«О мальчике, который умел летать, или путь к свободе»

Игорь Акимов и Виктор Клименко О мальчике, который умел летать, или путь к свободе

Вступление

Эта книга о таланте, о сущности таланта, о его механизме, о механизмах его движения к саморастрате (к бездарности) и к самовоплощению (творец). Это не популяризация известных знаний; это совершенно самостоятельное исследование, в результате которого создана рабочая — и до сих пор безотказно действовавшая — модель таланта. Модель, которая позволяет практически каждому из вас вырваться на уровень тех кумиров, на которых сегодня вы смотрите снизу вверх как на избранников судьбы и удачи.

Наша система дает вам шанс. Реальный шанс. Повторяем — каждому. Ну, если не врать — практически каждому. Ничего подобного ни мировая наука, ни мировая практика пока не знали. Это — открытая дверь в комнату, о которой до сих пор знали только по догадкам и результатам визитов в нее тех, у кого от этой комнаты был ключ. Никто из этих избранников не хотел делиться своим ключом; напротив, стараясь подчеркнуть и сохранить свою исключительность, его владельцы всячески внушали остальной толпе, что никакого ключа нет. Мы решились нарушить этот тысячелетний сговор. Мы сделали этот ключ таким, чтобы он пришелся по руке каждому из вас. Сделали — и протянули его: нате! берите!

Предисловие

Когда писатель, пытаясь освободиться от навязчивого чувства или идеи, пишет статью, рассказ или роман, — он ищет ключик от двери, за которой спрятано счастье. Мало кто из писателей это понимает (писательство не требует ума, поэтому в литературном деле умных людей не больше, чем во всяком ином), тем не менее это так.

Для большинства людей представление о счастье укладывается в формулу «много». Много денег, много вещей, много еды, водки, баб, развлечений — и т. д. Кажется, что может быть проще? — знай, греби под себя вот и вся технология. Но «много» не имеет потолка, поэтому неизбежное однообразие притупляет вкус, азарт сменяется скукой, а свободная охота оборачивается добровольным рабством.

Мораль: когда в работе нет материала для души, она так и остается карлицей, и это ранит ее неизлечимым разочарованием.

Для других счастье укладывается в формулу «красиво». Разумеется, это компромисс: нет зубов, чтобы отхватить у жизни кусок мяса с кровью, поэтому приходится ограничиться ролью дегустатора чужой стряпни.

Наконец, есть люди, которые понимают, что счастье — это материализованный в чувстве покой. Иначе говоря, такая гармония с миром, когда человек его не ощущает. Правда, последние два-три столетия существует устойчивая тенденция вместо понятия «покой» пользоваться понятием «свобода». Это не путаница, это всего лишь две стороны одной медали. Ну что ж, свобода так свобода.

Мечтатель ищет счастье, романтик — свободу, реалист — покой. И все приходят к одному.

* * *

Этой работе — исследующей природу таланта — четверть века. Именно тогда, четверть века назад, расцвела и поныне живучая мода отбирать для гимнастики, музыки, математики, балета, шахмат, фигурного катания детей в самом нежном возрасте. «Чтобы талант не пропал, его нужно обнаружить как можно раньше (покуда он пластичен), и отдать в огранку не в случайные руки, а истинному мастеру», — вот что было начертано на знамени охотников за талантами.

На первый взгляд идея светлая, но стоит задуматься — и на ней начинают проявляться вопросы: «каковы критерии таланта?»; «зачем спешить с его обработкой, почему не дать ему созреть?», — ведь только тогда можно узнать, каков истинный вкус его плодов»; «почему его нужно гранить? — ведь именно своею самобытностью он интересен»; «кто может поручиться, что этот тренер, этот педагог имеет столь безошибочный вкус, что нигде не повредит таланту, а только поспособствует?..»

Вопросов много, они сдирают с идеи ранней специализации красивенькую словесную вуаль — и открывается истинная морда: мерзкая, тупая и жестокая. Открывается страшная правда, как ради тщеславия и наживы уродуется жизнь тысячам детей, которых превращают в гуинпленов.

Если человек ослеплен глупостью — он не увидит истины, даже если разобьет об нее лоб; если он сам уродлив — по своей мерке он будет переделывать и окружающих; если он защищен цинизмом — он пренебрежет добротой.

Поэтому охотник за талантами не понимает природу, которая во всем гармонична. Поэтому он не верит ей. Поэтому не понимает ее простой мудрости. Он руководствуется логикой: вот то, что я ищу; пусть этого пока мало, но оно есть, и если именно это развивать — задатки превратятся в большой талант…

Увы, природа — особа своенравная логике она и не подозревает. Она обещает одно (родители и педагоги полагают, что природа обещает), а несколько лет спустя вынимает из рукава совсем иное. Но разве это оправдывает бессердечие, с каким через тренерско-педагогическую мясорубку пропускают тысячи детей? Каково будет им жить дальше, с душой, заклейменной печатью второсортности?..

Впредь свое счастье они будут собирать по пятачку, и даже если соберут большую кучу — это будет всего лишь куча меди. Дверь, за которой возможна свобода, они будут деликатно обходить, чтобы не оказаться в ситуации, когда нужно самостоятельно, смело, неординарно действовать. Страх (пусть и неосознанный — от этого он не перестает быть страхом) станет их тенью, никакое благополучие от него не избавит; поэтому покой не входит в реестр их ценностей: ведь покой — это самый изысканный плод гармонии, которая нашим гуинпленам доступна лишь в примитивных формах. Их прибежище — равнодушие.

***

Так вот, четверть века назад авторы этой работы оказались среди тех, кто получил заказ: создать методику выявления талантливых детей; создать технологию развития таланта от почки до созревшего плода. Очевидно, заказчик представлял талант исключением из правила. Одиноким злаком, высоко вознесшимся над плотной порослью безликих, ничем не отличимых собратьев; жемчужиной, спящей в складках раковины, затерявшейся в огромной груде ей подобных — но бесплодных. Взгляд, прямо скажем, банальный. Взгляд человека, который никогда не размышлял на эту тему и равнодушно принял легкую для восприятия, не требующую усилий формулу.

Подразумевалось, что природа пользуется шаблоном; из биомассы она штампует серых, ничем не замечательных людей; но иногда случается внешняя помеха — мощный энергетический импульс (иначе говоря — Бог положил глаз) — и тогда появляется талант. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы сразу увидеть здесь две ошибки.

Первая: в этом рассуждении не учтена человеческая сущность человека. Не учтено, что хотя он и состоит из тех же элементов, что и весь остальной живой мир, он все же выделен из этого мира.

Одни считают, что он выделен сознанием, уникальной способностью мыслить; другие — наличием человеческой души (которая стоит над растительной и животной душами).

Однако убедительней всего выделяет человека его способность сознательно переделывать мир. Это и есть талант.

Он не у всех проявляется, но только потому, что обстоятельства жизни останавливают развитие человеческой сущности на каком-то предварительном этапе. Так что же, если у человека в детстве не сложилась жизнь (это всегда происходит не по его вине), мы откажем ему в возможности — если он сильно захочет — все-таки стать полноценным человеком?

Вторая ошибка: в руках природы не шаблон, а норма.

Если шаблон — это жесткая, единственная форма, то норма — это диапазон (от и до), в котором может разместиться (свободно развиваясь!) огромное количество форм. Норма триедина: это диапазон развития, это процесс развития и… это результат развития; результат не конечный, а в любой момент, когда мы захотим поглядеть, с чем имеем дело.

Вывод первый: талант — это способность человека оригинально решать банальные задачи; способность, которая проявляется, когда человек находится в диапазоне нормы.

Если человек делает свое дело хорошо, даже — очень хорошо, даже — лучше остальных, можем ли мы сказать, что он талантлив? Нет. Просто он работает лучше других — вот и все.

Если столяры забивают гвозди с трех-пяти ударов, но есть среди них такой, который вгоняет гвоздь по шляпку одним ударом, причем никогда у него гвозди не гнутся, — можно ли утверждать, что он талантлив? Нет. Просто навык по забиванию гвоздей доведен у него до совершенства.

Еще ситуация: столяры мастерят стулья. У всех стулья не отличимы, каждый стул — копия тех, которые были сработаны и вчера, и год назад; и только у одного — совершенно иная продукция: хотя сработанные им стулья имеют общий замысел, общий абрис, и сразу видно, что они составляют один комплект, — все же каждый стул не похож на остальные, каждый имеет свое лицо и даже свой характер.

Нет сомнений: те столяры — обычные ремесленники, этот — несомненно — талантлив.

Почему он не работает — как они — по шаблону?

Не может. Копировать ему скучно.

Скука создает дискомфорт; от работы ему становится тошно. Чтобы избавиться от этой напасти, он вынужден выбирать: либо бросить работу, либо сделать ее интересно, — мастерить стулья не так, как надо, а так, как хочется.

Какие изменения при этом он будет вносить в каноническую форму? Он будет убирать лишнее (по его мерке) и добавлять там, где не хватает. И угомонится только тогда, когда исчезнет дискомфорт.

Тут напрашиваются три вопроса.

Первый: бывают ли ситуации, в которых талантливый мастер исполняет рутинную работу не чувствуя дискомфорта?

Ответ: это происходит, если мастер переутомлен или пережил тяжелую болезнь (из-за больших энергопотерь сместился за пределы нормы). Мало энергии — механизм таланта не включается. Такое состояние может длиться годами, и все это время он будет тиражировать серийные стулья без ущерба для души.

Вопрос второй: талант и воля — как они связаны? Как воздействует воля на работу механизма таланта? В каких ситуациях мастер вынужден насиловать свой талант, приказывая ему работать? Если мастер говорит себе: «дай-ка я придумаю такой стул, чтобы все ахнули», — что при этом происходит?

Ответим сразу: нормальная работа механизма таланта (свободная его работа) не нуждается в хлысте; любое насилие над собой (вмешательство воли) искажает гармонию. Поэтому воля включается в энергетический процесс лишь по необходимости — чтобы компенсировать энергодефицит.

За счет чего? — за счет энергии почек. Тут есть над чем подумать: вы платите собой, чтобы получить сомнительный результат. Стоит ли?.. Очевидно, отношения таланта и воли определяются ситуацией, предшествующей работе. Вот основные варианты.

Когда мастер больше задачи, когда он в норме (значит, с энергией нет проблем), — ему нет нужды ни собираться в кулак, ни подхлестывать себя. Он сразу действует, он работает спокойно и просто, не заботясь о впечатлении.

Когда мастер равен задаче (форма стула вызывает у него дискомфорт, но он не может определить сразу, в чем тут дело), воля просыпается и встает у него за спиной, ожидая, какую ей отведут роль. Если с энергией нет проблем, воля ограничивается констатацией: вот задача; не стоит суетиться — спокойно ее решим. Если с энергией плохо, то воля берется за лопату, чтобы добыть из почечных загашников недостающий уголек.

Когда мастер меньше задачи — ему лучше отойти в сторону, иначе дискомфорт его раздавит.

Если ж предшествовавшего дискомфорта не было, если мастер вызывает дискомфорт искусственно, насилуя себя: измени! придумай что-нибудь! пусть не лучше — лишь бы иначе… — он обрекает себя на неудачу. Пусть не очевидную; пусть большинство людей ее не разглядит ни сейчас, ни потом; пусть на какое-то время созданная им форма привлечет внимание своей необычностью, — все это слабое утешение.

Имеет шанс на продолжительную жизнь (потому что в ней сконцентрирована значительная энергия) только та гармония, которая родилась естественно, которая создана свободно.

Если же она — результат насилия, — гармония будет искажена, а созданный предмет энергетически пуст. Поэтому и внимание к нему будет недолгим: пустота рождает дискомфорт, и человек старается поскорей от нее дистанцироваться.

Вопрос третий: зачем включается и начинает работать механизм таланта?

Ответ: чтобы освободиться от дискомфорта, обрести покой. Например, писателя мучает сюжет или чувство — обычный писательский дискомфорт. Чтобы от него освободиться, нужно этот сюжет либо это чувство материализовать в слова.

Еще: написав, он употребил некое слово, и тут же понял: не то. Хочет писать дальше — и не может: слово сидит занозой, требует к себе внимания, требует замены другим, точным — обычный писательский дискомфорт. Если писатель запечатлевает чувство столь удачно, что у каждого, кто прочитает текст, оно пробуждается в душе; если случайное слово ему удается заменить точным, теперь уже незаменимым, — мы говорим: он талантлив. Если же он удовлетворяется приблизительным описанием, первым подвернувшимся под руку словом, — мы говорим: он бездарь.

Итак, талант — точен; его главная забота — быть точным; но не абстрактно точным, а точно соответствовать своею деятельностью своему чувству, своей душе.

Когда это удается, мы говорим: он не похож ни на кого. Что и не удивительно: ведь каждая душа — единственна.

Такие же проблемы и у механика, и у земледельца — у каждого с его материалом. Суть не в материале; суть в том, как человек ощущает соответствие норме, — и как реагирует на это чувство.

Вывод второй: механизм таланта включается сам — как ответ на дискомфорт, как стремление вернуть свободу (либо покой — выбирайте, что вам больше нравится).

***

Все есть во всем — это известно уже много тысяч лет. В момент зачатия, в момент объединения двух ничтожно малых биологических систем, в их сплаве, от которого до будущего зрелого человека так бесконечно далеко, — в этой оплодотворенной яйцеклетке уже заложены все механизмы, благодаря которым мы будем жить. И механизм таланта (механизм утилизации дискомфорта) заложен тоже. В каждого!.. Остается выяснить: отчего у одних людей этот механизм работает, а у других — нет?

Ответ необычайно прост, он вам уже известен: механизм таланта работает в тех, в ком он успел сформироваться.

Автомобиль, существующий только в воображении конструктора, уже автомобиль; но он не может функционировать, пока не материализуется в чертежи и расчеты, затем — в металл, потом в него введут источники энергии, — и лишь тогда он оживет, лишь тогда можно будет судить, какой груз он потянет, с какой скоростью, насколько он надежен и удобен в управлении.

Талант, заложенный в нас природой, может так и остаться нераскрывшейся почкой (в ней уже запрограммированы и побег, и листья, и цветы, и плоды), если эта почка была угнетена неблагоприятными обстоятельствами. Она не погибнет, она будет существовать (при условии, что будет получать необходимый минимум энергии — иначе она просто засохнет), но это будет всего лишь нереализованная потенция. Есть в ней плодоносящая ветвь? Вероятно. Но судить о ней в таком качестве бессмысленно, потому что она должна сперва развиться от почки до полноценной ветви, — и лишь тогда мы увидим, есть ли на ней плоды, а если есть — то каковы они на вкус.

Есть талант или нет — можно судить лишь по результатам его работы. Если человек самостоятелен, если он чувствует необходимость нового решения и способен его найти, — он безусловно талантлив.

Но когда это проявляется? Когда можно с уверенностью заявить: это не просто симпатичный, энергичный пагонец, — это нормальная плодоносящая ветвь, — когда?..

Некоторые ослепленные любовью родители убеждены, что их чада талантливы едва ли не от рождения. Обсуждать этот лепет бессмысленно. Ведь прежде, чем взять в практическую работу (пропустить через механизм таланта) чувство или явление, или слово, или глину, или душу, — их нужно хотя бы осмыслить. Не слишком ли высокое требование к существу, которое, открыв от изумления рот, с восторгом проглатывает банальности «что такое хорошо и что такое плохо»?

Еще проще с вундеркиндами. Это дети, у которых гипертрофированно развивается специализированная память. Этот перегруз тормозит развитие чувств, формирование души уже на ранней стадии не соответствует норме. Вундеркинд цветет так недолго! — через 2–3 года сверстники начинают его обгонять. Формирующийся талант очарователен своею простодушной дерзостью, а вчерашний вундеркинд, ощутив свою неполноценность, либо сразу (и навсегда) сходит с дистанции, либо обречен всю жизнь (покуда не сломается) доказывать свою бесплодную силу.

Но вот наступает пора (на изломе отрочества, на пороге юности), когда вчерашние нигилисты пробуют писать стихи, по-своему мастерить или выращивать. Вот когда заработал талант! Только что вылупившийся, он пока беспомощен; ничем, кроме претензий, он козырнуть не может. Он перебирает учителей, ищет лидера, ищет понимания, хочет понравиться. И подражает, подражает, подражает; подражая — учится… Потом все заканчивается ничем. Либо — пожизненным подражанием. Либо он преодолевает слепое увлечение, начинает учиться осознанно, пока однажды вдруг не увидит, что своей сокровенной мечты (а в нем уже будет зреть — тревожа, напоминая о себе, неспешно порабощая душу — сокровенная мечта) никогда не достигнет чужими средствами, что все — от начала и до конца — придется делать собственными руками…

Вывод третий: формирование таланта завершается к 13 годам; до этого нужно следить, чтобы ребенок развивался свободно (в пределах нормы); после этого — чтобы юноша все делал качественно, точно; чтобы — как моряк на Полярную звезду — был сориентирован на совершенство.

***

Так или приблизительно так мы размышляли четверть века назад, встретившись с древней задачей — как находить и растить таланты. Мы сразу увидели, что задача поставлена неверно, и предложили заказчику свой вариант.

КАКОВА ПРИРОДА ТАЛАНТА?

В ответе на этот вопрос содержались ответы и на все остальные вопросы, но поскольку умственные возможности заказчика вызывали у нас сомнение, мы для наглядности отщепили от главного ствола более близкие ему задачи: как определить, развивается ли ребенок в пределах нормы (иначе говоря — формируется ли в нем механизм таланта)? Как контролировать развитие ребенка, чтобы оно происходило в пределах нормы? Как ликвидировать патологию, возвратив процесс в русло нормы?

Естественно, это не помогло; общего языка с заказчиком мы так и не нашли. Заказчик не скрывал, что хочет получить шаблон: приложил шаблон к ребенку — и сразу видишь — талантлив или нет. Что можно сказать на это? — каждый меряет по себе…

Мы сложили свои наработки в папку — и забросили ее повыше на стеллаж. С глаз долой — из сердца вон! Сейчас не важно, сколько длилось забвение (зерну полезно пережить холод), но настал день — и забытая задача постучала в наши сердца. Вначале робко — вроде бы случайным воспоминанием; потом все настойчивей. Потом забарабанила так, что мы уже едва различали остальные звуки. Поверьте на слово: характеров нам не занимать; мы умеем говорить «нет» не только другим, но и себе. Мы хорошо знали, что даже малейшее послабление непозволительно — и сделали все, чтобы настырный росток позабыть, закатать под асфальт неотложных текущих дел.

Увы! Если жизнь подпитывается достаточно мощной энергетикой — никакие препоны ее не остановят. Короче говоря, задача о природе таланта оказалась столь магнетической, что, однажды прикоснувшись к ней, мы так и не смогли от нее отлепиться.

Теперь она решена.

Разумеется, разбираясь с одним механизмом (таланта), мы не могли не реконструировать всю машину (человека). Потому что талант становится понятным и простым лишь в случае, если он оказывается необходимой частью свободно развивающейся сущности — человека. Частью его души — но и тела тоже! Ведь талантлива не душа — талантлив человек. Да — это душа ощущает дискомфорт, это душа проявляет и называет его; но утилизирует дискомфорт — используя механизм таланта — именно человек. Человек как целостность тела и души.

Поэтому нам пришлось дать собственную концепцию феномена человека.

Прочитав наш опыт «О природе таланта», вы узнаете, как рождается и развивается душа; вы станете понимать своих детей, смысл их поведения и поступков, которыми прежде не придавали значения; вы сможете направлять процесс формирования их души; вы станете понимать себя, свои состояния, которые прежде либо тяготили вас, либо сбивали вас с толку; вы станете понимать окружающих — подоплеку их добрых и злых поступков; вы поймете, почему от одних нечего ждать — потому что им нечем делиться, почему другие только обещают — но не дают никогда, почему у третьих много, и они предлагают вам: бери! — а вы не можете взять…

Не сомневайтесь: после этой книги вам станет легче жить. А может быть, откроется дверь — и вы войдете в совсем иную жизнь, о которой до сих пор только слышали от других.

Так что же — закрыта тема? И теперь о проблеме таланта нового ничего не скажешь? Напротив. Мы распахали огромное поле и приглашаем: пожалуйте! выбирайте себе участок по вкусу и по плечу — и возделывайте свою грядочку; места всем хватит! Всем талантам, на плодах трудов которых поднимутся таланты будущего. Работа предстоит большая.

***

Однажды к нам обратился за консультацией участковый инспектор милиции. Человек непростой даже мудрый — кстати, это проявлялось во всем; так, когда он узнал, что мы собираемся описать этот случай, он попросил не называть его фамилии. Не потому, что боялся — бояться ему было нечего, в этой истории он выглядел совсем неплохо, даже напротив, — просто он хотел и дальше заниматься своим делом, как занимался им три десятка лет, и опасался, что если выделится, то в дальнейшем это будет осложнено повышенным к нему вниманием, а он был не из тех, кто нуждается в сторонних оценках.

Как и каждому участковому инспектору, больше всего хлопот ему доставляла молодежь. Может быть, прежде ему было проще, и он обходился доморощенным педагогическим минимумом и своим крепким здравым смыслом; а теперь все это перестало работать — теперь он «не догонял». Ситуация вышла из-под его контроля. Когда он беседовал с любым из своих «трудных» подопечных один на один (при этом он был искренен и раскован, и может быть, потому умел разглядеть душу собеседника), он видел перед собой нормальных ребят, тонко чувствующих, глубоко понимающих, с более широким, чем у прежних поколений, кругозором. С каждым из них он мог бы легко договориться! Если бы пришлось что-то делать — на каждого из них он мог бы рассчитывать!.. Но стоило им собраться в группу — и они становились бандой.

Повод для сближения у них был самый невинный, даже прекрасный — музыка. Конечно, музыка специфическая: рок, рок и рок — во всех разновидностях. Участкового это не смущало — лишь бы до двадцати трех. Но ведь под музыку начинался «балдеж»: курево, бормотуха, секс, а в последние годы и наркотики.

Когда «накачка» достигала критической точки — требовался выход. И тут шло в ход веками проверенное средство — агрессивность. В толпе все делается легко, у толпы особое магнетическое поле, в толпе заводишься от других и действуешь как бы под гипнозом: есть цель, а о последствиях просто не думаешь — ведь мыслей нет, есть только эмоции, которые захлестнули сознание, затопили его. Группа — это точная модель толпы, разница только в масштабах, а законы, которыми они живут, — те же. И вот бьются стекла, машины, прохожие, а при малейшем трении — и не обязательно снаружи, чаще даже внутри группы, — доходит до поножовщины…

Так что же от нас хотел участковый инспектор?

1) Он хотел понять, почему так происходит: пока молодой человек (девушка) один, он всем — и одеждой, и металлом, налепленным везде, где только возможно, и повадками, и речью — всем своим существом он демонстрирует стремление выделиться, обратить на себя внимание (и, слава богу!); но стоит ему присоединиться к группе, и он становится «таким, как все», не отличимым от остальных и что самое удивительное — находящим удовлетворение в этой неотличимости. Почему он платит такую огромную цену за эту причастность?

2) Как сделать так, чтобы, когда они собираются вместе, каждый из них оставался самим собой?

Вот так. Все только констатируют факт, ахают и разводят руками, а наш участковый решил перевернуть этот айсберг. Ни больше, ни меньше.

Значит, как одному древнему греку, ему нужна была только точка опоры. И что еще раз подтверждает мудрость нашего участкового — он хотел, чтобы мы указали ему точку опоры не где-то на стороне, а внутри — в душе каждого из этих ребят. Чтобы айсберг перевернулся сам.

Тут следует объяснить, почему инспектор обратился именно к нам. Дело в том, что мы когда-то занимались природой таланта, а он знал об этом. Он рассуждал так: если человек талантлив и осознает это, он сохраняет автономность и остается самим собой в любой группе. То есть нашими руками инспектор хотел облегчить свою жизнь, но нам понравилась его идея. Помочь молодым людям понять себя и реализовать заложенный в них природой талант — прекрасно! Это же и нам приятно: увидеть плоды своих трудов.

Как мы определяем талант?

Талант — это способность к самовыражению, позволяющая оригинально решать известные задачи.

Задач этих — несчетно. Они окружают нас, мы сталкиваемся с ними ежеминутно, на каждом шагу. Но не замечаем их. А талант засекает и решает. Например, столетиями миллиарды людей носили чулки, подвязанные к трусам, сперва веревочками и бантами, потом — резинками, пока талантливый человек не увидел, что эти раздельные части туалета можно объединить — и появились колготы.

Мы считаем, что талантлив каждый человек, если нет ущербности в его генотипе. Проще говоря — если программа развития организма не повреждена родителями: их алкоголизмом, венерическими болезнями, наркоманией и т. п. И если молодой человек сам себя не повредил этими же факторами.

Отчего же вокруг себя мы видим так мало талантливых людей? Один на сотню — уже удача. Почему?

Потому что остальные талантливые люди не осознают себя таковыми. Жизнь не разбудила в них таланта. Обстоятельства все время складывались так, что они могли жить вполсилы, в четверть силы, в одну десятую (или даже сотую!) своей истинной силы.

Так что же вернее всего губит таланты?

Линия наименьшего сопротивления.

Значит, талант просыпается в преодолении.

Потом, когда уже появились первые результаты, талант замечают окружающие и человек осознает его в себе, но прежде было действие. Вынужденное, нечаянное, невольное — какое угодно! Лишь бы это было действие, которое решило задачу.

Маленькое отступление: а кто же в таком случае гений?

Гений сам находит проблемы, и все — в том числе и самые сложные — решает просто.

Обращаем ваше внимание: талант работает с задачами, гений — с проблемами. Следовательно, талант имеет величину, гений же — прорыв в бесконечность.

Итак, от нас требовалось совсем немногое: предложить молодым людям такие действия, которые проявили бы степень их одаренности. К этой работе мы были готовы. У нас имелся инструмент, который позволяет любому человеку испытать себя, а по результатам испытаний:

1) узнать себя,

2) получить объективное представление о своих истинных возможностях,

3) и даже характер своих склонностей.

Молодые люди пошли на это испытание охотно. Они приняли его как игру. Но после первых результатов, которые можно было сопоставить (а мы каждый результат объясняли, раскрывали его смысл, называли ему истинную цену), возникло соревнование («А чем я хуже Пети?»). Появилась задача, которую каждый из них решал в меру своих возможностей. А поскольку все это благодаря нашему комментарию происходило осознанно, каждый из них увидел себя и своих товарищей в новом ракурсе, и тогда в какой-то неуловимый момент произошло чудо: теперь это было соревнование талантливых людей.

И по мере того как они осознавали это, они преображались. В их действиях появилась легкость, свобода, уверенность. И мысль! И хотя испытание расставило их в каком-то новом, неожиданном для них порядке («козел отпущения» выдал самые лучшие результаты, и теперь никого в группе это не удивило, потому что все понимали, что своим предыдущим существованием в группе он был натренирован в решении задач: ведь все пинки, остроты, унижения выпадали на его долю, и, чтоб сохранить себя и удержаться в группе, он должен был научиться молниеносно находить решения задач, которые на него сыпались, а «вожак» едва удержался в границах допустимого, и это тоже никого не удивило: оказывается, все знали его истинные возможности — и просто боялись, это не повредило их человеческим отношениям. Потому что истинный талант добр. Он направлен вовне. Чтобы выразить себя, он должен отдавать. Он должен делиться с другими. Как сказал поэт, «чем больше отдаешь, тем больше остается».

Что еще к этому добавить?

Когда молодые люди убедились в своих возможностях, а мы с помощью того же инструмента помогли им увидеть их склонности, группа сохранилась. Но стала другой. Потому что теперь у всех — у каждого из них — появился свой личный интерес, своя доминанта, даже мечта, но уж это у самых смелых. И если прежде они собирались вместе, чтобы убить скуку, то теперь их тянуло друг к другу еще больше, потому что талант притягивает, и талантливые люди во все времена тянулись друг к другу, чтобы быть лучше понятыми, чтобы в этом общении и понимании — дополняя друг друга — черпать новые силы и новую смелость. Ведь каждому из них, когда он решится наконец выразить себя, предстояло полететь…

В общем, теперь это был творческий коллектив. Кстати, и облик их изменился, в чем-то неуловимом, но изменился: духовность не спрячешь! Но музыка, надо признаться, осталась прежней — все тот же рок. И металла на них, пожалуй, не поубавилось. Ну что ж, дело вкуса. Но мы не можем не отметить, что единственный человек, который нас поблагодарил, был участковый инспектор.

Эта работа была сделана в 1976 году, но обстоятельства сложились так, что в то время ее не удалось опубликовать. Теперь, спустя двенадцать лет, мы видим, что она выдержала испытание временем. Новые экспериментальные исследования подтвердили заложенные в нее идеи, а время перестройки потребовало талантливых людей.

ГЛАВА ПЕРВАЯ. Талант есть норма(01/88 — 1)

С ДОБРЫМИ НАМЕРЕНИЯМИ

Есть такая притча: о мальчике, который умел летать. Он просто летал и это, было для него так же естественно, как для нас с вами ходить, есть и дышать. Он летал, не замечая своей исключительности, разве что иногда удивляясь, отчего другие этого не делают. Но окружающим не давали покоя его полеты. Добро бы он чем-нибудь от них отличался; например, был бы фантастически силен или подозрительно легок, имел бы крылья или, на худой конец, моторчик с пропеллером, как у Карлсона, — притча донесла бы сведения об этом. Так нет же — ничего подобного не было. По всем статьям мальчик был обыкновенный, такой, как все. И вот однажды один умный человек сообразил: если мальчик может, и он такой, как мы, значит, и мы должны мочь тоже!

Идея понравилась всем. Поэтому призвали ученых, и перед ними поставили задачу: узнать, как он летает. Ученых не пришлось уговаривать. Они создали гипотезу, разработали методики, изготовили тончайшие приборы. И когда мальчик уже собрался полететь, они его остановили: «Обожди, вначале расскажи, как ты это делаешь».

Прямо скажем, мальчик был к этому не готов. Ведь он никогда не задумывался, как он летает. А теперь ему пришлось погрузиться в себя и дифференцировать свою целостность настолько, насколько хватило его сил. И, в общем-то, он понял, что в нем происходит. И постарался найти слова, чтоб передать свои ощущения и мысли.

Ученые были довольны. Уяснив суть процессов, они попросили мальчика показать, как он это делает, чтобы зафиксировать параметры полета и вывести формулы, пригодные для всех.

А мальчик не полетел. Не смог.

Ах, логика, логика, доморощенная мудрость! Научился, что дважды два четыре, — и можно не думать.

СПОРТИВНЫЙ ВАРИАНТ

А эта история произошла недавно, перед последней Олимпиадой. Один молодой тренер, опаздывая на занятия в институте физкультуры, пошел проходным двором. Там играли в баскетбол мальчишки. Баскетболом это можно было назвать лишь потому, что играли мячом, который забрасывали в кольцо. Для профессионала это не представляло интереса, и когда после неловкого броска мяч застрял между кольцом и щитом — тренер не задержался (ведь он опаздывал). И уже совсем было прошел мимо, как вдруг что-то его словно удержало. Что-то необычное случилось… Он не сразу понял — что именно, но потом зрительная память восстановила прыжок одного из мальчишек — прыжок, в котором он достал мяч. Прыжок поразительно легкий, свободный, сделанный словно без малейшего усилия…

Тренер остановился. Он знал цену прыжкам. Того, что он увидел краем глаза, быть не могло. И чтоб избавиться от наваждения, он попросил мальчика прыгнуть еще раз. Тот прыгнул. Оно было…

Молодой тренер понял: и в этом мальчике — его судьба. В сборной не было достойных прыгунов. «Хочешь стать олимпийским чемпионом?» — спросил он мальчишку. «Хочу». — «Тогда держись меня — твой тренер». Он повел мальчика к тренерам сборной, и когда те увидали, как он прыгает, все поняли, что золотая олимпийская медаль наша. Правда, огрехов в технике прыжка у мальчика было многовато, но это их не огорчило: они видели в этом запас его возможностей; значит, когда огрехи будут устранены, он станет прыгать еще лучше!..

И они стали учить мальчика прыгать правильно. И добились своего. Но на Олимпиаде он проиграл всем.

ОКАЗЫВАЕТСЯ, ТАК БЫВАЛО И ПРЕЖДЕ

Притча о Дедале и Икаре — один из древнейших зарегистрированных случаев. Для нас он удобен тем, что его знает каждый.

Дедал (что в переводе означает «механик») сделал крылья, с помощью которых он и его сын смогли бежать с острова Крит. (Внимание! — перед нами рукотворный вариант летающего мальчика.) Дедал был мудр; он знал, что любой процесс имеет границы дозволенного, некий диапазон, внутри которого данный процесс только и может существовать. Поэтому они летели и не высоко (чтобы солнце не растопило воск), и не низко (чтоб от морских брызг не намокли крылья). Полет прошел успешно, потому что Икар следовал за отцом.

Но полет дался ему непросто.

Известно, что по натуре Икар был поэтом; значит, однообразные нагрузки его угнетали. И когда они прилетели в Сицилию, чтобы снять напряжение, он попросил отца разрешить ему полетать свободно, без цели. «Можно, — сказал Дедал. — Только не забывай о том, чего нельзя».

Великий скульптор, великий архитектор и механик Дедал считал дисциплину настолько естественным состоянием (как истинный творец, он знал ей цену, он знал, что ее не компенсируешь ничем), что забыл простую вещь: ведь Икар до сих пор ничего не сделал самостоятельно. К свободе нужна привычка, к ней нужно приучать так же постепенно, как ребенка приучают к огню и пользованию острыми предметами. К ней нужен навык. А Икар его не имел. И когда он взлетел и понял, что может делать все, что захочет — лететь влево, вправо, кувыркаться, парить, потому что впереди нет потной, натруженной спины родителя, и он не подавляет одним своим присутствием, — Икар, как первокурсник, впервые оказавшийся вдали от дома, опьянился воздухом свободы. Забыв предписание отца, он (незаметно для себя) взлетел слишком высоко. Наслаждение полетом, высотой — эйфория — подавили в нем критичность. И когда из крыла выпало первое перо, он не придал этому значения. Но уже второе перо, отделившееся от крыла, подсказало ему, что он имеет дело с процессом. Отрезвление наступило мгновенно. Он понял, что происходит, вспомнил предостережение Дедала, однако процесс был необратим. Воск крыльев стал таять, они распались, и Икар разбился.

Обидно? Конечно.

Однако, пережив эмоции, уже со спокойным сердцем рассудим отчего это происходит. Почему они падают, ломаются, забывают — перестают летать?

ЗЕРКАЛЬНЫЙ СИНДРОМ

Первого — летающего мальчика — погубила добросовестность.

Как вы понимаете, перед ним была поставлена задача самопознания; задача, которую каждый из нас решает всю жизнь. Большинство делает это бессознательно; в результате возникает поверхностное представление о себе; поверхностное — но достаточное; достаточное, чтобы справиться с теми задачами, на которые мы отваживаемся. Из этого напрашивается вывод, отчего большинство из нас закомплексовано: одни придавлены мнимыми неполноценностями, других заносит в суперменство. Но и то, и другое — результат неверного представления о себе.

Но есть люди, познающие себя сознательно. Их тоже немало. Кстати, осознанное самопознание — это самый верный признак культуры или мудрости — как угодно. Чем глубже мы себя познали, чем лучше мы видим в этом зеркале свое истинное лицо, тем больше наши возможности. Тем больше радиус, на котором мы мажем действовать успешно.

Значит, копайся в себе, познавай себя — и ты победишь?

Ничего подобного.

Самокопание только ради самопознания — гибельно. Оно ведет к распаду личности. Голем рассыпается на песчинки, которые потом можно сгрести разве что в кучу.

Этого никогда не случится, если у вас есть цель. Стержень, вокруг которого происходит работа самопознания. Цель сохраняет нашу целостность, сохраняет наше лицо; в любых обстоятельствах позволяет нам остаться самими собой.

Цель создает человека — и сохраняет его.

Ну, как, уже поняли, что произошло с летающим мальчиком?

Правильно: он потерял свою целостность.

Ведь любой самоанализ существует для самопознания; это два встречных, два одновременных процесса; только при их одновременности сохраняется целостность.

А мальчик всю энергию потратил на самоанализ, на дифференциацию себя. И когда почувствовал, что перешел границу дозволенного, было уже поздно — оказалось, что он совершенно разобран. Правда, у него еще хватило энергии, чтобы создать словесную модель своего полета. Естественно, это был суррогат, схема, а схема не может летать.

КАК ВАЖНО БЫТЬ СОБОЙ

Второму мальчику не повезло: его уложили в прокрустово ложе. В прокрустово ложе теории спорта.

Тренеры не имели злого умысла. Это были грамотные, знающие специалисты. Теория, которой они пользовались — подчеркнем, новейшая теория, — аккумулировала весь прошлый опыт. Но оказывается, для того, чтобы, встретив завтрашний день, не отвергнуть его — этого мало. Оказывается, всегда нужно помнить две простые вещи:

1) истина всегда впереди;

2) прошлый опыт — не мера истины, а только ключ к двери, за которой она находится.

А тренеры искренне считали, что владеют истиной. Им все было ясно. Никому из них и в голову не пришло, что мальчик находится где-то над уровнем их понимания. Он не умещался на прокрустовом ложе их науки — и они обрубили лишнее.

Не было сомнения, что мальчик делает технические ошибки во всех фазах прыжка. Во-первых, во время разбега он набирал скорость постепенно и уходил в прыжок, еще не достигнув своего максимума, хотя каждому ясно: чем сильнее разгонишься, тем дальше прыгнешь. Во-вторых, последний шаг разбега — шаг перед отталкиванием — у него был непомерно велик, оттого он отталкивался почти прямой ногой, хотя опять же каждому ясно: чем больше согнута толчковая нога, тем большей мощности задействована пружина. В-третьих, вместо классического вылета «столбиком» он как-то коряво — извиваясь — ввинчивался в воздух… Все это ему исправили.

Будь мальчик постарше — он имел бы больше веры в себя; он смелее полагался бы на свою критичность. А так он доверился на слово взрослым дядям — и они разрушили его целостность.

Остается добавить, что его поражения так никто и не понял. Ни к тренерам, ни к ученым претензий не было. В отчете же записали — и авторы искренне верили в свою правоту! — что причиной срыва была недостаточная психологическая подготовка.

БАНАЛЬНАЯ ИСТОРИЯ

К истории о третьем мальчике — Икаре — добавить нечего: его подвела недисциплинированность.

ЧТО НАША ЖИЗНЬ? — ИГРА!

Для тех, кому трудно расшифровать метафоры, объясним, почему этих мальчиков мы назвали летающими.

Как птица свободно в небе, рыба — в воде, так эти мальчики были свободны в действии. Они делали то что им было интересно — действовали — каждый в своем направлении, — и то, о чем другие даже мечтать не могли, получалось у них легко, свободно, без малейшего напряжения. Этими действиями они выражали себя. В этих действиях была их сущность. Но едва они попали в игровую ситуацию (а любой контакт с миром реализуется в игре, которую огромное большинство из нас умудряются превратить в унылую работу — в добровольную каторгу) — они изменили себе.

Первый мальчик стал играть в поддавки. Второй — спортсмен — играл на проигрыш. Третий — Икар — играл без правил.

Естественно, они проиграли. Они не могли не проиграть — ведь против них играли по-настоящему!..

У КАЖДОГО — СВОЙ ЭТАЛОН

Сколь сильно в нас доверие к стереотипам! Мы опросили десятки людей: каким качеством вы считаете добросовестность? — и не нашлось ни одного, кто бы сказал о ней худое слово.

Матери мечтали, чтобы их дети были добросовестными, учителя хотели бы видеть ее у своих учеников, руководители — у своих подчиненных. Мы тоже не собираемся ее хулить, но раскрыть ее сущность считаем необходимым. Ведь если именно добросовестность загубила летающего мальчика, значит — не все в ней благо, как это представляется на первый взгляд; вишенка — с ядовитой косточкой.

Вот беда: добросовестность ограничивает свободу…

Добросовестность подразумевает работу (нельзя же быть добросовестным ничего не делая), но! — и в этом вся соль — работу по чужой указке. Почему по чужой?

Добросовестность — это не просто хорошая работа; это работа по совести.

Совесть — это оценка наших действий; оценка наша, но с точки зрения окружающих людей — как мы их понимаем; оценка, не имеющая ничего общего с реальностью — ведь мы судим об этих людях по себе, а они другие, совсем другие, чем мы их представляем.

Значит, совесть — это уступка другим, это ничем — кроме страха, слабости, неуверенности в себе — не оправданное самоограничение. Совесть убивает в человеке самость, перерождает ее в чужойность. Чем больше человек оглядывается на оценки других, тем меньше в нем остается его самого, тем больше он становится частью других.

Значит, добросовестность — это дорога в добровольное рабство. Так неужели совесть — это отрицательное чувство? Конечно же — нет.

Истинная совесть — это такая оценка наших действий, когда мы судим себя, не оглядываясь ни на кого вокруг, а только на гармонию собственной души.

Следовательно, истинное действие совести — покаяние. А покаяние истинно лишь тогда, когда меняет всю жизнь человека, рождая его в новом качестве, выводя на путь к себе такому, каким его задумал Бог.

КУДА ВЕДЕТ ПОВОДЫРЬ?

Существует устойчивое убеждение, что как бы человек ни ловчил в своей игре в жизнь, как бы ни мудрил — его поражение неминуемо. Под поражением каждый понимает свое, но для всех мнений существует и общий знаменатель — смерть.

Но всякую ли смерть можно считать поражением?

Если человек творил, создавая новое, если он нес добро, если его след через жизнь остался рукотворной гармонией, — то в смерть он переходит незаметно (оставаясь живым в памяти людей), а если осознанно — так с облегчением: душа и тело славно потрудились — пора и на покой.

Именно такой исход — норма.

Когда же возникает неудовлетворенность прожитой жизнью, болезнь души, предсмертная тоска?

Если играл в чужие игры. Вы уже знаете их: это игра в поддавки, на проигрыш, без правил.

Так что ж это за игра, в которой мы имеем шанс не проиграть (скажем сильней — обречены на выигрыш)?

Это — игра себя.

Игра себя с природой.

Почему прыжки мальчика-прыгуна привлекли внимание окружающих? Потому что они были красивы и удачны. А откуда бралась их легкость и красота? От игры.

Он играл себя; он выражал себя этими прыжками; он прыгал все дальше и дальше и даже не думал о той черте, дальше которой улететь не сможет. Да она его и не занимала! — ведь в этой игре — как и в каждой истинной игре — его интересовал не результат, а процесс.

Почему это не надоедало ему?

Потому что это была игра с Неизвестным, значит, каждый прыжок для него имел какую-то новизну, каждый прыжок был по-своему первым. По этому же принципу делаются и небольшие изобретения, и грандиозные открытия, и все художественное творчество только этим и живет.

А тренеры предложили мальчику-прыгуну готовый ответ. Мало того, они подогнали под этот ответ решение, расписав его до мелочей. Игру они превратили в однообразную, тяжелую работу. Перестала ли она быть игрой? Нет. Игра есть всегда, она неистребима, только в зависимости от обстоятельств меняется ее смысл. Какое же обстоятельство заставило мальчика-прыгуна изменить своей игре?..

Это обстоятельство — воспитание.

Воспитание в семье, в школе, в любой социальной ситуации: в магазине, в общественном транспорте, на улице. С первых шагов нам внушают самую благую установку: старших уважай, не перебивай их, не спорь с ними, уступай им место; и апофеоз — старший всегда прав!.. И что же мы получаем в результате? Ребенок именно с первых шагов приучается зажиматься, не верить себе, приучается ждать подсказки, оглядываться на каждом шагу: ведь могут не только пожурить, но и обругать, даже наказать… И этот страх сказать лишнее слово, сделать шаг в сторону с проторенной тропы, не говоря уж о том, чтоб пойти против, настоять на своем, — этот страх подавляет личность, становится натурой, сущностью — сущностью раба.

На примере мальчика-прыгуна мы видим, что этот процесс превращения летающей души в рабскую может произойти в любой момент, пока формируется гармония души и тела. Потом вы узнаете, что это формирование завершается — как принципиальная модель — к концу отрочества. Приблизительно к 13 годам.

Если ребенок — а затем отрок — развивался свободно, и свободным вошел в юность — он останется свободным уже на всю последующую жизнь. Ничто его не уничтожит! Он может жить в рабстве, всем своим поведением демонстрируя свою рабскую сущность, — это ничего не означает. Если даже за всю свою жизнь он не выдаст себя ни словом, ни взглядом — сам он будет знать, что в его теле живет свободная душа. И если представится шанс (а шанс для всех одинаков: жизнь ставит в обстоятельства, когда человек перестает терять энергию, значит накапливает ее до тех пор, пока не лопнут цепи на его окрепших руках) — он свой шанс не упустит.

Ничто — ни семья, ни долг, ни общественное мнение — не остановит его. Он может не дойти до цели — но он к ней пойдет, и будет идти через любые преграды и потери; и будет счастлив, потому что — свободен.

Мальчику-прыгуну не повезло: тренер заметил его, когда он был еще в поре формирования. Мы не утверждаем, что мальчик был воском или глиной; пусть даже он был уже гранитом — не в этом суть. Важно, что он еще не перешел черту, за которой верят только себе, и поэтому — так замечательно воспитанный семьей, школой и прочим социумом — он доверился тренеру. Но идти слепцом за поводырем — не очень интересное, а главное — не плодотворное занятие. Чтобы мальчик мог работать по чужой программе, сознательно ломая себя, свои движения, свой стиль жизни, — он должен был сделать идеи тренера своими. В нем должен был расцвести цветок веры в эти идеи, причем столь красочный и яркий, чтобы прежнее удовольствие от игры себя поблекло, стало менее привлекательным.

А вера требует действия.

Она не может без действия, без воплощения себя. Она диктует это действие — превращая человека в раба. Но ей мало внешних атрибутов рабства — вера начинает с души, укладывает ее в прокрустово ложе своей идеи, — и вот именно этой страшной процедуры не выдерживает формирующаяся душа. Если однажды на этом ложе ее изуродовали — она остается калекой на всю жизнь. Ну, ребенок доверился взрослым — это понятно. Но чтоб их вера стала его верой — требуется нечто большее, чем доверчивость…

Они подменили ему цель.

Прежде он соревновался только с самим собой, и рос в этом соревновании, и когда в нем оформлялось новое качество — он становился собой другим, выбираясь из себя прошлого, как змея из старой кожи.

Тренеры ему сказали: ты должен побеждать других; ты должен побеждать всех; ты должен стать первым среди лучших!

Прежде он ориентировался только на себя, на гармонию своего тела и своей души; теперь ему предложили эталон со стороны, который всегда — прокрустово ложе. Прежде он играл в прыжки с единственной целью — для удовольствия; теперь ему сказали: честолюбие — это хорошо, тщеславие — тоже полезная штука; ему сказали: все хорошо, что хоть на шаг приближает к победе, цель оправдывает средства. И когда это стало его верой — его поражение стало неотвратимым. Он летел навстречу поражению, как на стену. И он об нее разбился. Сперва — как спортсмен, а на много лет позже понял — что и как человек.

Парадокс о дисциплине

Несколькими страницами раньше мы квалифицировали случай с Икаром одной фразой — мол, пострадал от недисциплинированности. Почему так скупо? За внешней простотой содержания этой фразы таится глубочайший смысл (мы это специально подчеркнули: не мораль — именно смысл), и нам хотелось, чтоб вы сами его поискали. Кто почувствовал в нашей фразе задачу и задумался о ней хотя бы мельком — тот безусловно талантлив. Поздравляем. Точно так же он будет чувствовать задачи и в материале, с которым работает повседневно. Мы постараемся научить его не только чувствовать задачи, но и решать их, — ведь это всегда удовольствие, а иногда и счастье.

Тем же, кто дальше содержания фразы не пошел (дисциплина — чего тут неясного? дисциплина она и есть дисциплина), мы покажем, как проявляется задача и как она решается. (Талантливые могут свериться с ответом.)

В случае с Икаром задача очевидна: он погибает от столкновения свободы с дисциплиной, причем дисциплине явно отдается предпочтение. Но так ведь не может быть! Ведь свобода превыше всего! И если дисциплина оказывается все-таки выше, возникает резонный вопрос (формулируем задачу): что же такое дисциплина?

Ответ: дисциплина — это свобода действующая.

Следовательно, это совсем не антипод свободы, это она сама, но если просто свобода — это некая абстракция, то дисциплина сгущает ее для конкретного действия.

Значит, дисциплина — это концентрированная, устремленная к цели свобода.

Вы привыкли к иному представлению о дисциплине. До сего дня для вас она означала послушание. Условие порядка. Норм общественного поведения. И как апофеоз этого: «шаг влево, шаг вправо — стреляем!»

Это дисциплина раба. В ней нет даже духа свободы.

Потому что при этом человек — средство достижения чьих-то целей. Причем он этого может и не осознавать; не понимать, что какой-то кукольник дергает его за ниточки. Для родины, для коллектива, для семьи, для Дела он вжимается в свою тесную ячейку — и еще гордится своей ролью. Гордится тем, что он винтик!..

У винтика не может быть цели — он только исполняет функцию. Цель создает человек сам. Потому что цель — это и есть он сам, этот человек, только на новом, более высоком уровне, на который он поднимается (к себе) решая задачи. А то, что в его воображении цель материализована в каком-то деянии, надеемся, вас не смущает: ведь деяние — это всего лишь зеркало, в котором человек пытается себя разглядеть.

Значит, дисциплина-послушание — это всего лишь кургузый обрубок (после казни на прокрустовом ложе) дисциплины истинной, потому что дисциплина — это свобода быть самим собой.

Что нам известно из условий задачи об Икаре? Он был поэт. К свободе он летел на чужих крыльях. Опьяненный возможностью вседозволенности он погиб. Спрашивается: почему это случилось? почему он нарушил дисциплину?

Когда о человеке говорят: он поэт, — подразумевается, что он не только видит мир не таким, как остальные (каждый из нас видит мир по-своему), но и материализует это видение в слова. Был ли Икар большим поэтом? Наверняка — нет (скажем так: не успел им стать) — поэтому улететь к свободе он не мог, ему пришлось воспользоваться крыльями, которые сделал Дедал. В этом нет ничего зазорного: все мы должны пережить ученичество, все в начале пути идем по тропе учителей.

Чем опасна чужая тропа? Тем — что она не твоя. Как бы ни была она близка твоей душе, она — чужая. Это не означает, что нужно все время глядеть по сторонам — куда бы сойти; но об этом необходимо все время помнить — и тогда однажды ты обнаружишь, что уже сам торишь тропу, а на прежнюю только ориентируешься.

Чем опасны чужие крылья? Тем — что они чужие. Свои крылья (своя идея; возьмем мельче — свой технический прием) не подведут никогда. Их возможности соответствуют нашим сегодняшним силам, поэтому они дисциплинируют и являются стимулом к внутреннему росту, без которого не появятся и более мощные крылья — инструменты новой свободы. И новой дисциплины, ведь каждая следующая задача труднее предыдущей, значит, требует больше сил, повышенного качества, проясненной цели, — что фокусируется в одну точку именно дисциплиной. Чем точнее фокус — тем быстрей вспыхнет огонек свободы.

Доля вины за гибель Икара лежит на Дедале. Все родители — никудышные педагоги, и здесь гениальный Дедал подтвердил это правило. Его педагогика не ушла дальше принципа «делай как я». По сути, он оказался в роли тех поводырей, которые считают, что знают единственную тропу к истине. Мы этой ошибки не повторим. Мы убеждены — и надеемся, вы с этим не будете спорить, — что дорог к истине столько же, сколько и людей.

Мораль: истинный поводырь (педагог, родитель) не указывает дорогу; он помогает человеку найти себя, понять себя, стать самим собой — чтобы действовать свободно.

Сон разума рождает чудовищ

Отчего судьбы этих мальчиков нас интересуют?

Ответ очевиден: тем, что они были талантливы. Были.

Мы привыкли к своей обыкновенности, может быть даже смирились с нею. Но где-то на донышке сердца все-таки живет мечта о жизни другой — более поэтичной, более осмысленной. Освещенной талантом. Как бы ни давила нас жизнь, как бы ни ломала, как бы ни внушала нам представление о нашей обыкновенности — мы все-таки знаем, знаем, знаем! — что есть и в нас этот святой огонь, просто его живые искорки спрятаны очень глубоко, и никто нас не научил, как до него добраться, как дать ему простор, чтоб он запылал свободно — и озарил нашу жизнь, и наполнил ее новым смыслом.

А сколько горечи, сколько боли, сколько душевных терзаний выпадает на нашу долю, когда мы видим чужое деяние — механизм, приспособление, статью, роль, — и узнаем в нем то, что хотели сделать сами. Могли! и ведь лучше бы получилось! — но что-то помешало, где-то нас не хватило, чаще всего — энергии (а мы говорим — характера), и вот остается рубец на всю жизнь. Рубец на душе. Годы пройдут, но каждый раз, когда его коснется память, он будет вспыхивать острой болью, словно только вчера нанесен этот удар.

Значит, жили только в мечтах? Выходит — так. Вот отчего и оглянуться не на что.

Сколько людей живут мечтами! Не маниловскими — мечтами о реальных, полезных, интересных, совершенно новых делах. (А это уже признак таланта: ведь определена задача. Другие не видели, проходили мимо, а он первым заметил этот вопросительный знак.) Сколько людей наслаждаются мечтами, утешаются ими, оправдывают ими свое существование. Мечтают, мечтают…

Но!..

Ненаписанные романы — не существуют!

Не созданные — в металле, пластмассе и резине — машины — не существуют!

Не смастеренная вещь, неповторимую линию которой вы увидали однажды, вдруг, в своем воображении — и этот образ жил в вашей душе, утверждал вас и поддерживал в тяжкие минуты, — и ее тоже не существует!..

Их нет! Их нет, потому что вы их не сделали!

Ведь что оправдывает нашу жизнь? Деяния. То, что произведено, выработано, сотворено ДЕЙСТВИЕМ.

Только действием выражает себя талант. Действием, в результате которого появляется НОВОЕ.

Так неужели это удел избранных? Неужели нельзя выявить силу, поднимавшую в полет талантливых людей? Неужели нельзя ее понять, а поняв — научить других пользоваться ею?..

Как видите, мы недалеко ушли от того умного человека, который первым поставил эту задачу. Но мы учли ошибки предшественников и не стали посягать на целостность летающих мальчиков, которых изучали.

Мы ставим задачу

Итак, мы пишем о таланте.

О вашем таланте, наш милый читатель, — если этот талант у вас есть. Или о следах вашего таланта, если вы его успели (неосознанно!) растранжирить.

Мы хотим помочь вам разобраться в себе. Тех, кто нашел свой истинный путь, — утвердить. Тех, кто ходит в потемках; кто занят случайным трудом; кто плывет по течению, не пытаясь рулить, потому что не знает, куда рулить; кто измучен неудовлетворенностью, неясными предчувствиями какой-то иной судьбы, более активной и яркой, которой он достоин, — тем мы хотим помочь найти себя, узнать себя, чтобы каждый увидел свой путь. Выведя на эту тропинку, мы оставим вас наедине с собой. Дальше вам уже никто не нужен. Да и не сможет помочь, потому что тропинка, по которой идет талантливый человек, невидима другим. Можно идти только за ним, по его следу. Значит, только от вашей энергии и вашего мужества будет зависеть, как далеко вы сможете пройти по этому своему — единственному — пути.

Помните: в вас есть все. Главная ваша надежда — на вас самих. Но и самый страшный, самый коварный, самый беспощадный ваш враг — тоже в вас.

Если не сможете пройти свой путь — пеняйте на себя. Только на себя. В утешение скажем, что каждый шаг, который вам удастся сделать на вашем пути, — огромное достижение. И пусть вас не смущают неудачи, потому что на этом пути и они — шаги вперед. Потом — кто знает! — может быть, вы им поставите оценку с другим знаком. А пока — в борьбе — как сказал поэт, «пораженья от победы ты сам не должен отличать».

ТРИ КЛЮЧА К ОДНОМУ ЗАМКУ

Если проанализировать все три истории о летающих мальчиках, станет ясно, что это три ракурса одного и того же случая. Ведь каждый раз разрушалась целостность. В первом — иссякла энергия, во втором — нарушилась координация, в третьем — подвела критичность. Значит, напрашивается вывод: мальчики летали до тех пор, пока энергия, координация и критичность, слитые воедино, позволили им быть самими собой.

В этой книге делаются попытки:

научить талантливых людей распознавать опасности, грозящие их таланту;

изучается целостность человека;

исследуются способы реализации целостности в творческом действии;

исследуются способы приведения целостности в действие без ее разрушения.

То есть изучаются талант и условия, необходимые для его самовыражения.

Целостность любого человека необъятна. Мы отдаем себе в этом отчет и потому не претендуем на исчерпывающие формулы. Тем не менее, мы считаем, что целостность человека талантливого — человека, действующего самостоятельно, — достаточно полно описывается тремя понятиями:

1) энергопотенциалом, 2) психомоторикой, 3) критичностью.

В живом человеке, а тем более в человеке действующем, порознь ни одно из них не существует. Энергия в нем находится в постоянном движении; она организуется психомоторикой и отмеряется критичностью. Они живут, дышат, находятся в постоянном движении; они дополняют друг друга, и если надо — компенсируют. При сознательном к ним отношении они развиваются. Следовательно, эти три понятия своим содержанием (категориями) покрывают все возможные проявления человека действующего.

Значит, напрашивается вывод: мальчики летали до тех пор, пока

1) энергия,

2) регуляция движений и

3) критичность — слитые воедино — позволят им быть самим собой.

Психомоторика обеспечивает механизм целостности. Энергопотенциал — ее движущую силу. Критичность — ее способность видеть задачу.

Мы вводим новую аббревиатуру: ЭПК (энергопотенциал — психомоторика — критичность).

Давайте договоримся, что это не просто сочетание букв, не просто сокращенное написание трех слов. ЭПК — это понятие. Оно означает синтез трех понятий (энергопотенциал, психомоторика, критичность). ЭПК описывает:

структуру целостности,

ее свойства,

ее функции,

качество деятельности,

продукт деятельности.

Значит, ЭПК — это механизм таланта.

Триада ЭПК неразрывна. Энергопотенциал человека находится в постоянном изменении. Это изменение упорядочивается психомоторикой и отмеряется критичностью.

Триада ЭПК текуча. В каждый следующий миг соотношение ее составляющих иное, чем в предыдущий. Разные по природе, они дополняют друг друга, и если надо — компенсируют.

Если ЭПК гармонична — задачи сами находят человека, и он с удовольствием выполняет творческую работу.

Эти три понятия своим содержанием (категориями) покрывают все возможные проявления человека действующего.

ПРЕДВАРИТЕЛЬНОЕ ЗНАКОМСТВО

Поскольку в этой книге чаще всего вам придется сталкиваться с понятиями энергопотенциала, психомоторики и критичности, (а для вас они пока что только слова), познакомьтесь с визитными карточками каждого из этих трех понятий.

Энергопотенциал — это жизненная сила.

Это не то же самое, что энергия; между ними нельзя поставить знак равенства. И если в этой книге вместо «энергопотенциал» мы иногда употребляем «энергия» — это не намек и не описка. Просто длинный период понятия «энергопотенциал» иногда хочется (требует ритм фразы или абзаца) заменить чем-то более пружинистым и четким. Только и всего. Различие между ними лучше всего видно по их отношениям со вторым законом термодинамики. Понятие энергии неотделимо от понятия энтропии. Что же до энергопотенциала, то он с одинаковым успехом участвует как в энтропийном, так и в антиэнтропийном процессах. Значит, об энергопотенциале можно говорить как об энергии, обогащенной новыми функциями.

Для первого знакомства с ним достаточно помнить, что энергопотенциал материален, измерим и направлен. Значит — это одновременно заряд и процесс.

В первой притче (о летающем мальчике) процесс был направлен на раздробление целостности, практически — на самоуничтожение, и был остановлен в самый последний момент, когда заряд достиг минимума. Оставшегося энергопотенциала хватило для поддержания жизни, но было слишком мало, чтобы мальчик мог действовать (летать).

Во второй притче — «исправляя» движения прыгучего мальчика — тренеры подавили в нем свободу движений. Механизм регуляции движений — психомоторика — интересен тем, что он — суть зеркало координации процессов мышления.

Попросту говоря, как человек движется — так и мыслит, как мыслит — так и движется. Отчего же — описывая целостность — мы назвали не координацию, а психомоторику?

Дело в том, что координация движений ограничена пространством тела. Но ведь жизнедеятельность далеко выходит за эти пределы! Значит, требуется понятие, организующее территорию жизнедеятельности. Оно вам известно: это — душа (псюхе).

Можно сделать вывод, что психомоторика — это координация движения, действия, мысли. И наоборот, координация — это душевное действие (эмоциональное, волевое, интеллектуальное), воплощенное в живом движении.

Психомоторика — это одухотворенная машина, которую движет наша жизненная сила (энергопотенциал). В ней важны не формы и границы (физические либо духовные), а способность к действию.

Сущность психомоторики — это нераздельные, слитые вместе мысль и движение.

Взятая сама по себе (предположим, что это возможно; как видите — и мы при первом же удобном случае готовы посягнуть на целостность) психомоторика — это наше телесное Я. Это механизм, способный к работе, но не действующий, пока его не подключили к источнику питания (энергопотенциалу). Воздушный шар, лежащий на земле бесформенной грудой. Автомобиль без бензина, паровоз без угля, трамвай без тока, мельница без ветра.

Психомоторика — это мыслящее тело, которое само по себе не действует, но способно действовать, если вдохнуть в него жизнь, если оно станет живым.

Если энергопотенциал обеспечивает возможность действовать, если психомоторика — это способность действовать, то критичность обеспечивает целесообразность действия.

Критичность — это проводник к истине. Далеко не всегда к истине в последней инстанции, но уж наверняка — к истине на уровне ЭПК данного человека в данный момент. Именно критичность дает оценку и позволяет сделать выбор.

На самом примитивном уровне она служит самосохранению; на более высоком — помогает находить приятное и избегать дискомфорта; на самом высоком — проникает в суть вещей, в очевидном открывает истинное, заставляет преобразовывать окружающую дисгармонию в гармонию. Как вы поняли, последнее — уже творческий процесс.

Значит, критичность — это глаза таланта. Сущность критичности — быть мерой и инструментом.

Любовь у триаде

Мы любим цифру «три» неспроста.

«Один» — это точка опоры (вспомните замок на кончике иглы — такая система может жить только в нашем воображении).

«Два» — это источник мысли (потому что два предмета, две идеи, два действия мы имеем возможность сличить, сопоставить и оценить).

«Три» — это равновесие. Самое устойчивое положение предмета — на трех точках опоры.

Эвклиду, чтобы описать геометрию нашего мира, хватило трех понятий: точка, линия, плоскость. Введя четвертое понятие — сферу, — Лобачевский открыл двери в неисчислимое множество новых геометрий; но Евклида он не зачеркнул! И мир для нас остается эвклидовским, что и неудивительно: он устойчив!

Описывая нашего героя тремя понятиями — энергопотенциалом, психомоторикой и критичностью — ЭПК, — мы утверждаем, что четвертого не надо. Любое четвертое понятие нарушит равновесие. Мы получим человека созерцающего, человека, живущего ассоциациями, человека, потока сознания, человека, реагирующего на стимулы, человека, копающегося в себе, человека, ведомого сексом, — и так далее, и так далее. Мы получим человека скособоченного — и озабоченного этим.

Когда болит зуб — он становится центром мироздания. При нарушенной устойчивости наше внимание невольно сосредоточено на точке, где система дает слабину. Частность принимается за целое. Медицина занимается болезнями, педагогика — передачей навыков и знаний, психология — кухней, как человек познает. И там и там, и там изучаются процессы… А мы изучаем человека, не расщепленного на отдельные проявления своей сути; человека, который выражает себя как целостность. А это возможно лишь когда он действует. Когда действие организует всю его сущность как магнит, как стержень. Когда — действуя — он добывает себе свободу.

Действуя, он проявляет себя, выражает себя; только действуя, он суть целостность. Наша триада — ЭПК — описывает его способность к действию. Значит, выражает его сущность.

О смысле целостности

Мы уже слышим, как начинает брюзжать нетерпеливый читатель: целостность, ЭПК — это все замечательно; но когда же, наконец, речь пойдет собственно о таланте?

А между тем — это все о нем. Потому что талант немыслим без целостности (в чем, надеемся, вас убедили три притчи). Но означает ли это, что между понятиями «целостность» и «талант» можно поставить знак равенства? Нет.

Потому что талант — всегда целостность, но целостность — не всегда талант.

Посудите сами. Если энергопотенциал невелик — то и целостность ему соответствует. Она собирается в кулак, организует круговую оборону. Ее задача проста для понимания и невероятно сложна (при столь низком энергопотенциале) для исполнения: удержать жизненную территорию, которая — практически — ограничена пространством тела. Отступать некуда. До таланта ли тут? Да о нем и не вспомнят ни разу!..

Если энергопотенциал больше прожиточного минимума — у целостности появляется апломб. Можно раскрыться и поглядеть по сторонам. И обнаружить совсем рядом огород, а на нем — грядки с редиской, морковкой и клубникой: дергай, что по душе! А если поднять глаза, можно увидать живописную природу, высокое небо, яркое солнце — и понять, что мир прекрасен и жизнь приятна, и жить стоит. Правда: жить нужно все же с оглядкой: энергопотенциал не столь велик, чтобы отважиться его тратить. Ведь целостность задействована все еще на прежнюю программу — на самосохранение.

«С оглядкой — это понятно, — скажет добросовестный читатель, привыкший каждое рассуждение доводить до логического завершения. — Когда кошелек худой — поневоле ведешь счет каждой копейке. Ну а если энергопотенциал прибывает? Ведь соответственно возрастают и возможности».

Верно. Но только до определенного предела: пока позволяет целостность, пока ее устойчивость вне опасности. Для целостности избыток столь же нежелателен, как и недостача. И едва энергопотенциал возрастет настолько, что начнет подавлять психомоторику и ослеплять критичность (ведь по условиям задачи меняется — возрастает — только энергопотенциал), как целостность тут же проявляет свой охранительный консерватизм: она отключается от источника энергии.

Представить это несложно. Скажем, оказался человек в светлой полосе, поймал восходящую волну; все у него хорошо, все ладится, и настроение соответствующее — боевое. И вот появляется у него ощущение, что сейчас он способен не только плыть по течению, делать необходимое, но и решиться на самостоятельное действие, что-то по-своему переделать. Оказывается — не так все просто!

Оказывается — одного желания мало. Нужна не просто свободная сила (энергопотенциал), нужна сила достаточная, чтобы вырваться из прежней целостности, запрограммированной на самосохранение, и построить новую, запрограммированную на созидание. Иначе говоря — жизнь перестроить, отважиться жить по новым законам, ориентируясь совсем на иные ценности.

Естественно, прежняя целостность просто так свои позиции не уступит. Во-первых, как и всякая гармоничная ЭПК, она не только консервативна, но и замечательно устойчива. Во-вторых, ее психомоторика, предвидя новую нелегкую работу, пускается во все тяжкие, чтобы этой работы избежать.

Обратите внимание: напрашивается еще одно разделение функций.

Критичность работу ищет — психомоторика стремится ее избежать. Значит, в механизме ЭПК критичность можно принять за «плюс», психомоторику — за «минус».

Для торможения, для рассеивания энергопотенциала у психомоторики есть безотказные инструменты: логика и анализ. Дай психомоторике волю — она и мертвого уговорит.

Например, еще не сформировалась мысль о самостоятельном действии, еще только настроение проявилось, а она уже перехватывает инициативу — нашептывает: «ну зачем тебе сырое мясо? еще неизвестно, смогут ли твои зубы его разорвать и разжевать, а желудок — переварить — а котлетки, приготовленные другими, которые так вкусны, к которым ты так привык, — это же верняк! и удовольствие наверняка, и наверняка — отсутствие риска; понятное дело — хочется чего-то новенького; так поищи другие котлетки, приготовленные по незнакомому рецепту — это ли не выход?..»

Представьте себе: такая философия, такая жизнь устраивает очень многих. Что и понятно: ведь это жизнь с удовольствием. Удовольствием постоянным и разнообразным. И целостность стоит на страже сохранности этого гармоничного мира, именно она делает его устойчивым. Человек, живущий в таком режиме, доволен собой: ведь он гурман. Он гордится своим умением безошибочно выбирать самое вкусное. И разнообразие его не утомляет. Именно такая жизнь представляется ему и полноценной, и наполненной высоким смыслом.

Желаете знать, почему он не завидует тем, кто занят приготовлением блюд?

До ответа дотянуться нетрудно.

Рассуждаем: в ответе должны быть 1) самодостаточность (чтобы не нарушить равновесие, чтобы не возникало искушения нечто реальное предпринять) и 2) самодовольство (чтобы остался неизменным эмоциональный фон).

Значит, его секрет в том, что он живет с ощущением, что и сам мог бы приготовить любое блюдо — стоит только по-настоящему захотеть! Но к плите он не подойдет никогда: у него нет необходимых для этого сил. Впрочем, толковать с ним об этом бесполезно: он глух к чужим аргументам и не поверит в свое бесплодие.

Короче говоря — не талант. Хотя так на талант похож! — привлекателен необычайно, а если и с энергией не имеет проблем, то полон интересных идей и планов. Но плотина целостности оказывается крепче энергетической волны — и весь пар уходит в свисток.

Итак, два варианта:

1) когда энергопотенциала едва достает на поддержание жизни и 2) когда энергопотенциала хватает на жизнь с удовольствием, — мы рассмотрели.

Но есть и третий — когда энергопотенциал столь велик, что вынуждает действовать активно.

Избыточная энергия всегда найдет себе выход; если вы удержите ее от внешних действий — она сожжет либо изломает вас внутри.

(Конечно, целеустремленная внутренняя работа — иное дело. Но и для этой работы нужна 1) реальная цель и воистину огромный энергопотенциал. И об этом нужно всегда помнить, когда речь заходит о работе души. Потому что мечты и планы — маниловщина — к истиной работе души не имеют отношения.)

Что происходит при этом с целостностью?

Напрашивается простой ответ: она находит себя на новом — более высоком — соответствующем энергопотенциалу — уровне.

Ответ был бы верным, кабы психомоторика и критичность были функциями энергопотенциала. Подравнялись под него — и хорош. Но вы же знаете, что это не так. В ЭПК все составляющие самостоятельны. Каждая имеет свою функцию, свою структуру и свою жизнь. И если энергопотенциал повысился столь резко, что целостность не может остаться прежней, в прежнем диапазоне, — это еще не значит, что она автоматически переместится на более высокий диапазон (чтобы себя сохранить).

Ведь для того (более высокого диапазона) психомоторика может оказаться недостаточной. Или критичность не потянет. А то и обе сразу. Что тогда будет с целостностью? Ясное дело: пойдет вразнос.

Следовательно, для перехода на более высокий уровень одного энергопотенциала мало. Нужно, чтобы психомоторика и критичность уже ему соответствовали, уже были бы готовы его переварить.

Зато если и психомоторика и критичность готовы к работе на новом уровне, новая целостность формируется легко и естественно. И сколько бы теперь ни прибывал избыточный (превышающий потребности жизнеобеспечения) энергопотенциал — его никогда не будет слишком много. Потому что критичность найдет для него работу, а психомоторика подберет наилучшую технологию действия.

Работа будет выбираться по плечу, цель — по энергопотенциалу. И для высочайшего из всех возможных энергопотенциала, когда человек становится сгустком специализированной энергии, — даже для него найдется достойное, всепоглощающее применение: не просто творческая — но божественная работа, когда творец не ограничивается гармоничной формовкой глины, а еще и одухотворяет ее, дарит ей жизнь.

Так в чем же смысл целостности?

В равновесии. В устойчивости. В консерватизме.

Значит, прежде всего — охранительные заботы. Фундамент жизнедеятельности. И лишь потом — фундамент созидательной работы.

Итак, вы познакомились с тремя состояниями целостности.

Состояние ущербной целостности обеспечивает существование.

Состояние асимметричной целостности обеспечивает жизнь.

Состояние гармоничной целостности обеспечивает творческую работу.

Последнее состояние и есть норма.

Очаг, нарисованный на холсте

Должны предупредить сразу: эта работа не популярное изложение существующих теорий таланта, а самостоятельная концепция. Судите сами.

До сих пор, во-первых, не было критериев таланта (всеми авторами талант трактовался как высокий уровень способностей; но что такое способности? как их потрогать? и какие способности свидетельствуют о таланте, а какие недостаточны? и как определить их уровень? — об этом на всемирных конгрессах десятилетиями спорят крупнейшие психологи; но этот спор неразрешим, поскольку сама проблема, на наш взгляд, неправильно поставлена), во-вторых, поскольку не был определен предмет таланта, то проявление его свойств принималось за сам талант (что ценнее — графит или алмаз? ну, конечно же, алмаз, скажете вы, тут даже и сравнивать нечего; но предназначение одного — писать, а другого — резать, эти свойства несопоставимы; а сущность и одного, и другого — мы это знаем с седьмого класса — одна: и то, и другое углерод; способность писать или резать — это его свойства; значит, талантлив не алмаз, а углерод — вот вам простейший пример определения предмета через его свойства), в-третьих, работала формула «талант — способности к чему-то» (разумеется, способности яркой, выдающейся, даже уникальной), которая не несет никакой информации, кроме эмоциональной; значит, при ней каждый понимает талант по-своему, а потому договориться до чего либо невозможно.

Ученик, обладающий незаурядной памятью, как правило, отличник и, уж конечно, талант.

Эрудит пользуется чужим знанием для самоутверждения, другой задачи у него нет, да он и не способен к решению другой задачи! Но его оперение столь ярко, что никто не сомневается — талант.

Футболист, великолепно освоивший обводку, и уж тем более дриблинг, для чего требуются только терпение и уверенность, в глазах болельщиков — величайший талант!

Во всех этих примерах критерием способностей является успех. То есть, социальная оценка продукта деятельности (которая может меняться в зависимости от настроения социума, моды и сегодняшнего эталона нормы). Значит, если человек достиг успеха — он талантлив, а если нет — так и нет?..

Как вы помните, в каморке папы Карло был очаг, нарисованный на холсте. Множество людей видели это изображение, оно было там спокон веку, такое же старое и ветхое, как сама каморка. Каждый мог вообразить, что варится в казанке над огнем; ситуация воспринималась как должное; дальше фантазия не шла. Но вот появился Буратино, что немаловажно — голодный (кстати, талант всегда голоден), и первое, что он сделал, — попытался заглянуть в казанок. И проткнул дырку в холсте. Все знали, что это только видимость, всех устраивал этот самообман, а он по наивности (талант всегда наивен) принял видимое за действительность. И когда обнаружил несоответствие — заглянул в дырку, чтобы узнать, а что же там на самом деле. И увидал таинственную дверцу, о которой до него никто не знал.

Какие выводы можно сделать из этой поучительной истории?

Первый: талант проявляется только в действии (под действием мы подразумеваем процесс решения задачи, в которой есть хотя бы одно неизвестное; при футбольной обводке, простите, неизвестных нет; правда, обводящий не знает, куда сдвинется соперник, но если у него хорошо отработан навык — ему это безразлично).

Второй: талант и его инструмент (его функциональный орган — по академику А. А. Ухтомскому) неразделимы. Талант немыслим без этого, сотворенного его действием органа, как Буратино без длинного носа. Порою талант даже не подозревает о своем инструменте — он просто действует! Свойства таланта только в действии проявляются и только в действии совершенствуются.

Третий: для таланта истинный успех не в социальной оценке (раньше или позже Буратино получит свою долю аплодисментов, когда все увидят открытую им таинственную дверцу), а в самом процессе решения задачи. Он сам свой высший суд. В муках, разгрызая задачу — он наслаждается, и чем больше муки — тем выше наслаждение.

Талант не стоит искать ни в особых достоинствах мозга, ни в конструкции тела; ни в остроте глаза, ни в тонкости слуха, ни в счетных способностях. Талант — это человек, который оригинально решает известные задачи. И чем неожиданней решение, тем ярче талант.

Мы отвергаем — и докажем это — элитарность таланта. Здесь каждый имеет свой шанс. Но нужно найти в себе смелость, чтобы разломать скорлупу предубеждений. Нужно осознать себя талантом и действовать как талант. Мы поможем вам в этом.

Мы открываем карты

Не бойтесь: никакие сложные испытания вам не грозят. Если талант — это естественно и просто, то и испытание на его сегодняшнюю величину должно быть естественным и простым. Как вы уже догадались, вам предстоит себя испытать в нескольких видах действий, которые покажут величину ваших энергопотенциала, психомоторики и критичности. Их сочетание содержит в себе все ответы.

1. О количестве вашего сегодняшнего таланта.

2. О его запасе (дистанции до оптимального самовыражения).

3. О доминанте вашего таланта.

Предлагаемые нами испытания не требуют ни специальных приспособлений, ни приборов; даже без ассистентов — если вы стеснительны — можно обойтись. Ведь талант — это очень личное; быть может, самое личное из всего, что у нас есть. Талант щедр — но только на результаты своих действий. Мы же договорились, что не успех ему дорог, а процесс. Процесс, которому нужно отдаваться целиком, в котором нужно жить, в котором нельзя копаться, разбирать его по винтикам — иначе вы перестанете летать.

Самый типичный ИПС

Ипс — это новый термин, который мы вводим в обращение. Он расшифровывается просто — испытание психометрических способностей. Почему не тест? Это мы объясним позднее. А пока поверьте на слово, что между ипсом и тестом существует принципиальное различие. Тест — это реакция; реакция человека на предлагаемую ситуацию. Ипс — акция; активное действие по решению задачи.

ПЕРВЫЙ ИПС — «СЕМИМЕТРОВЫЙ»

Как и все ипсы, он универсален. Его результат проявит некий уровень ЭПК. Но не будем спешить делать выводы! Ведь наши состояния текучи. Если вы утомлены, недомогаете после болезни, пережили неприятность или чрезмерно возбуждены (например, после чтения нашей книги), если у вас сегодня неблагоприятное сочетание биоритмов, а тем более пост фармакологическое или пост алкогольное состояние — показания ипса будут искажены. Вернее, будет искажена оценка меры вашего таланта. Значит, вначале надо определить степень вашей готовности к испытаниям. И нагляднее всего сделать это можно на «семиметровом». Технология его такова.

Отмеряется семь метров; начало и конец отчеркиваются ясными линиями. Это эталон пространства, которое предстоит запомнить мышечно. Запоминание происходит при ходьбе. Первый раз — с открытыми глазами проходите эти семь метров, остальные десять — уже испытывая себя — с закрытыми.

«Я МИЛОГО УЗНАЛА ПО ПОХОДКЕ»

Если она в этом действительно разбиралась, ей можно поверить: ведь походка каждого из нас так же самобытна и неповторима, как дактилоскопические линии на коже. Но в дактилоскопии понимают единицы, в походках — каждый из нас специалист. Кроме шуток! Мать узнает ходьбу своих детей — и по звуку, и зрительно; дети различают походку родителей; юноша среди многолюдной улицы издали схватит летящий шаг любимой. По походке мы узнаем друзей, начальство и еще многих имеющих к нам отношение людей, не отдавая себе отчета, что первое узнавание произошло именно по походке. Не знаем мы об этом по простой причине: никто из нас об этом не задумывался. Узнаем — и ладно. Ученые все же задумались, проанализировали материал, в самом грубом приближении обнаружили более 120 видов походок — и на этом угомонились. Точнее говоря — отступились, потому что неожиданно за походкой стал открываться весь человек, причем в непривычном ракурсе. Влезать в эту «черную дыру» храбрецов не нашлось, так она и темнеет заброшенно, ожидая своих колумбов, которые, быть может, сейчас среди вас, наши терпеливые читатели.

Почему же самый первый наш ипс — очевидно, самый важный, — состоит из обыкновенной ходьбы?

Походка — это непосредственное выражение характера. Но ходьба — и самый совершенный навык человека. Ходьба — самый тренированный процесс. С того самого дня, когда ребенок сделал самостоятельно первый шаг, он каждый день упражняется в этом действии. И если он не научился правильно ходить, всю жизнь он расплачивается за это.

Перефразируя известный афоризм, можно сказать: походка — это сам человек.

«МИЛЛЕРОВСКИЙ КОШЕЛЕК»

Тех, кто не имеет дома 7-метроввго коридора и потому полагает, что для его ипса 5 метров за глаза хватит, просим с доверием отнестись к следующему разъяснению. 7 метров — число не произвольное. Оно принято нами, исходя из возможностей оперативной памяти. А она, как известно, может удерживать одновременно 7 + — 2 единиц информации (предметов, мыслей и, наконец, шагов — как в нашем случае). Это нашел американский психолог Миллер. Он преподнес это примерно так: оперативная память каждого из нас — нечто вроде кошелька, в который одновременно может вместиться строго определенное число монет. Например, если ваша оперативная память может удерживать не более пяти единиц информации (что совсем неплохо, но и не блестяще), то наличие шестой единицы сбивает нас со счета. Если вам нужно запомнить шесть слов, то в идеальном для вас случае вы можете управиться с пятью.

Следовательно, максимальная вместимость «миллеровского кошелька» 7 + 2 = 9 единиц.

Чтобы пройти семь метров, удерживая образ этого расстояния в памяти, человек должен сделать 8–9 шагов, каждый из которых может быть принят за единицу информации. То есть мы ставим испытуемых на грань возможностей их памяти — в ситуацию края.

Если ваша память сейчас не способна к удержанию максимального числа единиц — не огорчайтесь. Во-первых, она тренируема, и «семиметровый» ипс — вполне достаточное упражнение для этого. Систематическое пользование «семиметровым» расширит диапазон вашей памяти; вскоре вы это обнаружите на других видах деятельности. Во-вторых, на выручку памяти придет мысль. Если сегодняшний максимум вашей памяти — пять единиц, мысль так сгруппирует информацию (9 шагов), что число новообразованных единиц будет лежать в пределах наших возможностей.

Не имеет значения, сколько вам лет; не имеет значения, чем вы до сих пор занимались. Талант не боится возраста, и самые тяжелые удары судьбы не могут его поломать.

«Семиметровым» испытали себя под нашим наблюдением свыше 1500 человек в возрасте от 6 до 70 лет. Мы опишем обычную сцену в типичной школе, куда нас пригласили для консультации по профориентации учеников.

Мы отмерили в школьном коридоре 7 метров и отметили их меловой линией. Несколько мальчишек, отпихивая друг друга, порывались первыми испытать себя, но мы начали не с них. Мы пригласили мальчика, который стоял в стороне и внимательно наблюдал за происходящим. Внешне он был ничем не примечателен, но чем-то сразу привлек наше внимание, и мы решили проверить свое первое впечатление.

Мы попросили его пройти эти 7 метров. Старт — носки на первой линии, финиш — носки на второй. Задание: мышечно запомнить это расстояние. Значит, при ходьбе он должен был запоминать ощущения движений каждого шага. В сумме эти ощущения должны были создать кинетическую мелодию его ходьбы.

Мальчик пошел своим обычным шагом, свободно и непринужденно, последний шаг был неполным; он сделал полшага и остановился, касаясь линии носками.

Мы предложили ему сделать то же самое с закрытыми глазами.

Теперь он шел несколько медленнее: ведь он прислушивался к себе, к кинетической мелодии той ходьбы, которая его вела. Перед последним шагом он почти остановился, нога медленно — медленно, словно щупая пространство, продвинулась к линии… но не дошла. Мальчик сам измерил и сказал:

— Минус 12 сантиметров.

Это был хороший результат.

Мы попросили его пройти с закрытыми глазами еще раз.

Вторая попытка удалась мальчику больше. Это и не удивительно: зная ошибку, он разбросал ее, чуть-чуть добавив каждому шагу, а уточненная программа (образ движения) дала улучшенный результат.

— Минус 7 сантиметров, — сказал он.

Напрашивается вопрос: почему он разбросал ошибку на все шаги, а не прибавил только на последнем, неполном, что кажется значительно более простым? Оказывается, это принципиально разные способы решении задач. Мальчик был достаточно талантлив (мы поняли это сразу после второго прохода, когда он выбрал именно этот способ решения задачи), чтоб охватить все действие целиком. Все шаги были для него равнозначны: что первый, что пятый, что последний. Ведь не случайно же он даже не спросил нас, нужно ли их считать. Он исполнял процесс и вносил поправки в процесс. Если же вы рассчитываете исправить ошибку последним шагом, 1) вы действуете по принципу «была не была», 2) все предыдущие шаги совершаются без мысли, механически, 3) возникает напряжение в ожидании последнего шага и в точном донесении до него образа коррекции, что исказит все предшествующие шаги и накопленная ошибка перекроет самую правильную коррекцию.

Мальчика результат удивил: он надеялся на лучшее. Он считал, что должен попасть точно.

— Молодчина, — похвалили мы. Еще бы, так аккуратно вести коррекцию дано не каждому.

В третьей попытке ошибка была минус 4 сантиметра.

— Можно, я еще раз попробую? — сказал мальчик. — Я чувствую, что теперь попаду точно.

— Посмотрим.

Чтобы оправдать наши надежды, он должен был произвести еще одно действие — действие в уме.

В четвертой попытке, сделав последний шаг, он не сразу открыл глаза. Он постоял, как бы вслушиваясь в себя. Потом повернулся к нам и сказал:

— Нет… — Он взглянул под ноги: носки ботинок зашли за черту 4 сантиметра. — Но теперь я знаю, что попаду точно.

Сперва минус 4, теперь плюс 4. Вилка. Ай да молодец! Именно ее мы и ждали.

Дело в том, что недобранные в третьей попытке 4 сантиметра — это ничтожно малая величина для различения ее мыслящим телом на расстоянии 7 метров. Ощутить ее почти невозможно. И вот, чтобы получить дополнительную информацию, мальчик интуитивно пошел на увеличение ошибки. Информация не пришла со стороны, он сам ее создал. Вот откуда у него возникло чувство знания.

Теперь ему оставалось взять среднее между двух ошибок.

Разумеется, в пятой попытке он попал.

Чтоб вы не думали, что мы были ослеплены успехами мальчика, отметим, что использование «вилки» — далеко не самый высокий уровень критичности. Например, «пресс», когда идет одностороннее уменьшение уровня ошибки — сантиметры и миллиметры как бы вдавливаются в результат; кстати, мальчик именно с «пресса» и начинал, — это более тонкая работа. Ну, а уж когда идут одни нули — это оптимум.

Поскольку семиметровый ипс требует десятикратного повторения, мальчик ходил еще пять раз; ошибки не превышали 1–2 сантиметра.

Для удобства график сложен пополам, так что положительные и отрицательные величины ошибок откладываются на одну сторону.

Откуда взялась граница ошибок + — 15 см и что она означает?

Когда была произведена математическая обработка данных (повторяем, мы пользуемся результатами свыше 1500 опытов), стало ясно, что люди с развитой критичностью действий ошибаются в пределах + — 15 см. Это норма.

КОГО ВЫ ХОТИТЕ ОБМАНУТЬ?

Предостережение 1: проходить 7 метров с открытыми глазами мы рекомендуем один раз. Этого достаточно, чтобы кинетическая мелодия ходьбы сохранилась надолго. Если вы надумаете повторить испытание на завтра — мелодия будет цела; через неделю — тоже. По имеющимся у нас данным, она сохраняется практически неизменной до 60 дней, что свидетельствует: работает и долговременная память. Дальше следить за процессом не было смысла.

Тех, кто неуверен в себе и захочет пройти с открытыми глазами три — пять — десять раз, честно предостерегаем: «семиметровый» ипс не тренируем.

Предостережение 2: не считайте шаги.

Считая шаги, вы усложняете свою задачу. Вместо одного процесса — запоминания кинетической мелодии движения — вы ведете два. Это цирковой трюк, осуществить который невероятно трудно. Ведь происходит противоборство сознания и мыслящего тела. При этом часть информации стирается. И тут уж ошибки неизбежны.

Память человеческого тела — более чем надежна. Если вы решите проверить ее «семиметровым» ипсом, идя спиной или боком, или приставными шагами, или начав движение с другой ноги, — результат будет ближе к истине, чем при счете шагов.

ПОРА В ПРОФОТПУСК

Семь метров размечены, пройдены с открытыми глазами, потом с закрытыми. Вы открываете глаза… Где же линия? Оказывается, она в полутора метрах позади вас.

Бывает…

Не отчаивайтесь: пока вы не сдались — у вас все впереди. А здесь и вовсе просто: впереди еще 9 попыток.

Внесли поправку? Вперед.

Если в этот день вы так и не достигли положительного результата (случайные попадания в зону 15 сантиметров не в счет; оптимум — десять из десяти; и, пожалуйста, не торгуйтесь ни с нами, ни с собою), предварительный диагноз: вы устали. Хорошенько отдохните, выспитесь — и назавтра в самом лучшем состоянии (время выбирайте сами; «жаворонкам» лучше делать это с утра, «совам» — ближе к вечеру; постарайтесь точно подловить благоприятный момент — ведь от этого зависит наш успех) повторите ипс. Надеемся, вы не забыли, что с открытыми глазами проходить уже не обязательно.

Если вы и теперь не попали в норму, значит, у вас не усталость, а утомление. Это тоже не окончательный диагноз, но он уже ближе к истине.

Усталость — это естественное кратковременное состояние, вызванное только что проделанной работой. Независимо от количества выполненной работы, усталость приятна, она вызывает положительные эмоции, подъем духа. Усталость — обязательное условие существования и развития организма. Самый грамотный труд — труд в границах усталости.

Утомление — это долговременное состояние, вызванное чрезмерной (физической или умственной) работой, в результате которой в мыслящем теле намечаются процессы разрушений. В первую очередь от этого страдает оперативная память — «миллеровский кошелек» сжимается. Утомление может в любой момент перейти в переутомление, при котором мыслящее тело балансирует на грани нормы и патологии. Малейший толчок — и начинается лавинообразное поражение органов и систем. Это уже болезнь.

Увы, утомление не имеет лица. Можно годами существовать под его гнетом — и не знать об этом. Но сколько дел не сделано! — только потому, что дефицит энергии не дал возможности развернуть крылья нашей отваге. Сколько вы начинали! — и ничего не завершили; сколько раз вы наступали на свое «я»! Сколько раз поступились своей гордостью! Сколько недолюбили…

Итак, если выяснилось, что вы не просто устали, а утомлены, вам следует пересмотреть свой образ жизни. Установить нормальный режим, не нервничать по пустякам, вдоволь высыпаться, правильно питаться; наконец, отважиться на физическую зарядку (а еще лучше — на спорт), но не формально, какое-то количество минут размахивая руками и ногами, а осознанно, понимая, что эти упражнения должны зарядить вас энергией, накопить ее для полноценной жизни.

Через неделю вы повторяете ипс. Если имеется положительный сдвиг, но вы еще не пришли к норме — продолжайте наступать на утомление. Чем разумней будет ваш образ жизни, тем быстрее придет успех.

Если улучшений нет — призовите на помощь мужество и терпение, быть может, вы слишком утомлены или даже переутомлены, так что недельного срока слишком мало не только для прихода к норме, но даже для принципиального сдвига. Повторите ипс еще через неделю, может быть, даже через две. Мы знаем случай — правда, в нашей практике он был один, — когда человеку понадобилось для этого почти полгода. Но к тому времени, когда это случилось, ему уже не требовалось испытывать себя ипсами, потому что теперь это был совсем иной — творческий, уверенный в себе человек.

«СТИРАЛЬНАЯ ДОСКА»

Выполняя «семиметровый» ипс, не ленитесь записывать показания. Они пригодятся и тем, кто укладывается в норму, и тем, кто к этому только еще стремится. Построив график, первые увидят, как далеко им до оптимума (10 нулей подряд), вторые же по типу графика определят качество своего состояния.

Так называемая «стиральная доска» — переутомление.

Обратите внимание: разброс в показаниях совсем небольшой. Это говорит о том, что мыслящее тело не способно к вариативности. Отмерив однажды определенный результат, оно штампует его раз за разом, вертится по одному кругу, как заезженная пластинка. Игла засела в борозде и вырваться из нее сама не в силах. Только толчок извне может изменить мелодию. Так и переутомленный человек не в силах изменить свой однажды сложившийся стереотип. Он раздвоен, Он все понимает, он знает, что ему делать, но сигналы его сознания столь слабы, что не доходят до мыслящего тела. И наоборот: мыслящее тело посылает свои сигналы — но они не могут вызвать ответа, потому что тонут в хаосе переутомленного мозга.

Частный случай — «стиральная доска» оказалась в пределах допустимого. Такой вариант не исключен: мыслящее тело случайно попало в норму. И штампует ее — и сегодня, и завтра, и через десять дней. А мы и рады: я в норме — и слава богу!..

Чтобы не обольщаться — запомните: истинный процесс, в пределах нормы имеет только три лица: «вилка», «пресс» и «нуль».

РЕЗЮМЕ

Итак, вы в норме. В пределам допустимого. Что это означает?

Первое: вы безусловно талантливы.

Второе: по форме графика вы можете приблизительно судить о своих сегодняшних возможностях.

Третье: теперь достаточно найти достойную задачу — точку приложения сил, — и ваш талант раскроется и будет совершенствоваться.

Ваша готовность достаточна, чтобы найти себя, постоять за себя и себя выразить. Но для этого, чтобы меньше блуждать в потемках и скорее выйти на свет — привязаться к своей задаче, — испытайте свои энергопотенциал, психомоторику и критичность. Они позволят увидеть себя, как в трюмо, — со всех сторон.

Вперед. И не сомневайтесь!

ГЛАВА ВТОРАЯ. Талант и Бог

ПРАВДА И ЕСТЬ ИСТИНА

Прежде чем разбираться с природой таланта дальше, нужно ответить на вопрос: а возможно ли это? возможно ли вообще понять, что такое талант, откуда он взялся и как работает? Ведь в обществе испокон веку живет идея, что талант — от Бога. Любой талант — играет ли он на скрипке, конструирует ли лазерные ускорители, сочиняет ли модели одежды, — все это неспроста, все это делается под контролем Бога, иначе как же объяснишь, что он — этот скрипач, физик, модельер — может, а остальные — нет.

К тому же все читали признания — поэтов: «Господь водил моей рукой; я только записывал, а сочинял — Он.» Математиков: «я столько лет бился над этой формулой, и вдруг — озарение — она явилась перед моим внутренним взором.» Исполнителей: «я почувствовал присутствие Бога, потому что из моей виолончели полились звуки, ничего подобного которым прежде я из нее извлечь не мог.»

Если эти мнения соответствуют истине, то бессмысленно даже пытаться разобраться в природе таланта. Ведь Бог непознаваем; его симпатии и прихоти подчинены его собственному Закону; не нам на него влиять!..

Мы думаем иначе.

Мы почему и взялись за это дело, что однажды поняли механизм таланта и убедились: Бог к нему не причастен.

Мы готовы это доказать. (Чем докажем, кстати, что для Бога нет деления людей на любимчиков и бяк, — для него все равны.)

Мы готовы доказать, что только талантливая работа оправдывает нашу жизнь на земле, — и уже поэтому изначально она запрограммирована в каждого; значит, талант — это механизм природы; а коль так — талант работает независимо от нашего сознания.

БОГ — ЭТО ОТВЕТ

Откуда же взялся миф о божественной избранности таланта? Как ни странно — понять это несложно. Человек не может жить рядом с неизвестным, непонятным, необъяснимым — и не дать этому неизвестному имя. Человек дает имя всему, что он видит, слышит и чувствует — независимо от того, понимает он это или не понимает. Дает имя сразу. Обозначает. Например, самое большое непознанное называют Бог. В том же ряду — Вселенная. И Время: его мы научили измерять на своем муравьином уровне, но познать пока не удалось никому.

То же и с талантом. Когда он есть — это видно сразу. Сразу — едва он начинает работать. Пока он бездействует — он такой, как все, может быть во многих отношениях (нам нравится искать на солнце пятна) даже хуже остальных. Но начал работать — мы снимаем шляпу. И если надо выбирать, кто должен действовать, мы выталкиваем его вперед: ведь у него наверняка получится лучше, чем у нас. Но почему у него получается лучше?

Со стороны этого не видно. Стали расспрашивать: как ты это делаешь? (Вспомните притчу о первом «летающем» мальчике.) И вдруг выяснилось, что он сам толком ничего не может объяснить. В лучшем случае мямлит какую-нибудь ерунду вроде такой: ну делал и делал; сначала ничего не получалось, а потом словно кто-то стал меня направлять; я сперва даже не понимал, к чему это приведет, но чувствовал, даже знал сразу: иду правильно; а потом вдруг увидал все в завершенном виде, и тогда осталось только исполнить это руками.

Разумеется, такой рассказ ни у кого восторга не вызывал, потому что два важнейших момента: 1) что его «направляло» в начале работы и 2) почему в какой-то момент это новое он увидал внутренним взором в завершенном виде, — раскрыты не были. Поэтому перенять было нечего. Научиться — нечему.

Кстати, отсюда мораль: если человек не талантлив — научиться талантливой работе он не может.

Но факт есть. Значит, он должен иметь имя. Окружающие к этому не причастны, потому что они имеют доступ к этому факту через вторые руки — через посредство таланта. То, что они видят: задача — работа — результат, — ясно и просто; непонятен лишь ход его мысли, по какому принципу он выбрал направление и как решил задачу. Неизвестное ощущает только он. Именно ему и достается честь назвать это неизвестное. И ничтоже сумняшеся талант говорит: моею рукой водил Бог. Ничего не объяснил, но ответ есть, и ответ удовлетворительный. Все довольны.

ВСЕ — СМЕРТНО; МИФЫ — ТОЖЕ

Чтобы миф родился — Неизведанное должно быть рядом со мной постоянно. Пусть оно не имеет ко мне отношения непосредственно, пусть я только свидетель, — я должен быть в нем уверен, как в том, например, что придет весна — и распустятся цветы.

Чтобы миф стал частью моего мировосприятия, чтобы я поверил в него, — нужно, чтобы он пришел ко мне, как достояние многих поколений. Нужно, чтобы из века в век все таланты, которых интересует только результат, с восторгом благодарили бы за свой успех Бога, а те единицы среди них, которых интересовал процесс (забегая вперед признаемся, что это — гении) — клали бы лучшие свои годы на анализ процесса творчества.

Столько книг об этом написано!.. Каждому гению удавалось разложить процесс творчества на детали; потом они эти детали складывали в точности, как прежде было, — а процесс не возобновлялся. Гомункулус в пробирке не возникал. Препарированная лягушечка не оживала. Чтобы и первое, и второе, и третье произошло, недоставало последней детали, и этой деталью — одухотворяющей собранную машину — был Бог.

Если изначально веришь в миф, что заводит пружину Бог, то и все действия — помимо сознания — будут подчинены только подысканию доказательств его непосредственного участия.

Поймите нас правильно: мы вовсе не утверждаем, что этот миф принес вред. Напротив! — он помог сохранить множество талантов: вместо того, чтобы копаться в себе, люди делали конкретное новое дело. И еще: в них было меньше страха перед новым делом — ведь они были не одиноки, с ними был Бог, который (как они не раз убеждались) в решающий момент непременно подсказывал выигрывающий ход.

Так может быть самое лучшее — оставить все как есть и не лезть в эти дебри? не разрушать этот миф? не забирать у Бога такую красивую роль?..

В этом есть резон; но что делать, если мы открыли механизм творчества?

Это наш камень. Неподъемный для одного человека; но нас двое, у нас четыре крепких руки — и мы подняли его. И никуда нам не деться — наша судьба тащить его на верх грандиозной пирамиды, которую успели построить наши предшественники. Мы вовсе не утверждаем, что этот камень должен венчать пирамиду. Конечно же нет! Но сегодня его место — над остальными, выше всех, и эта книга (по сути) отчет о том, как мы тащили свой камень вверх. Так хочется успеть самим положить его на уготованное ему Богом место!..

ОТЧЕГО ТВОРЧЕСТВО БЕСПАМЯТНО

Нам проще, чем нашим предшественникам, потому что мы знаем построенную ими пирамиду, а вот наш камень — он действительно только наш, это мы его откопали, до нас его не поднимал руками никто. И когда заходит речь о вмешательстве Бога в творческий процесс, мы поворачиваем камень нужной гранью, чтобы вам было удобней прочитать, что на ней написано.

Трудно разобрать? — читаем сами: одноканальность души. Разумеется, мы имеем в виду работу души. Состояние, когда она действует.

Душа может быть и многоканальной — если она работает на прием информации. Уточним: на пассивный прием. Если прием становится активным — значит, образовалась цель, — прием тоже сужается до одного канала.

Одноканальность — это еще одно важное понятие, которое в различных модификациях постоянно будет работать в этой книге.

Одноканальность — это свойство, заложенное в нас природой. (Для тех, кто приписывает все Богу — Создателем.) Именно она позволяет нам действовать результативно. Ведь именно благодаря одноканальности мы можем сосредоточиться. На чем? На любой цели — от «взять ложку» до «что есть истина?». Мы сосредоточились — и на какое-то время (практически это мгновения) весь остальной мир перестал для нас существовать. И это продолжается до тех пор, 1) пока мы не достигнем цели, либо 2) из-за потерь энергопотенциала потеряем ее, либо 3) переключимся на другую цель — если ее энергопотенциал более мощный, чем тот, которым жила первоначальная цель.

Мы не можем делать два дела одновременно. Это запрещено природой. (Зачем — узнаете чуть позже.) Когда говорят, что Юлий Цезарь мог одновременно делать три дела, это означает, что он был способен очень быстро (практически мгновенно) переключаться с одного дела на другое. Его великолепная память держала наготове все цели, а огромный энергопотенциал позволял вмиг без усилия сосредотачиваться на очередном действии. Он перебирал действия, как четки; со стороны это было неуловимо; лишь он один знал, как это происходит, для него это была игра; и, очевидно, ему нравилась эта игра на публику, раз он к ней прибегал очень часто.

Точно такова же технология мышления выдающегося гроссмейстера, играющего вслепую на многих досках. Память позволяет ему держать наготове все шахматные позиции, а энергопотенциал — сосредоточиться именно на той, которая у него за спиной в данный момент. Если бы наше мышление не было бы одноканальным, этот фокус никогда бы не удался. Одноканальность замечательна тем, что обеспечивается минимальными затратами энергопотенциала, да и то один раз — на формирование цели. Едва канал «я — цель» образовался, все процессы в нем текут без помех, без трения; по сути это канал сверхпроводимости для чувства и мысли.

«ЕСЛИ ОГЛЯНЕШЬСЯ — ОНА ОКАМЕНЕЕТ!»

Вы вправе спросить: но где связь между одноканальностью и Богом, диктующим талантливые действия?

Отвечаем: одноканальность объясняет, почему мы не осознаем свой путь к цели, почему упускаем момент рождения талантливого действия. Чем отличается талантливое Действие от бесталанного? Талантливое действие производит душа; оно неосознаваемо; оно совершается свободно и дает новый, неожиданный результат.

Бесталанное действие производит разум; его главные инструменты — память и навыки; разум пользуется знаниями, добытыми до него, знаниями, превратившимися в шаблоны, а ведь шаблон мертв, из него не добудешь нового, так же как из знания с помощью разума ничего нового не добудешь. Бесталанное действие имеет всего три варианта:

1) соединение одного известного кирпича с другим известным кирпичом,

2) деление кирпича на множество маленьких,

3) раздувание его — насколько хватит сил.

Но во всех вариантах кирпич так и останется кирпичом. Все элементы бесталанного действия всегда можно восстановить — лишь бы памяти не мешал склероз. Пусть вы восстановите порядок ходов не совсем так, как было на самом деле — это не имеет значения. Пусть вы где-то подшлифуете, приукрасите свою логику — не в этом суть. Важно, что

1) все элементы будут ясны,

2) все подогнаны один к одному плотно,

3) все будут ступеньками к предопределенному результату.

Талантливое действие реставрировать невозможно, потому что (хотя оно тоже состоит из элементов) в нем элементы не нанизаны на шампур логики, как в бесталанном действии, а в какой-то момент — именно в тот момент, когда родилось талантливое действие, — сливаются в целостный, нераздельный процесс.

Талантливое действие — это всегда результат жизни души. Когда ответ уже получен, задача решена, мы можем протянуть от условия к ответу логическую нить — и заполнить все пространство нужными элементами. Объяснит ли это, как родилось талантливое действие? Нет. Потому что в первом случае зеленая лягушечка прыгала, полная жизни, во втором — она мертва. Потому что талантливое действие повторить невозможно. Если вы его все же повторите — это будет бесталанная работа по талантливо исполненному стандарту. Если же вы в своей попытке повторить будете действовать талантливо — у вас получится еще одно талантливое действие, очевидно иное, чем образец.

При бесталанном действии именно одноканальность позволяет выстроить логику последовательных шагов. При талантливом — одноканальность позволяет материализовать жизнь души в живом процессе. При бесталанном действии вы в любой момент осознаете каждый свой шаг. потому что этого требует логика, без этого вы не вытянете из памяти именно тот элемент, который вам в данный момент необходим. При этом ваше внимание неутомимо совершает маятниковое движение: к цели — к очередному шагу (задание) — к памяти (ответ на задание) — опять к цели — следующий шаг — в памяти подыскиваем подходящий элемент — ориентируемся на цель, чтобы не сбиться.

При талантливом действии этот принцип губителен. Как только вы создали живой процесс, как только он зажил своей собственной жизнью — ваша роль сводится к тому, чтобы не мешать. Ориентироваться на цель — и не мешать! И если вас потащит неожиданной дорогой — значит, это для вас наилучший путь. И если в какой-то момент прежняя цель исчезнет, уступив место новой, неожиданной, рожденной процессом, — значит, либо прежняя цель была ложной, либо мелковатой для вас.

Обратили внимание? — здесь не маятниковое раскачивание, а неуклонное движение вперед. Здесь нет осознания очередного шага, нет осознанного обращения к памяти за недостающими элементами. Осознается только цель.

И вот представьте, что вы решили проанализировать жизнь процесса. Это возможно лишь двумя способами: либо остановить его (как при бесталанном действии), либо взглянуть на него со стороны. Но если сделать первое — процесс прекратится и лягушечка умрет; и если вы захотите запустить процесс снова — вам придется проделать снова всю подготовительную работу; но даже если он опять возникнет, опять наполнится жизнью — это будет уже другая жизнь и другой процесс.

А второе — взглянуть на процесс со стороны — сделать просто невозможно. Ведь мы одноканальны! Взгляд со стороны создает новый канал, значит, прежний перестает функционировать, процесс умирает — и наблюдать нечего.

Там, где должны были пересечься новый канал (аналитический) и прежний (творческий) — не оказывается ничего. Пустота. Для анализа нужны конкретные факты, но их не разглядишь в черном ящике творческого процесса. Вот почему ни один талантливый человек не может объяснить, «как у него это получилось». Если он дилетант — талантливое действие наполнит его положительными эмоциями и ему даже в голову не придет разбираться в себе. Если же он профессионал — он осознанно будет отворачиваться от анализа, осознанно отключать разум, погружаясь в себя, давая свободу душе.

Творческое действие — это нормальное состояние работающей души. В ней все происходит по законам природы. И если знать эти законы — можно воздействовать на душу так, чтобы у нее оставалась лишь одна степень свободы — творческое действие. Ну, а если этих законов не знаешь, то не удивительно, что любой творческий порыв воспринимается как чудо, авторство которого, естественно, так легко и лестно приписать Богу.

***

Итак, проблема «талант и Бог» существует с того дня, как у человека, сотворившего нечто необычное, спросили: «как это у тебя получилось?» Он не смог ответить; другие такие же — тоже; мы объяснили причину, отчего внятный ответ невозможен: одноканальность души. Мы назвали это, дали явлению имя. Но неужели так-таки никто до нас не понимал сути процесса?

Разумеется — понимали.

Когда мы говорим, что место нашего камня — выше остальных, мы вовсе не утверждаем, что этого камня не было до нас. Он был; был всегда; но мы его раскопали и расчистили; и заставили заговорить современным языком.

Что же до проблемы одноканальности, то она была подмечена еще древними. Вот один пример.

Все, кто интересовался в школе греческими мифами, помнят историю Орфея и Эвридики.

Напомним: не в силах жить без трагически погибшей юной жены Эвридики (без творческого процесса), великий певец и музыкант Орфей спускается в царство мертвых (память), находит там тень Эвридики (его нерешенная проблема сформировалась), и, следуя за Гермесом (Орфей не знал пути в сегодняшний день, поэтому вместо творческого процесса на первых порах был вынужден довольствоваться работой по навыкам), ведет Эвридику наверх. Орфей знал, что она идет следом, знал, что нельзя оборачиваться; но когда до выхода из царства мертвых остались считанные шаги, не выдержал, обернулся — и все мгновенно было кончено. Эвридика осталась в царстве мертвых навсегда (зарождавшийся Творческий процесс умер).

Вот уж где без богов не обошлось!

Орфей — сын бога; Аид — бог подземного царства — предостерегает его: будешь идти к свету — не оборачивайся на Эвридику; бог Гермес и вовсе его наперсник — чуть ли не за руку ведет к цели! И все-таки главная идея мифа: творческий процесс не от богов зависит — только от самого творящего человека. Решает задачи — он сам; обнаруживает проблемы тоже сам. Боги могут предостеречь; могут помочь одолеть 99 темных ступеней; но сотую — она может быть и первой, и семнадцатой, и восемьдесят второй — ту самую, которая рождает творческий процесс, — он должен одолеть сам.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ. Три этажа жизни

На каждой странице этой книги вам встречалось слово «талант»; вы успели кое-что узнать о механизме таланта; вы даже знаете, при каких условиях этот механизм самопроизвольно включается в работу, а при каких — перестает работать. Но что такое талант? Какое содержание вкладываем в это понятие мы — авторы? Формулировки пока не было. И читатель, привыкший самостоятельно мыслить, уже негодует: да почему ж они не скажут толком, какую идею отстаивают? Да и остальные читатели чувствуют себя неуютно. Они ощущают: есть какой-то напряг, который с каждой страницей возрастает, а так хочется легкости, так хочется тверди под ногами — чтобы с уверенностью на нее опереться. Ну что ж, открываем карты; получите твердь:

талант — это человеческая способность оригинально решать известные задачи.

Что здесь самое существенное?

Талант не открывает новых задач; задача, за которую он взялся, уже была известна (и даже решена) до него; но он решил ее не так, как другие, а по-своему, оригинально. И этого достаточно, чтобы утверждать: задачу решил талантливый человек.

Пример. Еще недавно — два-три десятка лет назад — чулки на детишках закрепляли к трусикам резинками. Так же поступали и женщины: они пристегивали чулки такими же резинками к специальному поясу. Задача решена? Безусловно. Но нашелся талантливый человек, который три вещи соединил в одну — и получились колготы.

Это решение задачи настолько удачно, что им пользуется все человечество. И настолько универсально, что более интересные решения пока никто не может предложить. А что же колготы с прорезями? колготы с тканым узором? колготы, пестро раскрашенные? — напрашиваются вопросы. Неужели это не оригинальное решение задачи? Нет. Потому что и там, и там, и там — все те же колготы. Это — вариации на известную тему. И только. Вариации известного решения.

Чтобы заметить талантливую работу, понять, что перед тобой нечто необычное, не требуется ни высокого образования, ни специальной подготовки. Любой человек замечает талантливую работу сразу. Может быть он думал о чем-то другом, но в поле зрения оказался талантливо сделанный предмет и все его внимание помимо воли переключается на этот предмет.

И тут следует различать новизну и оригинальность.

Любая новизна тоже останавливает внимание. Но она пугает (хотя мы этого не осознаем); как минимум — удивляет. Но в любом случае у нас возникает желание от нее отгородиться. Почему? Да потому, что новизна претендует на наше внимание, на нашу энергию. Она берет — ничего не возвращая. Ей нечем с нами поделиться, потому что любая новизна — это вариация, это необязательное внедрение в наш устоявшийся мир, это нарушение равновесия.

А оригинальность — это печать таланта. Оригинальное решение обогащает нас, обогащает каждого, кто с ним соприкоснется. Обогащает потому, что в нем заложена энергия, которую автор потратил на это решение. Правда — энергия небольшая: мы быстро привыкаем к оригинальности, и когда она перестает быть таковой, становится обыденностью, это значит, что мы утилизировали всю ее энергию, и теперь пользуемся ею, уже не замечая ее.

Колготки — великолепное решение, но, конечно же, не последнее. Каким будет следующее решение той же задачи — мы не знаем, но может быть кто-то из вас ее решит — почему бы нет? Но не исключено, что это произойдет лет через сто. Главное — понимать, что это произойдет непременно.

А вот еще пример, как великолепные решения одной и той же задачи сменялись на протяжении тысячелетий.

Две тысячи лет назад писали стилом по воску или сырой глине. Потом — пером. Потом перо стало металлическим. Потом к перу приделали баллон с чернилами — и получилась авторучка. Потом появились шариковые авторучки. Вы можете сказать: круг замкнулся, ведь шарик — это то же стило. Формально — так. Но может быть уже завтра придет талантливый человек и предложит оригинальный инструмент для записи мыслей.

***

Если с талантом мало-мальски ясно, то кто же такой гений? Может быть — очень-очень большой талант?

Нет. Если вырастить очень большого зайца, в тысячу раз большего, чем обычный, все равно никто не примет его за льва. С первого же взгляда любой определит: да это же заяц!..

Между талантом и гением не количественное, а качественное различие. У них разное чувствование мира.

Гений — это человеческая способность чувствовать проблемы и решать их просто.

Там задачи — здесь проблемы.

Задачи — вокруг нас; проблемы — внутри, в душе.

Проблема — целина, которую первым из людей вспахивает гений. Нет задач, которые решаются впервые. Задача — это грядка на поле, вспаханном гением; и даже если гений не думал о ней, в его решении она присутствует.

Душа гения — живое зеркало вселенной. Он чувствует себя ее частью, и выполняет свое предназначение, культивируя эту часть. Гений — камертон природы; он сверяет жизнь по ее законам, и когда в их звучании возникает диссонанс — говорит: здесь — проблема.

Если орудие гения — его душа, то талант орудует инструментами души — чувствами, которыми он воспринимает окружающий мир.

Талант действует, чтобы преодолеть неудобство; гений — чтобы преодолеть боль.

Продукт деятельности таланта — оригинальность; продукт деятельности гения — простота. Оригинальность свежа до повторения; простота свежа навсегда.

Примеры решения проблем: рычаг, клин, колесо.

Еще пример, чтоб вы понимали различие между проблемой, задачей и исполнительским действием, сколь бы огромным оно ни было: гений открыл радиоактивность; таланты сделали бомбу; рабы ее применили.

***

Нам с вами предстоит долгий путь. Одни будут наблюдать это движение со стороны, другие отважатся в нем участвовать. Но и тем, и другим перед дорогой нужно определиться, ответить на вопрос: кто я?

Зачем это необходимо?

Представьте, что вы плывете через океан на теплоходе. Если вы палубный пассажир — у вас одно отношение к природе и движению теплохода; если вы пассажир трюмный — те же ситуации представляются вам совсем иными; если же у вас каюта-люкс и возможность пользоваться рестораном, бассейном, теннисным кортом… Короче говоря, перед тем, как судить о нашем движении через океан, который называется «природой таланта», вы должны дать себе (только себе!) ответ — какой меркой вы нас судите.

Ведь мерка — это вы сами. Поэтому вы должны определиться — кто вы сейчас? что вы сейчас из себя представляете? Причем не выдуманный вами же, а вы — реальный.

Не спешите. Чтобы сказать себе правду — назвать себя — у вас есть время, пока вы будете изучать эту главу, в которой мы познакомим вас с обитателями трех этажей жизни. Вы — на одном из этих этажей. И чем точнее вы определите свое сегодняшнее местожительство, тем легче вам будет находить с нами общий язык, тем проще будет ваш путь к себе (если вы захотите его пройти, обнадеженный этой книгой); тем точнее будут средства, которые вы для этого выберете.

Пожалуйста, отнеситесь с максимальной добросовестностью к этой задаче. Дело в том, что только один из двадцати людей оценивает себя точно. Остальные или завышают себе цену (таких большинство), или занижают ее. И то и другое гарантирует в любом деле неуспех.

***

Откуда такая тенденция: представлять себя больше, чем ты есть?

Во-первых, каждый из нас чувствует (и это чувство не обманывает), что природа старалась каждому из нас дать поровну; во всяком случае — никого не обидеть. И если я вижу, как другие смогли, я чувствую, что где— то во мне спрятаны силы, чтобы и я смог тоже.

Во-вторых, в нас заложена программа, как подняться на вершины духа и разума. Эта программа перестает работать к совершеннолетию, но остается след в памяти мы до последнего дня будем помнить, как она толкала нас вверх.

В-третьих, мы живем под гипнозом когда-то достигнутого успеха. Не имеет значения, каковы были истинные его размеры. Важно, что мы его оценили, как некую ступеньку, и вообразили, что как легко поднялись на нее, так и всю лестницу можем одолеть.

Здесь допущены две ошибки.

Первая: это только снизу все ступени кажутся одинаковыми; на самом деле, начиная с некой высоты для подъема на очередную ступень потребуется новое качество усилий; иначе говоря, наша душа должна быть к этому готова — предварительно обновившись.

Вторая ошибка: истинный успех — это не результат, а процесс, поэтому мы должны были бы оценить себя не по высоте ступеньки, на которую поднялись, а по тяге, которая вынуждала бы нас к следующему усилию, к следующему шагу.

Завышенная самооценка идет не от души (душа, чувства — не ошибаются!); ее диктует голова, разум.

Человек сильный, человек мудрый, человек, получивший нормальное развитие, живет, доверяясь своему чувству; его разум идет вслед за чувством — материализуя его в мысль. Только такой порядок ориентации в окружающем мире гарантирует безошибочность действии.

Повторяем: впереди чувство — за ним мысль, которая неразрывна с чувством, потому что является его продолжением, его второй ипостасью. Но нас с детства учат иному порядку действий: сперва хорошенько подумай (проанализируй, вспомни, прикинь варианты) — а уж затем… А «затем» получается стресс. Потому что мысль, не рожденная чувством, никогда с ним не совпадет. Они оказываются по-разному заряженными, по-разному направленными; при их соприкосновении происходит не слияние, а резкая вспышка — короткое замыкание.

Значит, стресс — это конфликт между разумом и чувством.

Душа, чувство знают свои пределы; оберегая человека от стрессов, они работают как предохранитель. Голова, разум пределов не знают, отпущенные на свободу, они влекут человека в бездну.

Завышенная оценка заложена в памяти (одним из механизмов разума). Но это не просто завышенная мерка (если бы так!) — это туго стянутая пружина (ее постоянно затягивает до предела все та же память и та же мысль — сожаление о несостоявшейся судьбе), которую отпускает (давая ей свободу) первый же подвернувшийся шанс.

Этот человек действует сразу — и вопреки себе.

Поэтому (пусть не на первом, а на втором, на третьем шаге), но он обречен на неудачу. Вместо успеха он получает стресс; сколько серьезных попыток — столько и стрессов. Это трагически сложившаяся жизнь, причем трагичной ее сделал сам этот человек, хотя, оцени он себя правильно — жил бы вполне счастливо.

***

Теперь разберемся с теми, кто занижает свои возможности. (Они вовсе не считают себя плохими; и не считают себя хуже, чем они есть — речь идет не о нравственной самооценке, а о том, каким они видят мир; или (переходя на нашу терминологию) как они оценивают свою ЭПК). Это люди с зазубриной в памяти.

Вы можете сказать: а у кого в памяти нет зазубрин? Согласны. Но этим людям жизнь поставила зазубрину в тот момент отрочества, когда волна возрастного развития неудержимо тащила их вверх. Что-то случилось — какая-то неудача. На волну это не могло повлиять, она продолжала реализовывать заложенную природой программу, но теперь она влекла не смелого, полного надежд пловца, а сломленного молодого человека, который думал лишь об одном: как бы не разбиться о каменистое дно, когда волна начнет опадать.

Этот человек не знает свободы, потому что живет с постоянным самоконтролем. Что бы он ни делал — все у него отмеряно от и до. Он сколотил себе прокрустово ложе, мучается на нем, но перебираться на другое (удобное) не соглашается: страшно.

Его мотивация — вне его; поэтому оценку своим действиям он ищет у окружающих. Он понимает, что нехорошо, унизительно заглядывать им в глаза — и все же делает это, потому что без их оценки потеряет ориентиры и будет несчастнейшим из людей («я никому не интересен!..»).

Это не означает, что он вообще не способен действовать. Он действует, и порою очень успешно! Ведь природа успела дать ему много, просто он 1) потерял ключ от своего ларца и 2) каждый раз, когда он на ларец смотрит, его сердце сжимается от былой боли, когда ларец упал ему на ногу — после чего он и охромел.

Значит, он добивается успеха, пока его действия им контролируемы, пока все логично, понятно, адекватно. Если он знает, что сложив а + б получит необходимое ему в — он действует уверенно.

Когда же проявляется его ущербность?

А в тот момент, когда созданный им процесс набирает инерцию, когда создается тяга — когда работа начинает отдавать больше, чем берет. Он видит, как набухает под ним волна, чувствует сплетение мощных, неподконтрольных ему струй, вспоминает о злопамятном каменистом дне — и выходит из игры.

Как бы высоко он ни поднялся по социальной лестнице — ему не позавидуешь. Ведь ему недоступно счастье — эти мгновения свободны, когда человек полностью погружен в стихию чувств. А счастье — это как раз то, о чем он больше всего думает, что он напрасно ищет всю жизнь.

Ах, если б он решился на дерзость, на отвагу — и у него бы появился какой-то шанс. Но цели, которые он себе ставит, хотя для кого-то другого быть может и велики, но его-то не достойны, а потому достижение их не приносит ему удовлетворения. Маленькие победы не возбуждают его — и он перестает бороться. Он находит безопасное течение — и отдается ему, затрачивая минимальные усилия на поддержание себя на плаву. Его судьба — угасание.

***

И только один из двадцати оценивает себя точно. Это позволяет ему выбирать цели, для достижения которых от него требуется максимальное усилие — и в то же время он уверен, что не сорвется. Зачем такие крайности? почему именно максимальное усилие? откуда в нем потребность к максимальному действию? Именно во время действия человек живет (в отличие от существования, когда идеалом является покой, и все усилия направлены лишь на то, чтоб этот покой сохранить).

Максимальное (успешное!) действие рождает ощущение максимальной жизни.

При этом человек сливается с предметом своей деятельности в одно, а раз между ними нет дистанции, то нет места и мысли. Действуя на максимуме, он превращается в одно живое чувство. Чувство наполняет человека новой энергией — и именно этот энергетический прилив создает ощущение тяги, вдохновения, когда работа идет свободно, сама собой.

А когда работа закончена, действие завершено (и он отделяется от предмета своей деятельности), — энергия работавшего чувства какое-то время еще продолжает прибывать, но теперь она материализуется не в труд, а в переживание оставшегося позади процесса труда — то есть, в счастье.

Напомним, для чего вам эти три уровня притязаний, три (соответствующие им) картины мира, три видения себя в этом мире: — для того, чтоб вы понимали, с какой точки зрения вы сегодня судите о нашем тексте.

Те, кто переоценивает себя, читает наш текст снисходительно. Им не приходит в голову, что они видят только то, что находится на уровне их горизонта и ниже. Как это все банально! — вот их вердикт.

Те, кто недооценивает себя, читает нас с опаской. Здесь что-то есть, — признают они, — но нужно думать! И откладывают текст, потому что чуют: он ведет их в неизведанное.

И только те, кто оценивает себя точно, узнают себя в тексте, живут им и действуют по нему.

Но мы никого не отвергаем. Мало того, именно обреченных на неудачи мы первым протягиваем руку: кому как не им помогать!.. Удачнику мы тоже нужны: чтобы понимать механизм его удачи и пользоваться им еще точнее. Но неудачнику мы нужней: ведь у нас он может узнать диагноз своей болезни и способ, как стать здоровым. Мало того, именно неудачнику мы предсказываем: если ты поставишь себе верный диагноз и вылечишься — ты сможешь подняться выше любого удачника, потому что ты знаешь, каково внизу (а он — не знает), и каждая ступень будет дарить тебе больше счастья, чем ему, потому что его диапазон чувств меньше, он не имеет твоего горького опыта. Он движется от хорошего к лучшему; ты — от отчаяния к счастью. Память не даст тебе забыть, где ты был, поэтому твоя мера будет тоньше: ты будешь различать недоступное глазу удачника, и будешь слышать стук в твое сердце там, где его чувства спят.

Вывод: ваш уровень притязаний — это еще не вы; это то, что вы о себе думаете; либо полагаете, что так о себе думаете, поверив ситуации, в которой живете, поверив мнению окружающих людей (зачастую намеренно обманывающих вас), поверив своим удачам и неудачам.

Уровень притязаний — это ваша манера жить, это ваша привычка действовать. Это ваша вторая натура; костюм, к которому привыкли настолько, что он стал частью вас. Он закрывает ваше тело; вы полагаете, что в нем удобно — и этого достаточно, чтобы примирить вас с ним. Но ведь вы понятия не имеете, каково на самом деле ваше тело, каково вам будет жить, если вы доверитесь ему, а не костюму.

Значит, три уровня притязаний — это не реальное здание, в котором живет каждый из нас (каждый на своем этаже). Это — здание-мираж, на этажах которого живут наши представления о нас. Наши фантазии о себе. Наше воображение.

Давайте материализуемся.

Давайте наберемся мужества — и узнаем, кто мы есть на самом деле. Чтобы жить не выдуманной, а настоящей жизнью. И не вполсилы, а чтобы унести максимум того, что предлагает нам жизнь.

До сих пор вы думали о себе, и полагали, что себя знаете. Мы предлагаем вам действовать. Потому что только действие назовет, кто вы на самом деле есть.

***

Перед тем, как двигаться вперед (или перед тем, как решать — хотите ли вы вообще двигаться, интересует ли вас задача понять себя и дойти до себя — до такого, каким вы были задуманы еще до вашего рождения), следует определиться с проблемой:

кто вы сегодня? на каком уровне развития находится ваша душа? и какой путь вам предстоит одолеть, если вы хотите прийти от себя сегодняшнего к себе истинному?

Чтобы ответить на эти вопросы, нужно на себя взглянуть. Не изнутри — как мы это делали до сих пор (и вместо себя реального видели себя — Фантом), — а со стороны. Значит — поглядеть в зеркало, которое не врет. Таким зеркалом для человека может быть любое действие.

Например, ответ на уже знакомый вам вопрос: как вы относитесь к идее, что талант — от Бога?

Этим вопросом мы испытали тысячи людей. В беседах; в опросах; в анкетах, где этот вопрос был спрятан в ряду других. Мы перебрали все профессии, до которых смогли дотянуться, все возрасты — от старшеклассников до стариков, все уровни образования и интеллекта. И обнаружили, что все ответы четко разделены на три группы. За ними были три группы людей. Состав групп не зависел ни от возраста, ни от образования, ни от социального положения.

Так мы открыли новую типологию людей. Не по расовому признаку, не по языковому, не по сословному, не по образовательному, не по профессиональному и т. д. — а по состоянию ЭПК человека.

Таких состояний — диапазонов ЭПК — три. Три этажа жизни.

Нижний диапазон — человек существует; его цель — самосохранение.

Средний диапазон — человек живет с удовольствием, но он бесплоден.

Верхний диапазон — человек живет созидая.

Каждое состояние устойчиво, инертно и консервативно.

Это значит, что (находясь в своем диапазоне и ничего специально не предпринимая) человек остается в нем всю жизнь.

Под действием обстоятельств человек может упасть с верхнего этажа вниз — но от этого не изменится его сущность.

Чтобы жителю нижнего диапазона перебраться выше — требуются сознательные, длительные, грамотные усилия — работа над собой (с ее технологией мы вас познакомим).

Разумеется, каждому состоянию нужно было дать имя.

Человек нижнего этажа живет страхом. Он боится себя, боится сделать ошибку (поэтому бездействует), боится людей, боится любой перемены обстоятельств. Но работу выполняет добросовестно и в срок (боится наказания). Платон называл такого человека говорящим орудием. Его свобода ограничена пространством его тела. Значит — это раб.

Человек среднего этажа живет удовольствием. Поискам удовольствий подчинена вся его жизнь. Он обладает замечательной способностью находить предметы, рождающие удовольствие, и если жизнь ставит его в обстоятельства, когда это невозможно вне — он получает удовольствие от себя — от своей души. Его свобода заканчивается там, где заканчивается удовольствие. Работает он лишь до тех пор, пока это приятно; значит — мало, не серьезно, не глубоко, не до конца. Он ничего не отдает, он ничего не производит, его предназначение — потреблять созданное другими. Значит — это потребитель.

Человек верхнего этажа живет действием. Без действия он не может, потому что его высокий энергопотенциал ищет выхода, ищет приложения себе — ищет цель. Критичность эту цель находит, а психомоторика организует это действие таким образом, чтобы трата энергопотенциала (работа) приносила удовольствие. Если он в хорошем состоянии — он не может не работать; едва закончив одно дело — он тут же берется за другое. Не результат его привлекает! — только процесс, потому что он получает удовольствие именно от процесса работы. Результат его работы — нечто новое — чего он не знал. А поскольку это новое создавалось с удовольствием, в нем аккумулирована энергия автора. Энергия, которой смогут пользоваться теперь и другие люди. Назовем его — созидатель.

Итак, вопрос был задан, зеркало поставлено.

Как же относится к идее — «талант от Бога» — раб?

Да никак. Потому что половина этой проблемы (талант) для него вообще не существует. Бог живет в его душе (а иногда и в мыслях), о таланте же он никогда не задумывался. «Талант? Да отстаньте вы со своею ерундой.» Состояние души раба — состояние его ЭПК — диктует его образ жизни и образ мыслей.

Ему абы день до вечера как-то пережить, поскорей до койки добраться — и вычеркнуть из жизни этот очередной обрыдлый день. Такой, как вчера, и как год назад, и как завтрашний день, и как тот, что придет через год в этот же день. Ничем от них не отличимый, ничем не примечательный: работа — тупые хлопоты — ТВ — постель — работа. Нет сил радоваться, нет сил любить, чего-то по-настоящему хотеть, за что-то бороться. Даже ненавидеть! — и то нет сил; их хватает только на страх.

При этой катастрофической энергетической нищете, когда прислушиваешься не к душе, а к телу: сегодня здесь болит, а вчера там— и вроде бы на прошлой неделе здесь же болело, только сегодня сильнее, — при этом каждодневном привычном унижении собственной беспомощностью, унижении, которое уже давно перестал замечать, — о каких мыслях по поводу таланта может идти речь? Конечно, раб не спорит: талант — штука реальная, он есть; каждый день книгами, фильмами, открытиями он подтверждает свое существование в природе. Но это где-то там — у других, особых. Не у меня. Уж я ли не знаю себе красную цену — ломаный грош в базарный день. И как бы и что бы ни менялось в этом мире, какой бы благополучный не становилась моя собственная жизнь, в самом существенном — в области души — в ней ничего не изменится. Не дал Бог. Не дал — и все. Когда раздавал — другим досталось. Судьба — лотерея.

***

В среднем диапазоне жизни (у потребителя) совсем другая установка. Не просто выжить, но — прожить с удовольствием. И когда это удается, он живет с ощущением полноты своего бытия.

Его целостность пластична необычайно. Извлекать удовольствие практически из всего (даже из зла!) это и философия, и искусство; и для их реализации требуется соответствующая ЭПК. Ведь жизнь — непростая штука, далеко не дедморозовская корзинка с подарками. И, случается, иногда так больно трахнет, что только держись. Но ведь наш герой далеко не дурак; он всегда найдет выход, всегда сумеет уйти из-под удара. Сумеет уцелеть. Единственное условие: остаться верным себе, не пойти на поводу других, не играть по их правилам. Только так он сможет сохранить свой энергопотенциал (то есть — не подцепить какую-нибудь хроническую хворь, на которую придется работать всю оставшуюся жизнь). И потому (лишь только выглянуло для него солнышко), глядишь, а он уже всплыл, словно поплавок, из вчерашней пучины. И снова ему открыт весь мир.

Так как же он относится к гипотезе о божественном происхождении таланта?

Пока ему плохо — никак. Не ко времени вопрос. Ведь не до жиру. Ведь для того, чтобы разглядеть талант, и тем более — чтобы задуматься о нем, нужен свободный энергопотенциал. Свободный от проблем жизнеобеспечения. И если этого энергопотенциала нет (а вопрос задан), ответ будет соответствующий возможностям: какая-нибудь первая подвернувшаяся под руку банальность. Почему? Потому что за таким ответом нет ни рассуждения, ни попытки заглянуть в себя, ни переживания. (Хотя отвечающий этого не осознает. Он-то полагает свой ответ вполне полновесным.) Так ведь нам не это нужно, не ответ вообще; мы же хотим знать, что он на самом деле об этом думает!..

Но (повторяем) обратились мы не вовремя. Думать ему нечем. Каков же будет его лишенный следов размышления ответ?

Правильно, он скажет: талант — от Бога.

Но вот потребитель всплыл. Может быть теперь в самый раз поинтересоваться, что он о таланте думает? Опять рано. Потому что пока он приходит в себя, забывает страхи, оправляет перышки — он занят лишь одним: добирает упущенные удовольствия. И вся его энергия тратится на обеспечение процесса переваривания. О таланте думать просто нечем. Но желудок у него маленький, наедается он быстро, и тогда, естественно, начинает перебирать и привередничать.

Внимание! Это признак: появился свободный энергопотенциал. Он хочет чего-то новенького, небывалого!

Опять будьте внимательны: здесь ловушка. Человек не удовлетворяется тем, что имеет, хочет другого (и непременно красивого!) это так похоже на талант. Но только снаружи похоже.

Сущность таланта иная: он смотрит на предмет, мысль, процесс — и они рождают потребность их переделать.

Значит, в первом случае мы имеет дело с изысками потребления, во втором — с уже начавшейся работой таланта. Чего же (конкретно) новенького он хочет?

Мы зря его терзали — он и теперь все равно ничего толком не скажет. Потому что не способен свои ощущения превратить в мысль (а ведь только так мы можем его понять). Правда, молчать он не будет, слов ему не занимать! И по их красочному калейдоскопу мы видим, понимаем и верим, что чувствует он необычайно ярко и хочет новенького так искренне. Но вот додумать, домыслить, понять и сформулировать — его не хватает. Не хватает всю жизнь! Всю жизнь он рядом от этого дела — от самовыражения, от самовоплощения. Когда его целостность благополучна, он ощущает: чтобы дотянуться — не достает буквально одного шага. Одного! — но этого шага он так и не сделает. Никогда.

Трагедия? Это как посмотреть. Если со стороны — все основания для трагедии есть: имея великолепные данные (только не спрашивайте ни себя, ни его, какие именно эти данные: конкретный ответ ни нам, ни ему не удастся) — не реализоваться! И он, кстати, понимает зримый трагизм ситуации и подыгрывает зрителям (ему нравится роль жертвы, роль нереализовавшегося гения; она так удобна: ничего не делаешь, а лавры — твои).

Но наедине с собою он трагедии не позволяет. Во-первых, потому что это рождает отрицательные эмоции, которых он избегает мастерски; во— вторых, чувство меры ему подсказывает, что предмета для трагедии нет. Не с чего переживать, потому что нет у него таланта! Но талант так близко, и он мог бы быть мой, так отчего бы не воспользоваться случаем и не выжать из ситуации максимум положительных эмоций? И он снова и снова переживает в своей душе мелодраму с сентиментальной сладостной слезой и с обязательной улыбкой сквозь эту слезу.

Итак, условия задачи: талант понятен потребителю; талант — рядом, и по всем внешним признакам — доступен (что позволяет держаться соответственно: мол, захочу — и сам смогу не хуже). Спрашивается: как потребитель относится к версии о божественном происхождении таланта?

Оказывается, других версий он и не видит. «Это настолько очевидно, — говорит он, — что даже и спорить не о чем. Божественность таланта вовсе не обязательно доказывать, так же как бессмысленно доказывать существование Бога.

(Вы уже поняли? — он не способен самостоятельно мыслить и Формулировать — и потому прячется за стереотипом.)

Талант есть — и все. Это данность. И оттого, что вы пытаетесь поэзию мироздания расчленить и объяснить — ничего ведь не изменится. От поэзии не убавится, а вам не прибавится.»

Он знает, что не потянет конкретного разговора — и потому гонит слова, создает словесный шум, имитирующий самостоятельную позицию и мысль.

Здесь важно одно обстоятельство: как и каждый из нас — потребитель по себе меряет. И в этом все дело. Хотя он и рядом с талантом живет, он ощущает, что между ними — пропасть; ощущает, что талант — это какое-то новое качество. Ситуация потребителя парадоксальна: он может разглядеть и узнать талант, но почему тот — талант, а он сам — нет, — понять не может. У него нет инструмента, чтобы обработать этот материал. И поэтому, приписывая таланту божественное происхождение, он не столько отвечает на вопрос, сколько уходит от ответа.

Раскроем забавную подоплеку этой позиции потребителя.

Если талант от Бога (и мне он недоступен), — с этим легко смириться, как и со всякой прихотью высших сил. Если же талант — это реальная возможность любого человека, и я рядом стою, и при этом знаю, что никогда не переступлю незримый порог… Не кажется ли вам, что такое знание унижает? Самовлюбленного, самодовольного человека — безусловно. И чтобы избежать этих неприятных мыслей, и как следствие их — необходимости усилий, чтобы доказать самому себе, что и так хорошо, и что нет смысла перестраивать свою красивую и уютную жизнь, — так вот, чтобы избежать этой докучной борьбы с самим собой, он на словах может согласиться с вами, что талант доступен каждому, но в душе (ради мира с самим собой!) останется при «собственном» мнении.

***

Остается разобраться с жителями третьего этажа — с теми, кто, собственно, и делает талантливую работу — создает новые мысли, предметы и процессы. С созидателями. Как они относятся к гипотезе, что талант — это божий дар?

9 из 10 талантливых людей об этом не задумываются. Как и о том, талантливы ли они сами. Они делают свою талантливую работу как нечто само собою разумеющееся. Они не могут иначе.

Эта работа 1) сама находит их, 2) заставляет заняться собою, 3) заставляет исполнить себя.

Что произойдет, если этому работнику сказать, что он — талантлив? Ничего.

Наверняка ему будет приятно. Но и теперь он не поставит себя рядом с поэтом или композитором. Вот там действительно творчество, а у него— в общем-то ничего особенного. Ну — новое сделал — так ведь любой человек (окажись он на его месте), попотев, помозговав — придумал бы не хуже!..

А между тем его работа отличима от работы талантливого поэта или талантливого композитора только материалом. Поэт работает словом, композитор — звуком, слесарь-умелец — металлом. Каждого из них вынуждает действовать ощущение дискомфорта, каждый из них спасается от дискомфорта материализацией себя. Поэт — в стихе, композитор — в мотивчике, слесарь — в предмете, обладающем новыми функциями.

Что их отличает от рабов и потребителей — жителей нижних этажей? Самостоятельность действий.

Значит, талант — это человек, действующий самостоятельно.

Итак, мы уже сказали ему (и он это с признательностью принял), что он талантлив. А теперь ему растолкуем, что его талант от Бога. Как он отнесется к такой сентенции?

С юмором.

Ведь он знает, как он это сделал. С чего началось. Все этапы. Знает, чего это стоило. Все перед глазами. Все земное и понятное — для него. Но это знание не в обычном смысле (словесное) ясное и конкретное; его знание нельзя передать словами, потому что это знание-чувство. Оно родилось в кульминационный момент работы, родилось как озарение — из которого потом выкристаллизовалась мысль. Ну, а чтобы материализовать эту мысль, ничего, кроме мастерства, уже не требовалось. Руки сами делали.

Напоминаем: это мы говорили о 9/10 талантливых людей, о тех, для кого талантливая работа естественна, но по причине ее практичности, предметности, материальности лишена необходимости самоанализа. Но ведь есть еще и «творческие профессии». Уже упомянутые поэт и композитор, их приятели художник и актер — их труд немыслим без самоанализа, без неустанных попыток постичь душу — свою и других людей.

Давайте договоримся сразу, что о бездарях (даже добившихся сколь угодно громкой славы) мы речи не ведем; самого по себе — работника наедине с материалом и с потребностью (необходимость — это совсем другое!) его переработать. Самоанализ — необходимое условие успеха их работы. В отличие от талантов — мастеровых, они осознанно сосредоточены на решении проблемы «как» («что» — для них только повод). Естественно предположить, что они больше думали о причинах и источниках вдохновения; значит — и о Боге, поскольку это самая простая из версий.

Предположим, что они и есть 1/10 оставшихся талантов.

Чем могут удивить поэт, композитор, актер?

Оригинальной мыслью? Вряд ли. Ведь талант хоть и не каждый день встречается — это все же ординарное явление. А оригинальная мысль возникает реже, чем крупный алмаз. Не зря говорят, что новая мысль — это хорошо забытое старое. Так неужели вся доблесть таланта в том, что он из-под многометровой пыли раньше других выгребет подзабытую вавилонскую мыслишку? И неужели этой мыслью мы можем быть потрясены, неужели мы будем рыдать над нею, носить ее под сердцем и умиляться всякий раз, когда почувствуем, как она вновь начинает нас жечь?..

Конечно, это чепуха. Конечно, и мысль может на нас подействовать, но длится это недолго: минуту, полчаса, максимум — до сна, а утром если мы и вспомним о ней, то холодно и с недоумением: и с чего это я накануне так разгорячился?

В таком случае, может быть, эти таланты удивляют формой?

С этим мы тоже встречаемся постоянно. Если поэт или художник или актер говорит: «Я ищу свой самобытный стиль, свои средства выразительности, свою психомасть на других» — на наш с вами язык это переводится так: «я не талантлив; но мне так хочется быть неотличимым от талантов! Так хочется, чтобы меня заметили, чтобы говорили обо мне; пусть ругают последними словами — лишь бы выделили из толпы!»

Экстравагантность — их наглый таран, которым они хотят пробить стены 1) отрицательного неприятия, 2) равнодушия талантов, 3) раковин, в которых прячемся мы с вами; прячемся, впуская (да и то небольшими порциями) лишь созвучное нашей душе. Их успех — оказаться на виду. Иногда им это удается, но очень ненадолго: уже назавтра экстравагантность превращается в банальность. Когда пустая бочка докатывается до напуганных громом зрителей, они с облегчением обнаруживают, что она потому и гремела, что пуста.

Истинное искусство не ищет свою форму. Форма возникает сама собой (без специальных усилий художника) всегда своеобразная, всегда единственная, всегда привлекательная, (потому что это не форма вообще, не форма само по себе) это форма, в которую материализовалось чувство художника.

Чувства — это единственный общий язык всех людей, поэтому для талантливой картины, для талантливой лирики, для талантливой актерской игры не нужно толкача — любой человек понимает их сразу и легко.

Талант — это человек, материализующий свое чувство.

***

В чем принципиальное различие между талантом-мастеровым и талантом— художником? Талант-мастеровой самодостаточен. Это значит, что свою задачу он решил точно — и тем удовлетворен. Можно сделать иначе? Вероятно. Но это будет уже другая задача, и если она мастеровым овладеет — он ее решит так же точно, и опять останется доволен своей работой, поскольку выложился в нее весь.

Он материализует чувство в мысль — в прелесть материальной культуры, — и их утилитарность, их прагматизм, их законченность позволяют мастеровому жить со спокойной душой, с гордостью за свою работу, с уверенностью, это своею башкою и руками он сладит любое дело. Это и позволяет ему быть самодостаточным.

Талант-художник самодостаточности не знает. Он материализует чувство в слово, в жест, в линию, в звук. Но при этом оно не обретает нового качества: оно так и остается чувством. Поэтому произведение художника и волнует потребителя: оно говорит с ним на понятном ему языке. А если бы продуктом художника была бы мысль, кого бы она волновала? Да никого.

Почему же у таланта-художника нет самодостаточности? Отчего он ущербен?

Причина простая: как вы помните, талант не открывает ничего нового, он работает с известными задачами, только решает их по-своему. Талант— мастеровой об этом даже не задумывается: «кто-то такое же делал до меня? да ради Бога! разве это мешает мне сделать то же самое — но по— своему и лучше, чем у них?..»

А для таланта-художника именно в этом главная задача и причина вечной неудовлетворенности. Одна мысль, что то же самое делали до них, причем многие художники, отравляет их существование. Он утешается своей самобытностью, но тщеславие грызет: мало, мало, ищи прорыв в новое качество, — и он начинает «работать над собой». Чем это заканчивается известно: чувство превращается в мысль и умирает, и от его талантливой работы не остается ничего.

Он это не сразу осознает, а когда прозревает и видит, что оказался на кладбище, — он бросается назад, пытается вернуть хотя бы то, что было. Если ему встретится умный советчик или хватит собственного ума, он расслабляется и занимается только одним — ищет свободу. Ищет свободу (себя!) в том, что делает. Пока в один прекрасный день вдруг не ощутит, что его понесло, понесло, творческий процесс обрел самостоятельность, обрел инерцию и огонь чувства вырвался из груди, и стал материализоваться в слове, в линии, в звуке (легко, свободно, точно) и так понятно всем окружающим. Здравствуй, прекрасное мгновение вдохновения!

Но мы не случайно в начале разговора о нем подчеркнули, что он болен самоанализом. Вслед за вдохновением (состоянием, когда работа производится сама, без энергетических затрат художника) он переживает столь же недолгие минуты счастья (состояние, когда инерция чувства переполняет его положительными эмоциями), а затем на авансцену входит самоанализ, чтобы все испортить.

Почему талант-мастеровой спит спокойно?

Потому что он мерит себя только результатами своих трудов. А так как он и сработанные им предметы равновелики (ведь он выложился в их созидание весь!), то и в числителе, и в знаменателе стоят равные величины, и в результате — единица, иначе говоря, добротная целостность.

Почему талант-художник мучается бессонницей? Потому что он мерит себя другими художниками, результатами их трудов. Разумеется, он сориентирован не на бездарей (сравнение с ними его унижает), а на гениев. И вот, когда аплодисменты утихли, когда эйфория погасла, он видит, что даже в минуты вдохновения был всего лишь самим собой, но размерами таким же, как и всегда. То, что он сработал (выложившись весь!) получилось замечательно, но— по сравнению с тем, что получалось у гения — несоизмеримо.

Как ему быть? Где найти покой? Если в нем уже нет куража, достаточно научиться работать без оглядки на других. Если же кураж еще заставляет его бросаться в драку, если он все еще верит чувству больше, чем разуму — пусть наберется терпения и дочитывает эту книгу до конца. Мы обещаем, что он получит четкую программу, как действовать, чтобы подняться выше. Насколько? Насколько хватит куража.

И вот представьте, что мы подходим к этому художнику и говорим: твой талант — от Бога. Как он это воспримет? С благодарностью.

Если он нам верит — у него тяжесть упадет с плеч. Он успокоится. Он сразу поймет, что здесь ключ к миру в его душе. Он получит право переложить ответственность за свою судьбу на другого — да о таком подарке измученный самокопанием художник может только мечтать!

Еще раз напомним специфику его ситуации. Он материализует чувство, но оно так и остается чувством (и слава Богу! потому оно и становится явлением искусства), — предметом, который можно воспринять, но осмыслить невозможно.

Если вы в своей гордыне полагаете, что умеете явления искусства осмысливать, успокойтесь: ваши «мысли по поводу» — это всего лишь ваши мысли, которые привязаны к произведению искусства ниточкой паутины. Чтобы описать одно материализованное чувство, вам не хватит ни ста, ни тысячи мыслей, потому что это берет всего лишь сто или тысяча мыслей «по поводу» — и не более того. Воспользуемся знакомым вам сравнением: из тысячи зайцев не слепишь одного льва.

Так вот, если талант-мастеровой может описать весь процесс работы, поскольку материализовал чувство в мысль, то талант-художник объяснить механизм собственной оригинальности не в силах. Единственное, что он может растолковать — это секреты ремесла, потому что там все заканчивается мыслью. А уж цунами вдохновения понять он и не пытается. Вдохновение его ошеломляет, убеждая в несомненном присутствии где-то рядом некой могучей силы.

Короче говоря, миф о божественной творческой воле устраивает талантов-художников вполне. Он помогает им жить. Он им необходим для самоутверждения. Для самооправдания. Для самоутешения. Искренняя вера, что талантливая работа — результат вмешательства высших сил, — защищает их от стресса (излечивает от самоанализа; по крайней мере, делает его сравнительно безвредным).

***

Осталось разобраться, как относится к этой проблеме гений.

Гений вовсе не вершина творческих возможностей человека. Творец выше. Придет время и с ним разберемся: что он из себя представляет, как и с чем работает. Но всему свое время и место.

Гений — это уже серьезно; и достаточно редко — не на каждом углу встретишь. Правда, не каждый, причисляющий себя к гениям, является таковым, но если выбирать их не по декларациям и не по авансам («знаете ли, у меня родился колоссальный, фантастический замысел!»), а по конкретным делам, причем по делам определенного масштаба, по делам, как говорится, нетленным, — то получаем немалую вероятность попасть именно по тому адресу, который нам нужен.

Должны вам сказать, мы неплохо разбираемся в гениях: специально изучали эту публику, перезнакомились со многими, насмотрелись на всяких. И вывели закономерность: если это действительно гений, не яркая однодневка, не радужный мыльный пузырь, как говорится, гений без дураков, — он прост в обиходе и правдив в суждениях. Он не шаманит; не напускает на себя загадочности, на свои действия тумана. На вопрос, в чем суть работы гения, он отвечает ясно:

«В обнаружении истины».

«Как это делается?»

«Истина всегда на виду. Фокус лишь в том, чтобы ее увидеть; чтобы разглядеть в золушке прекрасную принцессу. * Дальнейшее приближение к сути, материализация ее — дело техники.** Разумеется, все это недешево стоит; усилия приходится прикладывать колоссальные; порой отказываешь себе буквально во всем, отрекаешься от вчерашних неколебимых ценностей: семьи, комфорта, денег, собираешь себя буквально по крохам и бьешь, бьешь в одну точку. ***» «И не жалко?»

«Чего?»

«Всего остального — чем пришлось пожертвовать.»

«Нет, не жалко.»

Если в этих расспросах мы не напоминали о Боге — гений о нем не вспоминал. Видать — не было нужды. Если же спрашивали — гений только усмехался и пожимал плечами. Он знал истинный масштаб того, что сотворил; и знал цену, которую заплатил за это свершение; заплатил сам — до последней полушки.

•На языке концепции ЭПК видеть сущность — работа критичности.

** Формулировка замысла — работа психомоторики.

*** Материализация замысла — работа энергопотенциала.

***

Впрочем, один любопытный разговор на эту тему стоит привести. Нашим собеседником оказался знаменитый поэт; кстати — Нобелевский лауреат и человек компетентный. Он сказал, что для него Бог суть некая сверхсила, созидающая чудо. Поэт изобразил это на листе бумаги в виде формулы:

Бог = сверхсила — чудо.

«Если вы хоть немножко смыслите в математике, — сказал он, недоверчиво поглядывая на нас, — вы должны признать, что в этом уравнении три неизвестных.

Первое — Бог. Безусловно, это — материализованная идея, которую мы не понимаем ни в ее замысле, ни в реализации. Мы множество раз от нее отрекались, но снова и снова были вынуждены признать, что она есть. Но в чем ее смысл и в чем ее суть?..

Второе — сверхсила. Видимо, это энергия какого-то особого качества, скажем, позволяющая свободно перемещаться во времени и пространстве, то есть, не просто быть в пространстве и времени (наш удел), но владеть ими. Это можно вообразить; наверняка кто-то с помощью математики уже и доказал, что это возможно, как, скажем четвертое или семнадцатое измерения. Но разве это приблизило нас в понимании сверхсилы хотя бы на шаг? Мы дали ей имя; мы поверили: она есть. Но что она из себя представляет?..

Наконец, третье — чудо. И о нем мы практически ничего не можем сказать. Мы видим: вот оно. Мало того — мы можем им пользоваться: использовать какое-то одно его свойство. Но даже если не одно, если даже десяток, от этого ничего не меняется: ведь мы не знаем ни истинных размеров, ни сущности того, чем пользуемся.

И вот вывод. Три неизвестных. В одном уравнении. А уравнение с тремя неизвестными, как вы помните из алгебры, которую изучали в 5-м классе — неразрешимо!»

«Какова же мораль?» — спросили мы.

«Она в известных словах из Священного писания: не трепите имя Господа всуе. Приписывая Богу то, что сегодня не в силах понять, мы поворачиваемся спиной к проблеме — только и всего».

«Но можно всю жизнь простоять лицом к проблеме и не решить ее, — возразили мы. Чтобы дело двинулось, нужно хоть за что-то реальное зацепиться. Нужно по меньшей мере проблему увидеть!»

«Ваше «по меньшей мере» — это самое главное в творчестве! — засмеялся поэт. — Увидел проблему — уже знаешь, куда идти, над чем работать. Вот о чем бы молить Господа! — чтоб он глазам даровал силу, дал видеть то, что не видят другие. Ведь талант — это зрячий в стране слепых!»

Это было сказано походя, между прочим, но на нас произвело впечатление: как приятно убедиться, что разговариваешь с настоящим поэтом!..

«Обратите внимание, — продолжал он, — на этой стадии о Божьем промысле речи не идет. Бог вмешивается позже (его могут позвать, но может и сам явиться) — в процессе работы. В принципе — как технический помощник. Всего лишь!.. Представьте: человек идет, идет, идет (но идет к определенной, уже известной ему цели), тянет лямку, иногда пытается бежать, у него ничего не получается, все вокруг рушится, он доходит до отчаяния — и вот в какой-то момент из него вырывается мольба: «Господи, снизойди! обрати на меня внимание! я же не для себя прошу — ради дела: помоги исполнить мой тяжкий труд!..» Говорить об истинной вере здесь не приходится. Эта мольба — обычная самонастройка. Она может быть неосознанной; не воплощенной в слова. Но она звучит в душе — своеобразное признание: ты же видишь — я не смогу сам; так помоги!.. И вдруг (как бы в ответ), что-то в этом человеке происходит — и он ощущает: лечу— Лечу!.. А теперь судите сами: чем это не чудо?»

«Очень похоже. Хотя этому чуду есть вполне земное объяснение и название: прорыв в новое качество».

«Вот именно! — обрадовался поэт, очевидно, приятно удивленный, что имеет дело не с идиотами. — И мастер, знающий свое дело, мастер, знакомый с ощущениями полета, умело подводящий себя к ним и сознательно оставляющий именно для этих мгновений последние, решающие мазки, — разве он хоть на миг опустится до мысли о чуде? Он знает все о своей работе. И если благодарит Господа, то не за помощь, а за судьбу».

«Понимаем, — заверили мы. — В решенной творческой задаче мастер видит результат его собственных усилий. В то время, как для обывателя это — это счастливый случай. Счастливый случай — что Господь одарил талантом, счастливый случай — что дал свершить нечто необычайное.»

«В этом — вся соль, — подтвердил поэт. — Обыватель не хочет принимать в расчет предшествующую огромную внутреннюю работу. Свершение может произойти мгновенно, легким мановением, практически без затраты труда, и обыватель именно это и видит. Но знаменитое «чуть-чуть», поднимающее ремесло до искусства, не существует само по себе. Оно венчает 1) огромный, 2) целеустремленный, 3) самостоятельный, 4) мудрый труд. Иначе говоря: талантливую работу нельзя исполнить случайно (а это есть вмешательство Бога)».

Как вы уже догадались, в этой беседе мы были не до конца искренни. Все-таки за нами была концепция ЭПК, и мы уже неплохо ею владели. Мы с самого начала знали, что новых для себя идей от поэта мы не услышим. Но ведь мы же не из-за идей его разговорили. Нас интересовала его аргументация, его способ мышления. Все-таки он был гений, причем гений настоящий, без дураков. На его суждения вполне можно было положиться. Нас забавляло, что он не заметил нашей игры, но мы и это заранее предвидели: поэты, да еще и гениальные, способны слышать только самих себя, и если проявляют к вам внимание и даже интерес — не обольщайтесь: это не более, чем вежливость.

Собственно говоря, мы уже получили от него ответ, но решили воспользоваться оказией (ведь не каждый день общаешься с гением!), чтобы узнать его мнение, где начинается талант, в чем его отличие от совершенного ремесла. Ведь именно этот зазор (пропасть!?) по общепризнанной версии и заполняет Бог.

Поэт понял нас слету.

«Ремесленник видит только форму, поэтому и думает только о ней, — сказал он. — Оттого и результат жалок: ремесленник может «создавать» только копии. Талантливый же человек может не владеть техникой ремесла (это — наживное; под силу любому), зато, взглянув на скорлупу, он сразу понимает, что внутри должно быть ядро ореха».

«Понимает, что ядро есть или понимает, что должно быть?» — лукаво попросили мы уточнить.

«Свои мысли я всегда излагаю точно, — сказал поэт таким тоном, что мы обеспокоились: не обиделся ли он. — К вашему сведению, талант невозможен без точности. Мазок гения, который вам кажется небрежным, на самом деле выверен почти идеально. Произнеся «должно быть» — я сказал именно то, что хотел сказать. Глядя на орех, талант понимает, для чего скорлупа, зачем она такая прочная (укреплена для дополнительной прочности наплывами, рельефом), — и в то же время легко должна разделяться на две половины. Он понимает: внутри должна быть жизнь. В выражении «должно быть» — проникновение в сущность предмета. А скажи он «есть» — это бы означало, что он знает. То есть пользуется чужим, добытым до него знанием. Вспомнил его — и только. Творчество здесь ни при чем».

***

Пора делать выводы.

Три уровня целостности — это три взгляда на божественное происхождение таланта.

На нижнем оно принимается безоговорочно. Во-первых, потому что этим людям действительно недоступно понимание, как совершается талантливая работа. И оттого следует вывод: я так не смогу; никогда; но я не хуже других — значит, здесь прикоснулся Божий перст. Во-вторых, неспособные самостоятельно мыслить, они уже хотя бы потому охотно применяют этот стереотип, что он отвечает на любые вопросы — и в то же время исключает возможность его анализа и критики.

И на среднем уровне в божественности таланта вроде бы нет сомнений; но только вроде бы, а по существу это всего лишь компромисс. Компромисс, позволяющий и невинность соблюсти, и капитал приобрести.

Рассуждение простенькое: поскольку талантливая работа осенена Господом, она — удел избранных; но я чувствую, я знаю, что и я так смогу; следовательно — и я принадлежу к элите. Здесь реверансы Богу — это лукавство, причем не столь безобидное, как на первый взгляд может показаться. Извлекая лично для себя вроде бы совершенно незначительную и наверняка незаметную для других выгоду (отчего, кстати, за ним водится репутация бессребреника), этот человек именно в этой выгоде находит главную опору своей душе.

Сопричастность к божескому промыслу укрепляет его жизнь смыслом. Повторяем: почти всегда это происходит неосознанно, что раскрепощает его непосредственность и делает неотразимой искренность — его главные козыри (поскольку других нет). Он пользуется ими, чтобы утверждать божественность таланта, а так как любит покрасоваться и имеет влияние на людей — его можно считать главным пропагандистом этого мифа.

О талантах и гениях мы рассказали только что, и вряд ли вы успели все перезабыть. Но чтобы классификация была полной, разложим их по полочкам тоже.

Здесь напрашивается деление на три варианта.

Самый массовый — это те, кто даже не подозревает о своем таланте. Они часто слышат это слово, как определение уровня их работы, но не придают ему значения: комплимент есть комплимент. Как правило, они подвизаются в материальном производстве. Они просто делают дело; стараются делать хорошо, а получается талантливо. Но о механизме таланта они не задумываются, и с мифом о его божественном происхождении соглашаются равнодушно. Равнодушно потому, что не видят в этом мифе задачи — она слишком велика для них.

У других талант такой же, но они его осознают (как вы догадались — речь идет о служителях муз). Как и первым, ЭПК позволяет им выделиться и оригинально работать, но все же — объективно — размеры их таланта незначительны, что до обидного ограничивает их возможности. Понять происхождение и механизм даже собственной оригинальности они не в силах; процесс вдохновения их ошеломляет, убеждая в несомненном существовании где-то рядом грандиозных сил. Миф о божественной творческой воле устраивает их вполне. Он помогает им жить. Он им необходим для самоутверждения. Для самооправдания. Для самоутешения. Судьба не избаловала их умом, зато им не откажешь в осторожности: им хватает здравого смысла, чтобы не рубить ветку, на которой они сидят.

Наконец — гении. Эти ведают, что творят, и готовят полеты вдохновения со знанием дела. Для них божественность дара не более, чем забавная сказочка. И если, случается, они эту сказочку подкрепляют своим авторитетом, значит, они в эту минуту склонны к иронии. Либо — к жалости (не забывайте, что гений — Гулливер среди лилипутов). Только и всего.

***

Остается выяснить: кто этот миф родил? Утверждать категорически вряд ли стоит, но наверняка это и не рабы, и не созидатели. Следовательно, это обитатели второго этажа — потребители. Их работа!

Посудите сами.

Рабы — 1) самостоятельно вообще ничего не могут придумать; 2) если б их не тыкали носом, называя: это — талант, — они бы никогда сами не смогли его квалифицировать; 3) талант от них так далеко, что не входит в круг их интересов. Если б его вдруг в природе не стало — они бы этого не заметили.

Созидатели (таланты и гении) не имеют необходимости в этом мифе (а ведь не причуда, не досужая фантазия — только необходимость и могла его родить). Они заняты конкретным делом; идея же «талант от Бога» делу ничем не способствует. Она удобна — как оправдание малодушия, как подстраховка на случай неудачи. Значит — при жесточайшем энергодефиците и жалкой ЭПК. Но если талантливый человек в порядке, он ощущает, что потолка его возможностей в принципе нет — и никогда не унизится до добровольного рабства. Интуиция подсказывает ему, что если понадобится — он всегда разберется, «как это у меня получается». Выходит, придумывать ему такой миф незачем.

Для чего же этот миф был столь необходим потребителям?

Как обоснование бездеятельного присутствия.

Ведь если мы творим по воле Бога — стоит ли тщиться, напрягать все силы, пытаясь что-то оригинальное создать? Если Бог захочет — и выберет нас — куда мы денемся?

Здесь Бог — это буфер между потребителями и миром. Олицетворенный компромисс.

Компромисс для потребителей — это не столько прием, сколько философия. Очки, через которые они видят мир. Единственная дверь, которую они безошибочно находят, оказавшись в зале с множеством выходов.

Ну хорошо, — скажете вы, — жизнь чувственная, жизнь, посвященная поиску все новых приятных впечатлений, — это понятно; это достаточная ценность, чтобы ее оберегать всеми видами компромиссов. Но идея Бога— вдохновителя, Бога-трамплина, Бога-подсказчика — не слишком это сильное средство, чтобы достичь столь скромной цели, как комфорт? Если та самая необходимость в столь мощном средстве? Пожалуй, если поискать, нашлось бы что-нибудь и проще, и бесспорней, и убедительней.

В этом рассуждении допущены две ошибки.

Первая. Решение более простое, реальное, конкретное — это и есть решение задачи о сущности творческого процесса и вдохновения. Если бы потребитель умел решать задачи — он бы именно так и поступил. Но дискомфорт, предшествующий задаче, пугает его. Даже не успев задачу осознать — он отворачивается от нее.

Вторая. Для нас с вами Бог — это символ. Символ необычайно богатый. И при всей его непознанности он несет в себе мощное порождающее начало, несчетно идей, возможность двигаться вперед, познавая себя и мир. А для потребителя Бог — просто знак. Как для школьника — икс или игрек в условии задачи. Просто — неизвестное. Значит, там, где вы терзаетесь в поисках ответа, он вместо одного неизвестного (тайны полета вдохновения) подставляет другое (Бог).

Для вас Бог-вдохновитель — недоказуемая идея; для него же — удобный компромисс. Для тех же, кто еще самостоятельности не утратил — это дверь, ведущая в никуда.

ЗАГЛЯНЕМ В СВЯТЦЫ

Конечно, вы уже догадались, что в книге речь будет идти не просто о целостности человека, но о трех его уровнях. Трех уровнях ЭПК.

Наибольший интерес вызывает верхний уровень. Ведь именно ради его познания была затеяна эта работа, проводились многолетние исследования, создавалась концепция ЭПК. Ведь именно здесь целостность человека реализуется в творческом действии.

Напомним: на нижнем уровне наш герой и не помышлял ни о каком творчестве.

На среднем уровне он уже осознает в себе недюжинную творческую потенцию.

И только на верхнем начинает действовать как созидатель — талант, гений, творец.

Обращаем ваше внимание: это один и тот же человек. Но в зависимости от состояния ЭПК меняется и его местожительство. Живете грамотно и в соответствии с природой — пожалуйте повыше; бездумно следуете стереотипам, позволяете себе роскошь жечь свою свечечку с обоих концов сразу — не удивляйтесь, обнаружив себя на самом дне.

Отсюда мораль: путь к талантливому труду никому не заказан. Впрочем, чтобы не шокировать законченных скептиков, скажем мягче: почти никому. Что из этого следует?

А следует то, что авторам предстояло решить:

либо писать только о человеке, обосновавшемся на верхнем уровне (потому что лишь здесь он реализует свои творческие возможности, — а именно это и вас, и нас интересует, ради этого и заварили кашу),

либо продолжать описывать жизнь на всех трех уровнях одновременно, как мы делали до сих пор.

Мы выбрали второе. Прежний путь. Мы убеждены, что он единственно верный.

Во-первых, раз уж это один и тот же человек, видимо, чтобы не погрешить против истины, его и описывать следует независимо от уровня, на котором он находится.

Во-вторых, такой подход позволит описать не только технологию собственно творческой работы, но и раскрыть причины падения вниз и способы, позволяющие подняться (или возвратиться) на верхние уровни.

В-третьих, мы хотим, чтобы каждому — кто бы ни открыл эту книгу — она была бы интересна. А для этого необходимо, чтобы читатель увидал в этой книге себя. Значит, наш герой для каждого читателя должен стать зеркалом.

(При этом мы не забываем, что настоящий наш читатель находится на среднем уровне. Впрочем, учитывая динамику состояний души, можно и так уточнить: лишь находясь на среднем уровне, человек, открыв нашу книгу на любой странице, воскликнет: «да, это я!» — и станет нашим читателем. Находясь ниже — он не поверит нам; поднявшись вверх — согласится: «все так и есть», — и отложит книгу, чтобы заняться собственной работой. У них — свои реакции, у нас — свой долг; будем заниматься каждый своим делом! Мы никому не навязываемся; это бессмысленно и может лишь делу навредить. Мы говорим это с легким сердцем, поскольку знаем: раньше или позже, но и они заинтересуются нашим трудом. Нижние, если им посчастливится так восстановить свое здоровье и наладить свой образ жизни, что энергопотенциал станет искать достойного применения; верхние — если из-за хронического переутомления они рухнут на дно, и им понадобится веревка, чтобы по ней подняться на свой привычный уровень.)

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. Энергопотенциал

ВОСПОМИНАНИЕ: КАК Я БЫЛ ПАНТАГРЮЭЛЕМ(02.88 — 2)

Каждый новорожденный — уникум.

Уникум не в том смысле, что не похож на остальных (хотя и в этом тоже), уникальны его возможности. Например, он поглощает за сутки такое количество молока, которое равно четверти массы его тела. Предположим, ваша масса 80 килограммов; сможете вы съесть 20? На спор, пожалуй, сможете, но если не заболеете при этом, то будете отходить от трапезы еще двое-трое суток. А новорожденный назавтра ест столько же, а то и больше прихватит.

В чем тут дело?

Как известно, сложилось так, что большая часть энергии от съедаемой пищи идет на переваривание ее же. У гурмана на все остальные процессы остается меньше 10 процентов. Так неужели мудрая, экономная природа, создавая самое совершенное свое творение, наградила его КПД, который сопоставим разве что с КПД паровоза? Что это — насмешка? Или исключение из правила? Или предохранительное устройство, предусмотренное для ограничения наших энергетических возможностей?

Конечно, нет!

Каким бы трудом человек ни занимался — от напряженнейшего интеллектуального до тяжелейшего физического, — ему требуется очень небольшое количество пищи. Но продукты должны быть сбалансированы, как в материнском молоке, и поступать малыми порциями. Мы не можем совсем без пищи, но наша энергетика зависит от нее только частично. На глазах всего мира доктор Чарльз Хайдер голодал почти 2\3 года — и не только остался жить, но и не очень жаловался на здоровье. А ведь он только пил воду, насыщенную сбалансированным набором минеральных веществ.

Новорожденному пища нужна совсем не для того, что нам с вами: он растет! Представьте, что вы вдруг захотели увеличить свою массу хотя бы вполовину. Ничего не выйдет. Разве что вы посвятите этому жизнь и будете откармливаться вопреки всякому здравому смыслу.

А новорожденный ест, ест, ест — и все голоден.

Откуда в нем такой запас прочности?

Надеемся, вы уже сами нашли ответ: природа заложила в него такой огромный энергопотенциал, что на переваривание пищи идет только небольшая его часть.

О ПОЛЬЗЕ СКРОМНОСТИ

Попробуйте повиснуть на одной руке. Сразу сорвались? Бывает. Продержались четверть минуты? Неплохо. Целую минуту? Вы очень сильный человек.

Новорожденный может провисеть на одной руке до трех минут. За счет силы мышц? Ничего подобного. Мышцы у него есть, но очень слабенькие. Чем же он посрамляет лучших гимнастов мира?

Величиной энергопотенциала.

О ПОЛЬЗЕ СЛЕЗ

Кому не приходилось видеть такую сцену: ребенок играл, никому не мешая, не требуя к себе внимания. Но вот, он заметил, что вы наблюдаете за ним, тем более — любуетесь им, — и его словно подменяют: его глаза начинают блестеть, он начинает носиться, бросать вещи, хохотать. От прежнего послушания не остается и следа — никакие слова, никакие окрики на него не действуют; напротив, они еще больше возбуждают его; в апофеозе аффекта он вдруг срывается — и начинает плакать; плачет навзрыд, безудержно, а выплакавшись, тут же засыпает, чтобы проснуться в своем обычном состоянии — словно ничего и не было.

Расшифруем эту сцену.

Пока ребенок играет самостоятельно, его эмоции соразмерны действиям. Раз ему интересно, раз эмоции положительны, они подзаряжают энергопотенциал. И чем интереснее игра, тем продуктивнее подзарядка. Обратите внимание: у здорового ребенка этот процесс всегда идет в границах допустимого.

Но вот он заметил внимание со стороны — это катализирует в нем энергетические процессы. А уж если он почувствовал в вашем взгляде любовь — катализатор становится на порядок, а то и на два мощнее. Границы допустимого разрываются, процесс становится неуправляемым, как при термоядерной реакции, когда превышена критическая масса (границы допустимого).

Эмоция игры + эмоция общения = эмоциональному взрыву.

Вспышка меняет знак энергопотенциала на противоположный. Происходит стремительное, лавинообразное расходование энергии. Процесс становится неуправляемым извне. Движущаяся, истекающая, порождающая эмоции энергия руководит ребенком.

(Аналогичные процессы идут при истерических и эпилептических припадках, на стадионах и в концертных залах, когда фанаты доводят себя до исступления; та же кухня и у религиозных обрядов, когда, например, «изгоняют нечистого»;

по академику И. П. Павлову, всякая эмоция — это достигшая своего потолка дикая сила подкорки; кора при этом отключается; так стоит ли сознательно стремиться прорваться на уровень животного?)

Когда уровень энергии падает до какого-то минимума (апофеоз аффекта), эмоции меняют знак на противоположный. Слезы перекрывают заслонку расхода энергии; плача, ребенок успокаивается. Энергия опять начинает накапливаться в нем, но уже за счет другого механизма — не эмоционального, а биохимического. Об этом — несколько позже.

Интересный вопрос: отчего ребенок засыпает после слез сразу (они, как говорится, не успевают просохнуть), а взрослые еще долго маются в состоянии тяжкого психологического дискомфорта? Оказывается, это две проблемы.

Ребенок живет в мире эмоций; чувства в нем только зарождаются; они столь слабы, что их роль почти ничтожна. И стоит эмоциям поменять знак на противоположный — а мы видели, что это может произойти вдруг, — как меняется и состояние души.

Взрослый живет в мире эмоций и чувств.

(Эмоция ограничена нашим телом, она — инструмент энергопотенциала; чувства — это продолжение нас вовне, они называют наши отношения к предметам окружающего мира; значит, чувство всегда оценка; следовательно, чувство — инструмент критичности), а чувства живут долго.

После тяжелой встряски, а тем более после аффекта, взрослый еще долго прокручивает в себе пережитую ситуацию. Чувство порождает в нем эмоции, эмоции — вновь подхлестывают чувство, и эти качели раскачиваются в человеке до тех пор, пока не иссякнет питающая это движение энергия. Вот почему говорят: «Время — лучший лекарь».

ПЛАТА ЗА СТРАХ

Как вы поняли, быстрее всего энергопотенциал прибывает и тратится при работе эмоций и чувств. Убегая от злого пса, человек может перепрыгнуть через забор выше мирового рекорда. Известен случай, когда во время пожара 70-летняя женщина вытащила из дома — со второго этажа — свой девичий сундук; когда потом его потребовалось внести назад, это смогли сделать только четверо дюжих мужчин.

Существует ходячее мнение, что язвы желудка и кишечника образуются при дефиците горячей и жидкой пищи. Возможно, в этом что-то есть, но вот, что нам известно точно: 1) аффект, 2) длительно переживаемые негативные эмоции (выплескиваемые наружу), 3) эмоции, удерживаемые внутри (если им удалось истощить ваш энергопотенциал ниже допустимого), могут прожечь и желудок, и кишечник, как бы научно вы ни питались.

Рак — как и любая другая болезнь — не страшен человеку, у которого энергопотенциал в норме. Чуждые новообразования капсулируются организмом; на блокаду этих очагов он бросает лучшие свои силы; и только сильнейшее истощение может заставить его ослабить эту защиту. Организм не удовлетворяется равновесием вокруг смертельно опасных гнезд; если энергопотенциал постоянно прибывает, он может задавить и ассимилировать любой чужеродный очаг.

Мораль: если хотите жить долго и счастливо — храните гармонию своих эмоций и чувств.

Помните: позволив эмоциям и чувствам сорваться с тормозов, вы бросаете вызов судьбе, вызов случаю; перед любым ударом, кто б вам его ни нанес: окружающие люди, природа, вы сами — вы будете беззащитны.

МУДРОСТЬ ТЕЛА

Малыш поднялся на ножки, ухватился за спинку кроватки — и пошел прыгать как заводной. Собственно, он не прыгает, а приседает, но движение вверх происходит быстрее — оттого и происходит впечатление прыжка. Тридцать — сорок — пять — десять прыжков подряд — попробуйте повторить это упражнение в том же темпе! Не получилось? А малыш чуть передохнул — и опять прыгает с тем же энтузиазмом и восторгом, причем, если бы вы удосужились подсчитать, сколько раз у него это получается, вы бы обнаружили, что количество прыжков растет. Надеемся, вы не удивляетесь этому, ведь сущность процесса вам уже понятна:

расходуя энергопотенциал, мы его приращиваем.

«Чем больше отдаешь, тем больше остается».

В этом парадоксе основное отличие живой природы от неживой. В неживой природе движение энергии из одной формы в другую происходит с потерями (второй закон термодинамики), в живой природе — с приращением. Создается энергетическая прибавочная стоимость.

Кто малыша этому учил? Что в нем сигнализирует о необходимости интенсивных трат энергопотенциала?

Эмоции.

Мы развиваемся по жесткой программе генотипа. Окружающий нас мир — прокрустово ложе; от него никуда не уйти, потому что оно не только извне, но и внутри нас. Когда мы упираемся в него, информация об этом контакте рождает эмоции. Новорожденный плачет — когда он голоден, когда пеленка мокрая, когда что-то болит. Для малыша отсутствие движения создает такой же дискомфорт, как и голод. Он хочет двигаться, он должен двигаться, хотя и не отдает себе в этом отчета. И первое же движение, первый глоток утоленной потребности переключает эмоции. Вместо отрицательных — дискомфорта, нарастают положительные — наслаждение движением. Он прыгает и хохочет…

И никогда не попадает в состояние аффекта.

Почему?

Прыгая, малыш находится под властью, под диктатом движения. Но движение расходует энергопотенциал, соответственно убывает и эмоция. И он перестает прыгать не оттого, что не может прыгать дольше, а потому, что уже не получает за это награды.

Взрослым труднее. Они упражняются сознательно, их ведет рассудок, у них есть цель. Чем больше потратишь — тем больше получишь! Они не придают значения мышечной радости, которой руководствуется малыш, и проскакивают границу удовольствия, хотя это границы дозволенного. А за нею их поджидает физический стресс. Он не может быть удержан — он должен разрядиться. И бьет в самые слабые места организма. В результате — инфаркты, инсульты, функциональные нарушения печени и почек, иммунной системы, и считайте, что вам здорово повезло, если все закончилось только хроническим переутомлением.

Отец стресса Ганс Селье назвал бы такое состояние дистрессом; но он ничем не разграничил стресс и дистресс, а квалифицирует их только по результатам. Мы считаем, что одного понятия стресса достаточно. Ведь человек действующий ориентируется не на понятия, а на состояния, и достаточно ему верить мудрости своего тела, помнить, что мышечная (интеллектуальная, нравственная, эстетическая) радость обязательна, — и он всегда будет находиться в границах дозволенного.

Малыш никогда не выйдет за них.

Если б его развитие зависело только от него — он бы развивался идеально. Но родители принимают в этом деле горячее участие. Самое страшное прокрустово ложе — родительская любовь.

Мать взяла малыша на руки, поставила ножками на свои колени — и он тут же запрыгал. Ну, во-первых, удержать малыша не так-то легко — работу он производит огромную; во-вторых, пугает его активность — куда, кажется, приятней ребенок спокойный, который не мешает жить; в-третьих, она боится, как бы чего ни случилось с ножками — а вдруг искривятся… И мать начинает удерживать, успокаивать малыша, пытается отвлечь — погасить пылающий в нем огонь.

При этом совершаются три грубейшие ошибки:

1. Обрадовавшись матери, контакту с нею, малыш делится с нею своей радостью — и вдруг оказалось, что матери это не нужно. Наслаждение движением здесь было усилено конкретным адресом — тем тяжелее огорчение.

2. Было подавлено зарождающееся чувство.

3. Ему запрограммировали сдерживание физического развития.

Поэтому напомним аксиому: дети, отстающие в физическом развитии, отстают и в умственном.

С КЕМ ПОВЕДЕШЬСЯ, ОТ ТОГО И НАБЕРЕШЬСЯ

Малышу дали игрушку. Необычную, сделанную со вкусом и выдумкой; любой взрослый ее замечал, каждому она нравилась сразу. А малыш поиграл несколько минут — и забыл о ней. (Кстати, и внимание взрослых она бы долго не удержала, но над нами довлеет первое впечатление, и игрушки для нас потеряли свой первоначальный смысл.) Зато нашел какой-то обломок или непонятного назначения деталь — и играет с нею часами. Мало того, назавтра интерес к ней возрастает. Тот же процесс: когда родители пытаются выбросить старую ломаную игрушку, это вызывает у ребенка решительный протест — и игрушка собственноручно водворяется им на место.

Отчего это происходит?

Новенькая игрушка строго функциональна. Она создана для определенной игры, она рассчитана на определенные действия. То есть ее воздействие ограниченно, оно полностью исчерпывается ее функциональностью. Пока ребенок познает, осваивает игрушку, утилизирует ее, она вызывает в нем положительные эмоции, питая тем самым его энергопотенциал. Но едва познание завершилось — исчез повод для эмоций; для положительных эмоций! Это значит, что уже работают эмоции отрицательные. Именно уже работают, потому что нейтрального эмоционального состояния не существует, это только дверь из одного состояния в другое.

Взрослый скажет: мне скучно — и будет покорно скучать, не осознавая, что тем самым бездарно тратит энергопотенциал. Ребенку такую роскошь не позволит его природа (если ребенок скучает — он нездоров!). Едва его эмоции поменяют свой знак, он тут же отставит игрушку и мгновенно забудет о ней или станет ее разбирать или бросать — придумывать ей новые функции, чтобы создать положительные эмоции. А это уже творчество.

Обломок не имеет лица. Но это же означает, что у него и несчетное число лиц — столько, сколько мы можем вообразить. Новенькая игрушка — тесное прокрустово ложе; обломок тоже мечен его печатью, но это ложе уже в нас самих. Его размеры — это размеры нашего воображения.

Играя с обломком, ребенок создает ему роль и придумывает сценарий, в котором находит место и ему и себе. Утром обломок был мамой, днем — паровозом, вечером — собакой. Он неисчерпаем. Он энергетически неисчерпаем.

Так что же такое детская игра? Игра — это школа творчества.

Это подготовка к исполнению главного нашего предназначения.

Человек с заурядным энергопотенциалом только существует. Он — функционер. Он — винтик в социальном механизме. Поставленный жизнью в определенные обстоятельства, он принимает их как данность. Лишь в отдельные моменты — моменты случайного прилива энергии — он может мечтать, вырваться из глубокой колеи, по которой он тянет свою повозку; быть может, он помечтает даже взлететь… Но меняется знак эмоций — и он возвращается к своей обрыдлой игрушке с заранее запрограммированными свойствами.

Только избыток энергопотенциала позволяет нам творить. Ключ к творчеству — энергетическая прибавочная стоимость. Это она позволяет нам видеть мир другими глазами. Люди проходили мимо стены — и не сомневались, что она сплошная. Но подошел талантливый человек и сказал: так вот же дверь! И открыл ее, и вошел, и остальные вошли за ним, удивляясь про себя, как это они не разглядели такой очевидной вещи. Ведь могли же и они…

Нет, не могли. Сейчас — не могли. Потому что нет в них питающего творчество прибавочного энергопотенциала. Потому что в детстве неправильно играли; значит, у них не наработаны и навыки творчества. Потому что нет в них инстинкта вдохновения, который формируется в детстве в моменты мышечной радости.

Впрочем, как мы уже говорили, еще не все потеряно. Если наберетесь мужества и терпения и будете так тратить свой энергопотенциал, чтобы постоянно его наращивать, в какой-то момент вы почувствуете, что вам тесно в прежних рамках, в борозде — и тогда уже ничто не удержит вас в ней. Чтобы сохранить себя, свою целостность, вы вырветесь из тисков, и если сразу не найдете дверь в стене, то проломите ее и тогда поймете, что уже — летите.

В НАЧАЛЕ БЫЛО СЛОВО

Каждый малыш — полиглот.

Мало того, что он овладевает родным языком — причем у таких бездарных педагогов, как родители, — но если родители говорят на разных языках, он с легкостью овладевает всеми. Описан случай, когда в семье говорили на четырех языках, и к ребенку обращались избирательно: отец — на одном, мать — на другом, дедушка и бабушка — на третьем и четвертом. К трем с половиной годам он свободно общался со всеми. И если дедушка просил его сказать бабушке что-то, ребенок делал это на ее языке.

Вспомните, сколько сил вы затратили на изучение иностранного сперва в школе, потом в институте, потом самостоятельно — и все равно его не знаете. Почему? Изучение шло только насильственным путем. В школе и институте — надо, самостоятельно — хочу и ни разу — свободно, когда оно естественно, само по себе как бы вливается в вас из окружающей среды. Не зная того, вы изучали иностранный только на отрицательных эмоциях.

А для ребенка это игра. И чем больше иностранных слов приходится усваивать, тем интересней игра, тем больше положительных эмоций он получает. Разумеется, при этом происходит огромная работа, но энергетические траты ничтожно малы по сравнению с его энергопотенциалом. Который, кстати, с каждым лингвистическим успехом возрастает.

ШАГРЕНЕВАЯ КОЖА

Легенда о шагреневой коже пришла к нам из тьмы веков. Суть ее в том, что с каждым нашим желанием (желание — это мысль, порождающая действие) мы тратим часть себя; значит, чем больше желаний — тем скорее убывает наша жизнь. Обратная логика: чем размеренней и не активней мы живем, тем у нас больше шансов прожить долго.

Этот образ — плод житейской мудрости, и типичный случай, когда видимое принимается за действительное. Ведь все так очевидно! За точку отсчета берется юность — пора самых бурных и безудержных желаний. Чем больше себе «позволил» в юности (сжег свечу сразу с двух концов»), тем меньше остается на всю последующую жизнь. И во всех вариантах жизнь идет на спад, под горку.

Если ту же схему развернуть шире — от рождения и до смерти — она становится еще убедительней. Начиная свой путь практически из ничего (ну что такое оплодотворенная яйцеклетка? без микроскопа в нее трудно даже поверить), человек развивается, набирает сил, достигает пика в юности — и затем потихоньку скатывается вниз, чтобы в немощной старости превратиться практически в ничто.

«Первый шаг ребенка — это первый шаг к смерти».

Правда, эта схема противоречит второму закону термодинамики, потому что непонятно, откуда на первом этапе берется невероятная энергия роста. Ребенок ест много, и все же энергии пищи недостаточно, чтобы удовлетворить и компенсировать рост. Но это противоречие сегодня видим мы с вами, а прежде его просто не замечали.

И второе противоречие — о сущности желаний. Из принципа шагреневой кожи следует, что надо избегать желаний, сильных чувств. Покой — идеал. Чем меньше контактов с внешним миром, чем уравновешенней мир внутренний — тем лучше…

Но ведь желание (повторимся) — это мысль, порождающая действие! То действие, которое только и может накопить энергопотенциал и создать энергетическую прибавочную стоимость, а тем самым — поддержать энергопотенциал на прежнем уровне. Только действуя, мы можем себя сохранить. Но с условием (и это вы тоже уже знаете), что эти действия не должны выходить за границы дозволенного.

Напомним еще одно обстоятельство: энергопотенциал новорожденного столь велик, что превзойти его почти невозможно. Значит, мы можем принять его за максимум. Оптимальный максимум. Максимум в границах дозволенного.

Это — мера. И ориентир. Ориентир на всю жизнь.

Вот и задача каждого из нас прояснилась: так пользоваться своим энергопотенциалом, так корректировать его прибавочной энергетикой, чтобы его уровень далеко не отступал от первоначального. А поскольку энергопотенциал то расходуется, то накапливается, эта линия должна напоминать синусоиду. Синусоиду, которая катит в границах дозволенного, своею вершиной каждый раз стремясь дотянуться до эталона — уровня энергопотенциала новорожденного. (И дотягивается! — в моменты вдохновения.)

Такой график жизни не может не вызвать недоверия. Как! И у новорожденного, и у юноши в расцвете сил, и у старика — один и тот же уровень энергопотенциала?..

Представьте себе — да. Просто энергопотенциал в разном возрасте по— разному самовыражается. Новорожденному он обеспечивает рост, юноше — способность к действию, преобразующему мир, старику — мудрость. Интеллектуальное усилие столь же энергоемко, как и эмоция молодого человека. Высота, на которую взлетает юноша в порыве вдохновения, доступна и старику, который неторопливо поднимается на нее по ступеням разума. Само собою, наш старик должен быть практически здоровым.

ХОРОШО ЛИ БЫЛО ФЕНИКСУ?

Несколько слов о вдохновении.

Обойти его молчанием нельзя, ведь это самые незабываемые (хотя и не всегда осознаваемые) мгновения нашей жизни. И хотя каждый раз это исключение, в них есть и правило: способность переживать вдохновение характеризует энергетику личности.

Что такое вдохновение? Это вспышка в тот момент, когда волна энергопотенциала поднимается до максимума уровня новорожденного. Происходит как бы ядерный взрыв. Он озаряет то, что до сих пор было в темноте. Человек обнаруживает себя на уровнях, о которых и не подозревал. И с легкостью решает задачи, которые еще вчера были ему недоступны.

Первый вывод: вдохновение не может быть беспредметным; оно всегда связано с решением определенной задачи; значит, только энергопотенциал задачи дает тот импульс, благодаря которому синусоида поднимается на максимально возможную высоту.

Внимательный читатель в этом месте может поймать нас на противоречии. В самом деле: если волна энергопотенциала в своей наивысшей точке рождает вспышку, не может же она катить дальше как ни в чем не бывало. Правильно.

Вспышка разрывает синусоиду, и она, уже в новом качестве, гиперболически уносится ввысь, в беспредельность. Очевидно, при этом и границы дозволенного в нашем обычном понимании перестают существовать.

Для человека в минуты вдохновения нет ни времени, ни обстоятельств, ни напряжения. Ничто не может ему помешать, ничто не может его остановить. Даже смерть. Потому что последних мгновений жизни ему хватит, чтобы решить задачу.

Где же он обнаруживает себя после того, как вдохновение иссякло?

На дне.

На дне себя, на дне синусоиды. Но не с пустыми руками! У него в руках добыча, то яблоко, которое он сорвал на казавшейся недоступной высоте. Теперь дело за малым — это яблоко съесть, ассимилировать его; иначе говоря, научиться пользоваться новым знанием, добытым при решении задачи. Новое знание становится источником энергии, вполне достаточным, чтобы вернуть синусоиде форму и высоту.

Вдохновение сладостно. Пережив однажды, забыть его невозможно. Но ждать его, ловить его — бесперспективное занятие. Даже если ваш энергопотенциал достаточен. Нужна новая задача; задача, энергоемкая настолько, что она одолеет инерцию и стабильность синусоиды и заставит ее спружинить так, что вы опять пробьете свой потолок.

Так это же принцип Феникса! Сгорая, он возрождался из пепла, чтобы вновь сгореть и вновь возродиться. Каков смысл в этом вечном двигателе — никто до сих пор не задумывался. Теперь вы знаете это.

Вывод второй: уровень ваших достижений зависит только от вас самих.

Вывод третий: даже одну задачу вам никто не подарит, ее вы должны найти сами — и в себе, как и все остальные.

Почему в себе? Вы где-то упираетесь в прокрустово ложе. Оно доставляет вам неудобство, быть может, даже вызывает боль. Освободиться, принести себе облегчение — ваша задача.

Так каково же было Фениксу?

Ему было замечательно.

Ножницы, забытые в животе у оперированного

Вот вы прочли главку о вдохновении — и наверняка не обратили внимания на существеннейшую деталь: в ней ни разу не были упомянуты эмоции. Ни разу! Парадокс? Ну какое же, скажете вы, вдохновение без эмоций. Ведь в этой же книге так убедительно доказывалось, что эмоции — инструмент энергопотенциала, а без энергопотенциала какое же вдохновение; значит — и без эмоций…

А вот и нет.

Если эмоции — инструмент, передаточное звено, посредник, они работают лишь тогда, когда система находится в нормальном рабочем режиме. Значит, катят синусоиду. А вдохновение работает по графику гиперболы. Другой режим, другие законы. При этом энергия без посредников напрямую материализуется в решение задачи. При вдохновении эмоций нет, потому что в них нет необходимости. Потому что эмоция, как чужеродное тело, разрушает вдохновение.

Следовательно: если яркий процесс идет на фоне эмоции — это не вдохновение, а обыкновенный душевный подъем, и вы напрасно рассчитываете, что он вам поможет решить задачу.

? ЦЕЛЬ ЛЮБОЙ ЦЕЛИ — ЭМОЦИИ

Игрок — настоящий игрок — не встанет из-за стола, пока не выиграет. Он должен настоять на своем, доказать свою силу, утвердиться. И на пути к этой цели он готов идти на все, поставить что угодно; он ставит последнее… В апофеозе борьбы (даже если не выдает себя ничем) он переживает невероятный эмоциональный подъем, а если еще и риск велик — это сродни состоянию полета.

Не правда ли — очень похоже на вдохновение?

Это и не удивительно: азарт стремится, пытается, делает невероятные усилия, чтобы смочь использовать формулу вдохновения — выйти на траекторию гиперболы, траекторию успеха. И случается, что игроку удается разорвать синусоиду; но лучше б он этого не делал. Потому что его ведет не задача, его ведет цель, и чем бы ни закончилась для него эта игра (подчеркнем: на высочайшем эмоциональном подъеме, на предельной концентрации всех жизненных сил) — в конце его ждет поражение. Когда гиперболический полет иссякнет, он обнаружит себя глубоко внизу не с яблоком — с пустыми руками. Проигрыш зачеркнет его как личность: после такого падения ему нечем будет жить. Выигрыш — сколь угодно крупный выигрыш — тоже слабое утешение, потому что игрок за полеты платит собой. Не оборотным энергопотенциалом — своей жизнью. Он не осознает этого; он не знает, что произошло, только чувствует, что жизнь утратила вкус, стала неинтересной. Значит, единственная возможность опять ее — настоящую — ощутить: это опять поставить все на карту. И так до тех пор, пока не проиграется окончательно.

Значит:

1) азарт — вернейший признак ущербного энергопотенциала (игрок заводит себя, ищет азарт для того, чтобы хоть на короткое время, взбугрив синусоиду, подняться на более высокий уровень энергопотенциала и ощутить настоящую жизнь — собственно говоря, ту, которой живем мы с вами);

2) азарт пытается работать по схеме вдохновения, но дефицит энергопотенциала лишает его задачи; поэтому игрок подменяет творческую задачу доступной целью; поэтому же он провоцирует эмоции и насилует себя, вызывая искусственный взрыв — увы, тем самым он взрывает свою целостность; собирая себя потом по кускам, он обнаружит себя на уровне, значительно ниже прежнего, что и неудивительно: целое всегда больше, чем сумма составляющих его частей;

3) азарт обречен на поражение.

Кстати, алкоголики и наркоманы живут по тому же принципу, что и игроки. А ведь им тоже хочется удовлетворения, хочется ощутить полноту жизни. Но рожденные искусственным путем эмоции не создают никакого продукта, который возвратил бы энергопотенциал. Поэтому они энергопотенциал прожигают.

Алкоголикам и наркоманам недоступны чувства, требующие больших энергетических затрат. Поэтому они живут эмоциями и ради эмоций.

А это, как мы уже говорили, уровень животных.

ЕДИНСТВЕННЫЙ СПАСАТЕЛЬНЫЙ КРУГ(03/88 — 3)

Современная наркология нам внушает, что лечить алкоголизм чрезвычайно трудно, а уж наркоманию — практически невозможно. Неправда! У человека, если он еще способен действовать, нет безнадежных ситуаций. Просто он должен найти задачу. А уж задача поможет ему восстановить энергопотенциал и вылепить достойную судьбу.

Мы знаем примеры таких судеб. Это были выдающиеся люди. Но ведь они начинали практически с нуля!.. Значит, сможете и вы.

СКОЛЬКО БЬЕШЬ — СТОЛЬКО И ЕДЕШЬ

Что отличает истинного спортсмена от человека, который посвятил свою жизнь спорту случайно? Критерий один: чем выше уровень соревнований, тем лучше выступает истинный спортсмен. В тренировочном зале, на прикидках от него не стоит ждать высоких результатов. Но едва он оказывается на раскаленной жаровне олимпийского стадиона — откуда что берется! Чем острее конкуренция — тем лучше он выступает.

Что отличает истинного актера от людей, случайно попавших на сцену? Контакт с залом. Чем больше зрителей, чем острее они реагируют (пусть даже и враждебно), тем лучше он играет.

Что отличает истинного обывателя? Путь к успеху. Обыватель влачит неторопливое, полусонное существование, пока внешние обстоятельства (у соседа есть автомобиль, дача, стенка — у меня нет; сегодня без ученого звания как без рук; если я не выполню этой работы — меня не повысят) не вынуждают его повысить активность, начать интенсивно тратить энергопотенциал.

Что общего у них?

Они реактивны.

То есть их деятельность не самостоятельна. Она провоцируется внешними обстоятельствами. Социальным прессом. И чем сильнее давит этот пресс, тем сильней их защитная реакция. Сохраняя себя, они вынуждены работать, тратить энергопотенциал — себя выражать. В идеале эта борьба может их загнать под потолок — на максимальный режим работы энергопотенциала. Долго там не удержаться — синусоида неостановима. Но спортсмен успевает сделать свой лучший прыжок, актер — исполнить роль, обыватель — достичь успеха. Все складывается как нельзя лучше. Но введем в эту простенькую ситуацию новое обстоятельство: в тот момент, когда энергопотенциал наших героев находился в апогее — пресс дал новый импульс, придавил еще больше. Что при этом произойдет?

На Олимпиаде в Мехико Боб Бимон в первой же попытке улетел на 8 м 90 см — приблизительно на полметра дальше лучших результатов тех лет. И борьба кончилась: все соперники сломались.

Актер играл свою роль легко, красиво, вдохновенно; слияние с ролью было абсолютное, все получалось, как никогда; это был его звездный час! И вдруг он понял, что партнер работает лучше… Актер словно прозрел; он увидал себя как бы со стороны, но — в перевернутый бинокль. И сломался. Сломался навсегда.

Обыватель, вынужденный обстоятельствами работать на максимуме своих возможностей, для успеха поневоле меняет свое отношение к работе. Правда, над ним еще довлеет результат, но он уже получает наслаждение от процесса работы. Не только вещи и общественное положение — сама работа становится для него самоценной, и жизнь обретает новый, недоступный доселе смысл… И вдруг среди эйфории самовыражения до него доходит, что его сослуживец делает такую же работу не за десять месяцев, а за три дня — и обыватель падает и ломается на куски, так что никакой социальный пресс уже не вернет ему утраченную целостность.

Что же они увидели в момент прозрения? Что их сломало?

Задача. Чужая задача.

Значит, чужая задача — это зеркало, в котором мы видим себя со стороны. Видим в натуральную величину. Улавливаете парадокс? Наши герои получили достоверные сведения, то есть сведения, несущие порождающее, жизненное начало; напрашивается, что это должно было подтолкнуть их, помочь им подняться на новую ступень — а они сломались. Почему?

Потому что они думали только об успехе — о результате.

А не проигрывает — никогда не проигрывает! — лишь тот, кого интересует процесс, кто наслаждается процессом, кто видит в совершенствовании процесса единственно достойный смысл.

А спелое яблоко падает само.

Но стоит ли удовлетворяться парадоксом? Логика подсказывает; если есть парадокс — значит, есть и норма. В чем же ее смысл?

На Олимпиаду в Токио Валерий Брумель приехал в разобранном состоянии. Весь сезон он гонялся за мировым рекордом — за результатом, за успехом, — но ничего не достиг; мало того, потерял и то, что имел. Соперники не сомневались в его провале. Правда, сам Брумель рассчитывал, что, выйдя на олимпийскую арену, получив мощный импульс, он найдет себя — и преуспеет, Но вот начались квалификационные прыжки. На высоте, которую прежде Брумель брал едва ли не с места, он заваливает планку. Вторая попытка — то же самое. Остается последний шанс… Было ясно, что все кончено, что ничего у него не выйдет. Но тут к Брумелю подошел его соперник, товарищ по команде (между прочим, чемпион прошлой Олимпиады) Роберт Шавлакадзе и сказал: «Валера, покажи им, как это нужно делать по-настоящему». Иначе говоря, предложил забыть о цели, результате, успехе, а думать только о технике, о красоте. Брумель мгновенно перестроился — и взял эту высоту, и последующие высоты тоже. И стал олимпийским чемпионом.

Увидав себя в зеркале игры партнера, актер получает модель формирования задачи. Теперь он понимает, знает, чувствует, как это делается. Раз он не боится, раз он хочет (а энергопотенциал обеспечивает его отвагу), он осмыслит и сформирует свою задачу, и если хватит мужества — обязательно дойдет до конца.

Обратите внимание: мы нигде не упоминаем удачу. Потому что, во-первых, это категория неэнергетическая; во-вторых, это спасательный круг игрока; подъемная сила этого круга может быть очень большой, но он быстро намокает и тонет, а мы хотим плавать всю жизнь; в-третьих, нет большей удачи, чем вдохновение.

А как же с обывателем?

Что произойдет с обывателем, которому высочайший уровень энергопотенциала позволит понять смысл задачи и найти в себе ее животворный огонь?

Очень просто: он перестанет обывателем быть.

ШЕСТОЙ ОРГАН ЧУВСТВ

Сильный человек красив. Нам нравится наблюдать его не только в действии, но и во время отдыха, когда он расслаблен. Значит, не только линия, не только фактура воздействуют на наше эстетическое чувство. Содержание, смысл этой умной силы, ее способность к самовыражению интуитивно угадываются нами — и это вызывает в нас положительные эмоции.

Но вот представьте, что мышцы этого человека разбухли в полтора-два раза, вспучились буграми — что произойдет с вашим восприятием? Первая реакция — удивление; а если культурист еще и постарается произвести на вас впечатление — изумление. Следующая реакция — замешательство, потому что попытка утилизировать информацию (например: он такой же, как и я, только больше) не проходит: интуиция вам подсказывает, что он другой, что к этому прокрустову ложу вам лучше и не примеряться. Окончательная реакция — отторжение, потому что к этому моменту вы уже поняли, что этот человек хочет выделиться; мало того — он противопоставляет себя вам, старательно подчеркивая свою исключительность.

Неужто все дело в ущемленном самолюбии? В элементарной зависти — вот смог же человек, а я ленив, мне не хватит характера?

Нет, конечно.

Кто идет в культуристы?

1. Люди с ущербным здоровьем, с явными дефектами телосложения.

2. Те, кто выдумал себе недостатки, соразмеряя себя с модой на форму тела.

3. Люди, отягощенные комплексами неполноценности и надеющиеся скрыть их под мышечным панцирем.

Система эта привлекает своей простотой и доступностью. И демократизмом — она годится всем без исключения! Не надо большого ума, не надо специальных труднодоступных знаний, не надо поиска себя. Вся премудрость: бери гантели, гири, штангу — любой груз — и качай их до изнеможения. И что замечательно, результата не нужно долго ждать: измерил бицепс после занятия — и видишь прибавку.

Просим понять нас правильно — мы не собираемся отрицать пользу физических упражнений. В том числе и интенсивных, и силовых; в этой главе мы уже ратовали за спорт. Эти упражнения: 1) источник здоровья, 2) способствуют формированию потребности систематически заниматься спортом, 3) укрепляют характер.

То есть, когда спорт — это один из рычагов гармонического развития личности, мы говорим: да здравствует атлетика!

Но если ее упражнения нацелены только на лепку определенной формы тела, если ее идолом становится гипертрофированная, самодовольная (потому что отупела) мышца — молчать нельзя. И нельзя с этим мириться, потому что ложные ценности культуризма сбивают молодых людей с естественного пути к себе.

Спустя какое-то время изуродованное тело все равно настоит на своем, возвратится к посильной для него норме, а что делать с изуродованной душой?

Дело не столько в грехе Нарцисса — самолюбовании, хотя и оно опасно: ведь это тупик; замкнутое на себя чувство быстро глохнет; оно неплодотворно; оно ведет в пустыню, и кто знает, каким вчерашний Нарцисс выберется из нее. Страшнее другое: культуристу мало сознавать свою исключительность, он хочет доказать это другим, стать над ними, растолкать их, задвинуть их своим могучим торсом в темные углы. Он утверждается — унижая других. Но ведь и за это — как и за все в нашей жизни — когда-то придется платить…

Культ силы — культ тела — культ мышцы… Это дно. Дальше сползать некуда.

Природа любит целостность. Не может быть, чтоб совершенная форма содержала безнравственность. Раз есть безнравственность — должны быть и просчеты в физиологии.

Что такое мышца?

Это — 1) орган движения;

2) орган познания (вспомните «семиметровый» ипс; чем вы запоминали пространство, овладевали им? — мышцами; когда ребенок трогает предмет, мышца учит глаз точно его видеть; кинетическая мелодия движений подобна звуковой, мышца запоминает ее во времени с исключительной точностью — и т. д.);

3) аккумулятор энергии (мышца не только расходует энергию, что известно всем, но и сама восстанавливает ее в ходе работы и накапливает, когда работа завершена; причем накапливает не только для себя, но и для других органов).

Современная психология рассматривает мышцу (и мышечную систему в целом) как шестой орган чувств. Причем исключительность и универсальность ее в том, что мышца оперирует всей триадой эпк: и энергопотенциалом, и психомоторикой, и критичностью. Классические же органы чувств работают только на критичность.

Удивительно, как наука до самого последнего времени проходила мимо такой очевидности. Ведь уже опыты с лягушачьей лапкой, на которую воздействовали электрическим током или кислотой, — опыты, известные каждому из нас с восьмого класса, — раскрывают свойства мышцы как органа чувств. Все проходили мимо этой двери, а она даже не была заперта.

Между прочим, этот орган весит 40 процентов от массы всего тела.

А культурист значительно повышает массу мышц. «Отлично! — скажете вы. — Значит, он может лучше двигаться, больше и точнее чувствовать, а уж как у него возрастает энергопотенциал!..»

Не будем спешить с выводами, сперва разберемся, чем отличается мышца культуриста от нашей с вами.

Наименьший элемент мышцы — двигательная единичка — имеет свой нерв, свой капилляр и свою нервную бляшку (датчик ее состояний). Природа сбалансировала ее так, что при оптимальном рабочем режиме туда поступает достаточное количество питания, импульсов для работы, а бляшка обеспечивает обратную связь. Конечно, вся троица создана с запасом — на вырост, но в определенных пределах. И когда культурист чрезмерно наращивает мышечную массу, каждая двигательная единичка тоже увеличивается непомерно. В результате — импульс нерва не может ее охватить, капилляр не обеспечивает полноценным питанием и канализацией, а бляшка утрачивает контроль и шлет в сознание дезинформацию.

Теперь вам нетрудно представить, что происходит с гипертрофированной мышцей:

1) она теряет выносливость (канализация не справляется со своими функциями, продукты обмена оседают в мышце, которая «наливается свинцом»);

2) она утрачивает быстроту (нервный импульс не соответствует инерции непомерной мышечной массы);

3) она утрачивает эластичность (бляшки дают ложную информацию, поэтому движения становятся угловатыми и неточными, человек — неповоротливым, а мышцы при мгновенном переключении от одного движения к другому — рвутся);

4) наконец, гипертрофированная мышца практически перестает быть органом чувств — она слепая, глухая и немая.

После всего этого, надеемся, вы согласитесь с простой мыслью, что избыточная мышечная масса так же вредна, как избыточный жир.

Культурист культивирует только форму — доступную и легкую цель, потому что на большее он не способен: у него сниженный энергопотенциал. Подчеркнем: его сила может быть очень большой, но она не имеет отношения к энергопотенциалу (напомним: сила — функция мышц, энергопотенциал — всего тела). Значит, он не способен не только решить, но даже поставить задачу. Ом может только быть. Все без остатка силы он кладет на поддержание однажды достигнутой формы. К счастью для него, мудрость тела — стойкий аппарат. Когда культурист устанет от своей опасной игры, она возвратит его к его естеству.

ЧЕМ ПРОБИВАЕТСЯ СТЕНА

Теперь вы убедились, что без энергопотенциала — без определенного, оптимального уровня энергопотенциала, — не может быть таланта. Это кровь таланта. Он дает таланту жизнь. Его количество и качество наполняют талант, служат мерой его величины.

Организм и среда — единое целое. Они контачат друг с другом, проникают друг в друга, воздействуют друг на друга энергией. В этой ситуации человек все время ищет равновесие. Если его энергопотенциал недостаточен — он ошибается в действиях, травмируется, болеет. Если равновесие достигнуто — он живет в согласии со средой, чувствует себя вполне комфортно, но действует только в пределах, необходимых для поддержания равновесия. Если же у него появился избыточный энергопотенциал, человек, чтобы не перегреться, вынужден его тратить; а это возможно только одним способом: воздействуя на окружающую среду. Человек ее перелопачивает, приспосабливает к себе и не успокаивается до тех пор, пока это прокрустово ложе не станет для него как раз впору.

Следовательно, талант проявляется только при избыточном энергопотенциале.

Как же определить, каков у нас сегодня уровень энергопотенциала? Есть у вас избыток или нет?

Ответ напрашивается: для этого нужно взять элемент окружающей среды и испытать, как мы с ним взаимодействуем. Разумеется, этот элемент должен быть отмерен, тогда меру получит и наш энергопотенциал.

Итак, пришло время второго ИПСа

Как и в «семиметровом», в нем нет и намека на произвольность трактовки, которая присутствует во всех современных тестах, потому что там очень многое зависит от личности экспериментатора, от его опыта, умения, вкуса, его добросовестности; от степени истинности теории, которую он стремится доказать. Кстати, прибор, которым пользуется экспериментатор, вносит свои «поправки» в результат; случается, что прибор сделан для исследования каких-то совсем иных вещей, отлично выполняет свою работу, проявляет качества предмета… совсем не те, что исследует экспериментатор, и совсем под иным углом зрения, — но в тестологии все годится, все идет в ход, все можно связать одно с другим, трактовать, объяснять, анализировать, разбирать варианты…

Ипс исключает необходимость в экспериментаторе; поскольку дело это сугубо личное, то и испытуемый, и экспериментатор, и прибор, и интерпретатор — все объединены в одном лице.

Здесь прибор — это мыслящее, ощущающее, действующее человеческое тело. В нем каждый орган чувства — совершеннейшая ЭВМ, которая работает на прием, переработку и интеграцию информации. «Выход» для всех этих ЭВМ один — движение. Которое — измеряет. Которое проявляет вашу способность воспринимать и преобразовывать мир, то есть ваш талант.

Ипсы нейтральны. Лишь одно поле их может исказить — усталость, лишь одна сила их разрушает — утомление. Но если «семиметровый» дал вам зеленый свет, на ипс не влияет ни ваше настроение, ни ваше желание превзойти себя; даже попытки запутать себя изменением способа действия на него не влияют.

Ипсы объективны. Это не отражения в зеркале слова — это сам предмет, данный в натуральную величину. Нам не надо его пересказывать, пытаться формулировать, искать слова. Он есть такой, какой он есть на самом деле.

Ипсы конкретны. Они имеют четко очерченные границы. Они дают точную размерность — секунды, сантиметры.

Ипсы — аналоги конкретной деятельности человека («семиметровый» — обычная ходьба), в отличие от тестов, которые часто не имеют к деятельности никакого отношения.

Наконец, к тестам можно, привыкнуть, приспособиться — Ипсы — как мы предупреждали — не тренируемы.

При тестировании инициатива начала реакции идет извне, ипс вынуждает к рождению инициативы изнутри.

Действуя, человек измеряет. Измеряя — действует.

И это не только в ипсах, но и в жизни — на каждом шагу. Мы идем по жизни, осторожно ощупывая перед собой незримый тонкий лед, чтобы не провалиться. Все наши органы чувств служат познанию этой задачи, все наши силы, все наши действия подчинены выполнению ее. Ипс — мера нашей способности угадывать толщину льда.

ТОНИЧЕСКИЙ ИПС

Возьмем палку, или полотенце, или скакалку — что окажется под рукой. Будем считать этот предмет элементом окружающей среды. Как мы можем на него воздействовать? Из всех возможных действий есть только одно, характерное для этих трех предметов: растягивание. Как раз то, что нам и требуется. Еще понадобятся часы с секундной стрелкой. Они должны быть перед глазами.

Берем предмет (предположим, это палка) двумя руками, хватом сверху. Руки опущены, они держат палку на ширине плеч. Вот и вся подготовка. Дождались, когда секундная стрелка дошла до удобной цифры, — и вперед. Растягивайте палку. Руки при этом — подчеркиваем — должны быть внизу, усилие — 90–95 процентов от возможного. Направление усилия — в стороны вверх.

Предупреждаем: время тянется медленно. А вам придется растягивать эту чертову палку целую минуту. Но вы уж потерпите.

Минута прошла? — отпускайте палку.

Этот момент самый важный. Вы должны отключить свою волю, довериться своему телу — пусть оно действует естественно. Повторяем: отключите все тормоза. И ждите.

Чувствуете? — с руками что-то происходит. Они становятся легче, легче; какая-то сила разводит их в стороны, тянет все выше. И если в первый момент в вас было какое-то внутреннее сопротивление, то теперь вы покоряетесь этой силе с удовольствием, даже с радостью.

Но! Положительные эмоции — это замечательно, а вы все же не забывайте поглядывать на часы.

Если подъемная сила удерживала ваши руки на уровне плеч не менее минуты (руки можно поднять и вертикально вверх — замечательно! — но это маленькие хитрости вашего тела: пользуясь избытком энергопотенциала, оно выводит систему на самый экономный режим; и правда, держать руки вверх легче, чем разведенными в стороны), значит, вы в норме. Если дольше полутора минут — рады за вас: энергопотенциал вашего тела обеспечивает готовность к творческой работе. И чем дольше подъемная сила может удерживать ваши руки наверху — тем выше ваш творческий потенциал, тем сложнее задачи вы можете сейчас решать.

Но самый вероятный случай (увы, большинство из нас живет неправильно, через силу, со стиснутыми зубами — на отрицательных эмоциях) — руки не удержались минуту; или поднялись недостаточно высоко — и упали; или не поднялись совсем. Причину вы уже знаете: энергопотенциал находится в диапазоне усталость — утомление.

ДОРОГА К «ЗОЛОТОЙ ПРОПОРЦИИ»

Обождите, скажет внимательный читатель, ведь этого не может быть! Ведь когда у нас из-за усталости не получался «семиметровый» ипс, мы приводили себя в порядок до тех пор, пока не вошли в норму. Отчего же опять разговор идет об усталости?

Замечание правильное. И «семиметровый» вам не наврал: в целом вы в норме. Но значит ли это, что все элементы ЭПК у вас в порядке? Нет. Какой-то в лучшем состоянии, какой-то похуже. Например, избыточная критичность, экономизируя работу, может компенсировать дефицит энергопотенциала. И только теперь, работая с палкой, вы проникли в глубь целостности и смогли оценить истинное состояние вашего энергопотенциала.

Напрашивается вывод: если нам мало осознавать свой талант, если мы хотим заставить его работать — решать задачи, — мы должны каждый из элементов ЭПК в отдельности — энергопотенциал, психомоторику и критичность — вывести на уровень нормы, чтоб они не отвлекались на взаимовыручку, а работали только на решение задачи. А если учесть, что и в этом случае тоже они будут дополнять друг друга (и усиливать — иначе не бывает!), то и получается, что новообретенная целостность будет несравнимо выше простой суммы этих составляющих.

ХОТЕТЬ — ЗНАЧИТ МОЧЬ

Тоническим ипсом испытали себя тысячи людей — значительно больше, чем «семиметровым». Это и не удивительно: «тонический» проще в исполнении. Возрастной диапазон был тот же. Нижняя граница — шесть лет — выбрана потому, что в эту пору ребенок уже способен выполнять инструкцию. Верхняя граница — 75 лет — определилась случайно: людей более старшего возраста нам просто не удалось привлечь.

Разумеется, у дошкольников нормальная и повышенная тоническая активность встречалась чаще всего; уже у школьников наметился явный спад; студенты нас огорчили — в массе они находились в глубочайшей тонической яме. Двадцатилетние — тридцатилетние продемонстрировали усилие найти и выразить себя: их показатели — пятьдесят на пятьдесят. После сорока кривая тонической активности начинает падать, но и в 75 — повторяем — нам встречались бодряки, которых впору было ставить в пример большинству студентов.

Два любопытных наблюдения:

если тренировочное занятие спортсмена было проведено грамотно, к концу его — несмотря на ощущение усталости — тоническая активность повышалась на 5 — 10 сек;

тоническая активность чемпионов мира и олимпиад в периоды их наивысших достижений превышала 1,5 мин — в этом правиле не обнаружилось ни одного исключения.

Итак, рассмотрим случай, когда подъемная сила держала руки меньше минуты, или поднимала их недостаточно высоко (и тут же роняла), или не поднимала совсем.

Прежде всего: отчего возникает подъемная сила?

Растягивая палку, мыслью вы направляли и контролировали свои усилии. И запечатлели — впечатали эту мысль в свое тело — достаточно глубоко. Но вот действие прекратилось, что происходит с мыслью? Она продолжает жить. Ведь вы расслабились, значит, не подавляете ее, не мешаете ей. А в это время в мышцах происходит уже знакомый вам процесс восстановления энергопотенциала. И если он происходит бурно, мысль получает возможность реализоваться. Для тела это оптимальный вариант. Ведь нереализованная мысль сидит в нем как заноза. Наполнив ее энергией, дав этой пружине развернуться, тело обретает свободу. Руки не поднялись — это нехорошо. Случай, правда, не клинический поскольку «семиметровый» показал норму, можно считать что достаточный минимум энергопотенциала у вас есть. Но это слабое утешение: ведь если руки не поднимаются — вы не полетите.

Будем исправлять положение.

Прежде всего определим реальный (некомпенсированный) уровень энергопотенциала. Для этого воспользуемся тем же тоническим ипсом, только в ином математическом выражении. Будем растягивать палку пять раз по 15 секунд с интервалами в одну минуту. Со стороны эта минута — просто отдых, возможность восстановиться. Так оно и есть — но только первый раз. Уже на втором интервале может проявиться тренирующий эффект, на третьем — просто обязан проявиться. Тренируются процессы восстановления; прибавочная энергетика, рожденная каждым усилием, ускоряет их.

Итак, вы провели это новое испытание. Процесс может развиваться по одной из трех схем.

1. От попытки к попытке руки поднимаются все выше. Это означает, что вы балансируете на грани между усталостью и утомлением. Аппарат восстановления работает нормально, просто он недостаточно обеспечен энергопотенциалом.

2. От попытки к попытке руки поднимаются все хуже. Это — явное утомление. Аппарат восстановления разлажен.

3. Руки не поднимаются совсем. Приходится повторить вопрос: кого вы хотите обмануть? Вы не привели себя в норму «семиметровым» и сразу ухватились за «тонический» — вот и все дела. Правда, есть еще один вариант, более тяжелый: руки не поднимаются, если мышцы ущербны. Ущербность возникает при застарелых травмах мышц, при болезнях мышц и нервов (полиомиелит, рахит), при систематических перенапряжениях мышц. В этом случае надо начинать с восстановления их функциональных возможностей и только потом, приведя их в оптимальное состояние, ориентироваться на тонические показатели. Не откладывайте лечебную работу на завтра, начинайте сразу. Тонический ипс интересен и поучителен — да бог с ним! Куда важнее, что ущербность мышц рук может отозваться отитами, энтеритами, колитами, нарушением секреторной функции желудка и всеми видами сердечной недостаточности. Печальный список можно продолжить, но и упомянутого, пожалуй, достаточно, чтобы серьезно заняться лечебным точечным самомассажем и направленной физкультурной работой. Она того стоит. Ведь «семиметровый» подтвердил, что у вас есть талант, но если вы хотите привести его в действие, прежде приведите в порядок ущербные мышцы. Иначе не выйдет ничего.

Последние замечания:

пока вы балансируете на грани усталости — утомления, мышца выполняет все три функции: органа движения, органа познания и аккумулятора энергии;

в состоянии утомления она перестает быть аккумулятором энергии, слабо выполняет познавательную функцию, оставаясь органом движения;

при ущербности ее познавательная функция практически, отсутствует; как орган движения она трудно управляема; но даже и в этом состоянии она остается огромным полем для энергетических процессов, полем, которое вам предстоит возделать и засеять; значит, наберитесь терпения — и вы непременно соберете свой урожай.

РЕЗЮМЕ

1. Мы хотим научить вас жить с удовольствием. С удовольствием, за которое не придется платить, потому что оно само есть плата за жизнь естественную, жизнь в согласии с мудростью тела.

2. Если вы живете только на эмоциях (наслаждение от безделья, от игры, от культуризма, еды, алкоголя, танцев — создаете ситуации, в которых безвозвратно сжигается энергопотенциал) — вы исполняете программу шагреневой кожи. Значит, вы обречены на скорое и неминуемое поражение: разочарование, усталость от жизни, хронические заболевания и, быть может, даже преждевременную смерть.

3. Не уставайте повышать уровень своего энергопотенциала. Человек, энергопотенциал которого близок к оптимальному, — 1) не болеет, 2) удовлетворен жизнью, 3) способен сформулировать свою задачу; значит, от победы его отделяет только он сам.

4. Энергопотенциал — это фундамент любой вашей постройки и та сила, которая ее поднимает. Но не забывайте: кирпичи вам вылепит психомоторика, а точный план начертит только критичность. Среди них нет главных, есть только незаменимые; это — каждый из них.

5. Все начинается с движения. Движения, наполненного смыслом. Пока вы верите в это, пока исповедуете это, пока применяете это — жизнь, радостная и наполненная удовлетворением, зависит только от вас.

Интервью с авторами (09/88 — 4)

Ст. М.: Видать, вы не теряли времени даром — у вашего «Мальчика» появился подзаголовок «Путь к свободе».

Авторы: Подзаголовок не появился — он был. Но публикация в журнале, кроме главного недостатка — дробности, — имеет и преимущество: позволяет усиливать акценты. Вот мы и воспользовались этим. Появись подзаголовок сразу, он был бы понят и оценен очень немногими. Большинство же читателей просто не придали бы ему значения. А потом, примелькавшись, подзаголовок стал бы и вовсе незаметным; значит, утратил бы смысл. Теперь же — после этого интервью — его запомнит каждый. А многие — читавшие предыдущие главы — надеемся — даже поймут.

Ст. М.: Похоже, вы придаете ему большое значение…

Авторы: «Большое» — слишком слабо сказано. Признаемся как на духу: в этом подзаголовке — смысл книги.

Ст. М.: Даже так? Тогда давайте уточним, о чем ваша книга: о таланте или о поисках свободы?

Авторы: О таланте. О его природе. Из чего он складывается и как работает. Напомним: мы понимаем талант не как элитарное качество, которым господь наградил избранных. Мы считаем, что талант — это норма; нормальное состояние, нормальная форма существования каждого из нас. Просто огромное большинство из нас очень далеки от нормы, забиты, зажаты, задавлены жизнью. Оттого — из глубочайшей ямы, в которую мы попали, — талант представляется чем-то особенным. Это не так. Напомним наше определение: талант — это способность к самовыражению, позволяющая оригинально решать известные задачи. Значит, талант — это возможность быть самим собой. И поэтому наша книга — это прежде всего технология: как понять себя и как подняться до своей сущности, до своей нормы. А там уж талант не удержишь. Он задавит в своем хозяине раба и заставит жить новой, достойной жизнью.

Ст. М.: Значит, путь к себе — это и есть путь к свободе?

Авторы: Конечно. А для тех, для кого «свобода» — это всего лишь слово, пустой звук, добавим: это и шанс быть счастливым. Потому что никогда человек не бывает более счастлив, чем в процессе творчества. Заметьте: именно в процессе, потому что результат может принести только удовлетворение, хотя и оно не лишено приятности.

Ст. М.: То есть вы не собираетесь утверждать, что человек талантливый уже свободен?

Авторы: Разумеется, нет. Разве каждый из нас не встречал талантливых людей (уточним: это мы считаем, что они сейчас талантливы, по их заметности, яркости поведения, но так ли это — может показать только дело), которые были рабами жизни, службы, семьи, страстей, вещей? Сколько угодно. Это добровольное рабство не безобидно. Прожив жизнь бесплодную, пустую, потом со дна этой чаши им придется глотать горечь. Потому что время всему называет истинную цену, и неотвратимое осознание бездарно прожитой жизни отравит им все оставшиеся дни.

Ст. М.: Но за удовольствие быть самим собой, быть верным себе, а уж тем более — верным своему таланту, как известно, приходится дорого платить…

Авторы: Торгуетесь?

Ст. М.: Не совсем. Согласитесь — так или иначе, раньше или позже, — а мимо этого камня никому не пройти.

Авторы: Но тогда и вам придется признать, что невозможно и невинность соблюсти, и капитал приобрести.

Ст. М.: Значит, выбор неотвратим? Моральные издержки неизбежны?

Авторы: В том-то и парадокс, что нет. Выбор (отважиться — не отважиться) мучит нас лишь при низком эпк. Но стоит поднять ЭПК до оптимума — и проблема выбора перестает существовать. Полный сил талант не может не творить. А человек творящий — свободен. Что бы ни происходило вокруг, в какие бы ужасные условия он бы ни был поставлен, какими бы самыми изощренными оковами (деньгами, вещами, славой, развлечениями, наркотиками, алкоголем, сексом, нежностью, семьей, общественным положением) его ни пытались бы сковать — он творит, потому что не может иначе, потому что его энергопотенциал, психомоторика и критичность, слившись воедино, ведут его от задачи к задаче, — через все препоны, вопреки всему, любой ценой. Потому что (не стесняемся повториться) талант — это судьба.

Ст. М: Ну а моральные издержки?

Авторы: Их нет.

Ст. М.: То есть как это нет? Спросите у близких: легко ли с вами? Поинтересуйтесь «теневой» биографией знаменитостей, звезд (тоже ведь таланты) — почти каждый позволял себе такое…

Авторы: Тут не одна проблема, а целый клубок. Что касается нас самих, то мы надеемся, что с нами не скучно. Но и не тяжело: наши близкие знают, сколько энергии мы отдаем своим трудам (а ведь и физические и душевные силы черпаются из одной миски), и претендуют лишь на то, что мы можем отдать им. Это единственно разумный подход. Понимаете?

Искусство человеческого общения, искусство совместной жизни рождается из одного обязательного принципа: то, что мы отдаем другим (силы, время, душу — все это разные названия одного и того же), мы должны отдавать свободно, легко, с удовольствием. Только при этом условии затраченное возвращается сторицей. Только тогда работает уже известный вам закон биоэнергетики: чем больше отдаешь, тем больше остается. И любой человек — независимо от степени таланта, независимо от знания этого закона — старается его соблюдать. Это очень просто: пока отдача вызывает положительные эмоции — мы отдаем свободно и с удовольствием; пошли отрицательные — стараемся перекрыть кран. Иначе худо дело. Начнется с недовольства, потом — раздражение, потом — ссора; энергетическое истощение начинает бить по физиологии… Нет! Мы не имеем права ничего требовать от других, потому что полученное насилием не пойдет впрок. Потому что любое насилие — даже самое незначительное — разрушает отношения. Повторяем: наши близкие знают этот закон, поэтому у нас нет взаимных претензий. Требовать что-то от других — это уровень энергетической бедности, уровень эмоций. Издержки мещанства. Собственничества. Все под себя, все для себя. Игра на проигрыш… Играйте мудро — и не будет моральных издержек.

Ст. М.: А как же со «звездами»?

Авторы: А разве нет среди них мещан? Второе: им приходится заботиться о рекламе; лучшей рекламы, чем скандальчик, не бывает; и вот — в погоне за известностью — творят такое… не потому, что они такие, а потому, что так надо, таковы правила их игры. Наконец, третье: оглянитесь на себя и признайтесь честно: так ли уж вы сами святы? И почему вам можно, а им — нет?.. Если уж свобода, то для всех.

Ст. М.: Еще вопрос — о задаче. Вы пишете, что талант ищет задачи, потому что без задачи жизнь скучна и расточительна. Но ведь задача — это ярмо. Это и есть добровольное рабство!

Авторы: Только на первый взгляд. Сначала мы ищем задачу, чтобы сделать свою жизнь интересной и осмысленной. А когда обнаруживаем, что задача — это ярмо, мы выкладываемся для ее решения и тем приращиваем свой энергопотенциал, значит, поднимаемся на более высокий уровень. Значит, обретаем новые степени свободы.

Ст. М.: В некоторых письмах читатели жалуются, что в вашем тексте непросто разобраться. В других высказывается противоположная точка зрения: мол, что за претензии на новизну, когда все это очевидно и уже известно.

Авторы: Мы старались излагать свою концепцию с предельно доступной для нас простотой. Но манная каша получилась не везде; попадается и жестковатое, даже жилистое, мясо. За это приносим извинения. Но в любом случае это не развлекаловка, это все-таки разговор, о самом главном в нашей жизни. Тут есть смысл и поработать; без этого ничего не получится. А мы даем только ключ. Чтоб вы разбирались сами — в самих себе. Согласны: это непросто.

Что же касается тех, для которых все это азбучная премудрость, то остается лишь сожалеть, что они до сих пор не озарили науку о человеке светом своего гения. А если без шуток, то каждый видит предметы на уровне своего интеллектуального горизонта. Мудрец всю жизнь пробирается через необозримые дебри, а для дурака все очевидно и просто, потому что весь мир — на уровне его понимания.

Ст. М.: Но и в вашем тексте «это же так просто» — одно из самых ходких выражений.

Авторы: Психологический прием. Игра в поддавки.

Ст. М.: В главе, которую мы начинаем публиковать с номера 10, нет ипса. Как это понимать?

Авторы: Так и понимайте: не в ипсах счастье. Они — только инструмент контроля. В нужный момент появится ипс на психомоторику, в следующий — на критичность. Но мы видим задачу не в том, чтобы развлекать читателя этими испытаниями. Мы хотим помочь каждому понять себя, понять, куда он идет, понять, где он оставил— потерял-растратил талант, и как к нему вернуться. Повторяем: наша задача, чтоб каждый читатель: 1) нас понял, 2) нам поверил и 3) стал действовать. Вот что главное. А ипсы — только подсказка, где он сейчас и как движется дело.

Ст. М.: И последнее: мы ждали главу о психомоторике, а получили — о душе…

Авторы: Не все сразу. Парадоксальная двойственность природы психомоторики (душа + движение) затрудняет понимание ее смысла. Но разобраться в ней все же необходимо. Иначе мы никогда не поймем ни себя, ни других. Не поймем жизни нашей души.

Ст. М.: До сих пор вы призывали: «не бояться».

Авторы: «Не спешить» — не менее важный принцип. Без него невозможен постоянный, стабильный, истинный успех.

Получите фонарь для чужих потемок (10/88 — 5)

Мы уверены, что никто из вас не знает, что такое душа. Мало того, мы не сомневаемся, что никто из вас об этом всерьез не задумывался. И верующие — не исключение, хотя «душа» в их словаре — один из самых расхожих терминов. Они знают: душа есть (а кто спорит? есть, конечно); мало того, им известно, где душа находится: в пределах тела. А вот с этим мы никак не можем согласиться. И вот почему.

Умирая, верующий «отдает богу душу». То есть нечто нематериальное, но реально существующее. Что это может быть? Вопрос не на засыпку, достаточно простой, поэтому любой из вас, подумав, даст правильный ответ: это некая целостность, рожденная 1) мыслью, 2) совестью и 3) памятью. Значит, достаточно разобраться, где располагается эта троица, и мы определим пристанище ДУШИ.

Мысль… Вы привыкли к удобной схеме, что у нас в голове есть мозги (некоторые любят конкретизировать: серое вещество), и в них мысли — жжжж — как рой пчел. Вылетела за пределы мозга — так только в слове. Или в деле. Или вовсе потерялась (если не спряталась среди других).

Нам жаль вас разочаровывать, но это не так. Мозг сам не мыслит. Мыслит человек — с помощью мозга. То есть мозг это только орган, с помощью которого мысль создается. Это — инструмент. (Аналогия: не глаз видит — это мы видим с помощью глаза. Глаз — тоже только инструмент.) А мысль возникает, конечно же, не в инструменте, а в том месте, где инструмент соприкасается с обрабатываемым предметом. Значит — на границе знания и незнания. Где-то вне нас.

Один пример. Опытный экскаваторщик челюстями пятитонного стального ковша осторожно берет с земли спичечный коробок — и даже не сминает его. Неужели его мысль при этом в мозгу? Нет, разумеется. Она — на кромке челюстей ковша; только поэтому удается артистический трюк.

Совесть… Ну уж она-то точно внутри нас, скажете вы. И даже адрес укажете: где-то в груди; пожалуй, в сердце. Все знают, как душа болит…

Увы — опять мимо. Ведь совесть сама по себе не существует. Она — рождается. Каждый раз рождается, когда мы взаимодействуем с другим человеком, с коллективом, с обществом. Она — результат этого взаимодействия. Оценка этого взаимодействия. Значит, когда душа болит? — когда мы осознаем, что причинили вред другому человеку, коллективу, обществу. Значит, болевая точка (совесть) находится не в груди, а в том месте, где мы сотворили неправедное действие.

Что же в таком случае нас гложет? Правильно: отрицательные эмоции. И чем сильнее этот процесс, тем хуже дела у нашего энергопотенциала. А нет энергии — человек теряет сон, доводит себя до язвы, утрачивает работоспособность. И самое обидное: нет сил, чтобы создать волевое усилие и переключить свое внимание. Выход один: как-то загладить свою вину. Или отвлечь себя активным действием, способным создать новую доминанту. Теперь вы понимаете, для чего церковь ввела исповедь: исповедник выдергивает занозу, которая является источником отрицательных эмоций.

Память… Наученные опытом двух предыдущих случаев, вы догадываетесь, что и ее мы собираемся вытолкать куда-то вне. И категорически этого не приемлете. Еще бы! — и в школе, и в вузе в вас вдалбливали, что память — это опыт прошлой жизни, который хранится в мозгу. Что прошло — того уж нет, и только запечатленное в мириадах клеток вашего серого вещества оно существует.

Все так — да не совсем. Потому что в этом школьном представлении учтен только узор — многоцветные крестики, которые фиксируют пережитые в прошлом образы, чувства и мысли. И почему-то никто не задумывался, на каком полотне вышиты этими крестиками узоры.

Это полотно — время.

Просто удивительно, как о нем умудрились забыть. Память вне времени, память сама по себе — это же нонсенс. А если сделать еще одно маленькое усилие и вспомнить, что время столь же материально, как пространство, как стул, как зубная боль, то и память по этому полотну начнет вполне зримо расползаться.

Когда вы думаете о будущем — мечтаете или считаете варианты возможных действий, — что работает при этом? Мысль. На улетающем в будущее полотне времени она рисует свой фантастический узор или методом тыка проверяет на проницаемость мембрану между вашим знанием и незнанием. Мысль там, впереди; в мозгу же — только отражение ее. Но если зеркало просто отражает окружающий мир, то мозг и 1) отражает, и 2) фиксирует это отражение. Причем фиксирует 3) во времени. Только поэтому запечатленные кадры практически не наползают один на другой.

У памяти тот же механизм — только наоборот. Застывшие в прошлом образы, чувства и мысли мозг отражает и фиксирует в настоящем. И мы переживаем прошлое как сегодняшнюю реальность. А если наш энергопотенциал растрачен настолько, что мы способны только на самосохранение и окружающий мир кажется нам тусклым и пустым, то прошлое своей яркостью и многоцветьем, щедро дарящим нам положительные эмоции, легко берет верх над реальностью, и мы снова и снова погружаемся в его живительный поток. Это ловушка. Прошлое помогает нам выжить, вытерпеть — но не больше. Чтобы вернуться к себе, нужно прежде всего вернуться в настоящее. И найти в себе мужество (накопив для этого энергопотенциал), чтобы взглянуть в будущее. Но это уже другая тема; не будем забегать вперед.

Надеемся, мы вас убедили (по крайней мере заставили задуматься), что душа не вмещается в пространство нашего тела. Что она охватывает огромную площадь во времени и пространстве. Площадь, освоенную щупалами (по Сеченову) мысли, совести и памяти.

Душа — это образ мира, который мы выдумываем себе, чтобы 1) как-то выжить, 2) избежать страданий, 3) привести свой мир к комфорту.

Психомоторика — это душа + движение, а в главе об энергопотенциале мы утверждали, что все начинается с движения. Отчего же рассказ о психомоторике мы начинаем все же с души?

Вот так захотелось.

А если всерьез — то почему бы сперва не сделать эскиз, даже рабочий проект — и только потом строить дом?

С помощью движения.

? ***

Что вы успели узнать об энергопотенциале из предыдущих глав?

1) Энергопотенциал — это жизненная сила.

2) Энергопотенциал — неотъемлемая часть целостности (ЭПК). Он движет одухотворенную машину (психомоторику) и делает зрячими глаза таланта (критичность).

3) Только от энергопотенциала зависит, на каком этаже сегодня находится человек.

Когда мы говорим о критичности — мы говорим об уровне творческих возможностей человека. Критичность гения пробивает потолок знания всего человечества; критичность раба не поднимается выше эмоций: опасно — безопасно, плохо — хорошо — еще лучше. То есть, совсем без критичности жить нельзя, но 90 % людей вместо критичности пользуются чужим опытом — и ничего, живут.

Когда мы говорим о психомоторике — мы говорим о точности мысли и движения. Совсем без психомоторики может ли жить человек? Жить — нет; но существовать — может. И очевидно, что это будет не человек, а только живое тело — ведь ни мыслить, ни двигаться, ни чувствовать оно не в состоянии.

Без энергопотенциала ничто живое не может жить. И если вы до встречи с этой книгой не знали, что энергопотенциал у вас есть — это означает только, что он работал в вас без вашего осознанного участия, без вашего содействия, а иногда и вопреки вашим неразумным действиям и образу жизни.

Чтобы знать, как жить разумно — постоянно наращивая свой энергопотенциал, а вместе с ним и свои возможности, — нужно знать, как он живет и работает, и как эта жизнь и эта работа проявляются в нашей жизни.

Чтобы представить энергопотенциал, хорошо бы сравнить его с чем— нибудь знакомым и понятным. И в первую очередь напрашивается сравнение с аккумулятором. Вроде бы в нем есть и «энерго» и «потенция». Но способность производить и накапливать заряд — это только часть свойств энергопотенциала. Ведь он сам, непосредственно наполняет психомоторику. Значит, энергопотенциал — это аккумулятор с проводами? Тоже мало, ведь он еще и рождает, и обеспечивает движение. А это уже электромотор.

Нам очень не хочется, чтоб вы буквально воспринимали эту схему, в которой энергопотенциал сравнивается с системой «аккумулятор + провода + электромотор», потому что при внешней схожести у них все же осталось принципиальное различие. Какое? Схема рождает и обеспечивает движение, а энергопотенциал рождает и обеспечивает жизнь (а движение — как одно из проявлений жизни).

Вывод вам уже знаком: энергопотенциал — это заряд и процесс.

Что бы вы ни делали (даже если ничего не делаете), что бы вы ни чувствовали (покой, восторг, любовь, страх, боль, апатию), как бы ни реагировали на воздействие мира-все это проявления энергопотенциала.

Если вы это поняли, вы поневоле начнете оценивать свое поведение через призму энергопотенциала. А это первый шаг к осознанному воздействию на свой энергопотенциал, к содействию его свободе (когда он тратится разумно — и потому возвращается к вам с прибылью). Каким же будет следующий ваш шаг?

Вы начнете классифицировать свои действия и состояния через понятие энергопотенциала (без этого вы не сможете грамотно им пользоваться).

Мы хотим помочь вам в этом деле — и предлагаем несколько идей, которые в совокупности (слившись) описывают энергопотенциал.

1. Энергопотенциал — это условие и способность действовать.

2. Энергопотенциал двухслойный: 1) базовый (полученный от матери) и 2) оперативный (заработанный самостоятельно).

3. Энергопотенциал материализуют: раб — в раковину; потребитель — в удовольствие; созидатель — в продукт творчества.

4. Энергопотенциал строит душу и тело.

5. Энергопотенциал защищает жизнь.

6. Энергопотенциал живет в синусоидальном режиме.

7. Энергопотенциал стремится к накоплению.

Когда человек родился, оперативного энергопотенциала у него нет совсем. Только базовый — полученный от мамы.

Если мама здорова, не страдает хроническими недугами, не болела во время беременности, полноценно питалась и никто ей не портил нервы, — ребенок рождается вовремя, он энергичен и красив.

Если мама часто болеет (помилуй Бог! — чтобы выносить ребенка, лежала на сохранении), если ее питание скудно и однообразно, если у нее мал собственный энергопотенциал и потому она портит нервы по любому пустяку; наконец (ведь и такое встречаем на каждом шагу), если она и во время беременности продолжала принимать алкоголь, курила, а то и наркотиками баловалась, — ребенок рождается преждевременно, он слаб и некрасив, и первый день на этом свете у него начинается с болезней, которые станут его неразлучными спутниками до последнего дня его жизни.

А что же папа? Неужели он вовсе не причастен к энергопотенциалу новорожденного?

Причастен — это слишком слабо сказано. Потому что в формировании энергопотенциала ребенка (пока он в утробе матери) именно папино слово — первое.

В его семени заложен код, в котором запрограммированы:

1) базовый энергопотенциал ребенка и

2) опыт (психомоторика + критичность), который, как принято говорить, передается по наследству.

От папы — код; у мамы — шифр.

И чем совершенней будет программа, закодированная в семени (а это зависит от 1) ЭПК отца и 2) от его образа жизни), чем точнее в маминой яйцеклетке эта программа будет расшифрована (а это зависит от 1) ЭПК мамы и 2) от ее образа жизни), — тем удачней будет новорожденный.

Каким будет его базовый энергопотенциал?

Не меньше, чем у папы (при нормальной расшифровке). И во всех случаях жизни больше, чем у мамы.

Не меньше — значит, может быть больше? За счет чего?

Код — не идеален; он всего лишь отпечаток ЭПК папы на данный момент; какие-то функциональные дефекты энергопотенциала оставят на нем след. К счастью, им вовсе не обязательно перейти к ребенку. Природа мудрей человека, у нее всегда есть как минимум одна запасная линия обороны, в данном случае — код энергопотенциала мамы. При расшифровке отцовского кода код мамы пассивен (ведь он слабее!), но пассивен он лишь до тех пор, пока слабее. Как только расшифровка кода наталкивается на дефект, — в дело идут соответствующие элементы материнского кода.

Если все нормально у обоих родителей — ребенок должен уйти дальше, чем они. Если получается наоборот — слабая ветка засыхает. Это закон природы.

(В этой главе было замечательно просто и понятно описано, 1) каким образом информация отцовского кода материализуется в энергопотенциал и 2) где эту прорву энергии находит тело матери (практически без ущерба для себя). Но потом мы решили, что для первого знакомства с энергопотенциалом эти знания отвлекут вас от созерцания картины в целом к частностям — и с сожалением отложили эту главу на потом.

Разумеется, мы приносим извинения. Обещаем: вы свое получите. А пока воспользуйтесь этим случаем — и отдохните. Сделайте интервал — как минимум на чашку чая. А лучше всего — до завтрашнего утра. Вот увидите: завтра наш текст будет восприниматься куда легче.)

***

Должны предостеречь вас от одного заблуждения. Работая с абстракциями, человек чувствует себя очень неуютно. И обычно стремится найти им знакомое, привычное уподобление — чтобы лучше их понимать, уютнее сосуществовать рядом с ними. Именно поэтому, знакомя с энергопотенциалом, мы подсказали вам схему: (аккумулятор + провода + двигатель + жизнь).

Когда мы говорим, что «энергопотенциал — это заряд и процесс», обычно представляют налитое энергией (разумеется, окруженное биополем), готовое к действию тело. И этот клубок энергии, и это биополе воздействуют не только на окружающую среду, но и на то, что внутри тела — на его системы и каждую клеточку в отдельности.

Мы полагаем, что правильным будет иной взгляд: не от общего к частному, а именно от частного — от каждой отдельной клеточки тела — к общему, к телу, — и уж только когда эта целостность сформировалась, она своим совокупным зарядом воздействует благотворно на каждую частицу, которая его питает.

Наш базовый энергопотенциал начинается с клетки.

Если родители были здоровы, если беременность протекала нормально:

— каждая клеточка тела новорожденного находится в состоянии гармонии, а потому несет в себе максимально возможный энергопотенциал;

— его органы и системы находятся в состоянии гармонии — и потому базовый энергопотенциал обеспечивает их развитие и функционирование без потерь;

— его тело находится в состоянии гармонии — и потому его базовый энергопотенциал может жить в окружающем энергетическом океане не рассеиваясь.

Почему так важно, чтобы каждый человек ясно представлял, что такое энергопотенциал?

Потому что от этого зависит

— 1) сколько и 2) как вы проживете.

Конечно, можно прожить сто лет, не зная, что есть такое слово — «энергопотенциал». Но случайно сто лет не проживете. Только мудрый человек (значит, живущий в согласии с природой и послушный мудрости тела) живет долго, и если он (как в анекдотах о долгожителях) что-нибудь себе «позволяет», так это бывает редко и в меру — без ущерба для здоровья (энергопотенциала). Но поскольку ему ого сколько лет, люди обращают на это внимание и возводят единичный случай в правило. Не стоит простодушно верить старческой невинной похвальбе. К тому же не помешает сравнить то, что изредка «позволяет» себе старик с «нормой» зрелого человека. Вы обнаружите, что старик ведет себя вовсе не безрассудно: он чуть пощекотал вам нервы, удовлетворил свое самолюбие — и все! и уже возвратился в границы нормы, под контроль мудрости тела!..

Напрашивается вопрос: чем объясняется феномен долгожителей, которые до глубокой старости сохраняют здоровье, бодрость, работоспособность и ясный ум? Согласие с природой — понятно; послушание мудрости тела — тоже. Но ведь и одно, и другое — это только режимы. А откуда берется энергия, обеспечивающая и здоровье, и бодрость, и работоспособность, и ясный ум?

От мамы.

Как в год, как в пять лет — так и в сто.

Потому что — в идеале — (если вы внимательно изучили предыдущую главку — вы уже сами это поняли) — базовый энергопотенциал не уменьшается. Подчеркиваем: в идеале, по замыслу.

Значит, если до зачатия, во время его, во время беременности и всю жизнь от первого дня и до последнего все делалось как надо, в пределах нормы, — базовый энергопотенциал в последний день жизни должен быть таким же, как и в момент рождения.

Повторим начало одной из предыдущих главок: когда человек родился, оперативного энергопотенциала у него нет совсем. Но вот его шлепнули по попке, он закричал, задергал ручками-ножками — и включился в работу главный механизм оперативного энергопотенциала: затратно — возвратный. Чем больше трачу — тем становлюсь богаче.

Разумеется, тратить следует под контролем мудрости тела, чтобы не разрушить целостность. Значит, работать до такой степени усталости, чтобы возвратная энергетическая волна к следующему утру не только восстановила ваши силы, но и прибавила к ним хоть малую толику. Как это можно определить? Если вы проснулись свежим и с желанием действовать — значит, вчера вы трудились в разумном режиме и остановились вовремя.

Узнаете? — это уже известный вам антиэнтропийный механизм. Действуя — мы тратим оперативный энергопотенциал, и если тратим разумно, не разрушая целостность души и тела, параллельно с затратным работает возвратный (антиэнтропийный) механизм, позволяющий не только возобновить, но и нарастить оперативный энергопотенциал.

Для желающих «увидеть», «представить» оперативный энергопотенциал, мы предлагаем вспомнить знакомую каждому из курса средней школы схему атома. В этой схеме ядром будет базовый энергопотенциал, электронной оболочкой — оперативный. Они живут и работают не только потому, что едины, но и потому, что противоположны.

Единство более-менее понятно; в чем же противоположность?

Базовый — постоянен, оперативный — изменчив; базовый — обеспечивает жизнь, оперативный — действие; базовый — может только убывать, оперативный — стремится к возрастанию.

Чтобы вы имели хотя бы самое общее представление об оперативном энергопотенциале, предлагаем несколько идей. 1. Оперативный энергопотенциал многослоен. 2. Оперативный энергопотенциал постоянно изменяется. 3. Оперативный энергопотенциал является инструментом действия. 4. Оперативный энергопотенциал «дышит» — он синусоидален. 5. Оперативный энергопотенциал защищает базовый. 6. Оперативный энергопотенциал способен к росту. 7. Оперативный энергопотенциал сливается (сохраняясь) с окружающим энергетическим полем — природы, людей, культуры.

Расшифруем эти идеи.

Кто суть данный человек — раб, потребитель или созидатель — зависит от уровня его ЭПК. Но на каком этаже он сегодня находится — зависит от уровня его оперативного энергопотенциала. Значит, если созидатель растерял свой оперативный энергопотенциал и упал на первый этаж, к рабам, — он, оставаясь созидателем (этого у него никто не в силах отнять), живет по законам первого этажа — как раб — пока перемена образа жизни не позволит ему возвратиться в свои апартаменты — на третьем.

Следовательно, сколько этажей — столько и уровней оперативного энергопотенциала. Причем у второго этажа потолок несравненно выше, чем у первого, а у третьего этажа потолка нет вовсе. Это дискомфортно? Конечно. Зато талантам, гениям и мудрецам открыт весь мир.

Что бы человек ни делал, что бы он ни думал, что бы он ни чувствовал — это обеспечивается оперативным энергопотенциалом, а значит и отражается на его количестве. И если человек слушает голос мудрости своего тела — его действия, мысли и чувства крутят антиэнтропийный механизм. Если же человек живет стиснув зубы, ломает себя, культивирует зло, вынашивает разрушительные мысли — его оперативный энергопотенциал прогорает, обнажая проплешинами энергопотенциал базовый — как озоновые дыры смертоносно обнажают землю.

***

Огрубив представление (понятие) об оперативном энергопотенциале до простейшей схемы, попробуем вообразить, как он будет выглядеть в нашей мышце.

Напрашивается (опять) сравнение с аккумулятором. Там корпус аккумулятора, пластины и раствор; и энергия, которая накапливается благодаря химической реакции. Здесь — скопление мышечных волокон, завернутых в соединительную ткань, питаемых растворами крови и лимфы; и энергия, как результат химических превращений, вырабатываемая каждой клеточкой.

Увы, все не так.

Оперативный энергопотенциал — это нераздельная целостность 1) тела мышцы (мясо), 2) содержащейся в ней энергии, 3) ее памяти (если хотите — ее интеллекта), позволяющей мышце работать быстро, точно и экономно.

Вы никогда не должны забывать, что оперативный энергопотенциал — это не слуга мысли и чувства (вначале подумал или почувствовал — и уже затем действует). Он — первичен по отношению к ним. Он — поле, на котором вырастают эти цветы. Потому что чувствовать можно лишь то, что оказалось в вашем энергетическом поле, а осмысливать это чувство можно лишь тогда, когда вашего оперативного энергопотенциала достаточно, чтобы сгустить чувственную информацию в мысль — перекристаллизовать ее.

Мораль: чем скуднее ваш оперативный энергопотенциал — тем бледнее ваши чувства, которые, обесцветившись, обнажают душу до эмоций — и мир становится черно-белым; чем скуднее ваш оперативный энергопотенциал — тем банальней ваши мысли, тем чаще они подменяются стереотипами, пока — оказавшись на первом этаже — вы не только потеряете интерес к мысли, но и станете шарахаться от нее.

Оперативный энергопотенциал — это единственное средство

1) поддерживать равновесие с окружающей средой и 2) преодолевать ее (работа созидателя).

Оперативный энергопотенциал открыт миру, и если б он был бесформен, он бы легко рассеивался, за исключением небольшого слоя, удерживаемого базовым энергопотенциалом (так Земля удерживает атмосферу). Но мы упомянули, что он может быть сколь угодно велик. Что же удерживает его возле тела?

Синусоидальная структура.

С первых же минут жизни оперативный энергопотенциал формируется в виде стоячей волны. В отличие от атмосферы, которая чем дальше от Земли — тем разряженной, слабее, оперативный энергопотенциал наиболее плотен именно на вершине волны. Здесь одинаково важны и масса, и движение. Поэтому капельки, составляющие волну, не разлетаются прочь. Центробежное усилие, стимулируемое базовым энергопотенциалом, поднимает волну — пока этот порыв, пока ее инерция не иссякнет. Но в крайней точке она не превращается в нуль, а сменяется нарастающим до прежних размеров центростремительным движением.

Синусоида оперативного энергопотенциала имеет свой ритм — единый с ритмом вселенной. Чем лучше эти ритмы совпадают — тем человек здоровее, тем его ЭПК ближе к оптимуму. Тем он лучше видит задачи (а любой дискомфорт — признак задачи — можно трактовать, как ритмический диссонанс). Разумеется, чем выше волна оперативного энергопотенциала — тем больше ритмов вокруг себя человек может различать, тем успешней он может перестроить любой из них под свой ритм (эталон гения — ритм вселенной).

Наконец, именно синусоидальное «дыхание» оперативного энергопотенциала позволяет нам развиваться. Увеличивая (своими грамотными действиями) оперативный энергопотенциал, мы увеличиваем амплитуду его волны — а она делает комфортным мир вокруг нас. Она «освещает», выхватывая из тьмы, окружающую территорию. Только в этом свете критичность (глаза таланта) может разглядеть задачи, а психомоторика (мотор таланта) — их решить.

Здесь мы напомним главную мысль: качество вашей жизни и длительность ее зависят от базового энергопотенциала, а охраняет его от внешних и внутренних посягательств только энергопотенциал оперативный. Чем он мощней и плотней — тем в большей вы безопасности.

Так Земля защищена атмосферой, которая поглощает смертоносные ультрафиолетовые лучи и сжигает болиды. Огромный болид может прорвать атмосферу и нанести Земле удар; но и в этом случае удар будет значительно смягчен.

Люди с оптимальным оперативным энергопотенциалом защищены от любых болезней незримым панцирем. Никакая инфекция им не страшна — их клеточки не впустят в себя врага, их тело сожжет и утилизирует все, что проникнет в межклеточные растворы.

Особый случай — новорожденные.

Они не болеют в первые недели, если родились вовремя и с полноценным базовым энергопотенциалом — в эти дни его поле компенсирует пока что мизерный оперативный энергопотенциал. Но долго защитную функцию (защита жизни!) базового энергопотенциала эксплуатировать нельзя. Не забывайте: в эти дни новорожденный защищает свою жизнь за счет ее же — за счет самой своей жизни. Значит, нужно создать оптимальные условия для скорейшего накопления оперативного энергопотенциала — дать новорожденному максимально возможную свободу: пусть побыстрей осваивает окружающий мир — пусть движется.

Рост оперативного энергопотенциала происходит за счет антиэнтропийного процесса в человеке.

Оперативный энергопотенциал обеспечивает все развитие человека, но в зависимости от возраста основное русло этого процесса смещается. В раннем детстве (до 3–4 лет) оперативный энергопотенциал идет на создание минимально необходимого защитного поля и на строительство тела.

В следующие 3–4 года жизни основное русло растущего оперативного энергопотенциала передвигается на формирование процессов мышления.

В следующие 3–4 года растущий оперативный энергопотенциал начинает высвечивать темные места, обнажая источники дискомфорта (задачи вокруг себя).

Если процесс роста оперативного энергопотенциала был замедлен болезнями и прекратился рано — получается раб. Не выработав самостоятельного мышления (нечем!), он научается пользоваться стереотипами, а любой дискомфорт для него всегда во тьме, и потому — страшен.

Если процесс роста оперативного энергопотенциала прекратился на втором уровне — получился потребитель. Он все великолепно чувствует, у него фантастический нюх на гармонии, на прекрасное, но светит он там, где и без него светло, — потерянный кошелек он ищет только под фонарем.

Теперь вы легко сами ответите, как обстоят дела с оперативным энергопотенциалом у созидателя: это человек, чей оперативный энергопотенциал растет всю жизнь.

Вывод: в результате антиэнтропийного процесса рождаются три продукта — вещество, энергия и информация.

Почему так важно понимать законы, по которым живет оперативный энергопотенциал?

Потому что только через посредство оперативного энергопотенциала мы можем воздействовать на свою энергетику (а значит — и на здоровье, и на длительность жизни, и на способность трудиться).

Разумеется, знание законов жизни оперативного энергопотенциала не сделает вас лучше и счастливей. Вы можете знать одно, а жить — куда течением понесет, куда ветер подует. Другое дело — жизнь в согласии с этими законами, жизнь в согласии с мудростью тела. Если вы будете не только знать законы, но и следовать им — ваша жизнь станет здоровой, наполненной и интересной. Дисциплина стоит не дешево, но плоды ее сладки: ведь в них свобода!

Наша энергия суть результат слияния трех составляющих: 1) базового энергопотенциала, 2) оперативного энергопотенциала, 3) энергетического поля.

На базовый энергопотенциал мы воздействовать не можем, но — слава Богу — мы можем его защитить.

На свое энергетическое поле (в первые дни жизни производимое только базовым энергопотенциалом, а впоследствии — совокупным энергопотенциалом) мы воздействовать не можем тоже.

Мы можем его беречь от «дырок», которые в нем делают «черные люди» (через эти «дыры» они подключаются к нашему базовому энергопотенциалу — вот одна из причин хронических болезней); мы можем эти дырки ликвидировать — технология «выравнивания» энергетического поля известна и при случае мы познакомим вас с нею; но воздействовать на поле, направлять его — нам не дано.

И когда вы слышите или читаете, что некий экстрасенс воздействует на клиентов своим энергетическим полем, вы должны понимать, что это совсем иной процесс — это направленное воздействие оперативного энергопотенциала, что не только возможно, но и естественно: любой мало-мальски энергичный человек, общаясь с другими людьми (одни — осознанно, другие — бессознательно), воздействует на собеседника своим кумулированным оперативным энергопотенциалом.

Значит, мы опять возвращаемся к уже знакомой вам мысли: на свою энергетику мы можем воздействовать только через механизмы оперативного энергопотенциала. Поэтому впредь именно он и только он (смягчая категоричность, оставим базовому энергопотенциалу и энергетическому полю 1 % своего внимания) будет предметом нашего изучения.

Действуя — мы его тратим; и вот самые важные вопросы: — каким образом — потраченный — он возвращается к нам с прибавкой? — что это за прибавка? — за счет чего она возникает?

Действуя — мы материализуем оперативный энергопотенциал в предметы, чувства и мысли.

(При этом наш энергопотенциал становится свойством сработанных предметов и мыслей.)

То, что принадлежало только нам — наш оперативный энергопотенциал, — становится достоянием всех людей.

Оно становится энергетическим сгустком, которым может воспользоваться — соприкоснувшись с ним — любой человек. (Разумеется, если его энергоемкость позволит это сделать: рисовые котлетки съедобны без ограничений, но кровавая отбивная из медвежатины — блюдо лишь для немногих.)

Любой человек — значит, и мы сами, сработавшие этот энергетический сгусток. Вернее — прежде всего мы, ведь мы к нему ближе всех. Следовательно, что бы мы ни делали! — играя в футбол, коля дрова, любуясь природой, общаясь с другом, пеленая ребенка, решая задачу, читая хорошую книгу (бульварное чтиво — как жвачка — кажется безобидным, но на самом деле невозвратно губит не только часы нашей жизни, но и энергию) — мы не просто тратим свою энергию — мы материализуем ее в некий субстрат и становимся духовно богаче на величину своих энергетических вкладов.

Как вы сами понимаете, затраты на фоне отрицательных эмоций — «не хочу — но делаю», «скучно — но делаю», «не могу — но делаю», — не включают антиэнтропийного процесса, значит становятся абсолютными тратами.

Сколько потратили — на столько обеднели. «Но ведь затраченное не рассеялось в воздухе, — резонно можете возразить вы, — оно материализовалось в слово, вещь, действие. Разве эти плоды не могут отведать другие люди, да и мы сами?»

Отвечаем: «Могут другие. Можем и мы сами. Но удовольствия это не доставит ни им, ни нам. Потому что слово будет разрушительным, вещь — энергетически закрытой и неудобной в пользовании, действие — аморальным. Костюм, пошитый мастером, дольше носится; свитер, связанный с любовью, всегда теплее фабричных; еда, приготовленная хорошей хозяйкой, насыщает быстрее и полноценней, чем еда в столовой из тех же продуктов, потому что хозяйка в каждое блюдо вложила частицу себя — и этим вы наполняетесь прежде, чем едой.

Итак, процесс траты оперативного энергопотенциала вплоть до возникновения конечного продукта (предмета, мысли) мы разобрали. А за счет чего идет восстановление потраченного оперативного энергопотенциала?

За счет окружающего энергетического поля.

Ведь мы живем не в энергетическом вакууме, а в плотной энергетической среде. И малейшая трата оперативного энергопотенциала тут же компенсируется этой средой. Процессы траты и восстановления протекают одновременно. Собственно говоря, это один слитный процесс, который регулируется синусоидой «дыхания» нашего оперативного энергопотенциала. Именно синусоидальный ритм удерживает нас в пределах целостности — мы и не переполняемся, и не иссякаем.

Окружающее энергетическое поле для всех одно, а восстанавливаемся мы по-разному.

Если трата происходит на фоне положительных чувств, то включается антиэнтропийный процесс.

Если трата происходит на фоне отрицательных чувств — работает только энтропийный механизм. При этом синусоида уменьшается и деформируется.

Оперативный энергопотенциал тает, работоспособность падает, хронические заболевания вылезают наружу, любая инфекция проникает в клетки и начинает разрушать тело изнутри.

Только теперь вы готовы понять и принять ответы на поставленные выше три вопроса.

Прежде всего: если мы говорим о прибавке оперативного энергопотенциала, то рабы и потребители должны отойти в сторонку. Им неведомо неповторимое чувство, когда тебя поднимает плотная волна антиэнтропийного процесса; они могут только пользоваться плодами, которые сорвали другие. Это — не упрек им; просто так устроено.

Значит, речь идет о созидателях — талантах, гениях и творцах. Когда мы говорили, что прибавка оперативного энергопотенциала — это чувство, мысль или предмет, — речь шла о материальной стороне дела.

Но ведь энергопотенциал — напомним — это заряд и процесс. Как же прибавка должна материализоваться в процессе?

Она увеличивает амплитуду синусоиды.

Очень важный момент: энергия окружающего поля не может на синусоиду воздействовать (разумеется, воздействие гравитационных полей, космических лучей, бытовой радиации и проч. здесь не рассматривается).

Эта энергия может лишь заполнять опустошаемые нашими действиями наши емкости. Откуда же берется энергия, позволяющая на синусоиду воздействовать?

От предметов, с которыми взаимодействуют талант, гений и творец.

Таланту новье достается с большим трудом. Соответственно и энергетическая прибавка невелика. Но как бы ни была она мала — она изменяет синусоиду — увеличивает ее.

Не количество важно, а тенденция! Не результат, а процесс!

Гению проще: его необъятное поле — его собственная душа. Не нужно далеко бежать, не нужно искать. Познай самого себя — выразив это в чувствах, мыслях и предметах — только и всего. Его проблемы куда более энергоемки, чем задачи таланта. И в отличие от задач — которые всегда конечны — проблемы практически неиссякаемы. Гений присасывается к ним — и пьет, сколько хватит сил и жизни. Представляете, как разбухает, сколь богатырски размашистой становится его синусоида?

Творец работает с природой, он одухотворяет ее — создает то, чего до этого не было — ни вокруг, ни в нем самом. Он создает природу нового качества. Это требует невообразимых энергетических затрат (разве мы можем представить энергию, сконцентрированную в материнской яйцеклетке?), но она возвращается с избытком: это уже не просто чувство, мысль и предмет — это существо, созданное по его образу и подобию.

Каждый из них получает энергию от материала, с которым работает. Одни — труднее, другие — легче. Но у всех троих бывают счастливые мгновения, когда работа идет сама, без затраты усилий (это не обманчивое впечатление, это действительно так). Вдохновение! — вот мгновения полной свободы. При вдохновении происходит слияние созидателя и предмета его деятельности, и вся работа совершается за счет энергии предмета.

Вывод: оперативный энергопотенциал существует нераздельно от окружающего энергетического поля, но в то же время автономен по отношению к этому полю, и не рассеивается в нем благодаря своей синусоидальной сущности.

***

Должны предостеречь вас от обычного среди обывателей заблуждения. Оперативный энергопотенциал они представляют неким энергетическим облаком, сгустком (разумеется — светящимся), в котором под внешним радужным энергетическим туманом ощущается мощная (синусоидная) пульсация. Как сердце: тук— тук…

Красиво — но неверно.

Потому что в таком виде энергопотенциал может существовать, но не работать. Чтобы он работал ему нужен инструмент. Ему нужна такая структура, которая бы обеспечивала превращение энергии в чувство, мысль и предмет. И наоборот.

Эта структура — информация.

Без нее оперативный энергопотенциал может жить, но работать не может. Следовательно, сущность оперативного энергопотенциала не просто энергетическая, а энергетически-информационная.

Раб работает как машина. Если его не подгонять, он механически работает час за часом, день за днем, неделю за неделей. Где его мысли при этом? В конце рабочего дня, в конце недели, в грядущем отпуске. Он тянется к своей морковке (кружке пива, партии в домино, рыбалке, коллекции марок), стараясь не впускать в душу то, что делают руки.

Он тратит оперативный энергопотенциал? Конечно. Во что же реализуется эта трата? В укрепление стереотипов, из которых сложена раковина, защищающая раба от окружающего мира. Значит, всю энергию он превращает в информацию. А что же произойдет, если снаружи в его раковину воткнется и пробьет ее свежая информация? Раб переживет несколько неприятных минут (часов, дней, недель), пока не обкорнает эту информацию до такой формы, в которой он сможет ею пользоваться — до стереотипа. И этим стереотипом залепит пробитую информацией дыру в раковине.

Может ли потребитель выполнять работу раба?

Может. Но — через силу. С муками. Он будет несчастнейшим из людей, каждую минуту он будет чувствовать, как он несчастен, и весь свой интеллект нацелит на одно как бы увильнуть от этой работы, пустить ее на самотек, спихнуть на других. Не удастся — он начнет болеть, у него все будет валиться из рук, пока его не выгонят (сам он даже уйти не в силах), либо — переведут на другое, более подходящее для него место.

Где же потребитель на месте?

Там, где он живет и работает с удовольствием. А удовольствие он получает единственным способом: потребляя энергию гармоний. Созданной либо человеком, либо природой.

Информацию гармонии (картины, книги, человека, ситуации, пейзажа) он утилизирует, переваривает, превращая в энергию удовольствия. Иногда эта энергия столь велика (когда он увлечен какой-то гармонией — влюблен в нее), что синусоида оперативного энергопотенциала начинает испытывать серьезный напор изнутри. Кажется: еще чуть-чуть — и ее амплитуда начнет расти. Как бы не так! Напряжение в амплитуде — вовсе не опасное — вызывает дискомфорт и опасение: ведь за этим может последовать сдвиг в неведомое. И потребитель — подальше от греха — выпускает пар.

Следовательно, идеальная ситуация потребителя — это паровоз с хорошо нагретым котлом. Он полон сил, он производит прекрасное впечатление, он вызывающе пыхтит, окутывая всех, кто приближается к нему, клубами грозного пара. Он может даже прокрутить колеса, поразмяв поршни. Но с места не трогается и всю свою мощь выпускает в слышный далеко окрест рев; или в свисток — в зависимости от величины его оперативного энергопотенциала.

Созидатель (это вы уже знаете) создает новые гармонии. Значит, энергию хаоса либо несовершенных гармоний переводит на более высокий уровень.

У всех троих работает оперативный энергопотенциал, и все три процесса реализуются как работа с информацией: — раб превращает ее в стереотипы; — потребитель превращает гармонии в пассивную информацию (память); — созидатель информацию превращает в гармонию.

Как говорят о рабе? — Был. Как говорят о потребителе? — Трудился. Как говорят о созидателе? — Сделал.

И самая последняя проблема, которую невозможно обойти, на которую мы обязаны дать в этой главе хотя бы краткий ответ: куда девается энергопотенциал после смерти?

Смерть как угасание, как распад ЭПК, как превращение в ничто — не проходит. Почему? Потому что есть люди, которые умирают в глубокой старости не только сохраняя ясность ума (это еще можно как-то представить), но и в хорошей физической форме. Да, их тело старо, но оно не знает болезней и выполняет все физические функции. Кажется, такому старику жить бы да жить, а он вдруг умирает. Осознавая это, заранее ощущая, что приближается смертный час — и все же встречая его спокойно, без малейшего страха.

Почему они умирают? И что происходит при этом с их душой? Неужели рассеивается как дым? Была, была, была — росла — становилась все мощней и просветленней, — и вдруг однажды, как проколотый воздушный шарик — шлеп — и нет ее — так, что ли?

Если есть такие старики, смерть которых невозможно объяснить угасанием, — значит, этот частный случай и есть истинное правило, именно его нужно исследовать, чтобы понять сочетание жизни и смерти, превращение жизни в смерть, а смерти (в природе не бывает иначе) в новую форму жизни. Те же 90–95, а зачастую и 99 % случаев, когда жизнь — это постепенное угасание, мы не станем вводить в закон, поскольку здесь изначально нарушено главное условие нашей жизни.

Чем отличается человек от других существ? Своим предназначением — способностью к антиэнтропийному (творческому) процессу. Если до этого не дошло, если антиэнтропийный процесс не включился — речь идет о рабах и потребителях, — смерть становится результатом растраты базового энергопотенциала. По этой же причине — растратив себя неразумной жизнью — может умереть и созидатель. Но если он живет в согласии с мудростью тела — он живет долго и до последнего дня счастливо.

Именно это — правило. Его и рассмотрим.

Первый посыл. Помните?

В самом начале главы мы утверждали, что (в идеале) базовый энергопотенциал на протяжении всей жизни стремится сохраниться на первоначальном уровне.

Второй посыл: у созидателя (когда он развивается, обретая все новое качество: талант, гений, творец) оперативный энергопотенциал растет неограниченно.

Третий посыл: его ЭПК (и ее плод — душа!) в своем развитии не знает пределов.

Спрашивается: почему этот человек умирает? и что происходит с его ЭПК (в том числе и с совокупным энергопотенциалом) после смерти? Если человек нормально развивался и нормально созидал (значит — не выходил за пределы дозволенного), он живет до тех пор, пока тело служит надежным фундаментом его деятельности.

Увы — существуют ножницы — два разбегающихся процесса: душа развивается, а тело угасает. В идеальном случае это угасание почти незаметно, но оно есть, хаос наступает на первозданную гармонию тела — пока не приходит час, когда две гармонии (два процесса: продолжающая совершенствоваться гармония души и развивающаяся дисгармония тела) больше не умещаются в пределах дозволенного. Долго продолжаться это не может, потому что дисгармония тела становится опасной для гармонии души. И тогда душа покидает тело.

Созревшее яблоко падает само.

Как ничто не берется ниоткуда, так ничто и не исчезает в никуда. Наш опыт, наша культура мышления, заряженные накопленной (оперативная) и сохраненной (базовая) за всю жизнь энергией не исчезают, а в виде информационно-энергетического сгустка, в виде информационно— структурированной плазмы вливаются во всеобщее (охватывающее всю Землю) информационно-энергетическое поле — во вселенскую Душу.

Наша душа становится частью ноосферы.

Совокупный энергопотенциал остается в принципе тем же — это заряд и процесс, — и благодаря этому душа не растворяется в окружающей ноосфере.

Поскольку понятие «душа» у каждого свое, а это значит, что найти общий знаменатель в пользовании им затруднительно, воспользуемся словечком, которое предложил несколько веков назад Лейбниц: монада.

Оно удобно: в нем есть и локальность, и целостность, и единственность. Для любой души и комфортно, и необидно (если душа не дура). А какой она выходит из монады — это уже ваша печаль.

Как часть общего информационного поля, душа становится доступной любому каналу, подключающемуся к этому полю. Но она не смешивается с другими монадами, не теряет лицо, потому что в ней (ведь это плод!) зерно будущего, возможно более мощного антиэнтропийного процесса. Это — идеальный путь.

А что же с душами тех, кто просуществовал всю жизнь на первом этаже? кто ловил удовольствия, поглядывая на жизнь из окон второго?

Раб умирает, потому что его базовый энергопотенциал иссякает, и когда уровень энергопотенциала опускается ниже критической отметки — тело перестает функционировать. Его оперативного энергопотенциала хватает лишь на то, чтобы — после смерти тела — продлить жизнь его слабенькой, безликой души. Говорят, это длится 40 дней.

Покорная привычному для нее энтропийному процессу — не получая подпитки — эта душа тает, как свечка. Последняя черточка ее индивидуальности стирается раньше, чем затухает память о ней на Земле.

Потребитель умирает от болезней. Он неосторожно тратит базовый энергопотенциал, потому что получает при этом самые острые, самые яркие удовольствия, а связь трата-плата, излишества-болезни не доходит до его сознания, не становится для него руководством к действию. Умом— то он понимает, но ведь живет он не мыслью, а чувством (не чувством правильного пути — это чувство дисциплины, оно ему скучно, — а чувством удовольствия) — и расплачивается за это жизнью.

Но его оперативный энергопотенциал не так уж мал, и его хватает, чтобы после смерти душа поднялась до ноосферы и слилась с нею (очевидно, это происходит все на тот же 40-й день). Но поскольку эта душа не имеет самостоятельной сущности, она выполняет связующие функции: в ноосфере так же, как и при жизни на земле она остается хранительницей памяти. Вряд ли ей уготована жизнь вечная, но она пребывает в ноосфере, пока не растает в пламени энтропии. И тогда ее место займет следующая родственная ей душа.

И только души созидателей продолжают предначертанное служение антиэнтропийному процессу. Но вот интересный вопрос: какие из них остаются в ноосфере, составляя ее лицо, ее информационно— энергетическую плоть, а какие возвращаются на землю, чтобы — слившись с идеальной гармонией новорожденного (подобное стремится к подобному) — продолжать процесс?

Возвращаются все.

Как вырваться из колеи (11/91 — 26)

Ну, вот и настал звездный час всех недовольных собой, всех сомневающихся, а также и родителей, обеспокоенных будущим своих детей. Пришла пора раскрыть кухню энергопотенциала.

Заняться им есть прямой смысл любому из вас. Прежде всего, хотя бы для того, чтобы перестать хворать. Представляете? — вообще! во всем диапазоне! — от насморка до рака.

Вторая причина — для того, чтобы жить с удовольствием. И третья — это уж для самых отважных — испытать судьбу и проверить, как высоко я могу взобраться к вершинам духа, узнать, что испытывали в минуты творчества Рублев, Шекспир, Моцарт. Не для кого-то — потомков, соседей, карьеры, благ, похвалы — для себя. Чтобы убедиться: и я могу!.. и я не меньше!.. и я не зря жил!..

Вам уже многое известно об энергопотенциале. Вы уже знаете, что он двухслойный. Нижний слой — основной или базовый — достался нам от рождения. Он обеспечивает жизнь клетки, жизнь органов и систем — нашу жизнь как таковую. Им пользуется тело, а не мы; и он потихоньку убывает — из-за болезней, неправильного образа жизни и возрастного ухудшения метаболизма.

Верхний слой — оперативный — приобретается в процессе жизни: он производное от наших движений, действий и мыслей. Величина его зависит только от нас. Он может прибавляться и убывать в огромном диапазоне. Если вы знаете законы его роста и пользуетесь ими — ваши возможности практически неограниченны.

Наконец, вы знаете, как определять уровень оперативного энергопотенциала на данный момент: для этого мы научили вас пользоваться тоническим ипсом.

Именно оперативный энергопотенциал — суть почва, на которой произрастает любое творчество. Именно он наполняет жизнью механизмы творчества. Значит, в этой главе мы будем говорить не вообще об энергопотенциале, а именно — и только — об оперативном. Ведь основной энергопотенциал — компетенция биологии и медицины, оперативный — компетенция каждого из нас.

Медицина упомянута здесь не случайно. Потому что мы сразу должны подчеркнуть: где требуется вмешательство медицины — там о полноценном творчестве говорить не приходится. Разумеется — и больной человек может заниматься созидательным трудом. Но какой ценой! — он собой (из основного капитала) платит за эту работу. Такая плата представляется нам неприемлемой. Созидание и самопожертвование — это несопоставимые вещи, и когда они все же совпадают (в жизни случается всякое), мы утверждаем: переплачено стократ. Жизнь, которой платят за творческие усилия, наверное, немного стоит. Жизнь свята; ей нет цены; и когда мы ратуем за преодоление, за сверхусилия, за терпение и мужество — мы имеем в виду такую их меру, когда нет ущерба ни здоровью, ни жизни.

Прежде всего — не навредите себе. Поймите: оперативного энергопотенциала вполне достаточно, чтобы достичь любых целей. Значит, познайте законы его развития, овладейте ими — и все двери откроются перед вами. Вначале будут открываться от ваших предельных усилий, затем — от одного удара, а в конце — уже при вашем приближении к ним.

Примечание.

Кстати, свободный творческий процесс (трата оперативного энергопотенциала) сопровождается столь бурным его восстановлением и накоплением, что это положительно сказывается на здоровье, следовательно, в какой-то степени служит восстановлению основного энергопотенциала. Не случайно гении (тем более — творцы) все были долгожителями, а если умирали рано, то не своею смертью.

Вы уже получили от нас несколько формулировок — что такое энергопотенциал. Если привести их к общему знаменателю — получим окончательную формулу: энергопотенциал — это материальная основа способности действовать: жить, преобразовывать и творить.

Перед тем как перейти к описанию методов и технологии приращения оперативного энергопотенциала, вспомним, что нам уже известно.

1. Энергопотенциал материален.

2. Энергопотенциал текуч. Он либо прибывает, либо убывает; третьего — застывшего — состояния нет.

3. Энергопотенциал кумулятивен. Он имеет тенденцию локализоваться в работающей части тела.

4. Энергопотенциал универсален. Он дает жизнь и телу, и психомоторике, и критичности.

5. Энергопотенциал аккумулируется в информации. Но не во всякой информации, а только в созданной талантами, гениями и творцами.

6. Энергопотенциал космичен. Он связан со всеми энергиями, существующими в галактике.

7. Энергопотенциал скован «золотым сечением».

Хватит. Семь — очень хорошее число, золотая середина «Миллерова кошелька». И хотя, откровенно говоря, мы могли бы продолжить этот список, все же предпочитаем остановиться: эти семь принципов вполне охватывают целостность понятия «оперативный энергопотенциал». А целостность нужно беречь, иначе система перестанет работать; по меньшей мере — перестанет выдавать достоверную информацию.

Тут бы, кажется, можно и перейти к практической стороне дела, да нас смущает одно обстоятельство: названные семь принципов, такие простые и очевидные и для нас, и для подготовленных читателей, могут показаться всего лишь набором звучных слов для читателей неискушенных. Поэтому мы приносим извинения за последнюю задержку и предлагаем семь небольших главок — по числу принципов, — чтобы уравнять шансы наших читателей. Разумеется, самые нетерпеливые могут эти главки пропустить и приступать прямо к ознакомлению с технологией использования, восстановления и накопления энергопотенциала.

1. Энергопотенциал— материален

Нашу энергию нельзя увидеть (хотя ее свечение в рентгеновских лучах выдает наличие жизни — у мертвого тела сияющего энергетического ореола нет) и нельзя пощупать. Точно так же, например, невидима и неощутима электроэнергия.

Как обнаружить наличие электрического тока? Можно — приборами, которые показывают величину ее способности к действию; а можно и просто заставить ее работать (что одно и то же). Для этого надо, чтобы электроэнергия встретила сопротивление. И вот — накаляется нить в лампе, вращается ротор, плавится металл. Да что там! — просто бьет в пальцы, которыми вы взялись за контакты.

С нашей энергией — та же картина: она проявляется только в виде жизни, в виде ее активной формы — действия.

Следовательно, о живой энергии мы можем говорить как о веществе, а об энергопотенциале — как о количестве вещества.

Еще пример. Возьмем полено; такое же (по весу) количество угля и такое же — урана. Масса у всех одна, но энергопотенциал сопоставим только у первых двух. Ведь дерево может дать лишь небольшое количество тепла, зато уголь — яркое пламя. Но и он прогорит быстро, а уран даст тепла в миллион раз больше, и — на многие годы.

Уровень эмоций, уровень чувств, уровень интуиции.

Обратите внимание: энергопотенциалы рабов и потребителей ограничены и сопоставимы; энергопотенциал созидателя открыт в бесконечность.

Выводы.

1. Можно потерять весь оперативный энергопотенциал — и не умереть. Если в теле остался только основной энергопотенциал — оно существует, но не живет.

2. Смерть наступает не в тот момент, когда иссякнет весь основной энергопотенциал, а на некой промежуточной стадии, когда распад клеток опережает рождение новых. Естественная смерть. Как вы помните, после нее — за счет остатков основного энергопотенциала — еще некоторое время растут волосы и ногти.

3. При разумной трате оперативный энергопотенциал не только полностью восстанавливается, но и приращивается, накапливаясь в тканях в виде вещества. Оно положительно воздействует на работоспособность и здоровье, а значит — опосредствованно — и на основной энергопотенциал.

2. ЭНЕРГОПОТЕНЦИАЛ ТЕКУЧ

Оперативный энергопотенциал находится в постоянном изменении. Если суть основного энергопотенциала — это заряд и создаваемое им энергетическое поле, то суть оперативного — волна. Вот почему он ежесекундно изменяется, причем изменяется синусоидально. Вот почему он либо прибывает, либо убывает; третьего — застывшего — состояния нет.

Благодаря волнообразности оперативный энергопотенциал

1) устойчив,

2) имеет неограниченную емкость (чтобы увеличить ее — достаточно увеличить амплитуду; следовательно, его «сосуд» — весь мир),

3) легко принимает и отдает энергию (воспринимает энергию положительных эмоций и гасит отрицательные; обеспечивает любую деятельность и заставляет действовать, преодолевая лень, если человек почему-либо выбрал пассивный образ жизни; тело мудрее головы!).

Текучесть энергопотенциала — это свойство, позволяющее телу устанавливать (поддерживать) гармоническое равновесие со средой.

Значит, текучесть энергопотенциала — это одно из обязательных условий достижения комфорта.

Комфорт для раба — безопасная раковина. Благодаря текучести раб может манипулировать своим энергопотенциалом, направляя его на те участки раковины, которые подвергаются информационному и энергетическому воздействию извне. Значит, текучесть энергопотенциала позволяет ему удерживать, сохранять ту малую территорию в этом огромном мире, которой он действительно владеет. Позволяет ему быть.

Комфорт для потребителя — удовольствие в меру. Иначе говоря, он стремится поддерживать свою гармонию в равновесии с окружающими гармониями. И текучесть энергопотенциала он использует для того, чтобы брать — собирать энергетический нектар с окружающих гармоний.

Комфорт для созидателя — рукотворен. Созидатель испытывает чувство освобождения, он получает удовольствие от процесса — когда вытягивает занозу (решает задачу, проблему). Благодаря текучести энергопотенциала созидатель может его отдавать — материализуя вне себя в новые предметы и идеи.

Разумеется, все три процесса (сохранять, брать, отдавать) существуют в каждом человеке.

У раба доминирует сохранение; отдает он свой труд; берет положительные эмоции от простых развлечений, от самолюбования (в сотый раз напомним, что раб видит в осколках своей целостности незримое для окружающих людей средоточие истины, добра и красоты) и от окончания работы (Господи! наконец-то… — и его можно понять: ведь он работает шаблоном, а это и для раба с трудом переносимо).

У потребителя доминирует брание (простите за неловкий неологизм), потребление энергии; отдает он информацию; сохраняет — себя.

Созидатель — отдает. Но как инструмент природы, как ее антиэнтропийный механизм он служит сохранению мировой энергии. А берет он от продуктов своей деятельности: во-первых, информацию, и, во-вторых, энергопотенциал.

Следовательно, текучесть — как свойство энергопотенциала — позволяет рабу — сохранять жизнь тела, потребителю — сохранять жизнь души, созидателю — сохранять жизнь природы.

Именно текучесть энергопотенциала обеспечивает нашу возможность развиваться — и умственно, и физически. Как мы неоднократно подчеркивали — возможность практически неограниченную.

Именно благодаря текучести оперативный энергопотенциал автономен и самовоспроизводим.

Автономен — значит, позволяет нам действовать по велению души. Значит, кроме нас самих, им никто не может распорядиться. Но — надеемся — вы понимаете, что автономен он относительно. Ведь оперативный энергопотенциал немыслим без фундамента — основного энергопотенциала, и без среды — окружающего мира.

Самовоспроизводим — значит, может быть так потрачен, что возвратится с прибылью.

Очень важно, чтоб вы правильно поняли это на первый взгляд парадоксальное, а на самом деле простое свойство мыслящего тела.

Мы не задумываясь пользуемся законом сохранения вещества и энергии (как писал Михайло Ломоносов, сколько чего в одном месте прибавится, столько того в другом месте убавится). Для неживой природы этот закон действует безукоризненно. Кстати, при этом работает закон энтропии: ведь за перенос надо платить. Но каждая медаль имеет и обратную сторону; само наличие энтропии подсказывает ситуацию, при которой превращения вещества и энергии должны происходить с плюсом. Это известный вам антиэнтропийный процесс. Напомним, что его порождает человеческий созидательный труд.

Когда мы слышим слово «воспроизводство», напрашивается трактовка: сколько потратил — столько и получил. Но энтропия это равенство перечеркивает: практически затратить нужно больше. В случае же человеческого созидательного труда «воспроизводство» подразумевает возвращение затрат — да еще и с процентами (антиэнтропия). Когда это возможно? Только в случае, если мы тратим свой энергопотенциал вне.

Следовательно —

1) раб не может воспользоваться этим свойством (самовоспроизводством), ведь он тратит свой оперативный энергопотенциал лишь на погашение отрицательных эмоций (внутри себя) и на реактивные действия, имеющие целью самосохранение (внутри раковины);

2) и потребителю это недоступно — ведь он тратит энергопотенциал на внутреннюю работу, которая не что иное, как переваривание информации и неприятностей; правда, свой энергопотенциал он добывает вовне, но ведь добывает не трудом, а паразитируя на результатах трудов чужих, обсасывая гармонии, созданные чужими руками; он не тратит энергопотенциал вовне, а потому не имеет и прибыли;

3) только созидатель использует такое свойство оперативного энергопотенциала, как воспроизводство.

Здесь самое важное — понять, с чего созидатель имеет навар.

Почему он тратит энергопотенциал вовне (на решение задач и проблем)?

Потому что не может иначе — дискомфорт заставляет его действовать. Будь у него энергии совсем чуть-чуть — он бы сжался, как раб. Будь у него энергии в самый раз — он бы увильнул от дискомфорта как потребитель. Созидатель этих возможностей не имеет; сила прет из него; он должен пустить свою энергию в дело; и он ее тратит — перемалывая дискомфорт.

Чем привлекает его эта вынужденная работа?

1) Он ощущает облегчение; 2) получает желанный комфорт; 3) получает удовлетворение, сломав очередной стереотип и создав нечто новое.

Каким образом к нему возвращается затраченная энергия?

Очень просто: включается механизм потребления. Потребитель пользуется им, чтобы снимать сливки с чужих гармоний, а созидатель — с только что созданной им самим. Сколько затратил — столько и получил.

А где же навар?

Получите: у таланта навар — оригинальная информация (для него оригинальная), у гения — новая освоенная территория (она нова для всего человечества).

Должны подчеркнуть, что информация, собственноручно полученная талантом, не имеет ничего общего с тем, что обычно подразумевается под этим словом. Добытая кем-то другим, а вами полученная, например, из справочника, информация выполняет единственную функцию — это сведение. Оно служит для ориентации в окружающем мире, в материале — чтоб не заблудиться — и только! Если же информация 1) добыта собственным трудом, 2) при решении задачи, — она становится инструментом эпк, то есть самостоятельным средоточием энергопотенциала, психомоторики и критичности. Для человека, который ее создал. Таким инструментом можно пользоваться всю жизнь — ведь он годится для любой созидательной работы (в любой области культуры) и никогда не затупляется (как зубы бобра от работы самозатачиваются, так матрица при решении новых задач совершенствуется).

Если с талантом и созданной им информацией более-менее ясно, то с гением и освоенной им новой территорией посложней.

Напомним: при решении задачи происходит самовыражение души таланта; при решении проблемы душа гения самовоплощается.

Она воплощается в веществе природы.

И дает созданному продукту жизнь.

Этот предмет — эта территория — обретает самость. Которая необычайно привлекательна — ведь она 1) проста, 2) энергонасыщена и 3) содержит колоссальное порождающее начало. Вот почему на вспаханное гением поле устремляется множество огородников-любителей, каждый из которых способен возделать лишь небольшую грядку. Поразительный факт: чем талантливей огородники, тем больше их может поместиться (не мешая друг другу) на этом поле, чем они бездарней — тем им меньше места. Если же туда забредет «черный человек» — он один может вытоптать все. Но и заросшее бурьяном однажды возделанное поле будет ждать своего часа — потому что гармонию уничтожить нельзя.

Для самого гения, вспахавшего это поле, навар состоит в том, что он в любой момент может воспользоваться сконцентрированной в нем энергией. Зачем Леонардо повсюду возил за собой «Джоконду»? Потому что она служила для него не иссякающим аккумулятором.

Мы не случайно столь много места уделяем этому. Текучесть — свойство всей энергии Вселенной. Энергия не знает ни границ, ни препон. И наше тело для нее — всего лишь сгусток материи (равноправный с окружающими), которому энергия обеспечивает жизнь.

Вокруг нас такая же энергия, как и в нашем теле — вот что важно понять. И эта окружающая нас энергия может стать нашей, если мы 1) осознаем такую возможность и 2) научимся ею пользоваться.

Важно понять, что, упорядоченная человеком в гармонию и информацию, энергия вечна. Для нее не существует ни пространства, ни времени. И благодаря текучести мы сегодня можем пользоваться идеями и гармониями, которые были созданы на заре человечества — Библией, трудами греческих философов, ассирийским и египетским монументализмом.

Пока человек не познал космос — небо для него было твердью. Пока не стала известна радиосвязь — никому и в голову не приходила возможность мгновенно связываться с людьми на других материках. Пока вы не знаете, что ваши возможности накапливать энергопотенциал практически неограниченны, вы будете думать о себе уничижительно, как раб.

Если вы поймете текучесть — вы получите перспективу. Вы уверитесь, что высота, на которую вы можете подняться, зависит только от ваших сознательных усилий. Вы станете жить более насыщенно — а значит и более интересно. Вы поймете, что нормальная жизнь — только та, которая до последнего дня дарит вам новое — новое видение, новое действие, новое достижение.

К сожалению, здравый смысл (рабов и потребителей) и толкующая его наука учат нас противоположному. Учат экономии сил, учат философии линии наименьшего сопротивления, учат искусству сохранения себя. Кто не слышал от своих родителей: «ешь больше — будешь сильнее» (здоровее, умнее — да! да! — именно «умнее»: это утверждалось даже в ученых монографиях). Кто не знает знаменитого «экзамена»: когда в прежние времена хозяин нанимал работника, он сажал его за стол и смотрел, как тот ест; много ест — значит, и толк с него будет, потому что и наработает больше, и не дурак.

По этой теории наше тело — всего лишь машина, которая превращает один вид энергии в другой: энергию пищи в 1)механическую работу и 2) движение мысли. Иначе говоря, по этой теории энергию мы только тратим.

Вы поняли, что это должно означать?

Во-первых, что наш оперативный энергопотенциал зависит только от пищи. И ограничен возможностями нашей физиологии.

Но это же не соответствует действительности! Ведь уже на уровне чувств оперативный энергопотенциал зависит прежде всего от общения с гармониями, а на уровне интуиции энергетическая прибыль от созидательной работы столь велика, что многократно превышает прибыль и от пищи, и от физических упражнений.

Во-вторых, это должно означать, что весь свой энергопотенциал мы получаем при рождении — в виде жизни. Благодаря пище мы растем и развиваемся и трудимся — и все же полностью пища не может восстановить наши траты.

Каждый прожитый день — это не плюс еще один день нашей жизни, это жизнь минус один день.

Сколько дней прожили — на столько оставшаяся жизнь короче.

Узнаете? Это принцип «шагреневой кожи». Который учит нас, что буквально с первых шагов жизни мы должны умерять свои претензии, ну а в зрелом возрасте и вовсе сводить их к минимуму. Короче говоря, если на заре мы можем себе позволить (хоть иногда) полноценную жизнь, то в сумерках нас может хватить разве что на пресное существование…

Но ведь это же чепуха! Человек развивается не только телом, но и духом. Что такое мудрость? Это опыт, который опирается на огромный энергопотенциал. Вот почему художник в конце жизни способен создавать шедевры, о которых в юности не смел и мечтать.

Мораль.

1. Благодаря текучести мы можем концентрировать столько энергии, чтобы сломать любой стереотип. (Напомним, что стереотип — это прокрустово ложе для одних, задача — для других, ну а гений — если он в хорошей форме — может разглядеть в нем и проблему.)

2. Текучесть позволяет нам концентрировать столько энергии, что мы можем быть уверены: неразрешимых задач нет.

3. Творческая работа — это процесс упорядочения энергии, поиск формы, когда эта энергия становится универсально годной к употреблению. Эта работа производится благодаря текучести и исключительно силами оперативного энергопотенциала.

3. ЭНЕРГОПОТЕНЦИАЛ КУМУЛЯТИВЕН(12/91 — 27)

Это означает, что он имеет тенденцию сосредоточиваться в работающих органах и системах тела. У человека интеллектуального труда это мозг; у человека физического труда это мышцы; у обжоры и гурмана — желудок. Где растет мозоль? — там, где кожа испытывает постоянное давление.

Так и с энергопотенциалом. Умелый полководец сосредотачивает главные силы на решающем участке битвы. Тело кумулирует энергопотенциал на главном направлении: в первую очередь — для жизнедеятельности, во вторую — для работы.

Энергопотенциал ребенка направлен на развитие, энергопотенциал раба — на самосохранение, потребителя — на жизнь ради удовольствий, созидателя — на творческий процесс.

Обратили внимание? Везде энергопотенциал идет на развитие. У раба — на укрепление скорлупы и тренировку реактивности; у потребителя — на развитие матрицы и культуры мышления. Развитие — это процесс реализации предварительно заложенной программы.

Следствие 1. Развитие ничего не имеет общего с творчеством, которое всегда — созидание нового.

Следствие 2. Развитие может входить как составной элемент в творчество, но не ищите элементов творчества в развитии — их там нет. Каким органом тела человек трудится — в том и кумулируется энергопотенциал. Наглядней всего это у каратиста. Сосредоточив свою энергию на нескольких сантиметрах руки, он разбивает ребром ладони стопу кирпичей. Но если ему необходимо оказать воздействие на сознание другого человека, вся его энергия перетекает в мозг, кумулируется, — и наносит хотя и незримый, но реальный удар.

Интеллектуал берется за лопату — и работает на удивление успешно. Землекоп начинает рассуждать — и мы убеждаемся, что это мудрый человек. Правда, бывает и так, что работник интеллектуального труда берется за лопату — и ничего, кроме конфуза, из этого не выходит, Отчего? Ответ напрашивается: это вовсе не интеллектуал, а человек на уровне эмоций или чувств, который с помощью эрудиции, стереотипов и подобающих манер (отличное знание роли) создавал привычный нам (опять же стереотип) образ интеллектуала.

То же и с землекопом. Если его интеллектуальные откровения не распространяются дальше «сообразим на троих» и «Спартак» — чемпион», значит, земляной труд для него не источник радости и удовлетворения, а постылая лямка.

Интересный факт: все гении (признанные в этом ранге не современниками — потомками) были очень сильными (Платон, Леонардо, Ломоносов), по самым скромным оценкам — физически крепкими людьми. Вроде бы тщедушные телом, Пушкин и Суворов, по свидетельству современников, были сделаны из железа. Кстати, большинство из них были поклонниками физического труда и специальных упражнений.

Позвольте маленькое отступление. Уж если заговорили о гениях, обратите внимание:

все — без исключений! — они прославились продуктами труда, созданными именно интеллектом. Почему восхищают — и никогда не приедаются — их скульптура, живопись, поэзия, философские трактаты, проза, музыка, архитектура? Потому что после общения с ними мы чувствуем себя обогащенными. Чем обогащенными? — ведь зачастую это обогащение происходит помимо нашего сознания. — Нас обогащает, нас наполняет заложенный в эти гениальные творения энергопотенциал.

Чтобы воспринять незнакомые мысли — нужен собственный труд; чтобы понять непривычную музыку или живопись — нужна огромная предварительная собственная работа. Энергопотенциал — если он заложен в продукт труда гения — перетекает из него свободно, без наших специальных усилий.

Именно это — главное отличие продукта гениальной работы от претенциозного новаторства и элитарных поделок. Ведь гения никогда не заботит быть непременно непохожим на других, он не думает о формальных изысках, не старается понравиться. В чем его работа? — Он решает проблемы. И когда это проделано, он старается донести свое решение в простой и ясной форме — чтобы быть понятым. Откуда же возникает в его работе новая форма? — Она естественно проявляется на свет божий вместе с новым содержанием — как его неотъемлемая часть, как его естественная и единственная (у гения не бывает иначе) одежка.

Чтобы понять гения — не требуется специального образования. Мало того, чтобы понять гения — образования не требуется вообще. Потому что — повторяем — главное, что отличает гениальную работу, это огромный энергопотенциал, который свободно перетекает в потребителя, и в эти минуты произведение гения становится для него зеркалом.

Общаясь с работой гения, человек познает себя. Отчего это так ему нравится? — Да потому, что для любого из нас нет более привлекательного занятия, чем разговор о себе — любимом.

К чему мы все это пишем? Часто приходится слышать выражения: «гений силы», «гений движения», «гений Игры»… Примеров несть числа. Борец Поддубный, штангист Терзийский, футболисты Пеле и Марадона, шахматисты… У шахматистов и вовсе: что ни чемпион мира — то и гений. Каспаров только так — не ниже! — в каждом интервью себя оценивает. Чем отличается силач? Количеством энергии, выделяемой в единицу времени. Чем отличается спортсмен-технарь? Точностью; значит — и минимумом ошибок. Чем отличается выдающийся игрок? Он умеет заставить своего противника ошибаться. Что является продуктом их деятельности? Они Чувства, которые вызывают у зрителей.

Почему ни одну шахматную комбинацию, тем более — ни одну шахматную партию — авторы не могут признать гениальной? Во-первых, потому, что энергопотенциал, получаемый вместе с возбужденными этой комбинацией чувствами — ничтожен. Во-вторых, потому, что она ну никак не может быть для нас зеркалом (ведь она абстрактна!). В-третьих, потому, что, однажды сыгранная, она становится приемом, который способен повторить любой третьеразрядник. А гениальное произведение неповторимо.

Всех перечисленных выше спортсменов отличала изумительно развитая психомоторика, работу которой обеспечивал достаточный энергопотенциал. Критичность же была в роли «чего изволите?», и призывали ее только в экстремальных ситуациях.

Во что кумулировался их энергопотенциал? В конкретные действия. Поэтому действия — их цель. Гениев же отличает феноменально развитая критичность, которая обслуживается оптимальными энергопотенциалом и психомоторикой.

Во что кумулируется их энергопотенциал? В конкретные образы, которые выделяются из ряда им подобных неиссякающим энергетическим запасом. Действия для гениев — всего лишь средство. Кстати, этим и отличаются спорт и любая игра от труда и искусства. Цель спорта и игры — действие; труда и искусства — предметы и образы. Чтобы закончить разговор о кумуляции энергопотенциала, ответим на вопрос, который уже вертится на вашем языке и представляется вам ужасно коварным: а как же культуристы? Не вы ли, уважаемые авторы, обвиняли их в подмене цели, в бессмысленности и даже вредности их многопотного труда? Ведь строя тело, накачивая мышцы, они кумулируют энергопотенциал, который при необходимости могут использовать в интеллектуальной работе, не так ли?

Попытаемся выкрутиться. Если мышца участвует в умной, тем более — в творческой работе, в которой задействован весь организм, — она становится равноправным (с интеллектом!) участником процесса познания и освоения мира. Инструментом познания. Инструментом творчества. Таким же органом мозга, как и интеллект. Такая мышца никогда не отличается величиной (для нашей энергии важно не количество, а качество мышечной ткани). Она гармонична, ловка и неутомима.

Если же мышца занята работой по созданию самое себя, она растет тупо, как растет мозоль. Биологический смысл этого роста в том, чтобы защитить себя от механического разрушения. Чем больше масса — тем легче принять удар нагрузки. Единственная задача, которая ей знакома — это выживание; перед остальными она беспомощна и бесполезна. Весь энергопотенциал, который вырабатывается в ней, идет на строительные цели, кумулируется в белковые структуры. В этой форме энергия почти не перетекает (она узко специализирована и потому связана). Выжать ее интеллектуальным напряжением невозможно — она откликается только на непосредственную нагрузку и готова только к знакомой физической работе.

Вывод: если мышца умельца — это слиток урана, то мышца культуриста — кусок полированного дерева.

4. ЭНЕРГОПОТЕНЦИАЛ УНИВЕРСАЛЕН

Энергопотенциал имеет не одну, а много специальностей; выполняет не одну, а много функций. Три из них — основные. Они вам известны. Первая — и наиважнейшая — поддержание жизни. Поддержание обмена, защиты, канализации и проч. Вторая — наполнение психомоторики (помните? — «энергопотенциал — кровь в теле психомоторики»). Третья — обеспечение работы критичности. Естественно, все это происходит одновременно. И напрашивается простая схема: чем выше энергопотенциал — тем энергичней (вынужденно!) работает психомоторика — тем выше уровень критичности. А следующий шаг сделает даже слепой: развивай энергопотенциал — остальное придет само!..

Просто. Ясно. Почти гениально. Впрочем, почему «почти»? Уж если взялись себя хвалить, тормоза только помеха. Если же всерьез, то описанный процесс — всего лишь частный случай. И — увы — очень редкий случай. Почему «увы»? Да потому, что это — норма, так работает тело созидателя. Человека, у которого было нормальное детство (когда психомоторика успела свободно и полностью развиться) и благоприятное отрочество (когда сформировался свой, личный, незаемный, самостоятельный взгляд на мир — основа критичности). Как бы затем ни понизился энергопотенциал такого человека — все наработанное остается при нем. Напомним наш любимый пример. Человек, задавленный обстоятельствами, — это воздушный шар, грудой тряпья лежащий на земле. Но стоит наполнить его летучим газом (энергопотенциалом), как он обретает свою форму (психомоторика), а затем и полетит куда необходимо (заработает критичность). Это — норма и как всякая норма это — редкость. Потому что чаще всего мы встречаемся с неразвитой психомоторикой (при этом человек не способен самостоятельно мыслить, что и компенсирует стереотипами и чужим знанием) и примитивной критичностью (когда в оценках любых явлений он пользуется не огромной шкалой, а лишь ее полюсами «да» и «нет»).

Что же произойдет, если в неразвитую психомоторику попытаться закачать большое количество энергии? Методов такой подкачки два. Первый рассчитан на перспективу; это всевозможные физические упражнения и методики, в том числе и наша с которой вы познакомитесь позже в этой же главе. Второй — немедленного действия, когда эффект достигается приемом алкоголя, наркотиков, токсинов и допингов.

При первом методе (подчеркнем еще раз: психомоторика этого раба — а он именно раб, иначе обстоятельства были бы иными — неразвита) вся добываемая энергия материализуется в структуры тела. В мышцы. Он становится сильным, даже — сколь угодно сильным, но энергопотенциала при этом остается практически столько же, как и до начала накачки. Почему? Да потому, что энергопотенциал живет не в тканях тела, а в объеме, освоенном психомоторикой. При втором методе происходит полный разлад ЭПК. Алкоголь при малых дозах воздействует только на эмоциональный фон; при больших дозах (не будем забывать, что у него неразвитая душа — ведь он раб) избыточная энергия берет на себя функции души.

Она подменяет слабенькое мышление и освобождает инстинкты. Как вы помните, раб способен только на реактивные действия. Оказавшись благодаря приливу энергии вне раковины, он ищет первую попавшуюся цель, чтобы приложить к ней силу. Привычка к неактивным действиям делает эту силу разрушающей — буйство пьяниц и молодых хулиганов, устраивающих беспричинные побоища и вандализм, знакомы каждому. Избыточная сила должна быть потрачена! — но неразвитая психомоторика не способна сформировать цель, и сила делает это сама — происходят уже известные вам явления: 1) подмена цели и 2) облагораживание зла.

Если алкоголь — это энергия, поступающая извне, то наркотики, токсины и допинги действуют иначе: они открывают краник основного, базового энергопотенциала. У наркоманов и токсикоманов эта энергия используется на подавление отрицательных эмоций и высвобождение положительных. При допинге она используется на кратковременное усилие — и тоже сгорает без компенсации.

И во всех этих случаях результат один: укороченная жизнь.

А что же произойдет, если попытаться подкачаться большим количеством энергии при примитивной критичности?

Напомним: примитивная критичность — значит; мир делится на белое и черное, хорошее и плохое. А как различать: где хорошее, а где плохое? Да очень просто! — по самому себе. Мне хорошо — значит, хорошее; мне плохо — бяка. «Я — истина!»

Вы уже знаете, что самостоятельно мыслить этот раб не умеет, вместо мыслей он пользуется заемными стереотипами. Тогда откуда же появилась столь высокая и непререкаемая самооценка: «я — истина»? Из воображения. Чтобы развить свою душу, чтобы построить себя в реальности, требуется огромный энергопотенциал. Но его нет, строить нечем, и раб прибегает к суррогату: он себя воображает. Таким, каким бы он хотел быть. Воображает — и ставит знак равенства между этим мыльным пузырем и своею душой. Именно воображает, потому что воображение довольствуется ничтожным энергопотенциалом и столь же мало возвращает в виде положительных эмоций (иначе внутри раковины начался бы перегрев).

Кстати, воображение не делает раба более приятным в общении. Напротив, надуманная исключительность делает его категоричным, угловатым и отчужденным (он сознательно отчуждается, спасая в раковине свою исключительность). Его ни в чем не убедишь — он не только не понимает, он даже не слышит чужие аргументы. И все же — хотя рядом с ним жить неуютно — это возможно: пусть он и тяжелый сосед, но и зла много не натворит — нет сил…

И вот представьте, что это ограниченное, зашоренное, стереотипное сознание (критичность-то примитивна) получило подкачку колоссальным приливом сил — упражнениями, алкоголем, допингами… Что — этот раб станет лучше видеть? больше понимать? станет добрей? разглядит задачи, о которых представления до сих пор не имел?.. Нет, нет и нет! Он останется таким же железобетонным, ограниченным и тупым, только на какой-то срок приобретет огромные размеры и возможность давить все вокруг, все, что не соответствует его стереотипам, которые он принимает за идеал. Какие из этого напрашиваются выводы?

1) Как бы ни был важен и незаменим энергопотенциал, он может лишь одно: давать жизнь. Телу. Психомоторике. И критичности.

2) Если психомоторика и критичность своевременно не были развиты, энергопотенциал не во что накапливать. Если же его компенсируют за счет силы, он становится орудием разрушения.

3) Компенсаторные возможности энергопотенциала велики, но не выходят за границы целостности (которые очерчены возможностями данной психомоторики и данной критичности).

4) Другие функции энергопотенциала (например, информационная и самосовершенствования) могут начать работать лишь в том случае, если психомоторика и критичность достаточно развиты.

5) Следовательно, если вы будете питаться гречневой кашей и салатами и вовремя ложиться спать, и не перерабатывать, и ничего не брать близко к сердцу, и заниматься в разумных дозах физическими упражнениями, — вы, конечно же, будете здоровы и довольны жизнью. Но если когда-то в юности механизм вашего таланта самопроизвольно, естественно не включался в работу — его теперь никакой силой не заведешь. Значит, чтобы заработал никогда прежде не работавший механизм таланта, мало правильно жить — нужно еще и наладить этот механизм: развить в достаточной степени психомоторику и критичность.

Вывод: функция проявляется только тогда, когда есть орган. Слава Богу — было бы желание: построить орган никогда не поздно.

5. ЭНЕРГОПОТЕНЦИАЛ АККОМУЛИРУЕТСЯ В ИНФОРМАЦИИ

Мир заполнен словами. Они вокруг и внутри нас. Они звучат, они читаются, они ежесекундно нескончаемой лентой льются через мозг. Мы смотрим на дом и отмечаем — «дом», хотя ничего при этом не думаем. Стирая белье, думая при этом о завтрашнем экзамене и слыша бубнящее радио, мы не осознаем, как слова, относящиеся к стирке, к сопромату и сгнившему на поле скошенному ячменю тянутся через сознание нескончаемой чередой. По сути, для нас мир чувственный и мир осознаваемый — это мир слов.

На доме как бы висят бирки — «дом», «серый», «далеко»; на животе — «желудок», «тяжесть», «грибы»; на цветах — «чернобривцы», «желто-черные», «вода» и «протухла». Мы привыкли к этому словесному туману, мы почти не замечаем его. Почему? Да потому, что в любой момент нами владеет доминанта на некое конкретное слово, понятие, символ. Мы видим только эту яркую точку (символ, конечно, лучше сравнить с пламенем), а все остальное уходит на периферию зрения — в тень.

Каким образом слово становится доминантой? Слово — это всегда реакция на потребность, обозначение потребности. Вы голодны — и в вашем сознании начинают доминировать слова, связанные с едой. Вы поели (значит, свободная энергия сфокусировалась на желудке, помогая организму утилизировать то, что вы туда набросали), ощущаете энергетический спад, — соответственно в сознании возникают слова, либо связанные со сном (чтобы переждать, пока энергия освободится), либо с поиском положительных эмоций (чтобы как-то компенсировать энергетический дефицит).

При чем здесь энергопотенциал?

Любое слово выполняет три основные функции:

1) оно является зарядом, энергетическим сгустком, который образовался при создании этого слова; то есть это как бы закрученная пружина;

2) оно выражает образ — значит, предметный слепок, за который цепляется чувство, чтобы создать поток энергии; то есть это ключ к энергетической пружине;

3) оно несет смысл — это код, в котором сосредоточен опыт прежнего пользования этим словом; то есть как бы руководство к действию. Следовательно, любое слово не только энергоемко, но и энергонасыщенно. И только от нас самих зависит, какого КПД от этого слова мы добьемся. Вспомним приснопамятную Эллочку Щукину. Из десятков тысяч слов, которыми в обиходе пользуется человечество, она обходилась тридцатью. Почему она не реагировала на остальные снова? Потому что они для нее были всего лишь шумом. В них она не видела образа, не улавливала смысла, а потому не могла воспользоваться их энергетическим зарядом.

Отсюда мораль: каждый из нас может воспользоваться энергетикой только тех слов (понятий, символов), которые он освоил, которые стали его инструментом (инструментом мышления и руководством к действию), частью его существа. Остальные слова для нас энергетически мертвы. То же и с текстом; например, с тем, который вы сейчас читаете. При всей оригинальности концепции таланта и новизне высказываемых на каждой странице идей, авторы скромно претендуют лишь на 1) обобщение, 2) упорядочивание и 3) толкование с позиций современного научного знания, мудрости народа и мудрости тела. Новые концепции (например, нашу концепцию ЭПК) нельзя придумать. Их можно почувствовать, затем — проявить, затем — понять; наконец, увидеть — в себе и в природе.

Потому что все будущие концепции в каждом из нас и в атмосфере, которой мы дышим. Но многие ли это осознают? Созидатели это знают, что и неудивительно: ведь они живут напряженной духовной жизнью. Потребители тоже знают об этом, но лишь понаслышке; впрочем, это их не смущает, и они счастливо паразитируют на духовных исканиях других. Наконец, рабы имеют о духовной жизни весьма смутное представление.

Как же на этих трех этажах читают наш текст?

Для созидателей — это узнавание собственных образов, чувств и мыслей. Узнавание того, чем они жили — но не осознавали этого, не умели сделать последнего шага, чтобы выкристаллизовать, сформулировать суть. А уж если они повстречают совсем новое для себя — они приходят в восторг. И не только потому, что такие люди щедры душой (отдавать — это их жизненная потребность; в отличие от своей меньшой братии людей на уровне чувств, которые суть потребители продукта, эти — потребители своего труда).

Новое для них — это красиво решенная другими неожиданная для них задача, которая открывает дверь в неожиданную для них залу, в перспективе которой они видят множество покуда закрытых дверей. Ну как же, глядя на это пиршество предстоящей творческой работы, не прийти в восторг!..

Для потребителей наш текст — грозди на уходящей ввысь виноградной лозе. Они с наслаждением лакомятся теми гроздями, что у них под рукой, умело угадывая самые сладкие, но и не очень огорчаясь, если попадется ягода с кислинкой. Ведь для насыщения им немного нужно — одна-две грозди (это эмоционально насыщенные, образные куски нашего текста). На остальное они и не претендуют. Им важно, что они постояли у подножия, окинули восхищенным взглядом непомерно щедрый урожай, попробовали и убедились — здорово!

Собирать все плоды, а потом еще и утилизировать их — для них слишком хлопотное занятие. Кому надо — пускай потрудятся: стоящее дело! Они же удовлетворены ощущением сопричастности, положительными эмоциями, которые возникают, когда они говорят: «Видел и пробовал — впечатление незабываемое! Надо бы собраться и проштудировать все как следует». Разумеется, до этого у них никогда руки не дойдут, да им это и не нужно, наверное.

Для рабов нашего текста нет. Есть какая-то гигантская постройка, в которой при желании они могут разглядеть каждый кирпич (каждое отдельно взятое слово), и это узнавание отдельных кирпичей рождает в них уверенность, что и все остальное они знают. А если так — зачем читать? Добро, был бы это детектив или футбол по телевизору или карты — занятия, от которых они получают именно то, что хотят получить; занятия, где нового нет, есть только неожиданное, которое через минуту, через час, через день станет без всяких усилий с их стороны источником эмоций.

И от наблюдения этого процесса (а также от положительного результата — для них он обязателен!) они получают необходимые положительные эмоции. А наш текст — это сплошь новое: почти в каждой фразе, в каждом абзаце, на каждой странице. Утилизировать это новое? Так ведь это же, граждане, работа! Причем работа, за которую и денег-то не плотют! Так вот пусть ею и занимаются те, кому нечего делать, кто не знает, к чему себя применить…

Короче говоря, текст, созданный на уровне символов, они видят только на уровне слов, — и потому категорически не приемлют его. Им просто-напросто скучно: ведь все это давно известно!.. Мы не сомневаемся в их искренности. И в их правоте. Но — в правоте на уровне философии коммунальной кухни.

Значит, созидатели воспринимают наш текст на том языке, на котором он написан, — на языке символов (мы просим не морщиться и тем более не волноваться лингвистов и семиотиков, для которых «символ» = «знак»; для нас понятие «символ» означает бесконечную информацию + бесконечный энергопотенциал; то есть наш «символ» отличается от энергетически нейтрального — но информационно бесконечного — «знака» своей энергией); потребители — на языке понятий (отсюда их избирательность: они воспринимают только иллюстративную часть и по этим кусочкам гармонии — в силу своей доброжелательности доверяя нам и получая удовольствие от собственной причастности, — положительно судят о целом, в общем-то, недоступном им тексте); а рабы не воспринимают его совсем, поскольку язык символов им недоступен, как, скажем, авторам этой книги недоступен китайский язык.

Значит, созидатели воспринимают весь энергопотенциал, аккумулированный в этой книге; потребители пополняют им свой энергопотенциал настолько, насколько позволяет их энергоемкость; рабы не могут подступиться к заключенному в этой книге энергопотенциалу, и это вызывает у них раздражение — почти немедленную отрицательную реакцию.

Что же поднимает слово по ступеням: 1) слово-шум, 2) слово-наименование, 3) слово-понятие и 4) слово-символ?

Аккумулированный в нем энергопотенциал.

Слово-шум — это мыльный пузырь, и столько же в нем заключено энергетики.

Слово-наименование — повторим — несет в себе столько энергии, сколько ее было затрачено при создании этого слова.

Слово-понятие — это как бы снежный (энергетический) ком, вылепленный созидателем; чем больше этот ком катают по снегу, тем больше он растет.

Слово-символ — это атомный генератор, неисчерпаемый ни энергетически, ни информативно.

Для примера рассмотрим эту градацию на символе «энергопотенциал».

Для человека, который видит в слове «энергопотенциал» только слово, — все ясно. Энергия? — чего ж тут непонятного. Потенциал? — очевидно, речь идет о количестве. Следовательно: количество энергии. Так это ж мы проходили в пятом классе!..

Перед человеком, воспринимающим «энергопотенциал» как понятие, распахивается богатая, красочная картина. Ведь для него энергопотенциал и 1) материален, и 2) текуч, и 3) кумулятивен — продолжение списка свойств смотрите в начале главы. Охватывая все это, человек формирует какую-то свою единственную (посильную ему) целостность и начинает пользоваться ею как инструментом, чтобы грамотно распоряжаться своим энергопотенциалом, а если повезет — то и прирастить его.

Если же человек овладевает этим словом как символом, весь мир по— новому открывается перед ним. Он видит все через этот символ, он чувствует все через этот символ, он понимает все посредством этого символа. И он сознательно начинает наращивать энергопотенциал, поскольку ощущает этот символ неотрывным от себя, частью себя, поскольку само приращение — на каждом шагу — одаривает его все новыми и новыми задачами. Значит, обрекает на непрерывный творческий процесс.

Помните? Самое поэтичное из Евангелий — Евангелие от Иоанна — начинается знаменитой фразой: «В начале было Слово…» Теперь мы можем точно сказать, каким по энергоемкости было это Слово. Это был символ.

Доказательство: во-первых, это было самое первое слово, значит, оно охватывало весь мир; во-вторых, оно обладало колоссальной порождающей способностью, колоссальной творческой потенцией; в— третьих, апостол Иоанн, как мы уже сказали, был поэтом, человеком на уровне интуиции, значит, язык символов был для него самым естественным.

6. Энергопотенциал космичен. (09/92 — 28)

7. Энергопотенциал отмерен «золотым сечением»

7. Энергопотенциал отмерен «золотым сечением»— продолжение (01/93 — 29)

Где найти мудреца (01/93 — 30)

Маяк на все случаи жизни

Причина диалога — дискамфорт

Ваше непознанное Я

Но сначала он должен поднятся до гения

Когда затихает информационный шум

Возвращение к себе

Прежде всего — учимся слышать голос своег тела

ГЛАВА ПЯТАЯ. Психомоторика

Удивительно не то, что мало талантливых людей (мы-то считаем иначе, а потому уточним: мало людей, проявивших свою талантливость), удивительно, что такие встречаются вообще. Наше воспитание на всех возрастных уровнях: младенцев, малышей, детей, подростков, юношей, да и взрослых тоже, — это огромная глухая и безжалостная машина. Это мясорубка, в которую попадает живое, трепетное, чуткое естество. Оно способно вырастать до колоссальных размеров и в таких же масштабах, утилизируя энергию, творить добро, а его снова и снова пропускают через колосники, раздавливая, обезличивая, оглушая, убивая интерес к окружающему, — и перемалывают, перемалывают, перемалывают, пока эта живая, самобытная, трепетная самость не превратится в стандартный, хорошо перемолотый и в меру нашпигованный специями в духе «времени» котлетный фарш.

Удивительно щедра к нам природа. Сколько сил нам дает! Уже и руки, крутящие мясорубку, устали, уже надоело нашему палачу, — а мы, оказывается, еще способны держаться, способны сохранить себя — свою целостность, свою идею, свою правду. Свой талант.

Вопреки всему.

ДОРОГА В АД ВЫМОЩЕНА БЛАГИМИ НАМЕРЕНИЯМИ

Кто самый страшный враг новорожденного? Думаете — холод, вирусы, инфекции? Нет — его мать.

Правда, она не знает об этом, она старается делать как лучше — как ее учили. И делает все возможное, чтоб не дать своему ребенку развиться нормально. Не станем перечислять всех ошибок, рассмотрим одно— единственное ее действие: пеленание.

Его не избежал никто из нас, и наших детей пеленают по той же системе, Опыт передается напрямую — от матери к дочери, от свекрови — к Невестке; в детских консультациях будущих мам и пап учат этому нехитрому, но обязательному искусству на куклах. Младенца в первые месяцы его жизни, а тем более новорожденного, мы даже: представить не можем неспеленутым.

Логика простая: 1) пеленки сохраняют тепло, компенсируют неразвитую терморегуляцию младенца; 2) спеленатый младенец доставляет меньше беспокойства: он не разворачивается (значит, не застудится), не будит себя ручками, не ударится о прутья кровати; 3) у него будут ровные ножки.

Первое вроде бы самое серьезное — наличествует даже научная терминология; второе можно расшифровать как понятное стремление родителей заниматься младенцем как можно меньше, а ночью («мой ночью спит!» — высшая похвальба) даже поспать; третье… третье даже как-то неловко квалифицировать, настолько оно безграмотно. Почему орган движения должен сам по себе гнуться, если природа сделала его прямым? Почему орган опоры должен гнуться, если опираться надежней и экономичней на прямую кость? — непонятно… Но мы не приучены думать самостоятельно, а бабка из квартиры напротив сказала, что ножки надо особенно надежно пеленать — и мы слепо следуем за ее «мудростью».

МОЖЕТЕ В ЭТОМ УБЕДИТЬСЯ

Не думать — легко (хотя за это платим стократ на каждом шагу, просто мы не знаем, за что платим, — ведь и для этого надо задуматься), но раз уж вы читаете этот текст, соберитесь с силами и представьте, что вас спеленали и уложили в постель, что так вы будете есть и спать, что писать и какать вам придется под себя, что никакие жалобы вам не помогут. Теперь ответьте на следующие вопросы:

— как долго вы сможете лежать молча, без крика?

— так же ли будут работать ваши внутренние органы, двигаться кровь, лимфа, желчь и прочее, называвшееся в древности жизненными соками?

(на всякий случай все же напомним, что толчки при ходьбе стимулируют перистальтику, мышечные сокращения способствуют кровообращению, мелодия движений нормализует нервную систему…)

— что будет с вашей нервной системой? с психикой? с вашим сознанием?

— как долго продержатся мышцы? когда они начнут атрофироваться?..

То-то же.

А младенец все это выдерживает. Мало того — некоторые дети вырастают здоровыми (уму непостижимо, как им это удается), некоторые — даже талантливыми! Впрочем, вы уже знаете из предыдущего, что все это удается за счет огромного энергопотенциала. Уж если новорожденный может провисеть на одной руке три минуты, то и пеленки переживет. Правда, любому терпению есть предел — и он начинает кричать.

ЖИВАЯ МАШИНА

«Смеется ли ребенок при виде игрушки, улыбается ли Гарибальди, когда его гонят за излишнюю любовь к родине, дрожит ли девушка при первой мысли о любви, создает ли Ньютон мировые законы и пишет их на бумаге, — везде окончательным фактом является мышечное движение» (Сеченов — 1863 г.).

Значит, психомоторика — это координация (движения, действия, мысли), порождающая соответствующую психическую реакцию, и наоборот — душевное действие (эмоциональное, волевое, интеллектуальное), воплощенное в живом движении.

Значит — сочетание, совместная работа и взаимное порождение двух свойств: психики и моторики.

Вспомним: энергопотенциал тоже имел два свойства.

Почему и там, и там — их по два?

Потому что природа ищет самый экономичный, самый надежный вариант. А что может быть проще и надежней диполя? Например, два полюса магнита, плюс и минус электричества, китайские Инь и Янь создают самый простейший и самый надежный механизм.

Свойства энергопотенциала — величина и направление. Не правда ли, знакомое сочетание? Кажется, еще в пятом классе проходили. Вспомнили? Правильно — вектор!

Следовательно, энергопотенциал — живая сила — это вектор, направленный из человека. Иначе говоря, энергопотенциал — это символ наших возможностей. Наших возможностей преобразовывать мир.

Сам по себе энергопотенциал существовать не может. Он может наполнять, вливать жизнь, приводить в движение. Что наполнять? во что вливать жизнь? что приводить в движение?

Разумеется — наше тело, Которое мы описываем понятием психомоторики.

Психомоторика — это наше «я» в состоянии статики. Это механизм, способный к работе, но не действующий, пока его не подключили к источнику питания. Воздушный шар, лежащий на земле бесформенной грудой. Автомобиль без бензина, паровоз без угля, трамвай без тока, мельница без ветра. Мыслящее тело, которое само по себе не действует, но способно действовать, если вдохнуть в него жизнь, если оно станет живым.

ОДНО ОТРАЖЕНИЕ В ДВУХ ЗЕРКАЛАХ

Как вы поняли из текста Сеченова, любое действие начинается в душе и заканчивается в ней же. Это разные стадии одного нерасторжимого процесса. Одной целостности.

(А что же будет, спросите вы, если сперва 1) подумал, и только затем 2) сделал?

(Похвальный порядок, хотя обычно поступают наоборот: сперва действуют — и лишь затем используют мозг, чтобы обосновать свою правоту.)

В предложенном вопросе речь идет не об одной, а двух целостностях. Первая — «подумал» — действие в уме, выбор подходящего варианта из всех возможных. Это действие порождено мыслью, чувством и волей. Они слиты воедино и застывают, обретают форму в виде выбора. Вторая целостность — «сделал» — действие физическое. И здесь та же картина: мысль, чувство и мышечное усилие — слитые воедино — порождают действие.)

ОН ПЫТАЕТСЯ СПАСТИСЬ

Спеленатый малыш должен не, просто жить, как было бы, если бы спеленали кого-нибудь из нас. Он должен расти, он должен развиваться, должен учиться владеть своим телом, учиться думать. Да еще и вживаться в окружающий мир, осваивать его (чуть не написали «покорять», но мы не сторонники экспансии ни в чем, так что пусть и наш малыш просто сосуществует со всем остальным миром). Теперь вы уже знаете, что он этого в огромной степени лишен. Энергопотенциал помогает ему выжить в экстремальной ситуации, тот же энергопотенциал (в данном случае — энергия генотипа, которая переполняет его) ищет себе работу, ищет малейшую возможность преодолеть ситуацию, взять верх над нею.

Как же действует малыш?

Задача у него простая: получить свободу движений.

(Только и всего! Представляете? — не свободу развиваться, свободу владеть своим телом, свободу учиться думать, свободу осваивать мир — нет! Ему нужна только свобода движений, все остальное придет через это, через одну-единственную эту свободу, не само собой, но через нее, благодаря ей — единственному инструменту, который открывает нам мир и дает нам жить в нем, причем иногда — даже с удовольствием.)

Чтобы решить эту задачу — получить свободу движений, — в распоряжении малыша есть несколько приемов.

Первый — он брыкается.

Спеленатый, он сжимается и разжимается, причем с невероятной силой, У него нет другого выхода: чтобы нормально дышать, нормально переваривать пищу, чтобы не застаивались в членах кровь и лимфа, — нужно хоть чуть-чуть освободить для себя жизненное пространство. Наверное, с таким же отчаянием и силой бьется, отжимая от себя землю, расчищая по крохам место для дыхания, только заживо погребенный. Зато какая радость для тела, когда малыша на минуту распеленали! Он болтает ручками и ножками, он пользуется, каждым мгновением, чтоб сделать как можно больше движений. И как он ликует при этом! Его истомившаяся энергия рвется наружу, она больше не мучает его — ну как же, испытывая такое облегчение, не ликовать!

Второй прием — крик.

Малыш начинает кричать, потому что ему плохо, тяжко, даже невыносимо (и больно — когда затекают члены). Этот крик — знак отрицательных эмоций; крик их сопровождает, дает им выход. Тем самым малыш облегчает свое положение: вспомните — при отрицательных эмоциях энергопотенциал теряется стремительно. Так в паровой машине сбрасывают пар — чтобы она не разорвалась — до оптимального давления. Значит, малыш кричит до тех пор, пока уровень его энергопотенциала не уравновесится с ничтожными возможностями обездвиженного тела.

Этот крик — непроизволен. Но вскоре малыш замечает, что внешний мир в лице отца и матери отзывается на этот крик. Реакция бывает двух видов: 1) малыша разворачивают, чтобы поглядеть, не мокрый ли он; 2) его начинают укачивать. Оба варианта малышу нравятся. Если его развернули — он обретает, свободу; если укачивают (на руках, в коляске — все равно) — его тело в крайних точках качания получает перегрузки — своеобразную компенсацию движений, их эрзац. При этом его тело напрягается, мышцы расходуют энергию — ему становится легче и он успокаивается. Впрочем — ненадолго. Ведь затраченная энергия возвращается к нему с избытком, и когда уровень ее превысит допустимый и создаст дискомфорт — опять раздается крик.

НА ДОБРОВОЛЬНОЕ РАБСТВО СПОСОБНЫ ТОЛЬКО ВЗРОСЛЫЕ

Итак, только поначалу малыш кричит непроизвольно, самостоятельно справляясь с ситуацией. Когда же он замечает, что его крик вызывает помощь извне — свободу или качание, — малыш начинает пользоваться криком, можно сказать, сознательно. Привычка формируется и закрепляется в считанные дни. И вот он уже начинает управлять ситуацией.

Хотите знать, что будет дальше?

В три года он по любому поводу бросается на пол и устраивает истерику: «Буду плакать, пока не дадите конфетку».

В восемь лет на просьбу сходить в магазин за хлебом отвечает: «Дашь двадцать копеек — пойду».

В пятнадцать: «Буду ходить в школу, если купите японскую электронику».

В двадцать три: «Что это за родители, которые не могут прокормить своего ребенка до пятидесятилетнего возраста…»

ЛЮБИМЫЙ ВРАГ

Правда, есть и другой вариант развития отношений. Если родители, устрашась растущего аппетита, захотят поставить ребенка — подростка — юношу на место и перестанут ему потакать, настаивая на послушании, они встретят яростное противодействие. Любая привычка — глубоко укоренившееся растение. Причем вредная привычка дает более глубокие корни — они проникают в душу без сопротивления, по едва заметным трещинам, значит, и иссушают самые сокровенные ее тайники.

Первый уровень противодействия — непослушание; второй — негативизм (ребенок все делает наоборот); третий — ненависть.

Противодействие может быть открытым, и это еще полбеды. С ним возможно справиться, если прозревшие, умудренные правильным анализом возникшей ситуации родители сумеют… вы верно нас поняли: направить внимание и энергию ребенка на решение интересной для него задачи. Придумать ее ох как непросто, да что будешь делать! Теперь это у них единственный выход. Сумеют создать такую задачу и увлечь ею ребенка — он вернется к норме (не только норме общения, но и к энергетической норме, ведь задача обладает способностью очень долго подпитывать энергопотенциал — до тех пор, пока ее не решат либо пока она интересна), нет — значит… извините: что посеяли, то и пожнете.

Но куда хуже противодействие скрытое.

Ребенок внешне послушен, ласков, льстив, но живет другим, другими чувствами. Он живет не так, как хочет, как считает правильным — и это ужасно. Потому что в его глазах родители — виновники этой ситуации. Они — враги, с которыми он вынужден сосуществовать. Он ждет свободы, чтобы наконец раскрыться и взять свое и уйти. Или — не раскрываться, но брать, брать, брать; даже когда уже все выбрано — скрести по живому…

Это мститель.

За что?

Он этого не осознает, но мы можем пояснить: за несостоявшуюся судьбу, за мучительную раздвоенность, за безусловную бесталанность. Да, да, да! — из-за этого финала мы и разворачивали все это длинное рассуждение. Чтобы показать, что дети, поведение которых строится на противодействии, не могут быть творцами. Их психика, их ум с детства настроены на негативизм, на разрушение. А ведь путь к самовыражению, к воплощению таланта — решение задачи — всегда созидание!

Кстати, теперь вы, надеемся, понимаете, что проблема «отцы и дети» — не надуманная, а вполне реальная проблема, но относится она лишь к тем семьям, где поведение детей доминантой имеет противодействие.

Примечание: Но и скрытое противодействие — не безнадежный вариант. Если родители поняли, что на самом деле скрыто за показным послушанием, показной лаской, хитростью

(напомним, что хитрость — это компенсация недостаточной силы ума; истинно умные, а тем более мудрые люди никогда не бывают хитрыми — им это не нужно, они вполне обходятся умом; кстати, по этому поводу есть замечательная украинская пословица: хитрый разум — ум глупцов)

и лестью, они, не показывая ребенку, что поняли его страшную игру, могут отвлечь его от нее — да, да! — опять все той же задачей. Невероятно интересной и очень трудной задачей, при решении которой он не сможет обойтись без них — без совместного творческого труда. Только так его можно спасти.

СМЫСЛ ЕСТЬ ВО ВСЕМ!

Ребенок поел — и тут же пописал: это норма. Но у некоторых он мочит пеленки буквально через каждые десять-пятнадцать минут. С чего бы это? Теперь ответить на вопрос вам не составит труда: пока меняют пеленки, малыш получает на несколько мгновений живительную свободу. Вот вам еще один пример того, как несмышленыш (такой ли уж несмышленыш?) управляет ситуацией.

ВСЕ ХОРОШО В МЕРУ

И, наконец — хотите знать главную причину, отчего болеют дети? Не от простуд, не от инфекций — он «перегрева». От энергетического избытка. Переедание так же плохо, как и недоедание — это вы знаете; сгореть на солнце (можно даже погибнуть от теплового удара) или быть его лишенным вообще (без ультрафиолета не синтезируется в теле витамин Д) — невелика разница.

Когда у человека энергетический дефицит — это значит, что его печень не справляется с кроветворными задачами, почки — с канализацией. Значит — слабость, сопровождаемая неврозами, затем — психозами, болями в сердце, страхами, мигренями, короче — не жизнь, а мука.

Энергетический избыток точно так же поражает внутренние органы. «Перегрев» лишает их возможности нормально функционировать, организм слабеет, и тут уж достаточно малейшего сквозняка — получите простуду, самой слабенькой инфекции — получите тяжелую затяжную болезнь. Нарушается нормальный рост и развитие органов, и это неизгладимо и неисправимо — как рубец — на всю жизнь.

ВСЕ ПРОХОДИТ? — НЕТ, ОСТАЕТСЯ

Энергетический «перегрев» не только сжигает защиту организма — не менее беспощаден он и с обменом веществ.

Рассмотрим только один случай — кальцинирование.

Замечено, что рахиту подвержены главным образом те дети, которых больше всего пеленают и кутают. При рахите искривляются ножки (обратная реакция! Ведь старательно пеленают как раз для того; чтобы были прямыми) — это знают все; но разве менее важно, что при нем уплощается грудь (что влияет на конституцию легких и сердца) и становится специфической форма черепа? Обычно — в норме — кости черепа развиваются вслед за развитием мозга. Именно мозг диктует объем и форму черепа — повторяем, в норме. А после рахита — экономя кальций — организм «разбрасывает» недостачу на все кости, в том числе и черепные. И мозгу приходится приспосабливаться, зажиматься в тесных рамках, которые ему отпущены. Это влияет и на умственные способности, и на характер. Значит — и на судьбу.

Искривленные конечности и ослабленный позвоночник деформируют координацию движений. Раз нарушена координация, то ущербны и мышцы. Их объем минимален, значит, таковы же и 1) познавательные возможности, 2) снижена выносливость и 3) ничтожна способность накапливать энергию. А если добавить к этому уже известное вам: что координация движений — это отражение координации мозговых процессов, — приходится сделать вывод, что переболевшие рахитом ограничены в своих творческих возможностях.

Значит, болезнь — это тоже пеленание. Пеленание враждебной средой. И если вы стали хроником, считайте, что пеленки приросли к вашей коже, стали вашей сущностью, диктуют вам образ мыслей и поведения. И ваше творческое лицо при этом изменится. В какую сторону — трудно сказать: искаженный ракурс вашего мировосприятия может дать самые неожиданные результаты. Зато можно утверждать с уверенностью: спеленатый болезнью человек способен на немногое. Он работает судорожными рывками: соберется с силами — и дернется, и опять собирает себя по крупицам. А здоровый талант светит всегда.

Правда, можно попытаться компенсировать дефицит: специальными упражнениями повести себя к норме; например, в случае с рахитом — насильно развивать координацию и наращивать мышцы. Но как же необъятна, как титанически огромна эта работа! какого неимоверного терпения она потребует!.. Ведь уже для того, чтобы принять решение — проявить характер, — нужна энергия. А где ее взять? И каждый шаг — шажок! — на этом пути требует мужества и терпения, терпения, терпения, потому что усилия будут огромны, а результаты ничтожны, но нужно научиться радоваться этим крохам и знать им истинную цену, и складывать их одну к одной, складывать и терпеть, и идти вперед — годами…

Для человека нет ничего невозможного, пока он идет вперед. Пока он идет вперед, его жизнь полна смысла, а иногда и счастья. И тут нельзя не вспомнить Торо, который когда-то сказал: не важно, придет ли корабль в гавань, важно, что он идет правильным курсом. С точки зрения экономистов это может быть и нелепо, но про человеческую судьбу — в самый раз.

Дай бог ему победы, но если подумать, что вся эта титаническая работа была бы просто не нужна, если б его в младенчестве не пеленали…

ВОТ ПОЧЕМУ МЫ ТАКИЕ

Кстати, существует серьезная научная работа, в которой доказывается, что славянский характер с его типическими чертами: послушанием, терпеливостью, медлительностью, инерционностью, тугодумием, мечтательностью и т. д. — сложился как следствие традиции пеленать детей. А ведь прежде, в дохристианскую пору, этой традиции у славян не было, и нрав славянских народов был иным — живым, дерзким, предприимчивым. Оно не могло уйти далеко, историческая память сидит в нас прочно. Так, может быть, есть смысл поверить умному человеку? — глядишь, и вернемся на круги своя.

ДА ЗДРАВСТВУЕТ КОМФОРТ!

Итак, мы уже знаем, что пеленание 1) душит энергопотенциал, 2) тормозит развитие психомоторики.

Но есть и третий вывод; может, не третий, может, это обобщение первых двух. Судите сами: пеленание вынуждает организм ребенка переориентировать жизненную доминанту с развития на самосохранение.

Иначе говоря, пеленание — это первое прокрустово ложе, на которое попадает человек. Потом, уже в зрелом возрасте, попадая на очередное прокрустово ложе, он тоже будет получать травмы, шрамы от которых остаются на всю жизнь, но те травмы поболят — и заживут, остановят на минуту, на день, на год — а потом боец снова бросится в схватку. Если он истинный боец, шрамы — это знаки его доблести, они украшают его, они утверждают его в собственных глазах.

Но самое первое прокрустово ложе травмирует не только тело и душу; куда страшнее, что оно насилует генотип. Значит — будущую личность в целом. Вместо того чтобы свободно расти и свободно развиваться, организм ребенка с первого же дня вынужден большую часть своих сил тратить на борьбу за существование. Практически лишенный движения — главного инструмента развития и регулятора энергообмена — он спасается криком и частым мочеиспусканием.

Но сколько можно кричать и мочиться? Ни того, ни другого организм долго не выдерживает, и тогда — саморегулируясь — идет на радикальные меры: зажимает генотип. Эту мощную пружину, которая стремится раскрыть организм и личность ребенка, как цветок, раскрыть как можно скорей и пышнее, — эту пружину сам организм зажимает как бы тормозными колодками, переводит ее работу в такой режим, чтоб конфликт с прокрустовым ложем — с пеленками — был сведен до минимума.

Заметили? — речь опять идет о золотой середине. О комфорте. Значит, комфорт — это состояние равновесия между внутренней и внешней средой, состояние оптимальной жизнедеятельности.

Подчеркнем: равновесия, а не покоя.

Малыш с первого дня своей жизни способен сам регулировать свое состояние. Он знает два полюса комфорта: один — деятельный, когда он своими движениями расходует энергопотенциал и наслаждается этим; второй — отдыха, когда он переваривает полученную двигательную и эмоциональную информацию и наслаждается этим, ощущая прилив энергопотенциала.

Пеленки ломают этот механизм. Но критерий-то у него остался прежним! — и малыш ищет комфорт. А что будешь делать, если тебя лишили естественного регулятора? Выход один: спасая себя, настроиться на самый низкий, самый примитивный уровень энергообмена. Выжить! только выжить! — другой задачи теперь у него нет, и когда ребенок приспосабливается — «успокаивается» — создается впечатление, что цель достигнута. Увы, в этом мире за любое удовольствие приходится платить, за комфорт — тоже. Комфорт, который построен на предельно малом энергопотенциале, — это комфорт дома из папиросной бумаги. Помните, в главе об энергопотенциале мы писали, что люди с мощной и подвижной энергетикой не болеют вообще?

Теперь представляете, в каком положении оказался малыш, чей энергопотенциал еле теплится? Все болезни — его. Он открыт для них, и никакие пеленки от них не заслонят. Для инфекции пеленка вообще не преграда, в то время как от нормального энергопотенциала она отскакивает, как мяч от стены.

ЧТО ГРОЗИЛО СЫНУ «ПИАНИСТКИ» ШТИРЛИЦА?

Ну, хорошо, скажете вы, малыш не может развиваться без свободы (а кто может? не выжить, не существовать — развиваться — кто?) — дадим ему свободу. Накинем на него легкую распашонку, пусть болтает ручками— ножками, пусть осваивается в этом мире. А как же быть с неразвитой терморегуляцией, о которой упоминалось в начале этой главы?

Мы считаем, что это такой же миф, как и остальные, из которых сколочено прокрустово ложе нашего быта.

(Кстати, «наука», вскормленная этим бытом, строит из таких мифов теории, и что самое удивительное — умудряется «доказывать» их.)

Нелепо думать, что ребенок, едва родившись, как и всякое живое, имеет чувствительность, возбудимость и реактивность (то есть способность к энергообмену), а вот к теплообмену почему-то не приспособлен. Нам его жалко! он нам кажется беспомощным! — и в этом все дело. Его теплообмен с первого же дня тренируем — точно так же, как тренируемы мышечная сила, выносливость, координация.

Двигательная активность — важнейший регулятор теплообмена. Когда мышца работает — температура тела повышается (ведь мышца выделяет тепло). Значит, наш малыш, ориентируясь на свое чувство комфорта, будет двигательно активен настолько, чтобы находиться в равновесии с внешней средой.

Как видите — опять движение. Оно развивает энергопотенциал и координацию, пашет борозды, пробивает тропки в нашем мозгу, оно же помогает поддерживать равновесие между внутренней и внешней средой. Иначе говоря, движение — это золотой ключик в комнату, где живет комфорт.

Вперед к Спинозе!

В давние времена с психомоторикой не было проблем. Человек был целостным; все в нем было мудро увязано; дополняло друг друга и поддерживало; конец одного был началом другого. Но пришла мода копаться в секретах природы. Ньютон рассек мироздание, Гарвей рассек тело мертвого человека, Декарт — живого: отделил душу от плоти. И психомоторики не стало. Что же получилось?

1) бестелесная душа,

2) бездушное тело: что душа прикажет, то тело и делает.

Две самостоятельных субстанции.

Это приняли все — кроме Спинозы. В отличие от Декарта, который был увлечен анализом, Спиноза имел холодную голову и во всем искал знаки целостности. Анализ без синтеза он не принимал. Тело без души — это мертвец.

Живой же человек — не просто одухотворенная плоть; он — вершина природы, ее инструмент, которым она себя осознает и преобразует. Значит, мышление как свойство души и движение как свойство тела — это не две разные субстанции (по Декарту), а два модуса (по Спинозе) мыслящего тела человека. То есть, в любом живом движении мышление и движение слиты воедино.

Потом Сеченов назовет это психомоторикой.

И выскажет гипотезу, что в движениях детей коренятся все элементы мысли; анализ, синтез, обобщение, индукция, суждение и прочее. Для вас это уже знакомая идея, а ведь до Сеченова никому не приходило в голову, что нет бездумных движений, что перемещение в пространстве — это овладение им, что перемещение во времени — это овладение временем, — и все эти физические действия сопровождаются, переплетаются, упреждаются, подтверждаются элементами мысли.

Все, все! — жизнь, здоровье, талант, судьба — все начинается с движения.

Значит, пеленанием мы убиваем себя.

ВВЕРХ ПО ЛЕСТНИЦЕ, ВЕДУЩЕЙ ВНИЗ

Мы всю жизнь не выбираемся из пеленок; для каждого возраста есть свои; а поскольку человек раскрывается не весь сразу, а как бы поэтапно, слоями, то и пеленки видоизменяются соответственно. Ликуйте, любители систематики! Сейчас мы вам предложим небольшую схему последовательного удушения творческих возможностей человека.

Первое пеленание вам известно — это пеленание тела.

Напомним: вынудив организм малыша перейти на самый низкий уровень энергопотенциала (уровень самосохранения), мы сдерживаем его двигательное развитие (а значит и мыслительное) в период, когда он должен набрать максимальную скорость. Так спринтер начинает стометровку с падения. Представляете, как он отстанет от остальных, если весь забег длится 10 сек.?

Второе пеленание — пеленание движений.

Малыш пошел. От первого самостоятельного шага и до дороги в школу он должен пройти три этапа:

1) установить связь с предметами (вилка, мяч, лопатка, машина, кукла);

2) овладеть предметами (самостоятельно играть, одеваться, помогать по дому — при этом инициатива действия должна непременно идти от самого ребенка);

3) воспроизводить предметы (словами, рисованием, лепкой, ролевой игрой).

А что мы видим? Вилку не дают — глаза выколет, ножом можно и вовсе убиться, мячом — выбить окна, разбить телевизор… Нельзя, нельзя, нельзя. Чем спокойней и тише ребенок — тем он лучше. Чтобы не бил посуду, ему не дают носить чашки и тарелки, тем более — мыть их. И лучше не давать ему веник — иначе в комнате не продохнешь. Чтобы ел быстрее и аккуратнее, его кормят с ложечки до пяти лет. Помогают — одеваться до семи, до восьми, до девяти. Стоят над душой, когда он берется за карандаши: ведь он хочет марать не только в своем альбоме, но и в наших книжках, и на стене. Пластилин — кто его придумал? Ребенок возится с ним пять минут, а потом неделю приходится очищать мебель и паркет. Наконец, прочитав малышу сказочку, где взять терпение (где ты, наш энергопотенциал?! нет его — нет и терпения), чтобы выслушать, как он лепечет, пересказывая ее нам?.. А ведь не пересказанная сказочка в одно ухо вошла — в другое вышла. Только то, что он смог пересказать, усвоено, осталось в нем, обогатило его на всю жизнь.

(Так студент, просматривая перед экзаменом учебник, видит: знаю, и это знаю, и это. А приходит на экзамен — и проваливается: оказывается — не помнит ничего. В чем дело? Секрет прост: материал ему известен на уровне узнавания. Знать и узнавать — принципиально разные вещи. Знание — это плод такого усвоения материала, когда его можно использовать в деле, применить. Узнавание — функция памяти, которая работает только при наличии оригинала; следовательно, это способность сличать — и не более того. В то время как знание — это способность действовать. Так и у детей способность слушать и способность рассказывать выявляет не только интеллектуальную дистанцию между ними, но и различие в их творческом потенциале.)

Вывод. На втором этапе развития личности (психомоторика — ее инструмент) происходит формирование известной вам целостности: диполя мысль-движение. Движения обретают точность (значит, зарождается критичность, речь о которой пойдет в следующей главе), они становятся инструментом познания мира и источником мысли. Здесь формируется матрица, которую принято называть образом мышления. Это та самая мельница, которая на протяжении всей последующей жизни будет перемалывать любой материал, который вы бросите под ее жернова. А «пеленанием», ограничением самостоятельности и пресечением инициативы детей мы лишаем их культуры мышления и сводим практически на нет потребность в творческом самовыражении.

Третье пеленание — пеленание мысли.

Какова главная задача школы (вуза)?

Как мы понимаем — учить творчеству.

Воздушный шар, который у новорожденного лежал бесформенной грудой, к школе обрел форму, в школе — подъемную силу, в вузе он сбрасывает балласт и устремляется в определенном направлении.

Человек постоянно меняется; молодой человек проходит фазы развития, заметные невооруженным глазом. В этом разделе мы рассмотрим революцию в мышлении, происходящую у подростков в 12–13 лет.

1

До этого в его мышлении доминирует память. Память двигательная (потому-то и берут пятилеток в гимнастику и фигурное катание — эти клопы гениально владеют своим телом; мастера спринта завидуют свободному, раскрепощенному бегу дошколят), память словесная (они легко изучают одновременно несколько иностранных языков — только вот некому их учить), память слуховая (легко запоминают ритмы и мелодии все! нормально развитые дети), память зрительная (они непроизвольно запоминают все картинки в учебнике — но не смысл), память… И преподавание в наших школах (в вузах, кстати, тоже) построено исключительно на этом. На запоминании. Кто у нас отличник? — ребята с отличной памятью или зубрилы, которые железобетонным задом компенсируют неразвитость мыслительных процессов. «Чтобы запоминание шло лучше и глубже, материал должен быть эмоционально окрашен» — таков популярный рецепт для педагогов. Иначе говоря, им рекомендуют интерпретировать материал в набор анекдотов, а еще лучше — освоить актерские уроки Станиславского.

Что из этого выйдет?

Возможно, ребята будут ходить на такие уроки без отвращения, как сейчас чаще всего бывает, а педагога даже полюбят. Но знаний — того, ради чего все затевалось — у них не будет. Потому что истинное знание добывается только собственным трудом, собственными руками, только преодолением, собственным открытием тропы, которая была пройдена до тебя другими, но которая только теперь, когда ты на ней изранил свои ноги, стала твоей. Преподаватель — только проводник, а идти по ней — если хочешь ее пройти — нужно самостоятельно. Иначе знания не добудешь.

Кстати, раз уж так упорно талдычим о знании, надо разобраться в багаже, которым нас нагружают школа и вуз.

Педагогика молится на триединого бога: знания — умения — навыки. И педагогику можно понять: похоже, что эта триада охватывает все. Но если так — почему наша школа находится в глубочайшем кризисе? Почему наши вузы выпускают «специалистов», которые несколько лет кладут на получение диплома, а начинают изучать специальность только попав на производство?

Потому что и в школе, и в вузе триада знания — умения — навыки подразумевает только память, память и память. Использование уже известной вам генетически обусловленной способности к запоминанию. Только накапливание. Наполнение закромов.

А ведь должно быть совсем другое! Человеку, который начинает свой жизненный путь, нужно только одному научиться: как переваривать любую информацию. Ему нужен метод. Способ. Культура мышления. Своя собственная, индивидуальная культура мышления. Чтобы — когда он встретится с задачей, которая станет смыслом его жизни на определенном отрезке, — у него был инструмент, как к ней подступиться — и раскусить.

Почему раздуваются школьные и вузовские программы? Потому что ими пытаются охватить все. Ну, во-первых, это невозможно, во-вторых, не нужно. Потому что — если человек выработал культуру мышления, — он освоит знания — умения — навыки, которые необходимы в каждом конкретном случае для решения задачи.

Теперь уже и вы, конечно, поняли, к чему мы ведем: и школа, и вуз учат чужому знанию, знанию, которое мы не пережили, а потому не можем сделать своим. Учиться только ради того, чтоб учиться? Невозможно представить, чтоб семилетний, десятилетний, даже пятнадцатилетний добровольно вступили на эту мученическую стезю. По принуждению — да. Но не иначе! Ведь они не видят в этом смысла! Это не им — это родителям, учителям, государству нужно, а им — нет.

Но ведь они не ленивы. Они любознательны, они рвутся к действию, зажигаются, если им встречается достойная задача, и чем сложней задача, тем ярче они горят, тем больше сил в нее вкладывают. Каждый день, в любом действии они ищут возможности самовыражения. Нет — они не ленивы! Просто мы предлагаем им работу, в которой они не видят смысла, и их интуиция права — смысла в ней нет!

Эрудит утверждается феноменальной памятью. Человек, овладевший в совершенстве любым навыком (портной, математик, футболист), способен только к репродуктивной работе. И лишь умелец имеет творческий шанс. Потому что его знания и навыки получены благодаря каждодневной работе.

Значит, с нашей точки зрения, идеальным образованием можно считать такое, когда в результате учебы выработана собственная культура мышления. Как видите, здесь нет места знаниям — умениям — навыкам. Повторяем: когда появится задача, она потянет на себя весь необходимый материал (знаний — умений — навыков), а культура мышления организует его в целостность, которая в решенной задаче выкристаллизуется в новую ценность.

2

Ну, хорошо, скажет внимательный читатель, с революцией в образовании все понятно; а где революция в мышлении подростков 12–13 лет? в чем она выражается? Вроде бы в ней должна быть соль этого раздела, но пока об этом — ни полслова.

Получите революцию.

С первого дня нашей жизни в нас формируется образ мира. Первые инструменты этого процесса — эмоции, ощущения, восприятия; затем подключается память; наконец — мышление. Память и мышление развиваются стремительно, пока не вырастают в огромный айсберг. Вначале, как вы знаете, память в нем доминирует. Дошкольник и младший школьник набирают всю поступающую информацию почти без размышлений. Они идут за родителями и учителями, движутся в проторенной колее — и память вполне обеспечивает это движение. Но мы растем, растут и контакты с миром, и наступает момент, когда количество внешних помех превышает возможности памяти. Она справлялась с вопросами «что? где? когда?», — но сакраментальное «для чего?» памяти уже не по зубам, оно требует самостоятельного осмысления. Это — кризис. И айсберг переворачивается. Теперь — и до самой старости — и в формировании нашего образа мира будет доминировать мысль (попытка ответить на вопрос «для чего?»), а память будет только на подхвате — помощником, кладовщиком, справочником.

(Потом, в старости, когда человек утрачивает способность находить задачи, которые ведут его вперед, — значит, все доступные цели достигнуты, — айсберг переворачивается снова, и память опять становится главным содержанием жизни. Впрочем, это может случиться и в 20 лет, и случается не так уж редко, например, у тех, кто с малолетства посвятил себя большому спорту, а когда результаты пошли на спад, оказывается, что жить дальше нечем, разве что только памятью. Кстати, те выпускники вузов, которые после получения дипломов рубят на рынках мясо, принимают макулатуру и стеклотару, работают сторожами и котельщиками — это тоже люди, у которых все лучшее в прошлом. Они не осознают этого, они могут быть довольными своей жизнью — «у меня есть все!» — пока однажды не встретят однокашника, и только тогда, увидав в зеркально чистых, радужно переливчатых гранях его айсберга отражение своей грязно-бурой, покрытой засохшими водорослями массы, поймут, как давно перевернулся их айсберг, что они имели и что получили взамен.)

Итак, айсберг перевернулся, память уступила приоритет (значит, меньше обеспечивается энергией), доминирует критическое отношение к миру, — а программы как были рассчитаны на запоминание — такими и остались. И в старших классах, и в техникумах, и в вузах. Знания, которые должны входить естественно, усваиваться как бы сами собой, теперь приходится нагнетать под давлением. Принуждение, насилие, надо, надо — вместо «хочу». Естественно, кпд ничтожен. Вот почему число отличников в старших классах стремительно уменьшается.

А ведь должно быть наоборот! Потому что запоминание, как ни крути, само по себе скучновато, а блуждания в лабиринтах мысли, поиски истины, неожиданные самостоятельные открытия (пусть это известно всем! пусть! важно, что это сделал ты сам) — что может быть увлекательней? Вот почему старшеклассники любят интимные беседы с другом. Они говорят часами. О чем? Да какое это имеет значение! Хоть о любви, хоть о смысле жизни (кстати, это одно и то же). Главное, что тренируется мысль — компенсируется то, что недополучено в школе. А знаменитый студенческий треп — в коридорах, в общежитиях (треп подразумевает группу; инструмент, выкованный в интимной обстановке, здесь проходит первое испытание и доводку)? Да такой треп стоит больше, чем десяток хорошо прочитанных лекций! — и это не только наше мнение и опыт, так считали и лучшие ученые.

Значит, кто в этом возрасте главный враг мышления?

Книга. Учебник.

Возвращаясь к нашему давнему примеру, можно сказать, что учебник поставляет рафинированную пищу. Это удобно и четко, да вот беда: как при рафинированных продуктах атрофируется желудок, так при преобладании книжной учебы атрофируется мысль.

Дошкольники имеют огромное преимущество перед школьниками и студентами: они все время в движении. Школьник шесть часов сидит за партой, еще два — когда готовит уроки, а если учение дается ему с трудом, то он урывает у отдыха еще пару часов. Следовательно, 8 — 10 часов ежедневно моторика бездействует, то есть бездействует и мышление. Понимаете парадокс? — он учится, и добросовестно учится — а мысль спит.

Маленькое отступление

Желаете знать, отчего у нынешней молодежи секс и рок-культура занимают столь непомерно большое место в жизни? Почему это распространилось повсеместно? почему это из двадцатилетней давности моды стало нормой жизни каждого поколения молодежи? почему для молодежи это естественно?

Потому что они не могут иначе. Это их спасательный круг. Семья, школа, вуз и телевизор отгородили их от мысли. Спорт — удел избранных, физкультура — скучна и неубедительна, потому что не приносит удовлетворения. Дела, которым стоить жить, которым можно гореть годами — нет… Но ведь психомоторику не зачеркнешь! Можно сколько угодно делать вид, что ее нет (ну не знаю я о ней! — и все тут; но это тот самый случай, когда незнание закона не освобождает от ответственности), да только от себя никуда не денешься. Чтобы жить — выжить! — мы должны делать некий минимум движений, мы должны переживать положительные эмоции, мы должны испытывать мышечную радость. Все это обязана — и может — давать школа. Но не дает. А секс и рок-культура — это самый простой, даже примитивный выход из тупика. Только в этом смысл их нынешнего взрыва. Так что не обольщайтесь на счет своей «смелости» и «раскованности». Это не вы выбрали, это обстоятельства нынешней жизни задвинули вас в этот угол. Жизнь изменится, школа изменится — и это само по себе уйдет, станет нелепым, смешным и ненужным.

Нормальный учебный процесс в самых общих чертах мы представляем так:

1) физкультура (спортивные игры — только они!) должна начинать уроки и завершать их; это позволит поддерживать тонус тела на оптимальном уровне;

2) гуманитарные дисциплины должны изучаться в дискуссиях;

3) естественные науки должны изучаться в практическом деле. Например, чтобы сконструировать наручные часы, нужно знать 400 законов; чтобы сконструировать двигатель внутреннего сгорания, нужно знать столько же. Так их надо расшифровать! И все это должны сделать сами ученики — разумеется, под контролем учителя и заглядывая в книгу.

Вот где ее место! Она должна быть: 1) справочником-путеводителем и 2) катализатором, благодаря которому добытые собственным трудом знания кристаллизуются и становятся частью нашего образа мышления. Или мудрости, если вам так удобней.

(Мы уверены, что вы уже привыкли к нашей терминологии и не путаетесь, но, чтобы снять последние сомнения, отметим: культура мышления — это инструмент, образ мышления — эталон.)

Вывод. Когда айсберг перевернулся, происходит переключение энергопотенциала на новый режим. Чтобы обеспечивать память, была нужна обычная жизненная активность. Теперь ее не хватает, поскольку мысль необычайно энергоемка (шахматы по энергозатратам опережают все без исключения виды спорта!), и чтобы поддерживать энергопотенциал на прежнем уровне, необходимо резко увеличить количество движений. Спортивная игра и интересное дело (задача!) — вот их источники. Но муштра в исполнении легче, чем порядок (фундамент свободы), зубрежка — просто и понятно, не то, что размышление (путь к свободе). Поэтому учеников и студентов пеленают по рукам и ногам тем, что в обиходе называется дисциплиной, а по сути это гвозди в крышке гроба, в котором похоронен талант.

Итак, память — основа развития, мысль — основа творчества. Между ними — пропасть. Нельзя даже сказать, что одно выше другого на порядок — это просто совершенно разные вещи.

Пеленание четвертое — пеленание чувств.

Прежде всего — что есть чувство?

Это наше отношение к чему-то, находящемуся вне нас. Значит, чувство всегда конкретно, всегда имеет адрес — в отличие от эмоции, которая указывает направление движения нашей энергетики — минус или плюс — и ее режим: грущу — плачу — страдаю, приятно — радуюсь — ликую.

Вот опять появилась диполь: я и предмет, с которым меня связывает в систему, в целостность некая сила, называемая чувством. Вспомнили? — ведь и мысль рождалась по этой же схеме! Значит, мысль = чувству? Разумеется, нет. Просто оба эти понятия рождены одной ситуацией. Как? Вспомните элементарную физику. Есть два заряда; они сблизились настолько, что вступили во взаимодействие. Как это происходит? — 1) вначале возникает объединяющее их поле (чувство), и только затем в этом объединенном облаке диполя — 2) происходит разряд (мысль).

1

Почему в главе о психомоторике понадобилось говорить о чувствах? Потому что именно чувства, понимание их роли и места в жизни нашего мыслящего тела позволяют понять сущность уровней психомоторики.

Этих уровней три.

Первый — самый низкий: жизнь на уровне эмоций. Это жизнь по стереотипу, движение по набитой колее, изо дня в день — одно и то же: те же лица, те же движения, те же желания, те же проблемы, те же тычки, уколы и заботы. Эта жизнь — как сон: вроде бы что-то все время происходит, а проснулся — и вспомнить нечего. Впрочем, вспоминается: отдельными яркими пятнами (самым дорогим из всего, что было) вспоминаются моменты, когда возникало чувство. Оно могло быть сколь угодно мимолетным, но не заметить его было нельзя, забыть — невозможно. Потом, много позже, понимаешь, что только эти моменты и оправдывают твою жизнь.

Увы, по такой схеме живут по меньшей мере восемь из десяти людей. Если представить такого человека ежом, этот еж будет робким, пугливым, уже топтаным и битым. Он забился в норку, в ямку, под листья, чтоб его никто не заметил, не задел, дал спокойно жить растительной жизнью. Вот этот уровень, который даже нельзя назвать уровнем притязаний, поскольку их нет. Значит, уровень покоя.

Второй — жизнь на уровне чувств.

Этот человек живет, как в тайге: в любой ситуации он остается самим собой. Он верит себе, своему внутреннему чувству, ощущению своей правоты — и в любой ситуации поступает так, как считает правильным. Разумеется, любой, даже самый маленький коллектив (например, семья) — это не тайга; значит, рядом с таким человеком не очень-то уютно; ведь он играет в свою игру, по своим правилам, так что трудно предсказать, что он придумает на следующем ходу. Зато с ним интересно! Живя наполненной жизнью, он дает как бы образец и надежду тем, кто рядом с ним, но пока находится на уровне покоя. Мало того, он настолько энергетически наполнен и щедр, что окружающие заряжаются от его энергопотенциала.

Заряжаются все, а вот заражаются немногие: чтобы выбраться с уровня эмоций на уровень чувств, нужна немалая целеустремленная работа.

Уровень чувств — значит, уровень мыслей. Уровень жизни в атмосфере анализа и синтеза. Означает ли это, что уровень чувств — уровень творчества? Нет. Но человек на этом уровне хочет задачу, ждет ее, а если осознает ее необходимость — то и ищет. И судьба иногда одаривает его задачами, борьба за решение которых и становится самым ярким в его жизни, памятными вехами ее.

Надеемся, вы уже поняли, почему человек, находящийся на втором уровне психомоторики (ах, чувства! это же так прелестно…) столь неуютен в общении? Ведь чувство — это живая, колышущаяся, переходная форма. Оно живет — пока не осознано. Но едва в его тумане — в сгустке, в концентрате, электрическим разрядом — родилась мысль, — чувство исчезает. Ничто не берется ниоткуда. Мысль родилась из чувства — и тем убила его. Правда, остается след от чувства — память о нем; но это уже лирика. Вот почему так неуютен человек на этом уровне: он интересен, потому что прежде всего мы видим излучаемый им красочный ореол чувств, но едва приблизившись к нему, мы натыкаемся на жесткий пучок мыслей-игл — и уже ничего другого, кроме боли, не ощущаем.

Каким же теперь будет наш еж?

Теперь он сильный и смелый. Пусть даже и битый — теперь это не имеет значения. Он выставил иголки — сам черт ему не брат, — попробуй, подступись!

Значит, уровень чувств — это уровень готовности.

Щедрой рукой мы отдаем оставшиеся два места счастливым обладателям этого нелегкого жребия.

Тут внимательный читатель решит, что схватил нас за руку. Вроде бы неувязочка получается: восемь из десяти мест отдали людям на уровне покоя, оставшиеся два — тем, кто в готовности… а как же с третьим уровнем психомоторики? — неужто там никого нет?

Третий уровень — уровень действий.

Еж пополз!

И тут не имеет значения, торчат его иголки или прилегают. Важно, одно: у него появилась задача — и — он ее решает. Он действует!

Это уровень, на котором человек — человек в полном смысле слова: вершина природы, ее зеркало и тончайший инструмент ее самопознания.

Как доказать, что жить на этом уровне имеет смысл? что эта жизнь — сам ее процесс — так прекрасна, что все остальные ценности по сравнению с нею не стоят ничего?..

Если человек работает на приемке макулатуры и живет только, подсчетами барышей: в этом месяце куплю новый холодильник, в — следующем — выкуплю из комиссионки павловский сервант, и это при том, что на книжку регулярно капает круглая сумма и «жигуленок» меняется каждые два-три года, и дача обустраивается, и дети с ног до головы в штатовском новье, — как объяснить такому счастливцу, что есть другая жизнь, которая одаривает впечатлениями, несопоставимыми с его накопительскими эмоциями? Ведь он даже не знает, что такое истинное чувство — ни за какие деньги его не купишь! для чувства нужно созреть, способность к нему нужно вырабатывать в себе, — а ведь мы говорим об уровне еще порядком выше…

Как объяснить человеку, который не испытывал этого впечатления от свободного парения в небесной вышине, когда огромная земля в абсолютной тишине раскрывается под тобою прекрасной бездной? Как объяснить слепорожденному, что такое цвет? Как объяснить дураку, что такое мысль? Как объяснить никогда не любившему, что такое страсть, никогда не знавшему женщин — что такое акт? Творческую муку, творческий порыв, творческий восторг надо пережить самому — только так поймешь, что ничего прекрасней нет.

Накопительство обывателя — это уровень инстинктов, уровень эмоций. Если человек видит смысл своей жизни в деньгах и успехе, мы не беремся объяснить ему сущность высшего уровня психомоторики. Мы-то его понимаем: стоя на высшем уровне, владеешь всею психомоторикой, любое проявление личности видишь в натуральную величину. Жизнь развернута на все 360 , любое направление ведет к истине. А у обывателя есть цель — ясная и простая, одна-единственная, — и он идет к ней, зажатый шорами, как по лучу, как по лезвию, и ничего не видит вокруг, кроме светящейся вдали точки.

Никто не спорит: деньги — это хорошо, а когда их достаточно много — так это и удобно; и успех — штука приятная, в особенности, если его заслужил а он пришел вовремя. Но ни деньги, ни успех не сделают, как было сказано в сказке про Золушку, «ножку маленькой, а душу — большой». Не они — плата за творчество. Они — только проценты, кстати, совершенно ничтожные по сравнению с платой основной — удовлетворением от самого процесса творчества. Повторяем: мы не собираемся никого в этом убеждать; это надо пережить хоть однажды — пережить эти мгновения парения над бездной — и тогда никакие слова, никакие аргументы не понадобятся.

(Чтоб вы правильно понимали людей, чтоб не заблуждались на их счет, ожидая от них того, чего в них не может быть, — здесь уместно напомнить закон доминанты: она может быть только одна. Значит, если — человек — карьерист и стяжатель, не обманывайтесь насчет его творческих возможностей. Какими бы словами он не оперировал — это будет только завеса, чтобы скрыть его истинные цели и методы.)

2

Итак, мы рассматриваем уровень действий. При этом под действием мы понимаем создание того, чего еще не было. Значит — творческий процесс. То есть, любые «действия» домохозяйки, чиновника, футболиста, донжуана, актера не имеют к этому никакого отношения.

Человек на уровне действий живет среди задач. Он их видит во множестве, со всех сторон. То, что кажется божественным откровением человеку, живущему на уровне чувств (напоминаем — колючему от мыслей), для него есть естественное видение предметов, ситуаций, мира. Для него это норма.

Человек на уровне действий не может просто жить, как трава, — буднями, абы день до вечера. Он все время привязан к какой-то задаче. Значит, опять мы имеем диполь: человек и его задача, — причем этот диполь — своеобразный микромир, отгороженный от всего остального мира невидимыми, но вполне реальными и практически непробиваемыми стенами. Он решает задачу, он весь сконцентрирован на этой доминанте, и ничто не может ему помешать. Дом сгорел, жена ушла, друг предал, — ничто не может его остановить, потому что каждая задача, которую он решает, становится для него смыслом жизни. И если его посреди этого процесса от задачи оторвать, жизнь потеряет прелесть, станет бессмысленной и пустой. Вспомните Архимеда. Когда Сиракузы пали и римские воины ворвались к нему во двор, он в это время чертил на песке геометрические фигуры. И когда воин занес над ним меч, ученый успел сказать: «Только не, повреди мои чертежи…»

Когда в начале 70-х годов мы разрабатывали концепцию ЭПК, нам нравилось развлекаться вопросом: какой человеческий орган обслуживают механизмы эмоций, чувств, мыслей, движений, памяти? Мы опрашивали сотни людей, и не только среднего человека с улицы; в большинстве это были студенты и научные работники; среди них случились два доцента и один профессор — профессиональные психологи. И все до единого, ни на секунду не задумавшись (вот они — плоды ущербного энергопотециала), даже не заподозрив в нашем вопросе подвоха, отвечали: конечно, они обслуживают мозг. Он — хозяин; они — инструменты.

С их точки зрения здесь все очевидно. Ну где находится память, где находится мысль? Вестимо — в мозгу. Когда чувство становится чувством? Когда оно пройдет через мозг. Когда мы делаем движение, когда производим действие? Когда определенным группам мышц скомандует мозг.

Отсюда следует забавный вывод, что человек — это прежде всего мозг, и наша жизнь — это жизнь мозга. Не удивительно, что есть ученые и целые институты, которые всерьез пытались с помощью кибернетики моделировать человека. Ну и когда разлилось половодье литературы о роботах — она стала всего лишь материализацией этого интересного взгляда на человеческую природу.

Науки о человеке настолько сконцентрировали усилия на изучение мозга, что он стал их символом XX века.

Одно лишь непонятно: для чего в таком случае человеку (извините — мозгу) душа?

Это был второй вопрос, который мы задавали тем же людям, и, представьте, ни один из них не нашелся, что ответить.

У нас был и третий вопрос: если наша жизнь — это функция мозга, — то в чем же для нас смысл такой жизни? Но он так и не прозвучал ни разу: мы не встретили никого, кому бы стоило этот вопрос задать.

Откуда пошло это всеобщее абсолютизирование мозга? От науки. От научной массовой культуры. Наконец — от всеобщей грамотности и воинственного, категоричного атеизма.

Сто лет назад любой человек, отвечая на наш вопрос, прежде всего вспомнил бы о душе. Тысячу лет назад — о теле. Но современная наука ткнула перстом в лоб ошалевшему обывателю: ты — homo sapiens — человек мыслящий, — и он поверил. Весь его мир — это круговорот семья — работа — еда — дом; все его интересы — как бы поменьше работать, побольше получать, как бы не заболеть, как бы чего не случилось; весь его кругозор — злорадное (порою и завистливое) наблюдение мира через светящееся окно телевизора. У него нет ничего своего! — ни чувств, ни мыслей, ни памяти, ни свободы (ведь за всю жизнь он ни минуты себе не принадлежит), но когда его спрашивают: кто ты? — он гордо отвечает: homo sapiens.

Повторяем: это заблуждение существовало далеко не всегда; оно — плод научной революции. Научной!..

А что же было до нее?

Ну, во-первых, наука была ничем не хуже нынешней, не зря же и сами ученые любят повторять, что все новое — это хорошо забытое старое.

А во-вторых, переживая подъем, интегрируя знания, храня целостность его, находя все во всем (сейчас происходит противоположный процесс — всеобщая дифференциация, то есть безусловный спад), — наука объясняла мир человеку действующему. Человеку, выполняющему свое человеческое предназначение. Предназначение стать творцом.

Человек действующий — homo creator.

Как же так? — справедливо усомнится сообразительный читатель. — Если не мышление главное достоинство человека, то в чем же его отличие от животных? Ведь любое животное — существо действующее.

Не совсем так.

(Обратите внимание: это первая попытка договориться о терминах. Вы под словом «действие» подразумеваете процесс, в результате которого появляется нечто новое.)

Животное перемещается в пространстве в поисках пищи, самки, безопасного убежища. Оно может строить соты или гнездо, оно может съесть кого-то либо его съедят — от этого в окружающем мире ничего (в принципе) не изменится.

Если животное запрячь (посадить на велосипед, дать барабан) — оно будет работать. По чужой воле. Но действовать!

Человек забивает молотком гвозди. Он действует при этом?

Ответим так: смотря что он при этом делает. Иначе говоря — ради чего он забивает гвозди. Дальше все ясно:

— раб сколачивает из досок ящик;

— потребитель получает удовольствие от своего умения одним ударом ловко вогнать гвоздь в дерево;

— созидатель мастерит новую вещь.

Раб и потребитель — работают, созидатель — творит.

Человек может быть очень разумным и рассудительным, ничего не делать с кондачка, обдумывать каждый свой шаг (представляете, сколько он задает работы своему мозгу?), — и оставаться рабом, говорящей (если вам больше нравится — мыслящей) машиной.

(При Платоне не было понятия машина, поэтому он говорил иначе: говорящее орудие.)

Человек может читать очень умные книги, наслаждаться прекрасным, хранить в своей памяти бездну сведений из любых областей знания, подняться до вершин интеллекта, — но при этом не изменить мир даже на крупицу. Потому что он потребитель: судья, хранитель, связующее звено, — кто угодно, только не человек действующий.

Человек может быть мало образован; он может иметь весьма туманные представления об общей культуре; его память может быть дырявой и потому бедной на информацию; в обычной беседе вы вряд ли разглядите его интеллект; да и насчет рассудительности ему не мешало бы поработать над собой, потому что — едва перед ним появляется задача, — он не обдумывает ее, не анализирует, не ходит вокруг, собирая информацию, — он тут же начинает ее решать. И представьте себе — получается! Получается новое. Только так! — ведь он созидатель.

Итак, увлекшись дифференцированием, расчленив человека, как машину, наука приписала каждому его органу определенную функцию. Ухо необходимо, чтобы слышать, рука нужна, чтобы хватать, сердце — чтобы толкать кровь, мышцы — чтобы двигать и человека, и каждый его орган. Мышление было отдано мозгу.

А теперь возвратимся к вопросу, который мы задавали еще четверть века назад: какой человеческий орган обслуживает механизмы эмоций, чувств, мыслей, движений, памяти?

Вот как бы на него ответили тогда (за четверть века наши представления не изменились) мы: их обслуживает психомоторика.

Не только механизм, не только система, не только функция, — но и механизм, и система, и функция, которые — слившись — образуют орган. Орган человека. Человека — а не тела.

Современная наука о человеке, завороженная анатомией, увлекшись расчленением, тягой к процессам на микро уровне — от органа к ткани, от ткани к клетке, от клетки к молекуле, — слона-то не приметила: забыла о целом человеке. Как так случилось? Да потому, что упустили из вида душу. О ней-то помнили, но как бы вообще, без привязки к реалиям нашей жизни, к человеческой нашей сущности. Мол, есть тело, которое можно разглядеть, изучить и понять, — и, возможно, есть душа, которая неким образом уживается с этим телом.

Но ведь еще полторы сотни лет назад Сеченов сказал: есть психомоторика, есть нераздельная связь движений душевных и телесных (прямая и обратная). Ему бы сделать еще один шаг вперед и сказать: психомоторика — это орган человека, — и огромное число проблем прояснились бы и стали на места. Это посчастливилось сказать нам.

Чтобы сделать шаг вперед — шаг не мнимый, шаг истинный — нужно иметь истинную опору. Иметь от чего оттолкнуться. Истинных опор не так много, как с первого взгляда кажется.

Интеллектуал скажет: опереться можно на любой фундаментальный закон природы. Но как отличить, где истинный закон, а где научный миф, который, возможно, будет развенчан через несколько лет, когда изменятся правила игры?

Эрудит скажет: тот камень, за который возьметесь, и будет краеугольным. Но как отличить камень от его голографического подобия? Мы живем в выдуманном мире, в мире, сложенном из условностей, и кто подскажет, где в этом творении сотен поколений людей уцелевшие истинные ценности?

Философ скажет: опереться можно лишь на то, что оказывает сопротивление. Значит — на нечто реальное (следовательно, не только занимающее место в пространстве и времени, но и осмысленное и понятое нами). Понятое во всей глубине. Но нас никто не учил так понимать. Мы привыкли существовать на уровне говорящих животных: примитивные удовольствия, выдуманные страхи, стадные законы, игра по чужим правилам. Все заранее обусловлено, все предписано; понимать нечего — все понятно с полуслова и с полувзгляда. На что же прикажете опереться? На эти нечеловеческие правила игры в жизнь?..

И все же есть истины бесспорные. Реальные, нетускнеющие — бессмертные.

И первая из них: все есть во всем.

Что нам дает это знание?

Ключ от всех замков: как бы ни был густ мрак, свеча, которая его разгонит, уже лежит в вашей котомке; как бы ни было непостижимо неизвестное, вы пройдете к его сердцу по плитам, надежность которых вами уже проверена; как бы ни была велика тайна, ответ окажется для вас знакомым — ведь вы обнаружите его в собственной душе.

Помните хрестоматийный пример, что глядя на каплю воды можно прийти к мысли, что где-то существует Великий океан? Не капля в океане, а океан в капле. Если помнишь, что все есть во всем, разглядеть океан в капле не составляет труда.

Океан начинается с капли; и наверное нам не придется вас долго убеждать, чтоб вы приняли такую мысль: океан суть большая капля.

С чего начинается мышление? С чего начинается душа? С клетки. С живой клетки человеческого тела. В ней есть все, что есть в целом теле. Это «все» имеет множество аспектов, но поскольку мы ведем речь о психомоторике, нам важно, что каждая клеточка человеческого тела чувствует и каждая клеточка движется.

Раз есть чувствование — значит, есть душа (псюхе). Раз есть движение — значит, есть моторика.

Понимаем, вам непросто представить, что у какой-то ничтожной клеточки, которую и разглядеть-то возможно лишь в микроскоп, — и вдруг есть душа. Ладно, речь шла бы о клетках мозга — наше обывательское сознание так сяк с этим бы примирилось; но клетка лимфы, жировая клетка, наконец, клетка костной ткани — и каждая — носительница души?..

Безусловно.

Не пытайтесь спорить с нами — проиграете. Ведь почему вы не сомневаетесь в наличии души у вас? Потому что вы знаете, убеждены, что непросто проживаете свою жизнь как растение, как животное, — но и переживаете ее. Вы воспринимаете бесчисленное множество сигналов окружающего мира — и реагируете на них не только движением тела, но и изменением внутреннего состояния, которое вы привычно формулируете так: «хорошо, потому что красиво и покойно», «совесть замучила», «это мне напоминает-«— и так далее. Вас не нужно убеждать, что у вас есть душа; она есть, потому что так устроено, потому что вы — человек.

Но это не душа вообще; это — человеческая душа. Мы это подчеркиваем, потому что душа душе — рознь.

С одной стороны (и это даже современная наука признала) все живое имеет душу. С другой — в зависимости от уровня развития жизни — она бывает:

1) растительная, 2) животная, 3) человеческая.

Почему нам трудно представить душу клетки? Потому что трудно разорвать стереотип.

На школьных уроках биологии (а кому повезло — и в вузах) нам объясняли, как живет клетка. Мы помним, что у нее есть оболочка (мембрана), которая работает избирательно: одни вещества пропускает, другие — нет; а заодно служит как бы пластиной аккумулятора, способной накапливать заряд. Внутри оболочки есть протоплазма, в которой происходят все основные химические реакции: одни вещества идут на нужды ядра и на латание дыр в оболочке, а энергия либо тут же запускается в новую работу, либо откладывается впрок все в том же ядре. Наконец, само ядро несет в себе программу развития клетки, всех процессов, которые в ней происходят — вплоть до превращения в новую клетку.

Короче говоря, происходящее в клетке понять можно; химия и физика все объясняют. Непонятно лишь одно — почему она живет? Где кончаются физика и химия и начинается жизнь? За счет чего возникает жизнь? Ведь можно сделать модель, в которой все физические и химические реакции будут протекать точно как в клетке; но она так и останется моделью, жизнь в ней не появится. Почему?

Чтобы механизм стал живой клеткой — нужен скачок качества. Чтобы в мертвом поселилась жизнь — нужно в мертвое вдохнуть душу.

Чем отличается живая клетка от модели?

1. Она чувствует. 2. Она помнит. 3. Она сосуществует с другими живыми клетками.

Эта триада и составляет душу, которая на уровне человека суть плод совместной работы 1) чувства, 2) памяти и 3) совести.

Как понимать — «клетка чувствует»?

Это значит, что она:

1) улавливает малейшее нарушение гомеостаза (за счет перемен во внешней среде или вокруг нее),

2) оценивает ситуацию и

3) включает моторику.

Обратите внимание, чтобы возникло чувство, вовсе не обязательно проявления очевидной агрессии, либо — напротив — возрастания комфорта. Достаточно воздействия на биополе клетки (ее территорию) — и она отзовется на это чувствованием.

Как понимать — «клетка помнит»?

Это значит, что она отзывается на нарушение гомеостаза не только в соответствии с заложенной в нее программой, но и с поправками на пережитые прежде чувствования. Разумеется, это память не только о жизни самой клетки, но и о жизни всей территории, которую клетка считает своей.

Как понимать — «клетка сосуществует с другими живыми клетками»?

Живое в отличие от неживого имеет тенденцию к увеличению массы — к распространению.

Всегда есть критическая масса живого — такое ее количество, больше которого данная территория вместить и поддержать ее жизнь не в силах.

Всегда есть оптимальная масса — такое количество живого, которое на данной территории находится в идеальном комфорте.

Поддерживать уровень постоянно оптимальным практически невозможно: когда хорошо — хочется, чтоб было больше. Поэтому любая популяция развивается синусоидально. Иногда эту синусоиду разрывают взрывы роста, которые всегда заканчиваются плачевно. Чтобы это не происходило, чтобы не возникла угроза гибели от тесноты и голода или агрессии родственных клеток, в их жизненные программы заложено «уважение» к чужой территории. Так собака никогда не посягнет на помеченную другой собакой территорию. Так человек — если у него здоровая душа — никогда не сделает другому такое, чего бы он не хотел получить в свой адрес.

***

Чем различаются души — 1) растительная, 2) животная и 3) человеческая?

Природное призвание растительной души — быть.

Природа через растительную душу осуществляет (до сих пор непознанное) превращение неживого в живое. Поэтому бытие растительной души — это восприятие энергии окружающего энергетического поля; это поиск и утилизация минеральных веществ, из которых душа строит свой дом; это выполнение родовой программы, это борьба за свою территорию и стремление ее прирастить (желательно не в ущерб себе подобным, но за счет территории растительных душ иного вида).

Природное призвание животной души — жить с комфортом.

Природа через животную душу сохраняет гармонию живого. Животное в отличие от растения не привязано к месту, а имеет возможность перемещаться в пространстве. Равновесие в природе, нечувствие природы — вот идеал животного. Если животное сыто и здорово — оно либо спит, либо играет. Если комфорт внутри него или снаружи нарушен — животное начинает двигаться, чтобы устранить причину дискомфорта.

Животное живет за счет растительной либо другой животной жизни, но никогда без крайней нужды — не сделает ничего, чтобы нарушало гармонию природы. Если же происходит мутационный взрыв — огромное скопление животных одного вида — в них срабатывает механизм, направляющий эту массу к гибели. Самоуничтожение — ради сохранения гармонии природы.

Животное своим бытием вроде бы ничего не изменяет в мире; на самом деле — оно производит огромную работу ради сохранения жизни на земле.

Животное не может осознанно влиять на процессы в природе, но животная душа 1) фиксирует нарушение гармонии, 2) оценивает его и 3) реагирует на него — чтобы гармонию выровнять.

Природное призвание человеческой души — созидать.

Природа через человеческую душу превращает живое в духовное. В чем главное отличие (кроме того, что он умеет говорить) человека от животного?

Территория диктует животному всю его жизнь. И если представить идеальный случай (условия жизни комфортны, а воспроизводство поддерживает число особей на одном уровне) — оно будет жить на этой территории из поколения в поколение, и через тысячу лет будет то же самое, что и сегодня.

Человеку диктует жизнь его ЭПК.

Человек тоже не может без своей территории, но если его поставить в идеальные условия — он начнет свою территорию приращивать. Не от избытка силы, не от агрессивности, а потому что в идеальных условиях его ЭПК начнет расти. Прежняя территория станет человеку тесной — и он разорвет стереотипы, которыми, как стенами, были закрыты его границы. Что его толкает на эту работу? Духовность.

Духовность — это свойство человека идти навстречу дискомфорту ради комфорта растущей ЭПК.

Следовательно, духовность — как человеческое свойство, как инструмент — проявляется только у созидателей. Потребитель духовность не производит, но потребляет ее с наслаждением. Рабу и этого не дано, потому что духовность в ее истинной форме (безразмерная гармония, доверху налитая энергией) рождает в нем страх, а значит и активное неприятие. Ведь она не только девальвирует, она может взорвать замкнутый (но призрачно надежный) мирок раба.

И в то же время совсем без духовности не может даже раб: ведь и ему нужно какое-то обоснование прихода в этот мир (на обывательском жаргоне — смысл жизни). К счастью, критичности раба хватает, чтобы всегда подбирать груз точно такой, чтобы и работа шла, и не надорваться. И вместо истинной духовности для своих «духовных» нужд он использует чужие «духовные» стереотипы. (Простите: вы, конечно же, знаете, что все стереотипы — с чужого плеча, но здесь нам было необходимо подчеркнуть именно это обстоятельство.)

«Я люблю Чехова»; «перед Богом все равны»; «я прожил жизнь честно»; и апофеозом: «здесь похоронен орденоносец, лауреат государственной премии, доктор физико-математических наук…»

В человеке слиты три души: растительная, животная и человеческая.

На уровне растительной души человек — это большая клетка природы. Она существует (исполняя предназначение быть). Можно ли назвать ее человеком? Нет. Потому что это — существо. Ему безразлично, что происходит вокруг — лишь бы эти события не влияли на его бытие. Чем же занята его растительная душа? Она хранит внутреннюю гармонию (гомеостаз) этого существа.

На уровне животной души человек живет в природе — как природа (по ее законам), сохраняя гармонию природы. Кажется — вот где счастье! И многие философы во все века утверждали: счастье именно в этом — в такой жизни. Почему же человечество не свернуло на этот простой, понятный и доступный путь? Потому что в каждом из нас лежит зерно человеческой души. И если в младенчестве, детстве и отрочестве это зерно не попало под жернова жизни, оно, оказавшись в комфорте жизни по законам природы, проклевывается, человеческая душа вылупливается на свет — и теперь, как бы ум, как бы рассудок ни тянули человека назад, в блаженное царство неведенья, растворения в сущем, — человеческое призвание (духовность) поведет его через трудности, беды, утраты — через дискомфорт — к себе.

Кому это нужно? Вам.

Мы не спорим: если опросить любую сотню людей — «какие три вещи вы считаете самыми важными, самыми надежными и самыми прекрасными в мире?» — 95 из 100 ответят: «деньги, деньги и деньги». Но пятеро назовут другую триаду: «счастье, свобода и покой».

Если вы хорошенько подумаете, то согласитесь, что их не купишь. Разве что за деньги вам подсунут эрзац. Но отличить подделку от настоящего не составляет труда.

Чувства, рожденные эрзацем, имеют короткую жизнь, как бабочка— однодневка, и исчезают, не оставив в памяти следа (если не считать зарубку от досады).

Чувства, рожденные истинным счастьем, свободой и покоем, живут и плодоносят долго, и память хранит их, как в термосе, свеженькими всю жизнь. Достаточно легчайшего толчка — и вы опять переживаете чувства, рожденные этими состояниями, как будто заслужили их только что.

Как обычно понимают счастье?

Мучился от жажды, от алкогольного синдрома, от переполненного мочевого пузыря; удовлетворил желание — и счастлив. Купил мебель, о которой долго мечтал; после длительной осады оказался в постели с любимым человеком; преодолев козни, унижения и невзгоды защитил диссертацию — и счастлив. Выиграл по лотерее, поехал отдыхать на Канарские острова, врач сказал: «это не рак, это рубец от разросшейся соединительной ткани» — перечислять можно без конца.

Похожи эти случаи на счастье? Издали — вполне. Но если присмотреться вблизи, то все они — лишь снятие напряжения. Потому-то и забываются они быстро. Потому-то в памяти о них остается не чувство, а информация. Что отличает эти случаи? Что-то делается — но ничего не меняется. Территория человека остается прежней.

На самом деле, счастье — это состояние души, овладевшей новой территорией.

Следовательно, счастье — это процесс.

Разумеется, оно доступно только созидателям.

Повторяем: то, что раб считает счастьем — это умиротворение, это возможность жить без страха следующей минуты, следующего часа, следующего дня.

То, что потребитель считает счастьем — это максимальный комфорт, ощущение себя любимым цветком природы.

Созидатель счастлив, когда он действует на пределе своих возможностей.

Может ли он переживать то же «счастье», что и раб? Конечно. Если энергопотенциал созидателя истощен, умиротворение для него — как подарок судьбы. Но стоит его энергии чуть-чуть поднакопиться — как он ощутит беспокойство: в нем возникнет напряжение, чувство затянутой пружины. От умиротворения не остается и следа. Оглядываясь назад, он думает: да что это со мной такое было? может, я болел? или что-то с головою случилось?.. Надеемся, не нужно вас убеждать, что о пережитом счастье вспоминают совсем иначе.

Может ли он переживать то же «счастье», что и потребитель? Да! и — между прочим — чаще, чем сам потребитель. Потому что «счастье» потребителя живет до ближайшего дискомфорта, а он — рядом. А созидатель дискомфорта не боится, поэтому в комфортной среде он совершенно расслаблен. Положительную информацию он получает извне, но потребительское «счастье» переживает внутри себя. За счет чего? — За счет накопления энергопотенциала. Он переживает то же блаженство, ту же эйфорию, что и беременные (здоровые) женщины. Нечто новое зреет в нем, прибывающий энергопотенциал возвращает ему территорию души (эрзац-чувство овладения новой территорией), и его «счастье» при этом — радостное предчувствие завтрашнего действия.

Как долго созидатель удовлетворяется этим «счастьем»?

Пока его ЭПК не придет к норме.

Едва это случилось — ближайший же дискомфорт своим уколом будит его. И созидатель — даже не протерев толком глаза — начинает действовать. Мелкую задачу он решает походя — словно комара прихлопнул. Получит ли он в приз счастье? Нет. Удовлетворение — пожалуй. Задачу покрупней он может решать долго, изрядно попотев над нею. В финале этого процесса он не может быть счастлив — он ведь так поистратился, что нечем будет наполнить столь грандиозное чувство.

Отсюда вывод: чтобы вспыхнуло счастье, в творческом процессе должен быть задействован весь наличный потенциал, и в финале энергии должно быть больше, чем в начале действия.

Как очевидно из предыдущей фразы, чтобы понять процесс переживания счастья, нужно ответить на три вопроса:

1) какое действие берет в работу весь наличный энергопотенциал человека?

2) из каких источников поступает энергопотенциал, не только компенсируя затраты, но и обеспечивая энергетическую прибавку?

3) в каких емкостях аккумулируется избыточный энергопотенциал?

Первый вопрос самый простой, ответ на него вам уже известен, но для тех, кто соображает (и вспоминает) медленно, напомним: речь идет о вдохновении. Именно вдохновение «забирает человека всего», и только благодаря этому он одним действием справляется с работой, на которую при другом режиме могут уйти месяцы, а то и годы — а результат все равно будет менее убедительным. Почему? Потому что вдохновение гарантирует высочайшее качество, не достижимое никакими ведрами пота.

(Еще два слова для тех, кто соображает медленно. Наша подсказка вовсе не снимает с вас обязанности поразмышлять над этой проблемой. Напротив — непременно займитесь ею. Попытайтесь это прочувствовать. Попытайтесь представить этот процесс, когда весь мир — и вся ваша жизнь — фокусируются в одну точку, и не остается ничего — ни прошлого, ни будущего, ни даже настоящего; ни вас самого! ни даже предмета, с которым вы работает! — только действие. Весь мир, сфокусированный в действии.

Если вам удастся это понять, вы уйдете дальше всех быстромыслов. По быстроте — быть может — они и в следующий раз вас опередят, но по глубине — вы будете для них недостижимы.)

Второй вопрос сложен необычайно, ответить на него вам вряд ли по силам. Но если вы не станете читать ответ, а попытаетесь поразмышлять (хотя бы несколько дней!), вникая в каждое слово вопроса, — а потом сравните свой ответ с нашим, — вы сразу поймете, чем для вас сегодня является концепция ЭПК: либо 1) знанием, либо 2) принципом самопознания, либо 3) инструментом творчества.

Теперь ответ.

Поскольку переживание счастья — это процесс, причем открытый в бесконечность, питающих его источников энергии должно быть три: 1) порождающий взрыв, 2) жатва (сбор плодов), 3) распределение плодов по закромам.

Первое — вдохновение; второе — осознание новой территории; третье — наведение на ней порядка.

Взрыв вдохновения происходит оттого, что сливаются известное и неизвестное — мы и предмет. Кто взрывается? Стереотип. Его взрывает задача. Через образовавшийся пролом мы сливаемся с предметом — и обрабатываем его по своей мерке за счет его энергии.

Второй источник энергии начинает работать, когда основное действие уже произошло — вдохновение закончилось. Через пролом нам открылась новая территория, предела которой мы пока не видим. Вот когда приходит ощущение свободы!

(Повторяем: истинную свободу мы переживаем только во время вдохновения; именно — переживаем, прочувствовать ее нам не дано, потому что во время вдохновения между нами и предметом нет дистанции — мы одно, — а раз нет дистанции — нет и чувства.)

Огромное количество информации открылось нам, но в эти мгновения мы даже не пытаемся в ней разобраться. Мы живем чувством свободы, чувством открывшейся новой территории. Эти чувства наполняют нас энергией, распирают нас энергией — и мы счастливы.

Свобода — это состояние души, взорвавшей стереотип.

Значит, свобода — процесс.

Третий источник энергии — это открывшаяся нам новая информация. Когда волна чувств схлынула (это происходит по мере того, как чувства превращались в мысли, которые, как вы понимаете, суть стереотипы — ими мы помечаем, ограждаем свою новую территорию), мы получаем возможность осознать новую информацию. А поскольку эту информацию создали мы сами, она обладает для нас колоссальной энергией — вот откуда третья энергетическая волна!

Если поглядеть на этот процесс со стороны — происходит переживание последействия вдохновения; как бы хвост кометы, ядром которой была свобода. Но внутри это переживается как покой. Нам комфортно; наша энергия уравновешена с нашей территорией — ломать стереотипы, искать что-то вне нет потребности. Но для сохранения комфорта нужно куда-то девать энергию новой информации. Самое простое и самое приятное — навести порядок в своем хозяйстве. Эти действия поглотят весь избыток энергии — значит, комфорт сохранится. И все время, пока длится этот процесс, мы счастливы, переживая покой.

Покой — это состояние души, созидающей свою гармонию.

Счастье, свобода и покой — это не три отдельных процесса, это три составляющих одного процесса, который рождается счастьем, формируется в свободу и завершается покоем.

Обычно, когда мы говорим об этом, находятся сообразительные слушатели, которые спешат «развить» наши мысли, либо — как минимум — посеять сомнения. Иначе говоря, пытаются доказать, что это не закон. Они рассуждают так: если это целостность, то процесс не обязательно должен начинаться со счастья; почему бы не с покоя? — из которого родится счастье, а состояние свободы все завершит? или почему не со свободы? — а потом покой, и счастье — как финальная призовая морковка.

На первый взгляд — достойная размышлений реплика; по сути — сотрясение воздухов, игра в слова.

Пожалуйста, поразмышляйте над такой простой штукой: чтобы задавать вопрос, человек должен заработать это право. Заработать своею душой, трудом своей души. Он должен пережить ситуацию, которая вызывает у него вопрос, он должен разглядеть в ней задачу либо проблему — должен постараться решить ее, — и лишь затем, имея за плечами немалый труд души, он получает право спросить. Иначе это будет всего лишь любопытством, досужей погоней за информацией, которая окажется не зерном, упавшим в подготовленную почву, а информационным шумом.

Но вопрос задан (он подсказан здравым смыслом); как же мы на него отвечаем?

Самое главное: вы читали нас невнимательно. Внимательный читатель понял, что все три состояния — это последействие, только последействие, только — результат вдохновения, 1) когда решаемая задача или проблема равновелика вашей душе и потому для своего решения требует вас всего, причем к вам предъявляются жесточайшие требования, 2) ваша ЭПК должна быть гармонична, а 3) энергопотенциал — оптимален.

Если же состояния покоя или свободы или счастья возникают сами по себе и в произвольном порядке — это всего лишь эрзацы, (покой как продукт медитации или дремотного расслабления после захода в баньку; свобода как реакция на алкогольное или наркотическое воздействие, либо еще проще: «никому не должен, все есть, а завтра только от меня зависит»; счастье как ощущение прущей изнутри силы, беспричинная эйфория: «как прекрасен этот мир!..») которые рождаются — напоминаем — в результате снятия напряжения.

***

Только теперь мы можем ответить на третий вопрос: в каких емкостях аккумулируется избыточный энергопотенциал, заработанный во время процесса переживания счастья?

Это исключительно важный вопрос. Ведь если не аккумулировать энергию счастья, она прогорит — и останется лишь информационным — энергетически нейтральным — следом в памяти. С эрзацем счастья именно так и происходит. С истинным счастьем — никогда.

Оно заполняет три емкости:

1. Аккумулируется в фокусе вершины энергетической волны.

2. В новой территории, которую мы покорили (в сработанном предмете).

3. В структуре нашей души.

И если энергетическую волну неразумными тратами можно погасить, если, упав до состояния раба, можно позабыть весь мир, в котором жил, то способность решать задачи (структура души) не подвластна никаким внешним воздействиям. И времени — тоже. Именно поэтому — как бы жизнь ни раздавила созидателя, как бы ни размазала его — он никогда не может быть побежден. Чтобы его поднять — не нужно специально накачивать его энергией. Хватило бы сил чуть приподнять веко — и разглядеть дискомфорт. Разглядеть задачу! — вот его палочка-выручалочка. Сперва самую маленькую: хлоп — прибил. Ничего, что мала: путь в десять тысяч километров начинается с первого шага. Со второй задачей будет легче — ведь уже стронулся, уже инерция есть. И вот уровень энергопотенциала начинает расти, волна — до сих пор еле пульсировавшая — образовалась и стала подниматься, стала расправлять былую емкость. Теперь человеку проще, чем когда-то, когда он лишь сверхусилиями увеличивал синусоиду. Повторять те усилия придется, но лишь после того, как он восстановит энергопотенциал до прежних величин и синусоида станет поддаваться только мощному созидательному действию. На какой территории? — На всем необозримом пространстве его души.

Почему в главе, в которой вы должны были получить общее представление о психомоторике, так подробно рассматриваются процессы духовности, счастья, свободы, покоя?..

Потому что они — действенные выражения человеческой души, а душа — это тело психомоторики, ее незримая глазу сущность.

Душа немыслима без энергопотенциала, потому что без энергопотенциала ее просто нет (чувство нечем наполнить, память нечем оживить, совесть нечем очертить).

Душа немыслима без критичности, потому что именно критичность превращает говорящее животное в человека, а значит и пробуждает в душе потребность творить. А теперь по существу этой главы…

Душа немыслима без моторики, потому что именно с нее — с моторики — с движения! — начинается то, что мы привыкли называть движением души.

Движением фиксируется чувство, движением раскрывается память, движением пробуждается совесть.

Духовность, счастье, свобода, покой — это вершины человеческой жизни.

Они достижимы лишь огромным мудрым трудом, огромным терпением и самоограничением. Но они стоят этой цены, потому что даже однажды побывав на этих вершинах, человек осознает: не зря жил. Как же было не показать эти вершины? Ведь теперь вы знаете, куда мы вас ведем.

Остальной текст — будет описанием маршрута к этим вершинам. Но почему они встали на горизонте не раньше, не потом, а именно теперь?

Потому что они проявляются и выражают себя через психомоторику. Потому что теперь вы будете изучать психомоторику не ради ее самой (что интересно только специалистам), а ради шанса овладеть духовностью и пережить счастье, свободу и покой.

Человек отделен от животного — как пропастью — качеством ЭПК. Животное закрыто средой. Оно уравновешено со средой. Поэтому пространство дозволенного, в котором существует его ЭПК, находится в границах комфорта. Животное может быть сколь угодно сильным, его зрение может не уступать лучшим оптическим приборам, его обоняние может быть недостижимо утонченным для любых технических средств, — но его ЭПК при этом останется в скромных пределах, отмеренных ему природой. И никаким насилием, никакой тренировкой вы не заставите животное эти пределы превзойти.

Мало сказать: животное неотделимо от среды. Животное — это сама среда; это — часть ее, только часть движущаяся.

Для развития ЭПК человека — в принципе — пределов нет. Человек открыт природе — логосу и ноосфере, — и поэтому может поднять и унести столько, сколько хватит сил у его души. (Кстати, мудрец предпочитает жить налегке.)

Логос — это не сама природа, а ее закон. Закон, которым природа живет. Закон, который не имеет ни начала, ни конца; закон, который одинаково успешно работает и в целом, и в любой частности. Мы соприкасаемся с логосом на ничтожно малом отрезке, и каждое такое соприкосновение фиксируем словом. До слова контакт с логосом бесформен; мы находимся в логосе — но не ощущаем его. Чтобы произошел контакт — требуется усилие. Колоссальное усилие, соединяющее две сущности — нашу и логоса. В момент — и в точке — соединения возникает свет, тьма на миг расступается, и человек фиксирует то, что успел разглядеть, как вы уже знаете, словом.

Логос — это закон, упорядочивающий энергопотенциал природы.

Где же находится логос?

В душе каждого из нас.

Все есть во всем; вот почему — познавая себя — мы познаем логос — верховный закон природы.

А что же ноосфера?

Это — уже познанный, освоенный, культивированный логос. Культурная оболочка Земли. Сущность ноосферы — энергетическая. Это энергия, доступная любому человеку — разумеется, в зависимости от его развития. Значит, эта энергия заключена в гармонические формы, которые хранят неустаревающую (прежде говорили — нетленную) информацию. Почему неустаревающую? Потому что это информация о логосе — истинном законе природы.

Следовательно, выходят на контакт с логосом — и культивируют его энергию — только гении, которые в те редкие минуты, когда они работают как гении (на высочайшем взлете энергетической волны), вступают с факелом вдохновения в непознанное, и всему, что успеют разглядеть, дают имя.

Энергией ноосферы пользуются все:

раб — чтобы строить раковину,

потребитель — чтобы получать удовольствие,

созидатель — чтобы заряжаться.

Значит, раб берет из ноосферы стереотипы, потребитель — гармонии, созидатель — задачи.

Вывод: человек находится между логосом и ноосферой. Он собирает на ниве логоса (работа гения) и укладывает в кладовой ноосферы, благодаря чему культура — в отличие от человека — практически бессмертна.

Как вы наверное обратили внимание, ваше представление о психомоторике (если вы познакомились с нею только в этой книге) все время меняется. Словно предмет медленно поворачивается, показывая все новые свои грани. Или — раскрывается как цветок, разворачивая и являя взору все новые свои лепестки.

Точкой отсчета — напомним — была простейшая трактовка психомоторики как механизма превращения движений души в движения тела — и наоборот. Это верно для клетки, для живой ткани, даже для целого органа. Но едва мы доходим до тела, о котором можем сказать: «се — человек», — как становится ясно, что на эту ступеньку так просто нам не шагнуть. Отчего так — вы помните: здесь возникает человеческая душа, которая — не новая ступень, она — новое качество живой природы. Потому— то мы и твердили, что психомоторика человека — это не механизм человеческого тела, а орган человека.

Чтобы вам было проще разобраться с этой исключительно трудной для понимания идеей, проведем параллель с животными. Различие — в качестве души.

Напомним: человеческая душа — это единство чувств, памяти и совести.

Животная душа — это единство инстинктов, памяти и эмоций. У животных психомоторики нет, у них — сенсомоторика.

Очевидно, это тоже не обычный механизм. Как психомоторика — орган человека, так сенсомоторика — орган животного.

Повторяем еще раз: психомоторика — не орган тела, а орган человека.

Но все-таки орган. И потому — как любой орган, без которого невозможно нормальное функционирование человека — она имеет двойственную природу.

Вульгарной биологией мы приучены представлять свою жизнь, как результат химических и физических реакций, которые обеспечивают существование нас как белковых тел. Поэтому сердце для нас — это перекачивающий кровь насос, печень — химическая лаборатория, селезенка — депо крови, почки — канализационные фильтры, легкие — меха, нагнетающие кислород и выталкивающие углекислоту.

А где же в таком случае живет наша человеческая природа? Или: физиология — отдельно, а душа — отдельно? И — ничего общего?.. Да не может быть! Ведь хотя человеческая душа проявляется лишь у целостности, одухотворяет человека, корешки ее уходят все-таки в каждую наимельчайшую клеточку его тела.

К сожалению, мало кто знает (потому что этому не учат на уроках анатомии и физиологии в средней школе — хотя этому знанию уже тысячи лет), что каждый наш орган имеет двойственную природу. И выполняет не только органические функции, но и духовные.

Если вы уже привыкли к мысли, что человек живет в ноосфере, вы легко сделаете следующий шаг: чтобы жить в ноосфере, он должен быть ей открыт. Он пользуется для своих целей ее блоками, как его тело для физиологических целей пользуется воздухом, водой и едой.

Чтобы пользоваться блоками ноосферы, он должен работать на прием, как антенна. (Таланты — создавая новое — еще и отдают ноосфере; но сейчас не об этом речь; важно, что человек — это антенна, непрерывно контактирующая с ноосферой.)

Какую роль в этой работе выполняют наши внутренние органы?

Оказывается, их духовные функции специализированы. (Эта специализация непосредственно привязана к органической функции, и если вы не поленитесь поразмышлять — вы легко обнаружите связи.)

Каждый орган работает со своим «материалом».

Значит, каждый внутренний орган — это как бы отдельная антенна, настроенная на определенный диапазон передач ноосферы.

Легкие — главный шлюз, через который в нас вливается энергия окружающего мира (природы, ноосферы и логосова). Но они — и контролирующий орган, дозирующий наши отношения с энергией, в том числе и с энергией ноосферы.

В печени — стержневой корень души. Вот почему, пытаясь понять человека, вы заглядываете ему в глаза (которые — окна печени, это любой доктор знает): через них вы пытаетесь проникнуть в его душу.

Антенна селезенки настроена на идеи. Вот почему, если органические функции селезенки нарушены, у человека не только засоряется кровь, возникают мучительные подагрические боли и вроде бы необъяснимые отеки, — он становится еще и воинствующим консерватором (живет стереотипами). Он не приемлет ничего нового. Он хочет назад. Его легко понять: ведь в прошлом, когда селезенка функционировала нормально, его жизнь была не только комфортна, но и куда более интересна!

Антенны почек 1) вылавливают в ноосфере те родственные нам гармонии, которые позволяют нам понять себя, свою жизнь, и 2) в соответствии с этим пониманием сформулировать цель — желание, которое становится нашим мотором и кормчим. Если хотите — можете сами разобраться, как это происходит, если, например, взглянуть на оба процесса в ракурсе очистительной и гормональной систем тела.

Антенна сердца обращена к логосу. Как в печени коренится душа, так в сердце коренится дух. Та недоступная пониманию сущность (встречаясь с такими тайнами, восточные мудрецы склоняли головы в «сокровенном безмолвии»), которая отделяет жизнь от смерти. Душа может покинуть тело (человек не чувствует и не помнит) — и тогда мы говорим, что человек не живет, но существует. Что поддерживает в нем существование? Дух. Пока бьется сердце — он в нас и хранит наш шанс вновь зажить. Почему — если пуля попала в сердце — человек погибает мгновенно? Ведь остальные органы целы, ведь мышцы, вены и артерии продолжают гнать кровь. А человек мертв. Потому что дух покинул его.

Напрашивается вопрос: что происходит с духовными функциями, когда человеку пересаживают чужой орган?

1) Если пересаживают почки, печень, селезенку и т. д. — меняется сущность человека. У него формируется новая душа.

2) Если пересаживают сердце — все зависит от того, сможет ли дух укорениться в новой почве. Если сможет — человек живет в прежнем своем качестве; если нет — происходит реакция отторжения. Потому что дух может приспособиться (в каких-то пределах) — но не измениться.

В чем отличие психомоторики — органа человека — от остальных органов, которые суть органы тела?

Психомоторика работает вне тела.

С природой и ноосферой. У нее три основные функции: она —

1) инструмент для «наружных работ», благодаря которому раб лепит раковину (как ласточка лепит гнездо из собственной жвачки), потребитель наслаждается гармониями, созидатель утилизирует дискомфорт;

2) инструмент для создания информации (сырье для информации человек берет вне, а перерабатывает его механизмами души: раб на чувство отзывается стереотипом, потребитель — пред-мыслью, созидатель чувство превращает в мысль);

3) инструмент для гармонизации себя (человек приближается к собственному идеалу: раб к спокойной — а по-нашему бесчувственной — совести; потребитель — к энциклопедической памяти, когда удовольствие получаешь уже не от самой гармонии, а от узнавания ее: «да видали — слыхали, читали, едали, имели мы и это!..»; созидатель чувствует свое сродство с любым проявлением природы).

У внутренних органов — органов тела — совсем иные функции. Они —

1) поддерживают гомеостаз;

2) являются опорой душевной работы.

Различие — очевидное. Но и общность несомненна, поскольку у психомоторики — как и у органов жизнеобеспечения — двойственная природа. Психомоторика —

1. Орган человека, позволяющий жить в ноосфере.

2. Орган человека, обеспечивающий связь с логосом.

И последние два вопроса:

Если душа — это слиянные чувства, память и совесть, а у новорожденного ничего этого нет, то когда же рождается психомоторика?

И что за сила ведет ее от первого осмысленного движения к вершинам, добравшись до которых, человек, пережив богоборческую гордыню, смиренно признает себя рабом природы?

В чреве матери плод уже имеет душу, но это — растительная душа.

Рождение — это взрыв, это прорыв в иной мир. И первое же инстинктивное движение — поиск опоры, и первое инстинктивное желание — поиск материнской груди, — подтверждают: душа обрела новое качество — она стала животной.

Когда же рождается человеческая душа?

Когда малыш делает первое осмысленное движение. Например, надевает кружок на пирамидку. А когда он позвал: «мама», — человеческая душа начала работать.

Но ведь щенки и котята живут среди людей, и развиваются очень быстро, куда быстрей человеческих детенышей. Они постоянно слышат человеческую речь, с ними постоянно разговаривают — но ни одна собачка так и не смогла произнести даже самого простого слова, и ни у одного котенка душа не вышла из диапазона животной — почему?

Потому что с первой минуты жизни они развивались по иной программе — в них формировалась сенсомоторика.

Когда же разошлись пути развития человека и животного?

В первую минуту самостоятельной жизни. Точнее — в тот момент, когда новорожденный человек делает первый самостоятельный вдох. С ним — с первым вдохом — в новорожденного входит не только волна праны, которая подхватывает его, помогает уцелеть и акклиматизироваться в новом мире, компенсируя отсутствующий пока оперативный энергопотенциал, — с первым вдохом в новорожденного входит дух.

Пока плод находится во чреве матери — он часть матери; в нем нет самостоятельной сущности. Он живет по законам материнской природы. Именно ею он отгорожен от логоса (можно сказать иначе: он воспринимает логос из вторых рук — интерпретированным материнским телом и материнской душой).

Но вот человек родился, в него вошел дух; вместе с духом в него входит логос, по законам которого он будет развиваться. Развиваться — как человек? Не обязательно.

Напомним, у человека, как и у любой его клетки, и любого его органа — двойственная природа:

программа жизнеобеспечения, заложенная в гены и реализуемая под их контролем, берет для себя материал и энергию из биосферы;

программа жизнедействия, заложенная в дух, берет материал и энергию из ноосферы.

До сих пор мы называли это гармониями («материал и энергия» — это энергия, которая благодаря гармонической форме стала удобной в употреблении). Теперь вы знаете, что речь идет о духовности. О духовности, которую благодаря духу мы получаем из ноосферы.

Духовность — это гармония, которая работает.

Дух создает душу.

Дух — это каменщик, который строит душу из кирпичей ноосферы.

Значит, если новорожденный не имеет контактов с ноосферой (Маугли, живущий среди зверей), его дух не будет иметь материала для строительства души. Вместо психомоторики в нем будет развиваться сенсомоторика.

И — главное отличие человека от животного — духовность — останется в нем нераспустившейся почкой.

Дух — это ЭПК, способное творить.

Триада жизни (10/88 — 5)

Спросите у любого школьника, без чего невозможна жизнь человека, и он уверенно перечислит: 1) без воздуха, 2) без воды, 3) без пищи. Все остальное (канализация, эмоциональная и интеллектуальная информация, и — простите, чуть не забыли, — деньги) как бы в тени первого ряда — желательно, но необязательно.

Как вы уже поняли из нашего иронического тона, этого взгляда на жизненные потребности человеческого тела мы не разделяем. Очевидное еще не значит истинное. И как ни жаль разрывать триаду (дыхание, питье, пища), но если бы нам пришлось отвечать на тот же вопрос, мы бы отметили, что без еды человек может обходиться десятки дней, а, например, без канализации (выведения из тела всевозможных шлаков) погибнет уже через неделю. И без движения долго не протянет. Представьте себе! — хотя и кажется, что еда куда важнее, на самом деле это не так. Потому что именно движение — главный регулятор нашей энергетики. Лишить человека движения — значит, провоцировать возникновение в нем феномена «спутанной энергии»; проще говоря — обречь его на гибель.

Интересуетесь, каков был бы наш ответ?

Жизнь человека невозможна без 1) потребления, 2) обмена, 3) движения. Живого движения. Движения, которое 1) служит генератором энергии, 2) формирует нашу мысль и 3) является мерой наших возможностей в пространстве и времени.

Для особливо несообразительных растолкуем: названные три функции движения — ведь это известная вам еще из первой главы триада ЭПК! Первое соответствует энергопотенциалу, второе — психомоторике, третье — критичности.

СИТУАЦИЯ КРАЯ — СИТУАЦИЯ СЛАБЫХ

Но мы пишем не о жизни вообще, а о нашей способности сознательно ее направлять. О нашей способности создавать комфорт. В этой работе живое движение — не только незаменимое, но и единственное средство.

«Смеется ли ребенок при виде игрушки, улыбается ли Гарибальди, когда его гонят за излишнюю любовь к родине, дрожит ли девушка при первой мысли о любви, создает ли Ньютон мировые законы и пишет их на бумаге — везде окончательным фактом является мышечное движение». (Сеченов — 1863 г.)

Следовательно, движение — эхо мысль, реализованная в действии.

Обращаем ваше внимание: на первом месте стоит мысль; с нее все начинается. Даже если вы бездумно проводите время (валяетесь на пляже, слушаете рок-музыку, спите, едете в коммунальном транспорте), ваше мыслящее тело работает с полной нагрузкой. Но вы этого не замечаете, потому что в живом движении мысль и действие практически слиты воедино. Мысля — вы действуете; действуя — мыслите. Чтобы ясно представить работу этого механизма (механизма психомоторики), рассмотрим ее на примерах, когда ничто эту работу не корректирует, ничто ей не препятствует.

Любой эксперимент требует определенных условий — иначе он не будет «чистым» или не получится вовсе. В нашем случае условия создаются просто: поскольку изучаемый нами микромир описан всего тремя понятиями эпк, то для эксперимента с психомоторикой достаточно договориться, на каком уровне будут работать остальные два «кита» — энергопотенциал и критичность.

Без энергопотенциала нам не обойтись, и чтобы думать, и чтобы действовать, нужна энергия. Ее больше — мы думаем яснее и действуем уверенней; меньше — и мысль срывается, и действие неточно. Значит, будем считать, что в нашей задаче энергопотенциал в норме; тогда он не деформирует ни мысль, ни действие.

А вот от критичности придется отказаться (у нас эксперимент; отчего бы не представить, что это возможно?). Потому что критичность направляет нашу мысль и отмеряет наши действия; иначе говоря — дозирует психомоторику, лишает ее свободы. А нам психомоторика нужна раскованная, чтоб мы увидели — значит, и поняли — ее работу в свободном, самопроизвольном движении.

Итак, вспомните ваши ощущения, когда вы стояли на краю пропасти или на балконе высокого, скажем, десятого или пятнадцатого этажа. Не правда ли, какая-то сила, причем вполне реальная сила, влекла вас вниз? (Реальность ее неоспорима: в тоническом ипсе эта сила поднимала вверх ваши руки — при условии, что вы, расслабившись, давали ей свободу.) То же самое, если вы идете вдоль движущегося поезда — так и тянет под колеса (при стоянии эффект не столь ярок: телу требуется преодолеть собственную инерцию, то есть затратить больше усилий). Но вы читаете эту книгу, следовательно, вы живы и только теперь узнали, что когда-то прошли столь суровое испытание. А это было действительно испытанием, и тут уж не до шуток: к вашему сведению, не так уж редки случаи, когда люди не могут справиться с ситуацией, которая вам представляется простой, — и падают с обрыва, с балкона, под колеса поезда.

Как это происходит?

Когда вы стоите над пропастью или идете вдоль движущегося поезда, возникает мысль, что вы можете упасть вниз, попасть под колеса. Эта мысль непроизвольна, не зависит от вас, от вашего сознания. Если у вас критичность в порядке, она мгновенно оценит ситуацию (чувством опасности) и включит волю (воля — это корректор психомоторики). Воля пресечет прежнюю мысль (о падении под колеса или с высоты), выкристаллизовав из чувства опасности мысль о необходимости держаться подальше от роковой черты.

Это — если критичность в порядке. Но мы договорились, что критичность в нашем эксперименте не работает. Следовательно, оценить ситуацию нечем, включить волю — тоже. Поэтому человек работает как автомат. Едва возникает мысль о падении с высоты или под колеса — как она тут же реализуется в действие. И человек падает — спонтанно, естественно, без малейших внешних побудительных причин к самоуничтожению.

Ничего удивительного в этом нет. Повторяем: мысль и действие — нераздельная целостность. Действие — это продолжение мысли; значит, упасть под колеса — куда естественней и проще, чем заставить себя удержаться от этого шага.

Кто же в реальной жизни падает с высоты?

1) Люди с ничтожным энергопотенциалом. Энергии так мало, что нечем контролировать ситуацию, нечем вылепить мысль. И потому любая возникшая в этом тумане мысль становится доминантой, руководством к действию. Она тянет на себя последние капли энергопотенциала, поэтому волевому усилию родиться просто не из чего.

2) Люди, предельно погруженные в себя, живущие в мире грез и иллюзий. Как вы уже поняли, это самозаточение в башню из слоновой кости вынужденно: нет сил жить в мире реальном. Значит, опять первопричина — в ущербном энергопотенциале. Мечтатель вроде бы здесь, с нами, он вроде такой же, как мы. Но это не так. Мир реальный для него скучен, и блекл, и досаден, поскольку время от времени наезжает на его мир грез, как асфальтовый каток. Но это испытание его не страшит: его душа неуязвима, она живет в своем выдуманном мире, в неком четвертом измерении — что ей наши низменные труды и заботы. Бесконечные призрачные прекрасные образы теснятся в душе мечтателя, легко переливаясь из одного в другой, текут, текут… О том, чтобы хоть один из этих образов материализовать в мысль, не может быть и речи! — нечем. Нет энергии.

И вдруг — экстремальная ситуация; подчеркнем — неосознаваемо экстремальная ситуация: наш мечтатель оказывается над провалом. Мыслящее тело реагирует помимо сознания: собрав остатки энергопотенциала, оно формирует мысль о возможном падении. Остановить эту мысль нечем — она сразу переходит в действие, и наш мечтатель только в самое последнее мгновение словно проснется и осознает происходящее. Эта мысль формируется на энергии эмоционального взрыва, который сожжет всю энергию без остатка, так что, если б он даже чудом уцелел, ему вряд ли удалось бы выжить. Не зря в народе говорят: еще до того, как разбился, он умер в воздухе от разрыва сердца.

3) Люди, предельно сосредоточенные на трудном логическом рассуждении. Например, на длинном математическом расчете, на вычислении шахматного варианта, на поиске в банке памяти ответа на какой-то вопрос, на обдумывании конструкции и проч. Весь энергопотенциал уходит на удержание этой доминанты: мысль о возможном падении рядом с нею ничтожно мала, так что человек даже не замечает ее; но в отличие от доминанты, которая реализуется в знаки и символы, эта маленькая мысль реализуется в действие — и математик, совершенно не осознав, как это произошло, оказывается под колесами. Разумеется, и этот вариант возможен только при заниженном энергопотенциале. Окажись он в норме — и критичность включит волю помимо сознания, так что математик только отметит мельком: ты гляди, как тянет под колеса…

Надеемся, вы понимаете, что между описанными тремя вариантами и экспериментом расхождений нет. В эксперименте не работала критичность; в жизни отключение критичности при нормальном энергопотенциале возможно только в случае патологии (например, при абулии, когда воля не действует). Если же человек психически нормален, его критичность убывает только с убыванием энергопотенциала. Следовательно, чем ниже ваш энергопотенциал, тем ниже ваша способность видеть мир в реальную величину и правильно оценивать происходящее вокруг и внутри вас. Тем выше свобода психомоторики. Увы, как вы уже убедились, неконтролируемая свобода при первом же удобном случае рождает самоуничтожение. Иначе и быть не может. Природа устроена мудро: она сохраняет лишь то, что гармонично и способно к совершенствованию; а уродства и извращения (результаты неудачных экспериментов) отбрасывает без сожаления.

Интересный вопрос: почему падают с высоты маленькие дети?

И в самом деле: их энергопотенциал достаточно велик (а у здоровых детей просто-напросто огромен), чтобы обеспечить работу критичности в любом режиме. Значит, предохранительные, сохранные устройства срабатывают в них легко, автоматически — то есть даже без участия воли. (Отсюда делаем вывод, что воля — это не только форма проявления энергопотенциала, но и признак, что запасы его ограничены.) И все-таки дети падают с высоты. Почему?

Ответ: потому что они спотыкаются.

Значит, падают те, которые сделали неловкое или неосторожное движение. Это и неудивительно: их психомоторика только еще развивается, ищет себя. Только в 4–4,5 года, когда в беге ребенок овладевает полетной фазой, можно говорить, что он овладел своим телом. А до этого неловкое движение для него естественно: пробуя, ошибаясь, он ищет свою будущую гармонию, которая и является сущностью психомоторики.

Кстати, когда подбирают людей для работы на высоте, их проверяют не на чувство страха высоты (хотя проверяющие думают именно так), а на величину их энергопотенциала. Потому что человек с высоким уровнем энергетики сразу — и легко — задавливает мысль о возможности упасть и действует на высоте так же спокойно, как мы у себя дома.

ДВИЖЕНИЕ РОЖДАЕТСЯ ВНЕ НАС (11/88 — 6)

Психомоторика многолика. Вы узнали только один ее механизм: мысль— движение (или движение-мысль), но столь же правомерны и другие механизмы: чувство-движение и эмоция-движение.

Не правда ли, напрашивается объединение мысли, чувства и эмоции в одну целостность? Так зачем сдерживать себя, отказывать себе в таком доступном удовольствии? Действительно, эти три свойства — три части, три ступени последовательного познания мира. Эмоция фиксирует любой новый предмет из окружающего нас мира. Здесь предмет — это абсолютно любое проявление окружающего мира: человек, нож, запах, радиация, действие, — повторяем, абсолютно все, что можно увидеть или почувствовать. Из предыдущей главы об энергопотенциале вы знаете, что эмоция — это реакция нашей энергетики; движение, разбуженное каждым новым предметом. Реакция (эмоция) положительная — значит, наш энергопотенциал растет; реакция отрицательная — мы энергопотенциал теряем. Значит, фиксация любого нового предмета — это как бы замыкание, запуск в работу, включение энергетической сети.

Если с эмоцией вы мало-мальски разобрались, нетрудно понять, что делает чувство. Чувство означает, что мы вошли в контакт с тем самым предметом и осознаем отношение к нему (люблю — не люблю, нравится — не нравится, полезно — вредно).

Наконец, мысль — это свидетельство, что мы уже овладели предметом. Разумеется, не буквально овладели. Но понять, что происходит, понять, с чем мы имеем дело, понять, как оно действует (необязательно правильно понять — мы создали какую-то модель отношений с новым предметом, вот в чем сущность мысли), — это и означает овладеть предметом.

Как мысль выражается в движении, вы уже знаете из предыдущей главки. Рассмотрим, как это получается у чувства.

Вы сидите в кино, а на экране автомобиль мчится по виражам горной дороги; или шлюпка борется в океане с огромными волнами. Если это снято не со стороны (средним или дальним планом), а крупно, то есть как бы увидено вашими глазами, то вы будете отклоняться во время поворотов машины или вцепляться в подлокотники кресла, когда шлюпка летит вниз, или вжимать голову в плечи, когда на нее обрушивается волна.

Вы смотрите на стадионе футбол. Если перед вами не просто тяжелая работа или жлобское перебрасывание мячом, а настоящая игра (значит, создается гармония), — вы заражаетесь происходящим на поле. Что значит заражаетесь? Вы входите в контакт с игрой и становитесь частью ее. И когда игрок обводит соперника, вы вместе с ним (в нем, воплощаясь в него) повторяете все его движения, и когда он бьет — вы бьете вместе с ним, и когда он добивается успеха и ликует, или его постигает неудача, и он переживает — вы ликуете и переживаете вместе с ним. Не только в душе, но и всем телом.

Вы встречаете человека, который вам приятен, нравится, дорог. Обратили внимание? Вас так и тянет войти с ним в контакт. Причем не в условный контакт — вас тянет буквально подержаться за него. (Точно так же неприятного вам человека вы физически избегаете, уклоняетесь, сопротивляетесь сближению с ним, переходите на другую сторону улицы, находите любые благовидные предлоги, чтобы не оказаться в одном с ним месте.) Поэтому хорошему знакомому вы с удовольствием подаете руку, с другом — обнимаетесь, с родными и любимыми — целуетесь.

Это все чувства, выраженные в движении.

КОГДА СЛОВО СТАНОВИТСЯ ЯДОМ

Футболист сделал финт и обыграл соперника. Как в этом случае поступите вы?

Если вы оценили красоту финта и поняли, что обыгравший вас футболист технически сильнее и у вас нет шансов в борьбе с ним, вы можете поблагодарить его аплодисментами, если вы человек творческий и превыше всего ставите гармонию. Или же догоните и снова попытаете счастья в борьбе, если вы истинный игрок и спортсмен — это не одно и то же, но об этом после.

Оба эти варианта естественны для человека с нормальным или высоким энергопотенциалом. Но соперник нашего футболиста давно забыл, что значит быть в норме. Он живет в состоянии хронического утомления, причем иногда его заносит даже в зону переутомления — и тогда его организм спасается, останавливая эту жуткую работу на износ порывом мышц или связок или вспышкой какого-нибудь функционального нарушения, скажем геморроем. Он никогда не бывает здоров — все гриппы и простуды его; мир тускл; ничто уже не радует, зато раздражает буквально все. Он не живет — он терпит, и, когда в довершение всей этой дряни какой-то мальчишка на глазах тысяч болельщиков обводит его с помощью примитивного финта (и становится в этот момент как бы воплощением всех его неудач), он догоняет «обидчика» и хватает его за майку. Или бьет сзади по ногам. А когда тот упадет, еще и пинает…

Как это могло случиться?

Ведь он не хуже нас с вами знает, что так делать нельзя, что это безнравственно, подло; наконец, знает, что судья близко, и хорошо, если дело кончится желтой карточкой. (Мы не берем в расчет обычного случая, когда его тренер — кстати, знаменитый и заслуженный человек, — на установке перед игрой прямо говорит: «Если видишь, что не можешь переиграть, затопчи его».)

Но ему нечем оценить ситуацию (повторяем — энергопотенциал ничтожен), не из чего сформировать нравственное чувство (причина та же). Единственный механизм, который у него в какой-то степени обеспечен энергетикой, — это эмоция-движение. Его обвели — он ощутил себя оскорбленным, и возникшая отрицательная эмоция толкает его на действия, которые он не только не контролирует, но даже и не осознает.

Потом, через несколько секунд, стресс сообщит ему достаточно энергии, чтоб возникло нравственное чувство (разумеется, при условии, что в нем еще цел эталон гармонии, достаточный, чтобы это чувство сформировать;

как вы понимаете, когда на месте этого эталона поселяется цинизм, ни о каком нравственном чувстве говорить не приходится; потребуется другой образ жизни и другой — несравненно более высокий — уровень энергетики, чтобы появилась возможность восстановить внутреннюю гармонию и вновь стать доступным нравственному чувству; само собой, конечно же, это не может произойти; так же как для повышения энергопотенциала требуется терпеливая и сознательная работа, точно такая же работа по восстановлению психомоторики требуется и для возрождения нравственного чувства), и он в искреннем раскаянии схватится за голову: «господи, что же я наделал!..»

Значит, если человек находится на таком уровне энергетики, который может обеспечить только работу механизма эмоция-движение, он не контролирует ситуацию и уж тем более не руководит ею. Он находится во власти ситуации: куда подует ветер, туда и повернется флюгер.

Драки болельщиков спонтанны. Болельщик потому и болельщик, а не зритель, объективно оценивающий происходящее на поле, что в любимом игроке он видит себя, продолжение себя. Он так же утомлен и болен и загнан жизнью в угол, как его кумир, и так же делает вид, что у него все в порядке, и так же боится заглядывать в завтрашний день. Впрочем, для этой, такой обычной для вас работы ни у футболиста, ни у болельщика просто нет сил, и поэтому тоже — ощущая свою сродственную трагичность — они понимают и любят друг друга и презирают благополучного вас.

Вот почему болельщику — фанату не требуется особой причины, чтобы ударить соседа. Любой повод хорош: пропущенный гол, грубая игра соперника (а тем более — подлая игра), подтрунивание соседа, даже просто неосторожное слово, — и срабатывает известный вам механизм: отрицательная эмоция — кулаки. Ну а если контроль к тому же ослаблен свеженькой водчонкой, то процесс и вовсе идет как по маслу.

Квартирные ссоры запускаются тем же механизмом. Человек с нормальным — а уж тем более с избыточным энергопотенциалом — спокоен. Он защищен собственной энергетикой, как броней, не только от вирусов и инфекций, но и от негативных эмоций, чувств и мыслей. Он самодостаточен, поэтому не нуждается в постоянной комплиментарной подпитке со стороны.

Но стоит ему растранжирить энергопотенциал — и он словно теряет свое лицо. Нет защиты — он кругом уязвим, и даже если никто не собирается его уязвлять, в любом слове, в любом жесте, в любом действии (даже сколь угодно доброжелательном) ему чудится злой подтекст. Если это и не прямое посягательство на его гордость, то намек на его слабость, намерение притеснить, воспользоваться его положением или состоянием. Поэтому, если уровень энергетики хоть чуть-чуть жизнеспособен — все ограничивается брюзжанием, самонакручиванием, недовольством. Но достаточно любого повода для запуска отрицательной эмоции (при ней энергопотенциал стремительно теряется) — и не владеющий собой человек устраивает объективно ничем не спровоцированный скандал.

«ЗАЧЕМ АРАПА СВОЕГО…»

Принято считать, что ревность — свидетельство силы любви. Ничего подобного! Даже напротив: ревность — свидетельство слабости. Доказать это очень просто.

ЛЮБОВЬ

Подчеркнем — любая любовь: любовь матери к детям, любовь детей к родителям, любовь к родине, любовь к близкому человеку, любовь к делу, к животным, к природе и так далее, имеет знак, по которому ее можно узнать сразу: это потребность отдавать себя, самое лучшее в себе предмету любви. Если вы действительно любите — вы не можете иначе. Потому что это — единственное необходимое условие любви. Все остальное — от ума, от обстоятельств. Нет самоотдачи — значит, вы пытаетесь обмануть себя. Или кого-то другого. Но это уже совсем иная тема, к психомоторике никакого отношения не имеющая.

Любовь — беспроигрышная игра; уже известный вам закон — «чем больше отдаешь, тем больше остается» — здесь работает наглядно и убедительно. Если человек любил хоть раз по-настоящему, он будет помнить те ощущения полета в красочном, радостном мире до последнего своего вздоха. А такой полет, как вы уже знаете, возможен только при высочайшем энергопотенциале. Ведь чтоб отдавать, нужно иметь что отдавать. И чтоб отдавать с радостью, с наслаждением, нужно, чтобы вы черпали в себе свободной и щедрой рукой. Потому что если придется скрести по своим сусекам, то любая отдача вызовет только отрицательные эмоции — нормальная реакция при заниженном энергопотенциале.

Итак, любовь — это символ бескорыстности, символ самоотверженности и самоотречения. Она щедра; она открыта всему миру. И вдруг — ревность… желание удержать, присвоить, отгородить, никого не подпустить — мое! только мое! никому не дам! если не мне — то и никому!..

Неужели это — совместимо?

Быть может — две стороны одной медали?

Нет, конечно. Обратная сторона любви — ненависть. Любовь все стерпит, пока жива, то есть пока ее поддерживает избыточный энергопотенциал. Но стоит его утратить (напомним самые главные причины: болезнь и хроническое переутомление), как вчерашний предмет любви становится источником отрицательных эмоций. И тогда никакие слова, никакие поступки, никакие напоминания о вчерашней благодати не могут пробиться к душе, которая закрылась наглухо, закрылась по очень простой и известной вам причине: чтобы сберечь жалкие крохи энергопотенциала. Значит, чтобы возродить любовь (попытаться ее возродить), надо поднять энергопотенциал хотя бы до такого уровня, чтобы человек раскрылся. Вы сами потеряли энергопотенциал — работайте над собой; иссяк ваш предмет любви — помогите ему вернуться к норме. Другого пути нет.

Заметили? О ревности в этом процессе утрат и приобретений — ни слова. Потому что ей в этом процессе нет места. Потому что она просто не имеет отношения к любви.

Потому что ревность — это эмоциональное выражение собственнического инстинкта.

У человека пониженный энергопотенциал. Прежде, когда энергетика была в порядке, он был уверен не только в себе, но и в своих делах, и в близком человеке. Утрата энергопотенциала лишает привычный мир фундамента. Человек чувствует, что он стал другим, что поддерживать и окружающую и внутреннюю среду он не в силах. Тут бы ему умерить свои притязания, найти равновесие утраченного мира. Так нет же! — не хочет ни от чего отказываться. И вот что получается: поскольку все силы тратятся на потуги сохранить личный мир в прежних пределах, то любое изменение в этой среде (любой предмет, слово, действие, даже если все это возникло лишь в воображении) вызывает отрицательные эмоции.

Чтобы вспыхнула ревность, не требуется повода — достаточно его вообразить. Возникшая отрицательная эмоция стремительно истощает и без того жалкий энергопотенциал, поэтому мудрость тела пытается пресечь этот процесс единственно доступным ему путем — движением. Ах, ты вон как на него поглядела?! Получай по морде лица.

Но как быть с мавром? Ведь он задушил Дездемону, которую любил, о чем сам поведал с умиленьем: «Она меня за муки полюбила, а я ее — за состраданье к ним». Раз любил — значит, имел порядочный энергопотенциал. Откуда же было взяться ревности?

Ну, во-первых, про любовь — это только слова, мавр не подтвердил ее ни единым действием. А вот ревность бесспорна: задушил, причем безосновательно (хотя и не без провокации добрых людей), клюнув на смехотворную улику.

Во-вторых, если проследить события внимательно, обнаружим, что мавр нигде не проявляет мало-мальски значительной энергетики. И это не случайно:

1) видимо, он был далеко не молод;

2) раны и хрестоматийно знаменитые муки подорвали его здоровье;

3) наконец, его чувство было рождено не самой Дездемоной, а ее отношением к нему.

Возможно, Дездемона действительно любила мавра (она была молода, здорова, в поре, когда разгорается потребность материнства, значит, на гребне энергетической волны), но он-то мог ей ответить только признательностью. Нежностью. Лаской. Вниманием.

Значит — получувствами, полуэмоциями. Потому что на большее он не был способен — ему просто нечем было любить. И стоило офицерам спровоцировать в нем ревность (один — намеренно, другой даже и не помышлял об этом, но мавру было достаточно и того, что «соперник!» молод), как эта отрицательная эмоция проколола его яркий радужный шар, который оказался на первую же поверку мыльным пузырем.

Чувствуя, как почва уходит из-под ног, и инстинктивно пытаясь утвердиться действием, он задушил Дездемону — уничтожил причину отрицательных эмоций, но на это действие, на эту попытку спастись ушли остатки его энергопотенциала. Жить было больше нечем — и он покончил с собой (вспомните механизм мысль-действие).

Мораль:

1) Любое чувство — в том числе и любовь — возникает самопроизвольно и не поддается управлению.

2) Любая эмоция — в том числе и ревность — возникает самопроизвольно и не поддается управлению.

3) Попытка управлять чувством (посредством воли) превращает его в мысль и тем убивает чувство.

4) Попытка управлять эмоцией (опять же посредством воли) опустошает энергопотенциал, выводя человека на границу дозволенного. Здесь любой пустяк может вызвать взрыв (аффект).

5) Ревность начинается с поражения верхних отделов желудочно— кишечного тракта и стимулирует саморазрушение вплоть до самоуничтожения.

6) Делайте! Двигайтесь! Займите ваши руки полезной и приятной работой — вот первое средство от разрушительных ударов ревности.

7) Если вы ревнивы — значит, ваш энергопотенциал зажат между уровнем самосохранения и нижней границей дозволенного. Пока не поздно — займитесь собой!

ПРОСТРАНСТВО ДУШИ

Трагедия ревности (а это действительно трагедия: человек искренне считает, что имеет право на то, что ему не принадлежит; и объяснить его неправоту ему невозможно: его энергопотенциал столь мал, что он не в силах разглядеть себя в зеркале чужих слов, доводов и поступков; его сил хватает лишь на то, чтобы на самом примитивном уровне: мое — не мое, хочу — не хочу, могу — не могу — квалифицировать свое поведение; и эта оценка столь проста и ясна, что он ее принимает за истину) вынуждает нас поговорить о территориальном императиве.

Пусть вас не смущает этот серьезный термин. Он означает (в приложении к любому живому существу, значит, и к человеку), что для нормального существования нам необходим некий пространственный жизненный минимум (моя территория). И мы — чтобы выжить — защищаем его от любого посягательства.

Территория улитки — не только ее хрупкий домик, но и тот, скажем, квадратный метр земли, с которого она кормится и на который ее соседи, обнаружив ее след, не посягают.

Территория собаки — не только ее будка (квартира), но и та часть улицы, которую она застолбила, поднимая в приметных местах заднюю лапу. И пусть это сделала плюгавая болонка — закон есть закон, и, если после нее на улице появится огромный дог, он не станет оспаривать ее прав, а будет как-то приспосабливаться к обстоятельствам.

Территория человека… никто не знает, какой ему нужен минимум, чтобы в нем человек ощущал себя свободным, был самим собой, а не в роли ребенка, отца, сослуживца, пешехода, пассажира и так далее. Ясно одно: территория гения — весь мир, даже если гений этот ютится в отшельнической келье; территория коллекционера — комнатка, где стоят шкафы с его коллекцией. Остальная квартира, семья, служба, социальные связи — все это не его, неинтересно ему, и если он в соответствующих ситуациях исполняет какие-то роли, так только для того, чтобы его оставили в покое, не посягали на истинную его территорию — комнатку с коллекцией.

В чем главное отличие гения от коллекционера? В величине энергопотенциала.

У гения он огромен, весь мир — его дом; у коллекционера энергии хватает только на самосохранение, и коллекция — его хрупкая раковина, его призрачная защита от посягательств на его территорию.

Но не торопитесь делать вывод, что энергопотенциалом объясняются все наши отношения с территориальным императивом. Энергопотенциал показывает только наши возможности осваивать территорию. Границы же ее очерчены нашей критичностью (где заканчивается мое и начинается чужое, где заканчивается знание и начинается незнание, где заканчивается освоенное и начинается неосвоенное). Психомоторика же показывает уровень освоения территории.

Как это понимать?

Человек на уровне эмоций практически лишен своей территории. Его императив ограничен собственным телом, но и эта малость все время под угрозой, и за нее все время приходится бороться, потому что окружающие при любом удобном случае посягают на его личность, лезут в душу, норовят сдвинуть, согнать с нагретого местечка, превратить в безликий придаток себя. И он, разумеется, по отношению к окружающим ведет себя точно так же.

Человек на уровне чувств доволен жизнью: он пометил свою территорию, застолбил ее; на ней он единственный и абсолютный правитель. Детство решило его судьбу; детство сформировало его чувство меры, вкусы и пределы его интересов. Потом — всю жизнь он будет снова и снова возделывать однажды выбранное поле, вся человеческая культура будет в его распоряжении, и хотя он не создаст ничего стоящего (не будем говорить ему об этом — зачем огорчать хорошего человека, тем более что пользы от этой правды нуль — ведь он просто не поймет нас, да если б и понял, вряд ли попытался бы что-либо менять: повторяем — он доволен жизнью, и это главный его отличительный признак), зато и вреда не принесет. Кстати, на уровне эмоций его территория будет подвергаться иногда даже большему давлению, чем у его менее счастливого собрата (обыкновенная неосознанная месть: не возникай!), но человек на уровне чувств переносит это легко и почти без потерь. Защитой ему — энергопотенциал, а утешением — недосягаемость для любых посягательств его территории, его чудно возделанного райского сада, яблоками которого он подкрепляет свои силы, чтобы жизнь не казалась уж слишком скверной.

Человек на уровне интуиции счастлив, поскольку контролируемая им территория расширяется, как наша Вселенная. Это ощущение — ощущение истинного счастья — недоступно пониманию людей с ограниченным энергопотенциалом. Посудите сами. Человек на уровне эмоций счастлив (оставим на его совести эту оценку) уже оттого, что его не трогают, не дергают, не давят, не понукают; что на службе спокойно, что дети не болеют. Значит, ощущение покоя для него синоним счастья.

Человек на уровне чувств — не отдавая себе в том отчета — вторичен в своем открытии мира прекрасного. Он только потребляет. Возделывая свой сад, в каждом движении, в каждом ощущении он переживает то, что пережили до него тысячи и тысячи людей — вслед за кем-то, самым первым. Тот создал — и тем научил; все остальные пользуются его плодами, глотают приготовленные им котлеты, и как бы ни были их чувства прекрасны — никуда от истины не уйти: они — потребители. Значит, для них ощущение причастности — синоним счастья.

Представьте: человек прочитал Шекспира и Данте, знает — и может исполнить! — Моцарта, понимает живопись, имеет завидное чувство меры… Естественно предположить, как он преображается, осваивая вершины человеческого духа! Как он вырастает в процессе этого освоения, приобщения, накопления!.. Не умиляйтесь — с ним ничего не происходит. Прочитал, послушал, посмотрел — насладился! — а в душе все осталось как прежде. Почему? Энергопотенциал не позволяет хоть на какую-то малость расширить однажды отмеренную территорию.

ОН УЖЕ НА УРОВНЕ ИНТУИЦИИ

Почему один ученик учится хорошо, а другой — плохо? Потому что первый сознательный? Или на него давят сильнее? Или у него выше умственные данные? Или же он просто лучше второго по каким-то, скажем, нравственным качествам? Нет. Просто у первого есть перспектива. Он узнал, что значит быть первым, и это понравилось ему. Первым в школе, в классе, в группе (все это — границы территориальных притязаний), даже по сравнению с каким-то одним (но обязательно заметным среди других) учеником. И этот постоянный маленький успех, постоянное приращение территории делает его жизнь в школе не просто сносной, но и наполненной смыслом.

Извините, кажется, мы поторопились начать разговор о человеке творческом — человеке на уровне интуиции. Поэтому обрываем главу, как говорится, посреди слова. Потерпите немного — скоро мы к ней вернемся.

ПОЧЕМУ МИРОМ ПРАВЯТ СЕРЕДНЯКИ

Кто самый заметный в любом классе?

Во-первых, одаренные ученики (к ним подключим и тех, кто берет памятью; значит, тоже не прилагает для успеха большого труда).

Во-вторых, хитрованы, которые то ли считают, что безнадежно отстали от остальных — и даже не пытаются их нагнать, то ли сверх трудная программа и порочная педагогика закрыли им путь к успеху, — и они только делают вид, что учатся. На самом же деле все их усилия направлены на то, чтобы с минимальными затратами достичь максимально возможного успеха. Списать, воспользоваться шпаргалкой, улизнуть, избежать малейшей трудности — вот в чем смысл их азартной игры источник их положительных эмоций). Их успех — их не ругают ни в школе, ни дома; у студента — чтоб не выгнали; у рабочего — чтоб получать как можно больше, а трудиться поменьше (территориальный императив примитивного типа).

Что же получается?

После десяти лет сидения в школе первые напрочь отвыкают трудиться. Вторые — овладевают искусством имитации деятельности, иначе говоря, становятся «бурными бездельниками». Первые бесплодны, потому что любая мало-мальски серьезная задача вызывает у них растерянность: нет способности к сосредоточению, к напряженному битью в одну точку. А повторная неудача делает их законченными творческими импотентами. Вторые бесплодны потому, что они кормятся не решением задачи (что для них просто-напросто недоступно), а существованием при задаче. Они хорошо усвоили: решение задачи требует усилий, времени и средств. Значит, если имитировать усилия, то можно на протяжении некоторого времени получить необходимые для жизни средства. И вот годами, десятилетиями не решаются простейшие задачи. Во-первых, потому, что решить их некому. Во-вторых, это просто невыгодно. И так продолжается до тех пор, пока все окружающие осознают, что потребность в решении задачи отпала, или же пока все не узнают, что решение уже давно есть.

Кто же решает задачи?

Увы, и в школе, и на производстве — середняки. Те, которые старательно одолевали школьную программу, а теперь работают по чужой программе с 9 утра до 6 вечера.

Пространство души (продолжение)

Итак, вернемся к территориальному императиву.

Как вы, наверное, обратили внимание, у него двойственная природа. На примитивном уровне он подразумевает жизненное пространство: кров, возможность добывать пищу, отдых, продолжение рода, забота о завтрашнем дне, потребность в наслаждении, — значит, уровень инстинктов и эмоций. Уровень рядового горожанина. На работе его жизненное пространство условно: сегодня он возле станка или в этом кабинете, но никто не поручится за его завтрашний день. На улице он и вовсе бесправен: его могут оттолкнуть, обругать, задавить. Дома — террор близких: все претендуют на его силы, время, внимание — он всем обязан, а если попытается защититься, то будет немедленно заклеймен: эгоист. Учтите: сил у него нет, нервы на пределе, а за окнами круглосуточный рев моторов, за стеной соседский юнец испытывает прочность барабанных перепонок ревущими динамиками, над головой соседские дети играют в пятнашки и роняют на пол стулья. И целый день кругом люди, люди, люди, лица мелькают, звучат какие-то слова — ни минуты покоя. Даже ночью, потому что он не может похвалиться и сном, потому что во сне он снова и снова переживает все те же ситуации, что и днем, только в куда более острых вариантах. Повторяем: его жизненное пространство подразумевает и значительные расстояния, и множество ролей, но, по сути, ему не принадлежит ничего, даже от своего тела он отчужден.

Как же почувствовать себя живым? Как же ощутить себя человеком?

Одни спасаются, вырываясь на природу. Счастье-то какое! — ни души вокруг, только пташка цвиринькает, и от горячей земли муравьями пахнет, и бабочка на соседней травинке то поднимет крылья, то опустит — и никто, никто! — на тебя не претендует, никому до тебя нет дела: хочешь — лежи, хочешь — иди. Да что там — живи!..

Других выручают половые связи. Разумеется, мы имеем в виду не «коллекционеров», не тех, для кого это своеобразный спорт, и, наконец, не тех, кто этим занимается от скуки: можно пойти в кино или посидеть в кафе и поесть мороженое, а можно — и в койку. Мы имеем в виду половую связь как спасательный круг, как возможность вырваться из каждодневной рутины. О любви здесь нет и речи, поскольку на любовь наш герой не способен — ему нечем любить (хотя, конечно же, мечтает о ней и каждый раз надеется: вдруг она!..). Да он и не ищет любви! На час, на два он лишается привычных оков, ускользает из-под привычного пресса, избавляется от сосущих, опустошающих, вездесущих отрицательных эмоций (а поскольку нейтрального состояния нет, он оказывается в атмосфере положительных эмоций). Он живет в призрачном мире, играет в игру-семью, в игру-любовь, стараясь забыть, что через час, через два кончится игра — и он покорно подставит намозоленную шею под привычный хомут. Но теперь ему будет легче тянуть свою повозку: морковка следующей встречи, следующего минутного освобождения от хомута будет болтаться перед носом, будет щекотать ноздри свежим ароматом, будет обещать свободу. Пусть и призрачную — все же свободу!..

Вот почему длительные ухаживания вышли из практики. Только платоническая любовь способна выдержать испытание временем, что и неудивительно: ведь это, по сути, обожание себя, любимого, обожание созданного в душе идеала; это счастливая роль Пигмалиона, который чем дольше любуется своей Галатеей, тем более замечательной ее находит.

А истинная взаимная любовь не терпит сроков: две половинки одного целого сближаются стремительно ради взрыва, энергию для которого они копили в себе всю предшествующую жизнь.

То же и при половой связи. Все, что предшествует ей, все, что сопровождает ее и ей последует, не имеет значения. Важен сам ее факт, ее функция, ее способность вырвать на миг из-под пресса и дать возможность свободно глотнуть воздуха.

Наконец, третьи находят себя в хобби. Хобби вошли в моду, получили широчайшее распространение не случайно. Коллекционируя, вырезая по дереву, плетя макраме, разводя рыбок, содержа комнатных животных, человек расширяет свою территорию. Хобби — безотказный источник положительных эмоций, поэтому — и спасительная раковина, и аккумулятор. Пастуху не требуется хобби, мир перед ним распахнут, а для горожанина это способ ускользнуть из-под пресса, потому что хобби на минуту, на час, на два переносит его в мир чувств — уровень, о котором, таща свою повозку, он не смеет мечтать.

ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО К ЧИТАТЕЛЯМ «Ст. М» (05/88 —)

Наша книга о таланте, о сущности таланта, о его механизме, о механизмах его движения к саморастрате (к бездарности) и к самовоплощению (творец). Это не популяризация известных знаний; это совершенно самостоятельное исследование, в результате которого создана рабочая — и до сим пор безотказно действовавшая — модель таланта. Модель, которая позволяет практически каждому из вас, вырваться на уровень тех кумиров, на которых сегодня вы смотрите снизу вверх как на избранников судьбы и удачи. Наша система дает вам шанс. Реальный шанс. Повторяем — каждому. Ну, если не врать — практически каждому. Ничего подобного ни мировая наука, ни мировая практика пока не знали. Это — открытая дверь в комнату, о которой до сих пор знали только по догадкам и результатам визитов в нее тех, у кого от этой комнаты был ключ. Никто из этих избранников не хотел делиться своим ключом; напротив, стараясь подчеркнуть и сохранить свою исключительность, его владельцы всячески внушали остальной толпе, что никакого ключа нет. Мы решились нарушить этот тысячелетний сговор. Мы сделали этот ключ таким, чтобы он пришелся по руке каждому из вас. Сделали — и протянули его: нате! берите!

И никто не взял. Ни одна рука не протянулась за ним. Может быть — это не так?

Может быть, есть единицы, десятки, тысячи читателей, которые решили испытать свой шанс и ждут с нетерпением каждого очередного номера журнала, догадываясь, что ответ в конце? Может быть. Мы этого пока не знаем. Опубликовано только начало книги — первые главы; впереди еще пять глав — все еще впереди! — но и опубликованного достаточно, чтобы вызвать у любого живого человека тысячи вопросов, сожаление в медлительности и дробности публикации, желание скорей узнать ответ и самому — на себе! сейчас! — испытать, как работает эта модель. А что, если не врут? А что, если и в самом деле помогут раскрыть в себе талант?..

О реакции читателей редакция (не мы — мы-то уверены, что достучимся до живых) судит по почте. И вот уже в четырех номерах журнал говорит о самом сокровенном в душе каждого человека, о его шансе быть счастливым и свободным (только творец истинно свободен), — и не один человек не откликнулся. Ни одни!.. Можно подумать, что авторы говорят или 1) с дураками, или 2) с патологическими лентяями, или 3) с мудрецами, которые уже решили все проблемы, и для них эта новая наука давным-давно очевидна, как дважды два.

Теперь о том, почему мы написали это письмо.

Редакция сделала перерыв в публикации; куда ей спешить! Рукопись есть; она уже пролежала до этого без движения 12 лет, и оттого, что пролежит еще несколько месяцев, как уже всем ясно, не постареет; напротив, ее актуальность станет только ярче. Редакция все-таки хочет дождаться реакции читателя — это ее право. А наше право — заявить, что она это делает за ваш счет. Почему?

Все хронические процессы в природе и обществе развиваются синусоидально. Как уже признано; последние два десятилетия синусоида нашего общества была в отрицательном периоде. Вам не повезло. Вы формировались в атмосфере лицемерия, безверия и бездуховности. Вы — дети своего времени, и хотя каждый из вас думает: я лучше, я не такой, — многие, увы, такие. Это в вашей крови. Это заштамповало ваши мозги, сделало вас послушными роботами, обслуживающими некий усредненный процесс. И хотя из каждого из вас рвется наружу желание самовыражения, вы позволяете себе это только на уровне барахла, балдежа, агрессии и нигилизма, то есть выбираете самый легкий, самый примитивный путь, линию наименьшего сопротивления. И хотя вы не отдаете себе в этом отчета, талант вас страшит. Еще бы! — ведь талант требует ответственности, талант требует, чтобы человек действовал, имел мужество пойти наперекор течению, был самим собой, а не таким, как все.

Вы — трусы. Больно говорить. В этом не ваша вина, это беда ваша, но это — очевидно, — это — реальность, это — правда. Хотите знать, что будет с вами через 5 — 10 лет? Поостыв, угомонившись, еще более разочаровавшись, опустившись и устав от собственной никчемности, вы превратитесь в обыкновенных обывателей, безразлично — с дипломами или без. И ваша безрадостная жизнь будет крутиться в беличьем колесе: работа — ТV (детектив, равнодушный балдеж) — постель — опять работа, — без просвета, без перспективы. Маленькая жизнь, маленькие радости; каждый день — как сто дней — никакой разницы.

Но за вами уже идет новое поколение. Это волна, которая прокатит поверх вашего болота — и всех вас оставит под и позади. Им повезло — они попали в положительную фазу синусоиды. Отвага для них естественна, как для вас естественно равнодушие. Время требует талантов — и оно выдаст эти таланты с избытком: свято место не бывает пусто. Тем боле что у них под рукой, на столе под подушкой будет наша книга — руководство, как себя воплотить. Они пройдут мимо вас, переступят — и уйдут своим путем, не понимая, как вы добровольно согласились жить скучно мелко и пошло.

Вот и все.

Мы не могли молчать — и только потому появилось это письмо. Чтобы потом не принимать от вас упреков, что мы поленились отхлестать вас по щекам — очевидно, иначе вас не разбудишь.

Повторяем: время дает вам шанс. Каждому. Почти каждому. Помните, калитка удачи открывается один раз. Но в нее никто вас не внесет — в нее надо войти, прорваться, а уж там вас никто не остановит. Мы вам предлагаем зеркало, чтоб вы до мельчайших черточек разглядели свое лицо, и руководство к действию — как увидеть калитку и ворваться в нее.

Повторяем: сегодня ваши часы стучат все громче, каждый ваш день идет в счет. Это уже никогда не повторится. Никогда! Теперь у вас нет оснований утверждать, что вас не разбудили и не прокричали в лицо правду о том, что вы собой представляете. А отважитесь ли вы взглянуть в зеркало — правде в глаза — это уже вам выбирать.

ПРОСТРАНСТВО ДУШИ (продолжение) (12/88 — 7)

И все таки остается вопрос: откуда эта тяга прочь, стремление вырваться? Откуда в нас потребность приращивать свою территорию? Ведь экономичность (а природа экономна) подсказывает обратное решение. Но нам мало жизненного пространства — почему? Почему мы рвемся на природу, спасаемся в сексе, цепляемся за хобби, используем крайние средства — алкоголь и наркотики — почему?..

Дело в том, что мы запрограммированы на другую жизнь. В наших генах спят почки огромных возможностей. Мы даже не подозреваем о них, но организм-то знает, что они в нем есть! — и сигналы о них прорываются в сознание в форме желаний. Вспомните Гете, который говорил, что желания детей — предвестники их способностей. Мы живем, ограниченные своим жалким энергопотенциалом (не объективными обстоятельствами — их нет, если энергопотенциал достаточно велик; нет таких камней, нет таких алмазов, которые не растолчет в пыль эта созданная природой идеальная камнедробилка), который уцелел после материнских забот, болезней и хронического утомления. Но ведь почки-то в нас целы! И организм знает об этом! И чтобы подсказать нам правильный путь (а для себя — выйти на оптимальный режим, начать работать на всю заложенную в него программу), он снова и снова напоминает нам, кем мы можем быть, кем мы должны быть.

Вот где конфликт: территориальный императив обеспечивает только жизненное пространство (значит, самый примитивный уровень психомоторики — пространство на расстоянии вытянутой руки), а в нас заложены возможности психомоторики, способной охватить весь мир. Мы можем не знать об этом, но не чувствовать — не можем. И в минуты просветления (прилива энергопотенциала) мы со сладостным ужасом догадываемся, что ничем не хуже светочей мира, самых великих гениев; что в нас та же начинка, что и в них, только их почки брызнули мощными ветвями, усыпанными — у кого однажды, у кого каждый сезон — чудным цветом, а наши похоронены в нас, но не умерли, прогрызаются наружу, гложут и без того слабосильное тело.

Значит, нас томит, не дает смириться со своим ярмом, со своим ничтожеством вторая природа территориального империтива — зажатое, затурканное, забытое пространство нашей души. То, что отличает нас от животных. То, что отличает нас от машин.

+ + +

Пространство души человека на уровне эмоций зажато в пределы его жизненного пространства. Не будь души — как просто бы ему жилось! Пристойный комфорт, сносная еда, спокойный сон, непыльная работа, приличное здоровье и маленькие удовольствия — ну чем не жизнь? Но душа все портит. И когда не выдерживает пресса отрицательных эмоций — вырывается наружу (на природу, в чужую постель, в алкогольный и наркотический дурман, в хобби, безотказно вырабатывающие суррогаты чувств), как младенец вырывается из пеленок, чтоб на несколько мгновений ощутить себя живым.

Пространство души человека на уровне чувств ограничено его энергопотенциалом. И такое ограничение позволяет нам понять этого человека. Помните? — он потребитель; потребитель культуры; потребитель культуры, которая вошла в него с детства, и, как ни странно, выше этой планки он, как правило, не способен прыгнуть. Все, что ниже этой планки, он понимает, ценит — ведь оно доставляет ему удовольствие. Все, что выше, — недоступно его пониманию (его энергопотенциала недостает, чтобы переварить это явление) и потому оставляет его равнодушным.

Но и доступное удовольствие для него не может быть продолжительным. Почему? По той же причине: энергетический кошелек человека на уровне чувств мал. Чтобы наполнить его, нужно совсем немного: свежатинка, новизна, яркое впечатление. Чувство возникает легко, положительные эмоции пошли, пошли… и переполнили. Одних быстро, почти сразу, других — через полчаса, через час; различие не принципиально. Важно, что насыщение наступает быстро, чувство, как говорят, притупляется. Вы уже помните, что при этом происходит: поскольку нейтральных эмоций нет, то момент равнодушия означает, что эмоции уже переключились, поменяли знак. Через полминуты человек почувствует усталость, еще через минуту — раздражение.

Например, каждому из нас хоть раз в жизни пришлось побывать в музее или картинной галерее. Помните? — только вначале мы были внимательны, разглядывали экспонаты и полотна, значит, энергетически наполнялись. Потом наш взгляд начинал скользить по ним, следя лишь за сюжетами (информация эмоционально нейтральна, значит, насыщение уже произошло, и мы стали терять энергопотенциал). Последние залы мы проходили насквозь, почти ничего не замечая — инстинктивно защищаясь от нарастающих энергетических затрат.

Вспомнили? — после посещения музея мы обычно чувствуем себя разбитыми (а должны бы испытывать подъем!). Может быть, вы слышали: истинные любители ходят в музей посмотреть одну-две картины. По этой же причине выставки, которые к нам привозят из-за рубежа, невелики по размерам. Зато увиденное там запомнится на всю жизнь! И какой подъем, какое воодушевление вы испытываете, посетив эту маленькую выставку!..

Из этого процесса (наполнения-опустошения за счет эмоций и чувств) мы можем сделать необычайной важности выводы.

1. Энергопотенциал, получаемый за счет положительных эмоций, не увеличивает наш основной энергетический фонд, наш энергетический фундамент. Эта энергия идет только на упорядочение нашей внутренней среды, на снятие внутренних напряжений, и как только эта работа закончена — наступает насыщение.

2. Отрицательные эмоции — разрушая нашу внутреннюю среду — стремятся сжечь весь доступный им энергопотенциал. Значит, если их не пресечь (волей, переключением внимания, делом), организм может потерять весь энергопотенциал — и погибнуть. Так можно умереть от пореза мизинца, если лишить кровь возможности свертываться.

3. Наш основной энергетический фонд увеличивается только в двух случаях:

а) когда энергия расходуется в творческом труде;

б) когда энергия расходуется на физические упражнения, результатом которых является приятная усталость.

4. Следовательно, увеличение потребления количества культуры (книг, музеев, концертов) и работа над собой — это два, принципиально разных процесса.

Первый, как уже сказано, — это только потребление, которое, сколько ни увеличивай, не поднимет планку доступной нам высоты ни на один сантиметр.

Второй (см. Предыдущий пункт) — созидание. Повышая свой основной энергопотенциал, мы поднимаем планку своих возможностей, значит, и способность оценить те явления культуры, которые еще вчера были для нас неприемлемы.

5. Пространство души человека на уровне чувств отмеряет свою территорию в детстве. Это его предел. Этими впечатлениями — возвращаясь к ним снова и снова — он будет жить всю жизнь. И останется доволен своей жизнью — если удержится на уровне чувств. Если же случай (любовь, интересная работа, удачное подключение к физической культуре) резко увеличит его энергопотенциал — привычный императив разорвется, и жизнь откроется новая, освещенная страстями и идеями — понятия, о которых до сих пор он знал только понаслышке.

+ + +

Разорвав привычный императив, человек с уровня чувств поднимается на уровень интуиции. Значит, мы смело можем говорить о признаках, по которым всегда узнаем этого человека:

1. Он постоянно приращивает свою территорию; 2. Он счастлив.

Второе не столь очевидно, и мы понимаем, как трудно представить это неизвестное вам состояние. Но пока поверьте на слово, что это так. Позже, надеемся, вы оставите свои сомнения. Но сперва мы должны отбиться от того остроумного читателя, который уже потирает руки, уверенный, что подловил нас на слове. Еще бы! — скупой рыцарь, копя золото, разве не приращивал свою территорию? Разве, пересчитывая золотые и переживая в воображении даруемую ему власть, он не был счастлив? А кулак, который год за годом приращивает свое хозяйство, — разве он не счастлив, любуясь принадлежащим ему молодым поросячьим стадом или тысячами гвоздик, алым морем захлестнувших новую его теплицу? Да что там денежные мешки! Разве средний обыватель, купив новую обувку, не идет в ней этаким чертом, став сразу на пять вершков выше? Разве девушка, впервые надушившись французскими духами, не царица мира? не счастлива? не на пределе своих чувств?..

Вынуждены разочаровать мы все-таки правы, а эти примеры только подтверждают нашу правоту. Каким образом? Во-первых, ни в одном из этих примеров нет приращения территории — есть только укрепление, упрочнение стенок раковины. У первых двух — реальное, в двух других — призрачное. Различие непринципиально, важна объединяющая всех их идея. Которая, кстати, позволяет вывести маленький закон: если человек самоутверждается вещами (ценность которых равна их товарной стоимости), значит, он не способен выйти за пределы своего жизненного пространства (то есть пространство души заточено в темницу территориального императива).

Во-вторых, то, что они почитают за счастье, — это всего лишь положительные эмоции, вызванные инстинктами накопления и приобретения. Их рассуждения о счастье столь же лишены смысла (хотя словами убедить их невозможно — это мы понимаем), как рассуждение зайцев о возможностях слона. Для зайцев слон — это просто очень большой заяц. Увы, соберите их хоть тысячу, хоть сотню тысяч — одного слона все равно не получится. В психологии это звучит так: из тысячи ощущений не получишь одного восприятия; из тысячи эмоций — самых положительных! — не получится одного счастья. Потому что эмоции — внутри нас, а счастье — чувство! — вне. Как и любое чувство. Значит, чтобы добраться до счастья, нужно прежде всего перерасти свою раковину. Как бы ни была она уютна — сломать ее и выбраться на белый свет, дать пространство своей душе. И ощутить новизну.

Вот и снова встречаемся мы с этим словом, пожалуй, ключевым в нашей книге; с принципом, без которого немыслим человек на уровне интуиции. Выходит, двух признаков (приращивание и счастье) мало, чтоб его узнать без ошибки. Выходит, нужен третий признак (опять триада!), чтобы наша система была прочна.

Итак, 3. Он решает задачи.

ОН УЖЕ НА УРОВНЕ ИНТУИЦИИ (окончание)

Напомним: первым человеком на уровне интуиции, упомянутым в этой главе, был ученик. Преуспевающий ученик. Преуспевающий потому, что, познав однажды успех, он по достоинству оценил дарованные этим успехом переживания. Соревнуясь с отличником (а н идеале — как вы теперь знаете — с самим собой), он неспешно движется к пока неведомой ему цели. И в этой:

1) неспешности движения, и…

2) в удовольствии, которое это движение ему доставляет, залог восхождения на любую вершину, какую он себе выберет.

Мы понимаем, что наш пример смахивает на частный случай. И правда — ему нелегко претендовать на обобщение. Во-первых, как вы помните по главе об энергопотенциале, учеников, чья энергетика удерживается в пределах нормы, очень мало; во-вторых, наш ученик явно не зубрила и, может быть, даже не отличник — просто ему нравится учиться (чего не бывает! — ну, повезло человеку с учителем, вот и все). И тех, и тех — мало…

Мы это понимаем — и все же берем его за образец человека на уровне интуиции. Потому что так должно быть. Потому что для этого он должен быть всего лишь в норме. В той норме, в которой должен быть каждый из них. Почему так важно научить его приращивать свою территорию? Почему так важно научить его получать от этого удовольствие? Почему так важно научить его верить себе (а это чувство возникает как результат соревнования с самим собой, когда он и исполнитель, и зритель, и судья)?

Потому что это — школа творчества.

Помните? — первой школой творчества была игра. Значит, вторая школа творчеств — самопорождение.

Это совершенно новый термин. Смысл его прост: из ученика может вырасти творец в том — и только в том — в единственном! — случае, когда ученик научается самостоятельно приращивать свою территорию, находя в этом самое большое и ничем не заменимое удовольствие. А как же иначе! Ведь каждый его шаг вперед — это шаг к свободе!

Учиться не для папы, не для учителя, не потому, что так принято и так надо, — учиться, взращивая себя, как самый мудрый садовник, который неспешно — но все делая одновременно — рыхлит почву, поливает, сберегает от прямого солнца хрупкий стебелек, дает ему воздух, перспективу, чтобы наконец однажды утром на вершине стебля раскрылся чудесный цветок.

Никто за вас не сделает эту работу. Все придется делать самому. Терпеливо, не спеша, но с необходимым напором, шаг за шагом, от задачи к задаче. Сперва ориентируясь на успехи других и оценки учителя, потом — только на собственную оценку. Ставя перед собой сначала маленькие, а затем все большие задачи, цели, ученик должен поймать игру в их преодолении, он должен запомнить это ощущение игры и ориентироваться всю последующую жизнь во всех своих делах на этот камертон.

Второй пример — спортсмен.

Опять же вы можете нас упрекнуть: не в этой ли книге уже было написано, что почти все спортсмены находятся в состоянии хронического утомления? Разве здесь уже не утверждалось, что все они живут на уровне эмоций? — куда им до интуиции:

Все так. Но должно быть иначе. В нашем представлении спортсмен изо дня в день:

1) решает сложнейшие творческие задачи (ищет идеальное движение); 2) постоянно приращивает свою территорию (каждый шаг к гармонии дает ему сантиметр, секунду, грамм); 3) ощущает при этом величайшее удовлетворение. Чем удобен этот пример?

Тем, что раскрывает вторую важнейшую функцию физической культуры (первая, как вы знаете, — укрепление здоровья за счет приращения энергопотенциала): занимаясь спортом, человек учится соревноваться с самим собой.

В учебе и труде это соревнование не так наглядно. В них трудней найти игру; трудней ощутить соревновательность, «пощупать» ее.

А в спорте все наглядно, убедительно, поучительно. Делаешь все правильно — результат хоть и потихоньку, но постоянно растет. Стал нажимать, спешить, перебрал с нагрузками (ориентируясь не на себя, а на Петю, который тренируется рядом и имеет лучшие показатели), вместо поиска гармонии стал рассчитывать на силу — результаты перестали расти или даже упали.

Спорт учит видеть задачи и не бояться их. Спорт учит, что успех — всегда в преодолении себя. Спорт учит верить себе.

А как же иначе! — ведь без веры в себя не решить даже самой простой задачи, а если схитришь и передоверишь это решение другим, то проиграешь в главном: ведь счастье, которое дает решение задачи, получит тоже другой…

ОН ЧИТАЕТ КНИГУ ПРИРОДЫ

Третий пример — хлебороб. Профессия, в которой человеку нетворческому делать нечего.

Посудите сами: что толку, если пошлете растить хлеб человека на уровне эмоций? Он и вспашет, и посеет, и пожнет, но все это будет из-под палки, и если выйдет из этой работы толк, так это случайно. Но ни сама работа, ни результат, не заденут его сердца, потому что сердца у него нет, есть только вынужденно — потребительская мораль (отдать поменьше, урвать побольше), продиктованная стремлением сохранить в неприкосновенности жалкий энергопотенциал. Его территория — это он сам; поле, на котором он вынужден трудиться, отделено от него незримой чертой; они оторваны друг от друга — ни он полю, ни поле ему ничего не могут дать. О счастье говорить не приходится: как вы уже знаете, эмоции, рожденные покоем, для него наиболее благостны. Значит, его идеал — безделье.

Если человек на уровне эмоций — раб, то, поднявшись на уровень чувств, он становится исполнителем. Ему нравится все, что он делает: нравится пахать, нравится сеять, нравится жать. Но! — при обязательном условии: работать немножко. Либо — небольшими порциями. Немножко попахал — отдохнул — опять попахал, тоже немножко. Сколько? Вы правильно догадались: во второй раз меньше, потому что чувство притупилось уже в первом заходе, и чтобы заострить его, требуются какие-то внешние усилия, например, игра. Ну какая же, скажете, во время пахоты игра? Тогда — соревнование.

Если рабу тошно от одной мысли о работе в поле, то исполнитель думает о ней с удовольствием. Ему нравится простор, нравится земля, ее запах, нравится жаворонок, и трактор, и блеск плуга… Но стоит ему поработать чуть больше, чем немножко, — и он превращается в раба.

Отсюда напрашивается вывод, что территория, которой он владеет утром (все, что он может охватить органами чувств), на самом деле ему не принадлежит. Это мнимое, призрачное владение. А как же иначе! — скажет внимательный читатель. Раз этот тип всего лишь исполнитель, то и доказывать нечего: он арендатор на чужом поле. И ничего своего, кроме охочих до работы рук (органов чувств), у него нет.

Приятно иметь дело с умным читателем. Разумеется, здесь говорить о счастье не приходится. Удовольствие — другое дело, это его уровень. Удовольствие от причастности к большому делу. Он понимает, что причастен, что делает нужное дело, — и от этого ему хорошо.

Истинного хлебороба отличает творческий подход к делу. Значит, способность управлять ситуацией.

Это чувствует, знает и понимает только он сам. Глядя, как он пропадает в поле от зари и до зари, раб не видит в его жизни ничего, кроме каторжного труда, Глядя, как он старается и все делает хорошо, исполнитель понимает, что ему это нужно, что он получает от этого удовольствие. У самого хлебороба мысли далеки и от того, и от другого. Свой труд он не может считать каторжным: свети солнце круглые сутки и имей он возможность обойтись без сна — он бы сутками пропадал в поле. И удовольствие — это тоже не его мера. Ведь удовольствие, как вы помните, это награда. Что-то сделал — получи; сделаешь больше — больше получишь: замечательная философия! Исполнитель пользуется ею артистично.

Поняли? — способность жить на уровне чувств вырабатывает в нем потрясающее чутье на положительные эмоции. Он знает все способы, как их возбудить. Именно поэтому он никогда не поглядит вперед, чтоб обхватить взглядом, что ему еще предстоит сделать. Потому что огромность работы, несоразмерная его энергопотенциалу, испугает его и — мгновенно опустошив — лишит способности получать удовольствие. И работать тоже.

У истинного хлебороба все иначе. Он не ищет удовлетворения (приходится подменять термин на более спокойный, более фундаментальный, более земной, поскольку «удовольствие» мимолетно и вкусово, как конфетка, а наш герой равнодушен к сладкому; и потом — плата, какой является «удовольствие», для нашего героя слишком ничтожна, хотя он никогда не задумывался об этом), потому что само удовлетворение ищет его.

В чем его отличие от восторженного исполнителя — это вы знаете: его энергопотенциал в норме. Только и всего! Но оказывается, этого достаточно, чтобы человек жил совсем иной жизнью. Ведь энергопотенциал (простите, что напоминаем), накопив, нельзя держать про запас, втуне, впрок. Энергия — в том числе и биологическая — все время находится в движении: она или прибывает, или убывает. Если ничего не делать — убывает безвозвратно; если тратить с умом — прибывает. Чем больше отдаешь — тем больше остается! И энергопотенциал истинного хлебороба не дает ему сидеть сложа руки, ловить кайф, прохлаждаться, смаковать удовольствие. Он поднимает спозаранку и ведет в поле, и заставляет трудиться, трудиться, трудиться — трать меня! трать!.. Понимаете? — его облегчение не в отдыхе — в труде. Трудясь, он как бы сбрасывает пар — и этот процесс сопровождается положительными эмоциями. Затем затраченный энергопотенциал возвращается с избытком — и это опять половодье положительных эмоций. Значит, трудясь, он все время находится как бы в положительной фазе своей жизни.

Но ведь и раб, и исполнитель — тоже тратят; и оба — истощаются; а этот — нет. В чем дело?

Раб тратит неприкосновенный жизненный запас; исполнитель тратит больше, чем имеет в своем кошельке; и только человек на уровне интуиции тратит ровно столько, сколько способен восстановить. Восстановить в ходе самой работы. Как это у него так ловко получается? Он что — следит за своим энергопотенциалом, за своим состоянием? Знает какой-то секрет?

Если вы уловили в этих вопросах иронию, значит, вы нас правильно поняли: ничего подобного за ним не водится. Он не калькулирует свои силы; мало того — он вовсе не прислушивается к себе, к своим ощущениям, даже к своим желаниям. Он просто живет. Он просто работает. Но если работа раба — это стремление любыми способами поскорей от нее освободиться, работа исполнителя — это любование собой в зеркале чувств (едва зеркало замутилось — пропадает удовольствие), то для творца (а истинный хлебороб всегда творец) работа — идеальная форма существования.

А теперь вспомним, с чем он работает, что его поприще и материал? Природа.

(Кстати, не только у хлебороба — у каждого творца, чем бы он ни был занят, материал один: природа.)

Мир огромный, мудро устроенный, сбалансированный и неистощимый. Последнее, впрочем, справедливо лишь при одном обязательном условии: если открывать этот мир его собственными ключами, а не своей, сработанной наспех отмычкой.

Для раба этот мир прост, как ясное июньское утро. Для исполнителя он увлекателен динамикой июньского полдня: пока жарко печет солнце, но с востока, охватывая полнеба, стеной надвигаются сизо-черные тучи, ветер рвет листву, и где-то за рекой дотлевают куски расколотой радуги. Для творца он полон тайн, как звездная, пахучая, шепчущая еле слышными голосами июньская ночь. И чем дольше он приглядывается, прислушивается, пытается понять — тем больше тайн называет ему этот мир. Только называет — разгадывать их, причем разгадывать снова и снова (ведь для природы нет окончательного ответа, ни одного! разве что 2х2 = 4, но и это математика раба; и если ею пользуется творец, так только потому, что ничего лучшего в данный момент не имеет) ему придется всю жизнь. И в конце этой жизни, счастливый, понимая, что прожил не зря, он с облегчением и благодарностью к жизни скажет: я знаю, что ничего не знаю. И в этом признании будет не уничижение, а гордость от ощущения и понимания своей слиянности с природой. Понимания, что он — ее неотрывная часть, значит, в нем — ее эталон, значит — она открыта ему, только читай!

Вот откуда в нем мера — из самой природы. Вот почему он:

1) не спешит, 2) не разрушает, 3) не переделывает.

(Между прочим, это — обязательные принципы созидательного труда.)

Он имеет дело с огромнейшим количеством информации, охватить которую умом невозможно. И никакая самая наиновейшая электронная машина с этим не справится. Только интуиция способна эту информацию охватить и подсказать ответ. Который может оказаться достаточно точным. По крайней мере — мало-мальски приемлемым.

И тут мы видим еще одно его отличие и от раба, и от исполнителя. Раба устраивает любой ответ; исполнитель предпочитает красивый; а творец сколько раз задается вопросом — столько раз дает новый ответ. Не от забывчивости и не от сложности характера. Суть дела — в смысле ответов. Для раба он — шаг к комфорту, для исполнителя — шаг к удовольствию, для творца — шаг к новой задаче. Однажды ответив, он продвинулся вперед, и повторный вопрос — вроде бы тот же самый — он воспринимает уже в новых условиях, хотя мы и не подозреваем об этом.

Каждым своим ответом он расширяет свою территорию. Запахи, свет, тепло, холод, внутреннее чувство — голоса природы говорят с ним все более внятным языком. Он все лучше понимает землю, все лучше чувствует зерно. Он знает: сейчас нужно сделать то-то. Откуда знает? почему так? — неизвестно; он и сам толком не сможет это объяснить. Но он делает, как подсказывает ему интуиция, — и получается и своевременно, и точно, и хорошо.

Внутреннее чувство подсказывает ему тот единственный ритм (в десятый раз повторим — сам он не задумывается об этом!), при котором в процессе работы расходуется столько сил, сколько в это же время успевает восстановиться. Эта одновременность обоих процессов — траты и накопления энергопотенциала — доступна только человеку, который:

1) находится в норме и,

2) в своих действиях руководствуется интуицией.

Поэтому работа ему не в тягость — ведь она как минимум поддерживает в норме его энергопотенциал. Поэтому он счастлив (иначе, почему же он не хочет другой жизни, даже не думает о ней, его эта — потная, беспросветная, творческая — вполне устраивает) — ведь каждый день, на каждом шагу он вынужден решать все новые задачи — и тем, словно снежный ком, неотвратимо приращивает свою территорию.

Ему трудно? Да. Очень. На него давят? Конечно. Отовсюду: начальство, обстоятельства, семья. Его понимают? Нет. (Максимум, на что он может рассчитывать, что ему отдадут должное; а понять его может только другой творец.) Но перед ним весь мир. Хлебороб ощущает слияние с ним, ощущает, как силы этого мира вливаются в него живительными соками. И потому он не променяет эту жизнь ни на что иное. Ведь каждый день он действует, он решает задачи — он творит.

И он счастлив — потому что свободен.

ТРИ СВЯТЫХ ПРОФЕССИИ (01/89 — 8)

Не можем пройти мимо, не отдав должного учителю, врачу и хлеборобу.

Человек рождается рабом. В отличие почти от всех других живых существ, которые рождаются с готовыми механизмами поддержания жизни, человеческий детеныш совершенно беспомощен. Его рабство — в абсолютной зависимости от окружающего мира. Ни одной степени свободы ему не дано! Вся его психомоторика — несколько инстинктов; критичности нет вообще; только энергопотенциал максимален. Единственная ставка! И надо сыграть ее так, чтоб и психомоторика развилась в инструмент, при любых обстоятельствах обеспечивающий ему свободу, и чтоб критичность научилась отважно извлекать из любого хаоса гармонию.

Представляете? — это существо, которое сейчас ничего не понимает, подает голос, только когда проголодается или обмочится, судорожно сучит ручками и ножками и не способно даже на бок повернуться, — через считанные годы оно будет в уверенном прыжке крутить в воздухе любые сальто и пируэты, концентрировать в словах величайшую энергию человеческого духа, равную 66-иу сонету Шекспира, читать, как открытую книгу, изображения в электронном микроскопе.

Как пройти этот путь от рабства к свободе, от полного отсутствия собственной территории (нет свободного места в мире!) до овладения всем миром, во всех его проявлениях?

Спасибо учителю! Он принимает малыша с неистощимым энергопотенциалом, с совершенной психомоторикой (возрастная психология называет эти годы периодом граций: никогда больше движения этого тела не будут столь близки к эталонам красоты; и спортивные тренеры этим пользуются — ловят момент), со сформированной критичностью, которая уже обозначила необщее выражение его замечательного лица. Он не обучает (обучение подразумевает роли ваятеля, дрессировщика и начинщика), он не воспитывает (воспитание — это приучение жить, примирившись с прокрустовым ложем). Его задача — так построить свои отношения с учеником, чтобы тот:

1) верил себе, 2) все делал сам и 3) получал от этого удовольствие.

Иначе говоря, переходя на нашу терминологию, он учит мудро использовать энергопотенциал, учит разумно приращивать территорию — учит, как быть свободным.

Спасибо врачу! Он принимает человека жалкого, раздавленного, отчаявшегося. Энергопотенциал больного едва поддерживает чуть теплящуюся жизнь, его психомоторика искажена и примитивна, его критичность искажена и замкнута на свое тело: он ощущает каждую клеточку, но уже не способен дать этим ощущениям разумную трактовку.

Как поступает в этой ситуации участковый врач, специалист в областной больнице и даже знаменитое светило на медицинском небосводе — профессор, чей приговор окончателен и обсуждению не подлежит? Они лечат. Их задача:

1) обнаружив поврежденные жизненные процессы, 2) активно вторгнуться в ник химией, ножом и т. п., чтобы 3) устранить болезнетворный фактор.

Благородно? Еще бы! Но истинный врач не лечит. Он знает, что лечит природа, а врач ей только помогает. Как? Для этого у него есть одно, зато универсальное средство: всеми доступными ему способами он повышает энергопотенциал больного. А тот излечивается сам.

Спасибо врачу! Помогая больному восстановить свой энергопотенциал (который, наполнив психомоторику, возвратит ее к жизни, и она на крепнущих крыльях оторвет это тело от земли и будет с каждым днем поднимать все выше и выше, до былых высот, и все, что охватит глаз — все-все! — опять будет принадлежать ему; он увидит — потому что вновь возрожденная критичность откроет человеку глаза), врач высвобождает его территориальный императив из темницы тела. Прежнюю территорию не возвратить — время утекло, поезд ушел, но новая будет понятна лучше и даст более щедрые плоды, если болезнь научила:

1) разумно распоряжаться энергопотенциалом, 2) постоянно совершенствовать психомоторику и 3) верить критичности.

Эта дружная триада освободит вчерашнего больного, а там уже только от него самого будет зависеть, какое пространство завтра охватит его возрожденная душа. Спасибо врачу, который возвращает нам свободу…

Спасибо хлеборобу! — он дарит нам идеал. Его труд — это образец умелого пользования энергопотенциалом, который тратится, восстанавливается и приращивается одновременно.

Его труд — это образец оптимального использования психомоторики, при котором физический и умственный труд нераздельны, вытекают один из другого, дополняют один другого, помогают один другому, порождают один другого.

Его труд — это образец доверии себе, своей критичности. Он ищет гармонию природы и свою гармонию с природой, и гармонию своего труда с жизнью природы. Он не переделывает природу, не улучшает ее, даже не помогает ей. Он просто пытается понять ее, понять себя в ней; старается не помешать ей. Поэтому он не берет от нее — это она одаривает его. Своего мудрого, неторопливого, неутомимого любимца. Спасибо хлеборобу, который дарит нам ключ к свободе.

Как жаль, что ни этого Учителя, ни этого Врача, ни этого Хлебороба нет среди нас.

ПОЧЕМУ ОНИ ЭТО ДЕЛАЮТ

И в самом деле — почему?

Почему учитель учит быть свободным, врач — возвращает свободу, хлебороб — дает к ней ключ? Им-то самим что за прок от этого? Ведь мы материалисты, мы знаем, что ничего не делается просто так, ради чистой идеи; даже святой имеет тайную мечту: попаду в рай. Оно и понятно: если энергия не обращается, если ее поток направлен в одну сторону, то очень быстро любой источник иссякнет. И когда мы внушаем вам снова и снова: энергию надо тратить, отдавать, отдавать и отдавать, — то за этим стоит все тот же закон энергетического круговорота в живой природе: чем больше отдашь, тем больше получишь. Отдаем, чтобы вернулось с процентами. Логично.

Какой же навар имеет истинный учитель? врач? хлебороб?

Вопрос поставлен корректно, а это значит, что ответ уже есть. И вам он тоже известен, просто отдельные его составляющие были разбросаны по тексту, а здесь мы их соберем в одно место.

Итак, истинные учитель, врач и хлебороб делают свое дело хорошо, потому что:

1. Они не могут иначе.

Они — талантливы, и они — свободны. А талант, который имеет возможность свободно самовыражаться, сам выбирает цель и метод и путь.

2. Это обеспечивает смысл их жизни.

Почему Герострат поджег храм Артемиды? Почему студент вырезает на столе свое имя? Почему Петя лезет на скалу и оставляет свой аршинный автограф специально привезенными из пермской губернии несмываемыми красками?

Потому что жизнь человека — любого человека! — отравлена идеей бессмертия. Исключительность нашего существования и конечность нашего существования — два лезвия ножниц, которые рассекают наш покой в любой момент, когда мы останавливаемся и, оглянувшись вокруг, задаемся вопросом: зачем все это? Круговорот живой природы, который мы наблюдаем каждый год, утешает нас, но не примиряет со смертью.

Memento mori толкает нас на человеческие действия, то есть на действия, продиктованные сознанием. И материалисты, и идеалисты в этом деле стоят на одной доске — каждый стремится зафиксировать факт своего пребывания в этом мире какими-то материальными знаками. Запечатлеть себя каким-то действием, которое может в любой момент подтвердить: «Я есмь», на которое можно опереться в минуту сомнения, которое, наконец, — в идеале! — пронесет частицу нашего «я» (а может, и всю нашу душу) за пределы нашей жизни.

Теперь понятно, почему деятельность наших героев и порождает, и обеспечивает смысл их жизни:

учитель продлевает себя, свою жизнь в ученике; врач, спасая больного, побеждает саму смерть;

хлебороб каждым своим действием приближается к природе; сливаясь с нею, он участвует в ее круговороте и тем как бы приобщается к бессмертию.

Итак, смысл (в том числе и жизни) — это материализованный территориальный императив.

3. Они счастливы.

НЕЗРИМЫЙ ГИГАНТ В РЕАЛЬНЫХ ЦЕПЯХ

Напомним: ученик имеет все.

Его энергопотенциал близок к максимальному (отчего бы не допустить, что ребенку дали развиваться свободно?). Его психомоторика, недавно пережив вершину гармонии «период граций» (5–7 лет), — еще не растратила очарования. Его критичность стремительно расправляет крылья: познавая мир, овладевая им, он щелкает задачи, даже не подозревая об этом.

Но если так, если его ЭПК близко к максимальному, то и территория ученика — страшно подумать! — должна быть максимально возможной?..

Вот именно.

А иначе откуда взяться вундеркиндам? Ведь инструмент пятилетнего вундеркинда гармония (предмет, линия, звук нравятся ему, когда гармоничны, остальные он не приемлет; наш же эталон гармонии разрушен и засыпан «благоприобретенной» информацией — знаниями, умениями и навыками), энергии ему не занимать, а от сверстников его отличает лишь то, что они решают задачи, обычные для этого возраста, а он — те, которые ему подбрасывают взрослые.

Вот и проблема обозначилась: ученик имеет все, но не подозревает об этом.

Иначе говоря, его территория — это tera incognita, которая не имеет границ; его территориальный императив ограничен культурой, которую он освоил.

Трагедии в этом нет; это нормально, растет человек — растут и его территориальные притязания. Но вот если культурная среда, в которой он развивается, подавляет его энергопотенциал, вместо гармонии приучает к шаблону, а круг задач ограничивает самосохранением, выживанием, воспроизводством, репродуцированием — вот это уже беда.

Значит, мы можем уточнить проблему: ученик имеет все, но никто не подозревает об этом, — ни он сам, ни родители, ни учителя.

Вопрос: что изменится в жизни ученика, если ему сказать, что он имеет все?

Ничего не изменится.

Во-первых, потому, что для него это не новость; он и сам это чувствует, хотя и не дает себе в том отчета. Во-вторых, потому, что его мышление практично, конкретно, привязано к настоящему — поэтому душа пока не способна взлететь, чтобы заглянуть в будущее. В-третьих, реализация программы «я могу все» требует труда, прежде всего труда, а ученик везде и во всем ищет прежде всего игру (вместо которой ему навязывают обучение; либо обучение как труд).

Что изменится в жизни ученика, если его родители узнают, что он имеет все?

Ничего не изменится, Потому что мы не можем самовольно, по собственному желанию — от ума — изменить программу своего поведения (уклад, привычки, стереотипы). Даже изменение социального статуса не может изменить нашей души — если психофизическое состояние осталось прежним. Вы уже поняли, к чему мы ведем? Еще один маленький закон: программа нашего поведения изменяется только тогда, когда изменяется наше эпк. Вторая молодость, «седина в бороду, бес в ребро», творческое пробуждение человека — в любом возрасте, внезапная любовь — в любом возрасте…

И вот представьте, что родителям, которые живут на уровне эмоций, сказали, что их ребенок имеет все, способен на любой полет. Какой идеал откроется перед ними? К каким ларцам станет ключиком талант их ребенка? Много денег. Дорогих вещей. Комфортабельная квартира. Социальная программа: мы на виду. Возможность мало делать (в идеале — не делать ничего) и много получать. Вот максимум, на который они нацелят своего ребенка. Они воспитают из него раба: раба вещей, раба денег, раба условностей. Значит, он никогда не поднимется выше уровня эмоций, разве что случай вырвет его из родительской колеи. То есть он сможет реализоваться только вопреки родительской воле.

Следующий случай: родители находятся на уровне чувств. Какова будет их программа, когда они узнают, что их ребенок может все? Они станут пичкать свое чадо теми же лакомствами, которыми сами наслаждались всю жизнь: музыкой, литературой, пластическими искусствами, вышиванием, моделированием, разговорами о высоких материях, любованием природой; в нем будут развивать эрудицию, всезнайство, быстроту мысли. Все это будет нагнетаться в ребенка под огромным давлением, гигантскими порциями, в надежде, что, переварив больше, чем они, он и пойдет дальше, сможет сделать — самобытное, свое. Всю жизнь они будут ждать этого — и не дождутся, потому что их ребенок, воспитанный по их образу и подобию, окажется обыкновенным потребителем — потребителем идей, потребителем гармонии, потребителем информации. И у этого ребенка единственный шанс реализоваться — пойти вопреки родительской воле.

Третий случай: родители находятся на уровне интуиции — обыкновенные талантливые люди. Известие, что в их ребенке есть все, подтвердит их собственное впечатление. И ничего не изменит в воспитательной программе: как до этого они давали ребенку свободно развиваться, так и теперь не станут ему мешать.

Мораль: если сами родители находятся на нижних уровнях ЭПК(а таких родителей 99 процентов), но хотят, чтоб их дети выросли талантливыми людьми, необходимо, чтобы прежде они самих себя вывели на оптимальный уровень ЭПК — уровень действующего таланта.

УЧИТЕЛЬ ПЕРЕД ЗЕРКАЛОМ

Сам ученик не знает о своих возможностях — это понятно; не знают родители — простительно. Но ведь и учитель не знает, даже не подозревает, что в его ученике есть все, а если ему сказать об этом — не поверит.

Это легко объяснимо. Что в глазах учителя является критерием оценки личности ученика? Знания, умения и навыки. И, разумеется, воспитанность. Воспитанный ребенок — значит

1) дисциплинированный (не мешает работать учителю, не мотает ему нервы, не заставляет думать — работа, которой учитель изобретательно избегает, иначе окружающие сразу поймут, что король-то голый);

2) прилежный (тратит максимум времени и сил на усвоение знаний, умений и навыков);

3) послушный (не имеющий собственного мнения, все принимающий на веру, точно выполняющий любое указание учителя, — то есть принявший школьный хомут не как неизбежное зло, а как благо, как необходимый и полезный тренинг перед тем, жестоким хомутом, в котором придется тащить свою повозку всю последующую жизнь).

Как работает сегодняшний учитель? По какому принципу?

Мы распространили анкету. Не поленились — разослали почти тысячу штук. Вопросов было немного — на одну страничку; были среди них и забавные, и ни одного очевидно трудного — чтоб не вызвать немедленной реакции отторжения. Но все это была маскировка, нас же интересовал только один вопрос: по какому принципу они работают. Спасибо — ответили почти все. Как сейчас сами убедитесь, классифицировать ответы оказалось несложно.

Принцип первый: гранильщик.

Каждый ученик — алмаз. Но это ничем не видный камень, вроде кварцевой гальки. Учитель-гранильщик находит для камня единственную форму, обтачивает его, чтобы камень заиграл, заискрился, залучился, чтобы в нем проявилась глубина, чтоб каждый сразу мог понять, что перед ним драгоценный бриллиант.

Принцип второй: скульптор.

Вы правильно догадались — он родной брат гранильщика. Скульптор берет каменную глыбу — и скалывает все лишнее. Правда, у скульптора больше свободы, поэтому результат зависит не только от его мастерства, но и от склонностей, и от воображения. Из одной и той же глыбы один вытешет расправляющего крылья орла, другой — мадонну с младенцем, третий — фаллос, четвертый — надгробную плиту, пятый — просто куб, да так и озаглавит — «куб», чтобы у зрителей не было никаких сомнений относительно его мировидения и отношения и ним.

Принцип третий: ваятель.

Ученик — это глина, пластилин, воск. Значит, дети всегда таковы, какими были последние руки, которые с ними работали. У ваятеля еще больше свободы, чем у скульптора (он может бесконечно перебирать варианты, размеры, форму, фактуры), а детище — это воистину слепок с его души. Мало того, на материале остаются дактилоскопические отпечатки мастера — подтверждение его авторства, подтверждение единственности произведения; знак, что изваяние — как бы продолжение самого творца. Хочешь увидеть себя — гляди на своих учеников.

Принцип четвертый: садовник.

Для этого учителя каждый ученик — дичок. С мощной корневой системой, морозоустойчивый, не подверженный болезням, полный жизненных сил. Плодов дает много, но — мелких и кислых. Поэтому задача — постепенно перепривить все плодоносящие ветви, прищепив замечательные сортовые привои, остальные же ветви вырезать. И с первого же дня не забывать вовремя поливать и подкармливать, белить ствол, опрыскивать хлорофосом, формировать крону, — чтобы в конце концов получить желанные плоды. Именно те, что были задуманы.

Принцип пятый: сеятель.

Ученик — поле. И вот все школьные годы сеятели-учителя день за днем выходят на это поле и засевают его — старательно, добросовестно, терпеливо. Засевают тем, что засыпает им в лукошки школьная программа. А ведь там не только сортовые зерна, но и плевелы, и мусор, и камни. Душа болит у сеятеля, когда он видит, что порою летит в почву из-под его руки, иногда и руки ранятся в кровь, если в горсть захватывается стекло. Что поделаешь! — у каждого своя роль и своя судьба. Судьба сеятеля — каждое утро выходить в поле и сеять, сеять, сеять, а что взойдет, какой урожай получится — откуда ему знать?

Принцип шестой: наполнитель.

Ученик — сосуд. Он попадает в школу почти пустой, с крохотным кристалликом души на дне. И вот задача учителя — наполнить этот сосуд раствором знаний, чтоб кристаллик стал расти, чтоб этот процесс был необратим, чтоб у него (идеал!) образовалась инерция роста — на всю жизнь. Значит, надо знать формулу души, чтобы раствор стал для нее животворной средой, и раствор создавать щедро, перенасыщенным, иначе кристалл не сможет расти.

Принцип седьмой: факельщик.

Ученик — факел, учитель — хранитель огня. Учитель зажигает ученика жаждой знаний; тот начинает гореть — и для него из тьмы выступает некоторая территория. А если запылает ярко — то и территорию осветит большую, и лучше сможет разглядеть на ней любую деталь. Какие ассоциации! — один — Прометей, другой — Данко: «Что сделаю я для людей!..» Прекрасная роль, да и с нашей концепцией вроде бы нет противоречия: оба отдают, отдают, отдают — и получают от этого удовольствие. А как же! — чем больше отдаешь, тем больше остается…

Все так.

Но вы уловили лукавство в нашей похвале — и уже смекаете: хорошо-то хорошо, да, видать, не совсем, раз эти умельцы что-то явно недоговаривают, чего-то ждут от меня, хотят, чтоб я сам сделал следующий шаг…

Правильно — хотим.

Остановитесь и подумайте, в чем методологическая ошибка у этих, таких знакомых вам учителей.

ОН ЗАНЯТ ТОЛЬКО СОБОЙ

1. Во всех семи случаях учитель и ученик — два отдельных предмета, два космоса, две сущности. И как бы глубоко ни зашел учебно— воспитательный процесс они так и остаются отделенными, неслиянными, различными.

2. Во всех семи случаях учебно-воспитательный процесс происходит при контакте, соприкосновении этих сущностей. Подразумевается, что учитель — более совершенная, значит — и более твердая сущность; поэтому при контакте его роль активна: он скалывает лишнее, снимает стружку, обтачивает, полирует — «выявляет сущность» ученика.

Но здесь возникает сомнение: а можно ли достичь положительных результатов отрицательным воздействием? Посудите сами: в первых шести случаях учебно-воспитательный процесс идет явно на фоне отрицательных эмоций. Какими бы красивыми образами (ваятель, садовник и пр.) мы ни прикрывались, принцип везде один: насилие, насилие, насилие. Только в седьмом случае насилия нет, значит, и эмоции положительны. Не правда ли, напрашивается вывод: вот она, истина, вот он — единственно правильный педагогический метод?..

Не спешите с выводами, потерпите еще чуток.

3. В первых шести случаях мы имеем дело с вкусовой работой. Учитель учит тому, что знает сам. Воспитывает по своему образу и подобию. Внушает свой идеал жизни.

Как бы ни был искусен гранильщик, он все-таки работает по шаблону, а форма бриллианта всецело зависит от его прихоти.

Со скульптором и ваятелем тоже ясно. Для них материал — только средство самовыражения. Они думают о материале с единственной целью — чтобы лучше воспользоваться им. Для них материал — средство, чтоб воплотить, выразить, выплеснуть свое мировоззрение, мысль, даже настроение. Утром жена попортила нервы — и на портрете вместо улыбки появилась желчная, жесткая складка.

И садовник — чем не самодур? Захочет — вырастит из нормальной яблони карликовое дерево, захочет — с плоской кроной, захочет — привьет кандиль-китайку и белый налив, а если ему больше нравится антоновка и Джонатан — привьет их. При чем здесь само дерево, его сущность, единственность, неповторимость?..

И сеятель далеко от него не ушел. «Сеет разумное, доброе, вечное», но мы почему-то забываем, что критерий этих замечательных вещей — он сам. Представляете, в какие формы отольется и разумное, и доброе, и вечное, если наш сеятель — вполне неплохой человек! — находится на уровне эмоций? А ведь таких — огромное большинство…

Наполнитель… Разве он думает о том, чтобы подбирать раствор, в точности соответствующий формуле души ученика? Он сливает реактивы по своему вкусу, по своему желанию. Захочет — в растворе будет доминировать кальций, захочет — натрий, захочет — окрасит его железом, раздумает — добавит меди или кадмия. Для него кристаллик души ученика — только повод, порождающее начало интересного ему процесса. С тем же успехом он мог бы бросить в свой раствор другой кристаллик или обычный камушек; еще проще — вспомните опыт из учебника химии — сунуть в перенасыщенный раствор ветку. Во всех случаях результат был бы один и тот же.

Наконец — факельщик… Подождите еще немного, время ответа еще не пришло.

4. Как известно, на сегодняшний день педагогика располагает 276 методами. Причем все они пользуются двумя основополагающими принципами: вбивание знаний (обучение) и выбивание дури (воспитание). Процесс движения информации происходит в одну сторону — от учителя к ученику. За счет воспринимаемой информации территория ученика должна увеличиваться; значит, и происходить это должно на фоне положительных эмоций. Простейший (идеальный) случай: учитель лепит и печет лепешки (получая от этих действий положительные эмоции), ученик их поглощает (ему тоже хорошо). Назовем это передачей знаний.

Ситуация осложнилась: ученик сыт. Или лепешки невкусные. Важно одно — он не хочет есть. Но ведь ученик не имеет права остановиться. Как ему быть? Методиками и это предусмотрено. Он выбирает один из так называемых активных методов обучения и начинает накачивать информацию в ученика — как через трубу — под давлением. Назовем это нагнетанием знаний.

Как реагирует ученик, которого лишают свободы, насилуют и вгоняют в состояние хронического утомления? Он сопротивляется. Потом, спасаясь, начинает противодействовать. О процессе обучения нет уже и речи. Теперь важно одно: кто — кого. Кто кого сломит. Подключаются родители, педсовет, общественность. Задача ставится просто: из свободного человека сделать раба. Разумеется, победа всегда отдается учителю. Ученик либо ломается (часто на всю жизнь!), либо идет на компромисс с совестью (и за что ему придется всю жизнь платить), либо переходит в другую школу. Назовем это разрушением знанием.

Почему все это не только возможно, но и происходит каждый день?

Потому что порочна система. Раз у педагогики 276 методов, значит, среди них нет истинного. Когда появится один, истинный, остальные отпадут за ненадобностью.

ЕГО ЦЕЛЬ — УДОВОЛЬСТВИЕ! (03/89 — 9)

Ну, вот и пришла пора отдать должное факельщику.

Чтобы разобраться с ним, чтобы определить его особые педагогические координаты, мы должны ответить на два вопроса:

1) что у него общего с шестью его коллегами? 2) что отличает его от них?

На первый вопрос наш внимательный читатель ответит легко: факельщик, как и шестеро его коллег, находится на уровне чувств. Они работают с предметом (алмазом, глиной, деревом, факелом); воздействуя на предмет, они получают от этого процесса положительные эмоции.

Они видят, как точно работает их инструмент, — и получают от этого удовольствие. Они видят, как в материале происходят запланированные изменения, — и получают от этого удовольствие.

Они видят, как воплощается задуманное ими, — и понимают, что трудились и жили не зря: вот они, реальные следы их пребывания на этой земле, плоды их служения призванию и Родине, — их ученики, изготовленные их руками детали государственной машины, завтрашние граждане их страны…

Увы, приходится поставить им в вину очевидный эгоизм. Ведь они даже не задумываются о том, что их работа причиняет ученику страдания. Они заваливают ученика домашними заданиями, а, вызвав к доске, спрашивают «по черному», но попробуйте им доказать, что выбранная ими роль и метод служат только одному: самоутверждению. Самоутверждению за счет ученика. Он теряет — они обретают.

Ах, если б их инструментом была гармония!.. Но гармония — это следующий, более высокий уровень, им (при их энергопотенциале) недоступный. Поэтому они пользуются эрзацами:

1) эталоном, 2) шаблоном, 3) схемой.

Они укладывают ученика в свое личное прокрустово ложе — и разрушают гармонию, которую в каждого из нас заложила природа. Разрушают, не ведая, что творят.

Уже доказано: младшие школьники так устают к концу уроков, еще больше — к концу недели, и вовсе гаснут — к концу четверти, что ни осенних, ни зимних каникул им не хватает, чтобы восстановиться. Только летние каникулы дают им возможность (да и то не всем) продолжать учебу. Про средних и старших школьников говорить не приходится: все они (те, кто учится) находятся в состоянии хронического утомления, и только «сачки» (их инстинкт самосохранения сильней пресса обстоятельств) сохраняют свою целостность.

Где выход?

Он напрашивается: нужно, чтобы ученики отдыхали не один, а два дня в неделю, и чтоб на эти дни они могли забыть об уроках. Кстати, и учителям это даст возможность разогнуться и не только отдохнуть, но и повысить свой энергопотенциал. Тогда те из них, кто находится на уровне эмоций, получат шанс подняться на уровень чувств; а те, кто пока на уровне чувств (семеро наших умельцев), вдруг обнаружат, что они не на вершине, что выше — над ними — есть еще этаж.

Мы проговорились о тех, кто находится ниже нашей семерки. Об учителях, живущих на уровне эмоций. И теперь уже не отступить. Следует отдать им должное.

Знаменательно: ни в одной анкете они не были упомянуты! — а ведь каждого мы просили писать именно о себе, и этих — живущих на уровне эмоций — было более чем достаточно. Почему же, отвечая на анкету, они поместили себя на более высокий этаж? Неужели не знали истинной себе цены? Знали. И именно потому, что знали, назвали не свой истинный уровень, а уровень своих притязаний. Тот образец, на который бы они равнялись, если бы сделали попытку работать этажом выше.

Итак, мы просили фотографии, а нам подсунули маски.

Потеряло ли от этого ценность наше анкетирование? Нисколько. Потому что оно показало знаменательные вещи:

1. Учителя, живущие на уровне эмоций, понимают, что для нормального учителя этот уровень недопустим.

2. Учителя, живущие на уровне эмоций, потенциально готовы передвинуться выше, но одни не имеют зеркала (или мужества, чтобы взглянуть в зеркало), а другие просто не знают, где лестница.

3. Учителя, живущие на уровне чувств, довольны собой и не подозревают, что над ними есть еще один этаж.

Учитель, живущий на уровне эмоций, энергетически нищ; он и рад бы, но не может ничего дать своим ученикам. Его главные задачи — самосохранение, поддержание своей марки, стремление к покою. Как они достигаются? Очень просто (а сложно он и не может — не позволяет энергопотенциал). Надо только соблюдать принцип: он и ученик — автономные, не соприкасающиеся сущности. Учитель живет сам по себе, ученик — сам по себе. Для этого учитель:

1) завышает оценки, 2) игнорирует учебную дисциплину, 3) захваливает.

Шпаргалки, подсказки, списывание — это святое: краеугольные камни его покоя. Ученику хорошо — и ему хорошо. И это далеко не худший случай, поскольку ученик получает возможность развиваться свободно, без прокрустовых штучек и принудительной учебной давильни, загоняющей его в раннее хроническое утомление. И тут уж только от самого ученика, от его живости и смелости зависит, какую территорию он успеет отхватить, какие силы сохранит для последующей территориальной экспансии.

Этот учитель знает свой предмет, но — в пределах стереотипа учебной программы. От и до… Обязательное повышение квалификации для него — наказание. Ведь он живет в комфорте своей маленькой раковины, а всякое новое знание нарушает равновесие, вынуждает заняться перестановкой, передвижением мебели — работой, на которую у него и сил-то нет. Вот отчего любую новизну он бессознательно отторгает — в одно ухо вошло, в другое вышло. Так спокойней.

Вы полагаете, он скучно преподает? Ничего подобного! Монотонность и скука для него смерти подобны: ведь они рождают отрицательные эмоции и могут в считанные минуты истощить энергопотенциал. Скука для этого учителя — непозволительная роскошь. Ведь он балансирует на краю; чтобы не упасть, он должен постоянно подпитывать свой энергопотенциал, а поскольку чувства, как источник положительных эмоций, ему недоступны, он получает положительные эмоции от самого себя. Жизнь вынуждает его любоваться самим собой, своими действиями — говорением. Это нарцисс? Да. Гедонист? Обязательно. Сам он никогда с этим не согласится, но мы-то с вами глядим на него со стороны, для нас это очевидно.

Он — соловей. В тесной клетке своего стереотипа он проявляет чудеса изобретательности, переставляя, сочетая и интерпретируя те несколько коленец и рулад, которыми он владеет. Метод его преподавания — игра; но! — игра с самим собой, для собственного удовольствия. Ученики не имеют к ней никакого отношения. И если все-таки кто-то из них вдруг пожелает выйти на контакт с этим учителем… вы все поняли правильно: он немедленно дает отпор. Резкий. Неадекватный. Отбить, отбрить, поставить на место — все что угодно, лишь бы сохранить ненарушенным свой хрупкий комфорт. Потом — почти сразу — этот учитель постарается смазать, стереть конфликт, может даже признать свою неправоту. Разумеется, и этот шаг будет продиктован не чувством справедливости (которое, как и все другие чувства, ему недоступно), а все той же потребностью сохранить покой.

Вывод: учитель, который живет на уровне эмоций, замкнут на себя и реактивен, а потому не имеет морального права работать с людьми.

+ + +

Итак, мы выяснили, что общего у факельщика с шестью коллегами: все они живут и работают на уровне чувств.

В чем отличие?

1. Ученики первых шести — учась — страдают; ученик факельщика учится с удовольствием.

2. Первые шестеро выжимают своих учеников как мокрое белье и вытесняют, сбрасывают их на уровень эмоций; ученик факельщика прочно утверждается на уровне чувств.

3. Первые шестеро работают с материалом; факельщик — с человеком.

Там — материал, здесь — человек… Новое качество!

Когда мы сделали это маленькое открытие, мы едва удержались от искушения выделить факельщика в отдельную прослойку — между шестеркой его коллег и верхним этажом. Но, поостыв, возвратили его в коллектив. Почему? Главный, принципиальный отличительный признак этой группы — работа на уровне чувств. И как бы нам ни был симпатичен факельщик — истина дороже.

Кстати, у этой группы есть еще один отличительный признак, и если вы читали внимательно, вы, должно быть, уже ерзаете от нетерпения и досады — когда же наконец авторы этот признак назовут?

Пожалуйста. Это признак — решенная задача.

Вот доказательство: все семеро работают с материалом (человек — тоже материал); они материал преобразуют; следовательно, каждый из них владеет алгоритмом однажды решенной задачи.

Этот алгоритм — предмет их гордости, их индивидуальный инструмент. Если б они бездумно пользовались полученными в вузе знаниями, умениями и навыками — это были бы учителя на уровне эмоций. Но наши умельцы сами выбрали специализацию (гранильщик, садовник, факельщик), сами подогнали полученный багаж по руке — создали свой инструмент, сами создали методику обработки материала.

Понимаете? Они искали, искали, искали — пока не создали свой штамп, эталон, схему, которые полностью их удовлетворяли, а значит, стали для них образцом. Идеалом.

Тут опять напрашиваются вопросы:

1) почему им суждено решить только одну-единственную задачу? Иначе говоря — почему этот процесс не получил продолжения?

2) почему ответом оказался штамп? 3) в чем сущность штампа?

Ответ не составит труда, если вспомним, что прежде всего отличает человека на уровне чувств: ограниченность энергопотенциала. Был бы энергопотенциал на минимуме, ни о какой задаче и речи бы не шло — дай бог выжить! Но наши умельцы живут с поднятой головой, смело смотрят вперед; существовать — это для них слишком мало; они хотят жить! и жить с удовольствием! Вот почему они ищут тот метод, тот процесс, тот алгоритм, который будет и по плечу, и сможет гарантировать стабильное удовольствие. Значит, в эту семерку попадают только те, кто изначально имеет достаточный энергопотенциал, чтобы увидеть свою задачу.

Почему же она оказывается и последней? Потому что ограничен энергопотенциал.

Он не просто ограничен; здесь мы можем назвать и уровень, которым этот энергопотенциал ограничен: его достаточно, чтоб увидеть задачу, но мало, чтобы эту задачу решить.

Заметили противоречие? Ну не может быть, чтоб не заметили — ведь на поверхности лежит: чуть выше мы сказали, что они решили задачу, а здесь — черным по белому — что из-за дефицита энергопотенциала не способны решить. Где же врут авторы — тогда или теперь?

Ни там, ни здесь. Смотрите, как мы уничтожаем это мнимое противоречие: не имея достаточно энергопотенциала, чтобы решить задачу, наш умелец создает ответ, который ему нравится. Этот ответ не имеет ничего общего с истинным, напечатанным в конце задачника, но наш умелец даже не подозревает об этом. Он убежден, что решил задачку правильно, что истина принадлежит ему. И никакие аргументы не могут его с этого убеждения сдвинуть, переубедить, — нет энергопотенциала, чтобы воспринять чужие аргументы, чужую задачу.

Вы его жалеете? сочувствуете ему?

Не стоит. Ведь и он тоже смотрит на вас свысока. Между прочим, у него есть для этого все основания: алгоритм, который он создал, годится на все случаи жизни. Шаблон можно приложить к любому материалу; качества материала при этом не имеют значения, важны только две вещи — вера в истинность шаблона и в свои силы. Эти требования взаимосвязаны. Помните? — энергопотенциал нашего умельца ограничен, поэтому он работает близко к пределу своих сил. Он это чувствует, он это знает — и гордится этим! Вот почему ему необходимы и вера в свои силы, и шаблон — инструмент для экономизации усилий.

Учитель, живущий на уровне эмоций (раб), в свои силы не верит (он знает, что в конфликте не совладает ни с одним учеником — поэтому и избегает конфликтов) и алгоритма не имеет. Он даже не канал связи между учебной программой и учеником, поскольку избегает контактов с ним. Он просто живой учебник.

Учитель, живущий на уровне чувств (исполнитель), работает как канал связи. Напомним «золотое правило» теории информации: канал связи работает всегда с потерями; если на входе 100 процентов, то на выходе — всегда меньше. Но учитель — часть живой природы, которая существует по «сдвинутым» законам, поэтому «золотое правило» для него работает иначе: если на входе 100 процентов, то на выходе… другое. Может, и не совсем другое, но непременно — новое качество.

Личность этого учителя окрашивает его труд; мы отдаем ему должное, но шляпы перед ним снять не можем: работает он все-таки по шаблону, и если быть уж совсем нелицеприятными — это самодовольный и ограниченный человек.

Его судьба поучительна, по крайней мере, нам она подсказала еще один маленький закон: если, решая задачу, мы создали шаблон или схему, это значит, что задача осталась нерешенной.

Из этого закона напрашиваются следствия:

1) шаблон и схема — тупики мысли. 2) шаблон и схема убивают чувство задачи (потребность в ней). 3) если решенная задача называет новую, значит, она была решена правильно.

Вы открыли запертую дверь и вошли в комнату (решили задачу) и тут же увидели следующую дверь, значит, и ваше ЭПК в порядке и решение истинно. Но если вы не просто в норме, но и в великолепной норме, в этой комнате вы увидите не одну дверь, а несколько.

Значит ли это, что любая схема является инструментом для умерщвления мыслительного процесса?

Да — если она суть средство экономизации усилий.

Нет — если она источник энергии; в этом случае мы имеем дело только с формальными источниками схемы; на самом же деле перед нами порождающая модель.

+ + +

Осталось разобраться, как работает факельщик. Что мы знаем о нем? 1) Он работает на уровне чувств. 2) Он работает на положительных эмоциях. 3) Он работает с учеником, в котором видит человека.

Попытаемся рассуждать:

1) Чтобы поджечь — он должен сообщить энергетический импульс. 2) Чтобы поджечь — он должен гореть сам.

3) Чтобы поджечь — он должен войти в контакт с учеником (как и остальные шестеро). Но у других учителей ученики (пытаясь спастись от отрицательных эмоций) контакта избегают; а факельщик умудряется вызывать положительные эмоции, следовательно, не он идет к ученикам, а они к нему тянутся. Значит, он должен гореть не просто ярко, но и привлекательно.

Как мы уже говорили, главный его отличительный признак — он видит в ученике человека. И в этом все дело! Шестеро его коллег преподают знания, умения и навыки; факельщик — учит получать удовольствие от истины, добра и красоты.

В чем же заключается найденный им алгоритм?

У него положительная установка на любого ученика, на любую ситуацию, на любую информацию. И в этом правиле для него исключений нет!

Но как же так, скажете вы, неужели это возможно? Ведь мир состоит не только из истины, добра и красоты; в нем столько же зла, лжи и уродства; неужели и от них факельщик получает удовольствие? Тогда это просто безнравственно…

Вы попали в самую точку. Но оставим пока оценки — ведь нас интересует его алгоритм, нас интересует, как он работает, как справляется с ситуацией.

Пока факельщик имеет дело с прекрасным — проблем нет. Но вот ему встретилась ложь, или зло, или уродство; контакт с ним не обещает ничего, кроме отрицательных эмоций, как быть? Факельщик поступает очень просто — он отгораживается. Делает вид, что этого просто не существует. Нет — и все! Зачем портить свои нервы из-за каких-то неурядиц, если жизнь одна и мир прекрасен, а все нескладное раньше или позже как-то само собой устроится…

Усугубим ситуацию: отгородиться, сделать вид, что ничего не происходит, не удалось; зло ворвалось в мир факельщика; как ему выдержать свою программу, сохранить положительную установку на все?

Отвечаем: он облагораживает зло. Проще говоря, он демонстрирует способность понять и оправдать каждого — не только зайчишку, который хочет жить, но и волка, который тоже должен кушать, и не его вина — это природа так устроила, — что главное блюдо на его столе — зайчатина. Между прочим, заяц тоже хорош, не воздухом питается — стрижет ни в чем не повинную травку.

Значит, для факельщика съедобно все. Вот в чем его секрет. Только поняв его, мы можем назвать его алгоритм: это алгоритм потребления.

Он — обыватель.

Обыватель рафинированный, то есть убежденный в своей правоте, в единственной истинности своего мировоззрения. Правда, он никогда не согласится с таким определением — ведь он живет среди прекрасного и ради прекрасного, он всем желает добра и ни кого не осуждает, но… ведь мы говорим не о ярком его оперении, а про его образ жизни, не о том, какое впечатление он хочет на нас произвести (а наша реакция — для него тоже источник положительных эмоций, потому что факельщик всегда тщеславен), а как направлены потоки энергии в радиусе его действия. А они направлены в одном направлении — к нему. Потому что он — эгоист.

Но ученики тянутся к нему. Мало того, научившись у него жить (жить так, как он), они до конца дней вспоминают о нем с умилением и благодарностью.

Парадокс? Нисколько. Потому что факельщик учит не просто удобному образу жизни, но и красивому, привлекательному. Он учит — по-своему — жизни без поражений. И получается это у него лихо и убедительно. А как же! — ведь он философ. И мудрец. И добрейший человек. И по-своему мужественный (облагораживание зла немыслимо без мужества). И энциклопедист. И художник. И демократ: коллеги утверждают — нельзя; факельщик улыбается — можно. Он живет радостью, притягательная сила которой неотразима. Его невозможно не любить. И даже завистники отдают ему должное.

Но ни одной задачи он не решит. Ведь задача начинается с ощущения дискомфорта, а факельщик от дискомфорта мгновенно отгораживается.

ЖИЗНЬ, ОЗАРЕННАЯ СМЫСЛОМ

Ах, как хочется всех учеников разделить на две категории: тех, у кого среди учителей был факельщик, и тех, которые этого удовольствия были лишены!..

Учителя на уровне эмоций не остаются в нашей памяти, а зря. Поблагодарить бы судьбу за встречу с ними: отъединяясь от нас, ни на что не претендуя, допуская бурсу, они не мешали нам быть самими собой, не мешали нам развиваться по программе, которую заложила в нас природа. Но тогда мы этого не. могли оценить, потом — забыли. Учителей на уровне чувств мы вспоминаем с ненавистью, и школу всю жизнь ненавидим — из-за них. Но ведь есть же среди нас и такие, кто вспоминает школу с умилением и нежностью: «Учительница первая моя…» Прямо слеза прошибает. Ну конечно же, она была факельщицей.

Как мотыльки летят на свет, так ученики тянутся к факельщику. Иначе и быть не может. Вот аргументы:

1) Дети чувствуют гармонию как никто, а факельщик — неустанный потребитель гармонии, и свет, который он излучает, — это отраженный свет гармонии.

2) Факельщик — единственная светлая фигура в унылых школьных коридорах. Отзывчивый, доброжелательный, все понимающий, всезнающий веселый мудрец, он даже внешне выделяется из суконно— опорного ряда своих коллег. Улыбка! — без улыбки он немыслим. Пластика! — можно подумать, что он учился ей специально; в ней тоже его существо, он немыслим без пластики. Наконец, ритуал — а как же без ритуала! — ведь каждый его урок (как и любое общение) — это священнодействие, в котором он — верховный жрец — пропускает весь мир через магический кристалл истины, добра и красоты. Он завораживает этим зрелищем и незаметно делает пленницей своей религии доверчивую детскую душу.

3) В жизни ученика факельщик появляется необычайно своевременно. В пору, когда прорезается зрение, когда идеалистическое представление о мире, обо всех его ценностях (дружба, правда, добро) разбивается о скалы реалий этого мира, и все рушится вокруг, оставляя нигилизм, озлобление и отчаяние, — в это время появляется факельщик и говорит: неправда, твой корабль не разбился, все в порядке; взгляни вокруг себя — «и ты увидишь — мир прекрасен…». По сути, он предлагает самый примитивный гедонизм, но этот рецепт так прост, так доступен, так привлекателен (еще раз подчеркнем: это происходит в пору нигилизма, в пору отчаяния, когда эталон гармонии в ученике разорван энергетическим вакуумом), что ученик хватается за него как за спасательный круг — и, получая положительные эмоции, начинает оживать. Ему это нравится; он тянется к факельщику; окончательно доверившись, поверив, что здесь и правда, и красота, и смысл, — он входит с факельщиком в контакт — и вспыхивает сам.

Вот вы и узнали главный секрет неотразимости воздействия факельщика: он делает жизнь ученика осмысленной.

Нас много, мы разные, но никому не удалось и не удастся уйти от трех вопросов, которые поочередно (а иногда — в сочетаниях) встают перед каждым:

1) кем быть? 2) как жить? 3) чего стоит прожитое? Это не просто три вопроса — это три зверя, которые нас терзают. Сперва — только ум, затем — и совесть, наконец — и душу.

И вся наша жизнь (а для тех, кто не осознает этого или не желает в этом признаться, скажем иначе: ночная жизнь души, жизнь души раскрепощенной, выпущенной на травку, на прогулку в тюремном дворе наших стереотипов) посвящена тому, что мы приучаемся жить рядом с этим зверьем, пытаемся привадить его к себе, приручить, обучить ходить в наморднике. И ведь многим удается! Или только врут, что удается?..

А для учеников факельщика этих проблем нет. Не можете такого представить? Значит, плохи дела у вашего энергопотенциала, без которого фантазия не способна развернуть свои крылья. Придется поверить нам на слово: нет у них этих проблем. Вопросы есть, а проблем — нет. Потому что это зверье, прирученное факельщиком, явилось к его ученикам в образе ласковых мурлык, настолько дрессированных, что они уже забыли о существовании собственных когтей.

Кем быть? Ну конечно же, учителем! Таким же, как его любимый учитель. Таким же во всем: в поведении, в деле, в мировосприятии. Принять от него факел, пронести факел через всю жизнь, зажигая, зажигая, зажигая факелы уже своих учеников. Ведь когда-то же этих факелов будет гореть столько, что тьма уйдет совсем и наступит царство истины, добра и красоты.

Как жить? Разумеется, как любимый учитель, сопоставляя каждый свой шаг с ним как с эталоном. Пока он рядом — советуясь с ним не только в больших делах, но и по любому пустяку, (вот чем неотразим факельщик — он никогда не отмахнется, не пренебрежет — «мелочь», он на все реагирует с интересом, что, впрочем, нетрудно понять: ведь все это для него — источники самоутверждения; а если проще — источники положительных эмоций), когда его рядом не будет — сверяясь с его образом: «а как бы поступила на моем месте Марья Ивановна?» Стереотип жизни Марьи Ивановны они перенимают и делают своим. Стереотип вкуса Марьи Ивановны — они перенимают и делают своей мерой вкуса. Секрет потребления гармонии, которым в совершенстве владела Марья Ивановна, они делают главной пружиной своей деятельности. Они становятся жрецами в храме, где поклоняются истине, добру и красоте, но никогда, ни на миг не забывают, что этот храм построила она — любимая, единственная Марья Ивановна.

Чего стоит прожитое?

Ученики факельщика жалеют людей, проживших жизнь впустую, и сочувствуют им. Но их собственная жизнь наполнена и прекрасна. Сколько книг прочитано! Сколько спектаклей и выставок видено и обсуждено! Столько переговорено в классе, в поле, и в лесу возле костра, и поздно вечером, когда ученицы прибегали выплакаться, утешиться и посоветоваться. Столько учеников идут позади — след в след.

Их удовлетворение прожитой жизнью — несомненно. Их уверенность, что жизнь была прожита счастливо, говорит только о крепости их желудков, способных переварить все; об их нетребовательности. Они просто не знают, что такое счастье, и принимают за счастье, как вы уже поняли, положительные эмоции (независимо от их количества! вот один из секретов Марьи Ивановны: уменье замечательно согреться даже у крохотного камелька).

Теперь припомним: когда наша жизнь наполняется смыслом?

Ответ: когда мы переделываем этот мир; когда на дубленой коже этой жизни мы оставляем свои неизгладимые насечки; когда мы разрываем свой территориальный императив.

А у факельщика собственная территория ограничена его телом, все остальное — мнимые владения. Значит, жизнь факельщика только озарена смыслом, отблесками его пламени. А наполнена она тем, что он успел переварить — с удовольствием и чувством отлично проведенного времени.

«ЧТО СДЕЛАЮ Я ДЛЯ ЛЮДЕЙ?..» (04/89 — 10)

(Читателям, осознающим себя обывателями, рекомендуем эту главку не читать, дабы лучшие их чувства не были травмированы нашим святотатством)

Ну что, ерзаете от нетерпения? Ждете, когда, наконец, очередь и до Данко дойдет? Ведь не может быть, чтоб не дошла. Хотя… Данко — такой мощный контраргумент, что авторы, быть может, не рискнут встретиться с ним, сделают вид, что позабыли? попросту говоря — сдрейфят?..

Не надейтесь — не сдрейфим. Некого бояться. Итак, что мы знаем о Данко?

Это был сильный и мужественный человек, из чего можно заключить, что его энергопотенциал был в норме. Еще нам известно, что он был строен и красив. Это — оценка окружающих, для которых он был привлекателен, поскольку они угадывали в нем знаки гармонии. Значит, и с психомоторикой у него было, по меньшей мере, неплохо. (По нашей классификации он был человеком на уровне чувств.)

А вот критичностью он похвалиться не мог. Отчего мы так думаем? Посудите сами: все его поведение в экстремальной ситуации свидетельствует, что он был типичным факельщиком; а факельщик не решает задач — критичность не позволяет; не в силах, но делает вид, что может, — такова его сущность!..

Для особливо непонятливых разъясняем. Вы помните, когда на сцену выходит Данко?

Не в битве (поражение он мог облагородить — во имя положительных эмоций — известным поворотом: как мужественно мы сражались!.. мы сделали все, что могли…),

не в пути через дебри

(самоутверждение своей способностью преодоления, самолюбование — весь этот страшный путь он одолел, находясь в плюсе!), — нет,

он появляется, когда племя остановилось, когда отчаяние охватило всех, и черные думы стали подтачивать остатки их сил. Все плохо; кажется, от вездесущих отрицательных эмоций спасу нет. Но факельщик тем и замечателен, что любую ситуацию способен повернуть себе на пользу. Его рычаги — чувства. В нашем случае в Данко заговорило коллективистическое чувство, оно подсказало ему: выйди вперед. Новая эффектная роль мгновенно вернула его в привычную положительную фазу.

И тут случилось чудо: измученные, опустошенные, отчаявшиеся люди встали и пошли за ним. Откуда у них взялись силы?

Включилась энергия души.

Иначе говоря — неприкосновенный энергетический запас. Тот запас, который позволяет организму «держать» клетку, питать ее жизнедеятельность, не давать ей расплыться; тот, который поддерживает форму всех наших жизненных ритмов (сердечных, энцефальных и проч.); тот, который принимает на себя удар тяжелейших дистрессов, и помогает превозмочь смертельные болезни, и в экстремальных ситуациях удесятеряет наши силы.

Данко сработал как обычный факельщик — «поджег» толпу.

Для этого, как вы помните, необходимо выполнить три условия:

1) гореть самому,

2) гореть привлекательно — чтобы люди потянулись к огню, 3) гореть убедительно — создать необходимую температуру. Расшифруем. 1) Ища комфорт, Данко принял на себя роль лидера — и его эмоции обрели положительный знак;

2) в этом состоянии он, конечно же, выглядел необычно среди унылой толпы соплеменников (это естественно: факельщик всегда является источником положительных эмоций — для всех);

3) он убедил племя, что знает, как решается задача.

Он действительно так считал. Разумеется — заблуждался. Но заблуждался искренне. Ну, разве это не решение? — «иди и придешь», «всему есть конец». Все правильно: прописные истины. Чтобы сделать — надо делать; чтобы достичь цели — надо к ней идти. И вот тут встает сакраментальный вопрос, тот самый, которому посвящена наша книга — как идти? Можно — как Данко — действовать на «авось»: методом тыка. Можно — творчески: разглядеть задачу — и решить ее.

Вы уже поняли, в чем различие? Цель одна, но результат разный.

Так на один и тот же сюжет, с одними и теми же героями, и даже при полном совпадении всех эпизодов, могут написать роман гений и графоман. Роман гения будет жить (и являться источником энергии и порождающим началом) в веках. Роман графомана прочитает до конца разве что его жена, да и той придется пережить такое количество отрицательных эмоций, что она постарается о нем забыть.

Но ведь в обоих случаях цель была одна! Вот только средства для ее достижения применялись разные. И конечно же, количество затраченной энергии там и там — несопоставимо. Ища и создавая гармонию, гений заставил работать весь свой фантастический энергопотенциал. И в гармонии — именно в достигнутой гармонии — как в аккумуляторе — этот энергопотенциал остался на веха. А сам гений вышел из этой работы еще более обогащенным: во-первых, чем больше отдаешь, тем больше остается; во-вторых, найденная гармония стала частью его существа, ключом к остальным дверям в открывшемся перед гением зале.

Энергопотенциал графомана ничтожен. А написание романа требует сил. Откуда их взять? Только из будущего. И графоман создает модель воображаемого успеха. Возникает поток положительных эмоций — энергия достаточная, чтобы создать текст, на который способен графоман. Что собой представляет этот текст? Это картина пространства души графомана; картина, которая вся — дисгармония.

Вот почему так тяжело, так неприятно, так невыносимо читать графоманов: приступая к чтению, мы надеемся припасть к источнику положительных эмоций, а вынуждены тратить свою энергию на защиту от этой чуждой дисгармонии.

Любопытный вопрос: кто же хвалит графоманов?

1) Те, кто не ощущает дисгармонии графоманского текста; значит, они смотрят в этот текст как в зеркало и видят в нем себя, любимого.

2) Те, кто привык облагораживать зло — значит, факельщики. Теперь вернемся к Данко.

Если б у него была развита критичность, он бы увидел не только цель, но и задачу, а с его энергопотенциалом и психомоторикой, несомненно, бы ее решил. Но факельщик не видит задач; он просто идет к цели, потому что это — направление к источнику положительных эмоций. Узнали? — работает модель воображаемого успеха.

Толпа приняла эту модель, сделала ее своей. Наш Данко опять в выигрыше! Ведь он оказался не просто в фокусе внимания — он оказался в энергетическом фокусе толпы, он аккумулирует все ее флюиды — и от этого пылает еще ярче!

Пошли через дебри. Пошли, пошли, пошли…

Но очень скоро энтузиазм стал падать. Отчего? Сработал первый парадокс метода тыка: чем дольше совершается работа, тем меньше уверенности в успехе.

Оно и понятно: энергопотенциал тратится, тратится, тратится, а реального продукта нет. Поэтому, чем ниже уровень энергопотенциала, тем все бледнее модель воображаемого успеха, тем слабее ее притягательная сила, а значит, и способность выкачивать энергию души. Это замедление продолжается до тех пор, пока совсем не исчезнет мираж воображаемого успеха. Что при этом происходит? Напрашивается ответ: новая остановка, Правильно. Но этот ответ передает только внешнюю сторону дела и ничего не объясняет. Точный ответ будет иной: наступил кризис. Почему? Сработал второй парадокс метода тыка: если работа идет по программе модели воображаемого успеха — энергопотенциал не возобновляется.

Напомним: первая остановка произошла, когда людей племени опустошило переутомление. Возобновляемый энергопотенциал был исчерпан. Оставалось только НЗ — и чувство самосохранения остановило беглецов.

Вторая остановка — это балансирование на краю пропасти.

Энергопотенциала осталось совсем ничего — только для поддержания жизни. Теперь ими руководил инстинкт выживания. Данко завел их в эти дебри — Данко должен умереть.

Что делать нашему герою? Ну, конечно же, решить задачу. Какую? Любую. Для чего? Чтобы сдвинуть ситуацию с мертвой точки. Куда? В любую сторону будет вверх.

В этой истории наглядно проявилась главная особенность факельщика: как бы ни изменялась окружающая ситуация, его энергопотенциал и психомоторика (еще раз подчеркнем — от внешнего воздействия) не становятся меньше. Значит, он по-прежнему был способен решить задачу. Дело за малым: как ее увидеть?

Нужно прорваться на уровень ситуации, значит — прыгнуть выше себя, а для этого… вы правильно догадались! — где-то зачерпнуть избыточного, свободного энергопотенциала. Ну, быстренько соображайте, где его взять? — ведь счет жизни Данко уже идет на мгновения…

С едой? Самый бездарный путь: едой мы только поддерживаем свое существование. Специальными физическими упражнениями? — уже хорошо, но путь этот слишком долог, а энергопотенциал нам нужен сейчас, немедленно. Значит, остается последнее: нужно найти мощный источник положительных эмоций. А где его взять, если ситуация — кризисная, толпа — в состоянии аффекта…

Слава богу, что Данко был факельщиком. Аффект — это пик отрицательных эмоций. Достаточно облагородить аффект — и Данко снова в фокусе эмоций положительных. На колоссальной эмоциональной волне, достаточной, чтобы разглядеть задачу. Как мы уже уточнили чуть выше — любую, первую попавшуюся.

Толпе нужно показать решенную задачу, значит — свет. Истинный, самородный свет, а не тот, которым Данко привлекал до сих пор (как вы помните, факельщики светят отраженным светом). Значит, не эталон гармонии, а полноценное нравственное действие, которое всегда истинно гармонично. Иначе говоря, обладает колоссальной порождающей энергетической способностью.

В легенде это подано в виде образа: Данко разорвал свою грудь и вырвал из нее свое пылающее сердце. Сами понимаете, что факельщик способен на такое лишь раз в жизни, да и то под угрозой смерти.

Наша любовь к триаде подсказала: думайте; где-то здесь должен работать третий парадокс метода тыка. Искать долго не пришлось; как и все истины, он лежал сверху: если при кризисе аварийного энергопотенциала удается хотя бы еще раз ударить в ту же точку, модель воображаемого успеха воссоздается с первозданной яркостью.

Вот и все о Данко.

Как видите, народная мудрость далеко опередила современную психологию, запечатлев — все приключения нашей души с удивительной точностью. Единственно, где мы нашли отступление от истины — это в финале. Помните? — сердце погасло, и некто безликий предусмотрительно наступил на него, чтоб затоптать последние искры. Красиво. И мораль ясна: мавр сделал свое дело — мавр должен уходить; талант жертвует собой, а плоды пожинают посредственности. Очень популярная в наши дни вечная тема. Видимо, это не истинный текст, а отсебятина старухи. Потому что факельщик — уж такова его сущность —

1) не способен на талантливые действия и 2) всегда остается при своем интересе.

СКАЖИ МНЕ, КТО ТВОЙ УЧИТЕЛЬ…

Подозреваем, что никто из вас не обратил внимания на такую тонкость: хотя мы пишем о душе, на предыдущих страницах о ней почти не было речи. Взаимоотношения ученика и учителя рассматривались на технологическом уровне — уровне психомоторики: мысль — действие. Значит, был проанализирован лишь один из срезов взаимоотношений. А где же полная картина? Она возникает при соприкосновении душ ученика и учителя. Чего же недоставало в наших прежних рассуждениях? Фундамента души — ее территориального императива.

Условия задачи простые: три типа учеников, три типа учителей. Начнем с ученика, которого не истощили болезни, не сломали дошкольные учреждения, не подровняла под мерки обывательского прокрустова ложа семья.

УЧЕНИК НА УРОВНЕ ИНТУИЦИИ

Его ЭПК оптимален; поэтому вокруг себя — на каждом шагу, куда ни повернется — он видит задачи; он их решает, даже не подозревая об этом, не замечая затрачиваемого при этом труда, поскольку счастье — его привычное состояние — сопровождает каждое его действие. Его территориальный императив практически не имеет границ. Он — свободен.

Какой учитель приходит к нему на урок?

Вероятнее всего (90 %) — учитель на уровне эмоций. Его ЭПК минимален и едва обеспечивает самосохранение. Его территория ограничена собственным телом. Его свобода — в строжайшем (педант) соблюдении регламентов.

Как он реагирует на этого ученика?

Первая реакция — раздражение. Он не приемлет свободу этого ученика; огромный ЭПК вызывает в нем ощущение дискомфорта; необъятная территория (которую он не видит! Но инстинкт подсказывает, что перед ним terra incognita) его страшит; хотя он и не осознает этого чувства — отрицательные эмоции в нем возникают от одного взгляда на этого ученика.

Вторая реакция — отторжение.

Учитель пересаживает ученика на последнюю парту. Для чего? Это попытка компромисса: вижу, но делаю вид, что этого нет. Попытка отгородиться от неуютного эпк, не видеть подавляющую своими размерами территорию, игнорировать недоступно-сладостную свободу.

Третья реакция — подавление.

Любой компромисс недолговечен. Компромисс — всего лишь знак, что центробежные силы пока что слабы. Налившись отрицательными эмоциями, они превращаются в чувства злости, ярости, ненависти, негодования, отвращения, которые разрывают компромисс в клочки, пытаясь через аффект выйти к очищению.

Не выдержав противостояния (при компромиссе ученик подавляет его по всем параметрам), учитель проявляет свое главное качество — реактивность. Он становится агрессивным. Он говорит: «Я сделаю из тебя человека», — пересаживает ученика поближе к себе и сосредоточивает на нем все свое внимание. Остальных учеников для этого учителя практически больше не существует. С остальными он работает на автомате, на стереотипе, а всю силу души вкладывает в подавление ЭПК своей жертвы.

Вы уже знаете, как он это делает:

1) не дает расходовать энергопотенциал — и тем резко понижает его уровень;

2) гипертрофированным вниманием к дисциплине (дисциплине послушания) ограничивает двигательную активность ученика и его любознательность, — подавляя тем психомоторику;

3) заваливает его стандартными заданиями, вырабатывая навык стандартного подхода к любому вопросу, внушая убеждение, что в конце задачника уже есть ответы на все, — и тем, приземляя критичность ученика до уровня бытового самообслуживания.

Обратили внимание? — а ведь в основе всех трех его действий лежит одна цель: подавление энергопотенциала.

Вспомним средства его наращивания. Их тоже три:

1) положительные эмоции, 2) движение, 3) решение задач.

Первое, — для возобновляемого энергопотенциала. Два других — для основного.

(Напрашивается вопрос: а нет ли четвертого средства? А значит — и пятого? Ведь — поставив точку — утверждая: «только два» или «только три» — авторы тем самым постулируют ограниченность природы…

Ни в коем случае! Но авторы — консервативны — (есть слабость), любят устойчивость и стабильность. Вот откуда их любовь к триаде. Но если найдутся желающие тянуть этот ряд дальше, считаем своим долгом предупредить:

1) тогда число придется доводить до семи (почему — подумайте сами), и

2) когда у вас это все же получится, вы убедитесь, что новооткрытые вами способы — всего лишь производные от первых трех.)

УЧЕНИК НА УРОВНЕ ИНТУИЦИИ (продолжение) (05/89 — 11)

Всей этой премудрости наш учитель, конечно же, не знает. Да она ему и ни к чему! У него есть верный инструмент — педагогический шаблон, у него есть наработанный поколениями педагогов навык — применение шаблона; у него есть идеал — ученик, полностью соответствующий педагогическому шаблону.

Вот его действия. 1) Облагораживание зла.

Поскольку розги запрещены и в угол на горох коленями тоже не поставишь, он создает ситуацию, при которой и он сам, и его предмет, и вся школа в целом становятся для ученика источниками отрицательных эмоций. Занижение оценок, унижение, раздувание недостатков, и игнорирование достоинств, использование ярлыков, выставление на осмеяние — арсенал богатейший! И все это с единственной целью: самоутверждения. Самоутверждения за чужой счет. Любыми средствами он должен доказать себе, что он выше. Причем — самое ужасное! — мнимая победа его не устраивает. Вот когда ученик действительно энергетически иссякнет и превратится в жалкое, забитое, вздрагивающее от одного лишь взгляда на него существо, только тогда наш учитель угомонится и потеряет к своей жертве всякий интерес, поскольку она перестанет быть точкой опоры для самоутверждения — источником положительных эмоций.

2) Облагораживание послушания.

Ученик на уровне интуиции хватает мысль учителя на лету — и все последующие объяснения ему скучны. С заданием, которое нужно выполнить в классе, он справляется в считанные минуты — и тем обрекает себя на скуку безделья. Любую мысль учителя он поворачивает в неожиданную сторону и протягивает далеко вперед — и тут же хочет знать, прав ли он в своем умозаключении; но учитель его пресекает: «Не отвлекайся от темы урока», — и он опять встречается со скукой. Ему не страшно поскучать — энергопотенциал позволяет, — но природа требует пресечения отрицательных эмоций положительными. Их источники известны: можно ежеминутно менять позу; перекладывать тетради и учебники, рисовать чертиков и мушкетеров, играть в морской бой или шахматы, подсказывать товарищу по задней парте — у каждого свой излюбленный набор.

Если в варианте облагораживания зла действия учителя — мягко говоря — непедагогичны, а значит, и противозаконны (что даже он сам в минуты просветления — прилива энергопотенциала — не может не признать), то облагораживание послушания освящено и школьным уставом, и самой высокой педагогической наукой.

Инструмент облагораживания послушания — гиподинамия. Гиподинамия тела и гиподинамия мысли. Для первого: «Сиди ровно», «Не вертись», «Руки должны быть на парте: они или держат ручку, или не делают ничего», «Что ты увидел в окне? Смотри на доску». Для второго: «Не отвлекайся» (грех не повторить эту фразу, убийственную для любой живой мысли, как удар топором), «Смог сделать раньше других, — умей и потерпеть, пока товарищи тебя догонят»; и — шедевр педагогического безмыслия, облагораживания скопом всех собственных мифов и заблуждений — «Учись отдыхать»…

Лишенный движения, ученик утрачивает источник мысли; лишенный предмета мысли, он вынужден искать источники положительных эмоций в себе.

Выручает воображение.

Оно переносит в мир образов, грез, плывущих, эфемерных, перетекающих одна в другую фантазий. Их рождение имеет одну-единственную цель: создать предмет (образ) — независимый от внешних обстоятельств источник положительных эмоций. Последняя оставленная ученику возможность убить гибельную для него скуку!

Воображению не страшна неподвижность. Напротив! — неподвижность (а в идеале — покой) его обязательное условие.

Воображению не страшно и отсутствие мысли. Напротив! — любая мысль убивает воображение. Любое изменение в окружающем мире, любая новизна (без которой немыслимо творчество) гибельны для воображения.

Как же ему защититься от внешнего мира? как сохранить себя? Доказав свою необходимость, доказав свою компенсаторную достаточность; и может быть, даже первородство!

Оно претендует не больше не меньше, как на знак равенства между собой — и реальной жизнью. Оно претендует на весь былой территориальный императив ученика, убеждая его, что его возможности безграничны (оно с готовностью реализует его судьбу в любой, самой возвышенной, самой блистательной роли), но это всего лишь мнимое владение уже не принадлежащей нашему ученику территорией.

Значит — обман. О котором ученик даже не подозревает, потому что уже находится на уровне эмоций (воображение — тропическая оранжерея, дверь в которую находится между дверьми в шестиметровую кухоньку и в совмещенный санузел в крупнопанельных владениях человека на уровне эмоций), — значит, на уровне, когда он уже не чувствует тесноты и острых углов школьно-педагогического регламента, а учитель считает свою педагогическую задачу блистательно выполненной.

3) Облагораживание пассивности.

Критичность ученика на уровне интуиции изумительна. Он окружен задачами; вопросы, требующие немедленного ответа, не дают ему покоя. Он видит вокруг множество форм гармонии — и охотно откликается на них попытками создания собственных образцов. Несовершенство человеческих отношений — ложь, лицемерие, злоба — травмирует ему душу, которая требует от него активного вмешательства в устройство мира.

Как квалифицирует эти установки наш учитель? 1) фантазерство, 2) выпендривание, 3) донкихотство. И предлагает встречную программу.

Он знает, что задач нет, и формулирует это просто: «все давно известно», «любое новое — это хорошо забытое старое».

Гармония для него — только источник положительных эмоций. А поскольку воспринимать их он способен лишь небольшими дозами, то ему достаточно яркости, неожиданности или пряности, но непременно пустых, иначе он сразу почувствует дискомфорт. Значит, его вполне устраивает кич штамп, эрзац, а когда ему указывают на это, он говорит: «У каждого свой вкус».

Он проповедник, он всегда и во всем стоит за добро, но несовершенство мира воспринимает философически: «Каждого можно понять». Его позицию тоже понять нетрудно: будь у него изрядный энергопотенциал, он мог бы позволить себе активность, а так — вынужден облагораживать зло, иначе, как себя убедишь, что грязных рук не бывает?..

Но одно дело — молиться этим идолам самому, и совсем, иное — внушить эту веру непосредственному, отважному и пытливому ученику. Неужели это возможно?

Запросто.

Потому что весь окружающий мир, быт, наука, каждый отдельный человек и связи между людьми — все подтверждает правоту нашего учителя. «Весь мир так устроен», «все так живут», «я хочу тебе добра» — говорит он ученику и тычет его как кутенка, в дерьмо окружающего мира, быта, науки, — людей и их отношений — в дерьмо своего мира, живущего, на уровне эмоций.

Сами понимаете, ничего бы из этой затеи не вышло — и наш учитель это знает; — если бы он уповал только на свою мораль. Нет. Вооруженный современной педагогической наукой и собственным опытом, он воздействует сразу на весь эпк, и именно, поэтому одерживает победу. Из живого, любознательного, отважного выдумщика и правдолюба он формирует равнодушного, послушного, трусливого, хитрого, ленивого, лицемерного и бездушного функционера. Такого, как все. Удобного. Неотличимого. Пригодного на любое место, потому что единственное, что он теперь умеет, место занимать. Дело делать будут другие.

+ + +

Предположим, что ему повезло немножко больше — и он встретил учителя на уровне чувств.

Это — просветитель. Как вы помните, главное, что его отличает, — великолепная психомоторика. Щедрость чувств; способность эти чувства выкристаллизовывать в ясные, четкие мысли; ну и любознательность, и информационная ненасытность, а потому — нескончаемая погоня за впечатлениями.

С энергопотенциалом у него похуже. Вернее — средненько: не так плохо, как у менее удачливого коллеги, живущего на уровне эмоций, но и хвалиться особенно нечем. Хватает лишь на то, чтобы чувство реализовать н мысль. На этом он иссякает. До действия руки уже не доходят, потому что, подгоняемый необходимостью очередной подзарядки, он выискивает уже следующий гармоничный предмет, чтобы вспыхнуть вместе с новым чувством.

Его критичность соответствует энергопотенциалу. То есть ее явно недостаточно, чтобы видеть задачи, зато она себя реабилитирует, находя знаки гармонии буквально во всем. Значит, она вынуждена энергетическими обстоятельствами к несвойственной ей роли. Вместо заглавного героя, ей приходится суетиться на подхвате: Чего изволите?

Вы уже поняли, что с учеником на уровне интуиции у этого учителя есть общий знаменатель — психомоторика. Благодаря ей они понимают друг друга с полуслова. И восхищаются друг другом. Впрочем, чувства учителя стесняет дискомфорт: для переполняемого энергией ученика чувства — всего лишь фон, мысли — промежуточный этап; а всем своим существом он рвется к делу, к действию, к реализации того, что возникло между ним и учителем на уровне слон. А учитель этого не может, и потому — не хочет; ведь он и цели такой — воплотить в деле какую-то идею — перед собою не ставит. Вы думаете, он не понимает деятельную потребность ученика? Еще как понимает! Но в нем сидит неосознаваемое (то есть, не материализованное в мысль) чувство: если ученик начнет действовать, реализовывать идеи — он тут же вырвется вперед. А этого учитель не хочет. Не умом — сердцем, чутьем. Потому что — увидав спину ученика — он окажется во власти отрицательных чувств, чего он в силу своей натуры умело избегает.

Теперь любой из вас легко сформулирует программную установку нашего учителя: остудить ученика; вместо бега вперед, в неизвестное, приучить его к бегу на месте.

«Не спеши, — говорит он. — Тише едешь — дальше будешь. Зачем уподобляться дилетантам, которые выдумывают велосипед, дифференциальное исчисление или перпетуум-мобиле? Вначале заложи фундамент постройки, которую будешь создавать всю жизнь. Сотни поколений оставили нам в наследство замечательную культуру, которую мы должны пропустить через себя, сделать частью себя. Какая изумительно логичная, все увязывающая и все разъясняющая наука! какое прозорливое человековедение в книгах, музыке и живописи! какое дерзновенное соперничество с богом в этих мегаполисах, космодромах и заоблачных плотинах!.. Вот когда почувствуешь, что наполнен доверху, что больше некуда лить — вот тогда и получишь моральное право внести свою лепту в здание культуры…»

Практически это торможение воплощается элементарнейшим приемом. Ведь для того, чтобы действовать, нужно иметь свободные руки, а он вкладывает в руки ученика книгу: прочти; это так прекрасно! — и указывает, где прекрасно, и учит это прекрасное различать, и учит получать от него удовольствие. Еще книга не подошла к концу, а уже целая стопа новых высится перед учеником, обещая новые впечатления — взамен движения вперед. Отучаясь действовать, он отучается тратить энергопотенциал, который, не находя применения, тает, тает, пока однажды ученик не осознает, что достиг состояния комфорта. Он уже не рвется что-то искать или переделывать. Ему и так хорошо. Его любимые книги, музыка, друзья, живописные пейзажи — все это с. ним всегда, все это делает его жизнь наполненной, яркой и содержательной.

Наш учитель может быть удовлетворен: он добился цели, создал из ученика подобие себе — довольного жизнью потребителя.

+ + +

Счастливая судьба! — если ученик встретился с учителем на уровне интуиции. С творцом. У них одинаковый ЭПК. Не равный, не соизмеримый — у кого-то побольше одного, у кого-то — другого. В чем различие? Только в опыте. В опыте решения задач. В сноровке. Тут преимущество учителя несомненно, и только поэтому их сотрудничество (не учеба! — именно сотрудничество, с первого и до последнего дня их совместной работы) начинается на территории учителя.

Свою задачу он видит в одном: научить ученика узнавать и решать задачи. Он владеет методом, алгоритмом решения задач и показывает, как этот метод работает. Значит, знания, умения и. навыки утрачивают самоценность, перестают быть целью работы; возвращается их, первозданный смысл средств достижения цели, инструментов, с помощью которых реализуется замысел.

Это позволяет нам сформулировать еще один маленький закон о критерии истинности предмета: если предмет выполняет свои истинные функции, он обретает свойство саморазвиваться.

Правильно сделанный резец самозатачивается. Знания, умения и навыки, которыми пичкали вас в школе, прошли сквозь вас, как через проходное парадное. Знания, умения и навыки, обретенные как средства решения задачи, становятся памятью тела — инструментом психомоторики — на всю жизнь.

Итак, работа этого учителя заключается в том, что он 1) приучает ученика верить самому себе (своей критичности), 2) приучает его верить собственным действиям (своей психомоторике), 3) приучает его слушаться мудрости тела (расходуя энергопотенциал, не переходить границу дозволенного).

Эти учитель и ученик почти не пользуются словами — истинная работа не терпит суесловия. Это своеобразный тандем. Вначале в нем лидирует учитель; затем, когда их умение выравнивается, они лидируют попеременно; наконец, ученик окончательно выходит вперед, и нет для этого учителя большего счастья, чем снова и снова встречать на своем пути свидетельства талантливой работы его ученика.

Выводы.

Первый учитель, используя педагогический шаблон, считает свою задачу исполненной, если сводит территориальный императив ученика к размерам жизненного пространства. Если это ему не удается, он избавляется от ученика — добивается, чтобы его перевели в другую школу.

Второй учитель, облагораживая конформизм, тоже сводит территориальный императив этого ученика к рамкам жизненного пространства; но, при этом оставляет его в приятном заблуждении, что он может все на территории, которую способен охватить чувством.

Третий учитель впускает ученика на свою территорию, и они работают вместе, пока территориальный императив ученика не выйдет за пределы освоенных учителем границ.

УЧЕНИК НА УРОВНЕ ЧУВСТВ

Как вы знаете, главное отличительное свойство этого ученика — великолепная психомоторика. Энергопотенциалом он похвалиться не может; его достаточно для жизни с удовольствием, но слишком мало, чтобы посягнуть на задачи. Его критичности хватает, чтобы с первого взгляда угадывать гармонию, но от дисгармонии он мгновенно отгораживается (поскольку контакт с нею — по сути, творческая работа, — требует больших энергетических затрат, которые ему просто не по карману). Обусловленная критичностью двойственность и делает его конформистом.

Это во всех отношениях приятный человек. Он очень много читает — причем хорошей литературы — и все помнит. Он с удовольствием слушает мелодичную (традиционную) классическую музыку. Он пишет стихи. Рисует. Танцует. Легко овладевает музыкальными инструментами. Он охотно занимается с землей и растениями на садовом участке. Он спортивен, поэтому принимает участие в спортивных играх, но профессиональный спорт его не привлекает: легко освоив перворазрядный или даже кандидатский норматив, он обычно этим и ограничивается: его самокритичность слишком слаба, чтобы мышечную работу на этом и более высоком уровне уметь превращать в удовольствие.

Его приятность для окружающих объясняется его ярко выраженным коллективистским чувством. Он не может быть один. Едва получив удовольствие от источника гармонии, он должен немедленно поделиться сформировавшейся в нем мыслью со слушателями (а в них эта мысль становится либо источником интеллектуального чувства — если они находятся на одном с ним энергетическом уровне, либо источником положительных эмоций — если они находятся на порядок ниже).

Вот и прояснилась его роль в группе: он — источник информации и идей. Значит — идеолог. Но собственных идей у него нет, все — заемные; он их просто тиражирует. И эта несамостоятельность становится самым уязвимым аспектом его позиции. Пока он выражает себя в монологе — у него все в порядке; но едва начинается общение (диалог) — он теряет устойчивость. Ведь собственных мыслей у него нет, он может опереться только на память, а она — даже самая обширная и оперативная — не в силах угнаться за многообразием житейских ситуаций. Как же вывернуться нашему герою, чтобы не потерять лицо? Очень просто: он хитрит. Так что запомните: хитрость — это компенсация несамостоятельности мышления.

Он обманщик поневоле.

Ум выделяет его из группы. Была б у него критичность получше, он бы, пожалуй, сумел бы удержаться в тени. При этом — сохраняя роль идеолога — он стал бы и теневым (значит, истинным) лидером группы. Но ложное чувство собственного превосходства выносит его вперед. Его мизансцена соответствует его энергопотенциалу — она коротка. Выговорившись, он теряет опору, и когда начинается диалог, он оказывается перед необходимостью создавать эту опору собственными руками (простите — языком). И он начинает блефовать. Будь у него побольше энергии, он, как умный человек, легко бы сообразил, что не рискует ничем — и это бы придало ему и сил, и уверенности и позволило бы ему претендовать на роль лидера. Но сил нет, он боится разоблачения — и это губит его. Группа ощущает в нем неполноценность (а может быть, и осознает, что это страх, если в группе найдется еще один умный человек, который в борьбе за лидерство назовет его ахиллесову пяту ее собственным именем),

— и пренебрегает им. Калиф на час, он вдруг оказывается шутом и козлом отпущения, сетуя на людскую неблагодарность, которая выдвигает в лидеры не лучших, а сильных. Впрочем, это не портит ему настроения, поскольку в нем уже вызревает новая идея, которая опять — пусть на миг — вынесет его наверх.

И все же главная тональность жизни его души — минорная. Потому что полноценного удовлетворения ему не дано испытать. Как бы хорошо ему ни было, он всегда считает, что достоин лучшего. Ведь своими чувствами он способен охватить любую территорию, и это поддерживает в нем постоянное ощущение, что он талантлив, и стоит ему только захотеть — и он докажет всем. Увы, мы-то с вами знаем, что эти владения — мнимые, что его территориальный императив ограничен его жизненным пространством. Повторяем: будь у него в порядке критичность, в ее зеркале он бы увидел реальную картину и понял бы, что для достижения заветных желаний путь у него единственный — наращивать энергопотенциал и развивать критичность.

Но он ищет работы с удовольствием, поэтому предпочитает плыть по течению: он эксплуатирует психомоторику, которая у него и без того великолепна. Иначе говоря, без устали накапливает все новые и новые известные знания — становится эрудитом. Раздувается, раздувается — и думает, что тем повышает свою подъемную силу. Но — как было сказано несколькими страницами раньше — знания, полученные даром, не самостоятельно (в процессе решения задачи), подъемной силы не имеют. Он уверен, что неустанно бежит вперед, на деле же демонстрирует техничный бег на месте.

Не кажется ли вам, что и здесь напрашивается маленький закон о критерии прогресса? Если движение вперед происходит по циклоиде (значит, формула движения неизменна), прогресса нет. Прогресс — это движение по непрерывно изменяющейся формуле.

Вот почему хорошего ученика и хорошего студента не покидает ощущение неудовлетворенности: они не видят смысла в знаниях, которыми их пичкают. Накопление как цель исключает прогресс. Значит, может выручить только задача. Нет двух одинаковых задач (задача — всегда неизвестное; когда ее решили, она превращается в знание).

Следовательно, каждая задача требует индивидуального подхода. Вот этот обязательный индивидуальный подход и нарушает монотонность, и создает интерес, и тянет на себя все необходимые знания (которые при этом — как вы помните — усваиваются без сопротивления), и изменяет формулу движения. Это происходит не потому, что «так надо», а потому, что иначе ничего не получается. И целью становится не безликий умозрительный прогресс, а конкретный результат (решенная задача), который, увеличивая пространство души, наполняет жизнь реальным смыслом.

УЧЕНИК НА УРОВНЕ ИНТУИЦИИ (06/89 -12)

И вот он встречается с учителем на уровне эмоций. Один очарователен благодаря ореолу чувств, интересен торчащими во все стороны иголками мыслей; другой замурован в раковину доброжелательности (чтобы не спровоцировать агрессию) и банальности (чтобы быть наверняка неуязвимым). Один даже одеждой стремится выделиться (если все вокруг модные и экстравагантные, то он оденется в псевдонародном стиле или на нем будет все сделанное своими — мамиными — руками, что будет подчеркиваться им при малейшей возможности), другой либо одет как серая мышь, либо в духе времени — это ведь тоже способ стать незаметным…

Разумеется, они с первого взгляда «узнают» друг друга. Как кошка и собака. И с первого же мгновения знают, что просто так им на узком мостике не разойтись. Пройти может только один. Тесно им в одном классе. В одной студенческой аудитории.

Впрочем, конфликт вспыхивает не сразу. Конформист по натуре, ученик понимает, что силы не равны, — и прячет иголки. Делает вид: я такой, как все. Реализация этой программы вам знакома: он занимается на уроке посторонними делами: Списывает у отличника домашнее задание на следующий урок, читает книжку, играет в шахматы или морской бой, наконец — пишет роман; а почему б и нет? Его эстетическое чувство требует воплощения в чем-то конкретном, остальные в этом возрасте пишут стихи, а вот он, видите ли, роман…

Нашего учителя все это устраивает. Все варианты. Пусть этот дурачок занимается чем хочет, лишь бы не возникал, не мешал провести урок!.. Но он знает: долго так продолжаться не может. Ведь иголки хотя и поджаты — они есть, есть! — и в любую минуту они могут вдруг заторчать и вонзиться. И что с того, что их пока не видать — угроза страшнее и противней исполнения.

Так и получается: ученик, зажав свой пар конформизмом, с каждым днем ощущает, как давление в котле неудержимо растет, и тем разрушает его комфорт; а учитель, зная все наперед, с первой же минуты находится в дискомфорте (хотя объективно для этого нет причин) и, не владея собой, начинает ускорять события, провоцировать ситуацию — вопреки собственным принципам начинает цепляться к этому ученику.

Представьте: вы знаете, что перед вами — жалкий, никчемный, потухший человек; вы знаете, что в вас больше сил, что вы честнее и прямодушнее, а самое главное — вы полны зреющих в вас и непременно раскроющихся в свое время талантов, а вас пытается унизить человек не просто бездарный, но и безнадежно банальный, не способный на такое естественное для вас действие, как различение гармонии и восприятие, ассимиляция ее. Представляете? — вот такая серость цепляется к вам, цепляется только потому, что вы не такой, как все. Неужто стерпите?

Никогда! Ни за что!

У нашего ученика трехцветный ореол. Этот ореол создают чувства трех видов:

1) интеллектуальные, 2) нравственные и 3) эстетические; они воплощаются в символах: 1) истины, 2) добра и 3) красоты.

Соответственно и мысли его имеют трехцветный окрас. Чувства — это его приемник, которым он прослушивает мир, мысли — его передатчик. Следовательно, действия нашего учителя можно квалифицировать так: он старается наступить ногой на чувства, чтобы затем, когда поднимутся мысли — иглы, обломать их.

Вопрос: на какое чувство прежде всего наступит этот учитель?

В интеллектуальных играх наш ученик неуязвим: любое задание он выполняет запросто; мучить его у доски — только время тратить. Эстетическое ристалище тоже не годится: здесь наш ученик выше учителя… вот на сколько понадобится — на столько и выше. Остается нравственное. Совесть. То, что греет нашу душу, укрепляет нас в наитяжелейшие минуты, но что и беззащитно, что можно поразить не только словом — даже взглядом; совесть, которая становится неуязвимой лишь у редчайших праведников, взошедших на вершины человеческого духа.

Кстати, интеллектуальных чувств по пальцам перечесть; достаточно сказать «ложь» или доказать обратное — и ты неуязвим. Эстетических чувств поболее: красоты и безобразного, трагического и комического, — счет идет уже на десятки, и все же счет им есть, потому что в основе лежит мера, эталон, ритм, которые уже несут в себе конечность счета. А нравственных чувств не счесть. Не счесть — и все тут. Человек открыт им отовсюду, человек перед ними беззащитен; человек потому и человек, что он открыл в себе способность к этому осознанному чувствованию чужой души и состраданию к ней.

Вот и ответ получился: только нравственные чувства доступны агрессии учителя на уровне эмоций. Как же действует этот учитель? 1. Занижает оценки.

2. Вызвав ученика к доске, прерывает свободную импровизацию: «мне от тебя немного нужно — ты расскажи по учебнику, только и всего».

3. Делает его мишенью для замечаний: «Вижу, наш Петя опять заскучал; может, мы мешаем тебе читать детектив? Или сбиваем своими скучными задачками высокий полет твоих мыслей?..»

4. В учительской: «С Петей надо что-то делать, каким-то образом изолировать его от остальных? Ведь он как дрожжи: если начнут бродить — весь класс станет неуправляемым».

5. Родителям: «Петя не даст соврать: я ему не мешаю жить, быть самим собой, даже замечаний не делаю; но обязана вас предупредить: если он сейчас не работает, то потом, когда он вырастет, его никакой силой не заставишь это делать».

Как быть ученику?

С ним сражаются оружием, которого он сам не имеет права применить. Ведь достаточно показать, как на самом деле он относится к этому учителю (как к безнравственному, бессовестному, лицемерному человеку, иезуиту с привычками раба и мировоззрением слепой лошади, приспособленной ходить по кругу, поднимая воду из колодца), — и ученика уничтожат. Жизнь превратится в ад, а в будущем гарантирован обескровленный аттестат и ужасная школьная характеристика.

Значит, поле нравственных чувств исключено.

Интеллектуальные тоже не годятся: этот учитель соблюдает букву учебника, его борта надежно прикрыты, нос он держит по ветру — тут он неуязвим.

Остается эстетическое оружие. Чувство меры, чувство ритма, чувство гармонии. Они для нашего ученика естественны, как дыхание, тогда как для учителя на уровне эмоций это всего лишь слова, схоластические понятия, которые закрывают… не пустоту, нет! Учитель готов признать, что за ширмами, на которых начертаны эти слова — «гармония», «мера», «ритм», — что-то есть непременно, и если бы удалось заставить его задуматься (вот такое фантастическое допущение!), он бы сказал, что понимает (оставим на его совести это заблуждение) смысл этих понятий. Но для него они как для нас с вами латынь: она есть безусловно, но к чему ее применить — непонятно, а уж что без нее можно вполне обойтись — это очевидно!..

Зачем ему мера и гармония, и ритм, если с любой проблемой он справляется, имея в руках незатупляемое зубило шаблона и надежнейший молоток стереотипа? И компас «так, как все» не даст ему заблудиться в любой городской тайге, и прописные истины утешат во всех сложностях жизни и объяснят ее смысл просто, как дважды два.

Самое поразительное, что понятия истины, добра и красоты не чужды этой улитке, затаившейся в хрупкой скорлупе раковины. Но поскольку весь космос улитки ограничен ее домиком, то и истину, и добро, и красоту наш учитель находит только в себе, любимом. Его душа божественна, почти идеальна и, конечно же, трагична — ведь никто не видит ее сокровищ; все заняты собой, а до нее никому нет дела. Но ведь она есть, есть! Вот почему наш учитель считает себя вправе быть эталоном и истины, и добра, и красоты. Представляете, как ему горько и одиноко идти через жизнь с грузом всеобщей слепоты и непонимания?..

(Но ведь он доброжелателен, он и других хвалит, а порой — при всей своей требовательности! — и восторгается. Почему? Отвечаем: это всего лишь защита. Игра по правилам. Он знает, где нужно хвалить, — и там хвалит, знает, где нужно порицать, — и там клеймит. Не потому, что он так думает на самом деле. Нет! — он поступает «правильно», «как надо», «как все», — и тем достигает цели: становится незаметным.)

А для ученика на уровне чувств истина, добро и красота — вне его. Вокруг. Вот отчего он так доброжелателен, так любознателен, так отзывчив. Он тянется ко всему, что его окружает, энергично разгребая завалы мусора, безошибочно чуя под ними гармонию, которая компенсирует его затраты потоком положительных эмоций.

А где же та мера, которая помогает ему находить вокруг себя истину, добро и красоту? Может быть, где-то внутри его? Например, в мозгах? Или — в сердце?.. (Перед теми, у кого плоховато с чувством юмора, признаемся: мы пошутили.)

Мера — он сам.

Вершина развития живой природы, на диво гармонично устроенный эталон природы, — снова и снова обнаруживая свое сродство с окружающим миром, — он каждый раз наслаждается этим узнаванием и утверждается им (подпиткой положительными эмоциями).

Не правда ли, напрашивается вопрос: а как же его соседи, живущие этажами выше и ниже? Или они не эталоны? А если эталоны, то как этим пользуются?

Отвечаем: ну конечно же, эталоны; только нижний сосед — человек на уровне эмоций — наслаждается самим собой, эталонность ему необходима, чтоб выделиться: «я есмь!»; а верхний сосед — человек на уровне интуиции — наслаждается, преобразуя окружающий мир.

Значит, на самом нижнем этаже — отстойник природы, на втором — зеркало природы, на третьем — ее инструмент.

+ + +

Так на чем же мы остановились?

Вспомнили: на начале войны. Учитель, не выдержав противостояния (у него меньше энергии — вот он и срывается первым), наступает на нравственные чувства ученика, а тот в ответ растопыривает иглы эстетических мыслей.

Например, учитель подает уже знакомую вам реплику: «Наш Петя опять заскучал», — а Петя возьми да и ответь: «А я не понял вашего объяснения».

Самое замечательное, что это — не ложь, Петя говорит искренне, и причина его непонимания легко объяснима. Ведь Петя способен воспринимать только гармонию, только целостность, а учитель на уровне эмоций пользуется осколками гармоний, тенденциозно собранными. Его знания — не целостность, а куча. Он вываливает материал на тарабарском языке, поскольку не знает другого. А Петя и не думает в нем разбираться. Ему подавай гармонию, причем в простой и ясной форме.

Разве мало повода для конфликта? Причем конфликта неразрешимого — ведь им никогда не договориться: они же говорят на разных языках; произнося одни и те же слова, они подразумевают разные вещи…

Что делать учителю?

Можно повторить объяснение, но это не продвинет дело ни на шаг: он не знает других слов, а этих Петя не поймет никогда. Можно отфутболиться компромиссом: «Потерял время в классе — придется дома посидеть над учебником, пока сам не разберешься, что к чему». Но учитель выбирает третий вариант: «Все поняли, потому что слушали, потому что работали и старались понять; а ты не привык трудиться, даже не замечаешь, как атрофируются твои мозги, как последние капли энергии испаряются из них».

Ну что ж, назвать белое черным — это вполне в его духе. Причем опять же подчеркиваем: он не двуличничает, не играет, он именно так и думает!

«Я не понял» — пассивная форма сопротивления, но после обвинения в тупости ученик не желает больше терпеть — и поднимает шпагу.

На уроке литературы он говорит: «Когда я читаю «Евгения Онегина», я вижу, как прекрасна каждая строка, и даже те из них, которые я знаю на память, мне нравится перечитывать. Но когда вы объясняете этот роман, он становится мне противен; хочется забросить его подальше и никогда в жизни больше не открывать. Отчего так получается?»

На уроке химии: «Вот вы слили щелочь и кислоту, оно зашипело, завоняло — в общем, реакция нейтрализации. Значит, то же самое происходит в желудке, если выпить «фанту»? А в крови такая реакция может происходить?»

На уроке математики: «Вот я считал: истинная формула должна быть красивой. Объясните, пожалуйста, в чем красота числа «пи» или корня квадратного из 37»

На экскурсии в музее: «По-моему, эти рабочие возле мартена — просто раскрашенная фотография. Что новое я могу узнать из этого огромного полотна? Чем здесь может обогатиться моя душа?..»

Первая реакция учителя — оскорбление.

Вспомните механизм эмоция-действие на футбольном поле, в троллейбусной толчее, на коммунальной кухне. «Ну, Петя, я знала, конечно, что ты дурак, но я-то думала, что ты просто дурак, а ты, оказывается, дурак с претензией, дурак самовлюбленный…»

Вторая реакция — унижение.

1) «Поколения исследователей пытались понять загадку «Онегина», и я в меру своих сил пыталась донести до вас его смысл; а тебе, оказывается, все ясно сразу; все вокруг дураки — один ты умный».

2) «Человек десятилетиями учился в академии владеть карандашом и красками, учился передавать свое мироощущение на полотне, весь мир признал его художнический подвиг, а вот для тебя это — банальность и скука». И так далее.

Третья реакция — подавление.

Чем берет ученик на уровне чувств? — Замечательно развитой психомоторикой. Значит, если:

1) сковать его моторику и 2) задавить душу (запомним, что «псюхе» — душа), — он потеряет всю свою прелесть, потеряет себя.

Марья Ивановна находится на уровне эмоций, психомоторика у нее жалкая, конкуренции с Петиной не выдерживает. Значит, прямая атака не проходит. Но ведь можно ударить в спину! (Как вы помните, с моралью у Марьи Ивановны отношения простые: что лично ей хорошо и удобно, то и морально.) Ведь достаточно истощить Петин энергопотенциал — и психомоторика погаснет, скуксится, ограничится пределами собственного тела — уровнем эмоциональных реакций.

Как сковать моторику?

Метод вам знаком: Марья Ивановна усаживает Петю на переднюю парту и ни на миг не выпускает его из поля зрения. «Не вертись», «Сиди ровно», «Слушай урок», «Слушай, как отвечают твои товарищи», «Я должна быть все время уверена, что ты работаешь…» Петина моторика парализована; очень скоро гиподинамия тела отпечатается гиподинамией мысли.

Как придавить душу?

Своеобразие души в том, что она должна развиваться свободно. Это относится ко всей триаде: мысли, совести и памяти.

Из созревшего чувства свободно возникает мысль.

Из свободного, пластичного контакта с другими людьми вырастает совесть.

Из самостоятельного мышления свободно складывается память.

Подчеркнем при этом три наиважнейшие вещи:

1) мысль, совесть и память развиваются свободно; 2) они слиты в нераздельную целостность; 3) приоритетное развитие любой составляющей подавляет две другие.

Ничего этого Марья Ивановна не знает; она действует в соответствии с ситуацией и существующими педагогическими канонами. Действует ни в коем случае не во зло (когда мы употребляем слова вроде «подавить», мы имеем в виду не умысел Марьи Ивановны, а сущность процесса, о котором она даже не задумывается), ее намерения самые благие… И все-таки Петину душу она уродует. Как же это получается?

Совесть — самое уязвимое место, и Марья Ивановна пользуется этим (наступает на нравственное чувство), чтобы спровоцировать конфликт. Но дальше она не зайдет, большего себе не позволит, поскольку — остынув после эмоциональной, реактивной вспышки — осознает, что это аморально.

Мысль — самая сильная сторона Пети. Чего стоят одни его вопросы — в каждом почка будущей задачи, и он был бы счастлив вцепиться в любую, если б ему объяснили, что к чему, и хоть чуть-чуть поощрили. Но для Марьи Ивановны его планка стоит слишком высоко; ей даже в голову не приходит посягнуть на эти скромные высоты. И она делает вид, что Петины вопросы — просто дурь, сотрясение воздуха.

Остается память.

Надеемся, из собственного опыта вы уже вспомнили, как действует Марья Ивановна?

Правильно: все свои силы, все свои знания, весь свой характер она посвящает достижению одной цели — заставить Петю запомнить как можно больше. Пусть запоминает, запоминает, запоминает: факты, примеры, приемы, методы (стихи, правила, формулы — само собой: это — святое). Придумали даже теорию; мол, в детстве память особо прочная и вместительная; значит, лови момент, пичкай, фаршируй ее, пихай в нее побольше знаний, — потом, когда вырастет — благодарить будет…

Петя чувствует: что-то не так; ему не нравится, что из него делают тяжелоатлета, который должен поднимать все большие и большие веса знаний. Это насилие угнетает его и вызывает обратную реакцию: инстинктивно он начинает отворачиваться от всякого нового знания, и это стремление к отторжению всего нового, как привычка, закрепляется в нем на всю жизнь. Наконец, нарастив мышцы знаний, он тяжелеет и утрачивает прежнюю способность перепархивать с цветка на цветок, а вместе с нею — и все свое очарование.

Если бы Пете было хотя бы лет 20, ничего из затеи Марьи Ивановны не вышло бы. Он бы поверил не ей, а своему инстинкту, неутолимому чувству новизны, неотделимому от удовольствия. Не нравится — не буду! — вот какой была бы его программа. И он бы спасся, остался самим собой. Но Петя — всего лишь мальчик, который приучен верить не своему чувству гармонии, а взрослым. И он — мучаясь, страдая, насилуя себя — выполняет то, что ему велят. Он старается. Вникает. Пытается понять. И запоминает, запоминает, запоминает… На запоминание уходят все его силы — и память становится его «сильной стороной». Она становится его опорой, его надежным другом в любых обстоятельствах. При этом изменяется все его мировосприятие. И когда он встречается с новым, оказывается перед необходимостью разобраться в нем, — он даже не пытается сделать это. Ведь мысль уже атрофирована! Он сосредоточивается — и начинает перебирать свой багаж памяти, привычно полагаясь на чужой, заемный опыт.

Выводы:

1) память, ставшая главным инструментом умственных процессов, лишает человека способности свободно чувствовать (а значит, и оригинально мыслить);

2) гипертрофированная память делает человека эмоциональным и реактивным существом, не способным на самостоятельное действие;

3) гипертрофированная память порождает идиосинкразию ко всему новому;

4) этот человек уже не способен ни увидеть, ни решить (названную другим) задачу;

5) он — творческий импотент.

+ + +

Неужели у него нет шансов спастись? Увы!

Впрочем, он этого не знает. Он обольщается собой, своим превосходством. Убедившись при первой же встрече, что он умнее учителя на уровне эмоций, ученик остается с этим убеждением навсегда. Как бы ни пал он сам, как бы ни вырос его учитель — ничто не изменит его самой первой оценки.

Спешим застолбить свой приоритет — получите очередной маленький закон сохранения уровня притязаний:

как бы ни пал человек, его притязания остаются на уровне его наивысшего успеха.

Значит, если человек когда-то находился на уровне интуиции, но потом жизнь сложилась так, что он был лишен возможности действовать — и спился, потерял лицо, стал грязью, и окружающие не ставят его ни в грош, считают ничтожеством, — сам он остается в убеждении, что его территориальный императив, как и прежде, не имеет границ, и повернись жизнь к нему другой стороной, он покажет всем, какие у него крепкие зубы: только задачки подбрасывай — любую разгрызет!..

Самое удивительное, что он прав… Впрочем, вернемся к нашему ученику.

Разумеется, ни о какой необходимости спасаться он не знает — и не думает об этом. Ему просто плохо с этим учителем, противно в школе, он мучается необходимостью вникать в скучные ему вещи, и тупая зубрежка для него спасительный выход. Зубрежка — это ведь компромисс! Значит, самый естественный для нашего ученика выход. Он думает: вызубрю — и свободен. И что же происходит при этом? Мышление обрастает жиром школьных знаний. Чем память мощней, тем меньше способность к действию: мышцы мысли задавлены жиром памяти. Интеллектуальные чувства отмирают; мыслитель уступает место коллекционеру чужих знаний, способному только к самой примитивной работе реактивного типа по системе «да» — «нет».

И эстетические чувства без постоянной тренировки тоже атрофируются. Чувство гармонии, на обеспечение которого уже недостает сил, постепенно заменяется его суррогатом — эталоном гармонии, значит, гармонией, переночевавшей в прокрустовом ложе (скажем, прежде он понимал и любил классическую музыку, а теперь вполне удовлетворен хард-роком).

Наконец, и его нравственные чувства, изо дня в день попираемые учителем (безжалостно растоптанные гордость, достоинство, самолюбие, честность, справедливость), ищут спасения в компромиссе. И тут возможны два варианта. Первый очевиден, он на поверхности. Ученик говорит себе: надо вытерпеть, переждать, пересидеть; сейчас уступлю — чтобы не сломаться, остаться самим собой: мое время еще придет!.. И он отступает, отступает, отступает, пока учитель не потеряет к нему интереса, перестанет его выделять. А когда это произойдет? — Когда погаснет многоцветный ореол этого ученика; когда исчезнут, словно их и не было, иглы его мыслей. Короче: когда этот ученик опустится на уровень эмоций.

Что характерно для этого варианта?

Антипатия к учителю (антипатия пассивная; в ней нет сильных отрицательных чувств, например ненависти, поскольку наш ученик их избегает; в ней скорее жалость к этому несчастному человечку, облеченному властью и утверждающемуся за счет детей; жалость и понимание — но без сочувствия)

и отлично развитое собственное нравственное чувство.

Основа второго варианта — слабое, даже деформированное нравственное чувство, которое позволяет презирать учителя. Этому ученику на уровне чувств мало осознать, что он умнее учителя на уровне эмоций. Свое превосходство он еще должен и доказать. Но как? И тогда он находит прием: хитрость! Наш Петя делает вид, что сдался, что принял условия игры учителя — что признает его правоту. Сидеть на передней парте? — Пожалуйста. Запоминать? — Сколько угодно. Принимать активное участие в уроке? — С огромным удовольствием. Учитель еще не успевает рта раскрыть, а он уже отвечает: да! Учитель говорит банальность — и слышит от ученика: как это здорово! Учитель спрашивает: как ты думаешь? — И слышит в ответ: я с вами согласен…

Вы, конечно, подумали: Марья Ивановна ему не поверит. Правильно. Не поверит. Ведь уровень эмоций — это вовсе не уровень малоумия, глупости, дури. Уровень эмоций — это уровень импульсивных, реакций, уровень приоритета самозащиты, уровень примитивных оценок. Примитивных — но ведь не глупых. Оказавшись в обстановке комфорта (после того, как Петя сделал вид, что уступает), имея возможность спокойно наблюдать ученика, Марья Ивановна, конечно же, разглядит его игру. Но теперь эта игра ее не раздражает. Почему? Во-первых, Петя подчинился ее воле, стал работать по ее программе: он участвует, он запоминает, он послушен. Во-вторых, приняв игру ученика, ответив на его шаг навстречу своим встречным шагом (она принимает его компромисс), Марья Ивановна поднимается в собственных глазах на немыслимые педагогические высоты. Где-то вровень с Коменским, Ушинским и Сухомлинским. Ведь она решила сложнейшую педагогическую задачу! Она проявила и человеческую мудрость, и педагогический дар! Она укрепила стенки своей раковины, утвердилась в своей правоте и теперь без страха смотрит в свой завтрашний педагогический день.

(07.89–12)

Интересный случай: оба считают, что победили. Но ведь так не бывает! — скажете вы и будете правы. Тогда представьте, что вы — третейский судья: кому вы присудите победу?

Мы — не колеблясь — Марье Ивановне. Потому что она, какою была, такой и осталась; не изменилась. А вот Петя не спасся. Проследим, как это произошло. Вопрос первый: какой была его цель?

Ответ: сохранить территорию. Территорию, которую он считает своей, но которая ему на самом деле не принадлежит. Она — всехняя, каждый может на ней делать то, что ему по силам. Петя, скажем, перепархивая с цветка на цветок — с гармонии на гармонию, — снимает нектар, получает удовольствие. Эмоциональную публику эта территория раздражает и страшит — и они от нее отгораживаются; интуитивные что-то на ней создают и переделывают — вот кто истинные ее хозяева. Разумеется, никакие новации интуитов не нравятся жителям нижних этажей, и тогда мы говорим, что их интересы пересекаются: первый и второй этажи хотят покоя, а на третьем стучат молотки — ну кому это понравится? К тому же, никто ведь не поручится, не даст гарантий, что эти переделки — к добру.

Короче говоря (напоминаем), истинная территория Пети ограничена его раковиной, точнее (чтобы не путать с эмоциональной публикой) — его памятью. Но он этого не знает. Он полагает: вся поляна, с которой я снимаю нектар, моя. Понимаете? Он как бы ставит знак равенства между потреблением (главное его занятие) и действием. Увы, действовать он не может — не тот у него энергопотенциал, но он-то считает, что может все, просто откладывает свои действия на потом, всю жизнь откладывает и умирает со счастливым убеждением, что прожил не зря, и кабы захотел, что угодно бы смог.

Итак, уже основной мотив его поведения ложен: он пытается защищать то, что ему не принадлежит.

Вопрос второй: какой метод он выбирает?

Ответ очевиден — игру. Ведь игра всегда гармонична, значит, это источник положительных эмоций. Игра — это имитация деятельности, и потому она и самодостаточна, неся в себе и цель и смысл. Наконец, игра подразумевает выигрыш, призовую морковку, и если расценить ее как прибавление территории за чужой счет, то это уж что то вовсе новое в Петиной практике — небывалое, но завлекательное. (Надеемся, вы понимаете, что это не объективная трактовка игры, а только с точки зрения Пети.)

Следовательно, уверенный в своем абсолютном превосходстве, Петя придает своим отношениям с Марьей Ивановной форму игры. Он делает вид, что отступает, пускает ее на свою территорию, вовсе не собираясь с этой территории уходить. Он начинает партизанскую войну — вот его игра.

На третий вопрос — какое средство он выбирает? — ответ вам уже известен: хитрость.

Хитрость — это прием, имитирующий действие, а потому позволяющий избегать истинного действия.

Хитрец считает, что окружен дураками, поэтому на любой вопрос он отвечает «да», имея в виду «нет».

Хитрец ничего не делает, но получает все. Получает столько, сколько может унести. Что ему стоит подыграть Марье Ивановне? Ничего. А она ему платит отличными оценками и социальным поощрением: похвалой, выдвижением на общественные посты, рекомендацией, которая ляжет первым камнем в основание его карьеры.

Успех — налицо. Хитрость оказывается как бы черным ящиком: вкладываешь копейку — вынимаешь рубль. Результат феноменальный, убедительный без доказательств. Поэтому Петя и не задумывается 1) ни о его истинности, 2) ни о его механизме, 3) ни о его цене.

+ + +

Но ведь в природе так не бывает: из ничего — все. Природа устроена так, что за все приходится платить. Абсолютно за все! за любую малость!.. Но разве мы думаем об этом во время игры? Как сказано чуть выше — игра самодостаточна; мы напомним и еще одно ее качество — игра доминантна; значит, во время игры все остальные соображения (кроме процесса и цели игры) отступают в тень. Вот почему Петя не задумывается, откуда взялся этот чертов рубль. Но мы-то с вами наблюдаем его со стороны и не имеем права оставить этот вопрос без ответа.

Игроков двое: он и Марья Ивановна. Петя в выигрыше. Напрашивается, что вся эта прибыль — плюс 99 коп. — падает ему в карман со счета Марьи Ивановны… Но ведь и Марья Ивановна с прибылью: хоть она осталась на прежнем уровне, стенки ее раковины заметно окрепли — невооруженным глазом видно; не зря же она так и цветет довольством…

В убытке класс.

Это он платит за комплиментарную игру в поддавки тандема Петя — Марьиванна. На глазах класса происходит наглое облагораживание зла. Нравственные чувства учеников растаптываются; энергопотенциал класса тает.

Разумеется, первый же удачный опыт поощряет Петю; он начинает использовать хитрость даже там, где до сих пор в этом не было нужды: в отношениях с остальными учителями, затем — с родителями, потом — с товарищами по классу, с приятелями во дворе. Спираль раскручивается, захватывая все большую площадь. Маленькая игра превращается в универсальную систему поведения. Становится привычкой.

Повторяем: Петя считает, что эта игра всего лишь упрощает его жизнь, а на него не влияет; каким он был, таким и остался (ведь для этого игра и затеяна!). Увы, он обольщается. Меняется и он. Вспомните, каким прежде было его поведение. Оно было активным (уровень чувств позволяет). Он находился в постоянном поиске все новых и новых гармоний — в постоянной погоне за удовольствиями.

Что же происходит теперь?

Сняв со стены новое для себя оружие — хитрость, осваивая систему владения ею — игру до победы любой ценой, он неосознанно переходит от прежних активных действий к новым — реактивным (ответным на действия извне). Почему? Самые памятливые из вас уже вспомнили, в чем дело; для остальных разъясняем.

1) Игра сама себя порождает, 2) игра гармонична и 3) игра доминантна.

Значит:

1) Пете не надо искать ее, бегать за нею высунув язык; 2) она удовлетворяет Петину потребность в гармонии;

3) играя, Петя избавлен от необходимости искать другие гармонии — и они обесцениваются в пределах его территориального императива.

Надеемся, понятно?

Если б у него был мощный энергопотенциал, он бы воспользовался хитростью для активных действий — чтобы увеличить свою территорию. Но его энергопотенциал, слава богу, этого не позволяет. Потому-то он и действует только по ситуации, в ответ на ситуацию. Реактивно.

А это, как вы помните, система действий на уровне эмоций.

Следовательно, затеяв игру в хитрость, он даже не заметил, что оказался этажом ниже?

Вот именно.

Что же он выиграл, выбрав хитрость, начав войну против всех, по сравнению с тем своим тезкой, которому сильное нравственное чувство не позволило кривить душой, и он отступил перед агрессивным напором Марьи Ивановны, пока не вышел из контакта с нею, обосновавшись тоже на нижнем этаже — так вот, что же наш хитрец выиграл по сравнению с тем идеалистом?

Он сохранил свой энергопотенциал.

Но это же невозможно! — воскликнете вы. Одно из двух:

1) если он сохраняет свой энергопотенциал, то должен удержаться на плаву — на уровне чувств (уровень потребления);

2) если же он опустился на уровень эмоций — значит, он утратил прежнюю плавучесть, которая была обеспечена именно соответствующим уровнем энергопотенциала — значит, его энергопотенциал упал до уровня прожиточного минимума (уровень рабства).

Короче: или потребитель — или раб.

Потому что — если раб получает избыточный энергопотенциал — он получает как бы избыточную плавучесть. Хочет он или нет — он всплывет. И превратится из раба в потребителя. Это объективный закон природы. А хитроумный Петя опустился до уровня раба, сохранив прежний энергопотенциал. Значит, вопреки энергопотенциалу? Вопреки закону Архимеда?..

Давайте разберемся спокойно, без эмоций. Если закон природы не работает, то — либо

1) Теория неверна (одного не укладывающегося в ее прокрустово ложе факта вполне достаточно, чтобы признать ее несостоятельной), — либо

2) мы имеем дело с новым явлением.

Не волнуйтесь: теория верна. Просто хитрость — как рак — поразила психомоторику хитроумного Пети. И произошло перерождение механизма чувства. Понимаете? — Этот механизм не отключился, как это бывает сплошь и рядом, когда человек теряет энергопотенциал и опускается на уровень эмоций (при этом достаточно восстановить энергопотенциал до определенного уровня — и механизм чувства самостоятельно включится в работу), — он стал другим. Новые функции вынудили перерождение этого органа. Чувство превратилось в апсию (бездушие). Именно механизм апсии позволяет находиться на уровне эмоций, имея сколько угодно большой энергопотенциал.

ОБЫКНОВЕННЫЙ «ЧЕРНЫЙ ЧЕЛОВЕК»

Внимание! Впервые в этой книге рассматривается уничтожение творческой потенции. Людям, которые узнают себя в этом разделе, мы не обещаем ничего — они навсегда творчески бесплодны.

Почему Герострат сжег храм Артемиды в Эфесе? Одно из чудес света, воплощение гармонии, воплощение народного гения, гордость всей Греции! — и вдруг — в один миг — в пепел, в ничто… Почему? На суде он объяснил так: любой ценой хотел увековечить свое имя. Конечно, ложь, но — предположим. Теперь представьте, что вы тоже захотели увековечить свое имя и для этого выбрали идентичное средство: решили взорвать храм Василия Блаженного. Бред? Безусловно. Вам это в голову не придет. И нам не придет тоже. А Герострату не только пришло — он не колеблясь эту идею реализовал. Почему?

Почему Павлик Морозов донес на своего отца? На человека, который дал ему жизнь, который не спал из-за него ночами, ходил по непролазной грязи за лекарем за 20 верст в соседнюю деревню, учил первым шагам и первым словам, учил читать книгу природы и в душах людей, — за что? Ведь если так случится (а это случается сплошь и рядом), что вы разойдетесь со своим отцом во взглядах — предположим, даже на политику, — ведь вы же не побежите тут же в партком, ни тем более в КГБ. Скорее всего, вы скажете: отец, ты не прав. А он вам ответит: поживи с мое — тогда и суди, прав я или нет… Нормальный человеческий разговор. Но пионер Павлик Морозов доносит на отца чужим дядям, причем понимает, что тем обрекает отца на гибель… Почему?!

Почему фашисты жгли книги? Созданное самыми светлыми, самыми смелыми человеческими умами, в ночи нашей жизни умеющими находить вехи для души, из хаоса выкристаллизовать бессмертную гармонию, — сваливалось в кучи во дворах и на площадях немецких городов, обливалось бензином и сжигалось. Почему? Вы можете представить, как вы с упоением, со сладострастным восторгом швыряете в пламя томик Пушкина? А они швыряли и Гете, и Шиллера, и Гейне, и ведь никто не принуждал их делать это, и сердца их не переворачивались при этом — почему?..

Откуда брались, из кого рекрутировались исполнители сталинских палаческих идей? Несколько поколений не рассуждающих роботов-людей, живущих сиюминутным приказом, людей, не вспоминающих прошлое и не задумывающихся о будущем, не знающих жалости и не имеющих совести.

Все, что не укладывалось в лилипутские размеры сталинского идеала, все, что хоть чуть-чуть отличалось от созданных им псевдомарксистских догм («шаг влево, шаг вправо — попытка к побегу»), — запрещалось, изымалось, хоронилось в спецхранах — кем? кем?!

Откуда они взялись — послушные, исполнительные, нерассуждающие, не знающие ни совести, ни жалости? Каким образом была произведена селекция этих палачей, которые даже полвека спустя не сомневаются, что делали нужное и чистое дело, что перед любым человеческим судом они чисты: «мы были солдатами партии…» (вспомним Нюрнберг: «мы были солдатами фюрера»).

Ведь когда-то, в детстве, они были такими же, как и мы. Можете представить, что ваша совесть куда-то делась, и теперь вас не трогает ничья жизнь, ничья боль, ничьи дела — кроме ваших личных, собственных, больше ничьи — можете?

А ведь они именно так и живут, и считают, что это единственно правильный способ жизни, что иначе жить — глупо, выдумки дураков— идеалистов.

Представьте, что вы устали жить по совести и решили жить, как они, и стали подличать, лгать, обманывать, ступать по живому… Ведь не сможете. Шаг-другой сделаете — и совесть замучит, и потом всю жизнь раскаяние будет глодать вашу душу, всю жизнь вы не будете знать покоя, безмерно расплачиваясь за минутное малодушие. А они — не платят. Потому что совести у них действительно нет. Куда же она делась? Как же они так смогли? Ведь по своей воле это точно не получится.

Выходит, есть какой-то реальный, объективный процесс, который штампует этих людей с их особыми, нечеловеческими свойствами?

Они и сегодня среди нас. Для нас символ варварства — древний эфесский храм, но разве взорванный посреди Москвы храм Христа Спасителя (чтобы построить гнилой бассейн) и Страстной монастырь (не было места для кинотеатра) — это не деяния геростратов? У вас душа болит, когда вы нечаянно обломите ветку, а они сводят тысячи гектаров заповедных боров (хотя все вокруг умоляют их не делать этого, называют это преступлением) — и ничто в их душе даже не шевельнется. Они травят поля пестицидами, воздух и воды — неочищенными выбросами и стоками.

Таланту стоит только голову приподнять, как они с гиком и улюлюканьем бросаются на него отовсюду — затоптать! задушить! уничтожить!.. Они распинают талант на своем прокрустовом ложе: чтоб был, как все! чтоб думал, как все! чтоб делал, как все!..

И когда мы отчаиваемся вырваться из тесных, мрачных лабиринтов бюрократического рабства, они — творцы этих лабиринтов — наблюдают нашу муравьиную суету с равнодушием всемогущих, пресытившихся богов.

И Герострат, и Павлик Морозов, и озверевший фашист, и «солдат армии», и чиновник, ради подходящей цифры готовый уморить все живое на земле, — все они близнецы. Потому что доминанта их поведения продиктована одним механизмом — апсией.

2

Есть множество теорий, утверждающих, что человек — изначально агрессивное существо. Что он жесток; что разрушение — его естественный порыв; что подавление всего окружающего — энергетический, идейный и социальный вампиризм — заложено в его гены.

Какую нравственную оценку дают сами себе эти теории?

Естественный отбор не жесток — это просто данность, закон природы. И человек подлежит этому закону точно так же, как и любое другое существо. Выживает сильнейший! Значит, стремление стать над другими, властвовать, подавлять слабых и уничтожать соперников — естественно и не подлежит моральной оценке. Оно выше морали.

Так утверждают современные философы, социология и психология.

Как вы уже знаете, мы думаем иначе.

Мы считаем, что человек — инструмент природы. Он отделен от животных способностью чувствовать, мыслить и решать задачи. Иначе говоря — воспринимать гармонию, осознавать гармонию и из менее совершенной гармонии создавать более высокую. Значит, он отделен от всего остального живого мира творческим, созидательным стремлением. Осознанным творческим стремлением, которое проявляется, когда человек развивается свободно.

Вспомните: если человека зажать, задавить — он задерживается в своем развитии на уровне эмоций. Живет в раковине. Реагирует на все реактивно. Короче говоря — существует. Какое там творчество! — смешно говорить… Но почки нераскрывшихся чувств, потенциальная способность самостоятельно мыслить и решать задачи, которые выливаются в мучительное томление о смысле жизни, — все это есть в нем! Есть! Он хочет выполнить свое предназначение — себя воплотить. Ведь не случайно же он перестает думать о смысле жизни только на уровне интуиции, на уровне, где он счастлив, поскольку занят свободным, творческим трудом.

Так, где же в нем заложенное в гены зло? Где изначальная — естественная — агрессивность?

На самом нижнем уровне — уровне эмоций, — он раб, он думает только о самосохранении; чтобы не выделиться — в толпе, — он может стать соучастником зла. Но инкриминировать ему намеренную, врожденную агрессивность можно только по неведению. Ведь он не имеет энергии для агрессии! Ему дай бог самому уберечься — о другом он и не помышляет.

На следующем этапе — на уровне чувств — агрессора и вовсе бессмысленно искать.

Наконец, на уровне интуиции — творец. Разумеется, он разрушитель: ведь он разрушает несовершенную гармонию, чтобы создать безупречную.

Все так. Но ведь был Герострат, был! И Павлик Морозов был. И солдаты фюрера. И «рядовые партии». И те, кто росчерком пера уничтожил храм Христа Спасителя. И те, кто сегодня травит и губит нас и наш прекрасный мир, — они есть, среди нас, они запрограммированно агрессивны на все, что содержит гармонию. Неужели и они — инструменты природы? И где их место в нарисованной нами благостной лестнице восхождения к прекрасному?..

Ответ простой: геростраты — не замысел природы; геростраты — это издержки семьи, обучения, воспитания и социальной жизни.

Геростраты — это люди, чье поведение продиктовано апсией.

3

Пора наконец показать, как появляется апсия.

Напомним: апсия — это бездушие.

Не бездуховность, не эгоизм, не равнодушие, не жестокость, не мстительность — все эти отрицательные качества вполне умещаются в пространстве души.

Человек может совершить жестокость — и потом искупать ее душевными муками и добрыми делами всю жизнь. Он может пройти мимо совершаемой на его глазах несправедливости, но потом, когда он восстановит свой энергопотенциал, совесть не даст ему покоя. Он может не реагировать на прекрасное только потому, что его энергетика едва управляется с задачей сохранения его жизни, поэтому окружающий мир он оценивает самыми экономичными инструментами — штампами, шаблонами, стереотипами. Значит, ему просто нечем оценить гармонию; и мы говорим: какой бездуховный человек… Правильно говорим; бездуховный — но ведь не бездушный! Дайте ему возможность хоть немного восстановить свой энергопотенциал, и вы увидите, как он потянется ко всему прекрасному.

Апсия же исключает совесть, исключает сожаление и стыд, раскаяние и покаяние; она исключает потребность вспоминать пережитое и загадывать завтрашний день. Есть только сейчас, есть только действие. Есть действующий — и энергично действующий! — человек, но нет души.

4

Давайте еще раз на примере нашего знакомца — хитроумного Пети — проследим, как чувство превращается в апсию.

Напомним: все началось с того, что у него было слабое нравственное чувство (значит, в тех случаях, когда вы принципиально отстаиваете свое мнение, он мог покривить душой). И Марья Ивановна на это чувство наступила (на каждом шагу всяческими способами она старалась Петю унизить).

Находись Петя на уровне интуиции, он бы вступил с Марьей Ивановной в борьбу и был бы уничтожен. Но Петя — на уровне чувств (значит имеет недостаточный для борьбы энергопотенциал). Будь у него сильное нравственное чувство, он отступал бы до тех пор, пока не вышел бы из контакта с Марьей Ивановной (оказавшись на уровне эмоций). Но его нравственное чувство слабо, и это позволяет ему выбрать другой путь: борьбу, но не явную — партизанскую.

Вспомнили? Цель этой борьбы — сохранение территориального императива.

Метод — игра.

Средство — хитрость.

И он начинает играть на выигрыш.

Это ему нетрудно: его энергопотенциал больше, аппарат чувств — в его распоряжении.

Марья Ивановна даже не замечает, что становится марионеткой в его игре. Она привычно пытается наступать на его нравственное чувство, но он с помощью великолепно развитого эстетического чувства мгновенно находит в ее выпаде слабину, интеллектуальное чувство тут же подсказывает точный ход — и Петя все превращает в шутку. (Надеемся, вы понимаете, что все три чувства, составляя целостность, работают практически одновременно.)… Но она же не дура, ей не хочется выглядеть смешной. В следующий раз она уже думает, стоит ли с Петей заводиться, а ему этого и нужно.

? ТРИ ИЗ ТЫСЯЧИ (Открытый ответ на письма)

Открытый ответ на письма по поводу публикации книги «О мальчике, который умел летать, или Путь к свободе»

Как известно, книги имеют судьбу. Судьба «Мальчика…» началась 14 лет назад с неприятия его официальной наукой (а поскольку она владела монополией на истину, то о выходе в свет с новыми взглядами, с особым мнением не могло быть и речи). Потом были публикации первых глав (Э 9, 1987, Э 1–3, 1988), канувшие, словно в пустоту — ни единого отклика! — что смутило редакцию, которая приостановила публикацию. На сколько? Может — навсегда?..

И тогда мы решились на радикальную меру — бросили вызов читателю в открытом письме (Э 5, 1988). И выиграли все. Хлынули отклики, редакция возобновила публикацию (Э 10–12, 1988, Э 1–7, 1989).

Создавая «Мальчика…», открывая доселе неведомый человеческий материк, единственная наша мечта — докричаться до живых, помочь жаждущему, дать факел осознавшему себя в темноте, дать руку стремящемуся вырваться из рабства обыденщины, из плена колеи, в которую попал вроде бы случайно, временно, на раз, — и оставался в ней, как выяснилось, навсегда. Наша цель — экология души и, судя по откликам, мы с нею справляемся.

Поводом для этой публикации послужило маленькое событие: мы получили тысячное письмо. На многие из них мы ответили непосредственно, а тут редакция предоставила нам возможность ответить публично.

Письмо из Ленинграда.

«…Я мечтала стать философом — и поступила в университет. Эйфория умерла еще в первом семестре. Преподаватели — ни одного светлого лица! Скука. Жвачка. Банальщина. Штампы. Ни шагу в сторону от марксизма-ленинизма. А жизнь ежечасно цепляет крючками вопросов, но спросить не у кого…

Потом было три потрясения.

Первое — когда прочла — и осознала — что человек — это животное. Только. Всего лишь. И вокруг — огромное стадо, которое затаптывает тех, кто оказывается чужаком, неживотным.

Второе — когда я осознала, что жизнь — это всего 20 000 дней, и треть из них я уже прожила. Прожила с ощущением, что жизнь еще не начиналась.

Третье… третьим была любовь. Почти год я жила своим принцем, мечтала о нем. Не выдержала — пришла к нему сама. Но уже после второго вечера все кончилось. Он был альфонс, а у меня даже после стипухи никогда свободного чирика не водилось — все отдавала матери. Сами понимаете: нас у нее трое, она одна тянет нас, своих детей, — никогда больше двух с половиной косых не зашибала. На четверых! Просуществовать — можно, жить — нет…

Короче — надела я чистые трусики и пошла на Невский. Вот уже третий год пасусь. Сутенеры, рэкетиры, мафия — это само собой. Конечно — риск большой. Всякой венерической дряни столько — никогда бы не поверила. Опять же — СПИД… Но я не колюсь, колес не глотаю, не пью — только делаю вид. Нужно иметь ясную голову и глядеть в оба. Каждую неделю свечку ставлю в Михайловском — Господь жалеет.

По первому же году хатку купила. Однокомнатная, но проект индивидуальный, сантехника фээргэшная, мебель Петя-художник резал. Влетело в копеечку, зато — как мечтала. И — на всю жизнь.

Шмотье — бурда-мурда-зайчатина — это первое, чем заняться пришлось. Потом бриллики пошли. Валюта закапала. «Жигуленок» — свежачок завелся, хочу на «ауди» сменять, но не уверена. Меня один фирмач склонял: у япошек не хуже, а цена божеская.

Ну, и матери хорошо — с первого дня помогаю. Она меня жалеет, но понимает. Думаю, еще на два года меня хватит. Чтоб без заметных потерь. Потом завяжу. Найду мурзика б/у — чтоб уже знал, что почем, чтоб мог оценить, — нарожаю ему деток, и хоть оставшуюся половину жизни проживу по-человечески.

Вот такая философия. Вот такой путь к свободе. Это не университетская жвачка и не ваши сказочки в «Ст. М.». Это — жизнь. Я уже выиграла эту партию, или — переходя на вашу терминологию — решила эту задачу. Вы правы в одном — нужно действовать. А про таланты — лучше не надо. В мире, где нет ничего святого, где все — мерзость, все — продается, вы делаете величайшее зло, ужасную провокацию, пытаясь убедить людей смотреть вверх. Они забудут, что под ногами камни, споткнутся — и окажутся в дерьме. Вы этого хотите?.. До встречи на Невском. Катя тэн— карат».

Непростое письмишко, не так ли?

В нем нет прямых вопросов, поэтому формально оно вроде бы и не требует ответа. Мол, подумаешь, душевный стриптиз, эка невидаль!.. Правда, в нем есть вызов, но как раз этим можно и пренебречь: ведь это вызов не нашей смелости, а стереотипному, обывательскому мировоззрению, вызов трагическим обстоятельствам жизни. Наконец, это вызов самой себе, попытка оправдаться. И если бы дело только в этом, вряд ли письмо было отослано. Но его отослали — значит, хотя бы подсознательно рассчитывали на ответ. Значит, кроме текста (стриптиза) и подтекста (вызова), в нем еще нечто. Какой-то глубинный, первичный смысл…

Полагаем, что это — отчаяние.

Ей плохо. Тошно. Она уже прошла все стадии материального самоутверждения (от мечты о невозможном — мечты, продиктованной обывательскими представлениями об идеале, благополучии и счастье, мечты, которая вмещается в известную триаду — «деньги, деньги, деньги», — будут деньги — купим квартиру, обстановку, машину, шмотки, диплом, общественное положение — купим все! И вот вдруг эта мечта стала материализовываться, вчерашнее невозможное — обретать плоть; появилось ощущение сопричастности, затем — восторг: «у меня это есть! И это! и это!..»; материализованное благополучие подарило апломб и уверенность, но вместе с притуплением голода погасло и чувство; вдруг стало скучно… она попыталась себя взбодрить: «хочу лучше! ярче! больше! дороже, чем у других!..» — жила, словно в лихорадке, взяла, наконец, и эту вершину — но на ней то ли очнулась, то ли прозрела, потому что поняла: дальше дороги нет; вверх — не под силу, да и все заранее известно; прямо — скучно; вниз — страшно, но завлекательно, потому что падение, стремительное нарастание приближающейся гибели еще способно пробудить в ней яркие чувства, ощущение реальности жизни), — и когда добилась всего, чего хотела, вдруг поняла, что проиграла.

Нельзя! не получается! — имея душу, продавать тело, продавать мысль, продавать память, продавать мечту. Продавать совесть. Нельзя. Жизнь так устроена, за все приходится платить. За все! Без исключений. Чтобы забить гвоздь — нужно умело ударить молотком; чтобы иметь хлеб — нужно его вырастить; чтобы жила любовь — нужно отдавать лучшее, что имеешь.

Плата есть обязательно. Всегда.

Соня Мармеладова, продавая свое тело, совершала нравственный подвиг, шла на самопожертвование. Катя, удовлетворяя похоть случайных клиентов, тиражируя эрзацы чувств, вынужденная изо дня в день подавлять, притуплять свое нравственное чувство, проходила школу облагораживания зла.

Она — сама — свою душу изнасиловала.

Ради шмотья, чириков, брилликов, косых…

Они удобны тем, что материальны, что их можно пощупать. Они привлекательны тем, что от них передается уверенность — уверенность в себе и в завтрашнем дне.

Эта философия так проста!

Не нужно ничего доказывать — все убедительно само по себе. Но — парадокс! — этот образ жизни убедителен только со стороны. А когда начинаешь натягивать эти одежки на себя — они оказываются малы. Сколько их ни расшивай, сколько ни дотачивай — все малы! Потому что материальная ценность — едва мы овладели ею, сделали ее своей — в наших глазах тут же теряет в цене. Почему? Если вы внимательно читали «Мальчика…», вы это понимаете: предмет, которым овладели, перестает быть источником чувств (нет новизны — нет и чувства!). Остаются лишь положительные эмоции, кстати, тоже затухающие очень быстро.

Понимаете! — вы смогли, добились, достигли, выстрадали, вырвали зубами — ничего не пожалели, чтоб иметь! — и вот держите в руках… Умом — рады, а душа — молчит. А уж того счастья, о котором мечтали, нет и подавно. Так стоило ли убиваться? Стоило ли жертвовать неповторимыми днями своей жизни? Стоило ли лишать себя радости общения с близкими, с друзьями, с детьми, с природой, с искусством — со всем тем неистощимым прекрасным, что нас окружает? Стоило ли душу свою бессмертную топтать?..

Умный человек понимает это с первого урока, глупый бросается во все тяжкие: вот если ухвачу больше — уж тогда счастье от меня не ускользнет. И он лезет, лезет, берет уж вовсе непосильную вершину — и снова убеждается (разумеется, если уцелела душа и способность к самостоятельному мышлению), — что счастье где-то в другом месте.

Впрочем, может быть, все куда проще. Может быть, Катя вдруг поняла, что денежки, которые она скопила, как ни жмись, через год-два-три растают (тем более что девальвацию пока никто не отменял), автомобиль станет старым и квартира потеряет блеск. С чем же она останется? Ведь все равно же придется, как другим, искать надежного мужа и рожать детей — но сможет ли она теперь любить? А если нет — как жить с нелюбимым? И каких детей она родит — если сможет?..

Прагматические рассуждения, но не исключено, что для нее они куда убедительней нашего плача по ее душе.

Теперь — о трех ее потрясениях.

Первое: «человек — это животное». Конечно. И не только по своим физиологическим особенностям. Подавление естественного развития (еще в материнской утробе — химией, никотином, алкоголем, энергодефицитом; с первого же дня рождения — пеленками; потом коллективным рабством в яслях, детсадах, школах и пр.) задерживает огромное большинство наших соотечественников на уровне эмоций. Почти всех — навсегда. И при всей своей доброжелательности причислить их к людям мы не можем. Это только болванки потенциальных людей. Это только поленья. Повезет — и жизнь в облике папаши Карло вырежет из них Буратино; не повезет — безлико, безвестно, бесследно сгорят, согревая похлебку в чьем-то казанке.

Но ведь Катя — человек! Все в ней выдает обитателя среднего этажа — уровня чувств (кстати, потребителя, что облегчило ей выбор в пользу материальных благ). Находись она этажом выше — на уровне интуиции, уровне решения задач, — никакая сила не удержала бы ее на панели. Но и уровень чувств неплох. Нужно только: 1) знать ему истинную, весьма скромную цену и 2) уметь его ценить (первое — количественная характеристика, второе — качественная).

Именно это, именно былая прописка на уровне чувств (как вы узнаете из главы о технологии наращивания энергопотенциала, прописку на верхних этажах у нас никто не может отнять, она — пожизненная, хотя обстоятельства, разумеется, могут заставить нас жить сколь угодно долго внизу, среди рабов) не дает пропасть Катиной душе, называет истинную цену Катиным успехам.

Именно это рождает в ней отчаяние, давая шанс вернуться к себе.

А будь она с самого начала на уровне эмоций — ничего б этого не было: ни мук, ни письма в редакцию. Она жила бы по принципу: абы день до вечера, укрепляла бы раковину, страшилась бы завтрашнего дня. Еда, работа, сон. В промежутках — ТВ, маленькие наслаждения. Не сомневаемся, для кого-нибудь именно в этом и состоит человеческая жизнь, но со стороны-то видно, что она ничем не отличается от животной. Потому что единственное наше отличие от животных — это отнюдь не речь, как думает большинство из вас (умеет говорить — так он уже и человек!), а способность творчески, сознательно преобразовывать мир. Способность совершенствовать гармонии.

Второе — о краткости жизни, об ограниченности отпущенных нам дней. Мысль банальная и неинтересная из-за очевидности, пока: 1) жизнь вдруг однажды куда-то ускользнет, оставив нас лицом к лицу со смертью; либо 2) анемичная, обескровленная постоянным энергетическим дефицитом, ни разу не реализованная творческая потенция, неожиданно получив энергетический импульс (например, после полноценного, наполненного интересным действием и положительными эмоциями отдыха или на гребне любви), отчего у нее открылись глаза, завопит: «Да что же ты делаешь со своею жизнью, добрый человек?!»

Судя по письму, Катя со смертью не встречалась; следовательно, ее разбудил внезапный творческий импульс. Отчего же произошло потрясение?

Получив творческий импульс, человек на уровне интуиции (творец) начинает действовать. И каждое его творческое действие, каждая созданная им гармония: 1) расширяет его территорию и, значит, 2) укрепляет его жизнь смыслом. Отношение к смерти у него спортивное: он мчится вперегонки со смертью, он должен успеть закончить свое дело раньше, чем смерть его запятнает. Поэтому он думает только о деле, о своем творении. Он должен успеть! Даже — ценою жизни. Дело для него несравнимо важнее.

Великий актер умирает на сцене.

А человек на уровне чувств (потребитель), порхавший всю жизнь с гармонии на гармонию, от удовольствия к удовольствию, — получив творческий импульс, в первый момент переживает его как удовольствие, но попытка реализации творческой идеи прокалывает этот мыльный пузырь.

Во-первых, оказывается, что ему нечем творить — не тот у него энергопотенциал!.. — ни количественно, ни качественно.

Во-вторых, он вдруг осознает, что вся предшествовавшая жизнь, которая представлялась ему не только интересной, но и содержательной, — оказывается, пуста. И по большому счету — прожита зря. И самое ужасное — не видно, как это изменить в будущем.

К счастью для потребителя, он почти тотчас — автоматически — отворачивается от всего, что вызывает у него отрицательные эмоции. И Катя наверняка поступила так же. Во всяком случае, в ее письме нет даже намека на попытку наполнить жизнь смыслом.

Наконец, третье — разочарование в любви…

Любовь, пожалуй, самое яркое и энергоемкое из чувств. Именно энергоемкость исключает доступность любви для обитателей уровня эмоций (разумеется, они никогда не согласятся с этим; ведь это мы знаем, что они кругом ущербны, а они-то полагают, что это вне все плохо, а в их-то душах — все близко к идеалу); именно энергоемкость позволяет обитателям уровня интуиции поддерживать этот огонь (неисчерпаемый источник положительных эмоций) ровным и устойчивым всю жизнь.

Любовь человека на уровне чувств специфична. Это именно то, что обыватель понимает под словом «любовь». То, что превозносят поэты средней руки. Значит — любовь-страсть.

Потребитель склонен увлекаться. Все или ничего! — вот любимый его девиз. Встретив гармонию, близкую его идеалу, потребитель зацикливается на ней. Он не может довольствоваться малым — ему подавай все! сразу! и чем ярче, чем острее ощущения — тем лучше. Причем он откачивает энергию не только от предмета страсти, но и от своего переживания этой страсти: ах, сколь красива моя душа! как сильно я умею чувствовать! как я свободен в своей любви!..

Разумеется, такой ажиотаж не может длиться долго. Едва потребитель достигает уровня энергетического насыщения, как страсть немедленно перегорает. Чтобы спастись от перегрева, нужно убить чувство. А это, как вы помните, делается просто: для этого необходимо сияющее облако чувства выкристаллизовать в мысль. Отрезвление происходит мгновенно: «Боже! и это чудовище я любил? Где же были мои глаза?..»

«Пробка шампанского, с шумом взлетевшая и столь же мгновенно ниспадающая, — вот изрядная картина любви».

Следовательно, Катино разочарование было неотвратимо. Она зафиксировала смерть чувства беспощадным определением — «альфонс», но столь экзотические формулы вовсе не обязательны. Она могла вдруг понять, что ее любимый — дурак, или трус, или жмот. Спасаясь от перегрева, потребитель проявляет чудеса изобретательности в обнаружении пороков своего вчерашнего кумира. Причем ни истинность, ни масштабы явления его не интересуют. Важно только одно: нужен повод, чтобы с чистой совестью отвернуться от вчерашнего предмета чувства.

Таких писем, не имеющих прямого отношения к проблеме таланта, приблизительно каждое третье. Мы разобрали Катино, чтобы показать, как наша концепция ЭПК расшифровывает повседневный материал, почему необходимо владеть этой концепцией, если хочешь жить с открытыми глазами, если хочешь понимать силы, движущие и тобою, и окружающими тебя людьми.

Еще треть писем — собственно о таланте. Их авторы не обратили внимания, что в нашем определении (талант — это способность к самовыражению, позволяющая оригинально решать известные задачи) подразумевается его важнейшее качество: универсальность. Процитируем одно из этих писем. Оно из Харькова, от недавней студентки, а теперь инженера Светланы Диденко.

«…ребятам, которые поступили в вуз «по призванию», вроде бы ваша теория и ни к чему. А остальные — поступили, наконец, определились. Зачем им начинать все сначала? Да и через 2–3 года учебы просто жалко бросать».

«…сейчас, через 5 лет после окончания радиофизического факультета ХГУ, из наших ребят по специальности работает не больше 20 человек. Многие переквалифицировались, кто — в операторы ЭВМ, кто — в воспитатели детского сада, есть работники МВД и Советской Армии. В общем, как говорил один из наших профессоров: «Выпускник университета — специалист широкого профиля».

«Ну, хорошо: вы подсказали поднять энергопотенциал, научили понимать себя и других — а дальше, дальше что? Что мне проку в том энергопотенциале и моем понимании механизма человеческой души, если я не понимаю главного: где та область приложения сил, в которой раскроется мой, именно мой талант? Где мое единственное место? В чем мое призвание?»

Вопрос поставлен правильно. Он — главный. Поэтому сразу даем ответ: призвания к какому-либо конкретному делу не бывает. Это — миф. Не надо большого ума, чтобы глубокомысленно заявить: «талант — от бога». Значит, на одних Господь поглядел — и им дано, других не заметил — и они на всю жизнь обречены быть слепыми мулами общества?.. Хорошо; литературный талант, музыкальный, даже математический — это как-то можно представить; но ведь профессий — тысячи! и в каждой есть свои таланты; значит, Господь ведет специальную бухгалтерию, следит скрупулезно, чтобы время от времени на каждой грядке появлялся талант, иначе ведь не будет прогресса?! И вот одному достается талант сапожника, другому — кондитера, третьему — огородника или кузнеца. И весь фокус в том, чтобы угадать, какой тебе жребий лег. Если угадал — повезло. Не угадал — нет тебе счастья…

Чушь собачья.

Самый бесспорный аргумент против этого — светочи мира, которые — за что бы они ни брались — все делали гениально. Скажем, Леонардо. Жизнь заставляла его заниматься то живописью, то изобретательством, то фортификацией, то философией, — и всюду он оставил не стираемый след. Вы скажете: а Моцарт? Но у Моцарта жизнь сложилась иначе, она не позволяла ему ни перевести дух, ни поглядеть по сторонам, гнала кнутом нужды в узком коридоре — и он всю жизнь творил только музыку.

Так вот, мы считаем, что механизм таланта заложен в каждого из нас. Это механизм превращения дисгармонии в гармонию, гармонии примитивной — в более совершенную. И толчок творческому процессу дает дискомфорт. Дискомфорт, который загоняет человека на уровне эмоций в еще более угнетенное состояние, усугубляя его рабство.

Механизм таланта, механизм преобразования дискомфорта в комфорт, механизм создания и совершенствования гармоний есть в каждом из нас, но для того, чтоб он начал работать, мы должны подтянуть ЭПК до нормы. Причем в норме должны быть и энергопотенциал, и психомоторика, и критичность. Чтоб вы не обманывались на этот счет, предупреждаем сразу: компенсаторные штучки тут не проходят. И тогда: 1) критичность засекает задачи, 2) психомоторика их решает, а 3) энергопотенциал дает всей этой работе жизнь.

Отсюда следует, что механизм таланта включается самопроизвольно. Пока ЭПК ниже нормы, вы либо 1) задач не видите, либо 2) не можете их решить, либо 3) просто отворачиваетесь от них, поскольку не знаете другого способа спастись от дискомфорта.

Отсюда же следует и универсальность таланта. Если это всего лишь механизм, ему безразлично, какой материал вы в него забрасываете. Вчера — математику, сегодня — литературу, завтра — биологию; на входе — дисгармония, на выходе — гармония; вот и все дела. Посреди (сам механизм) — «черный ящик». Пока — черный, но мы надеемся, что к тому времени, когда вы изучите «Мальчика…» до конца, чрево ящика будет вам представляться не слишком черным; во всяком случае, вы будете ориентироваться в нем довольно уверенно.

И последнее: о бывших сокурсниках Светланы Диденко, которые поменяли специальность. Если человек делает это по велению души, ведомый талантом — тогда и говорить не о чем; мы можем только пожелать ему удачи. Но, судя по перечню Светланы, ее сокурсники преодолению (а иначе талант не проявляется) предпочли путь наименьшего, сопротивления. А эта дорога — в противоположном направлении. В ряды потребителей. А чаще всего — в рабство.

Третье письмо представляет тех наших читателей, которые сейчас, немедленно желают получить рекомендацию, как повысить свой энергопотенциал. Процитируем письмо из Воронежа от П. Яковлева (никаких сведений о себе — даже имени — он не сообщил).

«Представим ситуацию. Больной мучается от боли, а рядом стоит врач, который аргументировано, со знанием дела и болезни оного рассказывает ему про новое целительное средство, которым врач обладает и даст его больному, но только после того, как расскажет все больному о его болезни и о лекарстве.

Ситуация, по-моему, аналогична нашей. Дорогие авторы! Вы компетентно вторглись в сферу социальных, личностных «болезней», нащупали ее главную составляющую — энергию, авансом наобещали указать «путь к свободе», раскрыв в принципе главную вашу истину — как этой энергией управлять, как ее аккумулировать, умножать потенциал.

Не справедливее ли было дать эти рекомендации сразу, сначала, параллельно, наконец, аргументируя их вашим, со знанием дела написанным и искренним материалом?»

Вроде бы все по делу? Но только на первый взгляд. Посудите сами: в сотнях писем этой группы наши читатели, мечтая подняться до уровня таланта, требуют от нас лишь одного: научите, как повышать свой энергопотенциал. Но ведь далеко не у всех энергопотенциал в загоне; у многих он в порядке, да вот психомоторика хромает либо критичность не развита. Так почему же никто не требует: немедленно научите, как совершенствовать психомоторику и критичность? Ответ простой: пока никто не понял, как важна психомоторика (именно она отмеряет величину заряда, чтоб ой не разорвал вашу пушку, она, же обеспечивает баллистику летящего к цели снаряда) и тем более не знает, что такое критичность (благодаря которой мы находим цель и точно определяем расстояние до нее).

Не будем спешить. Как верно предположил П. Яковлев, наши методики достаточно просты. Скажем больше: они настолько просты, что у неподготовленного читателя могут вызвать недоверие; хуже того — оставят его равнодушным. И тогда путь к себе, путь к оживлению таланта окажется заказанным навсегда.

Вот почему мы считаем свой порядок подачи материала наилучшим. Есть ли смысл дарить неграмотному Библию? Разумно ли давать в руки дикарю заряженный автомат Калашникова? А вот когда — идя за нами след в след — вы освободитесь от мифов, победите страх, начнете понимать себя и других, узнаете, как Преодолевать сомнения и делать сознательный выбор, — только тогда простота наших методик не скроет от вас всей их глубины, только тогда мы будем уверены, что вы не смалодушничаете и не свернете в сторону, пока не придете к цели — к своему таланту. К себе как воплощенному человеку.

ОБЫКНОВЕННЫЙ «ЧЕРНЫЙ ЧЕЛОВЕК» (продолжение) (10/89 — 14)

Он убеждается, что игра на выигрыш любой ценой не стоит труда и немедленно приносит дивиденды. Разумеется, ему это нравится.

Но игра на выигрыш имеет отличительную особенность: она выключает нравственное чувство. Игрок рассуждает так: что для меня самое главное? Выигрыш; так стоит ли быть переборчивым в средствах? Ведь это же только игра!.. Вот если бы это касалось принципиальных вещей, жизненно важных, тогда имело бы смысл посмотреть — нравственно это или нет; а игра позволяет маленькие вольности; ну, схитрил, выиграл не совсем чисто — ну и что? Ведь это же только игра…

Не думайте, что Пете приходится часто себя подобным образом обламывать. Впервые это произошло — когда решался на игру; другой раз — когда предстояла игра в особо крупных размерах, и ущерб партнеру был не совместим ни с какими нравственными нормами. А третьего, пожалуй, и не было. Потому что игра на выигрыш не просто доминантна; по самой своей сути она требует подавления нравственного чувства (а поскольку оно у Пети слабенькое, это происходит как бы само по себе).

Итак, он хитрит, обыгрывает всех подряд: учителей, родителей, приятелей, посторонних. Первые острые ощущения быстро притупляются. Чем же поддерживать интерес? — Новизной. — А за счет чего? — Есть два пути: повышение изощренности и повышение ставок. То есть с каждым разом Петя становится все более умелым и все более дерзким игроком, и это происходит до тех пор, пока он не исчерпает возможности своего — к счастью, ограниченного энергопотенциала. Пока синусоида его энергопотенциала не достигнет своей максимальной амплитуды.

Новизна теперь недоступна — и Пете становится скучно. Скучно играть. Потому что образовалась привычка. Привычка хитрить, привычка любое дело решать окольным путем, привычка вытаскивать каштаны из жара чужими руками, привычка двух маток одновременно сосать…

Привычка убивает игру, вынимая из нее сердце — новизну.

И тут Петя получает неприятный сюрприз: всплывает на поверхность его нравственное чувство.

Пока шла игра, ее доминанта легко оттесняла всякие нравственные колебания в тень. Теперь вдруг доминанта пропала, а у привычки доминанты нет, она — автомат, не мешает быть самим собой, — и Петя почувствовал себя очень неуютно. С одной стороны, он по привычке любую ситуацию решает с помощью хитрости (уже только хитрости — игра кончилась), с другой — понимает, что это безнравственно. От хитрости положительных эмоций не дождешься, она только средство, инструмент, значит — энергетически бесплодна, а нравственные муки (даже если нравственное чувство слабенькое) — сплошной энергетический убыток.

Вот беда! Ведь так недолго растерять все на свете. И оглянуться не успеешь, как очутишься на дне…

К счастью, Пете это не грозит. Вспомните, кем он был до роли игрока? Мотыльком, перепархивающим с гармонии на гармонию. От источников отрицательных эмоций он шарахался как от огня. И где эти источники — вне, или в нем — не имеет значения. Следовательно, его естественный порыв — задавить создающее дискомфорт нравственное чувство…

Вот вам противоречие: Петя живет нектаром с гармоний, и нравственное чувство гармонично; а он ради собственного спасении поставлен перед необходимостью эту гармонию уничтожить. Сделать для себя противоестественное.

Неужели это возможно?

Запросто! — скажут самые памятливые из вас. — Ведь для этого есть проверенный способ, безотказный прием: облагораживание зла.

Браво. Если вы это поняли сами, еще до того, как прочли, — получите пять с плюсом: вы уже разбираетесь в механике человеческой души.

5

Как же Петя облагораживает зло?

Для любой деятельности нужен инструмент. Чтобы видеть — нужен глаз; чтоб рубить дрова — нужен топор; чтобы доказать, что «белое — это черное» — нужны отменные эстетические и интеллектуальные чувства. Первое — чтобы уверенно различать, где белое, а где — черное (цинизм — это кровь работы по облагораживанию зла!), второе — чтобы производить саму работу.

Например, Петя по привычке схитрил. Нравственное чувство заикнулось: ай-я-яй… Эстетическое чувство отметило: прежде в душе было хорошо — теперь стало плохо: разрушена гармония (скажем, гармония, общения). Но дискомфорт длится недолго, интеллектуальное чувство уже действует, с помощью послушной логики облагораживает зло. Вот варианты:

1. Обидел? Да нет, вроде бы Марья Ивановна ничего не заметила.

2. Оскорбил? Ничего; я маленький, она мне простит; и не такое переживала.

3. Унизил? Да ничего подобного! — поставил на место. В следующий раз будет знать, с кем имеет дело.

Что при этом происходит?

Чтобы ответить на этот вопрос, вспомним, что такое душа. Это целостность, возникшая от слияния памяти, совести и мысли. Как сосуществуют, как взаимодействуют души Марьи Ивановны и Пети? У них общая память (в границах их общей деятельности — учебы) и общая мысль (как порождение общей деятельности). Общие — значит, слиянные, бесконтактные. Следовательно, контакт душ происходит только на почве третьей компоненты — совести. Если они равнодушны друг к другу, то контакт один — фиксирующий: «он есть» (при этом чувство отсутствует, поэтому нет и эмоций; контакт информативный — и только). Если же их отношения расцвечены чувствами (безразлично — положительными или отрицательными), то контактов может быть сколь угодно много.

Что же происходит, когда Петя — облагораживая зло — подавляет свое нравственное чувство?

Он разрывает свой контакт с Марьей Ивановной.

Если контакт был один, между ними сразу разверзнется пропасть. Если контактов было несколько — пропасть разверзнется через неделю, через месяц — когда Петя порвет последний контакт.

Но ведь так же — подчиняясь силе привычки — он действует и в общении с другими учителями, с родителями, с приятелями; с классом, с обществом. Вы уже поняли, к чему мы ведем? Ведь эти контакты суть наша совесть, и чем меньше их остается, тем совесть становится менее чувствительной… Нет, не так; тем совести становится меньше — вот так будет точно.

Петя знает, что его действия безнравственны?

Конечно.

Но нравственное чувство у него слабенькое, а привычка к безнравственным действиям (пока — только к хитрости) сильна. И привычка раз за разом — без исключений! — берет верх.

Все вроде бы получается, как он хотел: и успех есть, и самоутверждение победой над другими и над собой, а желанного комфорта нет. Потому что — даже побежденное — нравственное чувство своим коготком нет-нет, да и скребанет по живому. Значит, нужно создать такую ситуацию, чтоб нравственное чувство ушло в тень. А это мы уже проходили: нужна доминанта!

Нужна игра.

И Петя — теперь уже сознательно — начинает игру во «все дозволено».

Его новая, рукотворная доминанта сложена из таких элементов: цель его деятельности — комфорт, метод — игра, средство — ложь.

6

Почему хитрости теперь недостаточно? Почему потребовалась ложь? Хитрость подразумевает, что Петя — непосредственный участник действия, один из двух полюсов системы: он — и жертва. Игра эта явная, все на виду. И вот эта личность, очевидность авторства и является ограничителем Петиных действий. До — можно; до — это шалость, проказа, уловка, пусть не всегда безобидная, не безболезненная для других, но она — в пределах допустимого, в пределах традиции; «так делают все». За ограничитель — нельзя, потому что за ограничителем начинаются действия, которые осуждаются общественным мнением. Переступишь черту — больше потеряешь, чем приобретешь. Значит, пострадает твой собственный территориальный императив, то есть игра окажется проигранной, а вся затея — бессмысленной, ведь Петя, как вы помните, хитря — играл на выигрыш.

Ложь удобна тем, что она как бы выводит Петю из игры. Петя отказывается от аплодисментов, которые в прежней игре доставались ему, как главному герою, и скромно уходит за кулисы. И оттуда, дергая за веревочки, он руководит всеми действующими лицами, которые на сцене исполняют 1) написанную им пьесу, 2) по его же режиссуре и с 3) запланированным им результатом.

Теперь он — демиург.

Его задача осталась прежней, как и в тот далекий теперь день, когда он решился на свою первую хитрость. Эта задача — сохранение территории. Тогда он сделал вид, что отказывается от всех своих прав; он был готов на любое унижение — только бы сохранить свой энергопотенциал. Теперь обстоятельства изменились:

1) он приобрел опыт партизанской борьбы;

2) он научился подавлять в себе нравственное чувство;

3) он стал неформальным лидером.

Именно неформальным! — и на другое он сейчас не согласится. Иначе — зачем были унижения, которые он перенес? Зачем была жестокая школа, которую он прошел? Зачем было ломать себя по самому больному и приучать себя к этой боли, притуплять ее привычкой — зачем? Явному лидеру все эти навыки ни к чему. Он все делает сам. Сам создает некий эталон гармонии и тратит свой энергопотенциал, чтобы заставить остальных воплощать эту идею. Ему не нужен Петин горький опыт!..

Но если этот опыт есть, отказаться от него — просто глупо. Пете это и в голову не придет. Он знает цену своим козырям — и играет ими. Только ими! — потому что таких нет больше ни у кого вокруг.

План его простой: вместо того, чтобы собственными руками уничтожать тех, кто находится в пределах его территориального императива, нужно их свести, столкнуть лбами, заставить передраться, и когда они ослабеют, окажется, что он, наблюдавший драку со стороны, теперь самый сильный на этой территории.

Этот Яго знает, что намек сильнее утверждения, что любая реальная (сколь угодно безвинная!) деталь выдержит самый чудовищный груз интерпретаций; что перед тщеславным нужно хвалить его соперника, что гордецу нужно сочувствовать по поводу надуманного оскорбления, что упрямца нужно поддержать в его верности себе, что самолюбивого нужно соблазнить погоней за миражем, погоней, в которой он сгорит без всякого смысла… Наконец, в его арсенале есть слухи, сплетни, подметные письма, анонимки…

Вам это кажется чудовищным, не так ли? Вы думаете: зачем? Зачем ему все это — вся эта грязь?..

Жаль, что вы не пытаетесь вжиться в ситуацию и осмыслить ее, поддаваясь вместо этого эмоциям.

А ведь несколькими абзацами раньше мы дали ясный ответ: ему нужен комфорт; на территории, которую Петя считает своей, он хочет быть единственным хозяином и жить с удовольствием. И разве его вина, что этой цели можно добиться единственным способом — натравив друг на дружку всех этих собак, чтоб они перегрызли друг другу глотки?..

Поймите! — был бы у него энергопотенциал примитивного типа, Петя затаился бы в раковине — поди сыщи его. Его не тронь — и он не укусит.

И при нынешнем его энергопотенциале — оставайся он обычным потребителем, — от него бы не было окружающим ни малейшего зла.

Но привычка хитрить и накопленный опыт игры на выигрыш не могут быть — и не работать. Не могут! Раз оно есть — оно должно действовать. Как человек на уровне чувств, Петя неустанно ищет новизну (в форме гармонии), как человек, привыкший облагораживать зло, он в этой новизне ищет самое чувствительное место (сердце гармонии) — и поражает его, получая от этого положительные эмоции.

Петя, начинает с малого. Получается. С одним получается, с другим… Петя находит цели безошибочно: ведь он прописан на уровне чувств, гармонию он даже под землей почует; даже в раковинах своих приятелей, давным-давно обжившихся на уровне эмоций, он находит гармоничные структуры. А как же! — ведь только благодаря этим следам гармоний эти приятели обладают потенциальной плавучестью. Значит, именно здесь — самое чувствительное место, сюда и надлежит бить, чтоб раковина — бульк! — надежно и надолго улеглась на дно.

Почему Петя не удовлетворяется мелкими пакостями?

Да все потому же!

Сущность потребителя не в том, что он потребляет (потребляют все), а в том, что

— в отличие от раба (для которого потребление — ритуал, поэтому, создав нечто, его удовлетворяющее, раб стремится к постоянству, чтобы сегодня потреблять то же самое, что и вчера, и завтра то же, что и сегодня; он не знает скуки! — для него важно, чтобы было надежно и удобно),

и от творца (для которого потребление — десятое дело; он даже не замечает, когда, как и что потребляет),

потребитель живет самим процессом потребления, следовательно, именно в потреблении проявляется динамика его жизни, значит — потребление должно развиваться.

Вспомнили? — ну конечно, новизна! Чтобы не утратить вкус к потреблению (вкус к жизни), потребитель все время должен ощущать новизну. Либо острее, либо ярче, либо больше, что угодно — только другое!

Значит, если Пете удастся погасить все свечки, которые горят в пределах его территориального императива, он, конечно же, получит удовлетворение, но не полное. Просто погасить — мало! Петя должен, гасить каждую как-то иначе, к каждой подходить индивидуально — только так его чувство новизны будет удовлетворено полностью, то есть ему мало быть просто лжецом, он должен стать лжецом артистичным.

Зачем? — Разумеется, чтобы получить от этого удовольствие.

От малых пакостей он переходит ко все большим и большим. Раскачивает качели. Вот она, игра во «все дозволено»! С каждым днем Петя становится смелей и наглей. При этом — напоминаем — он остается за кулисами. Высовываться у него нет потребности: он знает, что, высунувшись, рискует своим комфортом, — такого он никогда себе не позволит. К тому же он находит особую прелесть быть вершителем чужих судеб, не шевельнув при этом пальцем.

Так все ли дозволено?

Как далеко он может взлететь на своих качелях, не рискуя (а Петя — вроде бы рискуя на каждом шагу — не рискует никогда!), что веревки порвутся?

Ведь где-то же есть ограничитель, предел, за которым Петя бессилен…

Есть.

Этот ограничитель — Петин энергопотенциал. Это он очерчивает предел и Петиных притязаний, и Петиных художеств. Проявляя феноменальную изворотливость в сохранении и упрочении своего энергопотенциала, Петя, к счастью, не способен повысить его настолько, чтоб выскочить на уровень интуиции. Причина вам известна: раз Петя замкнут на потребление (доминанта!), решение задачи представляется ему недостойным внимания. Пусть их решают другие. Когда же наступит срок собирать плоды — вот тут уж Петя своего не упустит, и приглашать его не придется — сам первым придет.

7

Внимательный читатель, должно быть, заметил, что наш Петя уже доигрался… до очередного кризиса. Внешне у него полный ажур: раскачивается на качельках, стравливает кого хочет, сеет вокруг склоки и несчастья — но нет ему от этого былой радости. Ни от замыслов, ни от режиссуры, ни от исполнения. Скучно ему. Только подумает: вот бы… — и ничего не делает, потому что все дальнейшее заранее известно. А ведь ему нужна новизна. Только новизна: свежатинка! — а ее-то и нет…

Скучно, братцы, жить на белом свете.

Не вспомните ли? — кажется, не так давно он уже переживал нечто подобное… Ну конечно же! — это когда хитрость превратилась в привычку — и привычка умертвила доминанту игры на выигрыш. Сходная ситуация и теперь: ограниченный возможностями энергопотенциала, раскачав качельки до предела, Петя перешел на равномерный режим — влево— вправо, влево-вправо, — и хотя работа идет на пределе, отсутствие новизны сперва притупляет ощущения, а потом и закрепляется в привычке лгать. Которая умерщвляет игру. Игру во «все дозволено».

Чтобы понять Петины дальнейшие действия, посмотрим, в каком состоянии сейчас его хозяйство.

1. Его первоначальный энергопотенциал сохранился, а может быть, даже и упрочился.

2. Энергопотенциал людей, которые входят в круг его общения, значительно уступает Петиному.

3. Значит, в пределах своего территориального императива Петя сильнее всех.

4. Но сама территория ему пока не принадлежит.

5. Он освоил и полностью перешел на новый для себя способ действий — реактивный. (Сперва действует — потом думает. Как говорила одна наша приятельница: «откуда мне знать, о чем я думаю, пока не скажу».)

6. При этом компас у него сохранился прежний: новизна. Следовательно, его поступки диктует потребность новизны.

7. Наконец, привычка ко лжи, автоматизм лжи освобождает его от необходимости в сознательном облагораживании зла. Теперь ему не нужно себя убеждать: так надо; теперь ему не нужно отгораживаться от уколов совести пользой дела. Весь этот труд, весь этот промежуточный процесс теперь не нужен, потому что привычка ко лжи убила нравственное чувство.

«Черный человек» вылупился.

Но прежде чем рассмотреть, как Петя действует в этих обстоятельствах, необходимо разобраться с противоречиями, на которые вы, конечно же, обратили внимание.

Похоже, что их два (они на поверхности).

Первое: энергетически и территориально Петя остался на уровне чувств, по способу же действий (реактивному) он стал человеком на уровне эмоций.

Второе: его интенция (имманентная направленность сознания на свой предмет) осталась прежней — нацеленность на гармонию; но если прежде он гармонию потреблял, чтобы нормально жить (при этом гармонии — отдавая энергию — не истощались: уж таково их свойство, как и у всякой бесконечности), то теперь — чтобы нормально жить — он гармонию разрушает.

Для тех, кто предыдущий текст читал невнимательно, разъясняем: каждый человек — это гармония, и нормальные отношения между людьми — гармоничны. А Петя (в меру своих сил) с помощью лжи эти гармонии разрушал, получая положительные эмоции и как зритель и как демиург. И чем больше были чужие страдания, тем полнее он ощущал свой успех. Снова и снова повторяем: Петя не видел в этом злодейства, напротив, он ощущал себя десницей божьей, верховным судьей, вершителем справедливости, искателем правды — вот сколь высоко он может вознестись благодаря несложному искусству облагораживания зла.

В чем же второе противоречие?

А в том, что он рубит сук (гармонии), на котором сидит.

И тут наш самый любимый читатель — любимый потому, что уже усвоил наш понятийный аппарат и систему нашего мышления, — опять ловит нас за руку: постойте, дорогие авторы, но ведь из вышесказанного вытекает и третье противоречие (и он уверовал в триаду, и потому искал третье — и нашел):

Петя был и остался потребителем — но ведь потребитель не способен на саморазрушение?!

Как освободиться от трех противоречий сразу?

Ответ простой: найти целостность. Найти такую целостность, чтобы противоречия были в ней скрепами, цементом; чтобы именно благодаря этим противоречиям целостность жила; чтобы ни одно из противоречий нельзя было убрать без того, чтобы не распался этот живой сгусток.

Вот эта целостность: Петя опустился на уровень эмоций (отсюда у него забота о раковине и продиктованный этой заботой реактивный способ действий), но при этом сохранил энергопотенциал и территориальный императив человека на уровне чувств.

То есть, если прежде он хитрил и лгал, претендуя на территорию, то теперь он считает, что вся территория находится в его раковине. Это его собственность.

8(12/89 — 15)

Итак, мы разобрались в Петином хозяйстве и теперь можем возвратиться к нему самому. Как вы помните, мы его бросили в момент кризиса: он заскучал. Значит, оказался во власти отрицательных эмоций. И энергопотенциал — столь бережно Петей до сих пор хранимый — вдруг стал таять. Без причин! На ровном месте.

Нужно немедленно что-то делать.

Вспомнили? — чтобы восстановить комфорт, нужна доминанта. Доминанта, которая разобьет скуку наверняка и надолго. Доминанта, которая должна быть порядком выше, чем прежняя (иначе со скукой не совладать).

И Петя создает ее из таких элементов:

цель — наслаждение, метод — игра в порядок, средство — разрушение.

Разберем каждый из элементов в отдельности.

В третий раз Петя создает доминанту, и — парадокс! — чем выше ее порядок, тем мельче цель.

Целью первой доминанты было сохранение территориального императива. Целью второй — комфорт. И вот теперь — наслаждение. Уверены, что 99 процентов наших читателей возмутятся: где же здесь измельчение цели? Ведь территориальный императив — это нечто умозрительное, философское; его не пощупаешь и не съешь, как бутерброд с колбасой. Может, он есть, а может — и нет его; может, он необходим, а возможно, что без него вполне обойдемся. А наслаждение — это… ого! Это мечта! Мечта каждого. Кого угодно спросите: желает он наслаждения или нет? Откажется ли от наслаждения добровольно? То-то же. А вы пишете: «…мельчает цель…»

Прекрасный образец логики человека на уровне эмоций. Ну, его нетрудно понять. Ведь он — эталон; в нем — истина, и добро, и красота. Но как бы ни тяжко было спорить с человеком, для которого мир столь прост и ясен, мы все же рискнем.

Первое, что мы сделаем, — это найдем общий знаменатель для всех трех целей. Ведь они не могли возникать случайно, из разных материалов. Напрашивается мысль, что какая-то идея, заложенная в понятие «территориальный императив», видоизменяясь, рождала в одном случае потребность в комфорте, в другом — потребность в наслаждении.

Эта идея — свобода. Ощущение, понимание и реализация свободы.

Почему Петя вступил в борьбу за свой территориальный императив?

Потому что человек на уровне чувств ощущает себя свободным. Правда, территория, с которой он снимает нектар, не так уж и велика, но четких границ нет. Граница диктуется энергопотенциалом. Энергопотенциал колеблется — и граница вместе с ним; и у человека на уровне чувств сохраняется постоянное ощущение свободы. Ведь емкость его энергопотенциала невелика, наполнить ее несложно, и нет нужды далеко бежать, если отличные книги, хорошая музыка и неизменно прекрасная природа всегда в его распоряжении.

Но вот происходит вроде бы непонятное: и территориальный императив остался прежним, и заботы о нем не ослабли, — а цель изменилась: теперь Петя думает о комфорте. Почему? Какая сила столкнула его на это?

Причина не вне, причина — в нем самом: Петя стал другим. Он стал другим — и в тех же обстоятельствах изменилась его цель.

Когда он был обычным человеком на уровне чувств, у него не было ощущения, что он живет в коммунальной квартире. Присутствие других людей на облюбованной им поляне ничуть не притесняло его.

Прежде он их не замечал; теперь — когда его внимание только на них и сосредоточено, — он чувствует, что они мешают ему, что они занимают часть его законной жилплощади. Будь на то его власть — он бы повышвыривал их всех; но ни такой власти, ни такой силы у него нет. Вот почему он с помощью лжи начинает подавлять их. И этим возвращает себе свободу. Он старается подавить каждого до такой степени, чтобы рядом с ним ощущать себя комфортно.

Значит, комфорт — это компромисс со свободой.

9

Итак, квартирный вопрос решен. Петя растолкал всех соседей по клетушкам и чуланам, заняв самые комфортабельные комнаты; кажется, живи себе в удовольствие… Так нет же! Как той пушкинской старухе, неймется молодому человеку. И заботы о комфорте ушли куда-то на задний план, потому что теперь у него новая идея, новая цель — наслаждение.

Почему именно наслаждение? И откуда родилась эта цель?

Причина вам уже известна: пока Петя создавал себе комфорт, он успел стать другим.

Обычное дело! Пока мы идем к цели, пока живем ею, нам кажется, что ничего иного нам не надо. Вот доберусь до намеченного, овладею им — и успокоюсь. Отдохну. Поживу как люди… Вечный самообман! И ведь не только для творческих натур, не только для потребителей (мечтал о чем— то, получил — и уже мечтает об ином), но и для рабов тоже. Все подвержены закону!

(Воспользуемся случаем и сформулируем этот маленький закон меры территориального императива: человек равновелик поставленной им цели).

Ошибка заключается в том, что мы не учитываем два фактора: времени и действия. Время идет — и мы меняемся; мы действуем — и тем еще интенсивней мнем глину своего «я». Когда мы ставим себе цель — мы ей равны; но пока мы ее достигаем — мы вырастаем. Вот откуда разочарования в достигнутой цели: достигнутая, она оказывается недостойной ни нашей мечты, ни нашей самоотверженности, ни наших усилий. Значит, любая достигнутая цель — это прокрустово ложе для того, кто к ней шел.

Когда Петя, ощутив себя в коммунальной квартире, решил достичь в этих условиях комфорта, он был равен этой цели. Но пока он к ней шел — он стал другим:

1) Постигая искусство облагораживания зла (этапы — хитрость и ложь), он достиг того, что нравственное чувство деградировало полностью, фактически — перестало существовать;

2) Подавляя соседей по коммунальной квартире (реагируя на тех, кто вызывал у него ощущение дискомфорта), он освоил, сделал доминирующий новый для себя способ действий — реактивный;

3) Чтобы узаконить свои права на всю жилплощадь в коммунальной квартире, он застолбил границы своей территории, иначе говоря — запрятал ее в свою раковину.

Следовательно, пока Петя шел к своей второй цели — к комфорту, — он стал человеком на уровне эмоций! Но не типичным. Его выделяют из категории рабов:

1) чутье на гармонии;

2) повышенный энергопотенциал и

3) искусство облагораживать зло.

Следовательно, достигнув внешнего комфорта, Петя вдруг понял, что разочарован, ощутил внутренний дискомфорт. Понять это несложно. Обычный раб находится в состоянии равновесия со средой: гармоний он не замечает, хаос его не шокирует, энергия возникает в нем только в ответ на внешнее воздействие; наконец, идеал искать не нужно — идеал в нем самом.

А у Пети все не так! Он видит гармонии — и они его раздражают, потому что от них идет прилив энергии, которую Пете и без того некуда деть: его конденсаторы перезаряжены. Его энергопотенциал выше прожиточного минимума (норма раба), но чтобы он не иссяк — его нужно тратить, а на что? Наконец, привычка облагораживать зло — чтобы поддержать свою жизнь — требует действий. Разрушительных действий!

Еще не поняли?

Действия могут быть трех видов:

1) созидательные (творец),

2) поддерживающие жизнедеятельность (потребитель и раб),

3) разрушительные («черный человек»).

Почему и творец, и потребитель, и раб не могут быть разрушителями гармоний?

Потому что каждый из них — гармония, только на разном уровне ее развития. Потому что в каждом из них живы все три вида чувств, только эти чувства используются по разному назначению. У творца — чтобы в данной гармонии различать более совершенную гармонию — и создавать ее. У потребителя — чтобы компенсировать дефицит жизненных благ, дефицит свободы и ЭПК.

Вот почему и творец, и потребитель, и раб не могут (для них это неестественно) разрушать другие гармонии.

Отчего же разрушает «черный человек»?

Оттого, что у него нет нравственного чувства.

Он — инвалид, он — калека, но поскольку, как и всякий раб, он считает себя эталоном, то любая хромота в окружающем мире для него — норма, любой хаос — приемлем, а нот все, что гармонично, вызывает у него дискомфорт. И поскольку он раб и привык действовать реактивно, то единственный доступный ему путь к комфорту — это разрушение гармонии.

Понимаете? Он не просто эталон, но эталон динамичный, активный. Эталон, который стремится подстроить под себя всю доступную ему территорию. Его идеал — это мир, в котором уродство — норма.

Кстати, как вы помните, он вынужден гармонию разрушать и по причине переполненности своих конденсаторов энергией.

Любая гармония в поле его зрения — это опасность перегреться. И чем выше гармония — тем сильнее рождаемый ею дискомфорт.

Следовательно: 1) гармонии — это естественный возбудитель его действий, которые позволяют ему выразить свою сущность;

2) уничтожение гармоний — единственный способ, чтобы сохранить в Петиной квартире статус-кво, иначе говоря — порядок;

3) уничтожений гармоний теперь ничто не препятствует, поскольку нравственное чувство деградировало, его — нет.

10

Теперь, когда вы поняли механизм действий «черного человека», пора сказать и об их цели — наслаждении.

Творец преобразует мир — и тем счастлив. Потребитель пользуется дарами природы и творцов, получая удовольствие. Раб прикован к своей раковине, мечтает о покое, и если ему не надо раковину тащить или ремонтировать или защищать, — благодушен и доволен жизнью.

Следовательно, критерий оценок раба — его собственное тело. Его ощущения. Его эмоции. Положительные эмоции доминируют (поел, поспал, вспомнил, что завтра на работу не идти, зато приглашен к приятелям…) — значит, все в порядке.

Критерий оценок потребителя — гармония с окружающим миром. Он получает удовольствие от себя (у раба в это понятие входит только тело, а у этого — и душа); ах, как я умею различать и смаковать гармонии! То есть для него ценность жизни — в возможности установить все новые связи с прекрасным.

Критерий оценок творца — способность преобразовывать мир. Он счастлив от самого бытия. И 1) тело, и 2) душа, и 3) творческая деятельность равноправно участвуют в созидательном процессе. У него они нераздельны, поэтому творец

1) практически независим от тела (если сердце хорошо работает — кто вспоминает о нем?);

2) душевно неуязвим (его душа занята обслуживанием его деятельности, поэтому творец несравненно легче выдерживает удары судьбы, чем потребитель и тем более раб, — разумеется, при условии, что эти удары не падают на продукт его творчества; вспомните Архимеда, который под занесенным мечом попросил: «не повреди мои чертежи…»);

3) творя — свободен.

Вернемся к «черному человеку».

Он — раб. Раб не обычный, с особыми качествами, выделяющими его из среды остальных рабов, и все же — раб. Поэтому и живет по законам рабов. Поэтому его оценка ощущений — эмоциональна.

Он не знает счастья, поскольку счастье рождается ощущением свободы в процессе творчества (значит — создания гармоний, что для него отвратительно). Он не знает удовольствия, поскольку удовольствия рождают чувства в процессе овладения гармониями (а у него нравственного чувства нет — отсюда его отношение к гармониям)…

Так что же он знает? Ради чего живет?

Диапазон эмоций, в которых существует обычный раб, заключен между двумя чертами: страдания и наслаждения (наслаждение — высшая по интенсивности положительная эмоция). Смысл жизни раба — как можно дальше отодвинуться от черты страдания и быть как можно ближе к наслаждению (значит, довольство жизнью находится не где-то посреди, а все же поближе к наслаждению, где положительные эмоции преобладают). Правда, наслаждение он испытывает очень редко — энергопотенциал лимитирует. Вот почему каждый миг наслаждения раб считает подарком судьбы, вот почему так ценит его и помнит его всю жизнь.

Но ведь у «черного человека» энергопотенциала побольше, даже намного побольше! Следовательно, наслаждение он должен испытывать чаще. Но это только полдела. Чтобы поддержать свой энергопотенциал на оптимальном уровне, «черный человек» должен его тратить. На что? Ну, конечно же, — на добывание наслаждения. Как тратить? Творить он не может; расширять территорию — тоже: раковина не позволяет; благоустроить территорию — помилуй бог! — ведь это означает коллекционировать гармонии… Остается последнее: гармонии разрушать.

Наконец-то!

Разрушая гармонии, он получает самые сильные, самые желанные ему положительные эмоции. Ничего более сладостного он не может пережить. Ничего более достойного он не может придумать. Он разрушает — и ему хорошо.

11

Не правда ли, создается впечатление, что на Петю, ставшего «черным человеком», нет управы?

Он циник. Совести нет — значит, и душа у него не болит. Он хозяйничает в своей раковине, где никто ему не указ. И гармоний вокруг столько, что только успевай наслаждаться…

К счастью (к счастью для вас и для нас — для всех людей с нормальным нравственным чувством), природа мудрей человека. Едва обнаруживается нарушение нормы, как она этот поезд загоняет в тупик. Попросту говоря, в погоне за наслаждениями Петя попадает — как в крысоловку — в адаптационную ловушку.

Напомним известное вам положение: эмоция не может быть константной. Она — волна. Значит — или нарастает, или убывает. И наслаждение не может быть одного накала: если оно не нарастает — оно начинает гаснуть. Чтобы его поддерживать — требуется новизна, постоянная новизна! Поэтому Петя должен быть все время при деле. Чтобы наслаждение хоть чуть-чуть, а возрастало, он должен тратить энергии все больше и больше.

А закон адаптации гласит: чтобы интенсивность эмоции (яркость наслаждения) возрастала в арифметической прогрессии — затрачиваемые для этого усилия должны возрастать в прогрессии геометрической.

Следовательно, уничтожение простеньких гармоний вскоре перестает вызывать эмоциональный отзвук. Петя вынужден переключиться на более совершенные гармонии. Лестница уходит ввысь круто; Петя боится — но карабкается вверх, потому что наслаждение, ставшее привычкой, побеждает любые доводы разума, любой страх. И он карабкается и карабкается до тех пор, пока вдруг не оказывается перед вершиной. И тогда он бросается с бритвой на картину Рафаэля и с факелом — на храм Артемиды.

Может быть, этот подъем по ступеням уничтожаемых гармоний лишил его рассудка?

Нет. Экспертиза утверждает: практически здоров. И сам он на этом стоит. Он не собирается прятаться за безумие — ведь он исполняет историческую миссию.

«Строитель храма создал шедевр, — сказал Герострат на суде. — И слава об этом шедевре уже облетела весь мир. Знаете, что было бы дальше — через год, через десять, через сто лет? Паломники, наслышанные о красоте храма, воображая его неземным, были бы разочарованы, увидав творение рукотворное и далекое от плодов их фантазий. И время не щадило бы шедевр, с каждым годом умаляя его совершенство. И прогресс, тиражируя новизну эфесского храма, вскоре сделал бы его банальным… А я одним прикосновением факела оставил его и прекрасным и вечным. Строитель создал его — я даровал ему вечную жизнь. Теперь он пребудет в веках как красивая легенда, как недостижимая творческая высота. Теперь у него нет изъянов, теперь он не узнает старости, и как бы ни изощрялись строители всех времен и народов, им не достичь этой улетевшей с дымом высоты…»

Самое поразительное — что это не демагогия, не попытка оправдаться (он считает, что ему не за что оправдываться), — он действительно так думает! Он действительно считает, что творит благо! Просто у толпы одни средства, у него — другие. Он наслаждается своим вандализмом — и положительные эмоции тоже суть подтверждения его правоты: ведь я не страдал, ведь мой поступок был естественным, — следовательно, все правильно. Он гордится своей ролью революционера. Ведь он решился! пошел против всех! Он разбил рутину — и дерзким поступком завершил круг вещей (храм, из праха восставший, он возвратил в прах). Все в мире тленно; лишь наслаждение, которое я переживаю в данный момент, — реальность. Природа благоволит силе; не зря же высший закон ее жизни — естественный отбор. Прав всегда тот, кто сильней! А «нравственность», «совесть», «душа» — это всего лишь фантомы, придуманные слабаками для оправдания собственной немощи…

Какой смысл с ним спорить? Ну нет у него нравственного чувства — и поэтому он не слышит ничьих аргументов.

Исход ясен: раньше или позже общество вынуждено его остановить. Пресечь его деятельность единственным аргументом, который он понимает, — силой.

12

Почему прежде до этого не доходило?

Потому что Петя был за кулисами; действовал чужими руками. Демиург — он дергал за ниточки, и куклы послушно воплощали задуманный им сюжет. Наслаждался ли он? Конечно. Наслаждался победой героя, который был как бы Петиным «алтер эго», и страданиями жертвы наслаждался тоже. Теневой лидер, Петя был вне подозрений зрителей; слава доставалась другим, но и шишки — тоже. Кажется, живи да поживай…

Так нет же! Однажды он не выдерживает за кулисами — и выходит на авансцену, чтобы самому исполнить роль. Не чужими — собственными руками разбить гармонию.

Был Демиургом — стал актером.

Поменял принцип действий.

Зачем? Что заставило его пренебречь опасностью? Ведь если зал не воспримет его игру, не подчинится его воле, магнетизму его действий — тогда от его раковины останутся одни осколки…

Дело в том, что он не выбирает. Его желания тут ни при чем. Просто работает закон адаптации. Чужие действия уже не возбуждают в нем наслаждения, а отказаться от этой сладостной привычки он не в силах, — вот и приходится действовать самому. Чем это кончается, вам известно.

13

Остается разобраться, почему революционер Петя из всех возможных игр последний свой выбор делает на игре в порядок. О каком порядке может идти речь, если он все вокруг без жалости крушит?

Все — да не совсем. Крушит он только гармонию. Только живое, творческое, динамичное. Вспомните: что он первым делом предпринял, опустившись на уровень эмоций? Упрятал территорию, которую считает своей, в раковину. Вторым его действием было уничтожение в этой раковине всех гармоний. Третьим — перестройка этой территории в соответствии со своим идеалом.

Похоже появилось противоречие: на смену одной гармонии Петя создает новую (идеал) — а как же это возможно при его идиосинкразии к гармониям?

Противоречия нет, потому что никаких гармоний, естественно, Петя создавать не может. Идеал, который он создает по своему образу и подобию, это всего лишь шаблон, то есть четвертованная, обескровленная, бездыханная гармония, из которой ушла энергия и порождающее начало, — значит, всего лишь труп гармонии. Шаблон — это изуродованное тело гармонии, лишенное души.

Значит, Петина раковина — это прокрустово ложе, которое он создал по своей мерке. По своему идеалу, представление о котором у него неотделимо от ощущения комфорта. Он наслаждается собственной деятельностью, ему ничто не давит, — он убежден, что наконец-то добился свободы!.. Надеемся, вы понимаете, что свобода в раковине, в прокрустовом ложе (даже если оно как раз по росту) — мнимая. Чем же вызван Петин самообман? Разумеется — наслаждением. Значит, наслаждение — это компенсированная свобода.

Что такое игра в порядок?

Это классификация. Систематизация. Законотворчество. И требование неукоснительного исполнения этих законов. Неукоснительного потому, что

1) эти законы идеальны (Петя на меньшее не согласен),

2) они созданы с лучшими намерениями (злу ни в какой форме нет места в Петином мире),

3) они требуют автоматизма исполнения (поскольку теперь у Пети вместо души апсия, то и людей вокруг него не осталось — только предметы).

Когда он глядит на себя в зеркало, он видит святого с нимбом вокруг головы, борца за истину, мученика, идеал.

Для окружающих он тиран: жестокий, безжалостный, циничный нечеловек.

Для природы — бедствие.

14

Попробуем подвести итоги.

«Черного человека» от всех остальных людей отличает апсия.

Это не болезнь, не патология. Органы и системы у него целы. Мозг в порядке. А вот души нет. Следовательно, апсия — это состояние; состояние слепой доминантности.

Человека отличает от животного наличие чувств. Они нужны, чтобы познавать и совершенствовать природу, ориентируясь на идеалы истины, добра и красоты. Даже человек на уровне эмоций, у которого чувства находятся в зачаточном состоянии, ориентируется на них, как на камертон. Именно эти почки неразвившихся чувств оставляют ему шанс при счастливом стечении обстоятельств подняться до вершин, о которых он пока не смеет и мечтать.

Апсия оставляет человека без чувств.

Нравственное деградировало — его нет совсем. Интеллектуальное и эстетическое — лишившись нравственной оценки, потеряли прежние функции, благодаря которым они были энергетическими каналами, питавшими человека от окружающих гармоний. Теперь от них остался только механизм, перерабатывающий информацию (как вы помните, информация тоже может быть энергоемкой, но лишь в случае, когда она наполнена чувством.) Механизм бывшего интеллектуального чувства логически доказывает истинность совершаемого «черным человеком» действия. Механизм бывшего эстетического чувства оценивает интенсивность наслаждения. И только!

Следовательно, имея целью всех своих действий наслаждение, он замкнут на себя, он остался один во всем мире — и даже не подозревает об этом.

Апсия — это не просто тупик, это — западня. Хода нет не только вперед, но и назад уже не вернешься. Нет прошлого, нет завтра, есть только данный миг. Это легко показать на составляющих души. 1) Нет совести — значит, нет других людей (вот она, одиночная камера!). 2) Нет памяти (мы помним то, что живет в нас пережитыми когда-то чувствами — а ведь у него чувств нет) — осталась только информация о прошлом. 3) Нет направленной в завтрашний день мысли (поскольку нет интеллектуального чувства) — есть только логика, обслуживающая наслаждение.

«Черный человек» добился своей цели — наслаждения, но какою ценой! Он платит скукой и тоской, когда достиг предела своих возможностей; платит одиночеством, если ему посчастливилось мирно уйти на покой; наконец, платит сокрушительным поражением, когда навязанный им «порядок» становится невыносим социуму — группе, обществу, народу, — и тогда в порошок рассыпаются самые мощные скрепы и стены.

Обзор книги. (05/90 — 16)

Из-за исключительной сложности материала и желания быть понятыми широкой аудиторией мы вынужденно многословны. Поэтому некоторые почитатели нашей книги уже отчаялись понять, о чем, собственно, идет речь. Кажется, появилась необходимость напомнить об этом в нескольких тезисах.

1. «О мальчике…» — книга о таланте. О том, что такое талант, откуда он берется, как его развить и куда (отчего) он исчезает.

2. В основе таланта лежит гармония триады ЭПК: энергопотенциал — психомоторика — критичность. Мы ставим между ними дефисы, а не «+», поскольку это три стороны единой и нераздельной целостности.

Энергопотенциал — это жизненная сила. Она материальна, измерима и направлена. Значит, это одновременно заряд и процесс.

Психомоторика — это одухотворенная машина, которую движет наша жизненная сила (энергопотенциал). Эта машина не ограничена нашим телом, поскольку и наша душа (псюхе) не ограничена нашим телом. Значит, в ней важны не формы и границы (физические либо духовные), а способность к действию. Значит, сущность психомоторики — это нераздельные, слиянные мысль и движение.

Критичность — это способность в очевидном видеть истинное. Это проводник к истине; или, как мы писали прежде, глаза таланта. Критичность называет наши отношения с гармонией.

Критичность человека на уровне эмоций служит его самосохранению (он один видит в только благодаря им сохраняет уважение к себе).

Критичность человека на уровне чувств — это его ложка, которой он с удовольствием хлебает из тарелок окружающих его гармоний, значит, помогает ему быть потребителем.

Критичность человека на уровне интуиции заставляет его преобразовывать окружающую дисгармонию в гармонию. Значит, для него критичность — инструмент созидания. Следовательно, для любого из трех, критичность — это мера и инструмент.

Подчеркиваем: механизм таланта включается самопроизвольно. И происходит это лишь в том случае, когда каждая составляющая ЭПК оптимальна и все они гармонично сочетаются между собой.

Работа таланта — это преобразование дисгармонии в гармонию.

В этом — процесс решения задачи.

Признак задачи — ощущение дискомфорта (всем нравится, всем удобно, все не замечают, а вам — тесно, колет, противно; понять, почему вам не нравится, почему вас не устраивает, — это понять задачу).

Признак решения задачи: дискомфорт ассимилирован в комфорт. (Впрочем, не спутайте процессы: если вы потеряете энергопотенциал — ваша требовательность к комфорту соответственно уменьшится и вчерашний дискомфорт сегодня покажется приемлемым.

3. Мы начали рассказ о психомоторике с души, потому что:

а) большинство наших читателей — молодые люди, которые ищут себя, свое место в мире, ищут ценности, ради которых стоит жить, а все это становится реальным, когда у человека проявляется и крепнет душа;

б) мы живем в сложное время разрушения идеалов, время, когда нужда и несправедливость пытаются нам внушить отсутствие души;

в) тело развивается по законам природы, и, даже не изучая их, вы знаете их; их нельзя изменить — их можно только использовать; а душа развивается по законам общества, но в тот момент, когда она осознает себя, сориентировавшись на выбранный ею идеал, она становится автономной; только она делает человека непохожим на других, только она привносит в его жизнь смысл; она дарит человеку свободу — вопреки любым обстоятельствам.

4. Напомним, что такое душа.

Это некая целостность, рожденная 1) мыслью, 2) совестью и 3) памятью.

Мысль — это осознанное, зафиксированное, материализованное чувство. Вы же помните — чувство возникает при нашем контакте с предметом, явлением, процессом. Чувство текуче и непознаваемо. Но едва мы даем ему имя — это уже мысль. То есть материальный субстрат, который может работать. Мысль может быть выражена словом, знаком, действием. Значит, оставить реальный отпечаток на глине жизни.

Совесть — это наше отношение к миру, которое материализуется в морали. Как и мысль, совесть сама по себе не существует, она возникает в момент взаимодействия с другим человеком, с коллективом, с обществом. Значит, совесть всегда возникает как болевая точка, как знак прокрустова ложа. Естественно, она неотделима от чувства, ведь чувство — это язык совести, ее голос; нет чувства — совесть молчит. Но если есть прямая связь — должна быть и обратная; как же в таком случае чувство зависит от совести? Ответ на поверхности: совесть — это призма, которая делает чувство видимым; это камертон, благодаря которому чувство обретает размеры и имя; это пространство, в котором чувство живет.

Память — это проекция прожитой нами жизни в будущее. Проекция в форме гармонии, которой мы смогли овладеть (напомним диапазон гармонии: от примитивного шаблона — до «золотого сечения»). Значит, только у человека на уровне интуиции — творца, человека в норме — память выполняет свою естественную функцию; только у него она является идеальным инструментом, то есть самозатачивающимся, самосовершенствующимся.

А что же человек на уровне чувств (потребитель)? У него функция памяти сведена к минимуму; от добытой прежде гармонии взята только форма; зачем ему память, если он живет текущим мгновением? Ответ: ведь как— то же он должен выделять те цветы, с которых он снимает нектар. Узнавать их помогает память. Значит, для него память — инструмент сопоставления, а если попросту — мерка.

Наконец, память человека на уровне эмоций (раба) — это инструмент самоутверждения: «я есмь». Низкий энергопотенциал лишает его возможности активной жизни вне, поэтому все чувства его обращены в себя — в свое прошлое. Зачем? Чтобы с помощью доступной ему гармонии найти там образцы истины, добра и красоты — и тем убедить себя: есть! Есть высокий смысл в моей внешне серенькой и никчемной жизни! — потому что у меня есть никому не ведомая, но для меня самого абсолютно реальная прекрасная душа.

5. Как же работает механизм души?

Как возникает целостность из сочетания мысли, совести и памяти?

Совесть (помните? — призма) отмеряет границы действия, объем, в котором оно происходит. Мысль — это инструмент, который преобразует отмеренное совестью пространство. Память нацеливает мысль, контролирует ее работу и дает окончательную оценку ее деятельности.

Следовательно, механизм души работает так:

а) при любом нашем контакте с окружающим миром включается совесть, которая отмеряет пространство действия;

б) этот контакт фиксируется чувствами, которые по мере узнавания — осознания — овладения предметом превращаются в мысль;

в) которой дает оценку память (хранительница гармонии).

Откуда же берется энергия для работы механизма души?

Ее обеспечивает наш энергопотенциал.

6. И последнее: какова связь — между механизмом души и пространством души?

Поскольку механизм души работает в пространстве, очерченном совестью, значит, и пространство души отмерено совестью.

Это та территория, которой реально владеет данный человек.

Для раба — это только собственное тело.

Для потребителя — тоже только собственное тело, но энергопотенциал позволяет ему пастись на соседних грядках, и только поэтому он считает эти грядки своими. (Его почти никогда не бьют по рукам — вот он и остается в приятном заблуждении всю жизнь.)

Для творца это — весь мир.

(Новая тема) (07/90 — 17)

Каждый из нас живет среди людей. Значит, пространство, которое занимает наша душа, оказывается на чьей-то территории; либо — напротив — кто-то занимает часть нашей территории. Короче говоря, пространство одно, а душ на ней — две (практически n+1). Как же работают механизмы души в этой ситуации? Ведь хотим мы того или нет — они воздействуют друг на друга; счастье, если работают слаженно, чаще — ломают друг друга.

Это можно было рассмотреть на любых примерах; мы выбрали школьную педагогику. Причины:

1) с нею непосредственно знаком каждый из нас;

2) каждый из нас обязан быть педагогом, поскольку мы живем среди людей и работаем с людьми.

Три категории учеников (творцы, потребители и рабы) — и три категории учителей (творцы, потребители и рабы).

Всего девять вариантов сочетаний.

Случай первый:

ученик-творец и учитель-раб

Учитель-раб всегда побеждает ученика-творца — низводит его до своего уровня. Он это делает не по злобе — он вовсе не злой человек! — и не намеренно: ведь он не понимает, что творит. Но он считает себя эталоном (помните? — раб видит свою душу как средоточие истины, добра и красоты) и стремится «воспитать» ученика в соответствии с этим эталоном. Он думает: мне попался грязный, невоспитанный, нестриженый мальчишка; я его обмою, постригу, научу хорошим манерам — будет не мальчик, а идеал. На самом же деле процесс иной. Ребенок-творец — счастливый обладатель идеальной гармонии, а к нему подступается доброжелатель, который считает идеалом свой шаблон. Он укладывает ребенка в прокрустово ложе этого шаблона — и все лишнее решительно обрубает…

Почему этот ребенок несчастен? Почему он ненавидит школу? Потому что вся эта экзекуция (казнь!) происходит в пространстве его души, на территории, отмеренной его совестью. Учитель-раб, оказавшись в этом пространстве, начинает потреблять его, хрумкать, пережевывать, как гусеница, упавшая на зеленый лист. И он терпеливо делает свою работу, пока хотя бы кусочек зеленого живого попадает ему на глаза. Потом он теряет к этому мертвому листу интерес — значит, его душа уже не имеет контактов с душой этого ученика.

Напрашивается вывод: практически — с точки зрения других людей — совести у этого учителя нет.

Но ведь и энергопотенциал его ничтожен! Как же он умудряется уничтожить переполненного энергией ученика-творца?

А запросто! Ведь и совесть, и энергию ему заменяет власть. И он топчется по чужой душе, пока не убедится, что ребенок весь скукожился, уполз в щель, стал тихим и неприметным, как улитка.

Случай второй:

ученик-творец и учитель-потребитель

Учитель-потребитель не кнутом, а пряником — но добивается того же результата. Он начинает нагружать лишь одну составляющую механизма души ученика: его память. Причем вместо истинной памяти, которая формируется как результат собственной деятельности, он пестует суррогат — память, которая складывается из знаний, добытых другими людьми (материалом учебных программ). Гипертрофированная и изуродованная, память сводит к минимуму КПД механизма души, и ему остается одно — так сяк обеспечивать самосохранение, скрипеть в пространстве тела.

Случай третий:

ученик-творец и учитель-творец

Им делить нечего. Ведь пространство души каждого из них весь мир. Этот учитель с радостью впускает ученика на свою территорию. Их совести в контакте? Да. Но лишь в самый первый момент. А затем наступает слияние, после чего оба механизма души работают как единое целое.

Это идеальный случай, при котором реализуется древнейшая и важнейшая педагогическая заповедь: «Учитель, подготовь ученика, у которого сможешь учиться сам».

Герой следующих трех случаев — человек на уровне чувств.

Мы уже столько писали о нем! Но ощущение недосказанности осталось. Это и неудивительно. Творец действует — с ним все ясно; раб избегает действий — с ним тоже нет проблем; а потребитель все время другой, меняет маски, никогда нельзя поручиться, каким он окажется через минуту.

Этим мы вовсе не собираемся утверждать, что он сложней творца или раба. Нет. Но его трудней понять, его трудней прочувствовать; а это необходимо, иначе мы не будем знать, чего от него ждать, в какой степени на него можно рассчитывать. Именно поэтому мы еще раз обращаемся к его душе.

Самое главное его свойство — он потребитель. Но он не знает об этом! Он бы знал, кабы мог увидеть себя в зеркале таким, как есть, кабы был способен на самопознание. Увы! Эта такая простая работа (ну кто из нас не задумывается о себе, не анализирует свои действия, не пытается себя понять?) ему не по карману.

Почему так получается?

Для творца (человека на уровне интуиции) самопознание — главная работа. Познавая мир, он познает себя; познавая себя, познает мир. Он творит — значит, преодолевает дискомфорт — не только для усовершенствования мира, но и для приближения к своей сущности. В том, что он сделал, материализована его мысль, которая зафиксирована его памятью и оценена его совестью. Следовательно, то, что он сделал, является зеркалом, в котором он видит свою душу в натуральную величину.

Раб (человек на уровне эмоций) от зеркала отворачивается. Его нетрудно понять: в зеркале он видит загнанного мула, жалкого, слабого, пугливого, несчастного. Существо, у которого вместо мыслей — стереотипы, вместо памяти — хранилище заимствованных образов, чувств и суждений, вместо совести — защитные рефлексы (те действия, что его ограждают, не дают пропасть — те и нравственны). Значит, это существо, душа которого — не живое цветущее растение, а когда-то замороженный, лишенный признаков жизни черенок. Но он-то убежден, что он другой! В десятый раз повторим: он считает себя средоточием истины, добра и красоты. Сами посудите: на кой ляд ему смотреться в зеркало, если он рискует при этом потерять свой покой. И даже если обстоятельства поставят его перед зеркалом, он не поверит зеркалу. Ни за что. Никогда. Значит, он константен в оценке себя. Он всегда таков, каким был всегда. Зеркало ему ни к чему.

А что же наш герой?

Как вы помните, территория человека на уровне чувств ограничена его телом. Как и у раба. Но от раба потребитель отличается тем, что вокруг него — сияющий ореол чувств. Он все время нацелен на гармонии. Он ищет их. И если не находит — воображает их. Мечтает, фантазирует. Причем эти мечты и фантазии для него столь же реальны, как и реальные гармонии (иначе мечты утратят функцию источника энергии). Здравствуй, Манилов! Вот где, оказывается, ты, — прекраснодушный, чудесный человек.

Чем он занят? Он постоянно, неутомимо потребляет. Если вдуматься — чем он отличается от коровы, непрерывно жующей свою жвачку? Да ничем! Но это сравнение вряд ли понравится нашему блистательному герою, поэтому он прибегает к старому как мир приему: называет черное белым. А это, как вы помните, отработано именно им, человеком на уровне чувств, с помощью облагораживания зла.

Не ловите нас на слове — мы вовсе не пытаемся утверждать, что он творит зло. Помилуй бог! Он на это не способен, во всяком случае, осознанно. Как не способен и творить добро. Все потому же — мал энергопотенциал. И тем не менее зло, которое он несет в мир, совершенно реально, потому что он — яркий, привлекательный, отзывчивый — демонстрирует себя и свой образ жизни окружающим, как образец для подражания. Вот где он активен! (Потому что, возвышая себя — хотя бы только в своих глазах, он становится для себя источником положительных эмоций.) Он читает прорву книг, бегает на все выставки и концерты классической музыки, ходит в турпоходы и даже сочиняет недурные песенки на приятный мотив. Вот где жизнь! Вот как и для чего только и стоит жить! — неутомимо внушает он (вы, конечно, вспомнили — это сцена из любимой им роли Данко) окружающей его толпе рабов. А они видят: он такой же, как они, и при этом насколько красивее живет; значит, и они могут так же?..

Он вешает им на уши лапшу (уверенный, что несет им истину, так как другая истина ему не ведома), а они верят, что это — идеал. Такой понятный, такой близкий, каждому доступный…

Значит, творимое им зло не в том, что он навязывает толпе свой образ жизни и тем ведет ее за собой. Зло в том, что он ведет не по тропе к оазису, а через дикие пески навстречу миражу.

Его зло в том, что он проповедует потребление. Потребление ради потребления. И единственное, чем он отличается от коровы: она потребляет траву, а он — гармонии. Но корова хоть молоко дает! А наш потребитель — ничего. И проку от него для других ровно столько, чтобы поддержать свое существование; его сияние озаряет лишь его собственную жизнь, возле его огня согреться невозможно; тем и знаменит, тем и ловок человек на уровне чувств, что он дает — не отдавая, а монетка, которую он кладет в руку нищему, даже не фальшива! Ее просто нет, она фантом. Нищий радуется ей лишь до тех пор, пока его кулак зажат, но стоит ему взглянуть в свою раскрытую ладонь — в ней пусто…

Потребитель не действует — потому что ему нечем действовать. Он идет только на контакт (с предметами, процессами, явлениями, людьми — теми, что гармоничны), а контакт никогда не был действием.

Теперь мы можем сделать вивисекцию его душе.

Ясно, что доминируют в ней чувства. Ими он знаменит, заметен, интересен. Но не показалось ли вам странным, что в связи с ним мы все время талдычим: «чувства, чувства, чувства», и ни разу: «мысли»? Самые толковые из вас уже поняли: а у него — у потребителя — дальше чувств дело не идет…

Вот вам и противоречие. Ведь нормальный процесс — это когда чувство, созрев, как личинка в бабочку, выкристаллизовывается в мысль. «Чувство умирает в мысли», — столько раз писали мы эту фразу. А тут, оказывается, умирать не хочет. Почему?

Ответ — самой природе потребителя. Наша бабочка перепархивает на другой цветок не в тот момент, когда выпила весь нектар досуха (вот когда процесс завершен и наступает кристаллизация), а при первом же признаке: сейчас будет дно. Ощущение дна — это уже дискомфорт, и потребитель никогда его себе не позволит. Чувство не только непознаваемо, оно еще и бесконечно, и потребитель ощущает комфорт именно в потоке этой бесконечности. Пока живет чувство — мир прекрасен; зачем же досужим любопытством («что получится, если это чувство уморить в мысли?») убивать свой вечный кайф?

Напомним: для потребителя любая мысль — это знак дисгармонии. Невозможно представить, чтобы он добровольно проколол свой радужный шарик этим гвоздем.

Как же он умудряется сохранить лицо — жить погруженным в чувства, ловко лавируя между мыслями?

Откроем его секрет: его мышление соответствует его образу жизни; оно — чувственное; попросту говоря — он мыслит образами.

Здесь мы вынуждены разбить еще один миф.

Сколько раз вы слышали похвалу мышлению образами! Учителя музыки и рисования именно его превозносят. Мол, это обязательное условие творчества. И если человек, воспринимая картину или музыку, умеет растворяться в художественном произведении, отдаваться ему, — значит, у него душа художника, значит, он сам без пяти минут творец. И достаточно ему только захотеть…

Хочет он часто, а вот не может — всегда. Потому что отличительная черта творчества (любой талантливой работы) — задача навязывается творцу, задача заставляет творца заниматься собою. Задача вцепляется в него, как баскервильская собака, и не ослабляет своей хватки, пока творец ее не решит.

Творить вообще («хочется, знаете ли, что-то эдакое налудить») — нельзя. Если человек садится за пишущую машинку или рояль сотворить нечто (например, передать свое настроение или запечатлеть какой-то эпизод) — он может написать стихотворение, или картину, или музыку, но к искусству это не будет иметь отношения. Потому что здесь не было предшествующего дискомфорта, не было преодоления — не было задачи.

А что же было? Была демонстрация технической умелости. Ремесло. Память дает материал, а руки привычно кладут кирпич к кирпичу — глядишь, получилось нечто… Только что не было этого — и вот уже есть; но если оно вдруг исчезнет — мир не потеряет ровным счетом ничего.

Отчего же такое «творчество» бесплодно?

Потому и бесплодно, что в основе его — только настроение, чувственность и переливы образов.

Творчество — всегда впереди; это задача, которую еще только предстоит решить. А «творец», оперирующий образным мышлением, обращен назад. В прошлое. Потому что чувство возникает из узнавания, то есть оно всегда — мост из прошлого. Куда? В данный миг. А может ли чувство протянуть мост в будущее? Может. Но тогда возникает два варианта:

1) чувство напарывается на неведомое, и возникший дискомфорт превращает его в мысль — для потребителя случай совершенно неприемлемый;

2) чувство уносится в некую беспредельность, в эмпиреи — вот она, фантазия! Но если самокритично проанализировать, куда оно залетело, потребитель будет вынужден признать: в прошлое.

Потому что любая фантазия — это воспоминание.

Давненько мы не баловали вас законами — кирпичиками нашей парадигмы. А очередной напрашивается, он уже рядом стоит. И мы уверены, что если вам сейчас его не представим — через два-три абзаца будет поздно: вы скажете, что открыли его прежде нас. Так уже случалось, и это было досадно. А потому примите в вашу коллекцию очередной маленький

закон самодостаточности комфорта:

человек, который откладывает действие ради наслаждения, — творческий импотент.

И — следствие из этого закона:

творец — действуя, решая задачу, создавая новое (ассимилируя дискомфорт) — переживает свои собственные чувства;

потребитель наслаждается чувствами чужими — и не знает об этом.

Любя триаду, мы не успокоились, пока не нашли и второе, и третье следствия этого закона. Но пока не приводим их сознательно — даем вам возможность проверить свои силы. Кто из вас жаловался, что не может увидеть задачу? Вот она — получите!

Образное мышление потому и бесплодно, что оно не способно конденсироваться в мысль.

Чем же оно так привлекательно? Тем, что имитирует творческий процесс.

Но творчество невозможно без работы мысли, без смены поколений мыслей, когда одни мысли умирают, чтобы родить новые, приближающие творца к решению задачи. Образное мышление имитирует этот процесс, занимая воображение чередой образов. Если бы хотя б один из этих образов можно было задержать, рассмотреть и зафиксировать — родилась бы мысль. Однако этого не происходит. Что же в таком случае ощущает, угадывает, чем вдохновляется наш любитель прекрасного?

Пред-мыслью.

Пред-мысль — это инструмент компромисса, который позволяет избыточную энергию (получаемую от гармоний) направлять не на действие, а на сохранение комфорта.

Вот еще одна ловушка. От этой конфетки так трудно отказаться!.. Она — неиссякающий источник радости, грез нарву; но она и умертвляет потребность в творчестве! Зачем оно, если и так хорошо?..

«Мысль изреченная есть ложь», — сказано как раз о пред-мысли. Потому что — зафиксированная — она оказывается либо банальной, либо пустой. Потребитель чувствует это — и всеми способами избегает любой конкретики. Хорошо — и слава богу.

На этом вивисекцию души потребителя закончим. Что же мы получили? Каковы его память, мысль и совесть?

Душа потребителя живет данным, сиюсекундным, текущим мгновением. Напрашивается вывод, что памяти у него нет. Но так у здоровых людей не бывает (а все потребители — практически здоровые люди). Следовательно, его память — только прислуга. Она на подхвате. Причем это образная память. Он «читал», «слушал», «видел» — и от этих процессов осталась память чувств. Мыслей там нет, и сформулировать, что именно он помнит, потребитель внятно не сможет; ничего, кроме восторженных междометий и выражающих превосходные степени прилагательных, вы от него не добьетесь. Разумеется, все эти столь бережно лелеемые им чувства — чужие. Ведь он не сотворил ни одного, все до единого — потребил, и запомнил — ну конечно же! — именно то удовольствие, которое получил при потреблении.

Совесть потребителя, как вы помните, ограничена его телом. Но в себе он пасется лишь изредка — когда нет возможности наслаждаться гармониями извне: Значит, его любимое занятие — объедать окружающие грядки. Тем самым он оказывается на чужой территории. Как же ему найти компромисс со своею совестью? А очень просто. Все, что дает наслаждение, то и нравственно, — бесстрашно утверждает потребитель. Из чего мы можем сделать вывод, что он — аморален. Естественно, таким совесть не может быть на виду, то есть и она — прислуга, затвердившая единственную фразу: «Чего изволите?»

Так путем исключения мы пришли к выводу, что ведущий механизм души потребителя — мышление. Образное мышление.

Вспомним, как работает классический механизм мышления. Сырье, которое он перерабатывает, — это чувства; промежуточный полуфабрикат — образы; конечный продукт — мысли.

Потребитель доводит сырье до состояния полуфабриката изумительно ловко, но дальше… Чтобы образ стал мыслью, полуфабрикат следует подвергнуть специальной обработке; для этого требуется энергопотенциал иного качества, более высокого, чем энергопотенциал потребителя. Выпускать недожаренные котлеты? Никогда в жизни! Халтура противна самой сущности нашего любителя прекрасного. Вот почему, не способный родить мысль, потребитель производит совсем другое! — пред-мысль. Пожалуйста, не думайте, что пред-мысль — это ступенька к мысли. Это разные инструменты, и функции их противоположны. Если мысль выражает действие и фиксирует дискомфорт, то пред-мысль, тасуя образы, охраняет покой.

Так отчего же ему недоступно самопознание?

Почему он не видит себя в зеркале?

Самопознание складывается из мыслей, оно объективно. А что же можно сложить из пред-мыслей? Напомним, они выполняют охранительные функции. Значит, из них складывается (выдумывается!) образ себя — субъективный, мерцающий, романтический портрет. Насколько же он соответствует оригиналу? А ни насколько. Потому что этот образ — суть совокупность чужих идеалов.

А в зеркале он не видит себя потому, что смотреть на свое отражение у него сил нет: сияние чувств столь ярко, что глазам больно. Святой — да и только!

И самое последнее. Внимательный читатель уже ерзает от нетерпения, обнаружив кричащее противоречие. Прежде, описывая человека на уровне чувств, мы утверждали: он привлекателен — благодаря ореолу чувств, и интересен — благодаря точным мыслям. С чувствами нет проблем, но куда делись «точные мысли»? Ведь у потребителя их нет — не тот энергопотенциал; потому он и обходится пред-мыслями. Так где же истина — прежде или теперь?

Противоречия нет; есть два уровня подачи одного и того же материала. Раньше вы были менее подготовлены к его восприятию, и мы поднесли его в упрощенной форме; теперь вы готовы больше — мы излагаем его в форме, более близкой к истине. Есть еще и третий уровень, но он неотделим от понимания критичности, значит, только в разговоре о ней мы и придем к точному (только вот окончательному ли?) ответу.

То, что окружающие принимают за мысли (именно так мы это преподносили), на самом деле ими не является. Они только производят впечатление мыслей. Почему? Во-первых, оценки потребителя всегда безусловно точны (ведь в его распоряжении совершенная психомоторика); во-вторых, они опираются на образы. Точность (лучше, хуже, безобразно, пластично) производит впечатление на окружающих, дает минимально необходимую информацию. Образы своей недосказанностью дают простор для фантазии слушателей; каждый домысливает в меру своих сил и все это приписывает источнику — человеку на уровне чувств.

Мысль — конечна, предметна и неотделима от своего источника. Она конкретна в отличие от пред-мысли, которая расплывчата, многозначна, послушно принимает удобные слушателю формы. Тем и привлекательна для слушателя пред-мысль, что для него она является катализатором направления собственного мыслительного процесса. Потому и нравится человек на уровне чувств, что чужую пред-мысль легко и приятно додумать. До чего? До собственной пред-мысли.

Значит, если вы хотите найти с другим человеком взаимопонимание — переходите на язык пред-мыслей.

Случай четвертый:

ученик-потребитель и учитель-раб

Учитель-раб — моралист, и потому воздействует на совесть аморального (только потому, что он любит пастись в чужом огороде) ученика— потребителя. Как вы помните, эта борьба может иметь два исхода:

1) если нравственное чувство ученика полноценно, он отступает, пока не выйдет из контакта с учителем; при этом потребитель весь прячется в раковину и все же остается самим собой; поэтому стоит обстоятельствам измениться, как он тут же расцветает как ни в чем не бывало;

2) если нравственное чувство ученика ущербно, он начинает войну с учителем, и ведет ее до тех пор, пока не превращается в «черного человека»; с учителем у него нейтралитет, а вместо души — апсия.

Случай пятый:

ученик-потребитель и учитель-потребитель

Этот учитель сразу выделяет нашего ученика. «Что требовать с твоих товарищей! Они серы, нелюбопытны и ленивы. А тебе дано. Ты — можешь. Значит — должен…» А что «можешь»? Этого учитель не в силах выразить (пред-мысль не позволяет!), но он «чувствует». То же самое — «должен». Почему «должен»? Кому «должен»? Что именно «должен»?..

Выбор учителя понятен: этот ученик столь привлекателен, что само собою разумеется — он должен быть источником гармоний. Добиться этого проще всего через педагогический процесс: нужно загрузить ученика знаниями; переработав их, он будет выдавать гармонии, которые будет потреблять учитель, получая наслаждение от своих педагогических успехов.

Как действует этот учитель — нетрудно догадаться. Мысль — не его инструмент; совесть — только подстилка; остается память. И он начинает загружать память ученика: прекрасными книгами, прекрасной музыкой, прекрасной наукой. И ждет, когда же любимый ученик сам станет источником гармоний.

Ждет напрасно.

Потому что этот ученик не может подняться выше пред-мысли, а пред— мысль не может быть гармонией, поскольку она только 1) отражение, причем 2) осколка гармонии, и в довершение всего 3) искажена словом.

О последнем нужно сказать особо. Беда учителя-потребителя в том, что он требует от любимца невозможного. Он не понимает, что тот в силу своей нынешней природы не может выразить гармонию словом. Ведь слово, обозначающее пред-мысль, фактически — пустышка. Ученик преподносит ее восторженно, а учитель смотрит удивленно: «И вот этому он радуется? Этим гордится?» — и разочаровывается.

Вывод: этот учитель, перегружая память ученика, уродует его психомоторику, сажает энергопотенциал и гасит критичность; а когда, потеряв свой недавний ореол, ученик весь оказывается в раковине, учитель теряет к нему интерес: «Мальчик казался таким интересным, а на поверку выяснилось — мыльный пузырь».

Случай шестой:

ученик-потребитель и учитель-творец

Для этого учителя не имеет значения, в каком состоянии находится совесть, память и мысль ученика, потому что он работает с душой ученика как с целостностью. Его принцип: совместное с учеником действие. Его методика: он берет задачу (но именно задачу! Значит, еще не решенную и им самим) — и решает ее вместе с учеником. Естественно, в этой работе он все время чуть-чуть впереди, и поэтому процесс решения лишается — для ученика — дискомфорта. Цель методики: ученик научается ощущать гармонию процесса решения задачи. То есть, решая самую первую свою задачу, ученик научается воспринимать ассимиляцию дискомфорта как гармонический процесс.

Дальше — ясно. Решенная задача выдергивает потребителя с уровня чувств на уровень интуиции. И наливает его такой энергией, что он с удовольствием вгрызается в первый же подвернувшийся ему дискомфорт. Теперь он — творец. Навсегда. На всю оставшуюся жизнь. И если даже судьба зашвырнет его на самое дно, в гущу рабов, достаточно ему будет справиться с переутомлением и наладить образ жизни (поднакопить энергопотенциал), — как он увидит задачу, вцепится в нее, и она вынесет его наверх — на уровень интуиции — словно поплавок.

Герой последних трех случаев — ученик на уровне эмоций. Раб.

Его душа ограничена его телом.

Его совесть щепетильно фиксирует границы его раковины. Он потому и моралист, что «если все будут поступать по совести», то его никто не тронет — а о большем он и не мечтает.

Его память — источник положительных эмоций. Однако в жизни есть не только хорошее, но и плохое. Поэтому у него два механизма энергетической подпитки. Когда это приятные воспоминания процесс идет напрямую; когда неприятные — он пользуется приемом облагораживания зла. Он мстительно мечтает (помните? — память всегда адресована в будущее), как расквитается за обиду, но это, конечно же, будет благородная месть, и так сладко воображать ее снова и снова. Какие прекрасные мечты — о торжестве справедливости…

Его мысль — о каких бы высоких материях он ни рассуждал — всегда чужая, заимствованная. По форме — стереотип. Но вряд ли стоит пытаться открыть ему глаза на то и другое. Ведь он до всего доходит своим умом, и все его мысли — это откровения, которыми он рад безвозмездно поделиться с кем угодно. И его, конечно же, обижает, что никто почему— то не хочет его слушать, а если и слушает, то не слышит.

Случай седьмой:

ученик-раб и учитель-раб

У них формальный контакт. Каждый из них воспринимает другого как неизбежное зло (учитель: «В школе было бы совсем приятно работать, если б в ней не было учеников»). Их души — галактики, каждая летит через космос своим путем. Оба моралисты, но в другом каждый видит аморальную личность, значит, и недостойную малейшей симпатии и доверия. Оба пользуются одними и теми же стереотипами, но каждый понимает их смысл по-своему. Эти стереотипы не выходят за пределы учебника к школьного распорядка, но для учителя это формальное исполнение своих функций, для ученика — границы дискомфорта.

Это чужие люди, которые ничего не знают друг о друге. Может быть, поэтому у них нет потребности делать друг другу добро. Впрочем, они и не пакостят. Конечно, могли бы… да мал энергопотенциал.

Случай восьмой:

ученик-раб и учитель-потребитель

У них мирное сосуществование. Этот ученик вызывает у учителя дискомфорт, и учитель, не имея права отвернуться, имитирует контакт. Ученика это устраивает. Ему приятно находиться под радужными лучами, любование которыми рождает в нем положительные эмоции. Он не завидует этому учителю, но благодарен ему за наглядный пример другой, более свободной жизни. Этот учитель не поднимает его до себя — нечем; но если б ученик все-таки захотел всплыть, учитель, желая поддержать его усилия, стал бы так загружать ему память, что он тут же камнем пошел бы на дно.

Этот учитель не может научить мыслить, не может научить жить, но он останется в памяти ученика-раба приятным добрым огоньком.

Случай девятый:

ученик-раб и учитель-творец

Творец провоцирует раба на сотрудничество. Для этого:

1) пускает его на свою территорию и дает понять, что на ней раб в безопасности (учитель стремится, чтобы ученик сам раскрыл створки своей раковины полностью);

2) дает понять, что он такой же, ничем не отличим (кроме уровня ЭПК— но эти тонкости ученик поймет позже, когда поднимется до учителя), значит, чем владеет один — доступно и другому;

3) точно выбирая действие — небольшое, но интересное и доступное ученику, он увлекает ученика за собой; тот подражает — и получает удовлетворение от свободной траты своего энергопотенциала; сперва — минимально, затем — больше, потом — совсем смело, пока однажды ему не придется затратить все, что он успел накопить, но зато — прогрызшись сквозь стену — он с изумлением узнает, что решил задачу, и это ему так понравится, что он навсегда останется творцом этой бесконечно прекрасной работы.

Учитель, врач, хлебороб — как они работают (09/90 — 19)

1

Если это понять, если это освоить — наша жизнь станет ясной, в ней появится смысл, и самое главное — установятся гармония и взаимопонимание с окружающим миром. Ведь один учит быть свободным; второй — возвращает нам свободу, когда она утрачена; третий дает к ней ключ (см. главку «Три святых профессии»).

Свобода — пусть не истинная, пусть мнимая, мимолетная, призрачная — нам необходима хотя бы потому, что без нее не может быть счастья. Того счастья, которое мы ищем, ждем, добиваемся всю жизнь. Почему мы увязываем счастье именно со свободой? Потому что только свободный человек счастлив не за чей-то счет — он получает счастье, как яблоко с древа свободы. С дерева, которое он вырастил сам. Каким образом? — вам это уже известно: творческим трудом.

Хорошо творцам: они делают свою высокую работу, не задумываясь, как это у них получается. Делают — и все. Как Бог на душу положит. А получается — в самый раз.

Нам с вами посложней. Мы стоим в стороне, сняв почтительно шляпы, и, затаив дыхание, наблюдаем, как это делается. Мы учимся. Нам еще ой как далеко до той минуты, до того состояния, когда руки сами будут делать талантливую работу, когда они свободно будут поспевать за мыслью, делать свое дело одновременно, слитно с мыслью. Это будет потом. А пока нужно разучить все па будущего танца. Потом, когда доведем движения до автоматизма, а высокий энергопотенциал обеспечит полет, — во время танца мы будем думать только о гармонии, мы будем только искать гармонию (напоминаем — это работа критичности) — творить. Все это будет потом. А пока выучим те немногие па, из которых складывается этот танец и их обязательный, единственный порядок.

Значит, речь пойдет о технологии творчества.

Разберем это на знакомом каждому примере: папаша Карло вырезает Буратино.

2.

1. Творец не может не творить

Как вы уже догадались, речь идет не просто о талантливой, а о гениальной работе. Потому что обыкновенную талантливую работу остановить можно. В ней нет обязательности. Она может быть, ее очень приятно исполнить, но если нет подходящих условий — она почти безболезненно откладывается на сколь угодно долгий срок; даже — навсегда.

Причин этого две. Первая: энергопотенциал, обеспечивающий талантливую работу, не так уж и велик, его инерция легко гасится; любая палка в спицы — вот и остановка. Вторая: поскольку талантливая работа решает уже решенную задачу, только несколько иначе, оригинально, по— своему, сознание этой вторичности само по себе гасит энергопотенциал. Вот почему многие люди, родив интересную идею, не воплощают ее в жизнь. Работает феномен иллюзии завершенного дела. Мысль опережает руки. Чтобы воплотить идею, нужно как бы повторить уже однажды тобою (мысленно) пройденный путь. Если человека ведет цель — он пройдет этот путь; если его привлекает процесс — он на это способен только при благоприятных условиях и избытке энергопотенциала.

Итак, утверждение «творец не может не творить», безусловно, относится только к гению. Талант творит (решает задачи) либо в благоприятной ситуации, либо в экстремальной (когда он вынужден это делать). В неблагоприятной ситуации он чаще всего удовлетворяется решением задачи «в уме» — эксплуатирует феномен иллюзии завершенного дела. И только очень высокий энергопотенциал дает ему силы действовать вопреки неблагоприятной ситуации.

Гений обложен проблемами, как волк флажками. Ему некуда спрятаться — он обречен на творчество. Помните легендарного Мидаса? К чему бы он ни прикасался — все превращалось в золото. Так же и гений: к чему он ни прикоснется — все раскрывается проблемой. Чем больше он медлит с их решением — тем большее количество проблем наваливается на него. Путь к свободе у него единственный: решать их, щелкать одну за другой. И только в тот момент, когда он достает из-под обломков скорлупы их ядрышко, он на миг ощущает блаженную свободу.

Творец не может не творить, потому что его вынуждает к этому энергопотенциал. Просто жить, как все, творец не может: внутреннее давление пара слишком велико. Если даже с утра до вечера колоть дрова — делу не поможешь: гений найдет такой режим колки, когда эта работа будет совершаться без усталости, станет незаметной — и голова опять освободится для главной работы.

Почему талант колке дров предпочитает решение задач? Потому что задача требует больших усилий, значит, скорее приносит облегчение и даже удовольствие. Почему гений берется за проблемы? Потому что только проблема способна заставить его выложиться, только при ее колоссальном энергообороте он удовлетворен, а иногда даже и счастлив.

Почему папаша Карло не мог не взяться за Буратино?

Потому что он был одинок.

Он терпел одиночество, пока борьба за существование отнимала достаточно сил, чтобы не мучиться от избыточного давления пара. Но когда суета отступила и он остался наедине со своею душой — энергопотенциал потребовал выхода. Просто расколоть полено было мало. Чтобы найти покой и разрушить одиночество, нужно было решить проблему: вырезать Буратино.

Еще один пассаж на эту же тему.

Гений одинок всегда. Иногда он пытается спастись от одиночества, («как все нормальные люди», — и обзаводится семьей, да не просто семьей, а большой: Бах, Пушкин, Толстой… Он рожает детей, пытаясь заполнить окружающий его космический вакуум. Тщетно. Найти понимание можно только у ровни. А где это возьмешь? Проще всего (для гения) — сделать самому. И папаша Карло — чтобы разрушить одиночество — решает вырезать из полена Буратино.

3.

2. Задача (проблема) сама находит творца

Мы живем среди задач и проблем. Они — вокруг нас; куда ни повернись — всюду торчат их острые шипы. Но человек на уровне эмоций задач не видит — он только ощущает шипы. Он воспринимает все это пиршество грядущей интеллектуальной работы как обыкновенный дискомфорт. Как неудобства, с которыми приходится мириться. «Такова жизнь, — мудро заключает он, зализывая очередную ранку от укола шипа. — Сам виноват. Был бы осторожней — ничего бы такого не случилось».

Человек на уровне чувств тоже не видит задач, но дисгармонию он видит очень хорошо. И ловко лавирует между шипами — от гармонии к гармонии. «Жизнь прекрасна! — справедливо утверждает он. — Только нужно уметь пользоваться тем, что дает тебе жизнь, и не требовать от нее слишком многого». (Понимай так: не выдумывай себе трудности — не пытайся решать задачи.)

Человек на уровне интуиции обречен ассимилировать дискомфорт, из дисгармонии творить гармонию. Но его аппетит зависит от энергопотенциала. Если энергии маловато (растерял, из-за болезней, дурных привычек или хронического переутомления) — он ограничивается фиксацией (узнаванием) задач; самое большее — решением их «в уме» (феномен иллюзии завершенного дела). Если энергопотенциал в норме — он эти задачи решает на самом деле. Если энергопотенциал близок к максимальному (так же, как и психомоторика и критичность) — он занимается проблемами.

Так отчего же мы утверждаем, что не он находит задачи (проблемы), а именно они находят его?

Прежде всего давайте признаем: никто не делает работу просто так. И талант, и гений с удовольствием от нее бы увильнули — если бы могли. Значит, первое: они делают свою талантливую (гениальную) работу потому, что не могут иначе — не могут отлынить. Потому что иначе им будет хуже.

Причина вам известна: их толкает на это энергопотенциал. Он томит их своей избыточностью. Он буквально принуждает их действовать. Причем малыми задачами он не удовлетворяется. Идеальный случай: когда задача — на пределе возможностей. Тогда он вынужден все отдать, испытав от этого облегчение; и в результате приращивает свою территорию, что дает удовлетворение. И повышает уверенность в своих возможностях.

Посмотрим, может ли его выручить — то есть помочь избежать работы, — психомоторика? Ведь у творца она по меньшей мере оптимальна, не хуже, чем у потребителя. А ведь потребитель именно для этого и пользуется своею психомоторикой — чтобы избегать любых трудностей (кроме тех, которые придумывает себе сам: туристические походы и даже альпинизм, — выбор зависит от величины потребности в самоутверждении).

Увы, этот удобный, надежный механизм творцу по многим причинам не подходит. Назовем лишь одну. Ведь творец уже томится от избытка энергии, и если ему вместо творческой работы заняться потреблением гармоний (чтением литературы, слушанием классической музыки, посещением музеев и просто красивых мест), — он усугубит свою ситуацию. Он заскучает на третьей странице; на второй части «Ночной серенады» Моцарта он невольно вернется мыслями к отложенной задаче; а на прогулке его неотвязно станет преследовать мысль: «Я что — с ума сошел? Моя голова сейчас так прекрасно работает, а я не за письменным столом…» Правда, возникший дискомфорт (скука, досада) понизит его энергопотенциал и тем погасит творческий порыв, но мы бы не советовали злоупотреблять таким способом самоуничтожения, потому что энергопотенциал, растраченный на скуку, не возобновляется.

Наконец, с помощью критичности творцу тем более не увильнуть от творческой работы. Ведь это она в дискомфорте распознает (проявляет) задачи и проблемы. Это ее прямая обязанность: она для того и создана то ли природой, то ли Богом, чтобы указывать нам адрес: здесь задача. Конечно, на самом примитивном уровне (у раба) критичность может быть и слепой, и немой, а потому готовой на любые компромиссы, но у творца она неуправляема и не подчиняется насилию. С нею не поиграешь в прятки. Она тут же отыщет, потащит за шиворот, уткнет, как кутенка в блюдце — носом в задачу: твори!..

Самые нетерпеливые уже ерзают: «Ну зачем опять повторять то, что нам давно известно? Человек на уровне интуиции не может не перерабатывать дисгармонию в гармонию. Он обречен на эту работу. Она — его судьба. Ну и что с того?..»

Мы рады, что вы это поняли и приняли. Тогда сделаем следующий шаг к пониманию творца. Сформулируем главное обстоятельство его жизни: у творца нет выбора.

А что же у его нижних соседей?

Потребитель имеет выбор — между гармонией и дисгармонией. Значит, у него две степени свободы.

Выбор раба бесконечен. Выбор мнимый — его диктуют обстоятельства, но под эту диктовку он принимает любую форму, любой режим. У него бесконечное количество степеней свобод, вот почему он неуправляем — ничем, кроме обстоятельств.

Неужели круг заикнулся? Неужели только для того он вырвался из рабства уровня эмоций, пренебрег искушениями сладкой жизни уровня чувств, чтобы опять угодить в ярмо? Так зачем же все эти усилия? Какой в них смысл? Смысл есть. Самый прямой. Вспомним, ради чего была затеяна вся эта работа, это труднейшее карабканье в гору? Ради свободы. И мы ее обретаем — в момент творчества. Только в этот момент — других не бывает. А как же рабство?

На уровне эмоций он — раб ситуации.

На уровне чувств — раб гармоний.

На уровне интуиции — раб природы.

4.

Раб природы; если вас это шокирует, назовем иначе: ее инструмент.

Только на уровне интуиции человек становится таким, каким он был задуман; только на уровне интуиции он готов играть предназначенную ему роль.

Значит, все остальное шлак?

Нет. На уровне эмоций — это рабочие пчелы. Это они строят соты и наполняют их медом, и защищают, не щадя своих жизней, от врага. Это они — неисчерпаемый запасник для верхних уровней. Стоит измениться обстоятельствам (например, из-за благоприятной конъюнктуры начнет расширяться жилплощадь верхних этажей), как на уровне эмоций возникает неудержимая тяга вверх. И кто будет лучше готов, ближе к оптимуму, тот выскочит наверх и обоснуется, словно всегда там был, словно это единственное и естественное его место. Ну а кто опоздает… Знаете, а почему бы вам не подумать самим, что будет с теми, кто поднимется наверх, когда потребность уже исчерпана? Не правда ли, интересные вопросы: что будет, если все рабы (не в теории, а на практике) станут потребителями? Или так: что будет, если на уровне интуиции окажется не один из ста, а, скажем, один из десяти или даже каждый второй?..

На уровне чувств — хранители памяти. Короля играет окружение; творец был бы затюкан, забит и забыт, если бы не потребители; это они его открывают, это их восторженный шепот он слышит у себя за спиной. Это их трусливой, но бескорыстной и надежной памяти он отдается, с легкой душою идя на костер. Творец знает — это благодаря им его не забудут, благодаря им его время наступит; кстати, сразу после его гибели. Это они первыми оценили Христа; это они по словечку, по строке собрали нам полного Пушкина; это они сразу поняли истинную цену, а потом терпеливо ждали десятки лет, чтобы навсегда утвердить в памяти народа экстравагантных Малевича, Татлина и Филонова — не хулиганов от искусства, а его гордость.

И все-таки только на уровне интуиции двуногая говорящая тварь превращается в то, что мы подразумеваем, когда говорим: се человек. Только на этом уровне он 1) мыслит, 2) ассимилирует хаос, 3) создает гармонии.

(Для забывчивых, которые цепляются за прежнее представление «Я говорю, значит, я мыслю», — напомним, что 1) раб принимает за собственные мысли стереотипы и шаблоны, которые он воспринимает от общества в виде житейского опыта; 2) потребитель пользуется чужими мыслями, которые он получает в форме гармоний, а воспринимает в виде пред-мыслей; 3) и только у творца чувство, осознав дискомфорт, превращается в собственную мысль.)

Мы уже, много раз упоминали и ассимиляцию хаоса, и создание гармоний, лишь называя эти процессы, но не раскрывая их сущности. Теперь пришло время. Так вот, это — антиэнтропийный процесс. Их несколько. Этот — доверен природой человеку.

Напоминаем: энтропия — процесс рассеяния энергии и информации. Процесс угасания. Значит, антиэнтропия — процесс концентрации энергии и информации. Рукотворная гармония — это сгусток упорядоченной энергии, которой можно пользоваться тем дольше, чем совершенней гармония. Гениальной гармонией можно пользоваться (как источником энергии и информации) бесконечно.

Как вы знаете, ассимилирует хаос и создает гармонии талант. Именно в этом он проявляется, в этом заключается его работа. Схематически это выглядит так: хаос — талант — гармония, где талант — суть механизм нашей души. Он есть в каждом, но на уровнях эмоций и чувств он не работает. (Эпк либо, в жалком состоянии, либо гипертрофированно. Например, колоссальный энергопотенциал при неразвитых психомоторике и критичности — это разрушитель, а не творец; а оптимальные энергопотенциал и психомоторика при неразвитой критичности дают сноба, который смотрит на окружающих свысока, хотя сам бесплоден).

Но стоит ЭПК во всех компонентах достичь оптимума, как талант самопроизвольно (значит, без понуканий, без команд, без нашего волеизъявления) включается в работу. И начинает перерабатывать хаос, выдавая гармонии.

Это новое свойство человека, при котором он становится инструментом природы, позволяет нам рассматривать его как сгусток специализированной энергии. Здесь специализация — в особенной, исключительной направленности процесса: антиэнтропийной.

Вот почему сущность таланта не в результате, ради которого он работает (гармонии), а в процессе. Результат обозначает только меру таланта. Он важен лишь для тех, кто эту гармонию будет потреблять. Для самого же таланта важен процесс, потому что только во время процесса ассимиляции хаоса талант ощущает себя свободным (ведь творя из хаоса гармонию, он сопоставим с Богом!), Все же остальное время ему не сладко, потому что он видит задачи — и они вызывают у него дискомфорт. Он бы и рад избежать их на манер потребителя, но творцу этого не дано: из роли страуса он вырос, и если выставляют задачу в дверь — она ломится в окно. Он от одной отмахнется, от второй, от третьей, но четвертая успеет его опередить, войдет с ним в контакт. И это все: зубчики зацепились, колесики завертелись — пошел антиэнтропийный процесс.

5.

Так отчего же все-таки задачи липнут к творцу, как комары в душную июльскую ночь?

Ответ рядом. До него — один шаг. И мы не сомневаемся, что если вы немножко подумаете — вы и сами во всем разберетесь (а некоторые — умельцы ловить мысль с полуслова — уже все поняли и теперь со снисходительной скукой ждут, когда мы дожуем этот кусок мяса). Но на предыдущих страницах мы уже оставили вам несколько задач в личное пользование, и чтобы у кого-нибудь не возникло подозрение, что мы и сами не знаем ответа, — здесь доведем свое рассуждение до конца.

Из физики вам известно, что вокруг любого сгустка энергии существует поле. То же — и с творцом. Но в отличие от электрического, магнитного и гравитационного полей его сила не ослабевает по мере удаления от источника поля — творца. Ведь мысли безразлично, где работать: на письменном столе (под рукой творца) или на краю галактики. Ни пространство, ни время ее не лимитируют. Значит ли это, что поле творца безгранично? Конечно, нет. Потому что мысль творца работает лишь в пределах освоенной им территории. Следовательно, и его поле действует лишь в пределах его территории.

Сразу разберемся с полями раба и потребителя.

Поле раба ограничено его раковиной. Вот почему задачи «не чуют» поля раба: оно заэкранировано панцирем. Чем толще панцирь — тем с большей уверенностью раб игнорирует задачи.

Поле потребителя ограничено его телом. На нем нет панциря (он защищается движением), поэтому задачи его «чуют». Но, во-первых, потребитель проворней любой задачи, а во-вторых, его поле слишком слабо, чтобы представлять для задачи достойную добычу.

Только теперь — мы надеемся — вы готовы понять, отчего задачи слетаются к творцу.

Поскольку творец воплощает собой созидательное начало, можно условно считать, что его поле имеет положительный заряд. Любая задача — это осколок энтропии, значит (условно), ее заряд отрицательный. Противоположные заряды, естественно, притягиваются. Но кто к кому?

Творец может переварить, ассимилировать, довести до гармонии только те задачи, которые ему по силам, на которые хватит его энергии. То есть самое большее — равновеликую ему задачу.

Если задача больше творца, он только фиксирует: есть; но уж больно велика: укусить можно, а съесть — не хватит сил. И он эту задачу благоразумно откладывает на потом. Прилетит она к творцу? Разумеется, нет; ведь ее заряд больше, значит, это его может к ней потащить, и остается лишь надеяться, что он окажется достаточно благоразумным (критичность в норме — только и всего), чтобы не влипнуть в это пока что безнадежное дело.

Если задача равновелика творцу — не имеет значения, как они сближаются, кто кого находит. Куда важнее процесс ассимиляции. Первый этап — задача поглощает творца; они слились в одно; их энергии нейтрализовали друг друга. Как же дальше быть? Как же решать задачу, если энергия вышла из игры? А вы вспомните, что мы писали в начале книги о вдохновении. Там был описан процесс творчества, который протекает напрямую, без посредства эмоций. Так и здесь: если творец полностью слился с задачей, процесс ее решения протекает без затраты энергии.

За счет чего же?

За счет информации.

Значит, второй этап — работает критичность. Она находит ключ к решению задачи и задает программу.

Третий этап — работает психомоторика. Это период кристаллизации. Хаос превращается в гармонию; при этом энергия возобновляется. Но теперь ее больше, чем было прежде. Ведь за счет равновеликой задачи творец прирастил свою территорию.

Остался последний, самый распространенный случай когда задачи меньше творца. Его заряд больше их зарядов — вот почему именно они слетаются к нему. Они вьются вокруг, как комары; он отмахивается; того, который сел и успел впиться — хлоп! — прибивает без усилий. Становится он от этого сильнее, умнее, ловчее? Нет. Значит, его территория от этой работы не прибавляется.

А что же папаша Карло?

Давайте-ка вспомним, откуда взялась идея о деревянном человечке. Разве с нее началось? Нет. Началось с полена, которое не хотело колоться, которое при ударах топора пищало, а однажды — чтобы заставить задуматься — даже стукнуло незадачливого дровосека по лбу.

Задача буквально требовала: реши меня.

Если бы не было побудительного мотива — одиночества, не было б и разговора о деревянной марионетке. Но одиночество занимало все мысли папаши Карло. Именно это была задача, которую он еще не осознал. Потому что для осознания, для материализации ее нужен толчок извне. И он случился, когда полено запищало и ударило в лоб.

Вот такой случай.

Не было б его — случилось бы что-то иное. Папаша Карло мог сделать марионетку из тряпья; из глины, вырезать ее из бумаги. Потому что материал не имеет значения для таланта. Ведь талант — это механизм, и когда он в рабочем состоянии — безразлично, какой именно хаос поступает в него. Лишь бы это была задача. На выходе будет гармония.

6.

У нас опять возник зуд законотворчества, поэтому мы на несколько минут отвлечемся от технологии талантливой работы, ибо сказано: чеши где чешется.

Предварительный посыл: задача, решенная без усилий, походя — не приращивает территории (хотя и приносит облегчение).

Проанализировав его (простите, мы вас избавим от описания анализа, познакомив сразу с результатом), мы пришли к трем законам.

Закон минимального действия:

•если наименьшее из возможных действий дает прирост — это антиэнтропический процесс.

Закон оптимального действия:

•всегда есть режим, когда работа производится без изменения энергопотенциала.

Закон максимального действия:

•только задача, требующая для решения полной самоотдачи приращивает территорию.

Значит, закон минимального действия описывает принцип работы над собой по восстановлению ЭПК;

закон оптимального действия описывает принцип работы механизма ЭПК с удовольствием;

закон максимального действия описывает принцип творческой работы ЭПК.

Как вы уже поняли: первый — закон роста, второй — закон работы, третий — закон творчества.

Следовательно, работа может быть талантливой, но для данного человека, если он выше ее, — не быть творческой.

7. Талант решает задачу только оригинально (10.90–19)

Для раба поведение таланта попахивает блажью. И в самом деле: задача решена; опыт показывает, что решена она неплохо — полученная гармония устраивает всех; так на кой ляд сходить с асфальтированного шоссе, продираться через рытвины и колючки — искать другой путь?

Очень просто: если механизм таланта находится в рабочем состоянии, он не может не работать. И если нашему умельцу приходится выполнять работу раба — действовать шаблоном (при этом механизм таланта крутится вхолостую), он оказывается во власти скуки. Сразу. Еще не приступив к работе, а лишь познакомившись с тем, что ему предстоит делать, — с первого же мгновения он понимает, что попал на прокрустово ложе.

Скука — это знак отрицательных эмоций. Вы еще не поняли, что она здесь, а она уже присосалась, как вампир, и наш энергопотенциал стал стремительно таять.

Психомоторика при работе шаблоном функционирует на холостом ходу. Но она не может без действия! Ей требуется мысль! — и чтобы заполнить огромную пустоту, она ищет занятия и впечатления на стороне (разговоры, мечты: все чувства — вместо предмета работы — нацелены вовне).

Критичности делать нечего, и она (пока энергопотенциал позволяет) начинает вытаскивать из памяти задачи, от которых еще вчера пренебрежительно отмахнулась. Либо вовсе отключается (когда скука истощит энергопотенциал).

Мораль: путь наименьшего сопротивления — гибельный для таланта. (Зато для раба и потребителя — это идеальная дорога.)

Значит, вынуждаемый работать шаблоном талант оказывается перед дилеммой:

1) если он примиряется с обстоятельствами, идет на компромисс, он должен пройти через дискомфорт; шаблон ему не с руки — и причиняет страдание, как слишком узкий ботинок; но талант терпит это, теряя энергопотенциал, пока энергетически не окажется на уровне рабов, когда шаблон перестанет его раздражать; это значит, на месте стертой в самый первый момент раны образовался мозоль;

2) если он остался верным себе, идет наперекор обстоятельствам, — он решает задачу по-своему (понимай так: растоптал узкий ботинок).

Талант дает оригинальные решения не потому, что стремится именно к ним — оригинальность возникает сама по себе. Потому что любая оригинальность — в материале задачи, а не в таланте. Он ее обнаруживает и фиксирует — только и всего.

Например, если писчее стальное перо у раба начинает драть бумагу — раб его выбрасывает. Талант может поступить точно так же — если его интересы далеки от этой темы. Но таланта от раба отличает то, что он может задуматься: отчего так произошло? И тут же найдет ответ: перо стерлось. Следующий шаг естественный: а что сделать, чтобы оно не стиралось? Ответ напрашивается: повысить твердость. Он наплавляет на конец пера слой иридия — и перо становится «вечным».

Обыкновенная талантливая работа.

Раб учился писать, макая перо в чернильницу. И даже не задумывается, что процесс может быть каким-то другим. Талант «ленив» — и потому, чтобы не макать каждый раз, переносит чернильницу в стержень ручки. Потом — как вы помните — он наплавил на перо иридий. Наконец — чтобы чернила не выливались и иридий тратился экономней — вместо пера вставил шарик…

Где таились идеи самописки, «вечного» пера и нового писчего инструмента? В голове таланта? В том, с чем он работает. В материале.

Но талант потому и талант, что смог более точно выявить его функциональность. Повысил КПД функциональности материала хотя бы на 1 процент — уже талант.

8

Кстати, гений от всего этого отказывается — и от самописки, и от шарика. И знаете — почему? У него с талантом разные методы действия. Если талант подступается к задаче наскоками, то гений решает проблему сразу (а уж задачу — тем более!), и записывать то, что ему уже известно (пусть даже только ему одному), — гению скучно. Даже пересказывать только что (!) открытое — и то сопряжено со скукой. Не зря Сократ не оставил нам ни слова: как истинный гений, он был слишком «ленив», чтобы записывать свои бессмертные мысли; и, как истинный гений, он не был тщеславен (ведь тщеславие — это чувство бывшего потребителя, переболевшего апсией и теперь претендующего на территорию всех людей, которые его окружают).

А кто не помнит известного случая с Паганини? Скрипач вышел на сцену, изготовился играть, постоял, постоял — и вдруг ушел. Когда к нему бросились за кулисами: что случилось, маэстро? — он спокойно объяснил: а зачем еще раз играть, ведь я только что всю пьесу исполнил в уме…

Вот почему, если гений вынужден много писать, он возвращается к старому способу: ставит чернильницу и пишет перьевой ручкой, макая перо через каждые несколько слов. Он приходит к этому бессознательно, чувственно. (Для окружающих это — причуда; он же искренне считает, что просто любит писать таким старомодным способом: видите ли, лучше получается.) Зачем он это делает, вы уже знаете: таким действием он спасается от скуки.

Если вас смущает малость такого действия, даже видимая ничтожность его, вы это зря. Бессознательно — спасаясь от монотонности — мы постоянно поддерживаем себя такими действиями. Следовательно, для психомоторики (и для души, и для памяти, и для мысли) нет малых действий; есть большой ущерб, если мы лишены защиты этими малыми действиями. Если ребенок вертится за партой, находит себе посторонние занятия, даже просто без нужды листает книжку, этими действиями его организм старается спасти от скуки свой энергопотенциал. Если мусульманин умеет и любит размышлять, он не расстается с четками.

Между прочим — о себе. До чернильницы и пера мы не дотянули, остановились на авторучках. Но сущность нашего письма та же: через каждые несколько слов — задумываясь над очередной их порцией — мы закрываем авторучку колпачком. Разумеется, не для экономии чернил; просто это действие (закрыть — открыть) вносит разнообразие в процесс письма и подзаряжает наши аккумуляторы.

Сам просится закон дискретности талантливой работы:

ЭПК таланта диктует его режим работы: он не глотает задачу сразу, а обкусывает мясо дискомфорта маленькими кусочками, пока не останется чистая кость гармонии.

Так устроен человек: продуктивно он действует только квантами. Без разнообразия его жизнь превращается в муку.

И чем выше уровень его ЭПК — тем острее его потребность в новизне. Тем невыносимей для него даже малейшая вынужденная скука. Потому что любая новизна прибавляет свободы — и любая скука убивает ее.

Быстрые на ум читатели уже ерзают, вертится у них на языке вопрос: а что же Достоевский? тем более — Лев Толстой? Ведь гении — бесспорно, а сколько написать успели — миллионы слов! Значит, не «ленились»? И не скучно было писать? Почему?

Потому что гениальный писатель, пиша — мыслит. Для него писать и мыслить — неразрывный процесс. Не зря про таких говорят: его мысль — на кончике пера.

Конечно же! — гениальный писатель много думает до. Терзается. Ищет. Составляет планы. Но сел писать — и все планы рассыпаются, первые же страницы сдвигают центр тяжести произведения; что-то начинает выпирать, что-то скукоживается — и потом выбрасывается за ненадобностью. Отчего это происходит?

Как вы обратили внимание, здесь сосуществуют две формы: состояние и процесс. Состояние возникает от решенной проблемы и воплощено в идее или плане. Или их сочетании. Оно — целостность. Процесс — это действие по материализации состояния. Он — дискретен. Каждая мысль, каждая фраза — это маленькая задача, которую гений решает походя. Он успевает решать их в самом процессе письма. Теперь вы поняли, отчего ему не скучно писать? Задачу, даже самую маленькую, предвидеть невозможно; мы замечаем ее, лишь ощутив ее укол. Значит — пиша гений реагирует только на очередной укол. И понятия не имеет, каким будет следующий. Он идет на свет, но каждый его шаг — это шаг в темноту. Потому что здесь работает закон творческого действия:

задача порождает задачу (а проблема — проблему).

Если решенная задача вызывает ощущение законченного действия, значит, это была не задача. Задачки и примеры из школьных и студенческих учебников — это всего лишь головоломки на тренировку применения известных правил. В них учащийся выполняет чужую волю. И при этом теряет энергопотенциал. Истинная задача требует от самого человека волевого импульса и расплачивается за решение, отдавая свой энергопотенциал.

Следствие: не бывает чужих задач; задача всегда твоя личная. А как же назвать то, что поручает или предлагает тебе другой?

Это приказ. И если даже он облечен в форму просьбы (например, ребенка к родителю) — от этого сущность не меняется. Потому что он навязывает исполнителю свою волю. Лишает его свободы.

Для тех, кто и теперь не видит разницы между заданием и задачей и считает это просто игрой в слова («мне шеф дал задание — и я улучшил функциональность материала на 1 процент»), разжевываем: задание — это «что» сделать, а задача — это «как».

Задача — всегда «как»! Примечание.

Не исключено, что среди читателей найдутся шустряки, которые решат, что авторы здесь не додумали (золото приняли за кусок меди), или не поняли, что перед ними закон, — и сами поспешат сделать заявление: вот, мол, я открыл закон истинности задачи: истинная задача беременна новым качеством. Если лезть из кожи, лишь бы запечатлеть еще один закон, можно и так повернуть дело. Но у нас в загашнике еще так много полновесных законов, что этот случай мы не хотим поднимать столь высоко, обозначив его скромно: признак истинности задачи.

9

Но мы так и не разобрались с гениальным писателем до конца. Мы договорились, что до того, как сесть за письменный стол, он придумал постиг — осознал нечто. Потом начал воплощать это в слова — фраза за фразой, задача за задачей, — ему интересно, да вот только получается не то, что он задумал, а совсем, совсем другое. Почему?

Потому что образ, который он пытается материализовать в тексте, не был им додуман до конца, не превратился в мысль. Банальная трактовка, которую мы обычно слышим в таких случаях: не хватило материала, и теперь писатель добирает необходимый материал в процессе письма. Истинная причина: энергопотенциал был меньше массы проблемы — и поэтому приходится накапливать его (щелкая задачи) в процессе работы.

Следовательно, гению нет необходимости специально собирать материал. Для нормального творческого процесса ему нужны лишь:

1) достаточно высокий энергопотенциал и 2) понимание проблемы.

В зависимости от энергетической наполненности его понимание проблемы останавливается на одном из трех уровней.

1) Ощущение.

При этом гений знает точно: истина здесь (точно так же талант ощущает по уколу: здесь задача). Он ее не видит, но чует — как черную кошку в темной комнате. Значит, у этого чувства нет ни формы, ни границ; есть только направление.

2) Образ.

Гений осветил комнату — и увидал кошку. И понял, что перед ним именно кошка. Небольшая. Черная. Сидит в углу. Но больше ничего о ней он сказать не может.

3) Идея.

Он знает об этой кошке все. И вот представьте, что наш гениальный писатель решил поделиться своим: 1) ощущением либо 2) образом либо 3) идеей с публикой. Что при этом произойдет?

В первом случае он будет двигаться на ощупь, и все его напряжение, вслушивание, сотни лишних нащупывающих движений — все ошибки будут воплощены в тексте. Вот почему «писать мучительно трудно», вот почему бесконечно мараются страницы и выбрасываются (если накопил энергопотенциал) уже готовые варианты.

Во втором случае, предчувствуя (но не признаваясь себе в этом), что сущность предмета ему пока неведома, гений с предельной добросовестностью воссоздает то, что видит. Там было напряжение, здесь — внимание. Он ставит на то, что в какой-то момент количество перейдет в качество. И тут его судьба зависит от того, куда он свернет с развилки: 1) если его гонит чужая воля, необходимость писать, и он делает это через силу — он растратит энергию и потерпит фиаско; 2) если же он работает, подчиняясь только потребности творить, решенные по ходу задачи выведут его к истине.

В третьем случае, владея предметом — свободно, — он кратчайшим путем ведет читателя к истине. Каждая его фраза (решенная задача) ясна, неожиданна и интересна. Страницы его рукописи почти не знают правки. Его книга — совершенная гармония, значит, ее энергопотенциал будет подпитывать рабов — положительными эмоциями, потребителей — чувствами, таланты — задачами еще много поколений.

10.

Итак, мы выяснили, что гениальному писателю (математику, естествоиспытателю) важно лишь одно: видеть цель. Его работа — это движение к цели, которую он видел с самого начала. И маршрут движения зависит лишь от того, насколько он цель видит ясно. (Он может долго блуждать и путаться, но едва идея выкристаллизуется, маршрут становится практически прямым, хотя каждый шаг на этом маршруте — шаг в неизвестное.)

А как же быть с теми писателями, которые работают по плану? Например, известно, что Золя вначале составлял подробнейший план романа — и лишь затем пунктуально его выполнял. Где здесь свобода, если он видит не только цель, но и каждую ступеньку? Может ли быть такая комбинация: пока формируется цель — работает гений, когда реализуется цель — работает раб?

Скажем сразу: гений не может работать как раб — это ему скучно. Если он не имеет возможности спастись от монотонности решением задач, он не будет работать вообще; если его все же вынудят к монотонной работе, он быстро растеряет свой энергопотенциал и окажется среди рабов.

Значит, гений не может работать по плану. Зато с этим неплохо справляется талант.

Когда он решает задачу? Когда составляет план. Задача решена — он в комфортном состоянии. Чем теперь занят талант? Ведь не может быть так, чтобы механизм таланта лишь по необходимости включался; уж если он работает, так работает постоянно, это мы усвоили давно.

Он занят тем, что поддерживает комфортное состояние.

Талантливый человек не может не работать; но ведь дураков нет, никто специально работу себе не придумывает; значит, в комфортной ситуации механизм таланта нацелен на сохранение комфорта. Человек работает ровно столько, чтобы успеть к завтрашнему дню полностью восстановиться. Раз он при этом не решает задач, он и не знает мгновений свободы. Но он ото дня ко дню освобождается — и живет в предвкушении того единственного мгновения свободы, которое ждет его в конце пути.

Пусть простят нас любители детективов, но гении детективов не пишут. И даже не придумывают: скучно. Потому что в детективе нет проблемы. Даже задачу в них редко обнаружишь. Чаще всего это головоломка, собранная из стандартных блоков. Максимальная задача, которую способен решить детективщик, — это обман интеллектуальных чувств. А поскольку он пишет по заранее составленному строжайшему плану… все остальное про него вы уже знаете.

А теперь мы ответим на один вопрос, который мучает многих наших читателей уже давно: как создается текст, который вы в данную минуту читаете? Как вообще пишется эта книга?

Здесь нет ни сложностей, ни секретов.

Конечная цель вам известна: природа таланта. Конкретно: концепция ЭПК. Которую вы уже тоже представляете — с первых же страниц книги. Если б мы писали по плану, вы бы давно бросили эту книгу, потому что вам это было бы скучно: составив наш алгоритм реализации материала, вы бы предугадывали почти каждый наш шаг, и если бы поначалу самоутверждались угадками, то очень быстро это бы вам надоело. Но вот вы прочли уже не одну сотню страниц — и продолжаете читать. Мало того — мы готовы биться об заклад — что вы почти никогда не угадываете не только поворотов нашей мысли, но даже и содержания следующего абзаца. О чем это говорит? — О том, что мы не знаем его содержания. А следующую нашу фразу предвидеть вы можете? Нет? И мы тоже.

11.

Текст, который вы сейчас читаете, оригинален потому, что оригинальны задачи, решаемые нами на каждом шагу. А наша — авторская — забота сводится лишь к одному: чтобы решения задач преподносить вам в простой и ясной форме. Чем точнее мы решили задачу, тем решение проще; чем больше энергии вложили в информационное переложение этого решения, тем оно для вас яснее.

Продолжая это рассуждение, любой разумный человек неминуемо (а самое главное — самостоятельно) придет к мысли, что если человек оригинальничает — это не талант. Мысль не бог весть какая ценная, а все же мысль, к тому же известная нам давно. И вот почему-то нам показалось обидным, что эту мысль, к которой мы приставили читателя буквально носом, кто-нибудь примет за свою. Ну — вот такая минута слабости; как видите, и у нас случается. Возможно, будь мы в лучшем энергетическом состоянии, выйди мы на это место с утра, полные сил, — может, мы б и скинули его, как шубу с барского плеча: пусть дойдут своим умом да получат удовольствие… Но сейчас уже вечер, мы устали, щедрости у нас поубавилось — и потому мы перекручиваем этот кусок мяса на своей мясорубке: отведайте, дорогие читатели, наших котлеток…

Почему талант оригинален?

Потому что нестандартен его подход к работе. Пусть вся его оригинальность — это отражение оригинальности, обнаруженной им в материале. Мы судим о таланте именно по этому результату. Значит, оригинален или нет — зависит от нашей (желательно — объективной) оценки.

Станет ли талант оригинальничать?

Талант — никогда. Даже если он захочет произвести впечатление, он это сделает своею работой. Этого достаточно. И талант знает, что этого достаточно: его чувство меры утверждает его достоинство, его и без того высокую цену. Он талант — и уже тем интересен.

Кто в таком случае оригинальничает? Человек на уровне чувств. Потребитель. Зачем ему это нужно?

А как же! Ведь он должен действовать, а инструмент у него такой неудобный, такой неэффектный: шаблон. Дай ему волю — он тут же удрал бы от этой работы подальше. Но обстоятельства вынуждают его оставаться здесь. Как спастись от монотонности? Напомним: у него для этого есть два приема:

1) он разрушает монотонность работы чередованием шаблонов (там, где раб покорно работает одним); его великолепная память позволяет это делать в огромном диапазоне;

2) он отключается от монотонности (и работает одним-единственным шаблоном), замкнувшись на зрителей, от которых и получает положительные эмоции. Следовательно, он должен произвести на зрителей впечатление. Сделать это ему не стоит большого труда: он отыскивает в своем багаже самый неожиданный для зрителей шаблон — и работает по древнему правилу потребителей: «Новое — это хорошо забытое старое».

Потребителю важен результат (но это не конечный продукт, к которому он равнодушен; для него результат — только удовольствие) — вот почему он оригинальничает. Таланту важен процесс — вот почему он оригинален.

Между ними — не различие в нюансах; между ними — пропасть.

Примечание. Не сомневаемся, что для некоторых читателей различение понятий «продукт» и «результат» сопряжено с трудностями. Мы привыкли небрежно обращаться с языком, привыкли к приблизительности, расплывчатости, многозначности понятий. Принцип — «главное, чтобы тебя поняли» — работает лишь на самом примитивном уровне. И на этом уровне знак равенства между «продуктом» и «результатом» — вполне уместен. Авторы не могут позволить себе роскошь, чтобы каждый читатель понимал их «по-своему». Мы хотим, чтоб вы понимали нас «по-нашему», чтоб вы понимали именно то, что мы хотели вам сообщить.

В таком случае давайте условимся, что «продукт» — это нечто реальное, существующее вне нас. Оно имеет форму и содержание; его можно увидеть, пощупать, услышать, обонять — либо все это сразу. То есть «продукт» — это некогда решенная задача.

«Результат» — это субъективная оценка «продукта»; он зависит от личного «аршина» (мерки) каждого из нас. Конечно, в тех аспектах, где «продукт» поддается точному измерению, «результаты» сближаются; и все же — практически — равными они не бывают никогда.

12. РАБ РАБОТАЕТ ШАБЛОНОМ (11/90 — 20)

(и уродует материал: ведь шаблон — всегда чужой; он всегда — прокрустово ложе; раба не интересуют ни продукт, ни результат; раб только глядит на часы: сколько еще осталось до окончания работы),

потребитель работает набором шаблонов (при этом материал остается неизменным: прочитанная книга, прослушанная музыка, увиденная картина — с ними не происходит ничего; продукт его работы — толика энергопотенциала, ровно столько, чтобы быть в комфорте; результат — опьянение, обычно возникающее в нем при встрече с гармоничной Новизной; само собой: результат для него — все, а о продукте он даже не задумывается),

талант работает… Кстати, а чем работает талант? Ведь какой-то инструмент у него должен быть, не голыми же руками он хватается за колючку дискомфорта!..

Признаемся: мы специально тянули с этим делом, специально не проявляли этот вопрос — держали паузу, как актер на сцене перед эффектной репризой. Но дальше тянуть некуда: и материал требует, и вы созрели.

Прежде всего определимся: что для таланта самое главное в работе?

Ему должно быть интересно.

Вывод вам уже знаком: в работе талант интересуется только процессом. Продукт оставляет его равнодушным, поскольку в нем нет задачи (ведь продукт — это уже решенная задача; решенная в соответствии с нынешним эпк таланта). Результатом он недоволен всегда, потому что между идеей и воплощением обязательно есть зазор. Их сравнение всегда не в пользу воплощения. Кто видит этот зазор? — критичность. — Что она там видит? — Новые задачи.

«Всегда-то всегда, — недоверчиво пробурчит, прочитав эти строки, талант, — но ведь я помню, как решил задачу (а я уверен, что это была именно задача), и был при этом страшно доволен…»

Таланту нужно верить, потому, что он либо молчит (если

1) не знает, как подступиться к задаче, или

2) думает), либо говорит дело. И наш талант не врет. Он действительно решил задачу — и при этом был действительно доволен. Когда это может быть?

1) Когда масса открывшейся ему задачи больше его энергопотенциала.

2) Когда в процессе решения задачи он осознал себя в новом качестве.

3) Когда зазор между идеей и воплощением слишком узок для его критичности.

13.

Вот мы и подошли к ответу на вопрос — чем работает талант.

Если самое привлекательное для него — процесс, значит, все дело в самовыражении. Творческий процесс — это материализация себя. Не чужой воли — как у раба; не в общем-то безликих положительных эмоций и чувств — как у потребителя. Он именно себя материализует. (Вот подсказка искателям смысла жизни!) В чем материализует? — Разумеется — в материале задачи. Чем? — Самим собой. Точнее — слепком себя, своей души. Матрицей.

Значит, матрица — это слепок души таланта.

Из чего складывается матрица?

Опишем ее с помощью триады ЭПК.

Поскольку нам нужен слепок души — вспомним, как матрица формировалась.

1) Она, безусловно, была намечена в самых общих чертах (то есть черновой рисунок уже был) еще в генах. И по мере того, как во взаимодействии с миром разворачивалась программа генотипа, проявлялось лица необщее выраженье. Человек открывал окружающий мир, сам открывал его правила и законы, (открывал чувственно: другой человек — прямой передачей знания — никогда не научит действовать; опыт — знание, способное работать, — человек чувственно добывает сам; при этом он может не знать ни названий законов, ни их определений, зато умеет пользоваться ими), открывал, словно он самый первый в этом мире, на этой планете, инопланетянин среди этих людей. Инопланетянин, который

а) вынужден приспосабливаться, памятуя в то же время

б) о своей единственности и неповторимости и потому

в) стремясь остаться самим собой.

Короче говоря, намеченный в генах — и реализуемый генотипом — человек приспосабливался к прокрустову ложу обстоятельств жизни. Возникало единственное, неповторимое видение и понимание (трактовка) мира — индивидуальное сочетание и трактовка универсальных законов. Сочетание, которым человек пользуется для ориентации и действий в мире. А это не что иное, как мерка. Тот единственный аршин (другого у него нет), с которым человек подступается к любому действию, явлению, предмету. Когда он прикладывает эту мерку, мы говорим: работает механизм критичности. Значит, критичность — это отпечаток рисунка матрицы. А если совсем точно — отпечаток ее скелета.

2) Если общие черты скелета матрицы были намечены еще в генах, то тело матрицы начинает формироваться с началом формирования плода, Пока — опосредованно: через мать. Она живет, создавая, перерабатывая и накапливая информацию, — и эта информация как бы дублируется: второй экземпляр получает плод — и лепит из нее тело своей матрицы. После рождения он это делает уже самостоятельно. Вначале — только эмоции, а потом — эмоции и чувства переводит в информацию и лепит ее на растущий, формирующийся скелет матрицы. Как вы поняли, тело матрицы — это продукт работы психомоторики.

3) Но матрица сама по себе немного стоит. Идеальный скелет, прекрасное тело — это еще не все. Прекрасный труп. А тело должно жить. Да не просто жить — оно должно действовать. Что обеспечивается — как вы помните — энергопотенциалом.

Работа матрицы обеспечивается ВСЕМ энергопотенциалом человека. Это значит —

и 1) основным, базисным — которым поддерживается жизнь и в каждой отдельной клетке, и во всем организме;

и 2) оперативным, тактическим, возобновляемым — которым человек пользуется для любых действий.

Едва произошло оплодотворение, едва была запущена в работу пока микроскопическая машина, которой еще только когда-то предстоит стать человеком, — деятельность этого живот механизма уже обеспечивается максимально возможным энергопотенциалом. И если плод развивается нормально — энергопотенциал поддерживается генной программой в близких к максимальным пределах. И если нормально развивается человек — его энергопотенциал поддерживается программой генотипа все на том же уровне. Лишь когда (к совершеннолетию) генотип себя исчерпал — энергопотенциал поддерживается главным образом усилиями (осознанными или бессознательными) самого человека.

Значит — намечается ли скелет матрицы, разрастается ли он, твердеет, обрастает ли мышцами чувственного опыта, — все это материализуется из окружающей среды за счет энергопотенциала.

А когда матрица образовалась — энергопотенциал определяет ее КПД. Глубина отпечатка, четкость отпечатка — это обеспечивает он. Следовательно, отпечаток матрицы — это результат работы энергопотенциала.

Подводим итог.

Матрица состоит из трех материй:

1) скелета (усвоенные законы),

2) тела (чувственный опыт),

3) жизненной силы (проявляющей матрицу в материале).

Матрица — это дискета, в которой весь опыт человека — от заложенной в нем генной программы и до сегодняшнего дня — уложен в соответствии с законами природы, которые он открыл и которыми пользуется, не задумываясь об этом.

А если вы уже привыкли к нашему понятийному аппарату, если он вам кажется более емким и конкретным — попробуйте на вкус вот такую формулировку:

Матрица — это весь опыт жизни человека (совокупность памяти, совести и мышления), материализованный его ЭПК (в зависимости от состояния ЭПК в данный момент).

Из этого следует, что к любой задаче талант подступается с одной и той же матрицей.

Почему же все ответы у него разные, хотя матрица — одна?

Потому что матрица — это только молоток, а ответы он находит внутри всевозможных орехов, которые этим молотком разбивает.

Хотя матрица у таланта одна, ее нельзя считать неизменной. Решая задачи — талант развивается, и при этом что-то видоизменяется в матрице. Но по отношению к отдельно взятой, очередной задаче можно считать матрицу постоянной (поскольку предшествующий опыт постоянен). Значит ли это, что и способность решать задачи у таланта постоянна? Нет. Потому что эта способность зависит не от матрицы, а от эпк. Чем выше уровень и гармония ЭПК — тем быстрей и легче решаются задачи.

У скептика может зародиться подозрение, что авторы опять затеяли лингвистические игры. Ведь матрица — в момент работы, в момент разбивания ореха — это тот же шаблон.

Судите сами.

Шаблон — чужое знание.

Матрица — свое, выстраданное.

Шаблон — шоры.

Матрица — очки, через которые талант видит мир.

Шаблон — это остановленное прошлое.

Матрица — бесконечно растянута во времени. Это сиюмгновенный отпечаток прошлого, повернутый в будущее.

Шаблон — неизменная мера.

Матрица — развивающийся, самосовершенствующийся аппарат.

14.

Как же талант решает задачу?

Прежде всего, задачу нужно увидеть.

Все задачи находятся в области банального, обжитого, известного. Рабы и потребители живут среди них вполне уютно. Они не замечают задач и не испытывают потребности что-либо менять. Означает ли — это, что в обществе сперва возникает какая-то потребность — и лишь затем оно призывает талант, который засечет задачу и решит ее? Конечно, бывает и так; и общество в лице творческих личностей ведет сознательный поиск в определенном направлении. Индустрия науки — в идеале — построена на этом. Но естественный процесс — иной. Его ведет не заказ общества, а случай. Талант решает задачу не потому, что ему это заказали (хотя могли и заказать), а потому, что почувствовал дискомфорт — и избавился от него. Он решил задачу, открыв тем самым новые возможности, — и у людей (рабов и потребителей) в этой новой возможности образовалась потребность. А как же иначе! Ведь

1) можно хотеть только то, о чем знаешь, что есть, существует в природе;

2) решенная задача — это гармония, она комфортна, а комфорт любят все.

Итак, в обжитой, банальной среде талант почувствовал дискомфорт. Каким образом? Это ему подсказала критичность. От него для этого не требуется усилий — критичность работает автономно, помимо воли и желания. Просто при достаточном энергопотенциале чувствительность критичности максимально (для данного таланта) высока, при низком уровне энергетики (после болезни, дистресса, переутомления) она служит только самосохранению — как у раба.

Критичность подсказала: тут что-то не то. Отчего она вдруг подала голос — вы знаете: человек попал на прокрустов ложе. Иначе говоря: гармония материала, с которым он соприкоснулся, ниже его внутренней гармонии.

Как только критичность подала голос, не сомневайтесь — перед талантом задача. Игнорировать ее он не может: каждая минута промедления, каждая минута пребывания в дискомфорте оплачивается потерей энергопотенциала.

И он начинает действовать.

Любое действие — прерогатива психомоторики. Она действие организует — значит, планирует, направляет и контролирует.

И все это обеспечивается, энергопотенциалом.

Схема, с которой в этой книге вы уже встречались неоднократно.

И мы это называли: работает механизм ЭПК.

И теперь можем признаться, что допускали натяжку. Потому что механизм ЭПК — это всего лишь схема; технологическая — но схема. Чтобы схема могла заработать, прежде она должна материализоваться. Так вот, матрица — это материализованный механизм ЭПК.

Она выплавлена из опыта жизни данного человека. Значит — из опыта овладения определенным материалом (у музыканта — свой, у математика — свой, у биолога — свой материал). То есть матрица немыслима без конкретного материала, ведь он ее основа. Напрашивается вывод, что матрица — специализирована.

Но! — помните? — мы всегда утверждали: талант не имеет специфики, талант — это механизм, которому безразлично, с каким материалом работать.

Напрашивается вопрос: как может быть талант универсальным, если его главная рабочая деталь — матрица — специализирована? И в самом деле: если человек всю жизнь посвятил созданию музыки — его матрица по логике вещей должна быть сплошной звучащей музыкальной памятью— мыслью? А математик — получается — должен жить-считать?..

Если вы сами успели сообразить, что это глупость — мы рады за вас: вы делаете успехи.

Дело в том, что определенный материал, из которого выплавляется матрица — это только руда и шихта, которые должны покипеть определенное время при определенной температуре, чтобы выплавился необходимый металл. Это — грядка, в грунте которой в нужной пропорции замешены гумус и минеральные соли и добавлено точно в срок и не больше, чем необходимо, воды, чтобы поднялось мощное, охотно плодоносящее растение.

Что ж это за металл? что ж это за растение?

Это — культура мышления.

Культура мышления — это способность таланта приводить к общему знаменателю задачу и матрицу.

Надеемся, вы понимаете, что между матрицей и культурой мышления ставить знак равенства нельзя.

Во-первых, культура мышления — это производное матрицы.

Во-вторых, это инструменты для разной работы.

Какой применять — зависит от материала.

Если материал знакомый — работает матрица. И как красиво работает! Ведь матрица — это инструмент, который позволяет решать задачи, не думая. При этом талант сливается с материалом.

Помните? Вдохновение это творческий процесс, который происходит при слиянии с материалом без энергетических затрат. Значит, при вдохновении работает матрица.

Если материал незнаком — работает культура мышления. Попросту говоря — талант думает. Теперь вы знаете, что он (как и любой из нас) предпочитает действовать не размышляя. А тут пришлось. Когда же ему приходится думать (размышлять, вспоминать, строить гипотезы, сомневаться)?

1. Когда талант не владеет материалом.

2. Когда между ним и материалом — дистанция.

Но в обоих случаях события должны происходить на территории таланта. В освоенных им пределах. Потому что, если задача находится в пределах его территориального императива (в пределах его притязаний), но за границами территории, — талант не станет ее решать. Ведь она не создает ему дискомфорта! Так кто же будет делать необязательную работу?

Как культура мышления приводит к общему знаменателю на территории таланта задачу и матрицу — сообразить нетрудно. Культура мышления позволяет во всем видеть все. Поэтому именно она интерпретирует и перекристаллизовывает в ракурсе задачи всю наличную информацию — до тех пор, пока матрица не сольется с задачей. Только в этот момент известный вам мыслитель голышом выскакивает из ванны с криком «эврика!».

В этом месте приходится разрушить еще один миф.

Мы не сомневаемся, что потребители с удовольствием прочли о культуре мышления — и приняли это на свой счет. А зря. Ведь мы же сказали, что культура мышления 1) прерогатива таланта и 2) возникает в результате творческого действия. Действия матрицы. Едва матрица начала действовать — стала формироваться и развиваться культура мышления. Единственная. Индивидуальная. Следовательно — и в этом суть дела! — развитие культуры мышления — это автономный процесс, независимый ни от материала, ни от наших сознательных усилий по «накоплению знаний».

Ради нее — культуры мышления — все предварительные труды, потому что потом, обретя жизнь и автономию, она начинает трудиться сама, возвращая сторицей все, что в нее вложили.

Значит, когда мы говорили, что матрица раскалывает все орехи подряд (разумеется, те, что ей по силам), — мы имели в виду работу культуры мышления.

Вот почему — благодаря культуре мышления — талант универсален.

Вот почему не имеет значения, из какого материала выросла матрица. Человек на 95 % состоит из воды, углерода и кальция, но разве это нам позволяет утверждать, что человек — это вода + углерод + кальций + еще всевозможная химическая мелочовка? Человек — это инструмент природы! Это — антиэнтропийная машина! Это — материализованное орудие нашей души! — а из чего он сложен, мы вспоминаем разве что при случайном рассуждении о бренности бытия.

Вот почему даже самый маленький талант — но талант! — ни на кого не похож.

Вот почему его перспектива развития, роста, движения вверх ничем не ограничена, — потому что развитие культуры мышления не имеет пределов.

15.

Напомним о главных героях этой главы: учителе, враче и хлеборобе. Теперь вы знаете, что в работе они пользуются одним из трех способов:

1. Работают знанием (заимствованным, выученным).

2. Работают матрицей (своей).

3. Работают культурой мышления (наработанной).

Первый способ: учитель работает по инструкции, врач — по прописи, хлебороб — по рекомендации агронома.

Второй способ: учитель поощряет индивидуальность ученика; врач находит потаенные истоки болезни пациента; хлебороб ищет целостность земли, погоды, семян и работы.

Третий способ: учитель учит культуре мышления; врач возвращает к жизни без болезней; хлебороб слышит голос земли.

16.

Чтобы проиллюстрировать смысл культуры мышления, рассмотрим два типа замечательных людей, которые посвящают ей жизнь. Это 1) умельцы и 2) мудрецы. Общее у них то, что они самоучки.

Им изначально повезло, причем не раз, а трижды:

1) их ЭПК развивалось свободно и гармонично;

2) их энергопотенциал — предохраняемый, контролируемый и регулируемый чувством меры — сохранился на оптимальном уровне;

3) их не захватила религия книжного знания.

Из первого следует, что они как минимум талантливы.

Второе поднимает планку несравненно выше; следовательно — это гении.

А третье заставляет нас снять перед ними шляпу: ведь до всего дошли сами! да как далеко! да как высоко дошли!..

Марья Ивановна, всю жизнь преподававшая русский язык и литературу, на это скажет: «Как жаль! Ведь если б им еще и систематическое образование: вначале спецшколу, а потом университет — им бы цены не было. Они бы сделали, они бы смогли во много раз больше!»

С Марьей Ивановной мы никогда не спорили — и сейчас не станем. Потому что она нас не поймет. Просто не поймет, о чем мы говорим. Самое большее, на что ее хватит, — это показать, что и у нее есть чувство юмора: «Ладно, ребята, — скажет она нам, — я же понимаю, что вы меня разыгрываете…» Она не может забыть, как ставила нам тройки за диктант, и это укрепляет ее в уверенности, что максимум, до которого мы можем подняться, — это ее минимум.

А между тем это все всерьез, и никакой Америки мы не открыли. Ведь еще древние проблему обучения, проблему самосовершенствования, проблему пути к истине решили просто: многознание уму не научает.

Откуда берется многознание? Как оно живет? И почему оно устойчиво и самодостаточно (а потому — и путь в тупик)?

Иначе говоря: что здесь источник? каков процесс накопления многознания? и как работает его механизм?

Мы говорим 1) о книге, 2) памяти и 3) доминанте.

17. (12/90 — 21)

Книга — обоюдоострая бритва. Книга ширпотребовская (детектив, приключения, бытовые и социальные романы, прозаические и поэтические штамповки) — это ластик, который стирает время нашей жизни без следа. Безобидного чтения нет. Читать пустую либо плохую книгу — убивать, себя.

Книга высокохудожественная — желанное лакомство для потребителя и укромная гавань, где во время бури может залатать порванные паруса души талант.

Книга-первоисточник (классиков науки) — приглашает на свою территорию и дает образцы культуры мышления. Она учит верить себе, учит не доверять очевидному и убеждает, что и ты бы так смог. («И я так думал!»)

Книга-учебник — это заслонка, которая укрепляет нишу раковину, но одновременно отгораживает от мира. Это мир, подвергнутый вивисекции. В нем все описано, все известно, все понятно; на все дан ответ. В этом мире жизнь комфортна, но ни одна задача не пробьется через стальные жалюзи неоспоримых и неколебимых законов и формул.

Вывод: ни одна из этих книг не учит мыслить; ни одна не учит решать задачи. Потому что только действуя — мы самостоятельно мыслим, только действуя — решаем задачи.

2. Память — кладбище чужих мыслей.

Если вы сами дошли до какой-то мысли, что-то поняли, осознали — ваша мысль наполнена энергией эмоций, которые давали жизнь чувству, родившему эту мысль. И если потом вы ею пользуетесь, она становится вашим надежным подспорьем, инструментом действия. Ведь она полна энергией ваших эмоций и чувств — что позволяет пользоваться ею без усилий; и поскольку она — часть вас, вы пользуетесь ею не размышляя. Ее не надо вспоминать!

Чужая, извлеченная из книги мысль не имеет энергии. Значит, в таком виде она не может быть инструментом действия. Вначале ее нужно наполнить энергией, между прочим — своей, и кстати — колоссальной энергией. Вы должны ее пережить! Не кажется ли вам, что и проще, и интересней пользоваться собственными мыслями?..

3. Доминанта «хочу все знать» — лабиринт, из которого единственный выход — на входе.

Напоминаем, что у человека может быть только одна доминанта. И едва она возникла — она тащит на себя всю энергию и информацию, подавляя уже в зародыше остальные доминанты. Доминанта всезнайства, доминанта «сперва изучу весь материал, а потом буду создавать свое» — исключает творчество. Потому что установка на «изучу» не имеет конечной реальной цели.

Если у человека возникла доминанта на задачу (истинная доминанта возникает сама!), она тащит на себя энергию и информацию лишь до тех пор, пока задача не будет решена. Решил задачу — процесс прекратился и место в сознании освобождается для новой доминанты.

Если человек решил: «сперва изучу весь материал» (эта доминанта взята извне, она придумана, и, поскольку в ней нет стержня задачи, человек убеждает себя в необычайно высокой ценности этого фантома — ведь иначе она не сможет зарядиться достаточной энергией, чтобы задавить все сомнения в своей истинности), — он идет практически в никуда. «Все» не имеет границ; значит, движение в никуда — это ходьба на месте.

Задача имеет дело с 1) неизвестным; с неизвестным, которое определяет и 2) цель, и необходимый 3) минимум информации. Задание «сперва изучу» имеет дело с 1) неусвоенным; отсутствие ясной конечной цели вынуждает идти по 2) цепочке мелких целей; при этом процесс накопления информации растет как снежный ком, стремится к 3) посильному максимуму.

Эту цепочку целей отличает неотвратимая их девальвация. Если начальная цель — порождающая — «изучу все!», кажется грандиозной и поражает воображение, то с каждым шагом, с каждой новой целью возникает привыкание — и цели соответственно мельчают, пока в один прекрасный день не исчезнут совсем, убитые простой мыслью: «знаю все».

Как вы понимаете, все это время доминанта жила эмоциями наслаждения. Но если в начале работы эти эмоции рождало действие (первоначальное изучение материала), то с какого-то момента (чем мельче цель — тем меньше действие) все большее место стала занимать оценка, гурманство. Откуда же появляется «знаю все»? — Раковина стала настолько толстой и твердой, что уже не пропускает не только задач, но и мало-мальски свежей информации. С этого момента о нашем эрудите и крупнейшем знатоке в данной области знания можно говорить как о законченном творческом импотенте.

Запомните: выполняя задание — человек снимает копии; решая задачи — он создает оригиналы.

18.

Вернемся к людям, которые к книжному знанию относятся… ну, скажем так: спокойно, деловито. Для кого книжное знание — просто справочный материал.

Вернемся к самоучкам.

К 1) умельцам и 2) мудрецам.

Напомним, что их отличает:

1) культура мышления (значит — и гармоничное эпк),

2) оптимальный энергопотенциал.

Состояние энергопотенциала показывает, что они с детства развивались без помех. А когда же проявилась культура мышления?

Как целостный механизм — уже у сформировавшегося таланта. Но его росток проклюнулся в тот момент, когда ребенок в первый раз заявил всему миру: «Я сам!»

Самостоятельность — это выражение культуры мышления.

Ребенок сам выбирает цель, сам размышляет, как ее достичь, сам берет на себя ответственность за результат.

Если взрослые пресекают его запретами (дисциплина) — они затаптывают хрупкий росток культуры мышления; то, что в детстве происходит естественно, без усилий, само собой, — взрослому будет стоить длительного и огромного напряжения всех жизненных сил.

Если взрослые стараются опережать желание ребенка, делать все за него — они обрекают его на приятный, но бесплодный удел потребителя.

Если ребенок никогда не заявляет «я сам», если он изначально послушен, если действует только по указке — он уже раб, и виновны в этом только родители.

19.

Поощряемое «я сам», поощряемая самостоятельность приучают получать удовольствие от действия. От процесса. От процесса расширения своей территории.

Чем закрепляется территория?

Оригиналами. Продуктами талантливой работы.

У потребителя их нет — вот почему территория, на которую он претендует (помимо собственного тела), — мнимая.

Еще и еще раз подчеркнем: талант трудится не ради продуктов, не ради оригиналов; его привлекает только процесс, значит — работа культуры мышления. (Работа матрицы тоже приятна, но не более. Ведь при этом нет преодоления. Соответственно и положительные эмоции кратковременны и почти неуловимы.)

Первый из рассматриваемых нами самоучек — умелец.

Умелец с детства привыкает «думать руками».

Его материал — конкретный, вещный, предметный мир.

Снова и снова он испытывает себя, охотно берясь за любую подвернувшуюся задачу, и получает удовлетворение от того, что убеждается: могу! И это могу! И это!..

С каждым действием его культура мышления совершенствуется, с каждой решенной задачей его территория увеличивается, он это чувствует — и переживает восторг. Повторяем: не от результата, не от полученного продукта — только от ощущения расширившейся территории, только от овладения еще вчера неведомыми ему законами природы. Он наслаждается участием в пиршестве его культуры мышления, которой покоряется любой материал, и любая задача послушно реализуется в небывалый доселе в природе механизм.

Из этого ясно, что в принципе книги ему не нужны. Он ими пользуется — но только как справочным материалом: чтобы избежать рутинной работы. Но если справочные издания ему недоступны — тоже не беда: любую необходимую информацию он может создать сам. Например, при необходимости он может создать теорию дифференциального и интегрального исчисления — и ничуть не огорчится, узнав, что ее до него открывали уже не раз. Он получил свое в процессе ее создания, и если б ему потребовалось — пошел бы и дальше. Но конкретная задача решена, дальше идти не требуется — и он бросает это дело и копает в другом месте — там, где ему интересней.

Каков умелец — таков и его инструмент. Потому что в его инструменте материализованы все его знания, все открытые им законы природы. Работая своим инструментом, он материализует процесс своего мышления. Точнейше снятая стружка — это реально расширенная им территория.

Никакой его труд не бывает зряшным. Если он сегодня придумал и сделал велосипед — порадуемся вместе с ним и втайне обнадежимся: ведь завтра он может придумать — и сделает! — золотой ключик. Непременно сделает! Ведь единственное условие, необходимое, чтобы эта задача была решена, — ему это должно быть интересно.

20.

Теперь разберемся с мудрецом.

Мудрец с детства привыкает «думать словами».

Его главная способность — непосредственность.

Значит, в любом предмете, явлении, действии он сразу видит самое существенное (корень, пружину, смысл) — и называет его абсолютно точным, единственно верным словом. Дает ему имя. Это получается у него без труда, само собой, естественно. Он просто не может иначе. И не хочет иначе! Ведь, давая предмету точное имя, он получает удовольствие. Потому что эту точность он осознает — и именно осознание точности доставляет ему удовольствие.

Он наслаждается качеством мысли.

Значит, опять награждает не результат, а процесс — процесс обнаружения и называния истины.

Непосредственность — счастливое достояние всех здоровых, нормально развитых детей. Не зря говорят: устами младенца глаголет истина. Куда она девается потом? — Падает энергопотенциал, разрушается гармония эпк — и как следствие нарабатывается привычка к пользованию спасительными клише и стереотипами.

Если человек умудряется сохранить свою непосредственность, он становится служителем муз (для поэта, художника, музыканта, архитектора непосредственность — самое ценное достояние) либо зачисляется обществом в категорию чудаков. Непосредственный человек удивляется всему, а поскольку что у него на уме, то и на языке — он создает беспокойство окружающим рабам, которые оказываются перед неприятным выбором: либо отказываться от расколотых его непосредственностью привычных клише, либо вышвырнуть его из своей среды, а если это почему-либо невозможно — задавить его энергопотенциал, пока он не станет таким же, как они.

Мудрец проносит непосредственность через всю жизнь. Она для него — как палочка для слепца. И поскольку этим инструментом мудрец пользуется постоянно — он владеет им виртуозно. Не правда ли, удобный случай, чтобы повторить столь любимый нами закон: функция творит орган.

Ребенок видит только поверхность — и дает имя образу. Мудрец видит на полную глубину — и дает имя смыслу.

Он воспринимает слово как ключ к тайне. Как решение задачи.

Заветное слово, вещее слово, волшебное слово («сезам») — их открывали и ими одаривали мудрецы.

Само по себе, вне определенных обстоятельств это слово немного стоит. Но в единственной ситуации — именно той, когда оно работает, — оно становится ключом, запускающим в действие огромный энергопотенциал.

И он получает удовольствие не от результата, а от процесса нахождения этого слова.

От работы своей культуры мышления.

Она — главный механизм.

Продукт — смысл.

А что же вначале? на входе? с чего начинается?

С вопроса. С вопроса, который задает природа или другой человек.

21.

Мудрец начинается в детстве, но собственно мудрецом становится не скоро и не сразу. Вначале это всего лишь непосредственный человек, затем (когда наработанная культура мышления становится заметна окружающим сразу) — очень умный человек. И с самого начала — талантливый.

Но до мудреца еще далеко. Гусенице еще только предстоит пройти через смерть и превратиться в бабочку.

Культура мышления не может не работать — и наш герой без устали решает: сперва — только задачи, затем — задачи (уже почти не замечая — передоверив их матрице) и проблемы. Его территория уже улетела за дальние горизонты и там продолжает приращиваться, его энергопотенциал неудержимо нарастает, его ЭПК едва успевает перестраивать структуру, чтобы энергия не разрушила гармоничный механизм. Кажется — чего же больше? Иди вперед, продолжай!..

А он вдруг останавливается.

Механизм, столь успешно расправлявшийся со всеми задачами и проблемами подряд, перестает их пускать в себя.

Но ведь он не может не работать! — воскликнете вы, и мы с удовольствием признаем: — Конечно. — Что же? — Истину…

И произошло вот что. В какой-то момент очередной энергетический всплеск, очередная волна поднимает его на новый уровень — и оттуда вся его предыдущая работа, все решенные задачи и проблемы — все это вдруг представляется ему необязательным и мелким. И те проблемы, что еще вчера теснились вокруг и ждут своей очереди и сегодня, — и они, хотя и не решенные, кажутся ему едва ли не пошлыми. И все лишь потому, что прилив энергопотенциала поднял его над ними. А энергию нужно тратить. Ей нужна достойная цель. Он поднимает голову — и видит, что перед ним высоко и далеко (но уже доступная!) громоздится твердыня Истины. Сила есть — он ничего не боится. Он раздвигает — не спрашивая имен — цепляющиеся за его стремена все нерешенные проблемы, дает шпоры своему коню, подлетает к сверкающему щиту Истины и смело наносит звонкий удар копьем. Он посылает вызов самому Богу!

Он выбирает одиночество.

Одни это делают буквально — уходят в скиты, в отшельничество, мало того — на годы принимают обет молчания; другие внешне ничем не меняют своего образа жизни, но сущность ее становится принципиально иной — публичное одиночество не менее тяжкий груз, чем самая строгая схима.

Это всегда сознательный шаг. И толкают на него не обстоятельства жизни, а осознанная потребность.

Потребность понять себя до конца. Потребность увидеть в себе Бога. Именно в этом слиянии своей души с Богом и есть Истина.

Для чего при этом необходимо одиночество?

Чтобы стать самим собой.

Вообще отрезать себя от мира нельзя — это смерть. Верен противоположный ход — слиться с миром, со Вселенной, с Богом. А для этого необходимо освободиться от суеты, которая забила и облепила нашу жизнь настолько, что мы ни себя, ни своей жизни уже не видим — только суету. Вот почему мы сказали, что публичное одиночество, одиночество в привычных житейских обстоятельствах стократ трудней одиночества отшельника.

Любое одиночество — это подвиг.

Любое одиночество — это колоссальная работа.

(Внимание! Несчастные одинокие — это не про вас. Одинокий человек стремится к другим людям, к суете, к забвению. К добровольному рабству. Одиночество — это освобождение от всех пут, это — рывок к свободе.)

Любое одиночество — это счастье, потому что это жизнь по законам природы, потому что это каждодневное неуклонное приближение к себе.

Напомним: цель — слияние. Слияние с природой. Слияние во имя познания в себе — Бога, и в Боге — себя.

Слияние: я — в природе; природа — во мне; и я живу по ее законам.

И когда оно наступает, когда исчезает трение, когда созревает целостность — возникает одно, — тогда одиночество растворяется и перестает быть как осознанное действие, оставаясь навсегда состоянием души.

Через искус одиночества прошли все великие философы и мудрецы. Наши учителя — предтечи нашей концепции ЭПК— Сеченов психомоторика), Ухтомский (доминанта) и Бернштейн (физиология активности) — чтобы набраться сил перед этими вершинными взлетами своего духа, прошли через эту пустыню.

Одиночество — это величайшее испытание культуры мышления, которая отважилась решать неразрешимую проблему.

22.

Интересный вопрос: а как же наш герой — будущий мудрец — относится к книгам? Ведь одиночество уже самой ситуацией как будто бы предрасполагает к чтению.

Вы судите по себе, дорогой читатель, и потому не правы. Потому что при этом проходите только половину пути. Вы оглядываетесь на себя, заглядываете в свою душу — и даете ответ. Но ведь ответ не в нас, а в том человеке, о котором вы судите. Значит, заглянув в себя, мы только достаем свой эталон, свою мерку, но еще нужно с нею дойти до чужой души — и там сделать все (по возможности — объективные) замеры.

Так вот — о книгах: он их не читает. Вообще.

Едва открыв литературный ширпотреб (детектив, социально-бытовой роман), он с первых же строк определяет: дисгармония, искусственность, энергодефицит — и закрывает книгу.

Открыв прекрасный литературный текст и прочитав одно-два стихотворения или страницу прозы, он говорит: как хорошо! — и тоже закрывает книгу. Потому что любое общение с прекрасным — это ход к Истине; но не дорога — только открытая калитка. Он знает об этом, знает, что любую истинную дорогу можно одолеть лишь самому, поэтому, войдя в калитку, — дальше идет сам. Сколько хватает его сил.

То же и с классикой науки. Он может по случаю — или из любопытства — открыть знаменитый труд, но просматривать его будет лишь до тех пор (вначале или наугад в середине, страницу или несколько строк — не имеет значения), пока не увидит, что стоит перед открытой калиткой. Его не нужно приглашать дважды; он помнит, что калитка удачи открывается лишь один раз, поэтому он смело входит в нее. А это значит, что книга уже закрыта.

Ну а учебники он не открывает вовсе. У него к ним идиосинкразия.

Откуда же он берет информацию, если к нему с вопросом обращается специалист? Он пользуется информацией, которой владеет специалист. С него довольно.

Так неужели он вовсе ничего не читает?

Конечно — читает! Каждый день. Каждый час. Он читает книгу природы.

23. (01/91 — 22)

Самые внимательные из вас уже поняли, что одиночество кандидата в мудрецы — шутка относительная. По сути, он ни на миг не бывает один, ведь он всегда вдвоем — с природой. Эта связь имеющая целью соитие, слияние — не может начинаться с адюльтера, то есть родиться от минутного настроения, тем более — от ума. Она начинается сразу с любви. И любимая — природа — вот она, рядом, такая доступная и ко всем щедрая; она дает без счету: бери, сколько унесешь!.. И большинство — почти все берут… Берут, хотя в любви (смотрите, как поступает природа!) нужно отдавать. Отдавать без счету. Отдавать себя. Отдавать до тех пор, пока не станешь ощущать другого — любимого — как себя.

От природы берет раб, укрепляя свою раковину; берет потребитель — получая всю гамму удовольствий; берет талант — в виде материала для создания гармоний. Природа так богата, так огромна! Неужели столь ничтожная малость, как человек, может ей что-то отдать, чем-то ее дополнить? Ведь, во-первых, в системе сообщающихся сосудов течет от большего — к меньшему; во-вторых, он сам — часть природы; так не будут ли любые его действия перекладыванием из одного ее кармана в другой?

Из малого потечь в огромное может лишь то, что в малом есть, а в огромном именно этого нет.

Что же это такое? Чем таким особенным владеет наш герой, чего нет у бесконечно разнообразной природы?

Культурой мышления.

Ее у природы нет. Поэтому осмыслить себя она может лишь через посредство человека. С помощью его культуры мышления.

Она делает это с помощью всех, кто поднялся на уровень интуиции. Она одаривает их — и они платят ей за это своею работой. Вот и определилось принципиальное отличие от них кандидата в мудрецы: он выбирает свой особый путь — выбирает одиночество, когда привычная плата уже не удовлетворяет его. Просто платить — ему мало. Он хочет отдать. Отдать природе все, что имеет.

Повторяем: единственное, что он может действительно, реально отдать, — это работу своей культуры мышления.

Но ведь она не может работать абстрактно, ей нужен для обработки конкретный материал. Где же в своем космическом одиночестве наш герой берет этот материал? Этот материал — он сам. Его душа.

Он сам — как часть природы.

Надеемся, вы поняли — и запомнили, — что на эту стезю можно выйти не любому человеку и не в любой момент. Только

1) находясь в диапазоне уровня интуиции;

2) на гребне энергетической волны;

3) при гармоничном ЭПК (что непросто, когда энергопотенциал — стремительно нарастает — все время меняется).

Значит, если одиночество выбирает раб — для него это лишь простейшая, самая доступная форма раковины. Если одиночество выбирает потребитель — для него это тоже раковина, где он останется наедине с избранными гармониями, а при дефиците их — наедине с собою, прекрасным и любимым. Сами понимаете, оба эти случая — результат катастрофического падения энергопотенциала. Наконец, если одиночество выбирает обыкновенный талант — для него это способ дать загнанному, переутомленному организму передышку; то есть опять же случай энергодефицита.

Следовательно, ни один из этих случаев одиночеством назвать нельзя. Это уход, отстранение, заползание в раковину — что угодно, только не одиночество, потому что истинное одиночество подразумевает 1) полную самоотдачу и 2) колоссальную работу, а уход — это поиск такой позы, чтобы 1) побольше взять (ведь нужно восстановиться!) и 2) необходимость действовать свести к минимуму.

24.

Еще раз объясним, откуда в нашем герое жажда Истины и выбор одиночества — как пути к ней.

Он на вершине. На своей вершине. На вершине не абсолютной, а отмеренной современным ему уровнем культуры. (Будьте внимательны: мы говорим о культуре, а не о знании!) Он полон. Значит, уже не способен воспринимать что-то новое извне. (Помните, как он вдруг охладел к приятному — обладающему огромным зарядом самоутверждения — занятию решения проблем?) А энергия подходит, поднимает его над, ее необходимо тратить. Но как прежде, как вчера, он уже не может ее тратить, потому что поколотые дрова нужно куда-то складывать, а его сарай уже наполнен доверху.

Если рука полна — она лишена способности брать. Чтобы что-то получить — нужно от чего-то отказаться. Всегда. Во всех случаях жизни. У этого правила нет исключений.

Так он оказывается перед необходимостью отказаться от всего, что имел. От освоенной им культуры. Этот отказ — он и есть уход в одиночество.

Но почему — ради Истины?

Культура — это дорога к Истине. Мы это знаем, но вспоминаем редко, поскольку не любим делать ревизию прожитой жизни и делам: уж больно мелким все оказывается, коли приложить безжалостную мерку Истины. Что же заслоняет эту абсолютную цель? Культура и заслоняет. Она самодостаточна; она предлагает нам свои мелкие, доступные ступени, и мы с удовольствием шагаем по ним, находя высокий смысл в самом процессе подъема. Получается подмена цели: не имея сил посягнуть на Истину, мы с комфортом постигаем культуру.

Эта игра заканчивается, когда кандидат в мудрецы оказывается на вершине. С его глаз как бы падает пелена. Он должен идти вперед, он может идти вперед, а там больше нет торной, хоженой дороги; там — целина; но и цель — Истина, уже ничем не заслоняемая, близкая и доступная, уже влечет к себе неудержимо.

25.

Человек, оказавшийся перед необходимостью одиночества, не может отступить. Не может остановиться на черте. Ведь нас ведет не сознание, а законы природы. Ах, если б он мог сказать себе: здесь хорошо; дальше не пойду!.. Сказать-то он может, но энергетическая волна все равно выбросит его на новый берег. Правда, вы можете возразить: а воля на что? Неужто при таком энергопотенциале он не может себе приказать — и остаться, задержаться на этой вершине?.. Может. Но это будет вроде попытки самоубийства. Потому что пару, разрывающему котел, нужно дать работу. Вы можете дать котлу временное послабление, направив пар в свисток, но это будет только отсрочка самоубийства. Как эмоции не могут быть нейтральными (они либо положительные, либо отрицательные), как энергопотенциал нельзя зафиксировать на необходимом уровне (он либо прибывает, либо убывает), так и наше состояние не может быть статичным.

Если кандидат в мудрецы затратит свою избыточную энергию не на естественное движение вперед — в одиночество, а на усилие удержаться на месте, на достигнутом (семья, предрассудки, оглядка на «что скажут люди»), — он потерпит ужасающую катастрофу, потому что зафиксированная волевым решением психомоторика и ослепленная критичность утратят свой динамизм и будут разорваны неуправляемым теперь энергопотенциалом. И чтобы не видеть этой трагедии — броситься в загул: «пей! гуляй! — однова живем!..»

Сколько гениев убивали себя таким образом! Не общество их — сами себя.

Но единицы выживали. Те, чья критичность уцелела. И вот в какой-то момент, оказавшись перед зеркалом (Человеком, словом, ситуацией — называем по убывающей), они вдруг обнаруживали, что вместо прекрасного лика обращены к миру страшной мордой. Если потрясение этим открытием вызывает катарсис — энергетический взрыв в одно мгновение выносит нашего героя к черте, от которой он однажды малодушно отвернул. И теперь уже никакая сила, никакие уговоры, никакие соображения не могут его остановить. Он видит Истину, только ее; только в ней теперь и спасение, и смысл…

Он поднимает свое копье и дает шпоры скакуну. Чтобы рука стала пустой — и готовой к новой работе — нужно выбросить из нее все.

Он уходит в одиночество, оставив позади все, что имел.

Что значит «все»? Это стереотипы.

Отшельник отказывается не только от имущества, контактов и семьи, — он отказывается даже от имени. Он принимает новое имя, потому что знает: одиночество — это внутриутробное развитие, в результате которого родится новый человек.

Он отдает себя природе — и начинает жить единой жизнью с нею. Он встает вместе с птицами и засыпает вместе с ними. Он идет в поле, когда этого требует земля, и наблюдает цветы, росу, животных и небо, когда есть досуг. Он неустанно учится действовать вопреки природе и даже в мыслях старается не обособиться от нее.

Его идеал — раствориться в природе.

Пройти через жизнь не оставляя следов.

26.

Если поглядеть со стороны — все предельно просто, даже примитивно. Любая бабка Матрена, доживающая в покосившейся избушке свой век, коротающая время между колодцем, огородными грядками, козой, завалинкой и лежанкой на печи, четко следует этой программе. Живет, растворившись в природе. Так что же, жизнь вот этой Матрены — идеал? Путь к высшей мудрости?

Чепуха, конечно.

Потому что бабка Матрена — это говорящее растение, а наш герой уже оставил где-то позади и внизу уровень гениальной работы — и рвется вперед и выше. Его энергопотенциал огромен, его ЭПК гармонична, его культура мышления готова разгрызть любую загадку природы. Так что же — с этим энергопотенциалом, с этой ЭПК с этой культурой мышления — сидеть на завалинке и, подремывая, слушать, как квакают лягушки, как птички на заре прочищают горло?..

Следовательно, у него должно быть дело, к которому только с такими тремя богатырями и возможно подступиться.

И такое дело у него есть: он работает над собой. Над своей душой.

27.

Прежде чем двигаться дальше, мы должны разбить один стереотип. Нам, авторам, он не мешает; для нас его просто не существует. Но читатель — если этот стереотип оставить целым — несомненно, каждый раз будет об него спотыкаться, и хорошо, если дело обойдется разбитым носом.

Речь идет о стереотипе «работа над собой».

Он всем знаком; каждый знает, что он означает. Это 1) физическое самосовершенствование (закалка, развитие силы, исправление фигуры), 2) умственное самосовершенствование (чтение книг, изучение искусств, языков, компьютерных игр), 3) преодоление вредных привычек.

Так вот — к истинной работе над собой (в смысле работы над своею душой) все эти действия не имеют никакого отношения. Потому что это 1) развитие тела, 2) развитие памяти и 3) развитие воли. Мы не пытаемся вас убедить, что это плохо; но это другое.

Теперь — что означает выражение «работа над собой» для нас.

Мы не случайно уточнили: над своею душой. Потому что именно душа отличает человека от растений и животных. И когда он занимается истинным самосовершенствованием, когда он стремится к вершинам духа — к тому максимуму, который доступен человеку, — перед ним одна цель — дать свободу своей душе.

Свободу от чего?

1) От стереотипов, 2) от ложной морали (облагораживание зла и уродства), 3) от дезинформации (ведь мы живем в мире, где у каждого — своя правда).

Почему так тяжела, порою трагична и, по сути, представляет собою цепь ошибок и неудач жизнь каждого из нас? Потому что формула, с которой мы подступаемся к любой ситуации, формула, ориентируясь на которую мы действуем, — это уравнение с тремя неизвестными:

1) Истина, 2) Добро и 3) Красота.

По сути, мы понятия не имеем, что в действительности они собою представляют, но жить без этих ориентиров нельзя — и каждый из нас выдумывает их для себя, некие фантомы (когда мы говорим: у каждого своя правда, — мы имеем в виду именно это), суррогаты (вы правы — стереотипы), которые позволяют нам жить с максимально доступными (при наших ограниченных возможностях) удобствами.

Значит, мы решаем свои житейские задачи, пользуясь уравнением с тремя неизвестными. А поскольку такое уравнение и неразрешимо и недееспособно, мы 1) пожинаем нескончаемые ошибки, 2) наша жизнь не имеет цели, 3) даже творя благо, мы сеем вокруг себя зло.

Ощущает ли это раб? Нет. Ведь он сам — эталон, воплощение истины, добра и красоты. Мир, окружающий его, уродлив, жизнь — жестокая штука, но что поделаешь! — нужно терпеть, нужно быть мужественным, чтобы сберечь то зерно идеала, которое ему посчастливилось разглядеть в своей душе.

Понимает ли это потребитель? Нет. Ведь он сам — воплощенное Добро; вокруг столько Красоты! И, двигаясь от одной гармонии к другой, он этим прекрасным маршрутом неуклонно приближается к Истине. Неудачи? Огорчения? Удары судьбы? — это удел тех, кто живет не по средствам и лишен счастливого дара видеть окружающий мир глазами философа.

И только человек на уровне интуиции чувствует весь трагизм положения. Он видит, что все вокруг призрачно. Он знает, что опереться не на что. И что-либо изменить он практически не в силах. Но каждая задача, которую он решил, это соломинка, за которую уже можно держаться. И он решает эти задачи одну за другой, решает без устали, собирает соломинки в сноп — создает свою собственную реальность, про которую точно знает — она есть; которую можно принять за меру, начать от нее отсчет; на которую можно опереться, чтобы поднять голову и посмотреть вокруг: в какой стороне Истина?..

Его душа — чувствительнейший локатор. Перегруженный сигналами об окружающей его боли. Единственная возможность уйти от этого крика и стона — это работа. Пока он решает задачу, пока занят делом — благодаря сосредоточенности он как бы отгорожен от мира. Но едва задача решена — стон мира врывается в его душу. И если он отваживается взглянуть вокруг себя, он видит вокруг сплошную рану, в его представлении — слепленную из мириад задач одну сплошную задачу, поскольку, как вы понимаете, в его глазах любая несправедливость — это задача, которая требует немедленного решения.

28.

Напоминаем: мы исследуем путь, которым талант поднимается до вершины, где он оказывается мудрецом.

Иначе говоря: каким образом наш герой уравнение с тремя неизвестными превращает в уравнение с одним неизвестным.

Зачем?

Уравнение с одним неизвестным 1) решается автоматически, выдавая при этом 2) достоверный результат. Вы подставляете на место единственного неизвестного любую задачу или проблему — и получаете ответ, сколь угодно близкий к истинному. Вот она — работа мудреца! Остается понять самую малость: каким образом отшельник умудряется убрать из уравнения остальные два неизвестных.

С какими неизвестными он должен расправиться — понятно сразу. Отшельник стремится к Истине — это неизвестное остается. Следовательно, задача сводится к тому, чтоб каким-то образом из уравнения ушли — как неизвестные — Добро и Красота.

(Выбросить их вовсе нельзя. Они — объективная реальность, существующая помимо нашего желания. Следовательно, каждую из них нужно заменить аксиомой, но не обычной, а способной в любой момент развернуться до размеров ее матери — до Добра или Красоты. Следовательно, эти аксиомы должны свободно пользоваться всей энергией первородных Добра и Красоты. Следовательно, эти аксиомы должны быть символами).

Если вы это поняли — вы поняли смысл работы души отшельника.

Для чего он выбирает одиночество?

Чтобы внешние задачи и проблемы — суета сует — не отвлекали на себя его культуру мышления. Вы же помните — она доминантна. Любая внешняя проблема отвлекает от внутренних (если болит душа — достаточно найти внешний стимул — и душевная боль затихает). Отшельник ставит себя в обстоятельства, когда для контакта с внешним миром достаточно самых простых действий, — и его культура мышления оказывается свободной. Не работать она не может. Тем более — заряженная огромным энергопотенциалом. Поэтому она сама находит в душе отшельника достойные цели. И какие бы имена этим целям отшельник ни давал, всегда это будут Добро и Красота.

Почему именно они?

Напоминаем: он работает над своею душой. Над душой, материя которой рождена сплавом мысли, совести и памяти.

Мысль (в своей наивысшей форме — культуре мышления) — его инструмент. Сейчас — и уже навсегда, до конца его жизни.

Что же в таком случае совесть и память?

Ими и отмерено то поле, которое отшельник обрабатывает своею мыслью.

Совесть и память — Добро и Красота.

Его цель: так обработать поле совести и памяти, чтобы на нем для его культуры мышления не осталось работы.

«Как! — воскликнете вы. — Но ведь если так обработать свою совесть, чтоб она уже не чувствовала ничего, мы получим апсию!.. А если так обработаем свою память, что будем жить лишь данным мгновением, — это амнезия, весьма, кстати, неприятная болезнь; еще не маразм, но очень на него похоже…»

Разумеется, и апсия, и амнезия здесь упомянуты лишь для того, чтобы вы лучше понимали цель работы над собой отшельника.

Ведь апсия — это система, при которой облагораживание зла становится принципом, а разрушение гармоний — средством и смыслом существования «черного человека». Что же до отшельника, то он до тех пор трудится над своей совестью (напомним, что совесть — это чувство, возникающее при контакте с предметом, человеком, обстоятельствами), пока практически не выйдет из контакта с окружающими людьми. А это возможно лишь в единственном случае: если он сумеет сфокусировать свою совесть в точку, которую упрячет, скажем, на дно своего сердца.

Что ж это за точка? Это символ. Например, такой: жизнь есть любовь. Пусть вас не обманывает кажущаяся малость этих трех слов. В них сконцентрирована вся нравственная энергия его предыдущей жизни. Ее (как и любую точку) невозможно ничем деформировать. Но и он (напоминаем: выйдя из контакта с социумом) не может разрушать ни добро, ни зло.

То же и с амнезией. При этой болезни человек теряет ключ, который расшифровывает его память. Он не способен воспользоваться ни своим, ни чужим багажом — ни чувственным, ни интеллектуальным. Он вынужденно существует здесь и теперь, потому что от того, что было час назад, и от того, что через час случится, повторяем, ключ потерян.

Мудрец — если бы потребовалось — мог бы вспомнить все, что пережил, знал и перечувствовал. Но он уже никогда этого не сделает. Потому что в бытность отшельником он так добросовестно трудился над своею памятью (напоминаем: память — это прошлое, спроецированное в будущее), что сфокусировал ее в одну точку, которая, как вы уже знаете, представляет собою символ. Например, такой: познай самого себя. Для вас это только нравоучительная сентенция, для него же — ключ к сокровищнице всех накопленных человечеством знаний. Сфокусировав память в одну точку, он овладевает алгоритмом подключения к энергии любого знания без затрат, которые обычно предшествуют перевариванию этого знания.

29.

Нам всегда казалось, что работа культуры мышления над своею душой — это так понятно, что мы обычно ограничивались констатацией: есть такой процесс — и шли дальше. Но общение с нашими учениками показало, что увлечение наукой извратило некоторые представления, прежде обычные, и культура этой работы нынче утрачена. Поэтому мы вынуждены задержаться здесь ненадолго.

Как вы уже поняли, речь пойдет о технологии работы культуры мышления отшельника над своею душой.

(Подчеркиваем: именно отшельника, поскольку он работает в условиях, близких к идеальным. Нам никогда не оказаться в таких, но мы вправе воспользоваться его опытом. Его урок — это камертон, и тут уж только от нас самих зависит, насколько близок к истинному будет звук, рожденный нашей просветляющейся душой.)

Итак, что мы имеем?

Материал — душа. Цель работы отшельника — приведение формы души к уравнению с одним неизвестным (Истина). Инструмент — культура мышления.

Что требуется?

Нужно совесть и память сконцентрировать до символов.

Первое, что мы должны знать, — это приемы работы отшельника.

Их три: 1) молитва, 2) покаяние, 3) очищение.

Это три стороны одною процесса — подготовки души к работе культуры мышления с максимальным КПД.

Значит — молясь, отшельник одновременно кается и очищается. Каясь, он поддерживает себя молитвой, ориентируясь на эталоны чистоты. И так далее.

Что нам известно о молитве?

Для многих она просто ритуал.

Те, кто вкладывает в молитву несколько больше души (а по сути — энергии), знают, что невозможно механически произносить ее слова— символы. Позыв этих людей такой же, как и у всех остальных: они молятся потому, что жизнь заставила, грехи давят душу; произнося знакомые с детства слова, они каждым меряют и судят свои поступки; видят, сколь жалки эти усилия освободиться от гнета на душе, и снова молятся, снова каются, верша над собой нескончаемый суд.

Но так далеко не у всех. Для большинства молитва — только ритуал; слова и действия, которыми укрепляется раковина. Происходит ли при этом покаяние и очищение? Практически — нет. Но молитва, даже ограниченная ритуалом, обстригает колючки и когти грехов — и человек получает возможность сосуществовать с ними. Они есть, но не мешают жить — и ладно.

Как вы поняли, это рабы.

Если у человека энергопотенциал побогаче и ЭПК получше — он и молится иначе. Не спеша, вдумываясь в смысл каждого слова. Он перебирает слова молитвы, как струны арфы, слушая каждый угасающий звук и не давая ему погаснуть общей мелодией. Он ищет гармонию своей души с этой мелодией и когда находит ее — ощущает себя очищенным и удовлетворенным, а если его энергопотенциал очень хорош — то даже и счастливым. Надеемся, вы поняли, как он решил проблему покаяния? Ну, конечно же, с помощью привычного приема облагораживания зла. Поскольку этот счастливец — потребитель.

Наконец, если человек находится на уровне интуиции, для него молитва — своеобразный стартер, чтобы запустить в работу… культуру мышления! Он начинает молиться так же, как потребитель, — неспешно и сосредоточенно, вдумываясь в смысл каждого слова. Но почти сразу же обнаруживает, что стоит перед открытой калиткой в мир своей души. Он входит в калитку — и его культура мышления начинает великий труд покаяния и очищения. При этом молитва отходит на задний план, на недолгое время становится слабым фоном, но быстро тает: ведь культура мышления, как вы помните, доминантна.

30.

1) Так в чем же смысл молитвы?

Она вводит человека в предгипнотическое состояние.

Зачем?

Чтобы отодвинуть сознание на второй план. Освободить душу, загроможденную всевозможным пошлым, суетным мелким хламом повседневных забот и страстей. Благодаря молитве он приобщается к вечности, к природе; он принимает и признает первородство ее законов.

Значит, молитва освобождает от мысли.

2) В чем смысл покаяния?

Это вы уже знаете: в уходе «по ту сторону» Добра и Зла, в концентрации совести в одну точку, после чего у нее останется контакт и связь только с Богом.

Как это делается?

Человек перелопачивает всю свою жизнь. Каждый поступок — и добрый, и злой. От самого первого, который способен вспомнить. Он разбирает до мельчайших деталей содеянное — и выявляет причины. Эта работа тяжела необычайно — ведь вновь и вновь переживаешь прошлое как наяву. Это больно. Стыдно. Горько. Страшно. Но и опасно — он все время рискует так растратить свой энергопотенциал, что под угрозой оказывается целостность (помните мальчика, который умел летать, и до чего его довел неконтролируемый самоанализ?). Поэтому в одни и те же эпизоды он погружается вновь и вновь, шаг за шагом отвоевывая пространство, освещая все новые слои. Ему некуда спешить. Счет идет не на дни и даже не на годы. Счет идет на жизнь. Впереди — вечность. Он не спешит получить результат, он живет этим процессом; в нем — смысл. Короче говоря, он стремится выявить, вновь пережить и назвать все былые чувства; а названные — они становятся мыслями (помните? — чувство умирает в мысли), которые можно поместить на дно символа — и никогда о них не вспоминать.

Значит, покаяние освобождает от мотивов.

3) В чем смысл очищения?

В возврате человека к своему естеству, к своей природе (а значит — к свободе), к младенческой чистоте души.

Как очищение достигается?

Легко очищаться от грехов (в особенности после добросовестного покаяния) — грехов мысли, слова и действия. Грех очевиден; даже ничтожный, он проявляется кровоточащей язвочкой в душе. Поэтому достаточно понять причину греха и вырвать его корни — как язвочка сама затянется, заживет, а со временем — благодаря регенерации ткани души — от нее и следа не останется.

Куда труднее избавиться от коросты, нарастающей на душе незаметно и необходимо (как мозоль), потому что является правилами игры в жизнь среди людей. Этим правилам нас не просто обучали — нас дрессировали с первых дней нашей жизни. Нас приучали все делать с оглядкой на окружающих; сперва — на их покой, затем — на их мнение; наконец — на их выгоду. Не будешь никому мешать, будешь всем приятен и удобен — проживешь с минимальным ущербом и максимальным наслаждением, — так нас учили наши родители и учителя, руководители и философы.

Те, кто уже овладел нашей концепцией, поняли, что речь идет о стереотипах. Они удобны? Безусловно. Разумны? Несомненно. Именно поэтому огромное большинство людей принимает их безоговорочно. Рабы — вовсе без размышлений; потребители — понимая, что за удовольствие нужно платить, но полагая, что плата вполне приемлемая. И только талантливый человек участвует в этой игре, ощущая — и не скрывая, — что испытывает муки. И понимая, что плата чрезмерно, непомерно высока. Для них жизнь — сплошной убыток. Причину этого вы знаете, но мы еще раз напомним: работа любого стереотипа сопровождается разрушением. Разумеется, разрушением души. Следовательно, анализируя прожитую жизнь, отшельник не пропустит ни одного стереотипа — они все до единого должны быть обесценены.

Значит, очищение освобождает от стереотипов.

31. (02/91 — 23)

Повторим условие задачи, которую решает отшельник.

Материал — душа. Инструмент — культура мышления. Приемы работы — молитва, покаяние и очищение (в результате чего он освобождается от мыслей, мотивов и стереотипов). Предстоит выяснить последнее: способ его действия. Способ действия культуры мышления, благодаря которому отшельник приходит к Истине.

Это — созерцание.

Сущность его понять непросто.

Если б мы прежде, скажем, пару лет назад, до вашего знакомства с нашей концепцией, спросили у вас, что такое созерцание, вы бы сказали, что это некий процесс, который основан на наблюдении; поскольку он должен за что-то цепляться (иметь цель), в нем не обойтись без внимания, наконец, нельзя не учесть и вашей персоны, вашей личностной оценки процесса — значит, все это охватывается восприятием.

Но усвоенная концепция ЭПК заставляет вас уже от порога признать, что все это слишком поверхностно и не ушло дальше здравого смысла. И вы попросите время, чтобы подумать, как же созерцание может трактоваться, если учитывать энергопотенциал, психомоторику и критичность. И что самое главное — как это увязывается с культурой мышления, для которой созерцание, оказывается, вершинный процесс. Не решение задач и проблем, не вдохновение, а какое-то невидное, неброское, неконкретное (так и хочется сказать — занятие бездельников) созерцание… Те, кто желает поразмышлять сам (таланты, гении, творцы), пусть дальше пока не читают; ну а вы, наши дорогие любители гармоний (ибо, повторяем, именно для вас написана эта книга), не обижайтесь на нас за эту остановку. Это не провокация и не попытка вас унизить. Просто этот текст — для других. А теперь мы снова с вами. Открывайте рот; мы вложим в него хорошо прокрученную на мясорубке и в самую меру поджаренную котлетку.

Созерцание — это процесс слияния с природой, при котором истина усваивается без усилий.

У самых прытких из вас уже возникла ассоциация со сверхтекучестью и сверхпроводимостью. Если брать условия существования процессов — все правильно. Там обязательное условие (одно из) — абсолютные температуры; при созерцании — близкая к абсолютной ЭПК.

Здесь самое важное — слияние с природой.

Это — цель.

Достигнув ее — он останется наедине с Истиной.

Отшельник это знает — и с первого дня учится созерцанию. Подготовив себя молитвой, покаянием и очищением, настроив себя соответствующим образом, он предпринимает попытку раствориться в природе. Все зря! — он не может вырваться из треугольника наблюдение — внимание — восприятие. Что мешает? Усилие. Намерение. Напряжение. Вместо того чтобы созерцать природу, он созерцает свои волевые манипуляции, он следит, как его ум решает эту задачу по шаблонам, доставшимся ему от прежнего опыта…

Надолго его не хватает (намеренное созерцание — необычайно энергоемкий процесс), но он не отчаивается — у него вся жизнь впереди! — и назавтра, в свободную от дел минуту, тщательно настроившись, опять предпринимает попытку. Разумеется, неудачную. Но день за днем, неделя за неделей, год за годом он снова и снова испытывает себя этим процессом. И если с молитвой, покаянием и очищением его дела идут успешно, то и здесь он постепенно начинает обживаться. Ведь избавляясь от мыслей, мотивов и стереотипов, он приближается к своему естеству; значит, с каждым шагом он становится все ближе к природе; значит, и созерцание будет все понятней и доступней. Оно начнет открываться ему, как пронзительные голубые окна в затянутом тучами небе, и с каждым разом окна будут все устойчивей и больше, пока он однажды не поймет, что ему еще удастся пожить под ослепительна чистым небом… Но эта мысль будет очередной неудачей, которая отбросит его назад. Он это сразу почувствует — и тут же поймет (при его-то ЭПК — да не понять!) ее природу. Ведь он же не ради этой чистоты трудится, а ради процесса в нем самом, ради собственной культуры мышления, ради истины — в себе самом. А та голубизна — только критерий.

Это будет серьезный урок, и он никогда больше не повторит такой ошибки. Но сколько будет других ошибок — и каждая будет отбрасывать его назад, и каждая будет его искушать и испытывать на прочность. И даже если он не отступится до конца, у него так немного шансов дойти до цели!.. В отшельники идут сотни и тысячи, мудрецами становятся единицы.

И все же становятся.

Однажды небо распахивается над ним чистейшей голубизной, распахивается само, без усилий со стороны отшельника — и остается таким. Теперь уже навсегда.

32.

Итак, отшельничество — это школа созерцания.

Если вначале, зашоренный наблюдением — вниманием — восприятием, он может созерцать лишь что-то конкретное (цветок, пчелу на нем, луг, небо, панораму), то в конце он воспринимает природу во всех ее проявлениях (значит, не только глазами), каждой клеточкой своего тела. В начале отшельничества, несмотря на отличную эпк, он всего лишь раб природы; значит, закован в панцирь. В конце отшельнического пути он становится с природой одним целым. Можно сказать, что у них общая эпк, и мудрец (вчерашний отшельник) выполняет функцию как бы толкача природы. Он перелагает на человеческий язык ее голос.

Что же пытается увидеть отшельник?

Он учится видеть, как работает природа.

Природа — учитель, он — ученик.

Чему же он учится?

Ответ вам известен, и все же мы его повторим. Вы помните, чему учил истинный учитель — учитель, который находится на уровне интуиции: он развивал культуру мышления ученика. Только! Природа, уж наверное, не менее талантлива, чем этот учитель; следовательно, она учит не знаниям, не каким-то своим секретам — она помогает совершенствовать культуру мышления.

Еще раз подчеркнем: намеренные попытки научиться созерцанию бесперспективны. Это искусство приходит само, без принуждения. Созерцание — естественное состояние, если Добро и Красота превратились в символы и не мешают быть в природе, жить в природе, напрямую воспринимать ее Истину. Значит, бесчисленные попытки отшельника прорваться к созерцанию совершенно не нужны, и не только бессмысленны, но и затрудняют процесс слияния с природой. Но человек так устроен, что он должен сейчас, немедленно испытать себя, попробовать: вдруг получится… Вот почему мы это и описали.

33.

И вот молитвой, покаянием и очищением отшельник избавился от мыслей, мотивов и стереотипов. Его способом действия стало созерцание. Оно не стоит ему ни малейших усилий. Это — его бытие. Значит, он достиг цели.

Теперь он — мудрец.

Мудрец — это человек, которым мыслит себя природа.

Мудрец не думает ее — мудрец ее чувствует. Природа входит в него, минуя рассуждения (поскольку рассуждения — это инструмент здравого смысла).

Мудрец не оставляет продуктов своей деятельности — он сам ее продукт.

34.

Чем же он мудрец?

Почему к нему идут за советом люди?

Потому что мудрец — это мыслящая машина, дающая способ восстановления целостности.

Для него нет проблем малых и нет больших; людей — интересных и неинтересных, значительных и незначительных, умных и дураков. Для него все равны — и ко всем он относится одинаково ровно. Есть страждущие его совета — значит, Бог послал; нет — он даже и не задумается, отчего их нет: у него всегда есть работа.

Он не судит. Никого. Ни добрых, ни злых. Для него черно-белая перетекающая монада злых и добрых сил — привычная картина человеческой души. Он знает, сколько черноты скрывается за сиянием святости, и какие здоровые зерна ждут своего часа в заскорузлой душе. Он помнит божеское обещание: «Аз воздам», — и вполне полагается на слово Господа. В отличие от нас он не верит в тупиковую ситуацию «черного человека», он всегда подскажет, как вылечиться от апсии, — потому он и мудрец, и мы, зная, что никогда не достигнем таких вершин, смиренно склоняем перед ним свою гордыню и не настаиваем на своей категоричности. Перед ним — нет; она припасена для вас. Простите: иначе не умеем.

Что для него созерцание?

Одной ногой он стоит на опоре — символе Добра, другой ногой на опоре — символе Красоты. И кайлом культуры мышления долбит скалу Истины.

(Помните? Когда он еще только отважился на одиночество, эта скала высилась далеко впереди. Значит, искус одиночества — отшельничества — завершился, когда он достиг этой скалы и смог прикоснуться к Истине. Впервые в жизни именно к Истине; потому что все, что он знал до сих пор, было в лучшем случае правдой).

Его культура мышления в постоянной, ежесекундной, непрерывной работе. И при этом совершенствуется, самозатачиваясь, как зубы бобра.

Только не подумайте, что он специально размышляет о чем-то грандиозном или вечном, пытается решить неразрешимые загадки бытия. Нет и нет! Он просто живет. Если хотите — как растение. Но в отличие от говорящего растения — бабки Матрены, он — растение, мыслящее природу. Вернее, он ее чувствует, но это чувство мгновенно, без сопротивления (ведь у него общий с природой рабочий энергопотенциал!) превращается в мысль.

Еще раз повторим: он просто живет.

Живет, созерцая.

Потому что он не мыслитель, он — мудрец. У них принципиально разные способы деятельности. Потому что мыслитель имеет цель; он бьется, разгрызает проблемы. А для мудреца все это в таком далеком прошлом…

35.

И вот к нему приходит человек. За советом. Можно с уверенностью сказать, что люди приходят к мудрецу только с нравственными проблемами. Это и естественно: даже самые сложные интеллектуальные и эстетические задачи под силу нам самим; как вы помните, уже в самой задаче — если она осмыслена — содержится ее решение (как гармония в дисгармонии); мы это знаем; мало того, мы чувствуем: достаточно соответствующим образом наладить свою ЭПК(поднять энергопотенциал, лучше освоить материал задачи, взглянуть на нее с другой стороны) — и задача будет решена.

Объяснение этому простое. Интеллектуальных задач (если их классифицировать) — по пальцам перечесть. Эстетических — на порядок больше. И самое важное их достоинство в том, что человек может их решить достаточно точно; настолько точно, что задача для него умрет. Когда чувство умирает в мысли — это типичный пример решенной интеллектуальной и эстетической задачи. И мысль, в свою очередь, умирает, материализованная в действии, механизме, произведении искусства.

Другое дело — нравственные проблемы. Их — бесчисленное множество. Сколько людей, предметов и явлений — столько и нравственных проблем. И сложнейшие из них — между людьми. Человек бесконечен, а наши возможности решать проблемы — ограничены, поэтому максимум, на что мы можем рассчитывать в отношениях с другими людьми, — это компромисс. Большинство компромиссов нам ничего не стоит; мы привычно, не задумываясь, находим общий знаменатель с человеком, который нас не интересует, с которым лишь случайно свела нас судьба. Следовательно, речь идет о конфликтах с людьми, которые находятся на нашей территории; либо мы — на их.

Постоянная общность территории есть в трех случаях: 1) семейном, 2) производственном, 3) социальном (малая группа — например, соседи по дому; большая группа — социальное неравенство; еще больше — национальный вопрос).

Чтобы не было конфликтов, достаточно соблюдать главное нравственное правило: отдавать. И подавляющее большинство людей живут по этому правилу. Либо хотят по нему жить. Ведь в него укладывается вся общечеловеческая мораль! Но, увы, есть очень много людей, установка которых противоположная: брать, хапать, грести под себя. Лидер среди них — «черный человек»; масса, которую он ведет, — обыватели их идеал — потребление. Каждый из этих обывателей готов захапать хоть весь мир, но силенок у них мало, унести они могут — совсем ничего. Да и страшно! Страшно надорваться, страшно получить по рукам. Ах, как же они завидуют «черному человеку», его силе и наглости! Они не могут, как он, но охотно бегут за ним, подражают, стараются жить по его программе. Правда, при этом, чтобы не болела душа, приходится постоянно практиковаться в облагораживании зла, но в этом они быстро достигают больших успехов. В какой-то момент возникает ощущение (у них — тоже), что они сравнялись со своим образцом — стали «черными людьми», но достаточно им потерпеть серьезную неудачу, тем более — крах, как их совесть обнажается из-под обломков потребительской брони огромной кровоточащей раной. А вот у «черного человека» так не бывает никогда. Собственный крах приносит ему мазохистское наслаждение — ведь это тоже разрушение! — и он бросается с топором и факелом на новые подвиги с еще большей энергией.

Значит, конфликт возникает оттого, что гусеница объедает лист — и он умирает.

Нельзя брать ниоткуда, ни за чей счет, никому не причиняя зла. И как ни облагораживай это зло — раньше или позже, а за это удовольствие придется платить.

Вот мы и выяснили обе категории людей, приходящих к мудрецу:

1) Те, чья целостность была разрушена извне (они «жили по совести» — отдавали);

2) Те, чья целостность была разорвана изнутри (это экологический феномен: только гребя под себя, только потребляя — оставляешь вокруг себя смертоносную пустыню; как бы старуха ни вознеслась, ее судьба — остаться с разбитым корытом).

Первых ведет к мудрецу обида, вторых — раскаяние.

Как мы уже говорили, мудрец не жалеет и не судит.

Крах человека (отрицательные эмоции!) всегда сопровождается истощением энергопотенциала. Истощением до такой степени, что это может закончиться неожиданным угасанием («ведь был такой молодой! — и вдруг умер…»), самоубийством, метастазированным раком. Но даже если до этого не дошло — он все равно уже не способен видеть свою задачу: как восстановить разбитую целостность.

Он переживает задачу как боль. А боль можно понять, лишь переведя это чувство в мысль, — что стоит, как вы знаете, немалых энергетических затрат.

Мудрец видит задачу страждущего сразу. А увидеть задачу для него равнозначно получению ответа. Это делается просто: своей культурой мышления он отделяет от скалы Истины кусок, который абсолютно точно закрывает рану страждущего, восстанавливая целостность.

Значит, он не утешает — морализаторство ему чуждо; он не врачует — это может сделать только сам человек. Он задает способ действия. И страждущий не сомневается в этом совете, потому что как бы ни был мал энергопотенциал, но разглядеть, что в совете мудреца — Истина, — способен каждый.

Для каждого человека — единственные слова, индивидуальный способ действия.

Вот почему советом мудреца не может воспользоваться никто другой. То, что для страждущего — Истина, для других будет в лучшем случае Правдой, а скорей всего — банальностью. Вот почему после мудрецов не остается ничего, кроме восторженной памяти спасенных ими людей.

36.

Мы судим о людях по следам, которые они оставили на глине жизни. По продуктам их деятельности.

Продукт деятельности мудреца — слово.

Что мы знаем о нем?

Оно — Истина; но истина не всеобщая, а точно адресованная; истина, восстанавливающая конкретную целостность — ЭПК страждущего.

Следовательно, в этом слове должен быть колоссальный энергопотенциал (ведь чтобы целостность разладилась, ее нужно прежде всего энергетически истощить). Если подумать — в этом слове должен быть ключ и к восстановлению психомоторики: ведь мышцы могут нарастать, лишь когда есть скелет! Наконец, какая же новая целостность без новой критичности? Как человек, не имея ее, поймет (даже владея спасительным для себя способом действия), где границы дозволенного?..

Значит, Истину, воплощенную в слове мудреца, можно представить в виде зерна новой ЭПК.

Вся его энергия сконцентрирована в этом слове. Вся его культура мышления. Вся жизнь. В одном слове. В каждом.

А если учесть, что оно абсолютно точное и единственное, то можно считать, что мудрец указывает ту самую точку опоры, с помощью которой вчерашний отчаявшийся, изломанный, сброшенный в ничтожество человек может перевернуть землю.

Слово — мера мудреца.

(Напомним: слово раба — сигнал, слово потребителя — знак, слово творческого человека — действие. Гений, если ему посчастливится, на максимальном взлете ЭПК может на несколько мгновений потерять цепи раба природы и произнести слово, как мудрец. Его устами будет говорить сама природа. Значит, этим словом будет смысл).

37.

Остается выяснить последнее: где в иерархии одаренных личностей находится мудрец?

Выше таланта — несомненно. Талант работает матрицей, которая недалеко ушла от индивидуального шаблона потребителя, а мудрец о таком примитивном инструменте и думать забыл. Следующий уровень — гении, инструмент которых, кстати, такой же, как и у мудреца — культура мышления. Так, может, мудрец — это всего лишь разновидность гения?

Чтобы разобраться в этом вопросе, нужно свести вместе гения и мудреца. В мировой истории такое не раз случалось. Мы рассмотрим всем известный феномен знаменитых старцев из Оптиной пустыни.

К ним шла вся Россия, но мы возьмем только интересующие нас, кстати, самые известные, самые разительные примеры: к ним ездили Николай Гоголь, Федор Достоевский, Лев Толстой. Величайшие гении, прозорливцы, учителя человечества — они оставили о своих визитах к старцам восторженные воспоминания. Как о людях, которые намного выше их. Почему эти, воспоминания неконкретны, можно сказать — чисто эмоциональны, вы уже знаете: пересказать беседу и совет мудреца практически невозможно: переложенные на слова для других, эти беседы и советы теряют индивидуальность и энергию, — попросту говоря, становятся банальными. А гении словесности ощущали это лучше кого бы то ни было — и никогда бы себе такого не позволили. Значит, они были вынуждены ограничиться эмоциональной формой передачи информации как единственно возможной. Но остаются вопросы:

1) Что искали — и находили — у старцев (значит, своими силами не могли этого найти) Гоголь, Достоевский к Толстой?

2) Почему они неоднократно возвращались в Оптину пустынь и даже подолгу живали в ней?

Ответ на первый вопрос очевиден: гении словесности отправлялись в Оптину пустынь, чтобы преодолеть нравственный кризис. Но хотя этот кризис был личным — причина его была вне. Их души ощущали пока никем не видимые тучи, которые все плотней сгущались над Россией, стоящей уже у подножия голгофы, на которую ей предстояло взойти в ХХ веке. Гоголь первым услышал топот и ржание пока далеких апокалипсических коней. Тщетные попытки либо заглянуть вперед, за холм голгофы, либо найти другой, не крестный путь истощили его энергопотенциал. И только у старцев Оптиной он нашел утешение и силы. Ему стало хорошо. Лично ему. И он запомнил эти счастливые минуты просветления и последующие дни, полные спокойствия, уверенности и предчувствия возвращения способности к привычной плодотворной работе.

То же — Достоевский и Толстой.

Но зачем понадобилось возвращаться и жить там? Ведь тебе открыли твою истину, тебе подсказали способ действия, который приведет тебя к полноценной жизни…

Чем больше гений — тем больше освоенная им территория, тем чутче он ощущает этот мир, тем сильнее боль, которую он чувствует как свою. Гений так устроен, что куда б он ни спрятался — эта боль будет сфокусирована на нем; она прожжет любую суперкомфортную раковину, сколь угодно толстую монастырскую стену. Она везде достанет его! Вот почему советы старцев, увы, для Гоголя, Достоевского и Толстого имели локальное действие. Временное. Их было достаточно, чтобы восстановиться, но едва это происходило, как вселенская боль вновь фокусировалась на обновленной душе — и все начиналось сначала.

И тогда писатель понимал: нужно не себя лечить — нужно общество лечить. И снова отправлялся к старцам, чтобы получить способ действия уже не для себя — для народа, для родины.

38.

Если следовать логике, если помнить о специфике задач, с которыми работали старцы, — можно утверждать, что писатель ехал навстречу разочарованию. Разочарованию в старцах. Ведь вопросы, с которыми он явился к ним в первый раз, сводились к врачеванию души — предмета естественного, мыслящей материи природы. А теперь он хотел врачевать общество — искусственное образование, построенное на договоре; проще говоря — на всеобщем компромиссе, смягчающем деформацию природы человека. Этот материал, как все неестественное, был чужд старцам. И дело тут не в компетенции. Просто экономические законы, за трактовкой которых теперь к ним явились, описывают жизнь не самой природы, а природы вторичной — природы человеческого общества. Истина, от которой брали старцы, не годилась для этих задач, потому что была совсем из иного материала. Ею нельзя было восстановить эту целостность.

Повторяем: если следовать логике, разочарование в старцах было неминуемо. Но его не случилось. Ни у кого. Ни разу.

Так что же там происходило?

Полагаем — сократовские беседы (маевтика).

Напомним, как работал Сократ. Он сразу знал истину и ставил собеседника в такие ситуации, чтобы тот осознавал свое заблуждение и двигался к истине самостоятельно. Истина была конечным продуктом; промежуточным — укрепившаяся культура мышления.

Это универсальный прием, и вряд ли старцы выдумывали нечто особенное. Ведь простота — один из краеугольных камней триады (простота, ясность, точность), которой мудрец неизменно следует.

Если при первой встрече старцы называли Истину в виде способа действия, который должен был излечить больную душу, то при повторной это было невозможно: ведь Истина — одна! И повтор ее так же скучен старцу, как и страждущему. Значит, мудрец должен применить такое действие, которое изменяется во времени — саморазвивается в сторону Истины, — следовательно, ему никогда не грозит опасность повториться.

Это действие — культура мышления.

Значит, не имея возможности помочь непосредственно Истиной, старцы предоставляли Гоголю, Достоевскому, Толстому свою культуру мышления, пользуясь которой те избавлялись от заблуждений.

Вывод: гений — это всего лишь промежуточное состояние человека на пути к вершине, на которой стоит мудрец.

39.

Теперь можно и признаться, почему, вдруг прервав описание технологии творчества, мы рассказали вам о мудреце.

Человек не может долго идти во мраке тоннеля, если не видит свет в его конце. Огромные энергетические потери на ожидание — непомерная плата за эту дешевую интригу. К тому же у нас появилось опасение, что кое-кто может принять нас за новоявленных Данко. Мол, ведут — лишь бы вести, а куда — и сами не знают.

Так вот теперь вы убедились, что маршрут нам известен точно. Мы с вами стартовали от подножия горы — с уровня раба; на вершине — мудрец. Мы вовсе не агитируем вас подняться на самый верх — это мало кому по силам; да и по вкусу — лишь с определенного возраста; ведь не случайно же — за редчайшим исключением — мудрецами становились лишь к старости. Но вы должны знать, что вершина — доступна; что только на этой вершине человек обретает полную свободу; что только здесь покой и счастье становятся синонимами. (Надеемся, вы понимаете, что речь идет только о душевном покое).

Напомним ступени, по которым поднимался наш герой, выдираясь из рабства.

На уровне эмоций он был рабом ситуаций.

На уровне чувств — рабом гармоний.

На уровне интуиции — рабом природы.

И только на вершине он вырывается из рабства, становится свободным. Он живет по законам природы. Между ними нет трения. И счастье — обязательный эмоциональный фон работающей культуры мышления — его постоянное состояние.

Таков диапазон: на одном полюсе раб — говорящее орудие, на другом — мудрец — говорящая природа.

40. (03/91 — 24)

Пора возвратиться к технологии творчества.

Изучая работу учителя, врача и хлебороба, мы узнали, что

1) творческий процесс самопроизволен (талант не может не творить);

2) задача сама, находит талантливого человека;

3) талант решает задачу только оригинально.

Мы обещали раскрывать технологию творчества через работу папаши Карло. Сейчас удобный случай, чтобы проиллюстрировать эти — уже усвоенные вами — принципы.

1) Мы утверждаем, что и до истории с Буратино папаша Карло действовал как одаренный человек. У нас нет фактов — но они и не нужны. Ведь первую же ситуацию, возникающую на страницах книги, он решает не как ремесленник, а как созидатель. Иначе и не могло быть: если ЭПК в норме — талант не может не творить.

2) Надеемся, вы еще не забыли, что талантливый человек не ищет задач, они сами слетаются к нему. Если задачка так себе — от нее нетрудно отмахнуться либо решить походя — даже и не заметив этого. Но задача, таящая совершенную гармонию, требовательна необычайно. Она вцепляется в талант мертвой хваткой. Или больно бьет в лоб — как наше полено.

3) Талантлив человек или нет — критерий один: его работа. Если задача решена оригинально — это сделал талант. Что же позволяет утверждать, что папаша Карло был талантлив?

Нос Буратино.

Вырезать из полена деревянную куклу способен любой. Лучше, хуже — не в этом дело. Но у ремесленника это будет просто деревянная кукла — даже если она изумительно качественно сделана. Буратино, как известно, был исполнен примитивно. В чем же проявился талант папаши Карло?

В том, что он — поверив писку полена — не стал укорачивать страшненький, длинный нос Буратино.

Особое внимание обращаем на приоритеты: не папаша Карло придумал этот длинный нос; нос уже был, он являлся частью скрытой гармонии (вероятно, она имела форму торчащего сучка); и талант понадобился именно для того, чтобы эту гармонию не загубить. Напомним и напрашивающийся вывод: оригинальность — не в таланте; оригинальность — в материале задачи; талант только выявляет ее.

Это удобный случай, чтобы определить, где работала матрица папаши Карло, а где — его культура мышления.

Напомним: матрица — это инструмент, который позволяет решать задачи, не думая. Значит, папаша Карло работал ею, пока дело не дошло до носа. Нос Буратино — новая для старого шарманщика задача; прежней матрицы здесь уже недостаточно; нужно привести ее к общему знаменателю с новой задачей. Это и будет работа для культуры мышления.

41.

Нос Буратино — что это: уродство или новая гармония? Чтобы в этом разобраться, нужно сперва понять в чем смысл и сущность гармонии.

Обычно гармонию представляют как нечто правильное, соразмерное, уравновешенное. Например, куб. Гармоничен? — еще бы. Или шар. Или пирамида.

(Мы специально начали с самой простенькой целостности — геометрической. Это необходимо, чтоб мы с вами нашли общий язык, чтоб вы нас с первых же шагов понимали.)

Но что вам от этих гармоний? Да ничего. Вы называете: куб, шар, пирамида — и вашего энергопотенциала, сколько б вы на них ни глядели, не прибудет. Даже растеряете, пожалуй: ведь скука (после тяжелых болезней и дистрессов, которые неоспоримо делят 1–2 места) — самый ненасытный энергетический вампир.

Каким же образом потребители добывают из гармоний энергопотенциал? У них что, есть специальный код?

Начнем с того, что из куба и шара потребитель тоже ничего не извлечет. Потому что энергия — в них заложенная ничтожна. (Она — в информации: это — геометрическая фигура.) А от меньшего к большему энергия не потечет. Следовательно, дело не только в форме гармонии, но и в ее содержании, в ее энергетическом наполнении.

Но даже и с формой не так все просто, как вы полагаете. Потому что правильность это вовсе не обязательно гармония. В гармонии форма выполняет особую, специфическую роль. Она не столько несет информацию, сколько охватывает целостность. (Гармония по-гречески значит «скрепа». Она именно охватывает целостность, потому что обеспечивает ее энергия.)

Определить — гармония или нет — очень просто: истинная гармония подчинена метрическому закону: «золотому сечению» — 0,618. По этой пропорции можно построить параллелепипед (длинная грань — 0,618; короткая — 0,382), но не куб! Значит, и куб, и шар были вовсе не гармоничны; они были правильными — и только. А когда мы в самом начале рассуждения назвали их гармониями, это был известный дидактический прием движения от стереотипа к мысли, от ложного — к истинному. Надеемся, вы уже простили нам этот маленький трюк.

Не правда ли, напрашивается разгадка технологии потребителей? Они свой эталон, свою гармонию примеряют к предметам и явлениям окружающего мира, и там, где попадают на «золотое сечение», — присасываются…

По форме — правильно, по сути — нет. Второй раз подряд одна и та же ошибка.

Потому что в этой процедуре учтена только информационная функция гармонии. А ведь есть еще и энергетическая! Именно то, из-за чего потребитель рыщет в поисках гармоний. Значит, ему нужны не просто гармонии, а только те из них, к энергопотенциалу которых он может присосаться.

Понять это легко на примере модулора. Его создатель — великий Корбюзье — вычислил пропорции человеческого тела с изумительной точностью и вылепил (точнее — построил) по ним статую. Математическое совершенство, но ее эстетическая ценность — близка нулю. Почему? Потому что модулор нес только информацию; энергии он был лишен. Станет ли на него смотреть потребитель? Никогда! Потому что модулор — это задача; прежде чем дать ответ — он должен энергетически сравняться с тем, кто ее решает. А потребителю такие подвиги не по вкусу. Да и не по плечу.

В чем же отличие динамичного, но энергетически пустого модулора от, скажем, статичного, но энергетически бездонного микеланджеловского Давида, перед которым потребитель готов сидеть хотя бы и часами?

В модулора были заложены только знания, в Давида — вся ЭПК его создателя, или — как принято говорить — вся его жизнь.

Смысл, который пытался выразить своей работой Микеланджело, потребовал от него огромной энергии. И вся она — благодаря гармонии — оказалась сосредоточенной в фигуре Давида, как в вечном аккумуляторе.

Создатель вкладывает в свою работу все, что он способен вложить. Потребитель может взять от нее лишь то, что ему по силам унести.

И теперь вам понятно, почему потребитель, обожая классику, отдает предпочтение не самым «густым», вершинным созданиям (уступая их специалистам), а тем, что пожиже, чуть-чуть попроще — «почеловечней». Дело в том, что совершенная гармония отдает свою энергию без потерь — и потребитель уже через минуту начинает захлебываться в этой энергии. (Выпав из шкафа с парфюмерией: дайте понюхать кусочек говна!) А чем гармония менее совершенна, тем проще управляться с ее энергией и информацией. Потребитель получает возможность регулировать этот процесс. А если он еще и зафиксирует ущербность — это прекрасная возможность для самоутверждения!

42.

До сих пор речь шла только о рукотворных гармониях. Не потому, что их много вокруг нас (увы, это не так); просто они — наиболее удобны для объяснения гармонии как формы природы.

Напомним известную вам классификацию гармоний.

1. Гармонии, созданные природой. (Кристаллы, цветы, ландшафт, биосфера и т. п.)

Гармония — это свойство предмета, которое работает независимо от воли и сознания человека.

2. Гармонии рукотворные.

Гармония — это энергия, которой сообщили форму, после чего она стала инструментом, удобным в работе.

3. Гармония человека (гармония ЭПК).

Собственно говоря, наша книга посвящена исследованию именно этого — третьего раздела.

а) Гармония ущербная — раб.

б) Гармония метрическая — потребитель.

в) Гармония развивающаяся — созидатель.

Эпк раба именно ущербна; понятие гармонии применимо к ней с большими оговорками. Причину вы знаете: энергопотенциал раба наполняет примитивную психомоторику и направляется неразвитой критичностью. Поэтому в отношениях с миром раб вынужденно занимает оборонительную позу, предпочитая всем способам действий самый простой — реактивный.

Вопрос: а возможен ли такой случай, когда ЭПК раба будет гармонична?

Ответ очевиден: все три составляющие должны быть равновелики — одинаково ничтожны. Значит, он должен находиться между жизнью и смертью. И правда — ощущение покоя и свободы, которые человек испытывает в эти минуты, говорит о том, что он достиг гармонии.

ЭПК потребителя гармонична. Но невелика! Отчего же? Ведь вроде бы нет объективных причин, чтобы ее лимитировать но, как вы помните, емкости его энергопотенциала наполняются очень быстро. Вот почему он мгновенно очаровывается — но уже в этом очаровании таится завтрашняя скука. Вот почему он перелетает с цветка на цветок: даже короткое обладание пресыщает его, и приходится лететь на другой цветок, чтобы затрата энергии на перелет освобождала емкость для новой порции удовольствия.

Психомоторика его не ограничивает — психомоторика потребителя великолепна. И будь его энергопотенциал хоть в два раза, хоть на порядок больше — она б и тогда переварила его запросто.

Значит, ограничитель может быть только в одном месте в критичности.

Имя его — «золотое сечение».

Если ничтожная критичность раба работала по двоичной системе: мне хорошо — мне плохо, то критичность потребителя сформировалась под воздействием совершенной психомоторики. Наше тело (а его и описывает моторика) суть сложнейший механизм, построенный по законам гармонии. Чтобы перечислить его «скрепы» — понадобится трехзначное число. Неудивительно, что для потребителя мера любой гармонии из окружающего мира — он сам. Но общение с окружающим миром — напоминаем — прерогатива критичности. Что она может взять — как мерку от совершенной гармонии потребителя? Только размер. «Золотое сечение».

Следовательно, критичность потребителя — метрична.

Остальное нетрудно представить. Если в целостности одна из составляющих метрична, она задавая ритм, и остальные составляющие формирует в соответствии с этим метром.

«Золотое сечение» не может повредить гармонию — но ограничить может. Идеальное прокрустово ложе. Психомоторика умещается на нем свободно, но лишь одним своим качеством: идеальной разметкой, — и потому становится экономичной. Вот почему потребителя не заставишь сделать ничего лишнего; он точно знает свою дозу; он находит кратчайшие пути, самые простые и естественные отношения. Понятно, почему он не посягает на задачи: задача вынуждает плыть против течения, а он согласен только по.

(Кстати, любая задача находится вне «золотого сечения», — вот еще одна причина, почему потребитель их избегает.)

Точно так же метричность гармонии потребителя ограничивает и его энергопотенциал. Не будь ее, потребитель мог бы пользоваться энергопотенциалом в полном, доступном ему объеме. А так он использует лишь 0,618 от своих возможностей. Чуть больше — сразу возникает дискомфорт. Значит, когда мы писали, что потребитель быстро заполняет свои энергетические емкости — речь шла не об объективных объемах, а о субъективных ощущениях.

Вот где главная ловушка, в которую угодил потребитель! Эти 0,618 обеспечивают ему состояние покоя и равновесия с миром, но и обрекают на бездействие. Ведь этого энергопотенциала хватает лишь на то, чтобы чувствовать задачи — и избегать их (во имя благословенного покоя). Для того же, чтобы задачу увидеть, энергопотенциал должен подняться до 1. То есть больше трети объема нужно наполнить в режиме дискомфорта — что в естественных обстоятельствах для потребителя немыслимо.

Наконец, ЭПК созидателя — гармония развивающаяся.

Главный вопрос: благодаря чему она развивается?

У раба гармония была разрушена из-за его прерванного развития (задавленного энергопотенциала, неполноценной психомоторики и примитивной критичности, способной работать лишь по двоичной системе да — нет). У потребителя гармония успела развиться, но была лимитирована метричностью критичности. Напрашивается вывод, что если снять ограничители с критичности — то и гармония обретет свободу.

Вспомним: психомоторика у созидателя великолепна, энергопотенциал ничем не ограничен. Значит, рассуждали правильно: все упирается в степени свободы критичности.

Как было бы все просто, если бы развивалась критичность — и соответственно, эдак плавненько, по раскручивающейся спирали — развивалась и гармония! Увы, так в природе не бывает. Заяц может расти лишь до определенных размеров. Он не может быть размером со слона, потому что это будет уже совсем другой зверь. Следовательно, мы должны хотя бы в самых общих чертах наметить диапазоны, на которые делится этот прежде монолитный для вас слой — люди на уровне интуиции, или созидатели.

Вот эти диапазоны:

1) талант; 2) гений; 3) творец.

Критичность таланта все еще метрична, как у потребителя, но энергопотенциал такой, что позволяет видеть и решать задачи.

Критичность гения ориентирована на гармонию, как на целостность («золотое сечение» в ней — всего лишь один из элементов), что позволяет решать проблемы.

Критичность творца ориентирована на саму природу, его рабочий энергопотенциал (как у мудреца) общий с природой, что позволяет ему создать антиэнтропийный процесс. Следовательно, его создания одухотворены; то есть не просто живы, но и имеют душу.

Гармония — это самый экономичный способ накопления энергии.

43.

Теперь, когда вы знаете, что такое гармония (можно и не столь категорично: теперь вы знаете, что авторы вкладывают в понятие «гармония»), разберемся с Буратино.

Мы уже писали, что, если бы папаша Карло был ремесленником, он пренебрег бы писком полена и сделал бы кукле аккуратненький носик. И это была бы еще одна банальная кукла, которым нет числа. Но папаша Карло работал не по шаблону, он выражал сущность материала — и получился Буратино.

Для раба гармония — это правильность;

для потребителя — прекрасное;

для таланта — соответствие природе материала.

Чем в первый момент поражает нос Буратино? — Новизной. Такого больше нет ни у кого — и вы только на него и смотрите (и любой талантливый человек привлекает ваше внимание не тем, в чем он обычен, а непохожестью на других). Но проходит совсем немного времени — и вы этот нос перестаете замечать. Почему? — Да потому, что Буратино с этим носом — гармоничен. Значит, расположение носа и его размеры соответствуют «золотому сечению» и телу; мало того — в носе сфокусирован энергопотенциал Буратино.

Напомним известное вам определение: талант — это человек, который банальные задачи решает оригинально. Приложим эту мерку к папаше Карло. Вырезать из полена деревянную куклу — задача банальная; шарманщик смог решить ее оригинально; значит — талант!

Заметим для памяти: талант выявляет в материале задачи

1) новую гармонию, которая становится как бы

2) аккумулятором энергопотенциала.

Но папаша Карло этим не ограничился. Он оживил деревянную куклу. Оживил — это понятие на уровне народных сказок (!); если же по научному: организовал гармонизированный энергопотенциал способностью к действию. Или проще — организовал энергопотенциал Буратино психомоторикой. Еще проще: он дал свободу жизни, которая была в материале (полене).

Это дело посложней предыдущего. Чтобы решить задачу, достаточно подступиться к ее материалу с какой-нибудь одной меркой гармонии, например — с «золотым сечением». Чтобы решить проблему (а мы уже именно об этом ведем речь) — нужна совершенная гармония, причем не в виде какого-то одного ее элемента, а гармония как целостность. Совершенная гармония психомоторики человека, решающего проблему.

Иначе говоря — он должен быть гением.

Напомним: гений — это человек, который осознает проблемы и решает их просто.

Проблема — оживить Буратино. Решение — сообщить ему свою психомоторику. А две эти материи — совершенная психомоторика и высокий энергопотенциал — соединившись дали жизнь…

44.

Дочитав до этого места, ленивый умом посчитает: все, дело сделано. Но те, кто сохранил свежесть мысли (скажем так: не устал), запротестует: позвольте! а как же критичность? Ведь в самом начале книги, когда Буратино проткнул своим инструментом — носом — нарисованный на холсте котелок, было заявлено, что он — талантлив; значит, у него гармоничная ЭПК, причем на достаточно высоком уровне; с энергопотенциалом Буратино мы разобрались, с психомоторикой — так сяк — тоже; но почему о критичности ни слова? Ведь без нее ЭПК просто не будет…

Совокупность психомоторики с энергопотенциалом — это животное. У него прекрасное зрение, нюх, сила, пластика, ощущение, восприятие, память — во всем человек ему проигрывает. И все же человек выше. На что? — На слово. На слово, содержащее смысл.

45.

Надеемся, вы еще не забыли причину, которая заставила папашу Карло взяться за изготовление Буратино: он был одинок. Одинок и стар. Изготовив Буратино, он надеялся достичь

1) понимания (чтобы утвердиться «я есмь»),

2) сопротивления (опереться можно лишь на то, что оказывает сопротивление),

3) со-действия (чтобы одолеть ситуацию «если бы старость могла»).

Живой Буратино — просто живой — только живой (созданный совершенной психомоторикой и высоким энергопотенциалом) — не был способен к решению этих задач. Он вообще пока не был способен решать задачи, поскольку не мог их осмыслить в этом качестве. Ведь он был пока только живым существом. Живым — но не способным думать.

У него не было души.

Память — была; мысль… можно сказать — тоже была (но мысль технологическая обслуживающая движение). Совести не было.

А душа — это целостность. Помните? — бессовестный человек вместо души имеет апсию. Теперь вы знаете, что если и его мысль не заряжена смыслом, то это уже только животное.

Вот и прояснилось, что предстояло сделать папаше Карло, чтобы в Буратино вселилась душа:

1) осмыслить (нагрузить смыслом) мысль,

2) внести совесть.

Но ведь совесть — это тоже мысль! только мысль специфическая: мысль, содержащая нравственную оценку, — мысль, содержащая смысл, отмеренный по шкале Добра.

Выходит, задач было не две — одна! Достаточно нагрузить мысль Буратино смыслом — и в нем проснется душа.

И папаша Карло справился с этим, даровав Буратино слово. Внимание! — не просто научив разговаривать, но научив самостоятельно мыслить.

А самостоятельная мысль организует действие — что суть главная функция критичности.

Человек, дающий жизнь продукту своего труда, — гений.

Человек, пробуждающий душу в продукте своего труда, — творец.

Следовательно, папаша Карло был творцом.

46.

Как известно, первым творцом был Бог.

Он не просто создал Адама, но и вдохнул в него душу; значит — бесспорно — ему пришлось решать проблему критичности.

Вообще-то история сотворения человека и последующего изгнания его из Эдема дошла до нас в тенденциозном изложении. Первоначальная информация не просто расцвечена, но и искажена морализаторством. Вы же понимаете: как только нам начинают указывать — вот это хорошо, а это плохо, — можно не сомневаться, что дело нечисто, что нам хотят что-то внушить. А поскольку мы с вами уже достаточно грамотные, чтобы понимать, что оценки «хорошо» и «плохо» зависят единственно от точки зрения на них, и то, что вчера было «хорошо» — сегодня не выдерживает ни малейшей критики, — попробуем в истории изгнания из Эдема отставить в сторону нравственные оценки и разобраться, как оно происходило на самом деле. Инструмент для этого есть — концепция ЭПК.

(Снятие нравственных оценок вовсе не означает, что мы становимся на позицию «черного человека». Можете считать, что они есть, — просто мы от них абстрагируемся (как во всяком научном исследовании), чтобы получить процесс в чистом виде. Этот прием нам необходим, чтобы обнажить механизм действия эпк. Чтобы иметь доступ к объективной информации. А для этого нужно убрать все, что тенденциозно.)

В этой книге мы уже говорили — а теперь повторим, — что Бог создал Адама не по прихоти. Как и папашу Карло, его вела некая необходимость. О причинах мы можем только догадываться, но все же изложим свою точку зрения. Эта необходимость диктовалась потребностью 1) понимания, 2) сопротивления и 3) со-действия.

Законы природы едины для всего мира. Исключения — это признаки пока неведомых нам законов. И если мы рассматриваем Бога как исключение, то лишь потому, что он стоит над нашей обыденностью, как мир Лобачевского над миром Эвклида. Стоит взглянуть чуть шире — и Бог (и его бытие, и его действия) тоже ляжет в закон.

Так вот, если любое самостоятельно мыслящее существо всю жизнь занято самопознанием (и каждое его действие — это материализация работы его души на этом пути), нет никаких оснований считать, что Бог занят чем-то другим. Одних только 1) действий — недостаточно; хорошо б еще иметь и 2) зеркало; наконец, нужны и 3) контрольные испытания, чтобы знать высоту, которую способен одолеть.

Сотворив Адама, Бог решил эти задачи. И утвердился: я есмь! Конечно, как бы ни был велик творец, творение всегда меньше его. И если даже он создает нечто по своему образцу и подобию, этот зазор непреодолим — законы природы не перехитришь. Но главное, что задача была решена: создав Адама, Бог смог взглянуть на себя со стороны. Известно, что этой карикатурой он остался доволен. Еще известно, что Бог к ней быстро охладел. Причину этого вы знаете: любого создателя интересует только процесс.

Чтобы понять его потребность в со-противлении, напомним, что главная проблема, которую решает творец (начиная с Бога), — это одиночество. Следовательно, Адам должен был быть не просто слепком с Бога и отражением его, не менее важно, чтобы он был самостоятелен. А раз самостоятелен, значит, действующий по-своему, а не по указке Бога. Значит, он должен сопротивляться любому насилию.

Что же до со-действия, то необходимость в нем возникла сразу же по сотворении мира.

Как вы помните, Бог создал мир по своему образу и подобию.

(Ничего другого он и не мог создать! С помощью своего колоссального энергопотенциала он мог материализовать только совершенную гармонию своей души.)

Очевидно, при этом очень устал, потому что оценку своей работе дал высокую: он решил, что мир хорош. Нас в этом факте занимает лишь одно: в конце пятого дня Бог потерял интерес к этой работе (что еще раз подтверждает: и творца интересует не результат — только процесс). Но целостности этот мир еще не имел — в нем не было механизма самопознания — не было зеркала. И тогда, преодолев усталость, через не— хочу Бог создает Адама — опять же по своему образу и подобию. Как часть природы и как ее инструмент. Чтобы он мог продолжить то, что начато Богом.

Адам был частью природы, неотделим от нее. Но в таком качестве он не мог выполнять задачи, которые возложил на него Бог: 1) понимание, 2) со— противление, 3) со-действие. Чтобы стать инструментом, он должен был обладать чем-то, чего нет у природы. У природы нет критичности. Бог вдохнул в свое создание (теперь уже творение) душу — дал ему Слово — и Адам стал человеком.

47.

История изгнания из Эдема интересна тремя проблемами:

1) Зачем был нужен запретный плод?

2) Почему Адам ослушался Господа?

3) Почему за столь малый проступок последовало столь суровое наказание?

Надеемся, никто из вас не считает себя умнее Бога. Каждому из нас известно, что белое обязательно уравновешено черным, добро — злом, это аксиома. Было бы странно, если бы Бог, создавая уравновешенный, гармоничный мир, не знал того, что знаем мы с вами. Знал, конечно! Тогда непонятно, с чего вдруг он стал требовать от Адама однозначности поведения, а когда тот проявил самостоятельность — вдруг взбеленился… Нет уж, давайте-ка рассмотрим эту притчу не как иллюстрацию к вечному правилу «не подставляй борта» («не возникай», «слушай старших», «делай, как велят, как все делают»), а как случай сам по себе, значит, имеющий

1) некий замысел, 2) движущие силы и 3) закономерный исход.

Итак, сотворив Адама, вдохнув в него душу Бог естественно, должен был проверить, что у него получилось. Как проверяется состояние ЭПК? Только в действии. То есть нужно было создать такую ситуацию, чтобы проявилась сущность Адама. И что же делает Бог? Он создает Эдем, но при этом ставит один запрет: вот с этого дерева яблоки не трогай.

Эдем — это ситуация полного комфорта. Запрет — это стереотип. Запретная яблоня — задача.

Если бы Адам был рабом, для него запрет был бы чем-то вроде неколебимого закона природы. Будь он потребителем — он бы обходил задачу десятой дорогой. Но ЭПК Адама была, по меньшей мере, в норме, и едва он услышал запрет — он потерял покой. Очевидно, он недолго себя сдерживал (при его-то ЭПК — попробуй, потерпи!), и едва Бог отвернулся — тут же цапнул яблоко.

Мог ли Бог разгневаться на него?

Ну, конечно же, нет (Ведь Адам выдержал экзамен отлично: его критичность была достаточно зоркой, а ЭПК — неудержимо. На этого парня можно было положиться — и Бог отпустил его в большой мир. Не прогнал — дал свободу.

Дал свободу выполнять свое предназначение.

48.

Бог сотворил Адама; Пигмалион — Галатею; папаша Карло — Буратино. Они не просто делали, даже — не только создавали; они творили. Одухотворяли. Они вкладывали в творение своих рук всю свою душу (а не всю душу, кусочек души — вложить нельзя: целостность разрушится; это будет уже не душа, а нечто иное) — и обретали в Адаме, в Галатее, в Буратино не просто свое продолжение, но свое бессмертие.

Не кажется ли вам, что именно в этом — главный закон творчества?

Вкладывай в дело своих рук всю душу — и твое творение будет жить вечно.

49. (04/91 — 23)

Знаете, чем отличается созидатель (талант, гений, творец) от эрудита? Эрудит боится, что его спросят о неизвестном. Созидатель — надеется на это; потому что говорить о том, что знаешь, — ну никакого интереса!

Это маленькая прелюдия к тому, что авторы не боятся никаких вопросов. Напротив: чем трудней — тем интересней! И чтобы доказать это, мы сами себе зададим вопрос, который сразу покажет, насколько мы свободны от стереотипов (а это и есть самая реальная мера свободы).

Итак, вопрос: как соотносятся, как взаимно расположены мудрец и творец? Если мудрец — вершина человеческого духа, то где же тогда творец?

Трудность вопроса очевидна: с одной стороны, если творец сотворил все сущее, то непонятно, как его превзойти; с другой стороны — мы уже заявили, что на вершине стоит мудрец. Как говорится, место занято…

Обратили внимание? Мы уже уперлись в стереотип: всемогущество творца. Между тем творец — всего лишь часть природы. И его могущество — тоже штука условная. Если его конкретизировать, то окажется, что это всемогущество только по отношению к нам — это, во-первых. Во-вторых, его принципиальное отличие от нас лишь в том, что он может одухотворять живое — создавать антиэнтропийный процесс. Простите: третьего мы не придумали; наверное, и необязательно.

(Мы не берем в расчет сотворение тверди и вод и света, и всяких тварей земных и небесных, поскольку ясно, что ничего ниоткуда не берется, и если где-то нечто материализовалось, значит, в другом месте на столько же убавилось. То есть все эти дела и нам доступны — в меньших размерах, разумеется.)

Итак, творец выше нас на Слово.

Но ведь и мудрец владеет этим Словом! Именно Словом он возвращает целостность страждущей душе…

У них один инструмент, но работа разная: творец создает целостность, мудрец ее восстанавливает.

Трудно представить кого-то выше творца, поэтому предлагаем в качестве компромисса другое определение: дальше. Мудрец — наилучший ученик творца; как всякий хороший ученик учителя-творца, он овладевает всей территорией, которой владеет учитель, и в какой-то момент выходит за ее пределы, чтоб идти дальше. Не секрет: сотворенный Богом Адам был далек от идеала (от образца самого Бога). И мы видим: сам по себе человек лучше не становится. Следовательно, Господь забросил это дело: что получилось — то и получилось; видать у него появились дела поинтересней. Но — мы где-то уже говорили это — талант (созидатель) делает свое дело только хорошо. Поэтому, чтобы не переделывать не возвращаться к уже пережитому процессу, Бог и запрограммировал возможность появления мудреца, который способен продолжить начатое им дело.

(Надеемся, вас не смущает скала Истины, у подножия которой трудится мудрец? Это для тех, кому важен результат. Истина представляется последней инстанцией — тупиком. А для нас с вами Истина — это процесс. Значит, дорога без конца.)

50.

Эту главку, дорогие наши читатели, можете пока что смело пропустить. Она — только для талантов, гениев и творцов; и написана с единственной целью: помочь им разобраться, кто из них есть кто.

У них один общий признак: они действуют. (Напомним: раб избегает действий; потребитель — всю жизнь собирается действовать и эти сборы — его заслонка от настоящей работы.)

Различие между ними — в существе той работы, которую они выполняют. Талант решает задачи.

Задача — это дискомфорт, который обладает достаточным энергопотенциалом, чтобы заставить заниматься собой.

Задача банальна по своей сути. Это шаблон. Прокрустово ложе, в котором таланту неудобно, — и он переделывает это ложе в соответствии с 1) «золотым сечением», 2) пропорцией и 3) своей ЭПК.

Гений и творец решают все задачи подряд — походя, не замечая. ЭПК таланта лимитирует его возможности, поэтому от слабых задачек он отмахивается (зачем работать, если работы можно избежать?), большие обходит сторонкой (чтобы не надорваться, не рухнуть на дно, к рабам), зато от соразмерных ему задач его невозможно оторвать. Он может решать одну задачу сколь угодно долго, хоть всю жизнь (лишь бы видел, что дело движется — значит, прибавляется его территория. Силы для этого ему не нужно копить: он решает задачу за счет ее энергии, повышая тем самым свой энергопотенциал.

(Напомним, что раб штампует за счет собственного энергопотенциала, а потребитель умудряется работать, тратя ровно столько, сколько может тут же приобрести.)

51.

Гений решает проблемы.

Проблема — это состояние ЭПК, которой вынуждает материализовывать свою гармонию.

Задача — всегда вне; проблема — внутри гения. Это состояние души, когда растущий энергопотенциал полностью заполняет совершенную психомоторику гения. В этот момент внутренней гармонии происходит самоосознание (работа критичности).

Состояние души — это чувство.

Совершенное чувство умирает в идее.

Идея — это мысль, вынуждающая к действию.

Чувство — это процесс; пока чувство остается чувством, оно не приедается, длись оно хоть всю жизнь. Идея — это результат; это продукт в форме мысли; и поскольку любой результат ограничен, он вызывает новое чувство — теперь уже дискомфорта.

Обычную мысль можно думать и тем устранять дискомфорт. С идеей такой номер не проходит. За идеей — гармония совершенной психомоторики и энергопотенциала. Идею додумать нельзя, поскольку, повторяем, она уже результат. Освободиться от нее можно единственным способом — если ее воплотить.

Материализовать.

Себя — вовне.

Это вовсе не страшный труд, как может показаться. Мы судим по изумительному результату, недоступному для наших скромных сил, и думаем: сколько ж ему нужно было попотеть, чтобы смочь такое и так!.. И ошибаемся. Потому что гений работает легко. Потому что главный инструмент, которым обрабатывается материал, — это не он сам, а идея. Энергопотенциал, на гребне которого она рождалась лег в нее весь, как в аккумулятор. И теперь вся суть созидательного процесса в том, чтобы этот энергопотенциал перетек из идеи в материал с минимальными потерями.

Отсюда вывод: если гений работает трудно, мучается, сомневается, заходит в тупики, — он пытается воплотить не созревшую идею, а лишь предчувствие ее.

Вывод второй: если у гения продукт получился сложным по форме — значит, в основе его была не идея, а чувство.

Вывод третий: если гений работал трудно и продукт получился сложным по форме — значит, это была не проблема, а большая задача, и гений не смог решить ее сразу, легко и просто лишь потому, что его ЭПК была далека от необходимой гармонии. Необходимой — чтобы родилась (сама! только сама! — спелое яблоко падает само) идея.

Еще раз повторим: гений работает легко, как птичка поет. Потому что по мере воплощения идеи (по мере перетекания в материал энергопотенциала) гению становится все легче. Он освобождается! — и за счет падения давления пара, и за счет прибавления территории.

Необходимо уточнить, чем при этом занята критичность.

1) Это она находит материал;

2) Контролирует процесс;

3) Дает оценку, добиваясь от психомоторики и энергопотенциала такого результата, чтобы он соответствовал посильной этому гению меры

1) точности, 2) ясности и 3) простоты.

Здесь будет уместно напомнить уже известную вам аксиому: проблема рождает проблему. Почему так — понять несложно. Ведь любая решенная проблема увеличивает территорию гения, и за счет расширившихся границ с незнанием он выходит на новые проблемы. (Задачи соразмерные таланту, при их решении увеличивают его территорию; но эта территория всегда в пределах знания и никогда не соприкасается с неведомым — даже случайно. Следовательно, талант только культивирует известное.)

52.

Чтобы лучше понимать различие между гением и талантом, рассмотрим это на примере Моцарта и Сальери (по маленькой трагедии Пушкина). С Моцартом все ясно; как говорят, в музыке он бог (значит — творец), но поскольку до сих пор творцов и гениев не различали, не будем отступать от текста — пусть будет гений.

Что мы знаем о Сальери? Вот его самохарактеристика (творческая): «Звуки умертвив, музыку я разъял, как труп. Поверил я алгеброй гармонию». Говорит ли это о таланте? Нет. Зато дальше читаем: «Два, три дня, позабыв и сон и пищу, вкусив восторг и слезы вдохновенья, я жег мой труд и холодно смотрел, как мысль моя и звуки, мной рожденны, пылая, с легким дымом исчезали». Из этого видно, что 1) он смело шел навстречу дискомфорту и преодолевал его; 2) познал вдохновение; 3) его интересовал не результат, а процесс — сжечь рукопись для него ничего не стоило.

Значит, бесспорно, талант.

Но, может быть, выше? Быть может, все же гений? Ведь не зря же в разговоре о Бомарше Моцарт ему говорит: «Он же гений, как ты да я». А гений не ошибается! И льстить Сальери ему было ни к чему. Так где же истина?

Она и там — и там. Сальери трудился на уровне таланта — и тут правы мы; но Моцарт в его музыке гораздо больше, чем сам Сальери, музыка друга рождала в Моцарте проблемы — вот почему он их адресовал источнику. Здесь нет противоречия, как нет перегородки между талантом и гением. Они в одном диапазоне — вот почему Моцарт видит в Сальери ровню.

Кстати, по той же причине Моцарт приводит с собою из трактира старого слепого музыканта. Если б старик играл просто плохо — Моцарт бы не остановился: дискомфорт внешний, дискомфорт, рождающий задачи, — гений решает походя. А Моцарт привел старика с собою: «Из Моцарта нам что-нибудь!» Значит, в этих обломках своей — давно завершенной и всемирно знаменитой музыки («Свадьба Фигаро»!) — он ощутил проблему. Иначе говоря: потребность музыку писать.

А что же Сальери? Ведь они в одном диапазоне; отчего же он смотрит на Моцарта снизу вверх — «Священный дар», «Бессмертный гений»?

Его беда была в том, что, поверив алгеброй гармонию, он целостность гармонии разложил на элементы. Каждый из этих элементов был совершенен (например, «золотое сечение»), но, вырванные из целого, они становились шаблонами. Совершенными, но шаблонами. Следовательно, Сальери (кстати, он этого и не отрицал) именно шаблонами работал.

Напомним, что такое шаблон. Это материализованная мысль. Либо число, либо мерка — неизменные, независимые от обстоятельств (не зря ведь по ступенькам шаблонов Сальери намеревался подняться к вечности!).

Целостность гармонии разложить на элементы можно (правда, при этом исчезнет объединяющая их жизнь). Но вот обратное действие — получение целостной гармонии из элементов — еще не удавалось никому. И в этом был просчет Сальери. Утверждая: «музыку я разъял, как труп», — он имел в виду только материю музыки, ее ткань, звуки, мелодии, ритмы, тембры, темпы. При этом он надеялся, что, имея идею, он соберет вокруг нее эти элементы — и вновь получит музыку…

Не вышло.

Потому что, соединив все элементы гармонии, он получил труп.

Что разъял — то и получил.

Жизнь он не учел. Но даже если б и учитывал — мог ли бы он ею оживить совершенный труп?

Нет.

Потому что выбранный им инструмент исключил жизнь. Мысль ее исключает. Потому что мысль — это фиксация. Это конец. А жизнь текуча; она — процесс. И чтобы она жила в музыке, музыка должна строиться на материале не мысли, а чувства. Чувство, которое есть гармоническая целостность и которое целостная гармония и может материализовать.

Вот почему Сальери не мог постичь секрета Моцарта. Чувства, материализованные Моцартом, бесконечны, а мысли, на которые рассчитывал Сальери, — ограниченны.

53.

1. Талант обнаруживает — и называет — неизвестное в известности.

Гений ощущает в себе дискомфорт, рожденный совершенной гармонией, и материализует ее в веществе природы.

Творец пользуется всем веществом природы, материализуя в нем свою душу.

2.

Талант культивирует природу?

Гений работает как сама природа.

Творец создает вторую природу. Духовную.

3.

Человек обладает двумя видами памяти: родовой и видовой.

Родовая — это память генотипа. Она содержит информацию о развитии нашего тела и животном поведении. Души в ней нет.

Видовая — это память человечества. Она содержит информацию о всем опыте человечества — положительном и отрицательном; о правилах игры в жизнь; о смысле самой жизни. Душа материализуется из этой памяти.

Если бы не было второй природы, каждое поколение проходило бы путь от нуля до некой высоты — и прогресса бы не было. Благодаря второй природе мы воспринимаем опыт предыдущих поколений и имеем возможность идти дальше.

Но не всегда и не все.

Каждый из нас, родив ребенка, получает шанс стать творцом.

Если ребенок вырастет среди второй природы, но рабом — он будет владеть словом, но это будет всего лишь говорящее животное.

Если ребенок будет воспитан на идеях Истины, Добра и Красоты и слово, которое он усвоит, будет наполнено смыслом, — это будет человек.

Значит, мы творим не когда зачинаем, кормим и защищаем, — творим, когда воспитываем.

4.

Мы привели пример с творением человека, во-первых, для того, чтобы вы поняли принцип этой работы, и, во-вторых — чтоб вы знали, какая высокая миссия на вас возлагается, когда вы становитесь родителем.

Не для утешения, а так оно и есть: если вы воспитали в ребенке жажду смысла, жажду созидания — вы прожили свою жизнь не зря. Она наполнена смыслом. Вы выполнили предназначение природы.

5.

Родитель творит человека.

Созидатель на вершине своих возможностей творит вторую природу. И любой творец — в этом главная его особенность — создает антиэнтропийный процесс.

Повторяем: он одухотворяет продукт своей работы, материализует в нем свою душу.

Творец — это идеальное сочетание ЭПК при максимальном энергопотенциале.

И чтоб совсем коротко:

Творец — это человек, одухотворяющий природу.

54. ТАЛАНТ НЕ ИМЕЕТ ВОЗРАСТА

С первой страницы этой книги мы утверждали, что талант не элитарен; что механизм, способный выполнять талантливую работу, заложен в каждого из нас. Просто этот механизм начинает работать, писали мы, когда ЭПК поднимается до нормы. (В юности ему не нужно никуда подниматься. Достаточно, чтобы молодого человека не испытывали прокрустовым ложем, чтобы он развивался свободно — и ЭПК сформируется в наилучшей пропорции.)

Мало того, мы все время подчеркивали, что механизм таланта включается самопроизвольно. Пока ЭПК ущербна — ничего не происходит; вышли на норму — откуда ни возьмись! — пошла талантливая работа.

У тех, кто лишь следит за текстом, кто лишь идет за нами шаг в шаг, эти рассуждения не должны вызвать неприятия. Но если ваша ЭПК в норме (если вы талантливы) — вы должны заметить, что в этих рассуждениях вроде бы игнорируются законы природы.

Посудите сами.

Известно: так не бывает, чтобы какой-то механизм в живом организме годами простаивал без дела — и с ним бы ничего не случалось. Если мышца не работает хотя бы две недели — она теряет три четверти силы; если она не работает два месяца — она атрофируется. Если сустав зафиксировать неподвижно на достаточно продолжительное время (из-за болезни, тяжелой травмы) — он закостеневает и перестает работать как сустав.

То же и с талантом. Логика подсказывает, что если механизм таланта простоит хотя бы год без дела, для запуска его в работу потребуется не просто нормальная ЭПК, а ЭПК грандиозная, идеальная, ЭПК неодолимой силы. Ведь потребуется влить жизнь в мертвое, восстановить связи в глухом и немом, преодолеть ржавчину — и при этом ничего не сломать!..

А если этот механизм простоял без работы три, а то и тридцать лет?

Гиблое дело.

Что-то тут не так.

Чтобы какой-то живой механизм мог включиться в работу в любой момент — он должен быть активным постоянно. Не просто быть в рабочем состоянии — именно работать.

Следовательно, он работает не только у таланта, но и у потребителя? И даже у раба?

Конечно.

Механизм таланта — это саморегулируемая информационно— энергетическая машина. Здесь энергетика обеспечивается энергопотенциалом, информационное обеспечение — психомоторикой, саморегуляция (настройка, организация и развитие) — критичностью.

Раб — это энергетическая машина. Информацией он пользуется минимальной: чтобы организовать энергию и не сломать шаблон. Саморегуляция — реактивного типа — самая примитивная: да — нет.

И все же это тот самый механизм, который при совершенной ЭПК может из безжизненного мрамора произвести Венеру Милосскую.

Потребитель — это информационная машина. Она сама настраивается на источники энергии, самоорганизуется под них и автоматически отключается, когда достигает комфорта.

Если у раба работает только энергопотенциал, а психомоторика ходит в прислугах (критичности практически нет, но когда возникает угроза раковине — ее хватает, чтобы писком предупредить об опасности), то у потребителя работает только психомоторика, которой прислуживает критичность. Энергопотенциал здесь — слуга слуги: он прислуживает критичности.

Почему потребитель ощущает себя невостребованным талантом?

Потому что механизм ЭПК работает в нем свободно и естественно, но при этом ограничен предохранителем: «золотым сечением». Этот предохранитель блокирует одну из функций критичности — развитие. В результате потребитель всю жизнь крутится в ограниченном пространстве, как белка в колесе. И только если жизнь сломает эту золотую клетку — его критичность станет полноценной, а значит, и энергопотенциал теперь уже ничто не будет лимитировать, и он тут же начнет расти, как снежный ком — ведь это естественное следствие работы антиэнтропийной машины — таланта.

Значит, только тогда, когда в механизме таланта все составляющие ЭПК работают на равных, мы получаем новый продукт: 1) решенную задачу, 2) открытую тайну природы, 3) одухотворенный предмет.

Напомним уже знакомую вам мысль:

у раба механизм ЭПК (механизм таланта!) работает на самосохранение;

у потребителя — на самообслуживание;

у созидателя — на самовоплощение.

Но везде это один и тот же механизм.

И только от вас самих — от вашей мудрости и вашего мужества — зависит, в каком режиме он будет работать. Кем вы будете жить. Какую жизнь вести.

Нашу правоту подтверждают те, еще вчера неведомые миру таланты и гении, которые вдруг распрямляются — одни в середине, другие уже в конце своей жизни, — и начинают создавать нечто небывалое, необычайное. Десятки лет человек жил сереньким и неприметным, но вот позволили обстоятельства — и он становится самим собой, таким, каким на роду ему было написано стать. Либо давление пара достигает таких атмосфер, что уже никакая раковина не выдерживает — и все прошлое отметается, и уже все равно, что люди скажут и какая погода на дворе. Проблема, которая выносила в своем чреве идею — это, знаете ли, штука почище ядерной бомбы.

Что тут можно посоветовать?

Рабу — понять, что его свобода только от него зависит.

Потребителю — прикинуть еще раз, что все-таки прекрасней: чирикать в золоченой клетке или протиснуться между прутьев и — была не была! — рвануть со своей песней в поднебесье, чтобы почувствовать, как свежий воздух распирает грудь, чтобы узнать, какой он — его настоящий голос.

А таланту ничего советовать не будем — все равно ведь сделает по— своему.

Глава шестая. КРИТИЧНОСТЬ

Признаемся: чтобы понять критичность, нам потребовалось много лет.

С психомоторикой у нас проблем не было: мы продолжали могучую отечественную традицию, корни ее были надежны. Но ветви на стволе были повернуты в одну сторону — к моторике: о душе вспоминали как бы между прочим. Нам оставалось осветить это дерево с другой стороны. Душа раскрылась — и психомоторика, выпрямившись, из кособокой золушки превратилась в чудную принцессу.

С энергопотенциалом было посложней. Эзотерические трактовки нас не устраивали: мы любим сказки, но — как образы, как меру, а не как научную истину в последней инстанции. А современная наука перед энергопотенциалом робеет. Признает: есть! старательно накапливает информацию; придет время — начнет обобщать. А мы ждать не могли, нам энергопотенциал был нужен уже вчера, поэтому пришлось возвратиться к Аристотелю, пришлось во многих местах самим торить первопуток, постигать сущность энергопотенциала и открывать законы, по которым он живет. Вроде бы неплохо получилось.

Упоминание Аристотеля не случайно. Сколь бы ни были оригинальны наши разработки в области энергетики тела и души человека, об этих проблемах думали и писали еще до нас. А вот о критичности — ничего. Нигде. Ни у кого. Мы-то чувствовали: она есть! Не может не быть, потому что иначе человек оказывался в пустоте, сам по себе, в воображаемом мире. А это не так. Если я ударился локтем о стол, то боль мне подсказывает, что стол — реален, он в чем-то ограничивает мои притязания, а какое-то мое чувство явно дефективно, иначе я бы не допустил испытания себя такой острой болью. И если троллейбус забит до отказа, а я все же пытаюсь в него влезть, пока от хорошего пинка не оказываюсь на асфальте, — это тоже мне подсказывает, что какое-то чувство в моей душе утратило меру.

И когда — придумав велосипед — в своей гордыне мы воображаем себя сверхчеловеком (изобретатель велосипеда — не осознавая того — пользуется материалом ноосферы, а это не творческий процесс), либо — в еще большей гордыне — сознательно опускаемся до уровня травы, счастливой своим растительным существованием, — это тоже явные знаки, что какой-то заложенный в нас инструмент сломался, и мы утратили представление о своем месте в природе, о своем человеческом предназначении — творить.

Короче говоря, мы понимали, что несомненно есть какой-то механизм, инструмент, процесс, описывающий и разрабатывающий наши отношения с 1) природой, 2) обществом и 3) Богом.

Инструмент, без которого жизнь превращалась в кошмар из блужданий в лабиринте, набивания шишек и утраты какой бы то ни было перспективы. Мы решили: раз без него невозможно, значит — он есть.

И нарекли его критичностью.

Критичность — это способность души находить гармонию с миром (природой, обществом и Богом).

Эта формулировка описывает наше сегодняшнее понимание критичности, тот уровень, на котором мы сегодня находимся.

Четверть века назад в нашей триаде ЭПК на месте третьей составляющей был «икс». Его заполняло нечто неведомое, без которого человек действующий был невозможен. Но и разглядеть этот инструмент (тем более — понять, как он работает) мы еще не могли. Мы знали одно: чтобы действовать — человек должен различать: «вот сюда я могу ступить, а здесь провалюсь», «эту стену я могу проломить, а к этой пока не стоит подступаться», «все полагают, что здесь тупик, а моя интуиция подсказывает, что здесь ход в огромный новый мир.»

Как назвать эту способность словно локатором ощупывать окружающий мир? Как назвать способность не верить очевидности? Как назвать способность мерить все собою?

Так появилось словечко «критичность».

Пока только словечко — на большее оно не тянуло. Нас устраивало, что оно знакомо каждому грамотному человеку. Устраивало, что по первому впечатлению его будут трактовать, как способность критически относиться к миру, — и к тому, который вне, и к тому, который внутри нас. В этой трактовке нет ошибки; другое дело, что она простовата, если не сказать резче — примитивна.

Но именно с этого мы начинали: с фиксации разницы потенциалов положительных и отрицательных эмоций, гармонии и стереотипа, с обнаружения дисгармонии, которая суть дверь к задаче или проблеме.

Словечко «критичность» заполнялось смыслом, наливалось сутью, теряло индивидуальные черты, обретая всеобщность. И вот наконец мы можем сказать, что в результате наших терпеливых трудов «критичность» развилась из слова в понятие. Слово только называет — вещь, состояние, процесс. Понятие описывает сущность вещи, состояния, процесса — и потому позволяет их 1) понимать, 2) направлять и 3) созидать по собственной мерке.

Если психомоторика описывает целостность души и тела, если энергопотенциал дает этому механизму жизнь и возможность действовать, — то критичность описывает условия, при которых эти действия совершаются в пределах дозволенного.

Критичность — столь же всеобщая функция живого, как и душа. Она неотрывна от души — и соответствует ей. У примитивной души — примитивная критичность; у развитой — развитая. Сколько видов души — столько и видов критичности.

Именно критичность —

1) определяет число степеней свободы данного живого (душа — ощущает дискомфорт; критичность нужна душе, чтобы дискомфорт разглядеть и понять — назвать; примитивная душа имеет лишь одну степень свободы, позволяющую закрыться от дискомфорта; более совершенная душа — имеющая две степени свободы — позволяет перестроиться, приспосабливаясь к дискомфорту; человеческая душа имеет три и более степеней свободы, что позволяет ей утилизировать дискомфорт, превращая его в комфорт, и значит — в часть себя),

2) описывает сферу жизни данного живого (критичность стоит на страже жизни, работая с дискомфортом, она ищет компромисс со средой, с другими жизнями, с другими душами — чтобы сохранить свою жизнь; с ее помощью живое охраняет свою территорию, и в зависимости от энергопотенциала программирует аппетит, который по-ученому называется территориальным императивом),

3) формирует цель — доминанту жизни данного живого (цель — это реализованный в душе территориальный императив; растение тянется к солнцу, животное ищет комфорт, человек — Бога).

Мы рассмотрим семь видов критичности:

1) критичность растительной души, 2) критичность животной души, 3) критичность раба, 4) критичность потребителя, 5) критичность таланта, 6) критичность гения, 7) критичность творца.

КРИТИЧНОСТЬ РАСТИТЕЛЬНОЙ ДУШИ

Рассмотрим критичность живой клетки. Этого достаточно, чтобы понять проблему, потому что огромный баобаб отличается от микроскопической клетки только размерами.

В чем предназначение живой клетки? Она сохраняет жизнь.

В частности — свою; а если взять в глобальном масштабе — жизнь на Земле.

Когда это началось, каким образом случилось: возникла жизнь! — нам не дано узнать. Мы привычно употребляем слово «случилось», говорим: «произошла жизнь», — но как близки к истине или как далеки от нее эти слова — мы не знаем. Стереотипное представление: «однажды жизнь началась», — всего лишь наш компромисс с огромным, бесконечным неведомым. Мы не могли бы спокойно, уютно жить рядом с провалом в бездну, и потому отгородились от него заслонкой, на которой написано: «однажды жизнь началась!»

Мы не знаем моста между живой и неживой природой. Вероятно, он где-то есть, но пока что огромный самовлюбленный монстр по имени Наука, преобразующий лик Земли, своевольно лепящий мировоззрение, психику и образ жизни целых поколений землян, — когда дело доходит до секрета маленькой живой клеточки, — теряет свой гонор, теряет голос, становится таким неприметным, что невольно возникает вопрос: а есть ли она вообще, эта Наука, если она не может ответить на самый первый вопрос: как возникла жизнь?

Обратите внимание: мы поставили глагол «возникла» в прошедшем времени, потому что убеждены: жизнь появилась на Земле лишь однажды. Все же остальное время она боролась за свое существование. А это было возможно лишь посредством

1) накопления жизненной энергии (энергопотенциала), который обеспечивал ее автономность, и

2) развития форм жизни (совершенствования психомоторики) для самого экономного и пластичного воплощения территориального императива.

А как же критичность живой клетки?

1. Критичность — как свойство живого — ищет компромисс с окружающим неживым.

2. Опираясь на гармонию жизни, критичность ищет в окружающем неживом недостающие элементы для построения гармонии клетки.

3. Обнаруживая в окружающем неживом дисгармонии, критичность прогнозирует возможность реализации территориального императива, — утилизует их, делая их частью себя.

Прежде, чем продолжать разговор о видах критичности, необходимо разобраться, как работает важнейший ее прибор — территориальный императив.

Расшифровать его несложно. Он означает, что живому (клетке, растению, животному, человеку) для нормального существования необходим некий пространственный минимум (моя территория). И живое — чтобы выжить — старается сохранить эту территорию (консервативная функция императива); либо — если позволяют обстоятельства — увеличить ее (радикальная функция).

Как проявляется территориальный императив растительной души?

Если клетка находится в равновесии с окружающей средой — ее территориальный императив стоит на страже этого равновесия, чем способствует выполнению клеткой ее основной функции — сохранения родовой программы.

Если в клетке накапливается энергопотенциал, превышающий энергопотенциал окружающей территории, она начинает оказывать давление на эту территорию. Дальнейшее развитие сюжета зависит от того, что на этой территории находится.

1. Если там нет живого, клетка, делясь, будет стремиться захватить столько территории, насколько хватит избыточного энергопотенциала.

2. Если на сопредельной территории находится чужеродное живое, клетка, пользуясь своим энергетическим превосходством, стремится это живое с территории вытеснить.

3. Если же там находятся родственные клетки — возникает кризис.

Территориальный императив — это закон, запрещающий подавлять себе подобных. Обойти закон нельзя — если оставить все как есть — от избытка энергопотенциала клетка «перегреется» и погибнет. Чтобы спастись — есть единственная возможность: измениться самой, и тогда окружающие родственные клетки окажутся как бы чужеродными, и с ними можно будет разговаривать с позиции силы.

Что значит измениться самой?

Это значит — изменить свою растительную душу. Изменить сенсомоторику. Мутировать.

Клетка так и поступает: перерождается — и начинает давить окружающих вчерашних родичей почем зря.

(Широко известна теория мутаций, вызванных сильным облучением, например, радиационным. Но ведь это, по сути, то же самое. Клетка при облучении получает колоссальный энергетический импульс — это ли не знакомое вам появление избыточного энергопотенциала?)

КРИТИЧНОСТЬ ЖИВОТНОЙ ДУШИ

Территория улитки — не только ее хрупкий домик, но и тот, скажем квадратный метр земли, с которого она кормится и на который ее соседи, обнаружив ее след, не посягают.

Территория собаки — не только ее будка (квартира), но и та часть улицы, которую она застолбила, поднимая в приметных местах заднюю лапу. И пусть это сделает плюгавая болонка — закон есть закон, и после нее на улице появится огромный дог, он не станет оспаривать ее прав, а будет как-то приспосабливаться к обстоятельствам.

Территориальные притязания улитки продиктованы необходимостью выжить. Чем же продиктованы территориальные притязания домашней собаки? Ведь кормят ее дома (если она подберет что-то с земли — хозяин ее накажет); если ей необходимо побегать, поразмяться — хозяин ведет ее от помеченных мест в парк или на собачью площадку; если в ней заговорит голос пола — дома или в кинологическом центре организуют случку. И все-таки, когда перед сном ее выводят на прогулку, она внимательно изучает «свою» территорию и освежает метки. Почему?

В ней говорит инстинкт.

Из поколения в поколение домашние собаки делают очевидно бессмысленную работу — а инстинкт не слабеет. (Как живая клетка на протяжении миллионов поколений стремится сохранить себя в неизменном виде, так и инстинкты — самые консервативные поведенческие инструменты животного — остаются неизменными, покуда животные существуют. И именно критичность следит, чтобы инстинкт работал в пределах дозволенного — в диапазоне поведенческой гармонии.) И в этом великий смысл: пусть в жизни сотни домашних собак этот инстинкт не играет роли, но сто первая оказывается выброшенной на улицу, в поле, в лес — и тогда инстинктивная способность пользоваться законом территориального императива становится для нее спасительной.

Вопрос: чем руководствуется собака, помечая территорию? Иначе говоря, что диктует территориальному императиву претензию именно на такую территорию, на такие ее размеры, а не на большие?

И тут же второй вопрос: почему дог «уважает» метки болонки?

На волка охотятся, обкладывая его флажками. Опасность надвигается, ситуация экстремальная — нужно спасать жизнь. Но чужая метка (ах! если бы вдруг отказала критичность — и чужое потеряло бы свое лицо!) — это святое, инстинкт сильнее страха. И волк бежит в свободное пространство навстречу ружьям.

Если бы у животного был разум, оно бы действовало не «как надо», а «как хочу» — не по закону природы, а по собственному закону. Оно бы постоянно подавляло свои инстинкты, и вместо поддержания гармонии в природе вносило бы в нее хаос. Но еще точнее будет сказать: в тот день, когда бы у животного появился разум (даже самый примитивный), жизнь на земле повернула бы к катастрофе.

Отвечаем: собака помечает такую территорию, на которой она может поддерживать свой собачий порядок. Не порядок среди собак — иначе будут нескончаемые драки (да другие собаки сюда и не забегут, разве что нечаянно), а порядок в природе — в том диапазоне жизни природы, который входит в компетенцию собаки.

Значит, собака помечает территорию, за порядок на которой она готова нести ответственность. Ответственность за свою территорию — это тоже инстинкт.

Территориальный императив — сила центробежная; ответственность — сила центростремительная.

Какова здесь роль критичности?

Основная. Именно критичность — главная героиня конфликта двух инстинктов. Именно критичность находит компромисс между ними: чтобы территориальный императив не зарвался — потому что это провоцирует опасность извне; чтобы ответственность не задавила свободу — что тут же вызовет падение энергопотенциала.

Следовательно, задача критичности — найти такое равновесие между территориальным императивом и ответственностью, чтобы собака на «своей» территории не чувствовала ни малейшего дискомфорта.

Теперь вам понятно, почему дог не претендует на территорию болонки: он «знает», что она пометила ровно столько, насколько хватает ее ответственности. Хотя дог и большой, делить ответственность с болонкой он не станет: у животных разделение ответственности начинается лишь после того, как образовалась новая животная целостность — семья.

Выводы:

1. Если критичность животной души в норме, животное живет в мире со всеми «соседями» своего вида. И работа его ЭПК(точнее — ЭСК — ведь у животных сенсомоторика вместо психомоторики) имеет единственную цель: поддержания комфорта на «своей» территории.

2. Если критичность животной души деградирует, и этот процесс захватил сенсомоторику, — механизм ответственности начинает давать сбои, на территории животного количество допустимой дисгармонии выходит за пределы нормы, — и животное утрачивает определенное законом природы право на эту территорию. Если теперь сюда придет другое животное этого вида — хозяин должен уступить территорию. Если же хозяин при этом огрызается, пытается защитить свои утраченные права — это значит, что процесс деградации зашел так далеко, что животное перестало слышать голос природы. Оно обречено на гибель.

3. Если критичность животной души деградирует, и этот процесс захватил энергопотенциал, который становится бесконтрольным, — механизм территориального императива разрушается, животное оказывается на чужой территории, причем ведет себя агрессивно, — а это начало конца.

КРИТИЧНОСТЬ РАБА

Раб — это тупик; это бесплодная ветвь на древе человеческого рода. Для поддержания своей жизни эта ветвь тянет на себя соки дерева, но отдачи не дает. Напротив, не отягощенная работой плодоношения, создания нового, эта ветвь наливается пустой силой, затеняя плодоносящие веточки, которые только и оправдывают существование дерева.

Вы вправе усомниться: как же так? ведь рабов — не меньше 90 % от числа людей; неужели природа могла допустить такую нерациональность?

В это не хочется верить — но это так.

Хотя далеко не везде так. В больших городах соотношение может быть даже худшим; и в сельских местностях, где население в силу социальных обстоятельств деградирует — тоже. Но в нормальном селе — крепком, спокойном, со здоровым бытом и уважением к традициям, — число рабов может быть минимальным. И так было всегда, от начала истории. Ведь была же когда-то в древней Греции афинская республика, число одаренных граждан которой превышало число граждан-рабов многократно.

Откуда они взялись вдруг — в одном месте и в таком количестве?

Их родила свобода. Культ нормы. Культ свободного развития, культ ненавязчивого (свободного) воспитания. Культ гармонии между территориальным императивом и ответственностью.

Раба рождает социум. Этот социум воплощен в родителях, которые «делают» ребенка либо случайно, либо повинуясь детородному инстинкту, нимало не заботясь о том, в каком состоянии физическом и душевном они совершают оплодотворение, и в каком состоянии — физическом и душевном — мать затем вынашивает этот плод. А потом, после родов, сперва родители, а затем и детские учреждения делают все, чтобы отнять у новорожденного — малыша — ребенка свободу. Не отнимают только то, что отнять невозможно — прожиточный минимум ее. Малыш научается бороться за свое существование, научается хитрить, упираться, сопротивляться, научается ломать, — научается всему, что позволяет жить, не претендуя на свободу. Кем же такой ребенок может вырасти? Разумеется — только рабом.

Природа (в принципе) производит гармонического человека, социум — раба.

Чтобы социум не уродовал работу природы, нужно, чтобы свободное развитие ЭПК было законом.

Человек никогда не развивается весь равномерно. В его генетическом коде программы развития систем и функций записаны в строгой последовательности; и только в этой последовательности, а не иначе, они включаются. Включаются по очереди, но потом, когда инерция реализации очередной программы достигает необходимой величины, ее приоритетность иссякает — и она выполняется (пока не закончится) параллельно со всеми предыдущими. Каждый замечал, как в определенные годы у подростков вдруг начинают расти кости — и дети становятся неловкими и угловатыми (хотя за пару лет до того были сложены и двигались гармонично); потом на этих костях вдруг начинают расти мышечные и жировые ткани.

Еще пример — с половым развитием: вначале формируются половые органы, затем в них развивается способность к нормальному функционированию, и лишь потом — способность к репродуктивной работе. То же и с ЭПК.

Напомним: когда человек родился, он имеет только базовый энергопотенциал. И с первой же минуты жизни начинает набирать энергопотенциал оперативный. Первое движение — это первый грошик в копилку психомоторики, но сравнивать эти два процесса пока не приходится. Оперативный энергопотенциал (в нормальных условиях) растет стремительно, а психомоторика в это время только примеряется, только проверяет, все ли в теле ладно, не подведут ли анатомия и физиология, когда придет ее черед.

Конец разминки психомоторики и начало ее движения вперед приходится на то время, когда оперативного энергопотенциала накоплено достаточно, чтобы глаз начал видеть нормально, чтобы малыш хотел дотянуться до игрушки, хотел поднять голову и поворачивать ее на звук, хотел сидеть.

Еще долго психомоторика будет позади (ведь оперативный энергопотенциал развивается и за счет ее работы тоже), но где-то к пяти годам (при нормальном развитии ребенка) она — нет! не выходит вперед — но полностью овладевает зарядом оперативного энергопотенциала — и мы любуемся гармоничным, пластичным и очень умным для своего возраста человечком.

ВОЗРАСТ ГРАЦИЙ

А что же критичность? Где она? Когда она зарождается и когда начинает работать достаточно активно, чтобы ее заметили?

Критичность рождается с первым чувством.

Когда ребенок не просто хватает подвернувшуюся игрушку, но выбирает из них ту, которую больше хочет; когда он решает, идти на руки к чужому человеку или нет, — критичность родилась.

Но если ребенок развивается нормально — критичность незаметна. Скромно, в тени она делает свою работу, подсказывая то психомоторике — как уберечь чувство, то энергопотенциалу — как найти более короткий путь к удовольствию. Ее задача — научиться контролировать каждое движение и каждое чувство, но контролировать так (а уж это зависит от величины энергопотенциала), чтобы контроль не ущемлял, а укреплял свободу.

Неужели при нормальном развитии судьба критичности — всегда быть в тени?

Ничего подобного! Всему свой черед — и критичность ждет, пока психомоторика не достигнет необходимой гармонии. Возраст граций — это гармоническая фаза. Может она длиться долго? Нет. Потому что в гармонической ситуации оперативный энергопотенциал накапливается бурно — и ломает гармонию. Он подавляет психомоторику своим количеством, она перестает быть адекватной, теряет точность — и тут приходится приглашать к столу критичность. Зачем? Да чтобы восстановить гармонию (ЭПК) и уже больше не выпускать ее из диапазона дозволенного!

Теперь роль критичности меняется. Если до сих пор она работала на подхвате: «чего изволите?» и «пардон, вы сзади измазаны мелом — должно быть, прислонились к стене», — то теперь она садится во главе стола и говорит: «сперва помолимся, а потом будем кушать только те блюда и в том порядке, как я укажу.» Уверяем вас, это будет дарить новые чувствования — талантливую работу.

Критичность раба формируется общим развитием его ЭПК. Предположим, что до рождения у него все складывалось благополучно; и родился он удачно; теперь бы дать ему развиваться свободно, в пределах нормы, — и растущее ЭПК потащит его вверх по ступеням, пока он не проявит себя, как талант, гений, творец, — что суть не исключения, а норма человеческой природы.

Но будущему рабу после рождения не повезло: его сразу туго запеленали — лишили свободы движения, а значит и свободы развития оперативного энергопотециала и психомоторики. Его кутают — и он перегревается (теряет энергопотенциал). Его кормят неполноценно или перекармливают — и его организм сразу начинает испытывать перегрузки.

Как ему спастись? На что надеяться?

Только на мудрость тела. На инстинкт самосохранения. И новорожденный без устали кричит, брыкается, мочится, «привередничает» с едой. Откуда ему брать силы на это сопротивление, на попытки спастись? Из базового энергопотенциала — за счет количества (продолжительности) и качества (содержания) будущей жизни.

Если б он успел хоть немного развиться нормально и поднакопить оперативный энергопотенциал — он бы сопротивлялся за счет этой, самостоятельно приобретенной энергии. Но социум (родители) берет его в тиски сразу, с первой же минуты. Ждать нет времени, терпеть невмоготу, выбирать не приходится, да и не из чего — нужно спасаться сейчас, немедленно, спасаться за счет того, что есть.

Какой колоссальный базовый энергопотенциал нужно иметь новорожденному, чтобы выдержать родительский пресс — и не сломаться, удержаться, развиваясь, в пределах нормы!..

Это удается немногим.

Чем отличается раб (разумеется — кроме величины ЭПК) от человека, который развивался нормально?

Тем, что у него инстинкт самосохранения, в первый же день жизни выдвинувшись вперед из ряда других инстинктов, остается у руля поведения на всю жизнь.

Не бойтесь: базовый энергопотенциал он не транжирит хотя бы потому, что это не в его компетенции. Базовый энергопотенциал подключается автоматически — когда это крайне необходимо, когда оперативный энергопотенциал не может обеспечить душе и телу защитных действий, а энергетическое поле все в прорехах. Но оперативным энергопотенциалом и психомоторикой инстинкт самосохранения манипулирует уверенно и точно. Каким образом? Он подсказывает, как себя вести, чтобы по возможности не тратить энергопотенциал и не делать без крайней нужды ни одного движения.

Он ищет покой.

Экономия энергопотециала происходит за счет использования стереотипов поведения.

(Кстати, если ребенок развивается нормально, он открыт миру, на каждую ситуацию он реагирует свежо и адекватно; ему не нужны стереотипы! — его оперативного энергопотенциала достаточно для положительного ответа на любой вызов. Следовательно, если у ребенка образовался стереотип — это проявился пресс социума, это мозоль на его юной душе. Срочно проанализируйте, где ребенок теряет энергию.)

Экономия психомоторики — экономить психомоторику нельзя, зато можно изменить ее качество: вместо движений (норма) пользоваться информацией (стереотип). И ребенок вместо брыкания начинает кричать — воздействуя на ситуацию (родителей, нянечек) негативной информацией. Он разрушает ситуацию (впоследствии окажется, что разрушает ноосферу). Негативная реакция — брюзгливость, плаксивость, готовность к скандалу — становится частью его натуры на всю жизнь.

Разумеется, если ребенок развивается нормально, он связан с ситуацией не информацией, а чувством. А в первые месяцы жизни, когда чувство еще не созрело, не стало полноценным (основным!) каналом связи, — он воздействует на ситуацию самим собой — как воплощенной, свободно развивающейся гармонией.

Пора делать выводы.

1. Критичность раба — инструмент самосохранения.

2. Ее главная задача: сохранить гармонию ЭПК — раковину, в которой раб живет.

З. Если в раковине образуются трещины или дыры — через них на территорию раба проникают гармонии, которые своим энергопотенциалом нарушают равновесие (покой) внутри раковины. Чтобы восстановить ситуацию, критичность превращает гармонии в стереотипы (руководство психомоторикой) — и этими стереотипами залепляет дыры в раковине.

4. Если внутри раковины начинает накапливаться избыточный энергопотенциал (например, как реакция на внешнее давление или от работы по превращению проникших внутрь гармоний в стереотипы), критичность использует его на утолщение стенок раковины (руководство энергопотенциалом).

5. Созидатель живет среди гармоний, как рыба в воде, практически не замечая их, — за исключением тех гармоний, которые значительно выше его. Но восхищение созидателя недолго. От полученного заряда энергопотенциала его чувствительность повышается — и он тут же ощущает угол дисгармонии, которую до сих пор не замечал. И берется за дело, чтобы возвратить себе комфорт: утилизировать дисгармонию, превратить ее в гармонию.

Потребитель живет в сложном мире — как бабочка на цветущем лугу. Он перелетает с цветка на цветок (от гармонии к гармонии) в поисках нектара (энергопотенциала), но при этом зорко следит, чтобы не сесть на прожорливую росянку, чтобы не попасть в клюв птицы или в сачок энтомолога. Потребитель помогает жизни гармоний (бабочка переносит пыльцу), но в потреблении их энергопотенциала знает меру, иначе повышение потенции увеличит чувствительность к дисгармониям, отчего мир сразу станет менее уютным. Хотя потребитель знает, что дисгармонии необходимо превращать в гармонии, знает, что именно в этом предназначение человека; мало того — он знает, как это делается!.. но это не его работа — и он со вздохом сожаления отодвигается от угла, который давит ему в бок.

Раб живет среди дисгармоний — не замечая их. Это его привычный, нормальный мир. Но гармонии этот мир нарушают. Гармонии проявляют несовершенство мира, в котором живет раб, и ставят проблему: так жить нельзя, нужно что-то делать, а еще лучше — все поменять. Для раба это катастрофа. Гармонии разрушают его раковину легко, одним прикосновением. Как от этого спастись? Единственный способ — разрушать любую гармонию, которая прикоснулась к раковине, а по сути — вломилась в мир раба. Вы уже знаете, как это делает раб — он превращает их в стереотипы.

Он разрушает ноосферу, превращая ее живую гармоническую ткань в мертвую информацию. Гармонии (энерго-информационные структуры) он гасит, стимулируя энтропию. Какова при этом роль критичности? Настроенная на поддержание собственной энергетики в строгом диапазоне, критичность чутко реагирует на любые источники энергии — и нацеливает психомоторику на разрушение их, чтобы сохранить свой маленький мирок.

6. Критичность помогает рабу достичь блаженства — состояния, когда он не тратит энергию.

7. Раб не знает одиночества, потому что он — часть социума, он невозможен без социума; без социума ему придется либо опускаться до животного, либо подниматься до нормального человека (созидателя). И поскольку он никогда не бывает одинок, а ЭПК у него мизерное, — ему все время приходится быть настороже. И критичность — его неусыпный страж.

8. Территория раба — его тело; его императив — укрепление раковины.

9. Поскольку у раба нет территории вне его — его ответственность сфокусирована на собственных здоровье и покое.

10. Компромисс — краеугольный камень его философии. Поэтому в тесноте социума его обычный ответ на ситуацию: «да» (принятие чужого мнения, не проявляя собственного). Но если он чувствует силу, если рядом — еще более жалкие рабы, — на любую ситуацию он без размышлений отвечает «нет». Разрушать так разрушать!

КРИТИЧНОСТЬ ПОТРЕБИТЕЛЯ

Прежде всего напомним, в чем главное отличие потребителя от раба. Раб формируется в первые годы жизни под прессом социума (это родители, нянечки, хотя принято считать, что это — болезни, которые на самом деле только следствие «родительской любви» и «воспитания»). Рост оперативного энергопотенциала идет замедленно, поэтому психомоторика не имеет свободы для развития; и вместо того, чтобы стать инструментом работы с гармониями, становится средством экономизации усилий.

Потребитель формируется в отрочестве. До «возраста граций» (5 лет) он развивался нормально; следующая веха — 8 лет — помечает кризис: неравномерное анатомическое развитие ломает психомоторику, ей все труднее держать в узде энергопотенциал, поэтому вожжи берет в свои руки (навсегда) критичность.

Но это все — в пределах нормы; и названный кризис — естественная болезнь роста. Отчего же этот отрок становится потребителем (иначе говоря — почему прекращается рост его ЭПК)?

Потому что он теряет свободу.

В период кризиса он попадает под пресс, с которым не может справиться (школа), его энергопотенциал перестает расти, все силы уходят на формирование тела и сохранение души хотя бы в том объеме, который отрок успел до этого набрать. Он борется за свое существование, пока не выработает такое поведение, при котором сохраняет свое скромное ЭПК и в то же время живет с удовольствием.

Что же определяет его поведение и сейчас, и завтра, и на всю последующую жизнь?

Хитрость.

Так в чем же главные отличия потребителя от раба?

Раб спасается в раковине, потребитель — движением (хитрость — искусство ложных движений).

Раб окружен стереотипами, потребитель — гармониями.

Территория раба — его тело; потребитель воображает, что его территория — весь мир, на самом же деле даже собственное тело от него отчуждено; оно для потребителя — территория переживания удовольствия, в одном ряду с хорошей книгой, игрой или воображением.

Императив раба — укрепление раковины, императив потребителя — наслаждение.

Ответственность раба — за собственное благополучие; потребитель не знает ответственности — ведь собственной территории у него нет.

Раб всегда делает четкий выбор: в тяжелой ситуации отвечает «да» (так психомоторика берет на себя часть нагрузки, облегчая энергопотенциалу реактивные действия), в благоприятной — «нет».

Для потребителя выбор — самое страшное испытание, поэтому он не делает выбора вообще. С помощью хитрости он избегает этой работы и выигрывает время, пока за него выбор не сделают другие.

Чем сильнее опасность — тем яростнее сопротивляется раб (энергия опасности рождает в нем реактивную силу сопротивления). Потребитель не упирается вообще. Если он не может удрать — он просто выходит из игры. Если жучок видит, что убегать бесполезно — он переворачивается на спинку и притворяется мертвым.

Но есть и одна важнейшая общая черта: оба не могут в одиночестве.

Раб — социален, и не мыслит себя вне группы, команды, коллектива.

Потребитель не мыслит себя без другого потребителя: ему нужно зеркало, чтобы любоваться собой, ему нужен надежный, постоянный источник положительных эмоций. Если перевести на язык бытовых понятий — это называется дружбой.

Хотим, чтобы вы правильно нас понимали: мы не презираем рабов, не относимся снисходительно к потребителям и не восхищаемся созидателями. Разве вина рабов, что они рабы? Разве достоинство таланта в том, что он талант?

Каждый человек — это результат сотрудничества и противоборства множества факторов, одни из которых действовали непосредственно, другие программировали ситуацию из далекого прошлого — от предков этого человека. Многие изначально не имеют практических шансов дойти до нормы. Так что же — закидать их за это камнями? держать в шахтах (как показал Герберт Уэллс), чтобы они не шокировали своей привычной банальностью наши возвышенные души?

Слава Богу, есть критерий: судите о человеке по деяниям его. И если раб достойно выполняет порученную ему работу: растит хлеб, строит дома, управляется с металлом (добавим: хорошо бы, чтоб он это делал все— таки по указке созидателя), — разве кто-нибудь упрекнет его: «сколько работаешь, а не сделал ничего нового»?

И если талант лишь однажды проявил свою способность к оригинальному действию, а все остальное время пытался жить на ренту с этого действия, паразитировать на нем, — разве такой талант достоин нашего уважения? разве мы предпочтем его рабу, который не может — но старается, и снова, и снова пытается расширить пространство своей души?.. Ведь талант, который обольстился рентой — накануне переехал с третьего этажа на первый; он уже живет среди рабов, он видит мир из их окон, из отдельной квартиры он попал в коммунальную, причем давно аварийную, с отключенной горячей водой и без телефона. Так что же — презирать его за это? Ведь это не столько его вина, сколько беда. А как его выручить из этой беды?

Нужно его разбудить и заставить разглядеть себя в зеркале. Остальное он сделает сам. Вот почему мы никого не хулим и никого не хвалим. Мы только называем: что есть что — и по каким законам оно живет.

Сразу поставим главный вопрос: когда рождается потребитель? Если мы ответим на него, нам станет ясной сущность этого обаятельного, жизнерадостного, но на самом деле не очень счастливого человека.

Ответ представляется очевидным: едва ребенок преодолел первый энергетический кризис, тот порог, который не смогли перешагнуть большинство его сверстников, осевших на первом этаже в качестве рабов, — он уже потребитель. Был раб, раб, раб, потом вылез как змея из старой кожи в новом блеске — потребитель.

Здесь все неправильно.

Во-первых, малыш — не раб. Никогда! Ни одной минуты! Он не раб — пока его не сделают рабом. Правда, его ЭПК вроде бы неотличимо от ЭПК раба — за исключением одного принципиального качества: ЭПК раба существует в определенном диапазоне (ниже нижнего предела он гаснет, выше верхнего — идет вразнос), а ЭПК ребенка непрерывно развивается.

Раб — компенсированная личность (одними качествами, развитыми лучше, он компенсирует остальные — развитые плохо или не развитые совсем), малыш — в пределах нормы. Это не та норма, которая будет инструментом и мерой и прибежищем созидателя, — но это норма человеческого развития на этот день. Малыш становится рабом тогда, когда его оперативный энергопотенциал прекращает свой рост. Иначе говоря, когда механизмы психомоторики (в данном случае — стереотипы) настолько компенсируют энергодефицит, что необходимость в росте оперативного энергопотенциала отпадает.

Во-вторых, нет и того дня, когда о ребенке, перешагнувшем первый энергетический кризис, можно сказать, что он стал потребителем. Даже вершина этого периода — возраст граций — не имеет никакого отношения к потребительской сущности. Почему — вы должны понимать по предыдущему случаю: ЭПК потребителя ограничено определенным диапазоном, ЭПК ребенка — непрерывно развивается. До каких пределов? — До очередного энергетического кризиса.

Мы уже назвали срок этого кризиса — приблизительно 8 лет. До этого блистательная психомоторика ребенка легко управлялась с набирающим силу оперативным энергопотенциалом. Но внезапный взрыв — стремительный рост костей — ломает идеальную координацию движений, а с нею и психомоторику. Оперативный энергопотенциал становится плохо управляемым, ребенок выходит из-под контроля — и взрослых, и собственного; его поступки импульсивны; он сперва делает что-то — и лишь затем дает оценку сделанному. Подчеркнем: не себе, не поступку, а только результату. Впрочем, и эта оценка — не его собственная: оценивая под прессом социума, он и меряет сделанное меркой социума — то есть, взрослых.

Чем не кризис? Но мы договорились, что ребенок развивается нормально. Как же ему выйти из кризиса? Мерка взрослых ему неуютна, это — прокрустово ложе. Значит, нужно найти в себе, проявить, материализовать такую собственную мерку, которая позволила бы обуздать разбушевавшийся оперативный энергопотенциал — разумеется, по возможности не ограничивая его свободы. И ребенок находит ее. Эта мерка — он сам.

Какой замечательный, какой фантастический, какой судьбоносный день в его жизни! Как жаль, что ни он сам, ни окружающие этого не осознают.

Но скоро это почувствуют все!

Подобный день в его жизни уже был однажды: день, когда он сказал: «я сам»; день, когда он себя осознал.

Теперь же он сказал себе — и готов это отстаивать перед всем миром: «я прав».

У него хромает психомоторика — на нее плохая надежда, но оперативного энергопотенциала более чем достаточно, есть на что опереться, есть чем подпереть свою мерку. Но мерка — только инструмент. Им должен кто-то работать. Энергопотенциал в этом деле вообще ни при чем — у него другие функции; психомоторика могла бы, но не сейчас; сейчас она все упростит, сведет к стереотипам — только дело испортит. Но ведь есть еще критичность! Вот когда она выходит из тени и заявляет: «а между прочим, мера — это мой инструмент, и ничей больше». Она берется за дело — и сразу делает его хорошо.

Что она делает? Чувство кристаллизует в мысль.

Ребенок стал отроком.

Обращаем ваше внимание: судьба ребенка, уровень развития его ЭПК зависят от того, насколько свободно развивается его оперативный энергопотенциал. О полной свободе говорить не приходится, всегда есть пресс, который зажимает рост самопорождающегося механизма ЭПК. Но одни дети выдерживают это испытание, протискиваются под прессом — полагаете, на свободу? как бы не так! — под следующий пресс. При этом происходит эффект, как при перебросе электрона с одного уровня на другой — появляется новое качество: они прорываются со второго этажа на третий, и тут оказывается, что это уже не тот человек, который был вчера. Он иначе видит мир (множество работы, которую необходимо сделать), он иначе реагирует на ситуации (его не страшит ни столкновение, ни даже поражение — не хочет себя потерять, и только поэтому он иногда бережется), он узнает одиночество (ведь только в одиночестве чувство превращается в мысль).

Это, как вы помните, норма.

Сейчас нас интересуют другие дети — те, что не успели проскочить под прессом — и на всю жизнь остались под ним.

Почему они застряли?

Проскочить — пороху не хватило; простите — оперативного энергопотенциала.

Почему же развитие их оперативного энергопотенциала было столь роковым образом угнетено? Иначе говоря, что ж это за пресс такой, что не дал им развиться нормально, сформировав из них потребителей?

Это — ближний социум.

Назовем его: 1) родители и родственники, 2) воспитатели и учителя, 3) сверстники.

Преодолев первый энергетический кризис, оказавшись на втором этаже, ребенок не сразу осознает это. Но постепенно начинает замечать зону отчуждения между собой и другими детьми. Они держатся в стае и им нравится быть в стае (когда рядом другие — мне не так страшно!), а он не прочь побыть один. Ему не скучно одному! Он сам придумывает себе игры (полагает, что сам, полагает, что придумывает — оставим его и его родителей в этом приятном заблуждении; на самом же деле — вы правы — это работает память). Но когда он предлагает свою игру сверстникам — он не всегда встречает понимание. Его мир сложноват для них, его ассоциации они воспринимают с трудом, а это вызывает их раздражение.

Сверстники видят, что любое дело (если оно короткое) у него получается легче и веселей; видят, что воспитательницы его хвалят и выпускают с ударными номерами на праздниках; видят, что он знает больше, понимает слету, что взрослые его сразу примечают и поощряют, — и реагируют естественно для рабов: не принимают его в свой круг и при любой возможности стараются его унизить.

СИТУАЦИЯ «ГАДКОГО УТЕНКА»

В ней оказывается каждый ребенок, перебравшийся на второй этаж. Но одни принимают этот вызов судьбы — и остаются верными себе (своей мере вещей) и своей пока еще неокрепшей душе. Другие не в силах переболеть этой ситуацией до конца, до полного выздоровления — утилизировать ее, — и отпечаток этой болезни остается в их душе навсегда.

Ощущение собственной неполноценности. На потребителе этот отпечаток виден опытному глазу сразу. Но мы нередко обнаруживаем его и у созидателей, а это обнадеживает. Значит, для развития души эта болезнь не смертельна. Но обидна: оставив после себя стопор, она не позволяет действовать на пределе ЭПК; следовательно, самые трудные, но посильные задачи (самые интересные!), задачи, решая которые и растет созидатель — остаются для него недоступными: он видит их, но не отваживается к ним подступиться. Это как ограничитель на движке нового автомобиля: мощность позволяет ехать со скоростью 150 км/час, а ограничитель не позволяет, и пока он не снят, быстрее 90 км/час вы не поедете. Еще одно прокрустово ложе.

Здесь напрашиваются три вопроса, и чтоб они не мучили вас, как занозы, сразу же разберемся с ними.

Первый: до какого уровня может подняться ЭПК созидателя, если развитие его души ограничено стопором «гадкого утенка»?

Очевидно, выше таланта он не поднимется, да и талант будет не слишком выразительным. Его решения будут новыми (иначе какой же это талант), но доберется он до этих решений с помощью чужих приемов. Его новизна будет узнаваемой и с какого-то этапа предсказуемой. Это обещает быстрое признание рабов, но пренебрежение созидателей испортит ему праздник и усугубит душевный дискомфорт (деградируя, неудовлетворенность трансформируется в неуверенность).

Второй: возможно ли сорвать этот стопор?

Несомненно. Для этого нужно 1) ясное понимание ситуации; 2) осознанный выбор задачи, решаемой лишь предельным напряжением сил; 3) мужество: пока не сделаю — не отступлюсь.

Третий: навсегда ли исчезает сорванный стопор?

Навсегда. Правда, при переутомлении, вообще при неразумной растрате энергопотенциала в душе созидателя (кстати — и гения тоже; но творец и мудрец этого не знают: их энергопотенциал практически неуязвим и они ушли слишком далеко от прошлого, чтобы оно могло догнать их и лечь на их плечи грузом) может возникнуть давний страх, но это будет не реальный стопор, а как бы проявившаяся из прошлого его голограмма. Достаточно восстановить энергопотенциал — и стопор «гадкого утенка» растает в его ярком сиянии.

Осталось невыясненным самое интересное: за счет чего некоторые дети прорываются через ситуацию «гадкого утенка» без ущерба для души? Проще всего сказать, что их выручает характер; но у души другие критерии: истина, добро и красота. Вы вправе усомниться: не слишком ли высоко взято? — ребенок все-таки. Согласны: слово «истина» он еще не скоро узнает; слова «добро» и «красота» для него только слова, обозначающие самые примитивные оценки. Но! — ведь не слова, не понятия, не символы — он сам мера окружающего его мира; а он — гармоничен; значит, не зная об истине, не задумываясь о добре и красоте, он принимает только тот мир, где эти идеалы живут естественной жизнью. Он — одно целое с этим миром, поэтому — не боится его, поэтому — понимает его правильно и называет точно. Он никогда не скажет на белое — черное, на хорошее — плохое. Потому что солгать — значит, разрушить гармонию — нанести травму своей душе; а потом окажется, что и телу.

Для ребенка ложь и разрушение противоестественны. Ведь не зря спокон века говорят: устами младенца глаголет истина. Это так! И не потому, что он ближе к истине, чем мы; он сам — истина. У него будут ее отнимать, его будут от нее отчуждать, ее будут ему подменять — жизнь длинна (простите за трюизм), будет все. Но чем больше истины он сможет с собой унести, чем дольше он будет терпеть под этим невыносимо тяжким грузом, тем шире раскроется антенна его души, тем выше он поднимется по ступеням талант — гений — творец. Если ему не изменит мудрость — он останется свободен. И счастлив — если вовремя поймет, что нужно не переделывать мир, а сохранять себя. Того себя, который — рассматривая на лугу цветок, слушая птицу, вдыхая наполненный испарениями трав воздух — когда-то был неотделим от мира.

Так вот, дети, чей оперативный энергопотенциал и на втором этаже развивается в пределах нормы, незаметно для себя (давление пресса нарастает, но эти — развивающиеся в пределах нормы — принимают трудности как норму жизни и уже теперь учатся утилизировать их, обогащая трофеями свою душу; какими трофеями? человек, усвоивший концепцию ЭПК, уверенно скажет: памятью о пережитых чувствах; но если этот вопрос не оставит его равнодушным, если он подумает над ним, то увидит, что может продвинуться еще на шаг: главным трофеем утилизации трудностей будет свобода, рождающая одному удовлетворение, другому — наслаждение, третьему — счастье, — в зависимости от величины проделанной работы и, конечно же, от высоты волны восстанавливающегося после нее оперативного энергопотенциала) к 13 годам оказываются на третьем этаже. С которого — напоминаем — жизнь может сбросить их и на второй, и даже на первый этаж, но их качество от этого не пострадает: ни потребителями, ни рабами они не станут. Талант — если отрок до него поднялся — пожизненное знание. Даже если человек живет как раб.

Но многие ли успевают вовремя подняться со второго этажа на третий? Как когда и смотря где. Если прикинуть на глазок да взять по среднему — выйдет один из пяти. Четверо остаются на втором этаже. И в который уже раз возникает вопрос: почему?

При движении через второй этаж (а его нужно пройти насквозь: лестница с первого этажа в одном конце, лестница на третий — в противоположном; на этот путь через анфиладу второго этажа дается несколько лет; зачем?

а) чтобы психомоторика успела полностью раскрыться и наработать свои механизмы;

б) чтобы оперативный энергопотенциал вырос до размеров, обеспечивающих талантливую работу;

в) чтобы критичность окрепла настолько, что верила бы только себе и управляла оперативным энергопотенциалом без сомнений) — так вот, при движении через второй этаж ребенка (затем отрока) подстерегают три ловушки. Их обойти невозможно, поэтому будущий талант продирается через них насквозь. Три ловушки — это три ситуации, каждой из которых нужно переболеть. Переболев поочередно в каждой, получив каждый раз иммунитет, будущий талант однажды обнаруживает себя здоровеньким и энергичным на третьем этаже. Его менее удачливые сверстники выздороветь не успевают. Ни разу. Попав в первую ловушку, они застревают в ней навсегда. Вместо острой но короткой формы их болезнь протекает вяло и становится хронической (подчеркнем еще раз — на всю жизнь).

Как же они — не выбравшись из первой ловушки — оказываются во второй? Очень просто: взрослея, ребенок движется не через пространство, а через время; он не идет — бежит — ползет по второму этажу — время тащит его, как на транспортере. И еще больного, без тени иммунитета в душе, сбрасывает во вторую ловушку. Две болезни сразу — это уже много. Лестница, ведущая на третий этаж, приближается, но о том, чтобы подняться по ней, страшно даже думать. Сил нет. Весь оперативный энергопотенциал идет на выживание.

И тут он падает в третью ловушку. Конец? Нет! Еще не поздно.

Пока от лестницы на третий этаж его отделяет хоть небольшой срок — не поздно все исправить. Нужен хороший доктор, который будет правильно лечить. Нужна сильная рука, которая выдернет из трясины. Даже в самый последний момент. Но встретить Учителя — счастье немногих. Большинство же, подгоняемое ветром времени, доплывает до лестницы наверх— и делает вид, что не хочет на нее вступать. Это ведь нужно за что-то зацепиться, подтянуться, встать на свои ноги и подниматься по ступеням— Господи, как высоко! да где на это силы взять? и стоит ли? — ведь и здесь спокойно, приятно, очень мило.

Вот когда он не ухватился за поручень, не попытался подтянуться вверх — только тогда он стал потребителем.

Первую ловушку вы знаете — это ситуация «гадкого утенка».

Сбившиеся в стадо рабы отчуждают ребенка с нормально развивающейся психомоторикой. Не сразу, но приходит понимание: «я не такой, как они». А какой — лучше? хуже? От ответа зависит способ его продвижения по второму этажу.

Рабов — много, они — сила; это они создают социальный микроклимат, они утверждают законы стаи. Конечно, душа каждого из рабов выше животной души хотя бы тем, что раб умеет говорить и работать, благодаря чему выработал пусть примитивное (стереотипное), но мышление. Но когда они вместе, когда не нужно работой и речью подтверждать свою человеческую сущность, их сообщество живет по законам животного стада.

А маленького человечка, оказавшегося на втором этаже, в стадо не пускают. Да он и не мог бы с ними! — ведь стадо на первом этаже, на втором только пары (друзья, подруги), иногда соединяющиеся в более сложные конструкции, но эти конструкции условны; основной же ячейкой остается диполь.

Почему — вам уже известно: на втором этаже ребенок (отрок) переживает нарциссизм, друг ему нужен как зеркало; причем в зеркале он хочет видеть себя только с одной — светлой — стороны, а два зеркала — хочешь не хочешь — покажут хотя бы и с краю темную изнанку. Вот и главный ответ на ситуацию «гадкого утенка»:

1) если ребенок на втором этаже находит друга и образует с ним прочный диполь — эта система оказывается самодостаточной и достаточно прочной (их совокупный оперативный энергопотенциал не уступает энергетическому полю стаи), чтобы выдержать любое давление снизу; «мы спина к спине у мачты против тысячи вдвоем»; его психомоторика и оперативный энергопотенциал развиваются нормально; между ним и другом идет игра в дегустацию гармоний, игра, в ходе которой шлифуется, утончается его вкус (формируется культура чувств), — а это значит, что и его критичность постоянно совершенствуется;

2) если ребенок на втором этаже оказывается в изоляции — он спускается вниз, на первый этаж. И старается затесаться в стаю, слиться с нею, стать незаметным. Это как в детской игре, когда, бросая кости, вы по набранным очкам продвигаетесь, скажем, в лабиринте цирковых аттракционов, от 1 к 100. И вот перед самым финишем попадаете на несчастливое число и соскальзываете по желобу вниз, на арену. Но игрок, пока борьба не кончилась, может начать все снова. Ребенок со второго этажа об этом не помышляет. Напротив, он хочет закопаться здесь, он пытается мимикрировать, доказать своим поведением, что он такой же, как остальные. Напрасная затея. Свою сущность не переделаешь. Каждое слово, каждое движение выдает его. Ум говорит ему: «спрячься за спины других», — но язык (инструмент великолепной психомоторики) опережает контроль (что и не удивительно: его критичность пока слабосильна и оттого робка), — и он после первой же фразы оказывается у всех на виду. Это пугает его (что все замечают); он скукоживается и теряет лицо (за что его начинают презирать). Среди рабов он никогда не станет по-настоящему своим; ему отводят самую незавидную роль «козла отпущения»; она не стоит труда, к ней легко привыкнуть, и если это случится — он останется в этой роли на всю жизнь.

Будьте внимательны: «козел отпущения» — это еще не потребитель; это только первая маска, которую ребенок примеряет, за которой прячется, поскольку не может преодолеть давление ближнего социума. Его оперативный энергопотенциал не развивается — поэтому не развивается и критичность: почка раскрылась, но веточка из нее не пошла в рост — нет сил, чтобы вытолкать ее из тела ствола. Он не может воспользоваться мерой рабов — стереотипом — критичность не позволяет! — критичность, основанная на гармонии, — но и до этой, своей критичности он пока не дорос — слаб оперативный энергопотенциал. Вот почему, еще до того, как прокричал петух, он трижды откажется от своих слов, — у него нет сил, чтобы защитить свое мнение. Он верит в оценку своей критичности — но предает ее.

Так ли безнадежна в эти годы его судьба? Нет.

Если он встретит друга, который поднимет его до себя (иначе говоря, даст возможность его оперативному энергопотенциалу свободно развиваться в системе диполя), — он распрощается с ролью «козла отпущения». К сожалению, не навсегда. Всякий раз, когда жизнь сбросит его на первый этаж (в результате обвальной потери оперативного энергопотенциала), он будет оказываться в этой роли — до очередной счастливой перемены обстоятельств. Почему именно в этой? Да ведь эту роль он уже знает, колея накатана, и от добра — добра не ищут: ведь хотя роль и не престижна, зато безопасна — безусловно.

И последнее к ситуации «гадкого утенка»: кто может выручить этого ребенка, чтобы он не искал спасения от изоляции на первом этаже?

Выручить может взрослый. Если он сможет держаться с ребенком на равных (не опускаться до, не поднимать до — именно держаться на равных) — он сможет стать ребенку другом, стать ему зеркалом, создать с ним диполь — и тем спасет его от унизительного испытания рабским прокрустовым ложем.

Вторая ловушка — отроческие игры.

Ребенок без игры немыслим. Если ребенок не играет, значит, его оперативный энергопотенциал весь брошен на борьбу с неким явным или тайным недугом. Но вот ему стало чуть лучше — он потянулся к машинкам, куклам, кубикам, карандашу — и что-то делает. Что при этом происходит? — Развивается психомоторика. Зачем это необходимо? — Чтобы формировался механизм, который будет переваривать оперативный энергопотенциал. Чем лучше сконструирован и сделан паровоз, тем быстрее и тяжелее составы он может тащить. Чем успешней игра развивает психомоторику, тем больше свободы имеет развивающийся оперативный энергопотенциал.

Но вот ребенок становится отроком (напоминаем — речь идет о тех, кого течение жизни несет по второму этажу). Его развитие по-прежнему (оценим на глазок — 90 %) зависит от его игр. Он стал старше — игры другие; но задумывались ли вы — чем они другие? и почему — другие?

Просто — стал старше — еще не аргумент. Раб тоже играет, тоже взрослеет, но смысл его игр не меняется: 1) он играет стереотипами (классика: карты, домино),

2) на результат,

3) чтобы укрепить раковину (убить время).

Отрок на втором этаже отличается от отрока-раба и по количественным, и по качественным показателям. Количество (разумеется, — оперативного энергопотенциала) обусловлено развитием психомоторики. Качество обусловлено пережитым возрастом граций, после чего — как магнитная стрелка на север — он постоянно сориентирован на гармонии. Во что же играет он?

1) Он играет гармониями,

2) ради процесса игры,

3) чтобы ничего не менялось.

Критичность отрока-раба нацелена на перестройку. Он отрекся от прежних ценностей, но покидать обрыдлую раковину не спешит — страшно.

Пользуясь своею критичностью, он постепенно, блок за блоком, заменяет стереотипы прежней раковины (построенной с подачи взрослых) новыми стереотипами. Вы полагаете — более соответствующими его самости? Как бы не так! Ведь у него нет ничего своего, значит, и новые стереотипы он получает из чужих рук — из стаи.

Критичность отрока на втором этаже нацелена на гармонии.

Получив прекрасную меру (он сам в возрасте граций), критичность этого ребенка за 2–3 года, оставшиеся до отрочества, привыкает работать с гармониями. Означает ли это, что стереотипы для нее становятся неприемлемыми? Нисколько! Пока психомоторика успешно справляется с растущим оперативным энергопотенциалом, критичность хотя и кривится иногда, но ест что подадут: ее не спрашивают! Зато когда наступает известный вам момент разладки координации движений и психомоторика начинает делать одну ошибку за другой, тут уж к плите становится критичность и заявляет: «вот это — стереотипы; они — несъедобны; ты, психомоторика, пыталась нас ими кормить — оттого и несварение; теперь же все блюда мы будем готовить только из гармоний.»

От чего зависит набор приготовленных блюд? Вы скажете: от мастерства повара. Ответ неверный. От мастерства зависит качество блюд, а набор зависит от того, какие продукты у повара были.

Игры, в которые играет отрок на втором этаже, зависят не от его кругозора, не от его воспитанности, не от его самости. Они зависят от гармоний. Точнее — от одного единственного чувства гармонии, которое за 2–3 предшествовавших года окрепло в нем — и теперь диктует ему поведение. Где? Если поведение — значит, в социуме. Вчерашний ребенок вырос, его контакты с окружающим миром стали сложными. Ближний социум, залепивший его стереотипами, стал тесен ему, эта детская одежка трещит на нем по всем швам, а одежды на вырост ему никто не предлагает. Он чувствует себя неловко, он чувствует себя непонятым. Протестовать — страшновато: не позволяет оперативный энергопотенциал. Остается одно: спрятаться. И он прячется в игру.

Из всех игр, которые осваивает отрок на втором этаже, мы вам покажем четыре — как мы полагаем, основные. Четыре скульптора, которые месят эту глину, а затем лепят вместе. Лепят судьбу. Которая зависит от того, успеют ли они вылепленную человеческую душу поставить в огонь. Если успеют, если пламя обожжет многозначную глину, — все, западня сработала, развитие закончилось. Течение еще протащит отрока и до третьей западни (он и там хлебнет свое), но там судьба будет только расписывать яркими красками гармоничный сосуд, который сработали четверо скульпторов.

Если же течение, мощность которого зависит от оперативного энергопотенциала отрока, успеет протащить слепок мимо печи, его ЭПК будет развиваться с ним на всю жизнь, но это будет память-иммунитет.

При нормальном энергопотенциале этот иммунитет будет работать безотказно, при сниженном энергопотенциале он станет слабеть, при резком спаде — исчезнет совсем, и тогда взрослый человек, не имея сил взглянуть в лицо действительности, будет спасаться пережитыми (и освоенными) в отрочестве играми.

Вот эти игры:

1. Воображение. 2. «Летучая мышь». 3. Хитрость. 4. Счет-расчет.

Цель игры — в ней самой; она не создает никакого продукта. Но ценность ее необычайно велика, потому что

— игра является катализатором, благодаря которому самая тяжелая работа делает себя сама;

— игра является инструментом, который позволяет сохранить оперативный энергопотенциал, если его недостаточно, чтобы разглядеть достойную действия цель (дискомфорт);

— игра является последним укрытием от дискомфорта, если нет других способов, чтобы от него спастись.

Игра с наивысшим КПД (игра-катализатор) работает на третьем этаже (игра для созидателей), игра-инструмент — на втором, игра-укрытие — на первом (игра для рабов).

Если до второго энергетического кризиса (8 лет) малыш и ребенок, играя, находились в ЭПК — контакте с конкретным предметом (и человеком), то теперь, во время кризиса, при дефиците оперативного энергопотенциала (пока что временном) отрок вынужден избегать контактов. Что он и делает с помощью четырех игр.

1. Воображение — величайший обманщик. Оно обманывает и тех, кто «воображает» (проще говоря — фантазирует), и тех рабов, которые наблюдают этот процесс со стороны. Почему именно рабов? Потому что для них эта игра образами не представляет опасности — вот они и оценивают ее положительно. Потребителя плоды чужого воображения оставляют равнодушным, поскольку энергопотенциал этих плодов мнимый, значит, от них нечего взять. Для созидателя плоды чужого воображения — просто шум.

Воображение — игра памяти. Как при повороте калейдоскопа из одних и тех же элементов складываются все «новые» узоры (это механический, случайный подбор; гармония узоров возникает не выявлением сущности, а благодаря фокусу зеркальной симметрии), так и память нанизывает на случайную нить бусинки из подсознания. Конкретного предмета у этой работы нет; затрата энергии — минимальна; эти затраты компенсируются положительными эмоциями от игры воображения. Следовательно, это как бы вечный двигатель, который может обслуживать только сам себя, но едва в него попадет хотя бы песчинка из реального мира — тут же останавливается.

Притягательная сила воображения в том, что человек им самоутверждается. Благодаря воображению он убеждает себя: «я ничем не хуже!» Благодаря воображению он выставляет себе самые высокие оценки. Благодаря воображению он может представить себя живущим «нормальной» (соответственно уровню его идеала) жизнью. Но ведь за все приходится платить! И когда потом он переживает боль от падения на реальную землю — это не «так случилось», это плата за бездеятельность. Пловца, который перестает грести, относят к стремнине течения, где обстоятельства менее подвластны ему (иначе говоря — он попадает в полную зависимость от социума).

Воображение — имитация действия.

Работа воображения отключает критичность. А поскольку ЭПК без критичности немыслимо — ни о каком действии, ни о каком движении к цели (сколь угодно ничтожном) говорить не приходится.

2. «Летучая мышь» — игра отроков, успевших наработать достаточно высокий оперативный энергопотенциал. Для нее характерны три обстоятельства:

во-первых, движение;

во-вторых, это движение совершается по лезвию бритвы (так считает сам игрок, хотя в этой игре он рискует самое большее чуть повредить кожу, — здесь не бритва остра, а впечатление);

в-третьих, движение по лезвию бритвы с закрытыми глазами (и от страха, и от полноты чувств).

Напоминаем, что хотя по развитию ЭПК он уже давно на втором этаже — живет он все-таки среди рабов. (Как бы высоко мы ни поднялись — нам всегда жить среди рабов. Это успокаивает самих рабов, утешает потребителей, и заставляет действовать, мозгуя, как вырваться из прокрустова ложа — или переделать его — созидателей.) Но он не такой, как все, он другой, он особенный, и когда прилив оперативного энергопотенциала наполняет наработанные им емкости — он испытывает нестерпимую потребность, чтоб это увидели, поняли и оценили другие. Самое скромное желание — он хочет, чтобы его заметили. Именно поэтому он горячо (компенсируя темпераментом отсутствие мыслей) выступает на собрании, отстаивает собственное мнение (которое на поверку ничем не отличается от мнения других; здесь важна не суть, а поднимаемая волна), стоит за правое дело (до первого удивленного взгляда вожака или вышестоящего чина).

Более серьезная роль — быть причастным к большим событиям или большим людям. Для этого вовсе не обязательно на самом деле принимать участие в известном всем событии или знавать знаменитого человека. Но — был поблизости; видел в последнем его концерте; либо — слышал об этом интересный рассказ; и более чем достаточно — попал в одну компанию, обменялся репликами. Первый раз он лишь упомянет об этом (или перескажет чужую историю со ссылкой на источник), во второй раз история обрастет убедительными деталями (чужая история потеряет настоящего автора и будет рассказана почти как своя), в третий раз он взахлеб будет делиться этой историей, как самым сокровенным, — и искренне верить, что так оно и было, и было именно с ним. Как известно, в первом субботнике приняли участие меньше двадцати человек, а через 60 лет делились о нем личными воспоминаниями свыше 5 тысяч. Откуда бы нам знать, каким был на самом деле легендарный человек, если бы не замечательные воспоминания о нем бесчисленных потребителей!

И самая дерзкая цель — добиться славы. Дерзкая потому, что предъявлять ему нечего, а получать — хочется. Но если этому игроку встретится умный человек, который научит, что делать — у него все получится. А делать нужно три вещи:

во-первых, поскольку своего нет, поскольку пуст — сознательно работать по принципу пустой бочки;

во-вторых, работать только на обитателей второго этажа — и будущих, и сформировавшихся потребителей (рабов твоя слава не интересует вообще, а созидатели играют совсем в другие игры);

в-третьих, сбить однодумцев — потребителей в стаю и стать ее вожаком; тебе — слава, им — причастность, и всем — хорошо.

У игрока в «летучую мышь» собственной критичности тоже нет. Ее функции выполняет память. Она работает так: отрок словно радаром с одного взгляда определяет параметры ЭПК ситуации или человека, с которыми он затевает игру на грани фола, — и примеряет эти параметры на эталоны своей памяти. Его интересуют — напомним — безопасность (прежде всего) и острота ощущений (как источник энергии). Емкость энергопотенциала эта игра не развивает; критичность — тоже: у нее нет стимула для развития, поскольку отрок компенсирует ее отсутствие чужой критичностью — критичностью людей и ситуаций, с которыми он играет.

3. Хитрость — игра, на которую обречен попавший на второй этаж ребенок, если обстоятельства сложились для него крайне неблагоприятно: социум зажал его, практически лишил свободы — отчего (либо — при этом) резко упал оперативный энергопотенциал.

Если он будет бездействовать — его положение ухудшится (не работающий энергопотенциал тает); использовать реактивную схему поведения рабов он не может — он другой; проявлять активность — энергии нет. Остается последнее: воспользоваться своей великолепной психомоторикой и влиять на ситуацию словом.

Если б он был умным (иначе говоря — созидателем) — он бы решал сложившуюся ситуацию как задачу. И выбрался бы из-под пресса социума если не кратчайшим, то достаточно верным путем. Но ума нет (скажем мягче: ум слабенький), поэтому он пользуется хитростью — как компенсацией умственного дефицита.

Самая простая роль хитреца — лжец. Он сознательно использует дезинформацию. В какой мере? — Чтобы получить ровно столько свободы, сколько он сможет переварить при своем жалком оперативном энергопотенциале.

Роль посложнее — интриган. Сложность ее в том, что приходится развить максимально возможную деятельность — и при этом остаться незаметным. Чем лучше ему это удается — тем более он свободен.

И самая сложная роль хитреца — провокатор. Он сеет в зажавшем его социуме ложные цели. Души, в которых эти семена дали рост, начинают тратить оперативный энергопотенциал непроизводительно, их доминанта теперь направлена вовне, на разрушение, — и прежде едва дышавший хитрец может наконец перевести дыхание.

Значит, с помощью слова он оперирует чужими ЭПК. Сначала — чтобы спастись; потом — чтобы загребать жар — опять же чужими руками.

Хитрец пользуется критичностью оппонента, чтобы принять облик (структуру ЭПК), не вызывающий у того дискомфорта. Чтобы не привлекать внимания, жучок притворяется мертвым.

4. «Счет-расчет» — игра инфантильных отроков. Игра людей с ущербной душой.

Напомним, как формируется душа.

Первой — с первой же минуты жизни — у младенца начинает работать память. У нее изумительно прочный костяк из инстинктов — и вот на него-то младенец и наращивает мышцы памяти. Затем проклевывается чувство (с узнавания предмета), и последней — совесть (с осознания себя частью ближнего социума). Если душа развивается правильно, вскоре — и навсегда — вперед выходит чувство, главный инструмент души; совесть становится мерой материализации чувств; память — рабочей матрицей, копилкой методов и приемов, с помощью которых созидатель утилизирует дисгармонии.

Если ребенок много бывает среди живой природы, если при этом ему позволяют быть деятельным — позволяют самостоятельно познавать мир, — он развивается нормально. Он привыкает делать, привыкает быть инициативным, привыкает соразмерять свои желания с терпением окружающих. Нас же интересует случай, когда память (которая при игре в песочнице, на качелях, в прятки или в городки практически не работает) остается доминирующей при развитии души. Случай, когда память оседлала чувство и крепко держит поводья, заставляя чувство работать на себя, не позволяя чувству свободно заниматься своим основным делом — познавать окружающий мир.

Обычно это дети, которые в силу сложившихся обстоятельств очень много запоминают. Часто родители насилуют их своим «вниманием»: заставляют заучивать множество виршей, пересказывать прочитанное. За последние десятилетия их ряды полнятся миллионами детей, часами просиживающих у телевизора. За последние годы — детьми, которых пленили телевизионные игры.

Прежде этих детей узнавали сразу: вундеркинд! — это он, ребенок с гипертрофированной памятью. Кроме памяти ему похвалиться нечем, но благодаря памяти он обогнал в развитии «интеллекта» сверстников, — за что родители и учителя готовы носить его на руках. Они делают ему плохую услугу: вместо того, чтобы помочь ему выправить перекос в душе, они говорят ему: вот это и есть твой истинный путь; иди по нему — и всегда будешь первым. Он мал и наивен, он верит большим и умным взрослым, он идет, куда велят — и уже через два-три года оказывается в тупике. Сверстники учатся жить, учатся дело делать, учатся добывать себе свободу, утилизируя дискомфорт, — а он все набивает и набивает каморы своей памяти (чужими стереотипами), но это не приносит ему счастья, потому что чем больше память, тем меньше свободы. Ведь этот груз — для жизни не нужный! — он тащит на себе через жизнь.

Бессмысленный рабский труд.

Чем оправдать свое существование? Как вернуть жизни хоть какой-то интерес?

Чтобы не пропасть наедине с собой — он становится коллекционером. Марок, музыкальных записей, книг. «Знать кое-что про все и все про кое— что», — это его девиз.

Чтобы выглядеть достойно в социуме, он принимает роль эрудита. Важно, чтоб его она устроила, чтобы ею было его тщеславие удовлетворено. Что же до окружающих, то они отдадут ему эту роль с удовольствием и даже с облегчением. Как в цирке «рыжий», как в компании чудик — так в обществе эрудит.

Цель его жизни — быть лидером (или хотя бы поучаствовать) в игре «что? где? когда?» Но это — праздник. А что же в будни? Ведь душа не может жить только ожиданием; она должна чем-то заниматься каждый день, каждый час, каждую минуту. Когда душа развита нормально — таких проблем нет: чувство само находит работу. Если энергии много — познает окружающий мир (если очень много — познает мир своей души); если энергии мало — по границе совести строит бастионы из кирпичей памяти.

Наш отрок так не может, его чувства в рабстве, поэтому его душа обращается к лидеру — к памяти: давай работу. Сколько угодно, — отвечает память, и командует: — Считай!

И отрок начинает считать все подряд: окна, фонари, ступени; складывает цифры автомобильных номеров и трамвайных билетов; ищет «счастливые» и «несчастливые» цифровые знаки во всем, что поставляют ему органы чувств.

Украшение этой бесконечной счетной ленты — расчет житейских ситуаций. «Вот я приду и скажу ему— а он мне— а я на это… Нет, возьмем иначе, лучше так: я ему… а он будет вынужден… после чего я…»

Господи! Сколько оперативного энергопотенциала бездарно сгорает в этом нищенско-душевном огне!

Игрок в «счет-расчет» бесплоден, поэтому все его цели мнимые. Но если не думать о смысле бесконечных серых будней, то жизнь его комфортна: воображать не надо, хитрить и подличать не надо, ходить по лезвию бритвы? — еще чего. Считай себе да считай, жди, когда выпадет счастливый нумерок. Он как западня; как натянутый лук, чью стрелу выпустит в грудь жертвы его неосторожный шаг.

Реалист. Педант. Игрок. Игрок без риска, но и без настоящего выигрыша.

Собственной критичности здесь опять нет места, поэтому вместо живой гармонии игрок в «счет-расчет» пользуется чужим шаблоном.

Третья ловушка — болезнь созревания.

Это в самом деле болезнь, потому что переход от отрочества к юности — переход пограничной зоны — сопровождается колоссальными переменами и в душе, и в теле.

Отрок — один человек, юноша — совершенно иной; качественно иной.

Отрок — бесполое существо, юноша (девушка) — обрел пол.

Отрок — отрицает собственную память, юноша — всеобщую (он расчищает место для работы своей ЭПК).

Совесть отрока — открытая рана; совесть юноши — нерассуждающий меч, разрушающий стереотипы и защищающий истину, добро и красоту.

(В этом месте мы вынуждены напомнить, что речь идет не о рабах и не о потребителях; отрок, который нормально развивался и завершив движение через второй этаж стал юношей — уже созидатель. Значит, описываемый нами юноша прорвался через третью ловушку, легко перенес болезнь созревания, и уже подсказывает нам — не без иронии — параметры своей души, поглядывая вниз с площадки третьего этажа.)

Отрок пользуется чувствами, как потребитель; юноша дает им оценку — и пытается их материализовать (работа созидателя).

Отрок переживает кризис ЭПК (все движение через второй этаж — это балансирование на проволоке, это продирание через трясину, это постоянное искушение души; энергопотенциал плохо защищен слабой критичностью — и потому неустойчив; психомоторика тянет за троих — и потому поневоле ищет передышки в стереотипах; критичность способна делать только самую простую работу — отрицать, лишь так она может расчистить для души жизненное пространство, обнадежить ее проблесками свободы; это болезнь роста, болезнь нестрашная, если она не в силах так ослабить отрока, что он потеряет равновесие и шагнет за пределы нормы; это болезнь необходимая — не переболев ею, не сможешь жить в новой среде — под открытым небом третьего этажа; не сможешь глядеть в глаза дисгармонии, что немыслимо без нового качества — гармоничной ЭПК), юноша — расцвет ЭПК.

Третья ловушка отличается от первых двух принципиально: там испытания переживала душа, здесь — тело; но как оно выдержит это испытание, каким выйдет из него — зависит от души отрока. Его тело, исполняя программу генотипа, заканчивает свое развитие. Остается последний этап — половое созревание. Кажется: родовая программа — столь мощный и самостоятельный инструмент, что вмешаться в его работу, повлиять на ее ход практически невозможно. На самом деле это не так. Душа отрока созрела настолько (сейчас мы не говорим о ее качестве — только о ее роли в его жизни, а эта роль огромна; ведь отрок — весь в себе, весь в душе), что уже не может мириться с ролью статиста в работе формирования его самости, не может покорно следовать за родовой программой. Она еще не осознала себя скульптором, работающим с самою собой, как с глиной, но действует именно как скульптор. Теперь она смотрит на работу генотипа, как на черновик, вылепленный подмастерьем, и по все еще сырой, податливой глине начинает лепить уверенной рукой мастера.

Откуда эта активность? откуда перемена в поведении души?

До сих пор первую скрипку ее мелодии вела память, теперь вперед вышло чувство. Память автоматически усваивала правила игры в жизнь, чувство (с помощью критичности) оценивает и выбирает.

До сих пор малыш — ребенок — отрок развивался как биологическая система под диктовку генотипа; теперь — в пору полового созревания — черновик генотипа набело переписывает чувством душа.

Каждый знает: мало родить мужчину; чтоб из этого младенца вырос настоящий мужчина — нужен огромный труд. Мало родить девочку; чтоб из нее выросла женственная, добрая, неутомимая хранительница очага, нужен огромный труд. Чей? Родителей и учителей.

Но даже если они не трудятся, если не вкладывают в формирование ребенка своей души, они оказывают на этот процесс колоссальное воздействие одним своим присутствием. С первого своего шага ребенок меряет мир взрослыми, которые его окружают. (Есть люди, которые остаются инфантильными на всю жизнь — всю жизнь они пользуются чужой меркой.) Вплоть до отрочества — оценивая истину, добро и красоту — он пользуется меркой близких ему взрослых. Но вот наступило отрочество, вперед вышло чувство — и у него словно глаза открылись. Оказывается, мир совсем не такой, как он считал до сих пор, мир куда хуже его детских представлений (простим ему это простодушное заблуждение). Значит, нужно разбить старые кумиры и построить новые; отказаться от чужих мерок и верить только своей. Только себе. Эта ломка происходит тяжело, потому что это — как мы уже сказали — настоящая болезнь. Болезнь души.

Напомним еще раз: причина ее в том, что в лидеры души вместо памяти выходит чувство. Остается последний вопрос: откуда у чувства появилось столько энергии, что оно смогло вытеснить великолепно развитую, полную сил память? Эту энергию чувство получило от энергетического подъема, причина которого — половое созревание.

Генотип выстреливает своим самым мощным зарядом (ведь решается судьба последующих поколений), и чувство оказывается самым подходящим инструментом, чтобы придать формирующейся половой структуре индивидуальное лицо.

(Следствие 1. Если энергия генотипа была в детстве растранжирена — детородная функция окажется навсегда ущербной.

Следствие 2. Если память не пропустит вперед чувство — половая чувствительность окажется навсегда ущербной.)

Цитата: «Энергопотенциал генотипа неприкосновенен». (А. Рыбковский.)

Теперь постараемся показать, что половое созревание не физиологический, а психо-физиологический процесс.

Задача природы простая: нужно, чтобы из мальчика сформировался мужчина, из девочки — женщина. Материал и форму поставляет естественная природа; лекала для уточнения форм и линий застывающего слепка — природа социальная.

Обращаем ваше внимание на тонкость: чувство — только инструмент; лекала, по которым оно работает, отрок берет вне — из ближнего социума. Умом он отвергает чужие мерки, но разве когда-нибудь ум мог повлиять на естественный процесс? И природа, не вступая в дискуссии, делает свое дело, — что ей нервические бунты маленького мальчика.

Лекала отрока — родители и учителя.

Но не как «родители» и «учителя» (социальная функция), а как «мужчины» и «женщины» (функция природная). Мужское и женское начала. Надеемся, вы понимаете, что если бы ближний социум был носителем только социальной функции, его воздействие на формирование половой функции было бы ничтожным (мы не знаем как, не можем представить механизма, но допускаем, что какая-то ничтожная возможность воздействия есть). Но ближний социум воздействует, и очень мощно, и объяснимо это лишь в том случае, если его составляющие мы воспринимаем как природные сущности — мужские и женские.

На естественный процесс могут воздействовать только естественные (природные) силы.

Значит, формирование полового лица отрока зависит от того, сколько мужчин и сколько женщин оказывали на него влияние. И что еще важнее (качество приоритетно всегда!) — сколь выразительными, сколь настоящими, сколь мужественными были эти мужчины, и сколь женственными были женщины.

Первые лекала — отец и мать. И если ребенку повезло, если семья гармонична, функции отца и матери «весят» соответственно 0,618 и 0,382 от целого.

Вторые лекала — учителя. И если ребенку повезло, соотношение учителей— мужчин и учителей-женщин будет тем же: 0,618 к 0,382.

Как известно, нет «чистых» мужчин и «чистых» женщин; в каждом из нас живут оба начала. Они выражены (для простоты вашего восприятия мы огрубляем картину) мужскими и женскими половыми гормонами. И тут обращаем ваше внимание на важнейшее обстоятельство: если пол человека зависит от родовой программы, то соотношение гормонов (значит — мужественность или женственность) зависит от лекал, по которым его работали.

Соотношение мужского и женского начал в человеке никогда не бывает постоянным. Оно колеблется в зависимости от обстоятельств и на протяжении жизни изменяется (об этом будет речь впереди), но есть период, когда оно обретает форму, достаточно стабильные количественные и качественные характеристики, и этот период — отрочество. Какие лекала в отрочестве к человеку приложат — таким он и будет.

Спокон веку мужчина добывал хлеб, тащил в дом косточку, защищал его от враждебных посягательств. Женщина продолжала род, хранила информацию и укрепляла очаг.

В нормальной семье мужчина исполнял радикальную функцию, женщина — консервативную.

Дети это не только видят, не только чувствуют — биополя родителей (не бесполые биополя — а мужское и женское!) напрямую формуют биополе ребенка.

Напоминаем: главный инструмент души малыша и ребенка — память (они подражают — мальчики отцам, девочки матерям — буквально во всем), главный механизм формирования мужского и женского начала — совместное действие.

Если мальчик с первых шагов помогает отцу прибивать, паять, копать, если перенимает боевые приемы, решительность, твердость, спокойствие и умение с достоинством терпеть боль, — в нем будет полноценно развиваться мужское начало; если он видит, как отец любит мать, как уважает труд, как охотно помогает ей в тех работах, где нужны мужские руки, — в нем в необходимой степени (поддерживая гармонию) развивается женское начало.

Если девочка не только видит, как мать варит, стирает, шьет, моет окна, прибирает в квартире, хранит вещи, ухаживает за детьми и поддерживает деятельные контакты со всем родом (хорошая мать не только каждый день вспоминает о стариках предыдущего поколения — у нее каждый троюродный племянник на примете), — если девочка принимает в каждом таком действии самое активное участие — в ней будет полноценно развиваться женское начало.

Если она видит, что мать уважает действия отца и никогда не идет ему наперекор, если она усваивает, что главный рычаг матери в семье — доброта, а главный аргумент — труд, если она научается полюбить процесс того, что считается рутинной домашней работой, — из нее получится впоследствии замечательная жена (женщина, в которой достаточно развито мужское начало; достаточно для того, чтобы понимать мужчину, поддерживать его и никогда не претендовать на обмен с ним стульями).

Если семья гармонична, «золотая пропорция» выдерживается всеми ее членами. В мужчине и мальчике соотношение мужского и женского начал — 0,618 к 0,382; в женщине и девочке соотношение женского и мужского начал — такое же: 0,618 к 0,382. Значит, в семейном диполе муж-жена женщина (воплощенное женское начало) весит 0,382; но в диполе ее человеческой сущности эти 0,382 — уже целостность (условно говоря — 1), которая гармонически слита из 0,618 женского начала и 0,382 мужского. В каком состоянии критичность их детей? Напоминаем: они еще не пережили детство, отрочество им только предстоит.

Следовательно:

1) их критичность еще не приобрела самостоятельности;

2) она заимствована у родителей (работает память);

3) но если критичность каждого из родителей — это гармоническая мера их сущностей, гармоническое сочетание в каждом из них мужского и женского начал, то их дети в роли критичности используют стереотип — собственную трактовку гармонии ЭПК отца и матери.

Но вот семью перекосило — муж превратил жену, свою «половину», в рабу. Мальчик это усваивает один к одному (работает память!), мужское начало в нем гипертрофированно (значит, огрублено, или — как вам уже не терпится подсказать нам — сведено к животным стереотипам); женское начало он всячески попирает, стесняется его, считает его недостойным проявлением слабости (по мнительности можно принять и за болезнь) — и оттого еще больше отклоняется к мужской стати. Кто он? быть может — супермужчина? Ничего подобного! Раз гармония нарушена — он раб. Женщина для него — только самка. Девочке в этой семье не позавидуешь. Она вырастает бесполым существом, живущим во власти инстинкта продолжения рода. Мужчина для нее — только самец.

Критичность этих детей не имеет лица, потому что обращена (уже сейчас и на всю последующую жизнь) на себя. Ее функция — компенсаторная.

1) Критичность пытается спасти равновесие мужского и женского начал.

2) Поскольку оперативный энергопотенциал невелик, а психомоторика неполноценна, примитивна, работает на стереотипах и реагирует только на стереотипы (вы же сами понимаете — раб-), — критичность обречена на пожизненную борьбу за существование этого человека. Всю жизнь она стоит на страже своего оперативного энергопотенциала, и психомоторику понукает к тому же. А что может психомоторика, не умеющая находить (а тем более — переваривать) источники энергии — гармонии? Только одно: каждого, кто приближается, она пытается отпугнуть: показывает зубы и рычит.

Семью перекосило в другую сторону: жена доминирует, принимает решения, командует; муж только покорный исполнитель. Мальчик в такой семье вырастает робким, инфантильным, женоненавистником; это потенциальный холостяк с задавленным инстинктом продолжения рода. Он раб, но раб неполноценный — его реактивность ничтожна, поскольку он не способен заряжаться до дискомфорта. Как же он спасается в этом случае? — Выключается из ситуации, как притворившийся мертвым жучок. Девочке в этой семье тоже не позавидуешь. Ведь женское начало ее матери задавлено мужским, женское начало ее отца тоже неполноценно: он может признавать главенство жены, может уважать ее, но любить— Пусть он сам этого не осознает, но мы-то с вами знаем, что любить (материализовать в действии прекраснейшее из чувств) можно только гармонию, а эта жена — воплощенная дисгармония. Дисгармония может привлекать (раба), ее можно терпеть (потребителю, опустившемуся до рабов), к ней можно даже испытать страсть (недолгую вспышку — как болезнь: такое случается у созидателей), но любить— не-е-ет!

Итак, женское начало в этой девочке развивается неполноценно; мужское — тоже: ведь в отце оно ослаблено, смято — далеко от гармонии; а мужского начала матери она не воспринимает. В результате получаем в душе и теле — инфантильность. Ей предстоит незавидный удел: всю жизнь притворяться женщиной, быть как другие женщины. Она знает, что нужно создать семью, завести детей, быть достойной женой, но это идет от ее головы, а не от ее сущности, которая с виду женская, а если заглянуть ей в душу да в физиологию — беспола. Она может достичь всего — кроме счастья. Но об этом будет знать только она одна — вынужденно великолепная актриса.

Критичность этих детей не формируется естественно (учебным гипсовым слепком с ЭПК родителей), не формируется гипертрофированно (превратившись в спасательный круг своего ЭПК), а заимствуется со стороны. Эта критичность — умозрительна. Ее скелет — идеал. Не идеал гармонии (слиток истины, добра и красоты), а идеал именно этого ребенка, а потом — именно этого человека, — стандартный идеал, который принят за меру. Для мальчика это может быть, скажем, Шварценеггер, для девочки — Мэрилин. Не обязательно подражать идеалу, не обязательно походить на него. Ведь никто же не подражает эталону своей критичности, им — меряют. Следовательно, эта критичность — как и в предыдущем случае — не имеет лица. Потому что носит приросшую на всю жизнь неотрывную маску. И так далее.

Теперь вам будет проще понять, в чем суть третьей ловушки.

Ребенок пошел в школу.

До сих пор его критичность работой памяти только набирала вес, под воздействием родительских лекал обретая то одни, то иные формы; она была послушной мягкой глиной, которой все прибывало. Теперь вперед выходит чувство (количественный процесс уступает приоритет качественному). Оно неповторимо — поэтому на глине оставляет неповторимые отпечатки. Чем интенсивней работает чувство, тем меньше энергии достается памяти. Соответственно меняется и ее работа: она меньше хапает, рассовывая по закромам, потому что приходится обслуживать чувство, значит — доставать из закромов. Память этого не любит, потому что при перетаскивании туда-сюда товар, конечно же, портится, блекнет — теряет энергопотенциал.

Итак, ребенок превращается в отрока, чувство перебирает предлагаемое памятью — и почти все отвергает (расчищает место для собственных стереотипов); на глине проступают все новые необычные черточки. Бурно формируется критичность! Так где же проблема? кто может отроку помешать?

Школа. Уточним — учителя.

При огромной удаче они могут компенсировать то, что было смято и сломано в семье. При большой удаче они помогут отроку развиваться нормально. При удаче они будут не очень ему мешать. Припомните: часто ли вам везет?

Речь идет не о педагогическом уровне учителей. Этот уровень предполагается достаточно высоким, потому что если это не педагоги по душевной склонности, а школьные чиновники, — разговор теряет смысл. Так вот, даже если учителя хороши — этого недостаточно, чтобы они помогали отроку нормально развиваться. Необходимо, чтобы учителей— мужчин (вы же понимаете, что мы имеем в виду не формальную принадлежность к мужскому полу, а полноценное развитие в нем мужского начала) возле него было значительно больше, чем учителей-женщин (уточнение то же). Идеальное соотношение — 0,618 к 0,382.

Зачем?! Ведь отрок уже вырвался из плена памяти, ведь благодаря чувству он самостоятельно отбирает (гармонии и стереотипы) по собственному вкусу; он может брать из книг и телевизора, от игр во дворе и от приятелей.

Правильно. Все это — работа чувства, но — по формированию души. А мы говорим о формировании критичности. О работе, пик которой приходится на половое созревание и которая проявляется формированием мужского и женского начал в завтрашнем юноше.

Почему не товарищи влияют на этот процесс (повторяем: товарищи влияют на формирование души), а именно учителя?

Потому что мы так устроены: пока мы растем, пока наше ЭПК обретает лицо, пока мы не станем вровень с окружающими, — лекала взрослых помимо нашего сознания придают нашей критичности определенную форму.

Отрок отрекся от прошлого (значит — и от родителей; вот почему их лекала в это время скользят по нему без сопротивления), он выкинул прежнюю память; но свято место пусто не бывает — и чувство заполняет закрома. Чем? Новой памятью. Материалом мужского и женского начал, который он получает от учителей.

Теперь мы можем назвать смысл ловушки: вместо чувства любви (обеспечивающего гармонию мужского и женского начал) ситуация подталкивает к преждевременному, гипертрофированному развитию (или угнетению) полового инстинкта.

Если соотношение учителей-мужчин и учителей-женщин близко к норме

— отроки нормально мужают, а женское начало развивается в них ровно настолько, чтобы они были способны к чувству любви, могли его оценить и стремились бы сохранить;

— отроковицы обретают полноценную женственность, а мужское начало развивается в них ровно настолько, чтоб они понимали: каждому — свое; и что их высокое призвание — завершать то, что начали мужчины.

Если соотношение учителей резко сдвинуто в пользу мужчин, в отроках начинает доминировать нигилизм, агрессия, потребность разрушать; в отроковицах — деловитость, рассудочность, оскудение чувств. И для всех

— ослабление чувства ответственности.

Если соотношение учителей резко сдвинуто в пользу женщин

— отроки становятся феминизированными, что усугубляется преждевременным половым созреванием; ускоренный процесс за счет количественного перекоса теряет в качестве, значит, половое чувство неустойчиво и умирает вместе с удовлетворением полового инстинкта; скука гасит его очень быстро, стимуляция извращенными формами половой жизни тоже не выдерживает испытания временем, — и к зрелости, когда нормально развитый мужчина выходит на многолетнее плато стабильной половой силы, — наш герой уже фактически импотент;

— отроковицы становятся фригидными, они не чувствуют мужчин и избегают их; если же они создают семью, то не дорожат домашним очагом, и даже судьба детей не может их заставить действовать соответственно женской природе.

Критичность человека — это матрица, вылепленная памятью из стандартных элементов мужского и женского начала, сочетанию которых чувство придало неповторимые черты.

Итак, течение жизни протащило отрока через второй этаж, он поднял глаза — и увидал лестницу, ведущую на третий этаж. Вы ждете, что он зацепится за поручень, подтянется, выберется на нижнюю приступку и зашагает вверх? Напрасно ждете. Сейчас этого не случится. Может быть — когда-нибудь — осмыслив ситуацию — с помощью Учителя он и решится на этот подвиг (мы не иронизируем; для него это действительно подвиг), — но не сейчас. Сейчас он к этому не готов. Отрочество закончилось — и ощущение финиша наполняет его истомой расслабления; мало того, он даже удовлетворен: все-таки пришел к финишу без ощутимых потерь. Три ловушки подрали штаны, кое-где припеклись и к одежке, и к коже, как смоляной вар, — стоит ли обращать внимание на такие пустяки? Ведь начинается юность, мир полон поэзии, будущее манит такими авансами!.. — нет, что ни говорите, а жизнь прекрасна.

Если б его ЭПК, нормально развиваясь, успело за время отрочества стать такой машиной, которая почти без колебаний наезжает на дискомфорт, — он бы даже не заметил, как оказался на третьем этаже. Плыл по второму — продирался через ловушки, — опять плыл, отталкиваясь от прошлого, очаровываясь и разочаровываясь, — и вдруг, глядь, а вокруг все другое, совсем иной мир: над головой нет крыши, и много работы, которую нужно (а самое главное — очень хочется) сделать.

Поэтому запомните главное: отрок на пороге юности становится созидателем естественно, свободно, без специальных сознательных усилий. Если же он вдруг обнаруживает себя у подножья лестницы, ведущей на третий этаж — он потребитель. И это надолго.

Чтобы его понимать, мы должны разобраться, как в нем работают три важнейших механизма:

1) территориальный императив,

2) ответственность и

3) ЭПК.

Территориальный императив у потребителя мнимый. Своей территории у него нет (ему принадлежит только собственное тело — источник удовольствия); его императив безграничен, но —

1) этот императив живет воображением, а это процесс не энергоемкий, вот и судите сами: что может мыльный пузырь?

2) этот императив не имеет цели (постоянная цель быстро переполняет потребителя энергией, от избытка он ощутит дискомфорт, и потихонечку — и от себя, и от других — отвернется от цели), — значит, он не может найти точки опоры и не может создать доминанты, без которой энергетический процесс (рост энергопотенциала) невозможен.

Ответственность у потребителя только перед самим собой. Его идеал — бездеятельный комфорт. Если этот идеал оказывается под угрозой, потребитель начинает действовать, не считаясь ни с чем. Прибавьте к этому привычку кормиться с чужих грядок (ведь своей территории нет) — и вы поймете, что это конформист, совесть которого если когда-нибудь и болит, то самую малость. Трудности, невзгоды, страдания других людей он воспринимает не душой, а разумом. Его душа болит только за себя. Его совесть стоит на страже комфорта — и не желает ничем иным заниматься; да если б и захотела — то не смогла: энергопотенциал не позволяет.

ЭПК потребителя дисгармонично. Только его психомоторика нормально развита, однако и она работает вполсилы: большего не позволяет ограниченный энергопотенциал. Потребитель рад бы подкачаться энергией — он видит столько ее источников вокруг себя! — да емкости не позволяют.

Емкости сами не увеличиваются, их надо разрабатывать — а это потребителю не по нутру. Он может только взять. Взять готовое. Приготовленное созидателем. Он таскает печеную картошку из костра созидателя, хотя предпочитает, чтобы она лежала уже на тарелке.

Энергопотенциал — болевая точка потребителя. Едва потребитель почувствует ее — он ищет удобную позу, чтобы не болела. Не болит — он ничего не делает.

Критичность потребителя — безошибочный инструмент, позволяющий восстанавливать и сберегать энергопотенциал. На первый взгляд это трудно представить. Ведь пока будущий потребитель двигался через второй этаж, пока формировалась его критичность — он провалился поочередно во все три ловушки — и застрял в них навсегда. Он навсегда «гадкий утенок»; он навсегда игрок; он навсегда вместо гармоничного сочетания мужского и женского начал имеет какую-то невыразительную кашу, из которой — в зависимости от ситуации — вылепливается то мужская, то женская морда. Его критичность не имеет лица; как же можно говорить, что она — безошибочный инструмент?..

Природа мудрее нас. И никогда не забирает назад то, что однажды дала.

Помните? — мы не раз вам твердили: если ребенок стал потребителем — это с ним на всю жизнь, он уже никогда не станет опять рабом; если отрок стал созидателем — это с ним на всю жизнь, как бы низко судьба его ни роняла.

То же и с критичностью. Когда ребенок попадает на второй этаж жизни — красивый, энергичный — он воплощает собою грацию, он суть эталон гармонии; на какой-то недолгий срок, быть может — на один момент — он становится материализованной «золотой пропорцией» — метрическим инвариантом гармонии. И в памяти его человеческой сущности это ощущение — эта мера — остается навсегда. И когда на исходе отрочества оказывается, что он потерпел фиаско, он сбрасывает (последний жест отрочества) всю дрянь, которая налипла на тот давешний эталон — и остается с ним. С мерой «золотой пропорции». Да — у нее нет лица; да — она одна на всех; зато она безошибочно констатирует: это — гармония, здесь — пей и ешь, а то — черт-те что, отвернись и забудь.

КРИТИЧНОСТЬ СОЗИДАТЕЛЯ

Осталось разобраться, как работает критичность юноши, оказавшегося на третьем этаже.

Она принципиально иная, чем у его товарища, оставшегося этажом ниже. У нее единственное, неповторимое лицо. Опыт продирания через ловушки, опыт потерь и компромиссов сформировал его матрицу чувствования мира. Эта матрица гармонична — но далеко не везде выдержит испытание «золотым сечением»: ведь у нее — подчеркнем еще раз — свое лицо! Вот отчего каждый талант видит одну и ту же ситуацию по-своему: критичность — глаза таланта, и если глаза разные, то и ситуацию они оценивают каждый в соответствии со своею меркой.

Но отличие от «золотого сечения» не мешает критичности успешно справляться с основной своей функцией: следить, чтобы целостность ЭПК не выходила за пределы его личной гармонии. Это — талант. Его территория отмерена его энергопотенциалом. Когда энергии маловато, талант ведет себя, как потребитель, даже — как раб. Но в отличие от них талант восстанавливается очень быстро. Стоит ему оказаться в благоприятной ситуации, он подкачивает от нее свой энергопотенциал (по методе потребителя), и уже через несколько дней он в норме. Еще чуть— чуть, энергопотенциал заполняет все прежде наработанные емкости (овладевает своей территорией), и начинает давить на их стенки.

Потребитель при этом сразу зажимается — и тем сжигает избыток энергопотенциала. Таланту это и в голову не придет. Он чувствует — что— то мешает: колет, давит, раздражает. Пригляделся — да вот же он, этот острый угол! сейчас его уберем!

Чем он ощущает дискомфорт? — Душой.

Чем он называет дискомфорт? — Критичностью.

Чем он утилизирует дискомфорт? — Своим ЭПК.

Уточним: психомоторикой, которая работает за счет энергопотенциала, под контролем критичности.

Дискомфорт (задача) — это не обязательно дисгармония. Ситуация, предмет, явление может быть вполне гармоничным для миллионов людей, но именно этот талант чувствует: здесь что-то не так. Потому что его личная гармония (мера его критичности) и данная общепризнанная гармония — не совпадают. Будь у него поменьше энергии — он бы с этим смирился; но сейчас он в порядке, энергопотенциал напирает, и он решает: зачем я мучаюсь, терплю, если можно создать себе комфорт своими руками? И берется за дело. И если обстоятельства ему благоприятствуют — переделывает общепризнанную гармонию по собственной мерке. После чего испытывает облегчение: острый угол он утилизировал (задачу решил), емкость его энергетики увеличилась, и теперь какое-то время (год, месяц, день) энергопотенциал не будет доставлять ему хлопот.

Он создал новую гармонию — значит ли это, что другие люди ее примут? Вовсе не обязательно. Если эта гармония окажется близкой вкусам или потребностям публики — ее примут все, кому она импонирует (либо — кто готов с нею мириться). Но эта гармония может оказаться столь экстравагантной (надеемся, вы понимаете, что этот талант вполне искренен, и работает экстравагантно только потому, что такова норма его критичности, а не намеренно, не встает на уши — лишь бы обратить на себя внимание), что ценителей у нее найдется — по пальцам перечесть. Так что же, эта работа хуже той, которую сходу приняли миллионы?

Нет.

Решенная задача — это урожай, который талант вырастил на свежевспаханном грунте. Один с этой грядки снял ведро редиски, у другого выросла диковинная орхидея. Значит, ценность решения задачи не в его утилитарном применении, а в нем самом. Разумеется, задачи решают и потому, что «так надо», но в конечном итоге — все-таки потому, что хочется освободиться. От задачи.

Ответственность таланта простирается на величину его души. Значит, территория, за которую талант несет ответственность, может увеличиваться лишь до тех пор, пока растет его душа (целостность чувства, памяти и совести). Если же талант проявил себя безнравственно — это означает, что его территориальный императив вошел в конфликт с ответственностью, его истинная территория тает, задач он уже не чувствует и потому поддерживает свое реноме имитацией.

А что же гений?

Напомним: гений появляется не вдруг; он рождается из таланта; рождается как результат многолетней работы таланта над качеством. (Погоня за количеством неотвратимо переходит в штамповку, что резко девальвирует ценность продукции.)

Ради чего талант работает над качеством? Ради свободы.

Чем качественней получается работа таланта, тем лучше он себя выражает, тем ближе к себе подходит. К своей сущности. К материализованному (по мерке матрицы) воплощению своей души. В этом все дело.

Он воплощает себя — чтобы увидеть и понять себя. Он воплощает себя в надежде создать такой слепок своей души, чтобы можно было сказать: это я. Чтобы критичности стало нечего делать. Чтобы она заткнулась наконец и можно было бы перевести ДУХ.

Представьте его разочарование, когда однажды после многолетних трудов он убеждается, что мастерил не из того материала. Ведь он работал с внешним дискомфортом, он брал из того, что ограничивало его территорию, что не позволяло ему освободить его «я», — а лепил образ души. Материал изначально не соответствовал цели, но качеством работы он пытался компенсировать разрыв. И вот качество достигло оптимального; продолжать корпеть над ним — результат не оправдает усилий; и тут он приходит к поразительному (для него) открытию: чтобы запечатлеть душу, надо и материал брать в душе. Гармонизировать не то, что вокруг, а то, что внутри. Это открытие потрясает его: столько лет быть слепцом!.. Он переживает это, как тяжелейшую болезнь. Он может спиться (если ситуация требует штамповки успехов), он может перестать работать (если неблагоприятно сложилась личная жизнь, отчего пострадала душа);

но если его ЭПК к моменту кризиса было в норме, если энергопотенциал позволил выстоять, не сломаться от удара, если душа осталась верной цели, если критичность позволила дать справедливую оценку всему, что осталось позади, — он отказывается от прошлого и широко открытыми глазами заглядывает в колодец своей души.

Талант стал гением. И переживает зрелое отрочество.

В первом отрочестве он отрекался от памяти своих родителей, теперь — от памяти всего человечества. Без этого он не сможет делать то, что делает гений: оказавшись на границе непознанного, он смело шагает в пустоту — и там, где ступает его нога, появляется новая для человечества твердь.

Его территория — весь мир, и он ощущает себя гражданином мира, сыном человечества.

Но его ответственность распространяется только на ту территорию, которую он открыл и вспахал, которую отмерил своими ногами.

Почему же он не хочет отвечать за весь мир?

Потому что его императив — боль, душевная боль (напомним: у таланта императив создавал дискомфорт — это совсем иное качество ущемления свободы); гений — всего лишь человек, а человек одноканален, и когда у него болит душа — он отворачивается от болей человечества. Если же он решит заняться болями человечества (снизился энергопотенциал — бывает!), — он будет делать это, как талант, потому что это благородное занятие — специфическое поле деятельности таланта.

И самый важный вопрос: что же является мерой критичности гения? От меры, которой работал талант, здесь мало толку — ведь ее можно прикладывать только к уже известному; а при встрече с неведомым она пасует: ей не во что упереться. Талант может чувствовать: здесь что-то есть, — но ЭПК не позволяет это чувство материализовать, — и талант остается топтаться возле незримой зыбкой границы, за которой — он так явственно ощущает ее присутствие! — гудит космос неведомой (параллельной ему) жизни.

Вот почему гений — когда душевная боль переключает на себя его внимание — отбрасывает привычную, наработанную годами меру (когда ему придется заниматься работой таланта — он опять ее подберет) — и берет в руки меру универсальную — «золотую пропорцию».

Ничто иное ему не подойдет. Ведь он работает с непознанным, о котором мы знаем только одно: оно структурировано «золотой пропорцией». Гений прикладывает этот ключ — и за ниточку вытягивает весь клубок.

Кстати, вот почему гений (у таланта это получается лишь при очень большой удаче) работает просто: если рабочей меркой является «золотая пропорция» — результаты будут изумлять своей простотой (не путайте с примитивом!), которая позволяет хранить заложенный в нее огромный энергопотенциал веками практически без потерь.

Последнее замечание. Если гений — гражданин мира, — то как быть с его национальным прошлым?

Национальные краски, которые создавали особый колорит его работе, пока он был талантом, теперь выброшены за ненадобностью. (Значит, если созидатель подчеркивает свою национальную принадлежность, он безусловно не гений) В той работе, которую он делает, как гений (это может случиться один раз в жизни, а может и всякий раз, когда его ЭПК приходит к норме) нет места национальному колориту. Потому что неведомое — ничье, а «золотая пропорция» — универсальна; значит, и результаты работы гения — универсальны. Следом за гением на вспаханное им для всех поле придут таланты, каждый отмеряет и станет возделывать свою грядку, и по тому, что он посеял и как возделывает, сразу можно будет сказать: вот здесь трудился немец, здесь — русский, а там — несомненно — китаец.

Гений — не единственная вершина созидателя; и не самая высокая. Коротко опишем еще две: одна поднимается до той же высоты — это мудрец, другая маячит над ними — это творец.

Отличие мудреца от гения в том, что он отрекается не только от своего прошлого, но и от всякой работы с веществом природы. И если гений работает с веществом природы и знаковыми системами (информацией), то инструмент мудреца — слово (Если желаете — можете читать его с заглавной буквы, поскольку слово мудреца — золото; оно всегда единственное для той души, которой предназначено.)

Территория мудреца — духовное пространство человечества.

Ответственность — за ту душу, с которой мудрец в данный момент работает.

Его императив — боль этой души. Почувствовав такую боль (своих болей для мудреца нет), мудрец словом восстанавливает целостность больной души. Его слово просто и абсолютно точно, поскольку его отбирает безошибочная мера — «золотая пропорция».

Главное отличие творца от гения и мудреца (который игнорирует неведомое) в том, что для него неведомого не существует.

Его территория — вся природа. Ответственность — за ее жизнь.

Он одухотворяет природу (вот его императив) — освобождает ее — материализуя в ней по законам логоса (его критичность) свой колоссальный энергопотенциал.

Глава седьмая. МЕМОРАНДУМ

1. Механизм таланта есть в каждом.

2. Механизм таланта не стареет.

3. Механизм таланта универсален.

4. Механизм таланта включается самопроизвольно.

5. Талант не ищет задач — они находят его сами.

6. Механизм таланта решает задачи только оригинально.

7. Механизм гения отличается от механизма таланта только уровнем ЭПК: у таланта ЭПК в норме, у гения — оптимально.

8. Гений не ищет проблем — они вызревают в нем сами. Если проблема пришла извне — это всего лишь задача.

9. Гений решает проблемы (все они — в области неизведанного) легко и просто.

10. Механизм мудрости — это механизм природы. Мудрец живет по законам природы, как неотъемлемая часть ее: он — критичность природы.

11. Мудрец думает природу.

12. Мудрец — хранитель целостности Души; поэтому он ремонтирует людские души легко и просто.

13. Механизм мудрости — это механизм природы. Мудрец живет по законам природы, как неотъемлемая часть ее: он — критичность природы.

14. Механизм творца (творчества) отличается от механизма гения и мудреца только уровнем ЭПК: у творца ЭПК идеально — при максимальном энергопотенциале.

15. Творец выполняет миссию: он поддерживает веру. Он возвращает второй природе рассеиваемый энтропией смысл.

16. Творец работает с веществом природы, вкладывая в него свою душу.

Оглавление

Игорь Акимов и Виктор Клименко . О мальчике, который умел летать, или путь к свободе

Вступление

Предисловие

КАКОВА ПРИРОДА ТАЛАНТА?

ГЛАВА ПЕРВАЯ. Талант есть норма(01/88 — 1)

С ДОБРЫМИ НАМЕРЕНИЯМИ

СПОРТИВНЫЙ ВАРИАНТ

ОКАЗЫВАЕТСЯ, ТАК БЫВАЛО И ПРЕЖДЕ

ЗЕРКАЛЬНЫЙ СИНДРОМ

КАК ВАЖНО БЫТЬ СОБОЙ

БАНАЛЬНАЯ ИСТОРИЯ

ЧТО НАША ЖИЗНЬ? — ИГРА!

У КАЖДОГО — СВОЙ ЭТАЛОН

КУДА ВЕДЕТ ПОВОДЫРЬ?

Парадокс о дисциплине

Сон разума рождает чудовищ

Мы ставим задачу

ТРИ КЛЮЧА К ОДНОМУ ЗАМКУ

ПРЕДВАРИТЕЛЬНОЕ ЗНАКОМСТВО

Любовь у триаде

О смысле целостности

Очаг, нарисованный на холсте

Мы открываем карты

Самый типичный ИПС

ПЕРВЫЙ ИПС — «СЕМИМЕТРОВЫЙ»

«Я МИЛОГО УЗНАЛА ПО ПОХОДКЕ»

«МИЛЛЕРОВСКИЙ КОШЕЛЕК»

КОГО ВЫ ХОТИТЕ ОБМАНУТЬ?

ПОРА В ПРОФОТПУСК

«СТИРАЛЬНАЯ ДОСКА»

РЕЗЮМЕ

ГЛАВА ВТОРАЯ. Талант и Бог

  ПРАВДА И ЕСТЬ ИСТИНА

БОГ — ЭТО ОТВЕТ

ВСЕ — СМЕРТНО; МИФЫ — ТОЖЕ

ОТЧЕГО ТВОРЧЕСТВО БЕСПАМЯТНО

«ЕСЛИ ОГЛЯНЕШЬСЯ — ОНА ОКАМЕНЕЕТ!»

ГЛАВА ТРЕТЬЯ. Три этажа жизни

ЗАГЛЯНЕМ В СВЯТЦЫ

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. Энергопотенциал

  ВОСПОМИНАНИЕ: КАК Я БЫЛ ПАНТАГРЮЭЛЕМ(02.88 — 2)

О ПОЛЬЗЕ СКРОМНОСТИ

О ПОЛЬЗЕ СЛЕЗ

ПЛАТА ЗА СТРАХ

МУДРОСТЬ ТЕЛА

С КЕМ ПОВЕДЕШЬСЯ, ОТ ТОГО И НАБЕРЕШЬСЯ

В НАЧАЛЕ БЫЛО СЛОВО

ШАГРЕНЕВАЯ КОЖА

ХОРОШО ЛИ БЫЛО ФЕНИКСУ?

Ножницы, забытые в животе у оперированного

? ЦЕЛЬ ЛЮБОЙ ЦЕЛИ — ЭМОЦИИ

ЕДИНСТВЕННЫЙ СПАСАТЕЛЬНЫЙ КРУГ(03/88 — 3)

СКОЛЬКО БЬЕШЬ — СТОЛЬКО И ЕДЕШЬ

ШЕСТОЙ ОРГАН ЧУВСТВ

ЧЕМ ПРОБИВАЕТСЯ СТЕНА

Итак, пришло время второго ИПСа

ТОНИЧЕСКИЙ ИПС

ДОРОГА К «ЗОЛОТОЙ ПРОПОРЦИИ»

ХОТЕТЬ — ЗНАЧИТ МОЧЬ

РЕЗЮМЕ

Интервью с авторами (09/88 — 4)

Получите фонарь для чужих потемок (10/88 — 5)

? ***

Как вырваться из колеи (11/91 — 26)

1. Энергопотенциал— материален

2. ЭНЕРГОПОТЕНЦИАЛ ТЕКУЧ

3. ЭНЕРГОПОТЕНЦИАЛ КУМУЛЯТИВЕН(12/91 — 27)

4. ЭНЕРГОПОТЕНЦИАЛ УНИВЕРСАЛЕН

5. ЭНЕРГОПОТЕНЦИАЛ АККОМУЛИРУЕТСЯ В ИНФОРМАЦИИ

6. Энергопотенциал космичен. (09/92 — 28)

7. Энергопотенциал отмерен «золотым сечением»

7. Энергопотенциал отмерен «золотым сечением»— продолжение (01/93 — 29)

Где найти мудреца (01/93 — 30)

Маяк на все случаи жизни

Причина диалога — дискамфорт

Ваше непознанное Я

Но сначала он должен поднятся до гения

Когда затихает информационный шум

Возвращение к себе

Прежде всего — учимся слышать голос своег тела

ГЛАВА ПЯТАЯ. Психомоторика

ДОРОГА В АД ВЫМОЩЕНА БЛАГИМИ НАМЕРЕНИЯМИ

МОЖЕТЕ В ЭТОМ УБЕДИТЬСЯ

ЖИВАЯ МАШИНА

ОДНО ОТРАЖЕНИЕ В ДВУХ ЗЕРКАЛАХ

ОН ПЫТАЕТСЯ СПАСТИСЬ

НА ДОБРОВОЛЬНОЕ РАБСТВО СПОСОБНЫ ТОЛЬКО ВЗРОСЛЫЕ

ЛЮБИМЫЙ ВРАГ

СМЫСЛ ЕСТЬ ВО ВСЕМ!

ВСЕ ХОРОШО В МЕРУ

ВСЕ ПРОХОДИТ? — НЕТ, ОСТАЕТСЯ

ВОТ ПОЧЕМУ МЫ ТАКИЕ

ДА ЗДРАВСТВУЕТ КОМФОРТ!

ЧТО ГРОЗИЛО СЫНУ «ПИАНИСТКИ» ШТИРЛИЦА?

Вперед к Спинозе!

ВВЕРХ ПО ЛЕСТНИЦЕ, ВЕДУЩЕЙ ВНИЗ

1

2

Маленькое отступление

1

2

Триада жизни (10/88 — 5)

СИТУАЦИЯ КРАЯ — СИТУАЦИЯ СЛАБЫХ

ДВИЖЕНИЕ РОЖДАЕТСЯ ВНЕ НАС (11/88 — 6)

КОГДА СЛОВО СТАНОВИТСЯ ЯДОМ

«ЗАЧЕМ АРАПА СВОЕГО…»

ПРОСТРАНСТВО ДУШИ

ОН УЖЕ НА УРОВНЕ ИНТУИЦИИ

ПОЧЕМУ МИРОМ ПРАВЯТ СЕРЕДНЯКИ

  Кто самый заметный в любом классе?

Пространство души (продолжение)

ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО К ЧИТАТЕЛЯМ «Ст. М» (05/88 —)

ПРОСТРАНСТВО ДУШИ (продолжение) (12/88 — 7)

+ + +

+ + +

ОН УЖЕ НА УРОВНЕ ИНТУИЦИИ (окончание)

ОН ЧИТАЕТ КНИГУ ПРИРОДЫ

1) находится в норме и,

ТРИ СВЯТЫХ ПРОФЕССИИ (01/89 — 8)

ПОЧЕМУ ОНИ ЭТО ДЕЛАЮТ

  И в самом деле — почему?

НЕЗРИМЫЙ ГИГАНТ В РЕАЛЬНЫХ ЦЕПЯХ

УЧИТЕЛЬ ПЕРЕД ЗЕРКАЛОМ

ОН ЗАНЯТ ТОЛЬКО СОБОЙ

ЕГО ЦЕЛЬ — УДОВОЛЬСТВИЕ! (03/89 — 9)

+ + +

+ + +

ЖИЗНЬ, ОЗАРЕННАЯ СМЫСЛОМ

«ЧТО СДЕЛАЮ Я ДЛЯ ЛЮДЕЙ?..» (04/89 — 10)

1) гореть самому,

СКАЖИ МНЕ, КТО ТВОЙ УЧИТЕЛЬ…

УЧЕНИК НА УРОВНЕ ИНТУИЦИИ

1) тогда число придется доводить до семи (почему — подумайте сами), и

УЧЕНИК НА УРОВНЕ ИНТУИЦИИ (продолжение) (05/89 — 11)

+ + +

+ + +

УЧЕНИК НА УРОВНЕ ЧУВСТВ

УЧЕНИК НА УРОВНЕ ИНТУИЦИИ (06/89 -12)

+ + +

  Так на чем же мы остановились?

+ + +

  Неужели у него нет шансов спастись? Увы!

(07.89–12)

+ + +

ОБЫКНОВЕННЫЙ «ЧЕРНЫЙ ЧЕЛОВЕК»

2

3

4

? ТРИ ИЗ ТЫСЯЧИ (Открытый ответ на письма)

ОБЫКНОВЕННЫЙ «ЧЕРНЫЙ ЧЕЛОВЕК» (продолжение) (10/89 — 14)

5

6

7

8(12/89 — 15)

9

10

11

12

13

14

Обзор книги. (05/90 — 16)

(Новая тема) (07/90 — 17)

Случай первый:

Случай второй:

Случай третий:

Случай четвертый:

Случай пятый:

Случай шестой:

Случай седьмой:

Случай восьмой:

Случай девятый:

Учитель, врач, хлебороб — как они работают (09/90 — 19)

  1

  2.

    1. Творец не может не творить

  3.

    2. Задача (проблема) сама находит творца

  4.

  5.

  6.

  7. Талант решает задачу только оригинально (10.90–19)

  8

  9

  10.

  11.

12. РАБ РАБОТАЕТ ШАБЛОНОМ (11/90 — 20)

13.

14.

15.

16.

17. (12/90 — 21)

18.

19.

20.

21.

22.

23. (01/91 — 22)

24.

25.

26.

27.

28.

29.

30.

31. (02/91 — 23)

32.

33.

34.

35.

36.

37.

38.

39.

40. (03/91 — 24)

41.

42.

43.

44.

45.

46.

47.

48.

49. (04/91 — 23)

50.

51.

52.

53.

54. ТАЛАНТ НЕ ИМЕЕТ ВОЗРАСТА

Глава шестая. КРИТИЧНОСТЬ

  Признаемся: чтобы понять критичность, нам потребовалось много лет.

  КРИТИЧНОСТЬ РАСТИТЕЛЬНОЙ ДУШИ

  КРИТИЧНОСТЬ ЖИВОТНОЙ ДУШИ

  КРИТИЧНОСТЬ РАБА

  ВОЗРАСТ ГРАЦИЙ

  СИТУАЦИЯ «ГАДКОГО УТЕНКА»

  КРИТИЧНОСТЬ СОЗИДАТЕЛЯ

Глава седьмая. МЕМОРАНДУМ

Реклама на сайте