«Марксизм в России: прошлое, настоящее, будущее»

Марксизм в России: прошлое, настоящее, будущее (fb2) - Марксизм в России: прошлое, настоящее, будущее 7457K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Александр Сергеевич Казённов

А. С. Казеннов Марксизм в России: прошлое, настоящее, будущее

Санкт—Петербург — 2017

ББК 87.3(4 Рос) 5–60

К 14

Казеннов А. С. Марксизм в России: прошлое, настоящее, будущее/

А. С. Казеннов. — СПб.: Изд–во Политехнического университета, 2017. — 87 с.

Предлагаемая вниманию читателя брошюра подготовлена по материалам исследований автора в 2010‑х годах, опубликованных в разных изданиях, но посвященных одной проблеме — истории и теории марксизма, развитию марксизма в России, идейному и политическому влиянию марксизма на современную Россию.

Экономический кризис и неустойчивое развитие последнего десятилетия вновь обращают внимание исследователей на наследие марксизма и его последователей. Переиздаются сочинения классиков, в том числе «Капитала» К. Маркса, опубликованы новые интересные исследования по марксизму на Западе, в университетах читаются спецкурсы по произведениям классиков, проводятся научные конференции и семинары по этой проблематике. Возник общественный запрос на аутентичное понимание марксизма, прежде всего в научной и студенческой, молодежной среде.

Думается, что этот запрос ожидаем и понятен: за последние десятилетия никакой другой фундаментальной экономической теории не создано, а вопросов на новые вызовы много. Ответов же пока мало, а удовлетворительных почти нет. Поэтому идет интенсивный поиск фундаментальной теории, которая могла бы научно объяснить многие социальные вопросы. В этом поиске искатели приходят к марксизму, показывающему путь прогрессивного общественного развития.

Данная работа и представляет собой попытку взглянуть на марксизм как фундаментальную теорию и её долгий, но успешный, путь к российскому читателю и реализации в России. Автор затрагивает не всё учение марксизма в целом и не разработки последователей, а его существенный момент, который выполняет методологическую роль во всей концептуальной конструкции теории.

Исследование будет полезно и интересно всем, кто изучает философию и политологию, экономику и социологию, историю страны и её современные проблемы, кто стремится словом и делом участвовать в восстановлении достойной жизни граждан и прогрессивном развитии России.

Казеннов А. С., 2017 Санкт—Петербургский государственный политехнический университет, 2017

ISBN 978–5-7422–5834–6

К. Маркс (1818 – 1863)

В. И. Ленин (1870 – 1924)

Предисловие.

Эта брошюра возникла как результат исследований творчества К. Маркса, Ф. Энгельса, В. И. Ленина в 2010‑х годах. Не потому, что автор не изучал работ этих гениальных мыслителей раньше или не писал о них, а потому что новое историческое ВРЕМЯ дало возможность увидеть в более ясном свете произведения выдающихся учителей человечества. Потребности жизни и борьбы в новых условиях заставили увидеть ранее малозаметные проблемы и более пристально рассмотреть привычные понятия, законы, тенденции, явления и процессы. Наконец, раньше марксизм был для нас, преподавателей и ученых, теорией коммунистического строительства, а теперь стал и практикой текущей буржуазной российской и мировой жизни и борьбы.

Социальная борьба последних лет убедительно показала и доказала истинность учения основоположников марксизма, подтвердила их оценки социальных групп, политических партий, претендентов на духовное лидерство. Да, общественная жизнь XXI века стала иной, но общественное бытие сохранилось тем же самым — расколотым на капиталистический и коммунистический моменты. И это бытие точно также предопределяет расколотое на буржуазный и коммунистический контент общественное сознание. Да, капитализм стал во многом другим, но его основа — та же самая. Он стал, правда, более обобщенным, глобальным, хищническим, изощренным, организованным на транснациональном уровне. Но его сущность и цели остались прежними. Поэтому марксизм полностью сохраняет свое философское и конкретно–теоретическое значение. Именно поэтому он остается учебником борьбы не только за экономические интересы трудящихся, но и за самоё существование людей, наций и государств. Именно поэтому его идеи живут в толще народной жизни во всем мире и в политике прогрессивных сил.

Но марксизм имеет еще и иную ценность. Он остается единственной теорией, которая реально описывает и объясняет экономические законы функционирования капиталистического общества. И без этих знаний не может сегодня обойтись и сам господствующий капиталистический класс. Буржуазные экономисты ХХ века придумали множество дополняющих, конкретизирующих отдельные аспекты, концепций, особенно в сфере функционирования финансовых потоков, экономии на зарплате работников, эксплуатации людей умственного труда. Но они не разработали ни одной сколь–нибудь конкурирующей с марксизмом общей теории, которая бы разъясняла сущность современного экономического базиса общества. А различного рода «экономиксы» предназначены не для просвещения и обучения, а для затемнения и оболванивания «туземцев», годных лишь для обслуживания сырьевых и финансовых потоков для Запада. До сих пор у марксизма нет достойного соперника в сфере философской методологии и экономической теории. А те претенденты, которых выдвигали буржуазные идеологи и политики современной России и Запада, оказались глубоко задвинутыми на задний план действительной жизнью.

Другое дело — вопрос: что такое марксизм сегодня? Это свод произведений К. Маркса? Это его произведения вместе с трудами Ф. Энгельса? Или с трудами ещё и В. И. Ленина? Это их наследие плюс горы литературы по истмату и диамату и политэкономии в советское время? Нет, конечно. Уже В. И. Ленин писал: «Нельзя понять марксизм и нельзя цельно изложить его без, не считаясь со всеми сочинениями Энгельса» (Ленин В. И. Полн. Собр. Соч. Т.26. С.93). А современный американский экономист И. Валлерстайн утверждал, что марксизм не заключается в произведениях только К. Маркса, а представляет собой широкое явление. И мы сегодня хорошо понимаем, что в состав марксистской мысли входит и корпус всех произведений В. И. Ленина. Да и советское обществоведение сделало немало на основе марксистско–ленинской методологии и обогатило сокровищницу марксизма массой конкретных теорий и разработок. Как, собственно, и завещал В. И. Ленин: «Мы вовсе не смотрим на теорию Маркса как на нечто законченное и неприкосновенное; мы убеждены, напротив, что она положила только краеугольные камни той науки, которую социалисты должны (курсив В. И. Ленина — авт.) двигать дальше во всех направлениях, если они не хотят отстать от жизни» [1].

Наконец, марксизм имеет и практическое значение. Как показала практика, экономические и политические итоги деятельности постсоветских республик, особенно Украины, Киргизии, Таджикистана, отход от марксизма и ориентация на буржуазные теории и ценности имели катастрофические последствия. И наоборот, возродить разрушенные экономики республик невозможно без опоры на основополагающие идеи марксизма о роли производительности труда, о прибавочной стоимости, о воспроизводстве и цене рабочей силы, об экономической роли государства. Рыночные иллюзии рядовых граждан растворились в реальности рубежа XX – XXI веков. Десятки тысяч так называемых «реформаторов» погибли во взаимных перестрелках или сбежали за границу, миллионы ельцинского «электората» спились или вымерли от голода. Даже въезд в страну миллионов иммигрантов не мог компенсировать вымирание России в течение 20 лет. Довольными остались только те 10–15 процентов населения, кто нажился на разграблении, разрушении и освоении остатков разрушенной общественной собственности. Но они полны страха, что их богатства и социальное положение не гарантированы, и потому боятся инвестировать, а доходы гонят за границу и начинают, волейневолей, предавать свою страну и служить дяде Сэму. Но дядюшка, увидев, что они разбогатели и окрепли, пугается их, видит в них опасность для мира наряду с «Ираном и терроризмом» (вицепрезидент М. Пенс). Так что они оказались между молотом и наковальней. Эти страхи имеют основания. И ведь конца их страхам не видно…

… А трудящимся нужен прорыв в экономическом развитии. Только экономическое развитие изменит их положение к лучшему. Но оно не возможно без передовой фундаментальной экономической науки. Однако до сих пор ничего более фундаментального, чем «Капитал», даже нобелевские экономисты из США не создали, не говоря уж о сочинителях гайдаровского института или «ясинской школы» экономики.

Марксизм не стоял на месте и интенсивно развивался и стал уже в ХХ веке всесторонне разработанным научным мировоззрением. Так что марксизм сегодня — это сложное духовное образование и разобраться в нем можно только приложив немалые усилия. Тем более, что этому противодействует буржуазная идеология и политика, пытающаяся извратить и оболгать и теорию основоположников марксизма–ленинизма и их дело. Поэтому данная работа призвана показать суть марксизма, его трудный путь к сознанию трудящихся России и облегчить задачу его понимания и применения в настоящем и будущем.

Введение: Идейный крах антикоммунизма в современной России

В последние годы буржуазно–начальственная терминология принимает более благопристойные формы, а ведь в начале буржуазной контрреволюции царила такая злобная антикоммунистическая атмосфера, что хоть святых выноси. Имена Маркса, Ленина, а тем более Сталина, использовались только в ругательном смысле. Прошла мощная кампания по уничтожению изображений и памятников основоположников марксизма, по переименованию улиц, университетов, целых городов. Но натолкнувшись на народное сопротивление (особенно в Ленинграде), на странное скоропостижное вымирание агитаторов за уничтожение Мавзолея, оголтелый антикоммунизм сник.

Конечно, марксизм и сегодня многие критикуют, ругают, клевещут, но начальство стало сдержанней. Появилось много трезвой научной и даже пропагандирующей и восхваляющей классиков литературы, переиздаются произведения основоположников. Вышло вполне приличное буржуазное издание биографии В. И. Ленина в серии «Жизнь замечательных людей» (2017, автор Лев Данилкин). А кое–где в университетах восстановлены спецкурсы по произведениям классиков марксизма (профессор М. В. Попов в СПбГУ). Этому во многом способствовала деятельность коммунистических и патриотических организаций и деятелей, писателей и публицистов, преподавателей и ученых, понимающих научную ценность марксизма и обратившихся к углубленному изучению подлинного марксизма.

В большой степени это стало также результатом краха разного рода диссидентства и политики буржуазных реформ, что привело к разочарованию и утрате надежд на светлое, «как на Западе», будущее у той части интеллигенции и мелкой буржуазии, которая мнила себя либеральной и прогрессивной. Те, кто посерьезней, поняли, что их «либерализм» оказался фальшивым, он оказался лишь приводным ремнем, который крутился подлинными либералами — идеологами крупного капитала на Западе и их приспешниками в России. А их «прогрессивность» способствовала отбрасыванию России в начало ХХ века, к февральской революции и её беспомощным лидерам, и вернула российский народ к нищему, зависимому от западных капиталов существованию. А наиболее продвинутые даже сформулировали свое запоздалое покаяние: «Мы метили в коммунизм, а попали в Россию» (А. Зиновьев, Т. Горичева). Вот эта атмосфера и ощущение безнадежности буржуазных перспектив для России, особенно после опыта гражданских войн в Таджикистане и Украине, и привели к отрезвлению многих сбитых с толку буржуазной пропагандой граждан, в том числе ученых и писателей, к возврату на путь серьезного мировоззрения, к отрицанию прежнего отрицания достижений социализма. Отсюда рост спроса на марксистские газеты и книги, на коммунистические образовательные университеты и центры, на знания по истории революционного движения и ленинизма в России.

Однако теперь стало ясно, что это не существенное, производное диссидентство, видимость. Оно только прикрывало, маскировало подлинных диссидентов, которые и породили шумные пропагандистские кампании, отвлекавшие внимание государства и народа от главных диссидентов. Мысли этих главных диссидентов были «прочитаны» американцами по докладу одного из главных существенных диссидентов на ХХ съезде КПСС (1956 г.). Тогда же в ЦРУ была разработана стратегия борьбы против СССР с использованием термина «диссидент» в широком до неопределенности содержанием, в котором отдаленно слышалось «против». Как «инакомыслие» или «быть несогласным» это слово переводится с латинского на русский в переносном смысле. А нормальный смысл латинского слова «dissideо» означает: 1) сидеть врозь, 2) быть отдаленным, находиться далеко. Здесь слышны коннотации, говорящие об изобретательности и тонком чувстве юмора в применении к антисоветским диссидентам как нижнего, так и верхнего яруса. Действительно, одни диссиденты сидели в политбюро, а другие сидели на скамье подсудимых и затем в тюрьме. Причем второе значение слова «dissideо» прямо намекает, что они будут сидеть далеко или, как раньше тоже не без юмора писали, «в местах не столь отдаленных».

Но дело не в словах и их значениях, во всяком случае не столько в них, сколько в понятиях. И когда специалисты по советологии из Лэнгли прочли сначала в докладе главного диссидента на ХХ съезде КПСС мысли об отказе от принципиальной политики КПСС, а чуть позже (в докладе о Программе КПСС, 1961) об отказе от понятий «партия рабочего класса» и «государство диктатуры пролетариата», они поняли, что это их заединщики и что этим действительным диссидентам нужна поддержка снизу и на международной арене. Поэтому и стали возникать проблемы с авторами, публикующими свои труды на Западе (1957 г., 1965 г.), проблемы с антинародными восстаниями в братских социалистических странах (Венгрия — 1956 г., Чехословакия — 1968 г.) и с «правами человека» [2]. Вот тут и возникает дуэт «сидящих далеко друг от друга», но делающих одно общее антикоммунистическое дело при идейной и материальной поддержке США. Этот дуэт и обеспечивал распространение рыночной политики в экономике и буржуазного сознания в социалистическом обществе в целом. Он же поддерживал «развитие рынка» (читай: капитализма) и саму теневую экономику (читай: буржуазную экономику), он же проводил буржуазную идеологию в партию и в межпартийные отношения на международной арене.

Но и это существенное диссидентство тоже провалилось. Все эти «коммунистические демократы», «социалисты с демократическим лицом», «социал–демократы» — где они? Иных уж нет, а те — далече. Не о таком конце они мечтали. Молодая хищная антисоветская буржуазия разогнала всех строителей «общенародной партии» и «общенародного государства», причем и в России, и в других республиках. И этим еще раз подтвердила правоту и истинность учения основоположников марксизма: не бывает в природе «общенародных государств», государства всегда суть государства каких–то классов. А отдельные исключения сохранивших стабильность республик (как в Белоруссии, Казахстане или Туркменистане) лишь подтверждают правило. Впрочем, еще не вечер…

Так что уже сейчас можно сказать: наступление на марксизмленинизм захлебнулось, а научный социализм выдержал суровое испытание тяжелым поражением в главном оплоте коммунизма — России. К тому же окреп и выдвинулся на передовую линию борьбы с империализмом могучий коммунистически ориентированный Китай. Покончить с марксизмом, выдернуть его с корнями из русской и мировой почвы и затоптать навеки не получилось. Не получилось!

И понятно почему. Потому что учение К. Маркса, Ф. Энгельса и В. И. Ленина есть квинтэссенция всей научно–гуманистической мысли человечества к XX веку. Весь цивилизованный мир, и на Западе и на Востоке, изучает марксизм–ленинизм, а во многом и живет по марксизму. Как и в Средние века весь научный мир, на Востоке и на Западе, руководствовался высшей тогда методологией Аристотеля. Именно поэтому и сегодня серьезные правительства развивают свои народы и страны на основе учения о капитале К. Маркса. И только российское буржуазное начальство, буржуазные идеологи и их идейные окормленцы, отбросив цивилизованный марксизм вместе с остатками совести, пошло на выучку к диссидентам типа Зиновьева и Ясина и клеветникам вроде Волкогонова и Солженицина, к пустозвонам вида «гайдарисчубайсум». Сидя у разбитого корыта российской экономики, они не знают, что делать: продолжать варварски эксплуатировать народ России или убегать на Запад, инвестировать в экономику России непосредственно или через офшорные зоны, строить дачи здесь или за границей? И думают: «А что будет? Что–то ещё будет?»…

И не могло у них получиться ничего хорошего, потому что они отбросили передовой опыт своей страны и Европы, они отбросили передовую науку, они отбросили технику и технологии и посчитали главным денежные потоки да примитивные формы «бартера»: за нефть все привезем–де из Европы. Они отбросили мировых колоссов и попытались заменить их примитивными шулерами вроде Коха или Березовского, изображавшими из себя политических вождей. Но так они сразу оказались под колпаком американских хозяев в ролях холуев.

Что не могло ничего получиться, было видно сразу по возглавившему их пьянице и политическому громиле, действовавшему сначала при попустительстве переродившегося и, фактически, антикоммунистического руководства горбачевской фракции в КПСС, а потом и просто по произволу и интересам «семьи» и пожеланиям американских покровителей.

Потеряв надежду на экономически малограмотное и политически предательское руководство, народ сам должен вновь вернуться к первоисточникам своих успехов, осознать глубину падения и разрухи, покаяться перед предками за разруху, наполниться преобразующим духом и вновь приняться за воссоздание прекрасной Родины, необходимой себе самому и братским народам мира для устроения всемирного братского человечного общежития.

Глава 1. Главное в марксизме: диктатура пролетариата — термин, понятие, идея.

1 . Эволюция идеи диктатуры пролетариата

Термин «диктатура пролетариата» возник в марте 1852 года в письме К. Маркса своему другу и соратнику И. Вейдемейеру. По форме это выглядит как частное высказывание в частном разговоре. Но контекст и новое словосочетание в высказывании не оставляют сомнений, что речь идет о чем–то чрезвычайно важном не только для собеседников, но и для научной и общественной жизни. А именно, Маркс, ни много ни мало, говорит о главном своем открытии к этому моменту: «То, что я сделал нового, состояло в доказательстве следующего: 1) что существование классов связано лишь с определенными историческими фазами развития производства, 2) что классовая борьба необходимо ведет к диктатуре пролетариата, 3) что эта диктатура сама составляет лишь переход к уничтожению всяких классов и к обществу без классов. (Маркс К. и Энгельс Ф. Собр. соч. Т.28. С.427). Следовательно, это не просто словосочетание, а, по крайней мере, новый термин. Рождение термина здесь не случайная находка или внезапное озарение гения, а завершение предшествующего развития теории в таких работах классиков, как «Нищета философии», «Принципы коммунизма», «Манифест коммунистической партии». Содержание, которое войдет позднее в понятие «диктатура пролетариата», было там уже весьма значительно разработано. Так, в «Манифесте» они вполне выражают это содержание без использования термина «диктатура пролетариата»: «Если пролетариат в борьбе против буржуазии непременно объединяется в класс, если путем революции он превращает себя в господствующий класс и в качестве господствующего класса силой упраздняет старые производственные отношения, то вместе с этими производственными отношениями он уничтожает условия существования классовой противоположности, уничтожает классы вообще, а тем самым и свое собственное господство как класса» (Там же. Т.4. С.447). И вот в термине «диктатура пролетариата» содержания понятий «пролетариат» и «господствующий класс» соединились, образовав новое синтетическое понятие.

Это новое понятие позволило Марксу и Энгельсу связать воедино на прочной материалистической основе все остальные понятия новой теории. Понятие «диктатура пролетариата» как результат завершения становления теории марксизма положено ими в основу теории и опосредствует все другие понятия в едином целом. Другие понятия их теории, разработанные прежде, получили за счет его включения в систему понятий дополнительное содержание, а новое понятие, со своей стороны, сразу вобрало в себя все предыдущие понятия и, наравне с ними, также стало «свернутой теорией» по определению. Так же, как в формуле Маркса, оно и в целой теории является средним термином между предшествующим классовым обществом и будущим бесклассовым обществом. Главной целью коммунистического движения является бесклассовое общество для свободного развития всех его членов, но главным средством для достижения этой цели является диктатура пролетариата — господство класса, наиболее заинтересованного в строительстве такого общества. Поэтому диктатура пролетариата является не просто понятием, а ключевым понятием. И в этом качестве ключевого понятия теории марксизма оно стало, в рамках теории, овладевать массами. Как писал Маркс несколько ранее: «…но и теория становится материальной силой, как только она овладевает массами» (Там же. Т.1. С.422). Но тогда понятие (как свернутая теория) становится идеей. Правда, пока — теоретической идеей.

Но когда диктатура пролетариата предстала сознанию как теоретическая идея, тогда потребовалось более глубокое и подробное её опосредствование бытием, практикой по главным моментам. Поэтому и возникла потребность в более систематической и глубокой разработке философских, экономических и политических вопросов. Отсюда и пошла работа над «Капиталом», «Диалектикой природы», «Происхождением семьи, частной собственности и государства», «Восемнадцатым Брюмера Луи Бонапарта», «Гражданской войной во Франции» и др. Сама же идея не появлялась в обсуждениях, а была, как и идея в «Науке логики» Г. Гегеля, движителем, собиравшим и уплотнявшим процесс познания во всеобщее целое, которое открывается лишь в конце движения и указывает на пройденный путь как на свое (усвоенное) содержание.

Рождение теоретической идеи диктатуры пролетариата постоянно стимулировалось практической политической борьбой, которую вели Маркс и Энгельс с 1840‑х годов. Но когда она, наконец, вызрела, обстоятельства борьбы сделали её практической идеей. Этими обстоятельствами стали создание Первого Интернационала и возникшая вскоре Парижская Коммуна. Позднее практика Интернационала и Парижской Коммуны дала повод мелкобуржуазным теоретикам для выводов о том, что взятие власти пролетариатом должно произойти только мирным путем, через «демократические реформы», посредством постепенного овладения буржуазным государством и приспособления его для мирного превращения буржуазного общества в социалистическое (К. Каутский, Э. Бернштейн). Но в ситуации непосредственной практики борьбы Маркс и Энгельс сделали другой, противоположный вывод. Идея, теперь уже как практическая идея, способствовала истинному и настолько важному выводу, что они, единственный раз в жизни, внесли поправку к своему основополагающему документу — «Манифесту Коммунистической Партии». В Предисловии к нему 1872 года они пишут, что программа «Манифеста» «теперь местами устарела». И продолжают: «…В особенности Коммуна доказала, что «рабочий класс не может просто овладеть готовой государственной машиной и пустить её в ход для своих собственных целей»…». В. И. Ленин, обращая внимание на это место из Предисловия, в своей работе «Государство и революция» продолжает: «Мысль Маркса состоит в том, что рабочий класс должен разбить, сломать (курсив В. И. Ленина — А. К.) «готовую государственную машину», а не ограничиваться простым захватом её» (Ленин В. И. Полн. Собр. Соч. Т.33. С.37).

К середине 1870‑х годов основные моменты теории были скорректированы практикой. В работе «Критика Готской программы» 1875 года К. Маркс пишет: «Между капиталистическим и коммунистическим обществом лежит период революционного превращения первого во второе. Этому периоду соответствует и политический переходный период, и государство этого периода не может быть ничем иным, кроме как революционной диктатурой пролетариата». (Маркс К. и Энгельс Ф. Там же. Т.19. С. 27).

Поскольку, продолжает Маркс, в Готской программе партии этого нет, она не является коммунистической программой. Вот и все. Идея в самой себе несет свой критерий. Здесь, в отличие от понятий и категорий, или — или.

Но это и проблематизирует идею диктатуры пролетариата, поскольку помимо практической борьбы с буржуазией, приходилось вести острую идеологическую и теоретическую борьбу с желающими или прошмыгнуть между сторонами выбора, или затушевать, или «смягчить», или обойти, а враги — уничтожить и понятие диктатуры пролетариата, и саму диктатуру пролетариата как бытие.

2 . Этапы обострений проблемы.

Идея диктатуры пролетариата с самого начала рождалась в борьбе с анархизмом Прудона и Бакунина в революционном движении Европы, отрицавших не только буржуазное государство, но и государство вообще, в принципе. Видимо, не в последнюю очередь потому, что им не нравилась мысль о господстве рабочего класса. Им были ближе малые крестьянские общины, уже сошедшие в Европе того времени в небытие. Безгосударственная организация общин снизу доверху представлялась им неким общественным идеалом. Они лишь забыли, что против этой идиллии выступит вся буржуазия, поддержанная всеми реакционерами феодализма, и сомнет её, беззащитную. Маркс и Энгельс видели реальное будущее и создающее его настоящее иначе: «Коммунизм для нас не состояние, которое должно быть установлено, не идеал, с которым должна сообразоваться действительность. Мы называем коммунизмом действительное движение, которое уничтожает теперешнее состояние» (Маркс К. и Энгельс Ф. Немецкая идеология//Там же. Т.3. С.34). И острая идейная борьба, которую развернули бакунисты против Первого Интернационала, была первым натиском буржуазии внутри революционного движения против теории и политики господства (диктатуры) пролетариата. А когда эта борьба развернулась вокруг конкретного государственного образования Парижской Коммуны, она стала практической и потому вполне прозрачной. Собственно, пока диктатура пролетариата не стала общественным бытием, практикой, все было относительно спокойно. Но когда диктатура пролетариата стала бытием, проблема сразу обострилась. И выступили против диктатуры пролетариата и революционной борьбы трудящихся не какие–то неграмотные буржуа, а видные теоретики социал–демократического движения — К. Каутский, Э. Бернштейн и др., а у нас после аналогичной ситуации в декабре 1905 года — Г. В. Плеханов и меньшевики. Проблема приняла форму резкого противостояния: демократия или диктатура. Как показала практика, «демократы» II Интернационала предали рабочих своих стран и международное рабочее движение вместе с идеей «диктатуры пролетариата» и «демократией». Поэтому, обобщая этот опыт, В. И. Ленин писал в 1917 году: «Марксист лишь тот, кто распространяет признание борьбы классов до признания диктатуры пролетариата (курсив В. И. Ленина — А. К.). В этом самое глубокое отличие марксиста от дюжего мелкого (да и крупного) буржуа. На этом оселке надо испытывать действительное понимание и признание марксизма» (Ленин В. И. Там же. С. 34). И не случайно противники Парижской Коммуны и Первой русской революции сразу обрушились на Великую Октябрьскую Социалистическую Революцию и диктатуру пролетариата в России с критикой: они видели в новом государстве не сущую коммунистическую идею и не государство рабочих, а разоренное мировой войной и уставшее от буржуазной чехарды общество. Поэтому Плеханов и сказал: «…меня эти события огорчают».

Думается, что Ленин, как раз, увидел эту сущую коммунистическую идею в реальности, поскольку был подготовлен к пониманию хода осуществления всемирных идей повторным изучением «Науки логики» Г. Гегеля в 1915–1916 годах. Идея диктатуры пролетариата выполняла в теории марксизма ту же роль, что практическая идея в учении об идеях Г. Гегеля. Как практическая идея соотносится с абсолютной идеей у Г. Гегеля, так идея диктатуры пролетариата относится к идее коммунизма. (Тут надо помнить, правда, что и вообще понятие идеи является более сложным, чем обычно понимают. Идея, по Г. Гегелю, есть единство понятия и реальности.). У Г. Гегеля абсолютная идея (и практическая идея, как её момент) выполняет задачу всеобщего источника и движителя гигантского опосредствования процесса познания и развития во всемирной истории. Это подметил В. И. Ленин, когда подробно изучал Логику Гегеля. В конспекте

«Наука логики. Учение о понятии» он пишет: «Эта фраза на последней странице Логики архизамечательна (Речь идет о фразе Гегеля: «Идея, сущая для себя (курсив наш — А. К.), рассматриваемая со стороны этого своего единства с собой, есть созерцание, и созерцающая идея есть природа»). Переход логической идеи к природе. Рукой подать к материализму» (Ленин В. И. Там же. Т.29. С.215). Сравнивая это место Логики с подобным местом в Малой логике (в Энциклопедии философских наук), он пишет здесь же: «NB: В малой логике (Энциклопедия № 244, Zusatz [добавление — А. К.] стр.414) последняя фраза книги такова «diese seiende Idee aber ist die Natur» (Ленин В. И. Там же). [3]

После революции начался второй этап проблематизации идеи диктатуры пролетариата, когда сомневающиеся и враждебные ленинизму элементы раздули в большую проблему вопрос о возможности завершения революции и построения социализма в одной стране — России, не самой передовой стране капитализма. Собственно, это было продолжение борьбы по вопросу возможности победы революции в одной стране. Эта проблема была блестяще решена Лениным теоретически и партией большевиков практически. Но сомневающиеся в партии остались, а враги вне партии увеличились неисчислимо. Враги проникали в партию, а сомневающиеся продолжали старую линию в новых условиях.

Они напирали на тезис основоположников марксизма об одновременной революции в передовых странах. Но ведь дело здесь не в «одновременности», которая для исторических эпох относительна и весьма условна. Время буржуазных революций в Европе растянулось на десятки лет. Причем и Россия участвовала в этом движении одной из первых в 1825 году, через 36 лет после Французской революции.

Да и Маркс говорил: «Между тем как мы говорим рабочим: вам, может быть, придется пережить еще 15, 20, 50 лет гражданских войн и международных столкновений не только для того, чтобы изменить существующие условия, но и для того, чтобы изменить самих себя и сделать себя способными к политическому господству» (Маркс К. и Энгельс Ф. Там же. Т.8 С.431). Так что с десяток лет в одну или другую сторону в таком масштабном процессе не принципиально. Хотя понятно, что каждое «время» (год, месяц, день) уникально и предоставляет свои, только ему свойственные, возможности. Наконец, вопрос о мировой революции не снимался с повестки дня большевиками и Лениным, изменилось понимание порядка процесса, а не его сущности. Коммунизм понимался как мировой процесс, а Октябрьская революция как всемирно–историческое явление.

Но и в смысле «передовых стран» В. И. Ленин и большевики были совершенно правы: Россия в экономическом отношении стояла в небольшом ряду самых передовых стран. И последующие революционные события в Австрии, Венгрии, Германии убедительно показали мировую перспективу революции. Уж не говоря о том, что эти события отвлекли буржуазию этих стран от борьбы с Россией, ослабили пальцы мирового капитала на горле задыхавшейся от интервенции страны. А дальнейшие революции в европейских странах, а также в Монголии, Китае, Вьетнаме и других странах вполне доказали правоту марксизма–ленинизма. Вместе с тем, революция в России показала буржуазии «передовых стран» её ближайшее будущее. И некоторые отряды буржуазии сделали выводы: так, европейская буржуазия ввела поблажки рабочим на предприятиях, а германская даже приняла закон о производственных советах с рабочими в их составе (1920 год). Так что второй этап борьбы за диктатуру пролетариата закончился с построением основ социализма, успехами диктатуры пролетариата в экономике и политике внутри страны и ростом авторитета на международной арене.

Но как он закончился? Он закончился, с одной стороны, победой тех, кто защищал и проводил политику диктатуры пролетариата и признанием положительной роли диктатуры пролетариата со стороны многих ранее сомневавшихся. Но, с другой стороны, победители, как стало понятно много позже, недооценили субстанциальной связи диктатуры пролетариата и её формой — Советами. Поэтому сама диктатура и одержала великую победу — построила социализм, и потерпела крупное поражение — лишилась Советов как адекватной себе формы. Правда, второго никто (!?) не заметил в то время.

Третий этап борьбы (и обострения проблемы) против диктатуры пролетариата наполнен дискуссией уже на почве самой реализованной диктатуры пролетариата и теории социалистического государства. Его идеологи пытаются использовать внутреннее противоречие диктатуры пролетариата и сыграть на одной его стороне. Оно состоит в том, что диктатура пролетариата снимает себя: пролетариата уже нет, а государство диктатуры пролетариата есть, государство (в форме диктатуры пролетариата) отмирает и на его место заступает общественное самоуправление. Отсюда проблема: когда же оно отомрет? Одни говорят, что оно должно отмереть с построением социализма, т. е. с завершением переходного периода, другие — что с построением коммунизма, третьи — что социализм уже есть коммунизм в низшей фазе. И все ссылаются на Маркса, Энгельса и Ленина. Острота проблемы здесь усугубляется тем, что к недоброжелателям и врагам коммунизма прибавляются, порой, некоторые искренние, хотя и наивные, сторонники коммунизма. Им не терпится оказаться в завершенном коммунизме, они требуют конкретных описаний коммунизма и установления совершенного общества с сегодня на завтра. Причем иногда это вполне грамотные ученые–марксисты и даже крупные политические деятели. Это нетерпение проявилось уже в первые годы революции, когда на седьмом съезде РКП (б) Н. Бухарин предложил дать подробную характеристику коммунизма. Ленин еще летом 1917 года решал эту проблему теоретически и писал: «Политически различие между первой или низшей и высшей фазой коммунизма со временем будет, вероятно, громадно, но теперь, при капитализме, признавать его было бы смешно и выдвигать его на первый план могли бы разве лишь отдельные анархисты» (Ленин В. И. Там же. Т.33. С.98). Теперь, после революции, в этом же духе он ответил Н. И. Бухарину: «Что же хочет тов. Бухарин? — характеризовать социалистическое общество в развернутом виде, т. е. коммунизм. Тут неточности у него. Мы сейчас стоим безусловно за государство, а сказать — дать характеристику социализма в развернутом виде, где не будет государства — ничего тут не выдумаешь, кроме того, что тогда будет осуществлен принцип — от каждого по способностям, каждому по потребностям…» (Ленин В. И. Там же. Т.36. С.65–66). Т. е. речь у Ленина шла о высшем принципе и, соответственно, о высшей фазе: там не будет государства. А до тех пор, до построения этой высшей фазы, остается государство, а раз государство остается, то остается и его сущность — диктатура одного класса, в нашем случае — пролетариата. Поэтому ясно, что всё остальное суть лазейки для тех, кто хотел или уничтожить диктатуру пролетариата, или от неё быстрее избавиться по субъективным соображениям, или прошмыгнуть между борющимися и покрасоваться в демократических нарядах. В любом случае это, объективно, враги диктатуры пролетариата и социализма, враги трудового народа. Отчасти разъясняя период диктатуры пролетариата нетерпеливым товарищам, а отчасти предполагая продолжение дискуссий на эту тему, В. И. Ленин в 1919 году дает развернутое определение понятия диктатуры пролетариата в работе «Великий почин»: «Диктатура пролетариата, если перевести это латинское, научное, историко–философское выражение на более простой язык, означает вот что: только определенный класс, именно городские и вообще фабрично–заводские, промышленные рабочие, в состоянии руководить всей массой трудящихся и эксплуатируемых в борьбе за свержение ига капитала, в ходе самого свержения, в борьбе за удержание и укрепление победы, в деле созидания нового, социалистического, общественного строя, во всей борьбе за полное уничтожение классов. (Заметим в скобках: научное различие между социализмом и коммунизмом только то, что первое слово означает первую ступень вырастающего из капитализма нового общества, второе слово — более высокую, дальнейшую ступень его.)» (Ленин В. И. Там же. Т.39. С.14). Заметим также, что он считает нужным соотнести здесь диктатуру пролетариата с социализмом и коммунизмом, но опять–таки не дает полную характеристику коммунизма. Говорит лишь о научном различии этих понятий и о полном уничтожении классов. А чтобы не было сомнений о периоде полного уничтожения классов, он здесь же приводит очень выверенное научное определение понятия классов и затем точную формулу их сути: «Классы, это такие группы людей, из которых одна может присваивать себе труд другой, благодаря различию их места в определенном укладе общественного хозяйства» (Там же. С.15). И далее Ленин подробно разъясняет, что значит полное уничтожение классов: «Ясно, что для полного уничтожения классов надо не только свергнуть эксплуататоров, помещиков и капиталистов, не только отменить их собственность, надо отменить еще и всякую частную собственность на средства производства, надо уничтожить как различие между городом и деревней, так и различие между людьми физического и людьми умственного труда. Это — дело очень долгое. Чтобы его совершить, нужен громадный шаг вперед в развитии производительных сил, надо преодолеть сопротивление (часто пассивное, которое особенно упорно и особенно трудно поддается преодолению) многочисленных остатков мелкого производства, надо преодолеть громадную силу привычки и косности, связанной с этими остатками» (Там же. С.15). Здесь уместно спросить говорящих об отмирании государства с завершением переходного периода: что, эти задачи в середине 1930х годов уже были решены? А в начале 1960‑х? А в так называемом «развитом социализме»? Нет, конечно! И потом, в переходный период осуществляется революционная диктатура пролетариата (См. выше), а это все–таки нечто иное.

Предвосхищая врагов и нетерпеливых, Ленин высказывает главное: «Коммунизм есть высшая, против капиталистической, производительность труда добровольных, сознательных, объединенных, использующих передовую технику, рабочих» (Там же. С.22). А что, производительность труда в СССР уже стала в 1962 году выше, чем в США? Нет, она к началу 1960‑х годов составляла около 55% от американской, причем темпы роста резко снизились как раз в это время. Наконец, и международный момент становления коммунизма не исчез. Весь мир находился в процессе становления коммунизма, а следовательно — в мировом переходном периоде. А этому периоду соответствует «революционная диктатура пролетариата», только что (в 1945 году) успешно отбившая самую сильную атаку мировых реакционных сил за всю историю социального прогресса. К. Маркс говорил о 50 годах войн и международных столкновений после революции сразу в развитых странах, а к началу 1960‑х прошло только 44 года после революции сначала в одной, не самой развитой, стране. Но смертельный удар революционной диктатуре пролетариата был нанесен не фашизмом, не ЦРУ, а своим собственным переродившимся после смерти И. Сталина и оболгавшим И. Сталина партийным руководством. И в этом главный трагизм ситуации. Собственно, суть трагизма даже не в этом на И. Сталина клеветали всю его революционную жизнь. Суть в том, что не нашлось внутри КПСС сил, возразивших бы предателям. (За исключением некоторых поздних мемуарных высказываний). Правда мировое коммунистическое движение не пропустило этого оговора и дало достойный ответ клеветникам. (Мао Цзедун. «К вопросу о Сталине»// См. «И. В. Сталин руководитель государства диктатуры пролетариата» Материалы научно–практической конференции, посвященной 135 годовщине со дня рождения И. В. Сталина. 20 декабря 2014 года. Санкт—Петербург 2015. С.108–122.).

Мысль о «полной и окончательной победе социализма», об отмирании государства в ближайшей перспективе не оставляла спокойными ни откровенных врагов социализма, ни многих прикрытых формальным членством в КПСС двурушников и приспособленцев. Видимо, кто–то очень хотел приписать такую победу себе. Поэтому совершенно неожиданно для основной массы членов партии мысль об исчерпании диктатуры пролетариата получила завершенную форму в докладе Н. Хрущева на XXII съезде партии в 1961 году. В нем провозглашались руководство «партии всего народа» и «общенародного государства» взамен партии рабочего класса и государства диктатуры пролетариата как государства рабочего класса, а значит и всех трудящихся. А вскоре последовала и политика нового государства: новочеркасская авантюра, обернувшаяся трагедией для многих рабочих и нанесшая сильнейший удар по рабочему классу и образу социализма во всем мире. (И этот факт дает отрицательное доказательство того, что диктатура пролетариата не только понятие, но именно идея, т. е. единство понятия и реальности). Впрочем, это было логичное продолжение первого удара: оболгания жизни и дела руководителя первого в мире государства диктатуры пролетариата И. В. Сталина.

Но драма КПСС состояла не только в том, что высшее руководство оказалось ревизионистским и предательским по отношению к Сталину, партии рабочего класса и государству диктатуры пролетариата, а в том, что никто из делегатов XX и XXII съездов не выступил против ревизионистов. (Вот проблема!). Именно поэтому началось моральное разложение и перерождение партии, а вместе с ней и разрушение первого в мире социалистического государства, завершившееся контрреволюционным переворотом, реставрацией капитализма в России и разрушением исторической России в форме СССР. Этим переворотом и разрушением социализма, а с ним и России в форме СССР, руководили те, кто в 1961 году только начинали свои партийные карьеры и сразу напитались ядом идеологического антисталинизма, политического предательства и буржуазного демократизма.

В нынешней цивилизационной катастрофе соединились две трагедии. Одна — разрушение социализма, а с ним и многих завоеваний трудящихся: распределения по потребностям жилья, образования, медицинского обслуживания, форм отдыха и многого другого. Другая — реставрация капитализма без капитанов капиталистической индустрии, без буржуазных династий, без родового опыта управления фирмами и государством. Из завлабов и замредов вроде Чубайса и Гайдара, спекулянтов и уголовников типа Тарасова и Пугачева, пошедших в школу в середине 1950‑х сразу после контрреволюционного съезда, получились сносные акулы капитализма, а вот хороших управленцев из них не вышло. Поэтому они обрекли народы России и братских республик на многолетнее невиданное нигде раньше в истории вымирание в мирное время, на гражданские войны в братских республиках, на жалкое и зависимое существование бывших гордых советских людей. Так что обессиленный народ России и сегодня, спустя четверть века, несмотря на многомиллионную миграцию, не может восстановить свою численность. Вот цена предательства марксизма, коммунистической партии и советского государства и последовавшей за ними катастрофы. Даже сегодняшний пылающий Донбасс и Украина являются отдаленным следствием этого предательства и контрреволюции.

***

Таким образом, марксистское понятие диктатуры пролетариата это сложное понятие, понятие–идея, и постичь её в мыслях дело не простое, не говоря уж о превратностях борьбы за диктатуру пролетариата в историческом процессе. Тем не менее, оно строго выверено классиками, выстрадано многими поколениями борцов за коммунизм, подтверждено практикой и положительным и отрицательным опытом.

Поэтому можно быть твердо убежденным, что идея диктатуры пролетариата уже реализована в мире и будет полностью осуществлена и снимет себя в соответствующее историческое время в обществе без государства, в обществе общественного самоуправления в коммунизме.

Глава 2. Всемирно–историческое значение русского марксизма

«Отступаем (не будем бояться признать это; не страшно отступление, страшны иллюзии и самообманы, губительна боязнь истины)».

(В. И. Ленин. ПСС. Т. 44, с. 487)

1. Достижение самостоятельности и мирового уровня русской философской мыслью

Русская философия до середины XIX века, вполне отвечая на запросы развития России, все–таки не была самостоятельным философским явлением мирового значения. Она светила, как правило, отраженным светом: или немецким, или французским, или английским. Философы эпохи русского Просвещения живо усваивали новые философские веяния в Европе и «просвещали» ими Россию. Поэтому наряду с традиционными православными и мистическими учениями по общественному сознанию время от времени прокатывались волны «вольтерянства», «кантианства», «шеллингианства», «гегельянства» и других.

Но с 1840‑х годов происходит нечто такое, что меняет отношение многих русских интеллигентов к философии вообще и к европейской философии, в частности. А вместе с тем происходит и изменение положения русской философии на арене мировой философии: она в значительной мере вливается в передовую европейскую мысль как активный субъект: актор и автор; из талантливого ученика она превращается в соработника и соратника передовых европейских идейных движений. Почему?

Ответ, одновременно, и прост, и сложен. Прост, потому что уже объяснен В. И. Лениным и другими марксистами. Он сводится к тому, что к началу 1840‑х годов в отставших от прогрессивно развивавшейся Англии странах созрели социальные силы, не желавшие мириться с экономической отсталостью, с феодальными политическими пережитками, с клерикальной тупостью, с убогостью духовной жизни и всесилием бюрократизма. Они выражали интересы молодой, прогрессивной в то время, буржуазии и её (а также и народный) протест против устаревшего феодализма. В том числе такие силы возникали и в самом господствующем классе как отрицание феодальных пережитков в самом феодализме, с сохранением, однако, главных устоев феодализма и «самобытности» или, как сейчас говорят «идентичности». Они были стимулированы как внешними (иностранными: французская революция 1789–1794 годов и наполеоновские войны), так и внутренними политическими процессами (восстание декабристов и его разгром в 1825–1826 годах). Наступила другая эпоха. Она породила несколько философских кружков: славянофилов (А. Хомяков, И. Киреевский, К. Аксаков, Ю. Самарин и др.), западников (А. Герцен, В. Белинский, М. Бакунин и др.), либералов (П. Чаадаев, К. Кавелин и др.). Но не все они смогли воспринять интересы народа — трудящейся части населения. И потому многие остались талантливым, национально полезным для культуры и искусства, но только русским философским явлением. Как показало время, дух новой эпохи выражали лишь участники герценовского кружка. Хотя в ней продолжали действовать и представители прежней эпохи.

Собственно, произошло то, что регулярно происходит с философией: смена эпох приводит к смене философии. Как верно заметил Г. Гегель «философия есть также время, постигнутое в мысли» [4].

Поэтому обострилась идейная борьба прогрессивных и реакционных течений, групп, кружков, лиц. Эта борьба и явилась движущей силой интереса к экономике, политике и философии. Эти области духа стали публичными.

А сложен ответ потому, что в России прогрессивные силы, как раз по причине большей отсталости России, были относительно слабее развиты, но бороться им предстояло с более могучим и мотивированным противником — надеждой и опорой реакционной части Европы: с русским самодержавием. Поэтому приходится лишь удивляться: как в глухой тверской деревне «Прямухино» мог вырасти будущий гегельянец, один из основателей мирового анархизма и предводитель восстания в Дрездене (М. А. Бакунин, 1849 год); как можно было в тогдашних российских условиях развиваться по тем же ступеням от Гегеля к Фейербаху, от А. Смита к К. Марксу, что и сверстники в Париже и Берлине?

Однако предпосылки для этого были: во–первых, в России была сильна классическая, созданная Платоном и Аристотелем, традиция философствования, воспринятая от Византии; вовторых, уже в первом крупном организованном выступлении против монархии мы видим в числе идейных и политических вождей не дюжинных буржуа, как это было в Европе, а представителей высшего сословия — полковников, генералов и князей, готовых к риску головой за интересы общественного прогресса, как они его понимали. Т. е. уже сам господствующий класс еще в 1825 году почувствовал невозможность сосуществования с монархией, по крайней мере — с абсолютной монархией. В-третьих, также и к середине 1840‑х на борьбу поднимались не только представители низших классов и разночинцев, но и вполне состоятельные молодые люди господствующего класса, имевшие возможность закончить престижные университеты и даже поучиться и пожить за границей, сделать значительную карьеру. В-четвертых, в жизнь вступили поколения, знакомые с ходом и итогами Великой французской революции; и на Западе, и в России одновременно возникли близкие по духу группы молодых людей, познакомившиеся с духом прогресса. Наконец, и там, и здесь возникла преемственность поколений передовой революционной молодежи, так что А. И. Герцен с Н. П. Огаревым вполне сознательно считали себя последователями дела декабристов также, как в Европе молодежь вдохновлялась героями Французской революции. Именно эта революционная почва и традиция и привела многих представителей передовой русской молодежи, в том числе из аристократии, в 1840‑е годы в Европу, где они в предреволюционной стихии сразу нашли ровесниковединомышленников.

В это время, в 1842 – 1847 годах, марксизма, как целостного учения, еще не существовало. Но контакты молодых революционеров России и Европы, в том числе с К. Марксом и Ф. Энгельсом, уже были. И были они потому, что те и другие шли примерно от одних теоретических источников к похожим практическим социальным целям. М. Бакунин и А. Герцен, также, как и К. Маркс с Ф. Энгельсом, шли от Г. Гегеля, проштудировав его в 1837 – 1840 годах. Наверное, они знали и А. Смита, если уж еще раньше английского экономиста читал молодой повеса Евгений Онегин. А в 1842 году М. Бакунин уже публикует в немецком журнале статью «Реакция в Германии», давшую ему известность в демократических кругах Германии, признательность А. Герцена и В. Белинского, заинтересованность

К. Маркса и знакомство с ним в 1844 году. В это же время А. Герцен пишет две значительные работы: «Дилетантизм в науке» (1842) и «Письма об изучении природы» (1845). В первой из них он уже осознал ограниченность идеализма Г. Гегеля и вдохновлялся материализмом Л. Фейербаха, а во второй определенно выступает как самостоятельный материалист. Он еще не делает какого–то шага вперед в сравнении с европейскими единомышленниками, но определенно становится вровень с ними. В 1847 году он приезжает в Париж и непосредственно участвует в общественном движении, а вскоре туда приезжает и еще один его друг — В. Г. Белинский. Разочарование в революционном движении 1840‑х приводит

А. Герцена к идейному кризису и духовной стагнации, а М. Бакунина к анархизму и борьбе с марксизмом, но это уже сфера идейной борьбы на мировом уровне.

И Герцен с Бакуниным не были какими–то одиночками и отщепенцами. За ними на родине продолжалось устойчивое духовное и социальное движение. Например, об одном из таких революционеров — Н. А. Спешневе (1821 – 1882) — историки философии пишут: «Оказавшись в Европе накануне буржуазной революции…, Спешнев был захвачен ходом событий, сблизился с радикальными кругами и даже принял личное участие в гражданской войне в Швейцарии на стороне либеральных сил. Здесь же, в Европе, он завязывает связи с социалистами различных школ, но особенно увлекается идеями коммунизма в духе Вейтлинга и Дезами… В Россию Спешнев вернулся в 1846 году убежденным коммунистом и материалистом. В этом же году он вошел в кружок Петрашевского». [5] И этот кружок также был весьма достойным и не случайным собранием крупных (в будущем) личностей: его посещали молодые писатели М. Е. Салтыков—Щедрин и Ф. М. Достоевский, поэт А. Н. Плещеев, сын декабриста Н. С. Кашкин, будущий основоположник концепции культурно–исторических типов (цивилизаций) Н. Я. Данилевский, Ап. А. Григорьев и др. [6] И хотя марксизма как идеологии еще не было, произведения К. Маркса «Нищета философии» и Ф. Энгельса «Положение рабочего класса в Англии» в библиотеке М. В. Буташевича—Петрашевского уже были.6

Поэтому не было вполне случайным, что оказавшийся в Брюсселе (март 1846 года) П. В. Анненков был с первого же свидания приглашен К. Марксом на заседание «Коммунистического корреспондентского комитета», в котором участвовали также Ф. Энгельс, В. Вейтлинг, И. Вейдемейер и другие идеологи и общественные деятели предреволюционной эпохи. [7] Позднее П. В. Анненков состоял в переписке с К. Марксом и оставил интересные воспоминания «Замечательное десятилетие» об этом времени. Как не было случайным и то, что Н. Г. Чернышевский — самый выдающийся русский мыслитель и революционер этого периода — общался и поддерживал связи с членами кружка Петрашевского, изучал работы А. Герцена и В. Белинского, труды Г. Гегеля, Л. Фейербаха, А. Смита и Д. Рикардо. В 1854 году он смог написать и защитить магистерскую диссертацию «Эстетические отношения искусства к действительности», в которой стоит вполне на уровне современной ему европейской философской мысли. А став в 1856 году одним из редакторов журнала «Современник», он превратил издание в идейный центр революционной демократии 1860‑х годов. Поэтому К. Маркс посчитал необходимым познакомиться с трудами Н. Чернышевского, для чего начал изучать русский язык. Поэтому прав был В. И. Ленин, когда писал, что в своем философском развитии А. И. Герцен и Н. Г. Чернышевский приближались к диалектическому материализму и остановились перед историческим материализмом.

Таким образом, в этот период, по крайней мере, три русских философа получили признание в Европе и вышли на мировой уровень идейной борьбы, включились в процесс мировой общественной мысли. Это М. Бакунин, А. И. Герцен и Н. Г. Чернышевский. Все они, так или иначе, в той или иной мере, связаны с освободительным движением, причем — с революционной демократией и марксизмом. Позднее на уровень европейской (а, значит, и мировой) философской мысли вышли из этого поколения также Н. Я. Данилевский, Л. Н. Толстой и Ф. М. Достоевский, правда, это была консервативная или, даже, реакционная европейская философская мысль. Гениальные писатели не обязательно являются и гениальными философами.

Борьба демократии против крепостничества, абсолютизма и поповщины вынудила царское правительство проводить крестьянскую реформу. Так что философское и революционное движение в России не только вывело российскую философскую мысль на мировой уровень, но и дало некоторые практические результаты. Правда, русские революционеры и философы, в отличие от европейских, дорого заплатили за эти теоретические и практические результаты:

виселицами, каторгами, тюрьмами и ссылками.

***

Эта часть поколения русских философов 1840–1860‑х годов вышла на мировой уровень благодаря тому, что она, как и западные современники, отошла от абстрактного метафизического и религиозного философствования и поставила философию, причем диалектическую и материалистическую философию, в связь с практической жизнью и практическими науками — экономикой и политикой. На этом пути они естественно пришли к Г. Гегелю и Л. Фейербаху, к А. Смиту и Д. Рикардо, к Ш. Фурье, А. Сен—Симону и Р. Оуэну, то есть к тому составу учений, которые В. И. Ленин определил как три теоретические источника марксизма. Этот синтез и сделал реальным выход русской мысли на мировой уровень в качестве самостоятельного современного философского явления. Он же обусловил то, казавшееся Марксу странным, явление, которое сблизило передовое идейное течение Европы с передовым идейным движением отсталой России. Маркс удивлялся, что русские идеологи первыми стали переводить «Капитал» на иностранный язык. «Такова, — пишет он в письме, — ирония судьбы: русские, с которыми я в течении 25 лет беспрерывно боролся в своих выступлениях… всегда были моими «благодетелями». В 1843 – 1844 г. г. в Париже тамошние русские аристократы носили меня на руках. Мое сочинение против Прудона (1847), а также то, что издал Дункер (1859), нигде не нашло такого большого сбыта, как в России (речь идет о прообразе его «Капитала»: работе «К критике политической экономии» — А. К.). И первой иностранной нацией, которая переводит «Капитал», оказывается русская». [8] Здесь можно отметить, что Маркс и боролся с ними 25 лет потому, что они были на уровне полемики, были достойными оппонентами. А вот уже для Ленина ничего удивительного в популярности Маркса в России не было: и русская буржуазия нуждалась в истинном познании экономики, и революционеры были на уровне идейных проблем эпохи. Отсюда спрос на глубокую теорию, на научные знания в России. Хотя главное, конечно, было в том, что марксизм дал истинные ответы на запросы длительного освободительного движения. Поэтому, осмысливая в 1920 году одно из главных условий успеха большевиков в России (а это условие — борьба «на самой прочной базе теории марксизма»), В. И. Ленин писал: «Марксизм, как единственно правильную революционную теорию, Россия поистине выстрадала полувековой историей неслыханных мук и жертв, невиданного революционного героизма, невероятной энергии и беззаветности исканий, обучения, испытания на практике, разочарований, проверки, сопоставления опыта Европы». [9]

В это время русская философская мысль стала вполне современной и самостоятельной, пришла примерно к тому же состоянию что и европейская в методологии и познании социальных явлений. Но следующий шаг в реальном развитии мировой философии сделали все–таки европейцы, поскольку они отражали более развитые условия общественного бытия — капитализм эпохи рассвета и перехода к эпохе пролетарских революций. И это были К. Маркс и Ф Энгельс.

2 . Возникновение русского марксизма

В 1860‑е годы философия в России стала вполне самостоятельным и значительным общественным явлением, с множеством течений и ответвлений в широчайшем спектре от религиозного мистицизма до самого плоского позитивизма. Это определялось интенсивным буржуазным развитием России, как следствием реформ Александра II. И большинство философских концепций были либо феодального (реакционного), либо буржуазного (консервативного) типа. Однако ни эти крайности, ни более умеренные течения, не получили ни широкого признания в интеллигенции и народе, ни в философских и интеллектуальных кругах Запада. А течение, шедшее от революционной демократии к марксизму, усиливалось от поколения к поколению и основательно вписалось в прогрессивное движение Европы и успешно взаимодействовало с ним, пока это движение оставалось действительно марксистским и прогрессивным. Поэтому даже буржуазная мысль России пыталась заигрывать с марксизмом или использовать его в своих идейных и политических интересах, по крайней мере, до начала XX века. А некоторые из ведущих буржуазных идеологов (Н. А. Бердяев, С. Н. Булгаков, М. И. ТуганБарановский, П. Б. Струве), выступавших в молодости в журналах «Новое слово», «Жизнь», «Начало», даже заслужили от Ленина определение–прозвище «легального марксизма».

Однако не они определяли прогрессивное движение мысли. Они отошли на буржуазно–консервативные или, даже, реакционные позиции (С. Булгаков), а потому остались чисто русским историческим явлением. И если вспоминаются на Западе, то, как правило, лишь для критики русского коммунизма и коммунистов. Никакого самостоятельного мирового значения ни они, ни русский позитивизм и фрейдизм не имели, влияния на западную мысль не оказали.

На прогрессивный мировой уровень вышло только философское течение, связанное с освободительным движением и с марксизмом. И именно в силу того, что оно опиралось на философские труды не только западных мыслителей, но и на работы А. И. Герцена, Н. Г. Чернышевского, М. А. Бакунина, П. Л. Лаврова и др. Их влияние прослеживается также в интересах и деятельности широкого круга русской интеллигенции следующего поколения — И. И. Мечникова и К. А. Тимирязева, П. А. Кропоткина и Д. И. Писарева,

Н. А. Добролюбова и П. Н. Ткачева, Г. А. Лопатина и Н. Ф. Даниельсона, и многих других ученых и общественных деятелей. Это поколение было подготовлено к восприятию, осознанию и переносу на русскую почву (прежде всего — на русский язык) основных произведений марксизма. Оно от теории пошло в практику: включилось в политическую борьбу — в создание политической партии «Земля и воля» (1861 г.), затем «Народная воля» и «Черный передел». Оно включилось в организацию в 1875 году в Одессе «Южнороссийского союза рабочих» и в 1878 году в Петербурге «Северного союза русских рабочих». И оно оказало существенное влияние на воспитание и образование следующего поколения революционеров. Поэтому не случайно, что в I Интернационале в 1870 году возникла русская секция Интернационала.

Вот на этой богатой основе и родилось первое самостоятельное явление русской марксистской мысли — личность и труды Георгия Валентиновича Плеханова.

Опираясь на уже довольно сильную философскую материалистическую и диалектическую традицию в России и достаточно широкое общественное движение, русские сторонники марксизма были готовы к восприятию и пропаганде главного труда К. Маркса — «Капитала». Этот труд был издан в сентябре 1867 года на немецком языке в Германии, а уже осенью того же года его читали в России П. В. Ильенков и К. А. Тимирязев. И сразу же в России началась работа по его переводу. Её выполнили несколько человек, подготовленные развитием российской философской мысли к такой миссии. Большую роль сыграли в этом деле Н. Ф. Даниельсон, Г. А. Лопатин, В. И. Засулич и некоторые другие деятели общественного движения в России. Несмотря на серьезные трудности и чисто лингвистического, и научного, и организационного характера, в 1872 году перевод первого тома был завершен. Причем, перевод, по словам самого К. Маркса, «превосходный», «мастерский» [10].

Конечно, сам Г. В. Плеханов был очень образованным философом–марксистом, так что ему не нужен был перевод. Но его деятельность по организации рабочего класса требовала соответствующей литературы на русском языке для растущего слоя политически активной молодежи. А это, помимо созданной им группы «Освобождение труда» (1883 г.), были возникавшие тогда идейно — политические марксистские кружки: под руководством Благоева, Бруснева, Точисского, Федосеева и др. Они нуждались как в комментариях к трудам европейских классиков экономической и философской марксистской мысли, так и в концепциях, объяснявших особенности российской истории и современной политической жизни в России. Кроме того, некоторые проблемы не затрагивались западным марксизмом и классиками (или не были известны в России), но требовали решений для России, как, например, вопросы об общинном владении и о судьбе общины. Поэтому Засулич и Плеханов, отчасти, опирались на работы Герцена и Чернышевского, отчасти советовались с Марксом, а отчасти и сами пытались разработать такие проблемы. В то же время не останавливалась работа по переводу остальных томов

«Капитала»: в 1885 году выходит второй том, а в 1896 – и третий том. Таким образом, к этому времени теоретическая основа русской социал–демократии была разработана. И с этого же времени, по словам В. И. Ленина, начинается пролетарский период русского освободительного движения. Это движение, трудами В. Г. Плеханова, В. И. Ленина и других большевиков, становится совершенно вровень с европейским революционным движением, а философская мысль — вровень с европейской философской марксистской мыслью. В марксизме русская философская, экономическая и политическая мысль соединилась с европейской философской и общественнополитической мыслью на мировом уровне. Поэтому Ленин с полным основанием продолжал мысль о марксизме в России, приведенную выше: «…революционная Россия обладала во второй половине XIX века таким богатством интернациональных связей, такой превосходной осведомленностью насчет всемирных форм и теорий революционного движения, как ни одна страна в мире». [11] Вот почему марксисты России, вдохновляемые и руководимые В. И. Лениным, смогли не только развить учение Маркса и Энгельса применительно к новой эпохе, эпохе империализма, но и дали образцы стратегии и тактики революционного движения и их реализации в условиях революции и антиимпериалистической борьбы. Советский марксизм в результате осуществления Великой Октябрьской Социалистической революции становится безусловной вершиной марксистской мысли не только в Европе, но и в мире.

3. Советский марксизм — вклад в мировое развитие философии

Но в середине 1890‑х годов не только завершается перевод на русский язык всех томов «Капитала» и других важных произведений марксизма, не только начинается новый — пролетарский — этап освободительного движения в России, но и новый этап международной борьбы рабочего класса с буржуазией.

Это время, когда ушли из жизни основатель объединенной Германии и германского империализма О. Бисмарк (1890) и один из основоположников марксизма Ф. Энгельс (1895). Это было время, когда в активную идейную и политическую борьбу включился В. И. Ленин (1893), а также объявился с враждебной марксизму ревизионистской концепцией внутри международной социал–демократии германский социал–демократ Э. Бернштейн

(1896).

Первым, кто выступил против Бернштейна с критикой его философских взглядов (в том же журнале «Die Neue Zeit»), был русский марксист Г. Плеханов. В статье «Бернштейн и материализм» он показал философскую несостоятельность методологии ревизиониста, его идеализм и субъективизм, несовместимые с марксизмом. В 1899 году Бернштейн выпустил сборник своих статей с философским, экономическим и политическим обоснованием ревизии марксизма. За это время ревизионизм пустил широкие корни в международной социалдемократии, не получая, фактически, серьезного отпора внутри партий II Интернационала. Европейские марксисты оказались не готовы к борьбе с буржуазной идеологией в своей среде. А вот в России Ленин сразу понял, о чем речь, поскольку уже боролся с подобным явлением еще ранее на русской почве в работе 1895 года «Экономическое содержание народничества и критика его в книге г. Струве (Отражение марксизма в буржуазной литературе)». Поэтому теперь сразу, в том же 1899 году, дал бернштейновскому ревизионизму убедительную характеристику и оценку: «Мы стоим всецело на почве теории Маркса: она впервые превратила социализм из утопии в науку, установила твердые основания этой науки и наметила путь, по которому должно идти, развивая дальше эту науку и разрабатывая ее во всех частностях. Она раскрыла сущность современного капиталистического хозяйства, объяснив, каким образом наем рабочего, купля рабочей силы, прикрывает порабощение миллионов неимущего народа кучке капиталистов, владельцев земли, фабрик, рудников и пр. Она показала, как все развитие современного капитализма клонится к вытеснению мелкого производства крупным, создает условия, делающие возможным и необходимым социалистическое устройство общества. Она научила видеть под покровом укоренившихся обычаев, политических интриг, мудреных законов, хитросплетенных учений — классовую борьбу, борьбу между всяческими видами имущих классов с массой неимущих, с пролетариатом, который стоит во главе всех неимущих. Она выяснила настоящую задачу революционной социалистической партии: не сочинение планов переустройства общества, не проповедь капиталистам и их прихвостням об улучшении положения рабочих, не устройство заговоров, а организацию классовой борьбы пролетариата и руководство этой борьбой, конечная цель которой — завоевание политической власти пролетариатом и организация социалистического общества…

И мы спрашиваем теперь: что же внесли нового в эту теорию те громогласные «обновители» ее, которые подняли в наше время такой шум, группируясь около немецкого социалиста Бернштейна? Ровно ничего: они не подвинули ни на шаг вперед той науки, которую завещали нам развивать Маркс и Энгельс; они не научили пролетариат никаким новым приемам борьбы; они только пятились назад, перенимая обрывки отсталых теорий и проповедуя пролетариату не теорию борьбы, а теорию уступчивости — уступчивости по отношению к злейшим врагам пролетариата, к правительствам и буржуазным партиям, которые не устают изыскивать новые средства для травли социалистов. Один из основателей и вождей русской социал–демократии, Плеханов, был вполне прав, когда подверг беспощадной критике новейшую «критику» Бернштейна, от взглядов которого отреклись теперь и представители германских рабочих (на съезде в Ганновере)». [12]

Дальнейшее развитие социал–демократии и марксизма на Западе показало истинность ленинских оценок и предостережений.

А когда в период Первой мировой войны II Интернационал, не будучи способным решать задачи новой эпохи, развалился, то только В. И. Ленин и русский марксизм дали верные решения стоящих перед марксистами проблем. Это, прежде всего, проблема определения и описания наступившей вместе с войной новой исторической эпохи — эпохи империализма. Европейские марксисты написали много статей и книг об империализме, в том числе весьма талантливых, как «Финансовый капитал» Р. Гильфердинга. Они показали его всеобщий, эксплуататорский, захватнический характер. Но только В. И. Ленин создал стройную цельную теорию империализма, объяснив его сущность и предсказав перспективы, охарактеризовав его как канун социалистической революции и эпоху империалистских войн и пролетарских революций. И мы были и являемся свидетелями истинности определений и оценок, данных сто лет назад В. И. Лениным.

В. И. Ленин создал теорию революции и практически руководил революционным процессом, разработал теорию социалистического государства. К. Маркс и Ф. Энгельс открыли, что всякое государство есть власть (диктатура) одного, господствующего класса. О диктатуре пролетариата они сформулировали лишь несколько, хотя и принципиальных, положений. Ленин же, на основе этих положений, разработал стройную теорию диктатуры пролетариата как сущности социалистического государства. Эта теория и помогла ему вовремя, еще в 1905 году, осознать, а затем развить и использовать открытую русским рабочим классом адекватную организационную форму этой сущности — Советы. Причем, нигде в мире эта форма не была достигнута в дальнейшем, ни в одной социалистической стране. И в этом была их слабость, также, как отказ от производственной основы Советов у нас в 1936 году, предопределил слабость советского государства в послевоенный период.

Поэтому глубоко правы те исследователи, кто считает, что Октябрьская революция была закономерным историческим явлением, причем неоднократно предсказанным и теоретически подготовленным. Как, например, декан философского факультета СПбГУ профессор Ю. Н. Солонин, который справедливо писал: «…октябрьское восстание, при всех оговорках относительно непредсказуемых факторов, было одним из самых теоретически подготовленных, и ожидаемых событий. Его ход более, чем какие–либо иные сопоставимые события, определялся рациональным расчетом и обоснованным воздействием. Тогдашняя философия и обществоведение в их крупнейших достижениях были использованы в максимально возможной степени. Это важное обстоятельство, которое упускается из виду. (А часто и сознательно скрывается или извращается в угоду антикоммунистическим настроениям начальства. — А. К.). Таковы учения о формах общественного развития: соотношение революций и регулярной поступательности в нем; связь объективного и субъективного элементов, стихийного и планомерно–целесообразного, значение волевого начала в истории и социальной практике и формах его выражения и т. д.». [13]

Ну и конечно, сама реализация коммунистической идеи в революции — это высшая форма синтеза теоретической и практической идей. [14] Такого не смог никто в мире, кроме Ленина и выпестованной им партии. В этом творчестве новой общественности и новой государственности русский марксизм достигает высшей для начала ХХ века точки развития и становится духовным образцом и идеалом, который заимствуют не только прогрессивные силы Европы, создавая партии ленинского типа и перенося к себе опыт революции, но и весь мир, в том числе — великий Китай. Очень хорошо это выразил вождь китайской революции Мао Цзедун: «Китайцы обрели марксизм в результате его применения русскими… Орудийные залпы Октябрьской революции донесли до нас марксизм–ленинизм. Октябрьская революция помогла прогрессивным элементам мира и Китая применить пролетарское мировоззрение для определения судьбы страны и пересмотра своих собственных проблем. Идти по пути русских — таков был вывод… Авангард китайского пролетариата изучил марксизм–ленинизм после Октябрьской революции и создал коммунистическую партию Китая». [15]

Поэтому прав был И. В. Сталин, когда первым отметил, что ленинизм был не только русским явлением: «… если бы ленинизм являлся только лишь применением марксизма к своеобразной обстановке России, то тогда ленинизм был бы чисто национальным и только национальным, чисто русским и только русским явлением. Между тем мы знаем, что ленинизм есть явление интернациональное, имеющее корни во всем международном развитии, а не только русское». [16]

Если философия когда–нибудь и достигала идеала, который сформулировал Платон: «… человеческий род не избавится от зла до тех пор, пока истинные и правильно мыслящие философы не займут государственные должности или властители в государствах по какому–то божественному определению не станут подлинными философами» [17], то это было при первых шагах Советского государства. Его создавали широко образованные люди, знавшие по несколько языков, написавшие по несколько книг, десятки статей, в том числе — философских. Они хорошо были хорошо знакомы с жизнью Европы и мира. Но, как показала история, одного поколения в одной стране мало для построения коммунизма во всемирном масштабе. Нужно, вопервых, воспроизводство таких правителей, а во–вторых, соответствующие правительства окружающих государств, или, по крайней мере, их развитой части. История же сложилась так, что новое государство осталось одно во враждебном окружении, а потому на него обрушились все внутренние и иностранные, отнюдь не философские, силы, все фурии старого мира, все предрассудки России и Европы. Так что удивляться приходится не тому, что реакционные силы разрушили Советское общество, а тому, что оно, при такой враждебности окружающего буржуазного мира, продержалось 74 года. Поистине велик был его потенциал, созданный рабочим классом и его первыми вождями!

Глава 3. Ленинизм — это марксизм эпохи империализма

«Учение Маркса всесильно, потому что оно верно. Оно полно и стройно, давая людям цельное миросозерцание, непримиримое ни с каким суеверием, ни с какой реакцией, ни с какой защитой буржуазного гнета. Оно есть законный преемник лучшего, что создало человечество в XIX веке в лице немецкой философии, английской политической экономии, французского социализма».

В. И. Ленин. Полн. Собр. Соч. Т.23. С.40

1. Устарел ли марксизм?

Многие сегодняшние теоретики, в том числе в среде, считающей себя коммунистической (например, КПРФ), полагают марксизм устаревшим, ленинизм — устаревшим, призывают к некоему «обновленному марксизму», «ленинизму XXI века» и т. п. Ответ здесь может быть весьма простым, хотя и правильным по существу: если у вас есть такой новый марксизм (или ленинизм), так предъявите его и общественность его обсудит и, может быть, примет. А если у вас нечего предъявить, то о чем речь? Тогда идут пустые разговоры, повторы по штампам религиозных ересей: «обновленное христианство», «обновленное католичество», «обновленное православие» и т. п.

И потом, что значит новый марксизм? Это такой марксизм, который стал немарксизмом? Так это мечта антикоммунистов всех мастей. Или такой, что добавил нечто новое и существенное к старому, изменив его содержание и форму? Так это и без того происходит постоянно: марксизм развивается постоянно, вбирая в себя всё новые знания из наук о природе и обществе. Или кто–то изменил саму внутреннюю форму марксизма так, что все учение преобразовалось в какое–то новое учение, вобрав в себя старое как снятый частный момент? Последнее возможно лишь на основе нового метода, когда речь заходит о смене философского метода познания или мировоззрения. К. Маркс и Ф. Энгельс соединили материализм с диалектикой и распространили диалектикоматериалистический метод на понимание истории, развив, таким образом, новый метод и новое научное мировоззрение. В своём учении они сняли экономические и политические учения прошлого и взяли из философии Г. Гегеля учение о логике, дав ему материалистическую интерпретацию. Они опирались на открытия передового естествознания. Об этом и заявил Ф. Энгельс еще в 1888 году: «С каждым составляющем эпоху открытием даже в естественноисторической области материализм неизбежно должен изменять свою форму. А с тех пор, как и истории было дано материалистическое объяснение, здесь также открывается новый путь для развития материализма» [18]. В. И. Ленин не открывал нового философского метода и нового мировоззрения. Он вполне сознательно следовал методу и мировоззрению марксизма. Но он жил в новую историческую эпоху — эпоху империализма, когда в начале ХХ века, во–первых, произошел переход к новой системе мирового господства крупных империалистических держав, а вовторых, произошли крупные научные открытия в физике, изменившие естественнонаучную картину мира. Оба эти явления были осмыслены, определены и донесены В. И. Лениным до научной и политической общественности, до рабочего класса как главного политического субъекта предстоящего исторического периода. В-третьих, марксистский метод начали применять к познанию социальной реальности во многих странах мира, в том числе — в России. Вот это — изменение марксизма, вот это — развитие марксизма. Но это — развитие самого марксизма на его методологической и мировоззренческой основе. Поэтому В. И. Ленин и называл себя и своих единомышленников «твердокаменными марксистами».

Сохранение и защита марксистской позиции и её развитие не противоречат друг другу, а предполагают друг друга: марксизм является развивающимся учением в отличие от религиозных или философских учений прошлого.

2. Преемственность в философии и развитие марксизма В. И. Лениным

Преемственность в философии давно стоит в философии как острая и сложная проблема. До середины XVIII века казалось, что каждый последующий философ не согласен с предшественниками по принципиальным вопросам и потому полностью отрицает их философские позиции, кроме, нескольких авторитетов типа Платона и Аристотеля. И только И. Кант начинает просматривать некоторые устойчивые течения в философии ближайших предшественников. И только Г. Гегель понял преемственность в философии конкретно: как противоречивое единство философских систем, как отрицание ограниченностей систем с удержанием существенного в них. Таким образом, он понял, что философия развивается как нечто целое. И это ясно видно на выдающихся современниках, например, на тех же Аристотеле и Платоне. Причем, Платон себя позиционирует как четкого последователя Сократа. И это действительно так. Но кто вчитывался в произведения Платона, ясно видел: философия последнего явно отличается от позиций Сократа. Между ними явная конкретная преемственность: Платон берет у учителя главное — сознательные устойчивые определения понятий и мышление в понятиях, но использует этот способ мышления на значительно более широкий круг явлений.

Но проблемы преемственности все–таки остаются. Остается вопрос о том, кто передает «существенное», т. е. кто находится на уровне рассмотрения современных философских проблем. Можно выразить это по–другому: кто остается в философии для будущих мыслителей? Много было философствующих, но сколько из них осталось в науке, при «существенном»? Например, в

Средневековье было много философских трудов, а многие ли из них востребованы в ХХ или ХХI веках? А в ХХ веке философов было ещё больше, чем во всем Средневековье! А кто остался? Многие российские философы, особенно из начальства, вместе с партбилетами выкинули из головы и прошлые философские взгляды, видимо, формально–марксистские и не очень глубокие. Сюда же относится и вопрос о соотношении национальных философских систем и развитии мировой философии. Например, как соотносятся философские взгляды А. Н. Радищева с мировой философией. Для нас в России это выдающийся философ и просветитель, а для мировой философии: внес ли он хоть какой–то вклад в мировое познание «существенного»? Вряд ли здесь возможен положительный ответ.

Остается и вопрос о типе преемственности. Многие, как Платон, полностью воспринимают позицию предшественника и далее распространяют её на все области знания. Другое дело, что в ходе распространения она конкретизируется и, поэтому, изменяется, совершенствуется. Другие, как например Аристотель, так развивают мысли предшественника, что переходят к совершенно новой позиции и системе наук, в которой старая система лишь в снятом виде напоминает о себе. Гегель впервые реализует конкретный тип преемственности: показывает и доказывает свое единство и различие со всеми школами предшествующей философии. Но, естественно, с европейскими школами.

Есть и другие типы преемственности. Но об особенностях преемственности в марксизме нужно отметить, что, во–первых, она основывается на гегелевском конкретном варианте преемственности: она соотносит себя с целостным развитием философии. Причем, марксизм понимает целостность более широко и более конкретно. Для него философия А. Н. Радищева имеет важное значение как идеология части народа России, выражающая в мыслях «свое время» (выражение Г. Гегеля) в России. Это, разумеется, не мировая философия, но это важный этап в становлении национальной философии в России. Поэтому основные советские труды по истории философии опирались на гегелевскую традицию с учетом национальных философских культур народов СССР и других стран, в том числе современных Китая, Индии, Японии и др. [19] Но, во–вторых, марксизм имеет преемственную связь с философией Г. Гегеля и в другом, более принципиальном отношении: основоположники признали его своим учителем и практически включили его главное произведение «Науку логики» в корпус обязательных для себя книг. Так что В. И. Ленин сам посвятил два больших периода в разное время изучению этого гениального труда и партийным кадрам завещал такое изучение. В-третьих, в своем развитии марксизм сохраняет свои основополагающие произведения в их целостности, несмотря на то, что некоторые аспекты и проблемы видоизменяются в связи с развитием общества и его познания. Так, до сих пор сохраняют вполне свою основополагающую роль такие произведения марксизма как «Манифест коммунистической партии», «Капитал», «Анти—Дюринг», «Происхождение семьи, частной собственности и государства», «Материализм и эмпириокритицизм», «Империализм как высшая фаза капитализма», «Государство и революция» и многие другие. Но, в-четвертых, видоизменяются социальные отношения и появляются новые проблемы. Марксизм решает их на основе своей глубокой методологической базы и включает в свой состав. Понятно, что фаза империализма и, соответственно, её познание возникли уже во времена В. И. Ленина, однако его анализ полностью вытекает из марксова анализа капитализма и является вполне марксистским. Или: учение о государстве диктатуры пролетариата Марксом и Энгельсом только намечены, а Лениным, на основе их наметок, развернута стройная и последовательная теория сущности и формы диктатуры пролетариата. Или: основоположники исходили из более–менее одновременной революции в развитых странах, а Ленин сделал вывод о возможности революции сначала в одной стране, если в ней созрели для этого социальные условия.

Поэтому учение Маркса и Энгельса значительно обогатилось работами В. И. Ленина, а по–другому — оно проросло в учение Ленинизма, не утратив при этом ни грана своего содержания. И если даже у основоположников были ограниченности в силу их исторической эпохи, то российским классиком они объяснены и преодолены.

Поэтому произведения всех классиков марксизма составляют одно непротиворечивое теоретическое целое. Идейная преемственность марксизма с В. И. Лениным полная. А если различия и есть, то они обоснованно объяснены им, исходя из самого марксизма.

3 . Развитие В. И. Лениным идей и практики марксизма

Уже у Маркса и Энгельса теория была вполне развита и естественно двигала их к действиям, к её реализации на деле, к «действованию», как сказал бы Г. Гегель [20]. И не случайно их теория и деятельность по организации международного рабочего движения получили невиданный до того в мире отклик во многих странах, в том числе и в России. Но передовая на то время английская буржуазия сумела организовать европейскую буржуазию для нейтрализации первого мирового революционного натиска пролетариата. Не в последнюю очередь с помощью анархистов (М. Бакунин) и оппортунистов (О. Бланки) внутри самого рабочем движении. Поэтому при жизни Маркса и Энгельса марксизм оформился, в основном, как теоретический результат, как теоретическая идея, «идея истинного», как сказал бы Г. Гегель. Ленин реализовал марксизм практически, осуществил на деле то, что имелось до этого лишь в идее, во всеобщем, без единичной непосредственности, безжизненно. Он показал и реализовал марксизм на практике, как «практическую идею». Это практическая реализация стала возможной потому, что марксизм Россия выстрадала полувековой борьбой с царизмом и церковью. В. И. Ленин писал об этом: «Марксизм, как единственно правильную революционную теорию, Россия поистине выстрадала полувековой историей неслыханных мук и жертв, невиданного революционного героизма, невероятной энергии и беззаветности исканий, обучения, испытания на практике, разочарований, проверки, сопоставления опыта Европы». [21] Он сам дотошно изучал все, связанное с Марксом и Энгельсом, с Гегелем, и товарищей по партии подвигал к такому изучению. Поэтому впервые была реализована на деле и идея Платона, что государством должны править философы или философски образованные люди:

«Человеческий род не избавится от зла до тех пор, пока истинные и правильно мыслящие философы не займут государственные должности или властители в государствах по какому–то божественному определению не станут подлинными философами». [22] Причем сам Ленин специально изучал природу перехода теории в практику в 1914–1915 годах по «Науке логики» Г. Гегеля, о чем есть подлинное свидетельство. Выписав (в своем переводе с немецкого) цитату из соответствующего места книги, он делает сбоку на полях собственное заключение: «Практика выше (теоретического) познания, (выделено В. И. Лениным — А. К.) ибо она имеет не только достоинство всеобщности, но и непосредственной действительности». [23] Таким образом, он вполне сознательно осуществлял на практике то, что было дано в теории марксизма. Поэтому в теоретическом творчестве и практическом результате деятельность В. И. Ленина марксизм снят так же, как сняты все ранние достижения (и соответствующие категории) в высших достижениях. Как у Гегеля в практической идее в снятом виде наличествует предшествующая ей теоретическая идея, так и в ленинском практическом осуществлении диктатуры пролетариата снята теоретическая идея диктатуры пролетариата основоположников марксизма. И это первый в истории подобный опыт, когда последующий философ не только вполне понимает и принимает позицию своих предшественников и учителей, но и осуществляет их теорию практически. Ленинизм — это осуществление марксизма на практике. Естественно, практика не осуществляется идеально в соответствии с теорией. Социальную практику, во–первых, осуществляют люди, причем — много людей, в том числе далеких от марксизма или даже враждебных ему, вовторых, она осуществляется в сопротивляющемся окружении, роль которого нельзя недооценивать. Но то, что получили В. И. Ленин и большевики, было величайшим достижением и философским, и экономическим и политическим.

Но Ленин не только следовал букве и духу марксистского учения. Он сам сделал много важнейших открытий и определений различных сторон и философской, и экономической, и политической науки. Он не только дал определение новой эпохи как эпохи империализма и пролетарских революций, но и возглавил борьбу пролетариата на практике, привел рабочий класс России к победе в одной, отдельно взятой стране, создал Коммунистический Интернационал как организацию борьбы мирового пролетариата за осуществление коммунизма. В его исследованиях и делах обе стороны дела, теоретическая и практическая, непосредственно взаимодействовали. В этом единстве они напоминали учение Гегеля об абсолютной идее как единстве теоретической и практической идей.

Это стало возможным потому, что В. И. Ленин, по примеру своих учителей, усвоил новое мировоззрение в единстве трех основных частей — философской, экономической и политической теории. И в каждую из них В. И. Ленин внес выдающийся вклад.

В собственно философском отношении В. И. Ленин выяснил принципиальное соотношение логики, диалектики и теории познания. [24] Он дал образцы применения диалектического метода к проблемам экономики, политики, практики в широком смысле. Он обосновал место и роль практики в процессе познания, доказал, что практика является существенным критерием истины.

В экономической науке В. И. Ленин на основе марксистской методологии показал и обосновал реальность буржуазного развития промышленности и сельского хозяйства России в пореформенный период. Он показал и обосновал наступление нового, империалистического характера экономической жизни и межгосударственных отношений. Он заложил основы государственного регулирования и планирования социалистической экономики. Он показал соотношение экономики и политики вообще и в переходный к коммунизму период. И многое–многое другое сделал он в экономической науке, особенно для советского времени.

В политической науке он также, с одной стороны, вполне воспринял идеи основоположников, а с другой дополнил их рядом конкретизаций и дополнений принципиального свойства. Это, вопервых, понимание революционной ситуации. Во–вторых, это учение о восстании как искусстве политической борьбы и его месте в ходе всей социальной революции. В-третьих, это развернутая концепция государства диктатуры пролетариата и советов как формы этого государства. В-четвертых, это концепция национальных отношений в новом обществе, создание интернацианальных связей между рабочими разных народов, создание социалистической федерации братских народов и соответствующих государственных структур.

Развитие и осуществление марксизма на практике в новой эпохе и в соответствии с вновь созданной теорией этой эпохи и делает ленинизм марксизмом эпохи империализма. Но эпоха империализма, как фаза капитализма, имеет в себе и момент отрицания себя — пролетарские революции. Поэтому это также поха пролетарских революций и становления коммунизма как высшей формы развития общества. И это полностью подтвердила практика современной эпохи — эпохи империализма и пролетарских революций.

Кроме разработки основных разделов науки, В. И. Ленин внес большой вклад во многие другие науки, так что марксизм в СССР, воспринятый и поддержанный большинством передовых ученых Академии наук и вузов, стал методологической и мировоззренческой основой для развития всех наук и науки как целого, как научного мировоззрения. Опора на эту науку дала возможность правительству восстановить разрушенное Первой мировой и гражданской войнами и интервенциями народное хозяйство СССР за девять лет, победить в Великой отечественной войне и выйти на уровень самых развитых стран мира.

Так и сегодня, вклад в развитие современного марксизма может сделать всякий исследователь, который стоит на почве марксизма и создает что–то новое в области общественных наук. Но на существенное изменение марксизма может претендовать только тот, кто решил какую–то важную социальную проблему на основе глубокого познания всех трех составных частей марксизма.

4. Конкретизация В. И. Лениным учения о революционной ситуации

Все учение марксизма есть учение о революционном преобразовании эксплуататорского, классового общества в общество бесклассовое, коммунистическое. В том числе и о том, что общество созрело для революции, что имеется и субъект революционного действия, что есть первый опыт пролетарской революции — Парижская Коммуна. Кроме того были многочисленные анализы буржуазных революций в европейских странах. Однако, действительно, специальной теоретической разработки именно по революционной ситуации применительно к социалистической революции ни у Маркса и Энгельса, ни у раннего В. И. Ленина не было. И все–таки…

Считается, что ленинское учение об условиях революционной ситуации создано лишь за два года до революции 1917 года в работе «Крах II Интернационала». И это могло показаться, а многим кажется и сегодня, что это какое–то новое учение марксизма, более простое и концентрированное.

На самом деле это не совсем так. Эти, по словам самого В. И. Ленина в этой же работе, «… марксистские взгляды на революцию, которые много, много раз развивались и признавались за бесспорные всеми марксистами и которые для нас, русских, особенно наглядно подтверждены опытом 1905 года». (Ленин В. И. Полн. Собр. Соч. Т.26. С. 219). Просто здесь он более конкретно и точно определяет ситуацию кануна революции в соответствии с надвигающимися событиями. Эти события отражают «изменения», которые происходят в обществе и которые фиксирует учение о революционной ситуации.

Часто авторы, анализирующие концепцию В. И. Ленина или революционные ситуации в той или иной стране, говорят об «объективных условиях» и «субъективных факторах»

революционной ситуации. И это, в общем–то, правильно. Но Ленин пишет здесь именно об «изменениях». И это очень точно, поскольку в революционной ситуации жизнь общества меняется стремительно, причем как в одну, прогрессивную в целом, так и в другую, реакционную, сторону. Происходят разного рода колебания, шатания, предательства политических сил, их союзов, партий, вождей. Борьба противоположных сил обострена и ситуация подчас качается из стороны в сторону ежедневно. Поэтому требуется повседневный контроль за изменениями общественных событий, учет колебаний и настроений, гибкая тактика реальной повседневной борьбы. Учение о революционной ситуации было создано В. И. Лениным летом 1915 года в период всеобщего кризиса капитализма, когда мир вступил в эпоху империализма, империалистических войн и пролетарских революций, вскоре после измены деятелей II Интернационала совместно выработанной стратегии и тактике в борьбе с империализмом. Однако понятно, что это оно было изложено на бумаге в своей относительной цельности. Ясно и то, что отдельные положения излагались и применялись на практике и раньше. Однако разработка этой теории продолжалась и в советские времена, а некоторые аспекты требуют осмысления и сегодня.

Разъясняя мысль о революционной ситуации, Ленин ссылается на анализ революционного кризиса в Европе накануне войны, в 1912 году, данный так называемым Базельским манифестом на соответствующем международном конгрессе социал–демократических партий и движений. В Манифесте, говорит В. И. Ленин, зафиксирована революционная ситуация в странах Европы: «…революционная ситуация, кратко описанная выражением «экономический и политический кризис» (Там же). Однако, если теория экономического кризиса и отдельные конкретные экономические кризисы были достаточно подробно исследованы со времен К. Маркса и Ф. Энгельса, то теории политических кризисов повезло в меньшей степени. В основном она создавалась в форме анализов конкретных революций в Европе. Характеризуя данный политический кризис накануне и в ходе Первой мировой войны, Ленин пишет: «Политический кризис налицо: ни одно из правительств не уверено в завтрашнем дне, ни одно не свободно от опасности финансового краха, отнятия территории, изгнания из своей страны (как изгнали правительство из Бельгии). Все правительства живут на вулкане, все апеллируют сами к самодеятельности и героизму масс. Политический режим Европы весь потрясен, и никто, наверное, не станет отрицать, что мы вошли… в эпоху величайших политических потрясений»(Там же. С.219–220). И чуть далее: «Обострение противоречий громадное. Глухое возмущение масс, … начинающийся ропот в «низах» — все это налицо». Но это объективные условия кризиса, а как ведут себя субъекты?

И тут Ленин гениально усматривает:\nа) «А чем дальше затягивается и обостряется война, тем сильнее сами правительства развивают и должны развивать активность масс, призывая их к сверхнормальному напряжению сил и самопожертвованию.»; и \nб) «Опыт войны, как и опыт всякого кризиса в истории, всякого великого бедствия и всякого перелома в жизни человека, отупляет и надламывает одних, но зато просвещает и закаляет других (курсив — В. И. Ленина), причем в общем и целом, в истории всего мира, число и сила этих последних оказывались, за исключением отдельных случаев упадка и гибели того или иного государства, больше, чем первых.» (Там же).

Вот эти процессы В. И. Ленин и обобщил в конкретных простых признаках, известных как концепция революционной ситуации.

Он выделяет, с одной стороны, три «объективных изменения», которые характеризуют ситуацию, «независимых от воли не только отдельных групп и партий, но и отдельных классов» (Там же. С. 218–219). Эти изменения: «1. Невозможность для господствующих классов сохранить в неизменном виде свое господство; тот или иной «кризис верхов», кризис политики господствующего класса, создающий трещину, в которую прорывается недовольство и возмущение угнетенных классов. Для наступления революции обычно бывает недостаточно, чтобы «низы не хотели», а требуется еще, чтобы «верхи не могли» жить по–старому. 2) Обострение, выше обычного, нужды и бедствий угнетенных классов. 3) Значительное повышение, в силу указанных причин, активности масс, в «мирную» эпоху дающих себя грабить спокойно, а в бурные времена привлекаемых, как всей обстановкой кризиса, так и самими «верхами», к самостоятельному историческому выступлению» (Там же. С.218).

С другой стороны, он указывает, что «… не из всякой революционной ситуации возникает революция, а лишь из такой ситуации, когда к перечисленным выше объективным переменам присоединяется субъективная, именно: присоединяется способность революционного класса на революционные массовые действия, достаточно сильные, чтобы сломить (или надломить) старое правительство, которое никогда, даже и в эпоху кризисов, не «упадет», если его не «уронят».(Там же). Вот эти субъективные изменения и представляют отдельную проблему при анализе революционных ситуаций или их приближении. Здесь и заключена трудность в оценке текущих моментов, в характеристике особенностей борьбы в определенное данное время, в том числе и в настоящее.

Во–первых, необходимо обратить внимание на действия противоположного субъекта: господствующий субъект находится в кризисе, в

нем обостряются внутренние противоречия, он сам побуждает революционного субъекта к действиям. Ему необходимо единство политических сил, сконцентрированность ресурсов и действий против врага, но он не может добиться ни политического единства, ни единства экономических интересов. К тому же его разные части раздираются разными иностранными силами — английскими, немецкими, американскими. Во–вторых, с другой стороны, активизируется революционный субъект, поддерживаемый массой «низов», которые не «хотят жить по–старому». Разрастаясь и радикализуясь в ходе революционной ситуации, они ищут достойную радикальную силу, способную выразить их стремления, экономические интересы и представления о справедливости и соответствующем государстве. Так они готовятся к «революционным действиям». Но что это за «способность революционного класса на революционные действия»? Чем она обусловлена? Как она появляется и в чем проявляется? Насколько она развита или не развита? Что нужно делать, чтобы её развить?

С точки зрения всемирно–исторического процесса, рабочий класс давно готов и способен на революционные действия со времен К. Маркса и Ф. Энгельса. И за это время неоднократно, в течение теперь уже около полутора столетий, доказал это практически. Он не только совершил великие революции в Европе, Азии и Латинской Америке, но и защитил их во Второй мировой войне и других войнах. Он построил мировую социалистическую систему, помог освободиться от колониальной зависимости десяткам стран Азии, Африки и Латинской Америки.

Но он потерпел крупнейшее поражение в своем главном оплоте — в СССР, вызвавшем другие поражения в других странах и континентах. Поэтому многие его отряды до сих пор пребывают в состоянии раздробленности, шока, дезориентации. Этому способствует массированное мировое идеологическое, а под час и военное, давление буржуазных сил всех капиталистических стран.

В настоящее время вырвавшийся из–под коммунистического пресса мировой капитал повел бешеное наступление на завоевания рабочего класса по всему миру. Объединившись под эгидой США, он сплотился для усиления эксплуатации по всему миру. Усилилась степень эксплуатации не только в развивающихся, но и в развитых странах: уничтожаются прогрессивные профсоюзы, увеличивается рабочий день, уменьшается или даже не выплачивается месяцами зарплата, увеличивается до гигантских масштабов безработица, организуется хаос в целых регионах мира с перспективой постоянных военных конфликтов, безнаказанно уничтожаются руководители самостоятельных государств, сам суверенитет большинства государств стал проблемным.

Вместе с тем, внутри глобального капитализма назрели глубокие противоречия как в целом между гегемонией США и её сателлитами, так и внутри самих буржуазных государств: между сторонниками гегемонии США и НАТО и национально ориентированными слоями буржуазии и бюрократии. В этих условиях возрастает роль политической составляющей субъекта революционного процесса роль организации класса вообще и её высшей формы в особенности: политической партии рабочего класса. С одной стороны, наличие развитой политической партии рабочих говорит о степени зрелости (или незрелости) рабочего класса, а с другой только развитая рабочая партия и может помочь рабочему классу завершить свое становление «классом для себя», т. е. способным организоваться и стать подлинным субъектом исторического процесса, ставящим свои цели и формулирующим свои интересы и реализующим их в ходе исторического творчества. Как показала практика поражения рабочего класса в СССР, важную роль в выполнении исторической миссии рабочего класса выполняет и отдельный (единичный) субъект (отдельный коммунист) в составе всеобщего исторического субъекта рабочего класса в целом. Особенно, если этот отдельный субъект руководитель звена или член руководящих органов партии. Требования к личности коммуниста, а тем более к личности партийного руководителя, должны быть исключительно велики. Практика последних десятилетий КПСС показала, что бесконтрольность «верхов» партии возникает вследствие нарушения их взаимодействия с «низами», их отрыва от трудовых рабочих коллектив, преувеличения их особенностей или занятости, важности или незаменимости. Но история убедительно доказала, что даже вожди (Хрущев, Брежнев, Андропов, Черненко, Горбачев) не только заменимы, но даже очень заменимы. Брежнева, Андропова и Черненко надо было освобождать к 70-и годам, а Хрущева и Горбачева в 70 лет освободили «по–плохому».

В партии все равны, независимо от должностей, званий, возраста, и т. д. В партии авторитет личности поднимает подготовка и активная деятельность

партийца во имя достижения общей цели. И именно это делает каждого единичного субъекта способным быть особенным (партийным) субъектом всеобщего субъекта рабочего класса.

Сегодня революционной ситуации нет. Но это не значит, что нужно сидеть и ждать у моря погоды сложа руки. Нужно готовиться самому и помогать готовиться другим к самым неожиданным событиям. Кризисный мир, в котором мы оказались в результате контрреволюции 1989–1993 годов, может взорваться в любой день. Как он взорвался в Украине зимой 2014 года. Там рабочий класс оказался не готов к усложнению ситуации, остался без профсоюзных организаций и без политической партии, без самостоятельной субъектности. И вынужден теперь создавать свои органы в неизмеримо более трудных условиях. В России рабочий класс более развит, более политически организован. Поэтому может и сам держаться, и другим помогать. Сегодня есть контрреволюционная ситуация. И за двадцать пять лет обывательского мещанского существования буржуазная власть показала, что она не способна решать проблемы России и её народов ни в экономике, ни в образовании, ни в медицине. Она едва–едва способна управлять не «по–старому», а «по–очень старому». Её управленцы и идеологи оказались никчемными людьми, а идеология антикоммунизма и европоцентризма потерпела полный крах. Её искусство не сделало никаких значимых любимых народом шедевров. Бедность и скука общественной жизни разбавляются разве только однообразными коррупционными скандалами. Даже странно, что так долго нет революционной ситуации! Ведь по швам трещит все здание мирового империализма: раскололись США и из администрации разлетаются осколки, раскололся их альянс с Европейским Союзом, раскололся сам ЕС, расколота гражданской войной Украина, раскололся и продолжает терзаться войнами арабский мир. Раскол России не виден наружно, но он есть внутри: раскол между союзом бизнеса и бюрократии и трудящимся народом, между хапужными админстрациями и нищим персоналом, между финансово–управленческими группировками. Этот раскол явно обнаруживается в массовых отравлениях, в устойчивых конфликтах, коррупционных скандалах, где дела заводятся на губернаторов, генералов, министров, банкиров и пр.

Искусственную революционную ситуацию сегодня пытаются раскачать младо–ельцинисты типа жулика Навального с помощью так называемых антикоррупционных и антивыборных митингов, на которых они кричат «Держи вора». Однако мудрый народ России, испытавший вымирание в мирное время от старых ельцинистов, давно уже понял их и не поддается на очередные обещания «свободы», «честных выборов», «эффективных менеджеров», «победы над коррупцией» и т. п. Он ждет, когда придет умная сила! И он знает, что дождется! И тогда будет действовать сам. Действовать так, как учили проверенные громадной исторической практикой вожди трудящихся масс мирового класса — Маркс, Энгельс, Ленин.

5. Развитие В. И. Лениным учения о соотношении марксистской теории и программы коммунистической партии

а) Значение теории для программы партии

Свою специальную статью о программе партии российских социал–демократов В. И. Ленин начинал в 1899 году так: «Международная социал–демократия переживает в настоящее время шатание мысли. До сих пор учения Маркса и Энгельса считались прочным основанием революционной теории, — теперь раздаются отовсюду голоса о недостаточности этих учений и устарелости их». (Ленин В. И. Наша программа. — Полн. собр. соч. Т.4. С.182). Вполне узнаваемо и в наши дни, хотя прошло с тех пор 118 лет. Так что разговоры об устарелости марксизма (как, впрочем, и ленинизма) имеют давнюю историю. Но уже В. И. Ленину было ясно, что речь шла не об устарелости марксизма, а о борьбе с ним, с его истиной, формами которой были: замалчивание и ложь, извращение и клевета, объявление устаревшим или ошибочным. Позднее, в середине ХХ века, к ним добавились противопоставление Энгельса Марксу и молодого Маркса позднему Марксу, противопоставление Ленина Марксу и Энгельсу. Поэтому сегодня их последователям должно быть совершенно ясно, что это примитивные старые агитки против марксизма–ленинизма. Старшие наши современники помнят, как с помощью этих фальшивок горбачевцы и ельцинисты разрушали коммунистическую партию и советское государство. И если их повторяют сегодня многие даже руководящие члены некоторых, называющих себя коммунистическими, партий, то речь идет либо о вопиющей безграмотности, либо о предательстве Ленина и марксизма вообще.

В. И. Ленин создавал программу партии на прочном фундаменте марксистской теории, считая её основой всей борьбы коммунистической партии и, в том числе, её программы. В той же статье «Наша программа» он пишет: «Мы стоим всецело на почве теории Маркса: она впервые превратила социализм из утопии в науку, установила твердые основания этой науки и наметила путь, по которому должно идти, развивая дальше эту науку и разрабатывая ее во всех частностях. Она раскрыла сущность современного капиталистического хозяйства, объяснив, каким образом наем рабочего, купля рабочей силы, прикрывает порабощение миллионов неимущего народа кучке капиталистов, владельцев земли, фабрик, рудников и пр. Она показала, как все развитие современного капитализма клонится к вытеснению мелкого производства крупным, создает условия, делающие возможным и необходимым социалистическое устройство общества. Она научила видеть под покровом укоренившихся обычаев, политических интриг, мудреных законов, хитросплетенных учений — класссовую борьбу, борьбу между всяческими видами имущих классов с массой неимущих, с пролетариатом, который стоит во главе всех неимущих. Она выяснила настоящую задачу революционной социалистической партии: не сочинение планов переустройства общества, не проповедь капиталистам и их прихвостням об улучшении положения рабочих, не устройство заговоров, а организацию классовой борьбы пролетариата и руководство этой борьбой, конечная цель которой — завоевание политической власти пролетариатом и организация социалистического общества». (Там же. С.182–183). Здесь не произносится термин «диктатура пролетариата», но совершенно понятно, речь идет именно об идее диктатуры пролетариата.

б) В. И. Ленин в борьбе за коммунистическое содержание Программы партии

Уже в работе над первой Программой партии обнаруживается вся сложность и противоречивость её важнейшего положения — о диктатуре пролетариата. В ранней (1895 г.) работе «Проект и объяснение Программы социал–демократической партии» Ленина уже имеются все основные моменты программного документа коммунистов: определение исторического момента и борющихся в нем сил, завоевание государственной власти рабочим классом, специальный раздел о рабочих. Но термина «диктатуры пролетариата» в ней еще нет. Глубина и острота проблемы проявятся позже, в 1902 г., в борьбе за коммунистическое содержание первого проекта программы Социал–демократической рабочей партии России. В своем проекте Г. В. Плеханов сначала правильно написал: «…диктатура пролетариата составляет необходимое политическое условие социальной революции». (См. Ленин В. И. Замечания на первый проект программы Плеханова — Там же. Т.6. С.200). Но Ленин делает к этому пункту замечание: …«диктатура»??? (Довольно с нас социальной революции)». [Там же]. Однако вскоре Владимир Ильич возвращается к этому пункту и констатирует необходимость диктатуры пролетариата для партийной программы. Хотя меньшевиствующий Плеханов уже спокойно отставил этот пункт. В «Замечаниях на второй проект программы Плеханова» Ленин пишет: «Кстати. В проекте опущено указание на диктатуру пролетариата, бывшее первоначально. … Признание необходимости диктатуры пролетариата самым тесным и неразрывным образом связано с положением «Коммунистического манифеста», что пролетариат один только есть действительно революционный класс (Курсив В. И. Ленина — Авт.)». (Там же. С.229). Интересно, что здесь же Ленин отмечает, «до какой степени «ревнив» был по этой части Энгельс».

Но и в дальнейшем В. И. Ленин много раз указывал, что именно по этому пункту следует четко отличать подлинных марксистов от всякого рода попутчиков и оппортунистов. Например, в работе «Государство и революция» в 1917 году он констатирует: «Марксист лишь тот, кто распространяет признание борьбы классов до признания диктатуры пролетариата (Курсив В. И. Ленина — авт.)" (Полн. Собр. Соч. Т.33. С.34).

Ценна работа Ленина над первой программой партии и в другом отношении. Ленинский проект, наряду с общеполитическими, общедемократическими целями, включал в себя и большой набор конкретных задач по немедленному облегчению положения рабочего класса и повышению его «боевой способности». Эта часть программы содержится в пункте «Г»:

1) ограничения рабочего дня восемью часами в сутки для всех наемных рабочих;

2) установления законом еженедельного отдыха, продолжающегося непрерывно не менее 36 часов, для наемных рабочих обоего пола во всех отраслях народного хозяйства;

3) полного запрещения сверхурочных работ;

   4) воспрещения ночного труда (от 9 час. вечера до 5 час. утра) во всех отраслях народного хозяйства, за исключением тех, где он безусловно необходим по техническим соображениям;

   5) воспрещения предпринимателям пользоваться наемным трудом детей до 15-летнего возраста;

   6) воспрещения женского труда в тех отраслях, где он вреден специально для женского организма;

   7) установления законом гражданской ответственности нанимателей за полную или частичную потерю рабочими способности к труду, — потерю, происшедшую вследствие несчастных случаев или вредных условий производства; освобождения рабочего от обязательства доказывать, что указанная потеря произошла по вине нанимателя;

   8) запрещения выдачи заработной платы товарами…

   9) выдачи государственных пенсий престарелым рабочим, лишившимся способности к труду;

   10) увеличения числа фабричных инспекторов; назначения инспектрис в тех отраслях, где преобладает женский труд; учреждения надзора за исполнением фабричных законов чрез посредство выбранных рабочими и оплачиваемых государством представителей, а также надзора выборных от рабочих за составлением расценков и браковкой товаров;

   11) учреждения надзора органов местного самоуправления с участием выборных от рабочих за санитарным состоянием жилых помещений, отводимых рабочим предпринимателями, равно как за внутренним распорядком этих помещений и за условиями сдачи — в целях ограждения наемных рабочих от вмешательства предпринимателей в жизнь и деятельность их, как частных лиц и граждан;

   12) учреждения правильно организованного всестороннего санитарного надзора за условиями труда во всех предприятиях, употребляющих наемный труд;

   13) распространения надзора фабричной инспекции на ремесленную, домашнюю и кустарную промышленность и на казенные предприятия;

   14) установления уголовной ответственности за нарушение законов об охране труда;

   15) запрещения предпринимателям производить денежные вычеты из заработной платы по какому бы поводу и для какого бы назначения они ни делались (штрафы, браковка и проч.);

   16) учреждения промысловых судов во всех отраслях народного хозяйства из представителей от рабочих и предпринимателей поровну». (Там же. С.207–208).

Эта часть проекта программы также показывает действительно коммунистическую, рабочую направленность программы партии.

Главным, однако, следует назвать глубокую связь коммунистического характера программы с положением о диктатуре пролетариата.

в) Ленинское обоснование необходимости пересмотра программы партии весной 1917 года.

И к марксистской теории, и к коммунистической программе Ленин относился не как раз и навсегда данной догме, а как руководству к действию. Как только в России произошла февральская революция, он сразу, уже в Апрельских тезисах, сделал вывод о необходимости «перемены» программы партии:

«9 . Партийные задачи:

а) немедленный съезд партии;

б) перемена программы партии, главное:

1) об империализме и империалистской войне,

2) об отношении к государству и наше требование «государствакоммуны»*,

3) исправление отсталой программы–минимум;

в) перемена названия партии**». (Там же. Т. 31. С. 116).

К необходимости изменения программы он пришел также и потому, что накануне сделал вывод о переходе капитализма к высшей стадии своего развития — к империализму. Т. е. он предложил уточнить программу партии с учетом новых исторических условий. Это изменение условий и стало решающим аргументом за изменение программы партии. Поэтому он добился внесения в резолюцию Седьмой (Апрельской) конференции РСДРП (б) «О пересмотре партийной программы» первым же пунктом: «1) оценка империализма и эпохи империалистических войн в связи с надвигающейся социалистической революцией;…» (Там же. С. 414). В сентябре Ленин пишет, что партия «…обязана взять почин, выступить с программой, отвечающей на вопросы империализма». Поэтому же позднее, в общей, теоретической, части второй программы партии было дана характеристика империализма, а в общеполитическом разделе — производственной основы советов как формы диктатуры пролетариата.

г) Единство судьбы советов и коммунистической программы

Напряженная борьба весны и лета 1917 года не позволила тогда же реализовать решение о перемене программы. Тем более остро этот вопрос встал сразу после социалистической революции. Он обсуждался на седьмом съезде РКП (б) в марте 1918 года. В резолюции «Об изменении названия партии и партийной программы» решено: «…изменить программу нашей партии, переработав теоретическую часть или дополнив ее характеристикой империализма и начавшейся эры международной социалистической революции.

Затем изменение политической части нашей программы должно состоять в возможно более точной и обстоятельной характеристике нового типа государства, Советской республики, как формы диктатуры пролетариата…» (Там же. Т.36. С. 58). Поэтому в принятой через год на восьмом съезде Программе Российской коммунистической партии (большевиков) было записано: «Советское государство сближает государственный аппарат с массами также тем, что избирательной единицей и основной ячейкой государства становится не территориальный округ, а производственная единица (завод, фабрика)». (Там же. Т.38. С.435436).

Этим единством коммунистической программы и диктатуры пролетариата в форме Советов закончился длительный этап борьбы коммунистов во главе с В. И. Лениным за марксистский коммунистический характер программы и признание диктатуры пролетариата в качестве краеугольного камня теории марксизма вообще и политической программы коммунистической партии в частности. И с этого времени началось действительное строительство социалистического общества в России и в мире.

И конечно, не является случайным, что изменение программы КПСС в 1961 году и придание ей антимарксистского, антиленинского характера выразились прежде всего в отрицании диктатуры пролетариата и рабочего характера партии. По определению этой программы партия перестала быть партией рабочего класса, а стала «партией всего народа». А государство перестало быть государством диктатуры пролетариата и стало «общенародным государством». Таких государств не знала ни одна страна и ни одна теория. Поэтому такое государство потеряло идейные ориентиры и перестало быть жизнеспособным. И странно не то, что буржуазии так легко удалось его разрушить, а то, что оно при таких условиях просуществовало еще целых 30 лет. Видимо, потому, что его здоровая основа глубоко срослась с рабочим классом, с народом. Однако с тех пор СССР и КПСС утратили рабочий характер, стали терять поддержку рабочего класса, открыли путь реставрации капитализма, который и завершился в 1991 году при поддержке пробуржуазных сил со стороны оппортунистического руководства партии и государства.

Рабочий класс и коммунисты должны извлечь из этой борьбы и из этого поражения важный методологический урок: коммунизм есть только тогда, когда он борется за диктатуру пролетариата, а диктатура пролетариата реализуется только коммунистической партией. Как и учили всегда К. Маркс, Ф. Энгельс и В. И. Ленин.

Глава 4. Марксизм в начале ХХI века

а) Кризис сознания профессоров и начальников от марксизма

Мудрость и глубина мысли у представителей философии проявляется в объяснении кризисов и сложных эпох, когда нужно осознать кризисное время, постичь «начала и причины» перерождения руководства и идеологов, обрушение крупнейшей в мире правящей партии, показать диалектику разрушения великой державы. Но, как ни странно, в период отказа от диктатуры пролетариата, хрущевской «оттепели», всемерной «демократизации», слишком мало нашлось доцентов и профессоров, и только один из академиков (и тот физик — Ж. И. Алферов), которые указали на такие «начала и причины», объяснили народу переворот и резкое неприятие Сталина, потом Ленина, потом КПСС, а потом и СССР значительной частью идеологов–ренегатов и политиков–предателей. Они были, но их голоса заглушила армия идейной обслуги перевертышей А. Яковлева и М. Горбачева. Более того, основная масса бывших профессоров–марксистов, в том числе из Высших партийных школ и Академии общественных наук, не только не сохранила мировоззрение и научную позицию, но и выступила против марксизма и коммунизма, спокойно начала преподавать то, что годдва назад подвергала критике как «происки буржуазной идеологии». Конечно, знания человека растут, кругозор постоянно расширяется, мировоззрение может меняться даже у взрослого человека как показала история превращения Савла в апостола Павла. Но у Савла была сильная причина: сам святой дух снизошел на человека, такое не с каждым случается. Но когда престарелые профессора и академики в 50–60 лет меняют мировоззрение по причине смены начальства, то это не представляется духовным прозрением. Скорее причины утилитарные, и даже очень примитивные, а потому удивительные для людей, занятых в сфере поиска объективных истинных знаний и доказательных убеждений.

Примером разворота на 180 градусов известными профессорами и академиками от марксизма может служить учебное пособие «Очерки социальной философии», представленное как

Программа «Обновление гуманитарного образования в России» (М.: «Наука», 1994). [25] В авторах все те же известные марксистские профессора Академии общественных наук при ЦК КПСС

В. Д. Зотов, В. Н. Шевченко, Г. Д. Чесноков, Б. Н Бессонов и др. Правда в 1994 году они дружно перешли в Российскую академию государственной службы при президенте РФ.

Еще до осени 1993 года молодежь могла заблуждаться о намерениях и методах сталкивания России в пропасть, но после Октября 1993 года шестидесятилетним специалистам должно было быть ясно: кто и на какую работу их нанимает. Если они не понимали, то они не специалисты, а если понимали, то … Тем более, что спонсором издания являлся уже достаточно известный в России к тому времени международный аферист Дж. Сорос. Своим авторитетом указанные профессора придают «Программе» почти официальное звучание. От имени академии при президенте авторы задвигают Маркса на задний, едва заметный, план, попутно объявив: «Большевики во многом субъективно–волюнтаристски интерпретировали учение Маркса» (См. С.12). Правда, скромно умалчивают: какие именно большевики, кто например? Ну, так и интерпретируйте теперь объективно. Тем более, что вы — специалисты по критике буржуазных опошлителей марксизма, защитили по этой проблематике докторские диссертации, получали профессорские оклады. Но нет — на авансцену выдвигают теперь «сторонников марксизма» Бердяева, Булгакова, Франка. Как говорил один умный человек, избави меня боже от таких сторонников, а с врагами я справлюсь сам. Эти «сторонники», конечно, интересные люди и философы. Но это, во–первых, убежденные антикоммунисты и марксистами не могут быть по определению, а во–вторых, они борцы в другой категории, в другом весе. Сторонниками марксизма они были в юности, когда «свободою горели» и имели «души прекрасные порывы». Но потом стали дюжинными антимарксистами, антикоммунистами и антисоветчиками. И только духовно близорукие граждане и беглые марксисты этого не видят. И такие граждане учили нас марксизму, воспитывали в ВПШ и АОН в духе марксизма–ленинизма, начальствовали! А теперь делают вид, что марксизм был плох и это не они, а злые большевики, злой Сталин и еще какие–то темные силы их заставляли писать по–марксистски. Теперь, наконец, наступила для них свобода и они говорят то, что думают. Правда, один умный человек сказал: «…когда говоришь все, что думаешь, думай, что говоришь». А в отношении бывших марксистов возникает стойкое ощущение, что они не думают над тем, что говорят. Марксу слова почти не дали: рекомендуются в списках литературы лишь ранняя статья «К критике гегелевской философии права», четыре страницы из Экономических рукописей 1857–1859 годов, и «Капитал», тогда как работы буржуазных философов широко представлены (Особенно в Хрестоматии, изданной как приложение к этой «Программе»). И получается жалкое школярство: разговор о том же самом, что говорилось до перестройки, но с противоположным знаком, как велело ельцинское буржуазное начальство.

Сегодня, после очевидного провала ельцинщины, после мировой катастрофы и многомиллионного вымирания народа, в пору всеобщей народной ненависти к творцам развала устроенной мирной жизни, некоторые из них снова вернулись к марксизму, отряхнулись, и делают вид, что ничего не случилось. Даже пишут статьи в марксистских журналах и проводят семинары по марксизму. Это, конечно, хорошо, если люди одумались, раскаялись, вернулись на путь истинный. Однако вопросы остаются.

После таких неформальных установок именитых профессоров поток новообращенных сразу усилился. Например, уже в следующем году выходит очередная «Социальная философия» (учебное пособие) под редакцией солидного профессора, когда–то заведующего кафедрой научного коммунизма в Высшей комсомольской школе при ЦК ВЛКСМ, доктора философских наук В. Н. Лавриненко. Он, как и предыдущие профессора, родился в середине 1930‑х годов (1935) и относится к «детям ХХ съезда», как и основные идеологи развала СССР, так называемые «шестидесятники». Маркс у него уже прочно на задворках: упоминается очень ранняя «Немецкая идеология», двухстраничные «Тезисы о Фейербахе», то же предисловие к «Критике политической экономии». А выставляются в качестве философских авторитетов М. Вебер, А. Тойнби, К. Ясперс, О. Шпенглер, П. Сорокин, Н. Бердяев. В главе 1, которая написана самим «научным коммунистом», материалистическому пониманию истории отведено две с половиной страницы с указанием, что

К. Маркс брал «за основу бытия общества…экономический фактор» [26]. А в главе 4 «Философские проблемы экономической жизни общества», написанной также редактором, где как раз и надо бы рассмотреть «экономический фактор», места Марксу опять не нашлось ни в списке литературы, ни в самом тексте, кроме двух предложений. Вот такой «научный коммунист», «марксист» и «специалист».

К 2000‑му году поток таких пособий стал весьма сильным. Например, бывший преподаватель–коммунист Ленинградской высшей партийной школы, писавший когда–то панегирики марксизму и учивший марксизму молодых партийных функционеров, теперь пишет о К. Марксе в специальном учебном пособии для вузов «Социальная философия»: «Его представления о сущности человека как совокупности общественных отношений не только не получили дальнейшего истолкования в западной философии, но и стали предметом её критики. Вся последующая философская мысль ХХ века прямо или косвенно полемизировала с идеей К. Маркса о том, что личность генерируется лишь в сфере общественной деятельности, человек проявляет свои личные качества только в формах социальной активности. Вместе с тем нельзя не отметить и того факта, что в последние десятилетия нашего столетия идея социальной сущности личности вызывает не только негативную реакцию, но и позитивный интерес» (СПб.,2009. С.208–209). А в качестве творцов концепции личности выставляет Шопенгауэра, Кьеркегора, Ницше, Хайдеггера, Сартра и Камю, Фромма, Вебера, Шелера, Тоффлера. Конечно, эти авторы написали о личности много нового и интересного. Да и вообще философы много писали о личности и человеке как постоянном предмете философии. Однако такого глубокого и цельного взгляда на личность человека, как в марксизме и созданных на его основе научных концепциях, больше ни у кого нет. Поэтому его понимание личности, с разной полнотой, широко распространилось не только на Западе, но и в Латинской Америке, в Африке, в Азии. И марксовым учением позитивно интересуются не только в последние десятилетия, но весь культурный прогрессивный мир постоянно учится у него с начала ХХ века, о чем говорили и Бердяев, и Булгаков, и Ясперс, и Сартр, и целая Франкфуртская школа, и историки, и психологи, и другие специалисты многих стран. И он один из самых читаемых и издаваемых в мире авторов. И его не только критикуют, что вполне естественно для науки и философии, но и берут в пример как образец научной глубины и честности. Особенно честные последовательные революционеры всех стран. И Маркс никогда никого не предал и не изменял своих взглядов в угоду начальству.

Понятно, что такая «новая» «современная» философия не только не способна освещать путь практике, она не способна даже качественно обслужить своих новых хозяев. Она их вводит в заблуждение, она указывает не первостепенные ценности мудрости, а позавчерашние идеи второго сорта. Она помогала либеральным экономистам–реформаторам, таким же второсортным, разрушать экономику России.

Но в России не все философы плыли по течению, многие сохраняли чувство долга и ответственности перед народом, чувство благодарности советской Родине за полученные блага и образование; перед памятью старых философов сохранили ответственность за истину, перед марксистами прошлого — за мудрость. Причем не только отдельные личности, но и целые кафедры. Поэтому с середины 2000‑х годов начинают появляться серьезные учебники и научные исследования по проблемам философии. Объем брошюры не позволяет сделать полного обзора работ марксистов, но некоторые нужно отметить.

Например, московский профессор И. А. Гобозов в 2007 году опубликовал глубокий интересный учебник «Социальная философия». [27] В нем глубоко и с необходимой целостностью раскрыта система научных знаний по социальной философии. Автор последовательно, с логической и фактической убедительностью показывает отношения людей в обществе, законы взаимодействия людей, закономерные результаты их деятельности. Он опирается на классическую марксистскую теорию и использует достижения советской и современной западной социальной мысли. Однако один момент этой работы вызывает возражения. Автор необоснованно ставит и рассматривает тему и категорию прогресса раньше категории и темы развития. Прогресс является конкретизацией развития, а не наоборот. Потому что прогресс — это момент самого развития, как категории, включающей противоположный момент — регресс. Поэтому сначала надо рассмотреть развитие, выделить и определить в нем оба момента противоречия, а затем специально рассмотреть прогресс во взаимодействии с регрессом.

Эту проблему подробно рассматривает и успешно решает петербургский профессор М. В. Попов в фундаментальной научной работе «Социальная диалектика» (СПб., 2014). Он показал, как понятие «прогресс» связано с понятием «развитие», а последнее с понятиями «конечное» и «бесконечное», «предел» и «долженствование», «изменение», наконец — «становление». Получается необходимая связь ступеней восхождения от абстрактной категории к конкретному понятию. Это исследование лежащих в методологическом основании марксизма диалектических категорий позволило М. В. Попову увидеть существенные пробелы в понимании и изложении формационной теории в работах последних десятилетий, в исследовании способов производства. Подлинной новацией рассматриваемой работы является раздел «Становление формаций». И раньше исследовались и освещались вопросы конкретно–исторического становления и развития формаций. Но делалось это, как правило, в исторической форме — на материале отдельных стран. Поэтому мы знали историю становления разных формаций в различных странах, а из них, как мозаика, составлялась общая картина. В данной работе проведен категориальный анализ понятия формации и показана именно логика перехода одной формации в другую как процесс качественного преобразования базиса и надстройки в их взаимодействии между собой. Конечно, анализ ведется, прежде всего, на историческом примере России XIX–XX веков/, но он имеет и большое общетеоретическое значение.

Отправной мыслью автора является положение о том, что «общественное бытие определяет не только общественное сознание, но и определяющим образом влияет и на все остальные сферы общества — на политику, на формирование и деятельность государства, на идеологию». Противоречивость этого влияния обусловливает борьбу противоположных сил в обществе и муки становления формаций во всех сферах. Такой переход составляет, как правило, особый исторический период, более или менее длительный. Это периоды острой политической и идейной борьбы, завершающиеся снятием перехода: установлением нового общественного строя в результате революций. При этом новый строй не гарантирован от борьбы в нем старого с новым, от попятных движений, от контрреволюций и переходных периодов к ним. Так что общественная жизнь в переходные периоды постоянно находится в напряжении, в упорной борьбе противоположных сил.

Интересны и размышления автора о противоречивости экономического базиса в СССР и следствиях этой противоречивости.

Как бы оглядываясь на проведенный анализ и осмысляя свой метод исследования, М. В. Попов в конце работы заключает: «К сделанным выводам мы пришли потому, что брали экономический базис формации как способ производства, а не только как производственные отношения без производительных сил… Но в способе производства следует видеть и экономические причины для его прехождения, которое может реализоваться, если с прехождением не будет вестись необходимой борьбы». [28]

Думается, что этот методологический подход даст в руки исследователей еще один важный инструмент для анализа сложнейших социальных процессов как в нашей стране, так и за рубежом.

В 2009 году вышел курс лекций по социальной философии известного советского философа, декана философского факультета Ленинградского государственного университета имени А. А. Жданова профессора В. Г. Марахова. Здесь в неторопливой манере философского разговора со студентами речь идет о философии общества в широком философском контексте. Он включает такие крупные и важные разделы как способ производства, государство и политика, философия науки, философия истории, социальный детерминизм и другие. В результате складывается картина сложного раздела современной философской науки, называемой социальная философия. Автор опирается на широкий круг источников: древних и современных, российских и западных, но методологической основой остается марксизм. С В. Г. Мараховым можно не соглашаться, спорить по отдельным вопросам или даже темам, но нельзя не отдать должного: он верен выработанному мировоззрению, развивает его и выглядит очень убедительно, у него есть чему поучиться студентам.

Выходят и интересные специальные исследования по социальным проблемам на основе марксистского материалистического понимания истории. В частности, работы Х. А. Барлыбаева, Л. Е. Гринина, Ю. И. Семенова и других. Появляются и новые направления марксистских исследований, в том числе в неомарксизме.

Например, петербургский профессор С. И. Дудник опубликовал оригинальное исследование «Маркс против СССР. Критические интерпретации советского исторического опыта в неомарксизме». (СПб., Наука, 2013). Этот несколько неожиданный, но совершенно оправданный, ракурс позволил автору увидеть некоторые важные проблемы. Важные не только для общества, но и для дальнейшего методологического и теоретического осмысления самого марксизма. И прежде всего, дорогого стоит признание истины, что за «постсоветские десятилетия, свободные, казалось бы, от идеологического принуждения, в отечественном общественном сознании не появилось ни одной интерпретации истории, которая хотя бы частично могла соревноваться с марксистской интерпретацией». [29] Да, вот исходный пункт: признание того, что есть. Возможно, это мы не знаем таких интерпретаций, а где–то есть что–то более глубокое. Подскажите, научите, с радостью воспримем истинное и более высокое. Но пока, по крайней мере, никто из критиков марксизма ничего, кроме субъективной критики и зряшного отрицания марксизма, не дал. А если и было написано нечто существенное, то с прочной опорой на линию Аристотеля — Гегеля — Маркса.

***

Г. Гегель считал, что философия есть эпоха, выраженная в мыслях. Но при этом она, по его мнению, «всегда приходит слишком поздно»: «В качестве мысли о мире она появляется лишь после того, как действительность закончила процесс своего формирования и достигла своего завершения. То, чему нас учит понятие, необходимо показывает и история, — что лишь в пору зрелости действительности идеальное выступает наряду с реальным и строит для себя в образе интеллектуального царства тот же мир, постигнутый в своей субстанции. Когда философия начинает рисовать своей серой краской по серому, тогда некая форма жизни стала старой, но серым по серому ее омолодить нельзя, можно только понять; сова Минервы начинает свой полет лишь с наступлением сумерек». [30] То есть, можно понимать его мысль так, что его философия, как и всякая другая, выступает лишь в конце эпохи. Здесь он, по странной уступке, выступил бы какимто односторонним грубым материалистом: сначала есть реальное и лишь потом, в конце, идеальное. Это было бы правильно для старой материалистической философии. Но никак не подходит к его философии духа, в которую входит и «Философия права». В этом пункте Гегель противоречит себе: зная о крушении сильнейших в то время монархий — английской (ставшей к его времени совершенно формальной) и французской (формально реставрированной), он отстаивает монархию как лучшую форму государства и желает её для Германии. В чем дело? Ведь эпоха действительных монархий прошла. Но дело в том, что некоторые монархии, обветшалые, отсталые, реакционные, формально остались. Они тоже скоро прейдут. Менее, чем через 100 лет падут последние великие монархии: германская, русская, австро–венгерская и османская (также существовавшая свыше 600 лет). Но пока, во времена Гегеля, они есть. Поэтому здесь философ лишь отражает противоречивость ситуации: эпоха прошла, но отдельные единичные представители старой эпохи остались. И он понимает, что его философия отражает истинное и высшее в его эпохе, но рядом с ним существуют философы, которые выражают прошлую эпоху устаревшим образом. А новую эпоху выразят в мыслях новые люди.

Правда, это будет уже поколение К. Маркса и Ф. Энгельса.

То есть не только его философия выражает эпоху, но вся философия этой эпохи. А там было много всякого… Но Гегель выразил объективно истинное, и в этом смысле вечное. И он выразил прогрессивное, и в этом смысле выходящее за рамки его эпохи к будущему. И он прекрасно понимал это! Ведь он знал, что настоящее есть в–себе–будущее, что будущее формируется сегодня. Он понимал, что его система философии не только истинная система, но и высшая в данный период. И этот период будет длиться до новой истинной и высшей философской точки зрения. Поэтому она будет влиять на будущее.

Поэтому же этот его пассаж можно воспринимать и как иронический: это самоирония в том отношении, что он не может, конечно, омолодить старую эпоху; и это ирония по отношению к коллегам — современникам, которые желают её омолодить своими серыми красками.

Но точно так же обстоит дело и в нашей эпохе: кто–то пытается «философски» омолодить период хрущевскогорбачевского «социализма», а кто–то хочет приукрасить православную монархию. Но подлинно прогрессивное движение не должно пытаться ничего ни омолаживать, ни приукрашивать. Оно должно стоять на почве правды и истины с опорой на безупречные авторитеты, такие как Аристотель, Гегель, Маркс, Энгельс, Ленин. Как и сами они открыто признавали себя учениками: Ленин — Маркса и Энгельса, Маркс и Энгельс — Гегеля, Гегель — Аристотеля.

б) Несостоятельность преуменьшения успехов марксизма в советское время и цена отхода руководства СССР от основоположений марксизма

С разрушением СССР наступило новое время, а следовательно, необходимо новое постижение времени в мыслях. И, наверное, в новых мыслях. Нужны новые прогнозы и стратегии развития. А откуда их взять новые–то мысли? Они берутся: 1) из запасов старых, испытанных практикой, истин к новым обстоятельствам, 2) открываются в процессе конкретизации старых мыслей с учетом новых обстоятельств, 3) переопределяются за счет отрицания части старого содержания мыслей соответственно отрицанию устаревшего содержания в общественном бытии, 4) творятся в процессе развития практики и выражения её в понятиях (отчасти старых, а отчасти новых), 5) наконец, усматриваются в ходе исследования новых процессов и их связи со старыми процессами.

Разрушение СССР — грандиозная всемирно–историческая катастрофа, сравнимая по масштабом лишь с крушением рабовладельческой Римской империи в IV веке, феодальной Византийской империи в XV веке и с крушением буржуазных империй в ХХ веке. И если в СССР определяющим философским течением был марксизм, то его состояние и роль в том обществе была слишком велика, чтобы выпасть из внимания при исследовании процессов, приведших к такой катастрофе. Тем не менее, большинство современных философов, и русских, и тем более, зарубежных, или не знают, или делают вид, что не замечают, успехов в развитии марксизма, как мирового явления, в Советском Союзе. Даже в специальных философских исследованиях, посвященных истории русской философии, марксизм часто выпадает из внимания, как будто и не было таких фигур как Г. В. Плеханов, В. И. Ленин, А. Ф. Лосев, В. Ф. Асмус, Э. В. Ильенков, М. А. Лифшиц, Б. М. Кедров, П. В. Копнин и многие другие. Даже автор, поставивший в специальном труде особую цель выделить «те признаки, которые отличают её в ряду других философий, делают её на них непохожей, выделяют из прочих, как нечто своеобразное» [31], не видит такого своеобразия русской философии как марксизм, и обрывает рассмотрение на П. А. Кропоткине и К. Э. Циолковском, не рассматривая даже Плеханова и Ленина. И это издание «Утверждено к печати ученым советом Института философии РАН» (?!), правда, в авторской редакции. Что же тогда называется своеобразием национальной философии? Это, конечно, крайняя степень неуважения и к марксизму, и к русской философии вообще, её обеднение и искажение. Правда, есть и другие, более мягкие варианты такого отношения к марксизму. Например, выделить двух–трех мыслителей, как, например, А. Ф. Лосева, Э. В. Ильенкова или М. А. Лифшица, и противопоставить их «диамату», «истмату», «официальной идеологии», «государственному марксизму» и т. д. Причем выделяют и противопоставляют марксизму даже таких завзятых марксистов, какими были выдающиеся советские философы Э. В. Ильенков и М. А. Лифшиц. Так что сам Михаил Александрович в сердцах высказался об этой тенденции: «Надоело!». [32] Но суть их одна: русский марксизм — это–де устаревшая философия или даже просто идеология, не имеющая отношения к реальности и значения для современной духовной жизни.

Это глубокое заблуждение. Впрочем, для некоторых это не заблуждение, а сознательная антимарксистская позиция. О том, что марксизм не только имеет четкое понимание реальности, но и способен изменять её к лучшему, говорит вся практика исторического развития человечества в ХХ веке, признанная во всем мире. И он преобразовал не только философию, но и весь корпус естествознания и гуманитарных наук. Он создал новое, прогрессивное мировоззрение, став методологической основой научного познания. В этой сфере с ним пытается безуспешно соперничать лишь позитивизм попперовского толка. Поэтому, несмотря на современный антикоммунистический пресс, произведения марксизма, в том числе и работы В. И. Ленина, издают, читают и изучают во всем мире все, кто взыскует истины. А истина, как говорил Иисус, «сделает вас свободными». И тут он, видимо, прав, поскольку примерно так говорил и Демокрит, правда, четырьмя веками раньше.

Однако, истина состоит в том, что без уяснения марксизма, его роли в общественном сознании граждан СССР, его значения для руководства страной, невозможно разобраться в истоках разрушения великого общества, где впервые в мировой истории стали заботиться о жизни и развитии рабочих, рядовых трудящихся. Как невозможно, с другой стороны, без опоры на марксизм выработать глубокие стратегии развития экономики, оборонно–промышленного комплекса, человеческого потенциала, научно–технологической сферы в современных условиях. Именно в игнорировании марксизма состоит причина вялости в разработке стратегии и концепции развития экономики РФ и до 2020 , и до 2030 года. И это понимают серьезные исследователи, когда говорят, что за «постсоветские десятилетия, свободные, казалось бы, от идеологического принуждения, в отечественном общественном сознании не появилось ни одной интерпретации истории, которая хотя бы частично могла соревноваться с марксистской интерпретацией». [33]

К счастью, такого рода анализ и разработки стратегий уже начаты. [34] И теперь выясняется, что историческая Россия в форме СССР была разрушена не по причине реализации марксизма, а в результате догматизации и длительного отступления от марксизма послевоенного руководства СССР. В силу забвения или открытого отрицания руководством КПСС его фундаментальных положений, ошибок теоретического и практического характера, повлекших острую конфликтность в партии и государстве и, в конце концов, паралич власти в последние годы существования. Впрочем, некоторые отступления были сделаны не по причине теоретической слабости, а в силу обстоятельств соотношения классовых сил внутри страны и на международной арене: социалистическая революция произошла в одной, причем не самой развитой, стране, и не была в достаточной степени поддержана трудящимися других стран. А сами российские трудящиеся, особенно на селе, были недостаточно подготовлены и организованны для такой грандиозной задачи. Это вызвало некоторые вынужденные отступления от прямого пути обобществления хозяйственной жизни под натиском псевдореволюционной и антиреволюционной стихии. Двумя такими первыми вынужденными отступлениями были слияние фабзавкомов с профсоюзами и отрыв их руководства от производственных общин в 1918 году и новая экономическая политика в 1921 году. Но эти уступки позволили сохранить власть на всеобщем (государственном) уровне и достаточно успешно, для российских условий, двигаться вперед: восстановить за девять лет довоенный уровень экономики (1926 год) и подготовить и начать реализацию первого пятилетнего плана развития народного хозяйства (1928 год).

Третье крупное отступление — перевод всей избирательной системы Советов с предприятий на территорию (в Конституции 1936 года) — явилось результатом крупной теоретической и политической ошибки. Отчасти она была обусловлена политической ситуацией: обострением классовой борьбы на почве завершения коллективизации и, таким образом, переходного периода вообще. Но с другой стороны, с констатацией построения коммунизма появилась иллюзия, что теперь не только все производства, но и вообще все вокруг стало советским, общим, а следовательно, потерялся смысл выделять предприятия как основу Советов. И эта иллюзия понятна, особенно у людей, которые положили всю жизнь ради построения такого общества и государства, потеряли в борьбе многих товарищей, родных, здоровье. Однако, как бы то ни было, но Советы в одночасье изменили способ своего формирования, сделав его парламентарным. Этим они отрывались от своей основы: от производства.

Четвертое крупное отступление — это не уступка обстоятельствам, и не ошибка, а сознательный отход от основных положений марксизма: о партии рабочего класса и о государстве рабочего класса — в третьей программе КПСС (1961). Причем осталось неизвестным: кто же автор «выдающегося» «открытия», что коммунистическая партия и советское государство перестали быть формами организации рабочего класса и стали «общенародными»? И что такое общенародное государство вообще? Почему его не наградили хотя бы премией? Не рассказали по радио и в газетах? Получилось, что подбросил ктото фальшивую идейку, а «Хрущев и К*» протащили её в программу партии. Но эта идейка — противоположность марксистской идее диктатуры пролетариата, её прямое отрицание. Этого одного достаточно для идеологического обеспечения разрушения государства и общественного строя. Так что непонятно, как политбюро и центральный комитет, профессора и академики могли пропустить такое? Видимо, за семь–восемь лет хрущевского волюнтаризма привыкли некритически воспринимать отсебятину начальства.

Ну а когда Андропов на серьезном форуме заявил, что «мы не знаем общества, в котором живем», то это было…

Сначала это показалось искренним полураскаянием человека, который не может пока решить всех проблем, но очень хочет; сейчас–де он подучит немножко, нас научит, тогда все решим и все наладится. Но по итогам его правления, по выбранным им помощникам и назначенным им преемникам стало понятно: он хорошо знал общество, но представлял в нем уже не сторону народа, трудящихся, а другую, противоположную сторону, сторону обуржуазившейся части бюрократии. А народ и интеллигенцию он программировал в духе Хрущева: дескать, даже я не знаю общества, а уж вы и подавно, так что сидите и помалкивайте. И мы, доценты, профессора и академики, помалкивали, публично не выступали против этой несуразицы.

Но это не значит, что мы тоже не знали и не понимали общества, не видели, что происходит. И если бы Юрий Владимирович обратился к ученым, ему бы объяснили общество и сказали, что можно и нужно сделать по–марксистски. После его смерти только в Ленинграде десятки ученых–марксистов быстро осознали безнадежность руководства и выступили против курса под названием «перестройка». Однако было уже поздно: разрушение прошло точку невозврата. «Сова Минервы начинает свой полет лишь с наступлением сумерек» — как верно заметил Г. Гегель. [35]

Но честь марксизма была сохранена целым рядом выдающихся экономистов, политологов, историков и философов, критиковавших курс Горбачева и Ельцина и их приспешников с марксистско–ленинских позиций во время их контрреволюционной деятельности. Как показала практика — эти ученые были правы. А курс Горбачева—Ельцина — антимарксистский и поэтому разрушительный для партии, для государства, для страны, для трудового народа и, в конце концов, губительный для самих предателей коммунистической партии, марксизма и коммунизма.

в) Будущее марксизма

Так обстоят дела потому, что учение марксизма — это не придумка, не изобретение, не субъективная фантазия, а научная теория и методология, базирующаяся на развитии науки и снимающая в себе высшие научные и философские достижения человечества. Она отражает не только бытие, сущее, но и сущность общественных процессов, устойчивое в них. Поэтому знает, кроме «времени» и «временного», также вековое и вечное. Г. Гегель, как сказано ранее, говорил о философии как выраженном в мыслях времени. И это верно. Но верно и то, что «философия как занимающаяся истинным имеет дело с тем, что вечно наличествует». [36] А можно соединить эти мысли вместе так: философия изучает вечное и вневременное во временном, всеобщее в единичном. Прошла эпоха империализма? — Нет. Прошла эпоха капитализма? — Нет, поскольку империализм — это высшая фаза капитализма. Поэтому, то содержание, которое открыл марксизм для эпохи капитализма, в главном верно и для эпохи империализма, с тем, однако, дополнением, которое привнесено современным видоизменением капитализма, превратившим его в империализм. Впрочем «наше время» показывает и еще одно видоизменение капитализма=империализма: он стал субординированным империализмом, т. е. регулируемым из одного центра с постепенной утратой суверенитета бывших европейских империй. Но таким образом возникает одна сверхимперия, противостоящая всему миру как угроза самостоятельности всех государств, как бревно на пути общественного прогресса. Она сознает это свое положение единственной империи, признает «создание однополярного мира — мира одной сверхдержавы». [37] И она, с одной стороны, стремится управлять миром, с другой стороны — не может этого осуществлять присущими ей в прошлом и декларируемыми ныне принципами: демократическими. Новое положение государства вынуждает его изменять своей природе и возвращаться к рабовладельческой природе империй с их принципом: divide et impera, к политике террора. Вот в чем многолетний источник международных конфликтов и гражданских войн, сотрясающих мир в последние десятилетия. Один из идеологов единственной сверхдержавы, понимая проблему, предупреждает своих правителей: «Основная дилемма Америки в век глобализации состоит в том, чтобы определить верный баланс между суверенной гегемонией и нарождающимся мировым сообществом (зависимых от неё стран — А. К.) и найти пути разрешения опасного противоречия между демократическими ценностями и обязанностями глобальной державы». [38] Но человечество имеет опыт того, как решали подобную дилемму старые империи, когда рядом были опасные соперники: они под страхом поражения в войне отбрасывали «демократические ценности» и переходили к открытой террористической диктатуре. А уж в наше время, когда нет устрашающих конкурентов, буржуазные демократические ценности будут отодвинуты в сторону при ближайшей необходимости по мнению «суверенного гегемона». Вот конец истории либерализма.

Поэтому сохраняет и будет в дальнейшем сохранять свое полное значение марксизм–ленинизм как единственное подлинно демократическое учение, разъясняющее трудящимся их экономические интересы, организационные и политические способности и пути реализации своих интересов и способностей. Знают ли правители других стран марксизм–ленинизм, или не знают, уважают коммунизм или не уважают, но силой вот этого разделения мира на «суверенного гегемона» и «остальных» они вынуждены будут объединяться вокруг тех политических сил, партий, обществ и государств, которые могут противостоять мировой империи, которые могут защитить от судьбы Югославии и Ливии, Ирака и Сирии, Афганистана и др. Пока такой страной остается Китайская народная республика, построенная при идейной опоре на марксизм–ленинизм. И пока она руководствуется марксизмом, она будет успешно развиваться сама и помогать развиваться дружественным странам.

Поэтому и для России установкой на будущее может быть только марксизм как учение, которое выражает интересы общественного прогресса, которое доказало эффективность в реализации этих интересов и способность сплачивать на основе этих интересов не только отдельных людей, но народы, и партии, и государства, и союзы государств.

Это сознают и серьезные экономисты–теоретики Запада. Так известный современный исследователь мировой экономики И. Валлерстайн пишет: «Марксизм это не собрание сочинений Маркса, а множество теорий». [39] К этому можно добавить, что марксизм это не только множество теорий многих наук, но и мировое практическое идейное–политическое движение, в котором выдающуюся роль продолжают играть философы России.

В то же время, в последние годы ястребы «мирового гегемона» пугаются своего собственного нового положения, поскольку натыкаются на растущую всемирную ненависть ограбленных и разоренных народов и государств, с ужасом смотрят на

«угасающий Запад». [40]

Поэтому за марксизмом будущее!

Заключение: Будущее формируется сегодня

Настоящее есть то, что сформировано нашей историей, оно есть динамичный синтез полов и поколений, в котором те и другие разделены по многочисленным национальным, социальным и идейным группам. В этом живом синтезе взаимодействуют взрослеющие и стареющие поколения, рождающиеся и умирающие, живые и мертвые. В этом синтезе различить настоящее и прошлое — тяжелейшая проблема. А будущее есть то, что еще только формируют сообща эти самые живущие и умирающие поколения. Поэтому история равно предопределяет и настоящее, и будущее, оставляя каждому живущему свободный выбор этого формирования по пути к добру, свету, прогрессу, истине. Но некоторые не хотят добровольно идти к благому, к высшему, истинному… Их исправляет право, государство, тюрьма, кризис, война… Однако решить вопрос для себя радикально может только сам человек, подвигнутый к истине и благу своей совестью, своим опытом, своей практикой…

Так что же такое история? Чаще всего нам ответят, что это наука о прошлом? Так что, это только наука, а в действительности истории нет или есть как нечто произвольное? Почему же тогда в самом слове на протяжении тысячелетий сохранилось указание и на мысль о прошлом, и на сам действительный исторический процесс. А в русском и немецком языке в слове «история» легко читается и

«бытие», то есть то, что есть, и есть как истина (по–немецки: ist (есть) и Wahrheit (истина); здесь в корне Wahr звучит «быть» в прошедшем времени), как истинное материальное движение. Но разве история не говорит нам о настоящем, которое не может быть иным, чем сотворенным синтезом живущих поколений? И марксизм открыт этому движению и этому будущему. Он знаком с ним и действует в нем. И это дает повод нечестным идеологам смешивать его с религией. Это — один из способов извращения марксизма и клеветы на марксизм.

Марксизм — это не религия, как утверждают некоторые буржуазные адепты, а научное мировоззрение. А вот по широте охвата человеческих проблем он сравним с религиями — сравним в том смысле, что он рассматривает и решает, помимо чисто научных и практических, многие так называемые человеческие проблемы, которые раньше ставились и решались религиями. Но он, вопервых, значительно шире религий, так как поставил множество новых проблем, и именно жизненных проблем, и продолжает их ставить, а во–вторых, бесконечно глубже религий, поскольку возник и развивается на научной основе и передовой практике. В-третьих, он отбросил те ложные и опровергнутые жизнью представления, которые веками создавали и воспроизводили церковники. Вчетвертых, он подчиняется законам и критериям науки, он проверяем опытом и практикой.

И все–таки не случайно хулители марксизма пытаются унизить или хотя бы снизить научный пафос марксизма с помощью религии. Марксизм есть полнейшее отрицание религии. И в этом своем качестве он включает отрицаемое в себя. Во–первых, в силу простой непосредственной связи отрицаемого с отрицающим, а вовторых, поскольку, тем самым, берет на себя решение тех человеческих проблем (смысла жизни, соотношение жизни и смерти, счастья, любви и верности, судьбы и свободы и мн. другие), которые раньше решались религиями. Но в этом отрицании есть и позитивный момент преемственности: во–первых, он не отрицает огульно творцов религиозных учений и их произведений, а лишь показывает их историческую обусловленность и ограниченность, а также их неадекватное и подчас вредоносное использование прошлыми и современными идеологами; а во–вторых, он не отрицает основную мысль и стремление, выраженные самим Христом: «Я научу вас истине и истина сделает вас свободными». Мысль о необходимости для человека истины самой по себе не пропагандируется в сегодняшнем обществе, пронизанном ложью сплошь: от магазина до парламента. А Маркс и Ленин всегда её ставили впереди любого дела, в качестве главного. И в этом они, если угодно, продолжатели не только греческих философов, но и Христа. Но истина необходима не только для понимания и достижения свободы, но и для самого свободного развития человека вместе с себе подобными. И именно догматизация и извращение марксизма ревизионистами из КПСС позволила настолько затемнить общественное сознание людей, что они потеряли ориентиры даже в отношении своих коренных интересов, позволили увлечь себя фальшивыми лозунгами «рынка», «гласности», «демократизации», «прав человека», «деидеологизации», «департизации», «деполитизации» и т. д. Но Советский строй воспитал и массу высоко сознательных людей, которые противостояли потокам лжи, административному и политическому давлению, репрессиям. Они сохранили честь и достоинство коммунистов, многих советских учреждений и институтов, ясность целей и методов научной мысли, коммунистическую совесть. Эти свойства помогают и теперь ясно знать и глубоко понимать происходящие события, видеть связи русской буржуазии с иностранными кураторами, сознавать слабость и бесперспективность российских буржуа и их религиозных и светских идеологов.

У «них» не получилось! И не получится! Почему? Потому что буржуазные идеология не выдвинула за последние двести лет ничего своего, равного марксизму во всеобщей, теоретической и логической, форме. А того, что у них есть общего с марксизмом от буржуазного наследства — диалектики — они, ни на Западе, ни в России, не способны переварить, потому что она также приводит к их самоотрицанию. Поэтому буржуазия, понимая это, парализована духовно, что проявляется в уходе в позитивистский примитивизм, в религиозность, в мистику, а то и просто в эпатаж, как это произошло с так называемым «постмодернизмом».

А подлинные марксисты не уходили и не сдались. Они все это смутное время писали статьи, книги, диссертации, проводили семинары и научные конференции, издавали книги свои и классиков, вели большую пропагандистскую работу по разъяснению состояния общества и путей выхода из смуты. И эти труды дали добрые всходы: выросло молодое поколение грамотных людей, изучающих марксизм, общественное сознание отошло от морока: социологические опросы показывают возрождение интереса к социализму и его вождям и ценностям, появились талантливые пропагандисты коммунизма даже на официальных каналах ТВ, не говоря уж об интернете и газетах.

В то же время, крушатся один за другим недавние кумиры мелкой буржуазии — типа Сванидзе или Резника, находятся под следствием многие соратники и коллеги Чубайса, сидят в тюрьме или бегут за границу недавние так называемые «эффективные менеджеры» и т. д.

У них не получилось! А у народа получится! Как всегда, из исторических ям родину вытаскивает народ, то есть трудящиеся классы населения! Для этого он организуется. Теперь, в ХХI веке, ему организоваться легче, поскольку он стал однороднее в социальном отношении: абсолютное большинство — это наемные работники, разделенные лишь видами труда. И сознательные работники интеллектуального труда давно поняли, что они лишь способствуют развитию производства и работников физического труда, т. е. рабочего класса, что они есть только в этом единстве с рабочим классом, что от развития производительности труда последнего зависит весь прогресс экономики. (А так называемые «собственники»=олигархи не только не нужны, а просто вредны производству. И нужно производство от них освободить. Да и самим олигархам надо дать свободу: пусть едут в свою любимую Европу). Серьезно организоваться народ может только вокруг рабочего класса и его партии как высшей формы организации. А такая партия может организоваться только на основе истинной и высшей философии, самой глубокой теории, универсального научного мировоззрения.

А таким мировоззрением до сих пор остается марксизм. И сегодня, спустя 100 лет после Великой Октябрьской Социалистической Революции, доказавшей на практике истинность марксизма, он не только сохраняет истинность, но и подтверждает тот вывод, что отход от марксизма чреват как падением партииренегата, так и тупиком исторического движения для общества. Поэтому путь к выходу из кризиса, путь к экономическому развитию, путь к социальному прогрессу лежит через постижение марксизма и проведение соответствующей ему экономической политики. А для этого необходимо усвоение марксизма не опошленного оппортунизмом, не извращенного ревизионизмом, не догматизированного администраторством, а первичного, подлинного, творческого, открытого новым проблемам, поискам, совершенствованию и пополнению новыми знаниями. Марксизм — это наука о будущем и наука будущего, которое создается сегодня!

Примечания

1

Ленин В. И. Полн. Собр. Соч. Т.4. С.184

(обратно)

2

Этот плеоназм в данном историческом контексте тоже по–своему остроумен. Ведь права есть только у человека, а следовательно права они всегда права человека: говорится «права», а подразумевается — человека. Вопрос только в том, есть ли права у данного человека или группы людей. Правда, в давние времена право имели не все «человеки», а только «человеки–граждане» или господствующие классы. А сейчас говорят о правах экзотических групп населения или даже о «правах животных». Но в них также фактически речь идет или о предоставлении общегражданских (человеческих) прав каким–то особым группам, или о правах и обязанностях людей по отношению к животным.

(обратно)

3

Следует заметить, что в ПСС В. И. Ленина эта мысль в сноске передана не совсем точно: «но эта существующая идея есть природа». Правильнее было бы сказать «сущая идея», как это сделано в переводе «Науки логики». Природа только–только отделилась от абсолютной идеи у идеалиста Гегеля. Т. е. только что приступил читатель к изучению «Философии природы», он её непосредственно обозревает (созерцает) как некое абстрактное еще целое, сущее. Das Seiende — сущее (от существительного «бытие»), бытие как только что ставшее наличное бытие, взятое непосредственно, т. е как сущее. «Существующее» — более конкретная и определенная категория, а потому здесь не подходит. Как и революция, и коммунизм в октябре 1917 года: они еще не существующие, но уже произошедшие, уже сущие. Они еще только начало переворота, начало действительной революции. Они есть в борьбе за осуществление.

(обратно)

4

Гегель Г. Философия права. М.: «Мысль», 1990. С.55

(обратно)

5

Галактионов А. А., Никандров П. Ф. История русской философии. М.:Изд–во Ленинградского ун–та, 1989. С.394

(обратно)

6

Там же. 380–381 6 Там же. С.384

(обратно)

7

«Союз коммунистов.1836 – 1849. Сборник документов. М.: «Мысль», 1977. С.96, 329.

(обратно)

8

Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т.32. С.472

(обратно)

9

Ленин В. И. Детская болезнь «левизны» в коммунизме//Ленин В. И. Полн. Собр. Соч. Т.44. С.8

(обратно)

10

Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т.33. С.402

(обратно)

11

Ленин В. И. Детская болезнь «левизны» в коммунизме//Ленин В. И. Полн. Собр. Соч. Т.44. С.8

(обратно)

12

Там же. Наша программа.//Ленин В. И. Полн. Собр. Соч. Т.4. С.182–183

(обратно)

13

Солонин Ю. Н. Философский смысл и сущность Октября/ Тезисы докладов научной конференции:

Октябрьская социалистическая революция: опыт истории. — 5 ноября 1997 года. СПбГУ,1997. С.20

Здесь важно подчеркнуть и другую мысль ученого: «…в самом нынешнем обществоведении нет достаточных интеллектуальных средств выразить всю полноту обретенного человечеством социального опыта в результате Октября». Да, если кто работает в угоду, то у него нет. О такой «науке» Ю. Н. Солонин чуть дальше верно говорит, что она «морально несостоятельна».

(обратно)

14

См. Гегель Г. Наука логики. М.: «Мысль», 1972. С.287 и сл. Подробнее см. Казеннов А. С. Диктатура пролетариата: термин, понятие, идея — проблема// «Социализм: от рассвета до рассвета. — Материалы Форума марксистов 25–26 октября 2014 года. Под ред. А. А. Ковалева. М.: ИТРК. 2015.

(обратно)

15

Мао Цзедун. О диктатуре народной демократии// Мао Цзедун. Москва. 1949. С.5–7

(обратно)

16

Сталин И. В. Об основах ленинизма//Сталин И. Вопросы ленинизма. Издание девятое, дополнительное.

М.: Партийное издательство, 1933. С.5

(обратно)

17

Платон. Соч. Т.3(2). М.:»Мысль».1972. С.525

(обратно)

18

Энгельс Ф. Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии. — Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Т.21, С.286

(обратно)

19

См. История философии: в четырех томах. М.: Издательство Академии наук СССР, 1957

(обратно)

20

См. Гегель Г. В. Ф. Наука логики. Т.3. М.: «Мысль», 1972. С.281

(обратно)

21

Ленин В. И. Детская болезнь «левизны» в коммунизме//Ленин В. И. Полн. Собр. Соч. Т.44. С.8

(обратно)

22

Платон. Соч. Т.3(2). М.: «Мысль»,1972.

(обратно)

23

Ленин В. И. Конспект «Науки логики». Учение о понятии. — Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т.29. С.195

(обратно)

24

Хотя конкретное их соотношение до сих пор остается дискуссионной проблемой.

(обратно)

25

«Очерки социальной философии»: Программа «Обновление гуманитарного образования в России»/ В. Д. Зотов, В. Н. Шевченко, К. Х. Делокаров и др. М.: «Наука», 1994.

(обратно)

26

«Социальная философия». Под ред. проф. Лавриненко В. Н. М., 1995. С.9.

(обратно)

27

Гобозов И. А. «Социальная философия»: учебник для вузов. М.: «Академический проект», 2007

(обратно)

28

Попов М. В. «Социальная диалектика». СПб., 2014. С.466,

(обратно)

29

Дудник С. И. «Маркс против СССР. Критические интерпретации советского исторического опыта в неомарксизме». СПб., Наука, 2013. С.13.

(обратно)

30

Гегель Г. В. Ф. Философия права. М.: «Мысль», 1990, с.56.

(обратно)

31

Сухов А. Д. Русская философия. М.: «Канон+» РООИ «Реабтлитация», 2012. С.3

(обратно)

32

Лифшиц М. А. Надоело: В защиту обыкновенного марксизма. М.:Искусство‑XXI век, 2012. С.18 и сл.

(обратно)

33

Дудник С. И. Маркс против СССР. Критические интерпретации советского исторического опыта в неомарксизме». СПб.: «Наука», 2013. С.13

(обратно)

34

   33  См. например: «Модернизация российского общества: реальность и мифы». Отв. редактор д. ф.н. профессор А. В. Воронцов. СПб.: Изд–во «Северная звезда», 2012; Попов М. В. Социальная диалектика. СПб.: Изд–во политехн. Ун–та, 2014; «Философские стратегии социальных преобразований XXI века». Под редакцией заслуженного деятеля науки РФ д. ф.н. профессора В. Г. Марахова. СПб.: Изд–во СПбГУ, 2014.

(обратно)

35

Гегель Г. Философия права. М.:»Мысль», 1990. С.56

(обратно)

36

Гегель Г. Философия истории. СПб.: «Наука», 2000. С.125

(обратно)

37

Збигнев Бжезинский, Брент Скоукрофт. Америка и мир: беседы о будущем американской внешней политики». М.: «АСТ», 2013. С.24, 26. Противореча себе, З. Бжезинский говорит также об этом времени как о «постимперской эпохе». Но это только доказывает, что, по их мысли, нет других империй, осталась одна сверхдержава, а у неё есть «имперский статус» (Там же).

(обратно)

38

Збигнев Бжезинский. Выбор.// Бжезинский З. Великая шахматная доска. М.: АСТ, 2015. С.418

(обратно)

39

Валлерстайн И. После либерализма. М.: «Едиториал», 2003. С.204

(обратно)

40

Збигнев Бжезинский. Стратегический взгляд: Америка и глобальный кризис. М.: АСТ, 2015. С.11; 285–286. После недавней смерти знаменитого ненавистника коммунизма и России это звучит как его испуг и завещание.

(обратно)

Оглавление

Предисловие.

Введение: Идейный крах антикоммунизма в современной России

Глава 1. Главное в марксизме: диктатура пролетариата — термин, понятие, идея.

  1 . Эволюция идеи диктатуры пролетариата

  2 . Этапы обострений проблемы.

Глава 2. Всемирно–историческое значение русского марксизма

  1. Достижение самостоятельности и мирового уровня русской философской мыслью

  2 . Возникновение русского марксизма

  3. Советский марксизм — вклад в мировое развитие философии

Глава 3. Ленинизм — это марксизм эпохи империализма

  1. Устарел ли марксизм?

  2. Преемственность в философии и развитие марксизма В. И. Лениным

  3 . Развитие В. И. Лениным идей и практики марксизма

  4. Конкретизация В. И. Лениным учения о революционной ситуации

  5. Развитие В. И. Лениным учения о соотношении марксистской теории и программы коммунистической партии

    а) Значение теории для программы партии

    б) В. И. Ленин в борьбе за коммунистическое содержание Программы партии

    в) Ленинское обоснование необходимости пересмотра программы партии весной 1917 года.

    г) Единство судьбы советов и коммунистической программы

Глава 4. Марксизм в начале ХХI века

  а) Кризис сознания профессоров и начальников от марксизма

  б) Несостоятельность преуменьшения успехов марксизма в советское время и цена отхода руководства СССР от основоположений марксизма

  в) Будущее марксизма

Заключение: Будущее формируется сегодня Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg