«Как пережить измену»

Джеймс и Пегги Воган

Как пережить измену

(Анатомия измены)

Посвящается Викки и Энди,

нашим любимым детям и друзьям

Предисловие

Узнав об измене близкого человека, мы задаем себе множество вопросов, чтобы найти причину происшедшего и выход из создавшейся ситуации. Раскрывая с предельной искренностью свои души, Воганы помогают многим мужчинам и женщинам обрести новое понимания сущности личных отношений.

Эта история впечатляет своей правдивостью. Она адресована людям, которые изменяли своим супругам, собирались это сделать или пережили измену партнера. Как консультант по вопросам семейных отношений я часто рекомендую эту книгу моим клиентам.

Уилльям В. Питч, автор книги

"Как создать партнерские отношения

и отказаться от борьбы за власть".

От авторов

Адюльтеры обычно совершаются под завесом тайны. Возникшая ситуация также разрешается за закрытыми дверями, если это вообще происходит. Многие люди, какую бы роль они ни играли в подобной драме - виновного в измене, обманутого партнера или третьего участника любовного треугольника, - живут впоследствии со шрамами на душе. Мы обрели некоторое понимание нашего личного опыта и адюльтера в целом благодаря честным обсуждениям этой проблемы.

Сознание того, что вы не одиноки, дает вам силу и поддерживает вас. Мы написали эту книгу, исходя из этого факта. Все пережитое нами происходит со многими другими парами и может произойти с каждым. Рассказывая нашу историю, мы старались быть как можно более точными. Изменены лишь имена и жизненные обстоятельства третьих лиц.

Джеймс и Пегги Воган

Глава первая

То, чего она не знает, не причиняет ей боли

Джеймс:

Впервые встретившись в Нью-Йорке за ленчем с Питером, его любовницей и знакомым из Питтсбурга, я подумал: "Господи, этот парень сошел с ума. Он вступил во внебрачную связь и не боится, что это станет известно всем." Чмокнув Джейн в щеку в вестибюле офисного здания, он представил её в качестве своего друга. Все держались так, словно не происходит ничего необычного, и я пытался делать то же самое. Однако на самом деле я испытывал волнение. В моей голове крутились пугающие мысли: "Черт возьми! Неужели все это мне не снится? Как я должен реагировать?"

Мои опасения оказались напрасными. Я думал, что у них возникнет потребность объяснить ситуацию и что мне придется что-то ответить им. Однако они продолжали вести себя так, будто все происходящее было в порядке вещей. Они явно получали удовольствие от общества друг друга, их не смущало присутствие за столом моего знакомого и меня самого. Поняв, что они чувствуют себя совершенно раскованно, я успокоился. Ленч оказался приятным для всех его участников.

Я поддерживал поверхностное знакомство с Питером около четырех лет, но этот ленч стал для меня полным сюрпризом. В течение следующего года я встречался за ленчем с ним и Джейн шесть или семь раз. Для них эта совместная трапеза была ежедневной традицией. Меня продолжало изумлять их бесстрашие. Я думал, что адюльтеры происходят под покровом ночи. Однако эти двое встречались, пожимали друг другу руки, целовались средь бела дня. Это выглядело как безумие или высокий класс. Тогда я решил, что они вели себя потрясающе. Теперь мне кажется, что имело место и то, и другое.

Познакомившись с Питером поближе, я задал ему несколько вопросов относительно этого романа.

- Не понимаю, как вы можете поддерживать столь близкие отношения с другой женщиной и продолжать жить с вашей женой. Вы не боитесь, что однажды дома обмолвитесь и назовете вашу супругу именем любовницы?

- Нет, конечно. Такое не происходит. Мы встречаемся уже пять лет. Мне не составляет труда отделять роман от семейной жизни.

- А вдруг ваша жена неожиданно приедет к вам в офис, когда вы встречаетесь за ленчем с Джейн?

- Мы живем в Коннектикуте, и моя жена не любит ездить в Нью-Йорк. К тому же она не из тех женщин, которые устраивают сюрпризы мужьям.

- Вам нет дела до того, что думают о происходящем люди из вашего офиса?

- Почему это должно меня волновать? Многие из них сами не без греха.

У него были припасены ответы на все вопросы. Однако они не удовлетворили меня. Они казались слишком простыми и поверхностными. У меня не хватило смелости задать вопрос, казавшийся мне самым важным: "Как вы можете иметь любовницу, если вы по-прежнему любите жену?" Такое не укладывалось в моей голове.

Мне не было нужды спрашивать, любит ли он Джейн. Это было очевидным. Взгляды и прикосновения, которыми они обменивались, их манера беседовать друг с другом говорили о настоящей любви. Находиться с этими людьми было приятно. Их отношения казались мне особенными, необычными. Хотя они встречались уже достаточно долго, их окружала аура радостного волнения, они казались счастливыми заговорщиками. Каждый из них получал то, в чем нуждался, не обременяя себя скучными обязанностями, сопутствующими браку или длительной совместной жизни.

Питер, которому было за сорок, имел хорошее финансовое положение и заботился о своей карьере. Двадцатидевятилетняя Джейн была моей ровесницей, обладала привлекательной внешностью и обаянием. Она работала и жила одна. Иногда они проводили перерыв на ленч в её квартире. Иногда встречались вечером - Питер объяснял свои задержки служебной необходимостью. Периодически он ночевал с Джейн в принадлежавшей компании манхэттенской квартире, брал молодую женщину с собой в деловые поездки. Похоже, они делали то, что хотели, не предъявляя друг к другу чрезмерных требований.

В течение нескольких месяцев моя реакция на эту связь неоднократно менялась. Сначала я пребывал в растерянности и осуждал их. Потом у меня появилось любопытство. Я постоянно задавал себе вопрос: "Как ему удается избегать осложнений?" Наверно, моей самой устойчивой реакцией было восхищение. Такой образ жизни не укладывался в рамки моих представлений, но казался заманчивым. В то время я ещё не мог представить себя в роли Питера. Это подтверждалось и тем, что после каждой встречи с этими людьми я рассказывал о них Пегги, делился с ней своим изумлением. Она также была потрясена. Отчасти каждый из нас признавал такую связь порочной, но мы были так заинтригованы происходящим, что не могли игнорировать его или безоговорочно осуждать.

Пегги:

Мне было трудно поверить в реальность того, что Джеймс рассказывал мне о Питере и Джейн. Казалось, что Джеймс вращается в другом мире, который я не могла полностью понять. Меня пугало то, что Джеймс сильно меняется. Я чувствовала себя немного лучше оттого, что он подробно рассказывал мне о своих поездках. Но мне было трудно мириться с ними. Нашим детям исполнилось три года и один год. Вики родилась в 1962 году, примерно в то время, когда Джеймс начал путешествовать. В 1964 году, когда на свет появился Энди, Джеймс проводил вне дома довольно много времени. Я оставалась одна с детьми, пока он странствовал по всему свету, и ужасно скучала по нему. За первые семь лет нашего брака мы не провели порознь ни одной ночи.

В мае 1966 года Джеймс предложил мне поехать вместе с ним в Европу. Я хотела отправиться туда с ним, но боялась оставить детей одних. К тому же совместная поездка была слишком дорогой для нас. С другой стороны, мы не знали, когда нам снова представится такая возможность. Сестра Джеймса согласилась взять наших детей к себе, и я полетела с мужем.

Участники конференции напропалую флиртовали друг с другом, но я почти не обращала на это внимание. Я была слишком возбуждена путешествием и к тому же отличалась большой наивностью. Я думала, что все это не имеет ко мне никакого отношения. Я полностью доверяла Джеймсу и считала, что он подобно мне верит в то, что супружеские отношения должны быть моногамными. Позже я осознала, что его взгляды уже тогда стали меняться, и он мог завести роман с другой женщиной.

Джеймс:

Я удивился тому, что Пегги почти не обращала внимания на ухаживания, которые мы видели во время конференции. Двое моих уважаемых коллег, жены которых остались в Штатах, откровенно конкурировали между собой за благосклонность одной женщины. Я знал этих людей примерно четыре года и считал их счастливыми мужьями. Я стал понимать, что адюльтеры - явление гораздо более распространенное, чем мне казалось ранее. Очевидно, внебрачные связи не были привилегией немногих безнравственных негодяев. Двое моих коллег обладали цельными характерами и серьезным отношением к жизни. Они пользовались всеобщим уважением. Поскольку мое отношение к ним было совершенно позитивным, мне было трудно осуждать их поведение. Оно казалось мне скорее забавным.

Не осознавая полностью те изменения, которые претерпел мой образ мыслей, я начал относиться к внебрачным связям с большей терпимостью. Все выглядело очень просто. Казалось достаточным разделять одновременно две противоречивые идеи и верить в то, что жена никогда не узнает правду. Вот как я рассуждал: "Честный в целом человек вправе обманывать свою жену, если он способен оставаться не пойманным. В конце концов то, чего она не знает, не может причинять ей боль."

Такой подход подготовил почву для моего вступления в мир адюльтеров. Я не без колебаний использовал слова "мир адюльтеров". Они звучали как слишком далекие и нереальные. Чем больше я думаю на эту тему, тем более подходящим кажется мне такой термин. Большинство людей, которые заводят внебрачные связи, стараются отделять их от своей основной жизни. В каком-то смысле они пытаются создать для себя две разные жизни или два разных мира. Некоторым мужчинам вроде Питера удается искусно перемещаться между этими мирами. Для многих из нас такая задача оказывается непосильной, и нам приходиться отказаться от одного из них. Однако люди, имевшие внебрачные связи, знакомы с жизнью в этом альтернативном мире.

Я впервые шагнул в него в сентябре 1966 года. Я не принимал осознанного решения завести роман. Сейчас я сознаю, что созревал для такого поступка в течение трех лет. Поездки, наблюдения за чужими романами, мое невнимание к Пегги, связанное с увлеченностью карьерой - все это вносило свою лепту в мою готовность к супружеской измене. Ежегодный съезд ассоциации психологов, членом которой я являлся, порождал благодатную почву для адюльтера. На подобных мероприятиях обычно присутствовало более пяти тысяч человек - в основном мужчины. Они проводились в крупных городах, где были все условия для возлияний и кутежей. Конечно, на съездах выполнялась серьезная работа, но многие участники видели в них прежде всего возможность расслабиться и получить удовольствие.

Я начал ездить на эти съезды в 1962 году в качестве новоиспеченного ассистента профессора. Я прилежно посещал дневные сессии. Это оправдывало в моем сознании те поиски развлечений, которым я предавался по вечерам. С широко раскрытыми глазами я наблюдал за тем, как известнейшие ученые с азартом ухаживали за немногими присутствовавшими на съезде женщинами. В то время самым естественным шагом для меня было присоединение к моим коллегам, увлеченных ежегодным ритуалом. Казалось, в нем участвуют все.

Съезд, происходивший в 1966 году в Нью-Йорке, стал для меня пятым. Я уже научился чувствовать себя раскованно, предаваясь вечерним забавам. Я не пытался "подцепить" женщину, но получал удовольствие, наблюдая за тем, как это делают другие. Я посещал бары и стрип-шоу, словно целеустремленный охотник. Субботние танцы являлись частью ежегодного ритуала. Мне удавалось не волноваться, танцуя с женщинами на этой вечеринке, потому что она была традиционным мероприятием. Я мог с чистой совестью рассказать все Пегги. Как и прежде, в этом году на танцах было много мужчин и несколько женщин. Разница заключалась только во мне самом. Я был готов к адюльтеру, хотя и не знал этого.

Для меня этот вечер начался, как любой другой. Немного выпив, я наблюдал за происходящим со стороны. Мне не хватало смелости для решительных действий. На моих глазах возникали пары, толпа постепенно редела. Я по-прежнему смотрел на людей. Внезапно мне захотелось "подцепить" женщину, хотя у меня не было ясного представления о том, что я стал бы с ней делать. "Помощь" явилась в необычной форме. Примерно в одиннадцать тридцать возле меня появился приятель, который представил свою новую знакомую. Эта женщина предложила мне поискать её подругу, также пришедшую на танцы. Бросив на меня оценивающий взгляд, она сказала, что мы с Лайзой найдем общий язык. Я не нуждался в дополнительных словах ободрения. Знакомая приятеля сказала, что Лайза - красивая блондинка в красном платье свободного покроя. Я понял, что прежде не видел её, и обрадовался подвернувшемуся шансу.

Я начал обходить зал. Минут через десять заметил Лайзу, которая беседовала с тремя мужчинами, и почувствовал, что мое сердце забилось гораздо чаще. Она была красивой, но не это стало главной причиной моего возбуждения. Я собирался шагнуть на неведомую территорию. Мне было тридцать лет. Я женился в девятнадцать лет, до свадьбы мы встречались в течение двух лет. У меня не было опыта знакомств с женщинами. Одна часть моей души говорила, что я поступаю дурно, а другая требовала действий. Я приблизился к Лайзе, не зная, что мне следует сказать или сделать. Должно быть, я вспомнил слова из старого фильма.

- Лайза, я ищу вас повсюду.

Она бросила меня один взгляд, взяла меня под руку и сказала:

- Я рада, что вы нашли меня. Я хочу выпить.

Когда мы отошли от собеседников Лайзы, она объяснила, что нуждалась в спасении. Мое сердце буквально выскакивало из груди. Я с трудом контролировал мой голос, чтобы он не дрожал. Возможно, мне не удалось добиться в этом успеха. Я рассказал Лайзе о том, что наши знакомые успели подружиться и описали мне её внешность. Похоже, она была рада не меньше моего, что я нашел её. Мы потанцевали, после чего я мобилизовал все мое мужество для совершения следующего шага.

- Почему бы нам не заглянуть в мой номер и не выпить там по рюмке? удалось произнести мне.

- С удовольствием.

Меня поразила та скорость, с которой развивались события. Все выглядело слишком просто. Не знаю, чего я ожидал, но я не был готов к такому прямолинейному ответу. Ощущая легкое головокружение, я покинул зал с Лайзой. Помню мой страх по поводу того, что нас увидят мои знакомые. Одновременно я желал этого. Лайза была очень заманчивой добычей.

За тридцать минут мы добрались до моей гостиницы, узнали кое-что друг о друге - включая то, что я состоял в браке, а Лайза была не замужем, - и совершили половой акт. Все произошло так быстро, что я не мог поверить в реальность происходящего. Я никогда не занимался сексом с кем-то, кроме Пегги. Я даже не целовался по-настоящему с другими женщинами с семнадцатилетнего возраста. Меня охватило возбуждение. Естественное беспокойство, которое я мог испытывать, совершая нечто предосудительное, растворилось в ощущении восторга. Я даже не догадался спросить Лайзу, пользуется ли она какими-то средствами контрацепции. К счастью, она принимала противозачаточные пилюли.

После первой неистовой близости мы расслабились и продолжили знакомство друг с другом. Лайза родилась на западном побережье. Она направлялась в аспирантуру университета, расположенного неподалеку от Нью-Йорка. Она сказала, что в данный момент не связана ни с кем любовными отношениями. У неё не было знакомых в университете, куда она ехала. Я сообщил Лайзе о том, что состою в счастливом браке, имею двух детей, преподаю психологию в питтсбургском университете, никогда не имел внебрачных связей, однако прекрасно чувствую себя в её обществе. Это было правдой. Меня поразило то, как хорошо я себя чувствовал. Я не испытывал такого возбуждения с того дня, когда впервые совершил половой акт с Пегги. К моему удивлению, меня не мучило чувство вины, которое я ждал со страхом. Сейчас я думаю, что оно все же присутствовало, но радостное волнение и наслаждение задавили его. Важную роль сыграла и реакция Лайзы. Молодая женщина держалась совершенно спокойно и получала удовольствие от происходящего. Если бы она испытывала ощущение вины или сожаление, наверно, я тоже поддался бы этим чувствам.

Мы провели вместе три дня. Этот отрезок времени оказался одним из самых приятных и волнительных в моей жизни. Мы оставались в моем номере до середины следующего дня. Мы заказывали еду через бюро обслуживания и ели обнаженными. Мы наслаждались друг другом, забыв обо всем на свете. Потеряв счет времени, беседовали, занимались любовью, дремали, снова занимались любовью и болтали. Оказалось, что у нас много общих интересов, поэтому мы с легкостью переходили от одной темы к другой.

Лайза обладала великолепной фигурой и прекрасно чувствовала себя обнаженной, поэтому я практически постоянно испытывал возбуждение. Она вносила в наш секс нечто такое, что мне понравилось - элемент игры. Я впервые понял, с какой серьезностью подходили к сексу мы с Пегги. Я всегда был удовлетворен нашей интимной жизнью. Это не изменилось и тогда, в 1966 году. Но когда у меня появился материал для сравнения, я увидел, что чрезмерная серьезность сковывала нас. Наверное, в этом отражалось наше общее отношение к жизни. Вступив в брак в девятнадцать лет, мы испытывали сильную потребность доказать окружающим, что мы обладаем зрелостью, необходимой для самостоятельной жизни. Появление детей акцентировало это чувство и внесло в наши отношения новые обязательства. Никто не мог назвать нас безответственными людьми, но, по-моему, мы перестарались и утратили умение играть. Теперь я знаю, что в этом не было необходимости - особенно в постели.

Мы говорили с Лайзой о нашем прошлом и вещах, которые были важны для нас в настоящем. Она понимала и принимала мою преданность Пегги и детям. Лайза серьезно относилась к предстоящей учебе и не стремилась к длительным отношениям. Я ещё никогда не раскрывался в такой степени перед другим человеком за столь короткий период времени. И никогда не получал так много от другого человека. Для меня эта часть моих отношений с Лайзой была не менее важной, чем секс. Возможно, эта фраза звучит как оправдание секса, однако выслушайте меня. Секс был причиной, по которой возникли наши отношения. В этом можно не сомневаться. Но я получил дополнительную награду. Я не рассчитывал на ту близость и доверие, которые возникли между нами. Они опьянили меня. Я обрел новое ощущение свободы и собственной силы, а также аргументы для оправдания моего поступка.

"Все, что идет на пользу мне и не причиняет боли Пегги и другим людям, является допустимым. А если она ничего не знает, то и не может испытывать боль." Затем я украсил это самооправдание идеей, согласно которой Пегги выигрывает от того, что я становлюсь более искусным любовником и обретаю более позитивное отношение к жизни. Сначала эти рассуждения не казались мне самооправданием. Я хотел избежать угрызений совести и поэтому верил в свою искренность. На протяжении многих лет я сталкивался с мужчинами, изменявшими своим женам. Все мы стремились считать себя нравственными и заслуживающими доверия. Теперь я понимаю, что такой образ мыслей является ошибочным, но тогда никто не убедил бы меня в этом. Радостное возбуждение буквально захлестывало мою душу.

Оказалось, что нас с Лайзой объединяет также любовь к теннису. На третий день мы отправились вместе в Форест-Хиллз, чтобы посмотреть чемпионат США. Я боялся встретить кого-то из знакомых. Не знал, как держать себя в такой ситуации. Я все ещё испытывал смущение и думал, что могу угодить в неловкое положение. Эта тревога оказалась единственным запомнившимся мне проявлением чувства вины. Она была достаточно явственной для того, чтобы быть замеченной, но не настолько сильной, чтобы заставить меня изменить мое поведение.

Подходя к воротам Форрест-Хиллз, мы столкнулись с Дэном теннисистом-любителем и моим товарищем по колледжу. Я представил Лайзу в качестве моей приятельницы. Мы поболтали несколько минут. Дэн держался так, словно считал присутствие возле меня красивой блондинки чем-то совершенно нормальным. Это меня несколько успокаивало, но все же в моей голове возникали вопросы. "Что он будет говорить? И кому? Насколько вероятна его встреча с Пегги? Не следует ли мне найти его позже и попросить держать язык за зубами?"" Я сохранял внешнее спокойствие, но мое сердце билось учащенно.

Я поделился с Лайзой моими опасениями. Мы невольно смеялись, обсуждая ситуацию. Дэн по-прежнему жил в Джексоне, штат Миссисипи, где мы когда-то подружились. Джексон казался удаленным от Нью-Йорка на миллион миль. Я не видел Дэна несколько лет, но мы все же поддерживали связь. Говоря о моем беспокойстве, я решил, что Дэн достаточно искушен в житейских делах и вряд ли упомянет нашу встречу с разговоре с кем-то. Мое предположение оказалось правильным. Впоследствии мы с Пегги не раз проводили время с Дэном, и он ни упоминал свою встречу со мной. Позже я понял, что большинству мужчин можно доверять в этом отношении независимо от того, изменяют они своим женами или нет.

Лайза отнеслась к моей тревоге с пониманием. Она слушала меня без всякой неловкости. Она не намекнула мне на то, что считает мои опасения глупыми, не посоветовала выбросить их из головы. Она принимала меня таким, каким я был - вместе с моими страхами. Она не пыталась изменить, не демонстрировала своего превосходства. Воспринимала все совершенно спокойно и трезво, что придавало нашим отношениям особую привлекательность.

Думаю, эта способность Лайзы принимать реальность объяснялась двумя факторами. Во-первых, достоинствами её личности. Она подходила к себе самой и к другим людям с одинаковыми мерками. Несомненно, она научилась этому в прошлом. Это давалось ей без всяких усилий. Во-вторых, ей было проще мириться с теми слабостями, которые она видела во мне, сознавая временный характер наших отношений и ограниченность наших взаимных обязательств. Брак или прочный союз - совсем другое дело. При возникновении постоянной привязанности большинство из нас тотчас начинает пытаться изменить партнера, сделать его тем идеальным человеком, с которым мы хотели бы жить. Так поступали с нами родители, поэтому нам знаком этот процесс. Такое поведение легко оправдать, потому что все делает "в наших же интересах".

Другой соблазн, которому мы поддаемся в постоянном союзе, заключается в том, что мы пытаемся влиять на чувства наших любовных партнерах особенно на неприятные чувства. Похоже, я не знаю ни единого человека, который не попадал хотя бы в одну из этих ловушек. Я не считаю, что такое положение дел является неизбежным, что его нельзя изменить. Оно - следствие мощного воспитания, которое обрушивается на нас в детстве. Нас приучают судить и оценивать себя и других, а не принимать людей такими, какие они есть. Этот подход укоренился в нас очень глубоко, мы считаем его само собой разумеющимся. Мы не сознаем, что можем научиться жить иначе.

Другим фактором, помогавшим мне сдерживать мои тревоги, стало мое ощущение эйфории. Мы оба наслаждались радостью, которую дарил нам любовный роман. День был прекрасным, ясным, и жизнь казалась слишком приятной для того, чтобы позволять чему-то омрачать её. Мы радовались солнечному свету и нашей близости. Случайные прикосновения дарили нам восторг. Окружавший нас мир и наши ощущения казались изменившимися. Ленч в кафе под открытым небом был восхитительным, а еда сама по себе не имела значения. Беседа текла непринужденно, возникавшие паузы не тяготили нас. Мы не чувствовали себя обязанными что-то делать. Нам казалось достаточным то, что мы вместе. Как ни странно, какая-то часть моей души радовалась моей встрече с Дэном. Я боялся, что Пегги узнает правду, но испытывал гордость по поводу того, что приятель увидел меня с красивой женщиной.

Расставаясь в тот раз, мы оба испытывали противоречивые чувства. Лайза воспринимала наши отношения так же позитивно, как я. Мы оба старались смотреть в будущее вполне реалистично. Проблема заключалась в следующем: у меня не было ясного представления о том, что означает реалистичный подход. Я знал, что захочу снова увидеть Лайзу. Знал, что по-прежнему люблю Пегги возможно, даже сильнее, чем прежде. Я также знал, что в университете многие мужчины будут увиваться за Лайзой. Я боялся, что она забудет меня через неделю, и не хотел этого. Я считал, что со стороны каждого из нас было бы глупым вкладывать слишком многое в наши отношения. Это не пошло бы на пользу нашим истинным интересам. Мы обсудили ситуацию и решили, что будем встречаться, сохраняя контроль над нашими чувствами и избегая глубокой привязанности. Это было не слишком умное соглашение для двух людей, считавших себя таковыми. Оно содержало в себе противоречивые условия. Самоконтроль, к которому мы стремились на словах, не согласовался с волнением, которое мы ощущали.

Возвращаясь на самолете в Питтсбург, я предавался странным мечтам. Перескакивал от одной мысли к другой. Значительную часть времени мне казалось, что я парю, словно могу летать без самолета. Я по-прежнему наслаждался своей эйфорией. Потом мне вдруг охватывала тревога - а вдруг Пегги все узнает? Я перебирал в голове детали эпизоды поездки, пытаясь решить, что можно рассказать жене, не пробуждая в ней подозрения. Я решил, что расскажу о своей встрече с Дэном на теннисном турнире. Если бы она впоследствии узнала об этом столкновении не от меня, это бы насторожило её. Я невольно разрабатывал стратегию поведения, необходимую для сокрытия тайны. Думал о том, что мне следует как можно подробнее описывать мои путешествия, не выдавая при этом изобличающей меня информации.

Пегги обычно с доверием воспринимала мои рассказы и не выпытывала из меня дополнительных сведений. Она знала, что я делился с ней в большей степени, чем другие наши друзья со своими женами, и это придавало большую достоверность объяснениям относительно моего местонахождения. Я также решил воздерживаться от лжи. Счел неразумным преднамеренно сочинять неправду, чтобы вводить жену в заблуждение. Во-первых, я не верил в свои способности искусного лжеца. Во-вторых, перспектива оказаться уличенным сулила ненужные осложнения в нашей жизни, которая и без того была достаточно сложной.

Помню, что в самолете я мысленно спрашивал себя: "Кому я могу рассказать?" Я чувствовал себя героем. Хотел поделиться со всем миром. Меня охватила новая жажда жизни. Я ощущал бурлившую во мне энергию. Знаю, что это звучит странно, но меня переполняла любовь к Пегги. Все эти ощущения в целом были весьма значимым и неожиданным жизненным опытом. Радость была такой сильной, что я почти игнорировал возможные отрицательные последствия. Только значительно позже я нашел в себе мужество для того, чтобы посмотреть им в глаза.

Пегги:

Я с нетерпением ждала Джеймса, что показать ему себя в обновленном виде. Во время его отсутствия я сидела на диете и изменила прическу. Когда он вернулся домой, я не заметила в нем никаких изменений. Мне показалось, что рад видеть меня не меньше, чем я - его. Но через несколько дней произошла серьезная перемена. Он замкнулся в своих эмоциях и воздвиг между нами барьер.

Однажды вечером, вскоре после его возвращения, мы отправились к другой паре на ужин. Хозяин дома работал с Джеймсом, и мы довольно давно дружили семьями. В дороге я прильнула к сидящему за рулем мужу.

- Похоже, ты действительно соскучилась по мне, - шутливо произнес Джеймс.

Я крепче стиснула его ногу и прижалась к нему ещё сильнее. Я думала о том, что разлука действительно усиливает нежность.

Когда мы приехали к друзьям, Джеймс, здороваясь с хозяйкой, поцеловал её. Меня охватило беспокойство. Я не знала, что тут было не так, но в моей голове зазвучал сигнал опасности. Мы были женаты одиннадцать лет, и Джеймс впервые поцеловал так другую женщину.

Джеймс:

То, как я поцеловал в тот вечер Джанет, не имело специфического отношения к ней. Я просто обрел новое видение мира. Испытывал больше тепла ко всем людям... и начал выражать более непосредственно мои чувства особенно к знакомым женщинам.

Пегги:

Как только мы покинули их дом, я спросила Джеймса о перемене в его поведении.

- Почему ты поцеловал сегодня Джанет?

- Что ты имеешь в виду?

- Почему ты поцеловал ее? - повторила я. - Прежде ты никогда этого не делал.

- Что с тобой? Я не нуждаюсь в какой-то особой причине для того, чтобы поцеловать её.

- И все же причина должна существовать. Человек не начинает делать такие вещи просто так, ни с того ни с сего.

- Не говори глупости.

Я не ожидала, что он рассердится. Он стал холодным и молчаливым. Чем сильнее отдалялся от меня Джеймса, тем страшнее мне становилось. К моменту нашего возвращения домой меня уже меньше всего беспокоило то, что он поцеловал Джанет. Меня пугало ощущение того, что он создает дистанцию между нами. Я попыталась достучаться до его души, когда мы оказались у себя.

- В чем дело? Почему ты не хочешь общаться со мной?

Он просто отвернулся, не желая разговаривать. Меня начало охватывать отчаяние.

- Пожалуйста, не отворачивайся от меня. Я нуждаюсь в тебе.

- Уже поздно, я устал.

Похоже, происходило нечто очень плохое. Я не могла понять причину той изоляции, в которой оказалась.

Джеймс:

По существу я прятался от Пегги - создавал дистанцию между нами, устанавливая границы того, что был готов обсуждать с ней. Я хотел избежать дискуссии, которая могла иметь даже отдаленное отношение к моему роману с Лайзой.

Пегги:

Я подумала, что если Джеймс не хочет говорить со мной, то мне, возможно, удастся приблизиться к нему с помощью секса. Но когда я попыталась проявить инициативу, он сказал: "Нет, последние пару дней ты была слишком сухой, и у меня появились болезненные ощущения."

Джеймс:

Это было правдой только отчасти. Скорее всего я испытывал дискомфортные ощущения из-за моего любовного марафона с Лайзой. Похоже, у меня была какая-то аллергическая реакция на её биохимию. Головка моего члена покраснела.

Пегги:

Я никогда не ощущала себя такой отверженной. Я начала плакать, но он продолжал лежать спиной ко мне. Он заснул, оставив меня наедине с моими страхами, которые постепенно переросли в панику. Я чувствовала себя одинокой и беспомощной. Все это напоминало кошмар. Я сделала Джеймса смыслом всей моей жизни, а теперь он отталкивал меня, и я даже не знала причину.

Я плакала так сильно, что у меня стала раскалываться голова. Я отправилась в ванную за аспирином. Мне хотелось иметь под рукой снотворное, чтобы умереть. Я пережила эту ночь, но сила моих чувств потрясла меня. Я с ужасом осознала, что даже не подумала о детях и том, что могло произойти с ними. В свете дня я попыталась разобраться в моих чувствах. Я видела, что мое отчаяние вызвано тем, что Джеймс оттолкнул меня, когда я пыталась поговорить с ним, а вовсе не конкретным эпизодом с поцелуем. Он стал лишь симптомом подлинной проблемы.

Джеймс:

Я хотел полностью отделить мои отношения с Лайзой от остальной части моей жизни. Я был полон решимости сделать так, чтобы роман не повлиял на мой брак. Это желание было нереалистичным. Моя решимость скрывать правду от Пегги означала, что некоторые темы беседы становились более опасными. Я недооценил то воздействие, который мой роман оказывал на Пегги.

Пегги:

Я замечала невидимый барьер, которые он возвел вокруг себя, чтобы держать меня на расстоянии, и могла лишь догадываться о причинах. Я не знала точно о его романе, но меня преследовало пугающее ощущение чего-то плохого. То есть в некотором смысле знала, но не была уверена на сто процентов.

Значительно позже, когда Джеймс вспоминал подробности своего первого романа, он датировал его сентябрем 1965 года.

- Ты уверен? - спросила я.

- Кажется, я не ошибаюсь. Знаю, что это произошло на съезде в Нью-Йорке.

- А по-моему, это скорее всего произошло в сентябре 1966. Именно тогда я почувствовала, что ты отдаляешься от меня. В тот момент я не знала, что именно происходит, но чувствовала важность этого.

- Думаю, ты права. Теперь мне тоже кажется, что это был съезд 1966 года.

Существенно не то, что я определила время точнее Джеймса. Самое главное заключается в том, что мои ощущения оказались такими сильными. По моему убеждению, существует несколько видов знания о чем-то. Один связан с обладанием информацией, другой - с эмоциональным восприятием. Интуитивное ощущение того, что ваш партнер завел роман, может причинять значительную боль. По-моему, многие женщины "знают" о романах мужей именно в таком смысле и тайно страдают, решая дилемму о том, как следует вести себя.

Часто внимание фокусируется на боли, вызванной раскрытием тайны, но не на боли подозрений. Только двадцать процентов женщин, которым изменяют мужья, с достоверностью узнают правду. Восемьдесят процентов предположительно остаются в неведении и поэтому "не подвергаются боли". Но на самом деле мы страдаем. Безмолвный ползучий рак влияет на все, что мы делаем. Он постоянно присутствует в нас, оборачиваясь страхом, тревогой, неопределенностью, чувством уязвленной гордости.

Этой боли подвержены не только женщины и не только супружеские пары. Я пишу с позиции замужней женщины, чей муж имел романы, потому что таков мой личный опыт. Но описываемые мною чувства относятся и к мужчине, который подозревает жену в неверности, и к любому человеку, связанному со своим партнером длительным союзом. То же самое справедливо в отношении того, как Джеймс описывает свой опыт. Эти исследования применимы к каждому человеку, имеющему тайный роман. Мы выражаем наши личные чувства, но они представляют область, интересующую каждого участника любовных отношений.

Глава вторая

Молодые и наивные

Джеймс:

Мы с Пегги были знакомы с раннего детства. Мы росли вместе в одном городке на берегу Миссисипи. Эта глава, посвященная нашей юности, позволит лучше понять наш более поздний опыт. Также она объясняет, почему Пегги удавалось замечать перемены в моем поведении, когда я начал заводить романы. Два человека, которых связывает столь длительная близость, обретают способность замечать важные перемены друг в друге.

Наши ранние представления о браке были вполне традиционными. Вероятно, наш брак был предопределен в годы нашего детства. В возрасте пяти лет мы жили в домах, стоявших через улицу друг от друга. Когда нам было по шесть лет, мы сыграли детскую свадьбу. Пегги была невестой, а я - женихом. Мой лучший друг повенчал нас в "церкви", которую мы соорудили в парке среди деревьев. Это было забавно. Однако я не предвидел, что на меня обрушатся шутки взрослых. Я терпел эти поддразнивания две недели, а потом отправил Пегги записку, уведомляющую о разводе. Вспоминая то время, я думаю, что "свадьба" оказала на нас значительное влияние.

Нас связывали романтические отношения на протяжении всех школьных лет. Они иногда прерывались, но потом мы снова оказывались вместе. С первого по восьмой классы мы обменялись множеством любовных посланий и "валентинок". Когда наши руки соприкасались в кино или на вечеринке, нас обоих бросало в жар. В девятом классе наши отношения приняли более серьезную форму. Мы начали назначать друг другу настоящие свидания. У Пегги были самые красивые ягодицы в нашей школе. Я постоянно рисовал их в моем воображении. В те годы большой популярностью пользовались свитера и обтягивающие юбки. Я до сих пор помню, как Пегги точит карандаш в классе. Она обладала великолепной пластикой.

Тогда все мои мысли имели одну направленность. Пегги нравилась мне, я хотел проводить с ней много времени. Я ещё не был морально готов к половому акту, но когда мы оставались вдвоем, мне хотелось целовать и обнимать Пегги. Это желание не было взаимным. Пегги хотела встречаться со мной, воздерживаясь от всякой физической близости. Вскоре меня охватило разочарование, и я перестал назначать Пегги свидания. Мне казалось, что она ведет себя глупо. Я принялся говорить моим одноклассникам, что Пегги ещё слишком маленькая и незрелая.

Пегги:

Я была возмущена, но ничего не сказала Джеймсу. Вместо это разработала план мести. Решила снова завоевать его, влюбить в себя, а затем бросить. Мне удалось вернуть его. Вскоре он был влюблен в меня по уши. Но мой план сорвался. Я не предвидела, что могу так сильно влюбиться сама. Мне расхотелось отпускать его от себя. Мы уже учились в десятом классе и были готовы к более серьезным отношениям.

Джеймс:

Вскоре после того, как нам исполнилось шестнадцать лет, мы начали регулярно встречаться и говорить о нашем будущем браке. Нас постоянно тянуло друг к другу. Большую часть нашего свободного времени мы проводили вместе, обнимаясь с таким пылом, словно это был наш последний день на земле. На вечеринках мы танцевали только вдвоем и обычно уходили рано, чтобы побыть наедине. Наши родители начали беспокоиться. Они пытались охладить наши взаимные чувства, советуя встречаться с другими людьми. "Встречайся с разными девушками, - уговаривала меня мать. - Ты слишком молод, чтобы связывать себя с одним человеком." Подобные наставления взрослых, возможно, соединяли нас ещё сильнее.

Одно из наиболее ярких воспоминаний того времени относится к периоду, когда Пегги провела почти неделю в постели из-за гриппа или ангины. Что именно уложило её в кровать, не столь существенно. Важны лишь новые ощущения, порожденные этими обстоятельствами. Я помню мои прикосновения к её груди под темно-бордовой ночной рубашкой. Мое сердце буквально трепетало от волнения. Я должен был сразу после школы идти на тренировку по баскетболу, но мне удавалось выкроить полчаса для свидания с Пегги. Эти моменты остались в числе самых восхитительных в моей жизни. Я испытывал настоящий восторг! Я до сих пор вспоминаю эти мгновения. Каждый должен испытать такое хоть раз в жизни. Было бы замечательно переживать такие чувства снова и снова, но невозможно сохранить необходимую для этого невинность.

Пегги:

В течение нескольких следующих месяцев мы были полностью поглощены друг другом. Мы все больше и больше предавались смелым ласкам, постоянно испытывая внутренний конфликт - допустимо это или нет? Мое южное баптистское воспитание порождало сильное чувство вины в отношении таких вещей. Я всегда принимала активное участие в церковных мероприятиях, а тем летом после десятого класса провела пару недель в другом городе, работая в составе молодежной баптистской группы. Я пела в хоре, даже солировала, а также выступала на свадьбах и похоронах.

Именно эта причастность к церковной музыке привела меня к серьезному кризису. Наша церковь организовала особую летнюю службу, которую должен был вести приглашенный священник. За музыкальное сопровождение отвечал молодой человек по имени Крис. Он был холост, и многие девушки из хора флиртовали с ним. Только не я. Однако он обратил внимание именно на меня. Джеймс в то время находился в отъезде, и я не собиралась сближаться с кем-либо. Однако я не испытывала смущения, разговаривая с Крисом. В конце концов он тоже был священником. Я не догадывалась о его планах. Он решил убедить меня в том, что мне предназначено свыше стать его женой, чтобы мы могли вместе трудиться на благо церкви. Он говорил очень убедительно. Но важнее всего было то, что эти слова соответствовали моим давним опасениям - мне казалось, что со мной может произойти несчастье, если я не посвящу свою жизнь религиозной деятельности.

Я ужасно переживала из-за предстоящего разрыва с Джеймсом, но мне казалось, что у меня нет выбора. Я знала, что никогда не смогу заставить Джеймса понять меня, поэтому решила говорить как можно меньше.

Джеймс:

Это произошло в конце июля, когда я был в Вашингтоне, где пару недель гостил у моей старшей сестры. Я ужасно скучал по Пегги и не мог дождаться возвращения домой. Я не был готов к потрясению, которое мне предстояло пережить. Вряд ли бы все это произошло, если бы не мой отъезд. Однако мое отсутствие и внутренний религиозный конфликт Пегги позволили этому человеку затронуть её душу. Она не могла остаться равнодушной к предложению "посвятить себя Богу".

Я не мог поверить собственным ушам. Отказывался поверить в реальность происходящего. Был уверен, что смогу исправить ситуацию, если мы просто обсудим её. Мы слишком сильно любили друг друга, что допустить столь внезапный разрыв. К тому же я чувствовал, что здесь не все чисто. Одно дело - быть призванной служить Господу, и совсем другое - стать женой какого-то прохвоста.

Но Пегги не желала говорить об этом. Она изложила мне факты и отказалась обсуждать их. Точнее, просто отказалась встречаться со мной в дальнейшем. Меня охватило настоящее уныние - в первый и последний раз за всю мою жизнь. Я не хотел мириться с таким положением и сильно захандрил. Родные и друзья советовали мне встречаться с другими девушками, но меня никто не интересовал, кроме Пегги. Я думал, что она по-прежнему любит меня. Был уверен в том, что её отказ встречаться со мной - всего лишь попытка справиться с этим чувством. Я знал, что она серьезно относится к своим религиозным убеждениям. Однако не мог поверить в то, что должен исчезнуть из её жизни.

Пегги:

Я многое изменила в моей жизни. Прежде я танцевала в школьном ансамбле, но в новом учебном году не вернулась туда. Перестала ходить в кино и посещать танцы. Я чувствовала, что должна избавиться от всякого легкомыслия и как можно серьезнее относиться к моим религиозным обязательствам. Описание всей гаммы моих религиозных чувств выходит за рамки этой книги. Возможно, когда-нибудь я опишу мои детские ощущения, пережитые в церкви, и изменения, которые претерпевала моя религиозность на протяжении многих лет. Сейчас я ограничусь теми моментами, которые непосредственно влияли на мои отношения с Джеймсом.

Я уверена, что будь я тогда постарше, то непременно уехала бы с Крисом и вышла за него замуж. Но мне предстояло учиться ещё два года. В школе я не могла избегать встреч с Джеймсом, как делала это летом. Мы посещали одни и те же занятия. Видеть Джеймса каждый день и обходить его стороной было для меня пыткой. Также я начала замечать в Крисе нечто такое, что заставило меня пересмотреть мое решение. Он стремился к тем же ласкам, что и Джеймс. Я не видела между ними никакой разницы - за исключением того, что Крис заставлял меня становиться вместе с ним на колени и молиться об избавлении от плотских желаний. Думаю, он был искренен в своей преданности церкви и действительно хотел, чтобы я разделила её вместе с ним. Однако его поведение шло в разрез с той чистотой помыслов, которую я по наивности рисовала в своем воображении.

Я по-прежнему любила Джеймса и разрывалась на части, не зная, что мне делать. В конце концов решила, что хочу вернуться к Джеймсу, но боялась, что уже поздно. Я бы не могла винить его, если бы он не захотел этого. Не могла заставить себя прямо спросить Джеймса. Думала, что не заслуживаю его после всей причиненной ему боли. В конце концов я поделилась моими чувствами с лучшей подругой, Кэрол.

Джеймс:

После трех месяцев без Пегги я изумился, когда Кэрол сказала мне, что Пегги хочет снова встречаться со мной. Мне не требовалось второе приглашение. Помню, что одна из моих сестер ужасно возмутилась по этому поводу. Она сказала, что я не должен возвращаться к Пегги, если у меня есть хоть капля гордости. Черт с ней, с гордостью. Я знал, чего хотел. Я любил Пегги и хотел прожить с ней всю жизнь. Охваченные ужасным волнением и трепетом, мы снова начали встречаться. Нам потребовалось некоторое время, чтобы все стало на свои места. Нас обоих переполняло физическое желание, но недавний опыт Пегги оставил свой след. В ней появилась новые сомнения относительно допустимости тех ласк, которым мы предавались прежде. Я проявлял терпение, и мы медленно приближались к осознанию того, что было важным для нас обоих - нашей взаимной любви.

Попытайтесь представить себе тот жизненный этап, на котором мы находились. Мы были молоды и наивны. Нам не исполнилось и семнадцати лет. Мы ещё учились в средней школе. Мы постоянно встречались, говорили о нашей любви и ждущем нас браке.

Семейный "шевроле" 1948 года выпуска находился в моем почти полном распоряжении. Этот факт играл весьма важную роль в нашем общении. Живя в маленьком городке, окруженном фермами и полями, мы могли уединяться практически ежедневно - для этого было достаточно запарковать машину в безлюдном уголке. Мы бы не зашли так далеко в наших ласках, если бы оставались в стенах наших домов. Нас обоих воспитывали в соответствии с правилами христианской морали. Не слишком строгих, но достаточно ясных. В результате этого мы переживали значительные внутренние противоречия.

Наши тела говорили: "То, что приносит такое удовольствие, не может быть дурным".

Однако наше сознание говорило: "Нам не следует делать это".

В течение нескольких месяцев наши ласки становились все более смелыми. Сначала нам было достаточно того, что бюстгальтер Пегги оказывался расстегнутым. На следующем этапе он снимался полностью. Правда, Пегги потребовалось какое-то время, чтобы привыкнуть к этому, несмотря на то, что она оставалась в блузке. Снятие блузки стало очередным гигантским шагом вперед. Особенно если все происходило при дневном свете. Мне нравились вечерние свидания, но днем её груди производили на меня особенно сильное впечатление. Когда я узнал, как приятно одновременно видеть и осязать их, для нас уже не было пути к отступлению.

Наконец мы дошли до того, что Пегги стала раздеваться почти полностью, оставаясь в одних трусиках. Думаю, в этом было нечто символическое. Это напоминало нам, что мы не можем переступить последнюю черту. Мы ещё не преодолели все противоречивые установки, звучавшие в нашем сознании. Кажется, я оказался готовым к следующему шагу раньше Пегги, но не хотел принуждать её к тому, о чем она могла впоследствии пожалеть. Я стремился к длительным отношениям и не хотел рисковать ими ради кратковременного удовольствия - даже такого кратковременного удовольствия. Мы подолгу беседовали о том, что допустимо, а что - нет. Изначально мы оба считали добрачный секс грехом. Теперь мы спрашивали друг друга: "Почему? Почему свидетельство о браке разрешает заниматься сексом? Разве недостаточно того, что мы любим друг друга и готовы заключить союз на всю жизнь?" Наши тела говорили: "Да". Но сознание продолжало твердить "Нет". Обсуждения продолжались. Наши тела медленно, но верно одерживали победу. Казалось неизбежным, что скоро мы начнем заниматься сексом.

Одним апрельским днем мы зашли достаточно далеко в спальне Пегги. Мне уже неоднократно доводилось ласкать её половые органы, так же как ей - мои. Однако мы никогда не позволяли себе смотреть на половые органы друг друга. Оказалось, что Пегги никогда не разглядывала свои гениталии с помощью зеркала. Теперь мы удовлетворили свое любопытство. Это был весьма позитивный опыт. Нам требовалось убедить себя в том, что мы отдаем себе отчет в наших действиях и можем выразить нашу любовь друг к другу посредством полового акта. Вскоре я купил презерватив, и наконец мы совершили "это". Все оказалось потрясающим! Нам пришлось проделать значительную внутреннюю работу, чтобы подавить внушенные нам запреты, но мы добились успеха.

Пегги:

Приближаясь к этому событию, я переживала душевную борьбу, преодолевала чувство вины и греховности. Но я действительно любила Джеймса, а он любил меня, и дальнейшее ожидание казалось неразумным. Я не сомневалась в том, что мы останемся вместе на всю жизнь. Однако нам предстояло ещё долго ждать того времени, когда мы сможем официально связать наши судьбы.

Джеймс:

Это было началом одного из наиболее восхитительных периодов моей жизни. Мы занимались любовью на проселочных дорогах округа Монро. Нам приходилось много ездить, потому что наши сверстники также парковались в этих местах, а мы хотели скрыть степень нашей близости. Вечерами нам не составляло труда найти уединенное место. Подростки, воздерживавшиеся от настоящего секса, облюбовали несколько укромных уголков. Мы обнаружили эти места и старались избегать их.

Найти подходящее пристанище днем было гораздо труднее. Мы хотели не попасть никому на глаза. Вечером можно было рассчитывать на то, что свет фар предупредит нас о приближении машины. Вряд ли бы мы успели привести себя в порядок, однако маловероятно, что кто-то остановился бы для того, чтобы разобраться в происходящем, поскольку запаркованные машины стояли повсюду. Другое дело днем. Если бы кто-то действительно поехал по выбранной нами проселочной дороге, мы бы не успели вовремя заметить вторжение. В силу безлюдности этих мест любой человек мог остановиться и выяснить происходящее. Однако сознание этого факта нас вовсе не останавливало. Возможно, оно только добавляло к нашим ощущениям новую остроту.

О, эти дневные воскресные поездки! Лето было в самом разгаре. Вы ничего не испытали в этой жизни, если не колесили жарким летним днем по проселочным дорогам в поисках подходящего уголка. Мы начинали ласкать друг друга, как только покидали пределы города. Иногда к тому моменту, когда мы находили место для секса, наше возбуждение оказывалось столь сильным, что мы буквально срывали с себя одежду. Вечерние вылазки были чудесными, но я предпочитал им дневные. Мне нравилось видеть все происходящее. Жара, стоявшая в то лето, создавала особые ощущения. Иногда мы обливались потом так сильно, что едва не выскальзывали из объятий друг друга.

Впоследствии я долго называл это время "периодом любовной горячки". Сила желания и пыл компенсировали нехватку опыта и знаний. Это было прекрасное время. Конечно, тогда мы не могли оценить его по достоинству. Чувствовали себя обделенными. Мечтали заниматься любовью в постели. Думали, что это было бы гораздо приятнее. Пожалуй, кровать символизировала для нас нечто большее, нежели удобство. Она означала законность и свободу любви. Нас раздражала необходимость скрываться и терпеть физические неудобства в машине. Иногда мы стелили возле автомобиля пляжное полотенце или одеяло. Это вносило в ситуацию приятную перемену, однако не заменяло полностью кровать.

Поскольку у нас не было другого опыта для сравнения, мы не могли оценить эти условия по достоинству. Заднее сиденье старого "шевроле" на самом деле было отличным местом для секса - в отличие от кровати, там было обо что упереться. К тому же мы располагали значительным пространством. То, что мы не могли заниматься этим каждый день или вечер, только усиливало предвкушение и радость от происходящего. Теперь мы знаем, что подобную остроту ощущений трудно сохранять при постоянной совместной жизни.

Также нас стала тяготить необходимость использовать презерватив. Сначала мы не придавали этому значения. Получаемое нами удовольствие было так велико, что мы не воспринимали презерватив как помеху. Он казался мелочью по сравнению с испытываемым наслаждением. Постепенно ситуация начала меняться. Мы предавались более смелым экспериментам, я ласкал органы Пегги снаружи обнаженным членом и затем ненадолго вводил его внутрь. Ощущения были восхитительными. Мы начали мечтать о том дне, когда можно будет обходиться без всяких разделяющих нас барьеров. Помимо того, что презерватив притуплял физические ощущения, он также разрушал психологический настрой. Во-первых, нам приходилось прерывать занятие любовью в тот момент, когда возбуждение стремительно нарастало. Даже обладая определенным опытом, трудно надеть его, не изменив заметным образом свое душевное состояние. Во-вторых, ещё сильнее нас огорчала необходимость отвлекаться по завершении полового акта. После оргазма мы любили оставаться в объятиях друг друга, сохраняя полную близость. Эти мгновения были для нас едва ли не самыми приятными. Вскоре мы узнали, что при этом презерватив может соскользнуть, особенно в летнюю жару вследствие обильного выделения смазки. Однако нам не хотелось преждевременно разрушать наш настрой.

По прошествии многих лет эти помехи кажутся незначительными в свете той радости, которую дарили нам наши крепнувшие отношения. Мы были не только любовниками, но и лучшими друзьями. Подолгу беседовали обо всем на свете, строили планы относительно нашей будущей совместной жизни. Думаю, боязнь того, что посторонние узнают о нашей сексуальных контактах, ещё сильнее сближала нас. Мы оба имели друзей того же пола, что и каждый из нас, однако не делились с ними нашей тайной.

Совместное сексуальное просвещение было волнующим приключением. Наши родители познакомили нас только с основными фактами. Я слышал о многом от приятелей, но эти разговоры не давали достоверной информации о сексе. Мы учились посредством личного опыта и обсуждений. Мы были совершенно неискушенными. Это не стало для нас существенной помехой, поскольку мы действительно любили друг друга и проявляли взаимную чуткость. Однако мы не рекомендуем другим молодым людям оставаться столь же неосведомленными. Это может быть слишком опасным. Например, если бы я принудил Пегги к половому акту раньше, чем она оказалась готовой к нему, её могло бы охватить чувство вины, преодолеть которое нелегко. Конечно, такое может произойти и с парнем, однако в нашем случае эта опасность была более реальной для Пегги. В наше время общество требовало от девушки воздержания от добрачного секса. В целом подобный грех охотнее прощался юношам, поскольку их сексуальные потребности в период созревания считались менее контролируемыми. Конечно, такое отношение постепенно уходит в небытие, но, к сожалению, многие люди по-прежнему разделяют подобную позицию.

Вероятно, ещё большая опасность заключалась в том, что Пегги могла забеременеть. Принимая во внимание позицию родителей и моральную атмосферу нашего маленького сообщества, нельзя точно сказать, как бы мы пережили такую ситуацию. Нельзя не признать, что она привела бы определенной душевной травме. Даже если бы родители смогли справиться с ощущением стыда и оказали нам психологическую и эмоциональную поддержку, раннее начало семейной жизни при наличии ребенка сильно отличалось бы от того, каким оно стало в реальности.

Пегги:

Я полностью разделяла радость, которую испытывал Джеймс, однако постоянно переживала из-за тайного характера наших любовных свиданий. Мои родители беспокоились по поводу того, чем мы занимаемся вдвоем. Обычно за завтраком меня спрашивали, в котором часу я вернулась домой и где мы были. Мне никогда не задавали прямых вопросов относительно характера нашей близости, но я знала, что старших интересовало именно это. Я ощущала себя преступницей, которая скрывает свое преступление. Я часто плакала и мечтала о том времени, когда нам не придется прятаться.

Мы заканчивали среднюю школу и безумно хотели пожениться сразу после получения аттестата. Наши родители - мои и Джеймса - одобряли наши планы в принципе, но хотели, чтобы мы сначала поучились в колледже. Мы не могли смириться со столь долгим ожиданием и пришли к компромиссному решению. Джеймсу предстояло отправиться на год в колледж, а мне - остаться дома, работать и откладывать деньги, чтобы мы могли пожениться в конце года.

Когда в мае 1954 года мы закончили школу, казалось, что все обстоит благополучным образом, однако наш план едва не сорвался. Я начала работать секретарем спустя неделю после завершения учебы, а Джеймс отправился на летние курсы при университете штата Миссисипи. Боязнь того, что задержка с учебой грозит Джеймсу отправкой на воинскую службу, обусловила наше решение относительно того, что я буду работать, а он продолжит учебу. Мы считали, что получение высшего образования важнее для Джеймса, чем для меня. Мы были воспитаны на традиционном распределении ролей между мужчиной и женщиной.

Сильнее всего нас огорчала предстоящая разлука - правда, Джеймс собирался приезжать домой на уик-энды. Мы пережили это лето, но наша физическая любовь становилась ещё более страстной. Мы продолжали предохраняться от беременности, но в сентябре у меня не начались месячные. Я испугалась возможной беременности. У меня никогда не было строго регулярных месячных и, возможно, мне не следовало сильно волноваться. Однако я не могла справиться со страхом.

В начале октября мы решили тайно пожениться - на всякий случай. Однако оказалось, что я вовсе не беременна. Мы испытали огромное облегчение, но решили никому не говорить о нашем бракосочетании. Нам показалось, что лучше всего осуществить наши планы в отношении свадьбы в конце учебного года.

Тем временем мы внесли серьезные изменения в нашу сексуальную жизнь. Подозрения по поводу моей мнимой беременности здорово потрясли нас, и мы решили больше не рисковать. Договорились о том, что не будем заниматься сексом до свадьбы. Мы искали другие способы, позволяющие удовлетворять друг друга. Поскольку юридически мы были мужем и женой, я перестала испытывать чувство вины из-за секса и могла свободно делать вещи, которые прежде смущали меня. Однако мы не занимались оральным сексом. Мы даже не знали о его существовании. На самом деле мы познакомились с ним и сделали его частью нашей сексуальной жизни, лишь когда нам исполнилось тридцать четыре года.

В тот год произошли и другие важные перемены. В январе Джеймс перешел из университета штата Миссисипи в колледж Миллсепс в Джексоне, штат Миссисипи, в качестве будущего богослова. Я не подталкивала Джеймса к этому решению, но оно обрадовало меня. Он поступил так по собственному убеждению. Поскольку Джеймс был методистом, я приняла методистскую веру за три недели до нашего бракосочетания.

Согласно нашим планам 29 мая 1955 года у нас состоялась прекрасная свадьба, на которой присутствовали все наши друзья и родные. В тот же день мы поехали в Джексон и остановились в мотеле. Мы были в восторге от того, что наконец можем заниматься любовью в постели. Вскоре после свадьбы мне поставили диафрагму, и это стало ещё одной чудесной переменой. Теперь, после нескольких месяцев ожидания, мы могли заниматься любовью, не прибегая к использованию мешавшего нам презерватива.

Джеймс:

Мы создали весьма прочные в некоторых аспектах отношения. Будучи долгое время любовниками и самыми близкими друзьями, мы вступили в брак при большой степени взаимной откровенности. У нас не было секретов друг от друга, прошлое каждого из нас было для другого открытой книгой. В то время мы не сознавали всего значения нашей откровенности. В целом мы были весьма неискушенными в искусстве сохранения хороших отношений. Физическое влечение было важной частью нашего союза и остается таковым поныне. В этом нет ничего плохого, однако этого вовсе не достаточно. Самой опасной составляющей нашего неведения были наши представления о романтической любви. Мы искренне верили в то, что нас связывает какая-то особая любовь. Мы поддались двум американским мифам: "Любовь побеждает все" и "Брак, основанный на настоящей любви, сулит вечную идиллию". Любовь действительно помогает выстоять во многих сложных ситуациях, но этому также способствуют терпимость, понимание, готовность идти на компромисс при различиях в потребностях, предпочтениях и ценностях двух индивидуумов.

"Двое становятся единым целым". Согласно нашей ранней интерпретации этого мифа нам следовало заниматься одним и тем же, постоянно находиться вместе. В то время мы часто посещали церковь и получали там сильное подтверждение подобных установок. "Супруги, которые молятся вместе, никогда не разводятся." "Супруги, которые отдыхают вместе, никогда не расстанутся." В результате я испытывал чувство вины, играя по воскресеньям в теннис, когда Пегги не хотелось составить мне компанию, а она обычно отказывала себе в развлечениях без моего участия. Возможно, единственный фактор, не позволявший нам сильно стеснять друг друга, заключался в том, что жизнь каждого из нас была основательно заполнена учебой и работой. Пегги работала на полную ставку и одновременно училась в колледже. Негативная сторона нашей загруженности проявлялась в том, что благодаря напряженному графику у нас оставалось мало времени друг для друга. Связывавшие нас прочные узы помогли нам пережить те первые годы брака, но теперь я понимаю, что тогда мы не занимались активным строительством и сохранением наших отношений.

Пегги:

В определенном смысле мы были романтиками и идеалистами, но при этом хотели показать миру, что обладаем необходимой для семейной жизни зрелостью. Пожалуй, я даже старалась относиться ко всему с чрезмерной "зрелостью". Радость нашего общения уменьшалась из-за того, что я слишком серьезно подходила к моей роли жены. Я полностью отдавалась работе и выполнению моих семейных обязанностей. Работала на полную ставку, посещала колледж и вдобавок старалась быть идеальной домохозяйкой. Каждое утро делала печенье. Каждую неделю пекла домашние булочки. Гладила рубашки для Джеймса. Короче, полностью отдавалась моей новой роли.

Одно из негативных последствий заключалось в том, что я зависела от одобрения Джеймса. Подростком я получала одобрение в форме моей "популярности", признания моей привлекательности и талантов. После вступления в брак я перестала искать одобрения окружающих и полагалась в этом исключительно на Джеймса. Мое мнение о самой себе определялось тем, насколько успешно я справляюсь с обязанностями его жены. В то время я считала такой подход совершенно правильным. Только спустя много лет я поняла, как сильно он подрывал мою уверенность в себе и самоуважение. Я превращала себя в человека второго сорта, чье предназначение - обеспечивать комфорт Джеймса. Ему не составляло труда видеть во мне исполнителя такой роли, а не ту женщину, на которой он женился.

Джеймс:

Несомненно, первые три года нашего брака изменили мое представление о Пегги. Эти перемены происходи медленно, подспудно, и я лишь недавно осознал их значение. Я все меньше воспринимал Пегги как самостоятельную личность, видя в ней просто женщину - "одну из них". Это происходило следующим образом. Сближаясь с коллегами-мужчинами на работе и на теннисном корте, я беседовал с ними о проблемах семейной жизни. На самом деле это было морализаторством. Лейтмотивом и итогом этих разговоров часто становилась фраза "Это просто ужасно".

"Правда, это ужасно, что наши жены совершенно не понимают нашу потребность играть в теннис?"

"Правда, это ужасно, что они дают волю эмоциям и плачут вместо того, чтобы спокойно обсудить ситуацию, как это делаем мы?"

"Правда, это ужасно, что они не умеют распределять время так рационально, как мы?"

Заключение: "Женщины сильно отличаются от нас. Они очень эмоциональны. Они реагируют на все иначе, нежели мы, мужчины. Так уж они устроены. Нам не дано понять или изменить их, поэтому остается принимать их такими, какие они есть. Жить с ними нелегко, но ещё труднее жить без них. Медленно, но неуклонно я присоединялся к большинству мужчин, которые видят в женщине не индивидуума, а члена загадочной группы.

Это отношение разделяет мужчин и женщин. Когда между нами возникали разногласия, они позволяли мне причислить Пегги к проблемному сообществу, не пытаясь разобраться в сути противоречия путем непосредственных переговоров. Мне было легко находить сочувствие и поддержку у других мужчин. Это справедливо и поныне. Очень редко случается такое, чтобы компания мужчин обсуждала женщин без высказывания этих шаблонных суждений. Большинство мужчин не проявляет сознательной злонамеренности. Они искренне верят, что так устроен мир. Они просто не хотят на мгновение остановиться и задуматься о своем образе мышления относительно женщин.

Пегги:

Некоторые стереотипные представления основаны на том факте, что в целом женщины действительно более эмоциональны. Но я считаю это естественным результатом той традиционной роли, которую мы играем в отношениях с мужчинами, принося себя в жертву и отводя себе второстепенное значение в жизни. Принимая во внимание принятую мною роль, легко понять мои разочарование, беспокойство и неуверенность того периода - а также мою эмоциональность. Любой человек, мужчина или женщина, играя такую роль, будет испытывать подобные чувства.

Джеймс:

Я даже не сознавал свое отношение к происходящим с Пегги переменам. Я думал, что поступаю так, как должны поступать все женатые мужчины - учиться жить с женщинами. Теперь мне кажется, что такой подход создает благодатную почву для романов на стороне. Особенно если вы следуете традиционным для мужчин двойным нормам морали, как это происходило со мной. Легче оправдывать внебрачную связь, видя в своей жене не индивидуальность, а "одну из них".

В те ранние годы брака я даже не помышлял о возможности романов и тем более не обсуждал её. В этом отношении я получил весьма консервативное воспитание. Любые внебрачные связи, возникавшие в нашем маленьком городке, воспринимались окружающими как нечто постыдное. Насколько мне известно, мои родители жили исключительно моногамно, но наиболее ясное выражение их взглядов исходило от моей матери. Для неё брак был чем-то священным. Мысли о внебрачном сексе вызывали у неё отвращение, а реальность она просто предпочитала не замечать. Обсуждать эту тему с детьми считалось недопустимым. Когда же она все-таки затрагивалась в доме, мать тотчас давала понять, что адюльтер - вещь недопустимая и слишком ужасная, чтобы говорить о ней. Поскольку в детстве я не знал никого, кто заводил романы на стороне, полагаю, взгляды матери были для меня единственным источником информации о внебрачных связях и основой для их оценки.

Пегги:

Мои ранние воспоминания о внебрачных связях весьма туманны. Я помню слова, которыми описывались заводившие их люди. Они "предавали" и "оскорбляли" своих супругов. Было ясно, что такие люди - настоящие негодяи. Считалось, что подобный проступок может совершить только человек из низов общества. Я не могла представить себе в таком качестве кого-то из наших знакомых. Вся эта тема казалась мне бесконечно далекой от моей жизни.

Подобное наивное отношение к романам, характерное для первых лет нашего брака, легко объяснить. Атмосфера в Миллсепсе на протяжении трех лет после нашей свадьбы во многих аспектах оставалась столь же консервативной, как и в годы нашего детства. Мы жили в студенческом городке с другими учащимися - будущими служителями церкви. Мы не знали никого, кто предавался бы адюльтерам.

Однако в последующие годы мы значительно расширили наши познания о реальной жизни. Джеймса приняли в Йельский духовный колледж, где он проучился в течение одного семестра, однако затем увлекся психологией. Мы оба разочаровались в традиционных религиозных учениях, и Джеймс не без колебаний решил сменить богословие на психологию. Этот шаг требовал переезда в Мидлтаун, штат Коннектикут, где он получил диплом магистра медицинской психологии в Веслеанском университете. Оттуда мы отправились в Батон-Руж, штат Луизиана, где Джеймс защитил диссертацию на соискание ученой степени доктора философии (эквивалент кандидата психологических наук - прим. переводчика) по промышленной психологии в луизианском государственном университете.

В течение четырех лет, пока Джеймс учился, я работала на полную ставку в нескольких местах: в двух университетских библиотеках, секретарем юриста и секретарем подрядчика. Я узнала многое об окружающем нас мире и, в частности, о браке.

Джеймс:

Постепенно мы узнавали, что брак - вовсе не то идеальное состояние, каким его провозглашает общество. Иногда мы участвовали в разговорах о внебрачных связях. И все же нам не приходило в голову, что такое может произойти с кем-то из нас. Если бы подобные романы протекали на наших глазах, мы бы, вероятно, обращали на них больше внимания. В первые годы нашего брака никто из наших близких друзей не заводил адюльтеров, поэтому мы воспринимали это явление как нечто такое, что происходит редко и только с другими людьми. Мы были убеждены в том, что супругам, любящим друг друга так сильно, как мы, эта напасть не грозит.

Пегги:

Я первой открыла, что мы не вовсе не обладаем каким-то особым иммунитетом. Я познакомилась на работе с женатым мужчиной, который проявил ко мне интерес. Алекс постоянно восхищался моими способностями, умом и привлекательностью. Деловой успех и жизненный опыт этого человека выделяли его из всех людей, которых я когда-либо знала. Мне льстило, что такой человек находит меня красивой и желанной. Я думаю, что отражение вашей личности в чужих глазах - важный фактор при возникновении любого влечения. Во всяком случае, это было важной частью происходящего со мной. Однако в то время я пребывала в полной растерянности - прежде всего в отношении моих чувств. Этот человек очаровал меня, но я боялась обсуждать это с Джеймсом. Боялась признаться в своих чувствах даже себе.

Я сочинила письмо-наставление Алексу: "Если вы хотите завести роман, уверена, найдется немало желающих, но я не могу пойти на это". Мое послание осталось не отправленным. Я старалась проявить стойкость за нас обоих. И позже совершенно опешила, узнав, что он предается адюльтерам уже много лет. Казалось, это известие могло бы отрезвить меня. Вместо этого мое увлечение только усилилось. Влюбляясь в Алекса, я мысленно говорила себе, что это не может происходить на самом деле. Подобные вещи не случаются с такими женщинами, как я - хорошими, нравственными, замужними и преданными своему браку.

Решающее событие, пробудившее во мне противоречивые чувства, произошло однажды в конце рабочего дня, когда мы оказались последними людьми, уходившими с совещания. Мы никогда не признавались друг другу в нашем взаимном влечении. Но в тот раз Алекс изменил ситуацию. Он сказал из дальнего угла комнаты: "Подойди сюда. Я хочу познакомить тебя с одним человеком." У меня буквально закружилась голова - я не знала, что мне делать: подойти к нему или убежать. Не помню, как я приняла решения, но я все же подошла к нему, и он поцеловал меня.

Я не могла поверить в реальность моих чувств. Этот поцелуй шел вразрез с моими убеждениями. Он не на шутку напугал меня, но я получила от него удовольствие. Эта сцена с поцелуями стала повторяться, усиливая мое смятение. Я влюбилась в этого человека, но чувствовала, что погублю мой брак, если пересплю с Алексом. Я любила Джеймса и хотела сохранить мою семью. Я пребывала в полной растерянности. Ужасно страдала и часто плакала. В конце концов после шести месяцев поцелуев, объятий и балансирования на грани мы решили больше не мучить себя и остановиться, пока все не зашло слишком далеко. Пережитое потрясло меня. Я увидела, как легко было бы завести роман. Подойдя к этому вплотную, испытала безумный страх.

Все случившееся надолго оставило след в моей душе. Я поклялась, что впредь никогда не позволю себе увлечься кем-то. Другим важным следствием стало исчезновение моих иллюзий относительно того, что брак - любой брак застрахован от этой опасности. Этот факт навсегда запечатлелся в моем сознании и стал главным фактором, впоследствии пробуждавшим во мне подозрения, когда Джеймс оставлял меня дома одну.

Джеймс:

Все это стало известно мне только спустя годы, когда я рассказал Пегги о моих романах. Хотя я хорошо знал Алекса и считал его одним из моих ближайших друзей, у меня не возникало ни малейших подозрений по поводу его намерений и действий в отношении Пегги. С моей точки зрения весь этот эпизод важен как свидетельство моей тогдашней слепоты и наивности. Думаю, любой человек, находящийся в эмоциональном контакте со своей женой и реалистически оценивающий возможность романа, должен был бы за шесть месяцев заметить, что вступила или готова вступить во внебрачную связь. В некотором смысле она "говорила" мне о происходящем своими слезами, которые я интерпретировал как проявление обычной женской эмоциональности. Мы с Алексом часто вели морализаторские беседы об этой особенности женщин. Обычно один из нас завершал разговор примерно такими словами: "Да, так уж они устроены. Нам остается только мириться с этим. Если бы нам удалось когда-нибудь разгадать их природу, на этом можно было бы заработать миллион." Мне стыдно признаваться в том, что он понимал причину слез Пегги, а я не догадывался о ней.

Описанное мною отчуждение, которое усиливалось в течение трех первых лет брака, привело к тому, что я все больше и больше воспринимал Пегги как просто "одну из них", а не мою жену. Мне не раз доводилось беседовать с моими коллегами о том, как тяжело бремя семейной жизни. Всегда кто-то из мужчин жаловался на свою жену, а кто-то отвечал примерно так: "Да, я понимаю, о чем вы говорите. Это невыносимо."

Пегги:

В 1962 году наша жизнь претерпела существенное изменение. Джеймс закончил учебу, я оставила работу и родила нашего первого ребенка. В мои последние годы работы, когда Джеймс ещё был студентом, я чувствовала, что перерастаю его - становлюсь более зрелой и опытной. Мне это не нравилось. Такое положение не соответствовало заложенным в меня представлениям о браке. Я хотела восстановить "порядок" - стать домохозяйкой и матерью, возложив на Джеймса свойственные главе семьи финансовые обязанности.

Джеймс должен был закончить к маю свою диссертацию и начать преподавательскую деятельность, поэтому мы решили, что нам пора подумать о ребенке. Через месяц мне удалось забеременеть. Это была счастливая пора в моей жизни. Я прекрасно чувствовала себя на протяжении всей беременности и ушла с работы только за два месяца до ожидаемого времени родов. Я занялась подготовкой к новой роли. Будучи единственным ребенком моих родителей, я не имела опыта ухода за малышами. Теперь мне хотелось знать все. Я изучала литературу, посвященную родам и уходу за ребенком, обретала новые знания и уверенность в том, что смогу родить и выходить своего первенца. Джеймс также радовался тому, что скоро станет отцом. Это был период особой близости между нами.

Викки родилась 18 мая 1962 года очаровательной и здоровой девочкой. Мне нравилось быть матерью. Жизнь казалась прекрасной.

Джеймс:

Мне также все происходящее казалось прекрасным. До этого момента я воспринимал себя прежде всего как студента. После окончания средней школы я потратил на колледж и аспирантуру восемь лет. Все это время Пегги поддерживала меня во всех отношениях. Хотя определенные академические успехи иногда тешили мое тщеславие, в целом я сознавал свое отставание в жизни. Мне предстояло догонять сверстников в плане обладания материальными ценностями, символизировавшими успех. Я ещё не воспринимал себя как крепко стоящего на ногах и независимого человека.

В этом было нечто парадоксальное. Принадлежа к привилегированному меньшинству, имевшему возможность закончить аспирантуру, я ощущал себя гражданином второго сорта. Думаю, в значительной степени это было связано с состязательным характером аспирантской программы. Наша мотивация определялась в основном чувством страха. Нам было ясно, что не каждый успешно завершит учебу. Кого-то ожидала победа (то есть получение степени), а кого-то - поражение (то есть отчисление из аспирантуры). Создание прочных дружеских отношений с другими учащимися было делом сложным. Мы состязались между собой за право продолжить учебу в следующем году.

Если вы в течение длительного времени позволяете другим людям принимать или отвергать вас, это влияет на вашу психику. Вам становится трудно сохранять ощущение собственной ценности. Я постоянно сравнивал себя с приятелями, которые сразу после школы начали работать, а теперь владели собственными домами и были уважаемыми членами местного сообщества. Я знал, что не стремлюсь к выбранному ими образу жизни, но не мог удержаться от сравнений и избавиться от чувства отставания. Даже когда я добивался успеха в выполнении учебной программы, меня преследовала боязнь провалить экзамен по иностранному языку. Я опасался, что кто-то из руководителей аспирантуры вдруг невзлюбит меня и потребует моего отчисления в самом конце учебы. Подобные страхи преследовали практически каждого из нас. Мы старались относиться к ним трезво, но нам не удавалось полностью избавиться от них. В этот период, казавшийся бесконечным, мои отношения с Пегги были для меня важным стабилизирующим фактором.

Все изменилось за какие-то три месяца. В сентябре 1962 года из жалкого студента, которого содержала жена, я превратился в преподавателя питтсбургского университета, содержащего жену с ребенком. Я начал воспринимать себя как добытчика. Ушел с головой в педагогическую и научную работу, предоставив Пегги заботиться о нашей дочери. Мы оба давно хотели иметь ребенка, и теперь реальность соответствовала нашим ожиданиям.

Пегги:

Кое-что было неожиданным. Перемены оказались для меня гораздо более трудными, чем я ожидала. Я не предполагала, что переезд в Питтсбург породит во мне чувство утраты. Я оставалась в пригороде с ребенком на руках и без машины, в то время как Джеймс основную часть своего времени посвящал работе.

Несмотря на эти минусы, мне очень нравилось быть матерью, и когда Викки исполнилось два года, я захотела ещё одного ребенка. Мы снова добились желаемого результата в течение месяца. Энди родился в июне 1964, спустя два года и один месяц после появления на свет Викки. Он был красивым и здоровым мальчиком. Теперь у нас были сын и дочь - мы стали образцовой американской семьей. Если я получала огромную радость благодаря нашим детям, то Джеймс был слишком поглощен собственной жизнью для того, чтобы оставаться на одной волне с нами.

Работа отнимала почти все его время и энергию. Но он также много играл в теннис. Я часто ощущала, что на первом месте у него находится работа, на втором - теннис, а мне приходится ждать остающегося от них времени. Это задевало меня, я хотела, чтобы он уделял больше внимания мне и детям. Один из наиболее неприятных эпизодов произошел перед рождением Энди. Джеймс участвовал в теннисном турнире в Уэст-Пенне. Я должна была родить в самое ближайшее время. Наблюдая за матчем, я почувствовала схватки и поняла, что мне пора срочно отправляться в больницу. Джеймс попросил друга отвезти меня туда, а сам закончил игру. К счастью, Джеймс прибыл в больницу до рождения Энди.

Джеймс:

Мне тяжело признаваться в том, какую бесчувственность я проявлял к Пегги в тот период. Помню разочарование, охватившее меня, когда я, собираясь выступить в полуфинале, услышал от Пегги, что ей надо срочно ехать в больницу. Присутствовавший на турнире друг тотчас вмешался в наш разговор: "У меня есть машина. Я охотно отвезу Пегги."

"Правда? - отозвался я. - Это было бы здорово. Я приеду туда сразу после матча." Теперь я не нахожу оправдания такому поведению. Проявленная бесчувственность кажется мне непростительной.

С рождением Энди наш новый образ жизни окончательно утвердился. Пегги выполняла обязанности жены и матери. Эти две роли полностью определяли её образ. Я был профессиональным психологом, сполна наслаждавшимся университетской жизнью. Подобно большинству моих коллег, являлся мужем и отцом, но эти обязанности были второстепенными в сравнении с работой в университете. Семья считалась чем-то само собой разумеющимся. Главное - не позволять ей мешать вашей карьере.

Не сознавая этого, мы оказались в типично американской ситуации, при которой распределение семейных обязанностей создает все условия для того, чтобы один из супругов или они оба теряли интерес к браку и обретали интерес к другим людям. Меня не привлекали будничные хлопоты, связанные с детьми, поэтому я охотно переложил их на Пегги. Она приняла эту роль как должное.

После учебы, казавшейся мне бесконечной, я получал удовольствие от преподавательской жизни. Обладание собственным кабинетом, ланчи в факультетском клубе, участие в заседаниях деканата, титул "доктора философии" - все это пьянило меня. Мне стыдно признаваться в том, что я терял голову от сознания важности моей работы в УНИВЕРСИТЕТЕ.

Я переоценивал её значимость и недооценивал усилия Пегги, заботившейся о детях. Нельзя сказать, что я ничего не делал дома. Я иногда менял пеленки и даже не без удовольствия участвовал в некоторых аспектах ухода за детьми. Однако в глубине души я считал это чисто женской работой. Я воспитывался на таком отношении, а теперь оно подкреплялось моими коллегами по университету. Мы все ценили наши семьи и понимали, что кто-то должен заниматься домашним хозяйством. Но именно для этого и существовали жены. Работа - вот что действительно важно. Сейчас мне трудно поверить в то, что я действительно так считал, однако это правда.

Пегги:

Пока Джеймс вкладывал всю свою энергию в карьеру, я посвящала все мое время уходу за детьми и домашнему хозяйству. Мы подошли к развилке. Не сознавая этого, направились в разные стороны. Я не могла вообразить, как далеко мы уйдем, прежде чем осознаем происходящее с нами.

Глава третья

Когда мужчина увлечен женщиной, его мозги опускаются ниже пояса.

Пегги:

Мое доверие к Джеймсу в первые годы брака медленно разрушалось. К тому времени, когда в 1966 году он завел свой первый роман, близость, которую я раньше ощущала, сменилась отчуждением. В течение тех семи лет, когда Джеймс имел внебрачные связи, он превращался в чужого человека. Я никогда не знала, искренен он или нет. Джеймс говорил о других людях и их романах таким высокомерным тоном, что я не могла понять его истинные чувства. Меня это пугало, но я не доверяла своей интуиции. Продолжала думать, что я, возможно, даю волю своим фантазиям.

Однако то внимание, которое Джеймс стал уделять своей внешности, явно не было плодом моего воображения. Он начал соблюдать диету и стал более стройным. Я боялась, что он, возможно, делает это, чтобы нравиться другой женщине.

Джеймс:

Мы с Лайзой говорили о похудании. До встречи с ней я постепенно набрал максимальный вес, какой когда-либо имел - 84 килограмма. Я задумывался о том, не пора ли сесть на диету, но не мог мобилизовать силу воли. Теперь у меня появилась мотивация. Я не чувствовал себя старым в тридцать лет, однако сознавал существовавшую между нами разницу в восемь лет. Я хотел сделать себя как можно более привлекательным. С радостью обнаружил, что потерял почти два килограмма за три проведенных с Лайзой дня. Этот факт, а также ощущение того, что я нахожусь на вершине блаженства, дали мне импульс, в котором я нуждался. Я начал есть на ланч салаты - иногда просто морковь с сельдереем. Мне не приходилось насиловать себя. Я имел мощный стимул стать стройным и подтянутым. В итоге за шесть недель сбросил одиннадцать килограммов. Мои друзья, знавшие, как я люблю поесть, изумленно наблюдали за исчезновением лишних килограммов. Это приносило мне дополнительную радость. Они не могли поверить в реальность происходящего. Я же знал, что действительно худею, а также понимал причину.

В течение следующих шести месяцев я видел Лайзу несколько раз. Всякий раз, отправляясь по делам в Нью-Йорк, я заранее звонил ей и назначал свидание. Даже когда меня сопровождал коллега, я брал отдельную комнату для одного человека и не сталкивался с проблемами организационного плана. Сначала мы немного побаивались, что портье заметит нас вдвоем и задаст ненужный вопрос. Я устраивался в гостинице, а Лайза поднималась ко мне в номер чуть позже. Это вносило в наши свидания дополнительное приятное волнение. Впоследствии мы совсем осмелели, и Лайза даже подходила к стойке администратора за вторым ключом. К счастью, все проходило гладко.

Меня удивляло и радовало, что Лайза проявляет такой же энтузиазм в отношении наших свиданий, как и я. В какой бы день недели я ни появлялся в городе, она находила время для встречи со мной, хотя для этого ей приходилось ехать на электричке полтора часа. При наличии возможности я встречал её на вокзале, но когда проблемы со временем не позволяли это сделать, она сама добиралась до гостиницы. Если Лайза была очень занята в университете, она проводила со мной только одну ночь, а не две или три, как в других случаях. Днем я участвовал в деловых встречах, но вечером всегда был свободен. Иногда Лайза изучала город, пока я работал, иногда занималась в гостиничном номере. Вечерами мы практически не выходили в город. Мы были полностью поглощены друг другом и проводили время, беседуя и занимаясь любовью.

Другой фактор, способствовавший нашему приятному времяпрепровождению, заключался в том, что мы могли встречаться в красивой обстановке. Благодаря моей работе в университете на меня распространялись льготные расценки в двух прекрасных нью-йоркских отелях. Поэтому наши свидания проходили в изысканной обстановке. Иногда все одноместные номера были заняты, и я получал двухместный номер или даже люкс за те же деньги. Это доставляло нам удовольствие. Если бы мы были вынуждены встречаться в какой-то старой обшарпанной гостинице, это, вероятно, охладило бы наш пыл. Но впечатляющий интерьер усиливал ощущение того, что мы делали нечто хорошее, и мешала мне видеть негативные стороны.

Пегги:

Джеймс знал, что мне было тяжело мириться с его частыми отъездами. Вскоре после рождества он сказал, что должен посетить Нью-Йорк до Нового года и хочет, чтобы я отправилась с ним. Это известие удивило и обрадовало меня. Джеймсу предстояло поработать с другим человеком, которого также сопровождала жена.

К тому времени прошло меньше четырех месяцев с того момента, как он завел роман на съезде психологов в Нью-Йорке. После этого он успел несколько раз посетить этот город. Я подозревала, что он встречается с кем-то в этих поездках, поэтому старалась не пропустить каких-то слов или поступков Джеймса, которыми он мог выдать себя в этот раз. Все шло чудесно, пока однажды вечером Джеймс не повел меня в маленькое кафе, от которого он был в восторге. Пока мы ели у стойки, меня преследовало отчетливое чувство, что он нашел это место отнюдь не сам и относился к нему с энтузиазмом именно поэтому. Интуиция подсказывала мне, что он бывал здесь с другой женщиной.

Джеймс:

Интуиция Пегги была верной. Это место я открыл вместе с Лайзой, поэтому оно имело для меня особое значение. Здесь подавали хорошие немецкие колбаски, однако я не назвал бы их потрясающими. Мы с Лайзой иногда ели в хороших ресторанах, но чаще - в довольно простых кафе, расположенных вдали от многолюдных улиц. Лайза, как и я, была очарована Нью-Йорком, и нам нравилось открывать новые места для питания. Наверно, Лайза также думала о том, сколько стоит обед в дорогом заведении, и старалась сократить мои расходы. В любом случае еда не была для нас главным. Мы получали удовольствие от общения друг с другом.

Пегги:

В течении нескольких дней по возвращении из Нью-Йорка я была очень занята, и у меня почти не оставалось времени обдумывать мои подозрения. Я усиленно готовилась к рождественской вечеринке, на которую мы собирались пойти. Я купила выкройки и блестящий материал, чтобы самой сшить эффектное платье. Возможно, я бы не стала прикладывать столько усилий, если бы не воспринимала как вызов все светские мероприятия с участием женщин, с которыми работал Джеймс. Наверно, мое внимание было сосредоточено на его коллегах, потому что я знала их - в отличие от других женщин, с которыми он мог встречаться в поездках. Я думала, что если мне удастся заставить Джеймса почувствовать, какая у него потрясающая жена, он не захочет назначать свидания другим женщинам. Я даже купила для этой вечеринки поднимающий грудь бюстгальтер без бретелек, чтобы выглядеть особенно сексуально. Я не ограничилась заботой о моем внешнем виде. Старалась как можно лучше подготовиться к танцам. Я всегда любила танцевать, но тут взялась за это дело всерьез. Я не знала, кто составит мне конкуренцию, и хотела превзойти всех. Вечеринка прошла хорошо, но мне казалось, что я не добиваюсь желаемого результата.

Другие мои усилия были порождены любовью Джеймса к вкусным блюдам, с которыми он познакомился во французских ресторанах во время поездок в Европу. Я отправилась на курсы по изучению французской кухни. Освоив кулинарное искусство, почти ежедневно в течение шести месяцев готовила изысканные обеды. Эти курсы были удобны тем, что там присматривали за детьми, пока матери находились на занятиях. Впоследствии я таким же образом посещала курсы игры на гитаре. Поскольку я старалась быть "идеальной матерью", такая организация была для меня крайне важной. Мне не хотелось оставлять детей с приходящей няней. Я отдавала им много сил и обижалась на Джеймса, который уделял сыну и дочери минимум внимания. Даже не будучи в отъезде, он проводил с ними очень мало времени. Меня огорчало его равнодушие к Викки и Энди. Также я чувствовала, что если бы он больше занимался ими, он был бы более привязан ко мне и к нашей семье в целом.

Джеймс:

Примерно в течение семи месяцев я был поглощен Лайзой. В промежутках между свиданиями звонил ей и вспоминал о ней каждый день. Мы очень сблизились. И при этом в значительной мере сохранили остроту чувств, характерную для начала романа. Мы не принимали друг друга как должное, что происходит со многими супругами. Конечно, нам не приходилось улаживать проблемы каждодневного общения, зачастую губящие самые счастливые пары. Находясь вдвоем, мы были свободными, как птицы, и могли просто наслаждаться общением. Наши встречи были достаточно редкими, поэтому у нас никогда не появлялось ощущением, будто мы полностью знаем друг друга. Мы сохраняли потребность во взаимном изучении и совершении открытий.

Одним из факторов, вносившим радость в наши отношения, была любовь Лайзы к игре. Она проявляла изобретательность буквально во всем. Ей нравилось проносить тайком в гостиницу вино, сыр и фрукты в своей сумочке. Часто, когда я возвращался в номер после рабочего дня, она устраивала для меня настоящий банкет. Однажды, когда я захандрил по какому-то поводу, Лайза встретила меня в номере обнаженной среди множества воздушных шаров. Таким образом она решила поднять мне настроение. Ее метод оказался эффективным.

В какой-то момент я стал беспокоиться по поводу того, что Лайза упускает возможности в университете и уделяет слишком много времени мне. Не подумайте, будто она требовала от меня что-то. Просто я порой недоумевал, почему она оказывается свободной всякий раз, когда я звоню ей. Наверняка по Лайзе вздыхал не один парень. Мы поговорили об этом, и она заверила меня, что все в порядке. Она действительно встречалась с мужчинами из университета - главным образом с преподавателями. Лайза упоминала эти свидания в самых общих выражениях, у неё хватало мудрости не говорить слишком многое. Я был полон решимости не давать волю ревности, но вряд ли бы мне удалось преуспеть в этом, если бы я знал подробности других её романов.

Я часто рассказывал Лайзе о Пегги и наших детях. Наверно, я делал это отчасти для того, чтобы напомнить нам обоим о моих обязательствах перед семьей, а также потому что они составляли важную часть моей жизни. Интерес Лайзы казался мне искренним. Она часто спрашивала, как обстоят дела на семейном фронте, но никогда не говорила ничего плохого о Пегги и нашем браке.

Пегги:

Под влиянием того страха и настороженности, которые вызывались у меня поездками Джеймса, я взяла за правило никогда не отказывать ему в сексе. Я подумала, что, поступая иначе, сама буду подталкивать его к измене. Я заботилась о том, чтобы каждому его отъезду предшествовала насыщенная любовью ночь. Когда же он возвращался домой, я пыталась оценить степень его желания - словно таким образом можно было понять, занимался ли он сексом в другом городе. Самое печальное заключалось в том, что я всячески старалась ублажить его, не думая о собственных желаниях.

По правде говоря, я желала только одного - чтобы он хотел меня. Отчаянно стараясь доставить ему удовольствие, почти перестала испытывать оргазмы. Искусно изображала страсть и имитировала оргазмы. Я была настолько сосредоточена на его чувствах ко мне, что сейчас даже не знаю, какие чувства испытывала к нему сама.

Каждый вечер я лежала в кровати, надеясь, что он захочет меня. Пыталась таким образом оценить степень его благосклонности ко мне. Читала книги по сексу и изобретала новые способы делать его счастливым. Я думала, что наша сексуальная жизнь способна заметно влиять на поведение Джеймса. Поверила в миф, который звучит так: "Если он будет получать сексуальное удовлетворение дома, то не станет искать его на стороне". Отсутствие хорошего секса в семье часто называется в качестве причины (оправдания) романа. В то время я не имела представления о том, насколько это неверно. Позже я поняла, что плохой секс дома может подтолкнуть мужчину к внебрачной связи, но хороший секс дома вовсе не является залогом мужской верности.

Я прилагала отчаянные усилия к тому, чтобы скрыть внебрачные связи Джеймса от наших друзей. Всякий раз, когда речь заходила о его поездках, я говорила: "Он все мне рассказывает. Я не беспокоюсь. Полностью доверяю ему." Я пыталась изображать, что не сомневаюсь в его верности. Испытывала потребность демонстрировать друзьям полное благополучие, чтобы защитить свою гордость.

Думаю, эта неискренность достаточно типична. Многие женщины чувствуют измены мужей, но надеются, что эти догадки ошибочны. Другие точно знают правду... но притворяются, будто ничего не ведают. Некоторые женщины защищают себя от необходимости решать проблему, отказываясь признавать возможность измены - или недвусмысленно заявляя мужьям, что не желают ничего знать. Все что угодно кажется более легким, нежели явное столкновение с правдой. Возможно, причина заключается в том, что многие женщины считают себя обязанными подать на развод, узнав правду. Именно этого я пыталась избежать. Надеялась, что мои догадки ошибочны, чтобы не чувствовать себя вынужденной развестись. Для поддержания этой надежды требовался постоянный самообман.

Однажды, когда Джеймс вернулся домой из поездки, я обнаружила в его чемодане длинный светлый волос. У меня темные волосы. В первый момент мне захотелось закричать или заплакать. Теперь я знала правду. Но должна была найти способ отвергнуть её. Я ломала голову, ища способ отогнать мои страхи. В конце концов вспомнила, что жена одного из коллег Джеймса, сопровождавшая их в поездке, носила светлый парик. Я пыталась убедить себя в том, что это был её волос. Игнорировала многие явные свидетельства измены, пытаясь успокоить себя.

Однако я не могла игнорировать тот факт, что Джеймс совершенно перестал говорить мне "Я люблю тебя". Хотя прежде эти слова не относились к числу тех, которые Джеймс произносил каждый день, он все же мог периодически делать такие признания без явных усилий над собой. Я думала, что это изменение - следствие приобретенной им сдержанности, нежелания казаться слишком сентиментальным. В любом случае это причиняло мне боль. Иногда я говорила "Я люблю тебя" и ждала, что он скажет в ответ. Обычно он просто обнимал меня или произносил "Я тебя тоже" так, словно тут было чего стесняться. Иногда он вовсе никак не отвечал, и у меня опускалось сердце. Тогда я давала себе слово, что ни за что не произнесу эти слова снова, пока это не сделает он. Но через некоторое время не выдерживала и говорила их. Я не могла прямо попросить его о том, чтобы он сказал, что любит меня. Я чувствовала, что если об этом приходится просить, ответ не идет в счет. Джеймс должен был захотеть сам.

Джеймс:

В том, что я перестал признаваться Пегги в любви, не было ничего умышленного. Когда она впервые сообщила мне, что я ни разу за четыре года не сказал ей "Я люблю тебя", я не поверил в это. Такая ситуация просто не соответствовала моим чувствам. Думаю, причина заключалась в моей сдержанности, которую я вырабатывал в себе в тот период, стараясь подходить ко всему более рассудочно. К тому же я был поглощен моей карьерой.

Одна из моих профессиональных обязанностей заключалась в проведении интенсивного пятидневного курса, составлявшего первую неделю двухмесячной программы для менеджеров. Участники принадлежали к руководящему звену частных компаний и государственных учреждений. Почти все они были мужчинами и приехали из других городов. Насыщенность этой первой недели занятий почти не позволяла участникам изучать город, поэтому я с моим коллегой регулярно устраивал для гостей вечером в пятницу экскурсию по наиболее интересным местам, где протекает местная ночная жизнь. Мы начинали с совместного обеда, а затем делали семь-восемь остановок в барах. Обычно это была ночь сближения и попойки - хорошая разрядка после напряженной недели. Во время предыдущих экскурсий я замечал, что некоторые мужчины проявляли особый интерес к местам, где было много одиноких женщин, но вследствие моей тогдашней неискушенности почти не думал об этом.

В этом же году все было иначе. Моя наивность стремительно испарялась. Стоит ли ходить вокруг да около? Дружеское общение с коллегами замечательная вещь, но на самом деле большинство мужчин хотело знать, где можно "снять" женщину. Поэтому я соответствующим образом изменил программу экскурсии. Прежде я думал главным образом о качестве развлечений и напитков. Теперь же главный акцент делался на качестве одиноких женщин и легкости установления контакта с ними. Я узнал многое вовсе не от Лайзы и по-прежнему не позволял себе встречаться с женщинами в Питтсбурге. Просто, войдя в мир адюльтеров, я обрел новый взгляд на женский пол и ночную жизнь города.

Я отдавал себе отчет в том, что было уже очень поздно, но поскольку сам не собирался затевать в эту ночь какую-то интрижку, то ни о чем не беспокоился. Я был готов подробно описать Пегги все посещенные нами места. И рассчитывал на то, что мой рассказ не вызовет у неё никаких вопросов. Каким же глупцом я был!

Пегги:

Я знала об экскурсии по злачным местам, которую обычно проводил Джеймс. Большинство этих заведений закрывалось в полночь или часом позже. В ту ночь я ждала его, как обычно, но он не вернулся в полночь. Не появился он и в час. Мое волнение нарастало. В два часа ночи я уже была уверена, что он придет с минуты на минуту, поэтому я сидела в напряженном ожидании у окна. Мне казалось, что я уже вижу машину, но он не приезжал. Меня уже начало охватывать отчаяние. Я подумала, не следует ли мне позвонить жене его коллеги по курсам, но не решилась это сделать. Вдруг окажется, что её муж уже в постели, а Джеймс находится с другой женщиной? Что я услышу в ответ? Что подумают эти люди? Гордость мешала мне позвонить.

К трем часам я уже думала, что он, возможно, погиб в автокатастрофе или решил меня бросить. Я не могла представить себе, что он не позвонил мне, собираясь так сильно задержаться. Следующий час обернулся кошмаром - я потеряла способность здраво рассуждать. В четыре часа утра Джеймс наконец вернулся. Когда он переступил порог дома, я рухнула в его объятия. Я совершенно обессилела от столь долгого ожидания и тревоги.

Когда силы начали возвращаться ко мне, я спросила:

- Почему ты приехал так поздно? Почему не позвонил?

- Я не позвонил, потому что был уверен, что ты спишь, и не хотел будить тебя.

Он невозмутимо объяснил, что после посещения всех традиционных заведений они отправились в новый бар, работавший до четырех утра. Кое-кто из членов компании пожелал там задержаться. Конечно, все это связано с его работой и, следовательно, я не вправе жаловаться. Ему всегда удавалось говорить весьма логично; я не знала, что мне и думать.

Каждый день оборачивался внутренней борьбой. Эмоции начинали брать надо мной верх. Большую часть времени я пребывала в подавленном состоянии. Джеймс предложил мне сходить к психотерапевту и выяснить причину. Я уже знала, в чем тут дело. Я боялась, что он завел роман, и не знала, что мне делать по этому поводу. Не могла заставить себя довериться кому-то, но должна была что-то предпринять. Я решила завести дневник, в который могла бы выплескивать свои чувства, чтобы обрести над ними какой-то контроль.

Мне страшно и одиноко. Но я не могу ни с кем поговорить. Не хочу, чтобы люди жалели меня. И, конечно, я не могу поговорить с Джеймсом. Если я спрошу его напрямик, он станет все отрицать, какой бы ни была правда. Как он поведет себя, если я ошибаюсь? Но если я окажусь права, то не знаю, что я могу сделать. Вряд ли я сумею справиться с потрясением. Мне придется подать на развод, чтобы спасти мою гордость. Но как я буду жить одна с детьми? Я потеряла всю уверенность в себе, какую когда-то имела. Чувствую себя беспомощной. Конечно, я не смогу вернуться к родителям. Буду чувствовать себя неудачницей. И умру от стыда.

Но мне кажется, что я больше не могу жить в таком состоянии. Я буквально разваливаюсь на части. Мое сердце сжимается от страданий, в горле стоит комок, который мешает мне дышать. Моя голова раскалывается от боли. Большую часть времени я ощущаю слабость, в моем теле почти не осталось энергии. Я потеряла аппетит. Не могу избавиться от металлического привкуса во рту.

Я не могу заставить себя поверить в реальность происходящего. Измены кажутся такими же невероятными, как автомобильная катастрофа или рак. Да, я знаю, что такие вещи случаются - но не со мной! Я знаю, что просто пытаюсь избавиться от подозрений. Постоянно стараюсь убедить себя в том, что я, возможно, не права. Анализируя слова и поступки Джеймса, я хотела успокоить себя, а вовсе не найти правду.

Ведение дневника немного помогло мне. Я как бы освобождалась от мыслей, крутившихся в моей голове. Но страхи не исчезали. Ничто не могло избавить меня от них. Я решила держаться из последних сил - и вести дневник по вечерам.

Наконец пришла весна, которая внесла некоторые важные изменения в нашу жизнь. Мы вступили в новый теннисный клуб, выстроенный за зиму в одном из пригородов Питтсбурга. Мы решили купить дом возле этого клуба. Меня немного смущали связанные с этим расходы, но я думала, что переезд пойдет на пользу нашему браку. Жизнь в собственном доме, казалось, сулила большую стабильность, нежели жизнь в арендованном.

Джеймс находился в Европе, когда пришло время заключать сделку. Он оставил мне бланк со своей подписью для оформления покупки. Прежде мы никогда не покупали дома, но я справилась с этим делом. Я хотела, чтобы Джеймс оценил мои способности. Радовалась возможности продемонстрировать ему свои деловые качества. Пришла в восторг, когда Джеймс написал мне из Европы, как он рад тому, что я способна позаботиться обо всем в его отсутствие. Тогда я не сознавала, что это избавило его от беспокойства за меня и позволило уделять больше внимания романам. Снова и снова мои усилия оборачивались против той цели, которую я преследовала.

Я сама наносила ущерб собственному самолюбию. У меня вошло в привычку отдавать слишком много и страдать из-за этого. Я обижалась на Джеймса за то, что он много путешествовал, но он не давал мне возможности сказать об этом вслух. Он заявлял: "Поездки - часть моей работы. Они тяжелы для меня не менее, чем для тебя - мое отсутствие." Я видела бесполезность моей борьбы. Она не приносила никаких результатов. Поэтому решила проявлять заботливость и понимание. Собирала его вещи. Однажды даже сказала, что поскольку мы не можем поехать вместе, я рада, что он поедет в новое место и поделится со мной впечатлениями. Я заставляла себя кривить душой.

Джеймс:

Путешествие в Европу, упомянутое Пегги, было двухнедельной командировкой. Большую часть этого времени я провел в Женеве, где вел семинар для менеджеров из нескольких европейских стран. Я потратил четыре вечера, пытаясь добиться успеха у молодой американки, остановившейся в одном мотеле с нами. Из этой затеи ничего не вышло, и мы с коллегой поехали в Межев, чтобы попытать счастья в одном из танцевальных клубов. Мы познакомились с двумя канадками, которые приехали сюда покататься на горных лыжах. Мы прекрасно провели с ними время. Почти всю ночь танцевали и занимались любовью. Поспав примерно час, вернулись за полтора часа в Женеву, чтобы принять душ, позавтракать и начать в половине девятого наш семинар. Мы могли бы валиться с ног от усталости, но новые романы "подзарядили" нас, и мы оба были полны энергии.

Мы договорились, что вечером снова встретимся с нашими подругами, поэтому, закончив работу в шесть часов, переоделись и снова отправились в горы. Вечер доставил нам удовольствие. Разумные люди удовлетворились бы этим, но мы решили все повторить в третий раз. Дорога в Межев заняла три часа из-за снежной бури. Я вспоминал старую поговорку: "Когда мужчина увлечен женщиной, его мозги опускаются ниже пояса." Мы подтвердили её справедливость, зато повеселились вовсю.

На следующий день я улетел в Штаты и провел вечер в Нью-Йорке с Лайзой. Я едва держался на ногах от изнеможения. Ощущал нехватку сна и смену часовых поясов. Мне удалось выстоять в любовной схватке, но я впервые за всю историю наших отношений заснул рано. К несчастью, у Лайзы возникли какие-то проблемы в университете, которые она хотела обсудить со мной. Думаю, она восприняла происшедшее как явный знак того, что не может рассчитывать на меня в такой степени, как раньше.

Мне не составило труда завести новый роман в Европе. Риск разоблачения казался минимальным. Почему бы и нет, раз уж я все равно не могу быть с Пегги или Лайзой? Мое поведение представлялось мне совершенно естественным.

Пегги:

Когда Джеймс вернулся домой из Европы, все было готово к переезду. Мы прожили в браке двенадцать лет и впервые обрели собственный дом. Это вселяло в нас радость. Но ещё сильнее меня обрадовало заявление, которое Джеймс сделал вскоре после нашего переезда. Он сказал: "Больше всего на свете я хочу, чтобы у меня было больше времени наслаждаться этой жизнью". Я восприняла это как свидетельство того, что он доволен своей жизнью - и мной тоже. Мне не приходило в голову, что причина его удовлетворения заключается в двойной жизни - одновременным наличием жены и любовниц. Я мыслила взаимоисключающими категориями: либо я, либо кто-то еще. Полагала, что увлечение другой женщиной означает, что он не любит меня. Поэтому расценила его слова как признание в любви - хотя он по-прежнему не говорил мне "Я люблю тебя".

Этот временный оптимизм благотворно сказался на мне. Я выглядела и ощущала себя более энергичной и жизнерадостной, чем прежде. В соответствии с этим новым настроением сделал себе короткую стрижку. Полностью погрузилась в работу по благоустройству дома. У нас был большой двор, я купила газонокосилку и включила в круг моих обязанностей уход за лужайкой.

Мы также участвовали в деятельности теннисного клуба, и это занимало много времени. Джеймс и ещё один человек отвечали за разработку теннисной программы и организацию тренерской работы. Они оба часто находились в отъездах, поэтому мы, жены, в то лето взяли основную нагрузку на себя. Я снова начала играть в теннис после многолетнего перерыва. В молодости я была неплохим игроком, но практически перестала выходить на корт с началом семейной жизни.

Наш дом находился неподалеку от клуба, и мы часто принимали гостей у себя. Устраивали вечеринки почти каждый уик-энд. Наша светская жизнь стала более насыщенной, чем когда-либо. В целом мне это нравилось, однако я не могла спокойно относиться к дружеским поцелуям. Они были распространены в качестве традиционного приветствия в той компании, к которой мы принадлежали. Эти поцелуи вызывали у меня чувство смущения; особенно сильный дискомфорт я испытывала, когда Джеймс целовал кого-то.

На самом деле я боялась, что Джеймс, возможно, тайно встречается с другой женщиной. Поскольку мне не хотелось говорить ему об этом, мое внимание сконцентрировалось на дружеских поцелуях. Таким образом я выражала мою обеспокоенность. Я могла произносить такие фразы: "Мне становится не по себе, когда ты целуешь других женщин. Ты как бы выставляешь меня на посмешище." Я думала, что подобные замечания относительно поведения Джеймса на людях каким-то образом повлияют на его тайное поведение. Он неизменно отвечал мне примерно так: "Это звучит нелепо. Большинство наших друзей делает то же самое. Тебе самой следует измениться."

Когда я наконец поняла, что мне не удастся изменить Джеймса, я стала пытаться изменить самую себя. Мне потребовалось немало времени для того, чтобы стать более раскованной. В конце концов мне удалось внешне адаптироваться, но этот ритуал ещё долгое время вызывал у меня ощущение дискомфорта.

Джеймс:

Весной 1967 года я начал проводить несколько дней каждого месяца в Вашингтоне, руководя изучением роли компьютеров в работе менеджеров. В ходе этой работы я познакомился с двумя людьми, оказавшими на меня значительное влияние. Первым из них был Фрэнк - мой ровесник и самый безудержный ловелас, какого мне доводилось видеть. Он обладал всеми качествами, необходимыми для того, чтобы одерживать победы над женщинами. Был красивым, хорошо сложенным, общительным, преуспевающим и продолжал подниматься вверх по социальной лестнице. Он вращался в высшем вашингтонском обществе, близко знал многих влиятельных людей. Фрэнк был настоящим трудоголиком, которому во всем сопутствовал успех.

Когда я познакомился с ним, его жена и дети находились в Мэриленде. Это позволяло ему "работать" допоздна и даже еженедельно проводить в Вашингтоне три-четыре ночи. Несомненно, его работа была очень важной, и он выполнял её превосходно. Только сумасшедшая стала бы на месте жены Фрэнка сомневаться в его поглощенности работой. Или у неё были бы основания? Правда заключалась в том, что Фрэнк уже два года крутил бурный роман со своей секретаршей. Также он был готов заняться сексом с любой женщиной, с которой ему удалось бы уединиться на пять минут. Он много путешествовал и одновременно поддерживал отношения с несколькими женщинами в разных городах. Я не встречал другого человека со столь насыщенной личной жизнью. Я думал, что она должна привести к неприятностям, но все же восхищался им и хотел походить на него.

Другим человеком, занявшим важное место в моей вашингтонской жизни, стала Марго - секретарша одного из подчиненных Фрэнка. Роман с ней я завел с благословения Фрэнка в мае 1967 года. Она была незамужней двадцатилетней девушкой и все ещё жила с родителями. Перед первым свиданием мы договорились, что я заеду за ней. Когда я подъезжал к дому, мне пришло в голову, что я, вероятно, сейчас познакомлюсь с её родителями. Марго знала, что я женат, но мы не обсуждали, как преподнести это обстоятельство.

Конечно, мать Марго встретила меня у порога. Я дрожал от страха. Нет, я не ожидал прямолинейного вопроса: "Вы женаты?" Это казалось невозможным. В моих самых безумных фантазиях я никогда не представлял себя в роли женатого мужчины, который заезжает за незамужней девушкой и беседует с её родителями. Я не хотел лгать и спрашивал себя, как удовлетворить их любопытство, не выдавая при этом информации об этой стороне моей жизни. Я пережил эту первую встречу, не столкнувшись с явными проблемами. Осознав позже, что во время моей беседы с родителями Марго у меня на пальце блестело обручальное кольцо, я почувствовал себя глупцом. Я решил в начале моих поездок снимать кольцо и надевать его снова перед возвращением домой.

Хотя впоследствии кольцо лежало в кармане, я все равно испытывал неловкость во время моих бесед с родителями девушки, которые происходили всякий раз, когда я заезжал за ней. Я постоянно твердил себе, что все это чистое безумие, однако секс был великолепным, и старая поговорка опять оказывалась справедливой. Мои мозги явно опускались ниже пояса. Через три месяца после начала этого романа, отправляясь за Марго, я забыл снять кольцо. Я заметил это, когда она знакомила меня со своими родственниками, обедавшими с родителями девушки. Не думаю, что кто-то заметил кольцо, но эта ситуация так потрясла меня, что я решил вовсе не носить его. Оно ставило меня в опасное положение, и я решил, что оно может сыграть негативную роль в каком-нибудь очередном романе. Я сознавал, что Пегги может заинтересоваться, почему я не ношу кольцо, поэтому заранее заготовил несколько не слишком убедительных причин, которые, по моему мнению, могли удовлетворить её. Увлечение внебрачными связями так изменило мое восприятие реальности и образ мышления, что я потерял способность видеть подлинную реакцию Пегги.

Пегги:

Я была потрясена, когда Джеймс заявил, что больше не собирается носить обручальное кольцо. Он сказал, что оно крутится на пальце и мешает ему. Он носил кольцо в течение двенадцати лет, и я не могла поверить, что оно только сейчас стало мешать ему. Я подумала, что он, должно быть, снимает его, чтобы во время своих поездок выдавать себя за неженатого мужчину. Но я не посмела обвинить его, боясь ошибиться. Поскольку он всегда делал вид, будто такие подозрения совершенно неуместны, я была уверена в том, что он все равно не признает правду. Я постоянно испытывала чувство растерянности из-за той противоречивой информации, которую получала от него.

Примерно в это время Джеймс стал поощрять мой давний интерес к музыке. Он сказал: "Не хочу, чтобы ты полностью посвящала себя мне. Если ты будешь жертвовать собой, когда-нибудь тебя переполнит чувство обиды на меня." Я подумала, что он просто хочет помешать мне слишком пристально наблюдать за ним. Я боялась совершать самостоятельные поступки, которые положили бы конец моей безграничной преданности мужу и семье. Боялась потерять последние шансы на сохранение нашего брака.

Желая нравиться Джеймсу, я взяла напрокат пианино и возобновила мои занятия музыкой. В школьные годы я уделяла много времени пению. В маленьком городке, где мы выросли, меня называли "нашей певуньей". Я училась играть на фортепиано в течение двенадцати лет. Однако после вступления в брак почти все это осталось в прошлом. Я лишь изредка позволяла себе возвращаться в тот мир. Выступила в двух студенческих мюзиклах и попробовала петь в Нью-Йорке, когда мы жили в Коннектикуте, но с тех пор прошло уже восемь лет.

Хотя я любила пение, я бы не стала вновь заниматься им без поощрения со стороны Джеймса. Я делала это, просто выполняя его желание. Через два месяца после начала моих занятий узнала, что известный питтсбургский антрепренер устраивает прослушивание. Я решила испробовать себя. Я видела некоторые из поставленных им мюзиклов и подумала, что смогу добиться успеха. На самом деле результат превзошел мои ожидания. Когда я покидала зал для прослушивания, один из помощников антрепренера подошел ко мне и спросил, хочу ли я выступить в планируемой коммерческой постановке.

Я не могла дождаться того момента, когда Джеймс услышит эту новость. Он участвовал в теннисном турнире, проходившем в соседнем городке. Соревнования заканчивались на следующий день, но я рассчитывала, что Джеймс вернется к вечеру этого дня. Он решил остаться на ночь и посмотреть финальные игры, поэтому я сообщила ему новость по телефону. Я думала, что он будет гордиться мною, но мои слова не произвели на него большого впечатления. Даже когда Джеймс вернулся домой вечером следующего дня, он не проявил большого интереса к моему успеху. Я почувствовала, что все мои дела кажутся ему незначительными по сравнению с его собственными, и поэтому он не мог всерьез обрадоваться за меня.

Представление состоялось спустя пару месяцев перед большой аудиторией. В последнюю минуту продюсер сказал, что мы можем пригласить наших близких. Когда я позвонила Джеймсу домой, желая видеть его в зале, он отказался приехать, сославшись на то, что его присутствие усилит мое волнение. Я испытала огромное разочарование.

Теперь я понимаю, что мне не следовало затрачивать столько энергии на то, чтобы нравиться ему. Мне следовало гордиться собой и моими достижениями, а не зависеть всецело от его одобрения. Думаю, женщины виноваты в том, что позволяют мужчинам определять их самооценку. Мы обкрадываем себя, думая, что наша ценность зависит от одобрения главного мужчины в нашей жизни. Именно это происходило со мной. Я упускала все шансы обрести более ясное представление о моих способностях и той ценности, которую я представляла как самостоятельная личность. Это значительно уменьшало ту радость, которую я получала от жизни. Забавно, что моя зависимость от Джеймса делала его ещё более критичным по отношению ко мне. Я напоминала спутник, вращающийся вокруг его мира - постоянно реагировала на ситуации, которые он создавал.

Особенно сильно я боялась ситуации, связанной с рождественской вечеринкой, которую ежегодно устраивали коллеги Джеймса... без участия жен. В этот год все обстояло ещё хуже, чем обычно. Мы собирались после вечеринки отправиться на обед. Джеймс так задержался, что я начала сомневаться в том, что мы вообще пойдем на обед, но не смела позвонить в офис. Я никогда не задавала Джеймсу лишних вопросов и не устраивала ему проверок. Однако жена одного из коллег позвонила в офис. Ее муж сказал ей, что будет дома, когда освободится, и что его не следует беспокоить звонками. Она тотчас позвонила мне, чтобы поговорить об этом. Мы не признались друг другу в нашем беспокойстве, хотя определенно испытывали его. В моем воображении возникали самые безумные картины, соответствовавшие моим шаблонным представлениям о пирушках коллег.

Когда Джеймс наконец приехал домой, было заметно, что он изрядно выпил. Мы все же отправились на обед с двумя другими парами. Один из гостей, также присутствовавший в офисе, был так пьян, что заснул во время обеда. Это укрепило мои подозрения относительно характера вечеринки.

Джеймс:

Да, рождественские вечеринки в офисах Виржинии во многих случаях оправдывают свою репутацию весьма бурных. К рождеству 1967 года я был по уши погружен во внебрачные связи. Было ясно, что Карен, женщина из университета, хотела начать роман со мной. Она нравилась мне, но я сдерживал свои желания по двум причинам. Я знал об осложнениях, которыми чреваты романы, связанные с работой и протекающие в городе моего проживания. Хотел избежать ненужных проблем. К тому же я продолжал встречаться с Лайзой и Марго. Не видел необходимости вступать в новые длительные отношения, к которым, по моему мнению, стремилась Карен.

С таким настроем я прибыл на рождественскую пирушку, чувствуя себя прекрасно и желая сполна насладиться напитками и танцами. Мы все работали весьма напряженно и часто отдыхали вместе, поэтому в этот раз нам не составило труда быстро расслабиться. Позже я оказался в моем кабинете наедине с Карен. Честное слово, я не организовывал эту ситуацию. Карен буквально вешалась на меня. Я не оказал серьезного сопротивления. После двух бокалов спиртного (мои мозги уже опустились ниже пояса) я стал рассуждать таким образом: "Я не могу ничего поделать - это неизбежно. Все мужчины из офиса уже знают о моих похождениях, и мы, вероятно, сможем скрыть происходящее от женщин."

Подперев дверь стулом (ввиду отсутствия замка), мы стали предаваться страстной любви на ковре. Я смутно сознавал, что не успеваю заехать за Пегги, чтобы повезти её на обед. Я решил объяснить мое опоздание тем, что коллеги не спешили расходиться. В конце концов я был одним из организаторов пирушки, и мой ранний уход выглядел бы не лучшим образом. Из всех выходок, совершенных мною в те годы, эта, вероятно, относилась к числу самых безрассудных.

Пегги:

Когда я наконец пережила Рождество, впереди замаячила новогодняя вечеринка. Я боялась её, потому что в полночь гости обычно обмениваются многочисленными поцелуями. Я беспокоилась о том, с кем будет целоваться Джеймс, не воспользуется ли он этой традицией, чтобы по-настоящему поцеловать женщину, которая ему нравится... или с которой он, не приведи Господь, состоит в интимной связи. Возможно, мне следовало справиться с подобной ревностью в шестнадцатилетнем возрасте, но я чувствовала себя весьма незащищенной. Любая ситуация, связанная с Джеймсом и другими женщинами, оборачивалась для меня пыткой.

Я давала такую волю моим опасениям, что у меня буквально щемило сердце. Таким образом я неосознанно (или подсознательно) защищала себя, потому что беспокойство, которое Джеймс испытывал за меня, вынуждало его в полночь всегда находиться рядом со мной и успокаивать меня.

Как жаль, что я была неспособна наслаждаться чем-либо. Думала только о том, как удержать Джеймса возле себя. Я даже не пыталась получать удовольствие - только изображала на своем лице радость. Джеймса раздражали проявления ревности (поскольку он играл роль мужа, которому можно доверять); поэтому я научилась казаться полностью погруженной в какую-то беседу или деятельность, продолжая при этом пристально наблюдать за мужем, фиксировать каждый его шаг.

Неуверенность и ревность стали моей второй натурой. Я рассматривала всех женщин как потенциальных соперниц. Думаю, это отношение весьма распространено и зарождается ещё в детстве. Сознавая, что ждут от нас взрослые, мы состязаемся друг с другом - обычно за внимание и одобрение со стороны противоположного пола. Это соперничество мешает нам раскованно делиться нашими чувствами.

К сожалению, я ужасно боялась говорить с другими женщинами о моих страхах. Возможность поделиться моими чувствами с близкой подругой значительно облегчило бы мое состояние. Но Джеймс поддерживал дружеские отношения со всеми женщинами, которых я знала, и мне было некому открыться. Я подозревала почти каждую женщину, с которой он общался.

Джеймс:

Я бы хотел похвастаться тем, что у меня хватало благоразумия не связываться с подругами Пегги. На самом деле моя заслуга в этом была не слишком велика. Многое определялось волей случая. Я знал, что интимное общение с подругами Пегги связано с повышенным риском. Поэтому никогда не добивался слишком активно благосклонности этих женщин. Однако мне очень нравились две или три приятельницы Пегги. Я считал их наиболее вероятными кандидатами. На вечеринках я выражал свою симпатию таким образом, который казался мне весьма завуалированным. Никогда не говорил открытым текстом: "Давай займемся любовью". Мне везло в том отношении, что ни одна из них не проявляла инициативы. Исходя из моего послужного списка, можно утверждать, что я не оказал бы сопротивления.

Пегги:

Мы с Джеймсом потратили первый день нового года на покраску потолка нашей гостиной, готовясь к продаже дома. Джеймс решил занять должность, которую ему предложили в университете Рочестера, штат Нью-Йорк. Нам предстояло перебраться туда в мае - ровно через год после приобретения этого дома. Однако я относилась к предстоящему переезду с энтузиазмом. Я всегда тешила себя надеждой, что любая перемена обернется благом.

Однако я не предвидела одного изменения. Внезапно Джеймс перестал красить потолок и сказал: "Почему бы нам не завести ещё одного ребенка? Я бы хотел этого." Я едва не потеряла сознания. Ничто не могло вызвать у меня более сильного потрясения. Я мучилась сомнениями относительно того, уцелеет ли наш брак, а он с энтузиазмом предлагал завести нового малыша. Подобные заявления постоянно вызывали у меня растерянность и недоумение. Неужели он может говорить такое, поддерживая связь с другой женщиной?

В первый момент я подумала: "О, нет! Даже если бы мне удалось немедленно забеременеть, ко времени родов нашему младшему исполнится почти пять лет. Когда он пойдет в детский сад, я буду сидеть дома с малышом." Я боялась, что исполнение мною материнских обязанностей будет способствовать ещё большему отдалению Джеймса, его поглощенности работой и поездками.

На самом деле изначально я хотела иметь троих детей. Но возрастная разница между ними должна была составлять два года, чтобы я не сидела слишком долго дома с дошкольниками. После появления дочери и сына Джеймс решил, что он не хочет завести ещё одного ребенка. Поэтому я пересмотрела свои намерения, уступив его желанию.

Теперь он снова передумал и решил, что все же хочет следующего ребенка. Возможно, вы решили, что я отказала ему в этом. Ничего подобного. Я подумала, что это желание свидетельствует об ошибочности моих подозрений. По моему мнению, новый ребенок мог стать фактором, укрепляющим наш союз. Я поддавалась множеству мифов.

В конце концов я согласилась завести ещё одного ребенка и через пару месяцев перестала принимать противозачаточные пилюли. В это время наши отношения казались мне прочными как никогда прежде. Четыре следующих месяца ушли на продажу дома и подготовку к переезду.

Джеймс:

После нашего рождественского безумия я продолжал встречаться с Карен. Мои догадки в отношении этой женщины оказались верными. Она действительно стремилась к длительной связи. Ее квартира находилась в дальней от нас части города. Я не мог представить себе, что Пегги окажется в этом районе, поэтому чувствовал себя в безопасности, встречаясь там с Карен. Каждую пятницу я играл вечером в теннис в зале, расположенном неподалеку от квартиры Карен. Мы регулярно встречались там на два или три часа перед теннисом.

В начале нашего романа я сказал ей, что не хочу проводить много времени вне семьи и поэтому не гожусь для постоянных отношений. Думаю, она все же надеялась, что я влюблюсь в неё и уйду от Пегги, хотя я не давал никаких поводов надеяться на это. Как правило, я не обманывал моих женщин. В этом же вопросе я проявлял особую, неукоснительную честность.

Из бесед с другими мужчинами я узнал, что многие люди проявляют больше честности во внебрачных связях, нежели в семейных отношениях. В этом заключается большой парадокс. Считая брачные отношения важнейшими в нашей жизни, мы редко бываем абсолютно честными с нашими супругами. Мы боимся длительных последствий. Стремясь создать близкие отношения, мы на самом деле создаем дистанцию между нами всякий раз, когда скрываем что-то или выдаем себя за людей, которыми не являемся на самом деле. Пытаясь защитить себя и супруга от дискомфорта в настоящем, мы подготавливаем почву для настоящей боли в будущем.

Гораздо легче быть честным в романе, когда мы не беспокоимся о длительных последствиях. Тут мы рискуем гораздо меньшим. Такая ситуация является парадоксальной. Искренне желая ограничить нашу вовлеченность в романе, мы раскрываем партнеру наше истинное лицо. В результате этого часто возникают близость и теплота, к которым мы и не стремились. Это удивляет многих участников внебрачных связей. Они действительно не собирались допускать возникновение глубокой привязанности. Но честность выглядит весьма привлекательно. Человек испытывает душевный комфорт, когда его принимают таким, каков он есть на самом деле. Немногим удается достичь такого состояния в браке, однако оно нередко возникает в романах. Конечно, гораздо легче принимать человека таким, каков он есть, и быть самим собой, когда ставки не слишком высоки. Роман может приносить удовольствие какое-то время, но брак создается навсегда!

В романах существует много вариантов честности. Некоторые люди на первом этапе демонстрируют партнеру тщательно отработанную маску, которая отбрасывается с возникновением устойчивых отношений. Другие носят эту маску всю жизнь. В обоих случаях в романах есть тенденция к возникновению тех же проблем, что присущи большинству браков, где обман является нормой. Эффект снежного кома проявляется двояким образом. Честность одного человека способствует честности его партнера. С другой стороны, обман часто провоцирует ответную ложь.

В этом аспекте браки часто проигрывают при их сравнении с романами. Честность в романе способна подчеркивать неискренность супружеских отношений, которые начинают казаться слишком запутанными и сложными. В конце концов кто-то из супругов преждевременно сдается и выходит из игры. Однако эти сравнения сами по себе обманчивы. Даже хорошему роману присуща определенная надуманность, в то время как брак - вещь весьма реальная. В романе мы создаем для себя мир, где можно посвятить себя получению физических и эмоциональных удовольствий. Зная, что эти отношения не распространяются на другие сферы нашей жизни, мы реализуем в них свою энергию без опаски. Мы как бы говорим: "Давай сделаем вид, будто другие сферы нашей жизни не существуют. Давай наслаждаться проводимым вместе временем, не портя его будничными проблемами."

Эта позиция значительно отличается от той, что связана с брачными клятвами. "В счастье и в горе, пока смерть не разлучит нас." Неудивительно, что счастливый роман часто заставляет брак представать как нечто создаваемое скорее для горя, нежели для счастья. Многие люди слишком поздно осознают, что завершение обременительного брака ради продолжения романа на самом деле не решает никаких проблем. Когда роман становится "работой на полную ставку", он часто приобретает те самые качества, которые имел законный брак.

Благодаря роману с Карен я узнал кое-что еще. Связи с женщинами, протекающие в вашем городе, чреваты осложнениями. Иногородние романы обычно четко ограничены временными рамками вашей поездки. Эти ограничения, как правило, принимаются с большей легкостью, нежели те, что устанавливаются для романа в вашем городе. Я ощущал, что Карен претендует на большее время, чем то, которым я располагал, поэтому испытал облегчение, когда этот роман закончился сам собой в связи с нашим переездом в Рочестер. Я дал себе слово впредь не заводить любовниц в городе, где живу.

Глава четвертая

Сначала - игра

Пегги:

Наш переезд в Рочестер, состоявшийся в мае 1968 года, ознаменовал собой начало ещё большего отдаления между мной и Джеймсом. Улучшение, на которое я надеялась, обернулось ещё худшей ситуацией. Вскоре после переезда одним воскресным днем Джеймс показал мне свой новый офис. Потом он сказал: "Ты не должна никогда приходить сюда или звонить мне без крайней необходимости." Я знала, что Джеймс испытывал большее напряжение. Он даже впервые в жизни почти потерял интерес к сексу. Я также поняла, что мужчины не хотят выглядеть "подкаблучниками" в глазах своих коллег. Однако его позиция показалась мне слишком жесткой.

Джеймс ясно давал понять, что является добытчиком и что я не вправе вмешиваться в то, что он считает необходимым для его работы. Он использовал эту роль как главное доказательство его важности. Я чувствовала себя незначительной личностью - помехой, которую приходится терпеть. Как только между его и моими потребностями возникал конфликт, Джеймс тотчас использовал свое положение как козырную карту в споре. Ему не составляло труда убедить меня в своей правоте. Я принимала общественную мораль, согласно которой зарабатывание денег означало значимость и власть. Статус домохозяйки и матери признавался на словах, но на самом деле не уважался обществом.

Я ощущала себя совершенно бессильной и беспомощной. Не придавала значения собственному мнению, потому что не ценила самую себя. При возникновении разногласий с Джеймсом всегда ждала, что сейчас мне укажут на мою ошибку. Я легко позволяла ему одерживать надо мной верх. И он пользовался этим.

Джеймс говорил, что я не должна ждать его к определенному часу. Его будни так насыщены занятиями и встречами, что он не располагает личным временем до пяти часов вечера. Он хочет работать спокойно, не информируя меня о том, когда вернется домой. Я знала, что он работает напряженно, и соглашалась со всем. К конце концов он ведь играл самую важную роль зарабатывал для нас деньги.

Джеймс:

Эта установка - "не беспокой меня на работе" - служила двум целям. Я считал полезным четко разделять работу и семейную жизнь. Это давало мне ощущение свободы. Я полагал, что такой подход поможет мне скрывать от Пегги мои романы. Другой мотив был связан прежде всего с мужским самолюбием. Если жена часто звонит вам в офис или появляется там, это автоматически означает, что вы - "подкаблучник" или зависимый человек. Некоторые мои коллеги из офиса постоянно становились объектом связанных с этим насмешек. Казалось, что они и их жены и шагу не могут сделать самостоятельно. Стараясь избежать этой крайности, я перегнул палку в противоположном направлении. Я хотел ясно показать, что принадлежу только самому себе и не подчиняюсь Пегги. Я не подозревал, что такая позиция сильно задевает её ещё один пример моей нечуткости по отношению к жене.

Мое решение воздерживаться от внебрачных связей в нашем городе оставалось в силе на протяжении четырех месяца после нашего переезда. Это требовало определенного самоконтроля. К концу первой недели я познакомился в университетском городке с очень привлекательной женщиной по имени Терри. Входя в любую комнату, она заставляла мужчин поворачивать голову в её сторону. Наш взаимный интерес был очевидным с первого момента. Я держался с Терри подчеркнуто вежливо, исключительно как с коллегой. К концу лета мое сопротивление начало слабеть. Мы стали выражать свои чувствами взглядами. Не говорили о личных отношениях, но наши глаза не оставляли сомнений относительно того, что мы хотели бы сделать.

Наконец в сентябре мое самообладание окончательно иссякло. Однажды вечером, когда Терри собралась уходить из университета, я попросил её зайти ко мне в кабинет. Когда она появилась там, я встал, чтобы закрыть дверь. Я чувствовал, что мой голос может дрогнуть от волнения. Был уверен в её чувствах ко мне, но все равно ужасно боялся.

- Вы знаете, что я нахожу вас очень привлекательной.

- Да, знаю.

- Я бы хотел выпить с вами, но только не здесь.

- Когда?

- Сейчас.

- Поехали. Я думала, что вы никогда не решитесь.

- Вы уверены, что вам это удобно?

- Вполне.

Мы прошли пешком до ближайшего бара и расположились в уютном темном углу. Не знаю, почему мы отправились туда. Мы хотели друг друга так сильно, что буквально умирали от желания и не нуждались ни в каких светских прелюдиях. Мы заказали напитки и впервые прикоснулись друг к другу. Эффект оказался электризующим. Три с половиной месяца отказывая себе в реализации наших желаний, мы усиливали их. Спиртное осталось недопитым. Пытаясь казаться спокойными, мы почти побежали к нашим машинам, доехали до квартиры Терри и стали предаваться любви, как двое безумцев. Это стало началом моего самого длительного и в некотором смысле самого бурного романа.

Пегги:

Слава Богу, что я не забеременела. Джеймс почти полностью погрузился в работу (и свой роман). К концу сентября истекло девять месяцев с того момента, как я перестала принимать пилюли, однако функции моего организма ещё не восстановились полностью. Я регулярно посещала врача и не знала, в чем причина очередной задержки - в моей беременности или нарушении нормального цикла. В какой-то момент даже доктор решил, что я беременна. В конце концов он определил отсутствие беременности и смог восстановить нормальный цикл. Мы отказались от попыток завести ещё одного ребенка. Джеймс охладел к этой идее. Казалось, он не очень-то интересуется даже теми детьми, которых мы уже имели. Дни, когда он вовсе не виделся с ними, не были редкими. Ко времени его возвращения домой четырехлетний сын и шестилетняя дочь часто уже спали.

Помимо того, что я никогда не знала, когда именно приедет Джеймс, я также оставалась в неведении относительно того, будет ли он обедать. Он говорил, что иногда предпочитает быстро перекусить в кафе и продолжить работу. Я старалась держать дома еду, которую можно быстро приготовить в том случае, если Джеймс вернется голодным. Считала, что я не вправе восставать против такой ситуации, и что поскольку муж заботится о моем материальном благополучии, я обязана делать то, что он ждет от меня как от домохозяйки.

Джеймс:

Мне стыдно, что я использовал мой статус добытчика для запугивания Пегги и достижения личных целей. Тогда я оправдывал мою позицию тем, что она отчасти соответствовала истине. Я работал очень напряженно и добивался наилучших результатов, когда не был связан жестким расписанием. Также это помогало мне проводить время с Терри, не отчитываясь перед женой о моем местонахождении. Однако, как ни крути, я обманывал Пегги. Сознавал, что использую эту тактику, чтобы защитить себя, но не задумывался о том, как поступаю по отношению к жене.

Пегги:

Мне действительно удавалось чувствовать себя достаточно уверенно в некоторых областях, никоим образом не связанных с Джеймсом. Я работала на полставки в яслях, которые посещал Энди, и руководила организацией девочек-скаутов, в которой состояла Викки. Также я создала детский сад при местном теннисном клубе, ведала там утверждением планов, бюджетом, наймом сотрудников и строительством игровой площадки. Мне было приятно чувствовать себя полезной обществу, к тому же эти заботы отвлекали меня от волнений, связанных с Джеймсом.

Также я выполняла всю работу по дому. Управлялась с финансовыми делами (оплатой счетов и налогов) и светскими обязанностями (приемом гостей, покупкой подарков для друзей и родных, ведением переписки). Однако все эти вспомогательные функции казались незначительными. Вклад Джеймса в домашнее хозяйство заключался в изготовлении столярных поделок, которым он занимался в порядке хобби. Его работа всегда выставлялась как нечто необычное, а моя принималась как должное. Поскольку мои усилия не ценились нами обоими, мое самоуважение продолжало уменьшаться.

Думаю, самоуважение (или ощущение собственной ценности) сильно связано с полученным воспитанием. Многих будущих женщин в детстве приучали стоять за боковой линий и восхищаться успехами мальчиков. А мальчики быстро усваивают убежденность в своем превосходстве над девочками. К счастью, сейчас эта ситуация меняется, однако я, будучи ребенком, получала ясное представление о той роли, которая меня ждет. Эта роль была вспомогательной. Я всегда знала, что выйду замуж, стану матерью и домохозяйкой. Однако я не сознавала, что меня будут считать второстепенным по важности членом семьи, и что я буду страдать из-за такого отношения.

Я на самом деле переживала из-за того, что мой вклад считался чем-то само собой разумеющимся. Ощущала себя старой туфлей - разношенной и удобной. В соответствии с этим образом чувствовала, что прихожу в негодность. Финальный развод стал казаться мне неизбежностью. Я была слишком незначительным элементом в жизни Джеймса. Похоже, он двигался совсем в другом направлении. Было ясно, что мы не остаемся теми партнерами и соратниками, какими я видела нас, когда мы только поженились. Наверно, на меня сильно повлиял миф о семейном счастье, которое будет с нами "отныне и вовеки веков". В некотором смысле я по-прежнему старалась воплотить в жизнь сказку. Пыталась разглядеть признаки улучшения.

Однажды в октябре Джеймс приехал домой и сказал: "Я обо всем позаботился. Мы едем на неделю на Бермуды. Там состоится теннисный турнир, в котором я выступаю. Если захочешь, мы сыграем в парном разряде." Меня переполнили противоречивые эмоции. Мне понравилась идея отправиться в путешествие. На Бермуды отправлялась ещё одна семейная пара, которой я очень симпатизировала. Но я предпочла бы поехать куда-нибудь - куда угодно - наедине с Джеймсом - и без теннисных ракеток.

Я боялась оставить детей с няней. Как бы тщательно я все ни продумала и какой бы надежной ни была няня, меня всегда мучили угрызения совести. К тому же я, как обычно, волновалась из-за денег. Переехав в Рочестер, мы арендовали дом, но надеялись подыскать что-то для покупки. Путешествие на Бермуды казалось несвоевременным в тот период, когда нам следовало экономить средства для приобретения собственного жилья. В целом я была более практичной из нас двоих, но Джеймс назвал меня пессимисткой. В любом случае поездка уже была запланирована, и я занялась подготовкой к дороге.

Чем меньше времени оставалось до отлета, тем более сильным становилось то приятное волнение, которое я испытывала. Джеймс должен был сначала поехать в Нью-Йорк, где нам предстояло встретиться, чтобы вылететь на Бермуды. За день за убытия Джеймса в Нью-Йорк я сделала открытие, которое буквально потрясло меня. До этого я несколько раз видела на светских мероприятиях Терри и чувствовала, что между нею и Джеймсом что-то происходит. Однако тогда я пренебрегла моими ощущения, решив, что она сильно привязана к другому человеку. Впоследствии я узнала, что её больше не связывают с этим мужчиной интимные отношения, поэтому я лишилась оснований игнорировать мои подозрения насчет Джеймса. Это был первый случай, когда я заподозрила определенную женщину. Меня преследовали всевозможные страхи по поводу его поездок, но эта ситуация была особой. Если раньше беспокойство возникало у меня только в отсутствие мужа, то теперь оно буквально поселилось в моей душе. Это чувство было очень тяжелым.

После отъезда Джеймса в Нью-Йорк я много думала. Испытывала потребность отплатить ему. Я решила снять с пальца обручальное кольцо. Поскольку он перестал носить кольцо годом ранее, такая форма протеста показалась мне уместной. Джеймс заметил отсутствие кольца на моем пальце лишь спустя пять месяцев.

Прибыв в нью-йоркскую гостиницу, где остановился Джеймс, я попала в неловкую ситуацию. Я подошла к стойке, представилась как жена мистера Вогана и спросила, в каком номере он находится. Я редко бывала в гостиницах и почти боялась, что портье не поверит мне. Ведь у меня даже нет кольца на пальце, подумала я. Портье не усомнился в моем брачном статусе. Он просто поднял трубку телефона, позвонил Джеймсу в номер и сказал: "Здесь находится ваша жена. Я могу отправить её к вам?" Вместо того, чтобы ответить: "Да, я жду ее", Джеймс попросил портье отправить меня к нему, если я достаточно хорошо выгляжу. Портье воспринял эти слова как шутку, назвал мне номер, и я направилась вверх. Самой мне было не до смеха.

Я решила не поднимать шума из-за этой ситуации и позаботиться о том, чтобы неделя прошла как можно лучше. Я надеялась, что Джеймс увидит меня в новом свете - не в привычной роли домохозяйки. Все началось хорошо. Бермуды были великолепны. Мы прибыли на курорт после полудня. Не успели мы разложить вещи, как Джеймс пожелал заняться любовью. Секс днем был для меня роскошью. Имея двух детей, трудно найти время для любви до наступления вечера.

Погода, теннисные корты и развлечения оказались чудесными. Мы смеялись, играли, катались на мотоциклах, точно пара подростков, но до конца недели больше ни разу не занимались любовью. Я не могла понять причину. Чувствовала себя отвергнутой. Однако не собиралась инициировать занятие любовью, поскольку сексуальное желание Джеймса всегда служило для меня индикатором его чувств ко мне. Обычно я пассивно ждала, что он ясно выразит свое желание обладать мною. До конца этой недели ничего не произошло.

Я отчаянно хотела знать, какие чувства испытывает ко мне Джеймс, и пользовалась подобным способом для их выяснения. Но мне приходилось платить за мою тактику. Благодаря ей я выглядела как типичная жена, которую "не интересует секс". Не проявляя инициативы, я перекладывала всю ответственность за нашу сексуальную жизнь на Джеймса. Он мог находить для неё место в промежутках между внебрачными связями, как ему было угодно. Даже если бы я сознавала это, то вряд ли бы смогла заставить себя поступать иначе вследствие моей гордости. Гордость вмешивается во многое. Я не могла представить, что стану навязывать себя мужу, если он меня не хочет. Даже если он не отвергал меня, я испытывала потребность знать, что когда мы занимаемся любовью, он хочет именно меня.

Кое-что мы делали правильно с самого начала нашего брака. Мы всегда спали обнаженными. Старались ложиться в постель и вставать одновременно, если этому не препятствовали какие-то особые обстоятельства. Однако для нас не было привычным ласкать и обнимать друг друга без ожидания, что это обязательно приведет к сексу. Сильный акцент на половом акте приводит многие пары к тому, что они начинают интерпретировать ласки и поцелуи партнера как однозначный сигнал, говорящий о сексуальных намерениях. Именно так обстояла наша ситуация, причем она была отягощена моим стремлением выяснять отношение Джеймса ко мне по выраженности его сексуального желания. Результаты этого "тестирования" во время поездки на Бермуды огорчили меня не на шутку, потому что я заранее предавалась радужным надеждам.

Джемс:

Не знаю, чем объяснить мое отсутствие интереса к сексу на Бермудах. Находясь там, я не встречался с другими женщинами. Я получал удовольствие от поездки, и мы определенно располагали всеми возможностями для физической близости. Просто не могу вспомнить, что со мной там происходило. Одно знаю точно - я не догадывался о том, что Пегги "проверяет" меня, предоставляя мне одному проявлять инициативу в сексе. Я много занимался сексом. Часто вечерами возвращался домой после свиданий с Терри, боясь, что Пегги проявит инициативу. Испытывал облегчение от того, что этого не происходило. Мне не приходило в голову, что тут что-то неладно.

Теперь я понимаю, что такая ситуация отдаляла нас друг от друга. Возвращаясь домой от Терри, я старался оставаться на мое половине кровати и как можно меньше прикасаться к Пегги, чтобы не "завести" её. Думаю, эта тактика лишь укрепляла решимость Пегги воздерживаться от проявления инициативы. Я был так поглощен происходящим со мной, что не замечал преднамеренности в поведении жены.

Пегги:

Тем временем возникали другие проблемы, требовавшие внимания к себе. Вскоре после возвращения мы нашли именно такой дом, о каком мечтали. Он стоял в тупиковом переулке возле теннисного клуба. Нам удалось заключить договор, и мы собрались переехать в новое жилье на следующий день после Рождества.

В канун Рождества я слегла с гриппом. Мне ещё никогда в жизни не было так плохо. На следующее утро я даже не могла подняться с кровати, чтобы подойти с детьми к новогодней елке. Джеймс купил мне к Рождеству открытое серебристое платье - самое сексуальное из всех, какие у меня когда-либо были. Несмотря на болезнь, оно значительно подняло мне настроение.

Конечно, мы не смогли переехать в новый дом на следующий день. Но уже через несколько дней чувство долга заставило меня подняться с кровати. Шел снег, было холодно. Переезд обернулся кошмаром. К нам приехали друзья, которые помогли собрать кухонную утварь и перебраться в новый дом.

После переезда работы было невпроворот. Я заставляла себя трудиться через силу, но добилась немногого за несколько недель. Джеймс поддерживал меня и сочувствовал мне во время моей болезни, но через несколько недель моя медлительность стала раздражать его. Несмотря на плохое самочувствие, я старалась навести порядок в доме, чтобы не сердить Джеймса. В этот раз я заплатила высокую цену за безрассудное стремление понравиться ему. Я снова свалилась в постель на три недели.

В конце концов я поправилась и подготовила наш дом к приему гостей. Мы пригласили к нам нескольких друзей из Питтсбурга. Когда они приехали, я повезла их к Джеймсу на работу. Добравшись до здания, где находился офис, я поняла, что не знаю, какую кнопку следует нажать в лифте. Я была там только однажды, десятью месяцами ранее, сразу после переезда. Я оказалась в глупом положении. Он исключил меня из своей жизни настолько, что я даже не знала, как найти его офис.

В этот период моей жизни я много думала и писала о нашей семейной ситуации. Также я начала читать все попадавшиеся мне книги о супружеской жизни.

Я не могу сказать Джеймсу, что не доверяю ему. Но я должна поделиться с ним некоторыми из моих чувств. Должна каким-то образом объяснить ему, как я несчастна. Меня наконец осенило: он доволен своей жизнью и полагает, что если он счастлив, то я тоже, несомненно, счастлива. Это слово - счастлива звучит как нечто нереальное. Я даже не знаю, что оно означает. Я просто не хочу быть такой НЕ-счастливой. У меня впереди ещё целая жизнь. Я определенно не могу рассчитывать на то, что Джеймс сделает меня счастливой. Но я могу помешать ему делать меня несчастной.

Джеймс был так поглощен своим романом с Терри, что не замечал ничего другого - и прежде всего меня.

Джеймс:

Мой роман с Терри был весьма бурным по нескольким причинам. Одну я уже упомянул - в течение трех с половиной месяцев мы сознавали наше взаимное влечение, однако ничего не предпринимали по этому поводу. Другая причина заключалась в той легкости, с какой мы могли организовывать свидания. Поскольку мы оба работали в университете, нам не составляло труда видеться каждый день. Нам часто удавалось встречаться в субботу и воскресенье. Пегги знала, что я составляю отчет о проведенном исследовании, и это требовало большой внеурочной работы. Я регулярно трудился над этим проектом по вечерам и во время уик-эндов, поэтому мне было легко выкроить время для свиданий с Терри, прикрывшись работой.

У нас установилась определенная традиция. Я приезжал к Терри домой примерно в шесть часов. Мы занимались любовью, потом подкреплялись в кровати сухим печеньем, сыром и коктейлем "манхеттен". Беседовали и слушали музыку в течение пары часов, после чего обычно снова предавались любви. Неудивительно, что по возвращении домой я оставался на своей половине кровати. Я никогда не испытывал сексуального голода. Большую часть этого учебного года я встречался с Терри два или три раза в неделю.

Такой распорядок удовлетворял нас обоих в течение первых нескольких месяцев. Необходимость скрывать наши отношения от окружающих и непродолжительность свиданий казались небольшой платой за получаемое удовольствие. На самом деле оба эти обстоятельства в начале романа только усиливают радость от встреч. Когда новизна исчезла, нас начала возмущать необходимость держать наш роман в тайне. Мы не могли появляться вдвоем на людях или проводить вместе всю ночь. Продолжительность нашего свидания обычно ограничивалась четырьмя или пятью часами. Естественно, это раздражало Терри сильнее, чем меня. Ведь у меня были и другие привязанности и обязательства. Она же могла поступать согласно своим желаниям. Стараясь идти навстречу её потребностям, я постепенно рисковал все сильнее и сильнее. Понимая, что мы совершаем безрассудный поступок, в конце концов я отправился с Терри в двухдневную деловую поездку.

Пегги:

Подозрения возникли у меня с первого момента той поездки Джеймса. Его ждала однодневная программа, запланированная на понедельник, но вместо того, чтобы дождаться утра, он выехал в воскресенье вечером. Джеймс сказал, что не хочет вставать очень рано. Я тотчас заподозрила, что он что-то затевает - возможно, с Терри.

Вечер и следующий день тянулись медленно. Я не могла дождаться возвращения Джеймса. Программа должна была закончиться к пяти часам, поэтому я решила, что если он пообедает в другом городе, то вернется домой к девяти. Когда наступил этот час, я стала поглядывать в окно. Мое волнение усиливалось. В полночь я наконец легла в постель и стала прислушиваться к звукам. Мне пришло в голову, что он может вовсе не вернуться домой. Потом я стала беспокоиться, не попал ли он в аварию. Я слишком нервничала, чтобы лежать в постели, поэтому я встала и принялась ждать.

Джеймс появился примерно в два часа ночи. Он явно выпил немало спиртного, поэтому я решила не заводить серьезного разговора. Когда в конце месяца пришел счет по кредитной карточке, я спросила его, чем объясняется столь дорогой обед, состоявшийся в первый вечер той поездки. Он ответил, что обедал в одиночестве, но сумма явно не соответствовала этому утверждению. Я была плохо осведомлена в отношении путешествий и расценок, но все равно не могла представить себе, как один человек может потратить такую сумму в ресторане, обедая в одиночестве.

Джеймс:

Подозрения Пегги были вполне уместны. Мы с Терри пообедали в очень дорогом ресторане, и я расплатился кредитной карточкой, как часто делал в поездках. Обычно я заранее готовил какое-то убедительное объяснение на тот случай, если Пегги проявит любопытство. У меня была договоренность с коллегами, которые могли в случае необходимости подтвердить, что мы обедали вместе. На этот раз я не предвидел недоумение Пегги. Когда она задала мне вопрос относительно размера счета, я пробормотал что-то о большом количестве выпитого и дороговизне заведения. Я понял, что она мне не поверила. Ни один разумный человек не поверил бы мне. Растерявшись, я не нашел другого объяснения и просто замолчал. Я решил впредь быть более осторожным.

Пегги:

Я не могла освободиться от чувства, что он лжет мне. Если прежде возникали ситуации, когда я не была уверена в его правдивости, то в этот раз я впервые твердо знала, что он явно лжет. Обычно Джеймс просто уходил от обсуждений, которые могли спровоцировать необходимость обманывать меня. Я потворствовала ему, не задавая вопросов, которые могли поставить его в такое положение. В данном конкретном случае я не стала открыто обвинять Джеймса во лжи.

Однако я сказала ему, как сильно задевает меня то, что он проводит так мало времени дома. Призналась Джеймсу, что теряю контакт с ним. Поведала ему о моей "психотерапии", осуществляемой посредством ведения дневника, и о чтении книг по проблемам семейных отношений. Я сумела заявить обо всем достаточно прямолинейно, избежав чрезмерной эмоциональности и критического тона. Прежде мне никогда не удавалось так поговорить с Джеймсом. Я обычно предпочитала беседовать с ним поздним вечером, потому что в такое время чувствовала себя в большей безопасности. В этот раз Джеймс, похоже, понял мои чувства. Он был искренне тронут тем, что я трачу значительную энергию на улучшение наших отношений.

Джеймс:

Я старался проводить больше времени с Терри, хотя мне следовало думать о нас с Пегги. Я испытывал значительное напряжение, однако ставил себя в такое положение исключительно по собственной воле. Возникшая между мною и женой натянутость отношений постепенно усиливалась. Пегги страдала из-за того, что я уделял ей мало времени и не проявлял интереса к семье. Я был так поглощен моими другими контактами, что отказывался замечать недовольство жены. Я полагал, что моя преданность Пегги самоочевидна и достаточна для сохранения наших отношений. Теперь я вижу, что моя позиция была ошибочной. Вряд ли наш брак устоял бы, если бы такая ситуация длилась достаточно долго.

Самое забавное заключается в том, что на протяжении многих лет я считал наш брак самым лучшим из всех известных мне. Редкие трения, возникавшие у между мною и Пегги, казались пустяковыми по сравнению с теми, которые я наблюдал в других семьях. Пожалуй, сильнее всего меня раздражало стремление Пегги к совершенству. Когда мы принимали дома гостей, Пегги прилагала массу усилий для того, чтобы организовать все безупречным образом. Если происходила какая-то накладка, Пегги долго переживала по этому поводу. Я же считал совершенно излишним портить себе настроение, "оплакивая убежавшее молоко".

Пегги:

Джеймс не понимал, что исполнение обязанностей матери и домохозяйки было для меня "работой на полную ставку" - как для него преподавательская деятельность. Я гордилась тем, что хорошо делаю свое дело. Для меня было важно успешно справляться с ролью домохозяйки. Ему же эта роль казалась пустяковой. Я знала, что отсутствие у меня других дел - помимо ведения дома, заботы о детях и гостях - сказывается в первую очередь на мне самой, а не на нем. Мы были воспитаны на подобном распределении ролей в семье. И вследствие этого исполнение отведенной роли было для меня столь же важным, как и для Джеймса. Однако он смотрел на ситуацию иначе. Считал, что я "оплакиваю убежавшее молоко". Очень жаль, что наши роли были ограничены строгими рамками. Это мешало нам делиться друг с другом многими проблемами.

Джеймс:

В те годы я не воспринимал Пегги как источник знаний, полезных для моей преподавательской и консультационной работы, и не обращался к ней за помощью. Теперь я знаю, что она могла быть моим важным союзником, если бы я больше общался с ней. Воспитание заставляло меня видеть в ней просто домохозяйку.

Помимо многих важных вещей, Пегги давала мне все, что я хотел получать от брака. Она всегда была готова прийти мне на помощь. Оказывала мне поддержку в любом моем начинании. Была существенным "капиталом" в моей светской и профессиональной жизни. Трудно перечислить все преимущества, которые я получал благодаря ей. Они были нематериальными, но я явственно ощущал их.

В обоих университетах происходила активная светская жизнь, включавшая в себя званые обеды и танцы. Умная и привлекательная жена, умеющая поддержать любую беседу и хорошо танцевать, была очевидным козырем. Пегги в полной мере обладала всеми этими достоинствами. Я всегда знал, что она способна только улучшать мой имидж во время любых общественных мероприятий. Можно сказать и так: наличие умной и красивой жены способствовало повышению моего престижа.

Привлекательность Пегги играла важную роль в наших отношениях. Я всегда считал мою жену весьма соблазнительной женщиной. Знаю, что и другие мужчины воспринимали её таким же образом. Признаюсь, что в девятом классе я в первую очередь обратил внимание на её аппетитные ягодицы - уже тогда у Пегги была хорошая фигура. И она всегда заботилась о её сохранении. На протяжении всей нашей совместной жизни Пегги была отличным сексуальным партнером. Я не хочу выставлять её в качестве "суперженщины", однако такое определение было бы даже умалением её достоинств. Она всегда проявляла ответную активность и готовность к экспериментам. Всегда заботилась о том, чтобы оставаться для меня привлекательной. Очевидно, что я встал на путь внебрачных связей вовсе не из-за отсутствия хорошего секса в семье. В этой области я получал от Пегги все, чего хотел - за исключением полной новизны, которую она в принципе не могла обеспечить.

К числу других важных физических достоинств Пегги относились её выносливость и здоровье. Будучи изящной, она никогда не избегала физической нагрузки. Это позволяло нам совместно выполнять определенную физическую работу и заниматься спортом, чего нельзя сказать о многих других парах. Я ценил это преимущество, от которого выигрывали мы оба. Пегги не звала меня на помощь всякий раз, когда какое-то дело требовало физических усилий. Некоторые важные аспекты жизни имеют чисто физическую природу. Вы должны воспринимать их непосредственно, через собственные ощущения. Однако благодаря воспитанию женщины воспринимают себя в качестве хрупких созданий, неспособных справляться с некоторыми физическими сторонами жизни. Пегги избежала такого воспитания либо преодолела его.

После рождения детей наши роли резко разделились. Я работал и обеспечивал семью. Пегги заботилась о детях и доме. Делала это исключительно умело. Мне не приходилось беспокоиться об этой стороне жизни, я мог вкладывать всю мою энергию в работу и хобби (то есть теннис и романы). Я думал, что все обстоит превосходно. Теперь я понимаю, что лишал себя важных сторон жизни тем, что мало занимался детьми на том этапе. Также я сознаю, что поступал несправедливо, возлагаю всю связанную с детьми нагрузку исключительно на Пегги. Но все это стало ясным значительно позже. Тогда же я чувствовал себя хозяином жизни - все обстояло именно так, как должно было обстоять по моему мнению. Я работал весьма напряженно. Добивался успеха и обеспечивал Пегги и детей. Поэтому считал, что имею право на преданную жену, теннис и внебрачные связи. Заслуживаю всего этого. Практически любой мужчина, каких я знал, был бы счастлив оказаться на моем месте. Теперь я оцениваю эту ситуацию иначе, но тогда она казалась мне превосходной.

Пегги:

Многие мужчины оказываются во власти ощущения собственной значимости и важности их карьеры. Это вполне понятно, поскольку в процессе воспитания мужчины получают мощную установку на успех. Однако они часто говорят, что преданны своей работе во имя благополучия семьи. Большинство мужчин сохранило бы эту преданность работе, даже если бы у них не было семей. Увлеченность делом обычно несет с собой не только положительные, но и отрицательные последствия. Она может порождать отдаление мужчины от семьи, которое ведет к отчуждению между супругами. Этот процесс определяется не количеством времени и энергии, затрачиваемым на работу, а тем, насколько профессиональная жизнь воспринимается отделенной от семейной жизни, насколько эти две сферы оказываются изолированными друг от друга. Когда это происходит, остается только один шаг до такого состояния, при котором многие другие вещи также оказываются отделенными от семейной жизни. Спорт и хобби обычно попадают в этот "отдельный мир". Если такая ситуация возникает во многих областях, вероятность внебрачных связей повышается. Остается только позаботиться о том, чтобы романы оставались такими же отделенными от семьи, как и другие аспекты жизни, уже являющиеся таковыми.

На протяжении нескольких лет Джеймс не впускал меня в одну небольшую область своей жизни. Однако после его командировки в Южную Америку, состоявшейся в апреле 1969 года, наши отношения улучшились. Эта поездка способствовала некоторому повышению качества нашего общения. Направляясь в Южную Америку, Джеймс позвонил мне из Техаса. Он сказал, что думает обо мне с момента своего отъезда - особенно о нашей последней беседе. Он читал книгу о проблемах супружеской жизни, которую я дала ему в дорогу. Мне показалось, что в его голосе звучали особая нежность и любовь.

Джеймс:

Это было правдой. Пегги сумела снова завладеть моим вниманием. Но не в такой степени, чтобы я немедленно изменил мое поведение. Один из самых захватывающих романов, которые мне довелось пережить, произошел в начале этой долгой поездки в Техас и Южную Америку. Мне предстояло поработать в четверг и пятницу в Далласе и Форт-Ворте, а в субботу полететь в колумбийский город Кали и насладиться свободным уик-эндом; в понедельник меня ждали деловые встречи.

Под вечер в четверг я познакомился с красивой блондинкой, которая остановилась в том же даласском мотеле, что и я. Она загорала возле бассейна, где я решил искупаться перед обедом. Я всегда смущался, обращаясь к совершенно незнакомым людям и вступая с ними в беседу. Девушка была так привлекательна, что я решил рискнуть.

- Вы здесь одна?

- Да.

- Можно с вами поговорить?

- Пожалуйста.

Я только сделал ещё один шаг в мир романов - забросил удочку, ничего не зная об объекте. Такой подход может иногда приносить плоды, но также он способен втянуть вас в неприятности.

Ее звали Барбара. Она была незамужнем и только что прошла интервью, чтобы получить работу в качестве фотомодели. Она жила в Иллинойсе и не знала в Далласе ни одного человека. Меня охватило приятное волнение - точно кота, только что поймавшего канарейку.

- Вы любите танцевать? - спросил я с надеждой в голосе.

- Очень, - ответила девушка.

- Почему бы нам не пообедать вместе? Потом мы можем потанцевать - я знаю несколько клубов с хорошей "живой" музыкой.

Она внимательно посмотрела мне в глаза и наконец сказала:

- О'кей.

Мое сердце зачастило, но я старался сохранять невозмутимый вид. Мы договорились о времени встречи. Хотя ещё недавно я испытывал усталость после рабочего дня и слегка скучал, сейчас я был готов проплыть от бортика до бортика тысячу раз без передышки. Ничто не вселяет в нас силы так эффективно, как предвкушение радости.

Когда мы с Барбарой ехали обедать, я мог думать только о своем желании забраться с ней в постель. Мне было жаль тратить время на что-то другое. Однако все начинается с игры. Мы отправились в дорогой ресторан с прекрасным обслуживанием, где ничто не могло помешать нашей беседе. Я рассказал Барбаре о Пегги и детях. Она не удивилась тому, что я женат, но её озадачила моя честность.

- Как ты можешь проводить здесь время со мной, если ты так предан Пегги? - спросила Барбара.

- Сегодня я не могу быть с Пегги, поэтому вправе делать то, что доставляет мне удовольствие. Твое общество определенно доставляет мне удовольствие.

- А если Пегги узнает?

- Я иду на определенный риск, но вероятность этого очень мала. У нас нет знакомых в Далласе.

- Но тебе это не кажется непорядочным?

- То, о чем Пегги не знает, не может причинить ей вред. Конечно, она бы страдала, если бы я крутил романы у неё на глазах, но я не собираюсь так поступать, - ответил я.

- Как бы ты реагировал, если бы она встречалась с другим мужчиной? спросила Барбара.

- Если бы я узнал об этом, мне бы это не понравилось. Но если я бы находился в это время в другом городе и ничего не знал, какой бы вред это мне причинило?

Мне было легко рассуждать подобным образом, потому что я был почти уверен в том, что Пегги ни с кем не встречается. Моя логика не убедила Барбару. Она не одобряла мое обращение с Пегги, однако невольно начала доверять мне, поскольку моя искренность была очевидной.

Пегги:

Джеймс был прав, не беспокоясь о том, встречаюсь ли я с другим мужчиной. Но в будущем мужчинам не стоит принимать как должное верность жен. Женщины типа Барбары лучше информированы о реальной жизни. Выйдя замуж, она вряд ли будет такой зависимой и верящей мужу, какой была я. Также вряд ли муж Барбары будет воспринимать её верность как нечто само собой разумеющееся - как это делал Джеймс в отношении меня. Женщины следующего поколения будут не столь наивны, как я. Зная, что происходит в мире внебрачных связей, они станут сами играть по правилам двойной морали или настаивать на абсолютной честности и справедливости. Это породит новую проблему для мужчин, которые считают, что они вправе поступать как им угодно, требуя при этом верности от своих жен.

Джеймс:

Я был честен с моими партнершами по романам, потому что считал такое поведение лучшим способом самозащиты. Я не хотел, чтобы женщины звонили мне домой или на работу, считая меня свободным и доступным. Не хотел вступать в отношения под маской мужчины, который несчастлив в браке. Я знал, что рано или поздно правда раскроется, и не хотел, чтобы меня преследовала рассерженная женщина. Я совсем не сознавал, насколько привлекательна честность. Красивые женщины так часто сталкиваются с ложью, что испытывают облегчение, когда мужчина проявляет при знакомстве честность. Они находят это интригующим.

Барбара начала рассказывать о себе. Ей был двадцать один год, и она какое-то время поддерживала отношения с немолодым мужчиной. Сейчас он проводил отпуск в Европе, и она была огорчена тем, что он не взял её с собой. Причина заключалась не в том, что она очень хотела поехать в Европу, просто она восприняла его поступок как свидетельство того, что он не слишком сильно привязан к ней. В Даллас она приехала под влиянием сиюминутного настроения. На самом деле она не испытывала большого желания стать фотомоделью. Просто таким образом она хотела развеяться и, возможно, прогнать тоску по своему возлюбленному.

Она училась на последнем курсе колледжа и жила одна в квартире неподалеку от студенческого городка. Мой мозг тотчас заработал, вычисляя, каким образом я могу попасть в Иллинойс. Мы ещё не строили никаких конкретных планов. Однако я чувствовал себя превосходно. Барбара была серьезным, думающим человеком. Она говорила со мной откровенно. Беседуя с девушкой, я давал ей понять, что она мне нравится.

Это был славный обед. Мы успели затронуть многое за короткое время. Она призналась, что испытывает противоречивые чувства по поводу своего романа, и я слушал её, воздерживаясь от комментариев и советов. Время пролетело быстро. Покидая ресторан, чтобы пойти потанцевать, мы держались за руки, и это казалось нам совершенно естественным.

В первом заведении, куда мы заглянули, играл неплохой ансамбль, и мы провели там остаток вечера. Оказалось, что Барбара прекрасно танцует. Конечно, танцы интересовали меня меньше всего. На самом деле мне хотелось вернуться в мотель и лечь в постель с этой девушкой. Однако, не зная, как организовать это непосредственным образом, я надеялся, что танцы помогут мне добиться желаемого результата. Мы танцевали почти постоянно, однако больше всего меня вдохновляли медленные песни. Они позволяли мне выразить мое желание сблизиться с Барбарой и наблюдать за её реакциями. Однако мне не удавалось точно оценить её настрой. Она не отталкивала меня, однако и не прижималась ко мне всем телом, что говорило бы о её готовности заняться любовью.

Возвращаясь в мотель, я предложил ей выпить немного в моем номере. Она отказалась. Меня охватило отчаяние. Барбара собиралась утром полететь домой. Я надеялся уговорить её остаться в Далласе ещё на один день, но даже не решился заговорить об этом. Когда я сказал, что мне не хочется расставаться с ней сейчас, она удивила меня, заявив, что мы можем продолжить беседу в её комнате.

Оказавшись там, мы начали целоваться. Я решил, что вопрос относительно постели уже улажен. Но она снова удивила меня, отказавшись пойти дальше поцелуев. Я говорил ей о том, как велико мое желание обладать ею, но она отвечала, что знает меня недостаточно хорошо. Ей нравилось то, что она узнала обо мне, но это было недостаточно для более близких отношений. Мы разговаривали и целовались до двух часов ночи. Я не терял надежду на то, что она передумает, но этого не случилось.

Я попросил её остаться ещё на день. Похоже, она нашла эту мысль соблазнительной, но сказала, что должна полететь домой. Когда я проявил настойчивость, она призналась, что у неё нет никакой конкретной причины для поездки, но все же повторила, что не хочет менять свои планы. Когда мы наконец расстались, я испытывал весьма противоречивые чувства. Вечер прошел чудесно. Однако я ощущал чувство неудовлетворенности. Я отнесся с уважением к нежеланию Барбары заняться любовью. Она руководствовалась своими чувствами, а не просто дразнила меня. Однако это только усиливало мое желание овладеть ею. Я испытывал разочарование, но не терял надежду.

Я должен был поехать рано утром в Форт-Ворт, чтобы поработать там четыре-пять часов. Я планировал вернуться в Даллас к четырем часам вечера. Перед отъездом я сунул под дверь Барбары записку примерно такого содержания:

Барбара,

Пожалуйста, останься. Я обменяю мой билет на самолет, чтобы задержаться до вечера воскресенья, и мы сможем провести вместе уик-энд. Хочу поцеловать тебя - всю целиком. Надеюсь увидеть тебя около бассейна примерно в половине пятого.

Джеймс

Возвращаясь во вторую половину дня из Форт-Ворта, я испытывал оптимизм и одновременно - страх. Весь день я пребывал в состоянии рассеянности, гадая, какое решение она примет. Если она осталась, я мог почти не сомневаться относительно моих шансов на успех. Я мчался на максимальной разрешенной скорости, но мне казалось, что автомобиль движется слишком медленно. Наконец я добрался до мотеля и сразу же направился к бассейну.

Она была там! Я перестал ощущать землю под ногами. Мобилизовав всю свою выдержку, подошел к Барбаре. На самом деле мне хотелось побежать к ней. Она увидела меня.

- Привет.

- Привет. Я рад, что ты осталась.

- Я тоже.

Эти слова мало что значили, но мы сказали все глазами. Утром я оставил мой ключ вместе с запиской, и Барбара уже перенесла свои вещи в мою комнату. Нам не было нужды спешить. Я переоделся для купания. Мы наслаждались плаванием и впитывали в себя последние лучи предвечернего солнца. Возвращение в номер и занятие любовью показались нам естественным развитием событий. Это доставило нам обоим огромное удовольствие возможно, даже большее, чем то, которое мы могли получить прошлой ночью. Тогда Барбара ещё не была уверена в том, что она хочет заниматься со мной сексом, и поэтому отдавалась бы мне без энтузиазма. Сегодня она уже знала свое решение, и это многое меняло.

Помня о том, что у нас впереди целый уик-энд, мы бережно и внимательно изучали друг друга. Это были чудесные мгновения. Мы дарили друг другу ласки, признания и любовь. Мы также нашли в субботу время для танцев и экскурсии по окрестностям. Это была одна из тех прекрасных ситуаций, когда мы могли всецело наслаждаться друг другом. Никакое расписание и временные рамки не довлели над нами. Расставаясь в воскресенье, мы оба ощущали легкое опьянение. Барбара разрешила мне позвонить ей, если я когда-нибудь окажусь в Иллинойсе. Я решил, что обязательно приеду туда.

(Мне действительно удалось попасть в Иллинойс спустя четыре месяца. Я пообедал с Барбарой, мы получили удовольствие от совместно проведенного вечера, но не занимались сексом. Она по-прежнему встречалась со своим прежним возлюбленным и боялась, что близость со мной осложнит ситуацию. Я сожалел об этом, но не проявил настойчивости. Мне было приятно просто общаться с ней. В течение следующего года мы несколько раз разговаривали по телефону, но больше не встречались.)

Следование нормам двойной морали требует определенной умственной изощренности. Не существует честного способа для их оправдания. И все же, если вы считаете себя порядочным человеком, вы невольно пытаетесь найти такой способ. Я старался сосредоточить внимание на положительных последствиях моих романов. Иногда мне приходилось убеждать себя в том, что мои связи полезны не только для меня, но и для Пегги, но во время моего короткого романа с Барбарой это казалось очевидным.

После проведенного с ней уик-энда я ощущал прилив жизненных сил, меня буквально переполняла энергия. Я был влюблен в самую жизнь. Мчась на самолете в Кали, я остро сознавал, как сильно люблю Пегги. Конечно, мои слова о том, что я думал о моей любви к Пегги непосредственно после восхитительного романа, могут показаться кому-то странными. Мне мои ощущения также казались противоречивыми, однако я действительно испытывал их. Я любил Пегги на протяжении всего периода внебрачных связей. Никогда не хотел расстаться с ней и начать жить с другой женщиной. Каждый из моих романов помогал мне ещё больше дорожить нашими отношениями.

В самолете мне захотелось поделиться моими радостными чувствами с Пегги. Я плакал, когда писал ей это письмо. Мои слезы были вызваны не печалью, а глубокими эмоциями. Я ещё глубже осознавал, как сильно люблю её. И это потрясло меня.

28 апреля 1969 года

Здравствуй, дорогая!

Я рад, что поговорил с тобой вчера вечером, хотя, как ни странно, мне редко удается выразить словами мои чувства в подобных ситуациях. Последние несколько дней мне кажется, что любовь к тебе буквально захлестывает мою душу. Я ощущал это во время нашего разговора, но не мог выразить мои чувства. Наверно, причина отчасти заключается в той сдержанности, которая присуща всем мои реакциям. В некоторых ситуациях эта сдержанность оказывается полезной, но только не в этой. Однако я не могу включать и выключать её по собственному желанию, как радиоприемник.

Помимо разочарования по поводу того, что я не умею с легкостью выражать мои чувства, я испытываю изумление глубиной и силой тех чувств к тебе, которые владеют мною в данную минуту. С начала нашего брака не было такого момента, когда бы я не любил тебя. Я постоянно чувствовал, что наши отношения с годами становятся более прочными и глубокими. И все же чувства, которые я пытаюсь описать сейчас, представляются мне совсем другими. Моя любовь и уважение к тебе стремительно растут, хотя я и не подозревал, что они могут быть ещё большими.

Конечно, отчасти мои чувства можно объяснить тем, что я нахожусь в отъезде. Разлука действительно способствует усилению нежности. Но я думаю, что перемены начались несколько недель тому назад - возможно, когда ты рассказала мне о прочитанном тобой и о том, как ты избавляешься от своих переживаний, описывая их в дневнике. Это определенно повлияло на меня. Сознание того, что ты прилагаешь серьезные усилия для улучшения наших отношений, укрепляет мою любовь и уважение к тебе. Также на меня повлияла твоя книга о супружеских отношениях. Я не все понял в ней, но, по-моему, она помогла мне ещё яснее осознать значение нашего союза.

Сейчас я уже в университете и не успеваю сказать все, что хочу, но, думаю, ты должна получить это признание в любви. Пожалуйста, скажи Викки и Энди, что я сильно скучаю по ним и люблю их. Я бы хотел, чтобы вы все были рядом со мной. А теперь мне необходимо уйти.

Любящий вас всех Джеймс.

Пегги:

Мне было трудно поверить в любовь, которую выражал Джеймс своим письмом - особенно потому, что за последние два года он ни разу не сказал "Я люблю тебя". За это время он написал мне два письма, содержавшие такое признание, но ни одно из них не было таким впечатляющим, как это.

Я решила, что ошибалась, подозревая его в неверности. Я была твердо убеждена в том, что он не смог бы написать мне все это, будь у него роман с другой женщиной. Эта поездка Джеймса была единственной, во время которой я совсем не волновалась. Я была на седьмом небе от счастья. Ведь в этом письме он объяснил, что причина, по которой я чувствовала себя нелюбимой и занимающей очень маленькое место в его жизни, заключалась в его общей сдержанности. Я верила, что это - окончательное объяснение, снимающее все мои сомнения относительно чувств Джеймса. Я знала, что не могу вернуться в прошлое и объяснить таким образом все его прежние поступки, и не пыталась это сделать. Я просто наслаждалась несколькими днями, свободными от боли, с которой я жила так долго.

Глава пятая

Измены допустимы, если...

Джеймс:

Проведя несколько дней в Кали, я полетел в Рио, где сделал то, чего никак не ждал от себя. Я нанял проститутку. Прежде я не раз говорил, что никогда не стану платить женщине за то, чтобы она легла со мной в постель. Это казалось чем-то недостойным. Я всегда относился с презрением к тем, кто "опускался так низко". Мой поступок свидетельствовал о том, как сильно я изменился, не сознавая этого.

Я находился один в клубе Рио, испытывая легкий дискомфорт из-за незнания местных обычаев и языка. В конце концов я набрался смелости и пригласил танцевать молодую женщину лет двадцати. Я был так наивен, что лишь через пять танцев понял, почему она так быстро начала демонстрировать явное расположение ко мне. Она сообщила мне на ломаном английском, что будет рада провести со мной время за двадцать долларов.

В этот момент я даже не вспомнил о моих прежних заявлениях. Мария выглядела весьма привлекательно. Она не соответствовала моим стереотипным представлениям о проститутке. Без долгих раздумий я согласился заплатить названную сумму, и мы покинули ночной клуб. Я хотел отправиться в мою гостиницу, но девушка сказала, что её туда не пустят. Она была одета вполне прилично, и я усомнился в том, что портье остановит её. Она высказалась весьма определенно - это исключено. Мария добавила, что у неё есть договоренность с хозяйкой дома, где можно снять комнату на пару часов.

Впервые я почувствовал легкую настороженность. Я был окружен незнакомыми людьми в чужой стране. Я живо представил себе, как какой-то тип бьет меня по голове во время секса, а потом забирает мою одежду и деньги. Старая поговорка о том, что у возбужденного мужчины мозги опускаются ниже пояса, снова оказалась совершенно справедливой. Сильное сексуальное возбуждение мешало мне трезво оценить ситуацию. Я быстро убедил себя в том, что Мария производит впечатление доброй и нежной девушки, которая неспособна сделать нечто подобное. Она привела меня к старому многоквартирному дому, стоявшему в пяти кварталах от ночного клуба.

С этого момента происходящее начало соответствовать моим шаблонным представлениям. Мария открыла подъезд своим ключом, и мы вошли в парадное. Затем девушка постучала в дверь квартиры. На пороге появилась женщина, выглядевшая именно так, как должна выглядеть "мадам". Она открыла дверь ровно настолько, чтобы рассмотреть нас обоих. Мария сказала, что ей нужна комната на пару часов. Женщина кивнула, взяла ключи со столика и молча протянула их моей спутнице. Мы поднялись на старом скрипучем лифте на третий этаж и открыли дверь, ведущую в однокомнатную квартиру с кроватью, креслом и душевой.

Я по-прежнему чувствовал себя дискомфортно, однако убедившись в том, что дверь заперта и, похоже, никто не может сюда зайти, начал снимать с себя одежду. Любуясь раздевающейся Марией, я постепенно забыл о моих опасениях. Ее рост составлял около ста шестидесяти пяти сантиметров, она обладала прекрасной фигурой и чудесной гладкой кожей. Я все ещё не воспринимал её как проститутку.

Через несколько минут, в течение которых мы целовались и ласкали друг друга, она спросила: "Что ты хочешь чтобы я сделала?" Я растерялся. Прежде ни одна женщина не задавала мне такого вопроса. Ситуация показалась мне забавной. Она была также неожиданной в том плане, что любой поступок девушки воспринимался мною как естественный, совершенно обычный. Однако Мария задала свой вопрос совершенно серьезно. Она хотела доставить мне удовольствие - честно отработать деньги, которые я платил ей. Она на самом деле была проституткой - ещё не успевшей устать от своей работы и относящейся к ней весьма серьезно.

Я все ещё размышлял об этой ситуации, когда Мария спросила:

- Хочешь, чтобы я пососала?

- Да, - ответил я немного смущенно. Мне никогда прежде не делали минет, и я хотел узнать, что это такое. Я узнал это очень быстро. Ощущения были столь восхитительными и волнующими, что через несколько секунд я остановил Марию, иначе все кончилось бы слишком стремительно. После паузы я смог выдержать ещё несколько секунд. Потом мы позанимались обычным сексом, передохнули и совершили ещё один половой акт. Очевидно, я имел вид вполне удовлетворенного мужчины (точнее говоря, обессилевшего). Мария уничтожила все сомнения относительно своей профессии, сказав:

- А теперь мне пора возвращаться в клуб.

Мне не следовало испытывать удивление, однако оно все же охватило меня. Я ещё наслаждался приятными ощущениями, возникающими после хорошего секса, а она уже была готова заняться поисками нового клиента. Мы провели вместе час с четвертью. Все происходящее вызывало у меня искренний интерес. Я участвовал в нем и одновременно наблюдал за ним, словно участник эксперимента. Впоследствии это отношение ляжет в основу моей рационализации - оправдания того факта, что я лег в постель с проституткой. "Дело не в сильном сексуальном желании. Я просто хотел узнать, что это такое." Да, именно так я думал. Рационализация - забавное явление. Проблема в том, что, будучи участником какого-то процесса, трудно сознавать всю правду о своей роли в нем.

Я хотел провести с Марией всю ночь, но боялся даже спросить, сколько это будет стоить. Мы оделись; она вернула ключ; я заплатил ей двадцать долларов; примерно в час ночи мы вышли на безлюдную улицу. Я чувствовал себя глупцом из-за моих опасений насчет того, что меня могут ударить по голове. Я с удовольствием вдыхал свежий ночной воздух. Проводив Марию до клуба, отправился погулять в одиночестве по берегу.

Ночь была восхитительной, и я радовался тому, что живу на этой земле. Пережитый эпизод вызывал у меня благоговейный восторг. Я хотел испить и вкусить все, что меня окружало. Рио - один из самых оживленных и волнующих городов из всех, где я бывал. Его природная красота казалась невообразимой, ошеломляющей. Я радовался тому, что находился здесь и познакомился с Марией.

Трудно описать мое состояние - жизнь, которую я вел, казалось, сама набирала обороты. Я посещал места, о которых никогда даже не мечтал, совершал поступки, которые прежде не приходили мне в голову. Это было восхитительно. Мне нравилось все происходящее и хотелось большего. Я неохотно ложился спать, боясь, что пропущу что-то. Я без устали знакомился с новыми местами и узнавал, как живут люди. Во время этих путешествий я часто думал о Пегги. Я бы хотел разделить с ней многое из того, что делал. Наверно, я был бы счастлив её присутствию возле меня только в дневное время. Ночь была временем "охоты", составлявшей неотъемлемую часть моего пребывания в Рио. Я воспринимал её как искусство, которым владеет каждый искушенный путешественник.

Следующей ночью я снова увидел Марию. Все происходило по старому сценарию. Я забрал её из клуба; мы сняли ту же комнату; я опять получил удовольствие, стоившее двадцать долларов. Однако на этот раз я не думал о том, что может со мной случиться, и полностью сосредоточил свое внимание на Марии. Она владела своей профессией в совершенстве. Весь этот опыт дал мне новое представление о проституции. Я испытал потребность пересмотреть мои убеждения и ценности.

Мария успешно уничтожила прежний образ проститутки, существовавший в моем сознании. Она походила на обыкновенную девушку. Используя мои развитые способности к рационализации, я сказал себе: "Разве может быть плохим человек, который занимается столь полезным делом? Что плохого в том, что я заплатил ей двадцать долларов?" Ведь если бы я снял "порядочную" женщину, то скорее всего потратил более значительную сумму на ужин и напитки.

Я обрел новый взгляд на внебрачные связи, пройдя через пять этапов. Сначала я говорил себе, что способен сблизиться с женщиной лишь при наличии полноценных человеческих отношений, а не только ради секса. Я хотел получать удовольствие от общества другого человека. Мы должны были обладать общими интересами и ценностями. Я держался за эти представления цепко и самоуверенно. Разве можно считать себя порядочным и цельным человеком, если ты ложишься с женщиной в постель только из-за секса? - думал я.

Таким образом я рассуждал, находясь на первой стадии. Вступать во внебрачные связи можно, если... (1) это полноценные отношения, и вы относитесь с другому человеку с теплотой, (2) если все происходит вне вашего города и, следовательно, вы не отдаете предпочтение другой женщине, игнорируя при этом жену, (3) если никто не страдает от происходящего. Согласно этой концепции вы должны проявлять осторожность, чтобы жена ничего не узнала, а любовница понимала долгосрочный характер ваших отношений с женой и не привязывалась к вам слишком сильно. Я никогда не допускал мысли о том, что тоже могу привязаться к другой женщине. Просто не мог и не хотел представить себе такую ситуацию. Наверно, это похоже на то, как человек оценивает реальность своего превращения в алкоголика - обычно при этом он не располагает всей информацией об алкоголизме.

Едва я успел почувствовать себя комфортно на первом этапе, как меня охватило желание "расширить" мою философию. Я много путешествовал и часто оказывался один в другом городе, где возле меня не было Пегги или Лайзы. Передо мной вставал вопрос: "Что плохого в том, что я встречусь с новой женщиной в такой ситуации?" Мне было достаточно слегка расширить толкование термина "содержательные и теплые отношения", и три мои условия оставались выполненными. Начало "знакомств на одну ночь" ознаменовало собой мое вступление во вторую фазу. Я по-прежнему считал, что отношения должны быть "полноценными". Я искренне верил в это. Сейчас я пишу об этой позиции, отойдя от неё на значительное расстояние. Она кажется мне такой же нелепой и надуманной, как, вероятно, и вам. Однако она точно описывает мой образ мыслей в то время.

Я все глубже погружался в мир внебрачных связей. На третьем этапе я поддерживал одновременно два романа, протекавших в двух разных городах. Каждый следующий этап был сопряжен с чуть большим риском и требовал умения жонглировать несколькими шарами одновременно. Я гордился моим мастерством. Считал свое умение сочетать пару романов с хорошей семейной жизнью свидетельством искушенности и житейского опыта.

Четвертый этап заключался в том, что я заводил внебрачные связи в том городе, где мы жили. Сначала я воздерживался от такого образа действий, поскольку он явно более опасен, нежели отношения с женщинами вне нашего города. Также я не мог найти убедительную рационализацию (самооправдание) ведь в таком случае я бы лишал Пегги и детей определенной доли моего времени и внимания. Поездки упрощали ситуацию. Находясь вдали от дома, я все равно не мог быть с моей семьей. Путешествия являлись неотъемлемой частью моей работы, поэтому такое положение дел не зависело от меня. Самая лучшая рационализация, которую я смог придумать, звучала так: "Мне требуется разнообразие - перемена аллюра. У нас с Пегги хорошие отношения, но если я буду проводить все время только с ней, нам, вероятно, будет труднее ладить друг с другом". Такая рационализация не удовлетворяла даже меня. Но я хотел иметь романы, поэтому я принял её, даже если она звучала не слишком убедительно.

Свидание с проституткой обозначило пятый этап в моем развитии. Конечно, речь идет о моем индивидуальном взгляде на вещи. Некоторые мужчины начинают с проститутки и идут в обратном направлении, в конце концов вступая в содержательные, длительные отношения. Для других первый роман оборачивается столь негативным опытом, что они не идут дальше.

Беседуя с мужчинами, которые постоянно имеют какие-то романы, я заметил две практически универсальные тенденции. Первая заключается в постепенном увеличении риска. Человек вступает в свой первый роман с изрядными предосторожностями. Если все идет гладко, следующий роман оказывается сопряженным с большим волнением, следующий - с ещё большим. Этот процесс подобен освоению любого нового поведения. Сначала мы проявляем значительную осторожность. Когда мы осваиваемся с новизной, она превращается в привычку. Изначальные страхи уменьшаются, мы обретаем готовность рисковать на следующем уровне. Опасности остаются столь же реальными, как и в первом романе. Мы просто приспосабливаемся к ним. Некоторые мужчины приспосабливаются так хорошо, что через некоторое время просто перестают замечать их.

Вторая замеченная мною тенденция - это склонность к рационализации. Мы цепляемся за объяснение, которое наилучшим образом подходит к нашей сиюминутной ситуации. Иногда рационализации оказываются длинными и изощренными. Чем логичнее они звучат, тем лучше. В других случаях они весьма просты: "Я не мог ничего с собой поделать. Наверно, мы все - просто животные".

Пегги:

Мужчины придумывают бесчисленное множество рационализаций в отношении своих романов. Их изобретательность вызывает умиление.

- Можно заниматься сексом с женщиной, к которой я испытываю серьезные чувства, а не просто похоть...

- Можно заниматься сексом вне брака, если речь не идет о серьезных отношениях...

- Можно посещать массажные салоны, но не заниматься настоящим сексом...

- Внебрачный секс допустим, если я нахожусь в другом городе...

- Внебрачный секс допустим, если женщина не принадлежит к нашему кругу общения...

- Внебрачный секс допустим, если женщина не замужем...

- Внебрачный секс допустим, потому что я имею право на периодическую разрядку; я много работаю и устаю...

- Внебрачный секс допустим, потому что моя жена не понимает (не ценит) меня...

- Внебрачный секс допустим, потому что он помогает мне стать более искусным любовником...

- Внебрачный секс допустим, если никто от него не страдает...

Возможно, самая главная рационализация звучит так: "Я имею на это право, но моя жена - нет". Многие мужчины, активно занимающиеся внебрачным сексом, не потерпели бы такого поведения со стороны жены. Это - суть философии двойной морали.

Джеймс жил согласно двойной морали в полной мере. Но я никогда не была уверена в этом. Его любовное письмо дало мне новую надежду. Я не могла представить себе, что во время путешествия в Южную Америку он имел ещё две связи. Мне было трудно совместить в сознании его письмо и мысли о изменах. Одним из наиболее удивительных открытий для меня стало осознание того, что любой человек способен поступать и мыслить таким противоречивым образом. Все мои старания понять, имеет ли Джеймс любовниц, опирались на убежденность в том, что его поведение подчиняется здравому смыслу. Однако подобная раздвоенность не укладывалась в моем сознании, поэтому я не могла догадываться о происходящем. Неудивительно, что я постоянно испытывала растерянность.

Стараясь верить в цельность личности, я не подозревала Джеймса во время его путешествия после получения любовного письма. Для меня это был хороший период. Я с удовольствием готовилась к шоу, которое мы устраивали в теннисном клубе по случаю открытия сезона. Я написала слова теннисного гимна, репетировала мои любимые старые блюзы. Особенно большое удовольствие я получала, готовя новый танец в современном стиле. Мне представлялась первая возможность появиться на людях в серебристом платье, которое Джеймс подарил мне к Рождеству.

У меня было прекрасное настроение. Я с радостью расходовала мою энергию на подготовку к празднику. Даже стала подумывать о том, не следует ли мне возродить мое увлечение пением или танцами... однако мне больше импонировала мысль о работе в офисе. В любом случае я думала о какой-то самостоятельной деятельности. Ко мне возвращалась уверенность в своих силах.

Однако эти дни не были совершенно безмятежными. В то лето я столкнулась с ситуациями, которые бросали вызов моим душевным силам и рассудку. Джеймс решил пригласить Терри и её знакомого на воскресный ленч. Его идея вызвала у меня неоднозначные чувства. С одной стороны, это событие обещало стать ужасным испытанием. С другой стороны, я склонялась к мысли о том, что их роман действительно завершился, коль скоро Джеймс чувствует себя комфортно, приглашая её к нам домой. Я волновалась, но мне удалось справиться с собой.

В это лето имели место и другие светские мероприятия, где я сталкивалась с Терри. Каждая встреча была для меня тяжелой, но одна из них вызвала особую боль. Мы с Терри переодевались в одной комнате после купания в бассейне. Видя её обнаженное тело и представляя себе, как Джеймс занимался с ней любовью, я думала, что сейчас умру.

Джеймса пригласили на празднование Дня независимости в соседний городок. Прием устраивал человек, с которым Джеймса связывали деловые интересы. Тони был истинным предпринимателем, постоянно погруженным во всевозможные сделки и проекты. Джеймс был очарован им. Тони мог работать в любое время суток и не признавал традиционного распорядка дня. Несколько раз он звонил нам в четыре утра, чтобы обсудить идею, которая его увлекла. Иногда Джеймс садился с ним за обеденный стол и заканчивал деловое обсуждение глубокой ночью.

Прием по случаю Четвертого июля носил деловой характер, поэтому жены не были приглашены. Я подозревала, что Терри могла получить приглашение через своих знакомых по работе. Я сказала Джеймсу, что не хочу, чтобы он отправился на прием с ней. Объяснила ему, как трудно мне смириться с тем, что он поедет туда с другой женщиной, пока я сижу дома. Меня удивила моя собственная твердость, но она сработала - в определенном смысле. Джеймс поехал туда без Терри, в одиночестве. Возвращаясь домой, он задремал за рулем и с трудом удержался на дороге. Позже он заявил, что моя ревность, заставившая его отказаться от общества Терри, едва не стоила ему жизни. Я почувствовала, что терплю поражение даже тогда, когда добиваюсь своего.

Тони умел превосходно принимать гостей. Мы с Джеймсом получили приглашения на несколько приемов, которые он устраивал вместе с женой. Часто там появлялась Терри. Я отчаянно старалась выглядеть лучше её и других присутствовавших там женщин. Почувствовала себя победительницей, когда Тони сказал, что я - самая сексапильная женщина из всех, каких он видел. Но я не ощущала себя сексапильной. Я лишь старалась казаться уверенной в себе.

Я начала делать все возможное для того, чтобы Джеймс чувствовал, что я доверяю ему. Никогда не заглядывала в его портфель или календарь. Всячески давала ему понять, что не вмешиваюсь в его жизнь. Я продолжала считать, что демонстрировать ему мое недоверие слишком опасно. Не хотела подталкивать его к нежелательным для меня действиям.

Джеймс:

Не знаю, как бы повлияли на меня явные расспросы Пегги по поводу того, в чем она подозревала меня. Пока они звучали лишь в косвенной форме, мне было легко отвечать уклончиво. Меньше всего я стремился к открытому обсуждению вопроса о внебрачных связях. Если бы она спросила меня впрямую: "Ты встречаешься с другой женщиной?", это, несомненно, изменило бы мое поведение каким-то образом. Возможно, в определенные моменты я мог солгать и сказать "нет". Прежде всего это относится к периоду моих первых романов, когда я считал, что у Пегги нет серьезных причин подозревать меня и что я смогу "отбиться" в случае предъявления мне обвинений. Позже я порой думал, что она, возможно, знает правду. У меня пропадала уверенность в том, что моя ложь окажется успешной. Я никогда не был искусным лжецом. Я уверен, что перестал бы изменять Пегги, если бы она проявила твердость.

Пегги:

Я не была готова предъявить Джеймсу обвинение. Продолжала надеяться на то, что ошибаюсь. Держалась так, словно полностью доверяю ему. Я взяла за правило никогда не звонить ему, когда он находился в другом городе. Он не просил меня об этом (хотя возражал против звонков в офис). Но я все равно воздерживалась. Если Джеймс отсутствовал неделю, то он сам звонил мне два или три раза. Вечерами, когда он звонил после обеда, я испытывала облегчение, думая, что он находится в своем гостиничном номере. Я не догадывалась о том, что иногда он звонил мне, пока другая женщина принимала душ. В те вечера, когда он не звонил, я испытывала беспокойство. Но хуже всего я чувствовала себя, когда он звонил днем. В таких случаях я всегда думала, что он собирается провести вечер с женщиной и заботится о том, чтобы у меня не возникло желание поговорить с ним позже.

Я не расспрашивала его о том, как он проводит свободное время в поездках. Пыталась удовлетворить свое любопытство, заставляя его рассказывать о командировках, однако избегая прямых вопросов. Я не хотела демонстрировать ему свои подозрения, но стремилась получить как можно больше информации. Иногда чем больше он рассказывал, тем лучше я себя чувствовала.

Джеймс:

Я продолжал осложнять мою жизнь. По-прежнему встречался с Лайзой в Нью-Йорке, хотя и не так часто, как в течение двух предыдущих лет. Я перестал видеться с Марго в Вашингтоне с начала осени, однако вскоре вступил в новую связь. В тот же период у меня завязалась тесная дружба с Мартой, преподавательницей средней школы и участницей семинара, который я вел раз в неделю на протяжении всего учебного года. Эта группа состояла из учителей и директора. Главная цель заключалась в изучении межличностных отношений в преподавательском коллективе и поиск путей их улучшения. В конце концов мы сосредоточили наше внимание скорее на развитии личности, нежели на эффективности сотрудничества в трудовом коллективе. Эти люди интересовались всевозможными исследованиями собственной личности. В ходе наших групповых занятий некоторые участники научились выражать свои чувства и решать проблемы, которые долгое время оставались "замурованными" в их душах.

Марта выступала в качестве моей помощницы, и мы часто планировали вместе дальнейшую работу. Три-четыре раза в неделю беседовали по телефону. Она информировала меня о школьной жизни, мы получали удовольствие от обсуждения того, что интересовало нас обоих. Сексуальные отношения между нами никогда не возникали, но я испытывал к ней едва ли не самые теплые чувства, какие когда-либо связывали меня с женщиной.

Вероятно, я попытался бы переспать с ней, если бы она не была замужем, а я не встречался с Терри. Мне казалось неразумным заводить новые отношения в том же городе. У меня ещё оставалось достаточно благоразумия, чтобы понимать это. Пегги и Терри воспринимали с подозрением мою дружбу с Мартой и ревновали из-за того, что я провожу с ней много времени. Терри озвучивала свою ревность охотнее Пегги. Конечно, я чувствовал себя вправе отвергать домыслы обеих женщин. Я ощущал свою полную невиновность - мысли и планы не шли в счет.

Дружба с Мартой была для меня уникальным явлением. Я не был столь близок с другими женщинами при отсутствии секса и не испытывал опасений, что он появится и повлияет на наши отношения. Мы нравились друг другу и могли выражать наши симпатии, не порождая осложнений, сопутствующих сексу. Марта была сильной и доброй. В ту пору я ценил наши отношения, но со временем они стали казаться мне ещё более прекрасными. Я бы хотел иметь больше таких друзей, как Марта.

Пегги:

Участие Джеймса в работе семинаров по развитию личности, похоже, удаляло его от меня сильнее, чем что-либо иное. Я испытывала особенно сильное беспокойство, потому что он заметно сблизился с членами этой группы, которые делились друг с другом информацией личного характера. Я боялась, что он расскажет о нас нечто способное поставить меня в неловкое положение или выставить в плохом свете.

Одновременно благодаря этому семинару личность Джеймса менялась в лучшую сторону. Он научился с большей легкостью выражать свои эмоции. Хотя в других обстоятельствах я бы обрадовалась этому, я не могла принять тот факт, что эти важные перемены появились вследствие общения Джеймса с незнакомыми мне людьми. Я казалась себе выброшенной из его жизни и боялась новых изменений.

Я была не единственным человеком, у которого возникли проблемы из-за семинаров по развитию личности. Занятия, которые вел Джеймс (на них присутствовали в основном мужчины), создавали проблемы для жен некоторых участников. Поэтому один из коллег Джеймса создал группу для жен и других заинтересованных лиц. Мы встречались раз в неделю на протяжении шести недель. Обретенный опыт не ободрил меня, но все было не так страшно, как мне представлялось. Я почувствовала себя лучше, узнав, что это такое.

Я по-прежнему тревожилась из-за женщин, посещавших некоторые из семинаров Джеймса. Особенно мне не нравилось, когда участники оставались загородом более одного дня. Сильнее всего я заволновалась, когда Джеймс организовал для одной из групп уик-энд в коттедже Тони. Поездка в изолированный домик, стоящий посреди леса, внушала мне больше опасений, нежели занятие в городе. Я чувствовала, что работа служит здесь лишь ширмой для приятного времяпрепровождения. Я призналась в своей ревности и выразила сомнение в целесообразности этого мероприятия.

Он возразил мне в своем обычном высокомерном стиле: "Ты просто ничего не понимаешь - Это работа - Ты мыслишь слишком узкими категориями - Почему ты указываешь мне, как надо организовывать работу?" Я чувствовала себя несчастной.

По-моему, я робела от мысли о том, что Джеймс имел степень доктора психологии, а у меня за плечами были только два года учебы в колледже. Также, полагаю, эта его ученая степень заставляла меня думать, что он осведомлен лучше меня во всех областях жизни. Я помогала ему стать "Богом", преклонялась перед ним и постоянно испытывала чувство несправедливости.

Похоже, мы встали на путь, который мог привести только к разводу если я не поделюсь моими эмоциями. Я решила предпринять такую попытку.

- Я чувствую, что ты уделяешь все большее и большее внимание собственным интересам и карьере, не думая о том, как это отражается на мне и наших отношениях. Я хочу знать, каково мое положение.

- Я стараюсь не жертвовать благополучием в семейной жизни ради моего профессионального успеха, - ответил Джеймс.

Я по-прежнему не знала, каковы наши истинные отношения, и даже не могла точно сформулировать, чего хочу на самом деле. Я не понимала самую себя достаточно хорошо, чтобы объяснить Джеймсу мои чувства. Я решила, что попытка сформулировать их в письменном виде поможет мне мыслить более ясно. Поэтому записала то, что ещё не могла сказать ему, и сохранила этот листок в надежном месте.

Я испытываю неприятные ощущения - мне кажется, что однажды я почувствую себя совершенно ненужной тебе. Поэтому я считаю своим долгом перед самой собой выйти из игры до того, как окончательно погибну. Иногда я спрашиваю себя, буду ли я более несчастной без тебя, нежели сейчас, живя с тобой. Меня переполняют чувство обиды, ненужности, незащищенности и разочарования. Я чувствую себя полностью свободной только в ситуациях, никак не связанных с тобой, или же когда ты находишься в длительном отъезде. Лишь тогда я уверена в себе и могу полностью успокоиться. Не знаю, в чем тут дело. Возможно, в туманности нашего общего будущего. Я чувствую, что ты ускользаешь от меня, что я никогда не могу положиться на тебя без боязни испытать разочарование. Возможно, дело в том, что твое присутствие порождает во мне робость. Меня пугает твоя возможная отрицательная реакция на мои слова и действия, и поэтому я никогда не могу расслабиться. Мне кажется, что меня постоянно экзаменуют. Я пытаюсь вести себя таким образом, чтобы заслужить твою любовь и одобрение.

Я отчаянно нуждаюсь в обретении более высокой самооценки. Я должна принять мысль о том, что могу оказаться предоставленной самой себе. Должна идти на риск и противостоять тебе хотя бы немного, чтобы обрести шанс на улучшение ситуации. Я не могу бесконечно жить так, как сейчас.

Было ясно, что мне следует постоянно делиться с Джеймсом моими чувствами. Так начался период наших самых тяжелых разговоров. Я делилась моими чувствами более прямолинейно, чем когда-либо - особенно связанными с другими женщинами. Когда Джеймсу давали помощницу для работы над проектом, который мог потребовать их совместных поездок, меня охватывал страх... и я говорила об этом.

"Я много читаю и знаю, что "служебные романы" - дело весьма распространенное. Знаю также, что путешествия весьма способствуют их возникновению. Я не хочу, чтобы ты ездил в командировки с Дайаной. Мысли об этом внушают мне страх. Я бы не вынесла, если бы ты завел роман."

Я пыталась поделиться с ним некоторыми чувствами, в которых прежде не хотела сознаваться. Мне казалось более безопасным говорить об этой новой ситуации, нежели о моих подозрениях относительно Терри. Моя тактика не сработала. Джеймс стал лицемерно защищать себя.

- Я не позволю тебе вмешиваться в мою работу. Я намерен выполнять её как можно лучше и не пойду на поводу у твоей мелочной ревности.

Джеймс:

В то время у меня не было отношений с Дайаной, но Пегги не ошибалась, подозревая такую возможность. Меня влекло к этой женщине, и я решил, что если когда-нибудь расстанусь с Терри, то попытаюсь добиться благосклонности Дайаны. Она была не замужем и более доступна, чем Марта. Я также улавливал исходящие от неё невербальные сигналы, говорившие о симпатии ко мне. Мы работали вместе над несколькими проектами и постепенно сближались, не вступая в интимные отношения. По-моему, мы оба знали, что это - дело времени.

Пегги:

Когда я уже потеряла надежду, Терри исчезла из жизни Джеймса, переехав в другой город. Меня охватило огромное облегчение. Я даже испытала к ней некоторое сочувствие. Подумала, что она могла сталкиваться с теми же проблемами, что и я - например, его увлечение семинарами по развитию личности и другими аспектами профессиональной деятельности. По какой бы причине она ни уехала, я позитивно воспринимала это событие. Подозревая, что я не знаю истинный характер их отношений, я радовалась их завершению.

Джеймс:

Конец моего романа с Терри был связан со стечением ряда обстоятельств. Летом мы стали встречаться значительно реже главным образом из-за перемен в моем рабочем расписании. Во время учебного года мне не составляло труда видеться с ней несколько раз в неделю. Я просто "добавлял" несколько лишних часов к моему обычному графику занятий. Летом ситуация изменилась. Я уже не преподавал и не должен был проводить определенные часы в офисе. Тем летом я много играл в теннис в клубе, находившемся возле моего дома. Результатом всего этого стало значительное ослабление нашей связи как по силе эмоций, так и по частоте свиданий. Мы никогда не обсуждали это открыто, но оба сознавали, что роман постепенно умирает.

Потом началась осень, а с ней - мои профессиональные отношения с Мартой и Дайаной. Думаю, Терри верила, что я не имел физических отношений с этими женщинами, но её задевали наша явная близость и значительное время, которое я проводил с ними в связи с работой. Последний удар обрушился на наш роман в октябре, когда в Рочестер приехал мой друг Фрэнк. В день прилета я был занят и попросил Терри забрать его из аэропорта. Я рассказал ей о том, какой он неутомимый ловелас, предупредил Терри, что он обязательно попытается уложить её в постель и добавил, что мне бы этого не хотелось. Я знал, что не вправе решать, с кем ей спать, но Фрэнк был таким отъявленным бабником, что я счел своим долгом уберечь её. На самом деле я защищал самого себя. Мне трудно было смириться с происшедшим. Вскоре после этого события мы перестали встречаться.

Это было самое тяжелое расставание из всех, какие я пережил. Мы не ссорились и не испытывали злости - только грусть и нежелание расставаться. В конце концов она решила покинуть город. Думаю, это решение было лучшим для нас обоих.

Пегги:

Другое важное событие произошло примерно в это же время. Джеймс принял важное решение относительно своей карьеры. После почти восьми лет преподавательской работы - шесть лет в Питтсбурге и около двух лет в Рочестере - он отказался от преподавания и полностью посвятил себя консультированию. Он уже занимался этим на протяжении последних четырех-пяти лет. Он определенно отдавал предпочтение этому виду деятельности и теперь решил отдаться ей полностью.

У него было больше связей в Питтсбурге, и мы решили вернуться туда по завершении учебного года. Для меня важность этого шага заключалась в том, что Джеймс хотел, чтобы я работала с ним в качестве секретаря и менеджера во всяком случае, до тех пор, пока он не добьется успеха в новом качестве и сможет нанять сотрудников.

Джеймс:

До отъезда из Рочестера я пережил ещё один "местный" роман - с Дайаной. Я вступал в эти отношения с большой осторожностью. Я все ещё не пришел в себя после разрыва с Терри, к которой был сильно привязан. Моя осторожность не огорчала Дайану. Она не стремилась к серьезным отношениям. Нас объединяли общие профессиональные интересы, мы получали удовольствие, проводя время друг с другом. Также нам нравилось заниматься сексом, но ему никогда не отводилось центральное место в наших отношениях, как это было в большинстве других моих романов.

С Дайаной я пережил один уникальный сексуальный опыт. Возможно, определение "сексуальный" тут не очень уместно. Однажды я не смог добиться эрекции. Такое случилось со мной в первый и единственный раз. Мы оба уже разделись и начали прелюдию. Я был возбужден и хотел заняться сексом. Когда мне стало ясно, что эрекция не возникает, меня охватила тревога. Сначала я ничего не говорил, пытаясь добиться успеха. В конце концов сдался и сказал Дайане, что не могу ничего сделать. Я испытывал смущение, но она повела себя превосходно. Сначала попыталась помочь мне, но это ни к чему не привело. Потом предложила, чтобы мы расслабились и просто насладились обществом друг друга. Сказала мне, что я не должен переживать. Я не мог полностью расслабиться, но то, что она не видела в происшедшем серьезной проблемы, позволило мне не предавать моей неудаче чрезмерного значения. Она была права. Во время нашего следующего свидания эрекция возникла, как обычно, и больше я не сталкивался с такими трудностями. Нет нужды говорить о том, какое облегчение я ощутил. Также я оценил зрелость Дайаны, проявившуюся в том, как она повела себя в той ситуации.

Роман продолжался лишь четыре или пять месяцев и никогда не доходил до "точки кипения" ни для кого из нас. Это были просто хорошие отношения, приносившие нам удовлетворение. Возможно, наши эмоции сдерживало сознание того, что летом я уеду из города. Расставание было легким и дружеским.

Пегги:

Мои подозрения относительно этого романа с Дайаной никогда не были сильными. Поскольку они не путешествовали вместе, я предавалась ложному чувству безопасности. Облегчение, связанное с этим обстоятельством, а также с отъездом Терри, притупило мою бдительность.

Я по-прежнему страдала от моих сомнений, но все же не в такой степени, как прежде. Месяцы пролетали быстро, мы строили планы относительно совместной работы. Думаю, предвкушение работы с Джеймсом усиливало мою радость от скорого переезда, хотя он обещал стать пятым за пять лет. Каждый раз я находила основания для оптимизма, думала, что перемены благотворно скажутся на наших отношениях. На этот раз подобные чувства были особенно сильными.

В месяцы, предшествовавшие переезду, Джеймс дважды обращался ко мне в связи с его работой. Один раз он попросил записать на магнитофон текст для семинара. В другой раз предложил мне отпечатать описание упражнений, потому что секретарша не успевала закончить работу к нужному времени. Мне пришлось одолжить печатающую машинку незнакомой модели и провести за письменным столом всю ночь, но я выполнила эту работу. Джеймс гордился мной. Главное заключалось в том, что я сама гордилась собой.

Наша жизнь менялась - медленно, но неуклонно. Самый явственный признак перемен появился за пару месяцев до переезда, когда Джеймс начал говорить мне: "Я люблю тебя". Я не слышала от него этих слов в течение четырех лет. Я берегла те немногие письма, которые содержали подобные признания, однако услышать их снова из его уст было просто замечательно.

Глава шестая

Переходный период

Пегги:

Наше возвращение в Питтсбург в июне 1970 года стало началом значительных изменений, постигших наш брак и меня лично. Я вместе с Джеймсом оборудовала городской офис - покупала мебель, технику и другие необходимые вещи. Он нанял ещё одного психолога и секретаршу, поэтому в то лето мы трудились вчетвером. Изначально было решено, что я буду работать только до тех пор, пока Джеймс не сможет нанять необходимое количество людей. В сентябре он нанял вторую секретаршу, и я перестала работать.

В течение двух месяцев, в сентябре и октябре, я была свободнее, чем когда-либо в моей жизни. Оба ребенка впервые проводили весь день в школе. Энди учился в первом классе, а Викки - в третьем. Я записалась на шестинедельные курсы по оказанию первой медицинской помощи, о чем мечтала уже давно.

В ноябре Джеймс нанял ещё одного психолога, и я снова вернулась в офис, чтобы печатать документы... предварительно закончив соответствующие курсы. Большую часть года я печатала брошюры и комплексы упражнений. Несколько раз, когда Джеймс уезжал из города, я брала обоих детей в офис на всю ночь. Это доставляло им огромное удовольствие. Я работала всю ночь, пока они спали в соседней комнате. Иногда я заканчивала работу до рассвета и ложилась рядом с ними. Мы вставали рано, ехали домой и готовились к школе. Детям нравилось такое приключение, они с гордостью делились им с друзьями.

Я получала подлинное удовольствие от работы и особенно от сотрудничества с Джеймсом. Мне было приятно вновь сознавать себя полезной ему. Пока дети были дошкольниками, я хотела посвящать им все мое время, но чувствовала, что это способствует моему отдалению от Джеймса, начавшемуся после рождения Викки и Энди.

Джеймс:

Мои отношения с Пегги значительно изменились с того времени, когда я работал в университете. Произошло много такого, что мы не планировали и не предвидели. Существовали две причины, по которым в июне 1970 года я расстался с весьма стабильной работой. Я хотел больше заниматься консультированием, которое мне нравилось, и собирался создать консультационную фирму, которая позволила бы мне в дальнейшем зарабатывать много денег. Тогда я не думал об изменениях в образе жизни, связанных с этим шагом.

График работы в университете был достаточно гибким. Я трудился весьма напряженно по собственной воле, но в целом моя должность не налагала очень жестких требований. Внезапно мое положение резко изменилось. Создание консультационной фирмы требовало больше времени и энергии, чем я мог вообразить. Проблема получения нужных средств отнимала у меня почти все вечера того года. Та финансовая поддержка, в которой я был уверен, так и не стала реальностью. Это привело к двум важным последствиям. Я был так озабочен нашим финансовым благополучием, что у меня оставалось мало сил для романов, и я всерьез нуждался в помощи Пегги, чтобы добиться успеха.

Пегги:

Мне нравилось работать с Джеймсом. Также вместе с ним и другой супружеской парой мы занимались созданием магазина подарков. В 1970-71 годах мы ремонтировали предназначавшееся для него старое кирпичное здание. Тратили много времени на решение всевозможных проблем, связанных с созданием маленького бизнеса. Все это разительно отличалось от нашей прежней жизни в Питтсбурге. Тогда мои основные обязанности заключались в приеме гостей - мы вели активную светскую жизнь. Теперь мы развлекались гораздо меньше, вкладывая почти всю нашу энергию в работу.

Одна из немногих вечеринок, которые мы посетили в тот первый год, была новогодней. Она привела к существенным изменениям в нашей жизни особенно в нашей интимной жизни. Мы беседовали на вечеринке с гостями. Одна пара стала описывать трудности, с которыми она столкнулась, пытаясь ответить на вопрос детей о том, что такое "69". Вся компания засмеялась и посочувствовала родителям, попавшим в неловкую ситуацию. Похоже, все они знали, что означает "69" - или, подобно мне, притворялись осведомленными. Я посмотрела на Джеймса и поняла, что он также не понимает, о чем идет речь. Мы никогда не слышали о "69". Мы не знали не только то, что речь шла об обоюдном оральном сексе, но и то, что оральный секс - вполне допустимое занятие для гетеросексуальных пар. Мы слышали о том, что такое происходит между гомосексуалистами, но не подозревали, что тоже можем включить этот способ интимного общения в нашу сексуальную жизнь.

Мы решили узнать, что такое "69", и испробовать этот способ. Сначала мы испытывали смущение. Я просто не знала, что мне следует делать - как и Джеймс. Поэтому я начала экспериментировать. Реакции Джеймса подсказывали мне, что я на верном пути. Должна признать, что мне было гораздо труднее воспринимать его старания доставить мне удовольствие. Я не могла расслабиться. Была уверена, что от меня плохо пахнет, что Джеймс должен испытывать неприятные вкусовые ощущения. Все полученное мною воспитание заставляло меня считать гениталии чем-то таким, что не следует трогать руками. Мне даже в голову не приходило, что к ним можно прикасаться ртом.

Отчасти мои опасения усиливались той понятной осторожностью, которую поначалу проявлял Джеймс. Подобно мне, он нуждался в каком-то времени, чтобы привыкнуть не только к новым запахам и вкусовым ощущениям, но и к самой мысли о нормальности орального секса. Я истолковала его осторожность как проявление нежелания и поэтому не получила в первый раз того удовольствия, которое стала испытывать позже, когда мы преодолели изначальное психологическое торможение. Теперь я отношу эти ощущения к числу самых приятных на свете. Жаль, что мы открыли их очень поздно.

Сначала мы рассматривали оральный секс только как прелюдию к обычному. Мне потребовалось несколько лет, чтобы свыкнуться с мыслью о допустимости эякуляции при оральном сексе. Этот вид близости изменил к лучшему нашу интимную жизнь.

Джеймс:

В тот первый год после моего ухода из университета произошли и другие важные перемены. Создавая семинар по планированию личной жизни и карьеры, я начал пересматривать мои собственные ценности и цели. Этот процесс продолжается и поныне, но тот год внес ясность во многое. Я понял, что сделал правильный выбор в отношении работы. Консультирование в области развития личностного потенциала соответствовало моим интересам. Я люблю учиться и способствовать обучению других людей. Я обнаружил, что мне не нравится руководить людьми. С меня достаточно ответственности за самого себя.

Я также осознал, что деньги не заслуживают того приоритетного места, которое я отводил им в списке жизненных ценностей. Я до сих не смог точно ответить на вопрос об их значимости, но определенно понизил их "ранг" на несколько позиций. Логическим итогом стала ликвидация моей консультационной фирмы, осуществленная в конце того года. Мы оказались в сложном финансовом положении, и я понял, что не хочу тратить свою жизнь на такой вид деятельность.

Позитивные перемены заключались в том, что мои отношения с Пегги обрели новое измерение. Мы нуждались в этом, поскольку хотели двигаться не по разным дорогам в противоположных направлениях, а по одной дороге в одну и ту же сторону. Отрицательная перемена заключалась в том, что я превратился в неисправимого трудоголика. Несмотря на напряженность финансовой ситуации, мне нравилось то, что я делаю. Это давало мне много преимуществ. Мне не приходилось насиловать себя, чтобы работать поздно вечером и по субботам. Мне не составляло труда отказываться от тенниса и романов. Нет, я не исключил их полностью из моей жизни, однако сократил расходуемое на них время процентов на девяносто.

Пегги:

Работая весьма напряженно, Джеймс перестал разъезжать так много, как в предыдущие годы. Иногда он совершал короткие поездки - обычно на день-другой в Рочестер.

Во время одной из этих командировок ко мне вернулись мои опасения. Он собирался поехать назад в воскресенье утром, и я начала ждать его с полудня. Он появился только в пять вечера. Я знала, что у него нет никаких дел в воскресенье, и мне было трудно поверить в то, что он спал до полудня. Но я подумала, что, возможно, проявляю излишнюю подозрительность. Нас связывала большая близость, я была в курсе всех его дел, и мне казалось маловероятным, что он завел новый роман. Как бы там ни было, я решила не обвинять его и не поднимать шума. Все обстояло слишком хорошо, и мне не хотелось рисковать этим благополучием.

Джеймс:

Моя первая поездка обратно в Рочестер была чисто деловой. Однако такая ситуация длилась недолго. Подозрения Пегги имели под собой почву. Я продлил упомянутую Пегги поездку, чтобы начать роман со Сьюзан секретаршей местного юриста.

Мы познакомились примерно восемью месяцами ранее, когда я проводил длинный цикл переговоров в офисе, где она работала. Помню, что я отметил её привлекательность, но переговоры были слишком важными, и я сосредоточил на них почти все мое внимание. В тот день, когда мы наконец заключили соглашение, Сьюзан постоянно заходила в комнату для переговоров, печатая контракт по частям. Закончив работу, я смог расслабиться и по-настоящему разглядеть девушку. Мне понравилось то, что я увидел. Она не носила бюстгальтер и обладала отличной фигурой. Сьюзан заметила мой интерес, наши глаза встретились, и между нами проскочила искра. Я обрадовался, узнав, что она не замужем и согласна пообедать со мной вечером.

Вечер прошел чудесно, но не закончился сексом. Мы танцевали таким образом, который, по моему представлению, должен был неминуемому привести к близости, но в одиннадцать часов она сказала "нет". Она встречалась с другим мужчиной и не хотела рисковать этими отношениями. Я заверил её в том, что тоже дорожу моими отношениями с Пегги, но она не пожелала подвергать опасности свой роман. Я думал, что она может в любую минуту изменить свое решение. Было очевидно, что она хочет заняться любовью не меньше, чем я. Однако Сьюзан проявила твердость. Я задержался ещё на один день, чувствуя, что она может не устоять перед соблазном. Однако этого не случилось. Я пытался принять это достойно, но мне не удавалось скрыть мое разочарование. Расставаясь со Сьюзан, я попросил её позвонить мне, если она решит, что наши отношения могут получить дальнейшее развитие.

Примерно через пару недель я испытал изумление и восторг, когда она позвонила мне в мой офис в Питтсбурге.

- Я передумала, - произнесла девушка, сказав этим все.

- Я рад, - ответил я, стараясь не выдать моего ликования.

- Когда ты собираешься снова приехать в Рочестер?

- Подожди одну минуту.

Я заглянул в календарь и сразу же договорился о встрече.

- Ты обратил внимание на то, что последние две цифры моего телефона 69?

- Нет, не обратил, - признался я, - но мне это нравится.

Я не смел поверить моим ушам. Своей игривостью эта девушка напомнила мне Лайзу. Сладкое предвкушение! Я не мог сравнить ни с чем то приятное волнение, которое нарастало во мне с первого момента этой беседы... ведь прежде я думал, что она никогда не позвонит мне!

Мне удалось найти какой-то деловой повод для поездки в Рочестер какой именно, не помню. Зато я помню обед со Сьюзан, возвращение в её квартиру и неистовый секс. Мы буквально пожирали друг друга. Она не пошутила насчет орального секса. Он нравился ей, она предавалась ему без стеснения. Мой опыт в этой области оставался ограниченным. Мы с Пегги начали немного экспериментировать, но так и не избавились от некоторой робости. В подходе Сьюзан не было никакой сдержанности. Она обладала заразительным энтузиазмом. Я впервые начал по-настоящему наслаждаться обеими сторонами орального секса.

Я встречался со Сьюзан примерно раз в месяц в Рочестере, пока она не переехала в Канзас весной 1972 года. Наши отношения почти полностью основывались на взаимном сексуальном наслаждении. Мы получали удовольствие от хорошего обеда и танцев для "разогрева", но секс явно оставался "основным блюдом". И оральный секс всегда был его неотъемлемой частью. То, что мы встречались достаточно редко, шло на пользу нам обоим. Мы вращались в разных кругах и имели не очень-то много общих тем для разговоров. Но один раз в месяц по-настоящему наслаждались друг другом. Последний раз я видел Сьюзан в октябре 1972 года, когда приехал на конференцию в Канзас. Эта ночь прошла, как всегда, прекрасно - секс был отличным, хотя нас не связывала настоящая любовь.

Мой опыт общения со Сьюзан оказал позитивное влияние на мою интимную жизнь в семье. Я не намерен делать очередной шаг в процессе рационализации мои действий и оправдывать их таким образом. Я просто констатирую тот факт, что подобные связи иногда идут на пользу основным отношениям. Качественный оральный секс, которым я занимался со Сьюзан, помог мне преодолеть некоторое изначальное смущение. Впоследствии я мог с большим энтузиазмом предаваться оральному сексу с Пегги. Что касается Пегги, то она не нуждалась в подстегивании. Была готова экспериментировать в области секса и разнообразить его.

Я до сих пор удивляюсь тому, что мы так поздно освоили столь важную форму интимного общения, как оральный секс. Сейчас такое ситуация уже нетипична. Появилось так много книг и журналов на эту тему, что молодежь не может оставаться столь непросвещенной. В годы нашей юности все обстояло иначе. Если кто-то и занимался оральным сексом в нашем родном городке возле Миссисипи, то это держалось в строжайшей тайне. Несомненно, эта тема оставалась запретной. Несмотря на общее ослабление сексуальных табу, многие по-прежнему не допускают и мысли об оральном сексе. После первой попытки нам потребовались три с половиной года для того, чтобы преодолеть внутреннее сопротивление и чувство неловкости. Теперь оральный секс важная составляющая нашей интимной жизни. Из всего того, что мы узнали о сексе, наверно, именно он больше всего остального увеличил получаемое нами удовольствие и разнообразие. Как и Пегги, я сожалею о том, что мы не открыли для себя оральный секс гораздо раньше.

Кое-кто из вас сейчас думает: "Это ужасно. Как он может заниматься оральным сексом, а уж тем более открыто говорить об этом?" Одна из причин, заставившая нас написать эту книгу, заключается в следующем: мы убеждены, что нуждаемся в более честном общении на тему секса. Он слишком важен, чтобы каждая пара заново "изобретала велосипед". Я не утверждаю, что всем следует заниматься оральным сексом. Каждая пара вправе самостоятельно определять, что доставляет ей удовольствие. Я лишь предлагаю делиться тем, что мы узнаем из личного опыта. Слишком многие люди оказываются в ловушке скучного секса, потому что не знают о дополнительных возможностях, способных обогащать сексуальную жизнь и вносить в неё значительную радость. Часто они боятся попросить о помощи, думая, что таким образом признаются в собственных неудачах. Поскольку лишь немногие смельчаки откровенно говорят о своих сексуальных проблемах, легко прийти к выводу, что только вы одни сталкиваетесь с трудностями.

В этом заключен досадный парадокс. Если я изобрел новый способ приготовления жареного мяса на вертеле, я поделюсь им с гостями на вечеринке. Но если я открою новый способ наслаждения сексом, скорее всего я не расскажу о нем никому. Возможно, даже моему партнеру! Если у меня не получается замах в теннисе, я буду обсуждать это со всеми, кто готов меня слушать - особенно если мой собеседник разбирается в теннисе. Но если я сталкиваюсь с проблемой в сексуальной жизни, скорее всего я не скажу об этом никому. Мы чаще всего обсуждаем наименее важные вещи и реже всего наиболее важные.

Нет необходимости предаваться другой крайности. Мы не должны делать нашу интимную жизнь "публичной". На самом деле нам следует уместным образом раскрываться перед собеседниками, чтобы учиться друг у друга и получать помощь, как это происходит почти во всех других областях жизни. Считайте, что вам повезло, если у вас есть хотя бы один человек, с которым вы можете свободно и открыто обсуждать ваш сексуальный опыт. При этом не важно, платите ли вы за то, что вас выслушивают, и отвечает ли вам собеседник взаимной откровенностью.

Некоторым из вас трудно принять идею о необходимости обсуждения столь личных вопросов. Вам, как и мне, внушали, что говорить о сексе неприлично. Поскольку наш опыт в таком общении весьма ограничен, многие из нас просто не умеют делать это. Нас сковывает чувство неловкости. Также нас учили, что откровенность в этой сфере подрывает доверие партнера и как бы принижает сам опыт. Это может быть справедливым, если мы убеждены в недопустимости любых разговоров о сексе. И это перестает быть справедливым, если мы принимаем секс как естественную и важную часть нашей жизни, признаем, что разговоры о нем могут не только подрывать доверие, но и укреплять его, не только принижать наш опыт, но и обогащать его. Наше отношение к теме, наши намерения и стиль общения - вот что является решающим. Будучи подростком, я учился говорить о сексе главным образом в раздевалке спортзала. Подобные беседы действительно зачастую способствуют формированию в дальнейшем недоверия к любому собеседнику и принижают ваш личный опыт. Я рекомендую нечто иное. По-моему, существуют более подходящие места и ситуации для доверительных бесед о вашей интимной жизни с людьми, которым вы доверяете и которых любите. Вам даже нет нужды обладать особым умением и опытом для таких разговоров. Если вашей целью является искренняя забота обо всех заинтересованных лицах, вы можете рассчитывать на положительный эффект.

Я обнаружил забавный и немаловажный фактор, препятствующий откровенным беседам о сексе. Мало кто из нас владеет подходящим лексиконом. Да, мы знаем все необходимые слова, но они вызывают ощущение дискомфорта. То же самое относится и к жаргону, среди которого мы вырастаем. Я обычно использовал выражение "оральный секс", считая его наиболее простым способом обозначения обеих основных форм, а также вследствие его нейтральной стилистической окраски, не вызывавшей у меня смущения. Поясню мою мысль: мне трудно произнести слово "куннилингус", относящееся к половому акту, при котором мужчина прикасается ртом к половым органам женщины. Этот термин воспринимается мною как слишком сухой, почти научный. Он не отражает существа происходящего. Глагол "отлизывать" кажется мне гораздо более подходящим, однако я догадываюсь, что на лицах многих из вас уже появилась гримаса неприятия. Действительно, это слово звучит довольно грубо. Оно не приемлемо в определенном обществе. Аналогично "феллацио" непроизвольно воспринимается как нечто такое, что должно происходить в опере, однако "отсос" (точный эквивалент "blow job" - прим. переводчика) звучит оскорбительно. Выражения "заложить за щеку" и "дать в рот" воспринимаются не намного лучше.

Вы, возможно, скажете: "Какой кошмар! Почему он так подробно обсуждает такие слова?" Мой ответ будет двойственным. Начнем с серьезного. Мне надоело играть в шарады. По-моему, многие из нас закрепощены вследствие ощущения дискомфорта, возникающего при разговоре о сексе - особенно с лицами противоположного пола. Один из самых эффективных способов получить что-то - просто попросить об этом. Но как вы можете попросить о чем-то, если испытываете неловкость при употреблении соответствующих понятий? Я знаю - согласно романтическому идеалу все происходит само собой, как по волшебству. Давайте посмотрим правде в глаза. Чудо не происходит само собой, но мы можем способствовать ему. Недвусмысленный разговор о сексе может значительно улучшить нашу сексуальную жизнь - это относится как к самому акту, так и к прелюдии. Нам необходимо "тестировать" конкретные слова, которыми мы пользуемся. Одно и то же слово способно завести одного человека и охладить пыл другого. Легко запутаться в различных вариантах словоупотребления. В детстве я думал, что слово "елда" означает женские половые органы, однако позже узнал, что обычно так называют мужской член.

Второй ответ на поставленный выше вопрос - по-моему, это весьма забавно. Если вы не можете преодолеть собственное отрицательное восприятие некоторых слов, думаю, вы согласитесь с тем, что большинство из нас учиться говорить о сексе довольно нелепым образом. Точнее, не о самом сексе, а обо всем связанном с ним. Даже функциям, осуществляемым посредством половых органов, присваиваются иносказательные названия - наверно, чтобы не смущать детей. Многие из нас выносят эти слова из детства, поэтому иногда взрослые разговаривают между собой примерно так:

"Останови машину у ближайшей бензоколонки. Я хочу побрызгать."

"Хорошо, мне тоже пора cходить по маленькому."

Обратите внимание на слова, которые вы используете, разговаривая с вашим партнером. Часто ли вы произносите основные термины типа "половой акт" или "оргазм"? Каковы ваши любимые названия мужских и женских гениталий? Не смущаетесь ли вы, используя их в беседе с партнером, или же вы произносите их только мысленно? Существуют ли слова, которые вы не можете выговорить? Почему? Ручаюсь, сделанные вами открытиями удивят и позабавят вас.

Пегги:

Во времена моего детства большинство связанных с сексом слов находилось под запретом. Мне казалось, что я не должна даже думать о сексе и уж тем более говорить о нем. Думаю, представление о сексе как о чем-то "плохом" в значительной мере определило отсутствие относящихся к этой сфере "хороших" слов. Мне с большим трудом давалось составление собственного сексуального лексикона. Меня не устраивали научные названия отдельных частей моих гениталий, однако жаргонизмы обладают шлейфом негативных ассоциаций из-за их использования в унижающих женщину анекдотах. Я сталкивалась с аналогичными проблемами, связанными со словесным описанием мужских половых органов. Выражения типа "То, что ниже пояса" - не лучшие средства описания гениталий, как мужских, так и женских, однако они весьма показательны, поскольку отражают бедность нашего сексуального словаря. По-моему, мы нуждаемся в новом сексуальном словаре без неясных и отрицательных оттенков, чтобы полноценно обсуждать эту важную сторону нашей жизни.

Основная часть нашего общения в этот период была, однако, связана с другими вещами. В августе 1971 года Джеймс решил отказаться от создания консультационной фирмы и посвятить все свое время собственно консультационной работе. Я выполняла секретарские обязанности из офиса магазина подарков, открытого нами в октябре 1971. Вела бухгалтерские книги и переписку, заполняла заказы на материалы для тренингов. Также я старалась как можно больше читать о тренингах и развитии управленческих способностей, чтобы глубже разбираться в этих предметах.

Джеймс:

Я полностью отдавался развитию нашего торгового бизнеса и консультированию, которым занимался в офисе, расположенном в цокольном этаже. Пегги также активно участвовала в обоих видах деятельности. Некоторые пары и помыслить не могут о совместной работе. Им хватает проблем, связанных с совместной жизнью. В тот период нашего супружества это сотрудничество было для нас целительным. Мы сближались и вели продолжительный диалог о том, что мы хотим получать от жизни. Это состояние заметно отличалось от того отчуждения, которое возникло между нами, когда я работал в университете, а Пегги занималась домашним хозяйством.

Пегги:

Для меня этот период также был связан с укреплением доверия. Помимо помощи Джеймсу и работы в магазине, я также находила время для занятий с детьми. Взяла на себя всю заботу о них. В то время мне казалось нормальным, что я должна выполнять столько работы вне дома и одновременно вести все домашнее хозяйство. Благодаря такой ситуации я стала весьма организованным человеком. Мне пришлось стать им. Трижды в неделю, когда я работала допоздна, я приглашала няню. Иногда дети заходили ко мне после школы. Темп жизни был весьма напряженным... но я была от этого в восторге.

Мне очень нравилась обстановка в магазине. "Богемная" атмосфера пробудила во мне вкус к длинным юбкам. Я также стала отращивать волосы. Когда мне было двадцать пять лет, я думала, что больше никогда не смогу ходить с длинными волосами - буду для этого слишком "взрослой". Но в тридцать пять почувствовала себя моложе чем когда-либо. Я также стала периодически ходить без бюстгальтера. Мне нравилась естественность такой манеры одеваться. Это не было связано с движением "Выбросим бюстгальтеры" просто я в целом стала более раскованной и уверенной в себе. Я развивалась как личность в этом направлении, и мое отношение к одежде менялось соответствующим образом, так что через два года я совсем отказалась от бюстгальтеров.

Также менялось мое отношение к Джеймсу. В феврале 1972 года он подарил мне прекрасное кольцо. Этот поступок имел важное символическое значение. Я не носила мое обручальное кольцо с 1968 года, когда сняла его в качестве безмолвного протеста. Мы подружились с талантливой женщиной-ювелиром, изделия которой продавали в нашем магазине. Джеймс знал, как я люблю кольца, и попросил меня выбрать одно из них. Я выбрала кольцо с лепестками. Женщина-ювелир поместила на это кольцо бриллиант с моего обручального кольца и назвала изделие "каплей росы". Джеймс приложил к своему подарку открытку с надписью "Жизнь прекрасна, когда ты рядом".

Через несколько месяцев, в мае, в годовщину нашей свадьбы, я преподнесла Джеймсу сюрприз - мужской перстень, изготовленный нашей подругой и названный ею "королевским перстнем" - "перстнем для настоящего короля". Этот подарок выражал мои позитивные чувства к Джеймсу. Наша жизнь медленно менялась. Мы начали разговаривать так, как никогда не разговаривали прежде - обсуждали наши общие надежды, опасения, цели.

Летом 1972 года мы проводили у себя в доме семинары по планированию жизни и карьеры для группы из двенадцати человек, большая часть которой состояла из друзей Джеймса или людей, с которыми он был каким-то образом связан по работе. Мы с Джеймсом лично принимали участие в этих занятиях и разработали определенный план. Мы решили вернуться на Запад. Изначально мы не планировали прожить на Севере так долго, но за десять лет сделали там все необходимое для профессиональной карьеры. Теперь мы весьма вдумчиво подходили к выбору места и образа нашей дальнейшей жизни.

Позже этим летом мы совершили с детьми поездку по восточному побережью, подыскивая место, куда мы бы хотели переехать. Мы думали остановить выбор на Флориде, потому что уже проводили там короткие периоды времени и полюбили этот край. Однако перед самой поездкой друзья рассказали нам о об острове Хилтон-Хэд, штат Южная Каролина. Они были в восторге от этого места и рекомендовали нам заглянуть туда по пути на юг.

Мы действительно сделали остановку в Хилтон-Хэд и нашли остров восхитительным. Его красоты оставались нетронутыми цивилизацией. Детям понравились местные пляжи. Мы с Джеймсом пережили там едва ли не самые приятные моменты поездки - особенно проведенные у океана. Мы зашли в воду с детьми, которым было тогда восемь и десять лет. Дети остались возле берега, а мы сами отправились чуть дальше, где ещё можно было стоять. Джеймс поддерживал меня, пока я снимала с себя трусики, и мы занялись любовью в океане. Это был забавный способ разрешения практической проблемы. Двухнедельное путешествие с маленькими детьми и ночлег в одной с ними комнате мотеля не способствуют полноценному сексу.

Мы осмотрели различные места во Флориде, свозили детей в Дисней-уолд, но не нашли в точности то, что искали. На обратном пути мы заночевали в Хилтон-Хэд и запланировали ещё один ночлег до возвращения в Питтсбург. Весь следующий день мы провели в Хилтон-Хэд и поговорили с агентами по недвижимости. Прежде мы считали Хилтон-Хэд чисто курортным местом, но теперь начали понимать, что там есть немало постоянно живущих семей. Хилтон-Хэд сулил ту простую жизнь, к которой мы стремились. Осенью Джеймс несколько раз останавливался там во время своих деловых поездок во Флориду. Затем в январе 1973 мы оба отправились в Хилтон-Хэд и твердо решили переехать туда следующим летом.

Многие считали нас сумасшедшими за готовность к этому переезду и отказу от того, ради чего мы работали в Питтсбурге. Переезд определенно представлял угрозу для карьеры Джеймса. Но у меня не было никаких сомнений. Я видела в этом шанс реализовать мою давнишнюю мечту о подлинно совместной жизни. Это бы означало, что мы оставляем в прошлом множество людей, мест и болезненных для меня воспоминаний. Это бы означало начало новой жизни. Я чувствовала, что мы, возможно, имеем шанс освободиться от части нашего прошлого. Желание Джеймса сделать этот шаг воспринималось мною как позитивный знак.

Джеймс:

Решение переехать в Хилтон-Хэд было для нас благотворным. Возможно, оно являлось первым важным решением, которое мы приняли совместно после тщательного изучения наших возможностей и желаний - индивидуальных и общих. Переезд представлял определенную угрозу финансовому благополучию, но в целом казался нам полезным.

Как это ни удивительно, но в этот период я снова стал встречаться с Терри, хотя вовсе не планировал это. Я не поддерживал никаких контактов с этой женщиной после её отъезда из Рочестера в 1969 году. В феврале 1973 года я начал вести семинары для менеджеров в городе, где она жила. Мне захотелось узнать, как складывается её жизнь. Однажды я пригласил Терри пообедать со мной, и она согласилась. Очевидно, она тоже испытывала любопытство в отношении меня. Мы волновались, как двое подростков на первом свидании. Не потребовалось много времени для того, чтобы наше взаимное влечение стало очевидным. По правде говоря, на это ушло десять секунд. Наш первый поцелуй при встрече сказал обо всем. Боль расставания исчезла или во всяком случае уменьшилась настолько, чтобы ничему не мешать. Не помню, сразу ли мы забрались в постель или сначала поели, но это воссоединение было приятным. До сентября мы успели встретиться ещё семь или восемь раз. Секс был хорошим, общение с Терри доставляло мне удовольствие, но та эмоциональная вовлеченность, которую мы испытывали когда-то, теперь отсутствовала. Думаю, мы оба управляли своими чувствами, зная, что возрождать прошлое в полной мере было не в наших интересах.

Пегги:

В феврале 1973 года Джеймс подарил мне на день рождения длинное черное платье. Я надела его в тот же вечер и впервые после долгого времени почувствовала себя красивой. Несомненно, это было связано с улучшением моих отношений с Джеймсом, а также предвкушением нашего переезда в Хилтон - Хэд. Мне и в голову не приходило, что на следующей неделе он возродит свой роман с Терри. Это парадоксальное совпадение по времени потрясает меня. Я ничего не подозревала - во всяком случае, в то время. В прошлом я порой тревожилась по поводу того, что он может снова встретиться с ней, но затем мои опасения развеялись.

Впоследствии я ужасно мучилась, сравнивая мое видение ситуации в то время, когда происходили события, с подлинной жизнью Джеймса того периода. В апреле, когда я отправилась с детьми к Джеймсу в Хилтон-Хэд, чтобы посмотреть наш дом, он встречался с Терри. Уехав в мае на неделю и возложив на меня подготовку нашего офиса к переезду, он также был с Терри. В июне, когда друзья устроили вечеринку по случаю нашего отъезда, он снова встречался с Терри.

После нашего переезда в Хилтон-Хэд он виделся с Терри во время многих поездок, совершенных им тем летом. У меня не было никаких конкретных подозрений, однако меня все сильнее охватывали общее разочарование и беспокойство. Я объясняла это моим двойственным положением - я пыталась заниматься детьми и одновременно оборудовала домашний офис. Дети с трудом привыкали к новому месту, где у них не было друзей. Все складывалось не так, как я предполагала. Я думала, что обрету душевный покой, но вместо этого по-прежнему ощущала себя несчастной и испытывала смутную тревогу.

Ситуация начала меняться в сентябре, когда дети пошли в школу. У меня также появились новые дела, в частности, руководство группой девочек-скаутов, к которой принадлежала Викки. Когда дети находились на занятиях, мне было легче выполнять офисную работу, я могла посвящать ей больше времени. Также я принимала участие в деятельности нового теннисного клуба. В сентябре поработала в качестве администратора на первом крупном турнира. Мое общее душевное состояние стало улучшаться. Я даже жалела Джеймса, который из-за командировки пропустил соревнования. По иронии судьбы во время этой поездки он в последний раз встретился с Терри. Сейчас я думаю, что улучшение моего настроения было связано в большей степени с изменением его отношения ко мне, нежели с практическими обстоятельствами моей жизни в то время.

Важным признаком изменяющего отношения Джеймса стало то, что он предложил мне отправиться с ним в следующем месяце на конференцию в Чикаго. Он посещал это мероприятие уже несколько лет. После всех моих волнений относительно того, чем Джеймс занимался на различных конференциях, он наконец пригласил меня поехать на одну из них вместе с ним.

Мы прибыли в Чикаго за день до начала конференции. Вечером между нами вспыхнул серьезный конфликт. Меня раздражало, что Джеймс не звонил детям и не разговаривал с ними, когда звонила я. Я полагала, что мы оба несем ответственность за поддержание контакта с детьми, но он обычно возлагал эту обязанность на меня.

Такое начало поездки вызвало у меня беспокойство по поводу того, как пройдет для нас конференция. Одна из причин, по которой Джеймс взял меня с собой, заключалась в том, что он хотел, чтобы я вместе с ним посетила семинар под названием "Консультант и важный партнер". Очевидно, я была "важным партнером". Мы отправились на это мероприятие на следующий день. Оно стало для нас прекрасным опытом. Внесло некоторую ясность в принципы нашего общения и совместной работы.

Вся конференция прошла весьма успешно и позволила мне увидеть, как воспринимают меня люди в такой обстановке. Я знала, что хорошо делаю свою работу, и чувствовала, что способна на большее. Конференция подкрепила это мое мнение.

Также мы купили в Чикаго книгу о супружеских отношениях, освещавшую всевозможные проблемы брака, причем одна глава была посвящена изменам. Я чувствовала, что это приобретение может оказаться для нас очень важным и помочь в совершении ещё одного шага к честному общению. Я знала, что следующий шаг заключается в освобождении от прошлого, но ещё не была готова к нему. Хотела немного насладиться этим новым этапом наших отношений.

Джеймс:

Чикагская конференция определенно оказалась для нас значимым событием. Поначалу я беспокоился, что она обернется для нас неудачей. Многие мои коллеги-мужчины, как обычно, в открытую заводили романы. Я ощущал, что в какой-то мере нарушаю неписаное правило, которому всегда следовал: "Приезжай на конференцию без жены. Даже если ты сам не соблазняешь женщин, это смущает других мужчин." Многие мои коллеги, с которыми Пегги предстояло познакомиться, знали о моих похождениях. Я рассчитывал на их молчание, но не был в нем полностью уверен. Когда конференция закончилась без инцидентов, я испытал облегчение.

Самым положительным значением конференции было то, что она значительно повысила самоуважение Пегги. Она поразилась тому, как много ей известно о развитии организаторских навыков и насколько понятными для неё оказались материалы этих семинаров. Также было очевидно, что людям нравится беседовать с нею. Не думаю, что она рассчитывала на столь радушный прием. Все это заметно сказывалось на Пегги. Она становилась более счастливым и уверенным в себе человеком.

Думаю, для меня эта конференция оказалась не менее важной, хотя и в другом отношении. Для Пегги она обозначила начало, а для меня - завершение. Прежде я воспринимал конференции как мою личную территорию, место для работы и развлечений отдельно от жены. Со времени моего первого романа конференции, вероятно, обладали для меня символическим значением, о котором я не думал. Приглашение Пегги на мою "площадку для игры" было последним шагом, который положил конец строгому разделению ролей, существовавшему в нашей семье с 1962 года, когда я начал преподавательскую деятельность. Оно недвусмысленно означало, что романы теряли для меня свою важность, а отношения с Пегги обретали новую значимость. Эта перемена стала очевидной для меня лишь по прошествии длительного времени. Тогда я не замечал её и по-прежнему высоко ценил возможность заводить романы, однако уже не вкладывал в это дело много энергии.

Пегги:

В течение нескольких следующих месяцев мы вели себя, как молодожены. Когда Джеймс уезжал, я посылала ему любовные письма. Они привозил мне подарки. Похоже, каждый из нас смотрел на другого новыми глазами после многих лет растерянности. Джеймс написал длинное стихотворение о доверии, которое было опубликовано с посвящением мне. Я сочинила музыку к этому стихотворению, которая вылилась из меня без значительных усилий. Я сама сочиняла стихи так быстро, что едва успевала записывать их. Внутри меня точно прорывалась плотина, и энергия выплескивалась наружу.

На рождество Джеймс преподнес мне "брачный контракт", отредактированный в соответствии с нашей ситуацией - нашему браку исполнилось восемнадцать с половиной лет. Это было признание в особой любви и нежности. Я ликовала, веря в искренность Джеймса.

Наша сексуальная жизнь отражала эти новые отношения. Впервые в жизни я обрела спокойствие и перестала заочно состязаться с другими женщинами. Я ясно помню, как разительно отличались мои ощущения во время секса перед моей поездкой от тех страхов, которые на протяжении многих лет преследовали меня перед очередной поездкой Джеймса. Наша физическая любовь была спонтанной, приносила нам огромное удовольствие и не сводилась к обыкновенному сексу.

В январе 1974 года я совершила поездку в Ричмонд, штат Виржиния, на семинар по общению с использованием трансактного анализа. Эти занятия положительно повлияли на меня, однако и сама поездка оказалась весьма важной. Прежде я НИКОГДА не ездила куда-либо одна. От восторга в первую ночь я даже не могла заснуть в гостинице. Я не испытывала страха или тревоги, а просто была безумно счастлива из-за того, что делала что-то совершенно самостоятельно. Семинар продолжался всего два дня, но он стал для меня важным шагом. Я осознала, что в отношениях с Джеймсом играла роль "ребенка". Поняла, каким образом могу общаться с ним в роли "взрослого". Для этого требовалось не поддаваться эмоциям.

В тот момент меня переполняло вызванное поездкой ликование. В Ричмонд я прилетела на самолете, однако в Саванну возвращалась ночным поездом. Снова не смогла заснуть от возбуждения (а также от боязни проспать остановку). Джеймс встретил меня, но мы успели только позавтракать, после чего ему предстояло отправиться в короткую поездку. Я спешила поделиться с ним как можно большим в те два часа, которыми мы располагали. Отвезла его в аэропорт, а затем поехала домой в Хилтон-Хэд.

В течение его двухдневного отсутствия я постоянно думала о том, как много перемен произошло, и спрашивала себя, куда они приведут нас. Мы оказались в совершенно новой жизненной ситуации, и я была готова к завтрашнему дню. Он не заставило себя ждать.

Глава седьмая

Посмотрим правде в глаза

Джеймс:

Оглядываясь назад, я думаю, что решение рассказать Пегги о моих романах было неизбежным. Следовать нормам двойной морали было легко в университетские годы, когда моя жизнь и жизнь Пегги были достаточно отделены друг от друга. Но с тех пор произошли значительные перемены. Наш союз наполнился новым смыслом, мы вырастали из старых ролей мужа и жены, делали первые робкие шаги к созданию истинного партнерства двух равных личностей. В течение последнего года мы в большей степени, нежели прежде, старались сосредоточить наши усилия на улучшении отношений. При этом сознание того, что Пегги в отличие от меня играет неполной колодой, вызывало во мне чувство дискомфорта.

Несмотря на отсутствие некоторых карт, Пегги значительно выросла за последние четыре года. У неё появилось ощущение собственной ценности. Я знал в глубине души, что она заслуживает большего и в конце концов перестанет мириться с моими обманами. По существу она уже требовала большего своим поведением, хотя и не говорила об этом открыто. Во мне нарастало желание быть честным с ней. Я хотел впредь строить наши отношения на основе большего равенства. Я почувствовал, что, "сдав ей недостающие карты", сделаю шаг в верном направлении.

Одновременно я пытался очистить свою совесть. Хотел обрести цельность как личность и консультирующий психолог. В моей работе я проповедовал честность и открытость, а в отношениях, которые были для меня главными, вел себя как обманщик. Занимаясь групповой терапией, я говорил людям о том, как важно для создания доверия сохранять в отношениях открытость и честность. Я оправдывал собственную скрытность и неискренность, утверждая, что от партнера следует скрывать некоторые вещи - прежде всего внебрачные связи. Этот принцип оправдывал себя в течение длительного времени, но поскольку мы оба вкладывали в наши отношения значительное количество душевных сил, со временем он начал звучать все менее убедительно.

Теперь я мог бы написать формулу вероятности того, что один партнер или оба имеют внебрачную связь по нормам двойной морали, как функцию различия их ролей и степени эмоциональной вовлеченности. Воздерживаясь от математической формулировки, отмечу следующее: чем заметнее различие в ролях и чем слабее эмоциональная вовлеченность, тем более вероятными становятся внебрачные связи. Если различие в ролях исчезает, а вовлеченность возрастает, романы на стороне становятся менее вероятными. Для нас маятник начал двигаться в другую сторону. Мы долгое время отдалялись друг от друга, а теперь снова стали сближаться.

Думаю, решающим фактором оказалось то, что мы оба прочитали купленную в Чикаго книгу "Свободная любовь". Она понравилась нам обоим. Это было искреннее описание того, как супружеская пара преодолела многие проблемы сексуальной жизни и создала прочные отношения на основе честного и глубокого общения. Пегги предложила обсудить эту книгу вдвоем по главам. Я согласился, не обдумав серьезно эту идею. Просмотрев книгу более внимательно, я понял, что не знаю, как быть с главой об изменах. Я никогда не говорил Пегги явную ложь и считал, что не смогу это сделать. Понимаю, что это утверждение изумит многих. Действительно, я неоднократно обманывал её косвенным образом, скрывая правду, но мои рационализации позволяли сбрасывать это со счетов.

Все эти мысли рождались и существовали на уровне подсознания. Я по-прежнему считал, что хочу иметь внебрачные связи и скрывать их от Пегги. Поэтому испытал потрясение, проснувшись в мотеле Нью-Джерси в три часа утра с мыслью о том, что мне следует признаться во всем Пегги. Я находился в Нью-Джерси в связи с двухдневной консультационной работой. Я был один в номере. Помню, как я удивился, проснувшись посреди ночи и подумав: "Пришло время рассказать все Пегги". Насколько я помню, прежде я никогда не рассматривал подобную мысль всерьез. Я часто и подолгу обсуждал с другими мужчинами проблемы внебрачных связей, но мы никогда не говорили о том, допустима ли полная откровенность между супругами. Обычно беседы завершались примерно такой фразой: "Как жаль, что нельзя развлечь этой историей наших жен".

Я пролежал несколько часов без сна наедине с моими размышлениями. Я впервые со всей ясностью увидел, что мои отношения с Пегги не будут развиваться дальше, пока я не расскажу ей правду. Происходящее больше не допускало утаивания, потому что было слишком значимым. Я не мог и дальше играть роль любящего, верного мужа... и одновременно совершать поступки, которые могли потрясти Пегги. Я лихорадочно перескакивал от одной мысли к другой. Наши отношения были хорошими. Я хотел не разрушить их, а сделать ещё более прекрасными. Как она воспримет правду? Романы были позитивной, радостной частью моей жизни. Я не хотел отказываться от них. Переживу ли я аналогичное поведение Пегги? Захочет ли она вести себя так же?

Я знал, что, вероятно, не могу предвидеть её реакцию. Однако во мне нарастало осознание того, что я откроюсь перед ней. Я должен был пойти на этот риск. До сих пор помню странное чувство, которое преследовало меня, когда я закончил в тот день консультационную работу и отправился на ленч с клиентом, который был моим личным другом и знал о моих похождениях.

- Рэй, сегодня я вернусь домой и расскажу Пегги о моих связях.

- Ты в своем уме? Не делай этого. Ты разрушишь ваш брак.

- Возможно, но я в этом не уверен.

Меня не удивила реакция Рэя. Я уже слышал такую точку зрения во время многих бесед. Но это не изменило моего решения. Возвращаясь домой на самолете, я принялся делать записи, чтобы лучше донести до Пегги мою информацию. Я решил, что важно объяснить, как все началось, и хотел продумать разговор, чтобы он не вышел из-под контроля. В тот вечер я съел бифштекс, не ощутив его вкуса. Наконец я заговорил.

- Ты готова к серьезному разговору?

- Конечно, - тотчас ответила Пегги.

- Думаю, тебе не понравится то, что я собираюсь сказать, предупредил её я. Ответ Пегги на мой вопрос прозвучал слишком быстро и радостно. Я ощутил потребность немного подготовить её к предстоящему разговору.

Пегги:

Моя реакция на слова Джеймса была странной. Я услышала внутренний голос: "Ну вот, наконец" и с удивлением отметила отсутствие страха. Испытала большое облегчение от того, что сейчас все выйдет наружу. Мы уложили детей спать, отправились в спальню и разделись. Мы часто беседовали в постели при погашенном свете, но сейчас Джеймс хотел воспользоваться какими-то записями, поэтому мы устроились на кровати друг напротив друга с включенной лампой. Я вся обратилась в слух.

Джеймс:

Наверно, я выглядел нелепо, собираясь использовать записи, словно на презентации, но я нуждался в них. Я взял Пегги за руки, теряя почву под ногами и нуждаясь в этом контакте. Вот текст, которому я старался следовать как можно точнее:

Я хочу, чтобы ты слушала меня с пониманием - как "взрослый" по терминологии трансактного анализа.

Ты могла бы помочь мне, произнеся то, что я собираюсь сказать, однако не делай этого. Я испытываю потребность выговориться.

Возможно, мои слова прозвучат слишком мелодраматично. Извини меня за это.

Я больше чем когда-либо боюсь потерять то, мне дорого.

Я иду на риск, потому что хочу улучшить это.

Я считаю нас обоих взрослыми людьми. Наши отношения превосходят по качеству все, о чем я мечтал когда-то.

Сейчас я ценю тебя и люблю больше, чем когда-либо.

Чувствуя, что ты вкладываешь больше сил в сохранение наших отношениях и рискуешь большим, я испытываю возрастающую неловкость из-за того, что скрываю от тебя некоторые вещи.

Мое признание причинит определенную боль нам обоим, но я надеюсь, что оно поможет нам стать более зрелыми.

Сейчас у меня нет другой женщины, но они были у меня в прошлом. (Господи, с каким трудом я произнес это).

Когда-то я думал, что мы не можем оказаться в такой ситуации, но не представлял себе, как сильно мы изменимся.

Сегодня утром я решил, что не могу быть неискренним, обсуждая с тобой "Свободную любовь".

Встречаясь с другими женщинами, я не испытывал чувства вины. Однако оно преследовало меня позже, когда я скрывал от тебя правду.

Замечая твой возрастающий интерес к психологическому тренингу и консультационной работе, я могу представить, что мы совместно проводим групповую терапию для семейных пар. Я не смог бы заниматься этим, не будучи совершенно искренним с тобой.

Возможно, свою роль сыграла моя статья о доверии. Я хотел поместить там твою фотографию, но это было бы лицемерием.

Пытаясь понять и усовершенствовать наши отношения, я не могу игнорировать реальную жизненную ситуацию, делать вид, будто она не существует.

Пегги слушала меня внимательно. Я испытал некоторое облегчение - она поощряла мою откровенность тем, что не выплеснула наружу свои эмоции и не отодвинулась от меня, пока я говорил. Мне требовалась поддержка слушателя, которую она давала мне. Произнесенное мною было только началом, мне предстояло сказать ещё многое.

Пегги:

На самом деле я мало что услышала из произнесенного Джеймсом, пока он не добрался до сути: "Да, он изменял мне все эти годы". Наконец-то я знала это точно! Но я желала знать больше. Я слишком долго жила со множеством вопросов. Теперь хотела проверить все мои подозрения, узнать - с кем, когда и где это происходило. Он старался сказать мне все, что я хотела знать. Я испытывала потрясение, но одновременно слышала звучавшие в голосе Джеймса любовь и заботу обо мне. К нашему общему удивлению, я продолжала слушать. Не стала кричать, бросаться на него с кулаками - словом, воздержалась от тех реакций, которых он боялся. Похоже, мое участие в состоявшемся неделей ранее семинаре по трансактному анализу помогло мне остаться в роли "взрослого" и сохранить контроль над моими эмоциями на протяжении всего этого испытания. Также на мои реакции повлияло огромное облегчение - я наконец узнала правду.

Джеймс:

Изначально я не собирался делиться с Пегги подробностями моих романов. Планировал только рассказать правду в общих чертах. Когда она интересовалась деталями, я выкладывал их без утайки. Степень детализации определялась её вопросами. К моему удивлению, она хотела знать многое, включая подробности относительно секса, которым я занимался с некоторыми женщинами. Я начал немного успокаиваться, но потом меня снова охватил страх. То, что Пегги с самого начала нормально воспринимала мой рассказ, воодушевляло меня, но я не понимал, как она может выслушивать подробные описания без видимого гнева. Я не представлял себе, как очертить границу допустимой откровенности, поэтому отвечал на все её вопросы совершенно честно. Наверно, я не смог бы зайти так далеко, если бы она не поощряла мои признания. В её глазах играли огоньки интереса, все это время мы продолжали держаться за руки или сохраняли физический контакт каким-то другим способом. Она выражала изумление, но не ужас или потрясение. Все это время её главной реакцией было облегчение по поводу того, что все наконец раскрылось. Ее потребность знать правду оказалась удовлетворенной.

Пегги:

Я испытала облегчение в связи с тем, что обман закончился, Джеймс заговорил со мной совершенно откровенно и честно. Думаю, моя реакция в первую очередь определялась причиной его честности. Если бы он заговорил со мной только для того, чтобы снять тяжесть с груди, облегчить совесть, это было бы невыносимо. Но мне было ясно, что он делает это, потому что хочет улучшить наши отношения. Он стремился снять напряжение, возникшее между нами из-за многочисленных обманов.

Я сдерживала мои эмоции, пока Джеймс говорил со мной. Но позже в этот вечер, когда услышанное проникло в мое сознание, у меня сжалось сердце. Узнав так много, я почувствовала себя мчащейся по американским горкам и не знающей, как вернуться на землю. Мне казалось, что все происходит во сне.

Думаю, все было бы ещё хуже, если бы правда оказалась совершенно неожиданной. Но я уже страдала много лет от подозрений. Теперь я получила возможность выяснить источник боли. Я также видела в происшедшем шанс стереть прошлое, но эта задача оказалась гораздо более сложной, чем я думала. Я с изумлением узнала, что Джеймс продолжал встречаться с женщинами в последние годы, когда я была уверена в обратном. Однако самый большой сюрприз заключался в том, что он не собирался отказываться от своих связей.

Джеймс:

Пегги была так поглощена установлением подробностей прошлого, что почти не восприняла мои слова о будущем. Полагаю, свою роль сыграло укоренившееся представление о том, что если партнер делает такие признания, они должны завершаться словами: "Я прошу простить меня и обещаю больше так не поступать". Я не произнес их, потому что это не соответствовало моему настрою. Выразил сожаление о том, что действовал обманным путем и тем самым причинял ей боль. Не сказал, что сожалею о самих действиях. Напротив, я заявил Пегги, что ценю подобный опыт - настолько, что хочу, чтобы в будущем мы оба располагали свободой заводить романы. Я хотел иметь все - хорошие отношения с Пегги и романы с другими женщинами.

Осознав это в конце концов, Пегги явно растерялась. Ее первая реакция свидетельствовала о том, что она не заинтересована во внебрачных связях. Она не могла представить себя в такой ситуации. Было ясно, что нам не удастся быстро разрешить эту проблему. Я был так воодушевлен тем, что мы конструктивно обсуждали её, что тотчас обещал воздержаться от внебрачных связей, пока мы не обговорим все окончательно и не придем к соглашению относительно наших желаний.

Пегги:

Его заявление о том, что мы оба можем иметь романы, потрясло меня. Были и другие сюрпризы. Я полагала, что он чувствует себя виновным, но он оправдывал свои действия как не имеющие никакого отношения ко мне. Прежде я полагала, что могу отчасти влиять своим поведением на то, будет ли он вступать в связи с другими женщинами, но он сказал, что мое поведение не играет никакой роли. Также я полагала, что он не станет вступать в случайные связи чисто физической природы, что он должен испытывать какие-то чувства к партнерше, но обширный опыт Джеймса включал в себя несколько чисто сексуальных контактов.

Моя неуверенность в себе усиливалась вследствие того, что он был близок с большим числом женщин. Я начала стесняться моего тела. Спрашивала себя, как выглядели другие женщины в сравнении со мной. Я понимала, что все они были моложе меня, и только одна из них имела ребенка. Конкуренция казалась безжалостной несмотря на то, что я поддерживала хорошую форму. Джеймс всегда давал мне понять, что восхищается моим телом. Он попытался ободрить меня, заметив, что другие женщины просто отличаются от меня, кажутся иными - не хуже и не лучше меня.

Мы начали наш разговор примерно в половине десятого и закончили в два часа ночи. К моему большому удивлению мы позанимались любовью. Я полагала, что мне потребуется время для того, чтобы возродить соответствующий настрой. Пожалуй, я испытывала эйфорию по поводу того, что наконец узнала все после многих лет неопределенности. Но я быстро вернулась на землю.

Когда Джеймс уснул, я попыталась навести порядок в моих мыслях. У меня голова шла кругом. Я размышляла и писала всю ночь. Вот некоторые из моих записей.

Как мог Джеймс не испытывать чувства вины? Конечно, он знал, что причиняет мне боль. Не могу представить себе, что человек совершает такие поступки без чувства вины. Неужели у него совсем нет совести? Мне было трудно поверить в то, что он - тот самый человек, с которым я прожила все эти годы. Он казался мне незнакомцем. Я напоминала себе о том, что нынешний Джеймс - тот же человек, которого я знала прежде, до сделанных им признаний, просто мои представления о нем изменились.

Как он мог иметь связи с женщинами на протяжении последних нескольких лет? Мы были так прочно связаны друг с другом. Я не могла поверить в то, что так сильно ошибалась. Я думала, что все осталось в прошлом, что мне не придется возвращаться к этим проблемам.

Как он может считать романы допустимыми? Я никогда не смирюсь с нормами двойной морали. Однако я не представляла себя вступившей во внебрачную связь. Не могла нарисовать себе, как, где и с кем это происходит. Мне не хотелось даже думать об этом. Я испытывала потребность в длительной беседе, способной прояснить мое сознание.

Как он может утверждать, что его романы никак не связаны с нашими отношениями? Он говорит, что тут нет ничего личного, что я тут ни при чем. С моей точки зрения, они имели ко мне самое прямое отношение.

Как он может утверждать, что происходящее вовсе не свидетельствует о его разочаровании мною и нашим браком? Он утверждает, что никакое мое поведение не силах ничего изменить. Он полностью отделил свои связи от нашей совместной жизни.

Как он может отделять испытываемую мною боль от своих поступков, словно она вызвана вовсе не им? Он совершенно не понимает природы моих страданий. Даже не замечает их. Он хочет, что мы оставили все это в прошлом и подумали о будущем. Но боль не уходит так легко. Для этого потребуются большие усилия.

Я действительно думаю, что теперь наши отношения важнее для Джеймса, нежели когда-либо прежде. И меня радует чувство справедливости, которое он продемонстрировал, рассказав мне правду. Наконец со мной обошлись как с равноправным партнером. Я всегда ощущала себя менее значимым партнером. Но теперь, когда я не чувствую себя виновной в ревности и подозрительности, я уважаю себя больше. Я нуждалась в этом чувстве. Теперь я прежде всего должна полагаться на самую себя, иметь силы для того, чтобы справиться с растерянностью.

Как я смогу справиться с ощущением того, что моя гордость оскорблена? Как смогу смотреть в глаза людям, знавшим правду? Как смогу скрывать её от других людей? Вряд ли это возможно. Я должна научиться ходить с поднятой головой и пережить все это.

Мне необходимо помнить, что моя ценность определяется мною самой, моими делами, а не делами Джеймса. Я должна справляться с болью, которую порождает необходимость смотреть правде в глаза. Один из способов заключается в осознании того, что правда лучше того беспокойства и неопределенности, которые я испытывала много лет, когда не знала всех фактов.

Мне удавалось долгое время жить с сомнениями. Теперь у меня есть шанс справиться с правдой и многое улучшить. Я не вправе сдаться сейчас. Пройден слишком большой путь.

На следующий день я почувствовала себя лучше, словно избавившись от тяжкого груза. Я долгое время жила в состоянии неопределенности. Теперь я начала смотреть по-новому на наши отношения и на мир в целом. Даже ощутила некоторое душевное облегчение.

Джеймс проснулся около семи часов утра, и мы пролежали в постели до полудня, постоянно разговаривая. Для нас это было необычным поведением. Прежде мы отодвинули бы проблему в сторону и посвятили бы себя нашим обычным обязанностям, словно все обстояло нормально. Викки рано ушла в школу, а Энди остался дома из-за простуды, длившейся уже несколько дней. Особенно удивительным было то, что я уделила себе столько времени при наличии в доме больного ребенка. Я начала сознавать, что нельзя всегда ставить собственные потребности на последнее место. Я поступала так слишком долго.

К середине дня я уже чувствовала себя превосходно. Трудно объяснить, как это могло произойти. Я словно родилась заново. Мы с Джеймсом прогулялись по берегу океана, хотя было ещё только первое февраля. Наши чувства становились более открытыми, взаимная честность - более глубокой. Вопреки моим ожиданиям я почувствовала, что легко завожусь, и мы предались потрясающему сексу. Это было началом обновленной радости от общения друг с другом, которая сопутствовала открытости и честности.

Джеймс:

Удивительно, что мы обрели новый уровень близости при том, что многие проблемы наших отношений оставались нерешенными. Такой поворот событий поразил нас обоих. Я боялся, что на восстановление доверия уйдет несколько месяцев, если оно вообще когда-либо вернется. Однако я не сознавал того, каким низким был уровень доверия ко мне со стороны Пегги на протяжении многих лет. Мой рассказ о том, что она давно подозревала, значительно повысило это доверие. Она считала - и я согласен с этим, - что другим важным фактором быстрого возрождения доверия стало мое желание поделиться с ней всем, что она хотела знать.

Некоторые люди решают проблему внебрачных связей, притворяясь, будто они не хотят знать о них. Некоторые идут ещё дальше и говорят, что не желают узнавать подробности уже после того, как тайное стало явным. Пегги всегда была далека от обоих этих подходов. Совершенно ясно, что если бы я отказался поделиться с ней теми подробностями, которые она хотела услышать, мы бы не продвинулись дальше изначальных откровений. Они породили бы множество вопросов, которые продолжали бы стоять между нами вечно. В то время, когда я раскрыл ей правду, я не сознавал важность этого. Я рад, что моей спонтанной реакцией на её вопросы стала дальнейшая откровенность. Большинство мужчин убеждено в обратном - что не следует признаваться во внебрачной связи... а если вы разоблачены и вынуждены признаться, надо сообщать как можно меньше. Это - один из вариантов принципа "то, чего она не знает, не может причинить ей боли". Объяснение звучит так: "Все это в прошлом. Мы ничего не можем изменить. Знание деталей только усугубляет положение."

Пегги:

Старая философия "чего я не знаю, то для меня не существует" не срабатывает. В душе остаются подозрения. Если мужчина не желает обсуждать ситуацию, многое остается для вас непонятным. Если вам не удается получить ответы на ваши вопросы, они плодятся, оставаясь разделяющим вас барьером. В конце концов они могут убить отношения, даже если внешняя сторона брака уцелеет. Вы можете продолжать совместную жизнь, но все будет восприниматься иначе, нежели прежде.

Не все мужчины способны обсуждать ситуацию таким образом, который удовлетворит вас. Возможно, они сами не понимают её. Другие, вероятно, способны к обсуждению, но не хотят тратить на него столько времени и сил, сколько необходимо для того, чтобы вы справились с растерянностью. Действительно, плодотворная дискуссия по столь эмоциональным вопросам требует от партнера определенных навыков общения, тем более что вы вините собеседника в причинении вам боли.

Я определенно считаю возможность свободно формулировать ваши вопросы и чувства важным условием для преодоления боли и растерянности. Если вам не удается делать это с вашим партнером, на свете есть немало женщин, находящихся в таком же положении и нуждающихся в откровенном обсуждении ситуации. Женщины, попавшие в такую ситуацию, могут собраться и помочь друг другу. Цель заключается не в том, чтобы совместно жаловаться на судьбу или рассуждать о подлости мужчин. Главное - возможность честно поговорить о том, как правильно воспринимать ситуацию и справляться с ней.

В последней главе я описываю некоторые основные принципы, как следует "выговаривать" эти проблемы в группах поддержки. Человек обретает дополнительную силу, сознавая, что он не одинок.

Джеймс:

С моими признаниями насчет романов были связаны некоторые другие сюрпризы. Я научился относительно неплохо управлять этой частью моей жизни. Многие люди, включая наших общих знакомых, знали о моих связях с женщинами. Насколько мне известно, ни один из них не использовал эту информацию во вред мне. За долгие годы я научился отделять романы от основного русла моей жизни и считал себя способным делать это весьма искусно - без больших усилий. Я заблуждался на сей счет.

Поведав Пегги о моих связях, я тотчас испытал чувство облегчения, почувствовал прилив новой жизненной энергии. Это потрясло меня. На самом деле я расходовал немало энергии на сохранение тайны, но не признавался себе в этом. Теперь я понимаю, что все это было частью достаточно изощренного процесса рационализации (психологический термин, означающий объяснение намерений и поступков задним числом при непонимании их истинных мотивов - примечание переводчика), который позволял мне сохранять самоуважение и душевный комфорт. Если бы я признался себе в том, сколько энергии трачу на утаивание правды, я бы сделал шаг к осуждению моих действий.

Я также с радостью обнаружил, что снятие завесы с этой стороны моей жизни оказало положительное влияние на мои отношения с другими людьми. Обретя согласие с самим собой, я стал с большей легкостью общаться с окружающими. Опасность разоблачения исчезла. Я пошел на самый значительный риск, какой считал допустимым, и результат оказался позитивным. Глядя в прошлое, я понимаю, что решение признаться во всем Пегги было самым значительным из всех, какие я сделал в жизни. Оно помогло мне понять саму природу честности.

Немногие люди сознают положительное значение уместной честности. Многие из нас слышали тот или иной вариант высказывания относительно того, что "честность - лучшая политика", однако в процессе воспитания нас обучают обманывать. Нас часто наказывают за честность, при этом предварительно давая понять, что если мы проявим честность, все будет хорошо.

Обучение нечестности принимает множество форм. Иногда оно выглядит вполне безобидно, особенно в отрыве от контекста. Чтобы оценить значение этого раннего обучения, мы должны учесть, что речь идет о накапливающемся, суммирующемся опыте.

"Не оскорбляйте чувства других людей" - эта цель может быть прекрасной, но для восьмилетнего ребенка она означает: "Будь нечестным притворяйся; не раскрывай свои истинные чувства; изображай чувства, которые нравятся взрослым". Требование "перестань хмуриться" может породить более угодливое выражение лица, но для восьмилетнего ребенка оно означает: "Будь нечестным - не демонстрируй на своем лице истинные чувства, это вызывает недовольство окружающих (взрослых)". Таким образом мы учимся скрывать наши истинные чувства, натягивая на лицо улыбку или делая его бесстрастным.

Нас также учат помогать другим людям быть нечестными. "Скажи ей, что меня нет дома - что я ушел за покупками." Такими и похожими указаниями благонамеренные родители учат своих детей быть нечестными. Мы подаем детям пример нечестного поведения. Они видят, как мы скрываем наши истинные чувства и изображаем более приемлемые. Они видят мелкую безобидную ложь, а иногда и весьма значительную. Неудивительно, что к моменту вступления во взрослую жизнь мы уже являемся искусными лжецами. Однако в каждом из нас таится негасимое желание слышать и говорить правду.

Из всех даров, которые мы можем преподносить окружающим, возможно, величайшим является честность. Любовь есть благо, но мы можем принимать её и обретать с её помощью новые силы, лишь если она основана на честности. В определенном смысле честность - это любовь. Недаром иногда можно услышать такие слова: "Я люблю тебя и себя самого достаточно сильно, чтобы пойти на риск и разобраться в том, что стоит между нами".

Когда мы честны, жизнь упрощается. Возможно, это - одна из причин, заставляющих нас стремиться к честности. Мы все знакомы с этим прекрасным и упрощающим жизнь аспектом честности, потому что начинаем жизнь на этой основе. Маленький ребенок совершенно честен в выражениях своих чувств до тех пор, пока его не научат быть нечестным. Понаблюдайте за двухлетними детьми. Они легко проводят свои дни, выражая симпатии и антипатии, радость и огорчение, удовольствие и недовольство - без притворства и стремления быть нечестными.

Мы говорим о двухлетних детях, что они обладают "безграничным" запасом энергии. Это утверждение справедливо не только в отношении той постоянной двигательной активности, которую демонстрирует ребенок на этом жизненном этапе. Малыши не задумываются о том, как им следует вести себя. Они делают то, что им хочется. Вся их энергия реализуется в жизни, а не тратится на размышления о том, как надо жить. Мы же, напротив, расходуем значительную энергию на размышления о том, как нам следует вести себя, как жить в этом мире. Мы обеспокоены последствиями наших действий - особенно тем, как другие люди будут оценивать наше поведение и что они будут думать о нас. Мы стараемся оценить, что лучше послужит нашим целям - честность или обман. Поскольку точные оценки делать трудно, мы порой долгое время пребываем в бездействии - боимся сделать что-то. Иногда действие, которое мы наконец предпринимаем, оказывается не очень эффективным, поскольку оно совершено без большой убежденности. Мы уже затратили слишком много усилий, чтобы предсказать или проконтролировать результат. Или же мы все ещё не решили, следует нам быть честными или нет, и это проявляется в наших действиях. По существу мы связаны нашим воспитанием, системой ценностей, осознанием наших потребностей в отношении других людей.

Энергия и раскованность, нормальные для двухлетнего ребенка, могут стать достоянием каждого из нас в любом возрасте. Чтобы обрести их, мы должны отказать от "взрослых" моделей поведения и стать более похожими на детей (честными). Это - нелегкая задача.

Я не предлагаю вам быть абсолютно честными со всеми людьми. Это нереально по двум причинам. Во-первых, вы не сможете стать такими. Большинство из нас слишком долгое время были нечестными, это стало нашей второй натурой. Мы не умеем быть иными. В этом нет преднамеренности. Нечестность вошла у нас в привычку. Мы не вполне честны даже с собой.

Во-вторых, не каждому нужна ваша абсолютная честность. Главное - быть уместно честным во всех ваших отношениях с людьми. Не старайтесь выкладывать всю правду без разбора. Выбирайте, что важно для ваших отношений и будьте абсолютно честны в этой области.

Пегги:

Из нас двоих не только Джеймс был нечестным. Я полностью скрыла мое увлечение Алексом в первые годы нашего брака. Даже когда Джеймс признался мне во всех своих связях, я не упомянула о моих старых искушениях. Дело не в том, что я сознательно скрыла их. Просто я полностью стерла их в моем сознании, словно они никогда не существовали там. Лишь через несколько дней после признания Джеймса я вспомнила о тех переживаниях и рассказала ему о них. Он был изумлен ими, поскольку ничего не подозревал. Должна признаться, я тоже изумилась тому, что подавила все воспоминания о них в то время, когда Джеймс рассказывал мне о собственном опыте - словно одно не имело никакого отношения к другому. Это обстоятельство помогло мне понять, каким образом Джеймс оправдывал некоторые вещи и закрывал глаза на другие, которые не желал видеть. Я не хотела признаваться в силе испытанного мною искушения, но оно помогло мне понять, что уже состоящего в браке человека может охватить влечение к кому-то еще.

Джеймс:

Я действительно испытал странное чувство, когда Пегги рассказала мне о своем увлечении Алексом. Его нельзя было сравнить с тем, что позволял себе я, но меня до сих пор преследует ощущение собственной наивности. Я считал Алекса одним из моих лучших друзей. Я был бесконечно далек от мысли, что он попытается затащить Пегги в постель.

Пегги:

В течение этой же недели произошло другое важное изменение. Джемс решил отказаться от употребления алкоголя. Он сказал, что делает это, чтобы иметь более ясную голову во время дискуссий. Я подумала, что это связано с решением Джеймса воздерживаться в настоящее время от связей с женщинами. По моему мнению, спиртное всегда подталкивает мужчин к внебрачным связям.

Джеймс:

Не думаю, что мое решение отказаться от спиртного связано с теми признаниями, которые я сделал Пегги. Я думал о том, какое количество алкоголя поглотил за последние шесть месяцев. К этому меня подталкивали беседы с друзьями и те случаи, когда участники руководимых мною семинаров были изрядно пьяны. Мне нравилось ощущение легкости, сопутствующее легкому опьянению. За последние пять лет Пегги неоднократно выражала обеспокоенность тем, что я пью слишком много. Каждый раз я отмахивался от её возражений. Я считал себя человеком, способным "держать выпивку", и не собирался выпускать ситуацию из-под контроля.

Оценив ситуацию достаточно честно, я осознал нечто новое для меня. Количество потребляемого мною алкоголя неуклонно возрастало. Эта тенденция была явной на протяжении последних семи-восьми лет. Я никогда не терял контроль над собой и не напивался до бесчувствия, но постоянно превышал допустимую норму на светских вечеринках и семинарах для мужчин. Я умел точно определить то количество спиртного, которое позволяло мне нормально функционировать на следующий день. Однако все это не шло мне на пользу. Я решил полностью остановиться, а не просто сократить дозу. Вероятно, это было спасительное решение.

Пегги:

В этот период мой мозг работал на полную мощность. Я пыталась разобраться в моих мыслях и для этого фиксировала все переживаемые мною чувства на бумаге. Вот отрывок из моего дневника:

Мои эмоции постоянно меняются. Большую часть времени я чувствую себя счастливой как никогда. Затем иногда, без всякого предупреждения, меня охватывает ощущение того, что все происходит во сне. Это кажется совершенно совершенно нереальным. Меня бросает в жар, голова начинает кружиться. Я вспоминаю все происшедшее, и на меня снова обрушивается реальность.

Меня оскорбляет то, как Джеймс манипулировал мною все эти годы. Он использовал мою потребность в одобрении, чтобы держать меня в узде. Его позиция выглядела примерно так: "Не обременяй меня своими страхами, иначе ты окажешься отверженной." Мое сердце сжимается, когда я осознаю его готовность причинять мне боль.

Я постоянно ищу способ уменьшить эту обиду. Начиная думать о том, как Джеймс занимался любовью со всеми этими женщинами, я стараюсь представить себе, что все это время мы не были женаты. Тогда боль слабеет. Оставаясь в настоящем, я чувствую себя хорошо. Тешу себя надеждой на то, что прошлое полностью покинет мое сознание. Мне больно вспоминать последние семь лет в свете новой информации относительно его похождений в этот период. Все кажется окрашенным его ложью. Узнанная в одночасье правда обрушилась на меня с такой силой, словно все произошло только что, в один миг. Она изменила почти все мои воспоминания. Я недоумевала, как он мог участвовать в каком-то событии вместе со мной и параллельно поддерживать связь с другой женщиной.

В итоге я постоянно пытаюсь стереть прошлое из памяти. Поскольку мне не удается зачеркнуть последние семь лет, мое внимание, напротив, оказывается сконцентрированным на них. Я должна примириться со всей этой информацией. Думаю, наилучший способ сделать это - признаться в реальности боли и научиться справляться с ней. Мне следует осмыслить полученную информацию, а не хоронить её. Она все равно не останется погребенной и будет в таком случае терзать меня.

Я сознаю, насколько легче "понять" все это, нежели принять эмоционально. Я должна жить дальше и общаться с людьми. Я заметила, что стараюсь избегать контактов с людьми, знавшими о романах Джеймса. И без того слишком многое напоминает о них, так что я хочу хотя бы не сталкиваться с теми, кто располагал информацией из первых рук.

Слава Богу, ни одна из его женщин не была нашим общим другом и не принадлежала к нашему кругу общения. Это было бы совсем невыносимо. Однако многие мужчины - друзья Джеймса - знали о происходящем. К моему удивлению, мужчины не скрывают друг от друга такую информацию. Она воспринимается всеми достаточно позитивно. Похоже, существует тайное общество, открытое для всех мужчин. Открытость и искренность Джеймса в общении со мной позволили мне узнать о существовании такого общества. Думаю, многие женщины не имеют представления о том, как откровенно делятся мужчины своей личной жизнью с друзьями. Трудно осознать, что многие мужчины принимают и даже одобряют супружеские измены.

Меня постоянно терзает вопрос: "Почему? Что заставляло его заводить романы?" Он пытался объяснить свои мотивы, но я не понимаю их. Продолжаю спрашивать себя: "Почему? Почему? Почему?" Понимаю, что ответ ничего не изменит, но все же хочу разобраться в происходившем. Мне остается непонятным, как неизвестная мне часть Джеймса уживалась все эти годы с другой его частью, которую я знала.

Он объяснил мне, что важную роль играет пример мужчин, имеющих любовниц. Напомнил о природном физическом влечении. Но я продолжаю искать мотивы, которые способны перевесить опасность потерять жену и детей. Думаю, дело в том, что он не сознавал тот риск, на который шел. Думал, что "не попадется".

Джеймс:

Иногда меня раздражало, что Пегги постоянно задавала один и тот же вопрос: "Почему?" Я не сознавал, что это было лишь отражением глубины её эмоциональной реакции. Меня ввела в заблуждение кажущаяся легкость её отношения к той информации, которую я раскрыл ей в тот первый вечер. Я постоянно повторял Пегги, что она не имела никакого отношения к моему поведению. Я поступал так, потому что хотел этого. Я получал удовольствие и удовлетворение. Наблюдая за другими мужчинами, я пришел к выводу, что такое поведение является самым естественным. Эти объяснения не удовлетворяли Пегги. Выждав несколько дней, она снова спрашивал: "Почему?"

На самом деле она хотела сказать: "Что тебя не устраивает во мне и нашем браке?" Она верила в правильность самого распространенного представления о причинах внебрачных связей. "Человек заводит роман, если в браке возникают проблемы". Несомненно, проблемы в браке толкают некоторых супругов на внебрачную связь, но, по-моему, эта причина отнюдь не является главной. Я начал заводить романы после того, как заметил, что это делают многие мужчины. Я начал вести себя так не сразу, потому что подобные мысли были для меня чуждыми. Мне требовалось изменить определенные представления. Это не заняло много времени. Через несколько месяцев после того, как я начал замечать романы других мужчин, я превратился в активного участника этой игры.

Наш брак вовсе не стал портиться, и я не пытался "отомстить" Пегги за что-то. Я просто хотел получить свою долю пирога, который выглядел весьма аппетитно. Отчасти мои предвкушения оправдались, но все оказалось более сложным, чем можно было думать на основании поверхностного взгляда.

Я беседовал с большим количеством мужчин и полагаю, что моя точка зрения не является уникальной. Это наводит меня на мысль о том, что моногамия не является естественным состоянием для мужчины. Иначе говоря, брак не мешает мужчине или женщине испытывать влечение к другим представителям противоположного пола. И даже счастливый брак не останавливает некоторых людей от реализации возникающих желаний.

В первую очередь я ценил романы за то чувство новизны, которое они давали. Радость первой близости с новым партнером трудно сравнить с чем-либо еще. Я бы хотел знать, как возродить это ощущение в длительных отношениях. Мне известно, что написано по этому поводу в книгах, но поездки в мотель или использование экзотических способов не давали мне желаемых ощущений. Я не утверждаю, что вам не следует испробовать нечто новое ради сохранения остроты чувств в длительном браке. Непременно поступайте так это действительно помогает многим. Однако мой опыт говорит о том, что наивысшая радость и острота ощущений в любом романе возможны лишь однажды. В моем первом романе подобный период длился дольше, но во всех последующих он становился с каждым разом все короче и короче.

Все мы хотим испытывать новые ощущения в некоторых областях нашей жизни. Наверно, я пристрастился к новизне в сексе - к радости познания неизвестного. Мужчинам, имевшим за всю жизнь только одну женщину, трудно понять это чувство. Некоторые из них говорили мне: "Ради чего все эти усилия? Все женщины устроены одинаково. Если ты познал одну из них, ты познал всех". Мужчина, рассуждающий так, либо занимался сексом только с одной женщиной, либо является девственником, либо обладает крайне примитивным чувственным восприятием. Анатомически все женщины устроены примерно одинаково, но каждый человек по-своему неповторим - это подтвердит вам любой искушенный любовник.

Думаю, только в этом отношении мой секс с Пегги уступал сексу в моих романах. Подобное сравнение вообще является некорректным. Когда период новизны заканчивался, секс на стороне переставал быть лучше секса с Пегги. Я говорю сейчас исключительно с мужской позиции, потому что только она известна мне по личному опыту. Думаю, многое из сказанного остается справедливым и для женщин, ищущих новые сексуальные ощущения.

Единственным другим мотивом, который я мог предложить в качестве ответа на вопрос "почему?", является любопытство. Узнав о распространенности внебрачных связей, я захотел понять, что это такое, непосредственно из личного опыта. Но я не думаю, что я поддался бы своему любопытству, если бы не имел перед глазами несколько авторитетных образцов для подражания. Это давало мне "добро" на нарушение тех норм морали, на которых я был воспитан. Я не пытаюсь оправдать мое поведение. Я пытаюсь понять и описать его. Если бы я никогда не встречал людей, которые вызывали у меня симпатию и восхищение и при этом заводили романы, уверен, мое поведение было бы иным. Мое любопытство стимулировалось наблюдением не только за одними женщинами, но и за женатыми мужчинами, вступавшими во внебрачные связи.

Пегги:

Я поняла нечто такое, о чем мне не хотелось бы забывать. Я решила записать эти мысли, чтобы лучше помнить о том, что является для меня важным.

Во-первых, я хочу воспринимать мой брак и связанные с ним надежды не как комплекс обязательств, долга и ожиданий. Хочу видеть в нем союз двух людей, добровольно связавших свои судьбы. Хочу, чтобы мы руководствовались определенными принципами, потому что они приняты нами по собственному желанию, а не потому что они навязаны нам.

Во-вторых, я хочу помнить о том, что наибольшую важность представляют наши нынешние отношения. ВременнЫе ресурсы, которые мы вкладываем в наш брак, окупаются в форме того удовлетворения, которое мы получаем сегодня. Бесполезно тратить много времени на размышления о прошлом. Я знаю, что "нельзя вернуться назад" - и не стремлюсь к этому. Дело не в том, что мне не хотелось бы кое-что изменить. Но любые серьезные изменения затронули бы то позитивное, что также является частью нашего прошлого.

Иногда меня охватывает желание вернуться в прошлое и изменить мой подход к самой себе и нашим отношениям. По-моему, я проявляла недальновидность, ставя отношения на первое место. Я отдавала все мои силы "нам", видя в этом залог того, что Джеймс будет поступать аналогичным образом. Я думала, что могу контролировать его поведение, контролируя мое собственное и жертвуя собой как личностью.

Джеймс:

В первые годы нашего брака я начал ощущать, что позиция Пегги "на первом месте - ты" не приносит пользы никому из нас. Я недостаточно ясно понимал все последствия, однако считал, что она слишком жертвует собой и в конце концов испытает чувство обиды на меня. По-моему, наличие детей усугубляло эту проблему. Вряд ли я полностью сознавал то чувство ответственности, которое она постоянно испытывала в отношении них. Пытаясь сделать её менее ответственной и жертвенной, я представал в глазах жены безответственным человеком. В итоге она считала, что должна быть ещё более ответственной. Жаль, что мы не умели в ту пору лучше справляться с нашими расхождениями во взглядах. Мы бессознательно толкали друг друга к крайностям. В результате этого оба оказывались в проигрыше.

Внешне Пегги всегда казалась счастливым и умелым во многих отношениях человеком. Думаю, многие наши друзья и знакомые считали её умной, талантливой и успешной во всем, за что она бралась. На самом деле она вовсе не была счастливой. Она чрезвычайно критически относилась к самой себе. Не оправдывала собственных ожиданий. Казалась себе не такой красивой и религиозной, какой, по её мнению, могла или должна была быть. Считала, что может и должна лучше справляться с ролями дочери, жены, матери, партнерши по теннису. Несмотря на свою очевидную успешность, Пегги не считала себя "победительницей".

Думаю, главная причина такого расхождения между реальностью и субъективными ощущениями была связана с теми видами деятельности, которыми она занималась. На протяжении всей свой жизни она тратила массу энергии на то, что ждало от неё общество, а не на то, что она хотела делать. Успешность в делах, одобряемых окружающими - жалкая замена реализации собственных желаний. Нельзя сказать, что она не получала удовольствия от своих "общественных успехов". Однако её превалирующим ощущением была обделенность - она отказывалась от собственных желаний в пользу того, к чему должна была стремиться согласно общественному мнению.

Слишком долгое время жизнь Пегги была несбалансированной в этом отношении, и она не смела предпринять что-то для изменения такого положения. Она слишком зависела от меня, а дети слишком зависели от неё из-за моей занятости. В результате Пегги задыхалась, чувствовала себя связанной, неспособной самостоятельно распоряжаться своим временем.

Думаю, стиль жизни Пегги был типичным для миллионов американских женщин, которые воплощают в жизни предписанные обществом роли. Чтобы быть хорошей женой и матерью, она слишком часто пренебрегала ради меня и детей собственными желаниями и потребностями. Она научилась делать это весьма хорошо, но ей это никогда не нравилось. Порой возмущение и обида становились такими сильными, что она выплескивала их на меня, обвиняла в эгоизме и невнимании к окружающим. Еще чаще она направляла эти эмоции вовнутрь, и результатом этого поддавалась депрессии. В первые годы нашего брака я думал, что она делает то, что должна делать любая хорошая жена. Во мне воспитывали уважение к тем же ценностям. Моя собственная мать ставила потребности семьи выше личных и утверждала, что вполне счастлива в своей роли.

Пегги:

Исторически роль "жены и матери" прославлялась нашим обществом, однако подлинное признание и уважение к этой тяжелой работе отсутствовали. Думаю, домохозяйки относятся к числу самых недооцениваемых женщин из-за того значения, которое общество придает умению зарабатывать деньги. Мы каким-то образом смешали такие понятия, как ценность личности и финансовая ценность. Роль домохозяйки является одной из наиболее сложных и обременительных. Ясное осознание важности этой роли должно пробуждать в успешно справляющейся с нею женщине чувство самоуважения. Однако общество не культивирует эту точку зрения. В отношении к домохозяйке отсутствует признание ежедневно проявляемых внутренних сил, мастерства и многогранности, которые необходимы для успешного выполнения будничных обязанностей.

Многие женщины подобны мужчинам в том, что они не сознают и не ценят собственные способности. Они часто принимают как нечто само собой разумеющееся весь комплекс сложных дел и обязанностей, который ежедневно ложится на их плечи. Хотя для выполнения домохозяйкой работы по управлению, консультированию, координации, определению целей, принятию решений и распределению финансов не требуется специальных дипломов, необходимое для этого умение порой не уступает тому, которое нужно для управления компанией.

Долгие годы я не ценила должным образом мое умение быть женой и матерью. Чувствовала себя "незначительной" из-за того, что не работала вне дома. Выражение "просто домохозяйка" содержит в себе извинение по поводу того, что женщина не является чем-то "большим". Я пришла к пониманию того, что "большей" должна быть вовсе не выполняемая работа. Необходимо увеличить степень её признания. Многие из нас расшибаются в лепешку, стараясь быть идеальными домохозяйками и доказывать свою незаменимость. Когда эти нечеловеческие усилия оказываются недооцененными, мы испытываем обиду, приводящую к депрессии. Я много лет страдала от депрессии из-за моих безуспешных попыток "проявить себя" наилучшим образом.

Мне не нравилось то, как я сама и другие люди сравнивали меня с Джеймсом. Он всегда выглядел более значительным, любые его слова казались более весомыми. Думаю, что эта "значительность" изначально определяется нашим обществом, противопоставляющим зарабатывание денег другим видам деятельности. Джеймс (и другие мужчины) может обсуждать связанные с работой проблемы, которые неизменно воспринимаются как важные. В конце концов работа приносит доход. Домохозяйка, затрагивающая в разговоре проблемы, связанные с домашними делами, кажется болтающей о пустяках, мужчина практически не слушает её, "потому что она не может говорить ни о чем другом, кроме дома и детей". Мы должны признать, что другие ценности как минимум равны по важности зарабатываемым деньгам. Когда мы поставим их на должное место, домохозяйка, обсуждающая домашние проблемы, будет признаваться фигурой не менее важной, чем "добытчик", говорящий о проблемах своей работы. Однако в мою бытность домохозяйкой я оставалась в плену принятых в нашем обществе норм и ценностей.

Должна признать, что я стала относиться к себе лучше, снова вернувшись на работу (то есть начав зарабатывать деньги). Но мое удовлетворение было неполным, потому что я часто винила себя в том, что уделяю мало внимания детям. Это - следствие двойной роли женщины. Если мы полностью отдаемся домашнему хозяйству, нам приходится оправдываться за свою роль "просто домохозяйки". Если мы - работающие матери, мы чувствуем себя виновными в том, что не работаем домашними хозяйками "на полную ставку". В разные периоды времени психологическое давление перемещалось из одной крайности в другую. В пятидесятые годы работающие женщины переживали по поводу того, что не могут посвящать достаточно времени домашнему хозяйству. Позже чувство вины стало типичным для домохозяек, не ходивших на службу.

Джеймс:

В период с лета 1970 года (когда Пегги снова начала работать) до января 1974 года (когда я решил быть с ней честным) самоуважение Пегги значительно возросло. Мое признание относительно внебрачных связей обострило осознание важности этого фактора. Оно кристаллизовало некоторые представления, уже формировавшиеся в её сознании. Пегги более ясно увидела, что вспомогательная роль, которую она избрала в отношении меня, не оправдывает себя. В тот вечер, когда я сделал мое признание, она решила больше считаться с собственными потребностями и чаще действовать в своих интересах. Когда она сообщила мне об этом на следующее утро, в её голосе звучала мрачная решимость. Посмотрев мне в глаза, она сказала: "Прежде я чрезмерно заботилась о нуждах других людей. Теперь я хочу понять, что я должна делать ради самой себя. Хочу понять, что я представляю из себя как самостоятельная личность и как мне обрести хорошее отношение к самой себе".

Эти прозрения были весьма важными для Пегги. По-моему, самым значительным было осознание того факта, что она должна уделять больше внимания выяснению и удовлетворению собственных потребностей. Я также боялся, что это в конце концов изменит наши отношения. Я не стремился к полному пересмотру семейного кодекса, поскольку мне нравилось большинство аспектов нашего брака. Но я чувствовал, что это решение было полезным для Пегги и всех нас.

В последующие годы Пегги добилась значительного успеха в обретении некоторой самостоятельности, к которой она стремилась и на которую имела право. Это процесс не был легким и гладким. Пегги пришлось пересмотреть некоторые фундаментальные ценности, внушенные ей с детства и определявшие её поведение в течение восемнадцати лет нашего брака. Она строила свою жизнь, исходя из того, что её главное предназначение - оказывать помощь мне и детям. Этот подход опирался на веру в то, что если человек способен понимать и удовлетворять потребности окружающих, все будет складываться чудесно. Это прекрасный идеал, но он не срабатывает, не будучи сбалансирован разумным соблюдением личных интересов.

Пегги:

Гигантские шаги, которые я делала в направлении независимости, были бы невозможными без поддержки Джеймса. Во мне росло ощущение, что я хочу получать от жизни больше, но я чувствовала себя виноватой, если делала что-то ради себя самой. Я стала лучше сознавать ограничения, которые сама накладывала на себя без всякой нужды, однако мне было трудно мгновенно отказаться от самопожертвования, которое вошло у меня в привычку. Поддержка Джеймса помогала мне частично избавляться от этой привычки без внутреннего дискомфорта.

Многие события, способствовавшие моему росту, инициировались именно им. Самым важным фактором стало то, что он вовлекал меня в свою работу. Он также попросил меня поехать с ним на конференцию в Чикаго и предложил мне отправиться одной на семинар по трансактному анализу, что я сделала незадолго до его признания относительно внебрачных связей. Это стало всего лишь началом его непрерывной поддержки моего стремления стать более независимой личностью.

Джеймс:

Наша совместная жизнь в тот период, когда Пегги переосмысливала свою роль и роль женщины в нашем обществе, помогла мне понять многое. Я, как и все молодые люди, воспитывался в духе мужского превосходства, поэтому теперь мне предстояло переучиваться заново. Наши реакции на радикальное женское освободительное движение конца шестидесятых были сходными. Мы не могли разделять его чересчур "передовые" экстремистские лозунги. Узость нашего мышления не позволяла нам оценить значение поднимаемых проблем. Вероятно, нас немного пугала мужененавистническая позиция тех ранних радикалов. Она не соответствовала нашим "сказочным" представлениям о том, как все должно быть.

Примерно в 1970 году мы оба начали обращать внимание на призывы женского движения, стали более восприимчивыми к его идеям. Пегги благополучно избежала того этапа гнева и жажды мести, через который прошли некоторые женщины, но в ней неуклонно нарастало сознание того, как сильно ущемлены права женщины в нашем обществе и какой ценой приходится отстаивать их сегодня. Учась вместе с Пегги и у Пегги, я обретал ту сбалансированность взглядов, в которой нуждался. Прежде я мысленно объединял всех женщин в одну группу и поэтому упускал многое при общении с ними. В частности, мое стереотипное представление о женщинах мешало мне глубже понять Пегги. До 1970 года я даже не видел в ней человека, у которого могу чему-то научиться. Январь 1974 года, несомненно, стал вехой в наших отношении для нас обоих. Мое признание обозначило новый уровень уважения и равенства между нами. Одновременно Пегги раз и навсегда поняла, что должна сама нести основную ответственность за удовлетворение своих потребностей. Сказка закончилась.

Пегги:

Я оказалась в числе тех многих женщин, которые постепенно осознавали, что сказка закончилась - что на самом деле её никогда и не было. Важнейший момент заключался в том, что женщины осознавали простую истину: каждый из нас несет ответственность за самого себя. Дети вырастают, мужья умирают или уходят, и мы можем остаться в одиночестве. Статистические данные о разводах и продолжительности жизни неумолимо свидетельствуют о том, что большинство женщин в конце концов становятся одинокими. Наше представление о нас самих и наша уверенность в собственных силах - вот все, чем мы будем располагать.

Эта уверенность в себе также весьма важна для разрешения проблемы измен. Мое укрепившееся осознание ценности моей личности, отделенной от моей роли жены Джеймса, стало важнейшим фактором, который помог мне принять правду о его романах. В это время я уже была значительно более сильной личностью, нежели в те годы, когда он только начал изменять мне. Подобное признание можно делать только той женщине, которая уже готова воспринять его. Если правда открывается при отсутствии подозрений или признания возможности романов, потрясение будет огромным. Необходимо заранее убедиться в том, что женщина хочет знать правду. Джеймс правильно почувствовал мою готовность. Он выбрал тот момент, когда я была способна выслушать его.

Тот факт, что он рассказал мне все по собственному желанию, также сыграл важную роль. Но не менее важным был мотив его поступка. Джеймс хотел улучшить наши отношения, а не просто "облегчить душу". Мужчина, который признается жене в изменах, чтобы очистить свою совесть или освободиться от чувства вины, подвергает её невыносимому испытанию. Если бы я не была подготовлена к восприятию правды после многолетних подозрений и если бы мотивы Джеймса не были позитивными, моя реакция, несомненна, оказалась бы совершенно иной. Я бы испытала гнев, потрясение, вероятно, поддалась бы истерике и испытала жажду мести.

Если женщина чувствует себя незащищенной и потрясена такими новостями, её гордость может пострадать столь сильно, что она захочет получить развод. Если она не в состоянии содержать себя, особенно при наличии детей, она окажется перед тяжелым выбором. Решения - "говорить или не говорить", "разводиться или не разводиться" - могут быть приняты только самими супругами.

Другая важная сторона отношений, затрагиваемая внебрачными связями доверие. Оно разрушается, а восстановить его - дело нелегкое. Если бы Джеймс отказался отвечать на мои вопросы, я бы продолжала гадать, что именно он скрывает. Вряд ли я доверяла бы ему в дальнейшем. Но он старался снова завоевать мое доверие, сообщая мне все, что я хотела знать о прошлом. Особенно важно то, что он поклялся быть со мной совершенно честным с этого момента. Его слов было бы недостаточно, если бы он не подкрепил их поступками.

Через пару недель после того, как Джеймс рассказал мне о своих связях, он признался, что ему осталось лишь сообщить Терри о том, что теперь он "вышел из игры". Дело было в феврале 1974 года, он не встречался с ней с прошлого сентября, но она полагала, что их ещё ждут новые свидания. Чтобы внести полную ясность в этот вопрос, он должен был поговорить с ней. Я знаю, что этот звонок был трудным для Джеймса, но он много значил для меня. Джеймс объяснил ей все. Терри не испытала изумления. Она подозревала, что я все знала ещё в Рочестере.

Звонок Терри продемонстрировал, что Джеймс оборвал свои старые связи. Но я не знала, что произойдет в будущем, потому что он по-прежнему утверждал, что мы оба имеем право на романы. Я не хотела заводить романы и надеялась, что он изменит свою позицию. Все это время я находилась в состоянии неопределенности. Мы обсуждали проект нашего первого дома и собирались начать строительство через три месяца. Я не была уверена в том, что мы сможем преодолеть разногласия по вопросу о романах и считала, что нам следует отложить начало работ. Но Джеймс проявил настойчивость в этом вопросе. Он сказал, что не собирается принуждать или торопить меня и уверен в том, что мы сможем найти приемлемое решение.

Мы продолжали работу над проектом дома. Но я не разделяла уверенности Джеймса в том, что нам удастся уладить наши разногласия относительно "открытого брака".

Глава восьмая

Открытый брак?

Джеймс:

Я думал, что наступает эпоха открытого брака, и хотел находиться на передовой. Постоянно искал аргументы, подкрепляющие эту точку зрения. Сексуальная свобода - это здорово. Я стремился к ней, не зная толком, что она означает. Полагаю, многие люди хотят иметь её, но сомневаюсь в том, что кому-то это удалось. Все мы с раннего детства становимся жертвами множества запретов в области сексуального поведения - это происходит раньше, чем мы обретаем способность самостоятельно оценить их разумность.

Многие из этих установок остаются с нами на протяжении всей жизни. Другие изменяются благодаря новой информации, получаемой от друзей и благодаря нашему личному опыту. Период полового созревания приносит с собой взрыв сексуальности и потребность знать - что это за штука и как с ней быть? Для многих из нас это период разочарования и неуверенности. Природа наделила нас определенными способностями, но общество предписывает ждать. "Дождитесь вступления в брак или завершения учебы, а желательно - того и другого." Общество постоянно внушает нам, как мы должны вести себя. Проблема заключается в том, что многие поступающие из внешнего мира послания конфликтуют друг с другом, а также с нашими собственными желаниями и импульсами. Неудивительно, что многие из нас страдают от чувства неудовлетворенности.

Мои первые уроки были достаточно ясными. Брак заключается на всю жизнь и не оставляет места для адюльтера. Мой личный опыт оказался иным. Секс с другими женщинами приносил удовольствие, радость и удовлетворение. Я хотел найти авторитетную личность, которую мы с Пегги могли бы уважать и которая опровергла бы усвоенные мною правила, заменив их новыми. Многие люди считали, что Нина и Джордж О'Нил делали это в своем бестселлере "Открытый брак". Они предлагали альтернативу традиционному закрытому браку, однако их "открытый брак" вовсе не включал в себя в качестве обязательного элемента внебрачный секс. Они с осторожностью говорили о том, что пара, которая создала открытый брак, основанный на честности и равенстве, должна быть способной заниматься внебрачным сексом без чувства ревности и зависти. Однако эти авторы вовсе не рекомендовали такую линию поведения. Они лишь допускали её как одну из возможностей. Я упорно вел мои поиски, но так и не нашел "авторитета", однозначно рекомендующего внебрачный секс.

Пегги:

Я отчаянно нуждалась в заверениях относительно того, что мы не будем вступать во внебрачные связи. Не испытывала никаких сожалений по поводу нашей моногамности. Наша сексуальная жизнь была так хороша, что я не видела никакого смысла в адюльтерах. Даже не могла представить себе, каким образом "открытость" брака способна улучшить наши сексуальные отношения. Похоже, такая позиция была каким-то образом связано с нашей близостью, порожденной честностью в общении.

Ощущение единства, которое я испытывала, напоминала чувство, возникающее, когда мы лежим после секса в объятиях друг друга. Мне часто казалось, что я отрываюсь от земли и парю в пространстве. Незримый барьер, порожденный секретностью и обманами прошлого, больше не разделял нас. Мы стали более откровенными друг с другом, более заботливыми и внимательными. Чувство любви охватывало нас с новой силой. Мы обрели новую открытость, умение демонстрировать наши желания и удовольствия.

Мы не фокусировали наше внимание на новой сексуальной технике или иных сексуальных усилиях. Но наша открытость друг перед другом вела к значительному увеличению количества и качества секса. Я стала чаще испытывать оргазмы, которые существенно отличались от прежних. Я много читала о "более сильных и полноценных оргазмах", о вагинальном оргазме как альтернативе клиторального, но никогда не верила полностью во все эти рассуждения. Когда мои оргазмы стали охватывать все тело, а не только гениталии, я была изумлена.

В прошлом я ощущала при оргазме пульсирующие сокращения влагалища, мое дыхание становилось более энергичным. Теперь у меня стали появляться и другие реакции. Например, мои соски твердели и поднимались, шея и спина покрывались испариной. Эти реакции были очевидными, я не могла имитировать их, как когда-то в далеком прошлом - сам оргазм. Слава Богу, мне больше не казалось, что я должна притворяться.

Я по-прежнему испытывала оргазм не каждый раз, но когда это случалось, я была честна с партнером. Я поняла, что всегда могу добиться оргазма - для этого достаточно было позволить себе поведение, при котором я возбуждалась сильнее всего. Я должна была играть активную, ведущую роль в сексе. Я управляла процессом лучше, находясь во время акта наверху, и это позволяло мне получать желаемое удовольствие. Джеймс также получал больше удовольствия из-за того, что мое наслаждение возрастало. Он освобождался от сознания того, что должен "делать что-то ради меня".

Существует множество мифов и скверных анекдотов о женской сексуальности, которые негативным образом влияли на нас. Старая фраза "сегодня у меня болит голова" - одна из наиболее нелепых. На самом деле ничто не снимает головную боль эффективнее хорошего секса. В большинстве случаев головная боль связана с напряжением. Снятие напряжения с помощью секса - эффективное средство от головной боли. Несомненно, оно действует гораздо лучше пары таблеток аспирина.

Я также находилась в плену подобных иллюзий относительно женской сексуальности до того времени, когда мы начали делиться правдой друг с другом. (Доклад Хайта прояснил многое и позволил нам узнать о нашей сексуальности то, что мы давно ощущали интуитивно. Он помог избавиться от ложных стереотипов в сексе, которым мы следовали ранее.) Все эти годы лежания на спине в позе "мертвого жука" в ожидании удовлетворения остались для меня в прошлом. Я почувствовала больше уверенности в себе, больше желания самоутверждаться, демонстрировать мои потребности и предпочтения. Думаю, на меня сильно повлияло то, что впервые ко мне относились как к равной. Я больше не собиралась быть пассивной в сексе и других областях жизни.

В первую очередь я не собиралась возвращаться к нормам двойной морали. Я чувствовала, что если Джеймс продолжает иметь романы, то я должна научиться тому же - или разорвать наши отношения. Джеймс хотел, чтобы я пережила внебрачную связь и сама убедилась в том, что это не повлияет на мою любовь и преданность ему. Я никогда не могла понять, почему романы мужа не влияют на его любовь ко мне. Не могла представить себя совершающей то же самое только ради обретения нового видения проблемы. Передо мной стояла ужасная дилемма. Я старалась сохранить широту взглядов, оставаться непредубежденной. Хотела думать, что он, возможно, прав - однако не могла представить себе моего потенциального партнера. Надо мной давлело слишком много ограничений. Я бы предпочла человека, который нравился бы мне как личность и одновременно казался привлекательным. Я не хотела иметь дело с кем-то из друзей или коллег Джеймса. Не хотела вступать в связь с женатым мужчиной. Казалось маловероятным, что мне удастся найти человека, отвечающего моим требованиям.

Я заставляла себя думать обо всем этом и принять какое-то решение. Испытывала сильную потребность так или иначе разрешить проблему. Я знала, что нам, возможно, не удастся преодолеть трудности, и тогда я окажусь одна. Если этому суждено случиться, думала я, то чем скорее это произойдет, тем лучше. Я не желала оставаться в состоянии неопределенности. Не могла смириться с тем, что проживу так ещё пять или десять лет, прежде чем приму решение - развестись мне или жить в открытом браке. Мне уже исполнилось тридцать восемь. Я понимала, что в нашем обществе для женщины, желающей обрести независимость - сексуальную или профессиональную, - важнейшим фактором является возраст. Я надеялась, что мы сможем принять решение в пользу моногамии, однако в противном случае мне хотелось бы узнать правду раньше, чем я стану ещё старше.

Мое обострившееся осознание "женских проблем" в личном преломлении сделало меня несколько более замкнутой и менее открытой для Джеймса. Я ощущала потребность оставлять что-то при себе, чтобы защитить себя в случае краха наших отношений. Я знала, что нуждаюсь во всей моей внутренней силе и независимости, какие способна мобилизовать. Я была полна решимости добиться справедливой участи и уберечь себя от боли, которую испытывала в прошлом а также от боли, оставшейся от прошлых переживаний.

Джеймс:

Бывали моменты, когда мне казалось, что мы не справимся с проблемами. Казалось, что мы добиваемся успеха, а затем Пегги охватывали воспоминания, которые угнетали её и разрушали достигнутое, отбрасывая нас назад. Мы оба испытывали разочарование, неудовлетворенность. Она не меньше моего хотела избавиться от прошлого и продвинуться вперед, но мы, похоже, не могли перешагнуть через мучившие нас вопросы.

Я снова и снова задумывался о том, каким образом пришел к оправданию и целесообразности романов после наблюдения за "авторитетами" и "образцами для подражания". Старался описать сложный процесс рационализации, позволявший мне продолжать обман без чувства вины. Но это всегда казалось недостаточным. Мои рассуждения оставались умозрительными, схоластическими. Мы проводили много часов в обсуждениях, приходя примерно к одному и тому же итогу - Пегги ощущала отсутствие какого-то важного звена, а я испытывал разочарование из-за её непонятливости или неготовности принять мои объяснения.

Думаю, она интуитивно знала, в чем заключается проблема, но не могла донести это до меня. Для сохранения позитивного восприятия самого себя я старался не смотреть на мир глазами Пегги. Это было бы слишком мучительно. Мой семилетний уход от этой точки зрения был столь полным, что я действительно убедил себя в том, что мое поведение не причиняет ей боли. Когда Пегги говорила мне, сколько тревог и страданий она пережила, я выражал свое сожаление, однако не сознавал до конца глубину её чувств. Я старался отворачиваться от них слишком долго, чтобы сохранить способность видеть их.

Старая философия "то, чего она не знает, не может причинить ей боли" была краеугольным камнем моих убеждений. Изменяя жене, я не сомневался в правильности этого подхода. Я изумлялся собственной способности оправдывать мои поступки и разделять мои ценности, так что не испытывал никакого внутреннего конфликта из-за того, что делал.

Я участвовал в тайном заговоре мужчин, постоянно сохраняя завесу секретности. Мы с удовольствием рассказывали друг другу о наших романах особенно о тех, которые были сопряжены с риском. Реальная опасность разоблачения делала связь более запоминающейся. Главным оставалось умение закончить историю должным образом - поведать о том, как удалось остаться не пойманным. Таким образом действовали искушенные мужчины. Человек, который не умел сохранять выдержку и невозмутимость, казался нам незрелым.

Чем больше я говорил о романах с Пегги, тем сильнее становилась моя убежденность в том, что я хочу продолжать их и способен пережить аналогичное поведение с её стороны. Я постоянно намекал ей на то, что готов к этому. Думал, что это поможет ей увидеть нечто позитивное в моем опыте. Я также считал, что только в таком случае сохраню свою свободу иметь романы. С такими мыслями я посоветовал Пегги принять участие в нью-йоркской конференции по сексуальности. Я проводил семинар в Питтсбурге на той же неделе, поэтому мы выехали вместе. Перед расставанием я снова сказал жене, что я не возражаю против её сексуальных отношений с любым мужчиной, которого она выберет.

Пегги:

Конференция по сексуальности проводилась для оказания помощи консультантам, психологам и священникам в разрешении различных сексуальных проблем, с которыми они сталкиваются при исполнении профессиональных обязанностей. Одна из тем, обсуждавшихся на конференции, непосредственно касалась "открытого брака". Она была главной причиной моего приезда. Я пыталась понять, почему это возможно и как Джеймс мог поддерживать эту концепцию.

Я прилагала огромные усилия, мысленно рассматривая адюльтер со всех сторон. Думала о нем, старалась увидеть все происходящее. Это пробуждало во мне страх, но чем больше я думала о внебрачной связи, тем более возможной она мне казалась. Думаю, это типичный пример того, как люди меняют свои взгляды и поведение. Вы начинаете думать о чем-то и в конце концов видите себя совершающими это.

В первый вечер конференции я изучила расписание, чтобы знать, какие семинары об открытом браке должны состояться и кто будет вести их. Я испытывала потребность выяснить, не покажется ли мне ведущий в каком-то отношении странным, ненормальным. Я испытывала сильные предубеждения против этой идеи. Найдя фамилию в расписании конференции, я весь вечер разглядывала личные карточки участников, чтобы обнаружить этого человека.

Вечер начался с обеда, после которого должны были состояться танцы. Это подействовало на меня успокаивающе, поскольку я люблю танцевать. Я немного освободилась от напряжения, связанного с моей "миссией" - узнать побольше об открытом браке. Когда я уже перестала высматривать руководителя семинара, кто-то подошел к моему партнеру по танцу и заговорил с ним. Это оказался именно тот человек, которого я искала весь вечер. Обрадовавшись, я тотчас спросила, можем ли мы поговорить. Он был удивлен энтузиазмом, с которым я поприветствовала его, но охотно согласился побеседовать.

Мы покинули зал для танцев и пошли по университетскому городку, где состоялась конференция. Я описала мою семейную ситуацию и мои опасения относительно свободных сексуальных отношений, которые предлагал Джеймс. Макс рассказал мне о своих отношениях с женой и о том, как функционировал их открытый брак. Мы проговорили три или четыре часа, я выплеснула на собеседника все мои чувства. Я говорила с ним так, как не говорила ни с кем прежде на эту тему. Мы гуляли, периодически останавливаясь для отдыха. Во время одной такой остановки он поцеловал меня. Я испытала одновременно изумление и удовольствие. Я так увлеклась дискуссией, что чувства обрушились на меня совсем внезапно. Я поняла, что этот человек нравится мне. Он был на несколько лет моложе меня и казался одним из самых красивых мужчин, каких я видела. Его явный интерес льстил моему самолюбию.

Ситуация решительно изменилась. Обсуждаемая тема обернулась реальностью. Я чувствовала, что приближаюсь к мысли о сексе с этим человеком. Но я не была готова к столь стремительному развитию событий. По-прежнему испытывала смущение и неуверенность. Мы расстались, и я легла в постель, но не заснула. Я пролежала всю ночь, спрашивая себя: "Ты действительно хочешь это сделать? Джеймс действительно хочет, чтобы ты сделала это?" Я была одновременно охвачена страхом и возбуждением. Я решила позвонить утром Джеймсу, описать ему ситуацию и выяснить его чувства.

Джеймс:

Утром во вторник Пегги позвонила, чтобы сообщить о своем знакомстве с человеком, который её заинтересовал, и в последний раз удостовериться в том, что я действительно хочу, чтобы она вступила в связь. Мне следовало прислушаться к моему сердцу, которое тотчас начало биться в три раза быстрее обычного. Но вместо этого я прислушался только к голосу рассудка и сказал: "Конечно, действуй. Я же дал тебе добро и хочу, чтобы ты испытала это сама."

Как только мы закончили разговор и я повесил трубку, в моем животе тотчас образовался спазм. Я не был готов к той эмоциональной реакции, которую мне предстояло пережить в течение ближайших двух с половиной дней. Прежде я думал о её близости с другим мужчиной совершенно абстрактно, не представлял все происходящее визуально и эмоционально. Пожалуй, какая-то часть моего сознания считала такую ситуацию почти невероятной. Наверно, я был просто чертовски наивен. Я смотрел на адюльтеры только с одной стороны и совсем не видел другую.

Пегги:

Джеймс заверил меня в том, что он хочет, чтобы я была свободна в своем решении. Он думал, что мой опыт поможет мне понять его отношение к адюльтеру. Я не могла взять в толк, как он может быть таким рассудочным и бесстрастным в отношении моей возможной близости с другим мужчиной. Зная, какую боль причиняли мне его романы, я пребывала в недоумении. Я знала, что он хочет продолжить череду своих романов и дает мне свободу именно по этой причине. Но я не ощущала давления с его стороны - он предоставлял мне право окончательного решения.

Я все ещё пыталась воспринимать все рассудочно. И приняла решение "действовать". За завтраком сказала Максу, что мы можем быть вместе. Он удивил меня, посоветовав не принимать "умственное" решение. Сказал, что я должна следовать моим чувствам. Это заставило меня задуматься. Я не знала, что именно чувствовала - за исключением растерянности.

Утром я приняла участие в работе конференции, но мои мысли блуждали далеко от заседания. Мы с Максом находились в одной группе по языку телодвижений, и это лишь обостряло мое восприятие его близости и стоящей передо мной дилеммы. Все происходящее казалось нереальным. Я располагала разрешением Джеймса, а также привлекательным и доступным мужчиной. Я казалась себе человеком, стоящим на краю мостика для прыжков в воду и пытающимся решить, что ему делать - броситься вперед или спуститься вниз.

В полдень я не могла есть. Я сидела с Максом, пытаясь держаться непринужденно и приветливо. Но я чувствовала себя участницей серьезной миссии. Семинар по открытому браку был запланирован на вторую половину дня. Я вошла в комнату готовой откровенно обсудить мою дилемму с другими участниками. Однако я не идентифицировала Макса в качестве моего потенциального партнера. В конце концов он вел семинар, и я не хотела осложнять его положение.

Подошла очередь для моего рассказа. Я внимательно выслушала отклики людей. Я искала нечто такое, что могло "принять решение за меня". И я услышала это. (Думаю, мы часто так поступаем - ищем человека или событие, облегчающих принятие желательного для нас решения). К этому моменту я действительно хотела вступить в связь с Максом, но боялась, что впоследствии буду сожалеть об этом и нуждалась в заверениях относительно того, что этого не случится. Один из участников семинара сказал: "Ваша реакция полностью зависит от вас самой. Вам нет нужды ждать, чтобы увидеть, будете вы сожалеть об этом или нет. Если вы решите, что все в порядке, все так и будет". Именно тогда я приняла решение.

Все казалось таким естественным, даже неизбежным в данных обстоятельствах. Вряд ли бы я пришла к такому заключению в другом окружении, но в момент завершения семинара я твердо решила действовать. Я почти дрожала от волнения.

Подойдя к Максу, я сказала: "Отведите меня куда-нибудь и обнимите покрепче, пока я не рассыпалась на части". Он был прав, советуя мне следовать моим чувствам, а не пытаться принять рассудочное решение. Однако никто из нас не был готов к силе тех чувств, которые охватили меня. Думаю, они были заразными, потому что к тому моменту, когда Макс подходил к своей комнате, он уже начал дрожать. Поэтому я не чувствовала себя одиноко. (Позже я узнала, что он, находясь в свободном браке, был только с двумя другими женщинами.) Прежде чем заняться со мной любовью, он спросил меня, предохраняюсь ли я от беременности. Я пользовалась диафрагмой, однако меня тронула его заботливость, проявленная в тот момент, когда я была неспособна думать о чем-либо.

Секс оказался таким хорошим, а чувства - приятными, что я с трудом верила в реальность происходящего. Я ощущала себя ребенком - свободным и счастливым. Все казалось нереальным и одновременно очень естественным. В конце концов я получила благословение мужа и чувствовала, что делаю нечто полезное для меня самой и для нашего брака. Я полностью отдалась во власть этой ситуации. Казалось, что время остановилось. Приближался вечер, солнечные лучи струились сквозь окна. Мы лежали на кровати и долго разговаривали. А ещё мы много смеялись. Я была по-настоящему довольна собой и даже запела: "Видели бы меня сейчас мои друзья". Мне хотелось возвестить всему миру о моем обновлении. Я словно обнаружила внутри себя другого человека, до сего дня находившегося в заточении.

Наконец время напомнило о себе. Мы с Максом должны были вечером посетить разные семинары. Но мы начали снова заниматься любовью. Внезапно в дверь постучали, в замке начал поворачиваться ключ. Сосед Макса по комнате приехал с опозданием на день. Мы поспешно вскочили, Макс закричал соседу, прося его подождать минуту. Потом он подошел к двери и попросил его немного погулять. Мы стояли за дверью, едва сдерживая смех. Прежде я бы умерла в такой ситуации от чувства вины и стыда. Не могу передать, как изумляло меня мое поведение. Оно противоречило всем моим прежним реакциям в потенциально неловких ситуациях. Почему-то все казалось правильным, ничто не имело значения. Сосед ушел, и мы снова стали заниматься любовью. Потом, смеясь, оделись и разошлись по своим семинарам.

Сидя позже на моем семинаре, я услышала доносящийся из коридора свист. Я поняла, что это Макс насвистывает "Видели бы меня сейчас мои друзья". Он прошел мимо двери несколько раз, а я старалась сохранять непроницаемое лицо.

Мы не собирались встречаться снова после семинара. Поскольку я не спала в предыдущую ночь, то решила лечь пораньше. Однако одного брошенного на Макса взгляда было достаточно, чтобы понять, что сон подождет. Поскольку теперь у нас обоих имелись соседи по комнате, нам было негде уединиться. Наконец мы сели в мою машину и решили поискать подходящее место. Это завершилось самой забавной сценой из всех, в каких я участвовала за много лет. Мы проехали несколько миль от города, но так и не отыскали укромного уголка. Наше нетерпение постепенно нарастало. В такой ситуации было трудно управлять машиной. В конце концов мы сдались, вернулись к месту проведения конференции и занялись любовью в машине - прямо на автомобильной стоянке. Боязнь оказаться замеченными только усиливала наше возбуждение. Все это напоминало годы учебы в колледже. Прежде я считала невозможным возродить эти юношеские ощущения после стольких лет "взрослой" жизни с её чувством ответственности.

Я начала понимать одну из причин, по которым Джеймс так ценил свои романы. Теперь я на личном опыте убедилась в преимуществах, которые они давали. Романы дарили новизну и разнообразие. Они символизировали собой юность, свободу, удовольствие.

На Джеймса производила впечатление "игривость" некоторых женщин, с которыми он имел близкие отношения. В сравнении с ними я держалась слишком серьезно. Теперь я поняла, что участник внебрачной связи - мужчина или женщина - демонстрирует только одну свою сторону, которая не раскрывает полностью всю его личность. В глаза бросаются только новизна и лучшие качества. По-моему, виден не сам человек, который может быть серьезным или игривым, а только избранная им роль. Находясь в роли "жены", я преисполнена чувством ответственности, поглощена заботами. Когда я играю роль "любовницы", у меня нет чувства ответственности и забот - я просто радуюсь жизни и проявляю игривость. То же самое остается справедливым в отношении любого человека.

Я увидела и другое потенциальное достоинство романов. Они привлекательны тем, что позволяют вам увидеть себя глазами другого человека. Посредством романов вы можете увидеть себя более молодым, сексуальным, интересным и желанным. Нетрудно понять, как это повышает вашу уверенность в себе и самооценку. Теперь я понимаю, почему Джеймс всегда имел весьма позитивное представление о самом себе. Оно регулярно подпитывалось тем его отражением, которое он видел в глазах других женщин. Моя же самооценка зависела от моего отражения в его глазах, не получая дополнительной подпитки от других мужчин.

Я осознала, что эти факторы относились к числу тех, которые Джеймс хотел открыть мне. Они были одной из причин, заставлявшей его желать, чтобы я получила этот опыт. Он помог мне понять, почему так дорожил своими романами как личность и почему они не влияли на его отношение ко мне. Однако меня по-прежнему изумляло, почему он не возражал против моей близости с другим человеком. Я не понимала, как можно пережить роман партнера, не испытывая определенной боли.

Макс пытался описать мне, как они с женой разрешали эту проблему. Он сказал, что глубоко привязан к ней и сильно страдает, когда она находится с другим мужчиной (ту же самую боль испытывала и она), однако они не отказывают друг другу в удовольствиях, обретаемых благодаря внебрачным связям. Говоря об их отношениях, я получила ясное понимание того, что свободе сопутствует значительная боль. Я спросила его, стоит ли его свобода этой боли. Он ответил, что ценит не только свободу. Он хотел, чтобы его жена была свободной и счастливой, и делал все необходимое для того, чтобы дать ей эту свободу. Все это звучало красиво в теории, но я не могла представить себе, что человек согласен терпеть боль, вызванную знанием об измене партнера. Джеймс, похоже, соглашался терпеть боль... или не ощущал её. Я знала, что мне ещё предстоит проделать большую работу, прежде чем я смогу принять эту боль.

Я отвлеклась на какое-то время от этих мыслей и просто наслаждалась моей новой свободой. Спала как убитая в ту ночь и утром чувствовала себя превосходно. Я буквально парила над землей весь следующий день, посещая семинары и знакомясь с людьми. Превосходно относилась ко всему, что меня окружало. Самое же главное заключалось в том, что я превосходно относилась к самой себе.

Мы с Максом встретились в промежутке между семинарами и договорились о вечернем свидании. Август выдался жарким. Мы решили прогуляться к ближайшему озеру. По дороге мы остановились и поболтали с какими-то детьми. Один мальчик сильно напоминал сына Макса. Мы показывали друг другу фотографии близких, рассказывали о них. Викки и Энди уехали на две недели в летний лагерь. Дети Макса, которые были моложе моих, остались дома с матерью.

Он сказал, что его жена уверена в том, что он заведет какой-то роман на конференции. Мы долго говорили об удовольствиях и боли открытого брака. Я с удивлением начинала верить в его возможность. Берег озера был очень живописен, нам не хотелось уходить, однако небо уже начало темнеть. Возвращаясь назад, мы задумались о том, как мы можем провести эту ночь. Я вспомнила, что мы находимся неподалеку от Рочестера, где я когда-то жила. Я знала чудесную гостиницу, стоящую на берегу озера. Мы решили переодеться и поехать туда на обед, не строя дальнейших планов. Мне обычно нравилось планировать события и управлять ими, но Макс определенно предпочитал делать то, что казалось уместным в данную минуту. Нас волновала атмосфера приключения, мы не знали, куда оно приведет нас.

Обед был превосходным, но я мало ела. Весь этот опыт захватил меня настолько, что я не уделяла внимания еде. Из ресторанного окна открывался прекрасный вид на озеро. Нас окружали сказочные декорации.

К моменту завершения обеда мы уже знали, что хотим остановиться в этой гостинице. Не представляю, как я набралась смелости подойти к стойке и зарегистрировать нас. Я оформила номер на Макса и Пегги Воган, словно Макс носил мою фамилию. Я воспользовалась моей кредитной карточкой, все было очень просто. (Я наслаждалась моей самостоятельностью. Когда я была с Джеймсом, такими вещами всегда занимался он.) Макс сходил к машине за лежащей в багажнике сумкой - с ней мы выглядели более респектабельно. В сумке не было моих вещей, там лежала одежда детей. Но она придала мне уверенности... к тому же я находила все это ужасно забавным.

Мы не решили, останемся мы на всю ночь или нет. Мы снова решили положиться на наше настроение - не пытаться просчитать все наперед. Оказавшись в комнате, мы стали заниматься любовью и болтать. Макс был превосходным любовником - и неудивительно, ведь он на протяжении двух лет вел семинары по сексуальности. Однако наибольшее значение имели не его умение, а забота и чуткость.

Он позволил себе раскрыться передо мной, рассказывая о своем имидже, отношениях с людьми, других сторонах его жизни. Я также была с ним совершенно откровенна, взаимная открытость доставляла нам удовольствие.

Время летело быстро. Нам не хотелось расставаться, и мы решили остаться здесь до утра. Начиная засыпать, я передвинулась на мою половину кровати, но он захотел, чтобы я спала рядом с ним. Ночь, проведенная с другой женщиной, была для него новым опытом, и он ощущал необычность ситуации. Это признание ужасно обрадовало меня. Я поняла, почему он не хотел решать такие вопросы заранее.

Утром мы вместе приняли душ и в последний раз позанимались любовью в ванной. Мы потратили на это больше времени, чем планировали, и нам стало ясно, что мы не успеем вернуться назад и переодеться для участия в общем заключительном заседании. На мне было длинное вчерашнее платье, в котором я чувствовала бы себя неловко. Оно было индейского фасона, отнюдь не строгим, и словно говорило о том, что я не ночевала у себя. Макс помог мне вновь обрести естественность и непринужденность. Он заверил меня, что платье всем понравится. Подумав, я сменила свое отношение. Вспомнила слова песни: "Я чувствую себя естественной женщиной..." Я начинала чувствовать себя таким образом - естественно и непринужденно. Это позволило мне быть более раскованной и легче общаться с людьми. Они также воспринимали меня по-новому. Двигаясь сквозь толпу участников конференции, я ощущала некое волшебство. Лучше всего я могу объяснить это чувство с помощью одного эпизода. Когда я улыбалась и разговаривала с людьми, ко мне подошла немолодая женщина. Остановившись передо мной, она посмотрела на меня и спросила: "Можно мне прикоснуться к вам?"

Но волшебство должно было скоро закончиться. Утром после завершения конференции мне позвонил Джеймс. Он пытался связаться со мной всю ночь. Когда до него в полной мере дошло, что он сделал, дав добро на мой роман, боль Джеймса стала нестерпимой. Он изначально недооценил свои переживания по поводу того, что я нахожусь с другим мужчиной. Когда ему наконец удалось связаться со мной, первый его вопрос прозвучал так: "С тобой все в порядке?" И затем: "У нас все в порядке?" На оба я ответила уверенным "Да!"

Джеймс:

Два с половиной дня меня терзали всевозможные страхи. Вдруг Пегги окажется с грубым негодяем, и у неё останется чувство, будто её использовали. Вдруг он окажется психически больным и причинит ей физическую боль. Вдруг она влюбится в него и бросит меня. Не знаю, что было хуже боязнь того, что она пострадает, или боязнь того, что она получит такое удовольствие, которое нанесет ущерб нашим отношениям. Не помню, когда ещё я чувствовал себя так отвратительно. Меня постоянно преследовал страх. Подумать только - я не предвидел никаких проблем!

Спустя два дня после того, как я дал добро на роман Пегги, я сделал в моем дневнике следующую запись:

"Мой разум говорит, что мы в силах пережить внебрачные связи.

Мое тело отказывается служить мне. Я не прикоснулся к еде со вторника.

Что нас ждет?

Неизвестность мучительнее всего остального.

Очевидно, мои сегодняшние чувства аналогичны тем чувствам, которые ты испытывала на протяжении семи лет.

Теперь у меня появилась новая печаль, угрызения совести, сожаления о том, что я делал.

Когда мои глаза открыты, я по-прежнему верю в тебя и в то, что у нас все будет хорошо, но когда мои глаза закрыты, меня одолевают страхи и ужасные фантазии.

Эти два дня были самыми длинными в моей жизни."

Пегги:

Четверг, полдень. Я приехала на конференцию в понедельник вечером. Меньше чем за три дня моя жизнь заметно изменилась - во всяком случае, временно. Я получила потрясающий опыт и буквально парила в небесах. Звонок Джеймса оказался потрясением, которое я не предвидела. Закончив разговор, я рассказала о нем Максу и добавила, что не знаю, чего теперь ожидать. Мы не строили планов относительно дальнейших встреч. Мы жили в разных частях страны и не выходили в наших беседах за рамки настоящего. Но он хотел узнать, как будут развиваться мои отношения с Джеймсом после столь удивительного развития событий.

Я попрощалась с Максом и сконцентрировала мое внимание на предстоящей встрече с Джеймсом. Изначально мы планировали, что этим днем я поеду в Торонто. Джеймс должен был завершить свой семинар на следующий день и прилететь в Торонто самолетом. Но все изменилось. Джеймс сказал по телефону: "Приезжай ко мне." Он хотел, чтобы я сегодня же прибыла в Питтсбург.

Впервые вся эта ситуация обрушилась на меня со всей силой. Я почувствовала, что меня разрывает на части. Мою душу переполняло ликование, и одновременно я страдала из-за боли и страхов Джеймса. Теперь, когда я собиралась встретиться с Джеймсом, я начала испытывать смущение из-за того, что занималась сексом с другим мужчиной. Мысль о сексе с двумя мужчинами в один и тот же день почти сводила меня с ума. Я символически разделила их, тщательно вымыв свое тело. Дело было не в том, что я ощущала себя "грязной". Просто мне хотелось провести какую-то черту, разделяющую двух мужчин. Я приняла душ, вымыла волосы, побрила ноги и надушилась. (Позже я поняла, что "случайно" оставила все мои туалетные принадлежности после их использования в ванной - ещё одно свидетельство моей потребности разделить два разных опыта.)

Во время поездки в Питтсбург мой мозг работал энергичнее автомобильного мотора. Я никак не могла навести порядок в моем сознании. Реакция Джеймса потрясла меня. Я не знала, чего мне ожидать. Чем ближе я была к нему, тем страшнее мне становилось. Когда я приехала в Питтсбург, было девять вечера. Джеймс ждал меня.

Джеймс:

Состоявшийся в четверг утром телефонный разговор с Пегги немного уменьшил мою тревогу. Она заверила меня в том, что с ней все в порядке. Я испытывал потребность увидеть её во плоти. Время тянулось медленно, пока я заканчивал дневной семинар и ждал, когда она приедет из Нью-Йорка. Увидев Пегги, я испытал огромное облегчение. Мы долго плакали в объятиях друг друга. Это были слезы радости и печали. Я никогда не раскрывался перед Пегги в такой степени.

Это было значительным эмоциональным событием для нас обоих. Оно сорвало с нас прежние оковы. Мир, который мы знали прежде, больше не существовал, нам следовало разобраться во всем и создать новый. Пережитый опыт позволил нам обоим увидеть многое глазами партнера, чего мы не умели делать прежде. Я был неспособен понимать боль Пегги, которая не знала все, но о многом догадывалась. Теперь я обрел фундамент для понимания, и мы могли говорить на одном языке. К тому же разрешилась загадка относительно того, как я мог получать удовольствие от романов и при этом сохранять преданность Пегги. Она отлично провела время с Максом, но по-прежнему оставалась полностью преданной мне. Похоже, роман даже усилил её преданность. Я не уверен в том, что мы смогли бы вырваться за рамки наших прежних представлений и взглядов без этого опыта. Марк Твейн выразился по этому поводу так: "Человек, который хоть раз подержал быка за хвост, получил в шестьдесят или семьдесят раз больше информации, чем тот, который этого не сделал."

Пегги:

Когда я осознала боль Джеймса, у меня возникло желание защитить его. Меня тронули его нежность и заботливость - он внимательно осмотрел мое тело, чтобы убедиться в том, что "со мной все в порядке". Открытость Джеймса пробуждала такое тепло и любовь, что мне захотелось утешить его и никогда не выпускать из своих объятий. Я поддалась этому импульсу. Это продолжалось на протяжении всей недели, которую мы провели в Торонто.

Джеймс:

Нам повезло, что мы запланировали восьмидневное пребывание в общине ДОПВ. Это название образовано из первых букв следующих слов: Доверие, Открытость, Понимание, Взаимозависимость. Суть опыта ДОПВ заключается в том, что вы вступаете в общество людей, стремящихся подняться на новый уровень доверия, открытости, понимания и взаимозависимости. Каждый член общины берет на себя ответственность за удовлетворение своих потребностей. Такое окружение оказалось идеальным для нас на тот момент. Мы оба были истощены эмоционально, однако обрели новый взгляд на наши отношения и новое осознание их важности для нас. Мы смотрели на мир с большей терпимостью. Не испытывали потребности оценивать и понимать все так, как делали это прежде. Любовь друг к другу была такой сильной, что она меняла наши реакции на окружающий нас мир.

Мы дали себе обещание любить друг друга во время посещения общины так, как не делали этого никогда. Мы наслаждались игривым и страстным сексом, но ещё более важными были часы, которые мы тратили на ласки, нежные прикосновения друг к другу и общение. Мы казались себе ненасытными... и не стеснялись этого.

Думаю, мы не могли бы вести себя так в привычной обстановке. Дома два фактора постоянно препятствуют выражению любви. Первый связан с нашим отношением к работе. Мы оба - трудоголики с потребностью ощущать, что каждый день наполнен какими-то продуктивными делами. Если мы имеем доступ к пишущей машинке, книгам и т.п., потребность работать оказывается сильнее потребности в любви. Второй фактор, неизменно сказывающийся дома - это ответственность перед детьми, нуждающимися в нашей заботе. Как любая семья, мы испытываем проблемы со временем и разрешаем их не слишком успешно. Я имею в виду ситуации, когда у нас возникает желание заняться любовью, но этому мешают связанные с детьми обязанности. Само их присутствие в доме препятствует проявлениям сексуальности, поскольку мы считаем себя обязанными уделять им внимание, когда они находятся рядом с нами.

Я не утверждаю, что так должно быть. На самом деле эти проблемы существуют вовсе не постоянно. Иногда мы способны сдержать наш трудоголизм, чтобы поесть, иногда мы запираем дверь спальни и удовлетворяем наши сексуальные потребности при наличии в доме детей. Я лишь говорю о том, что мы не создали идеального равновесия между тремя потребностями - в работе, любви к детям и любви друг к другу. К сожалению, указанный выше порядок определяет приоритеты, хотя изначально мы собирались ставить детей и самих себя выше работы.

Физическая удаленность от дома и работы позволила нам по-новому сосредоточиться друг на друге. Другим способствующим этой тенденции фактором стал климат в общине ДОПВ. Ее члены искренне принимали нас и наше поведение. Флюиды, исходившие от общины, поддерживали нас. Некоторые люди просто наблюдали за нами и принимали нас. Другие проявляли инициативу, стремились выяснить, что с нами происходит, и принимали нас на этой основе. Мы разделили друг с другом один из лучших периодов в нашей совместной жизни.

Пегги:

Обсуждая происшедшее с нами на прошлой неделе, мы создали новую близость, преданность, новый уровень любви. Мы постоянно прикасались друг к другу, разговаривали, занимались любовью. Мы обрели новое единение физическое и эмоциональное. Не было ролей, масок, ожиданий - только свобода быть вместе и наслаждаться друг другом.

Прежде мы никогда не находились в таком окружении и не переживали подобного опыта. Это сочетание открыло перед нами многие возможности, о которых мы не задумывались в других местах и в другие моменты времени.

Например, в общине имелись коммунальные туалетные комнаты (посещения которых можно было избежать, если они вызывали ощущение дискомфорта). В эту неделю мы практически не расставались, поэтому захотели быть вместе и в душевой. В связи с этим произошли два особых события. Во время уик-энда количество участников возросло, и мероприятия проводились вдали от спального корпуса. Поэтому мы не имели быстрого доступа к нашей комнате... и кровати. В какой-то момент нас охватило желание заняться сексом, и мы не нашли более "уединенного" места, нежели большая туалетная комната в конце коридора, которая никем не использовалась. Когда мы полностью отдались сексу, кто-то зашел в соседнюю кабинку. Мы замерли и затаили дыхание. Человек воспользовался туалетом и вышел, не заметив нашего присутствия. Мы смеялись как сумасшедшие, представив себе, что можно было увидеть, одновременно глядя на обе кабинки сверху.

Джеймс:

Другой примечательный инцидент произошел позже на этой неделе, когда остались только профессиональные психологи, собиравшиеся использовать опыт ДОПВ в своей работе. Эти собрания происходили в нашем спальном корпусе. Однажды вечером, отправившись в общую душевую, мы вступили в двухчасовую беседу с другой парой. Мы все были обнажены. Мы сознавали нашу наготу, но не стеснялись её.

Там не происходило ничего сексуального. Четыре человека сосредоточенно говорили о том, что представляло общий интерес. Думаю, нагота влияла на качество нашего общения. По существу мы как бы говорили вот он я без позы, маски и фасада. Похоже, нагота способствовала подлинной искренности. Нам словно было негде скрывать что-либо. Возможно, мы чувствовали, что уж если мы предстали друг перед другом в таком виде, нет нужды быть неискренними в беседе.

Пегги:

К концу нашего пребывания в общине ДОПВ мы приобрели несколько хороших друзей, в числе которых была и та пара, с которой мы беседовали в душевой. В нашей компании находилась женщина, переживавшая тяжелый период своего брака. Муж отвергал ее... она чувствовала себя неуверенно и одиноко. Делясь с нами своими страхами, она часто плакала.

Однажды вечером, когда мы расстались с этой женщиной, чтобы лечь спать, я заметила, что продолжаю думать о ней. Я сожалела о её одиночестве, тем более что мы чувствовали себя комфортно и защищенно. Я с изумлением поймала себя на том, что готова пригласить её лечь с нами и утешить. Эта идея не вызвала у меня ревности. Я даже подумала, что Джеймсу пойдет на пользу, если он сам утешит кого-нибудь, поскольку все неделю я утешала его. Я поинтересовалась его мнением, и он ответил отрицательно. Он жалел её, как и я, но боялся какой-то вовлеченности - пусть не обязательно сексуальной. Я испытала некоторое облегчение. Но я желала добра ему и всем другим людям, чувствовала себя достаточно сильной для того, чтобы давать ему и другим то, чего они хотят и в чем нуждаются. Я была уверена в том, что могу справиться с любой проблемой и что мы с Джеймсом сможем разработать план нашего совместного будущего.

Джеймс:

По завершении нашего пребывания в общине мы поехали из Торонто в Северную Каролину, чтобы забрать детей из летнего лагеря. Хотя из-за дефицита времени приходилось передвигаться в напряженном темпе, это путешествие доставило нам большое удовольствие. Наше общение обрело новое качество. Не имело значения, едим ли мы в машине или лежим на пляже. Появилась новая искра - новый интерес друг к другу. В какой-то момент мы так завелись, что решили не ждать вечера. Мы находились возле Питтсбурга. Я свернула с шоссе на знакомую дорогу и быстро нашла безлюдное место для стоянки. Мы занялись любовью в машине впервые со школьных лет. Это было восхитительно.

Это также дало мне новую возможность увидеть, что переживала Пегги, пытаясь освободиться от пережитых в прошлом страданий. Занимаясь любовью на переднем сидении, я поймал себя на мысли о том, что две недели тому назад Пегги делала в точности то же самое с Максом. Нахождение в машине будет многократно пробуждать это воспоминание. Это было странное чувство.

Пегги:

Когда мы вернулись в наше обычное окружение, на нас тотчас навалились повседневные нагрузки и обязанности. Я обнаружила, что значительные перемены в отношениях и чувствах не происходят в одночасье. Они медленно развиваются после первых сделанных в новом направлении шагов. Это было критическое время разговоров и размышлений. Я испытывала определенный стресс. Мы спрашивали себя, куда мы хотим двигаться дальше. В частности мы испытывали потребность внести ясность в вопрос о романах. Мы многократно возвращались к одним и тем же моментам... не приходя ни к чему. В конце концов мы изложили наши мысли и чувства на бумаге, чтобы проанализировать, что значат для нас и нашей совместной жизни все наши бурлящие эмоции.

Мы признали, что нам следует отойти от решений других людей и заглянуть в собственные души. Проблема свелась к двум основным соображениям. С одной стороны, романы имели положительные стороны и доставляли удовольствие нам обоим, не мешая нашей взаимной любви и преданности друг другу. С другой стороны, они вызывали значительную боль у второго партнера, для преодоления которой требовалось немало времени и усилий.

Речь по существу шла о балансе между двумя этими факторами. Перетягивает ли удовольствие испытываемую боль? Ответ для обоих звучал совершенно ясно: "Нет". Возможно, все было бы иначе, если бы наши отношения подпитывали нас обоих в меньшей степени. Честность придала новое измерение нашему браку. Мы чувствовали, что связь между нами стала ещё более глубокой. Доверие окрепло и продолжало расти. Все это снижало интерес к внебрачным связям и вызывало нежелание разрушать то, что мы имели. Решение оказалось весьма простым, когда мы перестали искать ответ вне нас самих.

Уладив этот вопрос, мы испытали облегчение. До этого момента мы ощущали, что время, отведенное на поиски, отнюдь не бесконечно. Мы оба пытались найти идеальный ответ. Отказавшись от мысли о существовании такового, мы стали лучше относиться к нашему решению, глубже сознавать, что оно является подлинно нашим. Мы не давали друг другу клятвы всегда оставаться моногамными партнерами. Мы признали, что в настоящий момент это - правильный выбор и что в дальнейшем мы можем сделать иной. Другая пара в подобных обстоятельствах может принять другое решение, которое так же прекрасно сработает.

Несомненно, это стало вехой в нашей жизни. Мы были готовы продолжать её.

Глава девятая

Пожалуйста, верь мне

Пегги:

Время безмолвных страданий и двойной морали осталось в прошлом. Кое-какие тайны существовали, но они были не тревожащими, а приятно волнующими. Я с оптимизмом смотрела в будущее - не только в плане моих отношений с Джеймсом, но и в плане моей собственной работы. В течение последних четырех лет я почти постоянно читала и училась. Похоже, теперь эти усилия обещали окупиться.

Через несколько месяцев после признания Джеймса я стала посещать вместе с ним учебные курсы. Когда ему представилась возможность организовать семинары для деловых женщин, я стала вторым преподавателем. В течение следующих двух лет я постоянно училась сама или вела занятия. Это был интенсивный курс, который мне безумно нравился. Я обнаружила в себе врожденную способность работать с группами людей и скоро почувствовала себя весьма уверенно в роли руководителя. Я занималась не только с женщинами, но они составляли большинство учащихся.

Моя возраставшая оценка собственных способностей переносилась на работу с женщинами. Я чувствовала, что все мы недооцениваем самих себя и друг друга. Перестав воспринимать женщин как потенциальных соперниц, я стала поддерживать в них стремление к успеху. Это новое отношение возникло именно тогда, когда у меня с легкостью могла сформироваться ненависть ко всем женщинам - вследствие романов Джеймса. Многие женщины испытывают злость и обиду ко всем представительницам своего пола, особенно к тем, кто заводит романы. Это - вполне понятная реакция. Легко обвинять во всем "другую женщину"... словно виновата только она. Однако на самом деле "другая женщина" - только часть общей картины.

Важный фактор - благоприятные условия для романов, возникающие на работе и во время поездок. Также существенны поддержка и поощрение со стороны всего мужского сообщества. Любой мужчина и любая женщина в определенный момент и в определенной ситуации подвержены соблазну. Именно так зародился первый роман Джеймса, и это оставалось верным в отношении последующих. Я поняла это на собственном опыте, много лет назад испытав соблазн вступить в связь с Алексом. Я способна понять женщин, которых влекло к Джеймсу. Он всегда "заводил" меня. Если бы он был женат на другой женщине, и я познакомилась бы с ним в процессе работы или в путешествии, то, вероятно, все равно бы ощутила влечение к нему. Я не знаю, как бы я повела себя в такой ситуации.

Это понимание помогало мне преодолевать естественную склонность возмущаться Джеймсом и "другими женщинами" за то, что они так "обошлись со мной". Я стала сознавать, что мы все играем свою роль в усугублении ситуации. Ни один мужчина не смог бы держать свои романы в тайне без содействия со стороны своих любовниц и собственной супруги. Будучи женой Джеймса, я никогда не говорила с ним так откровенно, как могла бы. "Другие женщины" не требовали от него большего, чем он мог дать. Они играли по его правилам. Всегда хранили его секреты. Не предъявляли претензий Джеймсу - и мне тоже. Он был хозяином положения. "Не звони мне, я позвоню сам" - такому принципу он следовал. Даже в случае разрыва женщины никогда не звонили мне и не угрожали это сделать. Мы все общими усилиями потворствовали его романам.

Я ощущаю определенную связь с "другой женщиной", по-своему страдающей в ситуации, которой она почти не управляет. Позиция жены в этом "заговоре потворства" более понятна. Но многие участницы романов демонстрируют поразительную готовность защищать своих партнеров. Я знаю одну женщину, которая забеременела от женатого мужчины и сделала аборт, ничего ему не сказав.

Слава Богу, этим мужчиной был не Джеймс - но он мог им быть. Он не заботился о том, чтобы женщины не беременели. Однажды во время "романа на одну ночь" женщина после полового акта заплакала и сказала, что она никак не предохранялась. Джеймс помчался в аптеку и купил ей спринцовку. Я с ужасом думаю о том, что он мог сделать беременной какую-то другую женщину. Вряд ли я смогла бы смириться с такой ситуацией.

Мне следует быть осторожной, говоря о том, что я могла бы или не могла сделать. Никто не знает, как он поведет себя в той или ной ситуации, пока он не столкнется с ней. Возможно, вы говорите: "Я бы никогда не потерпела измену мужа. Тотчас бы развелась с ним." Легко говорить, что бы вы сделали, ЕСЛИ БЫ... Но вы никогда не знаете правду заранее.

Ни одна из моих реакций не соответствовала тому, что я ждала от себя. Я гораздо лучше справилась с исходной информацией, чем считала возможным. У меня формировалось трезвое понимание ситуации, однако я постоянно страдала. Я сама пережила роман и могла понять, что Джеймс действительно любит меня несмотря на свои внебрачные связи, однако это не стирало мою боль.

Воспоминания продолжали преследовать меня. Я могла чувствовать себя хорошо, и вдруг что-то напоминало мне о прошлом. Мне казалось, что все это происходит снова. Такие воспоминания могли провоцироваться самыми незначительными мелочами. Упоминанием чьего-то имени, какого-то места или предмета, цветом или песней, сотней других вещей. Неизменно все подробности тягостных чувств и событий из прошлого вновь обретали яркие краски.

Способность примириться с романами Джеймса порой покидала меня, и в течение двух или трех лет я периодически теряла душевное равновесие. Иногда все шло чудесно, и я думала, что окончательно справилась с болью. И вдруг... снова проваливалась в состояние депрессии.

Я часто мечтала, чтобы меня постигла амнезия. Казалось, только она способна стереть прошлое из моей памяти. Также я хотела, чтобы время шло скорее. Я всегда слышала о том, что время лечит раны, но никто не говорил мне, какой именно срок для этого требуется. Не знала, хватит ли у меня терпения дождаться этого момента. Одна из моих фантазий заключалась в том, что я прерываю мою жизнь с Джеймсом на пять лет, чтобы справиться с прошлым, а потом возвращаюсь к нему. Конечно, это невозможно, но такое решение дилеммы относительно продолжения нашего брака казалось мне идеальным.

Хотя я никак не могла заставить себя сдаться и подать на развод, несомненно, я была готова пойти на риск и довести Джеймса до такого отчаяния, что он сам решил бы расстаться со мной. Я хотела, чтобы решение, каким бы оно ни было, оказалось принятым за меня. Просто не могла принять его сама. Испытывала потребность полностью стереть прошлое. На самом деле я хотела, чтобы его вовсе не было. Я устала от попыток справиться с ним. Даже развод не положил бы конца моим усилиям.

Расторжение брака лишь усилило бы сознание того, что все действительно происходило и повлияло на всю мою жизнь. Я бы перестала быть замужней женщиной и вследствие этого вела бы совсем иную жизнь, но мне все равно пришлось бы сталкиваться с Джеймсом (и нашим прошлым) из-за детей. Меня терзали противоречивые чувства - я страдала из-за воспоминаний и хотела убежать от них, но не желала сдаваться после всей проделанной мною работы. Стоявшая передо мной дилемма казалась неразрешимой. Я точно попала в ловушку.

В конце концов меня охватило такое отчаяние, что я подумала, не следует ли мне убежать из дома и сменить фамилию - то есть буквально начать новую жизнь. Это казалось единственным способом бегства от мучительных напоминаний, неизбежных, пока мы с Джеймсом остаемся вместе. Думаю, единственная причина, по которой я дошла до такого состояния, заключалась в том, что я ничего не предпринимала в отношении моих чувств. Я говорила о них, но это совсем не то, что выражать их действиями - например, кричать, швыряться вещами, пытаться причинить Джеймсу боль. Я не хотела делать все это, но испытывала потребность сделать что-то.

Ближе всего я подошла к совершению какого-то шага летом 1975 года. Мы получили гонорар за совместную консультационную работу. Джеймс находился в отъезде. У нас была вторая машина - старая, в неважном состоянии. Я подумала, что вправе взять этот автомобиль и гонорар и начать новую жизнь.

Меня остановили некоторые моменты. Во-первых, я боялась потерять контакт с детьми. Во-вторых, верила, что все в конце концов наладится. Главным основанием для надежды были неизменное понимание и поддержка со стороны Джеймса во время моей внутренней борьбы. Он не говорил мне: "Возьми себя в руки, сколько можно переживать?" Или: "Сколько ещё раз мы должны возвращаться к этому?" Или: "Я больше не в силах об этом говорить; я уже сказал тебе все, что мог". Он ни разу не произнес нечто подобное. Если бы он сделал это, думаю, мы бы не одержали победу. Он продолжал любить меня, беседовать со мной и оказывать мне поддержку. Он видел, какие отчаянные усилия я прикладываю, как успешно принимаю все разумом и как трудно мне справиться с эмоциями.

Мы проводили много часов в беседах о наших чувствах, пытаясь справиться со всей ситуацией. Постепенно нам становилось легче справляться также и с эмоциями. Не знаю, добьемся ли мы когда-нибудь полного успеха в этом. Но я верю, что процесс работы над этой книгой значительно способствует отдалению от тягостного опыта и повышению контроля над нашими чувствами.

Некоторые люди спрашивают, почему я пыталась все наладить. Они считали, что мне следовало уйти. Я очень ясно понимаю, почему осталась с мужем. Когда Джеймс рассказал мне о своих романах и осознал боль, которую они причиняли мне, он стал буквально другим человеком. Таким мужчиной, о каком я могла только мечтать. Честным и искренним, беззаветно любящим, готовым сделать все от него зависящее, чтобы поддержать мои жизненные устремления. Он хотел, чтобы я была счастлива, какую бы жизнь я для себя ни выбрала.

Я понимала, что, возможно, никогда не найду человека, который будет так любить меня. Я бы совершила глупость, уйдя от Джеймса после того, как он качественно изменил свой способ общения со мной. Мне бы хотелось, чтобы он всегда был таким - тогда мне не пришлось бы совмещать в моем сознании два разных образа. Но подобное мышление столь же нереалистично, как мечты о вечной идиллии. Ни один человек не получает от жизни все, чего он хочет. Жизнь с Джеймсом дает мне больше, чем могла бы дать любая другая.

Вероятно, я буду всегда желать, чтобы всего этого никогда не произошло с нами. Ницше сказал: "То, что меня не убивает, делает меня сильнее". Первые три года я думала, что это может убить меня, но этого не случилось. Сегодня благодаря пережитому я - более сильная личность, и наши отношения также стали более крепкими. Это вовсе не значит, что я бы не предпочла обойтись без такого опыта. Я вспоминаю один плакат, который когда-то видела: "Если жизнь предлагает тебе лимон, сделай лимонад". Мой опыт был горьким лимоном, но я создала из него нечто весьма позитивное. Ничто не воодушевляет меня так, как обретенная нами честность.

Меня не раз спрашивали: "Как вы можете снова доверять ему?" Теперь я доверяю его честности - верю, что он никогда не обманет меня. Если бы Джеймс дал мне совершенно конкретное обещание относительно того, что он будет или не будет делать, я бы не смогла верить ему. Никто не знает абсолютно точно, что он сделает или не сделает. Но Джеймс обещал мне быть честным.

Главное основание для веры в эту честность - это то, что он не просто обещает. Он хранит верность своему слову. Без колебаний отвечает на любые мои вопросы... о чем угодно. Не пытается избегать тем, которые могут расстроить меня. Готов к откровенному обсуждению любой темы. Джеймс заработал мою веру в его честность и помог мне справиться с болью теми долгими часами, которые потратил, отвечая на мои вопросы.

Джеймс:

В августе 1973 года, во время перелета из Питтсбурга в Хилтон-Хэд, я записал мои мысли относительно доверия. Они родились благодаря раздумьям о возникновении доверия вообще и о моих отношениях с Пегги в частности. Эти представления кристаллизовались и влияли на мои поступки в течение четырех или пяти лет, не становясь при этом настолько сильным, чтобы полностью изменить мою приверженность двойной морали. Прошло ещё шесть месяцев, прежде чем я со всей ясностью увидел расхождение между моими убеждениями и поступками. С той январской ночи 1974 года, когда я признался во всем Пегги, я стал жить согласно изложенным ниже принципам. То же самое можно сказать и о Пегги... Это изменило многое. Наше взаимное доверие - опора и пристанище, позволяющие устоять на ногах в нестабильном мире.

Пожалуйста, верь мне

Пожалуйста, верь мне, чтобы я мог любить тебя более свободно.

Твое доверие - необходимое условие моего развития; без него я не могу быть самим собой.

Твое доверие дает мне свободу... силу... помогает открывать тебе мою душу... делает меня более богатым... уверенным в себе... помогает принимать себя.

Я хочу верить тебе. Я буду верить тебе, если ты любишь меня.

Я нуждаюсь в ясном выражении твоей любви ко мне.

Я поверю тебе, если ты захочешь поделиться со мной чем-то... Я хочу знать, кто ты, что ты чувствуешь, чего хочешь, что думаешь... о жизни, любви, обо мне.

Я поверю тебе, если ты наберешься смелости и захочешь открыться мне... Мы будем меняться и расти вместе, не испытывая страха.

Я хочу, чтобы ты участвовала в процессе моего развития. Я буду стараться принимать тебя такой, какая ты есть, и помогать тебе стать такой, какой ты хочешь быть. Пожалуйста, разреши мне это.

Я никогда не буду причинять тебе боль ради самой боли, но готов говорить болезненную правду, стараясь способствовать твоему росту.

Я буду сообщать тебе о моем доверии... глазами, прикосновениями, выражением лица... словами.

Мое доверие к тебе будет расти и становиться сильнее, меняясь качественно.

Оно должно обновляться, отражая происходящие с каждым из нас изменения.

Если я потеряю твое доверие, ответственность за это ляжет тяжким бременем на мои плечи.

И все же я останусь более богатым духовно вследствие того, что пользовался им. Я не совершу преднамеренно ничего такого, что способно лишить меня твоего доверия.

Если я буду испытывать к тебе глубокое доверие, моя любовь к тебе будет более глубокой.

Доверие - хрупкая вещь.

Возможно, когда-нибудь я сделаю или скажу нечто такое, что заставит тебя усомниться в моем доверии.

Пожалуйста, поделись со мной этими сомнениями и выясни мои мотивы. Я не хочу терять твое доверие.

Доверие, которое мы можем создать, не имеет пределов. Каждый раз, когда ты демонстрируешь твое доверие ко мне, моя любовь к тебе становится более глубокой, а я становлюсь сильнее.

Доверие к тебе позволяет мне больше доверять себе и другим.

Когда я доверяю моим чувствам и внутренним импульсам и действую в соответствии с ними, это обычно приносит успех. Делать это порой нелегко. Твое доверие помогает мне поступать так.

Сейчас я нуждаюсь в твоем доверии. Вечно бегущее время никогда не позволит нам знать друг друга полностью.

Но время не в силах встать на нашем пути. Мне довелось обрести глубокое доверие после четырехчасовой откровенной беседы. Мне также доводилось ощущать отсутствие доверия после четырехчасовой совместной работы.

Мне нет нужды знать все о том, какой ты была или какой можешь стать. Позволь мне узнать тебя сейчас, и я буду верить тебе сегодня.

Я знаю, что нам необходимо уделять какое-то время друг другу; и все же наша способность верить друг другу, похоже, почти не зависит от этого времени.

Доверие порождает душевный комфорт, недоверие - душевную муку.

Когда я испытываю глубокое взаимное доверие к тебе, мне кажется... будто время останавливает свой бег... мы прикасаемся к чему-то исключительно ценному... реализуем все лучшее, что есть в наших душах... ощущаем наше единение со всем миром.

Я способен чувствовать твое доверие, когда тебя нет рядом... оно согревает меня, как солнечные лучи.

Когда ты прикасаешься ко мне с нежностью, ты как бы говоришь о своем доверии ко мне. Я нуждаюсь в твоих прикосновениях. Хочу их. Они приносят мне радость.

Доверие обладает огромной созидательной силой. Я способен совершить многое, зная, что ты веришь мне. Я буду стараться изо всех сил сохранить двое доверие.

Я хочу реализовать себя как можно полнее. Ты можешь помочь мне в этом своим доверием. Я надеюсь, что ты сделаешь это.

Узнавая больше о самом себе, я смогу больше доверять тебе. Пожалуйста, помогай мне узнавать себя.

Пегги:

Мы узнавали многое о самих себе и друг друге, соблюдая принцип взаимной честности. Мы долгими часами говорили о наших чувствах, обсуждая не только прошлое, но и наше будущее. Важным обстоятельством, позволявшим нам тратить столько времени на эти беседы, стало значительное изменение нашего образа жизни после переезда в Хилтон-Хэд.

Покинув Питтсбург, мы словно соскочили с карусели. Перестали посещать вечеринки и начали проводить больше времени вместе. Радикальным образом изменили наше общение с детьми. Викки было уже одиннадцать лет, а Энди девять. В Питтсбурге нам с трудом удавалось находить им место в нашей жизни. Но в Хилтон-Хэд мы брали детей с собой, куда бы мы ни отправлялись, включали их во все наши занятия. Вместо того, чтобы развлекаться в обществе другой супружеской пары, мы развлекались с нашими детьми. Поскольку наш офис находился дома, они также принимали участие в нашей работе.

Джеймс:

Мы беспокоились, что дети могут услышать наши разговоры о внебрачных связях или прочитать то, что мы пишем. Мы также думали, что они могут замечать напряженность в наших отношениях, возникавшую в тот первый год после долгих обсуждений. Мы чувствовали, что должны рассказать им многое как можно скорее, но для этого требовался подходящий момент. В течение года после моего признания мы ещё не были готовы к этому. Слишком многие вопросы оставались без ответа, мы ещё не научились раскрепощенно говорить обо всем без всплесков эмоций. Нам следовало сначала укрепить семейный союз, чтобы наши признания не вызвали у детей ощущение, будто их мир разваливается на части.

Часто благонамеренные родители стараются уберечь детей, бесконечно долго скрывая от них существенную информацию. На самом деле дети гораздо более восприимчивы и наблюдательны, чем полагает большинство из нас. Они ловят на лету те "подсказки", которые мы делаем, пытаясь скрыть что-то. Наши слова свидетельствуют о том, что все хорошо, но невербальные сигналы говорят о неблагополучии. Беспокойство, испытываемое детьми, когда они замечают это несоответствие, может быть более опасным, нежели знание правды, от которой мы стараемся их уберечь.

К сожалению, не существует универсальных правил для определения момента, когда ребенок готов к восприятию той или иной информации. Узнавая её, они должны быть способными правильно оценивать её в контексте всей жизни. Каждый ребенок неповторим и созревает согласно собственному плану развития. Вероятно, наилучший способ для оценки готовности ребенка к восприятию определенных сведений состоит в улавливании его "подсказок" вопросов и реплик по данной теме. В нашем случае этот подход оказался легким. Прожив в Хилтон-Хэд два года, Энди и Викки начали замечать и обсуждать тот факт, что родители многих их друзей разведены или живут порознь. Особый интерес у них вызывали родители одного ребенка, которые жили раздельно и открыто встречались с другими людьми. В этом отношении Хилтон-Хэд ничем не отличался от любого другого маленького сообщества. Все происходящее здесь быстро становилось достоянием гласности.

После нескольких реплик и вопросов, произнесенных детьми в разные моменты, мы с Пегги решили, что они уже готовы... как и мы. Нам хотелось сделать все как можно естественней, и мы дождались момента, когда дети снова затронули эту тему. Произошло это в декабре 1975 года. Энди было одиннадцать лет, а Викки - тринадцать. Кто-то из них упомянул за ленчем чьих-то родителей, которые ходили на свидания с другими людьми, и мы сказали, что тоже делали это. Признание прозвучало как естественное развитие честного общения, которое мы старались культивировать. Мы могли сделать его с позиции нашего единства без боязни спровоцировать дополнительные вопросы, к обсуждению которых мы не были готовы.

Пегги:

Они восприняли наши слова весьма невозмутимо - так, словно не поняли сказанное нами. Но на самом деле они все прекрасно поняли. Впоследствии Викки призналась, что ей было труднее пережить известие о романах отца, чем могло показаться по её реакции. В тот момент она не хотела ничего говорить, потому что видела, как тяжело мне давалась внешняя невозмутимость, и боялась осложнить ситуацию. Ей требовалось время обдумать все самостоятельно. Реакция Энди была такой: "Правда... или вы шутите?"

Мы не сожалели о том, что сказали им правду. Мы хотели, чтобы они получили более полное представление о жизни и любви, свободное от сказок, на которых воспитывали нас.

Джеймс:

По-моему, большинство родителей желает, чтобы их дети жили лучше, чем они сами. Главный вопрос звучит так: "Что значит лучше?" Мы приняли в отношении наших детей три ключевых решения. Во-первых, мы решили, что максимально естественное восприятие собственного тела является позитивным фактором. Поэтому с самого раннего детства Викки и Энди мы относились к наготе как к совершенно нормальному состоянию. Мы никогда не заостряли на ней наше внимание. Просто воспринимали её как часть повседневной жизни. В этом вопросе мы никогда не отгораживались от детей - за исключением тех моментов, когда занимались сексом. Даже сейчас мы не видим ничего необычного в том, что дети могут зайти в нашу спальню с ванной утром или вечером, когда мы раздеты. Такая ситуация является для нас нормальной.

Во-вторых, мы хотели, чтобы они были хорошо информированы относительно собственных тел и секса в целом. Мы старались предвосхитить их потребность в информации, чтобы они не "просвещались" в школе или на улице. Они имели доступ к нашим книгам по физиологии секса и покупали издания специально для них. Мы делали акцент на создании климата, при котором они могут обсуждать любые интересующие их вопросы. Я отдаю Пегги должное за тот успех, которого, по-моему, мы добились в этой области.

В-третьих, мы хотели, чтобы они знали, что секс не заканчивается, когда люди становятся родителями. Понимание этого было не только в их интересах, но и в наших собственных. Мы не желали таиться от детей и скрывать сексуальную сторону наших отношений. Когда они повзрослели, мы стали запирать дверь нашей спальни, сказав им, что хотим уединиться для того, чтобы позаниматься любовью. Мы не стремились сообщать им подробности нашей интимной жизни, но если эта информация имела отношение к возникшему у них вопросу или проблеме, мы делились ею с ними.

Они по-прежнему с трудом воспринимают нас как сексуальных партнеров. Полагаю, они всегда будут прежде всего видеть в нас родителей. Это нормально, но я надеюсь, что за этим образом существует также образ любящей пары, которая с энтузиазмом выражает свою любовь.

Пегги:

Очень жаль, что многие считают, будто длительный брак и возраст неизбежно снижают удовольствие от секса и его значимость. Многие молодые люди вырастают с такими представлениями и, становясь взрослыми, позволяют такому происходить в их собственной жизни. Это - самореализующееся ожидание.

Я знаю, что каждое поколение - на самом деле каждый индивидуум должны учиться на собственном опыте. Но мы надеемся, что наша честность с детьми позволяет им узнавать некоторые вещи из нашего опыта. Например, я много говорила им о важности обретения чувства собственной независимости до создания серьезного союза с другим человеком. Я много говорила им, как сильно жалею о том, что не сделала этого сама - ожидая, что Джеймс "создаст мой мир". Они видели, как я долгие годы пыталась решить эту проблему и обрести ясное самосознание.

Благодаря нашей откровенности они должны иметь более реалистическое представление о браке, чем имели когда-то мы. Такой подход помогает им с большей легкостью делиться с нами своими мыслями и опасениями. Наше общение с ними в тот период, когда они были подростками, относится к числу вещей, которые я ценю в жизни больше всего.

Я признаю их право вступать в полноценные, содержательные контакты с представителями противоположного пола. Я не хочу, чтобы они стеснялись своей сексуальности, считали её чем-то постыдным. Хочу, чтобы они были любящими людьми, вступающими в отношения по самостоятельному и осознанному выбору. Секс и любовь способны приносить нам самое большое наслаждение или самую сильную боль. Я видела обе эти стороны и с годами считаю все более важным уделять этому аспекту жизни то внимание, какое он заслуживает.

Джеймс:

Честные отношения между мужчиной и женщиной остаются практически нереальными. Клише и предрассудки, с которыми мы вырастаем, мешают нам воспринимать другого человека таким, каков он на самом деле. Игры, в которые мы учимся играть, исключают честность из наших взаимоотношений. А мифы, которые нам внушают, мешают нам справляться с реальностью. Мы отвергаем правду, надеясь на невозможное и мечтая о нем.

Мы с Пегги придаем крайне важное значение честному общению вследствие того, что оно оказало огромное влияние на жизнь каждого из нас. После сделанного мною признания мы полностью пересмотрели наши отношения. С тех пор честное общение стало фундаментом нашего совместного существования. Оно подвело нас к сознанию того, что наши отношения не могут застыть на месте, что они всегда развиваются и меняются вместе с каждым из нас.

В традиционных браках неизменность ролей дает людям чувство стабильности и защищенности. Сегодняшний процент разводов свидетельствует о том, что это чувство весьма иллюзорно. Нам было страшно отказаться от статических образов, которые мы использовали на протяжении почти девятнадцати лет семейной жизни для того, чтобы иметь определенные представления о нас самих. Порой мы оба чувствовали, что теряем чувство реальности. Наш мир, казалось, разваливался на части, и мы не были уверены в том, что хотим снова собрать его воедино - или что новый мир понравится нам больше прежнего. В то же время в глубине души мы знали, что подходим к чему-то значительному. И это предчувствие не обмануло нас. Честное общение стало совершенно новой дорогой, открывшейся перед нами. Она не была гладкой, и мы не могли ясно видеть, куда она ведет. Мы не раз испытывали соблазн сойти с нее, но что-то удерживало нас от этого шага.

Постепенно честное общение и верность принципу равноправия заменили собой статичные роли, став фундаментом наших меняющихся отношений. Нам пришлось отказаться от наиболее дорогих нам ожиданий, но мы обрели нечто другое. Мы обладаем новым цементом, который не позволяет нашим отношениям развалиться. У нас есть более прочная основа для признания и сохранения наших индивидуальностей и различающихся потребностей в развитии. Мы преданы самим себе, друг другу и нашим отношениям - именно в таком порядке.

Я верю, что Пегги поддержит меня, в каком бы направлении мне ни захотелось пойти. Я сделаю то же самое для нее. Я не жду, что она откажется от своих ценностей, поддерживая меня, и не рассчитываю на неизменность наших отношений. Принятие того, что изменение есть способ существования мира, и наша общая готовность открыто и честно воспринимать изменения в нас обоих дали нам ощущение гораздо большего доверия, нежели то, которое мы испытывали при статических ролях в нашем традиционном браке. Признав вслух, что пожизненные гарантии не существуют в принципе, мы смогли создать отношения, максимально удовлетворяющие нас в свете того факта, что они никогда не застынут на месте.

Пегги:

Мне потребовалось определенное время для того, чтобы понять, что одна из причин, мешавших мне освободиться от прошлого, заключалась в следующем: я по-прежнему в значительной степени находилась в плену моих старых ролей. Осознание этого стимулировалось работой, которую я проводила с деловыми женщинами. В 1975 году я начала писать информационный бюллетень для женщин. Я также разрабатывала упражнения, способствовавшие утверждению личности и целеустремленности в плане карьеры, а также системы психологической поддержки. С каждым следующим проектом я обнаруживала новые аспекты собственной жизни, которые ограничивали мои возможности и вели к поражению.

Мы с Джеймсом оба изменили в себе кое-что. Но нам становилось ясно, что мы должны изменить себя более существенным образом. Отказываться от старых привычек было трудно. Оказалось, что мне столь же тяжело освободиться от некоторых "обязанностей", с которыми я отождествляла себя, как и Джеймсу - взвалить их на свои плечи. Начав совершать поездки, связанные с моей работой, я по-прежнему пыталась делать по хозяйству почти все, что делала прежде. Для изменения нашего жизненного уклада потребовалось важное событие - моя учеба на летних курсах университета Южной Каролины в 1977 году. Джеймс и дети остались одни на все лето, и это подготовило почву для перераспределения обязанностей.

Джеймс:

Морис Мейси в своем превосходном фильме "Кто ты есть..." определяет значительное эмоциональное событие как состояние души, при котором мы вынуждены отступить на шаг назад и посмотреть на мир под новым углом зрения. Таким событием был роман Пегги, а также её учеба на летних курсах. Прежде все наши попытки освободиться от наших старых ролей оказывались неудачными. Это лето сделало свое дело.

Пегги:

Мы не старались "разделить" домашние дела на мужские и женские, а выполняли их совместно. Делили обязанности по закупке продуктов, приготовлению пищи, уборке, работе в саду и оплате счетов. Разработали простую систему совместной уборки кровати, и этот процесс сократился до тридцати секунд, хотя прежде в одиночку мы справлялись с ним за две или три минуты.

Мы включили в наш план детей. Полностью переложили на Викки и Энди заботу об их собственных комнатах и одежде. Это было не просто перераспределением домашних дел, а новым подходом к ним. Мы не приставали к детям с требованиями выполнить ту или иную работу определенным образом. Они сами решали, когда и как именно делать (или не делать) её. Это давало им чувство самостоятельности и ответственности. Они сочли такой подход справедливым.

Все эти нововведения могут показаться простыми, но их суммарный эффект был значительным. Он сократил время и внимание, уделяемые этим делам, и внес нечто новое в наши отношения.

Мое отсутствие в течение всего лета облегчило начало этих перемен. Я продолжала учиться осенью, уже вернувшись домой. В течение следующих двух лет я участвовала в заочной программе для взрослых Энтокского колледжа.

Много лет я колебалась относительно того, стоит ли мне продолжить мое обучение. Некоторое внутреннее сопротивление было связано с ученой степенью Джеймса, мне не хотелось "состязаться" с ним, принимать его критерии успеха. Но став сильнее и обретя новую уверенность в том, что я могу добиться успеха с дипломом или без оного, я обрела свободу выбора и решила получить диплом. Все эти годы я напряженно училась сама. Программа Энтокского колледжа допускала такую самостоятельную учебу. Она также позволяла работать над курсовым проектом в индивидуальном порядке. Я написала работу, необходимую для получения степени бакалавра психологии, и в 1979 году приехала на выпускную церемонию - ровно спустя двадцать пять лет после окончания средней школы.

Джеймс:

Учеба Пегги в Энтокском колледже была естественным продолжением того самообразования, которым она занималась последние шесть лет. Как обычно, она делала это с удовольствием. Ее духовное развитие, которое стимулировалось консультационной работой, было для меня источником радости и удовлетворения. Мы - коллеги в истинном значении этого слова. Мы также "трудоголики" и любим читать что-то вместе. Поскольку мы оба работаем дома, а не в офисе, часто каждый из нас является единственным собеседником для другого при обсуждения профессиональных вопросов. Эта система успешно действует и поныне.

Однако то, что мы являемся коллегами и работаем дома, хорошо не во всех отношениях. Мы боремся с приступами "трудоголии" и иногда недостаточно внимательны друг к другу. Домашний офис - вещь удобная, однако нам слишком легко заводить профессиональные разговоры вместо того, чтобы заняться чем-то более важным - например, сексом.

Пегги:

Хотя сегодня наш секс лучше, чем когда-либо, Джеймс надеется, что в будущем мы сможем заниматься сексом с другими людьми. Он думает, что я сумею забыть прошлое и обрести состояние, при котором происходившее прежде не будет влиять на меня. Я готова признать, что в принципе возможно все. Но я не могу представить себе, как мы увязываем нашу жизнь с внебрачными связями. Также у меня нет большого желания заводить романы. На самом деле я предпочла бы иметь больше личного времени и возможность функционировать более независимо.

Джеймс:

Я хорошо понимаю желание Пегги располагать значительным личным временем, когда она действительно принадлежит самой себе. Женившись в девятнадцать лет, мы не имели возможности хорошо изучить себя в качестве независимых личностей. Я хотя бы имел возможность закончить колледж и продвинуться вперед в профессиональном отношении. Пегги не без оснований считает, что она отдала лучшую часть своей жизни исполнению вспомогательной роли. Конечно, теперь многое будет иным, но я хочу, чтобы она располагала свободой делать кое-что из того, к чему стремится.

Как минимум раз в месяц Пегги говорит, что ей хочется иметь домик в лесу, где она могла бы писать и думать в одиночестве. Я хочу, чтобы она имела на это время - даже ценой моего временного одиночества. Она узнает некоторые важные вещи о себе самой и жизни в целом, которые в дальнейшем обогатят нас обоих. В конечном счете это - самый важный результат.

Пегги:

Мой опыт самостоятельной жизни, приобретенный во время летней учебы, оказался очень позитивным. Мои бытовые условия были самыми примитивными. Я жила в маленькой квартире без кондиционера. У меня не было машины. Я ездила на занятия на велосипеде, преодолевая каждый день в общей сложности семь миль. Я училась, ела и спала. Наслаждалась каждой минутой такой жизни просто потому, что впервые оказалась хозяйкой самой себе. Я бы хотела почаще жить так. Поэтому если когда-нибудь Джеймс твердо решит вступать во внебрачные связи, возможно, я предпочту жить без него.

Это не значит, что я хочу завершить наши отношения. Я много думала об этом. Я определенно хочу, чтобы Джеймс всегда был частью моей жизни. Но мне бы не хотелось играть распространенную роль жены, которая пытается терпеть наличие у мужа любовниц - или же сама заводит любовников.

Джеймс:

Меня не вдохновляет мысль о жизни без Пегги. Это не значит, что я хочу проводить с ней все дни. Как и она, я получаю удовольствие от самостоятельной жизни. Я получаю её в достаточном количестве благодаря поездкам. Примерно десять дней в месяц мы проводим порознь, занимаясь консультированием или участвуя в конференциях. Когда я смотрю на календарь с отмеченными периодами командировок, мне кажется - этого достаточно. Я хочу повысить качество времени, проводимого нами совместно, а не уменьшить его количество.

Я понимаю, что Пегги - независимая личность, стремящаяся к удовлетворению собственных потребностей. Я верю, что она будет уважать при этом мои потребности и воздержится от удовлетворения собственных за мой счет. Никто не понимает меня и не заботится о моих интересах в большей степени, чем она. Я доверяю ей. Люблю её. Начинаю каждый мой день с дополнительным запасом уверенности и предвкушения, зная о том, что Пегги по-прежнему со мной. Если вы имеете подобную душевную связь с близким человеком, вы понимаете, о чем я говорю.

Я не делаю вид, будто мне известны все секреты, обеспечившие формирование такой связи. Мы провели вместе значительные части наших жизней, включая периоды воспитания Викки и Энди. Полагаю, все, что мы делали вместе, внесло свой вклад. Я убежден, что самым значительным фактором стало наше неукоснительное следование принципу искреннего, правдивого общения. Оно стало подлинным фундаментом нашего сегодняшнего единения.

Я знаю, что мои утверждения относительно того, как сильно я ценю мою близость с Пегги, и признания в том, что я хочу заниматься сексом с другими женщинами, кажутся противоречащими друг другу. Это - хороший пример того, чтО возникает вследствие честного общения - на первый взгляд безумные, противоречивые, порой нереалистические мысли и желания. Пегги понимает, что я не предъявляю претензии к ней или к нашим отношениям. Я просто откровенно высказываю мои желания. Я понимаю, что не могу иметь все. Если мы так и не разрешим эту проблему, я переживу это. Но желание заниматься сексом с другими женщинами не делает меня плохим человеком. Оно лишь свидетельствует о том, что я - обыкновенный человек. Возможно, немного нереалистичный, но отнюдь не плохой или аморальный.

Возможно, вам станет легче понять меня, если вы будете иметь в виду следующее: обращаясь к Пегги, я начинаю со слов "Если бы я мог иметь все, чего мне хочется...". И все равно эта тема не всегда поддается спокойному обсуждению. Наверно, я пугаю себя в большей степени, чем Пегги. Особенно сильно я волнуюсь, пытаясь выразить мои мысли в письменной форме - ведь их будут читать люди, не знающие меня так хорошо, как она.

Я хочу заниматься сексом с другими женщинами, но только на определенных условиях - главное заключается в том, чтобы это не влияло на существующую между нами связь. Суть в том, что она не зависит от физической верности. По-моему, она достаточно прочна, чтобы допускать наши контакты с другими сексуальными партнерами без чувства тревоги и страха, которые общество учит нас ассоциировать с физической изменой. Я думаю, что мы лишь недавно достигли такого уровня доверия и преданности друг другу. В начале нашей совместной жизни мы думали, что обладаем глубоким доверием. На самом деле это доверие было поверхностным, поскольку мы не знали самих себя в такой степени, какая необходима для того союза, который связывает нас сейчас. Оно было идеалистическим, основанным в большей степени на представлениях о романтической любви, нежели на общих ценностях и целях.

Кое-что изменилось, когда Пегги пережила роман с Максом. К тому моменту мы честно общались уже семь месяцев, но ещё не пришли к нашему сегодняшнему взаимопониманию. Я думал, что мы уже созрели, но я ошибался. Это событие напугало меня до полусмерти. В последующие годы мы часами обсуждали наши чувства и то, что нас ожидало бы в случае "открытого" брака. Я по-прежнему считаю, что он возможен для нас.

Но мое мнение - это ещё не все. Пегги тоже должна захотеть этого и поверить в реальность успеха. Только тогда можно рассчитывать на него. Сейчас у неё нет такого желания. Что касается обозримого будущего, внебрачный секс остается только одной из возможностей. Меньше всего мне хочется подталкивать Пегги в нежелательном для неё направлении. Это стало бы верным шагом к разрыву или ослаблению той близости, которую я стремлюсь сохранить.

Этот вопрос действительно сложен. До сих пор мы обсуждали только мое основное условие - мы занимаемся сексом вне брака лишь в том случае, если он не ослабляет существенным образом существующую между нами связь. Есть и другие условия, которые требуют прояснения - с кем, когда, где, как часто. Нам следовало бы решить, какие партнеры (только не состоящие в браке), какие периоды времени (когда мы находимся в отъезде), какие места (только удаленные от дома), какая степень эмоциональной вовлеченности и какое число партнеров являются допустимыми.

Пегги права в том отношении, что это породило бы определенные трения. Не думаю, что нам удалось бы заранее все предусмотреть. Нам следовало бы действовать, проявляя чуткость к самим себе, друг к другу и посторонним людям. Условия формировались бы по мере приобретения опыта и его обсуждения. Я знаю, что все равно испытывал бы некоторую тревогу и боязнь. Мы должны были бы поддерживать друг друга, постоянно демонстрируя нашу взаимную преданность. Думаю, беспокойство со временем обрело бы вполне допустимые размеры. Возможно, оно никогда бы не исчезло полностью. Я не из тех, кто патологически боится боли, но при этом я - максималист. Я хочу, чтобы наши отношения были наилучшими из возможных, и готов терпеть некоторый дискомфорт ради их развития. Я замечал, что большинство изменений - даже позитивных - связано с периодом определенного дискомфорта, после которого нечто новое воспринимается как естественное и приятное. Думаю, это правило остается справедливым и здесь.

Немногим людям удается достичь успеха в создании сексуально открытого брака. Очевидно, трудно одержать верх над старым монстром - ревностью. Это меня не пугает. Я не хочу прожить мою жизнь на основании чужого опыта. Я хочу прожить жизнь, которая возможна для меня - и для Пегги. Я убежден в том, что ограничения, накладываемые обществом на сексуальную жизнь, является искусственными. Они не соответствуют человеческой природе, какой я её вижу.

Сексуальность вплетена в ткань любого взаимодействия между людьми. Включение её при общении с Пегги и выключение при общении с другими женщинами - сомнительная форма самоограничения. Она не позволяет мне следовать моим природным инстинктам в отношении других людей. Некоторые из вас сейчас думают: "Почему он придает такое значение сексу?" Ответ звучит так: потому что он действительно очень важен. Дело не в моем мнении, а в реальности. Посмотрите вокруг себя. Доказательства видны повсюду. Каждый из нас обладает потребностью в сексуальном самовыражении. Удовлетворив эту потребность, мы ощущаем прилив жизненной энергии, обретаем силу для самоутверждения в этом мире. Когда потребность остается неудовлетворенной, мы ощущаем себя неживыми, одинокими и подавленными - иногда даже сожалеем о том, что находимся в этом мире. Некоторые из вас спросят: "Почему мы не можем удовлетворять наши сексуальные потребности с одним человеком?" Возможно, вы в состоянии это делать. Я вовсе не утверждаю, что вы должны делать что-то при отсутствии соответствующего желания. Я говорю лишь о том, что кажется подходящим лично для меня - о том, что мне хотелось бы испробовать. Я не вижу ничего ненормального или безнравственного в занятии сексом с более чем одним партнером, если все делается честно и с добрыми чувствами. Во всяком случае я хотел бы испытать и оценить это самостоятельно и с предельной честностью. Возможно, я сделаю это, но только с согласия Пегги.

Пегги:

Джеймс считает, что мы должны уметь правильно переживать внебрачные связи. Абстрагируясь от конкретики, я полагаю, что если вы любите человека совершенно неэгоистично, вы будете желать ему то, что делает его счастливым. Не станете испытывать ревность, чувство собственности и уязвленной гордости. Но меня воспитывали в этом обществе, и одно лишь сознание того, что я должна перешагнуть через мое воспитание, ещё не приводят к заметному результату.

Другая проблема заключается в моей потребности защитить себя от боли, которую я испытывала в прошлом, когда Джеймс заводил романы. Я достаточно успешно справляюсь с прошлым, но думаю, что оно снова начнет преследовать меня, если мне придется опять столкнуться с внебрачными связями. Я знаю, что наша нынешняя честность многое меняет. Я бы не испытывала того страха и чувства незащищенности, которые преследовали меня в те годы. Я даже думаю, что если бы мы начали жизнь с "нуля", и мне бы не приходилось беспокоиться относительно возрождения старой боли, возможно, все было бы в порядке. Но мы не можем начать с "нуля". У меня остались шрамы от прошлого, когда Джеймс получал удовольствие за мой счет. Теперь я полна решимости беречь себя. Это значит, что я желаю Джеймсу только тех благ, которые обретаются не за мой счет. Такой подход не соответствует моему альтруистическому идеалу, но является логическим итогом длительного дисбаланса в наших отношениях.

Моя готовность следовать принципу справедливости имеет и другую сторону. Если я не хочу, чтобы Джеймс получал удовольствие за мой счет, то также я не хочу добиваться своего за его счет. "Добиваться своего" означает не допускать внебрачные связи бесконечно долго, если Джеймс будет по-прежнему желать их. Если у него сохранится такое желание, в какой-то момент мне не захочется препятствовать ему. Я не хочу нести ответственность за то, что лишу его чего-то жизненно необходимого. Сейчас это желание Джеймса не слишком сильно, но оно может когда-то усилиться. Он обладает таким достоинством, как терпение, чего нельзя сказать обо мне. Вероятно, он дольше меня согласится жить в состоянии неопределенности. Мне не хотелось бы жить с мыслью о том, что он откладывает из-за меня что-то нужное ему. Думаю, в конце концов это породило бы в нем обиду и раздражение.

Я стараюсь не насиловать его. Хочу, чтобы он делал только то, что ему хочется, даже если речь идет о мелочах. Например, если я хочу пойти на фильм, который он не очень-то хочет посмотреть, но соглашается ради меня, я отказываюсь от совместного посещения кинотеатра. Сознание того, что он уступает моему желанию, станет для меня тяжелым бременем. Я по собственному опыту знаю, как губительна чрезмерная жертвенность в отношениях. Я не хочу этого ни от кого - даже если речь идет о столь существенном вопросе, как внебрачные связи.

Я по-прежнему надеюсь, что Джеймс изменится, и его позиция в отношении внебрачных связей сблизится с моей. Аналогичную надежду лелеет и он - что я изменюсь и начну мыслить подобно ему. Мы не знаем, как в конце концов разрешится эта проблема, но мы верим в нашу способность преодолевать разногласия конструктивным путем. Мы будем и впредь общаться откровенно и честно как по этому вопросу, так и по любому другому, который возникнет в будущем.

Каждый из нас полон решимости и дальше быть частью жизни другого. Это не значит, что наши отношения должны принять какую-то определенную форму просто мы не хотим разрывать существующую между нами связь. Совместное разрешение проблем, с которыми мы сталкиваемся, дает нам ощущение близости, затмевающее все остальные. Оно создало союз, выходящий за формальные рамки традиционного брака. Я в шутку предложила продемонстрировать это таким образом: отметить 29 мая 1980 нашу "серебряную свадьбу" жизни разводом и продолжить совместную жизнь. Эта идея была не слишком практичной, поскольку породила бы непонимание со стороны общества и множество ненужных осложнений. Однако приятно знать, что мы остаемся вместе, потому что хотим этого.

Глава десятая

Вы не одиноки

Джеймс:

В этой книге мы зашли далеко за обычные рамки личного самораскрытия, приемлемого для большинства людей. Мы не считаем, что все должны раскрываться в такой степени. Наше отношение к откровенности основано на том, что она принесла нам. Раскрытие друг перед другом раскрыло для нас мир. Оно уничтожило иллюзию одиночества и помогло открыть взаимосвязанность всего происходящего. Оно изменило наши взгляды на жизнь вследствие уменьшения, а в некоторых случаях и полного устранения существовавших ранее границ.

Каждому из нас присущ неповторимый стиль самораскрытия перед другими людьми, который позволяет им узнать нас. Он является результатом того, что мы узнали, наблюдая за людьми и взаимодействуя с ними. Несомненно, сильнейшее влияние оказали на нас родители и родственники. Мой стиль определяет, что, в какой степени, когда, где и каким образом я готов раскрыть. Если наши ранние признания были отвергнуты или привели к наказанию, мы учимся скрывать наши чувства и мысли в интересах собственной безопасности. Если же они оказались принятыми и получили поддержку, мы учимся раскрывать сокровенные мысли с большей легкостью - без страха оказаться отвергнутыми.

Я полагаю, что большинство людей научилось сдерживать себя слишком эффективно, устанавливая жесткие границы, которые усиливают столь распространенное сегодня ощущение изолированности и одиночества. Называйте это как угодно - сдержанностью или осторожностью. Подобная скрытность ограничивает ваши жизненные возможности. Замыкаясь, мы подвергаем себя следующей опасности: близкие люди не будут знать нас достаточно хорошо для того, чтобы оказать нам поддержку в достижении важных жизненных целей.

Теперь, когда я признался в том предпочтении, которое я отдаю большей степени открытости, я также хочу описать сопутствующие опасности и проблемы. Наибольшая проблема для многих из нас заключается в том, что приобретенные навыки межличностного общения ориентированы на минимальное самораскрытие. Переход к большему уровню самораскрытия требует освоения новых навыков. Ясность общения - особенно в области чувств - становится обязательным требованием. Многие мужчины приучены скрывать свои чувства или подавлять их в такой степени, что просто не понимают, что мы имеем в виду, напоминая о необходимости "выговаривать" свои чувства.

Высокий уровень самораскрытия - не панацея, гарантирующая улучшение отношений. Разумно ожидать, что в некоторых случаях оно приведет к разрыву. Говоря откровенно о наших желаниях и ценностях, мы обнажаем существующие между нами противоречия, остающиеся завуалированными при низком уровне откровенности. Если отношения не очень важны для нас, мы можем прекратить их вместо того, чтобы тратить усилия на преодоление различий. В любом случае мы как минимум обретаем выбор.

Отношения с высоким уровнем самораскрытия - не для всех. Если вы считаете себя человеком достаточно "приватным" и удовлетворены тем, что вы получаете благодаря вашим отношениям, у вас, вероятно, не возникнет желания менять личный стиль. Многие люди разделяют эту позицию. Выбор большего самораскрытия - решение, которое можно принимать с легкостью. Оно предполагает нечто большее, нежели частые беседы. Оно требует честности и готовности проводить много времени в беседах с вашим партнером. Оно начинается с искреннего самораскрытия, но вы должны также научиться по-настоящему слышать реакции и признания другого человека. Такое умение слушать нельзя имитировать. Когда я раскрылся перед Пегги, я не имел представления о том, во что ввязываюсь. Я считал себя хорошим слушателем, но мне следовало многому научиться.

Мы вступили в любовные отношения, обладая общими ценностями, убеждениями, потребностями, надеждами и страхами. Ввиду сложности этих факторов невозможно раскрыться полностью, какими бы сильными ни были ваше желание и прилагаемые усилия. На самом деле вам требуется определенное и уместное самораскрытие на постоянной основе по всем важным аспектам отношений.

Ниже приведены некоторые принципы честного общения при высокой степени самораскрытия. Мы не считаем их безоговорочно верными или полными. Они описывают развитие нашего общения.

1. Делитесь подробно с вашим партнером вашими надеждами и страхами; говорите о том, что вы хотите получать в отношениях, а что - нет. Предложите партнеру делать то же самое. Отношения с высокой степенью самораскрытия требуют взаимности. Один партнер может инициировать процесс, но он не силах добиться успеха в одиночку.

2. Будьте готовы к сопротивлению с вашей стороны и со стороны партнера. Мы не можем точно предвидеть реакцию на наши признания. Опасения и беспокойство - нормальные чувства, когда ставки достаточно высоки и мы заглядываем весьма глубоко. Большинство из нас научилось избегать самораскрытия, способного вызвать дискомфорт. Такое поведение кажется более безопасным, однако это иллюзия. Не позволяйте страху препятствовать вашему самораскрытию, в котором вы нуждаетесь. Замалчивание потенциальной проблемы не приводит к её исчезновению. На самом деле может произойти обратное - её разрастание.

3. Используйте для ваших обсуждений лучшее время, то есть такое, когда вы оба обладаете доброй энергией, необходимой для диалога. Вы не слишком утомлены, вас не клонит в сон, вы не заняты другими делами.

4. Выберите место, где вы чувствуете себя комфортно и вас ничто не отвлекает. Даже в отсутствие тормозящего влияния физического дискомфорта и помех большинству из нас достаточно трудно говорить "от сердца". Нельзя недооценивать важность правильного выбора времени и места. Диалог с высоким уровнем самораскрытия требует большой энергетической отдачи. Усталость, ограниченность времени, ощущение неудобства скорее приведут к непониманию и конфликту, нежели к эффективному общению.

5. Говорите часто. Мысли, эмоции, надежды и страхи быстро меняются. Каждая отдельная беседа не обязана быть длительной, однако важно держать партнера в курсе ваших мыслей и чувств.

6. Свободно выражайте ваши чувства и эмоции с помощью слов. Это наилучший способ обеспечить ясность и четкость общения. Сокрытие или маскировка ваших чувств порождает неполноценное общение, способное приводить к недоразумениям. Не используйте "взрывоопасные" слова, которые заставляют вашего партнера защищаться. Вы способны распознать такие слова, обращая внимание на этот момент и следя за реакцией партнера.

7. Внимательно воспринимайте чувства и слова вашего партнера. В некоторых случаях чувства важнее слов. Смотрите на вашего собеседника, когда он говорит, иначе вы упустите важную часть сообщения. Прикасайтесь к партнеру, когда у вас возникает такое желание. Это - наилучший способ общения.

8. Берите на себя полную ответственность за ваши чувства и эмоции. Не обвиняйте вашего партнера и не ждите, что он будет заботиться о них. Не пытайтесь "подсластить" мысль или чувство, способные, по вашему мнению, вызвать негативную реакцию собеседника. Это только отсрочит реакцию.

9. Не бойтесь говорить "Нет", если твердо убеждены в своих чувствах. Слово "Да", произнесенное из-за желания порадовать партнера или избежать неприятностей в настоящем, может обернуться несчастьем, если в глубине души мы знаем, что в конце концов скажем "Нет" своими действиями.

10. Спрашивайте вашего партнера обо всем, что вызывает у вас любопытство. Не предполагайте что-то и не угадывайте. В отсутствие знаний мы обычно воображаем нечто лучшее или худшее - то, что больше соответствует нашим сиюминутным потребностям. Высказывайтесь даже по очевидным вопросам. То, что кажется ясным вам, может не быть таковым для вашего партнера.

11. Поддерживайте перемены в вашем партнере. Если вам кажется, что он занял новую позицию по какому-то ранее обсуждавшемуся вопросу, обязательно выясните это, однако не обвиняйте собеседника в непостоянстве или противоречивости суждений. Перемены - нормальная вещь, их следует поддерживать, а не осуждать.

12. Не старайтесь связать партнера требованиями и обещаниями. Им тяжело следовать, они порождают сопротивление и ощущение несвободы. Абсолютные догматы приемлемы для святых, а не для простых людей с их человеческими слабостями.

13. Не полагайте, будто партнер способен читать ваши мысли. Просите о том, чего вы хотите или в чем нуждаетесь, однако не проявляйте чрезмерного упорства. Ваши потребности должны иметь такой же приоритет, что и потребности партнера. Самоотречение обычно приводит к обиде и взаимному отдалению. Самореализация обычно увеличивает любовь и душевную щедрость.

14. Не судите вашего партнера. Никто не обладает таким правом. Осуждение и оценка непременно осложнят самораскрытие в будущем и породят защитную реакцию. Вы можете и должны выражать свое несогласие, если такова ваша искренняя позиция, но это можно делать без осуждающего тона.

15. Не рассчитывайте на чудеса. Глубинное общение - это тяжелая работа, для его создания требуется время. Оно может порождать вначале значительные волнения. При этом возникнет соблазн отступить. Хорошая новость заключается в том, что со временем вам станет легче. В конце концов вы создадите доверие, предсказуемость реакций, обретете способность решать проблемы в отношениях.

16. Будьте готовы к сюрпризам. Они неизбежны, даже если вам кажется, что вы хорошо знаете партнера и себя самого. Полезно помнить, что сюрпризы могут быть не только огорчительными, но и радостными.

17. Не забывайте смеяться. Отношения - серьезное дело, но когда мы воспринимаем себя слишком серьезно, они могут стать чересчур тяжелым бременем. Будьте готовы к игре. Игривый подход может оказаться гораздо более продуктивным, нежели совершенно серьезный.

18. Будьте честными. Это - наш главный совет. Честность в конечном счете упрощает жизнь. Обманы осложняют её. Честность в отношениях с высоким уровнем самораскрытия означает нечто большее, нежели просто отсутствие лжи. Она означает добровольное и искреннее обсуждение всех важных вопросов.

19. Будьте щедры к самому себе и вашему партнеру. Не становитесь излишне критичным, если не все идет так, как бы вам хотелось. Радуйтесь каждому маленькому успеху в преодолении барьеров. Это поможет вам выстоять, когда дорога покажется тяжелой.

20. Начните с сегодняшнего дня. Не ждите, когда партнер сделает первый шаг. Раскройте ваши мысли, которые вы прежде утаивали. Нет нужды ошеломлять партнера. Лучше избежать этого вначале. Постепенное увеличение вашей открытости скорее приведет к честному общению, нежели попытка добиться его одним махом. Не настаивайте на том, чтобы партнер мгновенно ответил вам тем же. Весьма вероятно, что ваш первый шаг стимулирует аналогичный отклик партнера.

Разногласия между вами и вашим партнером могут варьироваться по значению от мелких до весьма серьезных. Некоторые вовсе не породят проблем. Покажутся вам несущественными или придадут вашим отношениям пикантность, обогатят их. Многие индивидуальные предпочтения порождают именно такие разногласия. Ваш партнер предпочитает антрекот, а вы - ромштекс. Уверяю вас, что вы справитесь с таким расхождением во вкусах. Ваш партнер предпочитает мясо, а вы - рыбу. Разрешение этой проблемы потребует некоторых усилий, но есть шанс, что вы оба привыкнете к чему-то новому и полюбите это. Ваш партнер предпочитает проводить отпуск на побережье Джерси, а вы - во Флориде. Не слишком серьезная проблема. Ваш партнер предпочитает морской пляж, а вы - горы. Опять есть шанс, что вы обогатите ваши жизни, научившись чему-то у партнера.

Жизнь оказывается не такой простой, когда мы сталкиваемся с расхождением между нашими ценностями. Ваш партнер предпочитает жить в городе, вы - в деревне. Вы выросли там, понимаете сельский уклад, любите природу, а город сводит вас с ума. Даже если вы оба хотите разрешить это противоречие, вы столкнетесь с большими сложностями и можете поразиться тому, как трудно примирить столь разные коренные ценности. Иногда мы обнаруживаем такие расхождения в самом начале отношений, и они оказываются достаточными для того, чтобы расстаться. Очень часто мы ясно видим их, уже оказавшись глубоко вовлеченными в отношения.

Воспитание детей - хороший пример скрытой проблемы, которая зачастую возникает через несколько лет после бракосочетания. Согласие по вопросу о том, что у вас будут дети - пустяк по сравнению с согласием о том, как их воспитывать. Многие хорошие в других аспектах отношения постепенно разрушаются из-за кажущихся бесчисленными разногласий по таким вопросам:

- В каком возрасте малыша можно оставлять с няней?

- Сколько следует платить няне?

- Сколько следует тратить на дни рождения?

- Как наказывать четырехлетнего ребенка?

- Можно ли его шлепать?

- Сколько денег давать ребенку?

- Как воспитать чувство ответственности?

- Какую работу должен выполнять дома ребенок?

- Как разрешать школьные проблемы?

- Как воспитывать подростка?

- Как реагировать на употребление наркотиков?

- Как добиться того, чтобы ребенок усвоил общепринятые нормы поведения в таких областях, как личная гигиена, секс, корректное обращение с окружающими?

- Как установить рамки допустимого в отношении того, сколько вечеров в неделю подросток может проводить вне дома, к какому часу он должен возвращаться?

- Следует ли заставлять подростка посещать церковь?

Многие из этих проблем существуют веками, но мир меняется, и родители постоянно сталкиваются с новыми неожиданными проблемами. Чтение книг о воспитании детей может помочь кому-то, но и в них не описаны все возможные ситуации, с которыми вы столкнетесь.

Помимо изначально существовавших разногласий паре придется сталкиваться с проблемами, связанными с тем, что партнеры постепенно меняются. Вот несколько примеров.

- Оба партнера (которым чуть больше двадцати лет) согласны отложить рождение детей на шесть-семь лет - пока не будет достигнуто финансовое благополучие. Через семь лет брака он хочет завести ребенка, а она увлечена карьерой и не желает прерывать ее...

- Другая пара решает иметь трех детей. Через два года после появления первенца жена готова родить второго малыша, а муж считает, что им хватит одного...

- Супруги живут вместе двадцать лет, исполняя традиционные роли добытчика и домохозяйки. Наконец дети уезжают в университет, жена хочет пойти на работу, но муж этому сопротивляется. Он не может смириться с мыслью о том, что его жена будет работать...

- Супруги упорно трудились тридцать лет, чтобы добиться успеха. Муж стал вице-президентом крупной корпорации. Они живут в престижном районе и приняты в лучшие клубы. Внезапно муж решает бросить все и перебраться на ферму. Жена не может понять, что с ним произошло...

Справиться с подобными переменами нелегко. Постоянное честное общение хотя бы дает каждому партнеру шанс приспосабливаться к изменениям близкого человека по мере того, как они происходят, и избежать потрясения, вызванного неожиданным заявлением.

Проблемы, связанные с основными ценностями, порой трудно разрешать, но они определенно не являются единственными. Повседневный быт доставляет немало неприятностей. Возьмем, к примеру, еду. Мы оба придаем большое значение здоровому питанию, но Пегги гораздо быстрее меня продвигается к совершенно новому рациону - она ест фрукты и сырые овощи, когда ощущает голод, а не в установленное время. Я считаю это направление правильным, но не готов менять свои привычки так быстро и радикально, как она. Мы оба любим есть вне дома, но я предпочитаю рестораны с традиционной кухней, а она - предлагающие только простую и полезную для здоровья пищу. С нас довольно и этих проблем, но есть и другие. Денежные вопросы также дают знать о себе. Я готов заплатить за хороший обед в дорогом ресторане, а Пегги - нет. Такая мысль вызывает у неё несварение желудка. Двадцать лет тому назад у нас не существовало такой проблемы. Я приносил домой продукты, Пегги готовила обеды. Раз или два в месяц мы баловали себя посещением ресторана и не задумывались о рациональном питании.

Более ответственное отношение к нашему здоровью - ещё одна будоражащая нас тема. Использование времени и денежных средств также требуют нашего постоянного внимания. Мы оба считаем, что не нуждаемся в большом количестве денег. Наши усилия сосредоточены на создании более простого образа жизни, свободного от "вещизма" и мании приобретательства. Остается вопрос: "Сколько достаточно?"

Мы назвали несколько повседневных проблем, с которыми можете столкнуться и вы. Двадцать лет тому назад Пегги не возражала против того, как я устанавливаю домашний термостат. Летом я люблю прохладу - даже холодок. Она предпочитает тепло. Теперь, когда Пегги выросла в собственных глазах, она спрашивает, почему должна мерзнуть ради моего комфорта. Хороший вопрос. Конечно, мы находим компромисс.

В этой книге мы сосредоточили внимание на сексе и внебрачных связях. Эти темы важны, но для нас они являются лишь двумя из множества компонент, определяющих качество семейной жизни. Мы постоянно пересматриваем все наши ценности, чтобы определить, помогают ли они делать каждый наш день более радостным или нет. Это остается просветляющим опытом.

Пегги:

Когда я вспоминаю мои усилия, направленные на то, чтобы преодолеть горечь от романов Джеймса, меня посещает множество мыслей и чувств. Во-первых, я знаю, что никогда уже не стану прежней, но это не так уж и плохо. В значительной мере это даже к лучшему. Многие люди считают, что известие о романе партнера - худшее, что может с ними случиться. Мой опыт был иным. Изоляция и чувство отверженности, которые я пережила, когда Джеймс впервые возвел барьер между нами, чтобы уберечь себя от разоблачения, были гораздо более неприятными. Не имея ясных подозрений относительно того, что в сентябре 1966 года у него был роман, я испытывала отчаяние, буквально хотела умереть. Я не пережила такого состояния в 1974 году, когда он наконец рассказал правду. К этому времени я уже обрела ощущение собственной значимости.

Думаю, лучшая тактика выживания при романе партнера заключается в укреплении собственных сил и самоуважения. Если вы видите в себе цельную и самостоятельную личность, вас ничто не уничтожит. Но если вы видите в себе лишь придаток к вашему партнеру, вам скорее всего покажется, что ваш мир рушится. Вы не можете управлять другим человеком, но способны руководить собой. Поэтому вы можете справиться с чем угодно.

Я обнаружила, что процесс принятия всего происходящего со мной означал прохождение через несколько различных фаз, весьма похожих на фазы умирания, описанные Элизабет Кублер-Росс. Любая смерть означает потерю, и я пережила потерю дорогих мне иллюзий о браке. Первая фаза сопровождалась ощущением того, что меня отвергают, и изоляцией. Я не хотела верить в то, что у Джеймса бывают романы, и хранила мои страхи при себе. Затем я почувствовала гнев и обиду, вызванные его поведением. Я начала заключать с собой мысленные сделки: "Если только он не будет ставить меня в глупое положение, пока все не закончится, я смогу это переждать." Когда я поняла, что он не собирается "покончить с этим", меня охватила депрессия. Он по-прежнему хотел заводить романы. В конце концов я приняла происходящее, сумев лучше понять его, а также изменив свое видение самой себя и обретя новый личный опыт.

Я заметила и другое сходство с людьми, готовящимися к смерти. Часто они принимают эту ситуацию раньше окружающих. Я сумела принять происходящее, но знакомые, с которыми я делилась, похоже, не могли это сделать... и не хотели, чтобы это сделала я. Они хотели, чтобы я поступила так, как, по их собственному мнению, поступили бы в такой ситуации они. По существу они как бы видели меня действующей "от их имени" и хотели, чтобы я избавила их от их собственного страха перед романами партнера.

Этим страхам подвержены не только женщины. Многие мужчины также не могут представить себя спокойно воспринимающими аналогичную ситуацию, возникшую по вине жены. Однако мужчины будут оказываться в ней чаще и чаще, поскольку замужние женщины все более активно вступают в романы. Также существует множество пар, не состоящих в официальном браке - для них подобные связи также являются проблемой.

Я сознаю проблемы, с которыми сталкиваемся мы все - мужчины и женщины, состоящие и не состоящие в браке. Однако мои рассуждения адресованы замужним женщинам, потому что такова основа моего личного опыта. Надеюсь, что те, кто не относится к этой группе, также найдут в этой книге нечто важное для себя. Все мы, столкнувшиеся с изменами супругов, испытываем потребность освободиться от преследующих нас переживаний. Мы хотим найти способ избавления от боли и горечи. Сознание того, что вы не одиноки, лучшее понимание обстоятельств, связанных с романами, не устраняют боль полностью, но все же позволяют частично нейтрализовать её, чтобы она не завладела вами целиком.

Я полагаю, что два момента являются ключевыми для человека, пытающего пережить романы партнера. Во-первых, вы должны развить уверенность в себе, стать самостоятельной личностью. Вы должны видеть себя сильным, способным, независимым человеком. Вы должны нравиться себе и ощущать свою способность справляться с жизнью во всех её аспектах.

Во-вторых, вы должны как можно лучше понять природу романов в общем и ваш собственный опыт в частности. Возможно, первым импульсом станет желание не обременять себя знаниями, чтобы избежать дополнительной боли. Однако пока вы пытаетесь избежать её, она продолжает владеть вами. Чем больше вы узнаете о романах, тем лучше контролируете ситуацию. Они перестают быть таинственной силой, пожирающей вас изнутри, и превращаются в реальный эпизод, который вы можете отдалить от себя.

Возможно, вы обладаете склонностью прятаться от того факта, что у вашего мужа случались романы (или что он участвует в нем сейчас). Это ужасный удар по вашему самолюбию. Вам кажется, что вы должны стыдиться этого. Вы чувствуете себя отвергнутой, нелюбимой... и не заслуживающей любви. Возможно, вы думаете, как думала я: "Почему это случилось со мной? Как он мог так поступить?" или "Какую ошибку я совершила? В чем моя вина?" Я обнаружила, что должна "выговорить" эти чувства, чтобы перешагнуть через боль и смятение, преодолеть их.

Иногда это можно сделать вместе с мужем, как в моем случае. В других случаях это совершенно невозможно. Один из вас не захочет это сделать, или вы почувствуете, что не способны разрешить проблему вместе. Возможно, вы постесняетесь говорить о ней с подругой, священником или даже психологом, потому что она затрагивает ваше чувство собственного достоинства. Возможно, вы решите, что никто не сумеет понять вашей боли, что никто ещё не испытывал такого гнева, обиды, горечи, чувства несправедливости. Возможно, вы почувствуете себя ужасно одиноко.

Но вы не одиноки! Тысячи женщин пережили подобные ситуации. Многие психологи имеют опыт разрешения этой проблемы. Мы можем обращаться за помощью к профессионалам, понимающим наши чувства. Мы определенно можем делиться друг с другом таким образом, который невозможен при общении с человеком, не прошедшим через подобные переживания.

Общение с другими женщинами, имевшими аналогичный опыт, может оказаться исцеляющим. Вы можете поговорить с одной собеседницей или с целой группой, состоящей из ваших подруг или незнакомых людей. Важно объединиться ради взаимной поддержки и обсуждения наших чувств.

Мужчины, жены которых заводят романы, часто сталкиваются с аналогичными чувствами. Полученное воспитание заставляет мужчин "быть сильными" и отрицать потребность в помощи. Это мешает им получать поддержку, в которой они нуждаются. Боязнь нанести ущерб собственной гордости может быть слишком сильной. Но ощущение изоляции при разрешении проблемы в одиночку способно угнетать человека на протяжении многих лет. Эти мужчины способны выиграть от общения с другими мужчинами.

Сила групповой терапии заключается в том, что вы видите людей, находящихся на разных этапах выздоровления. Вы видите подобных вам, тех, кому уже стало лучше, и тех, кто страдает сильнее вашего. Вы можете увидеть перспективу, которая скрыта от того, кто борется с проблемой в одиночку. А важнее всего то, что вы можете получить необходимую поддержку, чтобы восстановить контроль над своей жизнью и снова почувствовать себя полноценной личностью.

Ниже приведены некоторые принципы работы такой группы.

1. Будьте искренними, делясь с людьми. Воздерживайтесь от соблазна "сохранять лицо". Не состязайтесь с собеседниками, стараясь казаться более сильной или более несчастной. Помните: вы все в сходном положении и вам нет нужды производить какое-то впечатление.

2. Поддерживайте друг в друге самоуважение и способность бороться с ситуацией. Уверенность в себе - ключевой фактор, позволяющий преодолеть боль. Это не означает, что вы должны только обвинять партнера и жаловаться на свои страдания. Признавать эти чувства необходимо и полезно, но вы ничего не измените, многократно обсуждая их, и даже можете причинить себе вред. Вы будете жалеть себя, и это помешает вам восстановить ощущение собственной ценности.

3. По-настоящему слушайте других членов группы. Вы собрались, чтобы поддержать друг друга. Для этого следует думать не только о себе.

4. Не спорьте из-за расхождения во мнениях. Поддержка означает, что вы избегаете "одобрения" или "осуждения". Нет необходимости достигать согласия во всем. Поддержка возникает через понимание и принятие, а не высказывание суждений и оценок.

5. Воздерживайтесь от "наводящих" вопросов и "полезных" советов:

"Почему вы не...?"

"А вы пытались...?"

"По-моему, вам следует..."

"Я бы на вашем месте..."

6. Задавайте проясняющие вопросы, чтобы помочь человеку самому продумать ситуацию.

"Как долго вы испытываете эти чувства?"

"Обсуждали ли вы это с кем-то еще?"

"Что вы пытались предпринять?"

"Каковы ваши альтернативы?"

7. Думайте о ваших чувствах. Они важнее подробностей вашего опыта.

8. Если вы испытываете гнев, признайтесь в этом. Вы не можете преодолеть то, что скрываете или не признаете. Это не значит, что вы должны давать волю своему гневу. Признание вашего гнева - первый шаг на пути к избавлению от него.

9. Если вы чувствуете себя виновной, скажите об этом. Возможно, вы вынашиваете в себе тайный страх относительно того, что сами во всем виноваты. Чтобы справиться с этим чувством, его надо признать. Возможно, вы взвалили на себя бремя вины, от которого должны освободиться. Возможно, вы считаете себя виновной в том, что вы:

- не сумели создать "идеальные" отношения;

- ушли от партнера;

- не ушли от партнера;

- испытываете гнев или жажду мести.

10. Обязательно отвечайте на признания других людей, выражающих понятные вам или сходные с вашими чувства. Это может показаться не очень важным, однако таким образом вы даете людям силу, в которой они нуждаются, и избавляете их от чувства одиночества. Вы можете подавать реплики, например:

"Я понимаю ваши чувства".

"Я пережила нечто подобное".

"Мне знаком такой страх... тревога... чувство неопределенности".

11. Помните, что группа не может решить, какие чувства вы должны испытывать и как вам следует поступать. Она может обеспечить поддержку, необходимую для того, чтобы вы разобрались во всем сами.

Джеймс и Пегги:

Что мы можем сказать, подводя итоги?

- Что если вы признаетесь в ваших романах, вы и ваш партнер сможете жить после этого в счастье и согласии? Нет! Замена одного мифа другим никому не поможет.

- Что если вы будете совершенно честны, все проблемы разрешатся? Нет! Абсолютная честность может оказаться губительной, к ней нельзя прибегать неразборчиво.

- Что если вы завели роман на стороне и затем обсудили его с вашим постоянным партнером, ваши отношения улучшатся? Нет! Внебрачные связи, говорите вы о них или нет, способны как улучшить ваши отношения, так и ухудшить их.

- Что если вас связывают прекрасные отношения, вам никогда не придется переживать из-за романов партнера? Нет! Подобных гарантий не существует.

Способность ПЕРЕЖИТЬ ИЗМЕНУ не означает, что вы застрахованы от повторения в будущем. Она не означает, что вы просто пришли к определенному решению и выбрали линию поведения. Она означает, что вы обрели силу, позволяющую вам противостоять негативному влиянию измены - не реагировать на неё гневом, горечью, болью или чувством стыда до конца вашей жизни.

Вы можете добиться этого. Можете стать сильной, уверенной в себе личностью, сознающей все происходящее с вами и влияние, оказываемое на вас общественной моралью. Внебрачные связи - вещь отнюдь не только "личная", таковыми их делает наша скрытность. Если вы столкнулись с романом партнера, вы стали частью одной из наиболее многочисленных в нашей стране групп. В этом смысле вы вовсе не одиноки.

Однако в другом смысле вы действительно одиноки. В конечном счете преодоление последствий измены - дело весьма личное и индивидуальное. Какую бы поддержку вам ни оказывали и какие бы советы вы ни получали, решение придется принимать только вам. Многие люди будут говорить вам, как вы должны поступить - чаще всего те, кто не оказывался в подобном положении сам. Также существует немало людей, которые пережили такое испытание и думают, будто им известно единственное правильное решение. Мы не питаем таких иллюзий. Мы не стремимся сказать вам, как следует поступать. Мы хотим продемонстрировать некоторые альтернативы двум очевидным решениям - "забыть о гордости" и "подать на развод". Какое бы решение вы ни выбрали для себя, мы надеемся, что наш подход поможет вам преодолеть негативный опыт и наладить вашу жизнь.