной мере обусловлены функциональным состоянием центральной нервной системы, достаточно убедительно свидетельствуют результаты экспериментов М. Л. Линецкого (1957). Он показал, что восстановление физической работоспособности после мышечного утомления не всегда связано с восстановлением энергетических ресурсов в работающих мышцах. Методика экспериментов состояла в следующем. Испытуемые на эргографе Моссо указательным пальцем в заданном ритме поднимали груз в 2 кг. Они проводили эту работу в бодрствующем состоянии до утомления в соответствующих мышцах. В период наступившего утомления им делалось гипнотическое внушение об уменьшении веса поднимаемого груза. Работоспособность испытуемых восстанавливалась тем больше, чем больше «облегчалась» нагрузка.

Продолжая экспериментальные исследования в этом направлении, Ю. В. Мойкин и А. С. Побережская (1973) подтвердили, что при утомительных мышечных напряжениях «отказ» от работы происходит, как правило, еще задолго до того, как наступает максимальное снижение энергетического потенциала работающих мышц. «Лимит работоспособности», как справедливо предполагают авторы, нельзя связывать лишь с «перевозбуждением» определенных функциональных структур двигательного анализатора, в результате чего ^развивается парабиотическое торможение (блокирование функций). Функция утомления, в соответствии с выдвигаемой авторами гипотезой, есть результат центрального контроля мотивационно (личностно) обусловленных систем (В. Л. Райков, А. С. Побережская, Ю. В. Мойкин, 1975).

Подтверждение этой гипотезы было получено авторами в следующей серии экспериментов. Перед испытуемыми ставилась задача поддерживать на вытянутой в сторону в горизонтальном положении супинированной руке определенный груз (плоскую гирю весом 2 кг для женщин, 3 кг — для мужчин). Для участия в опытах отбирались испытуемые только высокогипнабельной сомнамбулической группы. Во время нагрузки производилась запись ЭМГ. Биопотенциалы отводились от трех частей дельтовидной мышцы и от двуглавой мышцы плеча. Перед основным экспериментом производилась запись фоновой ЭМГ с указанных точек в соответствующем положении руки. Затем аналогичные записи делались в условиях тестовых нагрузок при поддержании статического напряжения от начала и «до отказа». После 20-минутного отдыха тот же тест выполнялся в гипнозе. При этом испытуемому внушалось, что он известный штангист и что от его выносливости зависит жизнь окружающих.

Результаты исследований показали, что время поддержания статических усилий «до отказа» в контрольных опытах составило в среднем 66 сек., в опытах с гипнозом — 113 сек., т. е. в последнем случае имело место двукратное увеличение выносливости испытуемых. Интересные изменения регистрируются на ЭМГ при внушении испытуемому повышенной физической выносливости. Так, например, к концу работы наблюдается значительно большее увеличение амплитуды осцилляций и снижение частоты их следования, чем в контрольных опытах. Амплитуда осцилляций доходит в этом случае до 4200–5500 мне, возрастая по сравнению с началом работы в 3–7 раз. В контрольных опытах максимальные значения амплитуды осцилляций составляли 2500–2900 мне, а увеличение ее по сравнению с началом работы — не более чем в 2,5 раза, но обычно — не более чем в 1,5 раза.

Таким образом, данные этих экспериментов показали, что механизм формирования «отказа» от работы можно представить в виде активного ограничения нарастающего возбуждения в двигательном анализаторе. Изменение же позиции личности, повышение значимости выполняемой деятельности ведет к перестройке психической регуляции этой деятельности и тем самым — к росту работоспособности и увеличению активности соответствующих групп мышц до значений, близких к максимальным.

Повышение в гипнозе выносливости испытуемых необходимо связывать не только с абсолютным приростом физической силы, но, по-видимому, и с интенсификацией окислительно-восстановительных процессов в работающих мышцах, а также со стабилизацией регуляционной роли центральной нервной системы. В ряде экспериментов доказана такая возможность. Достаточно отметить, что в гипнотическом сне происходит очень быстрое восстановление функций нервной системы, сниженных алкогольной интоксикацией (К. И. Платонов, 1962). Кратковременное пребывание в гипнозе приводит в этом случае не только к восстановлению аналитико-синтетических функций, но даже и к некоторому их улучшению относительно фоновых данных. Аналогичные результаты в тех же условиях были получены К. И. Платоновым совместно с М. С. Лебединским (1941). В последующем И. М. Виш (1958) показал, что, чем глубже внушенный сон, тем лучше восстанавливается сниженная алкоголем интеллектуальная деятельность.

До сих пор мы рассматривали работы, в которых исследовалось влияние гипностимуляции на физическую работоспособность человека. Еще более интересной и сложной стороной этой проблемы является вопрос о возможности стимуляции в гипнотическом состоянии творческих, интеллектуальных процессов.

Очевидно, что для того, чтобы признать возможность такой стимуляции, необходимо пересмотреть широко распространенную точку зрения на гипноз как на разновидность сна, сопровождающегося разлитым торможением коры головного мозга, исключая зону раппорта (А. П. Слободяник, 1963). Следует отказаться и от теоретических положений, согласно которым находящейся в гипнозе человек становится на некоторое время «мыслящим автоматом». Кстати сказать, наши исследования, данные которых приведены в главе II (раздел 3), достаточно убедительно показывают, что личностный профиль испытуемых, находящихся в глубоком гипнотическом состоянии, практически не претерпевает изменений. Более того, согласно имеющимся данным (О. К. Тихомиров с соавт., 1975), решение сложных мыслительных задач в гипнотическом состоянии может осуществляться по крайней мере с той же скоростью, что и в обычном состоянии.

Одним из немногих авторов, который рассматривает гипнотическое состояние как продуктивное, способное стимулировать творческие процессы, является С. Криппнер (S. Krippner, 1968). По его мнению, активизирующий творчество фактор носит «предсловесный», подсознательный характер, а гипноз так интенсивно фокусирует сознание, что оно начинает воспринимать подпороговые стимулы и тем самым становится более продуктивным.

Влияние гипноза на творческие возможности испытуемых исследовалось Бауэрсом (P. G. Bawers, 1967). Цель его работы состояла в экспериментальной проверке широко распространенной теории творческой деятельности, согласно которой развитие творческих возможностей индивида объясняется отсутствием у него защитных тенденций, включающих в себя тщательное избегание неприемлемых мыслей и чувств. Проявление же функции защиты у нетворческой личности выражается в привязанности к общепринятым, установленным нормам, категориям, положениям, ценностям. Рабочая гипотеза Бауэрса заключалась в том, что если указанная теория верна, то даже кратковременное освобождение испытуемых от действия «функций защиты» должно повысить уровень их творческих возможностей.

Четыре группы испытуемых выполняли специальные тесты при следующих различных условиях.

1. Испытуемые в обычном состоянии получали инструкцию, призванную снизить степень действия защитных установок. Их убеждали в том, что у них появилась возможность полностью раскрыть свою творческую одаренность в данной ситуации, что они способны к оригинальному видению окружающего мира, не связаны возможным критическим отношением окружающих и видят такие аспекты предложенной задачи, которых не замечали ранее.

2. Испытуемые в обычном состоянии получали инструкцию, прямо противоположную первой.

3. Испытуемые получали инструкцию, в которой им предлагалось быть предельно оригинальными, умными, быстрыми и гибкими при выполнении тестов.

4. Такая же инструкция давалась испытуемым, погруженным в глубокую стадию гипноза.

Результаты экспериментов показали, что уровень творческих возможностей у испытуемых в гипнотической группе значительно возрос по сравнению с испытуемыми первых трех групп. Оказалось также, что вид инструкции, дававшейся испытуемым в обычном состоянии, значения не имел. Таким образом, экспериментально было доказано, что гипнотическое состояние может способствовать повышению уровня творческих возможностей человека. При этом мотивация, создаваемая в гипнозе, оказывается значительно более действенной, чем мотивация, формируемая в бодрствующем состоянии.

На следующем этапе исследований Бауэрс провел аналогичный эксперимент с группой испытуемых, имитировавших состояние гипноза. Интересно, что данные, полученные в этой группе, оказались близки к тем, которые были получены на испытуемых, действительно находившихся в гипнозе. По-видимому, имитация гипнотического состояния аутогенным образом также способствует более прочному закреплению активно формируемой мотивации.

Полученные результаты позволили Бауэрсу сформулировать гипотезу, в основу которой был положен принцип, что каждый человек может проявить более высокий уровень творческих способностей. Препятствиями на этом пути оказываются, как правило, неуверенность в своих силах, боязнь критики, отсутствие должной решительности. В результате человек сплошь и рядом не берется за решение многих проблем, которые потенциально являются для него вполне посильными и доступными. Исследование возможностей активизации творческих способностей испытуемых в гипнозе проведено в ряде работ В. Л. Райкова (1968, 1969). Было показано, что активизация творчества в гипнозе зависит не только от непосредственной вербальной стимуляции, но и от внушаемых условий, обстановки эксперимента и, наконец, от того образа личности, который испытуемому внушается. При внушении образа талантливой личности повышался уровень притязании испытуемого, улучшалась возможность внутренней мобилизации на процессе выполнения поставленных перед ним задач. Наоборот, внушение образа малограмотного человека приводило к снижению активности внимания, памяти, ассоциативных функций и ухудшало результаты выполнения творческих задач.

В экспериментах, проведенных Н. А. Березанской (1975), также (исследовался уровень творческих возможностей испытуемых при внушении им в гипнозе роли (образа) личности «с высокими творческими данными». Испытуемым предлагались тестовые задания на различное применение предметов и на сравнение понятий сперва в обычном состоянии, а затем в глубоком гипнозе с указанным внушением. Тестовые задачи содержали следующие конкретные условия: а) дать как можно больше ответов на вопрос о возможном применении обычных предметов (ключ, одежная щетка, весы); б) найти как можно больше общих (а также различных) признаков у трех пар понятий (лыжи и заяц, коза и клещи, паровоз и самолет).

Время фоновых экспериментов (в обычном состоянии) не ограничивалось: они проводились до тех пор, пока испытуемый не отказывался работать над предложенными задачами. После этого ему предоставлялся 14-минутный перерыв, а затем это же задание предлагалось снова. Обычно после такого перерыва (занятого интересной беседой на отвлеченную тему) испытуемые давали еще один — два ответа. Затем им предлагалось вжиться в роль «великого человека» и придумать что-нибудь еще в ответ на вопросы тестовых заданий. Ни один из них не мог в этом случае ничего добавить к своим предыдущим ответам.

После выполнения заданий в обычном состоянии испытуемого вводили в гипноз, внушали ему образ великого ученого и изобретателя, а затем предлагали выполнить те же тесты. Опыты были проведены на семи высокогипнабельных испытуемых в возрасте 20–27 лет. В контрольную группу (10 человек) входили лица негипнабельные. Кроме того, данные, полученные в основной экспериментальной группе, сопоставлялись с результатами выполнения этих же тестов в группе артистов (5 человек), от которых после выполнения обычных заданий требовалось войти в роль великого человека и выполнить все тесты еще раз.

Результаты экспериментов на применение предметов оценивались по общему числу ответов и по количеству переходов предметов из класса в класс. Данные о выполнении заданий на сравнение понятий оценивались по общему числу ответов и. по количеству использованных признаков (отдельно при анализе сходства и различия).

Сопоставление экспериментальных результатов показало, что в гипнотической серии среднее значение показателей, выделенных Для характеристики предметов, во всех случаях несколько больше, чем в негипнотической, или равно ему. Характерно, что в гипнотической серии появляется много новых ответов (9 новых случаев применения при общем среднем числе 12). Как отмечает Н. А. Березанская, тот факт, что испытуемые почти не повторяли ответов, данных в негипнотической серии, объясняется неприемлемостью многих из них с точки зрения внушенного образа.

В гипнотической серии по сравнению с негипнотической изменяется и набор признаков, по которым осуществляется нахождение применения предмета. Среднее число обнаруженных испытуемым в гипнозе новых свойств предмета — 7,5. При ©том ответы отличаются необычностью, неожиданностью и очень интересны по своему построению. Часто испытуемый давал ответ, с точки зрения экспериментатора, совершенно абсурдный, но когда его просили обосновать свое мнение, то оно оказывалось приемлемым и вполне логичным.

Испытуемые называют в гипнозе почти в 2,5 раза больше свойств предметов (15 — в контрольной, 35 — в гипнотической группе). При этом не наблюдается шаблонных повторений, имеющих место в контрольной группе. Тот факт, что «активирующий образ» заставляет испытуемого находить новые признаки и на их основе строить новые ответы, позволяет допустить, что в этом случае происходит «новое видение» старых объектов <и актуализация старого стереотипа заменяется «новым мышлением». Аналогичные результаты получены и в опытах по сравнению понятий. Общее число актуализированных признаков предметов в гипнозе — 33, в контрольной группе — 20. Следовательно, в гипнозе показатели этой функции возрастают почти в 1,7 раза по сравнению с обычным состоянием.

Интересны результаты выполнения этих тестов в группе актеров в обычном состоянии и при вживании в образ «великого человека». Первоначальное количество ответов при выполнении тестов на применение предметов без роли значительно выше, чем у группы без гипноза (в среднем 18 против 11), что, по-видимому, объясняется большим «творческим потенциалом» группы актеров; то же самое наблюдается и относительно сравнения понятий (12,5 против 9). При выполнении тестов в роли «великого человека» также появляется большее число новых ответов, но при этом количество новых признаков гораздо меньше, чем в гипнотической серии.

Очень интересен установленный Н. А. Березанской факт постгипнотической инерции внушаемого в гипнозе образа после снятия всех гипнотических воздействий. Она проявляется в возрастании общей психической активности, энергии и работоспособности в дни, следующие за экспериментами.

Исследования по активации умственных и творческих процессов в гипнозе при внушении образа высокоталантливой личности были продолжены в работах В. Л. Райкова (1970, 1972). Исследовались изменения в изобразительной деятельности (рисунок человека с натуры) в гипнозе на протяжении 10–20 сеансов. Испытуемыми были студенты различных вузов. Рисунки служили «протоколом», фиксирующим изменения в их изобразительной деятельности. Для контроля в аналогичных условиях рисовала группа малогипнабельных испытуемых.

Основной факт, полученный в данной серии экспериментов, заключался в следующем. В группе высокогипнабельных испытуемых, у которых процесс обучения рисованию в гипнозе сопровождался внушением образа великого художника («Рафаэля», «Репина»), наблюдалось значительное улучшение изобразительной деятельности. Достигнутый в гипнозе уровень развития навыков рисования закреплялся и затем проявлялся в бодрствующем состоянии. Такого улучшения изобразительной деятельности за 10–20 сеансов в контрольной группе практически не наблюдалось.

Аналогичные результаты были получены в таких же экспериментах на студентах-музыкантах Московской консерватории, а также на шахматистах.

Таким образом, в экспериментах была доказана активирующая роль внушаемого образа на уровень творческих возможностей человека. Психофизиологические механизмы этого явления будут рассмотрены в следующей главе.

В нашем исследовании изучалась возможность стимуляции работоспособности в сфере операторской деятельности.

Преимущества гипностимуляции работоспособности мы видели в следующем:

— кратковременность процедуры стимуляции;

— чрезвычайно широкий спектр корригирующих воздействий на самочувствие, психическую и физическую работоспособность;

— возможность многократного эффективного использования данных процедур;

— отсутствие явлений последействия и возможных осложнений.

Этого нельзя сказать о других известных методах стимуляции работоспособности, в том числе и о широко используемой фармакологической стимуляции.

С целью исследования возможных уровней повышения работоспособности при воздействии гипностимуляции были проведены две серии экспериментов с непрерывной двух- и трехсуточной операторской деятельностью. Постановка именно таких исследований диктовалась не только необходимостью чисто теоретической разработки этой проблемы, но и требованиями практики.

Вопросы стимуляции работоспособности возникают именно в тех случаях, когда по тем или иным причинам человек вынужден бодрствовать или работать длительное время без сна и отдыха. Такой вынужденный режим чаще всего возникает при аварийных ситуациях, спасательных, ремонтных работах и т. п.

С учетом сказанного, исследование данного вопроса должно включать определение следующих показателей:

— уровень естественного снижения работоспособности оператора в зависимости от длительности непрерывной деятельности;

— возможный уровень повышения работоспособности при гипностимуляции в различные периоды непрерывной деятельности.

Методика стимуляций работоспособности состояла в следующем. На исходе первых суток Двухсуточных и вторых суток трехсуточных вахт с непрерывной деятельностью оператор на 7 минут прекращал работу и занимал удобную позу на рабочем месте. В течение указанного времени он слушал через наушники подготовленную заранее магнитозапись текста внушения, действенность которого была закреплена по отношению к нему в период подготовки к эксперименту. Содержание текста предусматривало усыпление испытуемого, внушение ему освобождения от предыдущей усталости, появление ощущений свежести, бодрости, желания продолжать работу без утомления. В конце текста следовало внушение пробуждения.

Приводим полный текст стимулирующего внушения.

«Сейчас в глубоком гипнотическом состоянии Вы очень быстро освобождаетесь от предшествующей усталости. Ваш мозг, Ваши нервы, Ваши мышцы полностью отдыхают.

Усталость исчезает, рассеивается, Вы не чувствуете никакого беспокойства. Полный покой и полный отдых. От утомления не остается и следа, Вы забыли предшествующую усталость. Усталость исчезла, растворилась.

Вы сейчас очень хорошо отдохнули. Нервные клетки мозга полностью восстановили свою энергию, свою работоспособность. Вы начинаете ощущать необыкновенный прилив сил и бодрости. Появляется сильное желание работать, действовать, решать операторские задачи, ощущать нагрузки.

Голова стала очень свежей, легкой, мышцы бодрыми и послушными, настроение радостное, приподнятое. Это состояние высокой работоспособности станет еще более выраженным после того, как я Вас полностью разбужу. Оно будет сохраняться весь период активной непрерывной работы.

Вы не будете утомляться. Высокая работоспособность будет проявляться весь этот период. Утомления нет.

Гипноз очень сильно активировал резервы Вашего организма, Вашей нервной системы. Поэтому усталости, утомления нет и не будет. Есть бодрость и высокая работоспособность. Гипноз закрепил его состояние на весь период последующего бодрствования. Оно будет становиться все более выраженным по мере того, как я буду Вас выводить из гипноза, и станет явным и очень стойким в период бодрствования».

Далее счетом от трех до одного испытуемый выводился из гипнотического состояния и продолжал работать в режиме непрерывной деятельности еще сутки.

По данным словесного отчета операторов, психическая стимуляция полностью снимала чувство усталости, желание спать и повышала работоспособность, которая сохранилась на высоком уровне до «овца следующих суток. Объективно во время сеанса внушения испытуемый менялся буквально на глазах. В течение 2–3 мин. бледность лица сменялась нормальным розовым оттенком кожи, выражение крайней усталости на лице исчезало. Просыпался испытуемый, как правило, с довольной улыбкой, оживленным, бодрым.

В каждом эксперименте один из испытуемых работал по идентичной программе без стимуляции для получения контрольных данных. В то же самое время ему выделялось 7 мин. для естественного сна.

Динамика работоспособности операторов в период двух- и трехсуточных вахт непрерывной деятельности оценивалась по данным нескольких инструментальных методик. Все они показали достаточно высокий эффект стимуляции. Так, в частности, в двухсуточной вахте после стимуляции более чем на 100 % увеличилось время безошибочной работы на телеграфном ключе (рис. 58).

Рис. 58. Надежность ведения радиотелеграфной связи у трех операторов в условиях двухсуточной непрерывной вахты при моделировании аварийной ситуации (стимуляция работоспособности (С) только у оператора 2)

Достаточно показательные данные (средние по 6 испытуемым) получены по методике слежения. Качество работы оценивалось в этом случае по дисперсии ошибок рассогласования. Для удобства обработки и анализа материала использовалась величина, обратная дисперсии (К = 1/Д). К концу двухсуточной вахты этот показатель у контрольных испытуемых уменьшился на 27 %, что говорит об ухудшении качества слежения и увеличении разброса ошибок примерно на 40 %. После гипностимуляции работоспособности качество слежения сразу же повысилось на 48 % относительно фоновых данных (рис. 59).

Рис. 59. Изменение качества слежения (К) после гипностимуляции работоспособности (кривая 2)

1 — контрольные данные без стимуляции, С — момент стимуляции, А — фон, Б — средние данные за сутки, предшествующие двухсуточной деятельности

Несколько иной характер данных по аналогичной методике получен в трехсуточных вахтах непрерывной деятельности. У контрольного оператора, не подвергавшегося стимуляции, качество слежения (по величине ошибок рассогласования сигнала с меткой) к концу трехсуточной вахты ухудшилось по первой программе на 77 %, по второй — на 55 % относительно фоновых данных. У испытуемых, подвергавшихся гипностимуляции, отмечено ухудшение качества слежения в середине трехсуточной вахты (на 80 и 14 % соответственно по первой и второй программам у одного испытуемого и на 44 и 50 % —у другого). Гипностимуляция работоспособности вызвала резкое улучшение качества слежения у первого испытуемого (на 67 и 66 % соответственно по первой и второй программам) и значительно меньшее — у второго (4 и 12 %).

В табл. 4 для наглядности приведены средние результаты по качеству слежения (по первой и второй программам) в пределах трехсуточной вахты до и после стимуляции у трех операторов.

Если рассматривать приведенные данные в сравнении с динамикой качества слежения первого оператора (который в целом показал и более высокое качество работы, и большую ее устойчивость), то следует признать достаточную эффективность стимуляции. По усредненным данным, у третьего оператора на третьи сутки непрерывной работы после гипностимуляции повышения работоспособности не отмечено, но она продолжала устойчиво сохраняться на достаточно высоком уровне. В то же время, судя по динамике качества слежения первого оператора, у третьего оператора также следовало ожидать значительного ухудшения этих показателей. Следовательно, можно говорить о том, что эффект гипностимуляции у третьего оператора проявился в сохранении очень высокого уровня работоспособности и на третьи сутки непрерывной деятельности, т. е. в тот период, когда она должна была снизиться в результате крайнего утомления.

Изменение уровня работоспособности оператора в режиме непрерывной трехсуточной деятельности достаточно четко проявляется и на его функционировании в системе связи (прием и обработка радиограмм). Как показали эксперименты, время обработки радиограмм нарастает Но мере утомления оператора. Эта закономерность ярко проявилась в трехсуточном эксперименте у первого оператора, работавшего без стимуляции. Если к тому же учесть, что с развитием утомления нарастало число ошибок при обработке радиограмм, то при тех же условиях надежность функционирования оператора в системе связи упала с Р = 1,0 в начале эксперимента до Р = 0,92 в конце его (рис. 60).

Рис. 60. Динамика времени обработки радиограмм в режиме трехсуточной непрерывной деятельности

t — время обработки; 1-3 — разные операторы (С — момент стимуляции работоспособности 2-го и 3-го операторов)

У второго и третьего операторов такой картины не наблюдалось. Изменения надежности функционирования в системе связи находились у них в пределах Р = 1,0 в начале первых суток непрерывной деятельности и Р = 0,95 — 0,935 в конце вторых суток. После стимуляции второго и третьего операторов надежность функционирования их в системе связи возросла до Р = 0,977 и снизилась к исходу третьих суток до Р = 0,935.

Результаты экспериментов с гипностимуляцией работоспособности показывают, что психофизиологические резервы человека достаточно велики и в исключительных случаях могут поддерживать его работоспособность на удовлетворительном уровне даже в условиях непрерывной трехсуточной деятельности. При этом общий уровень работоспособности на третьи сутки (с учетом изменения ее показателей по различным методикам) снижается в среднем на одну треть от исходного; мобилизация скрытых резервов оператора при гипностимуляции является вполне реальной возможностью и может приводить почти к полному восстановлению работоспособности на заданный период. Характерно, что восьмичасовой сон после непрерывной трехсуточной работы почти полностью вводит испытуемого в последующий программный режим деятельности и восстанавливает прежний уровень его работоспособности.

Таким образом, формируемый в гипнозе стойкий очаг возбуждения, направленный на активизацию скрытых психофизиологических резервов организма, обладает выраженным стимулирующим действием. Механизм этого действия становится более понятным, если учесть закономерности формирования рабочей активности, определяемой как работоспособность человека.

Работоспособностью в широком смысле этого слова называется способность производить сформированные ранее действия (Е. Ф. Полежаев, 1975). Ее существенным элементом является предел работоспособности, имеющий свойства регулируемой константы» Согласно принципам системообразования (П. К. Анохин, 1973), регуляция этой константы осуществляется системой самовосстановления работоспособности — восстановительной функциональной системой, которая стимулируется энергетическими ресурсами, причем ее трофические отправления обеспечивают стимуляцию процессов возбуждения, в результате чего работоспособность возвращается в рамки константы.

Работоспособность человека зависит от многих причин, в том числе от степени трудности выполняемой работы, типа высшей нервной деятельности, уровня мотивации и других сопутствующих условий. Все эти причины в значительной степени меняют динамику рабочей доминанты, которой в конечном счете и определяется предел работоспособности человека (В. С. Мерлин, 1967).

Что же касается устойчивости доминанты, то она в первую очередь зависит от лабильности формирующих ее нервных центров (А. А. Ухтомский, 1911). Чем лабильнее нервные центры, тем более благоприятные условия создаются для образования доминанты и тем выше тот предел трудности задачи, при котором доминанта переходит в парабиоз. Как известно, вторая сигнальная система отличается наибольшей лабильностью нервных центров. Поэтому при большем вовлечении в доминантный процесс второй сигнальной системы (социально обусловленных мотивов деятельности, сознательных установок и т. д.) происходит повышение предела работоспособности, который обеспечивается этой доминантой.

В наших экспериментах психологические установки формировались в гипнотическом состоянии и потому отличались особенной стойкостью, а следовательно, и эффективностью. В основе механизмов действия таких явлений, по определению И. П. Павлова, лежит концентрированное раздражение определенного пункта больших полушарий, которое переходит в тот или иной двигательный акт «не потому, что оно поддерживается всяческими ассоциациями, т. е. связями со многими настоящими и давними раздражениями, ощущениями и представлениями, тогда это твердый и разумный акт, как полагается в нормальной и сильной коре, а потому, что при слабой коре, при слабом, низком тонусе оно, как концентрированное, сопровождается сильной отрицательной индукцией, оторвавшей его, изолировавшей его от всех посторонних необходимых влияний». Именно при таких условиях, отмечал И. П. Павлов, слово «является совершенно изолированным от всех влияний и делается абсолютным, неодолимым, роковым образом действующим раздражителем даже и потом, при возвращении субъекта в бодрое состояние» [223, III, 2, с. 207–208].

2. Внушение измененного хода времени

В настоящее время нет, пожалуй, в экспериментальной психофизиологии менее разработанного раздела, чем тот, который посвящен исследованию закономерностей восприятия человеком хода времени и особенностям функционирования нервных структур, составляющих временной анализатор. Достаточно сказать, что далеко не каждое руководство по психологии и физиологии предусматривает хотя бы краткое изложение имеющихся на сегодняшний день теоретических материалов и научных фактов по этому вопросу.

Вместе с тем еще И. М. Сеченов на страницах «Рефлексов головного мозга» неоднократно возвращался к вопросу о механизмах восприятия времени человеком и о значении этого анализатора в приспособительных функциях организма. Главными рецепторными системами, на основе которых происходит восприятие хода времени, он считал орган слуха и кинестезический анализатор. «Ощущение звука, — писал И. М. Сеченов, — имеет вообще характер тянущийся; это значит, слух обладает способностью ощущать явление звука конкретно и вместе с тем он сознает, так сказать, каждое отдельное мгновение его. Слух есть анализатор времени» [270, с. 52]. Важную роль в восприятии временных протяженностей он отводил мышечным ощущениям, которые способствуют ориентации не только во времени, но и в пространстве [270, с. 53].

В дальнейших исследованиях выяснилось, что в восприятии временных промежутков участвуют зрительный анализатор (Д. Г. Элькин, 1951), а также тактильный и интероцептивный анализаторы (А. Р. Лурия, 1973).

Исследование особенностей восприятия времени человеком, правда, на чисто описательном уровне, мы находим уже у В. Джемса (1905). Некоторые из высказанных им положений представляют определенный интерес, поскольку могут быть использованы в качестве исходных для экспериментальных исследований. Так, ссылаясь на данные, полученные в лаборатории Вундта, В. Джемс утверждал, что наиболее длинный промежуток времени, который мы еще можем «непосредственно охватить сознанием, отличая его от больших и меньших, равен приблизительно двенадцати секундам. Кратчайший же промежуток времени, воспринимаемый непосредственно, равен, по-видимому, одной пятисотой секунды (в эксперименте испытуемый различал две электрические искры, следовавшие одна за другой через этот промежуток времени). Подчеркивая важность сенсорного притока в восприятии времени, В. Джемс пишет: «…мы не можем сознавать ни длительности, ни протяжения без какого бы то ни было чувственного содержания… как бы мы ни старались опорожнить наше сознание от всякого содержания, некоторая форма сменяющегося процесса всегда будет сознаваться нами, представляя неустранимый из сознания элемент. Наряду же с сознаванием этого процесса и с его ритмами мы сознаем и занимаемый им промежуток времени. Таким образом, сознавание смены является условием для сознавания течения времени, но нет никаких оснований предполагать, что течение абсолютно пустого времени достаточно, чтобы породить в нас сознание смены» [108, с. 237].

Отсюда следует, что промежуток времени, не заполненный впечатлениями, кажется более коротким, и наоборот. Очень важным, но до сих пор совершенно не изученным является вопрос о влиянии возраста на восприятие времени. Здесь В. Джемс высказывает лишь самые общие предположения. К старости, утверждает он, тот же промежуток времени начинает казаться более коротким. Но справедливость этого утверждения относится лишь к восприятию временных промежутков, равных дням, месяцам, годам, но не часам и минутам. Несомненно, что этот психофизиологический феномен ждет еще своего экспериментального изучения.

В настоящее время считается доказанным, что восприятие времени осуществляется при помощи ряда анализаторов, объединяющихся в систему, действующую как единое целое. В основе восприятия времени лежит периодическая смена возбудительных и тормозных процессов в центральной нервной системе (Ю. П. Фролов, 1935), связанная с колебаниями активности организма в различные периоды времени, с изменением видов деятельности. «Как мы вообще отмеряем время? — писал И. П. Павлов. — Мы делаем это при помощи разных циклических явлений, захода и восхода солнца, движения стрелок по циферблату часов и т. д., но ведь у нас в теле этих циклических явлений тоже немало. Головной мозг за день получает раздражение, утомляется, затем восстанавливается. Пищеварительный тракт периодически то занят пищей, то освобождается от нее и т. д. И так как каждое состояние органа может отражаться на больших полушариях, то вот и основание, чтобы отличить один момент времени от другого» [223, IV, с. 57].

Изучение ритмов колебаний различных процессов в живых организмах привело к появлению новой науки — хронобиологии. Было установлено, что в живых системах имеется множество циклически протекающих процессов. Некоторые из них имеют околосуточный период (20–28 час.) — так называемые циркадианные ритмы (circa — около; dies — день) — и филогенетически связаны с суточным вращением Земли, а следовательно, и со сменой дня и ночи, температурного режима, колебаниями атмосферного давления, магнитных полей и т. д. Существуют ритмы с периодичностью, меньшей чем 20 час. (колебания главных компонентов мочи и крови и др.), — так называемые ультрадианные ритмы, и с периодичностью, большей чем 28 дней, — инфрадианные ритмы.

Ритмическая активность в организме — явление универсальное. Она обнаружена уже в единичной клетке, причем оказалось, что предельно трудно нарушить эту ритмичность, не убив при этом клетку. Деятельность «клеточных часов» основана на том, что переменные в клетке ни при каких условиях (даже в состоянии покоя, когда клетка не растет, не делится, не дифференцируется) не находятся в стационарном состоянии: все молекулы в клетке постоянно распадаются и вновь синтезируются, т. е. происходят незатухающие колебания концентрации этих молекул (Б. Гудвин, 1966). Сложные биохимические процессы, лежащие в основе структуры и функции клетки, а также организма в целом, протекают неодновременно, и их скорости непостоянны. Соответственно, существует целый спектр ритмических процессов, имеющих разные периоды и образующих в организме весьма сложно организованную временною структуру.

Довольно хорошо изучен спектр электроэнцефалограммы, где выделена не только частотная активность, но и секундные, десятисекундные, минутные и даже часовые ритмы. В последнее время все большее внимание привлекают вопросы однодневной, многомесячной, многолетней ритмики (Н. И. Моисеева с соавт., 1972).

В большинстве работ, посвященных восприятию времени человеком, показана роль различных анализаторов в формировании временных представлений и дифференцировке различных отрезков времени. Была детально изучена роль двигательного анализатора в процессе кинестетического отражения времени (Д. Г. Элькин, 1951) и, в частности, роль ходьбы в этом процессе (Р. А. Херсонский, М. Б. Шапиро, 1948).

Обнаружено, что известное значение в процессе восприятия времени имеет и деятельность кожного анализатора, хотя точность восприятия длительности и последовательности кожных воздействий является значительно меньшей по сравнению с кинестетическими и слуховыми. Было также установлено, что определенная роль в восприятии времени принадлежит и функции интерорецепторов, отображающих во внутренней среде характер процессов, текущих во внешнем мире (К. М. Быков, А. Д. Слоним, 1949). Работы, в которых исследовалась связь деятельности и второсигнальных раздражителей с особенностями и точностью восприятия времени, показали большое значение указанных факторов в качестве временных ориентиров.

Наконец, большое количество работ посвящено исследованию зависимости временных восприятий от состояния человека. В частности, было показано, что при положительных эмоциях временные интервалы недооцениваются, кажутся меньше, тогда как при отрицательных, наоборот, переоцениваются, кажутся больше. Эти закономерности хорошо объясняются с позиций теории установки Д. Н. Узнадзе. Так, положительные эмоции формируют установку на продление переживаемого момента и поэтому кажутся более короткими. Наоборот, отрицательные переживания вызывают установку на сокращение продолжительности действующего неприятного раздражителя, и поэтому он кажется более длительным.

Очень часто подобного рода переоценки временных промежутков наблюдаются у начинающих парашютистов, которым после отделения от самолета необходимо впервые выполнить отставленное на заданное время (5—10–20 сек.) раскрытие купола парашюта — так называемую «затяжку». Достаточно выразительно описал один из таких случаев П. П. Полосухин: «…невольно думаю о некоторых человеческих странностях. В том, что я, камнем падая к земле, занимался наблюдениями, нет ничего особенного. Это мог бы сделать парашютист, обладающий и меньшим опытом. Наши отважные испытатели-парашютисты творят в воздухе настоящие чудеса. Но один мой знакомый, выполнив более сотни прыжков с самолетов и аэростатов, почему-то боялся «затяжки». Несколько раз пытался он задержать открытие парашюта хотя бы на 10 сек., но в первый же момент падения выдергивал кольцо. Как-то он решил взять себя в руки и стал тщательно тренироваться в размеренном отсчитывании секунд на земле. Он целый день ходил и бормотал: «раз… два… три… четыре…». А в воздухе все пошло по-старому. Когда он прыгнул с аэростата, я, находясь в гондоле, услышал какое-то невнятное восклицание, означающее счет, и тотчас увидел открывающийся парашют.

Ты же опять раскрыл раньше времени! — крикнул я, перегнувшись через борт гондолы.

Он сам раскрылся! — виновато ответил неудачник, раскачиваясь под куполом и, очевидно, не замечая, что держит выдернутое вытяжное кольцо[7].

В данном случае отрицательное эмоциональное состояние парашютиста в момент свободного падения постоянно сопровождалось переоценкой временных промежутков и не исчезало в процессе тренировки.

В. И. Лебедев с соавт. (1974) изучали восприятие временных интервалов космонавтами и испытуемыми в условиях кратковременной невесомости, создаваемой в самолете-лаборатории при полетах по параболе Кеплера. Было поставлено две серии опытов. В первой серии (16 человек) производилась оценка времени пребывания в невесомости при выполнении той или иной работы. Во второй серии опытов (14 человек) испытуемые в условиях кратковременной невесомости должны были воспроизводить 20-секундные интервалы. Точность оценки временных интервалов сравнивалась с аналогичными данными, полученными при выполнении горизонтального полета.

Анализ данных первой серии экспериментов показал, что оценка временных интервалов при выполнении различных заданий в условиях невесомости зависела от характера эмоциональных реакций. Как правило, испытуемые, которые переносили невесомость хорошо, недооценивали время воздействия этого необычного фактора. Промежуток в 30–40 сек. воспринимался ими как интервал в 15–20 сек. Испытуемые, которые переживали в невесомости неприятные ощущения, промежуток в 24–26 сек. оценивали как минутный и даже более продолжительный.

По данным воспроизведения 20-секундных временных интервалов в условиях кратковременной невесомости всех испытуемых можно подразделить на три группы: с адекватным, замедленным и убыстренным восприятием течения времени. Обычное, адекватное восприятие времени было отмечено у 8 испытуемых (ошибка в оценке 20-секундного интервала равнялась ±0,5 сек.). У трех испытуемых наблюдалась систематическая переоценка, у трех остальных — недооценка заданных временных интервалов: в первом случае все испытуемые переживали в невесомости отрицательные эмоции, во втором — эмоции всегда были положительными.

О том, что для правильной ориентации во времени необходим нормальный приток сенсорной информации, достаточно убедительно свидетельствуют результаты экспериментов с изоляцией и различными степенями сенсорной депривации испытуемых. Такие эксперименты ставились в большом количестве как у нас в стране, так и за рубежом при подготовке первых полетов человека в космос. Считалось, что ограничение притока сенсорной информации является одним из важнейших факторов космического полета, и поэтому эксперименты такого рода проводились не только в исследовательских целях, но и для тренировки космических экипажей. И хотя в дальнейшем выяснилось, что оценка роли данного фактора в космических полетах была несколько завышена, тем не менее эксперименты с сенсорной депривацией позволили получить немало ценных научных фактов, способствующих более глубокому пониманию процессов формирования состояний человека. В частности, было отмечено, что снижение притока внешних раздражений в большей или меньшей степени сказывается на восприятии времени.

А. А. Леонов и В. И. Лебедев (1968) описывают такого рода исследования. Испытуемые в течение длительного времени тренировались в воспроизведении 20-секундных интервалов в различных условиях: в спокойном состоянии и в периоды выполнения напряженных профессиональных операций. После этого они перешли в сурдокамеру. В первый же день пребывания в сурдокамере испытуемые распределились по характеру воспроизведения заданных временных интервалов на три группы. В первой группе (30 % испытуемых) наблюдалось нарастание воспроизводимых интервалов, во второй (15 %) — постоянное их укорочение, в третьей (55 %) — поочередное укорочение или удлинение воспроизводимого интервала времени. Кроме того, четко определились три периода максимальной напряженности, сопровождающейся наибольшими отклонениями в оценке временных интервалов, — начало, середина и конец эксперимента. Продолжительность каждого из таких периодов составляла от 12 часов до 2 суток. Авторы считают, что такой характер изменений восприятия времени отражает особенности и степень воздействия изоляции на нервно-психическую сферу по мере приспособления личности испытуемого к новой ситуации.

В ряде зарубежных работ показано, что изменения в оценке времени являются функцией продолжительности ограничения сенсорного притока: 4-су точная (J. Vernon, Т. Е. Me Gill, 1963) и суточная сенсорная депривация (J. P. Lubek et al., 1961) характеризовались заниженной оценкой протекшего периода времени, часовая и 24-часовая оказали малое влияние на оценку временных промежутков (J. С. Pollard et al., 1963; Y. Suzuki, H. Ueno, 1965), тогда как 4-часовая сенсорная депривация привела к завышенной оценке времени, причем степень завышения была обратно пропорциональна длительности изоляции (D. В. Murphy et al., 1962). В связи с этим делается предположение, что относительно кратковременные или длительные периоды сенсорного ограничения ведут соответственно к завышенной или заниженной оценке времени, а средняя продолжительность сенсорной депривации не оказывает существенного влияния на эту оценку. Следует указать, что, когда сенсорное ограничение воздействовало на человека в составе малой группы, отмеченные эффекты не наблюдались. В этом случае испытуемые достаточно правильно оценивали протекший период времени длительностью до двух недель (Т. М. Fraser, 1968).

В условиях гипотермии в сочетании с сенсорной депривацией (изоляция от большинства привычных внешних воздействий) при нахождении на дне пропасти Скарассон французский спелеолог Мишель Сифр потерял ощущение времени: иногда ему казалось, что время летит, иногда — что оно замедлило свой ход, а иногда — что оно вообще перестало существовать. В общей оценке прошедшего времени Сифр за 58 дней 17 часов «отстал в отсчетах» на 25 суток. Таким образом, ход времени замедлился для него почти в 2 раза (М. Siffre, 1969). Спустя год один из учеников Сифра, Жан Пьер Мэрете, пробыл в тех же условиях 174 дня и «отстал» в отсчетах времени на 88 суток. Несмотря на то что он знал об особенностях восприятия времени в этих условиях и, следовательно, психологически был готов к внесению соответствующих коррективов в свои отсчеты, ошибка оказалась аналогичной (P. Fraisse et al., 1968).

Данные примеры касаются оценки продолжительности очень больших интервалов времени, и не исключено, что это связано не с непосредственным восприятием временных стимулов, а с некоторой их интегральной оценкой, основанной не столько на ощущении — деятельности, аналогичной измерению, — сколько на восприятии — деятельности, аналогичной решению системы уравнений (Н. И. Моисеева, 1975). Другими словами, длительность временного периода оценивалась здесь на основе совокупности полученных впечатлений, заполненности времени деятельностью и событиями. И поскольку в этих условиях «концентрация» событий в объеме времени была значительно меньшей, чем в обычной жизни, сам временной промежуток казался соответственно короче.

В клинической практике расстройства временных восприятий встречаются довольно часто. В одних случаях возникают «насильственные» временные ориентиры, в которых нет никакой необходимости. В других случаях наступает полная временная дезориентация, и больной полностью выключается из системы временных координат. А. Г. Членов и М. Б. Эйдинова (1933) описывают больного, для которого ведущим временным ориентиром был период обеда. До обеда он не мог определять времени дня, так как еще не имел для этого «опорной точки». У больных прогрессивным параличом и в отдельных случаях корсаковского психоза вообще могут отсутствовать временное точки отсчета, и такие больные практически оказываются неориентированными во времени (Д. Г. Элькин, 1948).

Клинические наблюдения В. М. Смирнова показали, что раздражение медиобазальных структур височной доли головного мозга приводит к значительному ускорению темпа произнесения вслух цифрового ряда (Н. П. Бехтерева и др., 1969). Представляют большой интерес и данные других авторов (A. Fessard, 1954; W. Penfield, 1958; L. F. Chapman, 1958; и др.), наблюдавших при электрическом раздражении определенных участков мозга такие сдвиги в состоянии больных, которые можно трактовать как изменение и нарушение субъективно переживаемой «шкалы времени».

Н. П. Бехтерева (1971) отмечает в связи с этим, что мозговой контроль психических функций обеспечивает многие их стороны, и в том числе восприятие явлений во времени и оценку масштаба времени. Приведенные данные свидетельствуют также о возможности использования мозгом не одного, а многих различных масштабов времени. Н. П. Бехтерева считает, что возможность деятельности мозга в разных системах времени, протекание психических явлений в иной системе времени, чем обычная, вполне допустимы. В качестве примеров можно указать на нередко встречающиеся случаи, когда в стрессовых ситуациях за чрезвычайно короткие промежутки времени в памяти человека успевают «проноситься» необычно длинные фрагменты воспоминаний. Аналогичные явления иногда отмечаются в сновидениях. Однако если эти случаи могут быть подвергнуты критике с позиций избирательной отрывочности памяти, то способность отдельных людей производить практически мгновенно огромнейший объем вычислительных и других операций расценивается как более веское доказательство указанной гипотезы.

Способность мозга выходить за рамки обычного масштаба времени Н. П. Бехтерева считает реальной возможностью. В обычной жизни эта способность бывает заторможена, так как вовлечение мозга или же всех систем организма в существование по ускоренной (или замедленной) программе может быть связано с биологической опасностью для индивида. Растормаживание этой способности возможно как путем электрического воздействия на мозг, так, вероятно, и фармакологическими средствами. Н. П. Бехтерева отмечает, что поиск методов управления временными «шкалами» мозга представляет серьезный интерес, поскольку эпизодическое использование этого явления могло бы оказаться весьма полезным в практической деятельности человека.

В последнее время интерес к исследованию восприятия времени человеком, к временным характеристикам деятельности биологических систем значительно возрос. В работе Н. И. Моисеевой (1975), где этот вопрос исследуется достаточно подробно, дается систематическое изложение той суммы знаний, которая имеется на сегодняшний день по проблеме проявления временных параметров в биологических и психофизиологических системах.

В настоящее время существует большое число понятий, характеризующих различные свойства тех объективных отношений, которые принято рассматривать как временные отношения. К понятиям этого типа Н. И. Моисеева относит «одновременность», «разновременность», «отсутствие временных отношений», «непрерывность», «размерность», «длительность», «настоящее», «будущее», «прошедшее», «направление течения времени», «необратимость», «временной порядок».

В результате анализа работ, в которых рассматривается связь понятия времени с другими физическими понятиями, она выделяет наиболее часто используемые и, по-видимому, наиболее полно описывающие время характеристики, а именно: 1) связь понятия времени с другими основными физическими показателями; 2) единство времени; 3) характер его течения; 4) направление его хода; 5) членение времени на части; 6) возможность одновременности событий; 7) возможность воздействия на скорость или направление течения времени.

Суммируя существующие представления о времени в физике и биологии, Н. И. Моисеева заключает, что временные характеристики биологических объектов, а также различные соотношения объектов с временными параметрами среды отличаются следующими особенностями:

1. Для отсчета времени живой системой характерно диалектическое единство между единым временем существования организма как целого и наличием не только нескольких «временных шкал», согласно которым текут различные процессы, но и протекания одних и тех же процессов с различной скоростью при изменении условий существования.

2. Для течения всех процессов в организме и каждого из них в отдельности характерна неразрывная связь между протеканием их в циклической (биоритмической) форме и в то же время в форме, которая характеризуется очень постепенно выявляющейся, но неизменной однонаправленностью течения процесса.

3. С одной стороны, временные параметры внешней среды представляют для биологического объекта часть координатной сетки условий существования; с другой стороны, сам объект представляет собой итог, результат как собственных процессов развития за все время до данного момента, так и внешних воздействий, оказанных на него за все это время.

4. Временные параметры как внешней среды, так и внутренних процессов биологической системы и состояния этих параметров могут выполнять и роль фона, на котором развертываются те или иные изменения, и роль фактора, вызывающего эти изменения.

5. Организм представляет собой систему, в которой процессы происходят во времени и находятся под влиянием времени, протекшего за весь период существования данного объекта как функциональной единицы, а также под влиянием времени, протекшего за период начальных фаз циклов различных видов ритмической активности, и, наконец, под влиянием специфических воздействий, включающих механизмы временной адаптации.

Результаты исследований, затрагивающих в той или иной мере вопрос о восприятии времени человеком, позволяли считать, что эксперименты с внушением в гипнозе измененного хода времени могут дать некоторые данные о возможности управления этой психофизиологической функцией. Отсутствие аналогичных исследований в гипнологии обусловливало и поисковый характер таких экспериментов, и простоту методического подхода на первом их этапе.

В экспериментах участвовали 12 высокогипнабельных испытуемых в возрасте 18–20 лет, не имеющих отклонений в состоянии здоровья. Каждому из них в глубоком гипнотическом состоянии идентичным текстом внушалось замедленное или ускоренное (и то, и другое в 5 раз) течение времени: «Ваш мозг, Ваше тело, каждый Ваш нерв очень четко ощущают, что течение времени ускорилось (замедлилось) в пять раз. Вы живете и действуете в соответствии с этим новым для Вас состоянием». Далее испытуемому внушалось, что состояние измененного хода времени сохранится и после того, как он будет полностью выведен из гипноза. После пробуждения испытуемый подвергался психофизиологическому обследованию посредством набора инструментальных и тестовых методик (запись ЭКГ, ЭЭГ, дыхания, воспроизведение заданных временных промежутков, исследование функций слежения и т. п.). Кроме того, испытуемый давал субъективный отчет о самочувствии и характере внутренних переживаний во внушенном состоянии. Идентичное обследование проводилось также до экспериментов, и его данные принимались за фоновые.

Внушенное изменение хода времени, по данным экспериментов, приводит к значительным изменениям в субъективном состоянии испытуемых. Словесные отчеты о внутренних переживаниях в зависимости от характера внушенного изменения хода времени приводятся в таблице 5.

Как видно, наиболее общей характеристикой при внушении этих противоположных состояний является внутреннее напряжение при переживании ускоренного хода времени и своеобразная «раскованность» при восприятии замедленного хода времени. В первом случае работать труднее из-за внутренней напряженности, которая приводит к избытку преждевременных реакций, тогда как во втором — появляется своеобразный запас «свободного» времени, позволяющий реагировать точно и своевременно. Очень интересно, что в одном случае (испытуемый П.) ускоренный ход времени самопроизвольно вызвал адекватное нарушение в восприятии пространства: увеличение объема экспериментального помещения в несколько раз.

Переживание ускоренного хода времени проявлялось объективно в виде общей скованности, напряженности и часто сопровождалось видимым усилением тремора рук, повышением частоты дыхания до 30–40 дыхательных движений в минуту, мимикой крайней тревоги и беспокойства.

Наоборот, переживание замедленного течения времени вызвало редкое дыхание, замедленность движений, снижение общей двигательной активности. Речь также становилась медленной, односложной. Испытуемый в этом состоянии становился крайне пассивным, апатичным. При любом удобном случае он закрывал глаза. При открытых глазах взгляд обычно оставался неподвижным, сосредоточенным в бесконечности. Вместе с тем это малоподвижное состояние не мешало испытуемым точно выполнять тестовые задания, своевременно реагировать на сигналы. При этом мимика и общий вид испытуемых отнюдь не свидетельствовали о том, что переживаемые ими состояния являются отрицательными. Скорее всего, они напоминали состояние своеобразной «нирваны».

Как уже отмечалось, у испытуемых при внушении различного хода времени исследовались электрофизиологические показатели: электрокардиограмма и энцефалограмма. Полученные данные сравнивались с фоновыми (зарегистрированными в бодрствующем состоянии, а также в гипнотическом сне в состоянии покоя, без дополнительных внушений).

Как видно на рис. 61, внушение ускоренного в 5 раз хода времени вызывает достаточно явное нарастание частоты пульса (данные усреднены по шести испытуемым), причем тенденция к учащению пульса проявлялась через 3–5 мин. после соответствующего внушения и за 10–12 мин. эксперимента возрастала в среднем на 23 % относительно фоновых данных в бодрствующем состоянии. Индивидуальные сдвиги частоты пульса в этих случаях колебались в достаточно широких пределах: в одном случав вообще не наблюдалось нарастания частоты пульса, а в остальных она повышалась от 5 до 60 % и более. Внушение замедленного в 5 раз хода времени приводило за такой же период к некоторому снижению частоты пульса относительно предыдущего этапа эксперимента, хотя она всегда была несколько выше фоновых данных. Не исключено, что для формирования брадикардии, которая в какой-то степени соответствовала бы внушаемому замедленному ходу времени, необходимо больше времени, чем для тахикардии при внушении ускоренного хода времени. В любом случае пока остается открытым вопрос о характере сердечно-сосудистой реакции и степени ее выраженности при переживании измененного хода времени в экспериментах большей длительности (свыше 15 мин.).

Рис. 61. Изменение частоты пульса и некоторых показателей электроэнцефалограммы при внушении ускоренного (t > в 5 раз) и замедленного (t < 5 раз) течения времени (средние данные)

ЧП — частота пульса; αинд — α-икдекс; — частота α-ритма; Аαр — амплитуда α-ритма

В связи с формированием указанных тенденций в реакциях сердечно-сосудистой системы при внушении измененного хода времени несомненный интерес представляют и данные энцефалографии, регистрируемые в те же периоды эксперимента[8].

На фоновых ЭЭГ у всех испытуемых при закрытых глазах (ЗГ) имел место хорошо выраженный относительно моночастотный α-ритм. Величина a-индекса у разных испытуемых колебалась в пределах от 77 до 98. Пространственное распределение α-ритма на ЭЭГ у всех испытуемых также находилось в нормальных границах. Все электроэнцефалограммы относились к первому типу. У испытуемого Ж. на фоновой ЭЭГ имели место редкие эпизоды Θ ритма (6 гц, 50 мв) при открытых газах (ОГ) и единичные Θ-волны при ЗГ. У испытуемого Ч. наблюдались очень короткие эпизоды асимметрии α-ритма в затылочных отведениях.

В период гипнотического сна без дополнительных внушений на ЭЭГ отмечался стабильный, регулярный α-ритм, мало отличающийся от исходного, однако величина α-индекса у трех испытуемых несколько снизилась. У испытуемого Ч. в затылочном отведении асимметрия α-ритма в состоянии гипноза проявлялась более отчетливо. Речевые и звуковые (хлопок в ладоши) раздражители вызывали на короткое время подавление α-ритма полностью или значительно снижали его амплитуду. При ОГ в гипнотическом сне на ЭЭГ отмечалась депрессия α-ритма, независимо от глубины гипноза, а следовательно, и степени восприятия посторонних воздействий, которые могли иметь место, так как специального внушения о полной невосприимчивости к посторонним раздражителям испытуемым не делалось.

При внушении ускоренного хода времени на ЭЭГ у большинства испытуемых отмечалось возрастание α-индекса (в среднем на 10 % относительно спокойного гипнотического состояния) и уменьшение амплитуды α-ритма в среднем на 3 мкв. У одного из испытуемых (Ж.) отмечалось, кроме того, увеличение частоты α-ритма с 9,5 до 10,5—11 гц.

Переживание замедленного хода времени также сказывалось на ЭЭГ: амплитуда α-ритма незначительно повышалась, появлялась тенденция к снижению α-индекса. У испытуемого Ж. в передних отведениях (Г и Р) появлялись достаточно выраженные группы медленных колебаний (6 гц — Θ-ритм). Указанные изменения ЭЭГ этого испытуемого, вызванные внушением различного хода времени (рис. 62), сопровождались адекватными сдвигами в частоте пульса и дыхания, которая резко возрастала при «ускоренном» ходе времени и снижалась — при «замедленном». Следует подчеркнуть, что все эти изменения развивались на протяжении эксперимента длительностью до 15 мин. Не исключено, что формирующиеся при этом тенденции вегетативных сдвигов прогрессировали бы и проявлялись рельефнее, если бы реальное время воздействия внушаемых факторов было более продолжительным. Основываясь на данных наших предварительных наблюдений, можно полагать, что постановка таких экспериментов возможна и что при соблюдении необходимых психогигиенических мер и должной осторожности они не представляют опасности для здоровья испытуемых.

Рис. 62. Изменение электроэнцефалограммы при внушении различного хода времени у испытуемого Ж.

А — фон, бодрствование; Б — в глубоком гипнозе; В — внушение замедленного в 5 раз течения времени; Г — внушение ускоренного в 5 раз течения времени. Отведения: 1–2 — левое и правое лобные; 3–4 — левое и правое теменные; 5-6 — левое и правое затылочные; 7–8 — левое и правое лобно-затылочные

Специфическим тестом для данного рода экспериментов, безусловно, является воспроизведение заданных временных промежутков. Для исследования способности воспроизводить 30- и 60-секундные временные интервалы при внушении измененного хода времени испытуемые были заранее оттренированы. Точность выполнения этого теста в конце тренировок оказалась достаточно высокой. На рис. 63 показано изменение этой функции при внушении замедленного в 5 раз хода времени и соответственно — ускоренного в 5 раз. Характерно, что в первом случае при большом разбросе данных воспроизводимые интервалы времени возросли в среднем в три раза, а во втором случае — в три раза уменьшились. У отдельных испытуемых (Ж., Ч.) воспроизводимые временные интервалы соответственно увеличивались или уменьшались в зависимости от внушенных состояний ровно в 5 раз, причем стабильность этой реакции была достаточно четкой.

Рис. 63. Точность выдерживания заданных временных промежутков (30 и 60 сек.) при внушении замедленного (t < в 5 раз) и ускоренного (t > в 5 раз) течения времени

Полученные данные закономерно вызывали интерес к вопросу о характере и уровне тех сдвигов в сфере сенсомоторных реакций, возможность которых при внушении измененного хода времени вполне допускалась. Для выяснения этого исследовалось качество функций слежения испытуемых на аппарате ЭРПС (В. Г. Волков, Н. Н. Лебедева, 1972).

Предварительно все испытуемые прошли цикл специальных тренировок по выполнению преследующего слежения за сигналом, движущимся на экране осциллоскопа по законам различной сложности. Первая программа включала преследующее слежение за сигналом, равномерно движущимся по окружности, вторая — слежение с инерцией в цепи и третья — слежение за сигналом, движущимся по синусоидальной кривой. Тренировки проводились до выхода всех испытуемых по качеству управления на устойчивое «функциональное плато». После этого каждый испытуемый выполнял те же функции слежения после внушения ему измененного хода времени. Усредненные данные по выполнению этого теста представлены на рис. 64.

Рис. 64. Изменение качества слежения при внушении ускоренного и замедленного течения времени (средние данные в процентах к фоновым)

Как видно из рисунка, внушение ускоренного в 5 раз хода времени не приводило к значимому снижению качества слежения по всем трем программам как по математическому ожиданию (М), так и по дисперсии ошибок рассогласования сигналов (Д). Более того, при этих условиях достигалось даже некоторое улучшение качества слежения за счет снижения дисперсии ошибок рассогласования, особенно при слежении по третьей программе.

При внушении замедленного в 5 раз хода времени качество слежения по всем показателям заметно улучшалось и держалось на этом уровне довольно стабильно у всех испытуемых. Этот результат кажется довольно парадоксальным. Казалось бы, замедленный ход времени должен был привести к появлению постоянных запаздываний в сенсомоторных реакциях слежения, однако такого явления почти не наблюдалось. Реакции оказывались точнее и стабильнее, чем при внушении первого состояния. Предварительное объяснение этому факту можно дать, исходя из особенностей субъективного состояния испытуемых, переживающих замедленное течение времени. Большинство из них акцентируют внимание на том, что «свободного» времени при этом становится больше и они успевают точнее реагировать на сигнал. К тому же переживание замедленного хода времени не вызывает того психического напряжения, дискомфорта и тех более выраженных вегетативных сдвигов, которые часто имеют место при переживании ускоренного хода времени.

Таким образом, переживание измененного хода времени приводит к значительным сдвигам в субъективном состоянии испытуемых, а также соответствующим образом нарушает их ориентировку во времени, что отчетливо проявляется на точности воспроизведения заданных временных интервалов. Однако переживание измененного хода времени, как показали эксперименты, не вызывает значительного ухудшения выработанных сенсомоторных реакций, а переживание замедленного хода времени даже сопровождается заметным улучшением этих реакций.

Изложенные данные мы рассматриваем как предварительные. Они получены на сравнительно малочисленном контингенте испытуемых, в кратковременных поисковых экспериментах (длительностью не свыше 10–15 мин.) и с небольшим набором тестовых и физиологических методик. Тем не менее эти данные говорят о том, что дальнейший исследовательский поиск в указанном направлении может быть оправдан новыми научными фактами о малоизученной функции центральной нервной системы человека — функции восприятия времени.

Глава 7 ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ПРИНЦИПЫ МОДЕЛИРОВАНИЯ СОСТОЯНИЙ ЧЕЛОВЕКА МЕТОДАМИ ГИПНОЗА

1. Анализ и классификация возможных воздействий на психическое состояние

В настоящее время моделирование психических состояний в экспериментальной психофизиологии во многих случаях носит эмпирический характер. Эмоциогенные воздействия в эксперименте нередко проводятся без учета индивидуальных особенностей испытуемого, силы и значимости конкретного раздражителя, общих психологических закономерностей формирования состояний человека.

Однако психические состояния, как конкретное проявление компонентов (явлений) психики в конкретный период времени (Ю. Е. Сосновикова, 1968), определяются не просто суммой воздействующих стимулов, а доминированием одного или нескольких из них в конкретной среде у индивидуума с присущими ему особенностями характера, темперамента, жизненного и эмоционального опыта. Признание же преобладания доминирующего процесса в психике в каждом отдельном случае ставит вопрос о том, над чем он преобладает (Я. Л. Коломинский, А. И. Розов, 1965). Другими словами, речь может идти не только о ведущей мотивации, но и о наличии нескольких различных по силе конкурирующих мотивов, поддерживаемых соответственно различными доминантными очагами. Своеобразие действия нескольких доминантных очагов показано, например, в работе по исследованию действия на организм человека одиночных и комбинированных стрессовых раздражителей (W. F. Grether et aL, 1971). Результаты исследований говоря о том, что влияние комбинации физических воздействий (тепла — 49°, шума — 105 дб, вибрации — 5 гц) не явилось более значительным по своим психофизиологическим последствиям, чем действие какого-либо одного из этих раздражителей в отдельности. Это значит, что наличие нескольких доминантных очагов приводит к взаимному ослаблению их силы.

Целый ряд указанных работ, а также наши материалы по гипнорепродукции и «конструированию» в гипнозе заданных психических состояний показывают, что экспериментальная психология располагает сейчас возможностью произвольного управления психическим состоянием человека. При этом мы исходим из того,

Теоретические принципы моделирования что формированию заданного психического состояния на основе «афферентного синтеза системообразующих факторов и динамического участия памяти» (П. К. Анохин, 1973) предшествует создание соответствующего акцептора результатов действия. Как известно, обязательным компонентом акцептора результатов действия является долговременная память, обеспечивающая вывод к центрам исполнительных систем «копий» эфферентных посылок. Это дает основание считать, что непременным условием моделирования состояний методами гипноза является наличие у испытуемого в долговременной памяти энграмм таких состояний, причем «наличный опыт» переживания этих состояний может быть очень кратковременным. Более того, имеющийся опыт может быть и не прямым (приобретенным лично), а косвенным (почерпнутым из опыта других). В этом случае действенность соответствующих энграмм будет зависеть от полноты усвоения косвенного опыта и соответственно от степени четкости сформированных энграмм.

Таким образом, первым условием целенаправленного формирования психического состояния человека является наличие в его долговременной памяти энграмм состояний, актуализируемых в данный момент. Вторым условием эффективного моделирования состояний является необходимость учитывать особенности основных компонентов психики человека (психических свойств, образований, состояний и процессов), их тесную взаимосвязь между собой. Основные компоненты психики выступают в данном случае в качестве системообразующих факторов, обусловливающих течение процессов афферентного синтеза — «стадии, в которой любая биосистема на основе своих внутренних процессов принимает решение о том, какой результат нужен в данный момент ее приспособительной деятельности» (П. К. Анохин, 1973, с. 45). При этом следует иметь в виду, что более устойчивыми компонентами психики являются психические свойства человека (направленность, характер, темперамент, способности), а также психические образования (убеждения, мнения, привычки, навыки, умения, знания). Психические же процессы — более лабильная группа компонентов психики. Они не только участвуют в формировании конкретных психических состояний, но и функционально зависят от них. Так, например, вмешательство в функцию проприоцепции (внушение гравитационной гипостезии) не только изменяет уровень функционирования психических процессов (зрительного восприятия, распознавания), но и формирует специфическое состояние, вызывающее существенные физиологические и биохимические сдвиги в организме.

Следовательно, при планировании психического состояния испытуемого в эксперименте целесообразнее предусматривать прямое воздействие на сферу его психических процессов, учитывая вместе с тем особенности психических свойств и образований. Имеется также возможность и непосредственно целенаправленно изменять психические состояния, минуя прямое вмешательство в сферу психических процессов. В данном случае происходит изменение уровня их функционирования вторичного порядка.

Перейдем к анализу тех видов (методов) воздействий с целью формирования заданных психических состояний, которые могут осуществляться с помощью гипноза. Обобщив литературные данные и результаты наших экспериментов, изложенные в предыдущих главах, можно выделить следующие виды таких воздействий.

1. Внушенные или воспроизведенные изменения уровня активности психических процессов (ощущений, восприятий, внимания, представлений, памяти, мышления, воображения, речи). Здесь нелишне подчеркнуть, что термин «внушение» подразумевает наличие соответствующих внушаемому состоянию энграмм в долговременной памяти испытуемого. С этой точки зрения реализация любого внушения рассматривается как репродукция пережитых иди известных из опыта определенных состояний.

2. Гипнорепродукция психических состояний. В данном случае в гипнозе воспроизводятся пережитые ранее испытуемым состояния в их «чистом виде» — как по особенностям их развития, силе и характеру, так и по длительности их проявления. Внушение в гипнозе производит в этих случаях только «запуск» репродуцируемого явления, которое затем протекает естественно, без каких-либо дополнительных вмешательств экспериментатора. Как правило, пусковым механизмом в репродукции состояний является внушенный «возврат» в соответствующий период времени («сегодня такой-то год, такое-то число. Вы переживаете такое-то событие, имевшее место в этот момент»).

3. Репродуктивное внушение заданных психических состояний. В этом случае вызванные изменения психического состояния также опираются на активирование в долговременной памяти человека энграмм ранее пережитых им реальных состояний. Одновременно в течение репродуцируемого состояния посредством дополнительных (коррекционных) внушений вносятся определенные поправки, касающиеся времени или особенностей его развития. Наши исследования по репродукции эмоциональных состояний у парашютистов (Л. П. Гримак, 1959,1965; Л. П. Гримак и В. А. Пономаренко, 1967) показали, что данный метод дает возможность, например, растянуть во времени воспроизводимые реакции, даже если в реальной действительности они были очень краткими. Этот же принцип лежит в основе моделирования в гипнозе различных гравитационных воздействий (Л. П. Гримак, 1970). Испытуемые, участвовавшие в экспериментах с внушением гиповесомости тела, имели опыт очень кратковременного пребывания в этом состоянии. Однако посредством целенаправленного внушения время непрерывного действия активированных энграмм гиповесомости, как показали эксперименты, может быть доведено до десяти и даже до тридцати суток, и нет оснований считать, что оно не может быть в несколько раз бóльшим.

4. Квантифицированная репродукция психических процессов и психических состояний (своеобразное «шкалирование» исследуемого явления). Данный метод позволяет проследить особенности психофизиологических реакций при нарастании или снижении силы воздействующего стимула, Этот же принцип может быть использован для исследования сочетанного влияния репродуцированного явления и внушенного добавочного стимула (другого стрессового воздействия, особенностей мотивации и т. п.). В этом случае «шкалирование» воспроизводимого состояния проводится не по показателю силы репродуцируемого явления, а по изменению его качества, характера.

«Конструирование» в гипнозе заданных психических состояний. Этот метод намечается лишь в общих чертах и подлежит дальнейшему экспериментальному исследованию. Возможность его реализации подтверждается лишь теоретическими предпосылками, в частности принципами целенаправленного формирования акцептора действия. Предполагается, что аналоги тех психических состояний, которые в повседневной жизни возникнуть не могут, можно «конструировать» внушением в гипнозе. Однако для этого следует сформировать у испытуемого соответствующие энграммы на основе использования косвенного опыта (литература, киноматериалы и т. п.), а также внушить ему необходимую мотивацию психическую установку. Будущим исследователям предстоит изучить действенность и особенности проявления таких моделей в эксперименте. Единичные поисковые опыты в этом направлении показали, что «конструируемые» таким образом состояния реализуются эффективнее, если они сочетаются с некоторыми первосигнальными раздражителями, которые делают словесные внушения более действенными и эффективными, как бы материализуя внушения, подкрепляя их физически.

5. Изменение самооценки личности. Данный вид воздействия в гипнозе исследовался в работах В. Л. Райкова (1968, 1969, 1972) по обучению испытуемых в глубоких стадиях гипноза. Активизирующая роль внушенного в сомнамбулической стадии гипноза образа высокоталантливой личности, как оказалось, не только устраняет защитные тенденции личности испытуемого, сковывающие ее творческие возможности, но и перестраивает ее мотивационную структуру, меняет установки и уровень притязаний. Внушение активного образа в гипнозе имеет следствием значительную активизацию творческих процессов, в том числе и вербального характера. При этом изменяется сам «стиль» мышления, появляется «новое видение» старых объектов. Изменение представлений испытуемого о своей личности приводит к актуализации иной стратегии мышления, к другому набору приемлемых и неприемлемых решений, к иной системе рассуждений (В. Л. Райков, 1975).

В этом случае, может быть, наиболее полно проявляется значение принципа актуализации энграмм и формирования соответствующего акцептора действия в образовании функциональных систем и соответствующих психических состояний, обеспечивающих максимальный результат на данном этапе приспособительной деятельности личности. Причем, как показано в тех же работах, важное значение имеет наличие не только ролевой мотивации, но и в не меньшей степени — обстановочной и пусковой афферентации. Так, активность внушенного образа в значительной степени зависит от дополнительных условий: обстановки проведения опыта, внушаемой конкретной ситуации, в которую ставится активная личность, и пр.

На основании изложенного нами разработана схема возможных воздействий для целенаправленного формирования состояний испытуемого в эксперименте (рис. 65). Для того чтобы дать более полное представление об этой стороне вопроса, на схеме указаны и те воздействия, которые используются в этих же целях без применения гипноза. Приведенные данные получены из материалов многочисленных работ, ссылки на которые даются в соответствующих главах.

Рис. 65. Схема возможных воздействий в эксперименте для целенаправленного формирования психических состояний испытуемого (объяснения в тексте)

Применение перечисленных видов воздействий в гипнозе требует известной осторожности и знания тех особенностей, которые вносит сам гипноз в моделируемые психические состояния. Рассмотрим наиболее важные из этих особенностей, придерживаясь последовательности, отраженной на приведенной схеме.

Результаты исследований показывают, что в гипнозе можно добиться как ослабления того или иного процесса, вплоть до полного его функционального выключения, так и некоторой активизации его функций. Известны возможности суггестивного вмешательства в сомнамбулической стадии гипноза в функцию кожных, про приоцентивных и других рецепторных аппаратов. Состояние гипостезии органов чувств нередко развивается в гипнозе спонтанно (субъективное ощущение легкости тела, «всплывание» рук, ощущения теплоты и покачивания). Специальными внушениями можно вызвать и противоположные ощущения: гиперстезию кожи, тяжесть век, всего тела и т. п.

В сфере зрительного анализатора возможны внушенные изменения функций начиная от легкой амблиопии вплоть до полного амавроза. И. Горвай (I. Horvaj, 1959) описывает случай, когда реализация постгипнотического внушения негативных зрительных галлюцинаций вызвала у испытуемого сильный испуг. Как видим, нарушение одного из психических процессов явилось причиной резкого изменения психического состояния испытуемого. Несколько труднее внушаются положительные зрительные галлюцинации, которые также могут трансформировать психологические состояния в том или ином направлении. Аналогичные изменения могут быть вызваны и со стороны вкусовой и обонятельной чувствительности, и в сфере двигательного анализатора.

Особую роль во всех этих случаях приобретает функция памяти. Кроме того, что сама эта функция посредством внушения может быть снижена или активизирована, она обеспечивает наличие соответствующих сенсорных, моторных или эмоциональных энграмм, необходимых для реализации внушаемых изменений в течении процессов и состояний.

Именно описанные свойства психических процессов были использованы при разработке метода моделирования пониженной весомости в постгипнотическом периоде. Как показали исследования, субъективное переживание гиповесомости тела может стойко сохраняться в течение десяти — тридцати суток. Важно при этом, что внушенное субтотальное выключение функции отолитов и проприоцептивной чувствительности не оставалось изолированным, а формировало новый уровень межсистемных функциональных связей, изменяя течение других физиологических и психических процессов и характер психических состояний.

Аналогичными, но противоположными по своему действию оказываются внушенные явления гиперфункции указанных анализаторов. Интересными и перспективными, на наш взгляд, могут оказаться произведенные нами предварительные исследования с внушенным изменением (замедлением или ускорением) восприятия течения времени. Уже сейчас можно уверенно говорить о том, что внушенное изменение в восприятии времени очень заметно отражается на уровне работоспособности и психическом состоянии испытуемых, непосредственно затрагивая сферу эмоциональной реактивности.

Следует ожидать, что частичное или полное выключение в гипнозе функции какого-либо органа чувств, в зависимости от естественно формирующейся или же внушенной установки испытуемого, может служить толчком для развития психического состояния, известного под названием фрустрации (Н. Д. Левитов, 1964). Это состояние является реакцией на выпадение привычных стимулов.

Важнейшим условием полноценного функционирования мозга является нормальный сенсорный приток из внешнего мира к системе анализаторов. «Без обычной сенсорной стимуляции коры головного мозга через систему лемнисковых путей остальные отделы центральной нервной системы, по-видимому, не способны обеспечить адаптивное поведение…» [см. 106, с. 66]. Поэтому временное выключение в гипнозе функции того или иного сенсорного аппарата часто вызывает отрицательные эмоциональные состояния и выраженные вегетативные реакции.

Явления фрустрации на сенсорном уровне отчетливо выступают у испытуемых при пребывании в условиях сурдокамеры (О. Н. Кузнецов, В. И. Лебедев, 1965; О. Н. Кузнецов с соавт., 1967; и др.). В наших экспериментах во многих случаях реакции подобного типа возникали при внушении гравитационной гипостезии. Они характеризовались чувством внутреннего дискомфорта, головокружением, немотивированным страхом, полярным колебанием вегетативных функций. Несомненно, что те же механизмы лежат в основе неблагоприятных психических реакций, наблюдающихся при воздействии реальных условий невесомости. Здесь различают три фазы психосенсорных расстройств (Ф. Д. Горбов с соавт., 1966). В первой фазе диссоциация деятельности анализаторов сопровождается лишь неприятными ощущениями и отдельными нестойкими пространственными иллюзиями. Во второй фазе появляются деперсонализационные расстройства с правильной интерпретацией своих ощущений. В третьей фазе развиваются синдромы деперсонализации и дереализации с бредовой интерпретацией восприятия окружающего («гибель мира»).

Противоположные фрустрации состояния, вызывающие усиление психического, физического и эмоционального напряжения, могут возникать при внушении в гипнозе повышения интенсивности того или иного психического процесса. Особенно отчетливо это проявляется при внушении ускоренного хода времени.

Наконец, следует подчеркнуть, что во всех случаях внушаемые в гипнозе изменения в течении психических процессов является преднамеренным вмешательством в нормальный афферентный синтез. С учетом роли изменяемого психического процесса в комплексе воздействующих факторов и установки личности в данный момент (внушенной или же сформировавшейся естественно) можно более или менее уверенно предполагать, в каком направлении это вмешательство изменит психическое состояние испытуемого.

Метод репродукции психических состояний в гипнозе следует считать важнейшим в моделировании состояний. Его истоки прослеживаются со времен Шарко (1899) и Крафт-Эбинга (1889). Первый из них воспроизводил истерические симптомы, второй — различные возрастные периоды. К. И. Платонов (1935) неоднократно воспроизводил психоневротические синдромы, В целях экспериментальных психофизиологических исследований этот метод был впервые применен нами для изучения эмоциональных реакций у парашютистов (Л. П. Гримак, 1959, 1967).

Более детальное исследование метода гипнорепродукции психических состояний, вызванных различными ранее воздействовавшими стимулами, показало также, что воспроизводимые реакции очень близки к реальным. Это подтверждает правильность основных теоретических принципов, положенных нами в основу предварительно разработанной схемы функционального вмешательства в афферентный синтез (рис. 1).

Данные экспериментов подтвердили, что функциональное соответствие модели реальному психическому состоянию зависит от следующих условий.:

— от того, насколько эффективно производится в гипнозе торможение реальной импульсации и деактуализация наличной мотивации испытуемого, т, е. от исходной «чистоты фона», на котором будет создаваться (воспроизводиться, «конструироваться») требуемый «рисунок» психического состояния;

— от уровня возбуждения целенаправленно активируемых энграмм и соответствующей мотивации; при этом следует учитывать, в какой степени противоречия находятся активируемые энграммы с реальной импульсацией, поступающей в данный период с рецепторных систем. Так, например, если испытуемому внушать, что вода, в которую погружена его рука, является горячей, то эффект внушения реализуется тем полнее, чем менее холодной будет вода. Следовательно, чем больше обстановка воспроизводимой ситуации приближается к реальной, тем полнее эффект воспроизведения. Поэтому подкрепление словесного внушения реальными первосигнальными воздействиями (звук, свет, запах и т. п.) значительно повышает степень реализации внушений.

Кроме того, результаты экспериментов показывают, что адекватность модели психического состояния зависит и от других условий, которые не могли быть предусмотрены в предварительно разработанной схеме формирования этих состояний. Установлено, что выраженность воспроизводимого состояния в значительной степени определяется внушенной испытуемому установкой на полноту воспроизведения данного психического явления. Нет сомнения, что внушение в гипнозе распространяется и на формирование акцептора результатов действия, который служит своеобразной «контролирующей матрицей» как содержательной стороны репродуцируемого явления, так и его интенсивности. Поэтому формула внушения при гипномоделировании состояний должна предусматривать этот момент.

В глубоких стадиях гипноза, как уже указывалось в соответствующих главах, эмоциональное реагирование нередко протекает с более выраженным парасимпатическим компонентом (по данным физиологических показателей). Это особенно заметно в тех случаях, когда степень активности двигательного анализатора и исходная поза испытуемого в момент воспроизведения состояния не соответствуют реальным по уровню динамичности.

Все перечисленные условия распространяются не только на репродукцию, но и на другие методы формирования психических состояний в гипнозе: на репродуктивное внушение, квантифицированную репродукцию и «конструирование» заданных психических состояний.

Еще И. М. Сеченов писал о том, что в основе объяснения процессов памяти и явлений воспроизведения психических образований лежит гипотеза «о скрытом состоянии нервного возбуждения» [270, с. 94]. В настоящее время имеется возможность говорить уже о конкретных структурных образованиях в центральной нервной системе, функция которых состоит в репродукции ранее воспринимавшихся образов и пережитых состояний.

И. С. Беритов (1964) считает, что нервным субстратом субъективных переживаний являются зоны окончания специфических таламических путей, берущих начало от рецепторных аппаратов, а именно IV слой первичных зон с преобладанием звездчатых клеток с околоклеточной нервной сетью. Предполагается, что многочисленные вставочные и ассоциационные нейроны с возвратными коллатералями в V, IV и III слоях первичных зон, где эти нейроны оканчиваются на сенсорных звездчатых клетках, служат важнейшей структурной основой для интеграции возбужденных сенсорных клеток в функциональную систему восприятия. Отсюда импульсы возбуждения передаются через особые ассоциационные пирамидные нейроны во вторичные зоны. Ассоциационные нейроны в свою очередь посылают импульсы к данной функциональной системе первичной зоны. Эти двусторонние связи сразу становятся очень прочными и служат структурной основой для возникновения образа того или другого объекта в определенной внешней среде.

Звездчатые нейроны в IV слое первичной зоны воспринимающих областей, по-видимому, являются единственными нервными элементами, производящими дифференцированные ощущения, на основе которых и создаются репродуцируемые образы и состояния. Важно, что разветвления вокруг звездчатой клетки не только много раз пересекают ее дендриты, но и оканчиваются на них, а также на теле клетки синапсами. Это обеспечивает при каждом активировании звездчатой клетки многократное ее возбуждение. Видимо, эти звездчатые нейроны под влиянием своих собственных разрядов или при внушении в гипнозе определенных ситуаций достигают такого активного состояния, что начинают производить субъективные ощущения света, звука, прикосновения и т. п. Кроме того, эти клетки активируются через неспецифическую систему— ретикулярную формацию.

Звездчатые нейроны IV слоя расположены объединенными группами и образуют своеобразные гнезда, между которыми не находят прямых связей. Можно полагать, что функция данных нейронов — создавать и воспроизводить образы внешнего мира. Образы воспринятых объектов создаются сразу, при первом же восприятии, удерживаются длительно, нередко годами, и репродуцируются каждый раз при повторном воздействии данного объекта или соответствующей среды. Репродуцируемые образы внешнего мира являются регуляторами поведения организма и могут вызывать такую же внешнюю и внутреннюю реакцию, как и само восприятие этих объектов (И. С. Бериташвили с соавт., 1964).

И. М. Сеченов со свойственной ему прозорливостью считал, что со стороны процесса, происходящего в нервных аппаратах, в сущности все равно — видеть данный объект или вспоминать о нем [270, с. 68]. Позже было установлено, что кора, передаточные ядра и рецепторы возбуждаются при репродукции образа совершенно так же, как и при непосредственном его восприятии.

По имеющимся данным (И. С. Бериташвили с соавт., 1964), нервные субстраты, производящие эмоциональные реакции, сосредоточены в архипалеокортексе. При первом же воздействии жизненно важного объекта на организм происходит не только его восприятие посредством неокортекса, но и эмоциональное возбуждение, производимое архипалеокортексом. Совпадение этих нейропсихических процессов делает ассоциативные связи между ними очень стойкими. Поэтому репродукция такого образа приводит не только к ориентировочной реакции через неокортекс, но и к эмоциональному возбуждению архипалеокортекса с его субъективным компонентом и соматовегетативными проявлениями.

Более тонкие механизмы запечатления и репродукции образов и состояний (клеточный и субклеточный уровни) до сих пор остаются неясными. Если учесть количество всей информации, накапливаемой нашей памятью, то, казалось бы, в мозгу не должно хватить нейронов для ее хранения (F. О. Schmitt, 1962). Какое-то очень большое число субклеточных единиц должно постоянно изменяться для того, чтобы могла быть усвоена та информация, которая реально хранится в памяти. Считается, что первичными энграммами памяти являются измененные молекулы рибонуклеиновой кислоты (РНК), синтезирующейся в нервной клетке (Н. Hyden, 1959). Вместе с тем, замечает С. Оке, трудно представить себе, каким образом периодическое возбуждение мембраны нейрона переходит в специфическое изменение клеточной РНК. Еще труднее понять, каким образом информация, накопленная в белках, вновь преобразуется в активность нейронов [219, с. 433]. Именно несоизмеримость количества специализированных нейронов в центральной нервной системе с громадным запасом информации, которую они должны усваивать и воспроизводить в результате каких-то рекомбинационных процессов на субклеточном уровне, заставляет ученых вести поиск возможного объяснения этого парадокса.

В последнее время все большее число авторов склонны отождествлять механизмы запечатления и воспроизведения информации в центральной нервной системе с принципами реализации голограммы (К. Прибрам, 1975; Ю. Л. Гоголицын, Ю. Д. Кропотов, 1975; и др.).

Известно, что оптический процесс, названный голографией, основан на использовании явления интерференции структур. Он обладает множеством удивительных свойств, и прежде всего способностью сохранять в малых объемах структур фантастически большое количество информации. Кроме того, важно, что в каждой точке голограммы содержится информация обо всех точках запечатленного объекта. В связи с этим появляется возможность хранения информации в распределенном виде. Следовательно, такой способ ее хранения обладает неизвестной до сих пор устойчивостью к повреждениям. Экспериментально установлено, что небольшая часть первоначального голографического фильтра способна воспроизвести все изображение полностью, потеряв при этом в малой степени лишь свою четкость. Другим важным свойством голографии является возможность ассоциативного считывания голограмм, т. е. при восстановлении одного изображения получить сразу два и больше. Это позволяет организовать хранение информации целыми блоками, причем для считывания всего блока достаточно восстановить лишь один из его элементов.

Перечисленные особенности голографии хорошо объясняют некоторые стороны функционирования механизмов памяти. Так, например, из клинической практики известно большое число случаев, когда при весьма обширных поражениях головного мозга память в основном сохраняется. Эти же особенности хорошо объясняют и возможность запечатления колоссального количества информации на сравнительно ограниченных участках материальных структур. И, наконец, хорошо известные в психологии ассоциативные закономерности функционирования памяти хорошо согласуются с возможностью ассоциативного считывания голограмм. Именно такая организация памяти обеспечивает возможность быстрого извлечения содержащейся в ней нужной информации не путем перебора всего содержимого, а за счет использования тех связей между хранимыми образами, которые формируются при запоминании.

Пока существуют лишь косвенные доказательства справедливости голографического принципа в функционировании нервной системы. Будущие исследования призваны всесторонне проверить и непосредственно обосновать (или опровергнуть) правомочность этих утверждений.

2. Принципы функционирования моделей состояний, формируемых в гипнозе

Результаты многочисленных экспериментов по формированию ранее описанных «психических моделей состояний» позволяют более подробно рассмотреть центральные психофизиологические механизмы, лежащие в основе функционирования такого рода моделей.

Как в кратковременных экспериментах, так и в экспериментах с непрерывной постгипнотической реализацией внушений в течение трех, пяти, десяти и, наконец, тридцати суток получены убедительные данные, свидетельствующие о том, что во всех этих случаях мы имеем дело с психическими явлениями, которые поддерживаются адекватными физиологическими и биохимическими процессами. Всесторонний анализ этих экспериментальных материалов подтверждает, что психофизиологические изменения, вызываемые «психическими моделями», близки к тем, которые свойственны «физиологическим состояниям», т. е. к изменениям, наблюдаемым у человека при переживании реальных состояний, хотя и имеют некоторые отличия.

Закономерно поставить вопрос о том, каким образом, в результате каких перестроек центральной нервной регуляции внушаемые в гипнозе мотивация, установки, субъективные ощущения нередко оказываются значительно более действенными, чем реальные. И если в отношении мотивации и установок, являющихся результатом интеграции психических процессов, этот вопрос кажется более понятным и ставится реже, то, например, «психические модели гиповесомости», функционирующие в условиях постоянного действия сил гравитации, вызывают необходимость более детального объяснения механизмов их действия. Другими словами, требуется объяснить, почему в «пламени гравитации» не происходит естественного «обугливания живого тела». Поскольку этот вопрос является довольно сложным, рассмотрение принципов функционирования «психических моделей» мы и начнем с анализа механизмов действия моделей гиповесомости и невесомости.

Как уже указывалось ранее, наиболее четкое представление о характере функциональных сдвигов в организме при формировании психической модели гиповесомости дает созданная П. К. Анохиным теория «концептуального моста» между уровнями системных и аналитических процессов. Согласно данной теории, акцептор результатов действия и эфферентная программа центральной нервной системы рассматриваются как важнейшие звенья висцеро-моторного реагирования (П. К. Анохин, 1973). При этом необходимо учитывать особенности реагирования в гипнозе на функционирование акцептора результатов действия и эффекторную программу.

Представленная на рис. 66 принципиальная схема функционирования психической модели гиповесомости, формируемой в гипнозе и постгипнотическом периоде, учитывает указанные теоретические положения. Рассмотрим подробно основные закономерности центральных и периферических сдвигов в организме, которые она отражает.

Рис. 66. Принципиальная схема функционирования психической модели гипновесомости, формируемой в гипнозе

Исходным положением в теоретическом истолковании психофизиологических принципов функционирования психической модели гиповесомости является понятие функциональной системы. «Системой, — писал П. К. Анохин, — можно назвать только такой комплекс избирательно вовлеченных компонентов, у которых взаимодействие и взаимоотношение приобретают характер взаимосодействия компонентов на получение фокусированного полезного результата. Все функциональные системы, независимо от уровня своей организации и от количества составляющих их компонентов, имеют принципиально одну и ту же архитектуру, в которой результат является доминирующим фактором, стабилизующим организацию систем» [12, с. 28–29]. Психическая модель гиповесомости — одна из функциональных систем, но формируется эта система своеобразным способом: в условиях преобладающей действенности второсигнальных раздражителей.

С данных теоретических позиций внушение в гипнозе представляет собой не что иное, как целенаправленное вмешательство в процессы афферентного синтеза. Использование известных закономерностей воздействия на центральную нервную систему первоначально создает в коре головного мозга состояние разлитого торможения со строго ограниченным очагом концентрированного возбуждения (зона раппорта), что позволяет осуществлять специфическую коммуникативную функцию субъекта с внешней средой. Специфика этой коммуникации состоит в том, что для субъекта, находящегося в глубоких стадиях гипноза, «внешней средой» в основном являются словесные воздействия лица, осуществляющего гипнотизирование.

Такое утверждение может показаться парадоксальным лишь на первый взгляд. Его обоснованность становится очевидной, если вспомнить хорошо известные закономерности функционирования центральной нервной системы во взаимодействии с окружающей действительностью: «…единственная возможность поддерживать контакт с внешней средой состоит в превращении физических и химических явлений окружающего мира в химические и электрические процессы на уровне наших органов чувств. Мозг вступает в контакт не непосредственно с окружающей действительностью, а только с ее символическим кодом, который передается по нервным путям» [106, с. 156]. В гипнозе же, как было показано в предыдущем разделе, появляется возможность целенаправленно изменять течение сенсорных процессов в очень широком диапазоне.

Еще К. И. Платонов (1962) отмечал, что путем словесного воздействия оказывается возможным вносить изменения во все проявления деятельности различных анализаторов и в анализаторную функцию коры головного мозга в целом, усиливая или, наоборот, ослабляя ее и даже полностью прекращая деятельность отдельных анализаторов. Обе главнейшие функции коры мозга — замыкательная и анализаторная, обеспечивающие уравновешивание человеческого организма со средой, подвержены существенному влиянию слова. Для человека, находящегося в глубоких стадиях гипноза, свойственно частичное или даже полное функциональное отключение деятельности сенсорных систем (на корковом уровне). В этих условиях психофизиологическое реагирование человека детерминируется содержанием словесного внушения.

Описывая физиологические механизмы, лежащие в основе реализации словесного внушения, производимого во внушенном сне, а также в основе явлений раппорта, И. П. Павлов отмечал, что у загипнотизированного большие полушария захвачены торможением не на всем протяжении, что в них могут возникать и очаги возбуждения. Из такого возбужденного пункта (зона раппорта) «вы действуете на него и внушаете. И загипнотизированный потом роковым образом исполняет ваше приказание…». При этом «влияние остальных частей полушарий на то, что вы даете в ваших словах, в ваших раздражениях, совершенно отрывается от всех остальных», поэтому, «когда человек приходит в бодрое состояние после этого внушения, он ничего не может сделать с этим изолированным раздражением, потому что оно разъединено со всеми остальными» [223, III, 2, с. 426–427].

В этих условиях все четыре основных компонента, принимающие участие в афферентном синтезе (обстановочная афферентация, пусковая афферентация, память и мотивация), могут быть изменены в требуемом направлении посредством словесного внушения. В частности, целенаправленное вмешательство в афферентный синтез при формировании психической модели гиповесомости состоит в следующем.

Во-первых, путем специального внушения производится затормаживание афферентной импульсации, продуцируемой физическим воздействием гравитационных сил на организм. Оказалось, как об этом свидетельствуют эксперименты, что такое специфическое избирательное внушение достаточно легко реализуется и прочно сохраняется в постгипнотическом периоде. При этом словесная инструкция: «Вы не ощущаете веса собственного тела» — не только адекватно воздействует на сферу гравитационных рецепторов, но и соответствующим образом захватывает функцию тактильной и ироприоцептивной чувствительности, причем избирательное снижение этих видов чувствительности носит ситуативный характер. Испытуемый, например, перестает ощущать вес одежды, давление кресла при работе за пультом управления, давление на подошвы ног при стоянии и ходьбе, вследствие чего при закрытых глазах у него возникает иллюзия «всплывания». В то же время пробы, характеризующие нормальный уровень этих видов чувствительности, оказываются положительными. Вместе с тем, как это показано на рис. 66, словесное внушение активирует энграммы с кратковременным реальным опытом пребывания в пониженной весомости, который практически имеется у каждого взрослого человека (Л. П. Гримак, 1970).

Динамическое участие памяти (энграмм) в афферентном синтезе строится таким образом, что извлечение прошлого опыта из памяти происходит по той же нейрохимической трассе, по которой этот опыт был зафиксирован в момент его приобретения [12, с. 45]. На фоне заторможенной реальной импульсации активированные энграммы приобретают доминирующую роль в процессе формирования акцептора результатов действия и эфферентной программы самого действия в изменившихся условиях «внешней среды». Таким образом, при формировании психических моделей гиповесомости и невесомости происходит целенаправленное изменение обстановочной и пусковой афферентации с участием избирательных энграмм долговременной памяти.

Во-вторых, в зависимости от целей и характера эксперимента вносится соответствующая коррекция в сферу мотивации и психических установок испытуемого, что очень важно для формирования стадии реализации новой эфферентной программы, когда происходит соответствующая подготовка висцеральных систем и двигательного анализатора. Разумеется, и сама программа действия ориентирована в большей степени на внушенную мотивацию деятельности.

Как показали результаты специальных экспериментов, подготовка внутренней среды организма начинается со снижения тонуса антигравитационных и локомоторных мышц. Изучение ортостатических реакций при внушения ряда различных психических состояний говорит о том, что наиболее выраженные функциональные изменения гемодинамики наступают при формировании психической модели гиповесомости. Внушение же только общей мышечной релаксации без «уменьшения» веса тела не дает того же гемодивамического эффекта при ортостатических нагрузках. Следовательно, есть основания полагать, что в тех функциональных перестройках, которые имеют место в организме при репродуктивных внушениях гиповесомости, ведущая роль принадлежит снижению тонуса системы антигравитационных мышц. Отмеченные в этих экспериментах своеообразное перераспределение тонуса локомоторных мышц при движениях и его резкое снижение в покое, по-видимому, имеют уже вторичный характер. Это допущение обосновывается чрезвычайно важной ролью проприоцептивной импульсации, поступающей от системы антигравитационных мышц и сигнализирующей о положении тела во внешнем силовом поле.

Филогенетически закреплено, что любое изменение в системе антигравитационных мышц мгновенно сказывается на состоянии локомоторных мышц, так как без учета положения тела во внешнем силовом поле эффективность целенаправленных движений может быть сведена к нулю, «Очевидно, — писал Н. А. Бернштейн, — если по каким-либо причинам проприоцептивная афферентация (в широком смысле) выключена, то центральная нервная система не будет располагать ни указанными, ни другими эквивалентными им данными для выбора того или другого из возможных решений дифференциального уравнения. Отсюда вместо приспособительно видоизменяемых последований импульсов, которые посылаются ею в норме и дают при циклических движениях чеканно одинаковые циклы, центральная нервная система будет раз за разом посылать на первферию стереотипные, одинаковые цепочки импульсов, не ведая, с какими ситуациями они там столкнутся. В результате… одинаковые серин импульсов приведут к резко непохожим один на другой циклам движения» [30, с. 94–95].

Реализация эфферентной программы прн формировании психической моделн гиповесомости, как показали эксперименты, наряду с ограничением проприоцептивной импульсации затрагивает и функцию отолитового аппарата, понижая его чувствительность. Об этом свидетельствуют не только данные плавтографии, биомеханического анализа тестовых движений и др., но и субъективный отчет испытуемых. Очень характерно, например, что в десятисуточном эксперименте с постгипнотической реализацией внушенной гиповесомости («вес тела около 5 кг») испытуемые в свободное время развлекались тем, что прыгали с полки, предназначенной для отдыха (с высоты 1,5 м), на под сурдокамеры. При этом большое удовольствие доставляли им необычные ощущения, которые они испытывали, не чувствуя толчка в момент соприкосновения стоп с жестким полом сурдокамеры. В трехсуточном эксперименте с аналогичной программой один из испытуемых в состоянии внушенной гиповесомости по этой же причине в течение полутора часов спал на спине с поднятыми вверх ногами и руками. После пробуждения он заявил, что ему «совершенно безразлично, в каком положении спать».

Понятно, что все описанные изменения не могут не отражаться на состоянии гемодинамики и уровне основного обмена. Выраженная лабильность сердечно-сосудистых реакций в период адаптации к состоянию «гиповесомости» и резкое снижение частоты пульса в покое (особенно во сне) в последующие дни, как правило, сопровождаются соответствующими колебаниями основного обмена. Специфические изменения формулы крови, изменения водно-солевого и азотцстото обмена при длительном пребывании в состоянии внушенной гиповесомости свидетельствуют о том, что в данном случае мы имеем дело с системным реагированием организма, а не с одним лишь психическим феноменом, не с игрой воображения испытуемого.

Вместе с тем, говоря о функциональной перестройке систем организма в состоянии внушенной гиповесомости, мы не имеем права утверждать, что реально воспринимаемые физические воздействия гравитации полностью игнорируются организмом. На приведенной нами схеме (рис. 66) показано, что эфферентная программа действия предусматривает некоторые компенсаторные механизмы, которые вносят определенные поправки в подготовку внутренней среды, учитывая реальную проприоцентивную импульсацию. Следовательно, те функциональные сдвиги, которые наблюдаются в состоянии внушенной гиповесомости, являются некоторым суммарным эффектом внушенных и реальных воздействий, причем реальные воздействия являются подпороговыми по отношению к сознанию. При определенных же условиях, о которых будет сказано далее, действенность активируемых энграмм и внушенной афферентации, как показывают экспериментальные данные, оказывается преобладающей.

Эфферентная программа действия наряду с блоком подготовки внутренней среды, как показано на схеме, предусматривает и блок подготовки параметров функционирования двигательного анализатора. Этот блок учитывает как внушенную, так и реальную проприоцептивную импульсацию (на подпороговом уровне). Именно здесь формируются те окончательные биомеханические условия, которые компенсируют при двигательной активности «субъективно вычитаемый вес тела», что проявляется на миограмме как усиление электрофизиологической импульсации сгибателей при осуществлении движений. В данном случае речь идет о «вспомогательной системе», обеспечивающей постоянную и полную управляемость периферией со стороны центра (Н. А. Бернштейн, 1966).

Выполнение даже привычной целенаправленной деятельности в этих условиях, безусловно, будет протекать на фоне нового, необычного состояния двигательного анализатора. Экспериментально установлено, что многие выработанные до этого двигательные навыки претерпевают обратное развитие, столкнувшись с новыми параметрами биомеханических условий, которые «запрограммированы» через вторую сигнальную систему и заложены в акцепторе результатов действия. При этом, чем сложнее сенсомоторный навык, тем труднее он реализуется в новых условиях, тем больше времени требуется для его полного восстановления в «гиповесомости». В то же время простые двигательные реакции, даже если они включены в систему интеллектуализированной деятельности (передача радиограмм на телеграфном ключе), в состоянии «гиповесомости» могут сразу же облегчаться. Испытуемые часто отмечают, что «рука стала легче и послушнее».

Адаптационный период для сложнокоординированной деятельности оператора, а также для его вегетативных функций может быть различным. Следует отметить, что его длительность определяется психологической установкой испытуемого на весь период эксперимента, а по отношению к двигательной деятельности — сложностью тех сенсомоторных навыков, которые необходимо реализовать в новых условиях, и степенью их первоначальной деструкции под влиянием «гиповесомости».

Именно в этот период хорошо заметна важная особенность функционирования аппарата управления движениями, который, как писал Н. А. Бернштейн, «проявляет две различные координационные тактики: по отношению к второстепенным <и техническим рассогласованиям и помехам он действуем реактивно-приспособительно, не боясь вариативности, но отношению же к программно существенным сторонам управления бьется за требуемый результат во что бы то ни стало, активно преодолевая препятствия и, если нужно, перепрограммируясь на ходу» [30, с. 317]. В этих условиях появляется избыточная афферентная импульсация, поступающая от двигательного анализатора в периоды его активности к акцептору результатов действия, где происходит согласование программируемых действий с наличными. И только в том случае, если это согласование имеет место, можно утверждать, что двигательный анализатор полностью адаптирован к новым условиям «внешней среды». Реальная афферентная импульсация на данном этапе не включается в афферентный синтез, так как она полностью и систематически затормаживается комплексом внушенных воздействий где-то на уровне акцептора результатов действия и не отражается в сознании испытуемого (рис. 66). Это убедительно подтверждается данными, подученными во многих длительных экспериментах с внушением непрерывной гиповесомости.

Как видно на схеме (рис. 66), психическая модель гиповесомости предусматривает, кроме внушенных воздействий (черные стрелки), и проявления остаточной реальной импульсации и мотивации (белые стрелки). Безусловно, реальная импульсация в этом случае затормаживается, и на сознательном уровне она не включается в процесс афферентного синтеза. Эффективность модели определяется некоторым средним значением внушенных и действующих реально раздражителей (серые стрелки). Схема отражает и еще одну существенную особенность модели, которая состоит в том, что реальная импульсация подвергается систематическому затормаживанию, тогда как импульсация, сигнализирующая о внушенных воздействиях, постоянно находится под стимулирующим влиянием активированных энграмм «гиповесомости» и соответствующей мотивации. В результате происходит соответствующая автостабилизация системы, которая с течением времени приводит к постепенному «дооформлению» модели. И действительно, в длительных экспериментах испытуемые отмечали, что состояние «гиповесомости» с каждым днем становилось все более выраженным, «законченным», органичным и стабилизировалось примерно к третьим — пятым суткам. К этому времени происходила и стабилизация вегетативных показателей, что свидетельствовало о развитии адаптационных процессов.

В период установившейся адаптации к ощущениям пониженной весомости тела простые двигательные навыки могут восстановиться полностью, а навыки, включающие элементарные двигательные реакции, как правило, осуществляются даже в более высоком темпе, чем в фоновых исследованиях. Сложные же виды сенсомоторных движений, включающие элементы экстраполяции (антиципации, по Н. А. Бернштейну), восстанавливаются только к десятым суткам.

Адаптация к внушенной гиповесомости тела затрагивает не только функции двигательного анализатора, но и все висцеро-вегетативные системы организма, которые, как показали результаты опытов, также претерпевают глубокие функциональные перестройки, вызванные в основном целенаправленно «программируемыми» (внушенными), а не реальными физическими условиями.

Следует сказать, что в данном случае процесс адаптации протекает по естественным закономерностям, проявляющимся и в реальных условиях, а именно на основе «управляющей функции» долговременной памяти (Н. П. Бехтерева, 1975). Несомненно, что процесс адаптации к реальной невесомости в длительных космических полетах основан на временно продолжающейся активизации энграмм долговременной памяти с запечатленным опытом функционирования организма в условиях нормальной весомости (1 g).

В этом случав двигательные и висцеро-вегетатавные функции организма формируются как под влиянием новых условий существования (невесомости), так и под влиянием еще активных энграмм с опытом функционирования в условиях земного тяготения. Результат взаимодействия этих функций представляет собой нечто среднее из двух составляющих. И лишь по мере того, как активность указанных энграмм падает, наступает адаптация к условиям невесомости. С данной точки зрения управление процессами адаптации в широком понимании этого слова должно быть связано с управлением активностью соответствующих энграмм долговременной памяти. Возможность реальной постановки вопроса в таком плане допускается экспериментальными достижениями современной нейрофизиологии. «В ассоциативных ядрах зрительного бугра, — пишет Н. П. Бехтерева, — выделен биоэлектрический феномен (появление пачек импульсов определенной формы), который по условиям возникновения может рассматриваться как биоэлектрическое выражение активации энграммы долгосрочной памяти. В исследованиях человека обнаружен структурно-функциональный аппарат модуляции и оптимизации краткосрочной памяти и показана возможность срочного формирования матриц долгосрочной памяти» [39, с. 34].

Таким образом, процессы оперативной адаптации к условиям невесомости должны основываться на устранении рассогласования между степенью активности энграмм привычных состояний и интенсивностью афферентации, продуцируемой новыми условиями среды. В этом случае можно предусматривать торможение наличной афферентации и стабильное активирование «энграмм весомости» на заданный период времени или же, наоборот, срочную деактивацию энграмм, так как их активность препятствует быстрому развитию состояния адаптированности. Надо полагать, что метод вмешательства в адаптационный процесс будет определяться конкретными задачами и сроками пребывания в условиях невесомости.

Как уже отмечалось, после «снятия» гиповесомости, т. е. после повторного погружения испытуемого в гипноз н «возвращения» ему собственного веса тела, развивается ярко выраженное состояние реадаптации. Механизм его состоит в том, что не воспринимавшаяся ранее заторможенная часть афферентной импульсации, вновь резко включившись в систему афферентного синтеза (отразившись в сознании), оказывается для организма избыточной во всех отношениях. Другими словами, организм в это время испытывает нечто вроде «гравитационного удара», отражающегося на всех его функциях. Как следует из данных, полученных в космических полетах, реадаптационные дисфункции организма оказывались выражены тем больше, чем длительнее было пребывание в условиях невесомости. В наших экспериментах отношение длительности периодов невесомости и реадаптации можно характеризовать примерно как 3:1. После трехсуточных экспериментов период реадаптации продолжался в течение суток, после пятисуточных — двое, после десятисуточных и тридцатисуточных — соответственно четыре и двенадцать суток. При этом наблюдались те же явления (несколько меньшей интенсивности), которые свойственны для периода реадаптации, наступающего после пребывания в условиях реальной невесомости в космических полетах.

Материалы наших экспериментов показывают возможность регуляции также и реадаптационных процессов. Эта регуляция должна быть направлена на управление избыточным притоком афферентной импульсации после длительного действия невесомости. Идеальным способом «дозирования» афферентации, поступающей с гравитационного анализатора, мог бы быть медикаментозный, если бы удалось создать препарат со строго заданными свойствами-и направленностью действия, способный затормаживать лишь импульсацию, поступающую от гравиторецепторов. В этом случае можно было бы целенаправленно регулировать — соответствующий сенсорный приток, ограничивая его в большей степени в первый период реадаптации, постепенно повышая интенсивность, а затем и восстанавливая его полностью к концу реадаптации. Пока же подобного фармакологического препарата не существует, имеется лишь одно средство, обладающее такими возможностями, — гипнорегуляция сенсорного притока, позволяющая создавать «щадящий афферентный режим» в период реадаптации. Метод квантифицированной гипнорепродукции, описанный в главе II, показывает принципиальную возможность его использования в этих целях. Необходимы, однако, предварительные исследований, прежде чем можно будет говорить о его непосредственной практической значимости.

Приведенная ранее схема формирования в гипнозе субъективной модели гиповесомости хорошо объясняет и те условия, при которых действенность модели будет неэффективной или же ее эффект окажется максимальным.

Как следует из схемы, малоэффективной эта модель будет в тех случаях, когда моделирование проводится в недостаточно глубоких стадиях гипноза. При этом постгипнотическая реализация внушения со временем ослабевает под натиском постепенно «просачивающейся» в сферу афферентного синтеза реальной импульсации, и тогда тело человека «тяжелеет», как это и наблюдалось у одного из испытуемых в пятисуточном эксперименте. Активированные в гипнозе энграммы гиповесомости снижали свою действенность, как правило, во время ночного сна, когда естественное разлитое торможение, очевидно, снижало и степень активности сформированного в гипнозе постоянного очага возбуждения, генерирующего субъективное ощущение невесомости тела и формирующего соответственный комплекс вегетосоматических проявлений. Повторными внушениями в гипнозе удавалось купировать «увеличение веса тела» и добиваться исходного состояния «гиповесомости» («вес тела около 5 кг»).

В тех же случаях, когда моделирование осуществляется в глубоких стадиях гипноза (III3 стадия, по К. И. Платонову), эффект постгипнотической реализации бывает очень стойким и не ослабевает со временем, а, наоборот, постепенно закрепляется. Нередко для того, чтобы его устранить, приходилось «возвращать» собственный вес повторными внушениями в гипнозе.

Физиологическая активность данной модели должна быть низкой и при интенсивной общей двигательной активности исиытуеемого в эксперименте. В этом случае сильно проявляется действие повышенного тонуса разгибателей, характерного для движений в состоянии внушенной гиновесомости.

Максимальной эффективности модели, согласно предлагаемой схеме, следует ожидать, во-первых, в условиях, когда реальная афферентная импульсация сводится к минимуму, т. е. при строгой гипокинезии испытуемого. Сочетание внушения и гипокинезии должно привести к максимальному проявлению вегето-висцерального и биохимического эффекта действенности модели.

Эффективность модели может значительно повышаться, во-вторых, при создании сильных и прочно запечатленных энграмм гиповесомости или невесомости. Для этого необходим реальный облет испытателей в самолете-лаборатории по параболе Кеплера. Именно такому воздействию подвергались наши испытуемые, у которых затем формировалась психическая модель невесомости на постгипнотический период, равный тридцати суткам. В этом случае посредством целенаправленного внушения активизируются уже не случайно приобретенные энграммы невесомости тела, а специально сформированные сильные следовые реакции на соответствующие условия.

Изложенные теоретические принципы формирования психической модели гиповесомости, с учетом опыта экспериментального моделирования в многосуточных экспериментах, позволяют использовать эту модель для детального исследования процессов адаптации и реадаптации организма к различным воздействием гравитации. Уже сейчас можно уверенно утверждать, что постгипнотическая реализация внушенной гиповесомости тела может сохраняться в экспериментальных условиях не только тридцать суток, но и несколько месяцев беспрерывно, не принося для здоровья испытуемых большего ущерба, чем реальное воздействие гиповесомости, и, в частности, не сказываясь отрицательно на состоянии их психической сферы.

Многое, о чем говорилось применительно к принципам формирования психических моделей гиповесомости и невесомости, относится и к особенностям моделирования с помощью гипноза других психических состояний, в том числе и эмоционального стресса, вызываемого различного рода мотивациями. Однако есть и существенное различие в особенностях функционирования этих двух групп моделей.

Психическая модель гиповесомости и невесомости постоянно испытывает воздействие реальной афферентации, вызываемой гравитационным фактором (гравитоафферентации), и потому должна включать в себя механизмы систематического затормаживания этой афферентации. Физиологическая эффективность такой модели представляет собой нечто среднее между внушаемым состоянием и реальным воздействием сил гравитации на организм. Снижая уровень действия этих сил (ограничивая объем локомоторных реакций), мы тем самым повышаем действенность модели.

Модели же психических состояний лишены этой физиологической противоречивости, и, следовательно, их действие оказывается более однозначным и непосредственным (рис. 67). Формирование в гипнозе заданных психических состояний, обусловленных психогенными факторами, включает лишь два момента.

Рис. 67. Принципиальная схема формирования в гипнозе заданных психических состояний

Первый момент — это торможение реальной афферентации, активных энграмм (участвующих в формировании наличного бодрствующего состояния) и деактуализация реальной мотивации, т. е. затормаживание мотивов, обусловливающих особенности поведения Б данный период бодрствования.

Второй момент, определяющий своеобразие формируемого в гипнозе состояния, предусматривает прямо противоположные цели. На фоне торможения всех ранее перечисленных компонетов психики путем целенаправленного внушения формируется соответствующий комплекс афферентной импульсации, активируются энграммы соответствующих состояний и внушается заданная мотивация. Все эти компоненты составят основу афферентного синтеза и, следовательно, явятся системообразующими факторами, которые будут формировать такую целостную реакцию организма, как специфическое состояние.

Как видно, эта схема (рис. 67) лишена третьего компонента, содержащегося в предыдущей модели, — реального физического воздействия (в данном случае — гравитоимпульсации), которое должно постоянно нейтрализоваться целенаправленным первоначальным внушением.

Как уже отмечалось, очень важно, чтобы формула внушения обеспечивала соответствующую формируемому состоянию активность двигательного анализатора. Только в этом случае может сохраняться адекватность модели. Выраженность психофизиологических реакций повышается в том случае, если пусковая или же обстановочная афферентация основывается не только на второсигнальных воздействиях (словесных внушениях), но подкрепляется и первосигнальными (физическими) раздражителями, входящими в комплекс афферентации, призванной объективировать словесное внушение или же изменить в нужном направлении мотивацию.

Мы считаем, что принципы функционирования рассмотренной схемы формирования заданных состояний являются общими для всех перечисленных ранее видов воздействий в гипнозе, начиная от гипнорелродукции реакций и состояний вплоть до активизации творческих процессов посредством внушения образа талантливой личности. Во всех этих случаях изменяется лишь место приложения первичного доминирующего процесса, обусловленного внушением: он может ограничиваться уровнем анализаторов или же оживлять соответствующие энграммы долговременной памяти в сочетании с необходимыми (сложившимися естественно или под влиянием внушения) психическими установками и мотивацией.

Глава 8 ГИПНОЗ КАК МЕТОД ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНОЙ ПСИХОФИЗИОЛОГИИ

Изложенные в предыдущих главах материалы с достаточной полнотой показывают, что гипноз является весьма эффективным инструментом в психофизиологических исследованиях. Это хорошо понимали еще в прошлом столетии наши отечественные исследователи В. Я. Данилевский (1852–1939), А. А. Токарский (1859–1901) и в особенности В. М. Бехтерев (1857–1927), который начиная с 80-х годов и до последних дней своей жизни настойчиво пропагандировал необходимость использования гипноза как в лечебных, так и в исследовательских целях.

В. М. Бехтерев (1898, 1902, 1905, 1911) положил начало систематическому изучению психофизиологических механизмов гипноза, а также использовал его как метод моделирования состояний человека для исследования различных психофизиологических реакций. В. М. Бехтерев отмечал, что наступление гипнотического состояния возможно не только в результате психических воздействий, но и вследствие влияния чисто физических агентов, в частности монотонных однообразных внешних раздражений. По его данным, однообразные физические раздражения в соединении со словесным внушением являются наиболее эффективным гипногенным средством. В отличие от Шарко В. М. Бехтерев на основании многочисленных клинических и экспериментальных наблюдений еще в 90-е годы прошлого столетия категорически отрицал патологический характер гипнотического состояния. Он утверждал, что гипноз легче вызывается у здоровых людей, чем у больных. Поэтому, согласно взглядам В. М. Бехтерева, гипноз может быть широко использован не только в терапевтических целях, но и для изучения нервно-психической деятельности человека.

Учение И. П. Павлова о гипнозе и внушении вскрыло материалистическую сущность гипнотических явлений, связав их с процессами условного внутреннего торможения в центральной нервной системе. Многочисленные опыты и наблюдения И. П. Павлова и его сотрудников убедительно свидетельствовали о тождестве процессов внутреннего торможения, сна и гипноза: «…внутреннее торможение и сон — одно и то же, один и тот же процесс»; «…сон есть торможение, распространившееся на большие районы полушария и даже ниже, на средний мозг…»; «В случае же охвата торможением только части коры больших полушарий вы будете иметь частичный сон — состояние, обычно, именуемое гипнозом» [223, т. III, 2, с. 158]. Далее И. П. Павлов отмечает, что «…гипноз — это есть, конечно, тот же сон. По сущности своей он от сна не отличается, а отличается только по частным особенностям, тем, например, что это есть очень медленно наступающий сон, то есть сон, который ограничивается сперва очень маленьким, узким районом, а потом, все расширяясь и расширяясь, доходит до того, наконец, что с больших полушарий доходит до подкорки, оставляя нетронутыми лишь центры дыхания, сердцебиения и т. д., хотя и их в известной мере ослабляет» [223, т. III, 2, с. 413].

Исходя из строго материалистических воззрений И. П. Павлова на сущность и психофизиологические механизмы гипноза, К. И. Платонов (1877–1969) и его ученики провели большую работу по изучению механизмов гипноза и внушения. В частности, была показана возможность посредством слова, т. е. второй сигнальной системы, изменять деятельность органов и различных систем организма. Используя гипноз как метод психофизиологического исследования, К. И. Платонов имел возможность детально изучить физиологические и биохимические реакции организма человека на многие внушенные воздействия и состояния. Эти исследования были обобщены им в монографии «Слово как физиологический и лечебный фактор», выдержавшей три издания (1930, 1957, 1962) и переведенной на многие иностранные языки.

Исходя из учения И. П… Павлова о гипнозе как своеобразной форме сна, И. Б. Вольперт (1966) показал возможность создания в гипнозе экспериментальных моделей сновидений и изучения на их основе нервных механизмов этого сложного психического явления. Однако, несмотря на вековой опыт использования гипноза как экспериментального метода, он, к сожалению, и в настоящее время продолжает недооцениваться в данной роли многими представителями психофизиологии, психологии, педагогики и других смежных областей науки о человеке. Одной из немаловажных причин этого является, в частности, то обстоятельство, что результаты современных исследований нейрофизиологии мозга, психической деятельности человека в целом еще не находят своего отражения в теории гипноза. Поэтому большая живучесть негативных установок по отношению к гипнозу, вызванных более чем вековой давности высказываниями Шарко, продолжает порождать негативизм и сдержанность у определенной части исследователей.

Наш опыт использования гипноза в качестве экспериментального метода дозволяет не только оценить его возможности в этом отношении, но и затронуть некоторые теоретические вопросы, касающиеся психофизиологической сущности гипноза как чрезвычайно сложного и интереснейшего психического явления с учетом новейших исследований в области нейрофизиологии и физиологии высшей нервной деятельности.

1. К вопросу о психофизиологических механизмах гипноза

В предыдущих разделах книги так или иначе затрагивались теоретические вопросы, связанные с психофизиологическими механизмами гипноза, С достаточной полнотой была освещена и сущность гипноза, вытекающая из учения И. П. Павлова о высшей нервной деятельности человека. С этой точки зрения гипноз следует рассматривать как искусственно вызванное сонное торможение. Других теорий, которые бы более или менее успешно могли быть противопоставлены теории Павлова, на сегодняшний день нет. Наоборот, все появившиеся к настоящему времени работы в области нейрофизиологии, нейрохимии, психологии лишь уточняют и конкретизируют функциональные свойства тех мозговых структур, которые ответственны за тонкую регуляцию взаимоотношений процессов возбуждения и торможения и в конечном счете непосредственно представляют собой механизмы гипноза как искусственно вызванного сонного торможения. Далее мы подробно остановимся на них. Здесь же необходимо сделать следующую оговорку. Рассматривая психофизиологические механизмы гипноза, следует различать две стороны вопроса: во-первых, механизм развития гипнотического торможения как такового; во-вторых, механизм реализации словесных внушений в гипнозе, т. е. условия, предпосылки и механизмы, обеспечивающие действенность этих внушений.

Приступая к освещению первой из указанных сторон теории гипноза, следует подчеркнуть, что психофизиологические механизмы, на которых основаны явления гипноза, включают те естественно сложившиеся функциональные системы, которые действуют в процессе повседневной нормальной жизнедеятельности организма. Это значит, что психические явления, составляющие сущность гипноза, основываются не на каких-то чрезвычайных, специфических и необычных для организма воздействиях и условиях, а на естественных, привычных для него и потому совершенно безвредных для здоровья. Механизмы гипноза очень хорошо прослеживаются и в филогенетическом плане. И, пожалуй, именно здесь лучше всего просматривается их приспособительная роль, их физиологическая целесообразность.

Рассмотрим те основные условия и психофизиологические механизмы, участие которых необходимо для формирования гипнотического состояния.

1) Деактивирующее действие монотонных раздражителей. Монотонность воздействий филогенетически связана с однообразием обстановки и, как известно, даже у животных приводит к угашению реакции настораживания, ориентировочных рефлексов. Физиологически действие монотонных раздражителей, вызывая утомление соответствующих сенсорных центральных зон, приводит к развитию в них процессов торможения, которое затем иррадиирует на остальные участки коры. Приемы гипнотизирования, как известно, широко используют эту закономерность: фиксация взора, монотонность речи гипнотизирующего, пассы, ритмичные тепловые воздействия и другие слабые повторяющиеся раздражения приводят к снижению уровня бодрствования, а затем и к развитию разлитого торможения.

2) Реализация чрезвычайно действенного соматопсихического влияния — релаксации (расслабления) мышц. Филогенетически мышечное расслабление призвано готовить нервную систему к отдыху, к переходному состоянию от бодрствования ко сну, от состояния активности к пассивному покою. Гипнология всегда использовала этот принцип.

Детальное исследование влияния психических состояний на тонус скелетных мышц и наоборот было осуществлено Е. Джейкобсоном (Е. Jacobson, 1930, 1964). Изучая методы объективной регистрации эмоциональных состояний, а также электрофизиологические проявления мышечного напряжения, он обнаружил тесную взаимосвязь между эмоциями и мышечным тонусом. При этом для некоторых: эмоций характерны повышение мышечного тонуса с определенной локализацией и сопутствующая вегетативно-сосудистая реакция. Так, например, депрессивные состояния закономерно сопровождаются напряжением дыхательной мускулатуры, а при эмоции страха повышается тонус мышц, связанных с фонацией и артикуляцией, а также затылочных мышц, Джейкобсон пришел к выводу, что психические процессы могут быть объективно измерены и выражены посредством степени мышечного напряжения. В дальнейшем он установил, что неврозы и другие заболевания сопровождаются повышением тонуса скелетных мышц, а это усугубляет состояние больных, приводит к быстрой утомляемости, слабости. В этих случаях, считал он, релаксацию мышц можно использовать как лечебный метод.

В последующих многочисленных исследованиях эта соматопсихическая закономерность была подтверждена и стала одним из важнейших составных элементов аутогенных тренировок (J. Н. Schultz. 1960; Н. Kleinsorge, G. Klumbies, 1962; А. М. Свядощ, А. С. Ромен, 1966; А. Г. Панов с соавт. 1973; и др.) — Нами было отмечено, что лица, плохо входящие в гипнотическое состояние или же совершенно негипнабельные, не могут полностью расслаблять мышцы. Возможно, что их плохая гипнабельность обусловлена именно этой причиной.

3) Восприятие звуковых сигналов во сне — физиологически сложившаяся «сторожевая» роль бодрствующих пунктов коры головного мозга во время сна. Безусловно, формирование раппорта в гипнозе основывается именно на этих естественно сложившихся механизмах высшей нервной деятельности. Раппорт отличается от «сторожевого пункта» в естественном сне лишь условиями его образования, особенностями психологической установки и мотивации гипнотизируемого.

Согласно учению И. П. Павлова, сонное торможение может быть и неполным, частичным как по степени распространения в коре головного мозга, так и по глубине, по уровню проникновения на нижележащие отделы головного мозга. Так, например, у собак в лабораторных условиях, приводящих к развитию у них гипнотического торможения, различная его экстенсивность может проявляться в форме расхождения между секреторными и моторными компонентами условнорефлекторных реакций. При этом вид и запах пищи вызывают обильное отделение слюны, но собака остается стоящей неподвижно и пищи не берет. В данном случае частичный сон выражается в заторможенности двигательной функции при сохранности секреторной.

Частичное распространение торможения и механизм образования «сторожевых пунктов» в естественном сне хорошо объясняются результатами работ Б. Н. Бирмана (1925). У собаки был образован пищевой условный рефлекс на строго определенный звук органной трубы в 256 гц. Звуки иной частоты были строго отдифференцированы в процессе становления условного рефлекса. Под влиянием длительного дифференцировочного торможения собака глубоко засыпала, не реагируя на все другие органные звуки. Но при звуке трубы с частотой 256 гц она просыпалась и брала пищу. Таким образом, сформировался бодрствующий участок коры мозга, названный И. П. Павловым «сторожевым пунктом».

Положительно индуцируясь под влиянием тормозного состояния окружающих участков коры мозга («под влиянием натиска торможения», по выражению И. П. Павлова), такой «сторожевой пункт» находится в состоянии повышенной возбудимости, что обеспечивает поддержание через него связи с внешним миром. Подобным же образом спящее животное способно реагировать на те звуки, которые в его онтогенезе сигнализируют о приближении возможной опасности. Так, например, В. Н. Сперанский (1924) описывает наблюдения за поведением отдыхающего стада. Сон стада охраняется бодрствующим животным, чутко реагирующим на все сигналы возможной опасности. При этом, если такое животное издает особый звук, стадо тотчас же пробуждается и обращается в бегство. Все же другие звуки и шорохи, даже весьма громкие, спящего стада не тревожат. Известны многочисленные примеры аналогичных явлений и в жизни человека. Глубоко утомленная спящая мать немедленно просыпается от малейшего звука, издаваемого ребенком, но не реагирует на все остальные. Городской житель ежедневно просыпается от сравнительно слабого звука будильника, но, как правило, игнорирует достаточно интенсивную звуковую «нагрузку», создаваемую автомобильным движением, и т. п. Именно в связи с подобными явлениями И. П. Павлов отмечал, что «парциальный сон постоянно участвует в бодром состоянии животного и именно в тончайших соотношениях его с внешним миром» [223, т. III, 1, с. 357].

Методика гипнотизирования полностью использует эту особенность высшей нервной деятельности человека. Управление частичным сном (торможением) и возможность при определенных условиях словесных коммуникационных взаимоотношений со спящим человеком основаны на нормальных психофизиологических функциях естественного сна.

4) Филогенетически закрепившаяся охранительная роль внушаемости. В этой роли внушаемость выступает в тех случаях, когда нервная система человека оказывается ослабленной какими-либо чрезвычайными воздействиями: болезнью, глубоким горем, страхом перед угрозой опасности, трудностью выбора в сложной ситуации, сильным физическим утомлением и т. п. Эта состояния, снижая тонус коры головного мозга, очень часто приводят к развитию парадоксальной фазы («фазы внушения», по И. П. Павлову), в которой «сильные раздражения реального мира уступают место слабым раздражениям, идущим от слов гипнотизера» (1951, с. 282). Характерно, что при этом в большинстве случаев «гипнотизером» оказывается другой человек, к которому обращаются за сочувствием, советом, помощью и который, безусловно, не подозревает о той роли, которую он играет в данный момент. Так или иначе, но во всех перечисленных состояниях внушающее действие слов бывает очень высоким. И поэтому человек, охваченный горем, всегда шел к другому человеку, и тот считал своим долгом помочь ему словом утешения, сочувствием и советом.

Поскольку в данном случае мы затронули роль слова, речи вообще в формировании психических состояний человека, следует коротко напомнить о психофизиологической сущности речи как специфического раздражителя для людей.

Вполне законченное представление о психофизиологических механизмах воздействия путем словесного внушения на протекающие в организме процессы было получено лишь в результате работ И. П. Павлова о высшей нервной деятельности. Именно на основании этих работ удалось найти объяснение тому, каким образом слово одного человека может оказывать влияние на процессы высшей нервной деятельности другого человека, каков механизм внушения, самовнушения, внушаемости и какова их роль в жизни человека, в патогенезе и терапии некоторых заболеваний.

И. П. Павлов показал, что вторая сигнальная система действительности (слово, речь во всех ее формах), присущая только человеку, отражает его социальную и трудовую сущность и является многообъемлющим условным, раздражителем, основой сложной системы «межлюдской сигнализации». Условные реакции второй сигнальной системы образуются на материальной основе первой сигнальной системы. При этом вторая сигнальная система, в свою очередь, воздействует на первую сигнальную систему и на подкорку, «во-первых, своим торможением, которое у нее так развито и которое отсутствует или почти отсутствует в подкорке (и которое меньше развито, надо думать, в первой сигнальной системе); во-вторых, она действует и своей положительной деятельностью — законом индукции» [224, т. III, с. 10].

При этом деятельность второй сигнальной системы подчиняется тем же физиологическим законам, что и деятельность первой. Это положение И. П. Павлова является отправным для выяснения механизма воздействия словом на вторую сигнальную систему, а через нее — на первую и на подкорку. И поскольку высшая нервная деятельность человека социально детерминирована, в совместной работе двух его сигнальных систем отражаются и воздействия социальной среды. В силу этого исторически сформировавшаяся речевая система может вызывать в организме человека самые разнообразные реакции, которые могут быть объективно зарегистрированы, Классическим систематизированным исследованием по данному вопросу является монография К. И. Платонова «Слово как физиологический и лечебный фактор», в которой заложены методические основы всестороннего изучения этой чрезвычайно сложной проблемы. Думается, что настало время продолжить и углубить с учетом новейших данных нейрофизиологии и смежных областей других наук весьма актуальные вопросы психофизиологической роли слова в жизни современного человека и общества в целом. Нет сомнения в том, что эта проблема в ближайшем будущем найдет своих исследователей.

Другим условием, при котором внушение выступает в роли организующего и охранительного фактора, является дефицит опыта поведения в сложной или незнакомой обстановке. В данном случае поведение становится подражательным и как следствие — повышается степень внушаемости: человек вынужден воспринимать рекомендации другого без критической оценки, полностью полагаясь на его опыт. При этом волевые качества первого могут быть достаточно высокими, но они не включаются в систему отношений с «лидером», а направляются на реализацию действий, детерминированных инструкцией «лидера».

Мы считаем, что в подавляющем большинстве случаев гипнотизирование основывается на использовании именно этих психофизиологических механизмов. Признание лидерства гипнолога в вопросах гипнологии при положительном отношении к процессу гипнотизирования (это признание может быть связано с различной мотивацией) приводит к временному, ситуационно обусловленному снижению сознательных волевых процессов гипнотизируемого. Точнее сказать, волевые процессы не привлекаются для участия в этой «игре». Слово «временное» подчеркнуто не случайно. Мы нередко погружали в глубокий гипноз испытуемых с очень высокими волевыми качествами: парашютистов-спортсменов, испытателей перспективной техники, летчиков и др. Для этого нужно было лишь выработать у них откровенно положительное отношение к процессу гипнотизирования, полное понимание важности и необходимости этой процедуры для выполнения конкретной задачи. Разумеется, никаких отрицательных влияний на их профессиональную деятельность или на волевые качества в дальнейшем не отмечалось. Наоборот, проводившаяся в гипнозе коррекция состояния и самочувствия на последующий постгипнотический период улучшала их работоспособность, тонизировала физически, повышала уровень выносливости. Мы несколько пространно останавливаемся на этих вопросах лишь потому, что еще и сегодня, и не только из уст малообразованных людей, но даже из работ отдельных ученых, можно «узнать», что человек, «поддающийся» гипнозу, является «слабовольным» субъектом.

Обобщая сказанное, следует подчеркнуть, что пусковым психофизиологическим механизмом гипноза чаще всего служит филогенетически обусловленный рефлекс «следования за лидером». Актуализация этого рефлекса вызывает непроизвольное снижение как сознательного контроля наличной ситуации, так и психической напряженности в целом.

Условиями, благоприятствующими развитию гипноза, являются деактивирующее действие монотонных раздражителей (или общее снижение сенсорного притока) и мышечная релаксация, резко снижающая тонус центральной нервной системы. В некоторых случаях эти условия играют роль основных гипногенных факторов, однако при этом может нарушаться образование прочного раппорта с гипнотизируемым и как следствие — оказаться недостаточно четкой реализация внушений.

Наконец, возможность оперативного управления состоянием человека во всех стадиях гипноза основывается на свойстве центральной нервной системы создавать и широко использовать в различных состояниях и ситуациях «сторожевые пункты», способные воспринимать лишь определенный вид информации. Избирательность восприятия, безусловно, определяется психической установкой, формирующейся в той или иной ситуации.

Таким образом, мы рассмотрели основные механизмы, участвующие в формировании гипнотического состояния как частичного торможения коры головного мозга.

На этом этапе вступают в действие и другие психофизиологические механизмы, действие которых обусловлено общей спецификой тормозных состояний центральной нервной системы человека, в том числе и естественного сна.

В условиях сниженного сенсорного притока и снижения при этом тонуса коры головного мозга чрезвычайно ярко проявляются репродуктивные особенности центрально-нервной системы. И. М. Сеченов писал: «Мечтать образами, как известно, всего лучше в темноте и совершенной тишине». В шумной, ярко освещенной комнате мечтать образами может разве только помешанный человек, страдающий зрительными галлюцинациями, болезнью нервных аппаратов» [270, с. 94].

В обычной обстановке яркость воспоминаемых образов и представлений подавляется многочисленными реальными раздражителями. В условиях же сниженной афферентации поток ассоциативных представлений вызывает яркие образы, определенным образом компенсирующие ограниченность сенсорного притока. О. Н. Кузнецов и В. И. Лебедев (1972) описывают многочисленные примеры повышения уровня активности репродуктивных процессов у испытуемых во время сурдокамерных испытаний и расценивают эти явления как эйдетические представления. При этом вспоминаемые образы проецируются в зрительном поле и как бы подменяют собою реальный объект. Характерно, что чаще всего максимум активности репродуктивных процессов проявлялся в переходные (гипноидные, по И. П. Павлову) фазы общего сонного торможения.

Следовательно, гипноз как частичное торможение коры головного мозга является таким состоянием, в котором действенность и яркость активированных посредством целенаправленного внушения энграмм (образов, представлений) бывает сильнее реальных воздействий, как это и показано в многочисленных исследованиях К. И. Платонова (1962). Именно ограничение сенсорного притока и частичное торможение коры головного мозга представляют собой сочетание условий, при которых репродуктивные свойства и возможности центральной нервной системы раскрываются в максимальной степени. Об этом подробно говорилось в I главе настоящей работы.

Следующей специфической особенностью сонного торможения (полного — естественного сна или частичного — гипноза) является его адаптационная функция, которая состоит в том, что во сне, когда активность многих систем организма резко снижена, мозг получает возможность «подстраивать» деятельность своих структур в соответствии с информацией, полученной в состоянии предшествующего бодрствования (Л. П. Латаш, 1974). Эта «подстройка» способствует использованию приобретенного опыта путем реализации новых психологических установок и мотивации, которые формируются в результате переработки ранее воспринятой информации с учетом потребностей последующего периода бодрствования. Есть основания полагать, что тормозные фазы, предшествующие полному сну (гипноидные фазы), призваны фиксировать соответствующие символы целей, задач, мотивов и пр. в соответствующих сигнальных системах и играют роль задающих механизмов, используемых организмом для адаптационной «подстройки» функциональных структур центральной нервной системы. Гипнология, исходя из чисто эмпирического опыта, на протяжении веков использует эту психофизиологическую закономерность для реализации различных целенаправленных воздействий на психическое и физическое состояние погруженного в гипноз человека.

Механизм этого филогенетически обусловленного явления четко характеризует И. П. Павлов: «Среди гипнотических явлений у человека привлекает к себе — и законно — особенное внимание так называемое внушение. Как понимать его физиологически? … внушение есть наиболее упрощенный типичнейший условный рефлекс человека. Слово того, кто начинает гипнотизировать данного субъекта, при известной степени развивающегося в коре полушарий торможения, концентрируя по общему закону раздражение в определенном узком районе, вызывает вместе с тем, естественно, глубокое внешнее торможение во всей остальной массе полушарий и тем самым исключает какое-либо конкурирующее воздействие всех других наличных и старых следов раздражений. Отсюда большая, почти неодолимая сила внушения как раздражителя во время гипноза и даже после него… Многообъемлемость слова делает понятным то, что внушением можно вызывать в гипнотизируемом человеке так много разнообразных действий, направленных как на внешний, так и на внутренний мир человека» [223, т. IV, с. 428–429].

Таким образом, мы проанализировали основные психофизиологические механизмы, обусловливающие развитие гипнотических состояний и формирование тех, на первый взгляд, необычных феноменов, которые могут проявляться в этом состоянии. Мы хотели также показать, что все «необычные» явления, присущие гипнозу, являются следствием особым образом сочетанного функционирования «обычных» психофизиологических механизмов.

В заключение следует хотя бы в общих чертах рассмотреть роль конкретных морфологических образований центральной нервной системы в реализации гипнотического состояния.

Как известно, ни одна сложная форма человеческой деятельности не может быть обеспечена без участия коры головного мозга. Исследования последних десятилетий показали, каким образом низшие уровни головного мозга непосредственно участвуют в обеспечении тонических влияний на его кору, в регуляции ее сложных и разнообразных функций. Роль нижних отделов ствола мозга в деятельности центральной нервной системы была показана в классических работах Мэгуна и Моруцци (G. Moruzzi, Н. W. Маgoun, 1949) и др., посвященных восходящей активирующей ретикулярной формации. Вместе с тем работами Мак-Кэллока (Me Culloch, 1944) и др. установлено, что эти аппараты стволового мозга, в свою очередь, испытывают многообразное регулирующее действие со стороны коры. Было показано, что импульсы, поступающие от коры к нижележащим образованиям, приводят структуры, обеспечивающие регуляцию ее тонуса, в соответствие с информацией, получаемой субъектом, и теми задачами, которые он ставит перед собой. Это положение чрезвычайно важно для понимания механизмов реализации гипнотических состояний. Дело в том, что гипнотическое состояние может формироваться только в том случае, если механизмы регуляции уровня бодрствования функционируют достаточно устойчиво. То или иное отклонение в корковой регуляции систем, определяющих уровень бодрствования (ретикулярной формации), как показывает клиническая практика, делает человека негипнабельным или же приводит к развитию необычных форм гипноза.

Значительная роль в активировании центральной нервной системы принадлежит специфическим образованиям мозговой коры. Это достаточно убедительно показано в экспериментах с сенсорной депривацией. Человек, находящийся в условиях резкого ограничения притока сенсорной афферентации, тяжело переносит это состояние, начинает галлюцинировать, испытывает состояние тревоги, беспокойства. В то же время умеренное снижение активности специфических систем мозга (сенсорных, двигательных) приводит к развитию дремотных состояний. Следовательно, дефицит афферентации и релаксация мышц, используемые в комплексе гипногенных воздействий, снижают общий уровень бодрствования гипнотизируемого посредством целенаправленного влияния на специфические системы мозга. Известно, что ретикулярная формация получает коллатерали из различных специфических афферентных путей, которые служат афферентным источником возбуждения и для неспецифической системы активации центральной нервной системы. Одна из важных функций ретикулярной формации связана с конвергенцией афферентного притока и состоит в формировании ориентировочных реакций на «новизну». Исходя из этого, можно утверждать, что гипногенные воздействия оказывают влияние как на специфические системы активации коры головного мозга, снижая ее общий тонус, так и на неспецифические, подавляя механизмы ориентировочного рефлекса (рис. 68).

Рис. 68. Принципиальная схема взаимодействия основных психофизиологических механизмов в формировании гипнотического состояния у человека

Другим мощным источником активирующих и тормозящих влияний на ретикулярную формацию служит кора головного мозга, в частности ее лобные отделы (J. D. French et al., 1955; К. Н. Pribram, 1971 и др.). Нисходящие волокна, идущие преимущественно от префронтальной (орбитальной и медиальной) коры, адресуются к ядрам зрительного бугра и нижележащим стволовым образованиям и являются тем аппаратом, посредством которого высшие отделы мозговой коры, непосредственно участвующие в формировании программы поведения, управляют работой нижележащих аппаратов ретикулярной формации, таламуса и ствола (А. Р. Лурия, 1973). Программы поведения, формирующиеся в процессе сознательной жизни человека, являются специальными по своей сущности и реализуются при ближайшем участии сначала внешней, а затем и внутренней речи. Таким образом, мы подошли вплотную к непосредственным механизмам детерминирующего влияния слова, речи на состояние человека. С этой точки зрения внушение, имеющее целью формирование гипнотического состояния, направлено на реализацию одной из конкретных программ «психофизиологического поведения». Как уже отмечалось, основным условием четкой реализации этой программы является действие рефлекса «следования за лидером», который приводит к ситуационному снижению активных контролирующих функций сознания, т. е. временно деактуализирует другие программы поведения.

2. Пути развития гипноза и его прикладные направления

Гипнология — один из разделов физиологии высшей нервной деятельности человека. Как и все биологические и медицинские дисциплины, она преследует одну цель — укрепление и восстановление здоровья человека. Конкретные пути достижения этой цели могут быть весьма разнообразными: здесь и совершенствование физической и психической устойчивости человека к необычным сильным воздействиям, и регуляция адаптационных возможностей организма, и различного рода психокорригирующие вмешательства и т. п. Решая эти многочисленные задачи в процессе осуществления лечебных и психопрофилактических мероприятий, гипнология опирается на теоретические основы учения И. П. Павлова о высшей нервной деятельности человека, а также на исследования в области гипноза, проводившиеся различными авторами. В то же время на фоне нового подъема психотерапии, развития психологических направлений в медицинских исследованиях, в разработках лечебных воздействий, а также методов психопрофилактики различных заболеваний все более отчетливо проявляется некоторое отставание теоретических разработок в области гипноза, которые могут быть в достаточной степени активизированы лишь на основе соответствующих экспериментальных работ.

Исходя из того, что гипнология, как и любая другая наука, имеет свою теорию и практику, рассмотрим основные пути развития указанных направлений. При этом не будем игнорировать ни строго научные факты, известные на сегодняшний день, ни определенные теоретические «заделы» и вопросы, которые «просятся» в повестку дня экспериментальных исследований. Рассмотрим также и некоторые практические прикладные аспекты гипноза.

Первый и основной аспект приложения получаемых новых научных фактов в области гипнологии — это, безусловно, медицина с ее многочисленными специализированными направлениями. Прежде всего достижения в области экспериментальной гипнологии усваиваются практикой психотерапии и психопрофилактики во всех их модификациях. «В развитии гипноза, в частности гипносуггестивной терапии, также наблюдались периоды увлечения и последующего разочарования. Однако следует отметить исключительную «живучесть» этого метода, о чем свидетельствует неослабевающий интерес, который проявляют к нему врачи и больные. Вряд ли можно назвать еще один метод лечения, который выдержал бы такое длительное испытание временем. Все это свидетельствует о том, что в данном лечебном методе заключено рациональное зерно, которое нужно взращивать путем дальнейшего изучения этого вопроса» [116, с. 281].

Пожалуй, наиболее характерной чертой развития гинносуггестивных методов терапии и профилактики является в настоящее время поиск более широких возможностей их применения даже у малогипнабельных больных. С этой целью апробируются и достаточно широко и эффективно внедряются в психотерапевтическую практику комплексные методы, включающие гипноз в сочетании с другими видами воздействий.

Так, например, клинические исследования М. М. Желтакова и др. (1963) показали, что гипнотерапия кожных заболеваний дает более благоприятные результаты при сочетании ее с электросном. При помощи импульсного электрического тока малой силы и низкой частоты (электросна) и суггестивного воздействия в период развивающихся гипнотических фаз (в момент процедуры электросна) можно вызвать и углубить состояние охранительного торможения, повысить эффективность гипнотерапии, т. е. осуществлять комплексное воздействие как иа первую сигнальную систему (электросон), так и на вторую (словесное внушение в период гипнотических фаз). Применение гипноза в комплексе с электросном значительно расширило возможности его назначения и позволяет получить благоприятный терапевтический результат даже у тех больных, у которых не удавалось его достигнуть при раздельном применении этих методов. С помощью электросна удается подготовить к дальнейшему применению гипнотерапии даже малогипнабельных больных.

Элементы гипноза все чаще включаются в приемы аутогенных тренировок. К таким методам психотерапии относятся «активный гипноз» (W. Kretschmer, 1958), «аблативный гипноз» (G. Klumbies, 1952), «ступенчатый гипноз» (D. Langen, 1971; А. А. Мажбиц, 1965) и др.

«Активный гипноз» очень близок к приемам аутогенных тренировок по Шульцу. Этот метод разработан применительно к контингенту больных с низкой гетеросуггестией и призван повысить активность таких больных в процессе гипнотизации, сформировать у них положительную установку к явлениям гипноза.

Использование этого метода включает несколько этапов:

1. Разучивание упражнений, заимствованных из комплекса первой ступени аутогенной тренировки с целью «индуктивного управления» мышечным и сосудистым тонусом.

2. Обучение приемам самогипнотизации, в частности тренировочные фиксации взгляда на неподвижном предмете (циферблат тихо тикающих часов располагается в 12–15 см от лица; монотонный звуковой раздражитель способствует при этом некоторому сужению объема сознания).

3. «Словесные воздействия врача», которые подсказывают больному нужные субъективные ощущения, переживания и, с одной стороны, способствуют развитию гипноидного состояния, а с другой — являются «уроком» самогипнотизации.

4. Постепенное заучивание больными соответствующих лечебных формул.

При повторении таких тренировок с врачом гаплоидное состояние с каждым разом углубляется. В последующем при самостоятельных занятиях больного словесные воздействия психотерапевта заменяются внутренней речью самого больного, повторяющего выученные с врачом формулировки самовнушения. Эта методика обладает большими активирующими возможностями и более доступна, чем гипноз в его классическом варианте.

«Аблативный гипноз» («ablatio» — отрыв, отделение), или «гипноз в отсутствие врача», решает те же задачи, что и активный гипноз. Его техника также очень близка к технике классического гипноза и сводится к тому, что врач лишь объясняет больному технику аутопогружения в гипноз, разучивая с ним формулы лечебного самовнушения и не предпринимая никаких попыток ввести его в гипноз.

Аутогипнотизация больного проводится самостоятельно посредством фиксации взором специальной карточки, на которой изображены концентрические окружности, окрашенные в яркие цвета и утомляющие зрение. После погружения в гипноидное состояние больной мысленно произносит заученные ранее формулы внушения и просыпается в результате специального самовнушения или же с помощью будильника.

«Ступенчатый гипноз» является комплексной психотерапевтической методикой, включающей элементы рациональной терапии (убеждение), аутотренинг и гипнотическое внушение.

А. А. Мажбиц (1965) использовал ее для лечения логоневрозов.

Курс лечения, использующий эту методику, включает три этапа:

1. Выявление в анамнестической беседе с больным неврогенного фактора, обсуждение возможных путей купирования его действия или же возможности его полного устранения.

2. Овладение техническими приемами, направленными на выработку индифферентного отношения больного к невротизирующим факторам и внутренним проявлениям заболевания. Суть этого приема заключается в овладении методом активной транквилизации, основанным на использовании соматопсихических и психосоматических влияний аутогенных тренировок.

3. Собственно «ступенчатый гипноз», включающий, в свою очередь, самостоятельные элементы.

Весьма перспективными, с нашей точки зрения, следует считать работы по созданию специальных технических систем для вызывания гипнотического состояния (G. Е. Lasker, 1968). В таких системах на основе электронно-вычислительных устройств используются автоматические генераторы стимулов специфического характера: свет, звук, словесные воздействия. Последние включают слова внушения, записанные на бесконечную магнитную ленту в виде кольца. Стимулы включаются автоматически в соответствии с заранее разработанной программой. Контрольные устройства учитывают особенности поведенческих реакций и параметры электрофизиологических показателей (ЭЭГ, ЭОГ, КГР и т. п.). Соответствующее контролирующее устройство (логическая саморегулирующая система) управляет повторным включением указанных воздействий. После осуществления лечебного внушения при требуемой глубине гипноза больного выводят из гипнотического состояния. В основу этого метода положено теоретическое представление о фазах гипнотического сна как о многостадийных состояниях торможения, вызываемого условнорефлекторно. Данная система призвана обеспечивать быстрое погружение человека в гипнотическое состояние заданной глубины при оптимальном значении его физиологических функций.

Следует сказать, что лечебные процедуры, включающие гипнотические воздействия, представляют для гипнотерапевта весьма утомительный труд. Поэтому такого рода автоматические устройства в значительной степени снизили бы нагрузку, связанную с подготовкой пациента к основной части лечебного воздействия — словесному внушению. Именно эта часть работы не может быть автоматизирована, так как требует сугубо личностного подхода в построении программы внушения.

В настоящее время гипноз, методы внушения и самовнушения начинают проникать в область психогигиены спорта. Анализируя некоторые принципиальные положения о применении в спорте психотерапевтических методов, Л. Д. Гиссен (1970) отмечает, что основным направлением деятельности врача-психогигиениста в области спорта является психагогика, т. е. обучение спортсменов приемам и способам регуляции своего нервно-психического состояния и поведения. Оно включает следующие этапы: а) последовательное обучение приемам самовнушения (4–5 недель); б) контроль за систематическим применением методов самовнушения; в) участие в работе со спортсменом в течение 2–3 недель перед соревнованиями.

В. В. Кузьмин (1970) сообщает о том, что восстановление работоспособности с помощью внушенного сна — отдыха как в лабораторных, так и в естественных условиях происходит значительно быстрее, чем с помощью отдыха в состоянии бодрствования. При выполнении статических усилий работоспособность повышалась на 61 %, при силовой работе — на 55 %, при работе на эргографе — на 30 %, при жиме штанги весом 80 кг — на 47 %, время плавания вольным стилем на 100 м улучшилось на 2,9 сек. Внушенный сон — отдых рекомендуется как действенное средство психопрофилактики нервно-психического перенапряжения при целом ряде психических состояний спортсменов. Гипноз и аутогенные тренировки являются, в частности, эффективным средством для ликвидации неблагоприятных предстартовых состояний (В. В. Кузьмин, В. А. Пирогов, 1973). Существенную роль психотерапии и гипноза в спортивной психогигиене признают и другие авторы (А. Л. Гройсман, 1970; Ю. Л. Ханин, 1970).

Еще одним, не менее интересным прикладным направлением гипноза и внушения является театрально-сценическая деятельность, Именно здесь они могут стать важным средством управляемого овладения необходимыми эмоциями и артистическим вдохновением. Однако экспериментальных работ в этом направлении пока не проводится, имеются лишь отдельные, несистематизированные наблюдения.

В последние годы заметно активизировался интерес к исследованию роли и возможностей суггестивных воздействий в педагогическом процессе системы общего образования. При этом всесторонне рассматриваются этические проблемы педагогического внушения, нравственные аспекты такого рода педагогической работы. Считается, что в интересах перевоспитания личности вполне оправданы суггестопедические воздействия с целью формирования социально ценных установок, которые впоследствии могли бы стать сознательными мотивами деятельности. Следовательно, нравственная оценка такой формы педагогического воздействия должна даваться с учетом содержания внушения, а также того, при каких условиях и как оно проводится. При соблюдении соответствующих требований применение внушения в педагогике этично, и необходимо лишь определить то место, которое занимают различные виды внушения в системе средств педагогического воздействия (И. Е. Шварц, 1975).

В процессе педагогических воздействий внушение как фактор, оказывающий влияние на формирование личности, может протекать непроизвольно или же целенаправленно. Непроизвольное внушение (сопутствующее суггестивное влияние) свойственно любой педагогической ситуации и органически связано со всей окружающей обстановкой, призванной воздействовать на впечатлительность и эмоциональность детей. Проведенные исследования (А. С. Садовская, 1975; А. С. Новоселова, 1975; и др.) показали, что, исходя из психологической природы прямого педагогического внушения, его следует рассматривать в двух аспектах: влияние внушения на эмоции, установки, неосознаваемые мотивы (внушающие наставления) и влияние на слагаемые поведения (команды и приказы). Весьма эффективными в педагогической практике оказались также методы самовнушения и релаксопедии (психорегулирующие тренировки).

Растущая популярность этих методов как средств целенаправленной регуляции сферы установок и мотивов деятельности, средств коррекции и психических состояний дает основание полагать, что в недалеком времени они станут составной частью общегигиенических мероприятий, способствующих сохранению и укреплению здоровья как детского, так и взрослого населения страны.

Таким образом, будущее медицинского гипноза характеризуется не только расширением границ показаний к его применению, о чем достаточно подробно сказано в монографии К. И. Платонова «Слово как физиологический и лечебный фактор», но и ростом количества его методов. Очевидно, эта тенденция будет сохраняться. «Есть все основания полагать, — пишут о будущем гипноза М. А. Рожнова и В. Е. Рожнов, — что советская медицина, первая вставшая на путь перестройки своих теоретических воззрений и практической деятельности на базе учения Павлова о высшей нервной деятельности, увлечет за собой все больше и больше последователей из различных медицинских школ мира. Тому уже в наше время есть многочисленные примеры. А медицина Павлова — это медицина высшего гуманизма, медицина, которая бережнейшим образом относится ко всему чувствительному и ранимому в человеке. Вот почему «нормальному приему физиологической борьбы против болезнетворного агента» — гипнозу открывается широкое, поистине неограниченное поле деятельности» [261, с. 229].

Прикладные аспекты гипноза в космических исследованиях достаточно подробно рассматривает М. Шарп в монографии «Человек в космосе» (М. R. Sharpe, 1971), Он считает, что гипноз может применяться здесь в качестве возможной замены тех лекарств, которые способны предотвращать физиологические стрессы. Кроме того, по его мнению, гипноз может оказаться эффективным в следующих случаях: при отборе кандидатов в космонавты; при тренировках космонавтов для создания у них иллюзии реальности обстановки; с целью сосредоточить внимание на выполнении наиболее важных заданий во время психофизиологического стресса; для снижения интенсивности процессов метаболизма в организме космонавтов, что, в свою очередь, ведет к снижению потребности в кислороде, пище и воде; для снятия чувства страха и беспокойства во время продолжительных космических полетов; для того, чтобы занять космонавтов в свободное от выполнения установленных обязанностей время и создать у них иллюзию стимулов; при необходимости длительное время сохранять неудобную позу.

М. Шарп рекомендует обучать космонавтов методам аутогипноза, а также в случае необходимости применять специальные препараты, повышающие восприимчивость к гипнозу.

Следует сказать, что в наших исследованиях некоторые из перечисленных аспектов применения гипноза уже были апробированы в специальных экспериментах. Полученные результаты доказывают безусловную перспективность данного метода. Так, например, в трехсуточных экспериментах с внушением пониженной весомости тела (методом постгипнотической реализации внушений) испытуемые беспрерывно находились в креслах в сидячем положении и не предъявляли никаких жалоб на неудобства, связанные с длительным пребыванием в вынужденной позе. В контрольном эксперименте, проводившемся в идентичных условиях, но без внушения гиповесомости тела, у тех же испытуемых вынужденное положение тела вызывало физическое утомление, сопровождалось многочисленными жалобами и приводило к снижению работоспособности.

Кроме того, в экспериментах исследовалась возможность стимуляции работоспособности оператора посредством внушения в гипнозе. Этот вопрос имеет большое практическое значение. Поскольку гипноз не вызывает вредных побочных явлений и не превращается в пагубную привычку, существует много доводов в пользу его применения взамен некоторых фармакологических стимуляторов.

Анализ материалов предыдущих космических полетов показывает, что практически в любом полете не исключается такая ситуация, в которой от экипажа потребуется длительная, без сна и отдыха напряженная работа. Примером таких ситуаций может быть вынужденная непрерывная деятельность первого экипажа на орбитальной станции «Скайлэб». Вполне возможно, что в случае необходимости проведения спасательных работ на космическом корабле, терпящем бедствие, от экипажа также потребуется многосуточная беспрерывная деятельность.

Наши эксперименты (Л. П. Гримак с соавт., 1974) показали, что гипностимуляция работоспособности оператора, находящегося в режиме двухсуточной непрерывной деятельности, вполне оправданна. Она может проводиться и без непосредственного контакта с оператором, по радиопереговорному устройству или же с использованием специального стимулирующего внушения, записанного на магнитофонную ленту. Вся процедура гипностимуляции занимает 5–7 мин. В отличие от фармакологических стимуляторов, которые могут нарушать последующий сон, гипнотическое воздействие позволяет нормализовать и углубить сон, фиксировать его на заданный период и т. д.

Одним из аспектов применения гипноза в длительных космических полетах может быть, по нашему мнению, формирование ощущений весомости тела. Ведь если имеется реальная возможность длительной (30 суток) постгипнотической реализации психических состояний, вызванных внушением пониженной весомости тела в обычных условиях гравитации, то, пожалуй, еще более легко может быть сформировано этим же методом непрерывное ощущение земной весомости тела в условиях длительного космического полета. Понятно, что в невесомости никакая специальная физическая нагрузка не может быть приравнена по своей эффективности к постоянному тоническому напряжению антигравитационных и локомоторных мышц при внушении постоянного воздействия земной гравитации. Это напряжение сможет сохраняться не только в бодрствующем состоянии, но и во сне и будет служить одним из эффективных методов профилактики отрицательных воздействий невесомости. Этот же метод можно использовать и для снятия ощущений перегрузок тела в период реадаптации после длительных космических полетов. Именно такое двухкратное и разнонаправленное воздействие на психическое состояние членов космических экипажей, по нашим предположениям, сможет обеспечить новый уровень профилактики отрицательных воздействий невесомости, которого потребуют многомесячные и даже многолетние космические полеты.

Воздействие на процессы метаболизма у членов космических экипажей — вторая проблема, связанная с длительностью космических полетов. На наш взгляд, гипнозу и здесь должна принадлежать немаловажная роль. Сейчас еще трудно назвать конкретные виды воздействий, которые могут быть применены с целью вмешательства в процессы метаболизма, и те уровни снижения обмена, которые можно будет рационально использовать на различных этапах полета. Во всяком случае, есть основания предполагать, что фармакогипноз окажется в ближайшее время предметом специальных экспериментальных исследований. Скорее всего со временем будет разработан комплексный метод последовательного снижения уровня обмена веществ, который включит в себя самые различные средства воздействия и позволит в необходимых случаях значительно замедлять все процессы жизнедеятельности организма на более или менее длительные сроки.

Эта проблема приобретает немаловажное значение для решения вопроса о занятости космических экипажей в межпланетных полетах длительностью в несколько лет. Не исключено, что вынужденная монотонность образа жизни в сочетании со стрессовым воздействием фактора чрезвычайной удаленности от Земли будет переноситься легче при использовании методов временного снижения жизнедеятельности организма у всех членов экипажа или у тех, кто не занят текущей деятельностью.

Прогрессивное развитие науки характеризуется постоянным сближением, а затем и взаимопроникновением, казалось бы, очень далеких друг от друга ее областей и направлений. Это хорошо иллюстрируется, в частности, намечающимся сближением гипнологии и космической психофизиологии, гипнологии и спортивной психогигиены. Аналогичные сопоставления можно было бы продолжить.

Гипноз — психическое явление, известное по крайней мере с тех пор, как существует человечество. Вместе с тем, как справедливо утверждает Л. Черток, и в наши дни гипноз не является «законченной» проблемой [327, с, 153]. В настоящей главе очень коротко перечислены лишь наиболее важные стороны теоретических исследований и требований практики, в которых гипноз призван сыграть важнейшую роль как экспериментальный метод или же как метод управления состоянием человека, используемый согласно его волеизъявлению и направленный на охрану его здоровья и совершенствование его деятельности.

Об авторе

Леонид Павлович ГРИМАК

(1931–2008)

Крупный отечественный психолог, психофизиолог, психотерапевт.

Доктор медицинских наук, профессор.

Родился в селе Прудентово Запорожской области. В 1955 г, окончил военно-медицинский факультет Харьковского университета. Девять лет служил войсковым врачом в частях Воздушно-десантных войск. С 1965 г. сотрудник Института авиационной и космической медицины. В 1986–1989 гг. — начальник отдела формирования профессиональной пригодности летчиков. В 1963 г. защитил кандидатскую диссертацию, ставшую основой книги «Психологическая подготовка парашютиста» (1966, 1971), а в 1975 г. — докторскую, материалы которой составили монографию «Моделирование состояний человека в гипнозе» (1978; 2-е изд. Мл URSS, 2009). С 1992 г. — главный научный сотрудник Всероссийского научно-исследовательского института МВД России.

Основная научная проблема, над которой работал Л. П. Гримак — повышение надежности функционирования человека (в том числе парашютиста, летчика, космонавта) в экстремальных условиях деятельности. Он исследовал трудные психические состояния человека и разработал их классификацию, сформулировал принципы и методику психологической подготовки оператора к действиям в экстремальных условиях. Л. П. Гримак дал теоретическое обоснование и разработал методические подходы к моделированию состояний человека в гипнозе; разработал методику аутоофтальмотренинга и методику психодиагностики эмоциональной реактивности; сформулировал задачи нового направления психологии, получившего название «психология активности». Автор более 120 научных работ, в том числе 10 монографий.

* * *

Примечания

1

Здесь и далее под термином «вмешательство» имеется в виду воздействие посредством внушения в гипнозе.

(обратно)

2

Работа выполнена совместно с В. Ф. Волоховым.

(обратно)

3

Исследования проведены совместно с Р. А. Голиковой и В. В. Петрусинским.

(обратно)

4

Данная серия исследований выполнена совместно с В. Г. Волошиным.

(обратно)

5

Эти данные получены в совместной работе с В. К. Степановым.

(обратно)

6

Эксперименты выполнены совместно с В. В. Богдановым и Н. И. Фроловым.

(обратно)

7

Полосухин П. П. Записки спортсмена-воздухоплавателя и парашютиста. М., 1958, с. 35.

(обратно)

8

Исследование ЭЭГ и анализ данных проведены профессором В. Б. Малкиным.

(обратно)

Оглавление

Введение

Глава 1 РЕПРОДУКТИВНЫЕ СВОЙСТВА ЦЕНТРАЛЬНОЙ НЕРВНОЙ СИСТЕМЫ

  1. Обзор экспериментальных работ

  2. Психофизиологические механизмы репродуктивных функций центральной нервной системы

  3. Возможность осложнений при использовании гипноза

Глава 2 ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ ГИПНОЛОГА С ИСПЫТУЕМЫМИ

  1. Психология общения с испытуемыми

  2. Психологическая характеристика испытуемых

  3. К вопросу об объективных критериях взаимодействия гипнолога с испытуемыми

  4. Влияние гипноза на структуру личности

Глава 3 РЕПРОДУКЦИЯ В ГИПНОЗЕ СОСТОЯНИЙ, ВЫЗЫВАЕМЫХ РАЗЛИЧНЫМИ СТИМУЛАМИ

  1. Воспроизведение вегетативных реакций на стимулы различной сложности

  2. Воспроизведение ортостатических реакций

  3. Воспроизведение алкогольного опьянения

  4. Исследование репродукции состояний с использованием «субъективной шкалы» испытуемого

  5. Гипнорепродукция эмоциональных состояний парашютистов

  6. Влияние активности двигательного анализатора на формирование эмоциональных реакций

Глава 4 МОДЕЛИРОВАНИЕ В ГИПНОЗЕ СОСТОЯНИЙ, СВЯЗАННЫХ С РАЗЛИЧНЫМИ ГРАВИТАЦИОННЫМИ ВОЗДЕЙСТВИЯМИ

  1. Состояния, вызванные снижением весомости тела, и методы их моделирования

  2. Экспериментальное исследование «психических моделей» гипер- и гиповесомости

  3. «Психические модели» гиповесомости в многосуточных экспериментах

Глава 5 МОДЕЛИРОВАНИЕ ЭМОЦИОНАЛЬНЫХ СОСТОЯНИЙ ОПЕРАТОРА В ГИПНОЗЕ

  1. Модели эмоциональных состояний

  2. Психическое напряжение

  3. Постгипнотические модели эмоциональных состояний

  4. Влияние моделируемых состояний на работоспособность оператора

Глава 6 ДРУГИЕ ВИДЫ ВОЗДЕЙСТВИЙ В ГИПНОЗЕ

  1. Исследование возможностей стимуляции работоспособности

  2. Внушение измененного хода времени

Глава 7 ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ПРИНЦИПЫ МОДЕЛИРОВАНИЯ СОСТОЯНИЙ ЧЕЛОВЕКА МЕТОДАМИ ГИПНОЗА

  1. Анализ и классификация возможных воздействий на психическое состояние

  2. Принципы функционирования моделей состояний, формируемых в гипнозе

Глава 8 ГИПНОЗ КАК МЕТОД ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНОЙ ПСИХОФИЗИОЛОГИИ

  1. К вопросу о психофизиологических механизмах гипноза

  2. Пути развития гипноза и его прикладные направления

Об авторе Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg