«Тайная власть Британской короны. Англобализация»

Тайная власть Британской короны. Англобализация (fb2) - Тайная власть Британской короны. Англобализация 1574K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Алексей Владимирович Кузнецов

Алексей Владимирович Кузнецов Тайная власть Британской короны. Англобализация

© А.В. Кузнецов, 2016

© Книжный мир, 2016

Введение

В 2008 г. в журнале «Форин афферс» было опубликовано эссе «Эпоха бесполярности». Его автор, президент Совета по международным отношениям Р. Хаас, утверждал, что, в отличие от биполярного мира, определявшего организацию международных отношений на протяжении большей половины XX в., современный мир бесполярен в том смысле, что наряду с такими ключевыми суверенными игроками, как США, ЕС, Россия, Индия, Бразилия и Китай, в мире доминирует не один десяток других игроков, обладающих различными инструментами глобального влияния и использующих их для продвижения собственных интересов в международных отношениях. К ним, в частности, относятся транснациональные корпорации, глобальные средства массовой информации, международные, благотворительные, неправительственные, религиозные организации, политические партии, террористические группировки, наркокартели. Итак, Р. Хаас делает вывод, что сила и влияние в современном мире не столько сконцентрированы, сколько распределены[1].

В общем и целом данное утверждение не вызывает особых возражений, если только не принимать во внимание тот факт, что все упомянутые глобальные игроки так называемого бесполярного мира взаимодействуют в рамках практически единого идеологического, политического, экономического, юридического и информационного поля. Функционирование этого пространства в значительной степени подчиняется законам и правилам, имеющим своё происхождение из вполне определённого уникального цивилизационного центра – Британии – единственной в мире страны, в названии которой до сих пор сохраняется сравнительная степень Великая.

Именно британцам принадлежит первенство в практической реализации тех революционных идей, которые изначально предопределили мотивацию человека в борьбе за обретение индивидуальных прав и свобод, а также в значительной мере содействовали ликвидации барьеров, стоящих на пути международного сотрудничества, через интеграцию региональных и локальных экономик и культур в глобальную систему торговли и коммуникаций. Посредством переработки знаний о разрозненных культурах и цивилизациях, собранных английской метрополией в её колониях, протекторатах и зависимых территориях, британские экономисты первыми обосновали и экспортировали в остальные страны теории международного разделения труда, тем самым проложив интеллектуальную колею экономической глобализации.

На подготовительных этапах глобализации Великобритании (в отличие от других ее потенциальных лидеров – Португалии, Испании, Голландии, Франции и Германии) удалось объединить в целостную систему, казалось бы, несовместимые понятия: парламент и монархию, колониальную империю и региональное самоуправление, рынок и государство, конкуренцию и монополии, свободу торговли и протекционизм, финансово-промышленных магнатов и мелких лавочников, кустарные промыслы и массовое транснациональное производство, централизованную денежную систему и гибкое финансирование бизнеса, прозрачность информации и обладание скрытыми знаниями, иерархию и эгалитаризм, пацифизм и милитаризм, индивидуализм и коммунитарность, инновационность и традиционализм, роскошь и самоограничение. Объединение всех этих составляющих и привело к созданию монолитной нации, что позволяло Соединённому Королевству на протяжении столетий не только поддерживать относительно мирное и бесконфликтное существование внутри страны, но и, через сотканную паутину невидимых транснациональных связей, выступать неформальным институциональным дирижером современных международных процессов, негласно оказывая существенное влияние на процессы глобальных межсистемных трансформаций и развитие всех остальных мировых экономических центров – от США и Евросоюза до Японии, Китая и России.

Несмотря на то, что в период между двумя мировыми войнами США фактически вытеснили Великобританию на позицию «державы второго ранга», именно на Соединённом Королевстве лежит львиная доля ответственности за подведение человечества под знаменатель глобализации. Для обоснования данного тезиса для начала отметим ряд особенностей, которые позволяют ассоциировать Великобританию с геоцивилизационным центром современной мир-системы.

Прежде, всего, это такой неотъемлемый атрибут современного рыночного хозяйства, как право частной собственности на землю. Британия первой среди европейских государств, ещё в 1085 г., по приказу Вильгельма Завоевателя провела поземельную перепись, ставшую известной под названием «Книга Страшного суда», которая заложила основу современной практики ведения земельного кадастра. А уже в 1215 г. в Англии была принята Великая хартия вольностей, которая ограничила власть монарха в пользу крупных частных землевладельцев (баронов) и послужила примером для подражания другим европейским странам.

Теперь, что касается индивидуальных свобод. Крепостное положение в Англии исчезло к концу XVI в.[2], тогда как в США система рабовладения просуществовала вплоть до 1865 г. Также стоит отметить значительный вклад в зарождение либеральной идеологии таких британских мыслителей, как А. Смит, Дж. Локк, Дж. Ст. Милль, идеи которых приобрели чрезвычайную популярность во всём мире.

Промышленная революция. Англия первой осуществила переход от аграрного уклада к индустриальной экономике, невероятно усовершенствовав возможности мировой торговли и коммуникаций благодаря широкомасштабному строительству железных дорог, пароходов и проведению межконтинентального кабельного телеграфа. Используя в производственном процессе революционную идею разделения труда и вооружив мир идеологией «невидимой руки» частного благополучия, Британия тем самым поспособствовала зарождению современной эры массового потребления и материального фетишизма.

Свободное рыночное хозяйство. Именно британским философам и экономистам принадлежит первенство в популяризации принципа государственного невмешательства в экономические процессы («laissez-faire»), что открыло дорогу к отмене государственных субсидий и снятию юридических барьеров для осуществления свободной международной торговли. Следует помнить и о том, что идея снижения тарифных барьеров, положенная американцами в основу ГАТТ/ВТО в 1947 г., была реализована на практике Великобританией ещё в 1860 г., когда страна упразднила импортные пошлины на промышленные товары и безуспешно пыталась добиться принятия режима свободной торговли с другими странами мира.

Теоретическое обоснование современной теории международной торговли также было представлено британцами – Д. Юмом, А. Смитом, Д. Рикардо. Идеи еще одного британского гения Дж. М. Кейнса (в несколько измененной американцами форме) были положены в основу ныне действующей международной валютно-финансовой и торговой систем еще в 1944 году на Бреттон-Вудской конференции[3]. Уже в 1944 г. Дж. М. Кейнс пришел к заключению, что в регулировании международной экономикой количеству поставленных целей должно соответствовать такое же количество политических инструментов. Полная занятость должна достигаться инструментами фискальной политики (компетенции национальных правительств), корректировка платежных балансов – за счет регулируемых валютных курсов (МВФ), поощрение международной торговли – путем снижения тарифных барьеров (Международная торговая организация), экономическое развитие – через официальное международное кредитование (Всемирный банк)[4].

Централизация финансовой системы. Британия первой из великих метрополий централизовала свою денежно-финансовую систему, учредив в 1694 году Банк Англии, а затем подчинив правительству системы сбора налогов и государственного долга, что обеспечило Лондону статус первого глобального финансового центра, а фунту стерлингов – первой мировой резервной валюты. Для закрепления своих ведущих позиций в системе мировых финансов Британия отвела себе ключевую роль в создании и работе финансового комитета Лиги Наций (обеспечившим Англии главенствующее место в золотодевизном стандарте), первой международной финансовой организации – Банка международных расчетов (по сей день координирующего действия центральных банков крупнейших экономик планеты), а также в учреждении МВФ и Всемирного банка. Запущенные англичанами механизмы эмиссионной монополии, фондированного долга, международной резервной валюты, рынка евродолларов, офшорных финансовых центров по сей день позволяют англосаксонским нациям-гегемонам контролировать систему глобальных финансов, безнаказанно оставаясь при этом крупнейшими странами-должниками.

Транснационализация бизнеса. Англия создала первый прототип современных ТНК – Британскую Ост-Индскую компанию (1600 г.), которая сыграла ключевую роль в открытии и интеграции в мировую экономику богатейших рынков Индии и Китая. На ранних этапах глобализации Британии удалось опутать мир сетями своих торговых, финансовых, юридических и аудиторских компаний, многие из которых зарегистрированы в англосаксонских офшорных юрисдикциях, что в значительной мере способствует тому, чтобы сегодня большинство транснациональных сделок в мире осуществлялось в соответствии с принципами английского (англо-американского) общего права.

Империализм. Развитие британского капитализма сопровождалось созданием крупнейшей финансовой империи в истории человечества. Преимущества британского империалистического капитала были абсолютными: в 1904 г. Англия имела 50 колониальных банков с 2279 отделениями (в 1910 г. – 72 с 5449 отделениями). Для сравнения: Франция имела 20 банков со 136 отделениями; Голландия – 16 с 68, а Германия – только 13 с 70 отделениями[5]. США на этом этапе вовсе не имели транснациональных банков. Проницательно предвосхищая положение суверенных государств на современной геофинансовой арене, В.И.Ленин указывал, что основу империализма составляет финансовая олигархия и финансовый капитал, который выступает решающей «силой во всех экономических и во всех международных отношениях, что он способен подчинять себе и в действительности подчиняет даже государства, пользующиеся полнейшей политической независимостью»[6]. Сформулированные В.И.Лениным признаки определения империализма обретают новое качество в условиях финансовой глобализации. Сегодня Великобритания не только контролирует одну треть глобальных финансовых потоков, но также (наряду с США) значительную долю корпоративных активов и земельных ресурсов планеты.

Политическая система. Несомненна также и популярность британской модели представительного правления. В период с 1974 г. по 2007 г. число демократических государств в мире увеличилось с 41 до 123, что, в свою очередь, привело к сокращению числа монархий до 35. При этом в самом Соединенном Королевстве не существует писаной конституции, а система английского общего права наделяет британского монарха таким объемом прав и полномочий, которым не обладает ни один другой из действующих глав государств мира.

Информационное общество. Не последняя роль принадлежит Британии также и в информационной революции. В 60-е гг. XIX века британцы создали первую глобальную информационную империю, связав континенты трансатлантическим кабельным телеграфом. А в 80-е гг. XX века британцу Тиму Бернесу Ли пришла идея превратить Интернет из узкопрофильного научного продукта по обработке, хранению и управлению электронными данными в товар массового потребления – Всемирную паутину[7]. Коммерциализация этого проекта и вовсе привела к созданию нового виртуального жизненного пространства с обеспечением всех жителей планеты индивидуальной «жилплощадью» в интернетовских соцсетях. Стремительное и всепроникающее внедрение англосаксонских ценностей в традиции и быт различных рас и народов было осуществлено благодаря британскому первенству в адаптации передовых информационных технологий к их массовому применению, популяризации английского как языка международного общения, а также монополизации англо-американскими компаниями глобальных средств массовой информации. При помощи этого виртуального ресурса сегодня англосаксы осуществляют в планетарных масштабах перестройку человеческого сознания под принятие и непротивление идеологий естественного отбора и рыночного фундаментализма.

И это далеко не полный перечень всех заслуг англичан.

Необходимо признать, что после Второй мировой войны доминирующее положение в процессах глобализации занимают США, особенно вслед за тем, как под их патронатом был создан ряд ключевых универсальных международных организаций, в которых они получили ведущие позиции. Однако в стратегическом плане США всё же принадлежит второстепенное место, поскольку под стратегией понимается общий план действий, охватывающий более продолжительный период времени. Это способ длительного достижения сложной цели.

Конечно же, если рассматривать глобализацию как процесс слияния рынков отдельных продуктов, производимых транснациональными компаниями (определение Т. Левитта), тогда, преимущества США – бесспорны[8]. Но, если посмотреть на глобализацию не в узком корпоративном смысле, а в более широком контексте – как на распространение определённой системы ценностей (образа жизни), тогда очевидно, что инициатором этого процесса выступает Великобритания.

Для подчеркивания особой роли Британской империи в распространении англосаксонской цивилизации в глобальных масштабах британский историк Ниал Фергюсон ввел неологизм «англобализация». Однако цивилизаторская миссия англосаксов не является историческим реликтом, она продолжает воплощаться в жизнь, приобретая новое институциональное содержание. Изучению факторов, указывающих на центральное место Великобритании в развитии современного мирового хозяйства, рассмотрению инструментов контроля над глобальным финансовым, экономическим и информационным пространством, оценке влияния англосаксонской модели на конкурирующие системы капитализма, а также анализу взаимоотношений между Британией и США в процессах глобализации посвящается предлагаемое читателю исследование.

Часть I Истоки лидерства

Глава 1. Англосаксонская идентичность

На протяжении веков Англия с неизменным постоянством предстает перед глазами изумленных путешественников чередой сменяющих друг друга идеально подстриженных зеленых лужаек, роскошных парков, уютных площадей и замковых башен. Туристов, впервые посетивших британскую столицу, завораживает вид величественных викторианских фасадов, богатых витрин магазинов, роскошных отелей и проплывающих мимо лимузинов. Черные кэбы и красные двухэтажные автобусы, виртуозно лавирующие в лабиринтах узких лондонских улиц, дружелюбные полицейские в натянутых на брови черных пробковых касках и королевские гвардейцы в высоких шапках из медвежьего меха, несущие вахту у стен Букингемского дворца, – все это здесь, чтобы напоминать о незыблемости традиций Британской империи.

Притягательная сила Англии с трудом поддается рациональному объяснению. Писатели и публицисты не устают направлять свои творческие усилия на поиск все новых разгадок таинственного английского характера, интерес к изучению которого, кажется, никогда не утратит своей актуальности.

Чопорность, хладнокровие, аристократизм, джентльменская вежливость, практицизм, предприимчивость, аналитический ум, чувство справедливости, изобретательность, консерватизм, недоверие к иностранцам, чудачество – вот далеко не полный перечень национальных черт англичан, о которых сложены легенды. Известный английский писатель Джордж Оруэлл в своей книге «Англичане» четко подметил данные черты, но в целом нарисовал картину о своих соотечественниках, как об эдакой миролюбивой мещанской нации, «абстрагируясь» от того факта, что эти «недотепы» превратили в свои колонии и полуколонии едва ли не полмира, самым безжалостным образом истребляя и порабощая целые народы. Дж. Оруэлл был гениальным писателем, но его интеллект, странным образом, сконцентрировался на частностях, оставив почему-то без внимания ряд аспектов, дающих ключ к объяснению глубинной сущности английского характера.

Итак, каковы же главные составляющие успеха англосаксонской цивилизации в реализации задачи глобального доминирования на протяжении последних столетий? Для ответа на этот вопрос рассмотрим процесс формирования английской идентичности в расовом контексте.

Прежде всего, необходимо отметить, что официальное название государства, о котором пойдет речь в дальнейшем повествовании – Соединённое Королевство Великобритании и Северной Ирландии. Сразу оговоримся, что в современной публицистике и в специальной литературе названия Британия, Англия, Великобритания и Соединённое Королевство нередко употребляются в качестве синонимов официального названия страны. Поэтому в целях простоты изложения данный подход будет использован и в рамках нижеследующего анализа.

Подчеркнем, что важное отличие Британии от большинства остальных стран не только в том, что предместье британской столицы Гринвич расположено в зоне прохождения нулевого меридиана, но и в том, что сама страна расположена на острове, вернее сказать на островах. Островное местоположение играло немаловажную роль в обеспечении относительной безопасности Британии от внешних вторжений и оказало непосредственное влияние на формирование национальной идентичности. Тем не менее, так было не всегда. Во время ледникового периода Британские острова были частью европейского континента. И только около 6000 г. до н. э., когда ледники стали активно таять, а уровень моря повысился, воды отрезали Ирландию от Великобритании, а Великобританию от Европы.

Сегодня Великобританию омывают с юга волны Ла-Манша, с запада – волны Ирландского, а с востока – Северного моря. Долгое время Ла-Манш обеспечивал безопасность от набегов захватчиков, однако около 1200 г. до н. э. в Центральной Европе начал активно развиваться народ, который греки называли «кельтами», а римляне «галлами». Около 1000 г. до н. э. кельты высадились на юго-восточной части Британских островов и постепенно расселились по остальной его территории. Один из кельтских диалектов, распространившийся на территории Великобритании, известен как бриттский (от того же имени получила свое название и Британия).

К тому времени, как кельты утвердились на Британских островах, они достигли своего могущества и в Европе и даже пересекли Альпы, вторгшись в Италию. В ответ Цезарь в августе 55 г. до н. э. переправился через Дуврский пролив и высадился на кентском побережье в юго-западной оконечности Британии. В ходе нескольких сражений, которые длились до 54 г. до н. э., Цезарь добился капитуляции бриттов. Так началась романизация Британских островов, вследствие чего на смену кельтскому языку и законам пришли латинские. Продвигаясь вглубь страны, римляне переправились через Темзу и построили у переправы укрепленный форт. Впоследствии он превратился в город, который римляне называли Лондиниумом, а британцы – Лондоном. Со временем он превратился в главный портовый и торговый центр. Почти на пять тысяч миль в разные стороны вели из Лондона построенные римлянами дороги. Вдоль этих дорог представители знати стали возводить виллы на манер итальянских с умывальнями и внутренними двориками.

Однако в течение IV века Рим неуклонно стал терять свою мощь, с трудом оказывая сопротивление германским варварам, и в 407 г. римские легионы, располагавшиеся в Британии, отплыли в Галлию. Бритты, брошенные на произвол судьбы, как могли, отбивались от нападений племен нецивилизованных ирландских скотов и шотландских пиктов, атаковавших их с севера, но в конечном итоге были вынуждены обратиться за помощью к англам, саксам и ютам, которые были приглашены в Англию в качестве наемников, чтобы защитить страну. Таким образом романизированное местное население пыталось сохранить свои жизненные устои. Подчеркнем, что именно трем вышеуказанным сильнейшим германским племенам и обязана своим происхождением современная английская цивилизация.

Из Северной Германии и Голландии (области, которая называлась Старой Саксонией) прибыли саксы. Англы приплыли с юга Датского полуострова (из земель которые все еще называются Ангели), а юты – из Ютландии. Из трех племен именно юты, хотя и первыми достигли Британии, были самыми слабыми. Период их могущества завершился около 600 г., когда англы и саксы стали хозяевами острова.

Следует заметить, что до прибытия в Англию англосаксонские племена были очень близки по языку и обычаям, к моменту же переселения в Англию они фактически смешались в одну народность. Собственно говоря, поэтому в современном языке и прижилось название «англосаксы». Вначале пришельцы не смогли создать единого государства, образовав, тем не менее, семь-восемь отдельных королевств. Но уже в первой четверти IX ст. все королевства были соединены в одну наследственную монархию под названием Англия.

На основании незначительных сведений из истории этого периода, можно предположить, что завоевание острова началось, как и колонизация Америки, с появления на восточном побережье небольших групп поселенцев, которые постепенно продвигались вверх по долинам рек, покоряя все новые и новые области. Уже и бритты были вынуждены оказывать саксам, которых сами же и позвали, упорное сопротивление. Однако в течение последующих ста пятидесяти лет они практически полностью покорились англо-саксонским захватчикам. И к моменту христианизации (596 г.) англосаксы уже управляли всей Англией – от Кента до Восточного Дорсета, от восточного побережья до низовий Северна, Стаффордшира и Дербишира, большей частью Йоркшира и частью Нортумбрии и Дарема[9].

В 793–890 и 991–1016 гг. Англия подверглась набегам викингов, которые впоследствии осели на севере и востоке острова. Традиционно первых викингов именуют данами, хотя, несомненно, в жилах английских «новопоселенцев» текла кровь разных скандинавских народностей. Викинги не были злобными варварами, мечтающими только о разрушении, пытках и смерти. Вероятно, многие из них просто искали свободные земли, чтобы поселиться. Причем, оседая в каком-то месте, они проявляли удивительную способность не только быстро перенимать все достижения иной цивилизации, но и создавать эффективную систему правления, свидетельством чему являются их современные потомки в Норвегии, Швеции и Дании, которые живут в наиболее развитых цивилизованных обществах[10].

Следующий период носит название нормандского завоевания Британских островов, «этапным» событием которого стала битва при Гастингсе в 1066 г. В результате победу одержал нормандский герцог Вильгельм против англосаксонской армии короля Харольда, получив право провозгласить себя английским монархом.

В отношении влияния этого события на становление англосаксонской идентичности историки разделились на два лагеря – сторонников «разрыва» и сторонников «преемственности». Дело в том, что до начала XVIII века в историографии Англии активно развивалась «про-англосаксонская традиция», согласно которой реформированная церковь Англии полностью соответствовала духу древней саксонской церкви, а англосаксонское общество состояло из общин свободных людей, которые участвовали в демократических институтах[11]. Позднее появляется целый ряд работ, в которых обосновывается идея разрыва с англосаксонскими традициями после нормандского вторжения. Так, Э.Фриман в «Истории нормандского завоевания в Англии» в превосходных степенях описывал англосаксонскую государственность, якобы разрушенную нормандцами. Дж. Раунд в «Феодальной Англии» пришел к выводу, что английский феодализм, в основе которого лежала «военная обязанность», был творением нормандцев. «Исследователь придавал принципиальное значение тому факту, что Вильгельм заключал договор со своими баронами, по которому те обязаны были, в обмен на землю, предоставлять в распоряжение короля определенное число рыцарей». Г.Адамс в «Истоках английского государства» утверждал, что после завоевания нормандцами уитаногемот (название королевского совета в англосаксонской Англии, собрание уитанов или «мудрых») был заменен собранием, строившемся по совершенно иным принципам, – феодальной курией, состоявшей из баронов, и именно из этой курии, по утверждению Г.Адамса, в конце концов, вырос английский парламент[12].

Ф.Стентон, последовательный сторонник «разрыва», в своей работе «Англосаксонская Англия» (1943 г.) пишет о радикальных переменах, которые нормандцы принесли во все сферы общественной жизни – экономику и политику, социальную структуру общества и государственное устройство: «Нормандцы, присвоившие Англию, были жестокой и яростной расой. Из всех западных народов, они ближе всего были к варварскому состоянию. Они не достигли практически ничего в искусстве и учености, а тем более в литературе, что было бы сравнимо с трудами англосаксов. Но в политике никто не мог их превзойти»[13]. По некоторым версиям, главным вкладом нормандцев в английскую культуру стал «нормандский стиль» архитектуры: массивные, величественные соборы и мрачные мощные замки.

Как отмечает сотрудник Института научной информации по общественным наукам РАН З.Ю.Метлицкая, в XX веке в позициях противостоящих исторических школ «перемены наметились в 70–80-е годы… когда на основании вновь открытых источников было выявлено, что различия между англосаксами и нормандцами были гораздо меньшими, чем казалось историкам полвека назад… в 80–90-е годы многие исследователи начали делать акцент на преемственности между англосаксонским и англо-нормандским периодами английской истории»[14].

В контексте рассмотрения особенностей расового влияния на формирование английской идентичности отдельного внимания заслуживает также разъяснение некоторых аспектов эволюции английского языка.

По сведениям Британской энциклопедии, английский язык является производной четырех германских диалектов, бывших в употреблении соответственно у англов, саксов, ютов и данов. К 1110 г. сформировался т. н. среднеанглийский язык, который сохранял германскую грамматику и вбирал в себя все больше слов французского языка, на котором говорила знать. С воцарением в Англии монархической династии Плантагенетов в 1154 г. германский английский еще больше разбавляется французским, появляется множество слов-синонимов, словарь увеличивается почти вдвое. Небезынтересно отметить, что на протяжении двух веков французский язык пребывал в употреблении английской аристократии, в то время как германский английский язык стал языком необразованного крестьянства, простолюдинов. Все личные окончания и склонения, которые все еще сохранились в современном немецком, исчезли. Постепенно английский превратился в национальный язык. Так уже в 1362 г., во время войны с Францией, английский язык заменяет французский сначала в системе судопроизводства, а к 1385 г. становится обязательным для всех частных школ Англии.

Характерно, что по своей этимологии лексика современного английского языка на 35 % состоит из слов германского происхождения и на 55 % из слов латинско-французского происхождения. Причем в письменной речи используется 85 % германских слов к общему числу слов текста. К примеру, у Чосера – 90 % германских слов, у Шекспира – 86 %, у Теннисона – 90 %. Выдающийся русский историк Н. Карамзин в «Письмах русского путешественника» отмечал: «Английский язык богат краденным, отнятым у других. Все ученные и по большой части нравственные слова взяты из французского или из латинского, а коренные глаголы из немецкого»[15].

Известный французский историк Ф.Бродель утверждает, что термин «капитализм» был введен в английские научные круги немецким экономистом, социологом и историком В.Зомбартом книгой «Современный капитализм» (1902). По сведениям профессора МГИМО В.В.Согрина, Гегель ввел в оборот понятие «гражданское общество». Австрийский экономист и философ Ф.Хайек отмечал, что из немецкого языка был также заимствован термин «рыночная экономика».

Возможно, английский язык стал самым распространенным языком мира, благодаря тому, что долгое время избегал внимания грамматиков и отличался необычайной способностью воспринимать слова других языков. Действительно, сегодня английский язык ежегодно пополняется 4 тысячами новых слов и является самым лексически богатым языком в мире. Оксфордский словарь современного английского языка насчитывает более 615 000 слов (не включая нескольких миллионов технических и научных терминов), что, как минимум, в три раза превышает словарь любого другого используемого в мире языка.

Однако Англия обязана своим германо-французским «родителям» не только заимствованиями речи. С конца XII века на протяжении более трех веков экономическая культура и промышленность Англии находилась в зависимости от ганзейских купцов, которые добились особых привилегий и рыночных прав для себя от английских монархов и захватили монополию на всю внешнюю и внутреннюю торговлю королевства. Ганзейский союз (1241–1630 гг.) представлял собой мощное объединение в составе восьмидесяти пяти северонемецких городов, контролировавших торговлю на берегах Балтийского и Северного морей. В 1250 г. по предложению английского короля они основали в Лондоне знаменитую контору, которая «оказывала большое влияние на развитие английской культуры и промышленности». Англия для ганзейцев была тем же, чем впоследствии стали колонии по отношению к Британской империи. Она доставляла ганзейцам шерсть, олово, кожи, масло и другие продукты горных промыслов и земледелия, получая от них мануфактурные изделия. Память о ганзейских купцах – эстерлингах – увековечена в названии английской валюты. Как отмечает Ф.Лист, эстерлингами, или восточными купцами назывались ганзейцы, в противоположность западным, или бельгийцам и голландцам; отсюда происходит слово «стерлинг», или «фунт стерлингов» – сокращение слова «Эстерлинг», так как все обращавшиеся в то время в Англии деньги были ганзейскими. (Хотя существует и другая версия, согласно которой происхождение слова «стерлинг» относят к эпохе Вильгельма Завоевателя – на некоторых монетах, которые чеканились по распоряжению монарха, были выбиты маленькие звездочки, которых на древнеанглийском языке называли «стеорлмигами»).

Из периода порабощения ганзейскими купцами Англия вынесла важный урок: в условиях свободной торговли господствует та страна, которая продает промышленные изделия, а в подчинении оказывается страна, продающая сырье.

От немцев англичане наследовали протестантизм, а вместе с ним любовь к труду, порядку, бережливости и умеренности. Индустриализация также пришла в Англию из Германии. Немцы обучили англичан технологии выкачивания воды из рудников, проводили в Англии опыты с топкой каменным углем при плавке железа, с рафинированием сахара. Швабские ткачи при Карле I ввезли на Британские острова основы хлопчатобумажного производства. Два аугсбургских капиталиста, Иоахим Гохштеттер и его сын Даниель заведовали королевскими рудниками при Генрихе VIII и Елизавете I.

В свою очередь, от французов ведет свое происхождение британская монархия. Сорок монархов правили в Англии в течение девяти столетий после нормандского завоевания, и каждый из них вел свой род от Вильгельма I. Нынешняя королева Англии Елизавета II – двадцать девятая в одной из ветвей потомков Вильгельма Завоевателя, и в ее роду было шестнадцать монархов. Представляет интерес также и тот факт, что с 1714 г. британская монархия переплелась с немецкой монархической династией[16].

Французы сыграли также важную просветительскую роль и оказали огромное влияние на развитие политической мысли в Англии. До создания первых университетов молодые англичане отправлялись учиться в Париж (где вскоре после то г. был открыт университет), что было естественно для представителей высшего класса, которые, по сути, считали себя французами. О постепенном формировании английского самосознания свидетельствует открытие собственного университета в Англии, хоть и по французскому образцу.

В развитие политической культуры в Англии существенная роль отводится шотландскому историку и гуманисту Джорджу Бьюкенену, воспитателю короля Якова VI. Как пишет российский историк А.Н.Савин, политические идеи Дж. Бьюкенена «связаны больше с Францией, чем с Шотландией. Он важен тем, что перенес на остров идеи, выработанные на континенте, особенно в среде французских монархомахов»[17]. Таким образом, Дж. Бьюкенена можно считать одним из первых проводников идеологии гражданского общества в Англии.

Централизованное государство в Англии также формировалось под влиянием французского опыта: богатые города объединялись с баронами против короля. Как отмечает российский историк и социолог Б.Ю.Кагарлицкий, первой победой такого рода стала Великая хартия вольностей (Magna Charta Liberatum), которую принудили подписать неудачливого короля Джонна (Ионна Безземельного) в 1215 г. Новые шаги по преобразованию английского государства были предприняты в середине XIII века Симоном де Монфором (Simon de Monfort) – основателем английского парламента, положившим начало эволюции английских институтов, предопределившим впоследствии политическую специфику островного королевства[18].

Подтверждением степени влияния французской культуры на формирование английской идентичности могут служить следующие факты. Английский философ Ф.Бэкон провел свои юношеские годы в Париже, где, будучи зачислен в состав английской миссии, он выполнял ряд дипломатических поручений. Именно во время трехлетнего пребывания во Франции шотландский философ и экономист Д.Юм подготовил свой главный труд «Трактат о человеческой природе». Под влиянием бесед с Вольтером и другими видными представителями парижских салонов А.Смит, один из отцов-основателей современной экономики, существенно изменил первоначальный ход мыслей в своем классическом труде о «богатстве народов». Поездка во Францию в 1920 г. оказала большое влияние и на мировоззрение известного английского мыслителя и экономиста Дж. С.Милля. Знакомство с французскими экономистами и общественными деятелями пробудило в нем живой интерес к континентальному либерализму, который он сохранил до конца жизни. И сам великий Шекспир много заимствовал у Монтеня, а Б.Джонсон у Монтеня и Жана Бодена. Сравнивая плоды творчества англичан и французов, Вольтер писал: «У англичан вовсе нет таких хороших историков, как у нас, у них нет настоящих трагедий, но они имеют прелестные комедии, восхитительные образчики поэзии и философов, которые должны были бы стать наставниками человечества. Англичане извлекли большую пользу из трудов, написанных на нашем языке, и мы, в свою очередь, должны воспользоваться их опытом, после того, как мы им дали в долг»[19].

Вследствие переселения протестантских фабрикантов, изгнанных из Франции и Бельгии, Англия освоила выделку тонких шерстяных материй, шляп, бумаги, часов, стеклянных, льняных и шелковых изделий. У французов, в частности, англичане «переняли»: принцип свободной торговли «laissez-faire»[20], термин «политическая экономия»[21], «закон Грэшема»[22], количественную теорию денег[23], идею издания знаменитой «Энциклопедии»[24], кинематограф[25], рекламу[26], нелюбовь к личным контактам[27] и пристрастие к изысканным винам[28], архитектурный стиль и многое другое.

Однако наличие одних только идей еще не гарантировало их эффективного практического применения. Немцы оставались главным образом теоретиками, философами и были известны в Европе своей непрактичностью и неуклюжестью, что тормозило их дальнейшее коммерческое развитие. Франция была раздираема придворными интригами, в метрополии царил деспотизм, повсеместное увеличение католического духовенства было равносильно умножению непроизводительного класса, отсутствие последовательности и единства духовенства, короны и аристократии приводило к чрезвычайной дороговизне и неэффективности управления Францией.

В то же самое время, «коренное» население Британии – кельты относились к народам слабо предрасположенным к капитализму. Как утверждает немецкий экономист, социолог и историк В.Зомбарт, «верхний слой, дворянство, живет без всякой склонности к бережливости и мещанской добродетельности, а средние слои коснеют в традиционализме и предпочитают самое маленькое обеспеченное местечко неутомимой наживе… Кельты – горцы в Шотландии, главным образом шотландское дворянство: это рыцарское, любящее междоусобицы, несколько донкихотское племя, которое еще ныне держится за свои древние традиции кланов и почти не затронуто капиталистическим духом. Кельты – это те ирландцы, которые даже в вихре американской хозяйственной жизни по большей части сохранили свое размеренное спокойствие, и за океаном так же стремятся спастись в безопасную гавань какой-нибудь службы».[29]

Хотя шотландцы были исключительно мужественны и воинственны (в ранней истории Шотландии было больше восстаний и свержений монархов с престола, чем в какой-либо другой стране), их чрезмерное суеверие мешало развитию городов и интеллектуальному подъему. Из-за бедности почвы, преобладания горных массивов и неудачного географического местоположения (Шотландия расположена на более чем 790 островах) шотландцы долгое время пребывали в нищете. Протестантизм, которым шотландцы гордятся, не принес им никакой пользы, и был не в силах освободить их от религиозных предрассудков. Шотландцы не могли изготовить даже оружия, которым воевали – оно завозилось из Фландрии.

Однако, характерной чертой шотландцев, как отмечает В.Зомбарт, является то, что наряду с евреями и флорентинцами, они принадлежат к величайшим народам-торговцам[30]. Для материализации шотландского предпринимательского духа необходимо было уничтожить шотландскую аристократию, кровь которой противилась всякому торгашеству. С XV века она быстро приходит в упадок из-за вечной нужды в деньгах и своего неумения их тратить. Англия воевала с Шотландией на протяжении более четырехсот лет, но так и не смогла подчинить ее в полной мере. Акт об объединении с Англией был подписан разоренными и подкупленными шотландскими аристократами[31]. Чтобы окончательно лишить шотландскую аристократию поддержки и уважения на родине, в 1748 г. английский парламент принял закон, лишивший ее права наследования земли[32].

После объединения с Англией в 1707 г. Шотландия, до этого отсталая во всех отношениях страна, пробуждается от вековой спячки и с этого момента начинается ее бурное развитие. В XVIII веке Глазго превращается в один из крупнейших промышленных центров. На этот период приходится творческий расцвет шотландских мыслителей Д.Юма, А.Смита и Джеймса Милля. Можно утверждать, что именно «шотландский фактор» сыграл важную роль в укреплении империалистического духа Британии. Шотландские рыцари, лишенные наследства, гораздо охотнее англичан выявляли желание осваивать британские заморские территории и гораздо легче ассимилировали с коренным населением. В середине XVIII века население Шотландии равнялось чуть более одной десятой населения Британских островов, однако три четверти всех британских мигрантов в Северную Америку в этот период были шотландцы и ирландцы. Шотландцы же составляли и около половины административного персонала Британской Ост-Индской компании: 47 % писарей, 48 % офицеров, 57 % клерков в коммерческих департаментах, 52 % фельдшеров [33]. В период между 1717 и 1776 гг. примерно половина из 40 тыс. заключенных, которые были высланы в американские колонии, были уроженцами Шотландии и Ирландии. С 1730 года 12 из 52 британских премьер-министров были шотландцами, включая Т. Блэра и Г. Брауна. Отец бывшего премьер-министра Великобритании Дэвида Кэмерона – Ян Доналд Кэмерон – был шотландцем. Первое издание «Британской энциклопедии» подготовлено «Обществом джентльменов в Шотландии». Хотя Шотландия сохранила свой собственный парламент, церковь и систему образования, она не имела права на самоуправление, которое напротив широко применялось Англией в отношении ее заморских территорий.

Объединение Англии с Шотландией фактически стало первым в новой истории «корпоративным» поглощением, которое было визуализировано на британском флаге. Несколько иную по форме, но не менее коварную по содержанию стратегию англичане применили в отношении Ирландии, которую окончательно присоединили к себе спустя сто лет после Шотландии. Но еще раньше в Ирландии англичане завели английские учреждения – парламент (с конца XIII века), государственную церковь и местное самоуправление английского типа. В конце XV века ирландский парламент был сильно ограничен: он не мог обсуждать ни одного проекта, не одобренного предварительно английским правительством. Затем были отняты избирательные права у католиков. Ирландский парламент стал, таким образом, представителем незначительного меньшинства. Многочисленные восстания подавлялись страшными жестокими мерами. Так, в 1641 г. невыносимое положение ирландцев привело к восстанию, в котором ирландцы надеялись вступить в союз с королевским правительством Англии. Восстание было жестоко подавлено армией под предводительством О.Кромвеля. Русский историк А.Н.Савин отмечает: «Кампания Кромвеля была не менее жестока, чем войны времен Елизаветы, а его земельная послепобедная политика отличалась еще большей свирепостью»[34]. За время восстания ирландское население уменьшилось на одну треть – с полутора миллиона до миллиона – больше всего от голода и болезней. Для Кромвеля ирландцы были варварами «хуже шотландцев». Лорд-протектор рассматривал Ирландию как белый лист бумаги, лабораторию, в которой можно проводить любые социальные эксперименты.

Однако, в отличие от шотландцев, ирландцы были опасными конкурентами в промышленности и торговле. Они изготавливали лучшую в Европе шерсть, отличные суда и полотна. Сначала англичане отовсюду в Ирландии изгнали католиков и под страхом смертной казни запретили проповедование католицизма. Потом отобрали землю, которая находилась в общинной собственности ирландских кланов, и передали ее в руки протестантов. Затем запретили экспорт ирландской продукции за границу, разорили сельское хозяйство, полотняную и судостроительную отрасли, вырубили все дубы в Ирландии и разрешили поставлять ирландскую шерсть только в Англию. Примером безжалостной и жестокой политики англичан по отношению к ирландцам является голод 1848 г., когда в Ирландии умерло около 2 миллионов человек.

В 1848 г. будущий урожай картофеля – основной ирландской агрокультуры – был заранее законтрактован на вывоз в Англию и Европу. Но из-за неурожая картофеля оказалось недостаточно. И тогда англичане, применяя армейские части, стали насильно вывозить картофель, обеспечивая неукоснительное исполнение контрактов и силой оружия отбирать у людей последнюю еду. В связи с данными событиями российский писатель М.Калашников задается риторическим вопросом: «обратятся ли когда-нибудь ирландцы к мировому сообществу, потребовав от него признания «картофельного голодомора» геноцидом кельтов, а от Великобритании – миллиардных компенсаций за 1848 год?»[35].

Как отмечает советский журналист-международник А.Шальнев, «победоносная армия герцога Веллингтона, участвовавшая в разгроме войск Наполеона при Ватерлоо, наполовину состояла из ирландцев»[36]. Сам «железный герцог» Артур Уэлсли Веллингтон был ирландцем, были ирландцами Бернард Шоу, Оскар Уайльд, Эдмунд Бёрк, Джонатан Свифт и многие другие выдающиеся деятели политики и культуры. К сожалению, не часто удается услышать упоминание этих фактов от представителей современной английской интеллектуальной и политической элиты. Характерно, что ирландцы сыграли выдающуюся роль в организации политической и религиозной жизни также и в США. «Ирландское господство в политическом хозяйстве больших городов – Нью-Йорка, Бостона, Чикаго, Буффало, Милуоки – к началу XX века уже вошло в легенду, и вместе с политическим контролем ирландцы получили возможность назначать членов своей общины на должности в полицейских департаментах и городских бюрократиях, что и обеспечивало значительный процент ирландской занятости в Америке… Большую часть энергии ирландцы тратили на американскую католическую церковь, многие годы находившуюся под руководством именно ирландских священников»[37].

Даже своими названиями главные английские партии обязаны шотландцам и ирландцам. Прозвище «тори» было присвоено английской консервативной партии, пошедшей от роялистов, которых их враги обвиняли в сочувствии ирландскому мятежу. После подавления англичанами ирландского мятежа от боеспособных ирландцев остались лишь отряды партизан, скрывавшиеся по непроходимым лесам и болотам. Этих партизан и звали tories (от ирландского toriudhe). В свою очередь, название английской либеральной партии, виги, связано с виггаморами (Whiggamores – западные горцы, господствовавшие на западе Шотландии), с которыми Кромвель вступил в соглашение в 1648 г., после второй гражданской войны, и поставил их во главе шотландского управления.

Важно подчеркнуть, что на Британские острова не ступала нога оккупанта с 1066 г.[38] (не считая немногочисленных французских экспедиционных корпусов), а современная конфигурация политической власти в Англии не менялась на протяжении последних 350 лет – со времени падения протектората Оливера Кромвеля. В частности, именно поэтому прогрессивные идеи реформирования, направленные на изменение политического устройства или социальную трансформацию общества, традиционно занимали незначительное пространство в умственном движении Англии.

Кромвель сыграл трагическую, но чрезвычайно важную роль в установлении современного политического уклада в Великобритании. Его реформы, связанные с упразднением монархии и верхней палаты английского парламента, по своему радикализму могли быть сопоставимы лишь с той жестокостью, с которой была осуществлена расправа над «духом» Кромвеля после реставрации монархии.

Следует в общих чертах упомянуть о событиях, предшествовавших восхождению Кромвеля к верховной власти. В 1603 г. после смерти Елизаветы I новым королем Англии стал шотландский король Яков VI (Яков I). Пренебрегая национальными интересами, он сблизился с Испанией, старым врагом Англии, нанося ущерб короне, и подрывая ее престиж. Яков I провозгласил полную независимость короны от парламента и, преследуя пуритан, проявил нетерпимость в религиозных вопросах.

В 1625 г. на престол вступил Карл I, однако политика осталась прежней: экономическое развитие страны тормозилось политикой налогов, пошлин, феодальной системой монополий. В 1628 г. парламент обратился к королю с «Петицией о праве». Со ссылкой на статуты Эдуарда I, Эдуарда III, «Великую хартию вольностей», данную еще Иоанном Безземельным в 1215 г., парламент категорично и бескомпромиссно требовал от короля уважения к правам личности в государстве и существующим законам. В ответ на эту дерзость в 1629 г. Карл I распустил парламент, и в течение и лет правил страной самолично, пытаясь подавить оппозицию путем проведения жесточайших репрессий. В конце концов, Англия разделилась на два враждующих лагеря. С одной стороны, были роялисты, приверженцы короля – аристократы, кавалеры, с другой, – плебейская часть населения, возглавляемая буржуазией и новым дворянством, – «круглоголовые» под предводительством Кромвеля. Сан короля обладал магической силой стародавних обычаев. И только огромная смелость и сила духа Кромвеля помогли сломать психологический барьер веками установившихся традиций. В 1649 г. король был казнен, а королевская власть была отменена как «ненужная, обременительная и опасная». После победы революции встал вопрос о новом правовом устройстве Англии. Мнения разделились. Представители партии «истинных левеллеров» или диггеров беднейшего крестьянства выступали за отмену частной собственности. Но Кромвель (сын небогатого землевладельца) был горячим приверженцем буржуазии и частной собственности. Он решительно выступил против всеобщего избирательного права, за которое ратовали левеллеры. Современники считали Кромвеля «самым умным по уму и энергии правителем в Европе после Ришелье». Возбудив энергию страдающего бедного народа в борьбе за свержение короля и аристократии, после победы революции, Кромвель снова заковал эту энергию в кандалы уже новой буржуазии.

Вольтер писал, что «англичане готовы повесить друг друга во имя своих устоев». В случае с Кромвелем данное качество англичан проявилось чрезмерно. Кромвель рано начал дряхлеть и скончался в 1958 г. в возрасте 59 лет в день, когда бушевал ураган исключительной силы. Спустя три года покоившиеся в Вестминстерском аббатстве тела Кромвеля и двух его соратников были извлечены из усыпальниц и перевезены в Тайбурн – ныне Марбл-Арч. Там тогда совершались массовые казни. Затем трупы были облачены в саванны и повешены. На следующий день у них отсекли головы, а их туловища зарыли в выкопанной под эшафотом могиле. Вскоре после публичной «казни» Кромвеля, ему был сооружен памятник, установленный на Трафальгарской площади. Памятник Кромвелю по сей день соседствует на Уайт-холле с памятником Карлу I, обезглавленному по приказу Лорда-протектора. Подобное соседство, очевидно, должно служить напоминанием тем, кто решается усомниться в незыблемости и священности установившейся системы конституционной монархии в Великобритании.

Таким образом, английская нация сформировалась в ходе истории из самых различных племен. В нее вошли норманны, англосаксы, шотландцы, французы, датчане. Нежелание смириться с этим бесхитростным фактом, очевидно, объясняет традиционную враждебную настроенность английских политических элит к своим континентальным предкам. Даниель Дефо в своем политическом памфлете «Чистокровный англичанин» осмеял претензии лордов на чистоту их аристократической крови и вообще чистоту крови англичан, утверждая, будто бы вся новая (на тот момент) английская аристократия ведет свое начало от «французских лакеев, парикмахеров, гувернеров, или того хуже – разнузданных норманнских пиратов».

Можно предположить, что насильственное присоединение Шотландии и Ирландии восполнило, наконец, британцам тот недостающий дух предпринимательства, коммерческую жилку, которой так не доставало им для реализации своих преимуществ над голландцами, испанцами и французами в создании собственной империи. Можно также предположить, что именно шотландский и ирландский дух непокорства сыграли впоследствии немаловажную роль в борьбе за независимость североамериканских штатов от Британской империи.

Глава 2. Завоевание рынков

Русский писатель, литературный критик и публицист В.Г.Белинский сравнивал Англию с Древним Римом, обращая внимание на сходство этих империй по масштабам их завоеваний, обусловленных корыстными расчетами и стремлением к распространению собственных цивилизаций по всему миру.

Трудно переоценить ту роль, которую сыграла «Британская энциклопедия» в глобальном распространении англосаксонского цивилизационного стереотипа. В ее подготовке принимали участие ученые с мировыми именами. По количеству переизданий, объему и многообразию содержащейся в ней информации «Британская энциклопедия» не имеет равных себе мировых аналогов.

По сведениям российского критика и публициста И.В.Шкловского, в конце XVIII века девятое издание «Британской Энциклопедии» было приобретено издательством Times, известного своей близостью к финансовым кругам лондонского Сити: «Компания, которой принадлежит это многомиллионное предприятие, задумала дать «ключ» к нему… Каждому из вышедших томов предшествует пространное «вступление»… Все эти статьи проникнуты общей идеей. Какая-то направляющая рука, затратив колоссальные суммы, решила при помощи авторитета десятого издания «Британской энциклопедии» установить определенный взгляд на группу фактов общественного характера». В частности, обращается внимание на то, что в этих статьях приводились данные, указывающие на исключительную роль традиций в развитие ранних цивилизаций; цементировалось понятие эволюции как возвышения сильных над слабыми, а также перечислялись многочисленные достижения и таланты британской расы в качестве обоснования ее права на господство над другими[39].

Известный английский мыслитель и экономист Дж. Ст. Милль признавал факт существования колоний и выступал против ликвидации Британской Ост-Индской компании, в которой он был активным акционером. В своей работе «Размышления о представительном правлении» Дж. Ст. Милль обосновал тезис о прогрессивности процесса завоевания цивилизованными нациями «отсталых» народов. Английский священник, демограф и экономист Т.Мальтус указывал на необходимость истребления диких племен, заселяющих заморские территории, с целью «освобождения плодородных земель и поступления их в распоряжение просвещенных и промышленных народов». Академик российской Академии военных наук С.Л. Печуров отмечает: «Сама атмосфера в британских колониальных поселениях способствовала рождению и процветанию расистских, а затем и чисто нацистских идей. Принадлежность к англо-саксонской расе в британских колониях по всему миру как раз и давала такую власть, о которой у себя на родине колонисты и мечтать не могли»[40]. Именно представители британской философской школы шотландец Т. Карлейль и «духовный отец нацизма» Х.С.Чемберлен заразили теорией расового превосходства первых лиц Германского рейха и самого А.Гитлера. В частности, в своей работе «Арийское миросозерцание», Х.С.Чемберлен провел сходство индоарийцев с германцами, доказывая чистоту расы последних.

Как отмечает профессор кафедры Американских Исследований Санкт-Петербургского государственного университета Ю.Г.Акимов, в англосаксонском сознании идея Британской империи начала формироваться во второй половине XVII века (само выражение «Британская империя» появилось в 1692 г.). Однако, имперская хозяйственная и политическая структура сформировалась только к началу XVIII века. Причем концепция «теоретической империи», исповедуемая империалистами, вовсе не соответствовала «реальной империи» с ее потрясениями и искажениями[41].

Небезынтересно отметить, что свою империалистическую политику Британия строила по формуле Аристотеля – великого защитника рабства классического мира. Смысл сводился к тому, что высшие расы рождены для господства, а низшие – для повиновения. Аристотель осуждал рабство греков, как осуждал и жестокость. По его мнению, раб, прежде всего, был чужой, иностранец. Британцы не только взяли эту формулу на вооружение, но и значительно усилили ее, в частности, во время колонизации Америки.

Стремительное развитие капиталистических отношений в Англии потребовало огромных социальных жертв. В период политики огораживания крестьяне в массовом порядке лишались своих земель, ремесленники разорялись, попадая в кабалу к перекупщикам и ростовщикам, – все это приводило к росту нищеты и безработицы. Превратившиеся в бродяг крестьяне наводняли города, участвовали в грабежах и убийствах, затрудняя развитие зарождающейся капиталистической экономики. По закону, запрещавшему бродяжничество и нищенство, изданному Генрихом VIII, 100 тысяч обезземеленных крестьян были повешены (число, сравнимое с совокупной численностью населения пяти крупнейших городов Англии того времени, за исключением Лондона). В данной ситуации переезд в Америку рассматривался чуть ли не единственным путем к спасению и выживанию. Основная масса переселенцев, не располагая собственными средствами для переезда через океан, была вынуждена заключать кабальные соглашения с судовладельцами и купцами. Им приходилось работать от двух до семи лет буквально в положении рабов, обязанных выполнять любую работу, которую определит им предприниматель в счет уплаты средств, затраченных на их переезд в Америку. Такие рабочие назывались «законтрактованными слугами». Они составляли от половины до двух третей эмигрантов, прибывших в Северную Америку в период 1650–1780 гг. Для английских мигрантов, подписывающих подобный контракт, эта пропорция в отдельных областях составляла семь из десяти человек.

Но белая иммиграция не удовлетворяла полностью потребности колоний в рабочей силе. Поэтому наряду с белым рабством в Америке возникло рабство «цветных». В период с XVI по XIX вв. в Америку было насильственно перевезено приблизительно двенадцать миллионов африканцев (из которых более 20 процентов умерли в пути). Эта была самая крупная недобровольная миграция за всю историю существования человечества. Она способствовала становлению крупнейшей рабовладельческой империи со времени Рима. Содержание раба-негра обходилось в два раза дешевле, чем содержание законтрактованного рабочего. Кроме того, раб-негр был выгоднее, поскольку становился собственностью хозяина на всю жизнь, тогда как законтрактованные по истечении срока контракта становились свободными.

По мнению Н.Старикова, исходя из количественных потребностей в рабочих руках, завезенные чернокожие африканцы могли быть вполне заменены местными краснокожими индейцами, однако последние оказывали активное сопротивление колонизаторам, следствием чего стала их практически полная ликвидация: «На время прихода европейцев на землях 48 штатов проживало 12 млн. индейцев. К началу XX века чистокровных индейцев осталось 250 тыс. 70 % индейцев – беженцы в собственной стране, согнаны со своей земли. США провели геноцид, не сравнимый ни с чем: они истребили 99,6 % индейцев»[42]. Геноцид пришелся на тот период, когда США на три четверти состояли из переселенцев с Британских островов.

Официальным выражением территориальных притязаний англичан в Северной Америке являлись колониальные хартии и патенты, выдаваемые английскими монархами. Эти документы издавались в преддверии каждого колониального предприятия. В них, как правило, перечислялись земли, передававшиеся той или иной колонии. Однако, по мнению Елизаветы I, только «реальное владение и эффективная оккупация», а не простое открытие или папское пожалование давало право на те или иные заморские территории. В данной связи необходимо отметить, что с самого начала колонизации Северной Америки английские колонии существенно превосходили французские и голландские по численности населения. Так, к 1663 г. в английских, французских и голландских колониях в Северной Америке насчитывалось 83,5 тыс. человек. При этом 48 % из них (40 тыс.) приходилось на долю Новой Англии, 36 % (30 тыс.) – на долю Виржинии и Мэриленда, 12 % (10 тыс.) составляло население Новых Нидерландов и только 4,2 % (3,5 тыс.) – Новой Франции. В 1710 г. англичан было 331,7 тыс., тогда как во всей Новой Франции в 1706 г. насчитывалось лишь 16,4 тыс. поселенцев[43].

Концепция Британской империи времен Елизаветы I базировалась на протестантизме и верховенстве Англиканской церкви, которые противопоставлялись и служили мощным религиозным оружием против главного на то время морского соперника Англии – Испании, исповедовавшей католицизм и сохранившей фанатичную верность Папе Римскому. Хотя англиканское духовенство сохранило многие католические обряды, особенно педантически дотошное взимание десятины, однако ни в Англии, ни в Ирландии нельзя было получить должность, не числясь среди «ревностных англикан». Как отметил Вольтер: «Англия – страна сект. Англичанин – человек свободный. Однако, истинная религия англичан – та, которая помогает составить себе состояние, это епископальная секта, именуемая англиканской, или истинной церковью»[44].

Другим оружием сдерживания колониальной экспансии Испании было открытое поощрение со стороны британского правительства английского морского разбоя, который постепенно превратился в «грандиозную необъявленную войну против испанских судов и испанских колоний». При этом между Лондоном и Мадридом официально сохранялся мир. Когда испанский посол Б. Мендоса непосредственно обратился к Елизавете I с требованиями о возмещении ущерба, нанесенного Испании во время знаменитого рейда «Золотой лани» английского «морского пса» Фрэнсиса Дрейка, британская королева уклонилась от немедленного ответа и с тех пор под различными предлогами стала избегать встречи с испанским послом. Корсары Фрэнсиса Дрейка участвовали также и в разгроме испанской «Непобедимой армады».

Таким образом, успехам в колониальных компаниях британское правительство было во многом обязано своим непосредственным связям с организованной преступностью. Королева Елизавета I – дочь многоженца Генриха VIII от брака с бойкой придворной красавицей Анной Болейн – охотно выдавала негласные лицензии английским пиратам, дававшие им право грабить испанские корабли на условиях дележа добычи с британской короной. В период с 1585 по 1604 год в бассейне Карибского моря грабежам английских пиратов подвергались от 100 до 200 испанских кораблей, что давало около 200 000 фунтов годового дохода[45]. Одним из наиболее выдающихся представителей английских пиратов был Генри Морган, который неоднократно грабил испанские колонии у берегов Нового Света. За заслуги перед британской короной Генри Моргану был пожалован наследуемый титул баронета, он был произведен в звание вице-адмирала, командующего королевской флотилией и судьи адмиралтейства, а также получил должность исполняющего обязанности губернатора Ямайки. Точно также титула баронета и звания вице-адмирала был удостоен и пират Фрэнсис Дрейк.

В более позднее время это военное превосходство на морях и роль пулемета «Максим» на суше обеспечивали Англии относительно легкое овладение заморскими территориями. Английский барон Ротшильд, выкупивший у американского изобретателя Хирама Максима монопольное право на производство смертоносного оружия, щедро снабжал им британские военные формирования во время завоевания Африки. Одного пулеметного расчета из 4 человек – скорострельность «Максима» составляет 500 выстрелов в минуту – хватало, чтобы уложить сотни аборигенов, вооруженных стрелами и дротиками.

Возбужденные успехами экспедиции Колумба, который в надежде достичь Востока, открыл Америку, англичане, обуреваемые жаждой освоения сказочной Индии, открыли полуостров Лабрадор. Это открытие послужило позднее основанием для предъявления претензий англичан на весь материк Северной Америки. Соревнуясь с немцами, англичане приобретали огромные территории в Западной и Восточной Африке. Вслед за колонизацией Германией Камеруна, Англия основала так называемую «British Niger Company» с целью заселения обширных областей от устьев реки Нигера до озера Чад. Впоследствии из этих ее владений была образована колония Нигерия, превратившаяся в XX веке в западноафриканский нефтяной плацдарм для британских и американских транснациональных компаний.

Конкуренция со стороны германской промышленности стала также важной причиной усиления империалистических настроений в Англии. Если в 1893 г. в Россию ввозилось больше изделий английских промышленников, чем немецких, то уже через три года российский импорт из Германии почти в два раза превышал импорт из Англии. Английская пресса бьет тревогу, подогревает страсти против иностранных конкурентов, в первую очередь Германии. «Спасение в империализме», «империализм – это широкое развитие промышленности», «промышленность следует за флагом». Цементируется общественное мнение о том, что промышленность можно спасти только путем завоевания новых стран.

Англичанам нужна была Африка от Капской колонии до Каира, чтобы проложить колоссальную железную дорогу с целью сбыта миллионов пудов рельсов, которые некуда было девать. На постройку правительство ассигновало 5 млн. фунтов. Приступили к постройке без планов. Инженеры прокладывали путь, не зная, что будет через 20 верст: гора, болото, река. Зато был обеспечен рынок для бирмингемских колес и винтов. Захват новых территорий означал новые спекуляции на землю, на золото, на каменный уголь, существующий и не существующий. Массы были увлечены той идеей, что империализм сулил расширение рынков, увеличение промышленности и заработной платы, счастье и благосостояние трудящихся. Был принят закон, преграждающий эмигрантам доступ в Англию. Священники получали взятки для пропаганды империализма в церковных школах; они доказывали, что отлично сумеют культивировать военный дух, если только им передадут все средние школы. Они даже Евангелие издали в военном переплете цвета «хаки» с национальным флагом на обложке.

Сопротивление корыстолюбивым планам англичан со стороны населения Африки подавлялось актами беспрецедентного вандализма и жестокости. Так, во время Англо-бурской войны англичане задолго до Гитлера применили систему концентрационных лагерей для завоевания непокорного коренного населения Южной Африки. В британских концентрационных лагерях умерло в общей сложности 27 927 буров (большинство из них дети) или 14,5 % всего бурского населения – больше, чем в результате непосредственных военных действий[46]. Причиной их смерти было недоедание и плохие санитарные условия. Целью Англо-бурской войны было закрепление права на первенство англичан в разработке золотых приисков. И хотя после открытия золотых копий буры были готовы отказаться от права их эксплуатации и просили оставить им только пахотные земли для обеспечения себя продуктами пропитания, англичане проявили полную безучастность к подобным просьбам.

В августе 1999 г. Африканская комиссия правды по вопросам мировых репараций и репатриаций (The African World Reparations and Repatriation Truth Commission) выставила странам, участвовавшим в работорговле и колониальных захватах, счет в размере 777 трлн. долл, в качестве возмещения убытков, понесенных Африкой с учётом оценки человеческих жизней, а также стоимости алмазов, золота и других полезных ископаемых, отнятых колонизаторами. По самым скромным подсчётам британская доля составляет около 150 триллионов фунтов стерлингов[47]. Тем не менее, вряд ли африканское сообщество в данном вопросе может рассчитывать на тот же успех, который, к примеру, имело американское еврейское лобби жертв Холокоста. Дело в том, что Африка давно уже потеряла свою первоначальную привлекательность для британских капиталовложений. Если накануне Второй мировой войны доля Африки в общем объеме британских зарубежных активов составляла 13 %[48], то сегодня лишь 0,7 %. В настоящее время свыше половины (53 %) британских зарубежных активов сконцентрировано в Европе, а еще треть инвестирована в экономики двух американских континентов (с долей США в 29 % от мирового объема британских капиталовложений).

Отдельного внимания заслуживает история завоевания англичанами Индии. В 1700 году население Индии в двадцать раз превосходило население Британии. Доля страны в мировом производстве составляла 24 %, Британии – 3 %. До прихода английской Ост-Индской компании в Индию империя Моголов являла собой символ могущества, величия и великолепия. Вот как описывает состояние империи на тот период британский историк П.Брендон: «Двор был самопровозглашенным раем драгоценных камней, шелков, духов, одалисок, слоновой кости и павлиньих перьев. Английские гости чувствовали себя униженными такой роскошью. Когда «Джон-компани» (так ее прозвали) подарила императору Джахангиру (чье имя означает «покоритель мира») карету, он приказал заменить все металлические части серебряными и золотыми. Города моголов были богаче и красивее Лондона и Парижа. Купцы оказались богаче банкиров из Гамбурга и Кадиса. Производители хлопка одевали большую часть Африки и Азии, а количество населения империи (сто миллионов человек) соответствовало числу европейцев. Слоновья кавалерия могла напугать Ганнибала, а артиллерия вызвала бы благоговейный трепет у Людовика XIV. Более того, XVII век стал золотым для искусства, поэзии, живописи и архитектуры моголов»[49].

Понятно, что в подобных условиях англичане могли действовать только нестандартными методами. Один из таких методов описан французским социалистом, историком и журналистом XIX века Луи Бланом. По словам Л.Блана, в 1715 г. к Делийскому двору Великого Могола Фаррухшияра прибыла посольская делегация от Английских калькуттских дельцов с жалобой на наместника Муршид Кули-хана с целью обсуждения вопроса получения привилегий для британской Ост-Индской компании. В то время Могол чрезвычайно страдал мучительной мужской болезнью, которая была причиной его воздержания от своей страсти к дочери раджи. Так случилось, что в посольской делегации был доктор Уильям Гамильтон, который и вылечил Могола от недуга. В качестве благодарности Могол выказал готовность выполнить любую просьбу врача. Так были получены привилегии, которые стали основой великой хартии англичан в Индии[50]. По сведениям К.Маркса, Фаррухшияр подарил английским купцам 38 городов и освободил их от уплаты налогов, введя для каждого тюка их товаров «дастак», или официальный пропуск, освобождающий его от осмотра чиновников[51].

Русский автор А. Салтыков рисовал в журнале «Отечественные записки» неприглядную картину английского управления Индией. Он возлагал на англичан вину за нищету индийского народа на фоне огромного природного богатства страны. В частности А.Салтыков писал: «Целое столетие владеют англичане этой землей, но как мало они сделали для благоденствия народа. Ост-Индская компания, обогащаясь за счет Индии, не открыла ни одного колодца, не вырыла ни одного пруда, не построила ни одного канала. В настоящее время страна эта стала беднее, чем ранее: промышленность ее погибла, богатые города опустели, и там, где раньше было 200 тыс. жителей, теперь живут едва 15 тыс. Английские школы и миссии не принесли пользы народу, земли запущены, публичные работы не ведутся. Налоги остались в том виде, как во времена Акбара, но с тех пор введена монополия на продажу соли и огромные территории засеяны маком для производства опиума. Из обнищания Индии выгоды извлекла только Ост-Индская компания, которая для сохранения своего господства сеет рознь между племенами»[52].

В наихудшем положении оказалась Бенгалия. В 1765 г. там произошло восстание, которое только усилило власть Ост-Индской компании, выкупившей у императора моголов право на сбор налогов. Благодаря этому в период между битвами при Плесси и Ватерлоо доходы с Индии достигли миллиарда фунтов стерлингов. Результатом проведения рыночных реформ в Бенгалии стал катастрофический голод 1770 г., во время которого, по утверждению тогдашнего английского администратора Уоррена Гастингса, умерло не меньше 10 миллиона человек – треть населения края[53].

Еще в середине XVIII века Индия была второй крупнейшей мировой экономикой после Китая. К 1750 г. на индийский субконтинент приходилось четверть всего мирового ремесленного и промышленного производства, тогда как на Британию не более 1,9 %[54]. Однако с приходом промышленной революции ситуация резко изменяется в пользу Туманного Альбиона. Б.Ю.Кагарлицкий пишет: «Уже в 1793 году производительность ланкастерского текстильщика была в 400 раз выше, чем у индийского ткача. Не удивительно, что после того как в 1813 году в Индии была введена свободная торговля, ее первейшим последствием стало крушение местного производства. Если до того Индия имела позитивный торговый баланс с Европой и Англией, то в последующие 20 лет импорт тканей из Британии вырос в 50 раз, а экспорт текстиля в Британию сократился на три четверти. Для самих индийских ткачей это обернулось катастрофой, когда сотни тысяч людей, потеряв работу, просто умирали от голода. Дакка, бывшая цветущим центром текстильного производства в XVIII веке, превратилась в город-призрак, за те же 20 лет её население сократилось со 150 тысяч до всего 20 тысяч жителей»[55]. В 30–40-е годы XIX века 40 % индийского экспорта стал составлять опиум, торговля которым находилась под контролем британской Ост-Индской компании[56].

Хотя индийским предпринимателям предоставлялись широкие возможности участия в деятельности Ост-Индской компании, тем не менее, распределение доходов шло преимущественно в пользу британских бизнес-партнеров. В 1757–1947 годах британский ВВП увеличился на 347 %? индийский – на 14 %[57]. В период колонизации Британией Индии рост доходов на душу населения там был практически заморожен. Между 1820 и 1950 гг. он составлял всего лишь 0,1 % в год, что было обусловлено нежеланием Британии развивать местную промышленность. Напротив, в Индии всячески поощрялся импорт товаров и менеджмента, в первую очередь, конечно же, из Британии, благодаря действию на ее территории ставок импортных тарифов, считавшихся одними из самых низких в мире. В результате подобного пренебрежения развитием собственной промышленности на момент получения независимости от Британии в 1947 г. Индия была вынуждена импортировать даже самые примитивные изделия вплоть до иголок для шитья[58].

Еще более коварной была история завоевания англичанами внутреннего рынка Китая.

На протяжении первых восемнадцати столетий после Р.Х. Китай был крупнейшей экономикой мира. При этом стоит заметить, что уникальная китайская цивилизация развивалась на протяжении более четырех тысячелетий, причем последние два тысячелетия – как унитарное государство «великой гармонии» и «пресвящённого абсолютизма».

Поднебесная Империя не признавала европейской модели демократического равенства суверенных государств и считала, что ни одно общество не может сравниться с ней по культуре и величию.

Опасаясь нарушения многовековых государственных устоев, Китай сознательно не вступал в отношения с западными «варварами», не признающими Китай центром мира. И, стоит заметить, что эти опасения были небезосновательны. Средневековый Китай на много веков опередил Запад в великих научных и технических открытиях (флот, компас, сейсмограф, фарфор, книгопечатание, порох, шелк, бумажные деньги, вентиляционные системы и пр.), но впоследствии отказался от модернизации технических изобретений, как угрозы разрушения традиционной структуры китайского общества.

Воспитанные в духе конфуцианского учения, китайские чиновники не имели представления о таких атрибутах западной индустриализации, как паровой двигатель, капиталистическое кредитование и частная собственность.

Китай не интересовался успехами развития других цивилизаций и не пытался навязывать свои ценности чужакам, но позволял приобщаться к ним, требуя лишь одного – признания своего превосходства, в том числе и путем принесения дани в виде дорогих подарков китайским императорам.

Преследуя политику изоляционизма, Китаю удалось создать богатое и самодостаточное государство, которое французский политический экономист Франсуа Кёнэ называл «самым красивым и процветающим королевством в мире».

Подобное благополучие, однако, не давало покоя и вызывало зависть у Англии – крупнейшей морской и торгово-промышленной империи Запада. Однако все английские дипломатические миссии в Китай с целью установления дипломатических отношений и расширения двусторонней торговли путем устранения существующих торговых барьеров, потерпели фиаско.

Показательной в данной связи является первая серьёзная английская дипломатическая миссия во главе с лордом Джорджем Маккартни, пребывавшая в Китая в 1793–1794 гг. Для ознакомления китайского руководства с достижениями английской науки и техники в состав делегации были включены металлург, часовщик, терапевт, механик, хирург, мастер по изготовлению математических инструментов и группа «Квинтет немецких музыкантов» для ночных выступлений. Англичане привезли с собой образцы продукции, которую они планировали продавать Китаю: инкрустированные бриллиантовые наручные часы, артиллерийское орудие, английские копии китайского фарфора, планетарий немецкой работы, телескопы, теодолиты, помпы, портреты короля и королевы кисти Джошуа Рейнольдса и др.

Когда делегация перемещалась в летнюю резиденцию императора на северо-востоке от Пекина на нагруженных подарками и деликатесами китайских судах были вывешены лозунги, написанные китайскими иероглифами: «Английский посол везет дань императору Китая». Глава английской делегации решил опротестовать данное, как он думал, недоразумение во время личных переговоров с императором. Однако после двух протокольных встреч с императором переговоры так и не начались. Вместо этого Маккартни было вручено письмо китайского монарха на имя английского короля Георга III, в котором, в частности, говорилось: «Ты, о Король, живущий далеко за многими морями, тем не менее возгоревшийся смиренным желанием приобщиться к благам нашей цивилизации, направил миссию, несущую с почтением твое послание… Диковинные и дорогие предметы меня не интересуют. Если Я и отдал распоряжение принять дань, отправленную тобой, то только из уважения к твоему желанию, которое побудило тебя послать их из такой дали…. Как твой посол смог убедиться, у нас все есть»[59].

Подобным ответом была продемонстрирована приверженность китайских императоров традиционной внешнеполитической китаецентристской доктрине, обусловливавшей высокомерно-пренебрежительное отношение ко всем иностранцам. Установлению дипломатических отношений с Китаем воспрепятствовало также нежелание высокопоставленного английского дипломата выполнить традиционный церемониальный обряд коу-тоу – трижды встать на колени и девять раз ударить челом перед китайским монархом. Униженная английская делегация была вынуждена отбыть восвояси.

Внешнеторговый баланс Англии с Китаем был хронически негативным и покрывался серебром. В английском экспорте в Китай в первой половине XVIII века серебро составляло львиную долю: в 1708 г. – 96,5 %; в 1730 г. – 97,5 %; в 1750 – 86 %[60]. Едва ли не единственным «английским» товаром, пользовавшимся спросом у китайского населения, был… опиум. Однако продажа и курение опиума в Китае были запрещены законом. В целях компенсации оттока серебра в обход действующего в Китае закона, запрещавшего продажу и курение опиума, в 60-х годах XVIII века англичане организовывают контрабандный завоз опиума в Китай частными компаниями из Индии. Впоследствии экспорт опиума был взят под контроль Ост-Индской компании, что фактически означало нарушение китайского запрета на ввоз опиума уже непосредственно со стороны английского правительства. С середины 60-х гг. XVIII века экспорт опиума в Китай (до этого не превышавший установленной законом нормы в 200 ящиков для использования в медицинских целях) стал стремительно возрастать. В последние годы XVIII века в Китай ввозилось ежегодно около 2 тыс. ящиков опиума, в первые годы XIX века – до 4 тыс. и более ящиков, в 1821 г. – 7 тыс., в 1824 – 12,6 тыс., в 1834 – 21,8 тыс., в 1837 г. – 39 тыс., в 1838 – 40 тыс. ящиков (ящик опиума весил около четырех пудов[61])[62]. К концу XVIII века выручка от ввозимого в Китай опиума уже равнялась стоимости легального английского экспорта. Торговля опиумом стала источником внушительных доходов местных властей и чиновников в форме всепроникающего взяточничества. В начале XIX века опиокурение в Китае превратилось в национальное бедствие, угрожавшее нравственному и физическому здоровью народа: курильщиками опиума являлись 1–2 человека из десяти среди столичных чиновников, 2–3 из десяти среди провинциальных чиновников, 5–6 из десяти среди писцов и чиновников уголовной и налоговой палат.

Наивные попытки прекратить поставки опиума военным путем закончились для Китая полным провалом. Китайские чиновники пребывали в абсолютном неведении относительно многократного технического превосходства английского флота, а китайский военно-морской флот, в соответствие с политикой изоляционизма, был расформирован еще в XV веке и с тех пор не модернизировался.

Первая «опиумная война» (1839–1842 гг.) закончились для Китая поражением и подписанием неравноправного Нанкинского договора. Договор обязывал Китай уплатить контрибуцию в 21 млн. долл. По этому договору были удовлетворены претензии англичан по всем основным вопросам, остававшимися спорными более 200 лет. Китай уступил в «вечное владение» Англии Гонконг, который превратился в важнейшую торговую и военную базу англичан. Была ликвидирована торговая компания «Кохонг», которая с 1720 г. монопольно контролировала всю торговлю Китая с иностранными купцами. Таким образом, торговая изоляция Китая была сломлена насильственным путем. В результате открытия для английской торговли пяти китайских портов (Кантон, Амой, Нинбо, Фучжоу, Шанхай) пали преграды, охранявшие рынок Китая от наплыва английских товаров. «Свобода торговли», которой так домогалась Англия, на деле обернулась для Китая жёсткой регламентацией ее режима. Китай был лишен суверенного права самостоятельно устанавливать таможенные пошлины на экспортные и импортные товары, которые были снижены в 2–4 раза (до 5 %) по сравнению с периодом до заключения Нанкинского договора. Нарушением суверенитета Китая было и принятие принципа экстерриториальности, согласно которому провинившийся на территории Китая англичанин отныне должен был отвечать по английским, а не по китайским законам. Кроме того англичанам (равно как и другим иностранцам) предоставлялось право учреждения сеттльментов, т. е. территорий, на которых иностранцы осуществляли свое управление, держали свою полицию и войска. Англичане добились для себя принятия «режима наибольшего благоприятствования», согласно которому все привилегии, получаемые любой державой в Китае, автоматически распространялись на Англию.

В результате поражения во второй «опиумной войне» (1856–1858 гг.), нанесенного Китаю объединенной англо-французской армией, были подписаны тяньцзиньские договора. Англия и Франция получили право содержать дипломатические миссии в Пекине, английские и французские корабли получили право судоходства по реке Янцзы. Для иностранной торговли были открыты пять новых портов; были сняты всякие ограничения деятельности христианских миссионеров. Китайцев заставили подписать соглашение, легализирующее торговлю опиумом. Объем торговли опиумом непрерывно возрастал: в 1845 г. в Китай было ввезено 39 тыс. ящиков, в 1850 г. – 52,9 тыс., в 1855 г. – 78,3 тыс. ящиков. Британцы продолжали продавать опиум до принятия Гаагской конвенции, которая запретила его экспорт лишь в 1912 г.

Поражение в третьей «опиумной войне» (1859–1860 гг.) привело к подписанию новых кабальных для Китая договоров, известных под названием Пекинских конвенций. Китайское правительство согласилось выплатить Великобритании и Франции контрибуцию в 8 млн. лян[63], открыть для иностранной торговли порт Тяньцзинь, разрешить использовать китайцев в качестве рабочей силы в колониях Великобритании и Франции. К Великобритании с этого момента отходил в собственность Коулунский полуостров.

Российский историк О.Е. Немопнин отмечает: «важным средством закабаления Цинской империи было лишение её таможенной независимости. В 1859 г. англичане при поддержке США и Франции взяли в свои руки «Управление императорских морских таможен Китая», поставив во главе его Р.Харта. Последний в течение 45 лет (1863–1909 гг.) был бессменным генеральным инспектором и фактическим хозяином морских таможен. К 1898 г. такой контроль был введён в 33 портах. Все доходы от морских таможен не только проходили через Р.Харта и его помощников, но и частично хранились в английских банках»[64]. Наибольшие выгоды из утраты Китаем политической и экономической самостоятельности извлекла Британия, на которую к 1898 году приходилось 82 % китайской внешней торговли[65]. К 1900 г. порядка одной шестой британского экспорта ввозилось в Китай. Британские коммерческие суда перевозили три четверти предметов китайской внешней торговли и обеспечивали до половины прибрежных перевозок местных коммерсантов[66].

Итак, как следует из вышеприведенного анализа, преследование коммерческих и торговых интересов выступало главной причиной установления Англией мирового господства. При этом метрополия никогда не отягощала себя какими-либо моральными принципами ни в отношении заморских колоний, ни в отношении стран континентальной Европы. Вышеприведенный анализ указывает на качества английского имперского характера, не утратившие актуальность и по сегодняшний день: жестокость, коварство и упорство в достижении целей управления глобальными процессами с целью извлечения из этого максимальной коммерческой выгоды.

Глава 3. Всеобщая коммерциализация

Как утверждает английский историк Э.Робертс, ни одна из великих идей, которые англосаксы популяризируют и пропагандируют миру, им не принадлежит. Принципы парламентской демократии (один человек – один голос) они наследовали у греков, систему права – у римлян, у голландцев – основы современного капитализма (биржи и банковское кредитование), у немцев – протестантизм, у французов – просвещение. При этом благодаря прагматизму и склонности к новаторству британцы на практике реализовали идею конституционной монархии, свободу слова, разделили законодательную, исполнительную и судебную власть. Они сумели механизировать труд и поставить себе на службу лучшие зарубежные умы, сохранив национальный интеллект для производства научных, технологических и военных инноваций[67].

Наполеон не случайно окрестил англичан «нацией лавочников». Даже названия центральных улиц, увековечивающие память о мелких мануфактурщиках, не редкость для британской столицы. Например, Банк Англии находится на улице Threadneedlestreet, что в переводе означает «улица трех иголок» (Three Needle Street), подчеркивая, что в XVII веке здесь работала иголочная мануфактура. Название Пикадилли – одной из центральных улиц Лондона, ведущей в увеселительные кварталы района Сохо[68], дословно означает «край воротничка, отделанный кружевами». Так она названа в честь расположенной здесь в XVI веке мануфактуры, которая производила модные на то время воротнички.

Понятия индивидуальной коммерческой выгоды оказывало влияние на формирование идентичности англичан с давних пор, умаляя ценность общественных интересов. Утилитаризм становится определяющим принципом в организации экономических институтов Англии задолго до его научного обоснования английскими философами и принятия на вооружение в качестве идеологического «мейнстрима» британскими политиками.

«Всеобщая и всепронизывающая» коммерциализация была характерна для развития английской культуры еще в дореформационный период. Так, деятельность торговых гильдий, сформировавшихся в Англии в XIV веке, была сконцентрирована исключительно на удовлетворении прагматических интересов в экономической сфере, в то время как, например, немецкие торговые гильдии, наряду со своими профессиональными задачами, также преследовали цели политического, военного, религиозного, правового и общественного развития страны. Кстати, именно к немецкой средневековой системе ремесленных гильдий восходит современная система производственного обучения, которую считают фундаментом индустриального лидерства Германии в Европе.

В свою очередь во Франции деятельность гильдий находилась под строгим контролем государства, которое защищало от конкуренции, санкционировало полномочия и выступало силовой гарантией их главенства в экономических процессах. Государство предъявляло чрезвычайно высокие требования к качеству конечной продукции гильдий. Тогдашний правительственный регламент для традиционных отраслей французской экономики оговаривал практически все этапы производственного процесса. Так, по словам историков Дугласа Норта и Роберта Томаса, регламент, касавшийся окраски тканей, включал в себя 317 параграфов. Гильдии использовались для учреждения стандартов, которые не только ограничивали объем рынка, но и ставили непреодолимые барьеры начинающим предпринимателям. «Система контроля и надзора, осуществлявшегося представителями гильдий, охватывала почти все, пишут Норт и Томас. – Во времена Кольбера даже самая обычная одежда проходила по крайней мере шесть проверок»[69].

Таким образом, жёсткое государственное регулирование французских гильдий препятствовало развитию коммерческого духа во Франции. Отсутствие у французских купцов желания браться за коммерческое дело отчасти является причиной неудач Франции в создании собственных торговых компаний на подобии тех, которые успешно действовали в Англии и Голландии. Основанная в 1664 г. французская Ост-Индская компания с первых лет своей деятельности столкнулась с финансовыми затруднениями и лишилась своих привилегий в 1682 г. Основанная в 1670 г. Левантинская компания стала приходить в упадок с 1672 г. Северная компания, созданная в 1669 г., потерпела фиаско. Вест-Индская компания, созданная в 1664 г., была упразднена в 1674 г. В процессе колонизации Северной Америки Франция была вынуждена прибегнуть к услугам шотландского авантюриста Джона Ло, который в 1717 г. основал компанию Индии для освоения, принадлежавшего в то время Франции, бассейна реки Миссисипи (что находится на территории современного штата Луизина). Как известно, Миссисипская компания, финансируемая за счет государственных кредитов, потерпела крах и послужила причиной глубокого финансового кризиса во Франции в 1720 году.

Разница в экономической психологии англичан и французов прослеживается и в целях колониальной экспансии двух метрополий. Так, мотивация действий английского правительства во время колонизации Северной Америке носила исключительно утилитарный характер. Как отмечает Ю.Г.Акимов, «и у Кромвеля, и у всех Стюартов, и у Вильгельма III подход к колониальной экспансии был весьма прагматичным, основанным на меркантилистских идеях; какая-либо ярко выраженная политическая или идеологическая подоплёка в нем отсутствовала»[70].

Если английская экспансия в Америке была вызвана объективными социально-экономическими причинами, то французская экспансия представляла собой «политическую и идеологическую акцию, обусловившую её эфемерный, или, по крайней мере «неэкономический» характер». По утверждению французского исследователя Э.Таймита, если первые, подобно финикийцам, думали только о выгоде, то вторые, как древние греки, были воодушевлены «страстью к исследованиям», которая толкала их всё дальше вглубь континента. В то время как англичане в Новой Англии строили торговые суда, французы возводили монастыри[71].

Английский прагматизм можно объяснить чрезвычайным проникновением идей коммерциализации в сферу английского дворянства. «Навряд ли – пишет В.Зомбарт, – хотя бы один из здравствующих ныне дворянских родов Англии имеет еще феодальное происхождение. Почти все они – выходцы из контор. Кроме того, дворянские фамилии на протяжении нескольких веков заключали браки с представителями промышленной буржуазии, так что в Англии вообще не осталось сословия, дистанцированного от деловой жизни»[72].

Противоположной была ситуация в Германии. Как отмечает американский политолог Ф.Закария, «…большую часть XIX века германские деловые круги шли на компромисс с правящей феодальной элитой. Соответственно, даже после осуществления индустриализации в Германии сохранился смешанный режим, объединявший элементы нового буржуазного общества и прежнего доиндустриального порядка».[73] Таким образом, такая характерная черта английской модели, как хозяйственная и политическая независимость буржуазии, отсутствовала в Германии. В 1891 г. 62 % постов во внутренней администрации Пруссии принадлежало представителям знати. На дипломатической службе их концентрация была еще выше. В 1914 г. внешнеполитическая служба Германии насчитывала в своих рядах восемь князей, 29 графов, 20 баронов, 54 представителя мелкого дворянства и только и человек незнатного происхождения[74].

В свою очередь во Франции со времени правления Карла VII (1427–1461 гг.) все экономические процессы были подчинены абсолютистской королевской власти, которая априори исключала любые формы частной инициативы, уходящие из под контроля королевской бюрократии. По мнению американского социолога Джесси Питтса, преуспевающая французская буржуазия была пропитана нравами и ценностями аристократии. Последняя всегда смотрела на деятельность капиталиста свысока и предпочитала благородный акт личной доблести стабильному и безостановочному процессу рационального накопления[75].

В XVII–XVIII веках финансовыми делами французского королевства управляли откупщики, которые брали пошлины и налоги на откуп и взимали их к своей выгоде, выплачивая авансом определенную сумму налоговому ведомству. В данной связи Ф.Бродель сообщает: «Эти откупщики… все были почтенного происхождения: из 230 идентифицированных откупщиков-дольщиков 176 были дворяне (т. е. 76,5 % от общего числа); из 74 занимавших первые места в налоговых ведомствах… 65 были «королевскими секретарями»». Следовательно, финансами королевства заправляли не торговцы и коммерсанты, как это имело место в Англии, а находившаяся на королевской службе аристократия. Кроме того, деньги, которые откупщики, выплачивали авансом королю в звонкой монете, предоставляли им крупные собственники из числа аристократии королевства[76]. В то же самое время в Англии монархи заимствовали деньги преимущественно у золотых дел мастеров (ювелиров).

Существовали также другие причины, которые обеспечивали возможности координации частной экономической деятельности с общественными интересами и осуществление правительством значительного влияния на экономическую жизнь Франции. В данной связи член Римского клуба Б.Гаврилишин пишет: «Главнейшая из них – это, вероятно, существование элитарной цивильной службы, профессионального управленческого мандарината. Это выпускники престижных элитарных школ (grandes ecoles) и Академия Государственного Управления, где они получали знания и приобретали навыки напряженного и компетентного труда, приобщались к общим представлениям о судьбе нации и готовности посвятить себя служению ей. Такая сеть образования сохраняет традиционные тенденции к централизации и определяет верховенство общенациональных целей над индивидуальными»[77].

Несмотря на то, что Вольтер восхищался английскими философами, последние всегда испытывали трудности с изучением философии как предмета чистого бескорыстного познания.

В.Зомбарт отмечал «однообразный основной тон» и «безмерную духовную ограниченность», присущую английским философам, отдавая при этом должное тому факту, что «все они были хорошими, а некоторые даже превосходными национальными экономистами»[78]. Г.Спенсер измерял «английский дух» по количеству воплощенных в жизнь инженерных решений. Ф.Бэкон полагал, «что истинная и подлинная цель науки состоит в том, чтобы обогащать человеческую жизнь новыми изобретениями и приспособлениями»[79]. Отдавая должное красноречию древних греков, Ф.Бэкон считал созданную ими науку бесплодной. В частности он отмечал: «та мудрость, которую мы почерпнули преимущественно у греков, представляется каким-то детством науки, обладая той отличительной чертой детей, что она склонна к болтовне, но бессильна и не созрела для того, чтобы рождать»[80]. Дж. Ст. Милль определял утилитаризм как «высший принцип счастья, оправдывающий любые действия, которые в пропорциональном соотношении способствуют достижению благополучия»[81].

«Нефилософской расой» называл англичан Ф.Ницше за их утилитарное отношение к идеям, не скрывая своего уничижительного отношения к английским философам. В частности, он писал: «Бэкон – знаменует собою нападение на философский ум вообще, Гоббс, Юм и Локк – унижение и умаление значения понятия «философ» более чем на целое столетие. Против Юма восстал и поднялся Кант; Локк был тем философом, о котором Шеллинг осмелился сказать: «Je meprise Locke»; в борьбе с англо-механистическим оболваниванием мира действовали заодно Гегель и Шопенгауэр (с Гете)»[82]. Об апатичном отношении англичан к философам высказывался и основатель школы аналитической философии Л. Виттгенштейн. Во время своей работы в Кембридже Л. Виттгенштейн отмечал: «Быть профессором философии в Кембридже – это все равно, что быть “ходячим трупом”»[83].

В свою очередь, английский историк Г. Бокль, характеризуя развитие цивилизации в Америке, говорит о пренебрежительном отношении американцев к философии и знаниям вообще, кроме тех, которые «касались материальных, житейских интересов». В своем фундаментальном труде «История цивилизации в Англии» Бокль пишет: «В Германии почти всякий год приводит за собой новые открытия, новые системы философии, новые средства к расширению пределов философского знании; в Америке подобные изыскания находятся почти в совершенном пренебрежении: со времен Джонатана Эдвардса[84] не явилось ни одного великого метафизика».[85] Украинский историк и философ Ю.В.Павленко отмечал: «В Америке до середины XIX века было очень мало знаменитых писателей, кроме разве что Дж. Ф.Купера, издавшего свой первый, получивший широкую известность роман «Пионер» в 1823 г…., и вовсе не было выдающихся философов, историков и поэтов»[86].

Русский писатель В.Ф.Одоевский так выразил преобладание прагматического над духовным в характере англичан: «они прекрасно делают перочинные ножички, но у них нет творческой плодоносной мысли. Англия – урок народам, продающим свою душу за деньги»[87]. Данный тезис можно проиллюстрировать, в частности, на следующих примерах.

Накануне Второй мировой войны английское правительство и не помышляло о модернизации своей военной промышленности, морально и физически устаревшей еще с 1918 г. Считалось, что при существующей системе получения прибыли было бы экономически невыгодно переориентировать инвестиции с потребительского рынка в сферу производства оружия. В августе 1939 г., когда уже было совершенно ясно, что война с Гитлером неизбежна, английские торговцы выстраивались в очередь за возможностью сбыть фашистской Германии пользующееся там повышенным спросом стратегическое сырье – олово, резину, медь, шеллак (природная смола, используемая для приготовления лаков и изоляционных материалов). Позднее, из соображений все той же коммерческой целесообразности, лондонцы были вынуждены оплачивать вход в метро, чтобы укрыться от нацистских бомбардировок.

Во время нефтяного эмбарго, наложенного арабскими странами в 1973 г., руководство крупнейших британских нефтегазовых компаний «British Petroleum» и «Shell» проявило полную безучастность к требованиям британского правительства выполнить свой национальный долг и обеспечить бесперебойные поставки нефти, несмотря на эмбарго. Нефтяные магнаты аргументировали свой отказ опасениями, связанными с тем, что активы их компаний в некоторых из производящих нефть арабских государств могут быть захвачены, если станет известно, что Великобритания (которая вместе с США была главной целью эмбарго) продолжает получать нефть в прежних объемах.

Англичане смогли извлечь максимальную выгоду даже от близости к потустороннему миру. Большой популярностью в Англии пользовалась традиция захоронения на территории церквей, во многих из которых ступаешь по полу, буквально устланному могильными плитами. Вельможи платили большие деньги за право быть погребенными в божьем месте. Тон данной практике задавало знаменитое Вестминстерское Аббатство в центре Лондона – место коронации и погребения британских монархов. Наряду с монархами здесь также похоронены многие знаменитые английские поэты и писатели, память о которых увековечена в напольных могильных плитах[88] (в то время как монархи захоронены в специальных склепах).

Но и менее обеспеченные слои английского общества не остаются обойдёнными вниманием предприимчивых англичан. На скамейках в английских парках и других общественных местах часто можно наблюдать таблички с именами и датами жизни почивших, что довольно странно для иностранца. Для увековечивания памяти умерших родственники «покупают» скамейку, устанавливая на ней мемориальную табличку. Поэтому, прогуливаясь по парку или набережной, можно чувствовать себя, как на кладбище.

А вот достаточно малоизвестный факт: в Англии на пользование государственными телеканалами каждый год нужно покупать лицензию. Для слепых предоставляется 50 %-ая скидка! Как говорится, без комментариев.

Принцип коммерции положен также и в основу организации научной деятельности в Британии: любые связанные с наукой мероприятия, будь-то посещение конференций или членство в академических сообществах, являются платными. Еще Вольтер писал: «В Париже геометру или химику место в академии приносит небольшие, но верные средства; напротив, в Лондоне надо платить за то, чтобы стать членом Королевского Общества»[89].

В то же время дешевизна являлась одной из характерных черт Британской колониальной политики, в частности, управления американскими колониями. Так, общие расходы на удовлетворение общественных нужд всех американских колоний с их почти трёхмиллионным населением в 1770-х гг. не превышали 324 000 долларов (684 000 рублей) в год[90]. Скандально известный автор закона о народонаселении Т.Мальтус в целях обеспечения достаточных средств существования для состоятельных классов английского общества предлагал переселять бедняков и преступников в наиболее необработанные и незаселённые части планеты. В двадцатые годы XIX века получил одобрение парламентской комиссии проект У.Хортона, помощника министра по делам колоний Великобритании, который предложил вывозить бедняков в колонии за счет государства вместо того, чтобы оказывать им социальную помощь в стране. Чтобы разгрузить тюрьмы, каторжников отправляли в Северную Америку. Плантаторы щедро оплачивали транспортировку даровой рабочей силы: от 10 до 25 ф. ст. за человека, в зависимости от его квалификации.

Идеологи колониализма утверждают, что колонизация заморских территорий была объективно необходима вследствие перенаселения европейских государств. Однако история британской колонизации Австралии убедительно опровергает это утверждение. Лишь через восемнадцать лет после посещения английским первооткрывателем Дж. Куком восточных берегов Австралии английское правительство вспомнило о своих «правах» на этот материк и решило начать его колонизацию. Это было вызвано тем, что в 80-х годах XVIII века начали переполняться английские тюрьмы. Колонизация Австралии за счет осуждённых была для метрополии удобным средством для уменьшения расходов на содержание преступников.

Следует отметить, что из-за высоких затрат по содержанию рабов, а также в результате политики огораживания Англия одной из первых стран Запада отменила крепостное право. Г.Бокль пишет: «В Англии рабство, или как оно мягче называется, крепостное состояние быстро уменьшалось и исчезло к концу шестнадцатого столетия. Во Франции оно существовало еще двести лет и было уничтожено только в революцию»[91].

Однако отказ Англии от крепостного права не произвел ожидаемого эффекта на улучшение положения рабочего класса. Законодательство королевы Елизаветы I, в частности статуты 5 и 39 г., поставили работников в сильную зависимость от нанимателя и правительства. На всех людей, не имевших достаточного дохода, была наложена обязанность идти в наём. Бродяга приравнивался к жулику и негодяю. Законодатель исходил из представления, что работы хватит на всех и что праздность есть проявление злой воли, с которой необходимо бороться при помощи суровых уголовных наказаний. По статуту 39 г. бродяг жестоко пороли и высылали на родину, при рецидиве высылали на континент и при своевольном возвращении в Англию убивали. При Якове положение бродяг ухудшилось. По статуту 1 г. Якова мировым судьям предписано было клеймить плечо бродяги меткой R (rogue – бродяга, а также жулик, мошенник, негодяй), прежде чем высылать его на родину, и убивать клеймённого в первый же раз, как он будет уличен в бродяжничестве[92]. Уголовные законы того времени отличались необычайной жестокостью. Смертная казнь предусматривалась за 150 видов преступлений – от убийства до кражи носового платка. Разрешалось вешать детей, достигших семилетнего возраста.

Таким образом, можно предположить, что сделав ставку на рационалистическое и утилитарное отношение к природе и человеку, представители англосаксонской школы задали тон «экономике знаний», предвосхитив «вещественную цивилизацию», как основу глобализации, и, тем самым «застолбив» свою направляющую роль на данном направлении.

С учетом вышесказанного, представляется возможным допустить, что англичане «вынашивали» идею глобализации задолго до вхождения самого этого термина в активное употребление. Можно также предположить, что эта идея покоилась на трех интеллектуальных китах, равноудаленных во времени и пространстве, каждый из которых вынес на себе бремя своего периода, выдав миру теорию, послужившую проводником деятельности англичан на данном участке исторического процесса. «Тремя китами» в данном случае выступают Адам Смит, Джон Стюарт Милль и Джон Мейнард Кейнс. Первый доказал, что богатство и процветание народов основано на «невидимой руке» рынка и международном разделение труда. Второй прямо указал на превосходство английской расы над другими нациями. И, наконец, Кейнс обосновал идею мирового центрального банка, а также описал принцип действия инвестиционного мультипликатора, переложив задачу стимулирования спекулятивного банковского бизнеса на плечи государства. Примечательно, что Дж. М. Кейнс создал себе состояние, спекулируя на бирже. Британский экономист занимал пост президента крупнейшей в лондонском Сити компании по страхованию жизни (National Mutual Life Insurance Society), а также возглавлял инвестиционный фонд (Independent Investment Trust), осуществлявший сделки с рисковыми ценными бумагами на Лондонской и Нью-Йоркской фондовых биржах. К началу Великой депрессии обе инвестиционные компании понесли огромные убытки. Так что Кейнсу пришлось напряженно работать на протяжении более пяти лет, чтобы вернуть утраченные прибыли акционерам и сохранить свою репутацию.

Следует отметить, что модели социально-экономического развития рождаются не на парламентских трибунах и не на биржевых площадках, а являются продуктом длительного и целенаправленного умственного напряжения. Это уже потом, выплескиваясь в социальную среду, они становятся частью политических программ, очагом социальных потрясений и культурных войн. Поэтому очень важно знать, под влиянием каких чувств создается та или иная социальная теория, в особенности, если она призвана определить будущее человечества на многие века.

В философии, например, рассматривается термин «гендерная идентичность творческой личности», подчеркивающая особое влияние женщины на творческий процесс мужчины. К.Г.Юнг считал, что психология творческого индивида – это собственно женская психология. Н.А.Бердяев утверждал, что женщина является вдохновительницей творчества мужчины. О.Шпенглер говорил даже о том, что женщина сама является судьбой, в то время, как мужчина её только переживает.

Следует отметить, что ни одна женщина, исключая мать, никогда не играла сколько-нибудь заметной роли в жизни Адама Смита. Мать всегда была для него единственным членом семьи, вместе с которой он прожил 60 лет. Психика А.Смита подверглась шоковому испытанию, когда в трёхлетием возрасте его выкрали цыгане. По утверждениям биографов, это происшествие явилось, чуть ли не самым ярким в скупой на события жизни уроженца Шотландии. При жизни А.Смита в Шотландии бурно развивается мода на членство в элитарных дискуссионных клубах «джентльменов», интеллектуальная атмосфера которых была пропитана духом эмпирических теорий познания Дж. Локка, Дж. Беркли и Д.Юма. Благодаря тесным связям с Д.Юмом А.Смит становится членом «избранных» интеллектуальных обществ Эдинбурга таких как “The Select Society” и “The Royal Society of Edinburgh”, которые оказывают влияние на его будущее мировоззрение.

Подобно А.Смиту, Дж. Ст. Милль в двадцатилетием возрасте пережил сильнейшее психическое расстройство, после чего на протяжении двадцати лет состоял в тайной связи с Хериет Тейлор, бывшей замужем за богатым лондонским торговцем и претендовавшей на научные знания. Милль женился на Хериет только два года спустя после смерти ее мужа, когда ему было уже 45 лет. Под её воздействием он написал ряд трудов, включая работу «Порабощение женщин», вызвавшую в обществе ярый антагонизм. В данной работе Милль подвергнул критике священность брачного союза, признав за женщиной обязанность трудится в обществе на равных с мужчиной, а также, ссылаясь на опыт Древней Греции, обосновал физиологическое и интеллектуальное равенство полов: «Навряд ли можно сомневаться, – утверждает Дж. С.Милль, – что именно спартанский опыт подсказал Платону доктрину про социальное и политическое равенство полов».

В свою очередь Дж. М. Кейнс черпал свои идеи из общения с членами «Блумсберийского кружка» – известного объединения английских интеллектуалов, художников и писателей, пропагандировавшего равенство классов, рас и полов, и отличавшегося своей фривольной сексуальной ориентацией. Ф.Хайек называл Кейнса «одним из наиболее представительных интеллектуальных лидеров поколения, эмансипированного от традиционных норм морали»[93]. Кейнс имел серьезные отношения с художником Дунканом Грантом, которому известный экономист на протяжении всей своей жизни оказывал материальную поддержку. Не до конца понятно, какую именно роль в творческой жизни Кейнса сыграла его жена русская балерина Лидия Лопухова. Их свадьба состоялась, когда Кейнсу было 42 года. По мнению самих блумсберийцев, «Лидия не была из их среды и совсем не подходила по внутреннему миру Кейнсу – их другу, покровителю и главному источнику денежных средств». Как отмечал племянник Кейнса Мило Кейнс, Лидия действительно не любила участвовать в беседах блумсберийцев о высших ценностях, морали, религии, о душе, политике или общественных проблемах. Хотя Кейнс и зачитывал Лопуховой свои произведения, степень ее женского воздействия на развитие его творческого потенциала остается неопределенной. К тому же из-за проблем со здоровьем Лопуховой они не могли иметь детей[94].

Переносясь из истории в наши дни, уместно также упомянуть об особенностях женского воздействия на представителя неолиберальной англосаксонской школы, решающим образом способствовавшего полномасштабному развертыванию процессов финансовой глобализации. Речь идет об Алане Гринспене, главе Федеральной резервной системы в 1987–2006 гг., «денежном маэстро» и «отце» самого долгого в истории Америки периода экономического роста. Большое влияние на формирование мировоззрения А. Гринспена оказала дама-философ Эйн Рэнд, с которой А. Гринспен познакомился в 1953 г. и жил на протяжении почти 20 лет в гражданском браке. В 1966 г. она опубликовала работу «Капитализм: неизвестный идеал», ряд разделов в которой был написан А. Гринспеном.

Как вспоминал впоследствии сам Гринспен, «она заставила меня поверить, что капитализм – это не только эффективная и практичная система, но еще и высоконравственная». Уроженка Санкт-Петербурга Алиса Розенбаум в 1931 г. эмигрировала из СССР в США, где взяла себе новое имя. Рэнд-Розенбаум была фанатичной антисоветчицей и сторонницей превосходства свободного рынка над любыми формами коллективизма и социализма. Она считала рынок необходимым злом, каковое наилучшим образом подходит для несовершенной человеческой натуры. Интересно отметить, что отец ультралиберального А. Гринспена, напротив, слыл сторонником широкого использования плановых начал и государственных программ в экономике[95].

Немецкий социолог М.Вебер пишет: «В кальвинизме, который имел большее влияние на развитие предпринимательского духа англичан, в качестве наилучшего средства для обретения внутренней уверенности в спасении рассматривается неутомимая деятельность в рамках своей профессии»[96]. По наблюдению известного правоведа XIX века, профессора Харьковского университета К.П. Пауловича, жизнь англичанина протекает в непрерывной деятельности, «все живут для работы, и работают для жизни»[97].

Энергичный характер и исключительное пристрастие англичан к физической деятельности как нельзя лучше демонстрирует их увлечение различными игровыми видами спорта. Как отмечает В.Зомбарт, «новая английская культура (за исключением экономики и техники, которые ныне приобрели интернациональный характер) может предложить только два блага, представляющие собой подлинно английское изобретение: комфорт и спортивные состязания»[98].

Однако следует отметить, что в силу слабой предрасположенности к созерцанию жители Туманного Альбиона не явили миру каких-либо принципиально новых спортивных идей. Игры в крикет и бильярд, пользующиеся повышенной популярностью среди англичан, были впервые замечены во Франции; по некоторым данным, появление футбола приписывают Китаю; боксом занимались еще в Древней Греции. Тем не менее, как уже подчеркивалось, англичане – удивительные новаторы. Благодаря их изобретательности из крикета появился теннис, а из бильярда – снукер. К тому же англичан по праву можно считать родоначальниками современных видов спорта с точки зрения разработки спортивных правил. Они были первыми в определении стандартных дистанций для бега, плаванья и скачек. Им же принадлежит идея создания профессиональных ассоциаций футбола, хоккея и бокса.

Особый упор на физических упражнениях делался и в частных мужских школах Англии, получивших известность своими спартанскими методами воспитания. Пребывание в таких школах приравнивалось к выживанию в суровых условиях: комнаты учеников никогда не отапливались, им не дозволялось встречаться с родителями и лицами противоположного пола, учителям разрешалось пускать в ход палку для битья за малейшее неповиновение. Искусства, музыка и литература были практически исключены из учебных программ. Будущим представителям британской элиты прививался деятельный характер. Сознание воспитанников школ последовательно наполнялось установкой на то, что настоящий англичанин должен быть храбрым, неразмышляющим и прагматичным, не размениваться на эмоции и не отвлекаться на проблемы абстрактного характера.

М.Вебер давал высокую оценку сдержанности и самообладанию лучших представителей английских gentlemen. В частности, он отмечал: «… пуританская аскеза… стремилась научить человека руководствоваться «константными мотивами»…, а не «аффектами», воспитать в нем «личность»… целью аскезы было создать условия для деятельной, осмысленной, светлой жизни; ее настоятельной задачей – уничтожить непосредственное чувственное наслаждение жизнью»[99].

Не в последнюю очередь именно ограничительная система воспитания английских частных школ явилась одной из причин распространения гомосексуализма в среде британской элиты (который впоследствии британцы навязали всему остальному миру под лозунгом борьбы за права человека). При помощи интенсивных физических упражнений воспитатели заглушали гормональное развитие учеников во время пертурбационного периода. Попытки подростков к самоудовлетворению публично порицались руководством школ как занятия несопоставимое с обликом джентльмена – будущего правителя мира. Воспетую в литературе ненависть англичан к иностранцам, возможно, пожалуй, объяснить тем, что тот идеал англосаксонской идентичности, сформированный у выпускников частных школ, в реальности не соответствовал образу жизни ни одного народа, проживающего на покоренных Британией территориях. Поэтому жизнь представителей английской элиты вдали от своей родины нередко превращалась в пытку.

Посетившие в конце XVIII – начале XIX века Англию русские писатели, не скрывали своего восхищения перед грациозностью и великолепием красоты английских женщин. Приведем несколько цитат. Н.Карамзин: «Англию можно назвать землёю красоты – и путешественник, который не пленится миловидными англичанками…, должен иметь каменное сердце»[100]. П.Макаров: «Вообразите богиню любви, когда она вышла из Океана…. представьте себе земное существо, ближайшее к наружному совершенству – и будете иметь портрет молодой англичанки»[101]. Ф.Достоевский: «Во всем мире нет такого красивого типа женщин, как англичанки»[102]. А.Заблоцкий: «Кажется женщины в Англии – единственный предмет, который пощадило практическое направление»[103].

При этом, восхищаясь англичанками, авторы указывали на совершенную пассивность и безучастность англичан к красоте своих женщин. П.Макаров: «Жаль, что такие красавицы имеют мужей флегматиков, которые занимаются более политикой и торговлею, нежели их прелестями»[104]. Ф. Достоевский: «Мрачный характер англичан не оставляет их и среди веселья: они и танцуют серьезно, даже угрюмо, чуть не выделывая па, и как будто по обязанности»[105].

Богатство чувств, воспетых в шекспировских любовных сонетах, через два столетия после смерти великого драматурга, перестает играть сколь-нибудь значительную роль в мировосприятии англичан, окончательно погруженных в одномерное пространство товарно-денежного обмена. Характерно, что именно в Англии отношение к любви превращается в один из наиболее прибыльных проектов, известных человечеству. В начале XIX века в Лондоне, наводнённом богатыми людьми, проституток насчитывалось больше, чем в любой другой европейской столице[106]. Суровое английское законодательство «стимулировало» распутство английских девушек. С одной стороны, «развратителю замужней женщины грозило совершенное разорение или постыдная смерть», а с другой стороны, «мужчина должен был жениться на девушке, которая на Евангелии побожилась, что он явился причиной её беременности». В случае отказа жениться мужчина должен был финансово обеспечить воспитание ребенка.

В период эпидемии оспы для того, чтобы сохранить будущую красоту своим дочерям британцы прививали им в детстве эту страшную болезнь. Обычай прививания оспы детям был перенят у черкесов и популяризирован в Англии принцессой Галльской. Черкесы бедны, а их дочери красивы, и поэтому они извлекают максимум выгоды, поставляя красавиц в гаремы султана и всех тех, кто достаточно богат. В результате успеха данного эксперимента, произведённого вначале на четырех преступниках, осужденных на смерть, десять тысяч девушек Англии были обязаны принцессе Галльской своей красотой.

Повсеместная демонстрация обнаженных женщин в средствах массовой информации, использование сексуального подтекста в рекламе практически искоренили из жизни современного англосаксонского общества романтическую сторону любви. Любовь, как наивысшее духовное проявление человеческих чувств, как главнейший объект познания, была низведена к банальному удовлетворению физиологических потребностей. Следует подчеркнуть, что на современном этапе Англия выступает лидером среди промышленно развитых стран с точки зрения сексуальной активности подростков: 86 % незамужних англичанок вступают в половые отношения в возрасте до 19 лет (американки занимают второе место – 75 %)[107].

С «вхождением в моду» брачных контрактов чувственные элементы в личной жизни англичан нивелируются еще в большей степени. В погоне за социальным статусом в условиях стремительно возрастающего порога материального благополучия «нормальная» семейная жизнь становится все более недоступной. За последние более полувека количество первичных браков в Британии сократилось втрое с 426 тысяч в 1940 г. до 144 тысяч в 2006 г., при том, что население страны за этот период увеличилось на 12,3 миллиона человек. Для поддержания материального стандарта жизни женщины вынуждены работать наряду с мужчинами, часто отказывая себе в возможности иметь полноценную семью: 37 % мужчин и 44 % женщин сожительствуют в гражданском браке. Это дает возможность одиноким родителям претендовать на получение существенных по размеру финансовых субсидий от государства на содержание детей до достижения ими 16-летнего возраста.

Предоставление английским женщинам равных с мужчинами перспектив карьерного роста сократило рождаемость. За последние сто лет количество детей в среднестатистической английской семье снизилось с 3,5 до 1,7. По данным социологических опросов, в Британии около половины женщин, работающих на менеджерских должностях, не имеют детей. Несмотря на требования предпринимателей, правительство так и не разработало комплексной общенациональной программы ухода за детьми. Создание детских учреждений за счет бизнеса сдерживается фактором высоких расходов. Бизнес опасается утратить свои конкурентные преимущества перед компаниями из стран континентальной Европы, где детские учреждения широко финансируются государством. Хотя бизнес и поддерживал идею снижения государственных налогов, взимаемых с работающих матерей, однако в июле 1990 г. Палата общин британского парламента проголосовала против предоставления налоговых скидок работающим матерям. Именно поэтому все большая пропорция «английских» детей рождается от иностранных матерей. По статистике, каждый четвертый ребенок в Британии и каждый второй ребенок в Лондоне рождается от матери-иностранки.

Можно допустить, что эмансипация англичанок привела к утрате присущей им женской привлекательности, воспетой в предыдущих веках русскими писателями. Британовед Кейт Фокс отражает эти изменения, представляя современную англичанку в облике «беспрерывно хихикающей бестолковой самки с лошадиным лицом».

Однако извращённое отношение к любви в Англии парадоксальным образом компенсируется англичанкам в виде повышения их материального благосостояния. Так, по данным лондонского Центра исследований экономики и бизнеса (Centre for Economics and Business Research), в настоящее время женщины владеют 48 % финансовых активов Великобритании, а к 2025 г. эта пропорция возрастет до 60 %. Такое положение объясняется, среди прочего, повышенной успеваемостью женщин при получении среднего и высшего образования, большей пропорцией собственников жилья среди одиноких женщин по сравнению с одинокими мужчинами, а также более высокой продолжительностью жизни женщин.

Среди британских миллионеров в возрастной категории до 45 лет на 25 % больше женщин, чем мужчин; женщины-миллионеры в возрасте свыше 65 лет также превышают своих мужских визави (71 369 против 67 865 человек); 43 % девушек успешно сдают выпускные экзамены, дающие право на поступление в университет против 34 % юношей. Ожидаемая продолжительность жизни британских женщин составляет 81 год против 76,6 лет для мужчин. Это означает, что вероятность получения наследства у женщин больше, чем у мужчин, что обуславливает также необходимость осуществления ими более высокого уровня сбережений. В результате высокой успеваемости в системе среднего и высшего образования женщины претендуют на улучшенные профессиональные перспективы, в том числе, на позициях менеджеров. В Британии уровень оплаты труда женщин составляет 82 % от уровня оплаты мужчин и этот разрыв продолжает сокращаться (для сравнения: в 1970 г. разрыв составлял 63 %). Молодые и пожилые женщины в большей степени склонны к одинокой жизни, чем мужчины: 63 % женщин в возрасте от 20 до 24 лет и 34 % женщин в возрасте от 65 до 75 лет живут отдельно от родителей по сравнению с 44 % и 19 % мужчин соответственно.

Таким образом, жёсткая и односторонне направленная система воспитания личности в английских частных школах способствовала развитию у юношей неадекватного отношения к прекрасному полу. Атрофировано-утилитарное восприятие любви, как одной из главных мотиваций деятельности человека, стало, очевидно, той ценой, которую Британия заплатила за установление мирового господства.

Глава 4. Как работает модель

Находясь в зените могущества, Британская империя простиралась на одну четвертую поверхности земной суши, а ее поданные составляли примерно четверть населения планеты. В Европе, кроме главных островов, Британия обладала важными морскими и торговыми пунктами: Гибралтаром, Мальтой и Кипром, в Азии – Индией, почти половиной Африки с важными прибрежными странами и множеством островов, ей принадлежала Австралия с новозеландскими островами, неизмеримые пространства земель в Северной Америке и большинство островов Вест-Индии (в бассейне Карибского моря). Как отмечает немецкий экономист Ф. Лист, «Англия захватила ключи ко всем морям и всюду расставила сторожевые посты… Ей не хватает только Дарданелл, Зунда, перешейков Суэцкого и Панамского для того, чтобы все моря запирать и открывать по своему желанию»[108]. После Первой мировой войны англичане закрепились на Ближнем и Среднем Востоке, контролируя Аден, Египет, Судан, Северное Сомали, Договорный Оман, Маскат, Оман, Кувейт, Катар, Ирак, Трансиорданию, Палестину и даже часть Ирана. На защите империи стояли Королевские ВМС – величайший военный флот в истории; её земли соединяли 170 000 миль телеграфных кабелей, проложенных по морскому дну, и 662 000 миль подземных и наземных телеграфных линий. На долю Британии приходилось более 30 % общемирового ВВП. По энергопотреблению она в пять раз превосходила Соединённые Штаты, и в 155 раз – Россию. Эта страна обеспечивала 25 % мирового товарооборота, две пятых торговли промышленными товарами. При этом население Британии составляло лишь 2 % жителей планеты[109].

Темпы расширения территории Британской империи поражают воображение. В 1860 г. Британская империя занимала без метрополии 6,5 млн. кв. км с населением 145 млн., в 1899 г. – 24 млн. кв. км с населением 309 млн. человек, в 1914 г. – 33 млн. кв. км с населением 380 млн. человек, а после Первой мировой войны – 35 млн. кв. км с населением 450 млн. человек. И в абсолютных, и в относительных показателях Англия захватила больше колоний, чем какая-либо другая империалистическая держава, что подтверждается следующими данными (табл. 1.1).

Итак, Британская империя была последней, крупнейшей, поистине глобальной империей, «над которой никогда не заходило солнце». Осуществляя территориальную, торговую и культурную экспансию, Британия тщательно собирала сведения и систематизировала знания об особенностях развития покоренных народов. Исключительная информированность метрополии о повседневной жизни и устройстве быта в колониях во многом определила центральное местоположение Британии в системе глобальных экономических координат.

Таблица 1.1

Колониальные владения «великих держав» после Первой мировой войны

Эксклюзивные по тем временам знания о специфике ведения хозяйства в различных странах и на разных континентах планеты активно использовались английскими философами и политэкономами как для создания теоретико-методологической базы раннего капитализма, так и для формулирования четких социально-экономических законов материального воспроизводства на более поздних этапах развития современной цивилизации – в период полномасштабного развертывания процессов экономической и финансовой глобализации. Практическое применение указанных законов во многом способствовало расцвету Британской империи, за что их разработчики удостаивались высоких государственных должностей и титулов[110].

Не в последнюю очередь именно благодаря первенству в описании и мировом распространении правил хозяйствования в индустриальную и постиндустриальную эпоху, а также более глубокой, чем у других европейских империй, интеграции в систему мирохозяйственных связей, Британии удалось обеспечить себе несравнимые конкурентные преимущества на геополитической арене.

Совокупность теорий и правил экономического поведения, разработанных английскими политэкономами в период существования Британской империи, были положены в основу политико-экономической системы, которая в современном научном обороте получила название англосаксонской модели капитализма.

По мнению британского философа и экономиста, президента Института Адама Смита М. Пири, англосаксонская модель капитализма возникла не в результате стечения обстоятельств, а является продуктом культуры, в которой она родилась и развилась в соответствии с характерными чертами и стилем жизни того народа, который ее породил: хотя название модели происходит от германских племен, англов и саксов, которые в течение 5–7 вв. н. э. переселились на Британские острова из Северной Германии, она также воплотила в себя культуру кельтов (скотов), которые осуществили значительное влияние на ее формирование.

М. Пири также считает, что в основу этой модели положены два фундаментальных философских принципа, которые имеют глубокие корни в англосаксонской культуре – это принцип оппонирования, соперничества, противоборства (adversarial principle) и эволюционный принцип (evolutionary principle). М. Пири подчеркивает, что центральным элементом в британской философской традиции выступает понятие конфликта (конкуренции). Принцип оппонирования предусматривает подчинение каждого общественного действия двум сторонам, которые должны находиться в конфронтации друг к другу. Независимо от того, идет ли речь о судебном процессе, в котором дело одновременно ведется стороной обвинения и стороной защиты, о парламентской системе, представленной правящей партией и оппозицией, об оппонентах в научном эксперименте, либо о конкурирующих фирмах на рынке, победа в конкурентной борьбе должна быть присуждена той стороне, чья аргументация окажется наиболее убедительной.

Сила принципа оппонирования в Великобритании помогает объяснить традиционно скептическую позицию этой страны в отношении интеграционных процессов в ЕС. Гармонизация стандартов и правовых норм ЕС в европейских странах со схожей практикой считается абсолютно неприемлемой для Великобритании, поскольку противоречит ее традициям судопроизводства, управления и философии.

В свою очередь эволюционный принцип предусматривает внесение постепенных изменений в порядок вещей, установившийся в настоящее время, при обязательном сохранении традиций. В наиболее общем смысле, принцип эволюции утверждает, что изменения должны происходить не внезапно в результате насильственных действий, которые мгновенно сваливают установившийся статус-кво, а путем постепенного процесса, который позволяет внесение последовательных модификаций и их законодательное закрепление. Этот принцип требует существования системы достаточно толерантной к признанию изменений и достаточно гибкой для их внедрения в текущую практику. В результате функционирования такой системы устоявшееся положение вещей изменяется в другое путем серии промежуточных шагов, некоторые из которых представляются даже незаметными, но сложенные вместе формируют новое измерение реальности. Этот процесс принципиально отличается от тех процессов, которые характеризуются дискретными скачками.

По мнению М. Пири, указанные два принципа (принцип оппонирования и эволюционный принцип) помогают объяснить в долгосрочном периоде, почему англосаксонская модель капитализма противится любым тенденциям, ограничивающим конкуренцию внутри этой модели или делающую ее менее гибкой и пригодной к адаптации. Конфликт нужен для максимизации возможностей продолжения конкурентной борьбы. В этом смысле важную роль играет постоянное внедрение инноваций, наиболее успешные из которых должны получать законодательную поддержку и тем самым постоянно изменять статус-кво[111].

Согласно определению французского экономиста М.Альбера, «англосаксонский капитализм основан на господстве акционера, на предпочтении, оказываемом краткосрочной финансовой прибыли и вообще индивидуальному финансовому успеху; в данном контексте он является прямой противоположностью рейнскому (альпийскому) капитализму, приоритетными целями которого выступают забота о долгосрочном результате и предпочтение, оказываемое предприятию, задуманному как сообщество, объединяющее капитал и труд»[112].

К классическим странам, практикующим англосаксонскую модель, относятся Великобритании и ее бывшие колонии – США, Канада, Австралия, Новая Зеландия и Ирландия. В каждой из этих стран применение данной модели имеет свою исторически обусловленную специфику. Например, лейбористское влияние в Австралии и Новой Зеландии сильнее, чем в Англии. В свою очередь в США отсутствует разветвленная система социальной защиты, действующая в Великобритании. Финансирование бизнеса в Канаде отличается в целом от традиционной англосаксонской модели. Например, успешное экономическое развитие в провинции Квебек опиралось на схемы финансирования в рамках депозитных касс и ссудо-сберегательных кооперативов (а не фондовой биржи).

М.Альбер первым предложил компаративную методологию для сравнения “англосаксонской” и “рейнской” моделей капитализма, рассмотрев их отличия на примерах США и Германии. “Противостояние неоамериканского и рейнского капитализма, – пишет М.Альбер, – это война носителей двух антагонистических логик капитализма под покровом единого либерализма”[113]. Теоретическое обоснование типологии моделей капитализма получило дальнейшее развитие в совместной работе канадского политэконома Питера Холла и британского экономиста Девида Соскиса, популяризовавших термин “разнообразие капитализма”, выделив две модели современного капитализма: “либеральную рыночную экономику”, характерную для стран англосаксонского типа; и “координованую рыночную экономику”, характерную для стран континентальной Европы и Азии.

Следует подчеркнуть, что на отношения между индивидами и группами внутри отдельных обществ большое влияние оказывают действующие в этих обществах системы ценностей, которые являются определяющими для эффективности их развития. По мнению Б.Гаврилишина, индивидуалистическо-конкурентная система ценностей берет свое начало от религиозных верований. Согласно этой системе ценностей, человек был создан по образу Бога, как высшее существо, имеющее право на господство над всеми остальными. При этом человек должен сосредоточиться на своей собственной персоне как для удовлетворения своих жизненных потребностей и стремлений, так и для поиска спасения души, чего можно достичь только личными усилиями. Дифференцирование наград за усилия предопределяет и оправдывает конкурентную борьбу за награды, в которой одни выигрывают, а другие проигрывают. Примером этой системы является молодая американская нация 1776 г., в которой сформировались такие черты поведения, как индивидуализм, уверенность в себе, прагматизм, мобильность, нонконформизм, честолюбие, стремление к успеху, настойчивость и конкурентоспособность. Увековечению этих ценностей способствовало отсутствие непосредственной общей внешней угрозы[114].

Первичным элементом институциональной матрицы англосаксонской модели капитализма являются религиозные ценности протестантизма, который послужил основой формирования буржуазного типа личности.

Наследование протестантских ценностей обусловило и то, что в неолиберальной англосаксонской модели предпочтение отдается индивидуализму, рациональному эгоизму, преобладанию личных прав над социальным равенством, минимальной роли государства в экономике и решающей роли бизнеса в структурировании трудовых отношений. Индивидуальный успех или поражение не зависят от помощи других – такая помощь рассматривается преимущественно как действие благотворительности, унижающее достоинство человека.

В свою очередь юридическим фундаментом англосаксонской системы является общее право, основанное на судебном прецеденте, что качественно отличает ее от романо-германской правовой системы, которая распространена в странах континентальной Европы, и базируется на кодификации правовых норм. В основу правовой идеологии общего права заложены принципы индивидуализма, приоритета прав граждан над интересами общества.

Частная собственность представляет собой центральный элемент экономической активности в англосаксонской модели, предполагающей незначительную координацию рыночных отношений и ограниченное вмешательство государства в экономику. В целом, главная роль государства в англосаксонской модели сводится к поддержанию стабильности макросреды, позволяющей рынкам свободно оперировать без политического и социального вмешательства. В этой модели предусмотрено, что основные действия государства должны направляться на соблюдение агентами хозяйствования правовой дисциплины, обеспечения макроэкономической стабильности в сферах инфляции, занятости, валютных курсов и бюджетного дефицита.

В англосаксонской модели координация действия экономических агентов выполняется рынками с высоким уровнем дерегуляции (путем «невидимой руки»). Эта модель утверждает эффективность свободного рынка, экономики laissez-faire, или примата рынка над государственным вмешательством в процессы капиталистического развития и роста. В англосаксонской модели проблемы рынка решаются путем введения дополнительных рыночных элементов там, где это оказывается необходимым. Например, проблема загрязнения окружающей среды решается путем организации рынка купли-продажи квот на выбросы вредных веществ. Через внедрение коммерческих схем торговли выбросами создается мотивация для компаний по снижению загрязнения атмосферы. Таким образом, неолиберальные подходы не зависят от политического вмешательства, но влияют на формирование рыночного спроса и предложения и предлагают в долгосрочной перспективе наиболее жизнеспособный подход к решению проблем капиталистической эволюции.

В англосаксонской модели социальное государство рассматривается как препятствие развитию, поскольку оно создает синдром зависимости, поощряет лень и безответственность. Неолиберальные экономики практикуют «остаточное» социальное государство путем поддержания сравнительно низких ставок налогов, процентных ставок и гибких рынков труда, что создает повышенную мотивацию к трудоустройству.

Заметим, что Великобритания неоднократно бойкотировала социальные инициативы Евросоюза (в частности, в 1989 г. отказалась подписать Хартию Содружества про основные социальные права трудящихся; в 2003 г. – отказалась от применения директивы ЕС 2003/88/ЕС о рабочем времени) со ссылкой на то, что национальные интересы Великобритании требуют функционирования более гибких рынков труда, чем это устанавливают регуляторные нормы социальной политики ЕС. Самым главным аргументом такого решения было то, что социальные расходы препятствуют развитию новых отраслей промышленности. По мнению М. Пири, дело здесь не только в том, что при высоких социальных расходах существующие отрасли становятся менее конкурентоспособными относительно иностранных конкурентов. Но и в том, что новый бизнес, который мог бы быть начат с целью заполнения новых экономических ниш, не способен это сделать, учитывая высокую стоимость труда, что является следствием соответствующего регулирования социальной политики.

Высокий размер социальных расходов в сфере занятости в Европейском Союзе увеличивает стоимость труда вдвое по сравнению с размером зарплаты, фактически получаемой работником. Взносы на оплату обязательного медицинского страхования, временной нетрудоспособности во время болезни, декретного отпуска, официальных праздников, пенсионных расходов и пособия по безработице увеличивают нагрузку на работодателя и уменьшают гибкость. Хотя указанные расходы являются неотъемлемой составляющей современного развития трудовых отношений, англосаксонская модель пытается свести их до уровня, позволяющего достичь наибольшей гибкости (а фактически безвозмездной эксплуатации).

Критика в адрес того, что англосаксонская модель имеет целью поддержание низкого уровня зарплаты и низкой социальной защиты, по мнению М. Пири, является безосновательной, поскольку создавать рабочие места, которые являются источником будущего национального богатства, может только та экономика, которая способна адаптироваться. Только богатая страна с подвижными и конкурентоспособными отраслями может позволить себе предоставление социальных и государственных услуг на должном уровне. По мнению М. Пири, социальная политика ЕС направлена на создание неконкурентоспособных отраслей и нежизнеспособной экономики, а, следовательно, является неприемлемой для англосаксонской модели, поскольку она одновременно отрицает оба ее фундаментальных принципа.

Хотя первые рабочие союзы возникли в Англии в середине XVIII века (по типу которых несколько позднее были созданы профессиональные рабочие союзы в США), в современной англосаксонской модели уровень участия работодателей в профессиональных ассоциациях является низким. В качестве социальных партнеров эти ассоциации или слабые или их вовсе не существует, в то же самое время профессиональные союзы, например, в США, организованны в децентрализованной форме. Главным образом, они заключают нескоординированные соглашения между работодателями и рабочими только на уровне отдельных компаний, а, следовательно, их влияние в масштабах национальной экономики является минимальным.

В результате снижения важности трудовых отношений в англосаксонской системе наблюдается тенденция к сокращению членов профсоюзов. Так, в Англии в связи с законодательными ограничениями деятельности профсоюзов, введенных правительством М. Тэтчер, в 1984–1998 годах процентное соотношение членов профсоюзов снизилось с 54 % до 36 %[115].

С точки зрения защиты прав рабочих, ослабление роли профсоюзов частично балансируется благодаря высокой мобильности на рынке труда, как отраслевой, так и географической, а также гибкими системами его оплаты. В свою очередь это ведет к тому, что в целом промышленность в странах с англосаксонской моделью характеризуется сравнительно низкой квалификацией труда и низкой заработной платой, а также чрезвычайно иерархической корпоративной организацией и использованием работников с высшим образованием на технических должностях. Относительное отсутствие высококвалифицированных трудовых кадров, организаций работников и работодателей, а также долгосрочного финансирования технологического развития заставляет англосаксонские фирмы концентрировать свою деятельность на производстве продукции с использованием дешевой рабочей силы и стандартизированных методах производства.

Такая картина, однако, не мешает одновременному существованию в британской и особенно в американской экономике высокотехнологичных секторов, поскольку благодаря тесным связям с рынками капитала, сравнительно легкому доступу к венчурному капиталу и расширенным возможностям найма высококвалифицированных иностранных работников за высокую цену, крупные компании в США и Великобритании способны быстро инвестировать в инновационные секторы экономики (например, в фармацевтический сектор или сферу финансовых услуг). При этом инновации являются частной собственностью, которые через внедрение на рынок новых технологий обеспечивают их владельцам получение сверхприбылей.

Профессор Лондонской школы экономики и политических наук Р. Дор подчеркивает, что в англосаксонской модели компания рассматривается как организация, основанная индивидами, вложившими в нее свой капитал, для удовлетворения собственных материальных интересов[116]. Т. е. концепция фирмы понимается исключительно как частная собственность. Поэтому на практике господствует модель управления в интересах акционеров (shareholder model), направленная на максимизацию текущей прибыли. Напротив, в континентальной Европе и Азии господствует модель соучастников (stakeholder model), в которой в той или иной степени учитываются интересы не только акционеров, но также менеджеров, работников, деловых партнеров, местных сообществ и др.

Для англосаксонской модели характерна распыленная собственность. В США и Великобритании около 80 % всех акций приходится на мелких акционеров. В эту категорию помимо домохозяйств входят так называемые институциональные инвесторы – фонды (страховые, пенсионные, инвестиционные и др.), аккумулирующие средства населения и вкладывающие их в различные финансовые инструменты с целью получения прибыли. Напротив, финансирование бизнеса в континентальной Европе и Азии осуществляется преимущественно через банки. К примеру, в Японии и Германии доля банков в общем объеме финансовых активов экономики составляет 60–70 %, тогда как в США менее 25 %[117]. В Великобритании доля банков в финансировании частных компаний нефинансового сектора составляет всего около 18 %[118].

В англосаксонской модели компании преимущественно ориентированы на разовые контракты и избегают брать на себя долгосрочные обязательства с целью сохранения гибкости в условиях неустойчивой рыночной конъюнктуры. В американском антимонопольном законодательстве тесные межфирменные связи, долговременная кооперация и скоординированные взаимодействия нередко выглядят как ограничение конкуренции. Так как бизнес рефинансируется преимущественно на фондовом рынке, он является зависимым от ожиданий краткосрочных биржевых прибылей. Поэтому бизнес практически не способен путем кооперации и координации обеспечивать экономику «общественными товарами» такими, как профессионально-техническое обучение и фундаментальная наука, либо создавать условия для долгосрочного инвестирования. Англосаксонские компании предпочитают доходность целям роста и занятости, а их структуры «корпоративного управления» (совет директоров, прозрачная бухгалтерия, ответственность за материальное поощрение менеджеров) ориентированы на рынки капиталов и требования акционеров по обеспечению высокой текущей доходности.

Таким образом, англосаксонскую модель капитализма возможно определить как такой тип хозяйствования, при котором каждый дееспособный член общества (под влиянием наследия протестантской трудовой этики) призван занимать активную жизненную позицию, направленную на получение краткосрочной максимальной выгоды из любой сферы материальной или духовной деятельности человека с целью накопления и расширения частного индивидуального благосостояния. При этом институциональную основу англосаксонского социально-экономического устройства составляют: идея свободы как способ самовыражения личности и принцип организации экономической деятельности, представительная (парламентская) демократия как форма консенсуса правящих элит, частная собственность как основа ведения хозяйства, фондовая биржа как главный источник финансирования бизнеса и перераспределения прав собственности, а также система независимого судопроизводства, основанная на англо-американском общем праве, как механизм защиты прав имущих классов.

Главной и неотъемлемой характеристикой англосаксонской модели капитализма является примат коммерческих интересов, что качественно отличает ее от других моделей социально-экономического развития, практикуемых в мире, и оказывает существенное влияние на формирование соответствующей системы ценностей.

Движущим фактором социально-экономического развития в англосаксонской модели выступает стремление к коммерциализации всех без исключения сфер деятельности социума с целью максимизации прибыли. Высшим критерием общественной значимости человека считается деловой успех, в то время как бедность приравнивается к пороку. Социальный статус человека определяется не столько возрастом и приобретенным опытом, сколько принадлежностью к тому или иному имущему классу, личными предпринимательскими достижениями и величиной финансовых активов. Место в социальной иерархии зависит от родового происхождения, владения недвижимым имуществом и степени практического вовлечения индивида в экономические процессы. Гарантом сохранности частной собственности выступает государство, которое в рамках установленных правил, контролирует все сферы производительной деятельности общества.

Часть II Составляющие успеха

Глава 5. Пять веков протекционизма

С конца 1980-х гг. развитие мировой хозяйственной системы базировалось на принципах неолиберализма. Эти принципы активно насаждались в сознании всех без исключения субъектов международных экономических отношений, независимо от степени их реальной готовности к проведению политики «открытых рынков». При этом главные идеологи доктрины неолиберализма – Великобритания и США – предпочитали не акцентировать внимания на том факте, что в течение всего периода становления собственных национальных экономик их внешнеэкономическая политика принимала различные формы протекционизма для защиты внутренних рынков.

Рассмотрим в исторической ретроспективе, каким образом Великобритании и США при помощи политики протекционизма удавалось повышать международную конкурентоспособность своих национальных производителей и выводить их на лидирующие позиции в глобальной экономике.

Согласно учению о меркантилизме, заложившему научную основу современной теории международной торговли, показателем богатства страны являлись запасы золота и других сокровищ, а источником богатства считалась внешняя торговля, благодаря которой через неэквивалентный обмен обеспечивался активный торговый баланс.

Постулаты меркантилизма подверглись жесткой критике шотландским экономистом А. Смитом, который установил, что благосостояние наций зависит не столько от количества накопленного ими золота, сколько от их способности производить конечные товары и услуги, поэтому основная задача состоит не в приобретении золота, а в развитие производства за счет разделения труда и его кооперации. Согласно учению А. Смита, наилучшим образом данное положение реализуется в условиях государственного невмешательства в экономику и свободы конкуренции, когда производители абсолютно экономически свободны и могут самостоятельно в рамках экономических законов выбирать любой род деятельности. Субсидирование экспорта или обложение импорта пошлинами А. Смит считал недопустимыми мерами международной торговли, поскольку они представляют собой налог на население, что ведет к повышению внутренних цен.

Работа А. Смита «Исследования о природе и причинах богатства народов», многократно переизданная при жизни автора, получила высокую оценку руководства Британской империи. А. Смит был назначен главой таможенного управления Эдинбурга – столицы Шотландии. Незадолго до смерти А. Смита британский премьер-министр У. Питт оказал высокую честь шотландскому мыслителю, предложив ему сесть первым за стол на званном обеде, на котором собрались многие известные политики. «Мы останемся стоять, пока Вы не сядете, – сказал У. Питт, – ведь все мы – Ваши ученики».

Однако, активно пропагандируя миру теорию свободной торговли А. Смита, в практической реализации своей собственной внешнеэкономической стратегии Британия придерживалась прямо противоположных методов. На протяжении значительного периода существования Британской империи метрополия ревностно оберегала национального производителя от иностранной конкуренции путем выстраивания заградительных барьеров, что в конечном итоге сыграло ключевую роль в возвышении Британии в качестве «промышленной мастерской» мира и крупнейшей морской державы. Как отмечает немецкий экономист Ф. Лист, «этих-то факторов, по-видимому, А. Смит не желал ни знать, ни замечать. Они принадлежали, конечно, к категории тех назойливых фактов, по поводу которых (французский экономист) Ж.Б. Сэй сознается, что “они приводят к мятежу против собственной системы»[119]. Норвежский экономист Э. Райнерт иллюстрирует масштабность английского протекционизма следующим образом: «Адам Смит в книге «Богатство народов» (1776 г.) велел англичанам открыть границы для свободной торговли, но история гласит, что за 100 лет, последовавших за изданием книги, в Англии было собрано таможенных налогов больше, чем во Франции, которая считается сегодня оплотом протекционизма»[120].

Как уже отмечалось, с середины XIII в. внутренняя и внешняя торговля Англии оказалась в полной зависимости от ганзейцев. Однако годы учения не проходили для Англии впустую. Спустя сто лет после основания в Лондоне немецкой торговой монополии английский король Эдуард III посредством различных льгот сумел привлечь в страну суконных мастеров из Фландрии. После того, как их производство внутри страны возросло, король издал указ, запрещающий англичанам одеваться в чужеземные суконные изделия. Эдуард IV пошел еще дальше и вовсе запретил импорт иностранного сукна. Тогда же были изданы законы, препятствовавшие вывозу благородных металлов, как в монете, так и в слитках. Иностранным купцам вменялось в обязанность все деньги, вырученные за ввезенные в Англию продукты, тратить на покупку товаров местных купцов.

Немалый вклад в повышение благосостояния Англии своей экономической политикой внесла и династия Тюдоров. Выросший в Бургундии будущий король Англии Генрих VII имел возможность наблюдать за тем, каким прибыльным было производство шерсти на континенте, производимой из английского сырья. По восшествию на престол Генрих VII ввел налог на экспорт немытой шерсти из Англии и освободил начинающих производителей шерсти от налогов, одновременно предоставив им монопольные права. В свою очередь Генрих VIII по наущению английских промышленников издал постановление об изгнании из Лондона 15 000 бельгийских фабрикантов, которые, пользуясь стремительным развитием английской мануфактурной промышленности, взвинчивали цены на импорт сельскохозяйственной продукции. Целью королевского указа было регулирование цен на продукты питания во избежание голода в стране. (Подобная практика применялась также в Англии в период 1815–1846 гг. во время действия так называемых «хлебных законов», которые представляли собой высокие тарифы на импорт зерна, призванные защищать английских фермеров и землевладельцев от конкуренции с дешевым иностранным зерном). Одновременно были изданы законы, ограничивающие роскошь, введены уставы на ношение платья, таксы на жизненные припасы и поденную плату.

Хотя под принуждением ганзейцев английские монархи были вынуждены время от времени восстанавливать их прежние привилегии, тем не менее, благодаря действию протекционистских мер английское шерстяное производство смогло значительно продвинуться вперед.

Пытаясь противодействовать быстрому развитию английской промышленности, ганзейцы добились императорского эдикта, по которому английским купцам запрещалась всяческая торговля внутри германской империи. В ответ на это королева Елизавета I приказала задержать шестьдесят ганзейских кораблей, на которых они вели контрабандную торговлю, и конфисковать их груз. Решительный поступок Елизаветы I, на который ганзейцы не смогли адекватно отреагировать, нанес сокрушительный удар по их репутации, ускорив разрушение торговой монополии Ганзы и расчистив дорогу для будущего морского владычества Англии.

По мнению Ф. Листа, главные причины распада Ганзейского союза заключались в том, что торговля ганзейских городов не была национальной, не основывалась на развитии собственного земледелия и промышленного производства и не опиралась на политическое могущество единого национального государства.

Англии удалось извлечь важные уроки из ганзейского опыта. Помимо создания собственного военного флота, английская внешняя торговля «нашла прочную опору в земледелии и промышленности страны». Интересы короны, аристократии и народа «счастливо уживались в солидарности и единении». Ф. Лист подчеркивает, что если бы англичане преследовали принципы свободной торговли, ганзейские купцы до сих пор бы сохраняли свою торговую монополии в Англии. «Нельзя не удивляться, – отмечает немецкий экономист, – что Адам Смит не дал себе труда проследить промышленную и коммерческую борьбу Ганзы с Англией с начала ее возникновения и до конца»[121].

При Елизавете I протекционистская политика стала основой государственного развития Британии. Было введено эмбарго на экспорт необработанной шерсти из Англии; запрещен импорт металлических и кожевенных изделий; созданы наиболее благоприятные условия для эмиграции немецких горнопромышленников и железозаводчиков, импорта лесных материалов для создания собственного кораблестроения. Вследствие переселения протестантских фабрикантов, изгнанных из Бельгии и Франции, Англия освоила выделку тонких шерстяных материй, шляп, бумаги, часов, стеклянных, льняных и шелковых изделий. Все эти отрасли развились благодаря прямому запрещению импорта или высоким таможенным пошлинам. «Раз овладев какой-либо отраслью промышленности, – пишет Ф. Лист, – Англия в течение столетий окружала ее своим попечением и лелеяла ее, как молодое деревцо, которое требует опоры и заботы»[122].

Однако нейтрализация торговой монополии Ганзы стала лишь первой крупной победой в стратегии Англии по установлению мирового торгового господства. В 1651 г. английский парламент с целью противостояния быстрому развитию торговли и промышленности Голландии, издает первый Навигационный акт, на основании которого все ввозимые в Англию колониальные товары могли впредь доставляться исключительно на английских судах, имеющих английскую команду. Этим законом ставилась задача подрыва развития голландского флота, которая отчасти была успешно реализована. Количество кораблей, захваченных англичанами у голландцев доходило до 1600, в течение 28 лет со времени издания навигационного акта английский торговый флот удвоился[123].

Как отмечает разработчик российского таможенного кодекса Д.И.Менделеев (который более известен благодаря своему открытию периодического закона химических элементов), навигационный акт предусматривал следующие пять мер: во-первых, запрещалось кому-либо, кроме англичан, производить каботажную торговлю, или перевозку товаров из одних портов в другие. (Эту меру впоследствии заимствовали от англичан многие государства, включая Россию); во-вторых, иностранным кораблям разрешалось привозить в Англию только товары, произведенные в тех странах, к которым принадлежит корабль. До сих пор голландцы занимались преимущественно перевозкой товаров, производимых другими народами, получая от этого большие прибыли. Навигационный акт лишил голландцев части этой прибыли и передал ее англичанам; в-третьих, вывоз товаров из английских колоний в другие страны запрещался; он был разрешен только в Англию и через Англию. Благодаря этому запрету Англия становилась не только административным, но и торговым центром своих колоний. Таким образом, колонии ослаблялись ради выгод метрополии; в-четвертых, никто, кроме англичан, не имел права вести морскую торговлю с колониями. Протежируя торговлю англичан в своих колониях, Англия не только заставляла колонии платить больше за иностранные товары, но и продавать свои товары только тем англичанам, которые были вовлечены в торговлю с колониями. От этих явных выгод метрополии, прежде всего, страдала добывающая и перерабатывающая промышленность колоний, внешний спрос на продукцию которых ограничивался; в-пятых, корабли, ведущие по вышеизложенным пунктам английскую колониальную и внешнюю торговлю, должны были не только принадлежать англичанам, но и быть построенными в Англии, и команда таких кораблей должна была состоять, по крайней мере, на три четверти из английских поданных. Эта проникнутая крайним протекционизмом статья нужна была для того, чтобы создать английское кораблестроение вместо долго господствовавшего голландского, предоставив английским матросам и морякам явную привилегию, из-за которой морской промысел становился выгодным и привлекательным для английского народа.

В 1696 г. в английском парламенте был проведен закон, согласно которому под страхом конфискации кораблей и грузов никакого рода товары из английских плантаций в Америке не могли быть выгружены в Ирландии или Шотландии, не побывав предварительно на берегу Англии с целью уплаты пошлины.

Параллельно с проведением жесткой протекционистской политики в колониях Англия выстраивала искусные коммерческие схемы в отношениях со странами континентальной Европы. Главными конкурентами англичан на сырьевом рынке были испанские производители шерсти. В 1695 году английский экономист Джон Кэри предложил скупить всю испанскую шерсть, чтобы сжечь ее. У Англии не хватило бы мощностей для обработки всей испанской шерсти, но удалив сырье с рынка, она усилила бы свою рыночную власть. В поощрение мануфактурной промышленности Джон Кэри предлагал наказывать смертной казнью английских экспортеров непромытой шерсти. В 1703 г. английскому послу в Португалии и лорду-канцлеру Ирландии Джону Метуэну удалось убедить португальское правительство в том, что Португалия приобретет огромные выгоды, если Англия на одну треть уменьшит пошлины на ввозимые из Португалии вина, а в свою очередь Португалия по заниженной пошлине разрешит ввоз английского сукна. Результатом этого договора было быстрое наводнение Португалии английскими дешевыми мануфактурными изделиями с последующим внезапным и полным разрушением португальских фабрик. Ф.Лист отмечает: “Вследствие этого договора голландцы и немцы были совершенно отстранены от важнейшей торговли с Португалией и ее колониями; Португалия попала в полную политическую зависимость от Англии, и благодаря золоту и серебру, которое давала торговля с Португалией, Англия приобретала средства к расширению своей торговли с Индией и Китаем, к основанию великой Ост-Индской империи и к устранению голландцев с их главных стационных пунктов»[124]. Подобная политика была проведена позднее и в отношении Франции в рамках Эденского трактата, заключенного в 1786 году между Британией и Францией. Англичане уже тогда были настолько опытны в умении показать ценность товара далеко ниже его действительной стоимости, что на самом деле платили не более половины назначенной тарифом пошлины.

В отношении своих североамериканских колоний метрополия приняла основное правило, согласно которому в Америке не разрешалось производить «ни единого гвоздя для подковы», кроме того, предусматривалось, чтобы ни один гвоздь, изготовленный там, не ввозился в Англию. В 1767 г. английское правительство по предложению министра финансов Тауншенда разработало и опубликовало акты, согласно которым вводились новые таможенные пошлины на ввозимые в Америку краски, бумагу, стекло, свинец и чай. Такие жесткие меры непомерно отяготили экономическое положение колоний. Колонисты стали бойкотировать английские товары. В свою очередь правительство Англии встало на путь репрессий. Во-первых, в 1774 г. Бостонский порт был подвергнут блокаде английскими военными кораблями, вследствие чего прекратился подвоз товаров, продовольствия и топлива. Многие предприятия стали закрываться, началась безработица и инфляция. Во-вторых, английское правительство лишило колонию Массачусетс конституционной хартии, предусматривающую право на самоуправление. Королевский губернатор получал чрезвычайные полномочия, а советники (члены верхней палаты) не избирались, как ранее, палатой представителей, а назначались королем. В-третьих, правительство метрополии издало акт, согласно которому лица, обвинявшиеся в антиправительственной деятельности, могли по решению английской администрации направляться для суда в Англию, либо в любую из колоний. Четвертый акт возлагал на местные власти обязанность в случае отсутствия специальных казарменных помещений расквартировывать английские войска в домах колонистов. Наконец, пятое репрессивное мероприятие Англии, известное под названием Квебекского акта, присоединяло к провинциям Квебек (Канада) земли, лежащие на северо-западе от Аллеган. Пять «нестерпимых» актов явились важным толчком к активизации движения североамериканских колоний за свою независимость.

Обложение Англией иностранной продукции высокими пошлинами производилось не ради фискальных целей, а ради содействия развитию внутренней промышленности. Так, например, шерстяные ткани, на ввоз которых долгое время действовал запрет, в 1819 г. были обложены 50 % адвалорной пошлиной. На протяжении длительного времени с импорта хлопчатобумажных тканей также взималась пошлина в размере 50 % от их таможенной цены. Таким образом, англичане отказывали себе в полноценном удовольствии от потребления заморских товаров. Если бы во времена колонизации они разрешили ввоз в Англию дешевых ост-индских хлопчатобумажных и шелковых изделий, то английская промышленность не выдержала бы конкуренции и немедленно прекратила бы свое существование. Более того, преследуя цели получения сверхприбылей, Англия предпочитала потребление худших по качеству и дорогих тканей собственного производства, в то время как превосходные индийские ткани она продавала континентальным странам по низким ценам.

Следует, однако, отметить, что в 1860 г. Великобритания отменила импортные пошлины на промышленные товары и не применяла их до 1932 г. Исключением из этой практики служит, пожалуй, тариф МакКенна (McKenna Tarif), введенный в 1915 году, устанавливающий пошлину в размере 33,3 % на импорт предметов роскоши (автомобилей, музыкальных инструментов, наручных и настенных часов, и кинофильмов), при этом экивалентные товары национального производства не облагались акцизными сборами.

После побед в битвах при Трафальгаре и Ватерлоо Британия стала главной державой мира, на которую приходилась треть мировой добычи угля, генерирования пара и торговых судов. Лондон выступал столицей финансовой империи, имея свою долю от инвестиций практически в каждом уголке мира. Поэтому свободная торговля должна была лучше всего послужить дальнейшему укреплению британских позиций на мировых рынках.

До Первой мировой войны Англия пыталась добиться принятия режима свободной торговли с другими странами. Однако развитые страны отвергли эти предложения. Как отмечает российский исследователь В.Соколов, США начали повышать импортные пошлины сразу после окончания Гражданской войны, страны континентальной Европы – с конца 1870-х гг. Британские доминионы (Канада, Австралия, Новая Зеландия) проводили протекционистскую политику. Так, в Канаде с 1887 г. ставки импортных пошлин на промышленные товары составляли в среднем 25–30 %, однако британским товарам с 1898 г. предоставлялась 25-процентная скидка с этих пошлин. Между тем соответствующие ставки в слаборазвитых странах в большинстве случаев не превышали 5 %. Таким образом, Великобритания обеспечивала доступ своих товаров на рынки слаборазвитых стран, даже если на них не распространялась ее власть[125].

Даже предпочтение, отдаваемое англичанами чаю перед кофе, связано с особенностями протекционистской политики. В XVIII веке Британия практически обладала мировой монополией на торговлю чаем, кофе и табаком. Из-за содержания никотина и кофеина кофе и табак пользовались повышенным спросом в континентальной Европе. В 1770-х гг. около 85 % импортируемого Британией табака и около 94 % кофе практически реэкспортировались, в основном в Северную Европу. Это объяснялось существующими на то время различиями в тарифной политике: высокие пошлины ограничивали внутреннее потребление кофе, что шло на пользу быстро развивающейся чайной индустрии[126].

Можно предположить, что точно также как британцы своим пристрастием к чаю обязаны собственному протекционизму, американцы своим пристрастием к кофе обязаны британской протекционистской политике. В 1767 г. с целью пополнения казны метрополии английское правительство обложило таможенной пошлиной чай, ввозимый для продажи в североамериканских колониях. Борьба против пошлины на чай приобрела характер боевой компании, в которой принимали участие широкие массы колонистов. Тогда правительство Англии прибегло к новому маневру. В 1773 г. парламент принял так называемый “чайный закон”, согласно которому английская Ост-Индская компания получила право ввозить в Америку чай без пошлины. При этом правительство Англии преследовало двоякую цель. С одной стороны, оно стремилось облегчить финансовое положение Ост-Индской компании, на складах которой скопились огромные запасы чая. С другой стороны, оно стремилось привлечь на свою сторону широкую массу потребителей чая.

Однако и новый маневр метрополии потерпел провал. Колониальные купцы, в частности контрабандисты, занимавшие к этому времени видное место в руководстве патриотическими силами Америки, овладев положением, повели усиленную агитацию против «чайной» компании Англии. Когда в 1773 г. в бостонский порт была доставлена крупная партия чая, принадлежавшая Ост-Индской компании, патриоты решили любым способом помешать выгрузке. Купцы-контрабандисты, переодевшись в индийские платья, ночью пробрались на суда и выбросили чай в море. Этот инцидент известен в истории под названием «Бостонское чаепитие».

В результате бойкота английских товаров их ввоз в Америку сократился в десять раз с 2,6 млн. ф.ст. в 1774 г. до 201 тыс. ф.ст. в 1775 г. Однако и после провозглашения независимости аграрная экономика Америки была не в состоянии насытить рынок мануфактурными товарами. В конце XVIII в. 90 % американского импорта все еще поступало из Англии, а таможенные сборы формировали основные поступления американского бюджета.

Англо-американская война 1812–1814 гг. привела к значительному укреплению капитализма в США. В 1816 г. Конгресс принял таможенный тариф, защищавший американскую промышленность от конкуренции иностранных изделий. Своеобразным актом протекционизма следует считать и провозглашение доктрины Монро в 1823 г., которой обосновывалась идея невмешательства Европы в дела стран Западного полушария и запрещалась дальнейшая колонизации американского континента. С одной стороны, доктрина Монро была направлена на поддержку экспансионистских планов США на континенте. С другой стороны, в ней усматривался призыв к укреплению системы протекционизма путем пересмотра тарифов с целью защиты и поощрения американской промышленности.

В 1824 г. в США был принят новый тариф, предусматривавший увеличение стоимости импортируемых товаров с 25 % до 40 %. В 1828 г. тариф был увеличен в среднем до 44 %. В годы гражданской войны тарифная ставка на промышленные товары, ввозимые из-за границы, была увеличена до 47 % их стоимости. Хотя в 1880 г. показатели американского экспорта впервые превысили стоимость импорта, главной статьей экспорта, несмотря на развитие промышленности, продолжала оставаться сельскохозяйственная продукция. В 1860 г. сельскохозяйственные продукты составляли 81,1 % от всего экспорта США, в 1870 – 79,4 %, в 1880 г. – 83,3 %. В 1890 г. республиканцы провели билль Мак-Кинли, по которому средний уровень таможенных обложений был увеличен с 38 % до 49,5 %. Изданный в 1897 г. тариф Дингли еще более поднял таможенные пошлины – в среднем до 57 %.

Активная таможенная политика надежно защищала молодую американскую промышленность от иностранной конкуренции. В то же время она приводила к удорожанию потребления для широких масс внутри страны, обеспечивая капиталистическим кругам дополнительные прибыли. Кроме того, таможенные пошлины служили основным источником доходов бюджета в стране, в которой предпринимательские круги оказывали всяческое сопротивление прямому налогообложению. Так, в 1883 г. американские промышленники добились освобождения своей продукции от внутренних налогов. Под нажимом со стороны промышленников и финансистов Верховный суд США объявил введение подоходного налога действием, противоречащим конституции США.

После окончания гражданской войны в Америке начался период формирования финансово-промышленной олигархии, сопровождавшийся процессами слияния финансово-промышленных кругов, монополизации и концентрации производства. Высокие темпы развития промышленности позволили США к началу XX в. опередить все другие капиталистические страны по объемам производства. Но даже в новом статусе глобального экономического лидера США не спешили отказываться от политики протекционизма. В 1909 г. в Конгрессе прошел закон о тарифах Пейна-Олдрича, который лишь незначительно пересматривал существующие ставки. В 1913 г. вошел в силу новый тарифный закон Андервуда, по которому базовые тарифные ставки в среднем снижались с 40 % до 24–26 %. Одна из статей закона возобновляла действие в США подоходного налога, которым облагались как индивидуальные, так и корпоративные доходы. Размер подоходного налога был установлен на уровне от 1 % до 6 %. Введение подоходного налога мотивировалось необходимостью покрытия дефицита, который неминуемо должен был образоваться вследствие снижения тарифов.

После Первой мировой войны с целью разрешения проблемы перепроизводства и защиты внутреннего рынка от импорта европейских товаров в США был разработан так называемый “научный тариф”. Его целью было уравнивание производственных затрат других стран, чтобы никакая другая страна не могла предлагать товары на внутреннем рынке США по ценам, которые были ниже цен американских производителей. Новый закон Фордни-Маккумбера 1922 г. повышал средний уровень импортных тарифов до 38,5 %. В ответ на недружественные действия США европейские нации, финансово истощенные и зависимые от американских кредитов, провели повышение собственных тарифов.

Однако к этому времени США, обогатившиеся в ходе Первой мировой войны, уже превратились из должника в международного кредитора, что давало им неоспоримые преимущества в сфере международной торговли. К 1926 г. внешний долг США уменьшился более чем вдвое, а требования к другим странам возросли в 6 раз; в США оказались сосредоточенными 46 % золотых запасов капиталистических стран. Воспользовавшись благоприятным стечением обстоятельств, США развернули борьбу за мировую финансовую гегемонию. Проблема заключалась лишь в том, что несмотря на бурное развитие промышленного сектора, размеры потребления в США оставались на низком уровне. Поэтому с целью увеличения доли национальных производителей на внутреннем рынке в 1930 г. был принят знаменитый закон Смута-Хоули, в соответствие с которым США подняли ставки импортных пошлин до 47 %. Новый тарифный закон был тяжело воспринят в мировом сообществе, поскольку США выступали основной страной-кредитором, а закон был принят в тот период, когда экспорт в США и без того уменьшился в результате рецессии. Действия США послужили толчком к ответным протекционистским мерам со стороны других стран.

Однако на этот раз, помимо недружественных действий США, углублению кризиса способствовала и протекционистская политика Великобритании, которая в 1931 г. отменила золотой стандарт и провела девальвацию фунта стерлингов. Вслед за Британией политике девальвации последовали еще 20 стран так называемого стерлингового блока, на которые приходилась четверть мирового ВВП. Эта оказало давление на другие страны, в том числе и на США, высказавшие нежелание отказаться от золотого стандарта и провести девальвацию своих валют для улучшения условий торговли. Давление на эти страны было усилено политикой США, которые, с целью сохранения своих золотых резервов и доверия к доллару как резервной валюте, подняли процентные ставки, вынудив другие страны, сохранившие золотой стандарт, последовать данному решению, после чего спад мировой экономики принял уже необратимый характер.

Отменив золотой стандарт, страны стерлингового блока смогли снизить процентные савки, стимулируя тем самым потребительский спрос на внутреннем рынке. Проблема, однако, заключалась в том, что Великобритания не только девальвировала свою валюту, но и резко повысила импортные пошлины, усложнив тем самым положение своих главных торговых партнеров. В ноябре 1931 г. британский парламент принял закон (действовавший на протяжении шести месяцев), дающий право устанавливать таможенную пошлину в размере до 100 % от стоимости отдельных импортных товаров (Abnormal Importation Act). А в феврале 1932 г. был принят закон, устанавливающий единый 10 % тариф на все товары, импортируемые в Британию (Import Duties Act), что значительно усложнило положение британских колоний, особенно зависящих от рынка метрополии.

По мнению известного американского экономиста, профессора экономики в Калифорнийском университете (Беркли) Б. Эйхенгрина, страны стерлингового блока, девальвировав свои валюты, продемонстрировали более либеральный подход к мировой торговле, чем страны, сохранившие приверженность золотому стандарту.

Данное предположение, однако, не оправдывает односторонние действия США и Великобритании, в результате которых были окончательно сведены на нет перспективы стабильного экономического развития в других империалистических державах, в частности, в Германии, что стало, одной из причин развязывания Второй мировой войны.

Во время Второй мировой войны Великобритания прибегала к крупным заимствованиям у своих доминионов и колоний. Однако погашение ее задолженности было заблокировано, чтобы впоследствии найти форму этого погашения, отвечающую британским интересам. Так, большая часть британского долга Индии была направлена на закупку Индией промышленного оборудования в Великобритании[127].

Однако и после окончания войны США и Великобритания не утратили бдительности в сфере контроля над мировой торговлей. По этому поводу В.Соколов пишет: “Великобритания в послевоенный период входила в число наиболее протекционистских развитых стран. Несмотря на отказ от политической власти над колониями, она продолжала нуждаться в привилегированных отношениях с ними, используя для этого не только торговые преференции, но и валютные рычаги”[128].

В 1944 г. по инициативе США на американском горнолыжном курорте Бреттон-Вудс была проведена международная конференция с целью урегулирования международных валютных, финансовых и торговых отношений. На этой конференции наряду с созданием МВФ и МБРР планировалось также учреждение организации по регулированию международной торговли. Однако из-за несогласованности позиций участвовавших в конференции стран полноценной международной организации в сфере регулирования торговли создать не удалось. Вместо этого в 1947 г. было подписано Генеральное соглашение по тарифам и торговле (ГАТТ), основной целью которого стало снижение тарифных барьеров.

Значительно укрепив свои международные конкурентные позиции в результате двух мировых войн, США, наконец, смогли позволить себе выступить в качестве главного инициатора либерализации международной торговли. Под давлением США на протяжении последующих восьми раундов переговоров в рамках ГАТТ/ВТО происходило последовательное снижение тарифов. Однако со времени начала девятого раунда переговоров в 2001 г., движение вперед остановилось. Нежелание стран-членов договора связывать себя обязательствами по новому согласованному снижению тарифов было обусловлено все большей непредсказуемостью мировой экономической конъюнктуры в условиях эскалации глобального системного кризиса.

Следует отметить, что с начала XX в. важным инструментом внешнеэкономической политики США стало регулирование доступа иностранных компаний на внутренние финансовые рынки Америки. При этом речь шла о препятствовании иностранным компаниям проводить первичное размещение акций на американских фондовых биржах (IPO), запрете на продажу на национальном финансовом рынке их акций, облигаций или финансовых деривативов.

Как отмечает профессор российского «ГУ – Высшая школа экономики» М.В. Братерский, идея ограничения доступа иностранных компаний на финансовый рынок США возникла в контексте обеспечения национальной безопасности в отношении деятельности Китая на американской территории. Впоследствии на данной почве был принят закон, направленный на предотвращение сотрудничества иностранных компаний с режимом Судана[129].

В соответствие с данным законом США воспрепятствовали доступу ряда известных компаний на свои финансовые рынки, в том числе, российским компаниям «Газпром» и «Татнефть», а также китайской государственной нефтяной компании China National Petroleum Company. Последняя активно работала в Судане и для расширения своей деятельности пыталась привлечь капитал в размере 10 млрд. долл, путем размещения своих акций на Нью-Йоркской фондовой бирже. В результате политического давления со стороны американских законодателей и профсоюзов китайцам пришлось снизить объем IPO почти в четыре раза[130].

Как минимум одиннадцать крупнейших индустриальных стран, на которые вместе приходится 40,6 % от общего мирового притока ПИИ в 2006 г., приняли или рассматривали к принятию новые законы, направленные на ограничение притока иностранных инвестиций в так называемые стратегические отрасли экономики. Характерно, что после проведения полуторалетних дебатов в 2007 г. Конгресс США принял Закон об иностранных инвестициях и национальной безопасности, который усилил поправку Экзон-Флорио к Закону о защите производства. В соответствии с этой поправкой президент США обладает исключительным правом наложения вето на сделку по продаже иностранцам любой американской компании, если последняя угрожает национальной безопасности США. Новый закон формализовал основу для пересмотра сделок слияний и поглощений Комитетом по вопросам иностранных инвестиций США. Тем самым фактически были обеспечены легитимные рамки для инициирования бюрократической волокиты в сфере иностранного инвестирования в американскую экономику. В рамках имплементации нового законодательства в апреле 2008 г. министерство финансов США внесло предложения по ужесточению функций надзора за иностранными инвестициями даже в том случае, если зарубежный покупатель приобретает менее 10 % капитала американской компании – цифра, которая до сих пор в мировой практике считалась гораздо ниже допустимого предела беспокойства.

При этом главным объектом протекционистской политики США выступает Китай. В 2005 г. китайская государственная энергетическая компания China National Offshore Oil Corporation предприняла попытку купить американскую нефтяную компанию Unocal. Однако тогда, не выдержав политического напора, инициированного американским Конгрессом, китайская сторона была вынуждена отступить и отозвать свою заявку.

В свою очередь в 2010 г. британцы отказали китайской компании China Petroleum & Chemical (Sinopec) в покупке части акционерных активов британского нефтегазового концерна British Petroleum, который нуждался в средствах для покрытия убытков, вызванных огромными затратами компании в связи с ликвидацией последствий аварии на её нефтедобывающей платформе в Мексиканском заливе. По мнению российского экономиста, публициста и политолога М. Хазина, причиной игнорирования Китая британскими и американскими компаниями является специфическая черта англосаксонского мира – делить всех на «своих» и «чужих». В связи с этим в категорию «чужих» попадает также и Россия. М. Хазин пишет: «Все попытки России прикупить умирающий «Опель», несмотря на все попытки Германии пробить эту сделку, упирались в категорический отказ американской компании «GM». Абсолютно не мотивированный с коммерческой точки зрения и тем более яркий. Но решение о том, что «чужие» – в данном случае Россия – не должны получить доступ к (пусть даже относительно) передовым технологиям, пусть даже только в одной и не самой «острой» с точки зрения безопасности отрасли, оказалось сильнее любых денег и любых коммерческих интересов»[131].

За время работы Конгресса 109-го созыва в торговом законодательстве США было принято 27 положений, направленных на ограничение торговли с Китаем, а в первые три месяца работы Конгресса no-го созыва была принята еще дюжина таких положений. В марте 2007 г. администрация Дж. Буша наложила новые тарифы на экспорт глянцевой бумаги из Китая. В сентябре 2009 г. президент США Б. Обама подписал указ о введение 35 %-й пошлины на импорт автомобильных шин из Китая. В октябре 2009 г., вслед за Европейским Союзом, США инициировали антидемпинговое расследование в отношении импорта китайских бесшовных металлических труб, которое привело к введению Америкой пошлины в размере до 99,4 % на импорт металлических труб китайских производителей.

Следует отметить, что Китай возглавляет список стран, которые выступают объектами антидемпинговых расследований. В период 1995–2006 гг. против Китая было инициировано вдвое больше антидемпинговых расследований, чем против Южной Кореи, и втрое больше, чем против США, которые занимают соответственно 2-е и 3-е места в данном списке. Заслуживает внимания также тот факт, что антидемпинговая политика США традиционно является более агрессивной, чем в других странах. Так, по данным ВТО, в период 1980–2005 гг. средний размер антидемпинговых пошлин в США составил 41,4 % против 17,6 % для стран ЕС и 21,4 % для Китая[132].

Одним из наиболее чувствительных вопросов для США остается и заниженный курс юаня (по мнению американских экспертов, на 20–60 %), что дает Китаю преимущества в торговле с США. В данной связи американские экономисты и юристы призывают обложить пошлиной импорт товаров из стран с заниженным курсом национальных валют. Кроме того, в американском Конгрессе активно обсуждается законопроект об ограничении торговли с Китаем и другими развивающимися странами на основании несоответствия производства в этих странах экологическим стандартам. «Китай же, со своей стороны, утверждает, что если бы США действительно хотели исправить двусторонний торговый баланс, то они должны были бы снять запрет на экспорт в Китай высокотехнологической продукции. Например, после землетрясения в провинции Сычуань в 2008 году, когда погибли почти 70 тыс. человек, Китай очень хотел купить у США вертолеты, но ему было отказано. (В то же время Соединенные Штаты продали вертолеты Тайваню)»[133].

По итогам антикризисного саммита “Группы двадцати” (Вашингтон, 14–15 ноября 2008 г.) была принята декларация, в которой лидеры “двадцатки” подчеркивали "принципиальную важность отказа от протекционизма”. Однако, вопреки взятым на себя обязательствам, США и Великобритания первыми пошли по пути предоставления активной поддержки своему банковскому и корпоративному секторам, как путем прямого субсидирования, так и посредством девальвации национальных валют, которые также имеют статус резервных (что влечет за собой потерю стоимости долларовых и фунтовых резервов других стран).

Так, по данным ОЭСР, общий объем поддержки финансового сектора в США составил 73,7 % ВВП, в Великобритании – 47,5 % ВВП. На поддержку автомобильной промышленности, в частности концернов General Motors и Chrysler, было выделено 80 млрд. долл. Кроме того, в ноябре 2008 г. наряду с Европейским Союзом и Швейцарией, Америка ввела новые субсидии аграрному сектору. Например, по закону 2008 г. на 2008–2012 гг. на поддержку сельского хозяйства в США государством были выделены субсидии в размере 284 млрд. долл. В 2008 г. количество антидемпинговых расследований, инициированных членами ВТО, возросло на 28 %. Данная тенденция продолжилась и в первом квартале 2009 г. С ноября 2008 г. семнадцать членов «Группы двадцати» приняли 47 протекционистских мер, направленных на ограничение торговли. Низкие цены на нефть и газ (в том числе сланцевый) в США получаются исключительно за счёт значительного государственного субсидирования. По данным Международного энергетического агентства, объем таких субсидий составляет 550 млрд, в год, что больше совокупного размера субсидий всех остальных стран мира, направляемых в данную сферу.

США активно используют девальвацию собственной национальной валюты в качестве протекционистского инструмента. Так, с декабря 2009 г. доллар понизился на 15 % относительно евро и на 12 % относительно корзины валют наибольших торговых партнеров США. Снижение курса доллара противоречит обязательствам США как члена «Группы двадцати» воздерживаться от конкурентной девальвации национальной валюты. Хотя во время Сеульского саммита лидеры в очередной раз объявили о намерениях «двигаться к системам обменных курсов, которые в большей степени определяются рыночной конъюнктурой», фактическая реализация таких действий, с учетом продолжающейся со стороны ФРС США и Банка Англии политики «количественного смягчения» и «выкупа проблемных активов» весьма проблематична. В отличие от США в период 2005–2014 гг. обменный курс китайского юаня укрепился на 27 % – с 8,27 до 6,13 юаней за доллар США.

Что касается экологии, подчеркнем, что США подписали, но так и не ратифицировали Киотский протокол, несмотря на демонстрацию администрацией Б. Обамы готовности более активно заниматься проблемами глобальных изменений климата. Более того, во время проведения очередной конференции Рамочной конвенции ООН по изменениям климата в Копенгагене 7–18 декабря 2009 г. именно из-за оппозиции США (которая была также поддержана Китаем) не удалось подписать новый межгосударственный протокол по сокращению вредных выбросов парниковых газов в атмосферу. Как ожидалось накануне Копенгагенского саммита, этот документ должен был заменить Киотский протокол, срок действия которого закончился в 2012 г., и связать страны мира обязательствами по сокращению выбросов CO2 на более длительную перспективу. Тем самым США наглядно продемонстрировали, что отдают приоритет поддержке национального производителя перед разрешением насущных глобальных проблем.

Характерно, что даже американские эксперты ставят под сомнение целесообразность подобных защитных мер. В частности, обращает на себя внимание тот факт, что более половины экспорта из Китая приходится на зарубежные ТНК, значительная доля которых принадлежит американцам. Согласно расчетам Института международной экономики Питера Петерсона в Вашингтоне, благодаря либерализации международной торговли и инвестиций ежегодный дополнительный доход США от глобализации составляет от 500 млрд, до 1 трлн, долларов[134]. Приведенные данные как нельзя лучше демонстрируют выгоды США от политики “открытых рынков”. И, тем не менее, протекционизм остается одним из главных инструментов современной внешнеэкономической политики США, которая всё активнее набирает обороты под возрождающимися лозунгами реиндустриализации и «покупай американское».

Апогеем протекционистской политики англосаксов безусловно стали санкции, введённые в отношении России в связи с эскалацией официально не подтверждённого участия России в вооруженном конфликте на Украине. Причём объектом санкций послужили как раз те отрасли, которые представляют наибольшую угрозу глобальной конкурентоспособности англосаксов.

Под санкции попали крупнейшие российские компании нефтяной отрасли («Газпромнефть», «Роснефть», «Транснефть», в том числе запрет на долговое финансирование этих компаний на международных рынках капитала); военно-промышленного комплекса («Оборонпром», «Объединенная авиастроительная корпорация», «Уралвагонзавод»), оборонные концерны «Сириус», «Станкоинструмент», «Химкомпозит», концерн «Калашников», Тульский оружейный завод, «Технологии машиностроения», «Высокоточные комплексы», концерн ПВО «Алмаз-Антей» и НПО «Базальт», которым перекрыли доступ к поставкам европейских технологий; финансового сектора (доступ к финансовым рынкам ограничен для банков ВТБ, ВЭБ, Сбербанка, Россельхозбанка, Газпромбанка).

Очевидно, что подобные действия Запада только подтолкнут Россию на более тесное взаимодействие и сотрудничество с Китаем.

Из данного анализа можно сделать следующие выводы.

Благодаря реализации протекционистской политики промышленность Англии достигла высшей точки своего развития, за счет чего страна накопила огромные капиталы, превратившись в сильнейшую военно-морскую и торговую державу мира. Проведение политики протекционизма в Англии способствовало развитию и расцвету точных наук, необходимых для установления господства и организации современных промышленных процессов. Как отмечает Д.И.Менделеев, «земледелие Англии, выросши в эпоху протекционизма, достигло совершенства, неизвестного другим землям»[135]. Аналогичным образом протекционизм способствовал также становлению экономической мощи США.

Таким образом, как свидетельствует история промышленного развития в Великобритании и США, протекционистская политика играла важную роль в процессах интеграции этих стран в систему мирового хозяйства. Однако, поднявшись на вершину мирового экономического могущества, эти страны предпочли не афишировать секретов своего удачного восхождения. По меткой аналогии корейского экономиста Чхан Ха Джуна, они просто «отбросили лестницу», по которой сами забирались наверх, и тем самым заблокировали развитие других стран.

Своеобразной реакцией развивающихся стран на политику «двойных стандартов» трансатлантической оси является заключение двухсторонних соглашений о свободной торговле. По данным ВТО по состоянию на апрель 2015 г. в мире всего было заключено 406 региональных торговых соглашений разных типов, из которых действовало 262[136]. Активное включение стран Азии в глобальную цепочку создания стоимости в последние два десятилетия привело к резкому росту двусторонних и многосторонних соглашений о свободной торговле в Азиатско-Тихоокеанском регионе, число которых возросло с 6 в 1991 г. до 257 в настоящее время. В авангарде этого процесса находится Ассоциация государств Юго-Восточной Азии (АСЕАН). Эти соглашения кроме регулирования торговли товарами регулируют также торговлю услугами и инвестициями – сферы, которые лишь частично относятся к регуляторным рамкам ВТО. Как следствие, региональные торговые соглашения ведут к усилению тенденций регионализации и созданию стратегических торговых блоков.

Хотя эти договоры и являются своеобразной защитой от дальнейшей англо-американской экспансии, говорить о том, что они послужат основой для смены лидерства в мировой торговле, преждевременно. Ведь в отличие от индустриальной эпохи, в условиях финансовой глобализации преимущества в международной торговле получает тот, кто контролирует международные финансовые потоки. А эта функция пока безраздельно принадлежат англо-американскому альянсу. Так, на антикризисных саммитах «Группы двадцати» наибольший резонанс получило решение лидеров о перераспределении долей квот МВФ в пользу динамично развивающихся стран путем передачи свыше 6 % общего их размера от сверхпредставленных стран странам недостаточно представленным в МВФ (прежде всего государствам БРИКС). В результате реформы Китай станет третьим по размеру квоты членом МВФ, Россия займст девятое место. Также достигнута договоренность о расширении права голоса на 3 % во Всемирном банке для развивающихся стран и стран с переходной экономикой. Кроме того, принято решение увеличить представительство стран с формирующимися рынками и развивающихся стран в исполнительном совете МВФ за счет сокращения двух должностей членов Совета, занимаемых представителями европейских стран с развитыми экономиками.

По состоянию на май 2015 г. 147 государств-членов, которые обладают 77,25 % от общей суммы квот (что ниже требуемых 85 %) согласились принять поправки к Статьям соглашения МВФ. Первоначально предполагалось, что реформа 2010 г. будет завершена в 2012 г., однако до декабря 2015 г. США затягивали голосование за внесение поправок в Статьи соглашения МВФ, поэтому они не набирали требуемого большинства голосов и не вступали в силу.

Долгосрочная тенденция по либерализации торговли в рамках стран «Группы двадцати» остается неопределенной. Общее число торгово-ограничительных мер, введенных странами «Группы двадцати» с 2008 г. продолжает расти. Из 1360 зарегистрированных с 2008 г. торговых ограничений, устранено менее четверти. Несмотря на постоянно обновляемые заявления лидеров «Группы двадцати» воздерживаться от протекционистских мер, в период с ноября 2014 г. по май 2015 г. их число возросло на 7 %. Таким образом, общее количество мер по ограничению торговли между странами «Группы двадцати» на сегодня составляет 1031.

В период с октября 2012 г. по апрель 2015 г. странами «Группы двадцати» было инициировано 376 новых антидемпинговых и компенсационных расследований. В этом контексте следует отметить, что США возглавляют список стран, инициировавших введение мер, ограничивающих торговлю. Основным объектом по ограничению торговли выступает Китай, против которого в период 2008–2014 гг. США инициировали свыше 80 антидемпинговых и компенсационных расследований, в частности по импорту сварных линейных труб, меламина, пружинных блоков, немелованной бумаги, селикомарганца, смолы полиэтилентерефталата и др.[137]

Обещания лидеров «двадцатки» воздерживаться от протекционизма противоречат их фактическим действиям, о чем свидетельствует продолжение американо-китайской торговой войны, отказ США и Китая принимать на себя обязательства по сокращению выбросов углекислого газа, возобновление аграрных субсидий США и Евросоюзом. Не вызывают также доверия и обязательства США не использовать для повышения своей конкурентоспособности обменный курс доллара, который в период 2009–2013 гг. значительно девальвировал в отношении валют главных торговых партнеров Америки.

Неудачные попытки развитых стран завершить Дохийский раунд переговоров ВТО обусловили неопределенность планов дальнейшей либерализации международной торговли. Мировая повестка дня стала активно формироваться под влиянием новых стран с формирующимися рынками, таких как Китай, Индия, Бразилия, Россия и Турция, которые все настойчивей выступают против навязываемой США модели однополярного мироустройства.

Экономическая мощь Азиатско-Тихоокеанской экономики с возрастающей ролью Китая бросила вызов установившейся после Второй мировой войны системе институтов, осуществляющих под контролем США управление взаимодействием стран в финансовой, денежно-кредитной и торговой сферах на глобальном уровне[138]. Учреждение Азиатского банка инфраструктурных инвестиций (АПВ) и других институтов, львиная доля в финансировании которых принадлежит Китаю, создает предпосылки для реального пересмотра Вашингтонского консенсуса и перехода в XXI веке к качественно новой организации мирового порядка.

Другим полюсом концентрации глобальной политической и экономической мощи, вызывающим беспокойство США, выступает Европейский Союз, представляющий собой крупнейший с точки зрения покупательной способности общий рынок в мире. В отличие от США ЕС является экономическим объединением суверенных государств, что служит источником глубоких перекосов в проведении европейской внутрирегиональной политики. Однако, несмотря на нынешние проблемы своего развития, ЕС последовательно расширяет круг своих членов и в будущем стремится достичь полной политической гомогенности.

Подобная политика идет вразрез с текущими позициями США как глобального политического и экономического гегемона. Для продолжения своего влияния в мире США стремятся не допустить насаждения китаецентристского порядка в Азиатско-Тихоокеанском регионе (АТР). Одновременно США стараются сохранить контроль над единой Европой, осуществляемый ими с момента начала европейских интеграционных процессов в 1950-х гг. Инструментами реализации этих двух стратегических задач выступают амбициозные мультирегиональные соглашения о свободной торговле США с ЕС (Трансатлантическое партнерство) и странами Тихоокеанского региона (Транстихоокеанское партнерство). В отличие от устаревающей политики ВТО, эти соглашения призваны стать образцом ультрасовременных торговых отношений нового поколения, так называемыми «договорами двадцать первого века», которые призваны способствовать не только уменьшению тарифных барьеров, но и снижению (упразднению) нетарифных барьеров, а также включать в себя гармонизацию международных норм и стандартов в сферах инвестиционной и конкурентной политики, прав интеллектуальной собственности, деятельности государственных предприятий, а также механизмов разрешения коммерческих споров.

Тем не менее, главный вывод, к которому подводит нас вышеприведенный анализ, таков: призывы к соблюдению принципов свободной торговли зачастую нарушались самими декларантами, которые, посредством воздвижения заградительных барьеров не только дестабилизировали развитие мировой экономики, но и получали сверхприбыли за счет ухудшения положения третьих стран. Пока рано говорить о том, что англосаксонские лидеры глобализации готовы пересмотреть свою проверенную столетиями тактику поведения. Поэтому вопрос о том, на каких принципах будет развиваться международная торговля в XXI веке, остается открытым.

Глава 6. Двойные стандарты неолиберализма

Неолиберальные подходы играли ключевую роль в управлении национальными государствами на протяжении последних десятилетий. Связь между свободным рынком и ростом доходов, производства, потребления, уровня жизни представлялась самоочевидной. Интеллектуальные и политические элиты все большего числа «независимых» государств, взяв на вооружение либеральные лозунги, обещали своим народам приход эры благополучия и процветания по окончании проведения рыночных реформ, в результате которых любые формы государственного вмешательства в хозяйственную деятельность общества навсегда останутся в прошлом. В сознании современников последовательно насаждался образцово-показательный пример более успешных развитых стран, следование экономическим рецептам которых представлялось как универсальная панацея от социально-экономических недуг для всех без исключения стран и народов земного шара.

Следует отметить, что доктрина неолиберализма восторжествовала во всем мире не в последнюю очередь благодаря разрушению советского строя. При этом в рамках построения глобального открытого общества «равных возможностей» значение самобытного развития отдельных наций и народов все более нивелировалось на фоне исторического опыта США, который подавался как пример для подражания.

Однако, «наследовать» опыт США представляется достаточно сложной задачей, учитывая наличие тех геостратегических преимуществ, которыми обладает сегодня единственная мировая сверхдержава. К тому же, господствующий неолиберальный лозунг «меньше государства, больше рынка» мало соответствует реальному положению дел внутри самих Соединенных Штатов. В связи с этим академик НАН Украины Ю.Н.Пахомов, в частности, отмечал: «афишируя практически постоянно неолиберальные подходы, США, тем не менее, тайно все шире подменяли их механизмами государственного контроля и государственного регулирования»[139].

Нобелевский лауреат Дж. Стиглиц отводит первостепенную роль государству в успехах экономического развития в США. В частности, он отмечает: «Соединенные Штаты… построили свою экономику благодаря мудрой и селективной защите ряда своих отраслей, которая осуществлялась до тех пор, пока они достаточно не усилились для конкуренции с иностранными компаниями»[140]. И далее: «Государство обеспечивало всеобщее высококачественное образование и создавало большую часть инфраструктуры, в том числе и институциональной, такой, как правоохранительная система, без которой эффективная работа рыночного механизма невозможна. Государство регулирует финансовый сектор, обеспечивая работу рынков капитала в соответствии с их назначением. Оно же создает социальную страховочную сетку для бедных. И оно содействует развитию технологий – от телекоммуникаций до сельского хозяйства и до реактивных двигателей и радаров. Хотя в США и других странах идет оживленная полемика об уточнении места и роли государства, существует широкое согласие по вопросу о том, что государство должно играть роль в обеспечении эффективного и гуманного функционирования любого общества и любой экономики»[141].

Оценивая масштабы государственного регулирования в США в середине 1980-х гг., глава ФРС США А. Гринспен отмечал: «Трудно даже представить, какими цепями был опутан американский бизнес в те годы. Авиатранспорт, грузовые авиаперевозки, железные дороги, автобусное сообщение, трубопроводы, телефонная связь, телевидение, биржи, финансовые рынки, сберегательные банки, электроэнергетика – все эти отрасли работали в условиях жесткого регулирования. Деятельность компаний осуществлялась под строгим контролем государства, вплоть до мельчайших деталей»[142].

Как уже подчёркивалось, США создали самую передовую в мире промышленность благодаря протекционизму и государственному вмешательству в экономические процессы. В период 1880–1945 гг. ставка импортных пошлин в США колебалась в диапазоне от 35 % до 50 %. Максимальная ставка налога на богатых в период с 1950 по 1963 год составляла 91 %, т. е. лишь 9 % (!) своих доходов богатые американцы тратили на себя – остальное шло в пользу государства.

После краха фондового рынка 1929 года в Америке было введено жёсткое государственное регулирование финансового сектора. Своим указом № 6102 от 5 апреля 1933 г. президент США Франклин Делано Рузвельт запретил американским гражданам иметь золото и серебро в частном владении. Указ обязал граждан США в трехнедельный срок продать золото (в монетах, слитках и сертификатах) государству по официально установленной цене (20,67 долл, за тройскую унцию). Актом 6111 от 20 апреля 1933 г. вводился запрет на экспорт золота из США без согласия министра финансов. В дополнение к этому был принят акт 6261 от 29 августа 1933 г. об обязательной продаже золотодобывающими компаниями своей продукции государству. С октября по декабрь 1933 г. была проведена девальвация доллара на 41 %, а уже в 1934 г. был принят Закон о золотом резерве, устанавливающий новую фиксированную цену золота (35 долл, за тройскую унцию). Все эти государственные меры были направлены на обеспечение институциональных основ для трансформации доллара в мировую резервную валюту.

После Второй мировой войны США обеспечили себе исключительные институциональные привилегии при перераспределении в свою пользу добавленной стоимости, создаваемой другими субъектами экономической глобализации. Речь идёт, прежде всего, о фактической монополизации США институтов, устанавливающих основные правила взаимодействия на мировой экономической арене. Рассмотрим более подробно природу этих институциональных монополий.

Один из основных факторов доминирования американской продукции на рынках других стран – целенаправленная идеологическая обработка населения принимающих стран через навязывание потребительской культуры. В результате проведения агрессивной рекламы постоянное потребление престижных марок автомобилей, кока-колы, сигарет, стиральных порошков, фильмов, мобильных телефонов, зубной пасты и многих других товаров и услуг становится насущной необходимостью и приоритетной жизненной потребностью человека, что зачастую идёт вразрез с действительным положением дел. Например, рекламные бюджеты крупнейших американских ТНК многократно превышают расходы на образование в развивающихся и даже в некоторых постсоциалистических странах. Поэтому национальные государства в большинстве случаев просто не в состоянии соперничать с транснациональными рекламодателями в контексте формирования некоей альтернативной системы ценностей, выходящей за пределы индивидуалистической потребительской культуры.

Важным компонентом закрепления лидирующих позиций страны на мировой арене считается контроль над основными источниками природного сырья. Сначала Великобритания, а вслед за ней США сделали нефть ключом к своему глобальному лидерству. Накануне Первой мировой войны Уинстон Черчилль, первый лорд адмиралтейства видел укрепление мирового могущества Британии в переводе военно-морского флота на нефтяное топливо. «Великобритания должна поставить нефть в основу своего господства», – заявил в начале своей карьеры У. Черчилль. Под прикрытием деклараций о гуманных побуждениях и ликвидации рабства англичане путём военных интервенций и подписания ряда неравноправных договоров в конце XIX века фактически колонизировали страны Персидского залива, превратив последний в «британское озеро».

Окончательно мировой рынок нефти был монополизирован англосаксами после Второй мировой войны. Существует, например, вот такая документальная запись 36. Бжезинского: «В 1943 г., в беседе с британским послом в США у карты Ближнего Востока, Рузвельт отметил: “Персидская нефть ваша. Иракская и кувейтская – пополам. Но саудовская – наша”»[143].

Доминирующие позиции в мировой нефтяной промышленности в процессе передела нефтяного рынка заняли так называемые «семь сестёр» – семь нефтяных компаний, представляющих американский и англо-голландский капитал. Между этими компаниями и странами Персидского залива действовали договоры-концессии, согласно которым первые платили определённый процент от объёмов добываемой нефти (роялти) правительствам принимающих стран, но фактически имели монопольное право на добычу нефти в этих странах, а также право на открытие и разработку новых месторождений на 70 лет. Жёсткий протест стран Персидского залива в 1970-х годах (от имени ОПЕК) против методов эксплуатации собственных ресурсов привёл к нефтяному эмбарго и двум нефтяным кризисам, подкосившим экономический рост Запада.

Для подстраховки от подобных неприятностей в будущем англосаксы создали механизм биржевого ценообразования на мировом рынке нефти. Таким образом, сегодня нефть можно продать только по ценам, устанавливаемым на биржах США и Великобритании. Аналогичная ситуация сложилась и с многими другими стратегическими сырьевыми товарами. Например, в Лондоне устанавливаются мировые цены на металлы: алюминий, медь, золото, серебро, свинец, никель, цинк, олово. Заметим, что в качестве валюты контрактов на все сырьевые товары практически всегда выступают доллары США.

Стоит обратить внимание, что нефтегазовые ТНК считаются крупнейшими с точки зрения продаж продукции, но не реальных запасов углеводородов. Среди 10-ти крупнейших компаний мира по размеру доходов (значившихся в списке «Форчун» за 2012 г.) – 7 нефтегазовые, из них – 3 американские – «Эксон-Мобил», «Шеврон», «КонокоФиллипс», голландская «Роял Дач Шелл» и британская «Би-Пи». Однако, крупнейшие владельцы реальной нефти и газа – не частные транснациональные корпорации, а национальные государственные компании. По данным аналитической компании «ПетроСтратеджис» (PetroStrategies, Inc.), по размеру доказанных резервов нефти и газа на первом месте в мире Национальная нефтяная компания Ирана (более 300 млрд, баррелей нефтяного эквивалента), далее следуют национальные нефтяные компании Саудовской Аравии, Венесуэлы, Катара, Ирака, Объединённых Арабских Эмиратов, Кувейта, Нигерии, Ливии, Алжира, России. Компания «Би-Пи» занимает лишь 14-е место, «Эксон-Мобил» – 16-е, «Роял Дач Шелл» – 19-е место.

Таким образом, страны – производители сырья поставлены англосаксонскими лидерами глобализации в дискриминированное положение. Они не могут устанавливать цены на собственную продукцию и продавать её за собственную валюту.

Беспрецедентно лидерство англосаксов также и в технологической сфере. Начиная с 1770 г. Великобритания, а вслед за ней США лидируют во всех технологических укладах (от текстильных станков до микроэлектронных компонентов и нанотехнологий).

На ТНК приходится 80 % финансирования НИОКР и зарегистрированных патентов. В 2011 г. расходы американских ТНК на исследования и разработки составили 267 млрд. долл.

США тратят огромные средства на организацию «утечки умов» из других стран, привлекая специалистов не только уровнем зарплат и американским образом жизни, но также высокой организацией научно-исследовательской работы.

Согласно рейтингу Шанхайского университета из 500 ведущих университетов мира 150 находятся в США. США также занимают первое место в мире по числу нобелевских лауреатов – 254 человека (на 2013 г.).

Сегодня США – это страна с самым большим государственным бюджетом в мире, расходная часть которого в 2013 г. составила 3,7 трлн, долл., из них расходы на оборону – 675 млрд. долл, (включая внебюджетные фонды – около 1 трлн. долл.). По состоянию на январь 2013 г. в системе государственного управления США включая федеральный, региональный и местный уровень, а также людей, работающих по правительственным грантам и трудовым контрактам, работало более 21,9 млн. человек, или 16,2 % от общего количества занятых на американском рынке труда (за исключением сельского хозяйства)[144].

Еще более значимую роль играет государство в Великобритании. По состоянию на сентябрь 2012 г. в государственном секторе Великобритании работало 5,7 млн. человек, или 19 % от общего числа занятых[145]. За период 2003–2008 гг. общие расходы на заработную плату британских государственных служащих увеличились на 30 % и в бюджете на 2008/2009 фискальный год составили 158 млрд, ф. ст., что соответствовало четвертой части его расходов[146].

Если в 1950 г. доля государственного сектора в Великобритании равнялась 30 % ВВП[147], то в 2009 г. она увеличилась до 51,6 % ВВП (хотя в последующие годы этот показатель несколько снизился благодаря фискальной консолидации)[148]. В послевоенный период тенденция роста сектора государственного управления в национальном экономическом развитии была характерна для многих стран мира. Долгосрочные тенденции государственных расходов Великобритании с 1913 года вместе со сравнительными данными для других стран приведены в таблице 2.1. Как показывают данные таблицы, относительный вес британского госсектора является схожим с весом государственного сектора в других европейских странах. В свою очередь, государственный сектор в США и Японии является относительно меньшим, что указывает на существование институциональных различий в подходах этих стран к концепции государства всеобщего благосостояния. В США и Японии корпоративная система социальной защиты является более развитой, чем государственная. В США примерно 40 % от общего объема социальных инвестиций приходится на инвестиции корпораций и фирм.

Следует отметить, что, активно призывая слабые и развивающиеся страны идти путем разгосударствления, Соединённое Королевство остается наиболее централизованным государством Евросоюза в фискальном отношении. Если в крупнейших экономиках ЕС – Германии и Франции – доля доходов центрального правительства составляет, соответственно, 30,3 % и 32,9 %, то в Великобритании центральным правительством взимается 94,0 % от общей суммы налоговых поступлений[149].

Таблица 2.1

Совокупные государственные расходы, % ВВП

Указывая на взаимодополняющую роль государства и рынка, профессор социальных наук Института перспективных исследований (Принстон, США) Д. Родрик отмечает: «За очень немногими исключениями, чем более развита экономика, тем больше доля ресурсов, потребляемых государственным сектором. Государственный аппарат крупнее и сильнее в самых развитых, а не в самых бедных экономиках. Просматривается поразительно строгая корреляция между размерами государственного аппарата и доходом на душу населения…. Рынки наиболее развиты и наиболее эффективно обеспечивают доход там, где они опираются на сильные государственные институты. Рынки и государство дополняют друг друга, а вовсе не заменяют, как это следует из упрощенной экономической картины мира»[150].

Непрерывно пропагандируя в развивающихся странах преимущества либеральной доктрины, британские политические лидеры предпочитают не акцентировать внимание на том, что в период собственного становления их страна руководствовалась прямо противоположными методами: на протяжении веков проводила суровую протекционистскую политику, осуществляла жесткий контроль над внешней торговлей своих колоний и защищала развитие внутреннего рынка путем прямого запрета импорта или с помощью высоких таможенных тарифов.

Своим головокружительным успехам в экономическом развитии на ранних этапах капиталистического строительства Британия была обязана вовсе не «малому государству», а как раз наоборот. На протяжении XVIII ст. «либеральная» Британия собрала со своих налогоплательщиков существенно большую сумму налогов, чем «дирижистская» Франция. Действительно, период с 1688 по 1815 год характеризуется беспрецедентным ростом доли государственных расходов. Так, если в 1688 году доля налогов в национальном доходе Британии была практически незаметной, то на протяжении большей части XVIII ст. она составляла 20 %, в то время как во Франции соответствующий показатель не превышал 10–13 %[151]. При этом большая часть затрат британского правительства (83 %) приходилась на военные расходы.

Таким образом, как отмечает норвежский экономист Э. Райнерт, Англия разбогатела не столько при помощи Смитовой политики laissez-faire и свободной торговли, сколько благодаря созданию институциональной системы, главными элементами в которой были налоги и таможенные пошлины[152].

Однако, получив преимущества в развитие собственной промышленности, Англия и США не спешили передавать свой подлинный опыт другим странам. Вместо этого они навязали развивающемуся миру либеральную доктрину А. Смита, а также теорию сравнительных преимуществ, разработанную английским экономистом Д. Рикардо и получившую свое современное развитие в работах американского экономиста П. Самюэльсона. По мнению Э. Райнерта, применение данной теории является причиной неэквивалентного обмена и непрерывного увеличения разрыва в доходах между развитыми и развивающимися странами. Основанная на обмене трудочасами, теория сравнительных преимуществ не усматривает разницы в труде посудомойки и юриста, маляра и программиста. К тому же, эта теория не учитывает фактора возрастающей отдачи, характерного для инновационной промышленности. К примеру, разработка программного обеспечения для новой операционной системы может обойтись в десятки и даже сотни миллионов долларов, однако каждый следующий диск с данной программой будет обходиться в несколько центов. По иному выглядит ситуация в сельском хозяйстве или добывающей промышленности, где действует закон убывающей отдачи.

Функционированию модели неэквивалентного обмена способствуют подконтрольные англосаксам международные государственные финансовые институты, такие как МВФ и Всемирный банк, которые через политику Вашингтонского консенсуса практически запретили развивающимся странам следовать экономической политике богатых стран.

Подчеркнём, что современное глобальное лидерство было обеспечено вследствие первоначального установления Англией жёсткого контроля над своей финансовой системой. Процесс этот длился на протяжении более трех столетий. Исторически финансовое могущество Англии было предопределено тем, что на ранней стадии развития капитализма этой стране удалось осуществить централизацию системы государственных финансов, чего не смогли в полной мере достичь конкурирующие с ней Франция, Испания и Голландия. Рассмотрим этот вопрос более подробно.

В средневековой Европе проблема денежного обращения была связана с существованием огромного количества лиц, обладающих правом чеканки монет, что вызывало путаницу в средствах обращения, поскольку на рынке обращались монеты самого разнообразного сорта, качества и достоинства. Так, во Франции до XIII в. существовало 300 монетных дворов, которые выпускали низкопробную и все более ухудшающуюся монету. В Германии в Средние века было около 600 монетных дворов. В Англии дело обстояло лучше. Здесь первоначально было много монетных дворов, но чекан был однообразный – повсюду чеканилась королевская монета. К концу XIII в. число монетных дворов в Англии сократилось до 12[153].

Упорядочивание денежного обращения способствовало тому, что Англия первой в Европе перешла к бумажным деньгам, которые первоначально существовали в форме билетов золотых дел мастеров (ювелиров), завоевавших широкое доверие публики. Доверие населения к банкнотам усилилось после того как Банк Англии получил монополию на их эмиссию. В дополнение к этому в XVIII в. Англия осуществила «финансовую революцию» в сфере политики государственных займов, которая завершилась преобразованием государственного кредита. Подобная реформа стала возможной лишь благодаря глубокой предварительной реорганизации английских финансов. В целом в середине XVII в. английские финансы по своей структуре были довольно схожими с финансами Франции того же времени: они были децентрализованными и зависели не только от государства. В то время сбором налогов занимались частные лица (откупщики), которые одновременно выступали признанными заимодавцами короля. В свою очередь финансисты Лондонского Сити занимались своими собственными делами, а чиновники не зависели от государства, поскольку покупали свои должности. Английская реформа, целью которой было избавиться от посредников, паразитировавших на государстве, совершалась незаметно и последовательно. Сначала в ведение государства были переданы таможни (1671 г.) и взимание акцизного сбора (1683 г.), затем налог на потребление, введенный по образцу Голландии. Создание в 1714 г. должности лорда-казначея (Lord Treasury) повлекло за собой учреждение ведомства Казначейства (Board of Treasury) – Совета финансов, в обязанности которого входил надзор за поступлением доходов в государственную казну (Exchequer). Таким образом, происходила постепенная национализация финансов, которая включала в себя установление к середине XVIII в. контроля над Банком Англии, а также (с 1660 г.) получение решающего голоса в парламенте в вотировании кредитов и новых налогов[154].

Промышленная революция и колониальная политика сделали Великобританию чрезвычайно богатой страной в XIX в. Однако в результате разрушительных последствий Первой и Второй мировых войн и распада колониальной империи стабильность и безопасность в британском обществе были нарушены, благосостояние населения значительно снизилось, фунт стерлингов утратил функцию ключевой резервной валюты, а Лондон – присущий ему на протяжении веков статус мирового банкира. Осталась ли Великобритания верной своим либеральным принципам при таких обстоятельствах? Нет. Напротив, Великобритания перешла к политике построения глубоко структурированного социального государства, которая сопровождалась национализацией значительной части британской промышленности и введением чрезвычайных налоговых ставок. До тэтчеровской приватизации в государственной собственности находились такие английские компании как Jaguar, Rolls-Royce, British Petroleum, British Telecom, British Oil, British Steel, British Aerospace, British Gas. Национализированный в 1946 году, Банк Англии до сих пор принадлежит государству. Еще в 1979 г. максимальная ставка налога с доходов в Британии (который взимался с богатых лиц) достигала 98 %, из которых 83 % составлял налог на зарплату, а еще 15 % дополнительно взимались с так называемого нетрудового дохода (unearned income) в виде начисленных процентов и дивидендов[155].

Как и следовало ожидать, длительное послевоенное государственное регулирование экономики снизило эффективность процессов хозяйствования в стране, испокон веков ориентированной на свободу предпринимательства. Последующие либеральные реформы М.Тэтчер послужили сильным толчком для восстановления экономической динамики: налоги на богатых были радикально снижены, дерегуляция экономических процессов сопровождалась широкомасштабной приватизацией промышленности и либерализацией финансового сектора. Тем не менее, успех политики тэтчеризма вряд ли мог бы быть гарантированным без предшествующего периода активного государственного вмешательства в регулирование экономических процессов, в результате которого были восстановлены экономическая и политическая стабильность в британском обществе.

Таким образом, благодаря поэтапному сочетанию дирижистских и либеральных методов в осуществлении реформ (а не применению методов «шоковой терапии», уничтожающих ослабленное производство) Британии удалось справиться с трудностями переходного периода, избавиться от клише «больного человека Европы» и восстановить свою конкурентоспособность на международных рынках[156].

Длительное применение «нерыночных» методов в послевоенный период восстановления непосредственно поспособствовало тому, чтобы сегодня, с позиции деятельности бизнеса, Великобритания вновь могла выступить в качестве наиболее привлекательной экономики Европы. Уровень налогов в стране ниже, чем в странах «Большой семерки» и большинстве «старых» членов Евросоюза. По индексу лёгкости ведения бизнеса Британия входит в десятку стран-лидеров. В 2013 г. Великобритания возглавляла международный рейтинг Всемирного банка по доступности кредитных ресурсов[157]. Последнее обусловлено, в частности, тем, что британские кредитные бюро обеспечивают беспрецедентно высокий уровень защиты прав кредиторов благодаря владению исчерпывающей информацией о финансовых возможностях заемщиков (что не совсем согласуется с одним из главных принципов либерализма – права на неприкосновенность частной жизни). Кроме того, малый и средний бизнес во многом опирается на помощь государства, которое стимулирует предпринимательскую инициативу через ряд эффективных механизмов финансово-кредитной поддержки.

Главным достижением взаимодополнения дирижистских и либеральных подходов в осуществлении курса британских реформ стало возрождение Лондона в статусе мирового рантье. По неписаным законам, в периоды кризисов слабые компании уходят с рынка, тогда как более эффективные компании за их счет увеличивают свою финансовую мощь и становятся еще сильнее. Действие этого положения хорошо иллюстрирует Лондон (а точнее лондонский Сити), который, несмотря на финансовый кризис, до 2013 г. возглавлял рейтинг крупнейших финансовых центров мира (в 2014 г. Лондон формально уступил первенство Нью-Йорку, фактически сохранив за собой лидерство на крупнейших международных финансовых рынках, но уже в сентябре 2015 г. снова вернулся на первую строчку в рейтинге). В 2009 г. британские банки Royal Bank of Scotland, Barclays и HSBC вышли, соответственно, на первое, третье и пятое место в мировой банковской иерархии по размеру финансовых активов[158]. И снова восстановлению стабильности способствовало государство, которое путем осуществления частичной или полной национализации крупнейших частных банков страны, а также с помощью беспрецедентной денежной эмиссии для покрытия непомерно растущего дефицита государственного бюджета буквально «за волосы» вытащило из кризиса разбалансированную банковскую систему.

Роль государства в антикризисной поддержке финансового сектора в США была еще более показательной, а вернее сказать, беспрецедентной. Во время кризиса 2008–2009 гг. в США практически были национализированы крупнейшая в мире страховая компания American International Group, крупнейший автомобильный концерн General Motors, а также банки Citigroup и Bank of America. Данный ход событий нобелевский лауреат Дж. Стиглиц прокомментировал так: «Страна, в которой социализм очень часто подвергается анафеме, столкнулась с риском социализации и стала беспрецедентно вмешиваться в деятельность рынков»[159]. С учетом всех предоставленных гарантий и спасательных операций, помощь государства составила около 12 трлн, долл, или почти 80 % ВВП. Дж. Стиглиц пишет: «Уолл-стрит получила деньги в таких количествах, о которых даже самые коррумпированные руководители в развивающихся странах никогда и не думали в самых смелых своих мечтах»[160].

Статус мирового рантье является главным фактором, определяющим элитные ниши на англо-американском рынке занятости. «Недвижимость и финансовые службы, – отмечает французский философ и экономист Ж. Аттали, – подкармливающие друг друга, вместе составляют 40 % роста американского частного сектора и более 50 % общего роста в Великобритании… Молодые специалисты все чаще идут в недвижимость, банки и страховые компании. А труд ученых и инженеров обесценивается»[161].

Характерно, что наряду с американцами англичане получают максимальные выгоды и от глобализации. Статус глобального банкира предоставляет Британии практически неограниченные возможности в потреблении развлекательных товаров и услуг, предметов роскоши, включая недвижимость, автомобили, бриллианты, изысканные вина, модную одежду, парфюмерию и косметику. Англия имеет второе по величине в мире отрицательное сальдо внешней торговли товарами после США, размер которого увеличился в десять раз за последнюю декаду. Урегулирование платежного баланса достигается тем, что Великобритании принадлежит второе место в мире после США по объему экспорта коммерческих услуг, в первую очередь, конечно же, финансовых.

Следует подчеркнуть, что, будучи крупнейшими потребителями, англичане выбрасывают гораздо больше продуктов питания, чем любая другая страна: от 20 % до 40 % всего, что они покупают и выращивают каждый год, оказывается в мусорном баке. Согласно проведенному консалтинговой фирмой «С-Tech Innovation» исследованию, ежегодно выбрасывается 17 млн. тонн неиспользованных продуктов, стоимость которых оценивается в десятки миллиардов фунтов стерлингов. Также англичане занимают первое место в Европе по употреблению наркотиков, в частности кокаина. Национальная статистическая служба ведет официальный учет наркотиков в расходах домашних хозяйств, доля которых в ежемесячной потребительской корзине вместе с табачными и алкогольными изделиями составляет 4 %.

Американский политолог Ф.Закария называет кодексы поведения англо-американских элит «искусственными, этноцентричными и подчас лицемерными». Со ссылкой на историка Джона Люкакса он утверждает, что англосаксонское лицемерие является «цементом, скрепляющим цивилизацию воедино»[162]. Еще более безапелляционно оценивает роль США член Римского клуба Б.Гаврилишин, который отмечает, что после окончания холодной войны США «монополизировали правду и без лишней скромности стали поучать мир, что следует делать, а что не следует»[163]. Популярный американский журналист Джонатан Роуч пришел к выводу о том, что «государство в Америке, возможно, превратилось в то, чем оно, скорее всего, и останется: чрезмерно разбухшей структурой, по большей части живущей своей собственной жизнью. На 10–20 процентов она контролируется политиками и избирателями, а на 80–90 процентов – тысячами клиентских групп»[164].

Таким образом, несоответствие воображаемого и действительного в навязываемой сегодня англо-американскими элитами модели либеральных ценностей превратилось в наиболее серьезное противоречие современного глобального развития. Мировой финансовый кризис нанес серьёзный удар по репутации Америки и Великобритании как глобальных регуляторов экономических процессов. Поэтому в своем стремлении к сохранению лидирующих позиций в процессах глобализации, а также с целью реанимации международной популярности неолиберальной (англосаксонской) модели эти две страны, несмотря на исторически обусловленные противоречия, будут вынуждены идти на взаимные уступки, что не исключает укрепления в будущем англо-американского стратегического альянса, в котором ведущая роль отводится Великобритании.

Глава 7. Англия и Америка: роли распределены

Роль британского фактора в формировании глобальных цивилизационных ценностей трудно переоценить. В результате промышленной революции XVIII–XIX веков Британия первой из европейских держав осуществила нелегкий переход от аграрного уклада к индустриальному производству. Вследствие установления военно-торгового господства на морях, проведения жёсткой колониальной и искусной коммерческой политики, а также освоения прорывных новаторских технологий в производстве и промышленности, английская продукция активно распространялась по миру. Британия превратилась в «промышленную мастерскую» мира по изготовлению предметов индивидуального пользования, и тем самым во многом предвосхитила эпоху массового потребления и господствующий в современном мире культ бытоустройства.

В период правления королевы Виктории (1837–1901 гг.) Британия захватила и поработила почти полмира, стала его полноправной хозяйкой. Это укрепило уверенность метрополии в своей особой глобальной цивилизаторской миссии. Колонии неоднократно пытались восставать против владычества Британии, но все восстания жестоко подавлялись. Единственными, кому удалось выиграть войну за независимость, стали тринадцать североамериканских штатов.

Долгое время Британия не могла смириться с утратой своих североамериканских владений. Министр колоний Дж. Чемберлен, пребывая в Америке с целью агитации за создание таможенного союза с США и Канадой, в своем выступлении в Филадельфии, в частности, отмечал: «Я отказываюсь считать себя чужим в Америке. Я согласен с тем дипломатом, который сказал как-то принцу Уэльскому, что наступит время, когда всё человечество будет делиться на три класса: на американцев, англичан и иностранцев»[165]. Данное заявление не было лишь голословным сотрясанием воздуха. Ведь даже после окончательного принятия Соединенным Королевством факта утраты США и формального распада британской колониальной империи во второй половине XX века, Англия не отказалась от идеи цивилизаторского миссионерства, а только медленно и незаметно для всего остального мира поменялась с США функциональными ролями, осуществив тем самым «перезагрузку» стратегии англосаксонской экспансии.

В своё время свои сомнения относительно того, что ослабленная в результате Второй мировой войны Британия удовлетворится второстепенной ролью в мировой экономике, высказывал И.В. Сталин. «Можно ли полагать, что они (Англия и Франция. – A.K.) будут без конца терпеть нынешнее положение, когда американцы под шумок «помощи» по линии «плана Маршалла» внедряются в экономику Англии и Франции, стараясь превратить её в придаток экономики Соединённых Штатов Америки, когда американский капитал захватывает сырье и рынки сбыта в англо-французских колониях и готовит таким образом катастрофу для высоких прибылей англо-французских капиталистов? Не вернее ли будет сказать, что капиталистическая Англия, а вслед за ней и капиталистическая Франция, в конце концов, будут вынуждены вырваться из объятий США и пойти на конфликт с ними для того, чтобы обеспечить себе самостоятельное положение и, конечно, высокие прибыли?»[166].

Оценивая потенциал англосаксонской цивилизации, в начале XX века известный российский критик и публицист И.В. Шкловский отмечал: «Англосаксонский мир полон жизни и много веков будет ещё впереди человечества, но в нём возможно перемещение центра тяжести из окостеневшей Англии в заатлантическую республику, например, в Канаду или в Австралазию»[167]. И.В. Шкловский ошибся лишь в определении географической точки, но совершенно точно предсказал стратегию будущего глобального продвижения англосаксонской цивилизации. Как отмечает английский историк Э. Робертс, «британцы переселились за Атлантику, чтобы продолжить свое мировое господство, они инкорпорировали свое постимперское величие в современный американский исторический проект»[168].

Отдавая должное США как двигателю современного мирового развития, следует, однако, не упускать из внимания того факта, что, по своей сути, североамериканская нация – это лишь отпочковавшаяся ветвь англосаксонского родового дерева, которая с самого начала своего зарождения была лишена адекватной почвы для прорастания аристократических традиций и формирования уникальной идентичности. Американский экспансионизм во многом основан на привнесённом на американский континент «островном» менталитете англичан с их «жаждой земли» и страхом недостатка жизненного пространства.

Североамериканская нация формировалась под влиянием наследованных у Британии концепции имущественных прав, идей протестантизма, традиций судопроизводства на основе английского общего права, парламентаризма, гражданских и политических свобод. Американцы заимствовали у англичан не только методы промышленной революции, но и активно перенимали модные в Англии течения в живописи, скульптуре и архитектуре.

Во времена колонизации Америки господствующие классы, в особенности плантаторы Юга, во всем стремились подражать англичанам, что создавало благоприятные условия для влияния более развитой английской культуры. Дом плантатора был обставлен английской мебелью, сам он носил английское платье и парик, читал английские романы. Большое влияние оказала английская культура и на формирование американского народа. Когда незадолго до смерти Отто фон Бисмарка спросили, какой фактор он считает решающим в современной истории, последовал ответ: «тот факт, что североамериканцы говорят по-английски»[169].

В утверждении своей мировой гегемонии Америка и сегодня во многом копирует Британскую империю периода расцвета колонизации. С целью расширения своего глобального присутствия США затрачивают миллиардные ресурсы на развитие инновационной экономики, средств массовой информации и военно-морского флота, а также поддержания доллара в качестве мировой резервной валюты.

Однако, несмотря на прочные экономические и политические связи, установившиеся в рамках реализации политики «особых отношений» между США и Великобританией, сами британцы придерживаются невысокого мнения о своих партнёрах по ту сторону Атлантики. В негласном представлении британских политических элит, успехи Америки обусловлены в большей степени «физическим» наращиванием и устрашающей демонстрацией миру своей военно-промышленной мощи, нежели проведением взвешенной и результативной внешней политики.

В отличие от британцев, которые в преследовании своих внешнеполитических интересов демонстрируют неиссякаемый запас терпения, американцы, словно малые дети, хотят получать «всё и сразу». Уповая на свою исключительную успешность, США, однако, упускают из виду то обстоятельство, что британцы (за редким исключением) не навязывали колониям репрессивной идеологии метрополии. После установления жесткого контроля над их внешней торговлей, колониям предоставлялись широкие гражданские и духовные свободы наряду с правом на самоуправление. Подтверждением этому служит, к примеру, тот факт, что Индией, насчитывающей свыше 250 миллионов жителей, управляли всего девятьсот британских чиновников, занимавших только высшие должности в администрации и суде[170]. В свою очередь преимущественно мирный характер деколонизации позволил Великобритании обеспечить свои интересы в странах Содружества. Как пишет российский исследователь В. Соколов, «при провозглашении независимости сохранялась неприкосновенность британских инвестиций (в отличие от Франции, которая потеряла свои инвестиции в Индокитае, и Голландии – в Индонезии). В Индии на долю Великобритании в 1960 г. приходилось 78,6 % иностранных инвестиций»[171].

Анализируя ментальные особенности, отличающие американцев от англичан, ведущий научный сотрудник ИМЭМО НАН Украины Н.А. Татаренко, в частности, отмечает: «Прежде всего – это разные горизонты мышления, где такие понятия, как утонченность и сдержанность “невидимы” для многих американцев, а “жесткий разговор” (наследство ковбоев и гангстеров), “штампы”, заидеологизованность или определенный набор преувеличений (с целью упростить и сделать мыслительный образ более четким), в определенной мере хвастовство и плебейское высокомерие лишены того смысла для англичан, который они имеют для американцев»[172].

Британия до сих пор не может смириться с фактом утраты крупнейших североамериканских колоний. Но британские политтехнологи в совершенстве овладели искусством манипулирования амбициями США на пользу британских интересов и представляют США то в виде хронически больного жирного мальчика, не способного отказать себе в потреблении китайских сластей, то в виде бога войны Марса, готового в любой момент обрушиться на ближневосточный мир всей силой своего ядерного арсенала.

Английские политики не упускают случая принизить собственное достоинство только для того, чтобы лишний раз поощрить тщеславие американцев. Во время своего первого визита в США в 2010 г. премьер-министр Великобритании Дэвид Кэмерон в интервью журналистам сказал: «Я думаю, что в жизни очень важно называть вещи своими именами, и факт состоит в том, что мы являемся очень эффективным партнёром США, но при этом мы – младший партнёр»[173].

Вместе с тем не будет большим преувеличением предположить, что «младший партнёр» сегодня зависит от США в такой же степени, в какой мудрая жена зависит от преуспевающего мужа. Пребывая в геополитической тени США, Британия пользуется их колоссальной финансовой и военной мощью для глобальной экспансии англосаксонских ценностей и реализации своих собственных национальных интересов. По сути США являются своеобразным английским цивилизационным клоном, «исполнительным механизмом», «мускульной силой», «системным менеджером» глобализации, в то время как Британия выступает её истинным мозгом, духом и сердцем.

Сегодня Соединенные Штаты являются самым эффективным орудием глобализации в руках Британии. Американцы говорят на английском языке, их национальный флаг – несколько измененный аналог кембриджского (континентального) флага. Большинство отцов-основателей США были англичанами. Согласно первой переписи населения, проведенной в США в 1790 году, 75 % населения были выходцами с Британских островов (не считая бесправных африканских рабов). Из 43 белых президентов США 35 – англичане (8 шотландцев, в том числе первый президент США Д. Вашингтон)[174]. Собственно англичане оказывают непосредственное влияние и на американскую финансовую систему. Так, по некоторым данным, главные акционеры Федеральной резервной системы США имеют наитеснейшие связи не столько с нью-йоркским Уолл-Стрит, сколько с лондонским Сити[175]. Механизмы управления Федеральной резервной системой США из Англии через каналы, ведущие к финансовой империи дома Ротшильдов, довольно подробно описаны в работе американского исследователя Ю. Муллинса «Секреты Федеральной резервной системы»[176].

Однако именно на американцев возложена тяжкая ноша по финансированию глобализации. Они эмитируют мировую резервную валюту – доллар, составляют костяк НАТО, осуществляют крупнейшие затраты на исследования и разработки. В 2014 году военный бюджет США превышал совокупные оборонные расходы 10 других наиболее мощных держав и составлял 39 % общемировых расходов на эти цели. В 2014 году затраты США на исследования и разработки составили около 465 млрд. долл, или 31,1 % от совокупных глобальных расходов на НИОКР.

Так, около половины международных финансовых активов США вложены в экономику Британии или обращаются на подконтрольных ей финансовых рынках (в том числе офшорных). Треть иностранных компаний, работающих на британском рынке, являются американскими. В докризисный 2007 г. доля инвестиционных банков США в общих доходах от международной инвестиционной деятельности в Великобритании составила 53 %. Ради сохранения привлекательности лондонского Сити для миллиардных портфелей американских банков британцы на многое закрывают глаза. Так, несмотря на недостаток офисного пространства на золотоносной «квадратной миле» лондонского Сити, американские инвестиционные банки ощущают себя там чрезвычайно уютно. Причина их повышенной комфортности, в частности, заключается в том, что фискальный период в Британии заканчивается на три месяца позже (31 декабря), чем в США (30 сентября). Такая разница во времени служит поводом для американских компаний, работающих в Лондоне, со ссылкой на особенности американского законодательства, оттягивать уплату налогов в Великобритании. Подобная отсрочка дает возможность американским банкам для дополнительного обращения своих капиталов – так, что полученная в результате «прокрутки» прибыль с лихвой покрывает сумму начисленных налогов, сводя общий размер налоговых затрат банков практически к нулю. В свою очередь, около 29 % накопленных прямых зарубежных инвестиций и всех заграничных активов Великобритании сосредоточены в США.

При этом именно США фактически финансируют глобализацию. Военный бюджет США в 13,5 раза больше британского. Именно американцы несут основные расходы по разрешению международных вооруженных конфликтов, в том числе и основные человеческие потери в миротворческих операциях. Воинская повинность вызывает открытое раздражение в стране, которая так дорожит своей независимостью. Британия была владычицей морей, но отнюдь не суши. Её сухопутные войска были настолько немногочисленны, что Отто фон Бисмарк как-то сострил: если британская армия вторгнется в Германию, он прикажет местной полиции её арестовать. По численности вооруженных сил Британия занимает скромную 26 позицию в мировом рейтинге. Американские вооружённые силы, напротив, занимают первое место в мире во всех сферах, – на суше, море, в воздухе и космосе – а военный бюджет США превышает совокупные оборонные расходы 14 других наиболее мощных держав, и составляет почти 50 % общемировых расходов на эти цели. Кроме того, в НИОКР военного назначения Вашингтон вкладывает больше средств, чем все другие страны мира вместе взятые[177].

Как отмечает Э. Робертс, когда Британия и США действуют заодно – они добиваются успеха. По мнению английского историка, примером сказанному служат согласованные действия США и Великобритании во время освобождения Европы в 1944–1945 гг., в Корейской и Фолклендской войнах, в разрушении СССР, войне в Персидском заливе, освобождении Косово и свержении режима Саддама Хусейна. Несогласованность действий сулят неудачи: Пёрл-Харбор, Суэцкий кризис, Вьетнамская война[178]. В этот список можно добавить неудачи разрозненных действий англосаксов в Сирии, Южной Осетии и на Украине.

Экспансионистские устремления Британии на международной арене подтверждаются и целями её внешней политики. После Второй мировой войны британская внешняя политика реализовывалась через теорию «трёх окружностей», провозглашённую У. Черчиллем на ежегодной конференции консервативной партии в Лландидно в октябре 1948 г. Эта концепция предусматривала роль Англии в качестве главного партнера США, лидера Содружества наций и главной западноевропейской державы[179]. Амбиции Лондона на закрепление руководящей роли в Западной Европе почти на двадцать лет отдалили вступление Британии в ЕЭС. Но и сегодня основные цели стратегии британского внешнеполитического ведомства касаются расширения глобальной роли Британии, включая усиление значения этой страны в процессах управления Евросоюзом и стран Содружества наций.

Следует отметить, что в ходе географического расширения зоны влияния Британской империи Лондон (находящийся на нулевом меридиане) превратился в эпицентр международной деловой активности. Этому во многом способствовало как проведение сбалансированной государственной политики, направленной на создание в Британии наиболее благоприятного налогового режима для иностранных компаний и имущих индивидуумов, так и поддержание имиджа британской столицы в качестве поликультурного, многонационального и межконфессионального глобального центра.

На «квадратной миле» лондонского Сити в буквальном смысле слова обслуживается от одной трети до двух пятых всех сделок, заключаемых на международных финансовых рынках. По некоторым данным, в Лондоне проживает также наибольшее количество фунтовых миллиардеров в мире[180].

После распада СССР именно Лондон превратился в главного оператора финансовых потоков на евразийском континенте, а финансовая открытость Британии (определяемая как суммарные потоки прямых и портфельных инвестиций) увеличилась в период 1990–2010 гг. в 37 раз и составляет более 1300 % от ВВП, тогда как соответствующий показатель в США возрос за это время только в три с половиной раза и составляет около 300 % от ВВП[181].

Мнение об особой наднациональной роле лондонского Сити является предметом повышенного интереса мировой общественности и не оставляет равнодушных среди тех, кому случалось предметно заниматься изучением данного вопроса. В этой связи представляется интересной точка зрения Линдона Ларуша, известного американского экономиста и политического активиста, высказанная им в августе 2009 г. «Вся Европа – отмечает Ларуш, – со времен Пелопоннесской войны была под контролем денежных систем, которые выступают международными финансовыми системами. Британская империя не представляет собой империи, включающей в себя другие народы. Британская империя является наследницей монетарной империи, непрерывно существующей в рамках Европейской цивилизации со времен Пелопонесской войны до сегодняшнего дня. Смысл империи заключается в том, что синдикат заинтересованных частных банков контролирует мировую финансовую систему. Лондон не принадлежит британскому народу, а выступает штаб-квартирой этой империи. США – это единственная мировая сверхдержава, которая своей финансовой мощью все еще способна бросить вызов Британской империи, как это однажды сделал Ф. Рузвельт»[182].

Заметим, что финансовая система США оказалась под контролем иностранных банкиров (преимущественно английского происхождения) с самого начала становления США как независимого государства. Это произошло в результате следующих событий. После окончания войны за независимость правительство президента Дж. Вашингтона столкнулось с большими финансовыми трудностями. Финансовая система страны оказалась в хаотическом состоянии. В обращении находилась масса обесцененных долговых обязательств федеральных властей и штатов, выпущенных во время войны. Министр финансов А. Гамильтон предложил выплатить все долги по номинальной стоимости обязательств, чтобы продемонстрировать «должное уважение к собственности», что было выгодно кредиторам государства. План Гамильтона хранился в тайне, но «через каналы, оставшиеся неизвестными, спекулянты были проинформированы заблаговременно», что дало им возможность скупить обязательства за 10–15 % их стоимости у мелких собственников, которые потеряли надежду вернуть свои деньги. В результате проведения плана Гамильтона в карманы спекулянтов перекочевало 40 млн. долл. Вслед за этими событиями в 1791 г. конгресс учредил Банк Соединённых Штатов, получивший полномочия права эмиссии и предоставления займов. Главными акционерами Банка США стали англичане, которым, наряду с другими иностранцами, принадлежало 72 % капитала банка[183].

Небезинтересными являются также взаимосвязи между Банком Англии и Федеральной резервной системой, создание которой стало ключевым фактором в закреплении англосаксонских позиций в системе мировых финансов в начале XX века. Ведущую роль в планировании, разработке законодательства и агитации за создание Федеральной резервной системы сыграл «Хаус оф Морган», который выступил главным связующим звеном между Федеральным резервом и Банком Англии. Американский экономист М. Ротбард пишет: «У “Хаус оф Морган” всегда были сильные связи с Англией. Джуниус, отец Пирпонта Моргана и первый банкир в роду, был банкиром в Англии; лондонский филиал банка «Морган, Гренфел энд компании» возглавлялся влиятельным Эдвардом «Тедди» Гренфеллом (позднее лорд Сент-Джаст»). И дед, и отец Гренфелла были директорами Банка Англии и членами парламента, а сам Гренфелл стал директором Банка Англии в 1904 г. В «Морган, Гренфелл энд компании» ведущим партнером Гренфелла был кузен Тедди, Вивиан Хью Смит, позднее лорд Бистер, личный друг Дж. П. Моргана-мл. Отец Смита был не только Управляющим Банка Англии, но и происходил из семьи так называемых «Смитов из Сити», самой плодовитой банковской семьи в английской истории, родоначальник которой стал банкиром еще в XVII ст.»[184].

Благодаря родственным связям в самых верхах Лондонского Сити банкирский «Дом Морганов» перед началом первой мировой войны получил статус фискального агента министерства финансов Великобритании и Банка Англии, а также подряд на закупку в США всего необходимого для введения войны. Для оплаты военных поставок Великобритания была вынуждена выпускать огромные облигационные займы, монополию на размещение которых получили Морганы. Таким образом, Морганы сыграли ключевую роль в налаживании стратегического партнерства между США и Британией в финансовой сфере. Управляющий Федеральным резервным банком Нью-Йорка (и фактический глава Федерального резерва в 1914–1928 гг.) Бенджамин Стронг благодаря содействию семьи Морганов установил тесные связи с Монтегю Норманом, управляющим Банка Англии в 1920–1944 гг. М. Норман «будучи империалистом до мозга костей хотел сохранить за Лондоном положение финансового центра, а за Банком Англии – арбитра мировой валютной системы». В этом большую поддержку Британии оказывал Федеральный резервный банк Нью-Йорка. Для восстановления довоенного завышенного паритета фунта стерлингов к доллару (4,86 долл, за 1 фунт) последний сознательно проводил политику дешевых и инфляционных денег, оказывая тем самым поддержку Британии в установлении и подчинении Европы золотодевизному стандарту. Главным инструментом его внедрения стала Генуэзская финансовая конференция, созданная весной 1922 г. Лигой наций, а в ней – Женевский комитет по финансовым и экономическим вопросам, в котором с самого начала доминировал М.Норман. В своем дневнике Эмиль Монро, управляющий Банка Франции, так охарактеризовал британскую валютную политику: «В каждой стране провоцировались финансовые проблемы, чтобы та была вынуждена обратиться в контролируемый британцами Женевский комитет. Метод разрешения проблем всегда был одинаковым: в центральный банк назначался иностранный контроллер – британец или по рекомендации Банка Англии, часть резервов центрального банка размещалась в Банке Англии, что обеспечивало одновременно укрепление фунта и британского влияния. Чтобы предотвратить возможные неудачи, они заручались сотрудничеством Федерального резервного банка Нью-Йорка. Кроме того, на Америку возложили обязанность предоставлять иностранные займы, если их сумма неподъемна [для англичан], но политические выгоды от этих операций неизменно достаются британцам»[185].

Англичанам принадлежит ведущая роль и в создании в 1930 г. первой международной финансовой организации – Банка международных расчетов (БМР). Современное значение этой организации сложно переоценить. БМР занимается разработкой и внедрением разнообразных международных стандартов и кодексов, представляющих минимальные требования отчетности. Эти стандарты, в частности, включают такие вопросы, как:

• принципы корпоративного руководства;

• принципы относительно выплат и компенсаций;

• права держателей акций;

• личные сбережения;

• безопасные пенсионные сбережения;

• международные стандарты учета, применяемые при подготовке финансовой отчетности;

• международные стандарты аудита;

• расчеты по ценным бумагам;

• расчеты в иностранной валюте;

• минимальная достаточность капитала для банков;

• управление рисками;

• четкая спецификация структуры и функций правительства;

• получение статистических и других данных от министерств образования, здравоохранения, управления финансами и других учреждений;

• ратификация и применение инструментов ООН;

• криминализация финансирования терроризма.

Очевидно, что подобного рода широкого охвата полномочий не имеет никакая другая международная финансовая организация, не говоря уже о суверенных государствах. По мнению американского экономиста, Д.Т. Волфа, именно на БМР в будущем могут быть возложены компетенции органа всепланетарного финансового контроля – мирового центрального банка, задачей которого станет создание «Бреттон-Вудса двадцать первого» века для разрешения и упреждения будущих финансовых кризисов[186]. Следует обратить внимание на то, что возможность наделения БМР полномочиями «глобального банковского полицейского» уже неоднократно обсуждалась в прессе[187]. Всемирный экономический форум в Давосе (ВЭФ) в одном из своих четырех сценариев долгосрочного развития мировой финансовой системы также заложил возможность получения Банком международных расчетов к 2020 году статуса глобального кредитора последней инстанции. Характерно, что в отличие от трех других сценариев ВЭФ, данный сценарий, получивший название «перебалансированная многополярность», выглядит наиболее реалистичным, поскольку не только предполагает перемещение мирового геополитического центра тяжести в сторону группы стран БРИК, но и прогнозирует очередной мощной финансовый кризис в США в 2017 г.[188].

Своим появлением БМР также обязан М. Норману, который инициировал и активно лоббировал идею создания этого финансового учреждения с целью усиления сотрудничества между главными центральными банками планеты. Несмотря на то, что Конгресс США запретил формальное членство ФРС в этой организации, в ее учреждении принял участие Федеральный резервный банк Нью-Йорка, а также делегация американских банков близких к группе Морганов. Именно группа «Джи Пи Морган энд компани» предоставила БМР значительную часть капитала[189]. БМР был нужен М. Норману для продвижения идей золотодевизного стандарта и инфляционизма. Другой задачей БМР стало обеспечение клиринговых услуг для возобновления репарационных платежей Германии, прекращенных в 1929 г. Главными бенефициарами германских репараций были США и Великобритания. По Плану Дауэса Германия выплачивала репарации в течение пяти лет, до 1929 г. Источником финансирования выплат служили кредиты лондонских и нью-йоркских банков, которые в форме репарационных платежей вместе с комиссией и процентами тут же возвращались обратно в банки Нью-Йорка и Лондона. В данной связи У. Энгдаль пишет: «Это была гигантская международная кредитная пирамида… За период с 1924 по 1931 год Германия выплатила репараций на сумму 10,5 млрд, марок, заняв при этом за рубежом 18,6 млрд, марок… Положение сохранялось вплоть до краха пирамиды, то есть до 1929 года, когда поток кредитов из банков Нью-Йорка и Лондона в Германию для отсрочки выплаты долга внезапно иссяк»[190].

Таким образом, Морганы сыграли ключевую роль в закладывании основ современной системы англо-американского контроля над международными финансами, которая достигла невиданных размеров. Несмотря на периодические заявления мировой финансовой прессы (находящейся под тем же самым англосаксонским контролем) о фатальном кризисе англо-саксонской модели, англо-американское доминирование на международных финансовых рынках продолжается по сей день.

Британцы на практике реализовали идеи конституционной монархии, подчинения церкви главе государства, свободы слова, разделили законодательную, исполнительную и судебную власть. Британская система представительного правления (парламентаризм) насаждена тем или иным образом в большинстве стран мира. При этом британский монарх остается «невидимой», но наиболее значимой фигурой с точки зрения законодательно закрепленных за английской короной прав и полномочий, которые в любой момент могут быть приведены в исполнение.

Следует отметить, что вопреки активно распространяемому мнению, что британское геостратегическое лидерство утратило свою актуальность, Соединённое Королевство успешно внедряет все новые механизмы расширения своего глобального влияния, которые зачастую остаются скрытыми от невооружённого глаза.

В этой связи необходимо обратить внимание на тот факт, что Великобритания является самой дорогой из десяти конституционных монархий, сохранившихся в Европе. Невзирая на своё высокое затратное содержание и попытки реформирования, предпринятые в эпоху кромвелизма и тэтчеризма, институт монархии остаётся одним из главных символов стабильности и процветания Британии и продолжает пользоваться широкой поддержкой населения. По мнению 89-летней королевы Елизаветы II, которая пребывает на троне с 1952 г. (дольше, чем любой другой британский монарх), наряду с английским парламентом монархия является вечной, непреходящей ценностью, определяющей идентичность нации, и служит «маяком, свет которого указывает путь последующим поколениям»[191].

Несмотря на конституционные ограничения реального участия монарха в государственных делах, его авторитет чрезвычайно высок. Это обусловлено тем, что, являясь главой Соединённого Королевства Великобритании и Северной Ирландии, английская королева также выступает главой 15 государств Содружества наций (и нескольких десятков заморских территорий – ведущих офшорных зон), главой самого Содружества (между прочим, крупнейшего в мире интеграционного объединения, членами которого являются 54 государства), верховным правителем Англиканской церкви (выступающей оплотом мирового протестантизма) и верховным главнокомандующим британскими вооруженными силами. Кроме того, согласно английскому общему праву, английская королева является законным собственником земли всех государств и территорий, признающих её своим сувереном[192]. Большей концентрацией власти не обладает ни один другой человек в мире. Что же касается официальных рейтингов, то они случайно или намеренно не учитывают этих факторов. Так, аналитики журнала «Форбс» в номинации «наиболее влиятельные женщины мира» отвели британской королеве скромную 49-ю позицию.

Таким образом, объединяя в одном лице все указанные рычаги власти, английский монарх представляет собой наивысшее звено в британской управленческой иерархии, являясь сосредоточием прав, касающихся как внутреннего развития страны, так и вопросов глобальной политики. Как отмечает ведущий научный сотрудник Института всеобщей истории РАН Г. Остапенко, «уникальность английского монархического института заключается в его исторической связи с могуществом Соединённого Королевства и самой структурой Британской империи, в преемственности власти. Причастность суверена к государственным делам достигается благодаря использованию им традиционных прав – быть информированным о всех происходящих событиях и давать советы премьер-министрам во время конфиденциальных еженедельных встреч»[193].

Как следует из теории происхождения государства, именно монархи, а не демократически избранные правительства, рассматриваются наместниками Бога на земле. Монарх не подотчётен ни народу, ни правительству, он родился в королевской семье и никому ничем не обязан, кроме Господа Бога. Не исключено, что такое трепетное отношение к сохранению института монархии является скрытым инструментом вынашиваемых Британией планов в отношении восстановления ведущих позиций в глобальной управленческой иерархии. Ведь когда все остальные государства, убеждённые в преимуществах представительного правления, окончательно отдадут предпочтение модели парламентской демократии, британский суверен может остаться единственным столпом конституционной монархии на всём земном шаре.

Очень важной составляющей британской внешней политики является имиджмейкерство. Причем в этом процессе задействованы не только уполномоченные правительственные учреждения такие, как Британский Совет или корпорация «Би-би-си», но и представители творческих профессий. Английские писатели создали классических героев сказок и приключений, образы которых по всему земному шару передаются из поколения в поколения, поддерживая положительный и притягательный образ Британии и повсеместно предавая забвению национальных сказочных персонажей из других стран. Алиса, Винни-Пух, Робинзон Крузо, Гулливер, Пуаро, Мисс Марпл, Шерлок Холмс, Джеймс Бонд, Гарри Поттер, Властелин колец – из года в год адаптированные экранизации произведений с участием этих и других героев, созданных воображением английских писателей, вызывают неослабевающий и незатухающий интерес кинозрителя по всему миру, не только прославляя Британию, но и обеспечивая ей источник внушительных доходов. Например, совокупный тираж изданных в мире экземпляров книг Агаты Кристи (4 млрд.) уступает только Библии. Не меньшую роль играют в раскрутке британского имиджа английские поп и рок музыканты, наиболее популярные из которых были возведены королевой в рыцарское достоинство (Пол Маккартни, Элтон Джон, Мик Джаггер, Эрик Клэптон).

На Великобританию приходится 8 % глобально цитируемых научных публикаций (это больше чем в США в расчете на душу населения). Подобная производительность объясняется среди прочего тем, что частная британская компания Reed Elsevier, специализирующаяся на предоставлении издательских и информационных услуг, владеет крупнейшей в мире реферативной базой данных Scopus. Требования обязательной публикации результатов диссертационных исследований в журналах, входящих в Scopus, с некоторых пор являются обязательными для научных сообществ многих стран мира. Таким образом, среди прочего, Британия совершенно бесплатно пользуется эксклюзивным первоочередным правом доступа к идеям со всего земного шара, которые впоследствии могут быть коммерциализированы без какого-либо дальнейшего участия их авторов (в то время как сами публикации для последних зачастую являются платными).

Одновременно Британия затрачивает немалые средства для постоянного напоминания мировому сообществу о том, что многие социально значимые идеи и достижения человечества в сфере политики, экономики, науки имеют британское происхождение. К примеру, в современной академической литературе различных государств гораздо чаще можно встретить упоминания имен У.Черчилля, А.Смита, Ч.Дарвина, а также связанных с ними событий и теорий, нежели ссылки на имена других не менее существенных для развития мировой цивилизации персоналий из других стран. Кроме того, в рамках процессов глобализации многие передовые социальные достижения навязываются остальным странам исключительно под английским или, в крайнем случае, под американским брендом. Таковы непреложные законы имиджмейкерства.

Характерно, что до середины XIX века Британия осуществляла территориальную экспансию в основном с целью завоевания рынков для сбыта своей товарной продукции. Однако, уже с 60-х годов XIX столетия стремление Британии к расширению своих заморских владений стало обусловливаться чрезвычайным ростом денежного капитала, который не находил больше прибыльного размещения внутри страны. И.В. Шкловский отмечает: «В эпоху расцвета промышленного капитала в Англии… денежный капитал, “эмигрирующий” за границу, ищет территорию, где бы можно было эксплуатировать местные богатства при помощи дешевого, туземного т. е. подневольного труда… британский космополитизированный капитал, как викинг, не страшится опасных рискованных предприятий. Он имеет много шансов проиграть, зато выиграв, не довольствуется малым, а желает всю ставку. Ему мало иметь денежный рынок, ему нужен полный контроль над ним (для верности)»[194].

Уже к концу XIX века доходы Британии, получаемые от экспорта капитала, намного превышали доходы от внешней торговли. Образно говоря, именно тогда прялка «Дженни» и паровая машина Уатта окончательно уступили место финансовым инструментам и английскому праву в качестве проводников британского мирового могущества. Нарастив беспрецедентный объём финансовых активов и фактически связав корпоративный мир юридическими нормами англо-американского общего права, в начале XXI столетия, спустя всего полвека после завершения процесса обретения её колониями юридической независимости Великобритания вместе с США вынашивает планы закрепления англосаксонской гегемонии в новом постиндустриальном обществе.

То, что принципиально отличает Великобританию от США, находится в плоскости построения самих принципов англосаксонской модели капитализма, в идеологии эволюционизма, консерватизма и аристократизма, поддержании традиций, в частности, через сохранение института монархии, лорда-мэра, ливрейных гильдий, палаты лордов, системы частных школ. При этом Великобритания и США – это целостный организм, цель функционирования которого – распространение англосаксонских ценностей в глобальных масштабах.

Можно предположить, что в рамках глобализации между США и Великобританией существует негласное функциональное разделение компетенций. Сферы влияния Англии включают: международную закулисную дипломатию, разработку геополитических технологий, поддержание традиций аристократии и незыблемости института частной собственности, формирование имиджа британской монархии, как непреходящей ценности и главного символа англосаксонского глобального могущества, в том числе посредством глобальных шоу на основе событий, касающихся личной жизни королевской семьи.

В свою очередь, к глобальным компетенциям США относятся: создание и развитие крупнейшего в мире военно-промышленного комплекса, осуществление международных военных «миротворческих» операций (роль глобального полицейского), лютеранское, в т. ч. квазихристианское, миссионерство, насаждение доллара как мировой резервной валюты через осуществление прямого контроля над крупнейшими международными финансовыми организациями, функционирование в качестве лаборатории для разработки и апробации новых коммерческих идей, продуктов и технологий с целью их массового предложения мировому потребительскому сообществу через американские ТНК, экспансия англосаксонского капитала посредством американских инвестиционных банков, контроль глобальных масс-медиа, выполнение роли глобального массовика-затейника через Голливуд и поп-культуру, популяризация социальных сетей и повышение привлекательности виртуального жизненного пространства в Интернете.

С учётом вышесказанного, трудно согласиться с мнением американского политолога 3. Бжезинского о том, что Британия является «ушедшей на покой геостратегической фигурой»[195]. Не отвечает действительности и навешанное на современную Британию легким пером политологов клеймо «51-го американского штата», «пуделя Вашингтона»[196], «болонки Обамы», что якобы должно подчеркивать полную зависимость Соединённого Королевства от своего трансатлантического детища.

Не представляется также убедительным и высказывание о том, что «большинство британских политиков считают «особые отношения» с США исчерпавшим себя проектом»[197]. Напротив, анализ глубины взаимодействия США и Великобритании на всех уровнях современных международных экономических и политических отношений свидетельствует как раз об обратном: дополняя друг друга, данный англосаксонский дуумвират, словно портной и подмастерье, перекраивает систему мирохозяйственных связей под верховенство принципа тотальной экономической эффективности к собственной выгоде. Можно предположить, что в своих глобальных действиях США управляются «невидимой рукой» и руководствуются принципами, идеологическая основа которых была заложена вне географических границ Америки задолго до её восхождения на трон мировой экономики. Можно также предположить, что эти принципы начали формироваться под воздействием интеллектуального движения периода Реформации и эпохи Просвещения и неразрывно связаны с историей развития цивилизации в Великобритании, которая выступает главным идеологом глобализации, в то время как США служат основным проводником воспроизводства англосаксонской модели капитализма в мировых масштабах. Именно поэтому, несмотря на то, что США по праву считаются двигателем современного мирового развития, мотивация расширения их международного присутствия во многом является обусловленной и в чем-то даже предопределенной. Британия не «потеряла» США, а лишь поменяла свою стратегию глобальной экспансии. Укрывшись в тылу мировой геополитики, Британия сохранила за собой функцию «мозгового центра» и «сердца» глобализации, в то время как США, постоянно находясь на передовой однополярного мира, стали исполнять роль ее «ног, рук и мускульной силы». Можно предположить, что в позиционировании своих отношений с США Британия до сих пор следует классической аналогии Г. Макмиллана (премьер-министра Великобритании в 1957–1963 гг.): «Греция – это Британия, Рим – это США». Рассмотрим более детально рычаги, которые дают возможность Великобритании и США позиционировать себя в качестве безусловных лидеров в рамках развития процессов финансовой глобализации.

Глава 8. Глобализация: пульт управления

С точки зрения потенциального влияния на мировые процессы материнские инстинкты Великобритании по отношению к США являются лишь верхушкой айсберга. Реальные рычаги, до сих определяющие центральное место Британии в системе глобальных экономических координат (как бы ни парадоксально это звучало сегодня), скрыты от невооруженного глаза. Такими рычагами, прежде всего, выступают монопольные притязания Великобритании на мировые факторы производства: капитал, труд, землю и информацию. Рассмотрим каждую из этих составляющих отдельно.

Капитал. Америка является не единственным оружием Великобритании в глобальном распространении англосаксонской цивилизации. Гораздо более эффективным инструментом подчинения мира неолиберальной идеологии выступают международные финансовые рынки, на которых Великобритания занимает даже более весомую позицию, чем США.

Несмотря на снижение в последние годы рейтинга Великобритании среди крупнейших экономик мира по размеру ВВП, эта страна уверенно сохраняет за собой статус крупнейшего в мире финансового центра. Так, по данным The Global Financial Centres Index, в период 2007–2013 гг. Лондон неизменно занимал первое место среди финансовых центров мира (в 2014 г. формально Лондон уступил первенство Нью-Йорку, сохранив лидерство на крупнейших мирових финансовых рынках, но в сентябре 2015 г. снова возглавил рейтинг финансовых центров мира). Согласно результатам специального опроса European Cities Monitor, проведенного среди руководителей 500 крупнейших компаний мира в 2011 г., Лондон в 22-й раз подряд занял первое место в списке европейских городов, наиболее благоприятных для ведения бизнеса[198]. Рассмотрим более подробно причины этого феномена.

Прежде всего следует отметить, что несмотря на ниспадающую роль среди ведущих экономик мира, Великобритания продолжает доминировать в крупнейших сегментах финансовых рынков в таких, в частности, как торговля международными облигациями, торговля внебиржевыми деривативами с процентными ставкам, международная валютная торговля, международное межбанковское кредитование, торговля цветными металлами, на рынке страховых морских услуг и прочее (табл. 2.2).

Таблица 2.2

Рыночная доля Лондона на крупнейших финансовых рынках мира, 2012 г.

Лондон считается самым ликвидным спотовым рынком золота и мировым клиринговым центром торговли золотом и серебром. Именно в Лондоне ежедневно рассчитывается ставка предложения по межбанковским депозитам – ЛИБОР (London Interbank Offered Rate), – самая важная ставка в мире международных финансов, на которую ориентированы финансовые продукты общей стоимостью около 800 трлн, долл.[199] Столица Великобритании также лидирует в международной валютной торговле (43 % мирового рынка со среднесуточным оборотом в апреле 2015 г. в объеме 5,1 трлн, долл.), в частности благодаря тому, что через неё проходит нулевой меридиан, от которого традиционно ведётся отсчёт часовых поясов, что позволяет Британии осуществлять торговлю одновременно с финансовыми центрами сначала Азии и Европы, а затем Европы и Америки[200]. Это обеспечивает британской столице ежедневные дополнительные прибыли. Право прохождения международного нулевого меридиана через Гринвич было закреплено за англичанами в 1884 году на международной конференции в Вашингтоне. Дальновидные англичане «выторговали» это право у французов, которые использовали до этого свой собственный «парижский меридиан».

Значимость Лондона в сфере международного финансового посредничества подчеркивается также и тем фактом, что основная площадка по урегулированию (реструктуризации) суверенного внешнего долга перед частными банками носит название Лондонского клуба кредиторов. При этом данный процесс никак не формализован. У клуба нет ни штаб-квартиры, которая бы располагалась в Лондоне, ни устава, который бы обязывал его членов проводить свои встречи в британской столице.

Также Великобритания является крупнейшим глобальным иностранным инвестором, уступая по этому показателю только США. По состоянию на конец 2013 г. общий размер британских зарубежных активов составил 9,7 трлн. ф. ст.[201]. В британском платежном балансе финансовые услуги (наряду с деловыми услугами) являются самой значительной статьей, имеющей положительное сальдо. По этому показателю Британия выступает неоспоримым мировым лидером. По итогам 2013 г. положительное сальдо торговли финансовыми услугами Великобритании составило 61 млрд. ф. ст. (100 млрд. долл.). Основными «производителями» британских финансовых услуг являются страховые компании, банки и фондовая биржа.

В Великобритании расположено наибольшее в мире количество штаб-квартир и филиалов крупнейших транснациональных компаний и транснациональных банков[202], которые заняты разработкой глобальных корпоративных, финансовых и коммерческих стратегий, а также четверть всех мозговых центров Западной Европы в сферах социальной, экономической политики, бизнеса, политических и военных технологий. Тем самым британцы оказывают существенное влияние на формирование коммерческого, научного, политического и гражданского мировоззрения в международных масштабах, а также играют существенную роль в мировой популяризации товаров, услуг и идей, разработанных британскими стратегами и аналитиками.

В Лондоне размещается 208 миссий иностранных государств – это больше, чем государств-членов ООН; около 40 штаб-квартир и представительств международных организаций, включая ЕБРР, Международную морскую организацию и организации, регулирующие торговлю основным продовольственным сырьем, таким как зерно, какао, кофе, сахар. На лондонских биржах ежедневно устанавливаются мировые цены на нефть, золото, серебро, алюминий, медь, свинец, никель, цинк, олово.

Главным образом за счет популяризации статуса Лондона как международного делового и финансового центра и гибкой налоговой политики Сити удалось привлечь в страну значительный объем частных капиталов. Сегодня в стране проживает 120 тыс. иностранцев с нерезидентским налоговым статусом (non-domiciled), которые, согласно действующим с XIX в. налоговым правилам, до 2008 г. не платили в Британии налоги на доходы, полученные за пределами страны. И только в 2008 г. в период разрастания финансового кризиса Министерство финансов Великобритании нарушило эту традицию, введя для проживающих в Великобритании иностранцев специальный налог.

Вот уже 30 лет Лондон является глобальным лидером в сфере «исламских финансов». Как известно, Коран запрещает взимать и выплачивать проценты по финансовым операциям, предоставляя вместо того возможность долевого участия в прибылях, получаемых в рамках действующих проектов. С целью снятия препятствий для участия мусульман в британской финансовой системе в последние годы правительство страны предпринимает беспрецедентные шаги, предоставляя официальное признание все большему числу финансовых продуктов, регулирование которых осуществляется по принципам исламского права «шариат». В частности, разрешение распространилось на сферы ипотечного финансирования, открытие сберегательных счетов, беспроцентное кредитование на принципах участия в активах, выпуск ценных бумаг и учреждение паевых трастов, а также страховую деятельность. В последнее время рынок исламских финансовых продуктов в Лондоне приобретает все более четкий профиль. В Лондоне расположены 22 банка, предоставляющих исламские финансовые услуги, пять из которых оперируют исключительно в соответствии с законами «шариата» – это больше, чем в любой другой западной стране. На Лондонской фондовой бирже осуществлено 18 выпусков сукук (исламских облигаций без фиксированного процента с доходностью – долей от прибыли заемщика) на сумму 10 млрд. дол. В 2008 г. основана первая компания с правом осуществления такафул (исламского страхования). Кроме того, в обслуживание исламских финансов вовлечены 18 юридических фирм Лондона. Правительство Великобритании ожидает, что дальнейшее создание наиболее благоприятных условий для развития исламских финансов позволит Лондону окончательно утвердиться в статусе мирового центра в области предоставления исламских финансовых услуг.

По мнению российского экономиста М.Л. Хазина, традиционное христианское общество проигрывает Исламскому Глобальном проекту. И остановить этот проект, с точки зрения российского экономиста, будет сложно, «поскольку все христианские конфессии продемонстрировали свою слабость и (по большому счету) преступную толерантность «Западному» глобальному проекту, построенному не на примате справедливости (пусть и по-разному понимаемой), а на примате наживы»[203]. Как свидетельствуют вышеприведенные данные, адекватно реагируя на усиление «мусульманского фактора» в сфере финансов, англосаксы крепко держат руку на пульсе, обнаруживая на всякий случай исключительную стратегическую дальновидность.

Интересно также отметить, что английская королева является официальной главой государства в 18-ти из 42 крупнейших офшорных центров по списку, составленному Форумом финансовой стабильности. К этим центрам относятся: Ангилья, Антигуа и Барбуда, Багамские острова, Барбадос, Бермудские острова, Белиз, Британские Виргинские острова, Гернси, Гибралтар, Джерси, Каймановы острова, Остров Мэн, Острова Кука, Ниуэ, Острова Сент-Китс и Невис, Сен-Висент и Гренадины, Сент-Люсия, Острова Теркс и Кайкос[204]. В этих центрах сосредоточены огромные финансовые активы, принадлежащие частным физическим и юридическим лицам.

Например, Бермудские острова являются третьим в мире центром страхового бизнеса после Лондона и Нью-Йорка. Каймановы острова – первая в мире юрисдикция по числу хеджинговых фондов. На конец 2005 г. на Каймановых островах было зарегистрировано более 7 тысяч хеджинговых фондов, или 70 % от их общего мирового количества. В 2007 г. активы банков из более чем 55 различных государств на Каймановых островах превысили 1,8 трлн. долл. Гернси занимает третье место в мире после Бермудских и Каймановых островов по регистрации компаний, предоставляющих услуги кэптивного страхования. В свою очередь, с точки зрения размещения офшорных компаний, мировым лидером являются Британские Виргинские острова. В 2005 г. их число здесь составило 707 тыс., или в среднем около 30 офшорных компаний на одного жителя. При этом прирост числа офшорных компаний на Британских Виргинских островах в середине 2000-х гг. составлял 50–60 тыс. компаний в год. В середине 2000-х гг. на Багамах было инкорпорировано 47 000 офшорных компаний, острове Мэн – 42 тысячи. На 1 октября 2007 г. на Джерси было зарегистрировано 33,6 тыс. компаний[205]. Кроме того, в офшорных центрах, которые признают английскую королеву главой государства, сосредоточены частные финансовые активы самых богатых людей планеты на сумму более 2,7 трлн. долл.[206].

Подчеркнем, что именно в Англии в 1694 г. создается первый в мире центральный банк с правом обслуживания займов. Это событие коренным образом изменило мировую финансовую историю. Целью создания центрального банка было обслуживание внутреннего государственного займа Англии для осуществления войны с Францией. Этот заем был впервые выпущен по всем современным правилам, то есть с обязательствами государства по уплате процентов. Именно с выпуском этого долга связывают появление в Лондоне первых настоящих биржевых маклеров, а также начало современной эпохи биржевых спекуляций и виртуализации финансовых рынков. С этого момента берет начало политика погружения суверенных государств в долговую яму фондовых бирж, а биржевой капитал становится «вершителем судеб, с помощью которого Лондон владеет половиной мира».

Англия имеет самую стабильную и самую дорогую валюту в мировой истории – фунт стерлингов, который существует в виде монет с XIII в., а в виде банкнот – с 1694 г. Подтверждением беспрецедентной мощи английских финансов долгое время оставался также валютный курс фунта стерлингов. Французский историк Ф.Бродель отмечает: «фунт стерлингов, стабилизированный королевой Елизаветой в 1560–1561 гг., более варьировать не будет и сохранит свою действительную стоимость вплоть до 1920, даже до 1931 г…. Фунт стерлингов, эквивалентный четырем унциям чистого серебра… в таблице европейской монеты на протяжении более трех столетий вычерчивал удивительную прямую линию…. Нам нет необходимости доказывать, сколь важна эта проблема: устойчивость фунта была решающим элементом английского величия. Без устойчивости денежной меры не бывает легкого кредита, не бывает безопасности для того, кто ссужает свои деньги государю, не бывает контрактов, которым можно было бы довериться. А без кредита нет величия, нет финансового превосходства»[207].

Хотя уже к 1870 г. США обогнали Великобританию по объему произведенных товаров и услуг (а к 1912 г. – как экспортер товаров)[208], процесс реального вытеснения фунта стерлингов с позиций господствующей международной валюты начался только в канун Первой мировой войны и окончательно завершился лишь после Второй мировой. Курсовое соотношение 4,86 дол. за 1 фунт изменилось только в Первую мировую войну. И поныне, несмотря на растушую конкуренцию со стороны евро, фунт продолжает сохранять за собой статус самой дорогой валюты мира.

Впрочем, сегодня валютный курс уже не играет для Британии такой важной роли, поскольку, контролируя международные финансовые рынки, Великобритания также осуществляет косвенный контроль над долларом и евро, в которых осуществляется львиная доля международных финансовых операций. Кроме этого, Банк Англии владеет 13,7 % капитала Европейского центрального банка (ЕЦБ), что является третьей по величине долей в капитале ЕЦБ после Германии и Франции. Это дает возможность Великобритании косвенно влиять на проведение общей денежно-кредитной политики зоны евро. При этом Банк Англии не связан обязательствами ст. 21 Устава Европейской системы центральных банков и Европейского центрального банка. Настоящей статьей, в частности, предусмотрено, что центральные банки стран-членов зоны евро не имеют права предоставлять кредиты по текущим счетам и любые другие виды кредитов учреждениям и органам Европейского сообщества, правительствам стран-членов, их региональным, местным и другим органам власти, а также приобретать у них долговые инструменты. В условиях текущего финансового кризиса преимущества неучастия Великобритании в Европейском валютном союзе состоят в том, что Банк Англии на вполне законных основаниях оказывает существенную финансовую поддержку своему правительству через механизм выкупа облигаций государственного займа. Вместе с тем такие участники зоны евро, как Греция, Португалия, Испания, Италия и Ирландия, оказавшиеся в результате кризиса на грани дефолта, в результате действия ст. 21 указанного устава (вплоть до августа 2011 г., когда действие указанной статьи было фактически приостановлено руководством ЕЦБ вследствие углубления кризиса) не имели возможности получения поддержки от своих центральных банков и других членов зоны евро. Такое положение дел представляет угрозу распада Европейского валютного союза. Обращение стран зоны евро к МВФ за финансовой помощью, а также инициирование программ массового выкупа долгов центробанками еврозоны временно отодвигает, но не решает проблему существования структурных дисбалансов в Европейском валютном союзе.

Необходимо также обратить внимание на то, что залогом успешного функционирования сердца мировых финансов является поддержка многовековых традиций избрания лорда-мэра, в лице которого лондонское Сити получает свое независимое самоуправление от мэра Лондона. По сложившейся традиции даже английская королева должна получать формальное разрешение на право ступить в Сити.

Выборы лорда-мэра происходят ежегодно в конце сентября, начиная с 1189 г. За это время этот пост занимало около 700 человек. Знакомство с процедурой выборов лорда-мэра способствует формированию более четкого представления о «духе» Сити. Лондонский Сити подразделяется на 25 избирательных округов, каждый из которых находится в ведении олдермена, или «старейшины». Лорд-мэр избирается на общем собрании олдерменов из двух олдерменов, кандидатуры которых определяют представители так называемых ливрейных компаний или торговых гильдий. Первые ливрейные компании возникли еще в XI в., а в 1515 г. тогдашний лорд-мэр утвердил список из 48 ливрейных компаний[209]. Сегодня их насчитывается более 100. Однако порядок их следования в списке, существенный для установленной иерархии, не меняется на протяжении веков. Наибольшим авторитетом среди гильдий пользуется Большая Дюжина ливрейных компаний: торговцев шелком, бакалейщиков, драпировщиков, торговцев рыбой, золотых дел мастеров, портных, кожевников, галантерейщиков, торговцев солью, бондарей, виноторговцев, торговцев текстилем. По меткому выражению французского социалиста, историка и журналиста XIX в. Луи Блана, представители ливрейных компаний – это квинтэссенция свободных людей Сити, а институт лорда-мэра дает возможность «вчерашнему лавочнику вдруг сделаться милордом»[210]. На современном этапе роль гильдий заключается, главным образом, в поддержке стандартов профессиональной этики, а в некоторых случаях, в осуществлении регуляторных функций. Они также занимаются благотворительностью. Дома гильдий находятся в сотнях метров от Банка Англии. Можно сказать, что ливрейные компании являются хранителями того первичного духа коммерции, к которому восходит англосаксонская идентичность. Располагаясь в самом центре Сити, они будто вдохновляют современных банкиров на проведение компании глобальной финансовой экспансии.

Однако в сохранении института гильдий есть и свой негативный момент, связанный с социально-экономическим развитием страны. Как отмечает Ф.Фукуяма, гильдии, будучи «группами по интересам», преследуют экономические цели своих членов и стремятся перераспределить благосостояние в свою пользу, редко при этом выражая широкие интересы всего общества. По мнению американского экономиста Манкура Олсона, одной из причин британского экономического упадка на протяжении большей части XX в. был тот факт, что, в отличие от других европейских стран, в Великобритании сохранялось длительное общественное спокойствие, и это способствовало постоянному росту числа представительных групп, разрушающих эффективность экономики[211].

В свою очередь США имеют наибольшую долю капитала в таких влиятельных международных финансовых организациях, как МВФ, Всемирный банк, ЕБРР, Межамериканский банк развития, Азиатский банк развития (одинаковая доля капитала с Японией). Доллар по-прежнему остаётся важнейшей валютой цены[212] во внешнеторговых контрактах и основной валютой расчётов в международной торговле. В долларе также деноминировано более половины мирового рынка долговых ценных бумаг, международных кредитов и депозитов, а также официальных валютных резервов (табл. 2.3). 15 из 25 крупнейших товарных бирж мира расположены в США и Великобритании, на которых ежедневно устанавливаются цены на сырьевые продукты, включая нефть. По версии журнала «Форбс» более половины (28 из 50) крупнейших инновационных компаний мира ведут свое происхождение из США[213].

Таблица 2.3

Доли резервных валют в крупнейших сегментах мировой финансовой системы, 2014 г. г %

Следует отметить, что на протяжении всей истории развития капитализма важную роль в преодолении кризисов в США играли технологические открытия. США удавалось оставаться лидером инноваций даже во времена депрессий. Подтверждением тому является ряд революционных изобретений американских компаний в 1930-х гг.: нейлона, стирального порошка, косметических препаратов, электронного фонографа, электронных вычислительных машин. В период экономических кризисов 1970-х гг. были основаны американские компании Microsoft и Apple[214]. Кризис Бреттон-Вудской системы фиксированных валютных курсов дал рождение валютным фьючерсам. Во время кризисов 1980-х на потребительский рынок были выпущены разработки, которые до сих пор использовались исключительно в военной сфере (мобильный телефон, портативный компьютер) или в государственной и научной сферах (Интернет). Нестабильные 1990–2000-е гг. характеризуются появлением большого количества финансовых инноваций – разнообразных производных финансовых инструментов, которые выступают основными инструментами привлечения на финансовые рынки США и Великобритании значительных объемов финансовых средств из остального мира (табл. 2.4).

Стремительный рост массового спроса на различные финансовые продукты в англосаксонских странах происходит параллельно с усилением феномена так называемой информационной асимметрии, что фактически уже превратился в системообразующий фактор развития процессов финансовой глобализации.

В наиболее широком смысле «информационная асимметрия» – это отрыв действий операторов финансовых рынков от потребностей развития реального сектора экономики с целью получения сверхприбылей за счет опережающего использования стратегической информации, недоступной широкому кругу участников рынка. Как отмечает руководитель Центра промышленной политики Института США и Канады РАН Е. А. Роговский, на сегодня поддержка выгодной для американского капитала «информационной асимметрии» (диспропорции) глобальной экономики стала одной из важных целей государственной политики[215]. Современные информационно-финансовые технологии позволяют американскому капиталу быстро и дешево изменять свою форму, то есть практически без потери времени и стоимости «перекладываться» из одних активов в другие. Фактически США уже стали обществом инвесторов, в котором буквально все население занято «игрой» с различными финансовыми инструментами. Российский исследователь подчеркивает, что информационные технологии в США сделали время (точнее, скорость оборота капитала) таким же значимым фактором конкурентоспособности и экономического роста, которыми раньше, в XX в., были сырье, энергия и наличные деньги.

Таблица 2.4

Американские и британские инновационные изобретения во время кризисов

По данным, опубликованным в июле 2015 г. компанией «Сити-Ю-Кей» (TheCityUK), США и Великобритания вместе контролируют 60 % международной валютной торговли, 72 % внебиржевой торговли деривативами, 70 % рынка международных облигаций, 66 % частного выпуска акций, 83 % активов хедж-фондов (табл. 2.5). Кроме того, 15 из 25 крупнейших товарных бирж мира расположены в США и Великобритании, на которых ежедневно устанавливаются цены на сырьевые продукты, включая нефть.

Итак, сегодня США и Великобритания вместе контролируют около двух третей международных финансовых операций, фактически замыкая на себе глобальные потоки капитала. Образно говоря, мировой финансовый рынок напоминает «вакуумный резервуар», в который по системе ниппеля «закачиваются» резервные валюты. В статическом положении валюты «парят» по принципу диффузии, а при движении резервуара «перемещаются» из одного его полушария в другое, никогда, однако, не покидая его пределов.

Таблица 2.5

Доли индустриальных стран на международных финансовых рынках

Достаточно наглядно действие этого механизма было продемонстрировано в 2007 г. во время кризиса субстандартных ипотечных кредитов в США, когда с ипотечных рынков Америки, которые обрушились, капиталы временно переместились на рынки недвижимости Великобритании, в результате чего последние резко выросли в стоимости, дав возможность финансовым посредникам снять жирные сливки, прежде чем британский рынок недвижимости «просел» вслед за американским[216]. Таким образом, даже во время финансовых кризисов общий объем денежной массы в мире не уменьшается. Очевидно, что именно для сокрытия этого феномена Федеральная резервная система США в марте 2006 г. прекратила публикацию показателя совокупной денежной массы М3, который является наиболее полной характеристикой количества долларов, обращающихся в мире.

Различные инвестиционные фонды, такие, например, как «Quantum» Джорджа Сороса, которые зарабатывают деньги на спекулятивных операциях, время от времени выводят финансовую систему из равновесия. Во время кризисов банкротятся национальные компании, которые нередко переходят под контроль англосаксонских корпораций. Так, например, произошло во время Азиатского финансового кризиса 1997 г., когда «Daewoo» – одна из четырех системообразующих компаний Южной Кореи – перешла в собственность американской «General Motors». Стоит упомянуть и тот факт, что азиатский финансовый кризис произошел на следующий день после признания Британией независимости Гонконга. Трудно поверить, что это было лишь простое совпадение обстоятельств.

Во время политического кризиса на Украине в 2004–2005 г. (оранжевая революция) под контроль англосаксов перешло крупнейшее промышленное предприятие Украины – «Криворожсталь». По данным украинского экономиста А.В.Дудчака, при посредничестве Дж. Сороса в 2011 г. был осуществлен переход под контроль западных акционеров компании «Укртелеком», которая является одним их ключевых звеньев в системе обеспечения информационной безопасности Украины[217].

Таким образом, Великобритания и США контролируют не только 2/3 глобальных финансовых потоков, но также и значительную долю корпоративных активов планеты. В 2011 г. под эгидой Евросоюза и Швейцарского федерального технологического института в Цюрихе было проведено исследование “Сеть глобального корпоративного контроля”. Его авторы проанализировали структуру собственности 43 000 транснациональных корпораций и выделили из них супер-группу, состоящую из 147 тесно связанных корпораций, которые контролируют 40 % остальных ТНК мира через владение их акциями. При этом из 50 компаний с наивысшим глобальным контролем 24 компании американские и 8 британские, а возглавила весь список английская компания Barclays pic, признанная экспертами мощнейшей финансовой группой мира[218].

Перейдем теперь к анализу еще одного важного фактора англосаксонского контроля над процессами глобализации – информации.

Информация. Один из крупнейших апологетов либерализма австрийский экономист Ф.А. Хайек считал, что залогом успешного развития капитализма является владение «скрытыми» знаниями[219]. Пожалуй, как ни в одной другой стране мира, включая США, в Британии востребованы различные формы аналитической работы. По некоторым данным Лондон занимает лидирующее положение в мире с точки зрения концентрации интеллекта в сфере бизнеса. Профессия финансового аналитика является одной из самых высокооплачиваемых на британском рынке труда. При этом интерес к аналитической работе в банковском цехе регулярно «подогревается» в англосаксонской прессе, в которой время от времени появляются публикации о невероятных гонорарах, выплачиваемых банковским аналитикам. Так, по данным The Economist, размер бонусов старшего аналитика рынка акций в лондонском Сити в 2005 г. колебался от 750 тыс. до 1,2 млн. долларов[220]. Характерно, что сами сотрудники банков к подобным публикациям относятся иронично, считая данные цифры чрезмерно завышенными.

В Британии действует 283 «мозговых» центра, которые созданы в форме некоммерческих или общественных организаций, что составляет 24 % от их общего количества в Западной Европе[221]. Целью деятельности аналитических центров является проведение исследований и популяризация в мире идей в сферах социальной и экономической политики, бизнеса, политических и военных технологий, разработанных британскими аналитиками. Британия занимает также второе место в мире после США по количеству наилучших университетов и наиболее часто цитируемых в мире научных работ (доля США – 30,4 %, Великобритании – 8,1 %)[222]. Учитывая, что численность населения Британии в пять раз меньше чем в США, последнее означает, что по производительности науки Великобритания занимает первое место в мире. Согласно рейтингу Шанхайского университета, на четыре англосаксонские страны – США, Великобританию, Канаду и Австралию – приходится 68 из 100 ведущих университетов мира (табл. 2.6).

Таблица 2.6

Страны с наибольшим количеством лучших университетов мира, 2015 г.

В период 2000–2008 гг. количество студентов, получающих образование за границей, увеличилось с 2 до 3,3 млн. человек. При этом более трети иностранных студентов обучаются в США, Австралии и Великобритании (рис. 2.1). Французские и немецкие университеты также являются популярными, но подавляющее большинство иностранных студентов во Франции происходит из Европы и бывших французских колоний, тогда как в Америке учатся студенты со всего мира. Кроме того, Америку выбирают местом учебы две трети иностранных аспирантов. В наиболее тяжелых дисциплинах большинство аспирантов в американских университетах являются иностранцами: 65 % в компьютерной и экономической областях, 56 % в физике и 55 % в математике. США занимают первое место в мире и по числу нобелевских лауреатов[223].

Рис. 2.1 Количество иностранных студентов-нерезидентов, обучающихся в США, Великобритании, Австралии, Канаде, Японии, Германии, 2012 г. (Составлено по данным: OECD.Stat. / Index.aspx?DatasetCode=RGRADSTY#)

По соотношению затрат на информационные технологии в ВВП Великобритания занимает второе место в мире после США. По уровню внедрения информационных технологий в сферы бизнеса, высшего и среднего образования страна на первом месте в Европе.

США-Британия имеют огромное информационное влияние на международные финансовые рынки через подконтрольные им средства массовой информации, включая международные службы новостей «Би-Би-Си», «Си-Эн-Эн», телевизионные компании «Эн-Би-Си», «Си-Би-Эс», газеты «Нью-Йорк таймс», «Вашингтон пост», «Уолл-стрит джорнал», «Файненшл таймс», журнал «Экономист», информационные агенства «Блумберг» и «Томсон рейтер», а также рейтинговые агентства «Стэндард энд пурс», «Мудиз» и «Фитч». По данным газеты «Файненшл таймс» («FinancialTimes»), в 2014 г. восемь из десяти крупнейших мультимедийных концернов мира по размеру рыночной капитализации были американскими (табл. 2.7).

Информация в Америке подконтрольна крупному финансовому капиталу. Известный российский экономист, профессор МГИМО В.Ю.Катасонов отмечает: «СМИ и другие институты «информационной инфраструктуры» фондового рынка уже давно находятся под полным контролем финансовой олигархии. Ведущие банки Уолл-стрит «Джи-Пи Морган Чейз», «Ситибанк», «Бэнк оф Америка» являются держателями контрольных пакетов акций американских телевизионных компаний ABC, CBS, NBC, CNN. Около десятка банков и финансовых компаний контролируют 59 журналов, включая «Тайм» и «Ньюсуик», 58 газет, включая «Нью-Йорк таймс», «Вашингтон пост», «Уоллстрит джорнал»[224]. В свою очередь в Британии под контролем банкирской династии Ротшильдов находятся такие авторитетные информационные издания, как «Экономист», «Дейли телеграф», радиовещательная компания «БиБиСи»[225].

Таблица 2.7

Крупнейшие медиа-концерны мира по размеру рыночной капитализации, 2014 г.

Главным проводником распространения англосаксонских ценностей в неоколониальном мире выступает английский язык. Языковая экспансия осуществляется в частности через крупнейший в мире государственный мультиинформационный концерн «Би-Би-Си», а также институт Британского совета, которые были созданы государством еще в период между двумя мировыми войнами, а сегодня располагают многомиллиардными бюджетами для реализации поставленных перед ними задач. В кампанию по популяризации английского языка также активно включен и негосударственный сектор. Так, количество предлагаемых сегодня на рынке курсов и учебных программ по изучению английского языка многократно превышает предложения по изучению других языков, включая арабский и китайский языки. «Английский язык – пишет французский экономист М. Альбер, – почти универсальный эсперанто, во всем мире им пользуются не только туристы, но и ученые, и деловые люди. Никакой продукт в мире не пользуется таким спросом, как английский американский язык, язык империи…»[226].

Активное насаждение английского языка происходит также непосредственно через каналы европейской системы образования и управления. Следует отметить, что обязательным требованием для стран, вступающих в Болонский процесс, является преподавание части учебных курсов на английском языке. Подобное положение существует вопреки тому факту, что английский не являлся официальным языком «шестерки» создателей ЕЭС[227]. Англия присоединилась к ЕЭС лишь спустя 16 лет после его основания. Примечательно, что когда «шестерка» в 1956 г. пригласила Соединенное Королевство к участию в переговорах об учреждении «Общего рынка» в Мессине, Англия вообще отказалась от такого участия.[228]

Характерно, что в рамках Болонского процесса образование рассматривается уже не только и не столько, как процесс развития и саморазвития личности, связанный с овладением социально значимым опытом человечества, а главным образом как механизм повышения конкурентоспособности Европы с главными игроками мировой экономики – США, Японией и Китаем. Таким образом, европейская система образования получает все более утилитарный, прагматический характер, что, безусловно, оправдывает направляющую роль английского, как языка международного делового общения.

Английский язык играет все большую роль в качестве носителя Интернет-информации, а также в сфере управления европейскими политическими процессами. Поражает, с какой скоростью английский язык вытесняет из обихода все другие языки Евросоюза. Несмотря на то, что сегодня ЕС признает двадцать три официальных языка, 70 % документов ЕС готовятся на английском языке, в то время как еще в 1995 г. 70 % документооборота ЕС осуществлялось на французском языке[229].

Выступая общепризнанным языком международной торговли, английский язык способствует связыванию мирового сообщества узами единой корпоративной культуры, поскольку во время составления подавляющего большинства международных финансовых договоров за основу берут английское или американское право.

Популяризации английских культурных традиций способствует также продолжение высоко затратного проекта по изданию полного собрания томов Британской энциклопедии и Оксфордского словаря английского языка – уникальных в своем роде публикаций, не имеющих равных себе мировых аналогов по количеству переизданий и объему содержащейся в них информации.

Таким образом, английский язык, безусловно, служит ключевым инструментом неоколониализма в процессе формирования глобального англосаксонского мировоззрения.

Труд. Британская королева является главой Содружества наций, включающего 53 суверенных государства (все – бывшие британские колонии, кроме Мозамбика) с общей площадью 31,5 млн. кв. км. и населением 1,9 млрд, человек. Содружество прирастает за счет приема небританских колоний. Так, в 2009 г. Руанда стала его 54-м членом. Содружество включает ряд стран третьего мира с огромным сырьевым потенциалом, что очень выгодно Великобритании и сегодня, а во времена Британской империи торговые отношения с этими подчиненными территориями и вовсе строились по унизительному принципу: колонии должны были поставлять в метрополию сырье в обмен на готовую продукцию. При этом колониям запрещалось вести торговлю с третьими странами, тогда как внутренний британский рынок был защищен с помощью высоких импортных тарифов.

Благодаря распространению на Содружество принципов преференциальной торговли, Британии в значительной степени удалось сохранить экономическую логику империализма, лишь несколько «адаптировав» ее под нормы современного международного права. Принципы преференциальной торговли выгодны странам Содружества, которые получают право преимущественного доступа своих товаров на британский рынок. Однако такой механизм сотрудничества ставит в привилегированное положение, в первую очередь, саму Британию, которая, сохраняя контроль над технологическим циклом, переносит свои производства в страны Содружества, получая при этом прямой доступ к дешевым рынкам сырья и рабочей силы, что в свою очередь ведет к значительной экономии производственных затрат.

Другим не менее привлекательным положением для членов Содружества является создание упрощенных условий миграции в Британию. При этом сама Британия за счет притока мигрантов решает сразу две проблемы: заполняет ниши на рынке низкоквалифицированной рабочей силы и противодействует фактору снижения рождаемости.

Земля. Особого внимания заслуживает сенсационный факт, приводимый в работах британского исследователя К. Кэйхилла, который утверждает, что королева Елизавета II считается юридическим собственником одной шестой части неокеанической поверхности Земли и единолично владеет территориями тех стран, которые официально признают британского монарха главой государства. Помимо Великобритании к ним относятся Канада, Австралия, Новая Зеландия и зависимые от этих стран территории (включая Австралийскую и Британскую части Антарктики), Папуа Новая Гвинея, Багамские острова, Антигуа и Барбуда, Барбадос, Сент-Китс и Невис, Сент-Люсия, Белиз, Гренада, Сент-Винсент и Гренадины, Ямайка, Соломоновы острова, Тувалу[230]. Речь идёт об общей территории в 27 млн. кв км., что по факту и соответствует одной шестой части неокеанической поверхности планеты (табл. 2.8).

Некоторые из вышеуказанных территорий имеют значительные разведанные и предполагаемые запасы сырьевых ресурсов, в первую очередь нефти и газа, а также чистой питьевой воды, что делает их стратегическим элементом энергетической и экологической безопасности Великобритании.

Согласно английскому общему праву, земля никогда не отчуждается от её индивидуальных владельцев. Эта норма, естественно, касается и земельной собственности британских монархов. Таким образом, на всех территориях, которыми владеет британская корона, включая Австралию, Новую Зеландию и Соединённое Королевство, правительства этих стран землёй не владеют, но могут (и на практике это реально происходит) от имени королевы выполнять административные функции по земельному управлению. Все виды землевладения на этих территориях основаны формально или юридически на верховном владении британской короны. Поэтому земельный кадастр в этих странах регистрирует не право собственности на землю, а только временное владение землёй (freehold) или временное владение на правах арендатора (leasehold). Таким образом, в лице королевы Елизаветы II Британия представляет собой крупнейшего в мире землевладельца.

Таблица 2.8

Размер территорий стран, официально признающих британскую королеву главой государства

В США федеральное правительство обладает лишь одной третью территории страны, и право правительства на владение землёй юридически уравнивается с любым другим землевладельцем в стране. Хотя правительство имеет право на приобретение частной земельной собственности для государственных целей, тем не менее, принцип верховенства на это право не распространяется.

Юристы. Возникает справедливый вопрос: каким образом государству, на которое приходится менее 1 % мирового населения и менее 3 % мирового ВВП, удается оспаривать свое право чуть ли не на половину финансовых и шестую часть земельных активов планеты? Объяснение этого феномена, скорее всего, лежит в сфере международного права. Дело в том, что залогом исключительной роли Великобритании в мировых экономических процессах выступает чрезвычайное проникновение английского общего права в сферу международного бизнеса. Шесть из десяти крупнейших (по числу юристов) в мире юридических компании имеют британское происхождение (табл. 2.9).

Характерно, что от 45 % до 65 % юристов, занятых в четырех крупнейших международных юридических фирмах Лондона, работают за пределами Великобритании. Вместе с тем специалистов юридических фирм США, работающих за рубежом, насчитывается менее 25 %. Крупнейшие международные юридические фирмы Лондона являются ведущими консультантами при заключении сделок на мировых рынках капитала. Кстати, американские юридические фирмы имеют определенные преимущества благодаря исторически обусловленным связям с американскими инвестиционными банками, но не имеют таких развитых международных связей и глубокой банковской специализации, в частности на рынке капиталов, как крупнейшие британские юридические фирмы.

Таблица 2.9

Крупнейшие юридические компании мира по числу юристов

Английское общее право является наиболее широко используемой правовой системой в мире, охватывающей 27 % из 320 мировых юрисдикций (еще 20 % юрисдикций используют американское общее право). Англо-американским правом регулируется 95 % выпусков международных облигаций в развивающихся странам и странах с формирующимися рынками (табл. 2.10). Выбор юрисдикции является критически важным в том случае, если правомочные кредиторы выскажут пожелание подать иск на правительство-заемщика в коммерческий суд.

Очевидно, что в условиях всеобщей либерализации мирохозяйственных связей, технологического и инвестиционного лидерства западных ТНК, для последних практически не существует барьеров для вхождения на внутренний рынок третьих стран. Но таким компаниям трудно чувствовать себя уверенно, если их деятельность должным образом не поддерживается на законодательном уровне через институт лоббизма. Такое лобби, в частности, гарантируют юридические компании, которые помогают ТНК преодолевать барьеры на национальном уровне, требуя от стран-реципиентов присоединения к международным (преимущественно англосаксонским) правовым нормам, стандартам отчетности, корпоративной культуре. Таким образом, уменьшается неофициальная коррупционная составляющая и повышаются возможности ТНК для отстаивания своих интересов в органах законодательной и исполнительной власти страны пребывания.

С целью защиты англо-американских ТНК США и Великобритания заключают двухсторонние инвестиционные договора, включающие в себя механизмы урегулирования коммерческих споров, которые позволяют ТНК в судебном порядке оспаривать решения правительств принимающих стран. В 2010 г. английское общее право было самым популярным выбором корпораций при решении арбитражных споров на которое приходилось 40 % всех арбитражных дел[231].

Таблица 2.10

Законодательство, в соответствии с которым, были выпущены международные облигации формирующихся рынков*

Не менее важным элементом успеха глобальной англосаксонской экспансии выступают международные стандарты финансовой отчетности. Сегодня в мировой практике используются два стандарта финансовой отчетности: английский МСФО и американский GAAP (применяемый, главным образом, только в США). Международные стандарты финансовой отчетности (МСФО) были разработаны в период 1973–2001 гг. специально созданным в Лондоне Комитетом по международным стандартам финансовой отчетности. На современном этапе МСФО уже используют или находятся на стадии перехода к ним около 120 стран мира. Великобритания занимает ведущие позиции в сфере международных аудиторских услуг: шесть из двенадцати крупнейших в мире аудиторских фирм – британского происхождения. Хотя в Великобритании действует около 7,4 тыс. аудиторских фирм, большинство услуг, в том числе международных, приходится на «большую четверку» аудиторских фирм – «PricewaterhouseCoopers», «Deloitte», «KPMG», «Ernst & Young» (табл. 2.11).

Таблица 2.11

Крупнейшие аудиторские компании мира, 2010

В условиях современного кризиса англосаксонским юридическим и аудиторским компаниям предоставляется уникальная возможность разработать новые стандарты для утверждения ведущих англо-американских позиций на мировой арене в будущем. Характерно, что именно Великобритании вместе с Францией принадлежала инициатива организации серии антикризисных саммитов «Группы двадцати» на высшем уровне и именно США и Великобритания были выбраны местом проведения первых трех таких саммитов, на которых были разработаны механизмы вывода мировой экономики из кризиса и согласованы направления реформирования системы финансового регулирования. В частности, именно на Лондонском саммите «Группы 20» (на базе Банка международных расчетов) была создана новая международная организация с расширенными полномочиями – Совет финансовой стабильности (Financial Stability Board), являющийся преемником Форума финансовой стабильности (Financial Stability Forum). СФС обладает экстраординарными полномочиями, большой финансовой автономией и возможностями для координации работы национальных финансовых управляющих органов и институтов, разработки международных стандартов, а также по обеспечению мониторинга реализации норм по регулированию и надзору над финансовым сектором на международном уровне.

Итак, проведенный выше анализ подтверждает наличие абсолютных преимуществ стран англосаксонского ядра, США и Великобритании, в формировании правил международной хозяйственной деятельности и перераспределении в свою пользу дабавленной стоимости, создаваемой другими участниками процессов глобализации.

Во-первых, США и Великобритания играют ведущую роль в большинстве наиболее влиятельных международных правительственных и неправительственных организаций. Через вполне легальный механизм мирового сотрудничества эти страны посредством контролируемых ими международных финансовых и торговых организаций (МВФ, Группы Всемирного банка, ВТО) и военного блока (НАТО) владеют наиболее полной информацией об экономическом, финансовом и военном развитие практически всех суверенных государств мира. Это дает им неограниченные преимущества в формировании и реализации глобальных политических, экономических и военных стратегий.

Во-вторых, с долей населения менее 1 % и долей ВВП менее 3 % от мирового Британия выступает глобальным финансовым центром, через который проходит более двух пятых общемирового объема международных финансовых потоков. Кроме того, 18 из 42 наиболее богатых офшорных зон признают английскую королеву главой государства. Таким образом, Великобритания и США контролируют около двух третей международных финансовых операций, фактически замыкая на себе глобальные потоки капитала. При этом доля англо-американских компаний и банков среди крупнейших ТНК мира остается наибольшей.

В-третьих, на современном этапе развития финансовых рынков одним из основных факторов сохранения США и Великобританией конкурентных позиций в системе международных финансов является поддержание «информационной асимметрии» между настоящим и будущим. Благодаря монополизации американскими рейтинговыми агентствами стратегической информации об участниках финансовых рынков англо-американскому альянсу удалось обеспечить себе исключительные преимущества в процессах перераспределения глобальных финансовых ресурсов. Несмотря на очевидные возражения мирового сообщества против подобного положения вещей, на сегодня пока не существует необходимых и достаточных условий для его изменения.

В-четвертых, помимо контроля финансовых рынков, компании из США и Великобритании практически контролирует мировой рынок юридических и аудиторских услуг. Так, десять наибольших и наивлиятельнейших в мире юридических и десять из двенадцати крупнейших аудиторских компаний ведут свое происхождение из США и Великобритании, что обуславливает тотальное проникновение англо-американского общего права и аудиторской практики в систему международных публичных, корпоративных и финансовых отношений.

В-пятых, на США и Великобританию приходится 38 % глобально цитируемых научных публикаций и треть всех аналитических центров мира в сферах социальной и экономической политики, бизнеса, политических и военных технологий. Тем самым англосаксонские страны оказывают существенное влияние на формирование научного и гражданского мировоззрения в международных масштабах, а также играют существенную роль в мировой популяризации идей, разработанных англо-американскими аналитическими центрами.

В-шестых, англосаксонские страны осуществляют мощное влияние на сферы образования и культуры. Согласно рейтингу Шанхайского университета, на них приходится три четверти из ста ведущих университетов мира. Свыше трети из более чем трех миллионов студентов, получающих сегодня образование за рубежом, обучается в США, Австралии и Великобритании. При этом английский язык выступает главным проводником распространения англосаксонских ценностей в современном информационном и бизнес-сообществах и приобретает все большее применение в Европе в качестве официального языка ЕС, а также языка преподавания и обучения в рамках Болонской системы.

В-седьмых, британская королева является главой Содружества наций, включающего 54 суверенных государства с общей площадью 31,5 млн. кв. км., населением 1,9 млрд, человек и огромным сырьевым потенциалом. Благодаря распространению на Содружество принципов преференциальной торговли Британии в значительной мере удалось сохранить экономическую логику империализма, лишь немного «адаптировав» ее под нормы современного международного права.

В-восьмых, в лице английского монарха Великобритания является крупнейшим землевладельцем в мире. Согласно английскому общему праву, в качестве главы Соединенного Королевства, а также главы 15 государств и двух десятков заморских территорий, Елизавета II выступает законным владельцем около 27 млн. кв. км. земли, что соответствует одной шестой части неокеанической поверхности планеты. Такое положение является беспрецедентным в мировой практике.

Заключение

Благодаря созданию единого планетарного экономического и регуляторного ландшафта, а также поддержанию глобальной информационной ассиметрии англо-американскому альянсу удается перераспределять в свою пользу значительную долю добавленной стоимости, создаваемой другими участниками процессов глобализации. При этом Великобритания наряду с США продолжает играть ключевую роль в создании геоцивилизационного и геофинансового облика современного глобального мира, к собственной выгоде перекраивая систему международных отношений под верховенство принципа тотальной экономической эффективности.

Британия по праву считается родиной современного капитализма, и не только в его классическом виде. На протяжении пяти столетий Англия проводила политику жесточайшего протекционизма, благодаря которой и создала самую передовую промышленность, что впоследствии позволило ей первой навязать остальному миру идеологию свободной торговли без опасений утраты своей международной конкурентоспособности.

Промышленная революция, осуществленная за счет беспредельно циничного обезземеливания крестьян и безжалостной эксплуатации рабочих, позволила Англии доминировать в первых трех технологических укладах. Британия создала крупнейшую в истории империю, военно-морской и торговый флот, которые обеспечили беспрецедентный успех страны в межконтинентальных торговых компаниях. Благодаря искусной, а зачастую коварной дипломатической политике, английская «мастерская мира» распространила свою промышленную продукцию по всему земному шару задолго до преодоления экономикой США зависимости от сельского хозяйства.

Покоряя разрозненные народы различных стран и континентов, Англия собрала и упорядочила исключительные сведения о развитии других цивилизаций. Впоследствии на данной информационной платформе английские политэкономы разработали теории международной торговли, глобальная популяризация которых способствовала формированию современной системы международного разделения труда, формально проповедующей либерализм, а фактически закрепляющей в системе международных отношений «двойные стандарты» неэквивалентного обмена.

В период расширения пределов империи Англия активно занималась насаждением в своих колониях и полуколониях собственной политической, финансовой, юридической, аудиторской и образовательной систем, подготавливая планету к принятию единой системы международных правил и стандартов, что фактически произошло к концу XX – началу XXI века, когда эти нормы и стандарты стали «естественными» для большинства стран мира.

Именно Великобритания стала родоначальником современных услуг поддержки бизнеса (в частности аудиторских) и разработчиком различных стандартов профессиональной деятельности, заложив тем самым основу для последующего подведения мировой сферы промышленности и услуг под единую глобальную систему норм и стандартов. Британии задолго до США удалось опутать мир сетями своих юридических и аудиторских компаний, в значительной мере поспособствовав тому, чтобы сегодня большинство транснациональных сделок в мире осуществлялось в соответствии с англо-американским общим правом. Эта страна имеет одну из самых старых, развитых и эффективных налоговых и судебных систем. Даже когда речь идёт о механизмах глобализации, которые используют США, то они стратегически существенно не отличаются от тех, что применялись Великобританией в достижении целей мировой гегемонии в период существования Британской империи.

Британия заложила основы также и межгосударственной интеграционной политики. Еще в период правления королевы Виктории (1837–1901) возникла первая и до сих пор самая многочисленная интеграционная группировка – Британское содружество наций. В свою очередь Премьер-министр Великобритании У. Черчилль инициировал объединение Европы по англо-американскому образцу, призвав в 1946 году европейских лидеров к созданию Соединенных Штатов Европы на принципах четырех свобод, провозглашенных президентом Рузвельтом.

В начале 1980-х гг. Великобритания первой среди индустриальных стран мира провела в жизнь широкомасштабную программу экономической и финансовой либерализации, эффективно осуществив «большую приватизацию» и получив уникальный опыт партнерства между государственным и частным секторами в финансировании инфраструктурных проектов и предоставлении коммунальных услуг. Действующие в Великобритании со второй половины 1990-х гг. механизмы координации монетарной и фискальной политики (таргетирование инфляции) значительно способствовали достижению ценовой стабильности в долгосрочном периоде и получили широкий международный резонанс. Принятие лейбористским правительством Т. Блера негативного решения относительно введения в Британии евро сыграло решающую роль в консолидации британского рынка капиталов и утверждении Лондона в качестве мощнейшего глобального финансового центра. Благодаря именно этим трансформациям Соединённое Королевство, по данным Всемирного Банка, считается сегодня одной из наименее регулируемых экономик в мире, а Лондон в течение более двадцати лет возглавляет список европейских городов, являющихся наиболее благоприятными для ведения бизнеса.

Итак, глобализация в том виде, в котором она существует, – это не создание равноправных условий для сосуществования различных цивилизаций, а подчинение всех существующих цивилизаций англосаксонской. Под прикрытием громких эпитетов – «демократизации», «открытого общества», «свободной торговли» глобальный социум как бы незаметно вернули в эпоху информационного феодализма, где человек стал закрепощаться пожизненно, независимо от сферы его деятельности. Из мануфактур выросли транснациональные компании, а из ростовщических контор – инвестиционные банки, которые при помощи современных финансовых инноваций и информационных технологий загнали весь мир в долговую кабалу. Мир в очередной раз, как отмечал В.И. Ленин, «разделился на горстку государств-ростовщиков и гигантское большинство государств-должников»[232]. Кроме транснационального производства и международных финансов, англосаксонские страны контролируют значительные земельные ресурсы планеты, акционерное право, корпоративную культуру, средства массовой информации, правовую систему и систему образования, поп-культуру и прочее.

Британские острова, отделенные от материковой части земли, как нельзя лучше подходят для моделирования будущего мирового англосаксонского порядка. Сам Лондон напоминает огромную лабораторию, где на глазах у покорного мирового сообщества «проводятся опыты» на прививание глобальной идентичности. При этом социальные инженеры не испытывают недостатка в «опытных образцах». Возрастающая популярность Лондона в качестве ведущего международного делового и финансового центра служит приманкой для притока лучших представителей из конкурирующих систем капитализма. Например, «диаспоры» менеджеров из Японии и Германии принадлежат к одним из самых многочисленных в лондонском Сити. С точки зрения иностранной представительности лондонское Сити существенно опережает Сити Нью-Йорка: иностранными компаниями здесь создано около двух третей рабочих мест, в то время как в Сити Нью-Йорка – лишь каждое десятое. Такое засилье иностранного капитала, однако, не смущает британские регулирующие органы, которые всецело полагаются на могущество английского общего права.

С целью экономии затрат хозяйствования социальные инженеры нового англосаксонского порядка разрабатывают планы разбивки общества на сотни миллионов индивидуальных предприятий, предусматривая полный переход человека к работе на дому с помощью Интернета, через который он получит возможность интерактивного участия в общественной жизни. За счет этого планируется решить проблемы нехватки офисного пространства, автомобильных пробок, загрязнения окружающей среды, резко снизить затраты работодателей на социальную сферу и страхование здоровья. Человеку не нужно будет выходить на пенсию. Он фактически будет занят пожизненно[233].

Учитывая скорость распространения англосаксонских ценностей в рамках процессов глобализации, подобные планы выглядят не такими уж невыполнимыми. Конечно же, речь не идет о ближайшей перспективе, но идея подведения мира под англосаксонский знаменатель выглядит вполне реальной, если рассматривать временной горизонт в 100–200 лет.

Англичане наделены удивительной способностью к обращению в выгодное для себя русло энергии, высвобождаемой в результате межэтнических, религиозных и прочих конфликтов в развитии других стран. Они также имеют склонность к манипуляции чужими страстями и амбициями, умело ставя их себе на службу. На современном этапе эта черта наиболее четко проявляется в отношениях Британии с США. Однако в отличие от американцев, англичане демонстрируют завидную стратегическую проницательность, политическую гибкость, чрезвычайную упорство и терпение в достижении поставленных целей. На протяжении веков англичане направляли свои таланты и энергию на извлечение максимальной коммерческой выгоды из любой сферы деятельности человека, повсеместно отказывая себе в возможности незаинтересованного познания мира. Безапелляционно положив “вещественную цивилизацию” в основу ценностей глобализации, англосаксы бросили недвусмысленный вызов человечеству. И в зависимости от того, каким будет ответ на этот вызов, непосредственным образом зависит дальнейший ход развития современной цивилизации.

Приложение

Хронология ключевых институциональных событий в экономической истории Великобритании (имеющих глобальное значение)

Список литературы

1. Акимов Ю.Г. От колониальных конфликтов к битве империй: англо-французское соперничество в Северной Америке в XVIII – начале XVIII в. / Акимов Ю.Г. – [Изд. 2-е, перераб. и доп.]. – СПб.: изд-во С.-Петербургского университета, 2005. – 567 с.

2. Алле М. Глобализация: разрушение условий занятости и экономического роста. Эмпирическая очевидность / М. Алле; пер. с франц. И. А. Егорова. – М.: ТЕИС, 2003. – 314 с.

3. Альбер М. Капитализм против капитализма / М. Альбер. – СПб.: Экономическая школа, 1998. – 296 с. – (Библиотека “экономической школы”. Этическая экономия исслед. по этике, культуре и философии хозва; Вып. 4).

4. Аникин А. Адам Смит / А. Аникин. – М.: Молодая гвардия, 1968. – 256 с. – (Серия биографий “Жизнь замечательных людей”; Вып. 3(446)).

5. Арриги Дж. Адам Смит в Пекине: Что получил в наследство XXI век / Дж. Арриги; пер. с англ. Т.Б. Менская. – М.: Институт общественного проектирования, 2009. – 456 с.

6. Артемьева Т.В. Адам Смит в России / Артемьева Т.В. // Философский век: Альманах. Вып. 19: Россия и Британия в эпоху Просвещения: Опыт философской и культурной компаративистики. Часть 1 / отв. редакторы Т.В. Артемьева, М. И. Микешин. – СПб.: Санкт-Петербургский Центр истории идей, 2002. – С. 39–66.

7. Аттали Ж. Мировой экономический кризис… А что дальше? / Ж. Аттали. – СПб.: Питер, 2009. – 176 с.

8. Белл Д. Эпоха разобщенности: размышления о мире XXI века / Д. Белл, В.Л. Иноземцев. – М.: Центр исследований постиндустриального общества, 2007. – 304 с.

9. Бжезинский З. Великая шахматная доска. Господство Америки и его геостратегические императивы / З. Бжезинский. – М.: Международные отношения, 2005. – 256 с.

10. Бжезинский З. Выбор. Мировое господство или глобальное лидерство / Збигнев Бжезинский; пер. с англ. – М.: Международ. отношения, 2006. – 288 с.

11. Блан Л. Письма об Англии / Л. Блан. В 2-х т.; пер. под ред. М. А. Антоновича. Т.2. – С.Петербург: издание Пет. В. Щапова, 1866. – 411 с.

12. Бокль Г.Т. История цивилизации в Англии / Генри Томас Бокль; пер. А.Н. Буйницкаго. – С.-Петербург: типография Ю.Н. Эрлихъ, 1896. – 628 с.

13. Братерский М.В. Экономические инструменты внешней политики и политические риски / М.В. Братерский; Гос. ун-т – Высшая школа экономики. – М.: Изд. Дом Гос. ун-та – Высшей школы экономики, 2010. – 231 с.

14. Брендон П. Упадок и разрушение Британской империи 1781–1997 / Пирс Брендон. – М.: АСТ: АСТ МОСКВА, 2010. – 957 c.

15. Бродель Ф. Материальная цивилизация, экономика и капитализм, XV–XVIII вв. Игры обмена / Фернан Бродель. В 3-х т.: пер. с фр. Л.Е. Куббеля. – [2-е изд.]. – М.: Весь Мир, 2007. Т. 2. – 2007. – 672 с.

16. Бродель Ф. Материальная цивилизация, экономика и капитализм, XV–XVIII вв. Время мира / Фернан Бродель. В 3-х т.; пер. с фр. Л.Е. Куббеля. – [2-е изд.]. – М.: Весь Мир, 2007. Т. 3. – 2007. – 752 с.

17. Бэкон Ф. Сочинения / Фрэнсис Бэкон. В 2-х т.; сост., общ. ред. и вступит. cтатья А.Л. Субботина. – [2-е изд., доп. и испр.]. Т.1. – М.: Мысль, 1977. – 567 с. – (АН СССР. Ин-т философии. Филос. наследие).

18. Васильев В. С. Мировой финансовый рынок и “фактор Гринспена” / В.С. Васильев, Е.А. Роговский // США – Канада: экономика, политика, культура. – 2008. – № 11. – С. 88–102.

19. Вебер М. Избранное: протестантская этика и дух капитализма / Макс Вебер; сост. Ю.Н. Давыдов; пер. М. И. Левина. – [2-е изд., доп. и перераб.]. – М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2006. – 648 с. – (Книга света).

20. Великобритания / Энциклопедический словарь: издатели Ф.А. Брокгауз, И.А. Ефрон; под ред. К.К. Арсеньева, О. О. Петрушевскаго. Т.5. – С.-Петербург: типо-литография И.А. Ефрона, 1892. – С. 469–938.

21. Великобритания / отв. ред. С.В. Пронин, Е.С. Хесин. – М.: Мысль, 1972. – 478 с. – (Ордена Трудового Красного Знамени ин-т мировой экономики и междунар. отношений АН СССР. Экономика и политика стран современного капитализма).

22. Великобритания / Ин-т мировой экономики и международных отношений АН СССР; отв. ред. С.П. Мадзоевский и Е.С. Хесин. – М.: Мысль, 1981. – 429 с. – (Современный монополистичест. капитализм).

23. Великобритания: эпоха реформ / под ред. Ал. А. Громыко. – М.: Весь Мир, 2007. – 536 с. – (Старый Свет – новые времена).

24. Вильсон Д.М. Англосаксы. Покорители кельтской Британии / Вильсон Дэвид М.; пер. с англ. П.В. Тимофеева. – М.: ЗАО Центрополиграф, 2004. – 189 с. – (Загадки древних цивилизаций).

25. Вольтер. Философские сочинения / Вольтер. – М.: Наука, 1989. – 750 с.

26. Волф Д.Т. Преднамеренный кризис: неизвестная история всемирного финансового переворота, и что вы можете с этим сделать / пер. с англ. А. Ишкильдина. – М.: ИД «Дело» РАНХиГС; Изд-во Института Гайдара, 2013. – 200 с.

27. Головина О.В. Североамериканские колонии: социально-религиозные основания их республиканско-демократических учреждений и победа в борьбе за независимость / О.В. Головина, Ю.В. Павленко // Цивилизационная структура современного мира. В 3-х т. / под ред. Ю.Н. Пахомова, Ю.В. Павленко. – К.: Наукова думка, 2007. Т. 2: Макрохристианский мир в эпоху глобализации. – 2007. – 691 с.

28. Гребер Д. Долг: первые 5000 лет истории. – М.: Ад Маргинем Пресс, 2015. – 528 с.

29. Гринспен А. Эпоха потрясений: Проблемы и перспективы мировой финансовой системы / Алан Гринспен; Пер. с англ. – 2-е издание, дополненное. – М.: Альпина Бизнес Букс, 2009. – 520 с.

30. Діонео. Очерки современной Англии / Діонео. – Санкт-Петербург: Русское богатство, 1903. – 558 с.

31. Дор Р. Различия между японской и англосаксонской моделями капитализма / Р. Дор // Экономическая социология. – 2008. – Т. 9. – № 1. – С. 65–78.

32. Достопочтенный Б. Церковная история народа англов / Беда Достопочтенный; пер. с лат., ст., примеч., библиогр. и указ. В.В. Эрлихмана; отв. ред. С. Е. Федоров. – СПб.: Алетейя, 2001. – 361 с.

33. Ерофеев Н. А. Туманный Альбион: Англия и англичане глазами русских. 1825–1853 / Н.А. Ерофеев; ред. Н.Н. Болховитинов. – М.: Наука, 1982. – 319 с.

34. Ефимов Г. Очерки по новой и новейшей истории Китая / М.: Главное издательство политической литературы, 1951. – 576 с.

35. Жириновский В.В., Добреньков В.И., Васецкий Н.А. Социология мировых цивилизаций: учебное пособие для вузов. М.: Академический проект, 2014. С. 246–247.

36. Закария Ф. Будущее свободы: нелиберальная демократия в США и за их пределами / Фарид Закария; пер. с англ. под ред. В.Л. Иноземцева. – М.: Ладомир, 2004. – 383 с.

37. Зомбарт В. Буржуа: к истории духовного развития современного экономического человека / Вернер Зомбарт; собрание сочинений в 3-х т. Т. 1. – Санкт-Петербург: Владимир Даль, 2005. – 637 с.

38. Зомбарт В. Торгаши и герои: раздумья патриота / Вернер Зомбарт; Собрание сочинений в 3-х т. Т. 2. – Санкт-Петербург: Владимир Даль, 2005. – 653 с.

39. Кагарлицкий Б.Ю. От империй – к империализму. Государство и возникновение буржуазной цивилизации / Б.Ю. Кагарлицкий. – М.: Изд. дом. Гос. ун-та – Высшей школы экономики, 2010. – 680 с.

40. Казнина О.А. “Я берег покидал туманный Альбиона…” Русские писатели об Англии. 1646–1945 / О.А. Казнина, А.Н. Николюкин. – М.: РОССПЭН, 2001. – 648 с.

41. Катасонов В.Ю. Капитализм. История и идеология «денежной цивилизации». Научный редактор О.А.Платонов. М.: Институт русской цивилизации, 2013. – 1072.

42. Катасонов В.Ю. Мировая кабала: ограбление по-еврейски / Валентин Катасонов. – М.: Алгоритм, 2012. – 384 с.

43. Киндлебергер Ч. Мировые финансовые кризисы. Мании, паники и крахи / Ч. Киндлебергер, Р. Алибер. – СПб.: Питер, 2010. – 544 с.: ил. – (Серия «Трейдинг & инвестиции»).

44. Киссинджер Г. О Китае / Генри Киссинджер; пер. с англ. В.Н. Верченко. – М.: Астрель, 2013. – С. 54–59.

45. Кобяков А. Б. Закат империи доллара и конец “Pax Americana”/ А.Б. Кобяков, М.А. Хазин. – М.: Вече, 2003. – 368 с.

46. Колодко Г. Великая трансформация. Могло ли быть лучше? Будет ли лучше? / Гж. Колодко // Мировая экономика и международные отношения. – 2010. – № 4. – С. 3–14.

47. Колодко Г. Неолиберализм и мировой экономический кризис / Гж. Колодко // Вопросы экономики. – 2010. – № 3. – С. 56–64.

48. Кривогуз М.И. Британская энергетика: 50 лет реформ / М.И. Кривогуз. – М.: Экслибрис-Пресс, 2004. – 116 с.

49. Кривогуз М.И. Природный и инновационный ресурсы экономического роста (на примере Великобритании). – М.: Экслибрис-Пресс, 2003. – 92 с.

50. Кругман П. Возвращение Великой депрессии? Мировой кризис глазами нобелевского лауреата / Пол Кругман; [пер. с англ. В.Н. Егорова, под ред. Л. А. Амелехина]. – М.: Эксмо, 2009. – 336 с. – (Экономика: мировые тенденции).

51. Куликов А. Британские партии и американское влияние в 1990-е – 2000-е годы / А. Куликов // Современная Европа. – 2008. – № 3. – С. 58–65.

52. Кумминс Я. Shell шокирует мир. Секреты и спекуляции нефтяного гиганта / Ян Кумминс, Джон Бизант; пер. с англ. В.В. Ильина; предисл. О. Митволя и А. Лапшиной. – М.: Вершина, 2007. – 304 с.

53. Лал Д. Возвращение «невидимой руки»: Актуальность классического либерализма в XXI веке / Д. Лал; пер. с англ. – М.: Новое издательство, 2009. – 426 с. – (Библиотека свободы).

54. Левина И.Г. Природа финансового сектора и спекулятивных пузырей в современном мире / И.Г. Левина // Экономическая теория в XXI веке / под ред. Ю.М. Осипова, Е.С. Зотовой. – М.: ТЕИС, 2007. – С. 223–235.

55. Ленин В.И. О лозунге Соединенных Штатов Европы / Полное собрание cочинений. Т. 26. – 5-е изд. – М.: Издательство политической литературы, 1969. – С. 351–355.

56. Ленин В.И. Империализм, как высшая стадия капитализма / Полное собрание cочинений. Т. 27. – 5-е изд. – М.: Издательство политической литературы, 1969. – 644 с.

57. Лемин И.М. Обострение кризиса Британской империи после Второй мировой войны / И.М. Лемин. – М.: Изд-во Академии наук СССР, 1951. – 567 с.

58. Леонтьев М. Большая игра. Британская империя против России и СССР / Михаил Леонтьев. – М.: Астрель-Спб, 2012. – 347 с.

59. Липкин М.А. Британия в поисках Европы: долгий путь в ЕЭС (1957–1974 гг.) / М.А. Липкин. – СПб.: Алетейя, 2009. – 240 с.

60. Лист Ф. Национальная система политической экономии / Фридрих Лист. – М.: Европа, 2005. – 382 с.

61. Литвак Б.Г. Великие женщины Англии / Б.Г. Литвак. – М.: Экономика, 2009. – 95 с.

62. Мальтус Т.Р. Опыт закона о народонаселении / Т.Р. Мальтус // Антология экономической классики. В 2-х т.; пред., состав. И.А. Столярова. Т. 2. – М.: ЭКОНОВ, 1992. – 486 с.

63. Маркс К. Хронологические выписки по истории Индии (664-1858 гг.) / Карл Маркс. – М.: ОГИЗ, Госполитиздат, 1947. – 179 с.

64. Маркс К. Капитал. Том 1. Книга 1: Процесс производства капитала / К. Маркс. – М.: Партиздат ЦК ВКП(б), 1936. – 672 с.

65. Матвеев В.А. Британия вчера и сегодня / В.А. Матвеев. – М.: Международые отношения, 1989. – 256 с.

66. Матвеев В.М. Британская дипломатическая служба / В.М. Матвеев. – [2-е изд., перераб. и доп.]. – М.: Международные отношения, 1990. – 224 c.

67. Менделеев Д.И. Толковый тариф, или исследование о развитии промышленности России в связи с ее общим таможенным тарифом 1981 года / Д.И. Менделеев. – М.: Европа, 2005. – 382 с.

68. Метлицкая З.Ю. Англосаксонская Англия и нормандское завоевание: аналит. обзор / Метлицкая З.Ю.; РАН ИНИОН. Центр социал. науч. – информ. исслед.; отд. отеч. и зарубеж. истории; отв. ред. Ястребицкая А.Л. – М., 2003. – 84 с. – (Сер.: Всеобщая история).

69. Мижуев П.Г. История колониальной империи и колониальной политики Англии / П.Г. Мижуев. – С.-Петербург.: Брокгауз-Ефрон, 1909. – 302 с.

70. Мижуев П.Г. Великий раскол англосаксонской расы: Американская революция (преимущественно с точки зрения литературных факторов). Изд. 2-е. М.: ЛЕНАНД, 2015. – 264 с.

71. Мижуев П.Г. История великой американской демократии. Изд. 2-е. – М.: ЛЕНАНД, 2015. – 288 с.

72. Мижуев П.Г. Передовая демократия современного мира: Английская колония Новая Зеландия. Изд. 3-е. – М.: ЛЕНАНД, 2015. – 224 с.

73. Мэддисон Э. Контуры мировой экономики в 1-2030 гг. Очерки по макроэкономической истории / Э. Мэддисон. – пер. с англ. Ю. Каптуревского; под ред. О. Филаточевой. – М.: Изд. Института Гайдара, 2012. – 584 с.

74. Непомнин О.Е. История Китая: Эпоха Цин. XVII – начало XX века / Ин-т востоковедения. – М.: Вост. лит., 2005. – 712 с.

75. Ницше Ф. По ту сторону добра и зла; Казус Вагнер; Антихрист; Ecce Homo: Сборник / пер. с нем.; худ. обл. М. В. Драко. – Мн.: ООО «Попурри», 1997. – 544 с.

76. Осадчая И. Джон Мейнард Кейнс и Лидия. Великий реформатор капитализма и балет / И. Осадчая // Наука и жизнь. – 2007. – № 5. – С. 2–7.

77. Оуэн Д. Евро. Почему британцы готовы остаться в стороне / Д. Оуэн // Вестник Европы. – 2002. – Том IV. – С. 44–54.

78. Очерки новой и новейшей истории США / под редакцией Г.Н. Севастьянова. В 2-х т. Т.1. – М.: издательство Академии наук СССР, 1960. – 632 с.

79. Павленко Ю.В. Менталитет, экономика и общество североамериканцев в первой половине XIX века / Ю.В. Павленко // Цивилизационная структура современного мира. В 3-х т. / под ред. Ю.Н. Пахомова, Ю.В. Павленко. – К.: Наукова думка, 2007. Т.2: Макрохристианский мир в эпоху глобализации. – 2007. – С. 268–283.

80. Паршев А.П. Почему Россия не Америка. Книга для тех, кто остается здесь / А.П. Паршев. – М.: Крымский мост-9Д/НТЦ «Форум», 2000. – 416 с.

81. Патрон П.А. Мировой финансовый кризис: истоки, роль государства, перспективы развития / П. А. Патрон // США – Канада: экономика, политика, культура. – 2009. – № 7. – С. 23–43.

82. Петров М.В. Трансформация глобальных финансов / М.В. Петров, Д.Е. Плисецкий // Мировая экономика и международные отношения. – 2010. – № 7. – С. 3–22.

83. Печуров С.Л. Англо-саксонская модель «особых отношений» / С.Л. Печуров. – М.: Московский университет, 2013. – 240 с.

84. Печуров С.Л. Коалиционные войны англосаксов: история и современность. Изд. 2-е, стереотипное. – М.: Издательство ЛКИ, 2013. – 256 с.

85. Пищик В.Я. Влияние проблем конвергенции на перспективы вступления Великобритании в ЭВС / В.Я. Пищик // Деньги и кредит. – 2004. – № 10. – С. 30–40.

86. Поланьи К. Великая трансформация: политические и экономические истоки нашего времени / Карл Поланьи. – Спб.: Алетейя, 2002. – 320 с.

87. Портной М.А. Механизмы глобального влияния денежно-кредитной политики США / М.А. Портной // США – Канада: экономика, политика, культура. – 2008. – № 5. – С. 3–14.

88. Райнерт Э. С. Как богатые страны стали богатыми, и почему бедные страны остаются бедными / пер. с англ. Н. Автономовой; Гос. ун-т – Высшая школа экономики. – М.: Изд. дом. Гос. ун-та – Высшей школы экономики, 2011. – 384 с.

89. Роговский Е.А. США: информационное общество (экономика и политика) / Е.А. Роговский. – М.: Международные отношения, 2008. – 408 с.

90. Родрик Д. Парадокс глобализации: демократия и будущее мировой экономики. Пер. с англ. Н. Эдельмана; под науч. ред. А. Смирнова. – М.: Изд-во Института Гайдара, 2014. – 576 c.

91. Ротбард М. История денежного обращения и банковского дела в США: от колониального периода до Второй мировой войны / Мюррей Ротбард; пер. с англ. Б.С. Пинскера под ред. А.В. Куряева. – Челябинск: Социум, 2005. – 548 с.

92. Ротбард М. Государство и деньги: Как государство завладело денежной системой общества. 3-е изд. / Мюррей Ротбард; пер. с англ. и франц. под ред. и с предисловием Гр. Сапова. – Челябинск: Социум, 2008. – xvii+207 с.

93. Савин А.Н. Лекции по истории Английской революции / А.Н. Савин. – М.: Крафт+, 2000. – 536 с.

94. Савин М.В. Государственно-частное партнерство в Великобритании: достижения и перспективы / М.В. Савин // Современная Европа. – 2010. – № 2. – С. 102–110.

95. Селищев А.С. Китайская экономика в XXI веке / А.С. Селищев, Н.А. Селищев. – СПб.: Питер, 2004. – 240 с.

96. Сили Д.Р. Британская империя: Разделяй и властвуй! / Джон Роберт Сили. – М.: Алгоритм. – 2013 с.

97. Симонов К.В. Глобальная энергетическая война. Тайны современной политики / К.В. Симонов. – М.: Алгоритм, 2007. – 272 c.

98. Сладковский М.И. Китай и Англия / М.И. Сладковский. – М.: Наука, 1980. – 352 с.

99. Согрин В.В. Архетипы и факторы цивилизации США / В.В. Согрин // США – Канада: экономика, политика, культура. – 2009. – № 5. – С. 3–22.

100. Соколов В.В. Британская империя как геоэкономическая система (1603–1972) / В.В. Соколов. – М.: Экономика, 2012. – 159 с.

101. Соколов В. Распад Британской империи как перестройка геоэкономической системы (1947–1972) / В. Соколов // Вопросы экономики. – 2009. – № 8. – С. 96–109.

102. Сорос Дж. Кризис мирового капитализма. Открытое общество в опасности. – Пер. с англ. С.К. Умрихиной, М. 3. Штернгарца. – М.: ИНФРА-М, 1999. – XXVI, 262 с.

103. Сорос Д. Открытое общество. Реформируя глобальный капитализм / Джордж Сорос; пер с англ. – М.: Некоммерческий фонд “Поддержки Культуры, Образования и Новых Информационных Технологий”, 2001. – 458 с.

104. Сталин И. Экономические проблемы социализма в СССР / И.Сталин. – М.: Госполитиздат, 1952. – 96 с.

105. Стариков Н.В. Кризис: Как это делается / Н.В. Стариков. – СПб.: Питер, 2010. – 304 с.

106. Стариков Н.В. Как предавали Россию / Н.В. Стариков. – СПб.: Питер, 2010. – 336 с.

107. Стариков Н.В. Национализация рубля – путь к свободе России / Н.В. Стариков. – СПб.: Питер, 2010. – 336 с.

108. Стиглиц Дж. Глобализация: тревожные тенденции / Джозеф Стиглиц; пер. с англ. и примеч. Г.Г. Пирогова. – М.: Мысль, 2003. – 300 с.

109. Стиглиц Дж. Крутое пике: Америка и новый экономический порядок после глобального кризиса / Стиглиц Джозеф; [пер. с англ. В. Лопатка]. – М.: Эксмо, 2011. – 512 с.

110. Токвиль А. Демократия в Америке: Пер. с франц. / Предисл. Гарольда Дж. Ласки. – М.: Прогресс, 1992. – 554 с.

111. Фридман Д. Рукотворный финансовый кризис: системные риски и провал регулирования / Джеффри Фридмен, Владимир Краус; пер. с англ. – М.: ИРИСЭН; Мысль, 2012. – 318 с.

112. Фукуяма Ф. Конец истории и последний человек / Фрэнсис Фукуяма; пер. с англ. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – 592 с.

113. Фукуяма Ф. Доверие: социальные добродетели и путь к процветанию / Фрэнсис Фукуяма; пер. с англ. – М.: АСТ: АСТ Москва: Хранитель, 2006. – 730 [6] с.

114. Фукуяма Ф. Великий разрыв / Фрэнсис Фукуяма; пер. с англ. под общ. ред. А.В.Александровой. – М.: АСТ: АСТ МОСКВА, 2008. – 474 с.

115. Хазин М.Л. Базовые ценности новой финансово-экономической парадигмы / Экономическая теория в XXI веке – 6(13): Деньги; под ред. Ю.М.Осипова, Е. С.Зотовой. – М.: ТЕИС, 2007. – С. 279–283.

116. Хайек Ф.А. Пагубная самонадеянность. Ошибки социализма / Фридрих Август фон Хайек; пер. с англ. – М.: Изд-во “Новости” при участии изд-ва “Catallaxy”, 1992. – 304 с.

117. Хейфец Б.А. Офшорные юрисдикции в глобальной и национальной экономике / Б.А. Хейфиц. – М.: Экономика, 2008. – 335 с.

118. Хесин Е.С. Особенности британской модели социально-экономического развития / Е.С. Хесин // Западноевропейские страны: особенности социально-экономических моделей / отв. ред. В.П. Гутник. – М.: Наука, 2002. – С. 101–125.

119. Цивилизационные модели современности и их исторические корни / [Пахомов Ю.Н., Крымский С.Б., Павленко Ю.В. и др.]; под ред. Ю.Н. Пахомова. – К.: Наукова думка, 2002. – 632 с.

120. Цивилизационная структура современного мира / [Ю.Н. Пахомов, Ю.В. Павленко, Д.О. Варнавский и др.]; под ред. Ю.Н. Пахомова, Ю.Н. Павленко; в 3-х т. – К.: Наукова думка, 2008. – 544 с.

121. Шальнев А.А. Британия: меж строк “неписанной” конституции / А.А. Шальнев. – М.: Политиздат, 1982. – 286 с.

122. Шевчук А.В. Модели современного капитализма: основы сравнительного институционального анализа / А.В. Шевчук // Экономическая социология. – 2008. – Т.9. – № 5. – С. 17–29.

123. Шевчук А.В. Сравнительные исследования моделей капитализма. Часть 1. Современные классики / А.В. Шевчук // Экономическая социология. – 2008. – Т.9. – № 2. – С. 66–78.

124. Шемятенков В.Г. Альтернативные системы капитализма (Об одной новой тенденции в западной экономической мысли) / В.Г. Шемятенков // Мировая экономика и международные отношения. – 2003. – № 3. – С. 3–11.

125. Шпенглер О. Человек и техника / Освальд Шпенглер // Культурология. XX век. Антология; гл. ред. и сост. Левит С.Я. – М.: Юрист, 1995. – С. 454–492.

126. Шпенглер О. Закат Европы / Вступит. ст. и комм. д. ф. н., проф. Г. В. Драча при участии Т.В. Веселой и В.Е. Котляровой. – Ростов н/Д: Феникс, 1998. – 640 с.

127. Шпенглер О. Закат Европы: Очерки морфологии мировой истории. Т. 2. Всемирно-исторические перспективы / Пер. с нем. С.Э. Борич; Науч. ред. О.Н. Шпарага; Худ. обл. М.В. Драко. – Мн.: Попурри, 1990. – 720 с.

128. Шумпетер Й.А. История экономического анализа / Йозеф А. Шумпетер; пер. с англ.; под. ред. В.С. Автономова. В 3-х т. Т. 3. – Санкт-Петербург: Экономическая школа, 2001. – 688 с.

129. Шумпетер Й.А. Капитализм, социализм и демократия / Йозеф А. Шумпетер; пер. с англ. – М.: Экономика, 1995. – 540 с.

130. Эйхенгрин Б. Непомерная привилегия: взлет и падение доллара / пер. с англ. Николая Эдельмана. – М.: Изд. Института Гайдара, 2013. – 320 с.

131. Юм Д. Сочинения / Дэвид Юм; пер. с англ. С.И. Церетели и др.; вступ. ст. А.Ф. Грязнова; примеч. И. С. Нарского. В 2-х т. Т. 1. – [2-е изд., дополн. и испр.]. – М.: Мысль, 1996. – 733 c.

132. Энгдаль Ф.У. Столетие войны: англо-американская нефтяная политика и Новый мировой порядок. Издание третье, пересмотренное. – М. – 2014. – 408 с.

133. Эрхард Л. Благосостояние для всех: репринт. воспроизведение / Людвиг Эрхард; пер с нем.; вступ. ст. Б. Б. Багряцкого, В. Г. Гребенникова. – М.: Дело, 2001. – 352 с.

134. Япония / Отв. ред. С. А. Дийков. – 2-е изд., доп. и перераб. – М.: Междунар. отношения, 1991. – 280 с.

135. Abelshauser W. Kulturkampf. Der deutsche Weg in die Neue Wirtschaft und die amerikanische Herausforderung / Werner Abelshauser. – Berlin: Kulturverlag Kadmos, 2003. – 232 s.

136. Altman R. C. The Great Crash, 2008: A Geopolitical Setback for the West / Roger C. Altman // Foreign Affairs. – Vol. 88. – Issue 1. – January/ February 2009. – P. 2–14.

137. Aslund A. The Challenges of Globalization: Macroeconomic Imbalances and Development Models / A. Аslund, M. Dabrowski. – Washington: Peterson Institute for International Economies, 2008. – 300 p.

138. Baldwin R. What world leaders must do to halt the spread of protectionism / R. Baldwin, S. Evenett (Eds.). – London: Centre for Economic Policy Research, 2008. – 71 p.

139. Bartlett B. Thatcher Economics [Электр. ресурс] / B. Bartlett // National Review Online. – May 17, 2004. – Pежим доступа: http:// old.nationalreview.com/nrof_bartlett/bar-tlett200405170929.asp

140. Beasley W. G. The Japanese Experience: A Short History of Japan / W. G. Beasley. – London: Weidenfeld & Nicolson, 1999. – 300 p.

141. Beyond the European Social Model / Open Europe. – London, 2006. – 86 p.

142. Brody W. College Goes Global / W. Brody // Foreign Affairs. – 2007. – Vol. 86. – Issue 2. – P. 122–133.

143. Buckle M. The UK fi nancial system / M. Buckle, J. Thompson. – Manchester: University Press, 2004. – 374 p.

144. Cahill K. Who owns Britain? The hidden facts behind landownership in the UK and Ireland / Kevin Cahill. – Edinburgh: Canongate Books, 2002. – 450 p.

145. Cahill K. Who Owns the World: The Hidden Facts Behind Landownership / Kevin Cahill. – Edinburgh and London: Mainstream Publishing, 2007. – 640 p.

146. Casey T. Comparative Disadvantage: Models of Capitalism and Economic Performance in the Global Era / Terrence Casey // Paper presented at the 2004 Political Studies Association Conference, University of Lincoln, Lincoln, England, 2004. – 20 p.

147. Chang H.-J. Kicking Away the Ladder: How the Economic and Intellectual Histories of Capitalism Have Been Re-Written to Justify Neo-Liberal Capitalism / Ha-Joon Chang. – London: Anthem Press, 2002. – 187 p.

148. Chambers Biographical Dictionary / McGovern U. (ed). – Edinburgh: Chambers Harrap Publishers, 2002. – 1650 p.

149. Cornelius P. China and Global Energy Markets / P. Cornelius, J. Story // ORBIS: A Journal of World Affairs. – 2007. – Vol. 51. – No. 1. – P. 5–20.

150. De Grauwe P. Crisis in the eurozone and how to deal with it / Paul De Grauwe // Centre for Europen Policy Studies. – Policy Brief No. 204. – February 2010. – 6 p.

151. De Grauwe P. The Banking Crisis: Causes, Consequences and Remedies / Paul De Grauwe // Centre for Europen Policy Studies. – CEPS Policy Brief No. 178. – November 2008. – 12 p.

152. Eichengreen B. The Slide to Protectionism in the Great Depression: Who Succumbed and Why? / Barry Eichengreen, Douglas A. Irwin // National Bureau of Economic Research. – July, 2009. – Working Paper 15142. – 52 p.

153. Eichengreen B. The Dollar Dillema. The World’s Top Currency Faces Competition / Barry Eichengreen // Foreign Affairs. – 2009. – Vol. 88. – No. 5. – P. 53–68.

154. Ferguson N. Empire. How Britain Made the Modern World / Niall Ferguson. – London: Penguin Books, 2003. – 422 р.

155. Findlay R. Power and Plenty: Trade, War, and the World Economy in the Second Millennium / Ronald Findlay, Kevin H. O’Rourke. – Princeton University Press, 2007. – 619 p.

156. Fox K. Watching the English. The Hidden Rules of English Behavior / Kate Fox. – London: Hodder & Stoughton, 2004. – 424 p.

157. Fraser D. The Evolution of the British Welfare State. A History of Social Policy since Industrial Revolution / Derek Fraser. – Basingstoke: Palgrave Macmillan, 2009 – 434 p.

158. Grant C. Why is Britain eurosceptic? / Charles Grant. – London: Centre for European Reform, 2008. – 8 p.

159. Hall P. Varieties of Capitalism – The Iinstitutional Foundations of Comparative Advantage / Peter A. Hall, David Soskice. – Oxford: University Press, 2001. – 560 p.

160. Halliday F. E. A concise history of England. From Stonehenge to the Microchip / F. E. Halliday. – London: Thames and Hudson, 1989. – 240 p.

161. Hankel W. Geldherrschaft / Wilhelm Hankel, Robert Isaak. – Weinheim: Wiley-VCH Verlag GmbH & Co. KGaA, 2011. – 254 s.

162. Hankel W. Das Grosse Geld-Theater: Ueber DM, Dollar, Rubel und Ecu / Wilhelm Hankel. – Stuttgart: Deutsche Verlags-Anstalt, 1995. – 224 s.

163. Hankel W. John Maynard Keynes. Die Entschlüsselung des Kapitalismus / Wilhelm Hankel. – München, 1986. – 169 s. – (Serie Piper, Band 5239).

164. Hicks J. A Century of Change: Trends in UK Statistics since 1900 / J. Hicks, G. Allen / House of Commons // Research Paper 99/111. – December 21, 1999. – 34 p.

165. Hoffman J. Co-ordinated continental European market economies under pressure from globalization. Case study: Germany’s “Rhineland capitalism” / The Canadian Centre for German and European Studies // Working Paper Series. – 2004. – № 8. – 27 p.

166. Höpner M. Wer beherrscht die Unternehmen? Shareholder – Value, Managerherrschaft und Mitbestimmung in Deutschland / Martin Höpner. – Frankfurt/M and New York: Campus Verlag, 2003. – 265 s.

167. Joffe J. The Default Power. The False Prophecy of America’s Decline / J.Joffe // Foreign Affairs. – 2009. – Vol. 88. – Issue 5. – P. 21–35.

168. Kapstein E. B. The New Global Slave Trade / E. B. Kapstein // Foreign Affairs. – 2006. – Vol. 85. – Issue 6. – P. 103–115.

169. LaRouche L. Mass Strike is Opportunity to Create New Monetary System / Lyndon La-Rouche // Executive Intelligence Review. – August 28, 2009. – P. 4–8.

170. Marchik D. M. Global FDI Policy. Correcting a Protectionist Drift / D. M. Marchik, M. J. Slaughter / Council on Foreign Relations // CSR. 34. – June 2008. – 56 p.

171. Martino R. L. A Strategy for Success: Innovation Will Renew American Leadership / R. L. Martino // ORBIS: A Journal of World Affairs. – 2007. – Vol. 51. – No. 2. – P. 267–278.

172. Mattoo A. From Doha to the Next Bretton Woods / A. Mattoo, А. Subramanian // Foreign Affairs. – 2009. – Vol. 88. – No. 1. – P. 15–26.

173. Mill J. S. A Difi nition of Liberalism / Victorian Culture and Society; E. C. Black (ed.). – New York: Walker and Company, 1974. – P. 284–298.

174. Orwell G. The English People / Muenchen: Edition Langewiesche-Brandt, 1972. – 136 p.

175. Orwell G. The Lion and the Unicorn: Socialism and the English Genius / G. Orwell // Why I write. – London: Penguin Books, 2004. – P. 11–94.

176. Palmisano S. J. The Globally Integrated Enterprise / S. J. Palmisano // Foreign Affairs. – 2006. – Vol. 85. – No. 3. – P. 127–136.

177. Paxman J. The English. A Portrait of a People / Jeremy Paxman. – London: Penguin Books, 1998. – 310 p.

178. Peck J. Variegated capitalism / J. Peck, N. Theodore // Progress in Human Geography. – 2007. – Vol. 31. – No. 6. – P. 731–772. Pirie M. The Anglo-Saxon model of capitalism [Электр. ресурс] / M. Pirie. – Официальный сайт М.Пири. – Режим доступа: http://mad-sen-pirie.com/the-things-that-i-do/communi-cating/the-anglo-saxon-model-of-capitalism/

179. Rajan R. G. Fault Lines. How Hidden Fractures Still Threaten the World Economy / Raghuram G. Rajan. – Princeton: University Press, 2010. – 260 p.

180. Roberts A. The English-Speaking Peoples and Their World Role Since 1900 / Andrew Roberts // ORBIS: A Journal of World Affairs. – 2007. – Vol. 51. – No. 3. – P. 381–412.

181. Roubini N. Crisis Economics. A crash course in the future of fi nance / Nouriel Roubini, Stephen Mihm. – New York: The Penguin Press, 2010. – 353 p.

182. Sampson A. Who run this place? The Anatomy of Britain in the 21st century / Anthony Samson. – London: John Murray, 2005. – 427 p.

183. Scheve K. E. The New Deal on Globalization / K. E. Sheve, M. J. Slaughter // Foreign Affairs. – 2007. – Vol. 86. – Issue 4. – P. 34–47.

184. Slave and forced labour in the twenty-fi rst century / A TUC Fact File and activities pack for trade tutors. – February 2007. – 39 p.

185. Smith A. Wealth of Nations / Adam Smith. – New York: Prometheus Books, 1991. – 594 p.

186. Soros G. The new paradigm for fi nancial markets: the credit crisis of 2008 and what it means / George Soros. – Philadelphia: Public Affairs, 2008. – 208 p.

187. Stiglitz J. E. The end of neo-liberalism? [Электр. ресурс] / J.E. Stiglitz // Project Syndicate Commentary. – 2008. – July. – Режим доступа: -syndicate.org/commen-tary/stiglitz101/English

188. The Future of the Global Financial System: A Near-Term Outlook and Long-Term Scenarios. A World Economic Forum Report in collaboration with Oliver Wyman / World Economic Forum, 2009. – 88 p.

189. The Livery Companies of the City of London / Corporation of London Public Relations Offi ce, 2001. – 52 p.

190. The UK Economy / M. Sawer (Ed.). – Oxford: University Press, 2005. – 266 p.

191. United Kingdom / The New Encyclopedia Britannica. Macropedia. Knowledge in Depth; [P. B. Norton, President and CEO, J. J. Esposito, President Publishing Group] – 15th Edition. Vol. 29. – Chicago: Encyclopedia Britannica, Inc, 1994. – P. 1–139.

192. Zakaria F. The Future of American Power / F. Zakaria // Foreign Affairs. – 2008. – Vol. 87. – № 3. – P. 18–43.

Примечания

1

Haass R. N. The Age of Nonpolarity // Foreign Affairs. 2008. Vol. 87. Issue 3. P. 44–56.

(обратно)

2

При этом с XVII века Англия выступала монополистом в между народной работорговле, в огромных количествах поставляя рабов на рынки США.

(обратно)

3

На Бреттон-Вудской конференции Дж. М. Кейнс предложил создать мировой центральный банк (Международный клиринговый союз) с полномочиями эмиссии мировой валюты (банкора), независимой от национальной юрисдикции отдельных стран. Однако американцам удалось изменить план Кейнса в свою пользу и переложить эти функции на доллар и подконтрольный США Международный валютный фонд. Однако доллар, как национальная валюта США, не может бесконечно выступать в качестве неофициальной мировой валюты, не провоцируя при этом дисбалансы международной торговли и рост пирамиды долларовых долгов в планетарных масштабах. Такое положение неизменно приведет к окончательному краху не только американской, но и мировой экономики. Осознавая эти угрозы, уже с 1969 года МВФ начинает выпуск прототипа кейнсианского банкора – специальные права заимствования (СПЗ), которые до сих пор, однако, имели весьма ограниченную сферу обращения. За превращение СПЗ в полноценную наднациональную мировую валюту сегодня выступает всё большее количество государств (включая Китай и Россию), что фактически означает возврат к плану Дж. М. Кейнса.

(обратно)

4

Темин П., Вайнс Д. Экономика без лидера. Почему рассыпалась мировая экономическая система и как ее собрать. Пер. с англ. О.Левченко; науч. ред. перевода Т.Дробышевская. М.: Изд-во Института Гайдара, 2015. С. 173.

(обратно)

5

Ленин В.И. Империализм, как высшая стадия капитализма. Полное собрание сочинений. Т. 27. 5-е изд. М.: Изд-во политической литературы, 1969. С. 364.

(обратно)

6

Там же. С. 379.

(обратно)

7

Сама технология Интернета, как объединения компьютерных сетей для хранения, передачи и управления электронными данными, была разработана еще в конце 1960-х годов и в США, и в СССР. Однако именно Тим Бернере Ли в 1980-х гг. разработал прототип прикладного уровня передачи данных (HTTP), а также язык разметки гипертекста (HTML), при помощи которых и создается большинство веб-страниц.

(обратно)

8

При этом, однако, следует учитывать тот факт, что в британской столице находится больше корпоративных штаб-квартир, чем в любом другом городе мира, которые как раз и определяют стратегии глобальной экспансии ТНК.

(обратно)

9

Вильсон Д. М. Англосаксы. Покорители кельтской Британии. Пер. с англ. П.В.Тимофеева. М.: ЗАО Центрополиграф, 2004. С.27.

(обратно)

10

Азимов А. Англия: от Стоунхенджа до Великой хартии вольностей; [пер. с англ. Н.Поздняковой]. М.: Эксмо, 2009. С. 121.

(обратно)

11

Метлицкая З.Ю. Англосаксонская Англия и нормандское завоевание: Аналит. обзор. РАН ИНИОН. Центр социал. науч. – информ. исслед. Отд. отеч. и зарубеж. истории; Отв. ред. Ястребицкая А.Л. М., 2003. С.24.

(обратно)

12

Там же. С. 25–28.

(обратно)

13

Там же. С. 29–30.

(обратно)

14

Там же. С.31.

(обратно)

15

Карамзин H.M. Письма русского путешественника. Л.: Наука, 1984. С. 370–371.

(обратно)

16

Английская королева Елизавета II принадлежит к Саксен-Кобург-Готской династии, переименованной в Виндзорскую в начале прошлого века после того, как Георг V (двоюродный брат российского императора Николая II по материнской линии) во время Первой мировой войны отказался за себя и свою семью от всех немецких титулов и званий, приняв фамилию «Виндзор».

(обратно)

17

Савин А.Н. Лекции по истории Английской революции. М.: «Крафт+», 2000. С.70.

(обратно)

18

Кагарлицкий Б.Ю. От империй – к империализму. Государство и возникновение буржуазной цивилизации. М.: Изд. Дом Гос унта – Высшей школы экономики, 2010. С.76.

(обратно)

19

Вольтер. Философские сочинения. М.: Издательство «Наука», 1989. С.177.

(обратно)

20

Происхождение термина «laissez-faire» приписывают Жану-Батисту Кольберу, министру финансов Франции в XVIII веке.

(обратно)

21

Авторство первой книги с таким названием – «Трактат политической экономии», вышедшей в свет в 1615 г., – принадлежит французу А. Монкретьену.

(обратно)

22

Открытие эмпирической закономерности, согласно которой «хорошие» деньги (т. е. с фактическим содержанием в них благородных металлов) вытесняются из обращения «плохими» деньгами (с меньшим содержанием благородных металлов), принадлежит французскому схоласту XIV в. Николаю Орезму. Позднее эта закономерность стала известной как закон Грэшема – по имени английского общественного деятеля, «переоткрывшего» её в XVII в.

(обратно)

23

Основу количественной теории денег заложил в XVI веке французский политик, философ и экономист Жан Боден.

(обратно)

24

Первый том «Энциклопедии, или толкового словаря наук, искусств и ремесел», известного как французская энциклопедия, был издан под редакцией Дени Дидро в 1751 г., в то время как первое издание аналогичного словаря под названием «Британская энциклопедия» было начато в Шотландии в 1768 г.

(обратно)

25

Технология киносъемок принадлежит французскому изобретателю Льюису Ле Принсу.

(обратно)

26

Первой в мире платную рекламу на своих страницах разместила французская газета La Presse в 1836 г.

(обратно)

27

Во Франции существует выраженное культурное неприятие неформальных межличностных отношений, связанное с традиционной замкнутостью французской семьи и низким доверием среди французов, при одновременном выраженном предпочтении централизованному, иерархическому государству, к которому французы привыкли апеллировать при возникновении между ними проблем.

(обратно)

28

В соответствии с Эденским трактатом 1786 г. в Англию был разрешен беспошлинный ввоз французских вин.

(обратно)

29

Зомбарт В. Собрание сочинений в 3-х т. Т 1. Буржуа: к истории духовного развития современного экономического человека. Санкт-Петербург: «Владимир Даль», 2005. С. 262–263.

(обратно)

30

Там же. С. 266–267.

(обратно)

31

Paxman J. The English. A Portrait of a People. London: Penguin Books, 1998. P.43.

(обратно)

32

Бокль Г. История цивилизации в Англии; [пер. А.Н.Буйницкаго]. С.-Петербург: Типография Ю.Н.Эрлихъ, 1896. С. 500–501.

(обратно)

33

Ferguson N. Empire. How Britain Made the Modern World. London: Penguin Books, 2003. P. 39–40.

(обратно)

34

Савин А.Н. Лекции по истории Английской революции. М.: Крафт+, 2000. С. 471.

(обратно)

35

Калашников М. Глобальный смутокризис. Минск: Харвест, 2009. С.185.

(обратно)

36

Шальнев А.А. Британия: меж строк «неписанной» конституции. М.: Политиздат, 1982. С. 15–16.

(обратно)

37

Фукуяма Ф. Доверие: социальные добродетели и путь к процветанию: [пер. с англ.]. М. АСТ: ACT МОСКВА: ХРАНИТЕЛЬ, 2006. С. 495–496.

(обратно)

38

Во время двух мировых войн территория Великобритании страдала только от нападений с воздуха, в то время как территория континентальной Европы была непосредственной ареной военных действий.

(обратно)

39

Дюнео. Очерки современной Англии. С-Петербург: «Русское богатство», 1903. С. 86–88.

(обратно)

40

Печуров С.Л. Англо-саксонская модель «особых отношений»: история и современность. М.: Издательство Московского университета, 2013. С. 91.

(обратно)

41

Акимов Ю.Г. От колониальных конфликтов к битве империй: англо-французское соперничество в Северной Америке в XVIII – начале XVIII в. Изд. 2-е, перераб. и доп. СПб.: Изд-во С. – Петербургского университета, 2005. – С. 57.

(обратно)

42

Стариков И. Кризис: Как это делается. СПб.: Питер, 2010. С. 264.

(обратно)

43

Акимов Ю.Г. От колониальных конфликтов к битве империй: англо-французское соперничество в Северной Америке в XVIII – начале XVIII в. Изд. 2-е, перераб. и доп. / СПб.: Изд-во С. – Петербургского университета, 2005. С. 53.

(обратно)

44

Вольтер. Философские сочинения. М.: Наука, 1989. С. 84.

(обратно)

45

Ferguson N. Empire. How Britain Made the Modern World. London: Penguin Books, 2003. P.8.

(обратно)

46

Ferguson N. Empire. How Britain Made the Modern World. London: Penguin Books, 2003. P. 280.

(обратно)

47

Там же. P. XII.

(обратно)

48

Там же. Р. 244.

(обратно)

49

Брендон П. Упадок и разрушение Британской империи 1781–1997. М.: ACT: ACT МОСКВА, 2010. С. 61.

(обратно)

50

Блан Л. Письма об Англии. Т.2. Пер. под ред. М.А.Антоновича. С.-Петербург: Издание Пет. В.Щапова, 1866. С.59.

(обратно)

51

Маркс К. Хронологические выписки по истории Индии (664-1858 гг.). ОГИЗ, Госполитиздат, 1947. С.43.

(обратно)

52

Цитировано по: Ерофеев Н.А. Туманный Альбион. Англия и англичане глазами русских 1825–1853 гг. М.: Наука, 1982. – С. 295.

(обратно)

53

Кагарлицкий Б.Ю. От империй – к империализму. Государство и возникновение буржуазной цивилизации Б.Ю.Кагарлицкий. М.: Изд. Дом Гос ун-та – Высшей школы экономики, 2010. С. 475.

(обратно)

54

Там же. С. 443.

(обратно)

55

Там же. С. 524.

(обратно)

56

Ferguson N. Empire. How Britain Made the Modern World / London: Penguin Books, 2003. P.134.

(обратно)

57

Там же. P.217.

(обратно)

58

Rajan R G. Fault lines: how hidden fractures still threaten the world economy. Princeton: University Press, 2010. P. 50–52.

(обратно)

59

Киссинджер Г. О Китае; пер. с англ. В. Н. Верченко. М.: Астрель, 2013. С. 54–59.

(обратно)

60

Сладковский М.И. Китай и Англия. М.: Наука, 1980. С. 18.

(обратно)

61

1 пуд = 16,3804815 кг

(обратно)

62

Ефимов Г. Очерки по новой и новейшей истории Китая. М.: Главное издательство политической литературы, 1951. С. 34–35.

(обратно)

63

Лян – китайская валюта, приравненная к приблизительно 37 граммам серебра. 1 лян = 1 р. 40 к.

(обратно)

64

Непомнин О. Е. История Китая: Эпоха Цин. XVII – начало XX века. Ин-т востоковедения. М.: Воет, лит., 2005. С. 510.

(обратно)

65

Кагарлицкий Б.Ю. От империй – к империализму. Государство и возникновение буржуазной цивилизации. Б.Ю.Кагарлицкий. М.: Изд. Дом Гос ун-та – Высшей школы экономики, 2010. С. 536.

(обратно)

66

Печуров С. Л. Англо-саксонская модель «особых отношений»: история и современность. М.: Издательство Московского университета, 2013. С. 82–83.

(обратно)

67

Roberts A. The English-Speaking Peoples and Their World Role Since 1900 // Orbis. A Journal of World Affairs. 2007. Vol. 51, No. 3. P. 393–394.

(обратно)

68

«Соу-хоу» можно перевести как «ату!» – крик, издаваемый охотниками при псовой охоте на зайца, которая проходила когда-то в этих местах.

(обратно)

69

Фукуяма Ф. Доверие: социальные добродетели и путь к процветанию: [пер. с англ.]. М.АСТ: ACT МОСКВА: ХРАНИТЕЛЬ, 2006. С. 204–205.

(обратно)

70

Акимов Ю.Г. От колониальных конфликтов к битве империй: англо-французское соперничество в Северной Америке в XVIII – начале XVIII в. Изд. 2-е, перераб. и доп. СПб.: Изд-во С. – Петербургского университета, 2005. С. 56.

(обратно)

71

Там же. С.63.

(обратно)

72

Зомбарт В. Собрание сочинений в 3-х т. Т II. Торгаши и герои: раздумья патриота. Санкт-Петербург: «Владимир Даль», 2005. С. 16–17.

(обратно)

73

Закария Ф. Будущее свободы: нелиберальная демократия в США и за их пределами. Пер. с англ. Под ред. В.Л. Иноземцева. М.: Ладомир, 2004. С. 58.

(обратно)

74

Там же. С. 58.

(обратно)

75

Цитировано по: Фукуяма Ф. Доверие: социальные добродетели и путь к процветанию: [пер. с англ.]. М.АСТ: ACT МОСКВА: ХРАНИТЕЛЬ, 2006. С. 193.

(обратно)

76

Бродель Ф. Материальная цивилизация, экономика и капитализм, XV–XVIII вв. Т. 2. Игры обмена. 2-е изд.; пер. с фр. Л.Е. Куббеля. М.: Издательство «Весь Мир», 2007. С. 552.

(обратно)

77

Гаврилишин Б. До ефективних суспільств: Дороковкази в майбутнє: доп. Римському Клубові; упоряд. В.Рубцов. Вид. 3-тє, допов. К.: Унів. вид-во ПУЛЬСАРИ, 2009. С. 75.

(обратно)

78

Зомбарт В. Собрание сочинений в 3-х т. Т II. Торгаши и герои: раздумья патриота. Санкт-Петербург: «Владимир Даль», 2005. С.12.

(обратно)

79

Там же. С. 14.

(обратно)

80

Бэкон Ф. Сочинение в двух томах. 2-е испр. и доп. изд. Т.1. Сост., общ. ред. и вступит, статья А.Л.Субботина. М., «Мысль», 1977. С.60.

(обратно)

81

Mill J.S. Utilitarianism, in E.C.Black (ed.) Victorian Culture and Society. New York: Walker and Company, 1974. P.285.

(обратно)

82

Ницше Ф. По ту сторону добра и зла; Казус Вагнер; Антихрист; Ессе Homo: Сборник; пер. с нем.; худ. обл. М. В. Драко. Мн.: ООО «Поппури», 1997. С.213.

(обратно)

83

Цитировано по: Paxman J. The English. A Portrait of a People. London: Penguin Books, 1998. P.189.

(обратно)

84

Джонатан Эдвардс (1703–1758) – американский философ и богослов, проповедник конгрегационалистской церкви Соединенных Штатов Америки.

(обратно)

85

Бокль Г. История цивилизации в Англии; [пер. А.Н.Буйницкаго]. С.-Петербург: Типография Ю.Н.Эрлихъ, 1896. С. 98–99.

(обратно)

86

Павленко Ю.В. Менталитет, экономика и общество североамериканцев в первой половине XIX века. Ю.Н.Пахомов, Ю.В.Павленко (ред.) Цивилизационная структура современного мира. В 3-х томах. Т.2. Макрохристианский мир в эпоху глобализации. К.: Наукова думка, 2007. С.272.

(обратно)

87

Цитировано по: Ерофеев И.А. Туманный Альбион. Англия и англичане глазами русских 1825–1853 гг. М.: Наука, 1982. С. 161.

(обратно)

88

В так называемом «уголке поэтов» Вестминстерского Аббатства выстланы надгробные плиты Дж. Чосеру, У. Блэйку, Р.Бернсу, Лорду Байрону, Ч.Диккенсу, Дж. Драйдену, Дж. Элиоту, Т.С.Элиоту, Т.Грею, Дж. М. Хопкинсу, С.Джонсону, Дж. Китсу, Р.Киплингу, Дж. Мейсфилду, Дж. Мильтону, Л.Оливье, А. Поупа, П.Б.Шелли, У.Шекспиру, А.Теннисону, У.Вордсворту и др.

(обратно)

89

Вольтер. Философские сочинения. М.: Издательство «Наука», 1989. С. 185.

(обратно)

90

Мижуев П.Г. История колониальной империи и колониальной политики Англии. С.-Петербург.: Брокгауз-Ефрон, 1909. С. 30.

(обратно)

91

Бокль Г. История цивилизации в Англии; [пер. А.Н.Буйницкаго]. С.-Петербург: Типография Ю.Н.Эрлихъ, 1896. С.258.

(обратно)

92

Савин А.Н. Лекции по истории Английской революции. М.: «Крафт+», 2000. С. 135–139.

(обратно)

93

Хайек Ф. А. Пагубная самонадеянность. Ошибки социализма. Пер. с англ. М.: Изд-во «Новости» при участии изд-ва «Catallaxy», 1992. С.100.

(обратно)

94

Осадчая И. Джон Мейнард Кейнс и Лидия. Великий реформатор капитализма и балет // Наука и Жизнь. 2007. № 5. С. 2–7.

(обратно)

95

Калашников М. Глобальный смутокризис. Минск: Харвест, 2009. С.32.

(обратно)

96

Вебер М. Избранное: протестантская этика и дух капитализма. Ю.И. Давыдов (сост.), М.И. Левина (пер.). 2-е изд., доп., перераб. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭИ), 2006. С. 87.

(обратно)

97

Цитировано по: Ерофеев И.А. Туманный Альбион. Англия и англичане глазами русских 1825–1853 гг. М.: Наука, 1982. С. 183.

(обратно)

98

Зомбарт В. Собрание сочинений в 3-х т. Т II. Торгаши и герои: раздумья патриота. Санкт-Петербург: «Владимир Даль», 2005. С. 76–77.

(обратно)

99

Вебер М. Избранное: протестантская этика и дух капитализма. Ю.Н. Давыдов (сост.), М.И. Левина (пер.). 2-е изд., доп., перераб. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2006. С. 91.

(обратно)

100

Цитировано по: Казнина О.А., Ииколюкин A.H. «Я берег покидал туманный Альбиона…» Русские писатели об Англии. 1646–1945. Москва. РОССПЭИ. 2001. С. 68.

(обратно)

101

Там же. С. 135.

(обратно)

102

Там же. С. 298.

(обратно)

103

Там же. С. 257.

(обратно)

104

Там же. С. 137.

(обратно)

105

Там же. С. 299.

(обратно)

106

Там же. С. 146.

(обратно)

107

Fox К. Watching the English. The Hidden Rules of English Behavior. London: Hodder & Stoughton, 2004. P.325.

(обратно)

108

Лист Ф. Национальная система политической экономии. М.: Европа, 2005. С.67.

(обратно)

109

Zakaria F. The Future of American Power // Foreign Affairs. 2008. Vol. 87, No. 3. P. 18–43.

(обратно)

110

Т.Мен был членом исполнительного комитета Британской Ост-Индской компании; У. Петти – членом парламента, генерал-контролером Ирландии, возведен в достоинство пэра; Дж. Локк занимал пост министра торговли и возглавлял Комиссию по апелляциям; Д. Юм был заместителем министра иностранных дел; А.Смит назначен главой таможенного управление Эдинбурга; Д. Рикардо избран членом английского парламента; Дж. Милль возглавлял контрольно-ревизионное управление Британской Ост-Индской компании; его сын Дж. С. Милль дослужился до главы департамента Британской Ост-Индской компании, избран членом британского парламента; Дж. М. Кейнс за службу в Министерстве финансов Его Величества был пожалован наследственным титулом барона и т. д.

(обратно)

111

Pirie М. The Anglo-Saxon model of capitalism (-pirie. com/the-things-that-i-do/communicating/the-anglo-saxon-model-of-capitalism/)

(обратно)

112

Альбер M. Капитализм против капитализма. СПб.: Экономическая школа, 1998. С.97.

(обратно)

113

Там же. С. 27.

(обратно)

114

Гаврилишин Б. До ефективних суспільств: Дороковкази в майбутнє: доп. Римському Клубові; упоряд. В.Рубцов. Вид. 3-тє, допов. К.: Унів. вид-во ПУЛЬСАРИ, 2009. С. 35-36.

(обратно)

115

The UK Economy. Sawyer M. (Ed.). 16th Edition. Oxford: University Press, 2005. P. 207.

(обратно)

116

Дор Р. Различия японской и англосаксонской моделей капитализма // Экономическая социология. 2008. Т. 9. № 1. С.65.

(обратно)

117

Шевчук А.В. Модели современного капитализма: основы сравнительного институционального анализа // Экономическая социология. Т.9. № 5. 2008. С. 23–24.

(обратно)

118

Buckle М., Thompson J. The UK financial system: theory and practice. Manchester University Press. Fourth Edition, 2004. P. 159.

(обратно)

119

Лист Ф. Национальная система политической экономии. М.: Европа, 2005. С. 54.

(обратно)

120

Райнерт Э. С. Как богатые страны стали богатыми, и почему бедные страны остаются бедными. Пер. с англ. H. Автономовой; Гос. ун-т – Высшая школа экономики. М.: Изд. дом. Гос. ун-та – Высшей школы экономики, 2011. С. 51.

(обратно)

121

Лист Ф. Национальная система политической экономии. М.: Европа, 2005. С. 52–53.

(обратно)

122

Там же. С. 62.

(обратно)

123

Лист Ф. Национальная система политической экономии. М.: Европа, 2005. С. 63.

(обратно)

124

Там же. С. 64.

(обратно)

125

Соколов В. Распад Британской империи как перестройка геоэкономической системы (1947–1972) // Вопросы экономики. 2009. № 8. С. 105.

(обратно)

126

Ferguson N. Empire. How Britain Made the Modern World. London: Penguin Books, 2004. P. 15.

(обратно)

127

Соколов В. Распад Британской империи как перестройка геоэкономической системы (1947–1972) // Вопросы экономики. 2009. № 8. С. 107.

(обратно)

128

Там же. С. 106.

(обратно)

129

Братерский М.В. Финансовые инструменты внешней политики США//США – Канада: экономика, политика, культура. 2008. № 11. С. 5.

(обратно)

130

Там же. С. 7.

(обратно)

131

Хазин М.Л. Англосаксы поделили мир на своих и чужих // KMnews. 02.08.2010. ()

(обратно)

132

World Trade Report 2009. Trade Policy Commitments and Contingency Measures. World Trade Organization. 2009. P. 130.

(обратно)

133

Стиглиц Дж. Е. Крутое пике: Америка и новый экономический порядок после глобального кризиса; [пер. с англ. В. Лопатка]. М.: Эксмо, 2011. С. 384.

(обратно)

134

Scheve, К.Е., Slaughter M.J. The New Deal on Globalization // Foreign Affairs. 2007. Vol. 86, Issue 4. P. 34–47.

(обратно)

135

Менделеев Д.И. Толковый тариф, или Исследование о развитии промышленности России в связи с ее общим таможенным тарифом 1981 года. М.: Европа, 2005. С. 328.

(обратно)

136

Regional Trade Agreements. WTO.org. (/ tratope/regione/regione.htm)

(обратно)

137

Reports on G20 Trade and Investment measures. OECD.org, 12 June 2015. P. 3, 31. (-policy/13th-G20-Report.pdf)

(обратно)

138

Wethington О., Manning R.A. Shaping the Asia-Pacific Future: strengthening the institutional architecture for an open, rules-based economic order. The Atlantic Council. Washington, 20 June 2015. P.7.

(обратно)

139

Цивилизационные модели современности и их исторические корни. Ю. Н. Пахомов, С. Б. Крымский, Ю. В. Павленко и др. под ред. Ю. Н. Пахомова. К.: Наукова думка, 2002. С. 416.

(обратно)

140

Стиглиц Дж. Глобализация: тревожные тенденции; пер. с англ, и примеч. Г. Г. Пирогова. М.: Мысль, 2003. С. 35.

(обратно)

141

Там же. С. 253.

(обратно)

142

Гринспен А. Эпоха потрясений: Проблемы и перспективы мировой финансовой системы; пер. с англ. 2-е издание, дополненное. М.: Альпина Бизнес Букс, 2009. С. 79.

(обратно)

143

Бжезинский 36. Стратегический взгляд: Америка и глобальный кризис; пер. с англ. М. Десятовой. М.: Астрель, 2012. С. 22.

(обратно)

144

The Employment Situation: January 2013. United States Department of Labor. Bureau of Labor Statistics. February 1, 2013. P. 33.

(обратно)

145

5.7 million people work in the public sector. Office for National Statistics. Statistical Release. 6 March 2013. (/ ons/rel/pse/public-sector-employment/regional-analysis-of-public-sector-employment—2012/sty-uk-public-sector-employment.html)

(обратно)

146

Britain’s fiscal emergency. Deflating the state // The Economist. September 24, 2009.

(обратно)

147

The UK Economy. M. Sawer (Ed.). Oxford: University Press, 2005. P.90.

(обратно)

148

European Economic Forecast – Spring 2012. European Commission. Luxembourg, 2012. P.168.

(обратно)

149

Taxation Trends in the European Union. Data for the EU Member States, Iceland and Norway. 2011 Edition. European Commission. Brussels 2011. P. 67.

(обратно)

150

Родрик Д. Парадокс глобализации: демократия и будущее мировой экономики. Пер. с англ. Н. Эдельмана; под науч. ред. А. Смирнова. М.: Изд-во Института Гайдара, 2014. С. 58–59.

(обратно)

151

Findlay R., O’Rourke К. Н. Power and Plenty: Trade, War, and the World Economy in the Second Millennium. Princton University Press, 2007. P. 349.

(обратно)

152

Райнерт Э. С. Как богатые страны стали богатыми, и почему бедные страны остаются бедными; пер. с англ. Н. Автономовой; Гос. ун-т – Высшая школа экономики. М.: Изд. дом. Гос. ун-та – Высшей школы экономики, 2011. С. 51.

(обратно)

153

Кулишер И.М. История экономического быта Западной Европы. 9-е изд. Т. 1–2. Челябинск: Социум, 2004. С. 378–379.

(обратно)

154

Бродель Ф. Материальная цивилизация, экономика и капитализм, XV–XVIII вв. Игры обмена. В 3-х т.: пер. с фр. Л. Е. Куббеля. [2-е изд.]. М.: Весь Мир, 2007. Т. 2. 2007. С. 538–539.

(обратно)

155

Bartlett В. Thatcher Economics // National Review Online. May 17, 2004. (/ bartlett200405170929.asp)

(обратно)

156

Основные институциональные трансформации, сыгравшие ключевую роль в экономическом развитии Великобритании и имеющие глобальное значение в хронологическом порядке приводятся в приложении.

(обратно)

157

Doing Business 2013. Smarter regulation for small and medium-size enterprises. The International Bank for Reconstruction and Development. Washington, 2013. P. 158.

(обратно)

158

Lambe G. Тор 1000 world banks 2009 // The Banker. 24 June 2009.

(обратно)

159

Стиглиц Дж. E. Крутое пике: Америка и новый экономический порядок после глобального кризиса; [пер. с англ. В. Лопатка]. М.: Эксмо, 2011. С. 45.

(обратно)

160

Там же. С. 274.

(обратно)

161

Аттали Ж. Мировой экономический кризис… Что дальше? СПб.: Питер, 2009. С.57.

(обратно)

162

Закария Ф. Будущее свободы: нелиберальная демократия в США и за их пределами; пер. с англ, под ред. В. Л. Иноземцева. М.: Ладомир, 2004. С. 262.

(обратно)

163

Кузнецов. О. Богдан Гаврилишин: погляд на світ – попередні та наступні 50 років // Вісник НБУ. № 3. 2002. С. 44.

(обратно)

164

Закария Ф. Будущее свободы: нелиберальная демократия в США и за их пределами; пер. с англ, под ред. В. Л. Иноземцева. М.: Ладомир, 2004. С. 190.

(обратно)

165

Дюнео. Очерки современной Англии. С-Петербург: Русское богатство, 1903. С.42.

(обратно)

166

Сталин И. Экономические проблемы социализма в СССР. М.: Госполитиздат, 1952. С. 33–34.

(обратно)

167

Дюнео. Очерки современной Англии. С-Петербург: Русское богатство, 1903. С.42.

(обратно)

168

Roberts A. The English-Speaking Peoples and Their World Role Since 1900 // ORBIS. A Journal of World Affairs. 2007. Vol. SI. No. 3. P.38S.

(обратно)

169

Roberts A. The English-Speaking Peoples and Their World Role Since 1900 // ORBIS. A Journal of World Affairs. 2007. Vol. SI. No. 3. P.384.

(обратно)

170

Ferguson N. Empire. How Britain Made the Modern World / London: Penguin Books, 2004. P.163.

(обратно)

171

Соколов В. Распад Британской империи как перестройка геоэкономической системы (1947–1972) // Вопросы экономики. 2009. № 8. С.98.

(обратно)

172

Татаренко Н.А. Североамериканская ментальность и ее истоки. Цивилизационная структура современного мира. Под ред. Ю.Н. Пахомова, Ю.В. Павленко. В 3-х томах. Т.2. Макрохристианский мир в эпоху глобализации. Киев: Наукова думка, 2007. С. 256.

(обратно)

173

Добровольский А. Британский премьер превратился в США в «болонку Обамы» // KM.RU. 23.07.2010 ( premerprevratilsyav/print).

(обратно)

174

Жириновский B.B., Добреньков В.И., Васецкий Н.А. Социология мировых цивилизаций: учебное пособие для вузов. М.: Академический проект, 2014. С. 246–247.

(обратно)

175

Катасонов В.Ю. Капитализм. История и идеология «денежной цивилизации». Научный редактор О.А.Платонов. М.: Институт русской цивилизации, 2013. С. 613.

(обратно)

176

Mullins Е. The Secrets of the Federal Reserve. Jekyll Island Edition, 1991.

(обратно)

177

Zakaria F. The Future of American Power // Foreign Affairs. 2008. May/ June. P. 26.

(обратно)

178

Roberts A. The English-Speaking Peoples and Their World Role Since 1900 // ORBIS. A Journal of World Affairs. 2007. Vol. 51. No. 3. P. 386.

(обратно)

179

Липкин М.А. Британия в поисках Европы: долгий путь в ЕЭС (1957–1974 гг.). СПб.: Алетейя, 2009. С. 20.

(обратно)

180

Браун М. Лондон – город миллиардеров // Русская мысль. 2006. № 34. С.6.

(обратно)

181

Шишков Ю. «Невозможное триединство» в эпоху финансовой глобализации // Мировая экономика и международные отношения. 2012. № 5. С. 5.

(обратно)

182

LaRouche L. Mass Strike is Opportunity to Create New Monetary System // Executive Intelligence Review. August 28,2009. P. 7.

(обратно)

183

Очерки новой и новейшей истории США. Под редакцией Г.Н.Севастьянова T.I. М.: Издательство Академии наук СССР. 1960. С. 121–122.

(обратно)

184

Ротбард М. История денежного обращения и банковского дела в США: от колониального периода до Второй мировой войны; пер. с англ. Б. С. Пинскера под ред. А. В. Куряева. Челябинск: Социум, 2005. С. 381–382.

(обратно)

185

Ротбард М. История денежного обращения и банковского дела в США: от колониального периода до Второй мировой войны; пер. с англ. Б. С. Пинскера под ред. А. В. Куряева. Челябинск: Социум, 2005. С. 413.

(обратно)

186

Волф Дж. Т. Преднамеренный кризис: неизвестная история всемирного финансового переворота, и что вы можете с этим сделать. Пер с англ. А. Ишкильдина. М.: ИД «Дело» РАНХиГС; Изд-во Института Гайдара, 2013. С. 52–55.

(обратно)

187

См., например: Gordon Rayner. Global financial crisis: does the world need a new banking “policemen”? Telegraph.co.uk. October 8, 2008. (-financial-crisis-does-the-world-need-a-new-banking-policeman.html); Joan Veon. Controlling the world’s monetary system: the Bank for International Settlements. NewsWithViews. com. August 26, 2003. (. htm); Steve Watson. Former Kissinger Policy Planner, CFR Member calls for New Global Monetary Authority. Infowars.com. September 26, 2008. (-kissinger-policy-planner-cfr-member-calls-for-new-global-monetary-authority/); Ellen Hodson Brown, JD. Big Brother in Basel: BIS Financial Stability Board Undermines National Sovereignty. WebofDebt.com. June 22, 2009. ().

(обратно)

188

The Future of the Global Financial System: A Near-Term Outlook and Long-Term Scenarios. A World Economic Forum Report in collaboration with Oliver Wyman. World Economic Forum, 2009. P. 46.

(обратно)

189

Ротбард М. История денежного обращения и банковского дела в США: от колониального периода до Второй мировой войны; пер. с англ. Б. С. Пинскера под ред. А. В. Куряева. Челябинск: Социум, 2005. С. 283.

(обратно)

190

Энгдаль Ф.У. Столетие войны: англо-американская нефтяная политика и Новый мировой порядок. Издание третье, пересмотренное. М., 2014. С. 95–96.

(обратно)

191

Великобритания: эпоха реформ; Под ред. А.А. Громыко М.: Весь Мир, 2007. С. 200.

(обратно)

192

Cahill К. Who Owns the World: The Hidden Facts Behind Landownership. Einburgh and London: Mainstream Publishing, 2007. P. 44.

(обратно)

193

Великобритания: эпоха реформ; Под ред. А.А. Громыко М.: Весь Мир, 2007. С. 210.

(обратно)

194

Дюнео. Очерки современной Англии. С-Петербург: Русское богатство, 1903. С. 96–97.

(обратно)

195

Бжезинский З. Великая шахматная доска. Господство Америки и его геостратегические императивы. М.: Международные отношения, 2005. С. 58.

(обратно)

196

Куликов А. Британские партии и американское влияние в 1990-е – 2000-е годы // Современная Европа. 2008. № 3. С. 58.

(обратно)

197

Великобритания: эпоха реформ; Под ред. А.А. Громыко М.: Весь Мир, 2007. С. 21.

(обратно)

198

European Cities Monitor 2011 / Cushman & Wakefield. – London, 2011.-C.4.

(обратно)

199

Farrell М. Barclays Not Alone in Rate-Fixing Scandal // CNNMoney. 10.07.2012 (-libor/index.htm).

(обратно)

200

Кузнецов A.B. Англо-американская дуополия в бесполярном мире // США. Канада: Экономика. Политика. Культура. 2013. № 6. С. 64–66.

(обратно)

201

United Kingdom Balance of Payments: The Pink Book. London: The Office for National Statistics, 2012. P. 183.

(обратно)

202

World Investment Report 2007. Transnational Corporations, Extractive Industries and Development. United Nations Conference on Trade and Development. New York, Geneva, 2007. P. 26–27.

(обратно)

203

Хазин М. А. Базовые ценности новой финансово-экономической парадигмы. Экономическая теория в XXI веке – 6(13): Деньги; под ред. Ю. М. Осипова, Е. С. Зотовой. М.: ТЕИС, 2007. С. 282.

(обратно)

204

Offshore Financial Centers. IMF Background Paper. The Monetary and Exchange Affairs Department. IMF, 23 June 2000. (http://www. imf.org/external/np/mae/oshore/2000/eng/back.htm#table2)

(обратно)

205

Хейфец Б. А. Офшорные юрисдикции в глобальной и национальной экономике. Б. А. Хейфиц. М.: Экономика, 2008. С. 95, 155,156, 159,160.

(обратно)

206

Cahill К. Who Owns the World: The Hidden Facts Behind Landownership. Edinburgh and London: Mainstream Publishing, 2007. P. 56.

(обратно)

207

Бродель Ф. Материальная цивилизация, экономика и капитализм, XV–XVIII вв. Время мира. В 3-х т.; пер. с фр. Л.Е. Куббеля. [2-е изд.]. М.: Весь Мир, 2007. Т. 3. 2007. С.378.

(обратно)

208

Эйхенгрин Б. Непомерная привилегия: взлет и падение доллара; пер. с англ. Николая Эдельмана. М.: Изд. Института Гайдара, 2013. С. 33.

(обратно)

209

The Livery Companies of the City of London. Corporation of London Public Relations Office. Second Edition. 2001. P. 36.

(обратно)

210

Блан Л. Письма об Англии; пер. под ред. М.А. Антоновича. С.-Петербург: издание И. В. Щапова, 1866. Т. 1. С. 196.

(обратно)

211

Фукуяма Ф. Доверие: социальные добродетели и путь к процветанию: [пер. с англ.]. М.: ACT: ACT МОСКВА: Хранитель, 2006. С.265.

(обратно)

212

Денежная единица, в которой выражена цена товара во внешнеторговом контракте; называется также валютой сделки.

(обратно)

213

Баррет В. Пятьдесят самых инновационных компаний мира // Forbes Украина. 2011. № 7. С. 92–97.

(обратно)

214

Ferguson N. What “Chimerica” Hath Wrought // The American Interest Online. – January-February 2009. – Режим доступа: http:// www.the-american-interest.com/article.cfm?piece=533

(обратно)

215

Роговский Е. А. США: информационное общество (экономика и политика). М.: Международные отношения, 2008. С.6.

(обратно)

216

Кузнецов A.B. Дихотомия ипотечного кризиса // Финансы и кредит.2008. № 26. С. 61–68.

(обратно)

217

Мигович I.I. Соціалізм: XXI століття / І.І.Мигович, А.Г.Арсеєнко, В.О.Саприкін та ін. – К.: ТОВ «Друкарня «Бізнесполіграф», 2013. – C. 325–326.

(обратно)

218

Vitali S., Glattfelder J. В., Battiston S. The Network of Global Corporate Control. PLoS ONE. 2011, vol. 6, no. 10, p. 4.

(обратно)

219

Хайек Ф.А. Пагубная самонадеянность. Ошибки социализма; пер. с англ. М.: Изд-во «Новости» при участии изд-ва “Catallaxy”, 1992. С.160.

(обратно)

220

Investment banking. Analysis paralysis // The Economist. December 8,2005.

(обратно)

221

Неурядові аналітичні центри в Україні: можливості, виклики, перспективи: аналітична доповідь Центру Розумкова // Національна безпека і оборона. 2007. № 6. С. 6.

(обратно)

222

Global science research. Paper tigers // The Economist. – March 29, 2011.

(обратно)

223

The Global Campus // The Economist. – 20 January, 2011. – http://

(обратно)

224

Катасонов В. Ю. Мировая кабала: ограбление по-еврейски. М.: Алгоритм, 2012. С. 63.

(обратно)

225

Катасонов В. Ю. Капитализм. История и идеология «денежной цивилизации». Научный редактор О.А. Платонов. М.: Институт русской цивилизации, 2013. С. 1015.

(обратно)

226

Альбер М. Капитализм против капитализма. СПб.: Экономическая школа, 1998. С. 43.

(обратно)

227

Франция, Германия, Италия и страны Бенилюкс.

(обратно)

228

Липкин М.А. Британия в поисках Европы: долгий путь в ЕЭС (1957–1974 гг.). СПб.: Алетейя, 2009. С.23.

(обратно)

229

The galling rise of English. The Europen Union is becoming an English-speaking zone // The Economist. 2003. March 1st. P.30.

(обратно)

230

Cahill К. Who Owns the World: The Hidden Facts Behind Landownership. Edinburgh and London: Mainstream Publishing, 2007. 640 p.; Cahill K. Who owns Britain? The hidden facts behind landownership in the UK and Ireland. Edinburgh: Canongate Books, 2002.450 p.

(обратно)

231

UK Legal services 2015: legal excellence, internationally renowned. London: The City UK. February 2015. P. 17.

(обратно)

232

Ленин В. И. Империализм, как высшая стадия капитализма. Полное собрание сочинений. Т. 27.5-е изд. М.: Издательство политической литературы, 1969. С. 398.

(обратно)

233

Martino R. L. A Strategy for Success: Innovation Will Renew American Leadership // ORBIS: A Journal of World Affairs. 2007. Vol. 51. No. 2. P. 272–276.

(обратно)

Оглавление

Введение

Часть I Истоки лидерства

  Глава 1. Англосаксонская идентичность

  Глава 2. Завоевание рынков

  Глава 3. Всеобщая коммерциализация

  Глава 4. Как работает модель

Часть II Составляющие успеха

  Глава 5. Пять веков протекционизма

  Глава 6. Двойные стандарты неолиберализма

  Глава 7. Англия и Америка: роли распределены

  Глава 8. Глобализация: пульт управления

Заключение

Приложение

Список литературы Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg