«Толковый словарь по аналитической психологии»

В. Зеленский Толковый словарь по аналитической психологии

От составителя

Карл Густав Юнг — основоположник одного из направлений глубинной психологии — аналитической психологии. Он умер в 1961 году, не оставив обобщающего труда с систематизированным понятийным аппаратом. Но вот уже почти сорок лет его идеи вызывают растущий интерес во всем цивилизованном мире, а последователи — психологи-юнгианцы — продолжают развивать, объяснять и приумножать его аналитический подход к человеческой психике. Сегодня в повседневной культурной среде общеупотребительными стали многие юнговские понятия, такие как комплекс, архетип, экстраверт, интроверт, а число разнообразных программ обучения по глубинной психологии и аналитической психотерапии во всех развитых странах стремительно растет. Увеличилось и число работ Юнга, переведенных и опубликованных в России. Тем не менее еще очень многие читатели не знакомы или мало знакомы с юнговской терминологией.

Словарь рассчитан как на практикующих психоаналитиков, так и на психологов, врачей, психотерапевтов, социологов, философов, педагогов, студентов соответствующих специальностей, а также на широкий круг гуманитариев и читателей, желающих получить сведения об аналитической психологии.

Основу данного Словаря составляет терминологический Лексикон Дарела Шарпа, ему же принадлежит изначальная идея компилятивного представления основных понятий аналитической психологии в тех контекстных формах, в каких они использовались самим Юнгом. Вместе с тем все возможные недочеты и недостатки целиком лежат на составителе русскоязычной версии, хорошо осознающем уязвимость подобной работы и с признательностью готовом к принятию неизбежных критических замечаний. Некоторым оправданием может послужить желание быстрее удовлетворить назревшую потребность в аналитико-психологическом словаре. В отличие от «Критического словаря аналитической психологии»,* выпущенного с рядом ошибок и весьма насыщенного «критическими постюнгианскими» размышлениями, данная работа не содержит критического материала, она антологична по существу и ведет читателя непосредственно к источнику юнговской мысли, то есть к его текстам.

Предлагаемый читателю словарь поможет лучше справиться с уже переведенными текстами по аналитической психологии и смежными с ней гуманитарными дисциплинами, а наличие англонемецких эквивалентов в конце книги даст лицам, владеющим английским и немецким языками, возможность более полноценного чтения литературы на языке оригинала.

Каждая статья, за рядом исключений, состоит из краткого определения и цитат из работ Юнга с поясняющими комментариями.

Выделенные курсивом слова, входящие в пояснительный текст, находятся в словаре на соответствующем по алфавиту месте. Выделения в цитатах принадлежат самому Юнгу.

Настоящее издание подготовлено в рамках программы Информационного центра психоаналитической культуры в Санкт-Петербурге.

Составитель выражает глубокую благодарность главному редактору издательства Inner City Books (Торонто, Канада) Дарелу Шарпу за его неоценимый вклад в дело распространения юнговских идей в России; без его участия данная работа вряд ли смогла состояться.

Карл Густав Юнг. Жизнь и творчество

Карл Юнг родился 26 июля 1875 года в Кессвиле, кантон Тургау, на берегу живописного озера Констанц в семье пастора швейцарской реформаторской церкви; дед и прадед со стороны отца были врачами. С детства Юнг был погружен в религиозные и духовные вопросы. Кроме Библии отец обучал его латыни, а мать учила молитвам и читала книжку об экзотических религиях с завораживающими рисунками индийских богов.*

В своей автобиографии Юнг вспоминает два сильных детских переживания, повлиявших впоследствии на его отношение к религии. Одно связано со сновидением, привидевшимся ему между тремя и четырьмя годами, которое Юнг описывает в своей автобиографической книге (ВСР, с. 24):

«Я находился на большом лугу [вблизи дома священника]. Внезапно я заметил темную прямоугольную, выложенную изнутри камнями, яму. Никогда прежде я не видел ничего подобного. Я подбежал и с любопытством заглянул вниз. Я увидел каменные ступени. В страхе и неуверенности я спустился. В самом низу за зеленым занавесом находился вход с круглой аркой. Занавес был большой и тяжелый, ручной работы, похожий на парчовый, и выглядел роскошно. Любопытство требовало узнать, что за ним, я отстранил его и увидел перед собой в тусклом свете прямоугольную палату, метров в десять длиной, с каменным сводчатым потолком. Пол тоже был выложен каменными плитами, а в центре лежал большой красный ковер. Там, на возвышении, стоял золотой трон, удивительно богато украшенный. Я не уверен, но возможно, что на сидении лежала красная подушка. Это был величественный трон, в самом деле,— сказочный королевский трон. Что-то стояло на нем, сначала я подумал, что это ствол дерева (около 4—5 метров высотой и полметра в толщину). Это была огромная масса, доходящая почти до потолка, и сделана она была из странного сплава — кожи и голого мяса, на вершине находилось что-то вроде круглой головы без лица и волос. На самой макушке был один глаз, устремленный неподвижно вверх. В комнате было довольно светло, хотя не было ни окон, ни какого-нибудь другого видимого источника света. От головы, однако, полукругом исходило яркое свечение. То, что стояло на троне, не двигалось, и все же у меня было чувство, что оно может в любой момент сползти с трона и, как червяк, поползти ко мне. Я был парализован ужасом. В этот момент я услышал снаружи, сверху, голос моей матери. Она воскликнула: „Ты только посмотри на него. Это же людоед!“. Это лишь увеличило мой ужас, и я проснулся в испарине, напуганный до смерти. Много ночей после этого я боялся засыпать, потому что боялся увидеть еще один такой же сон».

Долгое время, как пишет далее Юнг, сон преследовал его. Лишь гораздо позже он понял, что это был образ ритуального фаллоса.

Второе переживание имело место, когда Юнгу исполнилось двенадцать лет. Он вышел днем из базельской гимназии, в которой тогда учился, и обратил внимание на солнце, искрившееся на крыше соседнего собора. Мальчик задумался о красоте мира, величии церкви, величии Бога, сидящего высоко на небе на золотом троне. Внезапно его охватил ужас, а мысли повлекли туда, куда он не осмеливался следовать, поскольку чувствовал в них что-то святотатственное. Несколько дней он отчаянно боролся, подавляя запретные мысли. Но, наконец, решился «досмотреть» собственный образ: он снова увидел прекрасный базельский собор и Бога, сидящего на великолепном троне высоко в небе, и вдруг он увидел огромный кусок кала, падающий из-под божьего трона прямо на крышу собора, разбивая ее и сокрушая стены всего собора. Можно лишь вообразить пугающую силу этого видения для мальчика из пасторской благочестивой семьи.

Но так или иначе, в результате такой визуализации Юнг почувствовал огромное облегчение и вместо ожидаемого проклятия испытал чувство благодати:

«Я плакал от счастья и благодарности. Мудрость и доброта Бога открылись мне сейчас, когда я подчинился Его неумолимой воле. Казалось, что я испытал просветление. Я понял многое, чего не понимал раньше, я понял то, чего так и не понял мой отец, — волю Бога. Он сопротивлялся ей из лучших побуждений и из глубочайшей веры. Поэтому он так никогда и не пережил чуда благодати, чуда, которое всех исцеляет и делает все понятным. Он принял библейские заповеди как путеводитель, он верил в Бога, как предписывала Библия и как его учил его отец. Но он не знал живого Бога, который стоит, свободный и всемогущий, стоит над Библией и Церковью, который призывает людей стать столь же свободными» (там же, с. 50).

Отчасти в результате и этих внутренних переживаний Юнг чувствовал себя изолированным от других людей; порой невыносимо одиноким. Гимназия наводила на него скуку, но развила страсть к чтению; были у него и любимые предметы: зоология, биология, археология и история.

В апреле 1895 года Юнг поступил в Базельский университет, где изучал медицину, но затем решил специализироваться по психиатрии и психологии. Помимо этих дисциплин он глубоко интересовался философией, теологией, оккультизмом.

По окончании медицинского факультета Юнг написал диссертацию «О психологии и патологии так называемых оккультных явлений», оказавшуюся прелюдией к его длившемуся почти 60 лет творческому периоду. Основанная на тщательно подготовленных спиритических сеансах со своей необычайно одаренной медиуматическими способностями кузиной Хелен Прейсверк, работа Юнга представляла описание ее сообщений, полученных в состоянии медиуматического транса. Важно отметить, что с самого начала своей профессиональной карьеры Юнг интересовался бессознательными продуктами психического и их значением для субъекта. Уже в этом исследовании * легко можно увидеть логическую основу всех его последующих работ в их развитии, — от теории комплексов к архетипам, от содержания либидо к представлениям о синхронности и т. д.

В 1900 году молодой выпускник Юнг переехал в Цюрих и стал работать ассистентом у известного в то время врача-психиатра Юджина Блейлера в больнице для душевнобольных Бургхольцли (пригород Цюриха). Он поселился на больничной территории, и с этого момента жизнь молодого сотрудника стала проходить в атмосфере психиатрического монастыря. Блейлер был зримым воплощением работы и профессионального долга. От себя и сотрудников он требовал точности, аккуратности и внимательности к пациентам. Утренний обход заканчивался в 8.30 утра рабочей встречей медперсонала, на которой заслушивались сообщения о состоянии больных.

Два-три раза в неделю в 10.00 утра происходили встречи врачей с обязательным обсуждением историй болезни как старых, так и вновь поступивших пациентов. Встречи проходили при непременном участии самого Блейлера. Обязательный вечерний обход происходил между пятью и семью часами. Никаких секретарей не было, и персонал сам печатал на машинке истории болезни, так что порой приходилось работать до 11 часов вечера. Больничные двери и ворота закрывались в 10 вечера. Младший персонал ключей не имел, так что, если Юнг хотел вернуться из города домой позже, он должен был просить ключ у кого-либо из старшего медперсонала. На территории больницы царил сухой закон. Юнг упоминает, что первые шесть месяцев он провел совершенно отрезанный от внешнего мира и в свободное время читал пятидесятитомную «Allgemeine Zeitschrift fur Psychiatric».

Первоначальный интерес Юнга к работе в клинике был, скорее, теоретическим, нежели практическим. Он хотел наблюдать, «как человеческий ум реагирует на зрелище своего собственного распада», полагая, что распад этот был изначально предопределен физическими причинами. Юнг надеялся, что, изучая психические «отклонения от так называемой нормы», он узнает что-то определенное о природе человеческой души. Его сослуживцы, более занятые постановкой диагноза и составлением статистики, часто подсмеивались над его странными занятиями, но Юнг все больше приходил к убеждению, что понятие «душа» не только означает нечто реальное, но «является самым основным, самым реалистическим понятием в психологии».

Вскоре он начал публиковать свои первые клинические работы, а также статьи по применению разработанного им же теста словесных ассоциаций. Юнг пришел к выводу, что посредством словесных связей можно обнаружить («нащупать») определенные совокупности (констелляции) чувственно окрашенных (или эмоционально «заряженных») мыслей, понятий, представлений и тем самым дать возможность выявиться болезненным симптомам. Тест работал, оценивая реакцию пациента по временной задержке между стимулом и ответом. В результате выявилось соответствие между словом-реакцией и самим поведением испытуемого. Значащее отклонение от норм отмечало присутствие аффективно-нагруженных бессознательных идей, и Юнг ввел понятие «комплекс», чтобы описать их целокупную комбинацию.

В феврале 1903 года Юнг женился на двадцатилетней дочери преуспевающего фабриканта Эмме Раушенбах (1882—1955), с которой прожил вместе пятьдесят два года, став отцом четырех дочерей и сына. Вначале молодые поселились на территории клиники Бурхгольцли, заняв квартиру этажом выше Блейлера, а позже — в 1906 году —переехали во вновь отстроенный собственный дом в пригородное местечко Кюснахт, что неподалеку от Цюриха. Годом раньше Юнг начал преподавательскую деятельность в Цюрихском университете. В 1909 году вместе с Фрейдом и другим психоаналитиком — венгром Ференчи, работавшим в Австрии, Юнг впервые приехал в Соединенные Штаты Америки, где прочел курс лекций по методу словесных ассоциаций. Университет Кларка в штате Массачусетс, пригласивший европейских психоаналитиков и праздновавший свое двадцатилетие со дня основания, присудил Юнгу вместе с другими почетную степень доктора.

Международная известность, а с ней и частная практика, приносившая неплохой доход, постепенно росли, так что в 1910 году Юнг оставляет свой пост в Бурхгольцльской клинике (к тому времени он стал клиническим директором), принимая все более многочисленных пациентов у себя в Кюснахте, на берегу Цюрихского озера. В это время Юнг становится первым президентом Международной Ассоциации психоанализа и погружается в свои глубинные исследования мифов, легенд, сказок в контексте их взаимодействия с миром психопатологии.

Появляются публикации, довольно четко обозначившие область последующих жизненных и академических интересов Юнга. Здесь же более ясно обозначилась и граница идеологической независимости от Фрейда во взглядах на природу бессознательного психического. Последовавшее «отступничество» Юнга привело, в конечном итоге, к разрыву в 1913 году личных отношений, и каждый далее пошел своим путем, следуя своему творческому гению.

Юнг очень остро переживал свой разрыв с Фрейдом. Фактически это была личная драма, духовный кризис, состояние внутреннего душевного разлада на грани глубокого нервного расстройства. «Он не только слышал неведомые голоса, играл, как ребенок, или бродил по саду в нескончаемых разговорах с воображаемым собеседником, — замечает один из биографов в своей книге о Юнге, — но он серьезно верил, что его дом населен привидениями».

В момент расхождения с Фрейдом Юнгу исполнилось тридцать восемь лет. Жизненный полдень — притин, акмэ — оказался одновременно и поворотным пунктом в психическом развитии. Драма расставания обернулась возможностью большей свободы развития своей собственной теории содержаний бессознательного психического. В работах Юнга все более выявляется интерес к архетипическому символизму. В личной жизни это означало добровольный спуск в «пучину» бессознательного. В последовавшие шесть лет (1913— 1918) Юнг прошел через этап, который он сам обозначил как время «внутренней неопределенности» или «творческой болезни» (Эллен-бергер). Значительное время Юнг проводил в попытках понять значение и смысл своих сновидений и фантазий и описать это — насколько возможно — в терминах повседневной жизни.

В результате получилась объемистая рукопись в 600 страниц, иллюстрированная множеством рисунков образов сновидений и названная «Красной книгой». (По причинам личного характера она никогда не публиковалась.) Пройдя через личный опыт конфронтации с бессознательным, Юнг обогатил свой аналитический опыт и создал новую систему аналитической психотерапии и новую структуру психического.

В творческой судьбе Юнга определенную роль сыграли его «русские встречи» — взаимоотношения в разное время и по разным поводам с выходцами из России — студентами, пациентами, врачами, философами, издателями.

Начало «русской темы» можно отнести к концу первого десятилетия XX века, когда в числе участников психоаналитического кружка в Цюрихе стали появляться студенты-медики из России. Имена некоторых нам известны: Фаина Шалевская из Ростова-на-Дону (1907 г.), Эстер Аптекман (1911 г.), Татьяна Розенталь из Петербурга (1901 — 1905, 1906—1911 гг.), Сабина Шпильрейн из Ростова-на-Дону (1905—1911) и Макс Эйтингон. Все они впоследствии стали специалистами в области психоанализа. Татьяна Розенталь вернулась в Петербург и в дальнейшем работала в Институте мозга у Бехтерева в качестве психоаналитика. Являлась автором малоизвестной работы «Страдание и творчество Достоевского». В 1921 году в возрасте 36 лет покончила жизнь самоубийством.

Уроженец Могилева, Макс Эйтингон, в 12 лет вместе с родителями переехал в Лейпциг, где изучал философию, прежде чем вступить на медицинскую стезю. Он работал ассистентом Юнга в клинике Бурхгольцли и под его руководством в 1909 году получил докторскую степень в Цюрихском университете. Другая «русская девушка» Сабина Шпильрейн была пациенткой начинающего доктора Юнга (1904 г.), а впоследствии сделалась его ученицей. Завершив образование в Цюрихе и получив степень доктора медицины, Шпильрейн пережила мучительный разрыв с Юнгом, переехала в Вену и примкнула к психоаналитическому кружку Фрейда. Некоторое время работала в клиниках Берлина и Женевы, у нее начинал свой курс психоанализа известный впоследствии психолог Жан Пиаже. В 1923 году вернулась в Россию. Она вошла в состав ведущих специалистов-психоаналитиков образованного в те годы в Москве Государственного психоаналитического института. Дальнейшая ее судьба сложилась весьма трагично. После закрытия Психоаналитического института Сабина Николаевна переехала в Ростов-на-Дону к родителям. Запрет на психоаналитическую деятельность, арест и гибель в застенках НКВД трех братьев и, наконец, собственная смерть в Ростове, когда она вместе с двумя дочерьми разделила участь сотен евреев, расстрелянных в местной синагоге немцами в декабре 1941 года.

Вена и Цюрих издавна считались центрами передовой психиатрической мысли. Начало века принесло им известность и в связи с клинической практикой соответственно Фрейда и Юнга, так что ничего удивительного не было в том, что туда устремилось внимание тех русских клиницистов и исследователей, которые искали новые средства лечения разнообразных психических расстройств и стремились к более глубокому проникновению в человеческую психику. А некоторые из них специально приезжали на стажировку или для краткого ознакомления с психоаналитическими идеями. В 1907—1910 годах Юнга в разное время посещали московские психиатры Михаил Асатиани, Николай Осипов и Алексей Певницкий.

Из более поздних знакомств следует особо отметить встречу с издателем Эмилием Метнером и философом Борисом Вышеславцевым. В период «стычки» Юнга с бессознательным и работы над «Психологическими типами» Эмилий Карлович Метнер, бежавший в Цюрих из воюющей Германии, оказался чуть ли не единственным собеседником, способным к восприятию юнговских идей. (Юнг оставил пост президента Психоаналитической ассоциации, а вместе с ним утратил и многие личные связи с коллегами). Еще живя в России, Метнер основал издательство «Мусагет» и выпускал философско-литературный журнал «Логос». По свидетельству сына Юнга, психологическая поддержка со стороны Метнера имела большое значение для его отца. За границей Метнер страдал от частых резких шумов в ушах, по поводу чего вначале обратился к венским фрейдистам. Те ничем помочь не смогли кроме настоятельного совета жениться. Тогда-то и состоялась встреча с Юнгом. Метнер готовился к длительному лечению, но мучающий симптом исчез после нескольких сеансов. Отношения же пациент — аналитик превратились в дружеские и поначалу почти ежедневные. Затем в течение ряда лет Юнг и Метнер встречались раз в неделю, вечером, и обсуждали те или иные философские и психологические вопросы.

Сын Юнга помнил, что отец именовал Метнера «русским философом».

Спустя годы Метнер публикует первую рецензию на вышедшую книгу «Психологические типы», а позже становится издателем трудов Юнга на русском языке, пишет предисловия к ним. Смерть Метнера помешала довести до конца начатое дело по публикации четырех томов трудов К. Г. Юнга. Эту работу довершил другой «русский» — философ Борис Петрович Вышеславцев (1877—1954). Высланный большевиками в 1922 году из России, вначале работал в созданной Н. А. Бердяевым Религиозно-философской академии. Позже читал лекции в парижском богословском институте. В 1931 году опубликовал книгу «Этика преображенного эроса», в которой под влиянием, в частности, идей К. Юнга выдвинул теорию этики сублимации Эроса. В те годы между Юнгом и Вышеславцевым завязывается переписка, в которой Вышеславцев объявляет себя учеником Юнга. В конце 30-х годов стараниями Вышеславцева четырехтомное собрание трудов Юнга было завершено. Накануне окончания войны в апреле 1945 года Юнг помог Вышеславцеву с женой перебраться из Праги в нейтральную Швейцарию.

После выхода в свет «Психологических типов» для 45-летнего мэтра психологии наступил нелегкий этап укрепления завоеванных им в научном мире позиций.

Постепенно Юнг приобретает все большую международную известность не только среди коллег — психологов и психиатров — но его имя начинает вызывать серьезный интерес у представителей других направлений гуманитарных знаний: философов, историков культуры, социологов и пр.

В 20-е годы Юнг совершает ряд длительных увлекательных путешествий в различные районы Африки и к индейцам пуэбло в Северной Америке. «Здесь ему впервые открылся необъятный мир, где люди живут, не ведая неумолимой размеренности часов, минут, секунд. Глубоко потрясенный, он пришел к новому пониманию души современного европейца». Отчет об этих исследовательских поездках (включая еще и поездку в Индию, состоявшуюся позже, в 1938 году), а точнее, своеобразное культурно-психологическое эссе составили позднее главу «Путешествия» в его автобиографической книге.

В отличие от беззаботно-любопытствующих туристов Юнг смог взглянуть на другую культуру с точки зрения раскрытия содержащегося в ней смысла. Здесь заключены две главные темы: Юнга — психолога и психотерапевта, и Юнга — культуролога. Это тема личностного развития — индивидуации и тема коллективного бессознательного. Юнг рассматривал индивидуацию как бытие, направленное в сторону достижения психической целостности, и использовал для его характеристики многочисленные иллюстрации из алхимии, мифологии, литературы, западных и восточных религий, пользуясь и своими собственными клиническими наблюдениями. Что касается «коллективного бессознательного», то это понятие также выступает ключевым для всей аналитической психологии и, по мнению многих авторитетных ученых и мыслителей, является «наиболее революционной идеей XX века», идеей, серьезные выводы из которой так и не были сделаны до сего времени.

Юнг возражал против той мысли, что личность полностью детерминирована ее опытом, обучением и воздействием окружающей среды. Он утверждал, что каждый индивид появляется на свет с «целостным личностным эскизом <...> представленным в потенции с самого рождения» и что «окружающая среда вовсе не дарует личности возможность ею стать, но лишь выявляет то, что уже было в ней [личности] заложено».

Согласно Юнгу, существует определенная наследуемая структура психического, развивавшаяся сотни тысяч лет, которая заставляет нас переживать и реализовывать наш жизненный опыт вполне определенным образом. И эта определенность выражена в том, что Юнг назвал архетипами, которые влияют на наши мысли, чувства, поступки. «<...> бессознательное, как совокупность архетипов, является осадком всего, что было пережито человечеством, вплоть до его самых темных начал. Но не мертвым осадком, не брошенным полем развалин, а живой системой реакций и диспозиций, которая невидимым, а потому и более действенным образом определяет индивидуальную жизнь. Однако это не просто какой-то гигантский исторический предрассудок, но источник инстинктов, поскольку архетипы ведь не что иное, как формы проявления инстинктов».

В начале 20-х годов Юнг познакомился с известным синологом Рихардом Вильгельмом, переводчиком известного китайского трактата «Книга перемен», и вскоре пригласил его прочесть лекцию в Психологическом клубе в Цюрихе. Юнг живо интересовался восточными гадательными методами и сам с некоторым успехом экспериментировал с ними. Он также участвовал в те годы в ряде медиуматических экспериментов в Цюрихе совместно с Блейлером. Сеансами руководил известный в те годы австрийский медиум Руди Шнайдер. Однако Юнг долгое время отказывался делать какие-либо заключения по поводу этих экспериментов и даже избегал всякого о них упоминания, хотя впоследствии открыто признавал реальность этих феноменов. Он также проявлял глубокий интерес к трудам средневековых алхимиков, в лице которых увидел провозвестников психологии бессознательного. Позже благодаря обширному кругу друзей в его руках оказалась совершенно новая и вполне современная модель алхимической реторты — лекционный зал под открытым небом, среди голубизны водной глади и величавых вершин близ Лаго Маджоре. Каждый год, начиная с 1933-го, сюда со всего мира съезжались целые созвездия ученых, чтобы выступить со своими докладами и принять участие в дискуссиях по самым разнообразным вопросам, созвучным юнговской мысли. Речь идет о ежегодных собраниях общества «Эранос», проходивших в поместье его основательницы, фрау Ольги Фройбс-Каптейн, в Асконе, Швейцария.

В 1923 году Юнг приобрел небольшой участок земли на берегу Цюрихского озера в местечке Боллинген, где он выстроил здание башенного типа, с годами менявшее свои формы, и где в тишине и уединении проводил воскресные дни и отпускное время. Здесь не было ни электричества, ни телефона, ни отопления. Пища готовилась на печи, вода доставалась из колодца. Как удачно заметил Элленбергер, переход из Кюснахта в Боллинген символизировал для Юнга путь от эго к Самости или, другими словами, путь индивидуации.

В 30-е годы известность Юнга приобрела международный характер. Он был удостоен титула почетного президента Психотерапевтического общества Германии. В ноябре 1932 года цюрихский городской совет присудил ему премию по литературе, приложив к ней чек на 8000 франков.

В 1933 году в Германии к власти пришел Гитлер. Психотерапевтическое общество было немедленно реорганизовано в соответствии с национал-социалистическими принципами, а его президент Эрнст Кречмер подал в отставку. Президентом Международного общества стал Юнг, но само Общество стало действовать по принципу «крышечной организации», состоящей из национальных обществ (среди которых германское общество было лишь одним из) и индивидуальных членов. Как впоследствии объяснял сам Юнг, это была своего рода увертка, позволившая психотерапевтам-евреям, исключенным из германского общества, оставаться внутри самой организации. В связи с этим Юнг отверг всяческие последовавшие позже обвинения относительно его симпатий к нацизму и косвенных проявлений антисемитизма.

В 1935 году Юнг был назначен профессором психологии швейцарской политехнической школы в Цюрихе; в том же году он основал Швейцарское общество практической психологии. По мере того как международная ситуация становилась все хуже, Юнг, который до того никогда не выказывал сколь-нибудь явного интереса к мировой политике, стал проявлять к ней все больший интерес. Из интервью, которые он давал в те годы разным журналам, можно понять, что Юнг пытался анализировать психологию государственных лидеров, и в особенности диктаторов. 28 сентября 1937 года во время исторического визита в Берлин Муссолини Юнг случайно оказался там и имел возможность близко наблюдать поведение итальянского диктатора и Гитлера во время массового парада. С этого времени проблемы массовых психозов сделались одним из фокусов внимания Юнга.

Другой поворотный пункт в жизни Юнга следует отнести в концу Второй мировой войны. Он сам отмечает этот момент в своей автобиографической книге. В начале 1944 года, пишет Юнг, он сломал ногу, а также у него приключился инфаркт, во время которого он потерял сознание и почувствовал, что умирает. У него возникло космическое видение, в котором он рассматривал нашу планету со стороны, а самого себя не более чем сумму того, что он когда-то сказал и сделал в течение своей жизни. В следующий момент, когда он собирался переступить порог некоего храма, он увидел своего доктора, идущего ему навстречу. Вдруг доктор принял черты короля острова Кос (родина Гиппократа), чтобы вернуть его обратно на землю, и у Юнга возникло такое чувство, что жизни доктора что-то угрожало, в то время как его, Юнга, собственная жизнь была спасена (и действительно, через несколько недель его врач неожиданно умер). Юнг отметил, что впервые почувствовал горькое разочарование, когда вернулся обратно к жизни. С этого момента что-то изменилось в нем бесповоротно, и его мысли приняли новое направление, что можно увидеть и из его работ, написанных в то время. Он сделался «мудрым старцем из Кюснахта»...

В апреле 1948 года в Цюрихе распахнул свои двери Институт К. Г. Юнга. В его задачу входило обучение юнговским теориям и методам аналитической психологии. Институт вел подготовку на немецком и английском языках и обеспечивал учебный (личностный) анализ для обучавшихся. При Институте работали библиотека и исследовательский центр.

Ближе к концу жизни Юнг все меньше отвлекался на внешние перипетии каждодневных событий, все более направляя свое внимание и интерес к общемировым проблемам. Не только угроза атомной войны, но и все возрастающая перенаселенность Земли и варварское уничтожение природных ресурсов наряду с загрязнением природы глубоко волновали его. Возможно, впервые за всю историю выживание человечества как целого проступило в угрожающем свете во второй половине XX века, и Юнг сумел почувствовать это гораздо раньше других. Поскольку на кон поставлена судьба человечества, то естественно спросить: а не существует ли архетип, который представляет, так сказать, целое человечества и его судьбу? Юнг видел, что почти во всех мировых религиях, да и в ряде других религиозных конфессий такой архетип существует и обнаруживает себя в образе так называемого изначального (перво-человека) или космического человека, антропоса. Антропос, гигантский космический человек олицетворяет жизненный принцип и смысл всей человеческой жизни на Земле (Имир, Пуруша, Панку, Гайомарт, Адам). В алхимии и гностицизме мы находим сходный мотив Человека Света, который падает во тьму или оказывается расчлененным тьмой и должен быть «собран» и возвращен свету. В текстах этих учений существует описание того, как Человек Света, идентичный Богу, вначале живет в Плероме, затем побеждается силами Зла — как правило, это звездные боги, или Архоны, падает или «соскальзывает» вниз и, в конечном итоге, оказывается разбросанным в материи в виде множества искр, где ему предстоит ожидание своего спасения. Его искупление или освобождение заключается в собирании всех разбросанных частей и возвращении в Плерому. Эта драма символизирует процесс индивидуации у индивида; каждый поначалу состоит из таких хаотических многообразных частиц и постепенно может стать одной личностью путем сбора и осознания этих частиц. Но эта драма может быть понята и как образ медленного постепенного развития человечества в направлении высшего сознания, о чем Юнг весьма подробно написал в своих работах «Ответ Иову» и «Айон».

Уверенность Юнга в абсолютном единстве всего сущего привела его к мысли, что физическое и ментальное, подобно пространственному и временному, суть категории человеческие, психические, не отражающие реальность с необходимой точностью. Вследствие самой природы своих мыслей и языка люди неизбежно вынуждены (бессознательно) все делить на свои противоположности. Отсюда антиномность любых утверждений. Фактически же противоположности могут оказаться фрагментами одной и той же реальности. Сотрудничество Юнга в последние годы жизни с физиком Вольфгангом Паули привело обоих к убеждению, что изучение физиками глубин материи, а психологами — глубин психического, могут быть лишь разными способами подхода к единой, скрытой реальности. Ни психология не может быть достаточно «объективной», поскольку наблюдатель неизбежно влияет на наблюдаемый эффект, ни физика не способна на субатомном уровне измерить одновременно количество движения и скорость частицы. Принцип дополнительности, ставший краеугольным камнем современной физики, применим и к проблемам души и тела.

В течение всей жизни на Юнга производили впечатление последовательности разных, внешне не связанных друг с другом событий, происходящих одновременно. Скажем, смерть одного человека и тревожный сон у его близкого родственника, случившиеся одномоментно. Юнг ощущал, что подобные «совпадения» требовали какого-то дополнительного объяснения кроме утверждения о некоей «случайности». Такой дополнительный принцип объяснения Юнг назвал синхронностью. По мысли Юнга, синхронность основывается на универсальном порядке смысла, являющемся дополнением к причинности. Синхронные явления связаны с архетипами. Природа архетипа — не физическая и не ментальная — принадлежит к обеим областям. Так что архетипы способны проявляться одновременно и физически, и ментально. Здесь показателен пример — случай со Сведенборгом, упоминаемый Юнгом, когда Сведенборг пережил видение пожара в тот самый момент, когда пожар действительно бушевал в Стокгольме. По мнению Юнга, определенные изменения в состоянии психики Сведенборга дали ему временный доступ к «абсолютному знанию» — к области, где преодолеваются границы времени и пространства. Восприятие структур упорядочивания воздействует на психическое как смысл.

В 1955 году в честь восьмидесятилетия Юнга в Цюрихе состоялся Международный конгресс психиатров под председательством Манфреда Блейлера, сына Юджина Блейлера (у которого Юнг начинал свою карьеру психиатра в Бурхгольцли). Юнгу было предложено сделать доклад о психологии шизофрении, теме, с которой начались его научные исследования в 1901 году. Но в то же время вокруг него разрасталось одиночество. В ноябре 1955 года умерла Эмма Юнг, его жена, бессменный спутник на протяжении более полувека. Из всех великих пионеров глубинной психологии Юнг был единственным, чья жена стала его учеником, усвоила его методы и приемы и на практике применяла его психотерапевтический метод.

С годами Юнг ослабевал физически, но его ум оставался живым и отзывчивым. Он поражал своих гостей тонкими размышлениями о тайнах человеческой души и будущем человечества. В это время Юнг завершил тридцатилетние алхимические штудии работой «Mysterium Coniunctionis»; здесь, отметил он с удовлетворением, «наконец, определено место в реальности и установлены исторические основания моей психологии. Таким образом, моя задача выполнена, моя работа завершена, и теперь можно остановиться» (Кэмпбелл, с. 221).

В восемьдесят пять лет Карл Густав Юнг получил титул почетного гражданина Кюснахта, в котором поселился в далеком 1909 году. Мэр торжественно вручил «мудрому старцу» церемониальное письмо и печать, а Юнг выступил с ответной речью, обратившись к собравшимся на своем родном базельском диалекте.

Незадолго до смерти Юнг завершил работу над автобиографической книгой «Воспоминания, сновидения, размышления», а также вместе учениками написал увлекательную книгу «Человек и его символы», популярное изложение основ аналитической психологии.*

Карл Густав Юнг умер в своем доме в Кюснахте 6 июня 1961 года. Прощальная церемония состоялась в протестантской церкви Кюснахта. Местный пастор в своей погребальной речи назвал покойного «пророком, сумевшим сдержать всеохватывающий натиск рационализма и давшим человеку мужество вновь обрести свою душу». Два других ученика Юнга — теолог Ганс Шер и экономист Юджин Бюлер отметили научные и человеческие заслуги своего духовного наставника. Тело было кремировано, а пепел захоронен в семейной могиле на местном кладбище.

Словарь

— А —

АБРЕАКЦИЯ, отведение (Abreaction; Abreaktion) — способ осознания подавленных эмоциональных реакций (в присутствии аналитика) с помощью пересказа и повторного переживания травматического события (см. также катарсис).

«Повторное драматическое проигрывание прошлого травматизировавшего человека события, краткое, но эмоциональное его переживание в бодрствующем или гипнотическом состоянии, излияние чувств, пересказ, лишающий пережитый травматический опыт болезненной эмоциональной силы, способности вызывать психическое расстройство» (К. Г. Юнг. Практика психотерапии. М. 1998, пар. 262. Далее ЮПП.)

Использование абреакции было связано с фрейдовской теорией травмы и ранними психоаналитическими экспериментами. Но впоследствии Юнг разошелся с Фрейдом в оценке эффективности использования абреакции как инструмента в терапии невроза и оставил абреакцию (наряду с суггестией).

«Вскоре я обнаружил, что, хотя травмы ясно выраженного этиологического значения порой и присутствуют, тем не менее большинство из них выглядит весьма неправдоподобно. Многие попросту оказывались маловажными, но даже и как травмы их в лучшем случае можно было рассматривать не более чем предлог для невроза. Что же в особенности обращало на себя критический взор, — то, что немало травм оказывались попросту продуктами фантазии и никогда на самом деле не случались. Я не мог более воображать, что повторяющиеся переживания фантастически преувеличенной или полностью выдуманной травмы отличались бы по своей терапевтической ценности от процедуры внушения» (К. Г. Юнг. Критика психоанализа. СПб. 2000, пар. 582. Далее КП.)

АБСТРАКЦИЯ (Abstraction; Abstraktion) — форма умственной активности, с помощью которой сознательное содержание освобождается от связи с не имеющими отношения к делу элементами путем отличения себя от них или, другими словами, дифференциации. Юнг поясняет: в широком смысле слова абстрактно все то, что извлечено из соединения с элементами, относимыми к несопринадлежащим с его значением.

«Абстрагирование есть деятельность, присущая психологическим функциям вообще. Существует абстрагирующее мышление, равно как и чувство, ощущение и интуиция. Абстрактное мышление выделяет какое-нибудь содержание, отличающееся мыслительными, логическими свойствами, из интеллектуально несопринадлежащей среды. Абстрактное чувство делает то же самое с содержанием, характеризующимся своими чувственными оценками — это относится и к ощущению, и к интуиции... Абстрактные чувства я отношу к той же группе, что и абстрактные мысли. Абстрактное ощущение следовало бы обозначить как эстетическое ощущение в противоположность к ощущению чувственному, а абстрактную интуицию — как символическую интуицию в противоположность интуиции фантастической» (ПС, пар. 678).

Юнг связывает понятие абстракции с психоэнергетическим процессом и с интроверсией (аналогично эмпатии и экстраверсии).

«„Интерес“ я понимаю как энергию, или либидо, которой я наделяю объект как ценностью или же которую объект привлекает к себе против моей воли или помимо моего сознания. Поэтому я представляю себе процесс абстракции наглядно, как отвлечение либидо от объекта, как утекание ценности от объекта в субъективное абстрактное содержание. Для меня поэтому абстракция сводится к энергетическому обесцениванию объекта. Другими словами, абстракция есть интровертирующее движение либидо» (там же, пар. 679).

В той степени, в какой целью абстракции является разрушение удерживающего влияния объекта на субъекта, она оказывается попыткой возвыситься над примитивным состоянием мистического соучастия.

АДАПТАЦИЯ (Adaptation; Anpassung) — процесс вхождения в согласие с внешним миром, с одной стороны, и со своими собственными уникальными психологическими характеристиками — с другой (см. также невроз), что подразумевает способность распознавать субъективные образы, образы внешнего мира, а также умение эффективно воздействовать на среду.

Адаптивные процессы называются аллопластическими, когда индивид изменяет среду в пользу своих потребностей и желаний; они же называются аутопластическими, когда происходят внутренние или психические модификации в ответ на восприятие внешнего мира.

«Прежде чем делать себе цель из индивидуации, надо достигнуть другой цели воспитания, а именно адаптации к минимуму коллективных норм, необходимому для существования: растение, предназначенное для наиболее полного развития своих способностей, должно прежде всего иметь возможность расти в той почве, в которую его посадили (ПС, пар. 725).

Непрерывный жизненный поток вновь и вновь требует свежей адаптации. Адаптация никогда не достигается раз и навсегда. (CW 8, par. 143). Человек — не машина, в том смысле, что он может постоянно поддерживать тот же самый рабочий выход. Он способен удовлетворять требованиям внешней необходимости идеальным образом только в том случае, если он также адаптирован к своему собственному внутреннему миру, т. е. если он пребывает в гармонии с самим собой. И наоборот, он сможет приспособиться к своему внутреннему миру и достичь гармонии с самим собой, когда он адаптирован к условиям внешней среды» (CW 8, par. 75).

В своей типологической модели Юнг описал два существенно разных типа адаптации — интроверсию и экстраверсию. Он также связал нарушения адаптации с возникновением невроза.

Адаптация является центральным понятием, связывающим аналитическую психологию с биологией. Адаптацию, имеющую активные и пассивные компоненты, следует отличать от приспособленности, представляющей преимущественно пассивный аутопластический феномен.

Классический психоанализ полагает, что младенец удовлетворяет свои желания, руководствуясь лишь принципом наслаждения без учета внешней реальности, путем галлюцинаторного исполнения желаний и не имеет своего эго или психической структуры. Здесь адаптация рассматривается как функция, налагаемая на развивающегося индивида извне, как результат переживания им фрустрации. Однако существует и альтернативный взгляд, в соответствии с которым младенец начинает жизнь уже адаптированным к среде и его адаптация становится все более усложненной по мере взросления и приобретения опыта.

АДЛЕРИАНЕЦ (adlerian) — 1. Последователь Альфреда Адлера (1870—1937), одного из первых учеников Фрейда, который в 1911 году формально отделился от учителя и основал собственное направление в психоанализе — индивидуалпсихологию. 2. В знач. прилагательного, относящегося к идеям, сформулированным Адлером.

АКТИВНОЕ ВООБРАЖЕНИЕ (Active imagination; aktive Imagination) — метод усвоения бессознательных содержаний (сновидений, фантазий и т.п.) с помощью определенной формы самовыражения.

Цель активного воображения — дать возможность услышать голоса тех аспектов личности (в особенности анимы/анимуса и тени), которые обычно о себе не заявляют, и тем самым установить связь между сознанием и бессознательным. И даже если конечные продукты — рисунки, живопись, писание, скульптура, танец, музыка и т. п. — не интерпретируются, между творцом и творением возникает нечто, что способствует преобразованию сознания. Термин «активное воображение» был впервые использован Юнгом в 1935 году в его знаменитых Тавистокских лекциях (см.: К. Г. Юнг. Аналитическая психология. 1994, с. 11, 40), прочитанных в Лондонской клинике, для описания состояния воображающей деятельности (imaginative Tatigkeit): свободной мечтательности, грез, фантазмов, сновидений наяву (ПТ, пар. 830). Активное воображение следует отличать от дневных мечтаний, остающихся в пределах личного повседневного опыта. Первая стадия активного воображения напоминает сновидение с открытыми глазами. Она может возникать спонтанно или вызываться искусственно. Вторая стадия помимо пассивного обозревания самих образов включает сознательное в них участие, оценку того, что они значат, и моральное и интеллектуальное обязательство действовать в соответствии со способностью проникать в их сущность. Это и есть переход от простой созерцательной или эстетической установки на позицию суждения. Активное воображение может стимулировать лечение неврозов, но лишь тогда, когда оно действует в комплексе с сознательными усилиями. В отличие от снов, переживаемых пассивно, процесс воображения требует активного и творческого участия эго.

АЛХИМИЯ (Alchemy; Alchemic) — в аналитической психологии речь идет о психологическом и символическом значении алхимии, которая рассматривается как средневековая предтеча исследований бессознательного и, в частности, изучения трансформации личности.

Алхимический процесс превращения исходных неблагородных металлов в нечто более ценное — философский камень, золото или универсальный эликсир жизни — можно рассматривать на психологическом языке как определенную метафору психологического роста и развития человека. Философский камень (lapis), например, выступает здесь как архетипическая Самость, регулирующий центр психического. В качестве примера других образов алхимии, используемых для описания психических процессов, воспользуемся фрагментом из переведенной на русский язык книги Роберта Боснака «В мире сновидений», в котором описываются три алхимических мира: черный, белый и красный:

«Черный образный мир в алхимии называется нигредо, его металл — свинец. Это мир, в котором темно, мрачно, жутко, страшно, отвратительно, уныло и тоскливо. Погружаясь в него, мы оказываемся на самом дне, в преисподней, лишенные своего „Я“ и брошенные на произвол судьбы. В нигредо человеку кажется, что на его глазах мир разваливается на части, особенно болезненно он переживает кажущуюся нескончаемость нигредо. Будущее видится смутным и беспросветным, без надежды на избавление от пустоты и одиночества. Жизненный ритм сбивается, сознание опустошается. В бездонной пропасти нигредо единственной реальностью для человека становится смерть. Белый мир называется альбедо, его металл — серебро. В кромешном мраке ночи восходит ночное светило, луна. Альбедо — лунное сознание, свет, пролитый во тьму, но свет отраженный, холодный. Альбедо — это еще неясный мир с размытыми формами, сознание, рожденное из тьмы. Как ветер в полнолуние, в альбедо правит бал Меркурий, покровитель воров и проводник душ умерших в царство теней. Безумные мысли и туманные намеки — Меркурий без устали будоражит воображение своими коварными уловками. А мир воображения — это зеркальное отражение без самого зеркала, мир отраженных образов. Переход из нигредо в альбедо так описан у Юнга:

„Неясность слегка рассеивается, как мрак ночи при появлении на небосклоне луны. Этот робкий свет относится к альбедо, лунному свету“. Все, что раньше воспринималось буквально, становится в альбедо метафорой, отражаясь в пробуждающемся сознании кружащих в лунном свете мотыльков. Альбедо — царство поэтов, воров и безумцев, переход от кромешной ночи к яркому солнечному дню, мир поэтический и текучий, мир образного языка. Странное двусмысленное существование, в котором одно сомнение нанизывается на другое. Красный мир называется рубедо, его металл — золото, застывшее солнечное пламя. Жар солнца, основного источника жизни на земле, дающего силу всему живому, застывая, превращается в золото. Золото, по словам алхимиков, семя солнца, серебро — семя луны. В солнечном мире бесконечная борьба страстей рождает искры вдохновения. Солнце взращивает все формы, сокрытые в материнском лоне земли. При свете солнца царит ясность и определенность. Солнце покровительствует порядку и трезвому восприятию. Рубедо сопрягает мужское и женское начало, в нем находят выражение все формы отношений между полами, это мир либидо. Рубедо — арена противостояния и слияния, противоборства и соития. Владыка рубедо — могучий лев, покоряющий всех других существ. Рубедо зовет к действию, решительному и упорному, требует концентрации и дисциплины, вдохновляет героический мир беспримерных ратных подвигов. Если в нигредо царствует полная тьма, то в рубедо солнце находится в зените. В точке кипения все антагонистические вещества образуют новый сплав, новое качество, соединяется несоединимое. Определяющая характеристика рубедо — жар, поэтому в сосуде, в котором протекает процесс превращения, создается сильное давление. Это напоминает скороварку, но скороварка может не выдержать перегрузки, ее может разнести на мелкие куски от избыточного давления. Тогда процесс вновь вернется в нигредо, и все придется начинать сначала. Например, если любовь рождает необузданные страсти, отношения между любимыми — сосуд, в котором переплавляется любовь, — могут развалиться, не выдержав напора страстей. Чтобы избежать этой опасности, из скороварки нужно выпускать пар, нужно действовать. В таком действии мир ночных образов переплетается с полуденным миром, внутренние образы проецируются на внешнюю реальность. Внутренний мир немного остывает, но порой за счет внешнего. Например, если человек не в силах сдерживать свою ярость, он может направить ее на вас. Он может грубо с вами обойтись — в полной уверенности, что вы сами во всем виноваты. Грубая выходка даст выход его ярости, но дорого обойдется вам. Особая трудность рубедо заключается в том, чтобы соединить и примирить опыт постижения так называемых внутреннего и внешнего миров. Для этого нужно не связывать движения внутреннего мира и одновременно правильно воспринимать и реагировать на образы внешнего мира. Тогда человек начинает творить, преодолевает разделение на внешнее и внутреннее, действие и созерцание. Активное воображение и творческое действие неразрывно сливаются» (с. 51—54).

АМБИВАЛЕНТНОСТЬ (Ambivalence; Ambivalenz) — психическое состояние, в котором каждая установка уравновешена своей противоположностью (см. конфликт и противоположности). Термин введен Ю. Блейлером для описания сосуществования внутренне противоречивых импульсов и эмоций по отношению к одному и тому же объекту.

Амбивалентность следует отличать от наличия смешанных чувств по отношению к кому-либо. Смешанные чувства могут возникать на базе реалистической оценки несовершенной природы объекта, тогда как амбивалентность представляет глубинную эмоциональную установку, в которой противоречивые отношения вытекают из общего источника и оказываются взаимосвязанными. Юнг использовал данное понятие для характеристики: а) сплава положительных и отрицательных чувств в отношении одного и того же объекта (другой человек, образ, идея, часть самого себя); эти чувства исходят от одного источника и не являются смесью качеств, присущих тому человеку, на которого они направлены; б) интереса к фрагментации, множественности и изменчивости психического; амбивалентность в этом смысле — всего лишь одно из состояний человека; в) самоотрицания любого положения, которое и описывает амбивалентность; г) отношения к родительским образам, в частности (см. имаго) и к архетипической образности вообще (см. архетипы); д) универсальности — амбивалентность присутствует повсеместно: «силы природы всегда двулики» и Бог тоже, что уже однажды обнаружил Иов (CW 5, par. 165. К. Г. Юнг. Символы трансформации. М. 2000. Далее СТ). Сама жизнь — это вечное «добро и зло, успех и поражение, надежда и отчаяние, которые уравновешивают друг друга» (CW 9ii, par. 24. А, пар. 24).

Амбивалентность, в широком смысле, ассоциируется с влиянием бессознательных комплексов, в частности с психологическими функциями на этапе их недифференцированности. Хотя она порождается всеми невротическими конфликтами, легче всего ее наблюдать в неврозах навязчивых состояний, при которых делается попытка сбалансировать обе стороны амбивалентности в сознании, в случаях других неврозов та или другая сторона обычно подавляется.

АМПЛИФИКАЦИЯ (Amplification; Amplifikation) — уточнение и прояснение отдельных образов в сновидениях и продуктах изобразительного творчества (рисунки, живопись, скульптура, «игра в песок» и т. д.) с помощью прямой ассоциации и в соответствии с данными гуманитарных дисциплин (символогией, мифологией, мистицизмом, фольклором, историей религии, этнологией и т. д.).

Юнг рассматривал амплификацию как основу своего синтетического метода, имеющего цель, в частности, сделать более ясным и детальным то, что обнаруживается в сновидении человека.

АНАЛИЗ (Analysis; Analyse), юнгианский — форма психотерапии, специализирующаяся на неврозах и стремящаяся привести бессознательные содержания в сознание, часто называемая аналитической терапией.

Принципиально идеи (юнгианского) анализа разработаны Юнгом и объединены им в систему, получившую название аналитическая (или комплексная) психология.

Как и в психоанализе вообще (школа Фрейда и др.), в аналитической психологии анализ — это долгосрочное, насыщенное динамизмом и диалектикой взаимоотношение между аналитиком и пациентом (клиентом).

«Эти взаимоотношения направлены на исследование бессознательного пациента, на изучение содержаний и самих процессов этого бессознательного с целью облегчения психического состояния, которое не является удовлетворительным, поскольку препятствует нормальному течению сознательной жизни (Э. Сэмьюэлс, Б. Шортер, Ф. Плот. Критический Словарь аналитической психологии» К. Г. Юнга. М., 1994. Далее — КСАП).

Нацеленный на ликвидацию невротического расстройства, анализ включает в себя индивидуационную практику — личностный анализ, который направлен на возникновение процесса индивидуации. Строго говоря, анализ психотерапией не является, поскольку не обещает непременного облегчения. Анализ предлагает благоприятную возможность, некий удачный шанс увидеть и ощутить себя в ином (новом) образе действия, другом способе существования и предоставляет возможность свободного выбора. Традиционно залогом выздоровления в психотерапии выступает фигура психотерапевта; в анализе таким залогом оказываются идеи, способность переформулировать исходную для пациента — поддерживающую симптом — картину мира. Широкая публика слабо представляет себе специфику аналитического подхода вообще (уже не говоря о специфике фрейдовского или юнговского направления) и обычно сводит его либо к психиатрии, либо к суггестивной психотерапии. Для краткости, ситуация такова: если у вас затруднения со специфической проблемой, адресуйтесь к психотерапии. Если же вы хотите узнать что-то о себе, то тогда отправляйтесь к аналитику. Технологически анализ отличается от психотерапии по критериям интенсивности, глубины, частоты сеансов и продолжительности работы, включая оценку психологических возможностей и ограничений пациента.

«[Анализ] — всего лишь средство для устранения камней с дороги развития, а не метод <...> встраивания в пациента тех вещей, которых в нем до того не было. Лучше отказаться от любой попытки давать указания и попытаться просто использовать все то, что анализ выносит на свет, с тем чтобы пациент мог сам видеть выносимое более ясно и на этой основе приходить к соответствующим выводам и решениям. Все то, чего человек не достиг сам, в нем долго не удерживается, а перенятое у влиятельного источника оставляет личность в состоянии инфантильности. Речь же идет о том, чтобы привести человека в такое состояние, когда он мог бы взять свою жизнь в собственные руки. Искусство анализа лежит в следовании за пациентом во всех его блужданиях и, таким образом, в собирании вместе всех его заблудших овец» (CW 4, par. 643).

«Существует широко распространенный предрассудок, что анализ — это что-то вроде „лечения“, которому человек подвергается в течение некоторого времени с целью разрядки. Эта ошибка неспециалистов сохраняется с ранних дней существования психоанализа. Аналитическое лечение можно охарактеризовать как перестройку психологической установки, достигаемую с помощью доктора. [Но] не существует такого изменения, которое будет безусловно действительным сколь-нибудь долгое время» (CW 8, par. 142).

Аналитическая процедура несет в себе, среди прочего, многозначное символическое содержание. Здесь Юнг различает аналитико-редуктивные и синтетико-герменевтические подходы. Аналитико-редуктивный подход устанавливает, что интерес, или либидо, пациента устремляется регрессивно назад к инфантильным реминисценциям и там закрепляется. Это соответствует психоаналитическому взгляду Фрейда. Синтетико-герменевтический подход, или интерпретация, утверждает, что некоторые аспекты личности, способные к развитию, оказываются как бы в эмбрионической форме, представляя собой потенциал для дальнейшего роста и развития. В конце 20-х годов Юнг пришел к четырехстадийной форме анализа. Первую стадию он назвал осознанием, или катарсисом, проводя аналогии с древней практикой церковной исповеди или обрядами инициации. Человек высказывает все, что «накопилось» в его душе, тем самым весь «неприемлемый» материал выводится наружу. Происходит прорыв сквозь личностную защиту, границу и невротическую изоляцию, создающий терапевтический эффект и прокладывающий путь к новому росту и иному состоянию. Вторую стадию Юнг назвал разъяснением, или интерпретацией. Здесь раскрываются и узнаются связи с бессознательными процессами, в частности интерпретируется перенос и инфантильное психическое. Также на этой стадии индивид приносит жертву со стороны своей гордыни — сознательного интеллекта. Технологически совпадает с классическим психоанализом. Третья стадия — обучение или образование, т. е. приспособление к социальным требованиям, нуждам и потребностям. Здесь отрабатывается новая ответная стратегия. Здесь аналитик ведет себя как учитель, инструктирующий ученика относительно новых способов адаптации. Эта стадия близка психоаналитическому процессу проработки. В заключительной четвертой стадии, названной трансформацией, или изменением, преобразованием, индивидуацией, анализанд раскрывает и развивает свой собственный индивидуальный паттерн. На практике линейная последовательность стадий не соблюдается, и все четыре наличествуют в одно и то же время, — аналитик сам фокусируется на той или иной по мере надобности. Одним из условий подготовки аналитического психолога по настоянию Юнга было введение личностного анализа для обучающихся.

АНАЛИЗАНД (Analysand; Analysand) — анализируемая личность.

Своим происхождением термин обязан тем, что позволяет не называть клиента пациентом, избегая тем самым клинического аспекта отношений.

АНАЛИТИК и ПАЦИЕНТ (Analyst and Patient; Analytiker und Patient) — отношения между аналитиком и анализируемым (анализандом), выходящие за рамки медицинской (психотерапевтической) процедуры; сложное двухстороннее взаимодействие между людьми — отношение несуггестивного порядка, в котором динамика отношений диктуется психотерапевтическими императивами (авторитетом врача, суггестивными манипуляциями и др.), а диалектикой самого процесса, в котором главную роль играют не столько профессиональные знания аналитика, сколько его собственное личностное развитие.

По этой причине Юнг ввел в обязательную программу подготовки специалистов-аналитиков учебно-тренировочный анализ кандидата. Отношения аналитика и пациента в своем развитии включают аналитический альянс (раппорт), перенос и контрперенос. Аналитическая процедура создает условия для личностного самораскрытия анализанда, выработки у него символического взгляда на жизнь и постепенного развития в нем новой этики; см. анализ.

АНАЛИТИЧЕСКАЯ ПСИХОЛОГИЯ (Analytical psychology; Analytische Psychologic) — одна из школ глубинной психологии, базирующаяся на понятиях и открытиях в области человеческой психики, сделанных Юнгом.

Работая в психиатрической клинике в Бурхгольцли в Швейцарии, Юнг (после прочтения книги Фрейда «Толкование сновидений») стал активным последователем идей Фрейда, а впоследствии и близким другом. К моменту личной встречи в 1907 году Юнг уже имел международную известность как своими опытами в словесных ассоциациях, так и открытием чувственных комплексов. Используя в своих работах теорию Фрейда, Юнг не только объяснял свои собственные результаты, но и поддерживал психоаналитическое движение, как таковое. Позже между ними обнаружилось разногласие, в частности, в понимании содержания либидо как термина, определяющего психическую энергию индивида. Фрейд полагал, что психические расстройства развиваются из-за подавления сексуальности и перемещения эротического интереса с объектов внешнего мира во внутренний мир пациента. Юнг же считал, что контакт с внешний миром поддерживается и иными способами, кроме сексуального. К 1912 году их раскол окончательно оформился, и Юнг, оставив психоаналитическое движение, развил собственный подход, названный им Аналитической психологией. Юнг предложил достаточно обширную и впечатляющую систему взглядов на природу человеческой психики. Его труды (20 томов неполного собрания сочинений, несколько томов переписки, автобиографическая книга, интервью и др.) включают глубоко разработанную теорию структуры и динамики психического, обстоятельную теорию психологических типов и детальное описание универсальных психических образов, берущих свое начало в глубинных пластах бессознательной психики. Его теория исследует взаимодействие врожденных энергетических систем в организме человека с его недифференцированными потенциями. Жизненный контакт приводит эти потенции к дифференцировке, развитию и трансформирует в сознательный опыт.

Сегодня аналитическая психология включает теорию, обширное разнообразие работ, написанных современными специалистами, а также психотерапевтическую практику. Аналитические психологи объединены в региональные структуры, а также в Международную профессиональную организацию МААП (Международная ассоциация аналитических психологов — IAAP) со штаб-квартирой в Цюрихе.

АНАЛИТИЧЕСКИЙ АЛЬЯНС (Analytical alliance; Analytisch Allianz), терапевтический альянс, лечебный альянс, рабочий союз, терапевтический контракт — специфическое взаимоотношение (несексуализированное, неагрессивное) между психоаналитиком и анализандом, в котором анализируемый демонстрирует лишенную невротичности, рациональную, разумную готовность к сотрудничеству, позволяющую психоаналитику целенаправленно действовать во время аналитического процесса.

АНАЛЬНАЯ СТАДИЯ, анальная фаза (Anal stage; Anal Phase) — в классическом психоанализе период: а) инфантильного развития либидо, постулируемый теорией инстинктов, в которой анус и дефекация являются главными источниками чувственного удовольствия и формируют центр инфантильного самосознания; б) инфантильного развития эго, на котором господство тела, в особенности его сфинктеров, а также социализация импульсов являются главными занятиями младенца.

АНАЛЬНЫЙ ХАРАКТЕР (Anal character; Anal Charakter) — тип невроза характера, рассматриваемый в классическом психоанализе как результат фиксации на анальной стадии. Термин используется для обозначения резистивных образований, противопоставляемых анальному эротизму, в частности компульсивному воздержанию, аккуратности, бережливости, но может относиться и к их противоположностям — принудительной уступчивости, небрежности и щедрости.

АНАЛЬНЫЙ ЭРОТИЗМ (Anal erotism; Anal Erotomanie) — чувственное удовольствие, получаемое от анальных ощущений.

АНДРОГИН (Androgyne; Androgyn) — метафорическое существо, психическая персонификация, в которой мужское и женское начала удерживаются в сознательном равновесии.

В образе андрогина, в отличие от нераздельного и нерасчленимого гермафродита, принципы мужского и женского сочетаются без слияния их характерных свойств.

АНИМА (Anima; Anima) [лат. «душа»] — бессознательная, женская сторона личности мужчины; персонифицируется в сновидениях образами женщин, варьируя от проститутки и совратительницы до духовного проводника (Мудрости).

Анима являет принцип Эроса, так как развитие анимы у мужчины отражено в том, как он относится к женщинам. Идентификация с анимой проявляется как переменчивость в настроении, утрата мужественности («обабивание») и сверхчувствительность. Как и анимус у женщин, содержание мужской анимы определяется комбинацией архетипических образов, содержащихся в той или иной культуре, в которой пребывает мужчина, а также мужским опытом общения с женщинами, в особенности с матерью. Архетипическая анима проявляется в четырех главных образах, которые мужчина проецирует на женщин. Ева воплощена в Матери-Земле. Она может появиться в сновидениях мужчины в виде сельской женщины-крестьянки, убирающей урожай, готовящей пищу или ухаживающей за детьми. Положительный аспект Евы олицетворяет жизне-поддерживающее начало (питание, забота), отрицательный —-сдерживает развитие, ограничивает, например перекармливает. Елена представляет соблазнительницу, сексуальный объект. В сновидении это может быть образ фотомодели из журнала или героини фильма, телесериала. В положительной форме Елена выступает как источник радости и восхищения, в отрицательной,— она оказывается фигурой, манипулирующей своим шармом в ущерб другим (сновидцу). (Ср.: «Куда плывете вы? Когда бы не Елена, Что Троя вам одна, ахейские мужи?» Мандельштам О. Камень.). Мария — чистая девственница, духовная мать. В снах она может оказаться всеми уважаемой школьной учительницей, наставником. Положительно Мария — личность независимая, цельная, знающая себе цену, защищающая свои интересы; в отрицательном смысле она ведет себя отчужденно, держится в стороне и требует высоких достижений за счет личных отношений. София — образ мудрости. В снах она появляется пожилой зрелой женщиной. Положительная сторона такой фигуры самоочевидна; отрицательная — выступает в использовании мудрости или знания в злых разрушительных целях. В качестве психического компонента анима размещена ниже порога сознания, комплементарна персоне и состоит с ней в компенсаторных взаимоотношениях.

«Персона — идеальная картина мужчины, каким он должен быть, внутренне скомпенсирована женской слабостью, и в той степени, в какой мужчина играет роль сильного снаружи, внутри он оказывается слабой женщиной, т. е. анимой, поскольку именно анима реагирует на персону. Но так как внутренний мир темен и невидим, и так как мужчина, чем меньше он способен признать свою слабость, тем больше отождествляется с персоной, то антипод персоны — анима остается в совершенной темноте и оказывается полностью спроектированной, а нашего героя можно обнаружить под каблуком у своей жены» (CW 7, par. 309; см. также ПБ, с. 261).

Иначе, под анимой понимается внутренняя установка, которая требует такой же самостоятельности, что и установка внешняя — персона.

«Опыт показывает нам, что анима обыкновенно содержит все те общечеловеческие свойства, которых лишена сознательная установка. Тиран, преследуемый кошмарными снами, мрачными предчувствиями и внутренними страхами, является типичной фигурой. С внешней стороны, бесцеремонный, жесткий и недоступный, он внутренне реагирует на любую тень, подвержен каждому капризу, словно является слабым и болезненно впечатлительным существом. Следовательно, его анима несет в себе те общечеловеческие свойства болезненной впечатлительности и слабости, которых совершенно лишена его внешняя установка, его „персона“. Если персона интеллектуальна, то анима определенно сентиментальна» (ПТ, пар. 703).

Характерно, что в тех случаях, когда человек отождествляет себя со своей персоной, он, фактически, одержим анимой с сопутствующими симптомами. Психологическим приоритетом первой половины жизни для мужчины является стремление освободиться от чар материнской анимы. В более позднем возрасте недостаток сознательной связи с анимой сопровождается симптомами, характерными для «потери души».

«Молодые люди могут пережить полную утрату анимы без всякого ущерба. На этой стадии развития для мужчины главное — быть мужчиной <...> После середины жизни, однако, постоянная потеря анимы означает снижение жизненности, гибкости, подвижности и человеческой доброты. В результате, как правило, наблюдается преждевременная ригидность, сварливость, стереотипность, фанатическая односторонность, упрямство, педантичность и помимо этого, еще безропотность, утомляемость, неряшливость, безответственность, и в конечном итоге, детская раздражительность со склонностью к алкоголю» (CW 9i, par. 146a).

АНИМУС (Animus; Animus) [лат. «дух»] — бессознательная, мужская сторона личности женщины.

Анимус персонифицирован в принципе Логоса. Идентификация с анимусом делает женщину жесткой, самоуверенной и любящей спорить. В положительном смысле анимус есть внутренний мужчина, который действует как мост между женским эго и ее собственными творческими источниками в бессознательном. Подобно аниме, анимус представляет как личностный комплекс, так и архетипический образ и рассматривается как противоположность анимы. Как психический компонент анимус размещен ниже порога сознания и действует из бессознательного психического. Аналогично аниме, анимус обслуживает сознание, но может ввергнуть человека в состояние собственной одержимости. О женщине, одержимой анимой, говорят, что «она стала совсем другой», «в нее вселился другой дух». Женщина, одержимая анимусом, рискует утратить свою женственность.

«Если у мужчины в общем во внешней установке преобладает или, по крайней мере, считается идеалом логика и предметность, то у женщины — чувство. Но в душе оказывается обратное отношение: мужчина внутри чувствует, а женщина — рассуждает. Поэтому мужчина легче впадает в полное отчаяние, тогда как женщина все еще способна утешать и надеяться — поэтому мужчина чаще лишает себя жизни, чем женщина. Насколько легко женщина становится жертвой социальных условий, например в качестве проститутки, настолько мужчина поддается импульсам бессознательного, впадая в алкоголизм и другие пороки» (ПТ, пар. 705).

Анимус становится полезным психологическим фактором, если женщина в состоянии понять разницу между идеями, генерируемыми этим автономным комплексом, и тем, что она в действительности о себе думает. Юнг описал четыре стадии развития анимуса у женщины. Вначале он возникает в сновидениях и фантазиях как воплощение физической силы — атлета, мускулистого человека или разбойника. На второй стадии анимус дает женщине инициативу и способность к планируемому действию. Он стоит за ее желанием независимости и стремлением сделать собственную карьеру. На следующей, третьей стадии анимус делается «словом», зачастую персонифицируемым в сновидениях в образе профессора или священника. На четвертой стадии анимус оказывается воплощением духовного смысла. На этом высшем уровне, как и София в случае анимы, анимус опосредует сознательный женский разум и бессознательное. В мифологии этот аспект представлен Гермесом, посланцем богов — в сновидениях он обычно является проводником-помощником. Любой из этих аспектов анимуса может проектироваться на мужчину. Как и в случае спроектированной анимы, это ведет к нереалистическим ожиданиям и язвительной желчности во взаимоотношениях.

АНТРОПОС (Anthropos) — первоначальный, исходный первочеловек, архетипический образ целостности в алхимии, религии и философии гностиков.

Согласно многим мифам творения, весь универсум возник изначально из частей огромной человеческой фигуры — Антропоса (Имир, Пуруша, Гайомарт, Адам, Кадмон). Символ Антропоса очень часто имел атрибуты животного (фон Франц, Quadrant, 4, 1969, р. 7).

АПОТРОПАИЧЕСКИЙ (Apotropaic) — характеристика так называемого «магического мышления», основанного на желании лишить силы воздействия другой объект или другого человека. Апотропаические действия характерны для интровертов, прибегающих к ним в целях психологической ориентации.

АППЕРЦЕПЦИЯ (Apperception; Apperzeption) — термин, принадлежащий в равной степени общей психологии; обозначает зависимость восприятия от прошлого опыта, от общего содержания психической деятельности человека и его личностных и индивидуальных особенностей. Юнг различает активную и пассивную апперцепцию:

«<...> первая есть процесс, при котором субъект от себя, по собственному побуждению, сознательно, со вниманием воспринимает новое содержание и ассимилирует его другим, имеющимся наготове содержанием; апперцепция второго рода есть процесс, при котором новое содержание навязывается сознанию извне (через органы чувств) или изнутри (из бессознательного), и до известной степени принудительно завладевает вниманием и восприятием. В первом случае акцент лежит на деятельности нашего эго, во втором — на деятельности нового самообеспечивающегося содержания. Апперцепция может быть направленной и ненаправленной. В первом случае речь идет о „внимании“, во втором — о „фантазии“ или „сновидении“. Направленные процессы являются рациональными, ненаправленные — иррациональными» (CW 8, par. 294).

АРХАИЗМ, АРХАИЧЕСКИЙ (Archaism, archaic; Archaismus, archaisch); см. также мистическое соучастие — первобытный, исходный; у Юнга — «древний характер психических содержаний и функций».

«Дело идет не об архаической древности, созданной в виде подражания, как, например, римская скульптура позднейшего периода или „готика“ XIX века, но о свойствах, носящих характер „сохранившегося остатка“. Такими свойствами являются все психологические черты, по существу согласующиеся со свойствами примитивного душевного уклада. Ясно, что архаизм прежде всего присущ фантазиям, возникающим из бессознательного, т. е. тем плодам бессознательного фантазирования, которые доходят до сознания. Качество образа является тогда архаическим, когда образ имеет несомненные мифологические параллели. Архаическими являются ассоциации по аналогии, создаваемые бессознательной фантазией, так же как и ее символизм. Архаизм есть отождествление с объектом — мистическое соучастие. Архаизм есть конкретизм мышления и чувства. Далее архаизм есть навязчивость и неспособность владеть собой. Архаизм есть слитное смещение психологических функций между собой — дифференциация, например, слияние мышления с чувством, чувства с ощущением, чувства с интуицией, а также слияние частей одной и той же функции (например, цветовой слух, амбитенденция и амбиваленция, т. е. состояние слияния с противоположностью, например какого-нибудь чувства с чувством, ему противоположным» (ПТ, пар. 682).

АРХЕТИПИЧЕСКИЕ СНОВИДЕНИЯ (Archetypal dreams; Archetypische Traume).— в отличие от сновидений, которые в личной биографии занимают конкретное «место в жизни», архетипические сновидения имеют сверхличностную природу. В то время как компенсирующие сновидения и им подобные, то есть те, которые отражают личный опыт, могут быть истолкованы при помощи самих сновидцев, при архетипических сновидениях это, как правило, невозможно. Архетипические сновидения, которые в других культурах называются также Великими Снами, особенно выразительны и красивы и часто наполнены поэтическими образами. Они появляются в самые важные переходные фазы нашей жизни (к примеру, во время полового созревания, в середине жизни или перед лицом смерти). В большинстве случаев сновидцы переживают такие архетипические сновидения как нечто чуждое и не могут ни вставить их в контекст собственной жизни, ни как-то объяснить. Еще одним отличительным признаком архетипических сновидений является их очаровывающее воздействие и встречающиеся в них образы и символы из мифов, сказок, религий и других жанров в культурных традициях человечества.

АРХЕТИПИЧЕСКИЙ ОБРАЗ (Archetypal Image; Archetypische Bild) — форма представления архетипа в сознании; на индивидуальном уровне архетипический мотив — всегда схема или образчик мысли или поступка, свойственных человеку вообще во все времена и повсеместно.

«Многие годы я наблюдал и изучал продукты бессознательного в самом широком смысле этого слова, а именно сновидения, фантазии, видения и галлюцинации, как в норме, так и в патологии. Я не мог не отметить явные и определенные регулярности, иначе говоря, типы. Здесь можно выделить регулярно повторяющиеся типы ситуаций и типы фигур, которые имеют соответствующее значение. Поэтому я использую термин „мотив“ для обозначения подобных повторений. Таким образом, существуют не только типичные сны, но и типичные сновидческие мотивы. Их можно разложить в архетипические серии, главенствующими в которых будут тень, мудрый старец, дитя (включая героическое дитя), мать („Изначальная (Всея) Мать“ и „Мать-Земля“), как сверхординарная личность („демоническая“, поскольку сверхъестественная), и ее двойник дева и, наконец, анима у мужчины и анимус у женщины». («Психологические аспекты Коры», CW 9i, par. 309).

АРХЕТИПЫ (Archetypes; Archetyp) — класс психических содержаний, события которого не имеют своего источника в отдельном индивиде.

Специфика этих содержаний заключается в их принадлежности к типу, несущему в себе свойства всего человечества как некоего целого. Эти типы, или «архаические остатки», Юнг назвал архетипами, используя выражение Блаженного Августина. Архетип происходит от латинского «типос» (печать, отпечаток) и означает определенное образование архаического характера, включающее мифологический мотив. Юнг указывает:

«Человеческое тело представляет собой целый музей органов, каждый из которых имеет за плечами длительную историю эволюции,— нечто подобное следует ожидать и от устроения разума» (К. Г. Юнг. Аналитическая психология. Тавистокские лекции. СПб., 1994); «Безмерно древнее психическое начало образует основу нашего разума точно так же, как и строение нашего тела восходит к общей анатомической структуре млекопитающих» (Человек и его символы. СПб., 1996. Далее ЧС).

Таким образом, архетип является тенденцией к образованию представлений такого мотива — представлений, которые могут значительно колебаться в деталях, не теряя при этом своей базовой схемы. К примеру, существует множество представлений о враждебном существе, но сам по себе мотив всегда остается неизменным. Непредставимые сами, архетипы свидетельствуют о себе в сознании лишь посредством некоторых проявлений, а именно в качестве архетипических образов и идей. Это коллективные универсальные паттерны (модели, схемы) или мотивы, возникающие из коллективного бессознательного и являющиеся основным содержанием религий, мифологий, легенд и сказок. У отдельного человека архетипы появляются в сновидениях, грезах, видениях.

«Архетип в себе <...> есть некий непредставимый наглядно фактор, некая диспозиция, которая в какой-то момент развития человеческого духа приходит в действие, начиная выстраивать материал сознания в определенные фигуры. Меня уже часто спрашивали, откуда берется архетип: приобретается ли он или нет. Ответить на этот вопрос прямо нельзя. По определению, архетипы суть некие факторы и мотивы, упорядочивающие и выстраивающие психические элементы в известные образы (зовущиеся архетипическими), но делается это так, что распознать их можно лишь по производимому ими эффекту. Они наличествуют предсознательно и предположительно образуют структурные доминанты психического вообще. Их можно сравнить с незримо, потенциально присутствующей в маточном растворе кристаллической решеткой. В качестве априорных обусловленностей архетипы представляют собой особый, психологический случай известного биологам „стереотипа поведения“, наделяющего все живые существа их особыми специфическими свойствами. В ходе развития проявления подобного биологического основания могут видоизменяться, и то же самое может происходить с проявлениями архетипа. С эмпирической точки зрения, однако, архетип никогда не возникал в рамках органической жизни. Он появился вместе с жизнью. Архетип, где бы он ни появлялся, обладает неодолимой, принуждающей силой, идущей от бессознательного, и там, где действие архетипа осознается, его отличительной чертой является нуминозность» (CW \\, par. 222; ОИ, с. 47—48).

«Теория архетипов Юнга претерпела три стадии развития. В 1912 году Юнг писал об изначальных образах, выявленных им в бессознательной жизни своих пациентов, а также и в своей собственной путем самоанализа. Эти образы совпадали с повсеместно и на протяжении всей истории повторяющимися мотивами. Основные черты таких образов — нуминозность, бессознательность и автономность. В 1917 году он писал о безличностных доминантах или узловых точках в психике, которые притягивают энергию и влияют на личные действия. В 1919 году был впервые использован термин „архетип“; Юнг ввел его во избежание любых предположений, будто основным является само содержание психического явления, а не его бессознательная и непредставимая схема или образец» (см. КСАП, с. 29). Юнг подчеркивает разницу между архетипом и архетипическим образом.

«Снова и снова я наталкиваюсь на ошибочное представление, что архетип определяется в соответствии со своим содержанием, другими словами, что это вид бессознательной идеи (если такое выражение допустимо). Необходимо указать еще раз, что архетипы не определяются в соответствии с их содержанием, но только лишь в соответствии с их формой, да и то в очень ограниченной степени. Изначальный образ определяется по отношению к своему содержанию только тогда, когда он становится осознанным и оказывается соответственно заполненным материалом осознанного опыта. Его форма, однако, <...> может быть сравнена с осевой системой кристалла, который обычно формирует заранее кристаллическую структуру, находясь еще в „материнской“ жидкости, хотя собственного материала в нем еще не существует. Эта кристаллическая структура возникает согласно специфическому способу, которым ионы и молекулы взаимодействуют. Сам по себе архетип пуст и чисто формален — ничего, кроме способности сформировать возможности представления, которая задана априори. Сами представления не являются унаследованными, но лишь формы, и в этом отношении они соответствуют в каждом случае инстинктам, которые также определяются только формой» (CW 9i, p. 79).

Понятие архетипа тесно связано с понятием инстинкта. Инстинкт представляет собой врожденную, свойственную определенному виду, отдельной популяции структуру поведения. Инстинкты являются динамической программой, определяющей поведение животного или человека на биологическом уровне. Архетип имеет такое же отношение к психическому, как инстинкт к телесному. Архетип — регулятор психической жизни. Подобно тому как инстинкты постулируются путем наблюдения за единообразием в биологическом поведении любой особи данного вида, архетипы вырисовываются в результате наблюдения за единообразием психических явлений. В некотором смысле архетипы есть психические инстинкты человеческого рода. (Можно предположить существование животных архетипов тоже.) Разумеется, инстинкты и архетипы тесно связаны между собой, и эта связь в общем виде может рассматриваться как взаимодействие разума и тела.

Архетип древнее, нежели культура, так что он не передается традицией, миграцией или речью. Архетип — априорная форма психики и возникает (запускается) спонтанным образом повсеместно. Архетип тесно связан и со структурой мозга и передается индивиду по наследству вместе с мозговой структурой. Он есть психическое выражение структуры мозга, вечная готовность к актуализации тех или иных психических форм. Субъективное переживание тесно связано с архетипами и осуществляется через выраженные символическим образом определенные универсальные мифологические мотивы или архетипические образы. Последние являются основными компонентами любых религий, мифологий, легенд и сказок всех времен и народов. Архетипические образы присутствуют в снах и видениях, в ряде экстатических переживаний, а также при некоторых психических расстройствах. Встреча с архетипическим образом всегда сопровождается сильным эмоциональным переживанием, сообщающим индивиду чувство надличностной энергии, некоей силы, явно превосходящей индивидуальное эго. Показательными в данном случае являются сопереживания человека в храме или на митинге.

Архетипы узнаваемы во внешних поведенческих проявлениях, в особенности связанных с основными и универсальными жизненными ситуациями — рождением, браком, материнством, смертью, разводом, важной утратой или неожиданным обретением чего-либо. Теоретически возможно любое число архетипов.

АССИМИЛЯЦИЯ (Assimilation) — процесс интеграции внешних объектов (людей, предметов, идей, ценностей) и бессознательных содержаний в сознание.

«А. есть уподобление нового содержания сознания уже имеющемуся обработанному (сконстеллированному) субъективному материалу, причем особо выделяется сходство нового содержания с уже имеющимся, иногда даже в ущерб независимым качествам нового. В сущности, ассимиляция есть процесс апперцепции, отличающийся, однако, элементом уподобления нового содержания субъективному материалу <...> Я пользуюсь термином ассимиляция <...> в смысле уподобляющего приспособления объекта к субъекту вообще, и противопоставляю этому диссимиляцию, как уподобляющее приспособление субъекта к объекту и отчуждение субъекта от самого себя в пользу объекта, будь то внешний объект или же объект „психологический“, как, например, какая-либо идея» (ПТ, пар. 683—684).

АССОЦИАТИВНЫЙ ТЕСТ (Word Association test; Assoziation-experiment), тест словесных ассоциаций — метод Юнга для обнаружения бессознательных комплексов; демонстрирует известную автономность и бессознательный характер последних.

Тест состоит из стимульного словесного набора (сто слов). От тестируемого требуется незамедлительный ответ-ассоциация. Измеряется время реакции ответа. Затем опрос повторяется для выделения любых различающихся ответов.

На следующем этапе тестируемого просят откомментировать те слова, на которые время реакции оказалось значимо большим, чем на другие. Последние помечаются как комплексные индикаторы. В результате формируется и картируется комплексная картина, имеющая смысл как для самопонимания личности тестируемого, так и для клинических целей.

АССОЦИАЦИЯ (Association; Assoziation) — связь идей, восприятий и т. д. согласно сходству, сосуществованию, противоположности и причинной зависимости.

Свободная ассоциация во фрейдовском толковании сновидения: спонтанные идеи, являющиеся человеку во сне безотносительно к ситуации сна. Управляемая или контролируемая ассоциация в юнговском толковании сновидений: спонтанные идеи, которые исходят из данной ситуации сна и постоянно с ней связаны.

Личностные ассоциации к образам в сновидениях совместно с амплификацией являются важным исходным шагом на пути к их интерпретации.

АТТИТЬЮД (Attitude; Einstellung), установка — готовность, предрасположенность субъекта, возникающая при предвосхищении им определенного объекта или ситуации и обеспечивающая устойчивый целенаправленный характер протекания тех или иных действий по отношению к данному объекту.

«Установка для нас — готовность психики действовать или реагировать в известном направлении. Это понятие очень важно именно в психологии сложных душевных явлений, потому что оно дает выражение тому своеобразному психологическому явлению, в силу которого известные раздражения в известное время действуют сильно, а в другое время слабо, или же не действуют вовсе. Быть установленным — значит быть готовым к чему-нибудь определенному, даже тогда, когда это определенное является бессознательным, потому что установленность есть то же самое, что и априорная направленность на что-то определенное, независимо от того, находится это определенное в представлении или нет. Готовность, в виде которой я понимаю установку, состоит всегда в том, что налицо имеется известная субъективная констелляция, определенное сочетание психических факторов или содержаний, которое или установит образ действия в том или ином определенном направлении, или воспримет внешнее раздражение тем или иным определенным способом <...> Установка всегда имеет точку направления, которая может быть сознательной или бессознательной <...> Сознается или не сознается та точка, на которую направлена установка, — это не имеет значения для выбирающего действия установки, потому что выбор уже дан установкой априори и в дальнейшем происходит автоматически. Но практически следует отличать сознательное от бессознательного, потому что чрезвычайно часто бывают налицо две установки: одна сознательная, а другая — бессознательная. Этим я хочу сказать, что сознание имеет наготове иные содержания, нежели бессознательное. Такая двойственность установки особенно ясно обнаруживается при неврозе.

Вся психология индивида даже в его наиболее существенных чертах бывает ориентирована различно в соответствии с его привычной установкой. Хотя общие психологические законы имеют значение для каждого индивида, однако нельзя сказать, что все они характеризуют отдельную личность, поскольку сам способ действия этих законов изменяется в соответствии с его привычной установкой. Привычная установка всегда есть результат всех факторов, способных существенно влиять на психическое, а именно: врожденного предрасположения, влияния среды, жизненного опыта, прозрений и убеждений, приобретенных путем дифференциации, коллективных представлений и др. Без такого безусловно фундаментального значения установки было бы невозможно существование индивидуальной психологии <...> В сущности, установка есть явление индивидуальное и не укладывается в рамки научного подхода. Но в опыте можно различать известные типические установки, поскольку различаются также и психические функции. Если какая-нибудь функция обычно преобладает, то из этого возникает типическая установка. Смотря по роду дифференцированной функции, возникают констелляции содержаний, которые и создают соответствующую установку. Так, существует типическая установка человека мыслящего, чувствующего, ощущающего и интуитивного». (ПТ, пар. 814).

Приспособление к окружающей среде требует соответствующей установки. Но в силу меняющихся обстоятельств ни одна установка не является успешной «на все времена». И когда она перестает соответствовать условиям внешней или внутренней реальности, наступает период психологических трудностей (например, вспышка невроза).

АУТЕНТИЧНЫЙ И НЕАУТЕНТИЧНЫЙ (Authentic and inauthentic; authentisch und inauthentisch) — экзистенциалистские термины, используемые в глубинной психологии для различения человеческих действий, которые оказываются истинными или ложными по отношению к самому себе, к самости.

Практические психоаналитики способны различать эти понятия, интерпретируя неаутентичное поведение как оборонительное. Смысл этих терминов заключается в том, что «реальные» чувства и мотивы поведения человека отличаются от тех, которые он сам ощущает, его «неискренность» продиктована стремлением избежать столкновения с определенными аспектами ситуации или себя самого.

АУТОЭРОТИЗМ (Autoerotism; Autoerotomanie) — психоаналитический термин, описывающий либо доставляющую удовольствие деятельность, в которой объектом является сам субъект (мастурбация, сосание пальца), либо определяющий стадию развития, ориентацию или установку.

В соответствии с классической теорией инстинктов младенцы ориентированы аутоэротически, их установка по отношению к своим матерям основана исключительно на любви к самим себе, а их потребность в матерях — на способности матерей доставить удовольствие. Здесь термин «аутоэротический» синонимичен понятию нарциссический. Объект-теория противостоит идее ауто-эротической фазы в младенчестве и придерживается взгляда, что младенец с самого начала зависит от матери, он «ищет объект, а не удовольствие». Здесь аутоэротическое поведение оказывается заместительным — в нем субъект использует часть самого себя в качестве символического эквивалента другого (матери).

АФФЕКТ (Affect; Affekt) — эмоциональная реакция, характеризуемая физическими проявлениями и расстройством мышления (см. также комплекс и чувство); используется как синоним эмоции.

Аффективное чувство обладает достаточной силой, чтобы вызвать нервное возбуждение и другие явные психомоторные нарушения. В отличие от чувств, которыми можно управлять, аффект возникает помимо воли человека и подавляется с большим трудом. Аффект — неизменный знак того, что комплекс активизировался.

«Аффекты обычно возникают тогда, когда адаптационные возможности оказываются самыми малыми, и одновременно аффекты обнаруживают причину адаптационной слабости, а именно определенную степень неполноценности и наличие более низкого уровня личности. На этом низком уровне вместе со своими неконтролируемыми или почти неконтролируемыми эмоциями человек особенно неспособен к моральному суждению» (CW 9ii, par. 15. А, пар. 15).

— Б —

БЕСПОКОЙСТВО или тревога (Anxiety; Angst) — эмоциональное состояние, возникающее как реакция на какой-то еще не известный фактор либо в окружающей среде, либо в самом индивиде; иррациональный страх, вызванный изменениями в окружении или движением вытесненных бессознательных сил индивида.

В юнговском понимании этого термина выделяют следующие черты: а) не всякое беспокойство имеет сексуальную основу (см. психоанализ); б) беспокойство может иметь и положительную сторону, обращая внимание человека на нежелаемое положение дел; в) беспокойство рассматривается как замена страдания, отсутствующего в сознании (см. КДД, с. 113).

Поскольку Юнг считал, что содержание конкретного комплекса гораздо важнее его названия, то в отличие от Фрейда беспокойство для него всегда имеет личностную интерпретацию и значимость (см. термин «Тревога» в: КСП).

БЕССОЗНАТЕЛЬНОЕ (Unconscious; Unbewusst, das Unbewusste) — целокупность всех психических явлений, не обладающих свойством сознательности, не относящихся к сознанию.

«Бессознательное является источником инстинктивных сил психического и регулирующих их форм или категорий, а именно архетипов» (CW 8, par. 342).

«Понятие бессознательного есть для меня понятие исключительно психологическое, а не философское, в смысле метафизическом. Бессознательное есть, по-моему, предельное психологическое понятие, покрывающее все те психические содержания или процессы, которые не осознаются, т. е. которые не отнесены воспринимаемым образом к нашему эго. Право говорить вообще о существовании бессознательных процессов я извлекаю исключительно и единственно из опыта, и притом прежде всего из психопатологического опыта, который с несомненностью показывает, что, например, в случае истерической амнезии, эго ничего не знает о существовании обширных психических комплексов, но что простой гипнотический прием оказывается в состоянии через минуту довести до полной репродукции утраченное содержание (ПТ, пар. 687).

Вопрос о том, в каком состоянии находится бессознательное содержание, пока оно не присоединено к сознанию,— не поддается никакому познавательному разрешению. Поэтому совершенно излишне делать какие бы то ни было предположения на этот счет.

К таким фантазиям принадлежит предположение о церебрации, о физиологическом процессе и т. д. Точно так же совершенно невозможно указать, каков объем бессознательного, т. е. какие содержания оно включает в себя. Эти вопросы решает только опыт. На основании опыта мы знаем прежде всего, что сознательные содержания, утрачивая свою энергетическую ценность, могут становиться бессознательными. Это нормальный процесс забывания. О том, что эти содержания не просто пропадают под порогом сознания, мы знаем на основании того опыта, что при благоприятных обстоятельствах они могут всплыть из погружения даже через десятки лет, например в сновидении, в состоянии гипноза, в форме криптомнезии или же благодаря освежению ассоциаций, связанных с забытым содержанием. Далее, опыт учит нас, что сознательные содержания могут попадать под порог сознания, не слишком много теряя в своей ценности, — путем интенционального забывания, которое Фрейд называет вытеснением тягостных содержаний. Подобное же явление возникает при диссоциации личности, при разложении целостности сознания вследствие сильного аффекта или в результате нервного шока, или же при распаде личности в шизофрении.

Мы знаем также из опыта, что чувственные перцепции вследствие их малой интенсивности или вследствие уклонения внимания не доходят до сознательной апперцепции и все-таки становятся психическими содержаниями благодаря бессознательной апперцепции, что опять-таки может быть доказано, например, гипнозом. То же самое может происходить с известными умозаключениями и другими комбинациями, которые вследствие своей слишком незначительной ценности или вследствие уклонения внимания остаются бессознательными. Наконец, опыт учит нас и тому, что существуют бессознательные психические сочетания, например мифологические образы, которые никогда не были предметом сознания и, следовательно, возникают всецело из бессознательной деятельности. В этих пределах опыт дает нам основание для признания существования бессознательных содержаний. Но опыт ничего не может поведать нам о том, чем может быть бессознательное содержание. Было бы праздным делом высказывать об этом предположения, потому что невозможно обозреть все, что только могло бы быть бессознательным содержанием. Где лежит низший предел сублиминальных чувственных перцепций? Существует ли какое-либо мерило для тонкости или пределов бессознательных комбинаций? Когда забытое содержание окончательно угасло? На все эти вопросы ответов нет» (ПТ, пар. 688—691).

Далее Юнг выделяет в бессознательном личный и коллективный аспекты.

«Но уже приобретенный нами опыт о природе бессознательных содержаний все же позволяет нам установить некоторое общее их подразделение. Мы можем различать личное бессознательное, охватывающее все приобретения личного существования, и в том числе забытое, вытесненное, воспринятое под порогом сознания, подуманное и прочувствованное. Но наряду с этими личными бессознательными содержаниями существуют и другие содержания, возникающие не из личных приобретений, а из наследственной возможности психического функционирования вообще, именно из наследственной структуры мозга. Таковы мифологические сочетания, мотивы и образы, которые всегда и всюду могут возникнуть вновь помимо исторической традиции или миграции. Эти содержания я называю коллективно-бессознательными. Подобно тому, как сознательные содержания участвуют в определенной деятельности, так участвуют в ней и бессознательные содержания, как показывает нам опыт. Как из сознательной психической деятельности возникают известные результаты или продукты, точно так же создаются продукты и в бессознательной деятельности, например сновидения и фантазии. Было бы праздным делом предаваться спекулятивным соображениям о том, сколь велико участие сознания, например, в сновидениях. Сновидение является, представляется нам, мы не создаем его. Конечно, сознательная репродукция или даже уже восприятие изменяет в нем многое, однако не отменяя того основного факта, что здесь имеет место некое творческое возбуждение, возникающее из бессознательного» (там же, пар. 692).

Компенсационная установка бессознательного в контексте саморегуляции психического работает на поддержание динамического равновесия.

«Функциональное отношение бессознательных процессов к сознанию мы можем назвать компенсационным, потому что, согласно опыту, бессознательный процесс вызывает наружу тот сублиминальный материал, который констеллирован состоянием сознания — значит, все те содержания, которые, если бы все было осознано, не могли бы отсутствовать в сознательной картине общей ситуации. Компенсационная функция бессознательного выступает на свет тем отчетливее, чем односторонней оказывается сознательная установка, чему патология дает богатые примеры» (там же, 693).

«Бессознательные процессы, компенсирующие сознательное эго, содержат все необходимые элементы для саморегуляции психического как целого. На личном уровне это не распознанные сознанием личные мотивы, которые возникают в сновидениях, или же пропущенные смыслы в череде дневных событий и ситуаций, или несделанные выводы, подавленные аффекты, критические замечания, от которых мы оградили себя» (ПБ, с. 240—241).

«В том случае, когда бессознательное становится сверхактивным, оно появляется на свет в симптомах, парализующих сознательное действие. По всей видимости, дело так и происходит, когда игнорируются или вытесняются бессознательные факторы. Однако катастрофический исход может иметь и субъективный характер, в виде нервного срыва или заболевания. Оно происходит оттого, что бессознательное противодействие, в конечном итоге, всегда способно парализовать сознательное действие. В этом случае притязания бессознательного категорически навязываются сознанию и производят тем самым пагубный разлад, проявляющийся в большинстве случаев в том, что люди или не знают больше, чего они, собственно говоря, желают, и не имеют ни к чему больше охоты, или же в том, что они хотят слишком многого зараз и имеют слишком много охоты, но все к невозможным вещам. Подавление инфантильных и примитивных притязаний, необходимое часто по культурным основаниям, легко приводит к неврозу или к злоупотреблению наркотическими средствами, как-то: алкоголем, морфием, кокаином и т. д. В еще более тяжелых случаях этот внутренний разлад кончается самоубийством» (ПТ, пар. 573).

Юнг полагал бессознательное творческим по природе и считал, что оно представляет сознанию содержания, потребные для психического здоровья своего носителя. Однако из этого не следует, что оно может претендовать на верховную роль в отношении сознания и ему следует слепо доверять.

«Без человеческого разума бессознательное бесполезно. Оно всегда ищет свои коллективные цели, и его не заботит индивидуальная судьба» (С. G. Jung. Letters, v. \. p. 283). «Сознание должно оборонять свой разум и защищать себя, а хаотической жизни бессознательного следует давать шанс проявить себя ровно настолько, насколько мы можем это допустить. Подобная динамика означает одновременно и открытое сотрудничество и открытый конфликт. Очевидно, это и есть тот путь, по которому должна строиться человеческая жизнь, напоминая старую игру молота и наковальни: железный пациент выковывается меж ними в неразрушимое целое, в „индивидуальность“» (CW 9i, par. 522).

БЕССОЗНАТЕЛЬНОСТЬ (Unconsciousness; Unbewusst) — психическая деятельность, состояние которой характеризуется отсутствием контроля над влечениями и инстинктами.

В этом случае можно говорить об идентификации с комплексами. «Бессознательность для Логоса является первейшим грехом, злом как таковым» (CW 9i, par. 178).

БОГО-ОБРАЗ (God-image; Gottbild) — понятие, идущее от Отцов Церкви, согласно которому божественная суть воплощена в человеческой душе.

В отличие от теологов и многих христиан Юнг говорит не о Боге, а об образе Бога, и тем самым хочет пояснить, что все, что говорится от имени Бога, является разновидностью человеческой речи и психологическими высказываниями. «Образ Бога, который у нас есть или который мы себе творим, никогда не может быть отделен от человека», — отвечал он на критику Мартина Бубера. Занимаясь в области глубинной психологии образом Бога, мы сталкиваемся не с Богом, а с образами, представлениями и проекциями человека.

Когда такой образ спонтанно образуется в фантазиях, сне, видениях и т. д., то он является с психологической точки зрения явлением самости, символом психологической целостности:

«Только через психическое бытие мы можем установить, что Бог влияет на нас, но при этом мы не способны распознать: исходят ли эти влияния от Бога или из бессознательного. Мы не можем сказать: являются ли Бог и бессознательное двумя различными сущностями или нет. Оба понятия являются пограничными для трансцендентного содержания. Но эмпирически можно установить с достаточной степенью вероятности, что в бессознательном имеется архетип целое! нести, который проявляет себя спонтанно в снах и т. п., и тенденция, зависящая от сознательного желания соотносить другие архетипы с этим центральным. Поэтому не кажется невероятным, что архетип воссоздает символизацию, которая всегда символизирует и выражает Божество<...> Бого-образ не совпадает с бессознательным как таковым, но лишь со специфическим содержанием последнего, а именно — архетипом Самости» (CW 11, par. 757).

«Бого-образ можно объяснить как рефлексию Самости или соответственно объяснить Самость как божественный образ в человеке» (там же, par. 282).

БРАК (Marriage; Ehe, Hochzeit) — в зависимости от контекста в работах Юнга брак рассматривается как длительное взаимоотношение между мужчиной и женщиной или как внутреннее сочетание мужского и женского начал в психике индивида, или как коньюкция, или же как священный брак — иерогамия.

Базируясь на принципе взаимопритягательности противоположностей, Юнг рассматривал браки (с внешней стороны) как союзы людей с разным складом личности. Брачную модель с точки зрения аналитической психологии Юнг рассматривает в работе «Брак как психологическое отношение» (КДД, с. 209—224). Идея внутреннего брака (сочетания мужских и женских черт) основана на юнговской идее, что каждый человек в потенциале обладает полным спектром психологических возможностей, из чего следует, что личность может быть описана в терминах равновесия между мужскими и женскими составляющими элементами.

— В —

ВЕЛИКАЯ МАТЬ (Great Mother; Grosse Mutter) — общее название образа, взятого из коллективного культурного опыта.

Теория архетипов Юнга содержит гипотезу о том, что влияние, оказываемое матерью на своих детей, не обязательно исходит от самой матери как реальной личности со своими особенностями характера. Существуют и такие качества, воплощенные в конкретной матери, которые в действительности вытекают из архетипической структуры, статуирующей любую мать, качества, которые с неизбежностью проецируются на нее ребенком.

В образе Великой Матери обнаруживаются прежде всего архетипическая полнота и позитивно-негативная полярность («хорошая — плохая» мать). Младенец стремится организовать свой опыт ранней уязвимости и зависимости от матери вокруг позитивного и негативного полюсов. Полюс «хорошей» матери собирает вокруг себя такие качества, как «материнская забота и ласка», мудрость и могущество, источник блага — вообще все то, что милосердно, что лелеет и поддерживает, помогает росту и развитию. Полюс «плохой» матери вызывает образ недоброты, «чего-то потаенного, скрытого, темного»; «плохая мать — это бездна, мир мертвых, все, что поглощает, совращает и губит, что ужасает и неотвратимо подобно року» (CW 9i, par. 158).

В реальной жизни ребенка такое расщепление образа матери в любом случае обязывает его принять свою мать как личность и свести свои противоположные восприятия ее воедино, если он хочет установить с ней полноценные отношения.

ВЕЧНОЕ ДИТЯ (лат. — Puer aeteraus относится к мужчине; puella aeternus — к женщине), пуэр — алхимический термин, обозначающий божественную вневременность «младенчества» и «дитяти». Психологически — понятие вечной молодости; обозначает архетип, рассматриваемый как невротический компонент личности. Вечное дитя — это архетипическая доминанта или образ одного из полюсов в парной связке противоположностей, действующих в человеческой психике и стремящихся к единству (второй полюс этой пары — сенекс — старец).

Используется в мифологии для обозначения вечно юного бога-дитя; это общая всем мифологиям черта: их герои, хотя бы в каком-то определенном аспекте, неизменно удерживают на вечные времена свой возраст. Грекам, изображавшим Зевса бородатым мужем, нисколько не мешало именовать его же «величайший мальчик». Если евангельский Христос совершил во времени круг своей земной жизни, то для культа и культового искусства он остается на все времена — наряду с прочими своими аспектами — еще и «младенцем Христом»: «Отроча младо, предвечный Бог». Психологически относимо к взрослому человеку, чья эмоциональная жизнь остается на детском или юношеском уровне, как правило, в связи с очень сильной зависимостью от матери (для женщины соответственно к отцу). В интерпретации Юнга архетип «вечного» мифологического дитяти имеет психологический смысл констатации неразрушимости некоторых инфантильных черт в психике взрослого мужчины.

Жизнь «вечного дитяти», или пуэра, полна условностей вследствие страха быть пойманным в ситуацию, из которой ему будет трудно ускользнуть. Его судьба редко оказывается такой, какой она ему видится, и когда-то ему придется что-то с этим делать, — но только не сейчас. Поэтому все планы на будущее растворяются в фантазиях по поводу того, что будет, что может и должно быть, при этом никаких решающих действий к изменению ситуации не предпринимается. Пуэр стремится к свободе и независимости, раздражается и нервничает по поводу любых ограничений и презирает всякие границы и преграды на своем пути.

Общие симптомы психологии пуэра — образы тюрьмы и вообще любых ограничений свободы: цепи, оковы, пещеры, решетки, засовы, капканы, корсеты, бандажи и т. п. Сама жизнь, существующая реальность воспринимается как тюрьма. Эти преграды, барьеры бессознательно связываются со свободной жизнью в свободном мире раннего детства. В архетипической парной связке противоположностей, действующей в психическом, тенью пуэра является сенекс.

ВИДЕНИЕ (Vision; Vision) — вторжение бессознательного содержания в области сознания в форме впечатляющего личного опыта, обычно описываемого как зрительное и картинное переживание.

Видения возникают, как правило, вследствие крайнего отчуждения личности и происходят в состоянии бодрствования, за исключением случаев понижения умственного уровня.

Хотя видения сами по себе не являются свидетельством психического расстройства, некоторые из них патологичны и возникают при психозе. В переживании видений никакой особой заслуги нет; их ценность зависит от той позиции, которую сам реципиент занимает по отношению к ним. В любом случае задача индивида заключается в том, чтобы перевести спонтанную и символическую картину или драматический эпизод в индивидуальный контекст, в личное сообщение. В ином случае видение оказывается не более чем природным явлением, от которого человек не в силах себя защитить.

ВИНА (Guilt; Schuld) — в аналитической психологии данное понятие используется в качестве психологической, а не моральной или юридической категории. Здесь важен сам факт переживания чувства вины, которое может иметь объективные основания или не иметь их.

Юнг пользуется термином «коллективная вина», противопоставляя ее вине «личной». Правда, Юнг не утверждает, что чувство личной вины возникает единственно из личностных обстоятельств индивида; непременно имеет место и архетипический фактор. Аналогично коллективная вина может проявляться и на индивидуальном уровне. Коллективную вину можно сравнить с роком, проклятием, бедствием или с чувством оскверненности. В качестве примера Юнг говорит о чувствах немцев, не нацистов, после окончания Второй мировой войны и разоблачения преступлений Гитлера против человечества.

ВЛАСТИ КОМПЛЕКС (Power complex; Macht Komplex) — группа эмоционально тонированных идей, ассоциируемая с установкой, которая ищет возможности подчинить любые влияния и опыт верховенству личного эго.

Юнг определял комплекс власти как сумму всех тех энергий, усилий и идей, которые направлены на приобретение личной власти. Когда этот комплекс доминирует над личностью, все другие влияния подчиняются эго, вне зависимости от того, являются ли они влияниями, исходящими от других людей и внешних условий, или возникают из собственных импульсов человека, его мыслей и чувств. Однако можно обладать властью и не будучи жертвой комплекса или одержимым жаждой власти. Совершенствование и развитие сознательной способности пользоваться властью является, среди прочего, и целью психотерапии.

«Когда любой комплекс, который мог бы быть связан с эго, перестает осознаваться по причине подавления или снижения за пороговый уровень, индивид испытывает чувство утраты. Обратным образом, когда потерянный комплекс вновь становится сознаваемым, например в результате психотерапевтического лечения, индивид переживает возрастание мощи и силы — читай, власти» (CW 8, par. 590).

ВЛЕЧЕНИЕ (Drive; Trieb) — см. Инстинкт; Инстинкт жизни; Инстинкт смерти.

ВНУШЕНИЕ, суггестия (Suggestion; Suggestion) — процесс, посредством которого при неадекватных условиях эффект достигается истребованием или вызыванием у пациентов идеи, что такой эффект неизбежно будет получен (CW 18, par. 893).

Юнг усиленно предостерегал психотерапевтов от использования внушения, указывая на его очевидный результат в терапевтических взаимоотношениях: пациент удерживается в положении слабого и подчиненного. В анализе важно оставаться как можно более сознательным относительно происходящего как для пациента, так и для аналитика, хотя полностью избежать бессознательного внушения невозможно.

В любой форме терапии можно встретить либо бесхитростно употребляемые диагностические термины, которые в свою очередь оставляют нераскрытыми бессознательные причины, либо попытку активно вмешиваться в бессознательные процессы. Последние Юнг считал более воспитательными, нежели психологическими. Суггестивные методы идут вразрез с раскрытием индивидуальности, поскольку их использование предполагает, что окончательный продукт не спонтанен и уникален, но предсказуем и достижим.

ВОЗРОЖДЕНИЕ или перерождение (Rebirth; Erneuerung, Wiedergeburt) — процесс, переживаемый как обновление, восстановление или преобразование личности.

«Возрождение не является тем процессом, который можно как-то наблюдать. Его нельзя измерить, взвесить или сфотографировать. Он целиком пребывает за пределами сенсорного восприятия. Мы имеем дело с чисто психической реальностью, передающейся нам через те или иные утверждения, которые делают люди. Кто-то говорит о перерождении, другой — исповедует его или открыто признает, а третий — его переживает. Мы воспринимаем это как нечто реальное и вынуждены удовлетвориться реальностью психической» (CW 9i, par. 206).

Юнг выделил пять различных форм возрождения:

1. Метемпсихоз (переселение душ); жизнь продолжается во времени, проходя через различные телесные существования, или же, по другой точке зрения, линия жизни одна, но она прерывается различными перевоплощениями.

2. Реинкарнация (перерождение в человеческом теле) — подразумевает обязательное сохранение личности. Здесь человеческая личность сохраняет доступ к памяти.

3. Воскрешение. Подразумевается восстановление человеческого тела. Сюда входит и новый элемент: элемент изменения, превращения и трансформации способа существования человека. Он может быть существенным, когда воскресший будет другим человеком, или несущественны VI когда изменятся только общие условия существования, как если бы человек оказался в другом теле и в другом месте. Это может быть плотское тело, как в христианском учении, либо «тонкое тело» — преображение corpus glorification.

4. Психологическое возрождение (индивидуация). Перерождение в рамках индивидуальной жизни. Возрождение подразумевает идею обновления или даже исправления магическими средствами. То есть возрождение может быть обновлением без всяких перемен со стороны личности, перемен в ее существовании. Так, телесно больной человек может быть исцелен с помощью ритуала возрождения. Другой аспект — полная трансформация, перерождение индивидуальности. Здесь подразумевается изменение сущностной природы (трансмутация). Примером подобного изменения телесного в духовное или человеческого в божественное служат Преображение и Вознесение Христа и Успение Божьей Матери.

5. Участие в процессе трансформации. Непрямое перерождение. Человек становится свидетелем или участником некоего ритуала трансформации, скажем, церковной литургии, где происходит перевоплощение субстанций. Через ритуал индивид участвует в передаче божественной благодати и в ее обретении.

Особое внимание Юнг уделял возрождению психологическому. Оно может стимулироваться непосредственно личным переживанием или вызываться ритуалом, — в результате происходит личностный рост и увеличение личностного микрокосма. Юнг признавал также присутствие трансформирующего начала в некоторых групповых переживаниях, но предостерегал против путаницы в связи с субъектным возрождением.

«Если достаточно большая группа людей объединена между собой и отличается от любой другой особым настроем ума. ее трансформация имеет лишь отдаленное сходство с опытом трансформации индивидуальной. Групповое переживание осуществляется на более низком уровне сознания, чем индивидуальное. Когда много людей собираются вместе под флагом общей эмоции, коллективный настрой, возникающий в группе, ниже уровня индивидуального психического. Если это очень большая группа, коллективная психика более напоминает психику животную, и в этом отчасти причина того, что нравственность больших организаций всегда оказывается под сомнением <...> Индивид в толпе легко становится жертвой своей внушаемости. Достаточно чему-нибудь произойти, как случившееся мгновенно подхватывается всей толпой, даже если оно и аморально. В толпе никто не чувствует ответственности, равно как и страха. Таким образом, идентификация с группой — простой и легкий путь, но групповой опыт не идет глубже уровня ума отдельного человека в этом состоянии. Он служит перемене в индивиде, но перемена эта скоротечна и непродолжительна. Как только индивид отделяется от толпы, он становится совершенно другой личностью, неспособной воспроизвести предшествующее [групповое] состояние разума» (там же, par. 225 f).

ВОЛШЕБНЫЕ СКАЗКИ (Fairy tales; Marchen) — истории, представляющие коллективное бессознательное, известные с доисторических времен, изображающие «неученое», дописьменное поведение и мудрость человеческого рода (КСАП, с. 43).

В волшебных сказках обнаруживаются сходные мотивы, прослеживаемые в самых различных эпохах в самых разных частях света. Наряду с религиозными идеями (догмами) и мифами сказки поставляют нам символы, с помощью которых бессознательные содержания можно ввести в сознание, истолковать и объединить в некое целое. Юнг в своих исследованиях выявил, что подобные типичные формы поведения и сами мотивы появляются в сновидениях, видениях и иллюзорных системах как здоровых людей, так и душевнобольных вне зависимости от той или иной культурной традиции (см. архетип).

ВОЛЯ (Will; Wille) — энергетический аспект сознания или сила сознания в отношении к бессознательному вообще и к инстинктам в частности; наличие психической энергии или либидо в распоряжении сознания, в осуществлении им контроля над влечениями.

«Воля есть психологический феномен, обязанный своим существованием культуре и нравственному воспитанию, но в высокой степени отсутствующий в примитивной ментальности (ПТ, пар. 694).

ВРАЖДУЮЩИЕ БРАТЬЯ (Hostile brothers; Feinde Gebruder) — архетипический мотив, связаный с противоположностями, констегаированными в ситуацию конфликта.

Примерами мотива враждующих братьев в мифологии является борьба Гильгамеша и Энкиду в „Эпосе о Гильгамеше“ и библейская история о Каине и Авеле. Психологически этот мотив интерпретируется как перетягивание каната между эго и тенью.

ВСПОМОГАТЕЛЬНАЯ ФУНКЦИЯ (Auxiliary function) — вторая (или третья) функция в составе четырех согласно модели юнговской типологии, способная наряду с первичной или ведущей оказывать соопределяющее влияние на сознание.

Абсолютное верховенство эмпирически всегда принадлежит только одной функции и может принадлежать только одной функции, поскольку равно независимое вторжение другой функции с неизбежной необходимостью изменит ориентацию, которая — по крайней мере отчасти — противоречит первой. Но так как это жизненное условие для сознательного процесса адаптации — всегда иметь ясные и непротиворечивые цели, — само присутствие второй функции равной силы, естественно, исключено. Поэтому другая функция может иметь только вторичное значение, что эмпирически всегда и подтверждается. Ее второстепенное значение состоит в том, что она не имеет, как первичная функция, единственной и абсолютной достоверности и решающего значения, но учитывается больше в качестве вспомогательной и дополнительной функции. Естественно, что вторичной функцией может быть лишь такая, сущность которой не противоположна первичной функции» (ПТ, пар. 667).

На практике вспомогательная функция всегда такова, что ее природа, рациональная или иррациональная, отличается от ведущей функции. Например, чувство не может быть вторичной функцией, когда доминирует мышление, и наоборот: потому что обе являются функциями рациональными. Мышление, если оно желает быть истинным, следуя своему собственному принципу, обязано полностью строго исключить всякое чувство. Разумеется, существуют индивиды, мышление и чувство которых находятся на одном и том же уровне, так что их мотивации равны для сознания. Но здесь речь может идти скорее об относительно неразвитых мышлении и чувстве, нежели о различении типов.

Ведущая (первичная, доминирующая) функция (рациональная)

Вспомогательная функция всегда поэтому является той, чья природа отличается от первичной функции, но не антагонистична ей: либо иррациональные функции могут быть вспомогательными для одной из рациональных функций, либо наоборот.

Например, мышление и интуиция могут легко образовывать пару, равно как это могут делать ощущение и мышление, так как природа интуиции и ощущения не является принципиально противоположной мыслительной функции. Так верно и то, что ощущение поддерживается вспомогательной функцией мышления или чувства, чувство всегда находит поддержку у ощущения или интуиции, а интуиции могут помочь чувство или мышление.

«Окончательные комбинации представляют, например, известную картину практического мышления в союзничестве с ощущением, спекулятивное мышление с трудом продвигается вперед с интуицией, артистическая интуиция отбирает и представляет свои образы с помощью чувственных оценок, философская интуиция систематизирует свое видение в умопостигаемую мысль с помощью мощного интеллекта и так далее» (там же, пар. 669).

ВЫТЕСНЕНИЕ, или репрессия (Repression; Repression) — бессознательное подавление психических содержаний, несовместимых с сознательной установкой.

«Как известно, содержания бессознательного, согласно представлениям Фрейда, исчерпываются инфантильными тенденциями, которые вытесняются в силу их несовместимости друг с другом. Вытеснение — это процесс, который начинается в раннем детстве, благодаря моральному влиянию окружения и продолжается всю жизнь. Посредством анализа вытеснение снимается, а вытесненные желания осознаются» («Личное и коллективное бессознательное», ПБ, с. 178).

«Несмотря на то что вытеснение бывает и у более или менее нормальных людей, полная потеря вытесненных воспоминаний — патологический симптом. Вытеснение следует понятийно отделять от подавления (suppression). Если отвлекать внимание от чего-то, чтобы сконцентрировать его на каком-то другом предмете, то нужно подавлять наличные содержания сознания, так как в противном случае, т. е. если обращать на них внимание, утрачивается возможность изменять объект интереса. К сознательно подавленным содержаниям обычно можно вернуться в любое время; долгое время они остаются воспроизводимыми. В случае же, если они противятся этой репродукции, наверняка налицо вытеснение. Тогда должен наличествовать определенный интерес, который побуждает к забвению. Процесс подавления не вызывает забвения, чего нельзя сказать о процессе вытеснения. Само собой разумеется, что существует нормальное забвение, которое не имеет ничего общего с вытеснением. Вытеснение — это искусственная потеря памяти, самовнушенная амнезия. Насколько я знаю, неоправданно предположение, будто бессознательное полностью или большей частью состоит из вытесненного материала. Вытеснение — это исключительный и аномальный процесс, который более всего обращает на себя внимание, когда речь идет о потере чувственно подчеркнутых содержаний, в отношении которых уместно было бы предположить, что они застряли в сознании или легко поддаются репродукции <...> Вытеснение порождает так называемую систематическую амнезию, т. е. из памяти изымаются только совершенно определенные воспоминания или группы представлений. В таких случаях можно обнаружить некую установку, или тенденцию, сознания, а именно некое прямое намерение, которое избегает уже одной только возможности припоминания (и, конечно же, по убедительным причинам), так как последнее было либо мучительным, либо болезненным. К таким случаям подходит понятие вытеснения» (КДД,с. 131—32).

Вытеснение — это не только фактор в этиологии многих неврозов, оно также определяет содержания личной тени, так эго вообще вытесняет тот материал, который мог бы нарушить разумный покой.

«В дальнейшем после наступления половой зрелости сознание сталкивается с аффективными тенденциями, влечениями и фантазиями, которые в силу множества причин не готовы или не способны к их усвоению. Тогда оно реагирует вытеснением в самых разнообразных формах в попытке во что бы то ни стало избавиться от назойливых и хлопотных „пришельцев“. Общее правило здесь заключается в том, что чем более негативной оказывается сознательная установка и чем более она сопротивляется, обесценивает и пугается, тем более отталкивающим, агрессивным и пугающим оказывается то лицо, которое принимает на себя отделенное содержание» (CW 13, par. 464).

Во время аналитического процесса многие вытесненные содержания естественным образом выходят на поверхность. Там, где сохраняется сильное сопротивление перед нераскрытым вытесненным материалом, всегда следует с этим считаться, чтобы эго не оказалось в замешательстве.

«Общее правило заключается в том, чтобы слабость сознательной установки оставалась пропорциональной силе сопротивления. Когда в связи с этим мы имеем дело с сильным сопротивлением, то все время следует держать под наблюдением сознательный раппорт с пациентом, и — в некоторых случаях — его сознательную установку следует поощрять до такой степени, чтобы ввиду последующего развития этот пациент был в состоянии иметь дело с самыми грубейшими несоответствиями. Это неизбежно, потому что никогда нельзя быть уверенным вполне, что это слабое состояние сознательного разума пациента сможет противостоять последующим нападкам бессознательного. Фактически следует продолжать поддержку его сознательной (или, как думает Фрейд, „вытеснительной“) установки до тех пор, пока пациент не сможет позволить „вытесненным“ содержаниям проявиться спонтанно» (CW 16, par. 381, ЮПП, пар. 381).

ВЫСШАЯ ФУНКЦИЯ, ведущая см. первичная функция.

— Г —

ГЕРМАФРОДИТ (Hermafrodite; Hermafrodit) — первоначальное единство, в котором бессознательно сочетаются мужское и женское. Символическим воплощением такого недифференцированного состояния в мире образов является уроборос; следует отличать от андрогина.

ГЕРОЙ (Hero; Held) — архетипический мотив, в основе которого лежит преодоление препятствий и трудностей и достижение определенных целей.

«Главный подвиг героя заключается в победе над чудовищем или монстром тьмы: это долгожданный и ожидаемый триумф сознания над бессознательным» (CW 9i, par. 284).

«Миф о герое есть бессознательная драма, обнаруживаемая только в проекции, наподобие рассказанного в платоновской притче о пещере» (CW 5, par. 612, СТ, пар. 612).

Мифологически мотив героя соотносится с бессознательной самостью человека, а сам герой выступает как «квазичеловеческое существо, символизирующее идеи, формы и силы, которые созидают или захватывают душу» (CW 5, par. 259). Целью героя является обретение сокровища, принцессы, кольца, золотого яйца, эликсира жизни и т. д. Психологически все эти обретения выступают как метафоры подлинных чувств и уникального человеческого потенциала.

«Герой символизирует бессознательную самость человека, и это проявляет себя эмпирически, как общая сумма всех архетипов, и поэтому включает архетип отца и мудрого старца. В известной степени герой выступает как собственный отец и как свой собственный родитель» (там же, par. 516).

В процессе индивидуации героическая задача заключается в том, чтобы ассимилировать бессознательные содержания, в противовес тому, чтобы быть ими захваченными и подавленными. Потенциальным результатом здесь является освобождение энергии, связанной с бессознательными комплексами. Герой — существо переходное, мана-личность. Его наиболее близкая человеческая форма — священник. С интрапсихической точки зрения он представляет волю и способность добиваться своего и претерпевать неоднократные превращения в поисках целостности или смысла. Поэтому герой иногда выступает как эго, а иногда как самость. Он персонифицирует ось эго — самость.

«В мифах герой — это тот, кто побеждает дракона, а не тот, кого пожирает дракон. Однако оба вынуждены иметь дело с тем же самым драконом. Кроме того, не герой тот, кто никогда не встречал дракона, или тот, который, хотя однажды его и видел, утверждал впоследствии, что не видел ничего. В равной степени, только тот, кто вступал в рискованную схватку с драконом и не оказывался побежденным, овладевал кладом, „сокровищем, которое трудно добыть“. Он, единственный, имел подлинное основание быть самоуверенным, так как он столкнулся с темной стороной своей самости и тем самым обрел себя <...> Он приобрел право уверенности в своей способности преодолевать все будущие напасти теми же средствами» (CW 14, par. 756, см. также К. Г. Юнг. Mysterium Coniunetionis. Киев. 1997, пар. 756).

Путешествие героя можно проиллюстрировать на диаграмме в виде круга. (Диаграмма приводится по: Джозеф Кэмпбелл. Герой с тысячью лиц. «София», К. С. 182. 1997.)

В мифах и легендах герой, как правило, перемещается на морском судне, сражается с морским чудовищем, после чего им проглатывается. Герой прилагает все силы в борьбе, чтобы избежать смерти или опасности быть смертельно искусанным, и, как библейский Иона, странствует внутри чрева кита. По дороге он добирается до жизненно важного органа своего «тюремщика» и отрезает его, тем самым добиваясь своего освобождения. В конце концов, он вынужден возвратиться к своему началу и засвидетельствовать все с ним происшедшее.

В контексте индивидуации человека кит-чудовище-дракон является матерью или материнской анимой. Жизненно важный орган, который здесь необходимо отделить — пуповина. Герой целенаправленно идет навстречу опасности быть «поглощенным матереподобным чудовищем» и не единожды, но много раз, начиная с младенчества и на протяжении всей жизни. Материнское чудовище Юнг отождествлял с коллективной психикой.

«Герой — это идеальный мужской тип. Оставив мать, источник жизни, он влеком бессознательным желанием обрести ее вновь, вернуться в ее лоно. Любое препятствие, встающее на его пути и мешающее его восхождению, носит теневые черты Ужасной Матери, которая истощает его силу ядом тайного сомнения и страстного желания вернуться в прошлое» (CW 9i, par. 146).

В женской психологии путешествие героя изживается путем земных подвигов анимуса или с помощью проекции через партнера-мужчину.

ГЕШТАЛЬТ (Gestalt — нем.) — интегрированное целое, функциональная структура, упорядочивающая, согласно присущим ей законам, многообразие отдельных явлений; завершенная сущность (в частности, организм), значимая и организованная более, нежели простая суммация составляющих ее частей.

ГИЕРОГАМИЯ (Hierogamos — лат.) — священный или духовный брак, объединение архетипических фигур в возрожденных мистериях древности, а также в алхимии. Типичными примерами являются представления Христа и Церкви как жениха и невесты, и алхимическое соединение солнца и луны.

ГЛУБИННАЯ ПСИХОЛОГИЯ (Depth psychology; Tiefenpsychologie) — общее название психологических течений, выдвигающих идею о независимости психики от сознания и стремящихся обосновать и исследовать это независимое психическое как таковое, в его динамическом статусе.

Различают классическую глубинную психологию и современную. В классическую глубинную психологию входят психологические концепции Фрейда, Адлера и Юнга — психоанализ, индивидуальная психология и аналитическая психология.

«Глубинная психология» — термин, вышедший из медицинской психологии, был введен Е.Блейлером для обозначения отрасли психологической науки, занятой феноменом бессознательного (CW 18, par. 1142).

В статье, отрывок из которой приведен выше, Юнг прослеживает источники основных идей и говорит о Фрейде как об «истинном основателе глубинной психологии, носящей название психоанализа». Он определяет индивидуалпсихологию Адлера как продолжение одного из направлений исследований, начатых Фрейдом. Столкнувшись с тем же эмпирическим материалом, Юнг сделал вывод, что Адлер рассматривал его с другой, нежели Фрейд, точки зрения. Адлер исходил из того, что главным этиологическим фактором является не сексуальность, а воля к власти. Что касается самого Юнга, то он признает свой долг перед Фрейдом, подчеркивая, что его ранние эксперименты с тестом словесных ассоциаций подтвердили существование психологического подавления, с которым столкнулся Фрейд, и характерных его последствий, показавших, что реакции у так называемых нормальных людей, так же как и у невротиков, были расстроены «расщепленными» (т. е. подавленными) эмоциональными комплексами. Расхождения с Фрейдом во взглядах Юнг усматривал в сексуальной теории неврозов, которую он находил ограниченной, а также в концепции бессознательного, которую, как он считал, надо было расширить, ибо в ней он видел «творческую матрицу сознания», включавшую не только подавленное личностное содержание, но и коллективные мотивы. Он отверг теорию сновидений как исполнения желаний, выделяя вместо этого функцию компенсации в бессознательных процессах и телеологический характер последних. Он также относил свой разрыв с Фрейдом к различиям во взглядах на роль коллективного бессознательного (В, Л. Какабадзе. Теоретические проблемы глубинной психологии. Тбилиси. 1982. с. 5—11 и далее).

ГОМЕОСТАЗ (Homeostasis) — поддержание равновесия между противостоящими механизмами или системами; основной принцип физиологии, который следует считать также и основным законом психического поведения.

ГОМОСЕКСУАЛИЗМ (Homosexuality; Homosexualitat) — психологически обычно характеризуется идентификацией с анимой (у мужчин) или анимусом (у женщин).

Юнг признавал возможность невротических последствий гомосексуальности, но не рассматривал ее как болезнь per se. Иначе говоря, он считал гомосексуальную практику ненормальной, хотя и понимал психологическую необходимость для некоторых людей пройти через гомосексуальный период.

«Ввиду признаваемой частоты данного явления отнесение его к патологической перверсии представляется весьма сомнительным. Психологические данные показывают, что здесь мы скорее всего имеем дело с незавершенным отделением от герафродитического архетипа вкупе с отчетливым сопротивлением отождествиться с ролью одностороннего сексуального бытия. Такая диспозиция не должна оцениваться отрицательно при всех обстоятельствах, поскольку она удерживает архетип Первочеловека (Original Man), односторонность сексуального бытия которого, до известной степени, утрачена» (CW 9i, par. 146).

Юнг отмечал, что мы не нуждались бы в динамических концепциях либидо или общей психической энергии, если бы сексуальность просто состояла из определенного количества гетеросексуальной энергии. Гомосексуализм, возможно, является остатком полиморфной детской сексуальности, но в качестве фактора внутреннего мира он неизбежен и в психологической потенции полезен (КСАП, с. 47).

ГРУППА (Group; Gruppe) — ограниченная в размерах общность людей, выделяемая из социального целого на основе определенных признаков; таковыми являются цели, общие интересы, устремления, функции или опасения, позволяющие как самим участникам, так и другим рассматривать подобное объединение в качестве коллективного образования или группы.

Отношение Юнга к группе весьма неоднозначное.

«Хотя группа может придать индивиду смелость, манеру поведения, чувство собственного достоинства, которые легко могут исчезнуть в изоляции, существует опасность, что преимущества групповой жизни окажутся настолько соблазнительными и подавляющими, что в них утратится индивидуальность» (CW 8, цит. по: КСАП, с. 49).

Главный теоретический вклад Юнга в групповую психологию заключается в его утверждении, что именно влияние недостаточно интегрированных архетипических тенденций ведет к таким массовым феноменам, как фашизм (см. ПП).

— Д —

ДЕПОТЕНЦИАЦИЯ (Depotentiation; Depotenziation) — процесс извлечения энергии из бессознательного содержания путем ассимиляции (усвоения) его смысла.

ДЕПРЕССИЯ (Depression; Depression) — психологическое состояние, характеризуемое недостатком энергии (См. также финальный, либидо и регрессия).

Для Юнга депрессия не представлялась патологической категорией в обязательном порядке. Очень часто он рассматривал депрессию как сдерживание психической энергии, перехватывание ее и отвод в сторону. Энергия, что называется, оказывается в ловушке из-за невротических или психотических проблем, которые она же и разрешает в случае своего высвобождения.

Энергия, выходящая из подчинения сознанию, не исчезает бесследно. Она направляется вспять (регрессирует) и возбуждает бессознательные содержания (фантазии, воспоминания, желания и т. д.), которые ради психического здоровья необходимо вывести на свет и хорошенько разглядеть.

«Депрессию поэтому следует рассматривать как бессознательную компенсацию, содержание которой должно быть осознано, если мы хотим извлечь из нее максимальную пользу. Этого можно достичь только сознательно регрессируя вместе с депрессивной тенденцией и интегрируя те воспоминания, которые активируются в сознательном разуме, который как раз оказывается тем, на что депрессия и нацеливается в первую очередь» (CW 5, par. 625; СТ. пар. 625).

ДИССОЦИАЦИЯ (Dissociation; Dissoziation) — фрагментирование личности на составляющие ее части или комплексы — своего рода «разъединение с собой». Диссоциация несет в себе разрушение человеческого потенциала к воплощению в себе целостности и характеризует невроз.

ДИТЯ (Child; Kind) — психологически образ одновременно и невозместимого прошлого, и предвосхищения будущего развития (см. также инцест).

«„Дитя“ — это и начало, и конец, первичное и конечное существо, до-сознательная и пост-сознательная сущность человека. Его до-сознательная сущность — это бессознательное состояние самого раннего детства, пост-сознательная — предвосхищение по аналогии жизни после смерти. В этой идее выражена всеобъемлющая природа психической целостности» (CW 9i, par. 299).

Составляющими архетипа дитя могут быть чувства отчуждения или одиночества, заброшенности. Следствия этого могут быть двоякого рода: синдром «бедный я», характеризующий регрессивное стремление к зависимости, и парадоксальным образом присутствующее отчаянное желание освободиться от прошлого — положительная сторона архетипа Божественного Дитя.

«„Дитя“ означает нечто, раскрывающееся в сторону независимости. Оно не может действовать, не отделяясь от своих начал: поэтому оставление есть необходимое условие „сознания“, а не просто сопутствующий симптом» (там же, пар. 287).

ДИФФЕРЕНЦИАЦИЯ (Differentiation; Differenzierung) — отделение частей от целого, необходимое для сознательного доступа к психологическим функциям.

«Пока одна функция настолько еще слита с другой или с несколькими другими функциями, например мышление с чувством или чувство с ощущением, что не может выступать самостоятельно — она пребывает в архаическом состоянии, она недифференцирована, т. е. не выделена из целого как особая часть и не имеет, как таковая, самостоятельного существования.

Недифференцированное мышление не может мыслить отдельно от других функций, т. е. к нему всегда примешиваются ощущение или чувство, или интуиция — точно так же недифференцированное чувство смешивается с ощущениями и фантазиями, как например, в сексуализации (Фрейд) чувства и мышления при неврозе. Недифференцированная функция, по общему правилу, характеризуется еще и тем, что ей присуще свойство амбивалентности и амбитендентности (раздвоения чувств и двойственной направленности), т. е. когда каждая ситуация явно несет с собой свое отрицание, откуда и возникают специфические задержки при пользовании недифференцированной функцией. Недифференцированная функция имеет слитный характер и в своих отдельных частях; так, например, недифференцированная способность ощущения страдает от смешения отдельных сфер ощущения („цветной слух“); недифференцированное чувство — от смешения любви и ненависти. Поскольку какая-нибудь функция является совершенно или почти неосознанной, постольку она и не дифференцирована, но слита как в своих отдельных частях, так и с другими функциями. Дифференциация состоит в обособлении одной функции от других функций и в обособлении отдельных ее частей друг от друга. Без дифференциации невозможно направление, потому что направление функции или соответственно ее направленность покоятся на обособлении ее и на исключении всего не сопринадлежащего. Слияние с иррелсвантным делает направленность невозможной — только дифференцированная функция оказывается способной к определенному направлению» (ПТ, пар. 695).

Дифференциация одновременно является и естественным процессом психического роста, и сознательным психологическим мероприятием — она необходима для процесса индивидуации. Человек, зависящий от своих проекций, сохраняет слабое представление о том, кто и что он есть.

ДУХ (Spirit; Geist) — архетип и функциональный комплекс; часто персонифицируется и переживается как вдохновение, оживление или невидимое «присутствие».

«Дух, как и Бог, обозначает объект психического переживания и опыта, который не может быть доказан существующим во внешнем мире и не может быть понят рационально. Таково значение слова „дух“ в его наилучшем смысле» (CW 8, par. 626).

«Архетип духа в образе человека, карлика или животного всегда возникает в ситуации, когда необходимо понимание, самоанализ, хороший совет, планирование и т. д., но человеку не хватает для этого своих ресурсов. И тогда архетип компенсирует это состояние духовного дефицита неким содержанием, призванным заполнить пустоту» (CW 9i, par. 398).

Следует различать дух как психологическое понятие и традиционное представление о нем в религиозном контексте.

«С психологической точки зрения явление духа, как и любого автономного комплекса, осуществляется в виде стремления бессознательного превзойти или, по крайней мере, сравняться со стремлениями эго. И если мы хотим быть справедливыми к сути, именуемой нами духом, то здесь следует, скорее, говорить о „высшем“ сознании, нежели о бессознательном» (CW 8, par. 643).

«<...> популярная современная идея духовного зла согласуется с христианским взглядом, рассматривающим духовное зло с точки зрения общего блага (summum bonum) как самого Бога. Фактически это также и идея злого духа. Но в современном понимании невозможно придерживаться последнего, поскольку дух не обязательно зол; скорее, его следует называть безразличным к морали, нейтральным или безучастным к ней» (CW 9i, par. 394).

ДУША (Soul, Seele) — определенный, обособленный функциональный комплекс, который лучше всего было бы охарактеризовать как «личность» (ПТ, пар. 696).

Юнг устанавливает логическое различие между душой и психическим, понимая под последним «целокупность всех психических процессов, как сознательных, так и бессознательных» (там же). Юнг чаще использовал термин психика, нежели душа. Но встречаются и случаи специфического употребления Юнгом термина «душа», как то: 1) вместо понятия «психика», особенно когда в последней хотят подчеркнуть глубинное движение, акцентировать множественность, разнообразие и непроницаемость психики по сравнению с любой другой структурой, порядком или смысловой единицей, различимой во внутреннем мире человека; 2) вместо слова «дух», когда нужно обозначить нематериальное в людях: их суть, сердцевину, центр личности (КСАП, с. 55).

ДУШЕВНАЯ БОЛЕЗНЬ, психическое расстройство (Mental illness; Geistkrankheit) — заболевание, характеризующееся преимущественно расстройством психики.

«Под душевными болезнями я разумею все те, которые за последние десятилетия соединяются под неясной, подающей повод ко многим недоразумениям, рубрикой dementia praecox (шизофрении); другими словами, все те галлюцинаторные, кататонические и параноидные состояния, которые не суть частичные явления известных органических процессов разрушения, подобно прогрессивному параличу, dementia senilis, эпилепсии и хронической или острой интоксикации или же маниакально-депрессивному сумасшествию» (ИТАП, т.З, с. 336).

Юнг вслед за своим учителем Пьером Жане наряду с Фрейдом был одним из первых, кто в качестве основы возникновения невроза полагал психогенные источники. Вплоть до Первой мировой войны среди врачей и психиатров преобладало представление, что невроз и все прочие так называемые душевные болезни вызываются заболеваниями мозга. Юнг придерживался твердого мнения о психическом происхождении шизофрении (dementia praecox) и, проанализировав сопровождавшие ее обманы чувств и галлюцинаций, установил, что они были по сути психическими продуктами (подробнее см. CW 3, par. 553—584; русский пер. «О психогенезисе в dementia praecox» в: К. Г. Юнг. Работы по психиатрии. СПб. 2000. Далее РП).

В сегодняшней нозологической номенклатуре психических заболеваний человека выделяются три основных вида психических расстройств: 1) психозы различной этиологии (шизофрения, аффективные психозы, параноидные состояния и др.); 2) неврозы, расстройства личности и другие непсихотические нарушения (психопатии, особые невротические симптомы, наркомании и др.); 3) задержки психического развития (умственная отсталость, специфические ретардации и др.).

ДУШЕВНЫЙ ОБРАЗ (Soul-image; Geistbild) — специфическая разновидность психического образа, формирующаяся в бессознательном; в сновидениях или других продуктах бессознательной психики душевный образ представлен, как правило, личностью противоположного пола.

«Для мужчины в качестве реального носителя душевного образа больше всего подходит женщина вследствие женственной природы его души, для женщины же — больше всего подходит мужчина. Всюду, где есть безусловное, так сказать, магически действующее отношение между полами, дело идет о проекции душевного образа. Так как такие отношения встречаются часто, то, должно быть, и душа часто бывает бессознательна, т. е. многие люди, должно быть, не сознают того, как они относятся к своим внутренним психическим процессам (ПТ, пар. 708).

Если душевный образ проецируется, то наступает безусловная, аффективная привязанность к объекту. Если же он не проецируется, то создается сравнительно неприспособленное состояние, которое Фрейд отчасти описал под названием нарциссизма. Проекция душевного образа освобождает от занятия внутренними процессами до тех пор, пока поведение объекта согласуется с душевным образом. Благодаря этому субъект получает возможность изживать и развивать свою персону. Вряд ли, конечно, объект сумеет длительно отвечать запросам душевного образа, хотя есть женщины, которые, отрешаясь от собственной жизни, в течение очень долгого времени умудряются оставаться для своих мужей олицетворением душевного образа. В этом им помогает биологический женский инстинкт. То же самое может бессознательно делать для своей жены и мужчина, но только это может повести его к таким поступкам, которые, в конце концов, превысят его способности как в хорошую, так и в дурную сторону. В этом ему тоже помогает биологический мужской инстинкт. Если душевный образ не проецируется, то со временем возникает прямо-таки болезненная дифференциация в отношении к бессознательному. Субъект все более и более наводняется бессознательными содержаниями, которые он, за недостатком отношения к объекту, не может ни использовать, ни претворить как-нибудь иначе. Само собой понятно, что такие содержания в высшей степени вредят отношению к объекту. Конечно, эти две установки являются лишь самыми крайними случаями, между которыми лежат нормальные установки. Как известно, нормальный человек отнюдь не отличается особенной ясностью, чистотой или глубиной своих психологических явлений, а скорее, их общей приглушенностью и стертостью. У людей с добродушной и неагрессивной внешней установкой душевный образ обычно носит злостный характер <...> Для идеалистических женщин носителем душевного образа часто бывает опустившийся мужчина, откуда и возникает столь частая в таких случаях „фантазия о спасении человека“; то же самое встречается и у мужчин, окружающих проститутку светлым ореолом спасаемой души» (ПТ, пар. 709—710).

— Ж —

ЖЕРТВА (Sacrifice; Opfern, das Opfer) — в психологическом смысле — необходимость отказаться от мира детства; на это часто указывает регрессия энергии.

«Проблема пожертвования инфантильными стремлениями <...> является прежде всего проблемой индивидуальной; но, обратив внимание на форму ее, мы замечаем, что тут дело идет о чем-то, что должно составлять проблему всего человечества. Ибо все символы: змея, убивающая коня, и герой, добровольно жертвующий жизнью, — суть древнейшие образы выливающихся из бессознательного фантазий и религиозных мифов. Поскольку мир и все сущее есть и такой результат мышления, за которым мы вынуждены эмпирически признать „трансцендентную субстанциональность“, постольку сотворение мира, мир вообще, выражаясь психологически, возникает из жертвы оглядывающегося вспять либидо. Весь мир, даже необъятное звездное небо, является для оглядывающегося склоненной над ним, охватывающей его со всех сторон матерью, и мировая картина возникает благодаря отрешению от нее и от тоски по этой картине. Из этой весьма простой основной мысли, которая, быть может, потому лишь представляется нам чуждой, что отвечает исключительно принципу наслаждения, а не принципу реальности — видно все значение космической жертвы» (К. Г. Юнг. Либидо, его метаморфозы и символы. С. 380—381. См. также СТ, пар. 645—646).

«Потому-то я и называю мудрым совет, данный <...бессознательным, — пожертвовать инфантильным героем. Первый слой толкований наших доказывает, что лучше всего принести эту жертву, вполне отдавшись в руки жизни, причем нужно целиком вывести наружу все бессознательно связанное семейными узами либидо, поставив его в общение с людьми; ибо для благополучия каждого в отдельности необходимо, чтобы всякий бывший в детстве лишь частичкой механизма сложной ротационной системы, выросши, стал бы самостоятельным центром новой однородной системы <...> Тут уместно вспомнить, что Христос своей проповедью беспощадно стремился разлучить человека с семьей его» (там же, с. 376. СТ, пар. 644).

ЖИВОПИСЬ (Painting; Malerei) — в анализе или самоанализе передача внутренних образов и представлений в изобразительной форме.

Образы и представления могут возникать из сновидений, грез, активного воображения, видений или различных фантазий. С самого начала своей деятельности Юнг стал делать живописные и скульптурные работы, продолжая эти занятия на протяжении всей жизни. Он также побуждал к этому и своих многочисленных пациентов и интерпретировал ряд изобразительных работ в своих статьях (см., в частности, CW 9i; CW 13).

В комментариях относительно психологической ценности такого рода живописи Юнг особое внимание уделял как процессу, так и результату. Картина или скульптура занимает промежуточное положение между пациентом и его проблемой. Создавая тот или иной творческий продукт, человек достигает определенной дистанции относительно своего психического состояния. Для пациента с каким-либо расстройством — невротического или психотического характера — непостижимый и неуправляемый хаос объективируется живописным путем. Изображая свою фантазию, человек встает на путь психологического освобождения, он продолжает представлять или осязать образы своих фантазий, грез или сновидений еще более полно и детально. И здесь человек не просто изображает свое видение или сон, но создает исходя из этого видения или сна. Следовательно, сознательное психическое получает возможность — счастливую — взаимодействовать с тем, что прорывается из бессознательного.

— З —

ЗЛО (Evil; Bose) — нормативно-оценочная категория морального сознания (противоположная добру), обозначающая нравственно-отрицательное и предосудительное.

Юнг относился к злу прагматически, подходя к нему с позиций эмпиризма. Как психотерапевт он считал, что в первую очередь следует заниматься субъективным суждением человека о том, что есть зло (добро). То, что однажды может проявиться как зло, на более высоком уровне сознания может выступить в качестве источника добра.

«В конце концов, нет такого добра, которое не может принести зло, и такого зла, которое не сможет вызвать добро» (CW 12, par. 36. К. Г. Юнг. Психология и алхимия. Киев. 1997; пар. 36. Далее ПА).

«Добро и зло суть принципы, и следует думать, что простираются они много выше и дальше нашего существования. Говоря о добре и зле, мы ведем конкретный разговор о сущности, глубочайшие качества которой нам на самом деле неизвестны. Если нечто переживается как злое и греховное, то переживание это зависит от субъективного суждения, равно как мера и тяжесть греха» (CW 10, par. 846)

«Мнить, будто нам [психотерапевтам] всегда доступно суждение о добре и зле для пациента, было бы заносчивостью. Что-то для него является злом, но все же он творит его и испытывает муки совести. Но для данного человека — глядя и терапевтически, и эмпирически, — это может обернуться и великим благом. Возможно, он должен пережить зло, претерпеть его власть над собой, ибо лишь так он окажется способен, наконец, преодолеть собственное фарисейство по отношению к другим людям. Быть может, ему надлежит получить щелчок по носу от судьбы, бессознательного. Бога — называйте это как хотите — надлежит свалиться в грязь, поскольку лишь такое сильное переживание может „подтолкнуть“ его, хотя бы на один шаг вывести из инфантилизма, сделать более зрелым» (там же, par. 851).

— И —

ИДЕНТИЧНОСТЬ (Identity; Identitat) — бессознательная тенденция в поведении, когда две разнородные сущности — как внешние, так и внутренние — воспринимаются как идентичные; может возникать и между внутренним и внешним элементами.

Понятие идентичности в аналитическом смысле используется, в частности, в психологии младенчества, когда еще не возникла четкая сознательная дифференциация между младенцем и его родителями. Этот термин служит метафорой для обозначения младенческих позитивных и негативных образов, фантазий и чувств, сливающих младенца в единое целое с матерью. Динамика событий такова: а) при рождении мать и дитя психологически разобщаются; оба имеют врожденные способности для достижения состояния идентичности; б) состояние идентичности достигнуто; в) из этого развивается личная привязанность; г) с этого момента начинается также и разобщение.

Юнг также использовал данный термин, чтобы суммировать результаты своих наблюдений относительно основных связей между психическим и материальным (см. Психическая реальность; Мир единый [Unus Mundus]).

ИДЕНТИФИКАЦИЯ (Identification; Identifizierang) — психологический процесс, в котором личность частично или полностью диссимилируется от самой себя (см. ассимиляция). Бессознательная проекция личностью себя на нечто иное, чем она сама: другую личность, дело или местоположение. Другими словами, это бессознательное отождествление субъектом себя с другим субъектом, группой, процессом или идеалом. Является важной частью нормального развития.

«Отождествление с отцом, например, означает на практике усвоение образа мыслей и действий отца, как будто сын был равен отцу и не был бы индивидуальностью, отличной от отца. Идентификация отличается от имитации тем, что идентификация есть бессознательная имитация, тогда как имитация — сознательное подражание. Имитация — необходимое вспомогательное средство для развивающейся, еще юной личности. Она способствует развитию до тех пор, пока не служит для простого удобства и не задерживает развития подходящего индивидуального метода. Подобно этому и идентификация может содействовать развитию, пока индивидуальный путь еще не проложен. Но как только открывается лучшая индивидуальная возможность, так идентификация обнаруживает свой патологический характер тем, что оказывается в дальнейшем настолько же задерживающей развитие, насколько до этого она бессознательно содействовала подъему и росту. Тогда она вызывает диссоциацию личности, ибо субъект под ее влиянием расщепляется на две частичные личности, чуждые одна другой. Идентификация не всегда относится к лицам, но иногда и к предметам (например, отождествление с каким-нибудь духовным движением или с деловым предприятием) и к психологическим функциям. Последний случай даже является особенно важным. В таком случае идентификация ведет к образованию вторичного характера и притом так, что индивид до такой степени отождествляется со своей лучше всего развитой функцией, что в значительной степени или даже совсем отчуждается от первоначального уклона своего характера, вследствие чего его настоящая индивидуальность впадает в сферу бессознательного. Этот исход является почти регулярным у всех людей с дифференцированной функцией. Он составляет даже необходимый этап на пути индивидуации вообще. Отождествление с родителями или ближайшими членами семьи есть отчасти нормальное явление, поскольку оно совпадает с априорным семейным торжеством. В таком случае рекомендуется говорить не об идентификации, а о тождестве, как это и соответствует положению дела. Именно идентификация с членами семьи отличается от тождества тем, что она не есть априори данный факт, а слагается лишь вторичным образом в нижеследующем процессе: индивид, образующийся из первоначального семейного тождества, наталкивается на пути своего приспособления и развития на препятствие, требующее для своего преодоления особых усилий; вследствие этого возникает скопление и застой либидо, которое понемногу начинает искать регрессивного исхода. Регрессия воскрешает прежние состояния и, среди прочего, семейное тождество. Это, регрессивно воскрешенное, собственно говоря, почти уже преодоленное тождество есть идентификация с членами семьи. Любая идентификация с лицами складывается на этом пути. Идентификация всегда преследует такую цель: усвоить образ мысли или действия другого лица для того, чтобы достигнуть этим какой-нибудь выгоды или устранить какое-нибудь препятствие или разрешить какую-нибудь задачу» (ПТ, пар. 711—713)

Идентификация с комплексом (переживаемая как одержимость) — постоянный источник невроза, который может быть также вызван идентификацией с какой-то идеей или верованием.

«Эго сохраняет свою целостность только в том случае, если оно не идентифицируется с одной из противоположностей и если оно понимает, каким образом удерживать равновесие между ними. Это возможно лишь тогда, когда оно одновременно осознает обе противоположности. Однако необходимое просветление, инсайт — дело чрезвычайно трудное не только для социальных и политических лидеров, но и для религиозных наставников и учителей. Все они хотят решения в пользу одной вещи, и поэтому полная идентификация с неизбежностью оказывется односторонней „истиной“. Даже если речь идет о какой-то великой Истине, идентификация с ней все равно означала бы катастрофу, поскольку она задерживала бы все дальнейшее духовное развитие» (CW 8, par. 425).

Односторонность обычно возникает благодаря идентификации с отдельной сознательной установкой. В результате происходит утрата контакта с компенсирующими силами бессознательного.

«В любом таком случае бессознательное обычно отвечает сильными эмоциями, раздражительностью, потерей контроля, высокомерием, чувством неполноценности, капризностью, депрессиями, приступами гнева и т. д., связанными с утратой самокритики и неправильными суждениями, ошибками и чувственными обманами, сопровождающими эту утрату» (CW 13, par. 454).

ИДЕЯ (Idea; Idee) — в психологии мысль или когнитивный процесс, непосредственно не являющиеся сенсорными по своей природе; ментальное содержание, суть которого не сводима к перцептивному процессу.

«Я употребляю слово идея для выражения смысла, заключенного в изначальном образе; смысла, абстрагированного от конкретики этого образа» (ПТ, пар. 714).

Фактически Юнг использовал термин двояко. С одной стороны, слово относится к смыслу, который возникает из образа. В этом случае идея может выступать как явление вторичное. С другой стороны, «идея» несет в себе основную психологическую нагрузку, без которой нет ни конкретных эмоций, ни концептуализации.

«<...> я иногда пользуюсь понятием идеи для обозначения известного психологического элемента, имеющего близкое отношение к тому, что я называю образом <...> если образ не имеет мифологического характера, т. е. если он лишен созерцаемых черт и является просто коллективным, тогда я говорю об идее (там же).

Идея есть психологическая величина, определяющая не только мышление, но, в качестве практической идеи, и чувство. Правда, я в большинстве случаев пользуюсь термином „идея“ лишь тогда, когда говорю об определении мышления у мыслящего; но точно так же я говорил бы об идее и при определении чувств у чувствующего <...> Именно двойственная природа идеи как чего-то первичного ведет к тому, что этим термином пользуются иногда вперемежку с „изначальным образом“. При интровертной установке идея является primum movens (первопричиной), при экстравертной — она оказывается продуктом» (там же, пар. 719).

ИЗНАЧАЛЬНЫЙ ОБРАЗ (Primordial image; Urbild), образ, первичный образ см. архетипический образ.

ИМАГО (Imago — лат.) — понятие, используемое для установления отличия объективной реальности того или иного субъекта или предмета от субъективного восприятия его значения.

«Известно, что образ объекта, находящийся в нашей психике, никогда не бывает абсолютно равным самому объекту, а самое большее лишь похожим на него. Правда, образ этот создается через чувственную перцепцию и через апперцепцию этих раздражений, но именно с помощью процессов, которые уже принадлежат нашей психике и лишь вызваны объектом. Опыт показывает, что свидетельства наших чувств в высокой степени совпадают с качествами объекта, однако наша апперцепция подвержена почти необозримым субъективным влияниям, которые чрезвычайно затрудняют верное познание человеческого характера. К тому же столь сложная психическая величина, какой является человеческий характер, дает чистой чувственной перцепции лишь очень немного точек опоры. Познание характера требует эмпатии, размышления, интуиции. Вследствие таких осложнений естественно, что конечное суждение имеет всегда лишь очень сомнительную ценность, так что тот образ человеческого объекта, который мы в себе слагаем, оказывается при всяких обстоятельствах в высшей степени субъективно обусловленным. Поэтому в практической психологии поступают правильно, когда строго отличают образ, или имаго человека, от его действительного существования. Вследствие крайне субъективного возникновения имаго оно нередко является скорее отображением субъективного комплекса функций, нежели самого объекта. Поэтому при аналитическом разборе бессознательных продуктов важно, чтобы имаго отнюдь не отождествлялось без оговорок с объектом, а, скорее, понималось как образ субъективного отношения к объекту. Это и есть понимание на субъективном уровне» (ПТ, пар. 808).

Термин имаго введен Юнгом в 1911—1912 годах и принят в психоанализе. Имаго-образы являются следствием комбинации личностного переживания и архетипических образов в коллективном бессознательном. Как и все прочее в бессознательном, они переживаются в спроектированном виде, в частности образы родителей возникают не из непосредственного специфического опыта восприятия родителей, а основываются на бессознательных фантазиях или вытекают из действия архетипа

«Чем более ограниченным оказывается поле человеческого сознания, тем более многочисленными становятся бессознательные содержания (имаго), которые окружают его в виде квазивнешних видений и необычных явлений либо в форме духов, либо магических сил, спроектированных на живых людей (магов, ведьм, и т. д.)» (CW 7, par. 295; Функция бессознательного; ПБ, с. 251—252).

ИНДИВИД, ИНДИВИДУАЛЬНОЕ (Individ; Individual) — единичное, ни на кого не похожее существо. Отличается от существа коллективного.

«Психологический индивид отличается своеобразной и, в известном отношении, уникальной, неповторяемой психологией. Своеобразие индивидуальной психики проявляется не столько в ее элементах, сколько в ее сложных образованиях. Психологический индивид или его индивидуальность существует бессознательно априори — сознательно же он существует лишь постольку, поскольку налицо имеется сознательное отличие от других индивидов. Вместе с физической индивидуальностью дана, как коррелят, и индивидуальность психическая, но, как уже сказано, — сначала бессознательно. Необходим сознательный процесс дифференциации, необходима индивидуация для того, чтобы сделать индивидуальность сознательной, чтобы извлечь ее из тождества с объектом. Тождество индивидуальности с объектом совпадает с ее бессознательностью. Если индивидуальность бессознательна, то нет и психологического индивида, а есть только коллективная психология сознания. В таком случае бессознательная индивидуальность является тождественной с объектом, проецированной на объект. Вследствие этого объект получает слишком большое значение и действует слишком сильно в смысле детерминирования» (ПТ, пар. 720).

Индивидуальная точка зрения отнюдь не предполагает обязательного противоречия коллективным нормам, она лишь иначе ориентирована.

«Собственно говоря, индивидуальное может и совсем не противостоять коллективной норме, потому что ее противоположностью могла бы быть лишь противоположная норма. А индивидуальный путь, по определению, не может быть нормой. Норма возникает из совокупности индивидуальных путей и только тогда имеет право на существование и жизнеобразующее действие, когда вообще налицо имеются индивидуальные пути, время от времени обращающиеся к норме за ориентированием» (ПТ, пар. 726).

Юнг считал, что выживание индивида внутри группы зависит не только от его психологического самопонимания, но также и от личностного переживания более высшей истины.

«Индивид никогда и нигде не найдет реального оправдания для своего существования и своей собственной духовной и моральной автономии, кроме как в потустороннем принципе, способном сделать относительным сверхмощное влияние внешних факторов Для этого ему необходимо свидетельство внутреннего трансцендентного опыта, который лишь один может защитить его от противоположного неизбежного погружения в массу <...> Сопротивление организованной массе может быть эффективным только со стороны такого человека, который столь же хорошо организован в своей индивидуальности, как и сама масса» (CW 10, par. 511, 540; АППН, с. 142; ПП, с. 237).

ИНДИВИДУАЛИЗМ (Individualism) — вера в верховенство индивидуальных интересов над коллективными; не следует путать с индивидуальностью или индивидуацией.

«Индивидуализм означает умышленное подчеркивание и придание особого значения избранным отличительным качествам в противоположность соображениям и обязательствам коллективного порядка» («Функция бессознательного», ПБ, с. 236).

ИНДИВИДУАЛЬНОСТЬ (Individuality; Individualist) — качества или характеристики, отличающие одну личность от другой, — любое психологическое своеобразие и особенность индивида (см. также индивид).

«Индивидуально все, что не коллективно, т. е. все, что присуще лишь одному лицу, а не целой группе индивидов. Вряд ли можно говорить об индивидуальности отдельных психологических элементов, но лишь об индивидуальности их своеобразных и единственных в своем роде группировок и комбинаций» (ПТ, пар. 721).

В недифференцированной психике индивидуальность субъективно отождествлена с персоной, но в действительности захвачена (удерживаема) внутренним непознанным аспектом самой себя. В таких случаях индивидуальность данного лица обычно переживается в другом человеке, через проекцию. Если же (когда) эта ситуация становится невыносимой для психического, то в качестве компенсаторной попытки возникают соответствующие образы.

«Если кто-нибудь тождествен со своей персоной, то его индивидуальные свойства ассоциированы с душой. Из этой ассоциации возникает символ душевной беременности, часто встречающийся в сновидениях и опирающийся на изначальный образ рождения героя. Дитя, которое должно родиться, обозначает в этом случае индивидуальность, еще не присутствующую в сознании» (ПТ, пар. 705).

ИНДИВИДУАЦИЯ (Tndividuation), восамление — процесс психологической дифференциации, осуществляющий с этой целью развитие индивидуальной личности. v

«Индивидуация — процесс образования и обособления единичных существ; говоря особо, она есть развитие психологического индивида, как существа, отличного от общей, коллективной психологии <...> Индивидуация является естественно необходимой, поскольку задержка индивидуации посредством преимущественной или исключительной нормировки по коллективным масштабам означает нанесение ущерба индивидуальной жизнедеятельности. Но индивидуальность уже дана физически и физиологически, и соответственно этому она выражается и психологически. Поэтому существенно задерживать развитие индивидуальности — значит искусственно калечить ее. Ясно без дальнейших рассуждений, что социальная группа, состоящая из искалеченных индивидов, не может быть установлением здоровым, жизнеспособным и долговечным, ибо только то общество может считаться живучим и долговечным, которое умеет сохранять свою внутреннюю связь и свои коллективные ценности при возможно большей свободе индивида. А так как индивид есть не только единичное существо, но предполагает и коллективное отношение к своему существованию, то процесс индивидуации ведет не к разъединению, а к более интенсивной и более общей коллективной связанности» (ПТ, пар. 724—726).

Индивидуацию не следует смешивать с индивидуализмом. Различающим признаком здесь выступает отношение к норме. Индивидуальное никогда не является нормой. Лишь совокупность индивидуальных путей образует норму, но одновременно норма, претендующая на абсолютное значение, никуда не годится.

«Действительный конфликт с коллективной нормой возникает только тогда, когда какой-нибудь индивидуальный путь возводится в норму, объявляется нормой, что и составляет подлинный замысел крайнего индивидуализма. Но этот замысел, конечно, патологичен и совершенно не жизнен. Поэтому он не имеет ничего общего и с индивидуацией, которая, хотя и избирает индивидуальные боковые пути, но именно поэтому нуждается в норме для ориентирования в своем отношении к обществу и для установления . жизненно необходимой связи между индивидами в их общественной жизни. Поэтому индивидуация ведет к естественной оценке коллективных норм, тогда как при исключительно коллективном ориентировании жизни норма становится все менее нужной, отчего настоящая моральность гибнет. Чем сильнее коллективное нормирование человека, тем больше его индивидуальная аморальность, безнравственность.

Индивидуация совпадает с развитием сознания из первоначального состояния тождества. Поэтому индивидуация означает расширение сферы сознания и сознательной психологической жизни» (ПТ, пар. 726—727).

Объединяющий аспект индивидуации выражен в самой этимологии слова «ин-дивидуация» in-dividuation (не-делимый). Здесь подчеркивается специфика процесса, в результате которого человек становится не-делимым, т. е. отдельным нераздельным единством или «целым». В своих работах Юнг отмечал трудность разграничения понятий интеграции и индивидуации.

«Снова и снова я замечаю, что процесс индивидуации подменяется вхождением эго в сознание и соответственно эго отождествляется с самостью, что вносит безнадежную путаницу. Тогда индивидуация не что иное, как эгоцентричность и автоэротизм. Индивидуация не отгораживается от мира, а собирает весь мир в человеке» (CW 8, par. 432).

Процесс индивидуации представляет два основных этапа. Первый этап заключается в посвящении, или инициации, во внешний мир и завершается формированием персоны или структуры эго, т. е. такого склада личности, который самим носителем и окружающими его людьми воспринимается за таковую, но, в сущности, таковой не являющейся. Юнг пишет: «Можно сказать, немного преувеличивая, что персона есть то, чего в действительности нет, но о чем она сама, как и другие, думает, что есть» (CW 9i).

Второй этап есть посвящение в мир внутренний, и он является процессом дифференциации и отчуждения психологии индивидуальной от коллективной, иначе это процесс «восамления».

Индивидуация и жизнь в режиме коллективных ценностей представляют дивергентные (расходящиеся) тенденции. По мнению Юнга, их связывает друг с другом вина. Тот, кто вступил на личностную тропу, до некоторой степени отстраняется от коллективных ценностей, но при этом не теряет тех аспектов психического, которые коллективны унаследованным образом. Чтобы «искупить» вину за свой «уход», индивид обязан произвести что-то ценное для пользы общества.

«Индивидуация отделяет человека от личностного подчинения и, следовательно, от коллективности. Это и составляет ту самую вину, которую индивидуант оставляет за собой перед миром, вину, которую он должен постараться искупить. Он должен предложить какой-то выкуп вместо себя, т.е. должен принести некие ценности, которые окажутся равной заменой за его отсутствие в коллективной личностной сфере. Без такого производства ценностей окончательная Индивидуация аморальна и — более того — самоубийственна <...>.

У индивидуанта нет априорной претензии на ту или иную оценку. Он должен довольствоваться той оценкой, которая приходит к нему со стороны, благодаря тем ценностям, которые он создает. Общество не только имеет право, но оно обязано осуждать индивидуанта, если он не достигает успеха в создании эквивалентных ценностей» (CW18, par. 1095a).

ИНИЦИАЛЬНОЕ СНОВИДЕНИЕ (Initial dream; Initialtraum) — под инициальным сновидением понимается в целом такое сновидение, которое случается при вступлении в новую жизненную ситуацию или при начале какого угодно нового периода жизни (например, поступление на новую работу или учебу, в свадебную ночь, по достижении середины жизни и т. д.). В специальном смысле, однако, мы рассматриваем здесь инициальное сновидение как первое сновидение после начала аналитической работы при терапии. Сам Юнг и работающие по его методу терапевты не установили однозначно этого понятия или не ограничивались одним-единственным сновидением. Особенность и существенность этого инициального сновидения состоит в том, что в нем выражаются факторы, вызывающие невротические заболевания или тяжелые жизненные ситуации. В связи с этим инициальное сновидение имеет важное значение для диагностики, ведь оно позволяет познать бессознательные и скрытые движущие основания всякого рода трудностей.

Наряду с диагностическим аспектом во многих инициальных сновидениях проявляется еще и прогностическое измерение, благодаря чему образы сновидения позволяют распознать будущие возможности развития сновидца. Подобно тому, как переживание инициации в архаичных культурах или в религиозных обрядах и символах (например, крещении, первом причастии, конфирмации и т. д.) вводит в важный жизненный или религиозный опыт, инициальные сновидения позволяют проявиться основополагающему опыту и пробуждают будущие возможности развития.

ИНИЦИАЦИЯ (Initiation от лат. initio — начинать, посвящать) — переход индивида из одного статуса в другой, в частности включение в некоторый замкнутый круг лиц (в число полноправных членов племени, в мужской союз, эзотерический культ, круг жрецов, шаманов и т. п.), и обряд, оформляющий этот переход; обряды или ритуалы инициации также называются переходными или посвятительными. В психологическом смысле инициация возникает тогда, когда человек осмеливается действовать вопреки природным инстинктам и открывает в себе возможность движения в направлении к сознанию. Ритуалы инициации известны с древнейших времен, они готовили человека к серьезным изменениям в его жизни, в частности сопровождали достижение им половой зрелости. Сложность обрядовых церемоний предполагает переключение психической энергии от рутинных занятий на новое и необычное дело. С инициируемым происходит онтологическое изменение, что позднее находит свое выражение в осознанной перемене внешнего статуса. Важно отметить, что в процессе инициации субъект приобщается не к знанию, а к тайне.

Инициация подразумевает отмирание менее адекватных и неактуальных условий жизни и возрождение обновленных и более соответствующих новому статусу инициируемого. Здесь мы сталкиваемся с трансформацией, изменением, поэтому сами ритуалы так таинственно-пугающи. Обряд инициации предполагает жертву, и именно она является главным источником страдания. Для его облегчения предусматривается некое переходное состояние, соответствующее временной утрате эго. В соответствии с этим инициируемый сопровождается или патронируется кем-то, например священнослужителем или наставником (шаманом), мана-личностъю, способным взять на себя проектируемый перенос того, чем предстоит стать инициируемому. Отношения между инициируемым и инициатором носят глубоко символический характер. В психической жизни индивида инициация занимает важное место, и внешние церемонии соответствуют психологическому образцу изменения и роста. Ритуалы или обряды попросту оберегают человека и общество от дезинтеграции, в особенности когда в них происходят глубокие внутренние и всеобъемлющие изменения.

«Трансформация бессознательного, возникающая в анализе, делает естественной аналогию с религиозными церемониями инициации, которые, тем не менее, в принципе отличаются от природного процесса тем, что ускоряют естественный ход развития и заменяют спонтанное возникновение символов сознательно укомплектованным набором символов, предписанных традицией» (CW 11, par. 854).

«Единственным процессом инициации, который живет и фактически практикуется сегодня на Западе, является анализ бессознательного, используемый врачом в терапевтических целях» (там же, par. 82).

Юнг отмечал тот факт, что инициация тесно связана с исцелением; т. е. когда психологическая ориентация изживает свою полезность, но не получает возможности трансформироваться, она начинает разлагать и заражать всю психическую систему.

ИНСТИНКТ, или влечение (Instinct; Instinkt) — непроизвольное влечение к определенной деятельности; побуждение к фиксированной активности (см. также архетипы).

«Когда я говорю об инстинкте (Trieb), то я разумею при этом то самое, что обычно понимают под этим словом, а именно: понуждение, влечение к определенной деятельности. Такая компульсивная устремленность может возникать от какого-нибудь внешнего или внутреннего раздражения, которое психически разряжает механизм влечения-инстинкта, или же от каких-нибудь органических оснований, лежащих вне сферы психических каузальных отношений. Характер инстинкта присущ каждому психическому явлению, причинно происходящему не от волевого намерения, а от динамического понуждения, независимо от того, что это понуждение проистекает непосредственно из органических и, следовательно, внепсихических источников или же существенно обусловлено энергиями, которые только разряжаются волевым намерением — в последнем случае с тем ограничением, что созданный результат превышает действие, намеченное волевым намерением. Под понятие инстинкта подпадают, по моему мнению, все те психические процессы, энергией которых сознание не располагает. При таком понимании аффекты принадлежат настолько же к процессам влечения-инстинкта, насколько и к чувственным процессам (см. чувство). Те психические процессы, которые при обычных условиях являются функциями воли (т. е. безусловно подлежащими контролю сознания), могут, уклоняясь от нормы, становиться процессами влечения-инстинкта вследствие присоединения некоторой бессознательной энергии. Такое явление обнаруживается всюду, где или сфера сознания оказывается ограниченной вследствие вытеснения неприемлемых содержаний, или же где, вследствие утомления, интоксикации или вообще патологических процессов мозга, наступает понижение ментального уровня, где сознание уже не контролирует или еще не контролирует наиболее ярко выделяющиеся процессы. Такие процессы, которые некогда у индивида были сознательными, но со временем стали автоматическими, я бы не хотел называть процессами инстинктивными, но автоматическими процессами. При нормальных условиях они и не протекают наподобие инстинктивных, потому что при нормальных условиях они никогда не проявляются в компульсивном виде. Это случается с ними только тогда, когда к ним притекает энергия, чуждая им» (ПТ, пар. 728).

Инстинкты в своей первозданной силе могут сделать почти невозможной социальную адаптацию индивида.

«Инстинкт — вещь неизолированная и практически не может быть изолированной. Он всегда приносит в своем составе архетипические содержания духовной природы, являющиеся одновременно и его основанием, и его ограничением. Другими словами, инстинкт всегда неизбежно связан с чем-то наподобие философии жизни, что, однако, остается архаичным, неясным, неопределенным. Инстинкт стимулирует мысль, и если человек не задумывается о своей собственной свободной воле, то тогда вы получаете компульсивное мышление, так как оба полюса психического, физиологический и ментальный, неразрывно слиты» (CW 16, par. 185; ЮПП, пар. 185).

Психические процессы, которые обычно сознательно контролируются, могут стать инстинктивными в том случае, когда они оказываются пропитанными бессознательной энергией. Это непременно возникает, когда уровень сознания низок вследствие усталости, интоксикации, депрессии и т. д. Наоборот, инстинкты-влечения могут быть модифицированы соответственно до такой степени, что оказываются цивилизированными и пребывают под сознательным контролем. Этот процесс Юнг называл психшацией.

«Инстинкт, который подвергся слишком сильной психизации, может „отомстить“ в форме автономного комплекса. Это одна из главных причин невроза (CW 8, par. 255). \

Слишком много животного деформирует цивилизованного человека, слишком много цивилизации делает больными животных» (ПБ, с. 57).

Юнг выделяет пять различных групп инстинктивных факторов: творчество, рефлексия, деятельность, сексуальность и голод. Голод — первичный инстинкт самосохранения, вероятно, самый основной из всех инстинктов. Сексуальность — инстинкт, близко примыкающий к первому и особо расположенный к психизации, позволяющей ему отводить свою чисто биологическую энергию по другим каналам. Побуждение к деятельности проявляется в путешествии, любви к перемене мест, неугомонности и игре. В категорию рефлексии Юнг включал религиозное побуждение и поиск смысла. Творчество также составляет особую категорию. Юнговские описания творчества ограничиваются побуждением к творчеству в искусстве.

«Хотя мы не можем классифицировать его „творчество“ с высокой степенью точности, сам творческий инстинкт есть нечто, что заслуживает особого внимания. Я не знаю, является ли само слово „инстинкт“ правильным. Мы используем понятие „творческий инстинкт“, потому что этот фактор ведет себя, по крайней мере динамически, наподобие инстинкта. Как и инстинкт, он компульсивен, но вовсе не общеобязателен — он не является жестко фиксированным и неизменно унаследованным. Поэтому я предпочитаю обозначать творческий импульс как психический фактор, сходный по своей природе с инстинктом, имеющим в действительности очень тесную связь с инстинктами, но не отождествляясь ни с одним из них. Его связи с сексуальностью во многом носят дискуссионный характер, и, ко всему прочему, он имеет много общего с побуждением к деятельности и рефлективным инстинктом. Но может также и подавлять их или заставлять служить себе до саморазрушительной степени. Творчество в одинаковой степени является как созидающим, так и разрушительным началом» (CW 8, par. 245).

Юнг был также убежден, что аналитический процесс может только способствовать возрастанию истинного творчества.

«Творческая энергия и сила гораздо могущественнее, нежели ее обладатель. Если это не так, то она вещь незначительная и данные благоприятные условия будут питать привлекательный талант, но не более. Если, с другой стороны, это невроз, то часто требуется лишь слово или взгляд, чтобы моментально из дымки возникла иллюзия <...> Болезнь еще никогда не благоприятствовала творческой работе — наоборот, она является наиболее грозным препятствием для творчества. И точно так же как анализ не может истощить бессознательное, анализирование подавлений не в силах разрушить истинное творчество» (CW 17, par. 206; КДД, с. 129).

Инстинкт и архетип являются парой противоположностей, связанных довольно сложным образом, и поэтому о них порой очень трудно говорить отдельно.

«Психические процессы кажутся балансиром энергии, текущей между духом и инстинктом, хотя вопрос о том, в каком случае процесс должен описываться как духовный, а в каком как инстинктивный, остается погруженным во мрак. Подобная оценка или интерпретация целиком зависит от точки зрения или состояния сознательного разума» (CW 8, par. 407).

Когда сознание становится сверходухотворенным, блуждающим слишком далеко, в результате чего потерявшим свою инстинктивную основу, то саморегулирующие процессы внутри психического активизируются в попытке достичь необходимого равновесия. В сновидениях это часто проявляется появлением животных символов, в особенности змей.

«Змея репрезентирует мир инстинкта, в особенности те витальные процессы, которые, по крайней мере психологически, наименее всего доступны. Сновидения со змеей всегда обозначают какое-то конфликтное расхождение между установкой сознательного разума и инстинктом, расхождение, в котором змея выступает как персонификация угрожающего аспекта этого конфликта» (CW5, 615; СТ, пар. 615).

ИНСТИНКТ ЖИЗНИ (Life instinct; Lebenstrieb) — поскольку Юнга весьма интересовало, каким образом прогрессивные и регрессивные силы соединяются в психическом, то он рассматривал инстинкт жизни в комплементарной паре наряду с инстинктом смерти. Например, символы и образы смерти можно понимать из их значения и смысла для жизни, а опыт и события жизни следует истолковывать как ведущие к смерти. Жизнь, рассматриваемая как подготовка к смерти, а смерть как полнота жизни в сумме соответствуют взглядам Юнга (КСАП, с. 65)

ИНСТИНКТ СМЕРТИ (Death instinct; Todestrieb) — известно определенное критическое отношение, которое Юнг выражал по поводу фрейдовской классификации инстинктов, выделявшей особую группу инстинктов жизни (голод, агрессия, сексуальные инстинкты) и группу инстинктов смерти, тех, «которые стремятся привести живые существа к смерти» (КСП, с. 58). «Тем не менее представления, аналогичные инстинкту смерти, имеются и в аналитической психологии» (КСАП, с. 66).

«Нейтральная природа психической энергии означает, что она может использоваться в различных целях, и это не исключает парадоксального применения энергии, когда она направляется на понижение энергетического напряжения. В регрессии Юнг видел попытку „дозаправиться“ или регенерировать личность столкновением и слиянием с родительским имаго или Бого-образом. Это неизбежно ведет к растворению (или „смерти“) эго в его старой форме с последующим понижением напряжений и возбуждений прежнего образа жизни. Метафорически это можно считать смертью, из которой эго-потенциал воссоединяется в более адекватной и осознанной форме» (КСАП, с. 66—67).

ИНТЕГРАЦИЯ (Integration) — процесс, с помощью которого части соединяются в целое; на личностном уровне состояние организма, когда все составляющие элементы индивида, его черты или качества действуют согласованно как единое целое.

Юнг использовал этот термин трояко:

1) как описание (или даже диагноз) психологической ситуации индивида. Она подразумевает обследование взаимодействия сознания и бессознательного, мужской и женской составляющей личности, различных пар противоположностей, позиции эго относительно тени и динамики взаимодействий между функциями и установками сознания. Диагностически интеграция обратна диссоциации;

2) как подпроцесс индивидуации (интеграция создает основу для индивидуации). Как следствие интеграция может привести к чувству целостности в результате соединения воедино различных аспектов личности;

3) как стадию развития, типичную для второй половины жизни, когда различные взаимодействия (описанные в п. 1) достигают определенного равновесия (или, правильнее, оптимального уровня конфликта и напряжения) (КСАП, с. 67).

Психическая интеграция служит организации полноголичностного осуществления, подгоняя отдельные части индивидуальности друг к другу так, чтобы в итоге получить единую личность. Интеграция — это существенный шаг на пути индивидуации и самоосуществления (Selbstverwirklichung). Когда разные аспекты личности существуют независимо друг от друга, это может привести к диссоциации (разъединению и болезненному расщеплению) индивидуальности. Способность интегрироваться является выражением здорового и нормального эго. В особенности при терапии неврозов интеграция отделившихся и вытесненных содержаний является важнейшим процессом.

В сочинениях Юнга понятие «интеграция» имеет основополагающее значение в следующих двух областях: во-первых, при столкновении (Auseinandersetzimg) с «тенью» и, во-вторых, в области многослойных взаимоотношений (Interaktion) между сознанием и бессознательным. Часто Юнг говорит об интеграции тени, т. е. темной стороны личности. В то время как многие люди проецируют свою тень на других людей или на «общество», невроз, скорее всего, ведет к тому, чтобы осуществить интеграцию таких сил. Исходя из этого, Юнг охарактеризовал интеграцию бессознательных содержаний как «основную операцию» в аналитической терапии.

ИНТЕРПРЕТАЦИЯ (Interpretation; Deutung) — действие, в результате которого выраженное на одном языке становится понятным на другом. Врачи, психиатры, аналитики, психотерапевты пытаются переводить психологические сообщения, поставляемые пациентами, поскольку сновидения, видения и фантазии по существу являются смутными метафорами. Выраженные символическим языком, они передаются при помощи образов.

«Пациенту необходимо знать, как относиться к символическому содержанию, но терминология ему незнакома, и нельзя ожидать, что он последует по теоретическому пути психотерапевта. Последнему необходимо интерпретировать материал психологически, чтобы анализировать психические и архетипические явления.

Тем не менее если он слишком быстро продвигается вглубь в своем толковании, возникает опасность пренебречь потенциальной вовлеченностью индивида в свой собственный процесс. Находясь под впечатлением нуминозности архетипических фигур или знаний и опыта психотерапевта, пациент невольно склоняется к объяснению бессознательных содержаний и не относится серьезно к необходимости интегрировать их. Его собственное понимание образов может остаться чисто интеллектуальным, но не личностным или психологическим. Между ним и его внутренними процессами не устанавливаются диалектические взаимоотношения. Благоприятствование, поддержание последних и есть функция интерпретации» (КСАП, с. 69).

ИНТЕРПРЕТАЦИЯ СНОВИДЕНИЙ (Interpretation of Dreams; Traumdeutung) — толкование.

Обращаясь к юнговскому методу интерпретации сновидений, можно выделить следующие положения:

«1) интерпретация должна привнести нечто новое в сознание, но не повторяться и не морализировать. Только обнаруживая незнакомое, неожиданное или чуждое содержание, интерпретация может уловить компенсаторно-психологическое намерение процесса сновидения (см. компенсация);

2) интерпретация должна принимать во внимание личный контекст жизни сновидца и его психобиографический опыт. Эти факторы наряду с влиянием его социального окружения (которое иногда называют коллективным сознанием) выявляются путем ассоциации (см. коллективное);

3) символическое содержание сна — вне зависимости от его сюжета — становится более ценным, если сравнивается с типичными культурными, историческими, мифологическими мотивами. Они обогащают личный контекст сна и связывают его с „коллективным бессознательным“. Подобные сравнения подразумевают трудоемкую работу по амплификации;

4) интерпретаторам дается совет „оставаться верными образу сна“, держаться как можно ближе к содержанию сновидения. Ассоциация и амплификация рассматриваются как способы придания изначальному образу большей живости, значения и доступности. Тем не менее образ сна принадлежит самому сновидцу, и его следует соотносить с его собственной психологической жизнью;

5) основной критерий „плодотворности“ интерпретации — делает ли она возможным сдвиг в позиции сознания сновидца» (КСАП, с. 68).

ИНТРОВЕРСИЯ (Introversion) — способ психологической ориентации, в котором движение энергии осуществляется по направлению к внутреннему миру (ср. экстраверсия).

«Интроверсией называется обращение либидо вовнутрь. Этим выражается негативное отношение субъекта к объекту. Интерес не направляется на объект, но отходит от него назад на субъекта. Человек с интровертной установкой думает, чувствует и действует таким способом, который явственно обнаруживает, что мотивирующая сила принадлежит прежде всего субъекту, тогда как объекту принадлежит самое большее вторичное значение. Интроверсия может иметь более интеллектуальный и более чувствующий характер, точно так же она может быть отмечена интуицией или ощущением. Интроверсия активна, когда субъект желает известного замыкания от объекта, она пассивна, когда субъект не в состоянии вновь обратно направить на объект тот поток либидо, который струится от объекта назад, на него. Если интроверсия привычна, то говорят об интровертном типе» (ПТ, пар. 730).

«Он постоянно должен доказывать, что все, что он делает, основывается на его собственных решениях и убеждениях и никогда не зависит от влияния других, желания кому-то понравиться или снискать расположение какого-то лица или мнения» (ПТ, пар. 893).

Интровертное сознание может прекрасно осознавать внешние обстоятельства, но оно не мотивируется ими, не принимает их в расчет. «Отъявленный» интроверт реагирует прежде всего на внутренние впечатления.

«Интроверт не столь доступен, он как бы находится в постоянном отступлении перед объектом, пасует перед ним. Он держится в отдалении от внешних событий, не вступая во взаимосвязь с ними, и проявляет отчетливое негативное отношение к обществу, как только оказывается среди изрядного количества людей. В больших компаниях он чувствует себя одиноким и потерянным. Чем гуще толпа, тем сильнее нарастает его сопротивление. По крайней мере, он не „с ней“ и не испытывает любви к сборищам энтузиастов. Его нельзя отнести к разряду общительных людей. То, что он делает, он делает своим собственным образом, загораживаясь от влияний со стороны. Такой человек имеет обыкновение выглядеть неловким, неуклюжим, зачастую кажущимся сдержанным, и так уж водится, что либо по причине некоторой бесцеремонности манеры или же из-за своей мрачной недоступности, или чего-либо совершенного некстати, он невольно наносит людям обиду. Свои лучшие качества он приберегает для самого себя и вообще делает все возможное, чтобы умолчать о них. Он легко делается недоверчивым, своевольным, часто страдает от неполноценности своих чувств и по этой причине является также завистливым. Его способность постигать объект осуществляется благодаря не страху, но тому факту, что объект кажется ему негативным, требующим к себе внимания, непреодолимым или даже угрожающим. Поэтому он подозревает всех во „всех смертных грехах“, все время боится оказаться в дураках, так что обычно оказывается очень обидчивым и раздражительным. Он окружает себя колючей проволокой затруднений настолько плотно и непроницаемо, что, в конце концов, сам же предпочитает делать что-то, чем отсиживаться за ней. Он противостоит миру тщательно разработанной оборонительной системой, составленной из скрупулезности, педантичности, умеренности и бережливости, предусмотрительности, „высокогубой“ правильности и честности, болезненной совестливости, вежливости и открытого недоверия. В его картине мира мало розовых красок, поскольку он сверхкритичен и в любом супе обнаружит волос. В обычных условиях он пессимистичен и обеспокоен, потому что мир и человеческие существа не добры ни на йоту и стремятся сокрушить его, так что он никогда не чувствует себя принятым и обласканным ими. Но он и сам также не приемлет этого мира, во всяком случае не до конца, не вполне, поскольку вначале все должно быть им осмыслено и обсуждено согласно собственным критическим стандартам. В конечном итоге принимаются только те вещи, из которых, по различным субъективным причинам, он может извлечь собственную выгоду» (ПТ, пар. 976).

Признаком интроверсии у ребенка обычно являются рефлективная задумчивая манера его поведения, сопровождаемая застенчивостью и некоторым страхом перед незнакомыми объектами, а также сопротивление внешним влияниям.

«Очень рано появляется тенденция отстаивать свои права над знакомыми объектами и пытаться овладеть или управлять ими. Ко всему неизвестному такой ребенок относится с недоверием, внешние влияния обычно воспринимаются с сильным сопротивлением. Ребенок желает все делать своим путем и ни при каких условиях не будет подчиняться тому правилу, которое он не может понять. Когда он задает вопросы, то делает это не из любопытства или желания произвести впечатление, но потому что он хочет, чтобы имена, значения, смыслы и объяснения давали ему субъективную защиту против объекта» (там же, пар. 897).

Интровертная установка склонна обесценивать вещи и других людей, сомневаться в их значимости. Следовательно, путем компенсации крайняя интроверсия ведет к бессознательному подкреплению влиятельности объекта. Это переживается как привязка с сопутствующими эмоциональными реакциями к внешним обстоятельствам или другому лицу.

«Чем больше эго стремится обеспечить свою независимость, отсутствие обязательств и всяческое преобладание, тем более оно попадает в рабскую зависимость от объективно данного. Свобода духа заковывается в цепи унизительной финансовой зависимости, независимый образ действий раз за разом робко уступает, сломленный общественным мнением, моральное превосходство попадает в болото малоценных отношений, властолюбие завершается жалобной тоской — жаждой быть любимым. Бессознательное печется прежде всего об отношении к объекту и притом таким способом, который способен самым основательным образом разрушить в сознании иллюзию власти и фантазию превосходства. Объект принимает ужасающие размеры, несмотря на сознательное его уничижение. Вследствие этого эго начинает еще сильнее работать над отрывом от объекта и стремиться к властвованию над ним. В конце концов, эго окружает себя формальной системой страхующих средств, которые стараются сохранить хотя бы иллюзию преобладания. Но этим интроверт вполне отделяет себя от объекта и совершенно истощается, с одной стороны, в изыскании оборонительных мер, а с другой стороны, в бесплодных попытках импонировать объекту и проложить себе дорогу. Но эти усилия постоянно скрещиваются с теми подавляющими впечатлениями, которые он получает от объекта. Против его воли объект настойчиво импонирует ему, он вызывает в нем самые неприятные и длительные аффекты и преследует его на каждом шагу. Он постоянно нуждается в огромной внутренней работе, чтобы быть в состоянии „держаться“. Поэтому типичной для него формой невроза является психастения — болезнь, отличающаяся, с одной стороны, большой сенситивностью, а с другой — большой истощаемостью и хроническим утомлением» (ПТ, пар. 626).

В менее экстремальных случаях интроверты попросту более консервативны, предпочитая привычное домашнее окружение и интимную обстановку с малым числом близких друзей — они экономят свою энергию и препочитают оставаться на месте, нежели перемещаться туда-сюда. Лучшее из того, что они делают, всегда осуществляется по их собственной инициативе, собственными усилиями и индивидуальным образом.

ИНТРОЕКЦИЯ (Introjection; Introjektion) — процесс ассимиляции объекта субъектом, противоположный проекции; способ интернализации опыта.

«Интроекция есть процесс экстраверсии, потому что для ассимиляции объекта необходима эмпатия и наделение объекта либидо. Можно выделить пассивную и активную интроекцию; первая разновидность проявляется, среди прочего, при лечении неврозов в явлении переноса и вообще во всех случаях, когда объект оказывает на субъекта безусловное влияние — к последней разновидности принадлежит эмпатия, как процесс адаптации» (ПТ, пар. 732).

ИНТРОСПЕКЦИЯ (Introspection; Introspektion) — процесс рефлексии, концентрирующийся на личностных реакциях, стереотипах поведения и установках.

Разница между интроспекцией и интроверсией заключается в том, что последняя относится к направлению, по которому естественным путем движется энергия, в то время как первая относится к самоанализу и самокритике. Ни интроверты, ни люди с хорошо развитой мыслительной функцией не обладают монополией на интроспекцию.

ИНТУИЦИЯ (Intuition) — психическая функция, информирующая нас о возможностях, которые несет в себе настоящее; осуществление интуитивного процесса достигается за счет действия бессознательного, проникающего в сознание в виде озарения или инсайта (ср. ощущение].

«Интуиция (от intucri — созерцать) есть в моем понимании одна из основных психологических функций. Интуиция есть та психологическая функция, которая передает субъекту восприятие бессознательным путем. Предметом такого восприятия может быть все: и внешние, и внутренние объекты или их сочетания. Особенность интуиции состоит в том, что она не есть ни чувственное ощущение, ни чувство, ни интеллектуальный вывод, хотя она может проявляться и в этих формах. При интуиции какое-нибудь содержание представляется нам как готовое целое, без того, чтобы мы сначала были в состоянии указать или вскрыть, каким образом это содержание создалось. Интуиция есть своего рода инстинктивное схватывание все равно каких содержаний. Подобно ощущению она есть иррациональная функция восприятия. Содержания ее имеют, подобно содержаниям ощущения, характер данности в противоположность характеру „выведенности“, „произведенности“, присущему содержаниям чувства и мысли. Интуитивное познание носит характер несомнительности и уверенности, что и дало Спинозе возможность считать scientia intuitiva за высшую форму познания. Это свойство одинаково присуще интуиции и ощущению, физическая основа которого составляет как раз основание и причину его достоверности. Подобно этому, достоверность интуиции покоится на определенных психических данных, осуществление и наличность которых остались, однако, неосознанными. Интуиция проявляется в субъективной или объективной форме: первая есть восприятие бессознательных психических данных, имеющих, по существу, субъективное происхождение; последняя есть восприятие фактических данных, покоящихся на сублиминальных восприятиях, полученных от объекта, и на сублиминальных чувствах и мыслях, вызванных этими восприятиями. Следует также различать конкретные и абстрактные формы интуиции, в зависимости от степени участия ощущения. Конкретная интуиция передает восприятия, относящиеся к фактической стороне вещей; абстрактная же интуиция передает восприятие идеальных связей. Конкретная интуиция есть реактивный процесс, потому что она возникает без дальнейшего, непосредственно из фактических данных. Напротив, абстрактная интуиция нуждается — так же, как и абстрактное ощущение, —- в некотором направляющем элементе — в воле или намерении.

Интуиция, наряду с ощущением, характерна для инфантильной и первобытной психологии. В противоположность впечатлениям ощущения, ярким и навязывающимся, она дает ребенку и первобытному человеку восприятие мифологических образов, составляющих предварительную ступень идей. Интуиция относится к ощущению компенсирующе: подобно ощущению она является той материнской почвой, из которой вырастают мышление и чувство как рациональные функции. Интуиция есть функция иррациональная, хотя многие интуиции могут быть разложены впоследствии на их компоненты, так что и их возникновение может быть согласовано с законами разума. Человек, ориентирующий свою общую установку на принципе интуиции, т. е. на восприятии через бессознательное, принадлежит к интуитивному типу. Смотря по тому, как человек пользуется интуицией, — обращает ли он ее вовнутрь, в познание или внутреннее созерцание, либо наружу, в действие и выполнение, — можно различать интровертных и экстравертных интуитивных людей. В ненормальных случаях обнаруживается сильное слияние с содержаниями коллективного бессознательного и столь же сильная обусловленность этими содержаниями, вследствие чего интуитивный тип может показаться в высшей степени иррациональным и непонятным» (ПТ, 733—734).

ИНФЛЯЦИЯ (Inflation) — психическое состояние, в котором человек испытывает любое нереальное — либо слишком высокое (мания величия), либо слишком низкое (депрессия) — чувство своей идентичности; преувеличенное ощущение своей важности, которое зачастую компенсируется чувством неполноценности,— дезориентация, сопровождаемая либо чувством огромной значимости и уникальности, либо, наоборот, ощущением своей никчемности и незначительности, — выход личности за пределы своих собственных границ за счет идентификации с персоной или, в патологических случаях, с исторической или религиозной фигурой.

«Сознание в состоянии инфляции всегда эгоцентрично и не способно осознавать ничего, кроме собственного существования. Оно неспособно учиться у прошлого, неспособно понимать происходящее сейчас и неспособно делать правильные заключения относительно будущего. Оно загипнотизировано самим собой, и поэтому с ним бесполезно спорить. Оно неизбежно обрекает себя на бедствия и катастрофу, приводящие, в конечном итоге, к своему собственному уничтожению. Парадоксально, однако, то, что инфляция есть регрессия сознания в бессознательное. Это случается всегда, когда сознание берет на себя слишком много бессознательных содержаний и утрачивает способность к различению, без чего собственно (sine qua поп) сознания и нет»  (CW 12, par. 563; ПА, пар. 563).

Всегда опасна инфляция эго, достигающая уровня, на котором эго начинает отождествлять себя с самостью. Наш отечественный исследователь С. С. Аверинцев отмечает связь термина «инфляция» с церковной фразеологией и полагает, что в русском синонимическом исполнении он лучше всего может быть передан как «гордыня» (в строго религиозном смысле) или как «надмевание».

ИНЦЕСТ (Incest; Inzest) — в аналитической психологии инцестуальный импульс не понимается буквально и рассматривается как регрессивное стремление обрести безопасность, которую ребенок имел в раннем детстве.

Юнг отмечал некоторые конкретные формы выражения инцеста в детском возрасте, однако он рассматривал фантазию инцеста как метафору на пути психологического роста и развития. Он истолковывал инцестуальные образы в сновидениях и фантазиях не конкретно, а символически, как показатель потребности человека в новой адаптации, приспособлении, более согласованном с его инстинктами и влечениями. Такая позиция радикально отличалась от психоаналитического подхода Фрейда, что в конечном итоге и привело к разрыву в их профессиональных и личных отношениях.

«Пока ребенок пребывает в состоянии бессознательной идентичности с матерью, он остается на уровне животной психики, с тем же высоким уровнем бессознательного. Развитие сознания неизбежно ведет не только к отделению от матери, но к отделению от родителей вообще, от всего семейного круга, и в этом смысле к, в относительной степени, выходу из бессознательного, из мира инстинктивных влечений. Однако страстная тоска по этому потерянному миру остается, и когда возникает необходимость в нелегком приспособлении, то человек претерпевает всеискушающее стремление уклониться от этого, отступить, вернуться в инфантильное прошлое, которое тотчас же начинает подбрасывать инцестуозный символизм» (CW 5, par. 351; К. Г. Юнг. Символы трансформации, пар. 315).

В символике инцеста выражается страстное желание человека возродиться и полностью осуществить себя. Следовательно, речь идет не о сексуальной символике и не о стремлении к сексуальному соединению с родителем противоположного пола, а в высшей степени о соединении с самим собой. Согласно Юнгу, наложение запрета на инцест означает предотвращение сексуального вожделения к отцу или к матери, и одновременно побуждение к фантазированию, поиск иных возможностей разгадки и символических значений инцеста. В то время как конкретное недопонимание сексуального вожделения вело бы к роковым связям и симбиозу родителей и детей, символическое понимание представляет возможность целостного развития и открывает путь личной свободе. Для Юнга, инцестуозное желание побуждает человека к душевному возрождению и обновлению, которые понимаются не только как психологическая задача, но одновременно являются и религиозным опытом. В пользу этого понимания в качестве примера из библейского предания можно было бы вспомнить разговор Иисуса с главой общины Никодимом. Когда Иисус рассказывает ему о таинстве возрождения, Никодим представляет себе это совершенно конкретно и полагает, что должен снова войти в утробу матери своей и родиться второй раз. Тогда Иисус толкует ему, подобно тому, как это делает сегодня терапевт, эту символику как духовный опыт (Иоанн 3, 3—8).

ИРРАЦИОНАЛЬНОЕ (Irrational) — не основанное на причине (ср. рациональное).

Юнг указывал, что элементарные экзистенциальные факты, укладывающиеся в эту категорию — например, то, что у Земли в качестве спутника есть Луна, [Волга впадает в Каспийское море], хлор является химическим элементом, а вода замерзает при определенной температуре и становится наиболее плотной при четырех градусах Цельсия, могут попадать сюда случайным образом. Они являются иррациональными не потому что нелогичны, а постольку, поскольку пребывают вне причинного основания. В юнговской типологической модели психологические функции интуиции и ощущения описываются как иррациональные.

«Интуиция и ощущение являются функциями, которые находят свое осуществление в абсолютном восприятии постоянной смены событий. Следовательно, по самой своей природе они будут реагировать на любое возможное обстоятельство и будут настроены на любую абсолютную случайность, утрачивая тем самым все рациональные измерения. По этой причине я называю их функциями иррациональными в противоположность мышлению и чувству, которые находят свое осуществление только тогда, когда они оказываются в полной гармонии с законами разума» (ПТ, пар. 739).

«Лишь только потому, что иррациональные типы подчиняются суждению и восприятию, было бы совершенно неправильным считать их „неразумными“. Справедливее было бы сказать, что они оказываются в высшей степени эмпирическими. Они целиком основываются на опыте» (ПТ, пар. 616).

ИСТЕРИЯ (Hysteria; Hysteric) — психическое состояние, характеризующееся преувеличенным раппортом с лицами из непосредственного окружения и адаптацией к окружающим условиям, доходящей до имитации.

«Мне кажется, что самая частая форма невроза у экстравертного типа есть истерия. Классические случаи истерии всегда отличаются преувеличенным отношением к лицам окружающей среды; другой характерной особенностью этой болезни является прямо-таки подражательная приноровленность к обстоятельствам. Основная черта истерического существа — это постоянная тенденция делать себя интересным и вызывать впечатление у окружающих. Следствием этого является вошедшая в поговорку внушаемость истеричных и их восприимчивость к влияниям, идущим от других. Несомненная экстраверсия проявляется также и в сообщительности истеричных, доходящей подчас до сообщения чисто фантастических содержаний, откуда и возник упрек в истерической лжи. Вначале истерический „характер“ есть лишь преувеличение нормальной установки; но в дальнейшем он осложняется привходящими со стороны бессознательного реакциями, имеющими характер компенсаций, которые, в противовес преувеличенной экстраверсии, принуждают психическую энергию при помощи телесных расстройств к интроверсии. Благодаря реакции бессознательного создается другая категория симптомов, имеющих более интровертный характер. Сюда относится прежде всего болезненно повышенная деятельность фантазии» (ПТ, пар. 566).

ИСЦЕЛЕНИЕ (Healing; Heilung) — следует отличать от объективного лечения; под исцелением Юнг понимал цель анализа.

Для процесса психического исцеления основополагающее значение имеют как доверительные отношения между пациентом и терапевтом (см. перенос), так и трансперсональное событие, в котором скованный и невротический человек вновь обретает связь со своими корнями и испытывает целительные силы архетипических образов. При помощи терапевта, его проникновения и толкований, для пациента становится возможным бороться со своими порождающими страх чувствами и травматическими комплексами, вновь их оживляя и упорядочивая психодинамику. В этом многослойном процессе терапевт не должен открывать пациенту свои связанные с исцелением намерения и убеждения, но должен принимать во внимание и признавать возможности его развития. В процессе оздоровления и исцеления архетипические образы и мифологические представления способствуют тому, чтобы «заставить вибрировать самое глубинное и интимное в человеке», для того чтобы привлечь из душевной глубины целительные силы. Для психологического самоосуществления важно, что вышеназванные жизненные энергии не только ощущаются и воспринимаются, но приводят к функциональному изменению самой жизни. Когда пациент после долгих усилий находит и понимает скрытый смысл невротического симптома, это часто оказывается уже ненужным и бессмысленным. Для процесса выздоровления также важны образы, символы и мифологические представления, потому что они связаны с душевными глубинами и тем самым помогают новой ориентации.

В анализе сама цель или конечный результат определяется с позиций индивида и того, какие формы может принять его потенциальная целостность. Стремление Юнга выделить анализ из официальной медицины в общем и его особое внимание к качеству личности аналитика, в которой он, по примеру Фрейда, искал приверженность технической стороне дела, в частности, вызывало в нем отношение к исцелению как к искусству, иногда он называл его «практическим искусством». Юнг также связывал исцеление с состраданием — взгляд, который находит отклик в современных попытках охарактеризовать действенные элементы в терапевтических взаимоотношениях, таких как теплота, искренность и эмпатия психотерапевта. На симптомы можно смотреть с позиций психопатологии или как на естественные попытки к самоисцелению (КСАП. с. 73).

— К —

КАТАРСИС (Cathersis; Katharsis) - исповедь, признание; черная (из четырех) стадия юнговской аналитической терапии; исповедальный подход к лечению некроза, использующий эмоций, связанных с

«Начало психоанализа фактически является не чем иным, как научным первоткрытием древней истины: даже само имя, данное древнему метолу — катарсису, или очищению является изначальным в классических ритуалах инициации (посвящения). Изначально китарсичсекнй метод состоял в том. что нацист в состоянии гипноза или без оною включался но взаимодействие со своими умственными „тылами“, в то состояние, которое системы йоги на Востоке описывают как медитацию или созерцание. Однако, в отличие от йоги, целью катарсиса является достижение спорадическою возникновения в форме образов или чувств тех смутных изображении, которые отделились во мраке от невидимого царства бессознательного и маячат, словно тени, перед внутренним взором. этим путем возвращаются назад вещи подавленные и забытые. Само по себе что то же приобретение, хотя подчас и болезненное, поскольку и низменное, неполноценное, и даже вовсе ничего не стоящее, никудышное все равно принадлежат мне в виде моей тени и также составляют мою суть и содержательную „массу“. Разве я могу быть вполне сущностным. не прояснив свою тень? Я должен иметь и темную сторону, если претендую на целостность, — осознавая свою тень, я еще раз подтверждаю, что ничто человеческое мне не чуждо. Во всяком случае, если такое переотрытие своей собственной целостности остается частным и скрытым, то оно воспроизводит изначальные условия, из которых проистек невроз, т. е. отщепленный комплекс (the split-off complex). Скрытность продлевает мою изоляцию, и ущерб удается исправить лишь отчасти. А путем исповеди, признания я отдаю себя „в руки“ людского рода, освобождаясь, наконец, от ноши морального изгнания. Цель катарсического метода — полное признание: не просто мысленное осознание самих фактов одной лишь головой, но их сердечное признание и подлинное освобождение подавленной эмоции» (CW К), par. 134; ЮПП, пар. 134).

КАУЗАЛЬНЫЙ (Causal; kausal) — способ интерпретации психических явлений, основанный на причине и следствии (см. также финальный и

КВАТКРНОСТЬ, или ЧЕТВЕРИЦА (Quaternily; Qualerni lat) - образ четырехкратной симметричной структуры, обычно квадрат или круг; психологически этот образ указывает на идею целостности.

«Кватерность следует понимать как некий универсальный архетип. Последний образует логическую основу для любого целостною суждения. Для такого суждения необходимо наличие четырехкратности. К примеру, если вы хотите описать горизонт как нечто целое, вы называете четыре стороны света <...>. везде вы натыкаетесь на четыре стихии, четыре первичных качества, четыре цвета, четыре касты (в Индии), четыре пути духовною совершенства и т. д. Точно так же существуют и четыре способа психологической ориентации <...> Чтобы сориентироваться, мы должны обладать функцией, которая утверждает, что имеется нечто (ощущение): далее, другой функцией, устанавливающей что это — которое нечто — (мышление): третья функция устанавливает, подходит нам это нечто или нет, желаем ли мы его для себя или нет (чувство): И наконец, четвертая функция определяет источник, из которою возникло это нечто и его направление (интуиция). Когда эти действия осуществлены, добавить больше нечего <...> Идеал завершенности или полноты есть круг или сфера, но ее естественное минимальное членение — кватерность» (CW 11, par. 246; см. также ОИ, с. 69).

«Кватерность, или кватернион, часто имеет структуру 3+1. в которой один из элементов, её составляющих, занимает отличительное положение и по природе своей несхож с остальными. (К примеру, трое евангелистов по символике выступают как животные, а четвертый, святой Лука, представлен в образе ангела). Этот „четвертый“, дополняя трех остальных, делает их чем-то „единым“, символизируя целостность. В аналитической психологии очень часто „подчиненная“ функция» (функция, находящаяся вне сознательного контроля субъекта) представляет «четвертую», и ее интеграция в сознание является одной из главных задач процесса индивидуации (С. J. Jung. Memories, Dreams, Reflections, p. 416).

«Крест, образованный точками четверицы, не менее универсален и кроме всего прочего несет в себе — высшее из возможного — моральное и религиозное значение для западного человека. Аналогично круг, как символ полноты, завершенности и совершенного бытия, — широко распространенное символическое выражение неба, солнца и Бога; он также символизирует изначальный образ человека и души» (CW 16, par. 405. ЮПП, пар. 405).

«От круга и мотива четверицы следует символ геометрически оформленного кристалла и обработанного камня. Аналогичные образования ведут нас отсюда к городу, крепости, церкви, дому и сосуду. Другой вариант — колесо (rota). Первый мотив подчеркивает удержание эго в рамках большего размера Самости; последний — выделяет вращение, проявляющееся в виде ритуального обхождения (circumambulation). Психологически это означает концентрацию и фиксацию на центре» (CW 9ii, par. 352; А, пар. 352)

Юнг полагал, что спонтанное появление четверичных образов (включая мандалы), как в сознательном контексте, так и в сновидениях или фантазиях, может указывать на способность эго к ассимиляции бессознательного материала. Но они могут быть и частью «магического мышления» в стремлении психического избежать любой опасности дезинтеграции.

КОЛЛЕКТИВНОЕ (Collective; Kollektive) — психические содержания, принадлежащие не отдельному индивиду, а обществу, людям или человечеству вообще (см. также коллективное бессознательное, индивидуация и персона].

«Такими содержаниями являются описанные Леви-Брюлем „коллективные мистические представления“ первобытных людей, а также распространенные среди культурных людей общие понятия о праве, государстве, религии, науке и т. д. Но коллективными можно называть не только понятия и воззрения, а и чувства. Леви-Брюль показывает, что у первобытных людей их коллективные представления суть одновременно и коллективные чувства <...> У культурного человека с известными коллективными понятиями связываются и коллективные чувства, например с коллективной идеей Бога или права, или отечества и т. д. Коллективный характер присущ не только единичным психическим элементам или содержаниям, но и целым функциям. Так, например, мышление вообще, в качестве целой функции, может иметь коллективный характер, поскольку оно является общезначимым, согласным, например, с законами логики. Точно так же и чувство, как целостная функция, может быть коллективным, поскольку оно, например, тождественно с общим чувством, иными словами, поскольку оно соответствует общим ожиданиям, например общему моральному сознанию и т. д. Точно так же коллективным является то ощущение или способ и та интуиция, которые свойственны одновременно большой группе людей. Противоположностью „коллективному“ является индивидуальное» (ПТ, пар. 741).

Чем больше человек делается самим собой, т. е. чем более он нацелен на индивидуацию, тем более отчетливо отходит он от коллективных норм, стандартов, правил, нравов и ценностей. Оставаясь участником коллективного, как член общества и специфической культуры, человек представляет уникальную комбинацию потенциалов, присущих коллективному как целому.

Когда коллективное воспринимается как резервуар психических возможностей, то оно оказывается колоссальной силой, способной вызвать грандиозные иллюзии и массовые психозы. Идентификация с коллективным ведет к инфляции и, в конце концов, к мании величия.

КОЛЛЕКТИВНОЕ БЕССОЗНАТЕЛЬНОЕ (Collective Unconscious; Kollectives Unbewusstes) — структурный уровень человеческой психики, содержащий наследственные элементы. Следует отличать от личностного бессознательного (см. также архетип и архетипический образ).

«Коллективное бессознательное содержит все духовное наследие человеческой эволюции, рождаемое каждый раз заново в мозговой структуре отдельного человека» (CW 8, par. 342).

Юнг пришел к своей теории коллективного бессознательного из-за постоянного присутствия психологических явлений, которые никак нельзя было объяснить на основе личного опыта; деятельность бессознательной фантазии, например, распадается на две категории.

«Фантазии одного рода (включая сновидения), составляющие личностную природу, несомненно восходят к личным переживаниям, вещам забытым или подавленным, и, таким образом, могут быть вполне объяснены индивидуальным воспоминанием. Фантазии другого рода безличностной природы (включая сновидения) невозможно свести к индивидуальному прошлому опыту и, таким образом, их невозможно объяснить как нечто приобретенное индивидуально. Такие фантазии-образы несомненно имеют свои ближайшие аналогии в мифологических типах <...> Подобные случаи настолько многочисленны, что мы вынуждены допустить существование коллективного психического субстрата. Я называю его коллективным бессознательным (CW 9i, par. 262).

Коллективное бессознательное — в той степени, в какой мы вообще можем о нем говорить, — представляется как состоящее из мифологических мотивов или первичных образов по причине чего их реальными выразителями являются мифы всех народов. Фактически, вся мифология может рассматриваться как некоторая проекция коллективного бессознательного <...> Поэтому коллективное бессознательное можно исследовать двумя путями: в мифологии или путем анализа индивида» (CW 8, par. 325).

Чем больше осознаются содержания личностного бессознательного, тем более обнаруживается богатейший слой образов и мотивов, составляющих коллективное бессознательное.

«На этом пути разрастается сознание, которое больше не затворено в незначительный, сверхчувствительный личный мир это, а свободно участвует в гораздо более обширном мире объективных интересов. Такое расширенное сознание уже не тот обидчивый, эгоистичный клубок личных желаний, страхов, надежд и амбиций, которые вечно должны компенсироваться или корректироваться бессознательными контртенденциями — вместо этого оно представляет функцию отношения с миром объектов, приводя индивида в абсолютную, связующую и нерасторжимую общность с миром в целом» (CW 7, par. 275; см. также ПБ, с. 241).

КОМПЕНСАЦИЯ (Compensation; Kompensation) — естественный процесс, направленный на установление или поддержание равновесия в психическом (см. также активное воображение, сновидения, невроз и саморегуляторная функция психического).

«<...> я представляю понятие компенсации вообще как функциональное уравновешивание, как саморегулирование психического аппарата. В этом смысле я понимаю деятельность бессознательного как уравновешение той односторонности в общей установке, которая создается функцией сознания <...> Деятельность сознания есть деятельность выбирающая. А выбор требует направления. Направление же требует исключения всего несопринадлежащего (иррелевантного). Отсюда в каждом данном случае должна возникать известная односторонность в ориентировании сознания. Содержания, исключенные намеченным направлением и задержанные, вытесняются сначала в бессознательное, но, благодаря своей действенной наличности, они образуют все же противовес сознательному ориентированию, который усиливается от возрастания сознательной односторонности и, наконец, приводит к заметной напряженности. Эта напряженность обозначает известную задержку (Hemmung) в сознательной деятельности, которую, однако, вначале можно преодолеть повышенным сознательным усилием. Но с течением времени напряженность настолько возрастает, что задержанные бессознательные содержания все же сообщаются сознанию, и притом через сновидения и свободно возникающие образы. Чем больше односторонность сознательной установки, тем противоположней бывают содержания, возникающие из бессознательного, так что можно говорить о настоящем контрасте между сознанием и бессознательным. В этом случае компенсация принимает форму контрастирующей функции. Это, конечно, крайний случай. Обыкновенно же компенсация через бессознательное бывает не контрастом, а уравновешением или восполнением сознательной ориентировки. Бессознательное выявляет, например, в сновидении все те содержания, подходящие к сознательной ситуации, но задержанные сознательным выбором, познание которых было бы безусловно необходимо сознанию для полного приспособления. В нормальном состоянии компенсация бессознательна, т. е. она воздействует на сознательную деятельность, регулируя ее бессознательно. Но при неврозе бессознательное вступает в столь сильный контраст с сознанием, что процесс компенсации нарушается. Поэтому аналитическое лечение стремится к тому, чтобы ввести в сознание бессознательные содержания, чтобы этим способом вновь восстановить компенсацию» (ПТ, пар. 743—44).

Точка зрения бессознательного, являясь компенсаторной, всегда будет выглядеть неожиданной и кажущейся отличной от позиции, занятой сознанием. Юнг отмечал, что «каждый процесс, идущий слишком быстро, неизбежно и немедленно вызывает компенсацию» (ЮПП, пар. 330) (см. энантиодромия). Поэтому компенсация очевидна и во вспышке раздражения у младенца, и в усложненных проявлениях, сопровождающих взаимоотношения аналитика и пациента. По этому поводу Юнг говорит: «Усиливающаяся связь с аналитиком есть компенсация за поврежденное отношение пациента к реальности. Эта связь и есть то, что мы подразумеваем под переносом» (CW 16, par. 282; ЮПП, пар. 282).

КОМПЛЕКС (Complex; Komplex) — эмоционально заряженная группа идей или образов (см. также ассоциативный тест), сгруппированных вокруг сердцевины, имеющей своим источником один или более архетипов и характеризующейся общим эмоциональным настроем; образуя действующую констелляцию, комплексы накладывают отпечаток на поведение и характеризуются аффектом, вне зависимости, сознает это человек или нет. Они всегда относительно автономны.

«Как известно, комплексы — это прежде всего такие психические величины, которые лишены контроля со стороны сознания. Они отщеплены от него и ведут особого рода существование в темной сфере души, откуда могут постоянно препятствовать или же содействовать работе сознания <..:> Комплексы всегда содержат в себе нечто вроде конфликта или, по крайней мере, являются либо его причиной, либо следствием. Во всяком случае, комплексам присущи признаки конфликта, шока, потрясения, неловкости, несовместимости. Это так называемые, „больные точки“, по-французски „betes noires“, по-английски „sceletons in the cupboard“, о которых не очень-то хочется вспоминать и еще меньше хочется, чтобы о них напоминали другие, но которые, зачастую самым неприятным образом, напоминают о себе сами. Они всегда содержат воспоминания, желания, опасения, обязанности, необходимости или мысли, от которых никак не удается отделаться, а потому они постоянно мешают и вредят, вмешиваясь в нашу сознательную жизнь. Очевидно, комплексы представляют собой своего рода неполноценности в самом широком смысле, причем я тут же должен заметить, что комплекс или обладание комплексом не обязательно означает неполноценность. Это значит только, что существует нечто несовместимое, неассимилированное, возможно даже какое-то препятствие, но это также и стимул к великим устремлениям и поэтому, вполне вероятно, даже новая возможность для успеха. Следовательно, комплексы являются в этом смысле прямо-таки центром или узловым пунктом душевной жизни, без них нельзя обойтись, более того, они должны присутствовать, потому что в противном случае душевная деятельность пришла бы к чреватому последствиями застою. Но они означают также и неисполненное в индивиде, область, где по крайней мере сейчас он терпит поражение, где нельзя что-либо преодолеть или осилить, т. е. без сомнения, это слабое место в любом значении этого слова.

Такой характер комплекса в значительной степени освещает причины его возникновения. Очевидно, он появляется в результате столкновения требования к приспособлению и особого, непригодного в отношении этого требования свойства индивида. Так комплекс становится для нас диагностически ценным симптомом индивидуальной диспозиции» (Юнг К. Г. Проблемы души нашего времени. М., 1993. С. 94—96).

«Сегодня каждый знает, что люди „имеют комплексы“. Что не так хорошо известно, но гораздо более важно теоретически, — это то, что комплексы могут иметь нас» (CW 8, par. 200).

Юнг подчеркивал, что комплексы сами по себе не представляют ничего отрицательного — таковым зачастую оказываются следствия их деятельности. Аналогично атомам и молекулам, являющимся невидимыми компонентами физических объектов, комплексы представляют строительные блоки психического и являются источником всех человеческих эмоций.

Идентификация с комплексом, в особенности с анимой, анимусом или тенью, является постоянным источником невроза. Цель анализа в таких случаях: не пытаться избавиться от комплекса — что само по себе бессмысленно и не нужно — а стремиться к минимизации его отрицательного воздействия путем понимания той роли, которую он играет в стереотипах поведения и эмоциональных реакциях.

КОМПЛЕКСНЫЕ ИНДИКАТОРЫ (Complex-indicators; Komplex Indikators) — увеличенное время реакции, ошибки или идиосинкратическое качество ответов, когда стимульные слова затрагивают комплексы, которые субъект желает скрыть или которые он не осознает (см. тест словесных ассоциаций).

КОНКРЕТИЗМ (Concretism; Konkretistik) — определенная специфика мышления или чувства, характеризующаяся архаической природой и недифференцированностью: основана всецело на сенсорном восприятии; составляет противоположность абстракции.

«Конкретный значит, собственно говоря, „сросшийся“. Конкретно мыслимое понятие есть понятие, которое представляют как сросшееся или слившееся. Такое понятие не абстрактно, не обособлено и не мыслится само по себе, но отнесено и свешано. Это не дифференцированное понятие — оно еще застряло в чувственно опосредованном созерцательном материале. Конкретное (Concretistic) мышление вращается исключительно среди конкретных понятий и объектов перцепции, и оно постоянно взаимодействует с ощущением. Точно так же как и конкретное (concretistic), чувство никогда не бывает свободно от своего сенсорного контекста.

Примитивное мышление и чувство исключительно конкретны и всегда соотнесены с ощущением. Мысль примитивного человека не имеет обособленной самостоятельности, но прилепляется к материальному явлению. Самое большее, куда она поднимается, это уровень аналогии. Точно так же и примитивное чувство всегда отнесено к материальному явлению. Мышление и чувство основаны на ощущении и лишь немного отличаются от него. Поэтому конкретизм является и архаизмом. Магическое влияние фетиша переживается не как субъективное состояние чувства, а ощущается как магическое воздействие извне. Это есть конкретизм чувства. Примитивный человек не испытывает мысль о Божестве как субъективное содержание — для него священное дерево есть жилище божества или даже само божество. Это есть конкретизм мышления. У культурного человека конкретизм мышления состоит, например, в неспособности мыслить что-нибудь иное, кроме чувственно опосредованных фактов, обладающих непосредственной созерцаемостью, или же в неспособности отличать субъективное чувство от ощущаемого объекта.

Конкретизм есть понятие, подчиненное более общему понятию мистическое соучастие. Подобно тому как мистическое соучастие является смешением индивида с внешними объектами, так конкретизм представляет из себя смешение мышления и чувства с ощущением. Конкретизм требует, чтобы предмет мышления и чувства был всегда в то же время и предметом ощущения. Это смешение мешает дифференциации мышления и чувства и удерживает обе эти функции в сфере ощущения, т. е. в сфере чувственной отнесенности — вследствие этого они никогда и не могут развиться до состояния чистых функций, но всегда остаются в сопровождении ощущений. Отсюда возникает преобладание фактора ощущения в психологической ориентировке. (О значении этого фактора см. ощущение.)

Отрицательная сторона конкретизма состоит в прикрепленности функции к ощущению. Так как ощущение есть восприятие физиологических раздражений, то конкретизм или удерживает функцию в сенсорной сфере, или постоянно приводит ее обратно туда. Этим создается прикрепленность психологических функций к органам чувств, мешающая психической самостоятельности индивида, поскольку отдается преимущество фактам, поставляемым органами чувств. Правда, такая ориентация имеет и свою ценность в смысле признания фактов, но не в смысле их истолкования и их отношения к индивиду. Конкретизм ведет к преобладающему значению фактов, и тем самым к подавлению индивидуальности и ее свободы в пользу объективного процесса. Но так как индивид определен не только физиологическими раздражениями, а и другими факторами, которые бывают иногда противоположны внешнему факту, то конкретизм вызывает проекцию этих внутренних факторов во внешний факт и тем самым, так сказать, суеверное переоценивание голых фактов, совершенно так, как у первобытного человека. Хорошим примером может послужить конкретизм чувства у Ницше, а именно чрезмерная переоценка им диеты, а также материализм Молешота („Человек есть то, что он ест“). Как пример суеверной переоценки фактов можно назвать также гипостазирование понятия энергии в монизме Оствальда» (ПТ, пар. 746—749).

КОНСТЕЛЛЯЦИЯ (лат. constellatio) — исходно астрологическое понятие, обозначающее взаимное положение небесных тел, образование созвездий; у Юнга — любые психические образования, обычно связанные с комплексом и сопровождающиеся паттерном или набором эмоциональных реакций.

«Данный термин попросту выражает тот факт, что внешняя ситуация высвобождает психический процесс, в котором определенные содержания скапливаются вместе и готовятся к действию. Когда мы говорим, что та или иная личность „констеллирована“, то имеем в виду, что она приняла позицию, в которой от нее следует ожидать вполне определенную реакцию <...> Констеллированные содержания являются определенными комплексами, обладающими своей собственной специфической энергией» (CW 8, par. 198).

КОНСТРУКТИВНОЕ — метод в объяснении психической активности, основанный на рассмотрении целей и намерений субъекта, а не на выяснении причин или источников, обусловливающих его деятельность; противоположен редуктивному методу.

«Конструктивный метод применяется в обработке продуктов бессознательного (сновидений, фантазий). Он исходит от продукта бессознательного как от символического выражения (см. символ), которое в порядке предвосхищения изображает этап психологического развития <...> рассматривать бессознательный продукт только как нечто ставшее, как конечный результат, било бы весьма односторонне, ведь тогда пришлось бы отрицать за ним всякий целесообразный смысл <...> Однако нельзя отрицать априори целесообразность бессознательных тенденций, хотя бы в виду аналогии с другими психологическими и физиологическими функциями. Поэтому мы понимаем продукт бессознательного как выражение, ориентированное на какую-нибудь цель или задание, но характеризующее точку направления на символическом языке. Согласно такому пониманию конструктивный метод толкования не занимается источниками и исходными материалами, лежащими в основе бессознательного продукта, но стремится свести символический продукт к общему и понятному выражению. И возникающие по наитию, свободные ассоциации к бессознательному продукту рассматриваются тогда в отношении их целевой направленности, а не в отношении их происхождения. Они рассматриваются под углом зрения будущего действия или бездействия, при этом заботливо принимается во внимание их отношение к состоянию сознания, потому что деятельность бессознательного, согласно компенсационному пониманию бессознательного, имеет, главным образом, уравновешивающее и дополняющее значение для состояния сознания <...> задача конструктивного метода состоит в установлении такого смысла бессознательного продукта, который имеет отношение к будущей установке субъекта. Так как бессознательное, по общему правилу, может создавать лишь символические выражения, то конструктивный метод служит именно для такого разъяснения символически выраженного смысла, которое давало бы сознательной ориентировке верное указание, помогающее субъекту установить необходимое для его деятельности единение с бессознательным. Конструктивный метод, по необходимости, индивидуален, потому что будущая коллективная установка развивается только через индивида. В противоположность этому редуктивный метод коллективистичен, потому что он ведет от индивидуального случая назад, к общим основным установкам или фактам» (ПТ, пар. 750—753).

В лечении неврозов Юнг рассматривал конструктивный метод как взаимодополнительный редуктивному подходу в классическом психоанализе.

КОНТРПЕРЕНОС (Counter-transference; Gegenhbertragung) — частный случай проекции, используемый для описания бессознательного эмоционального ответа-реакции аналитика на анализанда в терапевтическом взаимоотношении (см. также перенос). Например, аналитик с комплексом по поводу своего нереализованного желания стать артистом может очароваться артистическими способностями своего клиента в ущерб аналитическому процессу.

«Переносу соответствует контрперенос со стороны аналитика, когда последний проектирует то или иное содержание, которое он не осознает, но которое тем не менее в нем существует. В этом случае контрперенос, аналогично переносу пациента, может оказаться полезным и значимым в той же степени, как и мешающим, в зависимости от того, насколько глубоко устанавливается взаимосвязь — раппорт, необходимый и существенный для реализации определенных бессознательных содержаний. Как и перенос, контрперенос компульсивен по своей природе, демонстрируя насильственную связь, на базе которой он создает „мистическое“ или бессознательное отождествление с объектом» (CW 8, par. 519).

Рабочее аналитическое взаимоотношение строится на предположении, что аналитик не столь невротичен, как анализанд. Хотя продолжительный личностный анализ является основным требованием в подготовке аналитиков, никакой гарантии от проекции нет.

«Даже если у аналитика нет невроза, а только более обширная область бессознательного сверх обычной, то этого уже достаточно для образования взаимного бессознательного, т.е. контрпереноса. Это явление является одной из главных опасностей при занятии психотерапией. Оно приводит к психическому заражению обоих — и аналитика, и пациента, а сам аналитический процесс к остановке» (CW 16, par. 545; ЮПП, пар. 545).

КОНФЛИКТ (Conflict; Konflikt) — состояние нерешительности, неуверенности, сопровождаемое внутренним напряжением. (См. также противоположности и трансцендентная функция).

«Явно невыносимый конфликт есть доказательство правоты нашей жизни. Жизнь без внутреннего противоречия — это либо только полжизни или же жизнь загробная, та, которая предназначена только ангелам. Но Господь любит людей больше, чем ангелов» (С. G. Jung. Letters, vol. 1, p. 375).

«Самость проявляется в противоположностях и в конфликтах между ними — это coincidentia oppositorum — совпадение противоположностей. Следовательно, путь к самости начинается с конфликта» (CW 12, par. 259; ПА, пар. 259).

Конфликт является признаком невроза, но конфликт отнюдь не невротическое явление. В определенной степени конфликт даже желателен, поскольку без некоторого напряжения между противоположностями тормозятся процессы развития. Конфликт становится невротичным только когда он мешает нормальному функционированию сознания. Когда конфликт не осознан, напряжение проявляется в физических симптомах, в частности в области желудка, спины и шеи. Сознательный конфликт переживается в виде морального или этического напряжения. Серьезные конфликты, в особенности связанные с любовными переживаниями или чувством долга, обычно проявляются как несоответствие между функциями мышления и чувства.

Главным вкладом Юнга в психологию конфликта является его убеждение, что конфликт можно рассматривать в терминах саморегуляции психического. Если напряжение между противоположностями удается удерживать в сознании, то внутренним образом происходит нечто разрешающее сам конфликт. Решение, по сути иррациональное и непредвидимое, возникает обычно как некое иное отношение к самому себе и внешней ситуации вместе с чувством мира и успокоения — энергия, до того запертая в нерешительности, освобождается и становится возможным движение (прогрессия) либидо (психической энергии). Юнг называл это tertium non datur (третьего не дано) или трансцендентной функцией, поскольку то, что происходит, превосходит противоположности.

Поддержание напряжения между противоположностями требует терпения и сильного эго, иначе решение будет осуществляться из отчаяния. Тогда сама противоположность начнет констеллироваться еще более интенсивно, и конфликт разгорится с новой силой.

Основная гипотеза Юнга при работе с невротическим конфликтом заключалась в том, что в дело оказывались вовлеченными обособленные субличности индивида — комплексы. И до тех пор пока они оставались им не осознанными, они отреагировались вовне с помощью проекции. Конфликты с другими людьми являются, таким образом, по своей сути экстернализациями бессознательного конфликта внутри самого себя.

КОНЪЮНКЦИЯ (Coniunctio — лат.) — в буквальном смысле термин «конъюнкция» используется в алхимии для обозначения химических комбинаций, рождения нового элемента, психологически он указывает на союз противоположностей и на появление новых возможностей.

Юнг рассматривал конъюнкцию как архетип психического функционирования, символизирующий пример взаимодействия между двумя и более бессознательными факторами. Поскольку изначально подобные взаимоотношения наблюдателю непонятны и неясны, конъюнкция способна к бесчисленному множеству символических проекций (например, мужчина и женщина, Солнце и Луна, петух и курица, Король и Королева и т. д.)

«Коньюкция — априорный образ, занимающий выдающееся место в истории умственного развития человека. Если мы проследим эту идею в обратном направлении, то обнаружим, что она имеет два источника в алхимии: один христианский, а другой языческий. Христианский источник есть, несомненно, учение о Христе и Церкви, sponsus и sponsa (женихе и невесте), где Христос выполняет роль Солнца, а Церковь — роль Луны. Языческий источник является, с одной стороны, гиерогамией, а с другой — брачным союзом мистического (относящегося к религиозным таинствам и обрядам) с Богом» (CW 16, par. 355; ЮПП, пар. 355).

Поскольку конъюнкция символизирует процесс психический, последующие за ним возрождение и трансформация осуществляются в рамках психического. Как и все архетипы, конъюнкция имеет два полюса возможностей: положительный и отрицательный. Это означает, что в опыте мы имеем одновременно и смерть (утрату), и возрождение. Скажем, вхождение конъюнкции в сознание (рождение) означает одновременно и освобождение от доселе бессознательной (смерть) части личности.

КОРА (Kora) — в греческой мифологии термин для обозначения женской невинности; психологически данный термин обозначает архетипический образ потенциального возобновления или возрождения у мужчины или женщины

Явление Коры по сути биполярно (как и любого архетипа) и ассоциируется с диадой матери-весталки (девственницы). Наблюдаемая в продуктах женского бессознательного, Кора оказывается образом сверхобыденной личности или самости. % мужчины Кора представляет аспект анимы и присутствует в любом символическом воплощении, имеющем отношение к его внутренней личности.

«На практике Кора часто проявляется у женщин в виде незнакомой юной девушки <...> Девственная беспомощность демонстрирует ее уязвимость для любой опасности, например быть съеденной драконом или принесенной в искупительную жертву. Зачастую невинный ребенок становится жертвенным участником постыдных жестоких и кровавых оргий. Иногда происходит подлинная Некия, погружение в Гадес, подземное царство и поиск „сокровища, которое трудно добыть“, в той или иной степени случайным образом сопровождающийся оргиастическими сексуальными ритуалами или ритуальными приношениями менструальной крови луне. Весьма странно, что разнообразные непристойности и мучения осуществляются при этом „Матерью-Землей“» (CW 91, par. 311).

«Деметра и Кора, мать и дочь, расширяют пространство феминного сознания вверх и вниз. Они привносят в него новое измерение „более старого и более молодого, более сильного и более слабого“ и расширяют пространственно-временные рамки узко ограниченного сознательного разума, обеспечивая его указаниями более понимающей и более разбирающейся личности, обладающей более развитым чувством в этом вечном потоке событий. Можно поэтому сказать, что каждая мать несет в себе собственную дочь, а каждая дочь — свою мать, и любая женщина простирается назад в сторону своей матери и вперед — в свою дочь. Осознанное переживание этих связей приводит к такому чувству, что собственная жизнь простирается сквозь поколения — первый шаг в сторону непосредственного переживания и убежденности преодолимости времени, несущий в себе чувство бессмертия» (там же, par. 316).

КУЛЬТУРА (Culture; Kultur) — у Юнга термин, используемый в качестве синонима общества, т. е. некоей дифференцированной и достаточно осознающей себя группы, принадлежащей к коллективному.

С психологической точки зрения Юнг предполагал, что понятие культуры дополняет представление о группе, которая выработала свою собственную идентичность и самосознание наряду с ощущением смысла и целевой непрерывности бытия.

— Л —

ЛЕЧЕНИЕ (Cure; Kur) — переход от болезни к состоянию здоровья.

Существует распространенное убеждение, что анализ обеспечивает нечто сродни лечению. Юнг был другого мнения, полагая маловероятным существование какой-либо психотерапии вообще, осуществляющей подобное «лечение».

Юнг считал, что сама жизнь, по своей сути, преподносит человеку различные трудности и проблемы, иногда являющиеся в форме болезни. Если эти трудности не слишком чрезмерны, то они снабжают его знанием для рефлексии в отношении неадекватных форм адаптации эго, и тогда у человека появляется шанс обрести более подходящие и правильные установки, произвести соответствующие изменения и исправления. Со временем интеграцию проблемных ситуаций можно рассматривать как инициируемую самостью и ведущую к индивидуации. Следовательно, отношение психоаналитика к лечению может помочь пациенту прийти к согласию с тем, что невротическое состояние может оказаться и положительным фактором в его жизни. «Не было бы счастья, да несчастье помогло!»

В силу диалектической природы анализа его часто определяют как «лечение разговором» или «лечением души». Юнг возражал против такого определения, строго различая аналитическую работу и духовное лечение души, совершаемое священником. С его точки зрения, анализ более близок медицинскому вмешательству с целью раскрыть содержание бессознательного и дать ему возможность интегрироваться в сознание. Здесь он выступал заодно с Фрейдом и всей психоаналитической традицией.

Вместе с тем Юнг считал, что невротические явления имеют внутренний смысл, и принимал телеологическую точку зрения (финальную), считая, что работа аналитика должна служить тем нуждам человека, которые остались незамеченными как для врачей, так и для священнослужителей, не допускавших возможность спонтанной религиозной функции, действующей в психическом. Весьма важным является подготовка человека к признанию возможного наличия бессознательного символического смысла в его страданиях.

ЛИБИДО (Libido) — в широком смысле психическая энергия.

Впервые термин «либидо» Юнг употребил в своей работе «Психология раннего слабоумия», написанной в 1907 г. (CW 3; РП). В дальнейшем он анализировал это понятие в ряде статей, большая часть которых собрана в 8-м томе его собрания сочинений (CW 8). В своем представлении о либидо Юнг сознательно дистанцировался от понимания последнего Фрейдом, для которого либидо сохраняло первостепенное и доминирующее сексуальное значение.

«Я должен допустить, что чисто сексуальная этиология неврозов оказывается слишком узкой. В такой критике я основываюсь не на каком-либо предрассудке или предубеждении против сексуальности, но на весьма близком знакомстве с проблемой в целом. Поэтому я предлагаю освободить психоаналитическую теорию от чисто сексуального подхода. Вместо этого я хотел бы внести энергетическую точку зрения в психологию неврозов. Все психические явления могут рассматриваться как проявления энергии, подобно тому как все физические явления понимаются как энергетические реализации с того момента, как Роберт Майер открыл закон сохранения энергии. Субъективно и психологически эта энергия воспринимается и переживается как сильное желание. Я называю ее либидо, используя это слово в его первоначальном смысле, никак не сводимом только к сексуальному значению. Саллюстий использует его точь-в-точь в том же значении, что и мы, когда говорит: „Они получали больше удовольствия (либидо) в красивом оружии и боевых лошадях, чем в проститутках и пирушках“» (Цит. по: Jung С. G. Selected Writings / Ed. Storr A. N. Y., 1989. P. 56—61; см. также КП, пар. 567 «Психоанализ и невроз»).

«[Либидо] обозначает желание или импульс, которые не подчиняются никаким авторитетам, морали или чему бы то ни было. Либидо есть потребность организма в самом его естественном состоянии. С генетической точки зрения телесными потребностями, составляющими сущность либидо, являются голод, жажда, сон, секс и эмоциональные состояния или аффекты»  (CW 5, par. 194; СТ, пар. 194).

В другом месте Юнг пишет:

«Психическая энергия есть интенсивность психического процесса, его психологическая ценность. Ценность в данном случае не представлена в своем качественном выражении, как моральная, эстетическая или интеллектуальная; психологическая ценность всегда имплицируется в своей определяющей (детерминирующей) мощи, выражающей себя в определенных психических эффектах. Я также не представляю либидо как психическую силу, недоразумение, сбившее с пути многих критиков. Я не гипостазирую понятие энергии, но использую его, чтобы определить интенсивность и значение. Вопрос о том, существует или нет особая психическая сила, не имеет ничего общего с понятием либидо»  (Jung С. G. Dictionary of Analytical Psychology. L., 1983. P. 26—27).

Таким образом, в аналитической психологии либидо рассматривается как психическая энергия, которая направляет и побуждает личность к любому виду деятельности. Интерес, внимание, различного рода стимуляция являются разными выражениями либидо. Проявление либидо в отношении какого-либо объекта определяет степень ценности этого объекта для индивида. Либидо может быть сколь угодно трансформируемо или замещаемо, но ни в коем случае не разрушено бесследно. Если либидо, связанное с одним объектом, исчезает, следует ожидать его возникновения где-то еще. Собственно, оно является показателем динамики жизненного процесса, проявляющегося в психической сфере человека. (Рассматривая энергетическую концепцию Юнга в характеристике психических явлений, небезынтересно отметить сходную позицию по этому вопросу, высказанную в свое время нашим соотечественником Николаем Гротом. А именно, что понятие психической энергии так же правомерно в науке, как и понятие физической энергии, и что психическую энергию можно изменять подобно физической. (См., в частности: Грот Н. Понятие души и психической энергии в психологии // Вопр. философии и психологии. 1897. Т. 37—38)

«Либидо непостижимо никак иначе, кроме как в определенной форме, т. е. оно идентично образам фантазии. И мы можем вновь освободить его из бессознательного, лишь поднимая наверх соответствующие ему образы фантазий. Для этого мы даем бессознательному возможность доставить свои фантазии на поверхность» (ПБ, с. 286).

Наряду с убеждением, что психическое представляет саморегулирующуюся систему, Юнг связывал либидо с целеполаганием. В общем и целом оно «знает», куда ему следует направляться для обретения психического здоровья.

«Либидо имеет, так сказать, природную склонность, напоминая воду, которая должна иметь перепад, чтобы течь» (CW 5, par. 337; СТ, пар. 337).

Там, где налицо недостаток либидо, как, например, в случае депрессии, последняя направляется вспять, регрессирует для того, чтобы задействовать бессознательные содержания. Цель подобной реверсии — скомпенсировать установки сознания. Малый остаток энергии не позволяет себе быть использованным в сознательно избранном направлении.

«<...> мы не можем произвольно переводить „свободную“ энергию на тот или иной рационально выбранный объект. То же самое в общем относится и к тем якобы свободным энергиям, которые мы получаем, с помощью редуктивных, выжигающих средств, разрушая их неподобающие формы <...> Такая энергия в лучшем случае лишь на короткое время может подчиняться управлению. Но по большей части она противится тому, чтобы сколь-нибудь длительный период придерживаться рационально навязываемых ей возможностей. Психическая энергия есть реальность прихотливая, которая хочет реализовывать свои собственные условия. Энергии может быть сколько угодно, однако мы не сможем использовать ее до тех пор, пока нам не удастся создать для нее надлежащий перепад или градиент» (ПБ, с. 89).

Аналитической задачей в такой ситуации является обнаружение естественного «перепада» личностной энергии.

«Что это, что в данный момент и у данного индивида представляет побуждение жизни? Вот в чем вопрос» (CW 7, par. 488).

ЛИЧНОЕ БЕССОЗНАТЕЛЬНОЕ (Personal unconscious; Personlichcs Unbewusstes) — слой или пласт бессознательного, относящийся непосредственно к самой личности в отличие от коллективного бессознательного.

«Личное бессознательное содержит утраченные воспоминания, вытесненные (намеренно забытые) тягостные представления, так называемые подпороговые (сублиминальные) восприятия, т. в. чувственные перцепции, которые были недостаточно сильны для того, чтобы достичь сознания, и, наконец, содержания, которые еще не созрели для сознания» (ПБ, с. 105—106).

ЛИЧНОСТЬ (Person; Personlichkeit) — аспекты или ипостаси души, обитающей в действительном мире; для развивающейся личности существенным является отделение от коллективных ценностей, в частности от унаследованных или уже реализованных персоной.

«Достаточно, например, внимательно понаблюдать за кем-нибудь при различных обстоятельствах, чтобы открыть, как резко меняется его личность при переходе из одной среды в другую, причем каждый раз выявляется резко очерченный и явно отличный от прежнего характер <...> В соответствии с социальными условиями и необходимостями социальный характер ориентируется, с одной стороны, на ожиданиях и требованиях деловой среды, с другой стороны — на социальных намерениях и стремлениях самого субъекта. Обыкновенно домашний характер слагается, скорее, согласно душевным запросам субъекта и его потребностям в удобстве, почему и бывает так, что люди, в общественной жизни чрезвычайно энергичные, смелые, упорные, упрямые и беззастенчивые, дома и в семье оказываются добродушными, мягкими, уступчивыми и слабыми. Который же характер есть истинный, где же настоящая личность? У такого человека вообще нет настоящего характера, он вообще не индивидуален, а коллективен, т. е. соответствует общим обстоятельствам, отвечает общим ожиданиям. Будь он индивидуален, он имел бы один и тот же характер при всем различии в установке. Он не был бы тождествен с каждой данной установкой и не мог бы, да и не хотел бы препятствовать тому, чтобы его индивидуальность выражалась так, а не иначе как в одном, так и в другом состоянии. В действительности он индивидуален, как и всякое существо, но только бессознательно. Своей более или менее полной идентификацией с каждой данной установкой он обманывает по крайней мере других, а часто и самого себя, относительно того, каков его настоящий характер; он надевает маску, о которой он знает, что она соответствует, с одной стороны, его собственным намерениям, с другой — притязаниям и мнениям его среды, причем преобладает то один, то другой момент» (ПТ, пар. 697—698).

ЛОГОС (Logos) — принцип логики и структуры, традиционно ассоциируемый с духом, миром отца и образом Бога; по-гречески означает «слово» или «разум»; Гераклит под Логосом представлял универсальный разум, правящий миром, и именно в этом смысле его понимал и использовал Юнг.

«Не существует сознания без различения противоположностей. Именно отцовский принцип, Логос, вечно сражается за высвобождение себя из первичной теплоты и первичной темноты материнской утробы, короче говоря, из бессознательного» (CW 9i, par. 178).

«Под Логосом я имею в виду различение, суждение, прозрение, а под Эросом — способность к связи, соединению. Я рассматриваю оба понятия в качестве интуитивных идей, которые не могут быть определены точно или исчерпывающе. Это достойно сожаления с научной точки зрения, но с практической сохраняет свою ценность, так как оба понятия очерчивают опытное поле, которое в любом случае трудно определить» (CW \4, pars. 224f; МС, пар. 224).

В своих поздних работах по алхимии Юнг описывает Логос и Эрос как психологические эквиваленты солнечному и лунному сознанию, архетипические идеи, созвучные восточным понятиям Инь и Ян — различным качествам энергии. Юнга никак не смущало то обстоятельство, что Эрос оказывался более «присущ» женскому сознанию, а Логос мужскому. Соответственно он наличие Эроса у мужчины объяснял влиянием анимы, а Логоса у женщины воздействием анимуса.

«На сознание в значительной степени влияет лунная анима у мужчины и солнечный анимус у женщины. Даже если мужчина порой и не подозревает о своей одержимости анимой, он имеет в общем и целом, по понятным причинам, более живое впечатление об одержимости анимусом у своей жены, и наоборот» (там же, par. 225).

— М —

МАГИЯ (Magic; Magie) — практика вызывания сверхъестественных сил для контроля за естественными явлениями; форма общения со сверхъестественными «надмирными» силами; объяснение физических процессов, основывающееся на вере в сверхъестественные силы.

Психологически попытка помешать или содействовать бессознательным силам, чтобы использовать, умилостивить или разрушить их и таким путем противодействовать их поражающему могуществу или объединиться с их соперничающими целями. Согласно Юнгу, чем более ограничено поле сознания личности, тем чаще психические содержания проявляются в качестве квазивнешних воплощений, либо в форме духов, либо магических сил, спроектированных на живых людей, животных или неодушевленные предметы.

Вера в магию предполагает бессознательность как искомое начало, и магические ритуалы в таком случае дают человеку ощущение большей безопасности. Целью магических ритуалов является установление психического равновесия. Считается, что лицо, способное на проведение магической процедуры (маг, шаман, знахарь, священник или врач), обладает определенной сверхъестественной силой, является архетипической фигурой, соответствующей мана-личности.

МАНА-ЛИЧНОСТЬ (Mana-personality; Mana-personlich-keiten) — персонифицированный архетипический образ сверхъестественной силы.

«Мана-личность является доминантой коллективного бессознательного, хорошо известного архетипа могущественного человека, являющегося в виде героя, лидера, руководителя, колдуна, мага, целителя, святого, управителя людей и духов, друга Бога» (CW 7, par. 377; ПБ, с. 300).

Исторически мана-личность реализует себя в герое и богоподобном бытии, чья земная форма воплощена в священнике. Доколе доктор будет оставаться магом — вот вечные стенания аналитика (там же, par. 389; ПБ, с. 306).

Мана — слово меланезийское, обозначающее колдовские или нуминозные качества у богов или священных объектов. Мана-личность воплощает в себе эту магическую силу. В индивидуальной психологии Юнг использовал ее для описания инфляционного эффекта, ассимилирующего автономные бессознательные содержания, в особенности те, которые ассоциируются с анимой и анимусом.

«Эго присвоило себе нечто такое, что ему и вовсе не принадлежит. Но принадлежит ли это мана? Если мы действительно имеем дело с эго, которое завоевало аниму или душу, то тогда мана должна была и в самом деле принадлежать ему, и было бы правильным считать владельца весьма важным. Но почему тогда эта важность мана не возбуждает других, не работает с ними? <...> А не работает потому, что, фактически, никто важным и не стал, а стал идентичным с архетипом, другой бессознательной фигурой. Следовательно, мы должны заключить, что эго никогда и вовсе не владело анимой, поэтому не владело и маной. А все, что происходит, не более чем подделка, новая фальсификация» (там же, par. 380; ПБ, с. 301).

МАНДАЛА (Mandala) — санскритское слово, означающее магический круг; геометрически — фигура, в которой круг заключен в квадрат или квадрат в круг. Мандала обладает более или менее регулярными кратными отношениями, разделена на четыре или кратное четырем число частей; лучи расходятся из центра или направлены в центр, что зависит от перспективы.

Юнг интерпретировал мандалу как зримую проекцию психического, его выражение, и, в частности, представление Самости. В процессе анализа мандалы могут обнаруживаться в сновидениях или различных изображениях (рисунках, пластике, архитектуре). Помимо того, что мандалы выражают стремление к целостности или свидетельствуют о ней на космическом уровне (мандалы традиционных религий), они также способны выполнять защитную функцию психологически дезинтегрированных, расщепленных в личностном плане. См. также кватерность и теменос.

МАТЕРИНСКИЙ КОМПЛЕКС (Mother complex; Mutterlich-Komplex) — группа чувственно окрашенных или тонированных идей («комплекс чувств определенного тонуса», по выражению Юнга), связанных с переживанием и образом матери.

Материнский комплекс — это потенциально активный компонент любой психики, получающий информацию прежде всего от переживаний личной матери, далее от значащих контактов с другими женщинами и коллективными предположениями и допущениями. Констелляция материнского комплекса имеет различные эффекты (результаты) в зависимости от того, появляется ли он у сына или у дочери.

«Типичными проявлениями у сына является гомосексуальность и донжуанизм, а иногда также и импотенция (хотя здесь также играет роль и отцовский комплекс). В гомосексуальности вся гетеросексуальность сына оказывается привязанной к матери в бессознательной форме; в донжуанизме он бессознательно ищет свою мать в каждой встречаемой им женщине» (CW 9i, par. 162).

Материнский комплекс мужчины находится под влиянием контрсексуального комплекса, а именно анимы. В той степени, в которой мужчина способен установить хорошие отношения со своей внутренней женщиной (вместо того чтобы оказаться одержимым ею), даже негативный материнский комплекс может иметь положительные результаты.

«Его Эрос может быть прекрасно дифференцирован вместо или же в дополнение к гомосексуальности <...> Это дает ему большую способность к дружбе, которая часто создает узы удивительной нежности между мужчинами и может даже спасать дружбу между полами из тюрьмы невозможного <...> Аналогично своему негативному аспекту донжуанизм может проявляться и положительно в виде смелой и непоколебимой мужественности, амбициозного стремления к высоким целям; в оппозиции ко всевозможной глупости, узколобости, несправедливости и лени; готовности жертвовать ради того, что рассматривается как правое, порой граничащее с героизмом; упорство, настойчивость, несгибаемость и твердость воли; любопытство и любознательность, которые не уклоняются от загадок Вселенной; и в конечном итоге, революционный дух, который страждет утвердить новое лицо мира» (там же, par. 164).

У дочери результат материнского комплекса варьирует от стимуляции женского инстинкта до его подавления. В первом случае, перевес инстинкта делает женщину бессознательной относительно своей собственной личности.

«Преувеличение женской стороны означает интенсификацию всех женских инстинктов, прежде всего материнского инстинкта. Негативный аспект просматривается у женщины, чьей единственной целью является рождение ребенка. У такой женщины муж является прежде всего и в высшей степени лишь инструментом для порождения ребенка, и она рассматривает его просто как объект, за которым необходимо присматривать так же, как необходимо присматривать за детьми, как необходимо налаживать отношения, как необходимо присматривать за котами, собаками и домашней утварью» (там же, par. 167). «Во втором случае женский инстинкт подавляется или полностью стирается. В качестве замены возникает чрезмерно развитый Эрос, и это почти неизменно приводит к бессознательному инцестуозному взаимоотношению с отцом. Интенсифицированный Эрос ставит ненормальный акцент на личность других. Ревность к матери и желание превзойти ее становится главным мотивом последовательно предпринимаемых действий и обязательств» (там же, par. 168).

В другом случае подавление женского инстинкта может привести женщину к идентификации (отождествлению) со своей матерью. Она совершенно не осознает свой собственный материнский инстинкт и свой Эрос, который в этом случае является спроектированным на саму мать.

«В качестве суперженщины (непроизвольно обожаемой дочерью) мать проживает за нее уже заранее все то, что девочка могла бы прожить для самой себя. Она довольствуется тем, что остается верной своей матери безотчетной преданностью и в то же самое время бессознательно стремится почти против собственной воли тиранизировать ее. Естественно, под маской полной лояльности и преданности. Дочь ведет теневое существование, зачастую как бы высасываемая собственной матерью, и она продолжает жизнь своей матери в виде непрерывного переливания крови» (там же, par. 169).

Из-за своей очевидной и видимой «пустоты» женщины такого типа оказываются хорошими крючками для проекций у мужчин (мужских проекций). Оказываясь преданными, жертвенными женами, они часто проектируют свои собственные бессознательные способности, умения, талант на своих мужей. Или по причине своей преданности и жертвенности жены подобного типа часто проектируют свои собственные бессознательные достижения и способности на своих собственных мужей.

«И тогда мы имеем сцену абсолютно ничтожного незначительного мужчины, который, казалось бы не имея никакого шанса в жизни, вдруг оказывается воспаряющим на каком-то ковре-самолете к высшим вершинам общественных достижений» (там же, par. 182).

По мнению Юнга, эти три крайних типа связаны вместе множеством промежуточных стадий, самым важным в бытии которых является переполняющее сверхсопротивление матери и всему тому, что она собой знаменует. (Наиболее важным элементом которых является решительное сопротивление матери и всему тому, что она поддерживает.)

«Это самый яркий пример негативного материнского комплекса. Девизом этого типа является: все что угодно, лишь бы это не напоминало мать <...> Все инстинктивные процессы встречаются с неожиданными трудностями, будь то сексуальность, которая функционирует в соответствующем виде, или дети, которые оказываются нежелательными, или же материнский долг, который оказывается невыносимым, или требования супружеской жизни наталкиваются на нетерпение и раздражение (или встречают нетерпение и раздражение)» (там же, par. 170).

Такая женщина часто выделяется в активностях Логоса, где ее мать не успешествует. В логической деятельности, в деятельности, где правит Логос. Если же она может преодолеть свою простую реактивную установку по отношению к реальности, то позже в своей жизни она может прийти к более глубокому принятию своей женственности.

«Благодаря своей ясности, объективности и маскулинности женщину этого типа можно часто обнаружить на важных социальных постах, на которых (на высоких ступеньках социальной лестницы) ее с трудом раскрывающееся материнское качество, управляемое холодным умом, обнаруживает наиболее благоприятное влияние. Эта редкая комбинация женственности и маскулинного понимания оказывается ценной в области интимных взаимоотношений, равно как и в практических вопросах» (там же, par. 186).

В центре любого материнского комплекса находится архетип матери, который означает, что за эмоциональными ассоциациями с личной матерью как у мужчин, так и у женщин существует коллективный образ вскармливания и безопасности, с одной стороны, и пожирающего обладания — с другой (негативная мать).

МЕДИТАЦИЯ (Meditation) — техника сфокусированной интроспекции; Юнг различал медитацию, практикуемую на Востоке, и традиционные западные религиозные упражнения, и использование ее как инструмента самопонимания, в особенности в осознании проекций.

«Если древнее искусство медитации сегодня вообще практикуется, то оно практикуется только в религиозных или философских кругах, где сама тема медитации выбирается субъективно медитантом или предписывается инструкцией. Как в экзерцисах Игнатия или в определенных теософских практиках, которые развивались под индийским влиянием. Эти методы являются ценными только для расширения и развития концентрации и консолидации сознания. Но не имеют значения в плане воздействия на интеграцию личности. Наоборот, их цель защитить сознательное от бессознательного и подавить его» (CW 14, par. 708; МС, пар. 708).

«Когда медитация связана с субъективными продуктами бессознательного, которые достигаются спонтанно, то она объединяет сознание с содержаниями, которые исходят не из сознательной каузальной цепи, а из существенного бессознательного процесса <...> часть бессознательных содержаний оказываются спроектированными, но проекция как таковая не распознается. Медитация или критическая интроспекция и объективное исследование объекта необходимы для того, чтобы установить существование проекций. Если индивид приглядывается к себе или исследует самого себя, то существенно важно, чтобы его проекции им распознавались, потому что они фальсифицируют природу объекта и кроме этого содержат те элементы, которые принадлежат его собственной личности и должны быть интегрированы с ней» (там же, par. 710).

Все основные предположения аналитической психологии основываются на том, что психическое мыслит образами, и ближайший этому рациональный эквивалент есть метафора или аналогия. В этом смысле юнговский метод амплификации подразумевает не просто обеспечение более полного критерия для интерпретации; он является еще и поиском подходящей метафоры. Из метафоры рациональное эго может с большей глубиной приблизиться к пониманию психического сообщения, а сама психика может переориентироваться с помощью обогащенного метафорой образа.

МЕТАФОРА (Metaphor; Metapher) — определение и изучение одного путем обращения к образу другого; используется как сознательный литературный или терапевтический прием и всегда употреблялась сказителями и писателями, чтобы придать известную пикантность таинственному или «выразить невыразимое».

МИР ВООБРАЖАЕМЫЙ (Mundus Imaginalis — лат.) — постюнгианский термин; относится к определенному уровню (или порядку) реальности, расположенному точно посередине между чувственными впечатлениями тела и развитой когнитивностью (или духовностью); может пониматься как местоположение архетипической образности или как взаимодействующее и межсубъектное поле образов, благоприятствующее взаимоотношению двух людей, например аналитику и пациенту.

МИР ЕДИНЫЙ (Unus Mundus — лат.) — взгляд на мир, который существенно отличается от причинного объяснения; основание для попыток распознать смысл.

Внимание здесь сосредоточивается, главным образом, на отношениях, существующих между «вещами», а не на самих «вещах», а в последующем на отношениях между отношениями.

Это понятие, или образ, используется Юнгом, чтобы говорить о наличии внутренней связи каждого слоя существования со всеми другими слоями и, в меньшей степени, о существовании трансцендентного или сверхъестественного плана для координации отдельных частей. К примеру, тело и психическое являются взаимосвязанными, аналогичной может быть и взаимосвязь между психикой и материей.

МИРОВОЗЗРЕНИЕ (Weltanschauung) — философский взгляд на мир и человека как на единое целостное явление. Юнг довольно часто использовал данный термин в своих работах.

МИСТИЧЕСКОЕ СОУЧАСТИЕ (Participation mystique) — термин, заимствованный из антропологии (Леви-Брюль), обозначает исходную психологическую связь с объектами или между людьми в результате сильной бессознательной соотнесенности; тождество между субъектом и объектом.

«[Это] особого рода связанность с объектом. Она состоит в том, что субъект не в состоянии ясно отличить себя от объекта, что можно назвать частичным тождеством. Это тождество основано на априорном единстве субъекта и объекта. Мистическое соучастие есть, конечно, явление, которое лучше всего можно наблюдать у первобытных людей; однако оно встречается очень часто и у людей культурных, хотя и не в такой же распространенности и интенсивности. По общему правилу, у культурных людей оно имеет место между отдельными лицами, реже между лицом и вещью. В первом случае это так называемое отношение „перенесения“, при котором объекту (обыкновенно) присуще, до известной степени, магическое, т. е. безусловное действие на субъекта. Во втором случае дело сводится или к подобному же действию какой-нибудь вещи, или же к своего рода отождествлению субъекта с вещью или ее идеей» (ПТ, пар. 755).

«Психологическое тождество предполагает свою бессознательность. Оно составляет характерное свойство примитивного уклада души и настоящую основу „мистического соучастия“, которая есть не что иное, как пережиток первобытной психологической неотличенности субъекта и объекта, т. е. остаток изначального бессознательного состояния; далее, оно есть свойство, характеризующее духовное состояние раннего детства, и, наконец, оно характеризует и бессознательное у взрослого, культурного человека, которое, поскольку оно не стало содержанием сознания, длительно пребывает в состоянии тождества с объектами» (там же, пар. 812).

МИФ (Myth; Mythos) — непроизвольное коллективное утверждение, основанное на бессознательном психическом переживании (опыте).

Современная психология, считал Юнг, должна иметь дело с продуктами бессознательной фантазии, включая мифологические мотивы, служащие заявлениями психики о себе.

«Первобытная ментальность (ум) не изобретает мифы, она их переживает. Мифы — это изначальные открытия, обнаружения пресознательной психики <...> Многие из таких бессознательных процессов могут косвенным образом вспыхивать, появляться в сознании, но никогда благодаря сознательному усилию или выбору. Другие возникают спонтанно, так сказать, из неотчетливой или недемонстрируемой сознательной причины» (CW 9i, par. 261).

Согласно Юнгу, мифы не представляли, а, скорее, были психической жизнью первобытных. Когда такие мотивы неожиданно обнаруживаются в ходе анализа, они передают жизненный смысл. И не просто соответствуют определенным коллективным элементам, но сами эти элементы реактивируются в душе сегодняшнего человека. Вывод Юнга был таков: предпосылки мифообразования должны быть представлены в структуре самой психики. Именно здесь Юнг предположил существование коллективного бессознательного или хранилища архетипических структур, опыта и тем.

Мифы представляют собой истории архетипических столкновений. Так же, как волшебная сказка аналогична работе личного комплекса, миф оказывается метафорой для действий архетипа как такового. Подобно своим предшественникам, современный человек продолжает оставаться мифотворцем, он вновь и вновь разыгрывает драмы тысячелетней давности, основанные на архетипических темах, и благодаря своей способности к осознанию может освободиться от их принудительных объятий.

МЛАДЕНЧЕСТВО и ДЕТСТВО (Infancy and childhood; Friihe Kindheit und Kindheit) — идеи Юнга относительно данной темы сконцентрированы вокруг главного вопроса: следует ли рассматривать ребенка просто как продолжение психологии его родителей и как объект их влияния или же в качестве отличного от них существа, обладающего собственной личностью с внутренним микрокосмом, внутрипсихической организацией? Здесь на первый план выдвигается само напряжение между «реальными» фигурами родителей, с одной стороны, и образами, созданными взаимодействием архетипа и опыта — с другой.

«И хотя важность характера и жизненного опыта родителей для развития ребенка в целом не оспаривается, родители — ко всему прочему — оказываются „не просто родителями“ вообще, но и их и.маго: они являются образами, появляющимися из соединения родительских характерных черт и индивидуальной склонности ребенка» (CW 5, par. 505; СТ, пар. 505).

«Отношения матери — ребенка, несомненно, самые глубокие и мучительные из всех нам известных <...> это абсолютный опыт рода человеческого, органическая истина <...> Существует врожденная, экстраординарная интенсивность отношений, которая инстинктивно побуждает ребенка держаться матери» (CW 8, par. 723).

Юнг выделял три аспекта в отношениях ребенка с матерью. Во-первых, в процессе взросления имеет место регрессия по отношению к ней или к ее образу. Во-вторых, отделение от матери — это борьба (см. герой). И, в-третьих, очень важна пища (см. объект-отношения).

В отношении отца Юнг рассматривает следующие темы: отец как противоположность матери — воплощение всех ценностей и свойств; отец как «информирующий дух», представляющий духовный принцип, персонифицированный двойник Бого-Отца; отец как модель персоны для сына, как то, из чего сын должен вычленить себя; отец как первый «возлюбленный» и образ анимуса для дочери (CW 5, par. 70; СТ, пар. 70).

МОРАЛЬ (Morality; Moral) — термин, используемый в отношении индивида или группы и обозначающий условия, при которых осуществляются самоконтроль, уверенность в себе и дисциплинированное поведение.

«За действиями человека стоит не общественное мнение, не всеобщий моральный кодекс, но сама личность, в отношении которой он до поры до времени остается на бессознательном уровне. Каждый из нас всегда есть еще и то, чем он был прежде, и точно так же он непременно есть уже и то, чем только станет» (CW 11, par. 390; ОИ, с. 302).

Психологически моральная проблема формулируется тогда, когда человек сталкивается с вопросом — кем он может стать, в противовес тому, кем он станет, если устоялись определенные установки, решения приняты и действия поощрены без рефлексии.

Юнг утверждал, что мораль не является изобретением общества, но свойственна самим законам жизни. Именно человек, действующий со знанием своей собственной моральной ответственности перед самим собой, создает культуру в большей степени, чем все остальные.

В отличие от супер-эго Фрейда, Юнг предполагал, что именно врожденный принцип индивидуальности заставляет каждого человека придерживаться моральных взглядов, согласующихся с ним самим. Этот принцип и восстанавливает равновесие между сознательными и бессознательными силами.

Любое столкновение с архетипами ставит моральную проблему. В частности, сильные авторитарные требования выдвигает архетип самости. Здесь Юнг подчеркивает, что можно сознательно сказать «нет» власти самости, хотя возможен и союз с ней. Но пытаться игнорировать или отвергать самость аморально, поскольку это отрицает уникальный потенциал человеческого существования. Именно конфликт противоположностей ставит перед личностью моральную проблему.

МЫШЛЕНИЕ (Thinking; Denken) — умственный процесс интерпретации того, что воспринято.

В типологической модели Юнга мышление представляет одну из четырех базовых функций, используемых для психологической ориентации. Как и чувство, относится к разряду рациональных функций. Если мышление является ведущей функцией, то чувство автоматически становится функцией подчиненной.

«Мышление должно тщательно исключать чувство, если только оно желает быть настоящим, верным своему принципу мышлением. Это, конечно, не исключает существование индивидов, у которых мышление и чувство стоят на одинаковой высоте, причем и то, и другое имеет одинаковую сознательную силу мотивации. Но в таком случае речь идет не о дифференцированном типе, а о сравнительно неразвитых мышлении и чувстве. Равномерная сознательность и бессознательность функций есть, следовательно, признак примитивного состояния духа» (ПТ, пар. 667).

«Это [мышление] есть апперцептивная деятельность, как таковая, она делится на активную и пассивную мыслительную деятельность; активное мышление есть волевое действие, пассивное мышление лишь свершается — оно есть случившийся факт. В первом случае я подвергаю содержание представлений волевому акту суждения, во втором случае образуются понятийные связи, формируются суждения, которые подчас могут и противоречить моему намерению, могут и не соответствовать моей цели и поэтому не вызывать во мне чувства направления, хотя впоследствии я и могу, с помощью активного, апперцептивного акта, дойти до признания их направленности <...> О мышлении же следовало бы говорить, по моему мнению, лишь там, где дело идет о связывании представлений при помощи понятий, где, следовательно, иными словами, имеет место акт суждения, безразлично, возникает ли этот акт суждения из нашего намерения, или нет» (ПТ, пар. 757 — 58).

— Н —

НАПРАВЛЕННОЕ И ФАНТАЗИРУЮЩЕЕ МЫШЛЕНИЕ (Directed and fantasy thinking; Gerichtetes und Phantasiedenken) — понятия, введенные Юнгом для описания разнообразных форм умственной деятельности и различных способов, с помощью которых психическое выражает самое себя.

«Особенно напряженный ход мыслей протекает более или менее в словесной форме, т. е. так, как если бы хотелось его высказать, преподать или убедить кого-либо в его правильности. Такой ход мыслей явно обращен вовне. В этом смысле для нас логическое мышление, протекающее в известном направлении, является действительным мышлением, т. е. мышлением, приспособленным к действительности <...> Мы называем такое мышление также мышлением с направленной внимательностью. Оно обладает той особенностью, что вызывает утомление, почему может быть приводимо к функционированию лишь по временам <...> есть приспособление к окружающему; частью этого приспособления является определенно-направленное мышление, которое, выражаясь биологически, представляет собой не что иное, как процесс душевной ассимиляции» (ЛМС, с. 26).

Направленное мышление подразумевает сознательное использование языка и идей. Оно основывается и конструируется со ссылкой на реальность.

Фантазирующее мышление, с другой стороны, использует образы в самостоятельной или тематической форме, эмоции и интуицию.

«Почти ежедневно мы переживаем при засыпании вплетание наших фантазий в сновидения, так что между сонной мечтой во время дня и во время ночи разница не слишком велика. Мы имеем, стало быть, две формы мышления: определенно-направленное мышление и мечтание или фантазирование. Первое работает в целях общения при помощи элементов речи и является трудным и изнурительным; последнее, напротив, работает без труда, спонтанно, — воспоминаниями. [Оно] отвращается от действительности, высвобождает субъективные желания и оказывается совершенно непродуктивным, когда дело идет о приспособлении» (ЛМС, с. 33).

Подобное мышление можно назвать метафорическим, символическим, образным. Юнг указывал на то, что фантазирующее мышление может быть осознанным, но обычно оно в своем течении бессознательное. Направленное и фантазирующее мышление можно сравнить соответственно с первичными и вторичными процессами в классическом психоанализе. Типичным выражением фантазирующего мышления являются сновидения и мифология.

НАРЦИССИЗМ (Narcissism; Narzissmus) — психоаналитический термин, означающий, в узкоклиническом смысле, сексуальную перверзию, при которой предпочитаемым субъектом объектом выступает его же собственное тело; в более широком значении — любое проявление любви к себе.

Юнг допускал употребление этого термина в психопатологии, но при этом ограничивал его тем, что называл «мастурбаторной самовлюбленностью» (CW \0, par. 204). В противном случае Нарциссом оказывался «всякий человек, преследующий свою собственную цель» (СС, пар. 102; см. также КСП; с. 93).

НЕВРОЗ (Neurosis; Neurose) — психологический кризис, обусловленный состоянием разобщения с самим собой, или, более формально, умеренная диссоциация личности, обусловленная активизацией комплексов.

«Любая несовместимость в характере может стать причиной диссоциации, и слишком большое расщепление между мышлением и чувствующей функцией, например, уже можно считать слабым (незначительным) неврозом. Когда вы не вполне едины сами с собой, то вы приближаетесь к невротическому состоянию» (CW 18, par. 383).

«Любой невроз характеризуется диссоциацией и конфликтом, содержит комплексы и демонстрирует следы регрессии и понижение ментального уровня» (CW П, par. 204; КДД, с. 128).

По мнению Юнга, невротический приступ, или взрыв, вспышка, целенаправлен, является благоприятной возможностью осознать, кто же вы есть на самом деле в противоположность тому, кто мы думаем, мы есть. Путем проработки симптомов, которые неизменно сопровождают невроз — беспокойство, страх, депрессия, вина и отдельный конфликт — мы все более осознаем свои личностные границы и обнаруживаем свою подлинную силу.

При любом нарушении в деятельности сознания энергия регрессирует и бессознательные содержания активизируются в попытке скомпенсировать возникшие неполадки, преодолевая тем самым и очевидную односторонность сознания.

«Неврозы, как и любые болезни, являются симптомами плохого приспособления. Как следствие появления какого-либо препятствия или мешающего воздействия — конституциональной слабости или дефекта, неправильного образования, воспитания, печального опыта, неадекватной установки и т. д. — человек избегает трудностей, которые приносит ему жизнь, стремясь, таким образом, обратно в инфантильный мир, мир детства. Бессознательное компенсирует эту регрессию, продуцируя символы, которые, будучи поняты объективно, т. е. путем сравнительного их изучения, реактивируют общие идеи, которые лежат в основе всех таких естественных систем мысли. Таким путем и происходит изменение установки, которая связывает диссоциацию между человеком таким, каков он есть, и человеком, каким он должен быть» (CW 13, par. 473).

Юнг называл свою установку в отношении невроза энергетической или финальной, так как она базируется прежде всего на потенциальной энергетической последовательности или прогрессии, нежели на каузальной или механистической причине, приводящей к регрессии. Эти два взгляда нельзя считать несовместимыми, скорее они взаимодополнительны. Механистический подход обращен к прошлому в поисках причин психического дискомфорта в настоящем; Юнг же фокусируется на настоящем, обращаясь взглядом к будущим возможностям.

«Я больше не ищу причины невроза в прошлом, но пытаюсь отыскать ее в настоящем. Я спрашиваю, в чем заключается необходимая задача, которую пациенту не удалось завершить» (CW 4, par. 570).

«В психических расстройствах в любом случае недостаточно просто привести предполагаемые или реальные причины к сознанию. Лечение включает в себя интеграцию содержаний, которые оказались разобщенными, диссоциированными от сознания» (CW 13, par. 464).

Юнг не оспаривал фрейдовскую теорию относительно эдиповых фиксаций, которые могут проявляться как невроз в более позднее время (этапы жизни). Он признавал, что определенные периоды жизни, и в частности или в особенности раннее детство, младенчество, часто имеют постоянное определяющее влияние на личность. Но он также полагал, что такое объяснение выглядит явно недостаточным для тех случаев, в которых нет следа невроза до момента срыва.

«<...> сексуальная теория невроза, выдвинутая Фрейдом, базируется на истинном и фактическом принципе. Однако ошибка ее состоит в односторонности и ограниченности исключительно этим принципом, а кроме того, она совершает неосторожность, стремясь схватить неуловимый Эрос с помощью своей грубой сексуальной терминологии. Фрейд и в этом отношении является типичным представителем именно материалистической эпохи, которая надеялась когда-нибудь разрешить загадку мироздания в пробирке. Фрейд и сам в более пожилом возрасте признал, что его теория страдает неуравновешенностью, и противопоставил Эросу, который он обозначил как либидо, инстинкт разрушения или соответственно смерти» (ПБ, с. 58).

«Если сама фиксация была в самом деле реальной (т. е. первичная причина), то мы можем ожидать обнаружить действие ее влияния постоянным; другими словами, невроз длится на протяжении всей жизни, но очевидно, что это не тот случай. Психологическая детерминация невроза является только частично обусловленной реальной инфантильной предиспозицией (реальным инфантильным предрасположением). Но также она должна быть обусловлена и некоторой причиной в настоящем. И если мы внимательно посмотрим на сам вид инфантильной фантазии и тот случай, с которым связано само невротическое проявление, то нам придется согласиться, что в них не существует ничего, что было бы специфически невротично. Нормальные индивиды имеют весьма много тех же самых внутренних и внешних переживаний и могут с поразительной степенью быть привязаны к ним, но без развития невроза» (CW 4. par. 564; КП. пар. 564).

Но что же тогда определяет, почему один человек становится невротичным, в то время как другой в сходных обстоятельствах им не становится? Ответ Юнга таков, что индивидуальное психическое знает как свои границы, так и свой потенциал. Ведь срыв наступает тогда, когда первые не развиваются или же если последние не осознаются. Тогда само психическое действует так, что корректирует саму ситуацию.

«Целым слоям населения и в голову не приходит — несмотря на их явную бессознательность — становиться невротиками. Те немногие, которые отмечены такой судьбой, и есть, собственно, „высшие люди“, по каким-либо причинам, однако, слишком задержавшиеся на первобытной ступени. Их природа не смогла в течение длительного срока пребывать в неестественной для них тупости. Вследствие узости своего сознания и ограниченности своего существования и жизни они сэкономили энергию, которая бессознательно постепенно скопилась и, наконец, взорвалась в форме более или менее острого невроза. За этим простым механизмом вовсе не обязательно скрываться какому-то „плану“. Для объяснения за глаза хватило бы вполне понятного порыва к самоосуществлению. Можно было бы говорить и о запоздалом созревании личности» (ПБ, с. 248—249).

Точка зрения Юнга на невроз отличается радикально от классического редуктивного подхода, но она не меняет ничего существенно из того, что происходит в анализе. Активированные фантазии в любом случае должны быть выведены на общее рассмотрение, потому что энергия, необходимая для жизни, привязана к ним. Объект, однако, не обнаруживает предполагаемую корневую причину невроза, но устанавливает связь между сознанием и бессознательным, которое результируется в возобновленной последовательности (прогрессии) энергии.

НЕГАТИВНАЯ ИНФЛЯЦИЯ (Negative inflation; negativ Inflation) — не имеющее никаких реальных оснований низкое мнение о самом себе, возникающее вследствие отождествления с негативной стороной тени.

«Всякий раз, когда возникает ощущение моральной неполноценности, оно обозначает не только потребность в ассимиляции бессознательного компонента, но также в самой возможности такой ассимиляции» (CW 7, par. 218; ПБ, с. 190).

НИГРЕДО (Nigredo — лат.) — алхимический термин, в психологии соответствует умственной дезориентации, возникающей обычно в процессе ассимиляции бессознательных содержаний, в частности различных аспектов тени.

«Интерес к знанию о себе — это захватывающее приключение, которое с присущей ему неожиданностью тащит нас все дальше и глубже. Даже не вполне исчерпывающее знание тени может вызвать серьезное замешательство и помрачение ума, поскольку ведет к таким личностным проблемам, о которых человек прежде и вовсе не догадывался. Уже по одной этой причине можно понять, почему алхимики называли нигредо меланхолией, „черной, чернее, чем черное“ ночью, душевным бедствием, частичным затемнением сознания и т. д., или более многозначительно „черным вороном“. Для нас ворон кажется всего лишь забавной аллегорией, но для средневекового адепта это была <...> хорошо известная аллегория дьявола» (CW 14, par. 741; МС, пар. 741).

Черный образный мир в алхимии называется нигредо, его металл — свинец. Это мир, в котором темно, мрачно, жутко, страшно, отвратительно, уныло, тоскливо. Погружаясь в него, мы оказываемся на самом дне, в преисподней, лишеные своего «Я» и брошенные на произвол судьбы.

Алхимики считали, что нигредо составляет начальную стадию любого процесса, в котором происходит трансформация, превращение форм. Сначала все должно основательно перегнить, как компост, распасться на разрозненные частицы — исходный материал для свободного творчества созидательной силы. По мнению алхимиков, вначале все имеет привкус горечи и гнили. Всякий процесс превращения сначала ведет к распаду или начинается с него.

В нигредо человеку кажется, что на его глазах мир разваливается на части, особенно болезненно он переживает кажущуюся нескончаемость нигредо. Будущее видится смутным и беспросветным, без надежды на избавление от пустоты и одиночества. Жизненный ритм сбивается, сознание опустошается. В бездонной пропасти нигредо единственной реальностью для человека становится смерть (Р. Боснак. В мире сновидений. М., 1991, с. 51—52).

НОЧНОЕ ПЛАВАНИЕ ПО МОРЮ (Night sea journey; Nachtmeerschwiemmen) — архетипический мотив в мифологии, психологически связанный с депрессией и утратой энергии, характеризующей невроз.

«Ночное плавание по морю это своего рода спуск в ад descensus ad inferos — спуск в Гадес (Ад) и путешествие по земле духов где-то за пределами этого мира, за пределами сознания, следовательно, погружение в бессознательное» (CW 16, par. 455; ЮПП, пар. 455).

Мифологически мотив ночного плавания по морю обычно связан с проглатыванием драконом или морским чудовищем. Он также представлен помещением в тюрьму или распятием, расчленением или похищением, опыт, который традиционно испытывали на себе солнечные боги и герои: Гильгамеш, Озирис, Христос, Данте, Одиссей, Эней. На языке мистики это темная ночь души.

Юнг интерпретировал подобные легенды символически, как иллюстрации регрессивного движения энергии во вспышке или приступе невроза и их потенциальной прогрессии.

«Герой — символический представитель движения либидо. Вход в дракона представляет регрессивное направление, а путешествие на Восток („ночное плавание по морю“) со всеми сопровождающими его событиями символизирует усилия приспособиться к условиям психического внутреннего мира. Полное заглатывание и исчезновение героя в чреве дракона представляет полное смещение (уход) интереса и уход его из внешнего мира. Победа над чудовищем изнутри является достижением адаптации, приспособления к условиям внутреннего мира, и появление („выскальзывание наружу“) героя из чрева чудовища с помощью птицы, которая как бы случайным образом появляется в момент восхода солнца, символизирует новое наступление прогрессии» (CW 8, par. 68).

Все мифы о ночном плавании по морю возникли из наблюдений над поведением солнца, которое в лирической образной трактовке у Юнга «плывет по морю, подобно бессмертному богу, каждый вечер погружающемуся в материнские воды и возрождающемуся заново утром» (CW 5, par. 306; СТ, пар. 306). Солнечный закат подобен потере энергии в депрессии и является необходимой прелюдией к возрождению. Очищенное в исцеляющих водах (бессознательное) солнце – читай, эго сознания  солнце — читай, эго сознания, — оживает вновь.

НУМИНОЗНЫЙ (Numinous) — термин, относимый к людям, предметам или ситуациям, имеющим глубокий эмоциональный резонанс; психологически это понятие связывается с переживанием самости.

Слово «нуминозный», как и «нуминозность», происходит от латинского numinosum, относимого к динамическому фактору или силе, или эффекту, независимым от сознательной воли.

«<...> numinosum — то есть динамическое существование или действие, вызванное непроизвольным актом воли <...> Оно охватывает человека и ставит его под свой контроль; он тут всегда скорее жертва, нежели творец нуминозного. Какой бы ни была его причина, нуминозное выступает как независимое от воли субъекта условие. И религиозные учения, и consensus gentium всегда и повсюду объясняли это условие внешней индивиду причиной. Нуминозное — это либо качество видимого объекта, либо невидимое присутствие чего-то, вызывающее особого рода изменение сознания» (АС, с. 133).

— О —

ОБРАЗ (Image; Bild) — контекст, в который заключен символ, как личный, так и коллективный.

«Когда я говорю об образе, то разумею при этом не психическое отображение внешнего объекта, а такое созерцаемое, которое в поэтике именуется образом фантазии. Такой образ лишь косвенно связан с восприятием внешнего объекта — он покоится, скорее, на бессознательной деятельности фантазии и, будучи ее плодом, он является сознанию более или менее внезапно, как бы вроде видения или галлюцинации, не имея, однако, их патологического характера, т. е. не входя в клиническую картину болезни. Образ имеет психологический характер фантастических представлений и никогда не имеет того якобы реального характера, который присущ галлюцинации, т. е. он никогда не становится на место действительности и всегда отличается, в качестве „внутреннего образа“, от чувственной действительности. По общему правилу, он лишен также всякой проекции в пространство, хотя в исключительных случаях он и может появиться до известной степени извне. Случаи такого рода следует называть архаическими, если только они не являются прежде всего патологическими, что, однако, отнюдь, не отменяет их архаического характера. На примитивной ступени, т. е. в душевном укладе первобытного человека, внутренний образ легко переносится в пространство, как видение или слуховая галлюцинация, не получая от этого патологического значения.

Хотя по общему правилу образ не имеет значения действительного реального явления, однако для душевных переживаний он все же, при известных обстоятельствах, может иметь гораздо большее значение, т. е. ему может быть присуща огромная психологическая ценность, слагающая такую внутреннюю „действительность“, которая, при известных условиях, перевешивает психологическое значение „внешней“ действительности. В таком случае индивид ориентируется не на приспособление к действительности, а на приспособление к внутреннему требованию. Внутренний образ есть сложная величина, слагающаяся из самых разнородных материалов самого разнообразного происхождения. Однако это не конгломерат, но внутренне целостный продукт, имеющий свой собственный, самостоятельный смысл. Образ есть концентрированное выражение общего психического состояния, а не только и не преимущественно — бессознательных содержаний как таковых. Правда, он есть выражение бессознательных содержаний, однако не всех содержаний вообще, а только сопоставленных в данный момент. Это сопоставление (констеллирование) возникает, с одной стороны, в результате самодеятельности бессознательного, с другой стороны, в зависимости от состояния сознания в данный момент, причем это состояние сознания всегда пробуждает и активность относящихся сюда сублиминальных материалов и пресекает те, которые сюда не относятся. Согласно этому, образ является выражением как бессознательной, так и сознательной психической ситуации данного момента. Поэтому толкование его смысла не может исходить ни от одного сознания только, ни от одного бессознательного, но лишь от взаимоотношения того и другого.

Когда образу присущ архаический характер, я называю его изначальным или исконным. Об архаическом характере я говорю тогда, когда образ обнаруживает заметное совпадение с известными мифологическими мотивами. Тогда образ является, с одной стороны, преимущественным выражением коллективно-бессознательных материалов (см. коллективное}, с другой стороны — показателем того, что состояние сознания данного момента подвержено не столько личному, сколько коллективному влиянию. Личный образ не имеет ни архаического характера, ни коллективного значения, но выражает лично-бессознательные содержания и лично-обусловленное состояние сознания. Изначальный образ (исконный), названный мной в другом месте архетипом, всегда коллективен, т. е. он одинаково присущ, по крайней мере, целым народам или эпохам. Вероятно, главнейшие мифологические мотивы общи всем расам и всем временам; так, мне удалось вскрыть целый ряд мотивов греческой мифологии в сновидениях и фантазиях душевнобольных чистокровных негров.

Изначальный образ есть осадок в памяти — энграмма (Semon) — образовавшийся путем уплотнения бесчисленных сходных между собой процессов. Это есть, прежде всего и с самого начала, осадок, и тем самым это есть типическая основная форма известного, всегда возвращающегося душевного переживания. Поэтому в качестве мифологического мотива изначальный образ всегда является действенным и всегда снова возникающим выражением, которое или пробуждает данное душевное переживание, или же соответствующим образом формулирует его. Возможно, что изначальный образ есть психическое выражение для определенного физиологически-анатомического предрасположения. Если встать на ту точку зрения, что определенная анатомическая структура возникла под воздействием условий окружающей среды на живое вещество, то изначальный (исконный) образ в его устойчивом и общераспространенном проявлении будет соответствовать столь же всеобщему и устойчивому внешнему воздействию, которое именно поэтому должно иметь характер естественного закона.

Таким образом, можно было бы установить отношение мифа к природе (например, отношение солнечных мифов к ежедневному восходу и заходу солнца или к столь же бросающейся в глаза смене времен года). Но в таком случае остался бы открытым вопрос, почему же тогда солнце и его кажущиеся изменения не являются прямо и неприкрыто содержанием мифа? Однако тот факт, что солнце или луна, или метеорологические процессы облекаются по крайней мере в аллегорическую форму, указывает нам на самостоятельное участие психики в этой работе, причем в данном случае психика уже отнюдь не может считаться лишь продуктом или отражением условий окружающей среды. Иначе откуда же она вообще взяла бы свою способность самостоятельной точки зрения вне всяких чувственных восприятий? Откуда взялась бы вообще ее способность давать нечто большее или иное, чем подтверждение чувственных показаний? Поэтому мы неизбежно должны признать, что данная мозговая структура обязана тому, что она есть, не только воздействию условий окружающей среды, но настолько же и своеобразным и самостоятельным свойствам живого вещества, т. е. закону, данному вместе с жизнью. Поэтому данные свойства организма являются, с одной стороны, продуктом внешних условий, а с другой — продуктом назначений, внутренне присущих живому. Согласно этому и изначальный образ, с одной стороны, должен быть несомненно отнесен к известным, чувственно воспринимаемым, всегда возобновляющимся и потому всегда действенным процессам природы, а с другой стороны, столь же несомненно он должен быть отнесен к известным внутренним предрасположениям духовной жизни и жизни вообще. Свету организм противопоставляет новое образование, глаз, а процессам природы дух противопоставляет символический образ, воспринимающий процесс природы точно так же, как глаз воспринимает свет. И подобно тому, как глаз есть свидетельство о своеобразной и самостоятельной творческой деятельности живого вещества, так и изначальный образ является выражением собственной и безусловной творческой силы духа.

Итак, изначальный образ есть объединяющее выражение живого процесса. Он вносит упорядочивающий и связующий смысл в чувственные и внутренние духовные восприятия, являющиеся вначале вне порядка и связи, и этим освобождает психическую энергию от прикрепленности ее к голым и непонятным восприятиям. Но в то же время он прикрепляет энергии, освобожденные через восприятие раздражений, к определенному смыслу, который и направляет деяния на путь, соответствующий данному смыслу. Наконец, изначальный образ высвобождает никуда неприложимую, скопившуюся энергию, указывая духу на природу и претворяя простое естественное влечение в духовные формы. Изначальный образ есть ступень, предшествующая идее, это почва ее зарождения. Из нее разум развивает через выделение конкретности, необходимо присущее изначальному образу, некое понятие, именно идею, причем это понятие отличается от всех других понятий тем, что оно не дастся в опыте, но открывается как нечто, лежащее даже в основе всякою опыта. Такое свое свойство идея получает от изначального образа, который, являясь выражением специфической структуры мозга, придает и всякому опыту определенную форму» (ПТ, пар. 761—768).

С каузальной, теоретической или научной точек зрения образ выступает как предположительно объективная данность, по своей же природе он до крайности субъективен. Поскольку образ является вместилищем (контейнером) противоположностей, в отличие от символа, посредника противоположностей, то он содержит не одну из сторон, но непременно обе. Скажем, образ анимы, являющийся одновременно и внутренним, и внешним опытом.

ОБРАЗ БОГА. см. Бого-Образ.

ОБХОЖДЕНИЕ (Circumambulation; Zirkumambulation), циркумамбуляция — термин, используемый для описания того или иного образа путем рассмотрения его с различных точек зрения. Обхождение отличается от свободной ассоциации тем, что оно не линейное, а круговое. Там, где свободная ассоциация уводит в сторону от первоначального образа, обхождение остается тесно с ним связанным.

Психологически обхождение представляется как сосредоточение на этом центральном образе, воспринимаемом в качестве центра круга. В качестве примера обхождения, свидетельствующего о бессознательных процессах, можно рассматривать сновидение.

ОБЩЕСТВО (Society; Gesellschaft). В отличие от коллективного, которое Юнг рассматривал в качестве хранилища психического потенциала человека, понятие «общество» предполагает наличие: цивилизующего влияния, результата взаимодействия между отдельными личностями и человечеством как целым, и развития, оказывающегося возможным путем осознания. Юнг утверждает, что коллективная психика пребывает в тех же соотношениях с психикой индивидуальной, в каких общество соотносится с личностью.

ОБЪЕКТИВАЦИЯ (Objectivation; Objektivation) — процесс отделения эго как от личности другого человека, так и от содержаний бессознательного.

«Ее целью [объективации] является отделение сознания от объекта настолько, чтобы индивид больше не помещал гарантию своего счастья, а иногда и жизни в неких внешних посредников, будь то люди, идеи, обстоятельства. Чтобы он пришел к осознанию, что все зависит от того, владеет ли он сокровищем или не владеет. Если он чувствует, что сокровище в его руках, тогда центр тяжести находится в самом индивиде, а не в объекте, от которого он зависит» (АП, с. 120).

Юнг указывает, что традиционно это «сокровище» проектировалось на священные фигуры, но что сейчас многие индивиды больше не находят удовлетворения в подобных историко-религиозных символах. Таким требуется индивидуальный способ «обретения формы» для личностных комплексов и архетипических образов.

«Так как, в конечном итоге, они призваны найти эту форму, то и жизнь их течет весьма специфическим образом, иначе индивид оказывается оторванным от самой основы психического бытия и неизбежно становится невротиком, дезориентируется и конфликтует с самим собой. Но если он способен объективировать безличностные образы и соотноситься с ними, тогда он соприкасается с той жизненно важной психологической функцией, которая с момента пробуждения человеческого сознания находилась под попечением религии» (там же, с. 121).

ОБЪЕКТИВНАЯ ПСИХИКА (Objective Psyche; Objektiv Psyche) — понятие, употребляемое:

1) для обозначения объективного существования психики как источника знания, понимания и воображения;

2) чтобы показать, что определенные психические содержания имеют преимущественно объективную, нежели личную или субъективную, природу. В этом отношении приравнивается к коллективному бессознательному.

«Дело в том, что мы должны различать личное бессознательное и не или сверхличное бессознательное. Последнее мы обозначаем также как коллективное бессознательное именно потому, что оно отделено от личного и является абсолютно всеобщим, и потому, что его содержания могут быть найдены повсюду, чего как раз нельзя сказать о личностных содержаниях» (ПБ, с. 105).

«Архетип <...> есть динамический образ, часть объективной психики, которую понимают правильно лишь тогда, когда переживают ее в качестве равного партнера» (там же, с. 160).

Хотя объективная психика означает одну и ту же психическую предпосылку для всех людей, она все же должна индивидуироваться, потому что у нее нет другого выбора, кроме выражения себя через отдельного индивида (КДД, с. 200).

ОБЪЕКТИВНЫЙ УРОВЕНЬ (Objective level; objectiv stand Niveau) — способ понимания значения образов в сновидениях и фантазиях путем соотнесения их с реальными людьми или ситуациями во внешнем мире.

«<...> противополагается субъективному уровню, при котором лица или обстоятельства, появляющиеся в сновидении, относятся исключительно к субъективным величинам. Понимание сновидения у Фрейда движется почти исключительно на объективном уровне, поскольку желания в снах истолковываются как относящиеся к реальным объектам или к сексуальным процессам, принадлежащим к физиологической, следовательно, вне-психологической сфере» (ПТ, пар. 773).

Хотя Юнг и был в числе первых, кто прибег к истолкованию снов на субъективном уровне, на котором символическое значение является первостепенным, он также признавал и ценность объективного подхода.

«Прояснение как истолкование на субъективном уровне может оказаться совершенно бесполезным делом, когда жизненно важным моментом во взаимоотношении является содержимое и причина самого конфликта [на задней стороне сна]. Здесь персонаж сновидения должен быть привязан к реальному объекту. В качестве критерия всегда может выступать сознательный материал» (CW8, par. 515).

ОБЪЕКТ-ОТНОШЕНИЯ (Object relations; Objektbezie-hungen, Objektbezichungstheorie) — разработанная в психоанализе теория понимания психической деятельности на основе отношения человека к «объектам» (как к неким сущностям, которые привлекают внимание и/или удовлетворяют потребность), а не к «вещам».

Сам Юнг этим термином не пользовался, но его последователи считают, что его подход имплицитно включает в себя ряд положений теории объект-отношений.

ОДЕРЖИМОСТЬ (Posession; Besessenheit) — понятие, используемое для описания идентификации сознания с бессознательным содержанием или комплексом; наиболее распространенные формы одержимости — одержимость тенью, комплексами противоположного пола, анимой и анимусом.

«Человек, который одержим тенью, всегда пребывает в собственном свете и попадает в собственные ловушки. Везде, где это только возможно, он предпочитает производить неблагоприятное впечатление на других. Удача не сопутствует ему, поскольку он живет ниже своих возможностей, и лучшее из того, что он достигает, ему не подходит. В отсутствие социальной лестницы, по которой он мог бы подняться, такой человек изобретает ее для себя сам и верит в полезность проделанного. Одержимость анимой или анимусом являет иную картину. Прежде всего, подобная трансформация личности дает преимущество чертам, характерным для противоположного пола; в мужчине это женские качества, а в женщине — мужские. В состоянии одержимости обе фигуры теряют свой шарм и свои ценности; они сохраняют их только тогда, когда обращены не к внешнему миру, а вовнутрь, находясь в интровертном состоянии, когда они служат мостами в бессознательное. Обращенная к миру анима оказывается непостоянной, капризной, мрачной, бесконтрольной и чисто эмоциональной; иногда она наделена демонической интуицией, а в остальном беспощадна, хитра, неверна, злобна, двулика и скрытна. Анимус в подобном положении упрям, цепляется за принципы и формальный закон, догматичен, стремится к преобразованию мира, теоретизированию, спорам и господству. Оба схожи своим дурным вкусом: анима окружает себя низкими людьми, а анимус идет на поводу у второсортного мышления» (CW 9i, pars. 222f).

ОРИЕНТИРОВАНИЕ (Orientation; Orientierung) — понятие, используемое для обозначения общего принципа управления личностной установкой или точкой зрения.

Психологическое ориентирование определяет, как человек видит, понимает и интерпретирует реальность. В юнговской типологической модели мыслительная установка ориентирована законами логики; установка на ощущение ориентирована непосредственным восприятием конкретных фактов; интуиция ориентирует себя будущими возможностями, а чувство управляется ценностями субъективного порядка. Каждая из вышеназванных установок может действовать экстравертным или интровертным образом.

«Для полной ориентации все четыре функции — мышление, чувство, ощущение, интуиция — должны сотрудничать на равных; мышление облегчает познание и суждение, чувство говорит нам, в какой степени и как та или иная вещь является для нас важной или не является таковой, ощущение должно передавать нам с помощью зрения, слуха, вкуса и т. д. сведения о конкретной реальности, а интуиция позволяет нам угадывать скрытые возможности в подоплеке происходящего, поскольку эти возможности также принадлежат целостной картине данной ситуации» (ПТ, пар. 900).

ОСВОБОЖДЕНИЕ от напряжения. См. абреакция.

ОСЬ «ЭГО-САМОСТЬ» (Ego-Self axis; Ich-Selbst — Achse) — результат реализуемой способности эго переживать свою связь с Самостью. Эго в этом случае получает более укорененное ощущение своей связи с самой сердцевиной психического. Развитое эго может наивно полагать себя единственным центром психического, но если такое же переживание происходит у слабого или неразвитого эго, то последнее может быть ассимилировано Самостью, что проявляется в виде психической инфляции и утраты ясной точки зрения в сознании или — в наихудшем случае — временного психоза. Часто переживание «быть Богом» при приеме психоделических препаратов, таких как ЛСД и псилоцибин, есть переживание наркотизированным эго своей архетипической сердцевины в Самости, но без достаточной укорененности в реальности, позволяющей установить устойчивую ось эго — Самость.

Юнг считал, что и эго, и Самость нуждаются друг в друге: без аналитической силы эго и его способности облегчать независимое существование, отделенное от инфантильной и других зависимостей, Самость лишается присутствия в повседневном мире. С помощью эго ценностные тенденции Самости, благоприятствующие жизни на большей глубине и с более высоким уровнем интеграции, становятся доступными человеку.

Словосочетание «ось эго-самость» было введено современным аналитическим психологом Э. Эдингером в 1972 году.

ОТРЕАГИРОВАНИЕ (Acting out; Agieren) — психоаналитический термин, суть которого заключается в замене мысли действием в ситуации, когда: 1) отреагируемый импульс никогда не получал словесного выражения; 2) и/или импульс слишком силен, чтобы получить словесную разрядку; 3) и/или у пациента отсутствует способность к торможению.

Поскольку психоанализ представляет собой «лечение разговором», проводимое в состоянии рефлексии, отреагирование является феноменом антитерапевтическим. Оно характерно для психопатии и поведенческих расстройств (см. КСАП, с. 118—119).

Юнговское понятие инфляции в некоторой степени аналогично термину «отреагирование» в классическом психоанализе в том случае, когда «субъект», находящийся во власти бессознательных желаний и фантазий, вновь переживает их в настоящем с ощущением непосредственности, усиливающейся его отказом признать их подлинный источник, и рецидивным характером подобного переживания.

Здесь, как и в случаях идентификации с архетипом, мы наблюдаем принудительный, преследующий и рецидивный характер действия, которое не фиксируется и не поддается контролю эго. Утрата в данном случае власти эго проистекает из отказа или неспособности признать наличие мотивирующей силы. Тем самым субъект избегает сознательного понимания. При этом игнорируется и символическая природа вторгающихся психических содержаний (см. КСАП, с. 103).

ОТЦОВСКИЙ КОМПЛЕКС (Father complex; Vater Komplex) — группа чувственно-тонированных идей, связанных с переживанием и образом отца.

«У мужчин положительный отцовский комплекс очень часто создает определенную доверительность в отношении к авторитету и отчетливо выраженную готовность признать любые духовные догмы и ценности; у женщин же он вызывает наиживейшее духовное вдохновение и интерес. В сновидениях отцовский комплекс всегда воплощен в фигуре отца, от которого исходят запреты, мудрые советы и убедительные осуждения» (CW 9i, par. 396).

В самом общем виде отцовский комплекс у мужчины проявляется в персоне через идентификацию, а также в виде аспектов его тени. У женщины он воплощен в природе анимуса, окрашенного проекцией ее отцовской анимы.

Отец оказывает свое влияние на разум или дух своей дочери — на ее Логос. Он осуществляет это путем ее интеллектуального роста и развития, зачастую до патологического уровня, который в своих последних работах я описал как «одержимость анимусом» (CW 5, par. 272; СТ, пар. 272).

ОЩУЩЕНИЕ (Sensation; Empfmdung) — психологическая функция, постигающая непосредственную реальность с помощью органов чувств.

«Под ощущением я понимаю то, что французские психологи называют „la fonction du reel“ (функция реальности), которая составляет совокупность моей осведомленности о внешних фактах, полученных мной через функцию моих органов чувств. Ощущение говорит мне, что нечто есть, оно не говорит мне, что это, но лишь свидетельствует, что это нечто присутствует» (АП, с. 18).

«Ощущение следует строго отличать от чувства, потому что чувство есть совсем другой процесс, который может, например, присоединиться к ощущению в качестве „чувственной окраски“, „чувственного тона“. Ощущение относится не только к внешнему физическому раздражению, но и к внутреннему, т. е. к изменениям во внутренних органических процессах» (ПТ, пар. 775).

«Поэтому ощущение есть прежде всего чувственное восприятие, т. е. восприятие, совершающееся посредством чувственных органов и „телесного чувства“ (ощущения кинестетические, вазомоторные и т. д.). Ощущение является, с одной стороны, элементом представления, потому что оно передает представлению перцептивный образ внешнего объекта, с другой стороны — элементом чувства, потому что оно через перцепцию телесного изменения придает чувству характер аффекта. Передавая сознанию телесные изменения, ощущение является представителем и физиологических влечений. Однако оно не тождественно с ними, потому что оно является чисто перцептивной функцией» (там же, пар. 776).

«Следует понимать различие между чувственным (сенсуозным) или конкретным ощущением и ощущением абстрактным <...> Дело в том, что конкретное ощущение никогда не появляется в „чистом“ виде, а всегда бывает смешано с представлениями, чувствами и мыслями. Напротив, абстрактное ощущение представляет собой дифференцированный вид восприятия, который можно было бы назвать „эстетическим“ постольку, поскольку он, следуя своему собственному принципу, обособляется как от всякой примеси различий, присущих воспринятому объекту, так и от всякой субъективной примеси чувства и мысли, поскольку он тем самым возвышается до степени чистоты, никогда не доступной конкретному ощущению. Например, конкретное ощущение цветка передает не только восприятие самого цветка, но и его стебля, листьев, места, где он растет и т.д. Кроме того, оно тотчас же смешивается с чувствами удовольствия или неудовольствия, вызванными видом цветка, или с вызванными в то же время обонятельными восприятиями, или же с мыслями, например, о его ботанической классификации. Напротив, абстрактное ощущение тотчас же выделяет какой-нибудь бросающийся в глаза чувственный признак цветка, например его ярко-красный цвет, и делает его единственным или главным содержанием сознания, в обособлении от всех вышеуказанных примесей» (там же, пар. 777).

«Ощущение, поскольку оно является элементарным феноменом, есть нечто безусловно данное, не подчиненное рациональным законам, в противоположность мышлению или чувству. Поэтому я называю его функцией иррациональное, хотя рассудку и удается вводить большое число ощущений в рациональные связи. Нормальные ощущения пропорциональны, т. е. при оценке они соответствуют — в той или иной степени — интенсивности физических раздражений. Патологические же ощущения — не пропорциональны, т. е. они или ненормально снижены, или ненормально завышены; в первом случае они задержаны, во втором — преувеличены. Задерживание возникает от преобладания другой функции над ощущением — преувеличение же от ненормального слияния с другой функцией, например от слитности ощущения с еще недифференцированной функцией чувства или мысли» (ПТ, пар. 779).

— П —

ПАРАНОИДНО-ШИЗОИДНОЕ СОСТОЯНИЕ (Paranoid-schisoid position; Paranoid-schizoide Position) — понятие, введенное Мелани Клейн для обозначения некоторого момента в развитии объект-отношений до того, как ребенок осознает, что образы хорошей матери и матери плохой, с которыми он имел дело, относятся к одному и тому же лицу.

В структуре развития следует за состоянием первичной идентичности. Качество беспокойства на этой стадии является параноидным (т. е. детский страх может быть вызван наказанием или нападением). Средством его защиты оказывается расщепление объекта, т. е. шизоидный маневр. Ребенок раскалывает образ матери таким образом, чтобы обладать хорошей ее частью и контролировать плохую. Он также раскалывается и внутри себя самого из-за напряженного беспокойства, вызванного присутствием явно противоречивых чувств любви и ненависти.

Параноидно-шизоидное состояние соответствует тому типу сознания, который Юнг назвал «героическим» и который характеризуется весьма решительной и целенаправленной манерой поведения (КСАП, с. 104).

ПАРТ-ОБЪЕКТ (Part-object; Partialobjekt) — объект, представляющий собой часть человека, например пенис или грудь. Различение объекта как целого и парт-объекта используется в психоанализе для выявления другого различия, а именно между осознанием объекта как человека, чьи чувства и потребности так же важны, как и свои, и обращением с объектом как существующим исключительно для удовлетворения потребностей субъекта.

ПАТОЛОГИЯ (Pathology; Pathologic) — в широком смысле — изучение болезни с целью понимания ее причин и применения полученного знания к лечению больного.

По истечении нескольких лет психиатрической и психоаналитической практики Юнг стал меньше уделять внимания определению так называемых патологических состояний. Он усматривал отчетливые различия между медицинским и психотерапевтическим подходами к патологии, хотя и относил психотерапию к медицинской дисциплине. Вероятно, и поэтому он настаивал на совместном сотрудничестве врачей и психоаналитиков, не имевших медицинской подготовки. Рассматривая различия между медиком и психотерапевтом в их подходе к патологии, Юнг указывал, что тогда как врач пытается лечить патологию, психотерапевт должен всегда помнить, что страдающая психика заключает в себе всего человека. Следовательно, диагноз, имеющий первостепенное значение для врача, обладает лишь относительной ценностью для психотерапевта. Среди прочего психотерапия должна не столько атаковать симптом, сколько руководствоваться логикой психологии, т. е. осознать психологические образы, лежащие в основе самого расстройства. Когда такие образы оказываются неприемлемы ни для человека, ни для общества, они могут маскироваться под болезнь.

ПЕРВИЧНАЯ МАТЕРИЯ (Prima materia) — алхимический термин, используемый для обозначения «изначального вещества», «первичной субстанции»; в психологическом смысле означает как инстинктивную основу жизни, так и «полуфабрикат», с которым человек работает в анализе — сновидения, эмоции, конфликты и т. д.

ПЕРВИЧНАЯ СЦЕНА (Primal scene; Urszene) — отдельные воспоминания из раннего детства, основанные на реальном или воображаемом переживании наблюдения за половым актом родителей. (См. младенчество и детство).

ПЕРВИЧНАЯ ФУНКЦИЯ, [Ведущая, Дифференцированная, Высшая] (Primary Function; Superior Funktion) — наиболее развитая психологическая функция в типологической структуре индивида; в юнговской модели — функция, которой мы пользуемся автоматически, поскольку она включается естественным образом.

«Как показывает опыт, почти невозможно, вследствие неблагоприятных общих условий, чтобы кто-нибудь развил одновременно все свои психологические функции. Уже социальные требования ведут к тому, что человек прежде всего и больше всего дифференцирует (развивает) ту из своих функций, к которой он или от природы наиболее одарен, или которая дает ему самые очевидные реальные средства для достижения социального успеха. Очень часто, почти регулярно, человек более или менее всецело отождествляет себя с функцией, поставленной в наиболее благоприятные условия и поэтому особенно развитой. Так слагаются психологические типы.

При односторонности этого процесса развития одна или несколько функций неизбежно отстают в развитии. Поэтому их можно подходящим образом охарактеризовать как „неполноценные“ и притом в психологическом, а не в психопатологическом смысле, ибо эти отсталые функции совсем не являются болезненными, но лишь отсталыми в сравнении с функцией, стоящей в благоприятных условиях» (ПТ, пар.780).

Чтобы решить вопрос, какая из четырех функций — мышление, чувство, ощущение или интуиция — является первичной, следует внимательно понаблюдать, какая из них более или менее контролируется сознанием, а какие носят случайный или необдуманный характер. Высшая функция (проявляющаяся либо экстравертным, либо интровертным путем) всегда более высоко дифференцирована, нежели другие, обремененные инфантильными чертами и грубыми качествами.

«Ведущая функция всегда является выражением сознательной личности, ее целей, воли, достижений, в то время как менее дифференцированные функции принадлежат к той категории, в которой события с человеком „просто случаются“. Эти случайности не всегда проявляются в форме lapsus linguae (языкового ляпсуса) или calami (письма), или других упущений; они могут быть наполовину или на три четверти намеренными, поскольку менее дифференцированные функции обладают, хотя и меньшей, сознательностью» (там же, пар. 515).

ПЕРВИЧНЫЙ и ВТОРИЧНЫЙ ПРОЦЕССЫ (Primary and secondary process; Primar- und Secundarprocess) — два фундаментально отличающихся друг от друга типа психической деятельности, впервые описанные Фрейдом в одной из его ранних работ «Проект для научной психологии» (1895).

Согласно Фрейду, первичный процесс является самой ранней, наиболее примитивной формой мыслительного процесса. Его действие бессознательно; одиночные образы могут суммировать большие зоны конфликта или относиться к другим элементам; пространственно-временные категории не учитываются. Первичный процесс направлен к непосредственной и полной разрядке путем рекатектизации (реинвестирования энергии либидо на объект) следа иконической памяти объекта, удовлетворяющего ту или иную потребность в соответствии с принципом удовольствия (так называемое галлюцинаторное осуществление желаний). Катексис, свободно перемещающийся в бессознательном, позволяет одной идее символизировать другую (процесс, известный как смещение (displacement)); одна идея может также символически выражать несколько других (конденсация); тем самым неприемлемые идеи могут ускользать от цензуры Предсознательной-Сознательной системы.

В процессе развития первичный процесс постепенно (хотя и никогда полностью) подавляется в нормальном бодрствующем состоянии вторичным процессом. Последний действует в связке катексиса и вербальных обозначающих символов. Управляемый принципом реальности, он является выражением эго и отвечает за настроенные на реальность, логически оформленные мысли, примером которых может служить решение проблемы методом проб и ошибок. Эго не может функционировать без подавления действия первичного процесса; следовательно, первичный и вторичный процессы антипатичны.

В современной психоаналитической теории первичные и вторичные процессы мышления образуют континуум; все мыслительные продукты (сновидения, симптомы, оговорки, фантазии, дневные грезы, направленное решение проблемы) демонстрируют различные степени организующей структуры и смеси первобытных, регрессивных, защитных и зрелых механизмов (см. направленное и фантазирующее мышление).

ПЕРВОБЫТНЫЙ (Primitive; Primitiv) — относится к изначальной, архаической или недифференцированной человеческой психике.

«Я использую термин „первобытный“ в смысле „первичный“, „исконный“ и не привношу сюда никакого оценочного суждения.

Также когда я говорю об „остаточной“ первобытности, то вовсе не имею в виду, что это состояние рано или поздно придет к своему концу. Напротив, я не вижу никаких причин, почему оно не должно оставаться до тех пор, пока существует человечество» (CW8, par. 218).

ПЕРВОБЫТНЫЙ, или первичный, ОБРАЗ (Primordial image; Urbild) — термин, заимствованный К. Юнгом у Я. Буркхардта и использованный им первоначально вместо архетипа (см. архетипический образ).

ПЕРЕНОС (Transference; Ubertragung) — частный случай проекции при описании бессознательной эмоциональной связи, возникающей у анализанда по отношению к психоаналитику.

«Бессознательные содержания вначале неизменно проектируются на конкретных людей и конкретные ситуации. Многие из проекций, в конце концов, возвращаются обратно к индивиду, как только он распознал их субъективное происхождение; другие же противятся такой интеграции: их можно отделить от первоначальных объектов, по тогда они переносятся на доктора. Среди таковых важную роль играет связь с родителем противоположного пола, т. е. связь сына с матерью, дочери с отцом, а также брата с сестрой» (CW 16, par. 357: ЮПП, пар. 357).

Перенос может быть положительным или отрицательным. В первом случае возникает чувство привязанности и почтения, во втором — враждебности и сопротивления.

«Для одного типа личности (называемого инфантильно-протестующим) положительный перенос является — для начала — важным достижением с исцеляющим эффектом; для другого (инфантильно-послушного) он — опасное отступничество, удобный способ избегнуть, ускользнуть от жизненных обязательств. Для первого отрицательный перенос означает расширение неповиновения, а, следовательно, отступничество и уклонение от жизненных обязательств, для второго — это шаг в направлении исцеления» (CW 4, par. 659; КП, пар. 659).

Юнг не рассматривал перенос только как проекцию инфантильно-эротических фантазий. Хотя они и могут присутствовать в начале анализа, но впоследствии путем редукции распадаются и исчезают. И тогда главной темой и путеводной нитью становится цель переноса.

«Исключительно сексуальная интерпретация сновидений и фантазий — серьезное насилие над психологическим материалом пациента: инфантильно-сексуальная фантазия еще никак не вся история, а психологический материал содержит также и творческий элемент, цель которого наметить путь выхода из невроза» (CW 16, par. 277; ЮПП, пар. 277).

«Вообще же, хотя перенос несомненно играет важную роль в анализе, когда он имеет место, эта роль в смысле терапевтического эффекта может быть самой разной.

Явление переноса — неизбежный спутник любого полноценного анализа, поскольку необходимо, чтобы доктор мог как можно яснее разглядеть направление личностного развития пациента» (там же, par. 283).

«Мы работаем не с „переносом на аналитика“, а против него и несмотря на него» (CW 4, par. 601, КП, пар. 601).

«Перенос никогда не бывает преимуществом, он всегда — помеха (АП, с. 104). Медицинское лечение переноса дает пациенту бесценную возможность изъять обратно свои проекции, извлечь пользу из своих потерь и интегрировать свою личность» (CW 16, par. 420, ЮПП, пар. 420).

«Профессионально подготовленный психоаналитик посредничает в деле появления трансцендентной функции у пациента, т. е. помогает ему свести вместе сознание и бессознательное и таким путем прийти к новой установке. В этой функции аналитик соответствует одному из важных значений переноса. С помощью последнего пациент прилипает к тому лицу, которое кажется пациенту обещающим обновление установки; он стремится к изменению, которое для него жизненно важно, даже если он и не осознает, что поступает именно так. Поэтому для пациента аналитик представляется фигурой незаменимой, абсолютно необходимой для жизни» (CW 8, par. 146).

Все то бессознательное и нуждающееся в здоровом функционировании, что пребывает в анализанде, спроектировано на аналитика. Оно включает архетипические образы целостности с тем результатом, что аналитик получает статус мана-личности. В задачу анализанда входит понимание таких образов на субъективном уровне; иными словами, пациент должен образовать в себе внутреннего аналитика.

Важным целеполагающим элементом в переносе является эмпатия. С помощью эмпатии анализанд пытается подражать изначально более здоровой установке аналитика и тем самым выйти на более значимый уровень адаптации. Юнг считал, что анализ переноса крайне важен для возвращения спроектированных содержаний, необходимых для индивидуации анализанда. Но он также указывал, что даже после того, как проекции возвращены назад, между двумя сторонами остается сильная связь. И эта связь есть результат инстинктивного фактора, имеющего в современном обществе свой выход, нечто вроде отдушины: родственное либидо.

«Сегодня каждый оказывается незнакомцем среди незнакомцев. Родственное либидо, которое все еще вызывает удовлетворяющее чувство совместной принадлежности друг другу, как, например, в раннехристианских общинах, давно лишилось своего объекта. Но, оставаясь инстинктивным, оно никак не удовлетворено любой простой заменой, такой, скажем, как общая вера, партия, нация или государство. Оно взыскует человеческой связности. Это — ядро всего явления переноса, и это совершенно невозможно оспорить, поскольку отношение с самостью есть тотчас же отношение с равным себе человеком, но никто не может быть связан с последним, пока он не связан с самим собой» (CW 16, par. 445; ЮПП, пар. 445).

ПЕРСОНА (persona — лат. актерская маска) — социальное «Я», роль человека, проистекающая из общественных ожиданий и обучения в раннем возрасте; обычно идеальные аспекты личности, вынесенные во внешний мир.

«Персона есть комплекс функций, создавшийся на основах приспособления или необходимого удобства, но отнюдь не тождественный с индивидуальностью. Комплекс функций, составляющий персону, относится исключительно к объектам (ПТ, пар. 700).

Персона есть то, чего в действительности вовсе и нет, но о чем ее представитель, равно как и другие люди, думает как о существующем (CW 9i, par. 221).

Есть такие люди с неразвитой персоной, которые из одной публичной неловкости, сами того не ведая, попадают в другую, совершенно бесхитростно и невинно, душевные недоедалы, или трогательные дети, или, если это женщины, внушающие страх своей бестактностью Кассандры, вечно не так понимающие, не ведающие, что творят, и потому всегда рассчитывающие на прощение; они не видят мир, а только грезят его <...> Такие люди могут избежать разочарований и страданий всякого рода, сцен и актов насилия, лишь когда они научатся понимать, как следует вести себя в обществе. Им надо научиться понимать, чего ожидает от них социум; они должны увидеть, что в мире есть обстоятельства и люди, которые намного их превосходят; они должны знать, что означают их поступки для другого и т. д.» (ПБ. с. 266).

Персона переживается как индивидуальность на этапе, предшествующем отделению себя от эго. Фактически очень мало индивидуального в том, что персона воспринимается, с одной стороны, как социальная идентичность, а с другой — в качестве идеального образа.

«<...> если мы рискнем предпринять точное различение того, что следует считать личностным, а что — неличностным психическим материалом, то вскоре окажемся в величайшем затруднении, поскольку и о содержаниях персоны, в сущности, должны будем сказать то же самое, что сказали о коллективном бессознательном, а именно что оно всеобще. Лишь благодаря тому обстоятельству, что персона — это более или менее случайный или произвольный фрагмент коллективной психики, мы можем впасть в заблуждение, посчитав, что она in toto (полностью, целиком) есть нечто „индивидуальное“; но она, о чем свидетельствует ее имя, лишь маска коллективной психики, маска, которая инсценирует индивидуальность, которая заставляет других и ее носителя думать, будто он индивидуален, в то время как это всего лишь сыгранная роль, которую произносит коллективная психика. Когда мы анализируем персону, то снимаем маску и обнаруживаем следующее: то, что казалось индивидуальным, в основе своей коллективно; иначе говоря, персона была лишь маской коллективной психики. В сущности, персона не является чем-то „действительным“. Она — компромисс между индивидом и обществом по поводу того, „кто кем является“. Этот „кто-то“ носит имя, получает титул, представляет должность и является тем-то и тем-то. Конечно, в известном смысле, так оно и есть, но в отношении индивидуальности того, о ком идет речь, персона выступает в качестве вторичной действительности, чисто компромиссного образования, в котором другие иногда принимают гораздо большее участие, чем он сам. Персона есть видимость, двумерная действительность, как можно было бы назвать ее в шутку» (там же, с. 2\6—2П).

Построение персоны, пригодной коллективным представлениям, означает внутреннее самопожертвование, в свою очередь принуждающее Я к отождествлению с персоной. И довольно часто нам встречаются люди, искренне думающие, будто являются теми, кем себя представляют. Подобная идентификация с социальной ролью является источником всякого рода неврозов вообще.

«Человек не может безнаказанно отделаться от самого себя в пользу искусственной личности. Уже только попытка этого обыкновенно вызывает бессознательные реакции, настроения, аффекты, фобии, навязчивые представления, слабости, пороки и т. д. Социально „сильный мужчина“ в частной жизни — чаще всего обыкновенное дитя по отношению к состоянию собственных чувств, его общественная дисциплинированность (которой он так настойчиво требует от других) в частной жизни жалко буксует. Его „любовь к своей профессии“ дома обращается в меланхолию; его „безупречная“ публичная мораль под маской выглядит поразительно — мы уже говорим не о поступках, а только о фантазиях <...>» (там же, с. 260).

«Требования приличий и добрых нравов довершают мотивацию удобной маски. Тогда под ней возникает то, что называется „частной жизнью“. Этот уже набивший оскомину разрыв сознания на две частенько до смешного различные фигуры — радикальная психологическая операция, которая не может пройти бесследно для бессознательного» (там же, с. 258).

Среди последствий отождествления с персоной наблюдается утрата индивидуального взгляда на самого себя, реакции такого человека предопределены коллективными ожиданиями (мы чувствуем, думаем и поступаем так, как «должна» чувствовать, думать и поступать наша персона). В этом случае близкие люди будут жаловаться на эмоциональную остраненность такого индивида, он же с трудом может вообразить себе жизнь без этого.

В той степени, в какой эго сознания отождествлено с персоной, внутренняя жизнь отвергнута. Она оказывается персонифицированной тенью и анимой или анимусом и активизируется компенсаторным путем. Последствия могут проявляться в невротических симптомах и могут стимулировать процесс индивидуации.

«[Следует признать], что в той или иной качественной определенности персоны уже заключено нечто индивидуальное и что, вопреки исключительному тождеству эго-сознания и персоны, бессознательная самость или собственно индивидуальность тем не менее всегда присутствует и если не прямо, так хотя бы косвенно дает о себе знать. Несмотря на то что эго-сознание поначалу идентично персоне — этому компромиссному образованию, в качестве которого „кто-то“ выступает перед коллективностью и постольку играет роль, — бессознательная самость все же не может быть вытеснена до такой степени, чтобы не давать о себе знать. Ее влияние сказывается прежде всего в особой разновидности контрастирующих и компенсирующих содержаний бессознательного. Чисто личностная установка сознания вызывает со стороны бессознательного реакции, которые наряду с личностными вытеснениями под маской коллективных фантазий содержат семена индивидуального развития» (ПБ, с. 217—218).

ПЕРСОНИФИКАЦИЯ (Personification; Personifikation) — стремление или тенденция психических содержаний либо комплексов обрести отличную от себя личность, обособленную от это.

«<...> Любой автономный или хотя бы только относительно автономный комплекс имеет свойство являться в качестве личности, т. е. персонифицированно. Легче всего, пожалуй, это можно заметать в так называемых спиритических явлениях автоматического письма и тому подобном. Получившиеся предложения всегда являются личностными высказываниями и излагаются от первого лица, как если бы за каждой записанной частью предложения тоже стояла личность. Поэтому наивный рассудок тотчас непременно подумает о духах. Подобное, как известно, можно наблюдать и в галлюцинациях душевнобольных, хотя эти галлюцинации часто еще более явно, чем записи спиритов, суть просто мысли или фрагменты мыслей, связь которых с сознательной личностью часто сразу очевидна» (ПБ, с. 263).

В работах более позднего периода Юнг говорил о персонификации в связи с психологией первобытных, связывая ее с бессознательной идентификацией или проекцией бессознательного содержания на объект до тех пор, пока оно не будет интегрировано в сознание. Сам Юнг персонифицировал те понятия, которые наблюдал эмпирически (тень, самость, Великая Мать, мудрый старец, анима, анимус и др.).

«Тот факт, что бессознательное самопроизвольно персонифицирует, <...> послужил причиной того, почему я включил эти персонификации в мою терминологию и дал им имена» (CW 9i, par. 51).

Эго может также весьма свободно персонифицировать бессознательные содержания или аффекты, от них исходящие, используя метод активного воображения, с тем чтобы облегчить связь между сознанием и бессознательным.

ПЛЕРОМА (Pleroma) — термин, введенный гностиками, использовался Юнгом для обозначения «места» за пределами пространственно-временных представлений, в котором угасают или разрешаются все напряжения между противоположностями. В отличие от целостности или индивидуации плерома оказывается изначальной данностью, а не достижением. Состояние «единства», присущее плероме, отличается от целостности, возникающей в результате совмещения несопоставимых элементов личности.

ПОДЧИНЕННАЯ ФУНКЦИЯ (Inferior function; Minder-wertige Funktion) — наименее дифференцированная из всех четырех психологических функций.

При описании психологических функциональных типов Юнгом был сделан акцент на то, что каждый человек, как правило, кроме основной функции для ориентации в жизни имеет еще и две вспомогательные функции. Согласно типологической модели, подчиненная функция (ее также называют подчиненной или низшей («неразвитой») функцией) противоположна высшей (первичной или основной) функции, и из-за чрезвычайного внимания к ней может отстать в развитии

«Сущность подчиненной функции — автономность: она независима, она нападает, очаровывает, пленяет и так раскручивает нас, что мы перестаем быть хозяевами самих себя и не можем больше правильно различать между собой и другими» (К. Г. Юнг. Психология бессознательного. М. 1995. С. 96).

Поскольку подчиненная функция прежде всего переплетена с бессознательными душевными содержаниями, то в случае невроза она может легко подпадать под негативные влияния бесознательного. В дальнейшем содержания подчиненной функции с помощью регрессии оживляют и усиливают в бессознательном еще и архаические силы, потому что последние не связаны с сознанием, которое воздействовало бы на них в качестве упорядочивающих и структурирующих. Зачастую происходит так, что «врожденная» или имеющая преимущество ведущая функция претерпевает самую разнообразную дифференциацию и получает возможности развития, вследствие чего подчиненная функция обречена в дальнейшем на вытеснение в бессознательное. Юнг особо подчеркивает то, что в бессознательных и до сих пор находящихся в небрежении функциях дремлют именно индивидуальные ценности, которые содействуют конкретному человеку в расширении сознания, способствуют его более полному осуществлению и придают радость жизни вообще.

В Юнговской типологической модели подчиненная или четвертая функция неизменно оказывается той же самой природы, что и функция ведущая: когда рациональная мыслительная Функция наиболее развита, то другая рациональная функция, чувство, будет подчиненной; если доминирует ощущение, то интуиция, другая иррациональная функция, будет четвертой функцией и так далее.

Это согласуется с общим опытом: мыслитель регулярно спотыкается о чувственные оценки; практический ощущающий тип легко попадает в колею слепоты к возможностям, «видимым» интуицией; чувствующий тип глух к заключениям, представляемым логическим мышлением; а интуитив, настроенный на внутренний мир, двигается сквозь «скверну» конкретной реальности.

«Хотя подчиненная функция может осознаваться как явление, тем не менее ее истинное значение остается нераспознанным. Она ведет себя подобно многим подавленным или недостаточно приемлемым содержаниям, отчасти осознаваемым, а отчасти нет... Таким образом, в нормальных случаях подчиненная функция остается осознаваемой, по крайней мере, в своих проявлениях: но в неврозе она полностью или частично погружается в бессознательное» (ПТ; пар. 781).

ПОЛ, биологический (Sex; Geschlecht), женственное, феминное/мужское, маскулинное — половая идентификация по биологическому признаку.

В человеческом сообществе существуют культурно-исторические признаки (разные, впрочем, для разных времен и народов) принадлежности как женскому, так и к мужскому. Очень условно (в силу языковой ограниченности) другую оппозицию женское/мужское мы относим к половой идентификации по врожденным биологическим свойствам и качествам. В английском языке эта разница вычленяется более легко за счет использования разных слов gender и sex. Принципиально то, что выделяются две половые ориентации: биологическая и культурная. Юнга очень серьезно интересовали вопросы психологии мужественности и женственности в связи с изменениями, базирующимися на культуре. Его исследования в определенном смысле предвосхитили и заложили путь к сегодняшней дискуссии о половой идентичности.

ПОЛ, культурный (Gender; Geschlechtsrolle) — человеческое, а значит, культурно обусловленное деление полов на мужской и женский.

Работы Юнга и его жены Эммы Юнг (также аналитика) в известной степени предвосхитили и проложили путь сегодняшним исследованиям вопросов культурно-половой ориентации и динамики ее различий. Здесь можно выделить ряд тем и направлений:

1) в какой степени культурно-половые различия оказываются связанными с половыми признаками;

2) психологические эффекты при реальных сдвигах в культурно-половой ориентации и половом статусе;

3) обнаруживают ли исследования традиционных образных структур что-либо относительно культурных форм, отражающих, скажем, более женское психическое начало;

4) изучение самой возможности существования связи между культурно-ориентированным полом и творчеством.

ПОЛИТЕИЗМ (Polytheism; Polytheismus) — вера в нескольких богов или поклонение нескольким богам вместо одного.

Юнг использовал это понятие внутри исторического контекста, т. е. хаос политеизма предшествовал христианскому порядку. Психологически же само разнообразие архетипов, имеющих статус, соответствующий — в былые времена — богам, можно рассматривать как «политеистическое», находящееся, правда, в постоянном напряжении со сверхординарной «монотеистической» Самостью.

ПОНИЖЕНИЕ МЕНТАЛЬНОГО УРОВНЯ (Abaissement du niveau mental) — понижение уровня сознания, ментальное и эмоциональное состояние, переживаемое как «потеря души».

«Это уменьшение напряжения сознания можно сравнить с низким столбиком барометра, предсказывающим плохую погоду. Тонус понижается, и человек чувствует себя равнодушным, замкнутым и подавленным. У него нет больше ни желания, ни смелости встретиться с проблемами дня. Тело его как будто наливается свинцом и кажется, что ни один его член не хочет двигаться. И все это результат того, что человек не имеет никакой дополнительной энергии. Это хорошо известное явление аналогично потере души у первобытного человека. Безразличие и паралич воли могут зайти так далеко, что цельная личность распадается и сознание утрачивает свое единство. Отдельные части личности становятся независимыми и поэтому выходят из-под контроля разума, как это бывает с анестезируемыми участками тела или при систематической амнезии.

Понижение ментального уровня может быть результатом психической и умственной усталости, заболеваний тела, сильных переживаний и шока, причем последний оказывает особенно вредное влияние на уверенность человека в себе. Понижение ментального уровня всегда имеет ограничительное влияние на личность в целом. Оно снижает уверенность в себе, дух предприимчивости и, как результат возрастающей эгоцентричности, сужает интеллектуальный кругозор.» (К. Г. Юнг. О возрождении. В: Душа и миф. Киев. 1996; с. 258).

Впервые термин был введен французским психологом Пьером Жане для объяснения симптоматологии истерии и других психогенных симптомов. В своей работе над тестом словесных ассоциаций Юнг обнаружил данный феномен в спонтанных вмешательствах в сознание содержаний, связанных с личностными комплексами. В дальнейшем он использовал этот термин при описании пограничного состояния, при котором возникало осознание определенных бессознательных содержаний. Помимо того, что подобное состояние в случае душевных болезней возникает непроизвольно, оно также может оказаться сознательно поощряемой подготовкой к активному воображению (см.).

ПОТЕРЯ ДУШИ (Loss of soul; Seelenverlust) — понятие, заимствованное из антропологии, психологически относится к состоянию общей тревоги, чувству обеспокоенности и неудовлетворенности.

«Специфическое состояние, описываемое этим термином, рассматривается первобытными как исчезновение души, по аналогии с собакой, убежавшей ночью от своего хозяина. Задачей знахаря в этом случае является возвращение „беглянки“ обратно <...> Нечто сходное может произойти и с современным человеком с той лишь разницей, что последний не описывает это как „потерю души“, а как „понижение умственного уровня“» (CW9i, par. 213).

ПРИЧИННЫЙ (Causal; Kausal) см. каузальный.

ПРОГРЕССИЯ (Progression; Progression) — постоянное продвижение и совершенствование процесса психологической адаптации; противоположно регрессии; прогрессия в контексте адаптации к внешним условиям может рассматриваться, хотя и очень условно, как экстраверсия.

«Прогрессия есть жизненное движение вперед в том же самом смысле, в каком вперед движется время. Это движение может осуществляться в двух различных формах: либо экстравертно, когда прогрессия преобладающим образом обусловлена влиянием окружающей среды и объектными условиями, либо интровертно, когда она вынуждена приспосабливаться к условиям эго (или точнее, „субъективного фактора“). Аналогично, регрессия происходит двумя путями: либо как уход от внешнего мира (интроверсия), либо в форме бегства в экстравагантное переживание внешнего мира (экстраверсия). Неудача в первом случае вводит человека в состояние тупой задумчивости, во втором же — он становится прожигателем жизни или неприкаянным бродягой» (CW 8, par. 77).

Прогрессия отличается от психологического развития или индивидуации. Это скорее векторная энергетическая характеристика. Она лишь олицетворяет непрерывный жизненный поток или течение жизни. Этот поток обычно прерывается конфликтом или неумением приспособиться к изменившимся обстоятельствам или жизненным условиям.

«Во время прогрессии либидо пары противоположностей объединяются в скоординированном потоке психических процессов. Их совместная работа делает возможным сбалансированную правильность этих процессов, что в условиях отсутствия внутренней полярности могло бы стать односторонним и неблагоразумным. Поэтому мы справедливо рассматриваем всякое экстравагантное и чрезмерное поведение как утрату равновесия, поскольку налицо слабо выраженный координирующий эффект противоположного импульса. Но в приостановке либидо, случающейся, когда прогрессия становится невозможной, положительное и отрицательное не могут больше объединяться в координированное действие, поскольку оба обрели равную ценность, что и удерживает равновесие» (CW 8, par. 61).

Борьба между противоположностями может продолжаться не ослабевая, пока не будет задействован процесс регрессии, обратного движения либидо, с целью скомпенсировать сознательную установку.

ПРОЕКТИВНАЯ ИДЕНТИФИКАЦИЯ (Projective identification; Projektive Identifizierung) см. мистическое соучастие.

ПРОЕКЦИЯ (Projection; Projektion) — автоматический процесс, посредством которого содержания бессознательного у индивида воспринимаются им как наличествующие у других людей.

«Точно так же как мы склонны предполагать, что мир является таким, каким мы его видим, мы по наитию считаем, что и люди таковы, какими мы их себе воображаем. Все содержания нашего бессознательного оказываются постоянно спроектированными на наше окружение, и только распознавая определенные свойства объектов как проекции или образы (imagos), мы оказываемся в состоянии отделить их от действительных объектных качеств <...> Cum grano salis, мы всегда видим наши собственные непризнаваемые нами ошибки в нашем оппоненте. Превосходные примеры этого можно отыскать во всех личных ссорах. Пока мы не (достигли) овладели редкой (необыкновенной) степенью само-осознания, мы никогда не сможем видеть сквозь свои проекции и должны всегда им уступать, потому что разум в его естественном состоянии заранее предполагает наличие таких проекций. Для бессознательных содержаний естественно, как данность, быть проектируемыми» (CW 8, par. 501).

«Проекция есть переложение субъективного внутреннего содержания (события) во внешний объект; противоположна интроекции. Согласно этому, проекция есть процесс диссимиляции, в котором субъективное содержание отчуждается от субъекта и, в известном смысле, воплощается в объекте. Это бывает и с мучительными, невыносимыми содержаниями, от которых субъект отделывается при помощи проекции, но бывает и с положительными, которые, по тем или иным причинам, например вследствие самоуничижения, оказываются недоступными субъекту»  (ПТ, пар. 782).

Проекция — процесс бессознательный. Она не является волевым актом, а происходит спонтанно.

«Невозможно одновременно осознавать и проектировать, поскольку в этом случае узнаешь, что проектируешь компоненты собственной психики, а следовательно, невозможно локализовать последние в объекте, так как знаешь, что в действительности они принадлежат тебе» (АП, с. 91).

Общей психологической причиной проекции всегда является активированное бессознательное, ищущее своего выражения (CW 18, par. 352).

Возможным становится и проектирование на другого человека каких-либо характеристик, которыми тот и вовсе не обладает, но тот, на кого подобная проекция осуществляется, может бессознательно ее поддерживать.

«Зачастую происходит так, что сам объект предлагает крючок для проекции и даже приманивает на нее. Обычно это тот случай, когда объект (или объекта) не осознает суть происходящего: здесь воздействие осуществляется непосредственно на бессознательное проектирующего. Объект проекции не осознает характерную особенность проектируемого на него субъектом, а это приводит к общему следствию, а именно: все проекции вызывают контрпроекции» (CW 8, par. 519).

С помощью проекции человек может создавать целые серии воображаемых взаимоотношений, часто имеющих очень мало или вообще не имеющих ничего общего с внешней реальностью.

«Цель проекции — изолировать субъекта от окружающей его среды, поскольку вместо действительного отношения к нему теперь наличествует лишь иллюзорное. Проекции превращают мир в копии собственного неведомого лица индивида» (CW 9ii, par. 17; А, пар. 17).

Проекция имеет также и положительные стороны. В повседневной жизни она значительно облегчает межличностные взаимоотношения. Кроме того, когда мы допускаем, что некоторые качества или характерные особенности присутствуют в другом человеке, а впоследствии обнаруживаем, что это не так, то мы узнаем кое-что о самих себе. Это приводит к изъятию или ликвидации проекций.

«Пока либидо использует эти проекции в качестве согласительных и подходящих мостов между индивидом и внешним миром, они — проекции — будут облегчать жизнь положительным образом. Но как только либидо захочет избрать иной путь и с этой целью начнет двигаться назад по прежним мостам проекции, последние заработают как величайшие препятствия, которые только можно себе вообразить, поскольку они действительно мешают любому реальному отторжению от бывшего объекта» (CW 8, par. 507).

Потребность в изъятии или ликвидации проекций возникает, как правило, по сигналу несостоявшихся надежд во взаимоотношениях и сопровождается сильным аффектом. Но Юнг считал, что до тех пор пока существует очевидное несоответствие между воспринимаемым в качестве истинного и той реальностью, с которой нам приходится иметь дело, нет никакой необходимости говорить о проекциях, не говоря уже об их ликвидации.

«Проекция основывается на архаическом тождестве субъекта и объекта, но называть это явление проекцией можно лишь тогда, когда возникает необходимость распадения этого тождества с объектом. Возникает же эта необходимость тогда, когда тождество становится помехой, т. е. когда отсутствие проецированного содержания начинает существенно мешать приспособлению и возвращение проецированного содержания в субъекта становится желательным. Начиная с этого момента прежнее частичное тождество получает характер проекции. Поэтому выражение „проекция“ обозначает состояние тождества, которое стало заметным и вследствие этого подверженным критике — будь то собственная критика субъекта или же критика кого-нибудь другого» (ПТ, пар. 782).

Юнг различал пассивную и активную проекции. Пассивная проекция полностью автоматическая и непреднамеренная, сродни, скажем, влюбленности. Чем меньше мы знаем что-либо о другом человеке, тем легче пассивно спроектировать на него собственные бессознательные аспекты.

Активная проекция больше известна как эмпатия, мы чувствуем себя, что называется, в «его тарелке». Эмпатия, расширяющаяся до такой степени, что утрачивается собственная позиция, становится идентификацией.

Проекция личной тени приходится обычно на лиц одного и того же пола. На коллективном уровне это приводит к войне, поиску козла отпущения и конфронтации между политическими партиями. Проекция, возникающая в контексте терапевтического взаимодействия, называется переносом или контрпереносом, в зависимости от того, кто проектирует — анализанд или психоаналитик.

В терминах комплексов противоположного пола, а именно анимы и анимуса, проекция является и общей причиной враждебности, и единственным источником жизненной энергии.

«Когда анимус и анима встречаются, анимус вытаскивает меч своего могущества и силы, а анима извергает свой яд иллюзии и совращения. Результат не обязательно всегда оказывается негативным, так как оба в одинаковой степени могут влюбиться» (CW 9ii, par. 30; А, пар. 30).

ПРОТИВОПОЛОЖНОСТИ (Opposites; Gegensatze) — психологически — эго и бессознательное.

Описания противоположностей, основывающиеся на самом разнообразном опыте, и интеграция этих противоположностей в полном осуществлении личности занимают в юнгианской психологии центральное место. Едва ли найдется хоть одно произведение К. Г. Юнга, в котором он подробно и неоднократно не говорил бы на эту тему. Так, к примеру, Юнг изображает сознание и бессознательное как «противоположности», которые, с одной стороны, дополняют и компенсируют друг друга, а с другой, противоречат или даже идут наперекор друг другу. Любой человек, даже при самом поверхностном обращении к самому себе, может обнаружить в своей личной жизни такого рода противоположности и вызываемую ими напряженность. К ним в особенности принадлежат наши неразвитые и отвергаемые нами стороны. Эти злые и темные стороны, которые Юнг называет «тенью», должны быть восприняты нами и интегрированы в целостность личности.

Юнговское понимание противоположностей приобретает все возрастающее значение в междисциплинарном диалоге естествознания и гуманитарных наук. В то время как одни продвигаются в постижении единой действительности по пути взвешивания и измерения материи, другие производят подобные действия при исследовании духовных феноменов. Для Юнга духовное, как и материальное, являются полярными архетипами, которые пересекаются в области психического и переплетаются в многослойных способах проявления психического (к примеру, в наглядном и психодинамическом облике). В своих «Теоретических размышлениях о сущности психического» и в других местах Юнг ссылается на опыты с электромагнитными колебаниями. Видимый спектр этих колебаний соответствовал бы душевной области (seelischer Bcreich), которая проникает через инфракрасный рубеж в область физиологии (инстинкты), а переходя ультрафиолет — в духовную область (архетипы). Согласно Юнгу, психика и материя — два полярных аспекта одного и того же.

Важным примером и образом объединения противоположностей являются многочисленные формы парных сочетаний. В области инстинктов это проявляется в сексуальности, а в духовной и в спиритуальной сфере — как «единение души с Богом», как встреча с самостью или космическим символом.

«Противоположности являются неискоренимыми и незаменимыми предварительными условиями всей психической жизни» (CW 14, par. 206; МС, пар. 206).

«Без различения противоположностей не существует сознания» (CW 8, par. 706).

«Нет ни одной человеческой трагедии, которая до известной степени не проистекала бы из конфликта между эго и бессознательным» (CW 8, par. 706).

Какая бы установка ни наличествовала в сознательном разуме и какая бы психологическая функция ни доминировала, в бессознательном неизбежно гнездится противоположность. Такое положение дел редко способствует кризису в первой половине жизни. Но людям более старшего возраста, оказавшимся в тупике вследствие односторонней сознательной установки и блокады энергии, необходимо вынести на свет те психические содержания, которые были подавлены.

«<...> где нет создаваемого противоположностями напряжения, там нет энергии; поэтому должна быть найдена противоположная установка сознания <...> Логической противоположностью любви является ненависть, или, иначе говоря, Эросу противостоит Фобос (страх); психологически это, однако, означает волю к власти. Где господствует любовь, там отсутствует воля к власти, и где преобладает власть, там отсутствует любовь. Одно есть Тень другого. Для того, кто находится на позиции Эроса, компенсирующей противоположностью будет воля к власти. Для того же, кто делает упор на власть, компенсацией является Эрос. С точки зрения односторонней установки сознания Тень есть не имеющий ценности и поэтому вытесненный сильным противодействием момент личности. Но чтобы возникло напряженное соотношение противоположностей, без которого невозможно дальнейшее движение, для этого то, что вытеснено, должно быть осознано. Сознание располагается в определенном смысле сверху, а Тень — снизу, и так как высокое стремится к низкому и горячее — к холодному, то каждое сознание, возможно, не догадываясь об этом, ищет свою бессознательную противоположность, без которой оно осуждено на застой, измельчание и закоснение. Лишь от противоположности зажигается жизнь» (ПБ, с. 90—91).

В свою очередь это активизирует процесс компенсации, ведущий к иррациональному «третьему», трансцендентной функции. Из столкновения противоположностей в бессознательном психическом всегда создается третье начало, иррациональное по своей природе. Это начало сознательный разум никак не предвосхищает и не понимает. Оно представляет себя в форме, которая не соответствует ни определенному «да», ни определенному «нет».

Потенциальное обновление личности Юнг объяснял в физических терминах, как принцип или закон энтропии, согласно которому в относительно закрытой системе может осуществляться преобразование энергии, но оно возможно лишь вследствие разницы в ее интенсивности.

«Психологически данный процесс можно наблюдать в действии в развитии длительной и относительно неизменной установки. После ряда бурных колебаний противоположности вначале приходят к некоторому равновесию, после чего постепенно начинает развиваться новая установка, окончательная стабилизация которой зависит от величины первоначальной разницы. Чем выше будет напряжение между парами противоположностей, тем больше будет та энергия, которая исходит от них, и меньше шанс последующих нарушений душевного равновесия, которые могут возникнуть вследствие разногласий с материалом, прежде не входившим в констелляцию» (CW 8, par. 49).

Некоторая степень напряжения между сознанием и бессознательным неизбежна и необходима. Цель анализа поэтому заключается не в том, чтобы исключить напряжение, а прежде всего в том, чтобы понять ту роль, которую оно играет в саморегуляции психического. Так что вопрос о полном перемирии даже и не ставится. Даже более или менее целостная личность никогда не утратит болезненного чувства врожденной дисгармонии.

«Полное искупление грехов и освобождение от страданий этого мира остается — и должно оставаться — иллюзией. Подобно тому как земная жизнь Христа закончилась не в самодовольном блаженстве, а на кресте» (CW 16, par. 400, ЮПП, пар. 400).

Юнг также считал, что любой, кто пытается решать проблему противоположностей на личностном уровне, вносит значительный вклад в дело всеобщего мира.

«Психологическое правило гласит: когда внутренняя ситуация не осознается, она воспринимается как происходящая вовне, в обезличенном образе судьбы. Иначе говоря, когда индивид остается неразделенным и не осознает свою внутреннюю противоположность, сам мир должен волей-неволей отыграть этот конфликт и ворваться в противоположную половину» (CW 9ii, par. 126; А, пар. 126).

ПСИХИЗАЦИЯ (Psychization) — процесс рефлексии, с помощью которого влечение (инстинкт) или бессознательное содержание становится осознанным.

ПСИХИЧЕСКАЯ РЕАЛЬНОСТЬ (Psychic reality; Psychische Wirklichkeit) — одно из ключевых понятий в аналитической психологии; рассматривается как опыт, как образ и как сама природа и функция психического.

В качестве опыта или переживания психическая реальность включает в себя все, что кажется человеку реальным или содержащим в себе силу реальности. Согласно Юнгу, человек переживает жизнь и жизненные события прежде всего в категориях правды субъективного повествования, а не исторической истины (так называемый личный миф). Переживаемое как психическая реальность может быть и формой самовыражения. Ее иллюстрацией среди прочего является тенденция бессознательного персонифицировать свои содержания. Персонификация для Юнга была эмпирической демонстрацией психической реальности.

Существование мнений, верований, идей и фантазий не означает, что то, к чему они относятся, в точности совпадает с тем, на что они могут претендовать. Психическая реальность двух людей, например, будет заметно различаться. И иллюзорная система, психологически реальная, не будет обладать объективным статусом. Отношение психической реальности к гипотетической, внешней или объективной реальности является важным прежде всего с клинической точки зрения.

Во взглядах Юнга на психическую реальность как образ можно обнаружить известное их противопоставление позиции Фрейда, «чья идея о „психической реальности“ никогда не ослабляла его веры в объективную реальность, которую можно открыть и затем измерить научными методами» (КСАП, с. 119). Согласно Юнгу, сознание имеет косвенную отраженную природу, опосредованную нервной системой и другими психосенсорными процессами, включая и психолингвистические. Переживания, скажем, возбуждения или боли, достигают нас во вторичной форме. Происходит немедленное конструирование образов, и как внешний, так и внутренний миры переживаются с помощью образной системы. Метафорическими образами являются также и сами понятия внутреннего и внешнего миров. Сам образ — это то, что непосредственно предъявляет себя сознанию. Мы осознаем свой опыт путем столкновения с его образом. Юнг пришел к выводу, что в силу своей образной композиции психическая реальность является единственной реальностью, которую мы можем переживать непосредственно.

В аспекте психической реальности, как обозначения природы и функции психического, последнее, согласно Юнгу, действует как промежуточный мир между физической и духовной сферами, способными к соприкосновению и смешению. Под «физическим» следует понимать как органические, так и неорганические аспекты материального мира. Психическое возникает, чтобы занять среднее положение между такими явлениями, как чувственные впечатления и растительная или минеральная жизнь, с одной стороны, а с другой — интеллектуальная и духовная способность к формированию и восприятию идей.

ПСИХИЧЕСКАЯ ЭНЕРГИЯ (Psychic energy; Psychische Energie) см. либидо.

ПСИХИЧЕСКОЕ (Psyche) [Психика; Псюхе] (Перевод термина psyche на русский язык в контексте аналитико-психологических представлений вызывает ряд разночтений. В различных переводных работах Юнга можно встретить «псюхе», «психея», «психика», «душа» и др. Хотя этимологически лот термин соответствует латинской транскрипции греческого слова «Психея» — Душа, представляется более точным обозначить его на русском языке как «психическое». Согласно Юнгу, Psyche вмещает в себя полноту всех психических процессов, включая и коллективное бессознательное, в то время как «душа» (Seele, Soul) есть обособленный функциональный комплекс, который лучше всего было бы охарактеризовать как «личность», комплекс, строго организованный в соотношении с Эго. — полная целокупность всех психических процессов — сознательных и бессознательных.)

«Психическое — далеко не гомогенное образование; напротив, это кипящий котел противоположных импульсов, запретов, аффектов, и для многих людей сам конфликт между последними является столь невыносимым, что они жаждут спасения, которое проповедуют теологи» (CW 9i, par. 190).

Психическое проявляется в сложном взаимодействии множества факторов, включающих возраст, пол, наследственность, психологический тип, степень сознательного контроля над влечениями индивида. Громадная сложность психических явлений привела Юнга к убеждению, что попытки сформулировать всестороннюю и исчерпывающую теорию психического обречены на неудачу.

«Любые предпосылки всегда оказываются чрезмерным упрощением. Психическое является точкой отсчета любого человеческого переживания, и всякое знание, полученное нами, в конечном итоге приводит обратно к психическому. Оно — начало и конец любого познания. Оно — не только объект своей собственной науки, но и ее предмет. Психическое предоставляет психологии уникальное место среди всех других наук: с одной стороны, сохраняется извечное сомнение в принадлежности психологии к науке вообще, в то время как с другой — психология завоевала право ставить теоретическую проблему, решение которой окажется одной из наиболее трудных задач у будущей философии» (CW 8, par. 261).

Согласно Юнгу, психическое — это не придаток мозговых функций или эпифеномен телесных процессов, а микрокосмос, в котором эго-сознание представлено лишь ограниченным сектором, окруженным бессознательным, не имеющим границ. В психическом существуют определенные «врожденные» паттерны функционирования и поведения, «то есть некоторые способы мыслить, чувствовать, представлять, которые везде и во все времена можно обнаружить независимо от любой культурной традиции» (К. Г. Юнг, Практика психотерапии, пар 206).

ПСИХОАНАЛИЗ (Psychoanalysis; Psychoanalyse) — система психологии и метод лечения психических и нервных расстройств, основанный Зигмундом Фрейдом. Характеризуется динамическим взглядом на все аспекты умственной жизни, сознания и бессознательного, с особым акцентом на явления бессознательного. Клинически использует приемы диагностики и лечения, основанные на использовании непрерывных свободных ассоциаций.

Среди современных подходов к психоанализу выделяют:

а) метод лечения психических расстройств;

б) систему знаний о психике человека;

в) метод исследования бессознательного;

г) правила интерпретации человеческой деятельности;

д) специфический процесс человеческого взаимодействия.

Вклад Юнга в психоанализ по представлениям самого Фрейда можно свести к следующему:

1) введение экспериментального исследования психоаналитических понятий;

2) введение понятия комплекса;

3) институализирование учебного анализа как важной части в подготовке новых аналитиков;

4) применение в анализе мифологического и антропологического материала;

5) использование психоаналитический теории и терапии для понимания и лечения психозов.

Как известно, личная дружба Юнга и Фрейда, начавшаяся в 1907 году, закончилась к 1913 году окончательным разрывом. Оценки этого разрыва варьируются довольно широко, но после него Юнг обозначил свой подход к психологии как «Аналитическая Психология».

Можно выделить (КСАП, с. 121 —122) шесть пунктов несогласия между Фрейдом и Юнгом, помогающих обрисовать различия между психоанализом и аналитической психологией.

Первое, Юнг не мог согласиться с исключительно сексуальной, по его мнению, интерпретацией Фрейдом человеческой мотивации. Это привело его к модификации фрейдовской теории либидо.

Второе несогласие касалось общего подхода Фрейда к психическому, который был, по мнению Юнга, механистическим и каузальным. Человеческие существа не живут по законам, аналогичным физическим или механическим принципам.

Третье. Фрейд критиковался Юнгом за то, что делал слишком жесткое разграничение между «галлюцинацией» и «реальностью». Юнг представлял психическую реальность как нечто, переживаемое самим индивидом. В этом контексте бессознательное рассматривается не в качестве врага, а скорее как потенциально полезное и созидательное. Сновидения, например (по Юнгу), перестают быть чем-то обманчивым, требующим расшифровки. Иначе Юнг воспринимал и символы.

Четвертая область расхождений затрагивает вопрос о балансе врожденных конституциональных факторов и внешней среды при формировании личности.

Пятое различие существовало по поводу происхождения совести и морали. См. также супер-эго.

Шестая область разногласий имела отношение к Эдипову комплексу. Юнга интересовали более первичные отношения между младенцем и матерью (см. младенчество и детство; объект-отношения).

ПСИХОАНАЛИЗ ДИКИЙ (непрофессиональный) (wild analysis; wilde Psychoanalyse) — обозначает: 1) психотерапевтическую практику неопытных психоаналитиков, неправильно использующих аналитические понятия при истолковании симптомов, речевого поведения, снов, поступков и др.; 2) психоанализ, не учитывающий конкретную ситуацию лечебного процесса, его реальную динамику и специфику, направленный на вытесненные психические содержания без учета переноса и сопротивления. Дикий психоанализ следует отличать от так называемого лэй-анализа (lay-analysis), когда речь идет о лечебной практике, которая ведется психоаналитиком, не имеющим медицинского образования, — клиническим психологом, педагогом или лицом другой профессии, связанной с психическим здоровьем человека.

ПСИХОГЕННЫЙ (Psychogenic; psychogen) — относится к описанию умственных расстройств, имеющих преимущественно психологическое, а не физиологическое происхождение.

«Никто не сомневается, что неврозы являются психогенными образованиями. „Психогенезис“ означает, что главная причина невроза или условие, при котором он возникает, — психического свойства. Это может быть, к примеру, психический шок, тяжелый конфликт, неправильная психическая адаптация, фатальная иллюзия и так далее» (CW 3, par. 496).

ПСИХОЗ (Psychosis; Psychose) — крайняя степень фрагментирования личности.

Аналогично неврозу, психотическое состояние обязано своим возникновением активности бессознательных комплексов и явлению расщепления. И если в неврозе комплексы лишь относительно автономны, то в психозе они полностью отмежеваны от сознания.

«Наличие комплексов само по себе — нормальное явление; но если комплексы несовместимы друг с другом, то тогда часть личности, наиболее противоположная ее сознательной части, отщепляется. Если подобное расщепление достигает органических структур, то размежевание оказывается психозом, шизофреническим состоянием, на что указывает и сам термин. Каждый комплекс тогда живет своей собственной жизнью, и личность уже не в состоянии связать их вместе» (CW 18, par. 382; см. также русский перевод: Тавистокские лекции. Киев., 1995, с. 174).

Юнг был убежден, что многие психозы, в частности шизофрения,— явления психогенного характера, возникающие вследствие понижения ментального (умственного) уровня и слишком слабого это, неспособного к отражению натиска бессознательных содержаний.

ПСИХОИД (Psychoid) — душеподобный или квазипсихический — понятие, применимое фактически к любому архетипу, выражающее, по сути, неизвестную, но доступную переживанию связь между психическим и материальным.

«Психическое представляет существенный конфликт между слепым инстинктом (влечением) и волей (свободой выбора). Там, где преобладает инстинкт, там начинаются психоидные процессы, принадлежащие сфере бессознательного в качестве элементов, неспособных осознаваться. Но психоидный процесс не является бессознательным как таковым, поскольку значительно превышает границы последнего» (CW 8, par. 380).

Юнг подчеркивает то обстоятельство, что реальная природа архетипа не может быть непосредственно представлена или «зримо» осознана, что она трансцендентна; в силу «непредставимости» последней он вынужден дать ей специфическое имя — психоид. (там же, par. 840).

ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ТИПЫ (Psychological Types; Psychologische Typen) см. тип и типология.

ПСИХОПОМП (Psychopomp; Psychopompos) — психический фактор, являющийся связующим звеном между бессознательными содержаниями и сознанием; очень часто персонифицируется в образе мудрого старца или старухи, иногда — помогающего животного, например Серого Волка.

ПСИХОТЕРАПИЯ (Psychotherapy; Psychotherapie) — комплексное лечебное вербальное и невербальное воздействие на психику человека при многих психических, психосоматических и нервных расстройствах.

Условно различают клинически ориентированную психотерапию и личностно ориентированную. Пользование той и другой психоаналитическими или аналитико-психологическими методами в сочетании с другими техниками представляет, строго говоря, аналитически ориентированную психотерапию, но не психоанализ или аналитическую психологию.

Юнг развил свою собственную теорию психотерапии, считая ее первичной целью — способствовать индивидуальному развитию; он прослеживал происхождение психотерапевтических элементов в исцеляющих церемониалах древних, в которых «человек становится тем, кем он всегда был». Поскольку психику невозможно лечить фрагментарным путем, так как в психических расстройствах все взаимосвязано и аффектированной оказывается личность в целом, то аналитический психотерапевтический процесс представляет собой диалектическое взаимоотношение между двумя психическими системами, реагирующими и отвечающими друг другу.

Психотерапевт — это не просто посредник в лечении или абстрактный «лечебный фактор», но активный соучастник лечебной работы. Он имеет дело с символическими проявлениями с множественными скрытыми смыслами и, как минимум, различными соблазнами. Это требует от самого психотерапевта способности к «моральному разграничению», иначе «психотерапевт-невротик будет неизменно лечить у пациента свой собственный невроз» (CW 16, par. 23; ЮПП, пар. 23).

В аналитической психологии психотерапия строится на принципе, когда символические фрагменты из бессознательного переходят в сферу сознательной жизни, и результатом этого оказывается некоторая форма психического существования, не только более здоровая, но и способствующая дальнейшему оздоровлению, потому что она более полно соответствует собственной личности индивида. При аналитическом психотерапевтическом лечении восстановительный процесс пациента активизирует наличествующие в нем архетипические и коллективные содержания. Причиной невроза считается несоответствие между сознательной установкой и намерением бессознательного. Данная диссоциация, в конечном счете, перекрывается ассимиляцией или интеграцией бессознательных содержаний.

Юнг различал «большую психотерапию», имеющую дело со случаями резко выраженных неврозов или пограничными психотическими состояниями, и «малую психотерапию», в которой порой достаточно доброго совета или объяснения. Он считал, что ни медицинское образование, ни академическая психология сами по себе недостаточны для занятий практической психотерапией, полагая необходимым основательную и продолжительную работу с будущими психотерапевтами.

ПУЭР (Puer) см. вечное дитя.

— Р —

РАЗВИТИЕ (Development; Psychogenese) — психоанализ утверждает, что поведение человека можно рассматривать в его развитии, т. е. интерпретировать поведение взрослого как усложнение или эволюцию детского (инфантильного) поведения, и что «высшие» формы последнего можно понимать как усложнение примитивных влечений и поведенческих стереотипов (паттернов).

Термин «психическое развитие человека» употребляется в юнгианской психологии в связи с самыми различными понятиями и представлениями, служащими в качестве моделей. Если мы обратим свой взор на телесные, духовные и душевные возможности развития, которые имеют место в течение всей жизни, то для нас станет очевидным, сколь разнообразны и многослойны эти процессы. В первые годы жизни детское сознание, постоянно увеличиваясь, развивается из состояния, в котором ребенок еще целиком слит с фигурой матери и окружающим миром. Хотя ребенок и начинает говорить «Я», континуальность сознания часто прерывается бессознательностью. Юнг полагал, что в целом развитие сознания у женщин заканчивается в двадцатилетнем возрасте, а у мужчин — в двадцатипятилетнем. Завершенное психическое развитие делает возможной непрерывную связь Я с бессознательным.

Психическая энергия — это внутренний процесс развития, который длится в течение всей жизни, причем может направляться не только благими намерениями или волей. Важными «помощниками» в развитии являются живые символы, которые способствуют разрушению психической бессознательности и бессознательной идентификации ребенком себя и своих родителей, благодаря чему он замещает их персональными объектами. Часто эти избранные замещающие объекты (Ersatzobjekte) имеют более или менее большое сходство с личностями родителей.

Процессы психической энергии особенно ярко отражаются в сновидениях и являющихся в них символах. Дальнейший энергетический процесс осуществляется в развертывании персональной типологии, когда человек приспосабливается как к внешней реальности, так и к внутренней действительности. Равным образом человек выстраивает свою энергию с помощью четырех функций, а именно: мышление содействует познанию и способности суждения, чувства позволяют оценить что-либо по достоинству, ощущения способствуют чувственному восприятию, а интуиция как способность предчувствия проясняет скрытый задний план. Целью психической, равно как и типологической энергии является полное осуществление личности.

Взгляды Юнга на развитие личности содержат в себе синтез врожденных структурных факторов (см. архетипы) с обстоятельствами, в которых оказывается индивид. Развитие можно рассматривать с точки зрения отношения к себе (см. индивидуация; самость) или к объектам (см. объект-отношения, эго), или к инстинктивным импульсам (см. энергия).

В развитии сосуществуют регрессивные и прогрессивные тенденции (см. интеграция; прогрессия; регрессия), и сам процесс не бессмыслен (см. смысл; стадии жизни; саморегуляторная функция психического).

РАЗЫГРЫВАНИЕ (Enactment; Inszenieren, Inszenierung) — в отличие от отреагирования определяется как признание и принятие архетипического стимула, взаимодействия с ним, что при сохранении контроля эго дает возможность раскрываться метафорическому смыслу этого стимула личным, индивидуальным образом. В противоположность отреагированию разыгрывание требует появления сознательного эго таким образом, чтобы можно было придать индивидуализированное выражение вторгающимся архетипическим элементам. Допуская присутствие и силу бессознательной мотивации, человек тем не менее противостоит ее давлению, не впадая в регрессию и не позволяя себе быть ею побежденным (см. инфляция, одержимость). Имеется в виду, что вторгающийся стимул символизирует нечто, чего недостает в личном опыте, чего сама личность не осознает. Человек смиряется или страдает в присутствии архетипического элемента до тех пор, пока он скрыт, пока его символический смысл не стал явным (КСАП, с. 113—114).

РАНЕНЫЙ ЦЕЛИТЕЛЬ (Wounded Healer; Verwundeter Hciler) — возможная архетипическая динамика, констеллируемая в аналитическом взаимодействии; мотив раненого целителя — это символический образ, отчасти архетипической природы.

Сам термин возник из легенды об Асклепии, боге врачевания, известном тем, что в память о собственных ранах и страданиях он основал святилище в Эпидавре, где могли исцеляться все желающие. Отсюда возникла параллель между древней целительной практикой и аналитическим лечением. Исцеление в святилище проходило в теменосе или отгороженной территории, прилегавшей к храму, что благоприятствовало отдыху «пациента», а также давало надежду, что он увидит исцеляющие сны. Обучающий искусству исцеления кентавр Хирон обычно изображался страдавшим от неизлечимых ран. В нашем случае аналитик рассматривается как раненый целитель, а сама аналитическая процедура, позволяющая совершиться регрессии и отказу от излишних сознательных функций, как теменос.

РАННЕЕ СЛАБОУМИЕ (Dementia Praecox френия; тест словесных ассоциаций. - лат.) см. шизофрения.

РАППОРТ (Rapport; Rapport) — чувство согласия между собой и другими.

«Раппорт состоит прежде всего в чувстве существующего согласия, несмотря на признанное различие. Даже признание существующих различий, если только оно обоюдное, есть уже раппорт, чувство согласия. Если мы при случае осознаем это чувство в более высокой мере, то мы откроем, что это не просто чувство, не поддающееся в своих свойствах дальнейшему анализу, но также и постижение или содержание познания, передающее пункты соглашения в мыслительной форме. Это рациональное изображение применимо исключительно к рационалисту, а отнюдь не к иррациональному человеку, ибо его раппорт основан вовсе не на суждении, а на параллельности свершающегося и живых происшествий вообще. Его чувство согласия есть совместное восприятие какого-нибудь ощущения или интуиции. Рациональный сказал бы. Что раппорт с иррациональным основан на чистой случайности, если случайно объективные ситуации согласуются между собой, вот тогда осуществляется нечто вроде человеческого отношения, но никто не знает, каково будет значение и какова длительность этого отношения. Для рационалиста часто бывает прямо мучительна мысль, что отношение длится как раз лишь до тех пор, пока внешние обстоятельства случайно допускают такую совместность. Это представляется ему не особенно человечным, тогда как иррациональный именно в этом случае усматривает особенно красивую человечность. Результатом этого является то, что они смотрят друг на друга как на людей, лишенных отношений, как на людей, на которых нельзя положиться и с которыми совсем невозможно по-настоящему ужиться. Однако к такому результату можно прийти лишь тогда, если сознательно попытаться отдать себе отчет в своих отношениях к ближнему. Но такая психологическая добросовестность не очень обыкновенна, поэтому часто оказывается, что, несмотря на абсолютное различие в точках зрения, все-таки устанавливается нечто вроде раппорта и притом таким образом: первый, с молчаливой проекцией, предполагает, что второй в существенных пунктах имеет такое же мнение; а второй предчувствует или ощущает объективную общность, о которой, однако, первый сознательно и представления не имеет и наличность которой он тотчас же начал бы отрицать, совершенно так же, как второму никогда и в голову не могло бы прийти, что его отношение покоится на общности мнений. Такой раппорт является наиболее частым; он основан на проекции, которая впоследствии становится источником недоразумений» (ПТ, пар. 618).

РАСЩЕПЛЕНИЕ (Splitting: Zerspalten, Zersplittern) — процесс, посредством которого психическое утрачивает свою целостность, образуя ряд подструктур; характеризуется установками и стереотипами поведения, определяемыми теми или иными комплексами. Термин используется для описания диссоциации личности.

«Хотя это свойство личности легче всего наблюдать в психопатологии, по своей сути оно представляет собой нормальное явление, которое также легко опознается в проекциях первобытной психики. Эта тенденция к расщеплению означает, что части психического отделяются от сознания до такой степени, что не только выглядят чужими и незнакомыми, но и ведут свою относительно независимую жизнь. И здесь речь не идет об истерической множественной личности или шизофренических личностных изменениях, но просто о так называемых „комплексах“, которые появляются исключительно в пределах нормы» (CW 8, par. 25

РАЦИОНАЛЬНОЕ (Rational; Rational) — термин, используемый для описания мыслей, чувств и действий, согласуемых с разумом; установка, базирующаяся на объективных ценностях, полученных в результате практического опыта.

«Объективные ценности устанавливаются в опыте среднего разума, посвященном, с одной стороны, внешним фактам, а с другой — фактам внутренним, психологическим. Подобные переживания не могли бы, конечно, представлять собой объективных „ценностей“, если бы они, как таковые, „оценивались“ субъектом, что было бы уже актом разума. Но разумная установка, позволяющая нам утверждать объективные ценности как значащие, не является делом отдельного субъекта, а предметом истории человечества. Большинство объективных ценностей — а вместе с тем и разум — суть наследие древности, это крепко спаянные комплексы представлений, над организацией которых трудились бесчисленные тысячелетия с той же необходимостью, с какой природа живого организма реагирует вообще на средние и постоянно повторяющиеся условия окружающего мира и противопоставляет им соответствующие комплексы функций, — как, например, глаз, в совершенстве соответствующий природе света <...>

Вследствие этого разум есть не что иное, как выражение приспособленности к среднему уровню происходящих событий, осевшему в виде комплексов представлений, мало-помалу крепко соорганизовавшихся и составляющих как раз объективные ценности. Итак, законы разума суть те законы, которые обозначают и регулируют среднюю „правильную“, приспособленную установку. Рационально все то, что согласуется с этими законами; и, напротив, иррационально все, что с ними не совпадает. Мышление и чувство являются функциями рациональными, поскольку решающее влияние на них оказывает момент размышления, рефлексии. Эти функции наиболее полно осуществляют свое назначение при возможно совершенном согласовании с законами разума. Иррациональные же функции суть те, целью которых является чистое восприятие, таковы интуиция и ощущение, потому что они должны для достижения полного восприятия всего совершающегося как можно более отрешаться от всего рационального, ибо рациональное предполагает исключение всего внеразумного» (ПТ, пар, 784—786).

РЕГРЕССИВНОЕ ВОССТАНОВЛЕНИЕ ПЕРСОНЫ

(Regressive restoration of the persona) — выражение, использованное Юнгом для описания действия, которое возможно в случае краха сознательной установки личности.

«В отношении этой формулировки, звучащей столь технически, читатель вправе предположить, что речь идет о сложной психической реакции, которую можно наблюдать в ходе аналитического лечения.

Было бы, однако, заблуждением думать, будто этот случай встречается только в аналитической практике. Этот процесс столь же хорошо, а часто даже намного лучше можно наблюдать в других жизненных ситуациях, нежели непосредственно в медицинской практике, а именно во всех тех жизненных перипетиях, где разрушительно вмешивается какая-нибудь жестокая судьба.

Превратности судьбы испытал на себе, наверное, каждый, но это по большей части раны, которые лечатся и не оставляют после себя увечий. Но здесь речь идет о разрушительных переживаниях, которые могут полностью сломить или по крайней мере надолго сделать человека больным. Возьмем для примера бизнесмена, который чересчур сильно рискнул и потому стал банкротом. Если он не даст этому удручающему переживанию лишить себя мужества, а будет держаться стойко и отважно, то, может быть, произойдет целительное смягчение, и его рана заживет без серьезных последствий. Но если он из-за этого надломится, откажется от всякого дальнейшего риска и будет пытаться „заштопать“ свою социальную репутацию в рамках намного более ограниченной личности, с ментальностью запуганного ребенка исполняя второсортную работу на крохотной должности, работу, которая, несомненно, ниже уровня его возможностей, то он, выражаясь технически, восстанавливает свою персону регрессивным путем.

Испугавшись, он сполз на более раннюю ступень развития своей личности, съежился и принял такой вид, будто он все еще находится накануне критического переживания, но в полной неспособности даже просто подумать о том, чтобы вновь пойти на такой риск. Может быть, раньше он хотел большего, чем мог добиться; теперь он не отваживается даже на то, что ему, собственно говоря, по силам» (ПБ, с. 225—226).

«Регрессивное восстановление персоны лишь тогда может стать фактом, когда кто-то кризисным провалом своей жизни обязан своей собственной „раздутости“. С „уменьшением“ своей личности он возвращается к той мере, которую в состоянии исчерпать. В любом другом случае, однако, полная покорность и самоуничижение означают отступление, которое может поддерживаться длительный срок только невротической хворью» (там же, с. 230).

РЕГРЕССИЯ (Regression; Regression) — возвратное движение либидо к более раннему способу адаптации, часто сопровождаемому инфантильными фантазиями и желаниями.

«Регрессия, со своей стороны, выступает как адаптация к условиям внутреннего мира, вытекающая из жизненной потребности удовлетворять требованиям индивидуации. Человек — не машина в том смысле, чтобы постоянно поддерживать тот же самый рабочий выход. Он в состоянии обеспечивать идеальным образом требования внешней необходимости только тогда, когда он также приспособлен и к своему внутреннему миру, т. е. если он пребывает в согласии с самим собой. Соответственно, он может приспособиться к своему внутреннему миру и достичь гармонии с самим собой лишь тогда, когда он адаптирован к условиям окружающей среды» (CW 8, par. 75).

«То, что лишает Природу ее очарования и радости жизни — это привычка оглядываться назад ради чего-то, что пребывает вовне, вместо того чтобы вглядываться вовнутрь, в глубины депрессивного состояния. Такое оглядывание назад ведет к регрессии и оказывается первым шагом на пути к ней. К тому же регрессия является непроизвольной интроверсией, поскольку прошлое является объектом памяти и составляет психическое содержание, эндопсихический фактор. В сущности, это обратное впадение в прошлое, вызванное депрессией в настоящем» (CW 5, par. 625; СТ, пар. 625).

Юнг считал, что блокировка поступательного движения энергии возникает вследствие неспособности доминирующей сознательной установки адаптироваться к изменяющимся обстоятельствам. Однако тем самым активируются бессознательные содержания, несущие в себе семена новой прогрессии. Противоположная или подчиненная функция, потенциально способная модифицировать неадекватную сознательную установку, всегда «незримо присутствует за кулисами».

«Если мышление терпит неудачу в качестве функции приспособления, имея дело с ситуацией, в которой адаптация возможна лишь с помощью чувства, то бессознательный материал, активизировавшийся путем регрессии, будет удерживать недостающую чувствующую функцию, пусть даже и в неразвитой, эмбрионической, архаической форме. Аналогично, в противоположном типе регрессия будет активизировать мыслительную функцию, способную эффективно скомпенсировать неадекватное чувство» (CW 8, par. 65).

В отличие от фрейдовского, почти всегда отрицательного отношения к регрессии (регрессия для Фрейда то, что следует прогнать и преодолеть), Юнг считал, что регрессия энергии прежде всего ставит нас перед проблемой собственной психологии. Он настаивал на терапевтических и совершенствующих личность аспектах краткосрочной регрессии, не отрицая вреда продолжительной и непродуктивной регрессии. С телеологической (финальной) же точки зрения регрессия вообще оказывается столь же необходимой в процессе развития, как и прогрессия.

«Рассматриваемая причинно, регрессия определяется, так сказать, „фиксацией на матери“. Но с финальной точки зрения либидо регрессирует в имаго матери, с тем, чтобы отыскать там ассоциации памяти, с помощью которых будет иметь место дальнейшее развитие, например из половой системы в интеллектуальную и духовную. Первое объяснение исчерпывается в подчеркивании важности причины и совершенно пропускает целевое назначение регрессивного процесса. Под этим углом зрения все здание человеческой цивилизации оказывается простым замещением невозможности инцеста. Но другое объяснение позволяет нам предвидеть то, что последует из регрессии, и в то же самое время помогает нам понять значение тех образов памяти, которые были реактивированы» (там же, par. 43f).

Юнг полагал, что за мирскими обывательскими симптомами регрессии лежит ее символическое значение, а именно потребность в психологическом обновлении. Последняя находит свое отражение в мифологии в форме путешествия героя.

«<...> в этом регрессивном страстном стремлении, которое Фрейд, как известно, рассматривал как „инфантильное закрепление“ или „стремление к инцесту“, заключены особая ценность и особая необходимость, выраженные, например, в мифах, когда именно самый сильный и лучший в народе, т. е. герой, следует за регрессивным страстным стремлением и умышленно подвергает себя опасности быть проглоченным чудовищем материнской праосновы. Но он — герой лишь потому, что не дает проглотить себя окончательно, а побеждает чудовище, и притом не просто один раз, а много раз. Только победа над коллективной психикой и выявляет истинную ценность — завладение сокровищем, непобедимым оружием, магическим защитным средством или еще чем-то иным, что миф считает благами, достойными стремления. Поэтому тот, кто идентифицирует себя с коллективной психикой, а выражаясь языком мифа, кто дает себя проглотить чудовищу и таким образом растворяется в нем, тот хотя и находится возле клада, который сторожит дракон, но отнюдь не по своей воле и к своему собственному величайшему ущербу» (ПБ, с. 232).

РЕДУКТИВНОЕ (Reductive; Reduktive) — буквально, «ведущее обратно»; понятие, используемое при описании неврозов, а также при толковании сновидений, обозначающее способ, который рассматривает бессознательный продукт не символически, а семиотически, т. е. как знак или симптом некоего базового процесса.

«Редуктивный метод рассматривает бессознательный продукт в смысле обратного сведения его к элементам, к основным процессам, — будь то воспоминания о действительно имевших место событиях или элементарные психические процессы. Поэтому редуктивный метод (в противоположность методу конструктивному, см. конструктивное) ориентируется назад или в историческом смысле, или же в смысле переносном, т. е. сводя сложную и дифференцированную величины обратно — к более общему и элементарному. Метод толкования Фрейда, а также и Адлера редуктивен, потому что и тот, и другой сводят явление к элементарным процессам желания и стремления, имеющим, в конечном счете, инфантильную или физиологическую природу. При этом на долю бессознательного продукта неизбежно выпадает лишь значение несобственного выражения, для которого термин „символ“, в сущности, не следовало бы употреблять. Редукция действует разлагающим образом на значение бессознательного продукта, который или сводится к своим историческим первоступеням и тем самым уничтожается, или же вновь интегрируется в тот элементарный процесс, из которого он вышел (ПС, пар. 787).

В толковании сновидений редуктивный метод (его еще называют механистическим) стремится объяснить образы людей и ситуации на языке конкретной реальности. Конструктивный или целеполагающий (финальный) подход фокусируется на символическом содержании сна. Юнг использовал слово „редуктивный“ для обозначения ядра фрейдовского метода, с помощью которого тот стремился обнаружить первобытные, инстинктивные, инфантильные основы или корни психологической мотивации. Как видно из вышеприведенной цитаты, Юнг был достаточно критичен к редуктивному методу, поскольку полный смысл бессознательного продукта (симптома, сновидения, образа, обмолвки) при этом не раскрывался. Связывая бессознательный продукт с прошлым, можно утратить его сегодняшнюю ценность для индивида.

Хотя сам Юнг и старался следовать конструктивному подходу, он рассматривал редуктивный анализ как важный первый шаг в лечении психологических проблем, в особенности в первой половине жизни.

Источником возникновения неврозов у молодых людей, как правило, выступает конфликт между силами реальности и неадекватной, инфантильной установкой, которая каузально характеризуется аномальной зависимостью от реальных или воображаемых родителей, а с точки зрения цели — недостижимыми фикциями (т. е. намерениями и устремлениями). Здесь вполне уместны редукции Фрейда и Адлера (ПБ, с. 98).

РЕИФИКАЦИЯ (Reification; Reifikation) — овеществление идей и понятий; обращение с ними таким образом, как если бы они были осязаемыми объектами.

РЕЛИГИОЗНАЯ УСТАНОВКА (Religious attitude; religios Einstellung) — психологически установка, сообщаемая тщательным наблюдением за невидимыми силами, почитанием их и личным переживанием по этому поводу.

„Ясно, что под понятием „религия“ я не имею в виду вероучение. Верно, однако, что всякое вероучение основывается, с одной стороны, на опыте нуминозного, а с другой — на вере, на преданности, верности, доверии к определенным образом испытанному воздействию нуминозного и к последующим изменениям сознания. Можно сказать, что „религия“ — это понятие, обозначающее особую установку сознания, измененного опытом нуминозного“ (CW 11, par. 9; АС. с. 134).

„Религия есть врожденная инстинктивная установка в человеке. В ней осуществляется наблюдение и уяснение неких невидимых и неконтролируемых человеком факторов. Проявления этой установки можно проследить во всей духовной истории. Ее целью является сохранение психического равновесия: естественный человек имеет столь же естественное знание о пересечениях своего сознания с неподвластными ему факторами“ (CW 10, раг.512. Русский перевод: АППН. с. 113—166, а также: В. Одапник. Психология политики». 1995, с. 218).

Религиозная установка глубоко отлична от веры, связываемой со специфическим вероучением и вероисповеданием.

«Вероучение и вероисповедание — это выражение определенных коллективных убеждений, тогда как религиозное переживание отражает субъективное отношение к неким метафизическим, то есть внемирским факторам. Конфессиональная жизнь осуществляется в мирской среде и, таким образом, является внутримирским делом, в то время как смысл и предназначение религии лежит во взаимотношении между индивидом и Богом (христианство, иудаизм, ислам) либо на пути спасения и освобождения (буддизм).

Из этого проистекает теперешняя этика, которая — вне индивидуальной ответственности перед Богом — означает лишь конвенциональную мораль.

Являясь не более чем компромиссом с мирской действительностью, вероучения склоняются ко всевозрастающей кодификации своих воззрений и обычаев. Тем самым они настолько овеществляются, что на задний план отходит их подлинно религиозная сущность, а именно живое отношение, непосредственная встреча с внемирским» (CW 10, par. 507).

Юнг полагал, что невроз во второй половине жизни редко вылечивается без развития религиозной установки, побуждаемой спонтанным духовным откровением.

«Дух этот есть автономное психическое событие, затишье после бури, умиротворяющий свет, проливающийся во мраке человеческого разума, и потаенный упорядочивающий принцип царящего в нашей душе хаоса.

Святой Дух — Утешитель, как и Отец, это тихое, вечное и бездонное Единое, в котором любовь Божья и страх Божий сплавлены в бессловесное единство. И именно в этом единстве воссоздается первозданный смысл все еще бессмысленного отцовского мира, проникая в пространство человеческого опыта и рефлексии» (ОИ, с. 79).

Утверждая психологическую точку зрения, Юнг стремился прояснить, что под религией он понимает не свод законов, заповедей, вероучение или догму.

«Бог есть тайна, и все, что мы говорим о нем, говорится и веруется людьми. Мы создаем образы и идеи, но когда я говорю о Боге, я всегда имею в виду образ, который из него сделал человек. Но никто не знает, каков и как выглядит этот образ и может ли он быть Богом» (С. С. Jung. Letters. 1957, vol. 2, p. 383).

Психологическим носителем Бого-образа в человеке Юнг считал самость. Он полагал, что она действует в роли руководящего принципа личности, отражающего потенциальную целостность индивида, побуждая жизнь к большей состязательности и подтверждению смысла. Почти все, что связывает человека с этими атрибутами, может использоваться как символ самости, но некоторые освященные временем фундаментальные формы, такие, как крест и мандола, признаются коллективным выражением высших религиозных ценностей человека; крест символизирует напряжение между крайними противоположностями, а мандала представляет разрешение этого противостояния. Психологически Юнг приписывал трансцендентной функции задачу связи человека и Бога (личности и ее конечного потенциала) через образование символов.

Говоря о своих личных религиозных взглядах, Юнг писал: «Я не верю, но знаю о силе подлинной личностной природы и непреодолимого воздействия. Я называю эту силу Богом» (С. G. Jung. Letters, 1955, vol.2, p. 274).

РЕФЛЕКСИЯ (Reflection; Reflexion) — умственная активность, концентрирующаяся на определенном содержании сознания; инстинкт или влечение, включающие в себя религию и поиски смысла.

«Обращенность сознания назад или к внутреннему миру, при которой вместо непосредственной, немедленной и непреднамеренной реакции на объективные стимулы в „дело“ вступает психологическое размышление. Результат подобного размышления непредсказуем, и как следствие свободной мысли возможны весьма индивидуализированные и относительные ответы. Рефлексия „повторно разыгрывает процесс возбуждения“, давая толчок серии внутрипсихических образов еще до того, как предпринято само действие. С помощью рефлективного инстинкта стимул становится психическим содержанием, опытом, посредством которого становится возможным преобразовать естественный или автоматический процесс в осознанный и созидающий» (КСАП, с. 131).

«Обычно мы не думаем о „рефлексии“ как о чем-то инстинктивном, а связываем ее с сознательным состоянием разума. Reflexio означает „повернутый назад“ или „согнутый назад“ и в психологическом применении обозначает тот факт, что в рефлекс, который доводит стимульный материал до своей инстинктивной разрядки, вмешивается психизация <...> Таким образом, на месте компульсивного (навязчивого) действия возникает некоторая степень свободы, а вместо предсказуемости появляется относительная непредсказуемость по отношению к воздействию импульса» (CW 8, par. 241).

По мнению Юнга, богатство человеческой психики и ее сущностный характер определяются инстинктом рефлексии. «Однако рефлексия хотя и инстинктивна, в то же время выступает как процесс сознательный, предполагающий использование воображения при принятии решений и последующего действия» (КСАП, с. 132)

«Рефлексия является культурным инстинктом par excellence (по преимуществу), и ее сила продемонстрирована в мощной способности культуры поддерживать себя перед лицом дикой природы» (CW 8, par. 243).

Именно рефлексии мы обязаны равновесием противоположностей. Но чтобы это произошло, сознание должно распознаваться как нечто большее, чем знание, а сам рефлективнй процесс восприниматься как «взгляд внутрь». Здесь наша индивидуальная свобода раскрывается наиболее поразительно. Рефлексия влечет за собой сновидения, символы и фантазии. Точно так же, как Юнг обнаруживает аниму во взаимосвязи и родстве с мужским сознанием, он заявляет, что анимус обеспечивает женскому сознанию способность к рефлексии, размышлению и самопознанию. Напряженные отношения между этими двумя началами не решаются по принципу «либо — либо», но требуют столкновения и интеграции, которые творчески проявляют себя в трансформации отношений между ними.

«Мое внимание привлекает тот факт, что помимо области рефлексии существует другая, не менее, если не более обширная зона, в которой рациональное понимание и рациональные формы представления вряд ли обнаружат что-нибудь сверх того, что они способны охватить умом. Это — область Эроса» (MDR. Flaminco, 1989, р. 386).

РИТУАЛ (Ritual) — служба или церемония, проводимые с религиозной или терапевтической целью или намерением, как сознательным, так и бессознательным.

Ритуальные действия основываются на мифологических и архетипических темах, выражают их содержания символически, полностью вовлекают человека и вызывают у него ощущение возвышенного смысла и в то же самое время опираются на представления, соответствующие духу времени (КСАП, с. 132).

Ритуал — это психический канал, посредством которого осуществляется личностная трансформация, когда психологический баланс личности оказывается под угрозой воздействия внезапной нуминозной силы; структурированный этап изменения одного статуса личности или способа его бытия на другой.

Юнг считал, что в ритуале человек выражает свои наиболее важные и фундаментальные психические содержания, и в случае отсутствия соответствующих ритуалов люди спонтанно и бессознательно создают их, чтобы обезопасить устойчивость личности, коль скоро переход из одного психологического состояния в другое произошел. Сам по себе ритуал не влияет на трансформацию, он просто содержит ее в себе.

РОДИТЕЛЬСКИЙ КОМПЛЕКС (Parental complex; elterlich Komplex) — группа или совокупность эмоционально нагруженных образов и идей, связанных с родителями. Юнг полагал, что нуминозность, окружающая фигуры собственных родителей, когда их магическое влияние так или иначе очевидно, в значительной степени связана с архетипическим образом первобытных родителей, пребывающим в психике любого человека.

«Важное значение, которое современная психология приписывает „родительскому комплексу“, есть непосредственное продолжение первобытного переживания опасной действенной силы родительских духов. Даже та ошибка, которую совершают дикари, предполагая (не с помощью мышления), что духи суть реальности внешнего мира, находит свое продолжение в нашем (лишь отчасти верном) предположении, что действительные родители ответственны за родительский комплекс. В старой теории травмы фрейдовского психоанализа и даже за его пределами это предположение признается чуть ли не в качестве научного объяснения. Чтобы избежать этой двусмысленности я предложил выражение „родительское имаго“» (CW 7, par. 293; ПБ, с. 251).

Имаго возникает как итог воздействия родителей и специфических реакций ребенка; поэтому она (Imago — женского рода) является образом, лишь весьма условно воспроизводящим объект. Наивный человек, конечно, верит в то, что родители таковы, какими он их видит. Этот образ проецируется бессознательно, и, когда родители умирают, спроецированный образ продолжает действовать, как если бы он был самостоятельно существующим духом. Первобытный в этом случае говорит о родительских духах, возвращающихся по ночам (revenants), современный же человек называет это отцовским или материнским комплексом (там же)

Пока позитивное или негативное сходство с родителями остается решающим фактором в выборе объекта любви, освобождение от родительского имаго, а следовательно, уход из детства, остаются незавершенными (CW 10, par. 74).

— С —

САМОРЕГУЛЯТОРНАЯ ФУНКЦИЯ ПСИХИЧЕСКОГО (Selfregulatory function of the Psyche; Selbstregulatorische Funktion der Psyche) см. компенсация.

САМОРЕГУЛЯЦИЯ ПСИХИЧЕСКОГО (Self-regulation of the Psyche; Selbstregulatorische Funktion der Psyche) — понятие, базирующееся на компенсаторных взаимоотношениях между сознанием и бессознательным.

Идея саморегуляции проходит через всю юнговскую структуру действия психического и, в частности, является одним из базовых положений в анализе сновидений и вообще в их месте в психической жизни индивида. Фрейд полагал, что суть большинства снов — неисполненные желания, переместившиеся в сон, дабы выразиться косвенным образом. Он отмечал, что «зримое содержание сна» — всего лишь покрывало на «скрытом» содержании, являющемся, как правило, подавленным сексуальным желанием раннего детства. Юнг же рассматривал сны как каналы связи с бессознательным, как некие сообщения, передаваемые символическим языком. Этот язык труден для понимания, но сами сообщения не обязательно касаются каких-то желаний или являются способами скрыть что-то неприемлемое. Чаще всего сны дополняют сознание, компенсируя какие-то проявления индивида, непонятые им или попросту отброшенные. Либо наряду с невротическими симптомами сны предупреждают о сходе с правильного пути.

Идея саморегуляции и компенсации увязывалась и с юнговской психологической типологией. Здесь Юнг изначально предположил, что индивидам свойственно различие в привычном отношении к жизни. Это различие определяется разнообразием их интерпретаций восприятия и переживания. Так, интересы экстраверта направлены на внешний мир, а интроверта — во внутренний, в мир его психического. Далее Юнг высказал идею, что психическое управляется четырьмя функциями: мышлением, чувством, ощущением и интуицией. В переживаниях индивида любая из них может оказаться главной, доминирующей.

Процесс саморегуляции психического происходит постоянно. Но он может замечаться самим индивидом лишь когда его эго сознания оказывается в затруднении в связи с приспособлением к внешней или внутренней реальности.

Общая схема саморегуляции выглядит следующим образом (по Шарпу):

1. Трудность в адаптации. Либидо прогрессирует незначительно.

2. Регрессия энергии (депрессия, недостаток свободной энергии).

3. Активация бессознательных содержаний (фантазии, комплексы, архетипические образы, подчиненная функция, противоположная установка, тень, анима/анимус, и г. д.).

4. Симптомы невроза (замешательство, страх, беспокойство, вина, капризы, аффект и т. д.).

5. Бессознательный или полусознательный конфликт между эго и содержаниями, активированными в бессознательном. Внутреннее напряжение. Защитные реакции.

6. Активация трансцендентной функции, вовлекающей самость и архетипические паттерны целостности.

7. Образование символов (нуминозность, синхронность).

8. Передача энергии между бессознательными содержаниями и сознанием. Расширение и увеличение эго, прогрессия энергии.

9. Ассимиляция бессознательных содержаний. Индивидуация (D. Sharp. Jung Lexicon, p. 121).

Сознание и бессознательное редко находят согласие в своих тенденциях и по поводу своих психических содержаний. Саморегуляторная деятельность психического, проявляющаяся в сновидениях, фантазиях и синхронных переживаниях, направлена на то, чтобы корректировать любое сколь-нибудь значительное нарушение равновесия и тем самым удерживать личность в режиме целостности.

САМОСТЬ (Self; Selbst) — архетип целостности — наиполнейшего человеческого потенциала и единства личности как целого; регулирующий центр психического.

Самость как объединяющий принцип в области человеческой психики занимает центральное место в управлении психической жизнью и поэтому является высшей властью в судьбе индивида.

«Как эмпирическое понятие, самость обозначает целостный спектр психических явлений у человека. Она выражает единство личности как целого. Но в той степени, в какой целостная личность по причине своей бессознательной составляющей может быть сознательной лишь отчасти, понятие самости является отчасти лишь потенциально эмпирическим и до этой степени постулятивным. Другими словами, оно включает в себя как переживабельное, так и непереживабельное (или еще не пережитое). Эти качества присущи, в равной мере, многим другим научным понятиям, оказывающимся более именами, нежели идеями. В той степени, в какой психическая целостность, состоящая из сознательных и бессознательных содержаний, оказывается постулятивной, она представляет трансцендентальное понятие, поскольку оно предполагает существование бессознательных факторов на эмпирической основе и, таким образом, характеризует некое бытие, которое может быть описано лишь частично, так как другая часть остается (в любое данное время) неузнанной и беспредельной» (ПТ, пар. 788).

«Самость не только центр, но также и вся окружность, которая включает в себя как сознательное, так и бессознательное; она является центром этой всеобщности, точно так же как эго является центром сознания» (CW 12, par. 44; ПА, пар. 44).

«Подобно тому как сознательные и бессознательные явления дают о себе знать практически, при встрече с ними самость как психическая целостность также имеет сознательный и бессознательный аспекты. Эмпирически самость проявляется в сновидениях, мифах, сказках, являя персонажи „сверхординарной личности“ (см. эго), такие как король, герой, пророк, спаситель и т. д., или же в форме целостного символа— круга, квадрата, креста, квадратуры круга (quadrature circuli) и т. д. Когда самость репрезентирует complexio oppositorum, единство противоположностей, она также выступает в виде объединенной дуальности, например в форме дао, как взаимодействия инь и янь, или враждующих братьев, или героя и его противника (соперника) (заклятого врага, дракона), Фауста и Мефистофеля и т. д.

Поэтому эмпирически самость представлена как игра света и тени, хотя и постигается как целостность и союз, единство, в котором противоположности соединены. Так как такое понятие непредставимо — третьего не дано, — то самость оказывается трансцендентальной и в этом смысле. Рассуждая логически, здесь мы имели  ? бы дело с пустой спекуляцией, если бы не то обстоятельство, что самость обозначает символы единства, которые оказываются обнаруживаемы эмпирически» (ПТ, пар. 789).

Переживание Самости характеризуется нуминозностью религиозного откровения. В этом смысле Юнг полагал, что нет существенной разности между Самостью как эмпирически постигаемой психологической реальностью и традиционным представлением о верховном божестве.

«С интеллектуальной точки зрения самость — не что иное, как психологическое понятие, конструкция, которая должна выражать неразличимую нами сущность, саму по себе для нас непостижимую, ибо она превосходит возможности нашего постижения, как явствует уже из ее определения. С таким же успехом ее можно назвать „богом в нас“. Начала всей нашей душевной жизни, кажется, уму непостижимым образом зарождаются в этой точке, и все высшие и последние цели, кажется, сходятся на ней. Этот парадокс неустраним, как всегда, когда мы пытаемся охарактеризовать что-то такое, что превосходит возможности нашего разума» (ПБ, с. 312).

В разнообразной современной литературе по аналитической психологии очень часто встречается написание термина с заглавной буквы. Юнговское представление о Самости значительно отличается от того, как это понятие используется в другой психоаналитической литературе. Эта разница зависит прежде всего от понимания архетипов: юнговская концептуализация Самости видит ее укорененной в трансличностном измерении. Отсюда и частое написание слова с заглавной буквы. Но существует и клинический аспект самости, часто более тесно связанный с областью эго сознания; в работах клинического характера термин «самость» часто пишут с маленькой буквы. Таким образом, заглавная буква появляется в тех случаях, когда автор текста хочет выделить трансличностную, архетипическую основу Самости.

СВЯЩЕННЫЙ БРАК (Sacred marriage; heilig Ehe) см. гиерогамия.

CEHEKC (Senex — лат. «старый человек») — алхимический термин; в аналитической психологии обозначает персонификацию определенных психологических черт, присущих, как правило, пожилым людям. Например, уравновешенность, контроль за своими поступками, дисциплинированность, ответственность, рационализм, стремление к порядку, мудрость, дальновидность, консерватизм и др. Это понятие психологическое, а не возрастное: малые дети могут обнаруживать черты, присущие сенексу, равно как существуют пожилые люди с психологией ребенка.

Мифологически, сенекс представлен в образе античного бога Аполлона. В архетипической связке противоположностей тенью сенекса является пуэр или вечное дитя, ассоциируемые с Дионисом — безграничным в своих инстинктивных проявлениях, беспорядочным, капризным, вечно возбужденным и опьяненным.

СЕРЕДИНА ЖИЗНИ (Midlife; Lebensmitte) см. стадии жизни.

СИЗИГИЯ (Syzygy; Syzygie) — любая комплементарная пара противоположностей как в состоянии объединения, так и в состоянии оппозиции.

Юнг использовал это понятие чаще всего применительно к парной связи анима — анимус. Он отмечал, что эта связь психологически определяется тремя элементами: женственностью, присущей мужчине, и мужественностью, свойственной женщине; переживаниями, которыми мужчина располагает к женщине и наоборот (здесь самую важную роль играют события раннего детства); и мужским, и женским архетипическим образом (CW 9ii, par. 41. А, пар. 41).

Юнг пришел к заключению, что образы парной сизигии «мужского — женского» столь же универсальны, как и само существование мужчины и женщины. При этом он ссылался на повторяющийся мотив мужских-женских пар в мифологии и на понятия Инь-Янь в китайской философии.

СИМБИОЗ (Symbiosis) — психологическое состояние, в котором содержания личного бессознательного одного человека переживаются у другого.

Симбиоз проявляется в бессознательных межличностных связях, динамически он легко возникает и устанавливается, но прекратить его довольно трудно. Юнг приводил пример симбиоза в контексте экстраверсии — интроверсии. Там, где одна из этих установок доминирует, другая, оказываясь бессознательной, автоматически проектируется,

«<...> в брак вступают преимущественно люди, относящиеся к разным типам, и причем — бессознательно — для взаимного дополнения. Рефлексивная сущность интроверта побуждает его постоянно размышлять или собираться с мыслями перед тем, как действовать. Тем самым, разумеется, его действия замедляются. Его робость перед объектами и недоверие к ним приводят его к нерешительности, и таким образом он всегда имеет трудности с приспособлением к внешнему миру. Экстраверт, наоборот, имеет позитивное отношение к вещам. Они, так сказать, притягивают его <...> Как правило, он сначала действует и лишь затем раздумывает об этом. Поэтому его действия скоры и не подвержены сомнениям и колебаниям. Эти два типа поэтому как бы созданы для симбиоза. Один берет на себя обдумывание, а другой — инициативу и практические действия. Поэтому брак между представителями этих двух различных типов может быть идеальным. Пока они заняты приспособлением к внешним нуждам жизни, они великолепно подходят друг другу. Но если, например, муж заработал уже достаточно денег или если судьба послала им большое наследство и тем самым трудности жизни отпадают, то у них появляется время, чтобы заняться друг другом. До этого они стояли спиной к спине и защищались от нужды. Теперь же они поворачиваются друг к другу лицом и хотят друг друга понять — и делают открытие, что они никогда не понимали друг друга. Они говорят на разных языках.

Так начинается конфликт двух типов. Этот спор язвителен, связан с насилием и взаимным обесцениванием, даже если он ведется очень тихо и самым интимным образом. Ибо ценность одного есть отрицательная ценность другого. Было бы разумно полагать, что один, осознавая свою собственную ценность, спокойно мог бы признать ценность другого и что таким образом всякий конфликт стал бы излишним. Я наблюдал много случаев, когда выдвигалась аргументация подобного рода и тем не менее не достигалось ничего удовлетворительного. Там, где речь идет о нормальных людях, такой критический переходный период преодолевается более или менее гладко. Нормальным считается тот человек, который может существовать абсолютно при всех обстоятельствах, которые обеспечивают ему необходимый минимум жизненных возможностей.

Однако многие на это не способны; поэтому-то и не слишком много нормальных людей. То, что мы обычно понимаем под „нормальным человеком“ — это, собственно, некий идеальный человек, и счастливое сочетание черт, определяющих его характер — явление редкое. Подавляющее большинство более или менее дифференцированных людей требует жизненных условий, дающих больше, чем относительно обеспеченное питание и сон. Для них конец симбиотических отношений означает тяжелое потрясение» («Проблема типа установки», ПБ, с. 92—93).

СИМВОЛ (Symbol) — наилучшее из возможных выражение или изображение чего-либо неизвестного. Понятие символа следует отличать от понятия знака.

«Каждый психический продукт, поскольку он является в данный момент наилучшим выражением для еще неизвестного или сравнительно известного факта, может быть воспринят как символ, поскольку есть склонность принять, что это выражение стремится обозначить и то, что мы лишь предчувствуем, но чего мы ясно еще не знаем. Поскольку всякая научная теория заключает в себе гипотезу, т. е. предвосхищающее обозначение, по существу, еще неизвестного обстоятельства, она является символом. Далее, каждое психологическое явление есть символ при допущении, что оно говорит или означает нечто большее и другое, такое, что ускользает от современного познания. Такое возможно, безусловно, всюду, где имеется сознание с установкою на иное возможное значение вещей. Оно невозможно только там, и то лишь для этого самого сознания, где последнее само создало выражение, долженствующее высказать именно столько, сколько входило в намерение создающего сознания, — таково, например, математическое выражение. Но для другого сознания такое ограничение отнюдь не существует. Оно может воспринять и математическое выражение как символ, напр., для выражения скрытого в самом творческом намерении неизвестного психического обстоятельства, поскольку это обстоятельство подлинно не было известно самому творцу семиотического выражения и поэтому не могло быть сознательно использовано им» (ПТ, пар. 794).

«Всякое понимание, которое истолковывает символическое выражение, в смысле аналогии или сокращенного обозначения для какого-нибудь знакомого предмета, имеет семиотическую природу. Напротив, такое понимание, которое истолковывает символическое выражение как наилучшую и потому ясную и характерную ныне непередаваемую формулу сравнительно неизвестного предмета, — имеет символическую природу. Понимание же, которое истолковывает символическое выражение как намеренное описание или иносказание какого-нибудь знакомого предмета, имеет аллегорическую природу. Объяснение креста как символа божественной любви есть объяснение семиотическое, потому что „божественная любовь“ обозначает выражаемое обстоящие точнее и лучше, чем это делает крест, который может иметь еще много других значений. Напротив, символическим будет такое объяснение креста, которое рассматривает его, помимо всяких других мыслимых объяснений, как выражение некоторого, еще незнакомого и непонятного, мистического или трансцендентного, т. е. прежде всего, психологического обстояния, которое, безусловно, точнее выражается в виде креста» (там же, пар. 792).

Характер сознательной установки определяет, в конечном итоге, что считать символом, а что — нет.

«Поэтому весьма возможно, что кто-нибудь создает такое обстоятельство, которое для его воззрения совсем не представляется символическим, но может представиться таковым сознанию другого человека. Точно так же возможно и обратное. Мы знаем и такие продукты, символический характер которых зависит не только от установки созерцающего их сознания, но обнаруживается сам по себе, в символическом воздействии на созерцающего. Таковы продукты, составленные так, что они должны были бы утратить всякий смысл, если бы им не был присущ символический смысл. Треугольник с включенным в него оком является в качестве простого факта такой нелепостью, что созерцающий решительно не может воспринять его как случайную игру. Такой образ непосредственно навязывает нам символическое понимание. Это воздействие подкрепляется в нас или частым и тождественным повторением того же самого образа или же особенно тщательным выполнением его, которое и является выражением особенной, вложенной в него ценности» (там же, пар. 795).

Установку, воспринимающую какое-либо явление как символическое, Юнг называет символической.

«Она лишь отчасти оправдывается данным положением вещей; с другой же стороны, она вытекает из определенного мировоззрения, приписывающего всему совершающемуся — как великому, так и малому, — известный смысл и придающего этому смыслу известную большую ценность, чем чистой фактичности. Этому воззрению противостоит другое, придающее всегда главное значение чистым фактам и подчиняющее фактам смысл. Для этой последней установки символ отсутствует всюду, где символика покоится исключительно на способе рассмотрения. Зато и для нее есть символы, а именно такие, которые заставляют наблюдателя предполагать некий скрытый смысл. Идол с головою быка может быть, конечно, объяснен как туловище человека с бычачьей головой. Однако такое объяснение вряд ли может быть поставлено на одну доску с символическим объяснением, ибо символ является здесь слишком навязчивым для того, чтобы его можно было обойти. Символ, навязчиво выставляющий свою символическую природу, не должен быть непременно жизненным символом. Он может, напр., действовать только на исторический или философский рассудок. Он пробуждает интеллектуальный или эстетический интерес. Жизненным же символ называется только тогда, когда он и для зрителя является наилучшим и наивысшим выражением чего-то лишь предугаданного, но еще непознанного. При таких обстоятельствах он вызывает у нас бессознательное участие. Действие его творит жизнь и споспешествует ей. Так Фауст говорит: „Совсем иначе этот знак влияет на меня“» (там же, пар. 796).

Юнг также различал символ и симптом.

«Существуют индивидуальные психические продукты, явно имеющие символический характер и непосредственно принуждающие нас к символическому восприятию. Для индивида они имеют сходное функциональное значение, какое социальный символ имеет для обширной группы людей. Однако происхождение этих продуктов никогда не бывает исключительно сознательное или исключительно бессознательное — они возникают из равномерного содействия обоих.

Чисто сознательные, так же как и исключительно бессознательные продукты не являются per se символически убедительными — признание за ними характера символа остается делом символической установки созерцающего сознания. Однако они настолько же могут восприниматься и как чисто каузально обусловленные факты, напр., в том смысле, как красная сыпь скарлатины может считаться „символом этой болезни“. Впрочем, в таких случаях правильнее говорить о „симптоме“, а не о символе. Поэтому я думаю, что Фрейд, со своей точки зрения, совершенно верно говорит о симптоматических, а не о символических действиях (Symptomhandlungen), ибо для него эти явления не символичны в установленном мною смысле, а являются симптоматическими знаками определенного и общеизвестного, основного процесса. Правда, бывают невротики, считающие свои бессознательные продукты, которые суть прежде всего и, главным образом, болезненные симптомы, за в высшей степени значительные символы. Но в общем, это обстоит не так. Напротив, современный невротик слишком склонен и значительное воспринимать как простой „симптом“» (там же, пар. 798).

Теоретический разрыв Юнга с Фрейдом был частично связан с вопросом, что понимать под «символом»: само понятие, интенциональное выражение или же цель и содержание. Согласно Юнгу:

«Содержания сознания, заставляющие подозревать присутствие бессознательного фона, Фрейд неоправданно называет „символами“, тогда как в его учении они играют роль простых знаков или симптомов подспудных процессов, а никоим образом не роль подлинных символов; последние надо понимать как выражение для идеи, которую пока еще невозможно обрисовать иным или более совершенным образом» (СС, т. 15, пар. 105).

Очевидно, полагает Юнг, что символ является чем-то большим, нежели «простым» выражением подавленной сексуальности или любого другого безусловного содержания.

«Их [символов] творчески насыщенный язык всегласно заявляет, что в них скрыто больше, чем объявлено. Мы можем тотчас же, что называется, указать пальцем на символ, даже и тогда, когда не можем, к вящему удовольствию, с полной убедительностью разгадать его смысл. Символ остается вечным вызовом нашим мыслям и чувствам. Возможно, этим объясняется столь стимулирующий характер символической работы, почему она захватывает нас столь интенсивно, а также и то, почему она так редко доставляет нам чисто эстетическое наслаждение» (СС, т. 15, пар. 119).

СИМПТОМ — под симптомом в глубинной психологии понимается то или иное проявление болезни, состоящее из разнообразных психоневротических компонентов и форм, душевных травм и задержек в психическом развитии. Предполагается, что симптом представляет собой предварительное, компромиссное решение между сознанием и бессознательным, между инстинктивными потребностями индивида и духовно-душевными интересами личности. В этом случае особенно важно понять символическое послание, выраженное в том или ином симптоме. Если в суггестивной (директивной) психотерапии лечение начинается с подавления симптомов (как это происходит и сейчас в самых широких областях медицины), то в психотерапии аналитической, наряду с клиническим разбором симптомов, речь идет о личностном развитии человека в целом.

Психотерапевтические симптомы вызываются эмоционально заряженными группами идей или образами (комплексами — см.), источник которых находится в бессознательном. Так как определенные комплексы способны обособиться от целостной личности и вести автономную жизнь, они могут вызывать психически обусловленные телесные функциональные расстройства, которые иначе можно обозначить как психосоматические расстройства, или неврозы. Симптомы снимаются сами собой тогда, когда выражающиеся ими конфликты переварены и стали достоянием сознания. Этому соответствует и перераспределение психической энергии (см.), которая ранее была связана и заключена в комплексах, проявленных в симптомах. Для установления психического равновесия и внутреннего энергетического баланса основополагающее значение играют символы (см.). В общих чертах мы можем обозначить символы как «энергетические трансформаторы», с помощью которых связанная ранее в симптомах психическая энергия может теперь интегрироваться в жизнь. Этот тяжелый и тернистый путь от симптома к символу представляет собой существенный шаг в процесс аналитической терапии.

СИНТЕТИЧЕСКОЕ (Synthetic; Synthetische) см. конструктивное-

СИНХРОНИЯ (Synchronicity; Synchronizitat) — явление, в котором событие во внешнем мире совпадает значащим образом с психологическим состоянием того или иного человека. Повторяющиеся переживания, отражающие события, не подчиняющиеся законам времени, пространствам причинности.

В общих положениях юнговское представление о синхронии сводится к следующему. Она есть:

1 ) акаузальный связующий принцип;

2) класс событий, связанных по смыслу, а не по причине (т. е. не совпадающих во времени и пространстве);

3) событие, совпадающее во времени и пространстве, но которое можно рассматривать и как имеющее значимые психологические связи;

4) явление, связующее психический и материальный миры.

«Синхрония соответственно состоит из двух факторов: а) бессознательный образ входит в сознание либо непосредственно  (т. е. буквально), либо неявным образом (символическим или суггестивным) в форме сновидения, идеи или предчувствия; б) объективная ситуация совпадает с этим содержанием. Субъект озадачен ситуацией. Как мог возникнуть бессознательный образ и каким образом произошло совпадение?» (CW 8, par. 858.)

«Акаузальный связующий принцип» — непроясненная загадочная связь между индивидуальной психикой и материальным миром — зиждется, как полагал Юнг, на том факте, что и психическое, и материальное представляют всего лишь разные виды энергии.

«Не только возможно, на даже весьма возможно, что психика и материя есть два разных аспекта одного и того же. Явления синхронии, как мне кажется, указывают именно в этом направлении, так как они показывают, что не-психическое ведет себя как психическое, и наоборот, без какой-либо причинной связи между ними» (CW 8, par. 440).

СМЫСЛ (Meaning; Sinn) — качество, приписываемое чему-либо и придающее ему определенную ценность.

«Вопрос смысла был центральным для Юнга как личности, врача, психотерапевта, ученого и человека глубоко религиозного темперамента. Он отыскивал смысл во всем, чем занимался, особенно в связи с проблемами добра и зла, света и тьмы, жизни и смерти. Юнг пришел к заключению, что локус (место) смысла — в психическом, и что только психика способна выделять смысл из опыта. Это подтверждает решающую функцию рефлексии в психической жизни и подчеркивает то обстоятельство, что сознание не ограничивается интеллектом» (КСАП, с. 140).

Смысл составляет основу юнговского подхода к этиологии невроза, поскольку обретение смысла несет в себе исцеляющую силу.

«Психоневроз должен быть, в конце концов, понят как страдание души, не нашедшей своего смысла. Но всякое творчество в области духа, равно как и любое психическое продвижение человека, возникает из страдания души, а причиной страдания является духовная стагнация или психическое бесплодие» (CW 11, par. 497).

Согласно Юнгу, смысл парадоксален по своей природе и воспринимается как архетип. Отсюда в вопросе о смысле каждый ответ выступает в форме личного истолкования, предположения, исповеди или веры. Но смысл обнаруживается сознанием, и поэтому сознание имеет как духовную, так и познавательную функцию.

«Без рефлектирующего сознания человека мир оказывается гигантской бессмысленной машиной, так как, насколько нам известно, человек — единственное создание, способное улавливать смысл» (К. Г. Юнг. Из письма 1959 г. Цит. по: КСАП, с. 141).

СНОВИДЕНИЯ (Dreams; Traume) — независимые, спонтанные проявления бессознательного; фрагменты непроизвольной психической активности, достаточно осознаваемые, чтобы быть воспроизведенными в бодрствующем состоянии. Юнг определял сон как «спонтанное рисование своего портрета в символической форме, изображение действительной ситуации, совершающейся в бессознательном» (CW &, par. 505).

«Сновидения не являются преднамеренными или случайными выдумками — они представляют собой естественные явления, не претендующие на большее, чем они сами. Они не обманывают и не лгут, не маскируются под нечто другое и не искажают существующее, но наивно заявляют, что они есть и нечто значат. Они раздражают и сбивают с толку только потому, что мы не понимаем их. Они не прибегают ни к каким махинациям и проделкам, чтобы что-то скрыть, а информируют нас о своем содержимом со всей возможной в пределах их своеобразия ясностью. Мы также можем понять и то, что делает их столь странными и трудноуловимыми: поскольку мы постигаем из опыта, что они неизменно ищут возможность выразить нечто, чего эго не знает и не понимает. Их неспособность к более ясному самовыражению соответствует неспособности или нерасположенности сознательного разума понять суть вопроса» (CW 17, par. 189; КДД, с. 115—116).

В символической форме сновидения изображают текущую ситуацию в психическом с точки зрения бессознательного.

«Так как значение большинства снов оказывается не в согласии с тенденциями сознательного разума, демонстрирует специфические отклонения, то мы должны допустить, что бессознательное, матрица сновидений, выполняет независимую функцию. Это то, что я называю автономностью бессознательного. Сновидение не только не подчиняется нашему желанию, но очень часто встает в возмутительную оппозицию к нашим сознательным намерениям. Эта оппозиция не всегда заметна — иногда сновидение лишь немного отклоняется от сознательной установки и включает незначительные изменения — случайно оно может даже совпасть с сознательными тенденциями и намерениями. Когда я попытался выразить такое поведение в формуле, единственно адекватным показалось мне понятие компенсации, так как оно одно способно объединить все многочисленные способы поведения сна. Компенсацию необходимо отличать от комплементации (дополнительности). Понятие дополнительности слишком узко и ограничено — его недостаточно для объяснения функции сновидений, потому что оно обозначает отношение, в котором две вещи дополняют одна другую более или менее механически. Компенсация, со своей стороны, что подразумевает сам термин, означает уравновешение и сравнение различных данных или точек зрения так, чтобы произвести уточнение или исправление» (CW 8, par. 545).

Юнг допускал, что в некоторых случаях сновидения выполняют функцию осуществления желаний и предохраняют сам сон от прерывания (Фрейд) или же обнаруживают инфантильное устремление к власти (Адлер), но сам он фокусировался на их символическом содержании и их компенсаторной роли в саморегуляции психического — сновидения обнаруживают те аспекты человека, которые обычно не осознаются, они раскрывают бессознательные мотивации, действующие во взаимоотношениях и представляют новые точки зрения в конфликтных ситуациях.

«В этом отношении существуют три возможности. Если сознательная установка к жизненной ситуации в большей степени оказывается односторонней, то сновидение принимает противоположную сторону. Если сознание занимает позицию, близкую к „середине“, сновидение удовлетворяется вариациями. Если сознательная установка „правильная“ (адекватная), то и сновидение совпадает с ней и подчеркивает эту тенденцию, хотя и не лишаясь своей специфической автономии. Поскольку никто не может знать с уверенностью, как пациент сознательно оценивает ту или иную ситуацию, толкование сновидений, естественно, невозможно без опроса сновидца. Но даже, если мы и знаем сознательную ситуацию, мы не знаем ничего об установке бессознательного. Так как бессознательное является формой или матрицей не только сновидений, но и психогенных симптомов, то вопрос об установке бессознательного составляет огромную практическую важность» (там же, пар. 546).

В отличие от фрейдовской школы, считавшей манифестное 2081 содержание сна «маской», «фасадом», чем-то «нереальным» или «символическим», Юнг рассматривал это лишь как частный случай и шаг к тому, что «сновидение часто говорит о сексуальности, но не всегда имеет ее в виду — часто говорит об отце, но в действительности подразумевает самого сновидца». И далее:

«<...> если наши сновидения воспроизводят определенные идеи, то эти идеи являются, прежде всего, нашими идеями, в структуре которых разворачивается наше целостное бытие. Они выступают как субъективные факторы, группируясь точно так же, как и в сновидении, и выражая это или то значение не по внешним причинам, а по глубоко интимным подсказкам своего психического. Вся сновидческая работа, в сущности, субъективна, и сновидение есть театр, в котором сновидец оказывается сценой, актером, суфлером, режиссером, автором, публикой и критиком. Эта простая истина образует основу для понимания смысла сновидения, которое я назвал толкованием на субъективном уровне. Такое толкование рассматривает все персонажи сновидения как персонифицированные черты собственной личности сновидца» («Общие аспекты психологии сновидений», CW 8, par. 509).

Толкование на объективном уровне относит образы сновидения к людям и ситуациям во внешнем мире.

Многие сновидения имеют классическую структуру драмы. В них присутствует экспозиция (место, время и персонажи), которая демонстрирует изначальную ситуацию сновидца. Далее наличествует развитие фабулы, сюжета (имеет место действие). На третьей фазе возникает кульминация (происходит решающее событие). Заключительный этап — лизис — происходит как результат или разрешение случившегося действия.

Юнг полагал, что сны касаются будущего человека, называя их «бессознательным предвидением сознательного достижения». Тем не менее он рекомендовал рассматривать тот или иной сон лишь как предварительную схематическую карту или черновой план, а не как пророчество или указующую директиву.

Циклы сновидений часто помогают в раскрытии процесса индивидуации и обнаруживают личностный символизм того или иного человека, его «индивидуальный театр».

Сон и сновидец неразрывно связаны, и здесь опасны переоценки как бессознательного, так и сознательного эго. Понимание динамики сновидения многосторонне и затрагивает всю личность, а не только интеллект человека.

СОЗНАНИЕ (Consciousness; Bewusstheit) — функция или деятельность, поддерживающая взаимоотношение психических содержаний с эго.

«Сознание для меня не тождественно с психическим — ибо психическое представляется мне целокупностью всех психических содержаний, из которых не все они непременно связаны с эго, т. е. связаны с ним в такой степени, что приобретают свойство сознания. Есть множество психических комплексов, из которых далеко не все по необходимости связаны с эго» (ПТ, пар. 807).

В своем определении сознания Юнг подчеркивает дихотомию между сознанием и бессознательным как исходную противоположность психической жизни.

«Не существует сознания без установления различия противоположностей» (CW 9i, par. 178).

С самого начала психоаналитической эпохи различие между сознанием и бессознательным находилось в центре внимания. Юнг усовершенствовал представления об их взаимоотношении, установив, во-первых, существование коллективного бессознательного наряду с личностным, наделив, во-вторых, само бессознательное функцией компенсаторности по отношению к сознанию (см. компенсация) и утвердив, в-третьих, само сознание как предварительное условие в становлении человечества, человеческой природы, равно как и становлении отдельного индивида.

«Коллективное бессознательное является огромным духовным наследием, возрожденным в каждой индивидуальной структуре мозга. Сознание же, наоборот, является эфемерным явлением, осуществляющим все сиюминутные приспособления и ориентации, отчего его работу, скорее всего, можно сравнить с ориентировкой в пространстве. Бессознательное содержит источник сил, приводящих душу в движение, а формы или категории, которые все это регулируют, — архетипы. Все самые мощные идеи и представления человечества сводимы к архетипам. Особенно это касается религиозных представлений. Но и центральные научные, философские и моральные понятия не являются здесь исключениями. Их можно рассматривать как варианты древних представлений, принявших свою нынешнюю форму в результате использования сознания, ибо функция сознания заключается не только в том, чтобы воспринимать и узнавать через ворота разума мир внешнего, но и в том, чтобы творчески переводить мир внутреннего во внешнее» (ПДНВ, с. 132—133).

СОКРОВИЩЕ, КОТОРОЕ ТРУДНО ДОБЫТЬ (Treasure hard to attain) — в широком смысле, имеет отношение к аспектам знания о себе (само-знании), необходимым для психологической индивидуальности; в узком смысле — метафора цели индивидуации, хорошего рабочего взаимоотношения с самостью.

СТАДИИ ЖИЗНИ (Stages of life; Lebensphasen) — естественные или общепризнанные этапы процесса развития (человека), характеризующиеся типами поведения, психологическими или биологическими особенностями или проявлениями.

Юнг особое внимание уделял психологическому переходу, который, по его мнению, происходит в середине жизни. Он описывает его как «кризисный» или проблемный период, иллюстрируя случаями из своей психотерапевтической практики. В них демонстрируются последствия неудачной адаптации к требованиям второй половины жизни, неспособность упредить эти возникающие требования.

В идеале психологические достижения первой половины жизни включают отделение от матери и формирование сильного развитого эго, отказ от положения дитяти и обретение статуса взрослого. Сюда включается социальный статус, ролевые взаимоотношения, вхождение в роль родителя, профессиональная зрелость и др. Во второй половине жизни акцент смещается с межличностного или внешнего на осознанное взаимодействие с внутрипсихическими процессами.

«Зависимость от эго сменяется отношениями с самостью, устремление к внешнему успеху и благополучию замещается заинтересованностью к поискам смысла и духовных ценностей. Во второй половине жизни реальностью становится и приближение смерти. В конечном итоге, устанавливается уровень самоприятия, естественная наполненность или расцвет и чувство удовлетворенности жизнью, прожитой в согласии со своими возможностями» (КСАП, с. 146).

СТАРЕЦ-МУДРЕЦ/МУДРАЯ СТАРУХА (Wise old man/wise old woman; Alte Weise/Alter Weiser) — архетипический образ смысла и мудрости.

В юнговской терминологии старец-мудрец есть персонификация мужского духа; соответственно мудрая старуха является воплощением женской души или анимы. В мужской психологии анима связана с мудрым старцем как дочь с отцом. У женщины старец-мудрец представляет аспект анимуса. Женским эквивалентом у обоих является Великая Мать.

«Фигура мудрого старца возникает так органично не только в сновидениях, но также и в видениях во время медитации (или в том, что мы называем „активным воображением“), что она берет на себя роль гуру, духовного учителя. Старец-мудрец появляется в снах в облике волшебника, доктора, священника, учителя, профессора, дедушки или кого-либо еще, обладающего авторитетом. Архетип духа в образе человека, карлика или животного всегда под рукой, когда необходимо понимание, самоанализ, добрый совет, планирование и т. д., но своих ресурсов на это человеку не хватает. И тогда архетип компенсирует такое состояние духовного дефицита определенным содержанием, призванным заполнить пустоту» (К. Г. Юнг. Дух Меркурий. М: Канон, 1996. С. 210).

СУБЪЕКТИВНОЕ ПСИХИЧЕСКОЕ (Subjective psyche; subjektiv Psyche) см. личное бессознательное.

СУБЪЕКТИВНЫЙ УРОВЕНЬ (Subjective level) — подход к интерпретации сновидений и других образов, в котором люди или ситуации рассматриваются как символические репрезентации факторов, полностью принадлежащих психике субъекта.

«<...> так что тот образ человеческого объекта, который мы в себе слагаем, оказывается, при всяких обстоятельствах, в высшей степени субъективно обусловленным. Поэтому в практической психологии поступают правильно, когда строго отличают образ, или имаго человека, от его действительного существования. Вследствие крайне субъективного возникновения имаго, оно нередко является скорее отображением субъективного комплекса функций, нежели самого объекта. Поэтому при аналитическом разборе бессознательных продуктов важно, чтобы имаго отнюдь не отождествлялось без оговорок с объектом, а, скорее, понималось как образ субъективного отношения к объекту. Это и есть понимание на субъективном уровне. Исследование бессознательного продукта на субъективном уровне обнаруживает наличность субъективных суждений и тенденций, носителем которых становится объект. И вот, если в каком-нибудь бессознательном продукте появляется имаго объекта, то это вовсе не значит, что дело само по себе идет о реальном объекте, а точно так же, или, может быть, даже скорее, о субъективном функциональном комплексе (см. душа). Применяя истолкование на субъективном уровне, мы получаем доступ к широкой психологогической интерпретации не только сновидений, но и литературных произведений, в которых отдельные действующие лица являются представителями относительно автономных функциональных комплексов автора» (ПС, пар. 808—809).

Одной из первейших задач аналитического процесса является осознание анализандом объективной и субъективной сторон содержаний бессознательного.

«Чтобы сформировать подлинно зрелую установку, пациент должен понять субъективную оценку всех тех образов, которые вызывают у него беспокойство. Он должен ассимилировать их в свою собственную психологию; должен обнаружить, в каком смысле они составляют часть его самого; каким образом он даст положительную оценку тому или иному объекту, когда в действительности это он сам, кто может и должен совершенствовать эту оценку. Точно так же, когда он проектирует негативные качества и, соответственно ненавидит и презирает объект, ему следует понять, что он проектирует свою собственную низменную сторону, свою тень, предпочитая сохранять, так сказать, оптимистически-односторонний образ самого себя» (АП, с. 113).

СУГГЕСТИЯ (Suggestion) см. внушение.

СУПЕР-ЭГО (Super-ego; Uber-Ich) — психоаналитический термин, обозначающий ту часть эго, в которой развиваются самонаблюдение, самокритика и другие виды рефлективной деятельности.

Юнг редко пользовался этим термином, что можно объяснить и тем, что он настаивал на врожденной природе морали, которая представляет «предсуществующий нравственный канал, пропускающий поток психической энергии» (КСАП, с. 147).

Юнг приравнивает супер-эго к коллективной морали (см. коллективное), поддерживаемой культурой и традициями. Относительно основ такой коллективной морали человек должен выработать свою собственную систему ценностей и этических правил (см. индивидуация).

— Т —

ТЕЛЕОЛОГИЧЕСКАЯ ТОЧКА ЗРЕНИЯ (Teleological point of view; Tcleologischer Gesichtspunkt) — в комплементарной дополнительности к каузальному подходу постулирует особый вид причинности: целевой, отвечающей на вопрос — для чего, ради какой цели совершается тот или иной психический процесс, см. финальный.

ТЕЛО (Body; Кофег) — материальная субстанция индивида.

Тело рассматривалось Юнгом как выражение «физической материальности психического» (CW 9, par. 392). То, что тело делает, испытывает, в чем оно нуждается — все это отражает психологические императивы. Тело в этом смысле выглядит как «умное тело». Взаимодействие между психическим (образ) и телесным (инстинкт) осуществляется через архетипы.

В теле сконцентрированы многие аспекты тени. Если человек пытается жить исключительно интересами тела, то бессознательно он попадает в объятия духа. Признание же тела (не того, которое действует по принуждению) есть вещь совершенно иная, — оно необходимо для психологического развития и индивидуации.

ТЕМЕНОС (Temenos) — греческое слово, обозначающее священное, оберегаемое место. Как правило, таким местом в античной Греции была территория храма, в пределах которой можно было ощутить и пережить присутствие божественного. Психологически теменос описывает личное пространство-вместилище и ощущение приватности, окружающие аналитические взаимоотношения. Иначе, психически нагруженная аналитическая область (ситуация переноса), внутри которой и аналитик, и пациент ощущают потенциальное присутствие бессознательной силы. Это та психическая зона, которая наиболее чужда эго и характеризуется своей нуминозностью.

Согласно Юнгу, потребность в установлении и поддержании пространства теменоса зачастую проявляется рисунками или образами сновидений четверичной природы (кватерности), такими, например, как мандаты.

«Символ мандалы несет в себе именно это значение: священное пространство (temenos), защищающее центр. Этот символ является одним из наиболее важных мотивов при объективации бессознательных образов. Это одно из средств защиты центра личности от посягательств извне или попыток выставить его наружу» (К. (К. Г. Юнг, «Тавистокские лекции», с. 186).

Алхимическим синонимом теменоса является «герметически запечатанный сосуд». В алхимии под этим подразумевается закрытое вместилище, в котором совершается превращение (трансмутация) противоположностей.

ТЕНЬ (Shadow; Schatten) — спрятанные или бессознательные аспекты психологической структуры личности, ее негативная сторона, обычно отвергаемая сознательным эго. Сумма всех неприятных личностных качеств.

«Это как то, чем человек не хотел бы быть» (CW 16, par. 470; ЮПП, пар. 470).

Юнг утверждал, что каждый человек имеет свою тень, подобно любой другой материальной субстанции. И эго соотносится с тенью, как свет с мраком, и именно наличие тени делает нас людьми.

«Каждый носит с собой тень, и чем меньше она подключена к индивидуальной сознательной жизни, тем она темнее и гуще. Если плохое качество осознано, то всегда есть шанс его исправить. Помимо этого, оно находится в постоянном контакте с другими интересами, так что подвержено непрерывной модификации. Но если теневая сторона подавлена и изолирована от сознания, то она никогда не будет исправлена, и постоянно имеется возможность ее внезапного прорыва в самый неподходящий момент. Так что, по всем подсчетам, она создаст бессознательное препятствие, мешая нашим самым благонамеренным побуждениям и порывам. Мы несем в себе свое прошлое, а именно примитивного, низкого человека с его желаниями и эмоциями. Лишь приложив значительные усилия, мы можем освободиться от этой ноши. Если дело доходит до невроза, то мы неизменно сталкиваемся с сильно увеличившейся тенью. И если мы хотим излечить невроз, то нам нужно найти способ сосуществования сознательной личности человека и его тени» (АС. с. 182).

До того как бессознательные содержания не дифференцировались, тень составляет, по сути, всю полноту бессознательного. Как правило, она персонифицируется в сновидениях лицами того же пола, что и сновидец. Тень состоит по большей части из вытесненных желаний и грубых побуждений, низменных мотивов, детских фантазий и негодований — всего того относительно своего носителя, чем ему не приходится гордиться. Эти и подобные им непризнанные личностные характеристики очень часто переживаются субъектом посредством механизма проекции, как принадлежащие другим людям.

«Хотя с помощью инсайта и доброй воли тень способна в некоторой степени быть ассимилированной сознательной личностью, опыт показывает, что существуют определенные черты, которые оказывают наиболее упорное сопротивление моральному контролю и делают невозможным хоть какое-то на них влияние. Эти сопротивления обычно связаны с проекциями, которые не распознаются как таковые, и распознание их становится делом нелегкого морального усилия личности. До тех пор пока черты, специфические для тени, опознаются без особого усилия, как чьи-то личностные качества, любые прозрения и добрая воля будут оставаться тщетными, поскольку сама причина эмоции лежит по другую сторону всех возможных сомнений, а именно в другой личности» (CW 9ii, par. 16; А, пар. 16).

Реализации тени препятствует персона. В той степени, в какой мы отождествляем себя со светлой и яркой персоной, тень соответственно играет роль тьмы. Тень и персона оказываются в компенсаторной взаимосвязи, и конфликт между ними неизменно вырастает в невротическую вспышку.

Общей эффективной техники для ассимиляции тени не существует. Скорее это вопрос такта, и каждый раз он решается индивидуально. Прежде всего следует признать существование тени как таковой, и отнестись к ней серьезно. Тень искоренить невозможно, и единственное, что остается — и к чему, в частности, и направлен анализ, — это прийти к соглашению с тенью.

«Конфронтация сознания с тенью — вот первое, что необходимо в любой полноценной психотерапии. В конце концов, это должно привести к какому-то союзу, пусть даже союз этот поначалу и выступает в виде открытого конфликта и остается таковым достаточно долго. Это противостояние не может быть отменено рациональным путем. Когда конфликт преднамеренно вытеснен, то продолжает существовать в бессознательном и выражает себя неявным и все более угрожающим образом, так что никакой выгоды здесь не получается. Борьба длится до тех пор, пока „противники“ не выдохнутся. Заранее нельзя ничего сказать, чем все это кончится. Единственное, что очевидно — то, что обе стороны изменятся» (CW 14, par. 514; МС, пар. 514).

Ответственность за тень лежит на эго. Именно поэтому тень является моральной проблемой. Одно дело — признать, что есть на самом деле и на что мы способны, и совершенно другое — определить для себя, как с этим жить дальше.

Другой аспект тени состоит в том, что она не является лишь темным скопищем, населяющим изнанку личности. Тень также состоит из влечений, способностей и положительных моральных качеств, которые либо были когда-то похоронены личностью, либо никогда ею не осознавались.

«Если бы вытесненные склонности, называемые мной тенью, были только злом, то не возникало бы особых проблем. Но тень — это не что-то целиком скверное, а просто низшее, примитивное, неприспособленное и неудобное. В нее входят и такие низшие качества, детские и примитивные, которые могли бы обновить и украсить человеческое существование, „сего не дано“» («Психология и религия», АС, с. 183).

ТЕОРИЯ (Theory; Theorie) — основываясь на эмпиричности подхода, Юнг рассматривал теорию с точки зрения ее интеграции. Тот или иной аналитик не может практиковать, пользуясь чуждыми ему или не проверенными на собственном опыте теориями. Нельзя рассматривать пациента как подходящего под ту или иную теорию. Отсюда требование изменения теории, наличествующей у аналитика, ее интеграция. С точки зрения академической психологии аналитическая психология (как, впрочем, и вся глубинная психология) не имеет статуса научной теории, поскольку она не является ни доказуемой, ни недоказуемой. Тем не менее это положение в последние годы стало меняться.

ТЕСТ СЛОВЕСНЫХ АССОЦИАЦИЙ (Word association test; Assoziation-experiment) — разработанный Юнгом экспериментальный метод для определения автономных бессознательных комплексов человека путем изучения спонтанных психологических реакций и ассоциаций.

«Эксперимент прост: я читаю перечень из ста хорошо знакомых слов, а тестируемый человек должен как можно быстрее отреагировать на каждое произнесенное мной слово другим словом, уже своим. Объясните пациенту, что от него требуется произнести первое пришедшее ему в голову слово. Фиксируйте время каждой реакции с помощью секундомера. Эксперимент после первого чтения повторяется снова. Вы повторяете слова-стимулы, и испытуемый должен воспроизвести свои предыдущие ответы. В некоторых случаях его память дает „осечку“ и воспроизведение оказывается с другим значением, либо и вовсе затрудненным. Подобные сбои очень важны для исследователя. Первоначально совершенно не предполагалось, что для этого эксперимента будет найдена нынешняя область применения; он предназначался для изучения умственных ассоциаций. Для этого он оказался слишком примитивен. Но вот ошибки, допущенные тестируемым, могут помочь вам кое-что узнать. Вы произносите простейшее слово, знакомое даже ребенку, а высокообразованный человек не может вам ответить. Почему? Просто это слово натолкнулось на то, что я называю комплексом. Комплекс — это то, что обычно тщательно скрывают. И тут словно острая молния пронзает плотную оболочку персоны и попадает в глубинный пласт психического. Человек с комплексом на почве денег запнется, например, на словах „покупать“, „деньги“, „платить“» (АП. с. 40—41).

В результате можно составить «карту» личных комплексов, имеющих ценность как для самопонимания, так и для распознавания разрушительных факторов, которые обычно портят отношения.

«То, что происходит в тесте словесных ассоциаций, случается в любом споре между людьми. В обоих случаях мы имеем дело с экспериментальной ситуацией, которая констеллирует комплексы, ассимилирующие обсуждаемую тему как целое, ибо она-то и представляет для сторон общий интерес. Обсуждение утрачивает свой объективный характер и реальную цель, так как констеллированные комплексы нарушают намерения говорящих и могут даже, что называется, „вставить ответы в их рты“, ответы, которые спорящие могут впоследствии и не вспомнить» (CW8, par. 199).

ТИП (Туре) — общая характеристика установки или функции.

«Из многочисленных установок, действительно встречающихся и возможных, я выделяю в настоящем своем исследовании в общем четыре установки, а именно те, которые ориентируются, главным образом, на четырех основных психологических функциях (см. функция), т. с. на мышлении, чувстве, интуиции и ощущении. Поскольку такая установка привычна и тем накладывает определенный отпечаток на характер индивида — я говорю о психологическом типе. Эти типы, базированные на четырех основных функциях, которые можно обозначить как мыслительный, чувствующий, интуитивный и ощущающий, могут быть в зависимости от качества основной (ведущей) функции разделены на два класса: на типы рациональные и типы иррациональные. К первым принадлежат мыслительный и чувствующий типы, к последним — интуитивный и ощущающий. Дальнейшее разделение на два класса зависит от преимущественного движения либидо, а именно от интроверсии и экстраверсии. Все основные типы могут принадлежать как к одному, так и к другому классу, смотря по их преобладающей установке, более интровертной или более эксгравертной. Мыслительный тип может принадлежать и к интровертному, и к экстравертному классу; также и вес остальные типы. Разделение на рациональные и иррациональные типы составляет другую точку зрения и не имеет ничего общего с интроверсисй и экстраверсией» (ПТ. пар. 810).

«<...> двое детей у одной и той же матери могут уже рано обнаружить противоположные типы, без того, чтобы в установке матери можно было отметить хотя бы малейшее изменение. Хотя я ни при каких обстоятельствах не хотел бы недооценить неизмеримую важность родительских влияний, но все же это наблюдение заставляет нас сделать тог вывод, что решающий фактор следует искать в предрасположении ребенка. Вероятно, в конечном счете, это следует приписать индивидуальному предрасположению, что при возможно наибольшей однородности внешних условий один ребенок обнаруживает такой тип, а другой ребенок — другой. При этом я. конечно, имею в виду лишь те случаи, которые возникают при нормальных условиях. При ненормальных условиях, т. е. когда мы имеем дело с крайними и поэтому ненормальными установками у матерей, детям может быть навязана относительно однородная установка, причем насилуется их индивидуальное предрасположение, которое, может быть, выбрало бы другой тип, если бы извне не вторглись и не помешали ненормальные влияния. Там, где происходит такое обусловленное внешними влияниями искажение типа, индивид впоследствии обычно заболевает неврозом, и исцеление возможно лишь при условии выявления той установки, которая, естественно, соответствует данному индивиду» (ПТ, пар. 560).

ТИПОЛОГИЯ (Typology; Typologie) — система индивидуальных установок и поведенческих стереотипов, образованная с целью объяснения разницы между людьми. Юнг хотел объяснить, почему сознание у разных людей действует по-разному. С этой целью он создал психологическую типологию на базе обширных исторических исследований типов в литературе, мифологии, эстетике, философии и психопатологии. В отличие от более ранних классификаций, основывавшихся на наблюдениях за поведенческими стереотипами, которые, в свою очередь, определялись темпераментом человека или его физиологическими особенностями, юнговская модель связана с движением энергии и теми путями, по которым тот или иной человек привычно или предпочтительно ориентируется в мире.

«Целью психологической типологии не является классификация людей на категории — само по себе это было бы довольно бессмысленным делом. Ее цель, скорее, — обеспечить критическую психологию возможностью осуществлять методическое исследование и представление эмпирического материала. Во-первых, это критический инструмент для исследователя, нуждающегося в опорных точках зрения и направляющей линии, если он стремится свести хаотический избыток индивидуального опыта к некоторому порядку. В этом отношении типологию можно сравнить с тригонометрической сеткой или, еще лучше, с кристаллографической системой осей. Во-вторых, типология — большой помощник в понимании широкого разнообразия, имеющего место среди индивидов, а также она предоставляет ключ к фундаментальным различиям в ныне существующих психологических теориях. И наконец, что не менее важно, это существенное средство для определения „личностного уравнения“ практического психолога, который, будучи вооруженным точным знанием своих дифференцированной и подчиненной функций, может избежать многих серьезных ошибок в своей работе с пациентами. Предлагаемая мной типологическая система является попыткой, основанной на практическом опыте, дать объяснительную основу и теоретический каркас для безграничного разнообразия, которое до этого преобладало в формировании психологических понятий. В такой молодой науке, как психология, ограничение понятий рано или поздно станет неизбежной необходимостью. Когда-нибудь психологи будут вынуждены согласиться относительно ряда основных принципов, позволяющих избежать спорных интерпретаций, если психология не собирается остаться ненаучным и случайным конгломератом индивидуальных мнений» (ПТ, пар. 986 — 987).

Юнг различал восемь типологических групп: две личностные установки — интроверсию и экстраверсию — и четыре функции — мышление, чувство, ощущение и интуицию, каждая из которых может действовать интровертным или экстравертным образом.

Интроверсия и экстраверсия являются психологическими формами приспособления. В интроверсии движение энергии направлено во внутренний мир. В экстраверсии интерес направлен в сторону внешнего мира. В одном случае субъект (внутренняя реальность), а в другом объект (предметы, другие люди, внешняя реальность) играют первостепенную важность.

«<...> на основе множества наблюдений и опытов [я] пришел к выводу о наличии двух основных установок или типов установки, а именно интроверсии и экстраверсии. Первый тип установки — в норме — характеризует человека нерешительного, рефлексивного, замкнутого, который нелегко отвлекается от себя, избегает объектов, всегда находится как бы в обороне и охотно прячется, уходя в недоверчивое наблюдение. Второй тип — в норме — характеризует человека любезного, по видимости открытого и предупредительного, который легко приспосабливается к любой данной ситуации, быстро вступает в контакты и часто беззаботно и доверчиво, пренебрегая осторожностью, ввязывается в незнакомые ситуации. В первом случае определяющую роль явно играет субъект, а во втором — объект» (ПБ, с. 77—78).

На практике продемонстрировать экстравертную и интровертную установки как таковые невозможно; в изолированном виде они просто не существуют. Принадлежность человека к тому или иному типу становится более очевидной лишь в связи с одной из вышеуказанных четырех функций.

Ощущающая функция устанавливает то, что нечто существует, мышление говорит нам, что представляет собой это нечто существующее, чувство сообщает, что чего стоит, а через интуицию мы получаем смысл того, что с этим может быть сделано. Любая функция сама по себе еще не является достаточной для упорядочивания нашего опыта относительно нас самих или окружающего нас мира, для этого, пишет Юнг, требуются все четыре:

«Для полной ориентации все четыре функции должны внести одинаковый вклад: мышление обязано облегчить опознание и осмысление, чувство расскажет нам о том, в какой степени те или иные вещи оказываются важными или неважными для нас, ощущение сообщает о конкретной реальности посредством зрения, слуха, вкуса и т. д., а интуиция делает нас способными к предугадыванию скрытых возможностей, гнездящихся в подоплеке явлений, на их заднем плане, поскольку последние также принадлежат целостной картине данной ситуации» (ПТ, пар. 900).

На практике эти четыре функции оказываются представленными субъекту не в равной степени осознанной доступности; т. е. они не являются развитыми одинаковым образом или не дифференцированы у любого индивида одинаково хорошо. Неизменно и неизбежно та или иная функция оказывается более развитой; Юнг назвал ее ведущей или первичной, доминирующей, в то время как остальные остаются подчиненными и относительно менее дифференцированными. Разумеется, здесь речь не идет об оценочных суждениях типа «лучше — хуже». Ни одна из функций не может быть лучше, нежели любая другая. Ведущая функция выступает в том смысле, что у какого-либо человека она используется с наибольшей вероятностью; аналогичным образом, подчиненная вовсе не означает какой-либо патологии — она попросту используется гораздо меньше (или вовсе не используется) по сравнению с функцией «излюбленной».

Здесь позволительно задать вопрос, а что же тогда происходит с этими «малоиспользуемыми» функциями?

«Они пребывают в более или менее примитивном и инфантильном состоянии, зачастую осознаются лишь частично или даже и вовсе не осознаются. Относительно неразвитые функции составляют некую специфическую неполноценность, характеризующую любой тип и являющуюся интегральной (составляющей) частью его целостного характера. Односторонний акцент на мышление всегда сопровождается неполноценным чувством, а дифференцированное развитое ощущение вредит интуиции и наоборот» (ПТ, пар. 955).

В зависимости от характера ведущей функции Юнг различал два класса типов: рациональные и иррациональные. К первым он относил мыслительный и чувствующий типы; ко вторым — интуитивный и ощущающий. Применение термина «иррациональный» не означает чего-то неблагоразумного, подразумевая лишь нечто выходящее за рамки рассудочного. Юнг комментирует:

«Лишь просто потому, что [иррациональные типы] подчиняют суждение восприятию, было бы совершенно неправильным считать их „неблагоразумными“. Гораздо более правильным было бы сказать, что они являются в высшей степени эмпирическими. Иррациональные типы основываются исключительно на переживании — настолько исключительно, что, как правило, их суждения никак не могут поспеть за их переживаниями» (ПТ, пар. 6 \ 6).

ТРАВМА (Trauma) — мощный эмоциональный шок, часто сопровождаемый вытеснением и расщеплением личности.

ТРАНСФОРМАЦИЯ (Transformation; Wandlung) — психологический переход, включающий в себя регрессию и временную утрату эго, к сознанию и реализации ранее не осознанной психологической потребности.

Трансформация рассматривается как цель психотерапии; в анализе трансформация включает исследование тени.

Символизм трансформации отражен в ритуалах первобытной инициации, в алхимии и религиозном ритуале; непосредственно сам обряд предназначен для предотвращения возможных психических эксцессов во время перехода и включает в себя символическую смерть и возрождение.

ТРАНСЦЕНДЕНТНАЯ ФУНКЦИЯ (Transcendent function; Transzendente Funktion) — психическая функция, возникающая в результате напряжения между сознанием и бессознательным и поддерживающая их объединение; функция связи между противоположоностями.

«Если же имеется налицо полное равенство и равноправие противоположностей, засвидетельствованное безусловной причастностью эго и к тезису, и к антитезису, то вследствие этого создастся некоторая приостановка воления, ибо невозможно больше хотеть, потому что каждый мотив имеет наряду с собою столь же сильный противоположный мотив. Так как жизнь совершенно не выносит застоя, то возникает скопление жизненной энергии, которое привело бы к невыносимому состоянию, если бы из напряженности противоположностей не возникла новая объединяющая функция, выводящая за пределы противоположностей. Но она возникает естественно из той регрессии либидо, которая вызвана ее скоплением. Так как, вследствие полного раздвоения воли, прогресс становится невозможным, то либидо устремляется назад, поток как бы течет обратно к своему источнику, т. е. при застое и бездейственности сознания возникает активность бессознательного, где все дифференцированные функции имеют свой общий архаический корень, где живет та смешанность содержаний, многочисленные остатки которой еще обнаруживает первобытная ментальность» (ПТ, пар. 801).

«Этот описанный только что процесс, в его целом, я назвал трансцендентной функцией, причем под „функцией“ я разумею не основную функцию, а сложную, составленную из других функций, а термином „трансцендентный“ я обозначаю не какое-нибудь метафизическое качество, а тот факт, что при помощи этой функции создается переход из одной установки в другую. Сырой материал, обработанный тезисом и антитезисом и соединяющий в процессе своего формирования обе противоположности, есть жизненный символ. В его надолго неразрешимом сыром материале заложено все присущее ему богатство предчувствиями, а в том образе, который принял его сырой материал под воздействием противоположностей, заложено влияние символа на все психические функции» (там же, пар. 805).

Трансцендентная функция представляет связь между реальными и воображаемыми или рациональными и иррациональными данными, перекидывая тем самым мост через пропасть между сознанием и бессознательным.

«Это естественный процесс — проявление энергии, возникающей из напряжения противоположностей, он представляет собой серию событий-фантазий, проявляющихся в снах и видениях. Подобный процесс можно также наблюдать в начальных стадиях некоторых форм шизофрении» (ПБ, с. 123).

Юнг рассматривал трансцендентную функцию как наиболее значимый фактор в психологическом процессе. Он подчеркивал, что она появляется в результате конфликта между противоположностями, но не задавался вопросом, а почему это происходит, сосредоточиваясь вместо этого на вопросе зачем! Он полагал, что на этот вопрос можно скорее ответить на языке психологии, нежели с помощью понятий религии или метафизики.

«И вот активность бессознательного выявляет наружу некое содержание, установленное одинаково — как тезисом, так и антитезисом и компенсирующее как тот, так и другой (см. компенсация). Так как это содержание имеет отношение как к тезису, так и к антитезису, то оно образует посредствующую основу, на которой противоположности могут соединиться. Если мы возьмем, например, противоположность между чувственностью и духовностью, то среднее содержание, рожденное из бессознательного, дает, благодаря богатству своих духовных отношений, желанное выражение духовному тезису, а в силу своей чувственной наглядности оно ухватывает чувственный антитезис. Но эго, расщепленное между тезисом и антитезисом, находит свое отображение, свое единое и настоящее выражение именно в посредствующей основе, и оно жадно ухватится за него, чтобы освободиться от своей расщепленности. Поэтому напряженность противоположностей устремляется в это посредствующее выражение и защищает его от той борьбы противоположностей, которая вскоре начинается из-за него и в нем, причем обе противоположности пытаются разрешить новое выражение, каждая в своем смысле. Духовность пытается создать нечто духовное из выражения, выдвинутого бессознательным, чувство же — нечто чувственное; первая стремится создать из него науку или искусство, вторая — чувственное переживание. Разрешение бессознательного продукта в то или другое удается тогда, когда эго оказывается не вполне растепленным, а стоит более на одной стороне, чем на другой. Если одной из сторон удастся разрешить бессознательный продукт, то не только этот продукт, но и эго переходит к ней, вследствие чего возникает идентификация эго с наиболее дифференцированной функцией. Вследствие этого процесс расщепления повторится впоследствии на высшей ступени» (там же, пар. 802).

Трансцендентная функция является существенным компонентом саморегуляции психического. Проявляясь по большей части символически, она переживается как новая установка к жизни и к своему носителю.

«Если бессознательное выражение до такой степени сохраняется, то оно является сырым материалом, подлежащим не разрешению, а формированию, и представляющим собой общий предмет для тезиса и антитезиса. Вследствие этого такое бессознательное выражение становится новым содержанием, овладевающим всей установкой, уничтожающим расщепление и властно направляющим силу противоположностей в одно общее русло. Этим застой жизни устраняется, и жизнь получает возможность течь далее с новой сплои и новыми целями» (там же, пар. 804).

ТРИКСТЕР (Trickster) — психологически обозначает бессознательные теневые тенденции амбивалентной деятельной переменчивой натуры.

«Встреча с фигурой трикстера может впечатлять любого культурного человека. Трикстер — предвестник спасителя. Он одновременно и сверхчеловек, и недочеловек, животное и божественное бытие, чьей главной и наиболее тревожащей характеристикой является его бессознательное. Именно благодаря ему трикстер отстранен от своих (очевидно, человеческих) собратьев, которые не устают указывать ему, что он пал ниже их уровня сознательности. Он настолько не осознает самого себя, что даже его тело не составляет с ним единства, а его руки борются одна с другой» (CVV 9i, par. 472).

Так называемый цивилизованный человек забыл Трикстера. Он вспоминает лишь переносный и метафорический смысл его образа, когда, раздраженный своей несостоятельностью, говорит о судьбе, играющей с ним злые шутки, или о вещах заколдованных. Он совсем не подозревает, что его собственная скрытая и, очевидно, безвредная тень обладает такими качествами, опасность которых превосходит его самые ужасающие сны (там же, par. 478).

— У —

УРОБОРОС (Uroboros) — универсальный мотив змеи, свернувшейся в кольцо и кусающей свой собственный хвост.

Как символ уроборос предполагает первичное состояние, подразумевающее темноту и саморазрушение, равно как и плодородность, и творческую потенцию. Он отображает этап, существующий между описанием и разделением противоположностей.

В аналитической психологии понятие уробороса используется в качестве основной метафоры для обозначения ранней стадии развития личности. Инстинкт жизни и инстинкт смерти не установлены в своих очертаниях, равно как и любовь и агрессия; половая идентичность не оформлена; нет разницы между едящим и накормленным, есть лишь вечно пожирающий рот. В известной степени это составляет большую часть психической жизни младенца, и эта стадия развития характеризуется как уроборическая.

УСПЕНИЕ БОЖЬЕЙ МАТЕРИ, ПРОВОЗГЛАШЕНИЕ ДОГМЫ (Assumption of the Virgin Mary, Proclamation of Dogma; Himmelfahrt der Jungfrau Maria, Verkundigung des Dogma) — согласно христианским канонам, день кончины Пресвятой Богородицы; христианский праздник.

Завершение земной жизни Святой Девы Марии и принятие ее души и тела на небеса было провозглашено католической церковью в 1950 году в качестве догматической (верховной) истины. Юнг усмотрел в этом упрочение христианской версии архетипа матери, возведенного до уровня догмы (CW 9i, par. 195), и символически прибавил четвертый, женский принцип к тому, что он рассматривал как, в сущности, мужскую Троицу.

Не являясь изначально божественной, Дева Мария представляет тело, и ее присутствие в аналитическом смысле исцеляет «раскол» между противоположностями материи и духа. Богоматерь представляется посредницей, выполняющей в божественном образе роль, которую берет на себя женская анима в человеческой психике. Ее присутствие объединяет, как говорил Юнг, гетерогенные и несоизмеримые факторы в едином образе целостности (КСАП, с. 160).

— Ф —

ФАНТАЗИЯ (Fantasy; Phantasie) — поток психической энергии или совокупность образов и идей в бессознательном психическом, составляющие деятельность воображения; следует отличать от мыслительного или познавательного процессов вообще.

«Фантазию следует понимать и каузально, и финально. Для каузального объяснения она есть такой симптом физиологического или личного состояния, который является результатом предшествующих событий. Для финального же объяснения фантазия есть символ, который пытается обозначить или ухватить с помощью имеющегося материала определенную цель или, вернее, некоторую будущую линию психологического развития. Так как активная фантазия составляет главный признак художественной деятельности духа, то художник есть не только изобразитель, но творец и, следовательно, воспитатель, ибо его творения имеют ценность символов, предначертывающих линии будущего развития» (ПГ, пар. 828).

Фантазия толковалась Юнгом как изначально независимая от эго сознания, хотя и связанная с ним потенциально. Бессознательная фантазия является прямым результатом действия архетипических структур (см. архетип).

Юнг подразделял фантазии на активные и пассивные. Первые, характеризующие творческую деятельность, вызываются интуитивной установкой, направленной на восприятие бессознательных содержаний; пассивные фантазии являются спонтанными и автономными проявлениями бессознательных комплексов.

«Пассивная фантазия всегда нуждается в сознательной критике, если она не должна односторонне давать дорогу точке зрения бессознательной противоположности. Напротив, активная фантазия как продукт, с одной стороны, сознательной установки, отнюдь не противоположной бессознательному, с другой стороны, бессознательных процессов, также не противоположных сознанию, а лишь компенсирующих его, нуждается не в критике, а в понимании» (ПТ, пар. 822).

Юнг разработал метод активного воображения как способ ассимиляции значения фантазий. Важным в нем является необходимость не интерпретировать фантазию, а пережить ее.

Как и сновидения, фантазии можно истолковывать. Фантазия, по мнению Юнга, имеет свое проявление и скрытое содержание, допускающее как редуктивную, так и синтетическую интерпретации.

Фантазии не являются вторичными, кодированными версиями эмоциональных или поведенческих проблем, поскольку аналитическая психология — это психология бессознательного, и бессознательное является изначальным динамическим фактором.

ФИКСАЦИЯ (Fixation; Fixierung) — процесс, посредством которого человек становится или остается амбивалентно привязанным к объекту, уместному на более ранней стадии развития. Юнговский отход от чисто психоаналитического (редуктивного) подхода к интерпретации той или иной фиксации состоит в том, что идея «точек фиксации» ни в коей мере не акцентируется.

ФИЛЕМОН (Filemon) — вымышленный образ мудрого старца, которому Юнг дал имя Филемон; символизирует высший взгляд внутрь себя; для Юнга он выступал в роли учителя или гуру.

ФИЛОСОФСКИЙ КАМЕНЬ (Philosopher's stone) — в алхимии назывался также «Порошок Проекции». Алхимическая метафора для успешного превращения исходного простого металла в чистое золото; психологически соответствует архетипическому образу целостности.

Юнг приводит цитату из средневекового алхимического трактата «Rosarium Philosophorum»:

«Сделай из мужчины и женщины круглый круг, извлеки из него четырехугольник, а из него треугольник. Сделаешь круг круглым, и ты получишь философский камень» (АС, с. 168).

В мистических трактатах философский камень символизирует преобразование низшей животной природы человека в высшую и божественную.

ФИНАЛЬНЫЙ (Final) — точка зрения, более основанная на потенциальном результате или цели психической активности, нежели на ее причине; комплементарна каузальному подходу.

«Психологические данные с неизбежностью порождают двойную точку зрения, а именно каузальную и финальную. Я использую слово финальность намеренно, с тем чтобы избежать путаницы с понятием телеологии. Телеология подразумевает предвосхищение определенного конца или цели; финальность предполагает цель, но цель, существенно неведомую. Поэтому под финальностыо я подразумеваю просто имманентное психологическое побуждение к цели. Вместо „побуждение к цели“ можно также сказать „ощущение цели“. Все психологические явления имеют такое присущее им ощущение цели, включая и самые простые реактивные явления, как эмоциональные реакции» (CW 8, par. 456).

Юнг также называл финальную точку зрения энергетической, в противовес механистической или редуктивной.

«Механистическая точка зрения является сугубо каузальной; она постигает событие как результат причины в том смысле, что неизменные вещества меняют свои отношения друг к другу согласно жестким законам. Энергетическая точка зрения, со своей стороны, по сути своей является финальной; событие прослеживается обратно от результата к причине в предположении, что определенного вида энергия лежит в основе тех изменений в явлении, которыми оно себя же и поддерживает в течение всего времени и, в конечном итоге, приводит к энтропии, условию общего равновесия. Поток энергии имеет определенное направление (цель), в котором он следует градиенту потенциала таким образом, что возвратное движение невозможно» (CW 8, par. 2f).

Юнг считал, что законы, управляющие физическим сохранением энергии, равным образом применимы и к психическим явлениям. Психологически это означает, что если в одном месте имеется переизбыток энергии, то другая психическая функция оказывается в явном энергетическом недостатке; соответственно, когда либидо «исчезает», как это можно наблюдать в депрессии, то она должна появиться в другой форме, например в качестве симптома.

Энергетическая или финальная точка зрения в паре с понятием компенсации привела Юнга к убеждению, что невротический взрыв является существенной попыткой психического к самоизлечению; см. телеологическая точка зрения.

ФУНКЦИЯ (Function; Funktion) — форма психической активности или проявление либидо, принципиально остающаяся неизменной в меняющихся условиях.

Юнговская типологическая модель зиждется на четырех психологических функциях: мышлении, чувстве, ощущении и интуиции.

«Меня чуть ли не с упреком спрашивали, почему я говорю ровно о четырех функциях, не больше и не меньше. То, что их ровно четыре, получилось прежде всего чисто эмпирически. Но то, что благодаря им достигнута определенная степень цельности, можно продемонстрировать следующим соображением. Ощущение устанавливает, что происходит фактически. Мышление позволяет нам распознать его значение, чувство рассказывает, какова его ценность, и, наконец, интуиция указывает на возможные „откуда“ и „куда“, заключенные в том, что в данный момент имеется. Благодаря этому ориентация в современном мире может быть такой же полной, как и определение места в пространстве с помощью географических координат. Четыре функции являются своего рода четырьмя сторонами горизонта, столь же произвольными, сколь и необходимыми. Ничто не мешает сдвинуть точку координат в ту или иную сторону и вообще дать им другие названия. Все зависит от того, как мы договоримся и насколько это целесообразно» (ПТ, пар. 958).

Хотя любой человек располагает всеми четырьмя функциями, одна функция всегда и неизменно более развита и более сознательна, чем все остальные. Здесь лежит начало развития односторонности, способной зачастую приводить к неврозу.

«Как показывает повседневный психологический опыт, есть очень много людей, которые всецело отождествляются со своей направленной функцией („ценной“ функцией); таковы, между прочим, типы, обсужденные здесь. Отождествление с направленной функцией имеет то неоспоримое преимущество, что этим человек лучше всего приспособляется к коллективным ожиданиям и требованиям, и, кроме того, получает еще возможность <...> самоотчуждения от своих подчиненных (неполноценных), не дифференцированных и не направленных функций. К тому же с точки зрения социальной морали „самоотверженность“ является особенной добродетелью.

Однако, с другой стороны, отождествление с направленной функцией имеет и крупный минус, а именно дегенерацию индивида. Несомненно, человек в широкой мере способен к механизации, но все-таки не до такой степени, чтобы он мог совсем отказаться от себя, не потерпев от этого вреда. Ибо чем больше он отождествляет себя с одной функцией, тем более он вкладывает в нее либидо и тем более он отвлекает либидо от других функций. В течение довольно долгого времени эти функции выносят значительное отвлечение либидо; но однажды они начинают реагировать. Ибо вследствие того, что либидо отвлекается от них, они понемногу опускаются под порог сознания, их ассоциативная связь с сознанием ослабевает, и от этого они мало-помалу погружаются в бессознательное. Это равносильно регрессивному развитию, именно — возвращению относительно развитой функции на инфантильную и, наконец, на архаическую ступень. А так как человек провел в культивированном состоянии много сотен тысяч лет, то функции архаического характера еще чрезвычайно жизнеспособны у него и легко поддаются новому оживлению. И вот, когда благодаря оживлению либидо известные функции подвергаются дезинтеграции, то в бессознательном начинают функционировать их архаические основы. Такое состояние означает диссоциацию личности, ибо архаические функции не имеют прямых отношений к сознанию, т. е. нет удобопроходимых мостов между сознательным и бессознательным. Поэтому чем далее идет самоотчуждение, тем далее заходит и архаизация обездоленных функций. Вместе с тем возрастает и значение бессознательного. Тогда бессознательное начинает симптоматически расстраивать направленную функцию, и вместе с тем начинается тот характерный порочный круг, который мы находим в целом ряде неврозов: человек пытается компенсировать бессознательно расстраивающие его влияния посредством особых напряжений направленной функции, и это состояние продолжается в известных случаях вплоть до нервного крушения» (ПТ, пар. 502).

— Ц —

ЦЕЛОСТНОСТЬ (Wholeness; Ganzheit) — состояние, в котором сознание и бессознательное сотрудничают вместе в гармоническом согласии.

Согласно Юнгу, целостность соответствует здоровью, одновременно представляя потенциал и способность. Отсюда достижение целостности можно рассматривать как цель или назначение жизни. Взаимодействие со средой и другими людьми может способствовать или, напротив, мешать этому процессу в зависимости от обстоятельств. Для Юнга целостность больше означала «полноту», нежели «совершенство».

Идея целостности связана с понятием противоположности. Если две конфликтующие противоположности сходятся вместе и синтезируются, то результат входит в большую целостность.

Порой жажда целостности может обернуться бегством от психологического конфликта.

ЦИРКУМАМБУЛЯЦИЯ (Circumambulation; Zirkumambulation) см. обхождение.

— Ч —

ЧАСТИЧНЫЙ ОБЪЕКТ (Part-object; Partialobjekt) см. парт-объект.

ЧУВСТВО (Feeling; Geffihl) — психологическая функция, которая информирует субъекта о ценности для него тех или иных вещей; об их значимости.

«Чувство есть прежде всего процесс, происходящий между эго и каким-нибудь данным содержанием, притом процесс, придающий содержанию известную ценность в смысле принятия или отвержения его („удовольствие“ или „неудовольствие“) — но далее, это есть также процесс, который помимо определенного содержания сознания или ощущений данного момента может возникнуть, так сказать, изолированно, в качестве настроения. Этот последний процесс может стоять в причинной связи с более ранними содержаниями сознания, хотя необходимости в этом нет, ибо он столь же легко возникает и из бессознательных содержаний, что вполне доказывается психопатологией. Однако и настроение — будь оно общим или же лишь частичным чувством, — свидетельствует об оценке, но об оценке не определенного, единичного содержания сознания, а всего наличного в настоящий момент состояния сознания, и притом опять-таки в смысле принятия или отвержения его. Поэтому чувство есть прежде всего вполне субъективный процесс, который может быть во всех отношениях независим от внешнего раздражения, хотя он пристегивается к каждому ощущению. Даже „безразличное“ ощущение имеет „чувственную окраску“, а именно окраску безразличия, что опять-таки выражает известную оценку. Поэтому чувство есть также разновидность суждения, отличающаяся, однако, от интеллектуального суждения постольку, поскольку оно состаивается не для установления логической связи, а для установления прежде всего субъективного принятия или отвержения. Оценка при помощи чувства распространяется на всякое содержание сознания, какого бы рода оно ни было. Если интенсивность чувства повышается, то возникает аффект, который есть состояние чувства с заметными телесными иннервациями. Чувство отличается от аффекта тем, что оно не вызывает заметных телесных иннервации, т. е. вызывает их не больше и не меньше, чем обычный мыслительный процесс» (ПТ, пар. 835).

Человек, чья повседневная установка ориентируется чувствующей функцией, принадлежит к чувствующему типу.

— Ш —

ШИЗОФРЕНИЯ (Schizophrenia; Schizophrenic) — психическое расстройство, характеризующееся психотическими симптомами, органическая природа или аффективный характер которых не выявлены.

С изучения шизофрении началась исследовательская карьера К. Юнга в клинике для душевнобольных в Бурхгольцли неподалеку от Цюриха. Результаты исследований как раз и привели его к созданию иного, чем у Фрейда, более широкого взгляда на природу психической энергии. Фрейд полагал, что шизофрения наряду с другими психическими расстройствами развивалась из-за подавления сексуальности и перемещения эротического интереса с объектов внешнего мира во внутренний мир больного. Юнг же считал, что контакт с внешним миром поддерживается и иными способами, помимо сексуального, а потерю контакта с реальностью, характерную для шизофрении, нельзя связывать лишь с сексуальным перемещением.

Юнг строил свой подход, исходя из общего постулата о том, что психическое расстройство характеризуется разъединенностью личности, тогда как психическое здоровье есть проявление личностного единства. При шизофрении личность представала раздробленной на множество частей, а не на две-три, как при истерии. Кроме того, если истерик сохранял контакт с реальностью с помощью определенной части личности, которую к тому времени уже называли «это», то у шизофреника такой контакт был утрачен, поскольку эго стало жертвой вторжений из бессознательного и сделалось всего-навсего одним «голосом» среди множества.

По мере развития своих представлений о коллективном бессознательном и теории архетипов Юнг пришел к убеждению, что психоз вообще и шизофрению в частности можно объяснить как: а) переполненность эго содержаниями коллективного бессознательного; и б) давление на личность отколовшегося комплекса или комплексов.

«<...> я утверждаю, что в громадном большинстве случаев так называемой dementia praecox (прежнее название шизофрении. — В. 3.) субъект вследствие прирожденного или, реже, благоприобретенного аномального расположения вовлекается в психологические конфликты, по существу своему еще отнюдь не патологические, а общечеловеческие. Конфликты эти вследствие особой своей интенсивности являются несоразмерными с остальными душевными способностями и поэтому их нельзя побороть обычным человеческим способом, т. е. ни развлечением, ни разумным самообладанием. Эта невозможность разрешить конфликт и вызывает действительную болезнь. Когда данный субъект почувствует, что никто не в состоянии ему помочь и что сам он также не в силах справиться с внутренними затруднениями, его охватывает паника, приводящая к хаосу душевного расстройства» («О психогенезисе в dementia praecox», Избранные труды по аналитической психологии (ИТАП). том 3, Цюрих. 1939, с. 341; РП, пар. 529).

— Э —

ЭГО (Ego; Ich) — центральный комплекс в области сознания.

«Эго, субъект сознания, вступает в существование как комплексная величина, состоящая частично из унаследованной диспозиции (составляющие характера), а отчасти из бессознательно усвоенных впечатлений и сопровождающих их явлений. Психическое само по себе в отношении к сознанию является пред-существующим и превосходящим» (CW 17, раг.69; КДД, с. 101).

Юнг указывал, что представление об эго личности часто путают с самопониманием.

«Любой обладающий мало-мальским эго-сознанием считает само собой разумеющимся, что он себя знает. Но эго знает только свои собственные содержания, оно не знает бессознательное и его содержания. Люди измеряют свое знание о себе тем, что знает о себе средний человек в их социальном окружении, а не теми реальными психическими фактами, которые по большей части оказываются скрытыми от них. В этом отношении психическое ведет себя подобно телу, о физиологической и анатомической структуре которого среднему человеку тоже известно очень мало. Хотя человек живет в своем теле и со своим телом, большая часть его человеку-неспециалисту абсолютно неизвестна, и для этого необходимо специальное научное знание, не говоря уже о всем том, что не известно вообще, но что также существует» (CW 10, par. 491; АППН, с. П5;ПП,с. 207).

В процессе индивидуации одной из первейших задач является установление отличия эго от других комплексов в личностном бессознательном, в частности от персоны, тени, анимы и анимуса. Сильное эго способно к объективной связи с ними и другими содержаниями бессознательного без какого-либо отождествления. Поскольку эго переживает себя как центр психического, ему особенно трудно сопротивляться отождествлению с самостью, которой оно обязано своим существованием, и которой в иерархии психического оно подчинено.

«Эго в отношении самости выступает как движимое к движителю или как объект к субъекту, потому что определяющие факторы, исходящие из самости, окружают эго со всех сторон и оказываются поэтому сверхположенными по отношению к нему. Самость, подобно бессознательному, оказывается существующей априори, и из нее развивается эго» ( CW 11, par. 391; ОИ, с. 303).

Идентификация (отождествление) с самостью может проявляться двумя путями: ассимиляцией эго самостью, в этом случае эго попадает под контроль бессознательного, или ассимиляцией самости эго, где особо выделенным становится эго. В обоих случаях результатом оказывается инфляция с расстройствами адаптации.

«В первом случае действительность требует защиты от архаического состояния подобного сновидения; во втором — следует потесниться, уступив место сновидению за счет сознательного мира. В первом случае отмечается мобилизация всех здоровых сил; во втором — высокомерие эго может быть подавлено лишь моральным поражением» (CW 9i, par. 179).

Юнг воспринимал аналитическую психологию как реакцию на сверхрациональный и сверхсознательный подход, сложившийся в современной ему психологии. Подход, который — как он считал — изолирует человека от его естественного мира, включающего и собственную человеческую природу, и, таким образом, ограничивает его. Что касается продуктов бессознательного в образах сновидений и фантазий, то Юнг полагал, что они не могут использоваться непосредственно для «прирастания» жизни. Они являются лишь своего рода полуфабрикатом, необработанным материалом, источником символов, которые еще необходимо перевести на язык сознания и усвоить с помощью эго. Роль эго в такой работе заключается в том, чтобы разделить противоположности, противостоять их напряжению, дать им возможность благополучно разрешиться, и обеспечить защиту новому, появившемуся, что, как ожидается, будет расширять и укреплять эго сознания.

ЭДИПОВ КОМПЛЕКС (Oedipus complex; Odipuskomplex) — психоаналитический термин, означающий группу чувственно-тонированных идей, как правило бессознательных, концентрирующихся вокруг желания обладать родителем противоположного пола и устранить родителя своего пола.

В классическом психоанализе эдипов комплекс возникает на этапе эдиповой фазы развития либидо и эго, т. е. в возрасте от 3 до 5 лет, хотя эдиповы проявления могут присутствовать и раньше.

Название комплекса связано с мифологическим царем Эдипом, который убил своего отца и женился на своей матери, не зная, что они были его родителями.

ЭКСТРАВЕРСИЯ (Extraversion; Extraversion) — отношение или позиция, характеризующиеся концентрацией интереса к внешним объектам. Способ психологической ориентации, в котором движение энергии осуществляется по направлению к миру внешнему ( ср. интроверсия).

«Экстраверсия характеризуется интересом к внешнему объекту, отзывчивостью и готовностью воспринимать внешние события, желанием влиять и оказываться под давлением событий, потребностью вступать во взаимодействие с внешним миром, способностью выносить суматоху и шум любого рода, а в действительности, находить в этом удовольствие, способностью удерживать постоянное внимание к окружающему миру, заводить много друзей и знакомых без особого, впрочем, разбора, и, в конечном итоге, присутствием ощущения огромной важности быть рядом с кем-то избранным, а следовательно, сильной склонностью демонстрировать самого себя.

Соответственно жизненная философия экстраверта и его этика несут в себе, как правило, высококоллективистскую природу (начало) с сильной склонностью к альтруизму. Его совесть в значительной степени зависит от общественного мнения» (ПТ, пар. 9.2).

Юнг был убежден, что вычленение того или иного типа начинается на самых ранних этапах жизни.

«Самым ранним знаком экстраверсии у ребенка является его быстрая адаптация к окружающей среде и то необычное внимание, которое он уделяет объектам, в особенности тем эффектам, которые он на них оказывает. Страх перед объектами минимален — ребенок живет и перемещается среди них с уверенностью. Его способность к пониманию быстрая, но не точная и не аккуратная. Развивается он более быстро, чем интровертный ребенок, так как он менее рефлективен и обычно бесстрашен. Он не чувствует преграды между собой и объектами и может поэтому играть с ними свободно и учиться через контакт с ними. Ему нравится доводить свои начинания до крайности, он выказывает склонность к риску. Все неведомое и неизвестное соблазнительно» (ПТ, пар. 896).

По сути, экстраверт пребывает в полном соответствии с психическим материалом, получаемым извне, и не склонен как-то учитывать собственные мотивации.

«Нежелание подчинять свои собственные мотивы и побуждения критическому осмыслению выражено очень явственно. У него нет секретов, он не может хранить их долго, поскольку всем делится с другими. Если же нечто не могущее быть упомянутым коснется его, такой человек предпочтет это забыть. Избегается все, от чего может потускнеть парад оптимизма и позитивизма. О чем бы он ни думал, чего бы ни делал или не намеревался сделать, подается убедительно и тепло» (ПТ, пар. 973).

«Психическая жизнь данного личностного типа разыгрывается, так сказать, за пределами его самого, в окружающей среде. Он живет в других и через других — любые размышления о себе приводят его в содрогание. Прячущиеся там опасности лучше всего преодолеваются шумом. Если у него и имеется „комплекс“, он находит прибежище в социальном окружении, суматохе и позволяет по несколько раз на дню быть уверяемым, что вес в порядке. В том случае, если он не слишком вмешивается в чужие дела, не слишком напорист и не слишком поверхностен, он может быть ярко выраженным полезным членом любой общины» (ПТ, пар. 974).

Психическая жизнь экстраверта, так сказать, в крайнем его проявлении разыгрывается всецело как реакция на внешнюю среду, формирующую личностную позицию. Но чрезмерная «экстравертизация» может приводить и к самопожертвованию во имя определенных объективных «требований», как-то потребностей других людей или надличностных структур (Родины, государства и др.).

«Опасность для экстравертного типа заключается в том, что он вовлекается в объекты и совершенно теряет в них себя самого. Возникающие вследствие этого функциональные (нервные) или действительно телесные расстройства имеют значение компенсаций, ибо они принуждают субъекта к недобровольному самоограничению. Если симптомы функциональны, то благодаря их своеобразной структуре они могут символически выражать психологическую ситуацию: так, например, у певца, слава которого быстро достигла опасной высоты, соблазняющей его на несоразмерную затрату энергии, вдруг, вследствие нервной задержки, не звучат высокие ноты. У человека, начавшего свою деятельность в самом скромном положении и очень быстро достигшего влиятельного, с широкими перспективами социального положения, психогенно появляются все симптомы горной болезни. Человек, собирающийся жениться на обожаемой и безмерно переоцененной женщине очень сомнительного характера, заболевает нервной судорогой глотки, принуждающей его ограничиваться двумя чашками молока в день, прием которых каждый раз требует трех часов. Таким образом, создается реальное препятствие, мешающее ему посещать свою невесту, и ему остается только заниматься питанием своего тела. Человек, который не оказывается больше на высоте требований торгового дела, созданного и расширенного его собственными заслугами и трудами до огромных размеров, становится жертвой приступов нервной жажды, которые доводят его до истерического алкоголизма» (ПТ, пар. 565).

Юнг полагает, что наиболее частой формой невротического проявления у экстравертов является истерия.

«Классические случаи истерии всегда отличаются преувеличенным отношением к лицам окружающей среды; другой характерной особенностью этой болезни являются прямо-таки подражательная приноровленность к обстоятельствам. Основная черта истерического состояния — это постоянная тенденция делать себя интересным и вызывать впечатление у окружающих. Следствием этого является вошедшая в поговорку внушаемость истеричных и их восприимчивость к влияниям, идущим от других. Несомненная экстраверсия проявляется также и в сообщительности истеричных, доходящей подчас до сообщения чисто фантастических содержаний, откуда и возник упрек в истерической лжи. В начале истерический „характер“ есть лишь преувеличение нормальной установки; но в дальнейшем он осложняется привходящими со стороны бессознательного реакциями, имеющими характер компенсаций, которые, в противовес преувеличенной экстравсрсии, принуждают психическую энергию при помощи телесных расстройств — к интроверсии. Благодаря реакции бессознательного создается другая категория симптомов, имеющих более интровертный характер. Сюда относится прежде всего болезненно повышенная деятельность фантазии» (ПТ, пар. 572)

ЭМОЦИЯ (Emotion; Emotion) — непроизвольная реакция, вызванная активизацией комплекса (см. также аффект).

«С одной стороны эмоция есть алхимический огонь, теплота которого оживляет все и чей жар испепеляет все излишество (omnes superfluitates comburit). Но, с другой стороны, эмоция есть тот самый момент, когда сталь ударяет о кремень и выскакивает искра, поэтому эмоция является главным источником сознания. Без эмоции нет разницы между светом и темнотой или инерцией и движением» (CW 9i, par. 179).

ЭМПАТИЯ (Empathy; Einfuhlung) — интроекция объекта, основанная на бессознательной проекции субъективных содержаний.

«Эмпатия предполагает субъективное отношение доверия или уверенности в объекте. Это готовность встретить объект на полпути, субъективная ассимиляция, приводящая к хорошему пониманию между субъектом и объектом или по крайней мере изображающая таковое» (ПТ, пар. 489).

В противоположность абстракции, ассоциируемой с интроверсией, эмпатия соответствует экстравертной установке.

«Человек с установкой на эмпатию обнаруживает себя в мире, нуждающемся в его субъективном чувстве, с тем, чтобы иметь жизнь и душу. Он доверчиво наделяет его своим воодушевлением» (там же, пар. 492).

ЭМПИРИЗМ (Empiricism; Empiric) — в философии — направление в теории познания, признающее источником знания чувственный опыт и полагающее, что содержание знания может быть либо представлено как описание этого опыта, либо сведено к нему.

Эмпирический подход в психологии описывает и изучает конкретные явления психической жизни. Юнг определял свою психологию как эмпирическую, подразумевая при этом, что в большей степени она основывается на конкретных исследованиях и эксперименте, нежели на теории.

«Он рассматривал это как противоположность умозрению или идеологии и считал, что эмпиризм обладает преимуществом в представлении фактов наиболее точным образом, хотя и ограничен недооценкой ценности идей. Эмпирическое мышление не менее рационально, чем мышление идеологическое; Юнг обсуждал эти два подхода по отношению к интроверсии, которую рассматривал как выражение эмпиризма, в то время как экстраверсия оказывалась более присущей идеологическому типу (КСАП, с. 167).

ЭНАНТИОДРОМИЯ (Enantiodromia; Enantiodromie) — предрасположенность любых поляризованных феноменов или явлений переходить в собственную противоположность. Буквально означает „бегущий(ая) навстречу“ (вспять, в обратном направлении), относится к проявлению бессознательной противоположности во временной последовательности. Психологический закон, предложенный греческим философом Гераклитом и означающий, что рано или поздно все превращается в свою противоположность.

„„Из живого делается мертвое, а из мертвого живое, из юного старое, а из старого юное, из бодрствующего — спящее и из спящего — бодрствующее, поток порождения и уничтожения никогда не останавливается“. „Созидание и разрушение, разрушение и созидание, — вот норма, охватывающая все круги природной жизни, самые малые и самые великие. Ведь и самый космос, как он возник из первоначального огня, так должен и вернуться в него снова, — двойной процесс, совершающийся в размеренные сроки, будь то даже огромные периоды времени, — процесс, которому предстоит совершаться все снова“. Такова энантиодромия Гераклита по словам призванных истолкователей его учения (цит. по: Целлер. История греческой философии — Гомперц, Греческие мыслители). Обильны изречения самого Гераклита, выражающие такое его воззрение. Так, он говорит: „И природа стремится к противоположностям и создает созвучие из них, а не из одинакового“. „Родившись, они начинают жить, тем самым приобщаются смерти“ <...> Характерное явление [энантиодромии] встречается почти повсюду, где сознательной жизнью владеет крайне одностороннее направление, так что со временем вырабатывается столь же мощная бессознательная противоположность, которая проявляется сначала в виде тормоза (Hemmung) при сознательной работе, а затем в виде перерыва в сознательном направлении. Хорошим примером энантиодромии является психология апостола Павла и его обращение в христианство“» (ПТ, пар. 843—44).

Признание Юнгом неизбежности энантиодромических изменений помогало ему в предвидении психических изменений. Юнг полагал также возможность установления связи с энантиодромичекими изменениями, связи, составляющей, по его мнению, сущность сознания. Если сознательную жизнь определяет какая-то крайне односторонняя тенденция, то через некоторое время в психическом возникает равная по мощи контрпозиция. Вначале она не имеет доступа к сознательному проявлению, но затем прорывает запреты эго и сознательный контроль. Закон энантиодромии определяет и юнговский принцип компенсации.

ЭНЕРГИЯ (Energy; Energie) — в аналитической психологии это понятие, взятое из физики, представляет сложную метафору.

«Я не гипостазирую понятие энергии, а пользуюсь им как термином для обозначения интенсивностей или ценностей. Вопрос о том, существует или не существует особенная психическая сила, не имеет ничего общего с понятием либидо. Я нередко пользуюсь термином либидо вперемежку с термином „энергия“» (ПТ, пар. 754).

Согласно Юнгу, понятие «энергия» носит архетипический характер и в области переживаний проявляется как комплекс, обладающий автономными стимулами. Юнг описывает эти феномены также при помощи моделей энергетических систем, которые, если их рассматривать с теоретической точки зрения, характеризуются абсолютной взаимозаменяемостью. В психической системе энергия вызывает продолжительное возбуждение. В разнообразном душевном опыте психика проявляет свой энергетический облик.

В доэдиповых фазах развития энергия принимает и другие формы: питательную, пищеварительную и т. д.

ЭНЕРГИЯ ПСИХИЧЕСКАЯ термин «психическая энергия» служит для выражения психодинамики души и управляющих ею жизненных процессов. Воздействие психической энергии мы испытываем в наших аффектах и страстях, в инстинктах и желаниях, а также во всех динамических жизненных проявлениях и процессах, стимулирующих сновидения. Пожалуй, мы могли бы лучше всего представить себе психическую энергию как некий внутренний космос, в котором комплексы в качестве энергетических полей или центров расположены по отношению друг к другу подобно тому, как планеты во Вселенной. Психическая энергия, согласно Юнгу, считается ограниченной количественно и неразрушимой, что соответствует позиции в классическом психоанализе. Оспаривается лишь исключительно сексуальный характер, которым Фрейд наделял либидо или психическую энергию. Для Юнга психическая энергия выступала как одна из форм жизненной энергии, нейтральной по своему характеру.

Некоторые возможности для понимания этого сложного понятия мы получаем также благодаря языку, который при помощи слова «энергичный» проясняет связь предмета высказывания с какой-либо энергией. Когда человек действует энергично или энергично берется за дело, энергично говорит или энергично добивается своего, то такие языковые выражения указывают на то, что здесь подразумевается какая-то энергия. Наш язык знает много энергетических слов, которые выражают некоторые стороны психической интенсивности. Мы говорим о порыве и о жажде деятельности, о влечении и об увлеченности человека. Психический потенциал проявляется в мощности, в ударной силе и в различных убеждениях. Действие психической энергии мы воспринимаем как ее излучение, скажем, когда человек воодушевлен. Негативные воздействия энергии переживаются в депрессиях, при меланхолии и разных мрачных настроениях. Во всех, приведенных здесь только в качестве примеров, действиях выражается «жизненная энергия», в основание которой Юнг кладет более узкое понятие психической энергии.

Существенным аспектом юнговской теории энергии, в конечном счете, является еще и финальная ориентация психической энергии, которая направляет течение энергии жизни, жизненную энергию к самым различным целям. При переориентации энергии влечения на духовные или идеальные цели символы выполняют важную функцию в качестве «энергетических преобразователей».

ЭРОС (Eros) — в греческой мифологии, поэзии и культе бог любви — персонификация любви, космогоническая сила природы; психологически Эрос олицетворяет связующее начало, функцию связи, родства (см. также логос). Как принцип психической активности соответствует, по мнению Юнга, женской психологии. В данном контексте соответствующий принцип в мужской психологии — логос. Правда, во многих случаях Юнг считает возможным сосуществование эроса и логоса в пределах одного индивида любого пола.

В более широком глубинно-психологическом смысле Эрос как принцип персонифицирует жизненную силу в отличие от Танатоса — бога смерти, который персонифицирует инстинкт смерти. Здесь фигура Эроса ближе к поэтической-метафоре, уместность которой связана и с тем, что Эрос был тайным возлюбленным Психеи — читай, психического. К тому же ему отводилась роль координатора элементов, составляющих Вселенную. Именно Эрос вносит гармонию в хаос и дает жизни на земле возможность развиваться.

«Я использую Эрос и Логос в качестве концептуальной подмоги, чтобы описать тот факт, что женское сознание в большей степени характеризуется связующим качеством Эроса, чем способностью различать и познавать, связанной с Логосом. У мужчин Эрос, функция связанности, родства, обычно развита менее, чем Логос. С другой стороны, Эрос у женщин является выражением их истинной природы, а Логос зачастую присутствует как случайный элемент» (CW 9ii, par. 29).

«Эрос — весьма сомнительный малый и всегда таковым и останется <...> Он принадлежит, с одной стороны, изначальной животной природе человека, которая будет существовать до тех пор, пока человек имеет животное тело. С другой стороны, он связан с высшими формами духа. Но он преуспевает только тогда, когда дух и инстинкт пребывают в подлинной гармонии» (CW 7, par. 22; ср. ПБ, с.57-58).

«Там, где царствует любовь, нет стремления к власти, а где верховодит стремление к власти, там любовь влачится на задворках. Одно составляет тень другого: человек, принимающий позицию Эроса, обнаруживает свою компенсаторную противоположность в стремлении к власти, а для человека, выбравшего власть, компенсацией станет Эрос» (CW 7, par. 78; ПБ, с. 90).

«Бессознательный Эрос всегда выражает себя в стремлении к власти» (CW 9i, par. 167).

Юнг предположил, что потребность женщины в психической близости составляет ее характерную особенность и доминирует над нуждой в чисто сексуальных отношениях как таковых, хотя и был далек от абсолютизации данного предположения. Он пришел к выводу, что Эрос не может рассматриваться как синоним секса, но остается неотделимым от него или выступает как один из его аспектов в контексте других действий психической природы — эстетических, духовных, бытовых.

Юнг предложил пять стадий эротического выражения: биологическую, сексуальную, эстетическую, духовную и в форме мудрости.

ЭТИКА (Ethics; Ethik) — система моральных установок и требований.

Юнг полагал, что нравственный закон отдельного человека выражает психический факт, который, возможно, подвергся рефлексии и «суду» его собственных бессознательных суждений, а возможно, и нет. Развитие сознания требует рассмотрения вещей, включая и религиозное созерцание как с общезначимой, так и с личной точки зрения. Согласно Юнгу, это есть область этики.

ЭТИОЛОГИЯ НЕВРОЗА (Aetiology of neurosis; Aliologie der Neurose) — в период своего сотрудничества как Фрейд, так и Юнг пришли к выводу, что невроз возникает не только в силу воздействия специфического травматического опыта. Юнг включал в этиологию невроза и личную установку в качестве содействующего фактора, а также и архетипические проекции фантазии. Он опровергал представление, что все неврозы возникают в детстве и что пациент, для того чтобы излечиться, должен осознать этиологический фактор. В большинстве случаев, считал Юнг, коренная причина неврозов связана с утратой смысла и ценности.

Оглавление

От составителя

Карл Густав Юнг. Жизнь и творчество

Словарь

  — А —

  — Б —

  — В —

  — Г —

  — Д —

  — Ж —

  — З —

  — И —

  — К —

  — Л —

  — М —

  — Н —

  — О —

  — П —

  — Р —

  — С —

  — Т —

  — У —

  — Ф —

  — Ц —

  — Ч —

  — Ш —

  — Э — Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg