«Путин и Трамп. Как Путин заставил себя слушать»

Путин и Трамп. Как Путин заставил себя слушать (fb2) - Путин и Трамп. Как Путин заставил себя слушать 1436K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Майкл Айзикофф - Дэвид Корн

Майкл Айзикофф, Дэвид Корн Путин и Трамп. Как Путин заставил себя слушать

Предисловие Шантаж

С самого начала Дональд Трамп держался настороже.

6 января 2017 года, вторая половина дня. Вновь избранный президент вот уже два часа сидит в конференц-зале Трамп-тауэра, выслушивая руководителей разведывательного сообщества США. Они знакомят его с очень необычным документом. Их службы подготовили отчет, основной вывод из которого гласит следующее: российское правительство причастно к организации масштабной негласной кампании влияния. Эта кампания была направлена на подрыв всей политической системы Соединенных Штатов, и именно благодаря ей Трамп сделался президентом. Дональду Трампу удалось сдержать свою ярость, пока длилась эта встреча: время от времени он задавал вопросы, высказывал сомнения… Он упорно держался мысли, что все это ложь, часть какого-то заговора глубинных конспирологических структур, целью которого могло быть желание бросить тень на его победу над Хиллари Клинтон в прошлом ноябре и ослабить его влияние как президента.

Когда руководители разведслужб — директор Национальной разведки Джеймс Клэппер, директор ЦРУ Джон Бреннан и директор Агентства национальной безопасности адмирал Майкл Роджерс — покидали зал, директор ФБР Джеймс Коми задержался и передал президенту документ. Это было двухстраничное изложение донесений, подготовленных бывшим британским агентом: они приписывали Трампу и его предвыборному штабу активное сотрудничество с Москвой. В них утверждалось, что русская разведка собрала на Трампа компромат, который может быть использован для шантажа; среди прочего там фигурировала непристойная видеозапись, на которой он развлекался с проститутками в номере московского отеля. Коми пояснил, что ФБР не передало президенту эту информацию, потому что поверило отчетам британского агента. Несмотря на то что Бюро не нашло подтверждения ни одной из отвратительных подробностей и Коми подтвердил, что они не начинали расследование, материалы бродили в медийной среде и могли быть преданы огласке. Разведслужбы вряд ли собирались предупреждать Трампа о возможной опасности, подытожил Коми.

После ухода Коми Трамп пришел в ярость. «Полный бред», — сказал он своим помощникам. Во всем этом не было ни грамма правды. Они стали обсуждать, почему Коми ввязался в это дело. И вдруг Трампу все стало ясно. Он точно знал, как и почему.

«Это шантаж!» — воскликнул он. Они его шантажировали! Коми пытался дать понять (без сомнения, с одобрения прочих): что-то у них на него есть…

Трамп уже сталкиваться с подобным. Этот механизм был известен и его старому наставнику Рою Кону — продажному адвокату с дурной славой, защищавшему мафиози и нечистых на руку политиков. Не был он в новинку и для самого известного из предшественников Джеймса Коми — Дж. Эдгара Гувера, который запросто мог сообщить любому политику или знаменитости своего времени, что у него есть информация, способная разрушить их карьеры в одно «мгновение Нью-Йорка».

И теперь Трамп считал, что Коми и остальные пытались провернуть такую штуку с ним самим. Но он вовсе не был намерен им это позволить.

Ярость Трампа в тот день позволила задать тон одному из самых бурных президентских сроков в американской истории. Его первый год в Белом доме будет заполнен приступами гнева на политических противников, странными утренними бурями в «Твиттере», регулярно повторяющимися разоблачениями и угрозами в адрес распространителей «фейковых новостей», бросающих вызов его порядочности, компетенции и даже его психической адекватности. По большей части эти вспышки касались не прекращавшихся расследований российских атак на выборы 2016 года — темы, приводившей Трампа в бешенство чаще, чем какая-либо другая. Россия превратилась для мучителей президента в боевой клич, в первородный грех его президентского срока, в скандал, который под вопрос законность его избрания и демонстрировал уязвимость нации перед лицом скрытой информационной войны. Невзирая на все это, Трамп демонстративно отказывался признать массированную российскую атаку реальным и сколь-нибудь значительным событием. В его представлении любой вопрос по этому поводу был не чем иным, как попыткой уничтожить лично его как президента.

Однако не все было так просто, корни российского скандала уходили в прошлые десятилетия. Уже много лет Трамп занимался бизнесом в России, продолжая делать это даже в первые месяцы избирательной гонки. Именно этим объясняется, насколько сильно он хотел установить хорошие отношения с российским лидером Владимиром Путиным. Повесть о Трампе и России родилась из масштабного геополитического столкновения интересов Соединенных Штатов и России после холодной войны. В 2016 году Москва, чтобы получить стратегические преимущества, перенесла этот конфликт в область цифрового информационного пространства.

В отношениях Путина и Трампа остается много неясностей, и ни один из этих лидеров не склонен давать объяснения. Именно членам правительственных следственных комиссий и журналистам придется собрать воедино разрозненные кусочки этой истории. Подобная задача может занять годы, и наша книга — только первый шаг на этом пути. Неважно, как Трамп воспринял произошедшее, очевидно одно: чтобы предупредить подобные столкновения в будущем, американское общество и его лидеры должны узнать и открыто взглянуть на то, что случилось. Тщательно сформулированная оценка произошедшего стала национальной необходимостью.

Глава 1 Господин Путин хотел бы встретиться с господином Трампом

Москва, 9 ноября 2013 года. День клонился к вечеру, и Дональд Трамп начинал беспокоиться.

Это был его второй день в российской столице. Импульсивный бизнесмен и звезда телевизионных реалити-шоу продирался сквозь насыщенный график дел, которые должны были позволить ему безукоризненно провести этим вечером феерический праздник в московском «Крокус Сити Холле» — конкурс красоты «Мисс Вселенная». Предстояло оценить достоинства женщин из восьмидесяти шести стран под прицелами вещающих на весь мир телекамер. По предварительным оценкам, аудитория шоу должна была составить около миллиарда человек.

Трамп купил конкурс семнадцатью годами раньше в партнерстве с NBC. Это шоу было одним из его самых дорогих бизнесов, оно приносило миллионы долларов ежегодной прибыли и, что более важно, наводило лоск на его имидж знаменитого на весь мир плейбоя. Оказавшись в Москве, Трамп не упускал случая разведать новые крупные возможности для бизнеса: он уже потратил десятилетия в тщетных попытках принять участие в московских топовых девелоперских проектах. Персонал конкурса «Мисс Вселенная» считал, что подлинная причина приезда Трампа в Москву — вовсе не шоу, а желание заняться в этом городе бизнесом.

Окружавшим его в тот вечер казалось, что Трампа интересует лишь один вопрос: где Владимир Путин?

С момента, когда пятью месяцами ранее он объявил, что в этом году «Мисс Вселенная» пройдет в Москве, его преследовала идея встретиться с президентом Путиным. В июне Трамп разместил твит: «Как думаешь, придет ли Путин в ноябре на конкурс „Мисс Вселенная“? И если да — станет ли он моим новым лучшим другом?»

Уже в Москве Трамп получил частное послание из Кремля. Его принес Араз Агаларов, близкий к Путину олигарх и партнер Трампа по организации конкурса в Москве. Послание гласило: «Господин Путин хотел бы встретиться с господином Трампом». Трамп выглядел взбудораженным. Американский девелопер поверил, что у него появился явный шанс увидеть российского лидера в зале конкурса. Но его время в России истекало, а ничего не происходило. Трампу стало не по себе.

Он постоянно спрашивал: «Приедет ли Путин?»

Но Кремль молчал, и Трамп мрачнел. Потом Агаларов передал еще одно сообщение: в любой момент может позвонить Дмитрий Песков — правая рука Путина и его пресс-секретарь. Трампа немного отпустило, особенно после того, как ему объяснили, что очень немногие люди стоят к Путину ближе, чем Песков. Если кто-то и смог бы устроить встречу с Путиным, то это был именно он. Роб Голдстоун, британский специалист по связям с общественностью, помогавший организовать конкурс в Москве, сказал Трампу: «Если тебе звонит Песков, это все равно что тебе звонит Путин». Но время шло… Вскоре должно было начаться шоу, и после его окончания Трамп намеревался покинуть город.

Наконец телефон Агаларова зазвонил. Это был Песков, и Агаларов передал трубку заждавшемуся Трампу.

Поездка Трампа в Москву на конкурс «Мисс Вселенная» стала поворотным моментом. Многие годы ему страстно хотелось построить в Москве Трамп-тауэр — здание, которое поражало бы всех своим великолепием. И благодаря этой поездке он мог стать ближе, намного ближе к заключению подобной сделки. Он мог приблизиться к появлению на московском горизонте здания-символа, носящего известное всему миру имя; он мог бы стать еще ближе к титулу глобального олигарха.

За время, проведенное в России, Дональд Трамп смог продемонстрировать свое внутреннее родство с авторитарным лидером нации лестными твитами и высказываниями, которые были частью длинной череды комментариев, свидетельствующих о его восхищении Путиным. Любопытные реплики Трампа о Путине до этой увеселительной поездки в Москву, во время и после нее в дальнейшем введут в заблуждение не только официальных лиц разведки США, членов Конгресса и просто американцев различного политического толка, но даже приверженцев Республиканской партии.

Чем можно было бы объяснить горячую симпатию Трампа к русскому лидеру? Короткое путешествие Трампа в Москву содержало разгадку этой тайны. Два дня, проведенные им в российской столице, позднее станут предметом многочисленных дискуссий из-за предполагаемого участия Трампа в странных сексуальных проделках во время поездки — хотя эти обвинения остались без доказательств. Но визит этот был значимым, потому что он обнажил то, что мотивировало Трампа более всего: возможность построить больше памятников самому себе, возможность заработать больше денег. Трамп понимал, что он не сможет реализовать ни одно из этих желаний, если не создаст крепкой связи с бывшим подполковником КГБ, ставшим президентом России.

Дорога в Россию положила начало «крепкой мужской дружбе» — или чему-то более темному, что вскоре в корне изменит американскую политику, а затем превратит президентство Трампа в непрерывный скандал. Началась же эта дорога самым невероятным образом — как мозговая атака предприимчивого журналиста, освещающего жизнь музыкального мира, который попытался вдохнуть жизнь в карьеру второразрядного поп-певца.

Конкурс Трампа «Мисс Вселенная» оказался в Москве благодаря странной парочке — Робу Голдстоуну и Эмину Агаларову.

Голдстоун был грузным общительным бонвиваном, любившим выкладывать на «Фейсбуке» фотографии, которые высмеивали его самого за неряшливость и лишний вес. Однажды он написал для New York Times статью, озаглавленную «Хитрости и злоключения путешествующего толстяка». Он работал репортером в австралийском таблоиде и делал рекламу для первого сольного тура Майкла Джексона в 1987 году. А ко времени, о котором идет речь, он был соуправляющим некой PR-фирмы, и главным его приоритетом было удовлетворение нужд одного средне одаренного азербайджанского поп-певца по имени Эмин Агаларов.

Эмин (он был известен просто по имени) был молод, симпатичен и богат. Он томился желанием стать звездой международного масштаба. Его отец Араз Агаларов был девелопером, миллиардером, преуспевшим в России на строительстве коммерческих и жилых комплексов. Кое-какая собственность была у него и в США. Первые годы жизни Эмин провел в России, а потом рос в Тенафлайе, Нью-Джерси. Мальчик был одержим Элвисом Пресли: он подражал королю рок-н-ролла в одежде, в повадках и голосом. Эмин учился бизнесу в колледже Мэримаунт Манхэттен и после этого продолжил двойную карьеру: работал в компании своего отца и пытался стать певцом. Юноша женился на Лейле Алиевой, дочери президента Азербайджана, режим которого постоянно обвиняли в коррупции. Вскоре после переезда в Баку, столицу страны, он получил прозвище Элвис Азербайджана.

Эмин культивировал образ щеголеватой поп-звезды, создавая хронику своего гедонистического существования в «Инстаграме»: постил фото с пляжей, из ночных клубов и прочих тусовочных мест. Он выставлял напоказ головные уборы и футболки c двусмысленными надписями вроде: «Если у тебя был плохой день, давай разденемся догола!» Но музыкальная карьера Эмина буксовала. И он обратился за помощью к Голдстоуну.

В начале 2013 года Голдстоун изо всех сил старался привлечь к Эмину как можно больше внимания прессы, особенно в Соединенных Штатах. Кто-то из приятелей подкинул идею: может быть, Эмину стоит засветиться на конкурсе красоты «Мисс Вселенная». Это мероприятие имело репутацию ярмарки свежих талантов. На конкурсе 2008 года выступала многообещающая Леди Гага (позднее Трамп, со свойственной ему гиперболой, хвалился, что для Гаги это появление на сцене конкурса было большим прорывом во всех смыслах). А еще Голдстоуну и Эмину тогда была нужна яркая женщина для видеоклипа к его последней песне. Им, конечно же, хотелось заполучить самую красивую — приехать на конкурс казалось очевидным решением.

Все это привело их к Пауле Шугарт, которая была президентом организационного комитета конкурса и подчинялась напрямую Трампу. Шугарт согласилась помочь и договориться с действующей Мисс Вселенная Оливией Калпо об участии в съемках клипа. В околоконкурсной среде открыто считалось, что Калпо, которой раньше принадлежал и титул Мисс США, пользуется покровительством Трампа. В ходе нескольких встреч с Шугарт Голдстоун и Эмин обсуждали, где бы провести следующий конкурс «Мисс Вселенная». В какой-то момент Эмин предложил провести конкурс 2013 года в Азербайджане. Но Шугарт эта идея не соблазнила.

На следующей встрече Эмин предложил другую площадку: «А почему бы нам не провести конкурс в Москве?» Такой вариант показался Шугарт более интересным, но она колебалась. Комитет раньше уже рассматривал Москву в качестве возможной площадки, но не нашел там подходящего зала, а кроме того, было страшновато ввязываться во всевозможные бюрократические процедуры. «А если бы у вас был партнер, которому принадлежит самый крупный зал в Москве? — настаивал Эмин. — Мы с отцом избавим вас от лишней волокиты».

Залом, который имел в виду Эмин, был «Крокус Сити Холл», большой развлекательный комплекс на семь тысяч мест. Его построил отец Эмина, Араз Агаларов. Пользуясь большим влиянием, он вполне мог облегчить задачу — обойти печально знаменитую бюрократическую бумажную трясину, из-за которой многие боятся делать бизнес в России.

Родившийся в Азербайджане Араз Агаларов был известен как «путинский строитель». Он сколотил состояние более миллиарда долларов на недвижимости, частично благодаря тому, что обслуживал (как Трамп) супербогатых. Одним из проектов Агаларова было строительство жилого комплекса для олигархов с искусственным пляжем и водопадом. Путин поручил Агаларову построить массивную инфраструктуру к саммиту Азиатско-Тихоокеанского экономического сотрудничества во Владивостоке в 2012 году: залы заседаний, дороги, жилье. Араз завершил строительство в рекордные сроки. Этот и другие объекты — строительство футбольных стадионов к чемпионату мира в России и сооружение автомагистрали высшего класса вокруг Москвы — снискали Агаларову расположение Путина. В 2013 году Путин прикрепил Агаларову на лацкан пиджака орден Почета.

Когда Шугарт впервые заговорила с Трампом о том, чтобы провести «Мисс Вселенную» в Москве, воспользовавшись партнерством с российским миллиардером, тесно связанным с Путиным, звездный девелопер был заинтригован. Наконец-то у него появился прямой путь на российский рынок. Кроме того, Агаларов согласился взять на себя немалый кусок от двадцати миллионов долларов предполагаемых расходов на конкурс. Трамп был «за» обеими руками: его усилия будут поддержаны близким к Путину олигархом!

Но кое-что в этой сделке должно было перепасть и Эмину. Компания Трампа гарантировала Эмину выступление с двумя музыкальными номерами во время конкурса. Его должны были представить телевизионной аудитории. На весь мир. Эмин и Голдстоун полагали, что так Эмин достигнет своей мечты — завоевать американскую публику.

А немного ранее Эмину достался еще один приз: Оливия Калпо приехала в мае в Лос-Анджелес на однодневные съемки. Эмина снимали бродящим по пустому ночному городу в поисках любви — за кадром звучала его песня «Амор», — и в луче света его фонарика то появлялась, то исчезала знойная женщина, Оливия. Работа над клипом заняла несколько недель. Эмин устроил вечеринку по поводу выпуска клипа в московском ночном клубе, принадлежащем семье Агаларовых. На этом весьма недешевом мероприятии присутствовали российские знаменитости, прилетели и присоединились к празднованию Шугарт и Калпо.

В июне 2013 года Трамп прибыл в Лас-Вегас, чтобы председательствовать на конкурсе «Мисс США». Этот конкурс принадлежит компании «Мисс Вселенная». Одновременно в городе появились Голдстоун, Араз и Эмин Агаларовы. Эмин разместил в сети свою фотографию на фоне отеля Трампа недалеко от Вегас-Стрип. На нем была футболка с изображением Трампа и головной убор с говорящей надписью «Ты уволен!» — рекламным слоганом телевизионного шоу Трампа «Кандидат». В это время Трамп еще только собирался встретиться с Агаларовыми. Когда они наконец оказались вместе в лобби отеля, хозяин указал на старшего Агаларова и воскликнул: «Смотрите, кто ко мне пришел! Это самый богатый человек России!» (Самым богатым человеком в России Агаларов не был.)

Вечером 15 июня двое россиян и их британский рекламный агент планировали большой ужин в ресторане «Кат» в отеле-казино «Палаццо». К вящему удивлению троицы им позвонил Кит Шиллер, бессменный шеф безопасности и доверенное лицо Трампа. Босс Шиллера хотел присоединиться к вечеринке. «Конечно, — сказали они, — приходите, пожалуйста».

За ужином в отдельном помещении примерно на двадцать персон Эмин сидел между Трампом и Голдстоуном. Араз Агаларов — напротив Трампа. Майкл Коэн, личный юрист Трампа, выступающий как консильере бизнесмена, сидел по другую руку от Голдстоуна.

За столом был один незнакомый Трампу сотрапезник: Ике Кавеладзе, живущий в США вице-президент одной из компаний Араза Агаларова «Крокус Интернешнл». В 2000 году Главное контрольное управление США установило, что фирма, которой управлял Кавеладзе, ответственна за открытие более двух тысяч банковских счетов в двух банках США для брокеров, работающих в России. Счета использовались для перевода более 1,4 миллиарда долларов от частных лиц в России и Восточной Европе по всему миру. Управление предположило, что целью этих транзакций было отмывание средств. Основным клиентом компании Кавеладзе в то время был «Крокус Интернешнл». Кавеладзе заявлял, что расследование Управления было «еще одним эпизодом охоты на русских ведьм в Соединенных Штатах».

Трамп был обаятелен и внимателен к своим новым партнерам. Он спросил Араза, какой у того самолет. «Гольфстрим 550», — последовал ответ. Но миллиардер сразу же добавил, что заказал себе 650-ю модель. Трамп подхватил: «Если бы речь шла обо мне, я бы непременно сказал, что я один из всего лишь ста человек в мире, по заказу которых производят Гольфстрим 650». Преподав небольшой урок саморекламы, гордый самим собой, он повернулся к Голдстоуну, чтобы лишний раз подчеркнуть свое достоинство: «Нет никого в мире, кто бы пиарился лучше, чем Дональд Трамп».

После ужина часть компании направилась продолжать вечеринку в низкопробном ночном клубе The Act в молле «Палаццо». Они пришли в клуб вскоре после полуночи: Трамп, Эмин, Голдстоун, Калпо и выходящая в отставку Мисс США Нана Мэривэзер. В лобби местные папарацци снимали Трампа и Калпо. Руководство клуба прослышало, что Трамп мог появиться в клубе этой ночью, и держало под рукой огромное количество диетической кока-колы для непьющего Трампа. Владельцы клуба обсуждали также, стоит ли подготовить специальную развлекательную программу для девелопера: может быть, доминатрикс — она могла бы связать его на сцене — или карлика-трансвестита, изображающего Трампа. В конце концов они отказались от этой идеи.

Компанию проводили к столику хозяина, где Эмина ждала необычная встреча. Там был Алекс Сорос, сын филантропа-миллиардера Джорджа Сороса, создавшего оппозицию Путину. Алекса пригласила Мэривэзер. Эмин и Сорос разговорились, и певец предложил Соросу увидеться в Москве. На что Сорос ответил: «Ты знаешь, я не поклонник мистера Путина». И добавил, что восхищается Михаилом Ходорковским — олигархом, который стал в оппозицию к Путину и отбывал теперь наказание за это в какой-то сибирской тюрьме. Эмин отделался шуткой.

The Act не был обычным ночным клубом. Начиная с марта он стал предметом скрытого наблюдения со стороны Совета по контролю за азартными играми штата Невада. Участвовали в этом и следователи, которых нанял хозяин помещения клуба и отеля «Палаццо», мегадонор Республиканской партии Шелдон Адельсон: ему поступали жалобы от посетителей на непристойные перформансы. В клубе выступали полуобнаженные женщины, симулировавшие совокупление с животными, и там разыгрывались гротесковые сцены садомазохизма — сцены, которые всего через несколько месяцев заставят судью штата Невада вынести решение впредь запретить любые подобные «непристойные» и «оскорбительные» представления. Среди привычных сюжетов клуба, приведенных в пример судьей, был один под названием «Хочу учителя!», где обнаженные школьницы мочились на учителя. В другой сцене две девушки раздевали одна другую, а затем «одна становилась на другую и изображала мочеиспускание, в то время как нижняя девушка ловила воображаемую струю в два винных бокала». (The Act закрылся после вынесения судебного решения. Никакой публичной информации о том, какие сцены представлялись в ту ночь, когда в клубе был Трамп, нет.)

Пока той поздней ночью едва одетые танцовщицы клуба извивались перед компанией, Трамп, Эмин, Голдстоун, Калпо и другие пили за день рождения Трампа: накануне ему исполнилось шестьдесят семь лет. Трамп был сосредоточен на Эмине и их будущем партнерстве. «Когда речь заходит о том, чтобы делать в России бизнес, всегда трудно найти там людей, которым ты можешь доверять», — говорил он начинающему поп-певцу (если верить Голдстоуну). И еще: «У нас будут прекрасные партнерские отношения».

На следующую ночь, к концу трансляции «Мисс США», Трамп поднялся на сцену, чтобы объявить, что конкурс «Мисс Вселенная» состоится в следующем ноябре в России. На глазах у присутствующих Трамп и Агаларовы подписали контракт на проведение конкурса в Москве. Трамп заявил: «Это будет одно из самых крупных и самых красивых событий конкурса за все время его существования». Чуть раньше тем же вечером на красной дорожке он приветствовал Агаларовых: «Это самые могущественные люди во всей России, самые богатые мужчины в России».

Двумя днями позже в очередном твите Трамп сформулировал свое желание стать «новым лучшим другом Путина». Эмин быстренько откликнулся своим твитом: «Господин Трамп, всякий, кто знакомится с Вами, становится Вашим лучшим другом — я уверен, господин Путин в Москве не станет исключением».

Проведение конкурса в Москве обещало Трампу большое будущее в России в целом. У него появился партнер — российский миллиардер, имеющий связи с другими олигархами и пользующийся благосклонностью Путина. (К этому времени у Трампа уже был в работе весьма противоречивый проект по строительству гостиницы в Баку. Партнером в нем был сын министра транспорта коррумпированного азербайджанского режима. Этот проект вскоре пойдет ко дну.) «Для Трампа действо с „Мисс Вселенной“ в Москве означало прежде всего расширение сферы присутствия бренда „Трамп Организейшн“ и появление его имени на еще нескольких зданиях», — вспоминал один из участников проекта «Мисс Вселенная».

Любой (а особенно американец), кто хотел ворочать большими делами в России, мог преуспеть в этом, только если его дела были интересны Путину. Один из официальных представителей «Мисс Вселенная» позднее сказал: «Мы все знали, что это шоу было согласовано с Путиным. Вы не можете замутить ничего подобного в России, если только Путин не даст своего согласия». Трамп смог делать деньги в России только потому, что Путин ему это позволил.

Как только стало известно, что конкурс состоится в Москве, на него обрушилась волна противоречивых мнений и споров. За несколько дней до событий в Лас-Вегасе российская Дума приняла закон, запрещающий допуск несовершеннолетних к информации о гомосексуальности. Новая мера против гомосексуалов была последним путинским маневром, чтобы заручиться поддержкой консерваторов из православной церкви и ультранационалистических сил. Принятие закона пришлось на время тревожной вспышки насилия против представителей ЛГБТ-сообщества по всей стране. Несколькими неделями раньше на юге, в Волгограде, было найдено обнаженное тело мужчины, известного своими гомосексуальными пристрастиями; его череп был размозжен, а гениталии изрезаны осколками пивной бутылки. Атмосфера стояла «уродливая и жестокая», заметил один из американских дипломатов, работавший тогда в Москве. «Появились хулиганы, которые преследовали гомосексуалов в барах, избивали их. Против представителей ЛГБТ-сообщества велась кампания ненависти».

Защитники прав человека и прав сексуальных меньшинств в России и по всему миру осуждали этот закон. Были объявлены бойкоты водке. Предпринимались попытки перенести в другую страну зимние Олимпийские игры, запланированные на следующий год в России, в Сочи. В США Кампания за права человека обратилась к Трампу и «Мисс Юниверс Организейшн» с требованием перенести конкурс из России, ссылаясь на то, что по новому закону конкурсантка может подвергнуться преследованиям, если выступит в поддержку прав сексуальных меньшинств.

Шумиха по поводу российского закона против геев поставила Трампа перед трудным выбором: как бы так дистанцироваться от самого закона, не подвергая опасности свои планы на большую игру в России? «Мисс Юниверс Организейшн» выпустила заявление, в котором говорилось, что она «верит в равенство для всех индивидуумов». Это не остановило протесты. Ведущий ток-шоу «Браво» Энди Коэн и репортер редакции развлекательных передач Джулиана Ранчич, которые были соведущими шоу «Мисс Вселенная», покинули проект. Официальные лица конкурса выкарабкались, нашли замену: Томаса Робертса, открытого гея, телеведущего MSNBC, и Мэл Би, бывшую участницу «Спайс Герлз».

Робертс объяснил свое решение в статье на MSNBC.com: «Бойкотировать и поносить извне очень просто. Я, напротив, предпочитаю продемонстрировать свою поддержку сексуальным меньшинствам в России, поехав в Москву и проведя шоу как журналист, как телеведущий, как мужчина, которому довелось быть геем. Пусть люди увидят: я ничем от них не отличаюсь».

Для Трампа это было как манна небесная. Он согласился дать Робертсу интервью на MSNBC. «Я думаю, вы выступите изумительно, — сказал он Робертсу. — И мне нравится, что вы воспринимаете всю эту ситуацию так же, как я». Деться некуда — разговор крутился вокруг Путина и его возможного появления на шоу. Трамп сказал: «Мне достоверно известно, что он очень хочет прийти, но посмотрим. Мы пригласили его, хотя пока ответа не получили».

Невзирая на то что отношения Штатов с Москвой в это время лишь ухудшались, Трамп расхваливал Путина как коварного и сильного лидера. В сентябре Путин опубликовал в New York Times статью, в которой высказался против возможного военного удара США по силам правительства Башара Асада в Сирии (в качестве ответной меры на использование им химического оружия) и осудил президента Барака Обаму за утверждения об американской исключительности. На следующий день на «Фокс Ньюз» Трамп расхваливал выпад Путина: «После этого заявления он действительно выглядит как великий лидер». В следующем месяце его пригласили на ночное шоу Дэвида Леттермана, где ведущий задал Дональду вопрос: имел ли тот когда-нибудь дела с русскими? «Я часто вел дела с русскими, — последовал ответ. — Они умны и настойчивы». Леттерман полюбопытствовал, встречался ли его гость с Путиным. Тот ответил: «Он крепкий орешек, я встречался с ним однажды». В действительности сведений о том, что подобная встреча когда-либо имела место, нет.

Трамп приземлился в Москве 8 ноября. Он прилетел на частном самолете владельца казино Фила Раффина вместе с хозяином. Они с Раффином дружили очень давно, тот был женат на победительнице конкурса «Мисс Украина», которая в 2004 участвовала и в «Мисс Вселенной». Трамп отправился в отель «Ритц-Карлтон», где для него был забронирован президентский сьют. Четырьмя годами раньше в этом номере во время своего визита в Москву останавливался Барак Обама.

Сначала Трамп провел короткую встречу с руководством конкурса и Агаларовыми. Позднее Шиллер скажет следователям Палаты представителей, что какой-то русский подошел к Трампу и его спутникам с предложением прислать в его номер пять девушек. Кто знает, было ли это частью традиционного русского гостеприимства — или российская разведка прощупывала почву, пытаясь собрать компромат на знаменитого гостя? Шиллер сказал, что он не воспринял предложение русского всерьез и ответил ему что-то вроде: «Мы такими делами не занимаемся».

Вскоре после этого Трампа увезли на торжественный ланч в один из двух московских ресторанов «Нобу». Это известная во всем мире сеть суши-ресторанов, ее создатель Нобу Матцухиса был одним из членов звездного жюри «Мисс Вселенной». Московским рестораном Матцухиса владел совместно с Агаларовым и Робертом де Ниро. В ресторане было много представителей российской бизнес-элиты. Среди них находился глава крупнейшего российского государственного банка Герман Греф — «Сбербанк» являлся одним из спонсоров конкурса.

Трампа окружили почтительным вниманием, он произнес короткую приветственную речь. «Вы можете задавать мне вопросы», — поощрил он присутствующих. Первый вопрос касался европейского долгового кризиса и влияния, которое на развитие этого кризиса могли бы оказать финансовые трудности Греции. «Интересный вопрос, — сказал Трамп. — А вы когда-нибудь смотрели мое шоу „Кандидат?“» И Трамп пустился в пространственный рассказ о своем реалити-шоу, не забыв несколько раз подчеркнуть огромный успех, который шоу снискало у публики. И ни единого слова про Грецию или про долг. Закончив панегирик самому себе, он поблагодарил присутствующих. Аплодировали Трампу стоя. Позднее, вспоминая этот ланч, Араз Агаларов заметит: «Если Трамп не знает, что ответить, он переведет разговор на ту тему, которая ему хорошо знакома».

Один из ближайших советников Путина Греф остался доволен личным общением с Трампом. Позже он говорил: «У меня остались приятные впечатления от этой встречи. Трамп — дельный человек с добрым отношением к России».

После ланча Трамп отправился в концертный зал «Крокус Сити Холла». Шоу было запланировано на следующий день. Обычно в канун конкурса Трамп знакомился с участницами и практически никогда не забывал воспользоваться своим негласным правом — пренебречь решением судей и вывести в финал тех конкурсанток, которые ему по каким-либо соображениям нравились больше. Короче говоря, ни одна из девушек не становилась финалисткой, если этого не хотел сам Трамп.

Для каждого конкурса персонал «Мисс Вселенной» оборудовал для Трампа специальное помещение, в полном соответствии с его мельчайшими требованиями. Там обязательно должно было быть его любимое слоеное печенье «Наттер Баттерс», белые пастилки «Тик-так» и диетическая кола. На стенах — ничего, что могло бы отвлечь его внимание. Комната должна быть безукоризненно чистой. Мыло без отдушек и полотенца для рук, обязательно свернутые в рулон.

В помещении демонстрировали видео с финалистками, уже отобранными днем ранее на предварительном просмотре. Шли и другие записи участниц, особенно прогоны в купальниках и вечерних платьях. Именно здесь за день или два до финала Трамп обычно пересматривал решения жюри.

Очень часто он забраковывал уже отобранных жюри кандидаток, не пускал их в финал и заменял другими, один Бог знает почему. Одна из сотрудниц «Мисс Вселенной» рассказывала: «Он вносил изменения, если было слишком много цветных женщин». Другая вспоминала, что Трампу часто не нравились слишком яркие представительницы малых народов (он считал их слишком «этническими») или девушки с очень темной кожей. У него было свое представление о возможной победительнице, это был особый тип женщин. К нему относились Оливия Калпо, Даянара Торрес (победительница 1993 года) и, что неудивительно, конкурсантки из Восточной Европы. Эта же сотрудница говорила, что иногда Трамп отвергал девушку, «которая пренебрегла его вниманием».

Время от времени Шугарт очень деликатно пыталась оспорить выбор Трампа. Иногда ей удавалось убедить его, а иногда — нет. Позже кто-то рассказывал: «Если ему казалось, что девушка выглядит слишком „этнической“, его можно было переубедить, сказав, что она принцесса и замужем за футболистом».

Тем же вечером, а скорее уже ночью Араз Агаларов устраивал в «Крокус Сити Холле» вечеринку в честь своего дня рождения. Ему исполнилось пятьдесят восемь лет. Приглашения получили много очень важных людей. Трамп к тому времени был уже совершенно измотан, он слишком долго дискутировал с Шугарт и Шиллером. В какой-то момент к Трампу подошел Голдстоун, чтобы передать просьбу от Эмина: поп-звезда снимала новый клип. Не мог бы Дональд завтра сняться в сцене по мотивам шоу «Кандидат»? Трамп согласился при условии, что съемки пройдут рано утром — между 7:45 и 8:10. Конечно, сказал Голдстоун; двадцать пять минут Трампа хватит за глаза.

Примерно в половине второго утра Трамп покинул вечеринку и направился в свой отель в нескольких сотнях метров от Кремля. Это была его единственная ночь в Москве. Если верить Шиллеру, то по дороге к отелю он напомнил боссу о предложении прислать в номер девушек, и они вместе посмеялись над этим. После того как Трамп вошел в свой номер, Шиллер какое-то время еще понаблюдал обстановку, а потом ушел к себе.

Утром 9 ноября Трамп был на съемках клипа Агаларова-младшего. Он был нужен для финальной сцены. Клип начинался с показа заседания организаторов конкурса, где Эмин и другие обсуждали конкурсанток «Мисс Вселенной». По сценарию Эмин должен быть задремать и увидеть во сне себя с несколькими претендентками — в кульминационный момент появлялся Трамп, и Эмин просыпался от его крика: «Да что с тобой, Эмин? Давай уже, делай что-нибудь! Ты все время опаздываешь. Ты всего лишь еще одно хорошенькое личико. Ты достал меня. Ты уволен!» Кусочек с Трампом занял всего 15 секунд. Но Эмину этого вполне хватило: чтобы сделать клипу рекламу, будет достаточно сказать, что там снимался всемирно известный миллиардер.

Остаток этого рано начавшегося дня был столь же лихорадочен, как и день предыдущий: пресс-коференция с тремя сотнями российских репортеров и несколько интервью, включая одно с Робертсом. Во время интервью его опять расспрашивали про Путина.

Робертс спросил его: «Есть ли у вас какие-нибудь отношения с Путиным и способы влияния на российского лидера?» Трамп был однозначен: «У меня с ним хорошие отношения, — и после некоторой паузы добавил: — Я могу сказать, что он очень заинтересован в том, чем мы сегодня здесь занимаемся. Ему, вероятно, очень интересно то, что вы и я сегодня говорим. И, я уверен, его в той или иной форме проинформируют об этом».

Конечно же, Трампу не удалось удержаться от похвалы в адрес президента: «Послушайте, он проделал блистательную работу, если говорить о том, что он представляет и кого он представляет. Если взглянуть на то, что он сделал с Сирией, если подумать о множестве других событий, он во всем обошел нашего президента. Давайте не будем сами себя обманывать… Он добился поразительных результатов, за короткий срок поставил себя как лидера в центр главных мировых событий».

Однако, рассказывая о своих «отношениях» с Путиным в то время, Трамп всего лишь выдавал желаемое за действительное. На «Мисс Вселенной» говорили, что Трамп страстно желал, чтобы Путин появился в зале «Крокус Сити Холла». Готовясь к возможному появлению Путина, Томас Робертс и Мэл Би пытались разучить несколько русских слов, чтобы поприветствовать президента на его родном языке: «здравствуйте», «спасибо» и так далее. Мэл со своим лондонским говором с трудом могла произнести эти слова, но ей сказали, что она должна постараться выговорить их правильно, потому что президент может прийти на конкурс.

К вечеру тревога Трампа становилась все ощутимей. До сих пор не было никаких известий. Он с надеждой спрашивал, не слышал ли кто-нибудь хоть чего-то на этот счет. Наконец зазвонил телефон Агаларова. Это был Песков — и он хотел говорить с Трампом.

Разговор длился несколько минут. Трамп пересказал Голдстоуну разговор: Песков извинялся. Путин очень хотел встретиться с Трампом, но проблема возникла там, где ее никто не мог предвидеть, — дорожная пробка. В Москве с визитом находилась нидерландская королевская чета Виллем-Александр и Максима, Путин по протоколу был обязан принять их в Кремле. Но гости опаздывали — их автомобиль застрял в московской пробке. Президент ждал их в Кремле, и это не позволило ему выделить время для встречи с Трампом. И на конкурс вечером он приехать не сможет.

Однако Путин хотел исправить случившееся. Песков передал Трампу приглашение посетить предстоящие Олимпийские игры, где он мог бы встретиться с президентом России. Кроме того, Песков сказал, что президент отправляет на шоу высокого эмиссара — Владимира Кожина, одного из своих старших помощников. А еще Путин прислал через Пескова подарок для Трампа.

Но все это не искупало тяжелого разочарования, которое испытывал Дональд. Хотя он быстро сообразил, как можно пропиарить себя и в этом случае. Он сказал одному из сотрудников, чтобы после съемок шоу распространили слух о том, что Путин все-таки ненадолго приезжал: «Никто не узнает наверняка, приезжал он или нет».

Одной из причин того, почему столь желанная встреча с российским президентом не состоялась, был параллельный интерес Трампа к другому проекту. Изначально Трамп планировал провести в Москве две ночи — это дало бы им обоим больше времени для маневра, встреча могла бы состояться. Но Трамп решил, что ему непременно нужно присутствовать на праздновании девяностопятилетия проповедника Билли Грэма в Северной Каролине 7 ноября. Уже в России Трамп говорил Голдстоуну, что ему обязательно нужно показаться у Грэма: «Я планирую кое-что по-настоящему важное на будущее».

Голдстоун прекрасно понимал, о чем говорил Трамп — о президентской гонке. Сын проповедника Франклин Грэм был влиятельнейшей фигурой в среде религиозных консерваторов. Когда двумя годами раньше Трамп проталкивал ни на чем не основанную конспирологическую идею нелигитимности избрания Барака Обамы, так как тот якобы родился в Кении, Грэм присоединился к сторонникам этой идеи и предлагал потребовать, чтобы президент предъявил свидетельство о рождении. Поэтому побывать на дне рождении старшего и лишний раз прогнуться перед младшим Грэмом было обязательно, если только Трамп хоть сколько-нибудь серьезно думал о выдвижении своей кандидатуры от республиканцев.

Начало конкурса предваряла церемония прохода по красной ковровой дорожке. Команды телевизионщиков со всего мира снимали знаменитостей, гордо шагавших по дорожке. Трамп выглядел как победитель, он позировал папарацци с Аразом и Эмином Агаларовыми и уклонялся от прямого ответа на вопрос, по заслугам ли досталось Эмину право участия в шоу.

«Россия — прекрасное место. Смотрите, что здесь творится. Это просто невероятно!» — восклицал Трамп. За его спиной виднелся баннер с логотипами «Трамп Организейшн», «Мисс Вселенной», Сбербанка, «Мерседеса» и NBC. Павлин NBC растерял свою обычную радужную окраску — он был черно-белым. Официальные представители компании Агаларова приказали сотрудникам «Мисс Вселенной» стереть радугу, опасаясь, что она будет воспринята как символ движения в защиту прав сексуальных меньшинств.

Томас Робертс прошествовал по красной дорожке со своим мужем. На нем был ярко-розовый смокинг, чего он никогда не позволил бы себе в Нью-Йорке. Так он посылал миру из Москвы свое личное послание; ранее в интервью он открыто обличал путинский закон против сексуальных меньшинств.

Мимо журналистов, занимающихся освещением развлекательных мероприятий вроде конкурса «Мисс Вселенная», струилась лента знаменитостей и просто местных «важных ребят». Прошла любопытная группа: Владимир Кожин и Алимжан Тохтахунов по прозвищу Тайванчик — один из самых знаменитых российских мафиози, скрывающийся от американского правосудия. У Тохтахунова была странная связь с самой знаковой трамповской собственностью — семь месяцев назад он был осужден в США за пособничество в организации незаконных азартных игр с высокими ставками; встречи и переговоры велись в Трамп-тауэре.

Среди гостей Трампа были Чак Ла Бэлла, один из служащих NВС высокого ранга, который работал на шоу «Кандидат», и Боб Ван Ронкель, американский экспат, зарабатывавший на жизнь тем, что привозил на различные тусовки в Москву голливудских звезд. Однажды Ван Ронкель даже пытался спродюсировать американское телевизионное шоу, развенчивающее КГБ и его подвиги.

Все прошло просто прекрасно. Трамп сидел в первом ряду рядом с Агаларовым. Эмин исполнил два своих европейских поп-номера. Стивен Тайлер из «Аэросмит», один из членов жюри, спел свой классический хит Dream on. В финале Калпо увенчала короной Мисс Вселенной обладательницу титула «Мисс Венесуэла». Во время шоу не случилось никаких неприятностей, связанных с законом о пропаганде ЛГБТ.

Потом состоялась вечеринка с большим количеством водки и громкой музыки. Двадцатишестилетняя начинающая актриса Эдита Шаумян вошла в VIP-зону одновременно со знаменитым российским рэп-певцом Тимати. Взгляд Трампа задержался на Шаумян. Он подошел к ней, показал на Тимати и спросил: «Это твой парень? Ты не свободна?» Эдита оказалась совершенно свободной. «Ты красивая, — продолжил Трамп. — А глаза, какие у тебя глаза!» Шаумян утверждает, что Трамп пригласил ее с собой в Америку: мол, поедем со мной. И она ответила: «Нет, нет. Я армянка. У нас все очень строго. Сначала вы должны познакомиться с моей мамой». Подошли другие девушки, они тоже хотели сфотографироваться с Трампом, а он взял Шаумян за руку и попросил: «Останься. Не уходи». Шаумян сделала несколько селфи с Трампом. Конечно же, выложила их в сеть — пять фотографий и видео. Но дальше ничего не случилось — Трамп дал ей свою визитку, она ему не позвонила.

С вечеринки Трамп двинулся в аэропорт. Он летел на самолете Раффина напрямую домой. На следующий день Трамп позвонил Робертсу, чтобы сказать, что шоу ему понравилось, что это был огромный успех. И рейтинги были большие. На самом деле все было не совсем так — по крайней мере в Штатах. Телетрансляции собрали 3,8 миллиона зрителей, что гораздо меньше, чем 6,1 миллиона, смотревших «Мисс Вселенную» в предыдущем году.

В последовавшие за событием дни различные массмедиа в России и в Соединенных Штатах сообщили, что Трамп воспользовался своим визитом в Москву для того, чтобы запустить в российской столице крупный проект. «Американский миллиардер и хозяин „Мисс Вселенной“ планирует строить в России Трамп-тауэр», — утверждал заголовок на RT, телевизионном канале и интернет-портале, принадлежащем российскому правительству. Moscow Times писала: «Дональд Трамп планирует построить в Москве небоскреб». Алекс Сапир и Ротем Розен, партнеры Трампа по проекту «Трамп СоХо», осуществленному им в Нью-Йорке, приезжали в Москву на конкурс и встречались с Агаларовым и Трампом для обсуждения имеющихся возможностей.

Казалось, что события развивались стремительно. Принадлежащий государству Сбербанк объявил о заключении «стратегического соглашения о сотрудничестве» с «Крокус Груп» на финансирование около 70 % проекта, в который должна была войти и башня, носящая имя Трампа. Если бы дело пошло дальше, то получилось бы, что Трамп официально ведет бизнес с российским правительством в Москве.

«Российский рынок ко мне так и тянется, — сказал Трамп изданию Real Estate Weekly, освещающему положение дел в сфере недвижимости. — У меня прекрасные отношения со многими русскими. — И, со свойственной ему тягой к преувеличению, добавил: — Почти все олигархи были на „Мисс Вселенной“».

По возвращении в США Трамп поделился хорошими новостями в «Твиттере»: «Я только что вернулся из России, узнал много-много. Москва — очень интересное и удивительное место!» И на следующий день, в твите Аразу Агаларову: «Я провел с тобой и твоей семьей замечательные выходные. Ты ФАНТАСТИЧЕСКИ поработал! На очереди — ТРАМП-ТАУЭР — МОСКВА. ЭМИН был просто ВАУ!»

Проект начал продвигаться… «Трамп Организейшн» и компания Агаларова подписали протокол о намерениях по строительству нового Трамп-тауэра. Проект поручили Дональду Трампу — младшему. Несколькими месяцами позже Иванка Трамп прилетала в Россию, чтобы вместе с Эмином присмотреть площадку под проект. Позже Эмин скажет: «Мы подумали, что построить Трамп-тауэр рядом с башней Агаларова — поставить рядом два крупных имени — было бы действительно классным проектом».

Наконец-то Трамп проложил себе дорогу в Россию. Вскоре после конкурса в офисе «Мисс Вселенной» в Нью-Йорке появилась дочь Агаларова. Она привезла Трампу подарок от Путина. Черная лаковая шкатулка, а в ней — запечатанное письмо от российского самодержца. Что было в этом письме, нигде и никому не раскрывалось.

Глава 2 Мы не могли и предположить, насколько это выведет Путина из себя

Ноябрь 2006 года. Александр Литвиненко что-то пишет у себя в комнате. Ему сорок три года, он бывший офицер ФСБ и активный противник режима, эмигрировавший в Великобританию. Вот уже несколько недель с ним творится что-то странное: неконтролируемая рвота, режущие спазмы в области живота, общий упадок жизненных сил. Он практически в агонии. Его состояние — результат действия загадочного яда, попавшего в организм после встречи за чаем с двумя бывшими агентами российской разведки в баре отеля на Гровенор-сквер. Понимая, что времени у него осталось мало, Литвиненко пишет заявление, в котором прямо указывает на человека, заказавшего его убийство. Литвиненко считает, что этим человеком является Владимир Путин.

«Вы показали свое варварство и жестокость — то, в чем вас упрекают ваши самые яростные критики. Вы можете заставить замолчать одного человека, но гул протеста со всего мира, господин Путин, будет всю жизнь звучать в ваших ушах. Пусть Господь простит вас за то, что вы сделали не только со мной, но и с любимой Россией», — писал Литвиненко в своем предсмертном заявлении.

Два дня спустя Литвиненко умер от сердечной недостаточности. И когда его мощное «Я обвиняю!» было зачитано вслух на пресс-конференции, оно поставило британское правительство перед политической и дипломатической дилеммой: может ли британский подданный Александр Литвиненко быть прав, и действительно ли президент России отдал приказ на его убийство? Способен ли на это Путин? И если да, то как должно на это реагировать правительство?

Скотленд-Ярд возбудил уголовное дело по факту смерти Литвиненко. Но расследование занимает время, и оно сосредоточено на том, чтобы найти непосредственных исполнителей. А перед правительством премьер-министра Гордона Брауна стояла более неотложная задача — информационное расследование. Оно определило бы, причастно ли к этому скандалу российское правительство — являются ли правдой те ужасные факты, которые вскрыло дело Литвиненко. Британская служба разведки МИ-6, на которую возложили эту задачу, обратилась к своему главному специалисту по России Кристоферу Дэвиду Стилу.

Выпускник Кембриджа, обладающий фотографической памятью, Стил прекрасно знал свою зону ответственности. Между 1990 и 1993 годами он работал в Москве под дипломатическим прикрытием. Это был беспокойный период после развала Советского Союза, молодое государство Российская Федерация едва появилось на свет, коммунистическая партия организовала заговор, но попытка переворота была жестко подавлена Борисом Ельциным: вспомните знаменитые кадры, на которых первый российский президент взбирается на танк. Стил был свидетелем противостояния на улицах Москвы и подробно информировал свое правительство обо всем, что там происходило.

После Москвы Стила отправили в Париж, а затем он вернулся в Лондон и стал ведущим аналитиком МИ-6 по России. На этом посту Стил должен был проводить регулярные брифинги для премьер-министра, министра иностранных дел и других британских чиновников, когда им требовалась информация о том, что происходит в Кремле.

Когда Стил занялся делом Литвиненко, его заинтересовали похожие схемы преступлений. За несколько недель до отравления Литвиненко возле своего дома была застрелена Анна Политковская, одна из ведущих российских журналистов. Политковская была смелым критиком деятельности Путина и неутомимым хроникером нарушений прав человека в истерзанной войной Чеченской Республике. Кроме того, она была другом Литвиненко, сотрудничала с ним и часто бывала у него в Лондоне. Два убийства в течение нескольких недель, жертвы которых дружили и являлись открытыми противниками Путина… Конечно же, Стил был уверен, что это не может быть простым совпадением.

Поворотный момент в деле наступил, когда британские врачи выяснили, что в чай Литвиненко подложили полоний-210, очень радиоактивное вещество, которое есть только у российских ядерщиков. Кто-то очень высокопоставленный должен был одобрить передачу подобной субстанции двум убийцам, летевшим из Москвы в Лондон на встречу с Литвиненко. (Российские агенты оставили повсюду после себя след радиоактивного заражения: в комнатах отеля, в туалетах, на борту лайнера «Бритиш Эйрвейз»).

Вскоре Стил пришел с докладом на Уайтхолл, Браун и ключевые министры заслушали его выводы. Он говорил о том, что история была похожа на убийство, заказанное и оплаченное государством, а непосредственно приказ, скорее всего, пришел от самого Путина через Николая Патрушева, тогдашнего директора ФСБ (ФСБ приняла эстафету от КГБ). Стил был уверен в этом процентов на 80–90. (В 2016 году британское следствие пришло к такому же выводу, утверждая, что Путин «вероятнее всего, одобрил» убийство Литвиненко.)

Последствия всего этого были непредсказуемы. Убийство в центре Лондона, радиоактивный яд, загрязнивший множество общественных мест, — в этом читался вызов. Этот авторитарный, ориентированный на национальные интересы лидер был президентом России с 2000 года. Впоследствии Стил говорил коллегам: «Если бы подобное сделала „Аль-Каида“, этого бы никто не стал терпеть. Полоний по всему Лондону! Браун и его министры были просто в шоке: государство — член Совбеза ООН только что совершило акт ядерного терроризма».

На повестке дня стоял главный вопрос: что же со всем этим теперь делать? Должно ли британское правительство принять ответные меры? Все это было отвратительно, заниматься этим было крайне неприятно. Правительство Брауна выслало нескольких российских дипломатов, но не наложило никаких санкций, отношения с Москвой остались в прежнем русле.

Среди тех, кто не торопился ввязываться в решение проблем, возникших в связи с убийством Литвиненко, были партнеры МИ-6 за океаном — ЦРУ. Когда коллеги Стила из американской разведки были уведомлены о его выводах по делу Литвиненко, они не стали громко возмущаться и не сочли себя как-то к этому причастными: «Это ваши проблемы, мы не имеем к этому отношения».

Через десять лет после убийства Литвиненко американское правительство столкнется с такой же проблемой: необходимо было как-то отреагировать, и Стил сразу же снова окажется в центре схватки.

В начале 2009 года Майкл Макфол, американский эксперт по России, прибыл в Москву и навестил своего старого друга Гарри Каспарова, известного шахматиста, в прошлом чемпиона мира. Густобровый, крепко сбитый Каспаров был заметным лидером российской оппозиции и страстным противником Путина. Однако на этот раз Каспаров и Макфол радикально разошлись в ответе на простой, но основополагающий вопрос: могут ли США продолжать отношения с российским государством, по-прежнему находящимся под контролем Путина?

Макфол провел многие годы в России, наблюдая, как поднимается российское государство после развала Советского Союза. И он не ограничился ролью стороннего наблюдателя, просто фиксирующего факты. В конце восьмидесятых, когда бывший Советский Союз находился в состоянии свободного падения, только что закончивший учебу Макфол наладил тесные связи с такими же молодыми и активными сторонниками демократии в России. Он стал их стратегическим советником, помогая им налаживать на Западе связи с правительственными организациями и различными фондами. Многие русские подозревали, что Макфол на самом деле был агентом ЦРУ, работавшим на развал советской системы.

Теперь, спустя более десяти лет, Макфол действительно работал на правительство Соединенных Штатов. Барак Обама только что стал первым афроамериканцем, избранным на пост президента США. Макфол был советником Обамы во время президентской кампании и теперь стал при новом президенте ведущим специалистом по России — он работал в Белом доме и вел брифинги по ситуации в Москве для Национального совета безопасности.

Обама заявил о своем намерении провести «перезагрузку» российско-американских отношений после бурного периода, который эти отношения пережили в последние годы правления Буша. Никто из ближнего круга Обамы не питал иллюзий — перезагрузка будет нелегким делом. В августе 2008 года Россия вторглась в Грузию, поддержав пророссийских сепаратистов. Однако новая команда Обамы считала, что можно попробовать перевернуть эту страницу и начать с чистого листа.

Путин, проведя на посту два президентских срока, в марте предыдущего года уступил пост своему протеже Дмитрию Медведеву, а сам притаился в тени на должности премьер-министра, но сохранил за собой все рычаги власти. У Медведева был более мягкий имидж. Петербургский адвокат чуть старше сорока, любитель хеви-метала, он читал лекции в Санкт-Петербургском государственном университете и пришел в политику из академической среды. Медведев выглядел как человек, с которым Обама вполне мог найти общий язык, особенно в сфере интересов, действительно общих для всех, включая противодействие терроризму и контроль за ядерным оружием.

Макфол и еще одна сотрудница CНБ Селеста Уолландер изложили стратегию перезагрузки в меморандуме для новой команды Белого дома и CНБ. Записка намечала «первые шаги к новым отношениям США и России» и призывала сфокусироваться на двух-трех «первоочередных вопросах… которые могут стать основой доброжелательных отношений и быстро принести положительные результаты». Записка открыто признавала ухудшение политической обстановки и печальное положение дел в сфере защиты прав человека в России, но отмечала, что такие вопросы, как контроль за гонкой вооружений и нераспространением ядерного оружия, слишком важны, «чтобы быть заложниками все более авторитарной внутренней системы». Макфол и Уолландер предлагали стратегию «осторожного эксперимента».

Таков был план. Но в квартире Каспарова за ужином, приготовленным его матерью, Макфолу пришлось несладко, когда он попытался убедить в правильности своих намерений гроссмейстера и еще двух лидеров оппозиции — Бориса Немцова и Владимира Рыжкова. Конечно же, признавал Макфол, с Путиным трудно иметь дело. Но Путин уже уходит, доказывал он им и себе самому. Обама полагал, что он сможет вести дела с Медведевым, который, казалось, был более склонен к сотрудничеству с Западом. Если бы в намечающемся процессе Запад пошел на некоторые уступки России, это помогло бы Медведеву в его дальнейших попытках «открыть» страну. И если бы все пошло хорошо, Путин бы постепенно ушел со сцены.

Немцов и Рыжков хотели услышать позицию Макфола, но были настроены более скептически. Рыжков опасался, что перезагрузка может быть осуществлена в ущерб защите прав человека, справедливым выборам и борьбе с коррупцией. Оба пытались доказать Макфолу, что реальная власть осталась в руках Путина. Идея Макфола напомнила им о попытке Джорджа Буша наладить отношения с Путиным восемью годами раньше. В 2001 году на совместной пресс-конференции с Путиным Буш заявил: «Я заглянул этому человеку в глаза. Я понял, что он очень прямолинеен и ему можно доверять… Я увидел его душу». Но после этого президент Путин атаковал своих политических противников, начался кризис в Чечне и случилось военное вторжение в Грузию.

Каспаров был уверен, что перезагрузка Обамы закончится провалом. «Ты действительно не понимаешь, кто такой Путин? — спрашивал он Макфола. — Вы не понимаете, что ему все равно, что обо всем этом думает Запад? Медведев — никто. Он никогда не пойдет против Путина. Вы напрасно потеряете три или даже четыре года».

Мужчины яростно спорили. Макфол не соглашался, что относится к Путину слишком наивно. Он встречался с Путиным еще в 1991 году, когда тот был мелким чиновником в Санкт-Петербурге. Макфол одним из первых американских ученых, специалистов по России, разглядел в Путине серьезную и потенциально опасную силу, когда тот вошел в высшие правительственные сферы в конце девяностых. Макфол настаивал, что перезагрузка была бы адекватным способом, который может дать ощутимые результаты в ближайшей перспективе.

Для Каспарова все это было полной чепухой, и единственным способом иметь дело с Путиным он считал удар покрепче. Перезагрузка — ход, который Путин использует для укрепления своей власти дома и для триумфа на Западе. Каспаров думал, что новый президент США и его помощники не понимают, насколько хитер Путин. Администрация Обамы осталась привержена идее перезагрузки. Но предостережения Каспарова и его друзей предвосхитили жестокие политические дебаты, которые разгорелись в закулисье американского правительства годы спустя.

Одним из ключевых лиц, которые должны были заниматься перезагрузкой отношений с Россией, Обама назначил Хиллари Клинтон, нового государственного секретаря. Старт оказался не очень благоприятным. В марте 2009 года Клинтон встречалась со своим русским коллегой, министром иностранных дел Сергеем Лавровым в Женеве. В отеле «Интерконтиненталь» перед телевизионными камерами она передала ему коробку в зеленой подарочной упаковке. Внутри была кнопка со словом ПЕРЕГРУЗКА, а под ним — английское слово RESET. Подарок должен был стать эффектным намеком: его придумал помощник Клинтон Филипп Райнс, ее давний советник по имиджевым вопросам и общению со средствами массовой информации, политтехнолог без дипломатического опыта. Каковы бы ни были потенциальные достоинства этого жеста с точки зрения пиар-технологий, исполнители облажались. Американцы, готовившие «подарок», не справились с переводом.

«Вы ошиблись, — сказал Лавров. — Должно быть ПЕРЕЗАГРУЗКА, а это слово означает „непосильная, опасная нагрузка“».

Клинтон громко засмеялась и ответила: «Мы не допустим, чтобы вы нам такое устроили. Я обещаю».

Отношения Клинтон и Лаврова, внешне сердечные, были на самом деле полны напряжения и недоверия. Умный и гибкий дипломат, щеголявший ровным загаром и дорогими итальянскими костюмами, куривший хорошие сигары, был соратником Путина. Он был жесток, саркастичен и говорил всегда в покровительственном тоне, особенно с женщинами. Однажды после очередной встречи с Лавровым Клинтон спросила какого-то чиновника Госдепартамента: «Что это у Лаврова за обхождение? Что за манеры?» Она считала его нахалом.

Чиновник ответил ей, что Лавров — тяжелый человек, которому особенно трудно иметь дело с женщинами, по положению равными ему. Клинтон засмеялась и спросила собеседника, отвечает ли Лавров за свои слова. Дипломат ответил, что Лавров, без сомнения, наделен доверием Медведева и, что еще важнее, — доверием Путина.

«Ну что же, это все, что я хотела знать», — сказала Клинтон. Она была намерена сделать все, что в ее силах. В демократических политических кругах ее всегда считали настроенной воинственно. Но она рассматривала перезагрузку как свою обязанность.

На различных встречах, в переписке и в телефонных переговорах Клинтон и Лавров подготавливали новые договоренности. Они назначили встречу между Медведевым и Обамой на апрель в Лондоне. На этой встрече лидеры объявили, что две страны начнут переговоры о заключении нового договора по ядерному оружию. В июле Обама посетил Москву и они с Медведевым подписали договор, обеспечивающий военным самолетам США коридор через российскую территорию в Афганистан, где вели боевые действия подразделения американской армии. Такая возможность была очень важной для США. Несколько месяцев спустя, в сентябре, Обама и Медведев снова встретились на ежегодном заседании Генеральной Ассамблеи ООН в Нью-Йорке. Медведев дал понять, что Россия расположена присоединиться к США и другим западным нациям в попытках ограничить иранскую ядерную программу.

Но и здесь в общении Клинтон и Лаврова были неоднозначные моменты. Во время нескольких встреч Лавров неоднократно просил Клинтон помочь русскому олигарху, миллиардеру Олегу Дерипаске, которого время от времени не впускали в Соединенные Штаты, подозревая в связях с организованной преступностью в России. Лавров хотел, чтобы Клинтон обеспечила олигарху получение визы.

Дерипаска был известен как один из самых приближенных к Путину олигархов. Он сделал свои миллиарды на алюминиевом бизнесе в девяностые годы. Почему именно Лавров проталкивал тему Дерипаски, было неясно. Но Лавров и другие «поднимали этот вопрос много-много раз по разным поводам, — вспоминал один из сотрудников посольства США в Москве. — Было удивительно, как они подходили к этой теме с самых разных сторон».

Клинтон ни разу не попыталась помочь Лаврову в этом вопросе. Лишь много лет спустя публика узнала, что одним из бизнес-партнеров Дерипаски в США был известный американский лоббист и политический консультант, темная лошадка Пол Манафорт.

Одной из ключевых целей перезагрузки было заставить Москву полностью поддержать усилия США по предотвращению разработки ядерного оружия Ираном. Медведев был согласен двигаться в этом направлении, но Обама не мог до конца понять, поддерживал ли эту идею Путин.

В марте 2010 года, находясь в Москве, Клинтон получила задание посетить Путина и убедиться, что премьер будет поддерживать Медведева по иранской проблеме. Она понимала, что без согласия Путина решить иранский вопрос будет невозможно. Также она прекрасно знала, что Путин бесцеремонен, непредсказуем и с ним трудно иметь дело. Позже Клинтон скажет: «Когда я встречалась с Путиным, он выглядел как те парни из метро, которые вальяжно и широко расставляют ноги, занимая чужое место, как бы говорят: „Я беру что хочу“». Она также увидела в Путине сложную фигуру, и ей предстояло придумать, как с этим справиться.

На путинской даче Клинтон заговорила о деле: «Ранее вы дали Медведеву зеленый свет на работу с нами и Совбезом ООН по Ираку, по усилению давления на Ирак. Пришло время идти до конца».

Путин не дал открытого согласия. Но продемонстрировал куда более мягкий подход, чем на публике. Он позволил Клинтон и ее коллегам заключить, что не будет блокировать поддерживаемые США инициативы по усилению санкций против Тегерана.

В какой-то момент Клинтон, чтобы разрядить обстановку, спросила Путина о его усилиях по спасению тигров на Дальнем Востоке. Путин повел Клинтон и команду ее помощников из комнаты совещаний вниз по лестнице, через другой кабинет, где несколько высших российских чиновников ждали Путина не первый час, и остановился в помещении с гигантской картой России на стене. Возле этой карты он с энтузиазмом рассказал им о предстоящей в Петербурге в ноябре конференции, посвященной сохранению популяции тигров. Он сказал, что видел по телевидению передачу, где говорилось, что снежный леопард в России также находится в опасности. И добавил, что ему было неловко узнать о происходящем в его стране из передачи на Discovery Channel. «Американцам пришлось рассказать нам об этом».

Он спросил Хиллари, не хочет ли она присоединиться к саммиту по тиграм. Она дипломатично ответила, что подумает об этом.

Путин также рассказал ей, что планирует лично получаствовать в пересчете популяции белых медведей, ставить метки на животных. И спросил, не захочет ли ее супруг присоединиться к нему в этой экспедиции. (Билл Клинтон несколькими неделями ранее перенес операцию на сердце.) Клинтон сказала, что передаст своему мужу приглашение, и если он не сможет поехать, то, может быть, она сама сможет поучаствовать. Бровь Путина поползла вверх, и она поняла, что это означало: Путин не ездит метить полярных медведей в компании шестидесятидвухлетних женщин.

Когда встреча закончилась, Клинтон и Путин провели пресс-конференцию, во время которой премьер пустился в бесконечное перечисление претензий к США. Клинтон проигнорировала критику и поздравила присутствующих с тем, что российско-американское соглашение по сокращению ядерных вооружений близится к подписанию.

Затем Клинтон села в автомобиль, который повез ее и команду в аэропорт. Все были в хорошем настроении. Им казалось, что Хиллари прекрасно справилась с задачей, умно вела себя с Путиным и, вполне возможно, может записать себе в актив важную политическую победу. Вдруг один из помощников сказал: «Маловероятно, что Билл поедет метить полярных медведей. Поэтому госсекретарю придется поехать на саммит по тиграм». Все рассмеялись. Переговоры о ядерном оружии близились к концу, и все выглядело так, что вроде бы Россия становилась союзником США на иранском направлении. На какой-то момент все они поверили, что заполучили Путина себе в сторонники. Что, может быть, перезагрузка сработает.

Казалось, что Обама не напрасно обрабатывал Медведева: это начало приносить свои плоды. В апреле 2010 года лидеры встретились в Праге и в ходе торжественной церемонии в зале Пражского замка подписали новый договор по СНВ, обязавший каждую из сторон сократить свой арсенал стратегического ядерного оружия. Сокращения не были слишком значительными, но договор оживлял процесс взаимных инспекций, который прекратился несколькими месяцами ранее: он был краеугольным камнем для дальнейших сокращений. Обе страны пообещали двигаться в этом направлении. Макфол с энтузиазмом заявил репортерам: «У нас самый настоящий разговор!» Через несколько недель Россия должна была проголосовать в Совете безопасности за новый раунд санкций против Ирана.

Той же весной совсем другие разговоры о России велись в среде чиновников разведывательных и правоохранительных ведомств США. Речь шла об операции российской разведки по проникновению в правительство США.

Это было похоже на сенсационную главу прямиком из шпионского романа времен холодной войны. Многие годы ФБР вело слежку за сетью из десятка русских кротов — «тайных агентов» на языке разведки. Они были засланы для того, чтобы замешаться в американском сообществе и раствориться в нем. По поддельным и краденым документам, с инструкциями «не высовываться», они должны были стать добрыми соседями, обзавестись семьями и отправить детей в местные школы. Их миссия, согласно сообщению, перехваченному ФБР, заключалась в «поиске и развитии связей в американских кругах, определяющих политический курс страны». Один из этих шпионов стал советником по налогам у Алана Патрикоф, генератора сбора средств для Демократической партии, близкого к Биллу и Хиллари Клинтон. Многие в ФБР находили эту связь тревожной.

ФБР давно располагало информацией об этой сети, полученной от одного высокопоставленного российского чиновника, которого смогли завербовать. Но в июне 2010 года сотрудники штаб-квартиры ФБР занервничали. Были перехвачены донесения в Москву, которые говорили о том, что один из шпионов собирался покинуть страну. За ним могли последовать и другие. Было самое время действовать и задержать группу.

На встрече в ситуационном центре Белого дома директор ФБР Роберт Мюллер проинформировал помощников Обамы о том, что Бюро намеревалось накрыть русскую сеть. Но помощник советника по национальной безопасности Томас Донилон возразил: Медведев только что приехал в Вашингтон для дальнейших переговоров с Обамой. Если сейчас арестовать русскую агентуру, это может подорвать процесс перезагрузки.

Присутствующие яростно спорили, пока свое мнение не высказал директор ЦРУ Леон Панетта. Он сказал, что Донилону следует хорошенько подумать о возможном заголовке в «Вашингтон Пост», который будет гласить: «США не смогли задержать группу российских шпионов». «Я увидел в тот момент, как в голове у него что-то переключилось», — позже рассказывал Панетта. Вскоре после встречи Донилон дал разрешение производить аресты, однако попросил, чтобы ФБР подождало, пока Медведев покинет американское воздушное пространство.

Бюро задержало шпионов 27 июня, и эта тема стояла в заголовках всех главных международных СМИ. Больше всего внимания газеты обращали на одного из агентов — на пышную рыжеволосую женщину, двадцативосьмилетнюю Анну Чапман. Вскоре стороны договорились об обмене шпионами, и русские были отправлены домой. Путин приветствовал их как героев; был устроен прием, во время которого хозяин и его гости спели песню из популярного русского сериала шестидесятых годов о советском двойном агенте в нацистской Германии — «Щит и меч». Чапман снялась для русской версии журнала Maxim, который назвал ее в числе сотни самых сексуальных русских женщин. Позднее эта операция легла в основу телесериала «Американцы».

Какие разведданные получили русские при помощи этой агентурной сети, до сих пор неясно. Может быть, и никаких. Патрикоф, занимающийся сбором средств для избирательной кампании демократов, сказал в интервью «Вашингтон Пост»: «Мы никогда не обсуждали ничего, кроме оплаты счетов». Но для ветеранов контрразведки США этот случай стал ушатом холодной воды, вылитым на голову: какой конец холодной войны? Какая перезагрузка? Решимость русских разведывательных служб внедриться в американские политические и правительственные круги не ослабла и никуда не исчезла. И уровень затрат, понесенных русскими в этой десятилетней операции, продемонстрировал, насколько важной они считали эту задачу. В Русском доме (под эти именем была известна служба ЦРУ по русским операциям) старшие офицеры, закаленные вояки холодной войны, увидели в этой истории знак, что Россия осталась противником и перезагрузка обречена. Джон Сайфер, вице-директор Русского дома, сказал: «Они никогда не прекращали попыток отыметь нас. Но не хотели, чтобы об этом стало известно».

На следующий день после ареста российских шпионов в Москву приехал Билл Клинтон — он должен был выступить с вступительной речью на конференции, спонсором которой был инвестиционный банк «Ренессанс Капитал», близкий к Кремлю. Клинтону заплатили чудовищную сумму в полмиллиона долларов за то, что он просидел в зале полтора часа, но его присутствие привлекло на конференцию высших российских правительственных чиновников. Эта сумма была в четыре раза больше той, что он получил в 2005 году, когда выступал в Москве на мероприятии, которое спонсировала одна британская фирма. И хотя жена Клинтона была государственным секретарем США, бывший президент не сократил количество своих заокеанских подработок, даже когда на халтуру его приглашали люди, которые представляли явный интерес для Госдепартамента.

В случае с «Ренессанс Капиталом» на российский рынок в тот момент выводились акции Uranium One — горнорудной компании, контролировавшей около 20 процентов производства урана в США. Российская корпорация по ядерной энергии Росатом находилась в процессе покупки контрольного пакета Uranium One, все ждали одобрения от Комиссии правительства США по контролю за иностранными инвестициями, членом которой была и Хиллари Клинтон вместе с еще восемью высшими чиновниками США.

Нет никаких свидетельств того, что Хиллари лично была когда-нибудь вовлечена в рассмотрение дела Uranium One; один из ее подчиненных говорил позднее, что сам представлял Госдепартамент в дискуссиях по сделке. Поездка супруга в Москву дала очередной повод для критики поведения этой высокопоставленной четы: они часто были слепы в том, что касалось возможного конфликта интересов. Примерно во время сделки с Uranium One один из фондов семьи президента компании пожертвовал на программы фонда Клинтона около 2,35 миллиона долларов.

Во время своего пребывания в Москве Билл встретился с Путиным, который произнес суровую отповедь по поводу арестов русских секретных агентов, произведенных ФБР, с намеком на то, что эта история может свести на нет усилия Вашингтона по налаживанию отношений. «Вы приехали в Москву в нужный момент, — сказал Путин экс-президенту. — Ваша полиция позволила себе слишком многое, посадив людей в тюрьму. Я искренне надеюсь, что позитивные изменения, которые были достигнуты в последнее время в отношениях между нашими государствами, не будут испорчены этими событиями».

В ноябре Медведев присутствовал на саммите НАТО в Лиссабоне. Хотя Путин очень часто демонизировал НАТО, Медведев подписал совместное заявление, утверждающее, что «Россия и НАТО вступили в новый этап сотрудничества, направленного на истинно стратегическое партнерство». Российский президент отметил: «Мы признали, что период охлаждения и взаимных претензий между странами завершен». «Мы видим в России партнера, а не противника», — пошел еще дальше Обама.

Разделял ли подобное видение Путин? Однажды он назвал распад Советского Союза «крупнейшей геополитической катастрофой столетия». Он твердо стоял за национальные интересы и хотел распространить власть России на былые сферы влияния. Он был единоличным лидером в долгой традиции российских властителей, и членство в клубе либеральных демократий Запада его интересовало еще меньше, чем одобрение этого клуба. Он не ставил перед собой цель стать стратегическим партнером США и НАТО. Он не собирался приспосабливаться и нравиться всем. Целью Путина была реставрация российского величия и полноправного участия в перетягивании каната глобального господства. И, верный своей выучке сотрудника КГБ, он смотрел на Соединенные Штаты и их военные действия с вечным подозрением. Как долго он сможет (и будет ли) терпеливо выносить заигрывания Медведева с Обамой?

В одной из речей 2007 года Путин обвинил Соединенные Штаты в попытке навязать России и другим странам «однополярное» мироустройство. Вторжение президента Буша в Ирак было вещественным доказательством № 1. Вскоре ему предоставят и вещдок № 2: вторжение США в Ливию.

В конце 2010 года вспыхнула «Арабская весна». Демонстранты, устроившие ее, нападали на коррумпированных властителей и призывали к демократии. Путин сразу же усмотрел в ней опасность. Начинался процесс свержения авторитарных правительств, и администрация Обамы приветствовала продемократические протестные акции.

К февралю 2011 года протесты перекинулись на Ливию и вскоре переросли в вооруженное восстание против диктатора Муаммара Каддафи. Вашингтон протолкнул в ООН резолюцию, позволившую Штатам и другим странам атаковать ливийские правительственные войска для поддержки и защиты повстанцев и гражданских лиц. Постоянный представитель США при ООН Сьюзан Райс изо всех сил старалась, чтобы русские поддержали эти меры — или, по крайней мере, не накладывали на них вето. Медведев воздержался, резолюция прошла, и представители администрации Обамы рассматривали это как свой большой дипломатический успех — еще один довод в пользу перезагрузки. Вскоре американские, французские, канадские и британские вооруженные силы начали ракетные обстрелы и боевые вылеты против сил Каддафи.

Путин был страшно зол — на Соединенные Штаты, снова влезшие в арабский мир, и на Медведева за то, что не воспрепятствовал тому, что казалось ему американской спесью. Президент заявил, что резолюция ООН «похожа на средневековые призывы к крестовым походам», и составил перечень недавних действий США, которые он считал военными преступлениями: «Во времена Билла Клинтона бомбили Югославию и Белград, Буш ввел войска в Афганистан, потом под надуманным, совершенно лживым предлогом ввели войска в Ирак, ликвидировали все иракское руководство, убили даже детей в семье Саддама Хусейна. Теперь под предлогом защиты мирного населения на очереди Ливия».

Казалось, он опасается, что если США позволяют себе зайти так далеко в низвержении правительств по всему миру, то не станет ли Россия следующей?

Команда Обамы, занимающаяся внешней политикой, была застигнута врасплох. «Мы не могли и предположить, насколько это выведет Путина из себя», — вспоминал Джейк Салливан, тогдашний директор службы Госдепа по политическому планированию.

Медведеву предстоял еще год президентства, и вопрос заключался в том, позволит ли Путин ему остаться на второй срок или снова потребует этот пост для себя. Резкий ответ Путина на действия в Ливии означал конец Медведева-президента.

Хиллари Клинтон полагала, что администрация Обамы должна начать подготовку к возвращению Путина ко всей полноте власти. Она не поехала на саммит по сохранению популяции тигров, куда ее приглашал Путин. Саммит состоялся в ноябре. После этого она встречалась с человеком из американского правительства, который участвовал в мероприятии, — не для того, чтобы поговорить о тиграх, а для того, чтобы побыть в путинском окружении.

Этот американский чиновник получил кое-какие интересные сведения и поделился ими с Клинтон: Путин начал менять коменду. Русские, еще недавно работавшие в медведевской президентской команде, переходили работать к Путину. Это подтверждало мысль о том, что Путин действительно намеревался убрать Медведева и сам идти на президентские выборы 2012 года.

Клинтон послала в Белый дом записку: пришло время подумать о возвращении Путина к власти и о последствиях этого для политики США. Записка Клинтон привела в раздражение многих деятелей администрации, включая представителей ее собственной службы. Им казалось, что она слишком торопится получить выгоду от заданной по умолчанию апологии войны. Многие чиновники президентской администрации надеялись, что смогут еще немало выжать из перезагрузки.

В сентябре 2011 года Путин сделал официальное заявление. Появившись на публике вместе с Медведевым, он объявил, что будет участвовать в президентской гонке. Медведеву предстояло уступить и заняться кабинетом министров. Для официальных лиц в США, которые так много поставили на работу с Медведевым, это стало огромным разочарованием.

Хорошим эмоциональным шоком стал этот ход и для российского истеблишмента. Худшие опасения в отношении Путина, высказывавшиеся Каспаровым, Немцовым и другими оппозиционными лидерами, подтвердились, причем настолько, что стало понятно пренебрежение Путина к любому подобию демократических процессов. «Народу не нравится, когда с ним обращаются как с ковриком у двери, о который Кремль вытирает ноги, — заметил позднее Владимир Кара-Мурза, молодой и харизматичный деятель российской оппозиции. — Неприемлемо, когда два человека выходят к людям и говорят: мы встретились, поговорили между собой и решили, что вот он будет президентом, а я стану премьер-министром. И люди решили: мы не скот».

«Мы не скот» — вскоре эта фраза станет лозунгом российской оппозиции.

Вскоре после сделанного тандемом заявления посольство США начало собирать свидетельства возникновения народной оппозиции к Путину. Однажды Путин пришел на боксерский матч и поднялся на ринг. Толпа принялась свистеть. «Можно было почувствовать в этом обеспокоенность по поводу еще одного шестилетнего срока с Путиным», — вспоминал тогдашний посол США в России Джон Бейрль.

Казалось, надвигается конфликт.

Глава 3 Мы здесь потому, что Клинтон разослала нам СМС?

Россия полным ходом шла к политическому кризису, и Путин винил в этом лично Хиллари Клинтон.

В самом начале декабря 2011 года в России прошли выборы в Государственную Думу. Наблюдатели сообщали о вопиющих подтасовках, включая бесстыдный вброс бюллетеней в урны. Появились видеозаписи, на которых председатели избирательных комиссии сами заполняли стопки бюллетеней. Это было похоже на вирус. За несколько дней улицы центра Москвы заполнили толпы протестующих, которые выкрикивали: антипутинские лозунги. Несколько сотен человек было арестовано. Сообщества наблюдателей за российскими выборами, а также антипутинские веб-сайты и радиостанции сообщали о том, что стали жертвами атак хакеров. Партия Путина «Единая Россия» набрала около половины голосов, что означало значительную потерю мест в Думе. Занявшая второе место коммунистическая партия набрала 19 процентов.

На следующий день после выборов Клинтон участвовала в международной конференции по Афганистану в Бонне. Не сводя глаз с Лаврова, она заявила, что Соединенные Штаты «высказывают серьезную озабоченность по поводу проведения выборов. Мы также озабочены сообщениями о том, что независимые наблюдатели за выборами подверглись нападкам, а их сайты — кибератакам. Это полностью противоречит идее обеспечения прав народа наблюдать за ходом выборов, участвовать в них и распространять правдивую информацию». Она отметила, что гордится теми русскими, которые пытались добиться справедливых выборов, и что российские избиратели заслуживают полного расследования всех достоверных отчетов о мошенничестве и манипуляциях на избирательных участках. На следующий день она продолжила высказываться критически: «Российский народ, как любой другой народ, заслуживает того, чтобы его голос услышали, а его избирательная воля была учтена. Это означает, что русские заслуживают справедливых, свободных, прозрачных выборов и лидеров, которые будут нести перед ними ответственность».

Насколько удивительными были эти комментарии? Макфол оправдывал заявления Клинтон, решив, что именно государственный секретарь, а не чиновник низшего уровня или пресс-секретарь должен выражать позицию США по этому вопросу. «Я хотел, чтобы русские обратили на это внимание», — вспоминал он позднее. Но для некоторых официальных лиц в США заявление Клинтон об американской поддержке справедливых демократических выборов было не чем-то неожиданным, а скорее простой рутиной. Уолландер позже говорила: «Мы все время видим нечто подобное. Это, по правде говоря, стандартно для Госдепа».

Совсем не так эту ситуацию воспринимал Путин. Протесты были для него чрезвычайным происшествием. Чиновники в США, смотревшие видео и изучавшие фотографии того времени, считают, что он был шокирован всплеском беспорядков. В своем видении мира Путин не допускал случайных совпадений. Когда его дела и дела России шли плохо, он сразу видел в этом скрытую игру американцев, пытающихся навязать ему свой «однополярный» мир. Оглядевшись вокруг в поисках того, кого можно было бы обвинить в демонстрациях протеста, он указал на американского госсекретаря.

Во время своего официального выступления после завершения выборной кампании Путин, обращаясь к группе своих политических союзников, собравшихся за круглым столом в конференц-зале и слушавших его со скучными лицами, заявил, что Клинтон «задала тон некоторым деятелям внутри страны; она подала им сигнал». Он упрекал ее в том, что она подстрекала протестантов бросить ему вызов, и утверждал, что демонстрации протеста, развернувшиеся по всей стране, были результатом вливания сотен миллионов долларов. Он добавил: «Мы все тут взрослые. Мы прекрасно понимаем, что организаторы действуют по прекрасно известному сценарию и в своих собственных корыстных интересах».

После этого на улицы Москвы, Санкт-Петербурга и дюжины других городов вышли тысячи людей. Они требовали честных выборов и обвиняли Путина. Протестанты высмеивали путинские домыслы о том, что ими дирижировала Клинтон. На одном из протестных шествий оратор спросил толпу: «Мы здесь потому, что нам Клинтон СМС разослала?»

Путин ненавидел, когда ему бросали вызов и проверяли на прочность. А за всем этим, как ему представлялось, стояла Хиллари Клинтон. Его недовольство будет тлеть годами и приведет к последствиям, которые в Соединенных Штатах никто не мог предвидеть.

В марте 2012 года Путин совершенно ожидаемо был избран российским президентом на третий срок. Примерно в это же время Клинтон отправила в Белый дом секретную записку, в которой изложила свою позицию относительно нового политического подхода к отношениям с Россией. Вернувшись к власти, Путин принялся жестко закручивать гайки. Клинтон предостерегала, что Путин намеревается вновь советизировать Россию, вернуть ее к прежнему порядку, что он «испытывает глубокое раздражение по отношению к США и смотрит на наши действия с подозрением». Ее записка не содержала никаких призывов к действию. Она только рекомендовала, чтобы Белый дом еще раз обдумал перезагрузку и, может быть, отказался от этой доктрины.

Команда Белого дома, включая Тома Донилона, к тому времени ставшего советником по национальной безопасности, не хотела отказываться от перезагрузки, которую они считали визитной карточкой международной политики президента. Ближайшие советники Обамы по национальной безопасности по-прежнему думали, что найдут пути укрепления отношений с Путиным, хотя бы для горсточки специфических задач, включая сокращение ядерных вооружений — личный приоритет президента. А кроме того, на повестке дня по внешней политике встала новая задача: положить конец кровавой гражданской войне в Сирии, вызванной протестами против жестокого диктатора Башара Асада, которого решительно поддерживал Путин.

В сентябре на саммите Азиатско-Тихоокеанского экономического сотрудничества во Владивостоке Клинтон встретилась с Лавровым и стала настойчиво убеждать его в необходимости сотрудничества с США по разрешению сирийского конфликта. Но министр никак на это не среагировал.

На этой сессии Лавров сказал Клинтон, что Путин намерен выдворить из России американское Агентство по международному развитию (USAID). Со времен холодной войны это агентство поддерживало организации российских правозащитников, борцов за окружающую среду, способствовало проведению справедливых выборов. В последние годы оно вкладывало в эту деятельность до 50 миллионов долларов ежегодно. Выдворение USAID стало результатом путинских претензий о том, что США хозяйничают в российской политике, пытаются ослабить его позиции.

Клинтон была возмущена и покинула встречу, оставив на столе свои заметки и бросив Лаврову, что он может почитать их, если ему интересно.

На торжественном ужине АТЭС случился памятный эпизод. Клинтон сидела рядом с российским президентом и рассказала о том, что недавно посетила мемориал в Петербурге в память погибших во время блокады города. В продолжение темы Путин рассказал душераздирающую историю. Во время войны, рассказал он Клинтон, его отец, солдат, пришел домой с передовой на кратковременную побывку. Недалеко от дома, в котором он жил со своей женой, он увидел груду человеческих тел, сложенных прямо на тротуаре. Какие-то люди грузили трупы в грузовик. И в этой куче тел Путин-старший увидел ногу в знакомом башмаке. Это была обувь его жены. Он попросил отдать ему тело. Сначала ему было отказали, но потом смягчились. Когда он взял тело жены на руки, то понял, что она жива, и отнес ее домой. Со временем женщина поправилась, а через восемь лет родила Владимира.

Впоследствии Клинтон пересказала эту историю Макфолу, бывшему к тому времени послом США в России. Он такого никогда не слышал. Ни один из них не знал, насколько правдивой была рассказанная Путиным история. Пытался ли Путин, известный своей манерой сбивать иностранных лидеров с толку, впечатлить Клинтон своим рассказом?

Клинтон и кое-кто еще из администрации продолжали прощупывать возможности пересмотра политики в отношении России. Но в это время в Белом доме появилась еще одна причина для беспокойства — это был год выборов в самих Штатах. «Мы не хотели пересматривать нашу политику в то время, когда президент идет на перевыборы», — скажет позднее Макфол. Президент и его команда хотели записать перезагрузку себе в зачет, как крупный успех своей внешней политики. Они, конечно же, не желали, чтобы занозистая дилемма взаимоотношений с Путиным превратилась в часть повестки предвыборной кампании.

Россия попыталась разжечь небольшую предвыборную заварушку, когда в марте в Сеуле при включенном микрофоне Обама неосторожно сказал Медведеву, отбывавшему в президентском кресле последние дни: «После того как меня переизберут, у меня будет больше пространства для маневра». Обама имел в виду переговоры о том, будут ли Соединенные Штаты разворачивать в Европе системы противоракетной обороны — этот вопрос был очень важен для Москвы. Но со стороны казалось, что президент США пытался заключить с русскими частную сделку — и скрыть свои планы от электората. Республиканцы кинулись в атаку. «Если бы не случай с включенным микрофоном, намерения президента стали бы известны лишь господину Путину, а не американскому народу», — возмущался республиканский сенатор от Миссисипи Роджер Уикер.

Митт Ромни, которого президент планировал выдвинуть в кандидаты от республиканцев, предал обамовскую перезагрузку анафеме и объявил, что Россия, «без сомнения, является нашим геополитическим противником номер один». Помощники Обамы увидели в этом повод выставить Ромни на посмешище за то, что тот застрял в далеком прошлом. «Я совершенно уверен в том, что холодная война закончилась, когда кое-кто из сидящих в этом зале был еще в начальной школе», — язвил перед репортерами Джей Карни, пресс-секретарь Белого дома и бывший московский корреспондент журнала Time. Вопрос снова всплыл во время третьих и последних президентских дебатов между двумя кандидатами. Обама атаковал: «Когда вас спросили, какова крупнейшая политическая угроза, перед которой стоит Америка, вы сказали: Россия. Не „Аль-Каида“. Вы сказали: Россия. И восьмидесятые годы прошлого века сейчас окликают нас, требуя вернуть им международную политику того времени, потому что холодная война закончилась двадцать лет назад».

Ромни ушел в оборону: он настаивал, что у него «четкое видение по этому вопросу». Многие прихлебатели сочли, что Обама выиграл в этом обмене уколами. Но это вряд ли было важно. Те выборы выигрывались на других полях: решение Обамой экономических вопросов, проблем здравоохранения, деловая карьера Ромни… Вопрос о Путине и России вряд ли вообще попал в поле зрения большинства избирателей.

Обама безоговорочно победил. Но спустя годы многие из сотрудников президентской администрации, оглядываясь на кампанию по высмеиванию Ромни из-за его позиции по России, смущаются. «Нам следовало понять, что перезагрузка умерла намного раньше», — сказал один из высших чинов национальной безопасности при Обаме.

В первые недели после выборов Конгресс США сделал шаг, который усилил и без того растущее напряжение между Вашингтоном и Москвой, — прошел двухпартийный закон, известный как акт Магницкого.

История Сергея Магницкого трагична. Этот тридцатисемилетний адвокат, специалист по налогам, умер мучительной смертью в камере московской тюрьмы в 2009 году. Сергей работал у Билла Браудера, американского финансиста, который руководил хедж-фондом Hermitage Capital Management со штаб-квартирой в Лондоне. Компания Браудера была одним из крупнейших инвесторов в России до той поры, пока он не поссорился с путинским режимом. В 2007 году российская милиция совершила несколько рейдов в офисы Браудера с изъятием документов и последующим прекращением всех деловых операций.

Финансист, которого к этому времени уже изгнали из страны, попросил Магницкого выяснить причины атак. Вскоре адвокат обнаружил, что российские полицейские и налоговые чины использовали документы, незаконно изъятые — читай украденные — из Hermitage Capital, для того чтобы провернуть аферу с налогами, которая принесла им 230 миллионов долларов. Это был вопиющий пример коррупции, которая процветала среди высших российских чиновников.

После того как Магницкий обратился с иском, обвиняя российских официальных лиц в мошенничестве, он был арестован и сам обвинен в уклонении от налогов. Находясь в заключении, он серьезно заболел, страдая от камней в желчном пузыре и панкреатита. Магницкий неоднократно обращался с просьбами о медицинской помощи, в которой ему было отказано. Корчась от страшной боли, он документировал случаи ненадлежащего обращения с ним. Осталось 450 написанных от руки жалоб. После его смерти независимое расследование установило, что его тело было покрыто множественными синяками и ссадинами — результат побоев, которые наносили тюремные надзиратели.

За годы, прошедшие с тех пор, российские оппозиционеры и правозащитники превратили дело Магницкого в символ злоупотреблений государственной власти в России — этой теме, по мнению инакомыслящих, администрация Обамы уделяла слишком мало внимания. Браудер начал кампанию по разработке и принятию в США закона, который наложил бы жесткие санкции на российских официальных лиц, подозреваемых в причастности к смерти его советника по налогам. Для Браудера это стало его личным крестовым походом. Большинство русских инакомыслящих, включая Каспарова, Немцова и Кара-Мурзу, поддержали действия Браудера, видя в нем мощное предостережение Путину и его приятелям-олигархам: давление и наезды Кремля на оппозицию не пройдут без неприятных последствий и превратят Россию в международного изгоя.

Кампания в поддержку акта Магницкого поставила Белый дом в затруднительное положение. Обама и хотел бы продвигать дело защиты прав человека — но лишь настолько, насколько оно не вступало в конфликт с другими целями внешней политики. Чины в администрации без лишнего шума противостояли принятию акта, они рассматривали это как вмешательство Конгресса в прерогативы исполнительной власти и усугубление и без того напряженных американо-российских взаимоотношений. Кара-Мурза рассказывал, что на приеме в российском посольстве в Вашингтоне в 2011 году Макфол, по-прежнему бывший главным советником по России в НСБ, разругал его за лоббирование этой меры. Макфол задержал его и сказал: «Как вы, русские, смеете указывать нашему Конгрессу, что ему делать?! Вам не пристало говорить нам, какие законы принимать. Мы должны сами решать такие вопросы». Много лет спустя за чашкой кофе Макфол признался: «Ты был прав насчет закона Магницкого. А мы заблуждались». (Сам Макфол впоследствии говорил, что он весьма смутно помнит встречу в российском посольстве. А вот в том, что касается разговора за чашкой кофе, он не оспаривал версию Кара-Мурзы: «Я уверен, что говорил что-нибудь вроде этого».)

В конце концов Обама подписал закон Магницкого. Как можно было ожидать, российское правительство нанесло ответный удар. В Думе прошел закон, запрещающий усыновление российских детей в США. (Между 1999 и 2012 годом американцы усыновили около пятидесяти тысяч российских детей.) Министерство иностранных дел выпустило список из 18 бывших и действующих американских чинов, которым был запрещен въезд в Россию.

Когда Клинтон готовилась покинуть пост госсекретаря в январе 2013 года, она отправила Обаме заключительную записку, в которой объявляла перезагрузку почившей в бозе. Она рисовала Путина как принимающую все большие масштабы угрозу для мирового порядка; наиболее тревожащим фактом она считала поддержку Путиным жестокой диктатуры Асада в Сирии. Она рекомендовала Обаме не демонстрировать склонность к сотрудничеству с Путиным, не баловать его вниманием на высоком уровне, не принимать его приглашений на саммиты в Москве. Путин лучше понимает и ценит силу, чем сотрудничество. Позднее она писала: «Не все в Белом доме согласились с моим достаточно резким анализом». Когда кто-то из сотрудников спросил Донилона, видел ли он меморандум Клинтон по России, Донилон отмахнулся: «Да, видел», — и свернул дальнейшую дискуссию.

Было очевидно, что новый период взаимного охлаждения развивается самым тревожным образом: резко увеличилось количество случаев травли сотрудников американского посольства в России. Физическое и психологическое запугивание американцев, работавших в России, было старой советской тактикой. Во время холодной войны русские облучали американское посольство в Москве радиоактивными микроволнами, а на улицах города на сотрудников неоднократно нападали молодчики бандитского вида.

Теперь за всем персоналом посольства следили, куда бы человек ни направлялся. В их квартиры незаконно проникали. Один пришел домой и обнаружил своего пса отравленным, другой нашел мертвой птичку, третий увидел прямо посреди квартиры человеческие экскременты. «Преследователи приставали к людям, прокалывали шины автомобилей, врывались в квартиры, отключали отопление, срывали встречи официальных лиц посольства со своими контактерами. Все это — на грани физического насилия», — вспоминал один из американских служащих, работавших в то время в Москве. Однажды Чад Норберг, эксперт службы защиты прав человека в консульстве Петербурга, пришел в торговый центр со своим семилетним сыном. Российский сотрудник госбезопасности, ведший за ним слежку, схватил мальчика и сильно встряхнул его. Норберг ударил нападавшего. Видеозапись инцидента оказалась на российском телевидении — утверждалось, что американский дипломат напал на невинного человека. Норберг покинул Россию, приняв другое назначение.

Но никто не подвергался преследованиям больше, чем Макфол, прибывший в Москву в качестве посла США в начале 2012 года. Едва попав в российскую столицу, он стал получать письма с угрозами физической расправы. За его детьми следили по дороге в школу и на футбол, что приводило нового посла в бешенство. Однажды зимним вечером Макфол пришел повидать правозащитника Льва Пономарева к нему домой. Когда он подходил к зданию, его встретила неуправляемая толпа и два репортера прокремлевской телекомпании НТВ с телевизионными камерами. Толпа преградила ему путь и выкрикивала: «Ты здесь зачем? К кому пришел?» Другой дипломат, присутствовавший при стычке, вспоминал: «Они заставили его разнервничаться. Он потерял самообладание». Макфол начал огрызаться, обвинив репортеров в незаконной слежке, чтении его электронной почты, прослушивании его телефонных разговоров. «Как вы узнали, что я намеревался сюда прийти?» — кричал он. Он говорил о нарушении его дипломатических прав и о том, что Россия превратилась в дикую, чуждую цивилизации страну.

Провокация достигла своей цели. Вспышка Макфола была показана по российскому телевидению в тот же вечер. Немного позже Макфол присутствовал на встрече в Кремле, и кто-то из его русских друзей отвел его в сторонку и предостерег: «Ляг на дно, ты на очень тонком льду». «Что ты хочешь сказать?» — спросил Макфол. И ему ответили, что Путин считает его возмутителем спокойствия, а поэтому Макфолу следует быть очень осторожным. В другой раз на какой-то вечеринке еще один его русский приятель, предвещая недоброе, сказал, что Путин смотрит на посла как на агента ЦРУ, которого послали в Россию, чтобы подстрекать к революции против режима.

Количество инцидентов росло, и Макфол попросил Белый дом дать Москве решительный отпор, но так и не дождался его. Отчасти проблема состояла в том, что история выглядела личной. Но неспособность администрации Обамы на яркую реакцию привела к разочарованности в среде посольских работников, которые с горечью говорили: «Белый дом не будет ничего предпринимать. У русских есть все основания делать что им заблагорассудится, и им ничего за это не будет».

В начале 2013 года Макфол, который затеял перезагрузку в виде эксперимента, а потом приветствовал малейший прогресс в этой сфере, послал секретную телеграмму новому государственному секретарю, Джону Керри, в прошлом сенатору. Макфол в основном соглашался с резким заключением Хиллари Клинтон: Путин вел Россию в нежелательном направлении, а перезагрузка не оправдала себя. Позднее Макфол вспоминал: «Весьма иронично: я был автором перезагрузки, и поначалу многие полагали, что я слишком мягок с русскими. Потом я показался слишком жестким по отношению к ним. Но я думал: времена меняются, мы тоже должны меняться».

В феврале 2013 генерал Валерий Герасимов, начальник Генштаба Вооруженных сил РФ, опубликовал статью в малоизвестном российском военном журнале, в которой призвал приспособить российскую военную стратегию к современному миру. Первоначально публикация привлекла не так уж много внимания в среде служителей американской национальной безопасности. Но после того как радио «Свобода» опубликовало ее перевод на английский, статья обратила на себя внимание официальных лиц. Русский военачальник предлагал новую доктрину, которая смогла бы определить, как Россия будет противостоять Соединенным Штатам… и воевать с ними.

В статье Герасимов исследовал, каким образом социальные сети влияли на «Арабскую весну» и подпитывали ее. Он отметил, что в мире, находящемся под властью интернета, существуют новые способы ведения войны: политические, экономические, информационные. И эти способы могут задействовать «протестный потенциал населения». Иными словами, информационные методы и способы ведения войны могут быть использованы для превращения в оружие политических разногласий внутри другой нации. Герасимов разрабатывал доктрину «гибридной войны» — новой формы конфликта, в котором столкновения лоб в лоб между армейскими батальонами и воздушными истребителями станут приметой далекого прошлого: их заменят хакеры и специально обученные пропагандисты, натасканные на использование в своих целях конфликтов, существующих в рядах противника.

«Сами „правила войны“ существенно изменились, — писал Герасимов. — Возросла роль невоенных способов в достижении политических и стратегических целей, которые в ряде случаев по своей эффективности значительно превзошли силу оружия… Дистанционное бесконтактное воздействие на противника становится главным способом достижения целей боя и операции». Герасимов не пояснил, какие именно «бесконтактные воздействия» заменят операции наземных войск. Но было вовсе не трудно догадаться, о чем он говорит.

Российская разведка вела себя все более агрессивно, все более запутанными становились ее кибератаки: хакеры проникали в правительственные, деловые и информационные сети по всему миру. Всю свою мощь русские хакеры показали в 2007 году, когда они провели внезапную массированную атаку в Эстонии: после того как эстонское правительство демонтировало в Таллине памятник советскому солдату, хакерские атаки заблокировали банковскую систему страны, водоснабжение и канализацию, а также веб-сайты правительственных служб и средств массовой информации. Страна была парализована на несколько дней. А в 2008-м кибервоины при помощи изобретательного трюка взломали компьютеры Центрального командования США, которое контролировало военные действия на Среднем Востоке. Их оперативные сотрудники наводнили рынки в Кабуле, на которых американские солдаты покупали всякую всячину, флеш-накопителями c встроенными вирусами. Достаточно было, чтобы всего один американский солдат с зараженной флешкой подключился к компьютеру, завязанному на сеть Центрального командования, и русские незаметно получили планы военных операций США.

Российские кибератаки были только одной страницей в герасимовской стратегии. Еще одной было возвращение к жизни старой советской тактики грязных трюков. И очень скоро Кремль использует один такой трюк против цели высокого уровня — представителя американского дипкорпуса из высшего эшелона.

В ноябре Виктор Янукович, коррумпированный президент Украины и друг Путина, внезапно вышел из соглашения по укреплению торговых связей с Европейским союзом. Это соглашение повсеместно рассматривалось так, что Украина уходит с российской орбиты и начинает сближение с Западом. Конечно же, Путин был против и надавил на Януковича и его окружение, чтобы расстроить договоренности.

После возвращения Януковича на прежний курс озлобленные протестующие собрались в Киеве, возмущаясь таким поворотом событий и продажностью власти. В начале декабря восемьсот тысяч человек участвовало в шествии, протестующие заняли здание городской администрации и Майдан, центральную площадь города. В один из этих дней Виктория Нуланд, помощник госсекретаря по делам Европы и Евразии, известная своей жесткой позицией по отношению к России, посещала Майдан и раздавала протестующим сэндвичи.

С ростом политических беспорядков Путин бросил Януковичу спасательный канат: он согласился выкупить 15 миллиардов долларов украинского долга и на треть урезать цену на газ. Но этого было недостаточно. Протесты в Киеве продолжались, становясь все более бурными и распространяясь на другие части страны. Майдан стал зоной военных действий. Столкновения между протестующими и отрядами полиции особого назначения принесли первые жертвы.

Все время кризиса Кремль обвинял Вашингтон в том, что американцы инспирировали хаос и вооружали оппозиционных мятежников, чтобы свергнуть режим путинского союзника прямо у границ России. Официальные лица администрации Обамы, опасаясь, что Украина может скатиться в кровавую гражданскую войну, вели интенсивные переговоры с украинскими, европейскими и российскими коллегами в попытках выработать позицию, которая помогла бы положить конец насилию и восстановить стабильность. Обама несколько раз разговаривал с Путиным, доказывая, что Вашингтон не раздувает новую революцию. Президент США подчеркивал, что если бы сторонам удалось достичь соглашения по Украине, то и отношения Москвы с Вашингтоном вышли бы на новый уровень. Можно было бы рассматривать возможность массового сокращения ядерных вооружений.

27 января 2014 года Нуланд вернулась в Вашингтон, и ей позвонил Джеффри Пайетт, посол США в Украине. В рамках подготовки к предстоящим переговорам Нуланд и Пайетт работали с украинской оппозицией, пытались создать коалиционное правительство, в которое вошли бы Янукович и лидеры майдана. Во время этого разговора американцы открыто обсуждали достоинства разных лидеров оппозиции, которые могли бы войти в коалицию. Они также выражали разочарование в том, что ЕС не делал большего для прекращения кризиса.

И Нуланд сказала послу: «Да черт с ним, с Евросоюзом!»

Десятью днями позже на «Ютьюбе» был размещен аудиофайл со всем разговором целиком. Вопроса, кто это сделал, не возникало. Клип изначально выложил в «Твиттер» некий российский чиновник, а затем видео было широко растиражировано российскими медиа. Русские приводили его как скандальное вещественное доказательство того, что Соединенные Штаты вмешивались в чужие дела и пытались подтасовать политические результаты кризиса в Украине.

Позднее Нуланд писала: «Я сразу поняла, что происходит: Путин пытался просто дискредитировать меня или сделать так, чтобы меня вообще уволили».

Она извинилась и выдержала натиск. Обама позвонил ей со словами поддержки. Администрация покритиковала Москву за использование аудио. И этот эпизод вскоре ушел в тень более драматических событий украинского кризиса. Однако вываливание в интернет перехваченных дипломатических телефонных разговоров предполагало, что русские готовы действовать на арене информационной войны безбоязненно и предпринимать агрессивные и провокационные шаги против того, кого Кремль считал своим основным соперником, — правительства Соединенных Штатов.

«Русские за двадцать пять лет не предали гласности ни один телефонный разговор, пока не началось это, — говорила потом Нуланд. — Мы не должны были игнорировать их действия. Мы должны были протестовать согласно процедуре, а мы не сделали этого… Имея дело с Путиным, вы должны все время быть готовы нанести ответный удар».

Глава 4 Мы с вами незнакомы, но я работаю на фабрике троллей

Казалось, что Путин думает о чем-то постороннем: он выглядел отрешенным. Вечером 23 февраля 2014 года российский президент сидел в VIP-ложе на сочинских зимних Олимпийских играх. Шла церемония закрытия — грандиозное представление с тысячным детским хором, исполняющим российский национальный гимн, и фейерверком под музыку Чайковского. Для Путина это должен был быть момент триумфа. Кремль потратил около 50 миллиардов долларов на проведение этих игр. Президент хотел, чтобы Олимпиада продемонстрировала возвращение России на мировую арену. Но те, кто видел Путина той ночью, не могли не заметить, что он выглядел обеспокоенным и едва мог улыбнуться.

Не было никакого сомнения в том, что именно могло его так занимать: это был кризис в Украине. В Киеве продолжались протесты, царил хаос, демонстрантов расстреливали снайперы. В конце концов Обама и его помощники на скорую руку состряпали соглашение: оппозиция отступит, Янукович останется у власти, выборы пройдут через полгода. Но Янукович внезапно улетел из Киева 22 февраля, и оппозиция взяла верх. Официальные лица США решили, что они предотвратили дальнейшее насилие и поддержали стабильность в Украине. Путину события виделись иначе: Соединенные Штаты организовали переворот для свержения его союзника и установления антипутинского режима по ту сторону российской границы. И теперь вопрос заключался в том, как ему следует отвечать.

Когда на следующее утро он вернулся в Москву после церемонии закрытия, он был (согласно собранным посольством США сведениям) в ярости на свои разведслужбы и решительно намеревался восстановить превосходство России, подавить переворот, вдохновленный и срежиссированный Соединенными Штатами. Когда британский премьер-министр Дэвид Кэмерон позвонил, чтобы обсудить кризис в Украине, Путин сказал ему: «Это моя зона влияния. За последние несколько лет Запад многократно нарушал ее — в Ливии, в Сирии…»

Разведсообщество в Соединенных Штатах опасалось, что Путин мог готовиться к занятию Крыма — полуострова на юге Украины, где большинство населения составляли этнические русские. Появлялись сообщения о российских военных учениях, которые могли быть использованы как прикрытие для вторжения. Но чиновники Госдепартамента и многие в Белом доме неохотно допускали вероятность, что Путин зайдет так далеко. Украина была независимым государством с сорокапятимиллионным населением; со времен распада Советского Союза в 1991 году Крым был частью ее суверенной территории. В Вашингтоне превалировало мнение, что Путин, вероятнее всего, попытается добиться максимального влияния на ситуацию через новое украинское правительство.

В дни после окончания Олимпиады один из старых чиновников США при посольстве в Москве, думая о получении доступа к сведениям о путинских намерениях, нашел секретный источник — чиновника из высших кругов в правительстве, имевшего доступ к ближнему окружению президента.

Источник стал для американского правительства золотоносной жилой, приносившей драгоценные крупицы информации о дебатах и маневрах соперничающих фракций в борьбе за власть внутри Кремля. Многое из этой информации было лишь слухами: кто поднялся, кого подмяли, кто имел доступ к телу, кто и по какой причине был его лишен. Но при сложившихся обстоятельствах, когда многое стояло на кону, Америка хотела знать: каков путинский план? Являются ли сведения о возможном военном походе на Крым реальностью или просто уловкой?

Источник рассмеялся и сказал, не в силах сдержать эмоции: «Аннексия состоится. На 110 процентов». Он сказал, что Путин и его окружение уже приняли решение. И на этом не остановятся. Путинский режим разрабатывал план расширения своего влияния на всю Украину.

Информация, полученная от секретного агента, оказалась абсолютно точной. Неделей позже российские силы взяли Крым и завладели Севастополем — портом на Черном море. Вскоре после этого Путин объявил о формальном присоединении Крыма к Российской Федерации. В последовавшие недели и месяцы боевые действия распространились на другие части Украины. Путин поддерживал сепаратистов, которые занимали административные здания и сражались с правительственными войсками в восточной Украине.

В ответ на действия Путина в Украине Соединенные Штаты и Европейский союз стали вводить против России жесткие экономические санкции, одну за другой, а то и пакетами. На одном благотворительном вечере Клинтон, готовившаяся к президентской гонке, но пока скрывавшая это, сравнила действия Путина в Украине с «тем, что делал Гитлер в тридцатые годы».

Но Путин сохранял невозмутимость. 18 марта российский лидер произнес в Большом Кремлевском дворце страстную, эмоционально заряженную речь, обосновывая свои действия. Он заявил, что Крым «представляет нашу историю и гордость». Он вспомнил о князе Владимире, который в 988 году крестился в Херсонесе, что стало началом христианской Руси. «После тяжелого, длительного, изнурительного плавания Крым и Севастополь возвращаются в родную гавань, к родным берегам, в порт постоянной приписки — в Россию», — заявил Путин. Его слова были встречены громовыми аплодисментами.

Секретный источник, сливавший информацию о планах российского президента Соединенным Штатам, не был шпионом в формальном смысле. Им не занималось никакое разведывательное агентство США, у него не было куратора, который давал бы ему инструкции, оборудовал тайники или налаживал секретные каналы связи с заокеанскими хозяевами. Но этот российский чиновник стал одним из самых значимых источников информации о том, что происходило при дворе Путина.

Информатор понимал опасность, грозившую ему из-за общения с американскими официальными лицами. Иногда он на полную мощность включал звук телевизора и радиоприемника в своем кабинете — лучшее средство создать помехи для прослушивания. Он в спешке писал записки и передавал их своему американскому клиенту. По мере разрастания конфликта в Украине, с появлением сообщений о «зеленых человечках» — хорошо вооруженных российских военных в нейтральной униформе, — его информация становилась все более ценной и все более удручающей.

Источник сообщил сотруднику посольства США, что в Кремле нет единства мнений. Была относительно умеренная часть под предводительством Лаврова и Пескова, которые призывали к осторожности, предупреждали, что западные санкции в ответ на действия в Украине приведут к изоляции России и создадут опасность для ее экономики. Но группа приверженцев жестких действий числом превосходила «умеренных». Эта партия включала в себя Юрия Ковальчука, миллиардера, владельца банка «Россия»; он был другом президента еще с Санкт-Петербурга, и его называли «путинским банкиром». Туда же входили представители силовых ведомств. Александр Бортников, шеф ФСБ, Николай Патрушев, один из руководителей госбезопасности, и их товарищи хотели, чтобы Москва открыто проигнорировала санкции и заняла еще больше территории в русскоязычных областях Украины.

И, что было еще более тревожным, источник утверждал, что Путин все больше и больше подпадает под влияние харизматичного, телегеничного священника русской православной церкви отца Тихона Шевкунова. Основным посылом Шевкунова было следующее: божественная миссия Путина заключается в спасении России от дальнейшего упадка и защите христианских ценностей от либерального Запада. Этот священник стал постоянным спутником Путина, сопровождая его даже в зарубежных поездках. Вихрь слухов носился по Кремлю: будто Тихон стал путинским доверенным лицом и, обратив президента в христианскую веру, его духовником и крестным отцом. Информатор описывал Тихона как современного Распутина. Как только казалось, что умеренные начинали одерживать верх в борьбе за российскую внешнюю политику, банкир Ковальчук подтягивал священника, чтобы тот встряхнул Путина.

От российского информатора поступали и еще более тревожные сведения: Путин и его ближний круг постоянно выражали свое пренебрежение по отношению к Обаме и его администрации, многие формулировки содержали расистские термины. Ближайшие советники президента привычно унижали и очерняли Обаму и его службу национальной безопасности. Слова «слабый, нерешительный» противоречивым образом соседствовали с обвинениями в том, что Америка вмешивалась во внутренние российские дела. В присутствии Путина Обаму называли «негром».

Небольшое количество официальных лиц США, допущенных к ознакомлению с отчетами этого источника, задавались вопросом: Путин и его команда действительно воспринимали Обаму именно так? Но надежность источника оказалась подкреплена совсем недавними событиями. Несколько месяцев назад Ирина Роднина, российская фигуристка, разместила расистский твит, где на отредактированном в фотошопе изображении были показаны сам Обама и первая леди Мишель Обама под видом обезьян, восхищенно разглядывающих банан. Посольство Соединенных Штатов выдвинуло протест, а Роднина заявила в «Твиттере», что ее аккаунт был взломан. Когда началась сочинская Олимпиада, Путин назначил Роднину, члена его думской партии «Единая Россия», одним из двух российских спортсменов, которым доверили зажечь олимпийский огонь. Это было совершенно незавуалированное послание.

Тем временем украинский кризис прогрессировал. Чуть позже той же весной русский источник предоставил еще одну новость, которая стала, может быть, его самым оглушительным откровением, имевшим чрезвычайно важные последствия. Он сообщил своему американскому визави, что Кремль планирует широкомасштабную кампанию, чтобы атаковать западные институты и подорвать западные демократии. Тайная операция должна включать в себя кибератаки, информационную войну, пропаганду и кампании в соцсетях. Доктрина Герасимова начала воплощаться в жизнь.

«Вы не имеете представления о том, насколько огромны эти сети в Европе — Германии, Италии, Франции и Соединенном Королевстве, а также в США, — сказал информатор американскому чиновнику. — Россия проникла в медиакомпании, лоббистские фирмы, политические партии, в правительство и в военные организации в этих странах».

Российский информатор добавил несколько подробностей — не имена агентов или детали типа «кто, где, когда». Но он отметил, что Россия регулярно использовала свои собственные государственные средства массовой информации, включая RT (ранее известное как Russia Today) и российские неправительственные организации, чтобы внедрять агентов, которые работали напрямую с российской разведкой. Между разными разведывательными ведомствами существовало яростное соперничество, пояснил чиновник. Но они далеко продвинулись в привлечении к сотрудничеству учреждений, организаций и высших чинов из Западной Европы.

Источник также сообщал, что между российскими агентами и правым крылом французского «Национального фронта» во главе с Марин Ле Пен крепнет все более активное сотрудничество. (В декабре того же года станет известно, что «Национальный фронт» получил займ в 9,8 миллиона долларов от российского банка, тесно связанного с Кремлем.) Странным казался альянс между бывшим коммунистом и офицером КГБ Путиным и крайне консервативной, ксенофобской политической партией, чей многолетний лидер Жан-Мари Ле Пен однажды сказал, что нацистские газовые камеры — всего лишь маленькая «деталь», которой можно пренебречь. Но, объяснил источник, этот союз прекрасно укладывался в более широкое путинское видение стратегии: «разрушить НАТО, развалить Евросоюз, серьезно навредить Соединенным Штатам».

«Это было просто поразительно», — сказал позднее американец, поддерживавший контакты с российским информатором. В том, что Россия использовала дезинформацию и пропаганду, не было никакого сюрприза. Доверие Москвы к подобным тактикам коренилось еще в советской эпохе. А вот что в этом случае казалось тревожным, так это «масштаб, размах, серьезность и решимость. Перед глазами встала картина создания мощного инструмента для ведения против нас операций влияния, с намерением причинить нам вред».

Почему этот русский делился подобными сведениями с официальным лицом американского правительства? Юношей он состоял членом комсомольской организации, потом вступил в коммунистическую партию. Но, говорил он своему американскому контактеру, в конечном итоге он утратил иллюзии насчет кремлевской пропаганды. Украдкой поздними ночами он слушал передачи радиостанций «Свободная Европа» и «Голос Америки», чтобы иметь, так он считал, более точную информацию о происходящем в мире. Его воодушевила антисоветская риторика президента Рональда Рейгана. Вот чего он ждал от Соединенных Штатов — твердого противостояния агрессорам и нарушителям прав человека! Но этого, грустно констатировал он, администрация Обамы вовсе не демонстрирует. Да, Вашингтон налагал все более жесткие санкции на Россию. Но, насколько понимал российский чиновник, этих мер было совершенно недостаточно для того, чтобы противостоять намерениям Путина.

Отчеты о своих разговорах с этим информатором американец изложил в многочисленных электронных письмах на имя высших чинов в посольстве США и в Совете национальной безопасности. Он кратко проинформировал главу резидентуры ЦРУ при посольстве в Москве и разослал секретные телеграммы с грифом NODIS (разглашению не подлежит) чиновникам высшего эшелона Государственного департамента и разведывательного сообщества в США. Получилось больше дюжины отчетов, содержавших полученную информацию. Он вспоминает, что получил ответ от одного из высших чинов в Госдепе, где о его сообщениях было сказано: «Прекрасные отчеты, очень полезные». Но реакция официальных лиц в Вашингтоне показала, что всех больше интересует то, что источник говорит об Украине. Именно Украина была кризисной точкой того периода; предостережения источника об информационной войне в США и Европе привлекли не слишком большое внимание. «Всякий, кто сомневался в намерениях Путина, просто не читал наших донесений», — говорил позднее американский чиновник.

Санкции, наложенные Соединенными Штатами и Евросоюзом, еще более обострили отношения между Западом и Москвой. Они отразились и на Дональде Трампе.

В начале 2014 года, когда разбушевался украинский кризис, Трамп, Иванка и Дональд-младший с энтузиазмом занимались с Агаларовым делами по строительству Трамп-тауэра в Москве. Хотя Трамп, по-прежнему восхищавшийся Путиным, как и после конкурса «Мисс Вселенная», не мог придумать адекватного ответа на вопрос о путинской политике в Украине.

В «Твиттере» он метал свои колкости в адрес Обамы, а не в адрес российского президента. Он подначивал Обаму, предполагая, что тот недостаточно силен, чтобы одолеть Путина. «Так как президент Обама утратил лидерство, мы вернули Владимира Путина на мировую сцену! Вот просто так», — писал он в «Твиттере». Однако в одном из интервью он поддержал санкции, которые вводил Обама.

Тем не менее Трамп продолжал демонстрировать свое восхищение Путиным. Когда его спросили о «вторжении» Путина в Украину, он стал превозносить лидерские качества Путина: «Что же, он проделал умопомрачительную работу, чтобы заполучить власть. И он забирает ее у нашего президента. Посмотрите, что он делает! И так умно. Когда вы видите волнения в стране, то русские думают: „Окей, мы пойдем и захватим ее“. И он действительно идет шаг за шагом, и вы должны отдать ему должное».

Трамп выглядел как человек, уважающий Путина за действия в Украине. А еще он хвалил Путина за гостеприимство, оказанное ему во время конкурса «Мисс Вселенная»: «Мы только что покинули Москву. Он не мог быть более приветливым. Он был очень мил и все такое». Трамп не стал бы критиковать человека, чье разрешение ему понадобится для сооружения Трамп-тауэра в Москве.

Но санкции Обамы и Евросоюза делали все более трудной реализацию проекта Трампа — Агаларова. Российская экономика сильно пострадала от быстрого падения цен на нефть; в итоге в 2014 году экономический рост России фактически прекратился.

Еще одним ударом по пошатнувшейся российской экономике были санкции, налагавшиеся в связи с украинскими событиями. Один из раундов санкций, предложенных Евросоюзом, был нацелен на источник финансирования проекта Трампа — Агаларова — Сбербанк: в июле Евросоюз наложил санкции на все российские банки, в которых большая доля принадлежала государству, и Сбербанк был из их числа. Теперь доступ банка к капиталам был затруднен.

В подобной обстановке планы по строительству башни Трампа в Москве постепенно разваливались. Согласно данным «Трамп Организейшн», Иванка Трамп после совместного с Эмином осмотра потенциальных площадок для строительства башни в Москве отказалась от договоренностей по деловым соображениям. Но Роб Голдстоун — менеджер и рекламный агент, помогавший Трампу найти точки опоры в России, — подозревает, что отказ Трампа от московского проекта с Агаларовыми объясняет перемену в трамповском восприятии санкций: «Они загубили сделку, в которой Трамп был живо заинтересован».

Сделка развалилась. Но вовлеченность Трампа в Россию и Путина на этом не закончились. У него по-прежнему были тесные связи с олигархом Аразом Агаларовым, а у того были связи с Кремлем. Кроме того, Трамп общался со своими приятелями по конкурсу — Эмином и Голдстоуном. Через год после крымских событий Трамп принимал обоих у себя в офисе в Трамп-тауэре. Как вспоминал об этом Голдстоун, они застали Трампа слушающим трубные звуки «ужасного» рэп-видео с участием Трампа. Слова высмеивали Трампа, и Голдстоун спросил: «Вы слова-то понимаете?» — на что Трамп ответил: «Кто прислушивается к словам? Этот клип на „Ютьюбе“ набрал 90 миллионов просмотров». Во время разговора Трамп подбадривал Эмина: «Может быть, в следующий раз ты будешь выступать в Белом доме».

Через несколько месяцев после того, как секретный источник начал предоставлять США сведения об амбициозной путинской информационной кампании против Запада, одна женщина в Санкт-Петербурге сделала первый шаг на пути к обнародованию большей части сведений о кремлевских операциях.

Людмиле Савчук было чуть больше тридцати, она работала в не совсем обычной компании с секретной миссией. Людмила находила свою работу все более и более вредной. Она обратилась к местному журналисту, проводившему различные расследования. «Мы с Вами не знакомы, но я работаю на фабрике троллей, — сказала Савчук репортеру Андрею Сошникову. — Я ненавижу это место. Я хочу его уничтожить».

В течение нескольких недель Савчук передавала Сошникову документы и украдкой снятые видео о жизни внутри Агентства интернет-исследований. Встречались они в кафе. Расположенное в ничем не примечательном, но тщательно охраняемом офисном здании без названия на входной двери, агентство вовсе не занималось никакими исследованиями. Оно платило деньги сотням русских, которые создавали фейковые интернет-аккаунты и размещали разные истории на популярных социальных платформах: «Фейсбуке», «Вконтакте», «Твиттере» и «Инстаграме».

Эти профессиональные тролли работали сменами по 12 часов, и их работа оценивалась по тому, как много постов они разместили, сколько получили комментов и лайков и сколько раз их историю расшарили. Фейковые учетные записи создавались с большим тщанием: например, тролли тщательно прочесывали страницы «Фейсбука» в Польше, выкрадывали фотографии мужчин и женщин со славянскими лицами и снабжали этими лицами своих вымышленных персонажей в соцсетях. Среди них было много привлекательных женщин — фотографии были взяты со страниц моделей и актрис. Месседжи и комменты, которые должны были распространять тролли, были продиктованы руководством: хвалить Владимира Путина, высмеивать лидеров российской оппозиции, насмехаться над Евросоюзом, оскорблять Барака Обаму (часто с расистским подтекстом), поливать грязью нового президента Украины Петра Порошенко.

Савчук работала в подразделении агентства, которое занималось специальными проектами. В ее задачи входило разрабатывать образы креативных и привлекательных персонажей, чтобы заманить потенциальных читателей в социальные сети. Одним из созданий, которое Савчук помогла состряпать, была Кантадора-предсказательница, которая рассказывала читателям о привидениях и духах, открывала секреты успешных отношений, делилась кулинарными рецептами и советами по фен-шуй. Тут и там среди запанибратских постов Кантадоры были рассыпаны предсказания насчет политических фигур — она пророчила Путину крупные свершения — и комментарии мировых событий, которые окажут влияние на Россию.

Для Савчук последней каплей стала гибель Бориса Немцова — лидера оппозиции, застреленного на мосту в сотне метров от Кремля в феврале 2015 года. «В тот момент я поняла, что они могут убить любого, что они могут убить нас всех», — говорила Людмила.

Савчук и ее коллегам было приказано распространять мнение, что убийство Немцова было делом рук украинских олигархов, работающих на всеми презираемого Порошенко. Не было никаких доказательств того, что смерть Немцова связана с украинскими агентами. «Я не хочу делать эту грязную работу», — сказала Людмила Сошникову.

Вскоре после этого Сошников сообщил о существовании Агентства интернет-исследований в российской газете «Мой район», статья произвела сенсационное впечатление. Агентство начало охотиться на крота и наткнулось на видеозапись службы охраны, где было видно, как Савчук скрытно снимает видео, которое потом было передано Сошникову. Савчук уволили. После публикации статьи российская противоправительственная хакерская группа «Анонимус Интернешнл» взломала компьютеры Агентства интернет-исследований и обнаружила, что оплата услуг троллей производилась через холдинговую компанию, принадлежащую Евгению Пригожину, российскому олигарху и ресторатору, близкому к российскому президенту, даже известному под кличкой «повар Путина». Но это не было концом истории. Продолжение обеспечил предприимчивый американский журналист по имени Эйдриан Чен. Он обнаружил, что в предыдущем году, 11 сентября 2014 года, на нескольких аккаунтах «Твиттера» были размещены сообщения о взрыве на химическом заводе в Ст. Мэри Париш, штат Луизиана. Скоро сотни твитов об этой катастрофе были разосланы в различные издания и политикам разного толка по всей стране. Они содержали изображения взрыва, пламени и дыма, изрыгаемого химическим заводом. В твитах были также скриншоты интернет-страницы CNN, сообщающей о катастрофе. Появилась соответствующая страница в «Википедии». Сообщения о взрыве начали получать известные политические персонажи. Политтехнологу республиканской партии Карлу Роуву был направлен следующий твит с некоего аккаунта: «Карл, действительно ли ИГИЛ несет ответственность за происшествие на „Коламбиан Кэмикалс“? Скажите Обаме, что мы должны бомбить Ирак!»

И ничто из этого не было правдой. В тот день в Луизиане не было взрыва химикатов. Страницы CNN и «Википедии» были фейком. Вся операция, написал Чен в июне 2015 года в New York Times, была «тщательно скоординированной дезинформационной кампанией, в которой участвовали дюжины фейковых аккаунтов; они разместили сотни твитов за несколько часов; их целью была тщательно отобранная группа лиц для привлечения максимально возможного внимания». Чен обнаружил, что мошеннические твиты постились через веб-приложение, зарегистрированное пятью годами раньше в Санкт-Петербурге, с электронного адреса, использовавшегося исполнительным директором Агентства интернет-исследований.

Вся операция — очевидно задуманная, чтобы убедить американцев в том, что вот-вот наступит новое 11 сентября, — восходит к старому методу Советского Союза — «активным мероприятиям». На всем протяжении холодной войны советская разведка пыталась посеять разногласия на Западе и подогреть антиамериканские настроения посредством ложных россказней, сфабрикованных документов и выдуманных новостей.

«Наши активные мероприятия не знали границ», — писал в своих воспоминаниях Олег Калугин, в прошлом один из высокопоставленных офицеров КГБ. Он рассказывал, как он и его коллеги однажды напечатали сотни анонимных писем ненависти, якобы от имени белого американца, исповедовавшего идею превосходства своей расы, и затем разослали африканским дипломатам из ООН, пытаясь представить США как неисправимо расистскую страну. Активные мероприятия велись непрерывно. ЦРУ стояло за убийством Кеннеди. ЦРУ срежиссировало убийство Мартина Лютера Кинга. В 1978 ЦРУ организовало массовые убийства и самоубийства более девятисот человек в религиозной секте в Джонстауне, Гайана. Вирус СПИДа был создан американскими специалистами по биологической войне. КГБ пыталась протолкнуть все эти истории, распространяя их через заокеанских журналистов и наблюдая, как они расползаются по земному шару. В семидесятых годах прошлого века, пытаясь повлиять на очередные американские выборы, российская разведка сфабриковала меморандум и другие документы ФБР, чтобы все выглядело так, как будто сенатор от демократов Генри Джексон, известный как Скуп («Совок»), яростный критик нарушения прав человека в Советском Союзе, был тайным гомосексуалистом и членом гей-клуба.

Агентство интернет-исследований скомбинировало эту старую технику с современными технологиями и вышло на новое поле боля — в социальные сети. Новость о деятельности Агентства не помешала атакам и не остановила эти мероприятия. И российские тролли готовились к самой масштабной серии «активных мероприятий» за всю свою историю.

Осенью 2014 года, через несколько недель после подделки про Луизиану, Майклу Дэниелу, директору по кибербезопасности Белого дома, позвонил Ричард Леджетт, замдиректора АНБ. «Похоже, у нас проблемы, — сказал Леджетт. — Есть признаки того, что русские получили доступ к Белому дому».

Годами официальные лица США боролись с российскими кибервторжениями. Еще в далеком 1996 году русские хакеры взломали сеть Министерства обороны и выкрали столько документов, что, если бы их можно было сложить в стопки, они были бы в три раза выше Монумента Вашингтона. В 2000-х наибольшей киберугрозой для США считались китайцы: они уводили информацию из правительственных баз данных и из американских компаний практически где и когда им было угодно, давая повод для беспокойства о массивном хищении американской интеллектуальной собственности. Но китайцы этим кичились. Они оставляли запросто идентифицируемые «отпечатки пальцев». Леджетт, однако, уже давно был убежден, что русские были гораздо большими специалистами и что этот противник работает скрытно. Когда речь идет о кибервторжениях, «китайцы ворвутся в ваш дом, побьют окна и унесут столовое серебро. Русские подберут ключи к вашим замкам, обнулят охранную сигнализацию и украдут пять последних чеков из вашей чековой книжки. Так что вы даже не будете знать, что они там были», — говорил он позднее о своих впечатлениях.

Последние русские атаки начались как спир-фишинговые операции, нацеленные на компьютеры Госдепартамента. Какой-то из служащих Госдепа где-то у себя в кабинете открыл какое-то электронное письмо и кликнул мышкой, чтобы открыть вложение. Письмо оказалось ложным, а во вложении была зашита вредоносная программа. Оттуда вирус распространился по всем компьютерам Госдепартамента и посольств США по всему миру. Департамент вынужден был отключить свою незащищенную всемирную сеть, оставив сотрудников Министерства иностранных дел без доступа к их почте. А затем вирус перебрался к незащищенной сети Белого дома.

Сотрудники администрации пытались преуменьшить размах вторжений, настаивая на том, что ни одна из защищенных сетей не была взломана. (Госдеп заявил журналистам, что его компьютерные сети были просто отключены для текущего техобслуживания.) Но проникновение было слишком разрушительным и вызвало огромное беспокойство. Попав в сети, русские получили привилегии администраторов и начали писать новые коды для переноса данных. Их целью были сотрудники Государственного департамента и Совета по национальной безопасности, имеющие отношение к российской политике, войне в Сирии и украинскому кризису, включая давнюю мишень Москвы — Викторию Нуланд. Он выкрали немыслимое количество документов. Они вошли в личное расписание Обамы, скачали его и отправили в Москву.

Собравшись в помещении оперативного центра АНБ под названием Линкор, Леджетт и его коллеги работали целыми сутками, чтобы избавиться от захватчиков. Но это оказалось гораздо более сложным, чем раньше. Когда антивирусные программы АНБ разорвали связь между русским оператором, сервером управления и вирусом в сетях, непрошеные гости продолжали возвращаться, внедрять новые вирусы и извлекать все новые данные. «Это был рукопашный бой, — вспоминал Леджетт. — Было похоже на поединок в фехтовании — выпады и контрвыпады». Во время предыдущих атак нападавшие обычно исчезали, как только их обнаруживали. На этот раз все было иначе.

В Белом доме Дэниел тоже был поражен агрессивностью русских и их шумливостью. «Выглядело так, будто они превосходили нас смелостью. Они стали еще более дерзкими. Их не беспокоило то, что мы их видим. Русские приняли стратегическое решение и посылали нам сигнал».

Дэниел, как только узнал о взломе, предупредил главу администрации Белого дома Дэниса Макдоноу. В ближайшие несколько недель Дэниел, Макдоноу и Лиза Монако, помощник президента по вопросам внутренней безопасности, встречались, чтобы сформулировать ответ. Большая часть дискуссий крутилась вокруг кибербезопасности. Команда Белого дома пришла к заключению, что нет никакого способа сохранить существующую компьютерную сеть Белого дома. Эксперты, работавшие над проблемой, не могли гарантировать, что русские полностью изгнаны. Единственным решением было полное уничтожение сети.

Это означало отключение сети и замена ее — проект стоимостью в несколько миллионов долларов. Персонал Белого дома потерял доступ к папкам на общем диске и к сохраненным запискам и заметкам. Полная история этой кибербитвы должна держаться в секрете.

Дэниел полагал, что положение дел было достаточно серьезным, чтобы потребовать политических решений против России. Никто не сомневался в том, что спровоцировало новый приступ агрессии — санкции из-за Украины.

Этот киберскандал, без сомнения, показал, что Белому дому следует укреплять свою безопасность. Но замахнется ли администрация на Москву? Идея была поднята во время заседания СНБ под председательством Обамы. Но по-прежнему существовали сферы, в которых президент искал сотрудничества с Москвой в два последних года на этом посту: контртерроризм, разрешение страшного конфликта в Сирии и ограничение иранской ядерной программы. Это было куда большим призом. Были также и смягчающие факторы: российская операция была направлена на незащищенные сети, и хакеры не предали гласности украденные материалы.

«Это была разведывательная операция, — сказал Обама своим ближайшим помощникам, если верить Леджетту. — Точно так же мы поступили бы с ними».

Белый дом принял решение. Ответного удара не будет.

Глава 5 Это новый Уотергейт

Однажды в сентябре 2015 агент ФБР Адриан Хокинс позвонил в штаб-квартиру Национального комитета Демократической партии (DNC) в Вашингтоне, округ Колумбия, и попросил соединить его с сотрудником, отвечающим за техническое обеспечение.

Его соединили со справочной DNC, которая перевела звонок на Яреда Тамина, молодого IT-специалиста консалтинговой фирмы MIS Department, нанятой DNC. Представившись, Хокинс сказал, что у него есть основания полагать, что по крайней мере один из компьютеров в сети DNC взломан. Он спрашивал, знают ли об этом в DNC и что по этому поводу предпринимают.

Тамин не имел никакого отношения к кибербезопасности и мало что в этом понимал. Он был администратором сети среднего уровня, и его основные обязанности в DNC заключались в том, чтобы заводить сотрудникам учетные записи и быть на связи на случай возможных проблем.

Разговаривая с Хокинсом, Тамин держался настороженно. Что, если это розыгрыш или, еще хуже, грязный трюк? Он спросил Хокинса, может ли тот как-нибудь подтвердить, что он агент ФБР. Позже Тамин писал в объяснительной: «Он не дал мне адекватного ответа… в тот момент у меня не было способа отличить этот звонок от звонка пранкеров». Однако Хокинс был настоящим. Он был на хорошем счету в киберслужбе ФБР. И он распутывал ниточку в деле, которое в будущем отразится на президентских выборах.

Чуть раньше в том же году кибербойцы США перехватили список из примерно тридцати правительственных агентств США, научно-исследовательских центров и нескольких политических организаций, которые должны были подвергнуться кибератакам со стороны команды хакеров, известной как APT-29. АРТ на техножаргоне означало «развитая устойчивая угроза», изощренный набор внешних агентов, которые проникают в сети, внедряют вирусы, извлекают данные в течение продолжительного периода времени.

АРТ-29 была самой целеустремленной среди всех подобных групп. Подозревали, что они связаны с российскими разведслужбами, вероятнее всего — со службой внешней разведки; что они стояли за взломом сетей Белого дома и Госдепартамента в конце 2014 года. А незадолго до этого они внедрились в сеть Объединенного комитета начальников штабов США.

Службам иностранной разведки и раньше случалось атаковать компьютеры политических партий США. Кибердозорные ФБР не сомневались, что и дня не проходило без серии кибератак. Компьютерные сети крупных компаний, учреждений и правительственных агентств постоянно подвергались риску взлома. В 2008 году ФБР разоблачило хакеров, работавших на китайское правительство, которые внедрились в предвыборные кампании Барака Обамы и Джона Маккейна. Белый дом был вынужден предупредить обоих о том, что их внутренние базы данных взломаны. В июне 2015 китайцы предприняли массированную атаку на Управление кадровой службы и увели персональные данные примерно 21 миллиона человек. В ноябре предыдущего года хакеры, предположительно связанные с северокорейским правительством, совершили набег на Sony Pictures. (Конечно, и Соединенные Штаты предпринимали свои собственные кибероперации. В 2010 году Обама приказал АНБ провести кибератаку на иранскую ядерную программу, атака разрушила около тысячи центрифуг, использовавшихся для обогащения урана, — эта операция отбросила иранскую ядерную программу назад и, как это виделось официальным лицам в США, позволила избежать военного удара со стороны Израиля.)

Перечень целей АРТ-29 был свежим доказательством того, что российская киберугроза постоянна и растет. Это было еще одним ключевым признаком: Москва планирует ту самую информационную войну, о которой около года назад говорил своему американскому знакомому российский источник. Кое-кто в киберслужбе ФБР считал это событие не сулящим ничего доброго — особенно если присовокупить другие разведданные о замыслах русских. «Мы видим, что русские к чему-то готовят своих парней, — сказал один киберагент ФБР, просматривавший разведывательные сводки. — Выглядит, как если бы они проснулись утром и цепляют на себя оружие. Они активируют инфраструктуру по всему миру».

Хокинсу, как человеку усердному, имевшему привычку документировать каждый телефонный звонок и каждую встречу, было поручено предупредить некоторые мишени. Одной из них в его списке и был DNC.

Самый первый контакт Хокинса с DNC, однако, стал первым в целой серии проваленных контактов и случаев недопонимания между ФБР и партией; все это привело к раздражению, злобным обвинениям и, что было гораздо важнее, — к утрате возможности расстроить российскую атаку на выборы. Со временем возникло огромное количество вопросов. Насколько настойчиво пыталось ФБР предупредить DNC о том, что их компьютеры подверглись нападению со стороны иностранного государства? Почему Бюро не попыталось поднять этот вопрос перед руководством DNC? И почему айтишники DNC — Тамин и его коллеги — не приняли предостережения ФБР более серьезно и не сообщили об этом руководству?

В том первом телефонном разговоре Тамин, которому показалось, что Хокинс слишком шифровался и не был настроен на общение, постарался не дать агенту никакой конкретной информации о сети DNC. Хокинс велел Тамину искать вирус The Dukes (что было на самом деле названием группы хакеров). Агент попросил, чтобы Тамин не обсуждал возможную кибератаку или этот разговор, используя телефоны или сети DNC. Тамин пообещал, но по-прежнему думал, не фейковый ли это звонок. Хокинс не упоминал Россию или иное иностранное государство.

Тамина не встревожило это туманное предупреждение. Он быстренько поискал в сети информацию о The Dukes — фирма по кибербезопасности Symantec недавно обвиняла их в связи с резонансными кибератаками из России. Он также сделал беглую проверку лог-файлов системы DNC в поисках каких-нибудь следов атаки вируса на сеть своего клиента. Ничего не нашел. Рассказал о телефонном звонке Эндрю Брауну, директору по технологии, и отчитался, что не видит никаких доказательств взлома сетей.

Казалось бы, дело сделано.

В октябре Хокинс несколько раз снова звонил Тамину и оставлял голосовые сообщения. Тамин их проигнорировал. «Я не отвечал на его звонки, потому что мне нечего было сказать», — написал он о своих контактах с агентом ФБР в объяснительной.

Хокинс не сдавался. В ноябре он снова позвонил. На этот раз Тамин ответил и сообщил агенту ФБР, что он не нашел в сетях DNC ничего такого, что могло бы подкрепить утверждения Хокинса.

Тогда Хокинс сообщил новые сведения: как минимум один компьютер в сети Комитета был заражен и «звонил домой» в Россию — обращался к IP-адресу в этой стране. А это, подчеркнул Хокинс, может быть признаком кибератаки на сети DNC, причем спонсированной государством. Он попросил Тамина посмотреть, нет ли каких-нибудь признаков такого IP-адреса в журналах межсетевого экрана.

И тут Тамин задумался. Он пообещал поискать IP-адрес и рассказал о звонке Брауну. Ему стало интересно, не пропустил ли он в своих проверках какого-нибудь признака взлома. Он снова провел тесты и не обнаружил ничего, что могло бы помешать обнаружению следов кибервторжения.

В январе 2016 года, когда DNC был целиком поглощен полным раздоров соперничеством на первичных выборах, где Хиллари Клинтон натравливали на Берни Сандерса, Хокинс снова позвонил Тамину. Он попросил о личной встрече. Несколько дней спустя Тамин с двумя коллегами приехали в офис ФБР в Ашберне, штат Вирджиния — маленьком городке в тридцати милях от Вашингтона. Хокинс встретил их, показал свой значок агента ФБР, раздал всем свои визитки. Это окончательно убедило Тамина и его коллег в том, что никакого подвоха в этой истории не было.

Хокинс передал айтишникам журнал регистрации трафика с одного IP-адреса в DNC на некий скрытый адрес. Журнал доказывал, что сеть демократов взломали и один из их компьютеров действительно «звонил домой» на этот скрытый адрес. Хокинс попросил Тамина и других, в случае если они смогут обнаружить эту несанкционированную деятельность в своей сети, не пресекать ее. Они могли предпринять любые необходимые шаги для того, чтобы уменьшить риск внедрения, сказал Хокинс, но им не следовало обнаруживать себя. (Такова была стандартная практика идентификации противника в сетях.)

И еще раз Тамин и его коллеги стали просматривать информацию, ища признаки проникновения в их сеть. Но в сетевых журналах не было трафика, обозначенного в документе, с которым их познакомил Хокинс. Неужели хакеры каким-то образом обманули их систему, чтобы скрыть свои следы?

В середине февраля Хокинс прислал Тамину письмо по электронной почте (на адрес Тамина в другой сети, не в сети DNC), в котором сообщил ему конкретный IP-адрес пункта назначения, который надо было искать в журналах. То есть это был адрес «дома», к которому обращался зараженный компьютер. Впервые агент ФБР делился столь значимой информацией. Но, даже зная этот адрес, Тамин и его команда не смогли обнаружить никаких данных в подтверждение взлома. К концу месяца Хокинс прислал еще одно письмо Тамину: его коллеги из кибербезопасности по-прежнему видели активность, подтверждающую факт проникновения в сеть DNC. Тамин ответил, что его команда постоянно мониторит сеть, но ничего нового не обнаружено.

С момента первого контакта Хокинса и Тамина прошло уже пять месяцев. В случае, о котором идет речь, используемый вредоносный код был связан с Россией. Однако удивительным образом никто не рассматривал потенциальную угрозу взлома как проблему насущную, требующую немедленной реакции. В сети Комитета демократов бушевал киберпожар, а воя пожарных сирен не слышали.

В субботу, 19 марта 2016 года, в 4:34 утра Джон Подеста, председатель предвыборной кампании Хиллари Клинтон, получил электронное письмо, которое на первый взгляд казалось отправленным службой поддержки Google. Речь шла о персональном аккаунте Подесты на Gmail.

«Привет, Джон! Кто-то только что воспользовался твоим паролем для того, чтобы попытаться войти в твой Google-аккаунт», — говорилось в письме от «команды Google». Дальше отмечалось, что попытка проникновения была совершена с IP-адреса в Украине. И далее: «Google прервал попытку входа. Ты должен немедленно сменить пароль». Команда Google предусмотрительно дала ссылку, перейдя по которой, Подеста смог бы сменить пароль, как ему было рекомендовано.

Подеста переслал письмо руководителю своего аппарата Саре Лэтэм, которая в свою очередь отправила его Чарлзу Дэлавану, молодому IT-специалисту кампании Клинтон. В 9:54 Дэлаван ответил: «Это легитимное сообщение. Джон должен сменить пароль немедленно. И убедиться в том, что включил для своего аккаунта двухфазное подтверждение… Совершенно необходимо, чтобы он сделал это как можно быстрее».

Позднее Дэлаван пытался убедить своих коллег, что просто допустил опечатку. Он намеревался написать «это нелегитимное сообщение». Не все в штабе Клинтон поверили ему. Но существовало доказательство в пользу Дэлавана: в своем письме Саре Лэтэм он дал подлинную ссылку, которой должен был воспользоваться Подеста для смены пароля.

Но по какой-то причине Подеста кликнул на ссылку, присланную в поддельном письме, и сменил пароль на липовом сайте. Русские получили ключ к его почте и доступ к самым приватным посланиям Хиллари Клинтон за долгие годы.

Фишинговое письмо, присланное Подесте, было частью массированной атаки, проведенной другой группой — АРТ-28, возможно, связанной с ГРУ, российской военной разведкой. Эксперты по кибербезопасности впоследствии подсчитали, что с марта 2015 по май 2016 года эта группа осуществила девятнадцать тысяч отдельных атак.

Эти хакеры сделали своей мишенью более четырех тысяч человек в 116 странах мира, включая примерно шестьсот человек в США. Среди них были многие действующие и бывшие военные и дипломаты. В числе мишеней этой организации хакеров были государственный секретарь Джон Кэрри, бывший государственный секретарь Колин Пауэлл, Майкл Макфол, к тому времени уже покинувший государственную службу, представитель Ватикана в Украине и российская антипутинская панк-группа «Пусси Райот». Фишинговые сообщения получили больше 130 человек в среде демократов, включая Дженнифер Палмьери, директора по коммуникациям штаба Клинтон, и Хуму Абердин, давнюю помощницу и конфидентку Клинтон. АРТ-28 положила глаз на фонд Клинтона и Центр за американский прогресс — экспертную организацию, основанную Подестой и близкую Клинтон.

Эта кибератака привела к тому, что хакеры проникли примерно на четыреста аккаунтов. Но один аккаунт был важнее всех остальных. Одним-единственным кликом они поймали в западню высший чин в клинтоновской кампании. А в штабе никто ничего не знал. Ни сном ни духом.

Мартовским днем Робби Мук, тридцатишестилетний менеджер предвыборной кампании Хиллари Клинтон, человек, никогда не отклоняющийся от выбранного маршрута, сидел у себя в офисе на двенадцатом этаже национальной штаб-квартиры кампании в Бруклине и паниковал.

Нагрянуло ФБР. Муку сообщили, что пришли, без договоренности, агенты из регионального управления Нью-Йорка. Они хотели видеть кого-нибудь из начальства. Что у них было на уме? О чем речь? Входящих в офис кампании агентов ФБР увидела Палмьери и тоже испугалась худшего.

У них был повод для беспокойства: ФБР расследовала историю об использовании Клинтон частного почтового сервера для служебных нужд в ее бытность государственным секретарем. И это расследование вполне могло развалить ее предвыборную кампанию.

Больше года дискуссия о почтовом сервере Клинтон была одной из самых значительных во всех новостях — и тяжелой обузой для Клинтон, тормозом ее избирательной кампании. Дискуссия началась в New York Times: газета опубликовала репортаж, в котором говорилось, что Клинтон использовала личный почтовый ящик, размещенный на сервере в подвале ее дома в Чаппакуа, штат Нью-Йорк, для служебных нужд. Она отправляла письма через этот ящик из своего офиса в районе Foggy Bottom (Туманная низина). Все это было явным нарушением официальных правил; нарушено было и то требование, что вся официальная корреспонденция должна быть архивирована и надежно сохранена. Официальные лица Государственного департамента не имели ни малейшего представления о схемах госсекретаря. Когда они получили запросы из Конгресса и Агентства по применению Закона о свободном доступе к информации по почтовым отправлениям Хиллари Клинтон на всевозможные темы, служащие Госдепа покорно порылись в компьютерной системе Департамента и ответили, что никаких подобных документов найти не смогли. Они просто не знали, что нужный материал размещен на частном сервере в пригороде Нью-Йорка. Через какое-то время после того, как разразилась эта история, Клинтон заявила, что вернула в Госдепартамент тридцать тысяч почтовых отправлений, имеющих отношение к работе, но уничтожила еще тридцать две тысячи, которые ее адвокаты сочли «личными».

Клинтон предоставила своим врагам новые аргументы для того, чтобы выставлять ее как скрытную пройдоху, политика, который считал, будто он может обходить правила. Оппоненты Клинтон, более склонные к конспирологическим теориям, утверждали, что она использовала частный сервер для того, чтобы скрыть собственные неправомерные действия и профессиональную несостоятельность; может быть, в этот разряд попадала и ее реакция на трагическую атаку на учреждения США в ливийском Бенгази в 2012 году, в которой погибло четыре американца. Никакого реального подтверждения этому не было, и Клинтон настаивала, что пользовалась личным ящиком лишь из соображений удобства. Однако главные инспекторы Госдепартамента и аппарата директора Национальной разведки подали запросы. Было обнаружено несколько свидетельств того, что некоторые конфиденциальные документы отправлялись через частный сервер, что противоречило первоначальным заявлениям Клинтон, и главные инспекторы поставили в известность Министерство юстиции; формулировка звучала так: «Возможное разглашение служебной информации». К лету ФБР начало следствие по делу Клинтон и ее частного сервера.

А теперь, спустя несколько месяцев, Клинтон обходила Сандерса в праймериз Демократической партии — с трудом победив его благодаря закрытым собраниям партии в Айове и будучи сильно потрепанной им в Нью-Гэпмшире. Клинтон и ее помощники постоянно нервничали, боясь, что какое-нибудь неожиданное событие подорвет ее кампанию: например, новые находки ФБР в деле о частном сервере. Расследование ФБР нависало над предвыборной кампанией, как дамоклов меч. Вот почему у Мука и компании были причины для испуга, когда они увидели агентов ФБР входящими в штаб-квартиру Клинтон. Первой мыслью Мука было: сейчас они заберут сервер, чтобы приобщить к делу как вещественное доказательство.

Мук боялся ФБР. Ему казалось, что ФБР зачем-то пытается надавить на Клинтон этими прощупываниями по частному серверу. Помощников Хиллари мучил вопрос: почему ФБР так долго не может завершить это дело? И некоторые подозревали, что Бюро намеренно затягивает историю, чтобы навредить Клинтон. И вот сейчас — почему агенты сначала не позвонили, не договорились о встрече?..

Подозрительность Мука была настолько сильна, что он боялся, как бы агенты не попытались подстроить какую-нибудь ловушку ему или другим помощникам Клинтон. Он не хотел участвовать ни в каких разговорах с ФБР, где могла бы обсуждаться проблема секретной информации или информации с ограниченным доступом. Каждый день ему приходилось мысленно перелопачивать тонны данных, и он боялся, что после разговора с ФБР, в котором речь пойдет и о конфиденциальной информации, он может случайно упомянуть о каком-нибудь секретном факте во время интервью с представителями прессы. И тогда он тоже превратится в подозреваемого ФБР.

Такова была реальность в пределах мира Клинтон: у ее команды была паранойя. Руководитель ее избирательного штаба даже не хотела находиться в одном помещении с агентами ФБР.

Мук дал команду сотрудничать с ФБР юристу кампании Марку Элиасу, партнеру юридической компании «Тони Перкинс Кой», работающему в Вашингтоне, а также членам IT-команды и службе кибербезопасности, включая Шейна Хэйбла, начальника службы информации предвыборной кампании Клинтон.

Во время встречи агенты ФБР уведомили Элиаса, Хэйбла и других о следующем: Бюро стало известно, что штаб Клинтон является объектом изощренной фишинговой атаки, задуманной для взлома и вывода из строя их компьютерной системы. Виновников ФБР не называло.

В штабе кампании уже давно знали о попытках проникновения в сеть. IT-команда Клинтон видела, что сеть постоянно подвергается вредоносному киберобстрелу. И сам Мук получал фишинговые сообщения. Однако технари кампании не смогли определить, откуда велись эти атаки. Хотя им было ясно, что атаки не были делом рук какого-нибудь подростка или хакера-одиночки; было похоже на то, что атаки шли под эгидой какого-то государства. Позже Палмьери говорила: они все время предполагали, что русские и китайцы пытаются их взломать.

Кампания жила в условиях повышенного уровня киберопасности и принимала соответствующие меры предосторожности. Они удаляли сообщения по истечении тридцати дней, чтобы в случае проникновения хакеры не смогли уйти с драгоценными сведениями и использовать их потом для саботажа клинтоновских усилий попасть в президенты. Администрация задергала сотрудников напоминаниями о необходимости использовать надежные пароли и процедуру двухфазной авторизации. (Подеста, вероятно, не получил соответствующей служебной записки.) Насколько люди из IT знали, сеть кампании Клинтон пока взломана не была.

Сотрудники Клинтон, участвовавшие во встрече с ФБР, спросили агентов: может ли ФБР назвать заказчика атак и не может ли оно поделиться данными, демонстрирующими эти атаки. Агенты не смогли дать никакого определенного ответа. Люди Клинтон недоумевали: зачем агенты ФБР взяли на себя труд прийти в офис, если у них на руках не было ничего, кроме этого очевидного предостережения? Это казалось напрасной тратой времени — или чем-нибудь еще?

«У меня точно была паранойя, — вспоминал позднее Мук, — я думал, это какая-то ловушка».

Может быть, самым главным в той встрече было то, что никто не произнес вслух. Уже несколько месяцев агенты ФБР в Вашингтоне подозревали, что сеть Комитета демократов взломали хакеры из АРТ-29, связанной с Россией. Эти хакеры сейчас вполне уже могли обладать политической информацией и о кампании Клинтон, и о президентских выборах 2016 года. Но на встрече в штабе Клинтон агенты ФБР не обмолвились об этом ни словом. Их хорошо натаскивали на то, чтобы о ведущихся расследованиях они говорили как можно меньше. В обязанности агентов просто не входило рассказывать помощникам Клинтон, что в это же время происходило у их коллег-демократов.

19 апреля 2016 года после обеда Майкл Суссман получил загадочное сообщение от своего коллеги в юридической фирме «Перкинс Кой» о возможной проблеме в DNC. «Не сможешь ли ты завтра после обеда, с двух до четырех, вместе со мной пойти на встречу в Комитет демократов? Судя по всему, кто-то из IT-парней в Комитете уже довольно давно общается с ФБР — у них есть подозрение, что систему DNC взломали для пересылки спама. Теперь ФБР просит, чтобы DNC отдала свои файлы, касающиеся информации по регистрации в системе».

Суссман, вкрадчивый человечек, в прошлом работавший в Министерстве юстиции обвинителем по компьютерным преступлениям, был одним из первых киберадвокатов в Вашингтоне. Его практика заключалась в представлении интересов крупных корпораций, чьи сети подверглись взлому. А так как партнер его фирмы, Элиас, представлял DNC (а также кампанию Клинтон и, возможно, все другие взаимодействующие с ней комитеты демократов и независимые комитеты по расходам на выборы), на Суссмана возложили дополнительные обязанности: он стал внешним советником по кибербезопасности руководителя Демократической партии. Письмо поставило Суссмана в тупик: какой-то «IT-парень» уже давно общается с ФБР, а ему об этом никто не сказал?

В предыдущие недели агент Хокинс, после месячного перерыва, снова позвонил Тамину, чтобы сказать, что ФБР по-прежнему наблюдает активность, подтверждающую русское проникновение в сеть DNC. Суссман обратился в Бюро, и ему было сказано, что киберворы могли использовать украденные личные данные для входа в аккаунты DNC и увода файлов из почтовых ящиков. Бюро нужны были журналы регистрации, чтобы можно было точно определить, на какие аккаунты выполнялся несанкционированный вход.

На этом этапе к работе привлекли Линдси Рейнолдс, исполнительного директора Комитета. Но она вовсе не была в восторге от идеи сотрудничества с ФБР, как раньше этого не хотел Мук. Вот что занимало Рейнолдс: могла просочиться информация о работе DNC, носящая конфиденциальный характер, а кроме того, информацию, переданную в ФБР, потом можно было заполучить согласно Закону о свободе доступа к информации.

Суссман попытался успокоить ее и для начала — поправил. Он написал ей в электронном письме: «Эта история — часть расследования в сфере национальной безопасности, поэтому любая информация, имеющаяся у ФБР по этому делу, становится секретной и не подпадает под действие Закона о свободе доступа. И, что еще более важно… они действительно вам помогают».

Теперь Суссман понимал, что взлом был тщательно выверенной, серьезной операцией. Не чуждый профессиональному жаргону кибермира, он резюмировал ситуацию в письме, написанном после брифинга с ФБР: «ФБР считает, что противник имел (или имеет?) доступ к внутренней сети DNC. Он, вероятно, использовал регистратор работы клавиатуры или вредоносную утилиту „мимикетц“, которая импортирует из памяти незашифрованные пароли. После того как противник получает личную информацию, он организует просачивание данных в сети жертвы (DNC) и отправляет их на облако. И если противник утрачивает соединение с сетью, то он просто использует полученные личные данные, потому что двухфазный барьер отсутствует».

Однако технари из DNC так и не обнаружили взлома и не установили, кто их атаковал.

Три дня спустя, 29 апреля, DNC наконец разобрался в этой противоречивой киберситуации, крупнейшей в президентской кампании 2016 года. И она не имела ничего общего с русскими хакерами.

В декабре предыдущего года сотрудники Сандерса воспользовались компьютерным глюком, чтобы заполучить доступ к конфиденциальной информации об избирателях кампании Хиллари Клинтон, содержавшейся в базе данных DNC. В ответ демократы лишили кампанию Сандерса доступа к базе данных Комитета. Эта мера затруднила Сандерсу контакты с избирателями в самом начале предварительных выборов и предвыборных совещаний демократов. Лагерь Сандерса увидел в этом свидетельство того, что DNC пыталась исподтишка манипулировать президентской гонкой в пользу Клинтон. Кампания Сандерса предъявила Демократической партии иск.

DNC обратился к сторонней фирме по кибербезопасности Crowd Strike, чтобы та провела независимое расследование. Фирма с пижонским офисом в Северной Вирджинии была представительницей нового поколения фирм по кибербезопасности, которые специализировались на компьютерном анализе и диагностике, а также на индентификации зарубежных внешних агентов, атакующих американские сети. Среди ее руководителей был Шон Генри, в прошлом — начальник киберподразделения ФБР, весьма прямолинейный человек. В 2008 году именно он предупредил кампании Обамы и Маккейна о проникновении в их сети китайских кибершпионов. Еще одним руководителем Crowd Strike был Дмитрий Алперович, нахальный эксперт по технологиям русского происхождения, сыгравший ключевую роль в идентификации военных хакеров из Китая, проникших в сети США и Европы. В 2014 году Алперович и Crowd Strike быстро установили, что за хакерской атакой, поразившей Sony Pictures, стояло северокорейское правительство.

Дело Сандерса было лишь мелким эпизодом. Очень скоро Crowd Strike обнаружила, что четверо сотрудников Сандерса получили неавторизованный доступ к файлам об избирателях Клинтон и все тщательно обшарили. Но дальше этого взлом не пошел. DNC, надеясь избежать раскола внутри партии, разрешил лагерю Сандерса еще раз получить доступ к базе данных, и Сандерс отозвал иск.

В то время как улаживание этого небольшого киберскандала отслеживала и освещала политическая пресса, в штаб-квартире DNC вскрывались куда более драматические обстоятельства.

В тот день Рейнолдс уже приближалась к своему дому, когда раздался звонок от Тамина. Контрактор, на которого он работал, наконец обнаружил вторжение.

«Линдси, я должен сказать вам, что сегодня в системе зафиксировали подозрительную активность, — сказал Тамин. — Среди ночи». Линдси сразу сообразила, что происходит. «Это было время Москвы?» — спросила она. И получила утвердительный ответ. Тамин объяснил, что хакеры вошли в сеть Комитета при помощи его собственных учетных данных, в то время как он беззаботно спал.

Впервые в уме Рейнолдс забрезжила мысль о чудовищности ситуации. Она провела в Комитете многие годы. Однажды она даже работала в кабинете на цокольном этаже, где располагался историчекий экспонат — шкаф с материалами из старой штаб-квартиры Национального комитета Демократической партии в «Уотергейте», которую взломали секретные агенты во времена президентской кампании Ричарда Никсона. Это преступление переросло в крупнейший политический скандал в американской истории. Ей пришло в голову: «Это новый „Уотергейт“. Вот как теперь это делается. Ломик сегодня уже не нужен».

Рейнолдс незамедлительно позвонила Эмми Дэйси, главному исполнительному директору DNC. До этого момента Дэйси ничего не знала о возможной российской атаке. На следующий день она проинформировала Дебби Вассерман-Шульц, председателя Национального комитета Демократической партии. Суссман нанял Crowd Strike под еще одну задачу: проанализировать взлом и выкинуть кремлевских взломщиков из сети Комитета демократов.

Первое, что сделала Crowd Strike, — попросила сотрудников DNC ничего не предпринимать. Не отключайте систему. Не препятствуйте ее использованию. Почему? Потому что любое значительное действие или изменение в привычной рутине может встревожить хакеров, они поймут, что их обнаружили, и тогда захватчики могут принять меры, которые не позволят выкурить их из системы. Возможно, этого и не удастся избежать, но приведет это лишь к новым попыткам наведаться в сеть DNC. И снова без разрешения.

Crowd Strike и адвокаты предупредили небольшой круг бывших в курсе чиновников Комитета, чтобы те держали рот на замке. А это означало ничего не говорить персоналу Хиллари Клинтон. Горстка сотрудников Комитета и работников IT-службы, посвященных в дело о вторжении, должны были завести новые личные почтовые ящики для любой коммуникации по поводу хакерского взлома. Crowd Strike не хотела, чтобы у хакеров закралось хоть малейшее подозрение в том, что DNC их обнаружила.

Crowd Strike немедленно приступила к работе, пытаясь определить главное: при помощи разработанной ими очень сложной системы безопасности Falcon они быстро выявили преступников. Ими оказались две отдельные банды российских кибершпионов, уже много лет причастных к масштабному политическому и экономическому шпионажу. Каждая из этих групп состояла из суперспециалистов, и Crowd Strike уже была знакома с их работой. Обе пользовались специальными навыками разведработы и продвинутыми методами, связанными с возможностями государственного уровня, которые позволяли им обходить все существующие шлюзы безопасности и избегать обнаружения.

Позднее Алперович скажет репортерам: «Мы поняли, что эти исполнители нам прекрасно знакомы». Было несколько значительных признаков: некорректный URL, использование определенных IP-адресов и российский временной ярлык. Еще одной подсказкой была небольшая часть программного кода. Это позволило отнести атаку на счет российского правительства.

Одну из этих хакерских банд эксперты по кибербезопасности называли Cozy Bear. Это были те же самые преступники, которых знали как АРТ-29, — русская хакерская организация, перечень целей которой был перехвачен разведкой США годом раньше. Эта группа была связана с предыдущими атаками на сети Белого дома и Государственного департамента.

Другой бандой была АРТ-28 — хакеры, связанные с русской военной разведкой, их прозвали Fancy Bear. Группа была активна с середины двухтысячных, она незаметно проникала в системы, принадлежащие космическим, энергетическим, правительственным и медийным организациям; ее предпочтительной мишенью всегда были Министерство обороны и прочие военные организации. Группа разработала целый набор программных закладок — программ, размещаемых в системе и открывающих хакерам доступ к ней, — которые постоянно корректировались и совершенствовались, появляясь под различными именами: X-Agent, X-Tunnel, Foozer. Эти программы были разработаны, чтобы замаскировать или уничтожить явные признаки проникновения. Fancy Bear специализировались на регистрации доменных имен, почти полностью повторяющих имена веб-сайтов, на которые проводилась атака. По невнимательности пользователь мог зайти на фейковый сайт, авторизоваться и — вуаля! — в руках у Fancy Bear пароль, использовав который, группа сможет получить доступ к подлинному сайту. Годом раньше Fancy Bear публично обвиняли в причастности к хакерским атакам на немецкий бундестаг и французскую телекомпанию TV5 Monde.

Crowd Strike пришла к выводу, что Cozy Bear резвилась в сети DNC по крайней мере с июля 2015 года. Fancy Bear лишь недавно — в апреле 2016 года — пробралась в компьютеры DNC, воспользовавшись ниточкой от Демократической группы, собиравшей средства и поддерживавшей кандидатов от демократов; Демократическая группа сотрудничала с Комитетом Демократической партии по выборам в Конгресс. И все выглядело так, как будто русские смогли получить доступ к системе DNC, попав в аккаунты LastPass при помощи паролей служащих MIS Department, консалтинговой фирмы, обеспечивавшей контроль за сетью Национального комитета Демократической партии.

Удивительным образом сама эта фирма, отвечавшая за безопасность сети, не обнаружила никаких признаков сотрудничества двух русских хакерских организаций. Оказалось, что DNC был атакован дважды отдельными командами русских кибербандитов. И Crowd Strike могла сказать, что русские хакеры переносили — читай крали — множество материалов DNC, включая почту и базы данных. Среди уведенных документов была и папка с компроматом на Дональда Трампа.

Это была настоящая утечка информации. Никто не мог сказать точно, что́ теперь у русских на руках и что они с этим будут делать.

Глава 6 «Феликс Сейтер… Мама родная, надо подумать»

В начале декабря 2015 года Дональд Трамп возглавлял президентскую гонку. Подсчет голосов показывал, что он обошел своих соперников на двадцать процентов. Полгода назад он вступил в борьбу с ничтожными шансами на успех, его всего лишь считали забавным кандидатом: за плечами у него были многочисленные деловые и личные скандалы, обвинения в связях с главами организованного преступного мира, в обмане сотрудников и заказчиков, в унизительных отзывах о женщинах (например, Трамп назвал Рози О’Доннор «растрепой с уродливым жирным лицом»). Уже будучи кандидатом в президенты, он по-прежнему сыпал оскорблениями, нарушая нормы и условности. Члены его собственной партии испытывали отвращение к тому, что они квалифицировали как «оскорбительные замечания»: например, в речи по поводу объявления о начале президентской кампании Дональд назвал мексиканцев «насильниками». Они открыто обвиняли его в недостаточном знании политики, порицали его деловые манеры, осуждали всю его политическую деятельность, изобилующую оскорблениями в адрес противников. Даже соратники были твердо уверены, что его эксцентричное поведение, надменность, нарциссизм, необузданный темперамент и недальновидность не позволят Трампу занять желанный пост.

Зато Трамп прекрасно знал, как поставить хорошее шоу. Он умел привлечь большое количество фанатов на марши в свою поддержку, он безжалостно критиковал политический истеблишмент, в пух и прах разносил средства массовой информации, высмеивал своих противников, расхваливал свои успехи и обещал, что Трамп — он любил говорить о себе в третьем лице — вернет Америке былое величие. Он сокрушал толпу, бессовестно используя глубоко скрытое в людях чувство обиды и недовольства. Особенно хорошо это получалось у него с белыми избирателями в глубинке. Он вел себя непредсказуемо, переворачивал вверх дном всю Республиканскую партию, соблазнял новостные программы подробностями, как кошек валерьянкой, и уверенно шел вперед по итогам предварительных выборов и предвыборных совещаний на местах.

За короткий срок своей предвыборной кампании Трамп побил все рекорды популизма и недостоверности. Казалось, ни один значимый кандидат в президенты за всю современную историю не искажал и не утаивал правду так часто и много, как это делал Трамп. Но в том, что он устроил в начале декабря, было вопиющее, возмутительное лицемерие. И хотя для него и для его шансов стать президентом это событие было критически важно, в целом публика совершенно упустила его из виду. Дело было связано с Феликсом Сейтером, который в прошлом обвинялся в преступных деяниях и стал информатором ФБР, и также речь шла о связях Трампа с Россией. Но никто в тот момент — ни репортеры, ни противники Трампа — не понял всей важности происходившего.

Агентство Associated Press прочесывало прошлое человека, возглавлявшего президентскую гонку. И в результатах расследования, среди множества неоднозначных фактов, был один интересный эпизод: в двухтысячные годы Трамп сотрудничал с нью-йоркским застройщиком Феликсом Сейтером, русским по происхождению. Когда-то Сейтер отсидел срок в тюрьме за кровавую драку, участвовал в мошеннических операциях на бирже в сговоре с итальянской мафией и российской организованной преступностью. Трамп строил с компанией Сейтера фешенебельный «Трамп СоХо», отель и кондоминиум в Нижнем Манхэттене. После публикаций в New York Times в 2007 году криминальное прошлое Сейтера стало известно публике, и Трамп дистанцировался от Сейтера. Но тремя годами позже магнат снова работал с Сейтером: они гонялись за всевозможными сделками, включая крупные проекты в России. Отношения Трампа с Сейтером долгие годы привлекали внимание журналистов, писавших о Трампе.

2 декабря журналисту Associated Press Джеффу Горвитцу удалось поймать Трампа для короткого телефонного интервью, и он спросил Дональда о Сейтере. «Феликс Сейтер… Мама родная, надо подумать… Я с ним не знаком», — ответил Трамп.

Горвитц сделал еще несколько звонков, и Алан Гартен, старший юрист «Трамп Организейшн», объяснил, что Сейтер полгода работал в компании Трампа советником в 2010 году.

А вот о том, что Трамп прямо в тот момент занимался с Сейтером проблемой сооружения высотного здания в Москве (менее чем через два года после того, как его бизнес с Агаларовыми развалился), ни Трамп, ни Гартен не обмолвились.

Участвуя в президентской кампании и утверждая на каждом шагу, что всегда будет ставить национальные интересы выше собственных деловых планов, Трамп снова занимался продвижением идеи строительства Трамп-тауэра в Москве. Предыдущая сделка с Агаларовыми провалилась после того, как президент Обама, в ответ на действия Москвы в Украине, наложил на Россию санкции. И вот, полтора года спустя, Трамп частным порядком вел переговоры с другой российской девелоперской компанией. Сейтер — бывший преступник, ставший осведомителем ФБР, — взял на себя посредническую роль. Сделка подлежала одобрению российским правительством, а это означало, что судьба нового проекта Дональда Трампа целиком была отдана на милость Кремля.

Публично Трамп ничего не говорил об этом проекте. Тут явно был серьезный конфликт интересов: кандидат хотел занять Овальный кабинет и в то же время затевал деловое предприятие, которое могло развиваться лишь в том случае, если бы ему дало зеленый свет правительство иностранного государства, государства-противника.

Когда появилась история Associated Press и в ней (всего лишь несколько дней назад!) Трамп утверждал, что не знаком с Сейтером, журналисты, осведомленные о предыдущих делах Трампа с Сейтером, хихикали между собой: утверждение Трампа о том, что он забыл своего товарища по бизнесу, было абсурдно. Но они понимали, что Трамп прибегнул к смехотворно-чудовищной лжи просто для того, чтобы скрыть свою давнюю связь с мошенником на посылках у мафии. Зато журналисты не поняли, что у Трампа был резон скрывать предстоящую сделку с русскими в сфере девелопмента. Потому что, если бы об этих планах прознали, это погубило бы притязания Трампа на пост президента.

Несколькими месяцами ранее, примерно в сентябре 2015 года, Сейтер связался с Майклом Коэном, адвокатом Трампа, и предложил ему участвовать в строительстве здания в российской столице — в нем должны были разместиться отель, офисы и апартаменты. Всё — класса люкс. И называться это здание могло бы Trump World Tower Moscow. Коэн был яростным защитником Трампа — как при рассмотрении дел в суде, так и в прессе. Уроженец Лонг-Айленда, разговорчивый Коэн был известен как Питбуль Трампа. В компании он занимался заключением сделок, а с Сейтером познакомился, еще когда оба еще заканчивали школу.

Предложение Сейтера предполагало строительство высотки с пятнадцатью этажами гостиничных номеров, двумя с половиной сотнями люксовых квартир и коммерческим пространством. Российская компания под названием I.C. Expert Investment Company, у которой не было опыта по сооружению подобных комплексов, намеревалась построить здание, а Трамп предоставил бы ей право на использование своего имени. Эта российская фирма ранее участвовала в строительстве крупных жилых комплексов средней ценовой категории… Коэн позже говорил, что «изначально общался» с российской фирмой через Сейтера. И он обратил внимание на то, что Сейтер упускает детали: приобретение площадки под строительство, анализ схемы финансирования, получение необходимых административных разрешений. В конце октября 2015 года Трамп подписал с I.C. Expert Investment Companyсоглашение о намерениях, чтобы можно было начать работу по проекту.

Соглашение должно было принести в карман Трампа предоплату в 4 миллиона долларов и обеспечить ему впоследствии процент от продаж. Он должен был контролировать маркетинговую деятельность и проектирование плюс получить право назвать спа-центр при комплексе именем своей дочери Иванки (один из возможных вариантов: «СПА от Иванки Трамп»). Компания Трампа должна была заниматься управлением отелем.

Это была серьезная затея. Фирма Трампа обратилась к архитекторам с просьбой разработать концепцию здания. Иванка Трамп предлагала имена архитекторов, которые могли бы стать участниками конкурса проектов. Шли дискуссии о возможностях финансирования. Некоторые проекты I.C. Expert Investment Company были гарантированы российскими банками, находившимися под американскими экономическими санкциями, включая Сбербанк, который был одним из спонсоров конкурса красоты «Мисс Вселенная» в Москве. Если верить Сейтеру, он согласовал финансовую поддержку проекта от ВТБ: этот банк частично принадлежал Кремлю и тоже находился под американскими санкциями. Итак, «Трамп Организейшн» на скорую руку собирала бизнес, который можно было провернуть за счет финансирования российскими банками, входившими в черные американские списки (впоследствии ВТБ отрицал, что он участвовал в проекте).

В соглашении о намерениях президент I.C. Expert Investment Company Андрей Розов указал, что ему принадлежало 100 процентов фирмы. Согласно российским налоговым реестрам, I.C. Expert Investment Company принадлежала трем офшорным компаниям, одна из которых контролировалась кипрским адвокатом, c обширными связями в российских финансах. Неясно, каким образом начиналась эта сделка: российская компания с сомнительным происхождением и еще более сомнительным послужным списком предлагала Трампу потенциально выгодный проект в то время, как он участвовал в президентской кампании и публично высказывался по важным для Москвы вопросам. (Коэн позднее скажет, что: Розов выдвинул предложение «по собственной инициативе»; будто он допускал, что I.C. Expert Investment Company принадлежала Розову; на том этапе переговоров не было никакой необходимости в дополнительной юридической экспертизе; он вообще никогда не встречался с Розовым.)

Склонный к приукрашиванию Сейтер представлял это дело как нечто гораздо большее, чем просто сделка в сфере недвижимости. Он утверждал, что эта сделка благоприятно сказалась на президентской кампании Трампа и судьбе американо-российских взаимоотношений. В электронном письме Коэну Сейтер писал: «Давайте сделаем так, чтобы это случилось, — давайте построим башню Трампа в Москве. И, может быть, наладим взаимоотношения между странами, показав всем и каждому, что торговля и бизнес гораздо лучше и эффективнее, чем политика. Это должно стать и путинским посланием, мы поможем ему согласиться с этим. Помочь установлению мира и заработать много денег — я бы сказал, что это для нас великолепная жизненная цель».

В последующей переписке с Коэном Сейтер говорил: «Я устроил так, чтобы Иванка смогла посидеть в кресле Путина за его столом в кремлевском офисе (во время поездки 2006 года). Я заполучу Путина на этот проект, и мы увидим Дональда избранным в президенты… Приятель, наш парень может стать президентом США, мы способны это организовать. Я сделаю так, чтобы вся путинская команда нас поддержала, я буду руководить этим процессом».

Сейтер сказал Коэну, что очень хочет показать своим российским контактам видеозаписи, на которых Трамп в позитивном ключе высказывается о России, и хвастался, что сможет устроить так, что Путин похвалит Трампа. А еще в том случае, если Трампа изберут, Сейтеру хотелось бы получить назначение послом США на Багамы.

Пока Коэн и Сейтер проталкивали этот тайный проект, Трамп продолжал яростно защищать Путина на публике. В середине декабря 2015 года Трамп появился в передаче MSNBC Morning Joe, где и заявил, что Путин по сравнению с Обамой — более яркий лидер. Ведущий Джо Скарборо заметил, что «Путин убивает журналистов, которые с ним не согласны», Трамп презрительно фыркнул в ответ: «Он управляет своей страной, и он по крайней мере, лидер а не то, что мы имеем здесь, в этой стране… Я думаю, наша страна тоже немало убивает». Через два дня Трамп снова отмахнулся от обвинений в том, что Путин связан с убийствами инакомыслящих и журналистов в России: «Но, по справедливости говоря насчет Путина, вы утверждаете, что он убивал людей, но я не видел этого. Я не знаю таких фактов. Вы смогли бы доказать это?»

В середине января 2016 года проект забуксовал. Земля под башню так и не была приобретена. Необходимыми разрешениями все еще не заручились. Сейтер предложил, чтобы Коэн от имени Трампа связался с офисом Путина и попросил помощи. Но у Сейтера не было в Кремле никакого реального знакомства, у Коэна — тем более. Адвокат Трампа стал обзванивать журналистов, спрашивая, нет ли у кого-нибудь адреса электронной почты Дмитрия Пескова, пресс-секретаря Путина. Одной из тех, кто ответил на его звонок, была Мэгги Хаберман из New York Times, многие годы писавшая о Трампе. Но и она сказала Коэну, что адреса Пескова у нее нет. В конечном итоге Коэн отправил свою просьбу о помощи на общий кремлевский адрес, взятый на сайте Кремля, — и так и не получил ответа.

К концу месяца он решил на свой страх и риск, не информируя Трампа, отказаться от проекта «по деловым соображениям».

Этот проект не взлетел. Но… еще примерно пять из восьми месяцев президентской кампании Трампа сама сделка не была закрыта. Она могла, вероятно, обогатить Трампа и его семью, но угрожала его шансам на президентство. Трамп о ней молчал. И делал вид, что едва знаком с Феликсом Сейтером.

История странноватых взаимоотношения Трампа с Сейтером — это часть более крупной повести о твердом намерении Трампа начать бизнес в России. Около трех десятков лет Трамп всеми силами распространял свой бизнес по миру: задумывал и строил офисные башни, отели и поля для гольфа в Панаме, Индии, Турции, Ирландии, Шотландии, Дубае, Канаде и на Филиппинах. Но, к его огромному сожалению, российский рынок никак не хотел ему поддаваться.

Усилия в этом направлении Трамп начал прилагать еще в 1987 году: советское правительство спонсировало поездку «все включено» по подбору подходящей площадки под строительство Трамп-тауэра в пригороде Москвы. В одном из интервью того времени Трамп объяснял, что отель будет главным образом рассчитан на состоятельных людей, приезжающих в Россию, людей, «которые хотели бы посетить Москву, но не хотели бы во время этой поездки оставлять свои привычки». Но в подобных планах была одна большая загвоздка: башня должна была быть совместным предприятием между Трампом и советским правительством. Советы оставляли себе в собственности долю в 51 %. Для Дональда это был облом. (Незадолго до того как Трамп предпринял попытку заполучить российский проект, он говорил Бернарду Лауну — врачу, разделившему с советским коллегой Нобелевскую премию мира в 1985 году за борьбу по предотвращению ядерной войны, — что хотел бы получить от президента Рональда Рейгана специальные посольские полномочия, чтобы обсудить проблему ядерных вооружений с Советским Союзом, и он смог бы «в течение часа» добиться заключения договора.)

Прошло несколько лет, прежде чем магнат предпринял следующий поход на Россию. В конце октября 1996 года «Трамп Организейшн» объявила, что Дональд направляется в Москву для обсуждения строительства комплекса Трамп-тауэр. С момента развала Советского Союза прошло пять лет, по России катилась война приватизации, и по всем фронтам наступал хаотический, кумовской капитализм. В начале девяностых, когда трамповская империя казино стремительно разваливалась, он пережил — и выжил — целую череду банкротств; Дональд перенес свою генеральную бизнес-стратегию со строительных проектов, которые исполнял сам, на передачу права на использование его имени в чужих стройках и на последующее управление построенными отелями и резиденциями.

Трамп прилетел в российскую столицу. Визит был рассчитан на три дня. «Мы хотим построить суперлюксовую жилую башню. Я думаю, именно такую Москва страстно хочет, Москве такая очень нужна».

На этот раз он казался близок к заключению сделки. Трамп объединил свои силы с российским производителем сигарет «Лиггет-Дукат», который был подразделением базировавшейся в США Brook Group. Российская фирма уже начала разработку проекта офисного центра в Москве, на земле, взятой в аренду. А компания Brook подтянула Трампа, чтобы он занялся первым Трамп-тауэром в Европе. График предусматривал завершение работ к 2000 году. «У нас грандиозные финансовые гарантии от различных групп, — говорил Трамп в Москве. — Мы готовы начать в любое время, когда только захотим».

Но из этой сделки ничего не получилось. Равно как и из следующего предложения — российская инвестиционная фирма приглашала Трампа отреставрировать обветшавшую гостиницу «Москва», серый монолит у Кремля. В 1998 году пресс-секретарь «Трамп Организейшн» сказал в интервью Moscow Times, что русские проекты Трампа «на самом, самом, самом заднем плане. Мы уже долгое время не думали о Москве. Но это, насколько я знаю, не означает, что Трамп от этой идеи совсем отказался».

Россия могла привлекать Трампа не только по деловым соображениям. В 2001 году, в разгар перепалки с Трампом в прямом эфире радиопередачи Говарда Стерна, светский колумнист А. Дж. Бенза нанес удар: «Он имеет русских». В середине девяностых Бенза был известным охотником за знаменитостями в газете New York Daily News и часто писал о Трампе. Вспоминая о том времени, Бенза рассказал Стерну, что Трамп «часто звонил мне, когда я вел свою колонку, и все время говорил: „Я только что был в России. У девушек там нет никакого понятия о морали. Ты обязательно должен туда съездить“».

Трамп не отказался от своих видов на Россию — и вскоре поделился своей мечтой о башне в Москве с Сейтером.

Когда в восьмидесятых и девяностых Трамп расширял девелоперский бизнес своего отца, строя недвижимость на Манхэттене и казино в Нью-Джерси, он сотрудничал с разными неприглядными игроками: жуликоватыми профсоюзными деятелями, боссами мафии и уголовными авторитетами. Он сотрудничал также с Роем Коном, в прошлом старшим советником сенатора Джо Маккарти, а потом — крупнейшим нью-йоркским адвокатом, который защищал мафиози и политиков, обвиненных в коррупции. Для Трампа анализ чистоты прошлого его партнеров по бизнесу и клиентов никогда не был делом высокой важности. В начале восьмидесятых годов Трамп положил начало своей империи казино в Атлантик-Сити, штат Нью-Джерси, арендовав собственность у двух мафиози. В 1988 году за полмиллиона долларов Трамп купил беговую лошадь у помощника крупного мафиозного авторитета Джона Готти. (Позднее, когда выяснилось, что лошадь оказалась никуда не годной, Трамп не заплатил парню ни цента.) Но Сейтер, вероятно, был одним из самых странных партнеров Дональда с криминальным прошлым.

Сейтер родился в 1966 году в России, а вырос в Бруклине, на Брайтон-Бич. Он получил лицензию биржевого брокера, но его карьера в финансах прервалась в 1991 году, когда он влез в скандал в каком-то баре и порезал противнику лицо отбитой ножкой от бокала с «Маргаритой». Сейтер отсидел около года по обвинению в тяжком уголовном преступлении. Позже он с компанией занялся брокерскими махинациями, в основном по схеме pump-and-dump (мошенники покупали массу копеечных акций какой-нибудь компании, искусственно взвинчивали их цену за счет ложных посулов и фальшивой информации, а в один прекрасный день разом их продавали), и отмыванием полученного дохода — около 40 миллионов долларов. Как всегда, в мошеннических схемах участвовали русские и итальянские мафиозные кланы.

В 1998 году к Сейтеру пришли агенты ФБР. В последовавшем обвинении Сейтер фигурировал как «не состоящий под судом пособник». Сейтер заключил с федералами сделку, где признал себя виновным в одном эпизоде с рэкетом, и согласился сотрудничать, предоставляя информацию о своих сообщниках. Обвинитель пообещал ходатайствовать о смягчении наказания, если Сейтер выполнит свою часть сделки.

Сейтер предоставил информацию, которая помогла ФБР установить личности и привлечь к ответственности других участников 40-миллионной аферы. Он жил двойной жизнью — агента по недвижимости и информатора ФБР. В начале 2002 года он работал в компании Bayrock, инвестиционной и девелоперской фирме, во главе которой стоял Тевфик Ариф, бывший чиновник из советского Казахстана. (Bayrock часто сотрудничала с другой девелоперской компанией — Sapir Organization, которую основал миллиардер из бывшей советской Грузии.) Офис Bayrock находился в Трамп-тауэре.

Очень скоро Сейтер и Bayrock начали вести дела с Трампом. Давая показания под присягой, Сейтер впоследствии вспоминал, что он «подбрасывал» Трампу идеи. В 2003 году Bayrockобъявил о строительстве совместно с «Трамп Организейшн» башни-кондоминиума в 20 этажей и отеля в Фениксе. (Проект не был реализован.) Bayrock купил право на использование имени Трампа для отеля и кондоминиума в Форт Лодердейл, штат Флорида. И это проект провалился, вызвав поток исков о мошенничестве.

Трамп и Bayrock состряпали-таки отель-кондоминиум в Нью-Йорке, «Трамп СоХо» — это был единственный проект, в который Трамп вложил хоть какие-то личные средства. На вечеринке по поводу запуска этого проекта присутствовали и Трамп, и Сейтер. (Проект «Трамп СоХо» привел к судебным искам, покупатели жилья обвинили Трампа, его взрослых детей и всю команду в обмане. Трамп и его соответчики в 2011 году замяли это дело, не признав за собой злого умысла или противоправных действий.)

Все это время Сейтер не оставлял попыток найти Трампу проект в России. В 2005 году Трамп передал Bayrock исключительные права на создание и развитие предприятия Трампа в России. Позже Сейтер показывал, что он съездил в Москву и по возвращении «заглянул в офис г-на Трампа и сказал ему что-то вроде: „По московским делам мы двигаемся вперед“. А Трамп якобы ответил: „Хорошо“». На каком-то этапе Сейтер и Bayrock даже выбрали для строительства подходящее место — закрытую фабрику по производству карандашей, носившую имя американских радикалов Николы Сакко и Бартоломео Ванцетти. Сейтер говорил: «Я показывал Трампу фото — самой площадки и видов с нее на окрестности. Весьма зрелищно».

Сейтер и Bayrock были для Трамп своеобразным мостиком к российским деньгам. В показаниях под присягой в 2007 году Трамп сказал, что Bayrock привел российских инвесторов к нему в Трамп-тауэр для обсуждения возможных проектов в Москве. Трамп сказал: «Я обдумывал возможность инвестировать там. — И добавил: — Было бы смешно, если бы я не инвестировал в Россию. Россия — одно из самых горячих мест для инвестиций во всем мире». Планы у компании были большими, Трамп отметил: «Это должны были быть крупные международные отели и башни Трампа в Москве, Киеве, Стамбуле и так далее. А еще в Варшаве, в Польше».

Однако для любого девелопера Сейтер был потенциально опасным партнером. Он уже был судим за рэкет — на том этапе это еще не выплыло наружу, — но если бы это вскрылось, инвесторы могли бы заявить, что Bayrock и компания, включая Трампа, намеренно вводили их в заблуждение. В 2007 году менеджер проекта в Фениксе в исковом заявлении писал, что Сейтер угрожал оторвать ему яйца, отрезать ноги и «„оставить мертвым в багажнике его же автомобиля“, если бы он попытался обнародовать сведения о неблаговидной деятельности Сейтера и его криминальном поведении в прошлом». Сейтер все отрицал; случай уладили.

В декабре 2007 года отношения Трамп — Сейтер столкнулись с некоторыми трудностями: New York Times напечатала статью, в которой говорилось, что известный магнат в сфере недвижимости ведет дела с человеком, состоявшим в преступном сговоре с мафией для отмывания денег и обмана инвесторов. Всякий, кто сотрудничал с Сейтером, после этих откровений о мошенничестве и преступных замыслах оказывался загнанным в угол. Times также писала, что Сейтер, что весьма странно, участвовал «в планах покупки на черном рынке противовоздушных ракет для нужд Центрального разведывательного управления».

Трамп заявил газетчикам, что он ничего не знал о прошлом Сейтера.

Во время дачи показаний под присягой в другом независимом расследовании вскоре после публикации Трампа снова спросили о Сейтере и сенсационной статье в Times. Дональд настойчиво повторял, что имел лишь «ограниченные» контакты с Сейтером. «Порвали ли вы свои связи с Bayrock в результате этих событий?» — спросили Трампа. Он ответил: «Ну что ж, я пытаюсь разобраться в этом, потому что история меня вовсе не обрадовала».

Но еще на том же допросе он заявил: «Когда-нибудь мы будем в Москве».

Сейтер ушел из Bayrock после того, как разразилась история со статьей в Times. К этому времени его московский проект с Трампом уже испустил дух.

Хотя Сейтер и засветился как мошенник и уголовник, Трамп своих отношений с ним не прервал. В 2010 году Сейтера взяли в «Трамп Организейшн» консультантом, его задачей был поиск возможных проектов. На визитной карточке Сейтера значилось: «Старший советник Дональда Трампа». Если верить «Трамп Организейшн», сотрудничество длилось всего полгода. После того как Сейтер оставил Bayrock, фирма оказалась вовлечена в судебные иски. Бывший сотрудник Bayrock обвинял ее в отмывании денег и уводе наличности. Bayrock возражала, что бывший сотрудник всего лишь обижен на компанию и хочет сделать быстрые деньги.

Сотрудничество Сейтера с ФБР снискало одобрение чиновников Министерства юстиции. Впоследствии главный прокурор Лоретта Линч скажет Конгрессу, что Сейтер предоставил «информацию, значимую для национальной безопасности и для осуждения более двух десятков» преступников, сотрудничавших с мафией. Но в заметках, которые Сейтер написал для своих адвокатов, он, как обычно, обнаружил склонность к самовозвеличиванию и утверждал, что среди когда-либо сотрудничавших с федералами он был «одним из самых великих». Он заявлял, что расстроил заговор, нацеленный на убийство президента Джорджа У. Буша и Колина Пауэлла, а также предоставил достоверную информацию о местопребывании Усамы бен Ладена. Он писал, что «спас тысячи, может быть, десятки тысяч жизней», включая жизни американских военнослужащих в Афганистане. Он, делая это, «подвергал свою жизнь большой опасности». Он заявил, что Феликс Сейтер, «безо всякого преувеличения, национальный герой».

Но Трамп не хотел, чтобы именно этот герой публично считался входящим в круг его общения. Во всяком случае, не после того, как пресса вскрыла его дурно пахнувшее прошлое. В показаниях под присягой в 2013 году, предвосхищая то, о чем будет говорить два года спустя, уже в качестве кандидата в президенты, Трамп настаивал: «Если бы он сидел сейчас в комнате, я бы даже не знал, как он выглядит».

Связи Трампа с Сейтером не привели Трампа к успеху в Москве. Но Дональд и его семейный бизнес пробовали свои силы в других сделках по России — им хотелось приобщиться к потоку фондов, текущих из страны, где экономикой заправляли олигархи.

«Дональд Трамп продаст свое имя» — так называлась статья, появившаяся в российской газете «Коммерсантъ» в июне 2008 года. Дональд Трамп — младший, в тот момент исполнительный вице-президент по девелопменту и приобретениям в «Трамп Организейшн», приехал в Москву на конференцию «Недвижимость в России» с программной речью. Четыреста человек из 18 стран — потенциальные инвесторы и девелоперы, люди, намеревавшиеся вкладывать деньги в растущую российскую экономику, — собрались в «Гранд Отель Мариотт», чтобы подобрать ключи, завязать связи, собрать намеки и подсказки и… еще больше разбогатеть. Выступая перед российскими чиновниками и управленцами, старший сын Трампа объявил, что «Трамп Организейшн» настроена оптимистически и что среди ее планов — строительство элитных отелей и апартаментов в Москве, Санкт-Петербурге и Сочи, столице предстоящих зимних Олимпийских игр 2014 года. Его семья также намеревалась передать другим девелоперам в России право использования имени Трамп. В предыдущем году Трамп зарегистрировал в России свое имя как торговую марку.

Несколько месяцев спустя сын Трампа выступал на конференции по недвижимости на Манхэттене и сказал, что он лично занимается поиском возможных проектов в России. Он уже побывал в Москве — шесть раз за полтора года. Однако, как сказал Дональд-младший, большой проблемой был вопрос: «Могу ли я действительно доверять людям, с которыми имею дело?» Их с отцом беспокоила все растущая в стране коррупция. «Как бы сильно нам ни хотелось делать там бизнес, Россия — совершенно иной мир. Там важно, кто кого знает, чей брат кому платит и так далее. Это по-настоящему пугающий мир». Дела там шли, только если правильные люди хотели, чтобы они шли.

Но были и хорошие новости. Трамп сказал присутствующим, что его фирма добилась успеха, используя поток средств, текущий из России. Трамп и его партнеры успешно торговали квартирами и инвестиционной недвижимостью. Покупатели — состоятельные русские. Например, в 2006 году панамские партнеры Трампа отправились в Москву, чтобы предложить небедным москвичам квартиры в кондоминиуме. Молодой Трамп расхваливал Россию как ключевой источник прибыли: «Русские удивительным образом составляют значительную часть наших клиентов на разных проектах — здесь, в СоХо, и повсюду в Нью-Йорке. Мы видим, как сюда стекается очень много средств из России». В 2017 году писатель Джеймс Додсон, занимающийся историями в мире гольфа, пересказал разговор с Эриком Трампом, вторым сыном в семье. И этот Трамп сказал, что бизнес его отца в финансировании проектов по гольф-курортам не полагается на американские банки: «Все средства, которые нам нужны, мы получаем из России». Впоследствии Эрик Трамп отрицал, что когда-либо говорил такое.

Примерно в это же время в трамповской эпопее по проникновению на желанный российский рынок появляется еще один странный и даже загадочный персонаж — Сергей Миллиан, который впоследствии будет утверждать, что был брокером, предлагавшим кое-какую трамповскую недвижимость состоятельным русским.

Миллиан был президентом Российско-американской торговой палаты в США (RACC) и владельцем переводческого агентства. Наименование у RACC было куда более впечатляющим, чем деятельность. Миллиан основал эту некоммерческую организацию в 2006 году в Атланте, и с того времени она перебивалась кое-как. Группа ратовала за более тесные коммерческие связи между Россией и Соединенными Штатами. На сайте RACC говорилось, что Миллиан и его соотечественники содействовали сотрудничеству между американскими фирмами, российским правительством и лидерами российского бизнеса.

Но как много мог сделать Миллиан, если бюджет его группы выражался всего лишь пятизначными числами? Одно время организация базировалась в обычной квартире в Астории, в Квинсе, в которой Миллиан жил.

Размещенная в сети биография утверждала, что Миллиан закончил Минский государственный лингвистический университет в 2000 году. Он родился в Белоруссии, но не распространялся насчет того, как попал в США. Он нигде не обмолвился о том, каким образом получил гражданство в США. Когда-то его звали Сяргей Кукуць.

Видимо, отношения с Трампами завязал Миллиан. В апреле 2009 года в выпуске вестника RACC Миллиан отчитался, что работает с российскими инвесторами, которые хотели бы приобрести недвижимость в Соединенных Штатах, и уже подписал договор с «Трамп Организейшн» «по совместному обслуживанию нужд российских клиентов в сфере коммерческой, жилой и промышленной недвижимости».

Миллиан утверждал, что он познакомился с Трампом в 2008 году, когда Трамп рекламировал свой проект «Трамп Голливуд» во Флориде. Позднее Миллиан скажет репортерам, что подписал контракт по продаже российским инвесторам апартаментов на этом объекте. Он считал это крупным успехом. «Я был рад тому, что так много русских могут купить квартиры в этом кондоминиуме». В другом интервью он сказал, что Трамп «доволен тем, что сможет сделать с русскими так много денег». По оценкам Миллиана, Трамп заработал «сотни миллионов долларов… в результате взаимодействия с российскими бизнесменами».

В обозрении отчетов по сделкам с недвижимостью агентства «Рейтерс» за 2017 год было сказано, что по крайней мере шестьдесят три индивидуума с российскими паспортами или адресами приобрели недвижимость в семи высотных зданиях под брендом «Трамп» в южной Флориде на сумму не менее 98 миллионов долларов. Личность сотен других покупателей была замаскирована фирмами-прокладками и не могла быть установлена. Но большая часть этих денег вовсе не попала к Трампу. Он не был владельцем этих проектов. Они просто проходили под его именем, за что Трамп снимал небольшой процент — как комиссию с первоначальной продажной цены.

Особенно любопытным был один из аспектов истории Миллиана. В 2011 году он и RACC хотели начать партнерство с Россотрудничеством, российской правительственной организацией, пропагандировавшей русскую культуру за рубежом. Две организации устроили десятидневную поездку пятидесяти американских предпринимателей в Москву и по Московской и Владимирской областям. Миллиан высказал свою признательность Россотрудничеству в письме на имя российского президента Дмитрия Медведева. Однако вскоре после этого Россотрудничество попало под прицел ФБР в связи с использованием подобных увеселительных поездок для вербовки американцев российской разведкой. Американские участники были допрошены агентами ФБР обо всех предложениях, сделанных им за время этой поездки «все включено». Вскоре после начала расследования Юрий Зайцев, глава Вашингтонского подразделения Россотрудничества и инициатор организации поездок, смог спокойно вернуться в Москву. По поводу претензий ФБР он заметил, что это было «не что иное, как эхо холодной войны».

«Трамп Организейшн» впоследствии будет отрицать, что когда-либо состояла в формальных деловых отношениях с Миллианом. Но Миллиан сыграет очень важную роль в истории «Трамп — Россия», потому что якобы именно он сделал сенсационные и ничем не подтвержденные заявления о том, что происходило в номере одной московской гостиницы.

На всем протяжении 2000-х Трамп непрерывно пытался подобраться к бизнесу в России. Он заходил с разных сторон. В 2006 году Трамп становится исполнительным продюсером российской версии шоу «Кандидат». На следующий год он начинает маркетинговый блиц по продажам в России водки «Трамп». Он даже пытается организовать совместное предприятие по боевым искусствам, в котором должен был участвовать Федор Емельяненко, российский чемпион по смешанным единоборствам в тяжелом весе. Среди фанатов Емельяненко был сам Путин. Предприятие вылетело в трубу.

В 2004 году Трамп наконец сорвал жирный куш в вызвавшей всеобщее удивление сделке с одним из российских олигархов. Дональд купил у некоего американского богача, только что потерявшего свое состояние и обитавшего в доме для престарелых, владения в Палм Бич. Ценник — 45 миллионов долларов. Трамп клялся, что отреставрирует дом и превратит его во «второе величайшее имение в Америке». Первым был его частный клуб Мар-а-Лаго, расположенный неподалеку. Но двумя годами позже Трамп решил с выгодой перепродать дом. И запросил уже 125 миллионов.

Желающих не было. Рынок жилой недвижимости падал. Трамп сбросил 20 процентов. Особняк по-прежнему не продавался.

В 2008 году на выручку Трампу пришел-таки покупатель, российский олигарх по имени Дмитрий Рыболовлев. Послужной список Рыболовлева был полон интриг. В девяностых он просидел целый год в тюрьме по обвинению в убийстве, которое потом было снято. В 1995 году, в период дикого капитализма в ельцинской России, Дмитрий в возрасте двадцати девяти лет стал президентом крупнейшей российской компании по производству удобрений. Что логичным образом снискало ему прозвище Король удобрений. Вскоре Рыболовлев превратился в одного из самых богатых россиян. По оценкам журнала Forbes, в 2008 году он стоил 12,5 миллиардов.

Король удобрений заплатил Трампу за имение 95 миллионов долларов. Дональд положил себе в карман прибыль в 50 миллионов.

Однако все телодвижения Трампа по России не вылились в какой-нибудь проект в Москве. Но он не отказывался от своей мечты. Трамп не оставлял попыток украсить линию московского горизонта своим именем. В 2013 году после шоу «Мисс Вселенная» в Москве им с Агаларовыми удалось ненамного приблизиться к заветной цели. В 2015 году Дональд вернулся к бизнесу с Сейтером, стараясь выторговать себе проект в Москве и одновременно пытаясь всучить себя избирателям в США в качестве главного американского суперпатриота. Планировал ли Трамп использовать свой статус основного претендента от республиканцев на президентский пост в качестве рычага для получения наконец бизнеса в Москве? Или он думал, что шансов стать президентом у него никаких, и поэтому больше заботился о реализации своих более чем десятилетних амбиций?

Для кандидата в президенты очередной контакт с Сейтером был очень необычным шагом. Но после того как и этот проект умер, к Трампу пришел успех, какого он никогда раньше не знал: Дональд Трамп начал выигрывать американские праймериз и одного за другим крушить своих соперников из политической элиты.

Глава 7 Он же пятнадцать лет был российской марионеткой!

Пол Манафорт хотел снова вернуться в игру. Вашингтонский лоббист-ветеран, бывший когда-то крупным игроком в среде политиков республиканской партии — координатором восьми штатов от штаба Джеральда Форда в 1976 году и менеджером соглашений с республиканцами при Джордже Г. У. Буше в 1988-м и Роберте Доуле в 1996-м. Ему уже шестьдесят шесть, он не работал в предвыборных кампаниях уже многие годы, но ему кажется, что именно сейчас у него появился шанс. В самом начале 2016 года Трамп одного за другим опрокидывал своих противников по итогам предварительных выборов и предвыборных совещаний на местах. Но его плохо организованной кампании не хватало политиков, имеющих опыт и знание специфики президентских выборов. И тогда Манафорт предложил лидеру республиканцев свои услуги.

В записке, отправленной через общего знакомого, воротилу в сфере прямых инвестиций Тома Баррака, Манафорт убеждал Трампа, почему именно его следует нанять для этих целей. «Я руководил президентскими кампаниями по всему миру», — писал Пол. Он доказывал, что прекрасно подойдет на должность помощника кандидата в президенты, который пообещал избирателям, что осушит стоячее болото столицы нации. «Я избегал вашингтонского политического истеблишмента с 2005 года; я не принесу с собой вашингтонского багажа», — писал Манафорт.

И этот посыл сработал, будучи подкрепленным предложением Манафорта отказаться от вознаграждения. Трамп говорил своим помощникам, что Манафорт нравился ему своим видом: с вечным загаром и тщательно уложенными волосами. А кроме того, у Манафорта был еще один козырь — несколько лет назад он приобрел аппартаменты в Трамп-тауэре. В конце марта по настоянию Баррака и своего зятя Джареда Кушнера Трамп привлек Манафорта к кампании в качестве главного специалиста по стратегии; тот должен был заниматься запутанным процессом отбора делегатов. Но если Трамп надеялся, что Манафорт действительно придет к нему без багажа, то он очень ошибался. В очередной раз Трамп даже не подумал принять хоть какие-то меры, напоминающие проверку благонадежности партнера. Когда Виктория Нуланд, помощник государственного секретаря, курировавшая российскую политику, прочла о назначении Манафорта, она сразу поняла, какой именно багаж тот принесет с собой. Нуланд подумала: «Манафорт! Он же пятнадцать лет был российской марионеткой!»

Уже больше десяти лет Манафорт загребал миллионы, консультируя украинских и российских клиентов, очень часто — из-за кулис. Он сделал себе карьеру как один из крупнейших «решал» в украинской политике и главный стратег пророссийской Партии регионов, когда во главе этой партии стоял Виктор Янукович. Он так много времени проводил в Украине, что смотрел на эту страну как на собственную вотчину. Так высказался однажды старый друг и бывший партнер Манафорта Роджер Стоун-младший.

Однажды в 2007 году Стоун, давний советник Трампа и самопровозглашенный специалист по темным делам, сидел в киевском ресторане, давая советы украинскому политику Володимиру Литвину (говорят, что существовала запись, на которой Литвин говорил о необходимости заставить замолчать украинского журналиста, ведшего собственное расследование; обезглавленное тело журналиста позднее нашли где-то в лесу). Внезапно мирный ужин Стоуна был прерван. «Что, черт возьми, ты здесь делаешь?» — спрашивал какой-то американец. Это был Фил Гриффин, знакомец Стоуна из аппарата Республиканской партии, в то время работавший в команде, собранной Манафортом для работы на Януковича, соперника Литвина. Вскоре после этой встречи Манафорт позвонил Стоуну. Он был в ярости. Манафорт кричал на своего давнего друга: «Что вы творите в моей стране!»

А ведь несколькими годами раньше Манафорт и Стоун были партнерами. В одной из самых скандально известных лоббистских консалтинговых фирм Вашингтона — Black, Manafort and Stone. Они создали новаторскую компанию, которая сделала давно существовавшую в Вашингтоне традицию использовать высокое служебное положение в корыстных целях крайне высокодоходным занятием. Рекламируя свой инсайдерский доступ к высшим чинам в рейгановской администрации, трое хитроумных пройдох — Стоун, Манафорт и Чарли Блэк — сделали большие бабки, работая политическими консультантами республиканских кандидатов, желавших попасть в Белый дом и Сенат. Потом они собирали немалые гонорары, лоббируя законодателей, которым они же помогли избраться в интересах своих корпоративных клиентов. В очередь за услугами троицы стояли известнейшие фирмы — Salomon Brothers, Rupert Murdock’s News Corporation, Tobacco Institute, National Rifle Assoсiation и… Trump Organisation тоже.

Одно особенное направление деятельности, которое тщательно поддерживал молчаливый Манафорт, создало фирме скандальное имя: они несколько раз представляли интересы самых продажных и жестоких диктаторов мира. В обмен на увесистые предварительные гонорары — часто семизначные — Блэк, Манафорт и Стоун принимались изо всех сил полировать имидж сомнительных клиентов, превращая их в респектабельных партнеров Вашингтона в глобальной битве против коммунизма.

Клиентура фирмы представляла из себя портретную галерею международного беспредела: филиппинец Фердинанд Маркос, заирец Мобуту Сесе Секо, сомалиец Мохаммед Сиад Барре. Дурнопахнущий типаж клиентов беспокоил некоторых сотрудников фирмы. Двадцатипятилетняя сотрудница лоббистской фирмы Рива Левинсон, которую послали на встречу с сомалийским властителем Сиадом Барре (только недавно в одном из репортажей по правам человека его обвиняли в массовых убийствах, пытках и изнасилованиях), спросила Манафорта: «Мы правда хотим, чтобы эти люди были нашими клиентами?» Манафорту вопрос показался неудобным. «Мы все знаем, что Барре плохой парень, Рива. Но мы должны сделать так, чтобы он стал нашим плохим парнем. Приятной поездки», — вот что услышала девушка в ответ.

Одним из печально известных клиентов Манафорта был Жонаш Савимби, бывший последователь Мао, самовлюбленный бунтовщик из Анголы, лидер УНИТА, разжигавший партизанскую войну против промарксистского правительства своей страны. В его армии служили дети и подростки, военных обвиняли в пытках и насилии по отношению к гражданскому населению. Манафорт послал лоббистов на Капитолийский холм для встреч с помощниками конгрессменов, чтобы убедить всех в том, что обвинения были голословны или непомерно раздуты, а Савимби заслуживал поддержки США на правительственном уровне. Корпоративный лоббист высшего уровня Уэйн Берман только что пришел работать в фирму, и Манафорт пригласил его на коктейльный прием в честь Савимби. Берману стало не по себе. Он поговорил о Савимби с кем-то из высших чинов Государственного департамента. И ему было сказано: «Этот парень делает все свои деньги на наркотиках, бриллиантах и похищении детей с целью получения выкупа». Бермана встревожили возможные репутационные риски, которые могли возникнуть у него самого и его важнейших корпоративных клиентов, вроде Texaco или Salomon Brothers, в случае если его собственное имя будет упоминаться рядом с именами подобных клиентов Манафорта. Жена сказала Берману: «Ты немедленно должен оттуда уйти!» Так он и сделал — ушел из фирмы и порвал все связи с Манафортом.

В двухтысячные годы, после продажи своей лоббистской фирмы, Манафорт ушел в другую высокодоходную сферу деятельности. Вместе с Риком Дэвисом, еще одним консультантом республиканцев, Манафорт создал новую фирму, которая предлагала различные консультационные услуги иностранным политикам и бизнесменам. Одним из топ-клиентов фирмы стал Олег Дерипаска, русский миллиардер, алюминиевый король, который, как говорилось в одной конфиденциальной телеграмме американского посольства, «был среди двух-трех олигархов, к которым регулярно обращается Путин».

В 2005 году Манафорт успешно подтянул Дерипаску на 10-миллионную программу по обеспечению миллиардера полным пакетом консультационных услуг. В записке на имя Дерипаски Манафорт писал: «Эта модель может оказать правительству Путина огромную помощь, если будет использована на соответствующих уровнях». Он отмечал, что этот проект сможет «сместить фокус внешней и внутренней политики правительства Путина».

Однако вскоре альянс Манафорта с Дерипаской оказался политически неудобным. В начале 2006 года совершенно неожиданно Манафорт и Дэвис получили письмо от Дерипаски, по факсу; факс-машина принадлежала Институту реформ, некоммерческой организации, созданной республиканским сенатором Маккейном для продвижения его политической повестки. Дэвис был одним из старших советников Маккейна и президентом группы.

В своем письме Дерипаска благодарил обоих консультантов за то, что они «устроили» ему официальную встречу с Маккейном и еще двумя сенаторами-республиканцами в шале недалеко от швейцарского Давоса. Шале принадлежало некоему канадцу — управляющему золотыми приисками. Прочитавшие факс помощники Маккейна ошалели. Правительство США, подозревая Дерипаску в связях с организованной преступностью, недавно отказало ему в визе на въезд в Штаты — первым об этом решении сообщил репортер Wall Street Journal Гленн Симпсон.

В то же время Маккейн как раз планировал включиться в президентскую гонку 2008 года в качестве поборника прозрачности и демократических ценностей во всем мире. А тут — Дэвис, старший советник Маккейна, и Манафорт выступают посредниками в организации встречи между сенатором из Аризоны и российским миллиардером, которого правительство США не хочет пускать в страну! В конечном итоге слухи о письме просочились за стены Института реформ — и как раз тогда, когда началась президентская кампания; головная боль Маккейну была обеспечена, хотя и ненадолго. Дэвис, в тот момент бывший руководителем предвыборной кампании Маккейна, был вынужден свернуть свои бизнес-связи с Манафортом. А еще позже кампания Маккейна отказалась от намерения доверить Манафорту организацию национального съезда Республиканской партии в 2008 году. Он был слишком опасен.

С провалом кампании 2008 года связь Манафорт — Дерипаска пропала из поля зрения общественности. Но эта история стала первым намеком публике о том, что Манафорт по самую макушку залез в тайную деятельность со связанным с Путиным заокеанским олигархом, — эта ситуация могла быть как крайне выгодной, так и крайне неудобной.

Именно Дерипаска толкнул Манафорта навстречу богатым и влиятельным людям в Украине. Он познакомил американца с украинским стальным и угольным магнатом Ринатом Ахметовым. Ахметов поручил Манафорту важную, но трудную задачу: нужно было реабилитировать имидж ближайшего украинского союзника Кремля — Виктора Януковича.

Совсем не простая задача. Янукович был мрачным, грузным человеком со сложным прошлым. Подростком он сидел в тюрьме за грабеж и нанесение телесных повреждений. В 2004 году Янукович и его политическая партия потерпели сокрушительное поражение на бурных выборах, запомнившихся таинственным отравлением диоксином Виктора Ющенко, лидера оппозиции, в конечном итоге выигравшего президентскую гонку.

Манафорт открыл офис в Киеве и набрал команду: более сорока социологов и советников. Среди них был и консультант от демократов Тэд Дивайн, который впоследствии станет главным стратегом кампании Берни Сандерса в президенских выборах 2016 года. Еще один из важных членов команды Манафорта — Константин Килимник, попросту Костя — славился таинственным прошлым: он был военным переводчиком в российской армии, а английский отшлифовал, служа в ГРУ — российской военной разведке. «Обычно мы говорили о нем — „Костя, тот парень из ГРУ“», — вспоминал позже один из политтехнологов, работавших в Москве.

В 2017 году в судебном иске Министерства юстиции говорилось, что один из служащих Манафорта, личность которого установить не удалось, имел связи с российской разведкой. New York Times утверждала, что этим служащим был Килимник.

Манафорт и его команда использовали новейшие политические и имиджмейкерские методы в американском стиле для того, чтобы создать популярность персоне Януковича. Манафорт порекомендовал Януковичу носить итальянские костюмы. Он продвигал образ Януковича как сильного лидера, используя для этого фотографии Януковича вместе с Путиным. Манафорт определил, на какие наболевшие вопросы надо обратить внимание, чтобы повысить рейтинги Януковича и Партии регионов: он сфокусировался на правах русскогоговорящих украинских граждан и сопротивлении вступлению Украины в НАТО.

В телеграмме одного из чиновников американского посольства было написано: «Партия регионов старается сменить свой имидж гавани для мафиози на образ легитимной политической партии. Черпая из глубоких карманов (Ахметова), она наняла политических ветеранов с Кей-стрит, чтобы они помогли ей в работе по формированию совершенно нового облика. Фирма Манафорта — среди политических консультантов, нанятых для этой пластической операции».

Манафорт продвигал Януковича и в Вашингтоне, преподнося его как модернизатора, который может вывести свою страну из-под влияния России прямо в объятия Запада. В декабре 2006 года он сопровождал Януковича в Вашингтон и устроил ему встречу с вице-президентом Диком Чейни, а также беседы в редакциях газет и выступление с речью в научном центре, где пророссийский политик охарактеризовал себя как начинающего государственного деятеля, преданного делу демократии и ведущего Украину в сторону Европы.

Усилия Манафорта привели к тому, что ФБР стала получать заявления, в которых Пол назывался негласным иностранным лоббистом, что нарушало закон о регистрации иностранных агентов, предписывавший американцам, участвующим в защите и продвижении интересов крупных лиц иностранных государств, регистрироваться в Министерстве юстиции. «Меня это страшно бесило», — говорил Рональд Слим, бывший аналитик ЦРУ, консультировавший в то время Юлию Тимошенко, главную соперницу Януковича. Слим в связи со своей деятельностью зарегистрировался, как было положено, в Министерстве юстиции. «Я встречался с ФБР и сказал им, что Манафорт — иностранный агент», — признавался Слим. Но ФБР это было неинтересно. Федералы сказали, что Бюро фокусируется на терроризме и не имеет достаточных ресурсов, чтобы заниматься тайными иностранными агентами.

Под руководством Манафорта Янукович выиграл выборы 2010 года, обогнав Тимошенко на 4,5 пункта. Манафорт продолжал консультировать Януковича и после победы. И когда Янукович возбудил против Тимошенко уголовное расследование, в результате чего она оказалась за решеткой, именно Манафорт нанял одну из ведущих американских юридических фирм, которая составила доклад, в основном поддерживавший обвинения в адрес Тимошенко.

Манафорт оставался с Януковичем и во время кровавых протестов 2014 года. Во взломанном хакерами СМС одной из дочерей Манафорта говорилось, что прибыль от работы отца с Януковичем — «кровавые деньги». После того как Янукович сбежал из Киева, Манафорт пристал к другой пророссийской партии, помогая ей получить как можно больше мест в парламенте. Это принесло ему больше миллиона долларов.

Трамп публично объявил о приглашении Манафорта на роль советника своей предвыборной кампании. Александра Чалупа, работавшая консультантом в Национальном комитете Демократической партии, едва сдержала свой гнев. Александра долгие годы следила за деятельностью Манафорта, пытаясь, по большей части безуспешно, информировать американские массмедиа о его делишках в Украине. Чалупа отправила коллегам в DNC сообщение: «Это бесподобно. Вот все, что нужно, чтобы завалить Трампа».

Больше всего Александра думала о том, что это люди Януковича, клиента Манафорта, расстреляли протестовавших на Майдане в 2014 году. Чалупа была американкой украинских корней, происхождения своего не скрывала, помнила рассказы родителей о страшной сталинской коллективизации тридцатых годов, когда умерли от голода миллионы украинцев. Она была свидетельницей войны на территории современной Украины, считала это продолжением политики советского периода; Чалупа твердо намеревалась предать гласности и правосудию любого американца, который способствовал бы коррупции и насилию в Украине.

В следующие недели Александра связывалась с источниками в Украине и в Вашингтоне — собирала информацию по работе Манафорта на Януковича. В конце апреля она помогла организовать небольшую протестную акцию в родном городе Манафорта Нью-Бритене, Коннектикут. Местные украинско-американские активисты собрались на Пол Манафорт-драйв. Улица была названа в честь отца Манафорта, бывшего когда-то мэром городка. Собравшиеся требовали, чтобы власти переименовали улицу: слишком много нагрешил Манафорт-младший. Толпа призывала Трампа уволить Манафорта и обвиняла Путина в продолжающейся агрессии в Украине.

Крестовый поход Чалупы против Манафорта не привлек особого внимания, если не считать нескольких залпов сквернословия на проукраинских и пророссийских площадках «Твиттера». Но усилия Чалупы не прошли незамеченными — через несколько дней в ее почтовый ящик Yahoo пришло письмо от службы безопасности браузера: «Требуются немедленные меры. Мы подозреваем, что ваш аккаунт стал мишенью для злоумышленников, пользующихся государственной поддержкой». Подобные уведомления были редкостью для Yahoo. Его служба безопасности отправляла подобные только в случае самых изощренных попыток проникновения в аккаунты пользователей браузера. Один из сотрудников службы безопасности сказал тогда: «Это дело нешуточное».

Чалупа вспоминала: «Я испугалась. Мне было действительно страшно». Ей никогда так и не сказали определенно, был ли взломан ее аккаунт, но сама она понимала, что был. И только одна группа злоумышленников с государственной поддержкой могла стоять за всем этим — русские. Александра поняла, что стоит на верном пути.

Александра Чалупа призывала журналистов покопаться в украинских связях Манафорта, в его неафишируемых лоббистских операциях в пользу политической партии Януковича. (Одним из журналистов, с которыми связывалась Чалупа, был Майкл Айзикофф из Yahoo News, она пригласила его на прием в украинское посольство — собирали украинских журналистов.) Очень скоро обнаружилась драгоценная находка — серия обличительных материалов.

Некоторые подсказки «прятались» у всех на виду. В 2011 году Юлия Тимошенко — украинский политик, которую Янукович победил на президентских выборах 2010 года, — подала гражданский иск в федеральный суд в Нью-Йорке: она обвиняла своих политических оппонентов в организации преступной группировки, отмывавшей деньги на территории США. В иске утверждалось, что Манафорт объединился с Дмитрием Фирташем, украинским газовым магнатом, союзником Януковича, и совместно с ним отмывал через лабиринт подставных компаний в Панаме, на Кипре и в Европе сотни миллионов долларов, полученных преступным путем от махинаций с украинским газом. Деньги вкладывались в недвижимость в Нью-Йорке.

Фирташ тоже был интересным персонажем. В 2008 году он рассказывал послу США в Киеве, что для вхождения в бизнес несколькими годами раньше ему пришлось заручиться одобрением Семена Могилевича, печально известного российского мафиози. Но тесные связи с гангстерами он отрицал.

В том же году, согласно документам, прилагавшимся к иску адвокатами Тимошенко, Манафорт встретился с Фирташем в Киеве для обсуждения следующего предложения: олигарху предлагали вложить сто милллионов долларов в международный фонд недвижимости. Частью соглашения была выплата Фирташем полутора миллионов долларов некоему Брэду Заксону в виде комиссии за управленческие услуги. Заксон еще при Фреде Трампе, отце нынешнего президента, был управляющим «Трамп Организейшн».

Нет никаких признаков того, что это соглашение с Фирташем когда-либо было реализовано. Но некоторые документы в иске Тимошенко показывали, что Манафорт обсуждал с Фирташем и более амбициозный проект: покупку «Дрейк-отеля» на Манхэттене за 850 миллионов долларов и превращение его в комплекс класса люкс. Частично этот проект должен был финансировать Дерипаска.

И этот проект роскошной башни никогда не был воплощен в жизнь — он стал одной из многочисленных жертв финансового кризиса и обвала рынка недвижимости той осенью. В 2015 году иск Тимошенко был отклонен на том основании, что предполагаемые рэкетирские действия имели место по другую сторону океана и не подпадают под юрисдикцию федерального суда. В 2014 году Фирташ был арестован в Австрии по обвинению (ордер был выписан в Чикаго) в организации схем международного взяточничества с целью получения разрешения на добычу титанового сырья в Индии.

Примерно в то же время плохо пошли дела Манафорта с Дерипаской. Десятью годами раньше Манафорт и его бизнес-партнер Рик Гейтс совместно с Дерипаской основали фонд, собиравшийся заниматься инвестициями в Украине, в России и везде, где только можно. Частью соглашения стала выплата одной из фирм Дерипаски — Surf Horizon — 7,35 миллионов долларов под видом комиссионного вознаграждения Манафорту и Гейтсу. Одна из сделок подразумевала инвестиции в размере 18,9 миллионов долларов на покупку украинской телекоммуникационой компании. В конце 2014 года Дерипаска инициировал обращение в суд на Каймановых островах, требуя, чтобы Манафорт и Гейтс отчитались о том, что случилось с фондами по этой сделке.

Сделка по украинской телекоммуникационной компании была бесконечно запутанной. И не случайно. Петиция Surf Horizon утверждала, что весь проект был тщательно продуманной авантюрой по уходу от налогов. Документы судебного разбирательства подтверждали, что Манафорт создал на Кипре многочисленные посреднические компании, которые осуществляли серии займов как способ ухода от налогообложения.

Согласно иску Дерипаски, деньги просто исчезли. Адвокаты Дерипаски подавали многочисленные иски и запросы аудиторской проверки, но не получили ответа. В обращении в суд Каймановых островов адвокаты Дерипаски писали: «Дело выглядит так, будто деньги просто исчезли».

Но не исчезли Манафорт и Гейтс. Весной 2016 года оба работали на предвыборную кампанию Трампа. К этому времени спор Манафорта с Дерипаской стал публичным, первыми о нем написали Yahoo News. Но все еще никто не осознал всего масштаба связей Манафорта с российскими олигархами. Человека, которого Трамп привел для руководства своей президентской кампанией, преследовал один из ближайших путинских приспешников — счет шел на миллионы долларов.

В январе 2018 года Дерипаска подал иск в суд штата Нью-Йорк против Манафорта и Гейтса, утверждая, что они обманули его в сделке с украинской телекоммуникационной системой.

Когда Манафорт стал одним из руководителей кампании Трампа, он надеялся с помощью своего нового статуса решить проблемы с Дерипаской и избавиться от денежных затруднений. Той весной Пол отправил Килимнику, своему надежному помощнику в Киеве, письмо: он просил, чтобы Килимник предпринял все необходимое, чтобы Дерипаска узнал, что Манафорт стал влиятельным советником кандидата в президенты, имеющего все шансы на то, чтобы оказаться в Белом доме. Манафорту было крайне важно, чтобы Дерипаска осознавал его новый статус.

Пол писал Килимнику: «Я полагаю, ты показал нашему другу обзор прессы по связанным со мной событиям?» Из Киева отвечали: «Конечно, все до последней заметки». В другом письме Килимник докладывал о том, что один из помощников Дерипаски преподносит хозяину новые истории о Манафорте. «По правде говоря, с нами пресса обошлась гораздо лучше, чем с Трампом. Что бы ни случилось, эта информация в любом случае значительно улучшит вашу репутацию», — сообщал Килимник Манафорту.

Манафорт искал возможности превратить свою работу на Трампа в источник дохода. Он спрашивал Килимника, подразумевая свое положение в президентской кампании: «Как бы нам получить на этом какой-нибудь кусок? Предпринимает ли что-нибудь ОВД?» (ОВД — иницалы Дерипаски.) По состоянию на предыдущий декабрь Манафорт был должен связанным с Дерипаской компаниям-прокладкам на Кипре миллионы. Манафорт не расшифровывал, что он подразумевал под словом «кусок»; он, без сомнения, пытался выяснить, как использовать его связи с Трампом к личной выгоде.

Манафорт также намеревался во что бы то ни стало сохранить свои российские махинации в секрете. Когда Washington Post прислала в штаб Трампа перечень вопросов, касавшихся отношений Манафорта и Дерипаски, Пол приказал Хоуп Хикс, пресс-секретарю кампании, просто проигнорировать запрос. Манафорт использовал свое положение в предвыборной кампании Трампа для нормализации своих финансовых отношений с олигархом, близким к Путину. Эта задача, конечно же, должна была выполняться тайно.

На этом этапе Манафорту удалось избежать превращения своих русско-украинских делишек в вопрос повестки дня президентской кампании. 19 мая 2016 года Трамп, близкий к тому, чтобы стать кандидатом в президенты от республиканской партии, снова продвинул Манафорта, назначив его начальником своего избирательного штаба и главным стратегом предвыборной кампании.

Глава 8  Как, черт возьми, он попал в этот список?

21 марта 2016 года Дональд Трамп присутствовал на встрече c редакционным советом Washington Post. И первым делом издатель Фред Райан спросил Трампа о советнике по внешней политике.

Трамп знал, что рано или поздно об этом непременно спросят. Вот уже несколько недель Дж. Д. Гордон, советник президентской кампании (Гордон в свое время был пресс-секретарем в лагере Гуантанамо), бился над тем, чтобы собрать Трампу команду по вопросам национальной безопасности: он обращался к представителям администрации Буша, консервативным академикам и бывшим генералам Пентагона. И все — без особого успеха. Один из этих людей, недавно вышедший в отставку генерал ВМС Джон Келли, даже не ответил на его телефонный звонок. Гордон говорил: «Никто из них не хотел иметь с нами ничего общего».

Но Сэм Кловис, родом из Айовы, в прошлом ведущий ток-шоу на радио, а теперь — один из политтехнологов предвыборной кампании Трампа, ко времени встречи в редакции Washington Post сумел-таки на скорую руку сварганить списочек из весьма темных фигур. Трамп зачитал фамилии редакторам и репортерам: Валид Фарес, аналитик по вопросам контртерроризма на канале Fox News; Джозеф Шмитц, бывший генеральный инспектор Пентагона; Кис Келлог, генерал-лейтенант в отставке. Было в списке и еще два имени, которых почти никто раньше не слышал: одно из них было Картер Пейдж, и Трамп подчеркнул, что этот человек — доктор философии; другое — Джордж Пападопулос, и Трамп охарактеризовал его как «прекрасного парня, консультанта по вопросам энергетики и нефти».

Никто из советников Трампа не работал при предыдущих администрациях на значимых позициях и не отвечал за формирование общего курса государственной политики. Ни один из них не обладал сколь-нибудь приличным опытом и во внешней политике. А двое так и вообще имели весьма сомнительное прошлое. Фарес однажды был ближайшим советником одного ливанского полевого командира христианской партии. Этого человека обвиняли в том, что во время кровавой гражданской войны он не стеснялся использовать карательные меры против мусульман-шиитов. Шмитц, после того как ушел из Пентагона, стал старшим консультантом охранного предприятия Blackwater; руководил фирмой Эрик Принс; законность деятельности Blackwater вызывала многочисленные сомнения. Ее сотрудников обвиняли в расстреле безоружных гражданских лиц в Ираке во время расправ на кольцевой развязке в Багдаде в 2007 году.

То, что выбор пал на Пейджа и Пападопулоса, также было очень странно. В 2004 Пейдж открыл в Москве представительство Merrill Lynch. Он начал консультировать «Газпром» и инвестировать в этот гигант, принадлежащий в основном российскому правительству. Последние годы он все время находился в поиске различных сделок с участием России, и очень часто ему мешали экономические санкции США. Пейдж яростно их осуждал. В 2014 году он написал статью, критиковавшую НАТО за провокационное поведение по отношению к Путину.

У двадцатичетырехлетнего Пападопулоса было на удивление скудное резюме. В 2009 году он закончил Университет Де Поля и на безвозмездной основе работал интерном в Гудзоновском институте — центре стратегических исследований консервативного толка в Вашингтоне. В своем профиле на LinkedIn он указал, что представлял США в программе «Модель ООН». Обладая даром завязывать и поддерживать контакты, он недолгое время был советником в президентской кампании Бена Карсона, что и использовал весьма умело, чтобы попасть в команду Трампа.

После обнародования списка советников кандидата в президенты Стив Бэннон, работавший тогда на информационный ресурс альтернативных правых Breitbart News, позвонил своему приятелю, который работал в штабе Трампа: «Все эти люди — толпа клоунов. А Попадопулос? Как, черт возьми, он попал в этот список?»

Пейдж и Пападопулос были почти неизвестны в Соединенных Штатах, но их новая роль была с интересом отмечена в России. Очень скоро Пейджу предложили выступить с большой речью в престижном московском университете, председатель совета директоров которого был по совместительству заместителем председателя правительства России. В Москве Пейджем занимались некий профессор с Мальты и одна загадочная русская женщина. Пейдж и Пападопулос, как подозревало ФБР, имели дело с агентами-посредниками российской разведки, и все это было частью сложнейшей операции по проникновению в кампанию Трампа с целью оказать на него влияние.

24 марта 2016 года, через три дня после того, как Трамп впервые произнес имя Пападопулоса перед редакторами Washington Post, юный политтехнолог и некто Джозеф Мифсуд, профессор дипломатии в университете города Стерлинга (Шотландия), встретились в Лондоне за ланчем. Мифсуд был уроженцем Мальты и хвалился своими связями в высших эшелонах российской власти. Он познакомился с Пападопулосом полутора неделями раньше в Италии. Позже Джордж будет рассказывать, что профессор живо заинтересовался им после того как узнал, что Пападопулос был взят в команду Трампа по внешней политике. Выгода Пападопулоса состояла в том, чтобы постараться сблизиться с академиком, вхожим в российскую элиту, и тем самым укрепить свое положение в кампании Трампа.

Мифсуд пришел на ланч не один. Он познакомил Пападопулоса с очень привлекательной русской женщиной, представив ее как «племянницу Путина». Профессор сказал еще, что у нее очень хорошие связи в Кремле. (Позднее Пападопулос узнал, что эта женщина, которую звали Ольга Виноградова, а иногда — Ольга Полонская, не была родственницей Владимира Путина.)

После ланча Пападопулос отправил Кловису и нескольким другим сотрудникам штаба электронные письма с докладом о том, что встречался с этой парой и говорил о «встрече между нами и российской верхушкой для обсуждения связей США — Россия при президенте Трампе». Кловис ответил, что над этим следует работать на всем протяжении президентской кампании, но он был доволен. Кловис уже как-то говорил Пападопулосу, что основной внешнеполитический акцент кампании Трампа ставился на улучшение взаимоотношений с Россией. «Прекрасная работа», — написал он Джорджу.

Неделю спустя, 31 марта, Пападопулос присутствовал на первом заседании комитета по внешней политике предвыборного штаба Трампа. Заседание проходило в конференц-зале старого почтамта в Вашингтоне — здание как раз перестраивали, чтобы превратить его в новый отель Trump International. Трамп председательствовал, члены комитета один за другим представлялись коллегам. Когда очередь дошла до Пападопулоса, он упомянул о том, что у него есть знакомые в Великобритании, которые смогут устроить встречу кандидата республиканцев с Путиным. Реакция была неоднозначной. Отставной контр-адмирал ВМФ Чарльз Кубик, только что пришедший во внешнеполитическую команду, счел идею плохой. Он ссылался на то, что Россия все еще находится под санкциями в связи с событиями в Украине. Присутствовавший на встрече Гордон впоследствии вспоминал, что сенатор от Алабамы Джефф Сешнс, старший советник Трампа по внешней политике, раскритиковал идею и предложил более никогда не возвращаться к ней. Однако куда значительнее была реакция Трампа: он не сказал «да», но он не сказал и «нет». Он просто выслушал всех. Но следователям Пападопулос скажет, что ему казалось, будто Трамп одобрил его идею. Согласно источникам, знакомым с показаниями Пападопулоса, Дональд сказал, что идея была «интересна», и посмотрел на Сешнса как бы в поисках поддержки. Сешнс кивнул головой в знак согласия. (Впоследствии Сешнс скажет, что точно не помнит подобный обмен «знаками».)

Что бы ни говорили на той встрече, в электронном письме профессор представил Пападопулоса Ивану Тимофееву — программному директору Российского совета по международным делам; этот исследовательский центр был основан и финансировался российским правительством. Профессор описывал Тимофеева как человека, близкого к чиновникам из российского Министерства иностранных дел. Через Skype и по электронной почте Пападопулос и Тимофеев обсуждали возможность встречи между представителями российского правительства и людьми Трампа.

В одном из писем Пападопулос, готовивший наброски первой программной речи Трампа по внешней политике, сказал Тимофееву, что выступление (в котором Трамп призывал к улучшению отношений с Россией) было «сигналом к встрече».

А тем временем вокруг становилось все интереснее. 26 апреля за очередным завтраком в лондонской гостинице Мифсуд сказал Пападопулосу, что он только что вернулся из Москвы после встреч с высокопоставленными российскими чиновниками. Из московских бесед Мифсуд узнал, что русские накопали «грязи» на Хиллари Клинтон: «Русские заполучили письма Клинтон… У них тысячи электронных писем», — сказал Мифсуд Пападопулосу.

Было непонятно, о каких письмах говорил Мифсуд: о личных, которые Клинтон якобы уничтожила? Или о каких-то других, из другого источника? К тому времени подозревали, что в базу Национального демократического комитета проникли две хакерские группировки из России и одна из них выкрала тысячи писем из личного почтового ящика Джона Подесты. Однако пока еще ни одно из этих писем не было опубликовано.

На следующее утро Пападопулос отрапортовал Стефену Миллеру, одному из руководителей кампании: «У меня есть интересные новости из Москвы о нашем деле. Расскажу, когда придет время». Через три дня он поблагодарил Мифсуда за настойчивые попытки организовать встречу Путина с Трампом: «Если это случится, это будет историческим событием».

Пападопулос был одержим идеей «делать историю»… И он, по сути, правильно видел, какие события, часто — закулисные, могли стать важнейшими и поменять привычный мир. И вот однажды ночью в мае в Лондоне, когда выпито было очень много, Джорджу повезло со знакомством: он встретил Александра Даунера. Кто-то из знакомых израильских дипломатов представил Пападопулоса своему коллеге из австралийцев, а уж тот, в свою очередь, по какому-то поводу познакомил его с Даунером. Даунер был одним из ведущих австралийских дипломатов в Британии.

После нескольких кругов выпивки Пападопулос сказал Даунеру, что у русских есть политическая «грязь» на Клинтон. Даунер отметил про себя интересную информацию, но пока ее было недостаточно, чтобы что-либо предпринимать. Как знать: может быть, это просто болтовня у барной стойки.

В течение следующих недель Пападопулос продолжал слать чиновникам из предвыборного штаба, включая Манафорта и руководителя кампании Кори Левандовски, письма о том, что Россия заинтересована в визите Трампа или других представителей кампании, включая его самого. В какой-то момент Манафорт переслал письмо Пападопулоса одному из коллег с пометкой: «Трамп не наносит подобных визитов. Нужно послать кого-то из низшего звена в кампании, чтобы поездка не была расценена как сигнал». Формулировка означала, что Манафорту казалась вполне приемлемой сама идея контакта между предвыборным штабом Трампа и Москвой.

Пападопулос от своих попыток устроить встречу не отказался и в последующие месяцы продолжал наводить мосты, чтобы она состоялась «вне протокола». В какой-то момент он сам вызвался съездить в Россию, и Кловис дал ему зеленый свет. В конечном итоге Пападопулос так и не полетел в Москву, однако туда слетал Картер Пейдж. Эта поездка заинтересовала ФБР.

Российские попытки наладить отношения с кампанией Трампа не ограничивались обработкой Пападопулоса. Одним из направлений этой работы была более широкая российская инициатива по обретению влияния в американском консервативном движении.

И именно в рамках этой миссии Рик Холт, ветеран вашингтонского лоббизма и крупнейший поставщик средств для Республиканской партии, совершил ложный шаг. Это случилось еще два года назад. Холта пригласили на частный ужин в одном из ресторанов Нэшвилла во время ежегодного съезда Национальной стрелковой ассоциации (NRA). Почетным гостем на том ужине был Александр Торшин, зампредседателя российского Центробанка, по совместительству — высокопоставленный член партии «Единая Россия». По правде говоря, Торшин был не той фигурой, в честь которой можно было произносить заздравные речи на ужине NRA: в то время испанские власти проводили расследование по отмыванию российских денег, и Торшин был среди фигурантов. (Существовала распечатка прослушки, где один из российских мафиози отзывался о Торшине как о своем крестном отце, “el padrino”.)

Холт был в замешательстве. С чего бы это NRA принимать российского эмиссара, близкого к Путину? Холту сказали, что Торшин был близким другом Дэвида Кина, бывшего президента NRA, и что он получил пожизненное членство в Ассоциации. Но еще больше Холта интересовало присутствие рядом с Торшиным женщины, представленной как его личный помощник. Мария Бутина, высокая, яркая рыжеволосая красотка, на безукоризненном английском потчевала лидеров NRA рассказом о собственных охотничьих доблестях и своей работе по учреждению организации за право владения, ношения и применения оружия в целях самообороны в России. Организация называлась «Право на оружие».

Холт уже встречался с Бутиной — в прошлом феврале, на ежегодной конференции за консервативные политические действия (CPAC). Тогда Холт был поражен тем, насколько чрезмерно внимательной к нему была эта женщина. Она спросила его: «Давайте станем друзьями на Facebook? Как мы можем поддерживать связь?» Лысеющий, давно носящий очки, шестидесятилетний Холт не привык видеть себя объектом столь явного внимания со стороны молодых привлекательных женщин. Он вспоминал: «Я только и думал: что, черт возьми, это все значит?»

Дуэт Торшина и Бутиной продолжал всплывать на консервативных сборищах: съезд NRA, конференция СРАС, национальный молитвенный завтрак в Вашингтоне. В июле 2015 года, через несколько недель после того, как Трамп объявил о своем участии в президентской гонке, Бутину видели на Празднике свободы — мероприятии консерваторов в Лас-Вегасе. Во время сессии вопросов и ответов она спросила нового кандидата от республиканцев о его отношении к России.

«Я из России… Намерены ли вы продолжать политику санкций, которая вредит экономикам обеих стран? Или у вас есть другие идеи?» — спросила Бутина. В качестве кандидата в президенты Трамп еще ни разу не высказывался по этому вопросу. Его ответ занял пять минут: «Я знаю Путина. Путин не испытывает уважения к президенту Обаме. Это большая проблема. Очень большая проблема». Действия Обамы привели Россию к установлению более тесных связей с Китаем, что «ужасно» для Соединенных Штатов. «Я думаю, что мы прекрасно поладим с Путиным. Я не думаю, что вам нужны санкции. Я думаю, что мы очень хорошо поладим». Благодаря Бутиной у русских теперь было документальное подтверждение того, что Трамп не одобряет санкции, так ненавистные Москве.

Гораздо позже советники кампании Трампа, просматривая видеозапись этой встречи, диву давались… Стив Бэннон обсуждал это с председателем Национального комитета республиканцев Райнсом Прибусом. Каким образом эта русская оказалась на том мероприятии в Лас-Вегасе? Как случилось, что Трамп дал ей возможность задать вопрос? А сам ответ Трампа? Было очень странно, думал Бэннон, что Трамп дал такой полный, развернутый ответ. Прибус согласился: было что-то странное в этой истории с Бутиной. Он сказал Бэннону, что, где бы ни проходили мероприятия консервативных кругов, Бутина обязательно там появлялась.

Весной 2016 года Торшин и Бутина предприняли новый раунд игры с целью заполучить влияние на кампанию Трампа, на этот раз — с открытым забралом. Одним из их эмиссаров был консервативный активист и член NRA Пол Эриксон: именно он сопровождал Бутину на конференцию СРАС годом раньше. В мае Эриксон послал письмо Рику Дирборну, одному из старших функционеров кампании и главе администрации Сешнса. Тема письма была обозначена как «Связь с Кремлем». В сообщении он предлагал выступить в качестве тайного канала связи между кампанией Трампа и Путиным. Не называя имен, Эриксон явным образом предлагал стать посредником между парой Торшин — Бутина и президентской кампанией Трампа.

Эриксон писал: «Путин настроен чрезвычайно серьезно в плане налаживания хороших взаимоотношений с мистером Трампом. Он намерен пригласить мистера Трампа посетить его в Кремле до выборов».

Письмо Эриксона объясняло, почему Путин хотел помочь кампании Трампа. «Кремль считает, что единственная возможность реальной перезагрузки наших взаимоотношений заключается в новом, республиканском Белом доме, — писал он. — С той поры, как Хиллари сравнила Путина с Гитлером, все российские лидеры считают, что искупить этого она никак не сможет».

Эриксон считал, что предстоящий съезд NRA в Луисвилле может стать идеальной возможностью для первого контакта между его российскими друзьями и лагерем Трампа. Предполагалось, что Трамп выступит с речью. Среди приглашенных ожидались Торшин с Бутиной.

С подобным же предложением — в пользу контактов и необходимости разговора Трампа с Торшиным на мероприятии NRA — в штаб обратился еще один активист от консерваторов, Рик Клэй. В своем письме к Дирборну Клэй описывал Торшина как «очень близкого друга президента Путина». Целью Торшина было организовать встречу (на высшем уровне, в Москве) между Трампом и преподобным Франклином Грэмом, который бы рассказал о преследовании христиан по всему миру.

«Простите мне громкие слова, но это ГРАНДИОЗНО! — писал Клэй Дирборну. — Картинка, где мистер Трамп и Франклин Грэм присутствуют в России на мероприятии, которое соберет более тысячи христианских лидеров со всего мира, и обсуждают вопрос защиты христиан, подвергающихся преследованию, в сочетании с совершенно ощутимо приближающейся встречей между президентом Путиным и мистером Трампом, развалила бы усилия кампании Клинтон отодвинуть мистера Трампа с внешнеполитической арены и обеспечило бы ему дальнейшую поддержку духовенства».

Письмо Клэя Дирборну было переслано Джареду Кушнеру, который выбросил красный флаг. Он велел Дирборну «забыть об этом», добавив, что «многие люди приходят к нам, утверждая, что у них есть для нас послание… Наиболее вероятно, что затем эти люди возвращаются к себе и утверждают перед своими, что у них есть особые каналы… И все для того, чтобы придать веса самим себе. Будьте осторожны».

Однако Торшин получил приглашение на частный ужин с чиновниками NRA в Луисвилле. А там он встретился и коротко переговорил с Дональдом Трампом-младшим.

Той весной в орбиту Трампа попала еще одна фигура из системы национальной безопасности — фигура куда более выдающаяся, чем Пейдж, Пападопулос или любой другой из команды советников по внешней политике: генерал-лейтенант в отставке Майкл Флинн.

При Обаме Флинн занимал пост директора Разведывательного управления Министерства обороны (DIA). Человек дерзкий, демонстративно шедший против основных догм своей партии, Флинн когда-то пользовался покровительством генерала армии Стэнли Маккристала. Он был старшим офицером разведки при объединенном командовании специальных операций Маккристала, элитного контртеррористического подразделения. Широко бытовало мнение о том, что Флинн искусно пользовался всеми методами военной разведки: от взлома личных компьютеров и мобильных телефонов через сбор информации дронами до пристрастных допросов задержанных — все для того, чтобы подавить восстание суннитов в Ираке. В дальнейшем он заслужил одобрение и награды, руководя разведкой во время антитеррористических операций в Афганистане. Но пренебрежение Флинна к бюрократическим процедурам на посту директора DIA послужило причиной краха его карьеры. В августе 2014 года Флинн был вынужден подать в отставку из-за множества жалоб на злоупотребление служебным положением и непрекращающиеся стычки с высшими чиновниками Пентагона. Флинн был глубоко уязвлен.

После того как его принудили уволиться из армии, Флинн начал намекать прессе и обывателям, что реальной причиной отставки были его попытки проинформировать общественность о пренебрежительном отношении Белого дома Обамы к разведданным, свидетельствовавшим о росте и распространении ИГИЛ. Однако Флинн не смог предоставить достойных доказательств того, что DIA снабжала власти такими данными. Но его претензии, подкрепленные успешными действиями ИГИЛ в Ираке и Сирии, снискали Флинну расположение среди консервативных критиков антитеррористической политики администрации. И вскоре Флинн стал вторить одному из главных постулатов этой критики: неспособность Обамы денонсировать «радикальный исламский экстремизм» подорвала все усилия по уничтожению ИГИЛ.

После нескольких появлений на Fox News и на других каналах Флинн был приглашен в Трамп-тауэр для того, чтобы он смог ввести в курс дела кандидата от республиканцев. Трамп и Флинн поладили, и, согласно мнению одного из ближайших соратников отставного генерала, увидели друг в друге братьев по оружию, сражающихся с либеральными массмедиа и демократическим истеблишментом. Поздней весной о Флинне начали повсюду говорить как о будущем директоре национальной разведки в случае избрания Трампа президентом. Были даже предположения о том, что он может стать кандидатом на пост вице-президента.

Флинн был дерзким, воинственным и упрямым, но становился совершенно миролюбивым, как только речь заходила о России: он видел в Путине потенциального союзника в борьбе против исламского экстремизма. В декабре 2015 года Флинн был приглашен в Москву — выступить с речью на праздновании десятилетнего юбилея Russia Today, российского информационного агентства, рупора официальной пропаганды. Официальные лица в Пентагоне были поражены, прочитав официальный пресс-релиз, объявивший о предстоящем появлении Флинна в Москве. Присутствие высокопоставленного, хотя и отставного офицера Вооруженных сил США на подобном мероприятии — в то время как правительство США налагало на правительство Путина все более и более жесткие санкции — было бы воспринято общественностью как удачный пропагандистский ход в пользу русских. Один из бывших помощников Флинна умолял его не ездить в Россию. «Пожалуйста, сэр, не делайте этого, — говорил Саймон Ледин, офицер военной разведки, работавший с Флинном и бывший другом семьи. — Речь не только о вас. Вы трехзвездный генерал в отставке. Речь идет об армии. Обо всех тех людях, которые служили с вами, о целой команде военных аналитиков, известных как „люди Флинна“. Не поступайте так с ними. Не поступайте так с самим собой».

Но Флинн все-таки решил ехать. Ему хорошо заплатили. Он получил от русских 45 тысяч долларов, билеты премиум-класса и номера в отеле для него самого и для сына.

На юбилее, во время интервью с телеведущей RT Софией Шеварднадзе, Флинн говорил о необходимости для обеих стран отбросить разногласия и более тесно сотрудничать в борьбе с исламским экстремизмом. «Соединенные Штаты не могут сидеть там у себя и говорить: „Россия, ты плохая“. И Россия не может сидеть там у себя и говорить: „США, вы плохие“… У нас странный брак — между Россией и Соединенными Штатами. Но это брак. И чего нам точно не нужно, так это чтобы наш брак распался».

В ту ночь Флинн присутствовал на торжественном ужине, где его усадили за VIP-стол рядом с Путиным. Напротив него за столом сидела кандидат в президенты от партии зеленых Джил Стайн. К концу ужина Путин вышел на сцену и поздравил RT с успешной десятилетней деятельностью. Вместе с другими гостями Флинн аплодировал стоя.

В апреле 2016 года Путина настиг удар судьбы. Более 11 миллионов файлов четвертой в мире крупнейшей офшорной юридической фирмы Mossack Fonseca передал немецкой газете некий анонимный источник. Информация разлетелась по массмедиа всего мира. Материалы, получившие название «Панамское досье», раскрывали, каким образом мировые лидеры и состоятельные частные лица во всем мире использовали офшорные счета, чтобы спрятать деньги и избежать налогообложения. Документы доказывали, что родственники и друзья Путина сколотили и теперь утаивают миллионы долларов в транзакциях, которые, по всей вероятности, стали возможны благодаря их связям с российским президентом. Документы показали, что Сергей Ролдугин, профессиональный виолончелист и личный друг Путина, был связан с офшорными компаниями с оборотом до двух миллиардов долларов.

Имя самого Путина в документах не фигурировало, но он воспринял события очень близко к сердцу и снова обвинил во всем Соединенные Штаты. Он утверждал, что «за всем этим стоят официальные лица и государственные органы в Соединенных Штатах». Кроме того, он заявил, что обнародование этих документов было попыткой Штатов «ослабить нас изнутри, сделать нас более покладистыми и подчиниться их правилам поведения».

Для Путина вся эта история лишь подкрепляла его убежденность в том, что Вашингтон постоянно что-то против него замышляет. Но обвинения в американском заговоре из его уст уже воспринимались как нечто привычное, и этот случай не встревожил администрацию Обамы.

Не встревожил администрацию и доклад разведки, пришедший несколько недель спустя. Разведка США перехватила разговор, во время которого некий офицер ГРУ разглагольствовал о том, что ГРУ готовится нанести Хиллари Клинтон удар, совершить акт возмездия за сыгранную ею роль в протестных антипутинских выступлениях 2011 года. Офицер говорил, что военная разведка готовится посеять хаос на американских президентских выборах.

Доклад, базировавшийся на перехваченном разговоре, был разослан по разведслужбам Америки, но не вызвал никакой сколь-нибудь серьезной озабоченности. Дело выглядело так, как будто никто в правительстве США не был способен представить, что может случиться.

В конце мая Робби Муку вкратце доложили тревожную новость — которую по-прежнему крепко хранили в секрете: российские хакеры взломали сеть DNC. «Черт, — подумал он, — спрашивается, какой информацией они завладели».

Он был раздосадован тем, что его не проинформировали раньше. К тому моменту высшие чины DNC уже знали, что их система была взломана около месяца назад. Однако, следуя предписаниям Crowd Strike и ФБР об абсолютной секретности, они ничего не сказали своим коллегам из «Хиллари для Америки» — так официально называлась предвыборная кампания Клинтон.

Было справедливо предположить, что хакеры, успешно проникшие в систему DNC, смогут проделать то же самое с кампанией Клинтон. IT-команда штаба Клинтон немедленно стала снова и снова проверять свои журналы, чтобы убедиться, что проникновения не было. Это превратилось в постоянный кошмар для Шейна Хэйбла, главы информационной службы кампании, и для его коллег. Они каждый день со страхом думали: вот сегодня, вот прямо сейчас систему взломают, документы уничтожат или выкрадут…

Мук знал, что политические учреждения и предвыборные штабы часто становились мишенями для иностранных разведок. Широко бытовало мнение о том, что подобные атаки устраивали русские, китайцы и прочие для того, чтобы получить инсайдерскую информацию о политическом курсе и кадровых решениях правительства. Но сейчас Мук задавался вопросом: не происходит ли чего-нибудь большего? Не происходит ли чего-нибудь, связанного с кампанией Трампа…

Муку представлялось необъяснимым, почему Трамп нанимал пророссийски настроенных советников и почему он с постоянной симпатией отзывается о Путине. Новые обстоятельства явились 27 апреля: в тот день Трамп произнес свою первую большую речь о внешней политике. Он выступил в отеле «Мэйфлауэр» на мероприятии, которое спонсировал Центр национальных интересов, вашингтонская политологическая организация. Трамп торжественно обещал улучшить отношения с Россией. Среди почетных гостей — во время маленького частного приема перед речью и в первом ряду в зале во время выступления Трампа — был Сергей Кисляк, российский посол. На приеме перед выступлением Сешнс разговаривал с Кисляком. В перехватах разведслужб говорилось, что Кисляк докладывал по инстанции о том, что он и Сешнс обсуждали ход предвыборной кампании и политические проблемы, важные для Москвы. На этом приеме Кисляк встречался также с Джаредом Кушнером. Мук и другие советники кампании Клинтон все более убеждались в том, что во всей этой истории было что-то странное: между Трампом и русским была какая-то ужасная взаимосвязь, которую обе стороны скрывали.

Мук решил поставить себя на место шпиона и представить, не стоит ли кампании срежиссировать операцию, которую он называл «горшком меда». Команда Клинтон могла бы внедрить ложную информацию о ней или о ее штабе в компьютерную систему DNC и потом ждать, предадут ли гласности эту информацию сотрудники Трампа или его союзники. Если бы это произошло, то это означало бы, что лагерь Трампа связан с русскими. Тогда кампания Клинтон смогла бы рассказать о секретном партнерстве Трампа с Москвой.

Мук сформулировал свои соображения Марку Элиасу, юристу предвыборной кампании. Но оба сошлись на том, что это было бы слишком опрометчиво. Вброс должен был быть настолько непристойно-захватывающим, чтобы команда Трампа не могла удержаться от соблазна использовать его в своих целях. И оба понимали, что если они попытаются предпринять нечто подобное и штаб Трампа бросится на наживку и разнесет фальшивку по миру, то на долю их самих, кампании Клинтон, придутся тяжелые времена: им придется убеждать избирателей в том, что в действительности информация была ложной. Вся операция может обернуться против них — закон обратной тяги. Идея «горшка с медом» была отброшена.

На уровне рутинной практики Мук отреагировал на взлом сети DNC введением новых процедур кибербезопасности. Предупреждения, которые кампания рассылала своим служащим о фишинговых письмах, стали регулярными, более частыми и более жесткими. Мук предписал служащим не открывать вложений, пришедших извне. Его очень беспокоили сторонние консультанты: их аккаунты можно было легко взломать, и хакеры таким образом получили бы доступ к компьютерной системе кампании. Поэтому всем и каждому, выполнявшему какую-нибудь работу для кампании, был присвоен официальный адрес на hillaryclinton.com. Мук вспоминал: «Я сказал: давайте все укроемся в нашей крепости!»

Мук не имел ни малейшего представления о том, что русские вскрыли почтовый ящик Подесты. Они уже проникли в крепость.

Глава 9  Если все обстоит так, как вы говорите, мне это нравится

На сцене снова появились Роб Голдстоун и Эмин Агаларов. Тремя годами раньше они помогли Трампу успешно провести его конкурс «Мисс Вселенная» в Москве. Их отношения едва не вылились в строительство Трамп-тауэра в российской столице. В 2015 году Трамп принимал Голдстоуна и Агаларова в своем офисе. Звучал рэп; в песне говорилось о самом Трампе. И вот теперь колоритный специалист по связям с общественностью и завсегдатай джет-сетов, азербайджанский поп-певец потихоньку втирались в самое грандиозное предприятие Трампа — его президентскую кампанию. Они приехали с секретным посланием: режим Путина хочет помочь Трампу попасть в Белый дом.

В одном письме, пришедшем от Голдстоуна на почтовый ящик Дональда Трампа — младшего 3 июня в 10:36 утра, говорилось: «Доброе утро, только что звонил Эмин. Он просил меня связаться с вами по одному очень интересному поводу».

Письмо Голдстоуна содержало необычное предложение:

Российский прокурор встретился сегодня утром с отцом Эмина, Аразом Агаларовым, и предложил снабдить предвыборную кампанию Трампа официальными документами и информацией, которая ставит под удар Хиллари и ее отношения с Россией. Эти сведения могут быть очень полезны вашему отцу.

Конечно же, это информация очень высокого уровня и очень деликатная, но это часть поддержки Россией и ее правительством кандидатуры Трампа. Эмин и Араз Агаларовы выступают посредниками.

Как вы думаете, как лучше всего поступить с этой информацией? Не могли бы вы лично переговорить об этом с Эмином? Я мог бы переслать это письмо через Рону (Графф, секретарь Трампа) вашему отцу, но так как это чрезвычайно важные сведения, я решил послать их сначала вам.

У молодого Трампа были все основания отнестись к письму со всей серьезностью. Араз Агаларов был проверенным деловым партнером Трампа и имел серьезный авторитет в Кремле. По словам Голдстоуна, вся эта схема была задумана одним из высших чинов путинского правительства. В письме он имел в виду генерального прокурора России Юрия Чайку, ярого приверженца Путина.

Послание было очень необычным: речь шла о явном пособничестве российского правительства в выборах Трампа на пост президента США. Младшему Трампу не терпелось узнать об этом как можно больше.

Через семнадцать минут он уже отвечал Голдстоуну: «Если все обстоит так, как вы говорите, мне это нравится». Он предположил, что штаб Трампа сможет использовать информацию, о которой шла речь, тем же летом, и сообщил, что хотел бы переговорить с Эмином, прежде чем что-либо предпринять. Трамп-младший был в отъезде и попросил, чтобы Эмин перезвонил через пару дней.

Через три дня от Голдстоуна снова пришло письмо «об этой информации о Клинтон». Трамп ответил и полюбопытствовал, не сможет ли Эмин поговорить с ним прямо сейчас. Примерно через час Голдстоун нашел Эмина. Тот был в Москве, шел концерт. Голдстоун пообещал Трампу-младшему, что Эмин перезвонит через двадцать минут. Мужчины переговорили, после чего Трамп послал Голдстоуну сообщение: «Роб, спасибо за помощь». У него уже был план.

На следующий день, 7 июня, Голдстоун прислал молодому Трампу еще один email, в котором сообщал, что Эмин просил его организовать в ближайшие дни встречу между молодым Трампом и «русским правительственным адвокатом, который летит в Америку из Москвы». Адресат ответил: встреча может состояться в его офисе в Трамп-тауэре, Пол Манафорт и Джаред Кушнер хотят присутствовать на ней.

8 июня Трамп-младший переслал всю переписку с Голдстоуном Манафорту и Кушнеру в качестве напоминания о том, что им следует присутствовать на встрече, которая уже была назначена на следующий день. Все это означало, что три самых важных доверенных лица Трампа были в курсе намерения путинского режима тайно помочь Трампу, поделившись с ним информацией о Клинтон. В теме сообщения Трампа-младшего было четко указано, по какому поводу состоится встреча: «Россия — Клинтон — лично и конфиденциально».

Что же молодой Трамп надеялся получить от Москвы? Переписка, посредством которой эта встреча была назначена, ничего не сообщала о том, что приготовили русские. Но американцы подозревали — или надеялись, — что Россия сможет передать что-нибудь серьезное на Клинтон. Несколькими неделями ранее Пападопулосу было сказано, что у русских есть «грязь» на Клинтон, включая «тысячи электронных писем». А вскоре после этого Дэн Скавино, отвечавший в кампании за работу в социальных сетях, разместил твит, утверждавший, что русские сидят на двадцати тысячах писем с частного сервера Клинтон. Твит опирался на информационный вброс, продвигавшийся двумя конспирологическими веб-сайтами. Что бы ни принес в кампанию Голдстоун, молодой Трамп и его ближайшие помощники страстно верили, что у Клинтон где-то есть тайны — и, если их раскрыть, они потопят ее предвыборную кампанию.

9 июня после обеда Голдстоун сопровождал небольшую компанию в лобби Трамп-тауэра в Нью-Йорке: одну русскую даму и двух бывших российских граждан. Им выдали бейджики, пропустили внутрь, не спросив никаких документов, и проводили на двадцать шестой этаж.

Самым важным из этих визитеров была Наталья Весельницкая, московский адвокат, не говорившая по-английски. Когда-то она работала прокурором в Московской области, а теперь руководила большой юридической фирмой с тридцатью сотрудниками. Ее клиентура состояла из крупных государственных корпораций, что автоматически означало, что Весельницкая представляла интересы Кремля. Однажды она участвовала на стороне ФСБ в деле по недвижимости в Москве. Он была жестким и, возможно, опасным оппонентом.

Несколькими годами ранее Андрей Столбунов, московский адвокат, руководивший российской общественной организацией по борьбе с коррупцией, почувствовал это на собственной шкуре. Он столкнулся с Весельницкой, когда у одного из его клиентов отняли машиностроительную фирму, располагавшуюся на дорогой земле возле главной московской автодороги. Клиентом Весельницкой и обидчиком клиента Столбунова был Петр Кацыв — богач и в прошлом министр транспорта Московской области. Защищаясь, группа Столбунова разместила в сети информацию о неправомерном захвате собственности — о том, как появились вооруженные молодчики, работавшие на Кацыва, избили владельцев и захватили фабрику. Отжали. Очень скоро самого Столбунова вызвали в офис московского обвинителя, где тот должен был разрешить спорную ситуацию с адвокатом подконтрольной Кацыву компании. Адвокатом оказалась Весельницкая.

По словам Столбунова, после встречи Весельницкая сказала ему в коридоре, что если он не прекратит свою кампанию против Кацыва, то окажется в тюрьме. Она пригрозила ему: «У нас есть ресурс, и мы сделаем все, чтобы выиграть это дело». Столбунову хотелось узнать, что означает «есть ресурс». Женщина ответила: «Мы работаем с чиновниками из прокурорской службы и с ФСБ». Вскоре двое из коллег Столбунова действительно оказались в тюрьме — якобы они пытались разработать схему отъема денег у Кацыва. А затем, в 2013 году, и сам Столбунов был обвинен в участии все в том же предполагаемом заговоре по вымогательству денег. Столбунову пришлось уехать в Соединенные Штаты, где администрация Обамы предоставила ему политическое убежище.

К моменту встречи в Трамп-тауэре Весельницкая вновь представляла интересы семьи Кацывов. На этот раз клиентом являлся сын бывшего министра, Денис Кацыв. Одну из его компаний Prevezon Holdings, базирующуюся на Кипре, прокурор США Прит Бхарара обвинил в отмывании 230 миллионов долларов, полученных путем налоговых махинаций, и в перегонке этих средств на покупку недвижимости в Нью-Йорке. Мошенничество стало известно публике благодаря Сергею Магнитскому.

Дело было настоящим политическим взрывом для Путина. Из предположений и обвинений вырос акт Магницкого — санкционный закон, который вынудил Кремль в ответ запретить усыновление российских детей американскими семьями. Весельницкая наняла крупнейшую юридическую фирму США — Bakerand Hostetler, — чтобы представлять Кацыва и Prevezonв суде США. В то же время перед Весельницкой стояла еще одна, более широкая прокремлевская задача: она руководила агрессивной российской лоббистской кампанией против акта Магнитского. С помощью Рината Ахметшина, ушлого русско-американского лоббиста в Вашингтоне (Ринат когда-то служил в советской военной разведке), Весельницкая учредила в Делавэре организацию, получившую название Human rights account ability global initiative foundation, и под ее прикрытием развернула против Акта лоббистскую кампанию, которая на тот момент была высшим приоритетом путинского правительства.

9 июня Весельницкая находилась в Нью-Йорке, где участвовала в заседании суда по делу Prevezon. Она привезла в Нью-Йорк пухлое досье с грифом «Конфиденциально», в котором излагалось московское дело против акта Магнитского. Язык документа был груб и переходил все границы: закон назывался несправедливостью, подстрекающей к «новому раунду холодной войны» между Россией и Соединенными Штатами. Он содержал нападки на Билла Браудера, бизнесмена, предпринявшего ради принятия этого акта настоящий крестовый поход. Браудера называли «мошенником, ни в грош не ставящим Конгресс». Документ был практически идентичен тому, который российский генеральный прокурор Чайка передал сочувствующему конгрессмену от республиканцев Дане Рорбахеру двумя месяцами ранее.

На встречу в Трамп-тауэре Весельницкая привела с собой переводчика и Ике Кавеладзе, сотрудника компании Араза Агаларова, живущего в США. Двумя годами раньше Кавеладзе привлекался следствием по поводу отмывания российских денег. С нею пришел также Ахметшин, чье присутствие было, как он сам утверждал, всего лишь случайным стечением обстоятельств. Он приехал в Нью-Йорк увидеть игру своего кузена, а Весельницкая пригласила его присоединиться к ней за ланчем. Когда он пришел — в джинсах и тенниске, — она сказала, что у нее встреча в Трамп-тауэре и он должен пойти с ней.

На двадцать шестом этаже Весельницкую и компанию провели в просторный кабинет для совещаний. «Итак, что вас сюда привело? — спросил Трамп-младший, когда они разместились вокруг стола. — Я слышал, у вас есть какая-то интересная информация».

Весельницкая ответила утвердительно и пустилась в длинное повествование о Браудере, о его компании в Москве и о мошенничестве, которое он, по ее утверждению, совершил по отношению к правительству России. Она подчеркнула, что крупнейшими инвесторами Браудера были братья Дирк, Роберт и Дэниел Зиффы, которые одновременно являются основными поставщиками средств для Демократической партии. Пикантные детали были изложены в лаконичном параграфе документа, который она привезла с собой: Зиффы «финансировали две избирательных кампании Обамы. Нельзя исключить вероятность того, что они же финансировали и кампанию Хиллари Клинтон». Весельницкая утверждала, что имидж фондов братьев Зифф был подпорчен и какая-то часть их «грязных денег» перешла к законодателям-демократам и, вероятно, к Клинтон.

Пока она говорила, Манафорт время от времени что-то долбил на смартфоне — делал пометки. В какой-то момент Весельницкой показалось, что он задремал. Кушнер появился с опозданием и выглядел обеспокоенным. Молодой Трамп казался сконфуженным и немного разочарованным. Им было совершенно непонятно, в чем заключалась компрометирующая информация о Клинтон, которую она должна была привезти.

Трамп попросил: «Вы не могли бы объяснить, как это связано с Хиллари?»

«Я не знаю, — ответила Весельницкая через переводчика, — я не знаю. Я просто российский адвокат».

Трамп попытался нажать еще чуть-чуть: «То есть вы не можете объяснить, как это связано с Хиллари».

Весельницкая ответила: «Нет». Это выходило за пределы информации, бывшей в ее распоряжении.

Ахметшин рассказывал впоследствии следователям, что в этом момент Трамп показался ему опустошенным. Трамп, Манафорт и Кушнер выкроили время в своих напряженнейших графиках, чтобы принять участие в этой встрече с российским эмиссаром, потому что Голдстоун, передавая послание от Араза Агаларова, пообещал им секретную российскую информацию о Клинтон. Но в том, что они услышали, не было ничего, что можно было бы использовать против Клинтон.

Весельницкая гнула свое: читала лекции про акт Магнитского, про то, как Браудер извратил ключевые детали происшедшего с его российской компанией. Кушнер отправил одному из помощников письмо: «Не мог бы ты позвонить мне на мобильный? Нужен повод, чтобы уйти со встречи». Трамп-младший позднее вспоминал, что ему пришлось прервать Весельницкую и мягко предложить ей вернуться к обсуждению акта Магнитского после того, как его отца изберут президентом.

К концу этой двадцати- или тридцатиминутной сессии Ахметшин понял, что все пошло вкривь и вкось, и попытался помочь своим друзьям. Он предложил лагерю Трампа сфокусироваться на споре об усыновлении. «Это могло бы стать прекрасным пунктом повестки предвыборной кампании, — предположил он. — Американцы хотят брать в семьи детей из России». И многие из таких желающих религиозны и консервативны. Как раз эта аудитория и будет поддержкой кандидатуре Трампа.

Его попытка провалилась. Ни юный Трамп, ни остальные не казались сколь-нибудь заинтересованными проблемой усыновления. Ахметшин рассказывал следователям: «Им не терпелось поскорее выбраться оттуда». После встречи Кушнер послал Манафорту СМС: «Напрасная трата времени».

Хотя эта встреча и показалась Трампу-младшему и его приближенным «полным отстоем», она установила некую связь между кампанией Трампа и Москвой. И у главных советников Трампа теперь были новые причины верить, что путинский режим хочет, чтобы Трамп победил, и Москва будет действовать, пусть и скрытно, чтобы увеличить шансы Трампа на победу. Штаб Трампа не поставил ФБР или иное правительственное агентство США в известность об этом частном российском брифинге. (Впоследствии Трамп-младший скажет: «Нет ничего незаконного в том, чтобы слушать».) Чины в российском правительстве вполне могли интерпретировать это как сигнал, что Трамп не будет возражать или протестовать, если Москва предпримет еще какие-нибудь действия в поддержку кандидата республиканцев. Русские предложили помощь, а кампания Трампа продемонстрировала желание воспользоваться всем, что могла дать Москва.

В начале июня официальные лица Государственного департамента сгрудились вокруг своих компьютеров — они смотрели ошеломительное видео, только что присланное из Москвы. Камера поймала момент жестокого нападения на служащего американского посольства у самого входа в посольский квартал. Он только что вышел из такси, и буквально через несколько секунд охранник в униформе ФСБ выскочил из своей будки, схватил американца и бросил его на землю. В нескольких футах от входа в посольский комплекс американец попытался освободиться от нападавшего. Но русский навалился на него, прижав соперника к бетону. Примерно двадцать минут понадобилось американцу, чтобы вывернуться, ударить в ответ и добраться до двери. Когда дверь автоматически открылась, он сумел опереться ногой об откос и, собрав все силы, проскользнул в дверь, таща на себе человека из ФСБ. В конце концов дипломат вырвался из рук охранника и благополучно оказался на американской территории. Однако у него было сломано плечо. Вскоре он покинул страну для получения медицинской помощи на родине.

Государственный секретарь Джон Керри посмотрел сюжет на борту самолета по дороге в Вашингтон и был взбешен. Когда в Фогги Боттом это же видео показали помощнику госсекретаря Виктории Нуланд и ее сотрудникам, они не поверили своим глазам. Один из персонала вспоминал: «Каждый, кто видел это, приходил в ужас. Этот эпизод вывел ситуацию на новый уровень, когда мы были просто обязаны дать публичный ответ».

Видео недвусмысленно демонстрировало ничем не спровоцированную атаку на территории американской собственности, что было грубейшим нарушением международного закона, запрещающего местным жителям входить на территорию дипломатической собственности без специального разрешения. Керри связался с Лавровым, чтобы выразить свое недоумение. Русские утверждали, что американец либо пытался сбежать с пункта охраны, либо сам напал на охранника из ФСБ. Ничего из этого на видео не было. Керри сказал Лаврову, что подобное неприемлемо.

Эпизод продолжительностью в одну минуту стал кульминацией многих лет роста насилия по отношению к американским дипломатам в России: к ним врывались в квартиры, им портили вещи, за их семьями устраивали слежку. Но проблема реакции на случившееся была весьма щекотливой: американец, подвергшийся нападению, официально числился дипломатом США, а на самом деле он был офицером ЦРУ. Он оторвался от своего «хвоста» из ФСБ, петляя по Москве, и русские отделали его, чтобы преподать урок.

Дипломатические и шпионские соглашения обязывали не признавать всем известного секрета: все правительства обычно давали офицерам своих разведок за рубежом дипломатическое прикрытие, и шпионы работали с территорий посольств. Если бы США раздули публичный скандал и подвергли Россию серьезному наказанию за это очевидное и грубое нарушение всех норм и международных законов, это бы привлекло ненужное внимание к деятельности ЦРУ в России.

Тем не менее этот инцидент спровоцировал внутренние дебаты в команде национальной безопасности Обамы. Приверженцы жестких мер, включая Нуланд и Селесту Уолландер (за которой стоял вице-президент Джо Байден), считали, что настало наконец время дать Путину отпор. У Нуланд была в ходу присказка про русских: «Они будут продолжать наносить удары, пока не переломают вам все кости». Она начала обдумывать возможности силового ответа. Нуланд хотела выслать российских дипломатов (многие из которых были шпионами) и закрыть одну из двух раздольных дач, которые русские использовали для отдыха своих дипломатов в США. Та, на которую нацелилась Нуланд, на восточном побережье Мэриленда, была фактически превращена в огромный пункт сбора разведывательной информации. Здание расширялось и расстраивалось в течение многих лет, на крыше возвышалось множество дымовых труб — официальные лица в США считали, что ими замаскированы системы электронной прослушки, нацеленные на сбор сигналов по судоходным линиям морской базы США в Норфолке. Два подразделения, которые Нуланд создала в Европейском отделе Государственного департамента — Группа информации о России, отслеживавшая российскую дезинформацию, и Группа враждебного влияния, концентрировавшаяся на тайных российских операциях, — предлагали более креативные решения, нацеленные на предание гласности российских дезинформационных кампаний. Было предложение разорвать контракты правительства США с «Лабораторией Касперского», российской фирмой по кибербезопасности (ее основатель Евгений Касперский был выпускником Академии КГБ).

Но Сюзан Райс, в то время советник по национальной безопасности в администрации Обамы, была против. «Если вы спровоцируете русских, ситуация будет только накаляться», — спорила с Нуланд Райс во время одного телефонного совещания. Как бы ни был зол Керри, он тоже не поддерживал крутых действий. Он вовсе не горел желанием публично признать, что посольство США в Москве служило базой для разведывательных операций ЦРУ. Кроме того, он страстно хотел прийти к соглашению с Лавровым по завершению ужасной гражданской войны в Сирии (хотя его усилия в этом направлении даже внутри его собственного департамента все чаще считались бесплодной затеей).

Этот конфликт обозначил линию разлома внутри администрации Обамы по поводу методов взаимодействия с Россией. В тот раз речь шла о единичном акте российских агрессивных действий. Но пройдет еще несколько месяцев, и официальные лица администрации снова будут так же пререкаться между собой, вот только повод будет куда более весомый, а российская атака повлечет за собой куда более серьезные последствия.

Глава 10  Wikileaks предстоит очень важный год

По штабу Национального комитета Демократической партии на Капитолийском холме катилась волна страха, почти паники. Во второй половине дня в пятницу, 10 июня, всему персоналу, более чем сотне человек, было приказано собраться ровно в 4 часа в конференц-зале имени Лью Вассермана. Присутствие было обязательным, стажеры и посетители не допускались. Многие сотрудники предполагали, что они станут жертвами массового увольнения, — эта мера была частью ожидавшегося поглощения DNC предвыборным штабом Клинтон. Так происходило всегда, когда кандидат в президенты получал ощутимые шансы на избрание.

Вместо этого Линдси Рейнолдс, главный операционный директор штаба, сообщила слушавшим стоя людям отрезвляющую, хотя и не очень прозрачную новость совершенно о другом. Несколькими неделями ранее Джеймс Клеппер, директор национальной разведки, публично заявил о том, что неназванные иностранные субъекты взяли под прицел обе политические партии. Он призвал предвыборные кампании быть осторожными. В свете этого предостережения, сказала собравшимся Рейнолдс, DNC должна обновить свою компьютерную систему безопасности. Все должны были сдать свои лэптопы и прочие устройства. Никаких исключений. Никто не должен пользоваться почтовыми ящиками DNC до получения соответствующего уведомления.

«Отдохните в выходные, — сказала Линдси коллегам. — И ни с кем об этом не разговаривайте. Не сообщайте об этом ни вашим друзьям, ни вашей матери, не говорите об этом даже вашей собаке».

Сотрудники были сбиты с толку: сдать все гаджеты и взять выходной на самом пике предвыборной кампании? Наверняка происходило что-то важное… Никаких сомнений по поводу происходящего не было лишь у Александры Чалупы, консультанта DNC, отслеживавшей активность Манафорта: сети DNC были взломаны. «Это русские», — сказала она коллегам.

За те недели, что прошли с момента обнаружения фирмой Crowd Strike взлома сети (что подтвердило правильность предостережений ФБР), ее сотрудники лихорадочно трудились, стараясь изгнать непрошеных гостей и обезопасить систему DNC, не встревожив при этом хакеров. Руководство DNC хотело быть уверенным, что никакое упоминание о приказе Рейнолдс не просочится через почтовые ящики Комитета, ибо это могло бы навести русских на мысль о раскрытии их маневров в сети. Работу предполагали закончить к концу недели. Кроме того, DNC пригласил внешних консультантов, чтобы те разработали PR-стратегию, что делать с новостью о взломе сети. Консультанты решили, что лучшим выходом будет просто объявить общественности о взломе, чем дожидаться, пока случится утечка информации. И они не видели ничего страшного в том, что история обязательно породит толки в пользу Клинтон и демократов: якобы русские вмешиваются в выборы в Соединенных Штатах, скорее всего, чтобы поддержать Трампа.

Предание гласности факта проникновения в сеть было рискованным шагом. Эксперты Crowd Strike установили, что русские зашифровали файлы, прежде чем слить их с компьютеров DNC. Можно было бы сказать, что мишенью хакеров были файлы со сведениями о конкурентах DNC; однако ни Crowd Strike, ни сам Комитет не могли с уверенностью сказать, что еще украли русские. Главный вопрос звучал так: что русские сделают с украденными файлами DNC? Они просто собирали разведывательную информацию или намереваются обнародовать материалы и использовать их против демократов? И так как DNC не имела ни малейшего представления о том, что было украдено, было практически невозможно подготовиться к возможным последствиям. На одном из совещаний по PR-стратегии Луис Миранда, руководитель службы коммуникации DNC, задал вопрос: «Что мы скажем, если люди спросят, не является ли атака крупнейшей политической кражей со взломом со времен „Уотергейта“?» Кто-то ответил: «Не беспокойтесь. Никто об этом не спросит».

14 июня Washington Post, которую ввели в курс дела сотрудники DNC и Crowd Strike, опубликовала на первой полосе статью «Хакеры российского правительства взломали DNC, украли исследования по конкурентам — часть, касавшуюся Трампа». Статью написала Эллен Накашима. Публикация произвела эффект разорвавшейся бомбы.

В ней говорилось, что русские хакеры «взломали систему DNC настолько тщательно, что смогли прочесть каждое письмо и все чаты». Отмечалось также, что мишенью русских кибершпионов были предвыборные штабы Клинтон и Трампа. «Глубина проникновения свидетельствует о мастерстве и решимости главного киберсоперника Соединенных Штатов, так как Россия преследует стратегические цели — от Белого дома и Госдепартамента до подразделений политических кампаний», — писала Накашима.

Но статья не давала исчерпывающей информации. Согласно Washington Post, DNC считал, что никакой важной финансовой или персональной информации украдено не было. Но очень скоро появились доказательства того, что Комитет ошибался. В статье также приводились слова лидеров Комитета о том, что им «намекнули» на возможный взлом в конце апреля. «Когда мы обнаружили проникновение, мы восприняли его как серьезный инцидент и сразу же обратились в Crowd Strike», — сказала газете председатель DNC Вассерман-Шульц. Однако руководство DNC не рассказало, что IT-департамент Комитета был проинформирован ФБР о возможном проникновении на целых семь месяцев раньше.

История в Post приводила и реакцию Кремля на происходящее. Ничего неожиданного: русские все отрицали. «Я совершенно исключаю возможность того, что к этому были причастны (российское) правительство или правительственные организации», — сказал пресс-секретарь Кремля Дмитрий Песков.

Washington Post описывала этот случай взлома как «традиционный шпионаж», как попытку служб русской разведки «понять концепцию, сильные и слабые стороны потенциального будущего президента — во многом точно так же, как американские шпионы собирают подобную информацию об иностранных кандидатах и лидерах». Именно так Белый дом при Обаме первоначально рассматривал проникновение в систему Национального комитета демократов. Высшее руководство службы национальной безопасности вряд ли видело в этом взломе что-либо экстраординарное или требующее срочных мер. Сьюзан Райс знала, что русские и китайцы постоянно пытались взламывать сети правительственных и неправительственных организаций. Ей этот случай представлялся обычным кибершпионажем, выведыванием секретов с целью собрать разрозненные кусочки информации о потенциальном следующем президенте. Фундаментально это ничем не отличалось от того, чем все время занимаются американские шпионы. Но уже в момент первоначального обнаружения взлома существовали некие предупредительные сигналы, обозначавшие, что тут могло быть нечто еще, нечто большее. После того как Post разразилась статьей о взломе DNC, Crowd Strike опубликовал доклад, который назывался «Медведи в самом Центре». Доклад называл взломщиками две группы хакеров, поддерживавшихся российским государством, — Cozy Bear и Fancy Bear. Красным флажком было участие Fancy Bear — группы киберзлоумышленников, якобы связанной с ГРУ. В последние годы наблюдался явный рост агрессивных атак этой группы, и атаки простирались куда дальше обычного шпионажа. Хакеры из Fancy Bear использовали те же вредоносные программы и коды, что были обнаружены в системе Комитета демократов. Они прославились тем, что создали фейковых онлайн-персонажей — «Киберхалифат» и «Анонимная Польша», — которые занимались кражей данных и последующим их сливом. В июне 2014 года они взломали сеть Центральной избирательной комиссии Украины, уничтожили информацию и разместили на ее сайте фейковые результаты выборов. В феврале 2015 года группа предприняла безжалостную атаку на крупнейшую французскую телевизионную сеть TV5 Monde, в результате которой хакеры получили контроль над компьютерной системой и отключили вещание каналов. Во время этой атаки на сайте TV5 Monde всплывала картинка, на которой хакеры Fancy Bearпозировали в образе боевиков ИГИЛ.

Это не были обыкновенные акты шпионажа. Это были российские операции влияния, целью которых было деморализовать и запутать целевую аудиторию. После того как о взломе системы DNC стало известно публике, в блогах фирм, занимающихся кибербезопасностью, сразу же появились предположения: хотели ли русские хакеры именно этого?

Предвыборный штаб Трампа первым отреагировал на новость о взломе, обвинив DNC в фабрикации материалов. На следующий день после того, как вышла статья в Post (и через шесть дней после встречи молодого Трампа, Манафорта и Кушнера с российским эмиссаром, которая была частью секретной русской схемы помощи Трампу, по крайней мере, им так было сказано), кампания Трампа выпустила заявление: «Мы полагаем, что „взлом“ был осуществлен самим Комитетом демократов с целью отвлечь внимание общественности от множества проблем, стоящих перед их глубоко дискредитированным кандидатом и неудачным лидером партии». Другими словами, взлом даже не был настоящим.

Это было лишь первым проявлением нежелания лагеря Трампа признать, что русские вмешивались в ход президентских выборов в США. Старшие советники Трампа не раскрыли ничего, что бы указывало: они знают, что Кремль тайно помогает Трампу стать президентом.

На следующий день после появления статьи начались утечки, и они подтвердили худшие опасения всех, кто полагал, что речь не идет об обычном шпионаже. Надвигалось что-то более страшное.

Онлайн, совершенно из ниоткуда, появился хакер под именем Guccifer 2.0. Он взял на себя ответственность за взлом DNC и разместил в сети кое-что из украденных материалов. Псевдоним был отсылом к скандально известному румынскому хакеру, называвшему себя Guccifer, который на тот момент уже сидел в американской тюрьме и который утверждал, что именно он взломал персональный почтовый сервер Клинтон. (Позже он скажет ФБР, что не делал этого.)

Guccifer 2.0 в своем блоге высмеивал Crowd Strike за беспочвенные обвинения российских «суперкибершпионов» в организации взлома. Хакер настаивал на том, что он в одиночку умыкнул тысячи документов DNC. Он выложил в сеть досье DNC о конкурентах — часть, касавшуюся Трампа. Это был большой документ, компиляция материалов, которые уже были доступны публике. Guccifer 2.0 поглумился над заявлением председателя Комитета демократов Вассерман-Шульц о том, что из системы не было похищено ни одного финансового документа, и выложил на общее обозрение список доноров DNC. (Эта часть документов носила открытый характер.) Хакер опубликовал еще сотни документов, включая нечто похожее на списки ежедневных дел и более долгосрочные планы первых дней Клинтон в должности государственного секретаря.

Ни один из этих материалов не был действительной сенсацией. Но Guccifer 2.0 вышел из системы со зловещим обещанием: «Большую часть документов — тысячи файлов и писем — я передал в Wikileaks. Они вскоре опубликуют эти документы. Ко всем чертям Иллюминатов и их заговоры!!!!!!!!»

На следующий день, 16 июня, в штаб-квартире ФБР появилась делегация из DNC: Эми Дэйси, исполнительный директор Комитета, Майкл Суссман, внешний адвокат, и Шон Генри из Crowd Strike. Они приехали, чтобы встретиться с Джимом Трэйнором, помощником директора ФБР, ответственным за киберслужбу Бюро. Трэйнор был уважающим себя ветераном ФБР с послужным списком в двадцать лет и работал в контрразведке. Шесть лет назад он помог раскрутить дело с «нелегалами» — русскими шпионами, в конце концов схваченными Бюро. Его спокойная, дружественная манера общения очень мало помогла умерить разгоравшуюся напряженность, царившую на встрече. Дэйси потребовала объяснить, почему ФБР не известила высшее руководство DNC, а вместо этого контактировала только с работником низшего звена. «Мы поставили руководство DNC в известность, — ответил Трэйнор. — Это зафиксировано в моих записях».

Дэйси ощетинилась. «Я не знаю, что вы подразумеваете под высшим руководством. Госпожа председатель и я, вот мы — руководство. И мы абсолютно не были в курсе. Нас никто не предупредил».

Трэйнор оставил ее претензию без внимания. «По этому поводу у меня сохранилась докладная записка. Мы старались решить дело в узком кругу», — ответил он.

Однако Трэйнор подтвердил вывод Crowd Strike о том, что взлом был действительно произведен российскими хакерами. Доказательства неоспоримы, сказал он представителям DNC. Суссман спросил, пойдет ли ФБР на то, чтобы публично подтвердить это и подкрепить заключение Crowd Strike своим авторитетом. Обычно ФБР действовало очень осторожно в выдвижении обвинений по таким вопросам. В кибермире атрибуция — определение авторства хакерских вмешательств — была очень каверзным делом. Если бы ФБР публично назвала виновников, это автоматически означало бы, что правительство США выдвигает серьезное обвинение против — в данном случае — иностранного государства. А это лежало далеко за пределами полномочий Трэйнора. ФБР не позволяло себе публичных атрибуций. «Теперь очередь за Белым домом, — сказал он. — Мы передадим вашу просьбу».

Упоминание хакером Guccifer 2.0 ресурса WikiLeaks позволило некоторым чинам в разведке США подозревать о существовании русского следа. WikiLeaks одномоментно обрел мировую славу и известность пятью годами ранее как ресурс, борющийся за прозрачность любого вида деятельности и информированность общественности. Он опубликовал сотни тысяч секретных документов правительства США и телеграмм Государственного департамента, которые были предоставлены аналитиком армейской разведки Брэдом Маннингом. Публикация этих документов привела официальные правительственные чины США в бешенство, а более всего — государственного секретаря Хиллари Клинтон, которая объявила разглашение документов «атакой на международное сообщество», в результате которой многие человеческие жизни были подвергнуты опасности и которая подрывает сами основы существования добросовестного правительства.

И хотя кое-кто из левых изначально приветствовал WikiLеaks и его основателя Джулиана Ассанжа как мужественных правдолюбцев, чины в американской разведке видели эту историю в намного более темных тонах. Они подозревали, что между WikiLeaks и Москвой существует какая-то связь. В 2012 году на RT, российском правительственном канале, Ассанж получил собственное шоу. На следующий год он отправил одного из своих адвокатов помочь Эдварду Сноудену, агенту АНБ, укравшему и выложившему в публичный доступ тысячи секретных документов о программах слежки за гражданами США. Причем случилось это, когда Сноуден прилетел из Гонконга в Москву. Путинское правительство предоставило Сноудену убежище, а Ассанж впоследствии признал, что именно он посоветовал Сноудену укрыться в Москве.

Седовласый, харизматичный знаток пиара, Ассанж находился в розыске. Департамент юстиции Обамы возбудил уголовное дело в связи с обнародованием материалов Маннинга. В 2010 году Швеция попыталась добиться экстрадиции его из Англии на основании обвинений в сексуальных домогательствах. Ассанж отрицал обвинения, утверждая, что они были частью американского заговора в попытках заставить его замолчать. В конце концов он нарушил поручительство и нашел прибежище в посольстве Эквадора в Лондоне в августе 2012 года. С той поры так там и остался.

Но он регулярно давал интервью и писал твиты с обвинениями в адрес американских чиновников. Наиболее рьяно он нападал на Хиллари Клинтон. Вот, например, твит, размещенный в феврале 2016 года: «Голосовать сегодня за Хиллари Клинтон означает голосовать за бесконечную, глупую войну». Он ругал ее за беспорядки, творившиеся в Ливии: «Проблема Хиллари не только в том, что она воинственный ястреб. Она воинственный ястреб, не умеющий верно оценивать ситуацию и испытывающий непристойный эмоциональный восторг, убивая людей. Ее нельзя подпускать близко даже к оружейному магазину, не то что к армии. И она, конечно же, не должна стать президентом Соединенных Штатов». Казалось, Ассанж точил зуб на женщину, которая вполне могла стать кандидатом от демократов на пост президента. Путин тоже был недоволен такой перспективой.

В начале июня Ассанж участвовал по видеосвязи в московской конференции и жестко критиковал Клинтон. Он был полон решимости остановить ее, и это ни для кого не было секретом. Несколько дней спустя он сказал в интервью одному британскому журналисту: «Скоро снова произойдут утечки информации, касающейся Хиллари Клинтон… WikiLeaksпредстоит очень важный год». Сразу после этого стало известно о взломе в DNC.

Несколько недель, последовавших за первым вбросом информации, Guccifer 2.0 продолжал публиковать материалы. Кэши включали персональную информацию на доноров Комитета, документы Комитета демократической партии по выборам в Конгресс о сборе средств (демократическая группа, известная под аббревиатурой DCCC, занимающаяся выборами в палату представителей), внутренние архивы кампании Клинтон, электронные письма из фонда Клинтонов. Загрузка содержала также меморандумы штаба Клинтон, определявшие возможные варианты реакции на различные атаки на нее. Guccifer 2.0 обнародовал планы DNC провести в ответ на съезд республиканцев в Кливленде в середине июля «контрсъезд». Тысячи и тысячи страниц.

В блоге и твитах Guccifer 2.0 издевался над Клинтон, демократами, Crowd Strike и другими «киберищейками». Он настаивал на том, что был человеком из Румынии. (Он писал: «Я никогда не встречал женщину-хакера высокого класса. Девочки, не обижайтесь, я люблю вас».) Он ставил Ассанжа и Сноудена всем в пример, называя их «современными героями». Он отзывался о Клинтон как о проплаченной обманщице, а о Трампе — что тот «искренен в том, что говорит»; хотя Guccifer 2.0 осуждал иммиграционную политику Трампа с его принципом «выкиньте их вон».

Внутренний американский и глобальный мир технарей от кибербезопасности сосредоточился на Guccifer 2.0. Кем же он был на самом деле?

Мэтт Тайт, молодой исследователь проблем кибербезопасности, работавший в Британии, анонимно размещавший твиты на аккаунте @Pwallthethings, сначала сомневался в том, что Guccifer 2.0 был русской креатурой, как и в том, что взломом управляли из Москвы.

Но когда он покопался в метаданных документов DNC, которые выгрузил Guccifer 2.0, то заметил, что они были открыты в программе, использующей опцию русского языка. Вскоре он обнаружил еще один намек: имя пользователя одного из компьютеров, использованного хакерами, содержало ссылку на Феликса Дзержинского, советского революционера, создавшего при Ленине секретную полицию, предшественницу КГБ и ФСБ. Кроме того, английский язык Guccifer 2.0 был очень неровным, что позволяло предположить, что посты и твиты создавал коллективный персонаж, а не индивидуум. Это и убедило Тайта: за всем действительно стояли русские. Знатоки кибербезопасности обменивались мыслями и теориями о проникновении в систему DNC на «Твиттере», и Тайт написал: «Лол. Русский #провалоперационнойбезопасности» (LOL. Russian #opsecfail).

Другой эксперт по кибербезопасности, Томас Рид, профессор в Королевском колледже Лондона, вскоре обнаружил еще один компрометирующий признак. Он следил за русскими хакерами многие годы. Одним из эпизодов, который он изучил очень тщательно, был взлом сети немецкого бундестага в мае 2016 года; эту атаку немецкая разведка приписала русским. Томас знал, что один из исследователей идентифицировал вредоносную программную закладку и разместил в сети компьютерный код. Crowd Strike проделала то же самое, когда работала над взломом DNC.

Для детектива в сфере кибербезопасности обнаружение вредоносной программы — это то же самое, что для полицейского — найти на месте преступления оружие или набор инструментов для взлома. Рид написал программу, которая могла найти оба набора данных. Очень скоро ему повезло: IP-адрес, использованный в кибератаках против бундестага, использовался также и в случае с DNC. Но были и другие доказательства. Адрес был замешан в атаках против НАТО, Грузии и на правозащитные группы в Сирии.

Для Тайта, Рида и других экспертов было совершенно ясно, что за обеими атаками и последовавшими вбросами информации стояли русские. Однако правительство США все еще хранило молчание.

Взлом DNC и разглашение документов Guccifer 2.0 стали еще одной головной болью для кампании Клинтон. К июню Клинтон более-менее одолела Сандерса после долгой и горькой борьбы в праймериз. Но не все еще было кончено. Кампания Сандерса намекала на продление борьбы за выдвижение кандидата, пытаясь убедить партию отречься от Клинтон и обещая биться до последнего за партийную платформу. Клинтон и ее помощникам нужно было найти способ завоевать приверженцев Сандерса, недовольных партийным истеблишментом. Особенно недовольных после того, как избиратели увидели, что их чудаковатый кандидат потерпел поражение от партийного фаворита Клинтон, которую многие из них считали продажной ставленницей корпораций.

В разгар борьбы со всеми этими проблемами Мук приказал создать рабочую группу внутри кампании, которая бы занималась информацией, выкладываемой в сеть хакером Guccifer 2.0. Гленн Каплин, молодой нью-йоркский политтехнолог, чьей специализацией были исследования и коммуникации, был назначен руководителем группы. Проводя брифинг сотрудников, он определил их задачу как «разобраться с бардаком». Большую часть предыдущего года он провел, занимаясь проблемой Бенгази и личного почтового сервера Клинтон. Его люди прочесывали мелким гребнем все документы DNC, выкладывавшиеся злоумышленниками на открытый доступ, в поисках нежелательных сведений. Также Каплин отвечал на непрерывный поток вопросов прессы.

Мука беспокоило, что взлом DNC мог означать куда более глубокие проблемы. В ответ на взлом сети Комитета кампания публично заявила о том, что ее компьютерная система не была скомпрометирована. Но кампания «Хиллари для Америки» предоставляла данные в аналитические программы DNC, которые подверглись проникновению. Мук дал указание чиновникам кампании не обсуждать этот вопрос. Если бы просочилось хоть слово о том, что какие-то данные кампании Клинтон пострадали в результате атаки на DNC, это могло бы создать впечатление, что злоумышленники проникли и в саму кампанию. Это означало, что вся предвыборная кампания как процесс была некомпетентна. И, что еще хуже, разговоры о любом проникновении в кампанию Клинтон сразу бы воскресили все подозрения и спекуляции по поводу использования частного почтового сервера. Это подлило бы масла в огонь: заговорили бы о том, что именно этот частный сервер и был взломан. ФБР собиралась вскоре допросить Клинтон в рамках ведшегося расследования. И Мук надеялся уберечь предвыборную кампанию Клинтон от нежелательных последствий хакерского взлома системы Национального комитета демократов.

Клинтон и ее помощникам было абсолютно ясно, что происходит: русские влезли в выборы, чтобы повлиять на их исход. Это был российский заговор с целью избрания Трампа президентом. «Мы верили в это на все сто», — сказал позже Каплин. В начале июня, произнося речь о национальной безопасности, Клинтон раскритиковала Трампа за похвалы в адрес «диктаторов вроде Путина». Она сказала: «Пусть психиатры объяснят его привязанность к тиранам». Клинтон не знала наверняка, была ли прямая связь между добрыми словами Трампа о Путине и взломом DNC, но и она сама, и ее помощники подозревали именно это. По мере того как становились доступными украденные документы, команда Клинтон все более и более убеждалась в том, что они стали мишенью российской операции куда более серьезной, чем привычный кибершпионаж. Было ли это сведением личных счетов? Целился ли Путин лично в нее? Клинтон сказала советникам, что русские считали ее фаворитом в президентской гонке и поэтому пытались дестабилизировать выборы.

Клан Клинтон разработал стратегию, чтобы преподнести историю в выгодном свете. Репортерам было сказано, что весь шум вовсе не из-за документов, преданных огласке. Речь шла о вмешательстве России в американскую демократию. Когда журналисты спросили Каплина о взломе DNC и обнародованных документах, он, как и другие сотрудники кампании, отказался обсуждать детали сливаемых Guccifer 2.0 материалов. Они продолжали настаивать на том, что ответственность за атаку на Комитет демократов лежит на русских, которые полны решимости и делают все для того, чтобы повлиять на исход президентской гонки. Репортеры, освещающие политические события, сосредоточились, что не удивительно, на пикантных новостях, выплескивавшихся в сеть каждые несколько дней. Многим журналистам образ действий кампании казался пиаром в собственных корыстных интересах.

Выбросы информации от Guccifer 2.0 — даже если материалы не были сенсацией — наконец-то привели в движение Белый дом. Российская операция больше не считалась рутинным кибершпионажем. Никогда ранее за всю историю американских выборов украденный политический материал не превращался в действенное оружие столь успешно. Однозначно: хакеры и Guccifer 2.0 намеревались нанести урон наиболее вероятному кандидату в президенты. Это была новая форма высокотехнологичной военной тактики.

В Белом доме трио старших помощников Обамы: Райс, глава аппарата Белого дома Дэнис Макдоноу и советник по внутренней безопасности Лиза Монако — занялись подготовкой ответа администрации. Разведывательному сообществу был отправлен приказ: расскажите нам, что тут происходит. Президент хотел быть в курсе. Обама и его помощники вот уже несколько месяцев следили за словами Трампа о России и Путине и находили их сбивающими с толку. Теперь, после этой кибератаки — возможно, проведенной или спровоцированной русскими, — помощники были озабочены еще более.

Внутри Белого дома обсуждения и рассуждения по этому поводу всячески сдерживались — намного более жестко, чем по любой другой деликатной теме. Обама и старшие чины его администрации не привлекали к дискуссии других чиновников национальной безопасности. «О том, что происходит, и припишем ли мы в какой-то момент эти атаки русским, велись туманные шифрованные разговоры», — вспоминал в дальнейшем один из сотрудников Белого дома.

Через несколько недель история о взломе Национального комитета демократов сошла на нет. Документы, опубликованные Guccifer 2.0, не оказали сколь-нибудь большого влияния на кампанию. То же самое было верно и для еще одного веб-сайта, распространявшего украденные письма, — DCLeaks.сom. Но существовала другая большая проблема: Мук и другие помощники Клинтон имели все основания подозревать, что этим дело не закончится и случится что-то более серьезное.

Пока команда исследователей Каплина тщательно изучала документы, выгруженные Guccifer 2.0, было обнаружено, что кэши включали материалы, которые не являлись документами DNC. Одним из таких документов был меморандум, посланный Марком Элиасом Подесте, Муку и Дэнису Ченгу, финансовому директору кампании. Мемо был рутинным, описывались юридические подробности сбора средств. Технари не смогли обнаружить никаких следов того, что этот документ когда-либо проходил через компьютерную сеть DNC. Скорее всего, он был похищен с почтового аккаунта Подесты.

На тот момент никто еще не знал, что почтовый ящик Подесты взломан. Но теперь руководители кампании Клинтон боялись, что случатся новые вбросы украденной информации — и это будут не только документы DNC. Роль Подесты как начальника избирательного штаба состояла в том, чтобы наблюдать за организацией и направлять в нужное русло энергию часто соперничающих участников громоздкого, раздираемого конфликтами сообщества клинтоновских друзей, союзников, консультантов и просто прихлебателей. Его почта содержала документы из самого сердца мира Клинтон с материалами, достойными превратиться в заголовки передовых статей крупнейших изданий: они могли пустить под откос все усилия.

Но помощники Клинтон пришли к заключению, что они практически ничего не могли исправить в этом деле. Позднее Подеста сказал: «Я не взял полуторамесячный отпуск для того, чтобы пересмотреть шестьдесят тысяч сообщений в папке „Входящие“». Тем временем Guccifer 2.0 выбросил новую порцию документов, и кампания Клинтон искала среди них письма Подесты.

«Все время нас обуревал страх, что случится что-то непоправимое, — вспоминал Шейн Хэбл, руководитель отдела информации компании. — Каждый день мы спрашивали себя: это разразится сегодня? Мы просто ждали, пока случится то, что должно было случиться».

Глава 11  Я должен доложить об этом в штаб

В начале июня в одном итальянском ресторане терминала 5 лондонского аэропорта Хитроу встретились за ланчем двое мужчин. Обоими владела одна глубокая страсть: они вскрывали случаи коррупции и неправомерные, с их точки зрения, действия российского режима и противодействовали им.

По одну сторону стола сидел Кристофер Стил, британский шпион, десять лет назад работавший над случаем Литвиненко. Ему было чуть за пятьдесят, он прекрасно выглядел, был щеголевато одет в тон своим светло-голубым глазам, держался прямо и строго. Напротив него сидел Гленн Симпсон, высокий, взъерошенный и очень живой американец. Они были родственными душами — оба зациклены на махинациях Кремля. Пятидесятидвухлетний Симпсон когда-то был известным журналистом, вел расследования для Wall Street Journal. Одним из его коньков были сенсационные репортажи, рассказывающие о том, как могущественные российские олигархи и фигуры из мира организованной преступности нанимали вашингтонских лоббистов и адвокатов для продавливания своего влияния в столице нации. В 2009 году он оставил газету и создал небольшую частную службу, занимавшуюся расследованиями и исследованиями в Вашингтоне.

Фирма, которую он позже назвал Fusion GPS, выполняла заказы политических и корпоративных клиентов в Соединенных Штатах и за рубежом, всегда под покровом секретности. Однажды Симпсон охарактеризовал деятельность своей компании как «журналистика в аренду». Его очень часто нанимали корпорации, увязшие в трудных налоговых, финансовых или юридических диспутах. Симпсон работал на «Гербалайф» — производителя пищевых добавок: фирму обвиняли в создании торговой пирамиды. Его нанимала фирма Theranos — технологический стартап в сфере здравоохранения, которой предъявляли необоснованные иски в связи с новой технологией анализа крови. Миссией фирмы очень часто было опровержение нападок в прессе и поиск уязвимых мест в досье оппонентов компаний-клиентов, попавших под удар. В 2012 году Fusion GPS была нанята перед перевыборами Барака Обамы для расследования деятельности Митта Ромни — главного конкурента президента. В теневом мире поиска компромата на конкурентов давно стало стандартной практикой, что услуги фирм, подобных Fusion GPS, никогда не оплачивали в открытую. В документах по раскрытию финансовой информации предвыборной кампании Обамы платежи Симпсону проходили как вполне законные счета за работу юридической фирмы «Перкинс Кой», обслуживавшей перевыборы.

А не так давно Fusion GPS помогала одной американской юридической фирме в защите Prevezon, российской компании, обвиненной в отмывании денег в Соединенных Штатах. Именно это дело побудило американский Конгресс проголосовать за акт Магнитского — закон, накладывавший санкции на российские официальные лица, замешанные в нарушении прав человека. Задача Симпсона заключалась в том, чтобы нарыть материалы для дискредитации Браудера. По иронии судьбы это дело поставило Симпсона и его фирму по одну сторону баррикад с Натальей Весельницкой, российским адвокатом, представлявшим Prevezon. Весельницкую наняли Агаларовы, они отправили ее на встречу с Трампом-младшим, Манафортом и Кушнером в Трамп-тауэре. Но даже тогда Симпсон сохранил «интерес, граничащий с наваждением, к российской клептократии и организованной преступности».

С кем и следовало обсуждать подобные дела, так это со Стилом.

Стил больше не работал на британскую разведку, но по-прежнему был в шпионском бизнесе — как частный детектив. За время работы на МИ-6 он подружился с одним коллегой, занимавшимся контртерроризмом. Имя этого человека было Крис Берроуз, и он был в большом чине. В 2009 году оба оставили МИ-6 и сделали то, что делают многие шпионы к концу карьеры, — занялись частным разведывательным бизнесом. Вдвоем они создали фирму Orbis Business Intelligence, которая должна была капитализировать знания Стила о России и внутрироссийских отношениях между бизнесом и политикой. На своем веб-сайте Orbis заявляла: «Нашим ключевым достоинством является способность соединить сеть источников высокого уровня с изощренными способностями к расследованию. Мы предоставляем консультации по стратегии, организуем операции по сбору информации и проводим комплексные, часто международные расследования». Стил и Берроуз были «шпионами в аренду».

Стил был душой операций, Берроуз продавал услуги фирмы. Стил, обладавший феноменальной памятью, мастерски умел высасывать крупицы информации из огромного количества источников и анализировать ее. И если Берроуза восхищало умение Стила собирать факты, то сильной стороной самого Берроуза была интуиция: он понимал и правильно оценивал мотивы, цели и достоверность источников. Одним из богатств фирмы, которое Берроуз продавал своим клиентам, было глубокое понимание Стилом, как именно русские используют компромат. Эта информация, часто полученная спорными способами, в России становилась оружием в политике, дипломатии, бизнесе.

На момент ланча в Хитроу Orbis была на вершине успеха — частично потому, что не просто выдавала отчеты, составленные в результате обработки данных, находящихся в открытом доступе: этим занимались многие из ее конкурентов. Orbis проводила настоящие разведоперации, почти такие же, какие вели шпионские службы. Однажды фирма была нанята британской страховой компанией, работавшей в России, которая все время подвергалась нападкам со стороны российских налоговых служб. Стил быстро установил причину: сын одного из ведущих российских чиновников имел страховой бизнес, они пытались устранить конкурента. Стил начала действовать — через свои контакты он довел до сведения российского руководства мысль: если преследования не прекратятся, он сольет информацию другим мультинациональным компаниям, что поставит под угрозу инвестиции в регион. Нападки прекратились. Эта история была успешным примером того, что Берроуз называл «секретным влиянием». В 2010 году Стил и Берроуз получили крупнейшее задание: поддержать заявку Британской футбольной ассоциации на проведение в стране Кубка мира в 2018 году. Конкуренция была чрезвычайно высокой. Высшие британские чины и сам принц Чарльз лоббировали идею турнира в Международной федерации футбола FIFA. В то же время администрация Обамы нажимала на все пружины, чтобы провести в США Кубок 2022 года.

Когда FIFA отдала право проведения Кубка 2018 года России, а 2022 года — Катару, британцы и американцы почувствовали себя оскорбленными. Более того, они были уверены, что решение было принято как результат коррупционных выплат. Стил собрал сведения о том, будто Путин воспользовался помощью дружественных ему олигархов и «подмазал» членов совета FIFA. Рассказывая историю FIFA коллегам, Стил сказал: «Нас обуревало жгучее чувство несправедливости. Это была самая коррумпированная международная организация в мире».

Стил позвонил агенту ФБР Майклу Гаете, с которым познакомился на недавней конференции в Оксфорде. Гаета специализировался на российской организованной преступности и впоследствии был назначен в региональное управление в Нью-Йорке.

Стил сказал Гаете: у меня есть кое-какой материал, я хотел бы его тебе показать. Гаета заинтересовался, и вскоре Стил уже летел в Соединенные Штаты для встречи с представителями ФБР в Нью-Йорке и Вашингтоне, D.C., чтобы познакомить их со сведениями, которые он собрал по поводу дурнопахнущих связей некоторых чиновников FIFA.

Стил передал ФБР информацию, которая вполне могла стать целым досье по коррупции в FIFA. Одной особенно важной уликой была фотография 2005 года, на которой Сепп Блаттер, уже многие годы президент FIFA, был запечатлен смеющимся за бокалом вина с Алимжаном Тохтахуновым, считавшимся боссом российской организованной преступности и известным под кличкой Тайванчик. Тохтахунов был для ФБР среди самых разыскиваемых персонажей, он скрывался от правосудия США, обвинившего его в 2002 году в предполагаемых договоренностях о том, чтобы на зимней Олимпиаде того года золотые медали в соревнованиях по фигурному катанию достались русским спортсменам. Обвинение было выдвинуто Джеймсом Коми, в то время федеральным прокурором. Впоследствии Тохтахунов снова был осужден в 2013 году за предполагаемое пособничество трансатлантическому букмекерскому бизнесу, с игорными залами в Трамп-тауэре, с помощью которого через подставные компании на Кипре были отмыты десятки миллионов долларов для российских олигархов.

Отчеты Стила помогли начать широкомасштабное, длительное расследование, которое в конечном итоге привело к вынесению федеральным обвинителем в Бруклине многочисленных приговоров против чиновников FIFA. Блаттер под обвинение не попал, но был вынужден подать в отставку. Стил заработал себе репутацию надежного источника ФБР.

Очень скоро эту репутацию признал и Государственный департамент США. Весной 2014 года Стил, приглашенный одним частным клиентом из бизнеса, готовил доклады об украинском кризисе. Он подумал, что они могут быть интересны Вашингтону, и обратился к Джонатану Вайнеру, старшему сотруднику в Фогги Боттом, который однажды занимался лоббированием в интересах Михаила Ходорковского, жившего теперь в изгнании российского олигарха и противника Путина. Вайнер сообщил Виктории Нуланд о том, что у него есть хороший источник со связями в России и в Украине, не заинтересует ли это ее? Она ответила, что это интересно, и после прочтения нескольких отчетов Стила сказала Вайнеру, чтобы он продолжал присылать ей сообщения британца. Однако, опасаясь, как бы эти сведения не перехватили русские хакеры, она попросила Вайнера, чтобы он прогонял их через надежную сеть секретной информации Госдепартамента, прежде чем пересылать ей.

С мая 2014 по сентябрь 2016 года Стил отправил Нуланд 120 отчетов Orbis по развитию политических и дипломатических событий в России и в Украине. Записки в том числе освещали усилия России избежать западных санкций и деятельность различных олигархов. Материалы, включавшие информацию по российским планам и намерениям, показались Нуланд бьющими прямо в цель. Позже она скажет: «Его отчеты были точны на 75–80 процентов. Иногда мне казалось, что Стил дал источнику себя запутать. Но в целом отчеты соответствовали тому, что видела и я».

К весне 2016 года Стил считался ценным поставщиком разведданных уже для двух агентств правительства США: ФБР и бюро Государственного департамента, занимавшегося российскими делами.

Orbis и Fusion годами сотрудничали по разным делам. И в аэропорту Хитроу Симпсон рассказывал, что у него есть новая задача для Стила, если он согласится ею заняться.

Симпсон и его фирма уже несколько месяцев вели расследование деятельности Трампа. Первоначально их клиентом был Washington Free Beacon, консервативный веб-сайт, созданный миллиардером и важной шишкой в хедж-фондах Полом Сингером, выгодным клиентом Fusion GPS. Веб-сайт и Сингер были частью консервативного движения, которое можно было бы назвать «Трамп — никогда». Движение ставило своей целью следующее: этот воротила не должен иметь даже возможности выдвинуться кандидатом от Республиканской партии. К тому моменту дело было фактически проиграно, и клиент больше не видел смысла продолжать платить Симпсону за поиск компромата на Трампа.

Но Симпсон хотел продолжать проект по Трампу. Поэтому он и его партнер, еще один бывший репортер Wall Street Journal по имени Питер Фритш, решили подать пас Марку Элиасу, адвокату демократов, работавшему одновременно главным советником кампании Клинтон и Национального комитета Демократической партии. В апреле Элиас и Симпсон заключили сделку: Fusion GPS будет нанята фирмой Элиаса, Perkins Coie, а все расходы — собственно на расследование и накладные — будут оплачены предвыборной кампанией Клинтон и DNC. В очередной раз в финансовых документах кампании, подаваемых в Федеральную избирательную комиссию, эта сделка окажется в тени: гонорары Fusion GPS будут фигурировать в графе оплаты услуг юридической фирмы. Различные виды выплат от «Хиллари для Америки» и DNC в адрес Fusion GPS за все время сотрудничества составили более миллиона долларов. Однако многие руководители кампании Клинтон и DNC не были в курсе договоренностей с Fusion GPS и не знали, чем она занимается. Когда, много месяцев спустя, до Донны Бразил, тогда временно исполнявшей обязанности председателя DNC, дошли слухи о расследовании, ведшемся фирмой по России, она вызвала Элиаса и потребовала объяснений. Он отказался разговаривать с ней, заявив: «Вы не хотите этого знать».

Было достаточно странно, что Симпсон был тайным собирателем досье на конкурентов для кампании Клинтон. Он не испытывал симпатии ни к самой Клинтон, ни к большинству окружавших ее людей, начиная с ее мужа. Симпсон посвятил значительный кусок своей журналистской карьеры расследованию деятельности Клинтонов. В 1996-м он опубликовал громкие материалы о потоках иностранных средств, хлынувших в сундуки Демократической партии из Китая, Индонезии и других стран для подпитки кампании по переизбранию Билла Клинтона президентом на второй срок. В передовой статье по этому поводу Симпсон и его соавтор Джим Абрамсон писали, что поток азиатских денег освещает сюжет, «которому не уделяется должного внимания: каким образом иностранное влияние просачивается в американскую политическую систему».

Чуть позже Fusion GPS отслеживала историю денег, закачанных в фонд Клинтонов состоятельными иностранными донорами, что Симпсон рассматривал как попытку оказания влияния и получения привилегий от Государственного департамента, во главе которого стояла Хиллари. Симпсон в частной беседе говорил своим друзьям: «Мне было неинтересно работать на чертову Хиллари Клинтон. Я годами освещал делишки этих людей — Хиллари и Билла Клинтон. Они — вышедшая из моды политическая машина».

Теперь Трамп представлялся Симпсону самой большой и страшной угрозой. Его многочисленные банкротства, его прошлые связи с людьми мафии, его спорные деловые сделки, вылившиеся в многочисленные судебные иски по обвинению в мошенничестве, — все это тревожило Симпсона. А еще были моменты, вызывавшие его любопытство: связь Иванки Трамп и Джареда Кушнера с российским олигархом Романом Абрамовичем, крупные займы Дональда Трампа в Deutsche Bank, о котором поговаривали, будто он участвует в российских схемах отмывания денег. Но более всего Симпсона заинтриговали частые поездки Трампа в Москву. Он знал, что Трамп ездил в Москву постоянно, но из этого ничего не родилось, кроме конкурса «Мисс Вселенная». И для Симпсона это казалось загадкой. С кем Трамп пытался наладить бизнес? Что пошло не так? Симпсон попросил Стила заняться этой историей. Его задание Стилу было кратким: «Расскажи мне, что он там делал».

К этому времени Симпсон уже знал кое-что, чем не поделился со Стилом за ланчем в Хитроу. Как внештатный сотрудник Демократической партии он был в курсе атаки русских на DNC. Это навело его на мысль, что русские могли попытаться повлиять на выборы в пользу Трампа. Пока еще Симпсон не имел права обсуждать то, что ему было известно. Он был чрезвычайно осмотрителен, разговаривая со Стилом. При этом Симпсон надеялся, что Стил, чья фирма расследовала российские операции влияния в Западной Европе, сможет найти какие-нибудь сведения о роли русских в американских выборах.

Стил охотно согласился. У Оrbis были в России текущие проекты с клиентами, замешанными в коммерческих спорах. Он полагал, что легко сможет перепоручить это новое задание своему контакту в России, которому Стил платил за поиск информации и подготовку отчетов. (Сам Стил был известен русским и не мог работать в России.) Симпсон и Стил договорились о месячном контракте с возможностью пролонгации. Оплата — около тридцати тысяч долларов в месяц.

Стил связался с одним из своих главных источников в России (он называл его «коллектор») и дал ему задание начать поиск информации о Трампе. Стил хранил имя коллектора в глубоком секрете. Но Симпсон понял, что коллектор был русским эмигрантом, жившим на Западе, что он был знаком с хорошо информированными русскими чиновниками и профессионалами и часто ездил в Москву. Коллектор был тайным агентом Стила и работал с собственными ресурсами в России, по крупицам собирая любую информацию, какую только мог найти.

Примерно через две недели Стил встретился со своим главным источником в одном из европейских городов. Он слушал, делал записи — и с трудом верил в то, что слышал. Его коллектор, пересказывая то, что узнал из своих источников, проинформировал Стила о следующем: русские интересовались Трампом и обрабатывали его уже несколько лет, они даже запаслись на Трампа компроматом, в частности историями о странных опрометчивых поступках с сексуальной подоплекой, которые ни для кого в Москве не были секретом. Стила покоробило. Он говорил помощникам: «А я думал, что за свою карьеру уже слышал и видел всякое».

Стил немедленно известил Симпсона, сказав, что у него есть «совершенный динамит», имея в виду сексуальный компромат.

«Мне понадобится отчет, — сказал Симпсон. — Ты должен записать это».

Стил быстро набросал трехстраничную записку, которая станет одним из самых знаменитых и обсуждаемых отчетов частного агентства расследований.

Вверху и внизу каждой страницы Стил напечатал: «КОНФИДЕНЦИАЛЬНО / СЕКРЕТНЫЙ ИСТОЧНИК». Материал, датированный 20 июня, начинался кратким резюме из четырех пунктов. Первый пункт был самым обширным: «Российский режим занимался ТРАМПОМ, помогал ему и поддерживал его как минимум 5 лет. Цель, одобренная ПУТИНЫМ, заключалась в том, чтобы способствовать расколу и разногласиям в западном альянсе». Далее Стил отмечал: «До сей поры ТРАМП отклонял различные привлекательные сделки в недвижимости, предлагавшиеся ему в России, направленные на продление возможности дальнейшего использования его Кремлем. Однако он и его ближний круг принимали от Кремля информационный поток, включая сведения о демократах и других политических противниках». Третий пункт был самым взрывоопасным: «Бывший высший чин российской разведки утверждает, что ФСБ скомпрометировало ТРАМПА через его поступки в МОСКВЕ в достаточной степени, чтобы можно было его шантажировать. Согласно нескольким информированным источникам, его поведение в Москве включало извращенные сексуальные действия, которые были срежиссированы / отслежены ФСБ».

Последний пункт касался соперника Трампа: «Российские разведслужбы в течение многих лет собирали досье из компрометирующих материалов на Хиллари КЛИНТОН, главным образом оно заключается в расшифровках прослушанных разговоров во время ее визитов в Россию и перехваченных телефонных звонков, а не в изложении фактов постыдного поведения. По непосредственному указанию ПУТИНА досье находится на контроле у пресс-секретаря Кремля ПЕСКОВА. Однако до сих пор оно еще не было передано никому на Западе, включая и самого ТРАМПА. Российские намерения по его применению пока неясны».

Две следующие страницы Стил посвятил деталям. Он дал характеристику источникам своего коллектора, не называя их. Источник А был крупным чиновником в российском Министерстве иностранных дел, а Источник B в прошлом был одним из высших чинов в российской разведке, но оставался вхож в Кремль и сейчас. Каждый из них недавно рассказал «заслуживающему доверия соотечественнику» — коллектору — о том, что Москва уже несколько лет разворачивала операцию по разработке и привлечению Трампа к сотрудничеству и что этот проект «поддерживался и направлялся» Путиным.

Согласно информации от Источника С, работника высшего звена в российских финансах, работа с Трампом была частью всеобщего плана Путина посеять разлад внутри Соединенных Штатов и трансатлантического альянса. Этот источник утверждал, что слышал, как Путин выражал свое желание вернуться к политическому стилю сверхдержав девятнадцатого столетия, когда страны преследовали свои собственные интересы, а не соблюдали основанный на идеалах международный порядок.

Источник А, писал Стил, рассказал, что Кремль снабжал Трампа и его команду важными сведениями о Клинтон. В отчете отмечалось, что путинская операция включала в себя предложение Трампу выгодных сделок в сфере девелопмента и недвижимости в России. Но, писал Стил, «по неизвестным причинам ТРАМП не принял ни одно из предложений».

Затем шли непристойные детали, которые навсегда определили характер отчета. Стил утверждал, что российская разведка могла «использовать личные пристрастия и сексуальные извращения ТРАМПА с целью получения необходимых компрометирующих сведений». Источник D, охарактеризованный как «близкий партнер ТРАМПА, который организовывал и координировал его недавние поездки в Москву», утверждал, что «(извращенное) поведение ТРАМПА в Москве включало найм президентского номера в отеле Ritz Carlton, где, как было известно ТРАМПУ, останавливались во время своих официальных визитов в Москву мистер и миссис Обама (которых Трамп ненавидел), и осквернение кровати, на которой они спали, приглашением нескольких проституток устроить перед ним „золотой дождь“ (помочиться). Было известно, что отель находится под наблюдением ФСБ, оснащен микрофонами и скрытыми камерами во всех основных помещениях, чтобы можно было записывать все, что ФСБ считало нужным».

Другой источник, на который ссылался Стил в отчете, утверждал, что это странное мероприятие стало известным еще в 2013 году, когда Трамп был в Москве по поводу конкурса «Мисс Вселенная». Стил писал, что один из его российских осведомителей разговаривал с женщиной из персонала отеля, которая «подтвердила» историю. Источник В, в прошлом офицер разведки, до сих пор связанный с Кремлем, заявил, что «нестандартное поведение Трампа в России в течение многих лет предоставило властям множество компрометирующего материала на человека, ставшего сегодня кандидатом в президенты, и этого материала было бы достаточно для шантажа, если бы шантаж им понадобился».

Когда Берроуз, партнер Стила, прочел эти записи, он потерял дар речи. «Черт! Что такое, черт возьми, „золотой дождь“?! Я никогда такого не слышал!»

Берроуз боялся, что Стил приукрашивал свой материал в попытке добавить ему сенсационности. «Почему ты употребил слово „извращенное“?» — спрашивал Берроуз раздраженно.

«Потому что источник так и говорил», — ответил Стил, имея в виду свой изначальный источник — коллектора.

Берроуз настаивал: «А без него (слова) нельзя обойтись?»

«Ты слишком субъективен», — отвечал Стил.

Берроуз боялся возможных политических последствий появления подобного документа. Он сказал коллеге по-французски: «Это горячая картофелина. Ты уверен?»

«Именно это мне рассказал источник, — ответил Стил, вновь говоря о коллекторе, чья информация в лучшем случае была уже из вторых рук. — Я уверен, насколько можно быть уверенным».

Точка зрения Стила, без сомнения, была обусловлена богатой историей использования «сексуального» компромата службами российской безопасности — и ключевой ролью этой службы и этого метода в приходе Путина к власти. В 1999 году российский генеральный прокурор Юрий Скуратов проводил агрессивное расследование фактов коррупции в ближнем кругу президента Бориса Ельцина. Среди причастных к скандалу был и главный политический советник президента — его собственная дочь. И тогда одна российская телевизионная станция вдруг показала размытую черно-белую запись, на которой две не совсем одетых молодых женщины (станция назвала их проститутками) развлекались с пожилым человеком, напоминавшим Юрия Скуратова. Разразился скандал, и через пару недель подлинность пленки была подтверждена не кем иным, как главой ФСБ Владимиром Путиным. Скуратов был уволен, а навеки благодарный Ельцин назвал Путина своим преемником на посту российского президента.

История с видео пестрила всеми признаками старых добрых операций КГБ, часто использовавшихся во время холодной войны для шантажа приезжавших в Россию дипломатов и бизнесменов. Метод по-прежнему оставался активной частью тактики теперь уже ФСБ. В июле 2009 года один российский новостной веб-сайт разместил видеозапись, изображавшую Джеймса Хадсона, грузного британского дипломата, развлекавшимся с двумя блондинками в каком-то притоне. Видео было размещено под заголовком «Приключения мистера Хадсона в России». Этого было достаточно, чтобы положить конец приключениям Хадсона. Как только появилось видео, британский дипломат был вынужден подать в отставку — новый пример того, каким образом компромат оставался явной и постоянной опасностью для всякого известного визитера этой страны.

Но тот факт, что ФСБ прибегало к сексуальному компромату, не был доказательством его использования конкретно против Трампа. В отчете Стила не было ничего, что указывало бы на способ, как анонимные источники узнали или могли узнать о «золотом дожде», пролившемся над Трампом. Формулировки были расплывчатыми. Источник D утверждал, что он был в тот момент в отеле. Но присутствовал ли он во время инцидента прямо в номере, где все происходило, разговаривал ли напрямую с одной из проституток или видел якобы существующую запись? В отчете не содержалось ответов… Подобные вопросы можно было задать и другим источникам Стила, утверждавшим, что они могут подтвердить случившееся.

Если бы отчету можно было стопроцентно верить, то он мог бы стать частью досье на конкурентов с самыми значительными последствиями в истории США. Но впоследствии в частной беседе Берроуз охарактеризовал отчет как сходный с предварительными разведдонесениями — информация не была ни проанализирована, ни тщательно проверена: она не была готова к дальнейшему распространению. Берроуз сказал: «Это не было окончательным продуктом. Отчет надо было подтверждать. Он не был истиной в последней инстанции. Это был полуфабрикат».

Симпсону не терпелось увидеть отчет Стила. Стил отправил его на USB-накопителе с паролем доступа через Federal Express. Доставка в Вашингтон была обещана на утро 24 июня, в день рождения Стила. Он отмечал праздник с женой, прогуливаясь в пригороде Лондона по саду Уизли, принадлежащему Королевскому садоводческому обществу. Для Британии этот день также был знаменательным: накануне прошло голосование по Брекситу, перевернувшее страну с ног на голову.

Симпсон начинал беспокоиться. Пакет FedEx все еще не пришел. Симпсон названивал Стилу, беспокоя его в выходной день, спрашивая: «Где он?» Симпсон был на грани приступа паранойи. Флешку потеряли? Или русская разведка перехватила пакет? Но объяснение задержки было вполне обыденным. В офисе Симпсона (в здании без каких-либо опознавательных знаков возле Дюпон Серкл в Вашингтоне) не работал домофон. На следующий день FedEx доставила пакет с накопителем.

По мере того как Симпсон читал отчет, он все яснее понимал, что может взорвать предвыборную кампанию. Точно так же он понимал, что все это было чревато проблемами. Он не просил Стила изучать личное поведение Трампа. А теперь перед ним лежало письменное изложение этих заморских измышлений. Как их можно подтвердить? Кто в это поверит? Он подумал, что Стила эта часть отчета взбудоражила больше, чем его самого. Но это было естественно — Стил был экспертом по компромату. И Симпсон отнес сосредоточенность Стила на предполагаемых сексуальных действиях Трампа на счет особенностей его личного восприятия — отражения британской сдержанности. «Крис, в общем-то, идеалист», — говорил позднее Симпсон. Ему ближе стиль Ле Карре, чем истории Флеминга.

Стил потом откроет Симпсону имя Источника D, главного источника обвинений в «золотом дожде». Его звали Сергей Миллиан — американский бизнесмен белорусского происхождения, который, если ему верить, был нанят Трампом в двухтысячных для поиска российских покупателей трамповской недвижимости в Штатах. Как и все те, кто разговаривал с коллектором Стила, он был источником, используемым втемную, — он не подозревал, что его процитируют и что эта информация пойдет к политическим противникам Трампа.

Теперь Миллиан превратился в цель расследования Симпсона. Он подсуетился, и ABC News сделало с Миллианом интервью в прямом эфире, в котором тот сказал, что Трампу «нравится Россия, потому что ему нравятся красивые женщины: я имел в виду, ему нравится с ними разговаривать».

В записках Стила Миллиан был назван близким другом Трампа, однако не существовало никаких публичных свидетельств близости Миллиана к магнату — ни сейчас, ни во время проведения московского конкурса. Придумал ли что-то Миллиан или просто повторил слухи, переданные другими, чтобы произвести впечатление на Стила? Симпсона обуревали сомнения. Он считал Миллиана болтуном. (Со своей стороны Миллиан впоследствии заявлял на российском телевидении: «У меня нет никакой компрометирующей информации на Трампа ни в России, ни в США. И быть ее у меня не могло».)

Вера Стила в сенсационный сексуальный скандал со временем потускнела. Гораздо позже, после того как его отчет и последовавшие за ним записки обрели печальную известность, Стил скажет, что верил, что примерно 70–90 процентов его отчета было правдой: Россия организовала кампанию по разработке Трампа и вступила в преступный сговор с его предвыборным штабом. (Берроуз оценит уровень достоверности в 70–80 процентов.) Что же касалось вероятности утверждения о том, что проститутки мочились в присутствии Трампа, Стил сказал своим коллегам: «Тут пятьдесят на пятьдесят». (Позднее Стил задастся вопросом, была ли связь между визитом Трампа в 2013 году вместе с Эмином Агаларовым и Робом Голдстоуном в ночной клуб в Лас-Вегасе The Act, в представлениях которого женщины иногда мочились друг на друга, и «золотым дождем» из его записок. Но ответа он не знал.)

Однако когда Симпсон только получил отчет Стила, основным вопросом было — как подкрепить фактами предположения о связи Трампа с Россией. Ведь именно они могли иметь наиболее далеко идущие последствия. В некоторые сведения из отчета верилось с трудом. И Симпсон предполагал, что многое из написанного окажется ложным. Если грязные истории было практически невозможно проверить, то другие живописные претензии — о том, что русские обрабатывали или пытались обрабатывать Трампа и что лагерь Трампа обменивался секретной информацией с Москвой, — вполне могли быть правдой, им могло существовать подтверждение, они могли стать оружием в руках врагов Дональда.

Ни Симпсон, ни Стил не были осведомлены о недавних событиях, которые впоследствии придадут вес некоторым из этих предположений. Несколько месяцев назад Трамп как раз занимался продвижением выгодной сделки в Москве — он намеревался строить там Трамп-тауэр. Один из его советников по внешним делам, Джордж Пападопулос, поддерживал регулярные контакты с российскими источниками, пытаясь устроить встречу между Трампом и Путиным. И за много дней до того, как Стил приступил к расспросам своих источников, старшие советники Трампа встречались с российской делегацией в Трамп-тауэр, пытаясь заполучить от Кремля хоть какую-нибудь изобличающую информацию на Хиллари Клинтон.

Вскоре после отправки Симпсону своего доклада Стил сделал пугающее предположение: они должны поделиться своими сведениями с ФБР. Стил верил: информация о том, что кандидат в президенты, возможно, был скомпрометирован путинским режимом, была слишком важна, чтобы считать ее конфиденциальным расследованием о конкурентах. Он сказал Симпсону: «Это серьезная угроза национальной безопасности». Заговоривший в Стиле бывший сотрудник МИ-6 пояснил, что он чувствует себя обязанным доложить об этом по инстанции.

Симпсон сразу же понял, что это может создать проблемы. Если бы он пришел с этой информацией в ФСБ, подобный ход мог быть воспринят как попытка приверженцев одного кандидата манипулировать Бюро и спровоцировать расследование против его политического соперника. И если бы это дошло до сведения общественности, для кампании Клинтон это означало бы политическое самоубийство. Более того, Клинтон все еще находилась под следствием ФБР по поводу почтового сервера. Слишком многие сотрудники Клинтон не доверяли ФБР. Не было никаких шансов, что кто-либо из сотрудников кампании Клинтон захочет обратиться в ФБР с таким рискованным материалом. Симпсон велел Стилу подождать.

Но Стил продолжал настаивать, он регулярно звонил по этому поводу. Он твердил, что подобные сведения должны быть переданы соответствующим официальным лицам. Наконец Симпсон сдался: «Я даже не знаю, кому я мог бы позвонить…» Стил парировал: «О, я знаю, кому звонить».

И Симпсон уступил. Он понимал, что это переломный шаг, но сомнения не покидали его. Симпсон пытался оправдать себя: «Я полагал, что совершается преступление», — впоследствии говорил он. В конце концов, что, если бы результаты этого расследования обернулись ранними сведениями о заговоре террористов? Конечно же, он сразу же позвонил бы копам. Так и здесь: казалось вероятным, что иностранная разведка тайно манипулировала американскими выборами. Он дал Стилу добро на контакт с ФБР. Но Элиасу Симпсон не сказал об этом ни слова.

Стил позвонил Майклу Гаете, своему контакту в ФБР по делу о злоупотреблениях в FIFA. «У меня есть кое-что, что ты должен увидеть, — сказал он. — Я не могу говорить об этом по телефону. Ты должен приехать. Поверь мне, Майкл, ты должен приехать в Лондон».

Существовало несколько инстанций, которые Гаета должен был уведомить о своих перемещениях. Он был прикреплен к посольству США в Риме. ФБР связалось с офисом Виктории Нуланд в Госдепе: «Вы поддерживаете идею этой встречи?» Нуланд, помня о том, что доклады Стила по Украине были почти всегда достоверны, дала зеленый свет.

Через несколько дней, 5 июля, Гаета прибыл в Лондон и направился в офис Стила недалеко от вокзала Виктория. Стил передал ему копию своего отчета. Гаета, опытный агент ФБР, начал читать документ и побледнел. Какое-то время он молчал, а потом выговорил: «Я должен доложить об этом в штаб».

Глава 12  А что касается дополнения по Украине – прекрасная работа

Утром 5 июля — в день, когда Стил встречался с Гаетой, — в штаб-квартире Клинтон остановилась всякая работа. Персонал сгрудился вокруг телевизионных экранов. Стояла абсолютная тишина. Через несколько минут для Хиллари Клинтон должна была решиться судьба президентской гонки.

В это же время в конференц-зале штаб-квартиры ФБР на подиум вышел высокий импозантный мужчина — директор ФБР Джеймс Коми. Республиканец Коми был назначен Обамой руководителем Бюро три года назад. До этого он был помощником генерального прокурора и министра юстиции и заработал себе на этом посту репутацию прямого и честного человека. В знаменитом инциденте 2004 года именно Коми ворвался в палату госпиталя, где лежал больным тогдашний министр юстиции Джон Эшкрофт, чтобы помешать старшим сотрудникам Белого дома (президентом в то время был Буш-младший) заставить Эшкрофта вновь одобрить программу внутренней прослушки телефонных разговоров без санкции суда, которую Коми и другие чиновники считали незаконной. Это происшествие укрепило репутацию Коми как принципиального поборника законности, ставившего интересы закона выше политических амбиций.

Стоя перед флагами Соединенных Штатов и ФБР, Коми был готов объявить, выдвинет ли ФБР обвинение против кандидата в президенты.

Коми начал с того, что эта история не имеет прецедентов. Что Бюро никогда не оглашало своих сведений в подобной манере. Обычно, если расследование ФБР выливалось в обвинительное заключение, сами обвинения становились изложением дела. А если до обвинения дело не дошло, то, по правилам Департамента юстиции, Бюро не комментировало полученных или неполученных данных расследования. Коми пояснил, что вследствие «интенсивного общественного интереса» он вынужден предоставить информации больше, чем обычно. Он отметил, что не согласовывал и не разбирал всего того, что готов сказать, с Департаментом юстиции, частью которого являлось ФБР, или с иным другим правительственным органом США.

Коми не объяснил, что одной из причин того, что он действовал на свой страх и риск, было возмущение, которое он и его старшие помощники испытывали при мысли о роли генерального прокурора Лоретты Линч в деле почтового сервера Клинтон. В предыдущем сентябре, когда Коми готовился давать показания Конгрессу, Линч приказала ему говорить о следствии по делу почты Клинтон как о «предмете обсуждения», а не как о «расследовании». Эта директива показалась Коми абсурдной. Он считал, что это было сделано специально, чтобы слова ФБР звучали в унисон с вводящими в заблуждение высказываниями самой Клинтон, будто уголовное расследование было всего лишь обычной «проверкой безопасности». («Я полагаю, вы теперь Федеральное бюро предметов обсуждения», — саркастически заметил после этого один из обвинителей из национальной безопасности.) А в конце июня Линч встретилась с Биллом Клинтоном, якобы случайно, — он поднялся на борт ее самолета, когда оба находились на взлетной полосе аэропорта Феникс. Позднее Линч объясняла, что их получасовая беседа была «главным образом светской» — о гольфе и внуках. Встреча вызвала шквал возмущения: Хиллари находилась под следствием, проводимым департаментом, который возглавляла Лоретта Линч. Несколько дней спустя Линч сказала следующее: «Я хотела бы, чтобы у меня была возможность вернуться назад — суметь предугадать последствия этой встречи и не разговаривать с бывшим президентом, сколь бы безобидной эта беседа ни была; потому что она вызвала у людей тревогу». В связи с поднявшейся шумихой Линч заявила, что примет рекомендации сотрудников Министерства и ФБР, расследующих дело Клинтон, какими бы они ни были.

Коми был озабочен другим, но тоже не сказал об этом: несколькими месяцами ранее ФБР получило подлинный документ российской разведки, в котором приводилась цитата якобы из почты DNC, где утверждалось, что Линч не позволит расследованию дела Клинтон зайти далеко. Несмотря на то что подлинность российского документа могла подвергаться сомнению, а аутентичность приводимого электронного письма никто не мог пока гарантировать, все равно Коми опасался, что в случае утечки документа это бросит тень на любое решение, которое Департамент юстиции может принять по делу о сервере Клинтон.

Оглашение окончательного решения — будут ли в любом расследовании выдвинуты уголовные обвинения — являлось обязанностью обвинителей Департамента, а не ФБР. Но в данном случае Коми решил, что оставит Департамент вне поля зрения (и вне опасности) и сам публично объявит рекомендации ФБР. Он начал зачитывать заявление, текст которого вместе со своими ближайшими помощниками составлял и корректировал несколько недель.

Стоя за трибуной, Коми разъяснил все шаги, которые Бюро предприняло за время расследования. Он рассказал, что агенты просмотрели миллионы фрагментов электронных писем на одном из персональных серверов Клинтон. Бюро проверило тридцать тысяч писем, которые Клинтон вернула в Государственный департамент, и обнаружило 110 писем в 52 цепочках, которые содержали информацию, бывшую секретной на момент отправки письма. Семь из этих цепочек содержали темы, отнесенные к уровню «Совершенно секретно / Программа специального доступа». Это противоречило многократно повторявшимся заявлениям Клинтон о том, что она не пользовалась частным почтовым сервером для передачи секретной информации. Еще две тысячи писем содержали информацию, которая была отнесена к категории секретной позже. Бюро обнаружило несколько тысяч писем, имеющих отношение к работе Клинтон, которые не были включены ею в группу посланий, возвращенных Департаменту. Коми предполагал, что юристы Клинтон, отбирая из ее почты письма, относившиеся к деятельности Госдепа, делали свою работу из рук вон плохо.

В штаб-квартире в Бруклине сердца были готовы разорваться. Секретная информация, недостающие письма — все говорило за то, что Коми произнесет обвинение. Это должно было случиться. Кое-кто из сотрудников подумал, что кампании пришел конец.

Коми начал резюмировать свои выводы: «Несмотря на то что мы не обнаружили явных доказательств того, что госсекретарь Клинтон или ее коллеги были намерены нарушить закон, регулирующий обращение с секретной информацией, есть доказательства того, что они были чрезвычайно небрежны, работая с крайне деликатной, строго секретной информацией». Из уст директора ФБР это было обвинительным — и убийственным — заявлением. Люди Клинтон, замершие перед телевизионными экранами, не могли понять, куда клонит Коми.

А он перешел к вопросу о том, получили ли иностранные державы доступ к почте Клинтон, смогли ли они перехватить письма. Ведь это было важнейшим вопросом национальной безопасности. Бюро не нашло прямых свидетельств того, что сервер Клинтон был взломан, но Коми указал, что секретарь постоянно пользовалась своей почтой в поездках за рубеж, включая «территории наших самых изощренных противников». Он добавил: «Принимая во внимание это сочетание обстоятельств, мы считаем вполне возможным тот факт, что злоумышленники получили доступ к персональному почтовому аккаунту секретаря Клинтон».

Наконец, он отметил, что ФБР не обнаружил доказательств того, что Клинтон совершала предумышленные неправомерные действия или пыталась препятствовать правосудию. «Несмотря на то что существуют доказательства потенциальных нарушений норм и правил по обращению с секретной информацией, мы пришли к заключению, что ни один здравомыслящий обвинитель не подал бы судебного иска».

Клинтон была вне подозрений! Радостные возгласы заполнили бруклинский офис предвыборной кампании. Старшие помощники собирались впоследствии и спрашивали друг друга, не должны ли они бросить Коми вызов за его резкое заявление с критикой поведения Клинтон. После краткого размышления они решили, что это будет непродуктивно. Разве им хотелось поставить Клинтон, чья безупречность была основной заботой кампании, в положение прямой конфронтации с главой ФБР? Озвученное решение было двойственным, но с таким решением можно было жить.

Казалось, что эпизод с почтовым сервером был исчерпан. Но вот-вот должно было начаться другое расследование ФБР — под прицел попала кампания Дональда Трампа.

Когда на той же неделе первый доклад Стила пришел в штаб-квартиру ФБР, он привлек внимание подразделения контрразведки. Сотрудники контрразведки знали о том, что Стил ранее уже делал сводки, которые оказали неоценимую помощь в расследовании коррупции в FIFA. Они также знали из первоисточников, что у Стила были свои задачи и что он, вероятнее всего, работал на демократов. Но это не камень преткновения, как говорил один из старших офицеров, читавший отчеты Стила в свое время. Агенты ФБР получали свои сведения от информаторов, у которых были свои задачи и свои причины для недовольства. Главари банд и боссы наркокартелей закладывали своих конкурентов, а агенты и органы преследования были рады извлечь из этого информацию, если она была правдой и могла помочь им в развитии дела. «Этот документ вызывал озабоченность. Конечно же, мы отнеслись к нему со всей серьезностью», — вспоминал этот офицер.

С течением времени одна нестройная и скучная лекция, прочитанная в Москве, усилила заинтересованность Бюро.

Весной Картер Пейдж, практически неизвестный консультант по вопросам энергетики, назначенный советником Трампа, был приглашен ректором престижной Российской экономической школы в Москве для выступления с речью. Хотя речь и шла о частном университете, заведение было напрямую связано с Кремлем: Аркадий Дворкович, российский вице-премьер, был председателем совета директоров. Пейдж испросил разрешение на поездку в Россию у Дж. Д. Гордона, одного из вышестоящих сотрудников кампании Трампа.

Гордон был главным куратором Пейджа в кампании, и их взаимоотношения отличались напряженностью. Пейджу хотелось доступа на самый верх, он желал стать частью группы стратегов высшего уровня. В мае он отправил Гордону письмо, где говорил, что визит Трампа в Россию «мог бы немного поднять градус». (Никто из руководства кампанией не согласился с этим предложением.) Пейдж составлял для кампании документы тактического характера, но только один из них был принят к исполнению. Тема: энергетика и гидроразрыв пласта как способ добычи сланцевого газа. Когда Трамп выступал с речью по энергетическим проблемам в Северной Дакоте, Пейдж прилетел в Бисмарк, чтобы присутствовать на мероприятии. Но ничего из его материалов в речь не вошло. Пейдж был взбешен. «Ничего из того, что я вам дал, в речи не прозвучало», — жаловался он впоследствии Гордону. Но Гордон отмахнулся: «Это не моя проблема».

Пейджа обуревали грандиозные идеи о его будущей роли в кампании Трампа. «В глубине души, — говорил позднее о Пейдже Гордон, — он страстно желал стать послом США в Москве».

Когда Пейдж сказал Гордону, что он хочет поехать в Москву, чтобы выступить там с речью, Гордон подумал: «Ни за что, какого черта! Это совершенно дурацкая идея. Мне за это сильно попадет». И отказался передать по инстанции запрос Пейджа на эту поездку. Но консультант по энергетике не желал мириться с отказом и стал действовать через голову Гордона. В одном из электронных писем он обратился с этой же просьбой к Кори Левандовски, в то время руководителю предвыборной кампании Трампа. Левандовски сказал: «Окей», только поехать он сможет лишь как частное лицо, а не в качестве представителя предвыборной кампании Трампа.

7 июля Пейдж появился в аудитории Российской экономической школы в Москве, он намеревался произнести речь об экономических отношениях США и России. В начале речи он подчеркнул, что говорит как частное лицо и бизнесмен.

Стоит простить россиян за то, что они полагали, будто Пейдж принесет им послание от Трампа. В конечном итоге Трамп неоднократно говорил об улучшении отношений с Россией и поиске общего языка с Путиным. А самого Пейджа считали фанатом Путина. В 2014 году, после того как Обама включил в санкционный лист близкого союзника Путина, президента принадлежащей государству компании «Роснефть» Игоря Сечина, Пейдж разместил в своем блоге пост, в котором заявил: «Сечин за последнее десятилетие сделал для продвижения американо-советских отношений больше, чем любой человек в правительствах и вне их по обе стороны Атлантики». А в июне на вашингтонской встрече экспертов по внешней политике он привел толпу в изумление, расхваливая Путина как лидера более сильного и надежного, чем Обама.

И вот теперь перед двумя сотнями студентов, собравшихся в университетской аудитории, Пейдж рассказывал об американо-советском экономическом взаимодействии — вернее, читал свои заметки с лэптопа до боли монотонным голосом. Очень скоро некоторые слушатели уже с трудом могли побороть дремоту.

Для советника кандидата на пост президента от Республиканской партии послание Пейджа было более чем провокационным. Он упрекал политтехнологов США за их «притворную сосредоточенность на идеях вроде демократизации, неравенства, коррупции и смены режима», как только речь заходила об отношениях с Россией. Он призывал Вашингтон отставить свой «критический тон» и «нетерпимость», не зацикливаться на коррупции, а вместо этого использовать все «возможности, чтобы продвигать взаимные интересы» с Россией. Он порицал Запад за то, что тот «без необходимости лелеял тенденции холодной войны». Он советовал Вашингтону перестать пережевывать то, что там называли нарушением прав человека, недостатком прозрачности, политическими репрессиями и культурой коррупции. Взаимное уважение, считал он, скорее принесло бы взаимную выгоду. И в конце концов в обе стороны потекли бы контракты и деньги.

Это была тема, которой, без сомнения, наслаждался путинский истеблишмент. Как минимум один влиятельный русский открыто приветствовал появление Пейджа в Москве: Александр Дугин, политолог, связанный с Кремлем, пропагандировал лекцию Пейджа. Большой поклонник Трампа и бескомпромиссный ультранационалист, Дугин создал серию видео, приветствовавших кандидата от республиканцев. А теперь вот он расхваливал Пейджа «за продвижение альтернативы для США». На своем телеканале «Царьград» он показал лекцию Пейджа целиком. В прямом эфире.

Находясь в Москве, Пейдж отказался сообщить репортеру из Reuters, планирует ли он встречаться с кем-нибудь из российского правительства. Но после своего выступления он вкратце переговорил с Дворковичем, вице-премьером, председательствовавшим в совете школы. После этого Пейдж отправил в кампанию записку, в которой говорилось, что «Дворкович выразил решительную поддержку мистеру Трампу и желание работать совместно, чтобы найти наилучшие решения международных проблем». Пейдж также встретился с Андреем Барановым, главой департамента отношений с инвесторами компании «Роснефть», находившейся под американскими санкциями. Он похвастался перед штабом, что во время этого путешествия контактировал с высшими русскими чинами, и пообещал Гордону, что скоро вышлет отчет об этой поездке, «касающийся нескольких невероятных наблюдений и идей, которые я получил от российских законодателей и членов президентской администрации высшего уровня».

Пусть речь Пейджа и была тягомотиной, его пребывание в Москве привлекло внимание ФБР — по большей части потому, что он вот уже больше трех лет был известен охотникам на шпионов из Бюро.

В 2013 году Пейдж участвовал в симпозиуме по энергетике в Нью-Йорке и познакомился там с российским дипломатом Виктором Подобным. Русский дал Пейджу свою визитку и электронный адрес. В последовавшие за этим месяцы Пейдж и Подобный время от времени переписывались и встречались. Пейдж не задумываясь делился с русским своими мыслями об энергетической отрасли и даже передал ему документы, касавшиеся этого бизнеса. Россиянин намекал, что имеет связи в российском правительстве, которые могут помочь Пейджу получить контракт.

Пейджа надули. Подобный был офицером российской разведки, работавшим на СВР, и входил в состав группы из трех человек, получивших задание собрать информацию, касавшуюся возможных санкций США против России, американских усилий по развитию альтернативной энергетики и прочим экономическим вопросам.

Подобный не очень высоко ценил Пейджа. Во время разговора с одним из своих товарищей-шпионов, перехваченного разведкой США, он назвал Пейджа «идиотом», который «хочет заработать много денег». Он говорил, что ему легко морочить Пейджа, потому что «его энтузиазм нам на руку». Подобный сказал своему коллеге, что кормил Пейджа «пустыми обещаниями», и описал свой метод вербовки в следующих терминах: «Вы обещаете услугу за услугу. Вы получаете документы — и посылаете клиента…»

Однако агенты ФБР следили за этой группой, и в июне того же года два агента допросили Пейджа о его контактах с Подобным. Тот отвечал, что передавал Подобному только документы, находившиеся в открытом доступе, и выдержки из лекций, которые читал в рамках курса в университете Нью-Йорка.

В 2015 году ФБР прикрыло эту шпионскую операцию и выдвинуло обвинения против одного из тройки — Евгения Буракова, выдававшего себя за российского банкира. Подобный с третьим участником группы обладали иммунитетом, так как работали под дипломатическим прикрытием, поэтому они смогли быстро покинуть Соединенные Штаты. Бураков же в конечном итоге был приговорен к тридцати месяцам тюрьмы.

Против Пейджа не выдвинули обвинений, и его периферийная роль не была предана огласке. Но эта операция вывела его персону на экран радаров ФБР. Поэтому поездка Пейджа в Москву в июле 2016 года напомнила о нем людям в Бюро, вновь пробудив подозрения, что один из внешнеполитических советников Трампа стал объектом кремлевских манипуляций.

В середине июля республиканцы собрались в Кливленде на национальную конвенцию своей партии. В гонке республиканцев притаилась одна небольшая драма. Старые разговоры об усилиях Республиканской партии заблокировать продвижение Трампа уже испарились. Партия была «трампонизирована». Делегаты бродили по улицам города в футболках с надписями «Хиллари в тюрьму — 2016». А республиканские лоббисты — обитатели и завсегдатаи «плутовской системы» и «болота», резко раскритикованных Трампом, — проводили приемы и примирялись с тем, что их выдвиженцем стал Трамп. Типичные республиканцы разделяли единодушное мнение политических акул: этого новобранца, ведущего темную кампанию, исполненную гнева (если не фанатичной нетерпимости), невозможно представить победителем в ноябре. Партия была вынуждена смириться, стиснув зубы, дожить до выборов — и затем искать новые пути вперед.

Любопытные отношения Трампа с Путиным и Россией никогда не оглашались с подиумов Квикен Лоэнс-арены. Но на задворках просматривался вопрос о связях предвыборной кампании Трампа с Москвой.

После обеда 18 июля, в день открытия конвенции, то есть национального съезда, Майкл Флинн, теперь уже высокопоставленный советник Трампа по вопросам национальной безопасности, пришел в студию Yahoo News на интервью с главным журналистом-исследователем Майклом Айзикоффом. Флинн пришел, чтобы рассказать о своей новой книге «Поле боя», которую он написал совместно с Майклом Ледином, бескомпромиссным неоконсерватором. В книге Флинн призывал раскрутить маховик войны против джихадского терроризма и более настойчиво противостоять муллам в Иране. Он ужесточил и свою позицию по отношению к России, разгромив Москву за поддержку ею иранского режима. К концу интервью Айзикофф задал вопрос, обсуждать который Флинн вовсе не хотел: поездка Флинна в Москву в декабре 2015 года на празднование десятой годовщины RT, российского пропагандистского канала, где Флинну довелось сидеть за столом для VIP-гостей рядом с президентом Путиным. Интервью превратилось в раздраженную перепалку.

Айзикофф: Вам заплатили за мероприятие?

Флинн: Я… вы должны спросить людей, к которым я приезжал…

Айзикофф: Ну что же, а я спрашиваю вас. Ведь вы бы знали, если бы вам заплатили.

Флинн: Ну, я приехал как выступающий. Это и было выступлением. Какая разница? Да, конечно, кто-нибудь обязательно скажет: о, русские ему платят.

Айзикофф: Знаете, Дональд Трамп многое построил на факте, что Хиллари Клинтон брала деньги у «Уолл Стрит», «Голдман Сакс».

Флинн: Ну, я не брал никаких денег у России, если вы об этом меня спрашиваете.

Айзикофф: Тогда кто же вам платил?

Флинн: О Боже. Мой лекторий. Спросите их.

Вечером того же дня история об интервью (c акцентом на путешествии Флинна в Россию) была размещена на веб-сайте Yahoo. Флинн отправил Майклу письмо: «Из всего, о чем мы говорили сегодня, вы выбрали заглавной темой мою речь в России? Эта новость вообще не по существу. Вы действительно читали мою книгу? Заметили ли вы, как много я критикую Россию?»

В тот вечер на конвенции Флинн выступил с пылкой речью. Он довел шумную толпу до яростных выкриков «Посадите ее!», втоптав Клинтон в грязь за то, что она «подвергла безопасность нашей нации чрезвычайно высокому риску своим безответственным отношением к использованию частного почтового сервера».

Он говорил: «Если бы я сделал десятую часть, всего лишь десятую часть того, что сделала она, я бы уже сидел сегодня в тюрьме».

На третий вечер конвенции губернатор штата Индиана Майк Пенс, которого Трамп выбрал на роль будущего вице-президента, разнес Клинтон и Обаму в пух и прах за то, что они «нерадивые слуги национальной безопасности». Он настаивал на том, что одним из признаков их слабости была «инсценировка перезагрузки отношений с Россией». Он пообещал, что Трамп «будет поддерживать союзников». Но в ту же самую ночь Трамп продемонстрировал совершенно обратное. В интервью New York Times он сказал, что вполне может не соблюдать обязанностей члена НАТО по защите дружественных членов альянса в случае нападения на них. Это стало главной новостью. Именно это и хотел услышать Путин. Можно считать, что Трамп довел до сведения России, что стерпит агрессию Москвы.

Когда Трамп произносил эту речь, он не упомянул ни Россию, ни Путина. Он придерживался обычного сценария, излагая свой апокалиптический взгляд на Соединенные Штаты, погрязшие в криминале и незаконной иммиграции. Он нападал на Клинтон за совершение «ужасных, ужасных преступлений». Человек, который несколькими месяцами ранее пытался втихую заключить сделку с Москвой, сетовал, что Клинтон огребла «миллионы долларов, выторговывая возможности и привилегии в деловых кругах и у иностранных держав». Он заявил: «Я — ваш голос!»

На официальных мероприятиях сюрпризов почти не было. Происходившее за сценой было куда более интригующим. За неделю, пока проводилась конвенция, некоторые из помощников Трампа успели встретиться с Сергеем Кисляком, вот уже долгое время бывшим российским послом в Соединенных Штатах. Произошло это на конференции, совместно спонсировавшейся Государственным департаментом и консервативным фондом «Наследие». Сешнс произнес на этом мероприятии программную речь, после чего побеседовал с Кисляком и другими послами. Кисляк докладывал в Москву, что они обсуждали позицию Трампа по вопросам политического курса США, представлявшим интерес для российского правительства. Разведка Штатов перехватила донесения Кисляка, делившегося с вышестоящими этой новостью.

Дж. Д. Гордону и Картеру Пейджу также выпал шанс поговорить с Кисляком. На вечернем приеме, бывшем частью конференции, Кисляк коротко переговорил с Гордоном, пока Пейдж молча стоял рядом. Дискуссия, если верить Гордону, вращалась вокруг улучшения американо-российских связей. Гордон сказал послу: «Очень важно наладить между США и Россией хорошие отношения. Мы должны работать совместно против сетей джихада». Кисляк, поклевывая сатэй, кивнул в знак согласия. Пейдж тоже кивнул.

Эти встречи с Кисляком не привлекли в тот момент общественного внимания. Но одну противоречивую ситуацию на конвенции, имевшую отношение к России, общественность заметила. Эта ситуация сложилась неделей ранее, во время ожесточенной борьбы за принципиальную позицию партийной платформы по Украине.

В Кливленде шло одно из последних заседаний Комитета республиканцев по выработке платформы: нужно было завершить создание программного документа, чтобы представить его делегатам конвенции на одобрение. Гордону вменили в обязанность следить за процессом, чтобы никакие дополнения, имеющие отношение к национальной безопасности, не соответствующие позиции Трампа, не оказались включены в платформу партии.

Вошла Диана Денман, когда-то подававшая надежды актриса, а теперь ветеран-активист техасских республиканцев. Она считала себя уважаемой рейгановской республиканкой и приехала в Кливленд как делегат за Теда Круза, техасского сенатора, занявшего в гонке за номинацией второе место со значительным отрывом. В 1988 Денман работала наблюдателем на выборах в Украине и с той поры отождествляла себя с демократическими (и антироссийскими) силами этой страны.

В структуре Национального комитета по выработке партийной платформы Денман была членом подкомитета по национальной безопасности. В этом качестве она внесла дополнение, осуждавшее «продолжающуюся российскую военную агрессию в Украине». Документ призывал продолжать и даже ужесточать политику санкций против России. Более того, Денман предлагала «предоставить в распоряжение украинских вооруженных сил летальное оборонительное вооружение». (Украина попросила оружие у Америки. Но Обама, несмотря на поддержку украинской позиции некоторыми официальными лицами в Пентагоне, отбросил эту идею, хотя и одобрил отправку нелетальных средств.)

Денман сразу же почувствовала, что что-то пошло не так. Двое мужчин, до этого просто наблюдавших со стороны, быстро поднялись со своих мест и направились к Стиву Йейтсу, руководителю отделения партии в Айдахо и сопредседателю подкомитета по национальной безопасности. Они начали обсуждать формулировки ее дополнения.

Денман присоединилась к группе с вопросами: «Кто вы такие? В чем проблема?» Одним из мужчин оказался Гордон. «Вы сотрудники комитета?» Гордон ответил, что он из штаба Трампа и что формулировки ее дополнения должны быть выверены и одобрены. «Кем?» — полюбопытствовала Денман. «Нью-Йорком», — ответил Гордон. Она попыталась показать зубы: «Вам не нравится, что люди хотят быть свободными?»

Гордон понял, что дополнение может стать проблемой. «Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что вооружение Украины не вязалось с позицией Трампа», — говорил он впоследствии. И именно в обязанности Гордона входило обеспечить соответствие платформы партии взглядам Трампа. Он должен был сделать все, чтобы не появилось газетных заголовков вроде «Республиканский комитет по выработке партийной платформы устроил Трампу головомойку».

Гордон велел Йейтсу нажать на клавишу «Перерыв», пояснив, что он должен переговорить об этом с другими чиновниками кампании. Он позвонил Джону Мэшберну, директору кампании по разработке общего курса, попросив о немедленной встрече. Другой сотрудник кампании связался с Дирборном, старшим советником кампании, и тоже договорился о встрече. Появился разъяренный Дирборн. «Почему вы звоните мне?» — не понимал он. Гордон объяснил ситуацию, и Дирборн согласился, что дополнение нужно утопить.

Была разработана и утверждена новая версия дополнения. Оно по-прежнему призывало к сохранению и ужесточению санкций против России вплоть до тех пор, пока не будет восстановлена территориальная целостность Украины. Но положение о поставке Украине оружия исчезло.

Помощники Трампа считали, что счастливо избежали опасности. Кончено же, во время общенациональной конвенции кампании совершенно не была нужна дискуссия, которая могла бы привлечь внимание избирателей к ничем не объяснимой симпатии Трампа по отношению к Путину. И вот что из этого вышло.

В первый же день конвенции Washington Post, рассказывая о том, что случилось на заседании комитета по платформе, писала: «Кампания Трампа поработала за кулисами, чтобы новая республиканская платформа ни в коем случае не включила призывов предоставить оружие Украине для борьбы с российскими и повстанческими силами, что противоречит взглядам практически всех республиканских внешнеполитических лидеров в Вашингтоне». Статья дала толчок развитию одной очень неудобной для кампании сюжетной линии: Трамп был слишком мягок с Путиным. Кроме того, это привлекло ненужное внимание медиа к Манафорту и нескольким годам его высоко оплачивавшейся деятельности в интересах Януковича и Партии регионов. Хотя доказательств того, что Манафорт был причастен к развалу дополнения Денман, не было.

После битвы за создание партийной платформы Пейдж отправил Гордону электронное письмо: «А что касается дополнения по Украине — прекрасная работа».

В середине и в конце июля Кристофер Стил отправил Гленну Симпсону несколько новых отчетов, основанных на беседах с коллектором. Эти отчеты были столь же тревожащими, как и первый. Один из них был посвящен российскому хакерству, спонсировавшемуся государством. В отчете утверждалось, что ФСБ набирает хакеров для массированной кампании против западных правительств и корпораций, используя «принуждение и шантаж». Русская секретная полиция провернула крайне успешную операцию, внедрив вредоносные программы в дешевые русские компьютерные игры.

Другой отчет приводил дополнительные подтверждения «широких тайных связей» между кампанией Трампа и Кремлем, которые поощрялись «на высшем уровне» российского правительства. Внутри кампании, говорилось в отчете, эти связи координирует Манафорт. В отчете утверждалось, что существовал «согласованный обмен информацией», в котором команда Трампа «использовала кротов в DNC и хакеров в США» для получения Россией разведывательных данных. Говорилось и о новых попытках Трампа вести бизнес в России: якобы, когда магнат изучал рынок недвижимости в Москве и Санкт-Петербурге, то дело закончилось тем, что он предпочел «разнообразие сексуальных услуг местных проституток успеху в бизнесе».

Третий отчет был посвящен поездке Пейджа в Москву. В нем утверждалось, что советник Трампа провел в Москве «секретные встречи». Предположительно, одна из них была с Игорем Сечиным, президентом «Роснефти», который как человек, приближенный к Путину, находился под санкциями администрации Обамы, наложенными в результате российской политики в Украине.

Еще одна секретная встреча, предполагалось в отчете, состоялась с кремлевским чиновником по имени Игорь Дивейкин; якобы именно Дивейкин рассказал Пейджу о существовании секретного досье с компроматом, собранного Кремлем на Хиллари Клинтон, и о «его возможной передаче команде республиканцев». Впоследствии Пейдж с пеной у рта отрицал, что имел секретные встречи, описанные в отчете Стила (но признал, что встречался с Андреем Барановым, руководителем отдела по связям с инвесторами в компании Сечина).

Как и в случае с первыми докладами Стила, ни один из источников назван не был. Позже Стил говорил своим товарищам, что одним из источников информации была любовница кремлевского чиновника. Короче, это всё были постельные разговоры.

Глава 13  А дальше они подсыпят мне в чай полоний

Твит, всколыхнувший выборы 2016 года, появился в 7:26 утра по стандартному восточному времени 22 июля. Была пятница накануне национальной конвенции демократов, и делегаты со всей страны направлялись в Филадельфию, чтобы назвать Хиллари Клинтон кандидатом в президенты. «Вы готовы избрать Хиллари? — вопрошал твит Джулиана Ассанжа. — Сегодня мы начинаем выпускать наш сериал — 20 тысяч писем с самой вершины Национального комитета Демократической партии».

Неделями люди в Демократической партии с волнением ждали, что хакеры, взломавшие сеть DNC, станут делать с украденными документами. Предполагаемый русский хакер Guccifer 2.0 уже размещал кое-какие документы DNC, но они не нанесли заметного ущерба. Но Guccifer 2.0 оставил грозное предупреждение: он утверждал, что передал «основную часть бумаг — тысячи файлов и писем» в руки WikiLeaks. А теперь Ассанж и WikiLeaks доказывали, что Guccifer 2.0 не солгал. Через два часа после появления твита они разместили коллекцию украденных писем DNC. Это был крупнейший в истории слив политических документов.

Если изначальной целью российских операций в информационной войне, как то было указано в доктрине Герасимова, было распространение смуты и последующее использование раскола в рядах противника, то вброс WikiLeaks справился с этой задачей как нельзя лучше. С момента, когда WikiLeaks опубликовала документы DNC, стало ясно, что этот вброс приведет в ярость сторонников Берни Сандерса — и спровоцирует бунт во время конвенции демократов. Многие письма говорили о том, что высшее руководство DNC благоволит к Клинтон, исподтишка высмеивая Сандерса и обмениваясь идеями по подрыву кампании сенатора от Вермонта.

В одном из писем Вассерман-Шульц говорила о Джеффе Уивере, руководителе избирательного штаба Сандерса, как о «проклятом вруне». В другом она отреагировала на клятвенное обещание Уивера продолжать кампанию Сандерса вплоть до конвенции словами «он — ЗАДНИЦА».

Одна исключительно неудобная цепочка писем начиналась с письма Брэда Маршалла, старшего финансиста DNC, который предлагал новую линию нападения — религиозные убеждения Сандерса или отсутствие таковых. Маршалл писал: «Можем ли мы как-нибудь расспросить его о его верованиях? Верит ли он в Бога? Он как-то все время уклонялся или говорил о еврейском наследии. А мне кажется, он атеист… Мои друзья-баптисты с юга сумеют понять огромную разницу между евреем и атеистом». Маршалл предлагал откровенно грязный ход. В потоке писем Дэйси, исполнительный директор, ответила: «АМИНЬ». (Впоследствии Дэйси говорила: «Я выбрала неверное слово, я сожалею. Я просто пыталась завершить разговор».) 21 мая 2016 года в письме к Луису Миранде, директору комитета по коммуникациям, Марк Постенбах, его заместитель, предложил вбросить политическим репортерам историю: «Не знаю, есть ли у Берни хорошая легенда, если мы предложим историю о том, что у Берни никогда не было настоящей повестки, что вся его кампания — сплошной бардак».

Доказательств того, что DNC когда-либо развивала эти идеи, не существовало. Но это не было важно. К моменту, когда делегаты Сандерса прибыли в Филадельфию, они уже были вне себя. «Это было как удар под дых», — вспоминал Роберт Бекер, администратор мероприятий на конвенции от кампании Сандерса. «Важен был смысл и тон этих писем. Ведь это не чириканье и трескотня волонтеров. Это были лидеры партии. Я был в прямом смысле слова оскорблен. Позволить им высмеивать кампанию Берни? Это было все равно что…Что, черт возьми, вы, парни, создали за последний год?»

А Трамп был более чем счастлив подлить масла в огонь. «Утечка переписки DNC демонстрирует планы по уничтожению Берни Сандерса, — написал он в очередном твите. — Насмехаться над его наследием и более того… напрямую от WikiLeaks действительно злобно. НЕЧЕСТНО». В другом твите он с радостью сообщал: «Вброс WikiLeaks сегодня был так неприятен для Сандерса, что он больше не сможет поддерживать ее (Хиллари), если только он не мошенник!»

Все это было менее всего нужно кампании Клинтон в момент, когда она пыталась собрать воедино расколовшуюся партию.

Высшие чины кампании судили-рядили, как ответить, но при этом у них не было ни малейшего сомнения насчет смысла происходившего и виновников случившегося. «Мы рассматривали ситуацию как результат сознательного намерения расколоть партию во время ее главного съезда», — сказал Джейк Салливан, старший советник Клинтон по национальной безопасности. — Мы считали, что нас атакуют русские». А когда Мук, глава избирательного штаба Клинтон, разговаривал с нею о вбросе документов DNС, она сказала, что убеждена — это Путин пытается с ней расквитаться.

Луис Миранда тоже был разъярен. Директор DNC по коммуникациям возвращался в Вашингтон с конвенции в Кливленде, когда WikiLeaks начал выбрасывать в сеть письма Комитета. Личные письма Миранды составляли больше половины размещенного кэша. Львиную долю остального пакета занимали письма команды DNC по сбору средств. Он был главной мишенью, его личное пространство было нарушено, его переписка была предана огласке. (Адвокаты DNC из Perkins Coie считали странным, что хакеры не заинтересовались почтой Дэйси или других членов руководства.)

Во время остановок для отдыха и на кофе Миранда неизбежно сталкивался с репортерами, тоже возвращавшимися с конвенции, и они, конечно же, задавали ему вопросы о его персональной почте. И в какой-то момент Миранда осознал, что многие, если не все письма, разжигавшие ударившую по DNC историю с Сандерсом, были написаны в прошлом мае — уже после того, как в апреле Комитет обнаружил, что русские хакеры взломали его сеть, но до того, как Crowd Strike выставила взломщиков вон в начале июня. Миранда не понимал, почему эксперты по кибербезопасности ждали полтора месяца, чтобы отключить сеть. Для него это выглядело так, как будто бы Комитет и Crowd Strike просто смотрели, пока грабители свободно гуляли туда-сюда по их сети, неделями унося документы: никто не предупредил сотрудников о том, что их переписку не мог украсть только ленивый. А при этом юристы DNC считали, что спасительная помощь от Crowd Strike пришла так быстро, как только это было возможно, и что у начальства DNC не было иного выбора, кроме как держать проникновение в сеть в секрете от собственных сотрудников. Луис никак не мог вразумительно объяснить себе главного: многие из самых дискредитирующих писем в постах WikiLeaks были украдены уже после того, как DNC узнал, что его сеть взломана.

Время, когда были написаны и отправлены письма, было особенно важно для Миранды и его коллег. Именно в мае Сандерс более всего досаждал партийным функционерам. К тому времени Клинтон уже была уверена в своем выдвижении. Им представлялось, что отказ Сандерса отступить и поддержать Клинтон был вздорным эгоизмом тщеславного человека, не заботившегося о единстве партии. Поэтому было вовсе не удивительно, что письма клинтонцев этого периода отражали их разочарованность поведением Сандерса и работников его штаба. Но как раз время отправки писем и ускользнуло от общего внимания в суматохе, вызванной их содержанием.

В штабе Клинтон обсуждали, насколько много команда могла позволить себе, парируя вброс WikiLeaks. Все руководство хотело, чтобы прозвучали слова о русском взломе: к такому выводу пришли Crowd Strike и другие эксперты по кибербезопасности. Но Мук, которого к этому времени юрист кампании Марк Элиас ввел в курс некоторых взрывоопасных сведений из донесений Стила, хотел идти дальше. Он предложил объявить, что русские использовали WikiLeaks как часть заговора по избранию Трампа. «Все свидетельствует о том, что это правда, так чего же еще ждать?» — убеждал Мук своих коллег.

Остальные сомневались и не хотели заходить так далеко. Мук вспоминал: «Никто не хотел выставлять себя сумасшедшим. В это было трудно поверить, это было в стиле Тома Клэнси и на грани фантастики». Помощники Клинтон договорились, что, давая интервью (вот уж этого избежать было невозможно), они могут продолжать говорить о российском вмешательстве в выборы, но ничего не должны говорить о том, что это делалось в интересах Трампа.

Проблема заключалась в том, что пресса не верила ни той ни другой версии. В одно воскресное утро Мук появился в передаче CNN State of the Union. Как только ведущий Джейк Тэппер спросил его о письмах DNC и об отношении партии к Сандерсу на этапе праймериз, Мук обратился к русской теме: «Эксперты говорят нам, что взломали сеть DNC и увели письма русские хакеры, поддерживаемые государством. А другие эксперты сейчас говорят, что русские выложили эти письма в публичный доступ, чтобы помочь Дональду Трампу».

Для руководителя кампании сказано слишком сильно. Но Мук мог привести другие доказательства. Он указал на то, что украинский вопрос на конвенции республиканцев почти не обсуждался, а Трамп заявил о том, что он может и не соблюдать обязательств США по НАТО. «Когда вы сводите все это в единую картину, она получается очень тревожной. Я думаю, избирателям стоит над ней поразмышлять».

Тэппер потребовал от Мука подтверждений: «Каковы доказательства того, что за всем этим стоят русские? Я имею в виду хакерство и время сброса информации на WikiLeaks». Мук вновь сослался на экспертов по кибербезопасности, пришедших к такому заключению. Тэппер возразил: «Но то, что вы сейчас говорите, — это очень, очень серьезное обвинение. Вы фактически утверждаете, что русские взломали сеть Национального комитета, а теперь сливают украденные документы через WikiLeaks, чтобы помочь избрать Дональда Трампа».

По ходу шоу Тэппер повернулся к Трампу-младшему и спросил, что он скажет по поводу обвинений Мука. Сын Трампа накинулся на Мука: «Ну что же, это позволяет увидеть во всей красе их моральные принципы. Я хочу сказать, что они будут утверждать что угодно, лишь бы победить. Вы видите, такое случается вновь и вновь, ложь за ложью… Нет ничего дурного в честной драке, Джейк. Я не против честной драки, но это вранье и попытки внушить людям всю эту чушь, чтобы заработать немного политического капитала, — знаете, это просто не входит ни в какие рамки! Ему должно быть стыдно за себя».

На другом шоу тем же утром подобной линии придерживался и Манафорт. Он настаивал на том, что предположения Мука о русских — «чистой воды оперативная маскировка» со стороны кампании Клинтон. А когда его спросили, существуют ли какие-нибудь связи между Трампом, Манафортом, кампанией и путинским режимом, ответил: «Это абсурд. Для этого, знаете ли, нет никаких оснований».

Однако к тому времени у молодого Трампа и Манафорта были уже все основания, чтобы считать, что русские страстно хотели помочь предвыборной кампании Трампа. Ведь в прошлом месяце эти двое вместе с зятем Трампа Джаредом Кушнером встречались в Трамп-тауэре с делегацией из Москвы, которая, как им было сказано, имела на руках «официальные документы», порочащие Хиллари Клинтон. Кроме того, Манафорт был извещен посредством электронного письма о том, что у Пападопулоса были связи с российскими агентами, которые пытались устроить встречу Путина с Трампом. А у Манафорта был «собственный» русский, с которым он имел дело. Он пытался утихомирить Олега Дерипаску, олигарха-миллиардера, тесно связанного с Путиным; Дерипаска преследовал Манафорта в судебном порядке на Каймановых островах, пытаясь получить отчет о нескольких миллионах долларов, которые они совместно инвестировали в сделку по украинскому телеканалу, оказавшемуся нежизнеспособным. Несколькими неделями назад Манафорт написал своему помощнику по бизнесу в России Константину Килимнику о том, как удержать Дерипаску на безопасном расстоянии: предложить ему инсайдерскую информацию о кампании Трампа. «Если он хочет личных разъяснений — мы можем это устроить», — писал он Килимнику 7 июля.

Материал, сброшенный WikiLeaks, не свидетельствовал о большом заговоре в DNC с целью подорвать положение Сандерса, о котором говорилось в прессе. Но обстановка была так накалена, что понадобилось всего несколько писем, чтобы вокруг заискрило. И очень скоро занялось пламя. Ярость среди сподвижников Сандерса — в «Твиттере», в средствах массовой информации, в холлах отелей в Филадельфии — зашкаливала. Многие требовали увольнения Вассерман-Шульц и других руководителей DNC. Мук и другие помощники Клинтон быстро осознали — и испугались, — что конвенция может захлебнуться этим конфликтом и спровоцированным им хаосом. Для них взломанная почта Комитета представляла угрозу существованию.

В субботу, 23 июля, за два дня до открытия конвенции Мук несколько раз разговаривал с Вассерман-Шульц. Он убеждал ее, что настало время уйти. Еще задолго до истории старшие советники Клинтон были недовольны ее стилем и методами руководства Национальным комитетом. То же самое говорили и чиновники в Белом доме. А теперь кампания Клинтон опасалась, что конвенция взорвется недовольством. Но, как ни подталкивал Мук Вассерман-Шульц к отставке, она сопротивлялась. Она решила сначала поговорить с Обамой. Они поговорили: президент тоже настаивал на отставке. В конце концов Вассерман-Шульц нехотя согласилась и объявила, что уходит с поста. На некоторое время ее пост заняла давний активист Демократической партии Донна Бразил. Вассерман-Шульц стала первой непосредственной жертвой российской информационной войны.

Но отставки Вассерман-Шульц было недостаточно, чтобы утишить шторм. На утренней встрече делегации штата Флорида в понедельник утром делегаты Сандерса освистали Вассерман-Шульц. Протестующие держали плакаты, на которых было написано «ЭЛЕКТРОННАЯ ПОЧТА». Ее пришлось спасать группе офицеров полиции.

Вечером того же дня в просторном танцевальном зале дворца съездов Cандерс произнес зажигательную речь. Пока он говорил на привычные темы — положить конец политике больших денег, возродить средний класс, остановить коррупцию, продолжить революцию, — сторонники приветствовали его одобрительными возгласами. Но когда он заявил, что они должны сплотить усилия, чтобы поумерить «спесь» Трампа, избрав Клинтон, толпа утопила Сандерса в шиканье и скандировании антиклинтоновских кричалок. Делегаты кричали хором: «Не с ней! Не с ней!»

Для Мука и других это означало, что конвенция может провалиться под напором злобных нападок. Они боялись, что сотни делегатов Сандерса, разгневанные преданными огласке письмами DNC, освищут проклинтоновских спикеров во время прайм-тайм-трансляций и даже могут освистать саму Клинтон во время речи о согласии баллотироваться в президенты. Чтобы избежать открытой вражды во время конвенции, кампании Клинтон и Сандерса объединили команды-организаторы. И сотрудники Сандерса бросились убеждать, уговаривать и умасливать своих делегатов, чтобы те не портили мероприятия.

В первую ночь делегаты Сандерса освистали выступавших. Но затем сам Сандерс выступил с мощной речью, утверждая, что лучший способ для его сподвижников продвинуть прогрессивные изменения, которых все так желали, — начать работать на Клинтон, чтобы не дать победить Трампу. И на вторую ночь Сандерс к концу прений призвал своих делегатов выдвинуть Клинтон без голосования — в виде жеста поддержки.

Казалось, что эти действия успокоили разгоряченные умы делегатов Сандерса. Но горечь осталась в них надолго даже после окончания конвенции. Многие продолжали говорить о взломанной почте как доказательстве того, что коррумпированный политический истеблишмент, в отсутствие всякой справедливости, препятствовал их лидеру. Но коронация Клинтон прошла без каких-либо неурядиц.

Кампания Клинтон выжила в первой русской атаке. Но Клинтон и ее советники предполагали, что за первой последуют другие. Они решили: чтобы избежать любой напасти, которая могла появиться из Москвы, нужно было держать вероятную российскую интервенцию в поле зрения. Поэтому однажды после обеда, еще во время конвенции, Дженнифер Палмьери и Джейк Салливан уселись в гольф-кар и поехали по передвижным телевизионным студиям, разместившимся в больших кондиционированных палатках на автомобильных стоянках центра «Уэллс Фарго». Перед ними стояла задача убедить руководителей, редакторов, ведущих — всю телевизионную рать — в том, что нужно уделять больше внимания проблеме российского вмешательства.

Палмьери слыла бывалым политиком, она работала в Белом доме и вот уже два десятилетия поддерживала контакты с политическими репортерами. Она знала каждого из них. Салливан был экспертом по национальной безопасности и в бытность Клинтон госсекретарем служил ее заместителем. Его считали главным переговорщиком, когда Белый дом Обамы добился успеха по иранской ядерной программе.

На CNN они поговорили с руководителем сети вещания Джеффом Зукером и несколькими корреспондентами. На Fox News среди участников разговора был Брэт Байер. На встрече с NBC MSNBC присутствовала группа руководителей и репортеров.

На каждой остановке Салливан и Палмьери говорили о том, что русские тайно атакуют выборы. Они напоминали, что официальные лица разведывательного сообщества (когда микрофоны и камеры уже были выключены — не для того, чтобы уведомить публику) говорили репортерам о том, что атаку на DNC провернула российская разведка.

Парочка перечислила журналистам все прежние связи Трампа с Россией. Они ссылались на изменение платформы республиканцев по Украине. Они подробно останавливались на контактах Манафорта. Салливан приводил примеры активных действий Москвы в прошлом. Русское вмешательство стало вопросом национальной безопасности, настаивали Салливан и Палмьери.

«В ответ мы обычно слышали: „Интересно“, — и они смотрели на нас так, словно мы носили на голове алюминиевые банки вместо шляп», — вспоминал Салливан. Палмьери говорила об этом так: «Реакция была примерно следующей: „Окей, а теперь расскажите нам о письмах“… Успеха мы не добились».

Салливан и Палмьери понимали, что реакция кампании на вброс материалов — «мы не намерены обсуждать содержание украденных материалов, а вместо этого обвиняем русских» — репортеров мало устраивала. Столь же мало это устраивало и делегатов Сандерса, многие из которых, точно так же как журналисты, сконцентрировались на содержании почтовых отправлений, а не на том, откуда они взялись в открытом доступе. «Когда возникла эта тема (о России), — сказала впоследствии Номики Конст, делегат и доверенное лицо кампании Сандерса, — она лишь усилила впечатление, будто никто не хотел брать на себя ответственность. Это было главной чертой кампании Клинтон — не брать на себя ответственности, все время увиливать».

Когда Мук появился на телевидении и заявил, что русские взломали DNC, чтобы создать благоприятные условия для Трампа, официальные лица в Белом доме почувствовали раздражение. Они тоже знали, что известные доказательства подтверждали: за взлом DNC винить следует российскую разведку. Это подтверждали и первоначальные секретные донесения разведывательного сообщества (офицеры разведки между собой называли свое сообщество IC.) Но на этом этапе Обама и его администрация не хотели публично соглашаться с утверждениями лагеря Клинтон, поэтому заявление Мука представляло большую проблему.

Несколькими неделями раньше Белый дом дал IC команду выяснить, кто и что стояло за атакой на DNC и сбросом материалов от имени Guccifer 2.0. Появилось предварительное заключение, которое, однако, не означало наличия твердого официально утвержденного консенсуса в среде IC. Очень часто такого рода проблемы приводили различные разведывательные агентства к несовпадающим заключениям. Или одному и тому же заключению разные службы присваивали разные уровни достоверности. Для того чтобы устранить разногласия, требовалось время и, может быть, больше информации.

Обама испытывал глубокую обеспокоенность по поводу российского вмешательства в президентскую гонку. «Мы очень тревожились, памятуя об истории российского вмешательства в выборы, — вспоминает Макдоноу, глава администрации Обамы. — Белый дом не испытывал иллюзий по поводу отношения Путина к Западу. Нас не удивляло его намерение вмешиваться в выборы по всему миру». За те годы, что Путин провел у власти, начиная с его возвращения на пост в 2012 году, заметил позднее Макдоноу, Белый дом наблюдал, как Россия все больше демонстрировала «склонность выходить за границы дозволенного», когда речь шла о соперничестве с Соединенными Штатами. «Это нас очень беспокоило».

Но Обама не хотел бежать впереди разведки. Он сказал своим помощникам, что Белый дом должен пользоваться подсказками разведывательных служб в решении деликатных политических вопросов. В противном случае администрацию можно будет обвинить в играх с национальной безопасностью за политическое влияние. Каждому было известно, кого поддерживал Обама в президентской гонке. Обама прекрасно осознавал, насколько просто было бы Трампу обвинить Белый дом в использовании (или даже фабрикации) сведений в пользу Клинтон, если бы Трамп захотел зайти в этом споре еще дальше. «Мы не должны высказываться раньше разведки. Нас могли обвинить в подтасовке информации и использовании ее в политических целях — для оказания влияния на результаты выборов», — объяснял потом один из высших чинов Белого дома.

Соответственно, когда Обаму впервые публично спросили о вбросе материалов через WikiLeaks и любой связи этого события с Россией, он попытался помочь Клинтон как только мог — и при этом не поставить от имени правительства Соединенных Штатов печать одобрения на обвинения, выдвинутые кампанией Клинтон: мол, в утечке виноваты русские. Саванна Гатри из NBC News спросила президента, пытались ли русские вмешаться в ход выборов. Обама ответил, что ФБР по-прежнему ведет расследование, и добавил, что «эксперты приписывают атаку русским». А затем продолжил: «Я знаю, что Дональд Трамп неоднократно высказывал свое восхищение Владимиром Путиным». А когда журналисты спросили, пытался ли Путин оказать влияние на предвыборную кампанию 2016 года, он заметил: «Все возможно».

Ответы Обамы уязвили всех в кампании Клинтон. Разве не мог Обама — главный актив кампании Клинтон — рассказать нации о том, что происходит? Если правительство Соединенных Штатов не обвинит русских в атаке и утечке документов, Клинтон и ее помощники окажутся в рискованной ситуации. Тогда их утверждения будут с легкостью отброшены как политический жест отчаяния или безосновательная истерия, а еще хуже — и то, и другое.

Демократы на Капитолийском холме также хотели от Обамы большего. Если русские сделали своей мишенью их кандидата в президенты, избирателей следовало уведомить об этом, полагали они. На третий день конвенции представитель Адам Шифф и сенатор Дайанна Файнштайн, демократы из руководства комитетов по разведке палаты представителей и Сената, отправили Обаме открытое письмо, заявляя: если Москва срежиссировала утечку в WikiLeaks, то «этот эпизод представляет собой беспрецедентную попытку вмешательства во внутреннюю американскую политику, которая требует от Соединенных Штатов незамедлительной реакции». Они просили Обаму рассмотреть вопрос о снятии грифа секретности и предоставлении в публичный доступ разведывательной информации — «оценок, касающихся инцидента, включая любые сведения, которые могли бы пролить свет на возможную мотивацию России к этому беспрецедентному вмешательству в президентскую гонку в Соединенных Штатах».

Их письмо ничего не достигло. Обама и Белый дом не сделали и не сказали ничего, чего не делали или не говорили бы раньше. На следующий день пресс-секретарь Белого дома Джош Эрнест по-прежнему придерживался осторожного сценария: «Я просто не хочу сказать ничего такого, что могло бы быть воспринято как попытка хотя бы незначительного влияния на ход этого расследования (ФБР — взлом сети DNC)… Я признаю, что был проведен анализ, который указывает, что, вероятно, следует винить русских; но ФБР предпочитает на данном этапе не оглашать это заключение (как окончательное)».

В очередной раз сотрудники кампании Клинтон погрузились в отчаяние. С их точки зрения, от Белого дома помощи ждать не следовало.

Примерно в это же время ФБР получило ошарашивающее послание от австралийского правительства: в прошедшем мае в Британии Пападопулос сказал некоему высокопоставленному австралийскому дипломату, что российское правительство имело в своем распоряжении «грязь» на Клинтон. Эта информация казалась пугающей, особенно после утечки документов через WikiLeaks. Она подтолкнула ФБР к более тщательному изучению связей кампании Трампа с русскими.

В распоряжении Бюро уже были первые отчеты Стила с бередящими душу предположениями о тайном сговоре Трампа с Москвой. Поездка Пейджа в начале июля в российскую столицу выглядела подозрительно. Взлом сети DNC — и последовавший за этим вброс информации Guccifer 2.0 и WikiLeaks — при этом и то и другое казалось лишь ширмой для российской разведки, — был еще одним осколком общей картины. Потом был еще Манафорт. Украинское правительство недавно попросило Бюро помочь ему отследить выплаты от Манафорта в адрес пророссийской Партии регионов. А еще ФБР получила от дружественных шпионских служб, включая Нидерланды и Британию, сведения о русском взломе, а также о контактах, связывающих Трампа с людьми в России.

С докладом Пападопулоса в руках Коми и руководимое им Бюро приняли судьбоносное решение: контрразведка открыла следствие по возможным связям между кампанией Трампа и правительством Владимира Путина. Бюро держало это в строжайшей тайне.

Даже когда ФБР уже начало свое расследование, разведывательное сообщество США с трудом осознавало всю чудовищность происходящего. Тот факт, что Россия решилась обнародовать украденные документы — то есть превратить их в оружие, — был эскалацией. Это делало взлом DNC совершенно отличным от того, что случилось в 2008 году, когда китайцы взломали компьютеры кампаний Обамы и Маккейна. Но в верхах разведывательного сообщества не сразу осознали значимость этого события.

На той неделе, когда проходила Национальная конвенция демократов, директор национальной разведки Джеймс Клэппер выступал с речью в Аспене, на Форуме по безопасности — ежегодной конференции, куда съезжались действующие и бывшие высшие чины национальной безопасности со всей страны. К изумлению большинства присутствующих, Клэппер не казался очень озабоченным взломом DNC. Он сказал, что не стоит «гипервентилировать» этот повод. То есть не надо об этом много говорить! А еще он не без сарказма добавил: «Я просто в шоке: кто-то что-то взломал. Ведь такого никогда раньше не случалось». Казалось, что его даже не смущала мысль о попытке русских помешать выборам; он сказал, что «это не сильно отличается от того, что происходило в разгар холодной войны».

Комментарии Клэппера нашли своего слушателя — в Москве. RT, медиаиздание на английском языке, контролируемое российским правительством, подхватило скептицизм Клэппера, опубликовав историю под заголовком «Глава разведки США призывает положить конец истерике по поводу предполагаемой роли России во взломе DNC». «Истерика» была синонимом гипервентиляции. Высший чин разведки США запросто окатил претензии кампании Клинтон холодной водой и помог ведущему пропагандистскому цеху России.

В отличие от Белого дома Трамп с охотой говорил о том, что он думал по поводу обвинений в адрес России. В первый день конвенции демократов Трамп выразил свое мнение по поводу усилий кампании Клинтон представить вброс информации через WikiLeaks как историю о нем и о России. Он сочинил твит: «Новая шутка в городе: Россия устроила утечку катастрофических писем DNC, которые вообще никогда не должны были быть написаны (глупость!), — а все потому, что я нравлюсь Путину». На программе канала АВС This Week он отрицал какие-либо взаимоотношения с Путиным. (Он не упомянул о своих недавних попытках заняться с одобрения путинского правительства строительством высотного здания в Москве.) Трамп сказал также, что его кампания не имеет никакого отношения к смягчению платформы республиканской партии по вопросу вооружения Украины. В передаче Meet the Press Манафорт также отрицал, что кампания имеет какое-либо отношение к борьбе за изменение платформы. Оба лицемерили.

27 июля на пресс-конференции в Дорале, штат Флорида, Трамп сделал одно из самых замечательных заявлений за всю кампанию. Он сказал, что сомневается, что россияне взломали демократов. «Никто не знает, кто это был», — сказал он репортерам. Но если бы это были русские, у него к ним было бы послание по поводу уничтоженных писем Клинтон. «Я бы сказал вам вот что: Россия, если ты слушаешь, я надеюсь, ты смогла бы найти тридцать тысяч недостающих писем. Я думаю, ты будешь здорово вознаграждена нашей прессой».

Многие месяцы медиа и демократы спекулировали на теме вероятных закулисных связей между Трампом и Россией. И Трамп послал Кремлю недвусмысленное послание: он просто пригласил противника-чужестранца взломать его политического оппонента.

Глава 14  Нам велено отступить

В середине февраля 2015 года генерал Александр Бортников, директор ФСБ России, без всякого приглашения появился в Вашингтоне. Не проконсультировавшись с администрацией Обамы, Кремль выбрал Бортникова на роль руководителя российской делегации, прибывшей на саммит по противодействию международному терроризму. Ситуация была сложная. Белый дом планировал встречу как событие высокого уровня, которое заострит внимание на глобальном сотрудничестве с целью воспрепятствовать пропаганде радикального джихада. И присутствие Бортникова вовсе не соответствовало тому, что имел в виду Вашингтон. Семью месяцами ранее Евросоюз включил Бортникова в черные списки за его роль в принятии Кремлем решения относительно Украины. Еврочиновники бледнели от злости и жаловались американцам, что их обманули: им предлагали обменяться программными идеями с человеком, на которого они повесили ярлык парии. «Никто его туда не звал», — сказал Нед Прайс, директор по коммуникациям СНБ.

В самый разгар разборок директор ЦРУ Джон Бреннан сделал необычный ход: он пригласил Бортникова посетить его в штаб-квартире Управления. Как бы ни было трудно видеть руководителя российской секретной службы в Белом доме, многие сотрудники Управления считали еще более невероятным принимать его в ЦРУ.

«Нам следует быть предельно осторожными и осознавать, какой сигнал мы посылаем», — сказал Бреннану Стив Холл, директор Русской службы ЦРУ.

«Да, да. Я все понимаю. Но мы имеем дело со множеством неприятных людей по всему миру», — ответил Бреннан. Он полагал, что поддержать контакт с Бортниковым может быть полезно, ведь генерал был чрезвычайно близок к Путину. Бреннан согласовал приглашение с Белым домом. Он и Обама хотели попрессовать директора ФСБ, чтобы Россия оказала помощь в сирийском кризисе и противодействии терроризму Исламского государства.

Холл, уже общавшийся с Бортниковым, когда работал руководителем службы ЦРУ в Москве несколькими годами раньше, встретил шефа ФСБ на входе в здание ЦРУ и провел его в главный вестибюль, где они встретили Бреннана. Холл не испытывал удовольствия от своей миссии. В офисе Бреннана оба главных шпиона говорили на стандартные темы. Бреннан не смог выжать из Бортникова никаких новых обязательств. Однако Холлу, присутствовавшему при разговоре, казалось, что Бортников чересчур самодоволен. «Я уверен, что он был готов к тому, что люди вроде Стива Холла говорят ему: „Гони этого бандита из своего офиса“, — вспоминал Холл. — Он понял, что уже победил, просто сидя в нашем офисе».

Через полтора года, 4 августа 2016 года, Бреннан разговаривал с Бортниковым по телефону. Это был плановый разговор, они теперь регулярно общались, и главной темой снова была война в Сирии. К этому времени Бреннан уже опустил руки: его просьбы помочь ослабить напряженность в Сирии оставались без внимания. А после того как они закончили разговаривать о Сирии — снова безо всякого прогресса, — Бреннан заговорил о двух других вопросах, которых не было в официальной повестке.

Во-первых, Бреннан поднял вопрос о притеснениях американских дипломатов в России — чрезвычайно деликатный вопрос для Лэнгли, особенно после того как два месяца назад офицер ЦРУ, работавший в Москве под прикрытием, был избит рядом с американским посольством. Непрекращающееся нарушение прав американских дипломатов, сказал Бреннан Бортникову, было «безответственно, опрометчиво, нетерпимо, и это следовало прекратить». И, специально подчеркнул Бреннан, именно собственное ведомство Бортникова — ФСБ — было «более всего повинно в таком возмутительном поведении».

Затем Бреннан перешел к еще более щекотливой теме — российскому вмешательству в американские выборы. Бреннану стало известно, что через несколько месяцев после того, как он принимал Бортникова у себя в ЦРУ, российские хакеры начали свои кибератаки на Национальный комитет Демократической партии. Бреннан заявил: «Мы знаем, что это делаете вы». Он подчеркнул, что американцев возмущают попытки Москвы дестабилизировать выборы и что подобная операция может вызвать ответную реакцию. Бреннан предупредил Бортникова: если Россия будет продолжать эту информационную войну, она дорого заплатит за это. Бреннан не уточнил возможные последствия.

Бортников, как и ожидал Бреннан, отрицал, что Россия как-либо вмешивается в выборы. Он ответил, что Вашингтон по-прежнему делает Москву козлом отпущения за чужие грехи. Бреннан повторил свое предупреждение. Бортников снова сказал, что никакого русского вмешательства не было, но он проинформирует Путина о комментариях Бреннана.

Это было первое из нескольких предостережений, которые администрация Обамы послала Москве. Проблема, насколько жестко следует реагировать на вмешательство русских, вскоре расколет персонал Белого дома, столкнув ведущих аналитиков СНБ по России и киберпроблемам с политическими воротилами внутри администрации.

К концу июля Бреннану стало ясно, что русские замышляют широкомасштабные действия, чтобы помешать нормальному ходу выборов. Он видел разведданные о контактах и взаимодействии между российскими официальными лицами и американцами, работающими на кампанию Трампа. Уже несколько европейских разведок доносило ЦРУ, что русские агенты нашли подход к людям из круга Трампа. Бреннан задавался вопросом, действительно ли кто-либо из лагеря Трампа сотрудничает с Москвой.

Бреннан переговорил с Коми и адмиралом Майком Роджерсом, главой СНБ, и попросил их направить в ЦРУ своих экспертов, чтобы создать в Лэнгли рабочую группу, которая будет отслеживать разведывательные сводки и реконструировать полный объем и характер российской операции. Бреннан вспомнил уроки атаки 11 сентября. «Аль-Каида» смогла провести эту операцию частично потому, что разведслужбы США не поделились со всем разведывательным сообществом доступными материалами. А ведь у некоторых агентств были крохи информации о заговорщиках еще до атаки. Бреннан хотел организовать дело так, чтобы эксперты СНБ, ФБР и ЦРУ свободно делились друг с другом информацией по российской операции, которая имелась у отдельных агентств. Даже самую деликатную информацию, которую обычно стараются не распространять за пределы собственных служб, следовало сообщать всему разведывательному сообществу.

Бреннан понял, что речь шла о «вопросе, требовавшем чрезвычайной, чрезвычайной осмотрительности». Перед ними разворачивался акт контрразведывательной деятельности: ФСБ уже начала работать, а им предстояло раскрыть и остановить тайную российскую активность в самой гуще президентской избирательной кампании. Надо было покопаться и выяснить, были ли у американцев контакты с Россией.

Пока Бреннан обрабатывал разведывательные агентства, чтобы они, пусть и нехотя, начали сотрудничать в операции, которая помогла бы снабдить Белый дом информацией о российских планах, Обама созвал серию встреч для разработки концепции ответа и противодействия всему, что могли бы предпринять русские. Встречи проводились в рамках процедуры, известной в федеральном правительстве как межведомственный процесс. В общих чертах она заключалась в том, что собирались заместители глав соответствующих правительственных агентств и обсуждали все возможности решения вопроса, отбирая наиболее рациональные и действенные. Затем уже отдельную серию встреч проводили главы этих же служб, проинформированные своими подчиненными соответствующим образом. Они дискутировали, отвергали и утверждали разные возможности, которые затем представлялись президенту.

Но вопрос, назревший на этот раз, требовал отступить от рутинных методов. Обычно, когда Белый дом приглашал замов и начальников на подобные встречи, он заранее ставил людей в известность о предмете обсуждения, заранее предоставлял информационные записки, обозначавшие повестку разговора. На этот раз чиновники просто получили распоряжение появиться в Белом доме в определенное время. Без объяснения причин. Без рассылки материалов для введения в курс дела. Один из старших сотрудников администрации, участвовавший в этих сессиях, вспоминал: «Нам просто сказали, что назначена встреча. Присутствовать должны наши руководители со своими заместителями». В Государственном департаменте к получению наиболее полной информации о российской хакерской атаке было допущено лишь небольшое количество сотрудников: группа включала Джона Керри, Тони Блинкена, заместителя госсекретаря, Дэна Смита, руководителя разведывательной службы Госдепартамента, и Джона Файнера, руководителя аппарата Керри.

На обычные совещания между агентствами главы ведомств и их заместители могли брать с собой других сотрудников. Но не на этот раз. Когда темой встречи руководителей ведомств становились проблемы национальной безопасности, их часто обсуждали в оперативном центре Белого дома. Внутренняя видеосистема здания транслировала из помещения беззвучный видеоряд во все заинтересованные ведомства, и там понимали, что проходит очередная встреча, что на ней присутствуют тот-то и тот-то. В этот раз Сюзан Райс приказала отключить и видео. Она не хотела, чтобы сведения о встрече по русской хакерской атаке стали каким-либо образом известны в среде национальной безопасности, опасаясь утечки.

Райс председательствовала на встрече руководителей ведомств, на которой собрались Бреннан, Клэппер, Коми, Керри, министр обороны Эш Картер, министр финансов Джек Лью, генеральный прокурор Лоретта Линч, генерал Джозеф Данфорд, председатель Объединенного комитета начальников штабов, и еще несколько официальных лиц Белого дома, включая Дэниса Макдоноу, Лизу Монако и Колина Кэла, советника по национальной безопасности Джо Байдена. (Кэл настоял на том, чтобы присутствовать на этой встрече, — таким образом Байден будет осведомлен о проблеме.)

Правая рука Райс, заместитель советника по национальной безопасности Эврил Хейнс, контролировала заседания заместителей. Сотрудники Белого дома, не присутствовавшие на встречах, не были уведомлены об обсуждавшихся темах. Это распространялось даже на других сотрудников НСБ — некоторые негодовали, что не были включены в список участников. Часто разведывательные материалы, обсуждавшиеся на этих встречах, не включались и в ежедневное президентское резюме (PDB), совершенно секретный документ, представлявшийся президенту каждое утро. Слишком много людей имело к нему доступ. Один из сотрудников Белого дома позднее вспоминал: «Операционнная безопасность по этой теме была максимально жесткой».

* * *

Когда началось сотрудничество между агентствами, вопрос общей картины, представленной аналитиками и экспертами, которых собрал Бреннан, не обсуждался: за кибератаками и сбросом в сеть скачанных материалов стояли хакеры, спонсировавшиеся российским государством. Один из участников работы позднее сказал: «Мы знали, о каких агентах шла речь, никаких сомнений в этом не было». Однако не было ясно, насколько глубоко увязло в этом деле российское правительство. Была ли эта инициатива уделом одной-двух структур, действовавших самостоятельно? Шло ли это с самого верха и было ли частью более широкого проекта?

Не были ясны к тому моменту и разведданные о центральном вопросе — какова главная цель Москвы. Пыталась ли Москва посеять разлад и хаос, чтобы дискредитировать выборы в США? Провоцирование политического кризиса в Штатах, вне всякого сомнения, соответствовало общей цели Путина ослабить западные правительства. Был и другой очевидный резон для российской атаки: Путин имел причины быть недовольным Хиллари Клинтон, обвиняя ее в протестах, прокатившихся по России вслед за российскими парламентскими выборами 2011 года, которые изобиловали нарушениями. Чиновники в США считали, что российская операция была задумана как способ ослабить Клинтон во время президентской гонки — не обязательно для того, чтобы помешать ей победить. В конце концов, русские, как любой политический наблюдатель, принимали расхожее мнение о том, что Клинтон, вероятнее всего, победит Трампа. И если Клинтон после сутолоки выборов, вся израненная и потрепанная, все-таки перешагнет финишную прямую, она вполне подошла бы России в качестве американского президента — униженного, ослабленного и неспособного противостоять Путину.

Была и третья возможная цель — помочь Трампу. Верили ли русские в то, что они могли оказать влияние на национальную избирательную кампанию в США и изменить результаты выборов? На данном этапе аналитики и официальные лица разведывательного сообщества, работавшие над этой проблемой, считали, что для ответа на такой вопрос у них не было достаточного объема разведывательных данных. Учитывая многолетние деловые связи Трампа с русскими и его позитивные высказывания о Путине, можно было подумать, что этого более чем достаточно, чтобы Путин желал видеть в Белом доме именно Трампа. Эксперты от разведки действительно верили, что для Москвы это могло быть частью комбинации: почему бы не поставить перед собой практически недостижимую цель и не попытаться помочь избраться Дональду?

«Все эти потенциальные мотивы не исключали один другого», — сказал позднее один из первых помощников Обамы.

Обама до 21 августа должен был отдыхать на острове Мартас Винъярд, поэтому его заместители приняли эту дату за неформальный срок, к которому должен был быть готов перечень опций — санкций, дипломатических шагов и киберконтратак — для представления президенту и главам ведомств.

В разгар работы над этими материалами Белый дом получил весьма тревожные разведданные: пророссийские хакеры прощупывали компьютеры государственной избирательной системы, в частности базы данных учета избирателей. Первые сообщения пришли в ФБР из Иллинойса. В конце июня базы данных избирателей стали мишенью настойчивых кибератак, длившихся несколько недель. Атакующие пользовались иностранными IP-адресами, многие из которых прослеживались: например, некоторые числились за нидерландской компанией, принадлежавшей жившему в Сибири россиянину двадцати шести лет. Хакеры неутомимо пининговали базы данных в Иллинойсе, посылая запросы пять раз в секунду двадцать четыре часа в день. Им удалось получить доступ к данным примерно на двести тысяч избирателей. Затем такой же отчет пришел из Аризоны — там были похищены имя пользователя и пароль сотрудника окружной избирательной комиссии. Штат вынужден был на неделю отключить систему учета избирателей. Затем еще одна атака, на этот раз во Флориде. Один из сотрудников НСБ регулярно приходил в кабинет директора Белого дома по кибербезопасности Майкла Дэниела с малоутешительными новостями. Он говорил что-нибудь вроде: «Майкл, еще пять штатов спалились». Или четыре. Или три. В какой-то момент Дэниел глубоко вздохнул и сказал ему: «Теперь кажется, что они целятся во все штаты вместе и по отдельности».

«Я не думаю, что хоть кто-нибудь знал, что со всем этим делать», — сказал позднее Джей Джонсон. Казалось, что выбор падал на тот или иной штат совершенно случайно. Министерство внутренней безопасности не видело в этом никакой логики. Он думал: если цель заключалась в том, чтобы внести путаницу в день выборов, то каждый мог просто-напросто позвонить и сказать, что где-то заложена бомба. Другие сотрудники администрации были настроены более скептично и считали, что русские намеренно манипулируют сетями: может быть, они хотят изменить результат голосования.

Майкл Дэниел был обеспокоен. С одной стороны, он считал, что возможности и способности русских подтасовать результаты подсчета голосов в стране — и отдать победу на президентских выборах в США «своему» кандидату — ограничены, если вообще эта задача выполнима. «У нас три тысячи юрисдикций. Чтобы подтасовать результаты, вам придется безошибочно выбрать округ, где кандидаты идут ноздря в ноздрю. Эта цель казалась недостижимой. Русские не пытались изменить результаты выборов. Подобный уровень точности был недосягаем», — объяснял Дэниел.

Поэтому Дэниел сфокусировался на другой серии ужасов: если хакерам удалось проникнуть в базу данных по избирателям, то им ничего не стоило удалить каждое десятое имя. Или поменять пару цифр в номере документа, удостоверяющего личность избирателя, — тогда, придя на избирательный участок, человек не сможет найти себя в списках: имя и номер IDне будут совпадать. Подтасовки могли быть незначительными, и потом их будет трудно обнаружить. Но потенциальный беспорядок в день выборов мог получиться огромный. Русским достаточно будет внести изменения в данные всего в нескольких населенных пунктах — проблемы с регистрационными файлами, подсчетом голосов или другими выборными процедурами — и вера в общий итог будет подорвана. И кто знает, что тогда случится?

Дэниел также переживал, что русские могли разместить в сети видео взломанной машины для подсчета голосов. Такому видео даже не обязательно быть настоящим, все равно оно возбудит параноиков по всему свету и заставит какую-то часть электората заподозрить, что результатам выборов доверять нельзя. Он представлял себе, как Москва планирует расстроить привычный ход вещей в день выборов, чтобы поставить под сомнение результаты.

Русские атаки и взлом государственной избирательной системы сместили акценты в секретных дискуссиях, ведшихся между ведомствами. Официальные лица администрации теперь боялись, что русские замыслили проникнуть в базы данных по выборам, чтобы провалить выборы или повлиять на подсчет голосов. Среди ближайших советников Обамы утвердилось мнение о том, что потенциальные последствия злонамеренного вмешательства русских в выборы могут быть куда более опасны. Было маловероятно, что российская кампания «взломай и сбрось», как думали почти все, сможет повлиять на исход президентских выборов. (В конце концов, действительно ли Трамп сможет победить Клинтон?) Но вот разладив работу избирательной системы, можно поставить под вопрос правомочность самих выборов и их результатов. И это было, думали в администрации, куда более серьезной опасностью.

Несколькими неделями раньше Трамп начал утверждать, что единственная причина, по которой он мог бы проиграть выборы, — подтасовка результатов. Если один из кандидатов и его сторонники разносят подобное мнение по стране, то, чтобы разгорелся полномасштабный кризис, не понадобится много сбоев и недоразумений в день выборов.

Обама проинструктировал Джонсона немедленно принять меры для защиты государственной избирательной системы. 15 августа Джонсон из дома своих родителей в Нью-Йорке провел совещание по телефону с государственными секретарями и другими высшими чинами выборов каждого штата. Не упоминая о русском взломе системы, он сказал им, что назрела необходимость усилить безопасность инфраструктуры выборов, и предложил помощь Министерства национальной безопасности США (DHS). Он предложил отнести избирательную систему к разряду «инфраструктур особой важности» — как дамбы или электрические сети, — имея в виду, что кибератака повлечет за собой реакцию на федеральном уровне.

К великому удивлению Джонсона, этот ход натолкнулся на сопротивление. Многие государственные служащие, особенно в красных штатах, вовсе не желали иметь дела с его министерством. Руководил отпором Брайан Кемп, госсекретарь штата Джорджия — амбициозный консервативный республиканец, полагавший, что за этим маневром стоит Обама. «Мы не хотим, чтобы федеральное правительство контролировало наше голосование», — заявил он.

Джонсон пытался объяснить, что эксперты по кибербезопасности из DHS могут помочь штатам обнаружить уязвимые места в системе и защитить ее от взлома. Он призывал чиновников на местах сделать самые примитивные шаги в сторону кибербезопасности: например, убедиться в том, что в момент голосования машины не будут подключены к интернету. И он продолжал убеждать, что любая федеральная помощь штатам добровольна. Один из участвовавших в телефонной конференции служащих министерства вспоминал: «Ему пришлось повторить слово „добровольно“ раз пятнадцать. Но люди были настроены очень скептически, в ответ нам говорили: „Мы не хотим, чтобы заявился Большой Брат и рулил здесь нашими выборами“».

После этого совещания Джонсон и его помощники осознали, что побудить чиновников на местах принять помощь из Вашингтона будет совсем не простой задачей. Они отказались от мысли признать выборы инфраструктурой особой важности и вместо этого решили продолжать предлагать свою помощь по кибербезопасности сотрудникам предвыборных штабов в штатах и округах.

Взаимодействие Джонсона с людьми за пределами столицы было своего рода предупреждением Белому дому. Если сотрудники администрации намеревались привлечь региональных чиновников к тому, чтобы сорвать планы русских вмешаться в голосование, то им следовало заполучить на свою сторону республиканских лидеров в Конгрессе, чтобы те поручились за федеральное правительство перед своими соратниками на местах. Но у Джонсона не было ни малейшего представления, насколько трудновыполнимой окажется эта задача.

На первой встрече глав ведомств Бреннан сообщил своим коллегам серьезную новость: последние разведданные показывали, что российские операции в киберпространстве, направленные против США, либо были санкционированы Москвой, либо там контролировали их ход. И теперь разведсообщество уверено, что российские операции включали в себя намного больше, чем простой сбор информации секретными службами. Теперь действия русских виделись сообществу как полномасштабная «активная мера».

Эта информация была настолько стратегически важной, что ее не включили в Ежедневное президентское резюме. Бреннан лично проинформировал об этом Обаму, он не захотел, чтобы эти сведения циркулировали в среде сотрудников национальной безопасности.

Главы ведомств были удивлены, услышав, будто Путин напрямую замешан в операции. Одно дело — посмотреть, что сможет выиграть из подобного вмешательства российская разведка; совершенно другое — стать свидетелями целенаправленных подрывных усилий с самого верха кремлевской иерархии.

Но секретный источник в Кремле, который еще два года назад регулярно снабжал информацией одного из сотрудников посольства США, предупреждал, что планируется массированная операция против западных демократий. Положения доктрины Герасимова были еще одним признаком того, что ведение широкомасштабной информационной войны против Соединенных Штатов вполне может стать реальностью. А в мае было получено еще одно разведдонесение, в котором говорилось, что некий офицер ГРУ разглагольствовал об операции, благодаря которой Путин расквитается с Клинтон. Но все эти намеки все же не заставили высшие уровни в правительстве единодушно признать, что Кремль готовит крупную атаку.

К этому моменту высшие чиновники национальной безопасности Обамы все еще колебались, какие же меры предпринять в ответ. Как они будут объяснять позже, любой шаг, сделанный ими: публично обвинить русских, наложить санкции, забить тревогу из-за взлома сетей штатов — все могло вызвать больший интерес к этому делу и лишь способствовать беспорядкам, чего и добивался Кремль. Они опасались, что реакция на уровне правительства США может усугубить психологическое воздействие российской атаки и помочь Москве достичь желаемой цели. Чиновники беспокоились, что если какая-то мера превратит всю историю в личное противостояние Обамы и Путина, то это лишь поможет русским добиться желаемого результата. «Такой расклад мог вызвать хаос, помочь Трампу и нанести вред Клинтон. Мы должны были придумать, каким образом парировать удар, чтобы не забить гол в свои же ворота. Мы все прочувствовали истину гиппократовского принципа „Не навреди“», — вспоминал один из участников совещаний глав ведомств.

Была еще одна забота: администрация Обамы должна была выстроить свой ответ на российскую атаку таким образом, чтобы не выглядеть пристрастными по отношению к кандидатам. Ведь Обама вел активную кампанию за Клинтон. Не будет ли слишком резкая реакция расценена как попытка Белого дома защитить Клинтон и насолить Трампу? Сотрудники предполагали: если усилия Белого дома противодействовать русскому вмешательству в выборы будут выглядеть как политический маневр, это скомпрометирует Министерство национальной безопасности, выставит его неспособным сотрудничать с чиновниками в штатах и округах, чтобы обеспечить надежность системы голосования. (Что больше устраивало Обаму: образ человека предвзятого или потворствующего? «Вполне вероятно, здесь было каке-то чрезмерное реагирование», — сказал позднее один из ближайших помощников президента.)

Обаме и его людям представлялось, что их загнали в угол несколько дилемм. Проинформировать общественность о российской атаке, не спровоцировав массового недоверия к выборной системе. Действовать так, чтобы это не выглядело как помощь Клинтон, и не давая Трампу повода повторять, что выборы — сплошное надувательство. Помешать Кремлю расширять киберагрессию, умудрившись не подтолкнуть его к эскалации. «Это была одна из самых сложных и каверзных задач, с которыми мне приходилось сталкиваться в правительстве», — позднее заметила Эврил Хейнс, второй человек в НСБ, которой было поручено заниматься проведением совещаний глав ведомств.

Руководители ведомств попросили казначейство составить список санкций с далеко идущими последствиями. Чиновники в Государственном департаменте начали разрабатывать дипломатические меры ответственности. А Белый дом распорядился, чтобы разведсообщество добыло больше сведений по российской операции, так чтобы Обама и его помощники смогли оценить риски публичного вызова России.

К этому времени группа официальных лиц НСБ, сторонников силового ответа на интервенцию Москвы, начала обдумывать креативные варианты кибератак, которые привели бы к дальнейшей эскалации информационной войны.

Майкл Дэниел и Селеста Уолландер, главные аналитики НСБ по России, были убеждены, что Соединенные Штаты должны нанести по русским мощный ответный удар и показать России, что она переступила черту. Одними словами решить проблему было нельзя; должны были наступить ощутимые последствия. «Я хотел дать понять, что мы не намерены мириться с вмешательством в процесс наших выборов», — вспоминает Дэниэл. Его основным аргументом было: русские будут ломиться вперед со всей доступной им силой до тех пор, пока мы не начнем давать отпор.

Дэниел и Уолландер начали разрабатывать варианты более агрессивного ответа, жестче всего того, что администрация Обамы или правительство Соединенных Штатов хотя бы рассматривали прежде. Одним из предложений было разрешить АНБ организовать серию серьезных кибератак: уничтожить веб-сайты Guccifer 2.0 и WikiLeaks, через которые происходил сброс почты и служебных документов, украденных в службах Демократической партии; утопить российские новостные сайты избыточным автоматическим траффиком в DoS-атаке, которая приведет к отказу серверов и закрытию новостных сайтов; даже провести атаку на разведывательные службы русских, пытаясь нарушить режим оперативного управления российской разведки.

Зная, что Путин всячески защищал информацию о своей личной жизни, Уолландер предложила сделать мишенью его самого. Она предложила обнародовать обрывочные сведения секретной разведывательной информации с номерами банковских счетов, которыми пользовались путинские дочери: прямой удар по российскому президенту, который наверняка приведет Путина в ярость. Уолландер обсудила эти идеи с Викторией Нуланд, помощником госсекретаря по европейским делам и тоже сторонницей жестких мер. Они набросали еще одно предложение — выбросить на российские сайты сведения о деньгах Путина, о любовницах высших российских чинов, о коррупции в путинской «Единой России». Все это — главным образом для того, чтобы дать Путину почувствовать себя в чужой шкуре. «Мы хотели поднять ставки в манере, близкой самому Путину», — вспоминала Нуланд.

Одна идея, предложенная Дэниелом, была уж совсем необычной: Соединенные Штаты и НАТО должны были публично объявить о гигантских «киберучениях» против мифической евроазиатской страны и продемонстрировать возможности западных наций: они способны отключить всю гражданскую инфраструктуру России и парализовать ее экономику.

Но боссы Дэниела и Уолландер в Белом доме не разделяли их идей. Однажды в конце августа советник по национальной безопасности Сьюзан Райс вызвала Дэниела к себе в офис и приказала ему, чтобы он прекратил и впредь воздерживался от работы над киберопциями. «Не опережайте нас», — предупредила она Дэниела. Белый дом не был готов поддержать ни одну из предложенных идей. Дэниелу и его команде из подразделения по киберответу было дано четкое указание: «Отступите». Дэниел вспоминал, что Райс велела «прекратить».

Дэниел вернулся в офис. Одному из своих помощников он сказал: «Я имел возможность видеть советника по национальной безопасности в очень дурном расположении духа». На утренней встрече сотрудников Дэниел сухо проинформировал свою команду о том, что они должны прекратить работу над планами по противодействию российским атакам. Некто Прието, один из старших помощников Дэниела, вспоминал: «Я был в недоумении и не мог поверить своим ушам. Мне понадобилось время, чтобы осознать происходящее». Прието заговорил, спрашивая: «Почему, черт возьми, мы отступаем? Майкл, можешь ты помочь нам понять причины?» Дэниел сказал команде, что получил приказ как от Райс, так и от Монако. Они были обеспокоены тем, что в случае утечки информации о планах это вынудит Обаму действовать. «Они не хотели лишать президента возможности выбора», — подытожил позднее Прието.

Это был критический момент, который уничтожил шансы немедленно ответить силой на силу — и принес острое разочарование сотрудникам НСБ, которые над этим работали.

Они были убеждены, что президент и его помощники не понимали, насколько высоки ставки. «Было явное несоответствие между ощущением срочности, которое испытывали сотрудники, и точкой зрения президента и его старших помощников», — вспоминал Прието. Когда руководство заявило, что к теме можно будет вернуться после выборов, Дэниел и его команда запротестовали. «Нет, чем дольше вы ждете, тем больше это подрывает эффективность ответа. Это как уличная драка, где надо сразу бить в ответ», — заметил Прието.

* * *

Обама и его старшие помощники рассматривали брошенный им вызов иначе, нежели сотрудники НСБ. «Президент Обама считал главной целью обеспечение легитимности выборов», — вспоминал Макдоноу. Противостоять Путину было необходимо, считал Обама, но только в том случае, если это не грозило подрывом выборной кампании. Он хотел быть уверен: никакой из предпринятых шагов не приведет к политическому кризису внутри Штатов. Хотя с Трампом такая возможность была велика. Американцы имели за спиной более двух столетий выборов и мирной передачи власти. Обама не хотел, чтобы эта традиция прервалась в его президентский срок.

И вот главы ведомств обсуждали практически важные подробности, детали возможного ответа. Они не были чрезвычайно встревожены тем, что московская кампания влияния могла изменить предпочтения избирателей. Ключевым вопросом был все тот же: как помешать дальнейшему вмешательству русских, которое могло подорвать привычное течение выборов? Мощные санкции? Другое наказание?

Собравшиеся обсудили различные возможности. Перспектива нанести ответный удар в киберсфере вызвала смятение среди собравшихся руководителей. То же произошло с их замами. США уже заявляли России, что подобное вмешательство недопустимо. Но если Вашингтон ввяжется в такую же скрытую борьбу, то его требование превратится в ничто, считали некоторые из руководителей, и все это приведет лишь к обострению кибервойны. Были опасения, что США потеряет в этой всеобщей кибервойне больше, чем Россия.

«Если бы мы начали бороться с русскими „око за око“, борьба не закончилась бы к нашей выгоде, — позднее заметил один из участников событий. — Они могли нанести нам куда больший вред в этой кибервойне или вызвать более долгосрочные последствия». На одном из совещаний Клэппер сказал, что он обеспокоен: Россия могла бы ответить кибератаками на инфраструктуру Америки — и, вполне возможно, отключить систему электроснабжения.

Государственный департамент проработал свои привычные меры наказания: выслал российских дипломатов (и шпионов) из США и закрыл российские службы на американской земле. Казначейство составило серию экономических санкций, включавших массированную атаку на путинскую экономику: оно сделало мишенью российскую военную индустрию и предлагало отрезать Россию от глобальной финансовой системы. Одно предложение призывало наложить на Россию санкции, подобные тем, что действовали по Ирану: любой хозяйствующий субъект, ведущий бизнес с российскими банками, не допускается к использованию американских финансовых учреждений. Но разведывательное сообщество предостерегло: если Соединенные Штаты отреагируют значительным объемом мер любого характера, Путин будет рассматривать это как попытку смены режима. А это, по метафорическому выражению помощников Обамы, могло привести к ядерной войне.

Примерно через две недели размышлений Белый дом положил все эти опции под сукно. Вместо этого Обама и его команда выдвинули еще один план. Для начала Министерство национальной безопасности продолжит работать с системами голосования в штатах. Чтобы эта мера возымела успех, администрация должна купить поддержку республиканцев в Конгрессе. Поэтому Обама должен связаться с лидером большинства в Сенате Митчем Макконнелом и спикером Палаты представителей Полом Райаном и попытаться донести до них, что российская угроза выборам была очень серьезна и что чиновники на местах должны сотрудничать с федералами для защиты электоральной инфраструктуры.

Обама и главы ведомств также решили, что правительство США должно обратиться к нации с заявлением о том, что Россия уже тайно вмешалась в предвыборную кампанию 2016 года. Но даже это казалось трудной задачей, чреватой большими проблемами. Обама и его помощники полагали, что если бы президент сам издал такое заявление, то Трамп и республиканцы обвинили бы его в использовании разведданных — или их подтасовке — в интересах Клинтон. Заявление должно было исходить от самого разведывательного сообщества. Сообщество было проинформировано о необходимости подготовить такое заявление. А тем временем Обама продолжал публично замалчивать наиболее серьезную и воинственную информационную атаку, когда-либо предпринятую против Соединенных Штатов.

Но самое главное — Обаме и его помощникам было необходимо придумать, каким образом заставить русских немедленно прекратить вмешательство. И они подготовили решение, которое повергло в глубокое разочарование ястребов из НСБ. Им уже давно казалось, что Обама и его ближайший круг из кожи вон лезут, лишь бы найти причину для бездействия. Президент предлагал частным порядком предостеречь Владимира Путина и пригрозить чрезвычайным наказанием за любое дальнейшее вмешательство в выборы. Обама и присные считали, что такой ход скорее разубедит Путина, чем нанесение ответного удара. На этот момент, по крайней мере. То есть, полагали они, угроза действия будет гораздо более эффективной, чем любое действие.

На первую неделю сентября в Китае была назначена встреча Большой двадцатки. Должны были присутствовать оба лидера — и Путин, и Обама. Обама, в соответствии с этим планом, должен был обратиться к Путину и сообщить о серьезной угрозе, которая должна была убедить Россию отступить. Предполагалось, что Обама сделает это, не уточняя перед Путиным, какого рода урон будет нанесен России. «Неопределенная угроза может оказаться гораздо более действенной, чем точное описание того, что мы сделаем. Пусть воображение рисует Путину самые невероятные картины. Это будет куда более эффективно, думали мы, чем замораживание активов того или иного персонажа», — сказал позднее один из руководителей причастных ведомств. Квинтэссенцией послания должно было стать следующее: если Путин не остановится, Соединенные Штаты наложат санкции, которые стремительно разрушат российскую экономику.

Обама и его помощники верили, что разведывательное сообщество в состоянии отследить любую новую попытку русских проникнуть в избирательную инфраструктуру. Если бы сообщество обнаружило новые поползновения русских, Обама тогда смог бы быстро засыпать Россию заслуженными санкциями и иными наказаниями. Но, согласился этот же руководитель, для того чтобы этот план (никаких действий сейчас, но возможные последствия в дальнейшем) сработал, президент должен был быть готов нажать на спусковой крючок.

Глава 15 Он сделал из меня мальчика для битья 

Может быть, это были всего лишь слова, оброненные невзначай. Но бывший аналитик ФБР Клин Уоттс воспринял спонтанный комментарий, сделанный Манафортом в ходе беседы с журналистом CNN Джейком Тэппером утром 14 августа как знак чего-то глубоко неприятного, прятавшегося под поверхностью президентской кампании 2016 года.

Манафорта бесцеремонно расспрашивали о последнем эксцентричном комментарии Трампа — это замечание кандидат в президенты сделал в Уилмингтоне, Северная Каролина, по поводу того, как «люди, поддерживающие Вторую поправку», могут что-нибудь предпринять и остановить назначение судей президентом Хиллари Клинтон, если она вдруг изберется. Имел ли Трамп в виду насилие как способ прекратить назначение удобных и угодных судей? Вовсе нет, ответил Манафорт. Даже сам факт, что Тэппер задал этот вопрос, был свидетельством предвзятости массмедиа.

«Я имею в виду, что эта неделя полна новостей, достойных освещения. Но я не замечал, чтобы о них говорили. Например, одна из баз НАТО в Турции подверглась атаке террористов», — сказал Манафорт.

Террористическая атака в Турции? О чем это говорит Манафорт? Не было такого инцидента… Но когда этот обмен репликами увидел Уоттс, он сразу же понял, о чем шла речь: это был фрагмент российского информационного вброса, который на этой неделе рикошетил по всему миру через социальные сети.

В конце июля RT и «Спутник», российские новостные каналы, сообщили о протестах на авиабазе США в Инджирлике, Турция. США хранили там ядерное оружие. RT сообщала, что семь тысяч вооруженных полицейских окружили базу в ответ на «массовую волну протестов», демонстранты выкрикивали: «Смерть США!» Как сообщали эти каналы, база находилась в полной изоляции, американцы опасались нападений, даже существовала опасность попадания ядерного оружия в руки «международных террористов». Эти истории, нацеленные на нагнетание напряженности между США и Турцией, распространялись и раздувались на веб-сайтах RT и «Спутника», на новостных лентах «Твиттера». Но эти истории были выдуманными: протесты были мирными, официальные лица США сообщали, что никакой угрозы авиабазе не существовало. Просто протесты не получили широкого освещения в прессе и на телевидении США.

И вот теперь искаженную версию этого российского вброса повторял на национальном телевидении начальник избирательного штаба одного из двух крупнейших кандидатов ведущей партии. «Что за черт? — подумал Уоттс. — Именно в этот момент я понял, что тут что-то не так».

Уоттс был одним из немногих частных исследователей, которые последние семь лет изучали способы использования социальных сетей врагами Соединенных Штатов. Его первоначальный интерес к этой теме был вызван тревожно успешной вербовкой ИГИЛ тысяч социально неуспешных молодых людей на войну в Ираке и Сирии через социальные сети. Но Уоттсу казалось, что на веб-сайтах и в аккаунтах «Твиттера», базировавшихся в России, начал проявляться паттерн с гораздо более опасными для США посылами.

Переломный момент наступил в марте 2014 года, когда, через несколько недель после аннексии Россией Крыма, на сайте Белого дома вдруг всплыла странная петиция. Написанная на топорном английском загадочным персонажем, обозначенным как “S.V.” из Анкориджа, она требовала, чтобы Аляску вернули России. Сколь бы придурковатой ни казалась эта идея, петиция нашла поддержку. Ее продвигали в аккаунтах «Твиттера», о ней заговорили на «Фейсбуке». За несколько недель под ней подписались сорок тысяч человек.

Это открыло Уоттсу глаза. Когда он проанализировал имена под петицией, он заметил, что многие из них были идентичны именам твиттер-ботов, которые засветились в соцсетях в других медиакампаниях, продвигавших кремлевскую пропаганду. Некоторые из этих ботов выглядели как аккаунты типа «горшок с медом», на них размещались фотографии привлекательных девушек, чтобы заманить онлайн-аудиторию. Уоттс увидел также, что эти аккаунты были связаны с интернет-чатами или троллями, яростно атаковавшими и высмеивавшими критиков Кремля и продвигавшими русские темы в англоязычную аудиторию.

Паттерн, обнаруженный Уоттсом, совпадал с тем, который наблюдала Людмила Савчук, изобличившая операции Агентства интернет-исследований, связанной с Кремлем фабрикой троллей из Санкт-Петербурга. Уоттса чрезвычайно огорчало, что эти факты не привлекли к себе сколь-нибудь значительного внимания в среде сотрудников национальной безопасности США. Он написал коротенькую статью для веб-сайта одного центра исследований внешней политики, в которой отметил, что Facebook и Twitter были «захламлены пророссийскими, но внешне выглядящими как западные аккаунтами», работающими на подрыв доверия к правительству США. Статья прошла незамеченной. Однако вскоре после ее появления с Уоттсом связалось ФБР — чтобы сообщить, что он стал мишенью кибератаки.

Как признанного эксперта в сфере манипуляций в массмедиа, Уоттса время от времени приглашали для брифингов в ФБР и ЦРУ. Он начал предупреждать своих бывших коллег по разведке о том, что российские СМИ наращивают усилия по дискредитации США. Российские боты помогали движениям Occupy Wall Street и Black Lives Matter, которые представляли большой интерес для левых либералов. При этом они поощряли и крайне правых сторонников Клайвена Банди, скотовода с юго-востока Невады, оказавшего вооруженное сопротивление федеральным агентам, которые собирали плату за выпас скота на федеральных землях. Русские активно освещали учения специальных подразделений армии США в южных штатах «Нефритовый шлем 15» — это событие породило странную конспирологическую теорию о том, что администрация Обамы планирует ввести военное положение. И всем этим информационным поводам, шедшим вразрез с официальной идеологией, RT и «Спутник», российские новостные и пропагандистские сайты уделяли большое внимание.

Уоттс пришел к выводу, что все это — возвращение к советским активным мерам времен холодной войны. Москва продвигала новостные истории, иногда попросту фейковые, которые способствовали расколу общества, дестабилизировали соперников или противников России, только теперь использовала новый вид оружия — социальные сети. Однако когда Уоттс проводил свои брифинги, сопровождая их диаграммами и слайдами, демонстрирующими ботов «Твиттера» или истории RT, в ответ его коллеги по большей части лишь пожимали плечами. «Я не думаю, что они понимали, что именно пыталась сделать Россия», — впоследствии говорил Уоттс.

Однако кое-кто в разношерстном разведывательном сообществе США уже начинал понимать происходившее. В 2015 году ЦРУ выступило с предложением запустить программу скрытых действий по созданию фейковых веб-сайтов, чтобы противостоять кремлевской пропаганде. Оно призывало позволить АНБ покончить с веб-сайтами и серверами, которые использовались для управления фейковыми аккаунтами русских. К сожалению, план не получил значительной поддержки главных политтехнологов администрации Обамы: частично потому, что они полагали, что свободный поток информации вынудит российскую пропаганду отступить. «Мы думали, что правда сделает нас свободными, что правда победит, — говорил Тони Блинкен, помощник госсекретаря при Обаме. — Наше мнение оказалось немного наивным».

Для Уоттса комментарий Манафорта в то августовское утро прозвучал как звонок будильника. Это был знак: российские активные меры распространились за пределы политической окраины и теперь просачиваются в мейнстрим американского политического диалога. А об этом, полагал Уоттс, необходимо заявить во всеуслышание. И он был твердо намерен это сделать. Но, как показывал опыт Уоттса и исследователей, работавших с ним, российские усилия простирались намного дальше. Это была целая кампания, ловко использовавшая крупнейшие американские социальные сети. Практически никто в то время не замечал этого, даже сами социальные сети.

Манафорт долго бы не протянул. В день того самого интервью CNN газета New York Times сообщила, что антикоррупционная служба Украины обнаружила рукописные бухгалтерские книги, показывавшие, что Партия регионов Януковича выплатила Манафорту наличными, без указания назначения платежа, 12,7 миллионов долларов между 2007 и 2012 годами. Газета отмечала: украинские следователи предполагают, что эти выплаты были частью нелегальной серой схемы. Украинские службы прощупывали также целую плеяду офшорных компаний-посредников, связанных с ближним кругом Януковича, вовлеченных в почти девятнадцатимиллионную сделку по продаже украинского кабельного телеканала некоему партнерству, которое принадлежало Манафорту и Олегу Дерипаске. Эта сделка закончилась для российского олигарха судебным иском на Каймановых островах.

Адвокат Манафорта отрицал, что тот получал выплаты наличными или был участником каких бы то ни было коррупционных схем режима Януковича. Но это было уже неважно. Вера Трампа в Манафорта уже была подорвана. Манафорту подсуропил новый старший советник — Стив Бэннон, эксцентричный смутьян и консервативный популист. Бэннон в приватных беседах высмеивал начальника избирательного штаба перед Трампом как неприкасаемого представителя элиты. Бэннон смеялся над тем, что Манафорт появлялся перед телевизионными камерами в оксфордских рубашках прямиком из своего летнего дома в Хэмптонсе. Он сравнивал Манафорта с Терстоном Хауэллом III, миллионером, главным героем телесериала «Остров Гиллигана». Бэннон попытался открыто поговорить с Манафортом по поводу истории в Times. Манафорт отмахнулся от него и от этой истории. Трамп воспринял ее всерьез. Прочитав статью, он заявил: «Моей кампанией руководит жулик».

Через четыре дня после украинской истории в Times Трамп готовился выйти к публике на митинге в Шарлотте, Северная Каролина, когда ему передали распечатку только что вышедшей статьи Associated Press. В статье рассказывалось о существовании электронных писем, свидетельствующих о ведении Манафортом и его помощником Риком Гейтсом «тайных лоббистских операций в Вашингтоне» в пользу украинской пророссийской политической партии. Кроме того, в статье отмечалось, что эти двое не заявили о себе как об иностранных агентах, «как того требует федеральный закон». С Трампа было достаточно. «Скажи Джареду, чтобы уволил его», — рявкнул он помощнику. И на следующее утро в Трамп-тауэре Кушнер так и сделал. Манафорт пытался протестовать: «Люди подумают, что я и правда виноват!» Но Кушнер сказал, что ничем не может помочь и что через минуту появится информационный пресс-релиз. И он появился. Новым главой избирательного штаба кампании стала давняя сотрудница Республиканской партии Киллиан Конвэй, Бэннон же стал новым руководителем кампании.

То, что Трамп отправил Манафорта в отставку, совершенно не повлияло на действия ФБР. Им было все равно, у них как раз сдвинулось с места контрразведывательное расследование возможных связей между кампанией Трампа и русскими. 15 августа в офисе вице-директора Эндрю Маккейба состоялось совещание агентов, работавших над этим делом. Одним из участников был опытный старший агент Питер Стржок.

Стржок был руководителем секции контршпионажа в контрразведывательном подразделении Бюро. Ранее он отвечал за федеральное расследование дела о почтовом сервере Клинтон и вел допрос кандидата от демократов за несколько дней до того, как Коми объявил, что Бюро не рекомендует выдвигать обвинений. Стржок придерживался иного мнения. Он помогал составить заявление Коми, описывавшее манеру обращения Клинтон с конфиденциальной информацией как «грубую небрежность». Критики вердикта говорили, что формулировка вышла за рамки, которые обязывали ФБР воздержаться от выдвижения обвинения. Но что бы Стржок ни думал о поведении Клинтон, Трампа он презирал. В тот период Стржок встречался с юристом ФБР Лизой Пейдж, и в частной переписке они называли кандидата республиканцев «полным идиотом» и «опасным отморозком». Однажды, обмениваясь сообщениями со Стржоком, Лиза Пейдж написала Питеру: «Боже, Трамп — омерзительный человек». Тот ответил: «Он ужасен».

Перед встречей у Маккэйба Стржок отправил Пейдж несколько СМС-сообщений, из которых было ясно, что он считает расследование ФБР в области отношений Трампа с Россей очень важным, относящимся ко «ВСЕПРОНИКАЮЩИМ СВЯЗЯМ» с Кремлем. Но в офисе Маккейба Пейдж предложила, чтобы Бюро вело расследование не торопясь, не рискуя выдать важных информаторов, — потому что Клинтон выиграет выборы.

Стржок придерживался иной точки зрения. А что, если победит Трамп? Что, если люди, которыми сейчас занимается ФБР, будут назначены на высокие посты? После встречи Стржок написал Пейдж: «Мне хочется верить в тот вариант, который ты предложила в офисе Энди, — что нет ни малейшей вероятности, что он победит, — но я боюсь, что нам не следует так рисковать. Это как страховой полис, покрывающий случай маловероятной смерти клиента, прежде чем ему исполнится сорок лет».

Стржок считал, что президентство Трампа — риск. А расследование — страховой полис.

* * *

Через два дня после встречи у Маккейба Дональд Трамп приехал в региональный офис ФБР в Нью-Йорке, в режимный конференц-зал. Он привез с собой Майкла Флинна и нового губернатора Нью-Джерси Криса Кристи, в прошлом — соперника на номинацию от республиканцев, а теперь — одного из самых влиятельных сторонников Трампа. Трамп приехал на свой первый официальный брифинг по данным разведки.

Эти закрытые сессии обычно проводились для самых вероятных кандидатов в президенты. Было принято не раскрывать перед кандидатами чрезвычайно секретную информацию. Цель брифинга — ввести в курс последних событий, лишь чуть-чуть выходящих за рамки того, что освещалось в прессе. Разведывательное сообщество сильно сомневалось, можно ли доверить Трампу какую-то важную непубличную информацию. Он подорвал доверие к себе комментариями о Путине, связями с Россией — своими собственными и своих ближайших помощников, своей склонностью к необдуманным высказываниям. Конечно же, его инструктаж не был перегружен сведениями, которые разведка хотела сохранить в тайне.

Чувство недоверия было взаимным. Трамп даже не старался создать на встрече позитивную атмосферу. За несколько часов до брифинга в эфир вышло его интервью, в котором он заявил, что не слишком доверяет действующим сотрудникам разведки США.

И вот он сидел в зале со специалистами, которых послали сюда провести инструктаж различные разведывательные ведомства. Трампу, известному своим нетерпением во время брифингов, изложили основные материалы по угрозам в сфере безопасности и серьезным проблемам в мире. Ему рассказали детали, имеющие непосредственное отношение к нему самому. Все, что говорилось на брифинге, противоречило тому, что он и его помощники утверждали в течение многих недель. Дональду было сказано, что существуют прямые связи между путинским режимом и взломом сетей и последующим сбросом информации, мишенью которых стали демократы и предвыборная кампания Клинтон. (Примерно в это же время для Клинтон также провели подобный брифинг.)

Теперь Трамп и Флинн знали, что разведсообщество США было убеждено: взлом сети Комитета Демократической партии, Guccifer 2.0 и утечки через WikiLeaks составляют часть российской операции и все это не является фальшивкой, как изначально утверждали представители штаба Трампа. Однако этот брифинг не переубедил Трампа и его кампанию и не заставил их поверить в российскую интернет-интервенцию. Он не верил людям, проводившим брифинг. Эта встреча положила начало антагонизму между Трампом и разведывательным сообществом США, которое продлится всю президентскую гонку и гораздо дольше нее.

Несколькими днями ранее хакеры нанесли еще один удар, продемонстрировав, насколько масштабен был план кибератак. На этот раз мишенью стал Комитет Демократической партии по выборам в Конгресс (DССС). И последствия этой крупнейшей операции по сбросу компрометирующей информации (которая включала в себя наиболее важные внутренние документы Комитета) оказались куда более тяжелыми и разрушительными, чем все, что происходило до сих пор.

Келли Ворд была исполнительным директором DССС. В ее обязанности входило обеспечение избрания демократов в Палату представителей. Хотя DССС и делил с Национальным комитетом Демократической партии офисное здание на Капитолийском холме, это была независимая от DNC организация. И партийные руководители не удосужились рассказать Келли о взломе, вероятно произведенном российскими хакерами, вплоть до того времени, когда в середине июня новость о взломе опубликовала газета Washington Pоst. Только тогда Эми Дэйси, главный исполнительный директор DNC, позвонила Ворд, чтобы предостеречь коллег. Сначала Ворд была просто шокирована. Потом она потребовала объяснений. Почему Дэйси не предупредила ее раньше? В конце концов, в DNC уже несколько недель знали, что русские взломали их компьютеры и компьютеры DCCC. Дэйси ответила, что DNCне могла предупредить DCCC, потому что фирма по кибербезопасности Crowd Strike пыталась выдворить хакеров из системы так, чтобы те не заподозрили, что их обнаружили: нельзя было допустить риск утечки информации. И теперь, недели спустя, Ворд была просто в бешенстве. Демократы не доверяют братьям-демократам?

Узнав о взломе, Ворд наняла все ту же Crowd Strike, и вскоре ей представили отчет об ущербе: хакеры из Fancy Bear залезли в двадцать три компьютера в семи разных департаментах DCCC. Они получили доступ к главному серверу DCCC, на котором хранилось 2,5 миллиона документов. К счастью, почта Комитета по выборам хранилась на облаке. Хейли Диркер, руководитель аппарата DCCC, начала работать с Адрианом Хокинсом из ФБР — тем же самым агентом, который годом ранее пытался предупредить о российском взломе DNC. И вскоре она узнала нечто ошеломительное: русские пользовались серверами в учреждениях в Вирджинии и Чикаго как промежуточными звеньями при перекачке материалов с компьютеров DCCC. Позже ей скажут, что эти учреждения не были частью заговора, компании не имели ни малейшего представления о том, что хакеры втайне управляли их сетями.

12 августа Ворд и Диркер встречались в штаб-квартире ФБР с Джимом Трэнором, руководителем киберподразделения ФБР; дамы приехали на послеобеденный брифинг по российской атаке. Накануне Трэнор инструктировал Донну Бразиле, временно исполнявшую обязанности председателя Комитета демократов, и других сотрудников DNC по атаке на их сеть. Присутствовали также Майкл Суссман и Шон Генри из Crowd Strike. Ворд и Диркер сочли брифинг бесполезным. Все выглядело так, как если бы они читали страничку про Fancy Bear из Wikipedia. Они не получили информации о том, что беспокоило их более всего: какие документы были украдены?

После брифинга женщины пошли выпить в Asia Nine, модный ресторан возле Гувер-билдинг, и тут Диркер получила сообщение: Guccifer 2.0 снова нанес удар. На своем сайте он заявил: «Пришло время для новых разоблачений». Некоторые из похищенных документов DCCC уже появлялись в сети, но они не произвели большого фурора. Однако на этот раз предполагаемый российский агент разместил кэш из записей DCCC, которые включали имена пользователей и пароли к аккаунтам DCCC и меморандум по стратегии ключевых выборов в Конгресс во Флориде. Но проблемой, повлекшей немедленные последствия и требовавшей столь же немедленного решения, был выброс Guccifer 2.0 документов с номерами телефонов, электронными и почтовыми адресами всех членов Палаты представителей от Демократической партии.

DCCC сразу же организовал оперативный центр по отражению этой атаки. Конгресс был на каникулах. Большинство конгрессменов вернулись в свои округа. И теперь каждый был беззащитен: недовольные или просто психи могли нагрянуть к ним на порог. Полиция Капитолия направила ко многим из них сотрудников полиции штатов. Дома двоих подверглись актам вандализма. Некоторым конгрессменам начали сразу же звонить, слать СМС и письма по электронной почте с оскорблениями и угрозами. Эмануэль Кливер из Миссури получил, как он выразился, «целую лавину подлых телефонных звонков» от людей, пользовавшихся ненормативной лексикой и расистскими ругательствами, а его почтовый ящик был переполнен письмами такого же содержания.

На следующий день Нэнси Пелози послала всем членам Палаты представителей от Демократической партии письмо, чтобы проинформировать их об этом «электронном „Уотергейте“». Она рекомендовала своим коллегам не позволять членам семей читать их входящую почту или отвечать на их телефонные звонки. Сама Пелози тоже стала жертвой атаки. Она писала: «Я получила десятки неприличных и злых звонков, голосовых сообщений и СМС».

Пелози созвала срочную телефонную конференцию для всех членов фракции. Заседание было тягостным. Паникеры засыпали Пелози вопросами о том, не стоит ли им сменить номера мобильных телефонов и адреса электронной почты. Каждый за себя, каждый для себя и о себе… «Они не обсуждали общую, более важную угрозу, — вспоминал один из участников, — они не говорили о том, что же делать с русскими».

Сброс Guccifer 2.0 персональных данных демократов был всего лишь началом. В последовавшие недели Guccifer 2.0 организовал целую серию сбросов документов, содержавших самые секретные файлы DCCC по стратегии, тактические планы, финансовые документы, важные данные по избирателям, включая модели явки избирателей, разработанные Комитетом по выборам для каждого округа. Интернет-злоумышленник передал эксклюзивные партии документов политическим блогерам в разных округах и разным медиаизданиям, включая Hill, Daily Caller и Observer, принадлежавшие Джареду Кушнеру. Преданные гласности внутренние документы организации включали меморандумы по выборам в ключевых округах, где избиратели колебались между партиями: Флорида, Пенсильвания, Северная Каролина, Нью-Гэмпшир и многих других.

Наибольший ущерб нанесла публикация объективных характеристик демократических кандидатов, показывавших их сильные и слабые стороны. Guccifer 2.0 опубликовал прямолинейные отчеты DCCC о перипетиях первичных выборов во Флориде, где один из кандидатов — Аннет Таддео (ее кандидатуру DCCC поддерживал) — была описана как «не очень удачливый организатор сбора средств» с репутацией «неадекватного участника выборной кампании». Ее соперник-демократ Джо Гарсия, которого DCCC считал более слабым претендентом на общих выборах, был назван «воспоминанием о коррумпированном типе политика», он был застигнут врасплох на видео кабельной телесети в неловкий момент: «выковыривал из ушей серу и, как казалось, съедал ее».

Сбросы документов DCCC не произвели такой же политической шумихи, как это было с появлением почты Национального комитета демократов перед конвенцией партии. Но они оказали прямое влияние на события и вполне могли воздействовать на выборы. В гонке во Флориде Гарсия воспользовался вброшенными материалами и победил Таддео; правда, потом проиграл своему сопернику-республиканцу. Неизвестно, по умыслу или случайно, но Guccifer 2.0 опубликовал материалы, относившиеся к наиболее состязательным округам в борьбе за места в Конгрессе 2016 года. «Мы чувствовали: то, что они делают, было преднамеренным расчетом, — вспоминала Ворд. — Документы, которые они выбрасывали в открытый доступ, касались самых важных для нас избирательных округов».

Ворд, Диркер и другие сотрудники DCCC знали, что атака проведена русскими, — и понимали, что их оставили один на один с этой проблемой. Обама молчал. СМИ едва упоминали о происшедшем. Ворд и Диркер попытались обратиться к своим коллегам в Республиканской партии — в Национальный комитет республиканцев по выборам в Конгресс, чтобы совместно заклеймить русских и договориться о неиспользовании украденных материалов. Но республиканцы не проявили интереса. Более того, они все-таки использовали некоторые украденные документы как основу для телерекламы. Один блогер из Флориды, сочувствующий республиканцам, радостно приветствовал Guccifer 2.0, разместил на своей странице кое-что из украденных файлов и рассыпался в благодарностях за предоставленный материал.

«Я не думаю, что ты понимаешь, какую драгоценность ты мне дал, — писал блогер под ником HelloFLA! — Это может стоить миллионы долларов».

«Хм-м. Ок. Ты должен мне миллион», — ответил Guccifer 2.0.

Манафорт, уже давно превратившийся в навязчивую идею для тех, кто наблюдал за противниками Демократической партии, на этот раз был вне поля зрения. Но демократы сосредоточились на другом союзнике Трампа — Роджере Стоуне.

Шестидесятичетырехлетний Стоун был доморощенным специалистом в темном искусстве политики. Когда-то он был помощником Никсона — на спине у него был вытатуирован портрет тридцать седьмого президента США. Стоун хвалился тем, что был настоящим политическим бойцом, не боящимся вывалять в грязи, а то и в чем похуже, своих политических противников. Он говорил репортерам, что его девиз — «Ничего не принимай, отрицай все, переходи в контратаку». И он действовал в этой манере с удовольствием, переходя от одной конспирологической затеи к другой. В 2013 он опубликовал книгу, в которой утверждал, что Джона Кеннеди убил Линдон Джонсон. Когда началась кампания 2016 года, он опубликовал еще одну книгу «Война Клинтон против женщин». Это была грубая атака на Хиллари Клинтон, которая якобы охотилась на женщин, обвинивших ее мужа в домогательствах. Книга вызвала одобрительный отзыв со стороны Трампа: «Эта книга о Хиллари — правда, жестко… одобряю Роджера Стоуна… он крепкий орешек».

Стоун был другом Трампа почти сорок лет, с тех самых дней, когда оба были приятелями Роя Кона, нью-йоркского адвоката мафии и политического «решалы», который был когда-то главным советником Джо Маккарти. А сам Стоун неоднократно играл роль политического советника Трампа. Его одним из первых пригласили работать в избирательный штаб, когда началась президентская гонка.

Первую половину 2015 года он работал с Дональдом над стратегией «Вернем Америке былое величие». Но в августе того же года Трамп уволил Стоуна — хотя сам Стоун настаивал, что он ушел по собственному желанию, разочарованный постоянными попытками Трампа уклониться от главного посыла предвыборной кампании — борьбы с истеблишментом — и постоянным участием в «спорных ситуациях и провокационных медиадебатах».

Однако Стоун по-прежнему оставался одним из самых ярых поклонников Трампа. Он заявлял: «Я буду верен Трампу до конца». На конвенции республиканцев Стоун вместе с Алексом Джонсом, знаменитым теоретиком информационных войн, возглавлял шествие приверженцев Трампа. Стоя перед очень скромной группой единомышленников, Стоун назвал Клинтон «несдержанной, сквернословящей, страдающей биполярным расстройством, умственно неуравновешенной преступницей». Типичная выходка Стоуна.

Казалось, что Стоун по-прежнему связан с лагерем Трампа. На съезде республиканцев он сказал одному журналисту, что в перерывах между появлениями на всевозможных мероприятиях, где он призывал упечь Клинтон в тюрьму, он встречался с сотрудниками штаба Трампа и обсуждал с ними стратегию.

Поэтому сотрудники кампании Клинтон старались не выпускать Стоуна из виду. Если лагерь Трампа был замешан в чем-либо закулисном, то Стоун обязательно будет частью схемы, думали они. В самом начале августа клинтонцы обнаружили неприятный намек на то, что Стоун может состоять в союзе с WikiLeaks и быть причастным к российской операции.

8 августа Стоун выступал с речью перед республиканской группой во Флориде, во время которой он заявил, что письма Клинтон будут найдены, опубликованы и станут «неоспоримым доказательством преступности Билла, Хиллари и Челси Клинтон». Когда один из присутствующих спросил, что намерен преподнести Ассанж в качестве октябрьского сюрприза, чтобы оказать давление на выборы, Стоун ответил: «Что ж, может быть сколько угодно материалов. Я связывался с Ассанжем. Я думаю, следующая порция его документов принадлежит фонду Клинтон, но чем по существу будет октябрьский сюрприз — пока никаких сведений нет».

Гленн Каплин, специалист по России в лагере Клинтон, и кое-кто из его коллег были удивлены высказываниями Стоуна. Они рассматривали их как признание давнего соратника Трампа в связях с ключевым игроком российской атаки на кампанию Клинтон. Вскоре после того как WikiLeaks выложил почту DNC накануне конвенции демократов, Ассанж сказал CNN, что его веб-сайт готовится опубликовать «гораздо больше материала», имеющего отношение к выборам. И вот теперь конфидент Трампа публично заявляет о том, что он поддерживает связь с Ассанжем. «Тот факт, что такое сказал Роджер Стоун, известный своими грязными трюками, был очень тревожным», — заметил позднее Каплин.

В спор о вмешательстве России в выборы Стоун бросился очертя голову. За несколько дней до своего выступления во Флориде он набросал для бэнноновского Breitbart статью, в которой утверждал, что Guccifer 2.0 — на самом деле хакер-одиночка и что именно он ответственен за взлом DNC, а вовсе не русские. После того как Twitter временно деактивировал учетную запись Guccifer 2.0 за размещение персональной информации демократов из Палаты представителей, Стоун стал защищать интернет-персону, назвав меры «возмутительными» и спрашивая: «Почему банят тех, кто говорит правду?» Стоун приветствовал Guccifer 2.0 как «героя». Когда через несколько дней аккаунт был восстановлен, Стоун воскликнул в твите: «Спасибо, Боже. Я молился об этом».

Guccifer 2.0 был благодарен. В одном из твитов хакер (или хакеры) обратился к Стоуну со словами: «Спасибо за то, что верите в настоящего #Guccifer 2.0». Вскоре Стоун разместил ссылку на историю, написанную им в поддержку предположения, что выборы подтасуют не в пользу Трампа. Guccifer 2.0 поделился ссылкой в своем «Твиттере» и написал Стоуну: «Рассчитываюсь с тобой». Стоун и Guccifer 2.0 даже обменялись в «Твиттере» личными сообщениями. В одном из них Стоун просил Guccifer 2.0 помочь распространить написанную им историю. А Guccifer 2.0 в частном твите в адрес Стоуна писал: «С удовольствием говорю тебе, что ты классный мужик… скажи мне, если я чем-нибудь могу тебе помочь. Мне будет очень приятно это сделать».

Стоун расхваливал также Wikileaks и Ассанжа, он продолжал утверждать, что осведомлен о намерениях Wikileaks в скором времени начать атаку на Клинтон. В интервью с Джеромом Корси, автором правого ресурса Word Net Daily, Стоун бахвалился тем, что напрямую контактировал с Ассанжем и узнал, что основатель WikiLeaks имел в своем распоряжении около тридцати тысяч личных писем Клинтон, которые она считала уничтоженными. «Ассанж, — говорил Стоун, — утверждает, что письма содержат достаточно компрометирующей информации, чтобы упечь Клинтон за решетку за продажу официальных документов Государственного департамента в обмен на вливания в фонд Клинтон».

Эти новости были ошеломительными — или могли стать такими, если бы были правдой и Ассанж действительно обладал письмами Клинтон. Правда ли, что Ассанж говорил такое Стоуну? Или Стоун пытался подлить масла в огонь и причинить столько неприятностей, сколько мог?

Стоун продолжал писать твиты об ухудшающемся здоровье Клинтон, и о том, что настройки машин для подсчета голосов будут сделаны так, чтобы помешать Трампу, и что у Ассанжа есть письма Хиллари, и что в них содержались «доказательства преступных действий», и что «Америка скоро все узнает». В интервью с консервативным комментатором Даной Лош Стоун сказал: «Я полагаю, что Ассанж располагает всеми электронными письмами, которые Хума Абердин и Черил Миллс — две старших помощницы Клинтон — считали уничтоженными… Поэтому влияние Ассанжа на эти выборы будет очень велико».

В то время сотрудникам кампании Клинтон и многим вне ее казалось, что Стоун вполне может иметь тесную связь с WikiLeaks и дальше — с русскими. Они опасались, что могут быть опубликованы пока неизвестные материалы из уже украденных, включая почту Джона Подесты. И когда 21 августа Стоун написал твит: «Поверьте мне, скоро придет очередь Подесты остаться без работы», — все обратили на это внимание. Твит мог означать, что очень скоро их худшие опасения станут реальностью.

Впоследствии Стоун заявил, что никогда не общался с Ассанжем напрямую; явных доказательств обратного также не существовало. Все, что Стоун знал о планах WikiLeaks, настаивал он, было взято из твитов самого Ассанжа, «подтверждение» которым он потом, в августе-сентябре, получил в «частых разговорах» со своим «связным» Рэнди Кредико, нью-йоркским радиоведущим и комиком, большим поклонником Ассанжа.

Однако в истории Стоуна была червоточина: если верить Кредико, он ни разу не разговаривал с Ассанжем до того, как основатель WikiLeaks стал гостем его шоу 25 августа — через семнадцать дней после того, как Стоун впервые заявил, что «общался» с Ассанжем. Кредико, левый активист и сторонник Берни Сандерса, вряд ли был приятелем Стоуна. Кредико утверждал, что «абсолютно» никогда и ничего не говорил Стоуну о планах Ассанжа обнародовать почту, которая нанесет ущерб Клинтон, — потому что он никогда не знал о существовании таких писем. «Он сделал меня мальчиком для битья, — сказал Кредико. — Это просто смешно».

Когда Стоуна спросили, что он думает по поводу слов Кредико, тот ответил: «Его память либо очень избирательная, либо плохая».

Глава 16  И вообще неважно, кто взломал эти данные

В помещении не было никого, кроме Обамы, Путина и их переводчиков.

В начале сентября во время саммита Большой двадцатки в Гуанчжоу между Обамой и Путиным состоялась встреча из тех, которые дипломаты называют «на полях саммита». На ней не присутствовало ни одного помощника. Это был настолько приватный разговор, насколько подобное вообще возможно между лидерами двух ядерных супердержав. Беседа длилась полтора часа. Президенты покидали зал переговоров мрачными, с напряженными лицами. Не было сделано никаких заявлений для журналистов. Не было совместной пресс-конференции.

Один из высоких чинов Белого дома сказал репортерам, что переговоры были «прямыми и чистосердечными». Он сказал, что разговор был посвящен главным образом окончанию войны в Сирии, все еще тлеющему конфликту в Украине и «российским кибервторжениям». Американский президент проинформировал своих помощников о том, что он изложил Путину послание, составленное им вместе с советниками: мы знаем, что вы делаете, и, если вы не прекратите, мы введем небывалые, изнуряющие санкции. Одному из высших чинов в правительстве США, которого ввели в курс дела, было сказано, что президент выразился примерно так: «Вы гадите нам на выборах, а мы развалим вашу экономику».

Путин в разговоре с Обамой все отрицал — и, как он делал и раньше, упрекал Соединенные Штаты во вмешательстве в российскую внутреннюю политику. Его реакция ни для кого не была сюрпризом. Четырьмя днями ранее в интервью агентству Bloomberg во Владивостоке Путин уже отрицал причастность России к кибератаке на DNC. «Я ничего не знаю об этом, и на государственном уровне Россия никогда подобного не делала», — сказал он. Затем он повторил аргументы Джулиана Ассанжа: «И вообще неважно, кто взломал эти данные. Важно, что содержание документов стало известно публике». Путин, ранее не бывший замеченным в приверженности к прозрачности информации в России, теперь превратился в адвоката американской общественности, отстаивая ее право знать все.

Если Обама и был жестким в личном общении, то на публике он играл дипломатичного государственного деятеля. Когда на пресс-конференции после саммита его спросили о взломе избирательных кампаний, президент ответил в общих чертах и настаивал на том, что США не желают скандала по этому поводу. «У нас были проблемы с российскими кибервмешательствами в прошлом, были и вмешательства со стороны других стран, — сказал он. — Наша цель состоит не в том, чтобы внезапно и на киберарене повторить конфликт, подобный тому, что мы видели, когда речь шла о других гонках вооружений. Мы должны устанавливать нормы, чтобы все могли действовать ответственно».

Джон Подеста, председатель предвыборной кампании Клинтон, внимательно слушал пресс-конференцию Обамы по итогам встречи Большой двадцатки и был разочарован. Он хотел от Обамы большего, его не удовлетворял этот едва слышный ответ. Особенно трудно было с ним смириться в такой день, когда Washington Post сообщила, что разведка США и правоохранительные службы «расследовали дело, которое представлялось им крупной тайной российской операцией в Соединенных Штатах, нацеленной на то, чтобы посеять недоверие общественности к предстоящим президентским выборам и к политическим учреждениям страны».

Долгие недели кампания Клинтон пыталась убедить общественность в том, что они находятся под прицелом российского правительства, тесно связанного с их соперником-республиканцем. Но Подеста и другие сотрудники кампании понимали, что комментарий Обамы вряд ли выразил всю серьезность ситуации. А если президент не хотел публично признавать роль России во взломе, то это ставило их в крайне невыгодное положение. «Если бы Барак Обама вышел и сказал, что США подверглись атаке и мы будем принимать ответные меры, — говорил позднее один из старших советников Клинтон, — это оказало бы значительный эффект на то, как история освещалась в СМИ. Его слова заставили бы людей сесть, подумать и в конечном итоге устранить эту неприятность. В конце концов, если положение серьезное, то почему бы нашему правительству не сделать что-нибудь?»

Среди важных правительственных чиновников США был-таки один, который хотел бы громко заявить о российской хакерской атаке, но именно к нему кампания Клинтон обратилась бы за помощью в последнюю очередь: этим человеком был Джеймс Коми.

Директор ФБР решил написать статью и опубликовать ее в New York Times либо в Washington Post — во всеуслышание заявить о российском вмешательстве в выборы и объяснить массам, что вся история является угрозой делу национальной безопасности, а потому правительство и общественность должны воспринимать ее всерьез. Коми набросал черновик и уведомил чиновников в Белом доме о том, что он намерен передать статью в редакцию для выхода в печать в воскресенье после саммита G20. И тогда кто-то из сотрудников Белого дома осознал, что воскресенье совпадает с 11 сентября: это был не самый лучший день, чтобы директор ФБР говорил о чем-то, кроме памяти почти трех тысяч американцев, погибших в результате террористической атаки. Коми отказался от намерения опубликовать статью в воскресенье. А потом чиновники Белого дома и вовсе зарубили эту идею. Если правительство и собиралось говорить на эту тему, оно сделало бы это через чей-нибудь голос в разведывательном сообществе, не через газету. Статья никуда не пошла.

А Трамп по-прежнему не допускал мысли о российском вмешательстве. На той же неделе он дал интервью ветерану телевещания Ларри Кингу. «Я думаю, что демократы могут все это выдумывать, — сказал он, когда его спросили о слухах, что русские взломали выборы. — Кто его знает, но я думаю, что их версия практически невероятна». Помощники Трампа позже скажут, что кандидат полагал, что его интервью пойдет на подкасте Кинга. А на самом деле оно пошло на новом TV-канале Кинга — RT, российской пропагандистской станции.

Через несколько дней после возвращения из Китая Обама созвал четверых лидеров Конгресса — Митча Макконнелла, Пола Райана, Гарри Райда и Нэнси Пелози — в Овальный кабинет. Белый дом пытался организовать эту сессию вот уже пару недель, но Макконнелл и Райан ссылались на загруженный график. Помощники Обамы спрашивали себя, уж не дурили ли президента республиканцы.

В официальном графике Белого дома значилось, что поводом для этой встречи было желание ввести законодателей в курс дела по итогам встречи G20. Но реальная повестка предполагала обсуждение российской интервенции. Все четверо были проинструктированы Бреннаном, им сообщили разведывательные данные, показывавшие, что русские начали операцию по подрыву выборов в США, нанесению ущерба Клинтон и, возможно, помощи Трампу. И весь этот заговор, вполне вероятно, был одобрен, а может быть, и управлялся самим Путиным.

И вот на встрече в Овальном кабинете, куда ни одному из законодателей не было разрешено привести своих советников, Обама объяснял, что хочет, чтобы эти четверо объединились, забыли о своей партийной принадлежности и как лидеры Соединенных Штатов выработали бы совместное публичное заявление. В нем они бы подтвердили наличие потенциальной угрозы выборам и призвали чиновников в штатах и на местах сотрудничать с федеральным правительством, потому что только так можно было предотвратить попытки сорвать выборы. Обама надеялся также, что Россию назовут в заявлении источником угрозы.

Но ядовитая политическая атмосфера Вашингтона обрекла призыв президента на неудачу. Главным препятствием стал Макконнелл. Обама и его советники считали лидера большинства в Сенате бескомпромиссным приверженцем Республиканской партии и фанатиком. Он многие годы блокировал президентские инициативы и совсем недавно не позволил Сенату даже проголосовать за назначение Обамой Верховного судьи. Со своей стороны Макконнелл не верил Обаме и подозревал, что президент сотоварищи искажают разведданные, чтобы помочь Клинтон.

На этой встрече Макконнелл сказал президенту: ему кажется, что Обама политизирует вопрос. И он не будет помогать ему, подписывая двухпартийное заявление. «К нашему разочарованию и смущению, Макконелл сказал, что все это чушь и мы просто стараемся помочь Клинтон», — сказал позже один из помощников президента. Райан не был столь же непреклонен. Кроме того, шли выборы. Макконелл понял, что, если он согласится на просьбу Обамы, он тем самым подкосит позицию кандидата собственной партии. Любой ущерб кампании Трампа отрицательно сказался бы и на республиканских кандидатах в Сенат, угрожая позиции самого Макконнелла как лидера большинства. Отказ Трампа признавать российское хакерство не позволял Макконнеллу сотрудничать с Обамой.

В дни, последовавшие за встречей, Джей Джонсон и Лиза Монако ввели в курс дела остальных членов Конгресса. Одновременно Макдоноу и Монако пытались убедить Макконнелла изменить свою точку зрения. Райан старался им помочь. Он сказал посланцам Белого дома, что они должны позволить ему повлиять на Макконнелла: может быть, ему удалось бы обратить лидера большинства в свою веру. (Райан уже давно выступал в качестве посредника между Белым домом и Макконнеллом.) Однако Митч стоял на своем.

Белый дом был в затруднительном положении. Верхушка демократов в Комитетах по разведке была крайне обеспокоена. Вот уже два месяца, как разведывательное сообщество пришло к выводу, что Россия угрожает ходу выборов и стоит за сбросом WikiLeaks документов в период конвенции Демократической партии. А Белый дом все еще никак не высказался по этому поводу.

Бреннан также проинформировал сенатора Дайэнн Файнстайн, старейшего демократа в Комитете Сената по разведке, и конгрессмена Адама Шиффа, занимающего аналогичный пост в Комитете по разведке Палаты представителей. Они тоже были расстроены. Эти двое начали давить на Белый дом, чтобы тот наконец подал голос и объяснил публике, что происходит. Клинтон, по совпадению оказавшаяся в доме Файнстайн в Калифорнии, подталкивала престарелую сенаторшу к более активным действиям. Шифф смотрел на проблему под более широким углом: его вот уже некоторое время беспокоила неспособность администрации публично вменить кибератаки в вину государству, их спонсировавшему. Он говорил, что таким образом кибервойна превращается в «безнаказанное предприятие», и хотел большего, нежели просто публичное заявление. Он желал, чтобы Белый дом начал переговоры с европейскими союзниками о наложении санкций.

С точки зрения Файнстайн и Шиффа, обвинение не могло быть отложено до «после выборов». Они поговорили с другими демократами на Холме и пришли к согласованному мнению: американская общественность должна знать, ей следует рассказать всё. Если Белый дом будет хранить молчание, эти двое были готовы выпустить свое собственное заявление и самостоятельно возложить ответственность за атаку на русских.

Официальным лицам в Белом доме эта идея совершенно не нравилась. Они по-прежнему надеялись уломать Макконнелла. А если бы два главных демократа Конгресса высказались по этому вопросу, то это лишь усилило бы убежденность Макконнелла в том, что вся история имеет партийную подоплеку. Макдоноу поручили заставить Файнстайн и Шиффа воздержаться от каких-либо шагов.

Макдоноу упрашивал демократов не спешить с заявлением. Он рассказывал им, что Белый дом уверен: если обратиться к стране с однопартийным демократическим посланием, обвинив русских во взломах сети и сбросе информации, то это сыграет на руку концепции Трампа о подтасовке выборов и посеет еще большие сомнения в честности избирательной кампании. Макдоноу привел и другие возражения: публичное обращение конгрессменов к нации перечеркнет все усилия достичь сотрудничества с официальными лицами на уровне штатов и округов, особенно в красных штатах, где недоверие к администрации особенно высоко. Макдоноу настоятельно советовал Файнстайн и Шиффу подождать, пока Белый дом продолжает уговаривать Макконнелла и Райана подписать письмо к чиновникам на местах. Весь этот эпизод весьма нервировал Обаму, рассказывали потом его помощники.

Файнстайн и Шифф согласились подождать несколько дней. Но вскоре им надоело ждать, и 22 сентября они выпустили короткое, но мощное заявление из четырех параграфов. Там говорилось: «Основываясь на данных проведенных с нами брифингов, мы пришли к заключению, что российские разведывательные службы предпринимают серьезные и целенаправленные усилия, чтобы повлиять на выборы в США. Они направлены на то, чтобы посеять сомнения в надежности наших выборов и, вполне может быть, на изменение их итогов. Мы полагаем, что приказы российским разведслужбам на проведение подобных акций могут исходить лишь от самого верхнего эшелона российского правительства». Конгрессмены призвали Путина немедленно прекратить операцию.

Перед тем как опубликовать свое заявление, Файнстайн и Шифф попросили разведсообщество проверить его. Они хотели быть уверены, что не раскроют непреднамеренно каких-либо их источников или методов. Разведчики не нашли ничего не подлежащего огласке. И это показалось Шиффу более чем странным: Белый дом не хотел публично называть Россию виновницей атак, и при этом разведсообщество разрешило двум конгрессменам-демократам сослаться на брифинги, проводившиеся разведкой, и обвинить-таки Россию… и фактически объявить, что во главе операции стоял Путин.

Заявление Файнстайн — Шиффа, с упоминанием в нем брифингов, которые они прошли, было ясным публичным сигналом того, что спецслужбы США пришли к однозначному выводу: российская разведка по приказу Путина ищет способы подорвать выборы американского президента. Сообщая о заявлении, Washington Post отмечала: «Недвусмысленный язык документа идет гораздо дальше смутных характеристик, предлагаемых Белым домом и разведывательными службами США, которые до сей поры не желали открыто обвинить Москву».

Даже если и так, усилия Файнстайн и Шиффа не вызвали кругов на воде — так, мелкую рябь… Заявление было выпущено двумя однопартийцами-демократами и не имело официального разрешения разведки США на печать. Поэтому внимания документ привлек очень мало. Появилось несколько заметок в крупных газетах, в то время как сетевые новостные агентства проигнорировали заявление.

Не сумев добиться заявления от Макконнелла, администрация Обамы удвоила свои усилия, чтобы достучаться до чиновников избирательных кампаний на местах. Основной заботой все еще было опасение, что итоги голосования будут подтасованы. В середине сентября Джонсон выпустил свое собственное заявление, где указал, что Министерство национальной безопасности наблюдало «усилия по кибервторжению в регистрационные данные избирателей, содержащиеся в избирательных системах штатов». Он говорил, что DHS «готово помочь сотрудникам избирательных штабов в штатах и округах обеспечить защиту их систем». Джонсон добавил: «Мы настоятельно советуем всем в штатах и на местах заняться безопасностью сетей».

Это послание не было способно убедить кого-либо полноценно сотрудничать с федеральным правительством — даже из чувства страха перед взломом системы. Не могло оно передать и опасений, существовавших на высших уровнях правительства США, относительно приближавшихся выборов. Но это было все, что смогла сделать администрация в ожидании согласия Макконнелла. Все лучше, чем ничего.

А ожидание не оправдало себя. Через неделю после заявления Файнстайн и Шиффа четверо лидеров Конгресса, включая Макконнелла, наконец-то написали публичное письмо. Но оно не было тем четким предостережением, о каком мечтали в Белом доме. Письмо было коротким. В нем четверка лидеров заявляла, что «штаты стоят перед лицом серьезного вызова: злоумышленники при помощи кибератак пытаются нарушить руководство нашими выборами». Никакого упоминания о России. Письмо призывало штаты «воспользоваться всеми преимуществами доступных им мощных общественных и частных ресурсов, чтобы обеспечить безопасность и защиту от возможных атак сетевой инфраструктуры штатов».

Послание не несло на себе никакого отпечатка серьезности намерений. Оно было немногим более чем простым повторением мягких увещеваний в адрес штатов, чтобы они согласились принять помощь от Министерства национальной безопасности. И, подобно заявлению Файнстайн — Шиффа, этот жест ни на что не повлиял.

В сентябре Мэтт Тайт, британский эксперт по кибербезопасности, который помог раскрыть Guccifer 2.0 как прикрытие русских, разговаривал по телефону с Питером У. Смитом, базировавшимся в Чикаго руководителем частной инвестиционной фирмы и республиканским активистом-ветераном. (Давний заклятый соперник Клинтон, Смит в девяностые помог с финансированием расследования Трупергейта: подозревалось, что полицейские Арканзаса обеспечивали сексуальные связи Билла Клинтона в его бытность губернатором штата.)

Смит охотился за святым Граалем — уничтоженной почтой Хиллари Клинтон. Звонок был странным. Смит сказал Тайту, что с ним связался некто из Темной Сети — части интернета, невидимой поисковым машинам, позволяющей общаться анонимно, часто используемой для нелегальных транзакций. Этот контакт утверждал, что в его распоряжении имеются письма Клинтон, которые она удалила со своего частного сервера. Смит спрашивал, сможет ли Тайт определить подлинность писем.

Тайт предполагал, что Смит обратился к нему, потому что Тайт изучал тысячи писем Клинтон из Госдепа, которые Департамент партиями выкладывал каждый месяц. Тайта не интересовали партийные дела. В письмах он искал подсказки, как и что Хиллари думала о национальной безопасности и киберпроблемах. Он хотел выслушать мнение Смита, но вскоре кое-что показалось Тайту подозрительным как в самом Смите, так и в его предполагаемом контакте с Темной Сетью.

Смит очень уклончиво говорил о том, кем мог быть этот контакт. Он ни разу не назвал его имени и не объяснил, как они познакомились. После нескольких разговоров Тайт предупредил Смита, что его таинственный источник мог быть частью тайной российской кампании влияния: они могли пытаться увлечь Смита и снабдить его фейковыми письмами. Но Смит не хотел останавливаться.

Еще более занимательным Тайту показалось ощущение, что Смит каким-то образом вовлечен в кампанию Трампа: тот был в контакте с Майклом Флинном, сыном Флинна и другими высшими чинами кампании. Смит разговаривал как инсайдер Трампа, делясь внутренними байками. Он даже планировал организовать негласную операцию в интересах Трампа по сбору информации на конкурентов и прислал Тайту меморандум — как он говорил, по ошибке. Меморандум описывал компанию, учрежденную им как общество с ограниченной ответственностью в Делавэре под названием KLS Research. Задача организации состояла в сборе материалов по оппозиции, и при этом она не была подотчетна избирательной кампании Трампа. В меморандуме отмечалось, что в проекте участвовало несколько ведущих сотрудников Трампа, включая Стива Бэннона, Киллиан Конвэй, Майкла Флинна, Сэма Кловиса и Лизу Нельсон. Там фигурировало даже имя Тайта, хотя он и не давал согласия на участие в проекте — и не дал бы, если бы его спросили.

Тайт, для которого разговоры со Смитом потеряли актуальность, так никогда и не понял, был ли у Смита хоть когда-нибудь контакт внутри кампании Трампа. Бэннон и Конвэй впоследствии оба скажут, что не знают, кто такой Смит. Но Смит в своей гонке за письмами Клинтон ломился как танк, обращаясь к другим экспертам, даже к одному русскоговорящему исследователю из Европы. После выборов Смит сказал Wall Street Journal, что он обнаружил пять групп хакеров, утверждавших, будто они обладают письмами Клинтон; две группы были российскими. Смит сказал, что получил доступ к большому количеству писем, но не мог определить, подлинные ли они. Он посоветовал хакерам передать письма в WikiLeaks.

Весь этот эпизод был смутным, за исключением одного фрагмента интригующих сведений, которые обнаружил Journal, когда начал освещать эту историю. Разведывательные агентства США собрали информацию, указывающую на то, что русские хакеры действительно обсуждали, как обнаружить переписку Клинтон и как передать ее Флинну через некоего агента. Был ли этим агентом Смит — так никогда и не установили.

В мае 2017 года, через 10 дней после обсуждения проекта своей кампании с Journal, восьмидесятиоднолетний Смит покончил жизнь самоубийством в комнате отеля в Рочестере, штат Миннесота. Он повесился. Местные власти утверждали, что он оставил записку: «Никаких глупых игр».

Глава 17 Может, это вообще был какой-нибудь мужик, сидящий у себя на кровати, толстяк весом под 200 килограмм! 

К середине сентября Гленн Симпсон окончательно разочаровался.

Докладные записки от Кристофера Стила приходили по-прежнему, со все более дикой, завораживающей — но неподтвержденной — информацией от его коллектора — российского эмигранта. Новые отчеты были еще более обвиняющими, чем предыдущие. В своем первом отчете в июне Стил написал, что Кремль «обрабатывал Трампа как минимум пять лет». В отчете, отправленном Симпсону 30 июля, он пошел дальше: ссылаясь на источник, он утверждал, что «регулярный обмен информацией» между Трампом и Кремлем существовал «как минимум 8 лет». Якобы Путин рассчитывал на Трампа и его окружение, надеясь получить информацию о деятельности российских олигархов внутри Соединенных Штатов. Эта тема представляла для российского президента большой интерес. В ответ на «добровольное сотрудничество на высоком уровне» русские пообещали Трампу не использовать имеющиеся у них компрометирующие материалы против него самого.

А материалов этих было «предостаточно», утверждал Стил. Речь шла не только об инциденте с «золотым дождем» в номере московской гостиницы. Отчет Стила от 14 сентября цитировал «два компетентных петербургских источника», которые рассказывали о том, что Трамп давал взятки во время своего визита в этот город, пытаясь получить там бизнес, а также «участвовал в секс-вечеринках». Араз Агаларов, бизнес-партнер Трампа по конкурсу «Мисс Вселенная», предположительно был в курсе этих эскапад. Но «всех непосредственных свидетелей» заставили замолчать — «подкупили или принудили исчезнуть».

Симпсон прочитал эти отчеты и воздел руки к небу… Главной целью сбора компрометирующих материалов на конкурентов всегда было найти информацию о кандидате-сопернике, которая могла бы быть полезна клиенту, — как повод для агрессивной телевизионной рекламы или тема для разговора во время дебатов. А что ему делать со всем этим хламом? Каким образом могла бы использовать эту информацию кампания Клинтон? Не было никакого способа подтвердить большую часть изложенного. Позднее Симпсон скажет своим коллегам: «Материалы Криса были по большей части непригодны к использованию».

Даже партнер Стила Крис Берроуз сомневался в правдивости некоторых деталей этого материала. Лишь оно их успокивало: все думали, что Клинтон одержит над Трампом верх. «Мы не особенно волновались, собирая неудобную информацию на кандидата, который не должен был победить», — говорил позднее в частной беседе Берроуз.

И все же за всей этой сенсационной неподтвержденной информацией Стил ясно видел более общую истину: действительно существовала амбициозная кампания Кремля по оказанию влияния на американский электорат. Взлом сети DNC и последовавший за ним вброс писем через WikiLeaks это подтверждали. Кроме того, эта кампания, согласно утверждениям Стила, породила смятение внутри Кремля. Песков, доверенный пресс-секретарь Путина, в чьи обязанности предположительно входил контроль за проведением кампании, «до смерти» боялся, что станет козлом отпущения, если в ответ на российское вмешательство в выборы последует симметричная американская реакция. Из Вашингтона отозвали некоего российского дипломата, о котором говорили, что он причастен к операции, — опасались, что его роль станет известна. (Позже выяснится, что кремлевский дипломат с похожим именем был действительно отозван в Москву примерно в это время.) Однако казалось, что сам Путин обо всем этом не беспокоился. Как писал Стил, он был «на данный момент в целом удовлетворен ходом антиклинтоновской операции».

В последнем докладе Стила Симпсону содержалось предостережение: готовится большее. У русских есть дополнительный компромат на Клинтон. Они ищут возможность сбросить материалы через каналы, от которых можно было бы надежно откреститься. Снова вброс почты Клинтон? Это совпадало с тем, о чем писали Джулиан Ассанж и Роджер Стоун.

К тому времени Симпсон узнал нечто такое, чего почти никто больше не знал: Стил передал свои первые отчеты в ФБР, и Бюро их изучало. И Симпсон придумал способ, как извлечь пользу из материалов Стила. Он намеревался привезти Стила в Вашингтон и устроить брифинг для небольшого числа репортеров. А затем, надеялся Симпсон, репортеры воспользуются своими источниками и пронюхают, что делает ФБР со всей этой информацией. Это могло бы даже сподвигнуть Бюро воспринимать доклады Стила более серьезно.

Симпсон сфокусировался на одном из отчетов Стила, не имевшем ничего общего с секс-вечеринками: на меморандуме о путешествии Картера Пейджа, члена команды Трампа по внешней политике, в Москву в начале июля. В записках Стила утверждалось, что в Москве Пейдж встречался с высшими российскими чиновниками, включая шефа «Роснефти» Игоря Сечина, путинского близкого друга, попавшего под санкции Соединенных Штатов в связи с интервенцией России в Украину. Предполагалось, что Пейдж и Сечин обсуждали возможность и условия снятия санкций в президентский срок Трампа. Эта информация была провокационной и, вероятнее всего, проверяемой; она могла бы стать доказательством связи между кандидатом в президенты от демократов и Кремлем.

Не один Симпсон думал в этом направлении. В конце августа в доме сенатора-демократа Гарри Райда в Лас-Вегасе раздался телефонный звонок: совершенно неожиданно для Райда на другом конце провода оказался директор ЦРУ Джон Брэннан. Он спросил Райда, нет ли у того на примете места, где они могли бы переговорить по телефону, не боясь прослушки. Это приглашение было более чем необычно. «Конечно», — ответил Райд. Он договорился с местным офисом ФБР, и по защищенной линии в течение пятнадцати минут Брэннан ввел Райда в курс последних разведывательных сведений о российском вмешательстве в выборы в США.

То, что Брэннан рассказал Райду тем утром, повторяло его брифинг, проведенный для «Банды восьмерых» — лидеров большинства и меньшинства в Палате представителей и в Сенате и руководителей от демократов и республиканцев двух комитетов Конгресса по разведке. Тот факт, что Брэннан решил поговорить с Райдом один на один в то время, когда Конгресс был на каникулах, был признаком срочности дела.

Брэннан представил Райду картину во всей полноте. Разведывательное сообщество пришло к выводу, что хакерскую атаку на демократическую мишень и последующий сброс документов на открытый доступ провела Москва и за всем этим стоял Путин. Хуже того, существовали признаки возможных попыток вмешательства в систему выборов и даже подтасовки результатов со стороны тайных «технических» сотрудников Москвы. Брэннан поделился также подозрением, существовавшим в разведывательном сообществе, что сотрудники и советники Трампа поддерживали контакт с русскими и, вероятно, были причастны к тайной российской операции.

Райд был потрясен услышанным, сказал один из помощников, бывший тогда вместе с ним в Лас-Вегасе. Райду показалось, что у Брэннана был важный мотив для подобных действий. По зрелом размышлении он заключил, что шеф ЦРУ полагал: публика должна знать о российской операции, включая сведения о возможных связях с кампанией Трампа. Когда позже Райда спросили, предполагал ли Брэннан, прямо или косвенно, что Райд обнародует информацию, доступную разведсообществу, Райд ответил интервьюеру: «Как вы думаете, зачем он мне звонил?»

Райд начал действовать. 27 августа, через два дня после брифинга, он написал необычное письмо директору ФБР Коми: в последнее время он очень обеспокоен «угрозой вмешательства в американские президентские выборы со стороны российского правительства, которая гораздо шире, чем то известно, и не исключает намерения фальсифицировать официальные результаты выборов». Кроме того, «прямая связь между российским правительством и президентской предвыборной кампанией Дональда Трампа становится все более очевидна… Перспектива активных попыток враждебного правительства подорвать наши свободные и справедливые выборы представляет одну из серьезнейших угроз нашей демократии со времен холодной войны».

Это были будоражащие заявления. Но у Райда, столь же ярого приверженца своей партии, каким был и его визави республиканец Макконнелл, был готов план действий. Он хотел, чтобы ФБР открыло расследование относительно кампании Трампа; а еще он хотел, чтобы общественность была осведомлена о ходе расследования. Связи между кампанией Трампа и Кремлем, писал Райд, должны быть «прощупаны тщательно и всеми доступными современными средствами». Райд назвал ФБР крайний срок обнародования его находок перед американскими избирателями: до выборов.

Райд был ветераном Сената: вот уже двадцать девять лет он присутствовал на различных разведывательных брифингах. Он прекрасно знал все правила и законы Сената так же хорошо, как любой другой сенатор, и не имел права использовать в публичном письме никакие детали, сообщенные ему Бреннаном во время секретного брифинга. Чтобы подтвердить свои предположения о возможных связях между сотрудниками Трампа и русскими, он цитировал по большей части отчеты прессы. Райд упомянул некоего индивидуума «с давними связями с Дональдом Трампом» — намек на Роджера Стоуна, — который утверждал, что поддерживает связь с WikiLeaks. Райд говорил о том, как кампания Трампа нанимает людей со «значительными и обескураживающими связями» с Кремлем — очевидная ссылка на Манафорта и Флинна.

Затем Райд процитировал кое-что еще, что отличалось от сюжетов, освещаемых в СМИ. Он упомянул о «серии настораживающих отчетов» о советнике Трампа, произнесшем в июле речь в Москве и встречавшемся с «высокопоставленными лицами, находящимися под санкциями», — четкое указание на Пейджа.

Но никаких новых сведений об этой встрече не было, и Райд не уточнил, о каких «настораживающих отчетах» он упоминал или каким образом он узнал об их существовании. Симпсон не вводил Райда в курс дела. А вот Элиас, адвокат кампании Клинтон, который был представителем Super PAC (комитета политического действия) Райда, проинформировал Мука о предполагавшихся встречах Пейджа в Москве, и сама кампания Клинтон была в постоянном контакте с Райдом.

Каким бы образом Райд ни узнал об утверждениях Пейджа, упоминание им о встрече с «лицами, находящимися под санкциями» было существенным. И хотя ни один из репортеров не уцепился за эту фразу, это был первый случай, когда непроверенные сведения из отчетов Стила просочились в публичный дискурс.

Через две недели после письма Райда к Коми Симпсон и его партнер по Fusion GPS Питер Фритш сняли номер в «Табард Инн», богемном отеле, давно любимом вашингтонскими журналистами. Номер должен был служить чем-то вроде частной студии для Стила и репортеров. Симпсон пригласил журналистов-расследователей, которые писали о национальной безопасности, не о политике. Он сказал, что им предстоит встретиться с безукоризненным источником: бывшим сотрудником разведки с прекрасными связями, который обладал важной информацией о Трампе и русских. В тот день среди приглашенных Симпсоном на индивидуальные брифинги в «Табарде» были репортеры из New York Times, Washington Post, CNN, а также Майкл Айзикофф из Yahoo News.

Айзикофф впервые встречался со Стилом, и журналиста очень впечатлил его послужной список. Стил рассказал, что он бывший сотрудник МИ-6, служивший в Москве. В накрахмаленной белой рубашке, Стил был сама серьезность и деловитость — он приехал не для светской болтовни. Подчеркивая, что собранная им информация была по-настоящему тревожной, Стил изложил историю о Картере Пейдже и его поездке в Москву. Он пересказал Айзикоффу то, о чем его проинформировали источники из России: что Пейдж встречался с шефом «Роснефти» Сечиным, одним из ближайших доверенных лиц Путина, и они обсуждали возможную сделку по снятию санкций. Стил упомянул также о предполагаемой встрече Пейджа с Игорем Дивейкиным, близким помощником Путина. Стил ничего не рассказал о своих источниках. Это была строго конфиденциальная информация. В конце концов, речь шла о России — там за разговоры о подобных вещах могли застрелить или отравить.

Однако Стил сказал, что вся эта информация уже была доведена до сведения ФБР. И этот факт больше, чем что-либо другое, привлек внимание Айзикоффа. Он стал расспрашивать Стила: вы рассказывали об этом ФБР лично? Стил ответил уклончиво: так можно считать, — хотя и не уточнил, кому он это рассказывал. Какова была реакция Бюро? Склонялись ли федералы к дальнейшему рассмотрению информации? Да, ответил Айзикоффу Стил. Многие сотрудники Бюро восприняли изложенную информацию очень серьезно. Когда Айзикофф об этом услышал, он понял, что у него появилась потенциально взрывоопасная ниточка — ФБР вело расследование по кому-то в кампании Трампа.

Правила встречи Стила с журналистами были оговорены очень жестко. Он должен был оставаться в тени. В последующих публикациях Стила не должны были называть по имени или ссылаться на его опыт офицера МИ-6. Его следовало описывать как западный «источник в разведке» — что было правдой, так как он был постоянным источником разведывательных данных для ФБР. Ограничений было немало, но когда, после почти часовой встречи, Айзикофф покидал «Табард», он понимал, что у него больше чем достаточно материала для дальнейшей разработки.

Вернувшись к себе в офис, Айзикофф позвонил Джонатану Вайнеру из Государственного департамента. Они были знакомы многие годы. Симпсон говорил Айзикоффу, что Вайнер может поручиться за Стила. И действительно, Вайнер сказал, что Стил был абсолютно надежным источником. Айзикофф сделал еще один звонок в Госдеп — своему знакомцу из отдела по русским делам. Тот ничего не слышал о предполагавшихся поездках Пейджа в Москву, но знал о Пейдже. Госчиновники США не оставили без внимания его предыдущие поездки в Россию и его провокационные критические комментарии по поводу американской политики и хвалебные — в адрес Путина. Источник сказал Айзикоффу: «Он на удивление пламенный защитник всего, что делает Москва».

Айзикофф попытался связаться и с самим Пейджем: он оставил Пейджу два сообщения на голосовой почте и послал два электронных письма. В последнем письме Айзикофф говорил о том, что хотел бы встретиться и, прежде чем начать писать статью, поговорить о встречах Пейджа в июле в Москве. Пейдж не ответил. Тогда Айзикофф связался с одним из высших чинов в силовом ведомстве и задал вопрос о письме Райда и очевидном намеке на якобы состоявшуюся встречу Пейджа и Сечина. Чиновник ответил ему: «Эта история на экране наших радаров. Мы следим за событиями».

Статья Айзикоффа вышла на веб-сайте Yahoo 23 сентября под заголовком «Сотрудники разведки США прощупывают связи между советником Трампа и Кремлем». Айзикофф писал, что официальные лица «пытались установить», действительно ли Пейдж общался частным порядком с высшими русскими чинами на предмет возможного снятия экономических санкций в случае избрания Трампа президентом. В истории упоминались письмо Райда и источники, утверждавшие, что озабоченность маневрами Пейджа доводилась до сведения старших членов Конгресса в разведывательных брифингах. Айзикофф говорил и об «источнике из западной разведки» (Стиле), который подтвердил «разведдонесения» (собственные отчеты Стила), предоставленные официальным лицам в США, о предполагаемой встрече Пейджа с Сечиным. Подобная встреча, «если будет подтверждено», что она имела место, писал Айзикофф, будет рассматриваться в США как весьма серьезный проступок, учитывая тот факт, что Министерство финансов внесло Сечина в проскрипционные списки.

Статья Айзикоффа стала первой публикацией, приоткрывшей завесу над расследованием разведки США по делу о российских связях лица из избирательной кампании Трампа. (В сентябре 2017 года Пейдж подал судебный иск против Oath Inc., которой принадлежат Yahoo и Huff Post, в котором утверждал, что статья опорочила его и подвергла его жизнь опасности. На процессе Пейдж сам выступал в роли собственного адвоката.)

Через месяц после выхода статьи ФБР получила от Суда по надзору за деятельностью иностранных спецслужб секретный ордер на мониторинг связей Пейджа. ФБР удалось убедить федерального судью: существовала «вероятная причина» полагать, что Пейдж «действовал как агент иностранной державы».

Через несколько дней после появления истории на Yahoo Джошу Роджину из Washington Post позвонил Пейдж. Роджин написал с его слов газетную колонку. Пейдж сказал, что все предположения в статье — «полная чепуха» и что он никогда не встречался с Сечиным или Дивейкиным. Тем не менее, сказал Роджину Пейдж, он берет отпуск в избирательной кампании Трампа.

Пейдж передал Роджину копию письма, посланного им Коми после публикации статьи на Yahoo. В письме Пейдж говорил, что он будет «с нетерпением ждать» звонка от агентов ФБР, чтобы ответить на эти «вопиющие» обвинения. Он не упомянул в своем письме о том, что во время своего пребывания в Москве встречался с одним из помощников Сечина, а после поездки отправил в кампанию Трампа имейл, в котором говорил о «невероятной информации», полученной от российских законодателей и «высших чинов» путинского режима.

В Бруклине официальные лица кампании Клинтон обрадовались появлению истории Айзикоффа и разрекламировали ее журналистам. «Кровь стынет, как узнаешь о том, что сотрудники разведки США расследуют подозрительные встречи в Москве между советником Трампа по внешней политике… и членами приближенного к Путину круга людей, — писал в заявлении, выпущенном кампанией, Гленн Каплин, помощник Клинтон, занимавшийся российскими вопросами. — Это очень серьезный прецедент, и избиратели заслуживают того, чтобы знать факты до наступления дня выборов».

К этому времени репортеры начали звонить в штаб Клинтон и говорить сотрудникам, что у них тоже есть наводки и сведения по возможным связям Трампа с Россией, и спрашивать, что именно обнаружили сотрудники Клинтон. Одна из историй, ходившая среди вашингтонских репортеров, гласила, что существовала необычная связь между неким почтовым сервером, ассоциированным с кампанией Трампа, и «Альфа-Банком», крупнейшим частным коммерческим банком в России. Официальные лица кампании Клинтон всячески подталкивали журналистов покопаться в этой истории, надеясь, что она принесет новые сведения, которые позволят сказать, что Трамп — марионетка в руках Путина. По совпадению или нет, но Стил как раз прислал новый доклад, указывавший на «существующую близость в отношениях „Альфа-Груп“ — ПУТИН» и «значительных услугах, оказываемых в обоих направлениях».

Элиас, юрист демократов, очень осмотрительно обращался с записками Стила. Периодически он передавал их содержание Муку, но не хотел, чтобы бумажные копии циркулировали по офису, и не делился отчетами с кампанией. Его поведение определял один эпизод, имевший место в 2012 году. В том году DCCC выпустил пресс-релиз, утверждавший, что республиканец-миллиардер, мегадонор партии и хозяин казино Шелдон Адельсон был связан с китайской мафией и сутенерской сетью. Адельсон пригрозил подать судебный иск на DCCC за клевету и вред репутации, а с его глубокими карманами он вполне мог организовать судебный процесс, который бы обрушил партийную организацию. DCCC был вынужден опубликовать опровержение и публично принести извинения. Элиас не горел желанием повторить этот опыт. Уж точно не с Трампом, известным своей любовью к сутяжничеству. Элиас понимал, какими могли бы быть последствия, если бы какой-нибудь из меморандумов Стила, изобиловавших непроверенными утверждениями, стал достоянием гласности.

А сбросы документов в публичный доступ продолжались. DCLeaks разместила письма, украденные с аккаунта Gmail молодого сотрудника демократов Яна Меллула, перешедшего в кампанию Клинтон из Белого дома. Через несколько дней СМИ опубликовали взломанную аудиозапись, бывшую частью переписки Меллула. В ней Клинтон во время февральского сбора средств характеризовала сторонников Сандерса как «детей Великой рецессии (мирового экономического кризиса 2008 года), живущих на цокольных этажах родительских домов». Противники Клинтон уцепились за эту ремарку, обвиняя Хиллари в пренебрежительном отношении к молодым людям, поддерживавшим Сандерса, хотя ее кампания утверждала, что она чувствовала и выражала сострадание к разочарованной молодежи.

А Трамп вновь воспользовался российской хакерской атакой, выговаривая Клинтон за унижение избирателей Сандерса. В одном из твитов он восклицал: «За закрытыми дверями лицемерка Х. язвительно отзывается о сторонниках Сандерса. Она принадлежит Уолл-стрит и политикам, ХРК (Хиллари Родэм Клинтон) не с вами».

Сентябрь не был добр к Клинтон. В начале месяца она выступила с речью, обвиняя Трампа в том, что он собрал вокруг себя расистов, женоненавистников, гомофобов, ксенофобов и исламофобов; она сказала, что половина сторонников Трампа представляет собой «сборище изгоев», — и эта фраза имела для нее негативные политические последствия. А через несколько дней она практически потеряла сознание на службе в память жертв 11 сентября в Нью-Йорке. В те дни она боролась с пневмонией, но держала болезнь в секрете. Донна Бразиле, временно исполнявшая обязанности председателя DNC, позднее напишет, что она была так обеспокоена состоянием здоровья Клинтон, что начала подумывать о том, чтобы заменить ее в списках демократов. Кроме того, результаты опросов значительно поменялись в начале месяца, хотя Клинтон и сохраняла незначительное, но все-таки сносное преимущество.

Обе кампании планировали свое первое открытое столкновение — первый раунд дебатов из трех. Он должен был состояться в университете Хофстра на Лонг-Айленде. Не было никаких сомнений, что всплывет российский вопрос. Примерно через две трети времени ожесточенного спора ведущий NBC News Лестер Холт спросил Клинтон: что может быть сделано, чтобы предотвратить компьютерные атаки на Соединенные Штаты?

Клинтон жестко ударила по российскому вмешательству. «Сегодня уже нет никакого сомнения в том, что Россия использовала кибератаки против самых разных организаций в нашей стране. И я глубоко озабочена этим. Я знаю, что Дональд Трамп очень хвалит Владимира Путина, но Путин ведет здесь очень жесткую игру с дальним прицелом. Среди того, что он сделал, — он разрешил компьютерным хакерам взломать правительственные файлы, взломать персональные файлы, взломать Национальный демократический комитет. А недавно мы узнали, что это один из их излюбленных методов нанесения урона». Потом она вспомнила призыв Трампа взломать ее удаленные письма. «Я была так шокирована, когда Дональд публично предложил Путину взламывать американцев. Это совершенно неприемлемо». Трамп, что было неудивительно, не воспринял все это всерьез, включая идею, что Москва взломала DNC. «Она все время повторяет: „Россия, Россия, Россия“. А я: нет, может быть, это и была Россия. Я хочу сказать, это могла быть Россия, но точно так же это мог быть Китай, это могло быть много разного другого народа. Может, это вообще был какой-нибудь мужик, сидящий у себя на кровати, толстяк весом под 200 килограмм, разве не правда?»

А потом его странным образом унесло куда-то далеко в сторону: «Поэтому мы должны быть очень, очень суровыми к компьютерщикам и компьютерным войнам. Это огромная проблема. У меня сыну десять лет. У него компьютер. И он прекрасно с ним управляется».

28 сентября Джим Коми сидел за столом в кабинете офисного здания «Рэйбурн Хаус» и ждал, когда члены Конгресса зажарят его живьем. Поводом было очередное слушание в порядке надзора, проводившееся Комитетом по вопросам судопроизводства. Наиболее интересовавший демократов вопрос: что делается ФБР по расследованию связей между кампанией Трампа и Россией?

Джон Койерс, представитель от Мичигана, старший демократ в панели, спросил: «Расследует ли ФБР деятельность г-на Трампа или любого советника кампании Трампа, касающуюся любых способов связи между кампанией и российским правительством?» Коми ответил без промедления и колебаний: «Я не могу этого сказать, сэр… Мы не подтверждаем и не отрицаем ведения следственных действий». Другой демократ спросил, допрашивало ли ФБР Роджера Стоуна по поводу его связей с Джулианом Ассанжем или их взаимодействия на WikiLeaks. Коми ответил в том же духе: «Я не могу этого комментировать». А что по поводу Пола Манафорта и его работы в Украине? И снова без комментариев. Затем Коми спросили о недавнем заявлении Файнстайн — Шиффа, в котором говорилось, что «российские разведывательные службы прилагают серьезные и целенаправленные усилия, чтобы повлиять на американские выборы». Коми ответил: «Я не могу комментировать этого на данном форуме».

Демократическая часть комитета теряла терпение: федеральное правительство ни слова не говорило о российской атаке, мишенью которой стала их партия и их выдвиженцы; оставались без интерпретации и подозрения, широко бытовавшие в среде спецслужб, о некоторых любопытных ассоциациях между Трампом и Москвой.

Коми, отметили для себя демократы, в достаточно открытой манере обсуждал ход расследования по почтовому серверу Клинтон, что было значительным отступлением от принципов ФБР. Так почему бы не быть последовательно беспристрастным и не рассказать, стала ли кампания Трампа предметом расследования Бюро? Джерри Надлер, представитель от Нью-Йорка, задал неудобный вопрос: «Для секретаря Клинтон и Дональда Трампа у вас разные стандарты?»

«Нет, — ответил Коми. — Наш стандарт заключается в том, что мы не подтверждаем и не отрицаем ведение следствия. У этого правила есть лишь одно исключение: в случае, когда необходимо успокоить широкую общественность; когда очевидно, когда явно прослеживается по нашим действиям, что ведется расследование. Но наше основное правило — мы не комментируем свою деятельность, за исключением каких-либо исключительных случаев и обстоятельств».

Коми был в трудном положении. В случае с Клинтон действия Бюро стали известны публике, потому что генеральные инспекторы разведсообщества и Госдепа оба прибегали к помощи Министерства юстиции в попытке получить дополнительные сведения по поводу обращения бывшего госсекретаря с секретной информацией, и эти шаги были доведены до сведения Конгресса. А следствие по предвыборной кампании Трампа попадало в другую категорию — это была контрразведывательная операция и, уже по своей природе, секретная. Ведшиеся в то время действия распространялись на людей, подозреваемых в том, что они агенты российских спецслужб. Ни при каких обстоятельствах Коми не мог публично подтвердить ведение такого следствия, не насторожив тем самым подозреваемых, Это было бы саботажем работы его собственных агентов.

В самом начале октября Стил приехал из Лондона в Рим для встречи с агентом ФБР Майком Гаетой. Это было продолжением их предыдущей встречи в июне в Лондоне. Штаб-квартира считала повод очень серьезным, четверо старших сотрудников контрразведки прилетели из Вашингтона, чтобы принять участие во встрече. Гаета сказал Стилу, что Бюро готово покрыть его расходы на поездку.

Сначала ФБР прокачало Стила на предмет получения дополнительной информации по его докладам: кем были его источники и каким образом собирался материал. Стил был предельно осторожен: он не мог рассказать многого, не подвергнув опасности жизни своих «подисточников» — людей, разговаривавших с его коллектором.

Встречи ФБР с информаторами и источниками очень часто напоминают улицу с односторонним движением: агенты впитывают все, что говорят собеседники, но сами делятся лишь крохами того, что знают, если вообще чем-то делятся. Но Стил был бывшим офицером дружеской разведывательной службы, и у него был солидный, внушающий доверие послужной список. Поэтому федералы раскрыли ему важную разведывательную информацию. Стилу было сказано, что Бюро получило сведения о контактах между агентами Кремля и Джорджем Пападопулосом. Речь шла об информации, полученной Вашингтоном от австралийского правительства двумя месяцами ранее: Пападопулос заявил австралийскому дипломату, что у России есть «грязь» на Клинтон.

Бюро хотело определить, мог ли Стил что-нибудь к этому добавить. ФБР сделало Стилу предложение: если Стил согласится поработать на ФБР и предоставить информацию о связях между Москвой и кампанией Трампа, Бюро заключит с ним контракт на 55 тысяч долларов.

Впоследствии Стил будет утверждать, что деньги не являлись его целью. (Контракт так и не был заключен, и Стилу не возместили даже 200 фунтов, потраченных им на поездку в Рим.) «Я не просил у них денег, — говорил он коллегам. — Я занялся этим делом, потому что считал его своим долгом. У нас на глазах происходили события, влиявшие на национальную безопасность. Было, черт возьми, совершенно очевидно, что происходит». Он имел в виду развертывание русскими активных мер для проникновения в кампанию Трампа. Стил защищал себя и свою работу: «Мы поступали правильно. Вы думаете, если бы я втуливал им ложную информацию о русских, я бы все еще был в деле?»

В начале октября вновь активизировался Роджер Стоун — и опять подлил масла в огонь. В воскресенье 2 октября в 12:52 он написал твит: «В среду @Хиллари Клинтон конец #WikiLeaks». В тот же день он появился на шоу теоретика информационных войн и заговоров Алекса Джонса и заявил: «Меня заверили, что основная (информационная) жила появится в среду». Сброс будет «опустошительным», предсказывал Стоун. Он также сказал, что Ассанж напуган: «Глобалисты и клинтонцы пытаются придумать, как его убить». 3 октября в очередном твите было сказано: «Я совершенно уверен, что @WikiLeaks и мой герой Джулиан Ассанж вскоре просветят американский народ #Упеките ее в тюрьму».

Помощники Клинтон следили за твитами Стоуна, как сейсмолог наблюдает за вибрациями земли в ожидании крупного толчка. И эти твиты были признаками опасности красного уровня. Но пристальное внимание они привлекли к себе не только в штабе Клинтон.

Дональд Трамп — младший время от времени связывался частным образом с WikiLeaks, и теперь он хотел узнать побольше о колких предсказаниях Стоуна. Парой недель ранее, 20 сентября, с аккаунта Twitter WikiLeaks молодому Трампу прислали частное сообщение. Его спрашивали о новом блоге, посвященном выборам и названном PutinTramp.org. Блог создал комитет политического действия, основанный либеральным интернет-предпринимателем. «Я не знаю, кто это. Но я поспрашиваю среди своих», — ответил Трамп. И сообщил Бэннону, Кушнеру и Конвэй об этом обмене посланиями с WikiLeaks.

И вот 3 октября WikiLeaks снова связался с Трампом-младшим, обратившись с частной просьбой: «Привет, было бы прекрасно, если бы вы, ребята, смогли прокомментировать или протолкнуть эту историю», — предлагал WikiLeaks, прилагая статью, которая обвиняла (возможно, необоснованно) Клинтон в том, что она однажды сказала, будто хотела бы «послать к Ассанжу дрон-убийцу». Трамп ответил: «Я уже сделал это (комментарий) сегодня утром. Просто удивительно, что ей и это сойдет с рук».

Через пару минут Трамп снова писал в WikiLeaks — ему нужна была инсайдерская информация. Имея в виду твит Стоуна, он спрашивал: «Что скрывается за этим сбросом в среду, о котором я все время читаю?» На этот раз WikiLeaks не ответил.

В те недели, что прошли с момента, когда Обама предупредил Путина: «Прекратите это», — официальные лица Белого дома продолжали разбираться, что же делать по поводу российских акций. Потерпев поражение с Макконнеллом, Обама и его старшие советники решили, что администрация сама должна обратиться к американцам с заявлением и назвать Москву виновником атак. Некоторые члены кабинета были против, ссылаясь на то, что могут быть скомпрометированы источники разведсведений и методы спецслужб; опасались также и того, что атрибуция могла сама по себе подорвать выборы.

Но разведывательные данные приходили все более и более тревожные. Один доклад, основанный на данных перехвата, помеченный как «Совершенно секретно / Деликатная информация», с особым режимом хранения, извещал о том, что после сброса WikiLeaks почты DNC в июле официальные лица в Кремле поздравляли друг друга с отлично проделанной работой. Один из читавших этот доклад сотрудников говорил: «Мы все смотрели на это и думали: „Черт!“ Русские повторяли друг другу: „Прекрасная работа!“ Было совершенно очевидно: они праздновали свой успех». Один российский чиновник сказал, что операция была проведена «под руководством наших лидеров».

«В конце концов мы решили, что обязаны рассказать публике о том, что мы узнали. Что, если мы так не сделаем, это будет непростительно», — вспоминал Джей Джонсон, министр внутренней безопасности. Клэппер тоже активно выступал за то, чтобы оповестить публику: «Если бы выборы были сорваны по той или иной причине и лишь после этого общественность узнала бы, что нам было известно, что творят русские, и мы молчали об этом, нам бы мало не показалось…»

Спецслужбам была дана инструкция подготовить заявление. Это главным образом означало использовать формулировки, которые не раскрыли бы секретных источников и методов. Разведчики работали над документом больше месяца — официальные лица в Белом доме сочли этот срок чрезмерным, — и наконец проект был представлен: он был согласован различными агентствами и службами — и утверждал, что Россия виновна.

В начале октября руководители встречались дважды, чтобы обсудить заявление и оценить статус российской операции. Клэпперу и Бреннану казалось, что российские кибератаки, направленные на выборы, сократились с той поры, как Обама встретился с Путиным. Некоторая активность оставалась, но было трудно понять, насколько она значима. Не было никакой разведывательной информации, которая указывала бы на сколь-нибудь значительные попытки копания или прощупывания в избирательной системе. «Мы подумали, что сможем преодолеть проводимую русскими кампанию влияния (против демократов) и что это не было слишком важно, — вспоминал один из участников этих встреч. — Мы по-прежнему очень волновались из-за того, что русские могли бы подтасовать выборы». Белый дом и разведсообщество забыли о другом крупном элементе путинской операции — широкой кампании в социальных сетях, направленной на американский электорат.

Спецслужбы составили заявление, которое приписывало хакерскую атаку и последовавший за ней сброс информации российскому правительству. В заявлении указывалось, что враждебная активность в государственной избирательной системе была связана с российскими серверами. Заявление не уточняло, была ли российская операция нацелена на избрание Трампа президентом. Разведывательные данные по этому вопросу еще не были окончательными.

Все агентства, имевшие отношение к делу, включая ФБР, ЦРУ, АНБ и Министерство внутренней безопасности, подписали заключительные выводы. Но в ходе двух последних встреч главы ведомств еще не раз тщательно проверили формулировки, обсуждая даже расстановку знаков препинания. Их целью была выработка профессионального и даже чуть банального документа. Только факты, ничего драматического, ничего излишнего. «Мы были сверхосторожны, — вспоминал один из участников. — Если бы мы сыграли эту партию неверно, мы сыграли бы ее на руку русским».

Особенное внимание на этих встречах привлекла одна фраза — та, в которой утверждалось, что Путин лично дал разрешение на операцию.

Практически последний вариант гласил, что Путин сам дал добро на проведение враждебной информационной кампании. Но среди глав ведомств бытовали опасения, что открытое указание на Путина будет сверхпровокационным шагом, который поставит под удар некоторые источники разведывательного сообщества. После продолжительных дискуссий имя Путина было изъято из обращения. Начальники спецслужб несколько ослабили формулировки и указали на высшее руководство Кремля.

Наконец был выработан окончательный проект, и на документе стояли логотипы всех разведывательных агентств, что свидетельствовало о единодушии всего разведывательного сообщества — ФБР, АНБ и ЦРУ — в восприятии и трактовке разведданных. И вдруг на последней встрече глав ведомств Коми выступил с возражением. Он не хотел, чтобы ФБР подписывало заявление.

«У всех отпали челюсти», — сказал один из присутствовавших. Это было особенно ошеломляюще, потому что летом Коми написал обвинительную статью против русских — правда, Белый дом статью зарубил. И вот теперь, с приближением выборов, у Коми появились сомнения.

На Коми посыпались вопросы: вы не согласны с заключением?

Он ответил отрицательно. Коми пришлось объяснить остальным, что его беспокоило следующее: если бы ФБР подписало документ, это могло выглядеть, как будто Бюро как раз перед выборами нажимает пальцем на чашу весов. Давней традицией ФБР являлось невмешательство в преддверии выборов в публичные акции, которые могли бы повлиять на ход президентской гонки.

Он не хотел испортить репутацию Бюро, подписавшись под документом, который мог бы считаться политическим. Коми не раскрыл коллегам свой секрет — что Бюро уже начало свое контрразведывательное расследование кремлевских контактов с кампанией Трампа.

Отсутствие на документе визы ФБР — организации, несшей основную долю ответственности за контрразведывательную деятельность на территории Соединенных Штатов, — выглядело бы более чем странным и породило бы множество вопросов. Многие участники встречи опасались, что этот шаг Коми мог подорвать весь смысл публикации подобного заявления.

Руководители разведки стали обсуждать другие варианты. В какой-то момент Клэппер передал Джонсону записку, в которой говорилось: «Почему бы нам просто не выпустить совместное заявление?» И тогда Джонсон предложил, чтобы Министерство внутренней безопасности и Офис директора национальной разведки, представлявший все разведывательное сообщество, выпустили заявление от имени своих организаций. Это всех устроило. Никто бы не узнал, что Коми не желал, чтобы ФБР в этом участвовало.

Обама и его советники решили, что лучше всего было бы опубликовать заявление безо всякой помпы и без комментариев президента. Обама не стал использовать свою высокую трибуну, чтобы привлечь внимание к заявлению, выпущенному разведывательным сообществом. Белый дом хотел оттеснить политиков от этой истории как можно дальше. «Мы сами на себя надели наручники, — сказал позже один из советников Обамы. — Мы никому бы не позволили предположить, что президент перешагнул все границы и использует документ в политических целях».

В последнюю минуту произошла небольшая заминка. На встрече руководителей Керри предложил придержать заявление до окончания предстоявшей ему встречи с Сергеем Лавровым в Лозанне, где он вновь должен был попытаться разрулить сирийский конфликт. Но Обама и другие хотели, чтобы заявление появилось в массмедиа немедленно. Публикация была назначена на пятницу, 7 октября.

Глава 18  Только первые лица России могли разрешить подобные действия

7 октября началось с урагана, с самого настоящего урагана. Шторм категории 4, именуемый «Мэтью», разнес все и вся в Карибском море и теперь направлялся к берегам Флориды. Министр по внутренней безопасности Джей Джонсон находился в Белом доме, он вводил Обаму в курс мероприятий по подготовке к стихийному бедствию. Раздался телефонный звонок: кампания Клинтон просила провести брифинг для их кандидата. Конечно, подумал Джонсон; однако, справедливости ради, нужно предложить провести брифинг и для Трампа.

Вскоре после полудня он позвонил Клинтон из штаб-квартиры Федерального агентства по управлению страной в чрезвычайных ситуациях (FEMA). Клинтон задала несколько уместных вопросов, в том числе о каких-то заумных положениях Закона о помощи при стихийных бедствиях, который прошел, когда она заседала в Сенате.

После этого Джонсон позвонил Трампу, они поговорили. Позднее Джонсон назовет этот разговор «сюром».

Сидя у микрофона в своем офисе в Трамп-тауэре, кандидат был весьма общителен. «Привет, Джей, как вы там? — начал Трамп. — Вы делаете большое дело. Все говорят, что вы делаете важное дело». Джонсон рассказал кандидату в президенты о подготовке к наступлению урагана.

А потом Трамп спросил: «А что ты будешь делать после работы?» Джонсон ответил, что вернется в свою юридическую фирму в Нью-Йорке. «Когда все это закончится, почему бы тебе не приехать в Трамп-тауэр, мы бы пообедали вместе».

Джексон был озадачен. Трамп участвовал в президентской гонке. Если он победит, он будет сидеть не в Трамп-тауэре, а в Белом доме. «Есть несколько сценариев, — мягко заметил Джонсон, — по которым мы сможем пообедать в Вашингтоне, а не в Нью-Йорке».

«О, да», — согласился Трамп, как если бы он даже не рассматривал такую возможность. Помощники Джонсона, слушавшие разговор, не верили своим ушам. Казалось, что Трамп даже и не думал о том, что вообще-то может победить.

После того как Джонсон положил трубку, он вернулся мыслями к совместному заявлению, обвиняющему Россию во взломе сетей, которое они с Клэппером согласовали и которое должно было выйти в этот день. Офис директора национальной разведки заканчивал рассекречивание данных документа. Его должны были опубликовать через несколько часов, во второй половине этого же дня. Джонсон только что поговорил с обоими кандидатами в президенты. Он думал о странной таинственности этого момента. «Они не имеют представления, что за артобстел мы обрушим на них обоих», — думал он. Никогда еще в современной истории правительство США не обвиняло иностранную нацию во вмешательстве в американские политические процессы. Джонсон был убежден, что документ запустит мощную волну в медиа.

Он ошибался.

В то утро команда Клинтон по проведению дебатов устроилась в нью-йоркской гостинице «Дорал Эрроувуд» в Рай Бруке. Они намеревались провести с кандидатом подготовительную сессию, вроде репетиции, ведь через два дня Клинтон встретится лицом к лицу с Трампом во втором круге дебатов. Группа состояла из Дженнифер Палмьери, Джейка Салливана, Джона Подесты, Джоэла Бененсона, главного стратега кампании, многолетних советников демократов Рона Клэйна, Джима Марголиса, Манди Грануолд и других (Билла Клинтона не было). Трампа изображал Филипп Райнс, бывший давним воинственным и колким пресс-секретарем Клинтон в Государственном департаменте. Примерно к полудню приехала Клинтон, и началась работа.

Около 15 часов появились новости: Офис директора национальной разведки и Министерство внутренней безопасности выпустили заявление о том, что разведывательное сообщество было «уверено: российское правительство руководило недавними взломами почты частных лиц и организаций в США, включая политические организации». В заявлении отмечалось, что сброс украденных материалов через DCLeaks, WikiLeaks и Guccifer 2.0 «соответствовал методам и мотивации любой деятельности, руководимой Россией. Эта кража и разглашение были задуманы для вмешательства в выборный процесс в США». В заявлении утверждалось, что «только первые лица России могли разрешить подобные действия». Кроме того, говорилось, что «недавно в некоторых штатах наблюдались попытки сканирования и прощупывания компьютерных сетей, связанных с выборами, которые исходили главным образом с серверов, работавших под российской компанией. Однако у нас нет оснований вменить эту деятельность российскому правительству». Но из текста заявления становилось ясно, что разведсообщество подозревало: Москва превратила американскую избирательную инфраструктуру в мишень для своих кибератак.

Лагерь Клинтон был в восторге: хотя Белый дом и не предупредил их, заявление оказалось как раз тем, чего они так долго ждали. Наконец-то администрация Обамы подтвердила то, о чем кампания говорила вот уже несколько месяцев. «Казалось, что теперь можно будет поменять тон кампании», — сказал Бененсон. Наконец-то эта история попадет на передовицы газет и в прайм-тайм на телевидении, верили сотрудники Клинтон. Сама же Хиллари была настроена более скептически. Хотя она тоже радовалась выходу заявления, но сомневалась, что репортеры, освещающие ход кампании, уделят ему достаточно внимания.

В Бруклине советники Клинтон, не участвовавшие в подготовке дебатов, собрались в офисе Мука и позвонили работавшим на дебатах. Они договорились, что разработают заявление, в котором призовут Трампа признать российское вмешательство в выборы. После того как Трамп это сделает, штаб Клинтон намеревался обратиться к журналистам и обсудить дальнейшее развитие событий: помощники Клинтон полагали, что теперь у них появились веские основания требовать, чтобы СМИ больше не обращали внимания на дальнейшие сбросы электронной почты, а сконцентрировались на том, что клинтонцы считали настоящей злобой дня, — на российской войне против американских выборов 2016 года.

Напротив штаба Клинтон, на другом берегу Ист-Ривер, в Трамп-тауэре республиканский кандидат сидел в конференц-зале на двадцать шестом этаже со своими помощниками и тоже готовился к дебатам. Когда до них дошла новость о заявлении по России, они не обратили на него никакого внимания. «Это было совершенно неважно», — сказал Дэвид Босси, заместитель руководителя кампании. Тактика кампании заключалась в полном игнорировании российского сюжета: не нужно было подпитывать его своим вниманием, нужно было перекрыть ему кислород, всячески отмахиваться от него на публике. Кроме того, Трампу и его команде было о чем побеспокоиться, и куда более важном, чем эта история.

В самый разгар подготовительной сессии у Босси зазвонил телефон. На линии была пресс-секретарь кампании Хоуп Хикс. С просьбой прокомментировать готовящуюся публикацию ей позвонил Дэвид Фарентолд из Washington Post.

Фарентолду кто-то прислал видео, на котором Трамп неприлично отзывался о женщинах. Пленка была снята в 2005 году, когда Трамп был гостем на информационно-развлекательном шоу Access Hollywood. Трамп вместе с ведущим Билли Бушем ехали на автобусе Access Hollywood. Думая, что микрофоны выключены, Трамп разглагольствовал о том, что любил приударить за замужними женщинами и поприставать к женщинам вообще. «Ты знаешь, меня автоматически притягивает все красивое — я просто начинаю целовать их. Это как магнит. Просто целовать. Я даже не жду. А когда ты звезда, они тебе позволяют это. Ты можешь делать все что угодно… даже схватить их за лобок. Ты можешь сделать все».

Фарентолд прислал Хикс транскрипт слов Трампа. Сперва Босси решил, что все ясно как божий день: это очередной удар клинтоновских «спецов по компромату», нанесенный в последнюю минуту перед воскресными дебатами с целью повлиять на их ход. Босси и начальник избирательного штаба Стив Бэннон вышли из конференц-зала, чтобы обсудить варианты реакции. Вскоре к ним присоединились Кушнер, Хикс и Джейсон Миллер, директор кампании по коммуникациям. Сотрудникам в зале через дверь было видно, что обсуждается что-то важное. Хикс и компания вернулись в конференц-зал и присоединились к Трампу, Кристи (изображавшему Клинтон) и Райнсу Прибусу, председателю НК Республиканской партии. Хикс показала Трампу транскрипт. «Не похоже на меня», — отмахнулся тот. Тогда Хикс получила от Фарентолда видео (Post решила поделиться материалом с кампанией), и они все вместе посмотрели его на айпаде Босси. Кандидат по-прежнему был невозмутим. Он не задумывался о сути. «Что мы с этим будем делать?» — спросил он своих помощников.

К этому времени в зале уже была Иванка Трамп. Она вся покраснела, глаза наполнились слезами. Она убеждала отца искренне извиниться. То же советовал Кристи. Трамп извиняться не желал. Вместо этого он с помощью Бэннона, Босси и Миллера набросал проект заявления для Post. Оно было коротким и значительно отличалось от того, о чем умоляла Иванка. Конечно же, он первым делом обвинил Клинтон: «Это был обычный стеб в раздевалке, болтовня с глазу на глаз, случившаяся много лет назад. А Клинтон на поле для гольфа говорила обо мне гораздо хуже, даже сравнивать нельзя. Я приношу извинения, если кого-то оскорбил». Хикс отправила это в Post.

Получив от Трампа этот текст, Фарентолд и Washington Post довели свою статейку до ума. В 16:02 Фарентолд объявил в Twitter: «Ждите новостей о настоящем Дональде Трампе». Через минуту появилась сама история.

В Белом доме сотрудники готовились к тому, что должно было, по их мнению, стать днем великих новостей под знаком заявления по России. Сначала так и было. Выход заявления увенчал месяцы бесконечных споров и размышлений о том, что было известно администрации о российском вмешательстве в выборы: и то, что эти действия были названы результатом решений, принятых в самых верхах российского правительства, явилось сюрпризом. Нэд Прайс, пресс-секретарь СНБ, вспоминал: «Мой телефон звонил непрерывно». Его затопила волна сообщений и электронных писем от журналистов, задававших всевозможные вопросы о заявлении. И вдруг телефон замолчал. Сначала Прайс даже не понял почему. Но потом всё осознал.

Прайса просветил Тодд Бриссил, старший спикер Департамента внутренней безопасности. Бриссил только что поговорил по телефону с одним из ведущих корреспондентов новостных сетей, готовившим на этот вечер статью о совместном заявлении аппарата директора национальной разведки и Министерства внутренней безопасности. Корреспондент все повторял: это здорово, это беспрецедентно; Соединенные Штаты обвиняют Россию в подрыве нашей демократии. А потом Бриссил услышал, как его собеседник рявкнул кому-то из коллег: «О, черт! Включи звук!» Кабельный новостной канал крутил пленку Access Hollywood, вновь и вновь показывая, как Трамп говорит о женщинах вопиющие вещи. «Черт возьми, вы не поверите! Вот это моя история! Мне надо бежать!» — прокричал корреспондент в трубку и отключился.

В «Дорал Эрроувуд» Клинтон и ее помощники отдыхали от своих «репетиций», когда видео Access Hollywood появилось на экранах. Сначала все молчали. Клинтон смотрела на экран, не веря сама себе. После короткой консультации с помощниками по поводу того, должна ли она как-нибудь прокомментировать увиденное и услышанное, Хиллари разместила в сети короткий твит: «Ужасно. Нельзя позволить этому человеку стать нашим президентом».

Та же мысль преследовала в тот момент многих республиканцев. В Трамп-тауэре кандидат и его советники наблюдали, как рушится их поддержка среди республиканского истеблишмента. Джеб Буш разместил твит: «Как дедушка двух драгоценных девочек, я считаю, что никакие извинения не могут искупить отвратительных слов Дональда Трампа, унижающего женщин». Митт Ромни заявил: «Ставить под удар замужних женщин? Простить приставания? Столь гнусные заявления унижают наших жен и дочерей и портят лицо Америки в глазах всего мира». Райн Прибус разместил в сети комментарий: «Ни одна женщина не должна быть когда-либо описана такими словами, ни об одной нельзя говорить в подобной манере. Никогда». Пол Райан отозвал свое приглашение Трампу на какое-то мероприятие кампании, сказав, что его «тошнит» от высказываний Трампа. Сенатор Джон Маккейн объявил, что «обнародование его унизительных комментариев о женщинах и его похвальба своими сексуальными домогательствами делает невозможной даже условную поддержку его кандидатуры». Представитель Юты Джейсон Шаффетс назвал слова Трампа «самыми ужасными и оскорбительными, какие только можно вообразить», и тоже отказал Трампу в своей поддержке.

Этот удар казался смертельным для предвыборной кампании Трампа.

Каким бы разрушительным ни было видео о Трампе, многие в кампании Клинтон по-прежнему хотели сосредоточиться на русской проблеме. Не обращая внимания на круглосуточный показ видео, Брайан Фэллон, пресс-секретарь, и Гленн Каплин, специалист по оппозиции, составили заявление: «Теперь мир безо всяких сомнений знает, что взлом Национального комитета демократов был проведен российским правительством в неприкрытой попытке нарушить неприкосновенность наших выборов, — писали они. — Единственный вопрос, требующий ответа, — почему Дональд Трамп продолжает выгораживать русских».

Сотрудники Клинтон схватились за телефоны, звоня работавшим на кампанию репортерам, пытаясь побудить их уделить больше внимания русской истории. Но удача их покинула, а сюрпризы этого дня еще не были исчерпаны.

В 16:32 появился твит WikiLeaks: «ПУБЛИКАЦИЯ: почта Подесты». Ресурс сбросил около двух тысяч писем Подесты с его личного Gmail-аккаунта — предупредив, что в его распоряжении находится еще около пятидесяти тысяч писем. Это и был октябрьский сюрприз, которого с таким страхом ждали люди Клинтон. Палмьери выдернула Подесту с подготовки дебатов, чтобы сказать, что его почту может прочесть любой, кому это интересно. Подеста и многие помощники Клинтон были убеждены: время сброса было рассчитано стратегически, чтобы уничтожить их и отвлечь внимание как от заявления по России, так и от видео «хватай-их-за-лобок». Они подозревали даже (принимая во внимание опубликованные Стоуном твиты), что сброс был согласован с кампанией Трампа. Подеста позже говорил: «Выбор времени не был случайным, им нужно было, чтобы у Fox News были темы для разговора».

Этот день стал для некоторых соратников Клинтон слишком насыщенным. Резкие перемены ситуации ошеломляли. Палмьери с трудом переносила случившееся. В какой-то момент ей понадобилось уединиться хотя бы на минуту. Она оставила своих коллег и прошлась по парку, слушая Брюса Спрингстина — «Принимай все так, как оно есть».

Perkins Coie, юридическая фирма кампании, начала скачивать материал Подесты и проверять, чтобы документы не были заражены вирусами или иными кибербомбами. В штаб-квартире в Бруклине работа со взломанной почтой давно уже превратилась в рутину. У кампании даже был оборудован оперативный центр для проверки взломанных документов. Накануне DCLeaks выложила письма Каприши Маршалл, давней наперсницы Клинтон, и вот теперь около дюжины специалистов перешли от почты Маршалл к письмам Подесты.

Хотя официальные лица кампании довольно давно опасались, что переписка Подесты может быть предана огласке, кампания не стала предварительно контролировать ее содержание. Подеста не хотел, чтобы исследователи просеивали всю его почту. Он знал, что в этой части почты содержалась деликатная информация: письма могли затронуть чьи-либо чувства и спровоцировать неловкие ситуации в и без того раздираемом конфликтами мирке Клинтон. Но теперь у Подесты уже не было выбора. Кампания должна была знать, что содержали эти послания, особенно потому, что WikiLeaks сбросила лишь малую часть из уведенных пятидесяти тысяч. Вероятно, остальные последуют позже. И Подеста предоставил доступ к своему почтовому ящику.

Вскоре исследователи в оперативном центре начали вычесывать весь кэш Подесты, начав с тех писем, что сбросил WikiLeaks. В поиске документов, которые могли бы вызвать проблемы, исследователи воспользовались сортировкой по ключевым словам. Перечень слов был очевиден: почтовый сервер, фонд Клинтон, Бенгази, «Голдман Сакс», Обама, Сандерс.

Мук, Каплин, Фэллон и другие работники кампании также прилагали усилия, чтобы держать ущерб под контролем. Они связались по телефону с репортерами и попросили их не публиковать информацию о сбросе почты на WikiLeaks. Предлагавшийся мотив был следующим: это срежиссированный Россией октябрьский сюрприз, кампания Клинтон атакована Путиным. Муку представлялось, что это похоже на дело рук криминальной российской Super PAC, работавшей на благо Трампа и укравшей информацию у Подесты. Вот теперь она выкладывает ее в сеть, чтобы спасти кандидата, оказавшегося перед лицом краха. Кампания просила журналистов хорошенько подумать, прежде чем печатать информацию об этом сбросе.

Однако все было тщетно. Люди Клинтон не могли поставить под сомнение подлинность писем или указать на какое-нибудь поддельное. И вскоре стало очевидно, что в переписке было множество интересных подробностей, — только копай!

Некоторые совсем не казались забавными, вроде цепочки писем от 15 июня по поводу запроса журналиста CNN Тэппера на интервью с Клинтон. «Почему Джейк Тэппер такой мудак?» — вопрошал Подеста. Тэппер опубликовал свой собственный комментарий вместе со словами Подесты: «Этот вопрос ставил в тупик миллионы людей в течение сотен лет».

За несколько часов были обнаружены куда более серьезные вещи. Документ от 25 января 2016 года в адрес Подесты и других чиновников кампании содержал выдержки из платных речей Клинтон перед различными аудиториями, включая Goldman Sachs и другие финансовые учреждения.

В ходе избирательной кампании Клинтон отказывалась публиковать тексты этих выступлений. Они были напоминанием о том, что в преддверии президентской кампании Хиллари занималась неблаговидным делом — поборами с банков на Уолл-стрит и других групп, представлявших интерес. Эта тема была лакомым кусочком для Сандерса и его сторонников. Многим она напомнила о прекрасно задокументированной тяге Клинтон к секретности. Принадлежавшие к кампании знали, о чем говорила Клинтон в своих выступлениях. Они обсуждали эти тексты в начале сезона праймериз и просили Клинтон обнародовать их, ссылаясь на то, что в текстах не было ничего слишком неудобного или щекотливого, из-за чего стоило бы ставить себя под удар критики, не опубликовав их. Но Клинтон не пошла им навстречу. «Меня просят разглашать больше информации, чем это делают другие кандидаты», — жаловалась она помощникам. А когда Трамп стал кандидатом от республиканцев, у нее появился другой аргумент: почему я должна публиковать свои речи, если он не оглашает своих налоговых деклараций?

И вот теперь упрямство вышло ей боком. Первые же значительные высказывания о почте Подесты сфокусировались на том, как кампания Клинтон оценивала тексты ее выступлений и пассажей, которые могли быть использованы ее оппонентами. В речи 2013 года перед представителями одного бразильского банка Клинтон сказала, что «ее мечта — общий рынок со свободной торговлей и открытыми границами на всем восточном полушарии». Подразумевала ли Клинтон упразднение контроля на границах? (Клинтон настаивала, что имела в виду лишь трансграничные поставки электроэнергии.) В том же году, выступая в Goldman Sachs, Клинтон предложила воспользоваться услугами членов сообщества Уолл-стрит для лучшего регулирования финансовой индустрии. «Люди, знающие индустрию лучше других, — это люди, которые работают в этой индустрии». В речи 2014 года перед Goldman Sachs и Black Rock, еще одной крупной фирмой с Уолл-стрит, она, говоря о себе, сказала, что очень далеко ушла от среднего класса, в котором росла и воспитывалась.

Может быть, наибольшее беспокойство вызывал у кампании отрывок из речи 2013 года перед представителями жилищного строительства, в которой она рассматривала необходимость для политика уравновешивать «общественные и частные усилия» при принятии законов и проведении намеченного курса. «Политика — как сосиска в процессе производства… она дурно пахнет. Поэтому вам нужна и общественная, и частная позиция», — говорила она. Первые новостные отчеты сосредоточились на этой ремарке как свидетельстве политического лицемерия Клинтон. На почту ястребом набросился Национальный комитет демократов. «Не трудно догадаться, почему она так яростно сопротивлялась оглашению текстов своих речей перед банками Уолл-стрит, платившими ей по нескольку миллионов долларов за секрет, — говорилось в заявлении председателя RNC Прибуса. — Правда, вскрывшаяся в этой истории, заключается в том, что личина, используемая Хиллари Клинтон для избирательной кампании, — полный и абсолютный обман».

Клинтонцам стало ясно, что, как бы они ни старались, им не удастся выдать российскую атаку за главную тему дня. Мук говорил: «В прессе не было сюжетов, где бы говорилось: „Черт! Этот случай с русскими просто невероятен!“» Клинтон чрезвычайно огорчилась, но ей было не привыкать, она сказала своим советникам, что всю ее политическую жизнь на нее сыпались атака за атакой, и предупредила их, что расслабляться нельзя.

У Трампа и его сотрудников проблема была посерьезней. Их засыпали ложными звонками с призывами сойти с дистанции. Кампании стало понятно, что первого заявления в Post — где он говорил о «болтовне в раздевалке» — явно недостаточно. И они поспешили тем же вечером выпустить видеозаявление, в котором Трамп, угрюмо глядя в камеру и говоря с явным напряжением, попытался еще раз извиниться: «Я говорил, что совершал поступки, о которых сожалею. И слова, звучащие на появившемся сегодня видео более чем десятилетней давности, — один из таких поступков, — говорил Трамп. — Все, кто знаком со мной, знают, что эти слова не отражают меня настоящего. Я их произнес, я был неправ, и я прошу прощения». Но через несколько мгновений не удержался и сделал крутой разворот: «Я сделал несколько неприличных замечаний… Но существует большая разница между (этими) словами и поступками других людей. Есть женщины, над которыми Билл Клинтон надругался, а Хиллари преследовала, атаковала, позорила и запугивала его жертв. Мы еще обсудим это в предстоящие дни. Увидимся на дебатах в воскресенье».

Одним из главных правил Трампа за десятилетия его публичной жизни был очень простой принцип: никогда не извиняться. И это видео было столь скупым и сдержанным извинением, какое он только мог себе позволить. Сразу же репортеры и даже кое-кто из сторонников Трампа окрестили эту пленку «выступлением заложника».

К концу дня ураган «Мэтью» обогнул Флориду, затопив прибрежные зоны. На следующий день, успокоившись до сильного шторма, он добрался до берегов Северной Каролины. А обе избирательных кампании стояли перед лицом собственных кризисов. Каждую потрепало октябрьскими сюрпризами. Один из них был подготовлен в Москве. Президентская гонка в США, по существу, была сплошным хаосом.

7 октября был шестьдесят четвертый день рождения Владимира Путина.

Глава 19 Нас поимели 

Когда на следующее утро, 8 октября, Джей Джонсон доставал из почтового ящика New York Times, он ожидал увидеть вверху на первой полосе, под главным заголовком, статью о заявлении по России. Но вместо этого его ожидал большой материал о видео с Access Hollywood. Статья с обвинениями США в адрес России тоже была напечатана на первой странице, но в самом низу, ее загнали в «подвал». Она не получила должного освещения и на кабельных новостных каналах. «Пресса переместилась на другой край пастбища, — писал Джонсон. — Потому что ее интересовали жадность, секс и домогательства».

В частных апартаментах Трампа в здании, носившем его имя, заявление по России и вовсе никого не интересовало. Кандидат и его старшие помощники пытались сообразить, как им выжить в предлагаемых обстоятельствах. Собрался весь ближний круг: Бэннон, Конвэй, Босси, Хикс, Кристи и Руди Джулиани. Позже поездом из Вашингтона приехал Прибус. Трамп спросил его: «Что там слышно?» Прибус ответил: «При всем уважении, сэр… у вас есть два варианта. Первый: вы проигрываете с самым огромным отрывом за всю историю выборов в Америке… Или: вы сходите с дистанции». В комнате воцарилась тишина. Трамп нарушил ее первым: «Я справлюсь, это вообще не проблема. Но гораздо более важно, Райнс, что меня ждет победа». Когда Трамп прошелся по комнате и предложил своим помощникам оценить его шансы, Бэннон подбодрил его: «Без всяких вопросов, стопроцентная победа».

Бэннон составил Трампу план и на следующий день начал его реализовывать. За полтора часа до начала второго раунда дебатов, который проходил в университете Вашингтона в Сент-Луисе, репортерский пул, работавший на Трампа, пригласили в конференц-зал. Попавший в осаду республиканский кандидат восседал за столом, по обе стороны от него сидело по две женщины. Один из репортеров спросил: «Мистер Трамп, позволяет ли вам ваше звездное могущество прикасаться к женщинам без их согласия?» Со скучным выражением лица Трамп проигнорировал вопрос. Он представил четырех женщин: Кэтлин Уилли, Хуанита Бродрик, Паула Джонс — каждая из них несколько лет назад обвиняла Билла Клинтона в противоправном сексуальном поведении или домогательствах — и Кэти Шелтон, жертва изнасилования, обидчика которой защищала Хиллари Клинтон, когда сорок один год назад в Арканзасе суд назначил ее адвокатом защиты.

Задача состояла в том, чтобы радикально сменить сюжет и поставить Клинтон в тупик, как позднее говорил Босси: «Заставить людей говорить о Билле Клинтоне, а не о Дональде Трампе». Бэннон в течение нескольких месяцев обсуждал со Стоуном, когда и каким образом можно было бы использовать истории этих женщин. Они рассматривали вариант их участия в манифестации в поддержку Трампа. И отказались от этой идеи. Но вот теперь, в, казалось бы, безнадежный момент Бэннон пригласил их, чтобы отплатить Клинтон ее же монетой.

Каждая из приглашенных выступила с коротким заявлением, и через три минуты встреча уже была завершена. Эта уловка вполне могла быть жестом отчаяния, но впоследствии лагерь Клинтон признавал, что до какой-то степени прием сработал. «Все были смущены услышанным и агрессивной манерой Трампа, в какой он вытащил эти старые споры на свет, — вспоминал Фэллон. — Это был странный ход, не имевший прецедентов, но благодаря ему удалось замутить воду, подняв грязь с самого дна». Бэннон торжествовал. Когда уже позже он анализировал ход предвыборной кампании, то расценил эту встречу как переломный момент.

Никого не удивив, дебаты начались с вопроса о пленке Access Hollywood. Трамп отрицал, что он кичится тем, что сексуально приставал к женщинам. Клинтон придерживалась лозунга, что «видео изображает его точно таким, каков он на самом деле».

Примерно в середине дебатов Клинтон задали вопрос о письме Подесты, где говорилось о наличии у нее по каждому вопросу личной и публичной позиций. Сотрудники Клинтон сжались. Вопрос был разумным и оправданным, однако он был задан в сложный, переломный момент. Комментарий Клинтон лишь недавно увидел свет благодаря усилиям российской разведки. Кремлевская кампания влияния, основанная на взломе компьютерных сетей и сбросе уведенного материала, только что получила свой главный выигрыш: именно она определила ход дискуссии на американских президентских дебатах.

А именно это, настаивала Клинтон, и являлось проблемой, единственно достойной обсуждения. «Никогда еще в истории нашей страны не возникало ситуации, в которой соперничающая с нами иностранная держава действовала бы так активно, чтобы оказать влияние на исход наших выборов, — сказала Клинтон. — И поверьте мне, они делают это не для того, чтобы избралась я. Они делают это, чтобы добиться избрания Трампа». И она начала давить на Трампа, чтобы тот объяснил, почему он все время превозносит Путина.

«Когда бы ни случилось что-нибудь плохое, им они с готовностью говорят: это русские… Она не знает, русские ли совершили взлом. Может, и вообще не было никакого взлома. Но они все время обвиняют Россию. А причина, по которой они хулят Россию, в том, что они воображают, будто могут этим самым испачкать и меня, — ответил Трамп. — Я не веду там дел. У меня там нет бизнеса». Правда, он забыл упомянуть о двух своих недавних попытках заключить в России сделки на строительство Трамп-тауэра в Москве — одна из них имела место, когда он уже включился в президентскую гонку.

Смотря дебаты у себя дома, Джей Джонсон лишь качал головой. Похоже, вышедшее двумя днями раньше совместное заявление Министерства внутренней безопасности и Офиса директора национальной разведки не привело к разрешению ситуации.

После дебатов в Сент-Луисе советники Трампа считали, что преддебатный сюрприз и выступление Трампа на сцене вкупе привели к крупной победе. А теперь с письмами Подесты у кампании появился практически неисчерпаемый запас свежих боеприпасов и вооружения, чтобы накинуться на Клинтон. На следующий день во время ралли в Пенсильвании Трамп читал выдержки из речей Хиллари и кричал: «Я люблю WikiLeaks!» Толпа отвечала кричалками: «Заприте ее в тюрьме!» Еще два дня спустя WikiLeaks прислала младшему Трампу частное сообщение через Twitter: «Привет, Дональд! Приятно видеть вас с отцом говорящими о наших публикациях». К письму прилагалась ссылка на письма Подесты; WikiLeaksпросила поделиться ей с народом. Через несколько дней Дональд сделал это.

Помощники Клинтон также были удовлетворены результатом дебатов, но несколько меньше. Они осознавали, что этот раунд не был легким успехом. Невзирая на все предсказания о том, что кандидатура Трампа вот-вот отпадет, он все еще неплохо участвовал в гонке — как то, к своему вящему огорчению, обнаружил Джоэл Бененсон, отвечавший в кампании Клинтон за опросы мнений избирателей. Через пять дней после того как появилось видео Access Hollywood — плюс к этому моменту несколько женщин обвиняли Трампа в недостойном сексуальном поведении, — соревнование между кандидатами все еще было напряженным. Клинтон сохраняла небольшое преимущество в два-четыре пункта. «Мы слышали в фокус-группах: „Да, Дональд Трамп бросается бомбами. Он говорит ужасные вещи, но он так не думает. Он не будет таким, когда станет президентом. Он изменится“», — вспоминал позднее Бененсон.

После нескольких дней тишины WikiLeaks снова начал публиковать почту Подесты, выбрасывая партии примерно по две тысячи писем ежедневно, что в целом могло составить около шестидесяти четырех тысяч.

Ассанж изменил свою тактику. В июле WikiLeaks опубликовал разом все двадцать две тысячи украденных русскими почтовых отправлений Национального комитета Демократической партии. Это вполне соответствовало ранее принятым методам группы и их обещанию стать поборниками дела разоблачения незаконной деятельности и рекордсменами в нем. Если WikiLeaks не ставил перед собой никакой иной цели, кроме прозрачности, то не было никакой нужды в том, чтобы отдавать информацию по капле. Он вполне мог выбросить все документы на всеобщее обозрение за один раз.

На этот раз все было иначе. WikiLeaks предпринял стратегическую перестройку: он стал выпускать почту Подесты траншами, в каждой порции — какие-нибудь заманчивые детали. WikiLeaks хотел, чтобы история продолжалась. Хотели ли того же самого русские — неизвестно.

В любом случае, все сработало. Письма, которые публиковал WikiLeaks, все время мелькали в новостях. Когда сторонники Клинтон пришли на телевидение, им пришлось противостоять прежде всего последнему сбросу почты Подесты: какую бы риторику они ни пытались применить, все сразу же глушилось вопросами о последних разоблачениях. Сама Клинтон впоследствии сравнивала сбросы информации с китайской пыткой водой.

Были письма о гонорарах Билла Клинтона за публичные речи, о Фонде Клинтон и о непрекращающемся соперничестве внутри ее политического мира. Некоторые письма подчеркивали слабые стороны Клинтон, например ее склонность к секретности и тайнам. В одном из писем по поводу почтового сервера Клинтон Нира Танден, один из ближайших и самых искренних советников Хиллари, жаловалась Подесте: «Почему они не рассказали все это, скажем, полтора года назад?» Она порицала сотрудников Клинтон Черил Миллз и Филиппа Райнса: «Кажется, я знаю ответ: они хотели выйти сухими из воды».

Самые убийственные письма документировали непрекращающийся сбор средств и погоню за деньгами, которые СМИ уже давно окрестили “Clinton Inc”. Тридцатистраничный меморандум, составленный Дагом Бэндом, многолетним ближайшим помощником Билла Клинтона, в деталях повествовал о том, каким образом было устроено так, чтобы корпоративные клиенты его консалтинговой фирмы Теnео делали крупные пожертвования в фонд Клинтон, выплачивали Биллу огромные гонорары за выступления и предоставляли «в неденежной форме услуги для президента и его семьи — для личных поездок, на представительские расходы, отпуск и тому подобное». Бэнд хвастался тем, что обеспечил более 50 миллионов долларов в поддержку «коммерческой деятельности» Билла Клинтона плюс еще 66 миллионов во фьючерсных контрактах, подлежащих выплате в ближайшие девять лет.

Роль Хиллари Клинтон в Clinton Inc. также описывалась в письмах. Один комплект писем рассказывал о том, что советники Клинтон были обеспокоены намерением Хиллари лететь в Марокко на встречу Clinton Global Initiative в мае 2015 года. Мероприятие было намечено на даты, отстоявшие на несколько недель от ее объявления о своем участии в президентской гонке. Частично оно было гарантировано взносом в миллион долларов от марокканской фирмы по добыче фосфатов, которая эксплуатировала шахты на спорной международной территории в Западной Сахаре. Письма показывали, что король Марокко предлагал заплатить двенадцать миллионов долларов на счет мероприятия и в Clinton Foundation, если Хиллари будет присутствовать. Помощники были вне себя. Хума Абердин, старший помощник Клинтон, объясняла другим: «Это была идея Хиллари. Она всю эту кашу заварила, и она это знает». Мук был обеспокоен, насколько невероятна такая картина: его без пяти минут кандидат летит за тридевять земель, чтобы собрать иностранные бабки для своего фонда. «Мы во что бы то ни стало должны навсегда прикрыть все эти Марокко и платные речи», — писал он Подесте. (И это ему удалось, Клинтон не поехала в Марокко.) Трамп указывал на эти письма как на доказательства клинтоновской политики «деньги вперед».

Планировала ли так российская разведка или нет, но именно это задело Клинтон за живое. Люди Путина умело воспользовались уязвимостью, которое годы назад создала сама Клинтон, обзаведясь частным почтовым сервером.

Почту сбрасывали по частям, но урон был гораздо серьезнее, чем мог нанести любой неудобный материал, содержавшийся в очередном релизе. Когда кампания Клинтон собрала фокус-группы в ключевых колеблющихся штатах, они узнали, что избиратели не видели разницы между почтой с частного сервера Клинтона и почтой Подесты, взломанной российской разведкой. Когда избиратели увидели заголовки о взломанной почте на Gmail-аккаунте Подесты, «люди подумали, что речь по-прежнему шла о ее частном сервере, что письма как раз и были тем, что лично она пыталась скрыть», — вспоминал Мук. А потому избирателям было совершено непонятно, почему Клинтон все время говорила о русских. Она пыталась обвинить Москву в своих собственных махинациях с почтой?

Кое-кому из помощников казалось, что проблема неразрешима. Чем больше кампания реагировала на появление писем Подесты — даже если просто для того, чтобы обвинить русских, — тем более это усиливало в массах ощущение, что почтовый скандал разгорается с новой силой. Бененсон позже заметил: «Каждый день, когда в СМИ упоминалась Хиллари Клинтон и слова „электронная почта“, становился для нас плохим днем».

К большому разочарованию клинтонского лагеря, заявление разведывательного сообщества по России никак не повлияло на ситуацию. Когда кампания подняла вопрос российского вмешательства, политические репортеры, работавшие на президентскую гонку, практически проигнорировали его. Клинтон была подавлена. Она спрашивала своих помощников: «Почему вам не удается заставить журналистов всерьез заняться этой проблемой?» Практически каждое утро она вызывала к себе Салливана и спрашивала его, имея в виду российский вопрос: «Чем вы сегодня занимаетесь?»

Кампания изучала возможные пути оживить интерес к российскому вмешательству. Сразу после публикации заявления команда кампании, работавшая с социальными сетями и сетевыми СМИ, разработала огромный объем информации, касающийся российской проблемы: пояснительные видео, веб-сайты, графику с всплывающими матрешками, интерактивную карту — все для того, чтобы заострить внимание аудитории на реальных и предполагаемых связях Трампа с Россией и подчеркнуть, что сброс почты Подесты был частью российского заговора. Тексты писались с использованием приложения со сквозным шифрованием Signal — из тех соображений, что почта кампании могла быть перехвачена русскими. Но большую часть этой подготовленной информации положили на полку. «Мы опасались, что народ подумает, будто мы сумасшедшие. Все это показалось им слишком таинственным, слишком психоделическим», — писал позднее Роб Флаэрти, вице-директор кампании по цифровым коммуникациям. Взамен первого замысла кампания выпустила заявление и разместила в сети шестиминутный видеоролик о том, что Трамп находится в сговоре с русскими (или, по крайней мере, поощряет русских) в их попытках подорвать американские выборы.

Кампания также была недовольна поведением Белого дома. Совместное заявление ODNI / DHS по России было обнародовано, но не нашло никакого отклика или продолжения. Ни объявления о новых санкциях, ничего. Клинтон и ее помощники были заинтригованы отсутствием реакции Белого дома. «Мы никак не могли понять, почему совершенно самоустранился наш президент, — вспоминал один из помощников Клинтон. — Почему сразу же не прозвучал политический ответ?»

Сотрудники СНБ, работавшие над попавшими в корзину киберответами, тоже были разочарованы. Селеста Уолландер, эксперт НСБ по России, считала, что заявление 7 октября абсолютно не имеет значения: «Оно не было сфокусировано на том, что мы советовали. Русским все равно, что мы говорим. Их заботит лишь то, что мы делаем».

А в Трамп-тауэре старших советников кандидата Россия и вовсе не заботила. Они тоже думали, что и заявление, и ход клинтонцев не имеют значения, ведь публика не обратила на это никакого внимания. Они считали идею своих возможных связей или даже сотрудничества с русскими смехотворной. «Мы никак не могли договориться с Национальным республиканским комитетом, что же делать с Пенсильванией. Мы походили на кистоунских полицейских», — писал Бэннон. (Киногерои-полицейские из Кистоуна были смешны и некомпетентны.) Бэннон беспокоился о многом. России в его списке не было.

К середине октября, когда стало ясно, что даже видео Access Hollywoоd не стало нокаутом, которого многие ожидали, Бэннон нашел причину для оптимизма: Клинтон все время отставала по результатам опросов. Как все это виделось Бэннону, Клинтон была неполноценным кандидатом с серьезным обременением: она была стара, она устала, и она представляла собой совершенный образчик вашингтонского истеблишмента; многие избиратели считали ее продажной и неприкасаемой. В создании такого имиджа ему принадлежала не последняя роль; он это прекрасно осознавал. Год назад он подсуетился и помог издать книгу с исследованиями, оплаченными финансистом из консервативного хедж-фонда Робертом Мерсером; книга называлась «Клинтон и нал». Бэннон наплодил передовиц для New York Times и других изданий. И теперь, благодаря появлению почты Подесты, история получила новую жизнь.

Хотя Бэннон и считал Клинтон уязвимой, он понимал, что избирателям все еще нужно было «разрешение», чтобы проголосовать за Трампа; он понимал также, что и его кандидат имел немалый букет проблем. Обвинения в связях с мафией и жуликоватые бизнес-методы, пошлые разговоры, непристойные высказывания о женщинах… А более всего — вопрос о его умственной стабильности: не может ли Трамп развязать ядерную войну и уничтожить мир. По сравнению со всем этим, думал Бэннон, русский вопрос был абсолютным нулем. Все, что когда-либо Трамп сказал по этому поводу в ответ на вопросы: «Я не знаком ни с одним русским».

Во время третьих и последних дебатов между Клинтон и Трампом в Лас-Вегасе 19 октября оба кандидата все еще были во власти недавних дискуссий. Трампу вновь пришлось защищаться от обвинений в сексуальных домогательствах.

Когда Клинтон задали вопрос по поводу украденных писем Подесты, она вновь попыталась превратить его в дискуссию о Путине и российской операции. В ответ Трамп напомнил, что Путин говорил о нем «приятные вещи». Это спровоцировало шумный обмен репликами, в котором Клинтон не упустила случая укусить: «Что ж, это потому, что ему выгодно иметь марионетку на посту президента США». Трамп реагировал как маленький ребенок: «Я не марионетка, сами вы марионетка». Клинтон попыталась сослаться на официальное заявление американской администрации, Трамп продолжал отрицать вмешательство Москвы: «Наша страна не имеет ни малейшего представления (об этом). Да, а я в этом сомневаюсь». Российской разведке вновь удалось задать тон президентским дебатам, на этот раз — вызвав малоприятную сцену, представившую российский вопрос главной темой американской политики.

После дебатов советники Клинтон забеспокоились: их кандидат, хоть и шла по-прежнему с отрывом, становилась все более уязвимой. Кампания не набирала оборотов. «Мы потеряли ход, мы застыли на месте», — вспоминала Палмьери. Какой бы посыл ни генерировала Клинтон, он не разжигал внимания СМИ, не приносил голосов из колеблющихся штатов. Чтобы хоть немножко активизировать толпу, подхлестнуть интерес, Мук планировал 28 октября, пока Клинтон летела в Айову на ралли сторонников, сказать репортерам прямо во время полета, что через несколько дней она поедет агитировать в Аризону — надежный красный, республиканский штат. Это был типичный ложный замах конца кампании: заставить соперников думать, что ты знаешь что-то такое, чего они не знают, и поэтому захватываешь их исконную территорию. (Кампания не обращала внимания на призывы своих же организаторов на местах укреплять позиции Клинтон в ключевых штатах Среднего Запада, включая Висконсин.)

В ту пятницу Клинтон находилась в воздухе, когда внизу случилось политическое землетрясение, вызванное одним-единственным твитом. Представитель Джейсон Шаффетс, республиканский руководитель комитета по надзору за деятельностью Палаты представителей, написал: «Директор ФБР только что сообщил мне следующее: „ФБР стало известно о существовании электронной почты, имеющей отношение к расследованию. Дело вновь открыто“». Он имел в виду почту Клинтон. Это и стало самым крупным октябрьским сюрпризом.

В тот день Коми послал восьми республиканцам — председателям комитетов Конгресса — письмо, где объяснил, что должен дополнить свое предыдущее клятвенное заявление перед их комитетами, в котором он говорил, что следствие ФБР по делу почтового сервера Клинтон завершено. Он писал, что ФБР обнаружило новые письма, которые могут быть приобщены к ее делу. Бюро намеревалось «проанализировать эту почту на предмет содержания в ней секретной информации и оценить ее важность для следствия». Коми отметил, что не может предсказать, будет ли найденный материал значимым и как долго продлится его изучение.

До выборов оставалось одиннадцать дней. Одно из самых критичных уязвимых мест в повестке Клинтон — дело о ее почтовом сервере — вновь замелькало на страницах газет. В течение многих недель совместная операция русских и WikiLeaks непрерывно напоминала избирателям о проблеме частного почтового сервера Клинтон, создавая вполне конкурентный противовес обвинениям в адрес Трампа в связи с его отношением к женщинам. Может быть, сами того не желая, русские создали декорации для этого заключительного впечатляющего зрелища.

О существовании этих новых писем Коми узнал лишь накануне. Он не сообщил Конгрессу о том, что письма были обнаружены в ходе независимого расследования ФБР по бывшему члену Палаты представителей Энтони Вайнеру, мужу Хумы Абердин. Его обвиняли в обмене СМС сексуального характера с 15-летней девочкой. Изъяв компьютер Вайнера, ФБР обнаружила большое количество писем Клинтон. Скорее всего, письма предназначались Абердин, но каким-то образом оказались на компьютере ее мужа, которым они оба пользовались. Кстати, незадолго до этого Хума рассталась с Вайнером.

По мере того как Коми вводили в курс дела по Вайнеру, он начал понимать, что перед ним встала непростая дилемма. Он уведомил Конгресс о том, что следствие по делу Клинтон закрыто. А теперь было необходимо к нему вернуться — по крайней мере на время рассмотрения этих новых материалов. Письма вполне могли оказаться всего лишь дубликатами тех, что Бюро уже однажды читало, а могли быть и совершенно неизвестными. Если он ничего не скажет и его предыдущее свидетельство останется в силе, то это могло бы выглядеть так, как будто он скрыл от Конгресса имеющую отношение к делу информацию. Но если он начнет говорить, его могут обвинить во вмешательстве в президентскую гонку, в корне меняющем расклад сил. Он опасался и того, и другого.

Существовала и еще одна сложность. Чуть раньше агенты в нью-йоркском офисе ФБР спорили между собой о том, нужно ли открывать следствие против фонда Клинтон в связи с торговлей влиянием — использованием служебного положения в личных целях, и финансовыми преступлениями. Департамент юстиции решил, что достаточных оснований для открытия следствия нет. Дискуссия по этому поводу между агентами и департаментом временами становилась очень напряженной. Некоторые агенты просто закипали. Пошел слушок, что нью-йоркский офис стал пристанищем для всех, у кого были претензии к Клинтон. И вот в этой наэлектризованной обстановке сотрудники все того же нью-йоркского отделения Бюро обнаружили на вайнеровском компе письма Хиллари.

ФБР пока не получила ордер на обыск, чтобы начать исследовать всю почту. Однако Коми и его советники опасались, что, если не начать действовать быстро, агенты ФБР, имеющие зуб на Клинтонов, распространят слух о находке. Один из советников Коми говорил о том времени: «Мы стояли перед огромной кучей дерьма. Вопрос был только в том, с какой стороны начинать его есть».

Палмьери вместе с Клинтон куда-то летела бортом кампании, когда до нее дозвонился один репортер и спросил, слышала ли она о письме Коми. Палмьери не знала, о чем говорил журналист. Интернет не работал. Она смогла лишь загрузить заголовки статей о письме. Должно быть, это какая-то ошибка, думала она. Палмьери прекрасно знала правила: с приближением выборов ФБР и Департамент юстиции должны были избегать любых действий, которые могли бы повлиять на исход голосования.

Чтобы сообщить о происшедшем Клинтон, Палмьери взяла с собой Мука. Кандидат восприняла новость стоически. Она сфокусировалась на немедленных действиях — как отнестись к проблеме и как ее преподнести общественности. Палмьери вспоминала: «Как будто она знала заранее, что две последние недели не обойдутся без ужасных происшествий».

С борта самолета, с нестабильным доступом к сети, Клинтон и путешествовавшие с ней помощники почти двадцать минут пытались связаться с Бруклином. По телефону они обсудили с другими сотрудниками кампании, какой урон могло нанести им заявление Коми. Директор ФБР только что воскресил сложную тему, которая могла уничтожить всю ее избирательную кампанию, даже если Коми пока не мог назвать ни одного нового доказательства ее проступков. Подеста, чьи письма стали причиной столь значительных проблем этого месяца, был расстроен больше всех. Он думал: «Нас поимели».

Глава 20 Это настоящая перезагрузка Западного мира

В ту пятницу 28 октября на шумном ралли Трампа в Нью-Гэмпшире кричалки были куда яростнее, чем обычно: «Заприте ее! Заприте ее в тюрьму!» Сам Трамп был полон энтузиазма. «Может быть, наконец-то справедливость восторжествует, — сказал он своим сторонникам. — Коррумпированность Хиллари Клинтон достигла невиданных ранее масштабов».

Письмо Коми всколыхнуло предвыборную кампанию, и кандидатура Трампа получила новый мощный импульс. Клинтон нанесли удар с неожиданной стороны. Ее команда решила не бросать Коми прямого вызова, но насесть на него, чтобы получить больше информации и достичь скорейшего разрешения ситуации.

Сенатор Гарри Райд, руководитель демократического меньшинства, был твердо намерен что-нибудь предпринять. Ему казалось, что произошла ужасная несправедливость. ФБР повторно открыло уже законченное расследование по делу кандидата от его партии, в то время как расследование по делу ее соперника всячески замалчивалось. Он разразился в адрес Коми злобным письмом, обвиняя его в нарушении закона Хэтча — федерального закона, который запрещает правительственным чиновникам США использовать свое служебное положение для оказания влияния на выборы. Письмо, которое Райд опубликовал, обвиняло Коми в применении двойных стандартов. «Как только в Ваше распоряжение попадает хотя бы легчайший порочащий намек, касающийся секретаря Клинтон, Вы тут же бросаетесь оглашать его в самом негативном свете», — сетовал Райд. Того же самого по отношению к Трампу Коми себе не позволял. «Из моего общения с Вами и другими высшими чинами в сообществе национальной безопасности стало ясно, что Вы обладаете взрывоопасной информацией о тесных связях и совместных действиях Дональда Трампа и его старших советников с российским правительством… Публика имеет право ознакомиться с этой информацией».

Райд не уточнил, в чем заключалась «взрывоопасная информация». Но это был последний шанс на то, чтобы ввести в игру вопрос о российских связях кампании Трампа. Райд думал: если избиратели узнают, что Бюро копает связи между Трампом и Кремлем, может быть, — может быть! — это сыграет свою роль и предотвратит крушение президентской кампании Клинтон.

Два последних месяца Дэвид Корн, репортер вашингтонского журнала Mother Jones, копался в связях Трампа с Россией. Письмо, отосланное Райдом Коми в предыдущем августе — по поводу «доказательств прямых связей между российским правительством и президентской кампанией Дональда Трампа», — было заманчивой ниточкой. Через несколько недель после этого Майкл Айзикофф сообщал о том, что разведывательные агентства США прощупывают Картера Пейджа и анализируют его июльскую поездку в Москву. А в Вашингтоне роились слухи о расследованиях ФБР, ордерах Суда по делам о надзоре за иностранными разведками(FISA), о предполагаемых связях между компьютерным сервером, используемым в бизнесе Трампа, и российским «Альфа-Банком». Ходили толки о разведывательных перехватах, зафиксировавших компрометирующие разговоры. Но достоверной информации не было, и все сведения, даже непроверенные, просачивались по капле. Новое письмо Райда с обвинениями в адрес Коми было подсказкой: за этим крылась настоящая история. Что же, хотел бы знать Корн, было этой «взрывоопасной информацией»?

В тот уик-энд Корн связался с Гленном Симпсоном из Fusion GPS. Корн был знаком с Симпсоном уже давно — как с коллегой, как с приятелем из общества, как с дополнительным источником, — и он был в курсе того, что Симпсон проводил сбор информации на конкурента Клинтон. Симпсон расследовал все связи Трампа, включая российские. Корн спросил, есть ли у Симпсона свежие версии или намеки, полученные в результате независимого расследования.

Симпсон предложил ему встретиться.

* * *

После своей поездки в Вашингтон в середине сентября Крис Стил продолжил готовить для Симпсона отчеты. В одном из них говорилось, что Кремль испытывает «раскаяние покупателя» в связи со своим вмешательством в выборы в США. Однако поговаривали, что российские чиновники сожалели о том, что сброс взломанной антиклинтоновской почты не наделал больше шума. Служащий российского Министерства иностранных дел сказал одному из контактов Стила, что Кремль верил: даже если бы Трамп проиграл, он бы продолжал быть силой, сеющей рознь в американской политике. Русские все равно победили бы, даже если бы Трамп проиграл.

Другое донесение рассказывало о новых деталях предполагавшейся встречи между Игорем Сечиным из «Роснефти» и Картером Пейджем. Цитируя источник, близкий к Сечину, Стил писал, что хозяин «Роснефти» предлагал Пейджу и другим ассоциированным с Трампом лицам процент от огромного брокерского вознаграждения, которое поступит от предстоящей приватизационной продажи 19 процентов «Роснефти». В записках также утверждалось, что Майкл Коэн, адвокат Трампа, играл «ключевую роль в секретных отношениях кампании ТРАМПА / КРЕМЛЯ». Дополнительная записка говорила, что Коэн в августе тайно встречался в Праге с представителями Кремля, чтобы «подчистить неприятности», случившиеся после появления новых историй об отношениях Манафорта с коррумпированным режимом Януковича в Украине и по поводу июльской поездки Пейджа в Москву. (Коэн впоследствии скажет, что он никогда не был в Праге и не проводил таких встреч.)

В октябре Симпсон вновь вызвал Стила в Вашингтон, чтобы еще раз провести брифинг для журналистов о ходе его расследований. Но ничего нового сказано не было, кроме того, о чем уже говорилось в сентябрьской статье Айзикоффа о Пейдже. Симпсон по-прежнему не распространял бумажных копий докладов. Но после письма Коми, которое было нарушением вашингтонских норм и могло оказать опустошающее воздействие на президентскую гонку, Симпсон решил, что настало время действовать более агрессивно.

Корн и Симпсон встретились на Дюпон Серкл в Le Pain Quotidien. Симпсон сказал репортеру: «У меня есть кое-что совершенно сумасшедшее». И рассказал историю о Стиле и его записках. Все это практически невероятно, сказал он. Симпсон не утаил, что уже сообщал нескольким репортерам о некоторых материалах, но самые значительные элементы истории Стила — его утверждения о том, что Москва тайно пыталась извлечь из Трампа выгоду, и тот факт, что ФБР уже занималось связями лагеря Трампа и Москвы, — пока еще не были оглашены.

«Дай мне взглянуть на записки», — сказал Корн.

В тот же день Корн был в офисе Симпсона и прочел все донесения Стила. Предположения были ошеломительными: годами Москва вела секретный проект по обработке Трампа (заманивая его бизнес-возможностями); кампания Трампа и Москва скрытно обменивались информацией; у русских был материал для того, чтобы шантажировать Трампа, включая видео о «золотом дожде». Это действительно соответствовало формулировке «взрывоопасный» из письма Райда. Корн договорился поговорить со Стилом, находившимся у себя в Лондоне, по Skype.

Во время этого разговора Стил выглядел, как всегда, сдержанным профессионалом. Он охарактеризовал свою информацию как «поднимающую волосы дыбом» и сказал, что сам был шокирован этими утверждениями. Стил признавал, что его записки были работой незавершенной, содержавшей неподтвержденную информацию. Но он был уверен, что общая картина — наличие секретных связей между Трампом и Москвой — верна. И добавил: «Мой послужной список не имеет себе равных». Стил рассказал также, что делился своей информацией с ФБР; Бюро использовало ее для нужд ведущегося расследования.

Стил объяснил, что не желает, чтобы его имя называлось в каких-либо публикациях. «Люди вроде меня остаются в тени», — заметил он. Однако признался Корну, что искренне озабочен возможными последствиями своих отчетов. Он сотрудничал с ФБР уже несколько месяцев, но еще ни разу не видел каких-нибудь публичных признаков ведшегося расследования. Стил полагал, что избиратели должны узнать о следствии, ведшемся по президентской предвыборной кампании. «Я полагаю, сама партия (Трампа) должна быть в курсе всего этого, — сказал он. — История должна выйти наружу». Стил разрешил Корну цитировать себя, не называя по имени, в любом из материалов, которые тот мог бы написать. Он согласился проиходить под наименованием «бывший старший офицер контрразведки одной из западных стран».

Корн спросил, можно ли идентифицировать источник как англичанина. Стил ответил отказом. Это могло бы иметь последствия, а он хотел защитить себя.

После разговора со Стилом Корн еще раз подтвердил для себя его личность и опыт. Он связался с Джонатаном Вайнером и расспросил его о Стиле. (Айзикофф тоже в свое время звонил Вайнеру по поводу Стила.) Говоря об опыте, Вайнер сказал Корну, что работал со Стилом, что у того солидный стаж сотрудничества с правительственными агентствами США, и он всегда снабжал их точной и ценной информацией по острым вопросам национальной безопасности.

Позже в тот же день Mother Jones опубликовала историю Корна, пересказывавшую предположения Стила о том, что Москва по уши увязла в американской президентской гонке. Материал под заголовком «Ветеран разведки передал ФБР информацию, предполагающую российскую операцию по обработке Дональда Трампа» отталкивалась от недавнего письма Гарри Райда и сообщала, что бывший старший офицер западной разведки, специализировавшийся на российских проблемах, предоставил ФБР отчеты, из которых следовало, что российское правительство пыталось тайно повлиять на Трампа и помочь ему избраться. В тексте говорилось, что этот бывший офицер разведки работал совместно с американской фирмой (это была отсылка к Fusion GPS) над проектом, финансировавшимся клиентом, «связанным с демократами». В статье приводились цитаты из докладов Стила, но не рассказывалось о непристойных (или неподтвержденных) эпизодах. Статья отмечала, что отчеты утверждали: российская разведка «скомпрометировала» Трампа во время его визитов в Москву и могла шантажировать кандидата. Журналист цитировал определение Стила: перед нами «эктраординарная ситуация».

Самым важным элементом статьи было заявление о том, что ФБР, вероятно, уже расследовало связи Трампа и России и материал, содержавшийся в отчетах Стила. В статье приводилось высказывание неназванного офицера разведки: «Совершенно ясно, что уже велось или ведется серьезное расследование». Пресс-секретарь ФБР отказался подтвердить получение меморандумов Стила. «Обычно мы не говорим о том, что что-либо расследуем», — сказал он Корну.

Статья была первым отчетом в прессе, рассказывавшим о существовании записок Стила — и о содержавшихся в них предположениях, что Трамп был связан с Москвой и русские, вероятно, могли его шантажировать.

В тот же день, а это был Хэллоуин, Обама послал Путину сообщение через так называемый красный телефон. (Это система связи, установленная между Вашингтоном и Москвой во время Карибского кризиса. На самом деле это не телефонная линия — это почтовое интернет-соединение со специальным компьютером, расположенным в Государственном депараменте.) Сообщение Обамы было составлено Майклом Дэниелом, руководителем киберслужбы Белого дома, и представляло собой перепев предыдущих предостережений американского президента. Оно утверждало, что в предыдущие месяцы Соединенные Штаты наблюдали российскую активность, представлявшую «прямую угрозу» избирательной системе Соединенных Штатов. «Международное право, включая законы, регулирующие вооруженные конфликты, распространяется на действия в киберпространстве, — говорилось в послании. — Мы принудим Россию придерживаться этих стандартов».

Впервые администрация Обамы прибегла к этому виду связи. Вскоре Кремль отреагировал. «Благодарим вас за сообщение. Представьте, пожалуйста, доказательства своих утверждений», — гласил ответ Москвы, рассказывал один из сотрудников Белого дома, контролировавший переписку. А затем, продолжая свое послание, русские пустились в очередной раунд излюбленной практики Путина «а как насчет», благодаря которой они отбрасывали все обвинения США, выдвигая подобные же обвинения против американского правительства. «Мы наблюдаем такую же активность, направленную против нашей инфраструктуры», — говорилось в электронном письме. Ответ, заметил все тот же чиновник, «был нелепым».

Примерно в то же время, когда появилась статья Корна в Mother Jones, ресурс Slate опубликовал статью о туманных связях между рабочим сервером Трампа и «Альфа-Банком». В ней приводились цитаты из исследований нескольких экспертов по кибербезопасности, проанализировавших интернет-трафик и обнаруживших необъяснимое информационное взаимодействие между «Трамп Организейшн» и «Альфа-Банком». В статье не делалось спешных или однозначных выводов, но было сказано, что существовал «наводящий на размышления корпус доказательств», указывающий на компьютерную связь между двумя организациями.

В Бруклине сотрудники Клинтон, читая эти истории, задавались вопросом, станут ли они последней каплей. Клинтон выложила в Twitter материал из Slate с комментарием: «Это для Трампа, чтобы ответить на серьезные вопросы о его связях с Россией». Может быть, думали помощники Клинтон, последним октябрьским сюрпризом этой сумасшедшей гонки станет новость о расследовании ФБР связей Трампа с Россией.

Вскоре появилась еще одна история.

Примерно с середины сентября два репортера из New York Times — Эрик Лихтблау и Стивен Ли Майерс — отслеживали подозрения в адрес Трампа о его связях с Россией. Изначально они сосредотачивались на предполагаемой связи Трампа с «Альфа-Банком», которую частным порядком продвигали советники из кампании Клинтон. Репортеры Times узнали, что ФБР расследовало эту тему, и в связи с этим в офисе Коми состоялось несколько брифингов высокого уровня. В какой-то момент Бюро даже попросило репортеров Times не публиковать материал об этих связанных серверах, опасаясь, что он повредит расследованию.

Но вскоре ФБР охладело к следствию по серверу, считая, что не имеет достаточных оснований, чтобы продолжать его. Бюро решило, что этот обмен информацией был, скорее всего, некой формой рутинного коммерческого трафика — спамом или маркетинговой рассылкой. Но в ходе сбора материалов для репортажа Лихтблау и Майерс узнали, что Бюро проводило более масштабное расследование взаимодействия связанных с Трампом лиц с Россией. Они поговорили со Стилом (встречу устраивал Симпсон) и узнали, что расследование ФБР, возможно, включало суперсекретные ордера FISA, которые позволили Бюро шпионить за сотрудниками Трампа.

Однако редакторы Times не горели желанием публиковать эту историю. Близились выборы. Редакторы начинали нервничать при одной мысли о публикации статьи о расследовании ФБР по одному из двух кандидатов в президенты. Она обязательно накалила бы обстановку, а репортеры не были уверены в том, кто или что именно под подозрением у ФБР. Ошибка могла вызвать бурю в последние предвыборные дни. «Разговоры о том, что именно следует печатать, были долгими и весьма оживленными, участвовали Вашингтон и Нью-Йорк, и очень часто присоединялся главный редактор Дин Бакет», — писал позднее омбудсмен газеты. Решающий голос был у Бакета. Статья не вышла.

После того как Райд опубликовал свое письмо к Коми, намекая на расследование ФБР, у Times появился резон оживить эту историю. И газета напечатала статью вскоре после выхода материалов в Mother Jones и Slate. Но статья в Times, подписанная именами Лихтблау и Майерса, не подкрепила активно разворачивавшийся сюжет о связи Трампа с Россией. Напротив, она заметно приглушила его.

Статья называлась «Как шло расследование дел Дональда Трампу. ФБР не видит явных связей с Россией». История сконцентрировалась на том факте, что Бюро пока еще не обнаружило «неопровержимых или прямых связей г-на Трампа и российского правительства». Основное положение содержалось в десятом абзаце: из-за «очевидных связей между некоторыми помощниками г-на Трампа и Москвой» разведывательные агентства США были вынуждены «открыть широкое расследование возможных связей между российским правительством и кандидатом в президенты от Республиканской партии».

ФБР продолжало свое расследование. Было совершенно неудивительно, что Бюро пока еще не обнаружило четких доказательств прямых связей. Но редакторы Times сделали центральной темой статьи отсутствие выводов, а не сам факт расследования. Заголовок и основной упор статьи свели на нет идею, которую хотели выделить Лихтблау и Майерс. (Бакет впоследствии защищал позицию редакции по расстановке акцентов в статье. То, что было опубликовано, было «единственно возможным в тот момент», сказал он.)

Статья в Times изменила планы Стила. По просьбе Симпсона он намеревался прилететь на той неделе в Вашингтон, чтобы поговорить с членами Конгресса. Симпсон даже подумывал о том, чтобы созвать пресс-конференцию со Стилом на ступенях Капитолия. (Симпсон позднее говорил друзьям: «Вы не сможете жить в ладу сами с собой до конца ваших дней, если будете знать, что не использовали всех доступных средств».) Это должно было стать его последней попыткой протолкнуть историю «Трамп — Россия» в газетные передовицы до выборов — и, возможно, сдетонировать последний октябрьский сюрприз.

Но статья в Times испугала Стила. Бывший шпион не хотел увязнуть в этой истории еще глубже или сделать что-нибудь такое, что могло бы толкнуть его в центр всеобщего внимания. Кроме того, он не понимал, почему ФБР так скрытничает по поводу его расследования. Ему казалось, что Бюро ввело газету в заблуждение и принизило значение его собственной работы. Стил сказал Симпсону: «Гленн, происходит что-то, чего я не могу понять».

И как только Стил был выставлен на всеобщее обозрение в статье Корна — факт его существования, если не его имя, — Бюро тут же сочло, что с ним не очень удобно иметь дело, и порвало со Стилом всякие связи. Как это представлялось чиновникам в ФБР, Стил был больше заинтересован в том, чтобы история получила огласку, чем в том, чтобы сотрудничать с Бюро по расследованию. Один из старших чиновников ФБР позднее говорил: «У него, несомненно, были свои задачи».

Стил отверг просьбу Симпсона вновь приехать в Соединенные Штаты. Как ему представлялось, он сделал все, что мог, чтобы предупредить американцев. А теперь ему оставалось только смотреть на окончание выборов в тишине своего лондонского дома.

Лагерь Клинтон был очень разочарован статьей в Times. «Мы все ждали, когда история с „Альфа-Банком“ появится в печати, — вспоминал Подеста. — И вот она — бум! — пустое место». Кампания, хотя и не имела реальных доказательств в поддержку версии, подготовила видео, рассказывавшее о связи сервера Трампа с «Альфа-Банком», и готовилась к масштабному рывку в социальных сетях. Этот план пришлось отбросить.

В тот же день CNBC сообщило, что Коми был согласен с утверждениями Министерства внутренней безопасности и Аппарата директора национальной разведки от 7 октября, но решил не ставить имя своего ведомства на заявлении. Коми, отмечалось в репортаже, ссылался на то, что день выборов был слишком близок, чтобы публиковать подобные суждения. Помощники Клинтон в Бруклине, не видя разницы между уголовным и разведывательным расследованием, рассматривали случившееся как абсолютное лицемерие. На слушаниях в Конгрессе в предыдущем месяце Коми отказался ответить на вопрос демократов, расследует ли он связи между Трампом и Москвой. А теперь Коми публично вбросил дело о почте Клинтон в цикл политических новостей на самом заключительном этапе президентской гонки.

К концу того дня Клинтон и ее помощникам стало казаться, что нация придет ко дню выборов, так и не узнав о таинственных связях между Трампом и Россией. Путину удалось выйти из воды практически сухим, а Трамп избежал тщательного расследования странного набора связей, существовавших между ним и Москвой. Единственное, чем мог утешать себя лагерь Клинтон, — они по-прежнему лидировали в опросах.

За два дня до выборов Клинт Уоттс все еще пытался предупредить Америку об опасности. Бывший аналитик ФБР и два его коллеги — Эндрю Вайсберд и Дж. М. Бергер — опубликовали отчет в онлайн-журнале War on the Rocks. В отчете говорилось, что они промониторили более семи тысяч аккаунтов в социальных сетях за прошедшие тринадцать месяцев и обнаружили «небольшую армию сотрудников», занимавшихся передачей ложных сведений и дезинформации из пророссийских кругов более широкой сетевой аудитории. Они увидели интегрированную и скоординированную российскую атаку, которая включала взломы сетей и информационные сбросы. Guccifer 2.0, утверждали они, недавно заявлял, что демократы могли «подтасовать выборы», поддерживая лозунг, продвигавшийся Трампом.

В августе 2016 года Уоттс был ошеломлен, услышав, как Манафорт, тогдашний руководитель кампании Трампа, цитировал российскую пропаганду — фейковую историю об озлобленных манифестантах, практически захвативших авиабазу США в Турции. С той поры он и Вайсберд, его коллега, работавший в Центре по кибербезопасности и внутренней безопасности, проанализировали трафик Twitter и обнаружили, что многие пользователи, распространявшие эту историю “made in Russia”, были одновременно фанатами Трампа.

Уоттс и его коллеги пришли к убеждению, что Россия троллит Америку. «Тысячи российских ботов и агентов размещают посты сотни раз на день, закачивая огромное количество дезинформации и агрессии в публичное пространство». И, заключили они, «наиболее вопиющие элементы российских активных мер в онлайне за последний год относились к президентской кампании Дональда Трампа».

Уоттс и его коллеги не видели всей картины, но были очень близки к этому. Информационная война против Соединенных Штатов Америки включала в себя широкомасштабные и очень изощренные операции в социальных сетях. Они были направлены на использование прославившихся на весь мир американских компаний в сфере высоких технологий — например, Facebook и Twitter. Накануне выборов было уже поздно предпринимать что-нибудь для противостояния российскому цифровому вторжению. Уоттс и его соавторы предостерегали: «Трамп не является окончанием российских хакерских атак и кампании в социальных сетях, направленных против Америки. Это всего лишь начало».

Признаки такой российской медиакампании были налицо, но лишь немногие наблюдатели обращали на них внимание. Двумя годами раньше секретный источник в Кремле предупреждал американское посольство о развертывании российской информационной войны. В том же году Людмила Савчук разоблачила Агентство интернет-исследований в Петербурге. New York Times расследовало деятельность этой фабрики троллей в середине 2015 года. Для газетной статьи Эдриан Чен составил перечень российских троллей. А в декабре того же года, когда президентская кампания набирала размах, Чен обнаружил интригующие метаморфозы. Вот что он говорил: «Я время от времени проверял свой список. И многие из этих троллей превратились в консервативные аккаунты, в фейковых консерваторов. Я не знаю, что происходит, но они все размещают твиты о Дональде Трампе и тому подобное». Русские тролли за Трампа — это же очевидно.

В начале 2016 года Андрей Крутских, старший советник Кремля, на российском форуме по информационной безопасности произнес наводящую ужас речь, в которой дал понять, что готовится предпринять его страна. «Вы думаете, мы живем в 2016 году? — спрашивал он. — Нет, мы живем в 1948-м. А знаете почему? Потому что в 1949 году Советский Союз произвел испытания своей первой атомной бомбы. И если до того момента… американцы не принимали нас всерьез, в 1949-м все изменилось и они стали разговаривать с нами как с равными. Я предупреждаю вас: мы стоим на пороге перемен, скоро на информационной арене появится нечто важное, что позволит нам разговаривать с американцами на равных». Крутских утверждал, что это новое информационное оружие позволит Москве «диктовать условия западным партнерам (США и их союзникам) с позиции силы».

Через несколько месяцев, в июне 2016 года, Российский институт стратегических исследований, руководимый отставным офицером российской разведки, назначенным администрацией Путина, выпустил для нужд Кремля конфиденциальный доклад. Документ призывал Москву начать пропагандистскую кампанию в социальных сетях и в российских сетевых изданиях с целью убедить американский электорат избрать президента, который бы проводил по отношению к России более мягкую политику. Разведка США узнала о существовании этого доклада лишь после выборов. Тогда же стало известно и еще об одном докладе, предлагавшем продвигать в сетях идею о подтасовке голосов, используя пропагандистские методы, с целью поставить под сомнение результаты выборов в США и в случае победы Клинтон подорвать ее президентство.

На всем протяжении кампании некоторые из помощников Клинтон по сетевым СМИ, глядя на шквал фейковых новостей о Клинтон в Facebook и нападки на их кандидата в Twitter, задавались вопросом, не стоит ли за всем этим Москва. «У нас было ощущение, что Россия играет в этом какую-то роль, но не было ни малейшего представления о масштабе происходящего», — вспоминал Роб Флаэрти, член команды Клинтон по цифровым СМИ. Но общая стратегия кампании Клинтон по цифровым средствам коммуникации не была рассчитана на выявление онлайн-злоумышленников и противостояние им. План состоял в том, чтобы использовать социальные сети для того, чтоб добраться до сторонников Клинтон, вдохновить их и побудить жертвовать средства в ее пользу, а вовсе не в том, чтобы убедить и привлечь на свою сторону избирателей, голоса которых ей пока еще не принадлежали и которые могли так и остаться ее противниками, натолкнувшись в сети на стену фейковых новостных историй, конспирологических теорий и генерируемых ботами антиклинтоновских постов. После завершения кампании ближайшие советники Клинтон признали, что они допустили промах, уступив эту территорию. «Мы оказались беззащитными, — заметил позднее Подеста. — Много всякой дряни плескалось в соцсетях, особенно на Facebook. И для колебавшихся избирателей там было много всякого, не только наши прямые обращения».

Кампания Трампа тем временем сосредоточилась на Facebook. За это направление отвечал Джаред Кушнер. Работая с Национальным комитетом Демократической партии, кампания Трампа применяла микротаргетирование и прочие техники на основе анализа данных. При этом она пользовалась помощью digital-агентства из Сан-Антонио, которым руководил Брэд Парскейл, и Cambridge Analytica, таинственной фирмой по глубинному анализу данных, принадлежащей миллиардеру правого толка, управляющему хедж-фондом Роберту Мерсеру. Они сосредоточились на Facebook не просто для того, чтобы привлечь уже существующих сторонников, но и чтобы убедить всех потенциальных избирателей примкнуть к их лагерю. (В июне, когда Cambridge Analytica только начала работать на Трампа, ее исполнительный директор Александр Никс связался с WikiLeaks и спросил, не захочет ли ресурс поделиться с его фирмой почтой, имевшей отношение к Клинтон. В то время Ассанж еще только намекал, что такие письма есть в его распоряжении. WikiLeaks отказала Никсу.) Подобной тактике, осознавала это кампания Трампа или нет, большую поддержку оказала антиклинтоновская информация, которую генерировали российские тролли и им подобные.

Тайная российская кампания в социальных сетях применяла огромное количество разных тактических приемов. Сотрудники Агентства интернет-исследований создали тысячи ложных аккаунтов на Twitter. Выдавая себя за американцев, они размещали комментарии в крупнейших медиаизданиях США. Используя фейковые учетные записи и виртуальные выделенные сети (VPN), позволяющие скрывать источники интернет-коммуникаций, они атаковали Клинтон на Twitter и Facebook и представили ее как коррупционера. А когда Access Hollywood разместил свое знаменитое видео, российские Twitter-аккаунты бросились на защиту Трампа, нападая на Клинтон, а затем продвигали сброс почты Подесты через WikiLeaks.

«Перед нами стояла задача настроить американцев против их собственного правительства, — объяснял после окончания выборов в интервью российскому телевидению тролль из Агентства интернет-исследований под псевдонимом Максим. — Спровоцировать беспорядки и недовольство». Для того чтобы лучше понять американскую политику и ее игроков, чтобы лучше научиться составлять информационные материалы, говорил Максим, ему и его коллегам было дано важное домашнее задание: они должны были смотреть сериал Netflix«Карточный домик».

Много времени спустя после выборов Twitter обнаружил более тридцати шести тысяч аккаунтов, которые автоматически генерировали информацию, касавшуюся выборов, и могли быть связаны с Россией. Эти аккаунты разместили 1,4 миллиона твитов по поводу выборов, на которые пришло 288 миллионов откликов в период завершения кампании. (Некоторые аналитики социальных сетей полагали, что цифры Twitter занижены.)

На Facebook и в Instagram сотни сотрудников Агентства интернет-исследований приобрели тысячи рекламных объявлений — примерно на 100 тысяч долларов, не самый крупный объем, но смелый шаг со стороны секретной кремлевской сетевой пропаганды. Многие рекламные единицы были тематическими: они сеяли рознь, однако не обязательно были напрямую связаны с самими выборами. Они фокусировались на сверхактуальных вопросах, включая права ЛГБТ-сообщества, расовые проблемы, жестокость полиции, иммиграцию, право на оружие. Одно объявление, размещенное от имени South United («Объединенный Юг»), сообщества в Facebook, организованного русскими, изображало флаг Конфедерации с надписью: «Наследие, а не ненависть. Юг снова поднимется!» Другая группа, также созданная русскими, Secured Borders («Надежные границы»), разместила объявление, изображавшее пограничное ограждение с призывом: «Захватчикам вход воспрещен!»

И очень часто мишенью становилась непосредственно Клинтон. Проплаченная русскими реклама, размещенная группой под названием Army of Jesus («Армия Иисуса»), изображала Сатану, соревнующегося в армрестлинге с Иисусом. Надпись гласила: «Если я выиграю, Клинтон победит». Текст объявления предупреждал: «Хиллари — Сатана, и ее преступления и многократная ложь доказали, насколько она порочна». Еще одно русское объявление — выглядевшее так, чтобы читатель думал, будто оно исходит от организации ветеранов США, — изображало накрытый американским флагом гроб погибшего солдата и сопровождалось надписью: «Хиллари спрашивает: „Разве это имеет какое-то значение?“» Фейковая группа Born Liberal («Родившийся либералом») запустила рекламу, в которой Берни Сандерс говорил: «Фонд Клинтон — это проблема».

Около 5 миллионов человек в Соединенных Штатах посмотрели до выборов российскую рекламу.

Российские усилия простирались далеко за пределы рекламных объявлений. Агентство интернет-исследований завело около 120 страничек на Facebook и тиражировало на них провокационные посты. Страница Facebook, за которой стояли русские, под названием Being Patriotic («Быть патриотом»), организовывала протрамповские шествия во Флориде, и ей удалось собрать вместе сторонников Трампа как минимум в двух городах. Страница также продвигала протестное движение Down with Hillary («Тонем вместе с Хиллари») возле ее бруклинской штаб-квартиры. А на YouTube русские проплатили видео, на котором два афроамериканца говорили всякую гадость про Клинтон, называя ее «расистской сволочью», которая будет «защищать мусульман».

Facebook подсчитал, что фейковые российские аккаунты произвели около восьмидесяти тысяч постов за два года, и их просмотрело 126 миллионов американцев.

Насколько велико было значение всех этих действий? Многие из рекламных объявлений на Facebook не размещались в последние недели избирательной кампании. Колеблющиеся штаты не всегда были главной мишенью. Общее количество связанных с русскими твитов было лишь малой частью общего количества твитов, посвященных выборам. Однако Москва организовала дерзкий проект тайной пропаганды, простиравшийся по всем платформам социальных сетей и работавший синхронно с кибератаками и публикациями на RT и «Спутнике». Американское правительство упустило этот проект из своего поля зрения.

Какую бы информацию об этих российских акциях ни собрало разведывательное сообщество, оно не представляло себе картину во всей полноте. На брифинге для членов Конгресса официальные лица разведки США обсуждали усилия российской пропаганды в самых общих терминах. Они не давали никакого повода думать, что разведка знает об этих существенных российских начинаниях. На крайне секретных встречах глав разведывательных ведомств в оперативном центре Белого дома Обама и его главные советники по вопросам национальной безопасности тщательно анализировали все детали и осложнения, вызванные кремлевской операцией по взлому сети и последующему сбросу информации, и российские попытки прощупать и взломать системы избирательных кампаний штатов. Однако не было никаких разговоров ни о просачивании Москвы в американские социальные сети, ни о российской пропагандистской кампании. «Это не было предметом разговора», — неохотно согласился один из участников подобных встреч. Да, зато это было провалом американской разведки.

К концу кампании старшие советники Трампа и его сторонники и сами присоединились к секретному российскому ремеслу. За два дня до выборов Киллиан Конвэй разместила пост на аккаунте Twitter @Ten_GOP, который позиционировал себя как «неофициальный Twitter-аккаунт республиканцев штата Теннесси». В твите говорилось следующее: «Мать посаженного в тюрьму моряка: „Примените к Хиллари по секретной информации те же стандарты, что к моему сыну #hillarysemeail #WeinerGate“». Несколькими неделями раньше Парскейл, директор кампании Трампа по цифровым коммуникациям, разместил на этом же аккаунте свой твит: «Тысячи изгоев кричат СМИ: „Скажите правду!“ на RT, если вам тоже надоела двуличная пресса». Дональд Трамп — младший перепубликовал пост с этого аккаунта, предупреждая, что избиратели Клинтон мошенничают на голосовании во Флориде. Флинн и его сын Майкл Флинн — младший также публиковали посты с аккаунта @Ten_GOP.

Аккаунт @Ten_GOP появился и существовал благодаря Агентству интернет-исследований. Верхушка кампании Трампа способствовала тайной российской пропаганде. (Парскейл позже сказал, что не имел ни малейшего представления о том, что этот аккаунт был российским фейком: «Меня одурачили».)

6 ноября Коми послал письмо в Конгресс, отмечая, что ФБР закончило пересмотр электронной почты, обнаруженной на компьютере Энтони Вайнера. После шумихи, вызванной его же письмом неделей ранее, Коми понял, что Бюро не может позволить себе тянуть с этой проблемой, и обязал своих технарей и аналитиков работать круглосуточно, проверяя эти послания. И вот теперь он заявил: «Мы не изменили своих выводов, сделанных в июле». Письма на этом компьютере были главным образом копиями того, что Бюро уже анализировало раньше.

В лагере Клинтон вздохнули с облегчением. Но ущерб уже был нанесен. Заголовок материала по поводу этого заявления в Washington Post: «Директор ФБР Коми утверждает, что агентство не будет рекомендовать выдвижение обвинений по почте Клинтон». И это было еще одним напоминанием о том, что ФБР вело расследование против Хиллари. Трамп обвинил Коми и ФБР. «Хиллари Клинтон виновна, — провозгласил он на ралли в Мичигане. — Она это знает, ФБР это знает, люди это тоже знают».

Обвал позиции Клинтон по результатам опросов общественного мнения, случившийся после письма Коми, приостановился к середине последней недели гонки. Но результат упал с преимущества в 4,7 процента 28 октября до 2,9. Согласно модели аналитика Нейта Сильвера, до заявления Коми у Клинтон был 81 % шансов на победу. Собственные опросы кампании показывали, что Клинтон остается впереди в штатах, преимущество в которых ее помощники считали необходимым условием для победы.

В ночь выборов Клинтон собрала 65 844 610 голосов против 62 979 636 голосов, набранных Дональдом Трампом. Но Трамп получил решающее большинство на коллегии выборщиков, с трудом обойдя ее в Висконсине, Мичигане и Пенсильвании — в каждом колеблющемся штате Ржавого пояса с крохотным преимуществом менее одного процента. Всего 77 тысяч голосов, отданных за Клинтон в этих штатах, принесли бы ей долгожданную победу.

Узнав о результатах голосования, Обама и его помощники в Белом доме, точно так же как политические наблюдатели в Америке и по всему миру, пережили глубочайший шок. Однако администрация считала свою миссию выполненной: день выборов не принес беспорядков и хаоса. Но это было слабым утешением. Белому дому понадобились месяцы, чтобы проинформировать публику о российских атаках. Обама пригрозил Путину, но не наложил на Москву санкций. И оставался неразрешенным куда более глобальный вопрос: действительно ли им удалось защитить американскую демократию от российской информационной войны?

При столь малой разнице в результатах любой элемент гонки мог бы стать решающим фактором: неосторожность Клинтон в формулировках, покупка ею рекламы, решение о месте проведения мероприятий и разворачивании ресурсов на последних неделях гонки, ее неспособность завоевать голоса сторонников Сандерса, созданные ею самой проблемы с почтовым сервером, воскрешение этой дискуссии в заявлении Коми в самую последнюю минуту и еще многое, многое другое — включая российскую хакерскую атаку, сбросы информации в WikiLeaks и блиц русских троллей в соцсетях. Потрясенные и опустошенные, Клинтон и ее помощники считали, что главной причиной их поражения стал недостаток внимания к российской интервенции. Поздно в ночь выборов, когда уже стало казаться, что Трамп победит, сенатор Клэр Маккаскилл, близкая к Клинтон демократ из Миссури, пробормотала, проходя мимо одного из репортеров: «Можете вы в это поверить? Чертовы русские».

Но Трамп видел картину иначе: любой разговор о русских принижал значение его кампании и его победы. Он неоднократно отказывался признавать существование российской операции, даже после того как разведывательное сообщество заявило, что атака России на Америку была самой настоящей реальностью. В своей победной речи он сказал: «Сегодня для Америки настало время перевязать раны раскола, мы должны объединиться».

«Трамп! Трамп! Трамп!» — загремела толпа в баре, когда огласили результаты выборов. В углу бара висела большая, в натуральную величину фотография Трампа, возле которой его фанаты делали селфи. И фото Путина. Сам бар находился в пригороде Москвы. Поздней ночью и ранним утром собрался «Марафон за Трампа»: ультранационалисты, прокремлевская профессура, проправительственные журналисты и иные российские фанаты Трампа; они приветствовали республиканского кандидата-победителя. Алексей Журавлев, депутат Государственной Думы, председательствовавший в ультрапатриотической партии «Родина», расхваливал пророссийскую линию Трампа. «Вот это настоящая перезагрузка, не то что клинтоновская! — восклицал Дмитрий Дробницкий, автор прокремлевского издания. — Настоящая перезагрузка западного мира».

Несколько часов спустя российская Дума разразилась бурными аплодисментами, когда собравшимся сказали, что Трамп победил. Операция, подпитывавшая раскол в Соединенных Штатах и повлиявшая на американские президентские выборы, удалась.

Глава 21 Нам казалось, что мы тонем… Мы словно попали в сериал “Homeland”

На следующее утро после выборов Барак Обама вошел в Овальный кабинет, чтобы прослушать ежедневный брифинг по данным разведки и подбодрить работников своей администрации: «Веселей, ребята, нам еще дофига делать!» Затем он пригласил к себе команды по коммуникациям и политическим вопросам, всего около тридцати человек. Все они были удручены.

Обама сказал: «История движется зигзагами, а не по прямой. Многое из того, что мы с вами сделали, сохранится в национальной памяти. Не падайте духом. Нам осталось всего два месяца, а предстоит еще немало дел». Многие помощники Обамы поняли, что президент говорит это не столько им, сколько самому себе.

Обама старался быть жизнерадостным, насколько это было возможно. В ночь выборов, когда победа Трампа стала очевидна, он сказал старшим сотрудникам, что человек, который вскоре займет его место, — скорее хвастливый шоумен, чем идеолог. Может быть, став президентом, Трамп станет более ответственным. Может быть, он лишь незначительно подправит программу реформы медицинской системы Obamacare, а не отправит ее в утиль; может быть, он не выйдет из Парижских соглашений по климату. Обама надеялся на спокойный и эффективный переходный период, во время которого Трампа плавно введут в новую для него роль главы американского правительства и хранителя нации. Однако русский вопрос никуда не делся, и сейчас он стоял как никогда остро. Одна из старейших и важнейших политических традиций США — это процедура передачи власти. И русский вопрос подтачивал эту традицию.

Новые проблемы появились практически сразу же. Через два дня после выборов замминистра иностранных дел России Сергей Рябков заявил в интервью российскому новостному агентству, что во время предвыборной кампании между командой Трампа и Кремлем «существовали контакты». «Разумеется, мы знаем большинство людей из его окружения. Эти люди в Соединенных Штатах всегда были в центре внимания и всегда занимали высокое положение. Не могу сказать, что все они, но некоторые из них поддерживали контакты с представителями России», — говорил Рябков.

Заявление Рябкова вызвало сенсацию. О каких контактах он говорил? Однако чиновник не озвучил деталей. Хоуп Хикс, пресс-секретарь кампании Трампа, сразу же выступила с исчерпывающим опровержением: «Этого никогда не было. Не существовало никаких связей во время предвыборной гонки между кампанией и каким бы то ни было иностранным органом или учреждением». Правда, ее заявление не показалось слишком весомым.

В то же самое время начало поступать все больше надежных разведданных о роли, сыгранной российской стороной в американских выборах. Руководителю АНБ адмиралу Майклу Роджерсу, выступавшему на конференции в первые дни после выборов, задали вопрос о взломанной информации, которую сбросил в сеть WikiLeaks. «Это было сознательным усилием определенного государства, направленным на достижение определенного эффекта, — ответил он. — Информацию взломали и сбросили не случайно. И выбор цели не был сделан необдуманно». Сказано было очень сильно. Разведывательное сообщество и раньше признавало Москву виновницей взлома компьютерных систем демократов в октябре. Но разведчики выражались мягче, говорили, что сброс материалов «соответствовал» задачам и методам российских спецслужб. Роджерс пошел дальше, чем положил начало болезненной конфронтации между разведывательным сообществом США и вновь избранным президентом.

* * *

Заключения разведывательного сообщества США по поводу России никак не повлияли на вновь пришедшую администрацию и не изменили ее точку зрения на проблему. Трамп сказал репортерам, что получил от Путина «прекрасное» письмо с поздравлениями. 13 ноября президенты поговорили по телефону; согласно заявлению Кремля, они обсуждали пути «нормализации отношений и выстраивания конструктивного сотрудничества по максимально возможному спектру вопросов».

Трамп пригласил Майкла Флинна на должность советника по национальной безопасности. Через несколько дней после назначения Флинн позвонил жившему в США стороннику сирийской оппозиции (Россия оказывала поддержку президенту Сирии Башару Асаду). Флинн сказал оппозиционеру: «Нам придется сотрудничать с русскими». Он рассказал, что команда стратегов Трампа планирует отказаться от высказанного ранее администрацией Обамы требования к Асаду уйти в отставку и сфокусируется теперь на борьбе с ИГИЛ и на уничтожении базы террористов в сирийском городе Ракка. Новой цели, как представлялось Флинну, проще всего достичь в сотрудничестве с российскими военными. Флинн сказал, что он уже разговаривал на эту тему с Сергеем Кисляком. В беседах, состоявшихся с сирийским оппозиционером в дальнейшем, Флинн свободно упоминал о разговорах, проиходивших между ним и российским послом. «Он много раз беседовал с Кисляком», — вспоминал сирийский конфидент Флинна. Эти разговоры стали настолько привычными, что Флинн — профессионал военной разведки — даже не обращал внимания на то, что все они отслеживались разведкой США.

Примерно в то время, когда Флинн от имени Трампа обращался к русским в надежде разрешить сирийский кризис, государственный секретарь Джон Керри, отчаявшись, отказался от всяких попыток работать с Москвой. Все лето и осень Керри противился намерению американских политиков предпринять против Москвы меры: они бы шли вразрез с его попытками прийти к соглашению с министром иностранных дел Сергеем Лавровым по завершению кровавой гражданской войны в Сирии. Но к осени Керри понял, что с Лавровым ничего не выходит. И в атмосфере нараставшего в Конгрессе недовольства по поводу российского вмешательства в выборы (главным образом среди его бывших коллег-демократов) он выступил с беспрецедентным предложением докопаться-таки до сути того, что произошло.

В самом начале декабря, во время совещания Совета национальной безопасности, Керри обратился к коллегам из Брюсселя, где он был на совещании НАТО. По видеосвязи он внес рекомендацию создать независимое двухпартийное расследование по российской хакерской атаке и сбросу в сеть выкраденной информации. Он попросил соответствующую службу Госдепартамента набросать для него предложение по структуре соответствующего органа, что и было сделано. В меморандуме по этому вопросу говорилось, что расследование возможно организовать с использованием широко известной модели Комиссии по расследованию теракта 11 сентября. «Мы считали, что это был единственный шанс узнать истину, — сказал позднее один из чиновников Государственного департамента. — Если бы мы не взялись за расследование, при администрации Трампа его никогда бы не провели».

Однако Керри не покидало ощущение, что Обама не горит желанием в переходный период заниматься российским вопросом с полной отдачей. Обама и члены кабинета рассмотрели предложение Керри на одном из заседаний. И президент отверг его. В горячке предвыборной кампании Обама боялся публично комментировать кибератаки, потому что это могло бы выглядеть слишком пристрастным по отношению к одной из партий. А теперь, после выборов, его преследовал все тот же страх: учреждение комиссии по расследованию случившегося выглядело бы слишком политизированным решением.

Ну вот, думал Керри, не будет никакого ответа. Русским все это сойдет с рук. «Мы все были сбиты с толку после выборов и любую попытку обратить внимание на российскую атаку убивали в зародыше, — вспоминал один из высших чинов администрации. — Я уже не верил, что президент что-нибудь предпримет».

Первым делом в повестке Трампа-президента было формирование кабинета министров. И вот 19 ноября, когда вновь избранный президент ломал себе голову в поисках подходящей кандидатуры госсекретаря, в его владениях в Бедминстере, Нью-Джерси, появился удивительный визитер. К Трампу пожаловал Митт Ромни.

Сама мысль, что бывшему губернатору Массачусетса могли предложить самую ценную позицию в кабинете министров Трампа, была невероятна. Все помнили, что Трамп назвал Ромни великим мастером проигрывать после его поражения в президентской гонке в 2012 году. А Ромни во время праймериз Великой старой партии неуважительно отзывался о Трампе, крестя его обманщиком и мошенником, который считал американскую публику «сборищем олухов». Была еще одна причина, по которой Ромни никак не годился на роль госсекретаря при Трампе. Когда четырьмя годами раньше Ромни участвовал в президентской гонке, он назвал Россию «геополитическим врагом номер один»; Обама в то время высмеял это заявление и исказил его, хотя теперь оно казалось пророческим.

Ромни был немногословен по поводу встречи с Трампом. «У нас состоялся масштабный разговор, затронувший ситуации в разных точках мира», — сказал он репортерам. Предположение, что Ромни будет назначен в кабинет, становилось все более реалистичным.

Вскоре после этого один из источников Кристофера Стила указал на новую возможную ниточку в расследовании. Стил больше не работал на Симпсона и Fusion GPS, но по-прежнему чувствовал себя обязанным делиться с ними тем, что обнаруживал в своих поисках.

И Крис набросал еще один отчет для Симспсона — краткую записку, которая никогда не должна была увидеть свет. «29 ноября 2016 года один из крупных чиновников российского Министерства иностранных дел отметил, что ходят слухи следующего содержания: задержка в назначении вновь избранным президентом США Дональдом ТРАМПОМ нового государственного секретаря — это результат вмешательства президента ПУТИНА / Кремля. Русские, как утверждает источник, просили назначить на эту позицию дружественно настроенное к ним лицо, готовое в скорейшие сроки снять санкции и сотрудничать в Сирии», — писал Стил.

И далее: «Источник предполагает, что упомянутое вмешательство Кремля — это ответ на предполагавшуюся возможность прихода на пост секретаря Митта РОМНИ, известного своей враждебностью к России». (Один из чиновников администрации трамповского Белого дома позднее сказал, что «нет никаких признаков, что русские поддерживали связь или рассматривали какое-либо влияние на это решение; а если бы они и имели такое намерение, их бы очень быстро осадили».)

12 декабря Трамп объявил, что он назначит государственным секретарем Рекса Тиллерсона, главу ExxonMobil. Выбор был необычен. У Тиллерсона не было опыта ни в дипломатии, ни даже в государственном управлении. Но зато у него были очень тесные связи с высшими чинами в Москве. Как глава Exxon он постоянно летал в Россию для заключения крупных сделок в сфере энергетики с Игорем Сечиным, главой «Роснефти». И однажды они вместе даже пили шампанское, отмечая успешную сделку. В 2013 году Путин наградил Тиллерсона орденом Дружбы.

Демократы Конгресса и официальные лица внутри собственной администрации Обамы нажимали на президента, чтобы все случившееся во время предвыборной кампании было тщательно расследовано и предано огласке. Разведывательное сообщество США перелопачивало свои разведдонесения, и кое-кто из официальных лиц нервничал все больше и больше. Секретные заключения ЦРУ утверждали, что кибератаки были задуманы не просто для того, чтобы посеять сумятицу и беспорядки, но для того, чтобы избрать президентом Трампа. Почему же это было обнаружено так поздно? «Мы перетряхиваем множество разведданных, которые не используются в настоящий момент, — сказал позднее один из крупных чиновников администрации. — Сведения лежат в базах данных, пока кому-нибудь не понадобятся. И аналитики лишь после выборов обратились к этим данным и нашли множество деталей, которые меняют ранее сделанные оценки. Помисо этого разведка была свидетелем того, что некоторые высокопоставленные русские после выборов обменивались друг с другом поздравлениями».

В начале декабря Обама дал указание Лизе Монако, своему советнику по внутренней безопасности, объявить о том, что разведывательное сообщество «проведет полную ревизию» российского вмешательства в кампанию и издаст публичный отчет до того момента, как он покинет свой пост. У Обамы и кроме давления со стороны Капитолийского холма были основания так действовать. Его помощники и некоторые члены Конгресса пришли к выводу, что разведывательные документы по российской операции нуждались в немедленной охране — до того как команда Трампа смогла бы их спрятать или даже уничтожить. «Существовала насущная необходимость выбрать из документов как можно больше существенной информации и известить о ней Капитолийский холм еще в период передачи власти. В противном случае Трамп замел бы это все под ковер».

Решив, что настало время быть с русскими жестче, Белый дом Обамы не мог придумать, как реализовать свое намерение. Вернувшись из краткой зарубежной поездки, Обама приказал провести новый анализ, чтобы определить, будут ли обоснованными, а значит, законными новые санкции.

Ни у кого не было желания налагать далеко идущие экономические санкции, которые бы больно ударили по России. Аналитики из разведсообщества предупреждали, что Путин мог увидеть это как последнюю попытку Обамы сменить режим в стане врага. Подобная реакция российского лидера спровоцировала бы кризис, для противостояния которому у новой администрации Трампа просто не будет средств.

Государственный департамент смахнул пыль со списка наказаний, разработанных годом ранее. Среди них были высылка из Соединенных Штатов российских дипломатов и шпионов, а также закрытие российских учреждений в Америке, которые использовались как центры российских разведывательных операций. Однако Керри опасался высылать слишком много русских, понимая, что Россия ответит симметрично и тем самым лишит Государственный департамент (и разведывательные агентства) возможности эффективно работать на территории России.

Некоторые официальные лица в администрации, до сих пор не проинформированные о размахе российской кампании в соцсетях, сопротивлялись экстремальным мерам, считая их неадекватными. «По поводу российской активности в киберпространстве мы думали, что она прекратилась со времени, когда Обама предостерег Путина, — вспоминал один из сташих чинов администрации, участвовавший в этих спорах. — Ко времени, когда мы собирались ответить на предложение, некоторые из нас считали, что мы уже давно остановили русских. А поэтому у нас не было нужды применять давно подготовленные крайние меры».

Во время традиционной пресс-конференции президента в конце года Обаму первым делом жестко спросили о российском деле. Джош Ледерман из Associated Press допытывался: «Есть ощущение, что вы позволяете президенту Путину избежать наказания за вмешательство в выборы в США и что ответ, о котором никто ничего не знает, или проводимый ретроспективный анализ просто не достигают цели. Готовы ли вы во всеуслышание заявить, что президент Путин заказал эту хакерскую атаку? Согласны ли вы с тем, что сейчас говорит Хиллари Клинтон, — что она проиграла в том числе и потому, что случилась хакерская атака?» Обама, обороняясь, ответил длинной тирадой. Общая идея была следующей: «Я думаю, что мы сделали все так, как это должно было быть сделано».

Наконец, 29 декабря Обама обнародовал свой ответ на вмешательство Москвы. Он наложил санкции на ГРУ и ФСБ, четырех высших офицеров ГРУ и на три компании, поставлявшие вспомогательное оборудование для киберопераций, проводившихся ГРУ. Государственный департамент должен был закрыть два российских объекта — один в Мэриленде и один в Нью-Йорке, — которые использовались для разведывательных операций. Также он обязан был объявить персонами нон грата тридцать пять российских дипломатов, подозревавшихся в шпионской деятельности. Им давалось три дня на то, чтобы покинуть США. «Эти меры не исчерпывают нашего ответа на агрессивную деятельность России, — сказал Обама. — Мы продолжим действовать, время и место остаются на наше усмотрение; некоторые из наших действий оглашаться не будут». Впоследствии никаких других мер, если они и были предприняты, никто и нигде не обнаружил.

Имел ли этот ход какой-либо эффект — осталось под вопросом. У офицеров ГРУ никогда не было привычки путешествовать по Соединенным Штатам или хранить в американских банках свои сбережения, которые Министерство финансов могло бы арестовать. Шифф, старший из демократов в Комитете по разведке Палаты представителей, считал высылку дипломатов мерой второстепенной. Со временем некоторые старшие чиновники Обамы пришли к заключению, что президент просто все запорол. Сьюзан Райс считает теперь, что администрации следовало пойти дальше. «Пожалуй, мы должны были продолжать долбить их», — согласен с ней один из высокопоставленных чиновников.

А вот собиравшаяся в Белый дом команда Трампа не хотела долбить русских, совсем не хотела. И самим русским принятые меры совершенно не понравились, особенно закрытие резиденций в Мэриленде и Нью-Йорке. За день до объявления санкций Кисляк встречался в Госдепартаменте с официальными лицами, которые проинформировали его о решении Обамы. Посол был вне себя от гнева. Он грозил, что Москва нанесет ответный удар. Трампу санкции тоже не доставили удовольствия. «Я думаю, мы должны оставить прошлое в прошлом», — сказал он репортерам в Мар-а-Лаго.

На следующий день Флинн несколько раз звонил Кисляку. Он призывал русских не отвечать на высылку дипломатов, обещая, что с приходом Трампа в Белый дом отношения с Вашингтоном станут лучше. Флинн посвятил в эти разговоры свою помощницу К.Т. Макфарланд, и она отправила другим чиновникам переходной администрации письма, уведомив их о дискуссиях Флинна с российским послом. Москва призыв услышала. Вопреки всем ожиданиям, Путин не стал высылать американских дипломатов из России. Трамп похвалил российского президента в очередном твите: «Прекрасный жест (Путина). Я всегда знал, что у него есть голова на плечах!» Вскоре Кисляк сам позвонил Флинну, чтобы сказать, что Путин воздержался от симметричного ответа на ход американцев по его просьбе. Флинн сообщил об этом другим старшим советникам Трампа. Его общение с русскими «через черный ход» сработало.

Белый дом был удивлен отсутствием реакции со стороны Москвы. Один из старших чиновников Обамы позднее писал: «Наши разведданные подтверждали подготовку ответного удара. Но затем Путин отменил его». Чиновники администрации недоумевали: что же произошло? Лишь через несколько дней все разъяснилось: звонки Флинна Кисляку были перехвачены разведкой США, и слушок о просьбе, с которой будущий советник по национальной безопасности обратился к русским, распространился по вашингтонским кабинетам.

Флинн и Трамп пытались «перезагрузить» отношения с Москвой — как это пытался сделать и Обама восемью годами ранее, но при других обстоятельствах. В контексте произошедшего во время выборов усилия Трампа казались Белому дому и разведслужбам подозрительными. Чиновники, работавшие на Трампа в период передачи власти, не соблюдали главной установки американского правительства: они должны были дождаться вступления в должность, прежде чем начать «творить» внешнюю политику. А в действительности они уже многое натворили, активно подрывая политику США.

Двумя неделями ранее Совбез ООН должен был проголосовать за резолюцию, осуждавшую Израиль за продолжавшееся заселение Западного берега реки Иордан. Обама, которому до смерти надоел израильский премьер-министр Биньямин Нетаньяху и его упорное нежелание пойти на уступки палестинцам, решил, что Соединенные Штаты на этот раз воздержатся и не воспользуются, как обычно, своим правом вето на антиизраильскую резолюцию. Чиновники переходной администрации Трампа по просьбе израильтян предприняли шаги, чтобы скрытно вмешаться и саботировать намерение Обамы. Вся команда старших помощников Трампа: Стив Бэннон, Джаред Кушнер, Райнс Прибус, Майкл Флинн и Никки Хэйли, назначенная Трампом послом при ООН, — поделили между собой список членов Совета безопасности и начали обзванивать послов с просьбой отложить принятие резолюции или воздержаться от ее принятия. Флинн после консультации с Кушнером позвонил Кисляку. На этот раз Россия не захотела присоединиться к американцам. И, как и предыдущие контакты Флинна с российским послом, этот звонок также был зафиксирован прослушкой АНБ.

Старшие чиновники Белого дома наблюдали за этими контактами между командой Трампа и русскими со все возрастающей тревогой. Для чиновников переходного периода было крайне нетипично, если не сказать неприемлемо встречаться с иностранными дипоматами. А действия команды Трампа, казалось, выходили далеко за пределы принятых норм. Флинн и Кушнер встречались с Кисляком в Трамп-тауэре первого декабря. Посол сказал им, что у российского генералитета есть информация касательно Сирии, которой военные хотели бы поделиться с чиновниками Трампа. Но они предпочли бы сделать это в частном порядке, не через официальные круги в американском правительстве. Телефонная линия в офисе команды переходного периода защищена? Нельзя ли ею воспользоваться? — спрашивал Кисляк. Но линия была обычной. Тогда Кисляк предложил Флинну поехать в посольство РФ в Вашингтоне и оттуда по защищенной линии связи поговорить с генералами в Москве. Более чем удивительное предложение, если учесть, что единственной причиной разговора по безопасной сети было желание ускользнуть от прослушки АНБ.

Двенадцать дней спустя у Кушнера состоялась еще одна встреча (по просьбе Кисляка) — с человеком, о котором посол сказал, что тот «имеет прямую связь с Путиным». Это был Сергей Горьков, глава Внешэкономбанка, известного как ВЭБ, — российского банка, принадлежащего государству, который попал под санкции США после присоединения Крыма. (Кушнер, который вскоре должен был стать старшим советником своего тестя в Белом доме, не упомянул о своих контактах с Кисляком, Горьковым и дюжиной других иностранных чиновников, когда заполнял анкету на допуск к государственным секретам.)

Для сотрудников Обамы схема этих контактов и характер дискуссий были предметом раздражения. Они читали отчеты разведывательных служб США по перехватам: российские официальные лица вступали в контакт с американцами, чья личность не раскрывалась согласно закону о защите частной жизни. Райс, посол при ООН Саманта Пауэр и другие попросили сотрудников разведки раскрыть имена этих американцев, чтобы лучше понять донесения разведки: процедура существовала, хотя и не использовалась практически никогда. В результате всплыли имена Флинна и других помощников Трампа. Некоторые сотрудники Госдепартамента подумали, что команда Трампа нарушает закон Логана, который запрещает частным лицам вмешиваться в дипломатические отношения между США и иностранными правительствами. Закону было 217 лет, и преследования по нему никогда еще не увенчивались успехом. «Нам казалось, что мы тонем; нас преследовало чувство ужаса, — вспоминал один из помощников Обамы. — Готовый вступить в должность советник по национальной безопасности и зять Трампа были заодно с русскими? Мы словно попали в сериал “Homeland”»[1].

В последние месяцы Флинн, не считая того, что был советником кандидата в президенты, а затем и вновь избранного президента Трампа, был очень занят в качестве консультанта. Он консультировал проект по строительству ядерных электростанций в Саудовской Аравии и по всему Среднему Востоку. На каком-то этапе в проекте участвовали российские компании. Он также работал на Турцию как консультант и лоббист, хотя и не зарегистрировался в соответствующих органах, как то было положено. В сентябре 2016 года он встречался с представителями турецкого правительства в Нью-Йорке: обсуждалась модель взаимоотношений с одним мусульманским священнослужителем, жившим в США и критиковавшим турецкое правительство. Один из участников встречи, Джеймс Вулси, бывший директор ЦРУ, впоследствии говорил, что обсуждался вариант похищения священнослужителя и возвращения его в Турцию. Пресс-секретарь Флинна настаивал, что никаких незаконных действий не рассматривалось.

* * *

Через десять дней после выборов сенатор Джон Маккейн, один из самых яростных антироссийских ястребов на Капитолийском холме, участвовал в ежегодном международном форуме по безопасности в Галифаксе, Новая Шотландия. Он встретился там с сэром Эндрю Вудом, бывшим британским послом в России и партнером Кристофера Стила по Orbis. Вуд рассказал Маккейну о досье Стила, и тот снарядил Дэвида Крэмера, бывшего служащего Госдепартамента и сотрудника института Маккейна, повидать Стила в Лондоне и получить копию его меморандумов. Стил и Крэмер встретились в Сюррее 28 ноября, и Кристофер показал Крэмеру свои доклады. Крэмер был в шоке. Он сказал Стилу, что так как эти доклады поднимают важные вопросы национальной безопасности, их нужно передать на рассмотрение в Вашингтон. Но Стил не захотел давать Крэмеру копию. Слишком рискованно, сказал он. Стил опасался, что багаж Крэмера может быть обыскан таможенными чиновниками и копии могут быть изъяты. «Не нужно, чтобы документы пересекали границу», — пояснил он Крэмеру. И посоветовал американцу вернуться в Вашингтон и получить копии у Симпсона.

Вернувшись в Вашингтон, Крэмер побывал в офисе Симпсона и получил копию меморандумов при условии, что она предназначалась исключительно для Маккейна. Крэмер принес документы Маккейну. А тот, встревоженный мыслью, что у Путина может иметься компромат на Трампа, предпринял необычный шаг: сенатор сам отнес бумаги в офис Коми. В Бюро уже были знакомы с этими документами. Но теперь, когда ими заинтересовался один из наиболее влиятельных членов Сената, они превратились в гораздо более срочное дело.

В начале декабря директор ЦРУ Джон Бреннан позвонил директору Национальной разведки Джеймсу Клэпперу, чтобы предупредить его о существовании важных документов, только что попавших в его распоряжение, — досье Стила. «Вы должны это прочесть», — сказал Бреннан Клэпперу. Клэппер прочел досье и отдал указание своим сотрудникам начать проверку и анализ изложенных там сведений. Он не имел ни малейшего представления, насколько важные последствия будет иметь этот шаг.

И по официальному Вашингтону, как лесной пожар, побежали разговоры о записках Стила и их взрывоопасном, пусть и неподтвержденном содержании. Члены Конгресса были в курсе. Репортеры обзванивали своих информаторов в разведывательных агентствах США, спрашивая, правда ли у Кремля было видео о сексуальных утехах вновь избранного президента.

Когда чиновники разведывательных агентств готовили отчет о российском вмешательстве в американские выборы, затребованный Обамой, им пришлось решать неприятный вопрос: нужно ли включить в него предположения из досье Стила?

Согласно Клэпперу, принять решение было далеко не просто. Когда лучшие аналитики разведывательного сообщества США стали пристально изучать эти документы, они осознали, что в меморандумах не было ничего, что могло бы подтвердить сенсационные утверждения о сексуальном шантаже или активном взаимодействии между лагерем Трампа и Кремлем. Однако в досье были пассажи, которые совпадали с более поздними отчетами разведки США о российской кампании влияния и приведших к ней причинах. Особенно — неприязнь российского лидера к Хиллари Клинтон. В июле Стил писал о том, что к действиям Путина подталкивали «его страх и ненависть к Хиллари КЛИНТОН». В августе он описывал российскую кампанию как усилия «помочь ТРАМПУ и нанести ущерб КЛИНТОН»: к такому заключению аналитики Клэппера прийти еще не успели. «Я, вероятно, недооценил глубину неприязни, которую [Путин] испытывал к Клинтонам», — сказал впоследствии Клэппер.

ФБР и аналитики Клэппера не смогли принять твердого решения относительно досье Стила. Там было несколько очевидных ошибок: Стил слегка исказил имя российского дипломата, отозванного из Вашингтона на самом пике кампании влияния. Его источники были загадочны и малопонятны. Отвратительные сексуальные подробности были совершенно дикими и неподтвержденными. Но, отталкиваясь от слов Коми о том, что Стил считался в ФБР источником, которому можно было доверять, Клэппер решил включить ссылку на меморандумы Стила в проект отчета. Дебаты об этих документах не утихли, и в конечном итоге упоминание о них было изъято из окончательного варианта отчета для Обамы.

Руководители разведывательного сообщества США выступили с альтернативным предложением по поводу использования досье Стила. Они предлагали, прежде чем опубликовать отчет разведсообщества, провести брифинги по материалам досье Стила, для Обамы — в Белом доме и для Трампа — в трамп-Тауэре. Все понимали, что брифинг для Трампа был делом рискованным. Шефы разведки — Коми, Клэппер, Бреннан и Роджерс — должны были представить разные части отчета. А затем все, кроме Коми, должны были покинуть помещение брифинга. И Коми должен был с глазу на глаз кратко, на две странички, рассказать вновь избранному президенту о досье Стила. Предполагалось, что Коми объяснит эту процедуру тем, что досье уже много кому попало в руки и шефы разведки хотели бы, в качестве любезности, заблаговременно предупредить о его существовании Трампа. Четверка вместе с помощниками совещалась в офисе Клэппера за несколько дней до брифинга, прекрасно понимая всю серьезность того, что они намеревались предпринять. «Мы все согласны с тем, как будем действовать?» — спросил один из сотрудников Клэппера. И они проголосовали по одному — Клэппер, Бреннан, Роджерс и Коми, — и все выразили свое согласие.

Отчет, который они подготовили, и без досье Стила попал бы в заголовки передовиц. Приводившиеся в нем сведения были серьезны и достаточно драматичны. «С высокой степенью уверенности, — говорилось в докладе, — мы считаем, что российский президент Владимир Путин отдал приказ о проведении кампании влияния в 2016 году, мишенью которой стали президентские выборы в США. Целью русских был подрыв веры общественности в демократические процессы в США, удар по имиджу Хиллари Клинтон, дабы снизить ее шансы стать президентом. Кроме того, мы считаем, что Путин и российское правительство создавали очевидно предпочтительные условия для вновь избранного президента Трампа». Что могло спровоцировать Путина на организацию атаки? «Наиболее вероятно», это случилось потому, что российский президент хотел дискредитировать Клинтон, считая ее виновной в протестах 2011 года в России. Кроме того, он многие годы испытывал к ней личную неприязнь в связи с критическими комментариями Клинтон в его адрес.

Наиболее поразительным в этой истории были глубина и размах российской операции: кибератаки, сброс информации через WikiLeaks, создание фейковых интернет-персонажей вроде Guccifer 2.0 и DCLeaks, использование онлайн-троллей из Агентства интернет-исследований, привлечение государственных пропагандистских изданий — RT и «Спутник» — для продвижения идей Кремля… Все это было в публичной версии доклада.

* * *

В четверг, 5 января 2017 года, за день до публикации отчета, шефы разведки США провели брифинг для Обамы и его старших сотрудников. Чиновники Белого дома были ошеломлены. Один из руководителей администрации сказал, что «впервые все фрагменты сложились для нас в единую картину». «Заговор оказался куда более крупным, чем мы считали во время избирательной кампании. Это был провал разведки и всеобщий недостаток воображения». Когда Байдена проинформировали об отчете разведки о связях между различными игроками из круга Трампа и Кремлем, его реакция была импульсивно-однозначной: «Если это правда, то это государственная измена!» — воскликнул он.

Несколькими днями ранее Райс во время ежедневного брифинга о данных разведки посоветовала Клэпперу рассказать Обаме о слухах про «золотой дождь». Обама, выслушав, повернулся к Райс и спросил: «Почему я должен это слушать?» Он воспринял историю с недоверием. «Что происходит?» — спросил президент. Райс объяснила, что разведывательное сообщество не знает, правдива ли эта история, но президент должен быть в курсе ходивших слухов. Один из участников этой встречи позднее сказал: «Не каждый день можно услышать термин „золотой дождь“ во время ежедневного президентского брифинга. Еще менее вероятно услышать, что парень, который скоро станет президентом, — засланный казачок».

6 января Клэппер, Бреннан, Роджерс и Коми приехали на Капитолийский холм, чтобы провести брифинг по поводу отчета разведсообщества для «Банды восьмерых» — лидеров Конгресса. А затем колонна сопровождения, с мигалками и сиренами, доставила их на базу военно-воздушных сил Эндрюс, где они пересели на самолет до Ньюарка. Они направлялись в Трамп-тауэр.

Клэппер нервничал. Он не знал, как Трамп среагирует. Когда они приехали в офис Трампа, вновь избранный президент приветствовал их совместно со своими главными помощниками: вице-президентом Майком Пенсом, Майком Флинном, Шоном Спайсером, К.Т. Макфарланд и Томом Боссертом, который вскоре должен был стать советником Трампа в Белом доме по внутренней безопасности. Когда разведчики только приехали, Трамп был любезен и сначала очень внимательно слушал Клэппера и других. Клэппер передал Трампу копию основного отчета, а также секретное приложение, в котором перечислялись детали ретроспективного анализа, подтверждавшего заключение разведсообщества о том, что хакерская атака была проведена российскими разведслужбами.

Трамп спросил, можно ли доверять разведсведениям. Клэпперу было ясно, что Трампа настойчиво преследовала мысль о том, нет ли в отчете чего-нибудь, что могло бы поставить под сомнение легитимность его победы в выборах. Действительной проблемой, заметил Трамп, было отсутствие надежной защиты в системе Национального комитета Демократической партии, что делало ее уязвимой, в то время как у республиканцев дело с защитой компьютеров обстояло лучше. Клэпперу пришлось объяснить, что русские проникли и в компьютеры Великой старой партии, но, вероятно, пока приберегали украденную информацию до подходящего момента. Как и было запланировано, Клэппер, Бреннан и Роджерс затем покинули кабинет, а Коми остался, чтобы поговорить с Трампом на куда более деликатную тему: ему предстояло передать Трампу двухстраничный обзор меморандумов Стила. Коми начал с того, что сказал Трампу: эта информация циркулирует в обществе. Трамп просмотрел документ и положил к другим бумагам. «Это все неправда», — сказал он Коми.

После того как Коми ушел, Трамп обсудил все, что только что произошло, со своими советниками, к которым присоединился еще и Бэннон. Дональд был вне себя от ярости. Эти утверждения о том, как он смотрел на писающих женщин! «Все бред собачий!» — сказал он. И объяснил, как потом сделает это публично, что страдает мизофобией и что его маниакальный страх загрязнения не позволил бы ему участвовать ни в чем подобном. Бэннон подлил масла в огонь: «Почему, черт возьми, сам глава ФБР передает вам это? Это что, официальный документ Бюро? Его проверили, подтвердили?» Бэннон повернулся к Флинну и Прибусу: «Почему вы допустили подобное?» Ведь одним своим прикосновением к документу, растолковывал Бэннон окружающим, Трамп превратил его в официальный, подлежащий регистрации, отчетный документ своего президентства. «Зачем вы его вообще взяли?» — спрашивал он Трампа.

Трамп еще немножко поразмыслил, и ему все стало ясно. Он сказал, что это был потенциальный шантаж. Коми пытался шантажировать его: он дал ему знать, что располагал порочащими материалами. Позже Бэннону придет на ум, что именно он посеял в Трампе зерно недоверия, заставил сомневаться в лояльности директора ФБР. А через несколько месяцев это приведет к одной из крупнейших катастроф президентства Трампа — к решению уволить Коми. «Я поселил эту идею у него в голове», — с сожалением будет говорить Бэннон своим коллегам.

После брифинга Трамп сфокусировался на крохотной части официального отчета разведывательного сообщества, написав в твите: «Разведка совершенно уверена, что нет абсолютно никаких доказательств того, что хакерская атака повлияла на результаты выборов». На самом же деле в отчете отмечалось, что разведсообщество не оценивало эту вероятность, ссылаясь на то, что анализ внутренних политических событий не входил в круг задач разведывательных служб: «Мы не проводили оценки того, как российские действия повлияли на результаты выборов 2016 года».

Во второй половине дня 10 января CNN сообщил о том, что директор ФБР передал Трампу двухстраничное изложение досье, содержавшего предположения о том, что Россия обладала «компрометирующей информацией личного и финансового характера» на вновь избранного президента. По информации канала, меморандумы составил бывший сотрудник британской разведки, имя названо не было, а содержание документов стало предметом расследования ФБР. CNN не раскрывал деталей потенциально компрометирующего материала, «так как он сам по себе не подтверждал отдельных предположений».

Плотина была прорвана. Практически сразу же Buzzfeed опубликовал весь комплект докладов Стила — со всеми подробностями о «золотом дожде», проститутках и секс-вечеринках. Внутри сетевых новостных изданий случилось несколько споров о том, насколько благоразумно так поступать. Некоторые репортеры настаивали, что безответственно бросать публике провокационные предположения, которые ничем не были подтверждены. Но редактор Buzzfeed Бен Смит возражал: телеканал CNN сообщал, что разведывательное сообщество воспринимало досье Стила серьезно, а потому публика заслуживала того, чтобы ее проинформировали: пусть люди сами решат, в чем там дело.

Трамп был в ярости. «Фейковые новости», написал он в Twitter. На следующее утро еще: «СОВЕРШЕННАЯ, ТОТАЛЬНАЯ ФАБРИКАЦИЯ. СОВЕРШЕННАЯ ЧЕПУХА». В другом твите: «Я НЕ ИМЕЮ НИЧЕГО ОБЩЕГО С РОССИЕЙ — НИ СДЕЛОК, НИ ЗАЙМОВ, НИЧЕГО». И наконец он написал вот это: «Разведывательные агентства ни в коем случае не должны были допустить, чтобы эти фейковые новости были слиты публике. Еще один выстрел по мне. Мы что, в нацистской Германии живем?»

На пресс-конференции в тот же день Трамп бросался направо и налево: он нападал на разведсообщество, обвиняя разведчиков в утечке меморандумов, он ругал CNN за первое публичное упоминание об этих документах, он поносил Buzzfeed («негодную кучку мусора») за их публикацию. Когда Трампа спросили о твите, в котором он сравнивал разведывательное сообщество США с нацистами, он не пошел на попятную: «Я думаю, что это позорно… бесчестно, что разведывательные агентства позволили появиться информации, которая оказалась фальшивой и надуманной… Это вполне в духе того, что могла бы сделать и делала нацистская Германия».

Сидя в своем офисе, Клэппер смотрел на Трампа — тот говорил из четырех экранов сразу. Клэппер закипал. Он с трудом мог поверить, что вновь избранный президент только что сравнил с гестапо мужчин и женщин, с которыми Клэппер работал бок о бок. «У меня просто срывало крышу, — вспоминал он. — Он оскорблял все разведывательное сообщество. Я не мог спустить ему это с рук».

Клэппер решил, что он ответит Трампу. Смелый шаг для человека, всю жизнь отдавшего армии, — он собирался противостоять своему будущему главнокомандующему. Но, думал Клэппер, пусть все идет прахом! Ему оставалось всего девять дней в должности. «Я ощущал, что должен вступиться за разведсообщество». Он проконсультировался с Белым домом, получил согласие и попросил своего секретаря договориться о телефонном разговоре с Трампом на следующее утро.

Наступило назначенное время, Трамп взял трубку, и Клэппер заговорил так прямо, как только мог. «Господин вновь избранный президент, вы проявили неуважение ко всему разведывательному сообществу США, которое так много сделало для безопасности этой нации», — говорил он Трампу. «Да, они прекрасные люди», — ответил тот и ушел в рассуждения о замечательной работе, проводимой разведывательными службами, уводя разговор от темы аналогии с нацистами.

А потом Трамп задал Клэпперу вопрос: не мог бы тот выпустить заявление, опровергающее предположения, сформулированные в досье?

Клэпперу стало не по себе. «Не думаю, что я мог бы это сделать, — сказал он Дональду. — Это не документ разведывательного сообщества. Нашей единственной целью при передаче вам документа было предостеречь вас о том, что там говорилось». На этом разговор и закончился. Клэппер испытал что-то вроде катарсиса — он понимал, что вряд ли достучался до Трампа.

И был прав. В последовавшие за этим дни Трамп продолжал рассыпаться твитами о досье Стила и нападать на разведсообщество за то, что допустили обнародование документа. В одном из твитов он заявлял: «Вчера мне звонил Клэппер и осудил фальшивый и поддельный доклад, который предали огласке без законных оснований». Это было неправдой. Клэппер никогда такого не говорил. На следующий день Трамп писал, что эти «ФЕЙКОВЫЕ НОВОСТИ» были, «вероятно», сброшены в СМИ «разведкой». «Вот тут шефы разведки ошиблись».

В тот день, когда Трамп собрал пресс-конференцию, мир Кристофера Стила радикально изменился. Репортаж Wall Street Journal назвал его автором в одну минуту ставших знаменитыми меморандумов. Статья называла также его фирму, Orbis Business Intelligence, и имя его партнера Кристофера Берроуза. Чтобы избежать нежелательного внимания, бывший разведчик покинул Лондон и где-то затаился.

Всякая надежда Трампа на то, что он сможет контролировать урон, нанесенный докладом разведсообщества и досье Стила, была похоронена 13 января, когда лидеры сенатского Комитета по разведке — председатель, республиканец Ричард Берр из Северной Каролины и вице-председатель, демократ Марк Уорнер из Вирджинии — огласили решение Комитета провести полномасштабное расследование российской атаки на американские выборы, включая «все разведданные, касающиеся связей между Россией и частными лицами, ассоциированными с политическими кампаниями». Вскоре после этого к расследованию присоединился и Комитет по разведке Палаты представителей.

20 января на ступенях Капитолия Соединенных Штатов Америки Трамп был приведен к присяге как сорок пятый американский президент. «С этого момента Америка — прежде всего», — декларировал он в своей инаугурационной речи.

Но первый год его президентства он истратит на Россию.

Послесловие Боже, прекратите это, пожалуйста!

В самом начале президентского срока Трампа Стив Бэннон разговаривал с президентом в Белом доме о растущих, как грибы после дождя, спорах и дискуссиях о связях избирательной кампании Трампа с Кремлем. Трамп был взбешен скандалом, омрачившим его победу и теперь портившим его президентство. И вдруг его осенило. Он заглянул Бэннону в глаза, ткнул в него пальцем и резюмировал всю историю в одной фразе: «Охота на ведьм!»

Блестяще, подумал Бэннон, просто блестяще. Трамп был мастером маркетинга. Он только что придумал для Белого дома замечательный способ политической интерпретации расследования, представлявшего все большую угрозу для его президентства.

В последовавшие за этим недели и месяцы Трамп возвращался к этому выражению снова и снова: в Twitter, на пресс-конференциях, во время встреч с членами Конгресса — где бы только ни всплывала тема расследования или когда бы она ни мелькала у него в мозгу (что происходило постоянно). Пока шли расследования Конгресса и ФБР, которые все интенсивнее освещались в СМИ, подача информации была перекомпонована со свойственной Трампу гиперболой. «Это самая крупная охота на ведьм в американской истории, объектом которой стал политик», — писал президент в твите 18 мая в 7:52 утра, на следующий день после того, как Роберт Мюллер был назначен специальным прокурором для расследования вмешательства России в выборы.

На протяжении всего первого года своего пребывания в Белом доме Трамп постоянно сетовал на расследование и ругал его. Он писал о России в твитах более сотни раз, часто называя всю историю сфабрикованным материалом, фальшивкой. Он возмущался тем, как освещают скандал в массмедиа, называя их работу «фейковыми новостями». Трамп пренебрегал сообщениями о тайной российской операции в соцсетях, называя их открытой ложью и подделкой. Он призывал к расследованию деятельности Хиллари Клинтон. Давний поклонник хаоса, Трамп, как и на всем протяжении предвыборной кампании, продолжал поднимать информационную пыль, чтобы внести путаницу в общественную дискуссию о российской атаке на американскую демократию и о роли этой атаки в избрании его президентом.

Российский скандал, в котором Трамп был замешан, представлял фундаментальную проблему для американской политической системы. Никогда еще президентские выборы не были так тесно связаны с вмешательством иностранной державы. Никогда ранее президент так открыто не отрицал сведений, добытых его собственной разведкой. И никогда, со времен Ричарда Никсона и «Уотергейта», президент не пытался так яростно вмешаться в криминальное расследование, ведшееся в соответствии со всеми существующими правилами, мишенью которого была его избирательная кампания и его сотрудники.

Трамп не был заинтересован и в том, чтобы «наказать» Путина. В первые дни пребывания Трампа на посту сотрудники Бюро по европейским и евроазиатским делам Государственного департамента получили от новой команды с восьмого этажа непривычное задание: набросать список предложений, как улучшить отношения с Россией, чтобы обеспечить взаимодействие с Москвой в войне против ИГИЛ. Среди всего прочего подразумевалось и облегчение санкций, наложенных Обамой за вмешательство в выборы. Чиновники из Европейского бюро были озадачены и удручены. Еще несколько недель назад они работали над закрытием резиденций в Мэриленде и Нью-Йорке, которые Россия использовала для шпионажа в Соединенных Штатах. А теперь они получили инструкцию отменить то, что сделали, и фактически предоставить России право действовать по своему усмотрению.

Дэниелу Фрайду, координатору санкций в Государственном департаменте, звонили сотрудники Госдепа и спрашивали о новом плане. Как выразился сам Фрайд, тон разговоров был близок к «паническому». Они умоляли его: «Боже, прекратите это, пожалуйста!» Фрайд, служивший в Департаменте более тридцати лет, связался с законодателями и советниками с Капитолийского холма, призывая их законодательно закрепить уже введенные российские санкции и тем самым обязать Белый дом представлять любые изменения на рассмотрение в Конгресс. То же самое сделал и Том Малиновски, назначенец Обамы, который только что ушел в отставку с поста помощника госсекретаря по правам человека и которому тоже поступило множество звонков по этому поводу. Гамбит — скандальный шаг, направленный на блокирование планов Белого дома изнутри бюрократического аппарата, — сработал. В редком двухпартийном порыве Конгресс с ошеломительным единодушием принял жесткий законопроект об ужесточении санкций по России, пренебрегая угрозой Трампа наложить вето. Президент с видимой неохотой подписал документ. Но в начале 2018 года администрация Трампа объявила, что не будет вводить новые санкции. И это после того, как в тот же день Майк Помпео, руководитель ЦРУ, назначенный Трампом, сказал, что Москва по всем признакам намеревается взять под прицел промежуточные выборы, которые должны были состояться чуть позже.

Все ширившийся скандал, затрагивавший Трампа и Россию, тяжелой тучей нависал над новым президентом, рождая сомнения в его честности, возбуждая озабоченность его автократическими импульсами, его пренебрежением к одному из основополагающих принципов современного американского правительства: исполнение законов США должно быть свободно от любого политического вмешательства. Ничто не могло продемонстрировать это пренебрежение больше, чем поведение Трампа по отношению к Джеймсу Коми.

27 января, через три недели после того как Коми привел Трампа в ярость (и разбудил его паранойю), представив будущему президенту двухстраничный обзор меморандумов Стила, Коми был приглашен в Белый дом на ужин. «Мне нужна лояльность», — сказал ему Трамп, сидя за маленьким столом, сервированным официантами Белого дома. Повисла неприятная тишина. Мужчины смотрели друг на друга. Через какое-то время Трамп вновь повторил свой призыв. Коми сманеврировал: «Я всегда буду честен с вами», — сказал он.

Через две с половиной недели, по окончании брифинга по разведданным в Овальном кабинете, Трамп попросил Коми задержаться. Майкл Флинн, советник Трампа по национальной безопасности, был вынужден уйти в отставку днем ранее из-за того, что вскрылась его ложь о беседах с Кисляком в период перехода власти. (В феврале Кисляк сказал Washington Post, что он разговаривал с Флинном до выборов, но отказался рассказать о предмете беседы.) Флинн стал объектом расследования ФБР. По версии Коми, Трамп сказал ему: «Флинн — хороший парень. Я думаю, вы можете оставить его в покое». Ошарашенный тем, что президент пытался повлиять на ведущееся расследование, директор ФБР оставил встречу и немедленно начал печатать меморандум, чтобы задокументировать необычную просьбу Трампа, — недавняя практика, которую Коми ввел в привычку при новом президенте.

20 марта Коми предстал перед Комитетом по разведке Палаты представителей и дал показания, разрушительные для Трампа. Он в первый раз подтвердил, что Бюро вело контрразведывательное расследование связей кампании Трампа с Россией и что расследование это велось еще с июля.

Коми задали вопрос о недавнем твите Трампа, где он заявлял, что Обама прослушивал его разговоры в Трамп-тауэре непосредственно перед победой. «Ничего не нашли. Это маккартизм!» На первый взгляд, заявление казалось абсолютно диким. Но это была всего-навсего очередная попытка Трампа отвлечь внимание. И потом, если бы Трамп-тауэр действительно прослушиваля, то этой работой занималось бы как раз ФБР. Коми ответил, что ФБР и Департамент юстиции «не имели информации в подтверждение этих твитов». Директор ФБР фактически назвал президента лжецом.

Отныне Трамп был одержим одним желанием: заставить Коми публично сказать, что президент не находился под следствием ФБР. Российский скандал сильно затруднял работу Трампа-президента. Один из сотрудников Белого дома говорил, что египетский президент Абдель Фаттах Ас-Сиси спрашивал Трампа о расследовании во время телефонного разговора. Тот факт, что лидер иностранного государства поднял подобный вопрос, донельзя рассердил Трампа.

30 марта Трамп вызвал Коми и сказал ему, что «не имеет с Россией ничего общего» и «не принимал участия в вечеринках с проститутками» в Москве. Что мог бы сделать Коми, спросил президент, чтобы «снять с него этот тяжкий груз»? К тому моменту Коми частным порядком уже информировал лидеров Конгресса о расследовании ФБР, назвав имена тех, против кого велось следствие. Имя Трампа среди них не фигурировало. Но заявить об этом публично значило создать себе проблему. А что, если произойдут какие-нибудь изменения? Придется ли Коми и об этих новых сведениях говорить публично? В очередной раз шеф ФБР ускользнул от прямого ответа и сказал Трампу, что Бюро будет делать свою работу «так быстро, как только возможно». 11 апреля Трамп позвонил Коми и задал все тот же вопрос: огласит ли Коми публично тот факт, что Трамп не является прямым объектом расследования Бюро? Коми вежливо ответил, что ему нужно проконсультироваться с Белым домом и обсудить вопрос с Департаментом юстиции.

9 мая, находясь с визитом в региональном офисе ФБР в Лос-Анджелесе, Коми услышал с телевизионного экрана, что он уволен. Изначально Белый дом говорил, что это случилось после записки помощника генерального прокурора Рода Розенштейна, в которой тот критиковал Коми за ведение расследования по делу о почте Клинтон. Но очень быстро Трамп опроверг эту версию — на встрече с российскими официальными лицами. Наутро после увольнения Коми у Трампа состоялась личная встреча с министром иностранных дел России Сергеем Лавровым и российским послом Сергеем Кисляком. Все обменивались улыбками. «Я только что уволил шефа ФБР. Он был сумасшедший, точно с приветом». Господин Трамп сказал гостям, согласно протоколу встречи: «Из-за России на меня оказывали большое давление. Теперь оно снято». На следующий день Трамп сказал ведущему NBC News Лестеру Холту, что, когда он увольнял Коми, он думал «об этой русской истории».

Ходили слухи, что Джаред Кушнер говорил своему тестю: если он уволит Коми, демократы будут лишь приветствовать такое решение. Однако отправка Коми в отставку возымела нежелательные последствия. Сразу же возник вопрос: а не пытался ли президент препятствовать правосудию. Как предупреждал Трампа Бэннон: «Вы можете уволить Коми, но вы не можете уволить ФБР».

К тому времени российский скандал уже коренным образом поменял администрацию Трампа. Генеральный прокурор Джефф Сешнс, пережив бурю критики, связанной с тем, что не рассказал о своих контактах с Кисляком во время кампании, взял самоотвод от участия в расследовании. Этот шаг Сешнса разъярил Трампа. Ему нужен был свой человек, верный человек. Трамп вопрошал своих помощников: «Где мой Рой Кон?»

А вместо этого за ходом расследования надзирал Розенштейн, и он вскоре нанял семидесятидвухлетнего Мюллера, чтобы тот докопался до самого дна российского дела. Для Трампа Мюллер был самой неудачной фигурой. Этот ветеран флота, отслуживший директором ФБР двенадцать лет, был прям как шомпол. Его друзья и коллеги говорили, что у Мюллера в жизни была одна, но пламенная страсть: заводить уголовные дела и упрятывать злоумышленников за решетку.

Подход Трампа к российскому делу как к охоте на ведьм значительно затруднял как работу Конгресса, где у руля стояли республиканцы, так и ведение расследования российского скандала.

Излишняя преданность партийным интересам уже давно отравила Капитолийский холм. И теперь, когда Трамп настаивал, что расследовать тут нечего, многие из его товарищей-республиканцев демонстрировали отсутствие желания глубоко копаться в деле российской атаки и в любых связях Трампа с Москвой. Не было создано никакого специального комитета. Соответствующие подразделения не увеличили кадровые ресурсы, не использовали свое право на судебные запросы и во многих случаях лишь бегло проанализировали документацию. И, что гораздо важнее, на протяжении всего 2017 года они проводили опросы ключевых свидетелей при закрытых дверях. Основной целью расследований Конгресса в течение десятилетий — от Типот-доумского скандала до «Уотергейта», Иран-контрас и финансовых злоупотреблений в избирательной кампании в девяностые — было воспитание страны с помощью открытых политических слушаний. А теперь следствие по России велось практически полностью негласно. Некоторые ключевые фигуры в республиканском мире сфокусировались не на том, чтобы отыскать связи Трампа с русскими, а на связях Гленна Симпсона и Кристофера Стила с демократами. Республиканским лидерам цель представлялась так: защитить Трампа и покончить с российской историей как можно скорее, желательно до промежуточных выборов в Конгресс.

Первые примеры такой тактики Великой старой партии появились в феврале 2018 года. Представитель Девин Нуньес, руководитель Комитета по разведке Палаты представителей, опубликовал меморандум, в котором говорилось, что некоторые из его коллег-республиканцев обнаружили шокирующие злоупотребления ФБР — «хуже» «Уотергейта». Там также утверждалось, что досье Стила было «основной составляющей» запроса ФБР в октябре 2016 года на получение ордера FISA на наблюдение за Картером Пейджем; Бюро не поставило FISA в известность о том, что Стил получал плату от Национального комитета демократов и кампании Клинтон; Стил «лгал» ФБР о своих контактах с журналистами. Это последнее обвинение Стил отрицал. (За несколько недель до того, как этот меморандум увидел свет, два сенатора от Республиканской партии обратились в Департамент юстиции с просьбой расследовать действия Стила в связи с предполагаемыми ложными заявлениями, переданными им в ФБР.) В меморандуме Нуньеса открыто цитировались репортажи авторов книги, которую вы держите в руках. (В меморандуме утверждалось, что, подавая запрос на получение ордера FISA, ФБР практически полностью основывалось на материале Айзикоффа, но не говорилось обо всей другой информации, которую Бюро использовало при открытии дела по подозрению в том, что Пейдж мог быть российским агентом. Нуньес также ccылался на статью Корна от 31 октября 2016 года в Mother Jones, когда формулировал предположение, что Стил мог сливать информацию и, как следствие, был ненадежным источником для ФБР. Однако ФБР оформило свой запрос на Пейджа в FISA за десять дней до того, как Корн разговаривал со Стилом.) Трамп заявил, что меморандум «отомстил» за него и доказал, что российский след был выдумкой и «позором Америки» и, конечно же, «охотой на ведьм».

Но ФБР, официальные лица Департамента юстиции и демократическая фракция в Конгрессе поставили достоверность меморандума Нуньеса под сомнение. Документ также подрывал утверждение республиканцев о том, что ордер на наблюдение за Пейджем был получен незаконно. Меморандум показал, что наблюдение за Пейджем возобновлялось федеральными судьями трижды — что могло случиться лишь при условии, что ФБР смогло доказать эффективность прослушки. Кроме того, меморандум Нуньеса на корню зарубил теорию заговора, которубю проталкивали некоторые республиканцы и адепты консерватизма под водительством Шона Хэннити из Fox News; основным посылом этой теории была идея о том, что именно непроверенное, недоказанное, проплаченное демократами досье Стила стало причиной российского расследования. В меморандуме подтверждалось, что расследование ФБР стало результатом отчета по Пападопулосу, попавшим в распоряжение Бюро за несколько месяцев до получения ордера FISA на Пейджа. Появление меморандума Нуньеса вызвало волну критики, его назвали подделкой и отвлекающим маневром.

Назначение Мюллера гарантировало, что ФБР продолжит активное и тщательное расследование, если только Трамп не попытается прекратить его. Мюллер подобрал прокуроров с опытом ведения дел по организованной преступности, отмыванию денег, преступлениям в сети и уголовным делам белых воротничков. И его команда приступила к работе.

Когда начались следственные действия по всем направлениям, вскрылась история о встрече в Трамп-тауэре в июне 2016 года, когда Дональд Трамп — младший, Пол Манафорт и Джаред Кушнер разговаривали с Натальей Весельницкой, эмиссаром Кремля, в надежде получить от нее компрометирующую информацию на Клинтон. (Молодой Трамп и Белый дом с участием президента распространили объяснение этой встречи, которое явно вводило всех в заблуждение, — этот эпизод позволил критикам Трампа утверждать, что команда Трампа препятствовала следствию и в других случаях.) Федеральные агенты совершили рейд на владения Манафорта. На поверхность всплывали доказательства широкомасштабной тайной кампании Москвы в социальных сетях.

В октябре Мюллер предъявил Манафорту и Рику Гейтсу обвинение по 12 пунктам, включая отмывание денег, и вменил им в вину несоблюдение закона о регистрации иностранных агентов в связи с их работой на пророссийскую партию Януковича. Вскоре после оглашения обвинения Белый дом начал дистанцироваться от Манафорта, утверждая, что обвинения не имеют никакого отношения к избирательной кампании или любым случаям взаимодействия с Россией. Однако в тот же день, пока эта уловка еще не распространилась, Мюллер объявил о том, что Пападопулос признал свою вину: он солгал ФБР о своих контактах с русскими во время кампании. И это было еще одним доказательством, что кампания Трампа как минимум пыталась взаимодействовать с Кремлем.

Информация о контактах Манафорта с Дерипаской, о поездке Пейджа в Москву, о встрече Кушнера с российским банкиром, о встрече в Трамп-тауэре в 2016 году и попытке Трампа начать строительство Трамп-тауэра в Москве с Феликсом Сейтером уже во время избирательной кампании — все вышло наружу. Но сделка с Пападопулосом о признании вины стала первым официальным подтверждением того, что существовали частные — или секретные — взаимоотношения между советником кампании Трампа и русскими.

Месяц спустя Мюллер сообщил, что Флинн тоже пошел на сделку со следствием. Бывший советник Трампа по национальной безопасности, который во время республиканской конвенции громче всех скандировал: «В тюрьму Клинтон!», признал, что солгал агентам ФБР о своих разговорах с Кисляком. Флинну вменили в вину лишь два пункта. Он сотрудничал с Мюллером. Всех интересовал вопрос: какую информацию он довел до сведения Мюллера и кому она могла навредить?

На протяжении всего этого времени Трамп бесился по поводу расследования и ФБР. В приступах гнева он грозил уволить Мюллера. Законодатели-республиканцы также подвергали нападкам расследование и Бюро. В какой-то момент Трамп приказал старшему юристу Белого дома Дону Макгану уволить Мюллера. Но Макган отказался и пригрозил уйти в отставку. Адвокаты Трампа — Джон Дауд и Тай Кобб, два вашингтонских ветерана по уголовной защите, — пытались отговорить Трампа, убеждая президента в том, что расследование Мюллера быстро закончится. Оно очень скоро закончится, сказали Трампу адвокаты. И через несколько недель они говорили то же самое. Крайние сроки назначались и проходили. Никто в Белом доме не мог сказать наверняка, удастся ли адвокатам удержать Трампа от попытки прикрыть следствие.

Несмотря на всю публичную полемику, многое в истории российской кибератаки было по-прежнему скрыто от глаз. Через пять дней после инаугурации Трампа российское бизнес-издание «Коммерсантъ» опубликовало умопомрачительную историю: Сергей Михайлов, заместитель директора подразделения ФСБ «18-ый центр», которое занималось информационной безопасностью, был по-тихому арестован после завершения выборов в США. Его взяли в собственном офисе во время совещания и с мешком на голове вывели из здания. Михайлова обвинили в государственной измене. Обвинение распространялось и на одного из помощников Михайлова Дмитрия Докучаева, хакера, который переквалифицировался в правительственные агенты. Другое российское издание сообщало, что этих людей обвиняли в том, что они были информаторами американской разведки, предоставлявшими ЦРУ сведения о российских взломах государственной избирательной системы во время выборов. (В марте 2017 года в Соединенных Штатах двух офицеров ФСБ обвинили в причастности к крупнейшей в истории кибератаке — российском взломе почтовой сети Yahoo, в результате которого были похищены данные на пятьсот миллионов пользователей по всей планете. Одним из этих офицеров ФСБ был Докучаев.)

Тем временем бывший генерал ФСБ Олег Еровинкин, один из помощников президента «Роснефти» Игоря Сечина (имя которого фигурировало в досье Стила), был найден мертвым в своем автомобиле в центре Москвы, предположительной причиной смерти был сердечный приступ. Это спровоцировало подозрения о насильственной смерти, которая могла быть связана с меморандумами Стила.

И еще одно обстоятельство. В одном из своих последних законов администрация Обамы расширила перечень лиц, подпадавших под действие Закона Магнитского: в него попали два бывших сотрудника разведки, отравивших в 2006 году в Лондоне Александра Литвиненко. Через несколько недель Владимир Кара-Мурза, российский активист-правозащитник, выступавший за принятие этого закона, был привезен задыхавшимся в московский госпиталь и впал в кому. Российские оппозиционеры подозревали, что эти события связаны. Кара-Мурза выжил, но диагноз наводил ужас: воздействие неопределенного токсического вещества. Владимира травили уже второй раз.

Трамп, которому так и не удалось увидеться с Путиным во время конкурса «Мисс Вселенная» в Москве в 2013 году, наконец получил шанс сделать это, став президентом Америки. Первая возможность появилась в июле в Гамбурге, на встрече Большой двадцатки. Пожимая друг другу руки перед фалангой репортеров, президенты светились теплыми улыбками. Трамп сказал, что встреча с российским президентом для него «честь». Путин сказал, что «очень рад» видеть Трампа. Тиллерсон, присутствовавший на встрече глав государств, сказал: «[Между президентами] возникла очевидная позитивная химия».

Встреча продлилась больше двух часов, на ней рассматривался большой спектр проблем, включая Сирию. Трамп, по рассказу Тиллерсона, задал Путину вопрос об «озабоченности американского народа относительно российского вмешательства в выборы 2016 года». Путин всякое вмешательство отрицал. Трамп перешел к другим вопросам, оставив в стороне «неразрешимые противоречия по этому поводу», как заметил Тиллерсон.

В ту ночь во время торжественного ужина для всей двадцатки мировых лидеров Трамп, встав из-за своего стола, перешел к столу Путина и сел рядом. Они вновь проговорили около часа. Кроме переводчика Путина, в беседе никто не участвовал.

В продолжение своих разговоров с российским лидером Трамп сказал, что в отношениях с Россией «пришло время двигаться вперед» и что они с Путиным договорились создать «неприступное подразделение по кибербезопасности, чтобы можно было избежать хакерских атак на выборы и многих других негативных вещей». После всего случившегося в 2016 году идея российско-американского сотрудничества в сфере кибербезопасности была немедленно отвергнута Конгрессом как абсурдная. «Это не самая дурная идея, какую я когда-либо слышал, но она очень к этому близка», — сказал сенатор Линдси Грэм. Трамп вскоре тоже оставил эту мысль.

В ноябре Трамп и Путин вновь встретились на форуме АТЭС во Вьетнаме. Они разговаривали во время мероприятий, и Трамп вновь спросил Путина о вмешательстве в американские выборы. Как впоследствии Трамп рассказывал репортерам Air Force One, Путин сказал, что «он не вмешивался. Он сказал, что он не вмешивался. Я снова спросил его. Вы можете просто много раз спрашивать. И каждый раз, когда он видит меня, он говорит: „Я этого не делал“. И я верю, я правда верю, что, когда он так говорит, он так и думает». И Трамп добавил: «Пожалуй, он был очень оскорблен этим [предположением]».

Трамп получил такой ответ, какого ждал.

Во время предвыборной кампании Трамп поощрял российские взломы сетей и сброс массивов информации — ему это было на руку больше, чем кому-либо другому. Он хвалил публикации украденного на WikiLeaks, рекламировал их, призывал сбрасывать больше данных — даже после того как прослушал секретный брифинг правительства США, где говорилось о том, что взлом сетей и разглашение файлов Демократической партии было частью тайной российской операции по подрыву выборов. Он часто позитивно высказывался о Путине и намекал, что хотел бы снять санкции и сотрудничать с Кремлем — несмотря на то что российская информационная война была в самом разгаре. Принесет или нет расследование ФБР и Конгресса неоспоримые доказательства прямого соучастия или пособничества, действия Трампа — его упорное и постоянное отрицание российской роли в событиях — покрывали Москву.

После второй встречи с Путиным Трамп перестал поднимать перед российским лидером вопрос о вмешательстве России в выборы. Поведение Трампа является гарантией того, что российский скандал далек от завершения — для Мюллера, для Конгресса Соединенных Штатов, для американского народа.

Примечания

1

“Homeland” («Родина») — американский телесериал в жанре психологического триллера. В центре сюжета — морской пехотинец Николас Броуди, воевавший в Ираке, и Кэрри Мэтисон, офицер ЦРУ, которая подозревает его в причастности к подготовке террористической атаки на Америку (примеч. ред.).

(обратно)

Оглавление

Предисловие Шантаж

Глава 1 Господин Путин хотел бы встретиться с господином Трампом

Глава 2 Мы не могли и предположить, насколько это выведет Путина из себя

Глава 3 Мы здесь потому, что Клинтон разослала нам СМС?

Глава 4 Мы с вами незнакомы, но я работаю на фабрике троллей

Глава 5 Это новый Уотергейт

Глава 6 «Феликс Сейтер… Мама родная, надо подумать»

Глава 7 Он же пятнадцать лет был российской марионеткой!

Глава 8  Как, черт возьми, он попал в этот список?

Глава 9  Если все обстоит так, как вы говорите, мне это нравится

Глава 10  Wikileaks предстоит очень важный год

Глава 11  Я должен доложить об этом в штаб

Глава 12  А что касается дополнения по Украине – прекрасная работа

Глава 13  А дальше они подсыпят мне в чай полоний

Глава 14  Нам велено отступить

Глава 15 Он сделал из меня мальчика для битья 

Глава 16  И вообще неважно, кто взломал эти данные

Глава 17 Может, это вообще был какой-нибудь мужик, сидящий у себя на кровати, толстяк весом под 200 килограмм! 

Глава 18  Только первые лица России могли разрешить подобные действия

Глава 19 Нас поимели 

Глава 20 Это настоящая перезагрузка Западного мира

Глава 21 Нам казалось, что мы тонем… Мы словно попали в сериал “Homeland”

Послесловие Боже, прекратите это, пожалуйста! Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg