«Диктатура пролетариата: термин, понятие, идея, проблема»

Диктатура пролетариата: термин, понятие, идея, проблема

А.С. Казеннов доктор философских наук руководитель Ленинградского отделения Фонда Рабочей Академии

2014 г.

   1. Эволюция идеи диктатуры пролетариата

Термин «диктатура пролетариата» возник в марте 1852 года в письме К.Маркса своему другу и соратнику И. Вейдемейеру. По форме это выглядит как частное высказывание в частном разговоре. Но контекст и новое словосочетание в высказывании не оставляют сомнений, что речь идет о чем-то чрезвычайно важном не только для собеседников, но и для научной и общественной жизни.

А именно, Маркс, ни много ни мало, говорит о главном своем открытии к этому моменту: «То, что я сделал нового, состояло в доказательстве следующего: 1) что существование классов связано лишь с определенными историческими фазами развития производства, 2) что классовая борьба необходимо ведет к диктатуре пролетариата, 3) что эта диктатура сама составляет лишь переход к уничтожению всяких классов и к обществу без классов.

(Маркс К. и Энгельс Ф. Собр. соч., т.28, с.427). Следовательно, это не просто словосочетание, а, по крайней мере, новый термин. Рождение термина здесь не случайная находка или внезапное озарение гения, а завершение предшествующего развития теории в таких работах классиков, как «Нищета философии», «Принципы коммунизма», «Манифест коммунистической партии». Содержание, которое войдет позднее в понятие «диктатура пролетариата», было там уже весьма значительно разработано.

Так, в «Манифесте» они вполне выражают это содержание без использования термина «диктатура пролетариата»: «Если пролетариат в борьбе против буржуазии непременно объединяется в класс, если путем революции он превращает себя в господствующий класс и в качестве господствующего класса силой упраздняет старые производственные отношения, то вместе с этими производственными отношениями он уничтожает условия существования классовой противоположности, уничтожает классы вообще, а тем самым и свое собственное господство как класса» (там же, т.4, с.447). И вот в термине «диктатура пролетариата» содержания понятий «пролетариат» и «господствующий класс» соединились, образовав новое синтетическое понятие.

Это новое понятие позволило Марксу и Энгельсу связать воедино на прочной материалистической основе все остальные понятия новой теории. Понятие «диктатура пролетариата» как результат завершения становления теории марксизма положено ими в основу теории и опосредствует все другие понятия в едином целом. Другие понятия их теории, разработанные прежде, получили за счет его включения в систему понятий дополнительное содержание, а новое понятие, со своей стороны, сразу вобрало в себя все предыдущие понятия и, наравне с ними, также стало «свернутой теорией» по определению. Так же, как в формуле Маркса, оно и в целой теории является средним термином между предшествующим классовым обществом и будущим бесклассовым обществом.

Главной целью коммунистического движения является бесклассовое общество для свободного развития всех его членов, но главным средством для достижения этой цели является диктатура пролетариата — господство класса, наиболее заинтересованного в строительстве такого общества. Поэтому диктатура пролетариата является не просто понятием, а ключевым понятием. И в этом качестве ключевого понятия теории марксизма оно стало, в рамках теории, овладевать массами. Как писал Маркс несколько ранее: «но и теория становится материальной силой, как только она овладевает массами» (там же, т.1, с.422). Но тогда понятие (как свернутая теория) становится идеей. Правда, пока — теоретической идеей.

Но когда диктатура пролетариата предстала сознанию как теоретическая идея, тогда потребовалось более глубокое и подробное еѐ опосредствование бытием, практикой по главным моментам. Поэтому и возникла потребность в более систематической и глубокой разработке философских, экономических и политических вопросов. Отсюда и пошла работа над «Капиталом», «Диалектикой природы», «Происхождением семьи, частной собственности и государства», «Восемнадцатым Брюмера Луи Бонапарта», «Гражданской войной во Франции» и др. Сама же идея не появлялась в обсуждениях, а была, как и идея в «Науке логики» Гегеля, движителем, собиравшим и уплотнявшим процесс познания во всеобщее целое, которое открывается лишь в конце движения и указывает на пройденный путь как на свое (усвоенное) содержание.

Рождение теоретической идеи диктатуры пролетариата постоянно стимулировалось практической политической борьбой, которую вели Маркс и Энгельс с 1840-х годов. Но когда она, наконец, вызрела, обстоятельства борьбы сделали еѐ практической идеей. Этими обстоятельствами стали создание Первого Интернационала и возникшая вскоре Парижская Коммуна. Позднее практика Интернационала и Парижской Коммуны дала повод мелкобуржуазным теоретикам для выводов о том, что взятие власти пролетариатом должно произойти только мирным путем, через «демократические реформы», посредством постепенного овладения буржуазным государством и приспособления его для мирного превращения буржуазного общества в социалистическое (К.Каутский, Э.Бернштейн). Но в ситуации непосредственной практики борьбы Маркс и Энгельс сделали другой, противоположный вывод. Идея, теперь уже как практическая идея, способствовала истинному и настолько важному выводу, что они, единственный раз в жизни, внесли поправку к своему основополагающему документу — «Манифесту Коммунистической Партии».

В Предисловии к нему 1872 года они пишут, что программа «Манифеста» «теперь местами устарела». И продолжают: «В особенности Коммуна доказала, что ―рабочий класс не может просто овладеть готовой государственной машиной и пустить еѐ в ход для своих собственных целей‖». В.И.Ленин, обращая внимание на это место из Предисловия, в своей работе «Государство и революция» продолжает: «Мысль Маркса состоит в том,

что рабочий класс должен разбить, сломать ―готовую государственную машину‖, а не ограничиваться простым захватом еѐ» (Ленин В.И. Полн. cобр. cоч., т.33, с.37).

К середине 1870-х годов основные моменты теории были скорректированы практикой. В работе «Критика Готской программы» 1875 года К.Маркс пишет: «Между капиталистическим и коммунистическим обществом лежит период революционного превращения первого во второе. Этому периоду соответствует и политический переходный период, и государство этого периода не может быть ничем иным, кроме как революционной диктатурой пролетариата». (Маркс К. и Энгельс Ф. Собр. соч., т.19, с. 27). Поскольку, продолжает Маркс, в Готской программе партии этого нет, она не является коммунистической программой. Вот и все. Идея в самой себе несет свой критерий. Здесь, в отличие от понятий и категорий, или-или.

Но это и проблематизирует идею диктатуры пролетариата, поскольку помимо практической борьбы с буржуазией, приходилось вести острую теоретическую борьбу с желающими или прошмыгнуть между сторонами выбора, или затушевать, или «смягчить», или обойти, а враги — уничтожить и понятие диктатуры пролетариата, и саму диктатуру пролетариата как бытие.

   2. Этапы обострений проблемы.

Идея диктатуры пролетариата с самого начала рождалась в борьбе с анархизмом Прудона и Бакунина в революционном движении Европы, отрицавших не только буржуазное государство, но и государство вообще, в принципе. Видимо, не в последнюю очередь потому, что им не нравилась мысль о господстве рабочего класса. Им были ближе малые крестьянские общины, уже сошедшие в Европе в небытие. Безгосударственная организация общин снизу доверху представлялась им неким общественным идеалом. Они лишь забыли, что против этой идиллии выступит вся буржуазия, поддержанная всеми реакционерами феодализма, и сомнет еѐ, беззащитную.

Маркс и Энгельс видели реальное будущее и создающее его настоящее иначе: «Коммунизм для нас не состояние, которое должно быть установлено, не идеал, с которым должна сообразоваться действительность. Мы называем коммунизмом действительное движение, которое уничтожает теперешнее состояние» (Маркс К. и Энгельс Ф. Немецкая идеология// Собр. соч., т.3, с.34).

И острая идейная борьба, которую развернули бакунисты против Первого

Интернационала, была первым натиском буржуазии внутри революционного движения против теории и политики господства (диктатуры) пролетариата. А когда эта борьба развернулась вокруг Парижской Коммуны, она стала практической и потому прозрачной.

Собственно, пока диктатура пролетариата не стала общественным бытием, практикой, все было относительно спокойно. Но когда диктатура пролетариата стала бытием, проблема сразу обострилась.

И выступили против диктатуры и революционной борьбы не какие-то неграмотные буржуа, а видные теоретики социал-демократического движения — Каутский, Бернштейн, а у нас после аналогичной ситуации декабря 1905 года — Г.В.Плеханов. Проблема приняла форму резкого противостояния: демократия или диктатура. Как показала практика, «демократы» II Интернационала предали рабочих своих стран и международное рабочее движение вместе с идеей «диктатуры пролетариата». Поэтому, обобщая этот опыт, В.И.Ленин писал в 1917 году: «Марксист лишь тот, кто распространяет признание борьбы классов до признания диктатуры пролетариата. В этом самое глубокое отличие марксиста от дюжего мелкого (да и крупного) буржуа. На этом оселке надо испытывать действительное понимание и признание марксизма» (Ленин В.И. Полн. cобр. cоч., т.33, с. 34).

И не случайно критики Парижской Коммуны и Первой русской революции сразу обрушились на Великую Октябрьскую Социалистическую Революцию и диктатуру пролетариата в России с критикой: они видели в новом государстве не сущую коммунистическую идею, а разоренное мировой войной и уставшее от буржуазной чехарды общество. Поэтому Плеханов и сказал: «меня эти события огорчают».

Думается, что Ленин, как раз, видел эту сущую коммунистическую идею, поскольку был подготовлен к пониманию хода осуществления всемирных идей изучением «Науки логики» Гегеля в 1915–1916 годах. Идея диктатуры пролетариата выполняла в теории марксизма ту же роль, что практическая идея в учении об идеях Г.Гегеля. Как практическая идея соотносится с абсолютной идеей у Гегеля, так идея диктатуры пролетариата относится к идее коммунизма. (Тут надо помнить, правда, что и вообще понятие идеи является более сложным, чем обычно понимают). У Гегеля абсолютная идея (и практическая идея, как еѐ момент) выполняет задачу всеобщего источника и движителя гигантского опосредствования процесса познания во всемирной истории. Это подметил В.И.Ленин, когда подробно изучал Логику Гегеля. В конспекте «Наука логики. Учение о понятии» он пишет: «Эта фраза на последней странице Логики архизамечательна (Речь идет о фразе Гегеля: «Идея, сущая для себя, рассматриваемая со стороны этого своего единства с собой, есть созерцание, и созерцающая идея есть природа»). Переход логической идеи к природе. Рукой подать к материализму» (Ленин В.И. Полн. cобр. cоч., т.29, с.215). Сравнивая это место Логики с подобным местом в малой логике (в Энциклопедии философских наук), он пишет здесь же: «NB: В малой логике (Энциклопедия №244, Zusatz [добавление – А.К.] стр.414) последняя фраза книги такова «diese seiende Idee aber ist die Natur» (Ленин В.И. Там же).

Следует заметить, что в Полном собрании сочинений В.И.Ленина эта мысль в сноске передана не совсем точно: «но эта существующая идея есть природа». Правильнее было бы сказать «сущая идея», как это сделано в переводе «Науки логики». Природа толькотолько отделилась от абсолютной идеи у идеалиста Гегеля. Т.е. только что приступил читатель к изучению «Философии природы», он еѐ непосредственно обозревает (созерцает) как некое абстрактное еще целое, сущее. Das Seiende — сущее, от существительного «бытие». бытие как только что ставшее наличное бытие, взятое непосредственно, т.е как сущее. «Существующее» — более конкретная и определенная категория, а потому здесь не подходит. Как и революция, и коммунизм в октябре 1917 года: они еще не существующие, хотя уже сущие, становящиеся. Они еще только начало переворота. Они есть в борьбе за осуществление.

После революции начался второй этап проблематизации идеи диктатуры пролетариата, когда сомневающиеся и враждебные ленинизму элементы раздули в большую проблему вопрос о возможности завершения революции и построения социализма в одной стране — России, не самой передовой стране капитализма.

Собственно, это было продолжение борьбы по вопросу возможности победы революции в одной стране. Эта проблема была блестяще решена Лениным теоретически и партией большевиков практически.

Но сомневающиеся в партии остались, а враги вне партии увеличились неисчислимо. Враги проникали в партию, а сомневающиеся продолжали старую линию в новых условиях. Напирали на тезис основоположников марксизма об одновременной революции в передовых странах. Но ведь дело здесь не в «одновременности», которая для исторических эпох относительна и весьма условна. Время буржуазных революций в Европе растянулось на десятки лет. Причем и Россия участвовала в этом движении одной из первых в 1825 году, через 36 лет после Французской революции.

Да и Маркс говорил: «Между тем как мы говорим рабочим: вам, может быть, придется пережить еще 15, 20, 50 лет гражданских войн и международных столкновений не только для того, чтобы изменить существующие условия, но и для того, чтобы изменить самих себя и сделать себя способными к политическому господству» (Маркс К. и Энгельс Ф. Собр. соч., т.8, с.431). Так что с десяток лет в одну или другую сторону в таком масштабном процессе не принципиально. Хотя понятно, что каждое «время» (год, месяц, день) уникально и предоставляет свои, только ему свойственные, возможности. Наконец, вопрос о мировой революции не снимался с повестки дня большевиками и Лениным, изменилось понимание порядка процесса, а не его сущности. Коммунизм понимался как мировой процесс, а Октябрьская революция — как всемирно-историческое явление.

Но и в смысле «передовых стран» Ленин и большевики были совершенно правы: Россия в экономическом отношении стояла в небольшом ряду самых передовых стран. И последующие революционные события в Австрии, Венгрии, Германии убедительно показали мировую перспективу революции. Уж не говоря о том, что эти события отвлекли буржуазию этих стран от борьбы с Россией, ослабили пальцы мирового капитала на горле задыхавшейся от интервенции страны. А дальнейшие революции в европейских странах, Монголии, Китае, Вьетнаме и других странах вполне доказали правоту марксизма-ленинизма.

Вместе с тем, революция в России показала буржуазии «передовых стран» еѐ ближайшее будущее и она сделала выводы: ввела поблажки рабочим на предприятиях, а германская даже приняла закон о производственных советах с рабочими в составе (1920 год). Так что второй этап борьбы за диктатуру пролетариата закончился с построением основ социализма, успехами диктатуры пролетариата в экономике и политике внутри страны и ростом авторитета на международной арене. Но чем он закончился? Он закончился, с одной стороны, победой тех, кто защищал и проводил политику диктатуры пролетариата и признанием положительной роли диктатуры пролетариата со стороны многих ранее сомневавшихся. Но, с другой стороны, победители, как стало понятно много позже, недооценили субстанциальной связи диктатуры пролетариата и еѐ формой — Советами. Поэтому сама диктатура и одержала великую победу — построила социализм, и потерпела крупное поражение — лишилась Советов как адекватной себе формы. Правда, второго никто (?) не заметил.

Третий этап борьбы (и обострения проблемы) против диктатуры пролетариата наполнен дискуссией уже на почве самой диктатуры пролетариата и теории социалистического государства. Его идеологи пытаются использовать внутреннее противоречие диктатуры пролетариата и сыграть на одной его стороне. Оно состоит в том, что диктатура пролетариата снимает себя: государство отмирает и на его место заступает общественное самоуправление. Отсюда проблема: когда же оно отомрет? Одни говорят, что оно должно отмереть с построением социализма, т.е. с завершением переходного периода, другие — что с построением коммунизма, третьи — что социализм уже есть коммунизм в низшей фазе. И все ссылаются на Маркса, Энгельса и Ленина.

Острота проблемы здесь усугубляется тем, что к недоброжелателям и врагам коммунизма прибавляются, порой, некоторые искренние, хотя и наивные, сторонники коммунизма. Им не терпится оказаться в завершенном коммунизме, они требуют конкретных описаний коммунизма и установления совершенного общества с сегодня на завтра. Причем иногда это вполне грамотные ученые-марксисты и даже крупные политические деятели. Это нетерпение проявилось уже в первые годы революции, когда на седьмом съезде РКП (б) Н.Бухарин предложил дать подробную характеристику коммунизма. Ленин еще летом 1917 года решал эту проблему теоретически и писал: «Политически различие между первой или низшей и высшей фазой коммунизма со временем будет, вероятно, громадно, но теперь, при капитализме, признавать его было бы смешно и выдвигать его на первый план могли бы разве лишь отдельные анархисты» (Ленин В.И.

Там же. Т.33.С.98). Теперь, после революции, в этом же духе он ответил Н.И.Бухарину: «Что же хочет тов. Бухарин? — характеризовать социалистическое общество в развернутом виде, т. е. коммунизм. Тут неточности у него. Мы сейчас стоим безусловно за государство, а сказать — дать характеристику социализма в развернутом виде, где не будет государства — ничего тут не выдумаешь, кроме того, что тогда будет осуществлен принцип — от каждого по способностям, каждому по потребностям…» (Ленин В.И. Полн. cобр. cоч., т.36, с.65–66). Т.е. речь у Ленина шла о высшем принципе и, соответственно, о высшей фазе: там не будет государства. А до тех пор остается государство, а раз государство остается, то остается и его сущность — диктатура одного класса, в нашем случае — пролетариата.

Поэтому ясно, что всѐ остальное суть лазейки для тех, кто хотел или уничтожить диктатуру пролетариата, или от неѐ быстрее избавиться по субъективным соображениям, или прошмыгнуть между борющимися и покрасоваться в демократических нарядах. В любом случае это, объективно, враги диктатуры пролетариата и социализма. Отчасти разъясняя период диктатуры пролетариата нетерпеливым товарищам, а отчасти предполагая продолжение дискуссий на эту тему, Ленин в 1919 году дает развернутое определение понятия диктатуры пролетариата в работе «Великий почин»: «Диктатура пролетариата, если перевести это латинское, научное, историкофилософское выражение на более простой язык, означает вот что: только определенный класс, именно городские и вообще фабрично-заводские, промышленные рабочие, в состоянии руководить всей массой трудящихся и эксплуатируемых в борьбе за свержение ига капитала, в ходе самого свержения, в борьбе за удержание и укрепление победы, в деле созидания нового, социалистического, общественного строя, во всей борьбе за полное уничтожение классов. (Заметим в скобках: научное различие между социализмом и коммунизмом только то, что первое слово означает первую ступень вырастающего из капитализма нового общества, второе слово — более высокую, дальнейшую ступень его.)» (Ленин В.И. Полн. cобр. cоч., т.39, с.14). Заметим, что он считает нужным соотнести здесь диктатуру пролетариата с социализмом и коммунизмом, но опять-таки не дает полную характеристику коммунизма. Говорит лишь о научном различии этих понятий и о полном уничтожении классов. А чтобы не было сомнений о периоде полного уничтожения классов, он здесь же приводит очень выверенное научное определение понятия классов и затем точную формулу их сути: «Классы, это такие группы людей, из которых одна может присваивать себе труд другой, благодаря различию их места в определенном укладе общественного хозяйства» (там же, с.15). И далее Ленин подробно разъясняет, что значит полное уничтожение классов: «Ясно, что для полного уничтожения классов надо не только свергнуть эксплуататоров, помещиков и капиталистов, не только отменить их собственность, надо отменить еще и всякую частную собственность на средства производства, надо уничтожить как различие между городом и деревней, так и различие между людьми физического и людьми умственного труда. Это — дело очень долгое. Чтобы его совершить, нужен громадный шаг вперед в развитии производительных сил, надо преодолеть сопротивление (часто пассивное, которое особенно упорно и особенно трудно поддается преодолению) многочисленных остатков мелкого производства, надо преодолеть громадную силу привычки и косности, связанной с этими остатками» (там же, с.15). Здесь уместно спросить говорящих об отмирании государства с завершением переходного периода: что, эти задачи в середине 1930-х годов уже были решены? А в начале 1960-х? А в так называемом «развитом социализме»? Нет, конечно! И потом, в переходный период осуществляется революционная диктатура пролетариата (см. выше), а это нечто иное.

Предвосхищая врагов и нетерпеливых, Ленин высказывает главное: «Коммунизм есть высшая, против капиталистической, производительность труда добровольных, сознательных, объединенных, использующих передовую технику, рабочих» (там же, с.22).

А что, производительность труда в СССР уже стала выше, чем в США? Нет, она к началу 1960-х годов составляла около 55% от американской, причем темпы роста резко снизились как раз в это время. Наконец, и международный момент становления коммунизма не исчез. Весь мир находился в процессе становления коммунизма, а следовательно — в мировом переходном периоде. И этому периоду соответствует «революционная диктатура пролетариата», только что (в 1945 году) успешно отбившая самую сильную атаку мировых реакционных сил за всю историю социального прогресса. Маркс говорил о 50 годах войн и международных столкновений после революции сразу в развитых странах, а к началу 1960-х прошло только 44 года после революции сначала в одной стране. Но смертельный удар революционной диктатуре пролетариата был нанесен не фашизмом, не ЦРУ, а своим собственным переродившимся после смерти И.Сталина руководством.

Мысль о «полной и окончательной победе социализма», об отмирании государства в ближайшей перспективе не оставляла спокойными ни откровенных врагов социализма, ни многих прикрытых формальным членством в КПСС двурушников и приспособленцев. Видимо, кто-то очень хотел приписать такую победу себе. Поэтому совершенно неожиданно для основной массы членов партии мысль об исчерпании диктатуры пролетариата получила завершенную форму в докладе Н.Хрущева на XXII съезде партии в 1961 году. В нем провозглашались руководство «партии всего народа» и «общенародного государства» взамен государства диктатуры пролетариата как государства рабочего класса. А вскоре последовала и политика нового государства: новочеркасская авантюра, обернувшаяся трагедией для многих рабочих и нанесшая сильнейший удар по рабочему классу и образу социализма во всем мире. (И этот факт дает отрицательное доказательство того, что диктатура пролетариата не только понятие, но именно идея, т.е. единство понятия и реальности). Впрочем, это было логичное продолжение первого удара: оболгания жизни и дела руководителя государства диктатуры пролетариата И.В.Сталина.

Но драма КПСС состояла не в том, что высшее руководство оказалось ревизионистским и предательским по отношению к Сталину и государству диктатуры пролетариата, а в том, что никто из делегатов XX и XXII съездов не выступил против ревизионистов. (Вот проблема!). Именно поэтому началось моральное разложение и перерождение партии, а вместе с ней и разрушение первого в мире социалистического государства, завершившееся контрреволюционным переворотом, реставрацией капитализма в России и разрушением исторической России. Этим переворотом и разрушением социализма, а с ним и России в форме СССР, руководили те, кто в 1961 году только начинали свои партийные карьеры и сразу напитались ядом антисталинизма и буржуазного демократизма.

В нынешней цивилизационной катастрофе соединились две трагедии. Одна — разрушение социализма, а с ним и многих завоеваний трудящихся: распределения по потребностям жилья, образования, медицинского обслуживания, форм отдыха и многого другого. Другая — реставрация капитализма без капитанов капиталистической индустрии, без буржуазных династий, без родового опыта управления фирмами и государством. Из завлабов и замредов вроде Чубайса и Гайдара, спекулянтов и уголовников типа Тарасова и Пугачева, пошедших в школу сразу после контрреволюционного съезда, получились хорошие акулы капитализма, а вот хороших управленцев не вышло. Поэтому они обрекли народы России и братских республик на многолетнее невиданное нигде раньше в истории вымирание, на гражданские войны, на жалкое и зависимое существование. Так что обессиленный народ России и сегодня, спустя почти четверть века, несмотря на многомиллионную миграцию, не может восстановить свою численность. Вот цена предательства и последовавшей за ним катастрофы. Даже сегодняшний пылающий Донбасс и Украина являются отдаленным следствием этого предательства и контрреволюции.

* * *

Таким образом, диктатура пролетариата это сложное понятие, понятие-идея, и постичь еѐ в мыслях дело не простое, не говоря уж о превратностях борьбы за диктатуру пролетариата в историческом процессе. Тем не менее, она строго выверена классиками, выстрадана многими поколениями борцов за коммунизм, подтверждена и положительной и отрицательной практикой. Поэтому можно быть твердо убежденным, что эта идея отчасти уже реализована в мире и будет полностью осуществлена и снимет себя в соответствующее историческое время.

Оглавление