Сергей Степанов Детский мир. Советы психолога родителям
О времена, о нравы! Вместо предисловия
Наш мир достиг критической стадии. Дети больше не слушаются своих родителей. Видимо, конец мира уже не очень далек.
(Древнеегипетский папирус. 2 тысячи лет до нашей эры)Эта молодежь растленна до глубины души. Молодые люди злокозненны и нерадивы. Никогда они не будут походить на молодежь былых времен. Младое поколение сегодняшнего дня не сумеет сохранить нашу культуру.
(Ассирийская клинопись. Х век до нашей эры)Я утратил всякие надежды относительно будущего нашей страны, если сегодняшняя молодежь завтра возьмет в свои руки бразды правления, ибо эта молодежь невыносима, невыдержанна, просто ужасна.
(Гесиод, древнегреческий поэт. Конец VIII века до нашей эры)Наша молодежь любит роскошь, она дурно воспитана, она насмехается над начальством и нисколько не уважает стариков. Наши нынешние дети стали тиранами, они не встают, когда в комнату входит пожилой человек, перечат своим родителям. Попросту говоря, они очень плохие.
(Сократ, древнегреческий философ. V век до нашей эры)Молодые люди полагают, что они естественны, тогда как на самом деле они просто дурно воспитаны и грубы.
(Франсуа де Ларошфуко, французский мыслитель. ХVII век)В юности, когда ты бодр и преисполнен энтузиазма, мир кажется восхитительным и прекрасным, полным блестящих возможностей и ярких впечатлений. Вот только сварливые взрослые постоянно докучают своими нравоучениями и запретами. Вокруг растущего человека они соорудили целый частокол из предрассудков, сквозь который так и хочется вырваться на волю. Лишь с годами человек осознает: прежде чем ломать забор, стоит поразмыслить – зачем его поставили. Ибо то, что поначалу кажется преградой, на самом деле является опорой. Повзрослевший человек на свой лад начинает укреплять частокол вокруг идущей ему на смену молодой поросли. И так – из века в век.
Во все времена подрастающее поколение давало старшим повод для недовольства. Но это на значит, что каждое новое поколение хуже предыдущего. Будь это так, человечество давно бы выродилось. А оно, напротив, стремится ввысь. И каждое новое поколение вносит свой вклад в обогащение мировой науки и культуры. Правда, не переводятся и жалкие людишки, которые во все времена вырастали из юных оболтусов. Никчемные юнцы были и во времена Сократа, и во времена Ларошфуко. Есть они и сейчас. Но не ими измеряется достоинство поколения.
Дети не хуже нас, хотя и отличаются от нас – тем, что они молоды. Как бы мы ни старались, мы не удержим их от повторения тех глупостей и безрассудств, которые совершали сами (хотя и постарались об этом забыть). Дети обязательно совершат много ошибок, набьют себе много шишек. Ведь это – единственный способ повзрослеть! Правда, буйствовать и дурачиться они будут на свой лад, раздражая нас своими манерами и повадками. А потом за то же самое станут упрекать своих детей.
Мы сможем с ними поладить, только если постоянно будем об этом помнить, отличать настоящие ростки порока от болезней роста.
Человек бывает плох. Человек бывает юн. Это вовсе не одно и то же. Плохого человека можно пытаться исправить. Юный «исправится» сам. Ведь молодость – это тот недостаток, который неизбежно проходит с годами. Хотя, честно говоря, порою бывает жаль, что проходит слишком быстро, и нас в нем уже не упрекнешь…
(Сергей Степанов, психолог. Начало третьего тысячелетия)Обретение жизни, или «Травма рождения»?
В возрастной психологии издавна бытует понятие «кризис новорожденности». В связи с этим возникает вопрос: неужели человеческая жизнь начинается с кризиса? Само слово «кризис» в переводе с греческого означает переломный этап в развитии. Но в данном случае возникает новый вопрос: о каком переломном этапе может идти речь? Ведь жизнь начинается с рождения, до этого момента человека просто не существует!
А вот с этим утверждением едва ли можно согласиться. До рождения человеческий организм проходит этап внутриутробного созревания. Существуют разные мнения о том, является ли еще не родившийся ребенок человеком. Точка зрения христианских богословов на сей счет однозначно положительная. Вследствие этого аборт расценивается как тяжкий грех – разновидность убийства. И такая позиция характерна не только для христианского мира. Например, в Монголии срок жизни человека исчисляется с момента зачатия.
Медики, говоря о внутриутробном развитии, избегают слова «ребенок», а тем более «человек», отдавая предпочтение понятию «плод». Тем не менее объективные медицинские наблюдения позволяют заключить, что существо, находящееся в утробе матери, не есть неодушевленный кусочек материи. Оно живет, развивается, чувствует и с каждым днем все более активно реагирует на воздействия окружающей среды. И в этом смысле правы те, кто говорит о жизни до рождения.
Мать, вынашивая ребенка, с трепетным вниманием прислушивается ко всякому проявлению его жизнедеятельности. Она не может не заметить, что комочек плоти у нее под сердцем отзывается на многие события, происходящие во внешнем мире. Например, замечено, что громкая ритмичная музыка приводит его в возбуждение и заставляет беспокоиться, а мягкая мелодичная – кажется, наоборот, приносит умиротворение. Настроение матери тоже сказывается на его состоянии. Если мать встревожена, огорчена, раздражена – ребенку, похоже, это не по вкусу.
Из подобных наблюдений родилась целая научно-практическая концепция – пренатальная (дородовая) педагогика. Суть ее вытекает из очевидных фактов. Если ребенок, пускай еще и не родившийся, способен реагировать на определенные стимулы, то необходимо обеспечить ему такие стимулы, которые благоприятно сказывались бы на его состоянии и развитии. Тем более, что уже в утробе матери он обретает определенный опыт, который впоследствии скажется на всей его жизни. Значит, надо позаботиться, чтобы это был положительный опыт.
Соответственно разработан целый набор рекомендаций, как беременной женщине следует себя вести, какие книги читать, какую музыку слушать и т. п.
Как и большинство оригинальных теорий, пренатальная педагогика содержит рациональное зерно, однако, будучи доведена до крайности, кажется подходом спорным. Ее приверженцы склонны переоценивать способности плода к восприятию и усвоению внешних стимулов. Действительно, уже новорожденный ребенок демонстрирует поразительную способность узнавать голоса близких, в первую очередь – матери. Это свидетельствует о том, что воспринимая их на всем этапе дородового развития, он успел с ними свыкнуться и освоиться. Но из этого, наверное, не следует, что всякая информация, дошедшая до него на этом этапе, играет важную роль в становлении его психики. Реакции плода еще очень обобщенные и примитивные.
Сама по себе идея создания плоду наилучших условий развития, безусловно, верна. Не следует только заострять ее до абсурда.
Будущая мама, которая вслух читает Гомера в надежде, что ее отпрыск вырастет ценителем классической литературы, заслуживает лишь добродушной иронии. Конечно, подобная забота о культурном развитии ребенка, если она будет иметь место и далее – после его рождения, непременно скажется впоследствии. Но тут решающую роль сыграет все-таки не дородовое стимулирование, а создание благоприятной воспитательной атмосферы.
Можно восторгаться практикой дородового «воспитания» или с негодованием отвергать ее, однако очевидно: родители, заботящиеся о развитии ребенка еще до его рождения, скорее всего окажутся хорошими воспитателями и много дадут ребенку, когда он появится на свет. А позитивные результаты можно будет объяснить и предварительной «подготовкой». Впрочем, позитивный результат ценен сам по себе и не требует объяснений…
А если женщина в пору беременности не может отказаться от сигареты, позволяет себе выпить рюмку спиртного, а ее общение с близкими протекает в основном на повышенных тонах, – понятно, что и ныне, и в будущем забота о ребенке не является для нее первостепенной. Нетрудно представить, в какую воспитательную атмосферу попадет новорожденный. И где тогда искать объяснения отклонений в его развитии и поведении?
Рекомендации о том, какой образ жизни следует вести во время беременности, в основном разработаны медиками. И женщине, заботящейся о полноценном развитии своего ребенка, надо этих рекомендаций придерживаться. Особую роль играет психологический настрой будущей матери. И об этом должен позаботиться отец ребенка, все близкие. Ну и, конечно, тяжелый рок в эту пору лучше не слушать. Стоит ли слушать Чайковского? Безусловно, если он вам нравится. Это, может быть, и не приведет к тому, что ваш наследник станет музыкантом-виртуозом, однако его развитию точно не повредит.
А каковы же те объективные условия, в которых пребывает человеческий организм до рождения? Сама природа мудро позаботилась о том, чтобы эти условия были максимально благоприятными. Жизнеобеспечение плода не является предметом его заботы, все необходимое он получает из организма матери. Именно поэтому медицинские рекомендации о рациональном питании беременной женщине надо соблюдать неукоснительно, ибо ее неполноценное питание чревато искажениями в развитии плода (не говоря уже об опасностях алкогольной или никотиновой интоксикации).
Можно сказать, что до определенного момента плод пребывает в условиях полного блаженства. Температурный режим его существования стабильный и удобный: окружающая его среда той же температуры, что и его тело. Плавая в околоплодной жидкости, он обеспечивается кислородом за счет единой с матерью системы кровообращения. Правда, поначалу ничем не стесненный, он со временем начинает испытывать стеснение: организм растет, а окружающая среда – нет. Наступает момент, когда приходится покинуть удобное лоно. Это и есть критический этап развития, чреватый необходимостью перехода к новому состоянию.
Что же происходит в момент появления ребенка на свет? Отрываясь от организма матери, он теряет с ним природную связь и попадает в условия, резко отличающиеся от тех, в которых он существовал прежде. В известном смысле, эти условия – менее благоприятные, и погружение в них болезненно. Не привыкший к ощущению своего веса, ребенок из жидкой среды попадает в воздушное пространство. И сила тяготения наваливается на него громоздким грузом. На органы чувств, ранее получавшие лишь приглушенные стимулы, обрушиваются потоки звуков, света, прикосновений. Температура окружающей среды вдруг мгновенно снижается. А кислород вместе с кровью матери больше не поступает, приходится самому делать первые обжигающие вдохи.
Вот как образно живописует эту перемену психолог Е. В. Субботский: «Вы говорите, ада не существует? Но он есть, и не там, не за порогом жизни, а в ее начале. Что если нас нагими поместить в холодильник вниз головой, заполнить пространство едким дымом, а затем ослепить прожекторами под громовые раскаты взрывов?»
А ведь именно нечто подобное испытывает новорожденный. Так происходит его первое столкновение с действительностью. И это болезненное столкновение. Согласно трактовке Зигмунда Фрейда, все становление человека – это череда болезненных столкновений с враждебными условиями. Верный ученик и последователь Фрейда Отто Ранк развил эту идею. Ему принадлежит концепция так называемой травмы рождения. Ранк полагал, что отрыв от организма матери и погружение в неблагоприятную внешнюю среду – самое сильное травмирующее переживание в веренице жизненных испытаний. И именно травма рождения определяет последующие негативные стороны нашей психической жизни. Человек вечно бессознательно стремится туда, откуда был вытолкнут, в благодатное материнское лоно. Но возврата нет, и это порождает всевозможные невротические расстройства. Правда, сам Ранк, посвятивший разработке этой темы многие годы, впоследствии признал, что довел фрейдистскую идею до абсурда. Да и сам Фрейд о теории Ранка отзывался скептически.
Тем не менее эта теория по сей день имеет явных и неявных сторонников. Так, Фредерик Лабуайе посвятил целую книгу описанию процедуры родов, которая минимально травмирует входящего в мир ребенка. Лабуайе рекомендует отсекать пуповину не сразу, а по прошествии 4–5 минут, чтобы дыхание нормализовалось постепенно. Он советует принимать роды в полумраке, соблюдая при этом тишину и еще целый ряд условий, снижающих уже описанных шок. Надо, правда, признать, что рекомендации Лабуайе для подавляющего большинства родителей носят отвлеченный характер. Ибо современная техника приема родов даже в самых обеспеченных медицинских учреждениях основывается совсем на иных правилах. Так что дети, которым еще предстоит родиться, появятся на свет так же, как и многие поколения их предков. Что, впрочем, едва ли очень плохо. Все мы родились «по старинке», но немало среди нас людей уравновешенных, благополучных, счастливых, несмотря на пресловутую травму рождения. Поэтому, наверное, не надо преувеличивать негативное влияние первичного шока и сваливать на него всю вину за последующие недостатки воспитания.
Еще одна разновидность «безболезненных» родов – роды в воде. Этот подход находит в последние годы находит немало сторонников. Они утверждают: выход из жидкой среды обитания должен происходить постепенно, тогда он не приводит к серьезной травме. В развитие этого подхода сформировалось целое движение «Плавать раньше, чем ходить». Один из его инициаторов в нашей стране свой первый опыт поставил на собственной дочери. Этот опыт был продиктован жестокой необходимостью: девочка родилась недоношенной, и для нее создание комфортных условий было вопросом выживания. Проведя первые месяцы жизни в воде, девочка прекрасно развилась физически. Это дало повод рекомендовать столь радикальные «водные процедуры» в качестве едва ли не чудодейственного стимулятора развития ребенка. Впоследствии это движение приобрело даже некоторую мистическую окраску (что зачастую сопутствует всевозможным концепциям совершенствования человека).
О плавании младенцев можно спорить. Несомненно одно – развивающий и закаливающий эффект подобных процедур. Безусловно – в том случае, если они проводятся людьми, имеющими необходимую подготовку, ибо дилетантизм здесь смертельно опасен. Но наше сознание склонно к крайностям. Кое-кто видит в плавании панацею от всех проблем. Такой подход, наверное, все-таки является преувеличением.
Что же касается родов воде, то это тоже вопрос дискуссионный. Если родители столь привержены модной идее, что готовы опробовать ее на себе, не надо им препятствовать. Важно только, чтобы были соблюдены все необходимые гигиенические условия. Но вряд ли стоит расценивать их шаг как рождение совершенного человека будущего. Скорее всего ребенок, вынырнувший из материнского чрева в ванну, а то и в Черное море (именно там проводит свои ритуалы эта радикальная секта), не избежит многих проблем, с которыми предстоит столкнуться каждому входящему в этот мир. И его, и его сверстника, который появляется на свет в обычном роддоме, ждут серьезные испытания на жизненном пути. Каким человеком он станет, зависит от того, как он научится справляться с этими испытаниями, а не от того, подстелили ли ему соломку на первых шагах.
Таким образом, кризис новорожденности – явление закономерное, естественное и неизбежное. Мы можем пытаться его смягчить, но это едва ли решит главную проблему нового человека, пришедшего в мир, – проблему обустройства в этом мире. Ведь в материнское лоно, действительно, нет возврата. И иллюзии здесь не помогут. Есть мир, в котором предстоит жить. И задача родителей – помочь ребенку обрести свое место в этом мире.
Между прочим
Стресс в наследство
Послеродовая депрессия, от которой страдает каждая пятая роженица, может отрицательно сказаться на состоянии здоровья младенца, выяснили американские ученые. Находясь в таком состоянии, женщины уделяют недостаточно внимания малышу или, наоборот, изматывают его повышенной опекой. Медики также обнаружили у пребывающих в послеродовой депрессии матерей и их детей повышенное содержание кортизола – гормона стресса. Его высокий уровень в первые месяцы жизни может привести к тому, что в будущем эти дети будут подвержены депрессии и бессоннице.
Миф о детской сексуальности
Сегодня уже никто не спорит, что секс в нашей стране все-таки есть. После долгих лет стыдливого замалчивания и последовавшего затем бурного всплеска откровенности отношение к этому предмету почти утратило нездоровый оттенок. Пожалуй, единственная тема, которая продолжает вызывать острую полемику, – это так называемая детская сексуальность.
Интерес ученых к этой теме возник на рубеже веков. Книга немецкого доктора Альберта Моля «Половая жизнь ребенка» произвела в те годы эффект разорвавшейся бомбы. Но подлинную революцию в этом вопросе ознаменовало создание Зигмундом Фрейдом теории детской сексуальности.
Идеи Фрейда получили во всем мире, а теперь и у нас, широкое распространение и, увы, поверхностную, не совсем верную трактовку. Благодаря ей ребенок предстает эдаким монстром, который с малых лет озабочен кровосмесительными фантазиями и эротическим играм. А такое понимание детской сексуальности далеко от истины.
Видный последователь Фрейда французский психоаналитик Пьер Дако подчеркивает: детскую сексуальность нельзя отождествлять с отправлением половой функции, так как сама эта функция в детском организме еще не оформилась. Ребенок не может стремиться к половому удовлетворению, поскольку до этого просто не дозрел. Поведение ребенка действительно с малых лет определяется его принадлежностью к своему полу и в этом смысле имеет половую окраску. Именно в таком значении следует говорить о детской сексуальности, а акцентирование эротических моментов было бы неоправданным преувеличением.
Но как же объяснить такие особенности детского поведения, как сексуальные интересы, эротические игры, наконец – онанизм?
Действительно большинство детей еще в дошкольном возрасте проявляют повышенный интерес к половой сфере, к проблеме деторождения и т. п. Впрочем, детям вообще свойственна повышенная любознательность – для них это средство познания окружающего мира. Их интересует буквально все, в том числе и «это». То есть сексуальный интерес ребенка по сути составляет компонент общего познавательного интереса. «Куда садится солнце?», «Почему дует ветер?», «Откуда берутся дети?» – для ребенка это вопросы одного порядка. Обострение интереса к половой сфере действительно может иметь место. Но, как правило, оно бывает спровоцировано самими взрослыми. Ведь почти на любой вопрос родители спокойно отвечают, а вопросы, касающиеся пола, часто вызывают у них смущение, негодование, стремление уклониться от ответа. Не будем забывать, что теория Фрейда сложилась в эпоху пуританских нравов, когда «нездоровый» детский интерес принято было строго пресекать. Сегодня, когда существует даже детская энциклопедия сексуальности, многие родители легко находят на любые детские вопросы вполне приемлемые ответы. И, как выясняется, детский интерес, будучи адекватно удовлетворен, не приобретает нездоровой окраски и часто вообще сходит на нет.
Значит, следует говорить ребенку правду? Да, следует. И пусть это никому не покажется странным, противоестественным, неуместным. На детские вопросы необходимо отвечать. Главное – как. Ответы типа «Мал еще…» проблему не решают, а наоборот усугубляют. Попытки перевести разговор на другую тему – вариант в принципе подходящий, но трудно осуществимый; ребенка такой прием едва ли устроит, и он скорее всего вернется к своему вопросу. Байки про аиста, капусту и покупку детей в магазине могут на короткое время разрядить ситуацию. Однако вскоре ребенок так или иначе узнает, что был неуклюже обманут, и это надолго подорвет его доверие к родителям как к источнику достоверной информации. Суть в том, чтобы, говоря ребенку правду, донести ее не всю, а ту часть, которую он в меру своего разумения способен адекватно воспринять. Конечно, и выражения при этом должны быть доступные ребенку.
В информировании детей по вопросам пола важно не «перегнуть палку», не торопиться донести до малыша сведения, его еще не касающиеся и не интересующие. Информация, трудно доступная пониманию, может породить совершенно ненужные размышления и фантазии, а может и травмировать ребенка. Соответствующие вопросы он сам задаст рано или поздно. В большинстве случаев, по мнению родителей, – даже слишком рано, но тут, однако, никогда не бывает «слишком» – если интерес появился, он требует удовлетворения. И он не должен застать родителей врасплох, подходящие ответы надо заранее продумать или отыскать в научно-популярной литературе. А вот насколько полезна такая литература самому ребенку, даже если ему она и адресована, – вопрос спорный. По крайней мере, прежде чем усесться читать с сыном или дочерью новомодную энциклопедию, родителям следует сначала самим с ней ознакомиться и решить, отвечает ли она их моральным представлениям, да и уровню развития их чада.
Детский познавательный интерес лежит и в основе так называемых эротических игр. Не секрет, что многие дошкольники удовлетворяют свой интерес к строению человеческого тела, играя в «докторов», в «папу и маму» и т. п. Внешне такие игры действительно производят впечатление сексуальных манипуляций: тут и обнажение, и интимные прикосновения, и т. п. Но и в этой ситуации негодование взрослых едва ли уместно. Удовлетворение интереса наступает быстро, и подобные игры сами собой сходят на нет. Если же детей за этот «разврат» стыдить и наказывать, то в результате можно получить тот самый нездоровый акцент, который пугает взрослых. Гнев родителей может лишь подогреть интерес, уже почти удовлетворенный и исчерпанный. Поэтому преследовать такие игры не стоит, в привычку они наверняка не войдут. Взрослым надо лишь занять детей чем-то не менее интересным. И уж, разумеется, недопустимы акценты на сексуальной стороне ситуации. Кстати характерно, что если в семье есть дети разного пола, не сильно различающиеся по возрасту, и они имеют возможность увидеть друг друга обнаженными в будничной бытовой обстановке, то их подобные игры вообще ничуть не увлекают.
Что касается мастурбации, то о сексуальной окраске этого явления речь можно вести лишь начиная с подросткового возраста, то есть по мере приближения к половой зрелости. (Некоторые авторы употребляют более привычный термин «онанизм», однако он относится лишь к мальчикам, а привычка стимулировать свои половые органы встречается и у девочек; для обоих полов это явление обозначается как мастурбация). Если «нездоровая страсть» появляется в более раннем возрасте, но в этих случаях она имеет характер навязчивой привычки наподобие сосания пальца или грызения ногтей. Эта привычка может иметь невротическую природу, тем более если строго преследуется взрослыми. Чаще всего она наблюдается у тех детей, кто с младенчества воспитывался жестко, строго, чрезмерно требовательно, либо у тех, кто испытал явный дефицит внимания со стороны родителей. Такие дети подолгу оставались одни в постели, их редко брали на руки и не укачивали, если они плохо засыпали. Рано отлученные от материнской груди, они не нашли удовлетворения и в соске, которую тоже вскоре отобрали.
В условиях недостатка ласки и впечатлений ребенок, предоставленный самому себе, испытывает скуку или страх и ищет успокоение и отвлечение в немногих доступных ему действиях: манипулирует частями своего тела, сосет палец или губу, теребит волосы, ухо, нос, наконец – половые органы. Вначале он прибегает к подобным действиям потому, что отсутствует мать. Когда же обеспокоенная мать появляется рядом и спешит отвлечь его от навязчивых занятий, она уже не привлекает его внимания: он занят сам собой. Так происходит перестройка всей жизненной ориентации малыша. Изначально он стремится к притоку внешних впечатлений и положительных эмоций. Если мать рядом, она удовлетворяет эту потребность. Если же ее нет рядом, то развитие ребенка не просто затормаживается, а как бы возвращается во внутриутробный период. Ребенок сам себя утешает и успокаивает, источник впечатлений также ищет в самом себе. Дурная привычка становится необходимым ритуалом самоуспокоения, отвлечения от страхов и беспокойства, компенсацией недостатка общения.
Нежные прикосновения материнских рук, поцелуи как бы предусмотрены природой в сложных механизмах созревания ребенка. Самостимуляция в виде сосания пальцев, губ, в том числе и мастурбации возникает как эквивалент естественной стимуляции у тех детей, которым недостает прикосновения любящих рук. Такая самостимуляция может перерасти в привычку и растянуться на долгие годы.
Если привычка сформировалась, родители должны бороться с нею, с привычкой, а не с ребенком. Прямолинейная настойчивость при этом только раздражает малыша и провоцирует конфликты. Наказания и запугивания могут привести к исчезновению внешних симптомов. Однако за подобным «излечением» всегда лежит тяжелое потрясение, так что психологические последствия принятых мер могут оказаться тяжелее устраненной привычки.
Избавление от мастурбации требует времени едва ли не большего, чем то, которое ушло на ее становление. В основе возникновения такой привычки лежит недостаток внимания к ребенку, и для ее устранения этот недостаток необходимо терпеливо восполнять. Увлекая ребенка интересными занятиями, общаясь с ним, родители помогают ему изжить те глубинные внутренние переживания, которые породили неприятные действия. Борьба с мастурбацией – это всегда борьба с тревожностью, неуверенностью, пессимизмом, но уж никак не с «порочными наклонностями».
Обобщая сказанное, можно с уверенностью утверждать, что если так называемая детская сексуальность не будет подстегнута неосмотрительным поведением родителей, то данная проблема сама по себе не возникнет, ибо не имеет в детском возрасте абсолютно никаких внутренних природных источников.
Воспитание, безусловно, не должно быть «бесполым». То есть детей с малых лет следует воспитывать как мальчиков или как девочек, будущих мужчин и женщин. Но именно будущих, не торопясь приписывать им то, до чего им еще предстоит дозреть.
Невинный Эдип
Еще совсем недавно авторы популярных книг и брошюр сетовали на психологическую неграмотность родителей, которая порождает ошибки и затруднения в воспитании детей. В последние годы положение стало меняться, и сегодня мы сталкиваемся с совершенно иной ситуацией, которая, однако, тоже по-своему настораживает. Среди родителей все больше становится таких, кто следит за психологической литературой, особое внимание уделяя ранее недоступным источникам. Наспех ознакомившись с входящими в моду теориями, методами и понятиями, иные родители торопятся примерить их на своего ребенка и делает при этом поспешные, неточные, а порой и недопустимые выводы.
Среди психологов особенно «повезло» Зигмунду Фрейду, имя которого долгие годы находилось у нас под полуофициальным запретом и чьи труды в последние несколько лет лавиной выплеснулись на книжные прилавки. Одно из центральных понятий фрейдизма – Эдипов комплекс – сегодня знакомо (по крайней мере на слух) очень многим. И немало родителей стараются разобраться, есть ли злосчастный комплекс у их ребенка и как с ним бороться.
Для начала разберемся, кто такой Эдип. Согласно древнегреческому мифу, так звали мальчика, который родился в семье фиванского царя Лая. Еще до рождения ребенка оракулы предрекли Лаю, что тот погибнет от руки собственного сына. Поэтому по приказу отца слуги унесли младенца из дворца и бросили его на верную смерть в пустынной местности. Ребенок, однако, не погиб, а был подобран и воспитан совершенно чужими людьми, которых до поры считал своими родителями. Повзрослевшему Эдипу каким-то образом открылось касавшееся его пророчество, и он в испуге покинул дом, не желая, чтобы оно сбылось. Судьба (по мнению древних греков, неумолимая и всесильная) столкнула его на дороге с незнакомцем – Лаем, которого он и убил в результате завязавшейся ссоры. Позднее неподалеку от города Фивы ему удалось совершить чудесный подвиг и уничтожить чудовище, наводившее ужас на горожан. Восторженные фиванцы провозгласили Эдипа царем, и по заведенной традиции он женился на вдове Лая, не подозревая, что его родная мать. История на этом не закончилась и имела немало печальных последствий, что, однако, для нас уже не так важно.
Миф об Эдипе получил неожиданную трактовку в трудах Фрейда. Для Фрейда центральной движущей силой поведения человека выступали глубинные неосознанные влечения, сексуальные по своей природе. Поскольку такие влечения считаются недопустимыми, для них не находится места в сознании и они «вытесняются» оттуда в сферу бессознательной психики, продолжая тем не менее влиять на мироощущение и поведение человека. Фрейд считал, что у мальчиков формируется комплекс Эдипа в результате вытеснения в раннем детстве влечения к матери и соответственно враждебности к отцу как к сопернику. Девочкам свойственен аналогичный комплекс Электры (по имени героини еще одного мифа); это совокупность враждебных чувств к матери, которые обусловлены ревностью к сопернице, мешающей безраздельно владеть отцом.
Важным понятием в фрейдистской схеме выступает так называемая «первичная сцена», когда ребенок в совсем еще нежном возрасте в той или иной форме впервые сталкивается с фактом интимной близости родителей. По мнению Фрейда, «первичная сцена» имеет место в жизни каждого человека, причем производит настолько ужасающее, травмирующее впечатление, что поспешно вытесняется из сознания в глубины бессознательной психики.
Но для понимания взаимоотношений родителей и ребенка наиболее существенно даже не это. Согласно фрейдистской доктрине, детско-родительские отношения изначально амбивалентны, окрашены противоречивыми чувствами, причем мать и отец выступают для ребенка в совершенно разных ролях, и сам ребенок матерью и отцом воспринимается совершенно по-разному. Поскольку речь в данном случае идет не просто о психическом, а о психо-сексуальном развитии, то и эти отношения следует рассматривать едва ли не в эротическом ключе (впрочем, если быть верным духу и букве первоисточника, то почему – едва ли?) Это соответственно накладывает отпечаток на роль сына или дочери как представителей разных полов.
Для мальчика мать изначально выступает первым и главным либидозным объектом, все его последующие отношения с противоположным полом будут неявно реализовывать те сексуальные влечения, которые впервые возникли по отношению к матери. И для матери сын является воплощением идеала мужчины, которому не в состоянии соответствовать ни один реальный муж, в том числе ее собственный. Именно поэтому впоследствии любая невестка будет ею встречена с тайной, деликатно скрываемой (даже от самой себя), а чаще – совершенно откровенной и явной неприязнью. Тандем мать-сын представляет собой тесный эмоциональный союз, эротическая форма которого жестко табуирована социумом и потому надежно вытеснена из сознания обоих.
(Замечательной иллюстрацией к житейскому восприятию этого извращенного сюжета служит американская комедия «Анализируем это». В ней криминальный авторитет обращается за помощью к психоаналитику. После вскрытия соответствующих эдипальных мотивов, он с негодованием вопрошает: «Ты че, братан, имеешь в виду, что я хотел … свою маму?» Напуганный аналитик робко оправдывается: «Это не я, это Фрейд». «Козел он, твой Фрейд!» – следует бесхитростный ответ. Правда, впоследствии мафиозо упрекает аналитика: «Что ты со мной сделал? Я же теперь маме позвонить стесняюсь!» Вообще, фильм великолепный – психолог в нем увидит намного больше обычного зрителя.)
Соответственно, отец выступает разрушителем этого тандема и потому воспринимается сыном как нежелательный соперник. Отношения с ним всю жизнь будут окрашены скрытой враждебностью и глубоко вытесненным страхом, борьбой за недопущение в сознание древнего мотива отцеубийства. Только смерть отца окончательно освобождает мужчину от инфантильного комплекса, хотя и это событие воспринимается амбивалентно – это и ликование в связи с избавлением от грозного соперника, и неизбывное чувство вины, связанное с социально табуированными агрессивными импульсами.
Для девочки эта ситуация отражается зеркально: отец – либидозный объект и мать – соперница. Соответственно, имеет место эмоциональный тандем отец-дочь, который, если верить фрейдистам, чуть ли не в каждой семье выливается в прямой инцест. И для матери взрослеющая дочь служит постоянным напоминанием о ее собственном женском увядании, и потому их отношения окрашены скрытой враждебностью. Впрочем, будущему зятю, как и невестке, не позавидуешь. На него теща станет бессознательно проецировать неудовлетворенность отношениями с противоположным полом, которую небезопасно направлять на собственного мужа. Ну а для тестя зять будет неявно выступать «обидчиком» дочери.
Разумеется, конкретный «расклад» в каждой семье не исчерпывается этим описанием, однако в целом, согласно фрейдисткому подходу, основные (причем универсальные) тенденции именно таковы. Для аргументации этой теории приводятся конкретные жизненные примеры, которые весьма убедительны и кажутся бесспорными. Наблюдая ту или иную семью, легко может подметить в ней хотя бы некоторые черты описанного «расклада», что многих заставляет хотя бы частично солидаризироваться с фрейдистской доктриной.
Впрочем, надо отметить, что многие специалисты не согласны с Фрейдом. Еще в 1920-е годы английский антрополог Бронислав Малиновский (в ту пору ревностный фрейдист), изучая культуру примитивных обществ на островах Новой Гвинеи столкнулся в весьма специфическими проявлениями Эдипова комплекса. Начать с того, что для местных аборигенов, в отличие от западной культуры, половые отношения представляются настолько органичными и естественными, что их и не принято особо скрывать. Существует, правда, институт моногамного брака, то есть социально приемлемыми считаются только половые отношения мужа и жены, однако они в буквальном смысле не скрыты никакими покровами, в том числе и от их собственных детей. «Первичная сцена» в данном случае выступает как обыденное явление, то есть совершенно утрачивает травматическую окраску. (Небезынтересно, что культурные запреты в этом обществе касаются совсем другой сферы – питания. Есть принято в одиночку или в кругу близких; быть застигнутым посторонними за этим «интимным» занятием считается крайне неприличным.)
Специфическое явление данной культуры – особая роль отца, которая фактически сводится лишь к зачатию ребенка. Согласно принятым традициям, в воспитании собственных детей отец никакого участия не принимает. Он, конечно, с ними общается, но совершенно «на равных». Реально отцовскую роль исполняет дядя – родной брат матери, который, разумеется, никаких интимных отношений с нею не имеет. Наблюдается экзотическое распределение ролей: отец живет половой жизнью с матерью, причем фактически на глазах у детей, а воспитывает детей другой мужчина.
И в этой необычной ситуации Малиновскому удалось наблюдать нечто подобное Эдипову комплексу. Привязанность сыновей к матери в самом деле имела место, а вот тщательно подавляемая неприязнь адресовалась вовсе не ее половому партнеру – отцу, а дяде! Настороженность, враждебность, порой переходящая в агрессию (но при этом, повторим, глубоко укрытая в подсознании) адресовалась носителю определенной – директивной – социальной роли, тому, кто был вправе приказать, вынести строгую оценку и даже наказать. А вот какая бы то ни было сексуальная подоплека этого явления совершенно не просматривалась. Так может быть, ее и нету вовсе?!
Иного, отличного от фрейдистского подхода к детско-родительским отношениям придерживается Эрих Фромм, которому также не откажешь в проницательности. (Его концепция менее известна, чем фрейдистская, но также весьма популярна.) Анализируя разные формы любви, Фромм приходит к выводу о существовании двух типов родительской любви к детям – любви материнской и отцовской. Отцовская любовь более взыскательна и справедлива: ребенка любят за его достоинства и заслуги – не больше, но и не меньше. Материнская любовь безусловна, ей чужда объективность. Мать любит ребенка только за то, что он у нее есть, независимо от того, красив он или неказист, сообразителен или бестолков… (Невольно вспоминается еще один блестящий фильм – «Форест Гамп». Одна из его сюжетных линий – трогательная любовь одинокой матери к умственно отсталому сыну-инвалиду. Ее постоянное назидание: «Запомни, Форест, – ты ничем не хуже других!» Кстати, еще один сюжетный поворот связан с инцестом – поклон доктору Фрейду!) Разумеется, формула Фромма относится скорее к идеальным типам, реальное родительское поведение располагается в некотором промежутке между ними.
По мнению Фромма, с которым трудно не согласиться, любой человек для нормального развития нуждается и в материнской, и в отцовской любви. Любой крен в сторону одного типа любви – материнской или отцовской – ведет к искажению мироощущения и нарушениям поведения. В самом деле, каждому из нас жизненно необходимо, чтобы хоть кто-то любил нас просто так, ни за что, такими, какие мы есть. Но, с другой стороны, если никто не укажет мне на мою слабость и не поощрит за реальные достижения, то как же мне узнать себе цену? Необходимо получать «позитивное подкрепление» за какие-то достоинства и успехи, иначе могу ли я быть уверен, что они у меня есть?
С этим подходом отчасти перекликается концепция стилей семейного воспитания, многократно воспроизведенная в разных источниках без указания авторства, а реально восходящая к идеям Альфреда Адлера (который, кстати, порвал с Фрейдом из-за несогласия с его апологией сексуальности). В разных работах под разными названиями фактически выделяются три основных стиля семейного воспитания, которые можно определить как авторитарный, либерально-попустительский и демократичный. С известными оговорками, отцовский тип родительской любви можно соотнести с авторитарным типом воспитания – в том и другом случае имеет место обусловливание любви исполнением родительских ожиданий и требований, то есть ребенок хорош, если он «хорошо себя ведет». Материнский тип любви условно можно связать с либерально-попустительским стилем – как бы ребенок себя ни вел, он все равно хорош. Понятно, что идеалом выступает «золотая середина» – демократичный стиль, чуждый полярных крайностей.
Данная концепция, хотя она, как и любое обобщение, требует уточнения в конкретных случаях, легко подтверждается многочисленными жизненными примерами. Проанализировав конкретную ситуацию, можно установить, к какому воспитательному стилю тяготеет та или иная семья.
Использование любого из этих подходов, каждый из которых, безусловно, содержит рациональное зерно, позволяет кое-что понять в специфике того или иного конкретного случая социализации с его проблемами и «заусенцами». Беда в том, что ни один подход, по-своему уязвимый для критики, не позволяет исчерпывающе проанализировать конкретный случай, неизбежно сужает рамки психологического анализа (не путать с психоанализом!). А что если попробовать, опираясь на бесспорные аспекты каждого подхода, найти их перекличку и взаимосочетание, с тем чтобы найти новый подход – пускай тоже не исчерпывающий, но по крайней мере более продуктивный?
К. Г. Юнг (которому сексуальная акцентуация Фрейда претила настолько, что и он с ним разошелся) поучал своих последователей: «Внимательно изучайте теории, но при столкновении с конкретным человеком отбрасывайте их все, потому что ему необходима своя теория». Но такая индивидуальная теория может сложиться только на основе изученных и отброшенных, другого материала для нее нет. Попробуем же с опорой на классические теории, а также на собственный житейский опыт продвинуться чуть дальше в понимании механизмов семейной социализации.
Помню, несколько лет назад, пытаясь уладить очередную ссору сына и дочери (антагонизм брата и сестры – явление столь же обыденное, сколь и мало изученное, еще одна неисчерпаемая тема для психологических изысканий), я столкнулся с провокационным вопросом, который бесхитростно задал мне маленький сын: «Скажи, папа, кого ты больше любишь – меня или Лизу?» Тогда мне показалось, что я нашел очень удачный ответ: «А ты, сынок, какую свою руку больше любишь – правую или левую?» Ответ оказался отнюдь не самым удачным, ибо мой левша быстро нашелся: «Честно говоря, левую, ведь я все ей делаю». Пришлось импровизировать дальше: «Ну, а какая рука сильнее болит, если ее поранить?» Судя по возникшему замешательству, морализаторский эффект был наконец достигнут. Но в моей собственной душе этот диалог породил противоречивые чувства, ибо высветил внешне не очевидный факт – при том что за обоих «душа болит» одинаково, отношение все-таки разное. И впоследствии мне довелось столкнуться со множеством примеров, когда самые разные люди (как с родительской, так и с детской позиции) подтверждали: отношение отца (и матери) к своим детям не одинаково, более того – похоже, подчиняется определенной закономерности, которая в свою очередь сильно напоминает фрейдистскую конструкцию. Иными словами, вопрос: «Кого ты больше любишь?» – однозначного ответа не имеет, однако и отец, и мать любят сына и дочь по-разному.
В семье, где растут мальчик и девочка, отношение мамы к дочери отличается большей взыскательностью, тогда как отношение отца скорее покровительственное и либеральное. В отношении сына имеет место зеркальная противоположность – отец к нему более требователен, мать – снисходительна. То есть, в терминах Фромма, отец демонстрирует «отцовскую» любовь прежде всего к сыну, к дочери – скорее материнскую, мать – наоборот. Для этого явления, подтверждаемого множеством примеров, у любого психоаналитика уже готово объяснение (см. выше), которое, однако, морально здоровому человеку просто претит. То есть, похоже, явление действительно имеет место. В некоторых случаях – безусловно, патологических – оно наверное полностью покрывается фрейдистской трактовкой. В остальных трактовка, вероятно, должна быть иной. И для нее нет никакой нужды привлекать понятия извращенной сексуальности. Достаточно проанализировать эту ситуацию в терминах социальных ролей.
Мать сама была девочкой. Она знает, что значит быть хорошей девочкой (хотя сама едва ли была ею на 100 %). Поэтому ее восприятие дочери более окрашено личным пристрастием. В восприятии сына она опирается на абстрактное представление о хорошем мальчике, то есть на представление, лично не прочувствованное, не пережитое. Поэтому ее отношение к сыну в известном смысле более нейтрально (насколько это слово вообще применимо к материнским чувствам). То же касается и отца, только наоборот.
К тому же, не отдавая себе в том отчета или даже открещиваясь от этого, любой отец видит в сыне непосредственное продолжение себя самого; сыну надлежит преодолеть отцовские слабости, избежать отцовских ошибок, приумножить отцовские достижения. Естественно, в отношении дочери такая проекция затруднительна, если вообще возможна. На нее эти чувства проецирует мать.
Объяснение, похоже, вполне исчерпывающее и не требующее привлечения никаких эротических мотивов.
Не будем, однако, забывать, что большинство современных семей, особенно городских, составляют семьи однодетные, и для них означенный механизм имеет свою специфику. В семье, где растет единственная дочь, отцу в отсутствие сына волей-неволей приходится проецировать свои установки на нее (хотя отдать себе в этом отчет еще труднее, чем в случае с сыном). В результате в такой семье начинает преобладать отцовский тип любви, причем со стороны обоих родителей. Это легко может вылиться в авторитарный стиль воспитания, по крайней мере для единственной дочери вероятность этого наиболее высока. Для единственного сына в современных условиях, когда многие отцы фактически устранились от дела воспитания, выше вероятность столкнуться с либерально-попустительским стилем.
Там же, где в семье подрастают и сын и дочь, оба они, каждый по-своему, вероятно испытывают на себе противоречивый стиль воспитания, неодинаковое отношение со стороны родителей. В норме в этом нет ничего дурного, ибо, возвращаясь к идее Фромма, человеку для личностного роста необходимо отношение того и другого рода. Если родительские позиции не заострены до крайности, их сочетание и дает тот вектор, который и обеспечивает полноценное развитие.
В случае же однополых детей, вероятно, начинает действовать другая закономерность. Отношение к ним также не одинаково, как бы родители это ни отрицали. Но явное или неявное предпочтение одного перед другим определяется с отцовской позиции очевидным реальным превосходством достоинств и достижений, а вот с материнской, наверное, даже наоборот – более тесная привязанность возникает к более слабому, достойному большего сочувствия. Впрочем, эта конструкция скорей гипотетическая, и кто-то еще заслужит ученую степень на ее опытной проверке.
Нелишне в этой связи упомянуть о таком, увы, широко ныне распространенном типе семьи, как семья неполная, где ребенок воспитывается одной матерью (отец-одиночка – явление столь редкое и экзотическая, что при широком обобщении может даже не приниматься во внимание, хотя частных исследований, конечно, заслуживает). Очень часто в этой ситуации мать вольно или невольно стремится восполнить для ребенка отсутствие отца попыткой совмещения органично присущей ей материнской роли и роли отцовской. Не говоря уже о том, что для одного человека это задача крайне трудная, почти непосильная, даже попытка ее решения в итоге оборачивается противоречивым стилем воспитания, в котором директивные нотки перемежаются умилением. А поскольку такая перемена трудно предсказуема (по крайней мере, от самого ребенка мало зависит), это чревато для растущего человека трудностями в самоопределении и формировании адекватной самооценки. Следует также лишний раз отметить, что такая ситуация может внешне походить на описанные Фрейдом комплексы, однако при непредвзятом рассмотрении оказывается вполне объяснима без всякой сексуальной подоплеки.
Все означенные тенденции приобретают особую роль в подростковом возрасте, определяя специфику протекания так называемого пубертатного кризиса. Ребенок, растущий в атмосфере преобладающей «материнской» любви и либерального стиля воспитания, оказывается в затруднении на этом серьезном этапе личностного самоопределения. Ему недостает объективной, взыскательной оценки его качеств, его успехов на пути взросления. Более того, семья, тяготеющая к «материнскому» стилю, невольно стремится воспрепятствовать взрослению, так как ее привычный подход к зрелой личности плохо применим. В результате нередки экстремальные, извращенные формы самоутверждения, словно призванные компенсировать аморфность семейной среды. Однако, в отдаленном итоге, такой семье фактически удается добиться своего (хотя никто и не признает, будто такая цель ставится): ребенок, переболев «детской болезнью» пубертатного бунтарства, так и не взрослеет по-настоящему – не имев возможности усвоить, перенять извне механизмы волевой саморегуляции, он на долгие годы, порой на всю жизнь остается инфантильно беспомощным, заслуживающим лишь либерального отношения, но не выдерживающим никакого другого.
«Отцовский» стиль также чреват обострением кризиса. Поскольку он довольно жестко задает определенные требования и нормы, для подростка велик соблазн ради самоопределения и обретения автономии отвергнуть эти нормы, найти им вызывающую альтернативу. Если требования строги и противиться им небезопасно, весьма вероятен острый внутренний конфликт.
Важно также лишний раз подчеркнуть, что подмеченные таким образом закономерности являются скорее гипотетическими и еще требуют обоснования и проверки. Более того, редкая семья соответствует им на 100 %, индивидуальные вариации, вероятно, очень значительны. Это, в частности, зависит от распределения супружеских и, соответственно, родительских ролей. Например, отнюдь не редкость авторитарная мать, выступающая фактическим главой семьи и в силу этого транслирующая «отцовский» стиль на детей, в том числе и на сына.
Тем не менее, учет этих закономерностей с поправкой на конкретную семейную ситуацию может позволить более тонко разобраться в источниках детских проблем.
Между прочим
Нездоровая английская мода
В Англии среди молодых родителей все более популярными становятся курсы обучения младенческому языку. Имеется в виду язык жестов и звуков, с помощью которых еще не умеющие говорить малыши пытаются выразить свои желания. Однако большинство педиатров и лингвистов настоятельно не рекомендуют следовать английской моде. Они утверждают, что чрезмерное увлечение так называемым детским языком приведет к тому, что ребенок может вообще не заговорить – ему не у кого будет перенимать новые слова. Ведь полноценное устное общение – очень важный компонент в освоении языка детьми. Кроме того, врачи считают, что нормальная любящая мать и без всяких дополнительных навыков может понять, чего хочет ее ребенок.
Маменькины дочки, папины сынки
О воспитании детей написано множество книг. У каждой из них есть свои достоинства и недостатки, но есть нечто общее, что объединяет почти все популярные пособия для родителей. Правильнее было бы сказать, что это книги не о воспитании детей, а о воспитании ребенка, ибо речь о нем – воспитуемом – всегда идет в единственном числе, словно все без исключения семьи однодетны. Но это не единственный «перекос». О воспитании, как правило, пишут, употребляя слова лишь мужского рода: раз ребенок, значит – он. И получается, что все педагогические рекомендации даются родителям единственного сына.
А как быть, если ребенок не единственный?
Казалось бы, чего проще – с рождением следующего ребенка взять и последовать повторно уже усвоенным принципам. А правила, приложимые к воспитанию мальчика, можно применить и к девочке, как мажем мы царапины у того и у другого зеленкой из одного флакона. Родителей, которые растят и сына и дочь, такая стратегия едва ли устроит. Для них слишком очевидно, что разнополые дети требуют разного подхода. Невольно возникает проблема предпочтения, которую сами взрослые остро переживают и боятся дать почувствовать детям. К тому же взаимоотношения детей, связанные с различием полов, складываются весьма своеобразно и требуют особых форм родительского участия. При всем обилии популярной литературы полезных советов на эту тему в ней не сыскать. Так что попробуем разобраться в подобной семейной ситуации (сегодня весьма распространенной), чтобы хоть отчасти восполнить этот пробел.
Современная наука еще не достигла таких высот, чтобы пол ребенка можно было заранее спланировать. И родители, едва узнав о предстоящем прибавлении семейства, долго терзаются догадками: мальчик или девочка? У родных и знакомых при этом часто возникает вопрос: «А кого бы вы хотели?» Ответы можно услышать самые разные. Однако, если верить наблюдениям психологов, будь ответы абсолютно искренними, то большим разнообразием они не отличались бы. Конечно, бывают особые ситуации, продиктованные какими-то специфическими обстоятельствами жизненного опыта родителей. Но в целом родительские ожидания подчиняются (часто неосознанно) определенному сценарию.
Каждый из нас независимо от религиозных убеждений видит в своих детях единственный реальный залог своего бессмертия. И пусть это не покажется громкими словами. Ведь, давая жизнь ребенку, мы в буквальном смысле наделяем его частицей самих себя и видим его жизнь как продолжение нашей. Мы стремимся наделить его нашим опытом, чтобы он сумел преумножить наши достижения и избежать наших ошибок. При этом невольно происходит то, что психологи называют идентификацией, то есть уподоблением: мы придирчиво отмечаем в малыше наши собственные черты и от души радуемся его попыткам походить на нас, перенимать наши представления. Понятно, что такого рода отцовские установки естественным образом проецируются на сына, а материнские – на дочь. Мужчина, еще не имеющий детей, но заявляющий, что желал бы рождения дочери, скорее всего либо не очень искренен перед окружающими и даже перед самим собой, либо он являет собой действительно редкое исключение, порожденное какими-то особыми обстоятельствами. Но в подавляющем большинстве случаев в ожидании первенца мужчина невольно думает о рождении сына. Женщина часто подстраивается под эту отцовскую установку и, желая порадовать отца, также заявляет, что хотела бы рождения сына. Тем не менее ее глубинные ожидания неосознанно связаны с будущей дочкой, преемницей ее женского существа.
Ожидание второго ребенка не связано с таким напряжением, потому что глубинные установки одного из родителей уже удовлетворены. И часто оба родителя, хоть и по разным причинам, но совершенно искренне желают, чтобы второй ребенок был другого пола, чем первенец. Так нередко и происходит. Казалось бы, всеобщее удовлетворение гарантировано. Однако такая ситуация порождает множество проблем, и главная из них – неравенство отношений.
Было бы ошибкой заключить из всего сказанного, что отцы больше любят сыновей, а матери – дочерей. Правильнее сказать, что отношение родителя к ребенку одного с ним пола более взыскательно, более пристрастно – пускай и в самом положительном смысле слова.
В практике воспитания это выливается в неявное подразделение семьи на пары. Так или иначе воспитательные воздействия одного из родителей сосредоточиваются главным образом на одном из детей. Это не всегда сочетания по признаку пола. Фрейдисты, наоборот, считают естественным тяготение сына к матери, а дочери к отцу. Но реальная жизнь плохо укладывается в теоретические схемы – фрейдистские или какие угодно иные. «Маменькина дочка» – не менее частое явление, чем «маменькин сынок», и т. п. Все зависит от того, какие глубинные установки – личностные, мировоззренческие, а значит, и воспитательные – проецирует родитель на ребенка.
Может показаться, что перед нами предстает какая-то патологическая картина искаженных семейных отношений. Так и хочется возразить, что все дети независимо от пола в равной мере достойны родительской любви. Но если отбросить патетику, становится ясно, что именно описанная схема является оптимальной для личностного развития каждого ребенка. Наоборот, стремление к абсолютному уравниванию чувств и отношений ведет к сумятице в детских головах. Если мальчику начинает казаться, что со стороны и папы, и мамы отношение к нему совершенно одинаковое, причем такое же, как к сестре, то чем тогда он вообще отличается от сестры? Тем более что одинаковость чувства почти тождественна отсутствию чувства, ибо чувство не адресовано ребенку персонально. Каждому человеку необходимо, чтобы любили именно его. Если родительская любовь «по справедливости» делится пополам, то каждый ощущает на себе лишь ее половину, а этого никому не бывает достаточно.
Отцовская любовь к сыну более требовательна, к дочери более покровительственна. Мать, наоборот, скорее склонна баловать сына и больше притязаний предъявлять дочери. Такая ситуация вполне нормальна, если особенности характера родителей не приводят к ее нездоровому заострению. Именно такая расстановка сил способствует формированию мужских черт у мальчика и женских – у девочки. Мальчик, испытывающий аморфный либерализм отца и жесткую авторитарность матери, рискует вырасти никудышним мужчиной. А из девочки, которую отец подстегивает, а мать мягко обволакивает, скорее всего получится странное создание с мужскими притязаниями, не подкрепленными реальной мужской силой.
Родителей часто тревожит, что их отношение к сыну и к дочери неодинаково. Но это вовсе не повод для беспокойства, если только речь не идет о явном предпочтении одного и отвержения другого. Надо отдавать себе отчет, что перед нами разные люди – будущий мужчина и будущая женщина, и отношение к ним невозможно уравнять. И не надо пытаться наделить каждого половинкой своей родительской любви. И сыну, и дочери нужна любовь целиком. Но каждому – своя.
Отцовская роль
Помнится, герой популярного мюзикла, предвкушая встречу с женщиной своей мечты, видел свое будущее счастье в том, «чтоб дочки на нее похожи были, а сыновья похожи на меня». А на кого в действительности похожи наши дети? Совсем недавно ученые с помощью сложных компьютерных расчетов установили, что в годовалом возрасте большинство детей больше похожи на отцов, однако по прошествии пяти-десяти лет эта схожесть перестает бросаться в глаза, и подростки уже мало похожи как на отца, так и на мать, являя совершенно особые черты внешности, в которых, правда, легко уловить какие-то характерные черточки обоих родителей.
Гораздо важнее, впрочем, в какой мере «наследуют» дети психологические особенности своих родителей. Ведь характер человека, его привычки, вкусы, манеры и склонности – все то, что психологи называют стилем поведения, – закладываются воспитанием, то есть родительским назиданием и примером. Тому, кто больше вложит, и принадлежит приоритет в формировании характера потомков. Коли мало вкладываешь, довольствуйся тем, что ребенок похож на тебя хотя бы цветом глаз и формой носа. Увы, для большинства современных отцов это остается единственным утешением. «Сами виноваты!» – скажут многие. Особенно матери, утомленные повседневными родительскими заботами, которые отцы не очень-то торопятся с ними делить. И будут правы, хотя лишь отчасти. Упреки в адрес мужчин стали уже банальностью, поэтому попробуем взглянуть на эту проблему пошире и по возможности непредвзято.
В середине 50-х годов в США вышла книга под характерным названием «Отцы – тоже родители». Самим названием авторы несмело намекали, что на надо, мол, совсем сбрасывать со счетов мужчину в воспитательном плане: может быть, он и не такой хороший воспитатель, как мать, но все-таки…
Времена меняются. Не похоже, однако, чтобы изменилась эта робко-просительная интонация. Если подсчитать количество научных публикаций (не говоря уже о популярных изданиях и публицистике), то число работ о роли матери в воспитании детей примерно вдесятеро превышает число работ об отцовстве. Большинство книг для родителей фактически адресованы матерям. Тем самым неявно подразумевается, что роль отца вторична.
Влияние семьи на ребенка обычно рассматривается как влияние матери. В школу на родительские собрания приходят в основном женщины – матери и бабушки. До последнего времени, если ребенок заболевал, больничный лист по уходу получала мать, и лишь совсем недавно такое право было даровано отцу. При разводе ребенок решением суда практически всегда остается с матерью, которая, к тому же, легко может воспрепятствовать его последующим встречам с отцом. Те, кто помнят оскароносный американский фильм «Крамер против Крамера», понимают, что дело не в юридических тонкостях, а в укоренившейся установке: мужчина не предназначен, не приспособлен воспитывать ребенка.
Поколение современных мужей и отцов сформировалось в атмосфере катастрофической утраты отцовского авторитета. Плохо то, что рецепты выхода из этого кризиса скорее углубляют его. Феминистки призывают отцов «справедливо» разделить с матерями родительские обязанности. Для мужчин это фактически означает стать ребенку второй мамой. Но ведь, по большому счету, мама ребенку нужна одна, две – это вредный избыток. А вот отсутствие отца (даже при его формальном наличии) – это уже беда. Причем – весьма характерная для нашего современного общества. О расслоении общества сегодня много говорят и пишут, главное в этом расслоении – размежевание людей (прежде всего – мужчин) на преуспевших и неудачников в деловом отношении. Увы, в семейном кругу неудачниками часто оказываются и те, и другие. Отец, неспособный свести концы с концами, не может дать ребенку положительного примера, потому что у него нет материальных оснований для подлинного авторитета. Однако отец, способный обеспечить деликатесы и круизы, обычно оказывается настолько погружен в свои деловые заботы, что о собственном дитяти вспоминает зачастую лишь тогда, когда того похитят рэкетиры. Это, конечно, крайности, однако именно к этим крайностям более или менее тяготеет поведение большинства современных отцов. Матери по-своему стремятся заполнить вакуум, но отцовская роль им явно не по силам. Столкнувшись с трудностями, родители обращаются за советом к психологу-консультанту. Увы, давать советы легко, следовать им трудно. К тому же на каждый совет требуется еще десяток персональных пояснений. Тем не менее, опираясь на опыт многих семей, рискну высказать несколько небесполезных соображений.
1. Семейное воспитание – это разумное совмещение отцовской и материнской позиции. Мужчина, считающий воспитание сугубо женским делом, является отцом лишь формально и не должен удивляться, что ребенок растет не таким, каким хочется ему. Если желаете получить результат, позаботьтесь о его достижении!
2. Справедливое распределение семейных обязанностей, в том числе и воспитательных, – личное дело супругов. Главное – не соответствие какой-то книжной модели, а семейная гармония, которая в принципе невозможна, если чей-то вклад равен нулю.
3. Трудно сформировать у ребенка качества, которыми сами родители не обладают. Ожидать мужественности от сына инфантильного отца не более реалистично, чем ждать от мышонка тигриной доблести. Пусть отец подумает о том, чтобы быть сыну достойным примером.
4. Вполне естественно, что мать и отец любят ребенка по-разному, и это различие – не повод для взаимных упреков. Беда, если любовь не проявляется вообще никак: ее просто необходимо демонстрировать на деле.
И, наконец, самое главное. Приготовьтесь к тому, что ребенок будет мало похож на вас. Ему предстоит прожить свою жизнь, учиться на своих ошибках и решать собственные проблемы. Пусть ваш наследник состоится как цельная личность, а не как приблизительная (пусть даже улучшенная) копия папы.
Старший, младший, единственный
В Англии говорят: «Вся история этой страны написана младшими сыновьями». При этом имеют в виду старинный закон (существовавший, кстати, и во многих других странах), согласно которому имущество, капитал и привилегии безраздельно доставались по наследству старшему сыну, а младшим приходилось самим устраивать свою судьбу. Понятно, что старшие больше стремились сохранить унаследованное, тогда как младшие искали для себя новые, порой рискованные предприятия и нередко в них преуспевали. Например, многие историки полагают, что подлинной причиной Крестовых походов – эпохального явления мировой истории – явился именно майорат – закон о неделимости наследства. И большинство рыцарей-крестоносцев составили младшие отпрыски, вынужденные искать свое счастье в богатых заморских землях. А в центре старой Риги по сей день сохранился Дом Черноголовых, украшенный рельефом св. Маврикия (который, по преданию, был мавром – чернокожим – и к тому же младшим сыном своих родителей). Этого святого избрало своим покровителем Братство Черноголовых – младших сыновей знатных семейств. Именно они во времена майората своими деловыми начинаниями обеспечили процветание Ганзы – союза балтийских торговых городов.
Научное объяснение этой тенденции недавно предложил британский исследователь Фрэнк Салауэй. Он, правда, вовсе не историк, а профессор психологии Гарвардского университета, потому и объяснение его сугубо психологическое. Салауэй полагает, что в любой семье на старшего ребенка родители вольно или невольно возлагают обязанности по опеке младшего, и поэтому ему приходится в какой-то мере выступать в роли хранителя традиционных родительских ценностей. В результате старшие дети, как правило, отличаются консервативностью, недостаточной гибкостью. Они стремятся сохранить существующий порядок вещей и противятся переменам. Младшие, наоборот, самой своей ролью в семейной иерархии побуждаются к новаторству и даже радикализму. По мнению британского психолога, именно младшим детям принадлежат революционные инициативы в науке и общественной жизни. Примеров тому – множество. Коперник, перевернувший представления о мироздании, был вторым из четырех детей в семье. Чарлз Дарвин – автор теории эволюции – был младшим из шестерых детей своих родителей. А вот Жорж Кювье, выступавший против эволюционного подхода, был перворожденным. В общественно-политической жизни Салауэй находит ту же картину.
Однако, как любая психологическая теория, гипотеза Салауэя не может убедительно объяснить многие противоречащие ей примеры и факты. Так, мало кто из ученых был столь революционен в своей области, как Ньютон, Эйнштейн или Фрейд. Однако все они – старшие сыновья. В. И. Ленин – крупнейший революционер ХХ века – действительно, младший сын, но следовал он все же примеру старшего брата Александра – заговорщика-террориста. И таких контраргументов можно найти немало.
Фрэнк Салауэй – сам третий сын у своих родителей и, судя по его выкладкам, должен быть склонен к радикализму. Похоже, он действительно кое-что преувеличил. Палитра личных склонностей и стремлений человека складывается под влиянием множества обстоятельств. Очередность рождения, вероятно, – не главный и уж наверняка не единственный фактор. Но нельзя не согласиться, что этот фактор играет определенную роль. Интересно – какую? К сожалению, психологические исследования этой проблемы весьма немногочисленны. Тем не менее существует ряд вполне достоверных наблюдений, позволяющих сделать кое-какие выводы. Важно лишь подчеркнуть, что эти выводы носят довольно общий характер и к конкретному человеку приложимы в большей или меньшей степени.
Говоря о положении ребенка в семье, начать наверное следует с наиболее распространенной ныне ситуации, когда ребенок в семье – единственный. Фактически он оказывается и самым старшим, и самым младшим ребенком в семье. Но его положение – это не сумма их свойств, оно очень своеобразно. Для отца и матери он выступает единственным объектом их родительских чувств, всецело принимая на себя как симпатию, так и (что тоже не исключено) неприязнь. В единственном ребенке родители желают видеть свое продолжение, воплощение своих устремлений. Они всячески поощряют его познавательное развитие, радуются его успехам, и это стимулирует все новые достижения. Желая оправдать надежды родителей, единственный ребенок стремится к совершенству во всех своих начинаниях. Но это чревато и серьезной психологической проблемой, поскольку далеко не всем совершенство достижимо, а неизбежные неудачи воспринимаются очень болезненно.
Проблема состоит и в том, что, привыкнув к своему исключительному, «монопольному» положению, единственный ребенок с трудом изживает естественный детский эгоцентризм и зачастую до зрелых лет остается инфантильно сосредоточенным на собственной персоне. Поскольку он не привык к близкому общению с другими детьми, он порой не знает, как вести себя в межличностных отношениях. Ему бывает трудно понять нормальные изменения в настроении другого человека, так как единственной точкой отсчета он привык считать самого себя. Неудивительно, что единственные дети нередко бывают избалованными, капризными, чрезмерно требовательными.
В воспитании единственного ребенка родителям надо учитывать эти его особенности и стараться не культивировать в нем самососредоточенность и эгоцентризм. Важно ставить перед растущим человеком достаточно высокие, но не завышенные требования, помогать ему справляться с неудачами. Общение с близкими взрослыми – отцом и матерью, бабушками и дедушками – для нормального развития личности совершенно необходимо, но недостаточно. Надо, чтобы ребенок с малых лет приобретал опыт общения со сверстниками, иначе впоследствии ему трудно будет уживаться с людьми.
Старший ребенок некоторое время занимает в семье положение единственного. Впоследствии, когда для него уже стала привычной такая привилегированная позиция, однажды появившийся новорожденный вдруг отвлекает от него внимание родителей. Причем родительское внимание даже не делится надвое, а по большей части адресуется младшему. Если к этому моменту первенцу еще не исполнилось пяти лет, появление в семье второго ребенка становится для него травмирующим переживанием. После пяти-шестилетнего возраста старший уже не так зависим от родительского участия, многие его интересы выходят за рамки отношений с родителями. Поэтому его права меньше ущемляются «пришельцем».
Когда второй ребенок другого пола, негативная реакция первого не столь драматична, поскольку отсутствует прямое сравнение и соперничество.
Если старший ребенок того же пола, что и младший, то он изо всех сил старается быть хорошим в глазах родителей, чтобы они продолжали любить его, как прежде или по крайней мере сильнее, чем новорожденного. Родители неосознанно поощряют эти старания, давая старшему понять, что он (она) больше и умнее новорожденного, хотя свое внимание уделяют преимущественно малышу. Таким образом у старшего поощряют рассудительные и логичные высказывания, продуктивные и целесообразные действия, а это не может не сказаться на всем его умственном развитии. Широкомасштабное тестирование выявило, что старшие дети в целом имеют более высокий коэффициент интеллекта, чем их младшие братья и сестры. Из этого явно следует, что интеллект не столько наследуется от родителей, сколько формируется соответствующими условиями воспитания (ведь генетически братья и сестры очень схожи; различаются лишь родительские требования и ожидания).
Отец и мать также надеются, что старший ребенок будет подавать хороший пример младшему и примет участие в уходе за ним. В результате старший обычно приобретает многие родительские качества: он умеет быть наставником, способен принимать на себя ответственность и выполнять роль лидера. Груз этой ответственности порой оказывается для маленького человека слишком тяжел: у него формируется повышенная тревожность. Он все время стремится к совершенству, опасаясь ошибиться и расстроить родителей (а впоследствии – и других людей, преувеличивая их авторитет).
Ориентация на высокие достижения обычно приводит к тому, что старший ребенок меньше склонен к играм и больше – к серьезным занятиям, к которым он относится очень добросовестно. Из-за привычки рассчитывать только на свои силы и идти своим путем, а также из-за чрезмерной серьезности старшие дети порой испытывают трудности в приобретении друзей. Они обостренно чувствительны ко всякой критике, которую часто расценивают как унижение. Но и сами бывают чересчур критичны и нетерпимы у чужим ошибкам.
Родителям необходимо помнить: появление в семье второго ребенка для первенца событие не столько радостное, сколь драматичное. Ведь его собственная роль резко меняется, а требования к нему возрастают. Поэтому надо позаботиться, чтобы такая перемена не стала слишком уж резкой, а требования – чрезмерными. Роль хранителя семейных традиций не вполне по силам маленькому человеку. И если он все же всецело примет ее на себя, то рискует стать слишком консервативным. Хорошо, когда старший помогает в воспитании младшего. Но нельзя забывать, что и сам он еще мал и нуждается в родительской заботе. Особенно – в ситуациях, чреватых стрессом, поскольку он к ним обостренно чувствителен.
Младший ребенок, как и единственный, оказывается избавлен от психической травмы в связи с появлением новорожденного. Для всей семьи он – малыш. Причем с этим ощущением он может жить очень долго, сохраняя некоторый инфантилизм даже в зрелые годы. Он привыкает ожидать от жизни только хорошего и поэтому оказывается великим оптимистом. Ему уделяется основное внимание и прощается больше, чем другим. Родители, неосознанно сопоставляя возможности старшего и младшего, ожидают от младшего ребенка гораздо меньше и поэтому оказывают на него меньшее давление. Это не самым лучшим образом сказывается на его познавательном и личностном развитии. Нередко он лишен самодисциплины и сталкивается с трудностями в принятии решений. Даже во взрослой жизни младший ребенок продолжает ожидать, что другие – например, супруг или супруга – возьмут на себя груз его проблем.
Тем или иным образом младший всю жизнь старается догнать старших, но преуспеть может только благодаря своим собственным склонностям, избрав совершенно иное поле деятельности и жизненный стиль. С малых лет он понимает, что в столкновении с более сильным старшим ребенком агрессивностью ничего не добьешься, и поэтому вырабатывает у себя ценные коммуникативные навыки – умение согласовывать, договариваться, идти на компромисс. Наверное, именно по этой причине младшие дети более популярны среди сверстников, имеют больше друзей и умеют ладить с людьми.
К рождению младшего ребенка родители подходят, как правило, более спокойно, поскольку опыт воспитания старшего сгладил многие их опасения и тревоги. Но это чревато и снижением требовательности, и как следствие – недостаточной стимуляцией развития младшего.
Как это ни покажется странным, наиболее проблематична роль среднего ребенка в семье. Он не имеет возможности обрести роль лидера, уже монополизированную первенцем, но и освоиться в роли опекаемого малыша, рожденного последним, тоже не успевает. Исследования, проведенные на многодетных семьях, показали, что любимцами родителей являются, как правило, либо старший, либо младший ребенок, но почти никогда – средний. Он вынужден постоянно соперничать как с более сильным и умелым старшим, так и с беспомощным и зависимым младшим. Лишенный привилегий того и другого, он с детства свыкается с несправедливостью жизни, а это порой приводит к возникновению заниженной самооценки. Стремление походить то на старшего, то на младшего при водит его к большим трудностям в самоопределении. В результате в зрелом возрасте средние дети менее способны проявлять инициативу, меньше других заинтересованы в достижении успеха. Вместе с тем средние дети умеют хорошо вести дела с разными людьми, поскольку были вынуждены научиться ладить со всеми. Поэтому они дружелюбны и, повзрослев, стремятся выбрать профессию, требующую умения вести переговоры, тактичности и не слишком большой напористости.
Вместе с тем, недостаток внимания, который испытывает в семье средний ребенок, иногда заставляет его проявлять себя неожиданным, даже не слишком благовидным способом с единственной целью – привлечь к себе интерес близких. Многие нарушения в поведении средних детей устраняются отнюдь не пресечением их шалостей и дерзостей, а возмещением дефицита внимания со стороны родителей.
Во всех приведенных описаниях намечены лишь некоторые общие тенденции, которые не обязательно должны полностью воплотиться в том или ином ребенке. Но их, несомненно, следует иметь в виду, чтобы избежать возможных деформаций в развитии. Самое важное, что надо запомнить родителям, сколько бы у них ни было детей, – каждый ваш ребенок – единственный, и достоин уникального отношения к себе как к личности.
Мера заботы
Проделки Бабы Яги из детской сказки кажутся сегодня милыми шалостями на фоне тех кошмаров, которыми в изобилии потчуют нас телевидение и пресса. Создается впечатление, что кровожадный маньяк прячется за каждым кустом, вооруженные террористы бродят по улицам толпами. Прибавим к тому мчащиеся по дорогам машины, под которыми ежедневно гибнут люди. Да еще экологическая обстановка, когда что ни дождь – то кислотный. А посреди всего этого ужаса – наши дети, маленькие и беззащитные.
Современным родителям нелегко. Их собственное детство пришлось на ту благостную пору, когда место криминальной хроники в газетах занимал дневник соцсоревнования. Конечно. И в те годы дети попадали под машины, ломали руки-ноги, а то и становились жертвами хулиганов. Но общественное настроение было гораздо спокойнее: неприятности рассматривались как исключительные инциденты на общем благополучном фоне.
С той поры жизнь переменилась. Многое изменилось к лучшему, многое плохое ушло. Но нельзя отрицать, что ушла и былая уверенность в безопасности и благополучии наших детей. На смену ей пришла тревога.
Озабоченность родителей можно понять: для нее сегодня есть причины. Однако, слава Богу, серьезные несчастья все-таки редки. А вот многие психологические проблемы приняли характер эпидемии. Про современных детей говорят, что они трудные – нервные, агрессивные, раздражительные, подверженные всевозможным комплексам и неврозам. Имеет ли это какое-то отношение к озабоченности родителей? По мнению психологов – имеет, причем довольно неожиданное.
В последние годы в психологической литературе появился новый термин – гиперопека. Так называют чрезмерную заботу о детях, обостренное стремление оградить их от всех мыслимых и немыслимых опасностей. Казалось бы – благородное стремление. Однако зачастую оно принимает форму жесткого ограничения возможностей ребенка, неусыпного контроля над ним, обязывания поступать строго определенным образом. Результат достигается парадоксальный: ребенок заражается несвойственной его возрасту тревогой, становится подозрителен и недоверчив, а главное – удручающе пассивен и зависим. Он начинает сознавать себя бессильной пылинкой, потенциальной жертвой. Его инициатива и активность резко снижаются. Возникает так называемая выученная беспомощность, когда любое препятствие воспринимается как непреодолимое.
Конечно, легкомыслие в воспитании недопустимо. Однако психологи всё настойчивее предостерегают и от противоположной крайности. Тем более, что зачастую гиперопека по своей психологической природе продиктована не реальной угрозой, а собственными внутренними конфликтами родителей. Обращает на себя внимание, что взрослые, в силу каких-то причин лишенные социального признания и не удовлетворенные своим положением, бессознательно стремятся компенсировать этот недостаток формированием пассивной зависимости у своих детей. В конце концов, если не удается реализовать себя никак иначе, остается беспроигрышный вариант – выступить в роли исключительного авторитета и опоры для маленького человека.
Замечено также, что чрезмерной опеке чаще подвержены дети из неполных семей, а также из таких, где царит прохладная эмоциональная атмосфера. Обостренная тревожность чаще свойственна матерям, которые испытывают явный или скрытый дефицит любви и эмоциональной поддержки. Стремясь компенсировать этот дефицит, они склонны «привязывать» к себе ребенка, не отпускать его от себя. Потребность в постоянном присутствии ребенка становится своего рода ритуалом, уменьшающим беспокойство матери и прежде всего ее страх одиночества. А в результате вырастают инфантильные подростки и юноши, шагу не способные ступить без мамы. Они так и не обрели способности мобилизовать себя в проблемной ситуации, самостоятельно преодолевать трудности.
Важно помнить, что нам, взрослым, недопустимо решать свои психологические проблемы, проецируя их на детей. Забота о детях – наш долг, но выполнять его следует разумно и умеренно.
Между прочим
Некрасивым быть опасно
Чем более симпатичен и привлекателен ребенок, тем более к нему внимательны и заботливы родители, а неказистый малыш оказывается вниманием обделен и вследствие этого даже подвергается бо́льшему риску. К таким неожиданным выводам пришел канадский исследователь Эндрю Харрел. Примечательно, что мистер Харрел – не психолог и не педиатр, а специалист по эргономике (науке об оптимальном соответствии технических устройств возможностям человека). Одним из предметов его разработок были товарные тележки для супермаркетов, которые следовало снабдить удобным и безопасным сидением для маленького ребенка – ведь многие мамы берут с собой малышей за покупками. Наблюдения за поведением родителей и детей вдохновили Харрела на оригинальный эксперимент. В 14 крупных супремаркетах провинции Альберта он провел видеосъемку поведения родителей с маленькими детьми, а потом предложил независимым экспертам оценить привлекательность заснятых детей по 10-балльной шкале. Результаты поразили исследователя. Выяснилось, что детей, получивших наивысшие баллы, родители гораздо чаще усаживали на тележку ради их безопасности, тогда как некрасивые дети чаще были предоставлены сами себе, им позволялось удаляться от родителей на большее расстояние и иногда вовсе скрываться от родительского взора.
Не искушенный в научных премудростях Харрел предлагает этому явлению безыскусное объяснение в духе дарвиновской теории. Вероятно, красивых детей родители расценивают как воплощение наиболее ценных качеств своего генофонда и потому больше ими дорожат. Некрасивые расцениваются скорее как «неудачный опыт» и заботы заслуживают меньше.
Наверняка большинство родителей воспримут эти выводы с негодованием. «Я люблю своего ребенка независимо от того, насколько он красив, – скажет любая мать. – К тому же для меня мой и есть самый красивый!».
«Возможно, на словах оно и так, – резюмирует Харрел. – Однако данные объективных наблюдений заставляют усомниться в честности этих слов».
Детская игрушка: развлечение или судьба?
Среди сенсационных сообщений о жизни и смерти титулованных особ почти незамеченной промелькнула краткая заметка в недавнем номере журнала «Тайм». В ней говорилось о том, что ушел из жизни человек, чье имя каждому из нас знакомо с малых лет, – Кристофер Робин Милн. Тот самый Кристофер Робин, которому его отец – английский писатель А. А. Милн – отвел заметную роль в сказке о Винни-Пухе. Наверное, это и явилось самым ярким приключением в жизни К. Р. Милна. По крайней мере на протяжении долгих лет он не давал никаких иных поводов вспомнить о себе. И лишь на склоне лет невольно подарил миру сенсацию. Не так давно на аукционе Сотби были выставлены редкие игрушки, среди которых особое внимание коллекционеров привлек старый плюшевый мишка. Он якобы когда-то принадлежал семейству Милнов и послужил прообразом знаменитого Винни. Дотошные корреспонденты разыскали бывшего хозяина мишки – Кристофера Робина, который сам давно успел стать дедушкой, и поинтересовались, как он относится к факту продажи столь ценной реликвии. Его ответ обескуражил миллионы поклонников доброй старой сказки. Кристофер Робин заявил, что мишка вовсе не его. Сам он, оказывается, мягких игрушек вообще не любил и не припомнит, чтобы когда-то играл с плюшевым медведем. Наверное, ради светлой памяти сказочника Милна упоминать этот факт вообще не следовало бы. Но, похоже, отношения отца и сына складывались неважно, и даже по прошествии лет сын не удержался от обескураживающей колкости. Конечно, это нисколько не умаляет достоинств милой сказки. Но кое о чем заставляет задуматься. Писатель Милн выдумал особый сказочный мир, куда и поселил своего сына вместе с ожившими игрушками. А сын тем временем жил в совсем ином мире, не подвластном воображению отца. Он играл совсем с другими игрушками и в итоге стал, судя по всему, совсем не тем человеком, которого хотел воспитать папа Милн.
Не впадаем ли мы иной раз в подобную иллюзию? Мы оформляем мир наших детей по своему разумению, а потом, бывает, удивляемся их «неожиданным» желаниям и настроениям. Нас удивляет, отчего ребенок иной раз относится к дорогому подарку с непонятным равнодушием или с необъяснимым рвением предается игре, которая нам кажется совсем не интересной. А ведь, присмотревшись повнимательнее к детским играм, мы могли бы глубже и тоньше понять характер ребенка, отчасти предсказать его будущие увлечения и пристрастия, да и просто достичь большего доверия и взаимопонимания, так необходимого и родителям, и детям. Верно подмечено: «Мы поймем смысл всех людских занятий, если вникнем в суть развлечений» (Б. Паскаль). Впрочем, игра – это не только развлечение. Для ребенка это важнейшая часть жизни, а его игрушки – важнейшая часть окружающего материального мира. Играя, ребенок учится действовать и мыслить, и всякая манипуляция с игрушкой – прообраз его будущих отношений с миром. Повзрослев, ребенок научится более сложным действиям, его игрушки станут дороже и изощреннее. Но его мироощущение во многом останется тем же, что и в те далекие годы, когда он делал свои первые шаги. Почитайте жизнеописания великих людей. Если такие детали не ускользнули от внимания биографов, нетрудно заметить, что великий изобретатель с малых лет что-то мастерил из любого подручного материала, полководец водил в атаку войско оловянных солдатиков, архитектор свои первые постройки возводил из кубиков. Бывают и иные примеры. Печально знаменитый Филипп Испанский в детстве развлекался сожжением кукол и даже домашних животных. Прошли годы, и Европу затянул дым инквизиторских костров, зажженных повзрослевшим монархом.
Припомните, какие игрушки вы любили в детские годы. Психологи считают, что на этом основании многое можно сказать о характере взрослого человека. Попробуем и мы по этому несложному признаку провести своеобразный психологический самоанализ. А обратив чуть более пристальное внимание на вкусы и предпочтения своего ребенка, сможем в какой-то мере предугадать и его жизненный сценарий.
Для начала обратим внимание на то, что игрушка – это предмет, несущий в себе знаково-символическую функцию. Во все времена и у всех народов почти любая игрушка выступала более или менее точным аналогом реальных предметов – инструментов, оружия, посуды и т. п. Маленький ребенок еще не в состоянии выполнить многие действия взрослых, но он может выполнить их понарошку, используя не реальные предметы, а своего рода их заместители. В качестве таких заместителей могут быть использованы самые разные предметы, даже если они по форме лишь отдаленно напоминают реальные. Например, карандашом можно не только рисовать, но и представить его в качестве градусника, кинжала, детали архитектурной постройки. Конечно, игрушки-копии предметов, существующих в быту взрослых, приобщают ребенка к этим предметам. Малыш познает их функциональное назначение, и это помогает ему психологически войти в мир настоящих вещей. Но не меньшее, а, пожалуй, даже большее развивающее значение имеют предметы с не столь выраженными функциональными свойствами. По сути дела взросление в том и состоит, что человек учится решать проблемы. А главная проблема – приспособить окружающий мир к удовлетворению своих нужд и запросов. Если приспосабливать ничего не требуется, а надо лишь пользоваться, то и сам психологический механизм принятия конструктивных решений формируется с трудом. Эту особенность в редкой психологической наблюдательностью подметил сатирик М. Задорнов. В одном из своих монологов он заявил, что наши дети гораздо умнее, скажем. Японских. Почему? Наши готовы приспособить для игры любой предмет, их воображение не сковано заданными формами. Например, играя в рыцарей, в качестве меча можно использовать обычную палку (как чаще всего и бывает). Маленькому японцу мастера игрушечной индустрии предлагают на выбор множество точных копий самурайских мечей. О каком воображении тут может идти речь?
Вспомните, каким игрушкам вы в свое время отдавали предпочтение – многофункциональным (пускай и неказистым) или тем, что обладали определенной формой и свойствами? Может быть, вы любили мастерить поделки из природного материала, охотно использовали в игре бытовые предметы, наделяя их разными функциями. Это означает явное преобладание конструктивного творческого мышления, стремление приспособить окружающий мир к своим потребностям и интересам. Если же вы особенно ценили, чтобы игрушечный пистолет был похож на настоящий, а, скажем, спичечные коробки или наперстки считали неважной заменой игрушечной посуды и т. д., значит, ваше мышление более приземленное, конкретное, привязанное к заданным условиям. Люди такого склада часто бывают добросовестными исполнителями, умеющими приспособиться к требованиям жизни. Но при решении нетривиальных задач при отсутствии четко заданных условий они нередко теряются.
В этом отношении очень показательна такая игрушка, как конструктор. Обычно набору деталей сопутствует схема сборки каких-то конкретных сооружений. Ребенок, который упорно и досконально следует этой схеме, вероятно, вырастет человеком, который предпочитает привычный ход событий и не любит неожиданностей. Оригинальные постройки, наоборот, свидетельствуют о тяге к экспериментированию. К тому же человек, задумывающий какую-то постройку без схемы-опоры, вероятно, вполне уверен в своих силах. Впрочем, такая уверенность может быть и чрезмерной.
Еще более показательный материал – пластилин. Любители играть с ним обожают усовершенствования, причем стараются, не ограничиваясь фантазиями, создать своими руками новую реальность. Равнодушие к пластилину выдает основательность мышления, стремление оперировать четкими, а не расплывчатыми формами.
Спортивные игрушки, главная среди которых мяч, предпочитают деятельные натуры, не склонные к долгим размышлениям. Такие люди, что-то задумав, стараются действовать быстро и решительно. Они страстные любители соревнований, в которых любят участвовать, а не только наблюдать. Для полного счастья им необходимо общение с близкими по духу людьми, готовыми разделить и оценить их активность.
Мягкие игрушки – мишки, собачки, зайчата, – а также всевозможные куклы считаются игрушками для девочек. Конечно, если мальчик проявляет повышенный интерес к игре в куклы, тут, возможно, есть повод насторожиться: в качестве мальчика он (скорее всего по вине родителей) чувствует себя не очень уютно. Однако многие мальчики, особенно в младшем возрасте, охотно играют с мягкими игрушками. И это нормально. Позднее их заменяют солдатики – по сути те же мальчишеские куклы. Любовь к игрушкам – копиям живых существ и сказочных героев выдает активную ориентацию ребенка на эмоционально насыщенное общение. Ведь кукла или мишка выступают для него идеальным другом, который всегда правильно себя ведет, все понимает и не помнит зла. Плохо только, если такой идеальный друг – единственный, а настоящих нет. Впрочем, ребенок, ориентированный на эмоциональную сторону отношений, как правило, имеет достаточно друзей. Не исключено, что судьбой ему предназначено изучать человеческую природу.
Особого разговора заслуживают так называемые агрессивные игрушки, главным образом копии оружия. Отношение к ним сложилось неоднозначное, хотя мальчишки испокон века играли в военные игры. Это естественно: в игре растущий человек стремится освоить формы поведения взрослых, приобщиться к образцам мужественности. А воин – это утвержденный веками идеал мужчины.
Сегодня на волне гуманистических деклараций кое-где даже проводятся демонстративные акции по якобы антимилитаристскому воспитанию. Так, однажды группой энтузиастов было предложено мальчикам-дошкольникам и младшим школьникам сдать свои военные игрушки и получить взамен мягких плюшевых пупсов. Собранная куча «оружия» была торжественно сожжена. Но организаторы этой акции, по мнению психологов, достигли совсем не той цели, к которой стремились. В самосознании мальчишек произошел болезненный надлом: у них отняли символы формирующейся мужественности и заставили символически соскользнуть на стадию младенчества.
Как говорили древние, все есть лекарство и все есть яд – важна только мера. Пластмассовый пистолет – это всего лишь игрушка. И манипуляции с ним в разумных пределах даже полезны для формирующейся личности мальчика. Однако выход за эти пределы должен настораживать. Чрезмерное пристрастие к стрельбе – пускай и понарошку – скорее всего свидетельствует о каких-то внутренних психологических конфликтах, не находящих иной разрядки, кроме как в форме символического «пиф-паф, ты убит!» Следует обратить внимание, в кого чаще целится юный стрелок. Если в сверстников, то, вероятно, он не вполне удовлетворен тем, как складываются его отношения с ними. Если в родителей, то, значит, их воспитательные установки он приемлет с напряжением и неудовольствием. Если же вообще во все на свете, то тут мы имеем дело с общей неприспособленностью к миру, который ребенок неосознанно воспринимает как враждебный и потому стремится ответить встречной агрессией.
Таким образом, увлечение игрушечным оружием и военными играми вовсе не однозначно свидетельствует о формирующейся агрессивности, как может показаться. Скорее наоборот – к настоящему оружию чаще тянутся те взрослые, которые в детстве не наигрались в игрушечное.
Не имеет смысла ограничивать ребенка в одних играх и навязывать ему другие. Лучше присмотреться к его склонностям и интересам, которые и отражают его подлинную природу. Тогда он, когда повзрослеет и найдет в шкафу свою старую машинку или куклу, улыбнется теплой улыбкой, а не скорчит отчужденную ухмылку Кристофера Робина.
Добрым молодцам урок
От реальной жизни волшебная сказка отличается тем, что в ней обязательно разрешаются любые проблемы. Пускай для этого нужны самые невероятные средства, однако в сказке они всегда находятся, и с их помощью герою всегда удается преодолеть все затруднения и в итоге оказаться на высоте.
Современная жизнь тем похожа на сказку, что в ней коварные злодеи, ведьмы, оборотни и соловьи-разбойники встречаются на каждом шагу. Вот только добрые феи и прекрасные принцы совсем перевелись. И современной Золушке приходится, завистливо поглядывая на хрустальные туфельки на недоступной витрине, всю жизнь батрачить на вздорную мачеху, а добрый и бескорыстный Иван-Царевич именно в силу этих своих качеств рискует навсегда остаться Иванушкой Дурачком.
Именно поэтому мы, взрослые, к сказкам относимся недоверчиво. Когда взрослый человек произносит слово «сказка», он обычно имеет в виду несерьезную выдумку, с помощью которой дурачат наивных простаков. «Не рассказывай мне сказки!» – упрекаем мы собеседника, когда он слишком явно грешит против здравого смысла. Мы же разумные люди, понимаем – что почем. Такими мы хотим видеть и наших детей, с малолетства прививая им полезные навыки и трезвый взгляд на действительность. Сказка тут оказывается совершенно лишней. Ведь нашим детям предстоит решать свои проблемы с помощью не волшебной палочки, а здравого практицизма. Так что пускай лучше расширяют эрудицию с помощью иллюстрированной энциклопедии, а не забивают голову бесполезными выдумками и коврах-самолетах и шапках-невидимках. Конечно, совсем без фантазий не обойтись, да и развлечение ребенку необходимо. Но тут на помощь приходит телевизор, на экране которого вершит справедливость Человек-Паук и творят чудеса Чип и Дейл. Чем не замена старым сказкам? Ведь мы, в конце концов, живем в третьем тысячелетии! Сказочницу Арину Родионовну сменили компьютер и видео. Вот только новый Александр Сергеевич никак не появится…
Действительно, современные дети живут в принципиально иных условиях, чем жили в детстве их родители, и пользуются такими благами, о которых раньше только в сказках и рассказывали. Они по-другому мыслят, иначе воспринимают мир, прежде всего потому, что сам этот мир невероятно изменился и теперь предстает перед детьми в совершенно ином качестве, чем это было еще пару десятилетий назад. Испокон века старшие преподносили детям полезные знания и моральные истины в устной форме, либо рассказывая о них от своего лица, либо зачитывая из известных книг. Человек так устроен, что большую часть информации он воспринимает зрительно. Однако своими глазами увидеть можно далеко не все. Зато рассказать и послушать можно о чем угодно. Те явления, которые недоступны непосредственному восприятию, дети познавали из рассказов. Нравственные и этические категории, которые вообще невозможно увидеть и потрогать, они осваивали на примерах из тех же рассказов. Разумеется, маленькому ребенку бесполезно преподносить идеалы морали в виде философских афоризмов, однако усвоить их на примере действий сказочных героев ему вполне по силам. Так на протяжении веков и происходило становление личности, в котором бабушкины сказки играли далеко не последнюю роль – не столько развлекательную, сколько поучительную. «Сказка – ложь, да в ней намек – добрым молодцам урок».
Современный ребенок поставлен в совершенно иные условия. Маме, как правило, недосуг развлекать его сказками, да и современная бабушка еще достаточно молода и предпочитает вести активный образ жизни, а не «убивать время» на внуков. Старшие бывают вполне удовлетворены, когда ребенок развлекает себя сам с помощью конструктора Лего (ведь, говорят, это так полезно для формирования конструктивных навыков!) или наблюдает за приключениями сказочных героев на телеэкране. Правда, потом приходится недоумевать, отчего повзрослевший ребенок не в состоянии написать элементарное школьное сочинение без заготовленного шаблона и почему он теряется перед житейской моральной дилеммой, если она не была обыграна героями телесериала.
Дело в том, что прогресс цивилизации, значительно обогатив наши познавательные возможности, в то же время их в известной мере сузил. Когда человек с детства привыкает воспринимать информацию в зрительной форме, он рискует так и не дорасти до высшей – абстрактно-логической – стадии развития мышления. Маленький ребенок мыслит конкретными наглядными образами и лишь постепенно усваивает отвлеченные понятия. Но он может и не усвоить их вовсе, если конкретные образы преобладают в его восприятии мира. Устная форма поучения и назидания ценна тем, что требует домысливать недосказанное, формировать в сознании собственные образы. Когда образ предлагается в готовом виде, его даже не требуется осмысливать – ни логически, ни эмоционально. В результате мышление ребенка надолго остается конкретным и приземленным. А мышление, как известно, тесно взаимосвязано с речью. Когда речевым эталоном для ребенка выступает дегенеративный Барт Симпсон или растяпа Арнольд из популярных мультсериалов, а потом их место занимают косноязычные придурки Бивис и Бадхед, не приходится удивляться, что современный подросток оказывается не способен внятно выразить сколь-нибудь сложную мысль.
Таким образом, сказка рассказанная или прочитанная гораздо полезнее для интеллектуального и нравственного развития, нежели увиденная на телеэкране. Вместо готовых образов, способных вызвать лишь примитивную рефлекторную реакцию, она предоставляет возможность для размышления, работы собственного творческого воображения. Причем эмоциональное отношение к сказочным героям в этом случае не навязывается ребенку наглядным видеорядом, а формируется всем сюжетом сказки, ремарками и пояснениями. Говорят: «Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать». По отношению к сказке срабатывает противоположная закономерность. Калейдоскоп зрительных образов может остаться в сознании ребенка лишь в качестве более или менее яркого воспоминания. А сюжет, потребовавший активизации собственных мыслей и чувств, наверняка отложится в форме полезного опыта рождения этих мыслей и чувств. Относительно эмоциональный и нравственных аспектов воспитания верен совсем другой афоризм: «истина должна быть пережита, а не преподана». Соблюдение этого правила наилучшим образом осуществляется старым бабушкиным методом, а вовсе не с помощью современных технических средств.
Но что поделать, – спросит иная мама, – если ребенку не интересно слушать чтение книжки про Винни-Пуха, а приключения того же героя в диснеевском исполнении он готов смотреть с энтузиазмом? Действительно, если предложить современному ребенку устную сказку вместо мультфильма, он такой выбор отвергнет. В прежние времена выбора у ребенка не было, и он с радостью принимал единственный доступный вариант. А теперь вполне естественно, что ребенок выберет вариант более яркий, красочный и динамичный. Но такое предпочтение вовсе не означает, будто иной вариант ему совершенно не нужен. Точно так же ребенок чистой воде предпочтет сладкую газировку, однако ни один родитель не станет поить дитя одной кока-колой, а тем более варить из нее суп. Нетрудно догадаться, какой ущерб можно нанести детскому организму, если свести весь рацион к газировке и чипсам (хотя сам ребенок такое «питание» наверняка поначалу воспримет восторженно). И мы не ленимся, не отказывая иной раз малышу в не очень-то полезном лакомстве, тем не менее ежедневно готовить ему здоровые и питательные блюда. А вот до интеллектуального и нравственного «рациона» почему-то часто руки не доходят. А ведь детская голова достойна едва ли не большего родительского внимания, чем желудок!
К тому же рассказать ребенку сказку значительно проще, чем иной раз накормить его кашей. Ведь в этом процессе, помимо прочего, удовлетворяется его важнейшая потребность – в общении с близкими, в ощущении их заботы и любви (видеосказка эту потребность никак не удовлетворяет). Понятно, что эту потребность можно насытить, только если подойти к делу прочувствованно и искренне, а не как к отбыванию родительской повинности. (К сожалению, нередко приходится видеть, как иная мама, желая занять ребенка, монотонно бубнит, не отрывая взгляда от книжки. Кому понравится такое «общение»!)
Не стоит также предлагать сказку вместо мультфильма. Не кормим же мы ребенка одной кашей. Но в его жизни должно найтись место разным формам восприятия.
Сегодня все реже приходится слышать из детских уст: «Мама, расскажи мне сказку!» И вовсе не потому, что ребенку это стало не нужно. Просто мама и бабушка сами поспешили отказаться от этого «пережитка». И уже совсем не редкость юный прагматик, который брезгливо морщится: «Не рассказывайте мне сказки!» Так и видится довольная усмешка на недобром лице Снежной Королевы. Осколки ее зеркала разлетелись по всему свету, заставляя наших детей играть блестящими кусочками льда. Но сказка учит, что этот лед можно растопить душевным теплом и самоотверженной любовью. Так вспомним же эту сказку и расскажем ее детям!
Между прочим
Богатый лексикон – ключ к успеху
Принято считать, что косноязычие и убогая речь – признаки недалекого ума и невысокого положения человека в обществе. И напротив – богатый словарный запас, умение строить сложные фразы считаются атрибутом человека солидного, достойного, преуспевающего. Похоже, такое убеждение небезосновательно.
Чем больше словарный запас ребенка, тем выше вероятность того, что он преуспеет в жизни. По словам американского педиатра Сьюзен Канисарес, богатый лексикон способствует более быстрому развитию навыков чтения и письма; такому ребенку будет легче учиться в школе и общаться как со сверстниками, так и со взрослыми. В результате из него вырастет человек с высоким интеллектом, а значит, и с хорошими перспективами в жизни. Чтобы расширить словарный запас ребенка, родителям нужно сделать свою речь как можно более богатой и выразительной. С детьми нужно как можно больше общаться и читать им вслух книги – особенно полезны стихи.
Праздник детства
Взрослый человек обладает над ребенком многими преимуществами. Из них самое главное – самостоятельность, относительная свобода выбора. Ведь для ребенка абсолютно все предписано – разрешено или запрещено старшими. А взрослый может, когда захочет, ложиться спать, может безнаказанно ковырять в носу и даже произносить такие словечки, за которые малыша непременно отшлепают. Поэтому дети и мечтают стать взрослыми, наивно полагая, что взрослая жизнь – это бесконечный праздник. Им невдомек, что дело обстоит совсем наоборот: взрослая жизнь – это, как правило, монотонная череда будней, которая лишь изредка прерывается праздниками. Прожив на свете много лет, взрослые ко всему привыкли, почти ничему не удивляются и находят мало поводов для радости. В этом отношении преимущество как раз принадлежит детям. Когда прожито совсем немного дней, каждый новый день обещает новые открытия, неизведанные возможности и впечатления. Поэтому можно сказать, что именно детская жизнь – это своего рода бесконечный праздник, ибо дети еще не приобщились к унынию взрослых будней. Но взрослые изо всех сил стараются навязать детям свой образ жизни, полагая, что в этом и состоит возмужание. В итоге им это обязательно удается. И армию взрослых пополняют все новые новобранцы, для которых кончился праздник детства.
Правда, находятся единицы, которые, хоть им и не удается уклониться от всеобщей повинности, только делают вид, что смирились с казарменным бытом нового мира. Чтобы избежать трибунала, им приходится отдавать честь генералам армии взрослых и маршировать в униформенном строю. Но в глубине души эти счастливчики тайком сохранили детское ощущение праздника, умение искренне радоваться и непосредственно удивляться. Их них получаются художники и поэты, музыканты и философы. И если б не они, то во взрослой суете вовсе не стало бы праздников, и лишь воспоминания всплывали бы иногда среди смутных образов детства.
Высокомерно взирая на детей с вершин своего жизненного опыта, мы, взрослые, учим их жить по нашим законам – считать деньги, соблюдать приличия, подчиняться тем, кто сильнее. А иногда считаем своим долгом организовать для детей праздник. Хотя более глупого выражения трудно придумать. Ведь праздник нельзя организовать. Он наступает сам собой, когда в каждом из нас просыпается ребенок, открытый для радости и чуда. А организованный праздник – это, как правило, «мероприятие» с ритуальным сценарием. Если мы пытаемся тот же сценарий насадить среди детей, то ничего не получается. Подлинный детский праздник наступает тогда, когда мы не навязываем им наши ритуалы, а помогаем радоваться жизни так, как они сами прекрасно умеют, а мы, в большинстве своем, давно разучились.
Человека любого возраста ничто не радует так сильно, как бескорыстная любовь тех, кто самому тебе дорог. Праздник – это фейерверк во имя любви. Как сама любовь, он не может быть запланирован и организован. Праздник – это не то, что надо, а то, что хочется.
Но почему же то, что должно по определению радовать всех участников, очень часто не оправдывает их ожиданий? В предпраздничные дни мы давимся в обезумевшей толпе перед прилавками с ритуальной дребеденью, а потом обижаемся, что наши подарки не вызвали восторга. День напролет крошим салаты и печем пироги, которые потом еще неделю, заветренные и черствые, будем доедать всей семьей. А после всей праздничной суеты перед отходом ко сну тайком вздохнем с облегчением: все прошло, как полагается, и наконец закончилось. А как, кстати, полагается?
Испокон веку человек тяжкими трудами добывал хлеб свой насущный. В том и состояли будни, в которых труда было много, а хлеба порой недоставало. Праздник все менял местами. В этот редкий день о труде можно было забыть и предаться праздности (обратим внимание, как похожи эти родственные слова). А центральным моментом всякого праздника был пир, когда можно было позволить себе поесть много и вкусно. Потом, испытав блаженную сытость, люди развлекали себя всяческими увеселениями, а по сути дела – играми: плясали, пели, дурачились, рассказывали забавные истории. С древних времен этот ритуал дошел до наших дней в неизменном виде. И детям мы его в том же виде, как правило, и преподносим. И часто удивляемся, что у них он особого восторга не вызывает. А удивляться тут нечему. Ведь дети живут своей особой жизнью, над которой, вопреки нашим стараниям, еще не властны взрослые законы. Начать с того, что современный ребенок избавлен от необходимости труда в традиционном понимании этого слова. У него, конечно, есть свои обязанности, и для решения многих задач приходится прилагать усилия. Главная обязанность – слушаться старших и стараться как можно лучше делать то, что они велят. И никакой праздник этой обязанности не отменяет. Конечно, в праздничный день можно и поиграть. Как, впрочем, и в любой другой. Поэтому в рамках сложившегося ритуала красный день календаря для ребенка по сути мало отличается от всех остальных дней. Возможность вкусно поесть, к счастью, сегодня для большинства детей – тоже явление будничное. Вот и получается, что ни от каких обязанностей мы ребенка не освобождаем и никаких особых привилегий не даем.
Но остаются еще подарки. Снова прислушаемся к звучанию слова: подарок – это то, что достается даром, за это не надо расплачиваться. Но ребенок и так ни за что не платит. В любой будний день он может получить и шоколадку, и игрушку, и что угодно еще – в зависимости от настроения родителей. Праздник у тут ничего по существу не меняет, только родители становятся чуть щедрее. К тому же подарок порой теряет свое главное свойство и превращается в своего рода плату, вернее предоплату – главным образом за послушание и хорошее поведение.
Обратите внимание: самые сногсшибательные и безумно дорогие подарки дарят детям в тех семьях, где родители нечасто вспоминают об их нуждах и в основном заняты собой. Дорогие подарки – чаще всего праздничная компенсация за отсутствие каждодневного участия и заботы. Но как невозможно наесться или выспаться на месяц вперед, так нельзя и от самого дорогого подарка испытать радость, сравнимую с постоянной радостью общения с близкими людьми.
Что такое праздник для взрослых? Это шампанское и осетрина на столе, возможность потанцевать вместо того, чтобы работать. Как видим, детям таким образом настоящий праздник устроить непросто. Но ведь есть же что-то еще? Безусловно. Это возможность побыть самим собой, отвлечься от обязанностей и правил, перестать усмехаться и рассмеяться наконец от души. И не менее важно – получить настоящие подарки как символы бескорыстной любви, а не как церемониальные подношения или будничные взносы. Все это мы можем обеспечить детям, если не будем забывать, что их мир глубоко своеобразен и очень не похож на наш. Праздник – самое сильное свидетельство нашей любви к детям. Но настоящая любовь – ежедневна, и праздник может лишь заострить и подчеркнуть ее, а не воздвигнуть на один день на пустом месте.
Взрослый может сделать вид, что он радуется, если знает, что так в данный момент положено. Ребенок честнее, он этого еще не умеет. Он радуется искренне. И самое большое удовольствие получает от того, чего хочется ему самому. Себе мы это по праздникам разрешаем. Так почему не разрешить детям? Только надо сначала честно разобраться, чего же им хочется. Признаемся себе: не так уж часто мы это делаем, полагая, что сами лучше знаем потребности ребенка. А если присмотреться повнимательнее к его поведению и прислушаться к его словам? Тогда и подарок станет желанным, и развлечение не превратится в очередное развивающее упражнение. Наверное, для каждого из нас праздник в том и состоит, что в этот день больше разрешено и меньше запрещено. И это, наверное, должно стать главным девизом любого праздника.
Конечно, трудно советовать родителям, что может порадовать их ребенка. То, что для одного – яркое запоминающееся событие, для другого – обыденно и привычно. И тут никто не разберется лучше самих родителей. Самый надежный способ – обратиться к воспоминаниям своего детства. Ведь в памяти остаются по-настоящему значительные события. Вы едва ли припомните как давным-давно в предновогодний вечер уплетали салат «оливье», теснясь за столом с многочисленными взрослыми гостями. А что осталось в памяти как ощущение праздника? Может быть, это была прогулка по заснеженному парку, когда папа рассказывал что-то очень веселое и интересное? Или поход в кукольный театр, после которого захотелось своими руками смастерить забавную куклу? Каждый вспомнит свое. Но при мысли о собственном ребенке не забывайте, что он – плоть от плоти вашей, и многое воспринимает так же, как вы в его годы. Что бы вам тогда хотелось получить в подарок? Конечно, Лего и Барби тогда не знали, хотя игрушки были всегда и только чуть изменились по форме, но не по сути. Сегодня наши возможности неизмеримо расширились, но главные потребности остались прежние. Каждому необходимо чувствовать себя нужным и любимым вне зависимости от своих достоинств и заслуг. Праздник и случается тогда, когда чувствуешь это особенно сильно. И мы мечтаем о том, чтобы нам подарили это ощущение. И дети мечтают о том же. В наших силах им это дать.
Родные и очень близкие
Когда мы говорим о самых близких для нас людях, то в первую очередь имеем в виду своих детей. Но, говоря о близости, мы нередко упускаем из виду буквальное значение этого слова. Ведь наши дети близки нам не только душевно, но и пространственно. С ними мы живем бок о бок и в буквальном смысле постоянно соприкасаемся. Казалось бы, такой тесный контакт – надежный залог взаимопонимания и обоюдного расположения. Тем не менее редко найдется семья, где родители не имели бы повода посетовать на непослушание детей, на взаимные обиды.
Взаимоотношения родителей и детей – это огромный материк, специалисты по детской психологии, похоже изучили его вдоль и поперек. Но даже для них здесь есть неосвоенный уголок, где таятся необъяснимые загадки. А большинство родителей туда просто не заглядывают, предпочитая держаться на освоенной равнине. Эта терра инкогнита – невербальное (бессловесное) общение.
Многие из нас рассматривают воспитание как поучение, прежде всего – словесное. И нередко бывают удивлены, что дети неправильно воспринимают, казалось бы, простые и ясные слова. Да и мы сами далеко не всегда понимаем настроение и намерения ребенка, упускаем из виду те едва заметные детали поведения, которые порой красноречивее всяких слов.
Несколько лет назад австралийские психологи исследовали две группы матерей. У одних дети часто капризничали, бывали непослушными. Матери второй группы на своих детей почти не жаловались, потому что те в основном вели себя хорошо. Интересно было выявить ту манеру, в какой общаются со своими детьми те и другие. Оказалось, что матери в первой группе реже смотрели в глаза своим детям, чаще говорили неприязненным тоном, давали указания с большого расстояния (свыше двух метров) и очень редко наклонялись или приседали рядом с ребенком, чтобы поговорить с ним.
Давайте совершим небольшую познавательную прогулку по этой неосвоенной территории. Как знать, может быть, здесь мы найдем ответы на те вопросы, которые казались неразрешимыми на обжитой равнине?
Начнем с того, о чем уже шла речь в первых строках, – с пространственной близости. Поспешные выводы здесь недопустимы, ибо наше отношение к близости крайне противоречиво. Рассмотрим для примера, как заполняется автобус или поезд метро на первой остановке маршрута. Если пассажиров по крайней мере вдвое меньше, чем мест в салоне, то они, скорее всего, разместятся таким образом, чтобы избежать непосредственного соседства друг с другом. Садиться рядом начнут лишь тогда, когда салон заполнится более чем наполовину. Такое поведение не распространяется на супругов, родителей с детьми или просто знакомых, едущих вместе. Они, естественно, предпочтут разместиться рядом. То есть для них дистанция имеет иное значение.
Из этого простого наблюдения следует очевидный вывод: вокруг каждого из нас существует некое пространство, которое мы стремимся поддерживать в неприкосновенности. Лишь ситуация многолюдья вынуждает нас смириться с нарушением его границ. Либо мы сами, сблизившись с человеком в психологическом смысле этого слова, стремимся к близости пространственной – вплоть до дружеского или любовного объятия.
Для ребенка близость с родителями не только естественна, но и крайне желательна. Выходя с мамой из дома, малыш хватается за ее руку. Так он чувствует себя удобно и безопасно. Если же, взятый за руку, он, наоборот, хочет вырваться, то это не может не насторожить. Не исключено, что он отчасти утратил веру в маму как в надежную опору.
Правда, с таким выводом не надо спешить в пору возрастного кризиса, который начинается на рубеже трехлетнего возраста. Это вполне нормальное и закономерное явление, выражающееся в повышенном стремлении к самостоятельности. Но и в эту пору ребенок все же не настолько отдаляется от родителей, чтобы можно было вести речь об отчуждении. А вот если он действительно избегает пространственной близости и постоянно стремится уклониться от контакта, тут есть над чем задуматься: отчего ему лучше в стороне, чем рядом?
О подлинно близких отношениях наиболее красноречиво свидетельствуют взаимные прикосновения. С первых дней жизни нежные материнские руки дарят младенцу пока еще неосознанное ощущение уверенности и покоя. А если мать недовольна и раздражена, ее движения могут стать резкими, могут даже причинить боль.
В возрасте 3–4 месяцев у ребенка появляется яркая эмоциональная реакция на появление родного человека: при приближении материнского лица малыш улыбается, лепечет и протягивает к нему ручки. Став постарше, ребенок нежно прижимается к тому из близких, кто берет его на руки. Но если его захочет приласкать незнакомец, малыш инстинктивно попытается его оттолкнуть и вырваться.
Так с самого раннего возраста человек сигнализирует окружающим о своем отношении к ним. Интерес и симпатию он выражает мягким касанием или поглаживанием, а рассердившись, может толкнуть или ударить. Этот несложный репертуар сохраняется на протяжении всей жизни, подчеркивая значение слов, а порой и заменяя их.
С возрастом у ребенка все более оформляется стремление к независимости и, в известном смысле, – к неприкосновенности. Подростки довольно терпимо относятся к взаимным прикосновениям среди сверстников, но прикосновения взрослых их раздражают. Они воспринимают их как подчеркивание детского статуса и поэтому ревностно охраняют границы своего личного пространства.
Но для ребенка помладше прикосновения выступают как важный знак заботы и близости. Дети школьного возраста также нуждаются в таком общении. Так что не надо бояться поцеловать своего ребенка перед сном, обнять – даже без всякого повода, просто по настроению. Китайцы говорят: «Если хочешь вырастить злую собаку, никогда не гладь щенка». Понятно, что этот рецепт имеет и обратную силу, причем, разумеется, не только для собак.
Большое значение имеют не только прикосновения, но и жесты. Они должны быть точными, усиливающими значение слов или выделяющими важность сказанного. Например, указав рукой на одежду, валяющуюся на полу, вы подкрепляете свою просьбу к ребенку, чтобы он убрал за собой.
Когда вы слушаете ребенка, проследите, не сложены ли у вас руки на груди, что придает вам отстраняющий, «закрытый» вид. Обычно это означает, что вы не расположены благожелательно воспринять то, что вам говорят. И наоборот, расслабленные, слегка отведенные от туловища руки показывают, что вы открыты для доверительного разговора.
Ладони наших рук хорошо приспособлены для того, чтобы прикрывать лицо. Во многих жестах, направленных на собственное лицо, присутствует желание что-то скрыть. Так, количество жестов «рука – лицо» заметно возрастает при попытках солгать. При этом чаще других встречаются следующие движения: прикрытие рта – возможно, посредством касания носа (жесты маскировки), потягивание за мочку уха (имитация самонаказания), потирание щеки, касание или поглаживание подбородка, бровей или волос (самоуспокаивание посредством символической ласки).
Аналогично зажатие ушей (пускай и неявное) символизирует стремление воспрепятствовать поступающей звуковой информации, нежелание слышать.
Подпирание головы рукой означает желание покоя и защищенности.
Поглаживание лица или прикладывание костяшек кисти к губам представляют собой сигналы, выражающие стремление к нежности.
Пальцы, сжатые в кулак, естественно интерпретировать как агрессивный жест, поскольку кулак – это простейшее орудие для удара. Но не будем забывать, что сжатый кулак демонстрирует также хватательное действие. Такое положение (без всяких агрессивных позывов) может принимать рука человека, стремящегося в широком смысле за что-то ухватиться. Понаблюдайте, как ведут себя дети в цирке, когда смотрят на головокружительные кульбиты эквилибристов или прыжки хищников. Детские кулачки непроизвольно сжимаются, дабы хоть символически за что-то ухватиться в рискованной и пугающей ситуации.
Самой выразительной частью тела является, конечно же, лицо. Дети мгновенно распознают подавляемый гнев по сжатым губам, насупленным бровям. А вот улыбка означает прямо противоположное – одобрение, похвалу, любовь. Разумеется, если она искренняя.
Эмоциональное отношение может передать не только выражение лица. Движение головы – кивок или наклон назад – показывают ребенку, что вы сейчас эмоционально расположены к нему, готовы успокоить и поддержать его. Обязательно используйте эти движения во время доверительного разговора с ребенком – это поможет ему раскрыться.
Выражение глаз также является мощным средством общения. Даже если вы контролируете интонации своего голоса и выражение лица, взгляд может выдать то, что вы хотели бы скрыть. Поэтому внимательно следите за тем, что говорят ваши глаза, а не только ваши губы.
Очень важно смотреть ребенку в глаза, особенно близко наклонившись к нему или присев рядом с ним, чтобы оказаться буквально на одном с ним уровне. Ответить взглядом на взгляд иногда бывает достаточно для того, чтобы ребенок понял – вы ему доверяете, одобряете его действия, цените его усилия. И наоборот, когда вы отводите взгляд, даже непреднамеренно, это может означать неодобрение или нетерпение.
Но бывает, что обмен взглядами дает противоположный результат. В особенности дети постраше иногда чувствуют при этом неловкость, а подростки даже негодуют на старших за то, что те таким образом пытаются «влезть им в душу».
Хотя интонации речи нельзя в полном смысле отнести к бессловесному общению, это тем не менее тоже очень важный компонент взаимопонимания. Ваша манера говорить помогает детям правильно оценивать смысл ваших слов. Если ваш голос звучит вяло, то ваши слова едва ли будут восприняты ребенком серьезно. Если указание дается нерешительным, чуть ли не просительным тоном, то исполнения можно вообще не дождаться…
PRIVACY. КАК ЭТО БУДЕТ ПО-РУССКИ?
Почти незамеченным широкой аудиторией прошел на наших экранах шведский кинофильм «Лиля навсегда» с восходящей звездой Оксаной Акиньшиной в главной роли. Героиня этой пронзительной истории, 17-летняя русская девчонка, одураченная современными работорговцами, оказывается в заморском «раю». Здесь ее запирают в четырех стенах типовой квартиры, откуда регулярно вывозят под конвоем «на работу». Интересный психологический штрих: несчастная девчонка, попавшая как кур в ощип, посреди своего узилища воздвигает из подручных средств подобие домика. Сюда она заползает зализывать душевные и телесные раны, полученные «при исполнении». Надо ли говорить, что ничем хорошим такая история кончиться не может, и тут авторы фильма не грешат против жизненной правды.
В наших краях гораздо большим успехом пользуются жизнеутверждающие голливудские поделки, в которых герои всегда находят безупречный путь к хэппи энду. Но и в них обращает на себя внимание подобный психологический штрих: в разных историях, в которых участвуют дети и подростки, не раз и не два любящий папа старается порадовать свое чадо, соорудив на ветвях дерева небольшую избушку. Такой персональный детский теремок – распространенное сооружение в Новом Свете. Похоже, он отвечает каким-то глубинным потребностям ребенка, позволяя уединиться в своем собственном, пускай и игрушечном домике.
Эту склонность подметили и производители товаров для детей. С недавних пор на рынке игрушек появились надувные и блочные сооружения, позволяющие ребенку возвести собственный замок, избушку или шалаш даже посреди городской квартиры. У взрослых это может вызвать недоумение: что хорошего в том, чтобы втиснуться в ограниченное пространство импровизированного «дома», когда есть дом настоящий, просторный? Но вспомним про героиню шведского фильма. Для нее настоящий дом был тюрьмой, а игрушечный, самодельный позволял хотя бы потешить себя иллюзией нахождения в своем личном пространстве, созданном своими руками. Тесное, замкнутое, но иллюзорно личное, неприкосновенное пространство оказывается милее и уютнее, чем широкий, но недружелюбный окружающий мир. Может быть, в этом-то всё и дело?
В английском языке есть слово privacy, имеющее аналоги во многих языках, но только не в русском. В отсутствие эквивалентного слова его можно перевести как «некая личная, неприкосновенная сфера, доступ в которую посторонних допустим только по воле хозяина». Иными словами, есть в жизни каждого человека такое пространство – будь то территория его жилища или область его личных переживаний, – куда окружающие не вправе проникнуть без его приглашения. В этом пространстве человек чувствует себя неуязвимым, здесь он принадлежит самому себе и никому больше. В знак особого расположения тот, кого сам человек сочтет близким, достойным доверия, может быть допущен в область privacy.
Интуитивно кажется ясным, почему заморское слово не находит аналога в русском языке – само понятие privacy не присуще нашему менталитету. Мы привыкли к тому, что хороший человек – он весь нараспашку, потому что у него за душой нет ничего дурного, что следовало бы скрывать. Напротив, всякий шаг, предпринятый в частном порядке, приватно (само это слово у нас безотчетно окрашено в негативные эмоциональные тона), воспринимается как стремление спрятать от взоров общественности какую-то низменную корысть. Это и понятно – в иерархически организованном авторитарном обществе любой, кто позволяет себе сохранить в неприкосновенности хотя бы сферу своих внутренних переживаний, оказывается потенциально опасен, – вдруг в этой невысказанной сфере он припрятал что-то угрожающее установленному порядку? Надо ли удивляться, что неприкосновенность жилища, тайну личной переписки и т. п. наш человек по сей день воспринимает как заморскую блажь, которую в наших краях можно законодательно оформить на бумаге, но которую никто никогда не соблюдал и не будет! И не потому ли смыслообразующее для человеческого общества понятие собственности никак не приживется в наших контуженных головах?
У любого самостоятельного, здравомыслящего человека, который отдает себе отчет в этой ситуации, она не может не вызвать негодования. Просто унизительно сознавать, что окружающие, та самая пресловутая общественность, относятся к тебе как к малому дитяти, у которого всегда можно потребовать предъявить ладошки на предмет их чистоты.
Но позвольте – кто сказал, что это допустимое отношение к дитяти? Может быть, с этого-то всё и начинается?
Давно осознав, что тоталитарное устройство общества порочно и неэффективно, мы тем не менее в большинстве случаев продолжаем безотчетно придерживаться его традиций, когда речь заходит об отношении к нашим собственным детям. Мучительно отвоевывая для себя право на privacy в нашем мало приспособленном для этого социуме, мы практически отказываем в этом праве детям. По нашим представлениям, ребенок всегда должен быть на виду, взрослый вправе проконтролировать каждый его шаг. Именно взрослый решает, как ребенку распорядиться собой, своим временем, своим имуществом, тем более, что и всё его имущество принадлежит ему чисто номинально – оно скорее не его, а наше. Даже наказание «за невосторженный образ мыслей», осмеянное великим русским сатириком, – в семейном воспитании обыденная практика.
При этом мы в духе времени попугайски повторяем, что растим своего ребенка человеком самостоятельным и ответственным. Но возможно ли это таким способом?
Многие на это с негодованием возразят, что маленький ребенок в буквальном смысле еще слишком мал, чтобы доверить ему чем-то самостоятельно распоряжаться. Право на личную жизнь, личную собственность, личное пространство – атрибут личности, и о нем преждевременно вести речь, когда личность еще не сформировавшаяся и незрелая. Но в том-то всё и дело, что ее формирование, обретение ею зрелости возможно лишь за счет постепенного упражнения в ответственном поведении. А как научиться личной ответственности, если лично тебе ничего не принадлежит?
В педагогической публицистике стали общим местом призывы уважать детскую личность. Воплотить их не на словах, а на деле, можно только предоставив ребенку необходимые атрибуты личности – что-то такое, что безраздельно принадлежит лично ему, чем он вправе распорядиться по своему усмотрению и за что несет персональную ответственность. Понятно, что такой груз совсем маленькому ребенку практически непосилен. Да он к нему и не стремится! Видели вы когда-нибудь ползунка, который просил бы поместить его в замкнутое пространство детского манежа? Наоборот, большинство детей раннего возраста привыкают к этой «детской клетке» крайне неохотно и при всяком удобном случае норовят из нее выбраться.
Склонность к сооружению разного рода убежищ (или использованию в качестве таковых любых подручных конструкций – того же стола, накрытого скатертью) появляется лишь у трехлеток – в ту самую пору, которую психологи определяют как «кризис трех лет». В этом возрасте у ребенка формируются начатки самосознания, он впервые осознает свою автономию от окружающего мира и других людей, даже близких. Пройдет еще много времени, прежде чем эта автономия приблизится к самодостаточности, и страсть к разбиванию палаток, постройке шалашей и т. п. сохранится еще долго (не от неуютного ли социума бегут в хрупкие брезентовые сооружения любители «дикого» туризма?)
Наверное, по-настоящему взрослым человек становится тогда, когда получает возможность своими руками построить для себя настоящий дом. Увы, многие из нас принуждены всю жизнь прожить так, что даже пространство жилища не ощущается как личное – этот тесный пятачок населен слишком многими людьми сразу, и их личные сферы волей-неволей постоянно пересекаются. Психологически совершенно оправдана установка на предоставление каждой семье жилплощади по формуле «количество комнат = количество членов семьи + 1», где у каждого есть своя территория + поле для совместного времяпрепровождения. Развитые страны, наверное, отчасти потому так и можно назвать, что там большинство людей именно так и живут.
Для большинства из нас эта формула остается несбыточной утопией (пафосу официальных деклараций у нас верят либо люди неопытные, либо клинически наивные). Разумеется, пространственная близость с родителями, с супругом или ребенком для большинства людей не только приемлема, но и весьма желательна. Но природа человека такова, что наряду с потребностью в близком общении каждый из нас, в том числе и дети, испытывает определенную потребность в автономии, самостоятельном и неприкосновенном существовании. Если человек лишен возможности иногда уединиться, побыть наедине с собой, это отрицательно сказывается на его душевном самочувствии, хотя сам он может и не отдавать себе в том отчета. Родственники начинают раздражать, накапливается недовольство, вспыхивают ссоры. Всему этому легко найти объяснимый повод. Но подлинная причина кроется в утрате человеком личного пространства, что и приводит к росту напряжения.
Такую ситуацию мы невольно провоцируем сами, организуя пространство своего жилища таким образом, что оно принадлежит всем и никому. В таком доме каждый член семьи может в любой момент по какой-то своей надобности появиться в любом месте. Личные пространства постоянно пересекаются: приступая к какому-то занятию, никто не может быть уверен, что его не прервут и не отвлекут. Возникающее напряжение в данной ситуации объясняется просто: пространственные контакты непредсказуемы, их интенсивность слишком высока. Человеку всегда приходится быть наготове, чтобы вовремя посторониться, ответить на вопрос, выполнить просьбу или согласовать намерения.
Чтобы этого не происходило, достаточно придерживаться несложной стратегии. Всем членам семьи необходимо заключить негласный договор, по которому каждому отводится определенная личная территория. Не всегда возможно, чтобы это была отдельная комната. Тогда пускай это будет хотя бы уголок, на который кто-то из членов семьи приобретает приоритетные права. Интуитивно мы стараемся придерживаться этого правила: почти во всяком доме есть «папин рабочий стол», «мамино кресло» и т. п. Отчего же ребенку отказать в этом праве?
Установление таких территорий не требует подписания соглашений и возведения неприступных барьеров. Достаточно просто взять за правило: если человек находится на «своей» территории, не следует его без необходимости беспокоить. Не надо и без его разрешения манипулировать вещами, которые он считает своими. Если вы ведете личный дневник, понравится ли вам, чтобы сын или дочь его тайком прочитали? А теперь взгляните на эту ситуацию зеркально. Поверьте, разницы тут никакой! И только поняв это, мы сможем отнестись к ребенку действительно как к личности, а не как к маленькому арендатору нашей жизненной территории.
НЕ ЛЕЧИТЕ ЗДОРОВОГО!
У вашего ребенка всё в порядке с самооценкой? А с произвольностью поведения? Не слишком ли он импульсивен или, может быть, наоборот – заторможен? Достаточен ли его словарный запас? Соответствует ли уровень его интеллектуального развития возрастным нормативам?
Даже если вы не готовы сходу ответить на все эти вопросы, то, по крайней мере, вряд ли они вас удивили – столкнувшись с ними, большинство современных родителей хорошо понимают, о чем идет речь. И в этом отношении намного превосходят своих собственных родителей, которые и понятия не имели о детских фобиях, гиперактивности, аутизме, дефиците внимания и прочих премудростях, которыми переполнена современная литература о детях. Правда, им каким-то чудом удалось вырастить нас – своих детей – вполне приличными и душевно здоровыми людьми. Не обошлось, конечно, и без «заусенцев», но уж мы-то, родители современные, психологически «подкованы» гораздо лучше и любых ошибок наверняка избежим. А в чем сами не разберемся – помогут профессионалы, благо сегодня услуги детских психологов и психотерапевтов вполне доступны, да и популярных книжек ими написано предостаточно.
Знакомая точка зрения, не правда ли?
Еще лет пятнадцать назад принято было сетовать на массовую психологическую неграмотность родителей, не умеющих учитывать закономерности психического ребенка в тонком деле воспитания. В наши дни впору бить в набат по другому поводу. Поощряемые советами специалистов, нынешние родители чутко присматриваются к поведению собственных детей и подмечают всевозможные психологические проблемы, требующие компетентного решения. Увы, такой взгляд нередко приводит к отысканию проблемы несуществующей, либо по крайней мере такой, которая и проблемой-то не является. К тайной радости экспертов-«душеведов» родители осаждают их со всевозможными жалобами и вопросами, требующими компетентного совета и помощи – прилично оплачиваемой, разумеется. К сожалению, далеко не все выявленные проблемы удается решить даже профессионалам, ибо, по меткому замечанию Марии Эбнер-Эшенбах, «вымышленные болезни неизлечимы». К тому же иной раз желания отыскать проблему оказывается достаточно, чтобы ее действительно создать.
Кому-то эти слова могут показаться брюзжанием дремучего консерватора, упорствующего в своей домостроевоской ограниченности. Но в том-то всё и дело, что подобные суждения раздаются не из лапотной глубинки, а всё громче звучат в солидных западных изданиях из уст авторитетных экспертов. На протяжении последних десятилетий западное воспитание оказалось настолько «психологизировано», что это уже вызывает тревогу даже у тех, кого должно бы радовать – самих психологов и психотерапевтов. Разумеется, немало остается и тех, кто заинтересован и дальше распалять массовую поп-психологическую истерию. Но всё больше находится и здравомыслящих специалистов, предостерегающих от излишнего и вредного «психологизирования».
Одно из недавних свидетельств этого – выступление в американской прессе семейного психотерапевта Джона Роузмонда из Индианаполиса. По его мнению, полвека назад детям жилось психологически намного более комфортно, поскольку их родители подходили к делу воспитания проще и спокойнее. А сегодняшние родители, начитавшись «полезных» советов, нередко сами создают проблемы себе и детям. Примеры, которые приводит психолог, звучат просто анекдотически, не будь они по большому счету печальны. Вот один из вопросов мамы двухлетней девочки: «Мы столкнулись с проблемой приучения дочери к горшку. Как следует себя вести, чтобы не поколебать ее самооценку и не сформировать у нее негативного отношения к телесным отправлениям?»
Можете вы себе представить, чтобы таким вопросом, да еще в такой формулировке, задавалась ваша мама? И вообще любая мама с четверть века назад? Для нее и проблемы такой не существовало, вернее решалась она самым простым и естественным способом. В положенный срок ребенка начинали высаживать на горшок, всячески поощряя его успехи в этом «деле» и терпимо относясь в тому, что успех будет достигнут не сразу, после многих неловкостей – вполне естественных и простительных. Кому-то удалось освоить эту премудрость за несколько дней, другому – недель, третьему – месяцев, но во всех случаях нужный результат был достигнут. Причем без особых душевных терзаний, если только родители не принимались обостренно акцентировать внимание на данной «проблеме». Те же, кто носился с горшком как с писаной торбой, действительно могли ребенка психологически травмировать, обеспечивая будущие гонорары его психоаналитикам.
Впрочем, таких «психологически озабоченных» родителей никогда не было много.
Сегодня их миллионы. И надо ли удивляться, что, по оценкам американских специалистов, которые цитирует Роузмонд, за последние четверть века втрое возросло количество детских неврозов и депрессий?
Небезынтересно, что за то же время еще более возросло количество специалистов по лечению этих недугов. Но как одно связано с другим?
Из истории медицины известен примечательный факт: было время, когда количество хирургов на душу населения в Соединенных Штатах вдвое превышало такой же показатель в Великобритании. Соответственно и хирургических операций на душу населения в Новом Свете делалось в ту пору вдвое больше. Означает ли это, что несчастные американцы вдвое больше англичан нуждались в ампутациях и трепанациях? Разумеется, нет. Просто хирургам надо на что-то жить.
Психотерапевтам, понятно, тоже. Невольно закрадывается подозрение, что рост предложения психотерапевтических услуг не вызван возросшим спросом на них, а скорее наоборот. А потенциальных потребителей любой услуги необходимо убедить, что она им жизненно необходима. В случае детских психологических проблем это, похоже, успешно удалось.
На самом деле – и для непредвзятого взгляда это очевидно – большинство так называемых проблем относятся либо к индивидуально-психологическим особенностям того или иного ребенка, либо к вполне естественным возрастным особенностям, которые могут доставлять неудобства и производить неприятное впечатление (как, например, сыпь при ветрянке), но при правильном отношении сами собой со временем проходят. Но вот если начать сыпь расчесывать! А ведь именно чем-то подобным в психологическом плане мы порой и занимаемся.
К примеру, интерес маленького ребенка к строению своего и чужого тела, к естественным отправлениям и, о ужас! к вопросам сексуальности, заставляющий родителей в тревогой вчитываться в писания фрейдистов, на самом деле не выходит за рамки общего познавательного интереса. Ведь малышу еще неведом окружающий мир, в нем интересно всё – в том числе и ЭТО. Обостренным и даже нездоровым этот интерес становится тогда, когда вызывает беспокойство и озабоченность родителей, стремление бороться с якобы возникающими порочными наклонностями.
А так называемая детская импульсивность? Истоки ее как правило лежат в недостаточной сформированности произвольного поведения, которой еще рано требовать от малыша. Конечно, если предоставить его самому себе или умиляться любому его капризу, как советуют иные записные гуманисты, то в итоге можно получить инфантильного невротика, не умеющего держать себя в руках. Если же с малолетства прививать ему понятия «можно», «нельзя» и «надо» – как это со всеми нами и делали – то со временем внешние тормоза превратятся во внутренние и не позволят подросшему человеку сорваться на жизненных виражах. Если же поверить иным проповедникам свободного воспитания и всеми силами стараться не задеть ранимую детскую самооценку неодобрением или упреком, то кого мы воспитаем в итоге? За ответом не надо далеко ходить.
Проблемы бывают у каждого ребенка, но это в большинстве случаев не мешает ему оставаться нормальным. С этих позиций, наверное, и стоит подходить к воспитанию наших детей. Как это делали в свое время наши родители, не обремененные психологической эрудицией. Может быть, поэтому мы и выросли душевно здоровыми людьми? Если же вы чувствуете, что ваши родители допустили какие-то ошибки, осложнившие вам жизнь, то просто постарайтесь не повторять их по отношению к своим детям. И это, пожалуй, тот главный психологический совет, к которому, ей-богу, стоит прислушаться.
ДОЧКИ-МАТЕРИ: КТО КОГО?
Не бывает такой просторной кухни, в которой двум женщинам не было бы тесно. Редкая семья может опровергнуть эту поговорку. Если под одной крышей живут несколько поколений, то почти неизбежно между родственниками возникают разногласия по самым, казалось бы, пустяковым бытовым вопросам. Теплая и доверительная дружба свекрови с невесткой встречается нечасто. А бывает, что и отношения родной матери с повзрослевшей дочерью окрашены острыми противоречиями. Полбеды, если дело касается кулинарии или гардероба. Подлинная проблема возникает с появлением в семье третьего поколения. Молодой маме бывает нелегко найти общий язык по вопросам воспитания не только со свекровью, но и с собственной матерью. Постоянное несогласие, недовольство друг другом омрачают жизнь семьи и не лучшим образом сказываются на развитии ребенка. В чем же причина этого довольно распространенного явления? Неизбежно ли оно? Можно ли его предотвратить, устранить или хотя бы смягчить?
О разногласиях поколений сказано и написано немало. На протяжении всей истории человечества старшие сетовали на то, что молодые к ним недостаточно почтительны, отказываются следовать добрым старым традициям и образцам поведения. Ранние примеры этих сетований зафиксированы еще древнеегипетскими иероглифами и финикийской клинописью. Но если бы каждое новое поколение действительно было хуже предыдущего, то род человеческий давно бы сошел на нет. К счастью, происходит совсем противоположное, и происходит во многом благодаря тому, что молодежь во все века стремится переосмыслить опыт старших и превзойти их достижения. Впрочем, по мере накопления собственного опыта каждое поколение становится более консервативным и теряется перед юношеским азартом следующего. Таков непреложный закон взаимоотношения поколений, и он с завидным постоянством воплощается почти в каждой семье. Так что расхождение во взглядах – дело вполне естественное и объяснимое.
Психологический источник многих противоречий – родительский консерватизм. Он проявляется в том, что, однажды приняв руководящую родительскую роль, женщине бывает трудно впоследствии вносить в ее исполнение те необходимые поправки, которые диктует взросление ребенка. Дитя появляется на свет абсолютно беспомощным и любая самая мелкая подробность его жизнедеятельности зависит от материнской заботы. Мать сознает, что ее роль – определяющая в жизни ребенка, и с этим сознанием живет долгие последующие годы, хотя дитя давно уже выросло из колыбели. Для матери ее десяти-, двадцати-, тридцатилетняя дочь продолжает оставаться ребенком. А ребенок по определению менее опытен, менее зрел, более подвержен ошибкам и заблуждениям. Однако, не подлежит сомнению, что 20-25-летняя женщина – это уже вполне сформировавшаяся личность, обладающая достаточными житейскими знаниями и установками. Последующее накопление так называемого жизненного опыта может расширить круг полезных умений и навыков, но уже не скажется принципиально на структуре личности. Более того, жизненный опыт в зрелом возрасте воспринимается сквозь призму уже сложившихся представлений и пристрастий, а потому лишь укрепляет и обогащает то, что сложилось ранее. То есть и двадцати– и пятидесятилетняя женщины объективно равноправны в своих суждениях и поступках. К сожалению, в каждой конкретной житейской ситуации об объективности нет и речи, ибо старшая чувствует себя «в большем праве».
Некоторые психологи даже считают: дело усугубляется еще и тем, что всякая мать бессознательно противится признать взросление дочери, ибо тогда с неизбежностью следует признать и собственное женское увядание, особенно явное на фоне цветущей молодости дочери.
В отношениях со свекровью срабатывает иной механизм. Замечено: всякая женщина желает дочери лучшего мужа, чем ее собственный, и уверена, что у сына никогда не будет такой хорошей жены, как у его отца. Каждая мать в глубине души полагает, что ее любовь к сыну – тот эталон, который невозможно не только превзойти, но и повторить. Ее сознание отказывается признать, что любовь к сыну со стороны его избранницы – совсем иная и не нуждается в соизмерении с эталоном. А потому невестка в большинстве случаев остается очень уязвима для критики.
С этими психологическими механизмами надо считаться. Причем и тому и другому поколению. Женщине, чья дочь сама становится матерью, нелишне взглянуть на эту ситуацию со стороны и честно признать, что дочь – вполне самостоятельный и определившийся человек, а не маленькая девочка, требующая назидания и руководства. Свекрови нелишне иной раз напомнить себе, что конкуренция с невесткой – занятие бессмысленное: у каждой своя роль, и незачем их противопоставлять.
Молодой женщине надо помнить, что приверженность родительской роли у старших никогда полностью не искоренить. А потому не надо встречать в штыки всякую попытку назидания и руководства. Самостоятельность можно завоевать не словесными баталиями и вздорными поступками назло, а только практичными и конструктивными действиями, которые своим результатом сами подтвердят вашу правоту.
Конечно, очень нелегко отстаивать личную самостоятельность, когда нет возможности преодолеть зависимость иного рода. Если материальное благополучие молодой семьи зависит главным образом от родителей или без активного участия бабушек не обойтись в уходе за ребенком, то тут волей-неволей приходится считаться с установками старших. Тут некоторая психологическая зависимость выступает обязательным приложением к зависимости, так сказать, физической. Если нет возможности устранить одно, то едва ли устранимо и другое. С таким положением остается только мириться. На полную самостоятельность вправе претендовать лишь тот, кто способен сам решить все свои проблемы.
В любом случае взаимоотношения следует строить, исходя из простого принципа: никто не безупречен, ничьи суждения не являются истиной в последней инстанции, а значит – никто не вправе принуждать другого, жестко навязывать свое понимание жизни. Взрослым людям следует по крайней мере считаться с правом друг друга на собственное мнение, поведение, видение мира. Взаимоотношение поколений может быть продуктивно и психологически комфортно только в форме сотрудничества, которое предусматривает, как минимум, взаимное уважение. Если же партнером выступает «бестолковая девчонка» или «вздорная старуха», ни о каком сотрудничестве не может быть и речи.
Но и при самом уважительном отношении никто не застрахован от противоречий. Беда, если эти противоречия превращаются в конфликты. Отстаивая свою точку зрения по поводу воспитания сына или дочери (внука или внучки), зададимся вопросом: ради чего это делается? Не ради ли того, чтобы утвердить свое преимущество, отстоять авторитет или право на независимость, не уронить достоинства? Ведь часто ребенок выступает не столько объектом, сколько поводом спора. Если же взять за точку отсчета интересы ребенка, а не амбиции взрослых, то многие проблемы снимаются сами собой. Конечно, благо ребенка мама и бабушка могут понимать неодинаково, но если этот вопрос обсудить «в чистом виде», то легче прийти к согласию.
В это обсуждение недопустимо вовлекать самого ребенка, даже в качестве свидетеля. Дети очень рано начинают чувствовать противоречия взрослых. С одной стороны, это их больно ранит. Ведь возражают друг другу близкие любимые люди, и необходимость принять чью-то сторону в ущерб другому для ребенка мучительна. С другой стороны, ребенок может с малых лет усвоить правила двойной дипломатии и включиться в диалог поколений в своих интересах. Играя на противоречиях старших, нетрудно извлекать из этого выгоду. В нравственном плане такой урок чреват очень неприятными последствиями.
Закон однозначно трактует эту проблему. Ответственность за несовершеннолетнего ребенка всецело лежит на его родителях, и именно им принадлежит приоритет в деле воспитания. Прочие родственники, даже ближайшие – бабушки и дедушки – могут помочь в этом деле, но вовсе не заменить родителей (за исключением редких трагических случаев). Из этой презумпции ответственности, вероятно, и следует исходить в решении каждодневных проблем воспитания. Но при этом важно помнить и о том, что отношение детей к родителям с удивительным постоянством воспроизводится от поколения к поколению. Желая заслужить уважение детей, не будем забывать, что и мы дети своих родителей, и постараемся быть хорошими детьми. Кто не хочет по прошествии лет быть высмеян, отвергнут и унижен своими детьми, не должен делать этого сам. Недаром говорят, что пример – самый убедительный педагогический прием. И сколько бы лет ни было человеку, он состоялся как воспитатель, если сумел преподать младшим хороший пример.
Между прочим
Слишком ранние внуки
В педагогической публицистике давно стало штампом противопоставление традиционной российской семьи, в которой издавна важная воспитательная роль принадлежит бабушкам и дедушкам (преимущественно, конечно, бабушкам), и семьи западной – «самодостаточной», нуклеарной, состоящей лишь из родителей с детьми. Пожалуй, на протяжении всего минувшего века, или по крайней мере второй его половины, такое противопоставление было вполне справедливо. В Западной Европе и в США сложилась традиция, согласно которой повзрослевшие дети крайне редко (например, в случае наследования семейного предприятия) оставались жить с родителями. Гораздо чаще они уже по окончании школы покидали родительский дом, чтобы начать самостоятельную жизнь – со временем и семейную. Бабушки и дедушки тем временем продолжали активно работать, потом наслаждаться заслуженным отдыхом, и их роль в воспитании внуков оставалась символической – как правило в виде взаимных визитов по праздникам. Оттого-то такое распространение получил на Западе институт бэбиситтеров (babysitter) – буквально «сидельцев с детьми», то есть наемных лиц, присматривающих за детьми в отсутствие работающих или отдыхающих родителей. Например, в Великобритании этим нехитрым ремеслом, не требующим особого педагогического мастерства, а лишь доброты и терпения, подрабатывают многие старшеклассницы и студентки. За скромную плату они временно «замещают» родителей, поскольку те по английским законам не имеют права ни на минуту оставить без чьего-либо присмотра детей моложе 12 лет. На естественный для россиянина недоуменный вопрос: «А что же бабушки?» – как правило следует бесхитростный ответ: «Они своих детей уже воспитали и теперь имеют право на спокойную самостоятельную жизнь».
Однако в последние годы ситуация, похоже, начала меняться. Согласно недавно опубликованным в США данным, 8 % американских детей – а это целых пять с половиной миллионов – проживают совместно с бабушкой. При этом примечательно еще и вот что: из этих пяти с половиной миллионов почти четверть – миллион триста тысяч детей – исключительно бабушками и воспитываются. Для этой ситуации – в прежние времена крайне редкой, а ныне всё более массовой – американцы даже придумали особое название – «родительство через поколение» (skipped-generation parenting) и «семья с пропущенным поколением» (skipped-generation family). Вашингтонский социолог Терри Миллз, опубликовавший эти статистические данные, находит им множество объяснений – по большей части неутешительных. В условиях кризиса современной семьи расторжение брака стало явлением обыденным. При этом еще достаточно молодые родители, чьей дальнейшей личной жизни дети невольно мешают, стремятся «сплавить» их бабушке. На руках у молодой бабушки как правило остается и преждевременный «плод любви» ее несовершеннолетней дочки (а это явление в последние годы также, к сожалению, стало массовым). Нередки случаи, когда на попечение бабушки оставляются дети родителей, угодивших за решетку, злоупотребляющих алкоголем или наркотиками либо лишенных родительских прав за жестокое обращение с детьми. Так или иначе, в современной Америке «семья с пропущенным поколением» – это уже не исключение, а тенденция. (Во избежание упреков в расизме политкорректный Миллз лишь вскользь упоминает тот факт, что среди таких семей белые составляют меньшинство, остальные же принадлежат к чернокожим.)
Этот социологический факт представляет интерес не столько сам по себе, сколько определенными своими психологическими особенностями. Обращает на себя внимание, что в этих своеобразных семьях бабушки, невольно «по второму заходу» исполняющие материнскую роль, в подавляющем большинстве случаев сами еще достаточно молоды – есть даже такие, кому едва за тридцать. Терри Миллз, помимо констатации социологического явления, постарался также исследовать душевное состояние этих бабушек и обнаружил настораживающую закономерность: чем моложе женщина, оказавшаяся в такой роли, тем сильнее преобладают в ее мироощущении негативные эмоции, тем более склонна она к депрессии. И наоборот – бабушки преклонного возраста как правило отличаются душевной уравновешенностью, негативные переживания не сильно их беспокоят.
Американский социолог и этому находит понятные объяснения. Во-первых, в рамках сложившейся западной культуры молодая бабушка настроена еще чего-то в жизни добиться или по крайней мере насладиться самостоятельностью, а внуки этому не очень способствуют. Роль «старшей мамы» воспринимается ею как вынужденная, а потому обременительная. Кроме того в большинстве случаев бабушка явно или неявно терзается раскаянием за свою предыдущую педагогическую неудачу – собственные дети оказались воспитаны несостоятельными родителями (а порой и вообще людьми абсолютно никчемными). В качестве компенсации на внуков направляется избыточное рвение – либо в духе авторитарного диктата, либо в форме приторного сюсюкания и избыточной опеки, а ни то, ни другое растущему ребенку не на пользу. Помимо этого – хотя в исследовании это специально и не отмечено – нетрудно догадаться, каково душевное состояние маленького человека, которого воспитывает женщина, склонная к депрессии. Надо ли удивляться, что негативный опыт рискует быть воспроизведен из поколения в поколение, и так в современном западном обществе уже и происходит.
Впрочем, наверное не только в западном. В наших краях подобных исследований, правда, еще не проводилось. Мы ведь всё больше озабочены тем, по каким параметрам нам необходимо догнать и перегнать Америку. Наверное, не по этому…
Мама вышла замуж
Сравнивая сказки разных народов, не перестаешь удивляться сходству многих сюжетов. Например, история бедной падчерицы, которую изводит зловредная мачеха, рассказывается сказочниками во всех концах света. Классический пример – сказка о Золушке, известная всем с малых лет. В ней недобрая женщина (а какой еще быть мачехе?), сумевшая выйти замуж за отца Золушки, всячески третировала бедную девушку. И это было особенно обидно на фоне подчеркнутой заботы, достававшейся ее родным дочерям.
В этом контексте глава семьи выступает в роли малозаметной, эпизодической. Лишь из полунамеков становится ясно, что к родной дочери он относится с искренней нежностью, которой совершенно не испытывает к дочерям своей жены. Те в свою очередь его также, вероятно, недолюбливают или уж по крайней мере не уважают. Так что отношения отчима и падчериц складываются не лучшим образом. В сказке этот сюжет развития не получил, но для психологического очерка мог бы послужить хорошей основой. Бедная Золушка была лишена материнской любви, которую, к счастью, сполна компенсировала забота доброй феи. Но ведь и ее сводные сестры были в каком-то смысле обделены: им тоже недоставало любви – отцовской. И не потому ли так незавидно сложилась их судьба, что никакой волшебник не взялся компенсировать эту недостачу?
Жизнь тем не похожа на сказку, что в нее феи предпочитают не вмешиваться. И тем похожа, что в ней, как правило, развивается нереализованный сказочный сюжет: мать, как умеет, любит своего родного ребенка, а для отчима он так и не становится своим. И хотя такое положение дел вовсе не является закономерным, в сознании людей укрепилось представление, что отчим – неважная замена отцу.
Такое мнение нельзя отнести к банальным предрассудкам, особенно если принять во внимание данные новейших социологических исследований. Не так давно московские ученые провели по всей стране широкомасштабный опрос школьников, чтобы выяснить, как влияют условия жизни семьи на психологическое благополучие детей. Анализу были подвергнуты многие факторы, включая уровень благосостояния, количество детей в семье, жилищные условия, а также состав семьи. Ученые были немало удивлены, обнаружив, что полные семьи в целом не имеют заметных преимуществ перед неполными. Дети, которых воспитывает одна мать, как оказалось, вовсе не находятся в менее благоприятных условиях, чем их сверстники, имеющие отца. Вероятно, тут сказалось обострившаяся в последние годы тенденция к устранению отцов от семейных дел. Формально присутствуя в семье, мужчина либо целиком погружен в свои профессиональные заботы, либо, если карьера складывается неудачно, переживает это настолько остро, что на семейное общение не остается уже никаких душевных сил. При этом отец в семье вроде бы есть, но фактически его нет, все его интересы лежат вне семьи. На этом фоне наименее благополучной с психологической точки зрения оказалась группа школьников, живущих в полной семье, но с неродным отцом. Эти дети в массе своей чаще курят, раньше приобщаются к алкоголю, проявляют повышенную склонность к противоправному поведению, кстати заметно опережая в этом отношении так называемую «безотцовщину». Психологам известно, что все эти негативные явления отражают не столько «порочные наклонности» ребенка, сколько его психологический дискомфорт. Это конечно, слабое утешение для окружающих, и особенно для родителей, вынужденных сталкиваться со скверным поведением ребенка. В сложившемся положении неверно было бы обвинять кого-то одного, особенно ребенка, хотя ему и принадлежит немалая роль в обострении отношении. Источник проблем лежит в самой семейной ситуации, которая в данном случае обладает определенными психологическими особенностями. Едва ли найдется мужчина, который имеет своей жизненной целью стать отчимом. Тот, кто им все-таки становится, преследует совсем иную цель. Его главное и порой единственное желание – связать свою судьбу с женщиной, которую он посчитал достойной спутницей жизни. Если у женщины есть ребенок, то он выступает лишь дополнительным условием этого союза. Причем условием, которое такому союзу не благоприятствует, а в лучшем случае не препятствует. И это в лучшем случае… поскольку усыновленный ребенок явно или неявно выступает как нежеланный. Причем, может быть, даже не в том смысле, что имело место активное нежелание его иметь, а просто отсутствовало такое желание. Что, впрочем, не намного лучше. Ибо нежеланный ребенок, в каком бы смысле мы ни употребляли это слово, неосознанно ощущает это свое незавидное положение.
Самосознание ребенка формируется во многом под влиянием того, как его воспринимают другие члены семьи, прежде всего родители. К их отношению ребенок особо чувствителен. Он как бы впитывает в себя это отношение, пропускает его сквозь себя, присваивает его и ощущает себя таким, каким видят его взрослые, – любимым, желанным и необходимым или лишним, ненужным. Родительская любовь дарит ребенку душевную гармонию, вселяет уверенность в себе. Отторжение взрослого разрушает гармонию, подрывает веру. Ребенок начинает чувствовать себя ничтожеством, лишним членом семьи, который не только никому не приносит радости, но и выступает досадной помехой.
От такого отношения не застрахован ни один ребенок, причем даже со стороны родных мамы и папы. Нередко ребенок рождается в результате «недоразумения», когда его появление на свет родители не только не планировали, но и всячески старались предотвратить. Для молодых родителей, не успевших «пожить для себя», малыш превращается в обузу. Такое случается и тогда, когда хотя бы один из родителей чрезмерно озабочен своей профессиональной карьерой и социальными достижениями. Тогда ребенок, требующий внимания и заботы, может даже раздражать, поскольку отвлекает от «более важных» дел. Отрицательные чувства к ребенку могут возникнуть у родного отца, когда вдруг выясняется, что он приобрел не забавную игрушку, а нового беспокойного и требовательного члена семьи, к которому к тому же всецело приковано внимание жены, утратившей, казалось бы, прежнюю привязанность и даже сексуальное влечение к мужу.
К счастью, большинство родителей отдают себе отчет, что рождение ребенка не только приносит радость, но и создает проблемы, а потому и не очень тяготятся этими проблемами. Совсем иная ситуация складывается тогда, когда неродной отец приходит «на готовенькое». С какими чувствами начинает он играть родительскую роль, как отнесется к пасынку или падчерице?
Как правило, мужчина в этой ситуации настроен оптимистически. Он вполне уверен в своей способности наладить отношения с новым чадом. Впрочем, если встретит с его стороны взаимное расположение. А именно это условие зачастую и не соблюдается. Ребенок встречает нового папу настороженно, а то и вызывающе агрессивно. У отчима срабатывает ответная реакция, и вскоре отношения выливаются в порочный круг неисчерпаемых взаимных обид.
Откуда берется недоброжелательность ребенка? Отчего новый отец ему зачастую несимпатичен? Эту реакцию можно признать в какой-то мере естественной, поскольку с психологической точки зрения она имеет оборонительную природу (пассивную или активную – зависит от характера ребенка). Как правило, появлению отчима предшествовал период жизни пускай и проблемный, но достаточно стабильный. Кое-как приспособившись к отсутствию отца, ребенок научился чувствовать себя более или менее комфортно в общении с матерью. Приход нового – постороннего! – человека угрожает разрушить сложившуюся гармонию. И отчим воспринимается как нежелательный соперник, отнимающий материнскую любовь. Дело еще больше усугубляется, если в раннем опыте ребенка имело место общение с родным отцом, которого он после разлуки невольно начинает идеализировать. Если отец к тому же время от времени «появляется на горизонте», принося дорогие подарки и, что не менее важно, сильные положительные эмоции, то в ход идет эдементарное сравнение, крайне невыигрышное для отчима. Ребенок отказывается признать его настоящим папой, поскольку знает и любит родного папу. Чем старше ребенок, тем эта проблема острее. И отчим, даже если он поначалу настроен благожелательно, зачастую теряется перед столь явной к себе неприязнью.
Положение осложняется еще и тем, что на нежелательное поведение ребенка не находится соответствующей реакции. Нередко приходится слышать: «Своего сына, глядишь, и шлепнул бы пару раз или просто прикрикнул, а к этому как подступиться – ведь я ему неродной?» Отчим опасается, что его строгость будет расценена окружающими, самим ребенком и его матерью как жестокость неродного человека. В результате капризы и вздорные выходки пасынка или падчерицы остаются безнаказанными, а иной раз, когда терпению приходит конец, на них следует запредельная суровая реакция, словно подтверждая давние опасения. Толку от этого никакого, а бывает, что и приходится с горечью услышать: «Не имеешь права! Ты мне не отец!»
Неужели все так драматично и нет никаких надежд на налаживание добрых отношений? Действительно, опыт свидетельствует, что почти каждый отчим сталкивается с какими-то трудностями в общении с ребенком. Однако существует немало примеров, когда отношения удается наладить к взаимному удовлетворению всех членов новой семьи. Такие примеры обнадеживают, и их, наверное, следовало бы привести, если бы не одно существенное возражение. Дело в том, что примером ничего нельзя доказать, вернее, можно доказать что угодно, поскольку на любой пример легко найти противоположный. К тому же людям очень трудно учиться на чужих примерах. Это все равно что примерять одежду с чужого плеча.
Тем не менее опыт многих благополучных семей, где ребенок усыновлен отчимом, позволяет сформулировать несколько общих рекомендаций, пригодных практически для каждого.
Советы отчиму:
1. Помните: почти всякая женщина расценивает свое дитя как часть самой себя, если ваша любовь к ней сочетается с явной неприязнью к ее ребенку, женщина не может быть вполне удовлетворена такими отношениями. Даже если ваши чувства к ребенку не столь теплые, как к его матери, не надо по крайней мере это явно демонстрировать.
2. Не принимайте исключительно на свой счет настороженность или враждебность ребенка. Если такие чувства возникают, то они адресованы не лично вам, а относились бы к любому на вашем месте. Постарайтесь доказать, что коль скоро на этом месте оказались именно вы, то это не худший вариант.
3. Не стройте иллюзий насчет того, что у ребенка по отношению к вам немедленно появится сильная привязанность. Такое случается очень редко. Обычно требуется немалое время, чтобы наладить отношения. Будьте терпеливы и терпимы. Ведь на вашей стороне преимущество жизненного опыта.
4. Не настаивайте на том, чтобы вас срезу же и непременно называли папой. Для этого ребенку надо преодолеть некий внутренний барьер. Как правило, это рано или поздно происходит. Но попытки форсировать это событие всегда бесплодны.
5. Не допускайте попустительства к неприемлемому поведению ребенка. Умеренная строгость – необходимое качество родителя. К тому же ребенок никогда не обретет уважения к тому, кто не способен призвать его к порядку. Будьте требовательны, но справедливы. Когда надо – строги, но не жестоки.
6. Говорят: «Лучшее, что может сделать для ребенка отец, – это любить его мать». К отчиму это относится даже в большей мере. Не скрывайте от ребенка, что самый дорогой для него человек – мама – дорога вам и любима вами. И в этом вы с ним союзники.
Советы матери:
1. Отнеситесь с пониманием к тому, что ваш муж питает к вам более сильные чувства, чем к вашему ребенку. Любви нельзя требовать. Ведь его любовь к вам возникла не по вашему настоянию, а сама собой. Если он полюбит вашего ребенка, то это произойдет точно так же.
2. Избегайте сравнения отчима с родным отцом. Пусть вам кажется, что ваши сравнения убедительно свидетельствуют в пользу нового папы, однако у ребенка своя система отсчета, и вы можете дробиться противоположного результата.
3. Всем своим поведением дайте ребенку понять, что обретение вашей семьей нового члена никак не умаляет вашей материнской любви.
4. Если между ребенком и отчимом происходят ссоры, старайтесь не принимать ничью сторону. Ведь каждая из сторон по-своему права и не права. Хоть это и нелегко, возьмите на себя роль мирового судьи. Мирового – в смысле примиряющего.
5. Побуждайте мужа побольше времени уделять тем занятиям, в которых вы могли бы принимать совместное участие всей семьей. Отношения налаживаются не в процессе их выяснения, а в ходе деятельного общения, интересного всем.
6. По крупицам создавайте семейные традиции и ритуалы. Их объединяющая сила ни с чем не сравнима.
И последнее. Всем членам любой семьи. Не совет – пожелание. Будьте счастливы! У многих это получилось. Чем вы хуже?
ДЕЛАТЬ ЖИЗНЬ С КОГО?
Глядя на современных детей и подростков, не перестаешь удивляться их обостренной восприимчивости, способности перенимать новые, необычные манеры поведения. Иной раз взрослые не могут взять в толк, отчего один мальчишка набрасывается с кулаками на другого, хотя тот всего-навсего продемонстрировал ему оттопыренный средний палец. В нашем арсенале выразительных жестов этот сигнал отсутствует. А любой мальчишка, еще до поступления в школу успевший посмотреть не один десяток американских фильмов, прекрасно понимает оскорбительное значение этого жеста (хотя далеко не всегда осознает его подлинный смысл). Точно так же стало принято реагировать на любое свершение (чаще всего – самое пустяковое) восторженным воплем: «Йесс!» Даже не зная ни слова ни на одном иностранном языке, ребенок с малых лет уже многократно наблюдал на телеэкране, что так выражают свои чувства его заокеанские сверстники. По их примеру он демонстрирует свое удивление протяжным возгласом: «Уауу!», который родители даже затрудняются воспроизвести, поскольку их губы, привычные к русской фонетике, отказываются складываться в иноязычное дабл-ю.
Любой родитель может привести не один подобный пример, которые множатся день ото дня. При этом не может не настораживать, с какой готовностью наши дети берутся копировать ухватки бруклинской шпаны. А что им остается в отсутствие положительных примеров? Можно долго спорить, годятся ли на эту роль канонизированные пионеры-герои или персонажи фантазий Аркадия Гайдара. Однако совершенно очевидно, что пришедшие им на смену герои дебильных сериалов едва ли могут служить поучительным примером. Поэтому здравомыслящие родители все чаще задаются тревожным вопросом: как уберечь детей от бездумного подражательства, приобщить их к подлинным ценностям, и самое главное – научить их жить своим умом?
Казалось бы, простейший и надежный способ – полная изоляция от негативных примеров. Но любому ясно, что такая стратегия практически неосуществима. Пытаясь захлопнуть перед нежелательными образцами парадную дверь, мы не в силах воспрепятствовать их просачиванию сквозь щели. То, от чего ребенка хотелось бы оградить, бурным потоком выплескивается на него с телеэкрана, с рекламных щитов, со страниц некогда респектабельных, а ныне «пожелтевших» газет и т. п. Как убедить трехлетнюю малышку скромно одергивать юбочку, когда прямо из окна квартиры виден рекламный щит, на котором симпатичная тетя не стесняется предстать в одном нижнем белье? Как отучить сынишку от скверных слов, если они – неотъемлемая часть лексикона его товарищей по детскому саду?
Поскольку невозможно посадить ребенка под стеклянный колпак, родителям необходимо позаботиться о том, чтобы явления окружающего мира ребенок воспринимал избирательно. А попытки искоренить детскую тягу к подражанию и вовсе безнадежны, ибо подражание – важнейший механизм усвоения опыта и приспособления к миру. Рассмотрим это явление подробнее, дабы лучше понять, что нам по силам и что действительно зависит от нас в формировании полноценной личности нашего ребенка.
Величайшее заблуждение классической педагогики состоит в том, что воспитание осуществляется преимущественно убеждением, назиданием, поучением. Здравый смысл подсказывает: будь это на самом деле так, то процесс воспитания даже не мог бы начаться, поскольку маленький ребенок вообще не понимает слов и никакому внушению не подвержен. Первый элементарный опыт он усваивает методом проб и ошибок, а также – главным образом – за счет подражания взрослым, от которых он перенимает первые слова, выразительные жесты и целесообразные движения. Например, очень рано ребенок понимает, что мать кивает в знак согласия и одобрения. Уже полуторагодовалый малыш тоже кивает в знак согласия, хотя никто ему специально не объяснял значение этого жеста. А вот маленький болгарин поступит наоборот, так как его папа и мама по сложившейся у этого народа культурной традиции в знак согласия качают головой.
Отбор подходящих слов, движений и жестов происходит за счет сопоставления собственного действия и достигнутого результата. Так, маленький ребенок тянется ручками к приглянувшемуся предмету, но не может его достать. Тогда мама подает ему этот предмет. И правильно поступит, если одновременно и назовет его. Ребенок может попытаться повторить впервые услышанное слово. А на будущее запомнит: чтобы получить желаемый предмет, надо в указательном жесте протянуть к нему руку. Чем точнее будет указательный жест (его можно «заострить» за счет вытянутого пальца), тем более вероятен желаемый результат. А еще лучше попытаться произнести те же звуки, которые произносила мама, подавая этот предмет. Так еще вернее достигнешь своей цели, да еще заслужишь похвалу, одобрительную мамину улыбку, ласковое поглаживание.
Этот механизм психологи называют положительным подкреплением, когда совершенное действие сопровождается поощрением. Подкрепление может быть и отрицательным – в виде неодобрительной реакции или даже наказания. По сути дела, первые жизненные навыки и формируются за счет подкрепления. По мере роста и развития малыш постепенно начинает понимать, что какие-то его действия приводят к удовлетворению его потребностей, а другие – наоборот чреваты неприятностями. И соответственно стремится повторять первые и воздерживаться от вторых. Так постепенно формируется довольно сложный «репертуар» поведения. И если он в чем-то родителей не устраивает, то им самим стоит задуматься: значит, они недостаточно поощряли желательные действия и не уделили должного внимания торможению нежелательных.
Механизм подражания продолжает оставаться ведущим в формировании поведения на протяжении нескольких лет. В первые годы жизни восприятие и мышление ребенка сугубо конкретны, ему гораздо легче копировать наглядный образец, нежели выполнять инструкцию. Со временем мышление становится все более отвлеченным, ребенок обретает способность абстрагироваться от наглядных образцов и строить свое поведение на основе мысленных представлений и понятий. Роль подражания в психическом развитии снижается, но не сходит на нет. По сути дела, механизм подражания так никогда и не исчезает. Ведь и мы, взрослые, к примеру, в большей или меньшей мере одеваемся в соответствии с модой, то есть стараемся подражать неким эталонам. А бывает, что и непосредственно (хотя часто и безотчетно) копируем поведение тех людей, чьи достижения желательны и для нас самих. Например, немолодая дама солидной комплекции, желая сравниться с топ-моделью, может появиться на людях в мини-юбке. Если при этом несколько прохожих, а тем более знакомых ее высмеют, она скорее всего воздержится от повторения этого рискованного опыта. Налицо отрицательное подкрепление и соответствующее изменение поведения. А если ей удастся удачно подобрать гардероб в соответствии с особенностями своей фигуры, то пара комплиментов ее вкусу и изяществу послужат великолепным положительным подкреплением и побудят придерживаться выбранного стиля.
Поведение ребенка строится по тем же законам, только еще более выпукло и зримо. Родители при умелом манипулировании подкреплением могут добиться значительных изменений в поведении сына или дочери. Надо только иметь в виду, что родители и дети могут расценивать подкрепление совсем по-разному. Допустим, мама считает, что недовольный окрик или даже шлепок – это действенная реакция на нежелательное поведение ребенка. А кто знает – может быть, именно этой реакции он и добивался, желая разведать границы своей свободы или маминого терпения? А может, просто добивался хоть какой-то реакции, потому что иначе взрослые уделяют ему мало внимания. Нередко так и бывает, что в характере и поведении ребенка закрепляются негативные черты только потому, что это единственный или по крайней мере самый действенный способ вызвать интерес родителей к своей персоне.
Поэтому, дабы избежать формирования черт поведения, которые ребенок может скопировать с нежелательных образцов, родителям следует придерживаться нескольких простых принципов. Во-первых, надо позаботиться, чтобы большинство наблюдаемых ребенком примеров были положительными. При этом нельзя забывать, что самым впечатляющим примером для ребенка служат члены его семьи, в первую очередь – мама и папа. Дети не всегда охотно слушаются родителей, но вольно или невольно им подражают, на долгие годы усваивают образцы поведения, принятые в родительской семье. Если папа не стесняется в семейном кругу отпустить скабрезность, не надо удивляться появлению словесного сора в лексиконе его сына. Если папа с восторгом цокает языком, наблюдая на телеэкране кривляние полуголых танцовщиц, немудрено, что и малолетняя дочь вдруг начнет демонстрировать ужимки, которые в ее возрасте выглядят нелепо и дико. А как же иначе – если папе, самому умному и сильному в мире мужчине, такие вещи нравятся, то значит так и надо себя вести! Поэтому не будем забывать, что мы воспитываем своих детей не только тогда, когда проповедуем им высоконравственные истины. Самые мелкие черточки нашего поведения, уже неуловимые для нас самих, могут послужить гораздо более сильным стимулом, чем тысяча назиданий.
Другой совет многим покажется банальным. Тем не менее его нелишне повторить, поскольку мало кто ему следует. Детям жизненно необходимо внимание родителей. Занятые работой, учебой, бизнесом, мы каждодневно обделяем своих детей в самом главном. И дети начинают отчаянную борьбу за внимание к себе, избирая те средства, которые кажутся им наиболее сильными. И не надо успокаивать себя, будучи заняты взрослыми делами, что ребенок тем временем пребывает в спокойствии и благополучии, прильнув к телевизору. Пошляки и дегенераты, ставшие сегодня главными героями телепрограмм, едва ли научат его хорошему. А когда малыш вконец изголодается по вашему участию, то вполне может попытаться добиться его теми приемами, что усвоил у экрана.
Разумеется, существует множество познавательных и поучительных фильмов и программ, которые ребенку просто полезно посмотреть. Их-то и следует выбрать для домашнего просмотра заботливым родителям, а не полагаться безоглядно на вкусу хозяев телеканалов.
Надо всячески поощрять те слова и поступки ребенка, которые вам приятны и которые, по вашему мнению, умножают копилку его достоинств. Вульгарные словечки, жесты и ужимки лучше всего просто брезгливо игнорировать, явно демонстрируя свое неодобрение. Впрочем, для подростка, желающего противопоставить себя миру старших, именно их неодобрение и может служить желанной целью. Не потому ли такой вульгарной кажется взрослым подростковая мода и так неприятен их жаргон? Но это – тема отдельного большого разговора. А пока не разразился подростковый кризис, родители выступают для ребенка важнейшим авторитетом, и их неодобрения он постарается избежать. Только не переусердствуйте в своей отрицательной реакции. Ведь детское кривляние чаще всего не заслуживает сурового наказания. Почти все мы и сами в далекие детские годы кому-то подражали – порою неумно и неуклюже. А выросли в итоге вполне приличными людьми. И это обнадеживает.
Синдром гадкого утенка
Психологам давно известно странное состояние, в которое порой впадают дети. В период интенсивного созревания организма они начинают уделять повышенное внимание своей внешности, придирчиво подмечая те явные и мнимые недостатки, из-за которых они якобы проигрывают в сравнении со сверстниками. Слишком высокий или слишком малый рост, чрезмерная полнота или худоба, прыщи на лице, замедленное или ускоренное оформление вторичных половых признаков – все это повергает ребенка в уныние, заставляет считать себя никчемным. Существует образное название такого состояния – синдром Квазимодо. Оно, однако, не очень удачно. Как известно, персонаж романа Гюго испытывал душевные страдания из-за своего реального уродства, которое вызывало к нему неприязнь окружающих. Большинство детей и подростков, как правило, не имеют достаточно причин для переживаний: свои «недостатки» они неоправданно преувеличивают. По мере взросления формируется более трезвая самооценка, злополучный синдром исчезает даже без всякого медицинского вмешательства и в зрелом возрасте практически не встречается. Человек приходит к естественной мысли о том, что вполне симпатичным можно быть, даже не обладая бицепсами Ван Дамма или талией Шарон Стоун.
До недавнего времени озабоченность своей внешностью была едва ли не главной причиной душевных терзаний взрослеющих мальчиков и девочек. Сравнение себя со сверстниками или с романтическими киногероями порой больно било по самооценке. Но со временем эта боль стихала, и подростковые терзания начинали казаться пустяком. Сегодня приходится сталкиваться с гораздо более серьезной проблемой. Сравнениями теперь одержимы не только подростки, но даже дошкольники. Причем особенности внешности уже не привлекают повышенного внимания. Главным критерием сравнения и оценки стало благосостояние, вернее те его внешние символы, которые явно отличают одного человека от другого. Мерой ценности человека начинает выступать его способность питаться деликатесами, носить модную одежду, играть в красивые игрушки (и это справедливо для любого возраста: ведь, как говорят, взрослые отличаются от детей лишь стоимостью своих игрушек). Сегодня никого не удивишь норковым манто или круизом по экзотическим островам. Немало найдется людей, которым по карману и это, и многое другое. Но еще больше тех, кто едва сводит концы с концами. В их семьях растут дети, с малых лет привыкающие к сознанию своей обделенности, даже униженности на фоне перекормленных сверстников. Понятна тревога родителей за душевное самочувствие ребенка, на которого более обеспеченные дети поглядывают свысока. Ведь у нас на глазах на смену экзотическому синдрому Квазимодо приходит своеобразный синдром гадкого утенка, который с возрастом не только не сглаживается, но усугубляется. Распространение этого синдрома в современных условиях приобретает характер эпидемии. Существует ли какое-то лекарство от этого душевного недуга?
Врачеватели человеческих душ всегда терзались двойственностью своего положения. К ним обращались люди, чьи психологические проблемы чаще всего были порождены проблемами иного рода – социальными и материальными. Если человек впал в депрессию из-за потери работы, то самым надежным средством излечения было бы предоставить ему новое рабочее место. Точно так же конфликты в коммунальной квартире лучше всего устраняются отселением в отдельную квартиру. Однако психологи и психотерапевты не уполномочены раздавать жизненные блага (они и сами-то в большинстве своем люди не очень обеспеченные). Все их рекомендации в подобных случаях можно обобщить старым афоризмом: «Человеку не всегда по силам изменить свое положение, но он всегда может изменить отношение к своему положению». Психолог может лишь помочь человеку по-иному взглянуть на свою проблему и тем самым сгладить ее остроту. Значит, проблема в принципе неразрешима, и миллионам современных детей придется всю жизнь носить шрамы от тяжелых душевных травм, порожденных социальным неравенством?
Мировой опыт свидетельствует, что это не так. Имущественное расслоение – вовсе не изобретение последних лет. Веками люди во всех странах существовали в условиях неравенства и по большей части спокойно с этим мирились. Едва ли вашего прадедушку-крестьянина угнетала мысль о том, что ему не суждено вальсировать в Дворянском собрании. Гораздо более серьезным было опасение возможного неурожая, а также стремление получить больший доход со своего надела. А будь он торговцем, то, наверное, мечтал не о генеральских эполетах, а о процветании своего магазинчика. Хороший урожай и обилие покупателей давали и тому, и другому достаточное удовлетворение.
Двадцатый век разрушил эту равновесную систему. Провозгласив однажды всеобщее равенство, новые властители дум заставили не одно поколение верить в эту небесспорную идею. И сегодня, когда неравенство снова обозначилось очень зримо, оно многими воспринимается уже как оскорбление. (Тем более, что зачастую житейские блага достаются людям не лучшего сорта и не самым благородным путем. Впрочем, и это не ново в истории человечества.)
Переустроить мир на принципах всеобщего равенства еще никому никогда не удавалось. Судя по всему, эта благородная идея вообще неосуществима на практике. Поэтому оставим бесполезные сетования о несправедливом миропорядке. Кто-то из политиков еще сколотит на этом свой капитал, но обычным людям ни к чему смущать свой ум утопическими идеями. Вместо того, чтобы заботиться о счастье человечества и совершенстве мира, лучше, никого не ущемляя, заняться обустройством собственной жизни и благополучием своих близких. Если этим займется каждый, то это и будет лучшим вкладом в совершенствование мира.
Залог психического здоровья ребенка – душевное благополучие его родителей. По крайней мере по достижении подросткового возраста ребенок воспринимает своих родителей как главный авторитет и эталон. И он чувствительно перенимает малейшие нюансы даже таких настроений старших, в которых те сами себе не решаются признаться. Если отец и мать внешне бодрятся. А в душе страдают из-за невысокого заработка и необходимости во всем себе отказывать, то и ребенок неосознанно перенимает их уныние, пускай и тщательно от него скрываемое. Если же несмотря на превратности судьбы родители сохранили свое достоинство, то и ребенка трудно унизить чужой обновкой или деликатесом. Ведь самые авторитетные для него люди не позволяют себе расстраиваться из-за этого! Значит, действительно ценность всех подобных символов благополучия не очень высока.
Психологические проблемы наших детей – это чаще всего прямая проекция наших собственных проблем. Поэтому главная (хотя и трудно выполнимая) рекомендация в этом случае – постараться не заражать маленького человека не свойственными его возрасту недугами. А для этого их необходимо победить самим. Это очень нелегко. Ибо, сколь ни велико было бы благосостояние отдельной семьи, всегда найдутся семьи более преуспевающие. Начав однажды сравнивать себя с другими, трудно остановиться и уже невозможно найти душевный покой. Человек – вообще неблагодарный предмет для сравнения. Ведь каждый из нас в чем-то уступает другому, но в чем-то и превосходит. «Зациклившись» на своем отставании, вы рискуете передать это хроническое состояние взрослеющему ребенку. Лишь трезво осознав свои достоинства (далеко не всегда измеряемые деньгами), человек научается твердо стоять на ногах.
Действенное педагогическое средство – воспитание назидательным примером. Восточный мудрец сказал: «Я сетовал, что у меня нет обуви, пока не встретил человека, у которого не было ног». Любой человек, даже маленький, не так огорчится из-за несъеденного банана, если знает, что совсем рядом кому-то по-настоящему плохо. Важно только, чтоб это знание рождало искреннее сочувствие, а не злорадную спесь. Впрочем, и тому, и другому дети научаются у нас. И только от нас зависит, чему же они научатся.
Однако сегодня родителям в деле воспитания приходится состязаться с сильнейшими конкурентами – кино, видео, телевидением. Информацию об устройстве мира современный ребенок черпает не столько из бесед с мамой и папой, сколько с цветного экрана. И многие идеи, искусно преподносимые «говорящими головами», формируют искаженное мироощущение.
Признайтесь, какие чувства вы испытали бы, случись вам найти на тротуаре сотенную бумажку? Наверное, слегка пожалели бы беднягу, который ее обронил. Но, если честно, такая прибавка к доходом порадовала бы. Правда, каждый знает, что крупные купюры не валяются под ногами, и редко кто может похвастаться такой находкой. А вот я знаю человека. Который действительно нашел сто рублей. Человек он не бедный, но и не настолько богат, чтобы не придать этому значения. Однако его отношение к находке меня поначалу сильно удивило. Вообще-то деньги с земли поднял не он, а его семилетний сын, с которым он в тот день гулял по бульвару. Малыш возликовал, а отец почему-то огорчился. Дело в том, что счастливая находка пробила брешь в педагогической позиции отца. Привыкший честным трудом добывать каждую копейку, он стремился такое же отношение сформировать и у сына. Не столько назиданием, сколько собственным примером он желал показать мальчишке, что способный и деловитый человек может добиться многого, надо только не лениться и не жалеть сил. Увы, воспитательные усилия остались бесплодны. Отчасти потому, что собственными трудами никаких фантастических благ отец не снискал. По крайней мере, ни разу не был ни на Кипре, ни на Майорке, не говоря уже о Багамских островах. А вот одноклассники сына успели там позагорать, являя собой пример не столь поучительный, но более впечатляющий. Но самое главное – это культ легкого успеха, который сегодня навязчиво насаждается на каждом углу и, кажется, уже дает свои всходы. «Целый ломтик БЕСПЛАТНО», «Два литра по цене полутора», «Каждому покупателю – подарок фирмы»… Если верить рекламе, то мир просто перенаселен добрыми дядями, мечтающими нас одарить, отдать что-то бесплатно или за полцены. Взрослый человек, хорошо умеющий считать, лишь иронично улыбнется. А малыши верят! И шлют по указанным адресам купоны-наклейки, «счастливые» бутылочные пробки и… во что там сегодня играют? Предварительно, правда, надо заплатить немногие карманные копейки за соответствующий товар. Не очень-то и нужный. Из этих копеек и сложится чья-то вилла на Багамах. А приз? Ребенок ведь понял буквально рекламный лозунг – «Купи и выиграй!» То есть, если купишь, то выиграешь. Ему ведь никто не объяснил, что выигрыш – вещь крайне маловероятная.
Подбавляют жару сверхпопулярные «развлекательные» передачи. Но глазах у многомиллионной аудитории (в немалой части – детской) обычный дяденька или даже мальчишка-подросток, угадав какую-то букву или ноту, утаскивает домой выигранный телевизор или конвертик, полный банкнот. И происходит это в атмосфере всеобщего веселья, под игривую музыку, легко и беззаботно. Припавший к экрану ребенок все прочнее усваивает мысль: мир – это огромное поле чудес, скатерть-самобранка, которая, стоит лишь пожелать, немедленно порадует любым деликатесом. А мама с папой, толкующие что-то про зарплату и квартплату, просто не видят ослепительного блеска этого дивного мира. Бедные!
Главная опасность – все более укореняющееся убеждение, что жизненный успех в форме всевозможных благ явится сам собой, не требуя больших усилий. А поэтому – зачем учиться и вообще чем-то всерьез заниматься, если миллионы легко прирастают в виде дивидендов, а «Мерседесы» раздают задаром! Отрезвление неизбежно наступает. Как у тех взрослых, которые зарыли свои денежки на очередном поле чудес, да так и не дождались всходов. Но наступает оно, как правило, слишком поздно. Особенно для молодого человека, растратившего в иллюзиях бесценное время. И родителям, которые начинают беспокоиться, как бы из их чада не вырос Леня Голубков, надо самим позаботиться, чтобы этого не произошло. Вот несколько советов, которые могут оказаться полезны.
Если ваш ребенок одержим лотерейным или конкурсным азартом, дайте ему под вашим контролем в наименьшими осложнениями переболеть этой детской болезнью. Например, вместе пойдите и купите лотерейный билет, но только объяснив, что сами этого делать не стали бы, а лишь хотите кое-что продемонстрировать ему. На конкретном примере ребенок сможет убедиться, что «небывалый выигрыш» – это выигрыш, которого не бывает. А на ту же сумму, что истрачена на билет, купите ему какой-нибудь сувенир или лакомство. Тогда в следующий раз (если таковой наступит) можете с полным основанием спросить: «Может, лучше купить мороженое, чем выбросить деньги на лотерею?» А всевозможные анкеты на конкурсы и викторины пускай отсылает. Пять-десять раз не дождавшись результата, сам махнет на это рукой.
Не следует засорять сознание ребенка всем, что льется с телеэкрана. Поверьте, милейший господин Рекламная Пауза – не лучший воспитатель, как и его многочисленные коллеги. Детские фильмы, забавные мультики – все это может неплохо развлечь ребенка. А вот помпезная «раздача слонов» наверняка не принесет пользы.
Демонстрируйте ребенку примеры людей, реально сумевших чего-то добиться. При этом подчеркивайте роль способностей, стремления и усилия для достижения успеха.
Даже если ваши финансовые возможности позволяют удовлетворять многие запросы ребенка, не следует делать это с небрежностью, всякий раз легко извлекая из кармана требуемую сумму. Иначе у ребенка и впрямь возникнет иллюзия появления кролика из цилиндра. А ведь потребности ребенка могут расти безгранично и в один прекрасный день наверняка превысят предел ваших возможностей. Чтобы этого не произошло, не потакайте ему чрезмерно.
И самое главное – будьте сами достойным примером. Очищая банан, ребенок должен знать, что тот не вырос на соседней березе, а куплен мамой на деньги, добытые трудом.
Карманные деньги как средство воспитания
Нам только кажется, будто мы знаем цену деньгам. Будь это действительно так, то не морочили бы голову себе и детям ханжеским морализаторством. Правда, и детям еще только предстоит научиться трезвому, несуетному отношению к деньгам. Научиться – у кого? Разумеется, у нас, взрослых. Но способны ли мы привить детям то, чем вряд ли обладаем сами?
Еще не так давно существовала пара запретных тем, недопустимых для обсуждения с малолетними. Первая касалась вопросов секса. Принято было считать, что секс – это похоть, грязь, разврат. Уважающий себя человек не позволяет себе размышлять и рассуждать на эту тему, а тем более не должен пачкать этой грязью неокрепшее сознание малолетних: придет срок, и все образуется само собой. Понадобилось немало времени и душевных терзаний, чтобы большинство из нас осознали: секс, конечно, может обернуться развратом, но вовсе не обязательно. Естественное взаимное влечение двух здоровых, зрелых, ответственных людей, не скованное ханжескими предрассудками, способно подарить им ни с чем не сравнимое упоение и никому не сделает беды. Поэтому и проблема состоит не в том, чтобы оградить альков частоколом запретов, а в том, чтобы помочь взрослеющим людям стать по-настоящему здоровыми, зрелыми и ответственными. А для этого, в частности, человек должен быть информирован в вопросах половых отношений. Тогда действительно все образуется само собой.
Не менее щекотливой темой выступали деньги. Общественной моралью они, подобно сексу, расценивались как грязь и скверна, от которой формирующуюся личность необходимо ограждать. Подрастет – естественным образом получит то, что ему положено. Культивировалось даже презрительное отношение к деньгам, которое следовало прививать и детям. Ведь для порядочного человека важны лишь духовные ценности, денежный интерес – удел ничтожеств.
С этим набором догм мы и вошли во взрослую жизнь. Им и оперируем, пытаясь отвечать на «наивные» детские вопросы. Дети – максималисты, они легко впадают в крайность, действительно вредную: начинают судить о людях по тяжести их кошелька и мерить жизненный успех суммой дохода. Что мы можем этому противопоставить? Другую крайность в виде лицемерной проповеди бессребреничества? Столкновение крайностей лишь обостряет их обе.
Привить детям здоровое отношение к деньгам мы сможем лишь тогда, когда сумеем культивировать его в самих себе. А для этого необходимо отказаться от многих предубеждений. Прежде всего – от застарелой догмы, будто деньги – зло, и они человека портят. Они действительно могут выступить злом и могут испортить. Но то же самое можно сказать о любой субстанции: отравиться можно даже животворными витаминами, а захлебнуться – в чистейшей родниковой воде. Но попробуйте прожить без воды и витаминов!
Деньги выступают не только универсальным средством общественного взаимообмена, но и важнейшей формой вознаграждения человека за его способности и достоинства, умения и успехи. Это закономерность отнюдь не бесспорная (жизнь демонстрирует множество противоположных примеров), однако дети усваивают ее безапелляционно. И это невольно порождает у них вопрос: отчего мама с папой, самые мудрые и сильные из всех взрослых, оказываются не на высоте материальных достижений? Если считать деньги оценками взрослого человека, то на какой авторитет могут рассчитывать «троечники»?
По большому счету, сколько иметь денег – взрослый человек решает сам. Не будем вдаваться в бесплодную дискуссию, справедливо ли, что талантливый педагог получает тесячекратно меньше, чем делец-перекупщик, или что танцовщица из ночного клуба за одно выступление зарабатывает больше, чем медсестра за полгода. Сегодня никто не мешает педагогу заняться спекуляцией, а медсестре зарабатывать публичным раздеванием. Однако какие-то мотивы удерживают их от этих шагов. Если человека материально не удовлетворяет сфера его деятельности, он волен ее сменить. Если не хочет или не может – кого в этом винить?
Ребенок лишен такого выбора. Уровень благосостояния родительской семьи ему приходится просто принимать. Не всегда – безропотно. И нам, взрослым, необходимо научиться спокойно принимать детские упреки. Ибо они продиктованы непониманием того факта, который нелегко уяснить нам самим: разные профессиональные роли и деловые качества необъяснимым образом (часто вопреки здравому смыслу) вознаграждаются по-разному. В рамках своей роли, которую мы, может быть, и вынужденно, но в любом случае осознанно избрали, мы получаем определенное вознаграждение. И это непреложный факт, с которым приходится считаться нам самим и с которым надо научить считаться детей. Взрослый, который уверен в правильности (или даже в вынужденной необходимости) избранного пути, на вопрос, почему он не стал предпринимателем или банкиром, всегда готов дать спокойный и убедительный ответ. И его самоуважение оказывается неуязвимо для упреков. Но если он сам, пускай и безотчетно, терзается ощущением собственного ничтожества, то чему удивляться, если детские упреки просыпаются солью на открытую рану? Дети всегда интуитивно подстраиваются под уровень родительского самоуважения. И детские терзания по поводу недосягаемых благ чаще всего – прямая проекция осознанных или бессознательных родительских терзаний.
В одном из популярных еженедельников недавно была опубликована статья под броским названием «Как сделать ребенка богатым». Суть ее сводилась в небезынтересным, хотя и небесспорным рекомендациям, как привить ребенку навыки обращения с деньгами. Но сам заявленный вопрос фактически остался без ответа. Ибо тут очень трудно дать конкретные рекомендации: слишком уж неопределенны категории богатства и бедности. Тут главное понять: это категории не столько материальные, финансовые, сколько психологические. Богатым или бедным человек может себя ощущать почти независимо от того, какой денежной суммой он располагает.
Сделать ребенка богатым означает научить его спокойно и рационально оперировать теми средствами, которыми он способен владеть. Деньги – лишь инструмент удовлетворения желаний. А раз так, нужно, чтобы тот, кто их зарабатывает и тратит, имел голову на плечах, то есть умел трезво соизмерять свои потребности и возможности. По сути дела, это одна из важнейших сторон становления личности. Она отнюдь не исчерпывается своим финансовым аспектом, а касается широкого круга психологических механизмов постановки и достижения целей.
Умение правильно распоряжаться финансами – не врожденное свойство, а навык, который формируется, как и любой другой. Задача взрослых – помочь детям научиться разумно обращаться с деньгами: расходовать, а не сорить ими, экономить, но не быть скрягами, ценить деньги, а не поклоняться им. Однако эта задача не так проста, как может показаться. Ведь дело даже не в том, давать или не давать ребенку карманные деньги, давать много или мало. В отношении денег семья может принять любую стратегию, но, как ни странно, на мировоззрение ребенка это едва ли окажет серьезное влияние. Известны примеры людей, которые с детских лет свободно (и не всегда разумно) распоряжались немалыми деньгами, однако выросли людьми рассудительными, надежными и ответственными, как сберегательная касса. И наоборот, дети, воспитанные в строгости, иной раз вырастают людьми легкомысленными и небрежными. Воспитание в соответствии с самыми разумными правилами экономии вовсе не гарантирует положительного результата. Одни дети, воспитанные таким образом, вырастают солидными и ответственными людьми, другие, напротив, – жадными либо безалаберными. Иными словами, дети могут расти в почти одинаковых условиях, но со временем будут сильно отличаться друг от друга в своем отношении к деньгам. Один будет прочно стоять на ногах даже при незначительных средствах, потому что умеет распоряжаться ими. Другой, даже зарабатывая гораздо больше, будет вечно балансировать на грани разорения.
Причина этого кроется в забытой нами истине, что деньги – это всего лишь средство, инструмент для исполнения наших желаний.
Известный психолог Алан Фромм по этому поводу пишет: «Искусство пользования деньгами отражает наше умение контролировать свои желания. Чем меньше мы разбираемся в себе и понимаем свои хотения, тем меньше мы можем управлять ими, а значит, и своими деньгами, которые необходимы для их удовлетворения… Можно по-разному отвечать на бесчисленные вопросы по поводу денег, но самое важное – сконцентрировать наши усилия на развитии психологической зрелости ребенка. Если попадем в „яблочко“ как с точки зрения психологической, так и материальной, жизнь будет обходиться ему дешевле. А взрослый, уравновешенный человек способен во многом отказать себе, умеет отложить свои желания на какой-то срок, пойти на компромиссы и чувствовать себя при этом абсолютно довольным жизнью».
А все конкретные рекомендации – скорее средства достижения этой цели. Среди этих советов нет универсальных, ведь в каждой семье – свои традиции, своя система ценностей, свой жизненный стиль. Тем не менее, к кое-каким советам прислушаться небесполезно.
Сегодня все более утверждается мнение, что растущий человек едва ли не с первых шагов должен существовать в едином для всей семьи информационно-ситуационном поле, иметь свое, адаптированное к возрастным возможностям представление о том, как живут родители, что их тревожит, о чем они мечтают. Это относится практически ко всем аспектам жизни и к денежному – не в последнюю очередь.
Большинство психологов на Западе приходят к выводу, что чем раньше у ребенка появятся свои «карманные» деньги, тем лучше и быстрее он адаптируется к взрослой жизни. По поводу возрастной границы мнения расходятся. Вероятно, следует признать целесообразным такой подход, при котором первые небольшие денежные суммы появляются в распоряжении ребенка в 5–6 лет. Раньше он просто не в состоянии осмыслить реальное значение денег, они выступают для него скорее игрушками наподобие фантиков, а стимулировать такое отношение вряд ли разумно. В 5–6 лет ребенок уже вполне способен оперировать элементарными экономическими категориями. Хотя на их полноценное освоение уйдут еще многие годы.
Это не значит, что детям более младшего возраста денег давать нельзя. Но и не нужно ранее этого срока ждать от ребенка разумного обращения с деньгами. Школьнику, если бюджет семьи это позволяет, вполне можно выделить некоторую сумму на карманные расходы. Причем эти средства выделяются не как «целевое пособие» – скажем, на школьный завтрак, а именно как «свободные деньги» на удовлетворение спонтанно возникающих потребностей. При этом родители должны отдавать себе отчет, что это будут расходы, с точки зрения взрослых, не самые разумные. Если ребенок в семье обеспечен всем необходимым, то он скорее всего купит то, что родители необходимы не считают. В самом деле, зачем он станет покупать себе лишний апельсин, когда его и так купят родители. Скорее он предпочтет яркий леденец (от которого, о ужас! расстраивается пищеварение и портятся зубы) или набор наклеек с кадрами из любимого мультфильма. Но в этом поведение ребенка не так уж отличается от поведения многих взрослых, которые покупают не самые нужные вещи, поддавшись рекламным соблазнам либо чтобы не ударить в грязь лицом перед товарищами. Ведь недаром говорят, что взрослые отличаются от детей лишь стоимостью своих игрушек. Увлечение мультфильмами и леденцами с возрастом обязательно пройдет, а отработанный на них навык считать деньги останется. А чтобы его усвоить, ребенок с самого начала должен понимать: деньги – ресурс ограниченный. Поэтому совершенно недопустимо «подбрасывать» ему некоторую сумму от случая к случаю, когда попросит. Лучше сразу взять за правило: определенная сумма выделяется на определенный срок. Ведь и мы в своем взрослом мире живем по этому закону, мало кто может черпать из неиссякаемого источника. Масштаб суммы даже не очень важен, он определяется возможностями семьи. Хотя чрезмерная щедрость тут неуместна: лучше сразу договориться, что дорогие покупки делаются совместно с родителями.
Следуя рекомендациям психологов, американские и западноевропейские родители часто открывают на имя ребенка счет в банке в тот момент, когда он идет в школу, и он регулярно вносит небольшие суммы – допустим, по доллару. Его не заставляют это делать, но убеждают, что это правильно и хорошо. И он постепенно сам проникается уверенностью в этом, когда спустя некоторое время на счете собирается достаточно денег, чтобы осуществить какое-то желание. Родители проявляют тактичность и в том, что не навязывают свое мнение относительно нужности или ненужности покупки. Поступит ребенок разумно – замечательно, сделает глупость – тоже хорошо, потому что он запомнит испытанное разочарование и в голове его прочно отложится: один доллар нельзя потратить дважды – точно так же, к слову сказать, как и рубль. При этом условии деньги становятся инструментом воспитания ответственности, серьезного к ним отношения, обиходной техники обращения с ними.
Далеко не бесспорный вопрос, должен ли ребенок сам зарабатывать деньги. Существует ли сегодня в наших условиях для маленького человека способ, не подвергая себя опасностям и унижениям, достойно заработать? Ответ на этот вопрос придется долго искать.
Сомнителен и такой педагогический прием, как получение ребенком платы за домашнюю работу или учебные успехи. Действительно, за рубежом даже весьма обеспеченные родители платят детям за вымытую посуду или вычищенную обувь. Но не всякий опыт, наверное, следует перенимать. Иначе не рискуем ли мы вырастить корыстного дельца, который даже для близких палец о палец не ударит бесплатно? А отмечать «гонораром» школьные успехи – значит, заведомо подменять познавательную мотивацию учения сугубо внешним, прагматичным мотивом. По мнению многих отечественных психологов, это если и приводит к успехам, то тоже чисто внешним, а полноценного усвоения учебного материала не происходит.
Вероятно, оптимален такой подход, при котором деньги выделяются ребенку родителями как его полноправная доля в семейных расходах.
Когда семейная жизнь течет нормально, складывается особый психологический механизм – удовлетворение от того, что ты поступил правильно, добросовестно выполнил свои обязанности, достиг нужных результатов. Подключение к этому тонкому процессу денежных интересов может и вправду все испортить. У ребенка должно сложиться ощущение осмысленной, правильной жизни в ее общем течении и убеждение в том, что это и есть самый надежный путь к исполнению желаний. Это и есть главная цель воспитания. А деньги, их количество – вопрос частный. Если достигнута главная цель, повзрослевший ребенок наверняка будет богат.
ТЕЛЕВИЗОР – НАСТАВНИК ИЛИ ЗЕРКАЛО?
В публицистике стали уже штампом сетования на то тлетворное влияние, которое современное телевидение оказывает на подрастающее поколение. В качестве аргумента принято ссылаться на результаты научных исследований. Как правило, эти ссылки звучат так: «Психологи установили, что просмотр телепередач со сценами насилия резко повышает агрессивность детей и подростков». Ну а раз психологи установили, значит так оно и есть и сомнению не подлежит. Правда, небезынтересно разобраться, что же это за психологи и каковы настоящие результаты их наблюдений, на которые так безапелляционно ссылаются журналисты и общественные деятели.
Одно из первых исследований такого рода, взбудоражившее общественное мнение, было проведено в начале шестидесятых Альбертом Бандурой и сразу выдвинуло его в разряд психологических «звезд». В январе 1963 г. была опубликована его статья «Имитация моделей агрессивного поведения» с описанием довольно несложного эксперимента. Двум группам детей предлагалось поиграть с незамысловатой надувной куклой по прозванию Бобо. Предварительно им демонстрировался кинофильм. Специфика опыта состояла в том, что контрольная группа смотрела фильм нейтрального содержания, а экспериментальная – фильм, насыщенный сценами насилия. Нетрудно догадаться, каково пришлось бедной Бобо в экспериментальной группе.
В русле своей теории социального научения Бандура из полученных результатов сделал печальный вывод: демонстрация насилия на экране формирует у детей приемы деструктивного поведения. Следующий вывод напрашивался сам собой: ради блага детей необходимо ввести контроль за содержанием телепередач, дабы свести на нет провокационное воздействие агрессивных сюжетов.
Справедливости ради надо отметить, что далеко не все психологи приняли выводы Бандуры. По поводу полученных им результатов возникло еще несколько гипотез, которые дискутируются по сей день. Было высказано сомнение в том, насколько корректно обобщать данные этого конкретного опыта. Вспышка агрессивности, последовавшая за просмотром соответствующего сюжета, может быть расценена как ситуативная эмоциональная реакция, а не как свидетельство закрепления негативных поведенческих стереотипов. Киносюжет можно расценить не как модель для усвоения, а как провокацию, своего рода катализатор. Согласно этой гипотезе, жестокие сцены служат стимулом для появления импульсов агрессивности у определенного рода людей, у которых такие сцены как бы отключают внутренние тормоза (по принципу катализатора, присутствие которого способно ускорять химическую реакцию). Соответственно природа агрессивности требует более глубоких исследований, и сведение ее к усвоению навыков было бы неоправданным упрощением.
В разнообразных модификациях исследования, подобные экспериментам Бандуры, были многократно повторены на протяжении последних десятилетий. Некоторые ученые считают, что их результаты вполне подтверждают гипотезу о социальном научении. Иные возражают: достоверно установленным можно считать лишь наличие корреляции (сочетании), что вовсе не однозначно свидетельствует о причинно-следственной зависимости.
В ряде исследований была выдвинута и, казалось бы, подтверждена противоположная гипотеза: демонстрация ребенку сцен насилия вызывает у него уменьшение агрессивности. При виде таких сцен происходит ослабление агрессивной напряженности – своего рода катарсис. Правда, такой подход подвергается массированной критике. Э. Аронсон в своей известной книге «Общественное животное» указывает: отмеченные таким образом изменения в поведении свидетельствуют только о формировании более спокойного и терпимого отношения к насилию, что само по себе вряд ли можно считать ценным личностным приобретением.
Так или иначе, на качестве телепрограмм за последнюю четверть века эта дискуссия заметно не сказалась. Типичную позицию высказал Джо Уизан, продюсер кровавых боевиков: «Воздействие на общество? Я и не задумываюсь об этом. У психологов нет ответов, почему же их должен иметь я?»
Разумеется, такая позиция достойна осуждения. Здравый смысл подсказывает, что жестокость на экране, если и не влияет непосредственно на формирование личности, то и ни к чему хорошему привести не может. Многие педагоги согласятся: стычки школьников, еще несколько лет назад напоминавшие безобидную возню, сегодня часто бывают похожи на поединок кикбоксеров и порой заканчиваются увечьями (ведь это только в кино после удара ногой в живот можно вскочить как ни в чем не бывало). Нет сомнений, что соответствующие приемы ребята заимствуют у кинокумиров. Однако было бы слишком просто свалить всю вину на «безнравственное» TV.
Ведь телевидение не столько формирует общественные настроения, сколько им потакает. Телемагнаты, опираясь на рейтинг той или иной программы, стремятся показывать то, что пользуется наибольшим успехом и привлекает самую массовую аудиторию. При этом остается без ответа важный вопрос: отчего же стрельба, мордобой и пытки так милы зрительскому взору? Тот, кто сумеет на него убедительно ответить, вероятно затмит славу Бандуры.
От Остера к Толстому
Недавно знакомый издатель задумал совершить благое дело, сулившее к тому же немалую выгоду. Замысел был великолепен и прост: переиздать массовым тиражом детские книжки, которыми он сам зачитывался четверть века назад. Увы, ожидания не оправдались: современные мальчишки и девчонки остались безучастны к романтическим приключениям Кожаного Чулка и капитана Блада.
Рассказывая о своем издательском фиаско, мой знакомый продемонстрировал нехитрый прием, к которому вечно прибегают неудачники: принялся искать виноватых. Таковыми, разумеется, оказались те самые мальчишки и девчонки, не проявившие читательского энтузиазма.
Вот ты мне скажи как психолог, – горячился прогоревший издатель, – они что – вообще не читают? Мы ведь такими не были! Страшно подумать, кем они вырастут…
Достойного ответа я в тот момент не нашел, но горестный вопрос запал в душу. Как часто бывает, кое-какие соображения появились потом, по зрелому размышлению. И этими соображениями хотелось бы поделиться с теми взрослыми, которые задаются сегодня тем же самым вопросом: почему современные дети читают мало и неохотно?
Говорят, что правильно сформулированный вопрос уже содержит половину ответа. В данном вопросе ответа не видится никакого. Так, может быть, вопрос неверен?
Все дело в том, что проблема детского чтения занимала родителей и воспитателей еще давным-давно. Пару лет назад в русском переводе увидела свет интересная книжка – «История Англии в рассказах для детей». Написала ее почти век назад одна пожилая леди, желавшая приохотить к чтению своего внука. Нельзя сказать, что сорванец совсем ничего не читал. Приключения пиратов и ковбоев он проглатывал запоем. Но историю отечества находил скучной. К счастью, бабушка оказалась замечательной рассказчицей.
Много лет спустя с подобной проблемой столкнулся еще один англичанин – сэр Киндерсли. Среди увлечений его сына чтению вообще не находилось места. Изобретательному отцу удалось придумать такую концепцию детской книги, которая не только увлекла его сына, но и послужила основой процветания крупнейшего ныне издательства «Дорлинг-Киндерсли».
Так что не будем ополчаться на современных детей. Тем более, что и среди них немало увлеченных читателей. А дети, которые читать не любят, были всегда. К сожалению, не у всех из них оказались столь талантливые папы и бабушки. И детишки, повзрослев, так по-настоящему читать и не научились. Об этом, в частности, свидетельствует повальное увлечение взрослой читающей публики примитивными триллерами и слащавыми романчиками, которые даже трудно назвать литературой. Это скорее сказки для взрослых. И читают их те взрослые, кто в детстве не читал хороших сказок. Ведь для того, чтобы в сорок лет насладиться Пастернаком и Маркесом, просто необходимо в четыре года прочитать «Буратино», в четырнадцать – «Алые паруса», в двадцать четыре «Повелителя мух» и т. д. А иначе и в сорок будешь читать про Карабаса и Мальвину, которых, потакая твоей иллюзорной зрелости, добренькие авторы перекрасили в мафиозные или сладострастные тона. На досуге присмотритесь в метро к нашей «самой читающей» публике, и на одну настоящую книгу в чьих-то руках вы насчитаете с десяток пошлых книжонок. Вот вам и пропорция читающих детей, воспроизводимая от поколения к поколению.
Дети не во всем слушаются родителей, но внимательно приглядываются к их поведению. Желая стать взрослым, ребенок неосознанно стремится стать таким, как родители. Ну а если маму и папу он ни разу не видел с книгой в руках? Если книгу ему никогда не дарили, не читали вслух?..
Первые книги, которые попадают в руки ребенка, – это прочные «раскладушки» с картинками, в которых текста либо минимум, либо вовсе нет. Это даже не книги в полном смысле слова, а скорее игрушки. Но своей формой они приучают ребенка к тому, что есть развлекательные предметы особого рода, которые несут изображенную информацию. В раннем возрасте ребенок воспринимает зрительный образ легче, чем словесный. По мере овладения речью и формирования мышления текст приобретает все большее значение. Но это процесс постепенный. И пропорция картинок и текста также должна меняться постепенно. Текст поначалу должен быть приближен к речи ребенка, которая в основе своей диалогична. Недаром говорила Алиса из известной сказки: «Книжка без картинок и без разговоров – неинтересная!»
По мере развития ребенка его мышление становится все более способно оторваться от наглядного образа и прямой реплики. Собственно, развитие мышления и состоит в обретении способности мыслить отвлеченно. Однако, по мнению психологов, лишь один из четырех взрослых людей обладает этой способностью в полной мере. Остальные мыслят конкретно и приземленно, не умеют воспринимать подтекст, до них «не доходят» тонкие шутки и философские афоризмы.
Родители, имеющие основания считать себя культурными людьми, бывают обеспокоены недостаточным, по их мнению, развитием мышления ребенка, которое надолго «застревает» на конкретной стадии. Эти опасения не беспочвенны. Не обретя вовремя умения воспринимать смысловую глубину текста, человек рискует на всю жизнь остаться «читателем» комиксов.
Увы, многие обречены на это в силу природной ограниченности ума, о которой мы лишь в последние годы осмеливаемся говорить без стеснения. Но если ум ребенка живой и подвижный, вдвойне обидно не дать ему развиться. И родители сами будут виноваты, если не помогут ребенку тем, кем он может стать. А без книги, без чтения это вообще невозможно.
Но если ребенок читать не любит – значит ли это, что он безнадежно туп? Вовсе нет. Умственные способности во многом врожденны, но с любовью к книге никто не рождается. Ее необходимо формировать, а это дело непростое и трудоемкое. Как и все прочие человеческие навыки, чтение осваивается сначала совместно, причем взрослому принадлежит ведущая роль. Еще когда малыш не знает букв, взрослый у него на глазах «извлекает» из книжки забавные стишки и интересные истории. Но ребенок последует примеру взрослого, только если эта деятельность его по-настоящему заинтересует. Понятно, что если читать малышу телефонный справочник, ничего, кроме скуки, это у него не вызовет. Увы, многие книжки, вроде бы созданные специально для детей, по уровню занимательности не превосходят этот справочник. И родителям необходимо тщательно подбирать материал для чтения, руководствуясь прежде всего интересами ребенка. При этом сколь бы ни был высок авторитет «Рассказов для детей», написанных классиком в позапрошлом веке, – если они ребенку не интересны, значит они ему на пользу не пойдут. Не будем забывать и о том, что хорошая книжка для маленьких – это книжка с картинками, и совместное чтение – это еще и (или даже в первую очередь) рассматривание картинок. Если картинки не нравятся, в формировании любви к чтению наступает пауза, а то и делается шаг назад.
Вот тут-то отчасти и кроется ответ на вопрос, заданный в самом начале. Дело в том, что установки издателей и родителей по формированию читательских интересов во многом устарели. То, что на протяжении многих лет, из поколения в поколение, дети с удовольствием читали одни и те же книги, еще не означает, что нынешнее поколение обязательно должно испытывать тот же читательский энтузиазм. По сравнению с несколькими поколениями своих предков, современные дети растут в принципиально иных условиях. Центральное место в их восприятии мира заняла видеоинформация, составляющая серьезную конкуренцию книге.
В силу уже отмеченных особенностей детского восприятия и мышления, телеэкран для ребенка гораздо привлекательнее печатного текста. С экрана образы поступают в сознание в готовом виде, их можно воспринимать без глубокого осмысления. Всякий текст, несущий в себе знаковую функцию, требует расшифровки (в самом широком психологическом смысле). А для этого ребенку нужно приложить некоторое усилие, совершенно излишнее при просмотре мультфильмов. Руководствуясь простейшим принципом экономии энергии, ребенок предпочтет пассивно наблюдать за проделками Карлсона на экране, чем читать о них в книге.
К тому же, теле– и видеоээкран, вполне согласуясь с ритмом современной жизни, постоянно учит, что любая информация должна подаваться и восприниматься динамично. Кинорежиссеры знают, что растянутость повествования, малая насыщенность событиями и действиями, длительные рассуждения и видовые экспозиции способны совершенно погасить зрительское внимание. Поэтому на экране постоянно что-то происходит, и все скрытое в душевном мире находит немедленный выход в виде реплики и поступка. С малых лет привыкнув к такого рода восприятию, человек уже не может сосредоточиться в тексте на размышлениях автора, лирических отступлениях, пейзажных зарисовках, описаниях переживаний и т. п. Книга, не живущая по законам видеоряда, не находит у него отклика. С этим явлением просто необходимо считаться, вместо того чтобы недоумевать, отчего сегодня юного читателя не воодушевляют «Детство Темы» или «Зимовье на Студеной». Сказанное не умаляет значения классических произведений, но нельзя не признать, что в современных условиях их монополия в познавательном и личностном развитии детей уже утрачена. Современного ребенка, окруженного благами, немыслимыми для его родителей, нельзя воспитывать по принципам полувековой или даже двадцатилетней давности.
Во все времена лучшие детские произведения создавались в непосредственном взаимодействии с детьми, когда автор импровизировал, чутко прислушиваясь к нюансам детских интересов и эмоций. Так родились «Остров сокровищ», «Алиса в стране чудес» и многие другие книги. Но времена меняются, меняется и психология маленьких читателей. И не их вина, что они уже не такие, как их мамы и бабушки, и живут другими интересами. Время не повернуть вспять, и кумирами нынешних детишек уже едва ли станут Витя Малеев и Васек Трубачев. Но дети не перестанут читать, если и в наши дни найдутся нынешние Кэрролы и Сивенсоны, готовые в кругу юных слушателей рассказывать новые сказки, записывать их и издавать. Ведь когда появляются такие книжки, сами собой стихают разговоры о нечитающем поколении. Так что родителям надо понять: если не получается привить интерес к чтению, начав с Толстого, – лучше начать с Успенского или Остера. Тогда и интерес к Толстому в свое время придет.
ПЛЮСЫ И МИНУСЫ «ТЕПЛИЧНОГО ВОСПИТАНИЯ»
Однажды мне понадобилось сходить в школу, где учился мой сын (в ту пору – третьеклассник), чтобы сделать очередной взнос в пользу нашего бесплатного образования. Как водится, сбором денег занимались активисты родительского комитета, и с одной такой мамой мне предстояло встретиться. Каково же было мое изумление, когда я застал ее за совершенно невероятным, с моей точки зрения, занятием: заботливая мама, сидя на корточках перед своим сыном, завязывала ему шнурки. Она очень торопилась: сразу после уроков надо было успеть на занятия по английскому языку. К тому же мне было известно, что ее сын посещает бассейн и музыкальную школу. Судя по всему, девятилетний паренек уже умел плавать, бренчать на фортепиано этюды Черни и кое-какие слова произносить по-английски. Вот только завязывать шнурки до сих пор не научился. И этот пример заставил меня о многом задуматься. Все мы изо всех сил стремимся стимулировать развитие своих детей. Но насколько правильны те цели, которые мы ставим, и методы, которые избираем? Не рискуем ли мы вырастить тепличное растение, обладающее многими ценными качествами, но плохо приспособленное к реальной жизни?
Когда мы говорим о «тепличном воспитании», то смысл этого образного выражения, кажется, понятен всем. Тепличным растением называют ребенка, который окружен чрезмерным вниманием и заботой, огражден от неудобств и неприятных столкновений с действительностью. Плоды такого воспитания плачевны: рано или поздно человеку приходится столкнуться с несовершенством мира, но он оказывается к этому не подготовлен. Ребенок вырастает инфантильным, несамостоятельным.
В Англии в последние годы много говорят о «тепличных детях» (hothouse children). Однако буквальный перевод в данном случае может ввести в заблуждение. Дело в том, что англичане акцентируют иной – положительный – аспект так называемого тепличного воспитания. Действительно, цветок, которому созданы благоприятные условия, растет быстрее и расцветает ярче. Так и ребенок, чье развитие стимулируют и поощряют, добивается значительного прогресса.
Несколько лет назад увидела свет книга английского психолога Майкла Хоу «Правда и вымысел о тепличных детях». В ней автор пытается сопоставить различные подходы к воспитанию и раннему обучению детей. Каждый из нас заинтересован в том, чтобы наши дети добились успеха в жизни, максимально проявили свои способности и таланты. Поэтому чрезвычайно интересно прислушаться к мнению английского психолога по данному вопросу. Так что же правильно, полезно, а что неверно в «тепличном воспитании»?
В британской психологии и педагогике долгое время господствовало убеждение, что способности, определяющие достижения человека на его жизненном пути, являются врожденными и практически неизменными. Измерить их можно довольно точно с помощью психологических тестов. По настоянию «отца английской педагогической психологии» сэра Сирила Берта в школах была введена система тестирования, позволявшая уже в младшем школьном возрасте отсортировывать «интеллектуальную элиту». Правда, придирчивый анализ работ самого Берта позволил выявить ряд злоупотреблений и откровенных подтасовок, что сильно поколебало позиции его сторонников. Да и педагогическая практика, основанная на раннем отборе, приводила не столько в дифференциации, сколько к дискриминации. В результате система «сортировки» детей по способностям была в Англии постепенно ликвидирована. (Увы, чужие ошибки не всегда служат уроком. Сегодня в наших школах активно внедряется подразделение детей на одаренных и второсортных. Поощрение одаренности – благородное дело, но это лишь одна сторона медали. Не рискуем ли мы уже в который раз набить собственные шишки, повторяя чужие заблуждения?)
Не так давно английское телевидение показало серию передач, посвященных детям, которые с самого раннего возраста демонстрировали необычайно яркие способности. Эти дети раньше начинают говорить, их речь богата и выразительна. Они раньше осваивают грамоту и быстро приобретают широкую эрудицию. Некоторые уже в дошкольном возрасте демонстрируют необычайные достижения в области математики, играют на музыкальных инструментах, говорят на иностранных языках. Впрочем, создатели передач сосредоточили внимание не на исключительной одаренности этих детей, а на тех усилиях, которые были приложены родителями для развития их способностей. Демонстрация впечатляющих примеров породила оживленную дискуссию о том, какую роль могут сыграть родители в ускорении и обогащении развития ребенка.
Впрочем, показательные примеры такого рода известны давно. М. Хоу приводит пример почти трехсотлетней давности. В начале XVIII в. в Венеции существовал детский приют, в котором преподавал музыку известный композитор Антонио Вивальди. Естественно, дети, волею судьбы оказавшиеся в приюте, не могли похвастаться происхождением от знатных и одаренных предков, так что их врожденная предрасположенность к музицированию была весьма сомнительна. Тем не менее, взращенные в атмосфере высокой музыкальной культуры, они с детства осваивали искусство пения и игры на разных инструментах. По оценкам современников, уровень концертов, проводившихся в приюте, был непревзойденным. В целом примерно треть воспитанников впоследствии получили признание как певцы и музыканты. Это свидетельствует о том, что благоприятная стимулирующая атмосфера и создание богатых возможностей для культивирования тех или иных способностей могут привести к поразительным результатам даже вне связи с врожденной предрасположенностью. (Существование врожденной одаренности в таком случае вообще можно поставить под сомнение.)
Таким образом, заключает Хоу, почти любой ребенок, если создать ему благоприятные, тепличные (в позитивном смысле) условия, способен на очень высокое развитие способностей. То есть большинство детей способны на гораздо более высокие достижения, чем от них обычно ожидают.
Впрочем, надо остерегаться и преувеличенных амбиций по этому поводу. Чрезмерная интенсификация обучающих занятий в раннем возрасте чревата психологическими срывами. Возможности ребенка велики, но не безграничны. Зачастую их недооценивают, и это не позволяет детям их полностью реализовать, но и переоценивать их опасно.
Кроме того, сосредоточение усилий на каких-то определенных занятиях (например, музыкой или иностранными языками) порой приводит к односторонности развития. Если родители мечтают видеть своего ребенка музыкантом-виртуозом и спокойно относятся к двойкам по математике, то, возможно, они сумеют добиться своей цели. Надо лишь отдавать себе отчет, верно ли избрана цель и допустимо ли ее достижение в ущерб другим сторонам развития. Показательным признаком служит при этом энтузиазм самого ребенка по отношению к избранной сфере. Если же налицо отсутствие интереса, или, более того, приходится преодолевать сопротивление ребенка, то надежды на успех мало. Поэтому важно, чтобы родители не навязывали ребенку собственные нереализованные устремления, а прислушивались к его индивидуальным склонностям.
Если чрезвычайно высокое развитие способностей как правило возможно, то это вовсе не означает, что оно всегда желательно. Не исключено, что в чем-то обогащая ребенка, мы одновременно его обделяем в другом. Ребенок, заметно выделившийся из массы сверстников, рискует столкнуться с серьезными проблемами в общении с ними, что также приводит к формированию нежелательных психологических черт.
В этой связи уместно вспомнить об идеях, высказанных много лет назад нашим соотечественником А. В. Запорожцем. Им была сформулирована концепция амплификации (буквально – обогащения) детского развития. Предостерегая против подстегивания развития (так называемой искусственной акселерации), он призывал не торопиться загонять детей за парты, а максимально использовать в раннем возрасте развивающие возможности специфически детских видов деятельности, прежде всего – игры. Как показали неутешительные результаты перехода к массовому обучению шестилеток, концепция амплификации гораздо более соответствует природе детства и отнюдь не отрицает интенсивного развития.
Важно помнить, что главным развивающим фактором для ребенка оказываются не столько целенаправленные обучающие усилия, сколько интеллектуальная атмосфера семьи. Наивно ожидать, что сын вырастет ценителем Гомера и Вергилия, если мама уже много лет не брала в руки иных книг, кроме любовных романчиков. Большинство родителей помнят со школьной скамьи от силы десяток английских или немецких слов, однако упорствуют в том, чтобы их дети стали читать в оригинале Шекспира или Гете. Смешно смотреть, как пап, который в ходе своих деловых операций двузначные числа складывает на калькуляторе, настаивает, чтобы его дочь приняли в гимназический класс с математическим уклоном.
Наверное, прогресс человечества в том и состоит, что дети превосходят родителей. Но они не в состоянии превзойти их многократно, и это тоже непреложный закон, связанный не столько со спорными механизмами генетической предрасположенности, сколько с обстановкой взросления. В иерархии человеческих способностей и достижений ребенок может и должен встать на ступеньку выше папы и мамы, но наивно ожидать, что он, как по волшебству, вознесется ввысь, перепрыгнув сотни ступенек. Поэтому, задавая планку развития своим детям, надо отдавать себе отчет, на каком культурном и интеллектуальном уровне находится семья ребенка – наша семья. Исходя из этого уровня и надо ставить планку, причем даже повыше, чтобы было к чему стремиться. Но вознести ее слишком высоко было бы бесполезно, а в конце концов – просто жестоко и глупо.
Родительские амбиции порой заставляют нас подстегивать развитие ребенка. Ну разве не приятно похвастаться, что четырехлетний малыш умеет читать? Но вот только зачем ему это умение в столь раннем возрасте? малышу в силу объективных закономерностей психического развития на этом этапе необходимо главным образом эмоциональное общение со сверстниками и особенно – с родителями. «Братьев Карамазовых» он все равно читать не станет, а сказку про Карлсона даже полезнее услышать из уст мамы, чем в этом возрасте прочитать самому. Кстати, блистательный Уинстон Черчилль до четырехлетнего возраста вообще не говорил, однако в итоге стал Черчиллем.
Забота о развитии детей – это наш родительский долг. Им недопустимо пренебрегать. Но и исполнять его надо трезво, без иллюзорных амбиций.
В «звезды» с пеленок
Глубочайшим свойством человеческой натуры является страстное желание людей быть оцененными по достоинству. Трудно не согласиться с этим метким замечанием, которое американский философ Уильям Джемс высказал еще сто лет назад. И, развивая эту мысль, можно добавить, что для любого человека очень важно, чтобы его хотя заметили, обратили на него внимание. Ведь тем самым окружающие подтверждают наше убеждение: «Я не пустое место, я недаром существую на свете, я кое-что значу…» Если тому не находится никаких подтверждений, легко впасть в уныние. Ощущать себя анонимной единицей в безликой толпе унизительно и неуютно. Вот почему все мы с юных лет стремимся поярче выразить себя в любой доступной форме, привлечь внимание окружающих, а если получится, заслужить их восхищение и похвалу. Увы, чаще всего не получается, потому что в большинстве своем мы люди весьма заурядные. И мы привыкаем довольствоваться симпатией родных и близких, с годами утрачиваем мечты о Нобелевской премии или об «Оскаре».
Но с рождением собственного ребенка мы порой переживаем новый всплеск полузабытых эмоций. Разумеется, наше дитя превосходит всех обаянием и талантом, и вожделенный «Оскар», до которого нам не удалось дотянуться, уж ему-то достанется наверняка. Мы почти не отдаем себе отчета, что проецируем на ребенка свои давние мечты и притязания. Ведь если ему удастся добиться успеха, то это будет и наш успех)и это, честно говоря, самое главное). Не сумев в свое время доказать миру свои исключительные способности, мы в лице ребенка приобретаем для этого новое средство.
Нет ничего дурного в том, если когда-нибудь сын или дочь станут всемирными знаменитостями – авторами бестселлеров, супермоделями или кинозвездами. Если такова их судьба – пускай несут все ее прелести и тяготы (каковых тоже немало). Но родителям не терпится. Хочется, чтобы успех пришел поскорее, пораньше. С трепетным вниманием присматриваются они к малейшим признакам детской одаренности. И если удается хоть толику заметить, горы готовы свернуть, лишь бы вытолкнуть чадо на эстраду или на подиум. Допустим, им это удалось. Чего же они добились для себя и для своего ребенка? Для наглядности рассмотрим пару показательных примеров, ибо, как говорят, факты – лучшие аргументы.
Четверть века назад не было, пожалуй, в Европе и Америке человека, который не узнал бы ангелоподобного личика Марка Лестера – Оливера Твиста в знаменитом английском фильме-мюзикле «Оливер!» Десятилетний мальчик, кстати не соответствовавший ни представлениям режиссера о внешности диккенсовского героя, ни описанию самого Диккенса, сумел своим обаянием убедить весь мир, что именно таким, как он, и был бессмертный ученик Фейджина, и стал в результате знаменит и богат.
По горячим следам его пригласили сниматься еще в нескольких фильмах. Он снялся в одном – в «Принце и нищем». На этом актерская карьера закончилась. Но фантастическая жизнь знаменитости какое-то время еще продолжалась. Заработав состояние, он получал от родителей двадцать пять пенсов в день на карманные расходы и под их неусыпным присмотром совершал турне по всему свету. Теперь он вспоминает: «Америка, Япония, Гонконг. Иногда было очень скучно, особенно в Америке. Там спасу не было от моложавых старух с голубыми прическами, трепавших меня по щекам и щебетавших: „Какой милашка!“ А отец говорил: такова цена славы».
Когда его спрашивали, как он, став взрослым, распорядится своими деньгами, он отвечал, что купит космический корабль. Однако, повзрослев, купил автомобиль «феррари», дом в аристократическом районе Лондона и начал прожигать жизнь в клубах и ресторанах. Приобщился к наркотикам. Так и встретил свое двадцатилетие. Тут деньги кончились. В газетах замелькали заголовки: «Принц Марк стал нищим», а потом его и вовсе забыли.
Он работал официантом в ресторане. Потом увлекся каратэ, интересовался спортивной медициной и остеопатией. Но доступ к медицинскому образованию оказался закрыт для него, так как в своем звездном отрочестве он не удосужился закончить школу. Так что в двадцать восемь лет ему пришлось вернуться за школьную парту. Оказалось, что он человек с характером. Несмотря на насмешки, к тридцати годам он получил среднее образование, а потом закончил Британскую школу остеопатии. Теперь ему за сорок. Он женат, у него маленькая дочка Люсинда. Его взрослая карьера только начинается. В своем лондонском доме он открыл остеопатическую клинику. Он спортивен. Подтянут, мускулист (у него черный пояс каратиста). Но в выражении лица осталось что-то миловидно-беспомощное, что очень располагает к нему матерей, приходящих в клинику с больными детьми.
Метаморфозу такого рода мы можем наблюдать и в наши дни. На полках видеотек еще можно найти бестселлер начала 90-х «Один дома». В нем никому дотоле не известный восьмилетний Макколей Калкин сыграл забавного мальчишку, волею судьбы пережившего невероятное приключение. Успех принято закреплять серийным продолжением. Вскоре появился «Один дома-2», где чуть повзрослевший Калкин снова обыграл уже отработанные комические эффекты. Несколько других фильмов, в которых его поторопились снять предприимчивые продюсеры, имели гораздо меньший успех. А последний фильм, где от Макколея потребовалось еще и танцевать, чего он ну никак не умел, и вовсе провалился, едва окупив затраты. Вдогонку бестселлерам вышел «Один дома-3». Калкина в нем мы уже не увидим. Забавный мальчишка успел вырасти в совсем не забавного угловатого подростка, чьи стандартные ужимки смотрятся натужно и уже не смешно. В новом фильме играет новый мальчуган, который, судя по всему, повторит судьбу своего предшественника.
Конечно, известны и иные примеры. Елена Проклова впервые снялась в фильме-сказке в подростковом возрасте, а затем сделала неплохую кинокарьеру. Кристина Орбакайте, девчушкой блеснувшая в «Чучеле», снимается по сей день и занимает одно из ведущих мест среди эстрадных поп-звезд.
Так или иначе, нельзя огульно обрекать детский успех на скорое забвение. Бывает, что его удается развить и закрепить. В подавляющем большинстве случаев звездный час минует быстро и безвозвратно. И вчерашней звезде приходится мучительно свыкаться с сознанием собственной заурядности.
Как поступить родителям, если, по их мнению, ребенок подает большие надежды? Если вы всенародно признанный режиссер или капитан шоу-бизнеса, то нечего и задаваться этим вопросом. Ваше дитя добьется всего, чего вы захотите, ибо на современной сцене «раскрутить» можно, наверное, даже глухонемого. По крайней мере отпрыск сможет понежиться в лучах вашей славы. Ну а если вы фигура не столь значительная и сами сделали карьеру более прозаическую? Конечно, и тут остается надежда самим погреться в лучах славы дитяти. Но эта пора будет краткой, а для самой «звезды» «лучи» могут оказаться обжигающими. Детское обаяние, которое активно эксплуатирует шоу-бизнес, со временем обычно улетучивается. А если, кроме него, никаких особых способностей не проявилось, то итог однозначен. Когда шестилетний пианист исполняет Шопена, это умилительно. По прошествии нескольких лет это уже банально. А он, привыкший к аплодисментам, недоумевает: отчего к нему уже нет прежнего интереса?
Многие из нас подвержены опасной иллюзии: если малыш в пятилетнем возрасте сумел сочинить складный стишок, то, значит, лет через десять обязательно напишет нового «Евгения Онегина». Может быть, и напишет, но загадывать пока рано. А вот с малолетства убедив его в его поэтическом даре, родители рискуют скорее всего вырастить амбициозного и навязчивого графомана – грозу издательств. Хотя стишки могут так и не превзойти уровня детского лепета.
Если у ребенка есть способности, долг родителей помочь ему их развить, а не калечить ему жизнь, как часто бывает, когда способности переоцениваются, а притязания непомерно завышаются. Порадуемся за своего ребенка, если он хорошо поет, умеет танцевать, талантливо рисует. И подумаем о специальной школе или училище, в будущем, возможно, о консерватории и т. п. То есть о перспективе. Только не надо готовить ребенка в «звезды» с пеленок, ибо это – пустые хлопоты и неизбежные психические травмы. Бутон, раскрывшийся слишком рано, скорее всего так же рано увянет и опадет. И только росток, окрепший на благодатной почве, способен дать по-настоящему драгоценные плоды.
ЗАСТЕНЧИВЫЕ ИЛИ СКРОМНЫЕ?
Легко понять озабоченность родителей, чей ребенок из-за своей застенчивости не может найти друзей и обрекает себя на одиночество. Робкий и нелюдимый человек вряд ли чего-то добьется в жизни, энергичные и контактные сверстники его наверняка опередят и оставят на обочине жизненной гонки. Это может проявиться уже в школьных стенах, где робкие и нерешительные дети стесняются отвечать у доски, никогда не проявляют инициативы и в результате редко становятся хорошими учениками даже при высоких способностях.
И эта проблема – отнюдь не частная, а весьма широко распространенная. Американский психолог Филипп Зимбардо, посвятивший застенчивости фундаментальное исследование, считает, что эта черта свойственна по крайней мере каждому третьему ребенку. В подростковом возрасте застенчивость, как правило, обостряется, порождая целый комплекс неприятных переживаний и препятствуя полноценному формированию личности. А многих эта проблема продолжает тяготить еще долгие годы. Для застенчивого человека такие задачи, как создание семьи и планирование карьеры, оказываются крайне трудными и зачастую решаются неудачно.
Откуда же берется застенчивость? Согласно одной теории, она, подобно большинству прочих индивидуальных особенностей, определяется генетическими факторами, то есть наследуется. В пользу данной теории свидетельствует тот факт, что у энергичных и общительных родителей дети крайне редко страдают застенчивостью, а у тех, кто сам подвержен этой напасти, и дети, как правило, застенчивы.
Но интересно и то, что, когда в семье несколько детей, они не бывают застенчивы все как один. Обычно застенчивость характерна для первенцев, тогда как последующие дети более контактны и легче приспосабливаются к обстоятельствам. Зимбардо объясняет это так. Максимум тревоги и озабоченности родители адресуют именно первенцу. К рождению второго ребенка они как бы успокаиваются и с самого начала меньше докучают ребенку назойливыми ограничениями. К тому же младший ребенок, не имея преимущества в силе и ловкости, вынужден находить чисто психологические способы решения тех задач, которые встают перед ним в общении. Он просто вынужден учиться переговорам, кооперации, убеждению, компромиссу.
Все это в свою очередь свидетельствует в пользу другого, так называемого поведенческого подхода, согласно которому застенчивость проистекает из недостаточной сформированности навыков общения. Если ребенок не имел возможности научиться продуктивному взаимодействию, то он, естественно, опасается попасть впросак.
Какому же подходу отдать предпочтение? Зимбардо полагает, что каждый отчасти справедлив. Застенчивость определяется сочетанием названных факторов, причем в каждом индивидуальном случае какой-то фактор может преобладать.
Дальнейшие исследования продемонстрировали новые факты. Изучая в течение нескольких лет поведение и физиологическое состояние дошкольников, профессор психологии Гарвардского университета Джером Каган обнаружил у застенчивых детей схожие физические и эмоциональные показатели. Так, в течение первого года жизни у них регистрировался учащенный пульс, они были более возбудимы и чаще плакали, в четырехлетнем возрасте у них было выше кровяное давление, чем у их общительных сверстников.
Причем подобные особенности организма проявляются не только в детском возрасте, считает Дж. Каган. Застенчивые взрослые чаще страдают от аллергии, включая сенную лихорадку и экзему, которые считаются наследственными болезнями. Сделанное открытие привело исследователя к выводу, что «гены застенчивости» (наличие которых, кстати, достоверно не установлено) и гены иммунной системы – звенья одной цепи.
Однако, если родители передали ребенку по наследству трудности в общении, это не значит, что он будет мучиться всю жизнь, обнадеживает другой специалист – сотрудник Национального института педиатрии США Стивен Суоми. Обстановка, в которой ребенок воспитывается и приобретает жизненный опыт, может значительно скорректировать запрограммированную в генах предрасположенность к застенчивости. Такое заключение С. Суоми сделал, наблюдая в лаборатории макак-резусов, гены которых, как известно, практически идентичны человеческим. «Застенчивые» малыши, отданные на воспитание в сплоченные и хорошо приспособленные к выживанию группы обезьян, активно перенимали модель поведения и впоследствии становились лидерами среди сверстников.
Выходит, не стоит сетовать, что застенчивый малыш «таким уродился». От родителей в становлении характера ребенка зависит очень многое.
Как же вести себя родителям?
Во-первых, необходимо разобраться, действительно ли данная психологическая проблема существует и так ли она остро проявляется, как кажется. Дело в том, что у разных людей, причем начиная с самого раннего возраста, потребность в общении выражена в разной степени. Есть люди, которые легко завязывают контакты, умеют поддержать разговор на любую тему, у них масса знакомых и приятелей (правда, нередко в таком широком кругу общение бывает довольно поверхностным). Иным, напротив, достаточно одного-двух близких друзей или подруг, с которыми они поддерживаются по-настоящему глубокие, доверительные отношения. Не исключено, что ребенок относится ко второму типу и просто не склонен общаться со всеми подряд, а близких товарищей пока найти не удалось. В этом случае вряд ли следует добиваться расширения круга общения: для ребенка это было бы неестественно, да и попросту ему не нужно. Иное дело, если завести близких друзей не удается именно по причине «природной» застенчивости, да и все прочие, формальные контакты вызывают затруднения. Тогда действительно в жизни ребенка необходимо кое-что изменить.
Очень часто причиной стеснительности бывает невысокая самооценка и неуверенность в себе. Любой ребенок нуждается в поддержке и поощрении, а застенчивый – особенно. Родители должны укреплять в ребенке чувство уверенности в себе через его самосовершенствование. Когда детям что-то удается, это придает им уверенности и создает почву для знакомств. Дружба строится на общих интересах. Если у ребенка нет друзей, пробудите в нем интерес к чему-либо, на фоне чего может развиться дружба. Родители могут помочь ребенку найти подходящее занятие, открыв перед ним множество возможностей. Никакая склонность никогда не проявится, если не попробовать себя в этом.
Ни в коем случае не навешивайте ярлыки. Утверждения типа «Моя дочь очень застенчивая» или «Она у нас в семье самая стеснительная» могут сослужить дурную службу. Знакомые начнут иначе обращаться с девочкой и лишь укрепят в ней подозрение, что с ней что-то не так.
Не стесняйтесь деликатно попросить о помощи. В школе учителя обычно уделяют особое внимание непоседам и упускают из виду тех, кто держится в тени. Но, если вы хотите преодолеть скованность вашего ребенка, помощь учителя вам будет необходимо.
Не нужно подчеркивать застенчивость ребенка при всем классе. Вместо этого попросите учительницу облегчить ему участие в общих занятиях и дискуссиях. Расскажите об интересах вашего ребенка – об этом его можно будет спросить в классе. Попросите учительницу более пристально относиться к письменным работам, для которых застенчивость – не помеха.
Американский психолог Том Куинн вспоминает о своей учительнице, заметившей не только его стеснительность, но и сильные стороны. Вначале она вызывала его, только когда была уверена, что он знает ответ и не почувствует неловкости, выступая перед классом. Но постепенно она стала задавать более неожиданные вопросы, вынуждая его отвечать без подготовки. «Я благодарю Бога за то, что у меня была миссис Брокман», – говорит Куинн много лет спустя.
Кроме того, пользуйтесь преимуществами знакомой обстановки. Вместо того, чтобы предлагать ребенку «пойти поиграть с кем-нибудь», приглашайте других ребят поиграть у вас дома. Пусть сын (дочь) подходит к телефону и спрашивает, что передать тому или другому члену семьи: это хорошая практика общения с людьми, когда нет необходимости смотреть им в глаза.
Подберите ребенку младших товарищей для игр. Тогда он сможет стать лидером, несмотря на застенчивость.
Запишите ребенка в какой-нибудь кружок. Многие родители стремятся как можно больше дать своему ребенку с помощью всевозможных развивающих занятий. Однако для застенчивого ребенка занятия с приглашенным преподавателем гораздо менее эффективны, чем групповые, развивающие не только интеллект, но и навыки сотрудничества и здоровой соревновательности. Например, выбирая тот или иной вид спорта, лучше отдать предпочтение командным играм, где участие принимают все, и даже застенчивые не остаются в стороне.
И самое главное: запаситесь терпением, не ждите мгновенных результатов. Не исключено, что некоторая скованность в поведении сохранится надолго. Впрочем, это вряд ли можно считать недостатком: родители иных «раскованных» юнцов и девиц будут вам еще завидовать…
Милый лжец
Искренность – залог нормальных человеческих отношений. Нечестный человек вызывает всеобщее осуждение и рано или поздно отказывается отвергнутым. Именно поэтому среди важнейших жизненных ценностей честность стоит на одном из первых мест. Все родители хотят, чтобы их дети выросли порядочными людьми. С малых лет детям в той или иной форме внушают древнюю истину: «Лгать – нехорошо».
Тем не менее в жизни каждой семьи наступает неприятный момент, когда ребенок нарушает это предписание. Легко понять огорчение родителей, когда их сын или дочь начинает плутовать и хитрить. Самая распространенная реакция родителей – взрыв негодования и твердое намерение «выжечь» нечестность каленым железом. Увы, такая реакция дает, как правило, нулевой эффект. Ложь ребенка редко сходит на нет, но становится более изощренной. Выходит, надо вести себя спокойно и не придавать этой проблеме большого значения? Но и такой подход чреват дальнейшими огорчениями: уверившись в своей безнаказанности, маленький обманщик входит во вкус. Чтобы правильно оценить опасность детской лжи, давайте разберемся в природе самого явления.
Нет на свете человека, который бы ни разу в жизни не солгал. Конкретные мотивы лжи могут самыми разными, в зависимости от обстоятельств. В целом можно выделить две главные причины, порождающие обман: стремление уклониться от ответственности за какой-то неблаговидный поступок и желание добиться чего-то такого, чего иначе достичь очень трудно или невозможно. Почти любое проявление неискренности (как взрослым, так и ребенком) при ближайшем рассмотрении может быть истолковано в свете одной из приведенных причин. Однако многие примеры детской лжи поражают отсутствием сколь-нибудь серьезного мотива. Часто детская ложь выступает как явление весьма специфическое, что не позволяет сопоставить ее с ложью взрослых и оценить той же мерой.
Солгать – значит сказать что-то, чего не было на самом деле. Однако очень из того, что выражено словами, не имеет подтверждения в действительности. Пример тому – художественная литература, всё содержание которой – вымысел. Недаром сказал поэт: «Сказка – ложь…» Впрочем, другому поэтому принадлежит иная формула: «Вымысел не есть обман». Именно с этой точки зрения следовало бы оценивать многие детские высказывания, которые раздражают взрослых своим несоответствием действительности.
Маленький ребенок – исследователь творец, фантазер и изобретатель. Окружающий мир познан им далеко не полностью, и каждый день открывается новыми неожиданными сторонами. Ребенок понимает: то, что ему уже известно, – установленный факт, но это не означает, что неизвестное и непознанное не существует. То, чего еще не удалось пощупать своими руками, рождается в детском воображении, подчас в приукрашенной и изощренной форме. Ребенок еще многому не может найти объяснения, и он пытается домыслить непонятное и по-своему обосновать. Так рождаются высказывания: «Я видел летающий поезд» или «Я не сплю, потому что подушка уползает». Хотя подобные суждения не соответствуют истине, их едва ли можно расценивать как ложь. Жонглируя гипотезами и пробуя на зую вероятность явлений и событий, ребенок в такой необычной форме осваивает окружающий мир и научается оценивать его всё более адекватно. Абсурдные на первый взгляд высказывания ребенка вовсе не должны служить поводом для родительского негодования. По мере приобретения опыта ребенок сумеет и сам освободиться от иллюзорных представлений и научиться отличать незнакомое от невозможного.
Внутренний мир ребенка отличается от психологии взрослого еще и тем, что питается из иных источников. Ведущей для дошкольника деятельностью выступает ига, где всё «понарошку». Играя в дочки-матери, девочка заявляет: «Мой сыночек заболел». Строго говоря, она произносит неправду, потому что сына у нее нет и быть не может, а потому и болезнь его – выдумка. Однако правила игры допускают эту условность. Кроме того, волшебные сказки – главный источник эстетического восприятия ребенка. Ни Буратино, ни Чебурашка, ни Карлсон никогда в действительности не существовали, что, однако, не означает, будто ребенок лжет, рассказывая об их приключениях.
Мир ребенка – это мир сказки и игры, где невероятное возможно и даже естественно. И нет ничего удивительного, что малыш с легкостью переносит в свою повседневную жизнь законы игры, пытается разнообразить ее сказочными приключениями. Играя и фантазируя, ребенок учится действовать и мыслить. Поэтому выдумка, фантазия скорее помощники на пути взросления, чем симптомы формирующейся лживости.
Впрочем, если фантазирование перерастает в устойчивую привычку, необходимо позаботиться, чтобы ребенок не увлекся сочинительством и не стал бы по любому поводу изобретать фантастические аргументы. Бесполезно пытаться оборвать его излияния репликой «Так не бывает» – для ребенка это не довод. Гораздо лучше попытаться так построить беседу, чтобы, не возражая и даже как бы соглашаясь с ним, предложить ему реалистичное объяснение как более предпочтительное. При этом самолюбие малыша не будет уязвлено, но в то же время он поймет, что взрослый предпочитает более трезвый взгляд на вещи. Авторитет родителя сыграет важную роль в утверждении правильных суждений.
К счастью, многие родители легко отличают фантазию от лжи. Но мало кого не настораживает обман «в чистом виде», когда ребенок пытается исказить или утаить правду ради достижения какой-то скрытой цели. Как мы уже знаем, эта цель – либо избежать неприятностей, либо получить удовлетворение. Уже в возрасте четырех-пяти лет ребенок может пойти на то, чтобы сказать неправду ради своей выгоды. Но не будем торопиться его осуждать. Признаемся себе: ведь именно эти мотивы иной раз побуждают каждого из нас погрешить против истины. Сами-то себе мы оправдание всегда найдем, так давайте попробуем и к ребенку подойти с той же меркой. Самый важный вопрос: что побудило его слогать? Многочисленные исследования показали, что главной причиной детской лжи выступает боязнь наказания. Если ребенок уверен, что совершенный им проступок повлечет серьезные неприятности, с его стороны вполне естественно попытаться их предотвратить. Замечено, что дети суровых и непреклонных родителей более склонны ко лжи, чем их сверстники, воспитывающиеся в доброжелательной и мягкой атмосфере. Вывод прост: если вы хотите, чтобы ребенок вас не обманывал, постарайтесь, чтобы он вас не боялся. Это не означает попустительства и вседозволенности. Просто младший член семьи должен чувствовать, что старшие готовы разделить с ним его проблемы, что от них исходит понимание и сочувствие, а не угроза.
Еще один мотив детской лжи (да и не только детской) – стремление к самоутверждению. Ложь в этом случае приобретает форму хвастовства. Ребенок начинает приписывать себе подвиги, которых не совершал, расхваливать ценности, которых не имеет, и т. п. Очевидно, что причина здесь кроется в недостатке реальных оснований для самоутверждения. Выдумает малыш то, чего ему не хватает. И рецепт здесь один: постараться, чтобы маленький человек не чувствовал себя обделенным. Если сын или дочь знают, что родители ценят определенные их достоинства, им нет нужды дополнительные достоинства измышлять.
Подводя итог, подчеркнем следующее. Умейте отличать корыстный обман от невинной выдумки. Фантазирование следует не пресекать, а корректировать, чтобы оно не переросло в привычку жить в мире иллюзий. Столкнувшись с явной ложью, не надо торопиться с осуждением. Постарайтесь понять, а затем и устранить причины, заставившие ребенка солгать. Это поможет вылечить болезнь, а не симптом. Ребенок, чувствующий любовь и доброжелательность родителей, поощряемый за свои достоинства и достижения, лгать не станет. Так помогите ему стать таким.
Между прочим
Безвредные фантазии
Родители Малыша из знаменитой сказки Астрид Линдгрен сильно обеспокоились, узнав, что их сын якобы завел себе экзотического друга с пропеллером на спине. Да и какой здравомыслящий взрослый не встревожится в этой ситуации? Сказка есть сказка, а в реальной жизни такая фантазия порождает тревогу: не слишком ли далеко зашел ребенок, «общаясь» с вымышленным другом?
Недавние исследования британских психологов показали, что такого рода «общение» – не повод для беспокойства, в нем проявляются естественные особенности детского душевного мира. Более того – дети, «слышащие голоса», как правило творчески одарены и неплохо социально адаптированы.
Недавно в Даремской университете в Великобритании завершены исследования под руководством доктора Чарльза Ферниго. Тридцати детям в возрасте 3–5 лет давали прослушать запись искаженного до неузнаваемости прозаического текста, который читала 10-летняя девочка. Запись была порезана, ее смысловые куски перемешаны и смонтированы в обратном порядке, текст то замедлялся, то ускорялся; словом, было совершенно непонятно, о чем речь. Однако 10 детей сумели распознать отдельные слова. Оказалось, что у девяти из них есть вымышленные друзья. Среди 20 детей, не разобравших ни слова, воображаемый друг был только у пяти.
«Долгое время считали, что выдуманного друга заводят дети замкнутые, неуверенные, застенчивые. Психиатры годами пытались доказать, что детские „галлюцинации“ – предвестник душевной болезни в будущем. Мы пришли к прямо противоположным выводам, – говорит Чарльз Ферниго. – Дети, у которых есть выдуманные друзья, не менее социально адаптированы, чем остальные. Более того – они менее застенчивы, у них прекрасно развито воображение и большой творческий потенциал. Они лучше понимают мышление других людей». Проблемы могут возникнуть лишь тогда, когда ребенок явно предпочитает воображаемый мир реальному, и это делает неадекватным его поведение.
В ГЛАЗА СМОТРИ!
«Смотри на меня, я с тобой разговариваю!» Эту фразу из века в век говорят родители и воспитатели, делая внушение детям. А если те отводят взгляд, их спешат обвинить в невоспитанности, невнимании, а то и в нечестности – «Если прячешь глаза, значит что-то скрываешь!»
Однако, по мнению ученых, дело тут вовсе не в неуважении к старшим и не в неискренности, а всего лишь в том, что, отвернувшись, дети лучше думают. Мало того, эту манеру они, скорее всего, перенимают у взрослых, добавляет психолог Гвинет Дохерти-Шеддон из университета шотландского города Стерлинг.
Доктор Дохерти-Шелдон и ее коллеги провели специальное исследование с целью выяснить, как реагируют дети на ситуацию, в которой им задают вопросы. «Наше исследование однозначно свидетельствует: дети младшего школьного возраста отводят взгляд для того, чтобы сконцентрироваться на трудном для понимания материале. А это, согласитесь, достойно не осуждения, а поощрения», – указывает шотландский психолог.
Что делать с лентяем?
Верно замечено: «Человек, которому повезло, – это тот, кто делал дело, пока другие собирались». Успеха в жизни добиваются активные, упорные, предприимчивые. Причем предприимчивые в истинном смысле – способные что-то предпринимать, а не уклоняться от полезной деятельности. Люди склонны объяснять чужие успехи чем угодно – везением, исключительными способностями, благоприятным стечением обстоятельств… Однако в основе большинства высоких достижений лежит организованное целенаправленное усилие, способность практически решать поставленные задачи. И наоборот, в отстающих оказываются не столько те, кому недостает способностей, сколько те, кто не желает проявлять достаточной активности. Ничего, кроме неприязни, не вызывает брюзгливый лентяй, считающий, будто судьба чего-то ему недодала. На самом деле такой человек просто научился полагаться не на себя, не на заслуженную награду, а на счастливый случай.
Ленивыми не рождаются. Каждому ребенку присуща потребность в активности (которая, конечно, более или менее выражена в зависимости от унаследованных особенностей темперамента). Лишь постепенно у ребенка формируется своими усилиями добиваться цели либо, наоборот, уклоняться от деятельности и искать удовольствий за счет стечения обстоятельств или расположения других людей. И то и другое – результат воспитания. Никто, конечно, не ставит задачу вырастить ребенка бездельником. Но именно к такому итогу приводят некоторые ошибки родителей.
Младенец появляется на свет абсолютно беспомощным, и задача его жизнеобеспечения всецело ложится на родителей. Они с первых дней понимают, что им необходимо делать, и осознают тот бесспорный факт, что сам младенец ни на какие полезные действия не способен. Но время идет, ребенок подрастает. С каждым днем растут и его возможности. Это стремительное развитие порой ускользает от внимания старших. Однажды осознав беспомощность малыша, они продолжают пребывать в этом убеждении. Приняв установку (поначалу единственно верную), что за него приходится делать абсолютно всё, родители упускают момент, когда малыш уже способен кое-что предпринять сам. В результате активность ребенка спонтанно направляется на что угодно, только не на полезные конструктивные действия, которые монополизированы родителями.
Если тебя кормят с ложечки, то зачем учиться самому ее держать? Ведь можно в это время заняться манипуляциями с яркими игрушками или рассматривать веселые картинки. Наступит день, и родителям покажется: ребенок уже достаточно большой, чтобы есть сам. А он не хочет! Ему интереснее другое. Начинаются нервотрепка, слезы, конфликты. А дело всего лишь в том, что упущен момент, когда ребенку интересно освоить новое действие и самому (хотя сначала и с поддержкой взрослых) научиться достигать желаемого результата. Педиатры советуют при кормлении даже совсем маленьких детей накладывать их ручки на чашку или бутылочку. Пусть они еще не в силах ее удержать, но путем многократных повторений закрепляется стереотип целесообразного действия. Ребенок, таким образом приученный держать чашку, легко будет делать это сам, как только наберется сил, и даже с недоумением воспримет попытку помочь ему в столь элементарном акте.
Главное условие предупреждения детской лени – никогда не делать за ребенка того, что он в состоянии делать сам. Даже в раннем детстве. Ребенок уронил игрушку – пусть сам поднимет. Никак не может поднять, не слушаются пальчики? Это вовсе не значит, что надо такое простое действие выполнить за него. Лучше покажите, как удобнее взять игрушку. И не забудьте похвалить за успех.
Ребенок должен научиться прежде всего обслуживать себя: разбирать и застилать постель, умываться и чистить зубы, одеваться, зашнуровывать ботинки, завязывать узлы и бантики. Перед сном он должен привести в порядок свою одежду и обувь. Лучше всего, если эти действия выполняются сообща, весело, ибо воспитывают не упреки и брюзжание, а личный пример взрослых, их отношение к делу. Ребенок может и должен поддерживать порядок в своем уголке, своей комнате. Важно, чтобы у него было собственное рабочее место, уголок для игр. Ведь кроме обязанностей у растущего человека должны быть и определенные права. В своем уголке он полновластный хозяин, на своем рабочем месте он может лепить, вырезать, выпиливать, шить.
В воспитании трудолюбия важно не упустить один ответственный момент. В три-четыре года малыши буквально рвутся к самостоятельности: «Я сам! Хочу сам сделать!» Тут родителям следует набраться терпения. Дайте ребенку возможность делать его дела самому, развивать и совершенствовать движения, учиться преодолевать препятствия. Пусть вначале все идет вкривь и вкось. Не подстраховывайте каждое движение, берегите нервы свои и малыша. Лучше на это время уйдите в другую комнату и займитесь чем-то иным. Чтобы научиться что-либо делать, надо прежде всего делать! И пусть малыш пыхтит, но делает. Научится, да так, что станет со временем делать лучше вас.
Но не только самообслуживанием и играми следует ограничивать круг обязанностей растущего человека. Дети вполне могут многое делать по дому, а если есть сад или садовый участок, то многие работы там можно выполнять вместе с детьми. Работая, дети приучаются ценить плоды своего и чужого труда.
В воспитании трудолюбия важно не переусердствовать. Лень может развиться и тогда, когда на ребенка возлагаются непосильные обязанности. Убедившись в том, что с работой ему все равно не справиться, ребенок стремится избежать ее или делает кое-как. То же самое бывает и тогда, когда дело ребенку по силам, но цель не ясна.
Конечно, роль родителей заключается в том, чтобы научить, поддержать и помочь. Первые шаги всегда делаются с опорой. Но жизненный путь долог, и пройти его человек должен сам. Так поможем ему научиться твердо стоять на своих ногах.
Жадина-говядина
Готовность помочь ближнему, поделиться с ним всегда считалась одной из главных человеческих добродетелей. И наоборот, жадный человек неизменно вызывал осуждение и неприязнь. Каким бы богам ни поклонялись люди в разных концах света, важнейшей заповедью для них являлось требование не посвящать себя накоплению земных сокровищ, а искренне делиться с нуждающимися. Многим известна восточная традиция, предписывавшая хозяину одаривать гостя той вещью, которая тому понравилась. А североамериканских индейцев бытовал такой обычай: каждый самостоятельный член рода ежегодно устраивал праздник «потлач», на котором раздаривал соплеменникам свое имущество (поскольку так поступал каждый, имущество всё время было распределено равномерно).
Никто не хотел бы, чтобы его считали скупым. Не желаем мы этого и своим детям. Легко понять огорчение родителей, когда ребенок готов с ожесточением вцепиться в свою игрушку, лишь бы не дать другому дотронуться до нее. Да и сами дети в своей среде скупость осуждают; «жадина» – одно из самых сильных детских оскорблений.
Справедливости ради надо признать, что далеко не всех родителей жадность ребенка настораживает. Иные, наоборот, с удовлетворением подчеркивают, что их дитя «ценит свое добро». Помилуйте, да неужели ценит? Лакомство, которым ребенок не привык ни с кем делиться, легко может быть брошено недоеденным; игрушка, с которой никому не позволено играть, может быть сломана его же собственными руками… Главное для него – не столько насладиться владением, сколько не позволить этого никому другому. Если родители всерьез надеются, что из скупого ребенка вырастет рачительный хозяин, жизнь скорее всего обманет их ожидания. А вот в том, что повзрослевший «жадина» мало у кого будет вызывать симпатию, – в этом сомневаться не приходится.
Философы-моралисты давно подметили, что недостатки – это порой заострение достоинств. Что есть жадность, как не доведенная до крайности бережливость? Но и противопоставляемая ей щедрость в неумеренном порыве оборачивается расточительством. Где же лежат те разумные пределы, оставаясь в которых человек может вести себя достойно? И как научить детей удерживаться в этих пределах?
Как и во многих других случаях, говоря о детской жадности, мы используем понятное, казалось бы, слово, но вкладываем в него смысл, который еще нельзя применять к ребенку. Под жадностью мы привыкли понимать болезненное стремление накапливать ценности, ни с кем ими не делясь. Это не природная черта, ее нельзя унаследовать. Ценностное отношение к материальному миру и к другим людям формируется в результате жизненного опыта. Ребенок, еще только осваивающий мир, может повести себя так или иначе. Но это отнюдь не однозначное свидетельство проявления в нем той или иной черты. Лишь закрепившись в жизненном опыте в результате многократных повторений, поведение складывается в устойчивую, внутренне обоснованную систему.
Взрослый способен понять, что все окружающие его люди обладают разнообразными потребностями и стремятся их удовлетворить. Руководствуясь своими моральными убеждениями и в немалой мере – расчетом, он оценивает, в какой мере можно без значительного ущерба для себя помочь кому-то другому удовлетворить его потребности. Мироощущение ребенка – иное. Маленький человек эгоцентричен, весь мир он пока рассматривает сквозь призму собственных потребностей и встать на чью-то иную позицию просто не умеет. Это не его недостаток, а возрастная особенность. Взрослея, он научится (в большей или меньшей мере) считаться с мнением других. Но этому ему надо помочь научиться.
Любому с малых лет свойственно стремление владеть и пользоваться тем, что необходимо и желанно. Однако взрослый знает, что при этом надо соблюдать некоторые непременные условия. Для ребенка почти никаких условий не существует. Выпустить из рук то, что малыш считает своим, – связано для него с переживанием потери. Именно данное переживание может впоследствии закрепиться и вылиться в то, что уже с полным основанием можно будет назвать жадностью. Но в первые годы жизни оно естественно, и задача родителей – помочь с ним легко и без напряжения справляться.
Прежде всего, недопустимо ставить маленького ребенка в условия, когда он вынужден что-то «отрывать от себя». Например, если вы отправляетесь в дом, где тоже есть дети, и приготовили в подарок игрушку, которой нет у вашего ребенка, не удивляйтесь, что он может сильно огорчиться. И это не жадность! Просто ему и самому хотелось бы иметь такую же, играть с ней. И простейший выход из этой ситуации – приготовить подарок-дубликат («мы подарим Васе такую машинку, какая есть у тебя».
Если на прогулке кто-то из детей заинтересовался игрушкой вашего ребенка, помогите им организовать совместную игру, в которой можно использовать игрушку по очереди. Потом обязательно похвалите ребенка, подчеркнув, насколько лучше и интереснее было играть вместе. Так делаются первые шаги к пониманию того, что, делясь, мы не теряем, а приобретаем.
Вообще, игры со сверстниками очень полезны для нравственного становления ребенка. Каждый малыш хотел бы быть принятым в круг играющих товарищей. И лучше любого нравоучения для него окажется то неодобрение, которым друзья встретят проявление жадности. Общаясь с ровесниками, малыш очень скоро начинает понимать, что жадничать по большому счету невыгодно.
Не следует забывать и о том, что ценности ребенка совсем иные, нежели наши, взрослые. В коллекционирование карманных календариков дошкольник может вкладывать не меньше страсти, чем взрослый книголюб в составление личной библиотеки. Никто не упрекнет в жадности, скажем, автомобилиста, если тот не станет одалживать свою машину всем подряд. Но ведь для какого-то мальчугана подобной ценностью выступает дешевенький игрушечный автомобильчик. Не будем же к детям слишком требовательны! У каждого существует то. Чем он не хотел бы делиться. Почему бы и детям не иметь такого права?
Ребенку 4–5 лет уже можно прямо посоветовать принять участие в игре со сверстниками и внести в общую игру свои игрушки. Если даже ваш альтруизм не распространяется на то, чтобы предложить товарищам ребенка доступные семейному бюджету угощения, сделать это нелишне в чисто педагогических целях. В первый раз ваш сын (дочь) получает из ваших рук конфету, и одновременно такую же получает его ровесник. В другой раз все угощение дается в руки вашему ребенку со словами: «Одна конфета тебе, вторую дай Мише». При этом ребенок фактически с другим, хотя по сути и выполняет поручение. Но так он на собственном опыте получает возможность понять, что, оказывается, сделать приятное другому и самому приятно (да и жертвовать чем-то своим не приходится). Проделав этот безболезненный шаг, человек впоследствии будет воспринимать его легко, без напряжения. Со временем ребенок уже обойдется и без инструкций: он знает, что надо делиться с товарищем. И способен сделать это сам.
Ясно одно: ребенок будет щедр настолько, насколько вам удастся сформировать в нем эту черту. Возрастной эгоцентризм пройдет. Но только от вас зависит, переродится ли детская настороженность во взрослую скаредность, или же ребенок освоит навык взаимовыручки и взаимопомощи. Если вы считаете, что у вашего ребенка есть в этой сфере проблема, то это проблема не его, а ваша. А ребенка осуждать не следует, ему необходимо помочь. Привить можно лишь то, чем обладаешь сам.
НЕ ХУЖЕ ДРУГИХ!..
Достижение всех мыслимых успехов и обладание всеми желаемыми благами – задача для отдельного человека невыполнимая. Это бесспорный факт, и многих он с возрастом перестает раздражать. Многих, но не всех. Нередко бывает, что чье-то превосходство – физическое, интеллектуальное, материальное или какое угодно еще – вызывает у другого жгучее и неприятное чувство, имя которому – зависть.
Как любое недоброе чувство, зависть непродуктивна. Она точит и озлобляет человека, но нисколько не помогает на жизненном пути. Если мы замечаем за собой этот недостаток, то стараемся его преодолеть, не впадать в бессмысленную неприязнь к людям, в чем-то нас обогнавшим. И детей своих стараемся вырастить людьми независтливыми.
Дети более искренни, чем мы, взрослые. Вернее, более открыты. Они еще не научились бороться со своими чувствами, скрывать их. Потому часто в глаза бросаются проявления детской зависти. Возникает невольный вопрос: неужели эта черта свойственна всем детям и не перерастет ли она со временем во взрослую недоброжелательность?
Детская зависть существенно отличается от взрослой, хотя имеет близкую природу. В основе ее лежит сосредоточенность на собственной персоне, которую во взрослом человеке мы определяем как себялюбие. Мироощущение ребенка по сути своей эгоцентрично. Не обладая достаточным социальным опытом, развитыми моральными чувствами и волей, ребенок распространяет свои желания на всё, что попадает в поле его зрения. Малышу кажется, что мир существует ради него. Это не недостаток, а естественная возрастная особенность. Нарушение такого мироощущения воспринимается малышом очень болезненно. Как же так – кто-то другой лучше рисует, более ловко прыгает, знает больше песенок и сказок? И самое обидное – красивые наряды, заманчивые лакомства и яркие игрушки достаются кому-то еще. Малыш расценивает это как большую несправедливость, сильную обиду. И обида обращается на тех, кто сумел в чем-то малыша обойти. В лучшем случае у ребенка портится настроение, в худшем – портится отношение к «обидчику». Появляется неосознанное желание наказать последнего, ущемить, унизить. Не здесь ли лежат истоки наших взрослых предрассудков: очень красивая – значит легкомысленная, богат – значит нечист на руку и т. п., и как следствие: пусть от нее уйдет муж, вот уж она тогда поплачет, а мы порадуемся восторжествовавшей справедливости; пусть вдребезги разобьется роскошный лимузин – наверняка нечестно нажим… Однако нелегко жить с такими чувствами, правда? Злость еще никому не приносила счастья.
Дети растут, и большинство из них с годами изживают детский эгоцентризм. Но как предотвратить накопление ребячьих обид на «несправедливое» распределение способностей и благ? Ведь по мере накопления таких переживаний портится характер, искажается мироощущение.
Ответ кажется очень простым. Надо постараться предотвратить возникновение ситуаций, в которых ребенок чувствует себя обойденным. Этот простой ответ верен, но лишь отчасти. Действительно, задумаемся: достаточно ли сил и средств прилагаем мы к тому, чтобы наш ребенок радовался жизни и ее благам? Давно ли мы радовали его новой игрушкой, лакомым гостинцем? Жизнь родителей полна своих, взрослых забот, и какие-то потребности ребенка порой просто выпадают из виду. Вроде бы можно найти и время. И деньги, чтобы доставить малышу удовольствие. Вот только всё руки не доходят… Если действительно дело обстоит так, то всё поправимо. Но это лишь частичное решение проблемы. Полностью желания ребенка невозможно предугадать и удовлетворить. Рано или поздно его растущие запросы наткнутся на предел материальных возможностей родителей. И снова закрутится механизм недовольства. Тем более что вам одним придется соревноваться со всем светом. У Ани красивая кукла, у Лены нарядное платье, а Таню родители летом возили к морю… А превзойти хочется всех! По силам ли вам это?
Давно замечено: «Тоскуя о том, чего у нас нет, мы не пользуемся тем, что имеем». Пожалуй, именно в этом древнем афоризме заложено зерно той воспитательной стратегии, которой предотвращается и изживается зависть.
Возникает обычная ситуация: ребенок видит у товарища интересную игрушку и хочет такую же. Если можете, купите ему ее. Но не превращайте это в жизненный принцип. Таким образом можно решить одну частную задачу, но не проблему в целом. Главное – научить ребенка ценить то. Что ему доступно. Ведь наверняка и ему кто-то завидует! Постарайтесь помочь малышу организовать свою игру так, чтобы он радовался тем вещам, с которыми реально имеет дело. Если пытаться растолковать ребенку ценность его собственных книжек, игрушек и т. п., то он может и не принять такого объяснения, возбужденный новым впечатлением. А вот если не пожалеть времени и привлечь малыша к реальной игре, ценность знакомых предметов станет для него явной и ощутимой.
Но зависть может порождаться не только «меркантильными» соображениями. Ребенок (да, пожалуй, и взрослый) ревниво относится к чужим успехам и преимуществам, в том числе и таким, которые не связаны с приобретением желанных предметов. Ведь нередко человек завидует чужим достоинствам, которых он сам, кажется, лишен. Зависть такого рода также может стать тормозом на жизненном пути. Но она может обратиться и в здоровое стремление к конкуренции, когда чужие достоинства подстегивают желание их превысить.
Если вы видите, что чьи-то успехи ребенок воспринимает обостренно, постарайтесь, чтобы его чувства приобрели позитивную окраску. Чем тайно желать кому-то поражения, лучше попробовать честно обогнать его на этой дистанции. Если же именно в этой сфере ожидать успеха явно не приходится (ведь люди наделены разными способностями: в чем-то один превосходит другого, а в чем-то – наоборот), надо выбрать тот путь, который в большей мере позволяет надеяться на успех. Поощряемый к здоровому соревнованию и чувствующий одобрение собственных успехов, ребенок не станет исподтишка злиться на товарищей.
Представим себе человека, которого не терзают муки зависти. Каков он? Ясно, что такой человек научился удовлетворять свои потребности доступными средствами, добиваться своих целей в честной борьбе. Он знает себе цену и не испытывает чувства неполноценности. Лишь к зрелому возрасту человек достигает таких достоинств. Удастся ли это ребенку, зависит от вашей поддержки.
ЗАЧЕМ РЕБЕНКУ СИГАРЕТА?
История о несчастной лошади, которую убила капля никотина, рассказана уже столько раз, что сегодня едва ли кто решится выступить в защиту курения. Тем не менее миллионы людей продолжают отравлять себя и окружающих табачным дымом. При этом большинство из них курит не потому, что это доставляет большое удовольствие, а потому, что у них сформировалась сильная потребность в курении, которая, не будучи удовлетворена, обрекает человека на душевные и телесные муки. Недаром эксперты Всемирной организации здравоохранения расценивают табакокурение как разновидность наркомании. Мало найдется таких курильщиков, кто иной раз не задумывался: «Надо бы бросить…» Увы, далеко не все обладают для этого достаточной силой воли. И продолжают курить, выискивая неуклюжие оправдания. Впрочем, даже у заядлых курильщиков порой возникает горькая мысль: «Не надо было начинать…» Такие мысли, к сожалению, не посещают человека в юные годы, когда рука впервые тянется к сигарете. Долг взрослого – предотвратить перерастание детской «забавы» в изнурительное пристрастие. Как этого добиться?
Прежде всего родители должны отдавать себе отчет, что если кто-то из взрослых членов семьи курит, то ребенка очень нелегко убедить в пагубности курения. Поэтому, когда родителям не хватает внутренних сил самим отказаться от вредной привычки, необходимо вспомнить об очень важном аргумента: сделать это надо ради блага детей.
Все родители (как курящие, так и некурящие) бывают огорчены, узнав, что их сын или дочь попробовали ядовитого дыма. Первая и, казалось, естественная реакция – строго наказать, «чтоб неповадно было». Но лучше разобраться в ситуации спокойно. В каком возрасте ребенок может позволить себе эту «шалость»? Как выясняется, в любом. Но в разном возрасте мотивы данного поступка различны. А разобравшись в мотивах, легче «принимать меры».
Считается, что курение – одна из многих проблем подросткового возраста. Однако иногда приходится сталкиваться и с тем, что сигарету берет младший школьник или даже дошкольник. Зачем он это делает? Ответ, как правило, прост: ребенок, стремящийся в игре приобщиться к миру взрослых, желает ощутить себя стреляющим, ведущим машину, строящим дом и… курящим. К многочисленным атрибутам игры добавляется еще один – сигарета. В доме, где кто-то курит, сигарету добыть нетрудно. Да и в ином случае при известной изобретательности (а ее детям не занимать) это не проблема.
В возникшей ситуации, наверное, не стоит бить в набат по поводу формирования вредной привычки. Руководствуясь чисто детскими игровыми мотивами, ребенок может попробовать сыграть и в курильщика. Будьте уверены, никакого удовольствия эта игра ему не принесет. Организм человека устроен очень разумно, он не приемлет вредных веществ. Даже если малышу удалось крепко затянуться, ничего, кроме отвращения, он не испытает. Родительское наказание послужит лишь необязательной добавкой к той весьма ощутимой неприятности, которую маленький экспериментатор доставил себе сам. Узнав о таком опыте, родители должны стараться исключить возможность его повторения (ведь неоднократное повторение может привести к тому, что здоровая реакция отторжения постепенно угаснет). Нежелательно, чтобы ребенок имел возможность легко уединиться для проведения своих экспериментов. Даже если в доме есть сигареты, они не должны соблазнять малыша свой доступностью.
Курящие близкие должны избегать того, чтобы своим поведением провоцировать ребенка следовать нежелательному примеру. Если же вы сами застали ребенка с сигаретой или узнали о его поступке от заслуживающих доверия людей, не торопитесь судить и карать. Объясните ему, что табак не приносит удовольствия (в это он охотно поверит, опираясь на свой опыт), что некоторые взрослые привыкли к сигаретам, но страдают от этого. Воспринимая курение как отклонение от нормы, ребенок по крайней мере на протяжении ближайших лет воздержится от злоупотреблений.
Однако, чем старше ребенок, тем более серьезной становится для него проблема курения. В каком-то смысле курение и для школьника является игрой. Однако сам он это так не воспринимает. Для школьника, особенно подростка, уже недостаточно изображать взрослого, осознавая в глубине души всю условность игровой ситуации. Дошкольник может курить «понарошку», пользуясь предметом-заместителем, например карандашом или бумажной трубочкой, изображающей сигарету. Подросток уже стремится действительно быть как взрослый или по крайней мере максимально походить на него. Шаг за шагом приближаясь к миру взрослых, он норовит ускорить это движение, приобщиться к кругу сильных, самостоятельных и независимых людей как можно быстрее и полнее. Легче всего кажется (и оказывается) перенять внешние атрибуты взрослого мира, явно отличающие взрослого от ребенка. Многие годы уходят на то, чтобы научиться трезво мыслить, предвидеть последствия своих поступков и нести за них ответственность, обеспечивать основы собственной независимости. Гораздо проще распечатать пачку сигарет и ощутить сладкую иллюзию освобождения от запретов.
Большинство исследователей убеждены, что при обращении к курению ведущими выступают психологические мотивы. Потребность в никотине не является естественной для человеческого организма, то есть можно сказать, что биологического побуждения к самоотравлению человек не испытывает (лишь впоследствии, насильно включившись в обмен веществ, никотин становится властным диктатором). Главный механизм курения подростков – подражание (взрослым или тем сверстникам, кто уже с гордостью «приобщился»). В любом возрасте первая затяжка физически неприятна, однако у подростка психологические мотивы уже достаточно сильны, чтобы побороть отвращение, которое к тому же с каждой следующей сигаретой постепенно угасает.
Как воспрепятствовать формированию вредной привычки? Практика показывает, что, как и в большинстве иных ситуаций, насилие наименее эффективно. Данное утверждение особенно справедливо для тех случаев, когда властное и жесткое отношение родителей к детям оформилось в преобладающий педагогический стиль. Пусть это не покажется чрезмерным обобщением, но чем более ровные и доброжелательные отношения поддерживаются в семье, тем меньше вероятность того, что самоутверждение подростка примет искаженные формы. Психологи отмечают, что те подростки, которые, несмотря на кризисный характер своего возраста, сохранили уважение и доверие к родителям, менее склонны следовать негативному примеру сверстников. Если же родители воспринимаются как чуждая, несправедливая и враждебная сила, то, чем упорнее и жестче настаивают они на своих запретах, тем сильнее ответное стремление обойти их. В такой ситуации борьба с курением напоминает устранение симптома, а не болезни.
Популярные пособия призывают отвлекать активность детей на занятия спортом, вести с ними профилактические беседы о вреде табака. Однако следует признать, что предложенные меры недостаточно эффективны, как не может быть эффективна никакая борьба с симптомами. Надежного рецепта, который гарантировал бы отказ от курения не существует. Курение подростка – один из симптомов неблагополучия в процессе его личностного самоопределения. Поэтому пристального внимания требует именно это неблагополучие, а не курение само по себе. Выполнение этой рекомендации потребует серьезных усилий. Однако, лишь укрепляя взаимное расположение о доверие, можно помочь ребенку избежать коварных соблазнов.
Между прочим
Неожиданный результат борьбы с курением
Британская общественность бьет тревогу – многие школьники откровенно пренебрегают призывами к здоровому образу жизни и вопреки предостережениям медиков в самом юном возрасте приобщаются к курению. И это несмотря на широкомасштабную антиникотиновую кампанию, развернувшуюся в последние годы в Соединенном Королевстве. Судя по всему, огромные усилия средства, затраченные правительством, медицинской и педагогической общественностью, оказываются малоэффективны. Почему?
Социальный психолог Джерри Стюарт из Йоркшира находит этому парадоксальное объяснение. Не секрет, что приобщение к курению чаще всего происходит в подростковом возрасте, а психологические особенности этого возраста оказались недостаточно учтены при планировании антиникотиновых мер. Результат в итоге оказался достигнут чуть ли не противоположный. Так, согласно принятым в странах ЕЭС правилам, на каждой пачке сигарет стали размещать пугающее предостережение о негативных последствиях курения – от лаконичного «Курение убивает» до многословного «Курение приводит к нарушениям кровяного давления, оканчивающимся импотенцией». Грозное объявление в траурной рамке занимает половину площади сигаретной пачки, никак не может остаться незамеченным и способно отравить курильщику всё удовольствие. Неужели подростков оно не пугает?
Скорее наоборот! – считает Стюарт. Подростковый возраст недаром называют трудным – в эту пору взрослеющий человек мучительно ищет свое место в мире старших, критически переоценивает их назидания и наставления. Дабы утвердиться в своей самостоятельности, подросток зачастую «с порога» отметает любые педагогические директивы, особенно выраженные в жесткой, авторитарной форме. Разумеется, эта тенденция свойственна не всему молодому поколению, однако немалой его части. Для преодоления подросткового и юношеского негативизма требуется время. Пройдут еще годы, прежде чем молодой человек прочувствует и осознает: старшие в своих наставлениях по большому счету правы. Но до той поры он постарается испробовать множество форм бунтарства, а за это время вредная привычка может глубоко укорениться и нанести растущему организму непоправимый вред. Впрочем, этот вред подростки склонны недооценивать – ведь их молодой организм пока не реагирует на сигарету никакими настораживающими симптомами. Лишний повод упрекнуть старших в лицемерном авторитаризме!
Неожиданный эффект дала и другая (казалось бы, беспроигрышная) мера – непомерное увеличение цены табачных изделий. Сигареты в Англии очень дороги – пачка стоит около 5 фунтов, что вдвое дороже, чем в США, и вдесятеро – чем в России. Даже для многих взрослых курильщиков это стало непосильным расходом (из-за чего британцы в массовом порядке переключились на допотопные самокрутки). Что же говорить о подростках! Однако оказалось – и Стюарту удалось это выяснить в ходе широкомасштабных опросов, – что высокая цена сыграла для английских школьников роль своеобразного символа успеха и престижа. Совсем как в популярной рекламе сигарет: «Можешь себе позволить!» Если ты не куришь, то не оттого ли что жадничаешь или просто беден? Зато если закурил – ты уже достаточно «крут»!
Констатируя данную тенденцию, английский психолог не делает глубоких выводов. Хотя они достаточно ясны. Воспитательное влияние на детей и подростков требует учета всех тонкостей возрастной психологии, в противном случае рискует обернуться парадоксальным эффектом. Что же касается конкретно курения, то тут, вероятно, больше внимания следовало бы уделить взрослым курильщикам – родителям. Ведь согласно социологическим данным, дети курящих родителей вдвое чаще приобщаются к сигарете, чем дети из некурящих семей.
Вредные привычки «больших детей»
Вероятность того, что ребенок начнет пить или курить, прямо пропорциональна степени его «взрослости». К такому заключению пришли ученые из Университета Мельбурна, опросившие более 5700 детей и подростков в возрасте от 10 до 15 лет. Полученные исследователями результаты свидетельствуют о том, что чем взрослее ребенок, тем выше его шансы начать курить или употреблять спиртные напитки. В принципе, на первый взгляд в этом нет ничего удивительного. Но интересен тот факт, что лучше всего вероятность пристрастия к той или иной вредной привычке коррелирует не с «паспортным» возрастом ребенка, а с «телесным», то есть со степенью зрелости его организма. Если организм 12-летнего ребенка развит так же, как у 15-летнего подростка, он рискует начать курить или «злоупотреблять» в той же степени, что и 15-летний. И наоборот – если по тем или иным причинам ребенок отстает в своем развитии от сверстников, вредные привычки опасны для него в меньшей степени, чем для других ребят.
«Судя по всему, защита ребенка от пристрастия к табаку, алкоголю или марихуане определяется в первую очередь степенью его физиологической и психологической „зрелости“, а не его окружением, провоцирующим на курение или употребление спиртного, – прокомментировал полученные результаты доктор Джордж Пэттон, руководитель этого исследования. – И я рассчитываю, что рано или поздно нам удастся научиться воздействовать на эти факторы и спасти детей от проблем, которые они сами себе создают».
Поле брани
Существует несколько слов и выражений, общеизвестных, хотя и не общепринятых, которые занимают особое положение в языке. Издавна считается неприличным и недопустимым вслух называть некоторые предметы и явления, связанные со строением человеческого тела и половой функцией. В рамках европейской культуры закрепилось отношение к сексу как чему-то постыдному, поэтому при освещении этого вопроса пишущая братия по сей день разрывается между сухой научной лексикой и так называемыми непечатными словами. Впрочем, в последние годы эти слова перестали быть непечатными в буквальном смысле: уже никого не удивляет, когда герои современных литературных произведений и кинофильмов не стесняют себя в выражениях. Российское законодательство предусматривает ответственность за сквернословие в общественных местах и оскорбление словом. Однако даже опытные юристы затрудняются припомнить, чтобы кто-либо был ощутимо наказан за словесную невоздержанность. Сквернословие стало, увы, чрезвычайно распространенным, будничным. Одни считают это нормальным, другие, как говорится, притерпелись.
Взрослые люди как в делах, так и в словах проявляют себя по-разному. У одних сквернословие вошло в привычку, и в любой обстановке (даже в семейном кругу) они не могут связать двух слов без того, чтобы не выругаться. Впрочем, ругательство при этом даже не выступает как таковое, а является своего рода междометием, заполняющим неизбежные пустоты в убогой речи. Другие обычно ведут себя более сдержанно, но непременным атрибутом «чисто мужского» (а всё чаще, увы, и «чисто женского») разговора считают соленое словцо, с помощью которого стремятся подчеркнуть доверительный и раскованный характер беседы. Люди достаточно воспитанные относятся к брани брезгливо; для них выругаться столь же немыслимо, как, скажем, высморкаться в занавеску.
Однако и те, и другие, и третьи сходятся в едином мнении: нецензурные слова – это «взрослая» лексика и ребенку употреблять их не позволительно ни в коем случае. Если же из детских уст вылетает запретное слово, немедленно следует резкая отрицательная реакция: взрослые стремятся пресечь и наказать подобную распущенность.
Попытаемся разобраться, насколько справедлив и эффективен этот подход.
В первые годы жизни ребенок – существо поначалу бессловесное – стремительно овладевает родным языком. Все слова для него – новые. Он активно, как губка, впитывает их и усваивает, с каждым днем обогащая свой словарный запас. Уже трехлетний малыш в состоянии внятно выразить достаточно сложную мысль, пользуясь большим набором слов. Конечно, понадобится еще долгое время, чтобы он овладел богатством языка во всем многообразии и сложности. И ребенок прислушивается к речи окружающих, улавливает незнакомые слова, как бы пробует их на вкус и пытается включить в свой словарь. Причем малыш слышит не только те слова, с которыми обращаются к нему родители и которыми они обмениваются между собой, но и те, что на улице бормочет неопрятный красноносый дядя с нетвердой походкой. Маленький ребенок еще не может понять, почему одни слова хуже, чем другие. Для него все они интересны и достойны внимания.
Можно, конечно, поставить перед собой задачу оградить ребенка от нежелательного словесного фона. Однако едва ли эта задача практически выполнима. Конечно, плохо, если малыш находит себе развлечения, крутясь возле пивного ларька и ловя многоэтажные тирады его завсегдатаев. Там ему не место, и это большинство родителей, к счастью, понимают и без дополнительных разъяснений. Однако невозможно посадить ребенка под стеклянный колпак, непроницаемый для бацилл сквернословия. Так или иначе ребенок столкнется с дурными словами, которые, увы, нынче просто витают в воздухе.
Ребенка невозможно оградить от общения со сверстниками. Безусловно, желательно, чтобы в круг его друзей входили воспитанные ребята. Но ведь не все дети такие! У кого-то папа вчера так «расслабился», что громко выкрикивал маме разные не очень понятные слова. «Обогатив» ими свой лексикон, его сынишка торопится поделиться новым приобретением с товарищами. И вот уже вся группа детского сада с упоением смакует свежее словечко…
Вне всякого сомнения, надо стремиться ограждать малыша от чужой грубости. Но необходимо трезво отдавать себе отчет, что не всё здесь в нашей власти. Никто не станет в здравом уме валяться в луже, но никто и не застрахован от того, что его не обдаст грязью проносящаяся мимо машина. Образно говоря, постараемся просто обходить лужи.
Если же ребенок узнал нежелательное выражение, наивно надеяться, что он его враз забудет. Человеческая память устроена очень хитро. Можно волевым усилием заставить себя что-то запомнить (это, говоря языком психологов, произвольное запоминание). Но невозможно заставить себя забывать. Поставив перед собой такую цель, скорее всего получишь обратный результат. Пытаясь заставить ребенка выкинуть слово из памяти, мы тем самым лишь сконцентрируем на этом его внимание и глубже забьем ржавый гвоздь в формирующееся сознание.
Добиться того, чтобы ребенок не узнал, а тем более, узнав, забыл неприличное выражение, – задача невыполнимая. Впрочем, признаемся: каждому из нас нецензурные слова знакомы. Суть в том, чтобы их не употреблять, не произносить вслух. Этого и только этого можно требовать от ребенка. Как этого добиться?
Когда малыш в первый раз произносит нецензурное слово, оно, как эти ни покажется странным, в его устах вполне невинно. Для него это еще одно усвоенное слово, почти ничем не отличающееся от прочих. «Почти» касается того, что смысл практически любого слова ребенку ясен, а вот смысл ругательства он еще постичь не в состоянии. Он лишь смутно ощущает, что такими словами в речь вносится сильный эмоциональный акцент.
Родительский гнев возникшей проблемы не решит, а только усугубит ее. В сознании ребенка непечатное слово обретет еще более сильную эмоциональную окраску. Не в силах понять причину строго запрета, малыш может попытаться использовать запретный плод как символ своей независимости. «Если кому-то можно так говорить, что, значит, можно и мне. Не надо только нарочно сердить родителей!» И запретное словцо начинает мелькать в его речи, становясь от многократного повторения привычным.
Если вы услышали из детских уст неприличное слово или узнали о таком его проступке от заслуживающих доверия людей, не надо впадать в гнев. Ситуация неприятная, что и говорить! Но постарайтесь, чтобы она не приобрела для ребенка сильной эмоциональной окраски. Нельзя оставлять словесный сор без внимания. Реакция родителей должна быть однозначно негативной, но не бурной. Надо ясно дать понять ребенку, что услышанное вам неприятно. Следует объяснить почему. Объяснение, доступное пониманию дошкольника, примерно таково. Слово, которое случайно (!) произнес ребенок, придумали грубые, невоспитанные люди, и они обычно так говорят, когда хотят кого-то обидеть. Ни один воспитанный человек таких слов не произносит. Ни мама, ни папа так никогда не говорят, ведь правда? Порядочный человек, слыша такие слова, очень огорчается и обижается. Поэтому так говорить не надо, чтобы тебя не считали грубияном.
Чтобы проверить достоверность ваших слов, ребенок может нарочно повторить злополучное слово. В той мере, которая принята в семье, надо недвусмысленно продемонстрировать ему, что вы действительно недовольны и огорчены. Каждый ребенок дорожит добрым отношением родителей. Гневный окрик, конечно, неприятен, но куда сильнее задевает его явно демонстрируемое родительское огорчение. Если в семье действительно добрые отношения, малыш постарается не ставить себя в положение всеми осуждаемого грубияна. Однако там, где младший член семьи постоянно испытывает неудовлетворенность и огорчение от взаимоотношений со старшими, не приходится удивляться, что он может использовать такое сильное средство, как ругательство, просто для того, чтобы привлечь к себе внимание (когда его явно недостает) или чтобы «дать сдачи» старшим за многочисленные обиды. Здесь сквернословие выступает лишь как средство, и решать в этом случае надо проблему не словесной невоздержанности, а нормализации отношений.
Овладевая языком, ребенок усваивает разные слова. Рано или поздно он услышит и эти. Важно, чтобы он знал: повторяя бранные слова. Он поступает плохо. Редкий ребенок будет намеренно ставить себя в положение провинившегося. Зная, что за грубость его обязательно осудят близкие любящие люди, он по крайней мере не станет упражняться в сквернословии.
Однако по мере взросления проблема становится всё более серьезной. Нецензурная лексика приобретает роль символа зрелости и независимости. Подросток быстро усваивает: если мат – лексика старших, запретная для ребенка, то приобщиться к вожделенному взрослому миру можно, нарушив это табу. Тем более что дело-то нехитрое! Срабатывает механизм, аналогичный тому, который порождает подростковое курение: с привлекательного образца «слизывается» самый доступный, поверхностный слой.
В такой ситуации жесткий запрет крайней неэффективен, он только утверждает подростка в сознании правильности своего поведения. Приемлемая психологическая рекомендация в данном случае, к сожалению, может быть лишь самой общей. Стремление подростка к независимости приобретает уродливые формы, когда у него создается впечатление, что родители блокируют путь его взросления. Желание во что бы то ни стало доказать свой возросший статус («Я уже не ребенок!») особенно обостряется тогда, когда родители отказывают подростку в признании этого статуса.
Поэтому борьбе со сквернословием, равно как и борьба с курением, приобретает характер лечения симптома, а не болезни. Подобно тому как туберкулез не излечивается таблетками от кашля, искажения в мироощущении подростка не устраняются попытками «вычистить» его язык. Если растущий человек с удовольствием ощущает свой рост и встречает со стороны близких одобрение и поддержку, ему нет нужды самоутверждаться с помощью уродливых символов.
Негативное отношение родителей к сквернословию в таком случае не воспринимается как консерватизм занудливых «стариков». Если во взаимоотношениях с взрослеющим сыном или дочерью удалось избежать подросткового бунта, то родителям проще объяснить свое отношение к брани как неприличному словоблудию никчемных людей. Подросток, дорожащий мнением матери и отца, прислушается к такому отношению. С его языка может порой сорваться «соленое» словцо (по крайней мере, чтобы не ударить в грязь лицом в компании сверстников), но в привычку это не войдет. Если же за все годы родительства добрых отношений сформировать не удалось, то сквернословие накатывается в подростковом возрасте вместе с валом других проблем. Как себя вести, чтобы подобного не произошло? Об этом, собственно, и написана вся книга, а не только эта глава.
Охота к перемене мест
Красочные описания приключений Тома Сойера и Гекльберри Финна воспринимаются читателями с интересом и неизменной симпатией к бессмертным героям Марка Твена. Однако совсем иные чувства возникают у родителей, когда их собственный ребенок вдруг последует примеру американских сорванцов. Одно дело – вымышленные и не лишенные романтики путешествия по далекой Миссисипи. Совсем другое – исчезновение из дома сына или дочери, отправившихся без понятных причин на поиски сомнительных приключений.
Уход ребенка из дома – явление нечастое. Однако то тут, то там такое время от времени случается. Поэтому стоит рассказать о механизмах детского бродяжничества, тем более что эта проблема тесно переплетается со многими другими, беспокоящими современных родителей.
Прежде всего важно подчеркнуть, что подобный феномен в своем наиболее ярком проявлении отмечен и описан психиатрами под названием «дромомания» (от греческих слов дромос – дорога, путь и мания – одержимость, страстное влечение). Это расстройство развивается в сочетании с другими нарушениями влечений обычно как последствие ушибов головы, сотрясений и заболеваний головного мозга. Дромомания – не самостоятельное психическое заболевание. Обычно она выступает как отражение шизофрении, эпилепсии, истерии и других расстройств. Если очевидно, что страсть к бродяжничеству – одно из проявлений органического мозгового поражения или серьезного психического заболевания, то устранить ее (наряду с прочими симптомами) возможно лишь при специальном лечении, назначенном психиатром.
Однако и у нормальных детей, не страдающих выраженными психическими расстройствами иногда наблюдается явная ненормальность поведения, например уход из дома. В чем же тут дело?
Иногда основным побудительным мотивом становится так называемый сенсорный голод – потребность во множестве новых и ярких впечатлений. Ребенок, которому наскучило однообразие будней, вдруг может отправиться в далекие страны (чаще всего – знакомые по ярким описаниям в приключенческой литературе и кинолентах). Подстегивают его и романтические примеры сверстников-бродяг, которыми изобилуют детские книжки и фильмы.
Подобного рода бродяжничеству подвержены инфантильные дети, склонные к неуемному фантазированию и авантюрам. Порой собственные фантазии захватывают их настолько, что дети теряют чувство меры и ответственности, легко переходят границы, отделяющие игру от реальности.
Впрочем, романтический характер побегов инфантильных детей не типичен. Гораздо чаще они бродяжничают просто в поисках новых впечатлений, а также стремясь уклониться от школьных занятий, предъявляющих непосильные для них требования дисциплинированности и трудолюбия. Возвращенные домой, они нередко предпринимают повторные попытки ухода, влекомые неудержимым соблазном вольной жизни без всяких социальных ограничений.
Такое поведение, в отличие от истинной дромомании, как правило, является результатом ошибок в воспитании, прежде всего недостаточного внимания родителей к потребностям и интересам ребенка. По мере становления личности, накопления жизненного опыта романтическое и в общем-то безалаберное восприятие жизни сменяется более трезвым, ответственным. В юношеском возрасте тяга к бродяжничеству, порожденная описанными причинами, практически сходит на нет.
Однако специалисты, изучавшие психологические мотивы малолетних бродяг, указывают: если среди тех и встречаются жертвы необузданной фантазии и инфантильной безответственности, то не так часто. В подавляющем большинстве случаев уход из дома – своеобразная реакция ребенка на какие-то неблагоприятные (или воспринимаемые как таковые) обстоятельства его жизни.
Надо отметить, что до семилетнего возраста дети дом не оставляют. Их психологическая зависимость от родителей еще чрезвычайно сильна. Если малыш и оказался на улице один, то это скорее всего означает, что он попросту потерялся или заблудился. Создавшаяся ситуация его нисколько не радует, а наоборот – пугает.
С наступлением школьного возраста психологическая зависимость слабеет, и уход из дома становится возможен. Его порождает своеобразное сочетание воспитательной ситуации и личностных качеств ребенка. Особенность воспитательной ситуации состоит в несоответствии родительских представлений о ребенке реальному складу его личности. А детям, склонным к бродяжничеству, как правило, свойственно сочетание высокой общительности и недостаточного чувства социальной дистанции. Оказавшись среди чужих людей, эти дети не испытывают тревоги. Они легко обращаются к взрослым, быстро привыкая лгать и попрошайничать. Последствия такого поведения чаще всего печальны.
Стремление убежать из дома «в знак протеста» наиболее часто проявляется в возрасте 10–13 лет. В этот период развития личности психологический климат семьи имеет для ребенка очень большое значение. Дискомфорт в отношениях с родителями воспринимается чрезвычайно остро. Для подростков типично стремление противопоставить свои суждения и вкусы родительским. Обычно это ограничивается расхождением музыкальных и галантерейных пристрастий. Но нередки и более острые конфликты, когда уход воспринимается как манифест: ребенок отныне выступает перед лицом общества самостоятельно.
Побеги из внешне благополучных семей могут быть связаны с неправильной родительской позицией относительно трудностей в учебе. Хроническая неуспеваемость ребенка, скептическая оценка его способностей педагогами, пренебрежительное отношение одноклассников порождают ощущение изоляции. Ребенок пытается демонстративно бесшабашным поведением компенсировать внутреннее напряжение, но это обычно приводит лишь к усилению педагогического давления. В данном случае от родителей требуется умение тактично, не подрывая авторитета школы, «встать на сторону» ребенка, уверить его в том, что он способен преодолеть возникающие проблемы. Когда же родителям жалко времени и сил на совместное преодоление трудностей, тогда требования вроде «сиди, пока не выучишь» способны вызвать у ребенка лишь разочарование, а то и враждебность.
Нет нужды говорить о том, что, предоставленный сам себе, ребенок легко подпадает под опасное влияние и нередко втягивается в преступные и аморальные действия. Но даже если такой неприятности не случилось, уход из дома не проходит бесследно.
На первый взгляд самой серьезной проблемой кажется накопление навыков плохого поведения. Проживая без надзора, дети привыкают лгать, бездельничать, попрошайничать, красть. Их некому оградить от проявлений низменных инстинктов чужих людей. Привычка отстаивать свои интересы с помощью хитрости или злобно-агрессивных реакций невольно отталкивает от них и взрослых, и сверстников. Однако особенность детской психики состоит в том, что, пока у ребенка преобладает подражательная форма приспособления к окружающему, осознания ответственности за свое поведение не наступает. Это позволяет совершать предосудительные поступки в одной среде и воздерживаться от них в другой. Так, прекращая безнадзорную форму существования, ребенок почти без затруднений адаптируется к школьной системе оценок и ожиданий.
Менее заметно, но более существенно для развития личности изменение отношения к воспитательным воздействиям. После того как ребенок преодолевает психологический барьер своей зависимости от родителей, он лишается очень важной потребности в психологической защите. Приобретаемый опыт выживания в среде неформального общения оттесняет на второй план те ценности, развитие которых требует доверия к родителям и стремления завоевать их одобрение.
Дети, теряющие зависимость от родителей, нередко демонстрируют самостоятельность суждений, так что взрослые испытывают иллюзию возможности «договориться» с бродяжничающим ребенком о том, что он будет вести себя хорошо. Однако такой подход, как правило, ни к чему не приводит. Апеллируя к сознанию, мы сразу выбираем неверный путь, если забываем, что сферой конфликта является не мышление (дети отлично понимают, что убегать из дома нельзя), а чувства. И ведущим среди этих чувств становится разочарование в возможности окружающих оказывать ребенку поддержку в трудной для него ситуации.
Говорят: от хороших родителей дети не убегают. Наверное, хорошие родители – это те, кто способен так построить свои отношения с ребенком, чтобы избавить его от подобных разочарований.
В школу – без иллюзий
Не будет преувеличением сказать, что подавляющее большинство детей впервые отправляются в школу преисполненные воодушевления и энтузиазма. Они понимают или хотя бы интуитивно чувствуют, что пойти в школу – значит встать в своем развитии на ступеньку выше, поближе к миру мудрых и сильных взрослых, в который не терпится поскорее войти. Проходят дни и недели, и первоначальное воодушевление сменяется иными чувствами. Правда, далеко не однозначными. Одни дети сравнительно легко проходят период адаптации и чувствуют себя в школе вполне комфортно. Но немало и таких, кого быстро посещает разочарование, и школьная жизнь для них рискует на долгие годы обратиться в тяжкое бремя, не сулящее ничего, кроме огорчений и обид.
На тему так называемой школьной дезадаптации педагоги и психологи исписали тысячи страниц, однако эта проблема по сей день освещена крайне односторонне. Пафос большинства таких работ сводится к тому, что, если ученик неуютно чувствует себя в классе, то в этом, по большому счету, виноват он сам. Ну и отчасти – его родители, не сумевшие сформировать у ребенка готовность к школьному обучению – познавательную, мотивационную, эмоциональную и т. п. Трудно не согласиться с тем, что неподготовленному ребенку приходится в школе несладко. Как верно и то, что первоначальные затруднения могут закрепиться и вылиться в стойкую школьную дезадаптацию. Но это – лишь одна сторона проблемы. О другой по сей день говорить не принято. Считается, что наша школа, подготовившая к жизни множество талантов и героев, – это оплот гуманизма и нравственности. В такой школе ребенок просто обязан быть счастлив, если только в нем самом нет какого-то изъяна. И только попробуйте написать, даже подумать, что это не так! Хотя, если быть до конца откровенным, это ведь действительно не так. Сама природа школы такова, что порождает множество проблем, которые и ставятся в вину ребенку. Обвинять беззащитного – легко и безопасно. Но давайте все-таки найдем в себе силы сказать хоть слово в защиту наших детей.
А это, оказывается, совсем непросто! Понаблюдайте за мамами и папами, приходящими в школу на родительское собрание. За школьными стенами это в большинстве своем уверенные в себе люди, преисполненные собственного достоинства. Но, переступив школьный порог, почти все они как бы съеживаются, втягивают головы в плечи, словно стараясь уменьшиться в размерах. Лица приобретают заискивающее выражение. Любое слово классного руководителя встречается подобострастными кивками и поддакиванием. А если в адрес того или иного ребенка раздаются упреки, то не возникает и тени сомнения, насколько они обоснованы. «Разберемся, подтянем, образумим, накажем…» А дома дети с трепетом ждут возращения мамы или папы. Дети знают, что с ними действительно «разберутся». Хотя разобраться следовало бы совсем в другом. Для начала, родителям – в самих себе.
Большинство родителей просто не способны отнестись к школе, к учителям трезво и непредвзято. Этому мешает их собственный, усвоенный еще в детстве страх перед школой, а также своеобразный комплекс неполноценности, от которого большинство нормальных взрослых людей вполне свободны в любой сфере своей жизни, но который безотчетно просыпается в школьных стенах.
Издавна провозглашалось, что школа призвана формировать у учеников научное мировоззрение и нравственные идеалы. Насколько ей это удается – вопрос спорный. Но в формировании комплекса неполноценности она преуспевает. Австрийский психолог Альфред Адлер, который и ввел в научный и житейский лексикон само понятие «комплекс неполноценности», считал его присущим любому ребенку просто в силу того, что ребенок слишком мал, слаб и неумел в сравнении со взрослыми. Поэтому маленький человек безотчетно ощущает свою неполноценность перед старшими. Однако Адлер считал это явление вполне естественным, более того – позитивным. Ведь ощущение своей слабости рождает стремление нарастить свои силы, расширить свои возможности, то есть выступает движущей силой развития и роста. Правда, если неполноценность постоянно подчеркивать, то пресловутый комплекс может надолго закрепиться, а естественное стремление его компенсировать приобретает неадекватные, уродливые формы.
Парадокс состоит в том, что для нашей школы на протяжении десятилетий, а в большинстве случаев – и поныне, комплекс неполноценности ученика выступает краеугольным камнем всей образовательно-воспитательной политики. С первых дней школьной жизни ребенку отводится роль зависимого и подчиненного несмышленыша, обязанного беспрекословно исполнять учительские требования. Учитель – воплощение блистательной мудрости и высшей справедливости – возведен на такой пьедестал, которому мог бы позавидовать непогрешимый Римский папа. Причем независимо от того, что за годы учебы ребенок проделывает в своем развитии огромный путь от наивного дитя до почти совершеннолетнего юноши, соотношение ученической и учительской ролей остается практически неизменным. Десятиклассницу, накрасившую ресницы, могут отправить в туалет умываться подобно тому, как ставят в угол описавшегося малыша (что, кстати, тоже совершенно педагогически безграмотно).
Будем называть вещи своими именами: с поступлением в школу жизнь ребенка резко меняется, причем не только в лучшую сторону. Неизбежно возникают проблемы и трудности. Они более или менее остры в каждом конкретном случае, однако не избавлен от них практически никто. Ведь наша школа – это традиционно очень жесткая авторитарная структура, со строгими и не всегда понятными порядками и запретами, с высокими требованиями к дисциплине, а точнее – к повиновению. Ребенку, попавшему во власть этой структуры, приходится привыкать к ограничению свободы, к необходимости соблюдать строгий распорядок, подчиняться чужим и зачастую малосимпатичным людям, быть одним из многих, а не единственным, испытывать отношение не всегда искреннее и справедливое, а порой и недоброжелательное. Кстати, именно потому воспитанники детского сада по сравнению с «домашними» детьми несколько легче адаптируются к школе (независимо от их умственных способностей), что уже немного привыкли ко всем этим особенностям общественного воспитания. Детский сад может хуже или лучше справляться с познавательным развитием детей, с их интеллектуальной подготовкой к школе, однако в плане врастания в авторитарную пирамиду подчинения он готовит детей безупречно. То, что может шокировать в школе «домашнего» ребенка, для выпускника детского сада уже привычно. Он уже пару лет назад выплакал свои обиды и эмоционально закалился.
Первоклассник, особенно «домашний», реагирует на все эти трудности так, как реагирует любой ребенок на любую напряженную ситуацию. При этом надо помнить: шести-семилетний малыш еще не вполне способен подыскать нужные слова, чтобы выразить свои переживания. Он может не жаловаться на свои огорчения и тревоги, но об этом достаточно явно сигнализируют изменения в его поведении.
Бывает, что ребенок возвращается из школы необычно тихий и вялый. Обыкновенно разговорчивый, он вдруг перестает делиться своими впечатлениями, предпочитает помалкивать, ни на кого не жалуется – просто молчит.
Прежде вполне здоровый ребенок начинает регулярно сетовать на недомогание: то у него болит голова, то живот. Причем обычно по утрам, перед уходом в школу. И исключительно в будние дни – в выходные наступает заметное улучшение.
Бывает и иная реакция – перевозбуждение, раздражительность, двигательная расторможенность. Именно на это чаще всего жалуются учителя начальной школы: ребенок неусидчив, излишне подвижен, не умеет сосредоточиться. И учителя по-своему правы: внешнее впечатление именно таково. Но это – лишь симптом того напряжения, которое тяготит ребенка. Ведь ему действительно очень нелегко. Трудно, очень трудно свыкнуться с необходимостью рано вставать, быстро умыться, одеться, позавтракать. В армии всего этого от новобранцев добивается истошным криком старшина. Да и мы сами порою ведем себя точно так же по отношению к своему «новобранцу армии знаний», тормошим его понукаем. И малыш отправляется в школу взвинченным и оглушенным. А может ли хорошо пройти день, начавшийся ранним утром со скандала? И можно ли ждать от ребенка в школе сосредоточенности и заинтересованности?
Если не все школьные проблемы в нашей власти, то уберечь ребенка от утреннего стресса нам вполне по силам. Не будем забывать: переход от сна к бодрствованию – дело тонкое, резкости здесь неуместны. Надо воздержаться от высоких тонов. И будить ребенка лучше заранее, растянув этот процесс минут на десять.
Еще одна проблема – ранний завтрак, из-за которого возникают конфликты почти в любой семье. Всякая мама убеждена, что недопустимо отправить ребенка в школу голодным (хотя сама чаще всего ограничивается на завтрак чашкой чая с бутербродом). В результате малыша кормят почти насильно. Мало того, что пользы организму это не приносит, так еще и ухудшает настроение. А ведь душевное равновесие с утра гораздо важнее сотни калорий, которую можно добрать и попозже.
Но это – домашние проблемы. А в классе возникают другие, посерьезнее. Ведь школа требует от ученика полной перестройки поведения, отказа от многих привычек. Родителей часто умиляет детская непосредственность, бойкость, веселость – особенно если ребенок в семье единственный (а так сегодня чаще всего и бывает). Однако, оказавшись в школе, любимец мамы и папы, бабушек и дедушек вдруг сталкивается с тем, что он теперь во власти совсем других взрослых, которые, похоже, вовсе не так его любят и уж точно не умиляются его проказам. Ребенок с трудом осознает, что теперь вести себя надо совсем по-другому: соблюдать дистанцию (в самом широком смысле), не проявлять инициативу, а дожидаться, когда тебя спросят, да и просто высиживать предписанное время, даже если тебе очень скучно. И ребенок отвлекается, не может уследить за рассказом учителя, допускает неловкости и ошибки. На ближайшем родительском собрании его маме предстоит узнать, что он «недисциплинирован» и «недостаточно старателен».
Милые мамы! Не торопитесь принять этот приговор на веру (ведь безупречных учеников вообще не бывает, это скорее идеалистическая абстракция, порожденная учительским воображением; к тому же многие великие люди в школе слыли никудышными учениками). Наверное, не стоит сразу возражать учителю: учителя к этому не привыкли и страшно этого не любят. Просто не забывайте, что учительница (сколь угодно милая) видит вашего ребенка по-своему, и вы сильно ошибетесь, если свой материнский взгляд замените ее учительским. И самое главное – освободитесь от иллюзий и мифов, которые в свое время изрядно попортили жизнь вам, а теперь могут повредить и вашему ребенку.
Миф первый: «Школа – второй дом». Дом у ребенка один. И не надо перекладывать на чужих людей то, что для вас наиболее ценно и значимо. Школа живет по другим законам, и законы родного дома в ней не действуют. Так что же она для ребенка, если не дом? Обязанность, работа, дело. Хорошо, если дело становится любимым. Но признаемся себе: все ли мы в жизни занимаемся любимым делом? Чаще бывает иначе: работа не очень увлекательна, а то и неприятна. Но необходима! Значит, нужно набраться терпения и исполнять долг. А не морочить голову себе и другим приторными иллюзиями. Ведь сами-то мы в них не верим.
Миф второй: «Учительница – вторая мама». Мать у ребенка тоже одна. Избави его Бог от тех, кто стремится стать ему второй мамой. Ибо ею (как впоследствии отцом-командиром) желают стать те, кто хотел бы полностью подчинить нас своей воле. Роль матери учительница пускай играет для собственных детей, а для учеников она – учитель. Это совсем другая роль. Тоже весьма достойная, но другая. Она обязательно требует такта, милосердия, ума. Но слиянию родственных душ, беззаветной взаимной любви тут взяться неоткуда.
Миф третий: «Учитель желает ребенку добра». Правильнее сказать, что хороший учитель, как и хороший врач, стремится ученику не навредить, не сделать зла. А вот добро – это уже другая категория, и это не всегда забота учителя. Если есть такая возможность, порасспросите в приватной беседе любого педагога о его целях. Редко кто ответит, что цель его жизни – сделать счастливыми своих учеников. Снабдить их знаниями, уберечь от пороков – это да! Редкий учитель способен желать ребенку добра в такой же степени, как родные мама и папа. И не нужно от него этого ждать. У него другие заботы.
Миф четвертый: «Учитель всегда прав». А встречали ль вы вообще хоть одного человека, который всегда прав и никогда не ошибается, полностью избавлен от недостатков, предрассудков и заблуждений? Не бывает таких людей! Даже среди педагогов. Как у любого человека, у каждого учителя есть свои индивидуальные особенности (не всегда положительные) и личные проблемы, а их печать неизбежно ложится на стиль его отношений с детьми. Многие из нас наверняка вспомнят свою любимую учительницу – умную, добрую и справедливую. А то и двух-трех таких учителей… Их тех полутора десятков, что в свое время учили нас уму-разуму. Вот вам и искомая пропорция. Если в школе, куда пошел ваш ребенок, такая пропорция сохранится, то и слава Богу. А большего ждать наивно.
Многие из нас в не такие уж далекие школьные годы хлебнули немало огорчений из-за того, что наши родители свято верили означенным мифам. Не будем повторять их ошибок.
Сказанное вовсе не следует воспринимать как гневное обличение школы. В конце концов, все мы вынесли из школьных лет много приятных воспоминаний о любимых учителях и добрых товарищах, о минутах радости и восторга. Но таких воспоминаний было бы намного больше, если бы не навязанные розовые очки, не дающие различить шероховатости и острые углы, которые из-за этого ранят еще больнее. Отправляя ребенка в школу, отбросим розовые очки. Так мы легче убережем свое дитя от «ушибов». Да и очевидные достоинства школы разглядим более трезво.
Между прочим
Неспособные или беспокойные?
Среди учителей бытует убеждение, что дети, плохо справляющие с математическими задачами, просто не обладают математическими способностями, вследствие чего низкая успеваемость по математике для них вполне естественна. Этим же принято объяснять тот очевидный факт, что такие дети сильно волнуются перед контрольными работами по математике. Ведь надежды на успешное решение у них слишком мало, а вероятность неудачи очень высока!
Похоже, однако, что между двумя этими факторами существует взаимная зависимость, причем не исключено, что именно тревожность выступает первичным фактором, препятствующим успешному решению. Дети, которые на ранних этапах обучения столкнулись с неудачами при решении простейших задач, проникаются убеждением в своей неспособности к математике – убеждением, которое к тому же активно подкрепляется учителем. Столкновение ребенка с новой задачей приводит его в состояние сильного стресса, а это блокирует механизмы оперативной памяти, необходимые для успешного решения. Таким образом возникает замкнутый круг негативного подкрепления.
Эта гипотеза нашла подтверждение в экспериментах, проведенных американскими психологами из Университета Огайо. Исследования Марка Эшкрафта и Элизабет Кирк, в которых участвовали 60 старшеклассников обоего пола, продемонстрировали, что у некоторых школьников проявляется особый вид тревожности, которая возникает в специфической ситуации решения математических задач и практически не связана с общей тревожностью, измеряемой традиционными опросниками. Эшкрафт и Кирк предлагают даже выделять «математическую тревожность» в качестве особого, самостоятельного явления. Ими также установлено, что возникающее в стрессовой ситуации возбуждение препятствует удержанию в оперативной памяти чисел, оперирование которыми составляет важный компонент решения задачи. Данные этих опытов заставляют пересмотреть представление о математических способностях и диктуют необходимость выработки психологических приемов снижения данного вида тревожности.
Пища для ума
Каждый согласится, что повседневная учебная деятельность школьника требует изрядной умственной активности. Но есть в школьной жизни особая пора, которая и активности требует особой, повышенной, – это всевозможные экзамены, тесты и контрольные работы, которыми знаменуется конец учебного года. В прежние времена с необходимостью сдачи экзаменов сталкивались лишь выпускники. В наши дня разного рода отчетные процедуры, требующие большой умственной отдачи, практикуются едва ли не с начальных классов. И понятно стремление детей и их родителей подойти к ответственным испытаниям не только с надежным багажом знаний, но и в хорошей форме – как физической, так и психологической.
Подобно атлетам, выходящим на состязание, школьники стремятся продемонстрировать наивысший результат на пределе своих возможностей. Очевидно, что хронически недоедающий или, наоборот, перекормленный спортсмен вряд ли может рассчитывать на успех. Для него рациональное питание – одно из важных условий победы. И он не станет изнурять себя экзотической диетой ради стройности фигуры, не будет эпизодически утолять голод малополезными гамбургерами (которые даже на их родине брезгливо называют «мусорной едой»), а выберет – вероятно, следуя рекомендациям экспертов, – те полезные продукты, которые наилучшим образом сформируют его тело для достойного выступления на спортивной арене.
А существуют ли такие продукты, которые позволяют добиться наивысшей активности не мышечной, а умственной? Среди школьников и студентов очень популярны пересуды об исключительной пользе сахара, шоколада, орехов, кофе, бананов и прочих продуктов, обильное употребление которых накануне экзаменов якобы обостряет умственные способности, усиливает внимание и память и тем самым приближает к заветной пятерке. Попробуем разобраться, насколько достоверны эти житейские гипотезы и действительно ли есть такие продукты, которые помогают голове лучше работать. Ведь если существуют надежные научные данные о влиянии тех или иных веществ на умственную работоспособность, это позволило бы сформулировать конкретные практические рекомендации насчет оптимального рациона в экзаменационную пору.
Влияние питания на психику ученые исследуют давно. Некоторые гипотезы на этот счет навеяны простыми житейскими наблюдениями. Например, если верить норвежскому профессору Олафу Линдстрему, лук-порей способствует логическому мышлению, салат развивает музыкальность, морковь и шпинат внушают меланхолию, картофель действует успокаивающе… Впрочем, достоверность подобных наблюдений еще не нашла научного подтверждения.
Но существуют и вполне рациональные рекомендации, основанные на научных данных. И, следуя им, можно значительно улучшить свое эмоциональное самочувствие и повысить умственную активность.
Зависимость интеллекта от качества питания можно считать доказанной. Широкомасштабные исследования достоверно подтвердили: недоедание матери в период беременности и скудное питание ребенка в младенческом возрасте оказывают практически необратимое негативное влияние на развитие умственных способностей. (Кстати, не проливает ли это свет на остро дискуссионную проблему интеллектуального отставания малообеспеченных и в силу этого, естественно, недоедающих социальных низов?) Совершенно очевидно, что для полноценного функционирования мозга необходимы определенные питательные вещества. Какие?
На самом деле, житейские гипотезы об особой пользе тех или иных продуктов возникли не на пустом месте и находят хотя бы частичное научное подтверждение. Наиболее популярная версия касается сахара и всевозможных сладостей, то есть сахаросодержащих продуктов. Считается полезным накануне ответственного интеллектуального испытания покушать сладкого или просто пожевать кусочек сахара (чего, согласитесь, в обыденной обстановке никто делать не стал бы). Действительно, нашему мозгу, чтобы правильно работать, нужно много глюкозы. Обычно мы получаем ее из крахмалистых углеводов – таких, как хлеб, а также из концентрированных углеводов – сахара. Так, завтрак, включающий крахмалистые углеводы – мюсли или хлеб из цельномолотого зерна, – надолго обеспечивает мозг необходимой пищей. Чистый же сахар мгновенно устремляется в кровь, и уже через минуту голова становится ясной. Но это лишь кратковременный эффект. Против быстрого повышения уровня сахара в крови организм выбрасывает «пожирателя сахара» – инсулин (гормон поджелудочной железы), и уже через несколько минут уровень сахара падает. В результате возможно заметное снижение умственной работоспособности, необъяснимое, казалось бы, чувство слабости. Поэтому не стоит питать иллюзий насчет сахарного «допинга». Гораздо полезнее оказывается своевременная умеренная трапеза, содержащая хлеб, орехи, рис, мюсли или бобы. В них содержатся комплексные соединения сахара, так называемые полисахариды. Они высвобождаются медленнее, лишь минут через пятнадцать уровень сахара постепенно повышается, и человек чувствует себя бодрым и свежим. И в процессе умственной работы гораздо лучше подкрепиться булочкой или крекером, чем конфетой.
А вот жиры, которые в известном количестве также необходимы организму, при чрезмерном потреблении препятствуют усвоению сахаров. Ко всем недобрым словам, сказанным диетологами о жирной пище, можно добавить и то, что она угнетает умственную работоспособность. Попробуйте представить человека сообразительного, а рядом с ним – тугодума. Скорее всего воображение в первом случае подскажет образ юркого поджарого астеника, во втором – грузного недалекого толстяка. И это наблюдение недалеко от истины. Опыты канадских ученых показали: животные, выросшие на богатом жирами рационе, оказывались не способны научиться решению задач, с которыми легко справлялись их поджарые ровесники. Эта закономерность справедлива и для человека, причем как в долговременном, так и в кратковременном плане. Взрослые испытуемые после недели питания, перенасыщенного жирами, на целых 30 % снижали показатели интеллектуального тестирования. При возвращении к сбалансированному питанию возвращался к норме и интеллектуальный коэффициент.
Впрочем, совсем исключать жиры из рациона было бы неразумно. Сегодня о вреде холестерина наслышаны даже дети. Однако специалистам известно, что холестерин, отлагаясь на стенках сосудов, приводит к их сужению, но он же необходим для синтеза некоторых важных гормонов и для нормальной работы нервной системы.
Для сохранения ясности мышления организму нужен и белок. Он необходим для выработки химических субстанций – таких, как допамин и адреналин, возбуждающих мозг, ускоряющих реакцию и процессы мышления, повышающих умственную энергию. Поэтому еда школьника должна содержать хоть немного белка растительного или животного происхождения. Поэтому специалисты советуют к хлебу, макаронам и кашам добавлять порцию мяса, молочных продуктов, гороха, фасоли.
Чтобы ничто не затрудняло происходящие в мозгу процессы, необходимы минералы и витамины. Потребность в них тем выше, чем более тяжелая работа предстоит. Причем в полноценном рационе их содержится достаточно, и нет необходимости восполнять дефицит искусственными препаратами. Что же это за вещества?
Цинк – улучшает память. Способствует концентрации внимания. Легче всего усваивается цинк, содержащийся в морской рыбе, стручковых, хлебе, индюшатине.
Бор – хотя этот микроэлемент присутствует в пище в следовых содержаниях, когда его не хватает, снижается активность мозга. Бор есть в яблоках, грушах, винограде, броколли.
Кальций – необходим для нормального функционирования нервной системы (он играет важную роль в передаче импульсов между нервными клетками, из которых состоит мозг). Кальций содержится в основном в молочных продуктах, а также в апельсинах и кураге.
Магний – как и кальций, отвечает за передачу нервных импульсов. Содержится в арахисе, бананах, обезжиренном молоке, пророщенной пшенице.
Железо необходимо для сохранения способности к запоминанию и концентрации внимания. Его источники – ливер, обезжиренное мясо, сухофрукты, фасоль, зеленые овощи.
Витамин В1 – принимает участие в высвобождении из нервных клеток химических субстанций, влияющих на память. Больше всего этого витамина в пшеничных отрубях, орехах, кашах, постном мясе.
Витамин В2 – установлено, что те, кто ест пищу, богатую этим витамином, а именно: обезжиренное молоко и его производные, изделия из муки полного помола, – имеют лучшие результаты в тестах на проверку памяти.
Витамин В12 – увеличение дозы этого витамина противодействует утомляемости и улучшает способность к запоминанию. Содержится в основном в мясе.
Одним из важных условий является правильный режим питания. Работа головного мозга поддерживается за счет его кровообращения. Процесс пищеварения также требует кровоснабжения, поэтому активное переваривание большого количества пищи вызывает приток крови к пищеварительной системе и соответственно отток ее от головы. Последствия этого можно наблюдать в повседневной жизни: после обильной трапезы мыслительная деятельность замедляется, наступает расслабление. От плотно поевшего человека не приходится ожидать творческих решений и оригинальных находок. Поэтому для поддержания умственной активности желательно дозировать нагрузку на пищеварительную систему. Но жизнь многих школьников организована так, что большую часть своей суточной нормы питания они потребляют за один раз. На протяжении дня они испытывают дискомфорт, вызванный простейшей причиной – голодом, а потом враз наверстывают упущенное и оказываются мало способны к продуктивной деятельности. Чтобы этого не происходило, питание должно быть равномерным.
А какие продукты предпочесть? Выбор зависит от времени суток и предстоящих задач.
Начнем с завтрака. Многие предпочитают завтракать плотно, чтобы потом не думать о еде. По уже упоминавшейся причине такое решение нельзя признать верным. Неудачным оказывается и традиционное меню – яйца, масло, колбаса. Эти продукты имеют высокое содержание жира и холестерина, медленно перевариваются, вызывают отток крови от мозга. В результате человек долго ощущает себя не вполне проснувшимся, и для начала активной деятельности требуется немалое время и волевое усилие.
По мнению ученых, хороший завтрак должен состоять из продуктов с низким содержанием жира. Это может быть постная ветчина – ни в коем случае не колбаса или сало; нежирный плавленый сыр или творог вместо масла, свежие фрукты или сок вместо сахаросодержащих продуктов. Чашка-другая чая или кофе стимулирует психическую активность за счет содержания в этих напитках танина и кофеина. Однако эти вещества положительно влияют лишь в умеренных дозах. Выпив три-четыре чашки кофе, рискуешь утратить хорошую реакцию и ясность ума.
Кроме того, известно, что кофеин оказывает заметное мочегонное действие. А даже незначительное (в пределах двух процентов) обезвоживание организма приводит к снижению концентрации внимания и состоянию повышенной раздражительности. Для компенсации этого любителям кофе стоит пить побольше воды. (Кстати, согласно недавно опубликованным данным, особо важное значение для умственной активности имеет не столько еда, сколько питье. По наблюдениям американских специалистов, обеспечение школьникам в течение учебного дня свободного доступа к бакам с чистой питьевой водой привело к заметному повышению успеваемости.)
Обед может перечеркнуть все надежды на успех во второй половине дня, если он состоит преимущественно из продуктов, содержащих углеводы. В качестве небольшой порции гарнира картофель и макароны вполне приемлемы, но как основное блюдо способны вызвать сонливость и расслабление, так неуместные в середине дня. Сладкий десерт лишь усугубляет этот эффект. Поэтому ученые рекомендуют на обед продукты, богатые белками. Мясо, птица или рыба способствуют наполнению крови аминокислотами, стимулирующими мозговую активность.
За ужином, наоборот, не нужно есть продукты с высоким содержанием белков, например, бифштекс или рыбу (конечно, если нет необходимости стимулировать энергию для умственной работы в ночное время). Вместо этого хороши углеводы, которые наиболее благоприятно действуют именно незадолго до сна.
Обобщая сказанное, нелишне обратится к еще одному наблюдению. Даже неспециалистам очевидно: подготовка к любому экзамену требует длительной (на протяжении всего учебного года) планомерной работы – авральное «заглатывание» учебника в ночь перед экзаменом приведет скорее к переутомлению и нервному срыву. То же и с питанием. Ударная доза даже объективно полезных веществ вряд ли может быть полноценно усвоена и не принесет желаемого результата. Для того, чтобы голова хорошо работала – всегда, в том числе и в экзаменационную пору – необходим полноценный ежедневный рацион. И помнить об этом следует на протяжении всего учебного года.
Между прочим
О пользе семейных трапез
Обеды и ужины в семейном кругу защищает от психических расстройств. Испанские ученые установили, что состояние депрессии, чувства тревоги и другие нарушения психики чаще встречаются у подростков из семей, где не принято совместно принимать пищу или отмечать семейные праздники.
Результаты исследования основаны на данных опроса 259 человек в возрасте от 14 до 23 лет. Восемьдесят два участника, входившие в исследуемую группу, были отобраны из числа пациентов, обратившихся к врачам по поводу депрессии и чувства тревоги. Остальные 177 человек, были набраны из числа здоровых учащихся и студентов.
Исследователи установили, что подростки из исследуемой группы принимали пищу совместно с родителями меньше пяти раз в неделю из возможных четырнадцати, в то время как их сверстники из контрольной группы обедали и ужинали вместе с семьей более шести раз в неделю. Более половины участников из первой группы считали, что в их семье есть некоторое проблемы в отношениях с родителями, и почти каждый пятый полагал, что они носят серьезный характер. В контрольной группе лишь четверть подростков отметила, что у них есть проблемы и менее десяти процентов жаловались на серьезные трудности.
Ученые также отметили, что подростки, проходившее лечение по поводу нарушений психики, реже встречали Новый Год с родителями и принимали участие в других семейных праздниках.
Доктор Элена Компан Поведа полагает, недостаток общения детей и родителей нарушает развитие подростка и препятствует разрешению кризиса подросткового возраста. Исследователи, правда, допускают, что объяснение может быть и противоположным – затруднения в общении могут быть следствием психических расстройств.
Юные поклонницы Барби сильно рискуют
Мания стройной фигуры, охватившая в последние десятилетия прекрасную половину человечества, в наши дни «молодеет» на глазах. Специалисты из Американской ассоциации диетологов, изучив характер питания 500 школьниц, были немало удивлены, убедившись, что 89 процентов тех из них, кто достиг 17 лет, сидит на диете. Эпидемия похудания охватила даже второклашек (31 %). 58 процентов опрошенных девочек считают свой вес излишним, хотя в действительности ожирение выявлено лишь у 17 %. Опрос выявил, что немало и таких девочек, даже среди девятилетних (около 9 процентов), которые прибегают к голоданию, приему слабительных или пилюль для похудения.
По мнению австралийских ученых, недовольство собственным телом в наши дни нередко возникает у девочек уже в возрасте шести лет, и они начинают серьезно задумываться о необходимости похудания. Дело в том, что именно в этом возрасте дети поступают в школу, и там индивидуальные особенности внешности нередко становятся поводом для насмешек. В ходе исследований ученые опросили 81 девочку в возрасте от пяти до восьми лет. По итогам опроса выяснилось, что уже ко второму классу 71,5 процентов школьниц начинают задумываться о способах потери веса, а 45,7 процентов из них садятся на диету. При этом исследователи отмечают, что только у 11 из них наблюдается избыточный вес, а ожирением страдают лишь три.
Почти каждая из учениц заявила в ходе опроса, что фигура ее мечты – тоньше, чем ее собственная. На вопрос, знают ли они секрет правильного питания, большинство тоже отвечало утвердительно.
Девочкам показали силуэт придуманной школьницы Анны, которая прибавила вес во время обучения в школе. 39 процентов из них посчитали, что над фигурой Анны будут смеяться уже в первом классе. Потолстевшую фигуру девочки сочли поводом для насмешек уже 72 процента опрошенных. Исследователи полагают, что шутки по поводу избыточного веса могут быть фатальными для маленьких девочек, хотя раньше считалось, что болезненнее других их воспринимают подростки.
Диетические страдания юных школьниц можно было бы счесть модной причудой, однако, как показывают исследования, они далеко не безобидны. В долгосрочной перспективе их старания приводят к результатам, противоположным ожидаемым.
Американский диетолог Джоан Икеда из Калифорнийского университета в Беркли опросила 149 женщин, страдающих сильным ожирением. (Следует отметить, из чувства солидарности американские толстушки объединяются в сообщества и даже проводят ежегодные конференции – на одной такой конференции и проводился опрос.) Выяснилось, что две трети из них впервые сели на диету, еще не достигнув 14-летнего возраста, причем побудило их к этому не ожирение, которого в ту пору еще не было и в помине, а стремление к совершенствованию фигуры. На основании этих данных Икеда пришла к выводу, что неоправданно раннее увлечение диетами в подростковом возрасте в 20 раз (!) повышает риск ожирения в зрелые годы. Причина этого не совсем ясна, но американский диетолог полагает, что ограничения в еде в подростковом возрасте приводят к сдвигу в обмене веществ, причем утраченный баланс впоследствии практически не удается восстановить.
Но это не единственный настораживающий результат. Доктор Майкл Нельсон со своими коллегами из Лондонского королевского колледжа установил, что чрезмерное стремление похудеть ведет к замедлению умственного развития.
В подростковом возрасте многие диеты приводят к железодефицитной анемии. Нельсон наблюдал 600 учениц в возрасте от 11 до 18 лет из различных лондонских школ. Цифры более чем убедительны: девочки, сидящие на диете (их оказалась четвертая часть), заметно отстают в успеваемости. Коэффициент их общего умственного развития значительно ниже, чем у сверстниц.
Причины нездорового увлечения диетологи и психологи видят, в частности, в том деморализующем влиянии, которое оказывает на подрастающее поколение массовая культура. Даже такой, казалось бы, безобидный ее символ, как любимая миллионами девчонок кукла Барби, оказывается совершенно неприемлемым образцом для подражания.
Американский психолог Келли Браунелл с помощью компьютера придал фотографии девочки-подростка пропорции, характерные для Барби. На полученном снимке оказалось хорошо видно, что это совершенно ненатуральные и более того – неэстетичные пропорции. Браунелл опасается, что такие куклы способствуют распространению среди подростков серьезного психического заболевания – нервной анорексии, когда навязчивая страсть к усовершенствованию фигуры приводит к полному истощению.
Впрочем, у семилетней дочки психолога целых шесть таких кукол…
КОМПЬЮТЕР – ЛЕКАРСТВО ИЛИ НАРКОТИК?
Однажды в редакцию газеты «Вечерняя Москва», где я в ту пору вел психологическую рубрику, пришло такое письмо.
Мой тринадцатилетний сын помешан на компьютере. С тех пор, как в доме появилось это электронное чудовище, сын стал хуже учиться. И немудрено: за компьютером он проводит по много часов, времени на уроки не остается. Он не читает, не гуляет, не общается с друзьями, да и друзей у него, кажется, вообще нет. Мой мальчик полностью погружен в бестолковые компьютерные игры, которые засасывают его, как наркотик. Знаю, что эта проблема сейчас возникла во многих семьях, не только в нашей. Посоветуйте, как спасти ребенка от этого наваждения.
В газете был опубликован мой ответ обеспокоенной маме. Было это несколько лет назад, и нынче эту газету уже не найти. Но тот же самый вопрос на протяжении этих лет мне много раз задавали разные мамы и папы. Похоже, он действительно волнует многих. Для них я решил снова опубликовать мой ответ – на сей раз в этой книге (есть надежда, что книги живут дольше газет). Вот что мне хотелось бы сказать всем родителям, озабоченным компьютерной напастью.
В одном из номеров журнала «Мир Интернет» мне встретилась такая фраза: «Через компьютерные игры реализуются скрытые желания, которые в силу возраста, отсутствия времени или денег не могут быть осуществлены в реальной жизни». Собственно говоря, вот вам и исчерпывающее объяснение так называемой компьютерной зависимости. Впрочем, автор письма просит не объяснений, а конкретного совета: как спасти ребенка от проклятой напасти? Любой врач, прежде чем назначить лечение, ставит диагноз. Попробуем и мы разобраться, что же это за напасть. Тут самое главное – понять, что же такого привлекательного в виртуальной реальности, отчего к ней тянутся дети (да и взрослые). А уж потом решим, как с ней бороться, если это необходимо.
Виртуальная реальность – это некий «иной мир», в который можно перенестись с помощью компьютера. Правда, компьютер тут выступает не более чем инструментом. Еще до открытия электричества люди создавали иллюзорные миры, правда – с помощью других инструментов. А такими инструментами служили любые средства распространения информации. Сначала расцвело книгопечатание, и сотни, потом миллионы читателей стали с помощью изящной словесности погружаться в мир грез и романтических героев. Но книга – иллюзия слабая, ей недостает звука, а главное – изображения. И этот недостаток восполнил кинематограф – иллюзия более высокого порядка. Недаром столицу киноиндустрии – Голливуд – недвусмысленно зовут фабрикой грез. Для нескольких поколений «развлечься» или «отвлечься» означало «сходить в кино». Телевидение сделало эту процедуру домашней, причем на этом этапе началось массовое порабощение виртуальной реальностью детей. Лет двадцать назад впервые забили в набат: «Дети все время проводят у телевизора, мало читают!» (причем в те времена виртуальная реальность телеэкрана была гораздо более оптимистична и миролюбива, в ней еще не поселились распутные красотки и киборги-убийцы). Кто не помнит пламенных публикаций тех лет, перечитайте еще раз письмо, заменив «компьютер» на «телевизор». Разницы почти никакой.
Вернее, разница состоит в том, что одно дело наблюдать за событиями в кем-то придуманном мире, другое – стать их участником, а то и главным героем. Причем мир можно выбрать или перестроить по своему вкусу, и погеройствовать всласть. Тяга к этому особенно велика, когда реальный мир не радует и не дает человеку себя достойно проявить. Сами посудите: химичка влепила двойку, мать отругала, денег на новые кроссовки нет, да еще изменщина Анька всю прошлую дискотеку танцевала с Петькой. Стоит ли удивляться, что не переводятся охотники забраться подальше в фантастическое подземелье и из бластера дробить в кровавую крошку зловредных упырей!
Не будем забывать, что алкоголь и наркотики – это тоже средства ухода от действительности в иллюзорный мир. Поэтому сравнение компьютерных игр с наркотическим дурманом отчасти не лишено оснований. Но лишь отчасти.
Почему-то считается, что бегство от реальности – это плохо. Только в этом чаще всего виноват не беглец, а реальность. И если человеку удалось найти лучший мир, никакими репрессиями не заставишь его вернуться обратно. Он все равно будет стремиться туда, где можно ощутить свою силу, почувствовать себя хозяином положения, испытать радость преодоления преград и победы над соперниками и врагами.
Опасность тут, конечно, есть, и она состоит в том, что по мере погружения в иллюзорный мир слабеет связь с реальностью. Привыкая решать виртуальные проблемы нажатием кнопки, человек постепенно отвыкает решать реальные проблемы. И невинная игрушка, созданная для забавы, превращается для него в настоящий наркотик. Впрочем, и алкоголь придуман для поднятия настроения за праздничным столом. Только вот слишком многие привыкают топить в нем свои нерешенные проблемы, в итоге доводя себя до свинского состояния. Как говорили древние, все есть лекарство, и все есть яд – важна только мера.
Простейший рецепт – отобрать (продать, выбросить, разбить) компьютер. Но компьютер – это не симптом болезни. Его скорее можно уподобить градуснику. Разбив градусник, больного не вылечишь. Если запретить компьютерные игры, мир от этого лучше не станет и желание убежать от него не исчезнет. А ведь есть еще наркотики!
Автор письма с гневом и ужасом пишет, до чего дошел ее сын. А вот откуда он к этому пришел? И почему ему лучше в этих виртуальных лабиринтах, чем в реальном мире? Что он находит там такого, чего ему недостает в жизни? Каждый родитель, озабоченный компьютерной зависимостью ребенка, должен прежде всего ответить себе на эти вопросы. Ведь только это поможет понять, с чем надо бороться. Ясно только одно: не с компьютером!
ЛЮБВИ ВСЕ ВОЗРАСТЫ ПОКОРНЫ… И ШКОЛЬНЫЙ ТОЖЕ?
Жених и невеста… Когда мы произносим эти слова, воображение диктует нам прекрасный светлый образ юной пары на пороге самого замечательного события в их жизни – бракосочетания. Впрочем, не слишком юной. Все мы понимаем, что столь ответственный шаг требует определенной зрелости – физической и духовной. Когда те же самые слова звучат за спиной совсем уж юной пары – например, в школьных стенах, – они приобретают характер издевательской дразнилки. Ими ровесники юных Ромео и Джульетт иронично намекают, что те преждевременно взяли на себя не подходящие их возрасту роли. И старшие с этим охотно соглашаются – по их мнению, в школьные годы о серьезных чувствах между юношей и девушкой не может быть и речи. Скорее всего речь идет о безответственном увлечении, отвлекающем от главного дела – учебы, да к тому чреватом многими «недетскими» проблемами и неприятностями. Сентиментально повторяя классическую фразу «Любви все возрасты покорны», мы, взрослые, отнюдь не имеем в виду школьный возраст. Правильно ли это?
Имена шекспировских Ромео и Джульетты, ставшие нарицательными, знакомы любому, хотя редкий школьник в наши дни читал классическую трагедию. Перипетии истории веронских влюбленных знакомы современным подросткам в основном по вольным киноверсиям. Зато почти каждый доподлинно знает, сколь молоды были герои, – живи Джульетта в наши дни, она ходила бы в восьмой класс. Этот пример любят приводить ее нынешние сверстницы, отстаивая свое право на сильные чувства. При этом, правда, не вспоминают, как печально история закончилась. Но это вроде бы совсем другой сюжет – во всём виновата вражда родительских семей. Вот если бы Монтекки и Капулетти дружили домами…
У психологов на сей счет свое мнение. Они даже придумали новый термин (еще не получивший, правда, научного статуса) – синдром Ромео и Джульетты. По мнению некоторых специалистов по человеческим отношениям, не будь на пути юной пары столь серьезных препятствий, то и чувства между ними вряд ли воспылали бы с такой страстью.
Правда, обращает на себя внимание, что сегодня «женихов» и «невест» ровесники дразнят нечасто. В наши дни любовь как культурный феномен сильно помолодел. Любой телесериал для подростков пронизан идеей первых поцелуев и ранних сексуальных опытов. Есть еще одна, не менее важная причина: для тинейджера особое значение имеет все, что является признаком взрослости. Ранняя влюбленность приобретает для детей значение такого признака. Сейчас зачастую уже в 7-8-м классе неловко не быть «влюбленным», стыдно запоздать с первым поцелуем. Еще не целовался, значит, ты отстал от других – вот нехитрая логика этого возраста.
Однако для полноценного личностного развития необходима определенная последовательность. Сначала должна сформироваться собственная идентичность, целостность, а только вслед за этим возникает возможность полной интимной близости в гармоническом сочетании духовного и телесного. Обычно на первом этапе, – а это как раз старший школьный возраст – подростки испытывают именно романтическое, а не сексуальное чувство к предмету своей любви.
Это особый этап жизни, свойственный из всех живых существ только человеку – когда он учится чувствовать. А для воспитания чувств как раз необходим период своеобразного «недействия». Нужно время, чтобы прислушаться к себе, к своим переживаниям, прочувствовать мельчайшие нюансы своих эмоций. Это и есть романтическая любовь. Жгучий эротический интерес пробуждается после нее.
Но сейчас происходит нарушение нормальной последовательности – культурным эталоном для наших детей становятся как раз зарубежные подростковые телесериалы или журнальчики типа «Cool». Романтическое увлечение как бы теряет смысл, подросток стремится к первому сексуальному опыту, чтобы самому себе и другим продемонстрировать собственную взрослость. На безумной скорости они проскакивают чудесный период романтики, который, увы, больше никогда в жизни не повторится.
У современного подростка уже с 13–14 лет начинается, как правило, бурное половое созревание. Наступает час, и химический шторм зарождается в головном мозге, разбегается по нервам и сосудам, вызывая все физиологические признаки влюбленности: выброс адреналина, участившейся пульс и дыхание, потные ладони, блеск глаз, румянец или, наоборот, бледность. Первая любовь – это своего рода наркотик. И когда взрослые, уже давно пережившие и позабывшие свои юношеские чувства, начинают призывать свое чадо перестать быть влюбленным в угоду занятиям, оценкам, будущей карьере и так далее, они поступают по меньшей мере глупо. Сознательно отказаться от чувства подросток просто не может!
Специалисты изучили свыше ста культур, в том числе и примитивных, и пришли к выводу, что практически всем им присущ период романтической любви. Это такое же древнее чувство, как страх, ярость или радость. Но химическое половодье длится не бесконечно, потом химический заводик внутри нашего организма по неведомой команде может перестроиться на выпуск другого любовного «наркотика» – эндорфинов. Но он уже несет не бурю чувств, а успокоение и мир, утоление боли от утрат и несбывшегося. Он может и не перестроиться, а просто прекратить работу. Прав был поэт – «Блажен, кто вовремя был молод, блажен, кто вовремя созрел».
Осознать ценность первого чувства должны не только подростки, но и взрослые. Прерванный полет грозит последующим разочарованием, цинизмом, неумением влюбиться вновь, подспудной тоской по «утраченному раю». Это не значит, что нужно немедленно поженить влюбленных. Но нельзя грубо вырывать стрелу Амура из сердца мальчика и девочки. Пусть они переживут и прочувствуют эти естественные эмоции, данные самой природой. Внимательное отношение старших к их состоянию, легализация именно романтического чувства помогли бы избежать всякого рода протестных действий – того самого синдрома Ромео и Джульетты. Ведь чаще всего первая влюбленность со временем просто тает, как легкое весеннее облачко, оставляя только сентиментальные воспоминания.
Даже Ромео, как известно, был сначала романтически влюблен в некую Розалинду, причем его родители ничего не имели против такой невесты. Правда, патетической трагедии из этого сюжета явно не получалось. Но в реальной жизни – может, так оно и лучше?
Между прочим
Гримасы самооценки
Самоуважение подростка является одним из важнейших факторов, влияющих на сроки начала половой жизни. Как установили ученые с медицинского факультета Университета штата Индиана (США), этот фактор оказывает влияние вне зависимости от сроков полового созревания и проявляется совершенно по-разному у мальчиков и девочек. В ходе исследования ученые оценивали самоуважение у 188 учеников седьмого класса. В течение следующих двух лет они наблюдали за детьми, вплоть до того момента, когда они переходили в девятый класс. Оказалось, что девочки с заниженной самооценкой на протяжении этого времени втрое чаще вступали в первую сексуальную связь (для их возраста явно преждевременную), чем их сверстницы с адекватной самооценкой. У сильного пола обнаружилась противоположная тенденция – мальчики с завышенной самооценкой вдвое чаще остальных своих ровесников в этом возрасте приобретали свой первый сексуальный опыт.
По мнению автора исследования профессора Дженнифер Спенсер, причина этого явления кроется в том отношении к сексу, которое сложилось в современной культуре. «Будешь ли ты любить меня наутро?» – вопрошала героиня популярной полвека назад песни. Эта девушка, воплощавшая типичные представления своей эпохи, терзалась сомнением: сохранит ли она право на уважение и самоуважение, согласившись на интимную близость со своим избранником? Современной девушке, даже очень юной, ранняя близость позволяет поскорее почувствовать себя взрослой – главным образом за счет того, что она осмелилась нарушить традиционные для ее возраста ограничения. К тому же низкая самооценка девочек-подростков часто связана с сомнениями в своей привлекательности. Нахождение сексуального партнера, а порой и не одного, от таких сомнений избавляет.
Для мальчиков, напротив, первый сексуальный опыт становится своего рода инициацией, утверждением их мужского достоинства, что негласно поощряется современной культурой. (Популярная кинокомедия «Американский пирог» раскрывает это явление саркастически, но весьма адекватно.) Поэтому именно подростки с завышенной самооценкой изо всех сил стремятся подтвердить свой уровень самоуважения, тогда как остальные их ровесники справедливо опасаются, что такой опыт является явно преждевременным для их возраста.
Исследователи полагают, что работа, направленная на коррекцию искажений самооценки, может стать хорошим методом профилактики раннего начала половой жизни – возможно, даже более эффективным, чем традиционные подходы. Причем такого рода работа не должна обеспокоить даже самых консервативных ревнителей морали – сексуальная тематика в ней может вообще не затрагиваться. Просто подростку (любого пола), имеющему достаточно возможностей для самоутверждения, а в силу этого и достаточно оснований для самоуважения, нет нужды искать самоуважения теми средствами, которые не соответствуют ни его возрасту, ни вообще здравому смыслу.
Новые песни о старом
Впервые я почувствовал, что старею, лет пятнадцать назад. Тогда мне в руки попал диск группы Creedence, выпущенный фирмой «Мелодия» в серии… «Архив популярной музыки»! И до меня вдруг дошло, что любимая музыка моей молодости, оказывается, относится, к архивным древностям. А до той поры держать в руках такую пластинку мне не доводилось. Зарубежный виниловый диск, тайком привезенный из дальних стран (а «выездных» счастливчиков в пору моей юности были единицы), продавался из-под полы за бешеные деньги – рублей за шестьдесят. Для сравнения скажу, что моя первая зарплата составила 56 рублей. Впрочем, эта музыка в исполнении любительских ансамблей звучала на всех школьных вечерах (слова «дискотека» тогда не знали) и, многократно переписанная, бережно хранилась в фонотеке любого подростка.
Сегодня мне удалось собрать полную коллекцию записей Creedence на CD. И я частенько усаживаюсь перед музыкальным центром, чтобы с ностальгической грустью вспомнить юные годы. Моя юная дочь недовольно поглядывает на старомодного предка и дожидается, когда же освободится музыкальный центр и можно будет послушать любимых Backstreet Boys. Когда мы наконец меняемся местами, недовольно морщусь уже я, ибо не нахожу никакой прелести в скучноватых руладах флоридских пацанов. Выручает взаимная терпимость, основанная на понимании нескольких простых принципов. Эти принципы я сформулировал, изучая музыкальные пристрастия разных поколений. И хочу ими поделиться, потому что они очень облегчают взаимопонимание с теми, кто любит совсем другую музыку. Да и в своих собственных вкусах помогают трезво разобраться. Впрочем, на самом деле понять это позволяет гораздо больше, музыка для этого – лишь повод.
Начать с того, что не бывает плохой музыки. Если музыка плоха, она просто не находит своего слушателя и умирает в младенчестве от естественной причины – невостребованности. Если находится хотя бы десяток ценителей, которые не просто готовы слушать музыку, но и получают от этого удовольствие, то такая музыка вполне жизнеспособна и с точки зрения этих ценителей очень хороша. Всем остальным она может не нравиться, но от этого не становится хуже. Вообще, количество ценителей роли не играет. Например, на концерт Боба Дилана, планировавшийся в Санкт-Петербурге, было продано полторы дюжины билетов. Маэстро обиделся и не приехал. А недавний его концерт в Венеции собрал свыше 300 тысяч зрителей. Не говоря уже о врученной ему недавно премии Грэмми за выдающийся вклад в искусство. Так что бессмысленно рассуждать, хороши песни Дилана или плохи. Просто кому-то они нравятся, а кому-то – нет. И это касается любого музыкального стиля или исполнителя. Интересно другое – почему нам нравится та или иная музыка? И почему у каждого поколения свои музыкальные вкусы, которые ни старшие, ни младшие не разделяют?
Наши музыкальные пристрастия в основном формируются в подростковом возрасте, то есть в те годы, когда человек всерьез задумывается о своем месте в жизни. Ему хочется почувствовать себя личностью, а не просто послушным исполнителем родительских предписаний. Разумный человек понимает, что по большому счету старшие в своих требованиях правы: нужно научиться достойно себя вести, получить образование, освоить какую-то профессию, крепко встать на ноги – иначе всем твоим личностным притязаниям грош цена. Конечно, можно устроить бунт, забросить учебу, окунуться в стихию сомнительных приключений. Однако рано или поздно все равно придется браться за ум и мучительно догонять преуспевших сверстников, не тративших время на бестолковое бунтарство. Но как же тогда проявить свою индивидуальность?
Такую возможность дает музыка. На ниве музыкальных пристрастий каждый может громко заявить, что он не тупо перенимает родительские ценности, а является самостоятельной личностью со своим независимым вкусом. И наиболее убедительно это звучит тогда, когда собственный вкус отличается от родительского как ананас от картошки. Негодование старших – лучшее подтверждение своей правоты. Лет тридцать назад (подумать страшно!) мне постоянно приходилось слышать от родителей и учителей, что мои любимые песни – это «музыка для дебилов, и вообще это не музыка». Сегодня, когда мой дом оглашают любимые хиты моих детей, похожие слова вертятся и у меня на языке. Но я тороплюсь их проглотить, не желая впадать в традиционные родительские предрассудки. Детей, наверное, больше устроило бы, если б я от гнева визжал и топал ногами. А на фоне отцовской терпимости им даже не удается в полной мере насладиться своей независимостью. Приходится довольствоваться тем, что эта музыка все-таки своя, а не папина.
А чтобы музыка была по-настоящему своя, необходимо, чтобы ее исполняли твои ровесники или по крайней мере люди очень молодые, не успевшие побывать кумирами старших поколений. Обратите внимание, как тот или иной коллектив или исполнитель становятся звездами. Обычно это происходит с довольно молодыми людьми, ориентирующимися на вкусы своего – молодого – поколения. Если им удается угадать эти вкусы и настроения, благодарные слушатели возносят их на звездные высоты. И на этих высотах кумир может пребывать десятилетиями, ибо поклонники, взрослея, сохраняют преданность ему. Человеку зрелого возраста, как бы он ни был талантлив, добиться этого намного труднее. Как произошло, например, с Леонардом Коэном, который начал петь довольно поздно и сумел снискать известность, однако, в весьма узком кругу.
Такие суперзвезды прошлых лет, как Джо Кокер или Эрик Клаптон, сохранившие популярность и поныне, на роль кумиров нового поколения категорически не подходят, ибо их звезда взошла лет тридцать назад. «Фанатеть» от Клаптона означало бы разделить устоявшиеся вкусы, а этого уважающий себя подросток позволить никак не может.
Блестящей иллюстрацией может служить судьба легендарной «Машины времени». Патриархи отечественного рока начинали свое восхождение к славе со школьных танцевальных вечеринок. Любительским музицированием в те годы увлекались многие, однако большинство не шло дальше примитивного копирования западных шлягеров. У Андрея Макаревича и его товарищей было одно важное преимущество: им не просто хотелось покрасоваться с гитарами, но и было что сказать. Пускай музыка вторична и безыскусна, зато тексты – свои. Более того, это были не бестолковые придыхания «любовь пришла, любовь прошла…», а остроумные песни с той умеренной долей философичности, которая, не мешая танцевать, позволяет кое о чем задуматься.
Официальному признанию такая позиция не способствовала. Мало ли какие размышления навеют слушателю «Марионетки» или «Битва с дураками»! Впрочем, официальная обструкция в те годы служила надежным гарантом всенародного признания. Армия поклонников «Машины» множилась день ото дня, многократно скопированные магнитофонные записи шипели и шелестели по всей стране. Слава команды Макаревича в тогдашней России была вполне сравнима с ярким блеском на Западе Deep Purple и Rolling Stones.
Кстати, Rolling Stones выступают по сей день. Правда, на их концертах уже не беснуются подростки. Приходят в основном ровесники музыкантов – вспомнить молодость. Новые композиции встречают тепло, но с особым нетерпением ждут старых – «Рубиновый вторник», «Леди Джейн»… Ансамбль потихоньку превратился в памятник себе, а его концерты – в ностальгическую экскурсию.
Подобные явления – не редкость. Кому-то это даже дало повод для приговора: «Рок-н-ролл умер!» Наверное, это преувеличение. Просто он перестал быть тем, чем был когда-то. Ведь кумиры прежних лет продолжают работать! Что же произошло с ними и с нами, что изменилось?
Молодежная музыка шестидесятых-семидесятых была гимном бунта. Английские тинэйджеры, пресытившись руладами прилизанных эстрадных звезд, узнали себя в непричесанных роллингах. Точно так же, отвергая приторный сироп официальной эстрады, советские подростки тянулись к откровениям Макаревича. Прошло время, подростки повзрослели. На смену юному романтизму пришел реализм повседневности. Никакой бунт не может длиться долгие годы… И рок-баллады, оставаясь по форме ершистыми, постепенно вросли в теплое лоскутное одеяло массовой культуры. Сегодняшние подростки предпочитают откровенно физиологичные танцевальные ритмы с бормотанием вместо слов. У их бунта – своя форма.
А что же «Машина времени»? Она, пожалуй, всё та же. Музыкальных находок больше нет (хотя композиции и прежде не блистали яркостью), а философичность текстов сегодня воспринимается как немножко наивная. Концерты группы – уже не прорыв в будущее, а путешествие в прошлое. С коммерческой точки зрения, это позволяет держаться на плаву, но успеха у молодежи уже не сулит. Вот и приходится Макаревичу со товарищи улыбаться прохожим с рекламных щитов либо смачно фаршировать поросят перед телекамерой.
Но как же современному подростку отстоять свою индивидуальность, если пристрастия, как оказывается, подчиняются общим, давно проверенным законам? Тут выручает многообразие музыкальных стилей. Собственную оригинальность можно утвердить, примкнув к поклонникам одного стиля и отвергая другой – в зависимости от того, какая субкультура больше отвечает твоим склонностям. Один выбирает металл, другой – рэп, и при этом каждый может ощутить свое превосходство над другим. Для пущей оригинальности можно было бы выбрать стиль кантри. Но поклонников кантри в нашей стране единицы, поэтому невозможно ощутить солидарность с массой единомышленников. К тому же этот стиль существует уже лет полтораста, и его звезды годятся тебе в дедушки. Нет, кантри явно не подходит.
Выбрав стиль и облюбовав подходящих кумиров, человек погружается в особую музыкальную среду, которая и составляет атмосферу его взросления. В этой атмосфере проходят, по сути дела, лучшие годы нашей жизни. Под эту музыку входят в нашу жизнь первые по-настоящему взрослые радости. И с этой музыкой навсегда сцепляется прочная эмоциональная связь, которая и через полвека заставляет под старые аккорды вспомнить о последнем школьном звонке и первом поцелуе.
Все мы обречены взрослеть, а потом и стареть. И наши дети наверняка сделают свой музыкальный выбор, от которого у родителей зашевелятся волосы (иначе не бывает!). Помня об этом, давайте относиться друг к другу терпимо. А если иной раз захочется высказать свое мнение о Prodigy, вспомните, не эти ли слова лет двадцать назад ваш папа произносил в адрес Deep Purple?
А порою стоит просто повнимательнее прислушаться, чтобы с удивлением обнаружить: на самом деле дети слушают ту же самую музыку, что и мы когда-то, только слегка осовермененную техническими изысками и подкрашенную свежими красками. Кумиры нынешних подростков фактически обыгрывают те же сюжеты и пользуются теми же приемами, что и несколько поколений их предшественников. Если разобраться непредвзято, то безумно популярная ныне Земфира в меру своих способностей сегодня играет ту же роль, что и ершистая Джанис Джоплин в середине шестидесятых, а лидера «Мумий Троля» Илью Лагутенко можно с почтением или с иронией (в зависимости от вкуса) назвать Моррисоном рубежа веков. Человек с хорошим слухом легко уловит перекличку не только незамысловатых текстов, но и музыкальных фраз и целых тем. Фактически молодежная музыка – это каждый раз вариация на одну и ту же тему, которую на свой лад развивает каждое новое поколение.
Однажды моя дочь, когда я стал проигрывать диск Боба Марли, удивилась: «Отчего это так похоже на „Чайф“?» Полчаса мы проговорили о том, что современный хит Шахрина «Аргентина-Ямайка» написан в классическом стиле рэгги, королем которого по праву считается давно почивший Марли. Перебрали ее фонотеку и мою, послушали одну песню, другую, потом еще много похожих и не очень… И, кажется, оба поняли, что нас гораздо больше объединяет, чем отдаляет. Хочется надеяться, что это касается не только музыки.
КАК СТАТЬ ВЗРОСЛЫМ?
Недавно я получил приглашение прочесть курс лекций «Введение в возрастную психологию» для старшеклассников, намеревающихся поступать в Московский городской психолого-педагогический университет. Предложение я принял охотно и без колебаний. Казалось, что серьезной подготовки этот курс не потребует: ведь всякое введение предусматривает изложение азов, известных любому специалисту с университетской скамьи. И действительно, мне удалось, не углубляясь в подробности, ознакомить заинтересованных молодых людей с основными понятиями возрастной психологии, ключевыми идеями теорий Холла, Эриксона, Выготского, Пиаже… Программой курса было предусмотрено одно-единственное семинарское занятие, и дабы поддержать заинтересованность будущих студентов-психологов, я предложил им самим выбрать тему для обсуждения. Вот тут-то и начались трудности. Оказалось, что 16-17-летние юноши и девушки больше всего хотели бы разобраться в особенностях своего возраста, в частности, ответить на вопрос – вправе ли они считаться взрослыми, а если нет, то что же этому препятствует? Фактически тему нашего семинара следовало обозначить вопросом: «Кого можно считать взрослым?» Обычно предполагается, что преподаватель, вынося на обсуждение какой-то вопрос, сам знает на него ответ и постепенно подводит к нему слушателей. Однако на этот конкретный вопрос в ходе моих многолетних штудий ответа никто мне не преподнес, его еще предстояло отыскать. Попытки накануне семинара найти ответ в специальной литературе увенчались, увы, крайне скромным результатом. Поэтому ответ пришлось искать в непосредственном общении со студентами, которым я и пользуюсь случаем выразить признательность за активное и поистине равноправное участие в этом процессе. Исчерпывающее решение нам вряд ли удалось отыскать, но в ходе обсуждения было высказано немало здравых мыслей, которые, надеюсь, нас к этому решению приблизили. Этими мыслями мне и хотелось бы поделиться с читателями.
Для нескольких поколений отечественных психологов понятие «возрастная психология» выступало синонимом детской психологии. Возрастным особенностям того этапа жизненного пути, который выходит за рамки детства, внимания не уделялось вовсе. Было негласно признано, что человек, став однажды взрослым, долгие годы до самой смерти пребывает в этом почти совершенном состоянии, а происходящие с ним изменения сводятся лишь к обогащению жизненного опыта. В этом представлении, по сути дела, воплотился поведенческий подход, в рамках которого индивидуальное развитие рассматривается как приобретение опыта. Накопил достаточно опыта – можешь считать себя взрослым. Правда, даже при таком, явно упрощенческом, подходе остается открытым вопрос: достаточно – это сколько?
Нельзя обойти вниманием и проблему физического развития. Когда старшие в ответ на чрезмерные, по их мнению, притязания ребенка, отрезают: «Мал еще!», они при этом имеют в виду, что ему не просто мало лет и опыта недостает, но он еще и в буквальном смысле мал, то есть не вырос и не обрел достаточно сил. Правда, подростку такого уже не скажешь. Он может уже лет в пятнадцать обгонять ростом маму с папой, поэтому им только и остается апеллировать к недостатку опыта. То есть очевидно, что физическое развитие выступает важным условием взросления, однако не определяющим.
Можно еще сослаться на юридические нормы, определяющие срок наступления совершеннолетия. Вот только в разных культурах и разных законодательных системах эти нормы различны. Например, по исламским канонам девочка может быть выдана замуж по достижении 12 лет. Российское законодательство такого не допускает. Однако даже в нашей стране, где совершеннолетие, то есть так называемый брачный возраст, наступает в 18 лет, закон позволяет при определенных условиях оформление брака и в более раннем возрасте. То есть человек, еще не достигнув официального совершеннолетия, может на законных основаниях оказаться супругом и родителем. И кто же он тогда – взрослый или еще нет?
Таким образом, приходится признать, что единого критерия зрелости не существует. Таких критериев может быть выделено несколько. При этом может оказаться, что по одному критерию зрелость уже наступила, а по другим до нее еще далеко. Вероятно, о подлинной зрелости можно вести речь лишь тогда, когда человек отвечает всем этим критериям. Каковы же они?
При всей уязвимости выделенных параметров, каждый из них должен быть учтен. Безусловно, зрелость, или взрослость (кстати, лингвокорректор моего компьютера упорно отказывается признавать это слово, не находя его в своем словаре), наступает с обретением определенного социального опыта, то есть необходимого набора знаний и умений. По этому критерию взрослым может быть признан, скажем, тринадцатилетний бушмен или папуас, вполне освоивший набор несложных навыков, необходимых для выживания в джунглях. Джунгли современного мегаполиса требуют от своих обитателей гораздо более широкого набора навыков, поэтому лондонский или московский сверстник папуаса взрослым никак считаться не может: он просто еще не успел освоить всего, что понадобится ему для полноценного существования, и без внешнего вспомоществования выжить в одиночку не в состоянии. Таким образом, с развитием цивилизации период взросления все удлиняется: все больше и больше требуется узнать, большему научиться, чтобы соответствовать современному уровню развития технологии и культуры.
В соответствии с этим основой зрелости следует признать некоторый объем информации, а также практических навыков, без овладения которыми невозможно самостоятельное существования в условиях окружающей реальности. Соответственно, реальность и диктует содержание этой палитры знаний и навыков.
Однако при внимательном рассмотрении этот вопрос оказывается не так прост. При определении «базового минимума» возможна изрядная субъективность. В наших условиях получение аттестата зрелости (название говорит само за себя) призвано свидетельствовать о приобретении необходимого «багажа». А может ли стать взрослым человек без аттестата? В ситуации, когда всеобщее образование превратилось в химеру (сегодня в нашей стране не посещают школу десятки, если не сотни тысяч детей), многим людям придется вести взрослую жизнь, так и не освоив базового минимума. При этом многие из них сумеют научиться исполнять вполне приемлемые социальные роли, не требующие знания логарифмов и пунктуации. Да и миллионы объективно взрослых владельцев аттестатов практически не владеют якобы освоенной программой средней школы. Чтобы в этом убедиться, попробуйте остановить на улице десяток случайных прохожих и задайте каждому пару несложных вопросов из школьной программы. Если эта информация никак не вовлечена в профессиональную деятельность опрашиваемого, то можно поручиться, что он не сможет воспроизвести ни закон Бойля-Мариотта, ни даты жизни Гоголя, не говоря уже о том, чтобы построить пару простеньких предложений на якобы изученном иностранном языке. На самом деле в этом нет большой трагедии. Было бы наивно полагать, будто образование представляет собой накачивание головы учащегося необходимыми знаниями. Совершенно очевидно, что для большинства учащихся большая часть преподносимых им знаний необходимыми не являются и никогда не будут востребованы в их практическом жизненном опыте. Реальная задача образования – не столько накопление информации, сколько освоение навыка ее приобретения и оперирования ею, с тем чтобы впоследствии действительно необходимые знания и навыки человек сумел адекватно воспринять, освоить и использовать. Что же до необходимого минимума, то он, судя по всему, гораздо уже рамок школьной программы и превосходит необходимый запас папуаса гораздо в меньшей степени, чем наша культура превосходит его культуру. Даже в наши дни и в наших краях взрослым можно стать, фактически оставаясь неграмотным или, по крайней мере, полуграмотным. Если рассуждать иначе, то среди окружающих нас людей взрослыми вправе считаться единицы.
Пожалуй, наименее спорным является критерий физической зрелости. Но тут приходится признать, что этому критерию человек начинает соответствовать задолго до того, как его можно считать взрослым по всем прочим критериям. Иными словами, телесная зрелость – скорее даже не компонент, а условие подлинной взрослости – необходимое, но отнюдь не достаточное.
Официальный срок наступления совершеннолетия также можно (точнее – приходится) рассматривать как ступень достижения зрелости. Однако необходимо отдавать себе отчет в условности этого параметра. Его значительные культурные вариации заставляют признать, что это параметр скорее статистический, да и к тому же основанный на житейском здравом смысле: в рамках некоторого общества принято считать взрослым человека с определенного срока, при том что большинство его сверстников «на глазок» могут считаться таковыми. Научно обоснованных критериев того, отчего за один и тот же проступок человек сегодня считается шалуном, а завтра, став на день старше, будет назван бандитом, – похоже, просто не существует.
Таким образом, все выделенные критерии либо условны, либо очевидно недостаточны. Главным критерием следует признать критерий психологический, хотя и он, увы, довольно расплывчат. Для его дефиниции можно было бы воспользоваться терминологией Э. Берна, выделявшего эго-состояние Взрослый в качестве наиболее зрелой и совершенной инстанции личности. Взрослым в самом широком смысле этого слова, вероятно, следует признать того, в ком сформировался здравомыслящий берновский Взрослый, умеющий трезво соотнести притязания Дитя и требования Родителя с объективно существующими условиями действительности. Настоящий взрослый умеет примирить инстинктивные позывы своей природы и директивные назидания социума, не идя на поводу ни у тех, ни у других. Взрослый руководствуется соображениями разумной целесообразности. Он поступает определенным образом не потому, что ему это приказали, и не для того, чтобы любой ценой воспротивиться приказу, сделать наоборот (хотя умеет при необходимости и подчиняться, и бунтовать). Взрослым движет не прихоть, не страх, а здравый смысл. Разумеется, учиться этому приходится долгие годы. В иных случаях полноценным взрослым можно так никогда и не стать, несмотря ни на аттестат зрелости, ни на законный паспорт, ни на косую сажень в плечах. Взрослость – это самостоятельность, причем даже не столько материальная и юридическая (все мы – в чьем-то подчинении), сколько психологическая. Соответственно, главный принцип воспитания можно почерпнуть из старого афоризма: «Воспитывать детей – значит учить их обходиться без нас».
Между прочим
Трудный возраст? Трудные времена!
По мнению многих родителей, современные подростки вынуждены жить в таком обществе, которое провоцирует развитие у них депрессии и патологической тревожности. Именно этим они объясняют большинство психологических проблем, возникающих у них детей. Как показали опросы, проведенные британским фондом «Norwich Union Healthcare», практически четверо родителей из каждых пяти (78 %) уверены в том, что их дети никогда не станут такими же спокойными и уверенными в себе, какими стали они сами. Этому помешают постоянные стрессы, мешающие нормальному развитию детской психики. «В отличие от предшествующих поколений, современным подросткам приходится постоянно беспокоиться о своем месте в обществе и о том, смогут ли они достичь того, о чем мечтают, – рассказала в интервью корреспонденту Би-Би-Си доктор Дина Морли, одна из авторов этого исследования. – Ведь в современном мире слишком многое зависит от случайного стечения обстоятельств, которое человек не может контролировать. И подросток, желающий добиться исполнения своих желаний или же желаний родителей (ведь каждая семья хочет, чтобы дети добились большего, чем их родители!), разрывается между идеальным и реальным, что только мешает ему расти и развиваться.»
Приложение. Тесты для родителей
Ваши педагогические идеалы
Перед вами десять совсем обыденных, часто встречающихся в жизни ребенка ситуаций. Из приведенных ответов выберите те, которые в наибольшей мере отвечают вашим представлениям о воспитании.
1. Ваш ребенок шаловливый, озорной, хлопот с ним хватает, чего только не случается: то вернется домой с разодранными штанами, то с синяком…
а) вы расспрашиваете, что случилось, зашиваете штаны, прикладываете компресс – 3;
б) оказываете помощь ребенку, но журите, говорите, что в один прекрасный день его шалости могут ему дорого обойтись – 0;
в) вообще не обращаете внимания, пусть позаботится о себе сам – 5.
2. У ребенка есть друзья, но они непослушны, дурно воспитаны…
а) вы разговариваете с их родителями – 2;
б) зовете детей в дом, стараетесь повлиять на них – 5;
в) объясняете своему ребенку, в чем состоят недостатки его друзей, что они для него плохой пример – 0.
3. Ребенок любит играть, но не умеет проигрывать…
а) вы ничего не предпринимаете, пусть сам научится проигрывать – 0;
б) отказываетесь играть с ним, пока он будет так болезненно воспринимать поражение – 3;
в) умышленно создаете такие ситуации, в которых он научился бы проигрывать – 5.
4. Ваш ребенок мог бы играть все 24 часа в сутки. По вечерам он вообще не хочет идти спать…
а) вы объясните, как важен сон – 3;
б) позволяете, чтобы он ложился, когда захочет, но утром заставляете вставать вовремя – 5;
в) укладываете его в постель в определенное время и оставляете одного. Сказку рассказываете, только когда он хорошо ведет себя днем – 0.
5. Детской телепередачи ему уже недостаточно, он может смотреть телевизор целый день…
а) после детской программы он ложится спать, а вы включаете телевизор после того, как он заснул – 0;
б) говорите с ним о том, что ему можно смотреть, а что нет, так, чтобы он понял – 2;
в) выбираете для него некоторые передачи – 3;
г) определяете, сколько часов он может смотреть телевизор, но он сам может решить, когда и что смотреть – 5.
6. Ребенок ваш достаточно дерзок, за словом в карман не полезет…
а) объясните, что такое поведение неприлично, что люди его за это осудят – 5;
б) запрещаете ему дерзить и строго наказываете за ослушание – 0;
в) каждый день, когда он ведет себя прилично, поощряете его – 3.
7. Вашему ребенку еще немного лет, но он уже интересуется противоположным полом…
а) оставляете все как есть, ведь в этом возрасте такое увлечение совершенно безобидно – 3;
б) пытаетесь пресечь детскую влюбленность, если она возникает – 0;
в) по-деловому объясняете, что такое любовь и какими должны быть отношения между мужчиной и женщиной – 5.
8. Другие дети преследуют вашего ребенка: бьют его, насмехаются над ним…
а) учите его давать сдачи – 5;
б) разговариваете с родителями обидчиков – 3;
в) стараетесь организовать жизнь ребенка таким образом, чтобы он избегал контактов с этими детьми – 0.
9. Вы создаете старшему сыну (дочери) все необходимые условия. Но он (она) ничего не ценит, обижает младшего брата (сестренку)…
а) призываете к благоразумию, обычно в присутствии младших – 5;
б) уделяете ему больше внимания, независимо от того, что он старше – 3;
в) вообще не вмешиваетесь – 1.
10. Если ваш ребенок грубит, не способен сопереживать, нападает на других детей…
а) вы считаете: как он относится к другим, так и вы к нему, чтобы он на своем опыте мог оценить собственное поведение – 0;
б) стремитесь оказывать ему больше внимания, чем до сих пор – 5;
в) запрещаете ему смотреть фильмы, в которых демонстрируется насилие – 2.
От 0 до 18 баллов. Вы воспитываете своего ребенка для жизни, которой вы жили и живете сами, по своему образу и подобию, как будто он не принадлежит к другому поколению. Вы считаете, что послушание и уважение к старшим – лучшие качества, забывая, что в третьем тысячелетии решающими будут уверенность в себе, самостоятельность, творческие способности. Вашему ребенку потребуются эти качества, но вы не развиваете их в нем, не видите, что жизнь идет вперед и меняется.
От 19 до 35 баллов. Вы еще недостаточно задумываетесь над обстановкой, в которой будет жить ваш ребенок. Однако надо отдать вам должное: вы стремитесь быть современным, не используете стереотипные методы в воспитании, предоставляете ребенку известную меру самостоятельности, не подавляете его своим авторитетом.
От 36 до 50 баллов. Вы верите, что ваш ребенок станет жить в мире, в котором ценится инициатива, а эгоизм строго осуждается, в мире, где уважают независимое мышление, откровенность, активную жизненную позицию. Это вполне достойная педагогическая позиция. Хотелось бы только надеяться, что мир будет соответствовать этому идеалу.
Мальчики и девочки
Французские психологи составили тест, который раскрывает некоторые наши предрассудки в подходе к воспитанию мальчиков и девочек. Каждый родитель или педагог может проверить, насколько верны его представления о воспитании.
Вам предлагается 20 утверждений, с которыми нужно выразить свое согласие либо несогласие.
1. Девочки более послушны, чем мальчики.
2. Девочки лучше относятся к природе.
3. Мальчики лучше могут оценить сложное положение и мыслят более логически.
4. Мальчики испытывают большее желание отличиться.
5. Мальчики больше одарены в математике.
6. Девочки более чувствительны к атмосфере, в которой они живут, тяжелее переносят боль, страдание.
7. Девочки умеют лучше выразить свои мысли.
8. У мальчиков лучше зрительная память, а у девочек – слуховая.
9. Мальчики лучше ориентируются в пространстве.
10. Мальчики агрессивнее.
11. Девочки менее активны.
12. Девочки более общительны, отдают предпочтение большой компании, а не узкому кругу друзей.
13. Девочки более ласковы.
14. Девочки легче подпадают под чужое влияние.
15. Мальчики более предприимчивы.
16. Девочки более трусливы.
17. Девочки чаще страдают от комплекса неполноценности.
18. Девочки реже соперничают между собой.
19. Мальчикам более важно заявить о себе, продемонстрировать свои способности.
20. У мальчиков больше склонность к творческой работе, в то время как девочки лучше справляются с монотонным трудом.
Ответы:
1. В раннем детстве девочки действительно более послушны.
2. Нет достоверных свидетельств того, что девочки больше склонны заботиться о больных и слабых животных, растениях. Разве что в возрасте 6–9 лет.
3. Это не так. Девочки могут решать сложные задачи не хуже мальчиков.
4. До 10–12 лет девочки развиваются быстрее (и поэтому иногда стремятся выделиться, отличиться от своих сверстников). Но позднее девочки проявляют большую целеустремленность, они больше, чем мальчики, думают о будущем.
5. Девочки и мальчики одарены одинаково, все зависит от того, как мы их ориентируем, хотя и считается, что в математике мальчики проявляют себя лучше.
6. Напротив, мальчики легче поддаются влиянию среды и поэтому сильнее переживают разлуку с родителями. Мальчики более чувствительны к боли, страданию. Они лишь внешне делают вид, что им не больно, поскольку с самого начала их учат, что мужчина не должен плакать.
7. До 10–13 лет разница незначительна, затем в большинстве случаев девочки в устном и письменном виде высказывают свои мысли более четко, чем мальчики.
8. Исследования показали, что на протяжении всей жизни эта способность у мальчиков и девочек одинакова. Если и существуют различия, то индивидуальные.
9. До наступления половой зрелости разницы нет, после этого мальчики лучше ориентируются в пространстве. С годами различие усиливается. Исключения только подтверждают правило.
10. Мальчики становятся агрессивными в самом раннем возрасте, в 2–3 года, когда начинает формироваться их личность.
11. Не установлена разница в активности мальчиков и девочек. Лишь в раннем возрасте мальчики проявляют свою активность более явно и шумно.
12. Напротив, девочки предпочитают одну или не более двух подруг, а не большую компанию. Вот почему именно мальчики собираются в более крупные группы. Это положение сохраняется и когда они вырастают, поэтому мальчики более склонны к коллективным играм.
13. До определенного возраста между мальчиками и девочками в этом нет разницы.
14. Напротив, мальчики склонны скорее принимать на веру мнение компании, при их воспитании это надо непременно иметь в виду. Девочки более склонны придерживаться собственного мнения.
15. В этом качестве до определенного возраста у мальчиков и девочек нет разницы. Позднее более сообразительными и активными становятся девочки. А в период полового созревания они уступают в этом юношам (быть может, сознательно).
16. На самом деле девочки не так трусливы, как многим кажется. В иных случаях они могут быть сильнее и решительнее мальчиков.
17. Не больше мальчиков. Девочки умеют быстрее приспосабливаться к сложным житейским ситуациям. В большинстве случаев они более самостоятельны.
18. В этом отношении ни у кого нет преимущества. Все зависит от индивидуальных особенностей.
19. Нет. Мальчики легче подчиняются сильным личностям и компаниям сверстников, девочки же чаще стоят на своем.
20. И в этом между мальчиками и девочками разницы нет. У кого-то больше творческих способностей, у кого-то меньше – пол здесь не имеет значения.
Итак, ответив на вопросы теста, вы определили, насколько ваши представления об особенностях детей разного пола совпадают с мнением психологов. Вероятно, каждый убежден, что прав именно он. Но учтите лишь то, что у психологов за долгие годы работы было куда больше возможностей всесторонне изучить эту проблему.
Кто вы своему ребенку: родитель или приятель?
Многие психологи считают, что родители, стремящиеся играть роль приятеля в отношениях с детьми, забывают о том, что самой природой им предназначено быть опорой своему ребенку.
Родитель или приятель? Попробуйте найти для себя ответ в тесте, составленном английским психологом Грэмом Пейном.
1. Ваша дочь требует переключить телевизор с фильма, который вам очень нравится, на программу рок-музыки. Что вы делаете?
А. Выполняете просьбу и смотрите рок-шоу вместе с ней.
Б. Отвечаете, что ей придется подождать, пока закончится фильм.
В. Обещаете купить для нее портативный телевизор.
Г. Записываете фильм на видео, а дочери позволяете смотреть рок-шоу.
2. Вы видите в своих детях…
А. Людей, равных вам.
Б. Тех, кто может помочь вам заново пережить свою молодость.
В. Маленьких взрослых.
Г. Тех, кто постоянно нуждается в ваших добрых советах.
3. Вы родитель средних лет и гордитесь своей шевелюрой. Какую прическу вы носите?
А. Которая больше всего вам подходит.
Б. Которая отвечает последней моде.
В. Которая копирует прическу любимой поп-звезды.
Г. Которая копирует стиль сына (дочери).
4. Поговорим о вашем возрасте.
А. Дети знают, сколько вам лет.
Б. Вы предпочитаете не признавать и не подчеркивать разницу в возрасте между вами и детьми.
В. Вы скрываете свой возраст от детей.
Г. Вы настаиваете на том, что знаете больше, потому что старше.
5. Как вы одеваетесь?
А. Подражаете стилю «звезды», любимой сыном (дочерью).
Б. Стараетесь следовать стилю сына (дочери), полагая, что это поможет установить более тесную связь между вами.
В. Выбираете ту одежду, которая лучше всего вам подходит.
Г. Следуете молодежной моде, потому что так чувствуете себя моложе.
6. Как вы поступите, если заметите, что сын-подросток вдел в ухо серьгу?
А. Посчитаете, что это его личное дело.
Б. Станете подшучивать над его женственностью.
В. Согласитесь, что это модно, не желая, чтобы он счел вас старомодным.
Г. Купите такую же серьгу и последуете примеру сына, чтобы составить ему компанию.
7. Сын (дочь) заводит музыку на полную громкость, а вы:
А. Затыкаете уши ватой и делаете свои дела.
Б. Уменьшаете громкость.
В. Миритесь с этим, раз уж ему (ей) так хочется.
Г. Говорите, что это потрясающе, хотя на самом деле музыка буквально бьет вас по голове.
8. При споре с детьми вы:
А. Редко говорите, что они ошибаются, опасаясь, как бы они не стали отвергать вас вовсе.
Б. Соглашаетесь изменить позицию, потому что дальнейший спор бесполезен.
В. Позволяете им иметь последнее слово, потому что жизнь ведь так коротка…
Г. Признаете, что они правы, если они действительно правы.
9. Дети пригласили в гости сверстников, а вы:
А. Предоставляете их самим себе: пусть делают что хотят.
Б. Составляете им компанию, стремясь держаться на равных.
В. Интересуетесь у гостей, считают ли они своих родителей тоже такими веселыми, как вас.
Г. Ни во что не вмешиваетесь, но даете понять, что вы всегда рядом на случай, если что-то произойдет.
10. Дети собираются в дискотеку, но вас не берут, и вы:
А. Не удивляетесь, потому что они знают, как вам трудно выдержать эти новые танцы.
Б. Печалитесь, потому что хотели потанцевать вместе с ними.
В. Обижаетесь, потому что они не хотят разделить с вами свое веселье.
Г. Расстраиваетесь, потому что готовились к такому случаю пощеголять в облегающих джинсах и металлических побрякушках.
11. Когда вы пытаетесь вести себя так, будто вы не старше своих детей, почему вы так делаете?
А. Чтобы быть с детьми в хороших отношениях.
Б. Потому что это помогает сократить разницу в возрасте.
В. Потому что это может дольше удержать семью вместе.
Г. Потому что для вас это естественно.
12. В отношениях со своими детьми вы:
А. Обращаетесь с ними как со взрослыми.
Б. Обращаетесь с ними как с маленькими.
В. Стараетесь быть их товарищем.
Г. Ведете себя так, чтобы поддержать свой авторитет.
Подсчитайте набранные баллы:
Что означают ваши баллы:
Между 24 и 36. Вы, наверное, думаете, что весело проводите время с детьми, стараясь быть с ними на равных во всем. Но это сейчас. Позднее вы можете поплатиться. Вы слишком переигрываете, взяв на себя роль приятеля собственных детей, ставя их на одну доску с вами. Ведь большинство детей прекрасно это понимают, а в результате, как считают эксперты, подспудно возрастает их нервозность. Быть просто приятелем недостаточно. Дети нуждаются в руководстве. Вам надо понять, что с разницей в возрасте ничего поделать нельзя, и важно осознать, что именно вы призваны обеспечить своим детям чувство перспективы и преемственности, знание собственных корней и выбор места в жизни.
Между 24 и 14. Ваши дети, похоже, так и не знают в точности, как же им с вами правильно держаться. Вы явно стараетесь им потакать, а затем, когда это вам нужно, пытаетесь войти в роль родителя. Рано или поздно вы захотите настоять на своем в чем-то важном, и это вызовет у детей гнев, растерянность и неповиновение. Но вы зашли еще не так далеко и можете перестать играть в приятеля, чтобы явить детям образец зрелого и ответственного поведения. И пусть вас не беспокоят опасения, что дети перестанут любить вас, если вы станете утверждать себя в родительской роли.
Между 13 и 0. Вы типичный средний родитель. Вы отчаянно пытаетесь понять и оценить вечно меняющиеся нужды и настроения своих детей, иногда подаетесь соблазну уступить им. В этом нет ничего плохого, потому что, судя по всему, вы достаточно разумны и знаете, как строить отношения с детьми на ваших, а не на их условиях. Противоречия неизбежны, однако дети вас любят, уважают и главное – видят в вас любящего и надежного родителя.
Комментарии к книге «Детский мир. Советы психолога родителям», Сергей Сергеевич Степанов
Всего 0 комментариев