«Психология этнического общения»

Психология этнического общения (fb2) - Психология этнического общения 911K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Евгений Николаевич Резников

Евгений Николаевич Резников Психология этнического общения

Введение

Этнические проблемы в настоящее время достаточно часто приобретают политический, экономический и социальный характер, в связи с чем требуются новые подходы к их разрешению.

Этнопсихологические особенности проявляются в различных видах профессиональной деятельности, различных сферах жизни, в искусстве (литературе, музыке, живописи, архитектуре, скульптуре, кино, театре и пр.) и особенно ярко в процессе общения. Многие науки занимаются этническими проблемами, в том числе этническая психология, которая предлагает свои пути оптимизации межэтнических отношений, разрешения этнических и межэтнических конфликтов.

При изучении этнического общения мы опирались на методологию, предложенную Б. Ф. Ломовым и Г. М. Андреевой (Ломов, 1984, 1999; Андреева, 1996, 2004).

Данная монографии включает пять глав, в которых рассматриваются стороны (функции, аспекты) этнического общения – перцептивная, коммуникативная, интерактивная, межличностные отношения, а также регулятивный аспект.

Были учтены результаты многочисленных работ по этнической психологии, осуществленных в России и за рубежом, выступления ученых на съездах и конференциях по проблемам этнического общения, воспоминания лиц, побывавших в разных странах, а также результаты собственных исследований автора.

Главная задача этой работы – системное изложение проблем этнического общения, проработка каждой функции (стороны, аспекта) общения, анализ категориально-понятийного аппарата.

Автор выражает благодарность за конструктивные замечания и пожелания своим коллегам по лаборатории «Социальная и экономическая психология», заведующему лабораторией, директору Института психологии РАН А. Л. Журавлеву, заведующей лабораторией «История психологии», заместителю директора Института психологии РАН В. А. Кольцовой и рецензентам.

Предисловие

Г. М. Андреева в общении выделяет коммуникативную, интерактивную и перцептивную стороны, а также межличностные отношения (Андреева, 2001). Б. Ф. Ломов, используя коммуникативный подход, подчеркивает информационно-коммуникативную, регулятивно-коммуникативную и аффективно-коммуникативную функции. Он выделяет еще три функции: организация совместной деятельности, познание людьми друг друга, а также формирование и развитие межличностных отношений (Ломов, 1999). Сравнивая эти теоретические подходы, можно отметить, что, во-первых, понятие «сторона», используемое Г. М. Андреевой, по сути, в семантическом смысле, является функцией общения; во-вторых, Б. Ф. Ломов включает в свой подход не только названные Г. М. Андреевой стороны общения, но и дополнительно выделяет эмоциональный и регулятивный аспекты.

При анализе общения, связанного с установлением контактов между этнофорами, эмоциональная составляющая этого сложного многогранного феномена имманентно входит в межличностные отношения и составляет их ядро. В этом плане эмоциональная составляющая рассматривается нами в работе как компонент межличностных отношений.

Выделение функций в процессе этнического и межэтнического общения обусловливается потребностью его системного анализа и в определенной степени является достаточно условным. В феноменологическом плане реальный процесс общения един и часто уникален. В действительности в нем все функции (аспекты, стороны) взаимно переплетены. «Например, акт общения, выступающий для одного как передача информации, для другого может выступать в функции эмоциональной разрядки» (Ломов, 1976, с. 87). В целом все это создает трудности для анализа этнического общения.

На сложность выделения сторон в общении также указывает Г. М. Андреева. «Конечно, в реальной действительности каждая из сторон не существует изолированно от двух других, и выделение их возможно для анализа, в частности для построения системы экспериментальных исследований» (Андреева, 1996, с. 83).

Одна и та же ситуация общения может быть исследована с точки зрения различных функций и аспектов. В отдельных же случаях достаточно трудно отнести ее содержание только к одной какой-либо стороне. К примеру, мимика, жесты и телодвижения исследуются в русле перцептивной стороны общения, но в то же время названные явления рассматриваются и при коммуникации этнофоров (как невербальные средства общения). Вместе с тем реальные трудности свидетельствуют о необходимости использования системного познания, описания и объяснения целостных интегральных образований действительности (в нашем случае общения как целостности) (Барабанщиков, Носуленко, 2004).

Таким образом, можно сказать, что этническое общение представляет собой одну из форм проявления активности представителей этнической общности, заключающуюся в установлении и развитии взаимоотношений между этнофорами и в их взаимодействии. Общение может быть внутриэтническим и межэтническим. Наиболее ярко этнопсихологические особенности общения проявляются в межличностных контактах представителей различных этносов.

Этническое общение является междисциплинарной проблемой (Журавлев, 2002). Для ее решения используется системный подход (Кольцова, 1990).

Процесс общения всеобъемлющ и как психологическая категория сопоставляется с деятельностью. Б. Ф. Ломов, полемизируя с А. Н. Леонтьевым, по этому поводу пишет, что главная задача А. А. Леонтьева – показать, что общение есть деятельность, или выяснить, может ли общение выступать в роли самостоятельной молярной единицы. «Спор, сводящийся к анализу отдельных случаев, когда общение выступает, а когда не выступает в роли качества деятельности, имеет частное специальное значение» (Ломов, 1996, с. 151). По нашему представлению, деятельностный подход применим к коммуникативной и межличностной сторонам этнического общения, особенно к интерактивному взаимодействию (совместной деятельности и конфликтному взаимодействию).

Феномен общения Б. Ф. Ломов рассматривал с системных позиций (Ломов, 1976, 1984, 1996, 1999). Этническое общение является частным случаев проявления «общения», в связи с чем выводы и обобщения, касающиеся феномена «общение», можно перенести и на «этническое общение».

Анализируя исследования по кросс-культурной психологии, Ф. Д. Виджвер и К. Льюинг отмечают, что, несмотря на большое количество исследований по данному научному направлению, методологических работ явно недостаточно. При сравнении первого и второго издания «Справочника по кросс-культурной психологии» (1980 и 1997 гг.) их поражает большое количество публикаций по результатам полевых исследований и весьма малое количество обобщающих теоретико-методологических работ (Handbook of cross-cultural psychology, 1980, 1997). Кроме того, они указывают на трудности, которые препятствуют обобщающим методологическим исследованиям (De Vijver, Leung, 2000).

При работе над данной монографией использовались различные методы: анализ отечественной и зарубежной научной литературы, анкетирование и интервьюирование, наблюдение, в том числе и включенное.

Некоторые понятия и термины, которые могут быть сложными для понимания, поясняются в глоссарии.

Глава 1 Перцептивная сторона этнического общения

1.1. Общая характеристика перцептивного аспекта общения

За рубежом межэтническое восприятие чаще всего рассматривается в аспекте восприятия расовых и этнических авто– и гетеростереотипов. Одна из первых работ по этой проблеме была осуществлена Д. Кацом и К. Брели. Они предложили методику измерения этнических стереотипов, которая до настоящего времени успешно используется психологами (Katz, Braly, 1933, 1935). Затем последовали многочисленные исследования по этой проблеме (Решетов, 1981; Уайтсайд, 1997; Изард, 1999; Вилсон, Макклафин, 1999; Frijda, 1970; Izard, 1971; Cook, 1971; Friesen, 1972; Ekman, 1973, 1993; Argyle, 1973; Ekman, Friesen, 1985; Handbook of cross-cultural psychology, 1997).

В России восприятие человека человеком и его понимание в моноэтнической среде глубоко и обстоятельно изучено А. А. Бодалевым и его учениками (Бодалев; 1982, 1995, 1996).

Перцептивная сторона межэтнического общения исследовалась В. А. Барабанщиковым и Т. Н. Малковой (Барабанщиков, Малкова, 1981; Барабанщиков, 2000), А. П. Оконешниковой (Оконешникова, 1989, 1996, 1999), В. А. Лабунской (Лабунская, 1985, 1999), Л. В. Ключниковой (Ключникова, 2001) и др.

Этнопсихологические особенности различных народов могут быть выражены как в форме автостереотипов (восприятие этнофоров представителями своего этноса), так и в форме гетеростереотипов (восприятие этнофоров представителями других этносов). Этнический стереотип (чаще всего имеются в виду гетеростереотип) – это сложившиеся суждения, мнения и представления, которые имеют обычные люди о разных народах. В его основе лежат определенные типичные психологические особенности характера, поведения, внешности и пр. Как правило, в стереотипе знание о психологических характеристиках народов выступает в обобщенной и упрощенной форме (Кцоева, 1985а, 1985б). В отдельных случаях описание представителей других этносов дают люди, не имеющие личного опыта общения с ними. Некоторые исследователи называют гетеростереотипы национальными характеристиками (или групповыми суждениями) (Peabody, 1985).

Для структурирования многочисленных и часто разрозненных результатов исследований по этническому восприятию были использованы различные системы отражения воспринимающего этнофора, посредством которых они обмениваются информацией в процессе общения: зрительная, слуховая, тактильная (осязательная) и обонятельная (ольфакторная) (Лабунская, 1999; Резников, 1999а).

В зарубежной и отечественной научной литературе в наибольшей степени изучены зрительное и слуховое восприятие этнофоров и гораздо в меньшей – тактильное и обонятельное.

Новизна исследования перцептивный стороны этнического общения заключается в том, что в ней впервые восприятие этнофора этнофором рассматривается на основе системного подхода, элементами которого являются субъект, объект и процесс восприятия. Процесс восприятия человека человеком является более общим феноменом по сравнению с восприятием этнофора этнофором. В связи с этим в монографии не рассматриваются механизмы восприятия человека человеком (Резников, 2002а; 2003а), а анализируются только механизмы, искажающие формирование адекватного образа воспринимаемого представителя этноса (этноцентризм, стереотипизация и идеализация). Кроме того, в работе осуществляется системное рассмотрение результатов зрительного, слухового, тактильного и обонятельного восприятия в общении этнофоров с позиций этнической психологии.

1.2. Зрительное восприятие человека человеком в этническом общении

При анализе зрительного восприятия рассматриваются особенности субъекта, влияющие на восприятие представителей других народов, и этнофор как объект зрительного восприятия.

Этнофор как субъект восприятия. К особенностям субъекта этнического общения, влияющим на адекватность формирования образа воспринимаемого этнофора, относятся возраст, этническая принадлежность, установки, опыт общения и др. (Резников, 2002а; 2003а). Они влияют на глубину, всесторонность, объективность и скорость познания воспринимаемого человека, но в разной степени. Остановимся на тех особенностях, которые влияют на данный процесс.

На точность зрительного восприятия и понимания воспринимаемого этнофора влияет возраст субъекта. С. Оскамп приводит интересные результаты своего исследования, связанные с возрастным восприятием детей – представителей разных народов. В возрасте 6 лет многие дети дают нечеткие ответы на вопросы об иностранцах, большинство ответов содержит простую фактическую информацию и оценки от «хороших» до «плохих». В этом возрасте дети выражают свои позитивные чувства к собственному народу. У подростков от 10 до 14 лет при восприятии представителей разных народов просматривается прогрессивное увеличение использования таких понятий, как «интеллектуальный», «агрессивный», «бедный», «миролюбивый», «доминирующий» и «амбициозный». В описываемых оценках наблюдается динамика – переход от физических характеристик, одежды и языка к большему вниманию к личностным характеристикам, привычкам, политическим и религиозным взглядам и материальному благосостоянию. При этом проявляется интересный феномен: при описании глубоко симпатичных детям народов используются многочисленные фактические, описывающие термины и относительно меньше встречается оценивающих понятий. В то же время менее симпатичные представители этносов многими детьми характеризуются оценивающими (чаще негативными) и фактическими (реальными) описаниями. В возрасте 10 лет по отношению к врагам или противникам из числа представителей других народов многие дети выражают достаточно сильные негативные чувства (Oskamp, 1991).

Взрослые люди воспринимают представителей других этнических групп относительно стабильно до тех пор, пока на них не воздействуют какие-нибудь события или не окажут достаточно сильное психологическое или психолого-идеологическое влияние СМИ.

Национальность. Субъект межэтнического общения воспринимает окружающий его мир через призму своего национального образа жизни, т. е. через обычаи, традиции, привычки и пр. – «внутреннюю структуру личности», связанную с этнической субкультурой, с явлением этноцентризма. «Характер восприятия в межнациональном общении, как самих людей, так и тех отношений, которые складываются между ними как представителями разных наций более нюансирован, чем в однонациональной среде» (Хабибуллин, 1974, с. 87).

Этнические установки. Зарубежные исследования показывают, что установки воспринимать представителей других этнических групп с определенной для данного человека позиций могут быть как устойчивыми, так и колебаться в пределах от негативно жестких (эффект ожесточения) до мягких и доброжелательных (эффект снисходительности). Такая позиция детерминируется многочисленными причинами: от этнической социализации до случайного нетипичного столкновения с представителем другого народа (Oskamp, 1991). В силу этого в описание воспринимаемого этнофора привносятся эмоционально положительные или эмоционально отрицательные характеристики из прошлого опыта этнофора.

Опыт общения с представителями разных этнических групп влияет на адекватность восприятия конкретного этнофора. Чем разнообразнее и глубже у субъекта были контакты с людьми разных национальностей, тем он, как правило, точнее их воспринимает.

Этнофор как объект зрительного восприятия. Зрительное восприятие и понимание человека в межэтническом общении находит свое отражение во многих экспериментальных работах (Галичев, 1987, 1990; Оконешникова, 1999; Изард, 1999; Мацумото, 2002; Ekman, 1973). Восприятие мимики, жестов и телодвижений, поз и других кинем можно найти в работах В. А. Лабунской, Е. А. Петровой, В. А. Барабанщикова и Т. Н. Малковой (Лабунская, 1999; Петрова, 2001; Барабанщиков, 2002, 2003). Вместе с тем исследований по комплексному восприятию этнофоров, выявляющих этнопсихологические характеристики, очень мало. В этом плане представляется важным системно выделить и сгруппировать многие характеристики зрительно воспринимаемого представителя этноса. Представляется, что основополагающим понятием здесь может быть «психологический облик визуально воспринимаемого представителя этнической группы», включающий в себя физическую и социальную стороны (Резников, 2001, 2002б).

Зрительное восприятие физического облика этнофора предполагает фиксацию и интерпретацию его антропологических, психофизиологических, функциональных и паралингвистических особенностей.

Антропологические особенности включают рост, телосложение, форму головы (черепа), цвет кожи, волос и глаз, строение рук, ног и пр. воспринимаемого этнофора. Результаты исследований свидетельствуют о том, что, зрительно воспринимая указанные выше особенности, можно определить расовую, а иногда и этническую принадлежность. «Так, некоторая монголоидность допустима среди, скажем, бенгальцев, а негроидность – среди арабов. Различия, важные в антропологии, например, брахицефалия и иные соматические показатели, могут варьироваться еще более широко, не вызывая этнически отрицательных чувств. Эти внешние антропологические показатели при относительной эндогамности этнической общности сглаживаются, создается некоторый общий для этнической общности генетический фонд, который психологически воспринимается как кровная родственность всего этноса» (Королев, 1979, с. 25).

Функциональные особенности включают осанку, позу и походку. Наибольший этнический колорит имеет поза. Поза – это положение тела в пространстве. Например, в Афганистане можно наблюдать, как молодежь стоит у стены, прислонившись к ней левой или правой стопой ноги.

У японцев распространена не очень эстетичная, с точки зрения европейцев, поза: если нет других возможностей, сидеть на корточках. На перроне вокзала можно увидеть лиц старшего поколения, присевших на корточки в ожидании поезда. Такая поза естественна и удобна для японцев (Неверов, 1977).

В некоторых странах принято во время отдыха в домашних условиях сидеть на покрытом коврами полу (например, в Афганистане, Иране, Казахстане, Узбекистане и др.).

Представители разных этносов иногда принимают позу приниженности (смиренности, покорности) перед руководителем или человеком более высокого статуса или старшего возраста (как проявление к нему уважения).

Результаты экспериментальных исследований свидетельствуют о том, что по позам можно определить психическое состояние этнофора, некоторые черты его характера, культурный уровень, отношение к людям, этническое происхождение и т. д. (Бодалев, 1995; Штангль, 1996; Лабунская, 1999; Лабунская, Менджерицкая, Бреус, 2001).

Паралингвистические особенности общения включают мимику, жесты, телодвижения (пантомиму) и контакт глаз. Все названные выше маркеры невербального общения принято называть паралингвистическими средствами общения (кинемами)[1] (Колшанский, 1974; Резников, 1999а, 1999б; 2002а; 2003а).

Кросс-культурный подход к исследованию паралингвистических средств общения отражен во многих российских публикациях (Филиппов, 1975; Осипов, 1977; Смирнова, 1977; Акишина, Кано, 1980; Барабанщиков, Малкова, 1981; Сорокин, 1987; Оконешникова, 1989; Филиппов, Ширяев, 1990; Григорьева, 1997; Гранская, 1998; Пронников, Ладанов, 1998; Тумаркин, 2001; Крейдлин, 2002: Щукина, 2004) и зарубежных исследователей (Кириленко, 1987; Ниренберг, Калеро, 1990; Фоли, 1996; Изард, 1999; Нэпп, Холл, 2004; Frijda, 1970; Izard, 1971; Cook, 1971; Friesen, 1972; Ekman, 1972, 1973, 1993; Argyle, 1973; Ekman, Friesen, 1975, 1985).

К. Изард и П. Экман независимо друг от друга предъявляли опрашиваемым представителям разных этносов фотографии, на которых люди изображали основные эмоции: грусть, радость, удивление, страх, гнев и пренебрежение (Izard, 1971; Ekman, Friesen, 1975). Респонденты ранее не были знакомы с представителями этих народов, не видели фотографий и кинофильмов с их участием. Результаты проведенных экспериментов свидетельствуют о достаточно высокой узнаваемости эмоций.

Д. Мацумото, директор лаборатории исследований культуры и эмоций Калифорнийского университета в Сан-Франциско, выделил в эмоции «пренебрежение» две самостоятельные формы – «презрение» и «отвращение». Три названные эмоции составляют одну модальность, но степень их проявления (интенсивность) разная («пренебрежение», «презрение» и «отвращение») и соответствует ее усилению (Мацумото, 2002).

Д. Мацумото в своей монографии «Психология и культура» раскрывает различия в эмоциональных проявлениях представителей индивидуалистической и коллективистской культуры. В этносах, где распространена индивидуалистическая культура, принято к группе «своих этнофоров» в большей степени выражать негативные и в меньшей – позитивные чувства, а в группе «чужих» принято подавлять негативные и уместно выражать позитивные чувства. В коллективистических культурах по отношению к «своим» принято подавлять негативные чувства и в большей степени проявлять позитивные чувства, а по отношению к группе «чужих» этносов поощряется проявление негативных чувств и подавляется выражение позитивных чувств. Далее Д. Мацумото описывает серию экспериментов Шерера и Уоллботта с использованием анкетирования 2921 респондентов в 37 странах на пяти континентах по выявлению сходства и различий среди разных этносов. Интересный вывод делается в отношении социальной эмоции «стыд», который проявляется в коллективистских культурах. «…Стыд переживается участниками экспериментов из коллективистских культур в течение более короткого времени, считается менее аморальным и это переживание чаще сопровождается смехом и улыбками, чем у представителей индивидуалистических культур» (Мацумото, 2002, с. 243). Наши наблюдения также свидетельствуют о том, что переживания смущения и стыда у представителей многих коллективистских культур, проживающих в России и за рубежом, чаще сопровождаются смехом и улыбками, чем у этнофоров из индивидуалистских культур.

Согласно результатам исследований В. А. Барабанщикова и Т. Н. Малковой, базисные эмоции «успешно распознаются независимо от расовых, национальных, половых и других особенностей воспринимающего, уровня и характера его образования» (Барабанщиков, Малкова, 2002, c. 227).

В целом можно сказать, что как зарубежные, так и отечественные исследователи по этнической и кросс-культурной психологии свидетельствуют о том, что проявление различных эмоциональных состояний, с одной стороны, имеют универсальный, а, с другой стороны, культурно-специфический характер (Шибутани, 1998; Лабунская, 1999; Ekman, 1972; Schimmack, 1996).

В научной литературе по межэтническому общению значительно лучше изучена мимика, чем жесты и телодвижения.

Мимикой называют выразительные движения лицевых мышц. Пробле-ма восприятия и понимания эмоциональных состояний является междисциплинарной и сложной. Чаще всего встречаются шесть основных эмоций: радость (счастье), гнев (решительность), страх, страдание (грусть), презрение (отвращение) и удивление. Как отмечалось выше, основные эмоции опознаются представителями различных этнических общностей. Распознавание вышеназванных эмоций объясняется единством анатомо-физиологического механизма эмоциональных реакций у людей. Каждая эмоция находит свое отражение в работе определенных групп мышц лица. Эти межкультурные постоянные «программы эффектов» (иначе – эмоциональных выражений) формируются на висцеральном (нервном), соматическом и психических уровнях. В процессе этнической социализации человек развивает задаваемое ему генетическим кодом понимание эмоциональных выражений и одновременно научается постигать новые, неизвестные для него экспрессивные реакции.

В. А. Барабанщиков и Т. Н. Малков определили динамику процесса восприятия мимики, которую необходимо учитывать при подготовке этнофоров к межэтническому общению (Барабанщиков, Малкова, 2002).

Экспериментально было доказано, что эмоции одной модальности несложно дифференцировать, а смешанные и слабовыраженные психические состояния распознаются гораздо труднее. Количественные характеристики эмоциональных выражений включают интенсивность проявлений переживаний личности (степень их выраженности) (Уайтсайд, 1997; Изард, 1999).

В Санкт-Петербургском университете в 1998 г. Ю. В. Гранская осуществила кросс-культурное сравнение проявлений различных эмоций с помощью методики JACFEE (Japanese and Caucasian facial expressions of emotion), созданной американскими психологами П. Экманом и Д. Мацумото в 1988 г. для определения успешности распознания эмоциональных проявлений (Гранская, 1998). С помощью статистического анализа были выявлены различия между представителями изучаемых стран по распознаванию эмоциональных проявлений (см. таблицу 1).

Таблица 1. Порядок успешности распознавания эмоций представителями различных стран

По мнению Ю. В. Гранской, при интерпретации полученных результатов реализуется механизм проекции; испытуемые лучше определяют те эмоциональные проявления, которые сами чаще испытывают или выражают. В этом смысле высокие показатели распознания страха и грусти у граждан России (по сравнению с испытуемыми из других стран) являются, по-видимому, тревожным показателем специфики их эмоциональной жизни (высокий уровень тревожности), который может быть обусловлен рядом причин.

Нечувствительность российских испытуемых к проявлениям гнева также может иметь ряд причин. Проводимые на факультете Ленинградского государственного университета исследования восприятия эмоциональных проявлений (Лабунская, 1976) показали опознание эмоции гнева всеми испытуемыми на очень высоком уровне, наравне с эмоциональным проявлением счастья. В исследовании Ю. В. Гранской явно проявилось снижение порога чувствительности к гневу у людей.

Этот факт, возможно, связан с большой терпимостью русских людей, которые даже за явными проявлениями гнева стремятся увидеть какие-то другие человеческие эмоции (Гранская, 1998, с. 15–16).

Интересное исследование было проведено Д. Доржминчингийн по распознаванию лицевой экспрессии российскими и монгольскими старшеклассниками. Было установлено, что монгольские девушки, проживающие в селе, успешнее распознают лицевую экспрессию, сравнительно с группами старшеклассников из России и Монголии, проживающих в городе. Российские старшеклассники более успешно распознают женскую лицевую экспрессию, а монгольские старшеклассники успешнее, чем российские, распознают мужскую лицевую экспрессию (Доржминчингийн, 2002).

К жестам относятся экспрессивные движения рук. В процессе социализации личность осваивает жесты, специфичные для определенной этнической общности. В этом плане при восприятии человека, принадлежащего к этнической группе воспринимающего, последний адекватно оценит его жесты. Если этнофор как объект восприятия принадлежит к неизвестной для воспринимающего общности, то некоторые его жесты могут быть непонятны воспринимающему или неверно истолковываться (Рюкле, 1996; Пронников, Ладанов, 1998; Вилсон, Макклафлин, 1999).

В отечественной научной литературе исследовано зрительное восприятие жестов и телодвижений многих народов. В. В. Андриянов дает описание жестов французов с позиций их эквивалентности жестам русских и возможности использования в переводческой работе в ситуациях различной тональности (Андриянов, 1977). Пан Ин описывает некоторые формы жестовой коммуникации в Китае (Пан Ин, 1977). В. Д. Осипов сравнивает кинесические элементы (экспрессивные элементы – поза, жесты, мимика и пр.), сопровождающие речь у арабов и русских, он приходит в выводу, что у арабов кинесическим элементам в актах коммуникации принадлежит значительная роль (Осипов, 1977). В. А. Пронников и И. Д. Ладанов дают описание жестов североамериканцев, латиноамериканцев, тайцев и японцев (Пронников, Ладанов, 1998).

Проблема жестов разных народов освещается в статье Г. Л. Кириленко, однако национальным особенностям их фунционирования он уделяет мало места (Кириленко, 1987). Использование жестов в этнических общностях рассматривается в работах Р. Бeдвистелла (Birdwhistell, 1973) и А. Кендона (Kendon, 1977). К. Леонгард дает анализ восприятия общепринятых жестов и мимики немцев и определенное внимание уделяет своеобразию их использования народами мира (Leonhard, 1968). Французский исследователь Д. Бергес рассматривает жесты, используемые в разных ситуациях общения (Berges, 1968).

Особое место в отечественной литературе занимает исследование А. Акишиной и Х. Кано, в котором рассматривается восприятие, интерпретация и систематизация «русских жестов и мимики» (Акишина, Кано, 1980). Авторы описывают различные варианты применения жестов, указывают варианты их использования, выделяют новые и устаревшие кинемы. Несомненным достоинством данной публикации являются хорошо иллюстрированные, четко выполненные рисунки. Причем использование жестов дается в сравнении с японской кинесической речью. Вместе с тем, по мнению Ю. А. Сорокина, замысел авторов оказался не полностью реализованным, так как в словаре не указывается социально-психологические параметры общающихся (возраст, пол, статус) и тональность общения, а также используются примеры из художественной литературы, а не даются примеры из сферы спонтанного узуального (общепринятого) поведения (Сорокин, 1987).

Воспринимая некоторые жесты в незнакомых культурах, этнофоры могут их по-разному интерпретировать. К таким жестам могут относиться различные поглаживания и похлопывания, имеющие разную распространенность среди этносов. Например, в Индии, согласно этническим нормам поведения, юноши, даже если ухаживают за девушкой, не могут к ней прикасаться.

Существуют жесты, которые распространены только в среде одного конкретного народа, а представители других этносов их не знают. Так, у этноса саха (якутов) имеется жест, выражающий недоверие по отношению говорящему. Он имеет следующую конфигурацию. Указательный палец правой руки сгибается и разгибается. Одновременно легким кивком головы и этим же пальцем слегка показывают в сторону человека, вызывающего недоверие (Григорьева, 1997; Щукина, 2004).

Семантически одинаковые жесты в разных странах могут выполняться разными способами и сопровождаться различными экстралингвистическими фонемами[2].

На территории проживания больших этносов, иногда имеются отдельные жесты, распространенные в отдельных районах страны. Например, американцы, проживающие в городах южных и западных штатов, теснее связаны между собой; исторически они относительно чаще проявляют гостеприимство. Вследствие этого у них в общении значительно чаще проявляется улыбка, подмигивание и приветствие «Howdy!» По приезде в Нью-Йорк жителей этих штатов удивляет равнодушие горожан (Nierenberg, Calero, 1971).

Телодвижения, называемые пантомимой, включают движения головы, туловища и ног. Телодвижения этнофоров передают информацию о психических и психофизиологических состояниях, здоровье, намерениях, отношении к собеседникам, окружающему миру и др.

По направлению взгляда объекта, времени и частоте фиксации на окружающих лицах, можно определить отношение к ним. Вместе с тем у разных народов существуют правила поведения, регулирующие разрешения и запреты на контакт глаз. С этих позиций все этносы можно разделить условно на две группы: у одних народов разрешается смотреть на собеседника (иногда даже поощряется), а у других – запрещается (считается проявлением невежливости и невоспитанности), вследствие чего взгляд собеседника должен быть направлен в сторону или вниз.

В западной Европе во время общения принято смотреть в глаза, а в восточных странах, как правило, не принято (к примеру, в Эфиопии, когда партнер по общению говорит с кем-то, то не смотрит ему в глаза). Вместе с тем и в западной культуре имеются различия. Если среди британцев обязательным правилом является зрительный контакт между собеседниками, то в США, где также господствует англосаксонская культура, такое правило не соблюдается. Например, Э. Холл так описывает впечатление американских женщин, вернувшихся в США из Парижа: «Французские мужчины часто с интересом смотрят на женщин, а иногда даже комментируют их внешность, что не ускользает от внимания француженок. Американская привычка не смотреть на людей, в том числе и женщин, заставляет чувствовать женщин, вернувшихся из Парижа, будто они не существуют. Иначе говоря, по возвращении из Франции, американки проходят период сенсорной депривации» (Hall, 1959, 151).

В восточных культурах на зрительный контакт накладываются ограничения, обусловленные религиозными запретами, полом, возрастом, статусом и ситуацией общения. В одной из китайских новелл дается такое описание героини: «Глаза ее округлились и широко открылись». Это совершенно не означает, что она удивилась, так у китайцев проявляется мимика гнева (Короленко, Фролов, 1979).

В. А. Лабунская, анализируя эссе японского писателя Кимуры Седзабуро «Угол зрения» указывает, что умение вести диалог на языке взглядов – это культурно-специфический признак страны Восходящего Солнца. В этом плане она называет японцев «людьми зрения». Например, привычка не смотреть на собеседников, избегать их взглядов, приводит к тому, что в общественном транспорте они часто закрывают глаза (Лабунская, 1999).

Подводя итоги исследованиям по контакту глаз в разных этносах, можно сделать два вывода. Первый: монографических исследований, в том числе кандидатских и докторских диссертаций, посвященных контакту глаз, в нашей стране нет. Второй вывод: отсутствуют методики по качественно-количественному измерению контакта глаз в разных этносах.

В монографии «Невербальная семиотика» Г. Е. Крейдлин осуществляет интегральное описание основных подсистем этого подхода (паралингвистика; кинесика, окулесика – воспринимаемая информация, гаптика, проксемика и др.) и даны их объемные характеристики (Крейдлин, 2002). Г. Е. Крейдлин исходит в анализе невербальной коммуникации с позиций семиотики и лингвистики. Уместно заметить, что некоторые исследователи (Фейгенберг, Асмолов, 1989) определяют подобную позицию как лингвоцентризм – изучение любых видов коммуникации по образу и подобию человеческой речи. Признавая достоинства работы Г. Е. Крейдлина, обозначим некоторые дискуссионные моменты. В этой работе отсутствуют ссылки на труды отечественного психолога, пионера в области исследования невербальной коммуникации в психологическом аспекте – В. А. Лабунской (1996; 1999), не используются количественные методы исследования кинем, без применения которых научное психологическое исследование считается не вполне корректным, а выводы – не совсем обоснованными. Г. Е. Крейдлин заполняет этот пробел обращением к лингвистическим методам исследования, принятым в семиотике, что является, естественно, обоснованным с его позиций. Думается, что если автор хотя бы указал на возможность использования не только качественных, но и количественных методов, то это в целом усилило бы многие его выводы.

Анализ отечественных и зарубежных кросс-культурных исследований по паралингвистическим средствам общения позволяет заключить, что из паралингвистических средств общения лучше всего изучена мимика. Совместное исследование мимики, жестов и телодвижений с системных позиций почти не проводилось. В силу этого анализируемые подходы выделяют лишь часть кинем, оставляя за пределами своего внимания многие из них. В этом плане имеющиеся методики, как правило, дают возможность проводить лишь качественный анализ кинем. К. Е. Щукина в 2004 г. под нашим руководством осуществила диссертационное исследования «Специфика паралингвистических средств общения народа Саха» с использованием методики «Выявление мимики, жестов, телодвижений и контакта глаз у представителей этносов». Эта методика базируется на качественно-количественных подходах (Щукина, 2004), в ее основу положен теоретический конструкт, представляющий собой многоплановую, разнопорядковую, многомерную, многоуровневую и динамично развивающуюся систему.

Первая группа кинем (коммуникативные кинемы) тесно связана с фундаментальными категориями социальной психологии («общением» и «отношениями»). Эта группа кинем проявляется в перцептивной и коммуникативной сторонах общения; их исследованием, как правило, занимаются социальные психологи. Вторая группа кинем, выражающая отношение людей к окружающему миру, также входит в исследовательское поле социальной психологии. Кинемы первой и второй группы в теоретическом конструкте относятся к социально-психологическому уровню. На проявление этих групп кинем активно влияет социальная среда. Результаты исследований свидетельствуют о том, что чем более удалены друг от друга народы по территории, тем больше вероятность появления у них жестов, телодвижений и контакта глаз, непонятных представителям территориально удаленных народов. К общепсихологическому уровню теоретического конструкта относится третья группа кинем, выражающих различные психические процессы и состояния представителей этноса. На проявление паралингвистических средств общения, относящихся к данному уровню, оказывает влияние этническая среда, но не в такой степени, как на особенности выражения кинем первого уровня. Исследованием кинем второго уровня занимаются в большинстве случаев представители общей психологии. Вместе с тем достаточно часто при проведении эмпирических и экспериментальных исследований по невербальным средствам общения социальные психологи вторгаются в исследовательское поле общей психологии, а представители общей психологии – в сферу интересов социальной психологии (к примеру, при исследовании групп кинем, выражающих различные чувства и состояния, были выявлены социальные чувства, выражающие смущение, стыд и пр.).

В теоретическом конструкте каждый уровень кинем может быть рассмотрен как подсистема, включающая составляющие (компоненты), которые определенным образом связаны между собой. Эти составляющие включают функциональное сочетание кинем (шкал), состоящих из более мелких структурных образований (субшкал). В свою очередь, они включают дробные элементы (показатели или признаки). С эмпирических позиций обсуждаемый теоретический конструкт операционализирован (Резников, 2005).

В процессе восприятия социального облика этнофора как объекта восприятия фиксируется его социальная роль, оформление внешности, проксемические особенности общения, поведенческие характеристики и деятельностные особенности.

Социальная роль – это поведение человека, обусловленное нормами данной этнической группой, его статусом или позицией в обществе, соответствующей ожиданиям его представителей. Особенно четко социальная роль просматривается у руководящих работников в восточных культурах. Руководитель ведет себя уверенно, степенно и с явно выраженным достоинством. Руководители же в западных культурах в целом более демократичны в общении, стремятся, как правило, вести себя с подчиненными «на равных» и без нужды не подчеркивают свой более высокий статус (особенно англичане).

Социальное оформление внешности (внешний облик). При восприятии одежды человека, его обуви, украшений и других аксессуаров этнофора можно определить различные особенности, в том числе и его этническую принадлежность (Сорины, 1998). Особенно это нетрудно сделать в том случае, если одежда или головной убор имеют национальный характер. Например, зрительно можно отличить жителя Средней Азии, одетого в пестрый национальный халат и носящего на голове тюбетейку, от выходцев с Северного Кавказа – в черкеске, украшенной серебряным или золотым шитьем, или в папахе.

Специфична национальная форма одежды у населения Индии, Афганистана и Арабского Востока, не говоря уже о национальных одеждах индейцев в Северной и Южной Америке.

В гардеробе западноевропейских мужчин обязателен «английский костюм», элегантный и строгий, достаточно простой по покрою, неяркий, сшитый из материала хорошего качества.

Мужчины, проживающие в городах Испании, в холодные месяцы часто обвязывают шею шарфом.

Лица, побывавшие в США, отмечают, что американцы стремятся одеваться просто и удобно. Представители высших слоев американского общества по сравнению со средним классом внешне выглядят элегантнее и скромнее. Молодые американки почти не пользуются бижутерией, а женщины среднего и старшего возраста активно ее используют.

В настоящее время в большинстве стран просматривается тенденция к унификации одежды (это в большей степени касается мужской одежды), а ношение национальной одежды наблюдается лишь у некоторых этносов, часто в праздничные дни. В России, например, во время представлений национальные костюмы надевают участники фольклорных коллективов.

К социальному облику этнофоров можно отнести использование ими национальных причесок, косметических средств, у мужчин ношение бороды и усов. По этой характеристике этносы значительно отличаются друг от друга.

Оптическая система отражения фиксирует проксемические особенности этнофоров – расстояние между общающимися и их пространственное взаимное расположение.

Основоположником проксемики является Э. Холл (Наll, 1959, 1966, 1969, 1983). Во многих этносах в зависимости от видов общения и социального статуса общающихся выдерживаются определенные расстояния между собеседниками. У американцев англосаксонского происхождения Э. Холл определяет интимную зону (от 15 до 45 см), личную (от 46 до 120 см), социальную (от 121 до 350 см) и публичную (больше 351 см). Уменьшение проксемической дистанции между общающимися расценивается ими как стремление к установлению дружеских отношений.

Э. Холл приводит интересные данные о проксемических особенностях общения американцев и арабов. Арабы во время беседы довольно близко подходят к собеседникам, что создает определенные неудобства для американцев (им кажется, что голос партнера неприятно громкий, партнер по общению дышит им в лицо; в отдельных случаях может чувствоваться запах тела). Американцы стремятся отодвинуться от собеседника (Наll, 1959).

У жителей Латинской Америки дистанция взаимодействия собеседников намного меньше по сравнению с принятой в Соединенных Штатах. Это создает психологические неудобства для североамериканцев при общении. Североамериканцы, прожившие некоторое время в Латинской Америке и не успевшие привыкнуть к пространственным зонам местных жителей, принимают различные формы адаптации. Используя стулья и столы, чтобы к ним слишком не приближались, они стремятся сохранить удобную для них проксемическую дистанцию с латиноамериканцами. А латиноамериканцы даже взбираются на эти стулья и столы, чтобы достигнуть более близкого расстояния, с которого им удобно разговаривать. Когда латиноамериканцы стремятся приблизиться к североамериканцам, то те, естественно, отодвигаются. «В результате они думают, что мы далеки или холодны, отказываемся от общения или недружественны. Мы, с другой стороны, постоянно обвиняем их в том, что они сворачивают наши шеи, давят на нас, обрызгивают наши лица» (Наll, 1959, р. 118). Один из испытуемых по этому поводу заметил: «этот народ подходит так близко, что глаза встречаются с глазами. Это действительно делает меня нервным. Они приближают лицо так близко, что чувствуешь, что они внутри тебя» (Наll, 1959, p. 118).

По мнению Э. Холла, в понятие проксемики входит не только организация зон взаимодействия среди общающихся, но и пространство вокруг рабочего места, жилища и учет рабочего времени. С этих позиций он определяет особенности принятой дистанции у немцев, англичан, французов, японцев и жителей арабского мира в быту и на рабочих местах (Наll, 1966; 1983; Hall E., Hall M., 1990).

При первоначальном контакте у китайцев расстояние между общающимися достигает примерно 1,5 м. Такая дистанция зависит от статуса коммуникантов и ситуации общения. У равных по положению партнеров оптимальная дистанция определяется размером чайного столика. По мере углубдения межличностных отношений она уменьшается до расстояния рукопожатия, после чего восстанавливается, что объясняется необходимостью считывать с лица говорящего эмоциональный подтекст.

В Японии принятое расстояние между собеседниками зависит от социального статуса, возраста, степени знакомства, межличностных взаимоотношений и общего контекста общения. Кроме того, показателем выбора социальной дистанции служит сложная система средств выражения вежливости в японском языке, которая подсказывает, какое физическое расстояние должно быть оптимальным в данный момент между собеседниками (Пронников, Ладанов, 1998).

Проксемический подход, предложенный Э. Холлом, использовал М. Ватсон в работе «Проксемическое поведение. Кросс-культурное исследование»; он предложил для количественного анализа в кросс-культурных исследованиях использовать пять проксемических переменных: угол расположения собеседников, их близость (по Э. Холлу, это зона или дистанция), касания, визуальные контакты и голос (Watson, 1970).

Различия проксемических зон становятся особенно заметны во время межэтнического общения. Внутриэтнические контакты не дают возможности их зафиксировать. Общаясь между собой, представители одного этноса воспринимают существующие дистанции между людьми как сами собой разумеющиеся.

Согласно полученным данным, у армянских женщин личностное пространство начинается с 22,6 см, а у русских – с 48 см; у армянских мужчин личностное пространство начинается с 33 см, а у русских – с 29,3 см (Резников, Флейто, 2003).

В целом можно сказать, что эмпирических исследований по проксемическим зонам у разных этносов весьма мало.

Особенности действий этнофора. Этнопсихологические особенности проявляются в разных видах деятельности – игре, учебе и труде. К примеру, в некоторых этнических общностях распространены и интернациональные игры (например, футбол, шахматы и пр.), и сугубо национальные (к примеру, в России лапта). Существуют виды спорта, формирующие анатомические, физиологические и психологические особенности представителей данного народа.

Наблюдая отношение представителей различных народов к своим трудовым обязанностям, в отдельных случаях (с определенной степенью достоверности) можно сделать предположение об этнической принадлежности объекта восприятия. В научной литературе имеется достаточно много публикаций, освещающих отношение этнофоров к своим профессиональным обязанностям (Луганский, 1968; Пронников, Ладанов, 1989, 1996, 1998; Льюис, 1999, 2001; Hampden-Turner, Trompenaars, 1993, 1994).

Зрительно воспринимая импульсивные действия этнофора (с учетом его эмоционально-волевого контроля), субъект может также определить некоторые свойства национального темперамента, уровень сформированности эмоционально-волевых качеств, а по коммуникативным действиям – уровень сформированности навыков общения.

1.3. Восприятие речевой информации в этническом общении

Информация, воспринимаемая с помощью слуха, может быть вербальной (речь) и невербальной (экстралингвистические и просодические особенности).

Речевые особенности. При восприятии речи фиксируется ее содержание, а также ее семантика, грамматика и фонетика.

Воспринимая особенности фонетики, лексики и грамматики, подтекста и др., субъект может ориентировочно определить национальность и регион проживания собеседника. Научное направление, которое занимается исследованием этих проблем, называется этнопсихолингвистика (Этнопсихологические проблемы семантики, 1978; Этнопсихолингвистика, 1988).

Общеизвестно, что разновидности английского языка у жителей Великобритании, США и Австралии весьма существенно различаются. Есть американский и британский варианты английского языка, имеющие отличия в лексике, грамматике и фонетике (Швейцер, 1971).

Диалектные фонетические особенностей языка этнофора позволяют определить не только страну, в которой он изучал язык, но и регион его длительного проживания.

Территориальные особенности наблюдаются во многих языках. В европейской части России, например, у русских, проживающих в северных областях (Нижний Новгород, Вологда и др.) часто фиксируется «окающий говор», а в южных областях (южнее Москвы) – «акающий». В Германии есть разные варианты произношения звука «r». Немцы не делают больших различий при произношении звуков «b» и «p», что может создать определенные трудности в разговоре с представителями других этнических групп.

Национально-культурная специфика речевого поведения, по представлению А. А. Леонтьева, обусловливается следующими факторами: 1) культурной традицией (традиционный речевой этикет); 2) социальной ситуацией; 3) особенностями протекания психических процессов и различных видов деятельности; 4) наличием в тезаурусе этнической общности специфических реакций, понятий и т. п., т. е. со спецификой денотатов (референтов), отраженных в системе традиционных образов, сравнений и системе кинесических средств; 5) спецификой языка, отраженной в системе стереотипов, образов и сравнений, структуре текстов, этикетных формах, подъязыках, функциональной стилистике и пр. (Леонтьев, 1977). Названные факторы экспериментально не проверялись, но они четко просматриваются. Например, русские, когда хотят кого-нибудь принудить к определенным действиям, то в отношении его используется образное выражение «кнутом и пряником», англичане – «палкой и морковкой».

Экстралингвистические особенности речи предполагают характер заполнения пауз, кашель и вдохи, смех и плач (В. А. Лабунская относит это к экстралингвистике) и интонация (В. А. Лабунская ее относит к экспрессии – выразительным движениям – Лабунская, 1999). На наш взгляд, при экспериментальном и эмпирическом исследовании перечисленных выше невербальных речевых компонентов такое деление, по-видимому, является перспективным и продуктивным. Вместе с тем в этнопсихологических исследованиях их изучение еще только начинается. В связи с этим в данной работе мы будем придерживаться позиции сведения всех компонентов в одну группу «экстралингвистических особенностей речи». В прошлом все это относилось к паралингвистике (Колшанский, 1974). В настоящее время некоторые исследователи относят вышеописанные компоненты к экстралингвистике.

Эмоции в речи. По речи можно определять психические состояния. Это показано в экспериментальной работе Э. Л. Носенко (Носенко, 1975). В западной культуре смех является признаком хорошего настроения и его принято показывать; по мнению этнофоров, это демонстрирует, что дела идут хорошо. У японцев же смех часто скрывает смущение, несчастье и даже горе. Якуты также могут слегка засмеяться в момент смущения.

В. П. Белянкин отмечает, что северные народы (к примеру, норвежцы, шведы, финны) говорят тише и менее эмоционально по сравнению с испанцами и итальянцами (Белянин, 2003).

Просодические особенности. К просодике относят темп, тембр, высоту и громкость речи (Лабунская, 1999).

Лингвисты полагают, что у венгров, итальянцев и испанцев темп речи по сравнению с русскими несколько выше.

Высота голоса может быть различна у представителей разных этносов. К примеру, жители Юго-Восточной Азии говорят высоким голосом. Принято считать, что у американцев низкий голос ассоциируется с мужественностью, он считается «эталонным».

Громкость речи. Э. Холл подмечает интересные национальные особенности речи своих соотечественников. «Американцы, как правило, говорят громко, чего не скажешь об англичанах и европейцах. Когда говорят тихим голосом, то это вызывает у американцев подозрение (Есть что-то тайное!)» (Hall, 1966, 141–143).

М. Ватсон пишет, что «народ в Штатах повышает голос, чтобы выделить что-то, а не обязательно в гневе, в то время как у китайцев повышенный тон голоса ассоциируется с гневом и потерей самоконтроля» (Watson, 1970, p. 17).

Многие южные этносы (арабы, грузины, цыгане, высокорослые этнические общности негроидной расы) говорят громче, чем итальянцы и испанцы. В то же время восточные этносы (например, индусы, японцы, вьетнамцы, бирманцы) общаются негромко. По-видимому, здесь имеют значение природно-географические условия, общественно-исторические и культурные традиции и др. Но даже речь соседствующих народов (например, живущих на одной географической широте – немцев, французов, англичан), с точки зрения громкости, имеет различия (Белянин, 2003).

1.4. Восприятие с помощью тактильной системы отражения

Научное направление по исследованию физических контактов (рукопожатия, прикосновения, поглаживания, похлопывания и поцелуи) получило название такесики (Лабунская, 1999). Принято считать, что тактильная система отражения менее информативна по сравнению со зрительной. Вместе с тем в определенных ситуациях физический контакт совместно с другими невербальными характеристиками (к примеру, расположение тела) дает возможность адекватно воспринять поведение представителя другого этноса. Различным видам межличностных отношений (деловые, личностные, интимные и пр.) соответствуют различные формы физических контактов (рукопожатия, прикосновения, поглаживания, похлопывания, поцелуи и пр.).

Каждая этническая общность в зависимости от религиозных, исторических, культурных традиций и других факторов нормативно регулирует различные формы прикосновений. Их диапазон достаточно велик: от интенсивных прикосновений до запретов на физические контакты. Примерами стран, где такесические кинемы достаточно активно используются, являются этносы Латинской Америки и арабский суперэтнос. С позиций этих народов отсутствие прикосновений к собеседнику может быть расценено как отчужденное и недружелюбное поведение (Hall, 1959, 1966).

На другом конце континуума расположены некоторые этносы Юго-Восточной Азии. Например, «японцы при приветствии не пожимают друг другу руки, не целуют друг друга в щеку, не совершают никаких подобных действий, так как это считается негигиеничным, возможно, из-за жаркого и влажного японского климата, как думают некоторые японские авторы» (Неверов, 1977, c. 330). М. Ватсон отмечает, что в этом регионе этнофоры обычно не касаются друг друга, а касание головы расценивается как серьезное нарушение правил общения (Watson, 1970).

В странах, где исповедуют ислам, религиозные правила поведения запрещают юношам прикасаться к девушкам, а мужчинам – к замужним женщинам.

А. Камю с юмором описывает ситуации, связанные с тактильными прикосновениями. «А кстати сказать, знаете ли Вы Грецию? ‹…› друзья там прогуливаются по улицам трогательной парой, держась за руку, ‹…› мужчины зрелого возраста, почтенные усатые люди, важно шествуют по тротуарам, сплетя свои пальцы с пальцами друга. На Востоке тоже так бывает? Возможно. Но вот скажите мне, взяли бы вы меня за руку на улице Парижа? Ну, разумеется, я шучу!» (Камю, 1969, с. 432–433).

Такесические кинемы (касания) могут сопровождать весь процесс общения (на этапе установления контакта, его поддержания и при прощании). Кинемы приветствия могут быть в форме рукопожатия, похлопывания и поцелуев.

Беседующие арабы для поддержания контакта после каждой остроумной фразы или удачной шутки широко используют жест удара ладонью по ладони собеседника. Такие жесты встречаются и в Узбекистане.

Жесты прощания и приветствия могут варьироваться в широком диапазоне (пожатие руки, похлопывания, поцелуи и пр.).

Касания «могут выполнять диагностическую роль в перцептивной стороне межэтнического общения партнеров, индикатора статусно-ролевых отношений между людьми, символа степени близости общающихся» (Лабунская, 1999, с. 233).

1.5. Восприятие с помощью ольфакторной системы отражения

Система естественных и искусственных запахов у представителей этносов проявляется по-разному. «С незапамятных времен известна «культура запахов» как специфическое средство социальной стратификации, как способ идентификации, установления тождества, принадлежности к одной микро– или макрогруппе» (Лабунская, 1999, с. 234). К примеру, использование дорогих или, наоборот, дешевых духов является невербальным индикатором для идентификации воспринимаемого этнофора. К примеру, в Германии принято активно пользоваться духами, одеколонами, дезодорантами и пр. В Великобритании духи и одеколоны не так активно используют. В некоторых арабских странах мужчины достаточно часто пользуются духами и одеколоном, которые продаются во многих магазинах в маленьких флакончиках.

Принято считать, что использование различных благоухающих запахов располагает собеседников, формирует у них позитивную установку к партнерам по общению. Вот почему в некоторых странах во время свадьбы невесту окуривают различными благовониями.

Исследованиями установлено, что у отдельных этносов, проживающих в некоторых странах Юго-Восточной Азии и на островах Тихого океана, необычно проявляются ольфакторные ощущения. Например, бирманцы при приветствии, показывая расположенность к партнеру, прижимаются ртом и носом к его щеке и вдыхают в себя воздух. Жители Самоа демонстрируют свои эмоции, касаясь носами, друг друга и втягивая в себя запах партнера, как бы подчеркивая, что собеседник источает доброжелательность и от него исходят приятные запахи (Almaney, Alwan, 1982).

В этнической психологии система запахов почти не исследована. Многие обобщения сделаны нами на основе качественного анализа этнографической и художественной литературы, а также результатов включенного наблюдения автора данной работы в процессе общения с представителями многих этнических общностей.

1.6. Механизмы, искажающие адекватность восприятия партнера в этническом общении

Процесс восприятия объекта может включать механизмы межличностного познания, а также механизмы, искажающие адекватность формирующегося образа воспринимаемого этнофора (Резников, 2001, 2002). В психологической литературе механизмы, влияющие на адекватность формирования представления о воспринимаемом человеке, называются по-разному: эффекты восприятия (Андреева, 1999) и механизмы, искажающие формирующийся образ воспринимаемого.

Остановимся на этноцентризме, стереотипизации и идеализации, которые тесно связаны с национальной принадлежностью и искажают образ воспринимаемого этнофора.

Механизм этноцентризма. Данное явление глубоко и обстоятельно исследовано с социально-психологических позиций (Левкович, Андрущак, 1995; Андрущак, 1998; Белинская, Стефаненко, 2000). Этноцентризм предполагает, с одной стороны, восприятие представителей других этносов через призму своего собственного образа жизни, а с другой стороны, оказание осознанного, а порой и неосознанного, предпочтения своей группы (проявление внутригруппового – внутриэтнического фаворитизма).

Человек воспринимает окружающий его мир через призму своего национального образа жизни, т. е. через сформировавшиеся у него этнические обычаи, традиции, привычки и пр. В этом просматривается «внутренняя структура личности», связанная с этнической субкультурой. Этническая принадлежность субъекта восприятия приводит в действие так называемый фильтрующий механизм личности, через который пропускается вся информация о воспринимаемом объекте. Суть данного механизма – пропуск всей информации через фильтр, связанный с этническим образом жизни. «Характер восприятия в межнациональном общении как самих людей, так и тех отношений, которые складываются между ними как представителями разных наций, более нюансирован, чем в однонациональной среде» (Хабибулин, 1974, с. 87). Если воспринимающий имеет опыт общения с представителями разных этносов, то влияние национальности на формирование представления о воспринимаемом этнофоре будет меньше. Влияние механизма этноцентризма зависит от этнических установок по отношению к конкретному этносу, с представителями которого субъект восприятия общается. В том случае, если в прошлом или в настоящее время межэтнические отношения напряженные, то, естественно, механизм этноцентризма будет проявляться сильнее и оценки воспринимаемого представителя будут более негативными. И, наоборот, если отношения в прошлом и в настоящее время позитивные, то этнические гетеростереотипы будут положительными.

Механизм стереотипизации. В социальном познании данный механизм предполагает отнесение воспринимаемого человека к одному из известных субъекту восприятия типов людей. В процессе этнической социализации человек учится классифицировать познаваемых людей, относя их к разным этносам на основе сходства и различия. У воспринимающего в прошлом, как правило, сформировались обобщенные представления о познаваемых им людях (этнические, расовые, профессиональные и пр.).

С одной стороны, механизм стереотипизации облегчает познание воспринимаемого этнофора, заимствуя из памяти субъекта психологические особенности этноса, к которому принадлежит воспринимаемый объект, и приписывает их оцениваемому человеку. С другой стороны, данный механизм приводит к формированию неадекватного образа познаваемого человека, наделяя его типологическими особенностями этноса (которые у объекта восприятия в реальности могут отсутствовать), в ущерб имеющимся у него индивидуальным характеристикам.

Влияние механизма стереотипизации может проявляться особенно заметно при восприятии представителей этнических групп, с которыми субъект ранее не общался. Этнофор, заимствуя отдельные психологические характеристики из стереотипа этноса, к которому принадлежит объект восприятия, привносит их в формирующийся у него конкретный образ данного объекта, тем самым искажая его адекватность. Особенно этот феномен может проявляться при кратковременном общении.

Механизм идеализации называют по-разному: «гало-эффект», «эффект ореола» или «эффект снисхождения». Суть функционирования данного механизма заключается не только в завышении положительных черт, качеств, но и в преуменьшении негативных особенностей. Данный феномен тесно связан с этнической установкой, которая является как бы пусковым механизмом для идеализации. Механизм идеализации проявляется, как правило, при наличии позитивной установки к этносу, к которому принадлежит объект восприятия, иногда и при недостаточной критичности субъекта восприятия, а также в тех случаях, когда субъект воспринимает этнофора из страны с более высокой культурой или с высоким уровнем экономического развития.

Выводы по главе 1

При анализе результатов исследований перцептивной стороны этнического общения был использован системный подход, в котором выделены следующие структурные компоненты: субъект и объект межэтнического восприятия и процесс восприятия.

1. Этнофор, являясь субъектом восприятия, одновременно представляет собой развивающуюся динамическую систему со многими характеристиками. В процессе этнического общения он является объектом восприятия со стороны своего партнера. Из всех многочисленных характеристик этнофора как субъекта восприяти, на адекватность, глубину, всесторонность, объективность и пр. формирования образа воспринимаемого объекта влияют следующие особенности: возраст, этническая принадлежность, этнические установки, наличие опыта общения с представителями данного этноса, межнациональный опыт общения и др.

2. При восприятии этнофора как объекта фиксируются его многообразные особенности.

а) Для системного группирования и классификации зрительно воспринимаемых характеристик в этнофоре нами был предложен термин «психологический облик воспринимаемого этнофора». В нем условно[3] были выделены физическая и социальная составляющие облика (физический и социальный облик).

При зрительном восприятии физической стороны осуществляется фиксация и интерпретация его антропологических, функциональных и паралингвистических особенностей.

Из функциональных особенностей этнически окрашенной является поза. Паралингвистические составляющие также имеют национальную окраску. Как показывают результаты исследований, основные эмоции распознаются представителями различных этнических общностей. Вместе с тем интенсивность и частота проявления эмоций в мимике у жителей разных стран различны. По этой проблеме имеется значительное количество исследований как за рубежом, так и в России. Жесты гораздо менее исследованы (особенно на качественно-количественном уровне). Анализ результатов исследований свидетельствует о следующем. Во-первых, одни и те же жесты достаточно часто являются многозначными по содержанию (например, рукопожатие означает не только приветствие и прощание, но и примирение). Во-вторых, подавляющее большинство жестов, как правило, совпадает по значению и способам выполнения (конфигурации), что дает возможность их адекватно воспринимать визуально и понимать. В-третьих, частота и интенсивность использования жестов представителями этносов различны. В-четвертых, у этносов одной страны могут быть жесты, которые распространены только среди этого народа, а представители других этносов их не знают. В-пятых, достаточно часто семантически одинаковые жесты могут выполняться разными способами и сопровождаться различными экстралингвистическими фонемами. В-шестых, внутри этноса, если он не гомогенен и расположен на большой территории, иногда имеются отдельные жесты, распространенные в отдельных районах страны.

Социальная сторона облика воспринимаемого этнофора включает фиксацию проявлений его социальной роли, оформления внешности, проксемических особенностей, поведения и деятельностных особенностей.

Результаты исследований свидетельствуют о том, что невербальные характеристики этнофора по сравнению с речью являются относительно более достоверными, а вербальные – более информативными. Воспринимая и оценивая физический и социальный облик этнофора, можно определить многие его психологические характеристики.

б) Субъект восприятия, оценивая используемые объектом характеристики речи (ее содержание, а также фонетические, лексические и грамматические особенности), может определить этническую принадлежность и регион длительного проживания собеседника. Экстралингвистические особенности речи этнофора (при восприятии особенностей тембра, высоты, громкости и интонации речи, характера заполнения пауз и др.) дают возможность определить его психическое состояние, личностные особенности и пр.

в) Каждая этническая общность в зависимости от религиозных особенностей, исторических, культурных традиций и других факторов нормативно регулирует различные формы прикосновений. Их диапазон достаточно велик – от интенсивных прикосновений до запретов на физические контакты. Исследований по проявлению физических контактов в межэтническом общении очень мало.

г) Использование естественных и искусственных запахов, а также их восприятие представителями разных этносов бывает разным (от активного использования до запрещения).

3. Процесс восприятия этнофора как объекта включает механизмы межличностного познания, а также механизмы, искажающие адекватность его восприятия, к которым относятся этноцентризм, стереотипизация и идеализация. Этноцентризм как механизм восприятия может завышать личные и деловые качества воспринимаемого этнофора. Механизм стереотипизации предполагает отнесение воспринимаемого этнофора к одному из известных субъекту восприятия этнических стереотипов. Он как бы наделяет его типологическими особенностями этноса в ущерб имеющимся у него индивидуальным характеристикам. Суть механизма идеализации заключается не только в завышении положительных черт, качеств, но и в преуменьшении негативных особенностей воспринимаемого этнофора. Основой функционирования данного механизма является наличие у субъекта позитивной установки к этносу, а иногда и его недостаточной критичности.

Глава 2 Коммуникативная сторона этнического общения

Под коммуникативной стороной этнического общения понимается обмен информацией между этнофорами в форме различных знаковых систем (вербальных и невербальных средств общения). По данной проблеме имеется значительное число исследований, особенно за рубежом (Горелов, 1980; Лабунская, 1999; Петрова, 2001; Григорьева, Григорьев, Крейдлин, 2001; Доржминчингийн, 2002; Семечкин, 2004; Asante, Newmark, Blake, 1979; Gudykunst, Ting-Toomey, Chua, 1988; Lesiker, 1991; DeVito, 1994; Gudykunst, 1994; Samovar, Porter, 1995; Samovar, Porter, Stefani, 1995; Dawar, Parker, Price, 1996).

Можно выделить следующие функции коммуникативного процесса этнофоров: информативная, металингвистическая, фатическая, побудительная и экспрессивная (Якобсон, 1970; Величковский, 1989).

Информативная функция общения этнофоров – передача партнеру сообщений истинного или ложного характера. Информационные потоки, как правило, более активно функционируют внутри этноса по сравнению с межэтническими потоками. Это обусловливается наличием общегосударственного языка, средств массовой информации, единой территории, сходством этнопсихологических особенностей и т. д. Вместе с тем в последние десятилетия возможности обмена информацией между представителями разных этносов значительно увеличились.

Металингвистическая функция дает возможность общающимся этнофорам осуществлять перевод информации с языка одной знаковой системы на язык другой с сохранением значения и смысла. Процесс выбора необходимой информации и адекватных средств для ее отправки собеседнику может быть назван кодированием, а ее получение – раскодированием. При раскодировании невербальной информации, полученной от собеседника, воспринимающий припоминает хранящиеся у него в памяти сведения о невербальных знаковых системах этноса собеседника. После этого он сопоставляет свои этнические средства невербального общения с получаемой от отправителя информацией. В случае разночтения содержания и смысла получаемой информации реципиент может ее уточнить.

Фатическая (контактоустанавливающая) функция общения способствует установлению и поддержанию межличностного контакта этнофоров. Во время этнического общения происходит уточнение позиций общающихся, достигается их взаимопонимание и взаимосодействие.

Побудительная (конативная) функция общения содержит информацию, склоняющую этнофора к принятию определенных решений и их реализации.

Экспрессивная (эмотивная) функция общения этнофоров предполагает передачу с помощью невербальных средств сообщения о своем психическом состоянии.

В данной главе предполагается рассмотреть коммуникационные средства общения этнофоров и психологическое воздействие на личность, обусловленное этнической спецификой. К научной новизне данной главы можно отнести комплексное рассмотрение средств коммуникации в этническом общении и методы психологического воздействия в этнической среде.

2.1. Средства коммуникации в этническом общении

Несмотря на обилие научной литературы по коммуникационным процессам за рубежом, средства межличностной коммуникации в этническом и межэтническом общении впервые нашли отражение в коллективной монографии психологов В. Гадикунста, С. Тинг-Туми и Э. Чуа «Культура и межличностная коммуникация» (Gudykunst, Ting-Toomey, Chua, 1988). Являясь специалистами по кросс-культурной коммуникации, они проанализировали огромное количество англоязычной литературы, обобщили ее и выдвинули свои оригинальные подходы.

В отечественной науке исследования по названной проблеме осуществляются, как правило, в рамках психолингвистики (Ермолаева, 1984), этнопсихолингвистики, психосемиотики, психологии речи и др…

Психологических исследований средств коммуникации в этническом общении явно недостаточно.

К средствам этнического общения относятся речь, невербальные и контекстуальные средства. Рассмотрим их последовательно.

Речь как основное средство этнического общения

Речь по сравнению с другими средствами коммуникации в процессе общения передает основную информацию от одного этнофора к другому. Содержание предаваемой информации может быть самым разнообразным: производственная, бытовая, психологическая и пр. тематика. В процессе контактов с помощью речевых высказываний могут одновременно обсуждаться проблемы настоящего, прошлого и будущего, что невозможно сделать при использовании невербальных средств общения.

Исследование речи как основного средства общения осуществляется в лингвистике, психолингвистике, психологии речи, этнопсихолингвистике, межкультурной коммуникации и других научных направлениях (Национально-культурная специфика речевого поведения, 1977; Леонтьев, 1977; Этнопсихологические проблемы семантики, 1978; Национально-культурная специфика речевого общения народов СССР, 1982; Величко, 1982; Сорокин, 1987; Язык и культура, 1987; Этнопсихолингвистика, 1988; Грушевицкая, Попков, Садохин,2002; Персикова, 2002; Павлова, 2002; Белянин, 2003).

Выделяются особенности «звуковых жестов». Представители разных этносов своеобразно передают звучание слов на расстоянии при плохой слышимости. Русские для обозначения звуков используют собственные имена (Петр, Иван и др.), а англичане передают слово побуквенно (C, B, W и т. д.) (Национально-культурная специфика…, 1977).

Роль языка в этнической социализации, международном общении и особенно в межэтнической коммуникации раскрыта в книге С. Г. Тер-Минасовой «Язык и межкультурная коммуникация» (Тер-Минасова, 2004).

Коммуникативные проблемы могут возникать при общении этнофоров, принадлежащих к разным этносам и общающихся на разных языках (в этом проявляется металингвистическая функция общения). Даже при хорошем знании иностранных языков порой могут возникать проблемы точного перевода информации с одного языка на другой. «Наиболее частным случаем такого языкового несоответствия является отсутствие точного эквивалента для выражения того или иного понятия, и даже отсутствие самого понятия. Это связано с тем, что понятия или предметы, обозначаемые такими словами, достаточно часто являются уникальными для данной культуры, а в других культурах отсутствуют и, следовательно, там нет соответствующих слов для их выражения» (Грушевицкая, Попков, Садохин, 2002, с. 161–162).

К несомненным достоинствам результатов исследований отечественных ученых по этнопсихолингвистике можно отнести разработанный ими вопросник по коммуникативному поведению среди разных народов мира, с помощью которого можно выявлять этническое своеобразие речи, речевой этикет, особенности коннотаций, использование мимики и жестикуляции и др. (Национально-культурная специфика…, 1977).

Эмпирическое исследование восприятия стилей речи у русских[4]. Американские исследователи В. Гадикунст, С. Тинг-Туми и Э. Чуа рассмотрели речь с позиций вербальных коммуникативных стилей в контексте культуры различных этносов (Gudykunst, Ting-Toomey, Chua, 1988). У разных этносов ими были выявлены вербальные стили и определены с помощью качественных методов анализа (этнографическое интервью, наблюдение за участниками вербального общения и дискурсивный анализ).

Для выявления этнопсихологического облика русских нами была использована выборка, включающая 610 респондентов из 24 районов Костромской области (региона традиционного проживания русских). Одна из составляющих методики включала позиции по восприятию стилей речи. Все позиции оценивались по 5-балльной системе: от «1 – очень редко проявляются» до «5 – очень часто проявляются». Исследование осуществлялось с помощью закрытых вопросов. Выявлялось использование речевых стилей мужчинами и женщинами, городскими и сельскими жителями, а также проявление вербальных стилей в различных ситуациях: в социально-ролевом общении (формальном – в транспорте, магазинах и пр.), деловом и дружеском общении. В исследовании также изучались громкость и скорость устной речи русских. В методику были заложены вопросы выявления предпочтительности использования русскими информации, поступающей через разные органы чувств (зрение, слух и обоняние).

Описание стилей речи. 1. Прямой стиль – открытая, ясная манера изложения своей позиции; прозрачная логика высказываний (такой стиль распространен среди американцев). 2. Красноречивый стиль (велеречивый; служит для яркого, убедительного и выразительного доказательства что-либо; к нему прибегают итальянцы и французы). 3. Высокопарный стиль (напыщенный; цветистый) близок к красноречивому (характерный для арабов). 4. Уклончивый стиль (непрямой, витиеватый; при изложении своей позиции этнофоры избегают категоричности и жесткой утвердительности; используют слова «возможно», «может быть» и пр., а также прибегают к намекам, паузам, уклончивым ответам и умолчаниям). Таким стилем пользуются японцы и корейцы. 5. Многословный стиль (многоречивый), предполагающий использование отступления в речи от главной темы и большое количество слов, не несущих смысловой нагрузки. 6. Немногословный стиль – это точная, емкая и краткая манера изложения мыслей. 7. Личностный стиль – это индивидуально-ориентированный стиль, подчеркивающий «Я» говорящего. 8. Коллективистский стиль имеет два варианта: употребление местоимения «мы» от имени группы и учет своей позиции и позиции собеседника (должности, положения и статуса)[5]. 9. Эмоциональный стиль (аффективный, экспрессивный стиль; используются эмоции, мимика, жесты, эмоционально окрашенные слова и пр.; таким стилем пользуются арабы). 10. Активный (динамичный) стиль.

Выводы по результатам исследования. 1. Мужчины как в городской, так и сельской местности используют «прямой», «личностный» и «активный» стили речи; громкость голоса при этом высокая.

2. Женщины, проживающие в городе и сельской местности, предпочитают «использовать «эмоциональный», «многословный» и «активный» стили речи. По сравнению с мужчинами «прямой стиль» они используют гораздо реже. Громкость и скорость речи у женщин высокая.

3. В деловом общении русские используют «красноречивый», «активный», «многословный» и «прямой» стили, что косвенно свидетельствует о сформировавшихся рыночных отношениях среди русских. Громкость речи высокая, а скорость средняя.

4. В дружеском общении стили речи характеризуются «активностью», «эмоциональностью» и «прямотой». «Громкость речи» достаточно высокая; «скорость речи» в селе выше, чем в городе.

5. Для русских в городской и сельской местности характерен «прямой стиль речи». В сельской местности русские разговаривают громче, чем в городских условиях. Скорость речи как в городе, так и в сельской местности среди русских невысокая.

6. «Коллективистский стиль – Мы» как среди мужчин, так и женщин по рангам занимает предпоследнее и последнее места, что может объясняться в основном моноэтническим общением русских на территории Костромской области и отсутствуем национальной традиции противопоставления себя как русских другим этносам.

7. Результаты эмпирического исследования свидетельствуют о том, что речевой стиль русских может быть охарактеризован комбинацией нескольких стилей разной выраженности.

8. Восприятие информации осуществляется в такой последовательности с помощью: зрительного канала, слухового и обоняния (Резников, Садов, Колиогло, Фетискин, 2005).

Невербальные средства этнического общения

В главе 1 данной работы невербальная информация рассматривалась в аспекте ее восприятия и оценки личных и деловых качеств собеседника (этнофора). Здесь же она анализируется с позиций разнообразных возможностей человека, используемых в этнических контактах, передаваемых и получаемых с помощью зрительных, слуховых, тактильных и ольфакторных каналов. Одной из трудностей проведения данного исследования является то, что невербальные средства этнического общения одновременноимеют отношение к разным его аспектам.

Уровень развития и своеобразие функционирования названных каналов обмена невербальной информации обусловливается общественно-историческими, экономическими и иными условиями развития этносов.

Невербальная информация может дополнять, замещать и опровергать речевую информацию (Смирнова, 1977; Грушевицкая, Попков, Садохин, 2002).

По мнению В. П. Морозова, невербальные средства коммуникации обладают рядом особенностей, принципиально отличающих их от лингвистической коммуникации, что дает основание выделить их в особый информационный канал общей системы коммуникации. К этим особенностям относятся следующие: 1) полисенсорная природа невербальных средств информации, реализующихся одновременно через разные органы чувств; 2) невербальные средства общения по сравнению с речью имеют более древнее эволюционно-историческое происхождение; 3) относительная независимость невербальных средств от семантики речи (иногда слова могут означать одно, а невербальные средства общения другое); 4) значительная непроизвольность и бессознательность их проявления; 5) относительная независимость невербальных средств общения от языковых барьеров; 6) специфика кодирования передаваемой невербальной информации и особенности функционирования психофизиологических механизмов по восприятию отправленной участником общения невербальной информации (декодирование) (Морозов, 1998); 7) невербальная коммуникация, как правило, связана с личностью этнофора и конкретной ситуацией, в которой происходит обмен информацией, и в ней в большинстве случаев отсутствуют возможности получения сведений о прошлом и будущем собеседника (Грушевицкая, Попков, Садохин, 2002).

Между этнофорами при общении возникает прямая и обратная связь. Шеннон в традиционной схеме коммуникации использует один речевой канал (Шеннон, 1983). На наш взгляд, продуктивен подход В. П. Морозова, выдвинувшего модель двухканальной структуры коммуникации человека, в которой, наряду с речевым каналом, дополнительно осуществляется обмен невербальной информацией. При восприятии иностранной речи общающихся этнофоров ее декодирование осуществляется двумя относительно независимыми полушариями мозга (левым и правым), что способствует повышению адекватности понимания отправляемых и получаемых информационных сообщений (Морозов, 1988).

В процессе этнического общения этнофоров задействованы, кроме слухового канала, и другие каналы обмена невербальной информацией (зрительные, обонятельные, тактильные и пр.). Поступление невербальной информации от отправителя по различным каналам и ее декодирование с помощью многочисленных систем психического отражения дает основание полагать, что в совокупности одна и та же информация, полученная с помощью различных каналов, может быть более достоверной (она как бы накладывается на другую, в силу чего делается более выверенной и надежной).

В этнических и межэтнических контактах вербальные и невербальные средства служат аффективно-коммуникативной функции общения (Ломов, 1999). Можно сказать, что она реализуется в кодировании, передаче и распознавании (раскодировании) речи и невербальных средств в процессе этнического общения. В случае адекватной расшифровки невербальных средств используется такое понятие, как «понимающее настроение» (Jolley, Zhi, Thomas, 1998). Кроме того, аффективная функция общения через используемые невербальные средства общения (мимику, жесты, телодвижения и пр.) трансформируется в информационную функцию. Важно и то, что аффективная функция общения в социальной и этнической психологии исследуется явно недостаточно ввиду трудности ее выделения в «чистом» виде. В зарубежной и отечественной литературе аффективная функция этнического общения обычно рассматривается в нерасчлененном виде при проведении научных работ по проблемам перцепции и социального познания.

Рассмотрим виды невербальной информации, которые проявляются в общении этнофоров при использовании ими зрительного, акустического, тактильного и ольфакторного каналов.

Зрительная информация. С помощью зрительного канала воспринимается основная часть информация о паралингвистических особенностях представителей этнических общностей, их социальных ролях, внешности, используемых ими проксемических средствах общения и др. (к примеру, при удивлении этнофор может широко открыть глаза; при дружеских отношениях один партнер может подмигнуть другому и пр.).

Последовательно рассмотрим, какая информация может передаваться от одного этнофора к другому (кодироваться и раскодироваться) с помощью некоторых составляющих, входящих в физический облик представителя национальной группы.

Функциональные особенности личности включают позу, походку и осанку. Как показывают результаты исследований, походка и осанка зависят от возраста, пола и профессии; индивидуально они варьируются в достаточно широком диапазоне и не имеют, как правило, этнической окраски. Наиболее интересны и информативны в этническом плане позы. Одни этнические позы поощряются, другие запрещаются. Иногда с позиций других этносов позы могут быть не понятыми и даже не приниматься. Например, у некоторых восточных народов для выражения уважения и почтительности собеседнику используется поза приниженности (в общении с руководителем; лицом, занимающим высокий статус и т. д.). В состоянии расслабленности американцы иногда могут при отдыхе сидеть, вытянув вперед ноги, тем самым сообщая собеседнику о своем физическом и психическом самочувствии. Описанные позы, естественно, возможны только в определенных ситуациях.

Таким образом, в процессе общения по этническим позам этнофор получает специфическую информацию о самочувствии (физическом и психологическом) партнера по общению.

Паралингвистические средства общения этнофоров включают мимику, жесты, телодвижения и контакт глаз.

По мимике как паралингвистическому средству общения между этносами проводилось большое количество исследований за рубежом и в России (Гранская, 1998; Пронников, Ладанов, 1998; Оконешникова, 1999; Кириленко, 1987; Фоли, 1996; Изард, 1999). Анализ многочисленных источников приводит к следующим выводам. В процессе общения информация, передаваемая партнерами в форме мимических выражений друг другу в целом узнаваема представителями разных народов, даже в том случае, если они ранее никогда не видели друг друга. По-видимому, данное обстоятельство обусловливает активное использование мимики в качестве невербального средства общения. Трудностью восприятия мимики является различная интенсивность ее проявления у разных этносов. Например, некоторые народы более ярко проявляют свои эмоции и чувства (к ним относятся представители стран Латинской Америки, французы, итальянцы, арабы, армяне, грузины и др.). Жители же стран Северной Европы (финны, шведы, норвежцы и др.) проявляют свои эмоциональные состояния не так интенсивно. Другой трудностью восприятия и интерпретации информации, получаемой с помощью мимики, является то обстоятельство, что в отдельных случаях некоторые эмоциональные выражения в разных этносах могут иметь различный смысл (по А. Н. Леонтьеву – значение и смысл). Например, во многих культурах улыбка является признаком хорошего настроения, а у японцев она может дополнительно нести и другую коммуникационную задачу – скрывать смущение, а порой несчастье (Неверов, 1977).

Использование этнофорами «дежурной улыбки» (duty smile) может вносить информационный шум при раскодировании реальных психических состояний воспринимаемого этнофора (например, часто проявляемые англичанами знаки вежливости часто сопровождаются улыбкой).

Результаты исследований по жестам как невербальному средству общения свидетельствуют о следующем. Интенсивность использования жестов у разных народов различна. В том случае, если этносы проживают недалеко друг от друга и имеют интенсивные контакты, информация, передаваемая с помощью жестикуляции, достаточно часто узнаваема представителями разных народов. Когда же этносы проживают достаточно далеко друг от друга, то существует большая вероятность, что в их невербальном тезаурусе относительно чаще могут использоваться культурно-специфические жесты (как по значению, так и по исполнению), которые партнеру по общению из других этносов будет трудно распознать. К примеру, у итальянцев распространен жест, показывающий, что человек хитрый и что он может обмануть. Его можно описать следующим образом: указательный палец правой руки дотрагивается до правой щеки, чуть ниже глаза (такой жест у русских отсутствует). Для представителей русского этноса непонятными могут быть и следующие японские жесты. Кулак поднимается чуть вверх, большой палец и мизинец отогнуты, что означает жест курильщика опиума. Другой жест заключается в том, что во время разговора японец поднимает вверх мизинец. Названная кинема информирует, что упомянутая во время беседы или присутствующая женщина является чьей-то женой или любовницей (Неверов, 1977). У французов достаточно распространен жест поглаживания пальцами по щеке. Русским он непонятен, а для французов он означает: «Ты мне надоел, ты долго разговариваешь» (Андрианов, 1977, с. 261).

Из этого следует, что в отдельных случаях информация, передаваемая с помощью жестов, партнеру по общению из другого этноса может быть не понятна и, естественно, проигнорирована.

При восприятии и оценке одних и тех же кинем, используемых в разных культурах, этнофоры по-разному могут их интерпретировать, вкладывая в них свое культурно-специфическое содержание.

Телодвижения людей как знаковые системы передают информацию общающимся этнофорам об их намерениях, о психических и психофизиологических состояниях, здоровье и др. Данные кинемы по сравнению с мимикой и жестами в этническом общении используются гораздо реже (особенно народами, проживающими в северных широтах, в странах с высокой культурой общения и пр.). При использовании этнофорами отдельных телодвижений для передачи информации партнеру по общению, при их отсутствии в тезаурусе средств невербального общения у других этносов они могут быть непонятными и порой казаться неэстетичными.

Контакт глаз является одним из часто используемых невербальных средств коммуникации в этническом общении. В культуре каждого народа существуют этнопсихологические неписаные правила, разрешающие и запрещающие контакт глаз при общении друг с другом. Например, в восточных культурах на зрительный контакт накладываются ограничения, обусловленные религиозными запретами, полом, возрастом, статусом и ситуацией общения. Обмен информацией посредством глаз наиболее адекватен при внутриэтнических контактах или при общении представителей одной культуры. Вместе с этим, например, среди англичан принято во время общения смотреть собеседнику в глаза, в то время как американцы англосаксонского происхождения в течение разговора могут этого и не делать. «Отступление от норм зрительного контактирования в этих видах общения приводит к трениям и сбоям, к возникновению затрудненного общения» (Лабунская, 1999, с. 213).

Изложим кратко результаты эмпирического исследования К. Е. Щукиной по выявлению своеобразия паралингвистических средств общения народа саха, выполненного под нашим руководством. Городские женщины народа саха чаще, чем сельские женщины, используют коммуникативные кинемы и кинемы, выражающие отношение к социоэтнической действительности, а сельские женщины чаще по сравнению с городскими используют кинемы, выражающие психические процессы и состояния – «смущения» и «чувство вины» (стыда). Городские мужчины по сравнению с сельскими чаще используют все три группы кинем (коммуникативные кинемы; кинемы, передающие отношение к социоэтнической действительности, и кинемы, выражающие психические процессы и состояния). Выявлены кинемы народа саха, которые ранее не были описаны в научной литературе (жест недоверия, жест – запрет, своеобразие поцелуя и др.). Что касается контакта глаз, то среди народа саха имеются определенные ограничения по его использованию (Щукина, 2004).

После анализа составляющих физического облика перейдем к рассмотрению социального облика этнофора (социальная роль, социальное оформление внешности, проксемические особенности, деятельность и поведение).

Социальная роль – это совокупность действий этнофоров в зависимости от их статуса, заданных менталитетом этноса и ожиданиями окружающих лиц. Зрительно воспринимая друг друга, этнофоры получают информацию, которая дает возможность предположить, какой диапазон индивидуальных отклонений при выполнении социальной роли может допустить представитель данной этнической общности. С учетом этой прогностической информации каждый участник межэтнического контакта имеет возможность выстроить свое дальнейшее поведение при общении.

Зрительная информация, связанная с социальным оформлением внешности этнофора , дает возможность отправлять партнерам по этническому общению сведения о принадлежности к определенному социальному слою, культурному уровню, ценностных ориентациях, принадлежности к этносу (к примеру, ношение национальной одежды), религиозности (ношение религиозных аксессуаров), личностных особенностях и пр. Полученная таким образом информация дает дополнительные возможности для закреплении межличностных контактов и дальнейшего эффективного сотрудничества. Информация, связанная с социальным оформлением внешности, способствует реализации фатической (контактоустанавливающей) и частично экспрессивной функции этнического общения.

Информация, заложенная в проксемических средствах общения, не всегда очевидна. Особенно ее роль возрастает при межэтнических контактах этнофоров, проживающих в далеких друг от друга культурах. В том случае, если отправленная одним из общающихся этнофоров проксемическая информация не будет раскодирована его партнером по общению, это может явиться определенным психологическим барьером для дальнейшего контакта. К примеру, арабы, у которых личностная дистанция меньше, чем у американцев, могут расценить отдаленность как неискренность в намерениях американцев. В целом можно отметить, что при нарушении личностного пространства (в переводе с английского языка space bubble означает «пространственный пузырь») этнофора представителем другого этноса, это вызывает психологический дискомфорт, который может выразиться в раздраженной манере поведения.

Проксемическое пространство в управленческих офисах достаточно часто организуется согласно этническим нормам и традициям (расположения рабочих мест руководителей и подчиненных; их меблировка, установка перегородок и пр.).

В официальных межэтнических контактах важна информация о местоположении каждого участника этого процесса, обусловленная как служебным положением и этническими нормами, так и международным этикетом.

Деятельность и поведение, совершаемые этнофорами, дают возможность показать (иногда и продемонстрировать) партнерам по общению (целенаправленно или бессознательно) свою профессиональную компетенцию, отношение к трудовой деятельности, деловые и личностные качества и пр. Информация, получаемая в ходе наблюдения за действиями и поведением этнофоров, позволяет не только оценить деловую состоятельность партнеров, но и прогнозировать возможность дальнейшего делового взаимодействия с ними. Можно сказать, что сведения о деятельности, действиях и поведении этнофоров обеспечивают информативную, контактоустанавливающую и побудительную функции этнического общения.

Акустическая невербальная информация. К ней можно отнести экстралингвистические и просодические средства общения.

Передача информации с помощью экстралингвистических средств общения (заполнение пауз, кашель, вздохи и эмоции – плач, смех и пр.) зависит от этнопсихолингвистических особенностей, своеобразия языка, культуры речи общающихся этнофоров (их профессии, темперамента, эмоционально-волевого регулирования и пр.). Например, в русском языке паузы в речи заполняются такими звуками и словами: «мм», «ээ», «эта», «так сказать» и пр., а в английской речи – «well», «er» и т. д. («Национально-культурная специфика речевого поведения, 1977).

В различных этносах отмечается «культура молчания» или, наоборот, выражения скорби на похоронах (плач, рыдания и пр.), которые в этнопсихологическом плане пока слабо изучены.

Т. Хасегава и В. Гадикунст в своем исследовании «Молчание в Японии и Соединенных Штатах» провели факторный анализ, а затем на основе полученных результатов провели вторичный факторный анализ и получили два измерения: «негативный взгляд на молчание» и «стратегическое использование молчание». Японцы в своих ответах выражают более негативный взгляд на молчание в процессе общения с незнакомцами по сравнению с общением с близкими друзьями. Американцы же склонны к более предпочтительному использованию стратегии молчания по сравнению с японцами (Hasegawa, Gudykunst, 1998). Вообще влияние паузации на смысл высказывания велико.

Экстралингвистические средства общения этнофоров долгое время не являлись предметом исследования. В 1977 г. Институтом языкознания была издана работа «Национально-культурная специфика речевого поведения», в которой был опубликован опросник по выявлению особенностей коммуникативного поведения народов мира. Одна из его позиций включала сбор информации по вопросу заполнения пауз в речи.

К сожалению, в дальнейшем идея сбора информации и публикации по названной проблеме не получила развития. В целом можно сказать, что данная проблема в этнопсихолингвистическом и кросс-культурном планах почти не проработана (Национально-культурная специфика речевого поведения, 1977).

Просодические средства общения (темп, тембр, высота, громкость и интонация). Определенные коммуникативные проблемы могут возникнуть в межэтническом общении в силу различий в темпе речи у различных народов (например, венгерская речь по сравнению с русской более быстрая).

Кроме того, при вербальном общении у разных народов замечена разница в использовании количества и своеобразия междометий. Так, например, француз-провансалец по сравнению с русским использует междометия более часто (в частности, своеобразное «О-ла-ла!», означающее восхищение и выражающее высокую степень восторга) («Национально-культурная специфика речевого поведения, 1977).

Достаточно яркое проявление эмоций отмечается в интонировании арабской речи (по сравнению с английской речью).

В целом можно сказать, что использование акустической невербальной информации в общении обусловливается в каждом этносе лингвистическими, культурными и иными традициями. В одних этносах они более интенсивно используются, а в других национальные нормы и правила ограничивают их употребление. Этнофоры в этническом общении с помощью различных элементов (заполнение пауз, кашель, вдохи, эмоции, темп, тембр, высота, громкость и интонация) имеют возможность неявно информировать собеседника о своей принадлежности к определенному этносу, уровню владения иноязычной речью и речевой культурой, об особенностях национального темперамента, психологическом самочувствии и других особенностях. Таким образом, отправляемая и получаемая просодическая информация по отношению к коммуникативному процессу этнофоров выполняет информативную, контактообразующую, конативную и эмотивную функции.

Тактильные средства общения. Этнофоры с помощью прикосновений информируют друг друга о состоянии здоровья, психическим состоянии, об отношении друг к другу и пр. Использования касаний в различных этнических ситуациях общения контролируется с помощью зрительной и акустической систем психического отражения, что дает возможность этнофорам адекватнее понять друг друга и быстрее найти взаимопонимание. Интенсивность использования тактильных средств в межличностном общении этнофоров зависит от распространенности физических прикосновений в этносе и регулируется национальными нормами и правилами поведения. В том случае, если данное обстоятельство не принимается во внимание, могут создаваться коммуникативные барьеры в процессе установления контактов и в совместной деятельности. В. Гадикунст, С. Тинг-Туми и Е. Чуа пришли к выводу, что в арабской, средиземноморской и латиноамериканской культурах касания распространены достаточно широко (Gudykunst, Ting-Toomey, Chua, 1988).

В целом можно сказать, что использование такесической системы средств по сравнению с другими невербальными средствами обусловливается гораздо более строгими этническими нормами (к примеру, англичане-мужчины не целуются, французы целуются два раза, русские – три раза, а югославы – четыре раза), правилами общения, а также формой общения (деловое, личностное, интимное и др.). В то же время существуют и этикетные виды интеракции, которые распространены среди многих этносов и достаточно часто соблюдаются в международном общении (к примеру, рукопожатия).

Такесическая система невербальных средств общения дает возможность этнофорам получить информацию о национальном темпераменте, уровне эмоционально-волевого контроля, об эмоциональном отношении к партнеру по общению и пр. Прикосновения в этносах обусловливаются более строгими нормами по сравнению с другими невербальными средствами общения. Нарушение этнических норм в межэтническом общении может достаточно серьезно затруднить взаимодействие этнофоров. При незнании национальных норм использования такесических средств партнера по общению в его этносе применять касания по отношению к нему нежелательно. Применительно к коммуникативному процессу названные средства участвуют в реализации информативной, фатической и экспрессивной функций.

Ольфакторные средства общения. При использовании этнофорами одеколонов, духов и других благоухающих веществ партнеры по общению получают дополнительную информацию друг о друге. По сравнению с другими невербальными средствами общения ольфакторные средства общения являются менее информативными и проявляются только в определенных ситуациях. Женщины по сравнению с мужчинами их чаще используют. Вместе с тем в некоторых этносах их применяют также мужчины. Этническая общность регламентирует использование этих средств в определенных ситуациях общения. «Система запахов – это специфическое средство социальной стратификации (носитель запаха дорогих импортных духов безоговорочно причисляется к лицам с высоким статусом, к финансово состоятельным, к элите и т. д.), способ идентификации, установления тождества, принадлежности к одной микро– или макрогруппе» (Лабунская, 1999, с. 237). С учетом этого обстоятельства ольфакторные средства лишь в определенных ситуациях дают дополнительную информацию общающимся этнофорам друг о друге.

Таким образом, можно сказать, что ольфакторные средства этнического общения дают возможность этнофору информировать партнеров по контакту о своем вкусе, материальных возможностях, статусе и других возможностях. Вместе с тем по сравнению с другими невербальными средствами они являются менее информативными. Этнические нормы регламентируют их применение женщинами и мужчинами в определенных ситуациях. Ольфакторные средства в коммуникативном процессе этнофоров реализуют информативную, фатическую и экспрессивную функции.

Контекстуальные средства общения

В отечественной научной литературе информация по контекстуальным средствам общения этнофоров почти отсутствует. Имеются публикации по данной проблеме на английском языке. К контекстуальным средствам общения относятся пространственное окружение жилища, домашняя среда и время (Hall, 1957; Gudykunst, Ting-Toomey, Chua, 1988; Nishida, Hammer, Wiseman, 1998; Martin, Nakayama, 2000). Названные средства интересны в двух планах. Во-первых, места проживания этноса, как правило, отражают его этнопсихологические особенности (пространственное окружение жилищ, расположение квартир, своеобразие мебели и пр.), во-вторых, они несут информацию о партнерах по общению. К примеру, хозяин приглашает к себе домой представителя другого этноса. Это подразумевает, что гость должен считаться с этнопсихологическими особенностями хозяина (по этому случаю в русском языке существует пословица: «В чужой монастырь со своим уставом не ходят!»).

Окружение жилищ. В своем исследовании И. Альтман и М. Гаувейн «Кросс-культурный диалектический анализ домов» пришли к выводу, что в индивидуалистических культурах жилища представителей среднего класса отделены от пространства улицы с помощью использования легких ограждений, фронтальных дворов, ограждений, ворот и лужаек. В Канаде и Англии для того, чтобы защитить себя от взглядов пешеходов, используют высокий кустарник, деревья и заборы. В коллективистских культурах архитектурный дизайн дома интегративно связан с центральной площадью, общественным центром или соседним жилищем (Altman, 1975; Altman, Gauvain, 1981).

И. Альтман, М. Гаувейн и Ю. Туан утверждают, что для реализации желаний этнофоров по организации общественной жизни после Второй Мировой войны в центре городов стали строиться торговые центры (Altman, Gauvain, 1981; Tuan, 1982).

Интересное исследование провели К. Маккей и Д. К. Фесенмаер, рассматривающие кросс-культурные различия при восприятии достопримечательностей туристами из различных стран на рынке туристического бизнеса (Mackay, Fesenmaier, 2000).

Домашняя среда. И. Альтман и М. Гаувейн, а также К. Вернер и Д. Оксби при изучении домашней обстановки и меблировки в квартирах американцев среднего класса установили, что они символизируют желание владельцев дифференцировать себя от других. При изучении обстановки и меблировки в индийских, японских и мексиканских домах просматривается тенденция выразить общественнное желание присоединения друг к другу, внутреннего контакта и групповой идентичности (Altman, 1975; Altman, Gauvain, 1981; Werner, Altman, Axley, 1985).

Изучая феномен регуляции частной жизни в индивидуалистических и коллективистских культурах с позиций разных исследователей, В. Гадикунст, С. Тинг-Туми и Э. Чуа указывают, что для передачи сообщения потенциальным партнерам по общению используются конкретные ситуации. Примерами могут служить закрытые двери в США, означающие, что хозяин занят и его не надо беспокоить; в Германии ту же информацию несут закрытые звуконепроницаемые двойные двери, а в Норвегии – закрытые большие резные двери (Тишинский, 1977).

Вместе с тем, несмотря на четко просматриваемую тенденцию в индивидуалистической культуре сохранять феномен, связанный с частной жизнью, ее представители тем не менее в межличностном общении по сравнению с представителями коллективистских культур более склонны к самораскрытию (Gudykunst, Ting-Toomey, Chua, 1988).

Результаты исследований Х. Нишиды и Р. Вайзмана свидетельствуют о том, что при восприятии многомерных (трудно дифференцируемых) ситуаций межэтнического общения у японцев и американцев проявляются когнитивные различия (Nishida, Hammer, Wiseman, 1998).

Хронемика – учет времени в общении и трудовой деятельности представителями разных этносов. Основополагающим исследованием по этой теме является работа Э. Холла «Танец жизни», в которой он выделяет два типа использования времени в различных этносах: монохронное временное расписание (M-time) и полихронное временное расписание (P-time). По его мнению, они четко различимы, их не спутаешь, как воду и нефть. Совершение одного дела в конкретный момент относится к монохронному времени; данный подход четко представлен в этносах, проживающих в Северной Европе. Совершение нескольких дел в конкретный момент относится к полихронному времени; это усиливает вовлеченность большего количества народа к решению разных обсуждаемых вопросов (Hall, 1983).

Представители этносов, в которых распространено полихронное время, не так серьезно относятся к назначенной встрече, вследствие они могут часто нарушать договоренности. Время для этнофоров из таких общностей не так осязаемо, как у этнофоров, у которых принято монохронное расписание. Любопытно заметить, что упущенное время полихронными этносами, как правило, не оценивается как потерянное. К ним относятся народы Латинской Америки, Среднего Востока, Японии и Франции. Сюда же можно отнести и коллективистские этносы Греции, Ирана, Турции, Филиппин и Таиланда.

Этносы, у которых распространено монохронное время, более активны, составляют свое рабочее расписание таким образом, чтобы разрешать свои собственные проблемы; они склонны к решению конкретной задачи, ориентированы во времени. Примером монохронных индивидуалистских этносов являются народы, проживающие в Дании, Финляндии, Германии и Норвегии.

Отношение ко времени в процессе общения зависит от их национальных традиций. Взаимная синхронизация временного фактора способствует оптимизации межэтнического взаимодействия.

2.2. Психологическое воздействие на партнера по общению с учетом его этнопсихологических особенностей

Психологическое воздействие – это направленная передача информации от одного этнофора к другому с целью оказания изменения психологических характеристик, поведения и других особенностей партнера по общению. Психологическое воздействие является механизмом любого вида воздействия (политического, экономического, педагогического и др.); его конечная цель – формирование определенной мотивации, убеждений и ценностей, которые приводят этнофора к определенным действиям, выгодным субъекту воздействия. Цель психологического воздействия заключается в достижении конечного результата при оказании влияния на объект воздействия, а задачи воздействия представляют собой как бы промежуточные небольшие цели, выполнение которых приводит воздействующего к конечной цели (достижению прогнозируемого результата). Обычно цели психологического воздействия связаны со стратегиями, а задачи – с тактиками оказания влияния.

При рассмотрении психологического воздействия на партнера по общению предполагается, во-первых, проанализировать стратегии психологического воздействия с учетом этнопсихологического фактора и, во-вторых, показать своеобразие используемых методов, обусловленных этнопсихологической спецификой.

Стратегии психологического воздействия

По содержанию психологическое воздействие может быть весьма разнообразным, в зависимости от решаемых задач (управленческим, педагогическим, религиозным, нравственным и пр.).

Стратегия воздействия – это способы действий субъекта по достижению главной цели психологического воздействия на этнофора. Тактика воздействия включает решение промежуточных задач психологического воздействия посредством использования различных психологических приемов. Стратегия обусловливается многими составляющими (экономической, производственной, политической и иной ситуацией), в сфере которой осуществляется психологическое воздействие; экономическими возможностями субъекта воздействия, его профессиональной подготовкой, опытом оказания воздействия и пр. В этнопсихологическом плане важно учитывать особенности познавательных процессов этнической общности, к которой принадлежит объект воздействия (Резников, 2002а, 2002б).

В. Гадикунст, С. Тинг-Туми и Е. Чуа рассматривают стратегии психологического воздействия в разных этносах, основываясь на результатах исследований социальных когнитивных процессов у разных народов. В своих работах они выделяют встречающиеся среди этносов два социальных типа мышления, посредством которого перерабатывается поступающая к этнофорам информация (Gudykunst, Ting-Toomey, Chua, 1988).

Основой выделения типов мышления являются: абстракционизм – ассоцианизм и универсализм – партикуляризм. Абстрактный образ мышления склонен быть дискретным, четким, определенным и гибким; мышление закодировано в ценностных значениях. Объект с ассоциативным типом мышления пропускает через свой непосредственный опыт, получаемую от воздействующего информацию. Такое мышление склонно к синкретичности, диффузности, неопределенности и ригидности. Ассоциативное мышление не всегда готово принимать во внимание непредвиденную или новую информацию и ее интерпретировать. Описанные типы мышления встречаются во всех этносах, но, как правило, при доминировании одного из них.

Универсализм дает возможность видеть этнофору мир через концептуализацию, которая отражается в дефинициях слов. По сути, он является абстрактным и не принимает во внимание индивидуальный опыт отдельных личностей. Универсалистский подход начинается с широких категорий и определения того, соответствует ли сообщаемые коммуникатором сведения этим широким категориям; он является дедуктивным процессом. Партикуляристское мышление начинается со специфики получаемой информации и извлечения из него обобщений; оно является индуктивным. Абстрактный подход и универсализм в мышлении очень близки, а ассоциативный подход и партикуляризм почти совпадают.

Основываясь на выделенных стилях мышления В. Гадикунст, С. Тинг-Туми и Е. Чуа выделяют две стратегии убеждающего воздействия (Gudy-kunst, Ting-Toomey, Chua, 1988).

Первая стратегия базируется на универсализме и абстрактном видении, что ведет к аксиоматически дедуктивному стилю убеждения. Он предполагает предъявление этнофору, на которого оказывается воздействие, обобщенной информации, фундаментальных принципов, а затем уже переход к специфике, к тому, что подразумевается под этими принципами. Такой подход убеждающего воздействия, по мнению названных исследователей, доминировал в СССР.

Основываясь на этой стратегии, этнофор выделяет предмет воздействия, разрабатывает тактику воздействия на этнофора и др. Принадлежность объекта к этносу, в котором достаточно широко распространен универсализм и абстракционизм, обусловливает не только выбор стратегии воздействия, базирующейся на аксиоматически дедуктивном стиле его убеждения и переубеждения, но и предполагает отбор убедительных аргументов, учитывающих образ жизни этнофора, адекватных методов воздействия и пр. Кроме того, выбирается один из речевых стилей, широко распространенный в этносе (к примеру, непрямой, велеречивый, уклончиво немногословный, контекстуальный и аффективный). Вполне понятно, что при этом учитываются и индивидуально-психологические особенности объекта психологического воздействия.

В. Гадикунст, С. Тинг-Туми и Е. Чуа указывают, что в арабском мире проявляется аффективно-интуитивная ориентация. В коллективистских культурах при оказании психологического воздействия ее члены принимают во внимание контекст и используют стратегии, которые оцениваются как социально подходящие (Gudykunst, Ting-Toomey, Chua, 1988).

Интересные данные получили М. Миллер, Р. Рейнольдс и Р. Камбра, сравнивая стратегии психологического воздействия по использовании аргументации, избираемые азиатско-американскими группами (японцы-американцы и китайцы-американцы) и кавказцами на Гавайях. Американцы японского и китайского происхождения предпочитают использовать социальноприемлемые стратегии, а кавказцы прибегают к стратегиям, которые социально неприемлемы: к использованию результатов негативных экспертиз, негативных поощрений и угроз (Miller, Reynolds, Cambra, 1982).

Вторая стратегия основывается на ассоциативности и партикуляризме. Процесс психологического воздействия начинается с предъявления релевантных фактов и на их основе – изложения выводов. Подготовка к воздействию на представителей этноса, основанная на ассоциативном и партикуляристском мышлении, аналогична подготовке к первой стратегии. Для убедительности воздействия выбирается один из речевых стилей, широко распространенный в этносе, к которому принадлежит объект (к примеру, прямой, точный, личностный и инструментальный). В индивидуалистских культурах внимание фокусируется на этнофоре, которого пытаются убедить. Данный подход используется жителями США.

Использование этнофором аффективно-нейтральной ориентации аргументов и манеры поведения по отношению к объекту воздействия свойственно обеим описанным выше стратегиям (Gudykunst, Ting-Toomey, Chua, 1988).

При реализации стратегий психологического воздействия на этнофоров основным средством выступает речь. Невербальные средства при этом играют подчиненную роль.

Сравнивая стратегии воздействия менеджеров в США и Японии, Р. Хирокава и А. Миахара пришли к выводу, что североамериканские менеджеры склонны к использованию награждений и наказаний как базовых стратегий по использованию аргументации, в то время как их японские коллеги предпочитают применять альтруистско-базисные стратегии (Hirokawa, Miyahara, 1986).

В. Гадикунст, С. Тинг-Туми и Е. Чуа делают вывод, что полученные ими результаты по убеждающим стратегиям корреспондируют с данными Г. Хофштеда об индивидуализме-коллективизме (Hofstede, 1979, 1980, 1983).

Методы психологического воздействия

Первоначально будет рассмотрен метод убеждения, а потом социально-психологические методы воздействия – внушение, заражение и подражание.

Убеждение. В процессе психологического воздействия на этнофора убеждение является основным методом (способом) оказания психологического влияния на его сознание. Данный метод выполняет информационную, критическую и конструктивную функции; в практической деятельности они, как правило, последовательно реализуются. В зависимости от личности этнофора значимость их различна. Информационная функция заключается в передаче объекту определенной информации, для того чтобы он принял целесообразное для объекта решение; содержание сообщения и выбор аргументов зависит от степени информированности реципиента по предмету воздействия (проблеме, вопросу и пр.). Критическая функция заключается в оценке взглядов, мнений, стереотипов ценностных ориентаций этнофора. Особенно роль данной функции важна в спорах, дискуссиях и пр., т. е. в процессе убеждения и переубеждения этнофора. Переубеждение, по сравнению с убеждением, является более сложным, трудоемким и для реципиента болезненным процессом. Это объясняется тем, что у него происходит изменение (ломка) сложившихся взглядов и представлений, разрушаются старые и формируются новые социальные установки. В связи с этим этнофору (коммуникатору) приходится затрачивать больше психологических и иных ресурсов на процесс воздействия, чтобы решить промежуточные задачи и достигнуть конечной цели. Конструктивная функция убеждения проявляется в формировании у этнофора новых взглядов, подходов и установок. В зависимости от задач психологического воздействия (убеждение или переубеждения), степени информированности этнофора и его точки зрения по предмету убеждения, особенностей субъекта и объекта воздействия, разрабатывается стратегия, тактика и приемы использования убеждающего воздействия (Резников, 1989, 2002б).

Следует учитывать деление Э. Холлом культуры на высококонтекстуальные (Япония, Китай, Корея) и низкоконтекстуальные (США, Германия, Скандинавские страны, Швейцария) (Hall, 1969, 1983). При воздействии на этнофора, принадлежащего к высококонтекстуальной культуре, ситуация (обстановка) воздействия играет весьма информативную роль. Во втором случае, наоборот, контекст этнофором почти не учитывается, но зато речь, направленная на него, должна быть весьма информативной.

Для выявления этнопсихологического облика русских нами была использована выборка, включающая 610 респондентов из всех 24 районов Костромской области (региона традиционного проживания русских).

1) Одна из составляющих методики включала позиции по выявлению «особенностей обсуждения русскими деловых вопросов». Из таблицы 1 видно, что первые четыре места как в городе, так и в деревне занимают «находчивость», «проникновение в суть дела», «самостоятельность» и «темп обсуждения». Совпадение в иерархии качеств, отмеченных русскими в городе и деревне, свидетельствует об одинаковых условиях трудовой деятельности жителей Костромской области.

Таблица 1. Ранги психологических качеств, которые проявляют русские при обсуждении деловых вопросов, споров и конфликтов

«Реальность предлагаемых планов» у горожан занимает 5 место, а у селян – 8, что косвенно может свидетельствовать об относительно большей прагматичности городских жителей и их профессионализме. «Навязывание своей точки зрения» при обсуждении деловых вопросов в городе находится на 8 месте, а в селе на 5. По нашему представлению, это свидетельствует о том, что при обсуждении деловых вопросов в городе в большей степени проявляется демократический стиль управления.

В целом можно сказать, что существенных различий при обсуждении деловых вопросов в городе и селе не обнаружено.

2) Ответы на вопрос «При обсуждении вариантов принимаемых решений для русских важен: результат, сохранение межличностных отношений или показ своего профессионализма» как в городе, так и в сельской местности, распределились следующим образом. На первом месте находится «результат» (среднее 4,36 в городе и соответственно 4,25 в селе), на втором месте – «показ своего профессионализма» (3,9 и соответственно 3,93) и на третьем месте – «сохранение межличностных отношений (3,47 и 3,62). Иерархия данных свидетельствует о деловом подходе русских при обсуждении различных вариантов решения деловых вопросов и определенном игнорировании межличностных отношений.

3) Сравним стили обсуждения деловых вопросов русскими городской и сельской выборок (см. таблицу 2).

Деловые вопросы, споры и конфликты русские (в городе и сельской местности) обсуждают: 1-е место – «эмоционально» (4,26 и 4,10), 2-е место – «коллективно» (3,38 и 3,35) и 3-е место – «в процессе обсуждения деловых вопросов переходят на личность собеседника» (3,38 и 3,35). Коллективное обсуждение свидетельствует о проявлении демократического стиля обсуждения деловых вопросов. Позиция «В процессе обсуждение вопросов переходят на личность» свидетельствует о том, что уровень эмоционально-волевого контроля при обсуждении деловых вопросов, споров и конфликтов, по-видимому, недостаточно высок.

Суждение «При обсуждении деловых вопросов и споров русские избегают конфликтов» у городских жителей занимает 6 (предпоследнее) место, а у жителей села – 4-е место. По-видимому, разница объясняется тем, что сельчане как бы пожизненно вынуждены жить и общаться с людьми, с которыми им приходится обсуждать деловые вопросы, споры и конфликты, в связи, с чем и стремятся избежать конфликтов. Позиция «Русские привлекают в качестве судей (посредников)», заняла середину списка стиля обсуждения (в городе 4-е место (3,38 балла), а в сельской местности 7-е место (2,95).

Таблица 2. Ранги проявления стилей обсуждения деловых вопросов русскими

4) На наш взгляд, интересные данные получены при сравнении типа аргументации, наиболее убедительной для русских, проживающих в Костромской области (см. таблицу 3).

Аргумент «Обращение к авторитету личности, ее профессиональному опыту» у горожан занимает 1-е место, а у сельчан – 2-е. Это интересно в том плане, что в настоящее время наиболее авторитетным человеком является личность, обладающая профессиональным опытом по обсуждаемой деловой проблеме. Эти данные косвенно свидетельствуют о том, что рыночные отношения утвердились среди русских в деловой сфере. Вместе с тем аргумент «Обращение к собственному опыту» в сельской местности занимает 1-е место, что свидетельствует об определенной недоверчивости жителя села к аргументации оппонентов во время обсуждения деловых вопросов.

Аргументы «Обращение к большинству», «обращение к авторитету личности (ее возрасту)» и «обращение к традициям» как в городе, так и в селе занимают 7-е, 8-е и 10-е места, что свидетельствует о том, что традиционные коллективистские аргументы постепенно отходят на последний план. «Привлечение аргументов с учетом сильных возражений оппонентов» из 10 мест занимает 9-е, что говорит о достаточно высокой самокритичности русских (Резников, Садов, Фетискин, Колиогло, 2005).

Таблица 3. Ранги проявления типа аргументации, наиболее убедительной для русских в процессе обсуждения деловых вопросов

Внушение. Под внушением (суггестией) понимают целенаправленное неаргументированное воздействие, основанное на некритическом восприятии информации. Роль внушения в истории формирования этносов достаточно глубоко и всесторонне исследовалась Б. Ф. Поршневым (Поршнев, 1971, 1974, 1979).

Значимость внушения на процесс формирования этнопсихологических особенностей отмечают и другие исследователи. Так, например, В. Н. Куликов пишет: «Силой этого внушения в психике людей укореняются национальные традиции, обычаи и нравы. А все это способствует формированию классовой и национальной психологии» (Куликов, 1965, с. 331).

Эффективность внушения этнофора зависит от многих особенностей взаимодействующих субъекта и объекта: пола, возраста, критичности ума, устойчивости убеждений, физического и психического состояний и более всего – от взаимоотношений, складывающихся между суггестером (воздействующим) и суггерендом (этнофором, на которого оказывается воздействие). Особенно эффективность использования метода внушения зависит от авторитета суггестера и его подготовленности к этому процессу, конформности объекта и т. д. Наличие позитивной установки у представителей этноса к своему национальному образу жизни и негативных установок по отношению к образу жизни других народов затрудняет эффективность внушающего воздействия на этнофора со стороны представителей другого этноса. Настороженность к информации, исходящей от представителей других этносов как аутгруппы, должна разрушаться вескими доводами. «И чем выше сопротивление, тем более убедительными должны быть аргументы, тем глубже должны они затрагивать мышление и чувства реципиентов. Доказательства тогда становятся средствами преодоления настороженности, недоверия, подозрительности» (Шерковин, 1973, с. 210).

Повышение эффективности внушающего воздействия можно осуществить за счет повышения престижности источника информации, повторения воздействия в разных модификациях и подкрепления содержания логически продуманными доказательствами, которые представляются весьма убедительными с позиций этноса, на представителя которого оказывается внушение.

Заражение. Данный метод воздействия заключается в бессознательной и невольной подверженности этнофоров определенным психическим состояниям. Как показывают результаты исследований, заражение выполняет интегративную и экспрессивную функции (Аполлонов, 1972). Первая функция используется для усиления монолитности этнической общности или определенной социальной группы в обществе (например, в фашистской Германии членов гитлерюгенда заставляли коллективно слушать записи выступлений фюрера и распевать нацистские песни, тем самым сплачивая молодежь), а вторая связана с проблемой снятия психологической напряженности и разрядки. У. Метцгер полагает, что этнос объединяют общие эмоциональные переживания, которые связаны со знаменательными событиями, например, с войнами. В мирное время острые эмоциональные переживания, объединяющие нации, могут быть вызваны спортивными соревнованиями, национальными праздниками и т. д. (Метцгер, 1969).

Экспрессивная функция заражения проявляется при проведении зрелищных массовых и спортивных мероприятий (в цирке, на стадионах и пр.). Проявление метода заражения обусловлено уровнем саморегуляции и локусом контроля этнофора, национальными традициями и т. д. Так, к примеру, англичане достаточно сдержанны в общении, однако становятся неузнаваемыми на стадионе (они кричат, свистят, улюлюкают и пр.).

В межличностном воздействии на этнофора метод заражения, как правило, связан с использованием аффективного вербального стиля и передачей ему оптимистического настроения.

Подражание. Подражание у этнофора состоит в осознанном или неосознанном следовании манере поведения или примеру субъекта воздействия. Б. Д. Парыгин рассматривает подражание как средство приобщения индивида к системе групповых ценностей (Парыгин, 1999). В процессе этнизации личность путем подражания осваивает нормы и правила поведения своей этнической общности. Это осуществляется как в процессе сознательного обучения, так и посредством подражания. Особенно велика роль подражания на ранних этапах развития этносов. Представители этноса в повседневной жизни обычно придерживаются исторически сложившихся норм взаимоотношений, что является благоприятной предпосылкой для подражания как механизма массового поведения, которое зависит от наличия элементов консерватизма в бытовом укладе и уровнем эмоционального саморегулирования.

Подражание этнофора представителям других народов зависит от многих составляющих: уровня социально-экономического развития его страны, ее общественно-исторического пути развития, уровня культуры населения и пр. Эффективность использования метода подражание повышается, когда на этнофора воздействуют национальные авторитеты, делаются ссылки на высказывания национальных авторитетов, практические результаты, достигнутые страной, и т. д.

В межличностном воздействии на этнофора метод подражания продуктивен, если воздействующий и объект воздействия принадлежат к одной и той же национальной общности. При использовании метода внушения на представителя другого этноса важны высокие личностные и деловые качества суггестера, его авторитета в глазах объекта воздействия, а также его психологической подготовки к процессу воздействия и пр.

При выявлении этнопсихологического облика русских в методике был поставлен вопрос: «Какие методы воздействия чаще всего используют русские: убеждение, принуждение, внушение, подражание и заражение?» Анализ осуществлялся на основе городской и сельской выборках.

Методы психологического воздействия распределились по иерархии в следующем порядке. Метод убеждения как в городе, так и в сельской местности занимает 1-е место (3,86 и 3,79 балла). Среди горожан 2-е место принадлежит «заражению» (хорошим или плохим настроением), а среди селян «внушению» (3,46 и 3,40 балла). Третье место в городе занимает «подражание» (личный пример), а в селе «заражение (хорошим или плохим настроением)». Четвертое место у городского населения принадлежит «внушению», а у сельского – «подражание (личный пример)» (3,39 и 3,29 балла). На 5-м месте в городе и селе метод «принуждение» (3,23 и 3,08 балла) (Резников, Садов, Фетискин, Колиогло, 2005).

Анализируя полученные результаты, можно сделать следующие выводы. В сельской местности «внушение» занимает 2-е место, а в городе 4-е. Такое положение, по-видимому, можно объяснить за счет того, что горожане живут в более высоком темпе жизни и общаются с большим количеством людей, среди которых встречаются нечистоплотные, что формирует у них настороженность и критичность. Кроме того, интенсивное общение и более динамичный образ жизни формирует у горожан настороженность и порой бдительность к окружающим их людям. В этом отношении каждый работающий горожанин с определенной долей уверенности предполагает, что оказываемое на него психологическое воздействие может потенциально принести ему материальный, экономический или какой-то иной ущерб.

Выводы по главе 2

1. Коммуникативная сторона является одной из составляющих процесса этнического общения. Она заключается в обмене информацией при установлении контактов между этнофорами. В ней выделяются информативная, металингвистическая (перевод информации с языка одной знаковой системы на язык другой), фатическая (контактоустанавливающая), побудительная (конативная) и экспрессивная функции.

2. Средствами коммуникации являются речь, невербальные и контекстуальные системы. Основным средством коммуникации является речь, а невербальные и контекстуальные системы играют вспомогательную роль.

Речь является наиболее информативной среди всех средств коммуникации. С ее помощью можно передавать сообщения о прошлом, настоящем и будущем. Она наиболее исследована в лингвистике, психолингвистике, этнопсихолингвистике и в других научных направлениях.

К невербальным средствам этнического общения относится информация, передаваемая и получаемая с помощью зрительных, слуховых, тактильных и ольфакторных каналов. Невербальные средства имеют полисенсорную природу, реализующуюся одновременно через разные органы чувств. В сравнении с речью невербальные средства по эволюционно-историческому происхождению являются более древними. Кроме того, они относительно независимы от семантики речи и достаточно часто видна их непроизвольность и бессознательность проявления. От адекватного кодирования и раскодирования передаваемой невербальной информации, осуществляемой с помощью психофизиологических механизмов, может происходить оптимизация или затрудненность процесса общения. Невербальные средства этнического общения достаточно тесно связаны с конкретной ситуацией, в которой происходит обмен информацией. Невербальные средства этнического общения способствуют (порой и затрудняют) взаимодействие и межличностных отношений между этнофорами и дают возможность получить информацию о личностных особенностях общающихся.

К контекстуальным условиям общения относятся пространственное окружение жилища, домашняя среда и время.

Наиболее заметны различия в средствах общения при их использовании в процессе взаимодействия представителей этнофоров из разных культур. От адекватности используемых средств информации процесс кодирования и раскодирования может оптимизировать или затруднять общение. Такая ситуация представляет собой этнопсихологический барьер для эффективного взаимопонимания и взаимодействия в межэтническом общении. Для преодоления подобных коммуникативных барьеров разрабатываются программы по этнопсихологической подготовке участников межэтнического общения (Резников, Марасанов, 1998; Лебедева, Лунева, Стефаненко, 2004).

3. Стратегия воздействия на этнофора рассматривается как способ действий субъекта по достижению главной цели. Она базируется на учете особенностей познавательных процессов, связанных с переработкой отправляемой и воспринимаемой информацией в разных этнических общностях. Основываясь на стилях мышления, выделяют две стратегии убеждающего воздействия. Первая стратегия базируется на универсализме и абстрактном видении, аксиоматическом и дедуктивном стиле убеждения. Вторая стратегия основывается на ассоциативности и партикуляризме и является индуктивным стилем убеждения. В случае учета стиля мышления этнофоров, эффективность убеждающего воздействия становится более эффективной.

Основополагающим методом психологического воздействия на этнофоров является убеждение, которое обусловливается особенностями познавательных процессов в каждом этносе. Социально-психологические методы воздействия (внушение, заражение и подражание) достаточно важны, но играют подчиненную роль; их использование в коммуникативном воздействии обусловлено этнопсихологическими особенностями этнофоров.

Глава 3 Интерактивная сторона этнического общения

Под интерактивной стороной общения понимается взаимодействие людей для организации совместной деятельности (Ломов,1999; Андреева, 2000; Журавлев, 2005). Вступая во взаимодействие, общающиеся этнофоры могут совершать действия по укреплению совместной деятельности (решать позитивные, кооперативные задачи) или, наоборот, преследовать конкурентные (оппозиционные) цели. Существуют два типа взаимодействия: совместная деятельность (сотрудничество) и конфликтное взаимодействие (конфликт). Вместе с тем жесткое разделение на два типа взаимодействия оправдано лишь теоретическими целями исследования, так как в этническом общении названные типы являются, по сути, полюсами континуума, а между ними находятся промежуточные типы взаимодействия.

Интерактивная сторона этнического общения подразделяется на два типа взаимодействия – сотрудничество и конфликт.

3.1. Кооперативное взаимодействие

В наиболее яркой форме особенности сотрудничества проявляются в совместной деятельности на профессиональной основе (Маркова, 1996; Самоукина, 2003). Субъектом совместной деятельности могут выступать моноэтнические или полиэтнические коллективы (фирмы, предприятия и пр.). «Принципиальное отличие совместной деятельности от индивидуальной заключается во включении предметно-направленного (или целевого) взаимодействия ее участников в структуру деятельности» (Журавлев, 1999, с. 12).

Концептуальное рассмотрение совместной деятельности А. Л. Журавлевым сводится к тому, что он выделяет ряд отличительных признаков: наличие общих целей для ее участников, стремление, кроме индивидуальных мотивов, иметь побуждение работать вместе, необходимое разделение единого процесса достижения определенной общей цели деятельности на составляющие (части), т. е. на отдельные, но функционально связанные совокупности действий, операций (частей деятельности) и их разделение между участниками этого процесса и др. (Журавлев, 1999, 2005). Названные и другие признаки совместной деятельности характерны не только для трудовых коллективов, занимающихся производственной деятельностью по созданию материальных благ, культурных ценностей, но и проявляются во многих видах профессиональной деятельности, которые реализуются в процессе общения (к примеру, педагогическая, правовая, переводческая и др.).

Этническое взаимодействие (как тип сотрудничества) исследуется психологией управления, психологией работы с персоналом, экономической, этнической психологией, педагогической психологией и др. В США межэтническое взаимодействие исследуется с позиций кросс-культурной психологии (Hemesath, Pomponio, 1998).

Этническое сотрудничество может осуществляться в моноэтнической или полиэтнической среде и проявляться в трудовой, семейной, бытовой сферах общения и т. д. Многообразие видов и форм проявлений сотрудничества соответствует разнообразию этнической жизни. В процессе жизнедеятельности стихийно, а чаще сознательно создавались и развивались разнообразные формы кооперативного сотрудничества между этнофорами внутри народа, а также с представителями других этносов. Рассмотрим проявление сотрудничества в полиэтнической среде на производстве и в бытовой сфере.

Сотрудничество в трудовой сфере. Процесс глобализации, являясь всемирным, постепенно затрагивает почти все страны и влияет на отношение к труду. Транснациональные компании перемещают финансовые потоки, передовые производства и технологии на территорию многих стран, создавая там новые предприятия, тем самым в трудовую деятельность вовлекается большее число этнофоров, которые ранее не трудились на совместных с иностранцами предприятиях и не приобщались к «продвинутым» технологическим процессам. Такая ситуация изменяет традиционное отношение к труду и формирует новое, отвечающее передовым технологиям (Резников, 1979).

Общеизвестно, что сборка компьютеров переместилась из США и западных государств в страны Юго-Восточной Азии и Китай по экономическим соображениям (более низкая оплата труда, климатические условия более благоприятны для капитального строительства и эксплуатации зданий и др.).

Сотрудничество этнофоров в сфере труда базируется на традиционном для их общности отношении к работе (дисциплинированность, добросовестность, организованность и пр.). Кроме того, взаимодействие этнофоров также предполагает их ответственное поведение при выполнении взятых ими на себя обязательств, оказание деловой поддержки друг другу и т. д.

Рассмотрим описанный выше подход на результатах эмпирического исследования народа тыва в Республике Тыва. Выборка включала 64 человека, в которую вошли городские и сельские жители, мужчины и женщины. Оценка проявления показателей дана по пятибалльной системе (1 – очень редко проявляются и 5 – очень часто проявляются) (Резников, Товуу, 2002).

Личностно-деловые качества представителей народа тыва, характеризующие отношение к труду, расположились в следующем порядке: «работоспособность» (3,98 балла), «трудолюбие» (3,85), «дисциплинированность» (3,78), «добросовестность» и «исполнительность» (по 3,75 баллов), «самостоятельное создание идей» (3,73), «аккуратность», «использование имеющихся идей» и «ответственность» оцениваются по 3,70 баллов; «терпеливость», «инициативность» и «кропотливость» от 3,65 до 3,55 баллов. «Деловитость», настойчивость», «практичность», «оценка рабочего времени» от 3,48 до 3,35 баллов. Самыми наименьшими баллами (2,65 и 2,90) были оценены такие позиции, как «использование зарубежного передового опыта» и «склонность к реорганизации». Достаточно высокие места «работоспособности», «исполнительности» и др. качеств, с одной стороны, свидетельствуют о традиционном понимании тываларами выполнения своих трудовых обязанностей, а, с другой стороны, низкие оценки таких позиций, как «деловитость», «настойчивость», «практичность», «оценка рабочего времени» и «использование зарубежного передового опыта», свидетельствует о том, что рыночные отношения пока еще не в полной мере проявляются у представителей данного этноса.

В процессе выполнения взятых на себя обязательств тывалары проявляют ответственность (4,08), «исполнительность» (3,88), «стремление повысить престиж своего предприятия (фирмы)» (3,80), «стремление повысить престиж своего государства» (3,75), стремление к карьере» (3,10) и на последнем шестом месте – «стремление к личной выгоде» (2,80). Это свидетельствует о традиционном коллективистском понимании тываларами своего профессионального долга.

В случае невыполнения взятых на себя обязательств тывалары проявляют следующие особенности: «стремление сохранить престиж своего государства» (3,60), «стремление сохранить престиж предприятия (фирмы)» (3,57), а также «соблюдают внешние приличия в рамках деловых норм общения» (3,50), «стремление сохранить свой престиж» (3,40), «разочарование (3,22)», «готовность компенсировать партнеру его потери» (3,20), «нервозность» (3,00) и на последнем месте «проявление безразличия» (2,48). В целом можно сказать, что в определенной степени тывалары стремятся компенсировать невыполнение взятых на себя обязательств.

Тывалары оказывают на работе деловую поддержку друг другу (4,15 балла). Данный показатель свидетельствует о проявлении традиционного коллективизма среди представителей данного этноса.

Терпимость народа тыва к «разнице в оплате труда сотрудников на производстве, занимающих аналогичную должность, оценена в 3,25 балла, «разница получаемых доходов (в том числе и на других предприятиях)» в 3,20 балла, «конкуренция специалистов на производстве» в 3,12 балла, «анонимность получаемой зарплаты на производстве» в 2,70 балла (Резников, Товуу, 2002).

По приведенным результатам можно сделать следующие выводы. Во-первых, несмотря на то, что прошло более 10 лет после перехода к рыночной экономике, в целом отношение тываларов к труду можно назвать традиционным. Судя по приведенным результатам, изменения в отношении к труду происходят достаточно медленно, что свидетельствует о консерватизме составляющих психологического облика народа тыва. Во-вторых, Республика Тыва находится в центральной Сибири (южнее Красноярского края) и до сих пор к ней не подведена железная дорога. Данный регион считается дотационным. С позиций этнической психологии можно предположить, что, по-видимому, во многих этносах на территории России, особенно в регионах, удаленных от центра страны, будет еще долго сохраняться укоренившееся в сознании этносов традиционное отношение к труду. В-третьих, то обстоятельство, что тывалары оказывают на работе деловую поддержку друг другу, свидетельствует о том, что сотрудничество работающих этнофоров по-прежнему остается коллективистским.

Оплата за труд. В западной научной литературе распространена положение, что, процесс взаимодействия является обменом ресурсами между общающимися людьми (деньгами, эмоциями и др.), который базируется на различных принципах, реализуется по разным нормам.

В различных этнических культурах оплата труда осуществляется по-разному. Причиной этому являются исторические, производственные, экономические, религиозные, социальные, этнические и иные условия.

Оплата труда в зарубежных странах осуществляется по «норме справедливости» (norm of justice), которая близка к понятию «заслуженности и имеет две формы в зависимости от того, распространен ли в этносе индивидуализм или коллективизм. Первая форма «справедливости» распространена в индивидуалистических этносах и называется «беспристрастной нормой» (equity norm). В соответствии с этой нормой вознаграждение выплачивается за личный вклад в совместную трудовую деятельность или за участие в разрешении проблем. Такие нормы характерны, к примеру, для США, Германии. Во втором случае «справедливость» – это «норма равенства» (equality norm). Согласно данной норме, вознаграждение за участие в разрешении конкретной проблемы, оплата за труд распределяется равномерно независимо от дифференцированного вклада сотрудников. Такие нормы распространены в коллективистских культурах (например, в Китае, Японии) (Gergen K., Morse, Gergen M., 1980; Gudykunst, Ting-Toomey, Chua, 1988).

И. Махлер, Л. Гринберг и Х. Хейачи провели исследование по использованию нормы справедливости студентами Японии и США. Ими было установлено, что японские студенты предпочитают при распределении вознаграждения нормы равенства, в то время как североамериканские студенты – нормы беспристрастности (Mahler, Greenberg, Hayashi, 1981). Таким образом, «норма справедливости» в разных странах понимается по-разному и соответствует национальному образу жизни.

Интересно выяснить, работают ли описанные выше формы оплаты труда в России в новых социально-экономических условиях.

Под нашим руководством А. Н. Татарко было проведено исследование на русской и башкирской выборках (35 человек русские, а 50 – башкиры; возраст варьировался от 30 до 60 лет; образование среднее и высшее) в г. Сибае (Республика Башкортостан). Опрашивались работники пяти предприятий: юго-восточная геологоразведочная экспедиция (ЮВГРЭ), геологоразведочная партия (ГРП), подземный рудник, цех товаров народного потребления (народные промыслы), ЮВГРЭ ООО «Башкиргеология» и центральная городская Сибайская библиотека (ЦБС). Для выявления мнения респондентов о том, к какой норме вознаграждения за труд они склоняются («равенства» или «справедливости») была разработана анкета, содержащая 10 ситуаций, каждая из которых включала два ответа: первый на способ оплаты с ориентацией на норму «равенства» и второй на норму «беспристрастности» (за каждый ответ начислялся 1 балл).

Русская культура традиционно считается коллективистской, в связи с чем была выдвинута гипотеза о том, что русские при вознаграждении за труд будут ориентироваться на норму равенства. В результате опроса 86 % русских респондентов в своих ответах предпочли «норму справедливости» «норме равенства». Таким образом, выдвинутая нами гипотеза не подтвердилась. Объяснение этому факту, по-видимому, таково: социально-экономические изменения в нашей стране за последние 10 лет оказали влияние на русских и изменили традиционное отношение к труду.

На башкирской выборке 83 % опрошенных в своих ответах также ориентировались на «норму справедливости», а не на «норму равенства». Культура башкир, как и других мусульманских народов, проживающих в России, является коллективистской. Логично было бы предположить, что представители коллективистской культуры будут предпочитать «норму равенства» «норме справедливости». Однако наша вторая гипотеза, согласно которой оплата башкирам будет осуществляться также по «норме равенства», не подтвердилось. В результате сопоставления ответов с ориентацией на норму справедливости у русских и башкир значимого различия не обнаружено. По-видимому, полученные результаты можно объяснить тем, что складывающиеся в стране социально-экономические отношения за последние десять лет изменили традиционное отношение русских и башкир к труду. Вместе с тем категорического вывода о распространенности нормы «беспристрастности» у русских и башкир по нашей небольшой выборке, естественно, делать нельзя (Резников, Татарко, 2001).

Сотрудничество в бытовой сфере. В процессе бытового общения этнофоры достаточно часто осуществляют совместную деятельность. Это наглядно видно при взаимодействии этнофоров, находящихся в хороших межличностных отношениях. Причем в различных этносах кооперативное сотрудничество осуществляется, согласно существующим национальным традициям и обычаям. Сотрудничая в бытовой сфере, этнофоры не связаны между собой правовыми нормами, в силу чего гораздо большее значение придается нравственно-психологическим нормам, которые являются как основой сотрудничества, так и дружеских отношений.

А. Голднер, рассматривая оказание взаимопомощи в разных этносах, выявил нормы взаимности (взаимного эквивалентного обмена ценностями, оказаниями услуг и пр.) и назвал их внутренним моральным контрактом (или долгом), который связывает людей вместе. Суть их заключается в оказании помощи тем людям, от которых ранее поступала помощь, и недопустимости нанесения им вреда. А. Голднер выделил «добровольные взаимные нормы» (специфичные для индивидуалистских культур) и «обязательные взаимные нормы» (характерные для коллективистских культур) (Gouldner, 1960).

Добровольные взаимные нормы делятся на два типа – нормы симметричной и дополнительной взаимности. Симметричная взаимность (равноправная, на равных) предполагает обмен ресурсами между двумя индивидами на взаимной эквивалентной основе как по качеству, так и по стоимости обменного ресурса (одинаковыми ценностями, расположением друг к другу и пр.). Обычно это равный обмен равностатусных индивидов по щедрости и могуществу. Дополнительная (комплементарная) взаимность означает обмен ресурсами, различающимися по качеству, но приблизительно равными по ценности (Gouldner, 1960).

В. Гадикунст, С. Тинг-Туми и Э. Чуа отмечают, что при анализе кросс-культурных исследований не было обнаружено результатов, развивающих и дополняющих понятие «добровольных взаимных норм» (как «симметричной взаимности», так и «комплементарной взаимности»). Вместе с тем на основе новых данных, полученных в кросс-культурной психологии, авторы предполагают, что представители индивидуалистических культур, стран с низкой властной дистанцией, вероятно, будут следовать симметричным образцам обмена ресурсами. Этнофоры, принадлежащие к общностям с высокой властной дистанцией (из коллективистских культур), более вероятно будут следовать образцам взаимодействия по принципу дополнительной взаимности (Gudykunst, Ting-Toomey, Chua, 1988).

Обязательные взаимные нормы распространены среди коллективистских культур. К примеру, взаимодействие среди японцев и китайцев осуществляется по названным нормам. Среди японцев существует концепция «он – гири», связывающая людей в замкнутую внутризависимую систему. Понятие «он» предполагает социальный кредит получателю, а – «гири» подразумевает чувство зависимости должника по отношению к кредитору. У китайцев распространено понятие «лицо», означающее внешний имидж, через который личность презентирует себя. Китайские понятия «лицо дающее» и «лицо оплачивающее» являются эквивалентами японской концепции «он – гири» (Gudykunst, Ting-Toomey, Chua, 1988).

Р. Окабе раскрывает особенности японцев и жителей Северной Америки, у которых четко просматриваются нормы симметричного и комплементарного обмена (Okabe, 1983).

Исследования по проблеме взаимного сотрудничества в семейной сфере на выборках семей американцев японского происхождения в Гонолулу в сопоставлении с семьями англо-американцев выявило, что у первых проявляются: 1) социоцентризм (взаимодействие с другими, связанное с гуманностью и состраданием), 2) повышенные обязанности к родителям (почтительность к родителям, уважение к старшим и покорность);

3) регуляция поведения, основанная на долге и благодарности, на вручении им подарков и обмене благосклонностями;

4) зависимости, связанные с поведением по укреплению интегративности семьи и родственной активности. Образцы взаимного сотрудничества у кавказских народностей включали: 1) идиоцентризм, 2) подчеркнуто уважительное отношение к родителям, 3) свободные формы одаривания и обмен комплиментами, 4) независимость (Johnson, 1977).

С. Тинг-Туми в этнографическом интервью выявила, что представители индивидуалистических культур (США, Австралия и Франция) подчеркивают добровольность в использовании взаимных норм социальных интеракций, а члены коллективистских культур (Китай и Япония) – обязательных норм (Ting-Toomey, 1987).

Интересные результаты получены Р. Левине и А. Норензаян, которые исследовали скорость жизни в 31 странах. Результаты сводятся к тому, что наибольшая скорость проявления жизнедеятельности в Японии и странах Западной Европы и наименьшая в экономически неразвитых странах (Levine, Norenzayan, 1999).

В 2003–2005 гг. нами было проведено исследование по выявлению психологического облика русских в регионе его исторического проживания (на территории Костромской области). Мы выявляли поведенческие характеристики костромичан (на выборке город-село). Часть вопросов была дана в открытой форме, а другая часть – в закрытой. Оценка закрытых вопросов осуществлялась по 5-балльной шкале.

Одним из вопросов касался степени гостеприимства русских. Ответы респондентов свидетельствуют о том, что в городе и в сельской местности, русские оценивают себя гостеприимными людьми: они часто приглашают гостей в дом (1-й ранг в городе и в селе, средние соответствуют 3,99 и 3,98). Причем как горожане, так и селяне расценивают «приглашение в дом» как выражение доверия к гостям (2-й ранг, средние 3,90 и 3,81). Высказанные суждения, по нашему мнению, подтверждают, что русские принадлежат к коллективистскому этносу и, несмотря на изменившиеся социально-экономические условия в стране, гостеприимство сохраняется.

Кроме того, изучались особенности поведения русских в экстремальных ситуациях. Респонденты полагают, что в экстремальных ситуациях русские, «не задумываясь, начинают действовать» (в городе 1-й ранг, 2-й в сельской местности – соответственно средние 3,82 и 3,76). При этом «выдерживают длительные нагрузки и перегрузки» (в городе 2-й ранг, а в сельской местности 1-й ранг – 3,82 и 3,78). При анализе ситуации «принимают адекватные решения» (3-й ранг в городе и селе – 3,36 и 3,26). При этом «просчитывают (прогнозируют) развитие ситуации (обстановки)» (4-е место в городе и сельской местности – 3,18 и 3,19). Далее следует «прогнозирование поведения людей» (у горожан и сельчан 5-е место – 3,15 и 3,14). «Избегание сложных и экстремальных ситуаций» находится на 6-м месте (как в городе, так и в деревне – 3,09 и 3,10). «Проявление хладнокровия» горожане ставят на 7-е место, а сельские жители – на 8-е (3,03 и 2,94). На последнем месте в городе показатель «выбирают позицию стороннего наблюдателя», а у сельчан эта позиция на 7-м месте (2,97 и 3,00).

Русские преодолевают трудности с расчетом «на себя» (1-й ранг у горожан и селян – баллы 4,05 и 4,10), свою семью (2-й ранг – 3,76 и 3,78), друзей (3-й ранг – 3,58 и 3,35), ближних родственников (4-й ранг – 3,13 и 3,16), коллег по работе (5-й ранг – 2,88 и 2,81), дальних родственников (6-й ранг – 2,20 и 2,11) и представителей своей нации (7-й ранг – 2,05 и 1,98). Таким образом, полученные результаты свидетельствуют о том, что русские преодолевают трудности исходя из собственных возможностей, а также из возможностей членов семьи и друзей. Эти данные могут свидетельствовать о коллективистской культуре русских. Дальние родственники не являются столь надежной опорой, как, например, у представителей северокавказских народов. Примечателен факт, что преодоление трудностей с опорой на представителей своей национальности русскими оценивает очень низко. Критерий Манна-Уитни показывает, что достоверные различия между городом и селом существуют по позиции «русские преодолевают трудности с расчетом на друзей» на уровне p=0,008. По полученным результатам среди ценностей-целей «друзья» занимают первое место (Резников, Садов, Фетискин, Колиогло, 2003).

Поведение русских как покупателей при посещении магазинов заключается в следующем. Они «осматривают товары длительное время» (1-й ранг в городе и в сельской местности – 3,60 и 3,53), «торгуются» (2-й ранг в городе, 3 в сельской местности – 3,45 и 3,31), «выражают благодарность после покупки» (3-й ранг у горожан и 2-й ранг у селян – 3,30 и 3,36), «отказываясь от покупки, мотивируют свой отказ» (4-й ранг в городе и сельской местности – 3,16 и 3,18), «кратковременное дружеское общение с продавцом после покупки» (5-й ранг в городе и 6-й ранг в сельской местности), «осматривают товары короткое время» (6-й ранг у горожан и 5 у селян – 2,92 и 3,09), «выражают недовольство» (7-й ранг у тех и у других – 2,89 и 2,84), «кратковременное дружеское общение с продавцом без покупки» (8-й ранг у горожан, 9-й у селян) и «приветствуют при входе» (9-й ранг у горожан, 8 у селян – 2,51 и 2,83).

Поведение продавцов при обслуживании покупателей оценивается в следующей последовательности. Они «благодарят покупателя за покупку» (в городе и сельской местности 1-й ранг – 3,53 и 3,50), «оказывают помощь покупателю в выборе товара» (2-й ранг – 3,52 и 3,42), «приглашают покупателя еще раз посетить магазин» (3-й ранг – 3,45 и 3,29), «проявляют внимание к покупателям» (4-й ранг – 3,38 и 3,24), «кратковременное дружеское общение с покупателем после покупки» (5-й ранг – 3,06 и 3,00), «приветствуют покупателей» (6-й ранг – 3,00 и 2,87), «выражают недовольство» (7-й ранг – 2,48 и 2,37) и «кратковременное дружеское общение с покупателем без покупки» (8-й ранг – 2,39 и 2,35). Иерархия рангов свидетельствует о влиянии рыночных отношений в большей степени на поведение продавца, чем покупателя.

Если сравнить поведение покупателей («приветствуют при входе» – 9-й ранг у горожан, 8-й у сельчан) и продавцов (6-й ранг), то выявляется существенное различие[6]. Критерий Манна-Уитни показывает, что достоверные различия между городом и селом выявляются по позиции поведения покупателей: приветствуют при входе (p=0,001); осматривают товары короткое время (p=0,03) и кратковременное дружеское общение с продавцом после покупки (p=0,05).

При посещении ресторанов и кафе оплату «осуществляет мужчина» (1-й ранг в городе и сельской местности – 4,38 и 3,99), «в кампании каждый платит за себя» (2-й ранг – 3,81 и 3,75), «платит тот, кто приглашает» (3-й ранг -3,65 и 3,63), «платит лидер» (4-й ранг – 2,77 и 2,50) и «платит женщина» (5-й ранг – 2,26 и 2,28). Мнение «в кампании каждый платит за себя» (2-й ранг), по нашему представлению, свидетельствует о распространении индивидуализма и рыночных отношений в нашей стране. Согласно критерию Манна-Уитни, достоверные различия между городом и селом существуют по позиции «характерное поведение в ресторане, кафе – платит мужчина» (p=0,005).

Следующая позиция связана с прогнозированием русскими своего поведения (см. таблицу 1).

Таблица 1. Прогнозирование русскими своего поведения

1-й ранг в городе занимает позиция, связанная с тем, что русские «прогнозируют появление в своей жизни позитивных явлений» (в сельской местности этот показатель занимает 3-й ранг; средние в городе 3,43 и 3,13 в сельской местности). Выявленное различие может быть объяснено тем, что, по-видимому, сельчане более критично и объективно оценивают жизненную ситуацию по сравнению с горожанами. Недаром есть ряд русских пословиц: «Гром не грянет – мужик не перекрестится», «На охоту идти – собак кормить», «Коня запрягать – дугу загибать» и др. Объяснение отсутствию склонности к прогнозированию у русского населения, на наш взгляд, заключается в историческом, экономическом и правовом прошлом России (крепостное право отменили около 150 лет назад; при советской власти государство проводило патерналистскую политику, вследствие чего русские психологически оказались не готовы к рыночным отношениям и пр.). Далее, в городе на 2-м месте следует «прогнозирование на средний срок», а в сельской местности на 5-м месте (3,35 и 2,96). На 3-м месте в городе «прогнозирование на длительную перспективу», а у селян на 6-м месте (3,35 и 2,74). Горожане по сравнению с сельчанами больше вписались в рыночные отношения: уже «одним днем» не проживешь, и приходится думать о перспективе. Согласно критерию Манна-Уитни, достоверные различия между городом и селом существуют по позиции «прогнозирование на длительную перспективу» (p=0,03).

Прогнозирование «на короткий период» в городских условиях находится на 4-м месте, а в сельской местности на 1-м (3,26 и 3,48). Можно сказать, что проблема «выжить» для сельчан является наиболее актуальной (согласно русской пословице «Не до жиру, быть бы живу!»). «Обходятся без прогнозирования» горожане ставят на 5-е место, а сельчане – на 2-е (3,16 и 3,26). Позицию «прогнозирование появления негативных явлений» у горожан на последнем (7-м) месте, а у сельчан – на 4-м (3,02 и 3,09) трудно объяснить. Согласно критерию Манна-Уитни, достоверные различия между городом и селом существуют по позиции «прогнозирование появления негативных явлений» (p=0,05).

Следующая позиция связана с планированием русскими своих дел. Результаты исследования представлены в таблице 2.

Таблица 2. Планирование русскими своих дел

Представляет интерес, что именно занимает 1-й ранг у горожан и селян (в городе – «планирование на средний срок», в сельской местности – «планирование на короткий срок»).

Объясняется это, на наш взгляд, как неблагоприятной социально-экономической ситуацией в стране, так и традицией. Позиция «при планировании учитывают возможное появление негативных явлений» у горожан занимает 5-е, а у сельчан 6-е место. Возможно, это свидетельствует, с одной стороны, о связи между позициями «прогнозирование появления негативных явлений в жизни» и «при планировании учитывают возможное появление негативных явлений», а, с другой стороны, и об оптимистичности русских людей.

Весьма важным представляется выяснение того, на что ориентируются русские в жизни. Респонденты полагают, что «русские в своей жизни ориентируются на настоящее» (среди горожан и сельчан 1-й ранг – 3,83 и 3,82), что свидетельствует о достаточно реалистичном подходе к свой временной ориентации. «Ориентировка на будущее» среди горожан и сельчан занимает 2-й ранг (3,43 и 3,39), что может свидетельствовать об определенной неуверенности в «завтрашнем дне». На 3-м месте в городе и сельской местности находится «ориентация русских на прошлое» (3,09 и 3,14).

Поведение людей в экстремальных ситуациях, преодоление ими трудностей, прогнозирование и планирование своих дел и поведения, с одной стороны, опосредовано взаимодействием с представителями своего и других этносов, а, с другой стороны, является индивидуальным вариантом поведения.

3.2. Конфликтное взаимодействие

По проблемам конфликтного этнического взаимодействия имеется значительная литература, раскрывающая их возникновение, протекание и разрешение (Цепцов, 1996; Стефаненко, 1999, 2003; Конфликтология, 2000; Психология конфликта, 2002; Платонов, 2003; Kimmel, 1994; George, Jones, Gonzalez, 1998; Langlois C., Langlois J.– P., 1999).

Этнические конфликты (как межгрупповые) рассматриваются в конфликтологии, этнологии и др. (Конфликтология в контексте мира, 2001; Садохин, 2002). Здесь же будут рассмотрены конфликты, которые возникают между представителями этносов и проявляются в процессе этнического общения.

Конкурирующее взаимодействие между этнофорами иногда имеет тенденцию превращаться конфликт. Рассмотрим этнические конфликты в сфере труда и быта.

Конфликты в сфере труда. Отношения в трудовой сфере в каждой стране регулируются национальным законодательством. Производственные споры и конфликтные ситуации между руководителями и подчиненными разрешаются традиционно, исходя из трудового права, конфессиональных, моральных этнопсихологических и других национальных норм жизнедеятельности народа. Кроме того, разрешение трудовых конфликтов зависит от того, происходят они на государственном предприятии или на частном, а также от корпоративной культуры на производстве.

В этнопсихологическом плане особенности разрешения деловых споров и конфликтов также зависят от уровня коллективизма-индвивидуализма и властной дистанции в этносе.

Рассмотрим специфику обсуждения деловых вопросов, споров и конфликтов на производстве, особенности использования аргументации и методов психологического воздействия при разрешении трудовых споров и конфликтов на результатах эмпирических исследований тувинцев в Республике Тыва (Резников, Товуу, 2002).

Особенности проработки деловых вопросов, споров и конфликтов на производстве тываларами выглядят следующим образом: «во время деловых споров они учитывают межнациональный опыт решения обсуждаемой проблемы» (3,30) и «привлекают аргументы с учетом сильных возражений оппонентов» (2,92). Обсуждение деловых вопросов тывалары стараются перевести в неформальную обстановку (например, приглашают погостить к себе, выехать на природу и пр.). Развитие деловых связей зависит от того, чьи интересы представляют лица, ведущие переговоры (представители государственных предприятий, частных фирм, фирм со смешанным капиталом и пр.). Полученные данные свидетельствуют о том, что проработка деловых вопросов, споров и конфликтов на производстве решается традиционно.

Во время деловых споров наиболее убедительными являются следующие типы аргументации: «обращение к авторитету личности, его профессиональному опыту» (4,30). На 2-м месте «обращение к собственному опыту» (3,93); затем следуют «обращение к традициям» (3,75) и «обращение к большинству» (3,47). Наиболее убедительной аргументацией для представителей народа тыва является «обращение к общественному положению личности», его «профессиональному опыту». «Обращение к традициям» свидетельствует о том, что тывалары по-прежнему проявляют приверженность к коллективистской культуре. Таким образом, авторитет личности, связанный с его профессиональным опытом, демонстрирует проникновение рыночных отношений в жизнь тываларов.

Споры и деловые вопросы обсуждаются в основном «коллективно» (3,96) и «спокойно» (3,44); затем следует позиция «в процессе обсуждения переходят на личность собеседника» (2,59); «после конфликтного обсуждения прерывают отношения» (2,46); «обсуждают агрессивно» (2,24), «привлекают в качестве судей посредников (посторонних людей)» (1,95). Обсуждение спорных вопросов происходит типичным для восточных этносов образом (коллективно и спокойно), есть возможность для партнера и для себя «сохранить лицо».

В споре излагаются аргументы «прямолинейно» (3,65), «завуалировано (витиевато)» (2,61) и «с иронией, злой шуткой и т. п.» (2,20). Показатели по данной позиции свидетельствуют о том, что тывалары склонны к более четкому изложению своих позиций. С учетом же их принадлежности к восточным этносам видна недопустимость нанесения партнеру по общению обиды (низкий уровень оценок «использование иронии, злых шуток и пр.».

Чаще всего среди тываларов используются следующие методы воздействия: «убеждение» (3,40); «внушение» (3,10 балла)»; «подражание (личный пример)» (3,00), «заражение (хорошим или плохим настроением, оптимизмом и пр.» (2,50). На последнем месте – «принуждение (используют негативные аргументы, угрозы и пр.)» – 2,40 балла. Низкая оценка метода «принуждения» свидетельствует о достаточно высоком нравственном менталитете народа тыва (Резников, Товуу, 2002).

Изложенные результаты доказывают, что среди народа тыва имеет место традиционное обсуждение производственных вопросов, споров и конфликтов.

Конфликты в бытовой сфере. Этнические конфликты обстоятельно исследованы С. Тинг-Туми в ее работе «К теории конфликта и культуры». Продуктивно используя подход Э. Холла о низко– и высококонтекстуальных культурах (Hall, 1976), она проводит различия между «инструментальным» и «экспрессивными» причинами конфликтов. Инструментальный конфликт обусловлен практическими целями, а экспрессивный – желанием снять психическое напряжение и освободиться от враждебных чувств (Ting-Toomey, 1985).

В исследованиях по процессу общения Б. Ф. Ломов, раскрывая аффективно-коммуникативную функцию этого процесса, подчеркивал, что «весь спектр специфически человеческих эмоций возникает и развивается в условиях общения людей. Этими условиями определяется уровень эмоциональной напряженности, в этих условиях осуществляется и эмоциональная разрядка ‹…› потребность в общении очень часто возникает именно в связи с необходимостью изменить свое эмоциональное состояние» (Ломов, 1999, 203).

Рассматривая межэтнические конфликты, С. Тинг-Туми утверждает, что члены низкоконтекстуальных культур более способны разделить конфликт от вовлеченной в него личности по сравнению с представителями высококонтекстуальных культур. Этнофоры из низкоконтекстуальных культур, отстаивая свою целеориентированную позицию, могут даже накричать друг на друга и тем не менее оставаться после этого друзьями (в таких культурах инструментальная позиция тесно связана с личностью, которая ее отстаивает). В высококонтекстуальных этносах конфликтующие стороны предпочитают открыто не конфронтировать на публике, чтобы грубым словом или оскорблением не привести оппонента к «потере его лица» (особенно в тех случаях, когда это происходит в контексте отношений руководства и подчинения) (Ting-Toomey, 1985).

По мнению С. Тинг-Туми, во-первых, представители низкоконтекстуальных культур воспринимают мир в терминах аналитической линейной логики и обозревают позиции и личности как дихотомии. Она оспаривает положение, что в низкоконтекстуальных культурах их члены характеризуют конфликтные события главным образом как инструментально ориентированные, а этнофоры в высококонтекстуальных культурах, воспринимающие мир в терминах синтетической спиральной логики, те же самые события воспринимают как экспрессивно-ориентированными. Индивиды высококонтекстуальных культур затрудняются отделить конфликтные события от аффективной составляющей. Для них конфликтная позиция и конфликтующая личность часто представляют одно и то же. Во-вторых, конфликт, который рассматривает С. Тинг-Туми, касается специфических условий, в которых они могут иметь место в двух культурных системах. Она возражает против тезиса, что правила, которые дифференцируют конфликты в низкоконтекстуальных и высококонтекстуальных культурах различны. С. Тинг-Туми полагает, что низкоконтекстуальные культуры содержат низкие культурные требования и низкие ограничительные характеристики к конфликтному взаимодействию этнофоров. Относительно высокая степень неопределенности и риск превалируют в каждом высококонтекстуальном межличностном взаимодействии (Ting-Toomey, 1985).

По мнению С. Тинг-Туми, важный в теоретическом и практическом плане вопрос разрешения конфликтов можно сформулировать следующим образом: какие стратегии выбирают участники конфликта при достижении пика антагонизма и напряженности в низко– и высококонтекстуальных системах? Она отвечает, что индивид, который проживает в разных этносах, научается выбирать дифференцированное отношение в разных культурных системах. В низкоконтекстуальных культурах, которые характеризуются активной поисковой ориентацией, участники конфликта могут воспринимать его прямо, с конфронтационной напряженностью (когда различия во мнениях имеют место). Это активный ориентирующий подход также служит нормативом для обоих участников конфликта, вынуждая их поскорее разрешить и закрыть его (Ting-Toomey, 1985). Например, американцы предпочитают защищать себя активно, придерживаясь той позиции, которую они избрали. Они могут быть агрессивными, экспрессивными, использовать шутки, вплоть до саркастических, и прямо в глаза оппоненту высказывать свои суждения и обвинения (Barnlund, 1975).

В высококонтекстуальных культурах предоминантная модель конфликтных отношений может быть лучше описана как уклончивая и неконфронтационная, участники которой полагают возможным использовать имплицитные или ограничительные коды. Калькулируемая степень неопределенностей и многоречивость типично используются, когда напряжение и беспокойство увеличивается. Например, японцы в таких ситуациях более пассивны, используют отходы и сокрытия, ритуализируют встречи, чтобы избегнуть угроз (Barnlund, 1975).

С. Тинг-Туми полагает, что в межличностных этнических конфликтах важно выяснить, каким образом участники конфликта выполняют роли конфликтующих в низко– и высококонтекстуальных культурах. Коммуникативное отношение и стиль поведения соединены взаимозависимо. Стиль реализуется через когнитивную ориентацию. Стиль соотносится с поведенческими вербальными и невербальными средствами выражения себя. Он также включает установочные и аффективные компоненты по отношению к управлению конфликтом. Этнофоры из низкоконтекстуальных культур чаще всего при управлении конфликтом используют актуально-индуктивный или аксиматически-дедуктивный стиль. Они ценят прямую логику и склонны достигать разрешения противоречия, исходя из интеллекта конфликтующих. Этнофоры в высоко контекстуальных культурах используют аффективно-интуитивный стиль управления конфликтными эпизодами; они ценят «точечную логику» и склонны достигать разрешения конфликта «от сердца» (Ting-Toomey, 1985). В таблице 3 сжато изложен ее подход.

Таблица 3. Характеристики конфликта в низко– и высококонтекстуальных культурах

Ключевые вопросы: Почему?

Низкоконтекстуальный конфликт: Аналитический подход, линейная логика, инструментально-ориентированный подход, дихотомия между конфликтом и участниками конфликта

Высококонтекстуальный конфликт: Синтетический подход, спиральная логика, экпрессивно-ориентировнный подход, интеграция конфликта и его участников

Ключевые вопросы: Когда?

Низкоконтекстуальный конфликт: Индивидуалистически ориентированный подход, низкие коллективные нормативные экспектации, нарушение индивидуальных экспектаций, создание конфликтных потенциалов

Высококонтекстуальный конфликт: Группоориентированный подход, высокие коллективные нормативные экспектации, нарушение коллективных экспектаций; создание конфликтных потенциалов

Ключевые вопросы: Что?

Низкоконтекстуальный конфликт: Несокрытие, прямой подход, конфронтационное отношение, действия ориентированы на разрешение

Высококонтекстуальный конфликт: «Сокрытие», «непрямой» подход, неконфронтационное отношение, сохранение «лица», ориентированы на отношения

Ключевые вопросы: Как?

Низкоконтекстуальный конфликт: Эксплицитные коммуникативные коды, прямой логический стиль, рациональная фактическая риторика, открытые и прямые стратегии

Высококонтекстуальный конфликт: Имплицитные коммуникативные коды, позиционный логический стиль, интуитивная аффективная риторика, неопределенные и непрямые стратегии

После публикации работы по теории конфликтов в этнических общностях С. Тинг-Туми в 1985 г. провела еще несколько исследований, что позволило ей расширить свой подход (Chua, Gudykunst, 1987; Ting-Toomey, 1986а, 1986b; 1988).

Представители индивидуалистических, низкоконтекстуальных культур больше используют доминирующие или контролирующие стратегии управления конфликтом по сравнению с этнофорами из коллективистских, высококонтекстуальных культур, что позволяет им сохранить «свое лицо».

В таблице 3 показаны различия в психологических характеристиках протекания конфликтов в низко– и высококонтекстуальных культурах (Ting-Toomey, 1985). Представители индивидуалистических и низкоконтекстуальных культур используют в большей степени разрешительно-ориентированный конфликтный стиль по сравнению с этнофорами из коллективистских, высококонтекстуальных культур. Последние предпочитают использовать в большей степени избегающий ориентационно-конфликтный стиль (по сравнению с представителями индивидуалистских, низкоконтекстуальных культур). Поэтому они стремятся избежать конфликта во что бы то ни стало. Здесь важно отметить различное понимание стратегии разрешения конфликта в разных этнических культурах. В оценочном плане этнофоры из низкоконтекстуальных культур непрямой стиль управления конфликтом могут расценивать как трусливый, а члены высококонтекстуальных культур – как признак хорошего тона (Ting-Toomey, 1986а, 1986b; 1988).

В заключение необходимо отметить, что теория конфликта между представителями разных этносов С. Тинг-Туми корреспондирует с результатами других исследователей, занимающихся этими проблемами (Kagan, Knight, Martinez-Romero, 1982; Nomura, Barnlund, 1983; Bond, Wan, Leung, Giacalone, 1985).

Нам представляется, что изложенный выше подход является перспективным, так как, во-первых, он показывает появление возможных трудностей в конфликте этнофоров из разных культур. Во-вторых, он демонстрирует прогностическую модель поведения этнофоров, принадлежащих как к низкоконтекстуальным и индивидуалистическим этносам, так и высококонтекстуальным и коллективистским народам. В-третьих, теория конфликтного взаимодействия этнофоров позволяет заранее выработать различные практические подходы по возможному урегулированию межэтнических конфликтов.

При выработке конкретных предварительных рекомендаций важно учитывать этнопсихологические особенности протекания конфликта (бурно или спокойно протекает, какая аргументация будет убедительной для участников конфликта, кто может быть привлечен в качестве посредников, на какие уступки каждая из сторон может пойти и др.).

В 1992–1993 гг. из Аризонского университета США в Москву приезжала профессор Энн Хардт, которая проводила тренинги для учителей и преподавателей вузов по разрешению межэтнических межличностных конфликтов в школе, в которой учатся школьники из разных расовых групп. Продуктивен ее подход к организации групп посредников (обычно 2–3 человека) по предупреждению и разрешению конфликтов из числа самих школьников, начиная с первого до последнего класса. Группы посредников во время перемен обычно дежурят около своих классов. В течение года происходит замена состава «групп миротворцев» с той целью, чтобы каждый школьник побывал в роли посредника. Организация этого процесса возложена на психологов, которые перманентно проводят небольшую психологическую подготовку самих переговорщиков к выполнению их роли.

Рассмотрим результаты эмпирических исследований тываларов по их поведению в конфликтных ситуациях в бытовой сфере (Резников, Товуу, 2002).

«В конфликтных ситуациях» поведение тыва этноса выглядят следующим образом: «избегают конфликтов» (3,60), «спорные вопросы обсуждают эмоционально» (3,48) и «обстоятельно» (3,30). Наименьшими баллами оценены позиции «ссорятся на виду у всех» (2,56) и «привлекают посторонних в качестве судей» (2,15). Судя по полученным результатам, опрашиваемые предпочитают не избегать конфликтов, а при их возникновении обсуждают относительно эмоционально. Низкие оценки позициям «ссориться на виду у всех» и «привлекать посторонних в качестве судей» свидетельствуют, что тывалары стремятся избегать публичного обсуждения конфликтов («Не выносят ссор из избы!»).

«Привлечение посторонних лиц в качестве судей для разрешения конфликтов» распространено среди этносов с недостаточно высокой правовой культурой, в обществах, по сути, ориентированных традиционно. Что же касается, например, американцев, то при разрешении конфликтов они ориентируются на юридическую помощь.

Как указывалось выше, в 2003–2005 гг. нами было проведено полевое исследование по выявлению этнопсихологического облика русских на территории Костромской области. В ходе его выявлялись типологические особенности поведения русских в конфликтных ситуациях. 1-й ранг в городе и сельской местности занимает суждение, что русские «обсуждают спорные вопросы эмоционально» (средние 3,98 и 3,90). Данная особенность четко просматривается в научной литературе, в которой описываются национально-психологические особенности русских. 2-е место принадлежит «избеганию неопределенности» (3,59 и 3,51). На 3-м месте – «обсуждение спорных вопросов происходит обстоятельно» (3,34 и 3,32). 4-й ранг занимает «избегание конфликтов» (3,32 и 3,27). На 5-м месте расположен показатель – русские «ссорятся на виду у всех» (3,18 и 3,16). На последнем (6-м) месте характеристика – русские «привлекают посторонних лиц в качестве судей» (2,91 и 2,92).

Выводы по главе 3

Интерактивная сторона общения этнофоров может проявляться в диапазоне от сотрудничества до конфликта. Две названные формы взаимодействия являются полярными.

1. Кооперативное сотрудничество этнофоров может осуществляться в разных сферах: трудовой, бытовой, религиозной и др. Совместная трудовая деятельность в разных этносах вознаграждается по «норме справедливости», но по-разному понимаемой и интерпретируемой в зависимости от того, распространен ли в этносе индивидуализм или коллективизм. В индивидуалистических этносах вознаграждение за труд осуществляется по «норме беспристрастности», согласно которой за личный вклад в совместную трудовую деятельность этнофор получает вознаграждение за его персональный вклад. В коллективистских этносах оплата за труд реализуется по «норме равенства», подразумевающей равномерное ее распределение, независимо от дифференцированного вклада каждого его участника. Бытовая совместная деятельности в индивидуалистских этносах осуществляется по добровольной взаимной норме (симметричной и дополнительной), а в коллективистских – обязательной взаимной норме.

2. Способ разрешения споров и конфликтов между этнофорами зависит от того, к какому типу этноса они принадлежат. В индивидуалистических и низкоконтекстуальных культурах чаще используются доминирующие (или контролирующие) стратегии управления конфликтом и разрешительно-ориентированный конфликтный стиль. Среди коллективистских и высококонтекстуальных культур в большей степени предпочитается избегающий ориентационно-конфликтный стиль, в связи с чем этнофоры из таких этносов стремятся избежать конфликта во что бы то ни стало.

При разрешении деловых конфликтов имеет значение и уровень властной дистанции в этносе (высокий или низкий). Кроме того, разрешение конфликтных ситуаций между этнофорами в трудовой деятельности может осуществляться на основе национального трудового права, которое также имеет свою национальную специфику.

Глава 4 Межличностные отношения в различных этносах

В межличностных отношениях этнофоров реализуются все стороны этнического общения – перцептивная, коммуникативная, интерактивная и регулятивная.

В научной литературе межэтнические отношения чаще анализируются как межгрупповые (Дробижева, 1998). Л. А. Козлова рассматривает оптимизацию межличностных отношений в этносах через использование невербальных средств общения (Козлова, 1990). В данной главе изложен авторский подход к процессу формирования (динамике) межличностных отношений в разных этносах.

4.1. Общая характеристика межличностных отношений в разных этносах

Исследования межличностных отношений в моноэтнической среде в России и за рубежом уже проводились (Обозов, 1979; Кон, 1987, 2005; Гозман, 1987; Мясищев, 1998; Шибутани, 1998; Куницына, Казаринова, Погольша, 2001; Резников, 2003, в; Резников, Садов, Фетискин, Колиогло, 2004; Huston, Levinger, 1978). А персональные отношения этнофоров разных национальностей в отечественной психологической литературе почти не освещаются. За рубежом по данной проблеме проводятся исследования, но они в России мало известны (Triandis, 1977; 1978; Morse, 1983; Gudykunst, Nishida, 1986). Наиболее представительным исследованием по межличностным отношениям в моно– и полиэтническом общении является совместная работа В. Гадикунста, С. Тинг-Туми и Е. Чуа, в которой изложены результаты исследований и сделаны интересные теоретические обобщения по этой проблеме (Gudykunst, Ting-Toomey, Chua, 1988).

Б. Ф. Ломов в работе «Методологические и теоретические проблемы психологии» выделил в общении функцию формирования и развития межличностных отношений. Он полагал, что анализ межличностных отношений предполагает изучение большого комплекса не только психологических, этических, но и экономических вопросов (Ломов, 1999).

Межличностные отношения – это объективно переживаемые, в разной степени осознаваемые взаимосвязи между этнофорами. В их основе лежат разнообразные эмоциональные состояния взаимодействующих членов этнических групп и их психологические особенности. В отличие от деловых (инструментальных) отношений, которые могут быть как официально закрепленными (формальными), так и незакрепленными (неформальными), межличностные связи являются незакрепленными, неформальными. Иногда межперсональные отношения называют экспрессивными, что подчеркивает их эмоциональную содержательность. Т. Шибутани считает, что основное содержание межличностных отношений составляют различные эмоции и чувства (Шибутани, 1998). Вместе с тем в процессе установления и поддержания межличностных контактов этнофоры испытывают не только эмоции и чувства, но и другие психические состояния. Считывание эмоциональных, интеллектуальных и волевых состояний осуществляется в процессе восприятия этнофорами друг друга (реализуется перцептивная функция общения) и происходит обмен эмоциональной информацией (реализуется коммуникативная функция).

Межличностные отношения в этносах включают три составляющих – когнитивный (гностический, информационный), аффективный (эмоциональный) и конативный (поведенческий). Эмоциональный компонент здесь является ведущим. «Это, прежде всего, положительные и отрицательные эмоциональные состояния, конфликтность состояний (внутриличностная, межличностная), эмоциональная чувствительность, удовлетворенность собой, партнером, работой и т. д.» (Обозов, 1979, с. 5). Вместе с тем межперсональные (межличностные) отношения иногда предполагают и моральную оценку их конкретных проявлений (к примеру, тактичность, вежливость в отношениях), психическую напряженность (например, конфликтность межличностных отношений), контроль за проявлениям межличностных отношений (самоконтроль) и пр. Например, в Армении или Грузии можно наблюдать ситуацию, когда два представителя этих национальностей, громко и эмоционально разговаривают друг с другом, размахивают руками и пр. Не зная языка, можно сделать предположение, что они ругаются, но в действительности это достаточно типичная картина проявления эмоций в процессе межличностных отношений у представителей этих народов. Конативная составляющая достаточно ярко проявляется у англичан, в силу чего их межличностные отношения были положены в основу международного этикета.

Различия в проявлениях интерперсональных отношений в различных этносах огромны. Они могут отмечаться на производстве и в быту. Межличностные отношения строятся по «вертикали» (между руководителями и подчиненными и наоборот) и по «горизонтали» (между лицами, занимающими одинаковый статус). Межперсональные связи обусловливаются этническими нормами групп, к которым принадлежат общающиеся.

Г. Триандис в своих исследованиях указывает, что для межличностных отношений во всех культурах характерны следующие измерения: 1) ассоциация – диссоциация, 2) подавление – подчинение, 3) интимность – формальность и 4) открытость – закрытость.

Ассоциативное поведение предполагает оказание помощи и поддержки (сотрудничества), в то время как диссоциативное поведение включает избегание другой личности и даже борьбу с ней. Подавление предполагает критику других людей, отдачу приказов и пр. Подчинение же влечет за собой обращение с просьбой помочь, соглашение с предлагаемыми решения и т. д. Интимность поведения включает самораскрытие, выражение эмоций (иногда касаний) как свидетельство расположенности и доверия одного партнера по общению по отношению к другому. Формальные же отношения предполагают отправку письменных приглашений, сухость контактов. Открытость – очевидность для других, «прозрачность» поведения, а скрытность – внутренняя сдержанность и «непрозрачность» (Triandis, 1977, 1978).

Д. Адамопулос и Р. Бонтемпо на большом литературно-историческом материале пришли к выводу, что аффилиация (по Триандису, ассоциация) и доминирование (по Триандису, подавление) за последние 3000 лет почти не изменились и являются универсальными измерениями. Интимность также представляется универсальной характеристикой, но она существенно изменилась за этот период времени (Adamopoulos, Bontempo, 1986).

Проведение эмпирических исследований с указанными подходами в научных источниках не просматривается.

У. Фоа и Е. Фоа предложили рассматривать развитие межличностных отношений как обмен ресурсами (ценностями) (Foa, Foa, 1974).

Некоторые американские исследователи предлагают соединенить подходы У. Фоа, Е. Фоа и Г. Триандиса (Lonner, 1980).

Очевидно разнообразие межличностных отношений в этносах при их качественном описании, когда сравниваются, например, представители стран Северной Европы (норвежцы, шведы и др.) и Южной Европы (итальянцы, греки и пр.), американцы англосаксонского происхождения и японцы и т. д. (Пронников, Ладанов, 1986; Сухарев В, Сухарев М., 1997, 2000; Льюис, 1999, 2001; Московцев, Шевченко, 2003). Вместе с тем это порождает трудности для качественно-количественного их измерения и сравнения.

В связи с многогранностью проблемы межличностных отношений в разных этносах мы остановимся только на некоторых вопросах. К ним относятся соотношение межличностных отношений и социальной дистанции, привлекательность (аттракция) и «самораскрываемость» этнофоров среди разных этнических групп (Elbedour, Shulman, Kedem, 1997).

Соотношение «межличностных отношений и социальной дистанции» в этносах предполагает такую близость общающихся, которая соответствует их социокультурным нормам. Социальная дистанция позволяет сохранить адекватный уровень широты и глубины взаимосвязей при установлении межличностных отношений в определенной этнической общности. Межличностные отношения и социальная дистанция зависят от выделенной Г. Хофштедом характеристики – властной дистанции (Хофстеде, 2002). В этносах с высокой властной дистанцией социальные отношения превалируют над межличностными связями. В культурах с такой дистанцией межличностные отношения, как правило, развиваются по горизонтали.

В индивидуалистических этносах (к примеру, в Англии, Германии) деловые и межличностные отношения обычно не смешиваются, нормы их выполнения соблюдаются достаточно строго. Нарушение этнопсихологичес-ких норм в таких культурах считается недопустимым и строго осуждается представителями названных народов. Г. Триандис в своем исследовании приводит пример: американцы строго дифференцируют деловые и межличностные отношения, а греки, наоборот, часто их смешивают (Triandis, 1995).

Межличностные отношения зависят также и от других психологических характеристик, выделенных Г. Хофштедом. Так, к примеру, в маскулинных этносах межличностные отношения соотносятся с полом (они формируются между представителями одного пола). В коллективистских этносах по сравнению с индивидуалистскими распространены более жесткие требования к ситуациям, которые обусловливают объем персонализации развивающегося контакта этнофоров.

С. Тинг-Туми указывает, что в индивидуалистических этносах обязательства участников общения несколько выше по сравнению с партнерами из коллективистских культур. Кроме того, привязанность представителей индивидуалистических культур в межперсональных отношениях к партнеру по общению несколько выше, чем в коллективистских культурах, так как в последних чаще симпатии к ингруппам проявляются более интенсивно по сравнению с аутгруппами (Ting-Toomey, 1987).

Межличностная «привлекательность» является сложным психологическим свойством личности, позволяющим ей как бы непроизвольно «притягивать к себе» партнеров по общению и вызывать у них чувство симпатии. Межличностная взаимная привлекательность партнеров по общению зависит от многих их особенностей (Huston, Levinger, 1978). В этнопсихологическом плане межличностная привлекательность обуславливается национальными нормами. Поскольку данный феномен возникает на основе принципа подобия нравственных, эстетических, психологических и иных национальных идеалов, можно сказать, что межличностная привлекательность в этническом общении будет зависеть от объективных и субъективных характеристик общающихся (Резников, 2002в).

В зарубежных исследованиях по кросс-культурной психологии в сравении с отечественными источниками активно исследуется проблема «самораскрываемости» в процессе формирования межличностных отношениях. Так, например, С. Тинг Туми, исследуя представителей США, Франции и Японии, установила, что самый высокий качественно-количественный уровень самораскрытия имел место у американцев, затем шли представители Франции, а третье место занимали этнофоры из Японии (Ting-Toomey, 1987).

Невысокую самораскрываемость туркменов установили следующим образом. Во время обсуждения результатов одного из опросов, проводившихся в Туркмении, было зафиксировано, что среди респондентов из числа туркменов по сравнению с русскими респондентами заметен большой процент тех, кто не отвечал на определенные вопросы. В связи с тем, что исследование проводилось с использованием анкеты на русском языке, возникло предположение, что это связано с языковыми трудностями для респондентов коренной национальности. В процессе сбора дополнительной инфорамации по этому вопросу специалисты-этнологи обратили внимание на то, что у туркменов при разговоре с малознакомыми людьми не принято обмениваться сведениями о своей частной жизни, так как это не поощряется их этническими нормами (Cикевич, 1994, 1999).

Эмпирическое исследование межличностных отношений среди русских (на жителях Костромской области). Оценка проявлений межличностных отношений осуществлялась по 5-балльной шкале.

Анализ межличностных отношений русских выявляет три группы позиций. Первая включает следующие показатели «межличностных отношений»: уважительные, доброжелательные, искренние, вежливые, сдержанные, независимые, конфликтные равноправные, с достоинством и чуткие (отзывчивые). В свою очередь, «межличностные отношения» проявляются между мужчинами (на работе и в быту), мужчинами и женщинами (на работе и в быту), между женщинами (на работе и в быту) и женщинами и мужчинами (на работе и в быту). Вторая позиция предполагает оценку «стиля поведения русских мужчин» и «стиля поведения русских женщин» по одним и тем же показателям. Третья позиция рассматривает «стиль общения русских по отношению к представителям своей национальности» и «стиль общения русских по отношению к представителям других народов» (по одним и тем же пунктам): открытость (контактность, доступность), эмоциональность, деловитость, чувствительность, наблюдательность, расчетливость (прагматизм), доверчивость, заботливость, сплоченность, терпимость и общительность. Статистическая обработка осуществлялась с помощью дескриптивного анализа, критерия Манна– Уитни и факторного анализа. Сравнение и анализ результатов осуществлялся между городскими и сельскими жителями.

1. Полученные данные по позиции «межличностные отношения» были сведены в таблицу 1. Из таблицы видно, что при общении по рангам в городе проявляются «уважительные» и «чуткие» (1-2-й ранг) и «доброжелательные» и «вежливые» (3-4-й ранг). Самые низкие места заняли «сдержанные» и «равноправные» (7-8-й ранги), «искренние» (9-й ранг) и «конфликтные» отношения (10-й ранг).

Таблица 1. Средние значения и ранги показателей позиции «межличностные отношения»

В селе 1-3-й ранги заняли «уважительные», «доброжелательные» и «вежливые» межличностные отношения. Самые низкие места заняли «сдержанные» и «равноправные» (7-8-й), «искренние» (9-й) и «конфликтные» (10-й) отношения. Если проанализировать результаты, полученные в городе и деревни, то можно сказать следующее. Во-первых, подавляющее большинство показателей по оценке проявления «межличностных отношений» по баллам и рангам близки или совпадают. Исключение составляет показатель «чуткие (отзывчивые)», которая в городе занимает 1-2-й ранг, а в селе 6-й. Объяснение этому может быть следующее. Жизнедеятельность в селе по сравнению с городом протекает в более суровых условиях. Кроме того, плотность населения и интенсивность межличностных контактов в городе по сравнению с селом намного выше, что развивает сензитивность при общении. И, наконец, уровень образования и культуры городских жителей не способствует развитию сензитивности к людям. Во-вторых, совпадение оценок «доброжелательные» и «вежливые» в городе и селе, а также близость оценок «уважительные» и высокие баллы могут свидетельствовать не только о частоте их проявления, но и о значимости для русских, проживающих в Костромской области. В целом можно сказать, что межличностные отношения костромичан характеризуются достаточно высокими баллами «доброжелательности», «вежливости» и «уважительности».

2. По стилю поведения мужчин в городе и деревне имеются небольшие различия. «Стремление к высоким достижениям у мужчин» в городе оценивается в 3,6 балла, а в сельской местности – в 3,3 балла. «Демонстрация независимости мужского поведения» у городских мужчин проявляется несколько ярче, чем у сельских мужчин (3,9 и 3,7). Возможно, это объясняется тем, что найти работу в городе для мужчин сравнительно легче, чем в селе (по нашему представлению, обеспеченность работой влияет на самооценку и, естественно, на «демонстрацию независимости мужского поведения»). Статистических различий между стилем поведения женщин в городе и селе не обнаружено.

3. Третья позиция рассматривает «стиль общения русских по отношению к представителям своей национальности» и «стиль общения русских по отношению к представителям других народов». Психологические характеристики, оценивающие стили общения «русских с русскими» и «русских с представителями других этносов», как уже было отмечено, одинаковые. Эти две субшкалы позволяют выявлять этноцентризм русских (с помощью этой шкалы можно измерять этноцентризм любого народа).

Оценки русских по сравнению с оценками других народов выше по всем пунктам субшкалы (факторный анализ выделяет две названные характеристики в качестве самостоятельных субшкал). В целом полученные результаты подтверждаются и критерием Манна-Уитни: между «стилем общения русских с представителями своей национальности» и «стилем общения русских с представителями других народов» установлены различия на уровне p=0,04. Таким образом, результаты исследования четко подтверждают в методике «Выявление психологического облика этноса» наличие двух субшкал в составляющей «межличностные отношения» (Резников, Садов, Фетискин, Колиогло, 2004; Садов, Колиогло, 2004; Резников, 2005).

4.2. Динамика межличностных отношений в различных этносах

В США получила широкое распространение социальная «теория проникновения», базирующаяся на теории обмена, включающая четыре стадии развития межличностных отношений (ориентация, пробный аффективный обмен, аффективный обмен и стабильный обмен) (Altman, Taylor, 1973). Первая, ориентационная стадия характизизуется стереотип-ными поверхностными реакциями и ответами лиц, вовлеченных в контакт. Вторая стадия (пробный аффективный обмен) предполагает взаимодействие перифирических личностных свойств общающихся. На этом этапе отношения могут быть менее напряженными и дружескими; обязательства этнофоров друг перед другом ограниченны и временны. Третья стадия характеризуется полновесным эмоциональным обменом, содержащим раскованное и «круговое» взаимодействие и увеличение самораскрытия в центральной части партнерских личностных особенностей. На четвертой стадии общающиеся полностью раскрываются друг перед другом и успешно взаимодействуют (Altman, Taylor, 1973).

С. Кук в своем исследовании монорасовой среды установил условия продуктивности контактов: партнеры должны иметь равные статусы; аутгрупповые негативные стереотипы не должны подкрепляться; участникам общения желательно участвовать в кооперации (работать на общую цель); ситуация общения должна иметь высокую «потенцию знакомства», между общающимися желателен поддерживающий психологический климат (Cook, 1978).

Интересные результаты получили Е. Бобед и П. Воллбот, свидетельствующие о том, что по отношению к незнакомцам из других этнических групп проявляется меньшая вербализация и осуществляется меньший самоконтроль при выражении гнева (Bobad, Wallbott, 1986).

В. Гадикунст, С. Тинг-Туми и Е. Чуа проанализировали межличностные отношения внутри этносов и между этносами (Gudykunst, Ting-Toomey, Chua, 1988). Делая обзор исследований, посвященных влиянию этнопсихологических характеристик, выявленных Г. Хофштедом, на межличностные отношения, они пришли к следующим выводам. В культурах с высоким показателем избегания неопределенности этнофоры воспринимают взаимоотношения как более личностные по сравнению с этнофорами из культур с низким показателем. Маскулинность-фемининность определяет межличностные отношения. Представители высокомаскулинных этносов воспринимают отношения с противоположным полом как менее интимные, чем представители низкомаскулинных культур. Представители коллективистских культур по сравнению с индивидуалистическими проявляют большую дифференциацию отношений в ингруппах и аутгруппах. Властная дистанция прямо влияет на межличностные отношения. В этносах с высокой властной дистанцией межличностные отношения между руководителем и подчиненным дистанционированы, но они для общающихся естественны и не кажутся дискомфортными. В этносах с низкой дистанцией отношения между руководителем и подчиненными более близкие, они соответствуют этой дистанции, что в целом для общающихся представляется также естественным (Gudykunst, Ting-Toomey, Chua, 1988).

В. Гадикунст и Т. Нишида провели интересное исследование атрибутивного доверия в низко– и высококонтекстуальной культуре на выборках американцев и японцев. Результаты свидетельствуют о том, что три из четырех хофштедовских измерения (индивидуализм-коллективизм, избегание неопределенности и маскулинность-фемининность) обладают возможностью предсказывать будущие варианты развития межличностных ролевых отношений в своих этносах (коллеги, близкие друзья, братья, сестры и т. д.) (Gudykunst, Nishida, 1986).

Знание второго языка коррелирует с самораскрытием, с задаваемыми вопросами, низким контекстуальным атрибутивным доверием и длительностью отношений (Gudykunst, Nishida, Chua, 1986). В. Гадикунст, исходя из своей теории уменьшения внутригрупповой неуверенности, предсказывает, что знание второго языка влияет на уменьшение неуверенных интерактивных стратегий для партнеров по общению в аспектах самораскрытия, постановки вопросов, а также атрибутивного доверия (Gudykunst, 1988).

При формировании межличностных отношений представителей разных этносов происходит изменение психологических характеристик общающихся (социальных установок, этнических стереотипов и пр.).

Анализируя западные научные источники, можно сделать вывод, что «теория социального проникновения», которая распространена в исследованиях по кросскультурной психологии на западе, и «динамика формирования межличностных отношений» в наших отечественных исследованиях, по сути, направлены на решение одной и той же проблемы. В «теории социального проникновения» эта проблема рассматривается с позиции «теории обмена ресурсами», у нас она анализируется с социально-психологических и этнопсихологических позиций, где межличностные отношения между партнерами развиваются по стадиям (этапам).

Прежде чем приступить к рассмотрению процесса формирования межличностных отношений, по-видимому, нужно отметить, что его можно рассматривать как во внутриэтническом, так и в межэтническом аспекте. Своеобразие формирования межличностных отношений в полиэтничной среде по сравнению с моноэтничной усложняется этноцентризмом, этническими установками по отношению к партнерам (как представителям других национальных общностей), проявлением характеристик, выявленных Г. Хофштедом (коллективизм– индивидуализм, маскулинность-фемининность и пр.), и др.

М. Аргайл указывает 5 основных коммуникативных функций, которые проявляются при формировании межличностных отношений: 1) передача личностного отношения партнеров по общению друг другу; 2) выражение эмоциональных состояний; 3) управление беседой; 4) обмен ритуалами и 5) регуляция самопрезентации. По его представлению, все названные выше невербальные функции образуют концепт «межличностная синхрония» (Argyle, 1979).

Межличностные отношения зарождаются, закрепляются, достигают определенной зрелости, после чего могут ослабляться и потом прекращаться. Они развиваются в континууме: позитивные – нейтральные – негативные отношения. Динамика развития межличностных отношений проходит несколько этапов (стадий): знакомство, установление приятельских, товарищеских и затем дружеских отношений. Процесс ослабления межличностных отношений в «обратную» сторону может иметь такую же динамику. Каждый из названных этапов этнически окрашен.

Процесс знакомства осуществляется в соответствии с социокультурными и профессиональными нормами общества, к которому принадлежат партнеры по общению. На этом этапе важна самопрезентация партнеров по общению, которая имеет этнические особенности (по данной проблеме имеются исследования как в России, так и в США: Соколова-Бауш, 1999; Goffman, 1959).

Известно, что жители США, Франции и России могут знакомиться при разных обстоятельствах; это для них не играет определяющей роли (Смирнов, 1988; Фол, 1999; Япп, Сиретт, 1999). Английских исследователь М. Аргайл подчеркивает различия при установлении знакомства между американцами и англичанами. «Американцы способны установить неглубокий контакт очень быстро, в то время как англичане в этом плане более «официальны», замкнуты, с трудом устанавливают знакомства. Это объясняется различием в мотивах установления связей либо различием в приобретенных социальных навыках. Факт представления самого себя осуществляется во всех странах. Однако в Англии наложено табу на прямое представление себя; отсюда последнее должно осуществляться как-то опосредованно» (Argyle, 1973, р. 144). В целом англичане застенчивы, сдержанны и с ними трудно вступить в контакт. Американцы же, наоборот, начинают с небольшого разговора, который значит для них очень мало, как мало значит для англичан их внешность. Представители рабочего класса в Англии с большей охотой устанавливают контакты; они менее отдалены друг от друга и формальны во взаимоотношениях (Argyle, 1973).

Японцы, будучи коллективистской нацией, не представляют себя вне коллектива, членом которого они являются. Поэтому при знакомстве они называют, как правило, предприятие, где они трудятся, а затем уже свое имя, фамилию и остальные регалии.

В. Гадикунст в своем исследовании пришел к выводу, что представители высококонтекстуальных культур по сравнению с членами низкоконтекстуальных культур при начальном взаимодействии с незнакомыми людьми более осторожны и могут задавать много вопросов о прошлом партнера по общению. Кроме того, при формировании межличностных отношений они больше внимания обращают на невербальную аффилиативную экспрессивность (Gudykunst, 1983).

Приятельские отношения формируют готовность к дальнейшему развитию межличностных отношений. Если позитивная взаимная установка у этнофоров сформирована, то это является благоприятной предпосылкой к их дальнейшему общению. На этапе приятельских отношений происходит психологическая подстройка партнеров друг к другу.

В научной англоязычной литературе описываются синхронизирующие процессы, которые часто на бессознательном уровне позволяют этнофорам подстраиваться друг к другу.

М. Аргайл указывает 5 основных коммуникативных функций, которые проявляются при формировании межличностных отношений. Он предлагает этот процесс как «межличностная синхрония» (Argyle, 1979).

Развивая подход М. Аргайла, Э. Холл полагает, что «межличностная синхрония» базируется на конвергентных ритмических движениях между двумя общающимися этнофорами как на вербальном, так и невербальном уровне. Взаимосвязанные и иерархически организованные ритмические движения являются фундаментальными в симфонической партитуре. Основополагающим в межличностных отношениях товарищей и коллег по работе в организациях всех типов на межличностном уровне является преодоление культурных границ. Э. Холл утверждает, что в латиноамериканских, африканских и азиатских культурах народы более восприимчивы к ритмическим движениям, чем в Северной Европе и Северной Америке. По его представлению, синхронизация ритмических движений обусловливается «скрытыми измерениями» невербального поведения, что, в свою очередь, может объяснять факты, почему, например, этносы из африканской и латиноамериканской культур, относящиеся к высококонтекстуальным невербальным культурам, являются в большинстве музыкальными и показывают достаточно высокую сензитивность по отношению к синхронизирующим процессам по сравнению с народами с низкой контекстуальной невербальной культурой (к примеру, этносы Северной Европы и в США) (Hall, 1983).

Межличностная синхронизация может идти в сторону конвергенции (согласования, урегулирования) и дивергенции (рассогласования, разрегулирования). Конвергенция между этнофорами осуществляется в направлении широты, уникальности, эффективности, гибкости, ровности, личностности и спонтанности взаимодействия (в этом случае предполагаются открытые суждения). Если партнер нравится, то межличностная синхронизация усиливается, и наоборот, если не нравится, то она уменьшается. Для ее усиления этнофоры из индивидуалистских, низко контекстуальных культур усиливают речевую конвергенцию, а представители коллективистских, высоко контекстуальных культур усиливают значение невербальной конвергенции. Дивергенция проявляется в плане смещения невербального поведения партнеров по общению к узости, типичности, ригидности, затруднениям, публичности и ожиданиям (Knapp, 1983).

Представители низкоконтекстуальных культур склонны оценивать уровень развития межличностной синхронизации через доступность эксплицитного вербального самораскрытия, в то время как этнофоры из высококонтекстуальных культур склонны оценивать межличностную синхронизацию по эксплицитным значениям невербального поведения. Отсюда и первое следствие, что члены индивидуалистических этносов по сравнению этнофорами из коллективистских культур в большей степени предрасположены к самораскрытию. На основании исследований Д. Хаймса, Б. Спитцберга и В. Капоч можно вывести второе следствие, заключающееся в том, что, по-видимому, у представителей индивидуалистических культур более развита вербальная компетентность, а у коллективистических культур – невербальная (Hymes, 1972; Spitzberg, Cupach, 1984).

По-видимому, с определенной долей уверенности можно полагать, что этап «приятельских отношений» по некоторым позициям совпадает со второй стадией социальной «теории проникновения», базирующейся на «теории обмена» (Altman, Taylor, 1973).

Товарищеские отношения позволяют закрепить межличностный контакт. Здесь происходит сближение взглядов этнофоров и оказание поддержки друг другу. На качественном уровне данный этап характеризуют такие выражения, как «поступить по-товарищески», «товарищ по оружию» и пр. Межличностные отношения на этой стадии характеризуются определенной устойчивостью и взаимным доверием. В многочисленных популярных публикациях по оптимизации межличностных отношений можно встретить рекомендации по использованию разнообразных приемов, учитывающих этнопсихологическую специфику и позволяющих закреплять взаимное расположение и симпатию партнеров по общению.

На этом этапе большое значение имеют результаты исследования С. Кука об условиях большей продуктивности контактов в моноэтнической среде (Cook, 1978).

По нашему представлению, этап «товарищеские отношения», выделенный в отечественной социальной психологии, в «теории социального проникновения» И. Альтмана и Д. Тейлора соответствует третьей стадии, которая характеризуется полноценным эмоциональным обменом, взаимодействием и увеличениием самораскрытия партнерских личностных особенностей (Altman, Taylor, 1973).

По мнению И. С. Кона, дружеские отношения всегда характеризуются предметным содержанием – общностью интересов, целей деятельности, во имя которой друзья объединяются, и одновременно взаимной привязанностью (Кон, 1987, 2005). В этносах можно выделить утилитарную (инструментально-деловую, практически действенную) и эмоционально-экспрессивную (эмоционально-исповедальную) дружбу. Критерии дружбы, соответственно, в разных этносах, по-видимому, будут различные. К примеру, Р. Е. Касперсон, Д. Годжин и С. Тьюлер у американцев выделяют следующие показатели дружеских отношений: поступки партнеров по общению, компетенцию в общении, заботу друг о друге и предсказуемость (устойчивость) поведения партнеров (Kasperson, Golging, Tuler, 1992).

В. Гадикунст, С. Тинг-Туми и Э. Чуа указывают, что представители индивидуалистических культур формируют специфическую дружбу, в то время как дружба среди членов коллективистических культур предопределена стабильными родственными и близкими связями, образованными в ранней жизни (Gudykunst, Ting-Toomey, Chua, 1988). В качестве доказательств они приводят результаты исследований Д. Кушмана и С. Кинга, которые описывают дружеские отношения американцев и японцев. У японцев просматриваются два типа отношений. Первый тип отношений включают интерперсональные контакты, культивируемые и поддерживаемые как результат социальных обязательств (традиционные узы). Второй тип отношений основан на общих симпатиях, аттракциях, интересах и общих ценностях; он предполагает наличие друзей, которые обычно принадлежат к одному и тому же полу, а также друзей, приобретенных в ранние годы среди школьных и студенческих товарищей и сохраняющихся почти всю жизнь. Число близких друзей невелико, но они играют важную роль, что дает возможность каждому свободно говорить о широком круге общих интересов и в то же время чувствовать себя свободно. Американцы следуют другому (единственному) типу дружеских отношений, когда партнер по общению частично разделяет его реальную самоконцепцию. Дружеские отношения американцев имеют три скрытые измерения: доверие, поддержка самоконцепции и помогающее поведение (Cushman, King, 1986). Доверие соотносится с аутентичностью. Поддержка самоконцепции, как правило, базируется на уважении к социальной и психологической идентичности со стороны партнера по общению. Помогающее поведение – взаимная поддержку в случае необходимости (Cushman, King, 1986).

В Гадикунст и Т. Нишида пришли к выводу, что в высококонтекстуальных культурах аттрибутивное доверие проявляется в гораздо большей степени, чем в низкоконтекстуальных культурах (Gudykunst, Nishida, 1986).

Как было указано, мы провели исследование по выявлению этнопсихологического облика русских, проживающих на территории Костромской области. Один из вопросов касался своеобразия установления дружеских отношений среди русских.

Респонденты, опрошенные в городе и в сельской местности отметили, что дружеские отношения устанавливаются быстро (1-й ранг в городе и селе). Дружеские отношения возникают среди близких групп (одноклассников, лиц одного пола, возраста и пр.) (соответственно 2-й и 4-й ранги). Как правило, дружеские отношения многочисленные (3-й ранг в городской и сельской местности). Дружеские отношения сохраняются длительное время (4-й ранг в городе, в селе 2-й). По мнению респондентов, самораскрываемость друзей среди русских в городе и селе находится на 5-м месте. Дружеские отношения возникают между разными по социальному, профессиональному и иному статусу группами, но с общими интересами (6-й ранг среди горожан и селян). Дружеские отношения среди русских как в городе, так и в сельской местности устанавливаются трудно (7-й ранг). Согласно критерию Манна-Уитни, достоверные различия между городом и селом существуют по позиции «дружеские отношения возникают среди далеких групп, но с общими интересами» на уровне p=0,037.

Опрашиваемым были заданы два вопроса, связанные с информированием партнера как друга. Как в городе, так и в сельской местности на первое место вышел такой ответ: «чтобы сохранить дружеские отношения, лучше не высказывать неприятное для него мнение или говорить ему правду», а на второе место такой: «при дружеских отношениях партнеру можно говорить все, что думаешь». Достаточно интересно совпадение ответов. С одной стороны, чтобы не травмировать друга, вполне естественно, целесообразно оберегать его от негативной информации. По-видимому, респонденты исходили из этой позиции. С другой стороны, дружеские отношения предполагают достаточно откровенные высказывания партнеров друг другу, чтобы они могли адекватно ориентироваться в окружающем мире и принимать соответствующие обстановке решения.

Выводы по главе 4

1. Для изучения межличностных отношений во всех культурах Г. Триандис предлагает использовать следующие шкалы: ассоциация – диссоциация, подавление – подчинение, интимность – формальность и открытость – закрытость. Д. Адамопулос и Р. Бонтемпо утверждают, что аффилиация (по Триандису – ассоциация), доминирование (по Триандису – подавление) и интимность являются универсальными характеристиками; судя по различным источникам, первые две особенности за последние 3000 лет почти не изменились, а интимность существенно трансформировалась.

Соотношение межличностных отношений и социальной дистанции, проявление привлекательности (аттракции) и самораскрываемости парнеров по общению у разных народов зависит от этнических норм общения (контекстуальности, коллективизма-индивидуализма, маскулинности-фемининности и пр.).

2. В западных кросс-культурных исследованиях используется понятие «теория социального проникновения», которая базируется на теории социального обмена, предполагающей уменьшение неопределенности при установлении межличностных отношений в моно– и полиэтнической среде.

В отечественной этнической психологии данная проблема рассматривается как «динамика формирования межличностных отношений», предполагающая процесс установления межперсональных отношений посредством последовательного прохождения следующих этапов: знакомство партнеров, установление приятельских, товарищеских и дружеских отношений. Своеобразие прохождения этапов межличностных отношений в различных этносах обусловливается ценностными ориентациями, установками, уровнем контекстуальности, индивидуализмом-коллективизмом и др. этнопсихологическими особенностями каждого народа.

3. Перспективными направлениями по данной проблеме могут быть кросс-культурные сравнения межличностных отношений в разных этносах на примерах нашей многонациональной страны, выявление своеобразия каждого этапа в процессе формирования межперсональных отношений, а также разработка проблем аттракции, эмпатии в разных этносах и их кросс-культурный анализ.

Глава 5 Регулятивная сторона этнического общения

Регулятивная сторона этнического общения заключается в выполне-нии норм и правил, организующих поведение и образ жизни представителей различных этносов.

В Институте психологии РАН в 1976 и 1979 гг. под редакцией Е. В. Шороховой и М. И. Бобневой были впервые в нашей стране изданы две работы, в которых были изложены теоретические и эмпирические результаты психологических исследований по регулятивной стороне общения (Психологические проблемы социальной регуляции поведения, 1976; Психологические механизмы регуляции социального поведения, 1979). В них содержатся статьи, посвященные анализу регулятивной функции общения. Кроме того, М. И. Бобнева издала интересную и содержательную монографию «Социальные нормы и регуляция поведения», в которой глубоко и обстоятельно раскрывает эту проблему (Бобнева, 1978).

В работах В. В. Знакова, В. П. Левкович, Н. М. Лебедевой, Т. Г. Стефаненко, Ю. П. Платонова, Г. Хофштеда и других исследователей в различном объеме рассматриваются проблемы регулятивной функции культуры и социального поведения (Левкович, 1976; Сысоев, 1986; Плахов, 1985; Платонова, 1994; Знаков, 1997; Лебедева, 1998; Купрейченко, 2001; Кочетков, 2002; Стефаненко, 2003; Платонов, 2003; Кармин, Новикова, 2004; Карнышев, Одинец, 2004; Gibbs, 1965; Hofstede, 1983, 1993).

Б. Ф. Ломов выделял в общении функцию регуляции поведения (Ломов, 1984, 1999). В этом плане, развивая подход Б. Ф. Ломова, можно сказать, что регулятивная сторона проявляется во всех видах этнического общения (профессиональном, религиозном, бытовом и т. д.).

В этой главе регулятивный аспект этнического общения как составляющая этого феномена рассматривается впервые.

5.1. Этнические нормы общения

Общение этнофоров регулируется нормами и правилами, большая часть которых совпадает с общечеловеческими нормативами поведения, а определенная часть имеет свою этническую специфику. Последовательно рассмотрим этнические нормы и правила.

Понятие этнической нормы в общении. Социальные нормы рассматриваются как средство согласования интересов людей (Пеньков, 1972). Психологические нормы представляют собой континуум проявления психологических особенностей (процессов, состояний, свойств), а также поведения и действий, типичных для личности и группы (профессиональной, гендерной, этнической и пр.). Они могут быть выражены в яркой и латентной форме. Психологические нормы могут быть качественно-количественно выявлены, измерены и психологически интерпретированы, они отражают «именно нормативный, предписывающий и властный характер групповых норм как норм социальных, обеспечивающий их директивность, заданность и заданность ими определенных отношений, взаимодействий и взаимозависимостей между членами группы, внутри группы и их взаимоотношений и взаимодействий вне группы как представителей данной группы» (Бобнева, 1978, с. 145–146). Таким образом, этнопсихологические нормы являются одновременно социальными и их характеристики совпадают.

О. Г. Дробницкий в работе, посвященной морали по поводу этнических норм поведения, отмечает, что исследования по антропологии и этнографии привели к появлению «ряда содержательных работ, описывающих нормативные кодексы племенных общностей Америки, Африки, Азии и Австралии, до сих пор находящихся на различных стадиях родового строя. Здесь… исследуются социально-практические функции нормативно-оценочных систем, их обусловленность формами общественной жизни, способами детерминации поведения и мышления человека этими социальными нормативами» (Дробницкий, 1974, с. 137. Курсив мой. – Е. Р.).

Этнопсихологические нормы – это исторически сформировавшаяся система предписаний и рекомендаций, интериоризованная этнофорами в процессе этнической социализации, по регуляции интерперсональных контактов, поведения и деятельности в различных жизненных ситуациях, отражающая своеобразие национального образа жизни (иначе – модели общения и поведения).

Д. Горер, осуществив уникальное исследование английского национального характера (собрал 10000 анкет, а для кодирования использовал 5000), отмечал, что за последние 200 лет психологические нормы англичан резко изменились. В XVII–XVIII вв. жители Великобритании были значительно драчливее и вспыльчивее. Они проявляли склонность к жестокости, неистовому увеселению, «как бои быков, схватки медведей, бои петухов, публичные казни и порки, поддразнивание больных в сумасшедшем доме» (Gorer, 1955, р. 15).

Социальные нормы, выработанные в определенной культуре, будучи интериоризированы, играют роль внутренних и внешних факторов в регуляции поведения, общения и деятельности.

Алгоритмизировать поведенческие акты представителей этносов в различных ситуациях достаточно трудно, но тем не менее в этнопсихологических исследованиях выявляются и фиксируются действия и поступки, представляющие типичные нормы поведения для конкретных народов. Можно сказать, что содержательная сторона действий и их алгоритм представляют собой поведенческую норму этнофора в каждой конкретной ситуации.

Следование этническим нормам и правилам поведения может осуществляться как на осознаваемом, так и на неосознаваемом уровнях психической регуляции этнофора (Николаичев, 1976; Королев, 1979; Дреев, 1992). Существуют нормы, которые связаны с эффективным решением деловых проблем. В основе формирования отношений и взаимодействий этнофоров между собой и с окружающей средой лежат типичные нормы. Можно сказать, что в поведении, взаимодействии и отношениях людей проявляются нормы, отражающие этнопсихологические особенности.

М. Аргайл рассматривает проявление «счастья» в разных странах. Ссылаясь на международные исследования по этой проблеме, он указывает на связь между «средним уровнем счастья» и удовлетворенностью жизнью в различных государствах. На проявление существенных различий в выражении «счастья» в разных странах влияют экономические факторы (среднедушевой доход и др.) и существующие национальные нормы, которые санкционируют выражение позитивных эмоций. В некоторых странах принято преувеличивать степень проявления счастья. К ним относится США, где социальные нормы требуют от человека казаться веселым. В стране восходящего солнца не принято на людях открыто проявлять отрицательные эмоции (японец должен всегда улыбаться). В некоторых странах принято не выражать открыто свою радость. К примеру, жители Китая сконцентрированы на негативных событиях, по сравнению с американцами они выглядят менее оптимистично, ведут себя сдержанно (Аргайл, 2003). Этнические нормы и правила предписывают, какие эмоции надо проявлять в разных ситуациях (в магазинах, на свадьбах, похоронах и пр.). В некоторых случаях, этнофорам удается выглядеть счастливым независимо от того, ощущают ли они себя на самом деле таковыми. Такая норма поведения формируется в процессе этнической социализации этнофора.

Результаты исследований Х. Нишиды, М. Хаммера и Р. Вайзмана свидетельствуют о том, что японцы и американцы в разных ситуациях общения могут испытывать трудности, связанные с восприятием контекста межэтнического взаимодействия, социальных ролей и межэтнических установок, особенно поведенческих правил и норм, которые позволили бы им адекватно и быстро ориентироваться в этих ситуациях (Nishida, Hammer, Wiseman, 1998).

С позиций этнологии, регуляторами поведения этнофоров являются различные национальные обычаи, традиции, обряды, ритуалы, привычки и др. С позиций же этнической психологии в роли нормативов поведения этнофоров выступают различные этнопсихологические нормы, содержащиеся в ценностях, отношениях членов этнической общности к различным сторонам действительности, проявлениях эмоциональных и волевых состояний, национального темперамента и пр. (Резников, 1999д).

О. И. Митина и Ф. Ф. Петренко с помощью методики семантического дифференциала провели кросс-культурное исследование стереотипов женского поведения в России и США. Респондентами были женщины и мужчины всех возрастов. Сравнивая полученные результаты, авторы, пришли к выводу, что представления как американцев, так и россиян о нормах и правилах женского поведения в большей степени обусловливаются культурой, чем полом. «Стереотипы, требования, предъявляемые к тем или иным женским ролям представителями одной и той же страны, мужчинами и женщинами, имеют гораздо больше общего, чем стереотипы только женщин из разных культур (если сравнивать их между собой): то же относится к мужским выборкам» (Митина, Петренко, 2000, c. 81). Важно подчеркнуть, что каждый этнос имеет свои нормы и правила, согласно которым и реализуются социальные роли и поведение этнофора в национальных общностях.

Как и все этнопсихологические нормы, «национально-культурные стандарты общения, стереотипны чрезвычайно устойчивы, многие из них действуют почти без изменений в течение сотен лет» (Бгажноков, 1978, с. 7). Вместе с тем в период бифуркаций (революций) часть этнопсихологических норм может меняться. Внедрение новых этнических норм и изменение старых осуществляется с помощью применения позитивных и негативных санкций. В этом плане продуктивна мысль Т. Г. Стефаненко о том, что социальные эмоции «вина» и «стыд» являются основой социального контроля за этническим поведением этнофоров (Стефаненко, 2003).

Выявлением этноспецифических симптомокомплексов, затрудняющих этническую социализацию и психическую адаптацию личности, а также организацией психокоррекционной работы с этнофорами, у которых такие признаки проявляются, занимается А. В. Сухарев (Сухарев, 1998а, 1998б, 1998в). По существу, это вопросы связаны с проявлением психологических «норм» и «нормативов» у представителей разных этносов.

Важная и пока не осуществленная работа – составление шкал, описывающих этнопсихологические нормы общения и поведения этнофоров. Представляется продуктивным рассмотрение психической нормы как многомерного критерия оценки отношений этнофоров в различных аспектах жизнедеятельности (Штыков, 2000). Этнопсихологическая норма может пониматься как многоуровневое, развивающееся образование, интегрирующее в своей структуре понятия «норма», «норматив», «мера» и «патология». Ввиду сложности структуры этнической общности этнопсихологические нормы внутри нее могут распределяться в пределах профессиональных, гендерных и возрастных групп, групп по материальной обеспеченности, месту проживания и т. д.

По нашему представлению, содержание этнопсихологических норм может быть выражено в ценностных ориентациях, отношениях представителей народа к окружающей действительности и их поведении, а также в особенностях проявления психических процессов, состояний и свойств. Перспективно использование выявленных усредненных (типологических) этнопсихологических норм как детерминант для прогнозирования общения и поведения этнофоров в различных ситуациях (Резников, 1977, 1983, 1997, 1999а; 2003в).

Важным вопросом является реализация этнических норм. Требования к выполнению норм в различных ситуациях у представителей этносов могут быть разные (жесткие или, наоборот, ослабленные) (Бобнева, 1975, 1978; Берн, 1996; Стефаненко, 2003). Большинство этнических норм личность соблюдает в процессе выполнения различных социальных ролей, основой которых является нормативное предписание.

По мнению В. Гадикунста и Ю. Ким, социальная роль в этнической культуре имеет четыре измерения: 1) степень «личностности» в отношениях; 2) формализованность поведения, ожидаемого от участников межличностного контакта; 3) иерархичность в отношениях и 4) девиантность поведения (отклоняющегося от идеального ролевого взаимодействия) (Gudykunst, Kim, 1984). Последовательно рассмотрим названные измерения, влияющие на проявление социальной роли в этносах.

1) Степень «личностности» социальной роли в «отношениях» выражается в следующем. Во-первых, норма этнических отношений, как правило, всегда изменяется в определенном диапазоне (континууме). Во-вторых, этнофор, варьируя свое поведение в рамках социальной роли, может проявлять свои индивидуальные особенности. Г. Триандис в своей статье «Межличностные отношения в международных организациях» приводит сравнение организационного поведения североамериканцев и греков в Афинах в совместной трудовой деятельности. По мнению греков, трудовое поведение североамериканцев выглядит как законопослушное, ригидное, холодное и сконцентрированное на эффективности. Греческие сотрудники не видят различий между поведением на работе и дружескими отношениями в быту. У греков отношения и принятие деловых решений, как правило, строятся на основе дружбы, и в своих действиях они прямо следуют личностным нормам. В этом просматривается тенденция греков внести высокую степень «личностности» в деловые ролевые взаимоотношения. Для американцев характерно более четкое разделение сфер делового и личностного общения (Triandis, 1967). То же можно сказать о банковских служащих в Мексике (Zurcher, 1968), Японии (Pascale, Athos, 1998) и во многих арабских странах. У русских существует пословица, которая применима к ситуациям, когда смешиваются деловые и межличностные контакты: «Дружба дружбой, а служба службой».

2) Ролевые отношения характеризуются различной степенью формализованности. К примеру, роль школьного учителя или преподавателя в исламских государствах (Афганистан, Турция, Иран и др.) предполагает обязательное проявление уважительности, почтительности, сохранения социальной дистанции со стороны учеников и студентов (такая традиция почти не нарушается в настоящее время). Это явление может быть объяснено тем, что в прошлом в некоторых исламских государствах учителями были священнослужители. Принято считать, что в высококонтекстуальных культурах степень формализованности социальных ролей значительно выше, чем в низкоконтекстуальных. В тайской культуре уважение к учителю выражается так: ученик смотрит на учителя издали, склонив голову.

3) Следующим измерением социальной роли в этносе является иерархичность в отношениях. По мнению В. Гадикунста, С. Тинг-Туми и Э. Чуа, данная характеристика соотносится с властной дистанцией в различных этносах. В культурах с высокой властной дистанцией, по сравнению с культурой с невысокой властной дистанцией, иерархичность в отношениях будет проявляться в большей степени (Gudykunst, Ting-Toomey, Chua, 1988).

М. Тесслер, В. О’ Барр и Д. Спейн на примере народности канури в провинции Борну в Нигерии описывают отношения между взрослыми мужчинами, равными по социальному статусу, как отношения «патрона» и «клиента», т. е. данные отношения строго иерархизированы. «Патрон» выступает в роли наставника, воспитателя, заботящегося о «клиенте», который, в свою очередь, с благодарностью воспринимает советы и наставления и, как правило, неуклонно их выполняет. Эти отношения устанавливаются добровольно, по обоюдному согласию; между «патроном» и «клиентом» существует взаимное доверие (Tessler, O’ Barr, Spain, 1973).

4) Последней характеристикой социальной роли в этнических культурах является степень рассогласования между идеальным и реальным поведением людей, выполняющих эти роли, и терпимость этнофоров по отношению к этому отклонению (Gudykunst, Ting-Toomey, Chua, 1988). Исследования показывают, что в «свободных» культурах девиантное поведение наблюдается значительно чаще и в значительно большем диапазоне, чем в «непроницаемых» культурах.

Исходя из уровневой структуры этнопсихологического облика народа (Резников, 1999в), можно сделать вывод, что этнофоры свои социальные роли реализуют через отношения и поведение, основу которых составляют этнопсихологические нормы. При реализации социальной роли у представителей этноса проявляются ценностные ориентации, психические процессы, состояния и свойства, в основе которых также лежат этнопсихологические нормы.

Д. Носжирван, анализируя правила поведения индонезийцев и австралийцев, установил следующее. В индонезийской этнической общности, которая является коллективистской, правила поведения этнофоров жестко выполняются. В австралийском этносе нормы и правила более мягкие, и его представители могут совершать действия наперекор группе. Здесь же допускается и проявление открытого конфликта между австралийцами (Noesjir-wan, 1978).

Можно сказать, что изменение норм (в широком смысле слова – нормогенез) в этнических общностях происходит постепенно под влиянием многих причин (исторических, экономических и др.). Особенно же быстрое изменение норм имеет место в период кардинальных преобразований (как, например, в России после 1991 г.).

Выполнение норм в различных странах зависит от ситуаций. Японские и американские ученые провели исследование, в котором было установлено, что при восприятии сложных социальных ситуаций кросс-культурные различия проявляются как в поведенческих актах, так и в когнициях (Nishida, Hammer, Wiseman, 1998).

Проведенное эмпирическое исследование по выявлению этнопсихологического облика жителей Костромской области включало выявление ряда вопросов: устойчивость проявления этнических норм в общении, поведении и образе жизни русских; какие социальные группы в этносе являются выразителями этнопсихологического своеобразия русского народа и по каким характеристикам горожане и селяне прогнозируют поведение русских.

Полученные ответы приведены в таблице 1. Сравнение проводилось по городской и сельской выборкам.

Таблица 1. Результаты оценок городских и сельских жителей

1. Результаты исследования по устойчивости проявления этнических норм в общении, поведении и образе жизни распределились следующим об-разом. Горожане считают, что национальные нормы ярче проявляются у русских в период их нахождения в своей стране, а селяне полагают, что в период их нахождения за границей. Возможно, селяне считают, что русские, находясь в другой этнической среде, не так быстро изменяют свои психологические характеристики. Возможно, что русские за границей как бы находятся в гостях, в связи с чем, по их мнению, необходимо вести себя достойно (как предписывают русские национальные нормы). По баллам устойчивость норм селянами оценивается выше, что косвенно может свидетельствовать о большей устойчивости проявления национальных норм в сельской местности.

2. В таблице 1 представлена иерархия различных групп русского населения, кто из них в большей степени является носителем (выразителем) русских традиций. Горожане и селяне считают, что носителем (выразителем) русских традиций в группах, выделенных по материальной обеспеченности, первое место занимают средние слои; второе – бедные слои и третье место – состоятельные люди. То, что на третьем месте находятся состоятельные русские, можно объяснить следующим образом: в их поведении и общении просматривается необязательность выполнения национальных норм. Уместно напомнить, что состоятельных людей называют «новые русские».

Среди социальных групп городские и сельские жители полагают, что наиболее ярко русские традиции проявляются среди крестьян (1-е место), затем представители интеллигенции (2-е место) и рабочие – 3-е место. Ранее выдвигая гипотезу, мы, основываясь на качественном анализе этой проблемы, предполагали, что крестьяне являются наиболее яркими носителями этнопсихологических особенностей русского народа. В настоящем исследовании эмпирическим путем была доказана выдвинутая гипотеза.

В возрастных группах типичными носителями национальных традиций среди русских являются люди старшего возраста и пожилые. Молодежь по проявлению этнопсихологических особенностей занимает 4-е место. Можно сказать, что эти результаты прогнозируемые.

Рис. 1. Профили ценностей-целей (городская и сельская выборка).

Номера ценностей-целей соответствуют порядку их предъявления в опроснике

1 Жизнь с комфортом

2 Активная деловая жизнь

3 Семья

4 Самоуважение

5 Любовь

6 Национальная независимость страны

7 Внутренняя гармония (свобода от внутренних противоречий, сомнений)

8 Религиозность

9 Свобода (как вольнолюбие)

10 Общественное признание

11 Материально обеспеченная жизнь

12 Расширение кругозора

13 Отношения (связи) с представителями своей национальности

14 Здоровье

15 Стремление зарабатывать деньги

16 Счастье

17 Наличие друзей

18 Духовные ценности

Горожане и селяне считают, что жители сельской местности являются более типичными выразителями этнопсихологических характеристик по сравнению с горожанами (это также прогнозируемый результат).

Единогласно мнение горожан и селян, что женщины по сравнению с мужчинами являются более типичными выразителями русских традиций. Полученные результаты вписываются в данные по гендерной психологии.

Горожане полагают, что в ряду профессиональных групп носителями национальных традиций являются медицинские работники, учителя и фермеры (соответственно 1-е, 2-е и 3-е места). 7-е и 8-е места занимают работники сферы обслуживания и менеджеры, у которых нивелируются этнопсихологические особенности. Сельские жители полагают, что 1-е, 2-е и 3-е места принадлежат учителям, медицинским работникам и фермерам, а 7-е и 8-е места – инженерно-техническим работникам и менеджерам. В целом эти результаты также прогнозируемы.

3. Городские жители прогнозируют поведение своих соотечественников по отношениям, действиям, поступкам, их жизненными целям. Объяснение этому, по-видимому, заключается в большей прагматичности селян и возможности лично наблюдать за деятельностью, действиям и поступками своих родственников, коллег по работе, друзей и соседей. Горожане и селяне одинаково прогнозируют поведение своих сограждан по общепсихологическим особенностям: по особенностям интеллекта, проявлениям эмоций и темперамента (1-е, 2-е и 3-е места).

На рисунке 1 представлены профили ценностей-целей (городская и сельская выборка) жителей Костромской области. По оси абсцисс откладываются ценности-цели (или ценности-средства) в соответствии с порядком их предъявления в методике, а по оси ординат – ранги, которые данные ценности получили в эмпирическом исследовании. По оси ординат первый ранг помещается наверху, а последний ранг – внизу. Номера ценностей-целей соответствуют порядку их предъявления в опроснике.

На рисунке 2 представлен профиль ценностей-целей белых американцев, выявленный М. Рокичем в 1979 г. (Резников, 2006).

Рис. 2. Ценности-цели белых американцев

1 Жизнь с комфортом

2 Активная деловая жизнь

3 Доведение до конца

4 Мир на земле

5 Чувство прекрасного

6 Равенство

7 Безопасность семьи

8 Свобода

9 Счастье

10 Внутренняя гармония

11 Зрелая любовь

12 Национальная безопасность

13 Удовольствия

14 Вера в спасение души

15 Самоуважение

16 Общественное признание

17 Подлинная дружба

18 Жизненная мудрость

Достаточно широко распространено мнение, которого придерживаемся и мы, что с помощью ценностных ориентаций можно прогнозировать поведение этнических групп и их представителей. Для наглядности мы представили ценностные ориентации в виде профилей. Учитывая высокие ранги ценностей-целей русских (друзья, самоуважение, семья и др.) и американцев[7] (безопасность семьи, свобода, самоуважение и др.), можно прогнозировать поведение по ценностям, которые занимают первые места. Вместе с тем полученные в эмпирическом исследовании результаты по русским свидетельствуют о том, что как горожане, так и селяне прогнозируют поведение людей по действиям и поступкам и отношениям между людьми, а ценностные ориентации (мы их назвали «жизненные ценности») стоят на третьем месте. Объяснение этого расхождению, по-видимому, заключаются в том, что «действия и поступки» и «отношения между людьми» реально и постоянно наблюдаются респондентами в каждодневной жизни, а «ценностные ориентации» являются достаточно сложными психическими образованиями, несколько абстрактными и трудными для выделения, понимания и обобщения. Выделенные наукой ценности-цели этносов предопределяют поведение этнофоров в стратегическом плане, а не в тактическом и ситуационном. Русские же прогнозируют поведение партнеров по общению на краткосрочный и среднесрочный период, а не на длительный. Кроме того, по-видимому, при использовании этнопсихологических норм при прогнозировании важно привязывать этот процесс к целям и задачам прогнозирования и учитывать степень «личностности» в поведении этнофора (принадлежность к определенным слоям общества).

Основной вывод, который можно сделать по результатам эмпирического исследования заключается в том, что в наибольшей степени присущи этнопсихологические особенности (этнические нормы) русским учителям, медработникам, фермерам и жителям сельской местности (Резников, Фетискин, Садов, Колиогло, 2005). Хотя еще не проводились исследования, выявляющие, какие слои населения являются типичными выразителями этнопсихологических особенностей, тем не менее, по-видимому, можно утверждать, что таковыми окажутся этнофоры, проживающие в сельской местности, так как в городских условиях (особенно в мегаполисах, в которых проживают представители многих народов) этнопсихологические особенности нивелируются.

5.2. Этнические правила общения

Понятие «этнические правила» общения. Выполнение этнопсихологических норм осуществляется с помощью правил, которые устанавливаются этнической общностью. Под правилами этнического поведения понимаются устоявшиеся алгоритмы (распорядок) действий этнофоров при реализации ими этнических норм и социальных ролей в этническом и межэтническом общении. Мак Логлин отмечает, что этнические правила могут и не выполняться (нарушаться). В случае, если этнические правила являются достаточно общими, то появляется возможность их нарушения. Правила не детерминируются, а оговариваются (McLaughlin, 1984).

Разнообразные правила в различных этнических общностях, согласно которым происходит общение и реализуются этнопсихологические нормы, имеют определенные измерения: уровень понимания, четкость изложения, ранжированность и гомогенность (Cushman, Whiting, 1972).

М. Аргайл и М. Хендерсон на 800 испытуемых в 25 разных ситуациях установили, что среди этносов в пределах британской культуры существуют так называемые «универсальные правила общения», включающие «уважительное отношение к уединенности другой личности», «необходимость в течение разговора смотреть в глаза своему собеседнику», «недопустимость обсуждения с другими лицами конфиденциальных сообщений», «недопустимость проявления сексуальной активности в отношении партнера по общению», «нежелательность публичной критики другой личности» и «необходимость оплаты долгов и проявление благодарности за оказание услуг независимо от того, насколько они малы» (Argyle, Henderson, 1985).

Названные авторы указывают, что результаты кросс-культурных исследований в разных странах свидетельствуют о том, что описанные выше правила для многих этносов не являются обязательными. Так, например, «соблюдение конфиденциальности» характерно для жителей Британии, Италии, Гонконга, но не Японии. Вместе с тем «публичная критика» не допускается как в Японии, так и в Гонконге (здесь вообще общественные столкновения избегаются). В Италии же данное правило вообще не соблюдается. В целом можно сказать, что в коллективистских культурах по сравнению с индивидуалистскими правила выполняются несколько строже для того, чтобы усилить «групповое единство». В индивидуалистских этносах большее значение придается вербальной самоподдержке (Argyle, Henderson, 1985).

В высококонтекстуальных культурах по сравнению с низкоконтекстуальными имеется большая необходимость в четких, ранжированных и гомогенных правилах.

Жители стран высокого уровня избегания неопределенности (Франция, Япония и Греция) одобряют использование представителями своих этнических групп конформистских правил поведения, в то время как в странах с низким уровнем избегания неопределенности (Швеция, Дания, Ямайка) терпимо относятся к девиантному поведению, нарушению этнических правил поведения. Представители культур с высоким избеганием неопределенности (Япония, Греция, Франция) легко пугаются в неясных и двусмысленных ситуациях. Вследствие этого они нуждаются в формальных правилах и ритуалах, для чего формируют «чувство социального порядка и равновесия». Напротив, этнофоры из культур с низким избежанием неопределенности принимают нарушения и склонны к риску, вследствие чего терпимы к нарушениям формальных правил и ритуалов в повседневной жизни (Argyle, Henderson, Bond, Iizuka, Contarelo, 1986).

Многочисленные исследования этнических групп США свидетельствуют о том, что в общении они используют разные правила поведения. Так, к примеру, афроамериканцы и белые американцы предпочитают вербальные средства общения, а мексиканцы – невербальные. Афроамериканцы и белые американцы действуют в личностных ролевых характеристиках, а мексиканцы только в ролевых рамках (Hecht., Ribeau 1984; Collier, 1986; Collie, Ribeau, Hecht, 1986).

Выводы к главе 5

1. Регулятивная сторона этнического общения подразумевает упорядочение процессов установления контактов, обмен информацией и взаимодействия между этнофорами по этническим нормам и правилам. Этнические нормы предписывают всем представителям этноса необходимость их выполнения. Этническими нормами являются ценностные ориентации, отношения к окружающей действительности, типичное поведение, устоявшиеся проявления психических процессов, состояний и свойств. Этнические нормы в зависимости от ситуации могут меняться. Разные слои населения проявляют разнообразные отклонения от типологической этнической нормы. В эмпирических исследованиях типичные этнические нормы выявляют по репрезентативным выборкам. Исторически этнические нормы меняются, особенно под влиянием кардинальных изменений в стране.

Под этническими правилами понимаются устоявшиеся алгоритмы (порядок) действий этнофоров при выполнении ими этнических норм. Реализация норм и правил осуществляется в многочисленных этнических социальных ролях. Этнопсихологические нормы и правила общения и поведения весьма многообразны, как и проявление одной и той же роли в разных этнических общностях.

2. Регулятивная сторона этнического общения упорядочивает и организует общественную жизнь этнофоров (установление контактов, обмен информацией и взаимодействие) по этническим нормам и правилам, тем самым обусловливает возможность прогнозировать поведение представителей этноса в различных ситуациях. Этнические нормы детерминируют общение этнофоров в разных ситуациях. Таким образом, регулятивная сторона общения одновременно выполняет и прогностическую функцию. Из этого следует, что для прогнозирования поведения и деятельности представителей этноса необходимо изучать их этнические нормы (ценностные ориентации, отношения к окружающей действительности, типичное поведение, устоявшиеся проявления психических процессов, состояний и свойств этноса, и пр.) и ситуации, в которых они проявляются.

Заключение

1. Подводя итоги, можно сказать, что бурные политические, экономические и социальные изменения, произошедшие во всем мире в последние десятилетия, создали принципиально новую этнополитическую ситуацию. В России и странах СНГ, с одной стороны, стали активно проводиться исследования по различным проблемам этнической психологии, в том числе и по этническому общению (практически был снят идеологический запрет на проведение эмпирических исследований по этнической психологии).

Можно предположить, что значимость результатов исследования по этническому общению, несомненно, будет повышаться. На наш взгляд, за этническими проблемами чаще всего стоят политические, которые, в конечном счете, обусловливаются распределением и перераспределением материальных, экономических, социальных, финансовых и иных ресурсов. Решение внутриэтнических и межэтнических проблем достаточно часто связано с разрешением экономических, политических и правовых вопросов на более высоком уровне. Рекомендации по учету этнопсихологических характеристик в процессе этнического общения, разработанные психологами, могут приниматься во внимание при решении проблем на уровне личности. Этническое общение на макроуровнях более формализованно и происходит с учетом правовых, профессиональных и религиозных, а в отдельных случаях и этнических норм.

2. Новизна полученных результатов заключается в системном рассмотрении этнического общения. Применив подход Б. Ф. Ломова и В. А. Барабанщикова, в общении этнофоров нами было выделено пять составляющих: перцептивная, коммуникативная, интерактивная, межличностная и регулятивная стороны.

Этническое общение – проявление психической активности представителей этнических общностей в двух формах. Первая складывается из перцептивной и регулятивной сторон, которые вовне интенсивно не проявляются (это как бы внутренняя психическая деятельность этнофора по управлению общением). Вторая представлена коммуникативной и интерактивной функциями и установлением межличностных отношений этнофоров. Названные функции в межэтническом общении проявляются более активно. Наиболее выпукло деятельностный подход проявляется в интерактивном взаимодействии (совместная деятельность и конфликтное взаимодействие).

В монографии функции общения исследуются в следующей последовательности: перцептивная, коммуникативная и интерактивная стороны, межличностные отношения и регулятивная функция. Логика рассмотрения обусловлена практикой общения этнофоров: сначала этнофоры воспринимают друг друга как партнеры по общению (с практических позиций они изучают друг друга с целью формирования для себя стратегии и тактики взаимодействия), затем между ними происходит обмен информацией, после чего разворачивается интерактивное взаимодействие (совместная деятельность или конфликтное взаимодействие). Одновременно формируются межличностные отношения. Представитель этноса, используя свою национальную нормативно-ценностную систему, на всех этапах общения регулирует поведение. Причем это делается с учетом психологических характеристик партнера по общению, изменившейся ситуации и др.

3. Процесс этнического общения включает субъекта и объекта, а также механизм процесса восприятия, искажающий адекватность формирующего образа воспринимаемого этнофора (этноцентризм, стереотипизация и идеализация).

При зрительном восприятии психологического облика энофора можно выделить его физическую и социальную стороны. Восприятие физической стороны – фиксация и интерпретация антропологических, психофизиологических, функциональных и паралингвистических особенностей воспринимаемого этнофора. Социальная сторона психологического облика воспринимаемого этнофора включает фиксацию проявлений его социальной роли, оформления внешности, проксемических особенностей, поведения и деятельностных особенностей (поведения и деятельности). Социальные особенности этнофора по сравнению с невербальными признаками являются более информативными. В то же время невербальные характеристики этнофора по сравнению с речью являются относительно более достоверными. Этнопсихологическая составляющая включена как в физический, так и социальный облик воспринимаемого партнера.

3. Коммуникативная сторона этнического общения заключается в обмене информацией в процессе установления контактов между этнофорами. В ней выделяют информативную, металингвистическую, фатическую, побудительную и экспрессивную функции. Средствами коммуникации являются речь, невербальные и контекстуальные системы. Основным средством коммуникации является речь, а невербальные и контекстуальные системы играют вспомогательную роль. Побудительная функция коммуникативной стороны этнического общения проявляется при оказании на партнера психологического воздействия (влияния). Успешность ее реализации зависит от стратегии, тактики, методов и аргументов воздействия и др., обусловленных уровнем развития познавательных процессов в этносе.

4. Интерактивная сторона этнического общения просматривается в особенностях проявления двух форм – сотрудничества и конфликта. Совместная трудовая деятельность в разных этносах вознаграждается по «норме справедливости» (norm of justice), но по-разному понимаемой и интерпретируемой в зависимости от того, распространен ли в этносе индивидуализм или коллективизм, в силу чего она имеет две формы. В индивидуалистических этносах вознаграждение за труд осуществляется по «норме беспристрастности», согласно которой за личный вклад в совместную трудовую деятельность этнофор получает вознаграждение за его персональный вклад. В коллективистских этносах оплата за труд реализуется по «норме равенства», подразумевающей равномерное распределение денег независимо от дифференцированного вклада каждого его участника в процесс трудовой деятельности.

Способы разрешения споров и конфликтов между этнофорами зависят от того, к какому типу этноса они принадлежат. В индивидуалистических и низкоконтекстуальных культурах чаще используются доминирующие (или контролирующие) стратегии управления конфликтом и разрешительноориентированный конфликтный стиль. В коллективистских и высококонтекстуальных культурах в большей степени предпочитается избегающий ориентационно-конфликтный стиль, в связи с чем такие этнофоры стремятся избежать конфликта во что бы то ни стало.

5. В отечественной этнической психологии в межличностных отношениях выделяют когнитивный элемент, предполагающий осознание объектов (знание о нем достоинств, недостатков и пр.). Аффективный аспект психологических отношений находит свое выражение в эмоциональных переживаниях этнофоров по поводу взаимосвязей в процессе взаимодействия. В отдельных случаях отношения содержат и конативный элемент, который порой не очень ярко проявляется.

Перспективными направлениями по данной проблеме могут быть кросс-культурные сравнения межличностных отношений в разных этносах на примерах нашей многонациональной страны и за рубежом, выявление своеобразия каждого этапа в процессе формирования межперсональных отношений, а также проблемы проявления аттракции, эмпатии в разных этносах.

6. Регулятивная сторона этнического общения выражается в выполне-нии этнопсихологических норм и правил, организующих поведение и образ жизни представителей различных этносов. Этнические нормы предписывают всем представителям этноса необходимость их выполнения. Под этническими правилами понимаются устоявшиеся алгоритмы (порядок) действий этнофоров при выполнении ими этнических норм. Регулятивная сторона общения одновременно выполняет и прогностическую функцию. Знание этнопсихологических норм и правил общения в различных ситуациях и соблюдение их представителями разных слоев и социальных групп этноса дает возможность с определенной степенью достоверности предсказывать поведение этнофоров в разных ситуациях.

Литература

Акишина А. А., Кано Х. Словарь русских жестов и мимики. Токио, 1980.

Андреева Г. М. Социальная психология. М., 1996.

Андреева Г. М. Социальная психология. М., 2000.

Андриянов В. В. Сравнительная характеристика жестов русских и французов // Национально-культурная специфика речевого поведения. М., 1977. С. 260–268.

Андрущак И. Б. Этноцентризм как социально-психологический феномен в условиях социоэтнических изменений: Автореф. дис… канд. психол. наук. М., 1998.

Аполлонов В. А. Социально-психологическое заражение как способ общения: Дис… канд. филос. наук. Л., 1972.

Аргайл М. Психология счастья. М., СПб. и др.: Питер, 2003.

Аронсон Э. Ю., Пратканис Э. Эпоха пропаганды: Механизмы убеждения и повседневное использование и злоупотребление. СПб.: Прайм-Еврознак, М.: Олма-Пресс, 2002.

Артамонов В. И. На симпозиуме по межнациональным проблемам // Психологический журнал. 1989. № 4. С. 34–44.

Бакленд Р. Цыгане. Тайны жизни и традиции. М.: Гранд, 2003.

Барабанщиков В. А. Б. Ф. Ломов: Системный подход к исследованию психики // Психологический журнал. 2002. № 4. С. 27–38.

Барабанщиков В. А. Системная организация и развитие психики // Психологический журнал. 2003. № 1. С. 29–45.

Барабанщиков В. А., Малкова Т. Н. Исследование восприятия эмоционального состояния человека по выражению лица // Проблема общения в психологии. М., 1981. С. 121–132.

Барабанщиков В. А., Малкова Т. Н. Восприятие экспрессии лица // Барабанщиков В. А. Восприятие и событие. СПб., 2002. С. 221–270.

Барабанщиков В. А., Носуленко В. Н. Системность. Восприятие. Общение. М.: Изд-во «Институт психологии РАН», 2004.

Бгажноков Б. Х. Коммуникативное поведение и культура (к определению предмета этнографии общения) // Советская этнография. 1978. № 5. С. 3–15.

Белянин В. П. Психолингвистика. М., 2003.

Белинская Е. П., Стефаненко Т. Г. Этническая социализация подростка. М. – Воронеж, 2000.

Берн Э. Игры, в которые играют люди. Люди, которые играют в игры. М., 1996.

Бобнева М. И. Социальные нормы как объект психологического исследования // Методологические проблемы социальной психологии. М., 1975. С. 216–623.

Бобнева М. И. Социальные нормы и регуляция поведения. М., 1978.

Бодалев А. А. Восприятие и понимание человека человеком. Л.: Изд-во ЛГУ, 1982.

Бодалев А. А. Личность и общение. М., 1995.

Бромлей Ю. В. Этнос и этнография. М., 1973.

Бромлей Ю. В. Очерки теории этноса. М., 1983.

Бодалев А. А. Психология общения. М. – Воронеж, 1996.

Величко Л. Ф. Методологический аспект паралингвистических характеристик устной иноязычной речи: Автореф. дис… канд. филол. наук. М., 1982.

Величковский Б. В. Коммуникация // Философский энциклопедический словарь. М., 1989. С. 270.

Вилсон Г., Макклафлин К. Язык жестов. М.: Питер, 1999.

Галичев А. И. Кинесический и проксемический компоненты речевого общения: Автореф. дис… канд. филол. наук. М., 1987. С. 23.

Галичев А. И. Введение в практический курс немецкой кинесики и проксемики. М., 1990.

Гозман Л. Я. Психология эмоциональных отношений. М.: Изд-во МГУ, 1987.

Горелов И. Н. Невербальные аспекты коммуникации. М., 1980.

Гранская Ю. В. Распознавание эмоций по выражению лица: Дис…канд. психол. наук. СПб. ун-т, 1998.

Григорьева К. Е. Паралингвистические средства общения у якутов // Этническая психология и общество. Материалы I-й конференции секции этнической психологии при Российском Психологическом Обществе. Институт этнологии и антропологии РАН. 23–24 октября 1997 г. г. Москва. М., 1997. С. 264–265.

Григорьева С. А., Григорьев Н. В., Крейдлин Г. Е. Словарь языка русских жестов. М.-Вена, 2001.

Грушевицкая Т. Г., Попков В. Д, Садохин А. П. Основы межкультурной коммуникации. М., 2002.

Доржминчингийн Д. Особенности распознавания лицевой экспрессии российскими и монгольскими старшеклассниками: Автореф. дис… канд. психол. наук. Ростов-на-Дону, 2002.

Дреев О. И. Роль национальных обычаев и традиций в социальной регуляции поведения: Дис… канд. психол. наук. Л., 1992.

Дробижева Л. М. Межэтнические отношения // Этносоциология. М., 1998. С. 184–212.

Дробницкий О. Г. Понятие о морали. М., 1974.

Ермолаева Е. А. Психосемантический анализ жестикуляции как знакового средства общения (в соотношении с языком): Дис… канд. психол. наук. М., 1984.

Журавлев А. Л. Психология совместной деятельности в условиях организационно-экономических изменений: Дис. в виде научного доклада… докт. психол. наук. М., 1999.

Журавлев А. Л. Специфика междисциплинарных исследований в психологии // Психологический журнал. 2002. № 6. С. 83–88.

Журавлев А. Л. Психология управленческого взаимодействия (теоретические и прикладные проблемы). М.: Изд-во «Институт психологии РАН», 2004.

Завалишина Д. Н., Барабанщиков В. А. Детерминация и развитие психики // Принцип системности в психологических исследованиях. М., 1990.

Занковский А. Н. Организационная психология. М., 2000.

Залесская Л. К спорам о национальном народном характере // Национальное и интернациональное в советской литературе. М., 1971. С. 360–398.

Залюбовская Е. В. Вопросы этнопсихологии в работе гида-переводчика. М., 1990.

Знаков В. В. Научно-психологические и религиозно-философские подходы к изучению духовных ценностей понимающего субъекта // Ценностное сознание личности в период преобразования общества. М., 1997.

Изард К. Психология эмоций. СПб., 1999.

Камю А. Падение. Избранное. М., 1969.

Кармин А. С., Новикова Е. С. Культурология. М., СПб.: Питер, 2004.

Карнышев А. Д., Одинец С. А. Истоки и детерминанты негативных стереотипов российских предпринимателей за рубежом // Проблемы экономической психологии. М.: Изд-во «Институт психологии РАН», 2004. С. 567–588.

Кириленко Г. Л. Проблема исследований жестов в зарубежной психологии // Психологический журнал. 1987. № 4. С. 138–147.

Ключникова Л. В. Взаимосвязь социально-психологической адаптации переселенцев и межгруппового восприятия: Автореф. дис… канд. психол. Наук. М., 2001.

Козлова Л. А. Оптимизация общения с иностранными студентами через его невербальные компоненты // Студент на пороге XXI века. М., 1990. C. 99-103.

Колесов В. В. Язык города. М.: Высшая школа, 1991.

Колшанский Г. В. Паралингвистика. М., 1974.

Кольцова В. А. О целостном подходе в историко-психологическом исследовании // Принцип системности в психологических исследованиях. М.: Наука, 1990. С. 131–137.

Кон И. С. Дружба. М., 1987.

Кон И. С. Дружба. М., 2005.

Конфликтология. Учебник. СПб., 2000.

Конфликтология в контексте мира. Материалы I Международного конгрессса конфликтологов. М., 2001.

Королев С. И. Психологическая ориентация в этнопсихологии. Механизмы субъективации // Психологические механизмы регуляции социального поведения. М., 1979. С. 20–43.

Короленко Ц. П., Фролов Г. В. Вселенная внутри тебя. Новосибирск, 1979.

Кочетков В. Психология межкультурных различий. М., 2002.

Крейдлин Г. Е. Невербальная семиотика. М., 2002.

Куликов В. Н. Вопросы психологии внушения в общественной жизни // Проблемы общественной психологии. М., 1965. С. 158–172.

Куницына В. Н., Казаринова Н. В., Погольша В. М. Межличностное общение. Учебник для вузов. СПб., 2001.

Купрейченко А. Б. Отношение личности к соблюдению нравственных норм в зависимости от психологической дистанции (у предпринимателей и менеджеров): Автореф. дис… канд. психол. наук. М., 2001.

Кцоева Г. У. Этнические стереотипы в системе межэтнических отношений: Дис… канд. психол. наук. М., 1985а.

Кцоева Г. У. Методы изучения этнических стереотипов // Социальная психология и общественная практика / Е. В. Шорохова, В. П. Левкович. М., 1985б. С. 225–231.

Лабунская В. А. Невербальное поведение. Ростов-на-Дону, 1996.

Лабунская В. А. Экспрессия человека: общение и межличностное познание. Ростов-на-Дону, 1999.

Лабунская В. А., Менджерицкая Ю. А., Бреус Е. Д. Психология затрудненного общения. М., 2001.

Лебедева Н. М. Введение в этническую и кросс-культурную психологию. М., 1998.

Лебедева Н. М., Лунева О. В., Стефаненко Т. Г. Межкультурный диалог. Тренинг этнокультурной компетентности. М. 2004.

Левкович В. П. Обычай и ритуал как способы социальной регуляции поведения // // Психологические проблемы социальной регуляции поведения. М., 1976. С. 212–236.

Левкович В. П., Андрущак И. Б. Этноцентризм как социально-психологигический феномен // Психологический журнал. 1995. № 2. С. 70–81.

Леонтьев А. А. Национальные особенности коммуникации как междисциплинарная проблема. Объем, задачи и методы этнопсихолингвистика // Национально-культурная специфика речевого поведения. М., 1977. С. 3–14.

Леонтьев А. А. Основы психолингвистики. М., 1977.

Леонтьев А. А. Основы психолингвистики. М., 1997.

Ломов Б. Ф. Общение и социальная регуляция индивида // Психологические проблемы социальной регуляции поведения. М., 1976. С. 64–93.

Ломов Б. Ф. Методологические и теоретические проблемы психологии. М., 1984.

Ломов Б. Ф. Системность в психологии. М.-Воронеж, 1996.

Ломов Б. Ф. Методологические и теоретические проблемы психологии. М., 1999.

Луганский Н. И. Влияние национально-психологических особенностей населения ФРГ на морально-политические качества личного состава бундесвера: Дис… канд. пед. наук. М.: ВПА, 1968.

Льюис Р. Д. Деловые культуры в международном бизнесе. М., 1999.

Льюис Р. Д. Деловые культуры в международном бизнесе. М., 2001.

Маркова А. К. Психология профессионализма. М., 1996.

Мацумото Д. Психология и культура. СПб.: Прайм-ЕВРОЗНАК, М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2002.

Метцгер У. Обобщения о национальном характере // Современные тенденции в буржуазной философии и методологии истории. М., 1969. С. 230–337.

Митина О. В., Петренко В. Ф. Кросс-культурное исследование стереотипов женского поведения (В России и США) // Вопросы психологии. 2000. № 1. С. 68–86.

Морозов В. П. Восприятие речи. Вопросы функциональной ассиметрии мозга. Коллективная монография / Отв. редакторы В. П. Морозов, И. А. Вартанян, В. И. Галунов и др. Л.: Наука, 1988.

Морозов В. П. Искусство и наука общения: невербальная коммуникация. М.: Изд-во «Институт психологии РАН», 1998.

Московцев Н., Шевченко С. Бизнес по-русски, бизнес по-американски. СПб., М. и др., 2003.

Мягков С. М. Социальная экология: этнокультурные основы устойчивого развития. М., 2001.

Мясищев В. Н. Психология отношений. М. – Воронеж, 1998.

Налчаджян А. А. Этнопсихология. М., СПб. и др., 2004.

Национально-культурная специфика речевого поведения. М., 1977.

Неверов С. В. Особенности речевой и неречевой коммуникации японцев // Национально-культурная специфика речевого поведения. М., 1977. С. 320–338.

Николаичев Б. О. Осознаваемое и неосознаваемое в нравственном поведении личности. М.: Изд-во МГУ, 1976.

Ниренберг Д., Калеро Г. Читать человека – как книгу. М., 1990.

Носенко Э. Л. Особенности речи в состоянии эмоциональной напряженности. Днепропетровск, 1975.

Нэпп М., Холл Д. Невербальное общение: Учебник. СПб. – М., 2004.

Обозов Н. Н. Межличностные отношения. Л.: Изд-во ЛГУ, 1979.

Общение и оптимизация совместной деятельности. М.: Изд-во МГУ, 1987.

Оконешникова А. П. Межэтническое восприятие и понимание людьми друг друга: Автореф. дис…докт. психол. наук. М., 1989.

Оконешникова А. П. Этнопсихологические особенности народов в воспитании детей. Пермь, 1996.

Оконешникова А. П. Межэтническое восприятие и понимание людьми друг друга. Пермь, 1999.

Осипов В. Д. О некоторых чертах кинесической речи у арабов // Национально-культурная специфика речевого поведения. М., 1977. С. 277–282.

Павлова Н. Д. Коммуникативная парадигма в психологии речи и психолингвистике // Психологические исследования дискурса / Под. ред. Н. Д. Павловой. М.: PerSe, 2002. С. 7–17.

Пан Ин. О некоторых формах речевой и жестовой коммуникации в Китае // Национально-культурная специфика речевого поведения. М., 1977. С. 338–345.

Парыгин Б. Д. Социальная психология. СПб., 1999.

Пеньков Е. М. Социальные нормы – регуляторы поведения. М.: Мысль, 1972.

Петрова Е. Знаки общения. М., 2001.

Персикова Т. Н. Межкультурная коммуникация и корпоративная культура. М.: Логос, 2002.

Платонов Ю. П. Основы этнической психологии. СПб.: Речь, 2003.

Платонова Н. М. Социально-нормативные аспекты этнического самосознания // Провинциальная ментальность России в прошлом и настоящем. Тезисы докладов 1-й конференции по исторической психологии российского сознания (4–7 июля 1994 г., Самара). Самара, 1994.

Плахов В. Д. Социальные нормы. Философские основания общей теории. М., 1985.

Поршнев Б. Ф. Принципы социально-этнической психологии. М., 1964.

Поршнев Б. Ф. Контрсуггестия и история // История и психологи. М., 1971. С. 7–35.

Поршнев Б. Ф. О начале человеческой истории. М., 1974.

Поршнев Б. Ф. Социальная психология и история. М., 1979.

Пронников В. А., Ладанов И. Д. Управление персоналом в Японии: Очерки. М., 1989.

Пронников В. А., Ладанов И. Д. Японцы. М., 1996.

Пронников В. А., Ладанов И. Д. Язык мимики и жестов. М., 1998.

Психологические исследования общения. М., 1985.

Психологические механизмы регуляции социального поведения. М, 1979.

Психологические проблемы социальной регуляции поведения. М., 1976.

Резников Е. Н. Изменение установок к труду в различных этнических общностях в связи с появлением новых видов производственной деятельности // Пути технического совершенствования и интенсификации разработки, производства и эксплуатации средств радиотехники, электроники и связи: Тезисы докладов на научно-практической конференции. Минск, 1979. Ч. II. С. 54–55.

Резников Е. Н. К вопросу о структуре этнопсихологии // Психологические проблемы повышения эффективности и качества труда. История психологии. Психология физической культуры и спорта. Зоопсихология и сравнительная психология. Ч. IV: Тез. Науч. сообщ. советских психологов к VI Всесоюзному съезду Общества психологов СССР. М., 1983. С. 145–146.

Резников Е. Н. Функции этнической психологии // Психологическая наука: традиции, современное состояние и перспективы. Тезисы докладов научной конференции Института психологии. 28–30 января 1997 г. М.: Изд-во «Институт психологии РАН», 1997. С. 37.

Резников Е. Н. Межличностное восприятие и понимание // Современная психология. М., 1999а. С. 508–518.

Резников Е. Н. Этническая психология // Современная психология. М.: Изд-во «Институт психологии РАН», 1999б. С. 571–577.

Резников Е. Н. Роль и место этнической психологии в процессе профессиональной подготовки сотрудников, занятых в сфере туризма // Тезисы докладов Первой Российской конференции «Туризм: Подготовка кадров, проблемы и перспективы развития». 25–26 марта 1999года. М., 1999в.

Резников Е. Н. Понятие «субъект» в этнической психологии // Индивидуальный и групповой субъекты в изменяющемся обществе (К 110-летию со дня рождения С. Л. Рубинштейна). Тезисы докладов к международной научно-практической конференции. М.: Изд-во «Институт психологии РАН», 1999 г. С. 128–129.

Резников Е. Н. Концептуальное представление о структуре этнопсихологических характеристик // Социальная психология. XXI век. Ярославль: Международная академия психологических наук, 1999д. Т. 1. С. 230–234.

Резников Е. Н. Межличностные отношения // Психология: Учебник для технических вузов / В. Н. Дружинин СПб., 2000. С. 351–352.

Резников Е. Н. Результаты анализа исследований по этнической и кросскультурной психологии за рубежом и в России // История психологии и историческая психология: состояния и перспективы развития (III Московские встречи по истории психологии). М., 2001. С. 103–106.

Резников Е. Н. Психология межличностного познания // Социальная психология. М., 2002а. С. 146–164.

Резников Е. Н. Психология межличностного воздействия // Социальная психология. М., 2002б. С. 179–189.

Резников Е. Н. Восприятие и понимание человека человеком // Психология XXI века: Учебник для вузов / В. Н. Дружинин. М., 2003а. С. 663–673.

Резников Е. Н. Изменения в психологии русского народа // Управление системой социальных ценностей личности и общества в мире изменений (Краткосрочные и долгосрочные горизонты). Материалы международного психологического конгресса, посвященного 30-летию кафедры психологии. Кострома, 23–24 октября 2003 г. Москва-Кострома, 2003б. Т. 2. С. 63–66.

Резников Е. Н. Межличностные отношения // Психология XXI века / В. Н. Дружинин: Учебник для вузов. М., 2003 в. С. 672–680.

Резников Е. Н. Этапы развития исследований по этнической психологии за рубежом и в России // История психологии в Беларуси: состояние и перспективы развития: Материалы II Международной научной конференции. Минск, 2003 г. С. 57–64.

Резников Е. Н. Методические проблемы этнической психологии. М.: Изд-во «Институт психологии РАН», 2005.

Резников Е. Н. Теоретико-методологические проблемы этнической психологии. Минск, 2006.

Резников Е. Н., Марасанов Г. И. Психологическая подготовка к межэтническому общению // Психология и практика. II съезд Российского Психологического общества. Ярославль, 1998. Т. 4. Вып. 1. С. 148–149.

Резников Е. Н., Садов В. А., Колиогло Н. В., Фетискин Н. П. Восприятие стилей речи среди русских (на выборке жителей Костромской области) // Человеческий фактор: Общество и власть. 2005. № 2. С. 45–51.

Резников Е. Н., Садов В. А., Фетискин Н. П., Колиогло Н. В. Сравнительный анализ ценностных ориентаций русских (на примере городских и сельских жителей Костромской области) // Вестник Российского гуманитарного научного фонда. 2003. № 4. С. 188–175.

Резников Е. Н., Садов В. А., Фетискин Н. П., Колиогло Н. В. Межличностные отношения среди русских (на выборке Костромской области) // Проблема отношений в жизнедеятельности человека. Межрегиональная научно-практическая конференция. Сборник материалов научно-практической конференции 7-10 июля 2004 года, г. Владимир. Владимир, 2004. С. 213–216.

Резников Е. Н., Садов В. А., Фетискин Н. П., Колиогло Н. В. Отношение русских к труду (на выборке город-село Костромской области) // Вестник Российского гуманитарного научного фонда. 2005. № 3. С. 194–206.

Резников Е. Н., Татарко А. Н. Влияние экономических реформ на формирование отношения русских и башкир к вознаграждению за труд в условиях социально-экономических изменений // кономическая психология: актуальные теоретические и прикладные проблемы. Материалы второй международной научно-практической конференции. 28–29 июня 2001 г. Иркутск: Иркутская гос. экон. академия. С. 130–131.

Резников Е. Н., Товуу Н. А. Этнопсихологические характеристики народа тыва: теория и практика. М., 2002.

Резников Е. Н., Флейто А. С. Исследование проксемического расстояния среди русских и армян // Этнопсихологические и социокультурные процессы в современном обществе. Материалы Международной научной конференции 18–20 сентября 2003 г. Балашов, 2003. С. 288–289.

Решетов А. М. Этнопсихологические проблемы изучения народов. М., 1981.

Рюкле Х. Ваше тайное оружие в общении. М., 1996.

Садов В. А., Колиогло Н. В. Эмпирическая валидизация метода описания межличностных отношений русских (на примере Костромской области) // Проблема отношений в жизнедеятельности человека. Межрегиональная научно-практическая конференция. Сборник материалов научно-практической конференции 7-10 июля 2004 года, г. Владимир. Владимир, 2004. С. 216–219.

Садохин А. П. Этнология. М., 2002.

Самоукина Н. В. Психология профессиональной деятельности. М., СПб.: Питер, 2003.

Сатыбалов А. А. Методологические вопросы изучения исторических этнических типов общностей людей. Л.: Изд-во ЛГУ, 1968.

Семечкин Н. И. Психология социального влияния. СПб.: Речь, 2004.

Сикевич З. В. Этносоциология: национальные отношения и межнациональные конфликты. СПб., 1994.

Сикевич З. В. Социология и психология национальных отношений: Учебное пособие. СПб., 1999.

Смирнов В. П. Франция: Страна, люди, традиции. М., 1988.

Смирнова Н. И. Сопоставительное описание элементов русской и английской кинесической коммуникации // Национально-культурная специфика речевого поведения. М., 1977. С. 219–247.

Соколова-Бауш Е. А. Самопрезентация как фактор формирования о коммуникаторе и реципиенте: Автореф. дис… канд. психол. наук. М.: Изд-во МГУ, 1999.

Сорины. Язык одежды. М., 1998.

Сорокин Ю. А. Вербальное и невербальное поведение с этнопсихолингвистической точки зрения // Язык и культура. М., 1987. С. 84–110.

Станкин М. И. Психология общения. М., 1996.

Стефаненко Т. Г. Этнопсихология. М., 1999.

Стефаненко Т. Г. Этнопсихология. М., 2003.

Сухарев А. В. Психологический этнофункциональный подход к психической адаптации человека: Автореф. дис… докт. психол. наук. М., 1998а.

Сухарев А. В. Этнофункциональная психология: исследования и психотерапия. М., 1998б.

Сухарев А. В. Теоретико-методологические основы этнопсихологической консультации и психотерапии // Журнал прикладной психологии. 1998 в. № 6. С. 5–9.

Сухарев В. А., Сухарев М. В. Психология народов и наций. Донецк, 1997.

Сухарев В. А., Сухарев М. В. Европейцы и американцы глазами психолога. Минск, 2000.

Сысоев Е. Г. Обычаи и нравы ненцев // Культура народностей Севера: Традиция и современность. Новосибирск, 1986.

Тер-Минасова С. Г. Язык и межкультурная коммуникация. М., 2004.

Тишинский Б. О дверях, стульях и разговорах шепотом // Знание – сила. 1977. № 2. С. 44–46.

Тумаркин П. С. Жесты и мимика в общении японцев. М.: Русский язык, 2001.

Уайтсайд Р. О чем говорят лица. СПб.: Питер, 1997.

Фейгенберг Е. И., Асмолов А. Г. Некоторые аспекты исследования невербальной коммуникации: за порогом рациональности // Психологический журнал. 1989. № 6. С. 58–65.

Филиппов А. В. Жесты и их отображения в тексте художественного произведения // Лингвистический сборник МОПИ им. Н. К. Крупской. М., 1975. Вып. 4. С. 185–195.

Филиппов А. С., Ширяев Э. Б. Межэтническая социальная перцепция (этнопсихологический и политико-психологический подход) // Вестник ЛГУ. Сер. 6. 1990. Вып. 2. № 13. С. 53–60.

Фол С. Эти странные американцы. М., 1999.

Фоли Д. Энциклопедия знаков и символов. М., 1996.

Хабибулин К. Н. Самосознание и национальная ответственность социалистических наций: Учебное пособие. Пермь, 1974.

Хабибулин К. Н. Восприятие личности в межнациональном общении // философские и социологические исследования. Л., 1974. С. 86–94.

Хофстеде Г. Организационная культура // Управление человеческими ресурсами. М.-СПб., 2002. С. 313–338.

Цепцов В. А. Переговоры. Психология. Воздействие. Практика. М., 1996.

Швейцер А. Д. Литературный английский язык в США и Англии. М., 1971.

Шеннон К. Работы по теории информации и кибернетике. М., 1983.

Шерковин Ю. А. Психологические проблемы массовых информационных процессов. М., 1973.

Шибутани Т. Социальная психология. Ростов-на-Дону, 1998.

Штыков Н. Г. Психическая норма как многомерный критерий оценки отношений личности: Автореф. дис… канд. психол. наук. М., 2000.

Штангль А. Язык тела. М., 1996.

Щукина К. Е. Специфика паралингвистических средств общения народа саха (на выборке городских и сельских жителей): Дис… канд. психол. наук. Кострома, 2004.

Этнопсихолингвистика / Ю. А. Сорокин. М., 1988.

Этнопсихологические проблемы семантики. М., 1978.

Язык и культура. М., 1987.

Якобсон Р. О. Да и нет в мимике // Публикации отделения структурной и прикладной лингвистики. М., 1970. Вып. 4. (Язык и человек). С. 284–289.

Япп Н., Сиретт М. Эти странные французы. М., 1999.

Adamopoulos J., Bontempo R. Diachronic universals in interpersonal structures: Evidence from literary sources // Journal of cross-cultural psychology. 1986. N 17. P. 169–189.

Almaney A., Alwan A. Communicating with the Arabs. Il. 1982.

Altman I. The environment and social behavior. Monterey: CA., 1975.

Altman I. , Gauvain M. A cross-cultural dialectic analysis of homes // Spatial representation and behavior across the life span / Liben L., Patterson A., N. Newcombe. N. Y., 1981.

Altman I. , Taylor D. Social penetration: The development of interpersonal relationships. N. Y., 1973.

Argyle M. The psychology of interpersonal behavior. Harmondsworth, England, 1973.

Argyle M. New developments in the analysis of social skills // Nonverbal behavier: Applications and cultural implications / Wolfgang A. N. Y., 1979.

Argyle M., Henderson M. The rules of relationships // Understanding personal Relationships: An interdisciplinary approach. Beverly Hills, 1985. P. 231–256.

Argyle M., Hendersоn M., Bond M., Iizuka Y., Contarelo A. Cross-cultural variations in relationship rules // International journal of psychology. 1986. N 21. P. 287–315.

Asante M. K., Newmark E., Blake C. A. Yandbook of intercultural communication. Beverly Hills, L., 1979.

Barnlund D. Public and private self in Japan and the United States. Tokyo, 1975.

Berges J. Les gestes et la Personalite. Paris, 1968.

Birdwhistell R. L. Kinesics and context: Essays on body-motion communication. Philadelphia, 1970.

Bond M., Wan K., Leung R., Giacalone R. How are responses to verbal insults related to cultural collectivism and power distance? // Journal of Cross-Cultural Psychology. 1985. № 16. P. 111–117.

Bobad E., Wallbott H. The effect of social factors on emotion reactions // Experiencing emotions: A cross-cultural study / S. Sherer, H. Wallbott, A. Summerfield. Cambridge: Cambridge University Press, 1986.

Сhua E., Gudykunst W. Conflict resolution styles in low– and highcotext cultures. Communication Research Reporrts. 1987. № 4. P. 32–37.

Collier M. Culture and gender: Effects on assertive behavior and communication competence // Communication yearbook 9 / McLaughlin. Beverly Hills, CA, 1986.

Collier M., Ribeau S., Hecht M. Intracultural communication rules and outcomes within three domestic cultures // International journal of intercultural relations. 1986. N 10. P. 439–457.

Cook M. Interpersonal perception. Harmondsworth, England, 1971.

Cook M. Interpersonal and attitudal outcomes in cooperative interracial groups // Journal of research and development in education. 1978. N 12. P. 97–113.

Cushman D., King S. The role of communication rules in explaining intergroup interaction // Intergroup communication / W. B. L. Gudykunst. L., 1986.

Cushman D., Whiting G. An approach to communication theory: Toward a consensus on rules // Journal of communication. 1972. N 22. P. 217–233.

Dawar N., Parker P. M., Price L. J. A cross-cultural study of interpersonal information exchange // Journal of international business studies. 1996. Third quarter.

DeVito J. A. Human communication: the basic course. N. Y., 1994.

Ekman P. Universal and cultural differences in facial expression of emotion // Nebraska Symposium on Motivation / J. R. Cole. Lincoln, University of Nebraska Press, 1972.

Ekman P. Cross-cultural studies of facial expression // Darwin and facial еxpression. A century of research in review / P. N. Y. Ekman. L. 1973. P. 169–222.

Ekman P. Facial expression and emotion // American psychologist. 1993. April. Р. 384–392.

Ekman Р., Friesen W. Unmasking the fact. N. Y., 1975.

Ekman Р., Friesen W. A new pan-cultural facial expression of emotion //Motivation and emotion. 1985. N 10. P. 159–168.

Elbedour S., Shulman S., Kedem P. Adolescent intimacy. Cross-cultural study // Journal of Cross-Cultural Psychology. 1997. V. 28. N 1.

Foa U. , Foa E. Societal structure of the mind. Springfield, Il., 1974.

Friesen W. V. Unmasking the face. N. Y., 1972.

Frijda N. H. Emotions and their recognition // Feelings and Emotions / Arnold M. B. N. Y., L., 1970. P. 241–250.

George J. M., Jones G. R., Gonzalez J. A. The role of affect in cross-cultural negotiations // Journal of international business studies. 1998. V. 29. N 4.

Gergen K., Morse S., Gergen M. Behavior exchange in cross-cultural perspective // Handbook of cross-cultural psychology / R. Triandis, R. Brislin. Boston, 1980. Vol. 5.

Gibbs J. Norms: The problem of definition and classification // American journal of sociology. 1965. N. 70. P. 586–594.

Goffman E. The presentation of Self in everyday life. N. Y., 1959.

Gorer G. Exploring English character. L., 1955.

Gouldner A. The norms of reciprocity: A preliminary statement // American sociological review. 1960. N 25. P. 161–179.

Gudykunst W. D. Intercultural communication theory. Beverly Hill, CA, 1983.

Gudykunst W. D. Uncertainty and anxiety // Theory in intercultural communication / Y. Kim, W. D. Gudykunst. Newbury Park, CA, 1988.

Gudykunst W. D. Bridging differences: Effective intergroup communications. Thousand Oaks, 1994.

Gudykunst W. B., Kim Y. Communicating with strangers. N. Y., 1984.

Gudykunst W. B., Nishida T. Attributional confidence in low– and high-context cultures. Human Communication research. 1986. N 12. P. 525–549.

Gudykunst W. B., Ting-Toomey S., Chua E. Culture and interpersonal communication. Newbury Park, 1988.

Hall E. T. Silent language. NY, 1959.

Hall E. T. Hidden dimensions. N. Y, 1966.

Hall E. Beyond culture. N. Y., 1969.

Hall E. The dance of life. N. Y., 1983.

Hall E. T., Hall M. R. Understanding cultural differences: Germans, French and Americans. Yarmouth, 1990.

Hampden-Turner, C., Trompenaars F. The seven cultures of capitalism: Value systems for creating wealth in The United in States, Britain, Japan, Germany, France, Sweden and The Netherlands. New York: Doubleday, 1993.

Hampden– Turner Ch., Trompenaars F. The seven cultures of capitalism. Value systems for creating wealth in the US, Britain, Japan, Germany, France, Sweden, and the Netherlands. Judy Piatkus. L., 1994.

Handbook of cross-cultural psychology. In 6 v. / H. C. Triandis, W. W. Lambert Boston, London, Sydney, Toronto, 1980. V. 1. P. 1–15.

Handbook of cross-cultural psychology / J. W. Berry, Y. H. Poortinga, J. Pandey, P. R. Dasen, T. S. Saraswathi, M. H. Segall, C. Kagitcibasi. Vol. 1–3. Boston: Allyn amp; Bacon, 1997.

Hasegawa T., Gudykunst W. Silence in Japan and the United States // Journal of Cross-cultural Psychology. 1998. V. 29. № 5. P. 668–684.

Hecht M. L., Ribeau S. Ethnic communication: A comparative analysis of satisfying communication // International journal of intercultural relations. 1984. N 8. P. 135–151.

Hemesath M., Pomponio X. Cooperation and culture: students from China and United States in a prisoner’s dilemma // Cross-cultural research. 1998. V. 32. N 2. P. 171–184.

Hirokawa R., Miyahara A. A comparison of influence strategies utilized by managers in American and Japanese organization // Communication Quarterly. 1986. N 34. P. 250–265.

Hofstede G. Value systems in forty countries // Cross-cultural contributions to psychology / L. Eckensberger, W. Lonner. Poortinga. Lisse, Netherlands, 1979.

Hofstede G. Culture’s Consequences: International differences in work related value. Beverly Hills, 1980.

Hofstede G. Dimensions of national cultures in fifty countries and three regions. // Explications in cross-cultural psychology / J. Deregowski, S. Dzuirawiec, R. Annis Lisse. Netherlands, 1983.

Hofstede G. Cultural constrains in management theories // Academy of managment executive. 1993. V. 7. N 1. P. 81–94.

Huston T. L., Levinger G. Interpersonal ayraction and relationships // Annual revie Psychology. 1978. P. 115–156.

Hymes D. Models of the interaction of language and social life // J. Gumperz, D. Hymes. Directions of sociolingustics. N. Y., 1972.

Izard C. The face of emotion. N. Y., 1971.

Johnson C. Interdependence, reciprocity and indebtedness. An analysis of Japanese American kinship relations // Journal of marriage and the Family. 1977. 39. P. 351–364.

Jolley R. P., Zhi Z., Thomas G. V. The development of understanding moods metaphorically expressed in pictures // Journal of cross-cultural psychology. 1998. N 2. P. 358–376.

Kagan S., Knight G., Martinez-Romero S. Culture and development of conflict resolution style // Journal of Cross-Cultural Psychology. 1982. N 13. P. 43–59.

Kasperson R. E., Golging D., Tuler S. Social distrust as a factor in siting hazardous facilities and communicating risks // Journal of social issues. 1992. N 4. Vol. 48. P. 161–187.

Katz L., Braly K. Racial stereotypes in one hundred college students // Journal of Abnormal and social psychology. 1933. V. 28. P. 280–290.

Kendon A. Studies in the behavior of social interaction. Liss., 1977.

Kimmel P. R. Cultural perspectives on International negotiations // Journal of social issues. V. 50. N 1. 1994. P. 179–196.

Knapp M. Dyadic relationship development // Nonverbal interaction / J. Wiemann, R. Harrison/ CA: Beverly Hills, 1983.

Langlois C., Langlois J.– P. Behavioral issues of rationality in international interaction // Journal of conflict resolution. 1999. V. 43. N 6.

Leonhard K. Der menschliche ausdruck. Leipzic, 1968.

Lesiker R. V. Basic business communication. Boston: Mass., 1991.

Levine R., Norenzayan A. The pace of life in 32 countries // Journal of cross-cultural psychology. 1999. V. 30. N 2. P. 178–205.

Lonner W. The search for psychological universals // Handbook of cross-cultural Psychology. Boston, London, Sydney, Toronto, 1980. V. I. P. 143–204.

Mackay K. J., Fesenmaier D. R. An exploration of cross-cultural destination image assessment // Journal of travel research. 2000. V. 38. May.

Mahler I. , Greenberg L., Hayashi H. A comparative study of rules of justice: Japanese versus Americans // Psychologia. 1981. P. 1–8.

Martin J., Nakayama Th. Intercultural communication in contexts. L. Toronto, 2000.

McLaughlin M. Conversation: How talk is organized. Beverly Hills, 1984.

Miller M., Reynolds R., Cambra R. The selection of persuasive strategies in multicultural groups. Paper presented at speech Communication Association Convention. Louisviller, Ky., 1982. November.

Morse S. Requirements for love and friendship in Australia and Brazil // Australian journal of psychology. 1983. № 35. P. 469–476.

Nierenberg G. J., Calerro H. H. How to read a person like a book. N. Y., 1973.

Nishida H., Hammer M. R., Wiseman R. Cognitive differences between Japanese and americans in their perceptions of difficult social situations // Journal of cross-cultural psychology. 1998. V. 29. N 1.

Noesjirwan J. A rule-based analysis of cultural differences in social behavior: Indonesia and Australia // International Journal of psychology. 1978. N 13. P. 305–316.

Nomura N., Barnlund D. Patterns of interpersonal criticism in Japan and the United States // International Journal of Intercultural Relations. 1983. № 7. P. 1–8.

Okabe R. Cultural assumptions of East and West: Japan and the United States // Intercultural communication theory / W. Gudykunst. Beverly Hills, CA. 1983. P. 1–33.

Oskamp S. Attitude and opinions. Prentice Hall, N. J., 1991.

Pascale R. T., Athos AG. The art of Japanese management. Harmondsworth, 1998.

Peabody D. National characteristics. Cambridge University Press, 1985.

Samovar L. A., Porter R. E. Communication between cultures. N. Y., 1995.

Samovar L, Porter R., Stefani L. Communication between cultures. Belmont, 1995.

Schimmack U. Cultural influences on the recognition of emotion by facial expressions. Individualistic or Caucasian Cultures? // Journal of Cross-Cultural Psychology. 1996. № 1. P. 37–50.

Spitzberg B., Cupach W. Interpersonal communication competence. CA: Beverly Hills, 1984.

Tessler M., O’ Barr W., Spain D. Transition and identity in changing Africa. N. Y., 1973.

Ting-Toomey S. Toward a theory of conflict and culture // Communication, culture, and organizational processes / W. Gudykunst, L. Stewart, S. Ting-Toomey. Beverly Hills, CA, 1985.

Ting-Toomey S. Japanese communication patterns: Insider versus the outsider perspective // Word Communication. 1986a. N 13. P. 113–126.

Ting-Toomey S. Conflict styles in black and white subjective culture // Current research in interethnic communication / Y. Kim. Beverly Hills, 1986b.

Ting-Toomey S. A comparative analysis of the communicative dimensions of love, self-disclosure maintenance, ambivalence, and conflict in three cultures:

France, Japan, and the United States. Paper presented at the International Communication Association convention. Montreal, 1987, May.

Ting-Toomey S. A face-negotiation theory // Theory in intercultural communication / Y. Kim. Gudykunst. Newbury Park, 1988.

Triandis H. Interpersonal relations in international organizations // Organizational behavior and human performance // 1967. N 7. P. 316–328.

Triandis H. Interpersonal behavior. Monterey: CA, 1977.

Triandis H. Some universals of social behavior // Personality and social psychology bulletin. 1978. N 4. P. 1–16.

Triandis H. Individualism and collectivism. Boulder, San Francisco, Oxford. 1995.

Tuan Y. Segmented worlds and self: Group, life and individual consciousness. Minneapolis: University of Minnesota Press, 1982.

Vijver, Fons J. Van De; Leung Kwok. Methodological issues in psychological research on culture // Journal of cross-cultural psychology. 2000. N 1. P. 33–51.

Watson M. Proxemic behavior. The Hague-Paris, 1970.

Werner C., Altman I, Axley D. Temporal aspects of homes: A transactional perspective // Home environments / I. Altman, C. Warner. N. Y., 1985.

Zurcher L. Particularism and organizational position: A cross-cultural analysis // Journal of Applied Psychology. 1968. N 52. P. 139–144.

Этнопсихологический глоссарий

Гаптика, или такесика, – изучение невербальных средств общения: прикосновений, касаний, хватательных движений и пр. (Крейдлин, 2002).

Дистанция власти – степень неравенства между людьми, которую этнофоры полагают допустимой или нормальной. Большая дистанция власти распространена в культурах с высокой степенью неравенства. Среди таких этносов распространено мнение, что в обществе должна существовать четкая иерархия и каждый его член должен знать свое место. В культурах с большей дистанцией властные лица считают, что подчиненные от них сильно отличаются. Низкая дистанция власти характерна для этносов, в которых относительно невысока степень неравенства, руководители и подчиненные общаются «на равных».

Добровольные взаимные нормы обмена ресурсами среди этносов делятся на два типа – нормы симметричной и дополнительной взаимности. Симметричная взаимность (равноправная, на равных) предполагает обмен ресурсами между двумя индивидами на взаимной эквивалентной основе как по качеству, так и по стоимости обменного ресурса (одинаковыми ценностями, расположением друг к другу и пр.). Обычно это равный обмен равностатусных индивидов по щедрости и могуществу. Дополнительная (комплементарная) взаимность означает обмен ресурсами, различающимися по качеству, но приблизительно равными по ценности.

Долгосрочность – краткосрочность ориентации. Этнофоры различаются по временной ориентации в жизни – краткосрочной или долгосрочной. С краткосрочной ориентацией связаны уважение к традициям, выполнение социальных обязательств и стремление не терять своего лица. Если в этносе выражена долгосрочная ориентация, то у этнофоров проявляются такие качества, как расчетливость и напористость. На долгосрочную или кратковременную ориентацию в жизни влияют многие причины – экономические, финансовые, этнические и др.

Индивидуализм предполагает слабые связи между членами групп в этносе; ориентацию этнофора на себя и собственные силы. Этнофоры из индивидуалистических культур заботятся о себе и своей семье без психологической поддержки других представителей своего народа. В индивидуалистических этносах распространено использование местоимения «я», тогда как в коллективистских – «мы».

Кинесика – изучение невербального поведения, включающего проявление экспрессии, авербальных действий (стук, скрип, грохот) и контакт глаз.

Коллективизм предполагает высокую интегрированность представителей этноса в сплоченные группы, расширенные семьи (дедушки, бабушки, дяди, тети и пр.), члены которых защищают своих представителей. Индивидуумы, в свою очередь, рассчитывают на поддержку группы.

Кросс-культурная психология включает сопоставительное исследование психологических характеристик двух, трех, а иногда и большего количества этносов. Название произошло от английских слов: «cross» – через и «cultural» – культурные. В рамках кросс-культурной психологии используется интерсубъектный подход, сравнивается (сопоставляется) проявление одной или нескольких психологических характеристик у двух и более этносов. Результаты кросс-культурных исследований дают возможность наглядно представить качественные и количественные различия в психологическом облике разных народов. В США распространено наименование дисциплины «кросс-культурная психологии», а в России «этническая психология» (до 1991 г. «национальная психология»). Исследователи, использующие понятие «кросс-культурная психология», игнорируют многозначность понятия «культура». Методический инструментарий кросс-культурной психологии в западных странах технологически «более продвинут», чем в нашей стране.

Культура за рубежом и в России понимается по-разному. В отечественной науке традиционно выделяют материальную и духовную культуру. Духовная культура может быть индивидуальной (присущей отдельным личностям) и групповой (этнической, профессиональной и пр.). В англо-американской литературе еще в 1952 г. понятие «культура» было глубоко и обстоятельно раскрыто в книге А. Кроубера и С. Клакхона (Krober, Kluckhohn, 1952). В ней было дано свыше 250 определений этого явления и охарактеризованы его аспекты. Психологические феномены, проявляющиеся в этносах (нормы и правила общения в различных этнических общностях; формы проявления эмоций и чувств в различных этносах; расстояния между собеседниками и др.) являются в широком смысле духовной этнической культурой, предметом исследования этнической и кросс-культурной психологии. Исследование культуры как основного источника этнических феноменов стало на Западе основой развития кросс-культурной психологии.

Лингвоцентризм – изучение любых видов коммуникации по образу и подобию человеческой речи.

Маскулинность – фемининность. Понятие «пол» предполагает биологическое начало, а «маскулинность – фемининность» социальное. «Маскулинность» (мужественность, мужское начало) связана с самоутверждением мужчины в обществе, жесткостью, доминирующим положением мужчины в обществе, проявлением силы и напористости, порой амбициозности, с важностью достижения успеха и материального достатка, независимостью и др. Маскулинность заметна при неравенстве сексуальных ролей, особенно в манере общения. Среди этносов с низкой маскулинностью гендерные роли более размыты и значительно распространены женские ценности.

«Фемининность» проявление женской роли во внешнем виде, модели общения и поведения. Для фемининной манеры поведения характерны скромность, заботливость и пр. У этносов с низкой фемининностью гендерные роли четко и контрастно прописаны и значительно распространены мужские ценности.

Народность – это исторически сформировавшаяся языковая, экономическая, территориальная и культурная общность, развиваемая на основе союза племен.

Нация – это исторически сформировавшаяся общность племен и народностей, характеризуемая единством территории, экономики, языка, культуры и психологических особенностей. В отдельных случаях, нации не обладают территорией (к примеру, цыгане).

Народ часто понимается как «этнос», но без строгих научно очерченных границ. В отдельных случаях данное понятие вбирает в себя несколько этносов, проживающих в одном государстве. В данной монографии оно используется в первом значении.

Окулесика – изучение воспринимаемой зрительной информации.

Ольфакторные ощущения – ощущение запахов.

Паралингвистика – это часть невербальных средств общения, к которым относятся мимика, жесты, телодвижения и контакт глаз.

Племя – это объединение родов, имеющих общих предков и придерживающихся одинаковых традиций, обычаев и культов.

Проксемика – физическое расстояние между общающимися этнофорами.

Основоположником проксемики является американский исследователь Э. Холл.

Психологический облик этноса – система характеристик воспринимаемого этнофора, включающего физическую и социальную стороны. Зрительное восприятие физического облика этнофора включает фиксацию и интерпретацию его антропологических, психофизиологических, функциональных и паралингвистических особенностей. В процессе восприятия социального облика этнофора как объекта фиксируется его социальная роль, оформление внешности, проксемические особенности общения, поведенческие характеристики и деятельностные особенности.

Род – это группа кровных родственников, происходящих от общих предков и придерживающихся одинаковых обычаев, традиций и культов.

Стремление к избеганию неопределенности обусловливается беспокойством и нетерпимостью к двусмысленным и непонятным ситуациям. В этносах с высоким избеганием неопределенности наблюдается повышенный социальный контроль и нормативность, а также забота о безопасности в поведении и общении представителей данного этноса. В таких обществах для спокойной жизни этнофоров необходим достаточно высокий уровень защиты. В этносах с низким уровнем избегания неопределенности существует большая толерантность, невысокий уровень стрессов в связи с двусмысленными ситуациями; допустимы различные точки зрения, может проявляться склонность к риску. В таких этносах наблюдается терпимость к девиантным формам поведения, толерантность к личным и деловым качествам, которые не вызывают симпатии. Представители этих этносов полагают, что неопределенность может стимулировать среди этнофоров новаторство и способствовать положительным изменениям в обществе.

Такесика, или гаптика, – это научное направление, занимающееся исследованием статистических и динамических прикосновений (поглаживания, похлопывания, рукопожатия, объятия, поцелуи) (Лабунская, 1999).

Функции общения применительно к процессу общения людей могут быть следующие: информативная, металингвистическая, фатическая, побудительная и экспрессивная. Информативная функция общения этнофоров – передача партнеру сообщений истинного или ложного характера. Металингвистическая функция дает возможность общающимся этнофорам осуществлять перевод информации с языка одной знаковой системы на язык другой с сохранением значения и смысла. Фатическая (контактоустанавливающая) функция способствует установлению и поддержанию межличностного контакта между этнофорами. Побудительная (конативная) функция содержит информацию, склоняющую этнофора к принятию определенных решений и их реализации. Экспрессивная (эмотивная) функция взаимодействующих между собой этнофоров предполагает передачу с помощью невербальных средств общения о своих различных психических состояниях.

Холл Э. – американский психолог, предложил понятие «уровень контекстуальной коммуникации». Как основу дифференциации культур он выделил «низкий» и «высокий уровень контекстуальной коммуникации» (Hall, 1959, 1966, 1969, 1983). «Низкая контекстуальная коммуникация» предполагает явную выраженность (эксплицитность) передаваемого содержания в речи. По его мнению, культура народов США, Германии, Скандинавских стран, Швейцарии относится к низкоконтекстуальной коммуникации. В высококонтекстуальной культуре большая часть информации, передаваемой во время коммуникации партнерами друг другу, находится в окружающей обстановке (или интернализирована в личности) и очень мало информации закодировано, эксплицитно подано в речевой части сообщения. Представители таких этносов обращают больше внимания на окружающую ситуацию, чем на содержание высказываемых суждений. К таким этносам относятся, к примеру, восточные этносы (китайцы, корейцы, японцы и др.).

Хофштед Г. выделил в этносах следующие этнопсихологические характеристики: «индивидуализм – коллективизм», «дистанция власти», «стремление к избеганию неопределенности», «маскулинность – феминин-ность» и «долгосрочность – краткосрочность ориентации».

Этническая психология (сокращенно этнопсихология) исследует своеобразие проявления психических процессов, состояний и свойств у разных родов, племен, народностей и наций.

Этнос (этническая общность) – исторически сформировавшаяся устойчивая группа людей, представленная родом, племенем, народностью или нацией. Указанные выше этнические общности могут находиться на различных уровнях общественно-исторического и экономико-политического развития. Л. Н. Гумилев выделяет суперэтнос – это большие этносы (к примеру, славяне, включающие западных и восточных славян; арабы и др.). Этнос, в свою очередь, может включать субэтносы – небольшие подгруппы этносов, входящих в основной этнос, но имеющие определенные отличия от других подгрупп (например, среди русских – сибиряки, поморы, казаки и др.).

Этнофор – это представитель этноса, носитель этнического сознания.

Примечания

1

В научной литературе функциональные, паралингвистические, экстралингвистические и проксемические особенности, а также касания и контакт глаз одни исследователи называют невербальными средствами общения или экспрессией человека (Лабунская, 1999), а другие кинесикой (Крейдлин, 2002). По нашему представлению, родовым понятием выступает «невербальные средства», а вышеназванные составляющие – видовыми понятиями.

(обратно)

2

Например, русские подзывают кошку, вытягивая руку на уровне пояса чуть вперед, попеременно загибая пальцы кисти, начиная с мизинца, затем безымянного, среднего и указательного, сопровождая звуками «Кис!», «Кис!», «Кис!» Арабы кошку подзывают по-другому: вытянув чуть вперед правую руку ладонью вниз, резкими движениями кисти вперед и вниз делают отмашку, сопровождая звуками «Пс!», «Пс!», «Пс!» Американцы кошку подзывают такими же движениями, как русские, но произносят: «Кири!», «Кири!», «Кири!» В Анголе кошку подзывают следующим образом. Большой и указательный пальцы правой руки трут друг друга и произносят звуки: «Шв!», «Шв!» «Шв!»

(обратно)

3

Выделение в воспринимаемом облике этнофора физической и социальной сторон (физического и социального облика) является сложной и трудной проблемой не только для психологии, но и для философии, медицины и других научных дисциплин.

(обратно)

4

Работа выполнена при поддержке РГНФ (грант 04-06-00239).

(обратно)

5

По нашему представлению, это может косвенно свидетельствовать об определенной сензитивности.

(обратно)

6

К сожалению, мы не исследовали, в каком месте происходит продажа и покупка товара (рынок, большой или маленький магазин и пр.).

(обратно)

7

Как видно из схемы 2, первое место у белых американцев занимает ценность «Мир на земле». По-видимому, это может быть объяснено конфронтацией США и СССР в 70-е годы (это был период холодной войны). По результатам исследования В. А. Ядова данная ценность в нашей стране в то время также заняла первое место (Саморегуляция и прогнозирование, 1979).

(обратно)

Оглавление

Введение

Предисловие

Глава 1 Перцептивная сторона этнического общения

  1.1. Общая характеристика перцептивного аспекта общения

  1.2. Зрительное восприятие человека человеком в этническом общении

  1.3. Восприятие речевой информации в этническом общении

  1.4. Восприятие с помощью тактильной системы отражения

  1.5. Восприятие с помощью ольфакторной системы отражения

  1.6. Механизмы, искажающие адекватность восприятия партнера в этническом общении

  Выводы по главе 1

Глава 2 Коммуникативная сторона этнического общения

  2.1. Средства коммуникации в этническом общении

    Речь как основное средство этнического общения

    Невербальные средства этнического общения

    Контекстуальные средства общения

  2.2. Психологическое воздействие на партнера по общению с учетом его этнопсихологических особенностей

    Стратегии психологического воздействия

    Методы психологического воздействия

  Выводы по главе 2

Глава 3 Интерактивная сторона этнического общения

  3.1. Кооперативное взаимодействие

  3.2. Конфликтное взаимодействие

  Выводы по главе 3

Глава 4 Межличностные отношения в различных этносах

  4.1. Общая характеристика межличностных отношений в разных этносах

  4.2. Динамика межличностных отношений в различных этносах

  Выводы по главе 4

Глава 5 Регулятивная сторона этнического общения

  5.1. Этнические нормы общения

  5.2. Этнические правила общения

  Выводы к главе 5

Заключение

Литература

Этнопсихологический глоссарий Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg