«Новый мозг»

Новый мозг (fb2) - Новый мозг (пер. Евгений В. Кулешов) 1094K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Дэниель Пинк

Дэниел Пинк Новый мозг. Почему правое полушарие будет править миром?

Сopyright © 2005, 2006 by Daniel H. Pink

© Издание на русском языке, перевод на русский язык. ООО Группа Компаний «РИПОЛ классик», 2009

© Оформление. ООО Группа Компаний «РИПОЛ классик», 2014

* * *

Памяти Молли Лавин

Я знал, что есть мощные умы – величественные, не имеющие сомнений, в духе Коббетта[1], – но мне никогда не встречались великие умы такого рода. Истина в том, что великие умы должны быть андрогинными.

Сэмюэл Тейлор Кольридж

Введение

Последние десятилетия миром правили люди определенного склада и с определенным устройством сознания: программисты, которые умеют писать коды; адвокаты, которые умеют составлять контракты; бакалавры и магистры, которые умеют жонглировать астрономическими числами. Но сейчас ключи к царству небесному перешли в другие руки. Будущее принадлежит людям совершенно иного склада, с совершенно иным устройством сознания – способным к творчеству и эмпатии, умеющим распознавать образы и порождать смыслы. Художники и изобретатели, дизайнеры и рассказчики, все те, кто умеет заботиться и утешать, те, кто способен масштабно мыслить, – именно такие люди будут цениться выше всего, именно им будут принадлежать все блага жизни.

В этой книге речь пойдет о грандиозном (хотя еще и не осознанном) перевороте, подспудно происходящем в большинстве развитых цивилизованных обществ. Мы находимся в процессе перехода от социально-экономической модели, основанной на мышлении Информационного века (логическом, последовательном, компьютерном), к социально-экономической модели, основанной на творческом, эмпатическом и масштабном мышлении, которого требует от нас Концептуальный век. «Будущее за правым полушарием» – книга для всех, кто хочет выжить и добиться успеха в этом нарождающемся веке: для людей, трепетно относящихся к карьере или неудовлетворенных своей жизнью; для предпринимателей и лидеров делового мира, которые хотят в новых условиях сохранить ведущие позиции; для родителей, которые хотят подготовить своих детей к будущему; для бесчисленного множества людей, щедро наделенных эмоциональной тонкостью и творческой жилкой, чьи способности порой игнорировал или недооценивал Информационный век.

Из этой книги вы узнаете о шести основных категориях нового века, которые я называю «шестью чувствами». Чем дальше, тем больше профессиональный успех и человеческая самореализация будут зависеть именно от них. Дизайн. Сюжет. Симфония. Эмпатия. Игра. Смысл. Развить в себе эти фундаментальные свойства человеческой натуры может каждый; моя же цель – помочь вам в этом.

Такие масштабные изменения сложны и неоднородны. Однако основная идея этой книги проста. Последнюю сотню лет западное общество в целом и американское в частности находились во власти узкоспециализированного и строго аналитического мышления и мировосприятия. Наша эпоха была эпохой «работников знания» – высокообразованных специалистов, умеющих обрабатывать информацию и делать экспертные заключения. Но времена меняются. Благодаря целому ряду факторов (материальному изобилию, множащему наши нематериальные запросы, глобализации, уводящей за границу рабочие места «белых воротничков», и техническим новшествам, которые вообще делают ненужными определенные виды работ) мы вступаем в новую эпоху. Это будет эпоха, в основание которой ляжет иной тип мышления и иной подход к жизни – то, что я называю «общей концептуальностью» и «глубоким проникновением»[2]. Владение общей концептуальностью – это умение улавливать закономерности и возможные варианты, умение комбинировать несвязанные на первый взгляд понятия в нечто новое. Глубокое проникновение – это способность к эмпатии, умение чувствовать нюансы человеческого взаимодействия, находить ресурсы для оптимизма внутри себя и заражать им окружающих, а также выходить за пределы повседневного в поисках смысла и предназначения жизни.

Грядет новая эпоха, но в нашем распоряжении есть нечто такое, в чем материализованы те изменения, которые я описываю. Это «нечто» находится непосредственно у нас в голове. Наш мозг разделен на два полушария. Левое полушарие отвечает за последовательность, логику и анализ, правое – за нелинейное мышление, интуицию и целостность. Часто эти различия подают в чересчур упрощенном виде. Кроме того, выполняя даже простейшие операции, мы задействуем оба полушария мозга. Однако научно установленные различия в их работе – отличный материал для метафоры, которая позволяет нам объяснить настоящее и управлять будущим. На сегодняшний день характерные для предыдущей эры левополушарные качества, определявшие жизнь в Информационном веке, остаются необходимыми, но их одних уже недостаточно. А те качества, которыми мы прежде пренебрегали, которые считали чем-то легкомысленным, то есть правополушарные качества (умение изобретать и сочувствовать, веселиться и искать смысл жизни), все сильнее будут влиять на конечный результат: кто-то окажется победителем, а кому-то суждено плестись в хвосте. И чтобы мы добились профессионального успеха и личностной самореализации, и отдельные люди, и семьи, и организации должны развить в себе новое целостное сознание.

Несколько слов о том, как устроена эта книга. Пожалуй, ничего необычного в том, что книга «Будущее за правым полушарием» сама по себе – общая концептуальность и глубокое проникновение. В первой части («Концептуальный век») описывается общая идея книги. В первой главе говорится об основных различиях между левым и правым полушариями и объясняется, почему устройство мозга может послужить выразительной метафорой для описания контуров нашего времени. Во второй главе я объясняю (прямо и просто, в расчете на самого левополушарного читателя), почему так случилось, что три мощных социально-экономических фактора – изобилие, Азия и автоматизация – толкают нас в объятия Концептуального века. В третьей главе раскрываются понятия «общая концептуальность» и «глубокое проникновение», а также объясняется, почему ритм современной жизни будут определять люди, развившие в себе эти способности.

Часть вторая («Шесть чувств») – глубокое проникновение. В ней говорится о шести основных категориях, которыми должны овладеть те, кто хочет чувствовать себя свободным в ландшафте, формирующемся на наших глазах. Дизайн. Сюжет. Симфония. Эмпатия. Игра. Смысл. Каждому из этих шести чувств посвящена отдельная глава, в которой объясняется, как заставить то или иное чувство работать на пользу человеку в бизнесе и в повседневной жизни. Наконец, в конце каждой главы имеется отделенное страницей «Портфолио» – набор техник, тренингов и литературы, которые я собирал во время своих поездок и разысканий и которые помогут вам развить или обострить то или иное чувство. (Инструменты, которые предлагает автор, включая книги, журналы, посещение музеев, участие в фестивалях и тому подобное, даются как пример. Их описание позволяет читателю подобрать доступные в России (и других странах) средства и мероприятия, аналогичные американским. – Ред.)

В девяти главах, составляющих эту книгу, мы коснемся самых разных материй. Мы посетим клуб смеха в Бомбее, пройдем по коридорам американской школы, где старшеклассников учат дизайну, научимся распознавать дежурную улыбку на лицах людей в любой части мира. Это путешествие начинается с понимания того, как работает мозг и что в первую очередь необходимо, чтобы всем этим пользоваться. Поэтому точка, с которой мы стартуем, – это Национальный институт здоровья в городке Бевезда (штат Массачусетс), где я лежу на спине, стянутый ремнями и брошенный в пасть огромной, размером с гараж, машины, которая посылает в мой череп электромагнитные импульсы.

Часть первая Концептуальный век

Глава 1 Возрождение роли правого полушария

Сначала мне к пальцам цепляют электроды, чтобы выяснить, сильно ли я потею. Если я попытаюсь слукавить, меня разоблачит повышенное потоотделение. Потом меня подводят к откидному креслу. Оно обложено голубой гофрированной бумагой, вроде той, что шуршит под ногами, когда ты залезаешь на кушетку в кабинете врача. На лицо мне цепляют маску-клетку; она напоминает намордник, который был на Ганнибале Лекторе[3]. Я дергаюсь. Это я зря. Лаборантка достает катушку скотча.

– Вы не должны шевелиться, – говорит она. – Нам придется зафиксировать вашу голову.

За стенами исполинского правительственного здания идет легкий мартовский дождь. А внутри – в самой середине зябкого подвального помещения – мне сканируют мозг. Я прожил со своим мозгом уже сорок лет, но никогда прежде, собственно говоря, его не видел. Я видел изображения и снимки чужих мозгов, но у меня не было ни малейшего понятия, как выглядит мой собственный и как он работает. Теперь же подвернулся случай.

Я уже довольно долго размышлял о том, как будет выглядеть наша жизнь в эту сумасшедшую эпоху, эпоху аутсорсинга и автоматизации, и в какой-то момент предположил: а не таится ли ключ к разгадке в устройстве нашего мозга? Вот почему я стал волонтером контрольной группы (медики называют это «здоровые волонтеры») в проекте Национального института психического здоровья, расположенного неподалеку от Вашингтона. По ходу исследования ученые собирались делать снимки моего мозга в рабочем и пассивном состоянии, а значит, совсем скоро мне предстояло увидеть орган, который последние сорок лет вел меня по жизни, а заодно, если повезет, разобраться в том, как нам всем лучше обустроить свое будущее.

Кушетка, на которой я лежу, торчит из середины «GE Singa 3 T» – одного из новейших устройств для магнитно-резонансной томографии (МРТ). Эта малышка стоимостью в два с половиной миллиона долларов с помощью мощного магнитного поля делает высококачественные снимки внутренних органов человеческого тела. Это колоссальная махина – примерно по два с половиной метра по всем параметрам, по восемь футов (1 фут = 30,5 см) с каждой стороны, и весом в шестнадцать тонн.

В центре машины – круглое отверстие, сантиметров шестьдесят в диаметре. Техники проталкивают мою кушетку через это отверстие в полое пространство – чрево этого чудовища. Руки у меня прижаты к бокам, а потолок – всего в двух дюймах (1 дюйм = 2,5 см) от носа, поэтому ощущение такое, что меня затолкнули в торпедную трубу и там забыли.

– ЧЧЧКК! ЧЧЧКК! ЧЧЧКК! – говорит машина. – ЧЧЧКК! ЧЧЧКК! ЧЧЧКК!

Звуки и ощущения такие, словно на мне каска, по которой снаружи кто-то постукивает. Потом до меня доносится вибрирующее «жжжжж», потом молчание, потом снова «жжжжж» и снова молчание. Примерно через полчаса снимок моего мозга готов. К моему легкому разочарованию, он практически ничем не отличается от всех прочих мозгов, которые я видел в учебниках. По центру проходит тонкая поперечная линия, разделяющая мозг на две одинаковые по виду секции. Это черта настолько заметная, что именно о ней в первую очередь упоминает невролог, когда исследует снимки моего (увы, абсолютно типичного) мозга. «Полушария мозга, – пишет он, – чрезвычайно симметричны». Это значит, что полуторакилограммовый комок в моем черепе (как и полуторакилограммовый комок в вашем) поделен на две взаимосвязанные половины. Одна половина называется правым полушарием, вторая – левым. На вид они не отличаются друг от друга, но по структуре и функциям они разные, что вот-вот должен был продемонстрировать следующий этап моей службы в должности подопытного кролика в неврологическом отделении.

Первичное сканирование мозга напоминало позирование художнику. Я откидываюсь, мозг позирует, машина рисует портрет. Конечно, такие изображения сами по себе ценны для науки, но новейшая технология (так называемая функциональная магнитно-резонансная томография – фМРТ) позволяет делать снимки работающего мозга. Экспериментатор просит подопытного, лежащего в чреве аппарата, сделать что-нибудь – напеть мелодию, выслушать анекдот, отгадать загадку – и следит, к каким участкам мозга приливает кровь. Получаются изображения, где цветными пятнами обозначены активные участки – спутниковый метеорологический снимок, показывающий места скопления мозговых туч. Эта технология совершила подлинный переворот в биологии и медицине, позволив глубже проникнуть в механику самого разнообразного человеческого опыта – начиная с дислексии у детей и механизма возникновения болезни Альцгеймера и заканчивая реакцией родителей на крик младенца.

Лаборанты снова заталкивают меня в эту консервную банку, напичканную электроникой. На этот раз там установлена штуковина, похожая на перископ, – через нее мне виден экран для слайдов, находящийся снаружи. В правой руке у меня маленький тумблер, провода от которого идут к компьютерам. Экспериментаторы заставят мой мозг работать – и подарят мне превосходную метафору для описания тех качеств, которые понадобятся нам, чтобы добиться успеха в XXI веке.

Задача у меня простая. Мне показывают на экране черно-белый снимок человека, на лице которого застыла гримаса отчаяния. (Женщина, у которой такой вид, словно ей наступил на ногу Яо Мин[4]. Или парень, который вышел на улицу и вдруг сообразил, что забыл надеть штаны.) Потом лицо исчезает, а вместо него появляются две фотографии другого человека. Я должен нажать одну из клавиш на тумблере и таким образом просигнализировать, в каком случае его лицо выражает те же эмоции, что были у предыдущих персон.

Я нажимаю на правую клавишу, потому что эмоции на правом лице – те же, что и на предыдущей фотографии. Задача, с которой справился бы даже безмозглый (извините за каламбур).

Когда тест на выявление эмоциональных соответствий заканчивается, мы переходим к следующему тесту – на восприятие. Экспериментаторы показывают мне сорок восемь цветных фотографий, одну за другой, как в слайд-шоу. Я нажимаю на правую или левую клавишу в зависимости от того, где происходит действие – в помещении или на улице. Эти снимки тяготеют к двум крайностям. Часть из них – странные и тревожные, другие – банальны и не вызывают никаких эмоций. К примеру, такая последовательность: кофейная чашка на стойке в кафе, группа людей размахивает оружием, унитаз, переполненный фекалиями, электрическая лампа, несколько взрывов.

А я нажимаю на правую клавишу, потому что действие происходит в помещении. Задача, требующая некоторого внимания, но абсолютно не требующая напряжения. Как и предыдущая.

Однако то, что творится с моим мозгом, свидетельствует совсем о другом. Когда сканы мозга появляются на мониторе, становится видно: когда я смотрю на мрачное лицо, то правая сторона моего мозга резко активизируется, приводя в действие другие участки этого полушария. Когда я смотрю на страшные картинки, мозг, наоборот, отражает поддержку левого полушария[5]. Разумеется, оба полушария, так или иначе, работали над всеми заданиями. И я, выполняя каждое из них, не чувствовал никакой разницы в субъективных ощущениях. Однако фМРТ ясно показала, что на снимки с человеческими лицами правое полушарие реагировало активнее левого, а когда я видел плохих парней с пистолетами и прочие страшилки, ведущая роль переходила к левому полушарию.

Почему так?

Правое-левое

Наш мозг – удивительное устройство. Обычный мозг состоит примерно из ста миллиардов клеток, каждая из которых связана и взаимодействует со своими коллегами (до десяти тысяч клеток на каждую). Вместе они образуют сложнейшую сеть примерно из одного квадриллиона (1015) связей, которые управляют тем, как мы разговариваем, едим, дышим и двигаемся. Джеймс Уотсон, удостоенный Нобелевской премии за участие в открытии ДНК, говорил, что человеческий мозг – «самое сложное из всего, что нам известно в нашей Вселенной»[6]. (А Вуди Аллен называл его «мой второй любимый орган».)

Но при всей сложности устройства мозга его общая топография проста и симметрична. Биологи уже давно знают про линию Мейсона – Диксона[7], разделяющую мозг на два участка. Однако научный истеблишмент на удивление долго считал эти участки различными, но неравноценными. Господствовала теория, в соответствии с которой левая часть считалась более важной, потому что именно она делает нас людьми. Правую же часть считали подчиненной, некоторые даже принимали ее функцию за пережиток более ранней стадии человеческого развития. Левое полушарие отвечает за рациональное мышление, анализ и логику – функции, которых естественно ожидать от мозга. Правое полушарие в их представлении – немое, отвечающее за нелинейное мышление и инстинкты; рудимент органа, который некогда был предназначен природой для целей, которые человеческий род уже перерос.

Еще в эпоху Гиппократа врачи считали, что левая сторона – та, на которой находится сердце, – важнее правой. В 1800-е годы ученые стали собирать данные в поддержку этой точки зрения. В 1860 году французский невролог Поль Брока установил, что участок левого полушария отвечает за речевые способности. Десять лет спустя немецкий невролог по имени Карл Вернике сделал такое же открытие относительно способности понимать речь. Благодаря этим открытиям на свет родился убедительный и удобный силлогизм. Язык отличает человека от животных. За владение языком отвечает левое полушарие. Следовательно, левое полушарие делает нас людьми.

Этот взгляд господствовал на протяжении большей части следующего столетия – пока Роджер У. Сперри, ученый с негромким голосом из Калифорнийского технологического университета, не изменил привычный взгляд на наш мозг и на нас самих. Сперри обследовал пациентов, которые страдали эпилептическими припадками и которым пришлось удалить мозолистое тело – плотный узел, состоящий примерно из трехсот миллионов нервных волокон и связывающий два полушария головного мозга. После серии экспериментов с этими пациентами, у которых мозг был, так сказать, рассечен, Сперри убедился, что традиционный взгляд теперь не выдерживал критики. Да, наш мозг разделен на две части. Однако, как формулировал сам Сперри: «Так называемое подчиненное, или малое, полушарие, которое мы прежде признавали неграмотным и интеллектуально неполноценным – а некоторые специалисты даже отказывались считать разумным, – в действительности оказалось главным членом мозговой семьи там, где речь идет о выполнении определенных интеллектуальных задач». Иными словами, правое полушарие вовсе не было менее значимым, просто оно было не таким, как левое.

«По-видимому, существует два способа мышления, – писал Сперри, – представленные соответственно левым и правым полушариями». Левое полушарие мыслит последовательно, преуспевает в анализе и управляет речевым общением. Правое полушарие мыслит холистически[8], распознает образы и интерпретирует эмоции и невербальные выражения. Оказалось, что люди в некотором смысле – о двух головах.

Это исследование принесло Сперри Нобелевскую премию за заслуги в области медицины и навсегда изменило некоторые традиции в психологии и неврологии. Когда в 1994 году Сперри умер, «Нью-Йорк Таймс» назвала его человеком, «перевернувшим традиционный стереотип о доминирующей роли левого полушария». Он был из числа тех редких ученых, добавила «Таймс», «чьи выводы вошли в фольклор»[9].

Что касается продвижения идей из лаборатории в гостиные, то у Сперри были помощники. Прежде всего, это Бетти Эдвардс, преподавательница искусства из Калифорнийского государственного университета. В 1979 году Эдвардс опубликовала замечательную книгу о рисовании в режиме правого полушария. Эдвардс отвергла устоявшееся мнение, что у некоторых людей отсутствует художественный талант.

«На самом деле рисовать не очень сложно, – писала она. – Видеть – вот в чем проблема»[10]. А ключ к видению – настоящему видению – в том, чтобы обуздать высокомерного всезнайку – левое полушарие – и дать возможность более непосредственной правой части мозга творить чудеса. И хотя некоторые упрекали Эдвардс в примитивизации научного знания, ее книга стала бестселлером и обязательным атрибутом классов рисования (о технике Эдвардс мы поговорим в главе 6).

Благодаря новаторским исследованиям Сперри, талантливой популярной книге Эдвардс и появлению таких технологий, как фМРТ, позволивших ученым наблюдать мозг в действии, в общем и целом правое полушарие сегодня получило права гражданства. Оно существует. Оно значимо. Оно делает нас людьми. Ни один специалист, достойный своей ученой степени, не пытается это оспаривать. Однако за пределами неврологических лабораторий и клиник, где делают снимки мозга, о правом полушарии по-прежнему бытуют два мифа.

Мифы

Эти мифы противоположны по смыслу, но одинаковы по наивности. Первый изображает правое полушарие как спасителя, второй – как вредителя.

Адепты концепции о спасителе усвоили научную информацию о правом полушарии и мгновенно перескочили от его восстановления в правах к преклонению перед ним. Они считают правое полушарие сосудом всего, что есть в человеке хорошего, честного и благородного. Нейролог Роберт Орнштайн так писал об этом в книге «Правый ум» (одной из лучших на эту тему): «Многие популярные авторы писали, что правое полушарие – ключ к расширению человеческого сознания, преодолению последствий травм, излечению от аутизма и прочая и прочая. Нас спасет правое полушарие. Оно – вместилище творческого начала, души и даже удачных кулинарных рецептов»[11].

Ох. Уже много лет поклонники теории «спасителя» пытаются убедить нас в достоинствах правополушарной кулинарии и правополушарной диеты, правополушарного инвестирования и правополушарной бухгалтерии, правополушарного бега трусцой и правополушарной верховой езды, не говоря уже о правополушарной нумерологии, правополушарной астрологии и правополушарном сексе, в результате которого на свет появятся дети, которых ждет великое будущее, потому что они будут питаться правополушарными злаками, играть в правополушарные кубики и смотреть правополушарные фильмы. Порой во всех этих книгах, продуктах и семинарах попадается парочка здравых идей – но в общем и целом это просто бред. Хуже того, лавина ни на чем не основанной дребедени в духе «нью-эйдж», как правило, не объясняет широкой публике специфику правого полушария, а лишь затемняет суть дела.

Отчасти как реакция на поток чепухи о правом полушарии возникла другая, противоположная, крайность. Сторонники этой точки зрения скрепя сердце признают существенную роль правого полушария, но считают при этом, что культивирование так называемого правополушарного мышления грозит подорвать экономический и социальный прогресс, который возможен лишь при опоре на силу логики.

Функции правого полушария – интерпретация эмоционального содержания, интуитивистский подход к решению проблем, холистическое восприятие – все это, конечно, очень мило, но годится лишь как приправа к главному блюду – разуму. От животных нас отличает способность к аналитическому мышлению. Именно в ней наша уникальность. Все прочие способности не просто другие, они хуже. Если же мы будем уделять слишком много внимания розам-мимозам и вздохам-ахам, то в конечном итоге мы загоним себя в тупик – и тогда плохи наши дела. «Все сводится к тому, – сказал Сперри незадолго до своей смерти, – что современное общество [по-прежнему] подвергает правое полушарие дискриминации». В основе концепции «вредителя» лежит все та же старая мысль: правое полушарие, конечно, делает свое дело, но по рангу оно все-таки ниже левого.

Увы, правое полушарие – и не спаситель, и не вредитель. Истина, как это часто случается с истиной, намного сложнее.

Факты

Неверно считать, что полушария работают по принципу двухпозиционного переключателя: когда одно начинает загораться, второе гаснет. Оба участвуют практически во всем, что мы делаем. «Можно сказать, что при выполнении определенных функций одни участки мозга более активны, чем другие, – поясняет медицинский учебник, – однако нельзя утверждать, что эти функции локализованы в определенных областях»[12]. И все-таки нейробиологи сходятся на том, что правое и левое полушария по-разному участвуют в наших действиях, восприятии мира и реакциях на внешние факторы. (И эти различия, как выясняется, могут серьезно помочь нам в организации частной и профессиональной жизни.) Работу полушарий изучали три с лишним десятилетия, и сделанные в этот период открытия можно свести к четырем ключевым моментам.

1. Левое полушарие контролирует правую сторону тела, правое полушарие – левую сторону тела.

Поднимите правую руку. Я не шучу: если можете, подержите ее высоко в воздухе. В этом движении участвует ваше левое полушарие (точнее, определенный центр в этой области). Теперь, если можете, топните левой ногой. В этом движении участвует определенный центр в правом полушарии. Нашему мозгу свойственна контралатеральность – это значит, что каждое полушарие связано с функциями главным образом противоположной стороны тела. Именно поэтому после инсульта в правой половине мозга человеку трудно шевелить левой стороной тела, а инсульт в левой половине – ведет к нарушению функций правой стороны тела. Около девяноста процентов населения земного шара – правши, и это значит, что у всех этих людей левое полушарие контролирует основные двигательные функции – управляет тем, как они пишут, едят и двигают компьютерную мышь.

Контралатеральность проявляется не только в тех случаях, когда мы расписываемся или бьем ногой по мячу, но и тогда, когда мы двигаем головой или глазами. Вот еще одно упражнение. Медленно поверните голову налево. В этот раз движением руководило главным образом правое мозговое полушарие – противоположная движению сторона. Теперь медленно поверните голову направо. Этим процессом управляло левое полушарие. Теперь подумайте (любой половиной мозга, какой захотите) о своем движении в данную минуту – медленном движении головой и глазами слева направо (ведь именно это вы сейчас и делаете). В западных языках буквы и слова идут слева направо, а значит, при чтении и письме задействуется левое полушарие. Письменность, созданная древними греками примерно в 550 году до н. э., способствовала закреплению доминирующей роли в этом действии за левым полушарием (по крайней мере, на Западе) и повлияла на формирование «алфавитного мышления»[13], как назвал его гарвардский филолог-классик Эрик Хэвлок. Нет ничего странного в том, что левому полушарию отведена ведущая роль в этой игре, так как только эта половина мозга умеет устанавливать собственные правила.

2. Левое полушарие обрабатывает информацию последовательно, правое полушарие – одновременно. Задумайтесь о другом аспекте алфавитного мышления: оно обрабатывает звуки и символы в последовательности. Когда вы читаете это предложение, вы начинаете со слова «когда», потом переходите к «вы», расшифровывая каждую букву, каждый слог – и так все слова одно за другим. Это еще одна способность, в которой преуспевает левая часть вашего мозга. Вот что об этом говорят, выстроившись один за другим, слова из учебника по нейробиологии: Левое полушарие особенно хорошо умеет распознавать серийные явления, то есть явления, элементы которых расположены один за другим, и контролировать последовательное поведение. Кроме того, левое полушарие участвует в контроле за серийным поведением. Серийные функции, осуществляемые левым полушарием, включают в себя речевую деятельность – произношение, распознавание речи других людей, чтение и письмо[14].

Напротив, правое полушарие не выстраивает элементы в шеренгу. Его уникальный талант состоит в том, чтобы одновременно интерпретировать различные явления. Эта часть нашего мозга «специализируется на видении множества разных вещей одновременно: на том, чтобы увидеть все части геометрической фигуры и опознать ее форму; увидеть все элементы ситуации и понять ее смысл»[15].

Это свойство правого полушария делает его особенно важным при интерпретации мимики. И оно же дает людям существенное преимущество перед компьютерами. К примеру, компьютер «iMac», на котором я печатаю это предложение, способен выполнять миллион математических действий в секунду, что намного превышает способность самого развитого левого полушария на нашей планете. Но даже самый мощный в мире компьютер не способен отличать людей по лицу, хотя бы приблизительно, с той скоростью и точностью, как это умеет мой маленький сын. Различие между последовательным и одновременным можно представить себе так: правое полушарие – это картинка, левое полушарие – тысяча слов.

3. Левое полушарие специализируется на тексте, правое полушарие – на контексте.

У большинства людей язык формируется в левом полушарии (так происходит у девяносто пяти процентов правшей и семидесяти процентов левшей; у некоторых людей – это около шести процентов от всего числа – языковые функции распределены более сложным образом). Однако это не значит, что вся ответственность лежит только на левом полушарии. Происходит иначе: функции обеих частей мозга являются взаимодополняющими.

Представьте себе такую ситуацию: вечером вы с женой готовите ужин, и вдруг в самый разгар процесса ваша спутница жизни обнаруживает, что вы забыли купить самый важный в этом рецепте ингредиент. Она хватает ключи от машины, поджимает губы и зловеще цедит: «Я еду в магазин». Практически всякий человек, не имеющий нарушений мозга, сделает из этих слов два вывода: первый – жена едет в «Сейфвей»[16], второй – она вне себя от ярости. Первый вывод родился в левом полушарии – оно расшифровало звуки и синтаксис произнесенной фразы и восприняло ее буквальное значение. Однако именно в правом полушарии интерпретируется второй аспект реплики: кажущиеся нейтральными слова «Я еду в магазин» на самом деле вовсе не нейтральны. Пылающий взгляд и недобрая интонация свидетельствуют о том, что ваша жена в бешенстве.

Люди, у которых одна из половин мозга повреждена, не способны прийти к этому двойному заключению. Человек, у которого отключено правое полушарие и функционирует только левое, услышит реплику и поймет, что ваша жена сейчас поедет в магазин, но ее гнев и раздражение, вызванные предстоящей поездкой, останутся неосознанными. Человек, у которого повреждено левое полушарие, а, следовательно, функционирует только правое, поймет, что женщина, с которой вы разговариваете, рассержена, но при этом не поймет, куда она только что ушла.

Эти различия сохраняются не только при распознавании речи, но и при произношении (воспроизведении). Пациенты, у которых повреждены какие-то участки правого полушария, могут разговаривать членораздельно, соблюдая правила грамматики и пользуясь общепринятым словарем. Однако, как пишет британский психолог Крис МакМанус в своей удостоенной различных премий книге:

«Правая рука, левая рука», «их речь <…> не является нормальной: она лишена мелодических и просодических компонентов, регулирующих повышение и понижение тона, ускорение и замедление темпа, усиление и ослабление звука, эмоциональность и логические ударения. Речь без просодики похожа на компьютерные голоса, которые звучат в телефонных автоответчиках»[17].

Слегка упрощая, можно сказать, что левое полушарие регулирует то, что сказано, в то время как правое определяет то, как сказано, – то есть управляет невербальными, зачастую эмоциональными сигналами, посылаемыми взглядом, мимикой и интонацией.

Однако разница между функциями правого и левого полушария вовсе не ограничивается противопоставлением вербального и невербального. Оппозиция текст/контекст, впервые предложенная Робертом Орнштайном, распространяется намного шире. Например, существуют письменные языки, в большой степени ориентированные на контекст. В таких языках, как арабский или иврит, часто пишутся только согласные – предполагается, что читатель сам восстановит гласные в зависимости от того, о чем идет речь. Если мы прочтем на таком языке что-нибудь вроде «рздвт жчк», то будем вставлять гласные, в зависимости от общего смысла, связанного то ли с контролем за популяцией насекомых («раздавить жучка»), то ли с выгуливанием собаки в холодную погоду («раздевать Жучку»). В языках, где читателю приходится восстанавливать гласные буквы, в отличие от английского, слова пишутся справа налево[18]. А как говорилось чуть выше, движением глаз справа налево управляет правое полушарие мозга.

Контекст важен и на других уровнях языка. Например, многочисленные исследования показали, что правое полушарие отвечает за способность распознавать метафоры. Если вы скажете мне, что у Хозе сердце величиной с Монтану, то мое левое полушарие мгновенно сообразит, кто такой Хозе, что такое сердце и какова площадь Монтаны. Но когда буквальное значение этой фразы окажется невозможным (как же сердце величиной в сто сорок семь тысяч квадратных миль может уместиться в грудную клетку Хозе, размеры которой намного скромнее?), оно «призовет на помощь» правое полушарие, чтобы то обработало эту нестыковку. И правое полушарие «объяснит» левому, что дело не в том, что у Хозе необычная анатомия, а в том, что Хозе – великодушный и любвеобильный человек. «Ни одна половина мозга… не совершает работу без помощи другой, – пишет Орнштайн. – Нам необходимо, чтобы текст нашей жизни был погружен в контекст»[19].

4. Левое полушарие анализирует детали, правое полушарие синтезирует целостную картину.

В 1951 году Исайя Берлин[20] написал статью с вызывающим зевоту названием «Исторический скептицизм Льва Толстого». Издателю эта статья понравилась, но заголовок вызвал ужас, и он поменял его на более броский – «Еж и лиса», – имея в виду греческую поговорку: «У лисы уловок разных целый короб, у ежа всего одна, зато какая!» Статья под новым названием помогла Исайе Берлину прославиться, а образ, использованный в заголовке, поможет нам охарактеризовать четвертое различие между двумя половинами мозга. Левая сторона – лиса, правая сторона – еж.

«В целом левое полушарие участвует в анализе информации, – говорит учебник по нейробиологии, – в то время как правое специализируется на синтезе; ему лучше удается совмещать разрозненные элементы, воспринимая их в качестве единого целого»[21]. Анализ и синтез, возможно, наиболее фундаментальные способы обработки информации. Можно разбить целое на составные части, а можно собрать отдельные элементы в единую картину. Обе функции существенно важны для человеческого мышления, но ими управляют разные участки мозга. Роджер Сперри отметил это ключевое различие в статье, написанной им (в соавторстве с Джерри Леви-Арьести) в 1968 году:

«Научные данные свидетельствуют, что немое, малое [правое] полушарие специализируется на восприятии гештальта, главным образом осуществляя синтез поступающей информации. Говорящее, основное полушарие, напротив, действует в большей степени логическими, компьютерными методами. Его язык не адекватен мгновенному комплексному синтезу, которого добивается правое полушарие»[22].

Левое полушарие сводит информацию к частным ответам, правое образует из нее гештальт, левое сосредоточено на категориях, правое – на взаимосвязях, левое способно улавливать детали, но только правое может создать цельную картину.

Все это опять возвращает нас к сканам мозга.

Страх и ненависть в амигдалах

Неподалеку от центральной части мозга разместились две миндалевидные структуры, которые служат для мозга своего рода министерством внутренней безопасности[23]. Они называются мозжечковыми миндалинами, или амигдалами, и играют решающую роль при обработке эмоций – прежде всего страха. Поскольку одна амигдала локализована в левом полушарии, а другая в правом, они неустанно отслеживают возможные угрозы. Неудивительно, что, когда я лежал в аппарате для МРТ и рассматривал гримасничающих людей и страшные сцены, мои амигдалы подавали сигналы тревоги. Но вот какая из амигдал – правая или левая – включала сирену, в значительной степени зависело от снимков, которые я рассматривал.

Впоследствии на сканах мозга было видно: когда я смотрел на фотографии лиц, активизировались обе амигдалы, но правая была намного активней, чем левая; когда я смотрел на снимки со страшными сценами, левая амигдала была активнее правой. Как выяснилось, это полностью соответствует тому, что известно о двух полушариях мозга.

Почему же левая амигдала активнее реагировала при сигналах о ситуациях, чем о лицах? Да потому что для корректной обработки информации о каждой ситуации необходимо быстрое пошаговое осмысление, в котором преуспевает левое полушарие. Поразмышляйте над снимком с пистолетом, и у вас развернется логическая цепочка: «Это пистолет. Пистолет опасен. Человек направил пистолет на меня. Это угрожающая ситуация». В этот момент моя левая амигдала, образно говоря, вскакивает со стула, разбивает стекло и нажимает на кнопку тревоги. Когда же я рассматривал лица, левая амигдала, напротив, вела себя относительно спокойно (проявляла умеренную активность). Дело в том, что правое полушарие, как подтверждали бесчисленные исследования, специализируется и на распознавании образов, и на интерпретации эмоций. Эта способность основана не на последовательном, аналитическом рассуждении (мы ведь не смотрим сначала на глаза, потом на нос, потом на зубы и так далее), а на умении интерпретировать части лица одновременно и синтезировать различные детали в единый образ.

Есть и другие причины, объясняющие несходство реакций. Человек понимает, что наставленный на него пистолет представляет собой угрозу, и при этом опирается на какие-то известные ему вещи. Согласно Ахмаду Харири – нейробиологу, возглавлявшему то направление проекта Института здоровья, в котором участвовал я, – реакция на подобные изображения, «по всей вероятности, вырабатывается благодаря опыту и социальным взаимодействиям, а следовательно, связана если и не исключительно, то преимущественно с реакциями участков левого мозгового полушария»[24]. Если бы я показал этот снимок человеку, который никогда не видел пистолета и поэтому не знает, что он опасен, то наиболее вероятной реакцией был бы не страх, а недоумение. А вот если бы я показал снимок лица белой женщины человеку, который никогда не видел белой женщины или вообще никого, кроме жителей своей деревни, то он, скорей всего, понял бы выражение лица на снимке. Профессор Калифорнийского университета Пол Экман разработал эту серию снимков (она называется «Система кодировки лицевой активности»), и мы познакомимся с ним в главе 7. За тридцать пять лет исследовательской работы, в ходе которой он тестировал снимки на самых разных испытуемых – от университетских студентов до представителей отдаленных племен Новой Гвинеи, – он пришел именно к такому выводу: «Ни разу не бывало, чтобы большинство представителей двух различных культур приписывали различные эмоции одному и тому же выражению лица»[25].

Итак, оказалось, что мой мозг не только стандартно выглядит, он и функционирует стандартно. Обе части работают слаженно – и при этом каждая выполняет свою работу. Левое полушарие отвечает за логику, последовательность, язык и анализ, правое обеспечивает синтез, эмоциональную выразительность, контекст и целостный образ.

Новое целостное сознание

Все люди делятся на две группы, – утверждает старая шутка, – на тех, кто уверен, что все на свете делится на две группы, и на всех остальных. По-видимому, для человеческих существ естественно видеть мир через пары противопоставлений. Восток и запад. Марс и Венера. Логика и эмоция. Левое и правое. Но в большинстве систем мы не можем остановить свой выбор на какой-то одной из составляющих – более того, такой выбор может быть опасен. К примеру, логика без эмоций – это мертвенное существование в духе Спока[26]. Эмоция без логики – слезливый, истеричный мир, где часы никогда не идут точно, а автобусы никогда не приходят вовремя. В конечном счете инь всегда нуждается в ян.

Все это оказывается особенно верным, если речь заходит о работе полушарий мозга. Они составляют ансамбль, две половины оркестра, и если музыканты одной из них вдруг упакуют инструменты и уйдут домой, то остальные сыграют что-то чудовищное. МакМанус пишет:

«Как бы ни было заманчиво порассуждать о правом и левом полушарии в отдельности, на самом деле полушария – две части единого мозга, предназначенные для стройной и слаженной работы в составе цельного мозга. Левое полушарие умеет совершать логические операции, а правое обладает знаниями о мире. Сложим их вместе – и получим мощную мыслительную машину. Будем использовать по отдельности – и получим нелепый или бессмысленный результат»[27].

Иными словами, наше здоровье, счастье и успех зависят об работы обоих полушарий.

Однако различия в функционировании правого и левого полушарий служат яркой метафорой для описания того, как разные люди и организации устраивают свою жизнь. Есть люди, которым больше свойственно логическое, последовательное, компьютерное мышление, и они обычно становятся юристами, бухгалтерами и инженерами. Другие больше тяготеют к мышлению холистическому, интуитивному и нелинейному, и они становятся изобретателями, артистами и воспитателями. Кроме того, эти личностные склонности лежат в основе тех принципов, в соответствии с которыми строятся и живут семьи, институции и сообщества.

Первый вид мышления мы назовем Л-ориентированным. Способ обработки информации и подход к жизни, свойственные левому полушарию мозга, выражаются в последовательности, грамотности, функциональности, текстуальности и аналитике. Такое мышление господствует в Информационном веке и имеет символическое воплощение в виде программиста, которого ценят в прагматичных конторах и награждают наивысшими баллами в школах и институтах. Такой деятель управляем левополушарными процессами и ориентирован на левополушарные результаты. Противоположный стиль мышления мы назовем П-ориентированным. Способ обработки информации и подход к жизни, свойственные правому полушарию мозга, выражаются в одновременности, метафоричности, эстетике, контексте и синтезе. Такое мышление недооценивается в Информационном веке и имеет символические воплощения в виде художника и медсестры, которые проходят по низшему разряду в организациях и получают неважные оценки в школах и институтах. Такой деятель управляем правополушарными процессами и ориентирован на правополушарные результаты[28].

Разумеется, для того чтобы жизнь была полноценной, а общество – эффективным и справедливым, необходимы оба подхода. Однако уже то, что я чувствую обязанность подчеркивать это очевидное обстоятельство, лишний раз доказывает, насколько сильна над нами власть упрощенного, бинарного мышления. Многие, вопреки всем научным данным, обожествляют правое полушарие, но все-таки противоположная крайность остается более сильной. В целом наша культура склонна ценить Л-ориентированное мышление выше, чем его напарника, относиться к нему серьезнее, а противоположный тип мышления считать не лишенным пользы, но все-таки второстепенным.

Но сейчас положение дел меняется и, меняясь, обещает придать нашей жизни совершенно иные очертания. Мышление в формате левого полушария привычно воспринимается в положении за рулем, а мышление в формате правого – на пассажирском сиденье. Сегодня же П-ориентированное мышление – это объект, который неожиданно выхватывает руль, жмет на газ и принимает решение, куда ехать и каким маршрутом. Л-ориентированные способности (те, что измеряются SAT’ами[29] и высоко ценятся в деловом мире) по-прежнему нужны, но их одних уже недостаточно. А П-ориентированные способности, которыми так часто пренебрегали или упускали из виду (художественные склонности, эмпатия, умение мыслить перспективно и искать в жизни высший смысл), с течением времени все больше будут определять, кто вырвется вперед, а кто будет плестись в хвосте. Эти перемены пугают и вдохновляют одновременно, и в следующей главе я объясню, какие причины вызвали их.

Глава 2 Изобилие, Азия и автоматизация

Вернемся вместе в чарующую пору недавнего прошлого – в семидесятые годы, эпоху моего детства. Когда я был маленьким, американские родители из среднего класса вываливали на головы детей один и тот же набор советов: получай хорошие оценки, поступай в институт и выбирай профессию, которая обеспечит тебе приличный уровень существования, а если повезет, то еще и престиж. Если тебе хорошо дается математика и естественные науки, становись врачом, если английский язык и история – иди в адвокаты. Если ты падаешь в обморок при виде крови, а язык у тебя не бог весть как подвешен, иди в бухгалтеры. Чуть позже, когда рабочие столы стали украшать компьютеры, а обложки журналов – фотографии директоров фирм, то молодые люди, которым и вправду хорошо давалась математика и естественные науки, ринулись в хай-тек (от high technology – высокие технологии. – Ред.), а другая толпа устремилась в бизнес-школы, полагая, что «успех» и «факультет менеджмента» – слова-синонимы.

Юристы, врачи, бухгалтеры, инженеры и члены правления компаний… Великий Питер Друкер дал этому типу профессионалов несколько неуклюжее, но широко распространившееся наименование «работники знания». Это «люди, которым платят за то, что они используют в работе знания, полученные в учебных заведениях, а не физические усилия или умение работать руками», – писал Друкер. От прочих представителей рабочей силы эту группу отличает «умение получать и применять теоретическое и аналитическое знание». (Иными словами, они преуспели в Л-ориентированном мышлении.) Скорее всего, они никогда не составят большинства, писал Друкер, но тем не менее именно они «будут определять облик, ведущие тенденции и социальную физиономию формирующегося общества»[30].

Друкер, как всегда, попал в яблочко. Работники знания и их стиль мышления действительно сформировали облик, ведущие тенденции и социальную физиономию современного общества. Вспомним о пошлинах, которые приходится платить всякому представителю американского среднего класса по пути в страну работников знания. Вот некоторые из них: PSAT, SAT, GMAT, LSAT и MCAT[31]. Заметили, что две последние буквы везде одинаковые? Все это инструменты для измерения чистого и незамутненного Л-ориентированного мышления. Они требуют анализа и логики и выдают баллы за однозначный, компьютерно-точный и один-единственный правильный ответ. Задания выстроены в линейной последовательности, а их выполнение ограничено во времени. Ты выбираешь один правильный ответ на вопрос. Потом переходишь к следующему, потом – к следующему и так далее, пока не выйдет время. Эти тесты превратились в строгих привратников у входа в меритократический[32] мир среднего класса. Они создали SAT’ократию – устройство, при котором пропуск в достойную жизнь выдается тем, кто умеет рассуждать логично, последовательно и быстро. Так произошло не только в Америке. Большинство развитых стран (вспомним вступительные экзамены в Великобритании и японские школы с их бесконечной зубрежкой) тратят массу времени и средств на производство левополушарных работников знания.

В свое время эта общественная модель привела к поразительным успехам. Она покончила с господством аристократических привилегий и открыла путь к образованию и карьере для представителей самых разных сословий. Она подстегнула развитие мировой экономики и подняла стандарты уровня жизни. Но сейчас дни SAT’ократии сочтены. Нет, Л-ориентированное мышление, детище и наивысшая ценность предыдущей эпохи, не утратило значимости, просто его одного уже недостаточно. Приближается эпоха, в которой от навыков П-ориентированного мышления будет все больше зависеть успех.

Для некоторых из вас это радостная новость, для других – как гром среди ясного неба. Глава, которую вы читаете, предназначена главным образом для вторых – тех, кто следовал родительским советам и набирал высокие баллы по тестам. Чтобы убедить вас в реальности того, о чем я говорю, позволю себе воспользоваться левополушарным, механистическим языком причин и следствий. Следствие: уменьшение относительной значимости Л-ориентированного мышления и, соответственно, увеличение значимости П-ориентированного мышления. Причины: изобилие, Азия и автоматизация.

Изобилие

Еще один штрих семидесятых: каждый год в августе мама брала моего брата, сестру и меня, и мы отправлялись закупать одежду к новому учебному году. Всякий раз мы совершали путешествие в Истлэнд-молл, один из трех крупнейших торговых центров в центральном Огайо. Оказавшись внутри, мы обычно заходили в какой-нибудь из общенациональных универмагов, вроде «Сиэрз» или «Джей-Си-Пенни», или местный, например в «Лазарус», где в отделах детской одежды стояло примерно по дюжине стоек. Кроме того, в молле было около тридцати магазинчиков, меньше по площади и ассортименту, которые ютились вдоль простенков. Как и большинство американцев в ту эпоху, мы считали Истлэнд-молл и такие же крытые торговые центры с системой контроля климата вершиной современного изобилия.

Мои дети отнеслись бы к нему без всякого восторга. В двадцати минутах езды от нашего вашингтонского дома находится около сорока огромных торговых центров, величину, богатство ассортимента и размах которых было невозможно представить себе тридцать лет назад. Вот, например, «Потомак-Ярдс», расположенный у шоссе № 1 в северной Виргинии. Как-то воскресным августовским утром мы с женой и тремя нашими детьми отправились «на закупки» к новому учебному году. Начали мы с гигантского магазина в дальнем конце центра. В отделе женской одежды мы выбирали между кофточками и свитерами от Моссимо, блейзерами от Мероны, куртками от Айзека Мизрахи и одеждой для беременных от Лиз Ланж. Отделы детской одежды – такие же огромные и едва ли не такие же шикарные. Итальянский дизайнер Моссимо создал целую линию детской одежды, в том числе комплекты из бархатных брюк и курточек, которые как раз подошли для двух наших дочерей. Ассортимент – фантастически интереснее, ярче и богаче, чем тот, из чего в семидесятые приходилось выбирать мне. Однако было в этих роскошных детских шмотках кое-что еще более примечательное по сравнению со скудным выбором моего детства: одежда стала дешевле. Мы же были не в шикарном бутике. Мы с семьей покупали одежду в «Таргете». Сколько стоит этот бархатный комплект от Моссимо? Пятнадцать долларов. А те женские курточки от дизайнера? Десять долларов. А новая замшевая куртка моей жены от Айзека Мизрахи? Сорок девять долларов. А через несколько рядов продается мебель для дома – ее создал дизайнер Тодд Олдам, а стоит она дешевле той, что мои родители обычно покупали в «Сиэрз». Весь торговый центр – это акры и акры ласкающей взгляд и недорогой продукции.

А ведь «Таргет» – всего один из магазинов для среднего класса в «Потомак-Ярдс». Два шага – и мы уже в «Стейплз» (громадина в двадцать тысяч квадратных метров), где продается семь с половиной тысяч видов канцтоваров для школы и офиса. (В Соединенных Штатах и Европе таких «Стейплз» больше полутора тысяч.) Рядом со «Стейплз – такой же неисчерпаемый «Петсмарт», один из шестисот ему подобных зоомагазинов в Соединенных Штатах и Канаде, каждый из которых в среднестатистический день продает товаров на пятнадцать тысяч долларов[33]. В этом конкретном магазине был даже собственный салон по уходу за животными. Рядом с «Петсмартом» – «Бест-Бай», магазин электроники, где отдел розничной продажи больше, чем целый квартал, в котором стоит наш дом. Отдел, отданный под домашние кинотеатры, – яркая иллюстрация гонки телевизионных технологий: вот плазменные, вот с высоким разрешением, вот с плоской панелью, стартуем с 42-дюймового экрана, и постепенно эскалация напряженности вырастает до 47, 50, 54, 56 и, наконец, 65 дюймов. В отделе телефонов, по моим подсчетам, тридцать девять разных моделей мобильников. А ведь эти четыре магазина занимают лишь третью часть площади всего торгового центра.

Однако самое примечательное в «Потомак-Ярдс» – это то, что в нем нет совершенно ничего примечательного. Такие же уголки потребительского рая можно найти в Америке где угодно, и не только там, они все чаще и чаще появляются в Европе и в некоторых странах Азии. Эти покупательские Мекки – всего лишь одно из ярких доказательств того, что в современной жизни происходят невероятные перемены. Большую часть исторического времени наша жизнь определялась нехваткой материальных благ. Сейчас же определяющая черта социальной, экономической и культурной жизни в большей части мира – изобилие.

Наши левые полушария сделали нас богатыми. Имея в своем распоряжении армию друкеровских работников знания, экономика Информационного века сформировала для большей части развитого мира такие жизненные стандарты, каких и вообразить себе не могли наши предки.

Вот детали, характеризующие нашу эру изобилия:

• Более половины двадцатого столетия основную часть американского среднего класса вдохновляла мечта о собственном доме и собственном автомобиле. Сегодня больше чем две трети американцев владеют теми домами, в которых живут. (Около тринадцати процентов домов, которые сейчас покупают, – это второй дом для семьи[34].) Что же касается автомобилей, то на сегодняшний день в США их больше, чем лицензированных водителей, – а это значит, что у всякого, кто умеет водить, как правило, есть своя машина[35].

• Self-storage (бизнес, основанный на хранении лишнего барахла) стал в США индустрией с годовым оборотом в 17 миллиардов долларов – это больше, чем в киноиндустрии. Более того, в некоторых странах эта индустрия растет еще стремительнее[36].

• Если вещей у нас так много, что их совсем уже некуда девать, мы их просто выбрасываем. Как отмечает исследовательница бизнеса Полли Ла-Барре, «Соединенные Штаты расходуют на мешки для мусора больше, чем девяносто других стран – на все остальное. Иначе говоря, вместилище наших отходов стоит дороже, чем все товары, которые покупают в половине стран мира»[37].

Однако изобилие привело к парадоксальному результату: триумф Л-ориентированного мышления снизил его ценность. Процветание, созданное им, поставило во главу угла способности менее рациональные и в большей степени П-ориентированные: красоту, духовность и эмоции. Бизнесу уже недостаточно сделать что-то, что будет стоить разумных денег и прилично работать. Изделие должно быть еще и красивым, неповторимым, должно обладать значимостью и удовлетворять тому, что Вирджиния Пострел называет «эстетическим императивом»[38]. Возможно, самая яркая примета этого сдвига, которую мы увидели во время семейного выезда в «Таргет», – одержимость среднего класса дизайном. Дизайнеры с мировым именем, вроде тех, кого я упоминал раньше, а также таких титанов, как Карим Рашид и Филиппе Старк, создают любые товары для самых что ни на есть среднестатистических магазинов для средних американцев из среднего класса. «Таргет» и такие же магазины уже продали три с лишним миллиона единиц полипропиленовых мусорных корзинок «гарбо», созданных Рашидом. Мусорная корзина от дизайнера! Попробуйте объяснить это своему левому полушарию.

А как вам ершик для унитаза, который я тогда же купил в «Таргет»?

Ершик для унитаза, созданный одним из известнейших в мире архитекторов и промышленных дизайнеров – профессором Майклом Грейвзом, преподавателем архитектуры в Принстонском университете. Цена ершика – около шести долларов. Только на пике изобилия может возникнуть ситуация, когда так много людей хочет купить красивые корзины для мусора и ершики для унитаза. Обыденные, утилитарные вещи превратились в предмет вожделения.

В эпоху изобилия уже недостаточно учитывать лишь рациональные, логичные и насущные потребности. Инженеры должны придумать вещь, которая будет хорошо служить. Но, если она не будет радовать глаз, если не западет в душу, ее никто не купит. Ведь нам есть из чего выбирать. Дизайн, эмпатия, игра и другие, более «деликатные» на первый взгляд качества – вот что сегодня в первую очередь важно, чтобы услуги и товары стали узнаваемыми на перенасыщенном рынке.

Эпоха изобилия выдвигает на первый план П-ориентированное мышление в отношении еще одного важного аспекта. Когда я буду лежать на смертном одре, то вряд ли, окинув мысленным взором свою жизнь, я скажу: «Да, я совершил немало ошибок, но все-таки в 2004 году мне удалось отхватить один из тех грейвзовских ершиков для унитаза». Изобилие наполнило нашу жизнь красивыми вещами, однако широкий ассортимент товаров вовсе не гарантирует нам счастья. Парадокс процветания состоит в том, что уровень качества жизни неуклонно повышается десятилетие за десятилетием, представления же о самореализации – духовной, семейной, человеческой – не меняются. Вот почему так много людей, освобожденных процветанием, но не удовлетворенных им, реагируют на этот парадокс духовными исканиями. Эндрю Дельбанко из Колумбийского университета пишет: «Самая поразительная черта современной культуры – неутолимая тоска по трансцендентному»[39].

Загляните в любой уголок благополучной жизни в какой угодно развитой стране, и вы обнаружите там, помимо колоссального потребительского ассортимента, тот самый поиск духовности в действии. Начиная с таких практик, как йога и медитация, прежде бывших экзотическими, а теперь вошедших в массовый обиход, и заканчивая внешними знаками духовности на рабочих местах и евангельской тематикой в литературе и кино, – поиски цели и смысла стали неотъемлемой частью нашей жизни. Внимание людей во всем мире сместилось от повседневного жизненного текста к более широкому контексту. Разумеется, материальное благосостояние коснулось не всех обитателей развитого мира, не говоря уж о множестве людей в менее развитых странах. Но все-таки эра изобилия избавила сотни миллионов людей от борьбы за выживание и, как писал Роберт Уильям Фогель, лауреат Нобелевской премии по экономике, «превратило духовные искания из занятия крохотной части населения в дело едва ли не всего человечества»[40].

Ну а если я вас еще не убедил, позвольте привести еще один – лучезарный – пример. Сто лет назад электрическое освещение было редкостью, теперь же оно есть у всех. Лампочки стоят дешево. Электричество – везде. Свечи? Да кому они нужны? Но оказывается, их покупает масса народу. В Соединенных Штатах свечной бизнес достигает оборота в 2,4 миллиарда долларов в год[41]. Этот феномен не объяснить рациональной потребностью в осветительных приборах, его причины – жажда красивого и трансцендентного, появившаяся недавно и характерная для процветающей страны.

Азия

Когда собирал материал для книги, я познакомился с четырьмя программистами из Индии.

Все они являются живой иллюстрацией этики работников знания, которая описана в начале этой главы. Как и большинство умных детей, выходцев из среднего класса, они последовали родительским советам: хорошо учились в школе, поступили в хорошие университеты и выучились на инженеров и программистов. Теперь все они работают в крупной компании по производству программного обеспечения, где помогают писать компьютерные коды для североамериканских банков и аэрокомпаний и, выполняя высококвалифицированную работу, получают не больше пятнадцати тысяч долларов в год.

Работники знания, знакомьтесь со своими новыми конкурентами: Шривидья, Лалит, Кавита и Камал из города Мумбаи в Индии.

Немногие темы в последние годы вызывали больше споров и беспокойства, чем аутсорсинг. Эти четыре программиста и их коллеги из Индии, Филиппин и Китая до смерти перепугали программистов и других левополушарных специалистов в Северной Америке и Европе и подняли волну протестов, бойкотов и политических деклараций. Работа, которую они выполняют, не самая сложная на свете, но она востребована мультинациональными корпорациями и до недавнего времени делалась чуть ли не исключительно в Соединенных Штатах, где обеспечивала приятную для «белых воротничков» зарплату в семьдесят тысяч долларов в год и выше. Сейчас эту работу делают двадцатипятилетние индусы, делают так же качественно, если не лучше, так же быстро, если не быстрее, а получают за нее столько же, сколько несмышленыш, торчащий за прилавком в «Тако-Белл»[42]. А их зарплата, мизерная по западным стандартам, примерно в двадцать пять раз выше той, что получает среднестатистический индус. Эти деньги позволяют вести жизнь, характерную для верхушки среднего класса, покупать квартиры и регулярно ездить в отпуск.

Программисты, с которыми я познакомился в Мумбаи, – всего лишь четыре высокообразованных капельки глобального цунами. Каждый год колледжи и университеты Индии выпускают около трехсот пятидесяти тысяч специалистов с инженерным образованием[43]. Именно поэтому половина компаний, фигурирующих в рейтинге «Fortune Global 500», переводят свои подразделения в Индию[44]. Примерно сорок восемь процентов программного обеспечения «Джэнерал электрик» производится там. На эту компанию работает астрономическое число индусов – двадцать тысяч (а в индийских офисах висят объявления: «Посторонним вход опасен: вы будете наняты на работу»). На «Хьюлетт-Паккард» работает несколько тысяч индийских программистов. «Сименс» уже нанял в Индии три тысячи компьютерщиков и выводит за границу еще пятнадцать тысяч таких же рабочих мест. У «Оракла» пятитысячный индийский персонал.

«Випро», огромная индийская компания по IT-консалтингу, наняла около семнадцати тысяч программистов, которые работают на «Хоум Депот», «Нокию» и «Сони». Этот список можно продолжать. Генеральный директор «Джэнерал электрик» в Индии сообщил лондонской газете «Файнэншл Таймс»: «Любая работа, которой на рынке труда занимаются англоязычные страны – США, Великобритания и Австралия, – может быть сделана в Индии. Единственный предел – границы вашего воображения»[45].

И правда, буйство воображения уже вывело ассортимент того, что делается в Индии, за пределы компьютерного программирования. Такие консалтинговые фирмы, как «Леман Бразерз», «Биэр Стирнз», «Морган Стэнли» и «Джей-Пи Морган Чейз», заключают с индийскими экономистами контракты на статистические подсчеты и финансовый анализ[46]. Несложные редакторские работы для службы финансовых новостей «Рейтер» выполняются за границей. В любой части Индии можно найти дипломированных экономистов, которые минимизируют налоги для американских компаний; юристов, которые штудируют американские судебные прецеденты для обеспечения американских судебных процессов; радиологов, которые читают томографические сканы для американских больниц.

И дело тут не только в Индии. Самые разные Л-ориентированные работы, которые привыкли делать «белые воротнички», эмигрируют в другие части мира. «Моторола», «Нортел» и «Интел» ведут разработку программного обеспечения в России; «Боинг» перенес туда же львиную долю работ по аэрокосмическому инжинирингу. Фирма «Электроник Дата Системс», этот титан компьютерного сервиса, производит программное обеспечение в Египте, Бразилии и Польше. Тем временем венгерские архитекторы разрабатывают основные блюпринты для дизайнерских фирм в Калифорнии, филиппинские экономисты – аудит для «Кап-Джемини Эрнст и Янг», а у голландской фирмы «Филипс» около семисот инженеров в Китае – стране, где университеты выпускают каждый год почти столько же инженеров, сколько и в Соединенных Штатах[47].

Основная причина – деньги. В Соединенных Штатах не самый высокооплачиваемый дизайнер зарабатывает семь тысяч долларов в месяц, а в Индии – около тысячи. В Соединенных Штатах среднестатистический специалист по аэрокосмической технике получает около шести тысяч долларов в месяц, а в России его ежемесячная зарплата ближе к шестистам пятидесяти долларам. И если американский экономист может получать пять тысяч долларов в месяц, то экономист в Филиппинах будет получать триста долларов, что весьма неплохо в стране со среднегодовым доходом в пятьсот долларов[48].

Для армии работников знания во всем мире такой мировой порядок – осуществление заветной мечты. Но для европейских и американских «белых воротничков», левополушарных тружеников, она оборачивается кошмаром. Примером служит следующее.

• Каждое из десяти американских рабочих мест в области компьютерной техники, программного обеспечения и информационных технологий будет перенесено за границу в течение двух ближайших десятилетий. Каждое четвертое рабочее место в сфере IT окажется за океаном к 2010 году[49].

• По оценке консалтинговой фирмы «Форрестер ресерч», к 2015 году «как минимум три и три десятых миллиона рабочих мест „белых воротничков“ и сто тридцать шесть миллиардов долларов заработной платы уйдет из США в страны с более низким уровнем жизни – Индию, Китай, Россию и т. д.»[50].

• Такие страны, как Япония, Германия и Великобритания, тоже будут терять рабочие места. Одна только Великобритания в течение ближайших лет лишится около двадцати пяти тысяч мест в сфере IT и от тридцати тысяч – в сфере финансовой деятельности в пользу Индии и других развивающихся государств. К 2015 году около одного и двух десятых миллиона рабочих мест уйдет из Европы в офшоры[51].

В своих опасениях мы зачастую опережаем события. Разумеется, мы все не станем с завтрашнего дня безработными. В краткосрочной перспективе вокруг аутсорсинга поднимают слишком много шума, но в долгосрочной перспективе его недооценивают. Сейчас связаться с противоположной точкой земного шара можно чуть ли не бесплатно, а развивающиеся страны продолжают выпускать миллионы высококвалифицированных работников знания, а значит, трудовые биографии жителей Северной Америки, Европы и Японии изменятся радикальным образом. Если Л-ориентированные работы, сводящиеся к стандартным операциям и алгоритмам (такие виды работ, как финансовый анализ, радиология или компьютерное программирование), можно сделать намного дешевле в других странах, а результаты этих работ в мгновение ока доставить клиентам по оптоволоконному кабелю, то такие рабочие места неизбежно уйдут за границу. Для многих этот процесс окажется болезненным, но в сущности он мало чем отличается от трансформаций, которые нам приходилось переживать раньше. То же самое в свое время произошло с рутинной работой в сфере промышленного производства, которая уплыла за океан во второй половине двадцатого столетия. И подобно тому как заводским рабочим пришлось перепрофилироваться и научиться ковать пиксели вместо железа, многим из теперешних работников знания тоже придется освоить ряд новых навыков. Им надо учиться тому, что не смогут сделать так же хорошо заграничные специалисты, и пускать в ход П-ориентированные способности. То есть: устанавливать контакты, вместо того чтобы осуществлять транзакции; разрешать нетривиальные проблемы, вместо того чтобы следовать алгоритмам; синтезировать целое, вместо того чтобы анализировать единичные компоненты.

Автоматизация

Хочу представить вам двух человек. Один – символ, который, быть может, когда-то и существовал в реальности. Второй – реальный человек, который, сам того не желая, превратился в символ.

Первого обессмертила американская почтовая марка. Большинство американских школьников расскажут вам, что Джон Генри был бурильщиком. Привыкший чуть ли не с рождения держать в руке молоток, Джон Генри был наделен невероятной силой и выносливостью. (К сожалению, никто не знает точно, существовал ли он на самом деле. Многие историки предполагают, что когда-то он был рабом, а после Гражданской войны работал на железной дороге. Реальность его существования так никому и не удалось доказать.) Джон Генри с командой рабочих пробивал в горах туннели, через которые потом прокладывали рельсы. Джон Генри был необыкновенным человеком: по силе и скорости работы он не знал себе равных, и о его доблести сложили легенду.

Как-то раз, гласит легенда, в лагерь рабочих прибыл торговец, который держал в руках паровой бур. Этот бур, сказал торговец, работает лучше самого сильного бурильщика. Джон Генри презрительно усмехнулся, когда услышал, что шестеренки и машинное масло могут соперничать с человеческими мускулами. Он предложил устроить состязание: кому удастся быстрее проложить в скале туннель – человеку или машине.

На следующий день состязание началось: паровой бур справа, Джон Генри слева. Сначала машина вырвалась вперед, но Джон Генри не пал духом. Во все стороны летели обломки камня, пока соперники прорубались сквозь гору. И вот Джон Генри стал догонять машину. До окончания гонки оставались считаные секунды, он сделал мощный рывок и первым оказался с противоположной стороны. Рабочие устроили ему овацию, а сам Джон Генри рухнул на землю. Он надорвался от нечеловеческих усилий и вскоре умер. История Джона Генри широко распространилась. В балладах и книжках его поражение стало притчей об Индустриальном веке: машины в чем-то могут заменить людей, и это серьезный удар, если учесть чувство человеческого достоинства.

А теперь познакомьтесь со вторым персонажем. Это гроссмейстер Гарри Каспаров, лучший шахматист своего времени, а может быть, величайший шахматист всех времен и народов. Это Джон Генри нашей эпохи – ведь его, наделенного едва ли не сверхчеловеческими способностями, тоже победила машина.

Свой первый чемпионат мира по шахматам Каспаров выиграл в 1982 году – примерно в то же время несколько исследовательских групп работали над шахматными компьютерными программами. За следующие десять лет Каспаров не проиграл ни одной партии. А в 1996 году он выиграл, состязаясь с самой мощной на тот момент шахматной компьютерной программой.

Но в 1997 году Каспаров вступил в схватку с еще более мощной машиной под названием «Дип-Блу» – суперкомпьютером IBM весом в 1,4 тонны. Их матч, состоявший из шести партий, кто-то назвал «последней битвой человеческого мозга»[52]. К удивлению многих, Дип-Блу одержал верх над Каспаровым, а последствия этого поражения были лапидарно сформулированы на обложке шахматного журнала «Инсайд Чесс»: «АРМАГЕДДОН!»[53] Горя желанием отомстить (и за себя, и за всех Л-ориентированных существ из плоти и крови), Каспаров организовал матч-реванш против «Дип-Джуниора», еще более мощного израильского компьютера, трижды выигравшего чемпионаты мира по шахматам среди компьютеров.

Во многих отношениях шахматная игра – квинтэссенция левополушарной деятельности. Она оставляет относительно мало пространства для эмоций и основана главным образом на памяти, рациональном мышлении и жестком расчете – то есть на том, что компьютер умеет делать лучше. Каспаров говорил, что, глядя на доску, он за одну секунду просчитывает от одного до трех вариантов следующего хода. Увы, но показатели «Дип-Джуниора» внушительнее: в течение одной секунды он анализирует от двух до трех миллионов возможных ходов. И все-таки Каспаров считал, что у человека есть свои преимущества – они-то сравняют их шансы на поле из шестидесяти четырех клеток.

И вот в воскресенье Суперкубка 2003[54] Каспаров торжественно появился в элитарном нью-йоркском атлетическом клубе, чтобы вступить в еще одну эпическую битву человека и машины – матч из шести партий с призовым фондом в миллион долларов, за которой сотни фанатов наблюдали вживую. Миллионы людей следили за игрой по Интернету. Каспаров выиграл первую партию, вторая закончилась вничью. Третью партию он начал уверенно, но буквально в шаге от победы попался на одну из ловушек, подстроенную «Джуниором», и проиграл. Четвертую партию Каспаров играл неуверенно и с трудом добился результата вничью: допущенная в третьей партии оплошность настолько потрясла его, что он, по собственному признанию, «не мог заснуть и потерял уверенность в себе»[55]. Пятая партия завершилась так же – еще одна ничья, и, таким образом, исход всего матча должна была решить последняя, шестая партия.

Каспаров быстро взял инициативу в свои руки. Так позже было написано в одной из статей издания «Ньюсвик»:

«Играя против любого человека, Каспаров добился бы победы благодаря напористой, агрессивной манере игры. Но его соперник не был человеком». Шахматист начал колебаться и сделал ничтожный промах, что ввергло его «в плохое эмоциональное состояние, в котором никогда не оказалась бы не умеющая чувствовать машина. Хуже того: упустив инициативу, он не мог рассчитывать (как это было бы с противником-человеком), что его хорошо запрограммированный соперник тоже когда-нибудь ошибется и тем самым даст шанс восстановить преимущество. Это осознание парализовало даже великого Каспарова и преследовало его всю оставшуюся часть поединка»[56].

В конце концов он добился результата вничью – в шестой партии и во всем матче[57].

У людей масса всевозможных достоинств, но в том, что касается шахмат (и все большего числа других видов деятельности, требующих жесткой логики, расчета и последовательного мышления), компьютеры попросту работают быстрее и эффективнее. К тому же компьютеры не устают. У них не бывает головных болей. Они не утомляются от перенапряжения и не расстраиваются из-за проигрышей. Их не волнует, что о них подумает публика и напишет пресса. Они не тянут время. Им не приходится зевать. И все это заставило смириться даже великого гроссмейстера, знаменитого своей самоуверенностью. В 1987 году Каспаров – «enfant terrible» шахматного мира тех лет – хвастался: «Компьютеру никогда меня не победить»[58]. Сегодня Каспаров, современный Джон Генри, говорит: «У нас осталось всего несколько лет. А потом они будут выигрывать все матчи, и нам придется сильно постараться, чтобы победить хотя бы в одной партии»[59].

В прошлом столетии машины доказали, что могут заменить человеческие мускулы. В нашем столетии новые технологии доказали, что могут выполнять функции левого полушария человеческого мозга. Великий гуру менеджмента Том Питерс великолепно сформулировал это, назвав компьютерные программы «удлинителем разума». Нет, компьютеры не захватят все левополушарные работы. Просто многие из них станут ненужными, а оставшиеся будут трансформироваться. Любая алгоритмизированная работа – та, что сводится к определенному набору правил или может быть разбита на серию повторяющихся шагов, – попадает в зону риска. Даже если вашу работу не отберет дипломированный экономист из Индии, работающий за пятьсот долларов в месяц, это сделает «Турбо-Такс».

Возьмем три в высшей степени Л-ориентированные специальности: компьютерный программист, врач и юрист. «В прежние времена, – пишет специалист по компьютерным наукам Венор Винж, – работу программиста мог получить всякий, кто обладал умением действовать по алгоритму. Теперь все изменилось. Рутинные функции все чаще препоручаются машинам»[60]. Действительно, небольшая английская компания «Апплидженикс» разработала программу, которая умеет писать программы. Если обычный человек (будь то один из индусов, с которыми я познакомился, или их более высокооплачиваемый коллега из Соединенных Штатов) за рабочий день способен написать около четырехсот строчек компьютерного кода, «Апплидженикс» тратит на такую же работу меньше секунды[61]. И вот результат: избавившись от этой черной работы, инженеры и программисты будут вынуждены развивать в себе другие способности, которые основаны больше на творчестве, чем на компетентности; больше на неписаном знании, чем на технических руководствах; больше на моделировании общей картины, чем на разборе частностей.

Работа врачей тоже во многом подвергается автоматизации. Постановка диагноза в большой степени сводится к алгоритму. Сухой кашель или мокрый? Повышенное содержание Т-лимфоцитов или пониженное? В зависимости от этих показателей и ставится диагноз. Компьютеры способны обрабатывать бинарную логику алгоритмов с такой скоростью и точностью, которая даже не снилась человеку. Именно поэтому возникло множество компьютерных и сетевых программ, где пациенту предлагается ответить на ряд вопросов, по которым без участия врача ставится предварительный диагноз. Люди пользуются этим, «чтобы определить, насколько велика вероятность того, что они больны серьезными заболеваниями (такими как сердечная недостаточность, заболевание коронарной артерии и некоторые из наиболее распространенных форм рака), а также чтобы сделать жизненно важный выбор, когда диагноз уже поставлен», – сообщает «Уолл-стрит Джорнэл»[62].

Электронные базы данных по медицине и здравоохранению переживают период настоящего расцвета. Обычно в год около ста миллионов человек со всего мира ищут в сети медицинскую информацию и посещают более двадцати трех тысяч медицинских сайтов[63]. Пациенты сами ставят себе диагнозы, имея доступ к той же информации, что и врачи. Такое положение дел меняет и роль врача: это уже не всеведущий властелин, единолично принимающий решения, а чуткий советчик, помогающий сориентироваться в возможных вариантах. Конечно, повседневная практика часто ставит перед врачом задачи слишком сложные, чтобы с ними могла справиться компьютерная программа, – так в случаях с нетипичными заболеваниями мы по-прежнему полагаемся на мнение компетентного медика. Но все же, как будет показано ниже, новые технологии смещают поле врачебной деятельности – от алгоритмизированной, аналитической и основанной на информации работы в сторону эмпатии, нарративной[64] медицины и холистического лечения.

Сходным образом трансформируется и работа юриста. Десятки недорогих информационных баз и консультационных служб серьезно меняют суть юридической практики. К примеру, Completecase.com, рекомендующий себя как «Лучшая онлайн-служба по бракоразводным делам», обеспечит юридическое оформление развода всего за двести сорок девять долларов. Интернет разрушил монополию на информацию, которая долгие годы была источником высоких заработков юристов и придавала этой профессии мистический ореол. В среднем адвокаты берут сто восемьдесят долларов в час. Однако сейчас на множестве веб-сайтов, таких как LawVantage.com или USLegalForms.com, основные формы и документы можно получить всего за четырнадцать долларов девяносто пять центов. В «Нью-Йорк Таймс» пишут: «Вместо того чтобы платить юристам несколько тысяч долларов за составление договора», современные клиенты находят соответствующие формы в Интернете, потом приносят «унифицированные документы юристу, который адаптирует их под конкретную ситуацию, получая за это несколько сот долларов». В результате, утверждают в «Нью-Йорк Таймс», юридический бизнес «может оказаться на грани радикальных перемен… [которые] понизят спрос на привычные юридические услуги и вынудят юристов снизить расценки»[65]. На плаву останутся лишь те адвокаты, которые способны решать более сложные проблемы и заниматься П-ориентированной деятельностью: консультировать и осуществлять посредничество, выстраивать сюжет в ходе судебных прений – то есть делать то, на что не способны компьютерные программы и базы данных.

Подведем итоги. Три фактора склоняют чашу весов в пользу П-ориентированного мышления. Изобилие удовлетворило материальные потребности миллионов людей, повысив спрос на прекрасное и эмоционально насыщенное и активизировав поиски смысла. Азия сегодня берет на себя львиную долю рутинной «беловоротничковой» работы и делает ее намного дешевле, что заставляет работников знания развитого мира развивать в себе способности, которые невозможно вывести в офшоры. Автоматизация влияет на нынешнее поколение «белых воротничков» так же, как и на предшествующее поколение «синих воротничков», и заставляет специалистов с Л-ориентированным мышлением учиться делать то, что компьютер не сможет сделать лучше, быстрее или дешевле.

Что же нас ждет? Что случится с нами, когда нашу жизнь обкорнают автоматизация и Азия и трансформирует изобилие? Мы узнаем об этом в следующей главе.

Глава 3 Высокая концептуальность, глубокое проникновение

Представим себе последние сто пятьдесят лет в виде трехактной драмы.

В первом акте, Индустриальном веке, главный двигатель экономики – огромные фабрики и мощные конвейеры. Центральная фигура действия – промышленный рабочий, его основные черты – физическая сила и энергичность.

Во втором акте, Информационном веке, Соединенные Штаты и другие государства продолжают развиваться. Массовое производство уходит на задний план, а двигателями экономики становятся информация и знания. Центральная фигура действия – работник знания, его основная черта – прекрасно развитое Л-ориентированное мышление.

Теперь же, когда влияние изобилия, Азии и автоматизации сказывается все сильнее, поднимается занавес, знаменуя собой начало третьего акта. Назовем его Концептуальным веком. Теперь главные герои – люди, способные к творчеству и эмпатии, а их отличительная характеристика – хорошо развитое П-ориентированное мышление.

Я изобразил эту эволюцию в виде графика, раздвинув хронологические рамки и включив туда Сельскохозяйственный век, предшествовавший Индустриальному. Горизонтальная ось – ход времени. Вертикальная – сочетание трех факторов: богатство, технический прогресс и глобализация (на схеме они обозначены как БПГ). По мере того как люди становятся богаче, техника – совершеннее, а мир – все более открытым, три этих фактора, соединившись, в конце концов становятся настолько мощными, что толкают нас в новый век. Именно так в свое время мы шагнули из Сельскохозяйственного века в Индустриальный, а из него – в Информационный. Самый последний шаг на этом пути – совершающийся сегодня переход от Информационного века к веку Концептуальному. Причины этого перехода все те же: богатство (изобилие, являющееся яркой чертой западной жизни), технический прогресс (автоматизация некоторых видов деятельности, которыми занимаются «белые воротнички») и глобализация (миграция некоторых видов работ в Азию).

От Сельскохозяйственного века к Концептуальному

Короче говоря, мы эволюционировали от общества фермеров к обществу заводских рабочих, а потом – к обществу работников знания. И вот сейчас совершается новый скачок – переход к обществу людей, способных к творчеству и эмпатии, умеющих распознавать образы и создавать смыслы.

На другом рисунке та же эволюция изображена другим способом, более близким к восприятию правым полушарием.

И если изображение стоит тысячи слов, то метафора стоит тысячи изображений. Мы совершили переход от экономики, основанной на работе человеческих мускулов, через экономику, основанную на работе левого полушария мозга, к рождающимся у нас на глазах экономике и обществу, все более включающих работу правого полушария.

Когда основой экономического и общественного устройства были заводы и массовое производство, П-ориентированное мышление было по большей части ни к чему. Когда мы перешли к экономике работников знания, П-ориентированное мышление получило «право гражданства», но было признано второстепенным по сравнению с более важным Л-ориентированным мышлением. Сегодня, когда Северная Америка, Западная Европа, Австралия и Япония снова совершают эволюционный скачок, П-ориентированное мышление добивается социально-экономического равноправия – а в некоторых случаях даже превосходства. В XXI веке оно становится первым среди равных, ключом к достижению профессионального успеха и личностной самореализации.

Должен сделать оговорку. Нет, будущее – вовсе не манихейский мир, где все делятся на левополушарных (они попадают в разряд «бывших») и правополушарных (эти празднуют победу). Нет, мы не будем жить в стране, где ремесленники-миллионеры рассекают на БМВ, а программисты моют полы в «Чикфил-эй»[66]. Л-ориентированное мышление по-прежнему в цене. Просто его одного уже недостаточно. Вместо него в Концептуальном веке нам понадобится новое целостное сознание.

Общая концептуальность и глубокое проникновение

Чтобы выжить в новом веке, людям и организациям придется обдумать то, как они зарабатывают на жизнь, и задать себе три вопроса:

1. Могут ли за границей сделать это дешевле?

2. Может ли компьютер сделать это быстрее?

3. Востребовано ли то, что я делаю, в эпоху изобилия?

Если на первые два вопроса вы ответили «да», а на третий – «нет», то значит, плохи ваши дела. Сегодня элементарное выживание зависит от умения делать то, что работники знания за границей не могут сделать дешевле, что мощные компьютеры не могут сделать быстрее и что удовлетворяет какую-либо из нематериальных, трансцендентных потребностей эпохи изобилия.

Вот почему одних высоких технологий уже недостаточно. Навыки обращения с высокими технологиями мы должны дополнить способностями, связанными с общей концептуальностью и глубоким проникновением. (Как я уже упоминал во Введении, общая концептуальность – это умение создавать продукты, значимые эстетически и эмоционально, распознавать модели и возможности, выстраивать интересные сюжеты и объединять несвязанные на первый взгляд идеи в нечто принципиально новое. Глубокое проникновение – это умение тонко чувствовать, понимать нюансы человеческого общения, находить источник оптимизма в себе и заражать им других, а также выходить за пределы обыденного в поисках цели и смысла[67].)

В мировой экономике общая концептуальность и глубокое проникновение повышаются в цене. Самые яркие доказательства мы найдем, если заглянем туда, где это труднее всего предположить. Возьмем, к примеру, медицинские институты – долгое время они были бастионами для всех тех, кто получает лучшие отметки, набирает высшие тестовые баллы и демонстрирует остроту аналитического мышления. Так вот, в наши дни программы медицинских институтов претерпевают беспрецедентные изменения. Студенты медицинской школы Колумбийского университета и других институтов изучают нарративную медицину, потому что, как показывают исследования, несмотря на эффективность компьютерной диагностики, для правильной постановки диагноза важно выслушать то, что рассказывает пациент. В медицинской школе Йельского университета студенты оттачивают свою наблюдательность в Йельском центре британского искусства: оказалось, что врачи, умеющие рисовать, лучше других замечают мелкие детали в состоянии пациента. Одновременно в пятидесяти с лишним школах по всей Америке в курсы включены элементы духовного воспитания. Медицинская школа Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе ввела у себя программу «Ночь в больнице», в ходе которой студенты второго курса ложатся на одну ночь в больницу с вымышленными болезнями. Зачем понадобилось это актерство? «Чтобы научить студентов-медиков сочувствовать больным», – отвечают в школе. Медицинский колледж Джефферсона в Филадельфии даже принял новый критерий оценки уровня терапевта – индекс эмпатии[68].

Оставим американские медицинские вузы и отправимся в страну второй по величине экономики мира. В Японии, которая благодаря особому упору на Л-ориентированное мышление поднялась из руин Второй мировой войны, сейчас идет переосмысление источника национального величия. И хотя японские студенты набирают наивысшие баллы по физике и математике, многие в этой стране полагают, что традиционная опора на академическую ученость уже устарела. Знаменитая японская система образования подвергается реформам, цель которых – повысить роль творческой, художественной игровой компоненты. И вот вам маленький сюрприз. На сегодняшний момент самая прибыльная статья японского экспорта – не автомобили и не электроника. Нет. Это поп-культура[69]. Одновременно, чтобы сбалансировать безумный академический прессинг, под которым находится японская молодежь, Министерство образования заставляет студентов размышлять над смыслом и предназначением жизни, поощряя то, что оно называет «образованием сердца».

Теперь вернемся из Японии и посетим еще одно место, где меньше всего можно было бы ожидать расцвета общей концептуальности и глубокого проникновения, – огромную мультинациональную корпорацию «Джэнерал Моторс». Несколько лет назад туда был нанят человек по имени Роберт Лутц, чтобы он помог вывести автомобильного гиганта из кризиса. Боб Лутц – вовсе не сентиментальный любитель цветочков. Ему за семьдесят, у него седые волосы и резкие черты лица. За свою жизнь он успел поработать в руководстве трех крупнейших американских фирм по производству автомобилей. Он похож на морского пехотинца и ведет себя как морской пехотинец. Собственно, он и был когда-то морским пехотинцем. Он курит сигары. Он управляет собственным самолетом. Он считает, что глобальное потепление – выдумка экологов. Но когда Лутц занял должность в переживающей кризис корпорации «Джэнерал Моторс» и газета «Нью-Йорк Таймс» задала вопрос: чем его методы будут отличаться от методов его предшественников? – он ответил так: «Они будут в большей степени правополушарными… Я считаю, что наша компания работает в арт-бизнесе. Мы занимаемся искусством, индустрией развлечений, передвижной скульптурой – а по случайному совпадению еще и производим средства передвижения»[70].

Давайте-ка остановимся и переварим этот комментарий. «Джэнерал Моторс» – детище даже не Информационного, а Индустриального века – занимается арт-бизнесом. Арт-бизнесом. А человек, который ведет эту компанию в правополушарный мир, – не какой-нибудь художник в берете, а бывший морской пехотинец семидесяти с лишним лет. Перефразируем «Буффало Спрингфилд»: здесь что-то происходит – и становится ясно что[71]. Высокая концептуальность и глубокое проникновение перемещаются с периферии нашей жизни в самый центр.

Диплом менеджера и диплом художника

Поступить в бизнес-школу Гарвардского университета легче легкого. Так, по крайней мере, могут считать абитуриенты, которые в прошлом году провалились при поступлении на факультет изящных искусств Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе. Если в Гарвардскую бизнес-школу было принято около десяти процентов подавших заявки, то на художественный факультет Калифорнийского университета попало всего три процента желающих. Почему? Да потому, что в мире, где даже «Джэнерал Моторс» занимается арт-бизнесом, диплом художника стал наилучшей рекомендацией. Менеджеры по персоналу все чаще в поисках талантов наведываются в ведущие художественные вузы – такие, как Род-Айлендская школа дизайна, Школа искусств Чикагского института, Академия искусств в Кранбруке, штат Мичиган. Такой подход зачастую бьет по интересам выпускников факультетов менеджмента. К примеру, в 1993 году шестьдесят один процент работников, принятых в консалтинговое агентство «Мак-Кинси», имели диплом по менеджменту. Меньше чем за десять лет эта цифра упала до сорока трех процентов: в «Мак-Кинси» утверждают, что непрофильное образование вовсе не мешает новым сотрудникам прекрасно справляться со своими обязанностями. По мере того как конкурс при поступлении на художественные факультеты растет, а их выпускники все чаще занимают ключевые посты в крупных корпорациях, правила игры меняются. Сегодня диплом художника – это диплом менеджера.

У этого явления две причины, и я описал их в предыдущей главе. Из-за аутсорсинга многие дипломированные менеджеры становятся «голубыми воротничками» нашего столетия: они появляются на многообещающем рынке труда лишь для того, чтобы наблюдать, как их рабочие места уплывают за океан. Инвестиционные банки, как мы уже выяснили, для проведения финансового анализа нанимают специалистов в Индии. По оценке консалтингового агентства «Эй-Ти Керни», за ближайшие пять лет американские финансовые компании переведут в «дешевые» страны (наподобие Индии) около полумиллиона рабочих мест. Как пишет «Экономист», работа, «которую некогда поручали амбициозным, но еще неопытным молодым сотрудникам, вкалывающим без устали ради того, чтобы сделать карьеру на Уолл-стрит или в лондонском Сити, теперь, благодаря оптоволоконным чудесам, уходит к их коллегам-индусам, работающим за меньшие деньги». А изобилие ориентирует мир бизнеса на то, что дифференцировать свои товары и услуги на современном переполненном рынке можно только одним способом: сделать их красивыми по форме и эмоционально привлекательными. Получается, что способность художника к созданию высокой концептуальности зачастую оказываются ценнее, чем легко воспроизводимые Л-ориентированные способности новичка, недавно получившего диплом менеджера.

За десять лет количество графических дизайнеров в США выросло в десять раз и вчетверо превысило количество инженеров-химиков. По сравнению с 1970 годом в Америке количество людей, зарабатывающих на жизнь писательским ремеслом, увеличилось на тридцать процентов, а количество тех, кто сочиняет или исполняет музыку, – на пятьдесят процентов. Около двухсот сорока американских университетов ввели у себя программы по «творческому письму», хотя еще двадцать лет назад их были считаные единицы[72]. В современной Америке художников, дизайнеров и работников индустрии развлечений больше, чем юристов, бухгалтеров и аудиторов[73]. (Яркое свидетельство наступления нового времени – компания, недавно открытая в Александрии, штат Виргиния. Куда податься законникам, если рутинная юридическая работа уходит в другие страны, а основную юридическую информацию можно найти в Интернете? Видимо, заняться «концептуальной» работой, вроде той, которую выполняют «Аниматоры в законе» – фирма по графическому дизайну, укомплектованная дипломированными юристами и выпускающая видео– и прочие визуальные материалы для юридической элиты, работающей в судах.)

В 2002 году Ричард Флорида, специалист по городскому планированию из университета Карнеги-Меллон, описал прослойку, составляющую в Америке тридцать восемь миллионов человек, которую он назвал «классом творческих работников» и которая, по его мнению, держит в своих руках ключи от американской экономики. И хотя границы области «творческой» работы Флорида нарисовал нечетко (он включил туда бухгалтеров-экономистов, страховых агентов и юристов-налоговиков), количественный рост этого класса трудно не заметить. Его доля на американском рынке труда выросла в два раза по сравнению с 1980 годом и в десять раз – за последние сто лет[74].

Похожие тенденции в отношении «концептуальных» видов деятельности заметны и в других странах мира. Британский аналитик Джон Хокинс, воспользовавшись более корректным определением «творческой работы» и включив в ее рамки пятнадцать различных индустрий (дизайн, исполнительское искусство, научные исследования и инновации, индустрию видеоигр и так далее), выяснил, что этот «творческий сектор» в Великобритании производит товаров и услуг на сумму почти в двести миллиардов долларов в год. Хокинс подсчитал, что через пятнадцать лет этот сектор во всем мире будет оцениваться в 6,1 триллиона долларов и сделает Нацию Общей Концептуальности одной из крупнейших экономик мира[75]. А тем временем такие британские структуры, как Лондонская школа бизнеса и Йоркширская водопроводная компания, утвердили в своем штате должность художника. В штате компании «Юнилевер» работают живописцы, поэты и художники, рисующие комиксы; их задача – вдохновлять остальных сотрудников. У одного футбольного клуба в северном Лондоне есть свой штатный поэт.

Однако искусство в традиционном смысле слова – не единственное и даже не самое важное преимущество целостного сознания из тех, что рождаются у нас на глазах. Вернемся к программистам, этим рок-звездам Информационного века. Рутинная работа по созданию программ уходит за границу, что дает преимущества компьютерщикам, обладающим способностями к концептуальной деятельности. Пока Лалиты и Кавиты в разных уголках мира выполняют рутинные работы – пишут программы, занимаются техническим обслуживанием, тестированием и апгрейдом, программисты Концептуального века сосредоточатся на инновациях и нюансировке. В конце концов, перед тем как индийские программисты будут что-то обслуживать и тестировать, это «что-то» надо придумать и создать. Затем новое надо объяснить, подогнать под требования покупателя и вывести на рынок, а для всего этого требуются качества, которые не сводятся к умению работать по трафарету и соблюдать жесткие правила – тут нужна изобретательность, чутье и умение устанавливать человеческий контакт.

Интеллектуальный коэффициент (IQ) и эмоциональный коэффициент (EQ)

Когда в музеях будущего будут собирать экспонаты для выставки, посвященной американскому образованию XX века, у них будет из чего выбирать: лохматые учебники, пыльные доски, цельнолитые парты с причудливо изогнутыми поверхностями. Но будет один предмет, заслуживающий особого внимания. Я бы посоветовал в самом центре экспозиции выложить под сверкающее стекло безупречно отточенный карандаш № 2.

Если глобальный рынок вдруг столкнется с дефицитом карандашей № 2, может обрушиться вся американская система образования. Как только американский ребенок научится держать в руках эти деревянные палочки для письма, он начинает заполнять нескончаемые тесты, измеряющие его теперешние умения и возможный потенциал. В начальной школе мы оцениваем у детей интеллектуальный коэффициент (IQ). Проходит время, и мы измеряем их способности к чтению и математике, а потом сравниваем эти результаты с результатами по штату, по стране и по всему миру. Когда дети поступают в старшие классы, они готовятся к SAT’у – это пустыня, лежащая между ними и землей обетованной, где их ждет достойная работа и счастливая жизнь. Нет, SAT’ократия имеет свои преимущества, о которых я уже говорил, но есть у американской системы образования, построенной на тестах, и недостатки, которые стали очевидны лишь недавно.

Дэниэл Гоулман, автор революционной книги

«Emotional intelligence» (Эмоциональный интеллект), провел ряд исследований с тем, чтобы выяснить, в какой степени IQ (показатель, который, как и SAT, замеряет исключительно Л-ориентированные способности) важен для успешной карьеры. Как вы думаете, что показали эти исследования? Возьмите в руки карандаш № 2 и отметьте правильный ответ.

Согласно последним исследованиям, степень влияния IQ на карьерный успех составляет:

A. От 50 до 60 процентов;

B. От 35 до 45 процентов;

C. От 23 до 29 процентов;

D. От 15 до 20 процентов.

Правильный ответ: от 4 до 10 процентов (выбирать только из предложенных вариантов – тоже симптом доминирования Л-ориентированного мышления). Согласно Гоулману, IQ важен, когда человек только приступил к выбору той или иной специальности. К примеру, у меня слишком низкий IQ, чтобы я мог рассчитывать на карьеру астрофизика. Но если человек уже выбрал профессию, высокоразвитое Л-ориентированное мышление уже не имеет большого значения. На первый план выходят качества, которые сложно измерить количественно, – те самые упоминавшиеся выше способности, связанные с общей концептуальностью и глубоким проникновением: воображение, оптимизм и социальная гибкость. Исследования Гоулмана и группы «Хей» показали, например, что самые эффективные лидеры – люди, умеющие вызвать улыбку (в смысле: заставляющие улыбнуться шутке, а не вызывающие ироническую улыбку у окружающих). Такие люди шутя получают руководящие посты, причем в три раза чаще, чем их сумрачные и серьезные коллеги[76]. (А за чувство юмора отвечает, прежде всего, правое полушарие – об этом будет речь в главе 8.) Только где вы видели формализованный тест, замеряющий уровень остроумия?

Вообще-то такой тест можно найти в Нью-Хэвене, штат Коннектикут, где профессор психологии Йельского университета разрабатывает альтернативный SAT. Профессор Роберт Штернберг назвал свой тест «Проект „Радуга“», который явно веселей тех мучительных тестов, которые всем нам приходилось заполнять в юности. В тесте Штернберга студентам дается пять пустых рамок из журнала «Нью-Йоркер» и в каждой предлагается нарисовать юмористический рисунок. Кроме того, надо написать рассказ, имея в распоряжении только название, придуманное составителем теста (например, «Кроссовки осьминога»). Еще дается несколько ситуаций из жизни (ты приходишь на вечеринку, где никто никого не знает, ты просишь друзей помочь тебе переставить мебель) и предлагается ответить, как себя поведут люди. И хотя «Проект „Радуга“» еще находится в стадии разработки, он уже в два раза точнее SAT’а прогнозирует, насколько хорошо студенты будут учиться в колледже. Более того: вечный разрыв между белыми студентами и представителями расовых меньшинств, вылезающий в SATах, в этом тесте заметно сокращается.

Тест Штернберга призван всего лишь дополнить SAT, а не заменить его. (Кстати, среди спонсоров его разработки – Совет по вступительным экзаменам, финансирующий SAT.) Да и сам SAT не так давно пересмотрели, включив в него письменное задание. Однако уже сам факт появления «Проекта „Радуга“» весьма примечателен. «Если ты плохо сдаешь [SAT], – говорит Штернберг, – общество блокирует тебе все пути к успеху, каким бы маршрутом ты ни шел». Однако сейчас все больше экспертов в сфере образования понимают, что эти препоны отсекают людей, чьи способности попросту не фиксируются SAT’ом[77].

В первую очередь это относится к способностям «глубокого проникновения» (то есть умению сочувствовать, заботиться и ободрять) – в Концептуальном веке именно они становятся ключевым компонентом многих профессий. Растет число профессионалов, которые заботятся о человеке, – консультантов-психологов, медсестер и сиделок. Развитые страны экспортируют рабочие места в области информационных технологий и одновременно импортируют медсестер из Филиппин и других азиатских стран. Из-за нехватки медсестер их заработки растут, а число сиделок-мужчин по сравнению с серединой 1980-х годов увеличилось вдвое[78]. Подробнее мы поговорим об этом в главе 7.

Деньги и смысл жизни

По мере того как наша деятельность оказывается все больше связанной с общей концептуальностью и глубоким проникновением, самые серьезные изменения, которые несет с собой Концептуальный век, совершаются за пределами офисов – в наших сердцах и душах. Поиски высшего смысла и трансцендентных истин в наше время стали таким же обычным явлением, как большой двойной латте. Сегодня в Соединенных Штатах десять миллионов взрослых людей занимаются медитацией в том или ином варианте – это вдвое больше, чем десять лет назад. Йогу практикуют пятнадцать миллионов, что в два раза больше, чем в 1999 году. Американская массовая культура настолько поглощена духовными темами, что «ТВ-гайд» объявил о подъеме «трансцендентального телевидения»[79].

Поколение родившихся в эпоху «Бэби-Бум» взрослеет, и население Японии и стран Евросоюза становится старше, что делает перемены особенно отчетливыми. «По мере того как люди вступают в пору зрелости, – пишет психолог Дэвид Вулф, – их мышление меняется от более абстрактного (левополушарная ориентация) к более конкретному (правополушарная ориентация), в результате чего обостряется чувство реальности, повышается эмоциональность и усиливается чуткость к человеческим отношениям» (слова в скобках принадлежат цитированному автору)[80]. Иначе говоря, чем старше становится человек, тем важнее для него ценности, которыми он пренебрегал в погоне за карьерой и обустройством семьи, – цель, внутренняя мотивация и поиски смысла.

И действительно, по утверждению двух исследователей, флотилия чутких искателей смысла жизни уже сходит на берег. В 2000 году Пол Рей и Шерри Рут Андерсон выявили общественную группу, которую окрестили «творцами культуры». Творцы культуры, утверждают они, составляют четверть взрослого населения Америки (грубо говоря, численность населения Франции). А черты людей этой группы во многом сходятся с элементами П-ориентированного подхода к жизни. К примеру, творцы культуры «настаивают на том, чтобы видеть картину в целом, – пишут авторы. – Им хорошо удается синтез». А еще они считают «эффективным „женский“ способ познания мира, то есть чуткость и симпатию к окружающим и умение вставать на точку зрения собеседника, отношение к чужому опыту и рассказам о себе как к ценному источнику познания, приверженность этике заботы»[81].

Вступая в Концептуальный век, «дети Бэби-Бума» не могут не учитывать свой биологический возраст. Они понимают, что за плечами осталась большая часть жизни. А такая непреложная арифметика обостряет сознание. После десятилетий погони за деньгами этим людям богатство уже не кажется столь соблазнительным. Для них, как и для многих других, смысл жизни – это богатство нового века.

Что все это значит для меня и для вас? Как нам подготовиться к Концептуальному веку? В первом приближении ответ прост. В мире, который поставили вверх тормашками изобилие, Азия и автоматизация, в мире, где Л-ориентированное мышление все еще необходимо, но уже недостаточно, – в этом мире нам придется усовершенствовать П-ориентированное мышление и развивать способности, связанные с общей концептуальностью и глубоким проникновением. Нам остается то, чего специалисты за границей не могут сделать дешевле, а компьютеры быстрее и что отвечает эстетическим, эмоциональным и духовным запросам эпохи процветания. Но все это не удовлетворяет более глубокий уровень вопроса. Что конкретно мы должны сделать?

Ответ на этот вопрос занял у меня несколько лет. Отбросив все лишнее, я свел его к шести конкретным категориям, связанным с общей концептуальностью и глубоким проникновением, к шести человеческим способностям, которые понадобятся нам в новом веке. Я назвал их шестью чувствами. Дизайн. Сюжет. Симфония. Эмпатия. Игра. Смысл. Понять суть этих категорий и развить в себе эти шесть чувств вам поможет вторая часть этой книги.

Часть вторая Шесть чувств

Шесть чувств: введение

В Концептуальном веке людям придется дополнять функцию Л-ориентированного разума шестью главными П-ориентированными качествами. Совокупность шести чувств, чувств высокой концептуальности и глубокого проникновения, поможет развить новое целостное сознание, которого требует новая эпоха.

1. Не только функциональность, но еще и дизайн. Сейчас для продуктов, услуг, жизненного опыта и жизненного стиля недостаточно одной лишь функциональности. Сегодня создавать то, что будет еще и красивым, необычным или эмоционально привлекательным, необходимо и с экономической, и с человеческой точки зрения.

2. Не только рассуждение, но еще и сюжет. В условиях, когда наша жизнь перенасыщена информацией и данными, недостаточно просто уметь выстраивать аргументы. Кто-нибудь где-нибудь обязательно сформулирует противоположную точку зрения, которая их побьет. Умение убеждать, взаимодействовать с людьми и заниматься самоанализом теперь предполагает еще и способность выстроить увлекательное повествование.

3. Не только детализация, но еще и симфония. В Индустриальном и Информационном веке многое требовало детализации и специализации. Но теперь, когда работа «белых воротничков» уплывает в Азию или передается компьютерным программам, более востребованным оказывается противоположное качество – умение складывать части картины вместе. Его-то я и называю симфонией. Сейчас намного ценнее не анализ, а синтез – умение видеть масштабно, умение преодолевать рамки, умение складывать разрозненные элементы в убедительное новое целое.

4. Не только логика, но еще и эмпатия. Да, логическое мышление – одно из отличительных свойств, которые делают нас людьми. Но в мире, перенасыщенном информацией и обеспеченном мощным арсеналом для аналитической работы, одной голой логики уже недостаточно. Успех будет определяться тем, насколько хорошо мы умеем понимать других, привлекать внимание окружающих нас мужчин и женщин, устанавливать контакты и быть чуткими.

5. Не только серьезность, но еще и игра. Сто раз было доказано, что смех, беззаботность, игра и юмор чрезвычайно полезны и для здоровья, и для карьеры. Разумеется, нам часто приходится быть серьезными. Однако чрезмерная серьезность может плохо сказаться на карьере и еще хуже – на жизни в целом. А в Концептуальном веке мы все должны уметь играть – и на работе, и в жизни.

6. Не только накопление, но еще и смысл. Мы живем в мире потрясающего материального изобилия. Изобилие избавило миллионы человек от каждодневной борьбы за выживание и позволило обратиться к более значимым желаниям: поиску предназначения, трансцендентного состояния и духовной реализации.

Дизайн. Сюжет. Симфония. Эмпатия. Игра. Смысл. Эти шесть чувств будут вести нас по жизни и формировать облик нашего мира, обретая все большее значение. Многих из вас, без сомнения, эти перемены обрадуют. Но некоторые увидят в них апокалипсис, нашествие кривляк в черном трико, которые перевернут нормальную жизнь вверх тормашками и вытолкнут на обочину тех, кто не умеет фанфаронить или разводить нюни. Не надо бояться. Способности, о которых идет речь, которые сейчас обрели особую важность, – это человеческие качества. В конце концов, в каменном веке наши пещерные предки не сдавали SAT’ы и не рисовали таблицы. Однако они рассказывали истории, умели сочувствовать и изобретали разные новые штуковины. В Информационном веке у нас атрофировались все эти «мускулы». Пришла пора вернуть им форму. (Кстати, в этом смысл разделов «Портфолио» в конце каждой главы. Набор инструментов и упражнений, а также рекомендованная литература помогут вам встать на путь обретения нового, целостного сознания.) Шесть чувств нового Концептуального века может развить в себе каждый. Но у того, кто успеет сделать это раньше, будет значительная фора. Поэтому начнем немедленно.

Глава 4 Дизайн

Покойный Гордон Мак-Кензи, который много лет был главной творческой силой компании «Холлмарк-Кардз», производителя поздравительных открыток, как-то раз рассказал историю, сразу же вошедшую в дизайнерский фольклор. Мак-Кензи был человеком гражданского духа, поэтому ему не чуждо было выступать в школах, рассказывая о своей профессии. В начале разговора он обычно говорил ученикам, что он художник. Потом обводил взглядом классную комнату, замечал рисунки, развешанные на стенах, и спрашивал, кто создал эти шедевры.

– Сколько у нас художников в этой комнате? – спрашивал Мак-Кензи. – Поднимите, пожалуйста, руки.

Реакция оказывалась довольно стандартной. В подготовительном и первом классах руки поднимали все, во втором классе – примерно три четверти детей, но уже не так уверенно. В третьем классе руки поднимали уже считаные единицы, а к шестому классу руку не поднимал никто. Школьники начинали оглядываться и смотреть, кто из одноклассников готов добровольно опозориться.

Дизайнеры и представители других творческих профессий пересказывают эту историю Мак-Кензи, часто за выпивкой и, как правило, с грустной иронией: дескать, вот как люди презирают то, чем мы занимаемся. А когда сам Мак-Кензи рассказывал эту историю в больших аудиториях, люди качали головами. «Стыд и позор», – бормотали они. Какой ужас, вздыхали они. В лучшем случае их реакцией была грусть.

По-хорошему, они должны были рассвирепеть. Помчаться в ближайшую школу и потребовать объяснений. Пожалеть детей, вызвать на ковер директора и разогнать школьный совет. Потому что история Мак-Кензи – это не просто грустная притча о плохом финансировании учебных программ по рисованию.

Сейчас эта история – грозное предостережение.

Богатство целых стран и благосостояние отдельных людей в наши дни зависит от того, сколько у нас художников. В мире, который обогатило изобилие и одновременно потрясли автоматизация и экспорт «беловоротничковых» работ, художественные способности должен развивать в себе каждый, независимо от профессии. Пусть мы не Дали и не Дега, но дизайнером сегодня должен быть каждый.

Дизайн легко сбросить со счетов, свести его до уровня обычного орнамента, призванного хоть как-то облагородить предметы и объекты, маскируя их банальность. Но это будет серьезной ошибкой в понимании того, что такое дизайн, и почему он так важен, особенно в наши дни. Джон Хескетт, специалист в этой области, хорошо объяснил его суть: «Если отбросить все лишнее, то дизайн можно определить как человеческую склонность формировать и обустраивать то, что его окружает, но не по тем образцам, что берут напрямую из природы, а так, чтобы оно служило нашим потребностям и придавало нашей жизни значимость»[82].

Оторвите глаза от страницы и оглянитесь вокруг. Все, что вас окружает, есть создание дизайна. Контуры этих букв. Книга, которую вы держите в руках. Одежда, которой прикрыто ваше тело. Стул или кресло, на котором вы сидите. Здание, в котором вы находитесь. Все эти вещи стали частью вашей жизни потому, что кто-то когда-то придумал их, а потом воплотил в реальность.

Дизайн – классическая категория целостного сознания. Он, говоря словами Хескетта, есть сочетание пользы и смыслов. Художник-оформитель должен сверстать книжку, которую удобно читать. Это – польза. Однако эта книжка – носитель идей и эмоций, которые в идеале одни только слова выразить не способны.

«Я думаю, что дизайнеры – это алхимики будущего».

Ричард Кошалек, президент колледжа дизайна Арт-Центр

Это – смысл. Дизайнер мебели должен создать стол, который будет стоять ровно и выдерживать необходимый вес (польза). Но этот же стол должен обладать еще и эстетической ценностью, а это уже выходит за рамки функциональности (смысл). Польза соотносится с Л-ориентированным мышлением, смысл – с П-ориентированным. Но сейчас все, что обладает практической пользой, настолько широко распространено, недорого и относительно доступно, что ценность второго элемента неизбежно повышается.

Дизайн, то есть польза, обогащенная смыслом, стал необходимым условием для человеческой самореализации и профессионального успеха как минимум по трем причинам. Во-первых, благодаря процветанию и техническому прогрессу хороший дизайн стал доступнее, чем когда-либо прежде, – это значит, что все больше людей могут попасть в эту заманчивую сферу и почувствовать себя экспертами в области, прежде бывшей достоянием избранных. Во-вторых, в эпоху материального изобилия дизайн стал важной составляющей большинства областей современного бизнеса, позволяя дифференцировать собственную продукцию и создавая новые рынки. В-третьих, сейчас, когда все больше людей развивают в себе дизайнерское чутье, у дизайна появляются большие возможности следовать своей главной цели – менять мир.

Свежим февральским утром, находясь в полуквартале от Зала независимости в центре Филадельфии, я своими глазами увидел, как все три перечисленных фактора слились воедино. Глядя туда, Гордон Мак-Кензи, быть может, улыбается с небес.

Студия Марка Рейнгольда, 10 часов утра. Воздух наполнен медитативной музыкой; девушка позирует, сидя на стуле, водруженном на возвышении, а девятнадцать человек делают наброски в больших альбомах для рисования. Типичная для элитарной академии искусств ситуация, есть только одно «но»: молодые люди, поглощенные своими рисунками, – десятиклассники, большинство из которых живет в одном из самых неблагополучных районов Филадельфии.

Добро пожаловать в ШАДЧ – Школу архитектуры и дизайна Чартера; бесплатную государственную школу Филадельфии, которая демонстрирует, как дизайн способен развивать молодые умы, и одновременно развенчивает миф о том, что это искусство доступно лишь избранным.

До поступления в девятый класс ШАДЧ большинство школьников вообще не учились рисовать, а треть из них умели читать и считать на уровне третьеклассников. Теперь же, если они пойдут по стопам предыдущего выпуска, восемьдесят процентов из них поступят в двух– и четырехгодичные колледжи, а некоторые окажутся в таких престижных заведениях, как Институт Пратта или Род-Айлендская школа дизайна.

С 1999 года, когда была основана ШАДЧ (первая в стране государственная школа с художественным уклоном), ее цель не сводилась только к тому, чтобы воспитать дизайнеров нового поколения или внести в это преимущественно белое сословие этническое разнообразие (три четверти учеников ШАДЧ – афроамериканцы; восемьдесят восемь процентов – представители расовых меньшинств). Цель состояла еще и в том, чтобы использовать дизайн в преподавании базовых школьных дисциплин. Каждый день школьники проводят в художественной студии по сто минут. Они ходят на занятия по архитектуре, индустриальному дизайну, теории цвета и живописи. Но не менее важно то, что школа скрестила дизайн с математикой, физикой и биологией, английским языком, историей и другими предметами. Например, когда там проходят тему о Римской империи, то школьники не просто читают о технологии водопровода, а строят модель акведука. «Они учатся находить решения, соединяя разрозненные элементы в целое. Именно это и делают дизайнеры, – говорит Клэр Галлахер, архитектор и бывшая заведующая учебной частью в ШАДЧ. – Дизайн междисциплинарен. Мы учим детей мыслить холистически».

«Хороший дизайн обладает признаками эпохи Возрождения: он объединяет в себе технологию, науку о мышлении, человеческие потребности и красоту и создает из всего этого нечто такое, в чем мир нуждался, хотя и не подозревал об этом».

Паола Антонелли, куратор отдела архитектуры и дизайна Музея современного искусства

Один из учеников, преуспевающих в этой атмосфере целостного сознания, – девятиклассник Шон Кэнти. Это умный тощий мальчишка, солидный, как маститый дизайнер, и нескладный, как обычный шестнадцатилетний подросток. Когда я беседовал с ним после окончания уроков, он рассказал, что в его предыдущей школе (обычной, хулиганской) он «был единственным, кто постоянно рисовал»: «На уроках рисования у меня все было в порядке. Но при этом вечно чувствуешь себя изгоем, ведь в школе считают так: если любишь рисовать – значит, ты лох». В новой школе он почувствовал себя как дома и стал накапливать необычный для своего возраста опыт. Два дня в неделю он стажируется в местной архитектурной фирме. По приглашению преподавателя архитектуры, с которым познакомился через ШАДЧ, он съездил в Нью-Йорк, чтобы оформить там постер. Он сделал макеты «двух классных башен» и надеется, что когда-нибудь его проект будет реализован. Но все-таки главное, чему он, по его собственным словам, научился в ШАДЧ, – это не какое-то конкретное умение: «Я научился работать с людьми и черпать от них вдохновение».

В самом деле, ощущаешь прилив вдохновения, даже если просто проходишь по школьному коридору. В вестибюле выставлены работы школьников. В коридорах красуется мебель, подаренная Музеем Купера-Хьюитта. В разных уголках школы можно наткнуться на работы таких дизайнеров, как Карим Рашид, Кейт Спейд и Франк Гери, даже в шкафчиках, которые ученики ШАДЧ превратили в выставочные стенды. Все школьники носят голубые рубашки, застегнутые на все пуговицы, и коричневые брюки. На мальчиках еще и галстуки. «Они выглядят как начинающие архитекторы и дизайнеры – и ощущают себя соответственно», – говорит мне директор по развитию Барбара Чандлер Ален. Неплохо для школы, в которой приличный процент учеников по закону может претендовать на бесплатное питание.

Для многих из них эта школа – уголок рая посреди грубого мира; место, где им хорошо и комфортно, где взрослые заботятся и возлагают на них большие надежды. Если процент посещаемости в среднестатистической школе Филадельфии – шестьдесят три процента, то в ШАДЧ он составляет девяносто пять процентов. Не менее показательно то, что ШАДЧ – единственная филадельфийская школа для старших классов, где на входе не стоит металлоискатель. Вместо этого школьников, учителей и гостей, заходящих через главную дверь с Сэнсом-стрит, приветствует красочная настенная роспись работы американского минималиста Сола Льюитта.

И хотя ШАДЧ – проект новаторский, она не единственная в своем роде. Система государственных школ Майами может похвастаться Школой дизайна и архитектуры; в Нью-Йорке есть Школа искусств и дизайна. В Вашингтоне есть начальная школа с собственным уставом, которая называется «Школа-студия», а среди ее преподавателей много профессиональных художников. Если даже оставить средние школы, все равно можно убедиться, что художественное образование переживает настоящий бум. В США, как мы уже говорили, диплом художника заменил собой диплом менеджера. В Великобритании число студентов-художников с 1995 до 2002 года выросло на тридцать пять процентов. Общее количество художественных институтов в Японии, Южной Корее и Сингапуре тридцать пять лет назад было равно… нулю. Сейчас в трех этих странах работает как минимум двадцать три института искусств и дизайна[83].

Не все выпускники этих школ и институтов, как и не все выпускники ШАДЧ, станут профессиональными дизайнерами. Ну и прекрасно, считает завуч Кристина Альварез. «Мы формируем у учеников понимание того, что такое дизайн и как он может повлиять на их жизнь, – говорит она мне. – Мне представляется, что такая программа с „дизайнерским уклоном“ – современный аналог „свободных искусств“»[84]. Какую бы жизненную стезю ни выбрали ученики, школа научила их решать проблемы, понимать других людей и ценить окружающий мир. А эти умения так важны для Концептуального века!

Демократизация дизайна

Франк Нуово – один из самых известных в мире индустриальных дизайнеров. Если у вас мобильник «Нокиа», то весьма вероятно, что над его дизайном потрудился Нуово. Но в молодости ему было нелегко объяснить родителям, почему он выбрал эту специальность. «Когда я сказал отцу, что хочу быть дизайнером, он спросил: а что это такое?» – рассказал Нуово в разговоре со мной. «Мы должны убрать нервозность, которая окружает это понятие, – считает он. – Ведь, в сущности, дизайн – это создание творческого решения. Все люди каждый день занимаются дизайном».

Человек стал дизайнером с того времени, когда еще в набедренной повязке тер камешком о кремень, чтобы сделать наконечник для стрелы. Нашему биологическому виду всегда было свойственно стремление к новому и красивому – даже в те времена, когда наши предки кочевали по саванне. Однако большую часть человеческой истории дизайн (и особенно его страшный собрат – функциональный дизайн) был достоянием элиты, у которой хватало денег на то, чтобы позволить себе всяческую роскошь, и времени на то, чтобы наслаждаться ею. А нам, простым смертным, лишь изредка удавалось соприкоснуться с дизайном; по большей же части мы отдавали предпочтение практической пользе.

Однако в последние десятилетия все поменялось. Дизайн стал демократичным. Если вы мне не верите, предлагаю пройти маленький тест. Перед вами образцы трех шрифтов. Соедините шрифт из левого столбца и его название из правого:

Я не раз проводил этот эксперимент, пока работал над книгой, и убежден, что большинство из вас ответило на этот вопрос быстро и правильно[85]. А вот лет двадцать пять назад это задание, скорей всего, поставило бы вас в тупик. В те времена в шрифтах разбирались узкие специалисты, вроде наборщиков или художников-оформителей, а обычные люди, такие как мы с вами, имели об этом смутное представление. Но сегодня мы живем и работаем в другой сфере обитания. В шрифтах разбирается большинство людей, живущих в Западном мире, если они умеют читать и писать и пользуются компьютером. «Если ты уроженец тропических лесов, то умеешь определять на вид множество разных листьев, – пишет Вирджиния Пострел. – Мы умеем определять на вид множество разных шрифтов»[86].

«Эстетика важна. Вещь, обладающая эстетической ценностью, лучше работает».

Дон Норман, писатель и профессор инжиниринга

Разумеется, пример со шрифтами – лишь одна из иллюстраций того, что дизайн демократизируется. Возьмем одно из самых успешных предприятий последнего десятилетия – «Дизайн в пределах досягаемости», торговую сеть, состоящую из тридцати одной студии и ставящую своей целью нести высококачественный дизайн в массы. В студиях и каталогах этой фирмы можно найти прекрасные стулья, лампы и письменные столы, богачи покупали их всегда, но теперь они доступны более широким слоям населения. «Таргет» пошел в демократизации дизайна еще дальше, во многом стирая грань между высокой модой и массовой продукцией, как в случае с линией одежды от Айзека Мизрахи (выше описан наш семейный поход за покупками). На страницах «Нью-Йорк Таймc» «Таргет» помещает рекламу детских чашек «с защитой от проливания» (за три с половиной доллара) от Филиппа Старка – бок о бок с рекламой часов «Конкорд Ла Скала» за пять тысяч долларов и бриллиантовых колец за тридцать тысяч долларов от Гарри Уинстона. Майкл Грейвз, чей сиреневый ершик для унитаза я купил во время поездки в «Таргет», сейчас продает наборы, с помощью которых покупатели могут сами соорудить стильные бельведеры, студии и портики. Грейвз, оформлявший библиотеки, музеи и дома стоимостью в несколько миллионов, – слишком дорогой дизайнер, чтобы многие из нас могли заказать ему оформление гостиной. Но уже за десять тысяч долларов мы можем купить один из «Павильонов Грейвза» и наслаждаться великолепным и изящным творением одного из лучших в мире архитекторов прямо у себя на заднем дворе.

Дизайн проник в глубокий тыл коммерческого царства. То, что у фирмы «Сони» в штате четыреста дизайнеров, неудивительно. А как вам такое: в штате мормонской церкви Иисуса работает шестьдесят дизайнеров?[87] Господь приглашает в Свой дом художников, а тем временем Дядя Сэм перестраивает свой дом. Управление служб общего назначения США, в ведении которого находится строительство правительственных зданий, запустило программу «Превосходный дизайн», цель которой – превратить унылые федеральные сооружения в здания, которыми можно полюбоваться и в которых было бы приятно работать. Даже американские дипломаты отозвались на требования новой эпохи. В 2004 году Госдепартамент США заявил, что отказывается от шрифта Courier New 12, который использовал много лет, и вводит вместо него новый стандартный шрифт, который отныне должен использоваться во всех официальных документах, – Times New Roman 14. Во внутренней инструкции эта мера объясняется тем, что шрифт Times New Roman «занимает почти столько же места, что и Courier New 12, но при этом имеет более четкий, ясный и современный вид»[88]. Здесь примечательна даже не сама служебная реформа, а кое-что другое, что невозможно было бы представить себе в недавнем прошлом: все сотрудники Госдепартамента прекрасно поняли, о чем говорится в инструкции.

Говорим «дизайн» – подразумеваем «бизнес». Говорим «бизнес» – подразумеваем «дизайн»

Демократизация дизайна изменила логику конкуренции в бизнесе. Традиционным полем соперничества были качество или стоимость продукта – или сочетание первого и второго. Однако сегодня приличное качество и разумная цена стали в бизнес-игре всего лишь первоначальной ставкой, входным билетом, дающим допуск на рынок. Если эти минимальные требования выполнены, далее компании конкурируют не столько в отношении функциональности или дешевизны, сколько в сфере других, трудноуловимых качеств – необычности, красоты, эстетического смысла. Это не новое наблюдение. Том Питерс, которого я цитировал в предыдущей главе, доказывал необходимость дизайна еще в те времена, когда большинство бизнесменов не смогли бы отличить Чарли Имза от ангелов Чарли[89]. («Границу между любовью и ненавистью, – объясняет он компаниям, – устанавливает дизайн».) Но, как и в случае с инструкцией Госдепартамента, в настойчивом внимании бизнеса к дизайну примечательнее всего не сам факт этого внимания, а его распространенность.

Возьмем двух человек – из разных стран и разных миров. Пол Томпсон – директор Музея Купера-Хьюитта в Нью-Йорке. Норио Охга – бывший председатель правления корпорации «Сони», монстр хайтека.

«Бизнесмены не должны лучше понимать дизайнеров. Они сами должны быть дизайнерами».

Роджер Мартин, декан Школы менеджмента Ротман

Вот говорит Томпсон: «Производители начали понимать, что в отношении ценовой структуры и стоимости рабочей силы мы не можем конкурировать с Дальним Востоком. В чем же нам конкурировать? Только в дизайне»[90].

А вот Охга: «Мы в „Сони“ исходим из установки, что вся продукция, произведенная нашими конкурентами, мало отличается от нашей по технологии, цене, качеству изготовления и конструктивным особенностям. Единственное, что позволяет отличить на рынке один продукт от другого, – это дизайн»[91].

Рассуждения Томпсона и Охги все больше подтверждаются финансовыми отчетами корпораций и динамикой потребительского спроса. Согласно исследованию, проведенному Лондонской школой бизнеса, за каждый процент средств, инвестированный в дизайн изделия, уровень продаж и прибыль компании увеличивается в среднем на три-четыре процента[92]. По результатам другого исследования, оборот компаний, серьезно занимающихся дизайном своей продукции, со значительным отрывом обгоняет оборот их конкурентов, не придающих дизайну столь большого значения[93].

Хороший пример – машины. Как я уже упоминал, в современной Америке подавляющее большинство людей, которые хотели бы купить машину, имеют такую возможность. Изобилие снизило цены и повысило качество, сделав ключевым критерием потребительского выбора именно дизайн. Американские производители автомобилей поняли это не сразу. «Долгое время, начиная с 1960-х, директора по маркетингу были поглощены наукой и инжинирингом: они собирали данные, производили расчеты, но при этом игнорировали второе полушарие мозга – правое», – говорит Энни Асенио, директор по дизайну «Джэнерал Моторс». Именно это обстоятельство, в конечном счете, стало причиной краха «Детройта». Потребовалось вмешательство таких чудаков, как Боб Лутц, для того чтобы понять: помимо функциональности изделие должно обладать эстетической значимостью. Лутц произнес знаменитую фразу о том, что «Джэнерал Моторс» занимается арт-бизнесом, и приложил усилия к тому, чтобы дать дизайнерам равные права с инженерами. «Ты должен быть непохожим на других, иначе не выжить, – говорит Асенио. – Мне кажется, у дизайнеров есть шестое чувство, какая-то антенна, которая помогает им справляться с этой задачей лучше, чем представителям других профессий»[94].

«Дизайн, если пользоваться им с умом, способен сделать жизнь богаче, создать новые рабочие места и сделать людей счастливыми – не так уж и плохо».

Пол Смит, дизайнер моды

Остальные автомобильные компании переключили передачи и рванули в том же направлении. Крис Бэнгл из компании «БМВ» говорит: «Мы не делаем автомобили. [Компания создает] произведения искусства на колесах, выражающие любовь водителя к качеству»[95]. Один из вице-президентов «Форда» замечает: «Раньше в нашем бизнесе важнее всего был большой двигатель. Сейчас – гармония и баланс»[96]. Автомобильные компании отчаянно стараются дифференцировать свою продукцию с помощью дизайна, что в «Ньюсвик» выражено таким образом: «В мачо-культуре „Детройта“ лошадиная сила пересела на заднее сиденье, уступив место стилю. Автошоу „Детройта“ можно с тем же успехом назвать Шоу интерьерного дизайна „Детройта“»[97].

Еще одно доказательство значимости дизайна в наши дни – ваша собственная кухня. Это видно, разумеется, по суперэлитной мебели с сияющими холодильниками «Сабзиро» и гигантскими электроплитами «Викинг». Однако еще больше этот феномен виден в маленьких и не таких дорогих кухонных принадлежностях, обитателях кухонных шкафов и столов во всей Америке и Европе. Вспомните, как популярны «кьютенсилы»[98] – предметы кухонной утвари, которые стали более человечными. Откройте ящик буфета в европейском или американском доме, и вы, скорее всего, обнаружите там штопор в виде улыбающегося кота; ложку для спагетти, которая ухмыльнется вам и макаронным изделиям; щетку для овощей с глазами навыкате и на тоненьких ножках. Сходите с магазин и попробуйте купить тостер. Вам придется приложить немало усилий, чтобы найти старую незатейливую модель, потому что к большей части ассортимента применимы слова «стилизованный», «ретро», «причудливый», «гламурный» и прочие, обычно не ассоциирующиеся с мелким предметом быта.

Иные гуру, быть может, увидят в этих переменах масштабные манипуляции коварных продавцов или лишнее доказательство того, что зажравшийся Запад уже не замечает самой вещи под модной оберткой. Однако такие рассуждения будут не в ладах ни с экономической реальностью, ни с человеческими потребностями. Вернемся к несчастному тостеру. Обычно человек пользуется им не больше пятнадцати минут в день. Остальные тысячу четыреста двадцать пять минут в сутки он просто стоит у всех на виду. Иными словами, один процент своего времени тостер функционирует, а девяносто девять процентов – украшает. Так почему ему не быть красивым, тем более если радующий взгляд тостер стоит сорок баксов максимум? Ральф Уолдо Эмерсон сказал: «придумайте мышеловку получше, и мир протопчет дорогу к вашему дому. Но в эру изобилия ваша мышеловка должна быть не только лучше, но и отвечать потребностям правого полушария, иначе в вашу дверь не постучится никто».

Значение дизайна связано и с тем ускорением метаболизма в мире коммерции. Современные товары преодолевают путь от левополушарной функциональности к правополушарной эстетической значимости в мгновение ока. Возьмем сотовые телефоны. Понадобилось меньше десяти лет, чтобы они превратились из предмета роскоши для немногих людей в деталь обихода для большинства, а потом – в материализованное воплощение человеческой индивидуальности. Они прошли путь от «логических устройств» (для которых важнее всего быстродействие и наличие специализированных функций) до «эмоциональных устройств» (то есть значимых эстетически, необычных и удовлетворяющих вкусам потребителя) – так определил это понятие Тоширо Иизука, высокопоставленный сотрудник японской компании, производящей бытовую электронику[99]. На декоративные (то есть нефункциональные) передние панели сотовых телефонов клиенты сейчас тратят примерно столько же, сколько и на сами телефоны. За прошлый год было продано рингтонов примерно на четыре миллиарда долларов[100].

И действительно, один из самых мощных факторов влияния дизайна на экономику состоит в его способности создавать новые рынки, будь то рынки рингтонов, «кьютенсилов», фотоэлементов или медицинского оборудования. Три силы – изобилие, Азия и автоматизация – превращают товары и услуги в заурядные предметы быта с такой скоростью, что производителю остается единственный способ выжить – постоянно придумывать что-то новое, изобретать и, по изящному выражению Паолы Антонелли, давать миру то, в чем он нуждался, хотя и не подозревал об этом.

Дизайн ближайшего будущего

Дизайн может не только заполнить наши кухни орудиями для стряпни, которые взболтают наши соусы и встряхнут наши души. Хороший дизайн может изменить мир (к сожалению, плохой дизайн – тоже).

Возьмем систему здравоохранения. Как правило, больницы и кабинеты врачей редко можно назвать образцом элегантности и прекрасного вкуса. Даже если бы доктора и администраторы предпочли изменить ситуацию, они все равно будут считать это дело второстепенным по сравнению с более насущными – выпиской рецептов и проведением операций. Однако сейчас появляется все больше и больше данных, которые доказывают: в медицинских учреждениях с хорошим дизайном пациенты выздоравливают быстрее. Так, исследование, проведенное в питсбургской больнице Монтефиоре, показало, что в отделении хирургии пациенты, лежащие в палатах с хорошим естественным освещением, реже нуждаются в обезболивающих средствах, а расходы на лекарства для этих больных на двадцать один процент ниже, чем для тех, кто лежит в обычных палатах[101]. В другом исследовании сравнивались две группы пациентов с одинаковыми заболеваниями. Первую группу лечили в старом, унылом корпусе, вторую – в современном, залитом светом, с помещениями, приятными для глаз. Так вот, пациентам, лежавшим в палатах второго корпуса, требовалось меньше обезболивающих средств, и выписывались они в среднем на два дня быстрее. Сейчас многие больницы переоборудуют свои помещения с тем, чтобы в них было больше солнечного света, делают такие приемные покои, которые создают ощущение приватности и уюта, и придумывают множество дизайнерских ухищрений, вроде садов для прогулок и лабиринтов, – врачи поняли, что все это ускоряет процесс выздоровления.

«Считать, что полезное по определению прекрасно, неверно. Это прекрасное по определению полезно. Красота способна улучшить образ жизни и образ мысли людей».

Анна Кастелли Ферриери, дизайнер мебели

Совершенствование дизайна оказывает аналогичное влияние и в двух других сферах, где бюрократия долго держала красоту на месте служанки. Речь идет о государственных школах и государственном жилищном строительстве. Исследование, проведенное в Джорджтаунском университете, показало, что те же самые ученики, учителя и педагогические методы при улучшении внешнего вида школы увеличивают средний экзаменационный балл на одиннадцать процентов[102]. А муниципальные дома, с эстетической точки зрения представляющие собой нечто чудовищное, весьма вероятно, находятся на пороге нового ренессанса. Отличный пример – «Челси-корт» работы архитектора Луизы Браверманн. В этом здании, построенном на скромные средства, есть эффектные лестничные пролеты, просторные помещения и плоская крыша с мебелью от Филиппе Старка – и все это для квартиросъемщиков с низкими доходами и бывших бездомных. Кроме того в дизайне учитывается еще и экологическая сторона. Возникло движение «зеленого дизайна», соблюдающее природоохранные принципы при производстве потребительских товаров. Это значит, что товары не просто делаются из переработанных материалов – дизайнеры заботятся о том, чтобы использование и утилизация изделий тоже отвечали экологическим требованиям. Архитектура тоже становится «зеленой» – отчасти потому, что архитекторам и дизайнерам известно: здания в Соединенных Штатах загрязняют окружающую среду так же сильно, как все машины и заводы, вместе взятые.

В Американский совет по экологичному строительству поступило более тысячи ста заявок на получение сертификата экологически чистого здания[103].

А если вы еще не убедились, что значение дизайна не ограничивается гаражами и разделочными досками, вспомните американские президентские выборы 2000 года и длившиеся тридцать шесть дней препирательства о том, кто набрал больше голосов во Флориде – Альберт Гор или Джордж Буш. Сегодня и сами выборы, и их последствия вспоминаются как дурной сон. Однако на фоне тогдашнего скандала почти никто не заметил одного важного и поучительного обстоятельства. Демократы тогда заявляли, что Верховный суд США, приостановив пересчет бюллетеней, подарил победу Джорджу Бушу. Республиканцы твердили, что, наоборот, их противники хотели украсть победу, вынудив чиновников пересчитывать «чады» – эти маленькие квадратики, которые не были пробиты до конца[104]. Но на самом деле неправы были и те, и другие.

Через год после выборов несколько журналистов и ученых провели доскональное исследование всех флоридских бюллетеней – но сделанные открытия померкли на фоне террористического акта 11 сентября 2001 года и были окончательно забыты после переизбрания Буша в 2004 году. Согласно проведенному анализу, судьбу президентских выборов в 2000 году определил этот предмет.

Это тот самый злосчастный «бюллетень-бабочка»[105], при помощи которого выборщики округа Палм-Бич голосовали за будущего президента. В этом округе с ярко выраженными демократическими симпатиями, населенном десятью тысячами пожилых выборщиков-евреев, ультраконсервативный маргинальный кандидат Пэт Бьюкенен получил три тысячи четыреста семь голосов – втрое больше, чем во всех остальных округах штата. (Согласно одному статистическому исследованию, если бы Палм-Бич проголосовал так же, как остальные шестьдесят шесть округов Флориды, Бьюкенен набрал бы всего шестьсот три голоса[106].) Более того, пять тысяч двести тридцать семь выборщиков из Палм-Бич проголосовали за Альберта Гора и Пэта Бьюкенена одновременно, из-за чего бюллетени были признаны недействительными. Буш же получил во всем штате всего пятьсот тридцать семь голосов.

В чем же причина сумасшедшего успеха Бьюкенена и тысяч недействительных бюллетеней?

В плохом дизайне.

Беспристрастное исследование обнаружило, что исход голосования в округе Палм-Бич – а следовательно, и имя нового лидера свободного мира – решил не злокозненный Верховный суд и не тугие «чады». Исход решил плохой дизайн. Невразумительные «бюллетени-бабочки» сбили с толку тысячи выборщиков и стоили Гору президентского поста – так утверждает ученый, возглавлявший исследовательский проект. «Запутавшие выборщиков инструкции на бюллетене, а также дизайн и машины для голосования – вот что изменило ход американской истории»[107]. Если бы в округе Палм-Бич во время оформления бюллетеней оказалась под рукой пара художников-оформителей, весьма возможно, американская история пошла бы по другому пути[108].

Теперь интеллектуалы могут спорить, на пользу или во вред стране послужили «бюллетени-бабочки» и путаница, которую они вызвали. Не надо видеть в моих рассуждениях попытку свести счеты задним числом, хотя я (раскрою все карты) десять лет назад работал на Альберта Гора и по сей день остаюсь зарегистрированным демократом. Плохой дизайн с тем же успехом мог сработать за демократов и против республиканцев – и, быть может, в один прекрасный день так и случится. Но какими бы ни были наши партийные пристрастия, следует признать, что «бюллетень-бабочка» для Концептуального века – что-то вроде первого запуска искусственного спутника. Это было неожиданное событие, повлекшее за собой колоссальные последствия и продемонстрировавшее, как на самом деле слабы американцы в одной из самых важных сфер – в данном случае в дизайне.

Дизайн – «концептуальная» категория. Его трудно перевести за границу или автоматизировать. Он все больше повышает конкурентоспособность в мире бизнеса. Хороший дизайн, ставший сейчас более доступным и открытым, чем когда-либо раньше, дает нам возможность добавить в свою жизнь больше удовольствия, эстетической значимости, красоты. Но самое важное – развив в себе художественное чутье, мы можем сделать нашу маленькую планету лучше. «Быть дизайнером – значит быть творцом перемен, – говорит Барбара Чандлер Ален из ШАДЧ. – Только вообразите, насколько лучше станет мир, когда в него вступят выпускники ШАДЧ».

Заведите записную книжку дизайнера 

Купите маленький блокнотик и всегда носите его с собой. Если увидите образец прекрасного дизайна, сделайте пометку (пример: моя подставка для посуды «Хотспот»: сложишь вдвое – получится прихватка, сложишь втрое – получится консервный нож, да и смотрится она прекрасно). То же самое – если увидите образец чудовищного дизайна (пример: кнопка аварийного сигнала у меня в машине, она расположена так близко к коробке передач, что я постоянно включаю аварийный свет, когда паркуюсь). Пройдет немного времени, и вы научитесь смотреть на рисунки, интерьеры, городские ландшафты и прочее, куда внимательнее. Кроме того, вы глубже осознаете, как дизайнерские решения формируют нашу повседневную жизнь. Обязательно имейте в виду и дизайн событий – покупаете ли вы чашку кофе, летите на самолете или едете в машине «скорой помощи». Если вы не любите делать зарисовки, носите с собой маленький цифровой фотоаппарат или мобильник со встроенной камерой – и снимайте образцы хорошего и плохого дизайна.

Злитесь конструктивно

• 1. Выберите предмет домашнего обихода, который чем-либо вас раздражает.

• 2. Сходите в кафе в одиночестве, взяв с собой ручку и бумагу, но без книги и без газеты, а пока будете пить кофе, подумайте, как исправить дурно сделанный предмет.

• 3. Отправьте свои соображения или эскиз производителю разозлившего вас изделия.

Невозможно предугадать, что из этого может выйти.

Совет от Стефана Сагмайстера, менеджера по графическому дизайну. (Его сайт . com.)

Читайте журналы по дизайну

Профессиональные дизайнеры читают дизайнерские журналы (причем маниакально). Делайте то же самое и вы (без маниакальности, конечно). Это чтение (даже если вы их будете просто пролистывать) заострит ваш взгляд и даст пищу для ума. Журнальные стенды заполнены сотнями дизайнерских журналов; к сожалению, многие из них попросту фетишизируют дорогостоящую дребедень. Я предлагаю вашему вниманию восемь журналов – для меня они находятся в списке обязательного чтения:

Ambidextrous. Этот эффектный журнал, издающийся Школой дизайна Стэнфордского университета, публикует материалы о ремесле дизайнера и тонкостях оформительского мышления. (См.: www. ambidextrousmag.com.)

Dwell. Один из самых серьезных журналов по домоводству, Dwell строго придерживается этики общественного служения и экологической ответственности, что выгодно отличает его от многих других. (См.: .)

HOW. Этот великолепный журнал специализируется по большей части на графическом дизайне. Кроме того, в нем печатается множество толковых деловых советов и рекомендаций по чтению, а также проводится ежегодный дизайнерский конкурс, являющийся прекрасным источником идей. (См.: .)

iD. Этот журнал удостоился разных наград и широко известен благодаря своему Ежегодному обозрению дизайна, в котором описываются лучшие дизайнерские изделия года, и приложению iD 40, знакомящему читателя с работами молодых дизайнеров. (См.: .)

Metropolis. Этот журнал, преимущественно посвященный строительству и стройматериалам, содержит много глубоких соображений о городском ландшафте. Кроме того, там печатаются материалы об экологичном дизайне. (См.: . com.)

O Magazine. Этот журнал, созданный Опрой Уинфри и несущий на себе отпечаток художественного вкуса своей основательницы, – один из трех самых любимых моих журналов. Точка. Читайте его, знайте его, живите им. (См.: / omagazine.)

Print. Еще один прекрасный журнал по графическому дизайну, знаменитый благодаря своему объемному Ежегоднику регионального дизайна. (См.: www. printmag.com.)

Real Simple. Одна моя знакомая, дизайнер, называет этот журнал своей библией. Его теология проста: «Очищать повседневную жизнь от всего лишнего, чтобы читатель мог сосредоточиться на том, что действительно привносит эстетическую ценность в его жизнь». (См.: . com.)

Будьте как Карим

В ответ на мою просьбу посоветовать тем, кто не является профессиональным дизайнером, как развить в себе эстетическое чутье, Карим Рашид прислал мне свой «Кариманифест» – руководство по жизни и дизайну, включающее пятьдесят пунктов. Вот некоторые выдержки.

• 1. Избегайте узкой специализации.

• 5. Перед тем как создать что-либо вещественное, спросите себя: будет ли в том, что вы собираетесь подарить миру, оригинальный замысел, оригинальная концепция и подлинная ценность.

• 6. Узнайте все об истории своей профессии, а потом забудьте все, что вы узнали, когда станете создавать что-то новое.

• 7. Никогда не говорите «Я мог бы сделать то-то и то-то». Ведь вы не сделали.

• 24. Будьте потребителем человеческого опыта, а не вещей.

• 33. Нормальное никогда не бывает хорошим.

• 38. Есть три типа людей: творцы культуры, потребители культуры и те, кто на эту культуру чихать хотел. Будьте то в первой, то во второй группе.

• 40. Мыслите экстенсивно, а не интенсивно.

• 43. Опыт – самое важное, что у нас есть; обмен идеями и человеческое взаимодействие – вот из чего на самом деле складывается жизнь. Пространства и предметы помогают нам получать более яркий опыт, а могут от этого и отвлекать.

• 50. Все, что у нас есть, – это «здесь и сейчас».

Автор – Карим Рашид, один из самых непредсказуемых, плодовитых и знаменитых дизайнеров в мире. (См.: .)

Поиграйте в дизайнера-детектива

Любимое занятие людей, помешанных на недвижимости, и просто любопытных, – ходить по домам, двери которых открыты. Последуйте такому примеру и как-нибудь в воскресенье пройдитесь по домам, в которых живут другие люди. В поисках таких жилищ проштудируйте объявления в разделе о недвижимости, вполне возможно, вас ждет кладезь свежих дизайнерских идей и откровений. Обойдите полдюжины домов, отмечая традиционные черты и новые веяния в области дизайна, а заодно – уникальные и причудливые отражения личностных особенностей и вкусов хозяев дома. Воспользуйтесь советом Сары Сушанки, автора книги «Не такой уж большой дом», и «отметьте, что именно делает пространство уютным для вас. Попытайтесь понять, какова природа его привлекательности, материальная или эмоциональная. Попробуйте сформулировать почему».

Или совершите такую вылазку с друзьями: соберитесь вместе и разойдитесь по разным домам. В конце дня обменяйтесь впечатлениями. Не пренебрегайте открытыми домами дизайнеров и экскурсиями по районам. Всего за несколько часов вы сможете ознакомиться с самыми разными образцами дизайна.

Распространите это любопытство и на офисы: когда в следующий раз окажетесь на чьем-либо рабочем месте, осмотритесь. Какие ощущения вы испытываете в этом пространстве? Как бы вам чувствовалось и работалось в такой обстановке? Как планировка, освещение и мебель способствуют или препятствуют общению и взаимодействию людей? Какие элементы дизайна вы бы использовали на своем рабочем месте?

Примите участие в «Третьей индустриальной революции»

Если все мы дизайнеры, то для начала лучше всего создать что-нибудь самому. «В будущем, – говорит итальянский дизайнер Гаэтано Песке, – клиенты будут ждать от предметов оригинальности. Явление, которое я называю „третьей индустриальной революцией“, даст людям возможность обладать чем-то уникальным». Вы можете поучаствовать в этой революции, создав собственную обувь «Найк» такого цвета, формы и вида, которые идеально подошли бы именно вам (см.: nikeid.nike.com). То же самое можно сделать с коньками «Ванс» (см.: ). Или, чтобы выразить свою индивидуальность во всей полноте, создайте на основе своего почерка оригинальный шрифт (см.: fier.com). «Потребительские товары все чаще будут делаться по индивидуальному заказу, – сказал мне дизайнер Дэвид Смол, – и это окажет сильное и благотворное влияние на восприятие дизайна рядовым человеком».

Сходите в музей дизайна

Музеи всегда были домом высокого искусства. А вот прикладному искусству, то есть дизайну, часто приходилось довольствоваться ветхими картотечными ящиками и дизайнерскими студиями. К счастью, времена меняются. Сегодня несколько крупных городов могут похвастаться музеями, посвященными индустриальному, графическому, интерьерному и архитектурному дизайну. Посещение такого музея, богатого экспонатами и пояснениями, – прекрасная возможность развить в себе дизайнерский вкус. Вот десять из числа лучших музеев:

Национальный музей дизайна Купер-Хьюитт (Нью-Йорк). Великолепная постоянная экспозиция музея Купер-Хьюитта – одна из богатейших сокровищниц дизайна в мире, где представлены экспонаты, начиная с рисунков Микеланджело и заканчивая солонками от Евы Цайзель. Неизменно хороши временные выставки, особенно те, где вы можете увидеть работы, участвовавшие в борьбе за Национальную премию дизайна, которую раз в три года вручает этот музей. (См.: . edu.)

Дизайн-эксчейндж (Торонто). Это музей и исследовательский центр называют так потому, что в здании, где он расположен, когда-то была первая в Торонто фондовая биржа (stock exchange). Сегодня музей служит двум целям: знакомит с лучшими образцами канадского дизайна и рассказывает посетителям о разнообразии мирового дизайна. (См.: .)

Музей дизайна (Лондон). В этом двухэтажном музее, детище сэра Теренса Конрана[109], проходят сменные выставки дизайна XX и XXI веков. Прекрасные магазин сувениров и программы для детей. Музей расположен неподалеку от лондонского Тауэра, и, посетив его, я познакомился с районом Лондона, где раньше не бывал. (См.: .)

Дом Имзов (Лос-Анджелес). Супруги Имзы, быть может, самые известные дизайнеры мебели XX века. Этот дом, который они оформили и где прожили большую часть жизни, превратился в выставку их работ. Посетить ее можно только по предварительной договоренности. Однако один или два раза в год сотрудники Имзов открывают двери дома для экскурсантов. (См.: fice.org/visit_house. html.)

Исследовательский центр дизайна и полиграфии Герберта Любалина (Нью-Йорк). Если вы посетите это тихое местечко в нью-йоркском Ист-Вилладже, ваше восприятие графического дизайна изменится навсегда. Этот центр, главная задача которого – сохранять образцы плодотворных направлений в графическом дизайне, служит в первую очередь исследовательской площадкой для студентов и преподавателей колледжа дизайна Купер-Юнион. Там иногда устраиваются публичные экскурсии, но, чтобы посмотреть стоящие экспонаты, надо договариваться заранее. (См.: www. cooper.edu/art/lubalin.)

Музей современного искусства; отдел архитектуры и дизайна (Нью-Йорк). Музей современного искусства – конечно же один из лучших художественных музеев мира. Но это еще и один из первых американских музеев, предоставивших выставочное пространство дизайну и архитектуре. Его постоянная коллекция (где есть все, от спортивных автомобилей до мебели; от постеров до бытовой техники) абсолютно необходимая ступень в вашем художественном образовании. (См.: . org/collection/depts/arch_design/.)

Национальный музей зданий. Один из самых красивых музеев в Вашингтоне. Туда стоит заглянуть хотя бы для того, чтобы зайти в главный холл и пять минут посмотреть на потолок. Если же вы задержитесь в этом музее, то, скорее всего, увидите превосходные выставки по архитектуре и городскому дизайну (зачастую с гражданственно-патриотическим уклоном) и прекрасные детские программы. (См.: .)

Музей Виктории и Альберта (Лондон). Этот богатый британский национальный музей искусства и дизайна содержит экспонаты, иллюстрирующие историю дизайна за два тысячелетия, – от египетских ваз X века до имзовских стеллажей XX века. В этом музее также есть замечательные программы для детей. (См.: .)

Музей дизайна Витра (Вайл-на-Рейне, Германия). Этот музей, расположившийся в здании, оформленном Франком Гери, предлагает регулярную экспозицию лучших образцов европейского индустриального дизайна. (См.: .)

Музей рекламы и дизайна Уильяма Ф. Айзнера (Милуоки, штат Висконсин). Этот великолепный современный музей работает при Милуокском институте искусства и дизайна. Большая часть экспозиции посвящена полиграфическому дизайну, хотя можно найти любопытные образцы индустриального дизайна. (См.: www. eisnermuseum.org.)

К, П, В и Б графического дизайна

Робин Уильямс (не путать с актером) – одна из лучших современных авторов, пишущих о дизайне. Ее «Недизайнерская книга о дизайне: Основы дизайна и типографики для новичков»[110] может без преувеличения назваться жемчужиной, хотя бы потому, что в ней описаны четыре главных принципа качественного графического дизайна:

• 1. Контраст. «Если элементы (тип шрифта, цвет, размер, толщина линий, формы, пробелы и т. д.) не идентичны, их надо сделать очень непохожими».

• 2. Повтор. Повторение визуальных элементов «помогает организовать и усиливает единство» вашей брошюры, проспекта или шапки на бланке.

• 3. Выравнивание. «Ничто на странице не должно быть расположено случайно. Каждый элемент должен быть визуально связан с другим элементом оформления».

• 4. Близость. «Единицы, соотносящиеся друг с другом, должны быть расположены близко друг от друга».

Полистайте книгу Уильямс в поисках примеров. Если вы научитесь обращать внимание на ее К, П, В и Б, то станете избегать печатных материалов, напечатанных не лучшим образом. (См.: .)

Всмотритесь в разливную ложку

Возьмите какой-нибудь предмет, занимающий особое место в вашем сердце, – старую рубашку, которую вы носили, когда учились в институте, идеально умещающийся в заднем кармане бумажник, любимую разливную ложку, новые роскошные часы. Положите этот предмет перед собой на стол или подержите в руке. А потом поразмышляйте вот над какими вопросами.

• 1. О чем вы думаете, когда смотрите на этот предмет? О прежних годах? О том, как ловко вы с ним управляетесь? О человеке, который его сделал? Может быть, вам приоткроется приятное воспоминание или переживание.

• 2. Какое действие оказывает этот предмет на пять ваших чувств? Какие особенности дизайна воздействуют на каждое из них?

• 3. Подумайте, как эти сенсорные ощущения от предмета соотносятся с вашими мыслями и чувствами о нем. Видны ли для вас эти взаимосвязи?

Попробуйте сделать то же самое с другими предметами – может быть, с теми, которые не имеют для вас такого значения. Чем они отличаются? Почему они не пробуждают таких же эмоций?

Развив в себе способность осознанно отбирать дизайн, который затрагивает эмоции, мы сделаем свою жизнь богаче: не простым имуществом, а новыми смыслами и эстетикой.

Совет от Дэна Бухнера, директора по индустриальному дизайну фирмы «Дизайн Континуум». (См.: .)

Будьте придирчивы

Выбирайте вещи, которые останутся с вами надолго, которыми приятно пользоваться. Классическая одежда никогда не выходит из моды. Хорошая мебель с годами становится только лучше. Выбирайте то, что нравится вам, а не то, что может произвести впечатление на других. И ни за что не допускайте, чтобы вещи для вас были важнее родных, друзей и собственной души.

Совет от Марни Моррис, основательницы и президента компании «Аниматрикс» и преподавателя интерактивного дизайна в Стэнфордском университете. (См.: .)

Глава 5 Сюжет

Пришло время провести маленький тест.

Когда я рассказывал о силах, толкающих нас в объятия Концептуального века, в подтверждение своих тезисов я привел несколько примеров. Устроим здесь, в середине книге небольшой зачет, чтобы проверить, как вы усвоили материал.

Вопрос 1. Из раздела об Азии мы узнали, что большое число рабочих мест «белых воротничков» перемещаются в такие страны, как Индия, Китай и Филиппины. Я ссылался на исследование, где оценивалась общая сумма заработной платы, которую Америка в течение ближайших десяти лет переведет в более дешевые страны. Назовите эту цифру.

Вопрос 2. Из раздела об автоматизации мы узнали, что современные компьютерные программы стали менять и часто делать ненужным то, чем занимаются многие западные «работники знания». Кого можно назвать Джоном Генри Концептуального века?

Если вы не обладаете фотографической памятью и не испытываете особого пристрастия к подсчету потерянных зарплат, вы, скорей всего, завалите первый вопрос и с блеском ответите на второй[111]. Почему? Для ответа на первый вопрос требовалось вспомнить факт, для ответа на второй – сюжет.

Нам трудно восстановить в памяти изолированный фактик, но довольно легко вспомнить грустную сагу о Гарри Каспарове, но это не свидетельствует о разжижении мозга или приближении болезни Альцгеймера. Это обстоятельство всего лишь демонстрирует, как работает наше сознание. Сюжеты мы запоминаем легче, потому что очень часто информация укладывается у нас в голове в форме сюжетов. «Нарративное воображение – один из главных инструментов нашего мышления, – пишет когнитивист Марк Тернер в своей книге „Литературное сознание“. – На ней основана способность к рациональному суждению. Это основное орудие, с помощью которого мы заглядываем в будущее, предсказываем, планируем и объясняем… Большая часть нашего опыта, нашего знания и мышления организована в виде сюжетов»[112].

Сюжеты, как и дизайн, – неотъемлемая часть человеческого опыта. Вернемся к человеку в набедренной повязке, который потер кремень об камень, чтобы улучшить дизайн стрелы. Когда наступали сумерки и он с друзьями возвращался домой, весьма вероятно, что после этого они рассаживались у костра и рассказывали о бегстве от саблезубого тигра или обустройстве семейной пещеры. В их мозг (так же как и в наш) была встроена «грамматика сюжета», помогающая им постигать мир не в виде набора логических суждений, а как совокупность опыта. С помощью сюжетов они познавали себя и взаимодействовали с другими.

Но, несмотря на всю важность сюжета в развитии человечества, несмотря на его колоссальную роль в мыслительных процессах, в Информационном веке его было принято считать чем-то несерьезным. Да, Голливуд, Болливуд[113] и другие центры индустрии развлечений отдавали должное сюжету. Однако все остальное общество, если вообще задумывалось о сюжете, видело в нем только младшего и недостойного родственника факта. Сюжеты забавляют – факты освещают. Сюжеты отвлекают – факты проясняют. Сюжеты – упаковка, факты – суть. У такой точки зрения два недостатка. Во-первых, как показал тест, она противоречит тому, как в реальности работает наше сознание. Во-вторых, недооценивать важность сюжета в Концептуальном веке – значит подвергать себя человеческим и профессиональным рискам.

«Человеческие существа приспособлены не только к тому, чтобы понимать логические конструкции, – они идеально приспособлены для того, чтобы понимать сюжеты».

Роджер К. Шанк, психолог-когнитивист

Добывать факты было всегда нелегко. До недавнего времени данные и информация, как правило, были достоянием пыльных полок физических лабораторий. Другие запасы информации хранились в специализированных базах данных – создавать их имели возможность только организации с тугими кошельками, а доступ к ним получали только высококвалифицированные эксперты. Но теперь информация стала общедоступной, практически бесплатной и добывается со скоростью света. Если бы вы захотели узнать данные про те самые потерянные зарплаты, вы, скорее всего, впечатали бы несколько слов в поисковой строке «Google», нажали кнопку, и через пару секунд нужная информация уже появилась бы на мониторе. Еще пятнадцать лет назад это показалось бы безумием, а сегодня никого не удивляет: тринадцатилетний подросток из Заира, владеющий английским и имеющий выход в Интернет, может узнать, какая сейчас температура в Брюсселе, сколько на момент закрытия биржи давали за акции IBM и как звали второго министра финансов в правительстве Уинстона Черчилля. И узнать это быстрее и легче, чем главному библиотекарю Кембриджского университета. Это прекрасно. Но такая ситуация чревата серьезными последствиями для нашей работы и повседневной жизни. В условиях такой доступности любая единица информации теряет свою ценность. Но оказывается, что намного важнее умение погружать эти факты в контекст и сообщать им эмоциональную силу.

А это и есть сюжет – контекст, обогащенный эмоциями.

Сюжет возникает там, где общая концептуальность и глубокое проникновение сходятся вместе. Сюжет связан с общей концептуальностью, потому что он помогает лучше понять одно явление в контексте другого. Притча о Джоне Генри, например, позволяет в сжатом виде описать то, что происходило на ранних стадиях Индустриального века. История Гарри Каспарова, в свою очередь, погружает этот сюжет в новый контекст и позволяет передать сложную мысль так, что она лучше запоминается. Этот способ более выразительный, чем презентация в «Пауэрпойнте», если бы я вздумал терзать вас материалами о влиянии автоматизации на нашу жизнь. Сюжет обладает глубоким проникновением потому, что он почти всегда содержит эмоциональный заряд. Джон Генри надорвался. Гарри Каспаров посрамлен. Перефразируем известное высказывание Э. М. Форстера: «Королева умерла, и король умер» – это факт. «Королева умерла, и король умер от горя» – это сюжет[114].

Дон Норман в книге «То, что делает нас умными» четко формулирует связь сюжета с общей концептуальностью и глубоким проникновением:

«Сюжеты обладают счастливой способностью схватывать именно те элементы, которые выносят за скобки формальные логические операции. Логика стремится генерализировать, избавить процесс принятия решений от конкретного контекста, отделить его от субъективных эмоций. А сюжеты охватывают и контекст, и субъективные эмоции, потому что они вбирают в себя информацию, знание, контекст и эмоции, совмещая все это в единое целое»[115].

Способность совмещать, помещать в контекст и снабжать эмоциональным зарядом приобретает колоссальную значимость в Концептуальном веке. Когда огромное число рутинных функций, которые выполняли «работники знания», можно свести к алгоритмам и препоручить компьютерам или Л-ориентированным труженикам за рубежом, в цене оказываются более тонкие способности, воплощенные в сюжете. Кроме того, в мире, где все больше и больше людей живут в изобилии, можно позволить себе поиски смысла жизни. И сюжеты – те, что мы рассказываем себе и о себе, – часто становятся на этом пути средством передвижения. Ниже в этой главе мы рассмотрим, как умение соткать из событий захватывающее повествование (умение, в котором проявляется и общая концептуальность, и глубокое проникновение) становится необходимостью в бизнесе, медицине и частной жизни.

Но сначала я хочу рассказать вам одну историю.

«Сюжет – начиная от „Румпельштильцхена“[116] и заканчивая „Войной и миром“ – одно из главных средств познания, изобретенных человеческим разумом. Существовали великие культуры, не знавшие колеса, но не было культур, где не рассказывались бы истории».

Урсула К. Ле Гунн, писательница

Давным-давно, в тридевятом царстве жил-был герой, у которого были и богатство, и слава, и счастье. Но однажды к нему пришли трое незнакомцев. Сначала они открыли ему глаза на его бесчисленные пороки, а потом сказали, что он недостоин находиться здесь. Герой попытался возразить им, но безуспешно. Его выгнали из дома, и он отправился скитаться. Долго он бродил в одиночестве, не зная, что делать. Однако те, кого он встретил в скитаниях, помогли ему преобразиться, и он поклялся, что обязательно вернется домой. Наконец, ему действительно удалось вернуться, и дома его встретили с распростертыми объятиями. Он с трудом узнал родные места, но все равно чувствовал себя дома.

Звучит знакомо, правда? Это неудивительно. Я рассказал одну из версий сюжета, который Джозеф Кэмпбелл назвал «путешествием героя». В своей книге «Герой с тысячью лиц» (1949) Кэмпбелл утверждал, что все мифы, к какой бы эпохе и культуре они ни принадлежали, содержат одинаковые базовые компоненты и строятся по одной и той же общей модели. Не может быть никаких новых сюжетов, настаивал он, возможны лишь пересказы старых историй. А один сюжет, перекрывающий все остальные и служащий моделью для других повествований, появившихся на заре существования человечества, – это «путешествие героя». Эта модель состоит из трех основных частей: отправление, инициация и возвращение. Герой слышит зов, поначалу сопротивляется ему, но потом переходит из своего пространства в чужое. Там он проходит инициацию – сталкивается с суровыми испытаниями, заглядывает в бездну. Но в процессе (как правило, с помощью наставников, дарующих ему волшебные способности) он преображается, становится другим. Потом герой возвращается уже в качестве повелителя обоих миров, и его миссия – сделать оба мира лучше. Эта схема лежит в основе «Одиссеи» Гомера, легенды о короле Артуре, истории о Сакаджавеа[117], «Гекльберри Финна», «Звездных войн», «Матрицы», а также, утверждает Кэмпбелл, едва ли не всякого эпического сюжета.

Однако есть в сюжете «путешествия героя» кое-что, чего вы, скорей всего, не заметили, – я и сам понял это совсем недавно. Книга, которую вы читаете, – тоже о путешествии героя. Сначала в ней рассказывается о работнике знания, в совершенстве овладевшем Л-ориентироваными способностями. Он переживает переходный кризис (вызванный изобилием, Азией и автоматизацией) и должен ответить на зов (понуждающий его жить и мыслить по-новому). Поначалу он сопротивляется этому (протестуя против аутсорсинга и отказываясь что-либо менять). Но в конце концов ему приходится пересечь границу (отделяющую его от Концептуального века). Героя ждут испытания и трудности (связанные с приобретением П-ориентированных способностей). Однако он справляется с ними и возвращается. Он обретает новое, целостное сознание, что дает возможность жить в обоих мирах.

Нет, я не хочу сказать, что в книге «Будущее за правым полушарием» рассказывается миф. Ни в коем случае. На самом деле я имел в виду прямо противоположное. Я хотел показать, что и сюжет вообще, и сюжет «путешествия героя» в частности созвучны буквально во всем. Тенденция видеть мир и объяснять его с помощью общеизвестных сюжетов настолько органична для нас, что мы просто не замечаем ее, даже когда излагаем что-либо сами. Однако в Концептуальном веке нам предстоит осознать всю важность сюжета.

Путешествие бизнесмена

Роберт МакКи – один из самых влиятельных людей Голливуда, хотя его лицо не увидеть на экране, а имя не появляется в финальных титрах. Последние пятнадцать лет МакКи учит молодых сценаристов искусству сочинять увлекательные сюжеты. Около сорока тысяч человек уже выложили по шестьсот долларов за его семинары. А ученики МакКи получили уже двадцать шесть «Оскаров». Всякий, кто рассчитывает на карьеру сценариста, начинает с его книги «Сюжет: суть, структура и стиль. Основы работы сценариста». Однако в последние годы МакКи привлек внимание тех, кто соприкасается с кинематографом лишь тогда, когда покупает билет и ведро попкорна в ближайшем кинотеатре, – менеджеров, предпринимателей, обычных офисных работников.

Зачем им всем понадобились уроки МакКи? Пусть этот язвительный мастер ответит сам: «Бизнесмены порой с подозрением относятся к историям <…>, но факт остается фактом: статистика часто врет, и врет очень капитально. Многие статистические выкладки – просто дерьмо на палочке <…>. А если бизнесмены поймут, что человеческому сознанию присуще оформлять опыт в виде сюжета, то они поймут и другое: чтобы достучаться до аудитории, надо не сопротивляться этому свойству сознания, а использовать его»[118].

В мире бизнеса пришли к пониманию: сюжет может принести большие деньги. Экономисты Дирдрю Мак-Клоски и Архо Кламер подсчитали, что искусство убеждения (реклама, психологические сеансы, консультации) приносит Соединенным Штатам двадцать пять процентов внутреннего валового продукта. Если предположить, что в основе половины подобных актов убеждения лежит сюжет, то получается, что он ежегодно дает американской экономике около одного миллиарда долларов[119]. Потому-то разные организации и берут на вооружение искусство рассказывать сюжеты (которому учит МакКи и другие) и порой используют его весьма необычно.

Самый яркий пример – рождающееся у нас на глазах движение под названием «Корпоративные истории», цель которого – зафиксировать сюжеты, бытующие в недрах той или иной организации, и использовать их в ее интересах. Один из основоположников этого движения – Стив Деннинг, начинавший свою карьеру в качестве адвоката в Сиднее, а потом ставший руководителем среднего звена во Всемирном банке. «Я был человеком левополушарным, – говорит он. – В больших организациях таких любят».

А потом, в один прекрасный день, когда во Всемирном банке происходили кадровые перестановки, ему дали пинка под зад и перевели в отдел, который был равнозначен ссылке в Сибирь. На корпоративном жаргоне он назывался «отдел управления знаний» и занимался систематизацией обширной информации и опыта, накопленных Всемирным банком. Деннинг стал главой отдела. Он был вынужден начать перерождение – поначалу со скрежетом зубовным (напоминает «путешествие героя», правда?). Он попытался выяснить, что известно Всемирному банку (точнее, что из этого знания нуждается в «управлении»), и понял: для него самого полезнее то, что он почерпнул не из официальных бумаг и отчетов банка, а из баек, которые сотрудники рассказывали в кафе. Он пришел к выводу: накопленное организацией знание откладывается в виде сюжетов. А значит, если ему действительно предстоит стать главным управляющим по корпоративному знанию, ему неизбежно придется выходить за рамки Л-ориентированного подхода, привычного для юристов и менеджеров, в котором он поднаторел за первые двадцать пять лет своей карьеры. В итоге он сделал Всемирный банк лидером в менеджменте знаний, став пионером фиксации и передачи корпоративного знания через сюжеты. «Корпоративные истории не заменяют аналитического мышления, – говорит он. – Они его дополняют, открывая перед нами новые перспективы и новые миры… Отвлеченный анализ усваивается легче, если он изложен в форме добротно составленного сюжета»[120]. А теперь Деннинг делится своими открытиями с организациями во всем мире и рассказывает им сюжет о своем «путешествии».

«Миф – это потайной ход, через который в человеческий разум проникает неисчерпаемая энергия космоса».

Джозеф Кэмпбелл

Деннинг – не единственный человек, оценивший те преимущества, которые открывает бизнесу сюжет. В компании «3 М» те, кто стоит наверху, учатся мастерству рассказывать сюжеты. НАСА начало использовать истории в обучении персонала. А в «Ксероксе» ремонтники учатся приводить в порядок оборудование, опираясь не столько на инструкции, сколько на истории. Поэтому корпоративные сюжеты были собраны в базу данных, которую назвали «Эврика». По оценкам «Fortune Global 500», она принесла компании сто миллионов долларов. Кроме того, возникло несколько предприятий, помогающих существующим компаниям собирать свои «внутренние» истории. Одно из таких предприятий – «СториКвест», находящееся в пригороде Чикаго. Они направляют в компанию своих интервьюеров, записывают от сотрудников компании сюжеты, а потом делают CD, в которых эти персональные нарративы используются для того, чтобы яснее понять специфику и миссию компании. В Великобритании Ричард Оливье, сын Лоуренса Оливье и Джоан Плорайт, в прошлом режиссер шекспировского театра, консультирует крупные компании в том, как им интегрировать в свою деятельность сюжет. Оливье называет свою технику «мифодрамой». Его клиенты читают и разыгрывают шекспировские пьесы, осваивая таким путем искусство менеджмента и руководства корпорацией. «Умение логически мыслить и анализировать само по себе уже не гарантирует успеха», – говорит Оливье[121]. Чтобы преуспеть, бизнесмен должен сочетать науку экономики и финансов с искусством сюжета.

Было бы легко поиздеваться над менеджером по продажам, изображающим Тита Андроника. Однако уже то, что консервативные, тяжелые на подъем большие организации начинают возиться с сюжетом (притом, что лет десять назад из-за одного этого слова человек мог бы стать офисным посмешищем), весьма красноречиво. В этом – лишнее подтверждение свойства нашей натуры, о котором я говорил выше. Алан Кей, член правления «Хьюлетт-Паккард» и один из основателей «Ксерокс-ПАРК», так сказал об этой черте: «Поскреби любого начальника – и окажется, что все мы со своими портфелями – первобытные люди, жадные до историй, которые может рассказать мудрый человек».

Существует еще один важный путь влияния сюжета на бизнес. Подобно дизайну, он становится для людей и компаний ключевым средством дифференциации товаров и услуг на переполненном рынке. Лучше всего объяснить этот феномен при помощи парочки сюжетов из моей собственной потребительской биографии.

Первый пример сюжета как средства дифференциации пришел ко мне по почте. Район на северо-западе Вашингтона, где живем мы с семьей, переживает смену поколений своих обитателей. Люди, несколько десятилетий назад купившие здесь дома и вырастившие детей в этих симпатичных кирпичных строениях колониального стиля, стали выходить на пенсию. При этом район пользуется спросом у молодых пар с детьми, потому что он обладает всеми преимуществами пригорода, хотя пригородом не является. Тех, кто хотел бы приобрести здесь недвижимость, намного больше, чем потенциальных продавцов, поэтому цены ползут вверх. Вот риелторы и стараются убедить как можно больше пожилых людей сняться с места и переехать и для этого рассылают по всем адресам почтовые открытки, где торжественно сообщают о заоблачной цене, по которой недавно был продан один из этих скромных домов. Но однажды мне по почте пришла открытка, которая оказалась совсем другой (сначала я ее чуть не выбросил). На одной стороне была стандартная фотография: дом, стоящий в нескольких кварталах от моего. Его-то риелтор недавно продал, но на обратной стороне, где обычно 72-м кеглем печатается сумма сделки и множество восклицательных знаков, было написано следующее:

«Флоренс Скрутовиц с мужем купили этот очаровательный дом в 1955 году. Они заплатили за него 20000 долларов наличными и были в восторге от него: твердые дубовые полы, большие окна, многие – со свинцовым стеклом, резные дубовые двери… камин в старом английском стиле, сад с прудом. Когда Флоренс исполнился 91 год, она переехала в Брайтон-Гарденс – район Френдшип-Хайтс, где живут пожилые люди, – а ее сестры, соседи и старые друзья семьи попросили меня продать это сокровище. Я была польщена. Флоренс позволила нам освободить дом, покрасить его внутри, заново отполировать двери и помыть окна.

А теперь потратьте минутку своего времени и поприветствуйте новых жильцов – Скотта Дрессера и Кристи Константин, которые любят этот дом не меньше и намерены жить в нем отныне и вовеки».

Цена в тексте вообще не упоминалась. На первый взгляд казалось, что это оплошность, но на самом деле в этом-то и было маркетинговое мастерство Концептуального века. Цену, за которую дом продали, несложно выяснить – из газет, в Интернете, из соседских пересудов. Кроме того, все дома здесь примерно одинаковые и не слишком различаются по цене. Поэтому, как бы ни старались риелторы, вряд ли восторженного вопля о стоимости сделки достаточно, чтобы убедить потенциального продавца заключить сделку с конкретным агентом. Если ты прожил в доме полвека, то решение о его продаже связано не только с финансовым расчетом, но и с человеческими чувствами. И существует ли лучший способ установить человеческий контакт, предполагающий «глубокое проникновение» (а для риелтора – выделиться из массы озабоченных цифрами конкурентов), чем рассказать сюжет такого рода?

Теперь другой пример значимости сюжета в эпоху изобилия. Как-то раз я покупал в магазине еду на ужин и решил прихватить пару бутылок вина. Вина были качественными, хотя в довольно скромном ассортименте – что-то около пятидесяти наименований. Я быстро сделал выбор, остановившись на трех сортах недорогого красного вина. Стоили они примерно одинаково – девять-десять долларов, и, по-видимому, были одного качества. На двух бутылках – обычные этикетки с восторженными эпитетами, а вот на третьей этикетке («темного красного „Два брата“») меня привлек сюжет:

«Идея этого вина возникла у двух братьев, Эрика и Алекса Бартоломью. У них возникла мысль выпускать высококачественное вино, за производство которого отвечал Алекс, а необычную этикетку создал Эрик во имя благой цели. Они хотели отдать дань уважения своей покойной матери, безвременно скончавшейся от рака… В память о Лилиане С. Бартоломью с каждой проданной бутылки „темного красного «Два брата»“ Алекс и Эрик жертвуют 50 центов хоспису Северной Виргинии и/или различным фондам, финансирующим онкологические исследования. Благодаря вашей помощи мы уже передали около 75000 долларов от продажи первой партии и надеемся, что в будущем пожертвуем намного больше. Алекс и Эрик благодарны Вам за покупку темного красного „Два брата“ в память об их матери».

Угадайте: какое вино я выбрал?

История болезни

Современная медицина творит чудеса. Сложные приборы, вроде магнитно-резонансных томографов, которые делали снимки моего мозга, позволяют нам собственными глазами увидеть, как функционирует наш организм. Новейшие лекарства и оборудование помогли многим больным сохранить жизнь, а еще большему числу людей – здоровье. Однако эти впечатляющие успехи часто подменяют собой более простые, но от этого не менее важные аспекты медицины. Система здравоохранения способна «полностью пренебречь историей болезни человека, – говорит доктор Джек Гулехен из нью-йоркской больницы университета Стоуни-Брук. – К сожалению, медицина часто относится к рассказу как к низовой форме науки»[122]. Наверняка вам приходилось испытать это на собственной шкуре. Вы ждете в смотровом кабинете. Когда к вам заходит врач, почти наверняка произойдет два события: первое – вы начнете рассказывать, второе – врач вас перебьет. Двадцать лет назад, когда ученые записывали на пленку беседы врачей с пациентами во время осмотра, они вывели средний показатель: врачи прерывают своих пациентов на двадцать первой секунде. Недавно другая группа исследователей повторила этот эксперимент, они обнаружили в медицинском мире прогресс: сейчас врачи перед тем, как заткнуть пациента, ждут уже двадцать три секунды.

Впрочем, такая агрессивность в общении с пациентами («говорите только по делу!»), похоже, уходит в прошлое, и во многом благодаря работам доктора Риты Шарон, профессора медицинской школы Колумбийского университета. Она пыталась ввести в центр диагностики и лечения рассказ пациента о самом себе. Когда Шарон, молодая врач-терапевт, совершала обходы в больнице, она сделала поразительное открытие: многое из того, в чем заключались ее врачебные обязанности, было связано с рассказами. Пациенты облекают в сюжетную форму историю своих недугов. Доктора же рассказывают собственные истории. Да и сама болезнь разворачивается как повествование. Сюжет был везде.

«Заболев, люди осознают то, что с ними происходит, через сюжет. Они рассказывают истории о самих себе. А наша способность лечить и помогать зависит от умения правильно истолковать то, что рассказывает нам пациент. Если ты этого не умеешь – значит, ты работаешь, привязав себе одну руку за спину».

Доктор Говард Броуди, практикующий семейный врач 

Везде – но только не в программах медицинских факультетов и не в сознании студентов и преподавателей. Поэтому Шарон, помимо степени по медицине, получила степень еще и по английской словесности, после чего взялась за реформирование медицинского образования. Она стала инициатором движения нарративной медицины, после того как в 2001 году опубликовала в «Журнале американской медицинской ассоциации» статью, призывающую к целостному подходу в лечении болезней:

«Одна лишь наука в медицине не поможет пациенту справиться с утратой здоровья или осмыслить свое страдание. Помимо медицинской компетентности, врачу необходимо умение выслушивать пациента, понимать и оценивать смысл его истории и чувствовать желание с его стороны»[123].

Сегодня все студенты-второкурсники медицинской школы Колумбийского университета, помимо вполне научных курсов, посещают семинары по нарративной медицине. Там они учатся более чутко вслушиваться в историю, которую рассказывает пациент, внимательнее «вчитываться» в нее. Вместо того чтобы, действуя по принципу компьютерной программы, задавать вопросы из стандартного диагностического перечня, молодые доктора интересуются более широким спектром обстоятельств. «Скажите, где у вас болит» превращается в «Расскажите про свою жизнь». Цель – выработать человеческую чуткость, степень которой, как показывают исследования, с каждым годом, проведенным в медицинском институте, становится все ниже. Результат – и общая концептуальность, и глубокое проникновение. Анализ повествования помогает молодому доктору установить хороший контакт с пациентом и диагностировать его текущее состояние в контексте истории его жизни в целом. Хороший доктор, как говорит Шарон, должен обладать «нарративной компетенцией – умением воспринимать и интерпретировать сюжет и реагировать на него»[124].

«Если тебе что-то рассказывают, отнесись к рассказу внимательно. Учись рассказывать сам, если это нужно. Иногда человеку, чтобы выжить, рассказ бывает нужнее еды».

Барри Лопес, автор «Арктической мечты»

Нарративная медицина – часть более широкой тенденции, заключающейся в применении П-ориентированных методов в сфере, которая долгое время была плацдармом для демонстрации Л-ориентированных мускулов. Пятнадцать лет назад гуманитарные курсы читались примерно в трети американских медицинских институтов, а сейчас – в трех из четырех[125]. «Беллевью», легендарная нью-йоркская государственная больница, выпускает собственный литературный журнал – «Литературное обозрение Беллевью». (Литературные журналы появились в медицинских школах Колумбийского университета и университетов Пенсильвании и Нью-Мексико.) Главный редактор этого журнала, доктор Даниэль Офри, преподающая студентам-медикам, требует от своих молодых подопечных хотя бы раз изложить историю болезни пациента в форме повествования. «Это задача не слишком отличается от задачи писателя-романиста, – говорит Офри. – Я бы сказала так: мы учим чутких людей с добрыми намерениями хорошему общению с пациентами»[126].

Разумеется, «нарративная компетенция» должна дополнять медицинский профессионализм. Врач, который с сочувствием выслушает историю пациента и при этом забудет измерить ему давление или выпишет не то лекарство, не может лечить людей. Однако подход доктора Шарон большую роль в работе медика отводит эмпатии (см. главу 7). Студенты Шарон заводят на каждого пациента по две медицинские карты. Одна из них, как и положено обычной больничной карте, полна цифрами и таинственными медицинскими терминами. А во второй (Шарон называет ее «параллельной» картой) студенты в повествовательной форме пишут о пациентах и излагают собственные эмоции. Первое же исследование эффективности этого метода показало: студенты, ведущие «параллельные» карты, легче устанавливают контакт с пациентом, а также лучше задают вопросы и владеют технической стороной дела[127]. Повествование само по себе не вылечит болезнь, но в сочетании с современной технологией оно обретает колоссальную целительную силу. Быть может, это и есть медицина будущего? Врачи, в равной степени умеющие строго мыслить и тонко чувствовать; врачи, способные проанализировать и результаты анализов, и рассказ пациента, – это специалисты, обладающие новым, целостным сознанием.

Мы – это наши сюжеты. Накопленные с годами опыт, мысли и эмоции мы спрессовываем в ограниченное количество сюжетов, которые рассказываем окружающим и самим себе. Так было всегда. Однако сюжет человеческой жизни становится еще более важным, пожалуй, даже насущно необходимым в эпоху изобилия, когда многие из нас стали свободнее, чтобы серьезно задуматься о самом себе и найти свое предназначение.

Сюжет – это не просто возможность продать дом или даже увеличить способность врача к сочувствию, это путь к пониманию того, что игнорирует левое полушарие. Стремление познать самого себя через сюжет можно обнаружить где угодно – и в удивительно распространенной традиции «альбомов», где люди создают повествование своей жизни из материальных свидетельств, сообщающих миру (а заодно, быть может, и им самим) о том, кто они такие и что они такое; и в резко возросшем интересе к генеалогии, когда миллионы людей обшаривают Интернет, чтобы связать истории своей семьи в один сюжет.

Все эти увлечения свидетельствуют о том, что люди нуждаются в сюжете. Он обогащает эмоциями контекст, дает человеку глубокое понимание его места в жизни и показывает, почему оно значимо. И, может быть, Концептуальный век напомнит нам о том, что всегда было верным, но не всегда осознавалось людьми: мы должны уметь слушать друг друга, все мы – авторы собственной жизни.

Напишите миниатюру

Писать – тяжелый труд. Писать рассказы – еще труднее. Работа над романом, пьесой или сценарием может тянуться годами. Поэтому не требуйте от себя слишком много – напишите миниатюру. Миниатюра – это очень маленький рассказ, возможно, в пятьдесят слов, ни больше, ни меньше. Но, как и во всяком рассказе, в ней должны быть начало, середина и конец. Когда-то лондонский «Телеграф» спонсировал ежегодный конкурс миниатюр, и его результаты показали, сколько творческой изобретательности можно вместить в текст из пятидесяти слов. Попробуйте сами написать миниатюру. Предупреждаю: начнешь – потом трудно остановиться. Вот парочка отличных примеров для завлечения.

Жизнь

Джейн Розенберг, Брайтон, Великобритания

Джой, третий из пяти, ушел из дома в шестнадцать, объездил всю страну, пока не обосновался в Ноттингеме с женой и детьми. Работа у обоих посменная, дети играют на улице, денег вечно не хватает… Порой он готов отдать все, чтобы сбежать, но ей остался всего год. Он это знает, она – нет.

Как будто наяву

Патрик Форсит, Мэлдон, Великобритания

Он остался ночевать у друзей, и ночью ему приснился нехороший сон. В дом ворвались воры. Они вынесли все подчистую, а вместо украденных вещей аккуратно разложили их точные копии.

– Я видел это, словно наяву, – сказал он друзьям наутро.

Сбитые с толку, ничего не понимающие, друзья спросили его:

– А кто вы такой?

Поучаствуйте в проекте StoryCorps

В самом центре нью-йоркского вокзала Гранд-Сентрал расположилась странного вида квадратная кабинка – она называется «будка историй». За десять долларов вам дается час времени, чтобы записать интервью студийного качества с кем угодно (вашей девяностолетней бабушкой, чудаковатым дядей Тедом, таинственным прохожим на улице) – в общем, с любым человеком, чью историю вам хотелось бы записать и сохранить на века. Это – часть удивительного общенационального проекта «StoryCorps», цель которого – «убедить американцев записывать друг друга на пленку и научить их, как это делать». Придуманный Дэвидом Айсеем, грантополучателем фонда Мак-Артуров, этот проект создан по аналогии с проектом изучения устной истории, в 1930-е годы проводившимся Управлением общественных работ США. Все записи попадают в архив StoryCorps Центра американской этнографии Библиотеки Конгресса США, где будут доступны для следующих поколений. Однако, чтобы принять участие в проекте, не обязательно ходить на Гранд-Сентрал или даже приезжать в Нью-Йорк, так как на веб-сайте StoryCorps можно найти «Ларец историй» (StoryKits) и все сделать самостоятельно. «StoryCorps – это гимн тому, что объединяет всех людей, – говорят организаторы. – StoryCorps записывает и отбирает истории, которые связывают нас. Интервью, взятое у друга, соседа или родственника, оказывает огромное влияние и на интервьюируемого, и на интервьюера. Мы видели, как эти интервью меняют людей, укрепляют дружеские связи, как члены семьи выходят от нас, чувствуя, что стали ближе и научились лучше понимать друг друга. Ведь в том, что мы слушаем другого, проявляется наша любовь к нему». (См.: .)

Включите диктофон

Если вам кажется, что StoryCorps связана с какими-то сложностями, попробуйте собственную, более скромную версию. Усадите перед собой друга или родственника, включите диктофон и начните беседу о его жизни. Как он познакомился со своей будущей женой (или она с мужем)? Какой была его первая работа? Когда он впервые остался ночевать в гостях? Кто был самым плохим учителем в его школе? Какой день был самым счастливым в его жизни? А самым ужасным? Какое самое лучшее решение из тех, что он принял в жизни? Вас удивит количество историй, которые вы услышите, и вы получите истинное удовольствие, записывая их для себя и для других.

Посетите фестиваль рассказчиков

Лучший способ убедиться, сколько в мире удивительных рассказов и рассказчиков, – это посетить такой фестиваль. Во время этих двух– или трехдневных мероприятий, которых становится все больше и больше, сотни человек (и профессионалы, и любители) выходят на сцену, чтобы рассказать историю. Бывает такое, что рассказчиков освистывают – с энтузиазмом и простодушием южан. Но почти наверняка вы услышите поистине прекрасные истории великолепных рассказчиков. Вот семь фестивалей из числа лучших:

Национальный фестиваль рассказчиков

Родоначальник всех американских фестивалей этого плана. Каждый год его посещает больше десяти тысяч человек.

Где: Джонсборо, штат Теннесси.

Когда: октябрь.

Дополнительная информация: . com

Юконский международный фестиваль рассказчиков. Этот фестиваль, который проводится уже больше десяти лет ранним летом, бесконечным полярным днем собирает рассказчиков со всех территорий, расположенных вокруг полюса, – с Юкона, из Гренландии и Исландии. Некоторые участники рассказывают истории на своем родном языке, чтобы его красота не угасала.

Где: Уайтхорз, Юкон, Канада.

Когда: июнь.

Дополнительная информация: . net

Фестиваль рассказчиков Сан-Францисского залива. Этот фестиваль, проходящий в выходные дни под открытым небом, – один из лучших на западе США.

Где: Эль-Собранте, Калифорния.

Когда: май.

Дополнительная информация: . org

Фестиваль визуальных рассказов. Прекрасное мероприятие, где выступает огромное количество рассказчиков и артистов разговорного жанра, пользующихся при создании увлекательных повествований компьютерами и другими техническими средствами (см. раздел «Эксперимент с визуальным рассказом»). Инициатором этого фестиваля был Дана Этчли, безвременно ушедший от нас новатор в области визуального рассказа.

Где: Седона, штат Аризона.

Когда: июнь.

Дополнительная информация:

Международный фестиваль рассказчиков на острове Кейп Клиэр. Этот фестиваль, который проводится на самом южном острове Ирландии, представляет разнообразие рассказчиков со всего мира. Большая часть историй рассказывается на английском языке, хотя некоторое количество из них передается на ирландском.

Где: остров Кейп Клиэр, Ирландия.

Когда: сентябрь.

Дополнительная информация: /~ stories

Поделись своим огнем: Конференция рассказчиков в Новой Англии. Один из старейших региональных фестивалей в Соединенных Штатах, собирающий лучших рассказчиков восточной части страны.

Где: Кембридж, штат Массачусетс.

Когда: сентябрь.

Дополнительная информация: / sharing_the-Fire.html

Подпишитесь на «Один рассказ»

Читая рассказы, можно отточить понимание сюжетов, но как найти хороший рассказ, не утонув при этом в десятках высокоумных литературных журналов? Выход один: пусть хорошие рассказы для вас отберут Маритет Батча и Ханна Тинти – создатели необычного проекта «Один рассказ». Название проекта полностью отражает его суть: примерно раз в три недели Батча и Тинти высылают своим подписчикам… один рассказ. Он напечатан в буклете карманного формата, так что легко умещается в кармане или сумочке. Как правило, это очень хорошие рассказы. Кроме того, есть какая-то элегантная простота в том, чтобы прочесть один-единственный рассказ, не затерявшийся в сборнике среди других рассказов и не стиснутый между статьей в две тысячи слов о Казахстане и очерком о юбилейном издании «Джуда Незаметного»[128] в «Нью-Йоркере». Я получаю «Один рассказ» уже несколько лет – и считаю эту подписку (она стоит всего двадцать один доллар в год) настоящим подарком. (См.: www.one-story.com.)

Пробегитесь по первым строчкам

Зовите меня Измаил. Нет, меня зовут по-другому, это знаменитое начало романа Мелвилла[129], трамплин, который помогает отточить мастерство рассказчика. Для начала подчеркните в книге и журнале какую-нибудь фразу, а потом придумайте на ее основе сюжет. Или придумайте свой вариант импровизации – попросите кого-нибудь дать вам первую строчку, чтобы превратить ее в трамплин для вашего рассказа. Можно устроить салонную игру: пусть все присутствующие напишут на карточках по строчке. Сложите карточки в шляпу и перемешайте. Потом все по очереди будут вытягивать карточку и тут же рассказывать историю, которая начинается с этой строчки. На работе можно воспользоваться этим методом, чтобы сочинить рассказ о продуктах или услугах, которые предлагает ваша компания, или о произошедшем у вас случае. Как первая строчка, выбранная более или менее случайно, может стать толчком к созданию увлекательного рассказа о том, что вы производите? А вдруг эта игра с сюжетом, направленная на достижение конкретной цели, поможет ухватить какую-нибудь плодотворную идею из тех, что обитают в правых полушариях?

Поиграйте в фотофиниш

Попробуйте использовать как толчок для вдохновения не слова, а изображения. Выберите фотографию из газеты или журнала (или картинку из старой коробки для обуви) и придумайте рассказ о том, что на ней происходит. Усложните задачу – расскажите не только о том, что видно, но и о том, что осталось за кадром, о том, чего там нет или не заметно на первый взгляд. Картины и фотографии, выставленные в музеях (или на музейных веб-сайтах), – еще один богатый источник сюжетного сырья.

Поэкспериментируйте с визуальными сюжетами

Искусство рассказчика – очень древнее, но его, как и всякое искусство, можно вооружить современными техническими средствами. Цифровые фотоаппараты, недорогие аудио– и видеоредакторы, фотошоп и CD-райтеры позволяют всякому, у кого в душе живет какая-нибудь история, изложить ее в изображении и звуке. Неплохую возможность разобраться в этих техниках дает «будка историй» (см. проект StoryCorps), функционирующая на ежегодном Фестивале визуальных рассказов. (Я сам побывал в этой «будке» и должен подтвердить, что на нее стоит потратить время и деньги.) Центр Визуальных рассказов также проводит занятия и располагает большим количеством справочных материалов (см.: ). Из других вариантов «техники турбонагнетателя» в рассказывании историй можно предложить сетевое сообщество «Fray» («Схватка») (), а заодно – проект «Истории большого города» () и «Раньше я верил, что…» () – великолепную подборку детских верований.

Спросите себя: «Кто все эти люди?»

Бывало ли с вами такое: вы оказываетесь в людном месте (в аэропорту, торговом центре, кинотеатре, на спортивном стадионе) и вдруг оглядываетесь, не понимая, кто все эти люди? Когда такое случится в следующий раз, не ограничивайтесь вопросом. Ответьте на него. Выберите пару человек рядом с вами и придумайте историю про них. Кто они такие? Как их зовут? Кто они – сослуживцы? Любовники? Родственники? Враги? Почему они здесь оказались? Куда они пойдут потом? Если вы с друзьями, выберите пару человек, придумайте истории про них, а потом сравните, что получилось. Может быть, вы что-то пропустили, а ваши друзья, наоборот, сделали на этом акцент? За какие детали, не замеченные вашими друзьями, ухватились вы? Разные люди, исходя из своего жизненного опыта, по-разному трактуют одни и те же мелочи. Такое упражнение помогает по-новому взглянуть на то, что казалось очевидным, преодолеть стереотипы и расширить репертуар сюжетов, которые вы создаете, общаясь с родными, друзьями и коллегами. На худой конец, вам будет не так скучно ждать автобус на остановке.

Прочитайте эти книги

Самый лучший способ усовершенствовать свое понимание сюжета – перечитать тексты с хорошими сюжетами, прежде всего классические истории, содержащиеся в баснях Эзопа, греческих, скандинавских, индейских, южноазиатских и японских мифах; в Библии; в пьесах Шекспира. Если же вы хотите больше узнать об искусстве сложения сюжетов, вы обязательно должны прочесть пять книг:

Роберт МакКи. Сюжет: суть, структура и стиль. Основы работы сценариста. Даже если вы не планируете в ближайшее время написать гениальный сценарий, книга МакКи достойна того, чтобы ее прочитать. В ней объясняются основные схемы кинематографических сюжетов – начиная с роли персонажей в развитии истории и заканчивая двадцатью шестью жанровыми разновидностями. Кроме всего прочего, после этой книги вы станете смотреть фильмы абсолютно по-другому.

Джеймс Боннет. Украсть огонь у богов: Новая динамическая модель сюжета для писателей и кинематографистов. Опираясь на работы Карла Юнга, Джозефа Кэмпбелла и других, Боннет показывает, как использовать сюжетные архетипы и «естественное развертывание сюжета», чтобы создавать современные повествования любого рода.

Клифф Аткинсон. За пределами точек на слайдах: Как создавать презентации в «Пауэрпойнте», которые будут информировать, мотивировать и вдохновлять. Одного слова «Пауэрпойнт» достаточно, чтобы вызвать у меня приступ тоски. Однако эта программа для презентаций используется во всем мире, а значит, мы должны научиться пользоваться ею наилучшим образом. Выкиньте на свалку тоскливые левополушарные таблицы и прочтите книгу Аткинсона, где объясняется, как сделать из презентации в «Пауэрпойнт» настоящий эпос.

Скотт Маклауд. Понимание комикса: Невидимое искусство. Когда я говорю, что это одна из лучших книг, когда-либо прочитанных мной, люди смеются, но они просто ничего не понимают. В своем шедевре (да-да, без преувеличения) Скотт Маклауд объясняет, как устроен комикс: как разворачивается сюжет, как взаимодействуют картинки и текст и как читатели домысливают большую часть содержания. Кстати, учтите: вся книга написана в виде комикса. Потрясающе.

Джозеф Кэмпбелл. Герой с тысячью лиц. В этой книге Кэмпбелла вводится понятие «путешествие героя» – модель, которую должен усвоить любой начинающий автор – не говоря уж о любом человеке, стремящемся к самореализации. Кроме того, путешествие в мир мыслей Кэмпбелла можно совершить, познакомившись со знаменитой серией интервью, взятых у него Биллом Мойерсом в конце 1980-х годов и выходивших на видео, CD и DVD. Собрание лекций и работ Кэмпбелла имеется также на сайте его мемориального фонда. (См.: www.icf. org/works.php.)

Глава 6 Симфония

Я никогда не умел хорошо рисовать, поэтому в один прекрасный день решил научиться. Но записался я не на обычные художественные курсы, а выбрал подход, более соответствующий этой книге, – метод «рисования в режиме правого полушария», впервые примененный Бетти Эдвардс и описанный в ее одноименной книге. Мой автопортрет был подобен фотографии «до» в рекламе средства для похудения. Я нарисовал его на самом первом занятии, перед тем как началось обучение. Пять дней спустя, как вы потом убедитесь сами, у меня получился совсем другой рисунок. А в процессе я многое узнал о следующей категории, связанной с «общей концептуальностью».

Симфония, как я назвал эту категорию, – это способность собирать воедино разрозненные фрагменты. Это умение синтезировать, а не анализировать, видеть взаимоотношения между несвязанными на первый взгляд областями, охватывать общую панораму, а не давать конкретные ответы и изобретать нечто новое, комбинируя такие элементы, которые до этого никому не приходило в голову связать. Кроме того, симфония – функция правого полушария не только в метафорическом, но и в буквальном смысле. Как я объяснял (см. главу 2), нейробиологические исследования, проведенные с помощью фМРТ, показали: правое полушарие обрабатывает информацию одновременно, контекстуально и симфонично. Оно видит не отдельные деревья, а весь лес, слушает не фагот или первую скрипку, а весь оркестр.

Умение мыслить симфонически – отличительная черта композиторов и дирижеров, ведь их задача – взять ноты, инструменты и исполнителей и создать из всего этого нечто такое, что будет звучать гармонично и приятно для слуха. Предприниматели и изобретатели уже давно используют это искусство. Однако сегодня оно приобрело важность для гораздо большего круга людей. Причины – все те же три фактора, изгоняющие нас из Информационного века. Автоматизация взяла на себя множество рутинных аналитических задач, которые прежде выполняли работники знания. Многие из этих задач взяла на себя еще и Азия, где их выполняют так же качественно, но за существенно меньшую плату. Все это освобождает профессионалов и позволяет им (а в некоторых случаях и заставляет) заниматься тем, что компьютеры и более «дешевые» технические специалисты за границей вряд ли смогут воспроизвести: распознавать модели, преодолевать барьеры и обнаруживать скрытые взаимосвязи, отважно совершая скачок в воображении. При этом мир, в котором слишком много информации, свободы для индивидуального выбора и всевозможного барахла, выдвигает эту способность на первый план и в частной жизни. Современная жизнь настолько переполнена возможностью выбора и самыми разными стимулами, что люди, способные к панорамному видению и умеющие вычленить то, что по-настоящему важно, получают значительное преимущество в погоне за человеческим счастьем.

Один из лучших способов понять суть симфонического мышления и овладеть им – это научиться рисовать. А умение рисовать, что и подтвердил мой автопортрет, никогда не было моей сильной стороной.

Утром первого дня на курсах, еще перед тем, как мы достали бумагу и заточили карандаши, нам объяснили суть этого ремесла, сжав его до одной-единственной фразы, которая еще не раз будет повторяться в эти пять дней. «Суть рисования, – говорит Брайан Бомайзлер, – в умении видеть взаимосвязи».

Брайан Бомайзлер – мой наставник. Он будет учить меня и еще шестерых (пеструю компанию, где есть адвокат с Канарских островов и фармацевт из Новой Зеландии) по методике, описанной Бетти Эдвардс в книге «Рисование в режиме правого полушария». Бомайзлер занялся этой работой, уже имея за плечами солидный опыт. Он – состоявшийся нью-йоркский художник. Его работы (в том числе незавершенные) красуются на стенах студии на шестом этаже в доме в Сохо, где и будут проходить наши занятия. Он ведет этот курс уже двадцать лет. Кроме того, он сын Бетти Эдвардс.

Подобно своей матери, с которой он и разработал этот пятидневный мастер-класс, Бомайзлер убежден, что умение рисовать – это, прежде всего, умение видеть. «Беда в том, что мы слишком любим наклеивать ярлыки», – говорит он. Чтобы проиллюстрировать эту мысль, а заодно документировать наш исходный уровень, он дает нам час на то, чтобы мы нарисовали автопортреты. Мы закрепляем маленькие зеркальца, открываем огромные альбомы и начинаем рисовать. Я заканчиваю раньше остальных, и Бомайзлер тут же определяет во мне двухсоткилограммового поклонника «Чиз-дудль», который торжественно воздвиг себя в дверях «Следящих за весом»[130]. Мягко говоря, надо мной придется изрядно потрудиться, но поскольку хуже быть не может, есть вероятность, что станет хоть немного лучше.

Проблема, объясняет Бомайзлер, скосившись на мой шедевр, в том, что я рисую не то, что вижу. Я рисую «символы, которые запомнил в детстве». На самом деле у меня не такие губы. Таких губ нет вообще ни у кого. Я нарисовал символ губ, который видел в детстве. Эти нарисованные мною губы воспроизводят один к одному вывеску «Мэджикист»[131], манившую нас с обочины шоссе I-94, когда мы с родителями ездили к бабушке и дедушке в Чикаго. В каком-то смысле я просто написал современными иероглифами слово «губы», вместо того чтобы действительно увидеть свои губы и место, которое они занимают у меня на лице.

Тем же днем Бомайзлер показывает нам штриховой рисунок работы Пикассо и просит скопировать его. Но перед тем как мы начинаем, он требует перевернуть исходный рисунок вверх ногами – «чтобы вы ничего не знали о том, что будете рисовать». Смысл в том, чтобы обмануть левое полушарие и предоставить свободу действий правому. Когда левое полушарие не знает, чем занимается правое, сознание способно видеть пропорции и интегрировать их в единое целое. Во многих смыслах в этом-то и состоит суть умения рисовать, а заодно – и ключ к овладению симфоническим мышлением. Например, одна из причин, по которой мой автопортрет выглядит так странно, – в том, что там искажены пропорции. Мы, семеро учеников, узнали на занятии (и, что еще важнее, увидели это), что расстояние от линии зрачков до края подбородка равно расстоянию от линии зрачков до макушки. А на моем рисунке глаза намного выше, чем на самом деле, и из-за нарушенной пропорции перекошенным оказался весь рисунок.

Бомайзлер – чуткий педагог, чем-то напоминающий мистера Роджерса[132], если бы тот прожил какое-то время на левом берегу Сены[133]. Каждый раз, когда мы выполняем задание, Бомайзлер скользит по студии, подбадривая своих учеников. «Моя задача – сделать так, чтобы ваше левое полушарие помалкивало», – вполголоса говорит он. На одном из занятий он рассказывает нам о негативном пространстве – области между изображениями и вокруг них. Он показывает нам логотип «ФедЭкс».

Позже мы рисовали портреты своих товарищей по занятиям и начали с того, что заштриховали большой лист бумаги, а потом стали стирать те части, которые выходят за пределы контуров головы модели, чтобы таким образом «открыть» рисунок. «Негативное пространство – эффективный инструмент художника, – говорит Бомайзлер. – В нем – один из секретов умения рисовать».

Через четыре дня мы учимся видеть некоторые из пропорций – соотношение между рисунком и негативным пространством, между линией и тенью, между углами и пропорциями – то, чего многие прежде даже не замечали. Мы рисуем табуретки, поставленные на столы, линии на наших ладонях, тени, которые притаились в углах студии. Бомайзлер постоянно повторяет мантру: «Суть рисования – в умении видеть взаимосвязи», их совокупность образует единое целое. В каком-то смысле по этому же принципу строится и сам курс. Из всех упражнений синтезируется единое целое в последний день, когда мы должны интегрировать наше новообретенное понимание в единую панораму, в новой попытке нарисовать автопортрет.

Искусство видеть взаимосвязи

Подобно рисованию, симфоническое мышление – это искусство видеть взаимосвязи. Те, кто рассчитывает на успех в Концептуальном веке, должны улавливать взаимосвязи между разнородными и на первый взгляд не связанными между собой дисциплинами. Они должны знать, как соединять с виду не соотносящиеся между собой элементы и создавать из них нечто новое. Они должны стать мастерами аналогии – искусства рассматривать одно в категориях другого. Иными словами, огромные возможности открываются для трех категорий людей – тех, кто умеет преодолевать границы, изобретать и творить метафоры.

Нарушители границ

Каково самое употребительное и, быть может, самое важное слово в современном словообразовании? Это «мульти». Наши служебные обязанности становятся мультифункциональными. Наше общество – мультикультурное. Развлекают нас мультимедиа. Когда-то успех гарантировали глубокие знания в конкретной сфере, а сегодня в выигрыше оказываются те, кто одинаково уверенно чувствует себя в абсолютно разных мирах. Я называю таких людей «нарушителями границ». Эти люди – специалисты в нескольких сферах деятельности, они умеют говорить на разных языках и находят удовольствие в разнообразии человеческого опыта. Они проживают мультижизнь – потому что так интересней, а в наше время еще и практичнее.

 «Я занимаюсь тем, что распознаю образы. Я пытаюсь распознать образ раньше, чем это сделает кто-нибудь другой».

Кейс Поллард, героиня романа Уильяма Гибсона «Распознавание образов» 

«Нарушители границ» – это люди типа Энди Така, преподавателя философии и пианиста, который использует полученные навыки при управлении собственной консалтинговой фирмой. Это такие люди, как Глория Уайт-Хэммонд, пастор и педиатр из Бостона; Тодд Маковер, который пишет оперы и выпускает ультрасовременное музыкальное оборудование; Джхейн Варнс, математическое образование помогает ей в работе над изысканным дизайном одежды[134]. Михай Чиксентмихайи, психолог из Чикагского университета, автор классических книг «Теория потока: Психология оптимального опыта» и «Творческое начало: Поток и психология открытия и изобретения», изучив жизнь творческих людей, выяснил, что «творческое начало предполагает преодоление границ между различными сферами»[135]. Те из нас, кто наиболее творчески одарен, видят взаимосвязи, которые остальные люди просто не замечают. Эта способность востребована в мире, где работа, предполагающая узкоспециализированное знание, быстро формализуется и в силу этого может быть автоматизирована или выполнена за границей. Дизайнер Клемент Мок говорит: «В ближайшие десять лет от людей потребуется умение думать и действовать за пределами привычных рамок, в новых средах, далеко выходящих за пределы их специализации. Людям придется не просто преодолевать эти границы, но еще и видеть возможности и связывать их воедино»[136].

Вот пример. Уход программистских работ в Индию создаст спрос на людей, которые смогут управлять контактами между кодировщиками на востоке и их клиентами на западе. Такие профессионалы, обладающие целостным сознанием, должны разбираться в обеих культурах и чувствовать себя одинаково уверенно и в строгой науке компьютерного программирования, и в деликатной науке продаж и маркетинга, уметь лавировать между разными и порой антагонистичными группами с легкостью дипломата. Часто такие «мультигранные» люди способны разрешить проблемы, на которых спотыкаются профессионалы в одной области. «Многие инженерные затруднения разрешались людьми, которые вообще не были инженерами, – говорит Николас Негропонте из Массачусетского технологического института. – Дело в том, что перспективный взгляд важнее, чем IQ. Нестандартность мышления – вот общая черта людей, способных на прорыв. Обычно такая способность есть у людей очень широкообразованных, умеющих мыслить мультидисциплинарно и обладающих очень разнообразным опытом»[137].

«Нарушители границ» не мыслят в категориях «либо-либо» и ищут пути совмещения и комбинаций. Их жизнь и занятия пишутся через дефис. (Пример: Омар Васов, родом из Найроби, афро-американо-еврейского происхождения, бизнес-, полит– и телеобозреватель.) Теперь становится ясно, почему растет число студентов, которые учатся по двум разным специальностям, и академических структур, в названии которых есть слово «междисциплинарный».

Чиксентмихайи обнаружил и другую сопутствующую особенность таланта, которым обладают «нарушители границ»: зачастую они выходят за рамки устоявшихся гендерных стереотипов. Его исследования показали: «Когда тесты на маскулинность/фемининность проходят молодые люди, вновь и вновь оказывается, что творчески одаренные и талантливые девушки больше других стремятся доминировать, в то время как талантливые юноши более чувствительны и менее агрессивны по сравнению со своими сверстниками». Согласно Чиксентмихайи, это влечет за собой уникальные преимущества: «Психологически андрогинная личность в конечном счете удваивает репертуар своих реакций, и модели ее взаимодействия с миром богаче и разнообразнее»[138].

Иными словами, как сказал двести лет назад Сэмюэл Тейлор Кольридж и как подтверждают сегодняшние «нарушители границ», истина в том, что великие умы андрогинны.

Изобретатели

В 1970-годах корпорация «Херши-фуд» выпустила серию идиотских рекламных роликов, в которых, против воли создателей, был показан один из главных принципов П-ориентированного мышления. В этих роликах один человек бредет, словно во сне, и жует плитку шоколада. Другой персонаж, в таком же сомнамбулическом состоянии, идет ему навстречу, поглощая арахисовое масло. Они сталкиваются.

– Эй, ты запачкал арахисовым маслом мой шоколад, – недовольно говорит первый.

– А ты уронил шоколад в мое арахисовое масло, – отвечает второй.

Каждый пробует то, что получилось. К собственному удивлению, они обнаруживают, что получился шедевр.

– Шоколадки «Риз» с арахисовым маслом, – завывает голос за кадром. – Два великолепных вкуса – вместе еще великолепнее.

«Ключ к успеху – в том, чтобы рискнуть думать непривычно. Привычка – враг прогресса.

Если у вас чуть больше наблюдательности, чем у кочана капусты, – значит, вы уже способны что-нибудь изобрести».

Тревор Бейлис, изобретатель

Люди с П-ориентированным мышлением понимают смысл этой кондитерской аварии. Они интуитивно ощущают то, что я называю «Теорией новшеств им. Шоколадок „Риз“ с арахисовым маслом»: порой самые продуктивные идеи возникают из простой комбинации двух уже существующих. Возьмем, к примеру, Джона Фабеля, активного любителя лыжных гонок по пересеченной местности. Он любил это занятие, только вот лямки рюкзака вечно натирали ему плечи. Как-то раз, оказавшись в Нью-Йорке, он шел по Бруклинскому мосту – и вдруг увидел решение проблемы. Совершив действие, которое когнитивисты Жиль Фоконье и Марк Тернер называют «концептуальным смешением», Фабель совместил конструкцию подвесного моста с устройством обычного рюкзака – и изобрел новый, легкий в переноске и ставший популярным рюкзак, который сейчас называется «Экотрек».

Способность создавать такие необычные, парадоксальные комбинации – функция правого полушария. Нейробиологи-когнитивисты из Дрексельского и Северо-Западного университетов установили, что интуитивные озарения, предшествующие тому моменту, когда изобретатель кричит: «Эврика!», сопровождаются резкой вспышкой активности в правом полушарии мозга. Если же решение проблемы требует более последовательной, Л-ориентированной манеры мышления, наш «центр открытий» пребывает в пассивности[139]. Умение активизировать правое полушарие становится все более необходимым сейчас, когда мы выходим из Информационного века. В современном бизнесе путь от изобретения к массовому производству совершается так стремительно, что люди и фирмы, стремящиеся к успеху, буквально не знают покоя. Им нужно изобретать, изобретать и изобретать – а реализацию изобретений отдавать на откуп аутсорсингу или автоматизации. А значит, востребованы будут те, у кого хватает умения и настойчивости экспериментировать с нестандартными комбинациями, кто готов к тому, что работа на вдохновении чревата ошибками. К счастью, такая способность к изобретательству живет в каждом из нас – даже если кто-то в это не верит. Послушаем, что говорит Тревор Бейлис, британский каскадер, переквалифицировавшийся в изобретатели и придумавший радио с механическим заводом, работающее без батареек и электричества: «Изобретательство – это не раздел магии, недоступный для непосвященных: пробовать может всякий». Большинство изобретений и новаций возникли благодаря перегруппировке старых идей. Именно те, кто рискнет развить в себе эту способность, станут королями Концептуального века.

Творцы метафор

Представьте себе: в один прекрасный день вы сидите в офисе, и начальник говорит вам: «А теперь одолжите мне свои уши». Поскольку буквальный смысл этой фразы связан лишь с очень неприятным значением, левое полушарие даст сигнал легкой тревоги (см. главу 1) и направит вопрос по другую сторону мозолистого тела. Правое полушарие успокоит своего напарника – оно поместит эту фразу в контекст и объяснит, что «одолжить кому-либо свои уши» – английская метафора. Ваш начальник вовсе не собирается играть с вами в Ван Гога – он хочет, чтобы вы его внимательно выслушали.

Метафора (перенос свойств одного предмета на другой) еще одно важное составляющее звено Симфонии. Однако, как и многие другие компоненты П-ориентированного мышления, оно пользуется незаслуженно плохой репутацией. «В западной традиции… метафора исключается из пространства рационального мышления», – пишет знаменитый лингвист Джордж Лакофф. Метафора часто считается средством украшения, достоянием поэтов и каких-нибудь кривляк, чем-то вроде одеколона, которым можно спрыснуть что-то заурядное или неприятное. На самом же деле метафора – один из основных инструментов мышления, ведь «наше мышление, – пишет Лакофф, – в значительной степени обуславливается метафорой»[140].

В нашем многогранном мире развитое восприятие метафоры – это свойство целостного сознания, которое многие когнитивисты называют «творческой рациональностью», и оно все больше повышается в цене. Каждое утро, выйдя из объятий Морфея и включив свет, мы уже знаем, что большую часть времени нам придется барахтаться в водовороте информации и цифр. Некоторые компьютерные программы способны систематизировать эти разрозненные частички и выстраивать из них модели. Однако только человеческий мозг умеет мыслить метафорически и видеть взаимосвязи, которые компьютер никогда не сумеет заметить.

Кроме того, в эпоху изобилия, когда на коне оказываются те, кто умеет придумывать нечто новое и привлекательное, искусство создавать метафоры становится жизненно важным. Жорж де Местраль, к примеру, заметил, как колючки репейника цепляются за шерсть его собаки, и в его воображении возникла метафора – идея о липучке Велькро[141]. Компьютер никогда бы так не смог. «Все, что вы творите, есть материализация чего-то иного; в этом смысле все, что вы творите, обогащено метафорой», – пишет хореограф Твайла Тарп. Она поощряет других развивать свой «метафорический коэффициент» – MQ, потому что «для творчества MQ ценен не менее, чем IQ»[142].

«Метафора – кровь всякого искусства».

Твайла Тарп

Метафорическое мышление важно еще и потому, что оно помогает нам понимать других. Этой причины достаточно, чтобы маркетологи дополняли количественные исследования качественными, позволяющими заглянуть в метафорику потребительского сознания[143]. Например, профессор бизнес-школы Гарвардского университета Джеральд Залтман разработал методику, в которой опросы и фокус-группы дополняются другими исследованиями. Респондентов просят выбрать картинки, которые ассоциируются у них с теми или иными товарами и услугами, а потом составить из этих картинок коллажи. С помощью этой методики Залтман выявляет метафоры, которые связаны в воображении потребителей с тем или иным продуктом: кофе соотносится с «двигателем», система сигнализации – с «дружелюбным сторожевым псом» и так далее.

Однако преимущества владения метафорикой выходят далеко за пределы коммерции. Сегодня, благодаря удивительному развитию систем телекоммуникаций, доступности путешествий и ускоряющемуся ритму жизни, мы общаемся с бóльшим числом самых разных людей, чем какое-либо другое поколение в истории. Метафорическое воображение необходимо, чтобы устанавливать человеческие связи и выразить то, что другие не смогут проговорить. И последнее обстоятельство (быть может, самое важное): метафора помогает нам в поисках смыслов. Материальное благополучие, принесенное изобилием, далеко не так важно при осмыслении жизни, как метафоры, которыми мы живем, – будь то, скажем, метафоры «странствия» или «беговой дорожки». «Самопознание, – утверждает Лакофф, – в большой степени связано с поиском удачной персональной метафоры, через которую наша жизнь обретает смысл»[144]. Понять метафору – значит понять самого себя.

Панорамное ви́дение

В любой симфонии композитор и дирижер решают огромное количество задач. Они должны добиться, чтобы медные духовые инструменты играли в лад в деревянными, а ударные не заглушали скрипку. Однако главная цель этих усилий – не в том, чтобы согласовать разрозненные элементы, как бы ни была важна эта задача. Композитор и дирижер стремятся к другому – к тому, чтобы выстроить из отдельных элементов прекрасное единое целое, более значительное, чем сумма составляющих его частей. То же самое относится и к «концептуальной» категории – симфонии. И «нарушители границ», и изобретатели, и творцы метафор – все они понимают важность взаимосвязей. Однако Концептуальный век требует еще и умения улавливать взаимосвязи между взаимосвязями. Эта способность второго уровня известна под разными названиями – «системное мышление», «образное мышление», «холистическое мышление». Я предпочитаю называть ее панорамным видением.

Без панорамного мышления в современном бизнесе нечего делать. Если в прошлом работники знания, как правило, выполняли частные функции и каждый из них изо дня в день возделывал одну часть огромного сада, то сейчас работа такого рода либо перемещается в другие страны, либо передается хитроумным компьютерным программам. Цену обретает то, чего не могут сделать ни быстродействующие компьютеры, ни низкооплачиваемые специалисты за границей, – интеграция и умение увидеть, как разрозненные элементы совмещаются в единое целое. Это обстоятельство становится очевидным при взгляде на процветающих бизнесменов.

Например, одно исследование недавно выявило примечательный факт: миллионеры, добившиеся всего сами, в четыре раза чаще всех остальных людей страдают дислексией[145]. В чем тут дело? В том, что дислексия противоречит самой сути Л-ориентированного мышления, линейного, последовательного, алфавитного. И подобно слепым, у дислексиков вынужденно развиваются способности в других сферах, например невероятно чуткий слух. Сэлли Шейвиц, нейробиолог и специалист по дислексии из Йельского университета, пишет: «Дислексики мыслят иначе. Они великолепно разрешают проблемы на интуитивном уровне, умеют превращать сложное в простое и обладают панорамным видением… Механическая память развита у них слабо, зато способность к прозрению – превосходно»[146]. Люди, изменившие правила, по которым играет наш мир – Чарльз Шваб, придумавший дисконтное брокерство, или Ричард Брэнсон, совершивший революции на рынке музыкальной продукции и авиаперевозок, – оба называют тайной своего успеха дислексию. Именно она заставила их овладеть панорамным видением. Анализ частностей давался им с трудом, поэтому они достигли совершенства в распознавании образов. Майкл Гербер, изучавший жизнь самых разных предпринимателей, пришел к сходному заключению: «Все великие предприниматели – Люди, Мыслящие Системно. Всякий, кто хочет стать великим предпринимателем, должен научиться быть Человеком, Мыслящим Системно… и развить в себе внутреннюю страсть видеть мир в целостности»[147].

«Тип, который придумал колесо, был болваном. Тот, кто придумал три других, – гением».

Сид Сезар, актер-комик

И академические исследования, и повседневные наблюдения говорят о том, что умение распознавать образы (то есть видеть взаимосвязи между взаимосвязями) не менее важно и для тех, кто не собирается возводить собственную финансовую империю. Дэниел Гоулман изучил биографии членов правления пятнадцати крупных компаний. «Одна-единственная когнитивная способность отличает звезд бизнес-мира от рядовых исполнителей – умение распознавать образы, панорамное мышление, позволяющее лидерам вытаскивать из окружающего их информационного хаоса значимые тренды и мыслить стратегически, заглядывая в будущее»[148]. Гоулман выяснил, что такие «звезды» «в меньшей степени пользуются дедуктивным, причинно-следственным анализом» и в большей степени – интуитивным, контекстуальным мышлением, которое уместно назвать симфоническим. Эти явные перемены в ландшафте коммерческого мира уже заставляют некоторых типичных Л-ориентированных тружеников переоценить самих себя и дело, которым они занимаются. Один из примеров – Стефани Куэйн из Сиэтла, которая именует себя «комплексным адвокатом» и занимается завещаниями, доверенностями и семейными юридическими делами, рассматривая их не изолированно, а в контексте всей жизни клиента.

Все больше и больше работодателей ищут людей с такими способностями. Один из них – Сидней Харман. Этот восьмидесятилетний мультимиллионер, глава компании по производству стереокомпонентов, утверждает, что брать на работу выпускников факультетов менеджмента – вовсе не лучший вариант. Напротив.

«Я говорю: дайте мне хотя бы нескольких поэтов на менеджерские должности. Поэты – люди, умеющие мыслить независимо и системно. Они размышляют о мире, в котором мы живем, они чувствуют, что должны объяснить и описать его так, чтобы читатель понял, что заставляет мир крутиться. Поэты, эти непризнанные системные мыслители, – вот наши подлинные аналитики. Только когда я нахожусь среди них, я верю, что у нас есть бизнес-лидеры завтрашнего дня»[149].

Бизнес, разумеется, далеко не единственная сфера, требующая панорамного видения. Эта грань симфонического мышления приобретает решающее значение в медицине и здравоохранении. Вспомним про растущую популярность интегративной медицины, совмещающей традиционные медицинские методы с методами альтернативной и комплементарной терапии, а также ее родственницу – холистическую медицину, ставящую своей целью лечить не отдельное заболевание, а человека в целом. Эти направления базируются на научном знании, но не ограничиваются чисто научным, Л-ориентированным подходом. Они добились общего признания; пример тому – сеть Национальных институтов здоровья. В рамках этих течений преодолевается редукционистская, механистическая философия традиционной медицины и возникает медицина, которая, по убеждению одной терапевтической ассоциации, интегрирует «различные аспекты здоровья – физический, экологический, интеллектуальный, эмоциональный, духовный и социальный, – способствуя тем самым исцелению и людей, и всей нашей планеты»[150].

Но, пожалуй, самая важная роль панорамного видения – в том, что оно служит профилактикой всевозможных психических проблем, вызванных беспрецедентным процветанием и изобилием нашей эпохи. Многие из нас испытывают нехватку времени, страдают от переизбытка информации и перегружены слишком богатым выбором. Наилучший рецепт лечения этих современных недугов скрыт в искусстве видеть собственную жизнь в контексте, панорамно, в искусстве отличать истинно важное от информационных помех. В последней главе я покажу, почему способность видеть свою жизнь в полном спектре человеческих возможностей является важным условием еще и для поисков смысла.

В последний день занятий в студии мы вплотную подошли к crescendo всей недели. После обеда мы закрепляем на стене по маленькому зеркальцу, примерно в двадцати сантиметрах от них ставим стулья и снова приступаем к автопортретам. Бомайзлер предупреждает нас об опасности, которая таится в зеркале. «Зеркала нужны для того, чтобы научить нас смотреть в лицо миру. Освободите свой разум от всего, что вы знали о мире, и сосредоточьтесь на контурах, свете и пропорциях, – говорит он. – Ваша задача – увидеть свое лицо в этот конкретный день в этом конкретном месте».

За обедом я надел контактные линзы, чтобы мне не пришлось рисовать тени от очков. Я помню, на что был похож мой первый автопортрет, и поэтому пытаюсь, насколько это возможно, облегчить себе задачу. Начинаю я с глаз: смотрю на них по-настоящему, вижу их контуры, вижу, где заканчивается радужная оболочка и начинается белок, замечаю, что расстояние между глазами равно ширине их разреза. Однако нос доводит меня до исступления, отчасти потому, что я продолжаю думать о носе, а мне нужно просто увидеть то, что торчит у меня на лице. Этот фрагмент я пока пропускаю, так что большую часть времени посреди лица на портрете красуется белое пятно, и он становится похожим на Венеру Милосскую. Когда я добираюсь до рта, то стираю и рисую его заново девять раз, пока мне не удается ухватить суть (в первоначальных вариантах губы опять получаются как на вывеске «Маджикиста»). А вот контуры головы получаются легко, потому что я просто освобождаю негативное пространство вокруг нее.

И вот, к моему удивлению, рисунок, возникающий на листе, обретает некоторое сходство со мной в этот конкретный день в этом конкретном месте. Бомайзлер смотрит, что у меня получилось, трогает меня за плечо и шепчет:

– Фантастика!

Я почти верю, что он говорит искренне. И когда я делаю последние штрихи, мною овладевает чувство, похожее на то, что, видимо, испытывает перепуганная мать, которая подняла «бьюик», чтобы вытащить из-под него ребенка, не осознавая, откуда у нее взялась такая сила.

Наконец, увидев пропорции и интегрировав их в общую картину, я закончил рисунок.

Послушайте великие симфонии

Неудивительно, что слушать симфонии – превосходный способ развить в себе симфоническое мышление. Вот пять классических симфоний, которые рекомендуют специалисты. (Разумеется, конкретные записи – с разными оркестрами и дирижерами – могут варьироваться по стилю, интерпретации и особенностям звучания.)

Л. Бетховен. Симфония № 9, «Ода к радости». Одна из самых знаменитых симфоний всех времен, неисчерпаемый источник наслаждения. Я заметил, что мне всякий раз приоткрываются новые пласты – отчасти потому, что мое восприятие этой симфонии меняется в зависимости от ситуации, в которой я ее слушаю.

В. Моцарт. Симфония № 35, «Хеффнер». Обратите внимание, как в конце произведения композитор вводит деревянные духовые инструменты, чтобы создать великолепие единого целого, которое больше, чем сумма составляющих.

Г. Малер. Симфония № 4 соль мажор. Не думаю, что композитор ставил своей целью взбодрить слушателя, но на меня эта симфония всегда оказывает именно такое действие.

П. Чайковский. Увертюра «1812 год». Ее вы наверняка слышали не раз. Но постарайтесь найти запись с настоящими церковными колоколами и пушечными выстрелами – и внимательно вслушайтесь, как сплетаются воедино все эти компоненты.

Й. Гайдн. Симфония № 94 соль мажор, «Сюрприз». Чтобы преуспеть в симфоническом мышлении, вы должны быть открыты любым сюрпризам. Когда будете слушать эту симфонию, оцените сюрприз, который преподнес композитор, целью которого было расширить диапазон музыкальных возможностей.

Совершите налет на журнальные стойки

Одно из моих любимых упражнений по концептуальному смешению – обход журнальных стоек. Если вы никак не можете решить какую-то проблему или вы просто хотите пищу для ума, идите в самый большой журнальный магазин. Потратьте минут двадцать, чтобы выбрать десять изданий, которые вы никогда не читали и, по всей вероятности, никогда бы не купили. В этом вся соль – купить журналы, которых вы прежде даже не замечали. А потом потратьте время и полистайте их. Нет, не надо читать каждую статью в каждом журнале, надо составить представление, о чем этот журнал и что сидит в голове у его читателей. А потом найдите то, что связывает этот журнал с вашей жизнью и работой. К примеру, я придумал новое оформление для своих визиток, когда пролистал «Оформление тортов», а идея новой информационной рассылки родилась у меня благодаря статье в «Прическах для вас». Но соблюдайте осторожность: ваш муж (или жена) может отреагировать неадекватно, если вы принесете домой «Жизнь в трейлерах», «Космополитен для девочек» или «Все о разводе».

Рисуйте

Отличный способ развить в себе способность к симфоническому мышлению – научиться рисовать. Я сам обнаружил, что умение рисовать связано с ощущением взаимосвязей и способностью интегрировать эти взаимосвязи в единое целое. Тут я пристрастен: мне принес огромную пользу метод Бетти Эдвардс. Примерно двенадцать раз в году Брайан Бомайзлер (и другие ученики Эдвардс) ведут курсы вроде тех, на которые ходил я. Если сумеете выкроить время, учтите: этот пятидневный мастер-класс – превосходная инвестиция.

Для тех, у кого нет такой возможности, Эдвардс и Бомайзлер записали видео «Рисование в режиме правого полушария». А классическую книгу Эдвардс с тем же названием можно найти на большинстве книготорговых сайтов (см.: ). Тем же, у кого любопытства больше, чем усидчивости, я посоветую поиграть с автопортретами из пяти линий – попросту говоря, требуется нарисовать самого себя, используя всего пять линий. Отличная тренировка панорамного видения и просто приятное развлечение.

Ведите дневник метафор

Развейте свой MQ (метафорический коэффициент), записывая услышанные вами привлекательные и неожиданные метафоры. Позанимайтесь этим неделю, и вы поймете, какое это полезное занятие. Заведите маленький блокнотик и сделайте запись, когда прочтете в статье газетного колумниста, что социологические опросы «колонизировали» умы наших лидеров, или когда приятель скажет вам, что он чувствует себя «потерянным». Вас ждет настоящее удивление. Когда я в последний раз вел такой дневник, то наткнулся на такое множество метафор, что мир в моем воображении заиграл новыми красками. Кроме того, это занятие поможет вам создавать свои метафоры – в письменных текстах, в мышлении и в других сферах жизни.

Походите по ссылкам

Поиграйте в собственную версию «шести кругов удаленности»[151] с помощью Интернета.

Выберите слово или тему, которые покажутся вам интересными, наберите их в поисковой системе и щелкните на одну из открывшихся ссылок. Потом, оказавшись на первом сайте, щелкните на одну из ссылок, выложенных на нем. Повторите эту процедуру семь-восемь раз, каждый раз идя по ссылке, открывающейся на новом сайте. А в конце этого путешествия поразмышляйте о том, что вы узнали о предмете вашего запроса и какие вариации первоначальной темы вам открылись. Во время этих блужданий вы нашли что-то, о чем, скорей всего, никогда не узнали бы? Появилось ли для вас что-нибудь новое, и если да, то что? Какие неожиданные связи между несвязанными на первый взгляд сферами вы случайно обнаружили? Ходить по ссылкам – значит решиться на то, чтобы столкнуться с чем-то новым, причем не зная заранее, с чем именно. Другой вариант: положитесь на волю случая и воспользуйтесь генератором случайных ссылок ( или ). Начните с сайта, на который вы, скорей всего, никогда не попали бы, отправьтесь туда, о чем у вас нет никакого представления – и попробуйте развить в себе симфоническую способность воспринимать связи между разными идеями.

Найдите проблему под конкретное решение

Проблемы нуждаются в решении, это всем понятно. Но порой остроумные решения нуждаются в проблемах. В своей живой и увлекательной книге «Почему бы и нет? Как использовать повседневную смекалку в решении проблем, больших и малых» профессора Йельского университета Барри Нейлбафф и Иен Эйрс советуют взглянуть на уже существующие решения и задаться двумя вопросами:

1. Где еще это может пригодиться? Иногда удачные находки можно переносить из одной сферы в другую. Вот, например, спрашивают авторы, если киноиндустрия производит специальные версии своих фильмов для показа в самолетах, почему бы не выпускать такие же сокращенные и цензурированные версии на DVD для родителей, которых волнует, что смотрят их дети? Если американским налогоплательщикам можно делать отчисления на пенсионные счета между окончанием финансового года и 15 апреля (крайним сроком подачи деклараций), почему бы не сделать то же самое с пожертвованиями на благотворительность и не «предоставить людям больше информации о возможности пожертвований на благородные цели»?

2. Что, если «развернуть» ситуацию? Перемена исходных предпосылок – элементарное действие, которое может привести к необычайным результатам. Возьмем ситуацию с донорскими органами. В США, пишут Нейбалфф и Эйрс, потенциальные доноры должны открыто выразить свое согласие на использование своих органов после смерти в донорских целях. И хотя, по данным опросов, большинство американцев хотели бы стать донорами, инерция и обстоятельства часто становятся у них на пути. А вот если бы по умолчанию предполагался не отказ от донорства, а согласие на него? Предположим, человек, получающий водительские права, автоматически становится потенциальным донором, если он не выразил прямо, что отказывается быть донором органов. В этом случае в Америке существенно сократились бы огромные списки очередей на донорские органы, и тысячи жизней были бы спасены.

Вопрос «Почему?» может привести к пониманию. Вопрос «Почему нет?» – к прорыву. (См.: .)

Создайте доску вдохновения

Когда вы работаете над каким-нибудь проектом, освободите доску объявлений и превратите ее в доску вдохновения. Каждый раз, когда вам что-то понравится – фотография, кусочек ткани, страница в журнале, – прикалывайте это на доску. Пройдет немного времени, и вы начнете видеть связь между образами, которые делают вашу работу более живой и расширяют ее рамки. Дизайнеры моды уже давно делают такие доски и создают на них безумные коллажи, которые помогают им раздвинуть горизонты воображения и придумывать что-то новое. Вы можете сделать то же самое.

Прочитайте эти книги

Вот шесть книг, которые помогут вам отточить свое чувство симфонии:

Уильям Бензон. Закалка Бетховена: Музыка как часть сознания и культуры. Великолепное исследование, посвященное тому, как наше сознание обрабатывает музыку, и в первую очередь тому, как она заставляет работать разные участки мозга в целостном, симфоническом режиме.

Чарльз и Рэй Имз. Степени десяти. Эта книга, созданная супружеской парой известных дизайнеров, состоит из семидесяти шести страниц, на каждой из которых – по одному изображению, причем каждое – в десять раз крупнее предыдущего. Начните с первой страницы, где изображена земля с расстояния десяти миллионов световых лет. Потом листайте страницу за страницей, пока изображение на сузится до человека, сидящего на пикнике на берегу озера в Чикаго, потом сведется к его коже, одной из клеток кожи, ДНК этой клетки и так далее – до одного протона.

Уильям Айзек. Диалог: Искусство думать вместе. Если вы хотите вместе с коллегами преодолевать границы, распознавать образы и связывать идеи, вам могут потребоваться новые коммуникативные навыки. В этой книге говорится об общих принципах и практических умениях, которые помогают человеку перейти от изложения своих мыслей к подлинному умению думать вместе и участвовать в работе коллективного разума.

Джордж Лакофф и Марк Джонсон. Метафоры, которыми мы живем. Это небольшое, написанное популярным языком исследование – лучшая книга о метафоре как мыслительном процессе.

Без отходов (проект Laboratirio De Creacion Maldeojo). Телевизионная антенна из старых ресторанных подносов. Игрушечные машинки из пустых пластмассовых тюбиков из-под шампуня, чернил и клея. Таковы лишь две фотографии из прекрасной коллекции, где запечатлены предметы, сделанные из отходов. Снимки сделаны на Кубе. Потрясающие примеры комбинаторного мышления.

Джордж Нельсон. Как видеть: Путеводитель по рукотворному окружению. Эта книга, впервые опубликованная в середине семидесятых и переизданная в 2003 году, – удивительное руководство, помогающее пристально вглядеться в то, что нас окружает, уловить взаимосвязи в том, что мы видим, и погрузить в широкий контекст творения человеческих рук.

Штурмуйте по правилам

Ну конечно, вам приходилось быть на таких совещаниях. Начальник просит всех устроить мозговой штурм, проходит пятнадцать минут пытки, и результатом становится несколько обнадеживающих идей и множество обезнадеженных сотрудников. Почему так происходит? Потому что вы делаете это не по правилам. Эффективный мозговой штурм не делается абы как. Он должен проводиться по строго определенной схеме, которая гарантирует хороший результат.

Чтобы мозговые штурмы проходили результативно, учитывайте следующие правила (они позаимствованы из превосходной книги Тома Келли «Десять лиц инновации»):

1. Гонитесь за количеством. Хорошие идеи возникают, когда идей очень много. Поставьте перед собой цель – скажем, придумать сто идей.

2. Поощряйте безумные идеи. Экстремизм – это добродетель. Правильная мысль часто рождается из того, что поначалу казалось сумасшедшим.

3. Используйте визуальные средства. Изображения раскрепощают воображение.

4. Не торопитесь с критикой. Плохих идей не бывает, поэтому не давайте слова скептикам. Мыслите в первую очередь творчески и лишь потом критически.

5. Никого не перебивайте. Слушайте других, будьте вежливы и развивайте предложения собеседников.

Когда кто-то выдвигает свою идею или развивает мысль собеседника, фиксируйте все на бумаге. (Хороший вариант, когда кто-то один работает писцом, а другой – координатором.) Через какие-то полчаса у вас будет длинный список идей. Сделайте перерыв. Потом начните оценивать то, что оказалось на бумаге. Большинство идей будут не самыми замечательными, некоторые – откровенно нелепыми, но почти наверняка наберется несколько таких, которые иным способом невозможно было бы придумать.

Если вы хотите устроить мозговой штурм в своем личном Айдахо – своем компьютере, – загляните на интернет-сайт «Halfbakery», где люди со всего мира делятся всевозможными идеями продуктов, услуг и бизнес-проектов. Некоторые из них явно недостаточно продуманы, но иногда попадаются поистине великолепные. (См.: .)

Гордитесь своим дилетантизмом

Лучше всего у меня получается то, что я не умею делать.

Я приучил себя чувствовать в таких ситуациях силу и уверенность. У меня есть свобода маневра, я прислушиваюсь к своему сердцу, учусь. Я действую, даже если знаю наверняка, что наломаю дров.

Если вы хотите жить творчески, занимайтесь тем, чего вы не умеете, и учитесь ценить изящество своих ошибок.

Совет от Марсела Вандерса, дизайнера и, как он сам себя называет, «профессионального дилетанта». (См.: .)

Замечайте негативное пространство

Негативное пространство – та часть панорамы, которую мы обычно не замечаем. Научитесь видеть его. Когда вы гуляете, рассматриваете полки в магазине или листаете журнальные страницы, пропускайте то, что бросается в глаза, и обращайте внимание на то, что между ним, внутри или вокруг него. Внимание к негативному пространству изменит ваше восприятие окружающего мира – поможет позитивному пространству снова оказаться в фокусе внимания. Кроме того, вы откроете много удивительного. Кто бы мог подумать, что на упаковке конфет «Хёрши киссес» можно найти такое неожиданное и причудливое негативное пространство? Видите?

Глава 7 Эмпатия

Вчера у меня был жуткий день. Я работал, не разгибаясь с того момента, как проснулся: старался успеть к двум дедлайнам (dead-line – окончание какой-либо работы. – Ред.), улизнуть от свалившегося на голову нового поручения, одновременно возился с семилетним чадом, у которого текло из носа, с пятилетним, у которого выпал зуб, и полуторагодовалым, который изучал законы причин и следствий, спихивая посуду с полок. Во второй половине дня я пробежал пять миль. Наскоро пообедав, я помчался в офис и проработал еще несколько часов, пока не понял, что уже ничего не соображаю. Полумертвый от усталости, я пошел спать. Было только одно «но»: я не смог уснуть. Почитал немного, попытался еще раз. Без толку. Примерно в час ночи я пошел вниз, налил себе бокал вина и прочитал вчерашнюю газету. Выпил еще один бокал. Прочел еще одну газету. В четверть третьего я вернулся наверх и снова попробовал уснуть. Наконец мне это удалось, по крайней мере, 3.06 – это последние цифры, которые я запомнил на часах радио у кровати.

Где-то через три часа полуторагодовалое чадо встало в кроватке и завело свою оглушительную серенаду о молоке. К семи утра весь дом уже ходил ходуном в традиционном утреннем безумии. В восемь утра я уже сидел у себя в офисе, где сижу и сейчас, предвкушая новую порцию дедлайнов. Я устал. Я дико устал. Скажу по секрету, я только что от души зевнул. Я представил себе предстоящий день и зевнул снова. Я уже выпил три чашки кофе, но, несмотря на это, я готов свалиться и уснуть за полминуты. Нет-нет, спать – это потом. Я встряхиваюсь – и зеваю, зеваю, зеваю…

Постойте-ка. Вы сейчас, в последние минуты, зевали? Вот вы прочитали, как мне хочется спать, представляли себе, как я зеваю, – было у вас ощущение, что нижняя челюсть готова опуститься в зевке? Если да, то у вас есть врожденная склонность к следующему важному качеству – эмпатии. (Если нет, то, быть может, для активизации этой внутренней способности вам нужно что-то повыразительнее, чем мои стенания о том, как я мало спал и много трудился.)

Эмпатия – это умение представить себя на месте другого человека и интуитивно понять, что этот человек чувствует. Это способность влезть в чужую шкуру, посмотреть на мир чужими глазами и пережить чужие чувства. Довольно часто мы делаем все это спонтанно, повинуясь скорее инстинкту, чем сознательному решению. Однако эмпатия не сводится к сочувствию, то есть умению пожалеть другого. Это умение чувствовать так, как он, понять, что это такое – быть им. Эмпатия – это яркий акт творческой доблести, виртуальная реальность в ее предельном выражении – способность залезть в сознание другого и увидеть мир его глазами.

И поскольку эмпатия предполагает, что один человек настраивается на внутренний мир другого, она часто включает элемент мимикрии – именно поэтому многие из вас только что зевнули. В заразительности зевоты, говорит нейробиолог-когнитивист Стивен Платек, возможно, проявляется «примитивный механизм эмпатии»[152]. Его исследования показали, что люди, зевающие вслед за другими, набирают высокие баллы в тестах на оценку уровня эмпатии. Такие люди, к числу которых, несомненно, принадлежат многие из вас, так настроены на волны, исходящие от других, что не могут не копировать их поведение.

Значение эмпатии невозможно переоценить. Она помогла нашему биологическому виду выбраться из эволюционного шлака. И теперь, когда мы стали двуногими прямоходящими (царями зверей в нашем заповеднике), она по-прежнему помогает нам держаться на плаву. Благодаря эмпатии мы можем понять точку зрения оппонента, может утешить человека, у которого случилась неприятность, или закусить губу вместо того, чтобы выдать что-то фальшивое. Эмпатия формирует наше самосознание, устанавливает связи между родителями и детьми, позволяет нам работать вместе и служит обоснованием нашей морали.

«Признак лидера – способность к эмпатии. Это умение общаться и взаимодействовать с другими людьми так, чтобы воодушевлять их и придавать им сил».

Опра Уинфри, телеведущая и писательница

Однако эмпатия (как и многие другие способности, связанные с общей концептуальностью и глубоким проникновением) не всегда по достоинству оценивалась в Информационном веке. Чаще всего ее считали проявлением излишней мягкотелости в мире, требующем жесткости. Чтобы опровергнуть аргумент или отбросить идею, достаточно было обвинить собеседника в излишней эмоциональности. А вспомним, какую взбучку получил бывший президент Билл Клинтон, когда произнес четыре слова: «Я страдаю вместе с вами». Некоторые критики решили, что Клинтон лицемерил. Но самые суровые обвинения исходили от тех, кто счел эту фразу вопиюще «непрезидентской» и даже, пожалуй, недостойной мужчины. Американцы платят президентам за то, чтобы они думали, а не страдали, они платят им за стратегию, а не за эмпатию. По крайней мере, так было долгое время. Эра работников знания с развитым интеллектом и стремительно развивающихся компаний, пользующихся высокими технологиями, ценили умение отстраниться от эмоций и положиться на холодный расчет, отступить на шаг, проанализировать ситуацию и принять решение, в котором не будут замешаны эмоции. Но, как и со многими другими атрибутами Л-ориентированного мышления, мы начинаем видеть ограниченность этого одностороннего подхода. Книга Дэниела Гоулмана «Эмоциональный интеллект», опубликованная примерно тогда же, когда Клинтон произнес свои наполненные эмпатией слова, ознаменовала начало этого переворота. Гоулман настаивал на том, что эмоциональные способности важнее привычных интеллектуальных, – и мир внял его посланию.

Но сейчас, десять лет спустя, Концептуальный век повышает ставки. Когда Гоулман писал свою книгу, Интернет находился еще в младенческом состоянии, а квалифицированные индийские программисты учились в младших классах. Сейчас же, при дешевом и общедоступном выходе в Сеть, при наличии армии работников знания в других странах, способности, которые может измерить IQ, легко воспроизвести, а следовательно, в цене повышаются способности, которые воспроизвести труднее. И одна из них, которую нельзя воспроизвести на компьютере и трудно передать по электронной почте удаленным работникам, – эмпатия.

Лицом к лицу с будущим

В 1872 году, через тринадцать лет после выхода в свет работы «Происхождение видов», Чарльз Дарвин опубликовал другую книгу, вызвавшую в викторианском обществе скандал. Эта книга называлась «Выражение эмоций у человека и животных» и содержала много спорных положений. Примечательнее всего то, что Дарвин утверждал: все млекопитающие испытывают эмоции и передают их одним и тем же способом – через мимику. Если у собаки на морде траурное выражение, то она, скорей всего, грустит, а если человек нахмурил брови, то и он, по всей видимости, невесел.

В свое время эта книга Дарвина вызвала много шума. Однако за следующее столетие она канула в Лету. Мир психологов и биологов исходил из того, что наши лица действительно выражают эмоции, но эти эмоции – в большей степени продукт культуры, чем природы. И вот в 1965 году на сцену выступил Пол Экман, тогда – молодой психолог, а теперь ученый, ставший легендарным. Американец Экман объехал такие страны, как Япония, Аргентина, Бразилия и Чили. Там он показывал людям фотографии человеческих лиц с разными мимическими гримасами и обнаружил, что азиаты и жители Южной Америки толкуют эмоции на этих лицах так же, как и американцы. Он был заинтригован. Возможно, причина такого единодушия в интерпретации – в телевидении или влиянии Запада, подумал он. Тогда Экман отправился в горы Новой Гвинеи и показал все те же снимки в племенах, где никогда не видели не то что телевизора, а даже западного человека. Но жители этих племен истолковали мимику точно так же, как те, кого Экман опрашивал ранее. Это привело ученого к революционному открытию: в конечном счете, Дарвин был прав. Мимика – явление универсальное. Поднятые брови – это знак удивления и в центре Манхэттена, и в пригороде Буэнос-Айреса, и в горах Новой Гвинеи.

Большую часть своего научного пути Экман изучал человеческую мимику. Он собрал серию снимков, о которых упоминалось в главе 1 (о сканировании мозга). Труды Экмана необычайно важны для наших задач. Эмпатия связана, прежде всего, с эмоциями – ведь это умение чувствовать то, что чувствует другой. Однако обычно эмоции не выражаются Л-ориентированными путями. «Человеческие эмоции редко облекаются в слова, – пишет Гоулман. – Если модус рационального сознания – это слова, то модус эмоций невербален»[153]. А главный экран, на котором демонстрируются эмоции, – это лицо. Сорок три мелких лицевых мышцы, которые сжимают, растягивают и приподнимают рот, глаза, щеки, брови и лоб, передают весь спектр человеческих чувств. Поскольку эмпатия основана на эмоциях, а эмоции передаются невербально, путь к сердцу другого человека открывается через выражение лица.

Как мы выяснили, распознавание мимических жестов – специальность правого полушария мозга (см. главу 1). Когда я смотрел на лица, выражающие очень сильные эмоции (в отличие от пугающих картинок), фМРТ свидетельствовала о том, что мое правое полушарие реагирует активнее левого. «Мы выражаем собственные эмоции и читаем эмоции других главным образом с помощью правого полушария», – утверждает Ричард Рестак, нейробиолог из университета Джорджа Вашингтона. Согласно исследованиям, проведенным в университете Сассекса, именно поэтому подавляющее большинство матерей, независимо от того, правши они или левши, держат детей левой рукой. Младенцы не умеют говорить, а значит, существует только один способ понять, что им нужно, – читать их мимику и интуитивно почувствовать их эмоции. Следовательно, приходится задействовать правое полушарие – именно оно регулирует поворот в левую сторону (в главе 1 отмечалось, что наш мозг контралатерален)[154]. Люди, у которых повреждено правое полушарие, испытывают колоссальные трудности в распознавании чужих эмоций. (То же самое часто относится и к аутистам, у многих из них плохо функционирует правое полушарие.) Напротив, люди, у которых повреждено левое полушарие (то самое, которое у большинства отвечает за функции речи), распознают эмоции лучше, чем большинство из нас. Пол Экман и Нэнси Эткофф, психологи из Массачусетской больницы в Бостоне, доказали, что мы в подавляющем большинстве удивительно плохо понимаем, когда нам врут. Если мы пытаемся увидеть по выражению лица или интонациям, не водит ли нас собеседник за нос, вероятность попадания получается не выше, чем если бы мы гадали, кидая монетку. Однако афатики (люди, у которых повреждено левое полушарие, из-за чего им трудно говорить и воспринимать речь) оказываются исключительно точными детекторами лжи. Как установила Эткофф, они, читая по лицам, могут выявить лжеца в 70 процентах случаев[155]. Дело в том, что эти люди, лишенные одного из каналов коммуникации, лучше интерпретируют информацию, поступающую по другому каналу.

Концептуальный век отдает предпочтение второму, менее явному, но более тонкому каналу. Десятилетиями люди мечтали о компьютере, который был бы наделен эмоциональным интеллектом, однако даже лучшие ученые, работающие над «чувствующими компьютерами», не добились заметных успехов. Компьютеры даже одно лицо от другого отличают плохо – что уж там говорить о распознавании тончайших выражений, написанных на этих лицах. Да, компьютеры обладают «колоссальными математическими способностями, – говорит Розалин Пикар из Массачусетского технологического института, – но, когда дело доходит до взаимодействия с людьми, они оказываются полными аутистами»[156]. Современные программы распознавания речи умеют расшифровывать наши слова, если мы приказываем ноутбуку «сохранить» или «стереть», а у стойки автоматической регистрации в аэропорту – «у прохода» или «у окна». Но даже самая умная в мире программа, установленная на самом мощном компьютере, не умеет распознавать наши эмоции. Некоторые новейшие приложения научились лучше понимать сам факт наличия эмоций. Например, некоторые программы с функцией распознавания речи, которые используются в центрах обработки вызовов, способны реагировать на значительные изменения в тоне, темпе и громкости, свидетельствующие о повышенной эмоциональности говорящего. Ну и что же происходит, когда программа распознает эти признаки? Она передает звонок оператору-человеку.

«Люди, полагающиеся лишь на логику, философию и рациональные объяснения, обрекают лучшую часть своего разума на голод».

Уильям Батлер Йетс

Этот пример – миниатюрное отражение того, в чем будет состоять суть нашей работы в Концептуальном веке. Те виды деятельности, которые можно свести к набору правил, будь то команды, записанные в нескольких строчках компьютерного кода, или инструкции, переданные более дешевым работникам в других странах, – предполагают относительно низкий уровень эмпатии. По большей части такие виды деятельности исчезнут в Соединенных Штатах, Канаде и Великобритании. Но то, что нам останется, потребует гораздо более глубокого, чем прежде, понимания тонкостей человеческого взаимодействия. Так что неудивительно, что студенты Стэнфордской бизнес-школы толпами сбегаются на курс, который официально называется «Межличностная динамика», хотя между собой называют его «Сюсли-масюсли». Или возьмем другую сферу, традиционно не предполагающую особого расположения к эмоциям, – юриспруденцию. Большинство основных юридических разысканий сейчас могут выполнить англоязычные адвокаты в других частях мира. Кроме того, компьютерные программы и веб-сайты отобрали у юристов монополию на профессиональную информацию. Так кто же из юристов останется в деле? Те, кто умеет, присутствуя на переговорах, почувствовать подтекст, который скрывают произнесенные вслух слова. Те, кто сможет, посмотрев на присяжных, прочесть выражение их лиц и тут же оценить убедительность своей речи. Естественно, такие способности, связанные с эмпатией, всегда были важны для юристов, просто теперь они станут ключевым фактором и в этой, и во многих других профессиях.

И все-таки эмпатия – это нечто большее, чем дополнительное умение, владея которым можно выдержать конкуренцию на рынке труда XXI века. Это искусство, необходимое для выживания. Это возможность понять другого, а как установили Ч. Дарвин и П. Экман, это еще и универсальный язык, объединяющий представителей разных стран и культур. Эмпатия делает нас людьми. Эмпатия – источник радости. Кроме того, как мы узнаем в главе 9, эмпатия – необходимый элемент жизни, наполненной смыслом.

Многие из нас могут развить свои способности к эмпатии. И почти любой из нас может усовершенствоваться в чтении эмоций по мимическим жестам. Экман много лет создавал атлас мимических выражений, куда вошли едва ли не все выражения лица, которыми люди во всем мире передают эмоции. Он выявил семь основных эмоций, которые выражаются при помощи явных мимических сигналов: гнев, грусть, страх, удивление, отвращение, презрение и радость. Иногда они выражаются четко и интенсивно, но в большинстве случаев они не так очевидны. Экман называет это «тонкой мимикой» – речь обычно идет о первом признаке эмоции или о неудачной попытке эту эмоцию скрыть. Еще есть «частичная мимика» и «микромимика» – мимическая гримаса, которая держится на лице меньше одной пятой доли секунды и часто появляется, «когда человек сознательно пытается скрыть все признаки своих ощущений»[157]. Экман обучал искусству чтения по лицам агентов ФБР, ЦРУ и Управления по борьбе с незаконным оборотом алкоголя, наркотиков и взрывчатых веществ, а также офицеров полиции, судей, адвокатов и даже художников-иллюстраторов и мультипликаторов. А я научу вас одному приему из арсенала Экмана (некоторые другие вы можете найти в Портфолио в конце этой главы).

Меня всегда раздражали фальшивые улыбки, но я никогда не мог сказать с уверенностью, улыбается ли человек потому, что он очарован моим остроумием, или, так сказать, наоборот, потому что не очарован. А теперь я это умею. Настоящую веселую улыбку Экман называет «улыбкой Дюшенна», по имени французского невропатолога Дюшенна де Булона, который в конце XIX века провел новаторские исследования в этой области. При искренней улыбке задействуются две группы лицевых мышц: 1) главных скуловых мышц, которые приподнимают уголки губ к скулам и 2) внешние части кольцевых глазных мышц, окружающих глаза, которые «приопускают брови и кожу под бровями, натягивают кожу под глазами и приподнимают мышцы скул»[158].

При искусственной улыбке работают только главные скуловые мышцы. Причина тут вот в чем: этими мышцами мы можем управлять, а соответствующие группы кольцевых глазных мышц неподвластны нашему контролю. Они сокращаются непроизвольно – и только тогда, когда нам по-настоящему весело. Как сформулировал это сам Дюшенн, «искреннее веселье отображается на лице одновременным сокращением главных скуловых мышц и кольцевых глазных мышц. Первые повинуются нашей воле, но последние вступают в действие, лишь повинуясь радостному сердечному порыву»[159].

Короче говоря, если вы хотите распознать фальшивую улыбку, смотрите человеку в глаза. Если внешние глазные мышцы не сокращаются, то человек, расплывшийся перед вами в улыбке, лицемерит.

Новое целостное здравоохранение

Эмпатия – не изолированная категория. Она связана с тремя другими качествами из сферы общей концептуальности и глубокого проникновения, о которых шла речь выше. Эмпатия – важный элемент дизайна, потому что хороший дизайнер должен поставить себя на место потенциального потребителя своего товара или услуги. (Неудивительно, что одна из рекомендаций в Портфолио по эмпатии связана с дизайнерской фирмой.) Эмпатия соотносится с симфонией, ведь люди, способные к эмпатии, понимают важность контекста. Они видят человека целиком, подобно тому как люди, обладающие симфоническим мышлением, видят общую картину. Наконец владение сюжетом также предполагает наличие эмпатии. И, как мы увидим в разделе, посвященном нарративной медицине, сюжет может открыть путь к эмпатии, что особенно важно для врачей.

Однако есть и другой, более прямой путь влияния эмпатии на медицину. Некоторые ведущие медики настаивают на том, что в их профессии происходит сдвиг от «бесстрастного внимания к эмпатии», как сформулировала это Джоди Гальперн, специалист по этике биологических исследований. Как я уже говорил, большинство медицинских процедур можно формализовать, так как они сведены к набору повторяющихся алгоритмов диагностики и лечения различных заболеваний. И хотя некоторые врачи критикуют упомянутый подход, называя его «медициной поваренной книги», у него есть масса преимуществ. Медицина, в основе которой лежит алгоритм, базируется на статистике из сотен, а то и тысяч клинических случаев. Она служит гарантией того, что врач не станет изобретать велосипед для каждого нового пациента. Но дело-то в том, что компьютеры способны сделать только часть работы, а вот чего они никак не могут (не забывайте, когда речь идет о человеческих отношениях, компьютеры оказываются «аутистами») – это проявлять эмпатию.

«Доверяйся интуиции. Это как пойти на рыбалку».

Пол Саймон, рок-певец, композитор

Роль эмпатии в медицине может быть колоссальной. Например, несколько лет назад два почтовых работника пришли в разные больницы с жалобой на одни и те же симптомы. Один сказал врачу, что чувствует слабость и недомогание и полагает, что у него сибирская язва, вирус которой недавно был найден в почтовом отделении, где он работал. Доктор позвонил в районное отделение здравоохранения, где ему ответили, что угрозы заражения сибирской язвой нет, поэтому прописывать антибиотики нет нужды. Доктор последовал инструкциям и отправил пациента домой, прописав ему небольшое количество таленола. Через несколько дней пациент умер, и причиной смерти была сибирская язва. А другой служащий пошел в отделение экстренной помощи другой больницы, всего в нескольких милях от первой. Врач, ничего не знавшая о первом пациенте, осмотрела его и диагностировала пневмонию. Тогда пациент сказал ей, что работает в почтовом отделении, где была выявлена угроза сибирской язвы. Врач провела еще один тест, снова убедивший ее в том, что опасения пациента беспочвенны, – и все-таки что-то ее остановило. Она выписала пациенту препарат «Сипро» (антибиотик, которым лечат сибирскую язву) – просто на всякий случай. Кроме того, она не отправила его домой, как собиралась вначале, а госпитализировала и направила к нему специалиста по инфекционным заболеваниям. Выяснилось, что у пациента действительно сибирская язва. Так эмпатия, которую проявила врач, выслушав пациента, доверившись интуиции и отступив от инструкций, решила вопрос жизни и смерти.

«Я просто прислушалась к тому, что сказал мне пациент, – объяснила она корреспонденту „Уолл-стрит Джорнэл“. – Он говорил, что знает свой организм и чувствует: что в нем неладно». Эмпатия, способность интуитивно почувствовать то, что чувствует другой, – спасла человеку жизнь.

«Эмпатия врача проявляется не только в умении чутко реагировать на ощущения пациента, но и в том, как он распределяет время, каким тоном разговаривает и в общем настрое на эмоциональное состояние больного, – говорит Гальперн. – Эмпатия дополняет объективное знание, технические средства и прочий инструментарий точной диагностики»[160]. По мере того как новый подход к медицинской практике прокладывает себе путь, эмпатия выдвигается на передний план врачебной деятельности. Она открывает ворота новому поколению медиков-профессионалов, таким как та женщина из отделения экстренной помощи, – людям, которые способны совместить холодный аналитический расчет и эмоциональную эмпатию в единое целое – новую целостную медицину.

Сегодня структуры, лицензирующие медицинские институты, считают умение эффективно и эмпатически общаться с пациентом важным фактором при общей оценке медицинского образования. Может показаться, что этого требует элементарный здравый смысл (и это правда), но для медицинского мира с его Л-ориентированностью это вселенский переворот. А тем временем театральная актриса Меган Коул ездит по медицинским институтам, где преподает курс под названием «Мастерство эмпатии». На своих семинарах она учит будущих врачей использовать невербальные сигналы – мимику, интонации, жестикуляцию и другие средства из актерского арсенала, чтобы те лучше понимали, что именно беспокоит пациента, и могли эффективнее наладить с ним контакт. Студенты медицинской школы университета Вандербильта слушают специальный курс, где их учат признаваться в своих ошибках – и извиняться за них[161]. А Медицинский колледж Джефферсона в Филадельфии (см. главу 3) даже ввел меру учета этой способности – «Индекс врачебной эмпатии Джефферсона» (ИВЭД).

Хотя ИВЭД был введен относительно недавно, он уже дал любопытные результаты. Например, высокие показатели по индексу эмпатии коррелируют с общей эффективностью врачебной деятельности. Иными словами, при равных условиях у пациента больше шансов поправиться, если его лечит доктор с высоким уровнем эмпатии. Более того, показатели по Индексу эмпатии никак не связаны с баллами по обычным профессиональным врачебным тестам. Это значит, что традиционные способы оценки врачебного профессионализма не всегда адекватно оценивают, какой врач лучше лечит[162]. Различия между теми, кто набирает высокие баллы по ИВЭД, а кто низкие, тоже весьма любопытны. Показатели у женщин обычно выше, чем у мужчин. У представителей одних медицинских специальностей они выше, чем у представителей других. Например, обычно высокие показатели у дипломированных медсестер – намного выше, чем у терапевтов с клиническими специальностями[163].

Итак, роль эмпатии в здравоохранении получает все более широкое признание, и по этой причине профессия медсестры и сиделки станет одной из главных на рынке труда Концептуального века. Разумеется, специальность квалифицированной медсестры отнюдь не сводится к умению сочувствовать. Однако эмоциональное участие – необходимая часть их деятельности, и ее нельзя препоручить машинам или перевести за границу. Рентгеновский снимок может проанализировать радиолог в Бангалоре, но эмпатию, сочувствие, участие, заботу трудно переслать по оптоволоконному кабелю. И если мы учтем, что население развитых стран стареет, становится понятно, почему профессии медсестры и сиделки оказываются невероятно востребованными. В США спрос на медсестер растет быстрее спроса на любую другую специальность. В ближайшее время американской системе здравоохранения понадобится на миллион сиделок и медсестер больше[164]. Медсестры часто жалуются на то, что они перегружены, на то, что им приходится ухаживать за слишком большим количеством пациентов. Однако эмпатия, с которой связана их специальность, по-прежнему обеспечивает им всеобщее уважение – и существенно повышает их заработки. Профессия медсестры и сиделки, согласно ежегодному исследованию центра Гэллапа, неизменно лидирует в рейтинге самых благородных и нравственных профессий, а их зарплаты растут чуть ли не быстрее всех остальных[165].

Возросшее значение эмпатии сказывается даже на тех советах, которые родители дают своим детям. Согласно недавнему исследованию, проведенному среди австралийских менеджеров по информационным технологиям, девяносто процентов из них заявили, что не рекомендуют своим детям делать карьеру в Л-ориентированной области компьютерного программирования. Куда же они направляют своих детей? «Я бы лучше посоветовал своей дочери пойти в медсестры, – говорит Джеймс Майкл, сотрудник телекоммуникационной компании в Сиднее. – Эта профессия востребована и на глобальном, и на локальном рынке»[166].

Мужчина, женщина и эмпатия

У кого уровень эмпатии выше – у мужчин или женщин? Политически корректно было бы ответить: ни у тех, ни у других, все зависит от конкретного человека. И в теории так оно и есть. Однако все чаще экспериментальные данные подтверждают, что на практике такой ответ неверен. Например, десятки экспериментов доказали, что в целом женщины лучше расшифровывают мимику и распознают ложь[167]. Даже в трехлетнем возрасте девочки лучше понимают, что думают другие, и лучше угадывают эмоции по мимическим движениям[168]. Обобщая эти исследования, психолог Дэвид Майерс пишет:

«Женщины гораздо чаще мужчин говорят о себе как о личностях эмпатических, о том, что им свойственно радоваться, если радостно другим, и горевать, если тому, кто рядом, грустно. Чуть меньше такие различия между мужчинами и женщинами проявляются в реальном поведении. Женщина скорее заплачет или почувствует грусть из-за того, что грустит другой человек. Такое различие в уровне способности к эмпатии объясняет, почему как мужчины, так и женщины признаются, что дружба с женщинами предполагает больше доверительности, приятнее и дает им больше, чем дружба с мужчинами. И мужчины, и женщины в поисках сочувствия и понимания обычно обращаются к женщинам»[169].

У Саймона Барона-Коэна, психолога из Кембриджского университета, есть теория, которая объясняет это самоочевидное различие между мужчинами и женщинами. Он формулирует ее прямо на первой странице своей книги «Существенная разница»: «Мозг женщин, как правило, приспособлен к эмпатии. Мозг мужчины, как правило, приспособлен к созиданию и пониманию»[170].

Конечно, Барон-Коэн тут же делает оговорку: не у всякой женщины «женский» мозг, так же как и не у всякого мужчины «мужской». И все-таки он приводит внушительный ряд аргументов в подтверждение основного тезиса: мозг мужчин чаще, чем мозг женщин, бывает хорошо приспособлен к систематическому мышлению, а мозг женщин чаще, чем мозг мужчин, – к эмпатическому[171]. Различия между этими типами мышления, в том виде как они описаны Барон-Коэном, довольно любопытны.

«Систематическое мышление предполагает конкретность, хорошо развитое внимание к мелочам» и ориентацию на жесткие правила без учета контекста, утверждает он. «Для того чтобы систематизировать, необходимо отстраниться»[172] (Аутизм Барон-Коэн характеризует как мужское мышление «в его предельном выражении».)

С эмпатией все по-другому. «Эмпатия предполагает определенную степень сопричастности, необходимой, чтобы осознать: ты взаимодействуешь не с объектом, а с индивидуумом, с человеком, у которого есть свои чувства, и эти чувства влияют на твои». Эмпатия, говорит Барон-Коэн, «предполагает неопределенность (при оценке психологического состояния другого человека ничто нельзя утверждать наверняка), внимание к общей ситуации в целом (например, с учетом мыслей и чувств собеседника по отношению к другим), контексту (выражение лица, интонации, жесты, предыстория – все это для диагностики психологического состояния оказывается существенным), отказ от ожиданий закономерности (то, что вчера доставляло человеку радость, вовсе не обязательно будет радовать его завтра)»[173].

Еще раз перечитаем это описание. «Мужской мозг» немного напоминает Л-ориентированное мышление. «Женский мозг» – точь-в-точь П-ориентированное. (А еще два этих типа мышления напоминают историю о том, как два врача лечили сибирскую язву – тем более что в первом случае доктор был мужчиной, во втором – женщиной.)

Означает ли это, что все мы должны научиться мыслить «по-женски», особенно те из нас, у кого руки волосатые, а голоса низкие? Да. Но это не значит, что при этом надо отучаться мыслить систематически. Эмпатия – не отменяет логику и анализ, а дополняет их. Одни ситуации требуют от нас отстраненности, другие – сопричастности. А успеха добьются люди, которые сумеют чередовать первое и второе. Как мы убеждаемся вновь и вновь, Концептуальный век требует от нас андрогинного сознания.

Пройдите тест

Психологи придумали множество тестов, оценивающих уровень эмпатии и сопутствующих ей качеств. Многие из таких тестов находятся в свободном доступе в Интернете, они представляют собой отличное введение в предмет, а также увлекательную возможность больше узнать о себе самом. Однако будьте бдительны, люди! В Сети полным-полно тестов, которые по точности мало чем отличаются от предсказаний гадалки. Поэтому начните измерение своей эмпатии с одного из следующих тестов:

Коэффициент эмпатии. Измерьте свой Коэффициент эмпатии (EQ) с помощью составленного Барон-Коэном теста из шестидесяти вопросов, которые помогут определить, насколько сильна «женская» составляющая вашего мышления. Если вы заодно хотите проверить, насколько развиты у вас «мужские мозги», пройдите тест, который оценит ваш «коэффициент систематичности мышления» (SQ) (тест на EQ см.: tinyurl.com/dbsd8; тест на SQ см.: tinyurl.com/7taj8).

Разоблачите фальшивую улыбку. Пройдите десятиминутный тест из двадцати вопросов, составленный BBC на основе исследований Экмана, чтобы выяснить, сможете ли вы отличить настоящую улыбку от фальшивой. (См.: . com/2u7sh.)

Тест «Выражение глаз». Еще один тест от Саймона Барон-Коэна – на этот раз оценивается ваше умение определять эмоции по выражению глаз. (См.: tinyurl.com/ckrj3.)

Тест на эмоциональный интеллект Майер – Саловей – Карузо. Этот тест, по-видимому, самый серьезный из всех существующих на сегодняшний день. Но, в отличие от всех упомянутых выше, за то, чтобы пройти его, надо заплатить. Начинать с него, наверное, не стоит, но тем, кто хотел бы копнуть поглубже, он вполне может пригодиться. (См.: . com/MSCEIT.htm.)

Изучите Экмана

Как я уже говорил в этой главе, лучший в мире специалист по мимике – Пол Экман. Доставьте себе удовольствие и ознакомьтесь с его трудами. Прочтите его последнюю книгу «Явленная эмоция» (издательство «Times Books», 2003) – превосходный обзор его работ в этой области. Кроме того, это первоклассный путеводитель по расшифровке эмоций, которые выражают наши лица. На многих фотографиях в этой книге снята Ив, дочь Экмана, обладающая талантом идеально точно передавать необходимую эмоцию. Если вам понравится «Явленная эмоция», возьмите более раннюю книгу Пола Экмана «Психология лжи» (изд-во WW.Norton, переиздана в 2001 году)[174], где, кроме всего прочего, объясняется, как определить, когда человек начинает вам лгать. Потом, когда вы уже станете дипломированными экмановедами, посмотрите два его интерактивных руководства на CD. Первый – «Практикум по микромимике» – научит вас распознавать тончайшие мимолетные выражения лица. Второй – «Практикум по тонкой мимике» – научит вас различать на первый взгляд неуловимые выражения лица, которые появляются у человека, когда у него только зарождается какая-то эмоция. В эти практикумы включены предварительные тесты, которые определят ваш исходный уровень, а в конце – проверочные тесты, которые покажут, насколько вы продвинулись. И то, и другое полезно, не говоря уже о том, что очень увлекательно. Единственное предостережение: дорогие обладатели «макинтошей», на тот момент, когда я пишу эти строки, диск запускается только на PC. (См.: www. paulekman.com.)

Подслушивайте

Несколько лет назад писательница Наоми Эпел, которая когда-то работала в литературном агентстве и занималась тем, что сопровождала писателей во время их поездок, издала маленькую книгу в мягкой обложке с приложением – набором карточек под названием «Точка обзора». Подборка, сделанная Эпел, – кладезь полезных советов, которые она слышала от писателей во время поездок. Один из этих советов предлагает отличный способ развить в себе эмпатию. Совет такой: подслушивайте.

Прислушиваться к разговорам случайных людей – занятие c дурной репутацией. И все-таки порой мы все так поступаем, а значит, можно подслушивать с пользой для себя. Когда вы в следующий раз окажетесь в подобной ситуации, внимательно вслушивайтесь в то, что говорят люди. Потом представьте себя на месте одного из собеседников. Что вы (то есть тот, кого вы подслушиваете) думаете и чувствуете в этот момент? Обуревают ли вас какие-нибудь чувства, и если да, то какие? Как вы оказались в это время в этом месте?

«У многих писателей дурная слава любителей подслушивать», – пишет Эпел, цитируя, помимо прочих, Ф. Скотта Фицджеральда, который записывал подслушанные разговоры в специальный блокнот. Однако это дело приносит пользу (разумеется, если заниматься в пределах разумного и в рамках закона) представителям самых разных профессий. Это прекрасный способ почувствовать себя в шкуре другого человека, взглянуть на мир его глазами, пусть даже на пару мгновений. Другой вариант: прислушайтесь к разговору, но не смотрите на говорящих. Попробуйте представить себе, что это за люди – сколько им лет, какой они национальности, во что одеты. А потом обернитесь и проверьте, насколько вы оказались правы. Возможно, вы будете удивлены.

Поиграйте в игру «Чья это жизнь?»

IDEO, одна из самых солидных дизайнерских фирм в мире, делает все на свете, начиная с детских зубных щеток с толстыми рукоятками и заканчивая мышью для компьютера «Эппл» и органайзером «Палм-V». Как им это удается? Ответ заставит скривиться профессионального менеджера. Дело в эмпатии. В царстве IDEO толчком к рождению продуктивной дизайнерской идеи служит не удачный рисунок или модная техническая новинка. Идеи рождаются из глубокого эмпатического понимания людей. Вот упражнение на развитие эмпатии, которое я узнал, когда посетил головной офис IDEO в городе Пало-Альто, штат Калифорния.

Попросите кого-нибудь на работе дать вам на время свой кошелек, портфель или сумку. Выньте оттуда все предметы, на которых написано имя владельца. А потом в компании с еще пятью-шестью людьми осмотрите содержимое, не сообщая, кому оно принадлежит. Попытайтесь реконструировать личную, профессиональную и эмоциональную жизнь этого человека. Как лежат вещи – свалены в беспорядке или аккуратно разложены? Все ли содержимое имеет отношение к работе? Или же там есть что-то, что связано с семейной жизнью или увлечениями? Сколько денег в кошельке? Носит ли человек с собой фотографии? Вынимайте предметы, как археолог вытаскивает из земли свои находки, и вы действительно начнете представлять себя на месте этого человека. И наконец, самое интересное: попросите своих товарищей угадать, чья это жизнь?

В IDEO собрали несколько других похожих упражнений и издали их в виде роскошной колоды из пятидесяти одной карты огромного размера. Эту колоду можно купить через Интернет в некоторых американских магазинах за сорок девять долларов. На этих «Методических картах IDEO» детально расписаны всевозможные стратегии, заимствованные из антропологии, психологии, биомеханики и других дисциплин и направленные на то, чтобы сделать эмпатию основой работы дизайнера. «Методические карты», по аналогии со стандартными игральными, поделены на четыре «масти», где каждая масть – общая стратегия установления эмпатии с другими людьми: «Учись», «Смотри», «Спрашивай» и «Пробуй». На каждой карте описывается конкретный метод, скажем «Видеожурнал» или «Телесный штурм»: с одной стороны фотография, с другой – описание того, как в IDEO используют этот метод в работе с клиентом. Читать эти карты почти так же увлекательно, как рыться в чужом кошельке. (См.: .)

Прояви эмпатию на рабочем месте

Все мы говорим, что верим в силу эмпатии, однако часто не проявляем ее даже по отношению к тем, кто окружает нас большую часть рабочего дня, – к своим сослуживцам. Вот два метода, смысл которых в том, чтобы усилить эмпатию внутри организации или рабочей группы.

1. Моя работа

Знаете ли вы, из чего на самом деле состоит рабочий день ваших коллег? Способ, изложенный ниже, поможет вам узнать. Он простой и идеально подходит для корпоративных вечеринок или совместных выездов.

Пусть каждый напишет на листе бумаги свое имя, а ниже – четыре заголовка: «мои плюсы», «мои минусы», «мои взлеты» и «мои падения». Развесьте листы по стенам, а потом пусть каждый обойдет комнату и впишет предполагаемые ответы своих коллег. Каким был самый жуткий провал у старшего вице-президента компании? Каким был звездный час у молодого человека из отдела писем? Когда все впишут свои догадки, пусть каждый возьмет лист со своим именем. Потом каждый по очереди говорит о том, что придумали коллеги и как обстоят дела на самом деле. Другой вариант: разбейте всех по отделам, и пусть каждая группа попробует предположить, чем является ее работа для других групп.

2. Как я сюда попал?

Порой случается, что мы много лет работаем бок о бок с человеком, но не имеем ни малейшего представления, как он оказался тут, рядом с нами. Понять предысторию человека – вот в чем смысл техники, которую Кевин Бак, старший консультант компании «Ведущие мировые инициативы», использует в работе с группами медиков. Он предлагает им разбиться на пары, после чего каждый рассказывает своему напарнику, почему он выбрал эту нелегкую стезю – медицину. Каждый из врачей после своей истории слушает рассказ своего напарника, а потом передает то, что услышал, всей группе. По словам Бака, эта техника всякий раз «доказывает свою эффективность и позволяет по-новому взглянуть на привычное». Прослушав все истории, он определяет типичные для медицинского сообщества модели – в итоге возникает новый сюжет, решительно опровергающий «общее представление о высокомерии и негативизме, исходящем от большинства докторов». С не меньшим успехом Бак использовал эту технику в работе с представителями других профессий.

Запишитесь на курсы актерского мастерства

Определенное поколение американцев помнят рекламу, которая начиналась с фразы «Я не врач, я артист и играю врача по телевизору». Сегодня в этом фрагменте американского культурного наследия все перевернулось: врачи начинают играть в артистов. Все больше медиков записывается на курсы актерского мастерства, чтобы развить и углубить в себе искусство эмпатии. На первый взгляд это может показаться чем-то сомнительным или лицемерным. Но задумайтесь: а чем, собственно говоря, занимаются артисты? Они стремятся проникнуть в разум и сердце другого, и именно это делает технику актерской игры прекрасным способом научиться понимать эмоции и читать по лицам. В большинстве колледжей и районных учреждений культуры проводятся вечерние курсы актерского мастерства. Да, руководители этих курсов, как правило, не Ли Страсберги, но ведь и вы не совсем Аль Пачино[175]. В общем, если вы готовы к риску – рискните.

Читайте мысли

Если для вас посещение курсов актерского мастерства – это чересчур, да и вообще все эти штуки, связанные с эмпатией, сбивают вас с толку, обратите внимание на компакт-диск «Чтение мыслей». На этом диске, созданном группой ученых из Кембриджского университета, настоящие люди с помощью звуков, мимики и жестов демонстрируют более четырехсот различных эмоций. Предназначался он для людей, которые с трудом «считывают» эмоции (более или менее склонных к проявлениям аутизма) и хотели бы восполнить этот пробел. Но диск неожиданно стал популярен еще и среди актеров, иллюстраторов и прочих специалистов, заинтересованных в углубленном изучении мимики, интонаций и эмоций. Он не из дешевых (его цена – около ста двадцати пяти долларов), но это настоящая энциклопедия. (См.: / mindreading.)

Не подвергайте эмпатию аутсорсингу

Покупаете ли вы поздравительные открытки, в которых за вас посторонние люди выразили чувства в связи с тем или иным важным событием? Не лучше ли доказать вашим близким, что они действительно чего-то стоят для вас (и проявить эмпатию)? Делайте собственные открытки по важным случаям – день рождения, окончание института, болезнь, смерть или юбилей. Дети знают, как это делается. Да и вы знаете. Запустите у себя в компьютере текстовую программу – и приступайте. А еще лучше – возьмите в руки чистую карточку и цветные карандаши.

Прихватить карточку серийного производства со стенда в продуктовом магазине может всякий, а вот потратить время и подумать, что сказать другому и как лучше донести до него свои пожелания, готовы далеко не все. Заставьте трудиться свою душу.

Запишитесь волонтером

Другой прекрасный способ развить свою способность к эмпатии – записаться волонтером в благотворительную программу, задача которой – помогать людям, чей жизненный опыт разительно отличается от вашего. Если вы, скажем, пойдете на волонтерскую работу в приют для бездомных, вам будет трудно не почувствовать себя в шкуре тех, кто там живет.

Другой вариант – поехать на волонтерскую работу в отпуск или на каникулы. Погружение в чужой мир, работа в нем – прекрасный способ установить контакт с другими людьми и непосредственно прочувствовать их жизнь. Есть несколько организаций, предоставляющих информацию о программах такого рода: «Волонтеры планеты» (), «Кросс-культурные решения» () и «Преодоление границ». Волонтерская работа на каникулах уже давно популярна среди студентов колледжей, многие из которых участвуют в программах, предлагаемых местными подразделениями организации «Break Away», организующей альтернативные варианты весенних каникул ().

Если вы, увидев человека, попавшего в беду, говорите про себя: «И я мог бы быть на его месте», – это, безусловно, развивает вашу эмпатию. Однако суть волонтерской работы, конечно, в другом. Сочувствие и эмпатия – лишь полезное приложение к гораздо более важному – деятельной помощи.

Глава 8 Игра

Работая над книгой, я познакомился с врачом из индийского города Мумбаи. Доктор Катария любит смеяться. Очень любит. Более того, он убежден, что смех действует как благотворный вирус – он может заражать отдельных людей, группы и даже целые народы. Поэтому несколько лет назад он сократил свою медицинскую практику и выступил в новом качестве – только не Тифозной Мэри[176], а Мэри Смеха. Его миссия – распространить по всему миру эпидемию смеха, которая, по его словам, укрепит здоровье людей, увеличит их доходы и даже, может быть, установит мир во всем мире. Разносчики этой эпидемии – «клубы смеха», то есть небольшие группы людей, которые каждый день ранним утром собираются в парках, на природе, в торговых центрах и тратят полчаса на то, чтобы смеяться.

Планы Катарии улучшить мир, заставив его смеяться, можно принять за… э-э-э… смешную шутку. Но если вы посетите клуб смеха, как довелось это сделать мне в сырое утро в Мумбаи, то убедитесь, что в этой шутке есть доля правды. Сегодня по всему миру действуют две с половиной тысячи клубов смеха. Многие из них – в Индии, в частности около сотни – в Мумбаи, и еще больше – в заповеднике хай-тека Бангалоре. Но эти клубы появились и на Западе – в Великобритании, Германии, Швеции, Норвегии, Дании, Канаде и несколько сотен – в Америке. Все чаще собрания клубов проходят на рабочих местах.

Чуть позже мы вернемся к этому самопровозглашенному апостолу хохота. Но его популярность во всем мире и в особенности то обстоятельство, что такие клубы все чаще собираются в офисах и конференц-залах, открывает еще одну важную черту Концептуального века: он отказывается считать сумрачную серьезность признаком профессионализма и культивирует противоположную категорию, связанную с общей концептуальностью и глубоким проникновением, – игру. «Весь смысл клубов смеха сводится к игре, – сказал мне Катария. – Играя, ты активизируешь правое полушарие мозга. Логически мыслящий мозг – ограниченный мозг. А правое полушарие не знает границ. Ты можешь стать кем захочешь».

Полной противоположностью этому движению, основанному Катарией, и распространившимся его стараниями клубам смеха была компания «Форд Мотор» в 1930–1940-е годы. В «Ривер-Рудж Плант»[177] смех считался дисциплинарным нарушением, а пение, свист и улыбка – нарушением субординации. Вот что пишет историк бизнеса Дэвид Коллинсон:

«В 1940 году был уволен некий Джон Гало – за то, что „был замечен улыбающимся“, после того как ранее совершил другой проступок – „смеялся с товарищами“, в результате чего „работа конвейера была приостановлена почти на полминуты“. Такая жесткая производственная дисциплина отражала общую философию Генри Форда, заявлявшего: „Если мы на работе – мы работаем. Если мы веселимся – мы веселимся. Если же смешивать одно с другим, пользы не выйдет“»[178].

Форд считал, что работа и веселье составляют ядовитую смесь, представляющую опасность отравления, поэтому их надо держать в раздельных колбах. Однако в Концептуальном веке, когда изобилие освободило нас от постдепрессионного обычая соблюдать смертельную серьезность, как в «Ривер-Рудж Плант», совмещение работы и развлечения стало и привычкой, и необходимостью. Порой такое совмещение становится частью осознанной политики компании. Возьмем, например, бизнес авиаперевозок. «Юго-западные авиалинии» – одна из самых преуспевающих на данный момент авиакомпаний; она продолжает приносить прибыль, пока многие ее конкуренты балансируют на грани банкротства. Программное заявление компании проливает свет на причину столь блистательного успеха. Там говорится: «У людей редко хорошо получается то, что они делают без удовольствия», – и это поворот на сто восемьдесят градусов по отношению к требованиям Форда. Причем речь не идет о том, что какое-то странное предприятие добавляет к трудовой этике элементы игровой этики[179]. Согласно данным «Уолл-стрит Джорнэл», больше пятидесяти европейских компаний (в том числе «Нокиа», «Даймлер Крайслер» и «Алкател»), которые вряд ли можно назвать «странными», берут на работу консультантов по «серьезным играм», в которых сотрудники проходят обучение с помощью кубиков «лего»[180]. Компания «Британские авиалинии» даже ввела в штат должность клоуна, чтобы в коллективе всегда царила радостная атмосфера[181].

«„Играть“ и „заниматься делом“ – вовсе не противоположные понятия. Антоним к слову „играть“ – „быть в депрессии“. Играть – значит действовать, быть целеустремленным и радостным, как будто ты уверен, что все твои планы осуществятся».

Брайан Саттон-Смит, бывший профессор педагогики Пенсильванского университета

Игра, как и пять ее братьев и сестер, избавляется от репутации чего-то легкомысленного и малозначимого и занимает место под софитами. Homo ludens (человек играющий) доказывает, что может работать не хуже, чем Homo sapiens (человек разумный). Игра становится важным элементом работы, бизнеса и человеческой самореализации, в основном в трех своих модификациях – компьютерные игры (видеоигры), юмор и смех. Производство игр стало крупной и влиятельной индустрией, дающей своим потребителям навыки целостного мышления и рекрутирующей работников нового типа, обладающих способностью к такому мышлению. Юмор доказывает, что он может быть критерием оценки эффективности менеджмента, эмоционального интеллекта и правополушарного стиля мышления. А свободный, ничем не ограниченный смех может повысить нашу работоспособность и сделать нас счастливее. В Концептуальном веке, как мы убедимся, веселье и игры – не просто веселье и игры, а смех – вовсе не повод для смеха.

Игры

Вы знаете популярную игру под названием «Американская армия»?

В этой игре вы пробираетесь по опасной местности, стремитесь победить плохих парней, чтобы они не победили вас. Вы набираете очки за то, что убиваете вражеских солдат и помогаете своим товарищам избежать поражения, – в общем, по формату и сюжету игра мало чем отличается от других образцов жанра. А теперь вопрос: что за компания выпустила эту игру? «Нинтендо»? «Сега»? «Электроник Артс»? А вот и нет. «Американскую армию» придумала, выпустила и распространяет… американская армия. Вооруженные силы США.

Несколько лет назад полковник Кейси Вардински, специалист по личному составу, преподаватель Вест-Пойнт, Военной академии США, занялся проблемой набора рекрутов в армию, число которых упало катастрофически. Призыв был отменен в 1970-е годы, численность армии была сокращена после окончания «холодной войны», поэтому потенциальные рекруты намного хуже своих предшественников представляли себе, что такое служба в армии. Обдумывая задачу, Вардински обратил внимание на то, что кадеты, которым он преподавал в Вест-Пойнте, буквально одержимы видеоиграми. И в результате правополушарного озарения он придумал решение.

А что будет, подумал Вардински, если мы попытаемся дотянуться до молодых людей на их территории – в царстве «Сони-Плейстейшн», «Майкрософт Xbox» и персональных компьютеров. Поскольку невнятная телевизионная реклама и попытки прямого убеждения не создают у рекрутов адекватного представления о специфике военной службы, то, может быть, имеет смысл, по выражению Вардински, заменить «информацию из третьих рук виртуальным опытом» видеоигры. Он представил свой план верхушке Пентагона, которая, обеспокоенная уменьшением численности личного состава, была готова на любые эксперименты. Вардински получил солидное финансирование и начал разрабатывать игру, которая отражала бы специфику армейской службы и при этом была увлекательной и непростой для игрока. Через год Вардински вместе со своими коллегами с курсов усовершенствования офицерского состава ВМС и при участии группы программистов и художников закончил «Американскую армию» и 4 июля 2002 года выложил ее в свободном доступе на сайте GoArmy.com. В первый же уик-энд спрос на нее был таким колоссальным, что армейские серверы упали. Сегодня эта игра, которую вдобавок распространяют на дисках в вербовочных пунктах, насчитывает больше двух миллионов зарегистрированных пользователей. В среднестатистический уикэнд около полумиллиона человек сидит перед экранами мониторов, выполняя свои виртуальные миссии[182].

Создатели «Американской армии» утверждают, что она отличается от многих других военных симуляторов тем, что в ней «главные способы достижения цели связаны с работой в команде, ценностной системе и чувстве ответственности». Игроки проходят базовую тренировку, получают возможность поиграть на сервере с другими игроками, объединившись в небольшие группы, – и в случае успеха повышаются до статуса «зеленых беретов». Как правило, выполнить задание – спасти военнопленных, защитить нефтепровод, пресечь поставки оружия террористам – можно только сообща. Игроки получают очки не только в том случае, когда убивают врагов, но и когда прикрывают товарищей и доводят миссию до конца силами оставшихся в живых. Если игрок делает какую-нибудь глупость, например стреляет по гражданским или игнорирует приказы, он может попасть в виртуальную тюрьму Ливенворт или вообще вылететь из игры. Как и всякий продюсер с суперхитом на руках, армия США выпустила сиквел – новую версию игры, которая называется «Американская армия: Спецназ».

Эта история – ушат холодной воды на головы тех, для кого понятие «игра» – детская забава, вроде пряток и догонялок. Реальность куда удивительнее: «Джэнерал Моторс» занимается арт-бизнесом, армия США – игровым. (Действительно, если бы военные продавали свою игру по обычным в этом бизнесе расценкам, то за один только первый год они заработали бы около шестисот миллионов долларов[183].)

«Игра есть наивысшая форма науки».

Альберт Эйнштейн

То, что военные сделали видеоигру, – лишь один из примеров значимости видеоигр. Они (игры, в которые играют на компьютере, в Сети или на специальных игровых приставках, вроде «Плейстейшн» или «Xbox»), скромно начав свое существование лет тридцать назад, когда в магазинах появился «Понг» (одна из самых первых игр), превратились в доходный бизнес и стали привычной деталью повседневной жизни. Несколько примеров:

• В компьютерные и видеоигры играет половина всех американцев старше шести лет. Каждый год в Америке продается более двухсот двадцати миллионов игр – почти по две игры на семью. Вопреки распространенному мнению, что игрой увлекаются обладатели Y-хромосом, сейчас больше сорока процентов потребителей игр – женщины[184].

• Бизнес видеоигр в Америке по денежному обороту превышает киноиндустрию. Американцы тратят на игры больше, чем на билеты в кино. У среднего американца на игры уходит семьдесят пять часов в год – в два раза больше, чем в 1977 году, и больше, чем на просмотр видео и DVD[185].

• «Электроник Артс», одна из компаний – производителей игр, сейчас фигурирует в индексе «Standart&Poor 500». В 2003 году она заработала почти три миллиарда долларов – это больше, чем прибыль от десяти самых кассовых фильмов года, вместе взятых. На серии видеоигр «Марио» компания «Нинтендо» заработала за все время их существования больше семи миллиардов долларов, что в два раза больше прибыли от всех серий «Звездных войн»[186].

И все-таки многие взрослые люди (если они не живут под одной крышей с подростками, не снимающими палец с джойстика) не понимают до конца всей значимости игр. Для целого поколения игра стала алгоритмом разрешения проблем, а также средством самовыражения и самопознания. В жизнь этого поколения видеоигры вплетены так же прочно, как телевизор – в жизни предшествующих поколений. Согласно нескольким опросам, сегодня сто процентов американских студентов утверждают, что им приходилось играть в видеоигры[187]. В университете сейчас проще найти короткохвостую древесную лягушку, занимающуюся интегральным исчислением, чем студента, который никогда не запускал «Мист», «Большую автокражу» или «Сим-сити». Как пишут два профессора из университета Карнеги-Меллон: «Мы регулярно опрашиваем своих студентов об их отношении к медиа, и, как правило, не бывает такого фильма, который смотрели бы все пятьдесят студентов курса (например, „Касабланку“ смотрела лишь треть из них). Однако мы постоянно обнаруживаем как минимум одну видеоигру, в которую играли все студенты – например, „Супербратья Марио“[188].

Многие люди, в том числе представители моего ворчливого поколения сорокалетних, приходят от этих цифр в ужас, будучи убеждены, что каждая минута, проведенная за игрой, – очередной шаг на пути социального регресса и интеллектуальной деградации личности. Однако эти опасения – результат недоразумения. Джеймс Пол Джи, профессор Висконсинского университета и автор книги «Чему могут научить видеоигры», доказывает, что видеоигры весьма эффективное обучающее средство. «В сюжеты и структуру видеоигры встроены полезные обучающие принципы, намного лучше тех, на которых строится наша система образования с ее бесконечной зубрежкой и формализованными тестами»[189]. Именно поэтому так много людей покупают видеоигры, а потом тратят на их освоение от пятидесяти до ста часов – примерно столько же, сколько длятся занятия одного семестра в колледже[190]. Как пишет Джи, «факты свидетельствуют о том, что дети, играя в видеоигры, соприкасаются с гораздо более эффективным обучающим средством, чем в учебном классе. Учеба – не зазубривание отдельных фактов. Это освоение связей между фактами и умение ими оперировать»[191].

И в самом деле, все большее число исследований подтверждает, что видеоигры могут развить многие из тех способностей, которые оказываются жизненно важными в Концептуальном веке. Например, важное исследование, проведенное в 2003 году журналом «Природа» («Nature»), обнаружило в действии видеоигр целый ряд полезных факторов. Люди, играющие в игры, в тестах на визуальное восприятие демонстрируют результаты, которые на сорок процентов выше, чем у тех, кто не играет. Видеоигры развивают внимание к изменениям в окружающей обстановке и умение обрабатывать различную информацию одновременно[192]. Даже врачи могут получить пользу, проведя какое-то время за «Гейм-Кьюбом». Исследование показало, что медики, «которые проводят за видеоиграми как минимум три часа в день, делают ошибки в лапароскопической хирургии на тридцать семь процентов реже и справляются со своими задачами на двадцать семь процентов быстрее, чем их коллеги, не играющие в игры»[193]. А согласно другому исследованию, даже на рабочем месте видеоигры повышают продуктивность труда и усиливают чувство удовлетворения от него[194].

«Игра для XXI века будет тем же, чем была работа для последних трехсот лет индустриального общества – доминирующей формой познания, деятельности и творчества».

Пэт Кейн, автор книги «Игровая этика»

Существуют также свидетельства, что видеоигры развивают способность правого полушария справляться с задачами, требующими умения распознавать модели[195]. Видеоигры во многих отношениях требуют симфонического мышления, ведь они предполагают умение улавливать новые тенденции, устанавливать взаимосвязи, воспринимать ситуацию в комплексе. «Нам нужно, чтобы люди научились глубоко постигать комплексные системы (такие как современный рынок труда, окружающая среда, международные отношения, социальное взаимодействие, культура и т. п.), где всё сложным образом взаимодействует со всем, а неудачное решение может привести к катастрофе», – говорит Джи. Компьютерные и видеоигры именно этому и учат. Между прочим, наиболее динамично развивающаяся разновидность игр – не «стрелялки», вроде «Американской армии», а ролевые игры, в которых игрок должен выбрать себе определенного персонажа и действовать, глядя на виртуальный мир его глазами. Такие игры-симуляторы дают опыт, который развивает способность к эмпатии и позволяет отработать принципы социального взаимодействия в реальном мире.

Кроме того, игры стали проникать и в медицинскую сферу. Например, дети, больные диабетом, сейчас могут пользоваться «GlucoBoy» – приложением к игровой приставке «Нинтендо» «GameBoy». «GlucoBoy» – устройство для измерения уровня сахара в крови. А в Калифорнийском медицинском центре виртуальной реальности врачи лечат фобии и другие синдромы тревожности с помощью видеоигр – симуляторов вождения, полетов, нахождения в замкнутом пространстве и других ситуаций, связанных с переживанием страха.

Сделаем оговорку: конечно, игры не стоит идеализировать. Доказано, что увлечение видеоиграми связано с агрессивным поведением, хотя и неясно, имеет ли эта связь причинно-следственный характер. А многие из игр – просто пустая трата времени. И все-таки их ценность намного выше, чем внушают нам истеричные родители и проповедники традиционных ценностей. А способности, которые развивает в себе игрок, особенно полезны в том возрасте, когда работает преимущественно правое полушарие.

Будучи хобби для миллионов людей, игры становятся делом жизни для сотен тысяч и преимущественно – для обладателей целостного сознания. По словам одного менеджера по найму, работающего в игровой индустрии, идеальный сотрудник – человек, умеющий «сопрягать функции, распределенные между левым и правым полушариями»[196]. Компании не хотят подвергать сегрегации искусство, программирование, математику и когнитивную психологию, напротив, они ищут людей, способных собрать кусочки разнообразных дисциплин и соткать из них большой гобелен. Игры «повзрослели», а стандартная программистская работа ушла в Азию, и оба этих фактора сместили центр тяжести в игровой индустрии. По словам одного из колумнистов, пишущего о видеоиграх, «изменения в формате игр затронут не столько работу кодировщиков, сколько работу художников, продюсеров, сценаристов и дизайнеров… „Мы уже не полагаемся исключительно на компьютерные коды, – говорит [один из разработчиков видеоигр]. – Производство игр стало сферой по преимуществу художественной“»[197].

В этом состоит одна из причин того, что многие художественные вузы вводят у себя специальность «дизайн видеоигр». Технологический институт Диги-Пен, расположенный неподалеку от Сиэтла, предлагающий четырехлетнюю программу обучения по этой специальности, быстро становится, по выражению из «USA Today», «Гарвардом для вчерашних школьников, не расстающихся с джойстиками». Его часто называют университет им. Данки-Конга[198]. Знаменитая Школа кино и телевидения университета Южной Калифорнии предоставляет программу магистра искусств по специальности «изучение игр». «Когда 75 лет назад университет открыл школу, где учили снимать кино, многие отнеслись к этому скептически, – говорит Крис Свейн, который преподает в этом университете дизайн видеоигр. – Мы убеждены: игры – это литература двадцать первого столетия. Из сегодняшнего дня это пока нелегко заметить. Однако все компоненты такой картины уже имеются в наличии»[199].

Пожалуй, самая яркая иллюстрация роли игр в экономике ближайшего будущего – Центр технологии развлечений университета Карнеги – Меллон, результат сотрудничества колледжа изящных искусств и школы компьютерных наук этого университета. Университет предоставляет абсолютно новую программу обучения, которую он называет «высшее образование для левого и правого полушарий». Студенты изучают самые разнообразные предметы – программирование, бизнес и импровизационный театр – и получают степень магистра, но не искусств или наук, а междисциплинарную степень. Она, как утверждает школа, «является высшим академическим званием в данной сфере, и в силу этого обладает большей значимостью, чем степени магистра искусств и наук и по своему академическому весу эквивалентна степени магистра изящных искусств и магистра бизнеса». И если магистры изящных искусств – это магистры бизнеса сегодняшнего дня, то, быть может, когда-нибудь их место займут магистры технологии развлечений. Эта степень требует нового целостного сознания и формирует его.

Юмор

Пока тема игр еще не остыла, давайте поиграем. Назовем эту игру «В чем тут соль?». Вот правила: я даю вам первую часть анекдота – вступление, а вы выбираете его завершение из четырех предложенных вариантов. Готовы?

Июнь. Воскресенье. Мистер Джонс замечает на улице своего соседа и подходит к нему.

– Привет, Смит! – говорит Джонс. – Тебе твоя газонокосилка сегодня нужна?

Смит подозрительно смотрит на него и отвечает:

– Да!

(а) Джонс говорит: «Отлично, можно я одолжу ее, когда закончишь?»

(б) Джонс говорит: «Вот и хорошо. Значит, тебе не понадобятся клюшки для гольфа. Можно их одолжить?»

(в) И тут Джонс наступает на грабли, они бьют его по голове, и он кричит: «Оййййй!»

(г) Джонс говорит: «Птицы вечно склевывают у меня семена луговых трав».

Правильный финал конечно же под буквой «б». Вариант «а» логичен, но в нем нет ничего смешного или неожиданного. Финал под буквой «в» – неожиданный, и такая балаганная шутка теоретически может вызвать смех, но она никак не связана с жанром анекдота. Наконец, последний вариант попросту лишен смысла.

Этот анекдот я услышал не в ночном клубе и не в комическом шоу на канале «Эйч-Би-О». Я извлек его из нейробиологического исследования, опубликованного в 1999 году в журнале «Мозг» («Brain») (видимо, поэтому анекдот не самый блестящий). Чтобы выяснить, какую роль играют полушария мозга в обработке юмора, два нейробиолога, Прабитха Шамми и Дональд Стусс, провели эксперимент, в ходе которого предложили этот тест нескольким испытуемым. В контрольной группе люди с неповрежденным мозгом выбрали ответ «б» – который, скорей всего, выбрали и вы. А вот в экспериментальной группе, состоящей из людей, у которых было повреждено правое полушарие (конкретнее – его лобные доли), выбирали этот ответ редко. Вместо него они предпочитали другие варианты, склоняясь скорее к ответу «в», где мистер Джонс получает граблями по физиономии.

Из своего исследования ученые сделали вывод, что правое полушарие играет решающую роль в искусстве понимать и ценить юмор. Когда его функции нарушены, способность мозга обрабатывать шутки (даже невысокого пошиба) не выражена. Причины этого связаны и с природой юмора, и со спецификой функций правого полушария. Юмор часто соединяет несовместимое. Повествование движется своим чередом, как вдруг происходит что-то неожиданное и странное. А левое полушарие не любит ничего неожиданного и странного. («Клюшки для гольфа? – вопит оно. – Как клюшки для гольфа связаны с газонокосилкой? Это же полная бессмыслица!») Поэтому, как и в случае с метафорами и мимикой, оно призывает на помощь напарника, а тот растолковывает смысл этой странности, помещая ее в новый контекст. («Видишь ли, в чем штука, – объясняет правое полушарие, – Джон взял да и обманул Смита. Ха-ха-ха».) Но если правое полушарие, ценитель анекдотов и дешифровщик нелепостей, повреждено, мозгу намного тяжелее воспринимать юмор. Вместо того чтобы удивиться, а потом осмыслить взаимосвязи (такова типичная последовательность наших реакций на удачную шутку), мозг видит в анекдоте всего лишь нелепую, бессмысленную череду событий.

«Нет сомнений, что легкое, веселое отношение к жизни есть признак творческой личности».

Михай Чиксентмихайи, психолог 

Функция распознавания юмора нужна нам, разумеется, не только для того, чтобы правильно заполнить этот тест[200]. Шамми и Стусс заявляют, что юмор представляет одну из высших функций человеческого интеллекта. «Из этих данных следуют выводы огромной важности, – пишут они. – Передние лобные доли считались (а в некоторых случаях считаются и сейчас) самыми „молчаливыми“ участками головного мозга. Оказывается, совсем наоборот: они относятся к числу, быть может, самых важных участков человеческого мозга… и играют решающую роль в осуществлении наивысших и наисложнейших когнитивных функций человека»[201].

Юмор воплощает многие из самых важнейших свойств правого полушария – умение помещать ситуацию в контекст, осмысливать ситуацию в комплексе и совмещать различные точки зрения в новых конфигурациях. Поэтому юмор (одно из проявлений игры) становится все более важным фактором в профессиональной деятельности. «Исследования, которые проводились на протяжении четырех десятилетий разными специалистами, подтверждают истину, известную нам из повседневного опыта: юмор, если пользоваться им искусно, – отличная смазка для корпоративных колес, – пишет Фабио Сала в „Гарвард Бизнес Ревю“. – Юмор снимает враждебность, отражает критику, снижает напряжение, укрепляет боевой настрой и помогает высказать то, что бывает непросто высказать»[202]. Согласно этим исследованиям, администраторы, эффективно выполняющие свои функции, шутят в два раза чаще среднестатистических менеджеров. «Врожденное чувство юмора, – говорит Сала, – тесно связано с другой чертой талантливого менеджера (и, по всей видимости, может служить признаком ее наличия) – высокоразвитым эмоциональным интеллектом»[203].

Естественно, юмор на рабочем месте – «вещество» летучее. «Попытки насадить юмор в приказном порядке способны его уничтожить. И наоборот: борьба с духом веселья порой приводит к расцвету остроумия», – утверждает Дэвид Коллинсон, который описал историю о мрачной фабрике Форда и занимается изучением юмора в корпорациях[204]. Юмор обладает разной силой воздействия и влечет за собой разные побочные эффекты (недобрые шутки, например, могут быть невероятно разрушительными). Он способен расколоть организацию и обнажить противоречия, сгладить которые будет непросто. «Юмор не всегда является средством социального сближения; он способен отражать, усиливать, артикулировать и освещать ярким светом партийные столкновения, напряжение, конфликты, властное неравноправие и неравенство», – пишет Коллинсон[205].

Но все-таки, если пользоваться им с умом, юмор может стать чудодейственным эликсиром для любой организации. «Шутки людей о своей работе могут дать нам не меньше информации о самой организации, господствующем стиле управления в ней, ее культуре и происходящих в ней конфликтах, если не больше, чем ответы на самые подробные вопросники», – утверждает Коллинсон[206]. Томас Стюарт, главный редактор «Гарвард Бизнес Ревю», предложил искать «дух» организации в шутках на корпоративных капустниках, после того как выяснил, что многие махинации «Энрона»[207] высмеивались в текстах на таких капустниках задолго до того, как у аудиторов возникла малейшая тень подозрения, что в этой печально знаменитой энергетической компании творится что-то не то[208]. Кроме того, юмор может служить цементирующей силой в трудовом коллективе. Это понимает всякий, кому приходилось у бачка с питьевой водой обмениваться шутками с коллегами или хохотать с ними весь обеденный перерыв. Вместо того чтобы прижимать остряков, как это делал в прошлом столетии Форд, организациям следует беречь их и пользоваться их чувством юмора как дополнительными активами компании. Пришло время избавить юмор от репутации средства для развлечения и увидеть в нем то, чем он является на самом деле. Это сложная и свойственная исключительно людям функция мышления, которую не способны воспроизводить компьютеры и которая приобретает все большую ценность в мире, где востребованы общая концептуальность и глубокое проникновение.

Смех

В Индии все начинается чуть позже назначенного времени, но только не собрания клуба смеха – они проходят с образцовой пунктуальностью. В 6.30 утра Кири Агаравал свистит в свисток, и сорок три человека (в том числе доктор Катария, его жена Мадхури и я) встают в неровный полукруг. Агаравал прекращает свистеть – и тогда все сорок четыре человека начинают ходить, синхронно хлопать в ладоши и выкрикивать: «Хо-хо, ха-ха-ха… Хо-хо, ха-ха-ха». Так повторяется снова и снова.

Мы в спортивном комплексе «Прабодхан», что в нескольких милях от дома Катарии, в жилом районе северо-западного Бомбея. То, что там называется «спортивным комплексом», представляет собой обсыпающуюся бетонную стену, которой обнесены утопающее в грязи футбольное поле и ухабистая беговая дорожка. Ближайшие сорок минут я буду (вместе с посторонними людьми, у всех на виду!) вытворять такое, чего никогда в жизни не делал. Вместе с остальными членами клуба я проделываю серию упражнений, напоминающих одновременно йогу и гимнастику – с некоторым добавлением актерского мастерства для полного набора. Одно из первых упражнений называется «Смех намасте»[209]. Мы складываем ладони, молитвенным жестом подносим их к лицу в традиционном индийском приветствии, смотрим на одного из участников и смеемся. Выясняется, что это не так-то легко. Смеяться с помощью усилия воли – дело посложнее, чем искусственная улыбка, которую я выдавливал из себя (см. главу 7). Поэтому я попросту начинаю выкрикивать слоги: «Ха! Ха! Ха! Ха! Ха! Ха!» А потом совершается что-то странное. Мой ненатуральный хохот становится более искренним, а чужой смех словно бы выманивает из укрытия мой собственный.

Чуть позже наступает очередь упражнения, которое называется «Просто смех». Я повторяю все, что делает Катария, который одет экстравагантно – он в джинсах, с бриллиантовой серьгой-гвоздиком и в красной футболке с надписью: «Мысли глобально, смейся локально». Он поднимает руки ладонями вверх, кружится и вслух повторяет: «Я не знаю, почему я смеюсь». Я повторяю за ним. Ощущение такое, будто смех переносит Катарию (который часто крепко зажмуривается) в какое-то другое измерение. После каждого нового упражнения мы снова ходим по кругу и, хлопая в ладоши на счет «раз-два; раз-два-три», выкрикиваем: «Хо-хо; ха-ха-ха».

Это одновременно и дико, и прекрасно. Дико наблюдать, как сорок три человека (по большей части пожилые женщины в сари) изображают «львиный смех» – высовывают языки, выставляют руки, словно это лапы с когтями, и хрипло хохочут смехом одержимых. Прекрасно быть под открытым небом и смеяться без всякой причины: несмотря на весь мой скептицизм, ощущения от этого занятия просто великолепные.

Потом, когда мы возвращаемся в офис, Катария рассказывает, как получилось, что в центре его жизни оказался смех. Катария родился в маленькой деревне в штате Пенджаб и был младшим из восьмерых детей. Его родители были людьми необразованными, но мать хотела, чтобы он стал доктором. Катария окончил медицинский институт и в 1980-х работал в передвижной амбулатории. В начале 1990-х он стал совмещать практику с редактированием медицинского журнала «Мой доктор». А заметив, что пациенты, которые часто смеются, поправляются быстрее других, он в 1995 году написал статью «Смех: лучшее лекарство»[210].

И тогда, по словам Катарии, он подумал: «Раз смех так полезен, то почему бы не организовать клуб смеха?» (Примерно каждая четвертая фраза, которую произносит этот добрый доктор, начинается с «Почему бы не…?» – в той или иной вариации.) «В четыре часа утра 13 марта 1995 года эта идея пронзила меня как молния. Через три часа я уже был в городском парке и спрашивал людей, хотят ли они посмеяться вместе со мной в клубе смеха». Желающих нашлось всего четверо. Им он объяснил преимущества, которые дает смех. Впятером они рассказали множество анекдотов и почувствовали необыкновенный прилив бодрости. Они стали собираться ежедневно, но на десятый день возникла серьезная проблема: у них кончились все анекдоты.

«Плохо смеется тот, кто смеется последним».

Хелен Гайнгрегорио

Катария оказался в тупике. Но потом, по его словам, он понял: смеяться можно без всяких анекдотов. Он посоветовался с женой, преподавательницей йоги: как разработать систему «смеховых упражнений» – и пришел к решению: «Почему бы не совместить дыхание йоги и смех, чтобы получилась йога смеха?» Так родилось новое движение. «Не будь я врачом, люди надо мной просто посмеялись бы», – говорит он. Эта шутка всякий раз необыкновенно радует его. Он закрывает глаза, откидывает голову назад и хохочет.

Для Катарии юмор не является необходимым условием смеха. Цель его клубов – «смех без раздумий». «Если ты смеешься, ты уже не думаешь. Такая же цель у медитаций». Медитативное состояние ума – путь к радости. Радость и счастье – разные вещи, говорит Катария. Счастье – явление обусловленное, радость – безусловное. «Если для того, чтобы засмеяться, тебе нужно что-то внешнее, значит, смех тебе не принадлежит. Это смех обусловленный. Но в клубе смеха источник смеха находится не за пределами нашего тела – он внутри нас». Катария напоминает, что дети в раннем возрасте еще не понимают юмора, но это не мешает им смеяться. В самом деле, фольклор утверждает, что младенец смеется сто раз в день, а взрослый – в лучшем случае десять. Групповая йога смеха, говорит Катария, помогает людям перейти от взрослого состояния обусловленного счастья к детскому состоянию безусловной радости. «Я хочу, чтобы взрослые вернули себе детскую беззаботность», – говорит он мне.

Должен сказать, при любом упоминании о том, что я должен отыскать в себе «внутреннего ребенка» и освободить его из-под постоянного гнета подсознания, я глубоко вздыхаю и прячу кошелек поглубже. Но рассуждения Катарии о достоинствах смеха подтверждаются научными данными. Смех не вылечит от туберкулеза, однако нельзя отрицать, что эта странное человеческое занятие – спазматические испускания воздуха и звуков через рот – полезно для организма. Например, исследования доктора Ли Берка из Центра нейроиммунологии Медицинской школы Лома-Линда доказали, что смех понижает уровень гормонов стресса и укрепляет иммунную систему[211]. Роберт Провайн, нейробиолог и автор книги «Смех в научном освещении», содержащей обстоятельный анализ антропологии и биологии смеха, замечает: «Ученые осторожно, но чем дальше, тем активнее признают за юмором и смехом анальгезирующие свойства»[212]. Более того, смех обладает еще и аэробным эффектом. Он активизирует работу сердечно-сосудистой системы, увеличивает частоту сердцебиения, заставляет кровь активнее притекать к внутренним органам. В книге Провайна говорится: исследователь смеха Уильям Фрай «выяснил, что ему понадобилось 10 минут упражняться на своем гребном тренажере, чтобы добиться такой же частоты пульса, что и после одной минуты искреннего смеха»[213]. И, быть может, еще важнее, что смех – явление социальное. Есть множество доказательств того, что люди, которые много и хорошо общаются с окружающими, бывают здоровее и счастливее других. Смех, говорит Провайн, «в большей степени форма человеческого общения, чем реакция на шутку». Мы редко смеемся в одиночестве. При этом нам бывает трудно не рассмеяться, когда начинает хохотать кто-то рядом. Смех – это форма невербального общения, которая усиливает эмпатию и даже более заразительна, чем зевание. Клубы смеха (все они, как и сам смех, бесплатны) соединяют четыре полезных элемента (йогу, медитацию, аэробику и социальные контакты) и создают из них пятый, не менее полезный.

Вот почему Катария уверен, что клубам смеха предстоит взять еще один барьер и прийти туда, где сильнее всего сказывается стресс, – на рабочие места. «Смех может сыграть решающую роль в снижении стресса на рабочем месте», – говорит он. По словам Катарии, бизнесмены считают, что «серьезные люди – самые ответственные. Это не так. Это устаревшее мнение. Люди, которые смеются, более способны к творчеству. Они эффективнее работают. Люди, умеющие смеяться, умеют работать в команде». Такие компании, как «Глаксо» и «Вольво», поняли это и организовали у себя клубы смеха. А Стив Уилсон, ученик Катарии и, как он сам себя называет, «весельевед» из Огайо, пытается донести эту мысль до корпоративной Америки. «В каждой компании должна быть комната смеха. Если в компании может быть комната для курения, то почему бы не завести комнату для смеха?»

Я сомневаюсь, что в ближайшее время IBM заведет у себя комнату смеха (впрочем, многие усомнились бы, что сотрудники «Fortune Global 500» станут платить деньги, чтобы играть в «лего»). Но кажется вполне очевидным, что в эпоху изобилия смех дает нам то, чего не может дать левое полушарие. А игровая этика в широком смысле слова способна укрепить и облагородить рабочую этику. Игры дают серию уроков целостного сознания новому поколению работников и уже породили целую индустрию, в которой оказываются востребованными некоторые ключевые способности Концептуального века. Юмор включает в себя многие стороны комплексного мышления, столь необходимого в эпоху автоматизации и аутсорсинга. А самый обычный смех – путь к радости, которая, в свою очередь, повышает творческий потенциал человека, эффективность его работы и способность к сотрудничеству.

«Ограниченный мозг – это технология, – сказал мне Катария, когда мы закончили завтракать, а часовая стрелка близилась к полудню. – Сделал то – получил то. Сделал это – получил это. Математика. А смех, на мой взгляд, – божественная математика. В ней дважды два – не четыре. В ней дважды два – шестьдесят четыре».

И он засмеялся.

Найдите клуб смеха

Простой способ сделать свою жизнь чуть веселее – это посетить клуб смеха. Их число растет такими ошеломляющими темпами, что наверняка найдется какой-нибудь неподалеку (перечень этих клубов можно найти на интернет-сайте йоги смеха). Доктор Мадан Катария, этот гуру хохота, написал книгу, сделал видео и DVD «Смех без причины», в которых объясняются основы йоги смеха, а также ее теория и подтверждающая научная база. Эти материалы для чтения и представления сделают вас беднее примерно на тридцать долларов. Но сами клубы – бесплатные. Как говорит Катария, «никаких заявлений, никаких взносов, никакой суеты». Кроме того, весной обязательно не забудьте про Всемирный день смеха, который празднуется в первое воскресенье мая. И повторяйте за мной: «Хо-хо! Ха-ха-ха!» (См.: .)

Сделайте подпись к карикатуре

В главе 2 мы познакомились с проектом «Радуга» – альтернативным SAT’ом, разработанным йельским профессором Робертом Штернбергом и призванным оценить способности целостного сознания. В одном из заданий этого анти-SAT’а нужно сделать подписи к карикатурам из «Нью-Йоркера». Попробуйте заняться этим делом сами, а лучше всего – с кем-то в компании. Выберите пять-шесть карикатур из «Нью-Йоркера». Вырежьте их, подписи чем-нибудь прикройте и покажите своим приятелям. Предложите им самостоятельно придумать подписи к картинкам. Вы сами удивитесь, какое это увлекательное и веселое занятие. (А кроме того, хорошая тренировка для конкурса подписей к карикатурам, который проводится на последней странице в каждом выпуске «Нью-Йоркера».) Если вам интересно, откуда взялась эта игра, или вас в принципе интересуют остроумные карикатуры, полистайте книгу «Голый карикатурист», которую написал Роберт Манкофф, редактор отдела карикатур в «Нью-Йоркере». (А если вас все это зацепит всерьез, посмотрите вышедшую под его редакцией книгу «Полное собрание карикатур „Нью-Йоркера“», к которой прилагается компакт-диск со всеми 68 647 карикатурами, когда-либо опубликованными в журнале.) Манкофф говорит, что хорошая подпись должна быть «ритмичной, лаконичной и неожиданной». А содержащийся в них юмор основан на определенной правополушарной чувствительности. «Большинство карикатур или смешных задумок, – пишет он, – включают в себя элемент странных сочетаний. Это концептуальное смешение и наложение категорий, которым сопротивляется сознательный разум, но которые абсолютно необходимы для создания новых идей. Можно изложить эту мысль более провокационно: представьте себе, что две идеи встретились и переспали друг с другом».

Оцените свое чувство юмора

Джеймс Торсон, профессор университета Небраски в Омахе, разработал многоуровневую шкалу для измерения чувства юмора; и ученые, и практикующие врачи пользуются ею, чтобы определить, насколько тот или иной человек склонен к веселью. В этом тесте задаются вопросы вроде «пользуетесь ли вы юмором, чтобы справиться с трудностями?» и «считают ли вас остряком ваши друзья?». Исследования Торсона показали: «Люди с высокими результатами по многоуровневой шкале юмора, меньше склонны к депрессии и обладают большей целеустремленностью, чем те, у кого с юмором хуже». Проверьте себя и узнайте, где находитесь вы. (См.: tinyurl.com/6t7ff.)

Играйте изобретая

Изобретение и игра часто идут рука об руку. Лучшие изобретатели любят играть. Лучшим игрокам свойственна изобретательность. Одно из мест, где можно понять эту взаимосвязь, – передвижная выставка Смитсонианского (Смитсоновского) института «Изобретай играючи», которая «посвящена параллелям между тем, как играют взрослые и дети, и творческими процессами, используемыми новаторами в науке и технике», а также исследует «всевозможные игровые состояния сознания, которые лежат в основе изобретения». Выставка будет передвигаться по Соединенным Штатам еще несколько лет. Если же вы не сможете ее посетить, зайдите на великолепный сайт «Изобретай играючи». (См.: .)

Найдите свою игру

Вы должны понять, что такое видеоигры. Я не шучу. Вы действительно должны. А значит, если вы не сможете отличить джойстик от рулета с джемом, потратьте время, чтобы сориентироваться в мире игр, в которые играют на компьютерах, в Сети или на специальных приставках, таких как «Геймбойз» или «Плейстейшн». Расспросите своего ребенка. Расспросите детей соседей. Сходите в магазин электроники, где обычно выставлены игры, и попросите, чтобы вам их продемонстрировали. Вы не пожалеете. Может быть, вы даже «подсядете» на игры. Во всяком случае вы начнете понимать яркую новую грамматику, повествовательные модели и стиль мышления, которым учат эти игры. Дополнительные тонкости игрового мира вы поймете, пролистав любой из многочисленных журналов, посвященных играм. (Ищите их в отделах электроники, там же, где и сами игры.) А еще посетите перечисленные ниже веб-сайты, где есть толковые пояснения и некоторые фрагменты отличных игр.

Game Spot. Информативнейший сайт об играх – один из лучших. (См.: .)

Game Talk. Сетевое сообщество геймеров. (См.: .)

Game Zone. Подробный сайт с новостями и обзорами игр для любых платформ. (См.: .)

Newsgaming. Этот сайт, работающий на стыке игры и политического комментария, предлагает игры, основанные на текущих событиях. (См.: .)

Open Directory Project, Video Games. Внушительная подборка, включающая практически все хорошие игровые сайты и онлайновые игры. (См.: dmoz.org/Games/Video_Games/full-index.html.)

There. Этот сайт позиционирует себя как «онлайновое убежище». Вы становитесь кем-то из персонажей и живете вместе с другими игроками на прекрасном острове. Даже если это, что называется, «не ваш» формат, все равно стоит попробовать бесплатную версию, чтобы понять суть ролевой игры. (См.: .)

Wireless Gaming Review. Этот сайт – великолепный источник информации по «беспроводным» играм – играм, в которые можно играть на мобильных телефонах и других беспроводных устройствах. Кроме того, на этом сайте многое выложено в открытом доступе. (См.: .)

Women Gamers. Крупнейший интернет-портал для геймеров-женщин; содержит традиционные обзоры и сведения о новых играх, а также важную информацию о новых течениях в этой индустрии. (См.: .)

Yahoo! Games. Этот сайт – хорошее введение в онлайновые игры; через него можно играть во что угодно – в нарды, канасту или «токи-токи-бум» – с игроками со всех уголков земного шара. (См.: games.yahoo.com.)

Вернитесь в школу

Лучший способ вступить в контакт со своим внутренним ребенком – это вывести его куда-нибудь поиграть. Поэтому вернитесь в школу… или хотя бы на детскую площадку. Зайдите на школьный двор, присядьте на скамейку и посмотрите, как играют настоящие дети. Быть может, их удивление перед миром и любопытство пробьет ваш иммунитет взрослости.

Если же вы захотите совместить приятное с полезным, проведите следующее рабочее совещание в начальной школе. Разговор о стратегических приоритетах приобретет совсем другой оттенок, если вы будете сидеть в классе со стендами, убеждающими вас соблюдать правила, не драться и вести себя хорошо. И если окажется, что такой ностальгический вариант не лишен смысла, устройте себе «день открытий» и сходите в детский музей. Вы не только получите возможность потрогать руками экспонаты, но еще и окунетесь в атмосферу детского веселья и учебы. Кроме того, такие места – еще один отличный вариант для деловых встреч и совещаний. Посмотрите веб-сайт Ассоциации детских музеев и поищите там ссылки на детские музеи во всем мире. (См.: .)

Устройте вивисекцию анекдота

Приходят в бар поп, раввин и мулла. Бармен поднимает на них глаза и спрашивает: «Это что такое? Анекдот?»

Ну да, анекдот. И, по-моему, довольно смешной. А почему он смешной? Немного поразмыслив над этим вопросом, вы потренируете те из ваших «мышц», что отвечают за игру. Когда в следующий раз услышите анекдот, посмейтесь (если есть над чем смеяться). А потом постарайтесь понять, что делает его смешным. Двусмысленность фразы? Звучание какого-то конкретного слова? Или какая-то другая особенность, относящаяся к способности правого полушария разрешать несовместимое?

Нет, от вас не требуется каждый раз объяснять, в чем смысл анекдота (я с уважением отношусь к вашей репутации). Но если вы посмотрите со стороны и разложите на составные части анекдот или остроумную фразу, то начнете лучше понимать, что заставляет нас смеяться – а еще важнее, что не заставляет.

Играйте в правополушарные игры

Есть две новые беспроводные игры, которые специально придуманы для тестирования и развития П-ориентированных способностей. «Правополушарный рай» компании «Текмо» включает в себя двенадцать видов деятельности, которые определяют, какова ваша доминанта – право– или левополушарная. На момент выхода этой книги игру можно достать только в Японии, но скоро она должна появиться в Северной Америке и в Европе (см.: ). Назначение этой игры – стать «игрой для мобильных телефонов, максимально стимулирующей работу мозга по сравнению со всеми, когда-либо созданными»; в ней девять уровней все возрастающей сложности, которые проверяют способности вашего правого полушария. (См.: .)

Глава 9 Смысл

В начале зимы 1942 года власти Австрии схватили и арестовали несколько сотен венских евреев, среди которых был молодой психиатр по имени Виктор Франкл. В то время он был восходящей звездой в своей области и разрабатывал новую теорию психологического здоровья. Виктор Франкл и его жена Тилли ожидали ареста, поэтому загодя позаботились о том, чтобы сохранить самое ценное из имущества. Еще до того, как в их дом вошла полиция, Тилли зашила в подкладку пальто Виктора рукопись книги, в которой он излагал свою теорию. Когда супругов отправили в Аушвиц, это пальто было на нем. Он не расставался с ним весь первый день в концентрационном лагере. Но на следующий день эсэсовцы заставили его раздеться, конфисковали всю одежду, и больше Франкл никогда не видел свою рукопись. Три года в Аушвице, а потом в Дахау, где его жена, брат, мать и отец погибли в газовой камере, Франкл восстанавливал текст, записывая на украденных клочках бумаги. И вот в 1946 году, через год после того, как войска союзников освободили концентрационные лагеря, из этих скомканных листочков появилась книга, которой суждено было стать одной из самых значительных и неувядающих работ прошлого столетия, – книга «Человек в поисках смысла»[214].

В своей книге Франкл рассказал, как ему удалось выжить, несмотря на непосильный труд, садистскую охрану и скудную пищу. Однако его книга – нечто большее, чем рассказ о человеке, выжившем в нечеловеческих условиях. Эта книга – окошко в человеческую душу и руководство по поиску смысла жизни. На основе собственного лагерного опыта и того, что пережили и чувствовали другие узники, Франкл доработал теорию, которую начал создавать еще до ареста. По его мнению, «человек главным образом стремится не к тому, чтобы получить удовольствие или избежать боли, а к тому, чтобы увидеть смысл своей жизни»[215]. Главное наше побуждение, мотивационный двигатель, который придает силы человеческому существованию, – это поиски смысла. Подход Франкла, который он назвал «логотерапией» – от слова «логос», по-гречески означающего «смысл», – быстро стал влиятельным направлением в психотерапии.

И Франкл, и другие узники сумели найти смысл и цель жизни даже в невообразимо страшных условиях концентрационного лагеря. (Одно из моих любимых мест в книге Франкла: «Я понял, как человек, у которого на этом свете не осталось ничего, может познать блаженство, пусть хотя бы на краткое мгновение, в мысленном общении с теми, кого он любит».) Франкл показал, что смысл возможен вопреки страданиям – точнее говоря, иногда смысл может родиться из страдания. Но при этом он подчеркивает: для того, чтобы обрести смысл жизни, вовсе не обязательно страдать. Все мы находимся в поисках смысла, а открывает нам его сочетание внешних обстоятельств и внутренней воли.

Последний тезис – ключ ко всей книге, который не теряет актуальности по сей день. В первые годы двадцать первого столетия несколько факторов создали такие условия для поисков смысла, что прежде ничего подобного нельзя было вообразить. Во-первых, при всей актуальности проблемы нищеты и других социальных бедствий, большинство людей, живущих в развитых странах, избавились от настоящих страданий. Как я объяснял в главе 2, мы живем в эпоху изобилия, и наши жизненные стандарты таковы, что не имеют аналогов в истории человечества. Освободившись от борьбы за существование, мы можем позволить себе роскошь посвятить более значительную часть своей жизни поискам смысла. И если даже Франкл, как и другие узники концлагерей, смог увидеть высший смысл, работая в Аушвице, мы в своей жизни, полной комфорта и изобилия, тоже справимся с этой задачей.

Действуют и другие обстоятельства. Как я писал в главе 3, поколение, рожденное в период «Бэби-Бума», вот-вот совершит демографический прорыв. У среднестатистического представителя этого поколения бóльшая часть жизни осталась за плечами, и это подталкивает его к духовным исканиям и переоценке ценностей. Призрак терроризма напоминает нам о бренности земного существования и острее ставит вопрос о его смысле.

«Мы рождены не для удовольствия, а для поисков смысла – разве что удовольствие будет растворено в смысле, которого мы ищем».

Джейкоб Нидлман

Технический прогресс продолжает свое неумолимое движение, заваливая нас информацией и изобилием возможностей. Все эти факторы, объединившись, породили мощнейший ураган обстоятельств, делающих поиск смысла реальностью, а желание найти его – шестой существенной категорией Концептуального века.

Роберт Уильям Фогель, лауреат Нобелевской премии по экономике (см. главу 2), называет эту тенденцию «Четвертым великим пробуждением». Он пишет: «Духовное (или нематериальное) неравенство сейчас стало не менее (а то и более) серьезной проблемой, что и материальное»[216]. В этих словах эхом отзывается то, что за полвека до того писал Франкл: «У людей достаточно всего для жизни, но им не для чего жить; у них есть средства, но нет смысла»[217]. Рональд Инглхарт, известный политолог из Мичиганского университета, занимающийся мониторингом и сравнением общественного мнения в десятках стран, тоже обнаружил нечто подобное. Каждый раз, когда он проводит исследование «Обзор мировых ценностей», оказывается, что респонденты все больше интересуются духовными, нематериальными вещами. Согласно одному из последних опросов, пятьдесят восемь процентов американцев говорят, что они часто думают о смысле и предназначении жизни. Существенное, хотя и чуть меньшее число немцев, британцев и японцев утверждают то же самое[218]. Инглхарт полагает, что развитые страны находятся в середине процесса постепенной смены своих операционных принципов, «перехода от „материалистских“ ценностей (делающих акцент прежде всего на экономической и физической безопасности) к „постматериалистскому“ капиталу (делающему акцент прежде всего на самовыражении и качестве жизни)»[219]. Грегг Истербрук, американский журналист и автор проницательных работ, посвященных этой теме, формулирует ту же мысль более смело: «Переход от материальных запросов к нематериальным совершается в исторически беспрецедентных масштабах, затрагивая сотни миллионов человек, и в конечном счете может быть назван главным культурным сдвигом нашего времени»[220].

Как бы мы ни назвали это явление – «четвертым великим пробуждением», расцветом «постматериалистских» ценностей или «нематериальными запросами», суть дела от этого не меняется. Поиски смысла стали главным аспектом нашей деятельности и жизни. Такие поиски – задача не из легких. Нельзя купить поваренную книгу с рецептом смысла жизни или открыть пакет с порошком смысла, залить его кипятком и помешать. Однако для людей, семей и организаций есть два практических, «целостных» способа приступить к этому поиску: серьезно относиться к духовности и серьезно относиться к счастью.

Серьезное отношение к духовности

Последним на сцену выходит невысокий человек в бордовом одеянии и красных сандалиях. Когда он появляется из-за кулис, аудитория молча встает в знак уважения к нему. Он лучезарно улыбается, приветствует собравшихся и садится, скрестив ноги, на пустое кресло, которое уже ждет его. Этот человек, которого я пытаюсь разглядеть с заднего ряда битком набитой аудитории на тысячу триста мест в Массачусетском технологическом институте, заставил всех присутствующих (среди них – Ричард Гир, сложивший руки в жесте «намасте», и Голди Хоун, руки которой скользнули по бокам) встать в знак восхищения. Этот человек – Тензин Гьяцо, он же четырнадцатое воплощение Будды Сочувствия, он же далай-лама, лауреат Нобелевской премии, лидер Тибета в изгнании и «рок-звезда» духовного мира. Человек, который следующим вечером соберет в бостонском Флит-Центре тринадцать тысяч восторженных поклонников.

Что же далай-лама делает в Массачусетском технологическом институте? Он участвует в конференции «Изучение сознания» – двухдневные дебаты о влиянии науки на буддизм и буддизма на науку. Каждый день утром и вечером на стульях, выставленных на сцене, рассаживались ученые в строгих профессорских костюмах и монахи в ярко-красных и шафрановых одеяниях – яркая иллюстрация того, как разум делится хлебом с духом, как левая и правая стороны коллективного разума устраивают совет на нейтральной территории. Пятнадцать лет назад далай-лама стал приглашать ученых в свою резиденцию в индийском Дхармсале. Ему было интересно, что знают о работе мозга ученые, а им было любопытно, что происходит в мозгу у человека, добившегося почти сверхъестественных результатов в духовной медитации и трансцендентном опыте. Ближайшие полтора десятилетия такие ученые, как Ричард Дэвидсон из университета в Висконсине, стали помещать монахов в МРТ-аппараты (вроде того, в который попал и я, см. главу 1) и делать снимки их мозга в состоянии медитации, чтобы расширить знания об эмоциях, внимании, психических образах и других когнитивных способностях. Такие монахи, как Метью Рикард (по образованию – молекулярный биолог), стали читать научные труды, чтобы понять принципы работы сознания, а возможно, и природу души. Конференция, которую я посетил, была их первым публичным форумом – своего рода первый выход в свет. «У науки с буддизмом много общего, – сказал далай-лама тем из нас, кто остался на пресс-конференцию после основной части, – ведь они исследуют природу реальности и имеют общую цель – уменьшить страдания рода человеческого».

«Я убежден, что цель нашей жизни – поиск счастья. Это же очевидно. Неважно, религиозен ты или нет, неважно, к какой религии ты принадлежишь, – все мы ищем в жизни чего-то лучшего. Поэтому я считаю, что основной вектор нашей жизни – движение к счастью».

Далай-лама

Все, что происходило на конференции – бесчисленные дебаты и планы будущих исследований, – возможно, не так важно, как сам факт: такая конференция состоялась. Даже Массачусетский технологический институт стал воспринимать духовность серьезно. Как сказал публике известный специалист по молекулярной биологии Эрик Ландер, наука – всего лишь один из способов познания реальности. Представители самых разных сфер все чаще признают, что духовность не сводится к религиозности, а представляет собой более широкий интерес к поиску жизненного смысла и предназначения, являясь фундаментальной категорией человеческого существования. И действительно, сама способность к вере (опять-таки не к отправлению религиозных обрядов, а к вере во что-то более высшее, чем мы сами) вполне может быть заложена в нашем сознании. И неудивительно, что локализована она, скорее всего, в правом полушарии. Майкл Персингер, нейробиолог из Лорентийского университета в Онтарио, провел серию экспериментов (во многом небесспорных) с прибором, который позже назвали «шлем Бога». Персингер надевал этот шлем на голову испытуемого и погружал его правое полушарие в слабое поле электромагнитных излучений. Многие из тех, кто был подсоединен к аппарату, утверждали, что чувствовали присутствие Бога или ощущали свое единство со всем сущим, что еще раз заставляет предположить: духовный и мистический опыт и мысли вполне могут быть частью нашей нейрофизиологии[221]. А Эндрю Ньюберг из Пенсильванского университета сканировал мозг монахов-католиков, когда они в своих медитациях доходили до точки религиозного экстаза и остро переживали свою связь с Богом. Его снимки показали, что в такие моменты участки мозга, отвечающие за самосознание, проявляют меньшую активность, таким образом способствуя ощущению человеком своего единства с чем-то большим. Работы этих и других специалистов дали толчок к возникновению новой дисциплины – нейротеологии, исследующей взаимосвязи между работой мозга и духовным опытом. Как выразился нейробиолог из Калифорнийского технологического института Стивен Кварц: «Изучение нашего биологического устройства делает все более явным тот факт, что мы – существа социальные, занятые поисками смысла и испытывающие потребность в переживании своей связи с другими и жизненного предназначения»[222].

И уж, по крайней мере, мы должны серьезно относиться к духовности потому, что уже продемонстрировано ее влияние на нашу жизнь, которая становится лучше – и в этом, пожалуй, заключается главная ценность духовного опыта в условиях, когда многие из нас уже насытились (а то и перенасытились) в своей жажде материального. Многие недуги современной жизни – стресс, сердечные заболевания и так далее – смягчаются при обращении к духу. Согласно исследованиям, проведенным в университете Дьюка, у людей, которые регулярно молятся, кровяное давление в среднем ниже, чем у тех, кто этого не делает. Ученые из университета Джонса Хопкинса обнаружили, что регулярное посещение церковных служб снижает риск смерти от инфаркта и некоторых раковых заболеваний, а также вероятность самоубийства. Другие исследования показали, что женщины, для которых главное – смысл и цель жизни, имеют более высокое содержание клеток, защищающих их организм от вирусов и развития некоторых видов раковых клеток. Есть и такие исследования, которые показали, что вера в высшее предназначение жизни снижает риск сердечных заболеваний. Исследование, проведенное в Дармут-колледже, продемонстрировало, что один из факторов, влияющих на выживание пациентов, перенесших операцию на открытом сердце, состоит в том, насколько сильно они полагаются на веру и молятся. Люди, регулярно посещающие церковь (а также синагогу или мечеть), живут дольше – даже с учетом массы других биологических и поведенческих параметров[223].

Это область коварная и вызывающая много споров, и отчасти потому, что тут пасется великое множество шарлатанов. Если человек, больной раком или сломавший конечность, будет полагаться исключительно на духовность, то результаты могут быть катастрофическими, но, увы, заслуженными. Однако подход, характерный для целостного сознания (Л-ориентированный разум, помноженный на П-ориентированную духовность), может быть вполне эффективным. Как я уже писал в главе 3, больше половины медицинских факультетов предлагают курсы по связям между медициной и духовностью. Согласно данным «Ньюсвик», «семьдесят два процента американцев утверждают, что были бы рады поговорить о вере со своим врачом»[224]. Это побуждает некоторых врачей записывать «духовную историю» пациентов – спрашивать, находят ли они утешения в религии, состоят ли в какой-то религиозной общине, видят ли в своей жизни высокий смысл. Конечно, это весьма деликатная тема. Однако, доктор Гарольд Кёниг из университета Дьюка в интервью «Релижн Ньюс Сёрвис» сказал: «Мы оказались там же, где были двадцать лет назад, когда докторов просили фиксировать сексуальную историю пациентов». По оценкам Кёнига, регистрацией духовной истории пациентов в той или иной форме занимается от пяти до десяти процентов терапевтов Америки[225]. Как и в случае с нарративной медициной, союз здравоохранения и духовности – это частный аспект более общей тенденции: относиться к каждому пациенту как к целостной личности, а не как к сосуду, в котором живет конкретная болезнь.

Кроме того, к духовности стали серьезнее относиться на предприятиях и организациях. Раз уж в Концептуальном веке доминируют «постматериалистские ценности» и «нематериальные запросы», то закономерно, чтобы этот феномен проявлялся там, где мы проводим бóльшую часть своего времени, – на рабочем месте.

Пять лет назад Иан Митрофф, профессор Школы бизнеса Маршалла Южнокалифорнийского университета, и Элизабет Дентон, бизнес-консультант, опубликовали отчет под названием «Духовный аудит корпоративной Америки». Они опросили около сотни менеджеров о духовности на рабочих местах и пришли к довольно неожиданным заключениям. Большинство опрошенных понимало «духовность» примерно одинаково: не принадлежность к определенному вероисповеданию, а «общее стремление найти смысл и предназначение своей жизни». Но опрошенные были настолько обеспокоены тем, как бы способы выражения духовности на рабочем месте не обидели их коллег (представителей самых разных конфессий), что очистили свой лексикон от всего, что касается этой тематики. При этом, как выяснили Митрофф и Дентон, сотрудники фирм хотели бы обозначить на своих рабочих местах свои духовные ценности (и тем самым показать, что они присутствуют там «целиком», а не как часть социального маскарада), но стесняются это делать. Когда читаешь их отчет, можешь чуть ли не физически представить себе эту реку духовного поиска, готовую затопить коридоры офисов. В этом-то все и дело: если бы компании давали этим духовным исканиям возможность реализоваться, их дела, скорей всего, пошли бы намного лучше. Ведь одновременно Митрофф и Дентон выяснили, что компании, которые признают духовные ценности и ставят их в один ряд с задачами предприятия, добиваются бóльших успехов, чем остальные. Иными словами, духовность, получившая пропуск в офисное здание, не будет отвлекать сотрудников от их прямых обязанностей. Скорее наоборот – поможет их выполнять.

Если это осознают в сколько-то значимом числе компаний, мы, скорей всего, станем свидетелями усиления духовного начала в бизнесе: сотрудник той или иной структуры будет требовать от нее не только денег, но еще и духовного смысла. Согласно одному недавнему опросу, более трех из пяти взрослых американцев уверены, что ощущение духовного смысла в работе улучшило бы их пребывание на рабочем месте. Семьдесят процентов респондентов, отвечавших на вопросы в рамках ежегодного исследования менеджмента, проводимого британским аналитическим центром Роффи Парка, сказали, что им бы хотелось, чтобы в их работе было больше высокого, духовного смысла. А за последние несколько лет возникли группы типа «Ассоциации Духа на работе» и ежегодная международная конференция «Дух в бизнесе».

Кроме того, развивается бизнес, обслуживающий духовную сферу, – коммерческие предприятия, помогающие ищущей высшего смысла части населения удовлетворять свои потребности в трансцендентном. Вспомним свечное производство, о котором шла речь в главе 2. Заодно вспомним о расцветших пышным цветом студиях йоги, евангелических книжных магазинах и «зеленых» продуктах, начиная от «Тойоты Приус» и заканчивая косметикой «Боди шоп». Рич Карлгаард, проницательный издатель «Форбса», утверждает, что это показатель нового этапа в развитии бизнеса. Сначала, в 1990-х, произошла революция качества. Потом совершилось то, что Карлгаард называет «революцией дешевизны», – резко снизились цены на товары и люди во всем мире приобрели мобильные телефоны и получили доступ в Интернет. «Что дальше? – спрашивает он. – Смысл. Предназначение. Более глубокое переживание жизни. Называйте это каким угодно словом или выражением, но знайте, что потребитель все больше и больше заинтересован в этих качествах. Помните Абрахама Маслоу[226] и Виктора Франкла. Стройте на этом свой бизнес»[227].

Серьезное отношение к счастью

«За счастьем, – писал Виктор Франкл, – нельзя гоняться, все должно произойти само собой». Но из чего рождается счастье? Этот вопрос дразнил человеческий род с тех пор, как он возник и появилась возможность его дразнить. Но лишь сейчас психология нашла хоть какие-то ответы на этот вопрос – в большой степени благодаря работам Мартина Селигмана, профессора Пенсильванского университета и основателя «позитивной психологии» (автора книги «Новая позитивная психология». – Ред.).

Бóльшую часть своей истории академическая психология ориентировалась на что угодно, но только не на счастье. Она изучала расстройства, нарушения, синдромы и, как правило, игнорировала то, что приносит человеку чувство удовлетворения. Однако когда в 1998 году Селигман взял в свои руки бразды правления Американской психологической ассоциацией, он стал медленно разворачивать корабль в этом направлении. Его собственные исследования, как и исследования других ученых, заинтересовавшихся чувством удовлетворения и благополучием, приоткрыли завесу тайны над тем, что делает людей счастливыми – и заставили общество в целом серьезнее относиться к человеческому счастью.

«Не надо рассчитывать, что смысл жизни можно найти так, словно это записка, которую кто-то другой спрятал под камнем. Найти смысл жизни можно лишь самому, придав жизни смысл».

Доктор Роберт Файерстоун, писатель и психотерапевт

Согласно Селигману, счастье – результат взаимодействия целого ряда факторов. Отчасти оно имеет биологическую природу: все мы при рождении получаем более или менее заданный уровень удовлетворенности жизнью, то есть генетически запрограммированный. Кто-то из нас тянется к пессимистическому краю спектра эмоций, кто-то – к оптимистическому. Однако все мы можем научиться достигать максимальных точек отпущенного нам диапазона – тех, где может «произойти» счастье. Согласно Селигману, человек чаще всего чувствует себя счастливым, если дело, которым он занимается, приносит ему удовлетворение, если он избегает негативных событий и эмоций, если состоит в браке, если интенсивно общается с другими людьми. Кроме того, важны умение благодарить, умение прощать и чувство оптимизма. (А вот от чего, согласно этим исследованиям, абсолютно не зависит «коэффициент» счастья – так это от уровня доходов, образования и климата, в котором вы живете.)

Правильно распорядившись перечисленными факторами, можно прийти к тому, что Селигман называет «приятной жизнью», при которой человек испытывает позитивные эмоции по отношению к прошлому, настоящему и будущему. Однако «приятная жизнь» – лишь одна из ступеней в гедонистической лестнице. Уровнем выше находится «хорошая жизнь» – в ней человек использует свои «значимые сильные стороны» (то, что ему блестяще удается), чтобы достичь удовлетворения в главных сферах жизнедеятельности. Ему удается превратить работу из «умирания с понедельника по пятницу», как выразился Стадс Теркель[228], в призвание. Реализуя свое призвание, человек достигает состояния удовлетворения, потому что занимается своим делом ради самого этого дела, «а не ради материальных выгод, которые оно приносит, – утверждает Селигман. – Чувство удовлетворения, которое несет с собой профессиональная самореализация, в ближайшем будущем, по всей видимости, потеснит материальные запросы как основной стимул для работы». «Хорошая жизнь» благоприятна и для бизнеса. «Чем счастливее человек, тем больше результатов и дохода приносит его деятельность», – пишет Селигман. Недавно стала зарождаться целая школа менеджмента, построенная на принципах позитивной психологии.

Однако «хорошая жизнь» – не конечное звено цепочки. «Существует и третья форма счастья, к которой стремятся все, и это стремление есть стремление к высшему смыслу… это знание своих сильных сторон и умение пользоваться ими ради служения чему-то более значимому, чем ты сам»[229]. При такой характеристике выход за пределы своего «я» практически не отличается от того, чем занимаются монахи во время своих медитаций. Изобилие и всеобщее процветание дают людям возможность приступить к таким поискам. Чем больше людей пойдут по такому пути, тем быстрее смысл переместится в центр наших жизней и нашего сознания.

Самая продаваемая книга по бизнесу последнего десятилетия – притча «Кто украл мой сыр?»[230], проданная в миллионах экземпляров по всему миру. В ней рассказывается о двух похожих на мышей созданиях по имени Хм и Хо. Они живут в лабиринте и любят сыр. Много лет они находили сыр в одном и том же месте, но однажды, проснувшись, увидели, что их любимый чеддер пропал. Да-да, кто-то украл их сыр. Хм и Хо реагируют на это открытие по-разному. Нытик Хм хочет подождать, пока им вернут сыр. Хо, существо беспокойное, но настроенное реалистически, хочет отправиться в путешествие по лабиринту, чтобы найти другой сыр. В конце концов Хо убеждает Хм, что проблему нужно активно решать, а не ждать, пока она чудесным образом решится сама. После этого маленькие существа жили долго и счастливо (или, по крайней мере, пока их сыр не украли снова). Мораль этой истории такая: перемены в жизни неизбежны, и когда приходит их время, самое мудрое – не плакать и переживать, а осознать случившееся и действовать по ситуации.

Ничего не имею против общего замысла книги «Кто украл мой сыр?», но к основной метафоре у меня есть претензии. В Концептуальном веке Азия и автоматизация, фигурально выражаясь, постоянно крадут наш сыр. Однако в эпоху изобилия наш лабиринт совсем не таков, каким он описан в этой книге.

Лабиринты бывают двух видов, в массовом сознании они часто смешиваются, хотя различия между ними огромны. Лабиринт первого типа (именно он описан в книге) – это множество разделенных и сбивающих с толку проходов, большинство из которых ведут в тупик. Когда вы заходите в него, ваша задача – выбраться оттуда и желательно как можно скорее. Лабиринт второго типа – это полосы для прогулок, расположенные в форме спирали. Когда вы заходите в такой лабиринт, то должны идти, пока не дойдете до середины, там остановиться, развернуться и пойти обратно по любой дорожке, которую сами выбрали. Лабиринты первого типа – логические головоломки, лабиринты второго – разновидность подвижной медитации. Лабиринты первого типа сбивают с толку, второго – помогают сосредоточиться. В лабиринте первого типа можно заблудиться, в лабиринте второго типа – забыться. Лабиринты первого типа требуют участия левого полушария, лабиринты второго типа – участия правого.

Сейчас в Соединенных Штатах более четырех тысяч общественных и частных лабиринтов. Их популярность растет; это происходит в силу множества причин, которые я уже рассматривал и в этой главе, и в других частях книги. «В эпоху, когда многие американцы в поисках духовного опыта и утешения смотрят поверх церковных кафедр, все больше людей заново открывают для себя лабиринты как путь к молитве, самоанализу и духовному исцелению», – пишет «Нью-Йорк Таймс»[231]. Их можно найти где угодно – на центральных площадях швейцарских городов, в пригородах Англии, в общественных парках от Индианы и штата Вашингтон до Дании, в университетах Северной Калифорнии и тюрьмах Южной Калифорнии, в культовых сооружениях, в Церкви Риверсайд на Манхэттене, в Национальном кафедральном соборе в Вашингтоне, в методистских церквях в Олбани, в Унитарианской церкви в Сан-Хосе и в синагоге в Хьюстоне[232]. Кроме того, лабиринты начинают появляться в больницах и других медицинских учреждениях. Например тот, что вы видите на фотографии на стр. 295, находится в Медицинском центре Бейвью при университете Джона Хопкинса в Балтиморе.

Этот лабиринт, по которому мне довелось недавно утром прогуляться, сложен из квадратных камней размером десять на десять сантиметров. Восемь концентрических кругов, образованных белыми камнями, близкими по размеру, окружают центральную зону примерно шестидесяти сантиметров в диаметре. На нескольких камнях по внешнему кругу выбиты слова: «Творить», «Верить», «Мудрость», «Доверять». Часто посетители выбирают одно из этих слов и повторяют его, как мантру, пока идут по кругу к центру. Я начал свою прогулку по этому лабиринту с того, что пошел налево и прошел внешний круг. Оглядевшись по сторонам, я увидел с одной стороны здания медицинского центра, а с другой – автомобильную парковку. И совершенно ничего трансцендентного. Ну и чувство было такое, словно я просто прошел по кругу. Поэтому я начал заново. Чтобы не отвлекаться, я смотрел себе под ноги. Я сосредоточился на двух изогнутых линиях, ограничивающих мою тропинку, и начал идти, причем как можно медленнее. Вокруг изгибались линии. И через какое-то время у меня возникло ощущение, что я еду на машине по длинному пустому шоссе. Мне не требовалось быть особенно внимательным, поэтому мой разум ускользнул в какое-то другое место, и это внезапно вызвало чувство покоя. Пережитые мною чувства (что, пожалуй, неудивительно) напоминали ощущения от курсов рисования (см. главу 6) и клуб смеха (см. главу 8). Этот опыт блокировал во мне Л-ориентированное мышление. «Лабиринт – лазейка для правого полушария, – говорит Дэвид Толзман, который оформил и создал лабиринт в университете Джона Хопкинса. – Пока левое полушарие сосредоточено на хождении по дорожке, правое полушарие получает свободу мыслить творчески».

Человек, который нанес больше всего лабиринтов на культурную карту мира, – доктор Лорен Артресс, англиканская священнослужительница из Церкви Благодати в Сан-Франциско. Несколько лет назад она посетила Шартрский собор во Франции, где в главном нефе по центру был выложен лабиринт диаметром в двенадцать с половиной метров. На момент ее визита лабиринт был заставлен стульями и не использовался уже двести пятьдесят лет. Артресс отодвинула стулья, прошла по лабиринту и принесла эту идею в Соединенные Штаты. Вдобавок она учредила миссию под названием «Verditas», обучающую церкви и другие организации создавать лабиринты и предоставляющую для их устройства все необходимое.

«Мы живем в таком левополушарном мире… А здесь мы имеем дело с абсолютно иным измерением, в котором нам надо освоиться, чтобы откликнуться на требования нового столетия», – говорит Артресс. Когда люди заходят в лабиринт, они «переключают сознание от линейного к нелинейному мышлению» и выпускают на свободу «глубинные, интуитивные, исконные элементы своего «я». Ничего подобного не происходит в лабиринтах первого типа, говорит Артресс. «Такой лабиринт позволяет человеку встретиться с новыми гранями своего „я“, отличающихся от обычного „с этим надо справиться“, „верю, что у меня все получится“». Даже очертания лабиринтов весьма показательны. «Круг – это архетип целостности, единство. Поэтому люди, заходящие в лабиринт, начинают мыслить свою жизнь как нечто цельное»[233].

«Мы не человеческие существа на духовном пути, мы духовные существа на человеческом пути».

Доктор Лорен Артресс, священно служительница англиканской церкви и энтузиастка лабиринтов

Сейчас лабиринты существуют примерно в сорока больницах и медицинских центрах. Во многом это связано с теми же причинами, по которым в медицинский мир стали проникать эмпатия и нарративная медицина. Все чаще признают, что аналитический подход к лечению, оставаясь абсолютно необходимым, становится недостаточным, и новые методы, которыми когда-то пренебрегали, видя в них пляски «нью-эйдж», действительно помогают пациентам поправляться. Именно благодаря целостному подходу лабиринт был создан в медицинском центре университета Джонса Хопкинса, одном из лучших в мире медицинских учреждений. Его устроители хотели сделать уголок, который могли бы посетить и пациенты, и их родственники, и медицинский персонал, чтобы «отдохнуть телом и душой». Похоже, они добились своей цели. У входа в лабиринт лежат две потертые тетрадки, в которых посетители лабиринта оставляют отзывы. Эти записи свидетельствуют: прогулки по нему дают чувство уединения и помогают в поисках смысла. Врачи и медсестры описывают свои прогулки по лабиринту после трудного и изматывающего рабочего дня. Родственники пациентов пишут, как они приходили сюда, чтобы помолиться, подумать и отвлечься, пока их родным делали операции. А еще в этих тетрадях есть трогательные истории, которые оставили сами пациенты – например, эта запись была сделана за несколько дней до моего посещения:

Присоединяюсь душой ко всем тем, кто прошел по лабиринту и оставил записи на этих страницах.

Для меня операция, которую мне сделали неделю назад, – начало нового этапа в жизни. Когда я ходил по лабиринту, моим словом было «Верить».

Я верю в новое будущее.

Лабиринты конечно же не спасут мир. Но его не спасет и любое из шести чувств, о которых я говорил в этой книге. Предстоящий переход от Информационного века к Концептуальному, движение от пейзажа, созданного Л-ориентированным мышлением к пейзажу, созданному П-ориентированным, добавление способностей к прекрасному и сердечному в нашей склонности мыслить логически и анализировать – все это будет непросто. Но все, что стóит внимания, дается непросто. Быть может, смысл именно в этом. Как мог бы сказать Виктор Франкл, идеальная жизнь – это не гонка за сыром, продиктованная страхом. Скорее прогулка по лабиринту, когда целью становится само путешествие.

Благодарите

Благодарность – эффективная вещь. Чувство благодарности делает человека счастливее и помогает в обретении смысла жизни. Именно поэтому Мартин Селигман, о работах которого я писал выше, пропагандирует «визиты благодарности». Делается это так: вы вспоминаете о человеке, который был добр или великодушен по отношению к вам, но которого вы как следует не поблагодарили. Вы пишете подробное «благодарственное письмо» этому человеку, детально объясняя, за что именно вы ему благодарны. Потом приходите к нему и зачитываете это письмо вслух. Селигман утверждает, что эффект от этого ритуала колоссальный: «Когда людям наносят визиты благодарности, у них на глазах выступают слезы. Для обоих участников это очень трогательное событие».

Исследования Селигмана, как и работы все большего числа ученых, изучающих позитивную психологию, предполагают, что благодарность – ключевой компонент личностного счастья. Люди, чувствующие благодарность за какие-то события из прошлого, сосредотачивающиеся на сладких минутах победы, а не на горьких разочарованиях, обычно бывают больше удовлетворены настоящим. Визит благодарности, говорит Селигман, – эффективный способ «усилить интенсивность, продолжительность и частоту позитивных воспоминаний».

Еще одна причина, чтобы сделать такой визит, – в том, что он может создать цепную реакцию. Люди, которых поблагодарили, часто начинают думать: а есть ли в их жизни человек, которого они никогда не благодарили. Тогда они в свою очередь совершают такое же паломничество, те, кого они поблагодарили, – свое, и в итоге благодарность и ощущение счастья передаются словно по цепочке.

Две вариации этого ритуала – «благодарственный список» на день рождения и «благодарность на каждый день». Благодарственный список на день рождения – вещь простая. Раз в году, в свой день рождения, вы пишите перечень того, за что вы благодарны, причем количество пунктов должно соответствовать количеству лет, которое вам исполнилось. (Когда я сделал так на свое сорокалетие, в моем благодарственном списке было все что угодно: начиная от красного вина и заканчивая тем, что моим детям посчастливилось жить в свободной стране.) Ваш список должен увеличиваться на один пункт каждый год. Это значит: чем старше вы становитесь, тем больше появляется того, за что вы можете благодарить. Не выбрасывайте список и каждый год просматривайте его. Это принесет вам чувство удовлетворения, которое смягчит беспокойство по поводу того, что время уходит. «Благодарность на каждый день» – это способ встроить благодарность в ежедневное расписание. Раз в день, в определенный момент, подумайте о чем-нибудь одном, за что вы благодарны. Некоторые делают это перед сном, другие – во время какого-нибудь привычного занятия, например когда пьют утренний кофе, заправляют постель или делают первый шаг при выходе из дома. Возможно, кому-то из вас это упражнение в благодарности покажется чересчур слащавым. И все-таки попробуйте. Гарантирую: вы еще поблагодарите меня за это.

Пройдите тест «20–10»

Об этом упражнении я услышал от Джима Коллинза, автора оглушительной книги «От хорошего к великому». Он советует окинуть беглым взглядом свою жизнь (и в особенности работу), а потом спросить себя: стали бы вы заниматься тем, чем занимаетесь сейчас, если бы у вас на счету в банке было двадцать миллионов долларов или если бы вы знали, что вам осталось жить всего десять лет? То есть, если бы вы унаследовали двадцать миллионов долларов без всяких условий, проводили бы вы свои дни так же, как проводите их теперь? Если бы вы знали, что вам осталось жить максимум десять лет, остались бы вы на своей теперешней работе? Если на эти вопросы вы ответите «нет», это повод задуматься. Нет, отрицательный ответ – не повод немедленно все бросать. Но сам подход остроумен, а ответы на эти вопросы на многое приоткроют вам глаза.

Оцените свой дух

Собирая материал, я наткнулся на две анкеты, с помощью которых можно оценить свои духовные качества и подход к категории смысла. Обе методики оценивают не совсем то, что я подразумеваю под этим неоднозначным понятием. Но обе они любопытны, полезны и ими стоит воспользоваться.

Автор первой – доктор Ральф Пидмон из колледжа Лойола в Мэриленде. Он разработал то, что сам назвал «Шкалой духовной трансценденции». Во многом она напоминает другие тесты, о которых я говорил в предшествующих Портфолио. Вы отвечаете на серию вопросов, а когда закончите – подсчитываете очки, набранные в зависимости от ответов. Пидмон говорит, что «люди, набирающие высокие показатели по ШДТ, верят, что в жизни есть более общий план и смысл, нечто, выходящее за пределы нашего конечного существования… Те же, у кого показатели низкие, больше озабочены материальной стороной жизни и видят в ней не больше смысла, чем тот, который она представляет здесь и сейчас». (См.: www. evergreen.loyola.edu/~rpiedmont/STRS.htm.)

Второй тест, который называется Индекс базового духовного опыта (INSPIRIT), – результат труда доктора Джареда Касса из Лесли-колледжа в Массачусетсе. Он определяет уровень вашего духовного опыта, как и в целом чувство удовлетворенности жизнью, а потом оценивает корреляцию между двумя этими показателями. Например, когда я прошел этот тест, мне было сказано: «У вас высокая степень удовлетворенности жизнью, но едва ли духовность сыграла здесь серьезную роль». Повторяю: этот тест тоже не библия самопознания, но благодаря ему вы узнаете, насколько сильна роль духовности в вашем ощущении жизненного благополучия. (См.: .)

Изгоните «но»

Вы знаете, как сделать вашу жизнь более осмысленной, но у вас на пути стоят препятствия? Преодолейте их, проделав это простое упражнение.

Составьте список важных поправок, которые вы хотели бы внести в свою жизнь, и укажите то, что вам мешает.

Я хотел бы проводить больше времени с женой и детьми, но по работе мне приходится часто ездить.

Я хотел бы лучше питаться, но на работе приходится есть приторный фастфуд.

Я хотел бы больше читать, но выкроить время, чтобы посидеть с книгой в руках, трудно.

А потом вернитесь к каждому пункту и замените слово «но» на слово «а».

Я хотел бы проводить больше времени с женой и детьми, а по работе мне приходится часто ездить. Поэтому надо придумать, как брать их с собой в некоторые из поездок.

Я хотел бы лучше питаться, а на работе приходится есть приторный фастфуд. Поэтому мне надо брать с собой человеческую еду, чтобы не возникало искушения питаться разной дрянью.

Я хотел бы больше читать, а выкроить время, чтобы посидеть с книгой в руках, трудно. Поэтому мне надо покупать аудиокниги, чтобы слушать их в машине или в спортзале.

Когда вы замените «но» на «а», это поможет вам перейти от конструкций «с извинениями» к конструкциям, нацеленным на решение проблем. Это грамматический аналог призыва «возьмись и сделай». Что же будет, если ничего не выйдет? По крайней мере, вы всегда сможете сказать: «Я хотел кое-что поменять в своей жизни, но то, что предлагает этот Пинк, ни черта не помогает».

Устройте себе шаббат

Выберите один день в неделе и полностью его расчистите. Бросьте дела. Не отвечайте на электронную почту. Игнорируйте голосовую почту. Выключите мобильник. В большинстве западных религий существуют понятия «шаббат» или «воскресенье» – последний день недели, царство мира, размышлений и молитвы. К какой бы религии вы ни принадлежали, попробуйте соблюдать этот обычай. (Для этого, кстати, вообще не надо быть религиозным человеком. «Гражданский шаббат» зарядит вас энергией не хуже.) В качестве руководства возьмите книгу Уэйна Малера «Шаббат: Как посреди суматошной жизни отдохнуть и испытать чувство удовольствия и обновления». Если такой еженедельный ритуал не очень-то вам подходит, попробуйте альтернативный вариант, который предлагает Малер: «Пусть „воскресной паузой“ для вас станет какое-нибудь простое действие, которое вы выберете». Каждый раз, когда вы, к примеру, протягиваете руку к дверной ручке или телефонной трубке, «просто остановитесь, сделайте три неторопливых вдоха-выдоха, и только потом заходите в дверь или говорите „алло“». Какими бы краткими ни были такие «шаббаты» они могут стать важными вехами в нашей безумной жизни.

Прочитайте эти книги

Рекомендовать книги о смысле – дело непростое. Очень многие в мировой литературе и религиозных текстах говорят именно об этом – что такое смысл и как его найти. Поэтому в моем рекомендательном списке нет ни классических романов, ни священных текстов. Если хотите, прочитайте Нагорную проповедь, главы из Пятикнижия и фрагменты из Корана. Если же вам нужны менее религиозные, более современные и практические руководства по поискам смысла, возьмите что-нибудь из этих превосходных книг:

Виктор Франкл. Человек в поисках смысла. Скажу просто: это одна из самых важных книг, которые когда-либо были написаны.

Мартин Селигман. Истинное счастье. Меня поражает, что такое большое количество людей не прочитало эту книгу и не впитало ее уроки. Она представляет собой идеальное введение в позитивную психологию и содержит всевозможные упражнения, которые помогут вам воплотить ваши обретения в действия и в собственную жизнь. (См.: www. authentichappiness.org).

Михай Чиксентмихайи. Теория потока. Если вы настолько поглощены повседневными заботами, что потеряли чувство пространства и времени, «Теория потока» станет важным элементом в поисках Смысла. Она послужит вам путеводителем.

По Бронсон. Что мне делать со своей жизнью? Все мы задавали кому-то этот вопрос, а По Бронсон заставил сотни американцев задать его себе. Он собрал богатый урожай трогательных, воодушевляющих и глубоких историй.

Эллен Лангер. Осмысленность. Многие из нас бездумно ковыляют по жизни, говорит гарвардский профессор Лангер. Нас засасывает текучка, и мы не замечаем ничего вокруг. Вырваться из этого замкнутого круга, пишет она, значит, найти дорогу к творческой и осмысленной жизни.

Его святейшество далай-лама. Говард К. Катлер, доктор медицины. Искусство быть счастливым. Далай-лама беседует с врачом Катлером и в цикле интервью объясняет свою философию жизни, развивая идею о поиске счастья как основном предназначении жизни. Очень хороши также две другие книги, связанные с этой: «Искусство быть счастливым на работе» (продукт сотрудничества далай-ламы и Катлера, вводящий буддистские принципы счастья в офисную жизнь) и «Деструктивные эмоции» (замечательный «научный диалог», который Дэниел Гоулман вел с далай-ламой во время конференции «Разум и жизнь» в 2000 году).

Погуляйте по лабиринту

Я пробовал медитировать – у меня получилось очень скверно. Я подумывал заняться йогой, но я недостаточно гибок (по крайней мере, физически). А вот лабиринты неожиданно привлекли меня, причем настолько, что я подумываю, не завести ли когда-нибудь лабиринт на заднем дворе. Достоинства лабиринтов для меня – человека, которому трудно сконцентрироваться и усидеть на одном месте, – в том, что они требуют движения. А такая медитация в движении помогает успокоиться и сосредоточиться. Чтобы найти подходящий лабиринт, начните со следующих веб-сайтов:

Мировой указатель лабиринтов

Там вы можете задать в поиске свой город и страну и узнать, где находится ближайший к вам лабиринт.

Общество любителей лабиринтов

Эта группа, известная как TLS, имеет свой сайт с богатой информацией о лабиринтах. Кроме того, на сайте есть свой собственный, более краткий список лабиринтов, а также несколько отличных виртуальных лабиринтов.

Лабиринты

Британская база данных обо всем, что связано с лабиринтами, а также хороший источник по лабиринтам в Великобритании.

Чтобы больше узнать про лабиринты, имеет смысл посмотреть две книги: Лорен Артресс «Идти по священному пути» и немецкого фотографа Юргена Хохмута «Лабиринты», богато иллюстрированную фотографиями.

Если в конце концов лабиринты не оставят вас равнодушными, вы можете найти всевозможные переносные лабиринты и материалы для их устройства. Один из лучших сайтов, предлагающий такую продукцию – , – именно они создали лабиринт, по которому я гулял в университете Джонса Хопкинса. Если же вы не готовы к тому, чтобы выложить на своей лужайке концентрические круги, имейте в виду: существуют «пальчиковые лабиринты», которые можно положить на ладонь или на колени и «ходить» по ним, проводя пальцем по желобкам. Как ни странно, это занятие успокаивает, но при этом вам не надо выходить из дому или офиса. (См.: .)

Рассчитайте время

Большинство из нас может без запинки выдать, что мы считаем самым важным в жизни. Но совпадает ли реальность нашей повседневной жизни с тем, что мы говорим? Узнайте это с помощью одного упражнения, самого любимого у гуру планирования времени. Сначала напишите небольшой список того, что для вас является самым важным, – люди, занятия и ценности. Ограничьте перечень десятью пунктами. Потом возьмите свой ежедневник или календарик, подаренный страховым агентом, и проверьте, на что вы потратили последнюю неделю или месяц. Сколько часов вы посвятили каждому из жизненных приоритетов, которые сами для себя обозначили? Где вам удалось уравнять ценности с распорядком? А где заметен разрыв между тем, что вы декларируете, и чем на самом деле занимаетесь? Это упражнение поможет вам, не утратив честности в определении собственных приоритетов, наполнить свою жизнь большим смыслом.

Посвящайте свои труды

Посмотрите на пятую страницу. (Ну посмотрите же! Я подожду.) Там, как и во многих книгах, вы найдете посвящение. Но зачем оставлять такую прекрасную возможность исключительно писателям? Почему кто-то еще (кто угодно – менеджер, агент по продажам, медсестра, даже бухгалтер) не может посвятить свой труд другому человеку?

Я нашел эту мысль в книге Наоми Эпел «Точка обзора» (оттуда же заимствован один пункт из Портфолио в главе 7). Эпел пишет: «Однажды я услышала, что Денни Гловер каждый свой выход на сцену посвящает какому-то человеку – это может быть Нельсон Мандела или старик, который охраняет двери на сцену, – но всякий раз он работает не для себя, а для кого-то другого. Эта установка придает смысл его игре и обогащает его работу».

То же самое можете сделать и вы. Посвящайте свою работу – презентацию, предложение о продаже, отчет – кому-то, кем вы восхищаетесь или кто для вас важен. Если вы будете мыслить свою работу как подарок, это добавит вашей повседневной деятельности больше смысла и значимости.

Представьте себя в девяносто лет

Продолжительность жизни растет, и многим из нас предстоит дожить до девяноста с лишним. Потратьте полчаса, представьте себе, что вам сейчас девяносто лет, попробуйте мыслить с высоты своих девяноста. Как выглядит ваша жизнь с такой отдаленной дистанции? Чего вы добились? Что сделали полезного? В чем раскаиваетесь? Это упражнение непростое и в интеллектуальном, и в эмоциональном смысле, однако польза от него огромная. И, быть может, оно поможет вам удовлетворить один из самых важных императивов Виктора Франкла: «Живите так, словно вы живете во второй раз, и в первый раз поступили так же неверно, как собираетесь поступить сейчас».

Послесловие

Итак, мы с вами рассмотрели массу тем. Надеюсь, что вы, читая книгу «Будущее за правым полушарием», получили не меньше удовольствия, чем получил я, сочиняя ее. А теперь, когда вы готовы шагнуть в Концептуальный век, позвольте на прощанье поделиться кое-какими соображениями.

Как я объяснил в главе 3, ваше будущее зависит от того, как вы ответите на три вопроса. В этой новой эпохе каждый из нас должен внимательно посмотреть на то, чем он занимается, и спросить себя:

1. Может ли кто-нибудь за границей выполнять это за меньшую плату?

2. Может ли компьютер сделать это быстрее?

3. Согласуется ли то, что я могу предложить, с нематериальными, трансцендентными потребностями эпохи изобилия?

Ответы на эти вопросы проведут разграничительную линию между теми, кто вырвется вперед, и теми, кто будет плестись в хвосте. Люди и организации, которые сосредоточат свои усилия на том, чего не могут сделать за меньшую плату работники знания в других странах, а компьютеры – быстрее, а также те, кто сосредоточится на удовлетворении эстетических, эмоциональных и духовных исканий в нашу эпоху изобилия, будут процветать. Тем, кто проигнорирует три этих вопроса, придется биться за существование.

К тому моменту, когда я закончил рукопись этой книги, две группы экономистов провели исследование, подтверждающее мою основную мысль. У. Майкл Сокс и Ричард Алм из Федерального резервного банка в Далласе изучили статистику по трудоустройству за десять лет и выяснили, что наибольшую прибыль получают там, где требуется «умение работать с людьми и эмоциональный интеллект» (например, дипломированные медсестры), а также «воображение и креативность» (например, дизайнеры). Франк Леви из Массачусетского технологического института и Ричард Мернейн из Гарвардского университета опубликовали превосходную книгу «Новое разделение труда: Как компьютеры создают новый рынок», в которой доказывают, что сейчас происходит процесс ухода от рутинной работы с помощью компьютеров. Появление персональных компьютеров и автоматизация коммерческой деятельности, говорят авторы, повысили ценность двух видов человеческих способностей. Первый тип – то, что они называют «экспертным мышлением»: умение «разрешать новые проблемы, для которых не существует стандартных решений». Второй тип – «комплексная коммуникация: умение убеждать, объяснять и иными способами передавать информацию в определенной интерпретации».

Таким образом, очевидно, Концептуальный век не за горами, и те, кто собирается выжить в нем, должны усовершенствовать свои способности, связанные с общей концептуальностью и глубоким проникновением, – способности, которые я описал выше. Ближайшее будущее и манит, и отпугивает одновременно. Заманчиво то, что рабочий рынок Концептуального века исключительно демократичен. Вы не обязаны создавать дизайн очередного мобильного телефона или открывать новый возобновляемый источник энергии. Будет чем заняться не только изобретателям, художникам и предпринимателям, но и множеству правополушарных профессионалов, наделенных воображением и эмоциональным интеллектом, – социальным педагогам, терапевтам-массажистам, школьным учителям, стилистам и талантливым торговым агентам. Более того, как я попытался показать, категории, востребованные Концептуальным веком – дизайн, сюжет, симфония, эмпатия, игра и смысл, – органические элементы человеческой натуры. Они живут в нас, и нам надо дать лишь маленький толчок, чтобы позволить раскрыться.

Отпугивает то, что наш мир движется бешеными темпами. Компьютеры каждый день становятся все мощнее, а всевозможные сети все плотнее опутывают мир. Китай и Индия превращаются в экономических гигантов. Материальное благосостояние в развитом мире продолжает расти. Это значит, что больше всех получит тот, кто будет быстрее шевелиться. Первая же группа людей, развивших в себе целостность сознания, кто доведет до совершенства свои способности, связанные с общей концептуальностью и глубоким проникновением, добьется ошеломляющих результатов. Остальные – те, кто движется медленнее или вовсе сидит на месте, – рискуют упустить свой кусок или, хуже того, лишиться того, что у них есть.

Выбор за вами. Этот новый мир сияет лучезарными возможностями, но он жесток к медлительности и негибкости ума. Я надеюсь, что эта книга и вдохновит вас на перемены, и обеспечит средствами для предстоящего путешествия. Я хотел бы узнать о том, что с вами произойдет. Если у вас есть история, которую вы хотели бы рассказать, или упражнение, которое могли бы предложить, дайте мне знать. Связаться со мной можно по адресу dpp@danpink.com.

Ну а пока – спасибо, что читали. Удачи вам в эпоху искусства и сердца.

Дэниел Пинк Вашингтон, округ Колумбия, США 

Благодарности

В работе над книгой «Будущее за правым полушарием» принимало участие большое количество сознаний. Несколько сотен человек отвечали на большие и маленькие вопросы и соглашались на большие и маленькие интервью, чтобы помочь мне разобраться в вихре мыслей и информации. Всем большое спасибо. Однако несколько человек заслуживают отдельной благодарности.

Рейф Сагалин – просто-напросто самый лучший литературный агент, самый умный советчик и самый большой друг, на какого только может рассчитывать автор. Рейф во всем помогал мне в работе над книгой. Кроме того, он проявил прекрасное чутье, взяв на работу Дженнифер Грэм и Эмми Розенталь.

Я чрезвычайно признателен моему редактору в издательстве «Риверхэд-букс» Синди Шпигель за терпимость к моей бесконечной медлительности и ее помощникам Сьюзан Эмблер и Шарлоте Дуглас за их безграничное терпение.

Марк Тетел, нейробиолог из Уэлсли-колледжа, проверил и перепроверил каждое предложение, которое я написал о мозге. Я и представить себе не мог, что тощий подросток из Северной Каролины, который жил в соседней комнате в общежитии, станет блистательным ученым, великолепным редактором и другом на всю жизнь. (А если какие-то ошибки всетаки остались, они на моей, а не на его совести.) Снимаю шляпу перед Джоном Ауэрбахом (другим соседом по общежитию, ставшим ученым) за его совет просканировать мозг в Национальном институте здоровья.

Том Питерс, Сет Годин и По Бронсон дали мне массу ценных советов редакторского и маркетингового плана. Дэн Чарльз, Джек Донахью, Лесли Пинк, Алан Вебер и Рене Цукерброт читали фрагменты книги и высказывали ценные замечания. Джефф О’Брайен и Боб Кон внесли тонкие поправки в мои рассуждения об аутсорсинге и Концептуальном веке. Джим Кудал и Сьюзан Эверетт из «Кудал Партнерс» помогли моим идеям воплотиться на обложке и на многих страницах книги. Клер Ваккаро и ее команда проделали превосходную работу, оформив книгу. Марк Дрю нарисовал превосходную иллюстрацию.

Джеффри Куфо с огромным талантом помог дополнить Портфолио для издания в мягкой обложке. Его мысли, отдача и чувство юмора были неоценимы. Кроме того, соображения относительно этого издания высказывали читатели со всего мира. Я хотел бы особо поблагодарить за помощь Кери Аллерон, Роберта Балларда, Арнольда Бикса, Глена Белла, Расмуса Бертельсена, Адама Блатнера, Сару Брофи, Кевина Бака, Ананда Чхатпара, Патрика Кло, Эдда Дэниела, Пэтти Ди, Майка Догерти, Индру Досанх, Карла Гаранта, Джерри Гаше, Ричарда Гершона, Шона Хетта, Хелен Хегенер, Джима Херда, Билла Джеффри, Яна Джонсона, Виктора Ломбардии, Гленна Мейна, Филиппа Марцеллу, Стива Макри, Мэри Мильоретти, Кенджи Мори, Брайана Маллинза, Жива Навота, Стива Нидерхаузера, Джимми Нила, Роджера Паркера, Майкла Попоки, Стефании Куэйн, Питера Ральстона, Вэзила Рускаса, Чарли Рассела, Джона Сиффера, Марка Селлека, Фила Шапиро, Дипанкара Суббу, Тину Тесс, Нерио Вакила, Дэна Уорда, Колина Уорика, Лиину Уэст, Билла Витланда, Саймона Янга и Дэвида Йорка.

Как всегда, самая глубокая моя благодарность – моим домашним. Пинки-младшие – Софья, Элиза и Сол – неисчерпаемый источник удивления, радости и смирения. И хотя они еще весьма юны, я рад сообщить, что все они явно собираются сделать карьеру в сферах с общей концептуальностью и глубоким проникновением. София хочет стать писательницей, Элиза – учительницей рисования, а Сол – экскаваторщиком. И последние слова благодарности – их матери, Джессике Энн Лернер, чей вклад в эту книгу был большим, чем она может предположить. Без нее мое сознание, мое сердце и моя жизнь никогда не были бы единым целым.

Дэниел Пинк – автор бестселлера «Нация свободных агентов». Его статьи о работе, бизнесе и новых технологиях печатались во множестве изданий, в том числе – в «Нью-Йорк Таймс», «Гарвард Бизнес-ревю», «Слейт», «Фаст Компании» и «Вайред», где он работает как постоянный автор и редактор. Популярный оратор, он читает лекции по экономическим трансформациям и бизнес-стратегиям в корпорациях, организациях и университетах по всему миру. Пинк живет в Вашингтоне с женой и тремя детьми.

Примечания

1

Уильям Коббетт (1762–1835) – английский публицист и политический деятель, прославившийся энергичной борьбой против правительственных злоупотреблений. – Примеч. пер.

(обратно)

2

Насколько мне известно, термин «глубокое проникновение» принадлежит Джону Нейсбитту, который впервые ввел его в 1982 году в книге «Мегатренды», когда описывал закономерности общественной реакции на внедрение новых технологий. «В какой бы момент новая технология ни появлялась в обществе, – пишет Нейсбитт, – она должна вызвать у людей определенный отклик – я назвал бы его „глубоким проникновением“; в противном случае она будет отторгнута». И хотя я пользуюсь этим термином в другом смысле, должен пояснить, что принадлежит он не мне, и я в долгу у Нейсбитта за то, что он ввел его в мировой культурный лексикон. – Примеч. авт.

(обратно)

3

Ганнибал Лектор – гениальный психиатр и преступник-людоед; персонаж романов Томаса Харриса «Красный дракон» (1981), «Молчание ягнят» (1988) и «Ганнибал» (1999) и одноименных экранизаций, где Ганнибала сыграл Энтони Хопкинс. – Примеч. пер.

(обратно)

4

Яо Мин (р. 1980) – американский баскетболист китайского происхождения, знаменитый своим гигантским ростом – 2 м 29 см. – Примеч. авт.

(обратно)

5

Как оказалось, задача нажимать на кнопки и находить соответствия в выражениях лица не играла основной роли собственно в исследовании. Я должен был проделывать эти операции главным образом для того, чтобы экспериментаторы убедились, что я вообще обращаю внимание на снимки. – Примеч. авт.

(обратно)

6

Floyd E. Bloom, M. D., M. Flint Beal, M. D., David J. Kupfer, M. D. The Dana Guide to Brain Health (Free Press, 2003), 14, 28, 85; Susan Greenfield, The Human Brain: A Guided Tour (Wiedenfield&Nicholson, 1997), 28.

(обратно)

7

Линия Мейсона – Диксона (1715) – граница между штатами Мериленд и Пенсильвания; отделяла рабовладельческие Южные штаты от свободных Северных. – Примеч. пер.

(обратно)

8

Холистический (от греч. holos) – единый, цельный. – Примеч. авт.

(обратно)

9

Nicholas Wade, «Roger Sperry, a Nobel Winner for Brain Studies, Dies at 80», New York Times (April 20, 2004). – Примеч. авт.

(обратно)

10

Betty Edwards, The New Drawing on the Right Side of Brain (Tarcher/Putnam, 1999), 4. На русском языке эта книга выходила под названием «Откройте в себе художника» (2002). – Примеч. пер.

(обратно)

11

Robert Ornstein, The Right Mind: Making Sense of the Hemispheres (Harcourt Brace&Company, 1997), 2. – Примеч. авт.

(обратно)

12

Bloom et al., 8. – Примеч. авт.

(обратно)

13

Eric A. Havelock, The Muse Learns to Write: Reflections on Orality and Literacy from Antiquity till the Present (Yale University Press, 1988), 110–117. – Примеч. авт.

(обратно)

14

Neil R. Carlson, Psychology of Behavior, Eight Edition (Allyn and Bacon, 2004), 84–85. – Примеч. авт.

(обратно)

15

Ibid., 48. – Примеч. авт.

(обратно)

16

«Сейфвей» – сеть продуктовых супермаркетов. – Примеч. авт.

(обратно)

17

Chris Mc Manus, Right Hand Left Hand: The Origins of Asymmetry in Brains, Bodies, Atoms and Cultures (Harvard University Press, 2002), 181. – Примеч. авт.

(обратно)

18

См. Ornstein, 37. Другой пример: «Японцы используют и фонетическое письмо (кана), и пиктографическое (канджи). Исследования показывают, что кана лучше обрабатывается левым полушарием, в то время как канджи лучше управляется правым». См.: Ornstein, 41. – Примеч. авт.

(обратно)

19

Ornstein, 140. – Примеч. авт.

(обратно)

20

Исайя Берлин (1909–1997) – британский философ и политолог, один из крупнейших либеральных мыслителей XX столетия. – Примеч. пер.

(обратно)

21

Carlson, 84–85. – Примеч. авт.

(обратно)

22

Jerre Levy-Agresti and R.W. Sperry, «Differential Perceptual Capacities in Major and Minor Hemispheres», Proceedings of the National Academy of Sciences (vol. 61, 1968). – Примеч. авт.

(обратно)

23

Эта метафора принадлежит не мне. Я услышал ее от нейробиологов, но никто из них не смог сказать, кто же автор этой изящной формулировки. – Примеч. авт.

(обратно)

24

Ahmad Hariri et al. «The Amigdala Response to Emotional Stimuli: A Comparison of Faces and Scenes», NeuroImage 17 (2002), 217–223. См. также: Elizabeth A Pheles et al., «Activation of the Left Amigdala to a Cognitive Representation of Fear», Nature Neuroscience (April 2001). – Примеч. авт.

(обратно)

25

Paul Ekman, Emotions Revealed: Recognizing Faces and Feelings to Improve Communication and Emotional Life (Times Books, 2003), 13. – Примеч. авт.

(обратно)

26

Спок – персонаж американского фантастического сериала «Звездный путь», бесстрастный и хладнокровный инопланетянин. – Примеч. пер.

(обратно)

27

McManus, 183–184. – Примеч. авт.

(обратно)

28

Поскольку лишь очень немногие вынуждены обходиться только одним полушарием, я выбрал термины «Л-ориентированное» и «П-ориентированное» вместо более удобных «левополушарное» и «правополушарное». Разумеется, эта книга – не трактат по нейробиологии. Нейробиология задействована здесь исключительно как материал для метафоры. Но даже в метафорическом пространстве (и, пожалуй, особенно в нем) очень важно сохранять точность по отношению к науке. – Примеч. авт.

(обратно)

29

SAT (scholar aptitude test) – единый экзамен для поступающих в высшие учебные заведения США. – Примеч. пер.

(обратно)

30

Впервые Друкер подробно разобрал понятие «работник знания» в своей книге 1959 года «The Landmarks of Tomorrow» («Вехи завтрашнего дня»), хотя до этого использовал этот термин в своей статье «The Next Decade in Management» («Менеджмент ближайшего десятилетия») Dun’s Review and Modern Industry 74 (December 1959). Первая цитата этого параграфа приводится по тексту статьи как всегда блистательного Ричарда Донкина «Employees as Investors» («Наемные служащие как инвесторы») Financial Times (October 30, 2002). Вторая и третья цитаты – из статьи Друкера «The Age of Social Transformation» – «Эпоха социальной трансформации», Atlantic Monthly (November 1994). Некоторые позднейшие соображения Друкера на этот счет см. в его статье «The Next Society» («Общество будущего»), The Economist (November 1, 2003), где он определяет работников знания как «людей, обладающих солидным образованием и теоретическими знаниями: врачей, юристов, бухгалтеров-экономистов, химиков-технологов». – Примеч. авт.

(обратно)

31

PSAT (Preliminary SAT) – стандартизированный тест для старшеклассников; GMAT (Graduate Management Admission Test) – тест для поступления в аспирантуру по менеджерским специальностям; LSAT (Law School Admission Test) и MCAT (Medical School Admission Test) – аналогичные вступительные тесты в юридические и медицинские вузы. – Примеч. пер.

(обратно)

32

Меритократия (букв.: «власть достойных») – общественное устройство, при котором власть принадлежит наиболее способным людям, независимо от их происхождения. Впервые этот термин был употреблен иронически в антиутопии Майкла Янга «Возвышение меритократии» (1958) при описании футурологического мира, где положение человека в обществе определяется его интеллектуальным коэффициентом. Впоследствии термин использовался в социологии уже без негативного оттенка. – Примеч. пер.

(обратно)

33

Ежегодный отчет «Стейплз» за 2003 год (см. -ir.net/ir_site.zhtml?ticker=PR_96244&script=2100); «PetSmart», Отчет о результатах второго квартала 2003 года, PerSmart 2003 Annual Report (August 28, 2003). – Примеч. авт.

(обратно)

34

Gregg Easterbrook, The Progress Paradox: How Life Gets Better While People Feel Worse (Random House, 2003), 6. В остроумной книге Истербрука содержится также набор других статистических данных, подтверждающих тот факт, что от недостачи мы перешли к изобилию. – Примеч. авт.

(обратно)

35

Данные Бюро транспортной статистики США – 2001 National Household Travel Survey. С ними также можно ознакомиться на сайте:. – Примеч. авт.

(обратно)

36

John De Graaf, David Wann, and Thomas H.Naylor, Affluenza: The AllConsuming Epidemic (Berrett-Koehler Publishers, Inc., 2002), 32. См. такжеданные на: . – Примеч. авт.

(обратно)

37

Polly LaBarre, «How to Lead a Rich Life», Fast Company (March 2003). – Примеч. авт.

(обратно)

38

Virginia Postrel, The Substance of Style: How the Rise of Aesthetic Value Is Remaking Culture, Commerce, and Consciousness (HarpetCollins, 2003). Оттуда же: «Еще важнее, что эстетика оказывается решающим фактором покупательского выбора. Когда мы решаем, на что в следующий раз потратить время или деньги, исходя из того, что у нас уже имеется, и сравнительной стоимости и преимуществ каждого из вариантов, то на вершине нашего списка, скорей всего, окажется то, чем можно полюбоваться, или то, что можно прочувствовать. Нам не надо, чтобы пищи было больше, пусть даже речь идет о ресторанных деликатесах. Мы уже пресытились. Нам нужно, чтобы еда была тоньше и изысканнее, а обстановка, в которой мы ее поглощаем, – привлекательнее. Совершается переход от материального количества к неосязаемому, эмоционально насыщенному качеству». – Примеч. авт.

(обратно)

39

Andrew Delbanco, The Real American Dream: A Meditation on Hope (Harvard University Press, 1999), 113. – Примеч. авт.

(обратно)

40

Robert William Fogel, The Fourth Great Awakening and the Future of Egalitarianism (University of Chicago Press, 2000), 3. – Примеч. авт.

(обратно)

41

«Wax Buildup», American Demographics (March 2002). – Примеч. авт.

(обратно)

42

«Тако-Белл» – сеть ресторанчиков фастфуд. – Примеч. авт.

(обратно)

43

Rachel Konrad, «Job Exports May Imperil U.S.Programmers», Associated Press (July 13, 2003). – Примеч. авт.

(обратно)

44

Pankaj Mishra, «India: On the Downstring of Software Outsourcing», Asia Computer Weekly (January 13, 2003). – Примеч. авт.

(обратно)

45

Khozem Merchant, «GE Champion India’s World Services», Financial Times (June 3, 2003).

(обратно)

46

Amy Waldman, «More 'Can I Help You?' Jobs Migrate from U.S. to India», New York Times (May 11, 2003); Joanna Slater, «Calling India… Why Wall Street Is Dialing Overseas for Research», Wall Street Journal (October 2, 2003). – Примеч. авт.

(обратно)

47

Pete Engardio, Aaron Bernstein, and Manjeet Kriplani, «Is Yout Job Next?» Business Week (February 3, 2003); Merchant, «GE Champions»; «Sun Chief to Woo India in Software War», Reuters (March 4, 2003); Eric Auchard, «One in 10 Tech Jobs May Move Overseas, Report Says», Reuters (July 30, 2003); Steven Greenhouse, «I.B.M. Explorers Shift of WhiteCollar Jobs Overseas», New York Times (July 22, 2003); Bruce Einhorn, «High Tech in China», Business Week (October 28, 2002). – Примеч. авт.

(обратно)

48

Engardio et al. «Is Your Job Next?» – Примеч. авт.

(обратно)

49

Auchard, «One in 10 Tech Jobs», «Outsourcing to Usurp More U.S. Jobs», CNET News.com (August 31, 2003); Paul Taylor, «Outsourcing of IT Jobs Predicted to Continue», Financial Times (March 17, 2004). – Примеч. авт.

(обратно)

50

John C. McCarthy, with Amy Dash, Heather Liddell, Christine Ferrusi Ross, and Bruce D. Temkin, «3. 3 Million U.S. Services Jobs to Go Offshore», Forrester Research Brief (November 11, 2002); Mark Gongloff, «U.S. Jobs Jumping Ship», CNN/Money (Match 13, 2003). – Примеч. авт.

(обратно)

51

George Monbiot, «The Flight to India», Guardian (October 21, 2003); Moumita Bakshi, «Over 1 Million Jobs in Europe Moving Out», The Hindu (Sept. 3, 2004). – Примеч. авт.

(обратно)

52

«Not So Smart», Economist (January 30, 2003). – Примеч. авт.

(обратно)

53

Rudy Chelminsky, «This Time It’s Personal», Wired (October 2001). – Примеч. авт.

(обратно)

54

«Воскресенье Суперкубка» – день, когда играется финал США по американскому футболу. Этот день, который обычно приходится на конец января – начало февраля, стал в США одним из неофициальных праздников. – Примеч. пер.

(обратно)

55

Robert Rizzo, «Deer Junior and Kasparov Play to a Draw», Chess Life (June 2003). – Примеч. авт.

(обратно)

56

Steven Levy, «Man vs. Machine: Checkmate», Newsweek (July 21, 2003). – Примеч. авт.

(обратно)

57

По сходной схеме события развивались за год до этого, когда Владимир Крамник, другой шахматный чемпион, играл против другого компьютера, «Дип-Фритца», на Турнире в Персидском заливе, который организаторы окрестили «Brain in Bahrain» («Мозги в Бахрейне»). В шестой партии у Крамника было преимущество, но в один из самых острых моментов игры он, вместо того чтобы сделать логичный ход, сделал другой, показавшийся ему нестандартным и изящным. Дурак. Этот ход стоил ему партии – и всего матча. Крамник сказал о своем поражении так: «По крайней мере, я играл как человек».  Daniel King, «Kramnik and Fritz Play to a Standoff», Chess Life (February 2003). – Примеч. авт.

(обратно)

58

Chelminsky, «This Time It’s Personal». – Примеч. авт.

(обратно)

59

Paul Hoffman, «Who’s Best at Chess? For Now, It’s Neither Man Nor Machine», New York Times (February 8, 2003). – Примеч. авт.

(обратно)

60

«The Best and the Brightest», Esquire (December 2002). – Примеч. авт.

(обратно)

61

«Software That Writes Software», Futurist Update (March 2003). – Примеч. авт.

(обратно)

62

Laura Landro, «Going Online to Make Life-and-Death Decisions», Wall Street Journal (October 10, 2002). – Примеч. авт.

(обратно)

63

Laura Landro, «Please Get the Doctor Online Now», Wall Street Journal (May 22, 2003); «Patient, Heal Thyself», Wired (April 2001). – Примеч. авт.

(обратно)

64

Нарративный – повествовательный; связанный с повествованием. – Примеч. пер.

(обратно)

65

Jennifer 8. Lee, «Dot-Com, Esquire: Legal Guidance, Lawyers Optional», New York Times (February 22, 2001). – Примеч. авт.

(обратно)

66

«Чик-фил-эй» – сеть дешевых ресторанов фастфуд. – Примеч. пер.

(обратно)

67

Во Введении я пояснил, что термин «глубокое проникновение» принадлежит Джону Нейсбитту, хотя я использую это понятие в ином приложении. – Примеч. авт.

(обратно)

68

Hilary Waldman, «Art & Arteries: Examining Paintings, Medical Students Learn to Be More Observant Doctors», Hartford Courant (March 1, 2000); Mike Anton, «Adding a Dose of Fine Arts», Los Angeles Times (May 24, 2003). – Примеч. авт.

(обратно)

69

Yumico Ono, «Rethinking How Japanese Should Think», Wall Street Journal (March 25, 2002); Anthony Faiola, «Japan’s Empire of Cool», Washington Post (December 27, 2003); Geoffrey A. Fowler, «AstroBoy Files Again», Wall Street Journal (January 15, 2004). – Примеч. авт.

(обратно)

70

Danny Hakim, «An Artiste Invades Stodgy G.M.; Detroit Wonders if the ‘Ultimate Car Guy ’Can Fit In» New York Times (October 19, 2001); Danny Hakim, «G.M. Executive Preaches: Sweat the Smallest Details», New York Times (January 5, 2004). – Примеч. авт.

(обратно)

71

Имеются в виду первые строчки песни «Чего это стоит» (1967) фольк-рок-группы 1960-х годов «Буффало Спрингфилд»: «Здесь что-то происходит, / И пока не ясно что». – Примеч. пер.

(обратно)

72

John Hawkins, The Creative Economy: How People Make Money from Ideas (Allen Lane/The Penguin Press, 2001), 86. Virginia Postrel, The Substance of Style: How the Rise of Aesthetic Value Is Remaking Culture, Commerce, and Consciousness (HarpetCollins, 2003), 17. – Примеч. авт.

(обратно)

73

«2002 National Cross-Industry Estimates of Employment and Mean Annual Wage for SOC Major Occupational Groups» (Бюро статистики труда; программа по изучению статистики занятости, см.: / oes/home/htm.). – Примеч. авт.

(обратно)

74

Richard Florida. The Rise of the Creative Class: And How It’s Transforming Work, Leisure, Community, and Everyday Life (Basic Books, 2002), 328. Р. Флориде следует поставить в заслугу уже то, что он возобновил дискуссии по городскому планированию в Америке. Впрочем, его утопические проекты экономического развития при помощи цокольных этажей и пивных подверглись жесткой критике. Некоторые обвиняли его в том, что он игнорирует существование больших групп населения, прежде всего этнических меньшинств и супружеские пары с детьми. Другие говорят, что данные, которые он приводит, противоречат его собственным выводам. Мое же мнение таково: его работы заслуживают внимания общественности хотя бы потому, что подняли дискуссию на эту тему. – Примеч. авт.

(обратно)

75

Hawkins, Creative Economy, 116; Justin Parkinson, «The Dawn of Creativity?» BBC New Online (June 24, 2003). – Примеч. авт.

(обратно)

76

Remarks of Daniel Goleman, Human Resource Planning Society Annual Meeting, Miami Beach, Florida (March 27, 2002). – Примеч. авт.

(обратно)

77

Adam D. Duthie, «Future SAT May Test Creativity», Badger Herald via University Wire (March 3, 2003); Rebecca Winters, «Testing That Je Ne Sais Quoi», Time (October 27, 2003); Robert J. Sternberg, «The Other Three R’s: Part Two, Reasoning», American Psychological Association Monitor (April 2003). – Примеч. авт.

(обратно)

78

Arlene Weintraub, «Nursing: On the Critical List», Business Week (June 3, 2002). – Примеч. авт.

(обратно)

79

Joel Stein, «Just Say Om», Time (August 4, 2003); Richard Corliss, «The Power of Yoga», Time (April 21, 2001); Mark Nollinger, «TV Goes with God», TV Guide (January 24, 2004). – Примеч. авт.

(обратно)

80

Sandra Timmermann, «The Elusive Baby Boomer Market: In Search of the Magic Formula», Journal of Financial Service Professionals (September 2003). – Примеч. авт.

(обратно)

81

Paul H. Ray and Sherry Ruth Anderson, The Cultural Creatives: How 50 Million People Are Changing the World (Three Rivers Press, 2000), 5, 11, 12. – Примеч. авт.

(обратно)

82

John Heskett, Toothpicks and Logos: Design in Everyday Life (Oxford University Press, 2002), 1. – Примеч. авт.

(обратно)

83

Virginia Postrell, The Substance of Style (HarperCollins, 2003), 16. – Примеч. авт.

(обратно)

84

«Семь свободных искусств» (грамматика, логика, риторика, арифметика, геометрия, музыка и астрономия) – дисциплины, составлявшие основу античной и средневековой систем образования. – Примеч. пер.

(обратно)

85

Правильные ответы: 1-b, 2-c, 3-a. – Примеч. авт.

(обратно)

86

«Pricing Beauty: Reflection on Aesthetics and Value, An Interview with Virginia Postrel», Gain 2.0, AIGA Business and Desing Conference, American Institute of Graphic Arts (September 2002). – Примеч. авт.

(обратно)

87

Heskett, 89. – Примеч. авт.

(обратно)

88

«U.S. Bans Time-Honoured Typeface», Agence France-Press (January 30, 2004). – Примеч. авт.

(обратно)

89

Чарльз Имз (1907–1978) – американский дизайнер и архитектор, ангелы Чарли – героини одноименного телесериала (1976–1981) и кинофильмов (2000; 2003), три молодые красавицы, работающие в секретном детективном агентстве. – Примеч. пер.

(обратно)

90

Jason Tanz, «From Drab to Fab», Fortune (December 8, 2003). – Примеч. авт.

(обратно)

91

Цитируется по: Re-imagine! Business Excellence in a Disruptive Age (Dorling Kindersley Limited, 2003), 134. – Примеч. авт.

(обратно)

92

John Howkins, The Creative Economy: How People Make Money from Ideas (Allen Lane/The Penguin Press, 2003), 95. – Примеч. авт.

(обратно)

93

Design Council UK, «Design in Britain 2003–04», 9. См.: . – Примеч. авт.

(обратно)

94

Jean-Leon Bouchenaire, «Steering the Brand in the Auto Industry», Design Management Journal (Winter 2003). – Примеч. авт.

(обратно)

95

Chris Bangle, «The Ultimate Creativity Machine: How BMW Turns Art into Profit», Harvard Business Review (January 2001). – Примеч. авт.

(обратно)

96

Kevin Naughton, «Detroit’s Hot Buttons», Newsweek (January 12, 2004). – Примеч. авт.

(обратно)

97

Ibid. – Примеч. авт.

(обратно)

98

«Cutensils» – неологизм, образованный из «utensils» (кухонные принадлежности) и «cute» (привлекательный, симпатичный). – Примеч. пер.

(обратно)

99

Charles C. Mann, «Why 14-Year-Old Japanese Girls Rule the World», Yahoo! Internet Life (April 2001). Термины принадлежат Иизуке. Слова, процитированные в скобках, взяты из превосходной статьи Манна. – Примеч. авт.

(обратно)

100

Carolina A. Miranda, «Wow! Love Your Ring!» Time (January 21, 2004). – Примеч. авт.

(обратно)

101

Marylin Elias, «Sunlight Reduces Need for Pain Medication», USA Today (March 2, 2004). – Примеч. авт.

(обратно)

102

«The Value of Good Design». Отчет комиссии по архитектуре и строительству (2002). – Примеч. авт.

(обратно)

103

Chee Pearlman, «How Green Is My Architecture», Newsweek (October 27, 2003); John Ritter, «Buildings Designed in a Cool Shade of Green», USA Today (March 31, 2004). – Примеч. авт.

(обратно)

104

В округе Палм-Бич, как и в нескольких других округах Флориды, голосуют с помощью компостера. Рядом с именем кандидата находится небольшой перфорированный квадратик – «чад», который надлежит пробить так, чтобы получилось отверстие, которое фиксируется аппаратом для подсчета голосов. В округе Палм-Бич во многих бюллетенях квадратики оказались пробиты не до конца, хотя на них были отчетливо видны вмятины. Демократы утверждали, что многие избиратели, немолодые, слабосильные или плохо видящие люди (Флорида – штат пенсионеров), просто физически не справились с задачей, и требовали пересчета голосов вручную. Верховный суд Флориды принял решение о пересчете, но оно было отменено Верховным судом США. – Примеч. пер.

(обратно)

105

По утверждению демократов, неудачное расположение имен на «бюллетене-бабочке» привело к тому, что часть выборщиков, желавших отдать голос за Альберта Гора, по ошибке проголосовали за Пэта Бьюкенена. – Примеч. пер.

(обратно)

106

Peter Orszag and Jim Orszag, «Statistical Analysis of Palm Beach Vote» (November 8, 2000). – Примеч. авт.

(обратно)

107

Dennis Cauchon and Jim Drinkard, «Florida Voter Errors Cost Gore the Election», USA Today (May 11, 2003). – Примеч. авт.

(обратно)

108

Не так знаменит бюллетень в округе Дюваль, где на каждой странице было впечатано по пять имен кандидатов, а инструкция гласила: «голосовать на каждой странице». В этом округе было забраковано 7 162 «горовских» бюллетеня, потому что выборщики проголосовали сразу за двух кандидатов в президенты одновременно. Если бы инструкция была более внятной, округ Дюваль тоже мог бы вывести Гора к победной черте. – Примеч. авт.

(обратно)

109

Теренс Конран (1931) – известный лондонский дизайнер, ресторатор и автор нескольких книг по дизайну. – Примеч. пер.

(обратно)

110

Эта книга выходила на русском языке (М.: Весь, 2002). – Примеч. пер.

(обратно)

111

Ответ на вопрос 1: 136 миллиардов долларов. Ответ на вопрос 2: гроссмейстера Гарри Каспарова. – Примеч. авт.

(обратно)

112

Mark Turner, The Literary Mind: The Origin of Thoughts and Language (Oxford University Press, 1996), 4–5. – Примеч. авт.

(обратно)

113

Болливуд – крупнейший в Индии центр киноиндустрии; находится в городе Мумбаи (бывш. Бомбей). – Примеч. пер.

(обратно)

114

Перефразируется текст из книги английского прозаика Эдварда Форстера (1879–1970) «Аспекты романа» (1927): «Король умер, а потом умерла королева – это фабула. Король умер, а потом от горя умерла королева – это сюжет». – Примеч. пер.

(обратно)

115

Don Norman, Things That Make Us Smart: Defending Human Attributes in the Age of the Machine (Perseus, 1994), 146. – Примеч. авт.

(обратно)

116

«Румпельштильцхен» – известная сказка братьев Гримм. – Примеч. пер.

(обратно)

117

Сакаджавеа (Сакагавея) (ок. 1787–1844) – индианка из племени шошонов; ее судьба вошла в американский фольклор. В детстве ее похитили индейцы племени хидаца, затем продали жившему среди индейцев французу – охотнику Туссо Шарбоне, который впоследствии женился на ней. Оба супруга приняли участие в первой трансамериканской экспедиции (1804–1806), прошедшей через всю Северную Америку с западного берега до восточного и обратно. Сакаджавеа преодолела этот путь с младенцем за спиной. Ее знание съедобных растений и помощь в переговорах с индейскими племенами не раз спасали членов экспедиции. – Примеч. пер.

(обратно)

118

«Storytelling That Moves People: A Conversation with Screenwriting Coach Robert McKee», Harvard Business Review (June 2003). – Примеч. авт.

(обратно)

119

D. McCloskey and A. Klamer (1995). One quarter of GDP is persuasion. American Economic Review 85, 191–195; цитируется по веб-сайту Стива Деннинга: . – Примеч. авт.

(обратно)

120

Stephen Denning, The Springboard: How Storytelling Ignites Action in Knowledge-Era Organizations (Butterworth Heiman, 2001), xvii. – Примеч. авт.

(обратно)

121

«Interview with Richard Olivier», Fast Company (October 2000). – Примеч. авт.

(обратно)

122

Jamie Talan, «Storytelling for Doctors; Medical Schools Try Teaching Compassion by Having Students Write About Patients», Newsday (May 27, 2003). – Примеч. авт.

(обратно)

123

Rita Charon, «Narrative Medicine: A Model for Empathy, Reflection, Profession, and Trust», Journal of The American Medical Association (October 17, 2001). – Примеч. авт.

(обратно)

124

Rita Charon, «Narrative Medicine: A Model for Empathy, Reflection, Profession, and Trust», Journal of The American Medical Association (October 17, 2001). – Примеч. авт.

(обратно)

125

Mike Anton, «Adding a Dose of Fine Arts», Los Angeles Times (May 24, 2003). – Примеч. авт.

(обратно)

126

Christine Haughney, «Creative Writing: Old Balm in a New Forum», Washington Post (August 3, 2003); Michael Bond, «The Word Doctor», New Scientist (January 14, 2003). – Примеч. авт.

(обратно)

127

Katherine S. Mangan, «Behind Every Symptom, a Story», Chronicle of Higher Education (February 13, 2004). – Примеч. авт.

(обратно)

128

«Джуд Незаметный» (1895) – роман английского романиста, поэта и новеллиста Томаса Гарди (1840–1928). – Примеч. пер.

(обратно)

129

Первая строчка классического романа Германа Мелвилла (1819–1891) «Моби Дик» (1851). – Примеч. пер.

(обратно)

130

«Следящие за весом» – созданная в 1963 году организация, которая объединяет людей, желающих избавиться от избыточного веса, в «группы взаимопомощи», по образцу организации «Анонимные алкоголики». «Чиз-дудль» – высококалорийный сухой завтрак из кукурузных зерен. – Примеч. пер.

(обратно)

131

«Мэджикист» – фирма, производящая оборудование для чистки. В массовом сознании известна не столько своей продукцией, сколько выразительными вывесками. – Примеч. пер.

(обратно)

132

Фредерик Роджерс (1928–2003) – телевизионный ведущий, пресвитерианский священник и поэт. В 1968–1976 и 1979–2001 гг. вел обучающую и воспитательную телевизионную передачу «Соседи мистера Роджерса». – Примеч. пер.

(обратно)

133

Районы на левом берегу Сены в Париже XX века ассоциируются с миром художественной богемы. – Примеч. пер.

(обратно)

134

Благодарю Билла Тейлора и Рона Либера, указавших мне на эти примеры. – Примеч. авт.

(обратно)

135

Mihalyi Csikszentmihalyi, Creativity: Flow and the Psychology of Discovery and Invention (HarperCollins, 1996), 9. – Примеч. авт.

(обратно)

136

«Interview with Clement Mok», Fast Company (January 2003). – Примеч. авт.

(обратно)

137

Nicholas Negroponte, «Creating a Culture of Ideas», Technology Review (February 2003). – Примеч. авт.

(обратно)

138

Csikszentmihalyi, 71. – Примеч. авт.

(обратно)

139

M. Jung-Beemna, E.M. Bowden, J. Haberman et al., «Neural Activity When People Solve Verbal Problems with Insight», PLoS Biology (April 2004). – Примеч. авт.

(обратно)

140

George Lakoff and Mark Turner, More Than Cool Reason: A Field Guide to Poetic Metaphor (University of Chicago Press, 1989), 214–215; George Lakoff and Mark Johnson, Metaphors We Live By (University of Chicago Press, 1980), 6. – Примеч. авт.

(обратно)

141

Keyth J. Holyoak, Mental Leaps: Analogy in Creative Thought (MIT Press, 1996), 6. – Примеч. авт.

(обратно)

142

Twyla Tharp, The Creative Habit: Learn It and Use It for Life (Simon and Shuster, 2003), 157. – Примеч. авт.

(обратно)

143

См.: Gerald Zaltman, How Customers Think (Harvard Business School Press, 2003); Daniel H. Pink, «Metaphor Marketing», Fast Company (April 1998). – Примеч. авт.

(обратно)

144

Lakoff and Johnson, 233. – Примеч. авт.

(обратно)

145

Charlotte Gill, «Dyslexics Bank of Disability»? Courier Mail (Queensland, Australia) (October 7, 2003). – Примеч. авт.

(обратно)

146

Sally Shaywitz, Overcoming Dyslexia (Knopf, 2003), 366. – Примеч. авт.

(обратно)

147

Michael Gerber, «The Entrepreneur as a System Thinker: A Revolution in the Making», Entreworld (August 17, 2003). См. также работы Питера Синжа, который помог ввести понятие «системное мышление» в бизнес-лексикон. – Примеч. авт.

(обратно)

148

Daniel Goleman, Working with Emotional Intelligence (Bantam, 1998), 33. – Примеч. авт.

(обратно)

149

Sidney Harman, Mind Your Own Business: A Maverick’s Guide to Business, Leadership and Life (Currency Doubleday, 2003), 10. – Примеч. авт.

(обратно)

150

См. «Цели и задачи» Американской ассоциации холистической медицины – см. . – Примеч. авт.

(обратно)

151

«Шесть кругов удаленности» – выражение, введенное в обиход венгерским писателем Фридьеш Каринти (рассказ «Звенья цепи», 1929) и в 1960-е годы фигурировавшее в работах социолога Стэнли Милгрэм; речь идет о том, что все население земного шара знакомо друг с другом максимум через шесть «связующих звеньев». – Примеч. пер.

(обратно)

152

Steven M. Platek et al., «Contagious Yawning: The Role of Self-Awareness and Mental State Attribution», Cognitive Brain Research, vol. 17 (2003), 223–227. – Примеч. авт.

(обратно)

153

Daniel Goleman, Emotional Intelligence: Why It Can Matter More Than IQ (Bantam, 1995), 96–97. – Примеч. авт.

(обратно)

154

Richard Restak, M.D., Mozart’s Brain and the Fighter Pilot: Unleashing Your Brain Potential (Harmony Books, 2001). – Примеч. авт.

(обратно)

155

Rowan Hooper, «Reading the Mind Through the Face», Japan Times (May 22, 2003). – Примеч. авт.

(обратно)

156

Akiko Bush, ed., Design Is… (Metropolis Books, 2001), 105. – Примеч. авт.

(обратно)

157

Paul Ekman, Emotions Revealed: Recognizing Faces and Feelings to Improve Communication and Emotional Life (Times Books, 2003), 220. – Примеч. авт.

(обратно)

158

Paul Ekman, Emotions Revealed: Recognizing Faces and Feelings to Improve Communication and Emotional Life (Times Books, 2003), 205–206. – Примеч. авт.

(обратно)

159

Ibid., 220. – Примеч. авт.

(обратно)

160

Jodi Halpern, From Detached Concern to Empathy: Humanizing Medical Practice (Oxford University Press, 2001). – Примеч. авт.

(обратно)

161

Susan Okie, «An Act of Empathy», Washington Post (October 21, 2003). Rachel Zimmerman, «Doctors’ New Tool to Fight Lawsuits: Saying ‘I’m Sorry’, Wall Street Journal (May 18, 2004). – Примеч. авт.

(обратно)

162

M. Hojat et al., «Empathy in Medical Students as Related to Academic Performance, Clinical Competence and Gender», Medical Education (June 2002). – Примеч. авт.

(обратно)

163

S.K. Fields et al., «Comparisons of Nurses and Physicians on an Operational Measure of Empathy», Evaluation and the Health Professions (March 2004). – Примеч. авт.

(обратно)

164

Sanra Yin, «Wanted: One Million Nurses», American Demographics (September 2002); Julie Appleby, «Professionals Sick of Old Routine Find Healthy Rewards in Nursing», USA Today (August 16, 2004). – Примеч. авт.

(обратно)

165

«Public Rates Nursing as Most Honest and Ethical Profession», Gallop press release (December 1, 2003). – Примеч. авт.

(обратно)

166

Fran Foo, «Survey: Outsourcing May Hit IT Careers», CNET News (July 9, 2003). – Примеч. авт.

(обратно)

167

David G. Myers, Intuition: Its Powers and Perils (Yale University Press, 2002), 46. – Примеч. авт.

(обратно)

168

Simon Baron-Cohen, The Essential Difference: The Truth About the Male and Female Brain (Basic Books, 2003), 31. – Примеч. авт.

(обратно)

169

Myers, 46. – Примеч. авт.

(обратно)

170

Baron-Cohen, 1. – Примеч. авт.

(обратно)

171

Ibid., 8. – Примеч. авт.

(обратно)

172

Baron-Cohen, 5. – Примеч. авт.

(обратно)

173

Ibid., 176. – Примеч. авт.

(обратно)

174

Эта книга выходила в России: Пол Экман. Психология лжи. СПб.: Питер, 2007. – Примеч. пер.

(обратно)

175

Ли Страсберг (1901–1982) – американский актер, режиссер и выдающийся преподаватель актерского мастерства. Знаменитый актер Аль Пачино – один из его учеников. – Примеч. авт.

(обратно)

176

Тифозная Мэри (Мэри Маллон, 1869–1938) – американская повариха, которая, работая в нескольких семьях, сама не ведая, заразила брюшным тифом 53 человека. Сама Мэри обладала иммунитетом к этой болезни. – Примеч. пер.

(обратно)

177

Ривер-Рудж Плант – название фабричного комплекса компании «Форд Мотор» в штате Мичиган. – Примеч. пер.

(обратно)

178

David L. Collinson, «Managing Humour», Journal of Management Studies (May 2002). – Примеч. авт.

(обратно)

179

Подробнее о термине «игровая этика» см.: Pat Kane, The Play Ethic: A Manifesto for a Different Way of Living (Macmillan, 2004). – Примеч. авт.

(обратно)

180

Diya Gullapalli, «To Do: Schedule Meeting, Play with Legos», Wall Street Journal (August 16, 2002).

(обратно)

181

Collinson, «Managing Humour». – Примеч. авт.

(обратно)

182

Великолепный и подробный очерк о происхождении этой игры содержится в статье «Tap into What’s Hot», Business 2.0. (April 2003) и статье Брайана Кеннеди «Uncle Sam Wants You (To Play This Game)», New York Times (July 11, 2002). – Примеч. авт.

(обратно)

183

T. Trent Gegax, «Full Metal Joystick», Newsweek (October 14, 2002). – Примеч. авт.

(обратно)

184

Essential Facts About the Computer and Video Game Industry: 2003 Sales, Demographics and Usage Data (2003); публикация Ассоциации интерактивного цифрового ПО (см.: ). – Примеч. авт.

(обратно)

185

Elle Edwards, «Plug (the Product) and Play», Washington Post (January 26, 2003); Davad Brooks, «Oversimulated Suburbia», New York Times Magazine (November 24, 2002); Peter Lewis, «The Biggest Game in Town», Fortune (September 15, 2003). – Примеч. авт.

(обратно)

186

David Kushner, «The Wrinkled Future of Online Gaming», Wired (June 2004); Zev Borow, «The Godfather», Wired (January 2003). – Примеч. авт.

(обратно)

187

James Sullivan, «Digital Art Finds More Than Joy in Joysticks», San Francisco Chronicle (January 22, 2004). – Примеч. авт.

(обратно)

188

Don Marinelli and Randy Pausch, «Edutainment for the College Classroom», Chronicle of Higher Education (August 15, 2003). – Примеч. авт.

(обратно)

189

James Paul Gee, What Video Games Have to Teach Us About Learning and Literacy (Palgrave Macmillan, 2003), 205. – Примеч. авт.

(обратно)

190

Scott Carlson, «Can Grand Theft Auto Inspire Professors?» Chronicle of Higher Education (August 15, 2003). – Примеч. авт.

(обратно)

191

Gee, 91. – Примеч. авт.

(обратно)

192

Shawn Green and Daphne Bavelier, «Action Video Game Modifies Visual Selective Attention», Nature (May 2003). – Примеч. авт.

(обратно)

193

«Study: Gamers Make Good Surgeons», CBSNews.com (April 7, 2004). – Примеч. авт.

(обратно)

194

«Games at Work May Be Good For You», BBC News (November 10, 2003). – Примеч. авт.

(обратно)

195

«Study Finds Video Games Good for Treating Phobias», Reuters (October 17, 2003); Fred Guterl, «Bionic Youth: Too Much Information?», Newsweek International (September 1, 2003). – Примеч. авт.

(обратно)

196

Kenneth Aaron, «Where Play Is Serious Business», Albany, NY, Times Union (December 10, 2002). – Примеч. авт.

(обратно)

197

Tom Loftus, «Gaming Tries to Shed Boys’ Club Image», MSNBC. com (June 17, 2004). – Примеч. авт.

(обратно)

198

Mark Krantz, «Video Game College Is ‘Boot Camp’ for Designers», USA Today (December 3, 2002). – Примеч. авт. [Данки-Конг – огромная горилла, персонаж одноименной видеоигры (1981)] – Примеч. пер.

(обратно)

199

Alex Pham, «Action M orphs into Art», Los Angeles Times (March 26, 2004). – Примеч. авт.

(обратно)

200

Этот эксперимент может пролить свет еще на одну научную головоломку: почему большинство мужчин считают «Трех остолопов» [комедийная труппа середины XX в., снявшаяся в большом количестве короткометражных фильмов. – Примеч. пер.] смешными, а большинство женщин – нет. Вспомним: в последней главе речь шла о том, что «предельно мужской мозг» часто является признаком плохой работы правого полушария. А в исследовании с выбором правильного финала анекдота пациенты с поврежденным правым полушарием обнаружили склонность к грубоватому «балаганному» юмору. Поэтому то, что мужчины предпочитают «Трех остолопов» (а женщины презирают), – свидетельствует не об уровне вкуса у зрителя, а о том, насколько «мужские» у него мозги. – Примеч. авт.

(обратно)

201

P. Shammi and D.T. Stuss, «Humor Appreciation: A Role of the Right Frontal Lobe», Brain (1999), vol.122, 663. – Примеч. авт.

(обратно)

202

Fabio Sala, «Laughing All the Way to the Bank», Harvard Business Revue (September 2003). – Примеч. авт.

(обратно)

203

Sala, «Laughing All the Way to the Bank». – Примеч. авт.

(обратно)

204

Collinson, «Managing Humour». – Примеч. авт.

(обратно)

205

Ibid. – Примеч. авт.

(обратно)

206

Ibid. – Примеч. авт.

(обратно)

207

«Энрон» – крупная энергетическая компания, в конце 2001 года объявившая о своем банкротстве. По результатам аудиторских проверок руководству компании было предъявлено множество обвинений – в строительстве финансовых пирамид, отмывании денег и т. д. – Примеч. пер.

(обратно)

208

Thomas A. Stuart, «Laughter, the Best Consultant», Harvard Business Review (February 2004). – Примеч. пер.

(обратно)

209

«Намасте» (санскр. «кланяюсь тебе») – в Индии традиционное приветствие при встрече и прощании. – Примеч. пер.

(обратно)

210

Название статьи было заимствовано из популярной колонки в «Ридерз дайджест». В этой статье учитывался опыт Нормана Казенса, американца, который вылечился от смертельного дегенеративного заболевания с помощью собственных медикаментов, включавших в себя витамин С, фильмы братьев Маркс и старые сюжеты «Скрытой камеры». Позже Казенс описал свой опыт в статье в «Медицинском журнале Новой Англии» (1976) и книге «Анатомия недуга» (1979). – Примеч. авт.

(обратно)

211

L. Berk, S. Tan, W. Fry, et. al., «Neuroendocrine and Stress Hormone Changes During Mirthful Laughter», American Journal of the Medical Sciences, vol. 298, no. 6 (1989), 390–396. L.Berk and S.Tan, «A Positive Emotion: The Eustress Metaphor. Mirthful Laughter Modulates Immune System Immunocytes», Annals of Behavioral Medicine, vol. 19, no. D009 (1997 Supplement). – Примеч. авт.

(обратно)

212

Robert R. Provine, Laughter: A Scientific Investigation (Penguin Books, 2001), 202. – Примеч. авт.

(обратно)

213

Ibid, 193. – Примеч. авт.

(обратно)

214

В 1991 году, когда Библиотека Конгресса и клуб «Книга месяца» задали читателям вопрос о том, какая книга сильнее всего повлияла на их жизнь, «Человек в поисках смысла» занял девятое место в первой десятке, где были, в частности, Библия и Книга Мормона. См.: Esther B. Fein, «Book Notes», New York Times (November 20, 1991). – Примеч. авт.

(обратно)

215

Viktor Frankl, Man’s Search for Meaning (Washington Square Press, 1984), 136. – Примеч. авт.

(обратно)

216

Robert William Fogel, The Fourth Great Awakening and the Future of Egalitarianism (University of Chicago Press, 2000), 1 (скобки – в оригинале). – Примеч. авт.

(обратно)

217

Frankl, 165. – Примеч. авт.

(обратно)

218

«In America, the Meaning of Life Is on the Most People’s Minds», Spirituality & Health (March/April 2004). – Примеч. авт.

(обратно)

219

Ronald Inglehart, Modernization and Postmodernization: Culture, Economic and Political Change in 43 Societies (Princeton University Press, 1997), 4 (скобки – в оригинале). – Примеч. авт.

(обратно)

220

Gregg Easterbrook, The Progress Paradox: How Life Gets Better While People Feel Worse (Random House, 2003), 317. – Примеч. авт.

(обратно)

221

Anne McLlroy, «Hard-Wired for God», Globe and Mail (December 6, 2003). Впрочем, следует отметить, что большинство медитирующих монахов обнаружили левополушарный сдвиг. Процессы их мышления были П-ориентированными, но в нейрологическом смысле доминирующим было левое полушарие. – Примеч. авт.

(обратно)

222

См.: /. – Примеч. авт.

(обратно)

223

См.: Harold G. Koenig et. Al., Handbook of Religion and Health (Oxford University Press, 2000); Jeff Levin, PhD, God, Faith, and Health: Exploring the Spirituality-Healing Connection (John Wiley and Sons, 2001); Harold G. Koenig, Spirituality in Patient Care: Why, How, When, and What (Templeton Foundation Press, 2001); Claudia Kalb, «Faith & Healing», Newsweek (November 10, 2003); Richard Morin, «Calling Dr. God», Washington Post (July 8, 2001); Bridget Coila, «Finding Meaning in Life Means Greater Immunity», Spirituality & Health (January/February 2004). – Примеч. авт.

(обратно)

224

Kalb, «Faith & Healing». – Примеч. авт.

(обратно)

225

Mary Jacobs, «Treating the Body and Spirit», Washington Post (September 6, 2003). – Примеч. авт.

(обратно)

226

Абрахам Маслоу (1908–1970) – американский психолог, создатель знаменитой модели «пирамиды потребностей», в которой вершину занимают потребности, объединенные под общим понятием «самоактуализации». – Примеч. пер.

(обратно)

227

Rich Karlgaard, «The Age of Meaning», Forbes (April 26, 2004). – Примеч. авт.

(обратно)

228

Луис («Стадс») Теркель (р. 1912) – американский историк и радиожурналист. – Примеч. авт.

(обратно)

229

Martin E.P. Seligman, Authentic Happiness (Free Press, 2003), 166. – Примеч. авт.

(обратно)

230

Книга Спенсера Джонсона «Кто украл мой сыр?» (1998) неоднократно издавалась на русском языке. – Примеч. пер.

(обратно)

231

Laurie Goodstein, «Reviving Labyrinths, Paths to Inner Peace», New York Times (May 10, 1998). – Примеч. авт.

(обратно)

232

Отличное описание распространение и форм современных лабиринтов см. в статье Juanita Dugdale, «Paths of Least Resistance», I.D. (March/April 2004). – Примеч. авт.

(обратно)

233

«The Labyrinth: A Medieval Tool for the Postmodern Age: An Interview with Dr. Lauren Artress», см.: – views/int_19961206.shtml. – Примеч. авт.

(обратно)

Оглавление

Введение

Часть первая Концептуальный век

  Глава 1 Возрождение роли правого полушария

  Глава 2 Изобилие, Азия и автоматизация

  Глава 3 Высокая концептуальность, глубокое проникновение

Часть вторая Шесть чувств

  Шесть чувств: введение

  Глава 4 Дизайн

  Глава 5 Сюжет

  Глава 6 Симфония

  Глава 7 Эмпатия

  Глава 8 Игра

  Глава 9 Смысл

  Послесловие

Благодарности Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg