«Эпоха Владимира Путина. К вопросу об исторической миссии второго президента России»

Эпоха Владимира Путина. К вопросу об исторической миссии второго президента России (fb2) - Эпоха Владимира Путина. К вопросу об исторической миссии второго президента России 1361K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Владимир Дмитриевич Кузнечевский

Владимир Кузнечевский Эпоха Владимира Путина. К вопросу об исторической миссии второго президента России

Оформление художника Е.Ю. Шурлаповой

Предисловие На переломе

Мы знаем, что ныне лежит на весах И что совершается ныне. Анна Ахматова

Так получилось, что к концу 2017 года в среде образованной части российского общества стала выкристаллизовываться идея о том, что страна наша подошла к критическому моменту своего существования, к окончанию большого временного периода в политическом развитии, начатого 30 лет назад так называемой перестройкой Михаила Горбачева, вылившейся в окончательном варианте в распад Советского Союза, либеральную революцию 1990-х годов и образование совершенно нового государства – Российской Федерации.

Многие связывают наступление этого критического момента с президентскими выборами 2018 года и четвертым заходом в Кремль Владимира Путина, а также с тем, что часть правящих кругов США и Евросоюза взяла себе в задачу, как минимум, обрушить с помощью санкционной политики экономику Российской Федерации, а если повезет, то и саму Россию вместе с историей ее народа.

Так считают многие, но не все. Есть и такие, кто, отнюдь не отрицая совокупной значимости названных выше обстоятельств, не останавливается перед поиском более глубоких причин, обусловивших наступление критического периода в существовании нашей страны и настоятельно требующих изменения политической жизни российского общества, то есть изменения политической системы.

Так, 16 декабря 2017 года Карен Шахназаров, генеральный директор киноконцерна «Мосфильм», выступая в телепрограмме Д. Куликова «Право знать!» («ТВ Центр»), высказал мысль о том, что российское общество подошло к критической точке своего существования отнюдь не потому, что в течение целого ряда лет подвергается беспрецедентному политическому и экономическому прессингу со стороны правящих политических кругов США (хотя это последнее не просто имеет место быть, но оказывает и свое негативное влияние на нашу жизнь), а в основном потому, что мы «застряли между социализмом и капитализмом и никак не можем прийти к чему-то определенному, к какой-то системе». Она, наша политическая и экономическая бытность, все предыдущие 30 лет носит характер и не советской, и не рыночной, и мы, в силу этого, пребываем в самом неудобном положении – сидим между двумя стульями. Отсюда и созданная Владимиром Путиным за 20 лет организационная государственная бюрократия (бюрократия в позитивном смысле, как необходимый для функционирования любого государства аппарат) «начинает, – считает Карен Георгиевич, – становиться тормозом развития».

Примерно в это же время, но много откровеннее высказался на этот счет бывший крупный государственный и политический деятель, 18 лет (с 1991 по 2010 год) возглавлявший исполнительную власть в столице страны, Юрий Лужков. В опубликованной им на двух газетных полосах статье «Запад готовит «олигархический переворот» в России» он поделился с общественностью догадкой о том, что со стороны некоторых близких к Путину московских олигархов готовится инспирированная конгрессом США и ведущими американскими СМИ попытка отстранить Путина от власти, что может вызвать ответную со стороны Путина реакцию по отношению к этим людям, которую бывший мэр Москвы обозначил как «революция сверху».

«Не переживаем ли мы ненароком, – написал бывший мэр Москвы, – по удивительному совпадению в 100-летнюю годовщину Октябрьской революции, в совершенно иных исторических обстоятельствах, некоторую родственную метаморфозу – крутой разворот исторических судеб России?» (выделено Ю.М. Лужковым). И уверенно продолжил: «Да – мы имеем дело с «революцией сверху» – недвусмысленное избавление Кремля от обанкротившейся «либеральной» Реформации или – явочным порядком разворот на новую государственническую антиолигархическую парадигму»[1].

Революция или не революция, сверху или сбоку, инспирированная извне или не инспирированная, но атака на созданную Владимиром Путиным за 20 лет систему политической власти в период, предшествовавший кампании по выборам президента Российской Федерации, интенсивно проводилась и проводится в ряде российских СМИ, пытавшихся обесценить в глазах общественности массовую поддержку населением политического курса, проводимого главой государства.

В московской прессе почти каждый день можно было увидеть материалы весьма резкого в этом плане характера. Так, ежедневная московская деловая газета «Ведомости», тесно сотрудничающая с англо-американскими изданиями Financial Times и The Wall Street Journal, в публикации под заголовком «Будущего не видно» охотно цитировала бывшего консультанта администрации президента РФ и одного из самых активных пропагандистов либеральной революции 1990-х годов Глеба Павловского, который утверждал: «Кремлю пока не удается придумать образ будущего, с которым Владимир Путин мог бы пойти на выборы-2018… Текущее состояние [российского общества] переживается как тупиковое разными группами, в том числе и кремлевской администрацией… Суть в том, как уйти от тоскливого ощущения, что все заканчивается, и очень плохо. Индикаторы вроде рейтинга президента ничего не показывают, они измеряют безальтернативную ситуацию… Из-за непонимания характера этого кризиса… они ищут сюжет для предвыборного телесериала. Речь не о будущем, а о том, чтобы придумать, зачем Путину вообще идти на четвертый срок, когда он этот срок заканчивает с тоской… Нет ни одной проблемы страны, для решения которой нужен Путин. Избирательная кампания становится работой по сохранению его ближнего круга» (17.07.2017).

Со страниц других изданий не сходили материалы под броскими заголовками типа: «Мозговые центры власти демонстрируют стратегическую несостоятельность» («Независимая газета», 11.05.2017), «Есть ли жизнь после Путина?» (МК, 24.08.2017), «Россия достигла дна светлого будущего» (МК, 14.09.2017), «На пятый срок с пустыми руками» (ИА «Росбалт», 27.06.2017), «Путин попал в такой тупик, с каким он еще не сталкивался» (официальный сайт движения «Народный собор», Михаил Хазин) и т. д.

Бывший министр экономики гайдаровского правительства, а ныне председатель партии «Гражданская инициатива», вполне благополучно провалившейся на муниципальных выборах 10 сентября 2017 года, Андрей Нечаев рассуждал более пространно: «Если в результате демократических выборов власть сменится и придет новая команда, то весь вопрос в том, будет ли она в состоянии, не разрушая того, что достигнуто, предложить то, что все мы ищем: новые пути развития. Возвращаясь к аналогии с советскими временами, если это будет Горбачев, то мы сможем надеяться на либерализацию экономики, демократизацию страны, открытость миру без особого переходного периода и не потеряем несколько лет. Если же происходит форс-мажор – Путин покидает свой пост не в запланированное время, то, безусловно, наступает сумбур…» (МК, 24.08.2017).

Серию статей в подобном ключе опубликовал громогласно перешедший в политическую оппозицию к власти сразу после того, как был выключен из правительства, кандидат юридических наук Никита Исаев. В одной из них, под заголовком «Россия достигла дна светлого будущего. Власти демонстрируют стойкое нежелание признать бедственное положение страны», он довольно едко заметил: «Если верить официальным заявлениям власти и ее рупоров, в стране остался лишь один нерешенный вопрос – образ светлого будущего. С остальным проблем нет»[2].

Как бы ни реагировать на все вышеприведенное, но нельзя не признать, что такие настроения в определенной части образованного российского общества накануне президентских выборов в России были и никуда не исчезли и после выборов. А значит – надо признать, что в каком-то смысле наше общество действительно зависло в неопределенном состоянии, в котором длительное время находиться не может.

Довольно точно отметила этот аспект самая массовая и самая читаемая столичным населением газета «Московский комсомолец»: «Главная характеристика текущего момента в нашей стране – это отсутствие нужного темпа развития. Запад не смог поставить Россию на колени, даже задействуя все доступные ему механизмы санкционного давления. Мы держимся, и это очень хорошо. Но вот что плохо: в обществе появилось ощущение непросматриваемости будущего. До 2014 года все чувствовали, что, несмотря на многочисленные невзгоды и препятствия, Россия развивается, Россия идет вперед. Сейчас это ощущение движения исчезло. На смену ему пришло подозрение: даже напрягая все свои силы и ресурсы, стране удается лишь удерживать завоеванные позиции. Но ведь весь остальной мир в это время не стоит на месте! Мировая экономическая и технологическая конкуренция сейчас настолько интенсивна, что отсутствие движения вперед автоматически означает движение назад… [И в этих условиях] стране нужно, чтобы ее нынешний и будущий лидер поделился с ней своими планами, заразил ее чувством цели»[3].

Иными словами, возглавляемая известным общественным и политическим деятелем Павлом Гусевым газета обратила внимание властей (и общественности) на то, что в выступлениях внутренней политической оппозиции (если отбросить крайних ее представителей, которых один из самых авторитетных и уважаемых в обществе экспертов Алексей Мухин характеризует как «махровых антипутинистов») содержатся зерна истины, которые соответствуют общественным ожиданиям и даже требованиям.

Если трезво смотреть на вещи, то следует согласиться с тем, что, требуя в предстоящий стране шестилетний период (2018–2024 гг.) изменений в нынешней политической системе, оппозиция ведь опирается не только на свое неуемное желание войти во власть, но и на существующие общественные ожидания. Иное дело, что в целом даже здоровая ее часть, а не крикливые демагоги, обладает тем же свойством, что и ее предшественники конца 1980-х – начала 1990-х годов: за деревьями не умеет разглядеть леса, требует изменений ради самих изменений, не имея в своем «загашнике» сформулированных целей грядущего развития. В массе своей люди, наученные опытом 1990-х годов, эту особенность антипутинской оппозиции видят, и не потому ли россияне не доверяют ей, и не потому ли на выборах во власть оппозиция набирает такую процентную долю поддержки, которая граничит с арифметической погрешностью?

Но все это не избавляет нас от необходимости поиска глубинных причин такого положения, в силу которых российское общество оказалось если не на переломе своего существования, то близко к этому. Хотя сказанное не означает, разумеется, что власть не должна прислушиваться к мнению оппозиции и не включать в свою программу действий некоторые ее требования. Должна и прислушиваться, и включать. Но не все здесь так просто, как это может выглядеть в логической, так сказать, конструкции.

Обращаясь к нынешней антипутинской политической оппозиции и объясняя и для себя причины неуспеха русской либеральной революции 1990-х годов, один из самых активных ее участников и созидателей, организатор так называемой Межрегиональной депутатской группы Съезда народных депутатов СССР (куда он вовлек и Бориса Ельцина), первый мэр Москвы Г.Х. Попов в статье «Пророки в своем Отечестве» самой главной ошибкой тех далеких событий назвал отсутствие у авторов этой революции «модели устройства общества, которое должно было заменить бюрократический социализм».

«Во всех революциях, – заметил Г.Х. Попов, – действуют три силы. Власть. Народные массы. И лидеры, организаторы и идейные вожди масс. Пассионарии, как их назвал Гумилев. Пророки».

«Вариант возврата к дореволюционным порядкам, – перечислил он возможные модели развития, долженствующие заменить большевистскую систему власти в тот исторический момент, – даже не обсуждался. Вариант обновленного социализма Горбачева остался на словах без конкретизации. Вариант обновления социализма ряда интеллектуалов-неформа-лов – массы тоже не интересовали.

Практически перед Ельциным, желавшим любой ценой удержаться в Кремле, лежал один проект – проект Запада. Проект был разработан Западом для стран третьего мира. Запад хотел не только устранить социализм, но и вообще устранить Россию как конкурента, исключив ее из великих держав планеты.

Ради сохранения власти реформаторская бюрократия России капитулировала перед Западом. Недавно президент Путин рассказал о масштабах этой капитуляции – пустили американцев на самые секретные объекты обороны».

«Но почему пророки не выступили против западной модели шоковой терапии и российской модели «распила» наследства социализма?» – задает автор статьи самому себе главный вопрос. И отвечает: «Да как раз потому, что пророки не имели своей программы альтернативы бюрократическому социализму…

Поэтому первый главный урок эпохи пророков – нельзя поднимать народные массы, имея за душой только критику прошлого… Необходимо иметь варианты новых проектов будущего»[4].

Замечательные размышления. Вот только почему Гавриил Харитонович и сегодня, с высоты своих 82 лет и огромного политического опыта, называет ошибкой отсутствие у инициаторов либеральной революции модели социально-политического устройства общества, долженствовавшей прийти на смену ленинско-сталинской политической системе? Нет, это не было ошибкой. Такой модели тогда просто и не могло существовать. Этой искомой модели организации общества в головах либералов нет и сегодня.

И к сожалению, надо признать, что нет ее не только у них. Наше общество в целом еще и сегодня не знает, КУДА, КАК и в КАКИХ ФОРМАХ ОРГАНИЗАЦИИ оно должно развиваться далее. Мы еще и сегодня пребываем в этом плане в переходном периоде и не в состоянии сформулировать «проект будущего». По-видимому, все еще не дозрели, чтобы более или менее ясно определиться.

Запутанность эта имеет давние, а по сути даже и не столетние, корни.

В этом плане начало всех начал следует искать в марксистской теории общества, той теории, в лекалах которой мы успешно (безуспешно) барахтались целых 70 лет и все еще продолжаем это делать.

Ведь когда в октябре 1917-го Ленин выбросил лозунг построения справедливого общества, он только частично правильно сформулировал принцип справедливого устройства общества: фабрики – рабочим, земля – крестьянам. Авторами этой формулы были, как известно, классики марксизма. Но в 1917 году мало кто обратил внимание на ущербность этого лозунга. На то, что любое цивилизованное общество состоит не только из рабочих и крестьян. В нем есть еще и управленческие слои (хоть сословные, кастовые, хоть любые другие, условно говоря, интеллигенция, служители культа, предпринимательские слои и т. д. и т. п. Какое место должны занять в справедливом социалистическом обществе все перечисленные социальные слои? Умные представители рабочего класса Германии, других стран Старого Света уже тогда обращали на это внимание основоположников марксизма. Но ответы получали обескураживающие: все эти слои должны будут исчезнуть.

В работе «Принципы коммунизма», а потом в «Манифесте Коммунистической партии» К. Маркс и Ф. Энгельс все вышеперечисленные слои населения назвали «образованным мусором», от которого рабочий класс после своей победы должен будет избавиться[5].

Критерием ценности человека в «учении Маркса, которое всесильно, потому что оно верно» (Ленин) выступала не духовная и интеллектуальная составляющая, а низкопробная человеческая зависть определенной части общества, находящейся на нижних ступенях социальной лестницы, к чужому богатству и образованию, а в конечном итоге – к интеллектуальным способностям людей. Такова была суть этой человеконенавистнической линии на уничтожение мыслящего потенциала нации.

Всякая революция низвергает старую власть, писал Маркс[6]. А второй основоположник «всесильного учения» Ф. Энгельс уточнял: старая власть – это богатые, новая власть должна состоять из бедных. Поэтому социальная революция – это открытая «война бедных против богатых»[7].

В 1960-х годах немецко-американский философ и социолог Герберт Маркузе довел эту идею до абсурда, когда провозгласил идею о революционной роли аутсайдеров (люмпены, преследуемые нацменьшинства и т. п.). В те годы радикальные слои студенчества и интеллигенции стран Западной Европы, но прежде всего – ФРГ и Франции, приняли идеи Маркузе на вооружение, за чем последовали левоэкстремистские выступления на Западе. Сегодня этой идеей пользуются организованные отряды международного терроризма. Так что и здесь ноги растут из марксизма.

В «Принципах коммунизма» (1847), произведении, которое легло в основу «Манифеста Коммунистической партии» (1848), Энгельс строго отчитывал «демократических социалистов» за то, что те выступают за «уничтожение нищеты и устранение бедствий нынешнего общества», в то время как бороться надо, учил он, «против богатых». Если вы этого еще не поняли, пенял им друг и идейный соратник Маркса, значит, вы являетесь «либо пролетариями, которые еще недостаточно уяснили себе условия освобождения своего класса, либо представителями мелкой буржуазии»[8].

Трезвые головы в рабочем движении находились и тогда. И они вслух недоумевали: каким же образом бедные, прогнав богатых, которые в подавляющей своей части, одновременно с этим, являются еще и образованными и имеют опыт управления делами общества, смогут справиться с делами по управлению обществом? Ведь ни соответствующего образования, ни опыта у них нет!

Энгельс сердился на непонятливых (О. Бёнигка, А. Бебеля и др.) и отвечал: смогут, управляют же рабочие своими потребительскими товариществами «так же хорошо и гораздо более честно, чем буржуазные акционерные общества»[9]. Разнокачественность уровней управления (небольшим добровольным товариществом и государством) в расчет, конечно, не принималась.

До конца своей жизни основоположники марксизма убеждали своих последователей, что для того, чтобы «строить» общество по сконструированным ими для рабочего класса чертежам, ни ума, ни специальных знаний и не надо. В их видении как-то вообще не сопрягались понятия «социализм» и «интеллигенция». Более того, к этой последней они всю жизнь испытывали стойкое недоверие, подозрение и даже презрение.

В переписке с упомянутыми выше руководителями немецкой социал-демократии в последние годы своей жизни Энгельс объяснял, что для строительства нового общества вполне достаточно просто классового инстинкта пролетариата.

Самое большое препятствие, считал он, заключается не в обобществлении крупного производства («здесь не будет совершенно никаких трудностей»), а в наличии «мелких крестьян и тех назойливых, сверхумных образованных, которые тем больше делают вид, что все знают, чем меньше они смыслят в данном деле». Именно «образованные», считал Энгельс, должны еще многому «учиться у рабочих», а не наоборот. Предлагал он и рецепты относительно того, как устранить указанное им препятствие.

Что касается техников, агрономов, инженеров, архитекторов, школьных учителей и т. п., без которых коммунистической партии, когда она придет к власти, на первых порах не обойтись, то «на худой конец, – писал он, – мы можем купить их для себя». А если среди них все же окажутся предатели, что, конечно, будет наверняка, то они «будут наказаны как следует в назидание другим… и поймут, что в их же интересах не обкрадывать нас больше». Гуманитарная же интеллигенция, учил вождь, коммунистической партии не просто не нужна, более того, вредна. «Мы прекрасно можем обойтись без остальных «образованных», – писал он, – и, к примеру, нынешний сильный наплыв в партию литераторов и студентов сопряжен со всяческим вредом, если только не держать этих господ в должных рамках»[10].

Энгельсу возражали. Так, Август Бебель, один из основателей и вождей германской социал-демократии, токарь по профессии, который много занимался самообразованием, роль и значение интеллигенции оценивал высоко. В 1891 году он с нескрываемым удовлетворением сообщал Энгельсу, что идеологическая работа с интеллигенцией приносит свои плоды: представители этой социальной группы стали все чаще вступать в партию.

Учитель стремится поправить своего последователя, разъясняя тому, что интеллигенция была и остается не более чем «образованным мусором».

«До последнего времени, – отвечает он Бебелю, – мы были даже рады тому, что по большей части избавлены от так называемой «образованной» публики. Теперь – другое дело. В настоящее время мы достаточно сильны, чтобы быть в состоянии принять и переварить любое количество образованного мусора, и я предвижу, что в ближайшие 8—10 лет к нам придет достаточное количество молодых специалистов в области техники и медицины, юристов и учителей, чтобы с помощью партийных товарищей организовать управление фабриками и крупными имениями в интересах нации. Тогда, следовательно, взятие нами власти будет совершенно естественным и произойдет относительно гладко. Но если в результате войны мы придем к власти раньше, чем будем подготовлены к этому, то технические специалисты окажутся нашими принципиальными противниками и будут обманывать и предавать нас везде, где только могут; нам придется прибегать к устрашению их, и все-таки они будут нас надувать».

Бебель, однако, не понял учителя и спустя месяц после этого обмена мнениями вновь уведомляет его, что интеллигенция проявляет все больше симпатий к коммунизму.

Раздосадованный непонятливостью ученика, Энгельс теперь уже открытым текстом предупреждает его, что если Бебель и дальше будет привлекать интеллигенцию к партийной работе, то коммунисты в этом случае неизбежно потерпят «решительное поражение»[11].

«Еще в 1848 и в 1870–1871 годах, – вспоминает Энгельс, – я слишком хорошо убедился, как недалеко уйдешь с такими союзниками и сочувствующими в минуту опасности и как основательно можно с ними оскандалиться». Надо, пишет он, внимательно присмотреться «к способностям и характеру этих господ. Это избавит нас не только от трений, но и может в критический момент предотвратить неизбежное в противном случае решительное поражение»[12].

Пройдет совсем немного (по историческим меркам) времени, всего-то каких-то 30 лет, и вся эта подробная инструкция по поводу того, как коммунистам после прихода к власти следует поступать с интеллигенцией, будет в буквальном смысле скрупулезно осуществлена на шестой части земной суши. А еще через 10 лет будет осуществлено и другое прямое указание Энгельса, в отношении второго «врага коммунистов» – «мелких крестьян» (коллективизация).

Таким образом, марксизм с самого начала своего возникновения выдвинул тезис: цель – не борьба за искоренение бедности в обществе, а война бедных против богатых, чтобы это богатство силой отобрать и перераспределить между бедными. «Бьет час капиталистической собственности. Экспроприаторов экспроприируют», – провозгласил К. Маркс в первом томе «Капитала».

Через 34 года (в 1925 году) после этого «открытия» русский писатель Михаил Булгаков в повести «Собачье сердце» выразит этот высокоученый тезис словами своего героя Шарикова гениально просто: «Да что тут предлагать… А то пишут, пишут… конгресс, немцы какие-то… Голова пухнет. Взять все да поделить… А то что ж: один в семи комнатах расселся, штанов у него сорок пар, а другой шляется, в сорных ящиках питание ищет»[13]. Правда, опубликована эта повесть в СССР была только в 1987 году.

Вот Ленин и Сталин и «избавляли» Россию (СССР) от этого «мусора» семь десятилетий подряд. Поэтому после 1917 года более 5 миллионов человек, принадлежащих к перечисленным выше категориям населения бывшей Российской империи, должны были покинуть свою родину. А сколько погибло в Гражданской войне и последующих репрессиях и так называемых чистках?

Потому и нет до сих пор ответа на вопрос, почему мы никак не можем достичь в своем цивилизационном развитии не только США, но даже Португалии.

Как представляется, ответ на главный вопрос: каким может (и, наверное, и должно) выглядеть российское общество в предстоящие годы – найти все же возможно, но искать его нужно в очень широком диапазоне – в своих собственных головах, в российской истории и теоретических изысках наших национальных мыслителей и при этом отнюдь не отбрасывать на обочину размышлений и зарубежный опыт, который, как недавно выяснилось, может оказаться весьма и весьма полезным для нас (об этом – ниже).

Нет сомнения, что предстоящий нам шестилетний отрезок исторического времени, до 2024 года, станет венцом, итогом того, что мы прошли за последние 20 лет и что люди сегодня уже стали называть «эпохой Путина». Однако уже подошло время не только оценить то, что было сделано за эту эпоху, со всеми ее несомненными достижениями и неудачами на пройденном пути, но и определиться с тем, что мы будем делать после этого.

Пока можно лишь согласиться с тем, что в настоящее время наша страна действительно переживает этап если не революционный, то, во всяком случае, судьбоносный, чреватый переходом к новой парадигме российского социального государства. Каким конкретно итогом может завершиться этот переход – сегодня не знает никто: ни правящие ныне элиты, ни внутренняя оппозиция, ни экспертное сообщество, ни, судя по всему, и сам автор «эпохи Путина», потому что для того, чтобы построить это новое социальное государство, нужно, как минимум, сформулировать его концептуальную модель.

Пока у нас этой теории нет. Как признал перед президентскими выборами 2018 года Гавриил Попов, пока в России с этой задачей не под силу справиться никому. «Патриоты, – написал он, – пошли на разрыв с западничеством. Но – не найдя для себя пророков – не смогли предложить России реформы по замене постиндустриализма номенклатурно-олигархического на постиндустриализм прогрессивный, демократический и народный. Ведь даже самая прогрессивная бюрократия не может создать модель радикальных перемен. Это наглядно демонстрирует один из лучших российских бюрократов Кудрин, которому поручено создавать проект будущего. Российская бюрократия пытается сидеть на двух стульях. Как удачно выразился Зюганов: на патриотическом и олигархическом… Главный урок всей российской истории – модель будущего – могут разработать только стоящие вне системы пассионарные пророки»[14].

Вот с целью помочь разобраться с этой проблемой и выяснить, чем могут помочь нашему народу в этом плане достижения и ошибки «эпохи Путина», сегодня и после 2024 года, и написана настоящая книга.

Глава 1 Историю творит народ, но изменяется она под воздействием исторических личностей

Никогда, наверное, русское образованное общество (интеллигенция?) не научится трезво и по достоинству, по действительным их способностям и качествам оценивать своих выдающихся политических лидеров. Неуемно льстить в глаза формальному лидеру нации, навешивать на его праздничный пиджак по три Звезды Героя Социалистического Труда (как Хрущеву, когда он возглавлял правящую Коммунистическую партию) или даже пять таких «Золотых Звезд» (как Брежневу) – это мы можем. А вот остановиться в этом неуемном верноподданническом рвении – с этим у нас всегда было очень напряженно.

К большому сожалению, привычка эта, истоки которой восходят, наверное, еще ко времени крепостного (рабского по сути) права на Руси, нередко проявляется и в наше время. Опасаюсь, что не избавимся мы от этой привычки и после 2024 года. Вот объявил в декабре 2017 года президент РФ свое решение об участии в президентских выборах-2018, и уже 19 декабря руководство Общероссийского народного фронта объявило, что через неделю соберется на ВДНХ так называемая инициативная группа по выдвижению Владимира Путина кандидатом в президенты РФ для сбора 300 тысяч индивидуальных подписей.

Количественный состав этой группы определен в 600 человек. Уже и людей многих назвали, кто должен войти в эту инициативную группу: ученые, врачи, телеведущие, актеры, журналисты, деятели культуры, рабочие от станка, представители бюрократии всех 85 регионов и т. д., легче перечислить тех, кто не войдет в этот орган, и можно представить себе, какая была очередь из тех, кто, образно говоря, толкаясь локтями, хотел войти в эту группу, но не сумел.

Сильно все это напомнило мне 1949 год, когда Москва помпезно готовилась отмечать 70-летний юбилей Иосифа Сталина. Инициатива лизоблюдов из ЦК ВКП(б) и правительства била не ключом, а бурлила рекой, и дошло до того, что было предложено учредить орден и юбилейную медаль, особую Государственную премию имени Сталина и еще много чего.

В итоге «доработались» в своем раболепии до того, что и самого Сталина перепугали масштабностью своих замыслов и инициатив и тот в приказном порядке закрыл весь этот поток хвалоспевок.

Не могу освободиться от мысли: а Путину-то это зачем? Авторитет его в обществе настолько велик, что он совершенно не нуждается в раскручивании такой помпезности вокруг своей личности. Достаточно было бы команды из двух-трех десятков способных «фронтовиков-организаторов», и через две-три недели были бы собраны не 300 тысяч подписей, а много больше. Но тем не менее газеты, радио и телевидение обрушили на общественность такой поток патоки в адрес главы государства, что децибелы зашкаливают. А попробовали бы вы найти в нашей прессе в эти дни спокойный, трезвый и глубокий анализ деятельности нашего нынешнего национального лидера. Я попробовал. Нашел. Но не у нас. За рубежом. Редактор издающегося в Нью-Йорке американского аналитического журнала консервативной направленности «Наблюдатель», через два года после пребывания Путина у власти, когда весь западный мир еще мучился вопросом «Кто вы, мистер Путин?», написал в редакционной колонке: «Ничто во Владимире Путине не предполагало, что он подходит для президентской работы. Многие считали, что его лидерство будет просто переходным этапом на пути России к хаосу и забвению. Но через два года весь этот пессимизм пропал. Путин вырос до уровня своей работы и продолжает расти. Он был самым неподходящим сырьем для занятия поста руководителя государства, однако более чем вероятно, что он запомнится как одна из самых успешных фигур нашего времени. Он может оказаться лучшим правителем, когда-либо руководившим Россией…»[15]

Невольно вспоминается, как очень тонкий и глубокий наблюдатель народной жизни Иван Сергеевич Тургенев в свои «Записки охотника» занес поразившую его фразу: с завистью, а может быть, с тоской простой крестьянин сказал заезжему столичному охотнику: «Иностранцу хорошо, иностранец он и у себя дома – иностра-а-анец!»

Думаю, всем понятно, что именно хотел, но не сумел точно выразить этот житель сельской местности центральной полосы России, как и то, почему Тургенев занес услышанное в свой дневник.

В наше время те люди, кого современная образованная публика полупренебрежительно называет «простым народом», выражают свое отношение к настоящему национальному лидеру кратко, но гораздо энергичнее, чем тот, тургеневский, крестьянин, оказывая абсолютную поддержку политическому курсу своего президента. И для того чтобы убедить людей поддержать политический курс главы государства, вряд ли необходимо было собирать такую громоздкую команду из нескольких сот агитаторов.

Но это a propos. А если говорить по делу, то надо, наверное, признать, что во все времена человеческой цивилизации в период исторических тектонических сдвигов роль национального политического лидера обретает особую значимость. От его поведения часто в решающей степени может зависеть исход (результат) этих сдвигов. Он своими действиями может замедлить течение политических (и других) событий, может их ускорить, а может и вообще приостановить, приведя общество в состояние застоя, как это было с нашей страной в период 1964–1982 годов, когда во главе Советской державы находился Леонид Брежнев. Можно сказать и более того: историю в собственном смысле делает, конечно, народ, но в определенные моменты истории деятельность того или иного выдающегося политика может кардинальным образом изменить и судьбу самого народа. Особенно богат на такие ситуации XX век.

Примеров тому немало. Сошлюсь на близкий нам по времени.

Вот существовало в Европе с 1945 по 1991 год мощное государство Югославия (Социалистическая Федеративная Республика Югославия). Управлял этим многонациональным государством родившийся в 1892 году в Австрии хорватский еврей, член Югославской компартии, в 1930-х годах член Коминтерна Иосип Броз, вошедший в историю под партийной кличкой Тито. В 1941 году он возглавил вооруженное сопротивление немцам на территории Королевства сербов, хорватов и словенцев и довел эту свою борьбу до победного 1945 года. Под его руководством Югославия превратилась в самую крупную и самую развитую во всех отношениях страну на Балканах (256 тысяч квадратных километров по площади, с 24 млн человек населения). Среднегодовые темпы роста валового внутреннего продукта были стабильно на уровне 8–9 %. По уровню ВВП на душу населения страна занимала 27-е место в мире и опережала Австрию, Венгрию, Грецию, Румынию, Болгарию.

Сам Тито вместе с лидером Индии Джавахарлалом Неру создал и возглавил Международное движение неприсоединения и выдвинулся в число выдающихся государственных и политических деятелей XX века. Казалось бы, жить да жить этой стране в общей семье народов европейских стран. Но в мае 1980 года на 89-м году жизни Тито покидает земную юдоль. На смену ему приходит сербский политический лидер Слободан Милошевич. В Югославии возникает межэтническая война, в ход которой немедленно вмешиваются США. Страна распадается на шесть независимых республик. А весной 1999 года США и НАТО подвергли Югославию массовым ударам бомбардировочной авиации и ввели в автономный сербский край Косово войска НАТО. Богатая и красивая страна Югославия перестала существовать.

Но это – история. А я хотел бы обратить внимание читателя вот на что.

Много лет занимаюсь изучением политической истории Югославии предвоенного, военного и послевоенного времени. Сам прожил там большой отрезок своей жизни, защитил кандидатскую и докторскую диссертации по социально-политической истории Югославии, опубликовал ряд книг по этой проблематике. Довелось лично знать практически весь руководящий состав этой страны, включая и ее бывшего лидера Иосипа Броз Тито.

Так вот, могу с почти стопроцентной уверенностью утверждать: если бы в марте 1999 года во главе этой красивой уникальной страны все еще находился всемирно признанный политический лидер всего так называемого Международного движения неприсоединения, при появлении которого на трибуне Генеральной ассамблеи Организации Объединенных Наций многие лидеры других государств считали необходимым встать со своих мест, Иосип Броз Тито, то в марте 1999 года ни НАТО, ни США, ни уж тем более их сателлиты (Англия, Франция, Германия) ни за какие коврижки не решились бы бомбить территорию Югославии, потому что одержать над ней победу военным путем было бы невозможно. Не смогли бы США и НАТО одолеть созданную Тито Югославскую народную армию. Да и, кроме того, мировое общественное мнение однозначно встало бы на сторону Тито и Югославии и подвергло бы уничтожающему остракизму правительство США и руководство НАТО.

Пример этот куда как рельефно показал, какая историческая судьба может ждать тот или иной народ, если во главе его встает талантливый политический лидер, и какая – если этот лидер уходит из жизни или из сферы политики, не озаботившись вопросом преемственности своего политического наследства. Вопрос с политической точки зрения всегда обладал судьбоносной важностью, а для нас так после 2024 года обещает стать еще и очень злободневным. А потому не лишне порассуждать и о том, почему не у всех политических лидеров, считающих себя историческими личностями, получается ими быть. Вот типичная на этот счет ситуация и даже казус.

Летом 2013 года международное сообщество узнало, что сбежавший из США сотрудник ЦРУ и Агентства национальной безопасности США Эдвард Сноуден предоставил английской газете The Guardian и американской The Washington Post секретные документы АНБ, доказывающие, что американские спецслужбы каждодневно прослушивали мобильные телефоны практически всех европейских политических лидеров, и в том числе – федерального канцлера ФРГ. Весь мир облетели кадры, показывавшие, как обескураженная Ангела Меркель вертит в ладонях свой мобильный телефон. В Германии разразился вселенский скандал, озадаченная и возмущенная немецкая общественность требовала от правительства страны провести расследование этого факта и сатисфакции от правительства США. Делу был дан официальный ход. Но 12 мая 2015 года Генеральная прокуратура Германии сообщила, что она прекратила расследование, поскольку не усмотрела в этом факте нарушения законодательства Германии.

А далее немецкий обыватель понял, что Федеративная республика Германия представляет собой, конечно, самое крупное и мощное государство Европы, но совсем не великую державу по международным меркам. Соответственно и Федеральный канцлер ФРГ А. Меркель представляет собой крупного германского государственного деятеля, но… далеко не такого, кого можно было бы отнести к великим историческим личностям мирового масштаба.

Случай со Сноуденом выявил, что не был деятелем мирового масштаба и основатель ФРГ Конрад Аденауэр, которого немцы до сих пор считают отцом новой нации после Второй мировой войны. Если бы расследование Генеральной прокуратурой было доведено до конца и предано огласке, то выяснилось бы, что самое мощное на сегодняшний день в экономическом отношении европейское государство продолжает оставаться всего лишь оккупированной Соединенными Штатами страной.

Для того чтобы уяснить причины возникшей ситуации до конца, нам придется от 2013 года сдвинуться в историческую действительность 1949 года.

Обстановка на трех четвертях территории бывшей гитлеровской Германии, оккупированной США, Англией и Францией, была в тот год очень сложной не только в плане разгоравшейся холодной войны между США и СССР. Страна лежала в руинах, промышленное производство составляло всего 33 % от довоенного уровня, национальные политические силы на территории Западной Германии настойчиво требовали от США разрешения на создание немецкого государства, но Вашингтон не шел на это. Наконец в апреле 1949 года американцы согласились на такой шаг, но выставили ультимативное требование: США разрешат создание немецкого государства на территории западных оккупационных зон, но только при условии, что эта территория до конца XX века будет юридически считаться оккупационной зоной Соединенных Штатов Америки, для чего организованные германские политические силы, и в частности созданный в 1946 году Христианско-демократический союз, должны подписать соответствующие государственный договор.

Немцы упирались, но недолго. У них нашелся политический лидер, который ради возрождения страны после катастрофы 1945 года взял на себя ответственность за будущее немецкой нации и согласился сочиненный в Вашингтоне договор подписать. Этим человеком стал занимавший в догитлеровское время должность обер-бургомистра Кёльна (в 1917–1933 гг.), основатель (в 1946 г.) Христианско-демократического союза Конрад Аденауэр (1876–1967).

21 мая 1949 года в Бонне в обстановке строжайшей секретности между правительством США и германской стороной был подписан тайный государственный договор. Документ получил название канцлер-акт, представляющий, так сказать, если вспомнить Русь времен монголо-татарского нашествия, своего рода ярлык на княжение.

В соответствии с этим договором за США закреплялось «право на осуществление полного контроля за немецкими средствами массовой информации вплоть до 2099 года», включение, до этой даты, всех немецких спецслужб в организационную структуру спецслужб США на условиях полного организационного подчинения первых вторым, перевод золотого запаса будущего немецкого государства на хранение на территорию США (где он, кстати сказать, и без того пребывал после 1945 года и где находится и поныне). Договор особо оговаривал, что каждый вступающий в должность федеральный канцлер Германии перед принятием присяги на служение германскому народу должен сначала подписать этот акт[16], чем официально засвидетельствовать как свое личное подчиненное по отношению к Госдепу США и президенту США положение, так и вассальную зависимость от США германского государства.

Лишь после этого в сентябре 1949 года Вашингтон разрешал создать западногерманское государство – Федеративную Республику Германию, канцлером которой стал, предварительно подписав канцлер-акт, 73-летний Конрад Аденауэр. На пенсию с этой должности немцы отпустили его только через четырнадцать лет, в 1963 году.

«Сила вещей»

Как уже было сказано в названии настоящей главы, Историю, конечно, творит народ, но изменяется она под непосредственным воздействием национальных лидеров, которые в ходе политических процессов дорастают до масштабов исторических личностей. Не всякому национальному лидеру выпадает стать фигурой такого масштаба. Из текста предыдущего раздела становится понятно, что Иосип Тито такой фигурой был, а Ангела Меркель – нет, хотя с 2005 года германский бундестаг трижды назначал ее Федеральным канцлером. Нужно, по-видимому, что-то еще, чтобы из формального лидера своей нации превратиться в действительно историческую личность. И дело совсем не в народной популярности, или, как сейчас принято говорить, в высоких имиджевых политических рейтингах.

В 2017 году в Германии проходили выборы в национальный парламент. Еще в январе рейтинг А. Меркель зашкаливал за 68 % народной поддержки, и ни у кого не было сомнений, в том числе и у нее самой, что ее политическая партия (ХДС – ХСС) наберет необходимое число голосов и Меркель в четвертый раз с триумфом въедет в ставший уже ей привычным за 12 лет кабинет Федерального канцлера на 8-м этаже здания ведомства Федерального канцлера на излучине реки Шпрее. Но прошедшие в сентябре выборы выявили, что возглавлявшийся Ангелой Меркель союз ХДС – ХСС получил самую низкую за полвека поддержку избирателей – 33 % и не позволил ей сформировать собственное правительство.

Провалили немцы и партию социал-демократов, СДПГ набрала самый худший за всю свою политическую историю результат – 20 %.

Немецкий народ куда как убедительно показал, что через 50 лет после ухода из жизни 91-летнего Конрада Аденауэра в Германии вообще нет такой политической фигуры, которой немцы хотели бы вручить свое настоящее и будущее.

Можно сказать и больше – после ухода из жизни в 1970 году президента Франции Шарля де Голля нет такой исторической фигуры и вообще в Европе. По-видимому, для того, чтобы такой фигурой стать, недостаточно просто занимать высшую государственную должность, иметь высокий рейтинг в глазах национальных избирателей и высоко котироваться в глазах международного общественного мнения. Нужно что-то. То, что невозможно измерить видимыми глазом политическими инструментами. Ответ на этот вопрос давно уже пытались получить многие лучшие умы человечества.

В научном плане дискуссии по этому поводу не прекращаются со времен Никколо Макиавелли (1469–1527), с момента выхода в свет его знаменитого произведения «Государь» (1513). Вопрос этот очень сильно занимал Г.-В.-Ф. Гегеля («Философия истории», 1831–1816), Фридриха Ницше («Так говорил Заратустра», 1881–1885), Г.В. Плеханова («К вопросу о развитии монистического взгляда на историю», 1895), других европейских мыслителей.

Что касается основоположника изучения этой проблемы в научном плане, то особый интерес даже для современного читателя представляет собой работа Макиавелли «Жизнь Каструччо Кастракани из Лукки», написанная им через семь лет после «Государя», ровно перед возвращением его на государственную службу, в июле – августе 1520 года, в конце его восьмилетней ссылки, которую Сергей Сергеевич Аверинцев (1937–2004), один из крупнейших советских, российских и мировых культурологов, считал, по аналогии с пушкинской, по творческим результатам своего рода «болдинской осенью». Ценна эта работа, в плане рассматриваемой нами темы, прежде всего тем, что этот первый в истории политической науки политолог, говоря современным языком, сформулировал догадку о том, что великие исторические личности в состоянии изменять историю, но и они осуществляют это не столько по своей воле, сколько в силу довлеющего над ними рока, для обозначения которого Макиавелли не нашел определенного слова и назвал просто «природой».

«Все или большая часть тех, кто свершил в этом мире деяния величайшие и между всеми своими современниками достиг положения высокого», считал он, достиг этого «оттого, что природа, желая доказать, что великими делает людей она, а не благоразумие, начинает показывать свои силы в такой момент, когда благоразумие не может играть никакой роли, и становится ясно, что люди всем обязаны именно ей»[17].

Только через 200 с лишним лет эту линию продолжил русский мыслитель Александр Сергеевич Пушкин, а еще через 40 лет после него – другой наш гений Лев Николаевич Толстой. И оба они, не сговариваясь (а как они могли «сговориться», если их жизни разделяли несколько десятков лет?), нашли для этого явления один и тот же термин – «сила вещей».

Выражение это означает, что даже от великой исторической личности нельзя требовать больше того, что она в состоянии сделать в данный момент, а точнее – что позволяют ей сделать обстоятельства, в которых она вынуждена действовать. Эта максима призывает адекватно оценивать деятельность исторической личности, выказывать ей пиетет, но не требовать от нее того, что она сделать не в состоянии (Гегель пишет: по собственной воле или произволу), поскольку сама она не всегда вольна в своих действиях.

А.С. Пушкин, как уже сказано, называл эти довлеющие над человеком обстоятельства «силою вещей».

Поэт, похоже, чисто интуитивно нащупал эту безликую силу обстоятельств, довлеющую над исторической личностью, и не оставил нам разработку этой темы, но, если судить по черновым наброскам к некоторым его произведениям, как в стихах, так и в прозе, находка эта захватила его. Еще в 1826 году, когда по наказу Николая I он работал над запиской «О народном воспитании», поэт пришел к выводу о том, что существует некая сила обстоятельств, над действием которой не властен никто: ни царь, ни общество, ни даже Бог. Тема эта сильно волновала Александра Сергеевича, и он постоянно возвращался к ней. В 1827 году в черновых набросках письма к А. Вульфу Пушкин пишет: «Политические изменения, вынужденные у других народов силою обстоятельств и долговременным приготовлением (но у нас еще не требуемые ни духом народа, ни общим мнением, еще не существующим, ни самой силой вещей), вдруг сделались у нас предметом замыслов и злонамеренных усилий».

В 1831 году поэт вновь возвращается к этой находке и вводит ее в сожженную им впоследствии десятую главу «Евгения Онегина». В уцелевших строфах этой главы можно прочесть его размышления о так и оставшихся для него нераскрытой тайной подлинных причинах русской победы над Наполеоном: «Гроза двенадцатого года / Настала – кто тут нам помог? / Остервенение народа, / Барклай, зима иль русский Бог? // Но Бог помог – стал ропот ниже. / И скоро силою вещей / Мы очутилися в Париже, / А русский царь – главой царей».

Как уже сказано выше, вслед за ним и независимо от него другой русский гений пришел к выводу о том, что есть сила выше человеческой воли, даже если речь идет об исторической личности.

Подробно описывая мучительные размышления фельдмаршала Кутузова после Бородинского сражения о том, кто же все-таки победил в этом сражении, Толстой показывает, что по субъективным ощущениям главнокомандующий русским войском был уверен, что сражение выиграно русскими, а значит – сражение следует продолжить. И уж, во всяком случае, и речи быть не может о том, чтобы сдать неприятелю Москву. Но сила вещей заставила Кутузова сделать именно то, чего он и не предполагал, и не хотел.

«В вечер 26 августа, – читаем мы в великом романе, – Кутузов и вся русская армия были уверены, что Бородинское сражение выиграно. Кутузов так и писал государю. Кутузов приказал готовиться на новый бой, чтобы добить неприятеля не потому, чтобы он хотел кого-нибудь обманывать, но потому, что он знал, что враг побежден, так же как знал это каждый из участников сражения.

Но в тот же вечер и на другой день стали, одно за другим, приходить известия о потерях неслыханных, о потерях половины армии, и новое сражение оказалось физически невозможным.

Нельзя было давать сражения, когда еще не собраны были сведения, не убраны раненые, не пополнены снаряды, не сочтены убитые, не назначены новые начальники на места убитых, не наелись и не выспались люди.

А вместе с тем сейчас же после сражения, на другое утро, французское войско (по той стремительной силе движения, увеличенного теперь как бы в обратном отношении квадратов расстояний) уже надвигалось само собой на русское войско. Кутузов хотел атаковать на другой день, и вся армия хотела этого. Но для того, чтобы атаковать, недостаточно желания сделать это; нужно, чтобы была возможность это сделать, а возможности этой не было. Нельзя было не отступить на один переход, потом точно так же нельзя было не отступить на другой и на третий переход, и наконец, 1 сентября, – когда армия подошла к Москве, – несмотря на всю силу поднявшегося чувства в рядах войск, сила вещей требовала того, чтобы войска эти шли на Москву. И войска отступили еще на один, на последний переход и отдали Москву неприятелю»[18].

Вот эта «сила вещей», от воли человека не зависящая, привела к тому, что в начале третьего тысячелетия ни в Европе, ни в мире не оказалось ни одного политика, которого современники могли бы назвать исторической личностью. Предприняла попытку занять эту свободную нишу Ангела Меркель, впутавшись, по указке Вашингтона, в создание украинского кризиса в 2014 году, но «сила вещей» «не позволила» ей эту задумку воплотить в жизнь.

В конечном итоге в первых десятилетиях XXI века фактом стало то, что только про президента России мировая пресса в декабре 2017 года писала как о политике, который «утвердил себя в качестве единственного мирового лидера», и потому все первые десятилетия третьего тысячелетия в истории европейской и мировой цивилизации будут и после нас обозначаться как «эпоха Путина», созданная не только в силу его собственных личных выдающихся данных, но и «силою вещей».

И если судить по тем его задумкам, которые он объявил накануне своего четвертого (по счету) вхождения в Кремль, эпоха эта может продлиться, по самым скромным прикидкам, еще как минимум два-три десятилетия. Возьмем, для примера, только один аспект – геополитический, который долго еще будет работать и после выхода Путина из национальной и международной политической и экономической сфер.

В самом начале сентября 2017 года во Владивостоке прошел Третий Восточный экономический форум, в работе которого кроме В. Путина приняли участие премьер-министр Японии Синдзо Абе, президент Южной Кореи Мун Чжэ Ии, президент Монголии Халтмаагийн Баттулга, вице-премьер Госсовета Китая Ван Ян, губернатор американского штата Калифорния Джеральд Эдмонд Браун и другие.

Открывая форум, В. Путин обратил внимание на то, что интересы мировой экономики давно уже ищут возможности быстро и дешево доставлять производимую в странах Азиатско-Тихоокеанского региона продукцию в Европу и обратно. Россия, сказал он, осознает наличие этой проблемы и давно уже изучает возможность прокладывать новые транспортные коридоры и наращивать свои собственные портовые мощности. Так, «предметно изучается возможность строительства железнодорожного перехода на остров Сахалин». А в двусторонних встречах российского президента с гостями выяснилось, что в стадии практической проработки на середину 2020-х гг. в Москве и вышеназванных странах находятся вопросы продолжения российской Транссибирской железнодорожной магистрали на основе высокоскоростного режима до Пхеньяна (КНДР), Сеула (Южная Корея), Японии (с прокладкой подводного железнодорожного тоннеля между Сахалином и японским островом Хоккайдо), высокоскоростной железнодорожной грузопассажирской магистрали от Москвы до Пекина, которая соединит железнодорожные системы Европы и Китая и изменит систему трансконтинентальных перевозок. По мнению вице-премьера РФ Игоря Шувалова, железнодорожный мост на Сахалин «не такое крупное строительство по сравнению, например, с Крымским мостом». Министр транспорта РФ Максим Соколов и первый вице-президент РЖД Александр Мишарин в ряде интервью СМИ подтвердили эти планы. Для разработки этого проекта уже создается рабочая группа РЖД и Министерства инфраструктуры Японии («Ведомости», 08.09.2017. С. 1. Редакционный комментарий).

Проект масштабный, но нельзя сказать, чтобы очень уж неожиданный. Изыскательские работы по строительству сахалинского тоннеля были начаты еще в 1950 году, но после смерти Сталина были прекращены. Как заявил 7 сентября 2017 года вице-премьер, полномочный представитель президента РФ по Дальневосточному федеральному округу Юрий Трутнев, по инициативе которого и был реанимирован этот проект, «решение о строительстве смешанного автомобильно-железнодорожного перехода практически уже принято, при этом предполагается, что переход от южной части Сахалина до острова Хоккайдо будет строиться совместно с Японией». Владимир Путин характеризует эту стройку как «проект абсолютно планетарного масштаба», уточнив, что, по произведенным расчетам, он будет стоить дешевле строительства моста через Керченский пролив – 286 млрд рублей (Крымский мост – свыше 300 млрд).

Все эти планы, по словам японского премьер-министра, должны покончить с островным положением Японии, сделав эту страну континентальным государством. Суммируя всю эту информацию, президент Южной Кореи подчеркнул: тем самым мы уже в обозримом будущем «создадим новую реальность», «откроем эру Тихоокеанского кольца». Его поддержал Синдзо Абе: «Фактически речь действительно идет о начале новой эры» (см.: РГ, 08.09.2017. С. 2 и РГ, 22.09.2017. С. 4).

И. Шувалов считает, что полностью реализация этого проекта займет от 3 до 5 лет и должна завершиться до 2025 года, в результате чего «Япония станет континентальной державой» и ее экономика с помощью России станет единым экономическим пространством с Европой.

Однажды приняв решение на этот счет, российское правительство держит этот процесс на контроле постоянно. В ноябре 2017 года, прибыв в Дананг (Вьетнам) на 28-й саммит АТЭС, Путин вновь заявил о том, что в числе наших экономических международных приоритетов на ближайшее десятилетие остается построение «энергетического суперкольца, объединяющего Россию, Китай, Японию и Республику Корею, включая транспортный переход между Сахалином и островом Хоккайдо». США, если не спохватятся вовремя (а они, похоже, в пылу своей геополитической ревности к России и ненависти к Путину до сих пор не осознают, ЧТО именно происходит в этом плане в буквальном смысле на их глазах), могут оказаться на обочине этого процесса. Впрочем, на обочине этого грандиозного мирового проекта могут оказаться не только США. Если грядущее, начиная с 2018 года, десятилетие будет отмечено исполнением этого проекта, то под вопрос встанет и целесообразность реанимации грандиозного Великого шелкового пути, большим энтузиастом реновации которого вот уже ряд лет выступает Пекин, прогнозируя, что этот проект может обеспечить годовой товарооборот между Европой и АТР в 21 трлн долларов. Притом что проект этот грозит обойтись слишком дорого даже для Китая: не менее 900 млрд долларов (только издержки строительства инфраструктурных объектов могут обойтись в 40 млрд долларов)[19].

Таким образом, уже сегодня можно сказать: не так уж важно, когда именно В. Путин сойдет, как он однажды выразился, со своей «политической галеры» на берег, но наследство, которое после него останется в международных отношениях, может существенно изменить всю геополитическую реальность экономического сотрудничества между европейской и азиатской половинками Земли, а Россия не на словах, а на деле станет действительным мостом между этими континентами.

Правда, существуют у этого проекта и довольно мощные противники. Так, Алексей Кудрин, выступая 8 сентября 2017 года на панельной дискуссии Петербургского экономического форума, подверг сомнению вышеназванные планы президента.

«Сегодня, – заявил он, – приоритетное развитие транспортной инфраструктуры должно быть сосредоточено в европейской части страны, где у нас производится главный объем ВВП». Сюда, по его мнению, и должны быть в предстоящие годы направлены основные инвестиционные потоки, а не на строительство моста из Сахалина на Хоккайдо. Но Кудрин, слава богу, пока еще не президент Российской Федерации и вряд ли им когда-нибудь станет.

Глава 2 «Эпоха Путина»

Прелюдия

Со временем историки наверняка будут спорить о том, с чего, с какой даты следует начинать отсчет нового исторического времени для России[20], которое, как я считаю, войдет в отечественную хронологию под именем «эпохи Путина».

С 31 декабря 1999 года, когда граждане России ночью впервые увидели на экранах своих телеприемников лицо и. о. президента Российской Федерации и узнали о смене власти?

С событий в марте 2014 года, когда население Крыма почти поголовно проголосовало за воссоединение с

Россией, когда, в ответ на это, американский эсминец вошел в воды Черного моря и нагло направился к берегам Севастополя, а президент Российской Федерации, в ответ уже на эту наглость, отдал приказ вывести на открытое пространство на юге страны ракетные комплексы с ядерными боеголовками?

Или с апреля 2015 года, когда, в ответ на официально выраженную просьбу президента Сирийской Арабской Республики Башара Асада, главнокомандующий Вооруженными силами РФ отдал приказ министру обороны РФ Сергею Шойгу направить военно-космические силы РФ в Сирию для удара по террористическому квазигосударству ИГИЛ (статус – вне закона по решению Совета Безопасности ООН и Федерального собрания РФ)?

Мне думается, что исторический период этот начался немного раньше, с пика так называемой перестройки в СССР, когда ни о Путине, ни уж тем более об эпохе, связанной с его именем, никто даже и подозревать не мог.

Иными словами, не стоит заниматься самообманом, уж слишком преувеличивая возможности любого человека в историческом плане (вспомним «силу вещей»). Владимир Путин в качестве исторической личности полностью самобытен, и роль его в истории новой России уникальна, однако она неразрывно связана не только с его личной деятельностью на политическом поприще, российском и международном, но прежде всего с особой судьбой самого нового государства – Российской Федерации, – которое возникло в силу распада Советского Союза.

И хоть и считается в этой связи, что собственно «эпоха Путина» в политической жизни России началась в ночь с 31 декабря 1999 года на 1 января 2000 года, когда россияне увидели на экранах своих телевизоров поздравление с Новым годом от только что назначенного Борисом Ельциным исполняющего обязанности президента РФ Владимира Путина, но думаю, однако, что началом этой эпохи можно было бы считать, скажем, 29 июня 1988 года, когда о существовании самого Путина как политического и государственного деятеля, каким он станет всего-то через какой-то десяток лет, никто в России еще и не подозревал.

Владимир Путин в тот момент еще проживал в Дрездене, занимал скромную должность директора дрезденского Дома дружбы СССР – ГДР, и никому тогда, ни ему и никому другому, не могла прийти в голову мысль о том, что на его родине происходят события, которые через какой-то десяток лет приведут к возникновению исторического этапа в нашей жизни, который позднее назовут «эпохой Путина».

А в Москве в этот день идеологические (и политические) предшественники нынешней либеральной фронды, представлявшие собой часть еще правящей в СССР Коммунистической партии, на своей XIX Всесоюзной конференции КПСС впервые открыто и громогласно потребовали изменения существующего в СССР политического строя. Но при этом, как и ныне, не смогли (не сумели) предложить взамен что-нибудь вполне конкретное, осязаемое. Им, кстати, прозорливые мыслители и тогда не преминули указать на эту их особенность.

На самой конференции известный русский писатель-фронтовик Юрий Бондарев с высоты своих 65 лет с потрясающей откровенностью бросил в зал вызов тем, кто почти в экстазе требовал немедленного отказа от всего того, чем располагало к тому времени наше общество:

«Можно ли сравнить нашу перестройку с самолетом, который подняли в воздух, не зная, есть ли в пункте назначения посадочная площадка? – спросил он. И далее пояснил: – Нам нет смысла разрушать старый мир до основания, нам не нужно вытаптывать просо, которое кто-то сеял, поливая поле своим потом, нам не надо при могучей помощи современных бульдозеров разрушать фундамент еще не построенного дворца, забыв о главной цели – о перепланировке этажей. Нам не нужно, чтобы мы, разрушая свое прошлое, тем самым добивали бы свое будущее…

Человеку противопоказано быть подопытным кроликом, смиренно лежащим под лабораторным скальпелем истории, – предостерег зал бывший фронтовик, хорошо знавший грань между жизнью и смертью. – Мы, начав перестройку, хотим, чтобы нам открылась еще непознанная прелесть природы, всего мира, событий, вещей, и хотим спасти народную культуру любой нации от несправедливого суда. Но мы против того, чтобы наше общество стало толпой одиноких людей, добровольным узником коммерческой потребительской ловушки, обещающей роскошную жизнь чужой всепроникающей рекламой».

Сегодня, спустя почти 30 лет после этой речи, можно констатировать, что Юрий Васильевич тогда как в воду глядел, во многом предугадывая ход дальнейших событий. Но при всем при том главным в его выступлении был брошенный им упрек либералам в том, что они бездумно и безоглядно поддержали так называемую перестройку, не определив заранее цель своей деятельности.

Ответил тогда Бондареву в этом же зале не менее известный в СССР человек, генеральный директор научно-технического комплекса «Микрохирургия глаза», романтически настроенный Святослав Федоров: «Когда товарищ Бондарев говорил, что мы взлетели и не знаем, куда сесть, то он, может быть, и не знает, куда сесть. Он – писатель. А я, например, знаю. Я знаю, что мы сядем в развитое общество, развернем свою страну в нужное направление, поднимем людей на работу… Будем классно работать, будем свою страну беречь, заниматься экологией и чем угодно. У нас цели ясны. И мы должны посадить свой самолет на прекрасный аэродром. Продвинуться вперед».

Выступление Святослава Федорова партийная конференция встретила бурными овациями, всем присутствующим очень уж хотелось немедленно, если не сегодня, то уж по крайней мере завтра, оказаться в нарисованном оратором «прекрасном будущем». Но как потом выяснилось, прав оказался не врач, а писатель, потому что целей грядущих изменений не знал в этом зале никто: ни Святослав Федоров, ни либеральное крыло КПСС во главе с А.Н. Яковлевым, к тому моменту уже ставшим идеологическим соратником М.С. Горбачева и членом политбюро ЦК КПСС, ни все вершители судеб советского народа – высшие партийные руководители.

Однако «крот истории», по образному выражению К. Маркса, уже делал свое дело. Михаил Горбачев стремительно ковал себе характеристики исторической личности, доразваливая Советский Союз и приближаясь к присуждению ему Нобелевской премии мира и к получению неофициального звания «лучшего немца всех эпох», а Борис Ельцин, столь же стремительно, по историческим меркам, хоть и бессознательно, безвольно, подчиняясь выстраивающимся помимо него историческим обстоятельствам, «плыл» к Беловежским соглашениям 8 декабря 1991 года. И в итоге тоже вошел в пантеон исторических личностей.

Кого на царство?

У греческого поэта Констинаса Кавафиса (1863–1933) есть небольшое стихотворение «Срок Нерона», которое может служить иллюстрацией к упомянутому в первой главе словосочетанию «сила вещей», которым как исторической категорией любили пользоваться Пушкин и Толстой (Лев).

Канва этого стихотворения состоит в том, что безмерно любящему плотские наслаждения знаменитому римскому императору Нерону (I век н. э.) дельфийские пифии нагадали, что ему следует опасаться семидесяти трех лет. Успокоенный этим пророчеством, Нерон, которому было всего-то лишь тридцать, беззаботно предавался радостям жизни, не зная о том, что на краю империи, в испанской провинции римский консул Гальба, «старик семидесяти трех годов, в глубокой тайне войско собирает». Он и сверг Нерона.

Эта древняя история очень напоминает ситуацию, когда во второй половине 1980-х годов Советский

Союз доживал свой последний срок, а в это время в далеком германском городе Дрездене директор Дома дружбы СССР – ГДР В.В. Путин беззаботно наслаждался жизнью.

Подполковник Службы внешней разведки, таким тогда было воинское звание у директора Дома дружбы, даже и не помышлял о политике и вел вполне себе гражданский образ жизни. Его жена позже вспоминала: «В Германии муж значительно поправился… пиво и размеренный образ жизни начали сказываться… В семь вечера Володя заканчивал работу и приходил домой. Затем полтора часа медленно и неспешно ужинал перед телевизором. В то время одежда у него была 52—54-го размера»[21].

То есть история Российского государства складывалась сама по себе, а история судьбы будущего главы государства – сама по себе, и они никак не должны были пересечься. Тем более можно с уверенностью констатировать, что, в отличие от всех остальных претендентов на высшую власть в России, В. Путин никогда не рассматривал себя как политического или крупного государственного деятеля и уж тем более не стремился стать главой государства. Мы имеем сегодня до полудесятка его личных признаний на этот счет и наблюдения людей, близко его знавших. Даже в конце 1999 года, когда Путин уже занимал должность премьер-министра, он сам в беседах с друзьями с долей некоторого удивления отмечал отсутствие у себя политических амбиций. Оценивая свой петербургский шестилетний период жизни в 1990–1996 годах, когда он выполнял огромный объем работы по управлению городом и имел, по его собственной оценке, «очень хорошие отношения» с городскими структурами управления Питера, а потом и Москвы, с силовыми структурами и армией, он тем не менее ухитрялся, и вполне успешно, обходить стороной политическую жизнь. «Я, – рассказывал он позже, – принципиально не ввязывался в политику»[22].

Но переезд в Москву вверг Путина в такой обвал событий, какой не мог предугадать ни он сам, ни люди, близко его знавшие.

Знающий много лет Путина лично историк с огромным диссидентским стажем Рой Медведев в 2007 году писал: «Столь быстрого и притом одобряемого страной выдвижения политического лидера, какое мы наблюдали недавно в России, не знала не только история нашей страны в XX веке, но и история западных демократий, если не считать времен великих революций 1789 и 1917 годов. Во всех странах возвышение национального лидера происходило, как правило, в результате сложной и длительной политической борьбы, которая в условиях тоталитаризма могла принимать и кровавый характер»[23].

И действительно, карьерный рост Путина с 1997 года удивил многих, и самого Путина в том числе.

Уникальное стечение обстоятельств, то есть «сила вещей», конечно же имело место. Кроме как игрой Провидения карьерный рост Путина объяснить невозможно. Нанизывание одна на другую случайностей в жизни Путина формировалось под воздействием не зависящих от него закономерностей в жизни России. Сам он тоже, как выясняется, много думал над этим и объяснял так.

«Мне представляется, – говорил он в декабре 1999 года, – что мои назначения конечно же на самом деле происходили в условиях сильного кадрового голода. Я не постесняюсь сказать, что московская политическая элита истребила друг друга за последние шесть – девять лет в постоянной непрекращающейся борьбе друг с другом. И выбор-то был невелик. Это первое.

И второе: хочу надеяться, что все-таки первый президент России, когда познакомился со мной, почувствовал, что… я буду примерно в таком же направлении действовать… Я имею в виду в целом, генерально, с точки зрения развития различных институтов, институтов демократии»[24].

Вернемся, однако, к основной канве событий лета 1999 года.

Первый президент России, объясняя свой выбор в пользу Путина, не раз возвращался в своих мемуарах к оценке поведения Путина в его беседах с главой государства и всякий раз отмечал полное равнодушие своего избранника к чинам и званиям. Назначив его главой ФСБ, Ельцин спустя некоторое время предложил ему генеральское звание. Ответ был неожиданным, но президенту понравился. «А зачем? – ответил Путин. – Я уволился из органов 20 августа 1991 года. Я гражданский человек. Важно, чтобы силовое ведомство возглавил именно гражданский. Если позволите, останусь полковником запаса»[25]. Немного позже, возвращаясь к этому вопросу, Путин уточнил свою позицию, сказав, что он не из тех людей, кто дважды входит в одну и ту же реку.

Стоит обратить внимание на дату, названную Путиным. Он порвал с КГБ окончательно и бесповоротно в дни путча ГКЧП. Но к решению этому он начал продвигаться много раньше.

В декабре 1989 года, во время работы Путина в Дрездене, в то время, когда падала так называемая Берлинская стена, антисоветски настроенные разъяренные толпы немцев взяли в осаду резидентуру советской разведки в этом городе. Путин случайно оказался старшим в здании штаба. Его непосредственный начальник, оценив обстановку, вышел на час из здания и больше не вернулся, сбежал. Командующий советской танковой армией в Дрездене в ответ на просьбу Путина о помощи отказал, сославшись на то, что он запросил Москву, но Москва молчит. Тогда Путин по своим каналам сам запросил Москву, но молчала и Лубянка. Растерянное начальство в Москве, зная, что Горбачев сдал Вашингтону все международные позиции СССР, растерялось и оставило своих подчиненных в Дрездене (и не только) на растерзание толпе. Генералы в Москве не знали, что в этой ситуации они должны были делать. Как много позже признал сам Путин, он понял, что высокое начальство КГБ предало его и других офицеров. Вот тогда-то в нем и начал вызревать протест и решение порвать с КГБ.

Но это решение не относилось к государству и к России. Родина оставалась для Путина незыблемым авторитетом. Его натура и данное отцом патриотическое воспитание оказались сильнее обстоятельств, и он не позволил себе сломаться. Хотя в те месяцы, в условиях внезапного паралича советской системы власти, сломались многие офицеры КГБ.

Это был психологический момент истины. Тогда, из тех офицеров разведки, кто годами работал за рубежами родины, сломались многие. А многие и фактически порвали связи с родиной. А кое-кто просто растерялся. Мне на своем жизненном пути приходилось встречать за рубежом генералов от разведки, которые, спасая себя, в поисках психологической опоры в личной жизни с головой ушли в коммерцию, в религию, оставив государству и вырастившему их русскому народу возможность самому выпутываться из кризиса. Третьи, как заместитель председателя КГБ, генерал армии Ф. Бобков, поступили в услужение тем, для кого родину в эти судьбоносные моменты заменил гешефт. Четвертые, как генерал Калугин, перешли на сторону врага. Но были, к счастью, и такие, как Путин, который, стиснув зубы, покинул разведку со словами «Ничего, они обо мне еще узнают…» (Блоцкий О. С. 301). Их было несравненно меньше, чем первых, но они, к счастью, тоже были.

В момент указанной выше беседы с Борисом Николаевичем Путин не знал, что Ельцин совсем не горел желанием непременно присвоить ему генеральское звание. Президент давно уже разочаровался в военных. «Когда-то в 93-м, а может быть, еще раньше, в 91-м, – признавался в своих мемуарах Б. Ельцин, – я задумался: что-то не так в некоторых наших генералах. Чего-то важного им недостает: может, благородства, интеллигентности, какого-то внутреннего стержня. А ведь армия – индикатор общества. Особенно в России. Здесь армия – просто лакмусовая бумажка. Я ждал появления нового, не похожего на других генерала. Вернее сказать, похожего на тех генералов, о которых я в юности читал в книжках. Я ждал… Пришло время, и такой генерал появился. И с его приходом всему обществу вдруг стал очевиден настоящий, мужественный и высокопрофессиональный облик наших военных. Звали этого «генерала» полковник Владимир Путин»[26].

Придя к решению отставить Примакова с должности премьера, Ельцин сильно опасался противодействия со стороны Верховного совета. «Понимая, – написал он позже в своих мемуарах, – необходимость отставки Примакова, я постоянно и мучительно размышлял: кто меня поддержит? Кто реально стоит у меня за спиной? И в какой-то момент понял – Путин»[27].

Но Путин сопротивлялся своей судьбе до последнего. Когда президент пригласил его в загородную резиденцию и сообщил о своем намерении досрочно уйти в отставку и оставить ему высшую властную должность в стране, то услышал в ответ: «Не знаю, Борис Николаевич, не думаю, что я к этому готов».

«Подумайте, – сказал Ельцин в конце беседы. – Я верю в вас»[28].

Момент был судьбоносный не только для Путина, но и для России.

В 1980-х годах мне по работе в президиуме АН СССР довелось близко общаться с выдающимся русским ученым и мыслителем, членом-корреспондентом АН СССР Никитой Николаевичем Моисеевым (1917–2000) (позже Никита Николаевич был избран действительным членом Академии наук СССР). Его энциклопедическая эрудиция, глубина и трезвость мышления и потрясающее бесстрашие в выражении своих мыслей производили большое впечатление на руководство Академии наук СССР, и мне, как ученому секретарю президиума АН СССР, часто приходилось обращаться к нему с просьбой возглавить ту или иную комиссию из выдающихся ученых, которые создавались для выполнения различных заданий, поступающих из ЦК КПСС.

В 1991 году ЦК КПСС как директивный для Академии наук орган исчез, но проблемы в развитии страны остались и правительство продолжало «нагружать» Российскую Академию наук заданиями по анализу животрепещущих проблем экономического развития страны уже в новых условиях. Никита Николаевич никогда не уклонялся от этих просьб.

Но было воочию видно, что, будучи настоящим патриотом России, он слишком обостренно воспринимал то, что происходило в Москве и в стране на закате ельцинского правления. Поэтому меня нисколько не удивило его полное пессимизма заявление, сделанное им в публикации «Агония» за четыре месяца до его ухода из жизни.

«Я не могу быть сегодня оптимистом, – написал он. – Да, у нас есть шансы, но я уже не верю в то, что они будут использованы. И для моего пессимизма есть достаточно оснований, ибо для использования наших шансов необходим соответствующий интеллектуальный уровень руководства и его способность заменить политиканство и цели личного эгоизма искренним стремлением послужить отечеству и собственному народу. Необходимо, чтобы кремлевское руководство было способно осознать ситуацию и потенциальные возможности России. Но трудно представить себе, что на этом уровне в ближайшее время появятся фигуры масштаба де Голля. Необходим высокий уровень доверия нации к кремлевскому руководству. Но трудно поверить, что такой руководитель возникнет в обозримое время. Необходима, наконец, партия, обладающая соответствующей программой и пользующаяся авторитетом в широких кругах народа. Но такой партии сегодня нет, и трудно ожидать, что она может возникнуть в ближайшие годы. Вот почему оптимистический сценарий нашего развития мало реален»[29].

Никите Николаевичу было в этот момент 82 года. В Ельцина он давно уже не верил, а других не видел. А до прихода В. Путина на должность премьер-министра РФ оставалось еще шесть месяцев, в обзор Никиты Николаевича он не попадал.

В. Путина в этот период не «видел» не только Никита Николаевич. Не «видели» и другие. Но предчувствие того, что такой политик должен обязательно появиться, в обществе уже вызревало. И находило себе выражение в российской прессе.

Так, Владимир Вьюницкий, кандидат философских наук, один из основателей Партии пенсионеров, сомневаясь в том, что Б. Ельцин надолго обосновался на посту президента страны, и заглядывая на несколько лет вперед, в самом начале 1993 года опубликовал в журнале «Диалог» статью под названием «Каким будет политический лидер постъельцинского времени», где написал следующее: «Общенациональный лидер, которого жаждут видеть во главе России ее граждане и будущие избиратели, должен быть не просто представителем той или иной партии, получившей большинство голосов. Он должен быть политической величиной, признанной на уровне не только сознания, но и эмоций всем народом. Скорее всего, успех будет на стороне того, кто будет выступать не от имени какой-нибудь партии или блока, а кандидатом от массовых народных движений, в которых будут участвовать, но не задавать тон политические партии и организации. Иными словами, можно прогнозировать победу фигуры национального согласия или компромисса. С точки зрения политической тактики это должен быть бонапартист в хорошем смысле, который может стать в точку равновесия политических сил и, используя вотум народного доверия, приглушить накал страстей между ними. Исходя из отмеченных выше параметров, новый политический лидер должен прийти под знаменем так называемой авторитарной демократии: политического курса, в основе которого лежит приверженность демократическим институтам и ценностям, но при сохранении сильной государственной власти, контроля со стороны ее органов за экономическими и социальными процессами в обществе, наличия сильной вертикали исполнительной власти, замыкающейся на главу государства. Новый лидер должен будет продолжать курс на создание рыночной экономики, способной вписаться в мировое хозяйство. Но ему придется считаться с сильными требованиями народа о сохранении всех социальных гарантий, связанных с социалистическим прошлым. Поэтому социал-либеральный курс будет единственно перспективным и приемлемым для него. Единственной формулой соединения этих различных начал может быть идеология патриотического демократизма, которую и должен наконец принести в сознание российского общества лидер постъельцинского типа. Учитывая состояние межнациональных отношений в стране, это должен быть представитель великорусской нации. В истории не бывало так, чтобы на потребность в нужном типе фигур не было ответа. И на сей раз в стране найдется нужный ей лидер, и, видимо, не один. Ибо люди – это единственное наше национальное достояние, которое Россия пока не растеряла»[30].

Крайне интересно, что через семь лет эта характеристика будущего национального лидера России была фактически слово в слово подтверждена практиками.

В феврале 2000 года редакция газеты «Известия» в преддверии президентских выборов 26 марта 2000 года обратилась к группе профессиональных психологов с просьбой нарисовать психологический портрет уже не прогнозируемого национального лидера, а, так сказать, живого, во плоти, и могущего стать таковым – В.В. Путина.

Вряд ли эти профессионалы читали эссе В. Вьюницкого семилетней давности: снобизм бы не позволил. Но суть написанного ими удивительным образом совпала с тем, что за 7 лет до них выразил талантливый политолог: «Путин относится к прагматически мыслящим интровертам, принимающим решения с опорой на логику и организующим работу наиболее рациональным способом, – написали психологи своим заказчикам. – Это человек серьезный, здравомыслящий, с чувством ответственности. На таких людях держится общество: они честно выполняют свои обязательства и держат слово. Обладают способностью сосредоточиться, организовать дело надежно, довести до конца. Отличаются четкими продуманными взглядами, их трудно отвлечь в сторону и зародить сомнения. По общей совокупности качеств людей, подобных Путину, до сих пор не было в высшем эшелоне власти России, но сегодня именно такого человека хотело видеть во главе государства российское общество, и он соответствует желаниям и ожиданиям населения страны»[31].

Обожженное разрухой и катастрофой своего личного существования в 1990-х годах, большинство населения страны, увидев на экранах своих телеприемников в ночь на 1 января 2000 года нового и. о. президента России, в первую очередь ожидали от него, что он немедленно возьмется за стабилизацию и подъем уровня жизни людей и восстановление единства государства, и лишь во вторую очередь – за восстановление международного положения страны, возврата, в этом плане, мирового авторитета России – преемницы СССР в геополитическом плане.

В общем-то люди не ошиблись. Вторая чеченская война, жесткая борьба нового главы государства с региональными сепаратистами за восстановление единства государства и с так называемыми олигархами в конечном итоге имели целью именно восстановление нормального образа жизни россиян. Но без укрепления международных позиций РФ достичь главных целей было невозможно, и глава государства постепенно, но не отступая приступил к формированию внешних условий существования РФ. Как это все происходило?

Когда в январе 2000 года журналисты спросили Путина, как ему удалось спокойно воспринять предложение Ельцина, ответ был таков:

«Наверное, помогло то, что я не хотел быть никаким президентом… Нет, я не стал его отговаривать, но не стал и восторгаться, благодарить и уверять, что оправдаю доверие. Первая реакция была такая – я не готов…

Когда назначили премьером, было интересно, почетно. Думал, ну поработаю год, и то хорошо. Если помогу спасти Россию от развала, то этим можно будет гордиться. Это целый этап в жизни. А дальше…

Недели за две-три до Нового года Борис Николаевич пригласил меня в свой кабинет и сказал, что принял решение уходить. Таким образом, я должен буду стать исполняющим обязанности президента. Он смотрел на меня, ждал, что я скажу.

Я сидел и молчал. Он стал более подробно рассказывать – что хочет объявить о своей отставке еще в этом году… Когда он закончил говорить, я сказал: «Знаете, Борис Николаевич, если честно, то не знаю, готов ли я к этому, хочу ли я, потому что это довольно тяжелая судьба». Я не был уверен, что хочу такой судьбы… А он мне тогда ответил: «Я когда сюда приехал, у меня тоже были другие планы. Так жизнь сложилась. Я тоже к этому не стремился, но получилось так, что должен был даже бороться за пост президента в силу многих обстоятельств. Вот и у вас, думаю, так судьба складывается, что нужно принимать решение. И страна у нас какая огромная. У вас получится».

Он задумался. Было понятно, что ему нелегко. Вообще это был грустный разговор. Я не очень серьезно относился к назначению себя преемником, а уж когда Борис Николаевич мне сообщил о своем решении, я точно не совсем был к этому готов.

Но надо было что-то отвечать. Вопрос же был поставлен: да или нет? Мы ушли в разговоре куда-то в сторону, и я думал, что тема забудется. Но Борис Николаевич, глядя мне в глаза, сказал: «Вы мне не ответили»[32].

Премьер-министра понять было можно. Уж кто-кто, а он-то знал, что наследство ему может достаться непростое. Рухнувшая в результате дефолта 1998 года экономика являла собой жалкое зрелище: ВВП 1999 года по сравнению с 1991-м сократился на 40 %. Если в 1994 году за один российский рубль давали 40 американских центов, то в 1999-м – всего 4 цента. 0,2 % россиян обладали 70 % национального богатства, а доход самых богатых россиян в десятки раз превышал доходы самых бедных слоев общества (и это при социологической аксиоме, гласившей, что, если доход самых богатых граждан превышает доход самых бедных более чем в 14 раз, в обществе вспыхивает социальная революция).

Практически перестала существовать на территории страны и государственная власть. Выброшенный Б. Ельциным лозунг «Берите суверенитета столько, сколько сумеете проглотить» по отношению к национальным автономным образованиям привел к тому, что была вчистую проиграна война с Чечней. На Урале губернатор Свердловской области, этнический немец Э. Россель вынашивал планы по созданию так называемой отдельной Уральской республики. В Казани Минтимер Шаймиев успешно боролся за суверенную от Москвы и вообще от России Республику Татарстан, с субъектными международными правами, а президент Республики Чувашия Николай Федоров отказался исполнять Закон РФ о всеобщей воинской обязанности. Глядя на них, сепаратистские настроения зашевелились в головах и других региональных лидеров. Молчала, пожалуй, только одна Чукотка. Административная и политическая власть Москвы на глазах теряла авторитет и силу. Практически не было как государственного института и Российской армии. Вспоминаю, как в 2014 году Путин признавался, что в момент начала Второй чеченской войны он во всей

Российской армии не смог найти ни одного высшего офицера, который смог бы возглавить хотя бы одну боеспособную дивизию[33].

Но в декабре 1999-го В. Путин ни словом не обмолвился обо всем этом. Лишь в январе 2000-го, когда уже исполнял обязанности президента, на один момент не выдержал и в беседе с журналистами произнес:

– Ведь, честно говоря, все, что делалось в последние годы, особенно в сфере сохранения государства, это… Как бы помягче сказать, чтобы никого не обидеть? Это – любительство… Поверьте мне, еще в 1990–1991 годах я точно знал, как это ни самоуверенно звучит, что при том отношении к армии, которое сложилось в обществе, к спецслужбам, особенно после распада СССР, страна окажется уже очень скоро на грани развала»[34].

И только через четыре года, в следующем избирательном цикле, Путин признался, что он полностью понимал, за что брался в декабре 1999 года. 12 февраля 2004 года, выступая перед своими доверенными лицами в избирательной кампании, кандидат в президенты сказал:

«Давайте вспомним, в каком состоянии находилась страна в конце 1999 – начале 2000 года и какие

причины, какие факторы повлияли на это состояние… Деструктивные процессы разложения государственности при развале Советского Союза перекинулись – и это можно и необходимо было предвидеть – на саму Российскую Федерацию…За чертой бедности оказалась треть населения. При этом массовым явлением стали многомесячные задержки с выплатой пенсий, пособий, заработных плат. Люди были напуганы дефолтом, потерей в одночасье всех денежных вкладов и всех своих сбережений, не верили уже и в то, что государство сможет исполнять даже минимальные социальные обязательства. Страну лихорадило от забастовок горняков, учителей, других работников бюджетной сферы. Ставки налогов постоянно повышались, а фискальная политика в целом была направлена на элементарное выживание. Большинство крупных банков обанкротилось, и после кризиса 98-го года кредитная система была практически парализована. Больше того, страна впала в унизительную зависимость от международных финансовых организаций и разного рода международных финансовых спекулянтов. Только вдумайтесь: в пересчете на ВВП внешний долг России на конец 99-го года составлял почти 90 %.

Ситуация усугублялась тем, что к этому времени Россия в значительной мере утратила самостоятельные позиции на внешней арене. А те силы в мире, которые продолжали жить стереотипами холодной войны и, несмотря на «сладкие» речи, продолжали рассматривать Россию в качестве своего политического соперника, всячески поддерживали все, что могло как можно дальше законсервировать подобное состояние нашей страны.

Не менее драматично развивалась ситуация и во внутриполитической сфере. Конституция страны и федеральные законы утратили во многих регионах качество актов высшей юридической силы. Региональные парламенты принимали законы вразрез с конституционными принципами и федеральными нормами. Неизбежным следствием такой «конкуренции» стал произвол властей, от которого только страдали люди. Борьба за «особые» финансово-экономические режимы была постоянным предметом торга регионов с федеральным центром.

Дело дошло до того, что отдельные регионы фактически оказались вне единой правовой и финансово-фискальной системы государства, перестали отчислять налоги в федеральный бюджет, требовали создания собственных золотовалютных резервов, собственных энергетических, таможенных систем, региональных денежных единиц.

…Сепаратистские процессы, вызревавшие в России в течение нескольких лет, не получали адекватного ответа со стороны власти, но были активно поддержаны международными экстремистскими организациями и в конечном итоге выродились на Северном Кавказе в наиболее опасную форму – терроризм. Речь идет в первую очередь, конечно, о Чечне. После подписания Хасавюртских соглашений, в результате которых были брошены на произвол судьбы и сама Чечня, и весь чеченский народ, кому-то могло показаться, что кошмар гражданской войны закончился. Не тут-то было. Чувствуя нашу слабость, понимая всю расхлябанность власти и удручающее моральное состояние общества, летом 99-го года многочисленные банды международных террористов пошли, как и следовало ожидать, дальше. Они обнаглели настолько, что совершили открытое нападение на Дагестан, совершили агрессию с целью отторжения от России и вовлечения в зону своего криминального влияния дополнительных наших территорий.

Россия всегда была весьма сложным государственным образованием и требовала к себе бережного, я бы сказал, профессионального отношения. Но, к сожалению, к концу 1990-х годов, и это надо признать, она под ударами всех вышеперечисленных негативных факторов стала утрачивать основные признаки единого государства. Это то, с чем мы столкнулись, и то, в каких условиях нам необходимо было одновременно решать и острейшие каждодневные проблемы, и работать на то, чтобы заложить новые – долгосрочные – тенденции роста»[35].

Именно таким образом после четырех лет работы во главе государства подвел Владимир Путин черту под 10-летним правлением Бориса Ельцина. А дальше началась реальная подготовка к тому, что позднее народ стал называть «эпохой Путина».

В первые годы вхождения во власть Путин был вынужден решать одновременно как минимум две задачи: вытаскивать страну из постдефолтного состояния, куда ее загнали в 1998 году Анатолий Чубайс и премьер-министр Сергей Кириенко со своими советниками, и, одновременно с этим, еще и просто-напросто бороться за собственное политическое выживание. После телефильма «Президент», показанного 26 апреля 2015 года по телеканалу «Россия 1», мы узнали, что еще осенью 1999 года олигархи на очной встрече с Путиным предупредили его, чтобы он, как говорят в народе, «не раскатывал губу на президентскую должность»[36].

Между тем Россия продолжала погружаться в пучину экономической и политической дезинтеграции, а готовых кадров, которые могли бы помочь Путину в решении вставших перед ним задач, не было. В такой ситуации любой лидер вынужден следовать старой русской пословице, гласящей, что за неимением гербовой пишут на простой. Приходилось довольствоваться тем, что лежало на поверхности.

Нельзя не упомянуть, хотя бы кратко, об одной бытовавшей в тот период легенде, имевшей широкое хождение в России, с которой я сам столкнулся в своих редакционных и охотничьих поездках от Псковской области до Иркутской.

В 2000 году в своих многочисленных журналистских командировках по центральным российским областям и по Сибири я не раз встречался с мнением, высказываемым в самых широких слоях населения, а также, между прочим, и в коридорах Госдумы, что, став президентом, В. Путин призовет в правительство Е. Примакова и вместе с ним будет вытаскивать Россию из постдефолтного кризиса. В рамках этой легенды, которая в политических московских кругах и левого, и либерального толка жива и по сей день, находили общий язык самые разные политические силы, от КПРФ до антипутинской оппозиции. Так, в конце июня 2015 года «Новая газета», например, в своей редакционной колонке, посвященной тем годам, писала:

«По свидетельствам очевидцев, когда на этом переходном этапе руководители спецслужб решали вопрос о том, как следует раскрывать секретную информацию, касающуюся, например, ядерных технологий, для новых политиков-демократов, фамилия Примакова прозвучала не раз – он должен был быть посредником, ему доверяли. Возможно, у Примакова хватило бы ума не совершать большинства ошибок Путина. Возможно, он не окружил бы себя владельцами шубохранилищ и мог бы поставить перед своими людьми более амбициозные задач, чем личное благополучие.

Фигура Примакова олицетворяла сценарий мягкого советского реванша, могущего быть совершенным людьми, ясно понимающими, что буквальное возвращение в прошлое уже невозможно. Россия могла бы стать аналогом Китая после Дэн Сяопина – далеко, как теперь уже кажется, не самый худший из всех наших возможных вариантов. Страны без демократии, но и без клептократии, и без угроз развязать ядерную войну со всем миром. Примаков критически относился к возможностям рынка, но, думаю, в конечном итоге под давлением мирового опыта пришел бы к либеральной рыночной политике, совмещенной со стратегическими государственными инвестициями, – по китайскому образцу»[37].

Комментировать здесь нечего, поскольку позиция «Новой газеты» в ее зашкаливающем за все разумные пределы антипутинизме известна давно. Процитировать же позицию стоило хотя бы ради того, чтобы показать, что крайности в политике, если речь идет о стремлении к власти, у нас в России нередко сходятся. Лучше посмотреть, как на самом деле все происходило в тот момент. А Путин в то время, занимая должность и. о. президента РФ, до 7 мая 2000 года был и председателем правительства РФ. Ряд фракций в Госдуме высказывали мнение, что, чтобы избавиться от этого параллелизма во власти, на должность главы правительства страны нужно пригласить академика Е. Примакова.

И российский обыватель, и фракция КПРФ в Госдуме исходили из того, что Е. Примаков хорошо зарекомендовал себя в процессе девятимесячного руководства правительством страны, с сентября 1998 по май 1999-го. Как показывали опросы общественного мнения той поры, обыватель был убежден, что тандем Путин – Примаков вытащил бы страну из тогдашнего кризиса. Более того, еще и в 2015 году кое-кто считал, что именно этот гипотетический (добавлю – и фантастический) тандем не позволил бы России ввалиться в экономический кризис в 2014 году.

На первый, поверхностный, взгляд легенда эта звучит очень привлекательно. Е. Примаков за девять месяцев на должности главы правительства вроде бы действительно «вытащил» экономику страны из угрожавшего ей вторичного дефолта. Но взгляд этот действительно поверхностный. Мало кто обращает внимание на то, что академик Примаков в те девять месяцев своего правления ничуть не изменил вектор развития экономики страны, заданный ей правительством Ельцина – Гайдара в 1992 году, а всего лишь «подморозил» кризисные ее элементы. При том что и сделал-то это не он сам, а пригласив в самом начале сентября 1998 года на должность первого вице-премьера в свое правительство выдающегося государственного деятеля советского периода, бывшего председателя Госплана СССР Юрия Маслюкова (1937–2010). И это его, Маслюкова, а не Примакова российская пресса после майских праздников 1999 года назвала (уже после отставки) «спасителем отечества».

Коротко говоря, академик Примаков с помощью Маслюкова не просто «подморозил» ельцинско-гайдаровскую модель российской экономической системы, но попытался вернуть в права упраздненную Ельциным и Гайдаром советскую экономическую систему. Попытка эта объяснялась тем, что никакой другой системы ни Примаков, ни Маслюков не знали, да и не хотели знать.

Никто из сторонников вышеназванной легенды не обратил внимания на то, что правление Примакова вошло в неразрешимое противоречие не только с взглядами Ельцина на путь российских реформ, но и с уже набравшими необратимую инерцию самими реформами. Советско-большевистская плановая экономика к этому моменту была уже окончательно сломлена. Причем случилось это не в 1992 году, а в 1985–1991 годах. И сколько бы ни старались Примаков и Маслюков, возврат к ней был уже невозможен в силу объективных причин. Поезд советской плановой системы, о которой так скорбел Е. Примаков в своей книге «Мысли вслух» в 2011 году, вышел из Истории окончательно. Рельсы за последним вагоном этого поезда были уже разобраны, и даже шпалы выкорчеваны. Именно поэтому Б. Ельцин смог протерпеть Примакова на посту премьер-министра только девять месяцев. Не стал делать ставку на вчерашний день в лице Примакова и Путин.

В этой связи невозможно не задаться вопросом: о чем же в этот момент действительно думал Путин?

Без революционных амбиций не стоило и браться

Сам президент ни тогда, ни сегодня карт своих никогда не раскрывал (такая уж у него черта характера, в наличии которой и с одобрением, и с неодобрением его «уличали» много раз, но так было и так есть). Поэтому при ответе на поставленный вопрос остается только один путь: анализ.

Известный своими блестящими эскападами по поводу современной политической антироссийской и антипутинской риторики Запада талантливый российский публицист и журналист Михаил Леонтьев однажды заметил: «Путин на вопрос, в чем он видит задачу своего третьего (президентского) срока, сухо ответил: «Изменение действующей структуры экономики».

Ответ действительно сухой, и потому Леонтьев, покопавшись во всех последующих публичных выступлениях главы государства, попробовал расшифровать эту лапидарную фразу второго президента России так: «Путин имел в виду изменение всей действующей модели, не только экономической, но и управленческой, и социальной, и политической. Проще говоря, надо бы сменить общественно-политический строй. А это – революция. Сверху. Желательно. Недаром Путин позднее заметил, что России предстоит совершить рывок, по масштабам сопоставимый с тем, что мы совершили в 30-х годах прошлого века. Заметьте, по масштабам, а не по форме и методам».

Как мне представляется, Михаилу Леонтьеву удалось ближе всех подойти к ответу на поставленный вопрос[38].

Президент России и сам не раз проговаривался на этот счет. «У нас ведь, – признал он два года назад, – по сути, переходная экономика, у нас политическая система еще находится в состоянии становления». Отсюда, понятно, и многие его действия продиктованы условиями этого «переходного» состояния.

Действительно, если из всего того периода, что Путин находится у власти, вычесть перерыв, когда он в точном соответствии с требованиями Основного закона РФ вынужден был на четыре года уступить верховную власть Д. Медведеву, а весной 2014 года отвлечься на воссоединение Крыма с Россией, что, естественно, отняло время и внимание от проблем внутреннего, российского, плана, то можно констатировать, что «изменением действующей структуры экономики» России Путин занимается постоянно и последовательно на протяжении всех лет нахождения во власти. А точнее сказать, последовательно пытается сменить откровенно прозападный общественно-политический курс, что в 90-х годах прошлого века навязала стране узенькая, но очень энергично действовавшая прослойка либерально-демократических революционеров (в лице Ельцина, Гайдара, Чубайса, Нечаева, Авена, Козырева, Бурбулиса, Шахрая и др.), – на национально-исторический российский.

И надобно заметить, что во все эти годы Путин ни разу не допустил колебаний в своих устремлениях. Как результат – осуществляемые им преобразования хоть и медленно, но неуклонно завоевывают (заполняют) экономическую, социальную и политическую ткань российского общества. Но преобразования идут действительно медленно. Почему?

Как мне представляется, причина, конечно, не одна. Но есть главные. Одна из них – кадры. Но ведь и кадры лидер часто вынужден подбирать, сообразуясь не только в соответствии со своими взглядами и личной волей, а еще и с действием «силы вещей».

Если же вернуться к вопросу, обозначенному в заголовке настоящего параграфа, то, чтобы лучше понять Путина, а по сути проникнуть в то, что он и сам еще, судя по его поведению, не до конца понимает, необходимо, как уже заявлено в предисловии, вернуться в нашу историю и поискать в ней аналоги нынешней российской ситуации. Такие аналоги имеются. Один из них – царствование Петра Великого. То же межеумочное состояние российского общества, та же необходимость радикальных реформ и та же кадровая пустыня Сахара. Только направление движения обратное по знаку. Петр силой насаждал в

России порядки западноевропейской цивилизации, в увлечении полагая традиционные русские ценности «подлыми и низкими», и искоренял традиционное боярское варварство варварскими же методами. А перед Путиным задача стоит обратная – преодолеть силой навязанное России в 90-х годах либерально-демократическое западное влияние (и формы) и вернуть нашему обществу традиционно российский тренд развития с сохранением (и привнесением) существенных элементов европейской цивилизации, избегая при этом ее крайностей.

В отличие от Петра Путин Россию на дыбы не поднимал, и методы, которыми он до сего дня пользовался, варварскими никак не назовешь. Существует, правда, опасность, что если жесткое давление на Россию со стороны США и ЕС (экономические и политические санкции) не прекратится, то не пришлось бы и Путину прибегать к петровским методам.

Самое интересное здесь, наверное, заключается в том, что этих варварских методов по искоренению коррупции, социальной несправедливости от него давно уже ждет население страны. Более того, люди к такому повороту со стороны президента давно уже готовы. Об этом в последние год-два, в особенности после воссоединения с Крымом, много и часто пишет российская пресса. Могу сослаться и на свои личные наблюдения.

Вот типичный для последних лет конкретный случай, с какими я регулярно сталкиваюсь в глубинных районах России.

Будучи большим любителем охоты на глухаря на весенних токах, я много лет выезжаю из Москвы на такую охоту в разные места России, как до Уральских гор, так и в Сибирь. Весной 2017 года судьба забросила меня в глухой угол на стыке Новгородской, Тверской и Вологодской областей. Обычно в такие командировки я захватываю с собой вышедшие у меня к этому времени книги и дарю их местному начальству, ну и, конечно, егерям, которые сопровождают меня на тока (приезжему столичному охотнику самому невозможно обнаружить тетеревиные и глухариные тока). Привез и в этот раз две книжки, о политической биографии Сталина и о так называемом Ленинградском деле 1949 года. Охоты в этот раз у меня не получилось, потому что копалух (так местные называют самок глухаря) на поляне было много, а петух запел всего один. Ни у меня, ни у егеря рука не поднялась лишать глухариное сообщество этого единственного ухажера. Поэтому вместо охоты получилась длительная беседа на политические темы.

Егерь, 57-летний крепкий мужчина, по-видимому, успел познакомиться с подаренными ему книжками и сам затеял разговор о Путине. А надо сказать, что на московских охотников местное население смотрит очень интересно: люди считают, что если ты приехал из Москвы, то ты имеешь возможность не только лично наблюдать представителей высшей в стране власти, но и общаться с ними. Этим часто объясняется и характер бесед с ними. Политическая ситуация в стране в этот момент была довольно острой, и в России, и в мире, и егерь в конце беседы, немного помявшись, вдруг, совершенно неожиданно для меня, произнес:

– Вы вот что, передайте там в Москве кому надо, что, если будет нужно, пусть Путин только скажет. Мы приедем в Москву и поможем ему. – Помолчал немного, поправил висевший у него на плече карабин СКС (скорострельный карабин Симонова) и со вздохом добавил: – Не хотелось бы, правда, большой крови, но если надо…

Я был настолько потрясен этой фразой, что не сразу нашелся что ответить, а потом спросил:

– Постойте-постойте… Что значит «большой крови»? А на малую вы что, согласны, что ли?..

– Да малая… хрен с ней… Американцам уступать нельзя… Да и миллионеров наших поприжать бы надо… Так что вы там передайте…

Не скрою, историей на меня пахнуло после этого разговора, 1612 годом, Мининым и Пожарским…

Глава 3 Счастье – категория субъективная, но база у него материальная

25 ноября 2017 года в московской гостинице «Космос» состоялось заседание Общероссийского гражданского форума, где с сенсационным заявлением выступил бывший министр финансов РФ Алексей Кудрин[39].

«Третий год у нас падает уровень жизни, – заявил бывший министр финансов РФ. – Бедность растет у нас в стране сейчас». С точки зрения вызовов, которые стоят сегодня перед страной, сказал он, «я хотел бы на первое место поставить вызов уровня жизни, роста бедности. Я бы сказал, что по показателям, даже в благоприятный период, до кризиса, мы, в общем, имели чрезмерно высокий уровень бедности. В стране с таким уровнем ВВП и ВВП на душу населения такой уровень бедности иметь позорно». Правда, потом добавил, что «на промышленных предприятиях у нас последние полгода, может быть, чуть больше, зарплата все-таки растет. Но у нас, оказывается, есть группы населения, регионы, где благосостояние падает».

«Вызовом для России, – добавил он далее, – являются и риски международной изоляции, и зачастую мы их сами же и создаем… Я считаю, что мы слишком провоцируемся на какие-то негативные международные события и загоняем себя в какое-то состояние, когда считаем, что нужно отгородиться, создать какие-то свои автономные системы», между тем как «мир будет развиваться таким образом, что обмен технологиями и знаниями между людьми будет усиливаться»[40].

Конкретных цифр и фактов Алексей Леонидович приводить не стал. Между тем временной диапазон затронул довольно большой, еще от исторического всемирного кризиса 2008 года, когда он еще сам, подряд в течение 11 лет, руководил Министерством финансов страны, и до наших дней. В целях создания более или менее полной картины состояния нашего общества в этот период этот вакуум хотя бы в основных чертах надо бы заполнить. А здесь за два прошедших десятилетия есть не только что подсчитать, но и взглянуть с психологической точки зрения. Вот с этого последнего и начнем.

В самый пик правления Владимира Путина (после почти полутора десятков лет его правления) Международный исследовательский центр Гэллапа (Gallup International) и аналитики Института Земли Колумбийского университета провели среди граждан 155 стран в течение 2013–2017 годов опрос на предмет самоощущения личного счастья[41]. Критерии определения искомого были сформулированы предельно просто: учитывались уровень ВВП на душу населения, продолжительность жизненного срока, занятость, здоровье, еда, питье, кров, безопасность, уверенность в завтрашнем дне, удовлетворение в выборе работы, позитивные представления о будущем.

В результате опроса выяснилось, что самыми счастливыми считают себя жители Норвегии. 23 % жителей планеты живут в состоянии полного равнодушия к жизни.

Жители США в рейтинге по уровню счастья заняли 14-е место, Германии – 16-е, Великобритании – 19-е, Франции – 31-е, Японии – 51-е.

Россия оказалась в первой трети списка, обогнав Польшу, Китай (83-е место), Белоруссию, Южную Корею и даже Японию, заняв 49-е место. Счастливыми себя считают 56 % наших соотечественников, а несчастливыми – 5 %.

Это может вызывать удивление у того же Алексея Леонидовича, но из этих данных следует, что в настроениях большинства россиян преобладают позитивные представления о своем собственном и страны будущем[42].

Обольщаться, конечно, не стоит. В правящем политическом слое страны активно действуют акторы, которые считают, что все обстоит ровно наоборот и что Москве следовало бы снизить градус конфронтационности во взаимоотношениях с США и с ЕС за счет своих односторонних уступок. Но в целом на самочувствие основной массы населения такие настроения части политических интеллектуальных элит сколько-нибудь заметного воздействия не имеют.

Коротко говоря, нет ныне в российском обществе расколотого социального пространства, как это было в конце 1980 – начале 1990-х годов. Вот это обстоятельство и создает в целом позитивный настрой у людей, который проявляется в нежелании революционных преобразований[43].

Это обстоятельство вынуждены признавать даже те, кого, как выразился генеральный директор Центра политической информации Алексей Мухин, один из самых квалифицированных российских политологов, можно отнести к представителям «махрового антипутинизма» («Независимая газета», 29.09.2017. С. 3). Так, открыто позиционирующий себя как политического антагониста нынешнего главы государства, глава аналитического «Левада-центра», главный редактор журнала «Вестник общественного мнения», доктор философских наук Л.Д. Гудков пишет, что хоть «высшее руководство» страны и «вообще власть в целом» представляет собой «наглое жулье, не уважающее людей», но при этом отмечает, что социологические всероссийские опросы показывают, что «идет сокращение числа тех, кто верит критическим материалам о Путине», а «молодежь вообще – самая пропутинская группа».

Все сказанное выше крайне важно для оценки нашего нынешнего существования, но все же не является решающим фактором нашего перспективного развития. Долгоиграющим, в историческом плане, фактором является другое.

Статья 7 Конституции нашей страны определяет Российскую Федерацию как социальное государство. А что представляет собой социальное государство в общепринятом значении этого понятия? Это такая политическая система, где основная часть материальных благ перераспределяется государством в соответствии с принципом социальной справедливости в целях достижения достойного уровня жизни, сглаживания социальных различий, социальной защищенности при экономических кризисах и природных катастрофах и помощи нуждающимся.

В ночь на 1 января 2000 года настрадавшееся за 1990-е годы население с надеждой всматривалось в нового президента страны. Оно имело право надеяться на то, что новое руководство России начнет наконец работу над воплощением в жизнь статьи 7 Основного закона РФ. Путин это понял. Кто-кто, а он-то по опыту своих собственных родителей хорошо знал, что за весь период существования Советского Союза русские люди никогда не жили в условиях достойного уровня жизни. Причины были разные, но результат был, как правило, один: жили русские люди всегда хуже своих европейских соседей. Существует множество свидетельств того, что когда во время войны наши солдаты пришли в европейские страны, то они были потрясены тем уровнем жизни, который они там увидели: русскому человеку, даже городскому, даже москвичу и ленинградцу, такой уровень материальной и бытовой культуры и не снился. Советские солдаты не могли взять в толк – зачем немец пошел войной на Россию при таком уровне благосостояния? Чего ему не хватало?

Но речь сейчас не о Германии тех лет. А о том, что 1990-е годы обрушили даже тот, весьма скромный, уровень жизни, который в РСФСР был. Вот Путин и поставил перед собой задачу: дать людям возможность вздохнуть – и с этой целью направил существенную часть доходов, получаемых от продажи сырья и энергоносителей, на две вещи – восстановление оборонного потенциала, разрушенного дотла в 1987–2000 годах, и повышение уровня жизни.

И сейчас можно констатировать, что граждане в своих ожиданиях не обманулись. Новый президент России направил свои основные усилия в управлении страной на осуществление социальных ожиданий масс. И в целом у него это получается. Даже такая, условно говоря, антипутинская социологическая контора, каковой все это время выступает Аналитический центр Юрия Левады, устами своего директора, доктора философских наук Льва Гудкова, вынуждена это признавать. В августе 2015 года, когда внутренний экономический кризис выходил на пик своего обострения, а отношения с Западом, прежде всего с США, тоже шли по пути обострения отношений, Лев Гудков в интервью одной из самых многотиражных московских газет обращал внимание на то, что «реальные доходы населения с 1990 года, последнего советского, к 2013 году увеличились в 1,6 раза, а если брать за точку отсчета 2000 год – в 3,8 раза». А на вопрос журналиста, доверяют ли россияне власти, с раздражением ответил: «Наглое жулье, не уважающее людей, – такой выглядит власть в целом в глазах россиян. В особенности это касается депутатов, чиновников, но и высшего руководства тоже. Конечно, эффект «Крымнаш» есть, идет сокращение числа тех, кто верит критическим материалам о Путине. Правда, основная группа отвечает «наверное, да» на негативную информацию о президенте, но при этом неизменно добавляет, что «главное – при нем жить стало лучше». «Это релятивизм, аморализм, цинизм – как хотите, называйте», – с сожалением констатирует он, добавляя в конце: «Молодежь – самая сейчас пропутинская группа»[44].

Для того чтобы подвести надежную административную и политическую базу под решение главной задачи, нужно было прежде всего укрепить государственный механизм управления. Это было проделано: закончена война в Чечне, страна стянута обручами созданных президентских округов в единое административно-политическое пространство – аморфная Российская Федерация за годы правления Путина превратилась в единое государство – Россию.

Укреплены Вооруженные силы РФ и произведены большие усилия по развитию военно-промышленного комплекса.

С помощью целого ряда последовательно осуществленных мер возвращен на подобающее место международный авторитет России в мире.

Что получилось в итоге?

Первое и главное – в период правления Путина Россия стала превращаться в действительно социальное государство, каким она не была с момента падения царизма.

Приведу в подтверждение лишь несколько (но важнейших!) фактов в пользу этого вывода.

По официальным данным Росстата, опубликованным в январе 2015 года, номинальная среднемесячная зарплата в 2000 году составляла 2336 рублей, в 2014 году – 31 730 рублей, в 2017 году – 39 331 рубль. Рост составил 1683 % (комментировать не буду: даже при том, что вес рубля в 2000 году и в 2017 году неодинаков, результат все равно впечатляет). Общая численность безработных, исчисляемая по методологии Международной организации труда (средний возраст – 35 лет), в 2002 году, по официальным данным, составила 6 000 153 человека, в 2012 году – 4 131 000 человек, в январе – октябре 2017-го – 3,9 млн человек (то есть снизилась на 67 %)[45].

Важнейший для личной жизни граждан показатель – обеспеченность людей жильем.

В целом начиная с конца 1920-х годов, когда на советские промышленные стройки и в города хлынул нескончаемый поток населения из села, жилищная проблема в стране стала одной из самых острых, но за весь период советской власти и после 1991 года ни одно правительство не смогло подойти к порогу, с которого началось бы позитивное решение этой проблемы. Позитивный сдвиг в решении этой застарелой проблемы начался только с приходом во власть В. Путина. По данным ООН (ОЭСР), с 2000 по 2013 год обеспеченность жильем в РФ выросла с 19,2 кв. м на человека до 23,4 кв. м и в 2016 году до 25 кв. м. – 32-е место в мире (в Швеции – 42 кв. м, в Германии – 40). По мировым меркам это считается неплохим показателем, а по европейским – относительно низким.

Но при этом надобно учитывать, что условия, при которых мы вынуждены решать свою национальную жилищную проблему, довольно существенно отличаются от западных. По сравнению с Европой и США дома в России отличаются большей прочностью и лучшей приспособленностью под суровые погодные условия. Дома имеют толстые стены и не рушатся от непогоды, как это постоянно происходит в США. Полноценное отопление позволяет россиянам переживать зиму с комфортом, в жарко натопленных квартирах, а не в полухолодных помещениях, как часто приходится делать европейцам с их крайне дорогой коммуналкой (а также с их более мягкими зимами, что приводит к тому, что во многих районах вообще практически полностью отказываются от отопления, а осенне-весенние холода и редкие случаи мороза терпят как неизбежное бедствие – по дому ходят и спят в теплой одежде). Коммунальные расходы в России в разы ниже, чем на Западе. Средние расходы российской семьи на жилищно-коммунальные услуги составляют 5000 рублей в месяц (2016), что вдвое ниже, чем в Норвегии (11 тыс. рублей в месяц) или в Германии (9 тыс. рублей в месяц), а расходы на электроэнергию и вовсе в три-четыре раза ниже, чем в большинстве европейских стран. При этом для малоимущих расходы на ЖКУ в значительной мере субсидируются.

Неудивительно, что, по данным все той же Организации по экономическому сотрудничеству и развитию ООН, по состоянию на сентябрь 2015 года 62 % россиян удовлетворены своим жильем[46].

В 2014 году ввод жилья стал самым значительным в истории России, мы впервые в истории за 25 прошедших лет обогнали показатели эпохи СССР. Ведь даже в «золотой период» советского строительства, в 1986–1989 годах в РСФСР сдавали не более 72 млн кв. м жилья, а в 2014 году построили 82 млн кв. м, впервые превзойдя рекорд 1987 года. В 2016 году эта цифра снизилась и составила 80 млн кв. м, но в целом темп строительства очень высок по сравнению с предыдущими годами.

По этому показателю мы за так называемые «путинские годы» обошли Польшу и близко подтянулись к Испании и Чехии, где приходится по 28–30 квадратов на одного жителя.

Конечно, нам пока еще далековато до показателей США (там в среднем по стране приходится 65 кв. м на человека), Германии, Франции или Японии (там по 38–45 кв. м на человека в среднем), но ведь Россия расположена в Северном полушарии, и у нас при строительстве жилья по сравнению с названными выше странами приходится использовать, например, цемента в несколько раз больше. Но если сравнить, например, с Индией или Китаем, то там в среднем приходится по 6 кв. м на одного жителя, а в Мексике, Чили или Бразилии – по 12–16 кв. м. И это притом что во всех бывших советских союзных республиках этот показатель за все послесоветские годы замер на цифре 10–18 кв. м на человека.

Что особенно существенно, так это то, что речь ведь идет не только о Москве и Питере. Сразу за двумя столицами вплотную идет Кубань, которая по этому показателю в 2014 году обошла многолетний номер два – Ленинградскую область. Бурный рост выказали Свердловская область, Башкирия, Татарстан, Ростовская область, Новосибирская, Самарская и густонаселенные Ивановская, Новгородская, Псковская области, Карелия, Алтай, Мордовия[47], а по количеству введенного жилья на душу населения лучшие показатели у Калининградской и Тюменской областей – 1,7 кв. м. Москва на третьем месте с 1,06 кв. м.

К сказанному следует добавить, что заданный В. Путиным тренд в направлении решения жилищной проблемы укрепляется все новыми формами и инициативами. Так, появилась идея строительства малогабаритного жилья (однокомнатные квартиры площадью в 18–20 кв. м) в ценовом диапазоне от 1 до 3 млн рублей для молодых семей. Учитывая тот факт, что на сегодня более 15 млн жителей нашей страны нуждаются в собственном жилье, но не могут себе позволить его приобрести даже с помощью кредитов, эта инициатива может получить развитие[48].

Разумеется, кризис 2014 года свои коррективы в решение жилищной проблемы внес. В сентябре 2015 года замминистра строительства РФ Олег Бетин, отметив, что за последние десять лет доступность жилья в стране выросла в три раза, сообщил вместе с тем, что в 2014 году активность покупателей жилья упала на 40 %. Однако, заявил он, мы не отказались от выполнения существующей госпрограммы, которая ставит задачу добиться того, чтобы в 2030 году 60 % желающих приобрести жилье такую возможность получили.

Экономический кризис повлиял не только на выполнение жилищной госпрограммы. США и Евросоюз в 2014 году ввели в действие целевую программу экономических санкций в отношении России. Внутренняя политическая оппозиция сразу же привлекла внимание к проблеме продовольственной безопасности России, ее зависимости от поставок продовольствия из западных стран. Проблема действительно серьезная. Зависимость от США и Европы в поставках целого ряда продуктов (мясо, масло, овощи, фрукты и т. д.) в прошлые годы иногда зашкаливала за 80 %. В 2014 году в ответ на санкции глава государства ввел режим контрсанкций. Все это имело тот эффект, что с января по август 2015 года импорт продовольственных товаров у нас сократился на 40 %. В ответ на эти действия глава государства провозгласил политику импортозамещения.

И уже в 2015 году на эти цели правительство выделило 300 млрд рублей сроком на пять лет. Буквально за один год осуществления этой политики выяснилось, что благодаря ранее осуществленным мерам в этой области Россия почти безболезненно в течение трех – пяти лет может самостоятельно решить проблему своей продовольственной безопасности. Выяснилось, в частности, что в предыдущие годы мы уже стали практически независимы в том, что относится к мясу птицы, птицепродуктов, резко нарастили вылов рыбы, в 2017 году вышли на первое место в мире по экспорту зерна. Более того, мало кто знает о том, что экспорт продовольствия из России по сумме общей выручки сегодня сопоставим с экспортом российского оружия.

Есть еще один показатель, который, пожалуй, больше всех остальных свидетельствует об эффективности социальной политики путинского режима, – воспроизводство населения. Динамика этого показателя зависит от очень многих факторов, и изменяется он очень медленно. Но уж если изменяется, то свидетельствует об очень глубоких тенденциях в развитии общества в целом, попросту говоря, о main stream социальной политики руководства страны.

Так вот, в 1990-х годах была отмечена естественная убыль населения. В 1999 году (последний год президентства Б. Ельцина) число умерших превысило число родившихся в 1,8 раза. Через три года после прихода Путина на должность главы государства этот разрыв стал незначительно сокращаться (до 1,6 раза). В 2002 году по средней продолжительности жизни мужчин (59 лет) Россия занимала 161-е место, а женщин (72 года) – 121-е место. По данным Федеральной службы государственной статистики, в 2002 году коэффициент смертности (на 1000 человек) равнялся у нас 16,2. В 2003 году он стал хуже (16,4). Заметно уменьшаться этот мрачный показатель начал только со второго президентского срока В. Путина, в 2006 году он снизился до 15,2, а в 2009-м – до 14,16. В 2016 году число умерших сократилось на 2,8 % по сравнению с 2015 годом (13,2 человека в расчете на 1000 человек против 13,6 в 2015 году).

А с 2013 года обозначилась тенденция роста населения – на 33 тысячи человек в год. Глава Минздрава РФ Вероника Скворцова сообщила, что в стране отмечено трехкратное снижение смертности среди детей до пяти лет и более чем четырехкратное снижение материнской смертности по сравнению с 1990 годом. Глава ведомства подчеркнула, что таких показателей удалось достигнуть всего 27 странам в мире.

Если подвести в этом плане промежуточный итог путинскому периоду правления Россией, то следует отметить наличие позитивной тенденции в процессах воспроизводства населения.

В литавры бить, конечно, рановато. Экономический кризис середины второго десятилетия XXI века свои негативные коррективы не может не внести, но здесь, как уже сказано, важна тенденция. Директор Института демографии Высшей школы экономики Анатолий Вишневский, когда журналисты обратили его внимание на то, что кризис 2014–2015 годов может внести негативные коррективы в этой сфере, заметил: «Первое, что нужно сделать, – это понять, где мы находимся. Колебания за 3–4 месяца ни о чем не говорят, о многом говорят колебания за 100 лет…В последнее десятилетие смертность в России сокращается, хотя и далеко не такими темпами, как в США, Евросоюзе и Японии»[49]. Замечание верное, да вот только ни США, ни Япония с Европами не переживали в своем развитии российские 1990-е годы. А потому не Путину этот упрек надо бы направлять.

Не могу здесь же не сказать об одном чисто русском явлении, которое пока не знаю, как и толковать.

За путинские годы потребление водки, этого «чисто русского» напитка, в общем потреблении алкогольной продукции в России сократилось ровно в два раза, с 54 до 27 %.

Таким образом, худо-бедно, но по ряду показателей именно в эпоху Путина началось в России движение в сторону строительства именно социального государства. И похоже, ничего случайного или, хуже того, конъюнктурного в этом движении нет: движение в направлении построения социального государства в России всегда являлось сутью политики В. Путина. Это обстоятельство вынуждены признавать и его постоянные оппоненты.

И еще об одной проблеме, говоря об «эпохе Путина», невозможно хотя бы не упомянуть: о так называемой утечке мозгов из России.

Утечка мозгов

Перед выборами-2018 Владимира Путина много критиковали за то, что он практически не уделяет внимания проблеме так называемой утечки мозгов, то есть совершенно не борется с проявившейся начиная с 1990-х годов тенденцией отъезда на Запад нашей образованной молодежи (до 35 лет возрастом). В зарубежных СМИ это явление называют «путинской утечкой мозгов».

Одним из самых известных критиков этого явления является Алексей Кудрин. Подходя к этому вопросу масштабно и увязав эту проблему с общим технологическим отставанием России от ведущих экономических стран, 23 ноября 2017 года он выступил с громким заявлением о том, что Россия вообще уже не способна «оставаться технологической державой в рамках четвертой промышленной революции». «Существует, – сказал он, – риск потери статуса технологической державы».

Проблема «утечки мозгов» действительно существует. Пусть не в таких угрожающих масштабах, как это подают критики, но тем не менее. И специалисты уезжают, и представители правящих российских элит часто стремятся отправить своих детей учиться в университеты и школы ведущих западных стран. Все так. Но вот на что стоит обратить в этом плане внимание. Во-первых, нет точных данных, в газетных статьях и в Сети уж слишком много спекуляций на этот счет.

Но «утечка» действительно имеет место быть, хотя и далеко не в тех масштабах, которыми оперирует несистемная российская оппозиция. Так, в июле

2016 года американский журнал STRATFOR сообщил (а в Сети это немедленно растиражировали), что отъезд из России высококвалифицированных специалистов в 2013 году составил 200 тысяч человек, в 2014 – 300 тысяч, в 2015-м – 350 тысяч.

Между тем Росстат сообщает, что в 2014 году из России выехало не 300 тысяч человек, а 53 235 человек, в составе которых число людей с высшим образованием составило 23 %. Сайт «Иносми» в апреле 2017 г. сообщил, что, по оценочным данным на Западе, если вести отсчет с момента распада СССР, по состоянию на апрель 2017 г. работает 1,5 млн высококвалифицированных специалистов. В это же время Комитет гражданских инициатив (председатель – А. Кудрин), куда в основном входят российские правозащитники, сообщил, что с 2014 по 2016 год включительно выезда в страны ЕС запросили чуть более 60 тысяч человек.

При этом обращает на себя внимание, что уехать стремятся в основном те, кто вырос в России в советское время. И дети тех родителей, которые все еще ощущают свою родовую связь с советскими временами.

Но в российском обществе уже начинают давать о себе знать процессы совсем иного рода. Родители тех детей, кто отстоит от советских времен на два-три поколения, охотно откликаются на предлагаемые государством новые формы обучения, новые формы организации вовлечения школьников в различного рода интеллектуальные конкурсы и олимпиады. Российские школьники проявляют неподдельный интерес к интеллектуальным играм, конкурсам и соревнованиям по новейшим технологиям, с огромным желанием выезжают в зарубежные страны, участвуют в этих конкурсах, но при этом возвращаются обратно на родину. Процесс этот медленно набирает темпы, но он идет уже довольно давно. Впервые мое внимание на это обратила в 2007 году Л.А. Вербицкая, которая в то время возглавляла Санкт-Петербургский государственный университет.

«Конечно, я понимаю, – сказала Людмила Алексеевна, – что материальное благополучие, возможное для специалиста экстра-класса на Западе (а именно такими специалистами являются наши лучшие выпускники), пока недостижимо для тех, кто принимает решение остаться. Несмотря на это, университет не испытывает кадрового голода. От нас, конечно, тоже уезжают, но все меньше насовсем. Многие возвращаются обратно. Когда в 2002 году команда математико-механического факультета (Николай Дуров, Андрей Лопатин, Виктор Петров) стала победителем чемпионата мира по программированию, проводимого в США и Канаде, ее участникам сразу же предложили множество вариантов престижной работы в Америке. Вы не поверите, но никто из ребят не согласился. Все вернулись в Петербург».

Со времени той беседы прошло уже более 10 лет, а примеры такого рода множатся каждый год. Вот, например, «Российская газета» за 29 ноября 2017 года. Заголовок: «На Всемирной олимпиаде роботов россияне выиграли больше всего медалей». На Всемирной олимпиаде роботов в Коста-Рике (Центральная Америка) участвовали молодые люди в возрасте от 10 до 21 года, представлявшие 400 команд из 53 стран мира. В том числе и законодатели моды в робототехнике, японцы, американцы, китайцы, немцы. Команду России представлял 41 человек из различных регионов страны. Они заняли первое место в общекомандном зачете, завоевав 8 медалей: 5 золотых, 1 серебряную, 2 бронзовые. Ближайшие соперники серьезно отстали: Тайвань – 5 медалей, Малайзия – 3, Япония – 2, Китай – 1, Таиланд – 1. Представителей США в списке призеров вообще нет, единственная награда – у команды из Евросоюза, из Германии. Соревнования проходили в разных возрастных группах по четырем категориям: «Основная», «Творческая», «Студенческая» и «Футбол роботов».

Еще один пример. 06 декабря 2017 г. газета «МК» на первой полосе опубликовала материал под заголовком: «Российские четвертые классы оказались лучшими в мире. А московские – еще лучше российских». Об этом свидетельствуют результаты последнего международного тестирования начального образования». Процитирую начало текста статьи, оно стоит того.

«5 декабря по всему миру огласили результаты международного исследования уровня читательской грамотности в младшей школе PIRLS. Самые высокие оценки – 581 балл – показала Россия, обойдя даже таких монстров образования, как Сингапур и Гонконг. Абсолютным победителем оказалась Москва с невиданным прежде средним баллом – 612.

В 2016 году наши четвероклассники проходили международные тесты PIRLS на навыке чтения на основе отрывка из переводного текста «Марта и рыжая курица» из сельской жизни Скандинавского полуострова. И несмотря на чуждые реалии, справились со всеми заданиями отлично, будь то описания эстетических переживаний в связи с прочитанным или умение извлечь из текста требуемую информацию. Как итог – первое место в мире со средним баллом 581. На втором месте Сингапур (576 балов), на третьем – Гонконг (569 баллов). Для сравнения: в Финляндии средний результат составил 566 баллов, в Англии – 559, а в США – 549.

Впрочем, главной сенсацией стали результаты не российских, а московских четвероклассников. В 2016 году они прошли отдельное тестирование. И, побив все мировые рекорды, показали средний балл 612. При этом Москва показала вчетверо больше высших результатов, чем все страны мира, а значит, и хороший уровень всеобщей подготовки учащихся».

Примеров таких становится все больше. Так, в декабре 2017 года все российские школьники, принявшие участие в Международной естественно-научной олимпиаде юниоров (IJSO) в Амстердаме (Нидерланды), выиграли золотые медали, а один из участников команды стал абсолютным чемпионом олимпиады[50].

В целом же только в 2017 году российские школьники на международных научных олимпиадах завоевали 17 олимпийских медалей, большая часть которых – золотые. Вот только некоторые из этих результатов:

Декабрь 2017 года.

Международная естественно-научная олимпиада юниоров в Амстердаме.

6 участников от России.

6 золотых медалей.

Июль 2017 года.

Международная физическая олимпиада в Цюрихе.

5 участников от России.

5 золотых медалей.

Июль 2017 года.

Международная математическая олимпиада школьников в Рио-де-Жанейро.

6 участников от России.

6 медалей, одна из которых золотая.

При этом география школ, которые представляли олимпионики, – вся Россия, от края до края, а абсолютное большинство медалистов живет далеко за пределами Садового кольца.

Все эти победы носят совсем не случайный характер – в российском обществе в период, который люди стали называть «эпохой Путина», в буквальном смысле на наших глазах стали набирать силу процессы качественных изменений в интеллектуальном потенциале нации. Это видно даже по такому фактору, как возрождение у людей интереса к чтению книг. Еще сегодня, если вы зайдете в вагон метро в Москве или Санкт-Петербурге, вы увидите, что внимание большинства пассажиров приковано к своим личным гаджетам. Но надо быть слепым, чтобы не заметить: время это постепенно уходит в прошлое. Вот в конце 2017 года ВЦИОМ зафиксировал значительный (по сравнению с 2009 и 2014 гг.) рост количества читающих в РФ. В любви к чтению признались 60 % россиян (против 48 % в 2014 году). Причем из всех возрастных категорий больше всех читает молодежь от 14 до 24 лет. Правда, молодежь признается в том, что поскольку бумажные книги стоят недешево, то россияне предпочитают бесплатно читать электронные версии книг в Интернете, перечитывать домашнюю библиотеку своих родителей, брать книги у друзей. Вот только несколько цифр из этого опроса. В 2009 году только 5 % читали книги в Интернете, а в 2017-м – 35 %, в городской библиотеке 10 и 13 % соответственно, покупали бумажные книги – 1 и 5 %, в научных библиотеках и библиотеках вузов, на предприятиях стали брать меньше – 27 % в 2009 году и 15 % в 2017-м. Меньше стали покупать книг в магазинах, городских ларьках, на книжных развалах – 34 % в 2009 году и 24 % в 2017-м (МК, 07.12.2017. С. 2).

В целом же у меня складывается стойкое впечатление, что в России в последние 10 лет в среде молодежи набирает силу процесс качественного изменения человеческого материала. Если так будет происходить и дальше (а я не вижу причин – почему бы и не так, ведь были же мы в РСФСР в XX веке самой читающей страной в мире), то эти ребята уже совсем скоро сменят собой те слои нашей молодежи, которые, согласно тем же социологическим опросам, только что и мечтали об отъезде на Запад.

В этой связи весьма небезынтересно привести мнение такого тонкого наблюдателя с острым взглядом, каким всегда в таких вопросах выступал (и выступает) широко известный советский и российский политический деятель, театральный режиссёр, политолог и лидер движения «Суть времени» Сергей Кургинян. «Я увидел очень много молодых людей, в возрасте в основном от 25 до 35 лет, влюбленных в Советский Союз. Эти люди сильно разнятся по доходам и иным социальным характеристикам. Но все они вместе (а точнее, более 90 процентов собравшихся) представляют собой траву, пробившуюся сквозь асфальт последнего двадцатилетия. Они представляют собой то, чего не должно было быть. Что было не запланировано творцами перестройки и постперестройки. Это все та же советская молодежь. В хорошем смысле слова романтичная и идеалистичная. Ищущая, умная. И – беспредельно встревоженная происходящим. Эта молодежь не хочет уезжать ни на Запад, ни на Восток. И она понимает, что нынешняя модель жизни делает не лишними примерно 30 миллионов обслуживающих «трубу» и обслуживающих тех, кто эту «трубу» обслуживает. А более 100 миллионов граждан нашей страны эта модель делает лишними. Молодежь не хочет ни успеха в рамках данной модели, ни статуса лишних людей, лишенных будущего. Она хочет другой модели и даже чего-то большего. Ведь она понимает, что страна в нынешнем ампутированном состоянии лишена масштабной исторической перспективы. А молодежь хочет именно такой перспективы. Причем перспективы абсолютной – политической, культурной, метафизической, экзистенциальной и так далее. Подобную перспективу молодежь связывает с новым большим проектом. Точнее, мегапроектом. Молодежь верит, что Россия способна снова стать мировым лидером, не допустить конца истории, повести мир новым путем к новым целям. Налицо не розовые сопли по этому поводу. Налицо просыпающееся волевое начало. Молодежь связывает свои ожидания с обновленным советским проектом. Подчеркиваю, качественно обновленным, дающим абсолютно новые ответы на все вызовы современности»[51].

Этот блестящий, на мой взгляд, анализ служит лишним подтверждением уже высказанной ранее мысли о том, что «эпоха Путина» самым естественным образом завершает революционный переходный период в развитии нашего общества, как и то, что после завершения этой эпохи в России неизбежно наступит новая социальная и политическая реальность, у которой будет уже совсем другой политический лидер, но который обеими ногами будет стоять на базе того, что за четверть века создано под руководством и управлением Владимира Путина и политическим гарантом чего еще какое-то время (никому сегодня не дано определить – сколько это продлится) должен будет выступать нынешний глава государства. И никакой альтернативы такому течению событий из сегодняшнего далека разглядеть невозможно. Единственное, что можно сказать, так только то, что если этого не будет, то не будет и той России, которую все мы строили начиная с 1 января 2000 года.

Все приведенное выше крайне важно для оценки нашего нынешнего существования, но все же не является, на мой взгляд, решающим фактором нашего перспективного развития.

Учитывая переломный характер нынешнего этапа в нашем существовании, этим последним может служить главным образом и прежде всего выбор эффективной модели нашего политического и социально-экономического развития на предстоящий исторический период с 2018 по 2024 год.

Между тем ни президент, ни правительство, ни экспертное сообщество не могут пока сформулировать искомое на предстоящую президентскую каденцию.

С риском повториться все же замечу: для получения искомого должна быть сформулирована цель нашего предстоящего развития, так как если нет целеполагания в развитии – не будет и самого развития. Для восприятия в глазах людей этой цели как своей собственной она (цель) должна быть воплощена в каком-то вполне осязаемом «образе светлого будущего». А вот с этим последним у нас действительно не все пока в порядке.

Впрочем, не только у нас. Во втором десятилетии нового столетия стала разрушаться и терять свое целеполагание и модель организации социально-политической жизни в странах Старого Света.

Глава 4 Конец эпохи потребления

Швейцарский референдум и тронная речь короля Нидерландов

5 июня 2016 года в самом центре Старого Света, в цитадели западного мира в классическом его понимании, произошло событие, которое уже в скором времени историки, и российские, и западные, назовут началом революционной смены современной модели социального государства: правительство Швейцарской Конфедерации провело референдум о возможности введения в стране института безусловного базового дохода[52], то есть гарантированного ежемесячного получения 2,5 тысячи франков ($2,6 тысячи) всем совершеннолетним гражданам страны и 625 франков ($641) гражданам до 18 лет.

Довольно высокая для современной Европы явка (46,3 % при населении 8,2 млн жителей) показала, что швейцарцы знакомы с существом правительственной инициативы. Референдум с негативным результатом: 72 % пришедших на избирательные участки (1 896 963 человека) проголосовали против введения гарантированного дохода, но в то же время достаточно большое число избирателей – 568 905 человек) 23 %, сочли принятие такого закона возможным. Что касается голосования на муниципальном уровне, то из 22 кантонов против проголосовали все 22.

Далеко не все эксперты ожидали такого исхода. Проведенный перед этим общеевропейский опрос показал, что 64 % европейцев поддерживают идею получения гарантированного основного дохода, особенно в Испании и Италии. Опрос проводился по репрезентативной выборке 10 тысяч человек в 28 странах Евросоюза. Кроме того, имеется уже и немалый практический опыт на этот счет. Так, с 1976 года существует фонд, ежегодно выплачивающий жителям региона средств, размер которых зависит от того, насколько успешной была его инвестиционная политика. С января 2016 года в городе Утрехт (Нидерланды) власти города совместно с экономистами из местного университета начали социальный эксперимент. Участвующие в нем граждане получают безусловный основной доход в размере 900 евро на человека (1300 евро на семейную пару). Пилотная программа по получению ежемесячных финансовых выплат введена в канадской провинции Онтарио. Местная пресса отмечает, что люди, получающие БОД, продолжают работать столько же, сколько работали и ранее, и при этом стали больше времени выделять на образование, уход за детьми и повысили свою производительность труда.

Станет в конечном итоге введение базового основного дохода спусковым крючком для крупных изменений в западной модели социального государства или нет – дело в общем-то не в этом. А в том, что активная общественность стран старой Европы приходит к выводу, что модель социального государства, которую они десятки с успехом противопоставляли так называемой социалистической модели Москвы, полностью исчерпала свой потенциал развития. Некуда стало развиваться дальше, и народы этих стран стали отворачиваться от классических политических партий этих стран. Под этими политическими силами зашаталась власть. А альтернативы привычной политической системе не просматривается.

Пугало советской модели еще пока действует. Противники швейцарского референдума писали в прессе стран Старого Света о том, что от введения БОД за версту веет социализмом в советском его толковании. Уже сама по себе эта идея, пишут они, «способна похоронить текущую успешную модель экономики Швейцарской Конфедерации и на базе ее воздвигнуть очередной опасный коммунистический эксперимент»[53]. Однако на публику эти «пугалки» уже не действуют.

Есть, однако, в странах Старого Света более внимательные наблюдатели, чем цитированный выше журналист портала «Швейцария сегодня». Как отметила в своей редакционной колонке 9 декабря 2015 года газета «Ведомости», «в условиях старения населения и замедления роста экономики социальные государства все больше задумываются о смене привычной модели» и поднимают вопрос о движении к созданию новой социальной и политической системы – совершенно нового для Европы гражданского «государства всеобщего участия», которое вскоре неизбежно должно прийти на смену ныне существующему в странах Старого Света обществу потребления.

Наиболее откровенно по этому поводу высказался король Нидерландов Виллем-Александр.

30 апреля 2013 года самый молодой монарх западного мира, 45-летний король Нидерландов, при принятии на себя от своей матери королевы Беатрикс королевского титула, в своей тронной речи объявил об окончании эры социального государства. «Социальное государство XX века больше не существует», – объявил он и пояснил: теперь люди сами должны брать на себя ответственность за свою социальную и финансовую безопасность, а главное – и за свое будущее.

В своей тронной речи он заявил, что дело совсем не во введении безусловного базового дохода, а в том, что общества Старого Света утеряли стимул к развитию, и потому введение БОД просто-напросто представляет собой удобную переходную модель к новому социальному государству. При этом речь идет не просто об участии граждан в управлении государством и уж тем более не о перекладывании на плечи граждан заботы о своем благосостоянии, а не менее чем о смене модели их собственного социального мышления – побуждении к тому, чтобы люди сами, самостоятельно, были заинтересованы распоряжаться своими социальными гарантиями, которые сами же должны и создавать. Правда, о том КАК это должно происходить, король умолчал.

Как отмечают СМИ стран Старого Света, по факту символическая речь Виллема-Александра означает, что Европа расстается с концепцией всеобщего благоденствия и сигнализирует о новом повороте в идеологии европейских стран.

Эта идея набирает все большую популярность и в других странах – в Финляндии, Нидерландах, Норвегии, Канаде, Швеции, Дании, Исландии. Мнения экспертов по оценке такого шага разнятся, но тенденция набирает все большую популярность.

Как отметила в своей редакционной колонке 9 декабря 2015 года газета «Ведомости», речь фактически идет о том, что «в условиях старения населения и замедления роста экономики западноевропейские страны все больше задумываются о смене модели» социального государства и движении к созданию новой модели – совершенно нового для Европы гражданского «государства всеобщего участия», которое вскоре неизбежно должно прийти на смену ныне существующему в странах Старого Света обществу потребления. Как отмечают СМИ стран Старого Света, по факту символическая речь Виллема-Александра означает, что Европа расстается с концепцией всеобщего благоденствия и сигнализирует о новом повороте в идеологии преуспевающих европейских стран[54].

В своей тронной речи, произнесенной 30 апреля 2013 года, он трезво, четко и ясно предупредил своих сограждан: в условиях глобализации и старения населения наша модель социального государства медленно, но верно умирает. «Социального государства конца XX века больше не существует, – заявил он, – мы вступили в переходный период к строительству новой модели социального государства. Существующая модель социального государства утеряла свою жизнеспособность, классическое социальное государство всеобщего благосостояния второй половины XX столетия уже не может более поддерживать в нынешнем виде ту систему социальных пособий, которую мы создали в нашем обществе, люди не могут больше рассчитывать на помощь государства в прежнем виде и должны в большей степени, чем раньше, нести ответственность за управление собственной жизнью».

Виллем-Александр так же, как и мы, не знает, что за новая модель общества приходит на смену ныне еще существующей, и потому ограничился туманной фразой – мы идем к государству всеобщего действия, обществу активного участия граждан в своей собственной жизни.

По случайному совпадению в этот же день в США с докладом перед общественностью выступил, как писала американская пресса, с «тронной речью» другой лидер, «король финансового мира», председатель Федеральной системы США Бен Бернанке. Но с совершенно противоположных позиций. Бернанке даже близко «не заметил» тех проблем, о которых предупредил своих подданных Виллем-Александр. «Финансовый король» говорил о том, что нужно продолжать укреплять существующую модель благосостояния (известную как общество потребления), а для этого нужно продолжать стимулирование экономики старыми средствами, укреплять систему долларизации мировой экономики. Начав этот процесс еще в первой половине XX века, сказал Бернанке, мы не можем от него отказаться, закончить этот процесс будет очень непросто, поэтому он призвал укреплять доллар в мировой финансовой системе.

Фактически речь Бернанке показала, что США и политическая Европа по-разному видят мир. А выборы президентом США в ноябре 2016 года Дональда Трампа только подтвердили эти идеологические различия в подходах.

Сразу после двух этих событий, произошедших в одно и то же время, практически никто не стал проводить их сравнительного анализа. И только спустя несколько месяцев московская газета «Ведомости» написала в своей редакционной колонке, что «нидерландский монарх, похоже, предсказывает куда более важные в мировом масштабе процессы, нежели Бен Бернанке»[55].

И тем не менее новый modus vivendi пробивает себе дорогу и в Новом Свете. В марте 2012 года в США и Турции одновременно вышло в свет исследование двух американских авторов Дарона Аджемоглу и Джеймса Робинсона «Почему одни страны богатые, а другие бедные. Происхождение власти, процветания и нищеты» (в английском варианте – Why Nations Fail)[56], которая тут же в экономически развитых странах Запада приобрела ореол политэкономического бестселлера. На основе исследования истории развития более 60 стран мира за последние два века авторы этой работы приходят к выводу, что причиной успеха (неуспеха) в экономическом развитии является выбор, со стороны правящих элит, модели управления экономикой. Эти модели авторы делят на две институции – экстрактивные и инклюзивные. В рамках первых правящие элиты с помощью установления авторитарных (диктаторских и тоталитарных) режимов эксплуатируют трудовую деятельность масс и извлекают экономическую выгоду в основном в свою пользу, а в рамках второй модели осуществляется участие в управлении не только экономикой, но и политическими процессами в государстве если не всех, то большинства граждан, что влечет за собой и получение ими соответствующей части доходов.

Авторы приходят к заключению, что экономический рост и расцвет государств возможен в условиях и экстрактивных, и инклюзивных институтов, однако динамика роста отличается. Хотя экономический рост возможен в условиях экстрактивных институтов, он недолговечен и не ведет к существенному росту благосостояния большинства населения. С другой стороны, государства с инклюзивными институтами способны к стабильному росту, из которого извлекает выгоду большинство населения, что обусловливает рост уровня жизни, благосостояния и сокращение бедности. Именно такие институты являются основой всех либеральных демократий современности.

Авторы книги рассматривают индустриализацию СССР (глава 5) как пример экономического роста в условиях экстрактивных институтов: бурное развитие тяжелой промышленности осуществлялось за счет ресурсов деревни, причем, по мнению авторов, крестьянское хозяйство России было организовано так неэффективно, а уровень технологического развития был настолько ниже европейского и американского, что простое перераспределение ресурсов в пользу индустрии, где производительность труда и капитала была намного выше, дало быстрый экономический рост. Однако к 1970-м годам, когда ранее использовавшиеся неэффективно ресурсы были перенаправлены из деревни в промышленность, советская система оказалась в тупике: принудительные методы исчерпали себя, уже не давая прежних дивидендов, а нехватка экономических символов для трудящихся и сопротивление элит не позволяло поддерживать непрерывные технологические инновации за пределами военной и аэрокосмической промышленности. Чтобы продолжить устойчивый рост, советские власти должны были бы отказаться от экстрактивных экономических институтов, но это угрожало их политической власти – в конечном счете этот тупик привел к падению власти Коммунистической партии и распаду СССР.

В конечном итоге Аджемоглу и Робинсон фактически выступают за создание социальной модели государства общего участия, то есть той самой модели, о которой уже сегодня ведут речь некоторые политики старой Европы. Судя по тому авторитету, который набирают идеи этих авторов на Американском континенте, и по тому, что происходит в США после президентских выборов 2016 года, процессы радикальной смены социальной модели будут набирать силу не только в Европе, но и на Американском континенте.

Нам бы не опоздать встроиться в эти изменения. Ведь часть правительств стран Старого Света уже приступила к практическим поискам этой новой модели социального государства, а мы даже еще и проблему в этом плане не обозначили…

Между тем наша общественность даже не догадывается, что как раз мы-то могли бы быть «впереди Европы всей» и опоздать в этом деле мы вроде бы никак не должны, потому что в России (тогда – в СССР) все эти проблемы уже были предметом обсуждения еще в 1948 году.

Глава 5 Крах социального государства Николая Вознесенского

Сегодня благодаря открытию архивов советского времени мы знаем, что в сороковых годах прошлого века поиски подобного рода происходили и в Советском Союзе, еще при Сталине, когда еще в 1947 году в партийной верхушке ВКП(б) был поднят вопрос о созыве XIX съезда партии, того самого съезда, который в конечном итоге состоялся лишь в октябре 1952 года, за четыре месяца до смерти Сталина.

Современные историки, исследующие послевоенный период, пишут, как правило, что вопрос о созыве партийного съезда поставил Жданов. Я думаю, что это ошибка. Автором этой идеи был сам генсек.

Говоря о созыве партсъезда в 1947 году, все опираются на один-единственный источник. Речь идет о мемуарах сына Жданова.

Юрий Андреевич прожил долгую жизнь – 87 лет – и за полтора года до смерти опубликовал свои мемуары[57], где описал эту ситуацию так.

В самом начале января 1947 года на квартире Сталина собрался узкий круг политбюро, на котором был поднят вопрос о партийном съезде. «Анализируя итоги прошедшей войны, – пишет Юрий Жданов, – в узком кругу членов политбюро Сталин неожиданно сказал: «Война показала, что в стране не было столько внутренних врагов, как нам докладывали и как мы считали. Многие пострадали напрасно. Народ должен был бы нас за это прогнать. Коленом под зад. Надо покаяться». Наступившую тишину нарушил отец:

– Мы, вопреки уставу, давно не собирали съезда партии. Надо это сделать и обсудить проблемы нашего развития, нашей истории.

Отца поддержал Н.А. Вознесенский. Остальные промолчали, Сталин махнул рукой:

– Партия… Что партия… Она превратилась в хор псаломщиков, отряд аллилуйщиков… Необходим предварительный глубокий анализ…

Вернувшись домой и рассказав о случившемся матери, отец вздохнул: «Не дадут»…»

Нет оснований в целом подвергать сомнению этот мемуарный пассаж. Но нужно, конечно, учитывать, что, во-первых, Юрий Андреевич услышал все это от своей матери много лет спустя после смерти отца и никто – ни его мать, ни он сам – никогда не подвергал этот рассказ Андрея Александровича политическому анализу. Да и вряд ли Зинаида Сергеевна Жданова, журналистка местной прессы, была в то время посвящена мужем во все тонкости политической кухни в верхних этажах власти: очень уж опасной тогда эта информация могла оказаться. А во вторых, поведение самого Юрия Андреевича в те годы (а он был ни много ни мало заведующим отделом науки ЦК) показало, что в 1947–1948 годах он насовершал очень много таких политических ошибок в своих взаимоотношениях со Сталиным, которые показали, что он никогда и ничего не понимал в политике.

Что касается самой сути идеи о съезде, то у меня после многолетней работы над этой темой сложилось твердое мнение, что очень тесно в этот период работавший с генсеком Жданов мог озвучить мысль о необходимости скорейшего созыва партийного съезда только в одном случае – если эта мысль принадлежала лично генсеку. В одной из своих книг о Сталине я однажды написал: «Сам генсек был человеком очень скрытным и осторожным. Он всю жизнь предпочитал, чтобы его настоящие мысли угадывали и преподносили ему другие. А он бы выступал в роли редактора этих мыслей. Никого этой манерой обманывать, конечно, не удавалось. А те, кто обманывался на этот счет, долго не жили». Думаю, что примерно так было и в этот раз.

Короче, высказанную Ждановым идею о съезде Сталин энергично поддержал. Более того, не успело еще ближайшее окружение Сталина обдумать создавшуюся ситуацию, как 7 января 1947 года Сталин собирает политбюро ЦК в полном составе, где принимается решение: 21 февраля 1947 года созвать пленум ЦК ВКП(б). Определили и темы для обсуждения:

1. О программной комиссии.

2. Обсуждение устава ВКП(б).

3. О созыве XIX съезда ВКП(б).

В последний момент Сталин по одному ему известным соображениям предложил в повестку дня работы пленума включить еще и четвертый пункт: «Вопросы подъема сельского хозяйства (докладчик т. Андреев)»[58].

Пленум в назначенное время был созван, отработал весь отведенный срок, а 26 февраля постановил создать в составе 25 человек комиссию по подготовке программы и устава ВКП(б). Председателем комиссии был назначен Жданов А.А., заместителем – Кузнецов А.А. В состав комиссии дополнительно ввели Маленкова (впервые после дела авиаторов фамилия Маленкова появилась в официальном партийном документе), Хрущева, а также Александрова, Федосеева, Иовчука, Куусинена. В состав комиссии Жданов включил и первого секретаря Ленинградского обкома и горкома ВКП(б) П.С. Попкова.

В этой связи следует отметить два момента. Ленинградцы в комиссии играли первую скрипку (Жданов, Кузнецов, Попков), но в ее составе отсутствовал кандидат в члены политбюро, заместитель председателя Совмина СССР, председатель Госплана СССР, академик АН СССР Н.А. Вознесенский.

Не лишне отметить, что вопрос об изменении Программы партии не был таким уж неожиданным. В марте 1939 года пленум ЦК ВКП(б) уже ставил вопрос об изменении Программы ВКП(б). Тогда тоже была создана соответствующая комиссия, в которую вошли Жданов, Вознесенский и другие. Но ту комиссию возглавлял лично Сталин. В 1947 году генсек доверил эту работу Жданову. Как позже стало ясно, вождь не случайно не захотел возглавлять комиссию по разработке Программы. Судя по всему, в феврале 1947 года Сталин еще не был готов к предметному разговору по Программе партии, но вопрос этот не отпускал из виду и вскоре же вернулся к нему.

Заседание политбюро, посвященное подготовке текста новой партийной Программы, состоялось 15 июля 1947 года. Вел заседание Сталин. Если на январском заседании по Программе он практически хранил молчание, предоставив говорить Жданову, то в июле вождь выступил с большой речью. Комиссии, сказал он, в своей работе по подготовке текста Программы следует исходить из следующих соображений. Программа должна состоять из двух частей:

а) из общей части, где должны быть даны, во-первых, оценка победы Великой Октябрьской социалистической революции с точки зрения исторического развития человечества и, во-вторых, должен быть дан анализ нынешней международной обстановки. В-третьих, должны быть даны итоги достижений советского общества к настоящему времени по всем линиям;

б) вторая часть должна была носить практически-политический характер, где должны быть сформулированы основные задания партии с точки зрения развития советского общества к коммунизму в разрезе 20–30 лет.

Никто не обратил внимания на одну ремарку вождя, которая тем не менее попала в протокол заседания. Комиссия, сказал Сталин, имеет право выдвинуть другую схему Программы, если она считает изложенную схему недостаточной или неправильной[59].

Последнее означало не только то, что Сталин дал Жданову карт-бланш при написании Программы, но и кое-что иное, что прояснилось много позже.

Вождь поторопил своего заместителя с выполнением задания: первый доклад комиссии по разработке Программы ВКП(б) должен был быть представлен уже через две недели.

Внешне все это выглядело как почти как безграничное доверие к своему заместителю. Но только внешне. Еще летом 1944 года Сталин не сошелся со Ждановым по острой программной теме – по «русскому вопросу». Генсек тогда не принял ни одного варианта подготовленного лично Ждановым проекта резолюции по этому вопросу на совещании историков, собранных в Кремле.

Карандашная правка Сталина на автографах Жданова по этому совещанию, и прежде всего трактовке патриотизма, уже тогда развела по разные идеологические стороны. В 1944 году Жданов не учел, что ранее, в 1934 году, подымая историческую роль русского народа Сталин готовил страну к грядущей войне с мировым империализмом и потому ему был нужен тогда русский патриотизм, а во второй половине 1944 года Сталину стал нужен патриотизм не русский, а советский. Что же говорить про год 1947-й?!

В 1945-м генсек по инерции еще скажет тост в честь русского народа, но на самом-то деле он уже начал перекладывать в идеологии руль с национальной почвы на классовую (русский народ в годы войны свое дело сделал, наступила пора объяснять всем, что Германию победил не русский солдат, как считал весь западный мир, а советский).

Поэтому осенью 1944 года на автографе Жданова, где речь шла о взглядах историков, Сталин напишет: «Сов. патриотизм окреп в годы Отечественной войны. Единство народов» – и пояснит: «Попытки подменить квасным патриотизмом. Истинные и квасные патриоты в прошлом. Чернышевский – Пушкин. Аракчеев – царизм»[60].

О чем конкретно шла речь? 13 августа 1944 года Жданов в предлагаемом проекте резолюции Совещания напишет: «Ведущая роль русского народа в борьбе за социализм, таким образом, не навязана другим народам, а признана ими добровольно в силу той помощи, которую оказывал и оказывает другим народам русский народ в деле развития их государственности и культуры, в деле ликвидации их прежней отсталости, в деле строительства социализма. Это не может не наполнять каждого русского чувством гордости». Но вождь эту позицию решительно отринет: весь абзац о «ведущей роли русского народа» Сталин предложил убрать.

И далее. Жданов пишет: «Советский патриот любит свою страну и любит свою нацию». Сталину этот намек на русскую нацию явно не понравился, он подчеркивает слова «свою нацию» и на левой стороне пишет: «Какую?»[61] Помет Жданова на этой странице нет, по-видимому, вождь эту свою правку ему не показывает. На этом в сентябре 1944 года сотрудничество генерального секретаря ЦК и его первого заместителя по провалившемуся совещанию историков заканчивается, и Андрей Александрович отбывает в Ленинград.

В 1947 году ситуация 1944 года повторилась, только еще жестче со стороны вождя. Работа над проектом Программы партии под непосредственным руководством Жданова шла несколько месяцев. К написанию текста были привлечены практически все хоть сколько-нибудь грамотные теоретики. Поступающие от разных коллективов предварительные проекты внимательно прочитывались Ждановым, Н. Вознесенским и А. Кузнецовым. Андрей Александрович докладывал Сталину, что работа идет, но что вождю не стоит просматривать предварительные тексты, ему будет доложен окончательный вариант. Но Жданов плохо знал своего непосредственного начальника. В РГАНИ хранятся тексты с уничижительными, а порой и просто издевательскими на них пометами вождя.

Окончательная, сводная, редакция была написана П.Н. Федосеевым, М.Б. Митиным и Л.А. Леонтьевым, отредактирована Д.Т. Шепиловым, и в августе 1947 Жданов представил ее своему шефу. Сталин быстро, но внимательно прочитал и, после некоторого размышления, отверг[62]. Как в 1980-х годах скупо рассказывал мне об этом вице-президент АН СССР П.Н. Федосеев, Сталин на этом документе оставил очень краткую резолюцию: «В мой архив». XIX съезд партии состоялся, как известно, лишь в 1952 году, уже не только без умершего в августе 1948 года Жданова, но и без расстрелянных 1 октября 1950 года по Ленинградскому делу Н. Вознесенского и А. Кузнецова.

Между тем подготовленный под руководством Жданова и Вознесенского текст проекта Программы ВКП(б) представляет большой интерес не только с исторической точки зрения, но и с позиций сегодняшнего, 2018 года.

Коммунизм в 1980-м – реально?

Итак, в июле 1947 года Жданов представил Сталину проекты новой Программы и устава ВКП(б) и свои соображения о том, что XIX съезд партии можно провести уже в 1947 году, максимум – в первой половине 1948 года.

Но что-то подсказывало Жданову, что его настойчивость с созывом партийного съезда не встречает понимания у генсека. И потому Андрей Александрович предложил сначала, в качестве подготовки к большому партийному форуму, провести летом 1947 года XIX Всесоюзную партийную конференцию и даже направил генсеку проект постановления ЦК ВКП(б) «О порядке представительства и порядке выборов на XIX Всесоюзную конференцию ВКП(б)».

Но главным был, конечно, текст проекта партийной Программы. Размах здесь был очень широкий, в ней был трассирован путь развития советского общества на 30 лет вперед, вплоть до 1980 года.

Программу подпирал еще один документ, выполненный ведущими работниками Госплана СССР во главе с Н. Вознесенским. Это был Генеральный план хозяйственного развития СССР – до 1965 года.

Начать, по-видимому, надо все же с партийной Программы, поскольку, похоже, именно заложенные в ней идеи в конечном итоге так напугали Сталина, что спустя полтора года после смерти Жданова вождь в ходе созданного им и его подручными Ленинградского дела пришел к выводу, что на перевоспитание оставшихся после Жданова членов его команды у него времени может не хватить, и решение было принято кардинальное: сторонников этих идей уничтожить физически.

К сожалению, и сегодня, когда у историков появилась возможность не торопясь поразмышлять над открывшимися для изучения архивными документами той поры, есть немало исследователей, которые не отдают себе отчет в том, насколько противоположными были в то время взгляды на траекторию развития советского общества у Жданова и Н. Вознесенского, с одной стороны, и Сталина – с другой. Весьма солидные историки и сегодня склонны считать, что созданный под непосредственным руководством Вознесенского, Жданова, Кузнецова и других проект Программы ВКП(б) и заложенные в нем идеи по демократизации советского общества были одновременно и идеями Сталина. Так, весьма уважаемый мною Алексей Волынец в опубликованном в Интернете очерке «Ленинградское дело» несколько раз подчеркивает, что текст проекта партийной Программы «ясно показывает, что высшие руководители СССР, Сталин и Жданов, хотя бы только в теории, но прекрасно осознавали необходимость эволюции по мере развития общества от партийной диктатуры к иным, более сложным, формам управления».

С таким утверждением трудно согласиться уже в силу того, что не было в то время в СССР никаких, во множественном числе, высших руководителей. Был один руководитель, и он и был высшим. И единственным. И звали его Сталин. И ни о какой якобы демократизации советского общества в то время в голове этого единственного руководителя и мыслей не возникало. В этой голове возникали совсем другие мысли: перестрелять «ленинградцев», убить Михоэлса, бросить в пыточные камеры членов Еврейского антифашистского комитета, арестовать целую когорту выдающихся врачей, открыть охоту на так называемых космополитов и т. д. Именно эти мысли были в то время в голове Сталина, а совсем не «осознание необходимости эволюции от партийной диктатуры к более сложным формам управления обществом».

Крайне интересно и то, что на заседании политбюро 15 июля 1947 года, которое вел сам Сталин и где он произнес довольно большую речь, он всю эту речь посвятил технологии написания Программы и ни словом не обмолвился о ее содержании. Более того, в протоколе Постановления приказал записать фразу, которую никак иначе невозможно было истолковать, как только так: пишите что хотите, а я потом посмотрю.

В конце концов, ведь не случайно Сталин после прочтения подготовленных под руководством Вознесенского и Жданова документов не только не утвердил их, но упрятал в архивы так глубоко, что конечного варианта этих документов больше не увидел никто, включая и тех, кто писал черновые варианты. Во всяком случае, упомянутые выше участники написания этих черновых вариантов Федосеев и Митин спустя 37 лет в беседах со мной говорили, что окончательного варианта Программы (после правки его Ждановым и Вознесенским) даже они, авторы документа, не видели[63]. А сам Сталин, выступив в 1952 году со своей брошюрой «Экономические проблемы социализма», камня на камне не оставил от идей, сформулированных Вознесенским.

Можно высказать предположение, что произнесенная Сталиным 15 июля на заседании политбюро фраза, которую генсек счел необходимым даже зафиксировать в пункте 48 протокола заседания политбюро 15 июля 1947 года («Комиссия имеет право выдвинуть другую схему Программы, если она считает изложенную схему недостаточной или неправильной» – а ведь схему-то эту изложил не кто иной, как сам генсек!), носила знаковый характер. Похоже, генсек в 1947 году потому и не стал возглавлять Комиссию по подготовке Программы партии, а доверил это председательство Жданову, что не захотел связывать себе руки именно по «русскому вопросу».

Между тем под руководством Николая Алексеевича Вознесенского в довольно сжатые сроки проект

Программы ВКП(б) был подготовлен. Была в него включена и «новация в определении места и роли русской нации в СССР» в трактовке ее государствообразующей роли.

Что же такого написали Вознесенский и Жданов в своем проекте партийной Программы, что так сильно напугало вождя?

Первое и главное: проект Программы возвещал: «Всесоюзная Коммунистическая партия (большевиков) ставит своей целью в течение ближайших 20–30 лет построить в СССР коммунистическое общество», то есть построить в Советском Союзе коммунизм к 1980 году. Уж эта-то формулировка Сталина никак не могла насторожить. Дело было в той расшифровке, которую Вознесенский предложил далее.

20 лет спустя советские люди услышат, что партия под руководством Н. Хрущева приняла новую Программу КПСС, которая провозглашала, что в 1980 году советские люди будут жить при коммунизме. Никто тогда не знал, что Никита Сергеевич просто-напросто переписал тексты «ленинградцев», которые Сталин в 1947 году глубоко упрятал в секретные архивы. Но Хрущев то ли не дочитал до конца программу Вознесенского и Жданова, то ли не решился переписать все, что они написали. Между тем авторы текста столь подробно разработали цели, задачи и даже детали продвижения советского общества к коммунизму, что это вызывает удивление даже и сегодня, во втором десятилетии XXI века.

А главное заключалось в том, что в этих документах присутствовало целеполагание в развитии советского общества на десятилетия вперед (чего, кстати, до сих пор не может пока предложить современная нам путинская эпоха). Это целеполагание было сформулировано очень просто – отказ от диктатуры пролетариата, продвижение к демократическому гражданскому обществу и достижение такого жизненного стандарта для трудящихся масс, каким до сегодняшнего дня могут похвалиться разве что шведский и норвежский социализм.

«Развитие социалистической демократии на основе завершения построения бесклассового социалистического общества, – говорилось в проекте Программы, – будет все больше превращать пролетарскую диктатуру в диктатуру советского народа. По мере вовлечения в повседневное управление делами государства поголовно всего населения, роста его коммунистической сознательности и культурности, развитие социалистической демократии будет вести к все большему отмиранию принудительных форм диктатуры советского народа, все большей замене мер принуждения воздействием общественного мнения, к все большему сужению политических функций государства, к превращению его по преимуществу в орган управления хозяйственной жизнью общества».

В проекте Программы «красной тряпкой для быка» было не только придание характера политического фактора «общественному мнению», что вождь никогда и на дух не принимал, но и была сформулирована мысль о всенародных голосованиях «по большинству важнейших вопросов государственной жизни как общеполитического, хозяйственного порядка, так и по вопросам быта и культурного строительства». Причем предполагалось, что граждане и общественные организации должны получить право законодательнои инициативы не только по вопросам внутренней, но и внешней политики.

Сформулированы положения о принципе выборности руководителей всех рангов, ограничении сроков их пребывания во власти и альтернативности кандидатов при выборах.

В связи с созданием текста проекта партийной Программы Вознесенский и Жданов замахнулись и на то, что одновременно с Программой партии и в соответствии с заложенными в ней идеями необходимо будет разработать и новую Конституцию СССР с упором на развитие идеи самоуправления в хозяйственной и общественной жизни, предоставления больших прав местным советам и гарантий развития мелкого частного хозяйства на селе и кустарного (частного!) сектора в городах.

Ну и, наконец, одно из самых главных положений проекта Программы: роль русского народа в продвижении советского общества к коммунизму.

Все это вызвало такую мощную реакцию отторжения у вождя, что Сталин не стал даже, по своему обыкновению, делать пометы на полях документа, комментировать эти положения. Он просто написал на всем тексте проекта: «В мой архив».

Между тем Сталин получил от Жданова не только проект партийной Программы, но и текст Генерального хозяйственного плана развития СССР на 1946–1965 годы, подготовленный специалистами Госплана СССР во главе с Н.А. Вознесенским.

Поскольку этот документ находится в бумагах Сталина, нет сомнений в том, что он с ним познакомился. Но поскольку Сталин, вопреки своей привычке писать на полях свои замечания, не оставил на этом тексте ни одной пометы, можно предположить, что обсуждать прочитанное вождь не счел нужным[64].

А возражать, с точки зрения Сталина, было чему.

Первое и главное, на что был нацелен Генеральный план, заключалось в том, что русский народ (именно русский, живущий в РСФСР) после тягот военной поры заслужил человеческие условия своего существования, а для этого Вознесенский, в полном согласии с позицией Жданова, заложил в Генеральный план хозяйственного развития опережающие темпы роста отраслей промышленности группы «Б» (средства производства для легкой промышленности) по сравнению с отраслями промышленности группы «А» (средства производства для тяжелой индустрии). (Обращаю внимание: только темпы. В целом пропорция на опережение роста второй по сравнению с первой оставалась в плане незыблемыми.)

В принципе Вознесенский здесь не входил в противоречие с вождем. Сталин 9 февраля 1946 года в своем первом после войны публичном выступлении перед избирателями хоть и сквозь зубы, но все же обозначил эту тему (4,5 строчки из 588), сказав, что материальный уровень жизни народа необходимо повышать и для этой цели следует развертывать производство товаров народного потребления. Но в устах вождя это было в общем-то пропагандистское заявление, не несущее за собой реальных действий.

Нынешние исследователи отмечают негативный тренд сталинской политики в этой как раз сфере. «После войны заработная плата рабочих заводов снизилась в связи с сокращением трудовой недели и прекращением сверхурочных работ. Среднемесячная зарплата рабочих на заводах и предприятиях Москвы, составляющая в мае 1945 г. 680 руб., снизилась до 480 руб. (то есть на 40 с лишним процентов. – В. К.). На отдельных предприятиях сокращение оплаты труда было еще больше, примерно в 1,5–2 раза. Заработки уборщиц, вахтеров, истопников и других не менялись с 1937 г. и были на уровне 200 руб. в месяц. Минимальная заработная плата, не облагавшаяся налогами, составляла 150 руб. Значительную часть зарплаты отнимали налоги и государственные займы. Так, из заработка в 200 рублей изымалось 67 руб. А на некоторых крупных заводах тяжелой промышленности средний размер зарплаты составлял за отдельные месяцы 65 % от начисленного заработка, а 35 % удерживалось по Госзайму. Крупных размеров достигали удержания из заработной платы за сделанный брак. Иногда рабочие в течение нескольких месяцев оставались должниками заводов»[65].

В еще более тяжелом положении сталинская система удерживала тружеников деревни. Специальными государственными постановлениями (например, постановление правительства от 31 мая 1947 г.) «практика военных лет, установившая повышенный

минимум трудодней и судебную ответственность за его невыполнение, была сохранена и в последующие годы»[66]. Одновременно выросли налоги на приусадебные участки. В 1946 году Совет министров СССР принял два постановления, восстанавливающие закон от 7 августа 1932 года, карающий за хищение колхозного и кооперативного имущества 10 годами тюрьмы и расстрелом. Крестьяне стонали, в Москву потоком шли жалобы. В 1947–1950 годах в Совет по делам колхозов при Совете министров СССР поступило 92 795 жалоб от колхозников и было принято 3305 так называемых ходоков, которые добивались личного приема у чиновников. Но в ответ, как пишут названные выше авторы, Москва «приняла решение о повышении налогов на личные крестьянские хозяйства».

Народ протестовал как мог. Даже на первичных партийных собраниях в центральных российских областях доведенные до отчаяния члены ВКП(б) говорили: «Мы видим собственными глазами, что в нашей стране построено много заводов и фабрик. Все это верно, но мы, старики, что от этого получили? Что нам дала Конституция? 250 граммов хлеба и больше ничего». В Ленинградской области на выборах в Верховный Совет РСФСР в 1946 году на некоторых бюллетенях были обнаружены надписи: «Долой принудительный труд!». «Да здравствует свобода слова и печати!», «Долой крепостное право коммунистов!». А в Молдавской ССР агитаторов во время избирательной кампании 1946 года впрямую и вслух спрашивали: «Когда у нас будет много хлеба, жиров, сахара и других продуктов?», «Когда народ будут кормить досыта?» и т. д.[67]

Но главное в Генеральном плане развития до 1980 года заключалось не только в новом подходе к пропорции между развитием промышленности по группам «А» и «Б» (хотя Сталину не понравилось и это, и в октябре 1952 года он в своей работе «Экономические проблемы социализма в СССР» не оставил камня на камне от этого тезиса Вознесенского и Жданова). Главное было в том, что Вознесенский в своем Генеральном плане развития сделал акцент на развитии в СССР товарно-денежных отношений, сформулировал необходимость расширения товарооборота между городом и деревней, между районами и областями, между различными отраслями народного хозяйства и между хозяйствующими субъектами, необходимость конкурентных отношений в торговой системе, зафиксировал необходимость перестройки планирования и укрепления экономических рычагов организации производства и распределения – денег, цены, кредита, прибыли, премии, поставив в прямую зависимость от всех этих инструментов экономического развития подъем благосостояния советских людей.

Вот уж этого Сталин стерпеть не мог никак.

Летом 2013 года в беседах со мной Лев Александрович Вознесенский, сын расстрелянного в октябре 1950 года министра образования РСФСР Александра Алексеевича Вознесенского, рассказывал, что в 1949 году Сталин, прочитав Генеральный план развития СССР до 1965 года, много времени провел в беседах с Николаем Алексеевичем Вознесенским (вызывая его в кремлевский кабинет и на свою Ближнюю дачу, и в длительных пеших прогулках на Ближней даче). Николай Алексеевич в это время (за несколько месяцев перед арестом) много и упорно работал над своим главным, как он говорил, трудом – 850-страничной «Политической экономией коммунизма» и охотно делился со Сталиным своими мыслями по поводу этой работы.

При аресте Вознесенского в 1949 году рукопись главного труда Вознесенского была арестована и, как говорят, уничтожена. А Сталин в своих «Экономических проблемах» опубликовал две страницы под заголовком «Международное значение марксистского учебника политической экономии», подчеркнув: «Нам нужен учебник в 500, максимум в 600 страниц, – не больше», который должен стать «настольной книгой по марксистской политической экономии, – хороший подарок молодым коммунистам всех стран». По-видимому, эта главка стала единственным последствием тех долгих пеших бесед.

Сейчас можно высказать предположение, что, похоже, именно в ходе этих бесед у Сталина родился замысел его брошюры «Экономические проблемы социализма в СССР». Как и то, что весь текст этого сталинского труда был полемикой с проектом Программы ВКП(б), созданной Ждановым и Вознесенским, и с идеями, заложенными в Генеральном плане развития.

Так, категорически не согласившись с мыслями Вознесенского о постепенном отмирании директивных функций государства, генсек выдвинул прямо противоположное положение об усилении значения государственной власти в ходе построения коммунизма.

Со временем, писал в этой работе генсек, мы должны прийти к такому положению, когда всю экономику будет охватывать «государственный сектор» как «единый общенародный (выделено Сталиным. – В. К.) хозяйственный орган» «с правом сначала учета всей потребительской продукции страны, а с течением времени – также распределения продукции в порядке, скажем, продуктообмена»[68]. В социализме, писал генсек, разумеется, все еще действует закон стоимости, в сфере «обмена товаров через куплю-продажу, в известных пределах сохраняя за собой, конечно, роль регулятора, но только в сфере «товаров личного потребления». Но со временем, «с исчезновением товарного производства исчезнут и стоимость с ее формами, и закон стоимости», а количество труда, затраченного на производство продуктов, будет измеряться не окольным путем, не через посредство стоимости и ее форм, как это бывает при товарном производстве, а прямо и непосредственно – количеством времени, количеством часов, израсходованных на производство продуктов»[69].

В апреле 1952 года, когда писались «Экономические проблемы», Сталин не мог, конечно, полемизировать по всем этим вопросам с расстрелянным в 1950 году по его личному распоряжению Николаем Вознесенским, поэтому он избрал другую форму. Советский экономист доктор экономических наук А.И. Ноткин (1901–1982) в ходе экономической дискуссии об учебнике политэкономии в 1951 году направил Сталину письмо о необходимости признания действия в СССР закона стоимости. Вот ему в своей книге Сталин и ответил. Хотя у тех, кому довелось прочитать в архивах уничтоженные после Ленинградского дела материалы по подготовке в 1947 году XIX съезда ВКП(б), не вызывает сомнения, что вождь в своих «Экономических проблемах» полемизировал именно с Николаем Вознесенским[70].

Но все это будет много позже, уже после того, как Жданов умрет на Валдае от инфаркта, а Н. Вознесенский со товарищи в 2 часа ночи 1 октября 1950 года будет расстрелян и тела их будут закопаны в безымянной яме на Левашовской пустоши под Ленинградом.

Завершался проект Генерального плана развития экономики СССР предположением его авторов, что к 1980 году станет возможным «одну треть потребляемого народного дохода распределить по потребностям». В частности, бесплатными могут стать хлеб и картофель, а затем, по прошествии времени, и «почти все» продукты питания. Бесплатным должно было также стать обслуживание граждан «первоклассно поставленными по всем правилам техники и культуры столовыми, прачечными и другими культурно-бытовыми учреждениями». Жилищное строительство должно было «обеспечить каждому трудящемуся отдельную благоустроенную комнату», а каждой семье – отдельную квартиру. Коммунальные услуги должны были со временем стать полностью бесплатными. Кроме того, имелось в виду «предоставить каждому гражданину возможность пользоваться легковым автомобильным транспортом».

На первый взгляд, все это выглядит какой-то утопией, фантастическими мечтами, а ведь этот документ писали не журналисты и философы, а работники Госплана СССР!

Между тем не такая уж это утопия. Как теперь, спустя почти 70 лет после расстрела «ленинградцев», выясняется, Вознесенский, Жданов и их сторонники в 1947–1948 годах гениально уловили общемировую тенденцию формирования цивилизованного социального государства. Как уже было показано выше, в наши дни эта тенденция проявилась в том, что осенью 2015 года швейцарское правительство, а вслед за ним и парламентарии выступили с инициативой ежемесячно выплачивать своим гражданам (всем и каждому!) по 2500 франков (2250 евро), отменив при этом донельзя запутанную систему социальных льгот. 125 тысяч швейцарских граждан эту инициативу поддержали, и федеральное правительство приняло решение 5 июня 2016 года провести по этому поводу всенародный референдум.

Казалось бы, швейцарцы, как говорят у нас, что называется, с жиру бесятся. Ан нет. Эта идея набирает все большую популярность и в других странах – в Финляндии, Нидерландах, Норвегии, Канаде, Швеции, Дании, Исландии. Мнения экспертов по оценке такого шага разнятся, но тенденция набирает все большую популярность. Дело в том, что правительства развитых в экономическом отношении стран, идущих по пути построения социального государства, во все большей степени запутываются в чрезвычайно расширенной, разветвленной сетке социальных выплат и льгот и постепенно приходят к выводу, что экономичнее выплачивать определенные суммы в виде гарантированных ежемесячных выплат, проще в организационном отношении и с точки зрения сокращения государственного бюрократического чиновничьего аппарата.

Разумеется, «просвещенная» Европа и знать не знала, что за 60 лет до ее нынешних поисков наиболее эффективных форм в построении социального государства в концептуальном плане эти поиски уже шли в России. Об этом незнании тщательно позаботился генеральный секретарь ЦК партии большевиков Иосиф Сталин, расстреляв авторов этих идей и глубоко в архивы запрятав их наработки.

Дело в том, что самого-то Сталина в истории с «ленинградцами» интересовало совершенно иное, а именно, выражаясь современным политическим словарем, какой политический дискурс будет в большей степени способствовать (если не сказать больше – гарантировать) укреплению созданного им, Сталиным, политического режима – национальный – с опорой на русский народ – или советский, при котором менее четверти населения СССР в составе союзных республик как жила 30 лет за счет создаваемого на территории РСФСР прибавочного продукта и интеллектуального потенциала, так и будет продолжать это делать. Если же сказать совсем кратко, то более всего вождя заботила (и волновала) одна мысль, которая, по мере нарастания грозных признаков инфаркта и инсульта после 1946 года, все больше занимала его мозги – останется ли после его ухода в мир иной существовать главное детище Ленина и Сталина – Советский Союз.

Поэтому Сталина пугали не только настроения авторов проекта партийной программы, но и глубина и настойчивость в проявлении этих настроений.

Вознесенский и Жданов ведь открыто записали в проекте новой партийной Программы: «Особо выдающуюся роль в семье советских народов играл и играет великий русский народ… [который] по праву занимает руководящее положение в советском содружестве наций…Русский рабочий класс и русское крестьянство под руководством ВКП(б) дали всем народам мира образцы борьбы за освобождение человека от эксплуатации, за победу социалистического строя, за полное раскрепощение ранее угнетенных национальностей».

В развитие и углубление этой мысли в проекте Программы подчеркивалась и особая роль русской культуры, как самой передовой из культур составляющих СССР народов. Звучало это так: «ВКП(б) будет всячески поощрять изучение русской культуры и русского языка всеми народами СССР».

По сути, такая формулировка не только официально закрепляла ведущее и центральное значение русской нации в СССР, но и провозглашала для нее почти мессианскую роль в СССР и в мире.

Сталин в 1947 году уже даже слышать не хотел таких формул и потому на полях этого черновика поставил отметку: «В мой архив».

По-видимому, в голове Сталина все эти моменты накапливались, а результатом стало то, что в конечном итоге вождь отклонил все наработанные «группой» Жданова подготовительные материалы к созыву XIX съезда ВКП(б) в 1947 году, отправил их в архив, а потом отказался и от самой идеи созыва партийного съезда, согласившись на его проведение уже после расправы с «ленинградцами» – в 1952 году.

Собственно говоря, именно с категорического отклонения вождем материалов по подготовке к XIX съезду партии у Сталина и обозначилось вполне четко угасание интереса к русской теме.

Интересы вождя и его заместителя по Секретариату ЦК стали все больше расходиться по разные стороны выстраиваемой Сталиным идеологической баррикады. Вождь, авторитет которого в этот промежуток времени становился абсолютным, все больше склонялся к тому, что в строительстве социалистического общества в СССР на первое место следует выдвигать не русский национальный фактор, а советский.

В этот исторический для нашей страны момент произошло еще одно событие, которое тоже оказало на Сталина определенное воздействие и, похоже, укрепило его в том, что с «ленинградцами» нужно повести борьбу на отторжение, и о котором невозможно не упомянуть.

В высшем руководстве страны существовала группа людей, которая придерживалась иных взглядов на прогнозное развитие СССР. Эта группа опиралась на сталинский тезис о том, что СССР, существуя во враждебном окружении империалистических государств, должен первостепенное внимание уделять не немедленному улучшению жизни населения, а росту расходов на оборонные нужды, в том числе и ядерной составляющей. Решать одновременно две такие крупные задачи, как оборона и социальные проблемы, СССР не в состоянии, считали они. А потому повышение жизненного уровня людей должно быть принесено в жертву резкому наращиванию оборонных расходов и экономической поддержке стран Восточной Европы, которые следует держать под жестким контролем Москвы.

Во главе этой второй группы стояли Маленков и Берия. Оба были вхожи к Сталину и оба стремились торпедировать многие инициативы Вознесенского и Жданова по развитию социальной сферы.

Совершенно неожиданно против Берии, Маленкова и Сталина и на стороне «ленинградцев» автономно и самостоятельно выступил крупнейший ученый-международник, пользующийся большим авторитетом не только в СССР, но и за рубежом.

В глазах вождя в это время большим авторитетом пользовался, и заслуженно, академик Евгений Варга (1879–1964). Будучи директором созданного им Института мирового хозяйства и мировой политики АН СССР, Варга занимал должность академика-секрета-ря Отделения экономики и права АН СССР, был главным редактором целого ряда ведущих научных журналов («Мировое хозяйство и мировая политика» и др.), был экспертом советской делегации на Ялтинской и Потсдамской конференциях в 1945 году.

В 1928 году он удачно предсказал начало Великой депрессии в США, а в 1932-м, когда все советские аналитики убеждали генсека в том, что капитализм вследствие этой депрессии заканчивает свое историческое существование, Варга предсказал, что президент Рузвельт, применив экономическую теорию Джона Мейнарда Кейнса (1883–1946), выведет экономику США из кризиса. А в 1946 году, когда СССР уже втягивался в процесс холодной войны, и Сталин вернулся к предсказаниям Ленина о том, что противоречия капиталистической системы должны только обостряться, а потому нужно готовиться к тому, что это обострение неизбежно приведет к войне за новый передел мира, войне, в которую неизбежно будет втянут и СССР, Варга вдруг выступил против этого ленинско-сталинского тезиса. Ученый публикует книгу «Изменения в экономике капитализма в итоге Второй мировой войны», где высказал мнение о временном смягчении противоречий в развитии капиталистической системы вследствие использования правящими кругами США и других западных стран государства в управлении экономикой все той же теории Кейнса.

Более того, Варга направляет вождю целую серию специальных записок, где рекомендует Сталину отказаться от идеи насаждения родственных СССР политических режимов в странах Восточной Европы, не вбухивать в их экономики деньги и средства, а сконцентрировать все усилия Советского государства на внутреннем экономическом развитии.

Варга, к сожалению, не решился сформулировать в своих записках вождю идею о том, что стремление Москвы жестко контролировать политические и экономические режимы в странах Восточной Европы рано или поздно приведет к появлению в политических элитах этих странах мощных антироссийских настроений (не антисоветских, а именно антироссийских). Сегодня, в XXI веке, это стало действительностью, но в настоящей книге я не буду специально рассматривать этот сюжет.

По сути же Варга, как и Н. Вознесенский, выступил против линии Маленкова, Берии и других, толкавших Сталина на ужесточение экономического давления на жизненный уровень советских людей, только что вышедших из неимоверно тяжких условий войны и справедливо ожидавших от руководства СССР ослабления экономического давления на них.

Но Сталин не захотел принять во внимание основанные на солидном научном анализе прогностические выводы Варги. Более того, очень жестко отреагировал на его инициативы. Институт мирового хозяйства и мировой политики, созданный Варгой еще в 1925 году, был ликвидирован, на его месте создан новый Институт экономики Академии наук СССР, а куратором этого нового образования политбюро ЦК ВКП(б) назначило председателя Госплана СССР, члена политбюро ЦК И.А. Вознесенского, сделав, по сути, врагами двух самых авторитетных академиков.

Не прислушался «Великий кормчий» к советам Варги по поводу того, что не стоит взваливать на плечи СССР экономику стран Восточной Европы, как и тратить средства на дармовую поставку вооружений как нашим «социалистическим», с позволения сказать, соседям, так и «прогрессивным» политическим режимам Азии, Африки и Латинской Америки. А жаль. Пройдут годы и десятилетия, которые с непреложностью покажут, что Евгений Самуилович Варга был гениально прозорлив, предостерегая Сталина от этой стратегической ошибки. Не надо было навязывать странам Восточной Европы ту модель существования, которая с грехом пополам доковыляла до 1990-х годов и с грохотом обрушилась, безвозвратно потреби под своими обломками всю ту экономическую и прочую помощь, которую Советский Союз, вытягивая из себя последние жилы, оказывал «братьям по социалистическому лагерю», лишая собственный народ многих материальных благ. Мало того что сами мы надорвались, так еще и в этих пресловутых «странах социалистической ориентации» воспитали враждебную к России интеллигенцию. Я уже не говорю о том, что вся эта экономическая, военная и прочая помощь оказывалась за счет прибавочного продукта, создаваемого не во всем Советском Союзе, а в основном – в самой большой союзной республике – РСФСР – и самым многочисленным народом СССР – русским народом (об этой стороне дела будет сказано ниже).

Словом, Сталин пришел к выводу, что необходимо «высвободить финансовые средства для противостояния с западными странами в холодной войне, а для этого следует перейти к жесткой политике государства в социально-экономической политике[71].

Глава 6 Конец «Эпохи Путина» – начало новой социальной реальности

Что несет в своем содержании фраза «конец эпохи Путина» без знака вопроса, который в начале настоящей книги вынесен в заголовок?

Приведенный выше материал, как мне кажется, показывает, что окончание этой эпохи (когда-то это конечно же произойдет и в буквальном смысле, но не в ближайшие годы, что совершенно очевидно) означает не уход Путина из сферы политики, а знаменует собой конец затянувшегося во времени переходного периода от советской социально-экономической и политической системы, в рамках которой мы все еще пребываем (что уж там греха таить, мы все еще до конца не выбрались из сталинской шинели), к новой политической и социальной системе, а по сути – к новой социальной и политической реальности.

В российском обществоведении еще нет названия этой новой реальности, полностью отсутствует и концептуальное ее представление. Но в том, что после окончания эпохи Путина, то есть по окончании переходного периода, эта новая социальная и политическая реальность не может не наступить – сомнений уже ни у кого вызывать не должно. Условно ее можно обозначить как новое социальное государство, приблизительно по своим основным характеристикам похожее на такое, которое в 1948 году попытались разработать Н.А. Вознесенский и А.А. Жданов.

Вместе с тем и одновременно с тем новая реальность постепенно подступает и к странам старой Европы. Король Нидерландов Виллем-Александер 30 апреля 2013 года условно назвал эту новую реальность государством всеобщего участия. Если судить по политическим публикациям стран Старого Света, общественное мнение Европы пока еще «не слышит» произнесенный Виллемом-Александром политический прогноз. Но своего рода заговор молчания, проявляемый в европейских средствах массовой информации по поводу его заявления, сути дела не меняет: Европа вступает в новую эпоху своего исторического существования.

А поскольку означенные выше изменения уже практически происходят одновременно и в Европе, и в России, со временем на территории всего европейского континента от Лиссабона до Сахалина должна возникнуть и новая международная реальность, которая, по-видимому, должна будет заключаться в том, что впервые после векового радикального идеологического и политического отталкивания друг от друга у России и стран Старого Света может появиться историческая возможность если не сблизиться на условиях комплиментарного (в соответствии с теорией Л.Н. Гумилева) сотрудничества в русле общих поисков modus vivendi, то во всех случаях – приемлемого для обеих сторон исторического общежития, где каждый участник остается при своих национальных ценностях, но при этом не стремится уничтожить друг друга, как это было в XX веке.

Причины такого сближения обусловлены исторической необходимостью.

Как ни крути, а русская революция 1917 года с лозунгом освобождения трудящихся масс от эксплуатации со стороны власть и капитал имущих идеологически и политически фактически расколола весь цивилизованный мир на две неравные половины, которые жестко противоборствовали друг с другом на протяжении нескольких десятилетий с ощутимой пользой для так называемого буржуазного мира. Эта польза выразилась в том, что на протяжении всего XX столетия противостояние западной цивилизации Советскому Союзу вынуждало правительства буржуазных стран делиться своими прибылями с населением своих стран, постоянно улучшать условия жизни трудящихся масс, и даже создать такой мощный социальный слой, как так называемый средний класс. Это обстоятельство на протяжении всего XX столетия позволяло снижать запал революционных выступлений в ведущих странах западной полусферы. Более того, на базе идеологической борьбы с идеями русской революции 1917 года западное сообщество постепенно и незаметно подошло к существенному повышению роли государства в организации жизни своих граждан и к созданию так называемого «общества всеобщего благосостояния». Построенную в таких странах, как Швеция, социальную систему в научных книгах даже стали называть «шведским социализмом», или «обществом потребления».

Однако к концу XX столетия история не выдержала навязанного ей материального, политического и идеологического напряжения. Вначале в 1990-х годах лопнула по всем швам насильственно навязанная населению СССР так называемая дружба народов и равенство в бедности. Распался не только сам Советский Союз, но и так называемый социалистический лагерь.

А через четверть века после исчезновения Советского Союза не выдержал навязанного ему напряжения и западный мир. Внезапно для Старого Света (пока не для США, а только для старой Европы) выяснилось, что «общество потребления» могло существовать только, что называется, в долг, только под угрозой идеологического давления со стороны России (СССР). Ушла Советская Россия – ушел и фактор внешнего давления на правительства западных стран. Оказалось, что государства западных стран не могут вечно жить в кредит, дорогостоящее государство со своей социальной системой перестало справляться со своим государственным долгом, а так называемый креативный класс после 1991 года стал отказываться безвозмездно делиться с массой трудящихся получаемой им прибылью. Государства зашатались и стали рушиться от изнеможения (Греция, Испания, Италия, другие). Правительства стали задумываться о том, чтобы сократить патронерскую роль государства и начать перекладывать эту ношу на плечи населения.

Если сказать кратко, то с началом XXI века, через 10 лет после 1991 года, на Западе начался идейный откат к модели капитализма XIX века.

Судя по складывающейся международной ситуации, как уже не раз происходило в XX веке, в поисках форм выхода этого вселенского кризиса опять выпало находиться России. Старая Европа еще не до конца осознает это обстоятельство, но иного выхода, кроме сотрудничества с Россией Владимира Путина, у нее, похоже, не предвидится. Лакмусовой бумажкой в этом отношении выступил украинский кризис 2014 года. Развитие политической, социальной и политической обстановки в этой стране показало, что национальные интересы государств старой Европы и США в отношении их будущего радикально расходятся.

Похоже на то, что эгоистические интересы правящего класса США после Второй мировой войны в сильной мере спровоцировали их расхождение не только с Москвой, но и с народами и правительствами стран Старого Света. На этом фоне ситуация XXI века может, вопреки политике Вашингтона, политически сблизить Россию и Старый Свет.

В декабре 2014 года глубоко и точно описала эту возможность известный российский и международный общественный и политический деятель, председатель Института демократии и сотрудничества (Париж), доктор исторических наук Наталия Нарочницкая.

В условиях такой нестабильной ситуации, которая ныне наблюдается в мире, сказала она в декабре 2014 года в интервью газете «Взгляд», как раз необходимо существование очень «сильного и уверенного в себе социального государства. Особенно в стране, где глубина промерзания земли полтора-два метра, где нельзя без внеэкономических стимулов добиться более-менее ровного развития территорий, удаленных друг от друга на тысячи километров. У нас нельзя даже одну экономическую доктрину применять повсеместно, настолько разнятся условия, не только социально-экономические, но даже и цивилизационные: быт, квалификация, структура населения, природные условия. В этом отношении Россия похожа на модель мира – представлены все цивилизации, архаика и современные технологии, XIX век и XXI, немыслимое богатство и недопустимая бедность. Поэтому-то нам понятны проблемы и хижин, и дворцов. Александр Блок когда еще сказал: «Нам внятно все, и острый галльский смысл, и сумрачный германский гений». У нас есть и прослойки, исповедующие постмодернистские воззрения на человека и общество, каких придерживаются в богемных кварталах Сан-Франциско, но у нас распространены и патриархальные устои, и нам близки традиционные ценности обществ, которые составляют абсолютное большинство населения Земли»[72].

Все сказанное выше нимало не означает, конечно, что в 2024 году должен закончиться исторический период, получивший после 2014 года собственное название – эпоха Путина. Ничуть. И даже наоборот. Как представляется мне, основные (реперные) точки развития искомой модели на ближайшие 50—100 лет уже определены теми параметрами, которые в течение предыдущих двадцати лет задал российскому обществу Владимир Путин, освободив его от крайних форм либерально-демократического толка гайдаровского типа.

Особо хотел бы обратить внимание на одно обстоятельство.

В настоящем материале я практически совсем не касался негативных результатов в деятельности В. Путина в управлении страной во внутреннем плане. Это совсем не означает, что их нет или что я их не вижу. Они есть, начиная с провалов в кадровой политике в первые два пятилетия его президентских каденций[73] и заканчивая неумением дать конструктивный импульс решению таких в буквальном смысле вопиющих проблем, как действительное (надежное) развитие малого и среднего бизнеса, разрыв между доходами 10 % самых богатых россиян и 10 % самых бедных (в 35 раз в России и восемь – десять в Европе), утечка капиталов за рубеж и другое. Все это имеет место быть, и пресса об этом сообщает много и подробно.

Но относительно возросшей в последние годы критики у нас в обществе в адрес политической деятельности Владимира Путина надо бы обратить внимание на другую сторону медали.

Историческая практика показывает, что во всех странах, а в России в особенности, критика в адрес любого политического лидера становится тем более активной, а часто даже и ожесточенной, чем более лучших позитивных результатов для большинства граждан, и по возможности по более широкому спектру, он добивается. В принципе это объяснимо: люди начинают жить лучше, у них шире раскрываются глаза на возможности еще большего улучшения условий их жизни, как следствие – они начинают требовать от власти большего и (что очень важно!) в возможно более короткие сроки. При этом уже достигнутое властями ценится все меньше. Вот Россия пребывает сейчас именно в таком положении и состоянии.

Поэтому, собственно, я в настоящем материале в большей степени обращал внимание на то, что достигнуто, и опирался при этом не на ощущения, а исключительно на факты.

Но, как уже произнесено выше, главный вывод настоящего материала все-таки заключается не в вербальной защите политического режима Владимира Путина, а в том, чтобы обратить самое пристальное внимание на то, что к настоящему времени российское общество подошло в своем развитии (именно в развитии, что бы там ни говорили российские эксперты о торможении, стагнации и т. д.) к рубежу, за которым, хотим мы этого или нет, заканчивается эпоха, начатая русской революцией в начале XX века, и все мы стоим на пороге нового исторического времени.

Факт этот требует глубокого осмысления в силу прежде всего того, что, как уже сказано (и показано) выше, не мы одни стоим на этом историческом перекрестке. И не мы одни не имеем в своем распоряжении ни схемы, ни модели, ни концепции, ни уж тем более дорожной карты выхода из того тупика, в который мы попали в политическом, идеологическом и, что, пожалуй, самое главное, в духовном плане после либерально-демократической революции 1990-х годов. Повторяю, не мы одни. Вот, к примеру, прошел в октябре 2017 года XIX съезд компартии Китая. Три часа генсек КПК описывал то, к чему следует нацеливать великий китайский народ на ближайшие 20–30 лет. Были произнесены самые разные слова. Было даже сказано о том, что на примере китайского пути следует, как в материале об этом съезде написал профессор Высшей партийной школы при ЦК КПК Синь Мин, продемонстрировать человечеству «новую модель развития в поиске к лучшему общественному строю» (РГ, 18.10.2017. С. 4.). Но расшифровки содержания этой новой модели не сумел дать ни XIX съезд КПК, ни позднейшие теоретические разработки китайских обществоведов.

Словом, в состоянии поиска своего грядущего будущего в настоящий исторический момент пребывает все цивилизованное человечество.

Как уже было сказано выше, наш, российский, переходный период к «светлому будущему», которое обещали народу в 1989—1990-х годах инициаторы либеральной революции, затянулся слишком надолго. Сегодня, спустя 26 лет, прожитых нами после распада Советского Союза, мы все еще более или менее хорошо знаем, от какого социального и политического берега мы отплыли в 1991 году, но и сегодня остается неясным, к чему конкретно мы должны стремиться, в каком конкретно обществе мы хотели бы жить через 15–20 лет. То есть у нас в головах и чувствах нет самого главного – нет конкретного целеполагания в нашем движении вперед.

Нельзя, конечно, сказать, что мы бездарно потратили отпущенное нам историческое время. Совсем нет. Начиная со второй каденции президента В. Путина правительству удалось организационно выстроить единую государственную вертикаль, полностью восстановить разрушенный во времена Горбачева и Ельцина военный потенциал страны, успешно приступить к качественному восстановлению международного суверенитета Российской Федерации, в разы поднять жизненный стандарт абсолютного большинства граждан нашей страны по сравнению с советским периодом[74].

Но уже подступает время для того, чтобы задуматься над главным вопросом нашего исторического времени – определиться с тем, к какому образу будущего россиянам следует стремиться в следующие 50–60 лет. Наметить так называемую дорожную карту этого строительства и, уж конечно, идеологию этого движения.

Хорошо, конечно, уже то, что исследовательская работа в этом направлении начинается не с абстрактных мечтаний о том, как за 500 дней сталинское, условно говоря, государство превратить в демократическое. Именно превратить, а не путем длительных, постепенных преобразований вывести к конечному результату, как в свое время, опять же условно говоря, Моисей, 40 лет водя еврейское племя по пустыне, привел его в конечном итоге к искомому социальному результату. У россиян, слава богу, пятисотдневные абстрактные мечтания о несбыточном закончились еще в начале 1990-х. И из сорока Моисеевых лет двадцать мы благодаря Путину прошли в русле вполне конкретной работы, когда были отсечены все крайности либерал-демократических мечтаний, а осталось только стремление к справедливому устройству общества.

В конкретном историческом плане мы сегодня вплотную подошли к тому рубежу, за которым России предстоит заглянуть в грядущие десятилетия. Рубеж этот совпал с завершением «эпохи Путина», то есть с историческим периодом, который уже получил собственное историческое обозначение по имени человека, олицетворяющего этот этап. А коли так, то не может не возникнуть и вопрос о том, а как в политическом плане может завершиться этот этап, когда придет время выхода из политики и создателю этого этапа. Понятно, что это будет не в 2018 году и, скорее всего, даже и не в 2024-м. Конрад Аденауэр, другие великие деятели XX века уходили от дел в весьма преклонные лета. Но не всем им удавалось не допустить политической катастрофы после себя.

Как уходили великие

Уинстону Черчиллю, прожившему на этой земле 91 год (1874–1965), приписывают фразу, якобы произнесенную им на заседании британского парламента в декабре 1959 года по случаю 80-летия со дня рождения Иосифа Сталина (1879–1953) (через шесть лет после смерти последнего).

«Сталин, – сказал сэр Уинстон, – был выдающимся политическим и государственным деятелем не только национального, но и мирового масштаба. Он принял Россию с сохой, а оставил ее своим наследникам страной с ядерным оружием. Поэтому что бы ни говорили о Сталине, а таких людей история не забывает».

Документальных свидетельств, подтверждающих факт произнесения этой фразы, обнаружить не удалось. Но сам Черчилль, которого Британская энциклопедия характеризует как «непредсказуемого гения», ни разу не опроверг своего авторства этой максимы, хотя она была широко растиражирована в средствах массовой информации всего мира, и английских в том числе, еще при его жизни.

Наша книга написана не о Сталине, но представляется вполне уместным вспомнить этот казус по двум причинам. Во-первых, вследствие того, что в конце 2017 – начале 2018 года, в преддверии президентских выборов в России определенная часть российских и большая часть американских СМИ (впрочем, и других стран Запада тоже), подстегиваемая мощной идеологической антироссийской кампанией американского конгресса, была сфокусирована на дискредитации в глазах российского и международного общественного мнения международного авторитета России и лично Владимира Путина. Цель всех этих попыток даже и не скрывалась: загодя выхолостить политическое содержание выборов главы государства в России, а значит, загодя же аж до 2024 года обесценить значимость того, что было проделано россиянами под управлением Путина за первые два десятка лет текущего столетия в плане возрождения российского государства после катастрофических 1990-х годов.

Фактически же речь шла о том, чтобы навязать нам кальку с американских президентских выборов 2016 года. Неожиданные для американского правящего класса результаты этих выборов практически надолго парализовали всю политическую жизнь в США. Вот то же самое американский конгресс хотел было сделать и с российской политической жизнью.

Приведенная выше максима У. Черчилля показывает между тем, что и в первом, и во втором случае сиюминутная оценка деятельности любого политического лидера мало чего стоит – настоящую оценку вождям выносит только История, а эта последняя на своих весах взвешивает в первую очередь то наследство, которое оставляет после себя тот или иной национальный лидер. Вот и Путина судить будут по тому, что он делает и уже сделал.

Сказанное, впрочем, не снимает интереса к тому, что нас всех ожидает при конце «эпохи Путина», как будет уходить из политики нынешний президент. По аналогии с кем, если такие аналогии здесь уместны. Великие ведь уходили по-разному.

В первой главе было кратко показано, как уходил «отец» новой (послевоенной) немецкой нации Конрад Аденауэр. Будучи твердым приверженцем сильной роли государства в управлении экономики, он тем не менее уже с первых же шагов на посту федерального канцлера ФРГ министром экономики в свое правительство сразу же взял яркого сторонника концепции социального рыночного хозяйства, то есть фактически своего антипода – Людвига Эрхарда. Личные взаимоотношения между ними все 14 лет властвования Аденауэра мирными даже при большой натяжке не назовешь, однако именно Эрхард после ухода Аденауэра на пенсию был назначен канцлером ФРГ. Правда, прожить больше трех лет на этом посту, в силу своего неуживчивого характера, ему не удалось, но тем не менее эти два великих национальных лидера сумели в конечном итоге добиться экономического процветания страны, пресловутого «западногерманского экономического чуда».

Национальный герой Франции Шарль де Голль (1890–1970), организатор сопротивления Гитлеру на территории Франции, первый президент этой страны, избранный всеобщим голосованием (1964), был настолько самостоятелен в проводимой им французской внутренней и внешней политике и обладал настолько сильным характером, в конце своей политической карьеры, в стремлении обеспечить Франции лидирующую в Европе роль, попытался бросить вызов нации, потребовав от нее одобрения выдвинутых им реформ внутреннего политического устройства общества и выставив эти свои требования на референдум. Нация с инициативой своего президента не согласилась. Проиграв референдум, в апреле 1969 года де Голль ушел в отставку и через полтора года закончил свою земную жизнь. О том, каким огромным авторитетом он пользовался в народе, лучше всего в день его смерти 9 ноября 1970 года сказал президент Франции Жорж Помпиду: «Француженки и французы! Умер генерал де Голль. Франция овдовела».

Есть в XX веке и еще один пример того, как добившийся абсолютной власти политический лидер оставляет после себя мирную во всех отношениях политическую обстановку, а не залитую кровью гражданской войны страну. Правда, это случилось не в Европе.

Вот уже без малого шесть десятков лет политологи развитых стран мира не могут взять в толк – как скромному сингапурскому адвокату Ли Куан Ю всего за 30 лет удалось разоренное британской колониальной властью до состояния нищеты остров-государство Сингапур превратить в современное сильное государство.

В 1959 году Ли Куан в свои 36 лет от роду стал премьер-министром Сингапура. В 1990 году ушел в отставку, оставив после себя во главе правительства своего старшего сына Ли Сянь Луна. Но сам Куан Ю от дел полностью не отошел, еще на 14 лет, до 2004 года, он занял должность старшего министра с функциями контроля над правительством, а потом до 2011 года оставался в должности министра-наставни-ка. В 2015 году 92-летний основатель «сингапурского чуда» оставил свою земную юдоль.

Результаты его правления страной фантастичны. Когда в 1959 году он принял на себя вериги премьера, валовой национальный продукт Сингапура на душу населения равнялся 400 долларам США. В 1990 году эта цифра подросла до 12 200 долларов, а в 1999-м – составляла уже 22 тысячи долларов.

Как удалось ему осуществить этот подвиг? Сам Куан Ю ответил на этот вопрос предельно лаконично: «У меня было два пути: первый – это воровать и вывести друзей и родственников в списки «Форбс», при этом оставив свой народ на голой земле. Второй – служить своему народу и вывести страну в десятку лучших стран мира. Я выбрал второе…»

В 2000 году Ли Куан Ю опубликовал в США свои мемуары под названием «Из третьего мира – в первый. 1965–2000», где среди прочего написал, что после неоднократных визитов в Россию он пришел к выводу: «В отличие от коммунистической системы, русские – не те люди, которых можно выбросить на свалку истории». Любопытно, что Генри Киссинджер после ознакомления с текстом этой книги счел необходимым заметить: «Что оказалось возможным в Сингапуре – стократ возможно в бывшем СССР, пишет Ли Куан Ю. Со стороны, как говорится, виднее. День, когда на постсоветском пространстве будут написаны мемуары о еще более ярких и впечатляющих достижениях, обязательно придет. Пусть выход этой книги в свет приблизит его» (очень уж прозрачный намек сделал один из величайших дипломатов второй половины XX века. – В. К.).

К сожалению, позитивные примеры цивилизованной передачи власти в XX веке приведенными ситуациями практически и исчерпываются. Другие великие уходили из власти совсем не так. Первым здесь следует назвать, конечно, Ленина.

Не сумев (или не захотев) воспитать преемника своего абсолютного авторитета в Советской России, Ленин, поняв (и почувствовав), что уходит не только от дел, но и из жизни, решил «обмануть» всех, но прежде всего – самого себя.

Предвидя после своей смерти обострение борьбы за власть между Троцким и Сталиным, вождь в своих последних письмах-завещаниях, направленных созданной им партии, написал, что рабочий класс Советской России вполне может позволить себе материальные и финансовые затраты на содержание коллективного руководства, и посоветовал в несколько раз увеличить количество членов ЦК партии. XII съезд РКП(б) волю своего вождя выполнил, но это не спасло Советскую Россию от кровавой борьбы за власть, которая длилась с 1923 по 1938 год и привела к физическому устранению Троцкого и абсолютной диктатуре Сталина.

Пример оказался заразительным. В конце своей жизни по этому же пути пошел и Сталин.

За четыре месяца до своей смерти вождь не стал называть имя своего возможного преемника, а в октябре 1952 года предложил XIX съезду ВКП(б) в пять раз (с 8 до 36 человек) увеличить состав руководящего органа партии политбюро ЦК ВКП(б), назвать его не политбюро, а президиум, переименовать саму партию из ВКП(б) в КПСС и вручить этому органу всю полноту власти в стране. Следует отметить, что схватка за политическое наследство Сталина после его смерти оказалась не столь кровавой, как после смерти Ленина. В июне 1953 – декабре 1954-го жизни были лишены только Л. Берия и его ближайшие подручные и приспешники. Но в целом схватка за сталинское наследие шла по тому же сценарию, что и после ухода Ленина.

В 1975–1979 годах апробированный Лениным и Сталиным метод передачи политической власти применил еще один выдающийся лидер XX века – президент Югославии Иосип Броз Тито. В 1974 году Тито был избран пожизненным президентом Югославии, а в качестве наследника своей власти он предложил создать коллективный орган – президиум СФРЮ, состоящий из восьми человек – представителей шести национальных республик и двух автономных краев. После смерти Тито в мае 1980 года Югославия фактически повторила судьбу Советского Союза, только с гораздо большей кровью.

Однако перечень позитивных примеров мирной передачи высшей власти был бы неполон, если не вспомнить, что в 1999 году это произошло в России. Борис Ельцин добровольно, с соблюдением всех необходимых правовых процедур и при полном согласии законодательной российской ветви власти – Госдумы и Совета Федерации – передал власть премьер-министру РФ Владимиру Путину.

Хотел бы особо подчеркнуть, что все сказанное выше имеет самое прямое отношение к прогнозу о том, какой вариант развития ожидает российское общество после окончания «эпохи Путина» (не после выборов 2018-го, а после 2024-го). Мне думается, что в решающей степени это зависит от одного, но главного фактора – у фактора этого есть имя, фамилия и отчество – Путин Владимир Владимирович.

Если прав в своем прогнозе Ю.М. Лужков и Путин действительно решился к окончанию своей эпохи пойти на революционные изменения российской политической системы сверху, решился обуздать наконец неуемную тягу административного и политического истеблишмента и окружающих его бизнес-элит к безграничному роскошеству, то после окончания этой эпохи страна сможет избежать югославского варианта 1980–1999 годов или украинского 2014–2018 годов. В противном случае мы можем быть обречены на уже ставший для России классическим вариант после ухода Ленина, Сталина, Брежнева и Горбачева.

В значительной степени это будет зависеть от политической воли Путина или того, кто его сменит в должности президента. Но и в том и в другом случае в ближайшее 10-летие перед главой государства будет стоять дилемма, которую предельно ясно сформулировал Ли Куан Ю. А он, повторюсь, выразил это следующим образом: «У меня было два пути: первый – это воровать и вывести друзей и родственников в списки «Форбс», при этом оставив свой народ на голой земле. Второй – это служить своему народу и вывести страну в десятку лучших стран мира. Я выбрал второе…»

Задача непростая, если принять во внимание, что экономическая и социально-политическая болезнь российского общества в течение почти трех десятков лет после распада СССР развивалась по аналогии с двусторонним воспалением легких.

«Коекакеры» от экономики

Признаюсь, я очень долго не мог взять в толк, как это может быть, что щедро одаренный в интеллектуальном отношении от природы человек, получивший в свое время (то есть вовремя) классическое университетское образование, великолепно разбирающийся в хитросплетениях такой сложнейшей материи, каковой всегда выступают международные дела, в течение многих лет никак не может эффективно применить эти свои качества в управлении национальной экономикой, хотя эта последняя уж всяко менее сложна, нежели внешняя политика? Понятно, что речь идет о Владимире Путине, как и то, что вопрос этот задавал себе не только я.

В принципе я уже пытался разобраться в этой загадке еще несколько лет назад в книжке о кадровой политике Путина и объяснил этот феномен для себя так: во-первых, Путин не готовил себя для руководства страной, а во-вторых, когда на него эта должность свалилась, выяснилось, что команды для управления страной у него просто нет. Когда в 1996 году он попал в абсолютно бесплодную кремлевскую среду, то в этом «дворцовом коллективе» оказался практически одинок. И очень быстро пришел к выводу, что выделяться здесь и не надо: так легче жить и работать. А когда стал президентом страны, то очень быстро понял, что те, кто окружает его, это совсем не команда, а скорее то, что называется друзьями.

Понимая, что без специалистов вставшей перед ним задачи не решить, Путин обратился за помощью к политтехнологам, а те тут же выстроили для него такую программу действий по годам: «Первый год – формирование целей, команды, второй год и половина третьего – поэтапное достижение конкретных результатов, конец третьего – начало четвертого – предъявление этих результатов и вхождение в следующую избирательную кампанию».

С точки зрения политтехнологии все вроде бы правильно. Но вся эта внешне красивая схема ничего не стоит, если в основе ее нет целеполагания. А как раз с этим-то у исполняющего обязанности президента еще в феврале 2000 года, накануне его первых президентских выборов, никакой ясности не было. В предвыборном агитационно-пропагандистском материале В. Путин именно это и продемонстрировал. На вопрос, что, с его точки зрения, нужно в первую очередь стране в условиях необходимости ее вывода из постдефолтного кризиса, кандидат в президенты довольно бодро ответил: «Точно и ясно определить цели. И не вскользь говорить об этом. Эти цели должны стать понятными и доступными каждому. Как Кодекс строителей коммунизма». Однако потом, видимо осознав, что с употреблением этого понятия (Кодекса строителей коммунизма) не все так просто, как может показаться, уточнил: «Это путь демократического развития», а начинать нужно «с определения новых моральных ценностей». Но раскрыть содержание этих ценностей не смог, сказав, что первоочередной задачей видит сохранение сильного, эффективного государства и сохранение фундаментальной науки и школы. При этом подчеркнул, что «у нас сохранилось пока главное – фундаментальная наука и школа. Если утратим это, то тогда все, конец»

Иными словами, ничего действительно нового из моральных ценностей назвать просто не смог.

Видимо, правильно написал по этому поводу Р. Медведев: «Вполне возможно, что и сам Владимир Путин не сразу осознал свое предназначение – и потому саму эту проблему поначалу воспринимал недостаточно трезво».

Впрочем, самому Путину самонадеянно показалось, что организационно он вполне готов к тому, чтобы занять должность главы государства, и ему не составит никакого труда справиться с любой ситуацией. Дальнейший ход событий показал, что в кадровом отношении новый президент столкнулся с ситуацией, которая напоминала пустыню Сахару. И если во внешнеполитических вопросах он и сам разбирался неплохо в силу своего прежнего образования и опыта, и кадры в Министерстве иностранных дел России кое-какие остались еще от Советского Союза, то в сфере экономики ситуация складывалась совсем плохо.

Наиболее скрупулезно изучавший этот вопрос российский историк пишет об этом так:

«За 1992–1999 годы в России было смещено со своих постов около 40 вице-премьеров и более 200 министров, а также пять премьер-министров, четыре генеральных прокурора и бессчетное число ответственных деятелей президентской администрации и Совета безопасности.

Эта кадровая чехарда российских управленцев сопровождалась такой же и в отношении состава иностранных специалистов. Как пишет Р. Медведев, «мало кто знает, что уже в ноябре 1991 года правительство Бурбулиса – Гайдара начало создавать в Москве обширный «главный штаб по проведению либеральных реформ», руководящую роль в котором играла группа иностранных экономистов, финансистов и дипломатов во главе с Джеффри Саксом, Андерсом Ослундом и др.». Специальная группа (более ста человек) работала в Комитете по государственному имуществу при А. Чубайсе, разрабатывая даже проекты указов президента РФ. «В 1997 году, оказавшись на посту первого вице-премьера, Чубайс снова пригласил в Москву группу специалистов из Гарварда для помощи и поддержки. Работа этих людей в Москве проходила почти как секретная операция… Участие иностранных специалистов в разработке российских реформ хорошо оплачивалось, но не афишировалось».

Р. Медведев приходит к выводу, что меры эти (по приглашению иностранных специалистов) были скорее вынужденными, так как «экономическая мысль в России еще очень отстает от уровня экономической науки в главных промышленно развитых странах. В нашей стране, – пишет он, – просто нет тех ста или ста пятидесяти экономистов разной специализации, но с одинаково высоким уровнем подготовки и опыта, которые могли бы обеспечить и компетентное руководство экономическими реформами в стране, и подготовку новых кадров. В физике или математике такая научная среда, которую могут создать только ученые мирового уровня, в России еще сохранилась, несмотря на утечку умов. Но в экономических науках такой среды никогда не существовало. Встречались отдельные авторитеты, но и они должны были в первую очередь мыслить по-марксистски»[75].

Одним словом, среда, из которой Путину пришлось комплектовать свою собственную команду управленцев и на первый, и на второй президентский срок, оказалась очень скудна на профессионалов. Приходилось брать тех, кто в этот момент по разным причинам оказался ему ближе всех, проверять их в деле, а потом, по прошествии времени, либо оставлять их в команде и дальше, либо же выводить из сферы высшей политики. Но вскоре президент вынужден был убедиться, что, даже если он будет каждый год менять чиновников в экономическом блоке правительства, лучше российской экономике от этого не станет: грамотных экономических управленцев в России просто нет.

Похоже, на четвертом году третьей президентской каденции глава государства убедился в безысходности этой ситуации, поскольку специалисты, определяющие в правительстве экономический курс национального корабля, своими действиями практически продолжали загонять национальную экономику в тупик безысходности: в 2012–2017 годах средний ежегодный темп роста ВВП составил 0,7 %, а если взять более длительный период, скажем, в 10 лет, с 2008 по 2017 год, то и вовсе минус 1 %.

Но общественное мнение страны, похоже, мириться с таким положением дел не собирается. Практически вся российская пресса, и проправительственная, и оппозиционная, и полуоппозиционная, на первых своих полосах продолжает «уговаривать» президента, не сбавляя своих усилий по восстановлению авторитета Российской Федерации на международной арене, одновременно с этим обратить свои неординарные способности и на восстановление российской экономики.

Постепенно экспертное сообщество пришло к выводу, что правительственные экономические советники главы государства, что называется, «не дотягивают» в своих рекомендациях по управлению экономическими процессами в стране до необходимого уровня и масштаба. Как язвительно писали эксперты, все, на что оказались способны участники экономического блока правительства в этих условиях, так это играть роль «экономических водолазов», каждый квартал определяющих степень погружения российской экономики на дно своего, с позволения сказать, «развития».

Закончилось все это тем, что весной 2016 года и сам глава государства пришел к выводу о том, что экономика России при сохранении существующей практики не имеет шансов выбраться из застоя без коренных изменений в своей оргсистеме.

25 мая 2016 года, в преддверии наступающих в 2018 году очередных президентских выборов, глава государства провел внеочередное заседание президиума Экономического совета, в функции которого входит разработка направлений социально-экономического развития страны и который в предыдущие два года после своего образования пребывал фактически в летаргическом состоянии (не собирался ни разу). В своем выступлении президент обратил внимание собравшихся на то, что резервы, которые двигали российскую экономику в нулевые годы и позволили существенно, по сравнению с советским периодом, не говоря уже о 1990-х годах, поднять уровень жизни российских граждан, – эти резервы свой потенциал полностью исчерпали. «Если мы не найдем новых источников роста, – предупредил он, – то динамика ВВП будет находиться где-то около нулевой отметки» и предложил «наметить ключевые ориентиры экономической политики до 2025 года», то есть до конца новой президентской каденции, которая наступит после 2018 года.

Экспертное российское сообщество посыл услышало, но как-то очень уж своеобразно: специалисты типа упомянутого выше кандидата юридических наук Никиты Исаева тут же потребовали (не от своих коллег и не от себя, разумеется, а от власти) преподнести народу (а заодно и экспертному сообществу) чуть ли не на блюдечке рецепты по созданию этих «ключевых ориентиров».

Не все, конечно, эксперты заняли такую иждивенческую позицию. В России всегда не было недостатка в таких, кто никогда не останавливался перед тем, чтобы откровенно высказать президенту свое мнение об ошибках и недостатках правительства в управлении национальной экономикой. Помню, как на исходе нулевых годов доктор экономических наук, академик РАН, директор Института народно-хозяйственного прогнозирования РАН В.В. Ивантер опубликовал в печати мнение экспертного сообщества в отношении экономического блока правительства. В моей фонотеке до сих пор сохраняется эта беседа с ним о состоянии и перспективах российской экономики. Приведу только часть ее:

«– Виктор Викторович, у меня складывается впечатление, что у вас, российских ученых-экономистов, к правительству и законодателю в лице Государственной думы все пожелания сводятся в общем-то к одному знаменателю – хотелось бы, чтобы те и другие стремились в своей работе к большему профессионализму. Это так?

– В общем-то, к сожалению, это так и есть. Мы в своих аналитических материалах давно уже пришли к выводу, что в правительстве, в частности в экономическом блоке, наблюдается слишком много непроработанности в проблемах развития экономики, демонстрируется, так сказать, часто поспешный, любительский подход. В нашей среде даже шутливое слово на этот счет появилось «коекакеры»…

– ???

– От слова «кое-как». За что ни возьмутся, все делается кое-как. Правда, не все у них всегда так было. Были в экономическом блоке правительства и очень практичные ребята. Вот в свое время замминистра финансов в правительстве Е. Гайдара Андрей Вавилов взял кредит в Сбербанке 7 млн долларов, купил на эти деньги компанию «Северная нефть», а потом продал ее за 700 млн долларов. Так что не все у них всегда было кое-как…

К моменту написания этих строк А. Вавилова в российском правительстве давно уже нет, но претензии к экономическому блоку правительства в плане профессионализма со стороны общественного мнения во многом остались. И не только со стороны ученых.

Так, в августе 2017 года министр экономического развития РФ Максим Орешкин попытался убедить Госдуму в том, что динамика инвестиций в основной капитал после спада в 2016 году (99,5 %) должна перейти в 2017 году к росту на 4,1 %, на 4,7 % в 2018-м, на 5,6 % в 2019-м и на 5,7 % в 2020-м.

Профессионально прокомментировала этот прогноз Счетная палата РФ. Глава СП Татьяна Голикова выступила в Госдуме на заседании фракции «Единая Россия» и сообщила, что анализ, проведенный в ее ведомстве, показал: инвестиционный спад в РФ за предыдущие три года составил примерно 12 %, степень износа основных фондов в России в целом достигла почти 50 %, а в некоторых отраслях и того больше[76].

При таком положении дел, предупредила председатель СП, будет очень затруднительно добиться озвученных М. Орешкиным целей. Так оно, впрочем, и получилось: по итогам 2017 года рост инвестиций в основной капитал едва достиг 2 %.

В задачи настоящей работы не входит профессиональный анализ состояния экономики страны. Это надо оставить ученым-экономистам. Нас занимает другой вопрос: сумеет ли Владимир Путин до конца начатой им эпохи создать условия для вывода экономики из того кризиса, куда она ввалилась после 2008 года? Как представляется мне, использованием одних чисто экономических инструментов искомой задачи не решить. Кризис не только глубок, экономику лихорадит с опасной стабильностью. После того как в 2008 году ВВП вырос на 5,25 %, в 2009-м этот показатель рухнул сразу на минус 7,8 %, потом подрос, но в 2015 году опять минус 3,8 %. В 2017 году за период с января по ноябрь, несмотря на надежды Минэкономразвития, рост ВВП, по данным Внешэкономбанка России, составил всего 1,4 %.

Похоже, что, если в предстоящем шестилетнем периоде президент не включит внеэкономические стимулы роста, страна так и застрянет на динамике в 1–2 % роста ВВП. Сегодня, как и в 1930-х годах, когда перед нашей страной стояла безальтернативная задача провести ускоренную индустриализацию, без мобилизации психологического энтузиазма масс обеспечить выход на высокие, выше мировых, темпы роста ВВП возможным не представляется. А этого можно добиться только в том случае, если перед всем населением страны будет поставлена цель в развитии общества на ближайший исторический период и на десятилетия вперед.

Цель, конечно, категория философская, но совсем не отвлеченно абстрактная. Даже притом, что философские словари определяют ее как мыслительный продукт, внутренне побуждающий к действию мотив и представление о некоем общем благе, идеале, ради достижения которого люди совершают конкретные действия.

В нынешних сложившихся за три десятилетия условиях цель такого рода может поставить перед российским населением только Владимир Путин, но как раз он-то такой конструкцией в своем идейном портфеле не располагает. На это обстоятельство сегодня президенту указывают все существующие в нашем обществе политические силы, кроме разве что тех, кто находится в непосредственной к нему близости.

В этом плане, при всем критическом отношении в среде нашего народа к политическому опыту М.С. Горбачева, трудно не согласиться с его оценкой на этот счет. 20 апреля 2017 года в специальной колонке журнала The Time (США), посвященной Путину и президентским выборам в РФ, экс-президент СССР написал: «Столкнувшись с кризисом, который он унаследовал от своего предшественника, президент Владимир Путин преуспел в стабилизации ситуации, сохранении Российского государства и укреплении его экономической позиции…На начальном этапе некоторые меры авторитарного характера – некоторого рода ручное управление – были оправданы. Но с течением времени изъяны стали более очевидными». И продолжил: «Сегодня, хотя международная повестка продолжает быть важной, в равной степени неотложны внутренние проблемы России: находящаяся в стагнации экономика и падающий уровень жизни; массовая бедность, коррупция и незаконное обогащение меньшинства; упадок образования, здравоохранения и науки». По мнению Горбачева, эти проблемы невозможно решить «без изменения в правительственной системе».

Экс-президент СССР знает, о чем он пишет, ведь именно в таких, совершенных им самим в 1985–1990 годах ошибках люди упрекают его самого. Так, может быть, именно в силу этого стоит сегодня прислушаться к его словам?

Но прислушаться – это означает по-иному подойти к формированию кадров. Однако как раз этому вопросу Путин в последние годы уделял меньше внимания, чем внешнеполитическим вопросам. Оставив эту сферу деятельности правительству РФ во главе с Д. Медведевым и подобранной этим последним команде министров, Путин упустил возможность наполнить эту сферу кадрами, способными адекватно соответствовать ставимым историческими обстоятельствами задачам в области экономической и социальной сферами.

Нельзя при этом сказать, что президент не пытался что-то предпринять в этой области. За последние 18 лет он сменил несколько председателей кабинета министров (М. Касьянов, М. Фрадков, в 2008–2011 годах сам брался за этот воз), но в конечном итоге мы сегодня находимся там, где мы есть, прежде всего потому, что не только экономический блок правительства, но и создаваемые президентом аналитические структуры, типа Центра стратегических разработок во главе с А. Кудриным, смотрят назад, в 1990-е годы, а не вперед и стремятся убедить главу государства в абсолютной правоте своих рекомендаций. Так происходит, например, с идеей цифровизации экономики, которую президенту представили как панацею от экономического тупика.

5 июля 2017 года на заседании Совета по стратегическому развитию и приоритетным проектам года Владимир Путин, следуя рекомендациям своих советников, заявил, что «цифровая экономика – это не отдельная отрасль, по сути это уклад жизни, новая основа для развития системы государственного управления, экономики, бизнеса, социальной сферы, всего общества, – отметил он. – Формирование цифровой экономики – это вопрос национальной безопасности и независимости России, конкуренции отечественных компаний».

Глава государства напомнил, что в тесном контакте с деловым и экспертным сообществом правительство подготовило программу по развитию цифровой экономики, которая рассчитана на десятилетия, и сравнил задачу развития цифровой экономики РФ с электрификацией страны в XX веке. По его мнению, развитие цифровой экономики – беспрецедентный по своему масштабу и влиянию проект. «Его действительно сравнивают с теми прорывными преобразованиями, которые на разных исторических этапах позволяли России сделать серьезный шаг вперед, укрепить свою позицию в мире. В их ряду – строительство железных дорог в конце XIX века или электрификация страны первой половины XX века»[77].

Но оказалось, что далеко не все разделяют мнение штатных советчиков президента.

Так, научный руководитель факультета прикладной математики и IT Финансового университета при правительстве РФ Борис Славин уже через неделю после упомянутого выступления главы государства обратил внимание общественности на сделанный в конце 2016 года аналитический доклад экспертов Всемирного банка о слишком уж преувеличенных ожиданиях неспециалистов в отношении возможностей цифровой экономики. «Если проанализировать тренды развития, например, экономики США, – пишет он, – то можно увидеть, что рост цифровых секторов экономики, таких как телекоммуникации, финансы и т. и., в этой стране замедляется, а набирают скорость отрасли, связанные с интеллектуальными услугами и обслуживанием человека, – наука, управленческие сервисы, образование, медицина, социальное обеспечение. Парадокс, но цифровизация ведет к тому, что возрастает роль нецифровых услуг. Об этом эффекте хорошо знают специалисты в области корпоративной автоматизации: чем больше оцифровываются процессы на предприятии, тем большее значение приобретают нецифровые коммуникации. Именно о таких нецифровых, своего рода аналоговых компонентах и писали аналитики Всемирного банка»[78].

Есть и более поздняя, но и более серьезная критика увлечения этой, так сказать, экономической панацеи. Так, академик Ивантер задается вопросом: почему мы так живем? «Цели есть, ресурсы есть, а результатов нет. Почему?» Ответ, считает он, лежит на поверхности: «Потому что явно сформулированной, целостной экономической политики у нас так и не появилось. Вместо нее – набор разрозненных решений, которые не складываются в общую понятную картину». Если мы хотим жить как в Европе, продолжает он, «нам нужна новая макроэкономическая и финансовая политика». Сама собой такая политика не появится, ее могут принести вместе с собой только новые люди в правительстве.

В августе 2017-го директор Института народно-хозяйственного прогнозирования РАН выступил в печати со специальным аналитическим материалом.

«Вместо того чтобы возиться с упрямой экономикой, можно сделать ставку на «цифру». Такая мысль овладевает экспертами и управленческой элитой.

Спору нет, – пишет он, – цифровая экономика – наше будущее. Но нужно понимать, что речь идет не столько о создании новых отраслей и новой экономики, сколько об оцифровке существующей, о создании взаимосвязанных информационных систем. И здесь есть два распространенных заблуждения.

Первое – подразумевается, что экономические системы можно заменить технократическими решениями. Но это иллюзия, у нас есть богатый опыт на этот счет. В 1960—1970-е годы была большая надежда на внедрение автоматизированных систем управления… Но оказалось, что компьютеры не в силах заменить собой стимулы для сбалансированного развития экономики, естественные только для рыночных отношений. Впечатляющим эффект от автоматизированных систем был лишь в отдельных секторах, например в энергетике и обороне… «Цифра» даст результат только в растущей экономике, а в стоячей или, чего доброго, падающей она обернется она обернется имитацией, разбазариванием денег.

Наши расчеты показывают, что, если рост ВВП России будет ограничен одним или двумя процентами в год, цифровизация останется не более чем благим пожеланием. Для перехода к цифровой экономике нужен рост темпами по крайней мере не ниже среднемировых, а лучше на уровне пяти-шести процентов… Остановить, замедлить падение экономики оцифровка не в состоянии, она может лишь ускорить рост. А он построен на стимулах для инвестиций, которые лежат за пределами IT-технологий…

Сама по себе цифровизация не сможет заменить действия по созданию традиционных стимулов к росту, не приведет к автоматическому совершенствованию структуры экономики.

Так, никакие технологии не могут подменить потребительский спрос… Цифровые технологии ускоряют и делают прозрачнее процессы, но только при условии, что есть покупатель с деньгами и продавец с товарами»[79].

Российская пресса пишет, что на первых ролях в вопросах экономической стратегии продолжает оставаться уже 10 лет не входящий в правительство А.Л. Кудрин.

Выше была приведена высокая оценка Г.Х. Поповым организационных способностей А.Л. Кудрина, в которой отмечено, что Владимир Путин держит Кудрина на положении одного из главных креаторов организационной перестройки российской экономики на предстоящую шестилетнюю президентскую каденцию.

А Алексей Леонидович, выбывший из состава российского правительства в 2011 году, очень своеобразно подходит к определению будущего России в переломный период ее существования.

Выше уже сообщалось, что он единственный из известных и авторитетных государственных деятелей страны публично выступил в 2017 году против планов президента приступить в середине 2020-х годов к созданию так называемого транспортного суперкольца, способного с помощью строительства железнодорожных мостов и тоннелей между континентальной частью России и островом Сахалин и японским островом Хоккайдо открыть через территорию РФ путь движению товаров между Европой и Китаем, Европой и Юго-Восточной Азией.

И это притом, что уже после сентябрьских (2017 г.) переговоров российского президента с главами Китая, Японии, Южной Кореи и Монголии китайское государственное агентство Синьхуа обнародовало данные о том, что если в 2014 году китайский транзит через территорию РФ составлял 12 тысяч контейнеров, то через два года он возрос в четыре раза, до 50 тысяч. За первое полугодие 2017 года через территорию Казахстана и России транзитом из Китая в страны Евросоюза прошло уже более 100 тысяч контейнеров, а за весь год эта цифра должна возрасти до 320 тысяч. Общий же потенциал сухопутного транзита Китай– Россия – Европа и обратно ныне составляет 1,25 млн контейнеров[80]. Объемы эти продолжают расти и без задуманного российским президентом так называемого транспортного суперкольца, но без этой «стройки века» развитие экономик ЕС, России и стран ЮВА в третьем десятилетии нынешнего века может просто застопориться.

Впрочем, Алексей Леонидович не раз выступал с оригинальными идеями.

Московская пресса сообщала, что 25 мая 2016 года на заседании президентского Экономического совета он предложил В. Путину уступить требованиям американского конгресса в конфликте с Украиной и перестать поддерживать непризнанные республики юго-востока Украины (ДНР и ЛНР), что повлечет за собой отмену американских и европейских экономических санкций в отношении Москвы и позволит привлечь иностранные инвестиции в экономику России. И далее пояснил, что отмена санкций уже в ближайшие год-два позволит поднять ежегодные темпы роста российского ВВП с 1 % в два-три раза. Такие меры, сказал он, позволят России встроиться, «пусть и на вторых ролях, в международные технологические цепочки» и тем «снизят геополитическую напряженность». Свидетели этой дискуссии рассказали (см. «Ведомости», номер от 30 мая 2016 г.), что глава государства в ответ на это счел необходимым напомнить о том, что, обладая тысячелетней историей, «Россия не станет торговать своим суверенитетом», пообещав при этом, что он будет защищать национальный суверенитет страны не только в должности президента, «но и до конца своей жизни». Но Алексей Леонидович не остановился на этом и, как сообщил Интерфакс, выступая 25 ноября 2017 года на панельной дискуссии Общероссийского гражданского форума, выдвинул тезис о «необходимости изменить систему власти в России».

Россия при Путине или Путин при России, или По силам ли президенту вывести страну из «когнитивного диссонанса»?

При всей кажущейся экстравагантности такого заголовка на самом-то деле ничего необычного в свете обсуждения тезиса о наличии такого феномена, каким выступает словосочетание «эпоха Путина», в нем нет. В самом деле, если уж одно из ведущих московских средств массовой информации – «Независимая газета» – накануне нового, 2018 года выходит с колонкой главного редактора под названием «И все же Путин – причина или следствие того, как мы живем», значит, мы уж точно живем в «эпохе Путина». Но при этом верно и другое: в эту эпоху абсолютное большинство населения страны значительно, существенно улучшило материальные условия своего существования, но даже близко не вышло на ту степень духовного единства общества, которым оно (общество) обладало в советское время.

На вопрос, почему должно быть именно так, а не иначе, в какой-то степени отвечает опубликованное в газете «Ведомости» (09.06.2016 г.) интервью декана экономического факультета МГУ Александра Аузана под заголовком: «В России начинается когнитивный диссонанс». По качеству своей содержательности текст этого интервью можно сравнить только с гениальным предвидением Владимира Вьюницкого от 1993 года, который за семь лет до появления на политической российской сцене Владимира Путина точно и подробно описал приход и наступление «эпохи Путина».

Автор этого интервью декан экономического факультета МГУ Александр Аузан является заместителем председателя Экономического совета при президенте РФ и одновременно с этим входит в состав Центра стратегических разработок, председателем которого, как известно, является А.Л. Кудрин.

Будучи заместителем Алексея Леонидовича в ЦСР, автор статьи, казалось бы, должен следовать в кильватере высказываемой своим шефом стратегической линии на всемерное восстановление темпов роста ВВП. Ан нет, Аузан считает, и энергично подчеркивает свою мысль, что темпы отнюдь не главное, к чему мы должны стремиться в современных условиях.

«Темпы, – пишет он, – не являются главным вопросом. Главным вопросом является то, что страна, которая и так не очень хорошо развивалась, с исчерпанием сырьевой модели вообще выпала из развития… Конечно, – признает он, – желаемый темп действительно 4 %, по крайней мере не ниже 3 %…Но с моей точки зрения, это не главная постановка задачи. Мы стоим перед совершенно другой проблемой: мы – в колее.

Мы страна, которая все время пытается дотянуться до положения развитых стран, ведущих, – и срывается. Предположим, мы решим проблему темпов 3–4 % в год. Означает ли это, что мы достигнем каких-то важных целей в развитии? Я считаю, что нет, потому что мы по истории, по восприятию, по образованию – великая держава, которая хочет быть позиционирована в мире тем или иным способом. Кто-то видит это позиционирование в достижении такого статуса, чтобы нас боялись, кто-то все-таки мечтает о другом, о том, чтобы нас уважали за то, что мы придумчивые и много чего можем сделать (и, прямо скажем, в XX веке много чего сделано мозгами, которые отсюда произросли).

Мне кажется, надо ставить задачу не про темпы, а про способ выйти из колеи. Тогда и рассуждения, как надо двигаться от 2018 до 2024 г., выглядят немного по-другому. Отжать соки, чтобы дать результат к определенному политическому моменту, – это не значит заниматься развитием страны. И когда говорят, что не очень верят в то, что у нас что-то получится, – да, потому что задачка сложная. И решать ее нужно было намного раньше, болезнь очень сильно запущена. И говорить, что все мы твердо знаем и имеем согласие, как ее решать, я бы не стал».

Здесь нужно бы прервать цитирование для комментария, которого сам автор интервью почему-то избежал. Дело в том, что запущенность той болезни, о которой говорит Аузан, не имеет никакого отношения к Путину, сколько бы оппозиция ни пыталась поставить ему в строку то, что он вот, дескать, в нулевые годы мог бы приступить к диверсификации экономики и начать структурные реформы, но не сделал этого. Да нет, не мог. Когда он пришел к власти, то требовалось немалое время только для того, чтобы поставить диагноз этой болезни. А ему еще нужно было бороться не только за восстановление российской государственности, поднятие жизненного уровня россиян, да и за собственное политическое выживание в борьбе не только, как писал незабвенный Леонид Бородин, с «хорошо откормленной и политически натасканной Западом оппозицией (Бородин Л.И. Без выбора: Автобиографическое повествование. М.: Молодая гвардия, 2003. С. 337), а еще и с коллегами по прежней службе, генералами из Службы внешней разведки. Так что не Путин эту русскую экономическую болезнь выпестовал. И даже и не Ельцин. И даже не к эпохе Брежнева восходит ее возникновение. Истоки ее нужно искать еще у Сталина.

Вот это противоречие в головах экономического блока правительства, когда оно, с одной стороны, хотело бы немедленно продемонстрировать главе государства, что все делает для того, выжать из экономики среднемировые темпы роста ВВП, а с другой – не понимает, что для этого нужно, как минимум, выбраться из колеи, в которой оно с огромным удовольствием сидит, состригая купоны удовольствия, декан экономфака МГУ и называет «когнитивным диссонансом», рецептов для лечения которого при существующей кадровой политике не просматривается.

Какие же рекомендации предлагает автор статьи? Да в общем-то достаточно простые.

Ссылаясь на политэкономический бестселлер последних лет «Почему одни страны богатые, а другие бедные», вышедший из-под пера двух американских авторов[81], Аузан пишет: «Инновационные экономики существуют только у тех стран, – по 60 странам проводилось исследование, – у которых низкое избегание неопределенности, которые не боятся будущего.

А мы боимся. Мы говорим все время: нет, давайте не пойдем в ту дверь, там может быть что-то страшное: нет, не меняйте этого человека – тот, кто придет, будет хуже; не трогайте эту систему – она нам не нравится, но если ее тронете, то может начаться страшное. Страх перед будущим не позволяет нам двигаться вперед».

А еще крайне необходимо то, что называется «длинным взглядом». «Возьмем авторитарный Китай. Дэн Сяопин с чего начал подвижку – с того, что вместо прежнего взгляда «10 лет упорного труда – 10 000 лет процветания», вместо вот этого «Давайте, ребята, рванем сейчас, а дальше можно будет наслаждаться», он сказал: за несколько поколений мы достигнем уровня среднеразвитой европейской страны. Он предложил, во-первых, смотреть далеко – на 30–40 лет вперед, во-вторых, ставить цели не такие амбициозные, а реалистичные и убедил элиты и нацию следовать этому горизонту… Все эти пути сходятся к тому, что сначала нужен долгий взгляд… А долгий взгляд возникает из определенных интересов».

Кроме того, замечает, как бы между прочим, Аузан, «мы все время забываем, что экономика – наука поведенческая, она всегда связана с тем, как люди будут реагировать на то или иное, а реакция людей во многом связана с тем, верят они или не верят, готовы они подождать или пойти на какие-то жертвы или же, наоборот, не готовы».

Иными словами, если большинство граждан страны не будет воодушевлено целями, которое выдвигает руководство страны, то все прекрасные экономические теории никогда не дадут нужного эффекта. Люди должны не только верить в эти теории, но и разделять в своем сознании ЦЕЛИ, которые эти теории постулируют.

Как замечает известный российский историк и государственный деятель, руководитель Федерального архивного агентства (Росархива), доктор исторических наук Андрей Артизов, «когда у людей есть уверенность в завтрашнем дне, они не ищут в прошлом причину трудностей или неудач. Они думают о нынешнем и о будущем»[82].

В конце 2017 года подтверждение ценности этой мысли пришло из Нобелевского комитета. Как выяснилось, это доходчиво объяснил лауреат Нобелевской премии по экономике 2017 года Ричард Таллер в своей книге, за которую он и получил премию, «Новая поведенческая экономика» (в английском варианте книга была издана в 2005 году в Чикаго).

Как пишет известный российский специалист в области государственного управления экономикой и финансами доктор экономических наук Никита Кричевский, «Нобеля американскому исследователю присудили в первую очередь за смелость пойти против мейнстрима, базовой установки теоретиков, согласно которой человек – существо, руководствующееся исключительно желанием получить как можно больше удовольствия, способное мгновенно вычислять наиболее подходящий вариант из многообразия выбора и обладающее всей полнотой информации. Эдакий ходячий суперкомпьютер, уверенный в том, что все вокруг мыслят идентично.

О морально-нравственных качествах людей, естественных ограничителях, наподобие силы воли или принесения в жертву собственного интереса ради общественного, о неодинаковых интеллектуальных способностях, наконец, экономическая наука предпочитает не задумываться, относя эти важнейшие вводные к малозначимым факторам, а то и вовсе их не замечая. Так выстраиваются красивые теоретические модели из серии «как будто», модели, к которым реальность и люди относятся крайне сурово». Но люди, пишет Кричевский, и не только в нашей стране, «не винтики в теоретической машинке, не столько homo economicus (человек экономический), сколько homo sapiens (человек разумный), а то и homo socialis (человек общественный)»[83].

Р. Талер пришел к выводу, что стройные, экономические теории не работают из-за иррационального поведения людей и предложил включать этот фактор в планирование социальной политики. Суть его открытия заключается в рекомендациях национальным правительствам не увлекаться разработкой инвариантных моделей целей и проталкиванием их в жизнь, заставляя людей принимать их как способ жизненного поведения.

Национальным правительствам нужно, пишет Р. Талер, всего лишь показывать то, как с наименьшими затратами можно получать искомое. Американский экономист называет это не навязыванием, а подталкиванием к верному решению, играя не на затратах личной энергии, а на глубинном качестве человеческой натуры – на проявлении лени.

Между тем, пишет известный российский психолог Анастасия Пономаренко (автор серии книг по возрастной психологии), современным гражданам России «будущее представляется совсем туманным. А нет перспектив, нет и надежды. Нет надежды – нет высоких моральных принципов и заинтересованности в деятельности». «В нашей жизни должна быть целенаправленная деятельность, приносящая удовлетворение… позитивное представление о будущем. Мы должны верить, что завтра будем счастливее, чем сегодня». И как бы между прочим добавляет: при всей справедливой критике в адрес советского периода нашей жизни «советские люди всегда знали, что завтра будет лучше, чем вчера. В этом их убеждала окружающая действительность. Активно строились жилые дома, объекты инфраструктуры, снижались цены. По телевидению рассказывали о достижениях, что тоже внушало оптимизм и веру в будущее. Во времена СССР люди много общались между собой…Самооценка зависела исключительно от качеств собственной личности, а не от сословного происхождения или кошелька родителей»[84].

В последние 30 лет ничего нет и в помине. Прежде всего это проявляется во взаимоотношениях между родителями и детьми. Здесь лежит самая большая духовная (душевная?) пропасть. Моя жена работает учителем русского языка и литературы в московской средней школе, ее коллеги по университету – несколько человек – в Зеленограде, Лобне, Истре, других городах Московской области. Вращаясь по выходным дням в этом кругу, я регулярно слышу рассказы о том, что они являются свидетелями многочисленных ситуаций, когда родители не понимают, на что им следует нацеливать своих детей, а те, видя и кожей ощущая растерянность родителей, часто живут в своем мирке, что называется, без руля и без ветрил.

Никто не имеет в жизни нужного целеполагания, общество в потрясающей степени атомизировано, пребывает в межеумочном состоянии, люди тратят свое жизненное время в никуда, живя практически одним днем. Такое состояние общества подтверждают и многочисленные опросы общественного мнения. Так, в июле 2017 года «Левада-центр» Льва Гудкова провел социологический опрос жителей России о наличии у них доверия друг к другу. Выяснилось, что только 40 % россиян склонны доверять своим близким (близким!), да и то частично. И только 8 % – безоговорочно.

В этой связи хотелось бы еще раз вернуться к декабрьскому (2017 г.) выступлению в прессе Г.Х. Попова, где он обратил внимание общественности на то, что в переломный для России момент следует помнить, что «чем больше страна, чем она многонациональное, тем больше ей необходимо, чтобы оставаться великой державой, интеллектуальный мозг. Без опоры на творческую интеллигенцию Россия развиваться не может». И добавил: «Ведь даже самая прогрессивная бюрократия не может создать модель радикальных перемен. Это наглядно демонстрирует один из лучших российских демократов Кудрин, которому поручено создавать проект будущего».

Думаю, что Гавриил Харитонович прав в своем обращении к российской интеллигенции, вот только как раз от нее-то сегодня мало что зависит. Главная беда в том, что правящие сегодня в России элиты утеряли национальную ориентацию, не чувствуют под собою страны, народа. А утеряли потому, что нет у них настоящих жизненных целей. Как представляется мне, в политику развития нашей страны на ближайшие десятилетия необходимо ввести тему целеполагания общественной жизни. У канувшего в Лету Советского Союза, при всей справедливой критике в адрес того времени, такое целеполагание было. Мы же вот уже три десятка лет даже не ставим себе в задачу такое целеполагание сформировать. Умалчивает об этом и ельцинская Конституция-1993, упокоившись на статье 13, где записано, что никакая идеология в России «не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной». Правильно, не может. И слов таких в основной закон вписывать конечно же нельзя, понятно – почему. Но это совсем не означает, что общенациональной идеологии в тексте Конституции не должно присутствовать.

В январе 2000 года Владимир Путин очень хорошо это понимал, когда подчеркнул: «Нужно точно и ясно определить цели. И не вскользь говорить об этом. Эти цели должны стать понятными и доступными каждому… Это путь демократического развития, а начинать нужно с определения новых моральных ценностей».

Нет никакой необходимости в этом свете торопиться менять Конституцию-1993. Можно всего лишь ввести в нее поправки, определяющие цели нашего общественного и политического развития в духе нашей более чем тысячелетней истории. Примерно так, как это сделали «отцы» американской Конституции, добавив в текст 1787 года Билль о правах 1791 года. Лучше всего было бы, если б это сделал новый президент страны в каденции 2018–2024 годов.

Приложение

Что будет с Россией после Путина?[85]

На Путине заканчивается имперская история России

– Владимир Дмитриевич, три года тому назад вы написали книгу «Путин. Кадровая политика. Не стреляйте в пианиста: он предлагает вам лучшее из возможного». Сейчас, незадолго до избирательной кампании, выходит из печати ваша вторая книга о президенте России. Как она будет называться?

– «Конец эпохи Владимира Путина. К вопросу об исторической миссии второго президента России».

– Обычно такие оценки даются спустя многие годы, скажем, эпоха Петра Великого. Не преждевременно ли говорить об эпохе Путина?

– Нет, считаю, что именно эпоха Путина. В истории России есть эпохи Петра I, Сталина и Путина.

Сейчас очень большая критика в адрес Петра I идет, в том числе и в научном мире. Мол, он неправильно сделал, что империю создал. Тем самым он якобы создал и 1991 год. Я считаю, нет. Он создал империю для того, чтобы суметь сконцентрировать стремительно растущую демографию русского народа. Без империи этого сделать было невозможно. Однако надо было где-то остановиться, а последователи Петра не остановились. Они предлагали империю укреплять и довели ее до 1991-го… На Путине заканчивается имперский период нашей истории. Он его завершает.

Это, конечно, не означает, что начиная с 2024 года закончится эпоха Путина и начнется абсолютно новая. Скорее наоборот. Ему и после 2024-го не избежать роли гаранта неотклонения российского общества с новой исторической стези, и не так уж важно, в каком конкретно качестве. Но Путин, повторяю, выступает против развития России как империи.

– У Путина да антиимперская политика? С такой точкой зрения можно не соглашаться. Империя – это ведь не только территориальные приобретения. Не случайно же мы привыкли, что «антиимперское» – это что-то негативное для России.

– Путин слово «антиимперское» не произносил, но сказал ключевую фразу: «Нам не нужны другие территории, нам нужно все усилия употребить на то, чтобы нам сорганизоваться в рамках Российской Федерации. В рамках РСФСР. Вот тут весь наш интерес». Он сказал это очень аккуратно и больше не произносит. А недавно он вдруг поехал открывать памятник Александру III, хотя ранее, насколько мне известно, это в его планы не входило. И во время церемонии сказал удивительные слова: «Он всегда глубоко чувствовал огромную личную ответственность за судьбу страны: сражался за Россию на ратном поле, а став главой государства, делал все для развития и укрепления державы, для того чтобы сберечь ее от потрясений, внутренних и внешних угроз». Александра III есть за что критиковать, но именно он сконцентрировал Россию на самой себе. Ему принадлежат слова, ставшие сегодня особенно актуальными для нашей страны: «У России есть только два союзника – ее армия и флот». Таким образом, Путин практически сформулировал идеологию дальнейшего развития России, которая пойдет уже после 2024 года: никаких территориальных приобретений. И он не случайно не взял под патронат Донбасс и Луганск. Ожидали, что возьмет… По моему глубокому убеждению, пока во главе России стоит президент Путин, никаких территориальных приобретений не будет. Это и есть антиимперскость.

– Но Крым-то присоединился к России! Это что, исключение, подтверждающее правило?

– Это, что называется, особая статья! Мало того, Путин даже расчехлил тогда ядерное оружие, показав тем самым, что не отступит. Поставил Россию на грань Карибского кризиса. Это, кстати, есть в фильме Андрея Кондрашова «Крым. Путь на родину», который был показан телевидением еще в 2015 году.

– А если сами попросятся? Скажем, Донбасс, Луганск, Приднестровье, и что, отказывать?

– Отказывать!

– А как им существовать?

– Так, как, например, Абхазия, Южная Осетия существуют. России не нужны ни Украина, ни Белоруссия, ни Прибалтика. Главное, чтобы Путин поставил вопрос жестко: в состав Российской Федерации не войдут ни Донецк, ни Луганск.

– Своим звонком в ДНР Путин это и показал, он говорил как гарант Минского процесса, а не как участник. К тому же мы с украинцами вроде как братья?

– Думаю, тренд о том, что мы, русские и украинцы, – единокровные братья, который в настоящее время продвигается по всем нашим телеканалам, по сути, не верный. Нам надо заниматься Россией, нашими внутренними проблемами. А Украину надо оставить украинцам. Пусть они разбираются сами с собой как хотят. А их еще прижмут Венгрия, Чехия, Словакия. Думаю, они не выживут, и на этом вся украинская катавасия закончится. Куда они после этого вывернут – никто не знает…

– Антиимперскую политику президента Путина, видимо, надо понимать еще и в том смысле, что он выступает не только против расширения территории, но главное – против того, чтобы средства, которые могут пойти на развитие России, уходили на развитие новых территорий. Собственно, как и было всегда. И при этом русских поносили за то, что они не умеют работать.

– Скажу больше: в экономической науке давно отрабатывается тезис о том, что производительность труда в России в разы ниже, чем на Западе, хотя в действительности это не так. В книге «Путин и кадровая политика» я написал, что примерно 35 % всего прибавочного продукта, который создавался на территории РСФСР, направлялось за рубеж – так называемому прогрессивному человечеству. А почти половина этого продукта шла национальным окраинам СССР. Потрясающие цифры!

– Сейчас хорошо видно, кто и как может работать. Наши бывшие так называемые национальные окраины, а ныне независимые государства, показывают, что без России ничего не могут организовать или почти ничего. Оттуда население массово едет на заработки в Россию.

– В свое время, кстати, Владимир Вернадский подсчитал: треть изобретений в мире связана с именами ученых, имеющих русские корни. А Владимир Путин считает, что у нас достаточно собственного потенциала, чтобы развивать свои регионы и быт русского человека. Главное – Путин постоянно делает акцент на развитии России, на великой русской нации, но говорит об этом очень мало. Он великолепно понимает, что это мина замедленного действия. Сколько Российская империя развивалась, столько русский народ отодвигали от властных позиций…

Насколько я понимаю, Путин постоянно ищет, на что опереться в духовном плане. Но он не может вслух произнести, что нужна государственная идеология…

– Президент США Трамп, по сути, говорит то же самое. Он тоже хочет сконцентрировать все усилия на развитии Америки. Российская и американская стратагемы совпадают. Это тоже антиглобалистская политика.

– Так ведь не случайно Трамп то и дело проговаривается: рассказывает, какая замечательная беседа состоялась у него с Путиным. Вместе с тем настоятельно хотел бы обратить внимание на другую сторону этой медали. В преддверии выборов президента в

РФ определенная часть российских и зарубежных СМИ, подстегиваемая мощной антироссийской кампанией американского конгресса, направленной на дискредитацию международного авторитета России и лично Владимира Путина в глазах российского и международного общественного мнения, предпринимает активную попытку загодя выхолостить политический смысл предстоящей избирательной кампании. А еще пуще – загодя же, аж до 2024 года включительно! – обесценить значимость того, что было сделано россиянами за первые почти два уже десятка лет текущего столетия в плане возрождения российского государства после катастрофы 1990-х годов. Фактически речь идет о попытке навязать нам кальку с американских президентских выборов 2016 года. Неожиданные для правящего политического класса результаты этих выборов практически парализовали всю политическую жизнь США, то же самое хотели бы проделать и с Россией.

– Как известно, Америка выдвинула нашим олигархам ультиматум: мол, убирайте Путина, и будет вам счастье. «Столетие» также публиковало статью на эту тему «Ультиматум российской элите?».

– Не знаю, решатся ли они, но борьба идет сильная…

Кстати говоря, историческая практика показывает, что во всех странах, а в России особенно, критика в адрес любого политического режима становится тем более активной, а часто даже и ожесточенной, чем более этот режим (или власть) добивается позитивных результатов для большинства граждан и по возможности по более широкому спектру. В принципе это объяснимо: люди начинают жить лучше, у них шире раскрываются глаза на возможности, они начинают требовать от власти большего и (что очень важно!) быстрее. А уже достигнутое властями ценится все меньше. Россия сейчас пребывает именно в таком положении и состоянии.

Путину нужна не победа на выборах, а преумножение русского народа

– Историческое значение руководителя страны определяется тем, какое наследство он оставляет после себя. Наши деятели либерального толка говорят, что у Путина вообще не было никакой программы развития государства, а его достижения и видеть не желают. А что по этому поводу думаете вы?

– Главный итог деятельности Владимира Путина в том, что Россия преодолела демографический провал. Спад рождаемости в 1990-х годах был вызван не только развалом государства и общества, но и глубоким ценностным кризисом. А вместе с выправлением материального положения началось и восстановление моральных, в том числе семейных, ценностей. За 2012–2017 годы была реализована Национальная стратегия действий в интересах детей, заметьте, путинская стратегия. Недавно глава государства объявил масштабную реформу демографической политики. Вводятся выплаты за рождение первого ребенка, продлевается программа материнского капитала, расширяется возможность использования его средств, появится специальная программа ипотечного кредита. 2018–2027 годы в России объявлены Десятилетием детства, и новые меры помогут тем, у кого не хватает денег, чтобы решиться увеличить семью. Понятно ведь, что Путину нужна не победа на выборах (она и так у него будет, как я думаю), а преумножение русского народа, и, значит, у нас есть будущее.

Оптимизма добавляет и такой пример: одним из важнейших событий уходящего 2017 года президент РФ считает выход российской экономики из рецессии. От чего, по его словам, зависят все другие сферы, в том числе социальная, уровень доходов граждан, обороноспособность страны, безопасность. Непредвзятый анализ статистических данных показывает, что не только по сравнению с катастрофическими 1990-ми, но и с советским периодом реальные доходы российского населения существенно выросли. Первое и главное – в период правления Путина Россия стала превращаться в действительно социальное государство, каким она не была с момента падения царизма.

Что особенно существенно, так это то, что речь ведь идет не только о Москве и Питере. Сразу за двумя столицами вплотную идет Кубань, которая по объемам ввода жилья в 2014 году обошла многолетний номер два – Ленинградскую область. Хороший рост показали Свердловская область, Башкирия, Татарстан, Ростовская область, Новосибирская, Самарская, густонаселенные Ивановская, Новгородская, Псковская области, Карелия, Алтай, Мордовия, а по количеству введенного жилья на душу населения лучшие показатели у Калининградской и Тюменской областей, Москва же лишь на третьем месте.

Разумеется, кризис 2014 года внес свои коррективы и в решение жилищной проблемы. Помнится, в сентябре 2015 года замминистра строительства РФ Олег Бетин, отметив, что за последние десять лет доступность жилья в стране выросла в три раза, сообщил, что в 2014 году активность покупателей жилья упала на 40 %. Однако, заявил он, мы не отказались от выполнения существующей госпрограммы, которая ставит задачу добиться того, чтобы в 2030 году 60 % желающих приобрести жилье такую возможность получили.

– Тем не менее неолиберальные тенденции в экономике преодолеть не удалось.

– В экономике действительно правит либеральная идея… Президенту не удалось дать конструктивный импульс решению таких в буквальном смысле вопиющих проблем, как действительное (надежное) развитие малого и среднего бизнеса, разрыв между доходами 10 % самых богатых россиян и 10 % самых бедных (в 35 раз в России и 8—10 в Европе), утечка капиталов за рубеж и другое. Все это есть, и пресса об этом сообщает много и подробно.

При этом маргинальная оппозиция, черпая вдохновение из санкционных филиппик американского конгресса, пытается убедить российскую общественность в том, что у нынешнего главы российского государства нет содержательного контента для грядущей президентской каденции. В этом контексте и нужно воспринимать гадания разного рода блогеров и экспертов о том, что будет с Россией, если Путин когда-нибудь отойдет от политической деятельности. Вопрос стоит так: что будет с Россией после Путина? Хотя, по большому счету, речь надо вести не только о России, но и большей части международного сообщества.

– Действительно, что? С вашей точки зрения, какое место в мире сегодня занимает Россия, какую играет роль в международных делах?

– В противовес радикальному ухудшению отношений с США, ЕС, осколками организации Варшавского договора и прибалтийскими лимитрофами у нас наметилось успешное сотрудничество с Китаем, странами Азиатско-Тихоокеанского региона, закрепление позиций РФ на Ближнем Востоке и сотрудничества с Ираном и Турцией, происходит очень много другого, позитивного для России. По большому историческому счету, не так уж и важно, когда именно Путин сойдет, по его же выражению, со своей «политической галеры», так как наследство его в международных отношениях может существенно изменить всю геополитическую реальность, а Россия действительно станет мостом между Азией и Европой. Примеры, как говорится, лежат на поверхности.

В начале сентября 2017 года во Владивостоке прошел Третий Восточный экономический форум, в работе которого кроме Путина приняли участие премьер-министр Японии Синдзо Абе, президент Южной Кореи Мун Чжэ Ин, президент Монголии Халтмаагийн Баттулга, вице-премьер Госсовета Китая Ван Ян, губернатор американского штата Калифорния Джеральд Эдмонд Браун, другие не менее известные деятели. Открывая форум, Владимир Путин обратил внимание его участников на то, что интересы мировой экономики давно уже требуют быстро и дешево доставлять производимую в странах Азиатско-Тихоокеанского региона продукцию в Европу, а европейскую продукцию в страны АТР. Россия, сказал президент, осознает наличие этой проблемы и давно уже изучает возможность прокладывать новые транспортные коридоры и наращивать собственные портовые мощности, в том числе «предметно изучается возможность строительства железнодорожного перехода на остров Сахалин».

В двусторонних встречах российского президента с гостями выяснилось, что в стадии практической проработки на середину 2020-х годов в Москве и вышеназванных странах находятся вопросы продолжения российской Транссибирской железнодорожной магистрали на основе высокоскоростного режима до Пхеньяна (КНДР), Сеула (Южная Корея), Японии (с прокладкой подводного железнодорожного тоннеля между Сахалином и японским островом Хоккайдо), высокоскоростной железнодорожной грузопассажирской магистрали от Москвы до Пекина, которая соединит железнодорожные системы Европы и Китая и изменит систему трансконтинентальных перевозок.

Как сказал японский премьер, эти планы должны покончить с островным положением Японии, сделав страну континентальным государством. Суммируя эту информацию, президент Южной Кореи подчеркнул: тем самым мы уже в обозримом будущем «создадим новую реальность», «откроем эру Тихоокеанского кольца». По мнению Синдзо Абе, «фактически речь действительно идет о начале новой эры».

В ноябре текущего года во вьетнамском Дананге на 28-м саммите АТЭС Путин вновь заявил о том, что в числе наших экономических международных приоритетов на ближайшее десятилетие остается построение «энергетического суперкольца, объединяющего Россию, Китай, Японию и Республику Корею, включая транспортный переход между Сахалином и островом Хоккайдо». США, если не спохватятся во время – а они, похоже, в пылу своей геополитической ревности к России и ненависти к Путину до сих пор не осознают, ЧТО именно происходит в этом плане, могут оказаться на обочине этого глобального процесса, впрочем, не только США.

Модель государства и реперные точки его развития на ближайшие 50 – 100 лет задал владимир путин

– Что требуется от россиян в такой ситуации?

– Главный для нас вывод заключается в том, что к настоящему времени российское общество подошло в своем развитии – именно в развитии, что бы там ни говорили некоторые российские эксперты о торможении, стагнации и т. д., – к такому рубежу, за которым, хотим мы этого или нет, заканчивается эпоха, начатая русской революцией в начале XX века. И сколько бы филиппик со стороны стран западной цивилизации ни раздавалось сегодня в адрес нашего президента и в адрес нашего государства, но управляемая Путиным вот уже два десятилетия Россия на передовых позициях в наступлении новой исторической эпохи.

Русская революция 1905–1917 годов сообщила мощный импульс социального развития всему человечеству, породила коренные изменения в социальном устройстве стран Старого Света и Америки. В конечном итоге в конце XX столетия эти изменения привели к пресловутому обществу потребления, но и оно сегодня заканчивает свое победное шествие по странам и континентам.

Отсчет нового исторического времени мировая цивилизация начала с XXI столетия. Кстати, это движение заметили совсем не аналитики и даже не всемирно известные ученые, а самый молодой в мире монарх – король Нидерландов Виллем-Александр, о чем и объявил в своей тронной речи 30 апреля 2013 года. Это он уловил, что распад Советского Союза в декабре 1991 года в корне меняет направление движения мировой цивилизации. «Социального государства конца XX века больше не существует, – заявил он, – мы вступили в переходный период к строительству новой модели социального государства… классическое социальное государство всеобщего благосостояния второй половины XX столетия уже не может более поддерживать в нынешнем виде ту систему социальных пособий, которую мы создали в нашем обществе, люди не могут больше рассчитывать на помощь государства в прежнем виде и должны в большей степени, чем раньше, нести ответственность за управление собственной жизнью».

Стало понятно, что Россия не стоит отдельно от внешнего окружения, что и другие народы вступают в период радикальной смены модели социального государства. Волею истории путинская Россия оказалась не просто в main stream мирового развития, но и на самом его острие, более того – в период 2018–2024 годов должна испробовать сама и предложить для размышления всем остальным государствам эту новую модель социального государства.

Виллем-Александр так же, как и мы, не знает, что за новая модель общества приходит на смену ныне существующей, и потому ограничился туманной фразой: «Мы идем к государству всеобщего действия, обществу активного участия граждан в своей собственной жизни». По сути, это означает, что теперь государство больше не будет в абсолютном плане поддерживать рядового потребителя, он сам должен заботиться о себе и отвечать за себя. Таким образом, заканчивается та модель социального государства, которая была сформулирована под сильнейшим воздействием Октябрьской революции 1917 года. Но она и у нас заканчивается. Кстати, на Западе минимум треть валового национального продукта выделятся на социальные расходы, а у нас всего лишь где-то 0,8 %. При этом нельзя не обратить внимания на то, что часть правительств стран Старого Света уже приступила к практическим поискам этой новой модели социального государства.

– Нам показалось, король сказал, что эпоха всеобщего благоденствия заканчивается, что больше никто никого кормить не будет и спасение утопающих – дело рук самих утопающих. Может, у нас пока рано о подобном говорить? Мы ведь в социальном плане отстаем от Запада.

– Мы идем с отставанием, и я в этом убежден. Но и мы должны менять наш подход к модели социального государства. В 2014 году на это обстоятельство обратила внимание известный российский и международный общественный и политический деятель, доктор исторических наук Наталия Нарочницкая. Она сказала, что необходимо существование очень «сильного и уверенного в себе социального государства. Особенно в стране, где глубина промерзания земли полтора-два метра, где нельзя без внеэкономических стимулов добиться более-менее ровного развития территорий, удаленных друг от друга на тысячи километров. У нас нельзя даже одну экономическую доктрину применять повсеместно, настолько разнятся условия, не только социально-экономические, но даже и цивилизационные: быт, квалификация, структура населения, природные условия. В этом отношении Россия похожа на модель мира – представлены все цивилизации, архаика и современные технологии, XIX век и XXI, немыслимое богатство и недопустимая бедность. Поэтому-то нам понятны проблемы и хижин, и дворцов. А Блок когда еще сказал: «Нам внятно все, и острый галльский смысл, и сумрачный германский гений». У нас есть и прослойки, исповедующие постмодернистские воззрения на человека и общество, каких придерживаются в богемных кварталах Сан-Франциско, но у нас распространены и патриархальные устои, и нам близки традиционные ценности обществ, которые составляют абсолютное большинство населения Земли».

– Кстати, Владимир Дмитриевич, в одной из своих книг вы писали, что не правительства стран Старого Света являются пионерами этого движения. Основные идеи новой модели общественного устройства были сформулированы в России, тогда СССР.

– Да, как говорится, король нам не указ. Еще в 1947 году руководство РСФСР и Ленинграда и руководство Госплана СССР во главе с академиком АН СССР Николаем Вознесенским под эгидой Андрея Жданова разработали проект программы ВКП(б), в которой выписали организационные формы будущего государства без руководящей роли Коммунистической партии, с полным упразднением политического постулата о «диктатуре пролетариата». Предложили Сталину рассмотреть этот вопрос на партийном съезде. Сталин поначалу согласился с «ленинградцами», но уже скоро, по-видимому, осознал всю политическую опасность этой идеи для себя лично и для созданного им политического режима. Жданов был поставлен в такие политические условия, что через несколько месяцев скончался от инфаркта, а вся группировавшаяся вокруг него политическая верхушка из состава руководства РСФСР и СССР арестована и расстреляна.

Преследования государственных, хозяйственных, военных и политических руководителей русского происхождения, зараженных, как полагал Сталин, слишком глубоко этой вредоносной идеей, продолжались вплоть до смерти вождя в 1953 году. Текст проекта программы ВКП(б) Сталин засекретил, написав на нем «В мой архив», где документ и пролежал долгие годы.

Любопытная деталь: проект программы завершался предложением авторов «одну треть потребляемого дохода распределять по потребностям». В частности, предполагалось, что через 30 лет в СССР должны стать бесплатными хлеб и картофель, а затем и почти все основные продукты питания. Бесплатным должно было стать также обслуживание граждан «первоклассно поставленными по всем правилам техники и культуры столовыми, прачечными и другими культурно-бытовыми учреждениями». Жилищное строительство должно было «обеспечить каждому трудящемуся отдельную благоустроенную комнату, а каждой семье – отдельную квартиру. Коммунальные услуги должны были со временем стать полностью бесплатными. Кроме того, имелось в виду «предоставить каждому гражданину возможность пользоваться легковым автомобильным транспортом».

Когда сегодня читаешь эти документы, все выглядит утопично. Однако когда сегодня же читаешь материалы правительств стран Старого Света о возможном введении безусловного основного дохода и о переходе этих стран к государству всеобщего участия, понимаешь, что «ленинградцы» уже в 1947 году гениально угадали общемировую тенденцию формирования цивилизованного социального государства. В отличие от нынешних идей они сумели сформулировать не только целеполагание в достижении формы такого государства, но и организационную форму этого государства, и даже прикинуть «дорожную карту» по достижению этой цели.

Не всем известно, что названные выше материалы 1947–1948 годов существуют и хранятся в Российском государственном архиве новейшей истории (РГАНИ), Архиве Российской академии наук (АРАН), Архиве президента Российской Федерации (АП РФ). Как представляется мне, было бы целесообразно уже сегодня сформировать компактную очень немногочисленную команду по изучению этих архивов из представителей Государственной думы, Совета федерации и Общественной палаты.

Разумеется, «просвещенная» Европа и знать не знала, что за 70 лет до ее нынешних поисков наиболее эффективных форм в построении социального государства в концептуальном плане эти поиски уже шли в России. Эти наработки и сегодня могут помочь в формировании цели нашего общественного развития в условиях новой исторической эпохи, по крайней мере, на новую президентскую каденцию 2018–2024 годов, разработать основные черты идеологии новой эпохи и наметить дорожную карту в строительстве нового общества. Сегодня мы все еще не знаем, что строим, в каком конкретно обществе хотели бы жить через 15–20 лет. Настало время также определиться, к какому будущему следует стремиться в следующие 50–60 лет.

Первым в стране об этой проблеме заговорил глава государства. На внеочередном заседании президиума Экономического совета в мае 2016 года президент обратил внимание собравшихся на то, что резервы, которые двигали российскую экономику в нулевых годах и позволили существенно по сравнению с советским периодом, не говоря уже о 1990 годах, поднять уровень жизни граждан, исчерпали свой потенциал. «Если мы не найдем новых источников роста, – предупредил он, – то динамика ВВП будет находиться где-то около нулевой отметки» и предложил «наметить ключевые ориентиры экономической политики до 2025 года». Как мне сегодня представляется, реперные точки развития искомой модели государства на ближайшие 50—100 лет уже определены теми параметрами, которые в течение предыдущих двадцати лет задал российскому обществу Владимир Путин.

– С какой же исторической личностью могли бы вы сравнить Путина?

– Считаю Путина уникальным и вернусь к тому, что провожу линию: в истории России были три эпохи – Петра I, Сталина и Путина, которые вполне сопоставимы по своему политическому влиянию, международному авторитету.

– Не обвинят ли Путина в сталинизме?

– Для таких обвинений нет причин. Крови нет. Моя очередная книга будет называться «Внешняя политика Путина и Сталина: две расходящиеся вселенные». Если Сталин был имперского мышления, то Путин, повторю, противоположного, антиимперского. У меня три монографии о Сталине вышло. В третьей я написал, что Сталин действовал методами и способами нечеловеческими. А можно было ему политически, да и физически, сохраниться в тех условиях, нет – не сохранился бы. И государство бы не удержал.

Путин идет совсем другим путем. Вообще-то говоря, неподдельный интерес к личности Владимира Путина, уже два десятка лет пребывающего на вершине исполнительной власти такой, без всякого преувеличения, мировой державы, каковой является, вне всякого сомнения, Российская Федерация, вполне актуален. Во все времена человеческой цивилизации в эпохи исторических тектонических сдвигов роль политического лидера обретает особую значимость. От его поведения часто в решающей степени может зависеть исход (результат) этих сдвигов. Сошлюсь на близкий нам по времени пример.

Много лет занимаюсь изучением политической истории Югославии. Жил там много лет, защитил кандидатскую и докторскую диссертации по политической истории Социалистической Югославии (СФРЮ). Опубликовал ряд книг по этой проблематике и, хорошо зная бывшего лидера СФРЮ Иосипа Броз Тито, могу почти со стопроцентной уверенностью утверждать: если бы в марте 1999 года во главе страны находился он, то ни НАТО, ни США не решились бы бомбить Югославию, потому что одержать над ней победу военным путем было бы невозможно, а мировое общественное мнение однозначно встало бы на сторону Тито и Югославии, подвергло бы уничтожающему остракизму правительство США и руководство НАТО. Но Тито уже не было, и результат получился иной…

– Знакомый православный священник говорил недавно: в Петербурге учатся в Духовной академии китайцы, их прислали, чтобы они узнали, что такое православие. Один китайский студент, видно проникшись православием, рассказал, что в Китае образовался духовный вакуум. Дескать, экономически успешно развиваемся, а духовная ситуация не простая. Западные ценности им, как, впрочем, и нам, не подходят, они разъедают общество. Если этот вакуум не заполнить, то Китай может рухнуть, как Советский Союз…

– Если народ не будет поддерживать идеи того социального государства, которое еще «ленинградцы» разрабатывали, ничего не получится.

– На Западе боятся нашей духовности в сочетании с социальным моментом, тогда нас вообще ничем не взять. Путин говорит о национальных скрепах. Главной скрепой он называет патриотизм. Владимир Дмитриевич, с чем мы реально подходим к концу президентского срока Путина в плане наших скреп?

– Замкнутость только на поисках чисто экономических ориентиров развития может и не привести к желаемому результату. С моей точки зрения, общество в целом пребывает в каком-то межеумочном состоянии. Это подтверждают и многочисленные опросы общественного мнения. Вместе с тем, например, руководитель «Левада-центра» (признанного иностранным агентом) Лев Гудков, которого один уважаемый мной политолог назвал махровым антипутинцем, вынужден был недавно признать: поражен тем обстоятельством, что, несмотря на критику в адрес Путина, молодежь почти вся пропутинская.

А я вам расскажу о таком случае. Весной этого года охотился в одном из глухих углов Вологодской области. Мужики там были лет по пятьдесят – шестьдесят, серьезный все народ. И вот говорят они мне: ты там, в Москве, скажи Путину: если будет туго – мы придем…

Беседу вели

Валерий Панов и Алексей Тимофеев

Формула «Кадры решают все» актуальна и сегодня

– Владимир Дмитриевич, еще в 2003 году в ежегодном послании президента РФ Федеральному собранию России Владимир Путин ударил в набат: «Несмотря на огромное число чиновников, в стране ощущается тяжелейший кадровый голод. Голод на всех уровнях и во всех структурах власти, голод на современных управленцев, эффективных людей». И сегодня многие хорошие задумки руководства, на наш взгляд, пробуксовывают именно по вине кадров. Почему в число руководителей, как в высшем эшелоне власти, так и на местах, не всегда попадают высокопрофессиональные, достойные люди? Не кажется ли вам, что это проблема не народа вообще, но прежде всего конкретно политической элиты?

– Простите, но начну с того, что мне не нравится сам термин «элита». Слово это – не наше, оно отражает совсем не наше национальное, российское, тем более – русское самосознание, нашу политическую культуру. В ходу оно стало после либерально-демократической революции 1991 года, когда известный слой в лице окружения Ельцина (сам Ельцин едва ли до такого бы додумался) себя с большим удовольствием назвал элитой.

Приведу такой пример. В декабре 1991 года перед введением гайдаровской реформы к ее автору пришли два человека (один академик РАН, другой, как говорится, был на подходе к этому званию). Один был директором института, второй тоже стал потом директором (это экономические институты Российской академии наук). Они были с Гайдаром на «ты» и сказали прямо: «Егор, если ты введешь реформу с 1 января, то разрушишь всю экономику, поскольку цены подскочат не просто существенно, а в разы, а покрытия нет». На что Гайдар ответил (почти цитирую): «Цены, конечно, подскочат, но не более чем на 35–40 %. А поскольку в современной ситуации вы ничего не понимаете, то какой смысл продолжать наш разговор?»

Так и не договорились. А цены поднялись не в разы – в десятки раз. Наши академики действительно в Гарварде не учились, зато Гайдар и его окружение обучались там целых шесть месяцев, что и дало им основания считать себя элитой. До того некоторые из них, как известно, в Ленинграде на рынке цветами торговали… И как это сладостно зазвучало – элита…

– А какой вы предлагаете термин для определения руководящего состава?

– Я бы предложил название «политический класс».

Под политическим классом в современной политологии понимается слой: а) из которого формируются руководящие политические деятели; б) который влияет на кадровую политику и на определение курса, направления внутренней и внешней политики. Там есть разные, скажем так, лоббистские группы. Вот недавно я читал лекцию в одном храме в Петровском парке. И меня, можно сказать, атаковали вопросами: что, Путин не может назначить профессионального дипломата на Украину? Как мы помним, до Зурабова послом там был Черномырдин… Его кто назначил послом?

– Понятно, президент Ельцин.

– Нет, не он, а тот политический класс, одна группа которого окружала Ельцина.

– Куда входили Гайдар, Чубайс и К°?

– Туда много кто входил и входит. Они все на слуху – и Кузьминов, и Юргенс, и другие: это все одна лоббистская группа, эдакий политический слой. И при решении кадровых вопросов включаются в действие эти лоббисты, начинается перетягивание каната. Зурабов совсем не случайно стал министром здравоохранения. Также не случайно он был назначен и послом на Украину. Кстати, мало кто знает, что Зурабов – бизнес-партнер Порошенко. А еще Генри Форд говорил: «Я не понимаю бизнеса, основанного на дружбе, но я понимаю дружбу, основанную на бизнесе».

– Вы считаете, что вариант с назначением Зурабова верный, поскольку он бизнес-партнер Порошенко?

– Нет, конечно. Еще Маркс говорил, что истина всегда конкретна. Мы можем рассуждать очень много и долго, но если мы не будем наполнять наши размышления конкретным материалом, то никогда не приблизимся к тому, что называется истиной…

Вот и с Зурабовым ситуация непростая. Чтобы не быть голословным, приведу выдержку из очень популярной в российском политическом классе многотиражной газеты (число читателей переваливает за один миллион): назначение Зурабова сыграло немалую роль в обострении российско-украинских отношений. В самый их разгар «посол Зурабов сознательно блокировал на уровне посольства разведывательную и аналитическую информацию о возможном негативном развитии событий на Украине». В это же время Зурабов воспользовался своим положением, для того чтобы завести «совместный бизнес с будущим президентом Украины П. Порошенко» («Аргументы неделi», № 31, 21 августа 2014 г.).

– В предисловии к вашей новой книге вы пишете: «Судя по его собственным оценкам, Путин давно уже отдает себе отчет в том, что сталинская формула «Кадры решают все» актуальна и в нынешних условиях». И объясняете, почему у Путина не хватает достойных кадров и почему на уровне губернаторов идет постоянная ротация, а на уровне министров, наоборот, полная несменяемость. И вдруг приходите к неожиданному выводу: виновата коллективизация, которая подорвала основы русского народа – все основы, в том числе и кадровые.

Думается, это слишком: разве Сталин виноват в том, что, кроме Зурабова, не предлагаются другие кандидатуры? Или что – нет другого министра образования помимо Ливанова?

– И все же – давайте зададимся вопросом: сколько раз срезали интеллектуальный слой русского народа после 1917 года? Вначале вернувшийся в страну Ленин и его эмигрантское окружение в ходе Гражданской войны физически уничтожили прежний, сконцентрированный в городах, профессиональный управленческий слой российского общества, а позже выслали или вынудили эмигрировать интеллигенцию. А довершил эту работу уже Сталин. Проведя коллективизацию, он в буквальном смысле слова срезал весь довольно тонкий, активный управленческий слой крестьянского людского моря. Обезглавил, оставив лишь серую массу безынициативных людей, образно говоря, оставил крестьянский массив без головы.

Я лет сорок занимаюсь изучением политической истории России советского периода и отдельно темой Сталина. Кадры в России всегда выкристаллизовывались из общего русского моря, а это русское море всегда было крестьянством. И если мы говорим о русском народе, то что это такое? Это всегда было крестьянство.

– Почти 90 % населения.

– Именно. И крестьянство двигало наверх Ломоносовых… Сталин срезал верхний слой крестьянства. До сих пор точных цифр того, сколько людей было не просто раскулачено, а уничтожено, – нет.

– А какую цифру можете назвать вы?

– Цифра, которую удалось восстановить по документам, – это около двух миллионов уничтоженных физически (имеются в виду главы и члены их семей). Веками образовывался этот тонкий плодородный слой. Сталин убрал его за каких-то 5–6 лет. Для того чтобы возобновить этот процесс, требовались не годы – десятилетия… Вместе с тем крылатая сталинская фраза «Кадры решают все» показывает, что генсек очень хорошо понимал значение управленческого звена в развитии общества и в ручном режиме выдергивал эти кадры наверх. И они делали свое дело и в годы индустриализации, и в годы войны. Но сама же большевистская система, во-первых, уродовала со временем их сознание, а во-вторых, просто убирала со сцены, когда они выполняли порученные задачи. А кадровой подпитки из народа уже не было. Вот к 1985 году вся эта система сама себя и уничтожила, и рухнуло Советское государство.

– Простите, вы назвали миллионы уничтоженных, но ведь «враги народа» были и на спецпоселениях, там их не расстреливали…

– Да, были и спецпоселения. Только сейчас обнародованы сводки НКВД (я использовал эти данные в моих книгах). Есть и такие, скажем, записи, что закопали 300 или 400, а может быть, и 500 трупов – точной цифры чекисты назвать не смогли. Подобных записей много. «Наверх» десятками тысяч шли письма от так называемых спецпоселенцев. Они сообщали, что люди умирают от голода и их закапывают в землю чуть ли не живьем. На основе этих цифр и донесений НКВД появилось и число – около двух миллионов, но его, полагаю, нужно увеличить минимум в 2,5 раза. Может, и больше. В 2014 году Институт социологии РАН в объемном труде «Сталинизм и крестьянство» устами одного из участников этого труда сообщил, что в 1932–1933 годах сталинская аграрная реформа унесла жизни 7 млн человек, куда включены жертвы и голода, и раскулачивания и т. д. Можете почитать сборник научных статей и материалов «Сталинизм и крестьянство» (под редакцией П.П. Марчени и С.Ю. Разина. М., 2014).

А потом война уничтожила лучших. На войне действительно гибнет лучшая часть народа. Сколько лет нужно, чтобы народное море вновь дало нам то, что мы называем политическим классом, кадрами? Практика показывает – не год, не два, а 30, 40 лет.

– Что ж, действительно прежде всего выкашивались народные лидеры. В «Столетии», например, публиковался материал «Святая из рязанской глубинки» о новомученице Наталье Козловой, старосте церкви. Она бесстрашно протестовала против закрытия храма и была в 1937-м арестована и расстреляна вместе с еще двумя активными членами церковного совета. Или вот судьба прототипа Григория Мелехова из «Тихого Дона» – полного георгиевского кавалера Харлампия Ермакова, одного из руководителей Вешенского восстания 1919 года против расказачивания. Потом он воевал в буденновской коннице против поляков, жил у себя на родине. Но в 1927 году по личному указанию зампреда ОГПУ Ягоды был казнен. Можно вспомнить здесь и отца нашего замечательного писателя и кинорежиссера Василия Шукшина, 20-летнего крестьянского вожака Макара Леонтьевича, который был арестован в своем селе Сростки и расстрелян в 1933-м.

– В годы войны, во второй половине 1940-х годов в руководстве страны появились «ленинградцы», заговорили о бедах и правах русского народа, за счет которого прежде всего и строилась советская держава. Что сделал Сталин? Было сфабриковано Ленинградское дело. Людей расстреливали и отправляли в ссылку. «Столетие» давало мой материал об этом.

Хотя я и работаю в архивах, однако точную цифру пострадавших тогда тоже назвать не могу. В оценочном плане историки считают, что всего пострадали более 32 тысяч человек: исключены из партии (тогда это означало едва ли не смертный приговор) и уволены с работы только по той причине, что они были русскими и занимали руководящие должности.

– Вы хотите сказать, что кадровая чистка проводилась по этническому признаку?

– Была негласная установка: избавляться от русских руководящих работников.

– На первом плане стояло – русский?

– На первом плане стояло: русский руководящий работник.

Если русский, то, будь добр, бери метлу и иди работай. Сторожем – тоже пожалуйста. Вот с последствиями чего столкнулся сейчас Путин.

– Дмитрий Медведев, будучи президентом России, заявил, что создаст скамейку запасных руководителей, не менее сотни человек. И начал создавать. Среди прошедших отбор были и молодые люди. И где они все?

– Скажу больше: в прошлом году президент РФ подписал указ «О Комиссии при Президенте Российской Федерации по вопросам государственной службы и резерва управленческих кадров». Комиссия работает, но результатов деятельности ее пока не заметно.

– Так в чем дело?

– Ну нет их, кадров.

– Не может такого быть. Вы посмотрите, сколько граждан России работает за рубежом и достигает выдающихся успехов. Неужели все способные к государственной службе уехали и никого уже не осталось?

– Во-первых, не так много уехало. А во-вторых, в чем они достигают успехов? В науке, искусстве, в некоторых (в некоторых!) сегментах бизнеса… Это такая тоненькая пленочка, которая не имеет отношения к управлению ни народным хозяйством, ни экономикой, ни социальными процессами. Они просто на виду.

– Но ведь у нас есть Академия госслужбы при президенте, где должны готовить соответствующие кадры.

– Путин постоянно, а особенно в последние два – два с половиной года, шерстит губернаторов. Ежегодно приходится снимать с должности треть. Приходят новые и занимаются тем же – воруют. И при этом еще и не умеют управлять регионами.

– Неужели даже при оскудевшем кадровом потенциале нельзя найти в столь большой России самородков? Просто до сих пор не удается обуздать либеральный разгул, начавшийся еще двадцать с лишним лет тому назад…

– Действительно, мы по-прежнему упираемся в тот политический класс, который пришел к власти в 1991 году. Он держит и сегодня многие ключевые высоты… Эти люди и кадровую селекцию проводят, и бьют по головам тех, кто мог бы вырасти в хорошего руководителя.

Вообще говоря, мы видим сейчас двоевластие в политическом классе, вокруг Путина борются две очень мощные группировки. Путин стоит над ними…

– Кстати, мы никак не затронули систему негативного отбора, который особенно яростно проводился в 1990-х годах. А ведь проводился он и после войны: многих фронтовых героев задвигали тогда куда подальше, ведь они люди прямые, люди действия.

– Дело в том, что русский народ после войны поднял голову – это он ту войну выиграл. Сталин это отметил, но ему этот факт не понравился.

И были ли извлечены все уроки из той войны? Я в 1961 году, будучи солдатом, членом сборной команды спортсменов Вооруженных сил СССР, лично разговаривал с маршалом Рокоссовским, он был очень интеллигентный человек. Когда я спросил его: «У вас громадный опыт, он, наверное, востребован?» Маршал сказал: «К сожалению, нет».

– Кстати, в армии особые отделы «фильтровали» людей, способных на самостоятельные поступки, их тоже старались задвигать.

– В мирное время и в армии трудно продвинуться самостоятельному человеку. Еще труднее, чем на гражданке.

– И в политических верхах люди с высокими качествами неумолимо «задвигались». А.Н. Косыгин говорил «Сожрут меня эти украинцы…» Что и произошло. По мнению некоторых писателей и историков, на высшем уровне проводил селекцию председатель КГБ Андропов. И Горбачева он привел к власти, это факт. А перед этим были устранены остальные претенденты на пост генсека. Странно ушел из жизни белорусский лидер Машеров, член политбюро ЦК КПСС Ф. Кулаков, на чье место и пришел Горбачев. Есть различные версии по этому поводу… Автор нашей газеты Владислав Николаевич Швед рассказывал, что, став вторым секретарем ЦК КП Литвы, в 1990–1991 годах был поражен уровнем работников центрального аппарата партии – это были серые исполнители, думающие только о своей карьере. Один из старых партработников говорил о них – если генсек прикажет повеситься, они спросят – принести ли свою веревочку…

– С Кулаковым я лично много разговаривал в июле 1978 года в Белграде, когда он приезжал с визитом в Югославию. Он произвел на меня впечатление сильного, грамотного руководителя, был крепок физически. И вдруг узнаю, что он по возвращении в Москву скоропостижно скончался. Секретарь ЦК, член политбюро, похоронен в Кремлевской стене, а загляните в Российскую энциклопедию – его там нет. Был бы другой национальности, наверное, в энциклопедию-то был бы включен…

Грустная картина получается. В своей книжке «Ленинградское дело» я высказываю мысль о том, что, на мой взгляд, с начала 2000-х нужно два-три поколения, чтобы вырастить достойные кадры.

– Вряд ли история даст нам столько времени… Может быть, в экстремальной ситуации, которая вполне вероятна, выдвинутся люди, которым пока перекрыты ходы?

– Да ситуация уже сейчас экстремальная! Известный американский политолог Стивен Коэн недавно выступил по российскому телевидению, его выступление перепечатала «Российская газета». Так вот, он сказал, что Обама уже поставил отношения с Россией на грань войны. А он знает, что говорит. Мы стоим на пороге горячей войны.

– События развиваются так быстро, что с новыми кадрами можем и не успеть…

– Считаю, что сегодня мы балансируем на грани эволюции и экстремальной ситуации…

– Тогда такой вопрос: вы можете сказать нам хоть что-нибудь оптимистическое?

– До последнего времени я был пессимистом. Я не понимал, чего хочет Путин. Сегодня в его действиях я вижу стойкую тенденцию на восстановление мощи России. Крым вот воссоединился с Россией. Огромные деньги вкладываются в перевооружение Черноморского флота, сухопутных войск. Все это очень сильно напугало США, поэтому политический класс Америки взял курс на политическое устранение Путина. Только ничего из этой затеи не получится: народ российский признал Путина своим лидером и поверил в него. Перед Путиным сейчас, как я вижу, стоит непростая задача подготовить через 7–8 лет преемника своего политического курса. Позитивные примеры в истории, к счастью, имеются. Наша российская ситуация очень сильно напоминает ситуацию в Германии во второй половине 1940-х годов. У Германии тогда тоже нашелся лидер – Конрад Аденауэр. 73 года ему было, когда он пришел на пост канцлера ФРГ. А со своей должности немцы отпустили его только через 15 лет. Первые 7 лет он искал преемника своего курса на возрождение Германии, а вторые семь этого преемника, под своим крылом, учил управлять страной. Я имею в виду Людвига Эрхарда. И ведь получилось! ФРГ в конечном итоге стала одной из ведущих держав мира. Кто нам мешает повторить этот опыт?!

– Недавно были опубликованы результаты социологического исследования, которые показали, что 67 % россиян выступают за то, чтобы после 2018 года Путин остался президентом.

– Ему надо остаться. Но где-то на половине второго срока он должен найти себе преемника.

– Вы назвали Аденауэра. А кого еще из исторических личностей можно было бы сравнить с Путиным?

– Я хорошо знал знаменитого реформатора Ли Куан Ю, он в Сингапуре тоже столкнулся с очень тяжелой ситуацией. Но что такое Сингапур в сравнении с Россией? А вот в ФРГ в 1949 году ситуация была подобна нынешней нашей: кадров нет. Аденауэр, повторяю, 15 лет выводил страну из кризиса.

Так что все решают кадры. А что можем сделать мы? Говорить о кадровой проблеме, писать и обсуждать эту тему. Еще Пушкин был убежден, что слова есть действие.

Беседу вели

Валерий Панов и Алексей Тимофеев

Владимир Кузнечевский

Родился в 1939 году в Тюмени. Окончил философский и экономический факультеты МГУ имени М.В. Ломоносова. Профессор, кандидат философских наук, доктор исторических наук. По первой профессии – геолог-разведчик (закончил полный курс Бодайбинского горного техникума, Иркутская область), в 1950-х годах – начальник геолого-поисковых отрядов в Восточной Сибири, на Алтае, в Забайкалье. В 1970-х годах – научный сотрудник ИЭМСС АН СССР, первый секретарь посольства СССР в Югославии, в 1980–2006 годах – ученый секретарь Президиума АН СССР, заместитель главного редактора правительственной «Российской газеты». С 2009 года – ведущий научный сотрудник Российского института стратегических исследований, советник директора РИСИ. Автор 15 монографий и более 200 научных публикаций о политической истории России (СССР) в XX веке и Югославии.

Примечания

1

Аргументы недели. 2017. 7 декабря. С. 2, 8–9.

(обратно)

2

Московский комсомолец. 2017. 14 сентября.

(обратно)

3

Ростовский М. Секретный враг Путина // MK. 2017. 12 декабря. С. 1, 2.

(обратно)

4

Попов Г. Пророки в своем Отечестве // MK. 2017. 28 ноября. С. 5.

(обратно)

5

Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 1. С. 448; Т. 2. С. 552–553; Т. 4. С. 338–339. Т. 37. С. 380.

(обратно)

6

Там же. Т. 1. С. 448.

(обратно)

7

Там же. Т. 2. С. 552–553.

(обратно)

8

Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 4. С. 338—339.

(обратно)

9

Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 37. С. 380.

(обратно)

10

Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 37. С. 380–381.

(обратно)

11

Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 38. С. 163.

(обратно)

12

Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 38. С. 184–185.

(обратно)

13

Булгаков МЛ. Из лучших произведений. М.: ИЗОФАКС, 1993. С. 123.

(обратно)

14

Попов Г. Пророки в своем Отечестве // MK. 2017. 28 ноября. С. 5.

(обратно)

15

The American Spectator. USA. New York. 06.08.2001.

(обратно)

16

О существовании этого сверхсекретного документа рассказал в своих мемуарах после выхода по возрасту на пенсию бывший глава Службы военной контрразведки ФРГ генерал бундесвера Герд-Хельмут Комосса. См.: Комосса Г.-Х. Немецкая карта: Тайная игра секретных служб. М.: Фолио, 2009. С. 28.

(обратно)

17

Макиавелли Н. Сочинения исторические и политические. Сочинения художественные. Письма: Сб.: Пер. с итал. М.: НФ «Пушкинская библиотека»; ACT, 2004. С. 469.

(обратно)

18

Толстой Л.Н. Война и мир. Т. Ill – IV. М.: Эксмо, 2017. С. 257.

(обратно)

19

См. статью Алены Лоскутовой «Китай прокладывает железный «Шелковый путь» к лидерству» от 04.09.2015 г. в публикации Информационно-аналитической службе «Русской народной линии» (время обращения: 03.11.2015).

(обратно)

20

Формула «новое историческое время России» введена в оборот гениальным русским мыслителем Л.Н. Гумилевым (1912–1982). Он употребил это выражение в своей последней прижизненной работе «От Руси до России» (М.: Сварог и К. 1998. С. 194), которую он лично подготовил к печати. Под новым историческим временем Лев Николаевич обозначил процесс выхода Руси XV века под руководством великого князя Ивана III в Европу, при котором русский этнос добровольно вошел «в круг цивилизованных народов» с желанием сотрудничества, но неукоснительно сохранял при этом «право быть самим собой».

(обратно)

21

Блоцкий О.М. Владимир Путин. Биография. Евразийское от деление Международного союза экономистов, 2005. С. 255–257.

(обратно)

22

Блоцкий О.М. Указ. соч. С. 328–329.

(обратно)

23

Медведев Р.А. Владимир Путин. М.: Молодая гвардия, 2007. С. 118. Стоит при этом отметить, что и при таком фантастически быстром подъеме на высшие этажи власти Путин, похоже, успешно избежал так называемой «кессонной болезни», о наличии которой в политике еще в 1969 году кратко, но емко написал легендарный наш флотоводец адмирал флота Н.Г. Кузнецов (1904–1974), который в 1939 году сам в 34 года занял, по личному распоряжению Сталина, должность наркома военно-морских сил: «Быстрый подъем опасен не только для водолазов. Быстрое повышение по служебной лестнице таит в себе немало опасностей». См.: Кузнецов Н.Г. Накануне. М.: Воениздат, 1969. С. 141.

(обратно)

24

Медведев Р.А. Указ. соч. С. 339–340.

(обратно)

25

Ельцин Б.Н. Президентский марафон. М., 2000. С. 359.

(обратно)

26

Ельцин Б.Н. Указ. соч. С. 79.

(обратно)

27

Там же. С. 380.

(обратно)

28

Ельцин Б.Н. Указ. соч. С. 380.

(обратно)

29

Моисеев Н.Н. Агония: размышления о современном тоталитаризме // Свободная мысль. 1999. № 5. С. 20.

(обратно)

30

Вьюницкий В. Черты невидимки: каким будет политический лидер постъельцинского типа // Диалог. 1993. № 3. С. 17–20.

(обратно)

31

Медведев Р.А. Указ. соч. С. 372.

(обратно)

32

Геворкян Н., Колесников А., Тимакова Н. От первого лица. Раз говоры с Владимиром Путиным. М.: Вагриус, 2000. С. 185–186.

(обратно)

33

Что уж говорить о рядовых офицерах, когда в период чеченской войны под предлогом того, что не стоит «служить в той армии, которую (якобы. – В. К.) используют против своего народа», отказались участвовать в боевых действиях в Чечне и защищать государственное единство России такие боевые и заслуженные генералы, как заместители министра обороны РФ Э.А. Воробьев и Б.В. Громов, но которые при этом с удовольствием, за хорошее денежное вознаграждение, приняли участие в политической деятельности и в высших звеньях государственной власти.

(обратно)

34

Геворкян Н., Колесников Л., Тимакова Н. Указ. соч. С. 133.

(обратно)

35

. Выступление Владимира Путина перед доверенными лицами. 12.02.2004.

(обратно)

36

«Некоторые из них (олигархи), когда я был председателем правительства и когда Ельцин уже объявил о том, что я буду баллотироваться в президенты, пришли ко мне в кабинет в Белый дом, сели напротив и сказали: «Ну, вы понимаете, что президентом вы не будете здесь никогда?» – вспоминает Путин. – Я сказал: «Посмотрим».

(обратно)

37

Мартынов К., редактор отдела политики и экономики. Памяти академика Примакова и его России // Новая газета. 2015. 29 июня. С. 10.

(обратно)

38

На то, что Путин до сегодняшнего дня не снимает темы проведения «революции сверху», в декабре 2017 года обратил внимание Ю.М. Лужков (см. его цитату на этот счет, приведенную в предисловии к настоящей книге). В том же декабре мне как-то довелось услышать из кругов администрации президента и совсем уж любопытную фразу: якобы Путин летом 2017 года обмолвился о том, что в 2017 году нам нужно подготовиться к грядущим переменам, в 2018-м – решить, как к этим переменам приступить, с тем чтобы начать действовать.

(обратно)

39

Кудрин А.Л. – председатель некоммерческой организации Центра стратегических разработок, декан факультета свободных искусств государственного Санкт-Петербургского университета, главный научный сотрудник Института экономической политики им. Е.Т. Гайдара, председатель некоммерческой организации Комитета гражданских инициатив.

(обратно)

40

URL а также: 2017.civil-forum. ru (время обращения: 27.11.2017)

(обратно)

41

См.: World Happiness Report 2017 Sustainable Development A Global Initiative for the United Nations URL: / news/2017/03/20/7316 (время обращения: 09.11.2017).

(обратно)

42

Литературная газета. 2017. 2–8 августа. С. 17.

(обратно)

43

Почему в 2017 году в России не будет революции? Интервью с директором «Левада-центра» Львом Гудковым // MK. 2015. 7 августа.

(обратно)

44

Почему в 2017 году в России не будет революции? Интервью с директором «Левада-центра» Львом Гудковым // MK. 2015. 7 августа. С. 6.

(обратно)

45

Почему в 2017 году в России не будет революции? Интервью с директором «Левада-центра» Львом Гудковым // MK. 2015. 7 августа; Башкатова Л. Треть граждан не поверили в светлое будущее // НГ. 2017. 23 ноября. С. 4.

(обратно)

46

См. сайт «Русский эксперт». 13.09.2015. .

(обратно)

47

См. статью К. Гурдина «Рекорд в квадрате» под рубрикой «Народные деньги» в еженедельнике «Аргументы неделЬ>. № 4. 2015. 5 февраля. С. 5.

(обратно)

48

См.: Российская газета. 2015. 17 августа. С. 1, 5.

(обратно)

49

Газета. Ру. 2015. 6 сентября.

(обратно)

50

См.: Российская газета. 2017. 27 декабря. С. 13.

(обратно)

51

Бызов Л.Г. Контуры новорусской трансформации. Социокультурные аспекты формирования современной российской нации и эволюция социально-политической системы. М.: РОССПЭН, 2013. С. 185–186.

(обратно)

52

Безусловный базовый доход (или: Безусловный основной доход [БОД] – социальная концепция, предполагающая регулярную выплату определенной суммы денег каждому члену определенного сообщества со стороны государства вне зависимости от уровня создаваемого им для себя денежного дохода и без необходимости с его стороны выполнения какой-либо общественно полезной работы.

См. подробнее переведенный на русский язык коллективный труд 15 авторов из стран Евросоюза под руководством профессора Гетца Вернера из Межфакультетского института предпринимательства Технического университета города Карлсруэ (ФРГ): Идея освобождающего безусловного основного дохода. Карлсруэ. ФРГ, 2005.

(обратно)

53

Видмер М. Стоит ли вводить безусловный доход в Швейцарии? Портал «Швейцария деловая». 2016. 5 мая.

(обратно)

54

См.: «Финский эксперимент». Редакционная статья // Ведомости. 2015. 9 декабря; Тюльпан завял. Король Нидерландов объявил о завершении этапа Всеобщего благоденствия.

(обратно)

55

Ведомости. 2013. 22 сентября.

(обратно)

56

На русском языке: Аджемоглу Д., Робинсон Д. Почему одни страны богатые, а другие бедные. Происхождение власти, процветания и нищеты / Пер. с англ. Д. Литвинова, П. Миронова, С. Сановича. Предисловие к рус. изд. А.Б. Чубайса. М.: ACT, 2017. 693 с.

(обратно)

57

Жданов ЮЛ. Взгляд в прошлое: воспоминания очевидца. Ростов н/Д: Феникс, 2004. С. 221.

(обратно)

58

РГАНИ. Ф. 3. Оп. 22. Ед. хр. 108. Л. 1. Решение политбюро ЦК ВКП(б) от 7 января 1947 г. № П56/34 100-кп.

(обратно)

59

См. выписку из протокола № 59 заседания политбюро от 15 июля 1947 г., и. 48, «О проекте новой Программы ВКП(б). РГАНИ, Ф. 3. Оп. 22. Ед. хр. 108. Д. 7-Д/1-2. Л. 7.

(обратно)

60

РГАСПИ. Ф. 77. Оп. Д. 797. Л. 7–8.

(обратно)

61

Там же.

(обратно)

62

Полный текст этого документа см.: РГАНИ Ф. № 3. Оп. 22. Ед. хр. № 107—108а. Л. 105–152. Все дальнейшие цитаты из проекта Программы даются по этому источнику.

(обратно)

63

Много лет спустя, в 1980-х годах, я работал в должности ученого секретаря президиума АН СССР – помощника вице-президента АН СССР П.Н. Федосеева, многолетнего члена ЦК КПСС. Петр Николаевич был человеком очень сдержанным в разговорах на политические темы (научишься быть сдержанным, если с конца 1920-х годов задействован в работе в аппарате ЦК РКП(б) и минимум один раз в неделю сталкиваешься со Сталиным). Но ежедневные мои рабочие контакты с ним по нескольку раз в день по руководству гуманитарными институтами Академии наук делали свое дело. Я в эти годы как раз завершал свою работу над 640-страничной политической биографией Сталина и постоянно «терзал» своего шефа вроде бы нечаянными вопросами по интересующей меня тематики. И своего добивался.

А у академика М.Б. Митина я ежемесячно в качестве секретаря партбюро парторганизации аппарата Президиума АН СССР принимал партийные взносы и тоже беседовал на интересующие меня темы. Надо сказать, Марк Борисович был, к моей радости, много разговорчивее Федосеева, чем я, каюсь, нередко «злоупотреблял».

(обратно)

64

Алексей Николаевич Волынец – единственный на сегодняшний день исследователь, кто досконально изучил в архивах все бумаги А.А. Жданова, включая и его записные книжки. Но он не обнаружил в Фонде Жданова никаких упоминаний, которые бы указывали на то, что заместитель Сталина обсуждал со своим шефом проект Программы ВКП(б). А обычно Андрей Александрович скрупулезно помечал в своих записных книжках рабочие контакты с генеральным секретарем. Это обстоятельство может означать только одно – Сталин в раздражении не захотел этого делать.

(обратно)

65

Пыжиков А.В., Данилов АЛ. Рождение сверхдержавы. 1945–1953 годы. М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2002. С. 132–133.

(обратно)

66

Пыжиков А.В., Данилов А.А. Указ. соч. С. 138–139.

(обратно)

67

Пыжиков А.В., Данилов А.А. Указ. соч. С. 207, со ссылкой на РГАСПИ.

(обратно)

68

Сталии И. Экономические проблемы социализма в СССР. М., 1953. С. 43–44.

(обратно)

69

Там же. С. 48, 54–55.

(обратно)

70

3 января 2015 года, будучи на охоте в Вологодской области, я услышал в своем транзисторе выступление председателя российской КПРФ Г. Зюганова, который убежденно говорил о том, что И. Сталин в октябре 1952 года в своем труде «Экономические проблемы социализма в СССР» один в один описал ситуацию в современной экономике Российской Федерации, какой она должна бы быть, то есть единая государственная собственность на все активы, бестоварное производство, прямой продуктообмен и т. д. Создается впечатление, что Г. Зюганов даже в руках не держал этот сталинский труд.

(обратно)

71

Пыжиков А.В., Данилов А.А. Указ. соч. С. 154.

(обратно)

72

Взгляд. 2014. 16 января.

(обратно)

73

Каденция (ит.) – виртуозный пассаж или большая вставка, первоначально импровизационного характера, встречающаяся главным образом в инструментальном концерте и представляющая собой свободную фантазию на главные темы концерта. Обычно исполняется солистом без аккомпанемента оркестра.

(обратно)

74

См. статью доктора экономических наук Н. Кричевского «Предкам бы наши проблемы. Так хорошо, как мы живем сегодня, раньше не жили никогда» // MK. 2015. 29 декабря. С. 3.

(обратно)

75

Медведев Р.Л. Указ. соч. С. 260. Исходя из своего личного опыта, хотел бы подтвердить выводы Роя Александровича. В 1980-х годах я занимал должность ученого секретаря Президиума АН СССР, в обязанности которого, среди прочего, входила и координация экономических исследований в стране по линии Академии наук. Десятки раз по распоряжению руководства Академии наук и ЦК КПСС я сам создавал рабочие комиссии из состава виднейших советских ученых-экономистов по решению конкретных экономических проблем национального уровня и неоднократно убеждался в правоте выводов по поводу того, о чем пишет Рой Александрович Медведев.

(обратно)

76

См.: Независимая газета. 2017. 18 октября. С. 4.

(обратно)

77

Подробнее см.: ТАСС: .

(обратно)

78

Славин Б. Спектакль о цифровизации России // Ведомости. 2017. 12 июля.

(обратно)

79

Ивантер В. Одной цифры не хватило // Российская газета. 2017. 28 августа. С. 4.

(обратно)

80

Аргументы недели. 2017. 7—13 декабря. С. 24.

(обратно)

81

См.: Аджемоглу Д., Робинсон Д. Почему одни страны богатые, а другие бедные. Происхождение власти, процветания и нищеты. М: ACT, 2017. 693 с.

(обратно)

82

РГ. 2017. 27 сентября. С. 14.

(обратно)

83

Кричевский Н. Что нам до Нобеля? Отечественной экономике российское население – это только помеха // МК. 2017. 17 октября. С. 3.

(обратно)

84

Литературная газета. 2017. 2–8 августа. С. 17; 1–7 ноября. С. 11.

(обратно)

85

Интервью В.Д. Кузнечевского интернет-газете «Столетие» 7 декабря 2017 года.

(обратно)

Оглавление

Предисловие На переломе

Глава 1 Историю творит народ, но изменяется она под воздействием исторических личностей

  «Сила вещей»

Глава 2 «Эпоха Путина»

  Прелюдия

  Кого на царство?

  Без революционных амбиций не стоило и браться

Глава 3 Счастье – категория субъективная, но база у него материальная

  Утечка мозгов

Глава 4 Конец эпохи потребления

  Швейцарский референдум и тронная речь короля Нидерландов

Глава 5 Крах социального государства Николая Вознесенского

  Коммунизм в 1980-м – реально?

Глава 6 Конец «Эпохи Путина» – начало новой социальной реальности

Как уходили великие

«Коекакеры» от экономики

Россия при Путине или Путин при России, или По силам ли президенту вывести страну из «когнитивного диссонанса»?

Приложение

  Что будет с Россией после Путина?[85]

    На Путине заканчивается имперская история России

    Путину нужна не победа на выборах, а преумножение русского народа

    Модель государства и реперные точки его развития на ближайшие 50 – 100 лет задал владимир путин

  Формула «Кадры решают все» актуальна и сегодня

Владимир Кузнечевский Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg