«Власть над Сетью»

Власть над Сетью (fb2) - Власть над Сетью [Как государство действует в Интернете] 6263K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Анна Игоревна Фёдорова - Кристина Потупчик

Кристина Потупчик, Анна Федорова Власть над Сетью. Как государство действует в Интернете

Предисловие

О роли государства в развитии современных медиа спорят многие. Одни считают, что государство приходит в интернет с единственной целью — разрушить его. Другие указывают на якобы неизбежное поражение государственной власти в борьбе с вездесущими цифровыми структурами и активистами.

Задача этой книги состоит в том, чтобы рассказать о реальном положении дел в сфере отношений между государством и интернетом. Мы покажем, что, с одной стороны, все западные демократии, включая США, фактически используют те или иные техники контроля за распространением контента в интернете. Такой контроль чаще всего не только рассматривается обществом в качестве допустимой меры вмешательства в работу Сети, но и прямо поощряется общественным мнением.

С другой стороны, обсуждение взаимосвязи государства и интернета совсем не исчерпывается темой цензуры. Современное государство нуждается в интернете и активно использует его в своих целях. Интернет становится источником ярких побед для современных политиков (уже классическим примером в данном случае являются президентские кампании Обамы, во многом построенные на вовлечении активных избирателей через социальные сети).

Это, в свою очередь, означает, что любое демократическое государство должно поддерживать равный доступ кандидатов на выборные должности к сетевым ресурсам, иметь в своем составе устойчивые институты цифровой демократии.

Что еще более важно, современное государство заинтересовано в развитии инструментов общественного контроля, которые позволили бы сделать его действия более эффективными, прозрачными и легитимными. Такие инструменты также возникают из симбиоза государства и интернета, причем сегодня они также активно внедряются в повседневную практику работы бюрократических систем в развитых странах.

Основная часть книги посвящена анализу этого сложного опыта сосуществования и сотрудничества государства, общества и интернета. Говорить об этом важно именно сегодня, когда мы все еще ищем приемлемые формы ответов на новые вызовы и новые возможности, которые несет с собой интернет. Вопреки мнению скептиков и утопическим представлениям анархистов, западные государства отнюдь не спешат рухнуть под давлением новых медиа. Скорее, они перестраиваются, предоставляя своим гражданам новые гарантии безопасности и новые возможности по участию в политической жизни.

Первый раздел книги посвящен анализу механизмов регулирования интернета, распространенных сегодня в демократических странах Запада. Здесь мы расскажем, как государство защищает свои интересы в киберпространстве. Как выяснится, в действительности интересы государства чаще всего не противоречат интересам граждан. Запрос на регулирование интернета исходит от различных общественных групп и индивидов, обеспокоенных соображениями защиты частной жизни, сохранением прав интеллектуальной собственности и т. д.

Второй раздел рассказывает о том, как интернет используется политиками для побед на выборах. В отличие от многочисленных спекуляций о свержении политического режима при помощи интернета речь идет о вполне конкретном опыте проведения политических кампаний в социальных сетях.

Наконец, в третьем разделе книги представлен анализ цифровых способов контроля граждан над государством, развития прозрачности государственных услуг и гражданского участия в обеспечении такой прозрачности.

Нашу книгу можно считать своего рода путеводителем по современным формам взаимодействия власти и новых медиа, распространенным в мире. Описав их, мы постараемся показать, что государство не следует представлять в качестве монстра, мечтающего о запрете всего интернета. Однако еще более наивно было представлять его и в качестве посмешища, не способного защищать свои интересы перед лицом сетевых энтузиастов.

Раздел I. Цензура. Как государство контролирует интернет

Цензура в интернете — одна из самых болезненных и спорных проблем современного мира.

Западные демократии стремятся выглядеть защитникам неограниченной свободы слова, часто понимаемой как право человека на доступ к любой информации. Эту декларативную приверженность идеи свободы в интернете следует считать не более чем риторическим приемом, который используется для обоснования политических решений и давления на другие государства.

Реальная практика показывает, что сами западные демократии не могут обойтись без той или иной формы контроля над интернетом. Сегодня в мире практически нет государств, которые полностью отказались от регулирования Сети. Где-то это делается открыто, как в Китае. В других странах — в рамках законов о защите детей или ответственности за спам и распространение вирусного контента, как в США. В любом случае интернет подвергается активной цензуре повсеместно. Различие связано лишь со степенью вмешательства государства.

Какие формы цензура интернета принимает на Западе и, в частности, в США? Ведь там, как известно, действует Первая поправка к Конституции, запрещающая ограничение свободы слова[1]. Так что даже употребление самого слова «цензура» в данном контексте является спорным и проблематичным. Для описания интересующего нас феномена используются другие, более идеологически нейтральные слова, в первую очередь — регуляция (regulation).

Фактически мы имеем дело с заменой излишне идеологически окрашенного слова его словарным определением. Ведь что такое «цензура»? Это именно регуляция доступа к производству, распространению и потреблению контента (информации).

В западных демократиях, где действуют правовые системы, ориентированные на защиту свободы слова, осуществляются и реализуются наиболее продвинутые и современные технологии регуляции доступа потребителей к контенту, т. е., называя вещи своими именами, технологии цензуры.

При этом мы исходим из предположения, что субъектом цензуры (регуляции) на Западе является не только государство с его традиционными методами правового регулирования, но и другие агенты социального действия: крупные интернет-площадки, корпорации, сообщества и даже сами потребители и производители контента.

Цензурирование интернета всегда является не просто репрессивным актом государства, но процессом, находящимся на пересечении противоположных социальных импульсов, предметом общественного договора.

Зыбкость и неопределенность границ между офлайном и онлайн-пространством, границ между «privacy» и «publicity» пользователя социальных сетей являются источником постоянного напряжения в обществе. Ведь в пространстве новых медиа владение технологией уже не является монополией государства, что открывает новую страницу в контроле за распространением информации.

Цензура интернета оказывается тесно связанной с двумя фундаментальными ценностями современного мира. Помимо свободы слова, это также право на частную жизнь.

Обе тенденции — и свободное распространение контента, и его ограничение — связаны с потребностями пользователя, вынужденного делать постоянный выбор между свободой и безопасностью.

Некорректно считать, что контроль над информацией нужен только государству.

Сам пользователь порождает его потребностью в безопасности/усечении (privacy) и безопасности/контроле (спам-фильтр) информации.

Регулирование интернета принимается обществом в том случае, когда оно оказывается связанным с представлениями о необходимой безопасности.

Для большинства пользователей, не обладающих специальными техническими знаниями, Сеть является не только пространством возможностей, но и источником разнообразных угроз.

Также общество положительно воспринимает регулирование интернета в тот момент, когда она объясняется в терминах увеличения степеней контроля над информацией: когда человек оказывается вправе выбирать не только то, что он хочет видеть в Сети, но и то, чего не хочет.

Таким образом, цензура в интернете может быть понята и описана как регулирование передачи знания (информации) и установление своего статуса по отношению к нему основными субъектами (пользователем, сайтом, корпорацией, государством).

Отношение к интернет-цензуре меняется в момент насыщения общества информацией (окончания информационного голода), когда любая информация уже не считается благом, но начинает рассматриваться с точки зрения полезности реципиенту.

По данным проведенного Левада-центром опроса, 63 % российских респондентов считают, что в Сети существует множество опасных сайтов и материалов, доступ к которым следует ограничивать. Кроме того, 65 % респондентов заявили, что доступ в интернет необходимо ограничить и для некоторых категорий граждан[2].

Опрос, проведенный Фондом Открытой Новой Демократии (см. главу 6), также подтвердил: большинство граждан РФ считают, что государство должно блокировать доступ к определенным сайтам.

Глава 1. Почему современный интернет нуждается в цензуре

Чтобы регулировать интернет, правительствам, корпорациям и обществу нужны аргументы. В этой главе мы рассмотрим основные дискуссии, которые ведутся сегодня в мире по поводу оснований, методов и последствий законодательного регулирования интернета.

Границы сообществ в интернете все более расходятся с границами государств. Все большее число пользователей вступают в коммуникацию на языке графики и мемов, уже лишь частично на английском языке. Данные об этом хранятся на серверах, разбросанных по всему миру даже в пределах одного сайта, и находятся под юрисдикцией разных стран.

Это происходит на фоне дальнейшей эволюции самого интернета, нынешний этап которой принято описывать как переход от web 2.0 к web 3.0. Большинство авторов понимают web 3.0 как профессионализацию процесса создания контента и услуг в рамках инструментов, предоставленных web 2.0. Иными словами, на нынешнем этапе развития Сети ведущую роль в ней снова начинают играть профессионалы, адаптировавшиеся к новым условиям.

Напомним, web 2.0 предоставляет пользователям возможности для свободного самовыражения. Это демократизирует медиапространство, уничтожая иерархии и делая любого блогера потенциально равным крупному СМИ (в случае вирусного эффекта). Роли «экспертов» и «профессионалов» в мире web 2.0 размываются.

В противовес этому web 3.0 отражает как раз появление экспертов, оценку информации и анализ данных. Т. е. представляет собой переход к регулированию интернет-контента как следующей стадии развития интернета[3]. Законодательство, направленное на регулирование интернета, по сути, просто фиксирует этот процесс в офлайне.

Законодатели в европейских странах видят главную задачу регулирования Сети в охране прав индивида на частную жизнь. В Европе предметом соответствующих дискуссий о цензуре в Сети является личность, тогда как для США вопрос о взаимодействии интернета и государства чаще формулируется в терминах контроля. Даже если, по сути, речь идет о тех же правах на информацию, они чаще описываются через «контроль, слежение, регулирование».

Показательный пример произошел в 2010 году, когда власти США обязали крупнейшие сайты для разработчиков свободного софта — SourceForge.net и Google Code — закрыть доступ для пользователей Кубы, Ирана, Судана, Ливии, Сирии и Северной Кореи[4]. Ограничение прав граждан других государств не вызвало, что характерно, такой вспышки недовольства, как подобные действия в отношении американцев.

Государство и интернет в США сосуществуют в пространстве, ограниченном, с одной стороны, Первой поправкой, а с другой — целым комплексом юридических механизмов, связанных с «национальной безопасностью», угрозой детству или чужой собственности. Здесь возникает множество социальных мифов и фобий относительно того, какие необозримые возможности для контроля открывает современное состояние интернета. Характерным примером тематических публикаций в американских СМИ являются статьи вроде «Как государство использует социальные сети, следит за тобой и предсказывает твои шаги»[5].

Среди американских организаций, борющихся за цифровые права, одной из наиболее известных (и показательных с точки зрения культурных различий) является The Global Internet Freedom Task Force (GIFT, «Силы по борьбе за интернет-свободу»). Она была создана в 2006 году государственным секретарем Соединенных Штатов Кондолизой Райс «для мониторинга и реагирования на угрозы свободе выражения мнений в интернете». Внутренней задачей организации является контроль соблюдения интернет-свобод под руководством местных полицейских департаментов. Решения GIFT принимает, опираясь на междисциплинарную экспертизу Департамента политики международных отношений, права человека, демократизацию, защиту бизнеса, корпоративной социальной ответственности и соответствующих особенностях стран и регионов.

Решения сообщаются Генеральному секретарю через заместителя госсекретаря по вопросам экономики, бизнеса и сельского хозяйства и заместителю государственного секретаря по демократии и глобальным вопросам[6]. Целевая группа GIFT рассматривает внешнеполитические аспекты свободы в интернете, в том числе:

• Использование технологий для ограничения доступа к политическому содержанию и влияние этого на американские компании;

• Использование технологий для отслеживания и подавления диссидентов;

• Попытки изменить структуру управления использованием интернета в целях ограничения свободного потока информации.

GIFT является важным социальным маркером для американского общества и была упомянута государственным секретарем США Хиллари Клинтон в речи, посвященной свободе интернета в Вашингтоне 21 января 2010 года.

Клинтон заявила: «Мы рассматриваем GIFT в качестве форума для устранения угроз интернет-свободе во всем мире и призываем американские СМИ играть активную роль в условиях настораживающих попыток иностранных правительств цензурировать и отслеживать интернет»[7].

Американские власти используют подобную риторику и подобные организации для того, чтобы фактически выступать в качестве главных и по возможности единственных цензоров в Сети. Дело Эдварда Сноудена ярко продемонстрировало этот статус США, которые желают цензурировать всех, оставаясь неподцензурными никому.

Публичное осуждение стран вроде Китая, регулирующих интернет-контент, на фоне постоянных попыток ввести законодательные основания для регуляции контента в самих США воспринимается чаще всего как лицемерие и вызывает общественное негодование. Требование государственной прозрачности одновременно со срочным законодательным запретом на просмотр выложенных онлайн документов Wikileaks — действие того же порядка.

Примером политики двойных стандартов может служить речь Хиллари Клинтон на конференции о свободе интернета в Гааге в 2011 году. Говоря с позиции истового борца за свободу слова в интернете, Клинтон акцентировала внимание на том, как «с каждым заблокированным разговором интернет для нас становится меньше». С идеологической точки зрения ее речь была очень близка риторике экологов: «сохранить фундаментальную свободу онлайн для будущих поколений». Большинством СМИ эти слова Клинтон были расценены как лицемерие, а реальные действия американской администрации — как репрессивные и весьма далекие от озвученных идеалов[8].

В этом контексте нужно упомянуть и о доктрине кибербезопасности США. Соответствующий законопроект был подписан в феврале 2013, однако бурные прения по его поводу идут с весны 2011 года. Законопроект сразу встретил активное сопротивление в связи с предлагаемым ростом контроля правительства за интернетом. В числе прочего наибольшей критике подвергся пункт о том, что если США подвергается хакерской атаке, инициируемой враждебным государством, то Америка вправе считать это объявлением войны и ответить на эту атаку традиционной военной операцией. По сути, такое понимание проблемы может быть рассмотрено как попытка экспансии американской интернет-цензуры на весь мир. При этом формулировки, которыми сопровождается законопроект, апеллируют к национальной безопасности и заботе государства о гражданах. В итоге в феврале 2013 был подписан измененный вариант законопроекта, являющийся тем не менее одним из самых агрессивных на сегодняшний момент среди демократических стран.

Доступ в интернет как право человека

В ноябре 2011 года Католическая служба новостей распространила следующую информацию: «интернет представляет собой глобальное общественное благо, которое должно быть доступным для всех», «демократическое правительство должно работать, чтобы гарантировать доступ к интернету, и принять общие принципы, описывающие использование Сети в терминах универсальных прав человека», «то, что закон разрешает или запрещает офлайн, должно также быть отражено онлайн», и даже «…мир нуждается в «Хартии прав человека в интернете»»[9].

Этот пример интересен, поскольку в нем речь идет о позиции Ватикана, что вносит в понимание «интернета как блага» для европейской культуры весьма определенные коннотации. В рамках европейского сознания интернет оказывается хорошо осмысленным явлением, вписанным в рамки религиозной жизни. В католицизме интернету покровительствует отдельный святой (выбранный на основании того, что каталогизировал данные в далеком 17 веке на тех же основаниях, на которых сегодня построены базы данных[10]), описано, когда и каким образом к этому святому следует обращаться. Более того, отношениям католической церкви и интернета посвящено немало публикаций на сайте Ватикана[11].

На данный момент понимание доступа в интернет как права человека уже реализуется на практике. В Испании, Греции, Франции, Эстонии и Коста-Рике доступ в интернет уже является законным правом граждан. А в Финляндии даже уточнена скорость доступа, на которую имеет право гражданин (не менее 1 Mbit/s, а с 2015 года — 100 Mbit/s)[12].

Доступ в интернет как право вводится через «право на получение и распространение информации». Это не единственное существующее определение места интернета в официальных источниках. В стратегии ПАСЕ на 2012–2015 его определение через права человека соседствует с пониманием интернета как «ресурса», «пространства» или «средства»[13].

Хартия прав в интернете была принята в феврале 2001 года в Праге, на семинаре по правам в интернете, Ассоциацией прогрессивных коммуникаций (APC — ) — общественной организацией, видящей свою цель в том, чтобы распространять доступ в интернет, а также «делать мир лучше» с помощью интернета. Хартия описывает следующие права:

• доступ в интернет для всех,

• свобода выражения мнений и ассоциаций,

• доступ к знаниям,

• совместное обучение и творчество — свободное и открытое программное обеспечение и технологии,

• неприкосновенность частной жизни,

• наблюдение и шифрование, управление интернетом,

• осознание, защита и реализация прав.

APC утверждает: «Возможность обмениваться информацией и свободно общаться, используя интернет, является жизненно важной для реализации прав человека, закрепленных во Всеобщей декларации прав человека, Международном пакте об экономических, социальных и культурных правах, Международном пакте о гражданских и политических правах, Конвенции о ликвидации всех форм дискриминации в отношении женщин и Всемирной встрече на высшем уровне по вопросам информационного общества (WSIS)». Это мероприятие прошло в 2008 в Рио-де-Жанейро, и на нем было установлено, в частности, что целью является не разработка новых правовых оснований в отношении интернета, но реинтерпретация существующих прав человека с учетом потребностей и проблем информационного общества.

Интернет-цензура и Анонимус

Еще одним важным игроком современного интернета и попыток регулировать его являются хакерские группировки, самая известная из которых называется Anonymous (Анонимы).

Если законы защищают вполне материальных личностей, их права, границы и интеллектуальную собственность, то против цензуры зачастую протестует некоторый «коллективный цифровой разум», «анархический глобальный мозг». Существование такого «самосознания» у интернета является одним из важных современных мифов[14].

Этот «цифровой разум» является глашатаем воли децентрализованного интернет-сообщества, которое существует ровно в той мере, в которой интернет пополняется контентом. Оно не может не выступать за максимально открытое наполнение интернета, оно не может не протестовать против цензуры: так оно борется за свою жизнь.

Анонимы не защищают ничьих конкретных интересов, потому что не распадаются на субъектов в привычном понимании слова. «Анонимы являются группой ровно в том смысле, в котором ею является стая птиц. Откуда вы знаете, что перед вами стая? Потому что они летят в одном направлении. В любой из моментов к ним может присоединиться или улететь любое количество птиц. Каждый, кто хочет быть Анонимом, может присоединиться и работать на достижение целей. Мы координируемся, но действуем независимо»[15].

В еще не оконченном диалоге о границах и отношениях между онлайном и офлайном точка зрения Анонимов состоит в том, чтобы разграничить их полностью, исключить возможность влияния офлайн-преференций на свободу пополнения интернета контентом. Как сказал в интервью газете «Гардиан» один из представителей группировки: «Мы против корпораций и правительств, которые вмешиваются в интернет. Мы считаем, что интернет должен быть открытым и свободным для всех. Мы не забываем, мы не прощаем, имя нам — легион!»[16].

С Анонимами оказываются так или иначе связаны все основные громкие прецеденты вокруг политики и цензуры: Арабская весна, Викиликс и т. д. Представителей движения периодически пытаются поймать, но чаще всего неуспешно. Якоб Аппельбаум, связанный с Викиликс и анонимайзером Тор, был задержан, обыскан и допрошен Таможенной службой США в аэропорту Сиэтла после повторного въезда-выезда на каникулы в Исландию. Согласно твитам, которыми сопровождалось задержание, представители спецслужб были весьма огорчены отсутствием у него мобильного телефона и компьютера, явно намереваясь ознакомиться с их содержанием и называя свои действия «случайной проверкой». При этом Якоб уже подвергался аналогичной «случайной процедуре» в Ньюаркском аэропорту. Подобные эпизоды уже имели место с другими причастными к Викиликс персонами, когда их компьютеры и мобильные телефоны отбирались, а свобода их передвижения ограничивалась. Случай с Якобом заново поставил вопрос о том, каким образом распределена ответственность между онлайном и офлайном и насколько правомерно офлайн-воздействие по отношению к фигурантам, задействованным в увеличении свободного течения информации в интернете[17].

Каждая попытка построения нормативных границ в интернете становится для Анонимов поводом для демонстративного акта нарушения других границ, значимых и важных для «жителей офлайна». Чем выше уровень границ, которые удалось нарушить — тем более удачным считается такой акт кибертерроризма. Атака на сайты ФБР в ответ на арест владельцев хостинга с такой точки зрения — высший пилотаж. Атаке при этом подвергается не государство как таковое, а любой источник нормативного воздействия или политической воли, будь то физическое лицо или торговая корпорация.

Анонимы постепенно начинают позиционировать себя как защитников общечеловеческих ценностей и благ офлайнового мира вообще. Доказательством тому служит одно из громких выступлений Анонимов: видеообращение января 2013, в котором участники группировки говорят, что американское правительство зовет их «террористами», потому что действительно опасается народного восстания. «Правительство Соединенных Штатов упорно лепит на нас ярлык террористов. Вопрос: кого мы терроризируем? Может быть, оно по-настоящему боится нас, народа?»

Группа призывает не к привычным для нее действиям, а к полномасштабной революции с целью свержения правительства и возвращения власти народу. «Мы не призываем коллектив нарушать работу или осуществлять DDoS-атаки сайтов государственных органов США или связанных с ними организаций. Мы не призываем народ снова оккупировать города или протестовать перед зданиями на местах: это не принесло нам каких-либо изменений в законодательстве. Это принесло нам лишь кровопролитие и лживую критику. Последние 12 лет голосование было бесполезным делом. Корпорации и лоббисты — вот кто на самом деле управляет страной и имеет власть над нашими жизнями. Чтобы перестроить наше правительство, мы должны его сначала разрушить. Пробил час нашей демократии, пробил час решения проблемы. Пробил час для Америки начать революцию. Чтобы восстановить наши конституционные права, чтобы быть поэтому свободными, Anonymous вместе с американским народом решила открыто объявить войну правительству Соединенных Штатов. Это призыв к оружию».

В видеоролике перечисляется длинный перечень злоупотреблений, которые «более недопустимы»:

• Мы отказываемся быть полицейским государством.

• Мы отказываемся терпеть бесчеловечное отношение и терять человеческий облик по воле тех самых людей, которые финансируются из наших долларов, уплаченных в виде налогов, чтобы защищать наши города и улицы.

• Мы не позволим правительству распоряжаться нашей судьбой, нашим правом строить свою собственную жизнь. Мы требуем свободы от правительства, налогообложения, изъятия имущества за долги.

• Вам не приблизиться к нашим дверям и не забрать наше оружие, нашу собственность, вам не заставить граждан этой великой страны участвовать в беззаконии навязанного правительством здравоохранения.

• Мы, народ, отказываемся отдать в ваши руки наше здоровье, наши тела, наши умы, наши жизни.

• Мы не дадим правительству разрешения запускать беспилотники над нашими домами и населенными пунктами.

• Мы должны положить конец Федеральному Резерву. Частный центральный банк не должен выпускать нашу валюту, устанавливать процентные ставки и управлять нашей экономикой. Напротив, нам нужно возвратить контроль над нашей денежной единицей американскому народу, которому он по праву принадлежит[18].

Данная акция могла бы быть рассмотрена как настоящее политическое действие, если б не одна деталь: за последний год Анонимы совершали такие действия десятки раз против правительств разных государств, превращая традиционную форму политического протеста в «троллинг».

В пространстве новых медиа владение технологией уже не является монополией государства, а напротив, государство (как тип принятия решений) раз за разом оказывается в роли «догоняющего» по отношению к ироническим Анонимам, «аборигенам интернета», для которых возможность сохранить анонимность становится важнейшим ценностно-идеологическим конструктом и формой идентичности.

Свобода и цензура: промежуточные выводы

Несмотря на кажущееся противоречие, идея свободы слова и практика цензуры в интернете дополняют друг друга.

Пользователи интернета хотят быть свободными, но это означает, в частности, иметь возможность защищать себя от нежелательного контента. Отсюда появляется представление о регулировании контента как факторе свободы.

В зависимости от конкретной культурной ситуации могут меняться типы контента, подвергающегося такому контролю. Речь может идти о детской порнографии, противоречащей ценностям защиты детства, или о нацистских призывах, атакующих толерантность и терпимость. В рамках этой же логики возникает запрос на защиту пользователей от мошенников, аферистов и маньяков. Острым вопросом становится регулирование социальных сетей, в которых подростки доводят друг друга до самоубийств, а недобросовестные журналисты раскрывают конфиденциальную информацию.

Сторонники цензуры говорят, что оставить Сеть нерегулируемой — это все равно что отдать ее в распоряжение террористов. Они убеждены, что идея абсолютной свободы является лишь теоретической конструкцией, в то время как все существующие в истории человеческие сообщества, включая самые демократические и либеральные, вырабатывали определенные моральные и юридические нормы для контроля за распространением информации.

Глава 2. Какие законы используются для регулирования интернета в США и Европе

Первый законодательный акт, позволяющий правительству блокировать либо фильтровать контент, появился в Англии достаточно поздно — в 2010 году. Сразу же за этим последовало массированная общественная кампания против этой инициативы. Она выразилась, в частности, в исследовании, опубликованном OpenNetInitiative[19] (ONI) — общественной организацией на базе университетов Гарварда, Оттавы и Торонто. Проанализировав интернет-контент на предмет его вредоносности, ONI пришла к заключению, что никакой реальной опасности для жизни и здоровья людей, требующих ограничительных мер, он не представляет. Этой же организацией была разработана классификация цензуры по степени ее интенсивности и областям применения.

Согласно ONI интернет-цензура может быть введена различными способами, среди которых присутствуют как технологии фильтрации, так и иные способы регулирования контента:

• Техническое блокирование. Чаще всего используется блокировка IP, DNS-фальсификация и URL-блокирование использования прокси-сервера. Эти методы применяются для ограничения доступа к определенным страницам, доменам или IP-адресам в тех случаях, когда объект находится вне прямой юрисдикции властей.

• Исключение из поисковых результатов. Компании, предоставляющие услуги интернет-поиска и сотрудничающие с государством, могут исключать из поисковой выдачи результаты, адресующие к запрещенным или нежелательным ресурсам. Последние в таком случае не блокируются, но найти их становится значительно труднее.

• Подавление. Применяется в тех случаях, когда хозяева контента находятся в прямой юрисдикции государства.

• Инициирование самоцензуры. Предполагает комплекс мер по формированию у конечного пользователя представлений о необходимости самостоятельной фильтрации производимого и используемого контента. В самом распространенном случае осознание такой необходимости имеет в своей основе предположение о постоянном мониторинге сетевой активности со стороны государства.

В законодательстве Великобритании описано «неподобающее использование социальных сетей» (в секции 127 Communications Act 2003). Неподобающими видами использования поведения являются:

• Отправление или причастность к отправлению сообщений и других материалов грубого, оскорбительного или непристойного характера;

• Отправление или причастность к отправлению сообщений, содержащих заведомо ложные сведения.

Ответственность включает в себя штраф либо тюремное заключение сроком до 6 месяцев[20].

Основанием для блокировки интернет-ресурса в Великобритании является нарушение закона: помимо детской порнографии, это может быть пособничество террористической деятельности или нарушение авторского права.

Блокировке подлежит контент, содержащий детскую порнографию. Его поиском и ручной блокировкой занимается специальная комиссия из 4 специалистов-аналитиков Internet Watch Foundation[21], частной компании, вносящей адреса подозрительных сайтов в специальный список, доступный операторам контента. Те обязаны самостоятельно устанавливать системы блокировки подозрительного контента, выявленного IWF.

Одним из самых известных скандалов в деятельности IWF стало их столкновение с Википедией, в ходе которого последней удалось доказать свою правоту (детской порнографией эксперты посчитали обложку альбома музыкальной группы Scorpions), и IWF изменила решение[22].

В целом английский интернет так и остается традиционно либеральным. Однозначной фильтрации подвергается только детская порнография, сама фильтрация осуществляется частной компанией, аккредитованной правительством для ведения мониторинга интернет-контента. Государство не имеет доступа к частной переписке и не может использовать личные данные пользователей Сети во время следствия либо в суде.

В США первые законы об интернете возникли раньше, чем в Европе, — в 1990-х годах — в ответ на обилие в Сети откровенных сексуальных материалов, доступных несовершеннолетним. Попытки создания единой системы контроля над цифровым контентом в США пока не увенчались успехом, поскольку здесь в силу вступает Первая поправка, гарантирующая свободу слова.

Тем не менее на сегодняшний день в США существует 5 федеральных законов, связанных с ограничением распространения информации в интернете[23]:

1. Закон о пристойности коммуникаций (Communications Decency Act (CDA)).

2. Закон о копирайте цифрового миллениума (Digital Millennium Copyright Act (DMCA)).

3. Закон о защите детей (Children’s Internet Protection Act (CIPA)).

4. Закон о защите неприкосновенности детской частной жизни (Children’s Online Privacy Protection Act (COPPA)).

5. Закон о торговле с врагом (Trading with the Enemy Act).

Были внесены в Конгресс, но не прошли обсуждения следующие законопроекты:

1. Закон против онлайн-пиратства (Stop Online Piracy Act (SOPA)).

2. Закон о защите интеллектуальной собственности (Protect Intellectual Property Act (PIPA)).

3. Закон о защите свободного обмена информацией (Cyber Intelligence Sharing and Protection Act (CISPA)).

4. Закон об удалении онлайн-хищников (Deleting Online Predators Act (DOPA)).

5. Закон о защите ребенка в онлайн-среде (Child Online Protection Act (COPA)).

Также в конце марта 2013 был одобрен законопроект, который позволит представителям полиции без специального ордера читать письма электронной почты (пришедшие более 6 месяцев назад либо уже открытые)[24].

Более того, ФБР стремится следить за пользователями интернета в реальном времени.

С появлением социальных сетей и коммуникаций в режиме реального времени в интернете для ФБР возникло «слепое пятно». В отличие от архивов электронной переписки, которую не так сложно получить от провайдера (на основании Electronic Communication Privacy Act), отслеживание чатов (например, Google-чат) и Skype-переписки представляло для ФБР некоторую трудность.

В течение 2013 года ФБР планировало официально получить возможность следить за онлайн-коммуникациями, включая чаты в онлайн-играх (!), получать доступ к файлам в Dropbox, а также мониторить Gmail и Google Voice[25].

Важной особенностью развития интернета в США является то, что большая часть провайдеров являются частными. Экономически такое решение полностью оправдано: по некоторым оценкам, окончательная приватизация провайдеров позволит Америке сэкономить до $ 12 млрд из федерального бюджета в год[26].

Именно по этой причине деятельность провайдеров оказывается в значительной мере юридически защищенной от санкций в отношении контента Сети.

В общем виде процесс ограничения контента выглядит следующим образом: если некто усматривает в контенте запрещенное содержание, он обращается к автору публикации либо сразу подает в суд.

Вопрос о содержании контента не формализован, и, в случае если контент напрямую не попадает под определения, описанные выше, а фигуранты не могут прийти к согласию самостоятельно, дело решается в каждом случае индивидуально, в суде. Итогом может стать либо удаление контента, либо прекращение деятельности сайта, либо прекращение доступа в интернет для признанного виновным[27].

Регулируемые типы контента

Со всей определенностью удалению в абсолютном большинстве стран подлежат следующие типы контента:

1. Содержащий детское порно.

2. Содержащий чужие личные данные, попадающие под понятие «privacy».

3. Содержащий данные, являющие корпоративной собственностью.

4. Попадающий под определение «вредоносного».

5. Являющийся объектом авторского права.

6. Связанный с террористической деятельностью.

7. Не соответствующий правилам сайта, на котором размещен.

Рассмотрим теперь подробнее законодательство стран США и Евросоюза по отношению к каждому из перечисленных типов интернет-контента. Исключение составит рассмотрение корпоративных правил работы с информацией, которые станут предметом обсуждения в главе 4, а также рассмотрение правил, которыми руководствуются при фильтрации контента сами площадки, что тоже станет предметом отдельного обсуждения в главе 3.

Прежде всего, говоря о типах контента, подлежащих ограничению, необходимо уточнить, где заканчивается свобода слова и начинается регулирование. Ведь даже принцип свободы слова как один из базовых конституционных принципов США действует не безгранично. Существует определенная категория высказываний, не подпадающих под его защиту (unprotected speech). Определенные высказывания могут быть в некоторых случаях частично или полностью запрещены законодательно. К таким высказываниям относятся[28]:

• непристойные высказывания,

• намеренное введение в заблуждение,

• провокация насилия,

• пропаганда противоправного поведения,

• диффамация, угрозы,

• детская порнография.

Основной проблемой юридического использования категории незащищенной речи являются трудности, которые возникают почти в каждом конкретном случае ее идентификации. А по отношению к интернет-высказываниям дополнительно стали возникать вопросы, всякая ли социальная активность может быть названа речью.

С другой стороны, в регуляции интернет-контента возникает термин «overbreadth» (чрезвычайного расширения), использующийся для описания законов, противоречащих друг другу, когда зоны влияния одного начинают расширяться излишне по отношению к другому. Классический пример overbreadth связан с Первой поправкой к Конституции в США и существованием незащищенных высказываний. Здесь гарантии свободы слова сталкиваются с практикой запрета ряда высказываний. Это область постоянного социального напряжения, которое возникает в связи с неоднозначной трактовкой и множеством возможных интерпретаций противоречащих друг другу законов.

Тем не менее абсолютное большинство стран все же считают подлежащими ограничению следующие типы интернет-контента.

Контент, содержащий детское порно

Этот тип интернет-контента запрещают в любой стране. При этом он же является наиболее острым вопросом в дискуссиях об overbreadth. Ведь сентенции на тему защиты детства являются чуть ли не единственным основанием для прямого воздействия на интернет в виде отслеживания, фильтров и цензуры, а не просто однократного удаления материалов. Именно в рамках законов о детском порно впервые было обосновано, что фильтрация трафика допустима. Иначе говоря, было обосновано, что существуют прецеденты, для которых недостаточно просто однократного удаления контента, а нужно системное отслеживание информации на аппаратном и организационном уровне. Как только этот принцип утвердился, его сразу стали пытаться расширить и на другие области, такие как, например, нелегальный файлообмен.

Блюстители интернет-свободы в связи с этим опасаются, что постепенно цензура в интернете будет принята как принцип. И субъекты цензуры смогут принципиально усложнить попытки ее обойти (ведь на сегодняшний момент фильтры и запреты американских и европейских законов легко обходятся большинством пользователей, и на это, по сути, предпочитают закрывать глаза)[29].

Показателен пример 2007 года, когда Йоганн Шлютер, представитель датской антипиратской группы, лоббирующей интересы кино и музыкальной индустрии, с трибуны произнес: «Детская порнография — это прекрасно. Это прекрасно, потому что детская порнография понятна для политиков. Разыграв этот козырь, мы можем заставить их действовать и начать блокировать сайты. И как только это произойдет, мы сделаем так, чтобы они начали блокировать и сайты файлообмена… Однажды у нас будет гигантский фильтр, который мы разработаем вместе с IFPI и MPA. Мы постоянно отслеживаем детскую порнографию в Сети, чтобы показать политикам, что фильтр работает. Детская порнография — это проблема, которая им понятна»[30].

Отметим, что данное мнение разделяют большинство интернет-игроков. Крупным медиакомпаниям нужна цензура интернета, и они хотят использовать детскую порнографию как повод. На данный момент общим для США и стран Евросоюза является наличие законов, строго запрещающих постинг материалов, которые могут быть рассмотрены как детское порно.

Еще в марте 2010 года еврокомиссар по внутренней политике Сесилия Мальстрем представила Евросоюзу Директиву, вводящую фильтрацию Сети. Как было сказано в проекте этой Директивы, страны-участники должны были ввести блокирование сайтов, где предположительно содержится детская порнография. Благодаря упорной работе членов Европарламента из нескольких разных политических групп, входящих в Комитет по Фундаментальным Правам (LIBE), попытка комиссии ввести обязательную блокировку была отвергнута. Европарламент изменил Директиву, указав, что участники «могут», а не «должны» вводить блокирование, а если они это делают, они должны убедиться, что процедура соответствует хотя бы минимально юридическим стандартам, и что лицо, чей сайт блокируется, имеет право на апелляцию[31].

Реакция интернет-общественности на данный законопроект была однозначной: блоги запестрили сообщениями о том, что индустрия копирайта будет продолжать использовать козырь детской порнографии везде. К тому же рейды против детского порно в интернете не раз давали сбои.

5 марта 2012 года датские пользователи, попытавшиеся зайти на сайты Google и Facebook, были шокированы тем, что, залогинившись, они увидели сообщение: «Национальный центр High Tech преступности Датской полиции, помогающий в расследовании интернет-преступлений, сообщает, что интернет-страница, с которой вы пытались связаться, может содержать детскую порнографию». Такая же информация появилась еще примерно на 8000 сайтов. Судя по всему, ошибка произошла на уровне «человеческого фактора» датской полиции. По словам главы Института технического образования Джонни Лундберга, такие вещи легко объяснимы. «Видимо, это случилось, когда какой-то сотрудник полиции поместил список вполне законных сайтов не в ту папку… Прежде чем стало известно об ошибке, два провайдера получили список сайтов». Несколько неверных щелчков мыши моментально отправили в черный список более 8000 сайтов.

В феврале 2011 года в США по ошибке закрыли 84 тысячи веб-сайтов по обвинению в публикации детской порнографии. Операция под названием «Защитим наших детей» была проведена в ходе совместной акции департамента Национальной Безопасности США и Министерства юстиции. В ходе операции они получили ордера на арест десяти доменных имен сайтов, предположительно связанных с распространением детского порно. Однако вследствие допущенной ошибки был захвачен большой DNS-сервис, обслуживающий 84 000 сайтов, ни один из которых не был связан с детской порнографией. В ходе захвата департамент национальной безопасности отключил сайты, заменив главные страницы баннером «Реклама, распространение, транспортировка, получение и хранение детской порнографии являются федеральными преступлениями и караются сроком до 30 лет в федеральной тюрьме, 250 000 $ штрафа, конфискацией и реституцией». Восстановление работы сайтов заняло 3 дня, которые, естественно, самым плачевным образом отразились на бизнесе как с точки зрения ущерба от трех дней остановки, так и с точки зрения репутационных издержек[32].

А вот в Исландии попытка правительства ограничить порнографию в интернете (февраль 2013 года) встретила сопротивление со стороны Международного института современных медиа. Многие гражданские активисты утверждали, что это вступает в противоречие с нормами свободы слова и «приближает ситуацию в Исландии к ситуации в Китае и Северной Корее». Противники этой инициативы утверждали, что она несовместима с либеральной политической культурой Исландии.

Никто, однако, не оспаривал необходимость отслеживать и предотвращать сексуальное насилие, в частности защищать детей от демонстрации откровенных и содержащих сцены насилия сексуальных материалов. Основная претензия исландцев в целом сводилась к тому, что невозможно принимать решение об удалении контента в автоматическом режиме: машина не в состоянии в действительности оценить контент. В итоге система не была одобрена[33].

В США соответствующий закон Child online protection Act (COPA) был принят еще в 90-х и стал предметом обширной общественной дискуссии.

Вступив в силу, закон практически сразу стал подвергаться критике со стороны судебных инстанций разного уровня, ведомых Союзом по Защите Гражданских прав. Основания для критики были такими:

1) «формулировки закона о «стандартах коммуникации» являются чрезмерно широкими»;

2) «травмирующая информация для детей трех и шестнадцати лет не является одинаковой»;

3) «само определение тех, кто попадает под защиту закона, продиктовано коммерческими целями и не является достаточно узким и точным ни для эффективной защиты этих групп, ни для обоснования жесткого контроля».

Закон подразумевал ограничение доступа детей к порноконтенту в интернете и предусматривал наказание для интернет-провайдеров, которые размещают в Сети порнографические материалы, не заботясь об обеспечении защиты несовершеннолетних от подобного контента. Закон последовательно был назван антиконституционным многими инстанциями. Против него выступил Американский союз гражданских свобод, посчитавший его нарушением Первой поправки к Конституции США. Сразу после принятия закон получил отвод в Федеральном суде, поскольку был признан неконституционным. Суд указал на то, что закон способствует размыванию норм защиты свободы слова, а также на то, что для решения поставленных задач есть более эффективные, чем COPA, способы, например программная фильтрация контента (программы родительского контроля). Итогом нескольких лет разбирательств, однако, стало то, что COPA так и не вступил в силу.

Вредоносный контент

Точное определение вредоносного контента зависит от конкретной страны. Например, нацистская пропаганда запрещена во Франции и Германии, но не запрещена в Великобритании. Зато в Великобритании имеется «Кодекс работы ассоциации интернет-провайдеров», где указано, что они должны прилагать разумные усилия для того, чтоб материалы не содержали жестокости, садизма или расовой ненависти[34].

В целом понятие «вредоносный контент» может быть предельно широким. К нему может быть причислен «любой контент, могущий обидеть ценности, предрассудки, религиозные традиции любого из меньшинств» и т. д.[35]

Проблема заключается в том, что в интернете увидеть «вредоносный» контент могут жители всех стран. В январе 2013 французский суд предписал компании Twitter идентифицировать людей, разместивших антисемитские и нацистские высказывания. По мнению суда, указанные посты нарушили французский закон о расистских высказываниях. Администрация Twitter, в свою очередь, возразила, что, согласно ее правилам, личности пользователей не разглашаются, за исключением предписания суда США, где расположены серверы. Однако Twitter уже удалил спорные твиты, согласно своему правилу об удалении материалов, которые нарушают законы конкретных стран. Остается неясным, станет ли французская прокуратура добиваться своего через Атлантический океан в американском суде в русле договора о взаимной правовой помощи. Это дело затронуло важный вопрос о том, в чьей юрисдикции находится контент в интернете.

Все большее количество информации хранится в «облаках», доступных через интернет в любом месте, в любое время. Европейских законодателей очень занимает вопрос о том, какие данные граждан ЕС могут стать доступны американскому правительству, которое вправе наблюдать за иностранными гражданами согласно законодательству. Американский адвокат Крис Вульф, прибывший в Брюссель для обсуждения законов о защите данных, отметил сложности в интерпретации законов в цифровую эпоху, а также предложил бумажную аналогию для решения подобных конфликтов. Если французским властям понадобится доступ к файлам, хранящимся в парижском офисе американской компании, они вправе прийти и физически получить их для использования в суде[36].

В некотором смысле ситуация с вредоносным контентом все же несколько проще, чем с другими видами онлайн-правонарушений. Чаще всего он представляет собой запрещенные и к устному изъявлению утверждения и находится в этой связи под юрисдикцией обычных законов о клевете, запрете пропаганды расизма и т. д., не требуя новых типов решений.

В США пользователей от вредоносного контента защищает «Закон о пристойности коммуникаций», однако конкретные виды вредоносного контента разнятся также от штата к штату.

В общем виде вредоносными и подлежащими ограничению в большинстве случаев являются следующие виды контента:

• направленные на подстрекательство к преступлениям,

• разжигающие военные действия,

• противоречащие закону страны, к которой принадлежит пользователь,

• высказывания, призывающие к насилию или угрожающие любыми другими противоправными действиями,

• высказывания, приводящие к незаконным сговорам. В целом к данному пункту относится и террористическая активность, однако в силу ее особенного положения по отношению к национальной безопасности данный вид активности чаще всего упоминается отдельно[37].

Защита приватности

Защита приватности понимается как отражение базовых для европейской культуры ценностей: ценности личности, ее автономии и закрепленных за ней фундаментальных прав. Прежде всего, права на неприкосновенность частной жизни, которое переносится в пространство web 2.0 с помощью ряда последовательно принимавшихся в ЕС с 2002 года «Директив о конфиденциальности и электронных коммуникациях».

Здесь возникает известное противоречие. Если неприкосновенность личной жизни — право личности, то свободное движение информации предстает как право и неотъемлемый атрибут самого цифрового пространства коммуникации[38].

«Директивы» обязывают сервисы удалять «не нужные более данные» и сохранять их лишь в целях «оплаты счетов», информировать пользователя обо всех операциях, которые могут быть совершены с внесенными им данными. А также утверждают право пользователя отказаться от получения нежелательной информации (как, например, сообщения по электронной почте, которые могут быть получены только с предварительного согласия пользователя).

Отдельно обсуждается сохранение «cookies», которое также ограничивается Директивами. «Cookies» рассматриваются как «важные и полезные для функционирования современного интернета» и одновременно «представляющие опасность с точки зрения приватности».

Cookie — это небольшая порция текстовой информации, которую сервер передает браузеру. Браузер хранит эту информацию и передает ее серверу с каждым запросом как часть HTTP-заголовка. Одни значения cookie могут храниться только в течение одной сессии, они удаляются после закрытия браузера. Другие, установленные на некоторый период времени, записываются в файл. Обычно этот файл называется ‘cookies.txt’ и лежит в рабочей директории установленного на компьютер браузера[39].

C 2009 года в ЕС согласие на сохранение cookies не требуется лишь там, где они считаются «строго необходимыми для доставки услуг, запрашиваемых пользователем». Пример «строго необходимых» cookies: когда вы нажимаете «добавить в корзину» или «продолжить заказ», делая покупки онлайн. Важно, что браузер запоминает информацию из предыдущей веб-страницы, чтобы завершить сделку. При этом в формулировке Директив не называются никакие конкретные технические средства, которые могут быть использованы для хранения данных, Директива относится и обращается к самой информации, которая хранится в браузере пользователя. Это на уровне идеологии отражает «стремление ЕС оставить режимы Директивы открытыми для будущих технологических разработок».

Законодательство Великобритании подразумевает наличие возможности дать свое согласие на принятие cookies единожды для указанного списка сайтов. Однако показательно, что, несмотря на такую публичную позицию, выставление опции «не принимать cookies» по умолчанию в новой версии браузера Mozilla привело к внушительному недовольству со стороны субъектов цензуры, ведь более 80 % пользователей никогда не изменяют опции, установленные по умолчанию[40].

В отличие от Соединенных Штатов и Канады законодательство ЕС оставляет за своими гражданами право на доступ ко всей полноте информации, которая есть у компаний и сайтов о них. Например, европейский пользователь Facebook может потребовать предоставить все данные, которые есть о нем, и Facebook обязан их предоставить[41].

Огласку получил эпизод, случившийся в 2011 году, когда австрийский студент попросил Facebook предоставить ему все данные о нем. Получив 1222 страницы данных, он все равно обвинил сайт в укрытии части из них и использовании их в рекламных целях[42].

Это послужило причиной провокационной акции пользователей сайта Reddit, направивших тысячи запросов о предоставлении персональных данных в Facebook 4 ноября 2011 года, вызвав у сайта серьезные технологические затруднения[43].

В 2012 году были внесены важные изменения в европейское законодательство относительно приватности в интернете: Евросоюз усилил контроль пользователей над своими данными.

25 января было внесено предложение об изменении правил защиты данных, существовавших с 1995 года, с целью «усилить право на онлайн-приватность и повысить возможности европейской цифровой экономики»[44]. Единый закон должен покончить с текущей фрагментацией ответственности и огромными административными расходами и позволит предприятиям экономить около € 2,3 млрд в год. Также, по мнению создателей, эта инициатива будет способствовать укреплению доверия потребителей к онлайн-сервисам, обеспечивающим столь необходимый импульс для экономического роста, занятости и инноваций в Европе. Изменения вступят в силу до конца 2014 года. Основные изменения в рамках данной реформы:

• Единый набор правил о защите данных, действительный на всей территории ЕС (в числе которых, например, требование о том, что компании и организации должны уведомлять национальный контролирующий орган о нарушениях в данной области настолько быстро, насколько представляется реальным, если это возможно, то в течение 24 часов).

• Организации имеют дело только с одной национальной институцией по защите данных.

• Для пользователей облегчен доступ к собственным данным; также теперь они могут передавать персональные данные от одного поставщика услуг к другому (право на переносимость данных).

• «Право быть забытым» помогает людям лучше управлять рисками и защищать свои данные на сайте: теперь люди могут удалить свои данные, если нет законных оснований для их сохранения.

• Данные правила по отношению к персональным данным распространяются и на компании, действующие за рубежом, но предлагающие свои услуги гражданам ЕС.

• Данные правила распространяются также и на случаи сотрудничества с полицией или судебное делопроизводство.

• Право на защиту персональных данных прямо признается в статье 8 Устава ЕС об основных правах и в Лиссабонском договоре. Договор создает правовую основу для правил о защите данных для всех видов деятельности в рамках законодательства ЕС в соответствии со статьей 16 Договора о функционировании Европейского Союза.

В феврале 2012 года администрация президента Обамы также вносит изменения в представления об интернет-приватности — 23 февраля появляется «Билль о правах неприкосновенности пользовательской частной жизни». Упор в данном законе делается на соглашение Белого дома, коммерческих организаций и рекламных сетей о принципе «Неотслеживания» («Do not track» technology) в большинстве браузеров с целью облегчения для пользователя контроля своего онлайн-треккинга. Большинство компаний, представляющих до 90 % контекстной рекламы в интернете, — в том числе Google, Yahoo! Microsoft, AOL — согласились отдать пользователю право выбирать режимы управления онлайн-слежением[45].

Клевета

Особым видом вторжения в privacy становится клевета как вид высказывания. В США широко применяется гражданско-правовая ответственность за клевету. Уголовно-правовая ответственность де-юре существует в законодательстве некоторых штатов, однако не применяется уже многие годы, поскольку признана неконституционной. Доказательство факта клеветы — задача истца, причем, в зависимости от категории истца и ряда других условий, набор критериев для определения клеветы может сильно разниться. В частности, если истец является публичной фигурой, то он должен в суде доказать факт злого умысла, ставшего причиной клеветы.

Случай с блогером Кристалл Кокс из США продемонстрировал, насколько избирательно может работать система определения клеветы. Блогер был осужден за клевету, поскольку его онлайн-активность не была рассмотрена в качестве журналистской деятельности, что, в свою очередь, не позволило ответчику воспользоваться программой защиты журналистов, дающей им возможность ссылаться на анонимные источники при доказательстве правдивости написанного. Помимо всего прочего, принятое судебное решение создало прецедент отрицания блога как элемента средств массовой коммуникации[46].

В целом в США закон о клевете в пространстве интернета работает так же, как и в офлайне, однако специфическим образом регулируется статус частных игроков интернет-коммуникации, которая имеет более сложную структуру, чем обычная. Посредники, не производящие контент, но транслирующие его, здесь оказываются защищенными юридически.

Несколько иная ситуация складывается в Европе. В Великобритании Закон о клевете от 1996 года устанавливает, что субъект защищен от обвинения в клевете, если ему удастся доказать, что он не был автором, редактором или издателем контента, который был обжалован, если он принял разумные меры по предотвращению его публикации или же не знал и не предполагал того, что контент может обладать клеветническим содержанием. Подобная система ставит интернет-площадки в сложное положение[47].

Недавно произошел тревожный для многих инцидент, когда компания Google едва не проиграла иск по поводу клеветы в рамках платформы Bloggers[48].

Однозначная позиция суда состояла в том, что интернет-провайдер может быть привлечен к ответственности в том случае, если в кратчайшие сроки не удаляет материал, содержащий клевету. Таким образом юристы Великобритании надеются повысить ответственность интернет-посредника за качество контента, передаваемого им.

Уязвимость интернет-посредника в случаях клеветы может быть снята новым законопроектом, который находится на рассмотрении в британском парламенте. Однако, по мнению экспертов, этот законопроект будет решать проблему клеветы в Сети еще более жестко: есть опасения, что он значительно ограничит возможность пользователей высказываться в Сети анонимно[49].

12 июня 2012 года члены парламента Великобритании рассмотрели во втором чтении законопроект о клевете в интернете. В 2013 году закон был принят. Закон направлен против так называемых интернет-троллей: анонимных пользователей, которые распространяют компрометирующую информацию о людях в Сети. Новый закон обязывает провайдеров раскрывать данные пользователей, которые будут уличены в «троллинге», без ордера полиции и постановления суда. Сайты, на которых будут размещаться клеветнические и оскорбительные сообщения «троллей», будут избавлены от судебных исков, если они поспособствуют раскрытию личности клеветников. Если же сайты этого не сделают, они будут нести ответственность за клевету в той же мере, что и авторы лживых сообщений. Имена, адреса электронной почты и данные интернет-протокола «троллей» будут сообщаться жертве, чтобы она могла подать в суд на обидчиков. Комментарии и посты, о которых сложно понять, являются они клеветой или нет, законопроект предлагает просто удалять — это должны делать владельцы сайтов, на которых они размещены[50].

Вообще, проблема троллинга занимает английское интернет-законодательство в большей степени, чем другие. Троллинг как особый вид активности оказывается впервые зафиксирован именно в рамках английского законодательства. А иски с требованиями идентификации троллей появляются еще до официального принятия закона[51]. Как и аресты полицией, например, Twitter-троллей, уличенных в расистских высказываниях[52].

Схожие тенденции в области регулирования действий поставщиков интернет-услуг демонстрируют другие страны Европы. Французский суд обязал Google выплатить гражданину Франции 5000 евро за клевету. Клеветой, по мнению суда, стало меню подсказок, появляющееся в поисковике при вводе имени мужчины, обратившегося в суд, и содержащее слова «насильник», «тюрьма». Компания Google выразила намерение обжаловать решение, поскольку система подсказок, о которой идет речь, лишь в автоматическом режиме отображает статистически значимые пользовательские запросы[53].

В Германии по обвинениям в клевете подала в суд на Google супруга бывшего чиновника — за поисковые запросы, ссылающиеся на ложные слухи, что она раньше была проституткой (при введении ее имени в поисковик система предлагает уточнения поиска с такими словами, как «проститутка», «бордель» и «Playboy»). Супружеская чета подала в суд Гамбурга с целью заставить поисковую систему удалить рекомендуемые автозаполнением слова. Google отказался сделать это, утверждая, что это результат работы алгоритма, базирующегося на нескольких объективных факторах, в том числе на популярности поисковых запросов. Однако использование компанией термина «объективный», по утверждениям супругов и СМИ, просто не соответствует действительности: Google часто отфильтровывает популярные предложения поисковых запросов, чтобы удовлетворить свои собственные цели.

В итоге требование четы Вульфов, судя по формулировке в годовом отчете Google о «результатах поиска, порочащих репутацию жены политического деятеля», было удовлетворено. Но прецедент все равно стал основанием для многих СМИ говорить о том, что Google пользуется правом квазимонополиста, руководствуется двойными стандартами и отфильтровывает информацию на основаниях полезности для своего бизнеса, выдавая в качестве идеологической позиции объективность, что не может не тревожить Европу[54].

Эти ситуации являются знаковыми для сложившегося в Европе положения дел вокруг противостояния клевете в Сети. Описание интернет-посредника как участника производства контента, содержащего клевету, характерно для европейских стран, по-видимому, изначально более склонных к регуляции подобного типа контента, чем, например, США. Факт инициации подобного рода разбирательств в сочетании с реакциями на них корпорации Google намечает в европейском пространстве некоторый разрыв в оценке места посредника в современной коммуникации или по крайней мере тенденцию к ужесточению контроля над таким контентом вне зависимости от того, кто и что объектом такого контроля становится в каждом конкретном случае.

Сходные стратегии избирают страны, не объединенные едиными нормативными актами, регулирующими санкции против интернет-клеветы. За этой практикой можно разглядеть стремление Евросоюза к максимально жесткому контролю единого информационного пространства.

Как в странах Европы, так и в Америке законы и нормативные акты о клевете регулируют деятельность отдельных граждан в Сети на общих основаниях, так же как и в любой другой ситуации коммуникации. Основные расхождения начинаются в области определения юридического статуса поставщика информационных услуг. Если законодательство США стремится к обеспечению максимальной защиты посредника электронных коммуникаций и минимизирует угрозу обвинения поставщика интернет-услуг в клевете, то в Европе, напротив, посреднику по умолчанию делегируется значительная часть ответственности за содержание Сети.

Авторское право как основание для цензуры

Авторское право — второй по популярности аргумент сторонников интернет-цензуры после детского порно. Законы о защите авторского права существуют как в странах Евросоюза, так и в США и Великобритании, однако на сегодняшний момент нельзя сказать, что они в какой-либо мере эффективны.

В США показательной стала история вокруг принятия SOPA (Stop Online Piracy Act). Данный законопроект был внесен в 2011 году республиканцем Ламаром Смитом в целях расширения возможностей законодательных органов США в борьбе с нарушением авторских прав и онлайн-торговлей контрафактными товарами. SOPA должен был наделить власти возможностью блокировать доступ к сайтам и наказывать нарушителей авторских прав тюремным заключением сроком до 5 лет.

По мнению сторонников законопроекта, законопроект должен был защитить рынок интеллектуальной собственности (со всеми его доходами и предоставляемыми им рабочими местами), а также закрыть «дыры» в существующем законодательстве, особенно по отношению к иностранным компаниям. Противники инициативы утверждали, что она представляет угрозу для свободы слова, а также позволит правоохранительным органам блокировать доступ к сайту в связи с нарушением на одной веб-странице.

18 января 2012 года многие известные сайты, такие как Википедия, Reddit и более 7000 других, организованно прекратили работу для привлечения внимания к проблеме SOPA[55]. Более 160 млн людей в тот день увидели тематический баннер Википедии. 19 января была совершена хакерская атака на многие государственные организации. На сайте Министерства юстиции появился логотип Megaupload — крупнейшего файлообменника, закрытого решением от 19 января за нарушение авторских прав, несмотря на обширную поддержку самих правообладателей в лице звезд шоу-бизнеса[56]. Ответственность на себя взяла группировка Анонимус.

Масштабная акция протеста против SOPA включала в себя петиции, сбор подписей и даже митинг оппозиции в Нью-Йорке. В итоге законопроект принят не был ввиду обширного общественного протеста. 12 апреля 2012 года один из идеологов SOPA Крис Додд констатировал провал SOPA в интервью телеканалу Bloomberg.

Немного о схеме работы SOPA:

Другой аналогичный документ, Закон о защите свободного обмена информацией (Cyber Intelligence Sharing and Protection Act, CISPA), подразумевает возможность разделения трафика между американским правительством и определенными технологиями и производственными компаниями.

Провозглашенная цель законопроекта — помочь правительству справляться с интернет-угрозами и повышать безопасность Сети по отношению к кибератакам. Проект активно критиковался активистами борьбы за интернет-прайваси, такими как Американский Союз Гражданских Свобод, Avaaz.org и др., за то, что содержит слишком небольшое число ограничений для слежения правительством и неизбежно будет использован для слежения в целом, а не в конкретных случаях.

CISPA получил поддержку многих корпораций и Американской торговой палаты, которые усмотрели в нем простое и эффективное средство отслеживания необходимой информации.

В глазах общественности данный законопроект стал продолжением истории вокруг экстремально непопулярной SOPA, чем и вызвал при первом рассмотрении массу нареканий и первоначально был отклонен.

Впоследствии кража интеллектуальной собственности была исключена из списка возможных оснований для обмена информацией с правительством[57]. Законопроект был принят в Палате представителей 26 апреля 2012 года, но не был принят в Сенате[58].

Советники президента Обамы утверждают, что законопроекту не хватает конфиденциальности, гражданских свобод и гарантий их соблюдения, в связи с чем президенту советуют наложить на него вето. В феврале 2013 года законопроект был вновь вынесен на рассмотрение и поддержан большинством республиканцев[59]. Однако 20 марта 34 организации направили президенту Обаме письмо с просьбой наложить вето на принимаемый закон[60]. Голосование в Сенате по нему не проводилось.

Европейской попыткой осуществить акт законодательного регулирования интернет-контента стал The Anti-Counterfeiting Trade Agreement (ACTA) — Торговое соглашение по борьбе с контрафакцией. Это — вынесенное на рассмотрение многостороннее торговое соглашение, с многолетней уже историей, согласно которому будет установлено строгое наблюдение за соблюдением авторского права в интернете и на рынке информации и информационных технологий и товаров, основанных на информационных технологиях. Это соглашение обсуждается правительствами США, Японии, Швейцарии, Австралии, Новой Зеландии, Южной Кореи, Канады, Мексики и Европейской комиссией. Если оно будет принято, то будет создано международное объединение, направленное против нарушений авторских прав и представляющее собой сложную иерархическую систему контроля за соблюдением авторского права в развитых странах. Предложенный договор позволит работникам таможни досматривать ноутбуки, цифровые плееры и сотовые телефоны на предмет хранения в них файлов, связанных с нарушением закона об авторском праве. Также предполагается введение новых требований к интернет-провайдерам, включающих в себя частичное разглашение информации, связанной с деятельностью пользователя, и использование инструментов сетевой безопасности[61].

22 февраля 2012 года Европейская комиссия попросила Европейский суд оценить, не нарушает ли соглашение ACTA фундаментальных прав и свобод человека, в результате чего произошла задержка процесса ратификации законопроекта в странах ЕС. До этого, 11 февраля 2012 года, акции протеста против ACTA прошли более чем в 200 городах Европы. После этого «во многих странах Европы отложили ратификацию договора в ответ на протесты общественности»[62].

29 мая Голландская Палата Представителей призвала правительство Нидерландов не подписывать АСТА и не предоставлять его для ратификации. А также не голосовать в поддержку подобных договоров в будущем[63].

20 декабря 2012 Европейская комиссия сняла с рассмотрения ACTA со ссылкой на Суд Евросоюза (ЕС). Здесь процесс на уровне ЕС закончился.

В то же время, однако, вопрос об инструментах интернет-цензуры не снят с повестки дня и продолжает обсуждаться на протяжении всего 2012 года и вне контекста АСТА: так, например, в сообщении Европарламента говорится о важности «наличия правил мониторинга» для отслеживания интернет-цензуры в странах-автократиях, и даже содержится просьба выработать комплекс таких мер к 2013 году[64].

Также в январе 2012 года Еврокомиссия предложила ввести требования к провайдерам блокировать контент и к платежным системам — запрещать денежные переводы по требованию правообладателей. Было объявлено об изменении официальной стратегии Евросоюза по интернету и электронной коммерции. Предлагается изменить Директивы еврокомиссии E-commerce и IPRED. The Intellectual Property Rights Enforcement Directive (IPRED) — Директива о защите прав интеллектуальной собственности — инициатива Европейского союза об увеличении штрафов и уголовной ответственности за преступления в области авторского права в рамках ЕС. IPRED направлена на координацию законодательства стран-участниц Евросоюза в сфере защиты авторского права. Помимо всего прочего, Директива включает положения, предписывающие интернет-провайдерам раскрывать данные о потенциальных правонарушителях, пользующимися их услугами. Дополнение к Директиве (IPRED 2), вышедшее в 2005 году, предписывало рассматривать в качестве уголовного преступления любое преднамеренное нарушение прав собственности, что вызвало бурную критику. В декабре 2010 года Еврокомиссия начала консультации, направленные на пересмотр IPRED. E-commerce directive — Директива, принятая Комиссией Евросоюза в 2000 году и направленная на согласование правил онлайн-бизнеса по всей Европе. Директива определяет форму и порядок совершения онлайн-сделок, а также меры ответственности участников электронного бизнеса. Под защитой Директивы оказался широкий спектр онлайн-услуг по рекламе, продаже, передаче и хранению контента и т. д. Однако есть ряд исключительных случаев, когда защита посредника не действует. Сюда относятся, в первую очередь, случаи нарушения авторского права, а также других законов в области азартных игр, налогообложения и т. д. До сих пор эти Директивы защищали открытый интернет и особенно неприкосновенность провайдеров.

Новая версия имеет кардинальные изменения, которые направлены против этой неприкосновенности. А именно, комиссия хочет ввести общеевропейскую схему предупреждений и воздействий. Она базируется на других подобных схемах (например, американский закон DMCA[65]), но с важным различием. В предлагаемой схеме вместо слова «закрытие» использовано «воздействие», которое может означать требование хостинг-провайдера удалить контент или блокирование контента интернет-провайдером по запросу. Данная санкция неоднократно применялась по отношению к крупнейшему нарушителю прав копирайта — сайту Thepiratebay.

Однако вся беспомощность системных мер решения проблемы показательна в примере Франции, где с 2009 года существовал закон «Трех ударов» (Hadopi) — карающий нелегальный «file-sharing». Судьба данного закона печальна и показательна. Согласно тому, как Hadopi был задуман и подан изначально, он уверенно занимал нишу серьезного события, став в финале, на сегодняшний момент, посмешищем. Суть закона в том, что персоне, которая нелегально делится контентом (причем под действие закона попадают именно «uploaders» (те, кто загрузил контент), а не «downloaders» (те, кто его скачал)) сначала высылается предупредительный имейл, извещающий о нелегальности его действий и возможной ответственности. Затем, в случае если он пойман на данном действии вторично, — физическое письмо аналогичного содержания, и, наконец, в третий раз блокируется доступ в интернет. Согласно первоначальной «задумке» система должна была автоматически «карать» после третьего предупреждения, чем и навести наконец порядок в области интернет-пиратства и защитить творцов культурного наследия и будущих национальных сокровищ. Обширная и дорогая рекламная кампания апеллировала к образу светлого будущего и судьбе нерожденных гениев[66].

На пути к идиллии рекламных роликов, активно распространявшихся в стране, встали «права человека», против которых такая суровая мера как будто выступает.

На этом основании закон первоначально был отклонен в апреле 2009-го[67] и принят лишь после доработок[68], в частности касающихся того, что никакой приговор, касающийся прав человека (к которым относится и интернет — см. выше), не может быть вынесен автоматически и решение должно приниматься живым человеком с учетом особенностей индивидуального случая. Лишение права на доступ в интернет также было признано излишне жесткой мерой, и финальная версия закона ограничилась штрафом максимумом в 1500 евро. На практике же действие закона и вовсе выглядело смешно, поскольку для абсолютного большинства пользователей, получивших «первое письмо», оно стало лишь поводом использовать VPN (это закрытая сеть, часто используемая для получения IP-адреса другой страны) или другие способы не быть пойманным. Несмотря на то что «все так делают», и это всем понятно на уровне повседневности, правительством публично оглашалось мнение, что «Франции удалось победить интернет-пиратство», на основании того, что не было официально зарегистрированных законом случаев, что немедленно вызвало вспышку сарказма на интернет-форумах[69]. В целом закон был многократно осмеян и не воспринимается всерьез: за все годы после принятия проект стоимостью более чем в 12 млн евро наказал всего одного человека на смехотворную сумму в 150 евро[70]. В 2013 году закон был отменен.

Более того, закон оказался замешан в унизительной истории о том, что в логотипе использован ворованный шрифт (сверх того, что в стране был в достаточной степени осмеян факт того, что логотип напоминает клоуна)[71]. Финальным аккордом стало проведенное не так давно исследование, согласно которому после введения данного закона интернет-пиратство не только не прекратилось, но, напротив, выросло и стало более вариативным[72]. Для страны Hadopi стал знаком того, насколько неповоротливо и несовершенно законодательство в отношении интернет-процессов на данном этапе, и того, что новые ситуации требуют новых решений.

Тренды интернет-цензуры в мире

Подытоживая, перечислим основные события международного значения в области интернет-цензуры:

• С одной стороны, на уровне декларирования прав пользователей ситуация имеет тенденцию к их закреплению: 5 июля 2012 года ООН впервые подтвердила, что право на свободу выражения мнений распространяется и на интернет. В резолюции указывается, что «те же права, которыми люди обладают офлайн, должны быть защищены в онлайн-пространстве, невзирая на государственные границы и тип медиа»[73].

(Данные от «Репортеров без границ»)

• Созвучно решением от 18 декабря 2012 года Европейский Суд по правам человека впервые постановил, что блокировка сайта противоречит статье 10 (о свободе выражения) Европейской конвенции прав человека. Суд Страсбурга сказал: «интернет стал для физических лиц одним из основных способов осуществлять свое право на свободу выражения мнений и информации, в нем есть необходимые инструменты для участия в мероприятиях и дискуссиях по политическим вопросам и вопросам, представляющим общественный интерес»[74].

• Однако в 2012 году стало как никогда очевидна мировая тенденция к усилению регулирования интернет-контента. В декабре 2012 на состоявшейся в Дубае Всемирной Конференции по Международным Телекоммуникациям столкнулись разные точки зрения на управление интернетом. По ее итогам почти половиной стран-участников (89 из 193) был подписан новый договор, пересматривающий международную регуляцию телекоммуникаций. Коалиция из 55 стран, включая США и страны Евросоюза, отказались подписать данный договор на том основании, что некоторые из его положений о спам-менеджменте и интернет-безопасности (а также отдельный текст Internet Resolution PLEN/3) могут быть использованы странами, традиционно контролирующими свой интернет в целях узаконивания его цензурирования, фильтрации контента и блокировки неугодных. Здесь оказались проявлены те самые «двойные стандарты»: страны Запада традиционно призывают к «свободе интернета во всем мире» и резко критикуют любые попытки других стран регулировать интернет-контент, продолжая при этом ужесточать свое законодательство.

• Отклонение Евросоюзом ACTA (см. выше), которое в контексте тематических событий стало победой прав и свобод в интернете, продемонстрировало мощь мобилизации деятельности гражданских кампаний, мобилизованных частными пропагандистскими группами, не поставив, однако, точку в истории подобных законов — скорее, лишь обозначив зону острого противостояния и невозможность разрешения вопроса на уровне общественной дискуссии. Однако в целом на сегодняшний день уже мало кто сомневается, что этот или подобный закон обязательно будет принят в ближайшие годы. Вопрос стоит в поиске приемлемого для сторон компромисса.

• Инициатива Google по публикации отчетов о том, какие данные пользователей запрашивались правительствами, была впервые поддержана Twitter, опубликовавшим в июле 2012 свой первый «отчет о прозрачности»[75]. Это усилило представление о диалоге «на равных» с властями, начатым компанией Google, а также обнажило тот факт, что западные демократии запрашивают ограничения интернет-контента куда чаще, чем можно было представить в условиях идеологии свободы слова.

• Британский «Билль о данных коммуникации» (Communications Data Bill) будет пересмотрен, после того как заместитель премьер-министра Ник Клегг объявил в декабре 2012 года, что намерен блокировать его. Версия законопроекта, которая была опубликована весной 2012 года, дала бы полиции и спецслужбам расширенный доступ к записям телефонных разговоров, электронной почты и истории браузера в случае необходимости борьбы с терроризмом и другими тяжкими преступлениями. На данный момент, однако, доступ без ордера к некоторым видам переписок уже открыт, что еще недавно было в пику английскому пониманию свободного интернета.

• Под предлогом того, что анонимность в интернете препятствует борьбе с киберпреступностью и педофилами, голландское правительство продавило принятие закона, расширяющего права государственных служб на наблюдение и слежение вне зависимости от того, в Голландии ли расположен компьютер. Данный закон позволяет полиции осуществлять удаленный поиск компьютеров, устанавливать программы-шпионы и удалять незаконный контент без предоставления правовых просьб об оказании помощи другой стране, если целевой компьютер находится за границей[76].

• «Троллинг» был квалифицирован как вид противоправной деятельности в Великобритании.

• Несколько раз в нескольких странах решением суда был прекращен доступ к Thepiratebay[77].

• Общественные интернет-акции «Остановим интернет-шпионаж» в ответ на попытку американского правительства провести принятие законопроекта «Cybersecuruty act 2012», включавшие в себя недельную остановку работы многих важных сайтов[78], снова оказались успешны. А вспоминая о том, что впервые подобная акция была предпринята в 2011 году, можно говорить о наличии тенденции к успешности данного инструмента борьбы в интернет-пространстве.

• Самоубийство Аарона Шварца — одного из создателей сайта Reddit (занимающего резкие позиции по обсуждению и защите интернет-свобод, излюбленное место обитания «Анонимуса») и одного из самых активных борцов за интернет-права и свободы, находящегося в ожидании судебного процесса как раз по этому поводу. Его смерть в январе 2013 года стала потрясением для интернет-общества и знаком того, что в войне реальности с виртуальностью пала первая человеческая жертва[79].

Несмотря на декларируемые демократически-либеральные ценности и даже их законодательную поддержку, регулирование интернета на сегодняшний момент осуществляется в абсолютном большинстве стран и демонстрирует тенденцию к значительному росту. Препятствовать этому процессу оказывается не в состоянии даже идеология свободы слова, поскольку ей противостоит слишком большое число авторов, для которых свобода слова не является абсолютной ценностью. Регулирование представлено на всех уровнях — государственном, коммерческом, на уровне площадок. Активно разрабатывается схема участия коммерческих структур в регуляции контента с целью повышения прибыли и снижения количества пиратского контента, увеличивается словарь для описания возможных манипуляций с контентом, которые могут быть квалифицированы как противоправные.

Все большее число действий онлайн влекут за собой ту или иную ответственность на уровне каждого из субъектов цензуры.

Глава 3. Регулирование контента крупными интернет-сайтами

Как утверждают эксперты Electronic Frontier Foundation, в 2012 году «прозрачность становится новой нормой». Речь идет о так называемых «отчетах о прозрачности» (transparency report), делающих открытым список и статистику обращения различных сторонних организаций к администрации сетевого ресурса. Прозрачность в этом случае понимается как доступность для всякого желающего тех оснований, на которых конкретная площадка в интернете принимала решение о цензурировании своего контента. Первым такой отчет в 2011 году опубликовал Google. В 2012 к нему присоединился Twitter. Facebook, Livejournal и российские площадки пока не готовы к созданию таких отчетов. Тем не менее внимательное изучение отчетов о прозрачности тех ресурсов, которые их представляют, позволяет в общих чертах оценить меру вмешательства внешних агентов в процессы саморегуляции сетевых площадок.

Google Transparency Report

Преамбула к этому отчету гласит:

«Прозрачность является ключевой ценностью для Google. Мы, как компания, чувствуем нашу ответственность по поводу потоков информации, касающейся наших инструментов и услуг. Мы уверены, что «больше информации» означает «больше выбора, больше свободы и в итоге больше возможностей для личности». В отчете мы раскрываем следующие пункты:

• Трафик сервисов Google по всему миру;

• Количество запросов об удалении информации, которые мы получили от владельцев авторских прав или государственных органов;

• Количество запросов о пользовательских данных, которые мы получили от государственных органов и судов.

Мы надеемся, что эти шаги к большей прозрачности помогут участникам продолжающихся дискуссий об адекватном масштабе и содержании регулирования онлайн-контента»[80].

Во-первых, Google постоянно получает запросы от владельцев авторских прав и их представителей по поводу удаления из поисковой выдачи материалов, нарушающих авторские права.

За февраль 2013 года количество конкретных веб-адресов, содержащих (по мнению тех, кто жалуется) нарушающий авторские права контент, составило 15 991 042. С запросами обратились 2765 владельцев авторских прав и 1863 их представителя.

Во-вторых, Google получает запросы от государственных органов и судов на удаление материалов из поисковой выдачи. Как правило, основания для этого следующие: клевета / диффамация и нарушение законов конкретного государства (к примеру, запрещающих hate speech или контент «только для взрослых»).

Google также предоставляет список «заслуживающих внимания» случаев. Отчет по ним собирается раз в полгода. Наиболее свежие данные на сайте — за период с января по июнь 2012 года. За указанный период из России поступил только один запрос (из Министерства Внутренних Дел) — на удаление 160 видео на YouTube, «содержащих экстремистский контент». Видео были заблокированы для просмотра из России.

Для сравнения: за тот же период времени из США были получены:

• 5 запросов и одно судебное решение на удаление 7 видео на YouTube, содержащих критику государственных органов или чиновников. Видео не были заблокированы.

• Было получено одно распоряжение суда об удалении 1754 постов из Google Groups, связанных с клеветой на конкретного человека — из них были удалены 1664.

• Были получены три распоряжения суда об удалении 641 результата поиска, указывающих на сайты, предположительно порочащие организации или индивидуумов. Из них были удалены 233.

• В ответ на решение суда были удалены 156 результатов поиска, поскольку сайты нарушали правила использования торговых марок.

• Количество запросов на удаление контента увеличилось на 46 % по сравнению с предыдущим отчетным периодом.

В-третьих, государственные органы обращаются к Google с запросами на информацию о пользователях (user data). Всего за вторую половину 2012 года Google получил почти 22 тысячи таких запросов.

Google утверждает, что удовлетворяет 66–75 % запросов на раскрытие данных.

Однако Google раскрывает далеко не все запросы со стороны государственных органов[81].

Отчет о прозрачности не включает запросы, сделанные на основании U.S. Patriot Act, Foreign Intelligence Surveillance Act или с использованием National Security Letters.

Запросы, связанные с этими законами, касаются вопросов национальной безопасности и часто вынуждают провайдеров коммуникационных услуг раскрывать больше информации, чем позволяют судебные решения и ECPA (Electronic Communication Privacy Act).

Компании, получающие такие запросы, не имеют право раскрывать их содержание и количество.

Таким образом, никто за пределами Google не знает точно, сколько запросов от правительств и на какую тему на самом деле поступают в Google.

На основании Письма о Национальной Безопасности (National Security Letter — NSL) ФБР может запросить у Google имя, адрес, длительность использования сервисов, выписки со счетов подписчика своих сервисов. Этот механизм может применяться только в тех случаях, когда расследование связано с вопросами национальной безопасности (в обычных уголовных или административных расследованиях — нет). Содержание частной переписки и IP-адреса Google на основании NSL не предоставляет. (Однако по решению суда Google может предоставить в том числе и доступ к почтовому ящику).

Electronic Communication Privacy Act позволяет получить доступ к электронной почте пользователя (к письмам за 180 дней с момента обращения) без ордера (warrant). Фактически государственные органы могут получить доступ к любой пользовательской информации даже без соответствующего ордера и решения суда, а на основании «специальных запросов». Это позволяет многим экспертам утверждать, что в итоге борьбу за пользовательские данные Google проиграл, а правительства и спецслужбы — выиграли[82].

Twitter Transparency Report

С июля 2012 года Twitter также начал на регулярной основе (два раза в год) публиковать отчет о прозрачности. Раз в шесть месяцев команда обобщает данные запросов от государственных органов по поводу информации о нарушениях со стороны пользователей и запросы от частных организаций, заявляющих о нарушении авторских прав.

Отчет содержит три основных раздела, посвященных возможным нарушениям закона и связанным с ними практиками блокирования или удаления контента и учетных записей.

Помимо данных, которые пользователь сообщил о себе сам и/или опубликовал преднамеренно, существует огромный массив данных, которые, согласно пользовательскому соглашению, могут быть выданы по требованию третьей стороны. В отношении третьей стороны существует строгий регламент, работающий в соответствии с законами штата Калифорния, под юрисдикцией которого находится Twitter. В частности, закон гласит, что любые не публичные данные пользователя могут быть выданы только в судебном порядке в соответствие с судебным ордером штата либо по юридическому документу, который администрация сайта сочтет достаточным основанием для предоставления сведений.

Вся перечисленная там информация может быть выдана государственным органам по решению суда, и далеко не всегда для этого необходимо решение именно Калифорнийского суда, так как последний выпустил предписание, согласно которому Twitter надлежит сотрудничать с судебными органами других стран.

Запросы на предоставление данных о пользователе, как правило, связаны с расследованием уголовных или административных дел. За полгода (с июля по декабрь 2012) от госорганов США пришло 815 таких запросов в отношении 1145 пользователей. Вместе с тем лишь 69 % всех запросов были удовлетворены.

Американские государственные органы наиболее активно запрашивают информацию о пользователях, следующая по количеству такого рода запросов — Япония с 62 случаями (в отношении 72 пользователей) за год и с 5 % удовлетворенных заявлений[83]. В первом полугодии 2012 года доля запросов из Японии была выше — 98 случаев в отношении 147 пользователей (20 % удовлетворены).

Запросы на удаление контента (учетных записей или твитов) включают в себя обращения от государственных структур с требованием удалить либо заблокировать доступ к тому или иному контенту, расположенному на серверах сайта twitter.com[84].

Тем не менее в Сети описываются случаи, когда доступ к аккаунту ограничивается, например за публикацию личных данных без согласия их владельца, как это случилось с журналистом, опубликовавшим электронный адрес Гарри Зенкеля, президента Британского олимпийского комитета[85].

Наиболее ярким примером удаления контента по запросу не американского суда является история с публикацией антисемитских сообщений французскими пользователями, использовавшими хэштег #unbonjuif. В адрес администрации сервиса было направлено официальное требование удалить данную информацию в течение 24 часов. На настоящий момент история с французскими пользователями является самой масштабной: было удалено 44 твита (все, о чем просили французские судьи). Похожая история, вызвавшая резонанс, оказалась связана с деятельностью неонацистской группировки в Германии[86]. Однако Twitter не всегда проявляет абсолютную терпимость к высказываниям своих пользователей. В январе 2012 года предметом обсуждения многих изданий стал тот факт, что Twitter блокирует из поиска материалы, которые считает «антисоциальными»[87].

В 2010 году во время шумихи вокруг Викиликс многими было замечено, что эта тема, истово обсуждавшаяся во всех блогах, не появилась в трендах Twitter, что, по сути, означает, что Twitter подверг цензуре свой контент из политических соображений. Нигде, правда, не заявлялось, под воздействием какой инстанции либо же по собственной воле было предпринято это действие, однако на тот момент оно вызвало серьезную реакцию и публикации во всех ключевых новостных изданиях[88].

Большую часть всех запросов в администрацию сайта составляют обращения, касающиеся авторских прав. Во втором полугодии 2012 года их было несколько меньше, чем в первом, однако процент положительных решений по обращениям вырос с 38 % (первое полугодие) до 53 % (3 и 4 квартал 2012 года). Кроме того, увеличилось число пользователей, вовлеченных в дела по данным запросам, с 5874 аккаунтов в первом полугодии 2012 до 7205 во втором. Кроме того, почти в 3 раза увеличилось количество медиафайлов, подлежащих удалению: с 599 в 1 полугодии до 1648 во втором.

Цензура Facebook

С 2013 года Facebook также предоставляет отчет о прозрачности, и максимальное количество запросов на данные пользователей социальная сеть получает от США.

Правила Facebook, как и во многих других случаях, стандартно определяют возможный порядок доступа государства к регуляции пользования Сетью. Максимальная размытость формулировок, определяющих политику администрации сайта в этой области, дает почву для многих спекуляций на тему того, как Facebook ограничивает свободу слова и заставляет замолчать «тех, чьи речи не угодны правящему строю».

Очевидно, рассуждения о цензуре на Facebook небезосновательны. В то же время отсутствие точной информации о запросах извне по поводу блокировки тех или иных аккаунтов не позволяет достаточно точно локализовать источник такой цензуры. В частности, некоторые российские журналисты поддерживают администрацию ресурса в ее праве самостоятельно решать, каким должен быть контент сайта[89].

Куда интересней попытаться отследить механизмы, позволяющие ресурсу фильтровать контент в условиях, когда статус независимой площадки испытывает давление со стороны государственных структур. Здесь мы обнаруживаем прекрасный пример того, как максимальная обобщенность правил использования ресурса позволяет лавировать в рамках локальных ландшафтов законодательного регулирования деятельности сетевых ресурсов. С принятием в России нового законодательства, ограничивающего доступ детей к контенту определенного рода, Facebook проявил гибкость, удалив некоторые страницы, не соответствовавшие требованиям нового закона[90].

Подобная стратегия позволила сайту избежать запрета в России, но оставила ряд вопросов к тому, в какой мере Facebook готов вводить внутреннюю цензуру, ограничивающую контент площадки. В этом плане способы формулировки правил пользования ресурсом как раз особенно способствуют всевозможным манипуляциям, связанным с фильтрацией информации. Открывая доступ к контенту со стороны государственных структур, они легитимируют тем самым наличие некоторых сил, действие которых в поле распределения информации невозможно оспорить.

Зачастую эффектом подобной лояльности становятся протесты пользователей, на живых примерах наблюдающих то, как некоторые правила поведения, призванные обеспечить их комфорт и безопасность, параллельно становятся источником угрозы их приватности. Одной из возможных реакций на такую угрозу становится сопротивление, идущее снизу, — использование пробелов механизмов защиты системы для размещения контента, который признается администрацией как противоправный. Именно такую стратегию избрала группа Anonymous, готовящая акцию протеста, заключающуюся в заполнении Facebook противоправным контентом[91].

Таким образом, политика внутренней и внешней регуляции, проводимая сайтом, оказывается зоной особого напряжения, дискурсивно поддерживаемого пользователями. Очевидно, возникновение такого напряжения неизбежно, однако сила его как раз и зависит от локальных практик взаимодействия администрации площадки и госслужб, практик, в разной степени выраженных и прозрачных.

В ноябре 2010 года Facebook успел отличиться на почве притеснения сексуальных меньшинств, а именно закрыл страницу, где противники гомофобных настроений в католической церкви организовывали флэшмоб по публичным однополым поцелуям в честь прибытия в Барселону Папы Бенедикта XVI[92].

В марте 2010 года Facebook заблокировал картину Густава Курбе «Происхождения мира», которую разместил в своем профиле копенгагенский художник Frode Steinicke. Стоит заметить, что оригинал картины хранится в известном Парижском музее д’Орсэ, специализирующемся на живописи импрессионистов и постимпрессионистов. В качестве протеста ряд пользователей разместил эту картину в качестве фотографии профиля на своих страницах[93].

В целом цензура Facebook воспринимается пользователями негативно. Социальную сеть обвиняют в агрессивной властной политике, в открытую называют их действия цензурой на уровне сайта, зачастую требуют объяснений примененных санкций (которые получают не всегда). Ситуация вокруг жесткого контроля над контентом породила даже особое сообщество, сосредоточенное на привлечении внимания к данной проблеме[94].

Google как наиболее заметный субъект цензуры

Являясь одновременно поисковиком, электронной почтой и конгломератом других сопутствующих сервисов с огромной посещаемостью, Google становится владельцем чудовищного количества личной информации, которая подлежит контролю и используется медиаконцерном в самых различных целях. Способы обращения с личной информацией, уровни ее защиты и возможности оглашения, анализ и фиксация истории пользовательских поисковых запросов — наиболее конфликтные в отношении регуляции контента области, и Google является объектом многочисленных нападок интернет-общественности за агрессивные меры слежения и контроля за пользовательской информацией. В течение последних двух лет тема «Google следит за тобой» — со всеми сопутствующими коннотациями относительно Большого Брата и всевидящего ока — остается одной из топовых в публикациях относительно Google[95].

С точки зрения пользователей, Google осуществляет жесткое вмешательство в свободное течение информации, ограничивая и направляя ее. Иначе говоря, осуществляя прямую цензуру.

Google регулярно оказывался в эпицентре конфликтов, напрямую связанных с контролем и регуляцией информации, когда основания компании для использования имеющейся власти и влияния представлялись неясными или спорными:

• Возможное злоупотребление результатами поиска. В 2007 году группа австрийских ученых отметила тенденцию использовать поисковую систему Google как «интерфейс реальности». Рядовые пользователи склонны полагаться на первые страницы поиска Google, заключая, что то, что не попало на них, либо не важно, либо просто не существует. Ученые заключили, что Google стал главным интерфейсом для всей реальности, результаты его поиска расцениваются как абсолютные[96]. Такой вид контроля — уже не только и не столько над информацией, сколько над способом ее интерпретации, своего рода «внутренней цензурой пользователя» — является на сегодняшний момент уникальной чертой Google. Как метко заметил исполнительный директор Google, Эрик Шмидт, «большинству пользователей Google нужен не для того, чтоб ответить на их вопросы, а для того, чтоб сказать им, что делать».

• Не менее интересно и другое явление — Google-бомба — феномен, при котором группой людей совершается организованная активность в виде постинга огромного количества тематических материалов, содержащих ключевые слова и выражения, с целью повлиять на предложения, появляющиеся в поисковой строке Google при введении запроса, а также изменить содержимое первых страниц выдачи поисковых результатов. С учетом содержимого предыдущего пункта списка данное действие напрямую ведет к изменению знаний остальных пользователей во всем мире по отношению к явлению, на которое было совершение воздействие[97].

• Занижение рейтинга и ранга сайтов. В 2006 году на компанию подал в суд родительский совет сайтов Kinderstart.com за то, что Google снизил их позицию в результатах выдачи и приравнял ранг сайта к нулю, что привело к потере 70 % их аудитории[98]. Тогда же был поднят вопрос о том, что сайтам приходится кооперироваться с Google, потому что он представляет собой ворота к миллионам пользователей. В целом Google неоднократно обвиняли в дискриминации сайтов, нечестной игре и смещении результатов в пользу Google-shopping перед лицом всего мирового интернета (что было опровергнуто главой Google Эриком Шмидтом, заявившим, что Google не создает условий в пользу своих товаров и услуг).

• Кэшированные данные — это промежуточный буфер с быстрым доступом, содержащий информацию, которая может быть запрошена с наибольшей вероятностью. Доступ к данным в кэше идет быстрее, чем выборка исходных данных из оперативной и внешней памяти, за счет чего уменьшается среднее время доступа и увеличивается общая производительность компьютерной системы. Сохранение кэшированных страниц, содержащих данные, которые уже могли подвергнуться редактированию или удалению правообладателем, регулярно становился причиной исков к Google от корпораций и физических лиц. Однако во время судебного процесса в Неваде Google смог доказать, что опция о несохранении кэша может быть отключена пользователем, и суд признал, что действия Google не являются нарушением авторских прав[99].

• Privacy. После ужесточения охраны privacy в США и Европе глава Google заявил, что если пользователь считает нечто объектом своей privacy, то ему следует убрать такую информацию с главной страницы, в противном случае всем, кого интересует неприкосновенность его частной жизни, придется смириться с тем, что поисковые системы, в том числе Google, сохраняют введенную информацию в течение некоторого времени, а также с тем, что эта информация может стать доступна спецслужбам. Международные организации по защите неприкосновенности частной жизни заклеймили Google также за то, что их серверы, расположенные в США, согласно законодательству страны, могут быть по принуждению государства раскрыты, и в 2007 году Google получила прозвище «Враг Безопасности»[100]. Глава Google Эрик Шмидт, реагируя на это, заявил, что будущее интернета за «истинной прозрачностью и нулевой анонимностью». «В мире асинхронных угроз слишком опасным было бы не иметь возможности идентифицировать вас». И добавил: «Если мне известны логи вашей переписки и геолокализация, я могу предсказать ваши дальнейшие шаги. Дайте мне 14 ваших фото — и я идентифицирую вас. Думаете, у вас нет 14 фото в интернете? Но у вас есть Facebook!»[101]. Также вопрос прайваси и Google встал ребром в тот момент, когда из-за случайного «бага» многие закрытые Google-доки стали доступны всем пользователям[102].

• Треккинг. На протяжении многих лет Google активно подозревается в отслеживании пользовательских перемещений в Сети и их анализе с помощью корпоративных сервисов типа Google-analytics, сохраняя IP на каждом из участков и осуществляя кроссдоменное веб-отслеживание. По факту на сегодняшний момент нет прямых данных о том, что Google делится этой информацией с правительством или спецслужбами, но такие подозрения продолжают постоянно возникать, в силу того что представляют огромный интерес как для них, так и для крупных корпораций и, соответственно, потенциально связаны с вопросами национальной безопасности.

• Критика Gmail. Политика обработки данных электронной почты Google неоднократно подвергалась критике за то, что уровень вмешательства в переписку и уровень обработки почты выходит далеко за рамки корректного использования. В 2004 году 31 общественная организация подписала письмо с требованием приостановить службу Gmail до тех пор, пока требования неприкосновенности частной жизни не будут разрешены надлежащим образом. Также в письме были озвучены призывы к Google разъяснить политику сохранения и обмена данными между своими сервисами[103]. Организации выразили озабоченность тем, что предоставление частной информации третьим лицам снижает доверие к поставщику услуг электронной почты, нарушает неприкосновенность частной жизни и создает опасный прецедент для свободного течения информации в интернете. В 2013 году Майкрософт запустил рекламную кампанию против сканирования компанией Google содержимого электронной почты. Майкрософт заявили, что они, мол, так не делают, и назвали проблему прайваси «криптонитом Google»[104]. Также критике подвергся неограниченный срок хранения Google информации и их возможные связи с ЦРУ и АНБ (Агентство Национальной безопасности).

• Streetview и Googlemaps — одними из наиболее конфликтных способов слежения за пользователем, осуществляемых Google на стыке офлайн— и онлайн-пространств, являются сервисы Streetview и Googlemaps, которые собирают не только информацию о том, какие маршруты интересовали вас и были загружены в навигационные сервисы, но и информацию о физическом расположении вай-фай сетей, встреченных на пути автоматических Google-каров. По сути, эти данные позволяют соединить всю полноту онлайн— и офлайн-информации о пользователе. В промежутке между 2006 и 2010 годами Google собрал более 600 гигабайт информации из сетей вай-фай более чем в 30 странах. И, как мы помним, эта информация хранится неограниченное время, постоянно пополняется и соотносится с другими смежными данными, имеющимися у Google и касающимися как онлайн-, так и офлайн-миров. При этом по решению немецкого суда Google согласился не использовать сервис Streetview на территории Германии, подчеркнув, однако, что уже собранные данные останутся у них[105].

• В последний год одной из наиболее частых причин нападок на Google стал отказ компании подписать соглашение «Do not Track» для своего браузера Chrome. Правда, после обильного общественного недовольства и обвинений в том, что это «позор», Google согласился подписать соглашение для своего браузера с конца 2012 года.

Резюме

Регулирование контента на уровне крупных интернет-сайтов стало нормой. Причем в отличие от регулирования контента государством, которое встречает бурное сопротивление со стороны общественности, за площадками признается большее право на контроль и установление правил. Конфликт и неприятие такого контроля со стороны пользователя начинается, как правило, там, где сайт отказывается вступить в диалог, объяснить причины блокировки контента (аккаунта) и не считает нужным совершить акт «прозрачности» — предоставления отчета о запросах информации, конфликтных ситуаций и принятых решениях. Для того чтобы существовать в юридической и социальной безопасности, сетевому сообществу необходимо создать некоторый корпус норм и правил, который, с одной стороны, делал бы возможным саморегуляцию, с другой — на установленном законодательно уровне давал бы возможность государству вмешиваться в работу сетевого ресурса, напрямую или опосредованно проводя политику регуляции его деятельности, и с третьей — сообщить пользователю об уважении его права на обладание информацией, хотя бы в виде знания о формах ее ограничения.

Эта ситуация приводит к интересному эффекту: реальная картина взаимодействия между пользователем, администрацией и государством может разительно отличаться на практике от той, которая прописана в официальных нормах. Правила внутреннего регулирования могут оказываться всего лишь проводником и инструментом внешней экспансии государства; либо, как в случае Google, они могут создавать сопротивление, стремясь сохранить некоторые привилегии за собой или пользователями, являющимися членами сетевого сообщества. Наконец, интенция, идущая от участников ресурса, может встать в оппозицию как внешней, так и внутренней нормативности, активно сопротивляясь обеим. В конфликтных случаях решающим часто оказывается не официальный порядок регулирования деятельности ресурса, а конкретная расстановка сил и интересов в поле взаимодействия сетевой площадки, пользователя и государства.

При этом социальные площадки имеют высокий удельный вес в актуальном контроле интернет-контента, являясь базами сопряженных личных и социальных данных миллионов людей, ежечасно добровольно пополняющих информацию о себе множеством онлайн— и офлайн-данных. На сегодняшний день гиганты типа Google могут позволить себе отказать правительствам в их обращениях, руководствуясь причинами, далекими от юридических.

Глава 4. Как использование интернета регулируется в рамках корпораций

Еще один вид цензуры — это цензура работодателя, корпорации, этики профессионального поля. Он диктует свои, неоднозначные, узкоспецифические и подчас экспансивные правила.

После возникновения социальных медиа как повседневной практики перед работодателями и обществом встали два вопроса:

блокировать или нет социальные сайты на рабочем месте;

какие из видов активности допустимы для работника компании на социальных сайтах в то время, когда он на работе и когда он за ее пределами.

По поводу блокировки доступа к социальным сетям на рабочем месте до сих пор идут дискуссии[106]. Однако на данный момент количество подобных дискуссий снизилось, и в большинстве компаний социальные сети открыты. В центре внимания сейчас находится вопрос о том, какие последствия могут иметь разнообразные действия работника в интернете. Например, вправе ли компания увольнять работников, которые жалуются или оставляют ненадлежащие комментарии о своем работодателе.

Основной спор пролегает в пространстве между обозначением социальных медиа как публичного либо частного пространства. Соответственно, решается вопрос о «необоснованном вмешательстве в частную жизнь» и «публичном высказывании», которое отлично от высказывания ограниченному кругу лиц в офлайне (прежде всего потому, что его можно сохранить и предъявить большому числу людей).

Юристы предлагают решать эту проблему, разрабатывая кодексы поведения работников в социальных сетях, где в явном виде прописано, какие высказывания запрещены в соответствии с трудовым договором[107].

На сегодняшний день такие кодексы — более чем распространенная практика[108].

При этом сегодня стандартной процедурой становится не только разработка такого кодекса, но и юридическое подтверждение его легитимности[109]. В 2011 году в США по отношению к социальным сетям работники стали применять закон от 1935 года, который в свое время стал толчком для развития рабочего движения[110]. Данный закон дает работнику частных компаний право выражать претензии по отношению к безопасности, оплате и другим условиям труда. В течение 2011 года более 100 работодателей были признаны виновными в нарушении данного закона, а увольнения работников признаны нелегальными[111]. Права работников в этом случае защищает Национальный Совет Рабочих Отношений (NLRB)[112] — независимое агентство американского правительства, которое расследует и борется с «нечестными практиками трудовых отношений» (независимость агентства в этом случае подразумевает ограниченность права президента на увольнение агентства или его членов). Эта ситуация поставила вопрос о прояснении и уточнении допустимых политик поведения работников, а также вопрос о том, что делать при возникновении прецедентов[113].

Глава NLRB Соломон Лаф в сентябре 2011 года в интервью относительно описанных прецедентов открыто указал не только на то, что закон не запрещает критиковать компанию-работодателя, но также и на то, что предписания кодексов поведения в социальных медиа у большинства компаний сильно расширены и не соответствуют правам работника относительно закона.[114].

Одним из основных аргументов работодателей для проверки содержимого компьютера является тот факт, что компьютер принадлежит компании.

Однако данный закон защищает не любое высказывание на тему работы и не любые негативные комментарии, а лишь такие, которые имели целью обсуждение с другими условий труда с целью их улучшения или включения в обсуждение менеджмента компании. В случае когда жалоба на компанию появилась на стене сенатора, NLRB не стали заниматься этим делом, апеллировав к тому, что работник до этого не выражал свои жалобы компании и другим работникам, а значит, не пытался конструктивно обсудить их с целью улучшения (что является важной частью формулировки)[115].

Очень известным, и даже в какой-то мере знаковым для рассматриваемой области, стало дело 2011 года о сотруднике компании BMW, пожаловавшемся на качество хот-догов, подаваемых на мероприятии компании, чье увольнение было признано незаконным благодаря действиям NLRB, а высказывание о хот-догах — обсуждением условий работы[116].

На сегодняшний момент, ввиду того что граница между допустимым и недопустимым так и не поставлена с окончательной точностью и решения принимаются почти всякий раз (за исключением очевидных) относительно индивидуального случая, на сайтах для работников и работодателей (как для США, так и для Европы) почти всегда можно найти:

• «памятку» о мерах предосторожности постинга в социальных медиа[117];

• либо же руководство для работодателей по созданию максимально чувствительного и безопасного с точки зрения закона руководства по пользованию социальными сетями[118];

• либо руководство по аккуратному постингу для работников[119]

Увольнение работников из-за действий в социальных медиа

Обвинения, которые выдвигались и выдвигаются против работников, преимущественно касаются таких видов активности, которые имеют место и в офлайн-жизни и по отношению к которым социальные сети являются лишь одним из возможных медиа, например клевета, разглашение корпоративной информации и т. д.

Но начинают возникать и ситуации, возможные только в эпоху социальных медиа, когда либо сама суть / устройство социальных медиа становятся причиной проблем, либо активность работника в социальных медиа является неотъемлемой частью профессиональной деятельности и должна быть рассмотрена в особых рамках. Примером первого типа может быть нашумевшее в 2012 году в США дело Картера. Заместитель шерифа Робертса после процесса переизбрания последнего оказался уволен за то, что в ходе кампании нажал кнопку «like» на странице политического соперника Робертса[120]. Суть вынесенного решения базировалась на том, что нажатие кнопки «like» не является речью и потому не попадает под защиту Первой Поправки, а также на том, что архитектура сайта подразумевает, что после нажатия кнопки «like» все, кто были в друзьях, видят визуально отображаемую в ленте информацию о том, что «А нравится В». Дело вызвало большую общественную реакцию, в особенности та часть, где сомнению подвергается факт, является ли «лайк» речью[121].

Примером второго типа может служить предвыборная кампания Митта Ромни 2012 года, когда 21 июля число его фолловеров в Twitter начало стремительно расти, что было немедленно отмечено в блогах[122] и прессой[123]. Ромни был моментально обвинен общественностью в покупке «фейковых» аккаунтов, что стало причиной дискуссий о его непопулярности в реальности. Однако представители Ромни заявили о непричастности к этому, обратив внимание на тот факт, что покупка фолловеров является анонимным актом и это мог сделать кто угодно в целях черного пиара. Ввиду неоднозначности, зависимости от архитектуры самой технологии и множественности возможных интерпретаций случай стал заметным прецедентом. Универсальная доступность технологии, возможность полной анонимности автора действия, непредставимая ранее в таких масштабах, позволяет расширить количество потенциальных участников политической дискуссии и заметно меняет ее характер и репертуар[124].

Другим видом совмещения вопросов политических, профессиональных и сетевых, а также подтверждением нового типа перформативной силы новых медиа является пример Дениз Хелмс из Калифорнии, разместившей в своем Twitter расистское высказывание относительно президента Обамы, в котором, помимо прочего, она желает президенту смерти. «The n*gger… maybe he will get assassinated this term..!» («ниггер… надеюсь, его убьют во время этого срока!»). Позже Дениз, не отрицая, что убийство Обамы «не расстроило бы ее», в интервью каналу Fox заявила, что в тот вечер «у нее вырвалось», а на самом деле она не расистка.

Далее разворачивается ситуация, иллюстративная для американской культурной ситуации. Реакция на высказывание поступила от работодателя, озабоченного образом своей компании и возможными снижениями доходов в связи с этим событием в большей степени, чем можно было бы предположить. Несмотря на то что, согласно заявлениям работодателя (компании Cold Stone Creamery), оформленные ясные высказывания против президента являются преступлением и находятся в ведении Секретных служб, эти службы не проявили желания арестовать Дениз. Зато она была немедленно уволена за высказывание, ни в коей мере не связанное с ее профессиональной деятельностью и не подвергшееся никаким более дисциплинарным взысканиям[125].

Энциклопедическим во всех смыслах (буквально — в смысле попадания в Википедию) стал пример экс-конгрессмена Энтони Вейнера, который, еще находясь на государственной службе, послал с помощью личного аккаунта в Twitter картинку сексуального содержания 21-летней девушке. Скриншоты исходного сообщения Вейнера и фото были получены консервативным блогером Эндрю Брайтбартом, который опубликовал их на своем веб-сайте BigJournalism на следующий день. Помимо этого, Вейнер неоднократно делился и другими материалами сексуального характера, уже находясь в браке (при этом, как выяснилось позже, часть его собеседниц были поддельными аккаунтами, созданными представителями партии консерваторов для слежения за Вейнером). Несмотря на то что он отрицал наличие сексуальной связи с этими женщинами, 16 июня 2011 года он был освобожден от занимаемой должности. Впрочем, спустя полгода, в марте 2013 года, стало известно о его планах по возвращению как в Twitter, так и в политику. Он даже собирался баллотироваться в мэры Нью-Йорка.

Вопрос допустимого для политика поведения в социальных сетях вообще является сложным для США. В общественных дискуссиях критике может подвергаться даже просто использование политиком интернет-жаргона в личном аккаунте Twitter[126].

Особым типом увольнения в социальных медиа становятся случаи, когда, сдвигая рамку «личного — публичного», соцсети служат средством обличения работника во лжи различными косвенными способами. Уже не содержимое самой публикации становится причиной увольнения, но его соотношение с иными фрагментами информации. В июле 2012 года 29-летняя канадка Натали Бланшар, работающая в канадском отделении IBM, лишилась своей медицинской страховки из-за фотографии в Facebook. За год до этого ей был поставлен диагноз «депрессия», в связи с чем страховая компания Manulife платила ей пособие по временной нетрудоспособности. В Facebook Бланшар разместила фотографию, где она улыбается и позирует на пляже. В страховой компании решили, что клиентка выздоровела и спокойно может работать дальше. По мнению Бланшар, компания прекратила платить пособие именно на основании фотографии из социальной сети. В компании Manulife от комментариев по данному случаю отказались. Но все-таки намекнули, что «не видят повода не обращать внимания на сведения, полученные из источников вроде Facebook»[127]. Другой пример: сотрудница фирмы National Suisse (Швейцарская компания) была уволена с работы за то, что, пожаловавшись на мигрень, она сказала, что работу будет выполнять дома в темной комнате. Ей разрешили остаться дома, но в тот же день работодатель увидел ее в одной из социальных сетей. Ее посещение социальной сети было зафиксировано в самый разгар рабочего дня. Сотрудницу сразу же уволили[128].

За пределами США наблюдается гораздо менее сильная зависимость работника от работодателя, меньшее внимание к времени, проведенному вне рабочего места, и даже в случае прямой агрессии в отношении работодателя, приведшей к увольнению, озвученная публично причина чаще всего будет иной. Важность и социальная неприкосновенность личности видна за пределами США более отчетливо. Характерны примеры из Канады и Франции. Первый произошел в сентябре 2011 года с 25-летним работником Старбакса Кристофером Криствеллом, разместившем на YouTube весьма сатирическую песню о компании, в которой он работает (в частности, в ней есть строки «Это всего лишь чашка кофе / Дайте мне отдохнуть / Я не должен мириться с этим за минимальную зарплату»[129]. После размещения видео быстро стало популярным, а вскоре и настоящим вирусом, было размещено на сайте «Сплетни Старбакса» и даже на национальных новостных порталах, чем, конечно, привлекло внимание корпоративных боссов. После нескольких встреч с ними Кристофер был уволен.

Пример из Франции не менее показателен. В январе 2013 года из сети быстрого питания Quick был уволен сотрудник, опубликовавший 240 твитов о повседневности своей работы, включающих описания нарушения санитарно-гигиенических условий и управленческих злоупотреблений. Основанием для увольнения (и искового заявления в суд о клевете) послужил тем не менее не сам постинг, но лишь проведенное служебное расследование, согласно которому описанное не является правдой, и лишь по его завершении сотрудник был уволен[130].

Личное и профессиональное пространства оказываются теперь взаимосвязанными, и с приложением минимальных усилий работодатель оказывается допущен в сугубо частную жизнь своего работника. С другой стороны, иначе строятся отношения публичности — приватности у тех, кто связан некими рамочными отношениями в рамках профессионального поля, но в социальных сетях пытается руководствоваться иными ролевыми моделями.

Где, например, находятся рамки допустимой онлайн-близости учителя и ученика? Учитель одной из школ в Бронксе вынужден был расстаться со своей работой из-за того, что чересчур откровенно общался со своими учениками на страничках Facebook. Были обнаружены его комментарии «сексуальная штучка» под размещенными ими фото. Другому учителю, Эшни Пэйн из Калифорнии, пришлось покинуть учительское кресло из-за найденной на Facebook фотографии, где она изображена с бутылкой алкогольного напитка в руках. На сегодняшний день известно, что она подала в суд в надежде вернуть свое место работы. Законодательство США комментирует ситуацию с учителями следующим образом. Речи учителей онлайн могут быть как защищены Первой поправкой, так и нет, и зависит это от того, выражали ли они свою позицию как частное лицо либо как представитель госслужбы. В последнем случае высказывания должны быть тщательно проверены, так как они не будут защищены законом о свободе слова. В целом в США чаще всего учителям советуют не контактировать со своими учениками и студентами в соцсетях[131].

Священнослужителям как представителям особого профессионального поля также удалось испытать на себе границы допустимого в социальных сетях. Оба случая произошли в Испании. В 2011 году очень популярной была история об отстранении от сана Самуэля Мартина по обвинению в мужской проституции[132].

В прошлом году интернет долго обсуждал требование покинуть женский монастырь Санто-Доминго эль Реал в Толедо, в котором она прожила последние 35 лет, предъявленное Марии Хесус Галан по причине того, что та слишком много времени проводила в Facebook. Незамеченным церковной администрацией при этом остался тот факт, что сестра Мария интернет (как ее теперь все называют) провела оцифровывание монастырских книжных архивов и выложила их в Сеть, «чтобы сделать мировым достоянием», да и вообще, активно осуществляла репрезентацию монастыря на просторах интернета. Интернет-общественность бурно негодовала по данному поводу, а сестра Мария обрела мировую известность и всенародную любовь.

Все большее распространение получает должность «online community manager», в обязанности которого входит, помимо прочего, слежение за аккаунтами сотрудников на предмет наличия там материалов ненадлежащего содержания. Но и здесь в отношении социальных медиа встает масса вопросов, не существовавших ранее. Например, считать ли «стукачеством» размещение в личном блоге (а не в сообщении руководству компании) информации, не связанной ни с чьим профессиональным статусом и отсылающей лишь к сказанной в кулуарах шутке?

В этом контексте показателен пример Адрии Ричардс, произошедший в марте 2013 года на IT-конференции PyCon. Программист Адрия почувствовала себя оскорбленной шутками мужчин, сидящих неподалеку, о чем и поспешила сообщить на страницах своего Twitter, имеющего множество фолловеров ввиду общественного характера ее деятельности: «Not cool. Jokes about forking repo’s in a sexual way and “big” dongles. Right behind me»[133].

Твит имел последствия в виде увольнения одного из шутников с формулировкой для Адрии от его работодателя, что «они разобрались с этим». Однако интернет-общественность оказалась не столь толерантной и разразилась недовольством: Reddit и другие интернет-коммьюнити заклеймили Адрию не только за очевидную необъективность (ведь, как выяснилось, лишь половина высказывания молодых людей могла иметь сексистский характер, а во вторую его внесла сама Адрия силой собственного воображения и интерпретации), но и за использование трансляционного ресурса своей странички, со всей очевидностью понимая уровень возможных последствий. А чуть позже, найдя на ее страничке куда более «сальные» шуточки за авторством самой героини, интернет окончательно выступил против Адрии, обвинив ее в крайней степени лицемерия, примененного во вред другому, о котором она даже не потрудилась задуматься; и в течение нескольких дней на просторах блогосферы развернулся ряд весьма саркастических дискуссий[134], были устроены хакерские атаки на ее блог, а также на сайт компании, в которой она работала[135]. Все вкупе, и особенно последнее, стало причиной увольнения ее самой.

Вполне естественно, что при наличии подобного типа отношений социальные медиа становятся опасным и слабым местом для работников, а профессиональная идентичность приобретает совсем иной статус и уровень актуальности (напомним, что, например, здравоохранение также крепко завязано на работодателя). Интересно и то, какой выход из ситуации находят американские работники (в чем-то это созвучно тому, как решается вопрос с цензурой), когда для защиты своих прав они используют законы, написанные для защиты рабочего движения в начале века, кода вопрос прав был столь же зыбок. Помимо описанного выше примера с законом 1935 года (защищающий обсуждения условий труда), в январе 2013 был зафиксирован новый прецедент: к ситуациям в новых медиа стал также применяться комплекс законов 1933–1936 годов New Deal-era law (защищающих, в частности, право на стачку или пикет[136]).

Примером применения служит, в частности, ситуация, начавшаяся в 2010 году, когда адвокат по делам, связанным с домашним насилием, Мариана Кол-Ривера (Mariana Cole-Rivera), написала в Facebook, что один из работников ее компании обвинял сотрудников в лени, и данный пост прокомментировали упомянутые, заявив, что вообще-то они тяжело работали.

По возвращении на работу в Hispanics United of Buffalo пятеро из них были уволены за то, что натравили на компанию службу по борьбе со служебными злоупотреблениями.

Мариана в ответ заявила, что данный прецедент может быть рассмотрен в русле New Deal-era Law, и наконец в декабре 2012 года NLRB согласилась с этим. В издании Slate активно обсуждался вопрос о том, в каких именно случаях возможно применение NLRB данного комплекса законов, касающихся «защиты согласованной активности» (как, например, согласованные действия комментаторов поста Кол-Риверы) по отношению к социальным сетям.

Судебные дела прошлого, откуда пришли эти законы, уже установили некоторое количество факторов (число вовлеченных работников и т. д.) для определения и квалификации «активизма» как защищенного вида активности. Торговая Палата США надеялась, что NRLB поднимет для социальных медиа планку немного повыше — с учетом того, как важен социальный имидж для работодателей сегодня, — но напрасно[137].

Можно говорить о сложившемся и устоявшемся мнении как в США, так и в других зонах англоязычного интернета, что Facebook — это не только способ поиска работы, но и ее потенциальная потеря. Причем, ввиду беспрецедентно широкого репертуара возможных поводов для увольнения, чаще всего можно встретить утверждение опасности использования соцсетей в принципе, ведь основанием для увольнения может стать любое возможное снижение доходов работодателя, к которому ты оказался причастен любым способом.

Глава 5. Самоцензура и «цензура толпы»: следующий шаг в регулировании контента

Каждый пользователь крупной социальной сети может пожаловаться на любой контент, размещенный другим пользователем, будь то спам, сцены насилия, фрагменты частной переписки или политический манифест. И люди активно используют это право.

Коммуникации в интернете — предмет регулирования не только со стороны правительственных агентств и интернет-площадок. Любой коммуникативный акт, любое размещение контента могут подпадать под еще один, неявный и никак не формализованный род цензуры. Это «цензура равных», «цензура толпы» или «самоцензура». Данный феномен усиливается год от года.

Писатель Чайна Мьевиль заявил в интервью «Гардиан»: «Существует множество вещей, которые не следует говорить. Мы цензурируем себя все время, и это чертовски верно. Наши умы полны всякого хлама, который мы накапливаем от года к году»[138].

Можно выделить несколько видов «самоцензуры»:

1) Удаление собственного контента автором под воздействием причин морально-этического или иного толка;

2) Модерирование контента сайта групповым способом путем голосования за его право на существование;

3) Коллективное воздействие большого числа пользователей с целью регуляции контента;

4) Жалобы с требованием удалить контент других пользователей;

5) Формирование отзывов о существующем контенте с целью его ранжирования и оценки следующими пользователями.

Самостоятельное удаление контента автором

Все большее влияние на размещение материалов в личных блогах оказывает представление о том, что его читателем может оказаться не только и не столько круг близких людей, но и потенциальные работодатели и весь интернет в целом. Все более частыми становятся размышления пользователей о том, что, в отличие от реплики в частной беседе (которую, казалось бы, имитируют интернет-высказывания и комментарии в блогах), твой текст останется в Сети навсегда, и ты не в состоянии контролировать, кто, когда и в каком контексте прочтет его. Вопрос о сохранении всех высказываний и их потенциальной доступности постепенно превращает сообщества web 3.0 из утопических «здесь все можно сказать» в невротические «здесь все остается навсегда». С другой стороны, причиной для самоограничения контента в интернете оказываются различные неписаные нормы, случившиеся в прошлом прецеденты и скандалы, актуальное состояние интернет-коммьюнити, и эти внешние факторы действуют подчас куда надежнее внешних механизмов цензурирования.

Самоцензура может быть продиктована либо причинами внутреннего толка (например, морально-этическими рамками), либо результатом давления внешних факторов (имеющихся в интернет-сообществе и угрожающих автору некими санкциями в случае нарушения).

За годы существования личных блогов большинство пользователей уже имеет за плечами сотни высказываний (которые подчас агрессивны, нецензурны, противоречат друг другу). Но практика их внешней оценки и использования вне изначальной площадки работает в полную силу лишь сейчас. И теперь все большее число пользователей перед размещением скабрезной картинки или сомнительного с точки зрения этики высказывания начинают задумываться не только о том, насколько оно отражает то, что хотелось выразить, но и о том, какие последствия оно может повлечь. А это, в свою очередь, приводит к изменениям в самом способе пополнения интернета контентом. Важность данного феномена иллюстрирует, например, факт, что англоязычный интернет в последние годы полнится руководствами о том, как правильно ограничивать свои проявления в социальных сетях, чтобы не навредить карьере[139].

Теперь офлайн-социальная идентичность пользователя начинает диктовать ему свои правила коммуникации. Либо пользователи предпочитают публиковать меньше контента во избежание непредвиденных ситуаций.

Причиной не публиковать информацию о себе становится для пользователей неуверенность в том, что их новости и мнения достаточно интересны и креативны, сомнения в духе «не слишком ли это легкомысленно» или «не будет ли это со стороны выглядеть как нытье и не вызовет ли контент нареканий и споров у френдленты» (вообще, наблюдается тенденция к отказу от постинга негативных мнений и эмоций)[140].

При этом примерно половиной неопубликованного контента пользователи готовы были бы поделиться при условии гибких настроек приватности — с близкими друзьями, либо с теми, кого они хорошо знают в реальной жизни, либо просто с теми, кто, как им кажется, оценит конкретный пост.

В целом же критерии выбора тем для постинга в социальных сетях сейчас таковы: относиться к тому, что публикуешь в социальных сетях, как к тому, что говорится в публичном (а не личном) пространстве[141].

Именно самоцензура станет основным инструментом ограничения контента в интернете в условиях юридической защиты свободы слова в странах западных демократий.

«То, что мы не разрешаем себе обсуждать — иногда по уважительной причине, иногда нет, — может заставить наши голоса утихнуть столь эффективно, как не смогло бы никакое правительство или корпорация… Цензура не оставила мир. Она просто находит новые пути»[142].

Обратной стороной (или закономерным продолжением) описанного процесса становится отказ от потребления некоторой информации, такой, которая может спровоцировать на эмоциональные реакции, необдуманные высказывания и резкие оценки. Потенциально такой информацией является любой контент, содержащий точку зрения, альтернативную точке зрения пользователя. Такая позиция приводит к решению вообще хранить молчание — не потреблять контент и не творить его.

Вот очень показательная рефлексия блогера:

«Я вообще стараюсь не читать то, с чем, знаю, буду категорически не согласен (за исключением ситуации, если это написано тем, кого я уже знаю и кто будет уважать мое право иметь другое мнение). И если я все-таки читаю то, что вызывает скрежет зубов и покалывание в позвоночнике, а пальцы стремятся начать строчить — я занимаюсь самоцензурой. Т. е. я не комментирую. Я не спорю. Я вообще редко что-либо говорю.

Я проверил на своей шкуре и решил не читать:

• Комментарии к новостным сюжетам.

• Плохие отзывы о любимых книгах.

• Статьи и блоги, которые проливают свет на злоупотребления или оскорбительные ситуации.

• Статьи и блоги, пропагандирующие любую религию или религиозные убеждения за счет других мнений.

• Все, что вызывает скрежетание зубов в течение первых двух предложений»[143].

Закономерным следствием описанной проблемы присутствия кого-то третьего в твоей личной блогосфере становится конфликт идентичностей и желание восстановить подлинные отношения с собой, не задумываясь о том, как будет оценен контент работодателем или кем бы то ни было иным:

«Когда дело доходит до социальных медиа, у меня есть новая стратегия. Моя новая стратегия — забыть о своей аудитории и остановить самоцензуру. Я хочу подлинных отношений в жизни, я хочу найти подлинного себя, и я думаю, что первый шаг к этому — оставить нормированный образ себя»[144].

Родительский контроль

Вторым (но не по значимости) способом цензуры интернета на уровне пользователей является родительский контроль над контентом, ввиду того что защита детства в интернете уже давно признана насущной необходимостью. Дети, по сравнению со взрослыми, более уязвимы по отношению к последствиям всего, в том числе и свободы слова. Поборники родительской цензуры говорят не только о защите от порнографии или педофилов — речь идет, например, о том, насколько полезно девочкам-тинейджерам получать в качестве канона красоты тысячи изображений анорексично худых и отретушированных в фотошопе нереалистичных лиц. Дополнительную опасность представляет постоянно возрастающая социальная роль интернета: подросток теперь не только и не столько просто черпает информацию, сколько проходит полноценный процесс социализации[145].

Родительское цензурирование интернет-контента, являясь одним из наиболее актуальных трендов цензуры интернета, может осуществляться, блокируя ребенка от набора сайтов или ключевых слов, признанных родителем опасными. В ответ дети вооружаются программным обеспечением, позволяющим обмануть родителей[146].

Популярен в этом качестве, например, сервис Snapchat — материалы, опубликованные с его помощью, автоматически уничтожаются в течение нескольких минут или даже секунд вскоре после постинга, — решающий проблему того, что опубликованное тобой в Сети останется там навсегда.

При этом, несмотря на активное недовольство родителей, заявляющих о том, что данный сервис представляет опасность для тинейджеров, его создатели заявляют, что ресурс просто направлен на защиту privacy.

«Во многом он (сервис) используется для сокрытия сообщений в целом в целях защиты вашей частной жизни, поскольку на самих устройствах предостаточно способов ее контроля. Честно говоря, мы достаточно открыты для тех, кто может взять ваш телефон»[147].

Вопрос о родительском контроле интернета тесно связан с достаточно конфликтной точкой зрения о том, что именно так может и должно выглядеть цензурирование интернета, ведь в большинстве западных демократий защита детства является основной причиной для цензуры. Сторонники такой позиции считают, что урезание контента должно осуществляться конкретными обеспокоенными родителями, в соответствии с их представлениями об информационной безопасности (а не на уровне государства в законодательном порядке, что неизбежно заканчивается обильными злоупотреблениями), но с учетом того, что дети постарше все равно найдут способ обойти ограничения[148].

Тенденция к усилению родительской позиции в онлайн-пространстве становится все более заметна год от года, и в некоторых странах (например, в Австралии) уже существуют правительственные программы обеспечения семей бесплатным программным обеспечением для решения этой задачи. Когда нынешний лидер министерства труда, премьер-министр Кевин Радд, пришел к власти почти два года назад, часть его предвыборной платформы состояла в том, что он введет обязательную фильтрацию доступа в интернет в целях защиты австралийских детей. Предложение встретило яростное сопротивление как тех, кто утверждает, что это технически невозможно, так и тех, кто не принимает это как нарушение личной свободы. Но даже с учетом того, что правительство преодолело эти препятствия, остался вопрос о том, насколько выбранное для этой цели программное обеспечение справится с этой задачей. Предыдущее правительство столкнулось с проблемой, создав не менее четырех разных программ, доступных для установки на домашних компьютерах. По мнению некоторых, все они потерпели неудачу в важных моментах и оказались неэффективны[149].

При этом проблема детско-родительских отношений в социальных сетях затрагивает не только вопрос об ограничении доступа ребенка в интернет, но и более тонкие методы — контроля и слежки за действиями ребенка онлайн, обучению его этике и безопасности высказываний и т. д. — использования этой уникальной возможности проникнуть в недоступную ранее коммуникативную зону ребенка. По сути, американские авторы чаще всего предлагают родителям достаточно серьезную экспансию в privacy своих детей — вплоть до рекомендации знать пароль от личного аккаунта. Оправданием объявляется необходимость защитить будущее своего ребенка от неверных шагов, которые могут привести к тому, что его личная информация попадет «не в те руки», что может навредить ему при поступлении в колледж и даже при поиске работы. В целом руководства для родителей выглядят достаточно агрессивно, за ребенком не признается никакого права на онлайн-самостоятельность, а общая дискурсивная политика такого рода «руководств» оставляет ощущение настоящей опасности социальных сетей и полной открытости личного пространства подростка:

• Помните: все, что приходит в онлайн, останется там навсегда. Весь негатив, связанный с вашим именем, может стать препятствием для поступления в колледж или даже получения работы в будущем. Помогите ребенку выбрать никнейм, который вас устраивает.

• Ваш ребенок не должен твитить все, что можно было бы сказать лично. Удерживайте его от сквернословия и сплетен при ведении Твиттера.

• Убедитесь, что вы согласны с тем, какие фотографии ваш ребенок хочет опубликовать.

• Ваш ребенок должен фолловить только тех, кого знает в реальной жизни, и аналогично, когда речь идет о его фолловерах, не позволяйте включать в контакты никого, с кем он не знаком за пределами Сети.

• Ваш ребенок должен избегать упоминаний своего имени, адреса или номера телефона. Важно также не использовать сервисы чекина, такие как Foursquare, показывающие, где пользователь находится в конкретный момент.

• Только вы и ваш ребенок должны знать его пароль[150].

Однако за многочисленными призывами к жесткой интервенции в онлайн-активность своего ребенка то и дело можно заметить тревогу и страх старших поколений, для которых новые медиа все менее и менее понятны, функционал мобильных устройств связи все более сложен и ситуация недостатка знания становится основанием для оправдания тотального контроля.

Элен Паттерсон, домохозяйка и мать восьмилетнего сына, говорит, что привыкла думать, что она вполне технически образована, часто бывает на Фейсбуке, но была шокирована, узнав, что сын может отправлять сообщения с помощью Ipod Touch (музыкального устройства с выходом в интернет и возможностью установки разнообразных приложений). Она насчитала дома 9 различных беспроводных устройств и решила выключать Wi-Fi после 9 вечера, но все равно называет свои попытки контроля онлайн-активности ребенка «войной, в которой я медленно проигрываю каждый день»[151].

В некоторых странах Европы даже существуют курсы для родителей, которые хотят разобраться в этом[152].

Гонка идет в обе стороны: согласно статистике, тайная онлайн-жизнь детей год от года растет, а используемые средства становятся все более изощренными. Факт имеет настолько большие масштабы, что в течение нескольких лет компания McAfee, которая продает программное обеспечение, связанное с безопасностью и защитой данных, регулярно заказывает опрос компании Harris о «секретной онлайн-жизни подростков», и волны исследования McAfee — Harris год от года широко освещались прессой. Полученные данные (собираемые теперь по всему миру) постоянно указывают: миллионы подростков сознательно практикуют рискованное онлайн-поведение, включая обмен паролями и загрузку нежелательного контента, в том числе порнографии. Также они регулярно общаются с незнакомцами в интернете. На протяжении многих лет исследования показывали, что девочки более социально-ориентированы в интернете и они с большей вероятностью, чем мальчики, склонны разговаривать с незнакомыми людьми[153].

Противники столь пристального контроля родителей за онлайн-поведением детей апеллируют к тому, что такой способ не адаптирует детей к дальнейшему взрослому онлайн-поведению, а является, напротив, фактором, усугубляющим возможные будущие сложности интернет-социализации. Не менее часто противники родительской цензуры говорят и о том, что в любом случае подросток, которому хочется онлайн-привата, найдет, как получить его в обход родителей[154].

Модерирование контента групповым способом

В английском языке для данного вида цензуры используется термин «User moderation». Данный вид самоцензуры подразумевает, что контент, который выкладывают пользователи определенного сайта, модерируется и ранжируется ими самими. Впервые подобная система появилась на сайте Slashdot.org в начале двухтысячных и с тех пор все более активно применяется на больших социальных площадках, например, на очень популярном в России сайте leprosorium.ru. Вкратце она работает следующим образом: каждую неделю (три дня или месяц) коллективным голосованием участников сайта ими выбирается модератор (-ы) на этот промежуток времени. Одновременно все пользователи сайта имеют право оценить каждый пост или комментарий — поставить «+» или «-», — а также у каждого есть личные рейтинги («карма»), отражающие, как были оценены его высказывания. Коллективно выбирается порог оценок, и оцененные ниже посты и комментарии становятся не видны. Каждый комментарий на сайте Slashdot.org первоначально получает оценку от -1 до +2, по умолчанию со счетом +1 для зарегистрированных пользователей, 0 для анонимных пользователей (Anonymous Coward), +2 для пользователей с высокой «кармой» или -1 для пользователей с низкой «кармой». Дежурные модераторы могут смягчить комментарий — вверх (+1) или, наоборот, снизить исходное значение — вниз (-1). Модераторы также могут прикрепить дескриптор к комментарию, например: «оффтоп», «flamebait», «тролль», «слишком», «глубоко», «интересно», «информативно», «смешно», «завышено» или «недооценено» — с соответствующей каждому оценкой -1 или +1. Т. е. ничего не удаляется, но путем коллективного согласия участников сообщества может стать невидимым при негативном рейтинге.

Чем более ты способен создать контент, нравящийся другим, тем более вправе говорить и оценивать контент других. Такая система пытается имитировать ситуацию реальной коммуникации, когда при оценке высказывания ты руководствуешься тем, насколько авторитетен твой собеседник. Это вариант ответа на вопрос «кто этот человек?» в эпоху опосредованного анонимизированного общения. Редуцированным вариантом такого же порядка пользовательской самоцензуры является любая система рейтингов форумов, когда удельный вес высказываний разных пользователей оказывается неравен, а право быть услышанным и увиденным необходимо заслужить. Это, с одной стороны, позволяет интернет-коммьюнити пополняться именно той аудиторией, которая ему необходима. С другой — в такой системе понятия репутации, оценки и рекомендации становятся своего рода валютой, формируя особый тип «экономики». А перераспределение власти создает неограниченные возможности сообществу «определить себя»[155].

Прямые методы цензурирования оказываются в некотором смысле нерабочими на площадках подобного рода. Показательна, например, ситуация с упомянутым сайтом Slashdot. 9 марта 2001 года пользователь разместил полный текст сайентологического документа «Оперирование Тэтана третьего уровня» (OT III) в комментарии к статье на Slashdot. Церковь Сайентологии потребовала, чтобы Slashdot удалил документ в соответствии с Digital Millennium Copyright Act. Документ был удален, однако через неделю в длинном письме редакторы сайта сочли необходимым объяснить свое решение об удалении документа пользователям, снабдив при этом пост ссылками и информацией о том, как получить документ из других источников[156].

Другим вариантом групповой самоцензуры является так называемая «реактивная модерация», когда на сайте отсутствует система оценки постов до или после их появления работниками площадки, однако пользователи могут обратиться с просьбой удалить ненадлежащее содержимое, обнаружив его[157].

Такая система получает все большее распространение по трем основным причинам:

• Содержание редакторов, ежедневно просматривающих весь контент, не просто дороже, а уже невыполнимо физически ввиду объема контента;

• Правовая ситуация большинства стран подразумевает достаточной мерой регулирования, в первую очередь, удаление ненадлежащего контента при его обнаружении, а не превентивные меры по предотвращению его появления;

• Подобная система способна реагировать на происходящее гораздо быстрее внешнего наблюдателя, направляя внимание «смотрителей площадки» прямо в проблемную область, поскольку в каждый из моментов там находится кто-либо из пользователей.

Одной из основных ценностных конструкций интернет-сообщества становится «свобода течения информации», «свобода обмена контентом», «свободное Знание», беспрепятственное распространение которых признается высшей целью и ценностью. Все виды «user moderation» основаны на неписаном признании данного правила.

В феврале 2012 года сайт Reddit выступил с предложением законопроекта о защите свободы интернета (Free Internet Act — FIA), базируясь на методах crowd censorship. Предложенный сайтом Акт должен был заменить собой борющихся с пиратством SOPA и PIPA, подвергшихся активному протесту со стороны общественности. Заявление Reddit относительно цели закона таково: «FIA позволит пользоваться интернетом свободно, без какого-либо цензурирования, пользователи имеют право на свободу слова и свободное знание, регулировать вопросы интернет-контента должны мы, а не правительства». Также законопроект включает в себя положения о признании виновным в нарушении авторских прав и другой незаконной деятельности тех, кто загружает данные, а не тех, кто их скачивает. Пользователи Reddit описывают данный документ как начало потенциального международного договора, который будет принят не только в ЕС или США, но и повсеместно[158].

Wikipedia

Одним из наиболее успешных и показательных среди реализованных проектов с user moderation (групповым типом цензурирования контента самими пользователями) является Wikipedia. Идеологически, по замыслу создателей, она восходит к высокой идее сбора всего всемирного знания в одном месте — к Александрийской библиотеке и Пергамону, энциклопедистам 18 века и футуристам конца 20 века[159].

Как и в отношении поисковой системы Google, о Википедии также уместно будет говорить как об «интерфейсе реальности». Ознакомление или прояснение феномена в подавляющем большинстве случаев начинается с запроса в Google, а заканчивается ссылкой на Википедию. Несмотря на многочисленные дебаты о сомнительном качестве информации свободной энциклопедии, отсутствие тематической статьи в Википедии придает обсуждаемому топику статус как минимум «необычного», как максимум — сомнительного. Год от года все более молодеющий «типичный пользователь интернета» все реже ищет информацию в большем, чем предложила Википедия, объеме. Соскальзывание по смежным ссылкам, формирующее разорванный, дискретный тип понимания, уже получило особый статус «Викидискурса» или даже «Викисознания».

Пользователь wiki, как правило, не обязан проходить регистрацию и «представляться» системе для получения доступа — защита от ошибок или злонамеренного искажения информации реализуется с помощью контроля версий. Все сделанные на странице изменения сохраняются в базе данных, и в любой момент можно вернуться к одному из предыдущих вариантов[160].

В основе создания Википедии лежит принципиально новая идея, отражающая особую грань регуляции интернет-контента самими пользователями — использование коллективного разума. Знания должны быть свободными. Этот, уже упоминавшийся тезис является также и основным принципом Wiki-media Foundation — фонда, финансирующего создание Википедии. Сегодня Википедия — практическая реализация озвученной идеологемы — международная энциклопедия, имеющая разделы на десятках языках мира, грандиозный эксперимент по созданию среды для свободного обмена знаниями из всех областей человеческой жизни. При этом важно понимать, что свобода в терминах написания викистатей — это не вседозволенность. В целом, несколько расширяя «столпы Википедии»[161] и обобщая ее «правила и руководства»[162], можно сказать, что работа Википедии зиждется на следующих принципах.

Разрешается править, переименовывать, изменять статьи — в этом заключается удовольствие от редактирования, поскольку от автора не требуется создавать идеальные тексты, хотя к этому надо стремиться. Испортить ничего нельзя. Все предыдущие версии статей сохраняются. Это же предохраняет сайт от атак вандалов. Однако случаи вандализма, которые, конечно же, встречаются, проходят для посетителей этой виртуальной энциклопедии практически незаметно благодаря самим принципам работы Wiki-движка. Он ведет историю всех изменений, и откатить страницу к ее довандальному виду не представляет никакого труда. Сделать это может даже незарегистрированный пользователь, заметивший неладное, или специально выделенный человек, у которого этот процесс займет еще меньше времени. Существование Википедии в ее теперешнем виде, прежде всего, обязано тому, что портить статьи получается даже более трудозатратно, чем их восстанавливать, да и мало кто успеет заметить внесенные вандалом изменения, что снижает мотивацию на подобные действия ввиду отсутствия перформативной и эпатирующей части. То же самое касается и спама — проставления ссылок на свой сайт. Как правило, через некоторое время (минуты или часы) этих ссылок там уже не будет, да и в некоторых, особенно популярных у «сеошников» статьях, правка вообще запрещена (вносить изменения сможет только администратор или более широкий круг пользователей из категории авторов)[163].

Все участники должны следовать правилам о запрете оригинальных исследований и стремиться быть точными, поскольку Википедия — это энциклопедия, включающая в себя элементы общих и специализированных энциклопедий, альманахов и т. д., а не беспорядочная свалка информации. Это не коллекция исходных документов или малозначимых фактов, не словарь, не газета, не издательство, не эксперимент в области анархии или демократии и не каталог ссылок. Также это не место для изложения личного мнения, личного опыта или личных доводов[164].

Википедия вводит концепт «Нейтральной точки зрения» (НТЗ) как один из основных при написании статей и, по сути, являющийся альтернативой гарантии качества предоставляемой информации. НТЗ означает стремление к тому, чтобы в статьях не отдавалось предпочтения отдельной точке зрения[165]. Иногда это требует представления нескольких точек зрения, что следует делать как можно более точно, сопровождая каждую из них необходимым контекстом, большая важность придается тому, чтобы читатель мог четко понимать, чьи точки зрения представлены.

В этом заключается одна из основных особенностей группового типа цензурирования контента пользователями: регулирование основывается не на абсолютизации представлений группы о контенте, а на установлении четких, понятных читателю отношений между группой и контентом.

Например, между пользователями leprosorium и предоставляемым контентом установлены отношения «мы все в целом отнеслись к тексту вот так», а между читателями и авторами Википедии — «вот эти люди говорили об этом вот так». Не претендуя ни в первом, ни во втором случае на обладание точным или уникальным знанием о контенте. Такого рода регулирование, скорее, указывает читателю, какую рамку применить при знакомстве с данным текстом, какие ограничения необходимо учитывать. Однако, конечно, в Википедию нередко приходят участники, отстаивающие свои собственные взгляды на происходящие события. Возникают и столкновения прямо противоположных точек зрения, которые в итоге приводят к войнам правок, а порой и к вандализму. Именно поэтому в Википедии действует механизм защиты статей от редактирования, который позволяет временно запретить вносить правки в текст статьи в случае возникновения конфликтной ситуации[166].

Материалы Википедии являются свободными для использования, при этом любой может вносить в них изменения. Весь текст доступен под лицензией GFDL (GNU Free Documentation License) и может распространяться или компоноваться соответственно ей. Статьи могут редактироваться кем угодно, при этом ни один участник не располагает правом на единоличный контроль ни одной статьи. Становясь автором Википедии, вы соглашаетесь с условиями лицензии. Перевод текста этого документа на русский язык можно найти по адресу: FD. Главное, на что соглашается автор, — это то, что написанные им статьи могут быть отредактированы кем угодно, и он не будет претендовать на исключительный контроль над ними.

Жалобы на контент других пользователей

Социальные сайты, как правило, имеют свод правил, указывающий процедуру подачи жалобы на контент, правила ее рассмотрения, а также процедуры рассмотрения спорного контента и ситуации злоупотребления процедурой рассмотрения жалоб.

Абсолютное большинство сайтов рекомендует пользователям на первом этапе попытаться разрешить проблемы напрямую между собой и лишь в случае невозможности найти решение обратиться к администрации сайта. Далее, в случае невозможности найти решение и на этом уровне спорный контент, как правило, блокируется, и одна из сторон обязана предоставить юридический документ, подтверждающий права на свою точку зрения. В странах западных демократий такие вопросы разрешают у юристов, уже создавших поле профессионального предложения[167].

Однако необходимо помнить, что в условиях интернета отсутствие определенного контента онлайн даже в течение суток или нескольких часов может сделать бессмысленным или даже вредным его дальнейшее возвращение.

Чаще всего предметом споров и жалоб становится сфера межличностных отношений и вопрос изменившихся статусов приватности у бывших партнеров или друзей, когда совместные фото или другие материалы личного характера остаются в профайле, альбомах и ведении человека, переставшего быть близким[168].

В октябре 2012 года пользователь был признан виновным за публикацию в своем Facebook открытого письма, содержащего следующий текст: «Интересно, что произошло с человеком, которого я называл лучшим другом 15 лет, и чем оправдать его поведение. Помни, я вижу разбитые сердца твоих девочек каждый день… Глядя в зеркало на свою обдолбанную тестостероновую рожу, ты все еще видишь мужчину?..»

Автор поста в ответ на предъявление обвинений заявила, что ее целью было не нанести вред его репутации (в чем ее, собственно, и обвинили), а заставить его взглянуть на себя со стороны. Что не спасло женщину от судебного приговора и штрафа[169].

Резюме

С одной стороны, внешняя цензура (правительств, корпораций и т. д.), руководствуясь представлениями о существовании так называемого «вредоносного контента» приходит к необходимости ограничения доступа к информации.

С другой стороны, внутренняя цензура самих интернет-пользователей, имеющая одной из основных ценностей «информацию и знание для всех», также рождает идею регулирования контента во избежание хаоса и для «разметки пространства» знания.

Реальным трендом на сегодня является то, что люди все больше и больше задумываются, как они выглядят в социальных сетях, и хотят обрести все больше степеней контроля над контентом. Согласно господствующему в СМИ мнению, социальные медиа — это уже не территория свободы, но территория опасности. Людям необходимы инструменты, чтобы защитить себя и своих близких от травмирующего воздействия информации.

Глава 6. Опрос пользователей Рунета: должно ли государство регулировать интернет?

Опрос на тему «Регулирование интернет-контента: необходимо или нет?» был проведен Фондом открытой новой демократии с помощью онлайн-панели на выборке 1500 респондентов.

В ходе исследования была проанализирована активность респондентов в социальных сетях.

Полученные данные свидетельствуют о том, что в настоящий момент максимальной популярностью пользуются сети с наиболее выраженными коммуникативной и интерактивной составляющими — ВКонтакте и Facebook. Ресурс Livejournal используется наименьшим числом респондентов, почти у 80 % опрошенных вообще нет аккаунта на этой площадке.

Как видно, степень свободы публикации личных данных довольно высока.

Однако причины такой свободы неоднозначны. Политика, проводимая описываемыми интернет-ресурсами, одна из основных задач которых — социальные коммуникации, предполагает максимальную доступность данных личного профиля пользователя другим пользователям сети. В связи с этим особенно интересным представляется пик, который образует значение «Информация, открытая для друзей и близких» для ресурса ВКонтакте. Данная площадка обладает, пожалуй, наиболее тонкими и дифференцированными инструментами настройки личного профиля, в том числе и конфиденциальности.

В связи с этим наблюдаемые результаты можно интерпретировать следующим образом: пользователи готовы представлять свои личные данные, чтобы быть полноценными участниками сетевой коммуникации, однако в условиях, когда это возможно, предпочитают ограничивать доступ к этим данным, показывая их кругу более или менее знакомых людей.

При этом на практике осуществляется сегрегация приватного и публичного, что хорошо заметно, если обратиться к тому, какого рода контент пользователи прячут или открывают для всеобщего доступа.

Информация о семейном положении, политических взглядах, фотографии с друзьями — все это оказывается открытым. В то же время контактные данные пользователя, информация о месте работы и фотографии оттуда уже куда более конфиденциальны. Таким образом, пользователи, с одной стороны, не склонны к сетевой анонимности, с другой — довольно отчетливо маркируют информационные зоны риска, предполагающие более тщательную фильтрацию данных.

Помимо вопроса о личных данных, респонденты также ответили на вопрос о возможности размещения ими в Сети контента, демонстрация которого в той или иной степени ограничена законом или нормами морали.

Как видно, ведущими типами контента, который респонденты «никогда бы не опубликовали у себя на странице», оказываются личные данные третьих лиц (54 %), закрытая информация о чужом бизнесе (62,6 %), клевета (50,5 %), выражение ненависти и призывы к насилию (51,7 %).

Промежуточное место по оценке возможности публикации занимают радикальные политические материалы и обман относительно собственной личности. Характерно, что в отношении чужого контента, изображений обнаженного тела и коммерческой рекламы респонденты проявили максимальную терпимость.

Очевидно, что в Сети так или иначе действует распределенная нормативная функция. 34,8 % всех опрошенных заявляют, что им случалось удалять контент по требованию других участников сетевой (или не сетевой) коммуникации. Инициировалось такое удаление разными источниками.

Как мы видим, Сеть регулируется некоторым набором нормативных практик, отчасти внешних для нее (личные конфликты, мнение друзей и близких), отчасти опирающихся на нормативную базу конкретных ресурсов (удаление и блокировка аккаунтов).

В качестве основных причин проблем, возникавших у респондентов, звучат следующие:

Очевидно, что ядро нарушений сетевых правил и конвенций, повлекших за собой определенные проблемы для респондентов или их знакомых, составляют действия, связанные с приватной информацией о человеке (раскрытие данных третьих лиц — 21,8 %, клевета — 19,2 %). Именно эти нарушения находятся в центре зоны информационного риска, о которой говорилось выше.

Большинство респондентов достаточно устойчиво воспроизводит связь между онлайном и офлайном на уровне практик регистрации в соцсетях, предпочитая находиться там под своим, а не вымышленным именем.

Выступая в открытую под своим именем, пользователь вступает в игру нормативности, где перекрестный надзор заставляет следовать правилам.

Опрос показал, что для пользователей Рунета характерно убеждение в том, что интернет является свободной территорией.

При этом 71 % пользователей считает, что государство должно блокировать доступ к некоторым сайтам.

Высокая степень согласия с утверждением о том, что интернет — свободное пространство, довольно ощутимо коррелирует с мнением о том, что вмешательство государства недопустимо.

Таким образом, среди опрошенных можно условно выделить группу активистов — противников регулирования сетевого пространства государством, которую составляет приблизительно четверть респондентов. В то же время большинство респондентов согласно с необходимостью блокировки отдельных сайтов, хотя и считает Сеть свободной территорией.

Большинство пользователей высказывается в пользу личной ответственности комментатора за сказанное в блоге или на сайте. (58,7 % в противовес 41,3 %, считающим, что ответственность должен нести владелец сайта). В то же время незначительный разрыв между высказанными противоположными мнениями также адресует нас и к не эксплицированной здесь идее о необходимости нормативной регуляции интернет-пространства со стороны государства.

Как видно из диаграммы, по мнению большинства респондентов, наименее тяжкими действиями являются обман о собственной личности, нарушение авторских прав, размещение коммерческой рекламы. В то же время в пользу уголовного наказания большинство склоняется в отношении выражения ненависти и призывов к насилию (50,4 %), а также в отношении размещения информации о чужом бизнесе (50,8 %). 30,2 % респондентов поддерживают уголовную ответственность за клевету!

Далеко не все из тех, кто считает интернет свободной территорией, выступают также и за мягкость или отсутствие наказаний за различные противоправные действия в Сети. Несмотря на то что статистически существует тенденция к высказыванию подобных мнений в совокупности, по-видимому, зачастую мнение о свободе интернета оказывается лишь декларируемым лозунгом, ничем не подкрепленным.

С другой стороны, существующие корреляции позволяют предположить, что те, кто выступают за «свободный интернет», склонны протестовать против наказаний лишь за определенные типы действий. Эту гипотезу подтверждают данные факторного анализа.

Фактически те, кто считает интернет свободной территорией, выступают главным образом за свободу размещения радикальных политических материалов, призывов к насилию и порнографического контента. К этой группе людей не относятся те, кто против наказания за обман о собственной личности, размещение коммерческой рекламы и нарушение авторских прав.

Готовность пользователей к вмешательству государства в регуляцию контента различного рода отличается. В ответах респондентов довольно отчетливо маркируется некая область информационного риска, образованная совокупностью действий по защите собственной приватной информации от посягательств извне и неприятием отдельных видов контента, публикуемых в Сети. С одной стороны, большинство респондентов стремится защитить свои контактные данные, а также информацию, связанную с профессиональной деятельностью, хотя при этом легко дают доступ к другому приватному контенту.

С другой стороны, большинство пользователей высказывается против публикации в Сети клеветы, личных данных третьих лиц, открытого выражения ненависти и вражды, публикации конфиденциальных данных о чужом бизнесе. Обозначенная зона информационного риска может оцениваться как зона ожиданий пользователей: конфигурация регулирующих функций, по их мнению, должна быть такой, чтобы обеспечивать защиту от нежелательного контента, но сохранять также и конфиденциальность некоторых типов личных данных (хотя в целом пользователи вполне готовы присутствовать в Сети от своего реального имени). Таким образом, полученные данные позволяют утверждать: большая часть пользователей склонна считать, что государственная регуляция сетевого содержимого интернета необходима, поскольку способна повысить уровень безопасности их пребывания в Сети и оградить их от нежелательного контента.

Регуляция некоторых типов информации может не получить одобрение со стороны интернет-сообщества. Для информационного ландшафта Рунета характерно крайне лояльное отношение к случаям нарушения авторских прав, а также размещения порнографического контента. Также это относится к несанкционированному размещению коммерческой рекламы и отчасти к публикации радикальных политических высказываний.

Подведем итоги:

• Пользователи готовы предоставлять свои личные данные, чтобы быть полноценными участниками сетевой коммуникации, однако в условиях, когда это возможно, предпочитают ограничивать доступ к этим данным, показывая их кругу более или менее знакомых людей.

• Основные типы контента, который респонденты «никогда бы не опубликовали у себя на странице»: личные данные третьих лиц (54 %), закрытая информация о чужом бизнесе (62,6 %), клевета (50,5 %), выражение ненависти и призывы к насилию (51,7 %).

• 34,8 % всех опрошенных заявляют, что им случалось удалять контент по требованию других участников сетевой (или не сетевой) коммуникации.

• Более чем у трети респондентов были проблемы (преимущественно личные конфликты) из-за их собственных публикаций в Сети.

• Ядро нарушений сетевых правил и конвенций, повлекших за собой определенные проблемы для респондентов или их знакомых, составляют действия, связанные с приватной информацией о человеке (раскрытие данных третьих лиц — 21,8 %, клевета — 19,2 %).

• 71 % пользователей считает, что государство должно блокировать доступ к некоторым сайтам.

• В пользу уголовного наказания большинство склоняется в отношении выражения ненависти и призывов к насилию (50,4 %), а также в отношении размещения информации о чужом бизнесе (50,8 %).

• 30,2 % респондентов поддерживают уголовную ответственность за клевету.

• Таким образом, далеко не все из тех, кто считает интернет свободной территорией, выступают также и за мягкость или отсутствие наказаний за различные противоправные действия в Сети.

• Важно помнить, что поддерживают цензуру не только те, кто прямо говорит об этом. Если человек считает, что хоть за какое-то поведение в интернете должна наступать ответственность, это означает, что де-факто он поддерживает цензуру.

Выводы: что же происходит с цензурой в интернете на самом деле?

Существует миф о том, что в западных демократиях регулирование интернета практически отсутствует, а в остальных странах (и в России в том числе) процветает. Однако анализ реального положения вещей демонстрирует полностью противоположную картину вещей.

США, являясь флагманом усиливающейся интернет-цензуры, используют практику «двойных стандартов». С одной стороны, они декларативно защищают интернет во всем мире от «цензуры», угрожающей свободе слова. С другой стороны, на своей территории (и в отношении своих граждан) США, как и другие западные демократии, постоянно используют различные технологии цензуры, называя это нейтральным словом «регулирование».

Активность пользователя интернета находится в поле внимания разных контролирующих субъектов: государства, работодателя, администрации сайтов. Усиливается самоцензура, ведь люди все больше задумываются о последствиях своих действий в интернете. Тезис «Все, что вы сделаете в интернете, будет использовано против вас» становится реальностью.

Де-факто российские пользователи интернета пользуются большей свободой. Компании не увольняют своих сотрудников за антиправительственные высказывания в интернете, иски и судебные процессы из-за действий в интернете довольно редки, и сами пользователи по-прежнему воспринимают интернет как «территорию свободы».

При этом и на Западе, и в России есть общественный запрос на регулирование опасного интернет-контента (детская порнография, мошенничество, экстремистские материалы). Данные опроса, проведенные для нашего исследования, показывают, что усилия государства в этом направлении будут восприняты обществом позитивно.

Раздел II. Выборы. Как интернет приводит к власти «своих» политиков

В этом разделе книги мы расскажем, как политики Запада продолжают достигать своих целей и контролировать общественную реальность в предельно сложной ситуации современных медиа.

Основной принцип Web 2.0 можно назвать «принципом Тома Сойера» (в честь его знаменитого способа покраски забора): «они придут и все сделают сами» вместо «мы сделаем, и они придут». Избиратели участвуют в политических действиях онлайн, ощущают свою значимость и одновременно развлекаются. Теперь распространять информацию, координировать уличные акции стало просто. Даже поставить «лайк» рядом с высказыванием какого-нибудь политика — это уже политическое действие.

Голоса избирателей, пожертвовования политикам и партиям, выход на митинг — все эти традиционные формы политического участия теперь опосредованы интернетом. Избиратель сам распространяет политический контент, сам форматирует его под запросы и интересы своей аудитории.

Под влиянием социальных сетей избиратель все больше становится «политическим потребителем», приобретающим то, что ему нравится. Он ценит возможность совершать необременительные и интересные действия, имеющие общественную и политическую значимость (или создающие иллюзию подобной значимости).

Западные политики в течение уже достаточно продолжительного времени активно используют социальные возможности интернета, накопив солидный опыт. Они придерживаются правил Сети, рассматривая равенство и участие в качестве основопологающих ценностей построения как онлайнового, так и офлайнового мира.

В развитых демократиях власть делает вид, что в интернете она не власть, а такой же равноправный игрок, как и пользователи.

Политические элиты США и Европы вынуждены принимать правила игры, предложенные интернетом, по нескольким причинам:

• Во-первых, идеология демократии и участия находит полное выражение в практике современного интернета. Всякое сопротивление догмам свободы, равенства и участия является в современном мире подозрительным и осуждаемым.

• Во-вторых, определенные площадки в интернете являются воплощением современности и новизны, и тот политик, который не участвует в этой игре, выглядит устаревшим и неконкурентоспособным.

• В-третьих, политическая конкуренция во многом перемещается в пространство социального интернета, так что оппозиционные политики могут получить преимущество в случае пассивности правящих элит.

• Наконец, как показывают президентские выборы в США, где победа Обамы во многом объясняется виртуозной работой с возможностями Web 2.0, социальный интернет действительно предоставляет в распоряжение любых политических игроков целый арсенал новых эффективных инструментов политической коммуникации и мобилизации.

Власть продолжает контролировать общественные процессы и реализовывать вертикальную коммуникацию сверху вниз, однако контроль теперь маскируется под равноправие пользователей сетевых площадок, а вертикальная коммуникация — под горизонтальную. Социальные сети при этом используются, в первую очередь, как массмедиа для распространения посланий политических лидеров, что соответствует интернет-политике этапа Web 1.0. Обсуждение, интерактивность приветствуются, но допускаются в определенных пределах и модерируются, чтобы выводить к необходимому результату в офлайне — получению пожертвований или голосованию.

Однако главная возможность, которую предоставляет Web 2.0 политикам, имеет отношение не столько к демократии и равенству, сколько к контролю над пользовательскими данными своих избирателей. Участие одновременно означает вовлечение и предоставление (вольное или невольное) таких данных. Сбор и анализ пользовательских данных стали главными факторами победы интернет-кампаний Обамы. Данные позволяют осуществлять точное таргетирование, говорить с избирателями на их языке, эффективно строить стратегии мобилизующей коммуникации.

Открытость пользователей позволяет не отказаться от контроля, а сделать его более тонким и эффективным. Не случайно и в США, и особенно в Европе все громче звучат голоса экспертов и гражданских активистов, призывающие ограничить доступ крупных корпораций и государства к личным данным интернет-пользователей (см. раздел 1).

Глава 7. Политические кампании 2.0

По мнению американских аналитиков, успех Барака Обамы на президентских выборах 2008 и 2012 годов основан на умелом использовании технических и социальных возможностей интернета[170].

Вскоре после своего появления интернет как особый вид коммуникационной технологии плотно вошел в избирательный процесс, последовательно конкурируя с традиционными массмедиа. Первым политиком, контактировавшим с избирателями через интернет, стал Билл Клинтон, рассылавший имейлы будущим избирателям еще в 1992 году. Он же был первым кандидатом с официальным сайтом. В избирательных кампаниях начала 2000-х годов интернет использовался уже гораздо шире — для сбора средств, рекрутинга волонтеров, организации процессов коллективного общения и т. д. В 2004 году кандидат в президенты США Говард Дин первым использовал блог и портал социальных медиа. С их помощью координировались и показывались действия его предвыборной команды[171], организовывался фандрайзинг (например, для акции 23 июня 2004 года была создана специальная страничка)[172], а также формировалось сообщество его сторонников[173]. Дин был первым политиком, который привлек в интернете 1 млн долларов за один (!) день.

Во всем остальном мире процесс вовлечения интернета в избирательный процесс протекал менее интенсивно, чем в США, однако тоже имел место. Одним из мировых пионеров политического интернета является Австралия[174]. Уже на выборах 1994 года Либеральная и Трудовая партии Австралии открыли сайты[175].

В 1997 году в Великобритании некоторые партии нанимали интернет-специалистов для коммуникации с избирателями. В Германии интернет начал использоваться в политике с 1998 года. Одной из наиболее «медленных» стран в плане освоения интернета для выборного процесса стала Франция, но даже там официальные сайты кандидатов начали появляться с 1995 года.

Переломным моментом в процессе использования интернета в политических кампаниях стало появление и развитие технологий и инструментов Web 2.0, поменявших представление об интерактивности и распространении контента. Именно с применением Web 2.0-технологий связывается революция, совершенная Обамой на выборах 2008 года, победа на которых обозначила переход избирательного процесса в новую эру — эру социальных медиа. А выборы-2012 в США уже стали «первыми выборами в интернете»[176].

Процесс вовлечения инструментов Web 2.0 в политический процесс до сих пор идет в разных странах неравномерно. Уверенным лидером и новатором в этой области являются США, а демократии Европы до сих пор в большинстве своем опираются на традиционные массмедиа.

Политика 2.0 и социальный интернет: две утопии

Взаимодействие между политикой и интернетом складывается естественным путем. Идеология интернета — безграничность, всеохватность, всезнание, достижимость полноты любой информации. Для своих апологетов интернет становится пространством, объединяющим всех людей Земли в равенстве возможностей и ресурсов. Эта утопия сталкивается с европейской утопией политической демократии. Интернет предлагает пользователю возможность легкого входа в политику, область предельно закрытую в предыдущие эпохи.

Политика живет в современном мире как игра особого рода, где в качестве аксиомы принимается абстрактное стремление игроков к общественному благу. Таким образом, когда мы говорим о политике в интернете, мы сталкиваемся с двойной утопией, с утопией второго порядка: игра в политику и игра в интернет должны объединиться в игру в политику в интернете, не нарушив при этом правил ни одной из них.

В виртуальном пространстве интернета (онлайн) начинают решаться вопросы, имеющие серьезное воздействие на социальную реальность (офлайн). Здесь, в интернете, выигрываются и проигрываются выборы.

Одно из коренных изменений последних лет — потеря информационного преимущества элиты, системный переход толпы и элиты к одинаковому доступу к ресурсам коммуникации в глобальном масштабе. Толпа (как совокупность нелинейно связанных анонимных индивидов) при этом стремится к хаосу, к повышению энтропии. Действия власти связаны с упорядочиванием и контролем. Получение толпой доступа к инструментам массовой коммуникации в социальном интернете порождает множество опасностей, на которые власть не может не реагировать, стремясь сделать хаос управляемым. Такие действия власти оказываются (и выглядят) репрессивными, противоречащими утопии интернета.

Сложность работы власти с интернетом в эпоху Web 2.0 в том, что эту необходимую репрессивность нужно маскировать, иначе она не сможет реализовать себя. Власть вынуждена мимикрировать под существующие в интернете способы действий и принимать их правила.

Власть оказывается в сложном положении: приходится одновременно быть и в позиции равного (соблюдая правила интернет-утопии), и в позиции контролирующего (играя по необходимым для реализации утопии политики правилам). Как контролировать интернет, делая вид, что его не контролируешь, и при этом получать его ресурсы и возможности в свое распоряжение — вот основной вопрос, который стоит перед политиками эпохи Web 2.0.

В реальности интернета демократических стран сейчас можно говорить о существовании Web 1.5, в котором способы распространения и контроля контента политическим истеблишментом, характерные для эпохи Web 1.0 (контролируемое вовлечение пользователей в распространение желательного контента), сочетаются со всеми технологическими и социальными особенностями Web 2.0.

Толпа получает неограниченный доступ к информационным ресурсам, но сама становится обозримой и исследуемой, оставляя траектории своих коммуникаций в социальных сетях. Появляется новая возможность контроля силы толпы за счет наличия данных об активностях каждого в сетях и возможности сбора и аккумуляции этих данных. Грамотное владение такими технологиями позволяет точно предсказывать действия толпы и перенаправлять их.

Таким образом, налицо неоднозначность следствий произошедшей медиареволюции. При вступлении в эту зону власть оказывается в ситуации наличия как необъятных возможностей, так и неминуемых опасностей.

Социальный интернет предоставляет целый ряд новых возможностей и способов не только для общения, но и для организации коллективных действий неограниченного количества людей[177].

Именно этим и объясняется все более тесная связь политики и социального интернета, в том числе и в избирательных кампаниях.

Электорат 2.0. Трансформация потребителя политики

Развитие интернета налагает изменения на поведение избирателей, меняет способы и характер их политической жизни. На политической арене появляется новый персонаж — потребитель политики (political consumer). Он рассматривает политическое участие как возможность одновременно развлечься и принести общественную пользу.

Уровень вовлечения общества в целом в политическую активность с развитием новых медиа растет[178]. Больший уровень информированности, снижение разрыва между информированными и неинформированными, упрощение политического действия — все эти факторы приводят к тому, что политических активистов в современном обществе становится больше[179].

Политика становится более молодой. Активные пользователи интернета моложе, чем традиционно наиболее политически активная часть населения. Эволюция технологии позволила, таким образом, вернуть к политическому действию граждан, равнодушных к нему.

Новыми экспертами в политике не случайно становятся профессионалы в сфере социальных медиа. Это всего лишь отражение консьюмеризации политики. Принципы, по которым движутся «политические» предпочтения и активности пользователей социального интернета, все больше похожи на поведение потребителя (интернет-контента, товаров и услуг, информации в целом).

В изменившихся условиях должно быть пересмотрено само понятие политического участия. Политическое участие становится «легким», не требующим от человека серьезных затрат, оно может даже исключительно происходить в онлайн-пространстве. Во многом новое политическое участие, даже при переходе в офлайн, носит развлекательный характер. Одновременно оно сближается с различными формами волонтерского выражения личной гражданской позиции. Политический волонтер мало отличается от того, кто едет спасать морских котиков. Политический потребитель ждет от политики осмысленности и радости. Он готов платить за это временем, голосами и деньгами.

Особенностью политической активности, берущей начало в интернете, является отсутствие либо слабость горизонтальных «низовых» связей. Толпа, вышедшая на площадь по зову Twitter, лишь в интернете была сообществом, единой группой. Незнакомые друг с другом участники митинга продолжают координировать свои действия через интернет, а как реальная группа оказываются разобщенными.

Несмотря на все сомнения в том, насколько связаны «лайки» и «шэры» с реальным политическим участием, статистические данные, озвучиваемые Адамом Коннером, одним из стратегов кампании Обамы 2012 года, достаточно однозначны. На 43 % больше пользователей социальных сетей, вовлеченных в кампанию с помощью социальных медиа, пойдут, по их утверждению, голосовать на выборах[180]. Принять участие в кампании посредством социальных медиа — это самый простой путь, для совершения такого действия нужна минимальная мотивация. Однако этот путь позволяет постепенно увеличивать уровни вовлеченности. Для многих он становится первым шагом к дальнейшему погружению в политическую активность[181].

Политик 2.0. Особенности политического действия

Регулярное присутствие политиков в социальном интернете приводит к формированию особого типа действий, которые могут быть определены как политические по своим целям или результатам. Эти действия, однако, отличаются от политических в традиционном смысле слова. Политическое действие в социальном интернете (онлайн) и под воздействием социального интернета (офлайн) обретает новые черты.

1. Постоянное генерирование контента. Помимо своих традиционных политических целей (выражение мнения, распространение информации и т. д.), политическое действие в новых медиа зависит от формата соответствующей площадки, а значит, должно соответствовать критериям формы, содержания и привлекательности. Закономерным следствием является информационное перепроизводство. Если ранее политическое действие было направлено на преодоление информационного дефицита, то теперь оно существует в условиях информационного избытка, порождая его само по себе. Активисты готовы принимать участие в генерировании и распространении политического контента, подчас даже не ставя перед собой определенных политических целей[182].

Контент, распространяемый в политических целях, должен удовлетворять следующим требованиям:

А. Быть привлекательным для присвоения (насколько контент побуждает перейти по ссылке и добавить политика в свое медийное пространство).

Б. Объединять ценности и смыслы аудитории в политическом бренде.

В. Давать простой способ для немедленной реализации причастности. Допустим, человеку понравилось выступление политика Х на митинге, но если в связи с этим ему не предлагается ничего СДЕЛАТЬ (нажать «лайк», подписаться на обновления и т. д.) — это плохой контент.

2. Приращивание социального капитала. Социальный капитал исчисляется количеством и качеством активных социальных связей аккаунта и уровнем авторитета аккаунта. Действия по приращиванию социального капитала становятся, таким образом, политическими. Политическое действие в новых медиа постоянно решает задачу тиражирования самого себя. Нередко само действие заключается в призыве к распространению информации. Мультипликация контента в рамках социальной сети неотделима от вовлечения. Поделившись контентом, пользователь становится вовлеченным в политическое действие в силу присутствия контента на его странице. При этом «шеринг» контента в соцсети есть одновременно и способ идентификации, и способ самопрезентации.

3. Дробление и упрощение контента. Наибольшего успеха в Сети достигают общественные проекты, которые разбивали большой проект на маленькие модули. Модули определяются в терминах времени и усилий, которые индивиду необходимо инвестировать. Особенностью политического действия нового порядка являются возможность его осуществления непосредственно в момент возникновения импульса к нему и наличие необходимых средств для его реализации[183].

Политическое действие, с одной стороны, предельно упрощается, в идеале не требуя от пользователя никаких специальных навыков и знаний. С другой стороны, реализуется трансплатформенность политического действия. Вся его полнота становится доступна при потреблении разных медиаканалов, между которыми «рассеян» разный вид контента.

4. Постоянное присутствие в Сети. Одним из важных эффектов политической деятельности нового порядка является генерация иллюзии постоянного присутствия политика в интернете в виде развернутых непротиворечивых историй. Быстрый рост рынка мобильных устройств особенно способствует этому, поскольку пользователь со смартфоном гораздо чаще обращается к новостной ленте соцсетей. Политик предстает как произвольно потребляемый по желанию пользователя сериал вместо политика-образа, структурированного и застывшего.

5. Персонификация. Данная особенность особенно важна для индивидуальных политических агентов. Политик в коммуникации Web 2.0 — не столько знак неких идей, замыслов или интересов. Он является индивидом, наделенным большим числом неполитических атрибутов и активностей, доступных прямому наблюдению. Также персонификация актуализирует иную ролевую модель, и вместо напряженной оппозиции «политик-гражданин» предлагает сценарий равенства двух пользователей Сети. Это порождает иные перспективы оценок и диалога. Политику сложно верить, но легко верить ровеснику или земляку, который, как и ты, пил кофе с утра, а вечером заказывал пиццу. Обратной стороной феномена персонализации политики является то, что сегодня фокус внимания аудитории сосредотачивается на индивидуальных чертах политиков, а не на острых темах или политических партиях.

6. Интерактивность. Политическое действие предпринимается с двух сторон, политический диалог подразумевает ответную активность со стороны политического потребителя. Персонификация повышает уровень вовлеченности в общение, и эффект интерактивности выше в персонализированных сценариях коммуникации. Было выяснено, что и то и другое положительно влияет на уровень политического участия[184].

7. Открытость. Новые медиа заменяют представительную демократию «открытой». Именно концепт открытости кажется многим исследователям ключевым для переопределения отношений общества и власти[185]. Несоответствие критерию открытости резко отрицательно расценивается в контексте политического присутствия в интернете. Открытость определяется как нечто «доступное для понимания, ознакомления, оценки, пользования, распространения и изменения как можно более разнообразным индивидам и сообществам»[186]. Подробнее об этом см. третий раздел книги.

8. Измеряемость. Материалы, опубликованные в социальных сетях, остаются там, а не исчезают, как листовки или телепередачи. Возможность мониторинга, учета и анализа всей полноты онлайн-политики дает мощный инструмент обеим сторонам нового политического процесса: как политическим институтам, так и рядовым пользователям. Сервисы для мониторинга и аналитики содержимого блогов и сайтов множатся и совершенствуются с каждым годом, визуализируя онлайн-политику в режиме реального времени. Теперь все действия и заявления политиков вечно хранятся в интернете, а это значит, что нельзя сделать вид «я этого не говорил» и резко сменить курс. Это повышает требования к стратегии политика и требует от него более взвешенных суждений, в противном случае всегда найдется наблюдатель, который предъявит фрагмент цифрового архива из прошлого.

Наряду с политикой Web 2.0, обязанной своими особенностями социальному интернету, в самом пространстве интернета по-прежнему осуществляются традиционные политические действия, использующие интернет как один из каналов массмедиа. Такие действия можно назвать Политикой 1.0. Действия сегодняшних агентов интернет-политики чаще всего являются комплексными, сочетающими особенности Политики 1.0 и Политики 2.0. Но наиболее передовые решения (как показывает опыт последних американских политических кампаний) связаны все-таки со следующим этапом развития политических действий. Мы — в онлайне и офлайне — наблюдаем процесс перехода от Политики 1.0 к Политике 2.0.

Если Политика 1.0 — это вспомогательные действия в онлайне по законам офлайна, то Политика 2.0. — это такие действия в онлайне, которые ведут к переходу в офлайн, при этом постепенно перестраивая сам офлайн по законам онлайна. Успешный перевод действий из онлайна в офлайн — главная задача Политики 2.0.

Кампания 2.0. Необходимые элементы избирательной кампании в интернете

В общем виде кампания 2.0 может быть описана с помощью метафоры. На первом этапе политику необходимо появиться в интернете, бросить зерно своего присутствия в плодородную почву новых медиа. Далее это зерно должно прорасти, обильно удобренное денежными вливаниями и умело сформированным контентом, создавая новые системы связей. Так оно начинает распространяться за пределы себя и за пределы кампании — на другие площадки интернета и за его пределы. Результаты этих действий — реальное голосование за кандидата в день выборов, или сбор средств, или мобилизация различных форм политического участия.

Обобщая имеющийся успешный опыт проведения избирательных кампаний в интернете, можно выделить несколько слагаемых успеха:

1. Создание архитектуры кампании в интернете, системы взаимосвязанных площадок в различных сегментах Сети: основного сайта кампании, личного сайта кандидата, системы аккаунтов в социальных сетях, партнерских и аффилированных проектов и т. д. Цель этой единой системы состоит в привлечении внимания пользователя путем присутствия во всех привычных ему интернет-пространствах.

2. Генерация контента (наполнение архитектуры кампании) — создание и наращивание информационных активов (контента) для взаимодействия с внешней средой интернета и ее ключевыми игроками. Этот элемент кампании 2.0 во многом наследует черты офлайн-политики и Политики 1.0, для которых характерно стремление к эффективному распространению максимального количества позитивной информации о себе и негативной информации о конкурентах. Спецификой контента в Политике 2.0 становится активное участие самих пользователей в его генерировании и распространении. Особенность распространения контента в кампании Web 2.0 связана с изменением модели отношений между штабом кампании и СМИ. Теперь это не отношения «заказчик-исполнитель», а равноценное партнерство двух взаимозаинтересованных медиапроектов. При этом в ситуации выборов президента сегодня существует уникальная возможность сделать площадки кампании в качестве «суперСМИ», на порядок более читаемыми и посещаемыми, чем страницы самых влиятельных медиа. Уникальной особенностью избирательных кампаний в контексте распространения контента в эпоху web 2.0 становится «вирусный эффект», который служит двигателем наиболее эффективного и совершенно бесплатного PR в социальном интернете.

3. Привлечение пользователей, т. е. сумма активностей, направленных на переход пользователя из «внешнего интернета» внутрь созданной системы. Сюда входят любые инструменты digital-маркетинга, направленные на генерацию трафика на площадки кампании. Цель — повышение посещаемости площадок и увеличение числа их подписчиков, регулярно получающих информацию о кампании. Основные средства — SEO (search engine optimization, оптимизация поисковой выдачи) и SEM (search engine marketing, маркетинг в поисковых системах). SEO — комплекс мероприятий по повышению ранга сайта в выдаче поисковой машины по релевантным запросам. Включает в себя определенную оптимизацию контента сайта, увеличение количества ссылок на сайт и повышение цитируемости. SEM — закупка у поисковой машины мест и ранга в верхнем или боковом рекламных блоках поисковой выдачи (визуально, что важно, верхний рекламный блок выглядит как начало самой выдачи) по выбранным (любым) поисковым запросам. Распределение мест в верхнем рекламном блоке осуществляется по модели аукциона. Рекламные штабы кампаний соревнуются (деньгами) за получение верхнего места по всем интересующим их поисковым запросам. Вполне возможна ситуация, когда по запросу «Митт Ромни» первой выдается ссылка на сайт Обамы. Более того, возможна ситуация, когда все рекламные ссылки перекупаются конкурирующей кампанией в любых интересующих ее целях.

4. Сбор данных пользователей. Каждый из компонентов созданной системы начинает работать на сбор данных пользователей и процесс вовлечения, которые взаимно производят друг друга. Иначе говоря, чем в большее количество процессов оказывается вовлечен пользователь на любой из площадок, тем большее количество данных о себе (и/или круге своих контактов) он предоставляет в пользование кампании. Тотальная измеряемость социальных медиа и их возможности по сбору личной информации открыли для политики принципиально новые возможности — собрать и учесть практически неограниченное количество информации о пользователях, которую они обильно и по доброй воле оставляют в социальных сетях ежедневно. Это и адреса электронной почты, и отслеживание истории поведения в поисковых системах и социальных сетях, и предпочтения по самому широкому спектру вопросов, и данные об офлайн-активности, и системы связи с другими избирателями, и актуально выражаемые мнения о политической конъюнктуре — этот список можно продолжать практически бесконечно. При этом важно то, что чаще всего пользователи-избиратели либо не знают, либо не задумываются о том, насколько большой массив информации о себе они предоставили в распоряжении стратегов избирательной кампании. А также они не задумываются о том, что теперь в распоряжении неопределенно большой группы лиц имеется неограниченный потенциал таргетирования большей части информации как во внешнем интернете, так и внутри социальных сетей и на площадках кампании. То, что отныне будет видеть пользователь, будет настроено именно на него, повышая вероятность лояльности к контенту. При этом чувствительность данного инструмента постоянно растет и уже сейчас позволяет показывать каждому потенциальному избирателю наиболее интересный и привлекательный «именно тот» контент и «именно тогда», с наибольшей степенью вероятности вовлекая во взаимодействие с ним. Основными инструментами здесь являются таргетированная, контекстная и баннерная реклама, разные типы рассылок и ретаргетинг. Последнее — специальный способ настройки рекламы на основе сопоставления поведения в Сети и сайта рекламодателя. Посещение тематической страницы на сайте политика с помощью успешного ретаргетинга ведет к появлению повсюду (как в выдаче поисковой машины, так и на любом посещаемом сайте с рекламными площадями) кастомизированных рекламных материалов — текстовых блоков или баннеров, связанных с данной темой и ведущих обратно на сайт.

5. Под мобилизацией (вовлечением) пользователей понимается формирование такого контента площадки, который способствует совершению самими пользователями неких действий. Вовлечение в социальных сетях начинает играть особую роль, потому что действия, совершаемые пользователем, становятся видимыми для круга его контактов и, таким образом, совершаются в какой-то степени для каждого из них.

6. Сбор средств. Возможность участия любого желающего в кампании его кандидата, возможность самостоятельно увеличить шансы своего избранника, в пределе — возможность каждого сделать вклад в политический процесс и повлиять на результат — одно из важнейших приобретений политики в социальном интернете. При этом усилия, необходимые для такого действия, уже сведены к минимуму. В кампании Обамы в 2012 году для этого достаточно было послать СМС, и это сыграло ключевую роль в победе кампании по сбору средств. Сбор средств является важным этапом, предшествующим переходу пользователя в офлайн, поскольку субъективная важность денежных интеракций такова, что само совершение пожертвования является в дальнейшем мотивационным фактором в голосовании. Ведь в противном случае человеку придется смириться с тем, что он потратил деньги неправильно, а это обидно.

7. Перевод в офлайн. Основная задача кампаний Политики 2.0 — перевод виртуальной активности в мобилизацию сторонников на активность в офлайне, будь то голосование, агитация, участие в мероприятиях и т. д. Технические возможности новых медиа по переходу в офлайн продиктованы развитием рынка мобильных устройств и систем геолокализации. Мобильные устройства, приложения и геолокационные сервисы — одно из новейших и наиболее эффективных приобретений интернет-кампаний. По сути, и те и другие меняют традиционное разграничение офлайна и онлайна, но осуществляют это двумя разными способами. Мобильные устройства позволяют оставаться онлайн постоянно. Интернет перемещается в кармане пользователя, сопровождая его реальную повседневность.

А приложения и геолокационные сервисы создают точку соприкосновения онлайна и офлайна. Способы их использования могут быть самыми различными — от сбора данных об актуальных офлайн-активностях избирателей до создания офлайн-коллабораций пользователей, объединенных мобильным (и/или) геолокационным приложением. Политические возможности данного изменения крайне интересны. Пользователя можно в буквальном смысле «вести», когда совершение онлайн— и офлайн-действий становится неразделимо и осуществление реальной политической активности может быть продолжением популярной онлайн-игры.

Гиганты Web 2.0: Twitter, Facebook, YouTube, Google

Крупнейшие площадки социального интернета отличаются друг от друга с точки зрения тех возможностей, которые они дают для предвыборных кампаний. Facebook задействует наибольшее число идентификационных механизмов, Twitter позволяет поддерживать наиболее оперативный контакт, а YouTube — максимально использовать возможности видео. Однако все они служат главной цели — они объединяют людей и позволяют им делиться контентом. С точки зрения политики эти инструменты открывают дорогу к двухсторонней коммуникации между кандидатом и избирателями, усиливают связи между самими избирателями, позволяют таргетировать политическое сообщение, мобилизировать большие группы людей и т. д. Коротко перечислим некоторые особенности этих площадок.

Twitter

Из всех социальных медиа Twitter — наиболее прямой и немедленный канал связи. Его уникальность по отношению к другим социальным медиа — в его подчиненности единственному простому правилу написания кратких сообщений (140 символов). А также в значительно большей по сравнению с другими социальными сетями средней частоте сообщений.

Twitter призван отображать происходящее «прямо сейчас», наибольшей ценностью обладают наиболее поздние сообщения, отправляющие читателя к событиям, происходящим как можно ближе к настоящему моменту, в связи с чем частота постинга в Twitter ежегодно растет.

К 2012 году, помимо увеличения частоты постинга, в политическом отношении меняется еще одна вещь. Появляются и развиваются многочисленные инструменты для снятия метрик с происходящего в социальных сетях, в том числе и для политических предпочтений. В августе 2012 года появляется Twindex — политический индекс Twitter, ежедневно измеряющий чувства пользователей по отношению к кандидату.

Теперь, как пишут СМИ, «возможно измерить те разговоры, которые еще во время прошлых выборов велись в кафе, за столами и у кофейных аппаратов»[187].

YouTube

Данный канал имеет существенные отличия от остальных в силу своей максимальной анонимизации. Для постинга видео YouTube не требует персональных данных, действия пользователя не отображаются в ленте его подписчиков, а отсутствие уведомлений при получении ответов на комментарии, оставленные на ресурсе, делает дискуссию значительно более опосредованной. С другой стороны, ввиду меньшей идентификации с профилем комментирование на YouTube c очевидностью в меньшей степени будет следовать законам вежливости, воздержанности и т. д. Политические позиции выражены здесь в более радикальной форме. В исследовании 2012 года было выявлено, что характерной чертой ведения дискуссий в YouTube является более активное, по сравнению, например, с Facebook, участие автора в дискуссии: здесь пользователи оставляют в среднем больше комментариев к своим материалам[188].

Facebook

По сравнению с Twitter и YouTube Facebook — предельно индивидуализированная форма коммуникации, гораздо более тесно и непосредственно связанная с пользователем и с задействованием механизмов идентификации и самопрезентации: обилие материалов личного характера, наличие уведомлений при обновлениях, тенденция наращивать «социальный капитал» с помощью данной сети — множество подобных черт отличают Facebook от остальных каналов. Аккаунт Facebook в наибольшей степени, чем какой-либо иной, можно назвать «идеологическим», так как он призван формировать привлекательный образ.

Полититизированность Facebook растет с каждым годом. Об этом говорят исследования Pew Study, а также тот факт, например, что в день президентских выборов в США в 2012 там было зафиксировано 71,7 млн упоминаний выборов[189]. На выборах 2010 Facebook провел эксперимент с опцией «I voted» («Я проголосовал»), которая была подключена более чем у 61 млн пользователей. Она позволяла делать для друзей пользователей видимыми их предпочтения в данной избирательной кампании. Утверждалось, что так удалось вывести на избирательные участки около 300 000 пользователей.

В кампании Обамы 2012 Facebook также сыграл очень важную роль. Каждому, кто становился пользователем barackobama.com и нажимал на сайте кнопку «поделиться на Facebook», предлагалось отправить сообщение друзьям о том, что он совершил свой выбор. Или, например, такое сообщение предлагалось отправить конкретным друзьям из определенных штатов. Подобным образом Facebook использовался как площадка для интеграции. Когда кто-либо из сторонников кампании совершал какие-либо действия в Сети и при этом был залогинен в Facebook, информация об этом отображалась у его друзей[190].

Кэти Хэрбет, один из ключевых social media стратегов США, сформулировала следующие советы для тех, кто хочет, чтобы его Facebook стал источником вовлеченных сторонников[191]:

• Помните, фотография вашего профиля — самая важная картинка. Она будет появляться всякий раз, когда вы что-нибудь напишете. Убедитесь, что она правда отражает то, что вам хотелось бы;

• Создавайте такие посты, которые призывают ваших подписчиков к действию;

• Помните, что, согласно статистике, большая часть пользователей смотрит Facebook с мобильных устройств (более 60 % в США), поэтому ваши посты должны быть доступны и интересны при просмотре с мобильного устройства;

• Наилучшее время для размещения поста — между 9 и 10 вечера;

• Если вы хотите опубликовать видео, его длина не должна превышать 15–30 сек;

• Если вы хотите писать текст, его длина не должна быть более 250 символов или трех строк;

• Если вы используете изображение, текст по отношению к нему должен занимать не более 20 %, в противном случае, пользователи не воспримут баннер и не кликнут по нему;

• Использование эмоциональных изображений увеличивает количество «лайков» в среднем в два раза;

• Не забывайте спрашивать мнение подписчиков, ведь задача есть создание пространства диалога.

Google

Игроками особого типа на политическом поле новых медиа становятся медиагиганты — Google, Amazon и т. д. Но прежде всего, конечно, Google. Как уже упоминалось, сбор данных о пользователях является одной из обязательных частей Web 2.0 политики. Широчайшей в мире базой данных на своих пользователей располагает именно Google. Соответственно, он оказывается в состоянии предложить политикам то, что им нужно.

В 2010 году Google запустил сервис Political Campaign Toolkit (Набор инструментов для политической кампании).

Он позволяет таргетировать рекламу на избирателей повсюду: в Google, YouTube и тысячах веб-сайтов в контекстно-медийной сети Google[192]. Медиагигант представил комплексный сервис, не только претендующий на полную реализацию кампании в интернете, но и на систематический анализ полученных данных[193].

В преддверии американской избирательной кампании 2012 года Google добавляет инструмент, позволяющий кандидатам выбирать округ и таким образом быть уверенными, что данная реклама будет показана только в указанном округе.

Постепенно все больше и больше правительственных сервисов США пользуются инструментами Google[194].

Пиковой точкой консьюмеризации политики становятся пользующиеся все большим спросом пакеты обучающих и практических инструментов для формирования онлайн-офиса политика.

В них содержится вся необходимая информация о том, какие действия может и должен предпринимать политик онлайн, описываются способы использования тех или иных инструментов и ситуации, в которых они используются. Указания включают все аспекты кампании — от создания и оптимизации сайта до применения инструментов онлайн-маркетинга и аналитики[195].

Глава 8. Использование интернета в американских предвыборных кампаниях

Впервые интернет был использован в предвыборной кампании США в 1996 году, когда кандидатами Клинтоном и Гором были созданы веб-странички[196].

К 2000 году около половины американцев имели постоянный доступ в интернет[197].

Именно поэтому Роберт Клотц в своей работе «Политика интернет-коммуникаций» указывает, что предвыборная кампания 2000 года была знаменательна тем, что в ходе нее интернет впервые стал одним из важнейших источников информации и агитации (Klotz, Robert J. The Politics of Internet Communication. Lanham: Rowman & Littlefield).

Сегодня США — это государство с самым высоким уровнем интернет-активности в мире. 39 % взрослых американцев используют социальные медиа для обсуждения политики[198]. В ходе опроса, проведенного центром Pew Research в 2008 году, 43 % респондентов, читавших новости онлайн, подтвердили, что выбрали своего кандидата благодаря информации, полученной из интернета[199]. Во время первых президентских дебатов в 2012 было написано более 10 млн твитов. Речь Обамы на Демократической конвенции вызвала более 2,5 млн онлайн-дискуссий[200].

Рассмотрим наиболее яркие избирательные кампании в США с точки зрения реализации основных функциональных составляющих процесса интернет-кампании, выделенных ранее.

Архитектура кампаний

На примере двух самых успешных из всех реализованных интернет-кампаний Барака Обамы в 2008 и 2012 годах становится видна эволюция их архитектуры.

В кампании 2008 года Обама был представлен в 16 социальных сетях. Его присутствие там было распределено относительно равномерно, линия присутствия оставалась относительно независимой от других сетей, повинуясь архитектуре конкретной площадки. Например, на LinkedIn (крупнейшая мировая социальная сеть для профессионалов) Обама участвовал в обсуждении тем, касающихся развития малого бизнеса и частного предпринимательства: отвечал на вопросы, комментировал и сам интересовался у аудитории их взглядами на проблемы. Тогда как, например, его аккаунт в Facebook не поддерживал данную линию диалога и аргументации и вообще практически не обращался к этим проблемам. Подробнее о специфике контента в различных социальных сетях будет сказано ниже.

Обама нанял на кампанию Джо Расперса, который работал с Говардом Дином в 2004 году, и Криса Хьюза, сооснователя социальной сети Facebook. Они отвечали за присутствие Обамы на пятнадцати различных социальных площадках и организовали собственную социальную сеть Обамы на сайте my.BarackObama.com.[201]

В 2012 году ситуация несколько изменилась. Из всех популярных в США социальных сетей Обама сделал максимальный акцент на Facebook и Twitter. Конечно, президент присутствовал и на других площадках, но там это присутствие было скорее символическим. Именно Facebook и Twitter за четыре года, прошедшие между кампаниями, показали рост, достаточный для формирования огромного политического влияния. Именно они сыграли ключевую роль в победе Обамы в 2012 году[202].

Фокус кампании 2012 был сосредоточен на Facebook и Twitter со всей мощью их мобильного потенциала и онлайн-инструментов. Второй важнейший акцент стратеги делали на нишевые популярные сетевые ресурсы с большим кредитом доверия и влияния.

Например, Обама провел интерактивную дискуссию с пользователями на Reddit — одном из самых популярных в США коллективных блогов. Дискуссия проводилась в рамках ветки «AMA — Ask me anything» («Спросите меня о чем угодно»). Пост начинался словами: «Я Барак Обама, президент Соединенных Штатов Америки. Спросите меня о чем угодно». Эта страница набрала 5,3 млн просмотров. Для доказательства того, что это действительно он, Обама организовал беспрецедентную онлайн-сессию, завершившуюся его пруфпиком («картинкой-доказательством»), на которой Обама сидит у компьютера в рубашке с закатанными рукавами[203].

Обама был не единственным кандидатом, задействовавшим Reddit. В январе 2012 года Бадди Ремер (бывший губернатор Луизианы, кандидат от Республиканской и Реформистской партий[204]) появился с постом в той же категории коллективного блога, однако его успехи можно назвать более чем скромными по сравнению с Обамой[205].

Помимо отношений с главными площадками («ландшафтами») интернета, архитектура кампаний Обамы была прекрасно реализована в плане связей с «аборигенами» интернета. Отношения Обамы с известными блогерами были публично освещены и обоюдовыгодны. В основном это были авторитетные блогеры с площадок DailyKos (), Crooks and Liars (crooksandliars.com), America Blog (americablog.com), FireDogLake (firedoglake.com) и The Huffington Post ().

Блогерам предоставлялся информационный и новостной эксклюзив до того, как он попадал на YouTube и в блоги. Апофеозом этой части предвыборной стратегии стало 12 июня 2008, когда Маркус Мулитсас, основатель DailyKos, выложил в интернет один из самых значительных эксклюзивов кампании — свидетельство о рождении Обамы, официально ему для этого предоставленное с целью завершения скандала о том, был ли Обама рожден в США и может ли он, соответственно, вообще претендовать на пост президента. По итогам кампании DailyKos стал одним из основных источников трафика на официальный сайт кампании Обамы. Также участники кампании активно читали и комментировали блогеров, еще не сотрудничающих с Обамой, но обладающих большим потенциалом влияния[206].

Тесное сотрудничество с блогерами применялось для оперативной работы с негативом по поводу Обамы или принимаемых им решений, появляющимся в блогах. Постепенно система начала работать в обоих направлениях: «мнение сети» стало влиять на риторику кампании президента. Когда Обама принял предложение появиться на канале FOXNews (а это республиканский канал), блогеры приняли это решение с негодованием. Тогда один из сотрудников команды Обамы связался с Маркусом Мулитсасом и попросил его составить список вопросов, которые, по его мнению, блогеры будут задавать Обаме. Затем этот список был передан в штаб для подготовки Обамы к интервью[207]. С другой стороны, сотрудники кампании заключали альянсы с авторитетными блогерами во время проведения различных онлайн-мероприятий и затем от их лица озвучивали те или иные утверждения в ходе дискуссий в интернете.

Социальные практики блог-сообществ стали новыми способами продвижения контента кампании: например, система рейтингов и рекомендаций дневников, базирующихся на сервисе, которая подразумевает выведение «заплюсованных» дневников на главную страницу ресурса с многотысячными ежедневными просмотрами. Активно комментируя и голосуя, участники кампании достаточно легко продвигали необходимые мнения на главную страницу популярного сайта DailyKos, не ассоциированного (по меньшей мере напрямую) с политикой. С другой стороны, выстраивая отношения с теми из пользователей, кто был постоянным и активным поставщиком контента, сотрудники кампании инициировали и дополнительную активность по продвижению Обамы. Например, самими пользователями DailyKos было инициировано создание на сайте группы Kossacks for Obama. Члены группы работали над тем, чтобы продвигать дневники сторонников Обамы для повышения их видимости на сайте[208].

Неизменным на протяжении кампаний 2008 и 2012 года оставалось наличие главного входа в кампанию — официального сайта кандидата, к которому сходились все медиаканалы. Для большинства пользователей сайт кандидата был первым впечатлением, которое они получали о политике. Для огромного количества — основным. В промежутке между кампаниями Обама также задействовал новые медиа, поддерживая активность пользователей на своем сайте и основных социальных каналах. Примером тому может служить, например, Town halls — неоднократно проводимое мероприятие, в ходе которого президент в режиме реального времени отвечал на вопросы граждан, собранные из его Твиттера, Фейсбука и Линкедин. Сайт кампании по-прежнему оставался координирующим элементом, позволяющим получить наиболее удобную навигацию по всей кампании[209].

В течение всего периода между 2008 и 2012 годами на сайте поддерживалась и аккумулировалась пользовательская активность и продолжался диалог граждан с президентом. Именно поэтому Обаме, судя по всему, и удалось не только сохранить, но и приумножить своих интернет-сторонников (здесь большую роль сыграли и растущие в популярности соцсети, где он не менее активно присутствовал). Ему удалось построить базу для легкой координации действий сторонников в условиях кампании 2012.

За эти годы Обаме удалось заявить, определить и легитимизировать связь между властью и интернетом как процесс, выгодный обеим сторонам.

Сайт Обамы, в отличие от ресурсов его соперников, работал в полнофункциональном режиме за много месяцев до начала кампаний. Для сравнения: сайты его конкурентов (как в 2008, так и в 2012 году) функционировали до старта кампаний в значительно более ограниченном виде. Уже в ходе предвыборной гонки в них начинали вносить изменения, и некоторые из функций сайта Обамы (например, возможность индивидуальных настроек пользователя в кампании 2008 года) появлялись на сайте соперника лишь под конец предвыборного периода.

Даже после окончания кампании посещаемость сайта Обамы осталась высокой, в отличие от жизненного цикла сайта его основного конкурента — Митта Ромни. Посмотрим на графики, полученные с помощью системы Alexa (крупнейшей в мире системы аналитики посещаемости интернет-ресурсов):

Присутствие сайтов Обамы и Ромни в общем рейтинге популярности мировых веб-ресурсов Alexa на протяжении кампании 2012 года.

Как видно из графика, посещаемость сайта Ромни находится ниже значимой до второй половины 2011 года и вновь падает до незначимых показателей сразу после выборов. В отличие от него посещаемость сайта Обамы, хоть и имеет нижний пик после выборов, отличается гораздо большей стабильностью и сохранением высоких показателей, попадая в худшем случае в первые 70 000 сайтов, наиболее популярных в интернете.

Динамика среднего ежедневного количества просмотренных страниц на одного пользователя сайта.

Данный график показывает форсированное привлечение Ромни пользователей на сайт (в том числе, вероятно, и «ботов»), что отражается в восходящем характере красной линии на первом графике. Но эти пользователи не совершали дальнейшей активности на сайте, из-за чего красная кривая этого графика движется вниз. В то время как восходящее движение кривой посещаемости сайта Обамы на предыдущем графике было следствием органического прироста «живых» пользователей, из-за чего данное отношение осталось стабильным.

Динамика переходов на сайт из поисковых систем.

Данный график демонстрирует, что по окончании кампании показатель количества переходов на сайт из поисковых систем становится для сайта Ромни стабильной и гораздо более высокой величиной (повышение показателей красного графика). Такой интенсивный рост говорит о резком понижении активности других каналов. Также при рассмотрении данного графика необходимо понимать, что данные приведены в процентах, и 10 % трафика сайта Обамы в абсолютных числах значительно превосходят 20 % трафика сайта Ромни.

Еще один интересный вывод, который позволяет сделать анализ публично доступных графиков Alexa: по окончании выборов потоки трафика на сайт Обамы были переведены на сайт Белого дома. Для этого использованы методы оптимизации и маркетинга поисковых запросов.

На обоих графиках видно, насколько синхронно сменяют друг друга циклы активности и охвата рассмотренных сайтов. Из этого можно сделать вывод, что высокая активность пользователей, достигнутая в результате избирательной кампании, была не потеряна сайтом Обамы (как можно было бы предположить из снижения цифр графиков сайта), но эффективно конвертирована в посетителей сайта Белого дома.

Сравнительная динамика активности сайтов Белого дома и Барака Обамы

Сравнительная динамика ежедневного охвата (уникальных пользователей) сайтов Белого дома и Барака Обамы.

Еще одним любопытным наблюдением, которое позволяют сделать метрики сайта Alexa, является то, что маркетинговые активности сайта Обамы, сайта Белого дома и сайта amazon.com (ресурса, связанного с кампанией Обамы 2012 года отношениями партнерства — использования облачной базы данных Amazon для построения программного продукта, оперирующего со всеми данными кампании Обамы) совпадают в циклах активности и пиках в течение всего периода избирательной кампании.

Одной из заметных и важных особенностей визуальной архитектуры сайта Б. Обамы начиная с 2008 года (и позже — приложения, полевого офиса кампании) является то, что визуально они очень напоминают Facebook — цветовым решением, шрифтами и сорасположением элементов и т. д. — вся композиция страницы создает иллюзию присутствия в этой популярной социальной сети или как минимум сразу о ней напоминает. Это позволяет дать пользователю ощущение известного, безопасного и личного пространства за счет создания положительной ассоциативной связи, а значит, позволяет повысить вероятность того, что пользователь останется на сайте и вернется на него позже[210].

В 2012 году сайт Обамы, по-прежнему визуально напоминающий Facebook и позволяющий пользователю войти, воспользовавшись своим аккаунтом в этой сети, уже полноценно создал знакомое и дружественное пространство для избирателей[211]. Более того, в 2012 году сайт уже содержит возможность увидеть, войдя на него, кто из твоих друзей на Facebook поддерживает Обаму[212]. Сразу после регистрации на сайте пользователь попадает на страницу с благодарностью за подписку, повторением того, что кампания Обамы принадлежит избирателям и одновременно возможностью совершить пожертвование[213].

Еще одной характерной суггестивной стратегической особенностью контента сайта является построенная от первого лица навигация, например нажатие красной кнопки «I’m in» («Я в деле») для регистрации на сайте.

В 2008 году на сайте Обамы появляются кнопки социальных сетей. В кампании 2012 года количество используемых Обамой каналов снизилось, однако интеграция сайта с социальными сетями и их взаимная интеграция между собой лишь возросла. Также возросла интеграция архитектуры интернет-кампании с мобильными устройствами и приложениями, популярность которых экспоненциально выросла за последние 5 лет.

Социальная интеграция кампании Обамы была активно усилена сообществом на сайте my.BarackObama.com, организованным Джо Расперсом (стратег, успешно работавший с Г. Дином в 2004 году) и Крисом Хьюзом (сооснователь Facebook). Ответом на MyBO от Джона Маккейна стал сервис McCainSpace, расположенный на его официальном сайте. Неудобный интерфейс и технические сложности, постоянно возникавшие из-за его работы, вынудили кандидата закрыть эту платформу за два месяца до голосования.

В фокусе части кампании Обамы, ориентированной на мобильные приложения, был инструмент Dashboard. Инструмент представляет собой, по сути, пульт или «полевой офис» для сторонников и волонтеров, позволяющий реализовывать разные способы вовлечения в кампанию. Инструмент объединяет офлайн— и онлайн-данные, интегрирует существующие социальные сети, локализует информацию и события в соответствии с географическим расположением пользователей.

По словам создателя, Dashborad предназначен для организации людей в группы и команды по принципу локального соседства[214]. Команда разработчиков продолжала развивать программу по мере развития ее отношений с реальными пользователями, и так она начала набирать обороты. Постепенно Dashboard стал своего рода Фейсбуком для сторонников Обамы.

Другие приложения Обамы решали более частные функции. Например, приложение «BARACKOBAMA»[215]. Используя геолокационные данные, оно показывало пользователю, как политика Обамы повлияет на избирателя его региона[216].

Все приложения были интегрированы с программой Identity. Ее функция заключалась в отслеживании активности пользователей внутри кампании, а также снимало и отображало все возможные метрики с происходящего.

Приложения достаточно быстро избавляются от функции обязательной регистрации, позволяя залогиниться с помощью аккаунта соцсетей либо войти, просто вводя почту. С другой стороны, приложение Обамы, например, запрашивало доступ к GPS-данным смартфона[217].

Кампания Обамы 2012 года активно задействует максимум социальных инструментов, в то время как кампания его основного соперника, Ромни, была сфокусирована на приложениях, позволяющих совершать различные действия, но не взаимодействовать с другими людьми. По мнению Ками Циммер, республиканки и digital-эксперта, именно недооценка и недостаточное использование преимуществ социальных медиа стало ошибкой Ромни[218].

Далее мы рассмотрим три основные социальные сети, задействованные в американских предвыборных кампаниях последних лет.

Twitter

В кампании 2008 года Twitter сыграл огромную роль, будучи еще совсем молодой на тот момент социальной сетью, возможности которой еще не были до конца исследованы. Успешное использование его Обамой в течение всего двух лет привело к тому, что 85 сенаторов и 360 членов конгрессменов также открыли там свои аккаунты.

Обама присоединился к Twitter в марте 2007 года. Ко дню выборов 2008 года он был одним из самых популярных пользователей. У него было больше чем 118 000 последователей, а у его соперника-республиканца Маккейна — всего 4942. В рамках кампании Обамы в 2008 году твиты появлялись несколько раз в неделю. Хотя сейчас такая частота обновления кажется весьма скромной, в то время именно Twitter показал высокую активность по части вовлечения пользователей.

В кампании 2012 года Обама уже не является наиболее активным интернет-политиком Америки (например, Ремер обгонял Обаму по активности в Твиттере почти в два раза)[219]. Что не помешало ему в силу известности его аккаунта и поддержания функционирования социальных профилей в межвыборный период иметь в 8 раз больше подписчиков, чем его ближайший конкурент.

В конце кампании Обамой было принято решение в финальной схватке с Ромни вернуть себе статус лидера по количественным показателям в Twitter. Тогда в течение 2 недель Обамой всего было опубликовано 614 сообщений — против 168 постов Ромни. Более 400 из них были опубликованы в Twitter — против 16 твитов там Ромни.

Коммуникативный репертуар, который предлагает Twitter, невелик. Это хэштеги, упоминание @юзернейма и ссылки на внешние ресурсы. Все эти функции использовались и Обамой во время кампании 2012 года, однако из трех перечисленных опций чаще всего были задействованы ссылки на ресурсы. Ссылки касались в половине случаев актуальных задач кампании и далее по убывающей: поддержки кампании (уже оказанной или необходимой), грядущих событий и графиков присутствий кандидата либо ссылки на медиа, связанные с кандидатом. К концу предвыборной гонки такие ссылки вели чаще всего на официальный сайт Обамы либо на сайт Белого дома[220].

Один из наиболее удачных кейсов Обамы — акция AskObama — происходила в промежутке между кампаниями. Она обеспечила Обаме колоссальный приток активных подписчиков, а также внимание к его Twitter. Только в течение первого TownHall поступило 70 000 вопросов от избирателей, а события транслировались через все традиционные новостные каналы.

На примере выборов 2012 года стали очевидны преимущества стратегии Обамы в Твиттере.

Большая часть его твитов содержала прямое указание к действию и ссылку на способ его осуществления. Основной соперник Обамы — Митт Ромни — действовал иначе.

Примеры твитов:

Obama — Iowa, spread the word: Your polls close at 9pm CT, and you can vote as long as you’re in line by then. #StayInLine

Romney — A brighter future is out there waiting for us. Let’s choose it today.

Обама: «Айова, распространите информацию: ваши избирательные участки закрываются в 9 вечера, и вы сможете голосовать, если будете в очереди в это время». #StayInLine

Ромни: «Светлое будущее ждет нас. Давайте выберем его сегодня».

Оба указанных твита относятся ко дню выборов, когда на избирательных участках, ввиду огромной явки избирателей, возникли многочасовые очереди, и кандидаты использовали Twitter для мотивации своих сторонников дождаться очереди. Как видно, Обама озвучивает конкретный призыв к действию. Просто и эффективно. А прочтя послание Ромни, пользователь, вероятно, согласится с ним, но не более.

Обама активно использовал социальные возможности Твиттера, особенно функцию «попроси ретвита». Причем это новоприобретение кампании 2012 года — в 2008-м Twitter в основном выступал лишь в качестве ретранслятора ссылок и заявлений кандидата.

Obama — RT if you’re on #TeamObama tonight.

Romney — If you are ready for real change, vote tomorrow for the kind of leadership that these times demand

Обама: «Ретвить, если ты сегодня с #TeamObama (командой Обамы)».

Ромни: «Если ты готов к реальным изменениям, голосуй за того лидера, которого требует время».

В обоих случаях речь идет об одном и том же событии, но в случае Обамы избирателю предлагается сейчас засвидетельствовать свое завтрашнее действие, одновременно ретвитом помогая ему свершиться, а в другом случае фраза слишком перегружена, глагол действия спрятан в ее середине, она не несет сигнальной функции.

Благодарность. В отличие от Ромни Обама несколько раз, даже до того, как одержал победу, артикулирует значимость усилий пользователей и свою глубокую благодарность им.

Obama — This happened because of you. Thank you.

Romney — Together we can bring real change to this country. Help get out the vote

Обама: «Это произошло благодаря вам. Спасибо».

Ромни: «Вместе мы можем принести реальные изменения в страну. Помогите в увеличении явки избирателей».

Приведенный твит Ромни — наибольшее выражение признательности и сопричастности за всю предвыборную кампанию.

Использование необычных форм построения фразы. Обама часто использовал данный прием, при этом внимание читателя останавливается на мгновение, встретив в ленте такое сообщение:

Obama — Step 1: Pick up your phone. Step 2: Call voters in key states. Step 3: Help win this election.

Romney — This is it. Make sure you vote today. Find your polling location

Обама: «Шаг 1. Возьми телефон. Шаг 2. Звони избирателям ключевых штатов. Шаг 3. Помоги выиграть эти выборы».

Ромни: «Вот оно. Убедись, что проголосуешь. Найди свой избирательный участок».

Приведенный твит Ромни — также один из наиболее нестандартных для него. И это еще одно свидетельство того, что контент Обамы гораздо более адаптирован к интернет-среде, где сообщение Твиттера с большей долей вероятности проматывается в ленте новостей, если в момент его восприятия ничто не останавливает на нем взгляд.

Одной из наиболее ярких неудач Обамы в 2012 году стало высказывание одного из стратегов его штаба, Хиллари Розен, о жене Ромни, Энн, которая «не работала ни дня в своей жизни» и, по мнению политика, не может принимать участие в дебатах о профессиональных правах женщин. В дискуссию были привлечены домохозяйки Америки (категория женщин, активная в интернете), Хиллари публично объяснилась, а штаб Ромни использовал этой случай и начал вести Twitter жены Ромни, моментально снискавший популярность и приведший на сайт мужа несколько тысяч подписчиков[221].

YouTube

YouTube оказался в центре внимания в июле 2007 года в связи с дебатами кандидатов в президенты США. На тот момент важным и выигрышным казалось то, что канал расширяет время видео кандидатов по сравнению с телевидением, а также дает кандидатам средство достичь куда более широкой аудитории. Свою значимость канал доказывает в том же году, когда двое сенаторов потеряли в результатах голосования из-за ненадлежащих роликов на YouTube[222]. Представители YouTube еще на старте предвыборной гонки встретились почти со всеми кандидатами и предложили завести им свои аккаунты в социальной сети. После чего у сервиса появился раздел YouChoose, ставший своеобразной площадкой для коммуникации между кандидатами и избирателями. Люди вступали в диалог с кандидатами посредством комментариев, видеоответов и рейтингов.

На выборах 2008 года YouTube был полноценным каналом общения кандидатов с избирателями, и его важность отмечалась как пользователями, так и представителями традиционных СМИ. При этом тематические ролики на этом канале могут быть размещены кем угодно, и за время кампании 27 % избирателей смотрели видео кандидатов онлайн, 26 % смотрели видеоинтервью с кандидатами, а 25 % преимущественно смотрели связанные с кампанией сюжеты, размещенные не членами штабов кандидатов и не ими самими[223]. Например, ролик «Yes we can», связанный с Обамой, стал вирусным, получил огромное количество просмотров и породил множество дискуссий, связанных с выборами. На экране любимые народом звезды пропевают фрагменты речи Обамы, сопровождая их рефреном «Да, мы можем»[224].

Наибольшего охвата достигали те ролики, которые были размещены известными авторами, а видео, опубликованное анонимами, становилось популярным и широко распространялось гораздо реже. Поэтому в кампании-2008 года достаточно распространенным методом для популяризации материалов, невозможных к публикации от имени известных политических фигур, стала схема, при которой анонимный ролик репостится известным блогером (которому эта услуга оплачивается), продвигающим его затем с вовлечением своей аудитории. При этом важно, чтобы сам блогер был связан с тем, что он продвигает.

Всего за время кампании-2008 Обамой было опубликовано 1800 видео, суммарно получивших 19 млн просмотров (его ближайший соперник Маккейн, для сравнения, опубликовал 330 видео, получивших 2 млн просмотров)[225].

Важность и интенсивность присутствия в кампании YouTube как площадки на отрезке 2008–2012 годов сильно снизилась. В первой избирательной кампании Обамы публикация более длинного видео, чем стандартная политическая реклама, стала одним из главных козырей, количество просмотров его канала к концу предвыборной гонки измерялось миллиардами. Многие исследователи называют выборы-2008 YouTube-election[226]. Именно эта площадка позволила Обаме создать то, что описывается как «гибридная новостная система», лежащая между традиционными медиа и новыми, вовлекая аудиторию обоих[227].

На выборах-2008 YouTube был единственной площадкой, где Маккейну в итоге удалось добиться больших успехов на последнем отрезке гонки. После публикации им роликов, высмеивающих Обаму и СМИ, его канал обошел Обаму на 7 дней, и, начиная с того момента, количество подписчиков и просмотров видео на канале Маккейна росло быстрее, чем на канале Обамы. Однако на суммарные показатели кампании это не повлияло, и по ее итогам количество подписчиков, просмотров и пользовательских комментариев у Обамы было гораздо больше. Наибольшим успехом Обамы в YouTube 2012 года и лидером по количеству просмотров на финальном этапе второй гонки стало видео, не связанное с политикой и страной вообще: на нем Мишель Обама с дочками поздравляют Обаму с Днем отца.

В кампании 2012 года на YouTube было размещено наименьшее число постов кандидатов. Его политическая значимость упала[228]. Одной из наиболее успешных акций YouTube в гонке-2012 стал проект Ремера. Не допущенный к дебатам кандидат записал свои ответы на все вопросы дебатов и транслировал их с помощью YouTube[229].

Facebook

В числе характерных черт присутствия Обамы в Facebook можно перечислить следующее:

Четкое обращение к конкретной аудитории.

Воодушевление для участия. Одним из больших достижений кампании Обамы стало умелое использование картинок, снабженных небольшим количеством текста, предлагающее читателям выразить свою поддержку в своей социальной сети (надпись на картинке: «Лайкай и распространяй, если ты на стороне президента в сегодняшних дебатах»).

Уход от публикации текста как самостоятельного типа контента. Даже в том случае, если Обаме требовалось выразить некое письменное утверждение, он использовал изображения и графические инструменты для структурирования текста и усиления его значения.

Если в 2008 году преимущество Обамы было очевидным, то в кампании 2012-го его главный соперник Ромни в летней части гонки захватил лидерство на Facebook. Несмотря на то что число подписчиков Обамы оставалось более высоким, такие показатели, как лайки или «talking about this» (сколько людей говорят об этом), в какие-то моменты говорили о победе Ромни[230]. Ставка Ромни была сделана на Facebook. Там его посты появлялись чаще всего, в то время как Обама предпочитал Twitter. В прессе активно обсуждались все факты количественного перевеса Ромни, а также тот факт, что все замеры, которые позволяет сделать Facebook, могут быть вызваны реальным уровнем вовлеченности, а могут быть просто оплачены.

Генерация контента кампании

Одним из залогов победы кампании Обамы стало осознание его командой важности тонкого и умелого использования языка, жаргонов и мемов для эффективности интернет-коммуникации в кампании-2012. Поэтому ими были наняты локальные директора по коммуникациям: для афроамериканского, латиноамериканского и азиатского контингента.

Если в блоге Ромни Обама чаще всего упоминается по имени, то в блоге Обамы фигурирует слово «соперник» (challenger). Выигрышным в стратегии Обамы является то, что он, в отличие от Ромни, не играет на руку сопернику. Контент, упоминающий соперника, встречается в постах Обамы в два раза реже, чем у Ромни.

Контент кампании 2.0 очень мобилен, быстро поддается изменениям и способен гибко реагировать на внешнюю среду. Например, итогом дискуссий вокруг религиозности Обамы в 2008 году стало появление в разделе «Задачи» на его сайте рубрики «Вера». Там кандидат в президенты призывает к «более глубокому и основательному обсуждению религии в жизни Америки». У его тогдашнего основного конкурента Маккейна данная тема не была отражена в структуре сайта вообще[231].

Тем не менее на протяжении всего предвыборного периода по всем медиаканалам циркулировали слухи о том, что Обама — мусульманин. Они так и не были опровергнуты (как в начале, так и в конце кампании около 12 % избирателей считали Обаму мусульманином), напряжение было снято путем обращения к космополитическим и транскультурным ценностям Америки[232]. «Нельзя запретить мечтать семилетнему американцу-мусульманину стать президентом», «Почему он не может мечтать стать президентом страны, в которой живет?» — такие тезисы стали результативным ходом, одновременно показав толерантность президента и его аппарата в отношении данной религии.

Если для кампании-2008 основные скандалы были связаны с религией и внешней политикой, то в 2012 году на первое место выходит экономика. Ромни сконцентрировался на дискуссиях, посвященных практическим вопросам — рабочим местам, уровню занятости и т. д. В то время как Обама предпочел обсуждать стратегические перспективы экономики США, значения среднего класса и будущего в целом. Тема экономики была представлена в риторике Ромни чаще (24 % против 19 % всех речей были посвящены этому вопросу). При этом, если взглянуть на количество пользовательских реакций, именно данная категория контента была наименее популярна. Стратегия Ромни, мыслящего старыми категориями, оказалась проигрышной.

По сравнению с Ромни Обама в финальной чаще использует текстовые материалы, тогда как контент Ромни представлен фото и видео.

Способ использования изображений в кампании Обамы отличался от такового у Ромни. В изображениях Обамы примерно в половине случаев (49 %) фигурируют различные таргет-группы избирателей (всего более 10 категорий людей, являющихся избирателями), тогда как в изображениях, используемых Ромни, спектр избирателей более узкий (в основном это абстрактный «гражданин/избиратель», «безработный» и «латиноамериканец»).

Второй особенностью использования Обамой визуального контента в кампании-2012 стало создание аккаунта в Инстаграм и размещение там фотографий политического процесса «из-за кулис»: заседаний, обсуждений и т. д. Как было указано на официальной странице, целью явилось желание дать молодым людям визуальное чувство повседневности жизни президента США[233]. Республиканцы не делали до Обамы ничего подобного.

Еще одним поставщиком визуального контента являются аккаунты на Pinterest. Здесь наблюдается следующий интересный феномен: у обоих кандидатов аккаунты Pinterest были менее успешны, чем у их жен[234].

Несмотря на более редкое использование визуальных материалов, Обама сделал видимой и достоверной свою связь и единство с конкретными категориями избирателей, гораздо более полно использовал социальные возможности изображений в Web 2.0.

Что касается текстов, то статистически чаще всего посты кандидатов кампании-2012 в социальных сетях и на официальном сайте содержали в себе призывы к действиям. Количество подобных постов выросло после кампании 2008 года. По итогам кампании 2012 примерно 90 % постов Обамы и 60 % постов Ромни содержали призывы к действию. При этом для Обамы более чем в половине случаев этим действием является digital-ориентированный ответ: посмотреть это видео, вступить в это сообщество и т. д.

Стратегическим перевесом кампании Обамы, напрямую связанным с Facebook, стало то, что сооснователь социальной сети Крис Хьюз на время проведения кампании отошел от руководства ею, для того чтобы руководить продвижением фигуры Обамы[235].

Обама стратегически гораздо более часто использует эмоциональный тип аргументации. Согласно исследованиям, такие посты делятся в контенте Обамы на 4 основных типа[236]:

1. Образы желаемого будущего

2. Идентификация с кандидатом

3. Позитивный образ аудитории

4. Нагнетание страхов

При этом чаще других фигурируют посты, использующие прием идентификации с кандидатом и создания позитивного образа аудитории.

В отличие от Ромни, который, согласно исследованиям, обращается к логическому типу аргументирования в основном для атак на позиции Обамы, тот прибегает к такому типу аргументации для презентации успехов своего президентства[237].

Таким образом, оказывается, что стратегии обоих кандидатов в Facebook могут служить усилению позиции Обамы. По меньшей мере в количественном измерении, ведь в интернете приобретает особую важность прямая связь между употреблением тех или иных слов и контентом всех зон интернета. Ромни присутствует как совокупность позиций, противоположных Обаме, являясь лишь негативным отражением последнего.

Дочери Обамы вместе с супругой стали олицетворением того, что выиграет не «Обама», но «Обамы». На это работало обилие визуальных материалов кампании, на которых присутствуют Мишель и обе дочери, а также постоянные заявления Обамы об их важности. Все это явило новый подход к предъявлению своей семьи в предвыборной гонке, к вовлечению молодых избирателей и женщин в кампанию[238].

Эффективность применения данной PR-стратегии может быть проиллюстрирована тем фактом, что самым заметным контент-продуктом Обамы стало фото, на котором он обнимает свою жену Мишель со словами: «Еще 4 года» — после оглашения результатов выборов.

Сообщение получило 785 000 ретвитов в день опубликования и до сих пор является самой растиражированной соцмедиакартинкой в мире[239].

Теперь о «котиках»: португальский водолаз Бо, принадлежащий Обаме, стал первой «первой собакой», имеющей свой раздел на президентском сайте, и даже стал объединяющим мотивом для «обработки» определенной когорты избирателей-собачников и любителей животных. «Любители животных за Обаму» имели свои странички на Pinterest, Facebook и других соцмедиа площадках, публикуя фотографии президента и его собаки, продавая различные товары для животных: ошейник «кошки за Обаму» или свитер с его собакой. Они призывали избирателей делиться снимками своих любимцев (и проголосовать по этому поводу за Обаму).

Популярность этого хода, акцентирующего аспект «друзей Обамы», была очень велика, хотя противники называли эту инициативу «смехотворной»[240]. Это не мешало простым американским домохозяйкам упоенно писать в личных блогах о том, как они повесили на клетку птички знак кампании Обамы, потому что «она политизированная птичка»[241].

В целом к началу предвыборной кампании 2012 политики научились с успехом использовать многочисленные инструменты, созданные изначально в нише social media marketing для формирования образа бренда.

Задачей максимум для любого digital-стратега является достижение вирусного эффекта своего контента. Кампания Обамы-2008 получила два Гран-при на «Каннских львах» в 2009 году благодаря роликам, получившим огромный охват аудитории за счет вирусного эффекта. В частности, это был ролик «Don’t Vote» («Не голосуй!»), стимулирующий избирателей прийти на выборы. Низкая явка на выборах — это проблема всех развитых демократий, в том числе и американской. В этом ролике звезды кино, музыки и шоу-бизнеса говорят рядовому американцу «Не голосуй!» и объясняют, в чем он проиграет, если останется дома.

Некоторые вирусные акции Обамы еще 10–15 лет назад казались бы и избирателям, и экспертам безумными, например акция о Ромни-единороге. В 2012 году снова активизировались все конспирологические теории относительно гражданства Обамы. Некоторые из них утверждают, что настоящее место рождения Обамы — Кения, а не Гавайи; другие — что в детстве Обама получил гражданство Индонезии, потеряв свое американское гражданство; третьи продвигают идею о том, что Обама не может считаться гражданином США, так как родился под двойным гражданством США и Англии[242].

В ответ сторонники Обамы придумали акцию «единорогов». Они запустили в интернет вирусную кампанию о том, что нигде и никогда не было проведено теста ДНК, доказывающего, что Митт Ромни не является единорогом. Что рог он может скрывать под обширной шевелюрой, и это также поставит под сомнение его возможность баллотироваться в президенты США[243].

Акция имела успех, и администрация Аризоны получила более 19 000 имейл-запросов с просьбой подтвердить, что Ромни не является единорогом. В итоге претензии к свидетельству о рождении Обамы были сняты.

Вот еще несколько вирусных кейсов избирательной кампании-2012.

• В сентябре 2012 года ресурс Mother Jones опубликовал видео одного из членов команды Ромни, занимавшегося сбором средств. На видео кандидат от Республиканской партии называет сторонников Обамы «жертвами», которые «зависят от правительства» и «не платят налог на прибыль». Видео быстро стало вирусным и породило шквал критики и ряд ядовитых мемов[244]. В тот же день издательство Bloomberg пишет: «Сегодня Митт Ромни проиграл выборы».

• Во время вторых президентских дебатов Ромни заявил о своем стремлении к равенству полов: он настаивал на том, чтобы в команде было много женщин, когда был губернатором штата Массачусетс. С помощью созданного в Твиттере хэштега, а также аккаунта в Tumblr команде Ромни удалось привлечь около 13 000 фолловеров. Однако в итоге на Ромни это сказалось негативно, поскольку его позиция по вопросу эквивалентности оплаты труда мужчин и женщин оказалась непопулярной.

• Появление пожилого Клинта Иствуда на Республиканской конвенции с речью, обращенной к невидимому президенту Обаме, сидящему в кресле. Момент моментально стал вирусным, метка @invisibleobama разлетелась по Твиттеру. Многие до сих пор называют этот момент самым запоминающимся во всей кампании-2012. Дискуссия, появившаяся тогда в Твиттере, была подхвачена командой Обамы с твитами «это кресло занято» и постингом известного и популярного в Твиттере снимка Обамы, сидящего за столом переговоров.

• На сборе средств в Apollo Theater в Гарлеме президент Обама имитирует Эла Грина (присутствовавшего на мероприятии), напевая несколько тактов из его песни «Будем вместе».

В течение нескольких дней это видео на YouTube получило 4 млн просмотров, а забытая десятилетия назад баллада Грина значительно поднялась в чартах[245].

Привлечение пользователей на площадки кампании

Обама был и остается уверенным лидером по количеству средств, вложенных в онлайн-рекламу (в 2 раза обогнав республиканцев, по подсчетам ReTargeter.com: 52 млн долларов против 26 млн долларов соответственно[246]). В первые несколько месяцев 2012 года команда Обамы купила онлайн-рекламы более чем на 16 млн долларов. Штаб Ромни по окончании предвыборной гонки отдельно отметил невероятную важность онлайн-рекламы. Ведущий стратег кампании Обамы, Дэвид Аксельрод, который отказывался от комментариев на протяжении всей предвыборной гонки, сделал несколько важных пояснений по окончании выборов.

«Реклама на ранних этапах формирует вашу историю. Кампания Обамы была сконцентрирована на онлайн-рекламе, по большей части на начальных этапах кампании, осуществляя с ее помощью привлечение на площадки кампании…

В кампании Обамы было принято стратегическое решение — проявить большую рекламную активность с мая по август, принимая за аксиому, что реклама кампании становится менее эффективной при приближении выборов… С сентября люди игнорируют рекламу»[247].

Оба кандидата, помимо рекламы в поисковых системах, активно покупали рекламу на сайтах, популярных среди испанцев и других латиноамериканцев (например, elNuevoHerald.com) и католиков (например, SuburbanChicagoNews.com) как групп, не определивших свои предпочтения между республиканцами и демократами.

AdClarity предоставил данные о Топ 5 интернет-ресурсах, на которые кандидаты потратили деньги в последние 90 дней кампании:

Как можно заметить, Обама сосредоточился на New York Times (отдельно отмечен блог), а также, что интересно, на сайте онлайн-цитат (Bartleby.com). Тогда как Ромни — на гораздо более консервативных и локальных ресурсах.

Стратеги Ромни на раннем этапе кампании вложили значительные средства в оптимизацию выдачи Google, где при введении имени кандидата или его отца в топ поисковой выдачи попадали положительные отзывы, ссылки на все его приложения и связанные с Ромни ресурсы. Впрочем, Обама однозначно более активно влиял на выдачу Google на том этапе, как и на последующих. Здесь его стратегия также неоднократно была названа агрессивной. Было выкуплено рекламное пространство по соседству с огромным диапазоном запросов — от Уоррена Баффета до «броска Обамы». Суммарно на онлайн-рекламу кампанией Обамы было затрачено больше, чем на телевизионную, радио и телемаркетинг вместе взятые. Всего же, по данным Федеральной Избирательной Комиссии США, по сравнению с 2008 годом в 2012-м на онлайн-рекламу кандидатами было потрачено на 251 % больше[248].

Одним из характерных способов использования этого типа рекламы является его высокая лабильность. Нередко запросы менялись, возвращались вновь, выкупались на короткий промежуток времени точечно для достижения локальных связей и пользователей и т. д.[249] Другая ее особенность — кратковременность эффекта.

Одним из наиболее часто встречающихся вариантов контекстной рекламы, использовавшихся Обамой во второй половине предвыборной гонки, было предложение пожертвовать 3 доллара прямо сейчас[250].

Другие примеры рекламных призывов Обамы: «Войди, чтоб выиграть ужин с Бараком» или «Пожелай Мишель счастливого Дня Матери». Примеры Ромни: «Оставайся с Миттом», «Готов возглавить» и т. д. Как мы снова видим, к действию гораздо конкретнее призывает реклама Обамы. Также многими аналитиками было признано удачным ходом такое активное использование Мишель, которая на определенном этапе была популярнее самого президента, и его лайкали больше, когда он был с ней ассоциирован.

При этом если рекламу Обамы можно было найти на многочисленных локальных сайтах или, например, в мобильных играх (Тетрис, Battleship, Scrabble), то Ромни в целях привлечения активнее всего использовал Facebook. Став в течение 60 дней самым активным пользователем экспериментальной платформы мобильной рекламы Facebook, его показатель «report click-through rates» (описывающий число ответов и просмотров в зависимости от времени после предъявления информации) достиг 10 % — цифры гораздо большей, чем в норме[251].

Digital-руководитель его кампании тогда заявил, что они являются крупнейшими в мире рекламодателями в этом сегменте. А также на конференции TechCrunch он сообщил, что привлечение посредством рекламы в Facebook было намного более эффективным, чем с помощью похожих веб-приложений.

Твиттер также продемонстрировал свою важность как политический инструмент в избирательном процессе США в сентябре 2011 года, когда начал продавать политическую рекламу[252]. Специальная программа позволяет определенным твитам появляться в указанное время в ленте новостей пользователей, которые фолловят кампанию или которые ввели определенный запрос в поисковой строке. Также программа позволяет выводить аккаунты кандидатов в списки «предлагаемых друзей»[253].

Эффективность рекламы в Твиттере в гонке-2012 была показана в наибольшей степени на качестве вовлечения в процесс пожертвований. С самого начала следует оговорить, что пользователи Твиттера в принципе более политически активны, чем ординарные интернет-пользователи (в США в среднем они на 68 % чаще посещают странички пожертвований политических кампаний. А когда пользователь Твиттера видит политический твит, то, даже если это политическая реклама, по данным исследования, он становится на 97 % более склонен перейти на страницу пожертвований)[254].

На этой диаграмме отражена вероятность перехода на сайт пожертвований. По сравнению с обычным интернет-пользователем для среднего пользователя Твиттера такая вероятность повышается на 68 %. И еще на 97 % вероятность перехода на сайт пожертвований повышается у активных пользователей этой социальной сети.

Еще одним из видов политического продвижения в Твиттере является вывод в топ трендов Твиттера — ежедневно обновляемый рейтинг самых популярных и обсуждаемых хэштегов. Согласно словам Адама Бэйна, коммерческого директора Твиттера, в период предвыборной гонки нахождение в этом ТОПе могло стоить до 100 тыс. долларов в день. Вспоминая выдвинутый выше тезис об особой дискурсивной стратегии Обамы в отношении «действия» (которое регулярно появляется как основная категория дискурса Обамы), закономерным представляется, что командой Обамы в ТОП выводился хэштег #Forward2012 — «Вперед2012», а командой Ромни — #RomneyRyan2012[255]

Сравним подборки рекламных образцов двух кандидатов для социальных сетей.

Митт Ромни:

Барак Обама:

Простое визуальное сравнение дает основания как минимум для двух выводов:

• Более умелое оперирование категорией «действия» в рекламе Обамы. В рекламе Ромни кнопка совершения действия названа словами «узнай» или «подпишись», чему противостоит «получи», «купи» или «голосуй» в рекламах Обамы. Разница убеждающего потенциала этих глаголов лежит в том, что за теми, которые использовал Обама, стоят реальные физические действия, легко и быстро представимые пользователем, действия, за которыми с очевидностью стоит достижимый результат. Тогда как «узнать» или «подписаться» — действия абстрактные, ассоциативный ряд, связанный с ними, будет отличаться меньшей яркостью.

• Контент Обамы соответствует визуальной рамке оформления интернет-мемов, имитирует ее (например, картинки, дополненные короткими цитатами Обамы), используя определенные способы группировки визуального контента, отсылающие к коллективным блогам, позволяя себе гораздо более смелые стилевые и цветовые решения. Тогда как визуальная рекламная кампания Ромни выполнена значительно менее «заметно» и гораздо более традиционно в плане презентации кандидата.

В целом социальные медиа и политическая реклама в них приобретают все большую значимость. По итогам кампании Обама потратил больше средств и сгенерировал большее количество таргетированной рекламы в соцмедиа. Это позволило ему вовлечь большее количество ЦА далеко за пределами традиционного электората, как признался по завершении кампании его стратег Аксельрод.

Но одной из основных находок команды Обамы по части привлечения пользователей была архитектура его главного сайта. Когда пользователь входил на сайт Обамы, ему предлагалось (и в кампании-2012 это сохранилось) обозначить свою принадлежность к одной из 18 групп сторонников Обамы (чернокожие, женщины, молодежь и т. д.) и далее получать лишь таргетированный для данного сегмента аудитории контент.

Данный ход представляется удачным сразу с двух точек зрения. Во-первых, отсутствие «шумового» контента, месседж которого адресован иной целевой аудитории, снижает сопротивление при восприятии информации, а наличие в тексте большого количества маркеров, значимых именно для данной группы, повышает внимание к нему. С другой стороны, вопрос о присоединении к медиаресурсу кандидата оказывается переформулирован в вопрос о вступлении в группу себе подобных. Вероятность положительного ответа и заветного клика в таком случае повышается в разы. В ходе обеих кампаний количество групп избирателей, на которые был таргетирован сайт, было выше у Обамы — в итоге его настройки оказались более точными. Это хорошо иллюстрирует общий месседж его кампании: «Это не «все здесь про Барака Обаму», а «все здесь о вас». Весь сайт посвящен тому, какие прекрасные люди поддерживают нас»[256].

Сбор данных и вовлечение пользователей

Сбор данных

Измеримость контента социальных медиа сыграла огромную роль в президентской избирательной кампании-2012. «Мы собираемся замерять каждую единицу этой кампании», — сказал менеджер кампании Обамы, Джим Мессина, в самом ее начале. Он нанял аналитический департамент в пять раз больший, чем в 2008 году, с официальным «ведущим ученым» — опытным специалистом в работе с большими базами данных[257]. Собранный командой Обамы массив данных позволял предугадать, какой тип контента подходит для того или иного типа людей в онлайне, он позволял формировать листы обзвона в соответствии с уровнем лояльности пользователя ценностям кампании и т. д.

К тому же метрики можно было снимать по ходу действия и корректировать его в соответствии с результатами. Имейл-рассылка в начале кампании нередко была тестовой — с различными месседжами, линией повествования — для того, чтобы отследить впоследствии, какие из способов оказались наиболее эффективными.

Технические возможности кампании Обамы были поистине неизмеримы, поскольку ежедневно обновляемые данные и постоянно пополнявшийся добровольцами штаб программистов создали уникальную программную базу-центр, способную оперировать огромными массивами постоянно обновляющихся данных. В целом, по заключению многочисленных экспертов, именно это техническое качественное преимущество и стало тем ключевым моментом использования мощи социальных медиа и технического прогресса, которое и обеспечило победу Обамы[258]. Иначе говоря, анализ данных одержал победу над интуицией. Огромная машина по оперативному и более совершенному сбору и анализу данных стала тем преимуществом Обамы, которое так и не смог одолеть Ромни.

Команда Обамы каждую ночь «прогоняла» выборы по всем возможным сценариям взаимодействия с избирателями на основании наиболее актуальных данных с целью получения утреннего прогноза его победы по разным штатам и разным элементам кампании. По словам одного из представителей штаба Обамы, они были значительно спокойнее соперников ввиду полной осведомленности обо всех возможных вариантах развития событий и готовности реагировать на любые из них[259].

«Мы можем достаточно точно предсказать, кто собирается голосовать за нас, основываясь на том, что они делали в интернете раньше», — говорит Равид Гхани, ведущий исследователь аналитической команды Обамы в 2012 году[260].

Путем отслеживания трафика пользователей, регистрировавшихся на его сайте, команде Обамы в 2008 году удалось собрать более 13 миллионов имейлов избирателей, которые затем активно использовались в ходе кампании для информирования пользователей о событиях и активностях[261].

Микротаргетированные сообщения по электронной почте станут еще сложнее на выборах 2016 года. Например, уже сейчас кандидаты могут послать более эмоциональное, возмущенное письмо об оппонентах своим активным сторонникам для получения пожертвований и более спокойное объяснение своей позиции независимым пользователям в целях их убеждения[262].

Кстати, Обама в своих письмах обращается к своим избирателям по имени (тогда как, например, Ромни в этой же гонке делает это лишь в 8,5 % случаев).

В целом наиболее популярными письмами обоих лидирующих кандидатов гонки-2012 стали те, в которых предлагалась возможность очной встречи с кандидатом. Люди склонны верить в возможность хоть раз в жизни встретить президента, как и любого правителя во все времена. При этом именно Обама и Ромни активнее всех использовали метод почтовой рассылки, тогда как остальные кандидаты полностью сосредоточились на социальных сетях[263].

Ромни потратил на имейл-рассылку на треть больше, чем Обама, сделав ее, по заявлению политического стратега его кампании, ее центральной частью[264]. Основной причиной стало то, что такая рассылка позволяет достичь возрастной группы, для которой более новые формы интернет-коммуникации пока некомфортны и которая составляет основу сторонников Ромни.

Самым громким успехом в области вовлечения можно считать эпизод в октябре 2012 года, когда, не меняя стратегии, в течение одного дня Обама получил в Facebook более 1 млн лайков[265]. Как утверждают эксперты, это было сделано с помощью так называемых «sponsored posts» (продвигаемые рекламой посты, появляющиеся в новостных лентах даже у тех пользователей, кто не был подписан на страницу). Этот эпизод вселил во многих уверенность в том, что стратегия Обамы гораздо эффективнее стратегии Ромни.

Еще одним крайне удачным ходом по части вовлечения можно считать предпринятую в последнюю неделю голосования акцию в Facebook, когда в качестве ресурса вовлечения была использована дружба, и сторонники кампании могли высылать своему кругу контактов таргетированные сообщения с различными формами предложения присоединиться.

А вот покупка «sponsored stories» — появления постов в лентах даже тех людей, кто не был подписан на страницы Обамы, напротив, вызвало выраженную негативную реакцию, и многие пользователи на своих страницах отметили навязчивость присутствия Обамы, которой хотелось бы избежать[266].

Вообще, в отношении вовлечения Facebook занимает особое место, ведь чем больше пользователь оказывается вовлечен во взаимодействие с контентом, тем чаще этот контент появляется затем в ленте его новостей, вовлекая в новые контакты, а также тем чаще эти действия отображаются в ленте новостей его друзей. Последнее дополнительно задействует феномен, заключающийся в том, что чем чаще мы видим в ленте друзей кого-то, регулярно вовлеченного в активность, нам неизвестную, мы склонны считать, что что-то пропускаем — по словам Кэти Харбат, одного из ведущих social media стратегов США[267]. Именно на этом была построена часть приложений Обамы для Facebook, позволяющих отображать в ленте друзей Facebook все действия, совершаемые в рамках кампании.

Однако даже те из посетителей сайта, кто не счел нужным зарегистрироваться, становились участниками кампании и начинали «вовлекаться»: каждого вошедшего идентифицировал специальный фрагмент javascript кода, который затем следовал за ним, размещая таргетированную информацию как в браузере, так в соцсетях. При этом компания Adroll, занимавшаяся всеми этими активностями последней кампании Обамы, подчеркивает, что не идентифицирует личность вошедшего, только его активности, предпринятые в браузере и на сайте кандидата.

Также следует упомянуть процессы вовлечения особого рода, характерные для кампаний 2012 года и выводящие пользователей на уровень конкуренции между собой, например, путем введения рейтинга пользователей по степени их участия в кампании. Одним из способов поощрения Обамой наиболее активных сторонников в 2008 году было наделение их уникальным правом узнавать новости своего кандидата раньше, чем остальные. (Тут бывали с технологией и промашки. Например, одна из «горячих» новостей поступила на телефоны избирателей около 3 часов ночи[268]). В целом и само количество инструментов для инициации пользовательской активности, за которую затем награждали, было выше всего в течение обеих кампаний у Обамы. Пользователи могли присоединяться к группам, контактировать с другими пользователями, планировать события, собирать деньги, использовать онлайн-телефонию или заниматься волонтерской деятельностью. Конкуренты Обамы не предоставляли своим сторонникам такого широкого спектра возможностей.

Обама в обеих кампаниях уверенно лидировал по количеству пользовательских ответов, иначе говоря, измеримому эквиваленту вовлечения. Посты Обамы последовательно пробуждают в пользователях более выраженную реакцию (здесь имеется в виду количество просмотров, лайков, шеров и комментариев). Вопреки распространенному мнению, данный показатель не коррелирует напрямую с количеством подписчиков[269].

Победы в кампании Обамы в 2012 году связаны с системами сбора данных, которые, в свою очередь, обязаны существованием DevOps group — уникальной для истории президентской политики организации. Это команда технических специалистов, действовавших в условиях интернет-стартапа и использовавших комбинации различного open source программного обеспечения, web-устройств и облачных сервисов в целях сбора, организации и анализа данных кампании, поступающих из постоянно расширяющегося количества источников, а также для координации деятельности волонтеров. Результат может, например, быть выражен в цифрах, которые описывают случившийся успех в твите Скотта Ванденпласа — главы этой технологической команды: «4 Гб/сек, 10 запросов в секунду, 2000 нод, 3 датацентра, 8,5 миллиардов запросов. Дизайн, развертывание, демонтаж. 583 дня, чтоб избрать президента».

Команда Обамы практически полностью положилась на облачный сервис Amazon.com для подсчета и хранения данных. Поверх него командой была создана программа Narwhal — совокупность сервисов, функционирующих как интерфейс для единого файлового хранилища всех приложений кампании. Она делала возможным быстро развивать новые приложения и интегрировать уже существующие в единую систему кампании[270].

Архитектура Narwhal быстро развивалась. Ей нужна была гибкость, позволяющая разработчикам любого уровня подготовки, присоединяющимся к кампании, быть продуктивными на любом языке программирования, который они предпочитают. На уровне организации вся эта идея и структура потребовали адаптации стратегии стартапа на многих уровнях — не только технологическом, но и на уровне построения команды.

По словам пресс-секретаря кампании Адама Фетчера, сердце кампании Обамы в 2012 году было в создании этой низовой организационной структуры, настолько простой и доступной для волонтеров и сторонников, насколько только возможно. «Мы создали наш онлайн-организационный инструмент, чтоб помочь разрушить стену между офлайн— и онлайн-организационными процессами»[271]. Другой важной концепцией кампании Обамы было то, что все должно быть завязано на общении реальных людей с реальными людьми[272].

Narwhal разрастался по мере того, как все больше инструментов начали помещать в него данные. Например, была создана система для смартфонов — аналогичная системе Orca у Ромни, но основанная вместо этого на социальных медиа. Это был «инструмент отслеживания происшествий избирателей», который использовался наблюдателями на пунктах голосования для формирования геотаргетированных докладов о возможных проблемах — незаконной агитации или неправильном обращении с бюллетенями. По мере поступления таких докладов в штабе Обамы они отображались на карте. При необходимости данные автоматически подгружались к другим приложениям, например юридическому, подключающему волонтеров-юристов для решения ситуации при необходимости[273]. Работа над всеми этими приложениями продолжалась до самого конца процесса — уже в день голосования была замечена ошибка в коде, которая устранялась в оперативном порядке.

Сбор средств

Во время выборов 2000 года республиканец Джордж Буш-младший основывал свою кампанию по сбору средств на традиционных методах. Другой представитель этой партии Джон Маккейн принимал пожертвования онлайн. Используя интернет для фандрайзинга, Маккейн получал в среднем четыре пожертвования в секунду. В первую же неделю ему удалось собрать таким образом около 2 миллионов долларов. За этот же период телефонная кампания принесла всего 67 тысяч долларов.

Демократические кандидаты также использовали онлайн-фандрайзинг. На начальном этапе кандидат Билл Бредли обгонял Альберта Гора по сбору средств через Сеть: 1,3 миллиона долларов у первого против 800 тысяч у второго. Важным инструментом фандрайзинга для кандидатов от демократической партии стал сайт MoveOn.org, созданный в начале девяностых для поддержки образовательных инициатив. Этот проект собрал для демократических кандидатов около 30 миллионов долларов.

Можно отметить прямую зависимость между простотой осуществления фандрайзинга и его успешностью. По мере того как механизм осуществления пожертвования упрощается — сначала до заполнения нескольких форм, затем до нескольких кликов, наконец, до СМС-сообщения, — растет и становится все более успешным и сам интернет-фандразинг. Американский избиратель 2004 года очень радуется тому, что нужно всего-то сделать «клик-клик» со своей карты Visa[274]. Аналогично на выборах в 2004, весомую роль сыграли пожертвования на сайтах, куда пользователи так или иначе заходили осуществлять покупки — механика процесса перевода средств на данном сайте им знакома и привычна, ситуация расставания с деньгами внутри данного интерфейса также была привычным действием. Лучший пример — Amazon.com, где для осуществления пожертвования и покупки следовало предпринять одни и те же знакомые шаги[275].

Но американского избирателя в 2012 году это уже не устраивает, и эффективность фандрайзинговых приложений падает в прямой зависимости от количества необходимых переходов. Однако, как всегда, верно и обратное: максимально простые формы «смс-переводов» привлекают большее количество доноров и долларов в избирательные кампании по сравнению со всеми показателями прошлых лет.

Вторая отмечаемая закономерность: от года к году все большую долю в собранных средствах составляют небольшие пожертвования. В августе 2012 года 98 % доноров кампании Обамы составили те, кто перечислил небольшие пожертвования (менее чем по 250 долларов). Для Ромни эта цифра составила 31 %.

Третья отмечаемая закономерность: от года к году объем собираемых онлайн-средств растет.

В самом общем смысле осуществляемые онлайн-пожертвования являются политическим участием ровно в том смысле, в каком деньги в конверте являются подарком на день рождения. Заместительный характер денег как всеобщего эквивалента позволяет оставить «донорам» полноценное ощущение политического участия, причастности и вовлеченности в процесс и, более того, сделать его таковым. Сбор средств, помимо того, сам по себе является этапом на пути из онлайна в офлайн, поскольку деньги существуют в обоих мирах. Совершить пожертвование означает установить связь между онлайн-активностью и реальной жизнью.

Эта связь питается неврозом потребления — дальнейшая лояльность возникает как оправдание своего вложения.

В кампании Обамы в 2012 году были эффективнее, чем когда-либо (и чем в командах конкурентов), задействованы мобильные средства и технологии. Именно командой Обамы наилучшим образом была организована система мобильных пожертвований с использованием для этого смс-сообщения. Научная команда кампании, находившаяся в Чикаго, подсчитала, что созданная ими программа Quick Donate, которая позволяла давать повторные пожертвования посредством текстовых сообщений без повторного входа и введения информации о кредитной карте, в итоге оказалась в 4 раза более доходной, чем все остальные[276].

Кампания Обамы запустила пожертвования по СМС первыми в конце августа, опередив Ромни на неделю. До этого такой тип пожертвований очень хорошо зарекомендовал себя на примере некоммерческих организаций. В 2010 году Красный Крест собрал через смс-пожертвования более 20 млн долларов за неделю. Ранее в том же году команда Обамы уже тестировала более простую версию «text-to-give» для тех из сторонников, чьи карточки уже были внесены в систему. Программа получила в 20 раз более выраженный ответ, чем текстовые кампании, которые просто переводили людей на страницу, где можно было произвести пожертвования.

Данные свидетельствуют о том, что сторонники тем более вовлечены, чем меньшее количество барьеров приходится им преодолевать, и именно поэтому чистые СМС-пожертвования стали благом для кампаний по сбору средств.

В отношении сбора средств команда Ромни шла по следам, «дыша в затылок» кампании Обамы и нередко повторяя их шаги[277]. Например, в январе Обама заявляет об использовании сервиса Square, который позволяет пользователям осуществлять платежи по своей кредитной карте, используя мобильные устройства типа iPhone, iPad и Android[278] — и вечером того же дня об этом заявляет и Ромни. Командой Ромни не проговаривалось, сколько удалось заработать с помощью площадки Square, однако один из сотрудников сообщил изданию Mashable, что это было «очень, очень успешно»[279]. Техническое преимущество Обамы по части организации и продвижения сбора средств на свою кампанию было очевидным. О нем красноречиво говорит и такой, например, факт, что Ромни в гонке-2012 использовал для сбора средств модифицированный инструмент, созданный членом команды Обамы еще в 2008 году[280].

Не только с помощью мобильных устройств, но и на самом сайте можно было осуществить пожертвования. По сути, деятельность по сбору пожертвований в кампании Обамы в 2012 году начиналась сразу же после регистрации. В конце каждого письма, присылаемого сайтом (и на каждой странице сайта), была расположена кнопка «пожертвовать сейчас».

Еще одним способом эффективного сбора пожертвований, хорошо зарекомендовавшим себя в избирательных кампаниях США начиная с 2007, являются так называемые «moneybomb» («денежная бомба») — термин, введенный в гонку-2012 кандидатом от республиканцев Р. Полом. Данный термин описывает эффективные и молниеносные низовые усилия по сбору средств в очень ограниченный период времени, сопровождающиеся концентрацией внимания на процессе и активизацией пропаганды сбора средств на этот период. Mercury News описали данный процесс как «фандрайзинговое безумие». Метод сочетает в себе традиционные и онлайн-усилия с фокусом на вирусной рекламе на ресурсах типа YouTube, Myspace, и т. д. С помощью данного метода Р. Пол смог заработать 5 ноября 2007 года 4,3 млн долларов в течение одних суток[281]. Его стратегия была экономична и гениальна: в качестве слогана им был задействована фраза «Remember, remember the fifth of November» — слова народной песни, поющейся 5 ноября и напоминающей о неудавшемся восстании против английского Парламента во главе с Гаем Фоксом. Акция была приурочена к премьере фильма «V значит вендетта», события которого также связаны с Гаем Фоксом, который считается народным героем, и усилена аудиоассоциацией с Джоном Ленноном путем задействования его хита «Remember» (посвященного тому же). Вспоминая, что маска Гая Фокса — один из наиболее популярных интернет-мемов, с которым идентифицирует себя Анонимус, идею Пола сложно не признать великолепно задуманной и воплощенной[282].

После успеха этой акции метод «moneybomb» начал широко использоваться в президентских выборах США в 2008 — его применяли Барак Обама, Майк Хакаби, Джон МакКейн, Деннис Кусинич и другие. Однако не всегда успешно. Например, аналогичная акция Фреда Томпсона провалилась, будучи назначенной за день до Дня благодарения и, видимо, поэтому не собравшая достаточно средств[283].

Побить рекорд 5 ноября смог только сам Пол 16 декабря, в юбилей другой повстанческой даты — Бостонского чаепития. Организованная в этот день акция побила все рекорды интернет-фадрайзинга, сумев за один день заработать более 6 млн долларов[284]. После этого Пола стали называть звездой интернета и утверждать, что никто, за исключением Обамы, не использовал интернет в своей кампании столь эффективно. По истечении выборов некоторые стали утверждать, что республиканской партии следовало выдвинуть своим кандидатом именно Рона Пола, а не Маккейна, ведь именно у него была столь обширная, лояльная и подтвержденная интернет-аудитория[285].

Перевод в офлайн

Основным инструментом по переводу онлайн-активности в офлайн являются мобильные приложения, которые, по утверждению исследователей[286], и были главными игроками последних выборов. Многочисленные заголовки утверждают: «Мобильные технологии правят миром». По итогам президентских выборов США в 2012 44 % американских избирателей на момент гонки имели смартфоны. И рекордное число из них, 83 %, были вовлечены и участвовали в голосовании (согласно данным Pew Research Center).

И Обамой, и Ромни, и другими кандидатами приложения активно использовались для информирования своих сторонников о новостях кампании и голосований. Помимо репрезентации и координации, мобильное приложение Obama for America[287], созданное в 2012 году, позволило сторонникам и волонтерам Обамы общаться, находить друг друга в реальности, объединяться в локальные офлайн-команды или присоединяться к уже существующим. Далее, с помощью приложения руководители кампании могли ставить сторонникам и волонтерским группам специальные задания — сторонников Обамы вовлекали в дружеские соревнования. В вышеописанном состоит одно из важных отличий кампании Обамы в 2012 году от 2008 года[288].

Цель нововведений становится понятна, когда мы вспоминаем о том, что конвертация онлайн-участия в офлайн — основной вопрос Политики 2.0.

Мобильные устройства позволяют не прерывать контакта с окружающим миром, и посещение странички любимого кандидата перестает быть отдельной деятельностью, исключающей реальные интеракции во внешнем мире, позволяет чаще обращаться к ней.

Как и в прошлой кампании, Обама позволяет своему избирателю не покидать естественной для него среды (в прошлый раз ею было пребывание в соцсети, в этот раз имеется в виду бесконечная мобильность и доступность беспроводных устройств). И следующий шаг команды Обамы — создать сценарий, при котором «дальнейшие реальные интеракции» предоставляются пользователю в готовом, знакомом, непротиворечивом и обоснованном виде. Их можно предпринять прямо здесь и теперь — это просто, насыщенно смыслами, несет миру благо, а тебе — развлечение. Второй компонент сценария — игра-соревнование — завершает вовлечение, придавая деятельности личный смысл и значимость.

Офлайн-активность онлайн-волонтеров делает их видимыми и для окружающих их людей из реального мира. 34-летний Крейг Лэсли, проголосовавший в 2012 году впервые, отметил: «Мы никогда не видели людей Ромни. У них не было «ног» на этой земле»[289].

Опишем подробнее саму организацию этого процесса. По мере участия в событиях и акциях кампании волонтерам начислялись «очки лояльности», которые давали право на доступ к коммуникации с лидирующими известными представителями кампании, высокопоставленными официальными лицами и т. д. — по мере возрастания меры участия возрастали и «плюшки», полагающиеся волонтеру. Одними из самых привлекательных стали, конечно, вечеринки с Джорджем Клуни и Сарой Джессикой Паркер в сопровождении будущего президента[290]. К тому же все лидирующие позиции широко освещались внутри кампании и вне ее — метод «почетных грамот» и «досок почета» сработал прекрасно.

Команда Ромни, во многом просто повторявшая шаги Обамы след в след, адаптируя там, где необходимо, под своих, более старших избирателей, и здесь поступила так же. Вскоре после очевидности успешности акции «Ужин с…» команда Ромни анонсировала акцию «Ужин с Дональдом Трампом» и также имела успех[291].

Помимо собственно мобильных платформ и технологических игр, перевод в офлайн мог быть осуществлен и на уровне площадок социальных сетей. В последнюю неделю кампании «get out the vote» — усилия команды Обамы по увеличению явки избирателей — разрешились уникальными акциями в Facebook, Twitter, а также в приложении кампании. Facebook тогда впервые была использована столь массированно для дублирования усилий офлайн-агитаторов, стучащих в двери избирателей штатов. Людям, скачавшим определенное приложение, посылалось сообщение со ссылками на их друзей в Facebook, которым от их имени можно было послать сообщение с кнопкой для осуществления конкретных действий (зарегистрироваться, проголосовать досрочно и т. д.). По результатам, 1 из 5 таким образом «обойденных» друзей в Facebook откликался на предложение, потому что оно исходило от кого-то, кого он знает[292].

К тому же сообщение могло быть разным в зависимости от того, какому другу было адресовано[293]. Аналогичная акция была проведена и в Твиттере — инициация там волны твитов «последней минуты». Утром 6 ноября команда Обамы запустила Твиттер-директиву #voteObama для сбора неопределившихся избирателей. Кеннет Вишневски, social media эксперт, заявил, что согласно статистике OpenSite.org, 4 из 10 избирателей собираются определиться с решением о голосовании, основываясь на чем-либо, что узнают в день голосования из соцсетей.

Еще одним каналом осуществления подобных действий было второе основное для кампании Обамы в 2012 году приложение — «Call Tool». Оно стало тем инструментом, назначение которого было, собственно, «get out the vote» (GOTV) — «добиваться явки избирателей на выборы» на протяжении кампании, позволяя ей разрастаться. Этот инструмент позволял сторонникам и волонтерам быстро присоединиться к кампании, предоставляя телефонный номер случайного человека и сценарий с подсказками, за которыми надлежит следовать.

Инструмент был настолько эффективен, что, по словам Клинта Эккера, одного из ключевых программистов-инженеров кампании 2012 года, они даже испытывали переизбыток: инструмент использовало так много волонтеров, что в некоторых штатах это были просто все наличествующие сторонники кампании[294].

Ничего подобного — ни в плане последней волны мотивации, ни в отношении специального приложения — в штабе Ромни запущено не было, и, по мнению некоторых наблюдателей, это было одной из роковых ошибок[295].

Таким образом, в кампании-2012 с помощью мобильных и геолокационных устройств, а также с помощью осмысления механики использования мотивационного потенциала самих social media, меняется операционализация «действия» в кампании Обамы навстречу времени и социальным функциям интернета.

Прежде всего, команда Обамы обратила внимание на экспоненциальный рост популярности и масштабов использования мобильных устройств, которые за время, прошедшее с 2008 года, кардинально изменили способ использования интернета и его включенность в практики повседневности. Вместо сайта как центральной опоры кампании в 2012 году ее платформой, способом постоянно быть «в штабе» стало приложение, работающее с любого типа мобильных устройств[296]. Визуальное решение интерфейса нового приложения практически не отличается от интерфейса центрального сайта и по-прежнему визуально рифмуется с Facebook, не обязывая пользователя разбираться заново. А навигация и визуализация данных побуждают его к совершению понятных, простых, быстрых, доступных, эмоционально и рационально обоснованных действий, доступных с помощью мобильных технологий, но действий уже в реальном, офлайн-пространстве.

Глава 9. Использование интернета в европейских предвыборных кампаниях

Американские кампании являются образцовыми с точки зрения использовании социального интернета в политических целях. На американский опыт в этом вопросе ориентируются и исследователи, и практики во всем мире.

Обама остается недосягаемым образцом, опыт кампаний которого в интернете с большим или меньшим успехом воспроизводится различными европейскими политиками и их избирательными штабами. При этом разрыв с результатами Обамы объясняется рядом культурных и идеологических факторов.

Во-первых, уровень проникновения социальных сетей в Европе ниже, чем в США, несмотря на их быстрое развитие.

Во-вторых, для европейского сознания очень важен концепт защиты личных данных (privacy), что приводит к мощному идеологическому противодействию самой идее таргетинга, т. е. использования личных данных пользователей для индивидуализации сообщений. А именно это стало ключевым фактором успешных кампаний Обамы в социальном интернете.

В то же время дело Сноудена и сопутствующие дискуссии обострили критику контроля над личной информацией со стороны правительства.

В Европе успешные кампании Обамы воспринимаются неоднозначно. Политики хотят им подражать, но при этом сами эти кампании вызывают резкую критику.

Тем не менее опыт «подлинной европейской электронной демократии» становится образцом для протестных и оппозиционных движений во всем мире, которые хотят оспорить (за счет использования современных интернет-технологий) власть политического истеблишмента и его контроль над ситуацией.

Значительная часть политиков Евросоюза туманно представляют себе функциональное использование интернета и социальных сетей в предвыборных кампаниях.

На примере использования web 2.0 на выборах в Англии в 2010 году некоторые эксперты даже заключают, что эффект социальных медиа на избирательные кампании и результаты голосования едва заметен и что даже успешное присутствие в социальных медиа не гарантирует явки офлайн. Так что, по сути, в Европе лишь несколько партий могут рассчитывать на серьезную помощь интернета (например, Пиратская Партия, которая сосредоточена на интернет-проблемах и изначально базируется в Сети)[297].

Интернет-механизмы, применявшиеся на выборах в Европарламент, больше напоминают Web 1.0. Например, сайт /, позволяющий после ответа на несколько вопросов увидеть, к какой партии твои взгляды ближе всего. Или parlorama.eu, который показывает, что делалось конкретными политиками во время парламентского срока[298].

Актуальное отставание европейских политиков в сфере социального интернета демонстрируют следующие три примера:

1. В 2010 году треть членов Европарламента не знали о существовании инструментов онлайн-кампаний и всего 10 % понимали их эффективность[299].

2. Аккаунты в социальных сетях у представителей Европарламента появились лишь в 2009 году.

3. И показательный пример непонимания политиками сути современных технологий: в 2009 году французский министр по культуре и коммуникациям заявила, что Open Office (пакет офисных программ, находящийся в свободном доступе) — это FireWall (система сетевой защиты).

Дополнительным препятствием служит то, что проникновение интернета в разных странах Евросоюза неодинаково. Несмотря на положительные сдвиги в этом направлении, цифровое неравенство — это по-прежнему актуальный вопрос для европейской политики.

Другой причиной для столь медленного и слабого проникновения интернет-политики в европейскую политическую ментальность является сила ее партийных систем и меньший акцент на индивидуальных кандидатах. Как уже отмечалось выше, обратной стороной феномена персонализации политики Web 2. 0 становится то, что главное внимание уделяется личности политических лидеров. При прочих равных индивидуальная кампания в интернете всегда будет успешней, чем партийная кампания.

Наиболее компетентным «сетевым» политиком Европы на сегодняшний момент считается голландский член Европарламента Мариедже Шааке (Marietje Schaake). По сути, она была одним из первых европейских политиков, кто понял ценность и важность социальных медиа. Своим избранием она также обязана интернету. Придя в партию на должность стратега новых медиа, спустя какое-то время она была выдвинута своими же коллегами кандидатом на предстоящих выборах. По ее признанию, ни бюджета, ни стратегии у нее не было, зато были сторонники в Сети, а также сформированная молодая аудитория Facebook и Twitter. На сегодняшний момент именно она является главным критиком европейского консерватизма в отношении интернета. Европа застряла в дискуссии о том, как защитить свои интернет-границы, а тем временем контент-индустрия позволяет деньгам утекать в США.

Также она активно занимается образовательной деятельностью среди членов Европарламента, поскольку «если вы не знаете, что такое API, вы не должны быть среди тех, кто пишет об этом законы», а, по ее утверждению, едва ли найдется хоть один член парламента, который сможет внятно объяснить, что это.

В январе 2012 года Франсуа Олланд, еще будучи кандидатом в президенты, объявил очень амбициозную цель: достижение полного (100 %) сверхбыстрого широкополосного охвата Франции интернетом к 2022 году. Однако интересно, что сам Олланд по сравнению с другими кандидатами президентской гонки-2012 (Саркози, Мелен-Шон и др.) был гораздо слабее представлен онлайн, меньше уделял этому внимания и меньше тратил на интернет-присутствие, являясь лидером интернет-кампании только в Twitter. Что не помешало ему одержать победу на выборах, а многим аналитикам — вновь скептически высказаться о роли интернета в политическом процессе.

При этом уже с 2004 года во Франции можно отметить отдельные случаи ведения политиками блогов, несмотря на то что уровень вовлеченности населения в социальные сети был крайне низок. Тогда начали вести свои блоги Алан Рузэ, Доминик Стросс-Кан, Андре Сантини, Жан-Франсуа Копе, Жюльен Дрей. Однако на том этапе блоги по большей части понимаются ими как инструмент «свободного выражения чувств», «стирающий расстояние между политиками и избирателями». Даже в 2006 блоги еще не становятся общепризнанной политической практикой, и Доминик де Вильпен говорил в интервью, что «предпочитает бумагу»[300].

В Норвегии большинство национальных политиков заявляют о важности использования онлайн-инструментов, но на практике в избирательных кампаниях они по-прежнему мало используются[301] — в основном как площадки для публикации агитационных материалов.

Зато в Швеции потенциал социальных сетей пытаются активно интегрировать в политику уже с 2009 года. Некоторые кандидаты (например, Аса Вестлунд из партии социал-демократов) на этот момент на профессиональном уровне ведут аккаунты в большинстве социальных сетей[302].

Это иллюстрирует специфическую особенность европейской онлайн-политики. Развиваясь вслед за США, она в значительной степени стеснена необходимостью соответствия «веяниям времени», и нередко онлайн-политика имитируется там, где она еще не очень нужна (отсутствует субстрат в виде достаточного количества активных, заинтересованных пользователей). Соответственно, интернет-политика в Европе иногда носит декоративный характер.

В 2013 году потенциал социальных медиа начал осваиваться в Германии. Перед федеральными выборами политики активно вели Twitter и Facebook, хотя, как отмечают эксперты, кампании по-прежнему прежде всего ориентированы на офлайн[303]. Представители «левых» сообщили, что планируют сделать акцент на фиксации и анализе обратной связи, которую дают социальные сети, для дальнейшего использования этих данных в кампании и дебатах[304].

Политики Германии активизируются в интернете только в период избирательных кампаний. Исследователь в области коммуникаций Феликс Флемминг подчеркивает, что это не позволяет политику развить сильной онлайн-структуры. По сравнению с показателями четырехлетней давности прогресс, конечно, очевиден: сегодня 89 % членов немецкого парламента имеют как минимум аккаунты в социальных сетях. Флеминг также полагает, что и на следующих выборах интернет будет иметь «лишь незначительное» влияние на результаты избирательных кампаний в Германии[305].

В 2009 году канцлер Меркель имела 16 200 друзей в Facebook и 69 000 последователей на портале немецкого Университета StudiVZ, что было вдвое больше, чем у ее соперника Френка-Волтера Штейнмайера. С тех пор она значительно расширила свой круг в социальных сетях — до 571 000 фолловеров.

Демократический дефицит

Начиная с 1979 года активность избирателей на выборах в Европарламент последовательно падала. По мере того как люди все меньше понимали действия Евросоюза, они все меньше голосовали и подчас даже не знали «своих» членов Европарламента[306]. Снижался и уровень заинтересованности в политическом участии, важности принадлежности к политической партии, падал уровень доверия к решениям политиков. По данным на 2012 год, 82 % граждан Великобритании склонны не доверять правительству и лишь 26 % граждан считает, что члены парламента действительно намерены хорошо работать[307].

Такая ситуация в странах Европы была названа демократическим дефицитом. Впервые термин употребляется еще в 1977 году в Манифесте молодых европейских федералистов (Young European Federalists), и с тех пор этот феномен все более активно обсуждается[308].

Британская молодежь считает традиционные формы политического участия не оправдавшими себя, а новые не использует в силу выключенности из политического пространства[309]. Эта ситуация не уникальна, очень похожие тенденции можно наблюдать во многих странах Европы.

Падение уровня политического участия в Европе с неизбежностью поставило вопрос о недостатке демократической легитимности самого Евросоюза. Поведение электората становилось все более непредсказуемым, уровень избирательной активности все более низким. Соответственно, сегодня большинство политиков Евросоюза стоит перед задачей снова войти в коммуникацию со своим избирателем. Политические партии нуждаются в профессионализации коммуникации, развитии новых инструментов ведения кампаний, в новых коммуникационных стратегиях для достижения избирателя. Именно поэтому для стран Европы ресурс интернета сегодня имеет очевидную ценность. Как минимум из-за возможности быстрого и эффективного объединения большого числа разрозненных невовлеченных избирателей.

Отставание в развитии инструментов социального интернета в политике связано с бытующим в Европе пессимистичным пониманием Сети как нового массмедиа, не имеющего принципиальных преимуществ перед предыдущими. Такие авторы обращаются к истории и говорят, что изобретение каждого нового средства массовой информации вызывало большие ожидания, ему обязательно приписывался невероятный потенциал по демократизации общества[310].

Подобный пессимизм основан на том, что в странах Европы, в отличие от США, появление интернета на политической арене не привело к росту электоральной активности. По сути, только сейчас в большинстве стран Европы уже сформировался технологический и социальный базис, позволяющий использовать интернет для борьбы с демократическим дефицитом. Кроме того, следствием развития технологий стало появление интернет-активизма (специфического типа онлайн-активности пользователей, оказывающего все большее влияние на общественное мнение), не вполне совпадающего с классическим политическим участием, но однозначно говорящего о том, что социальный интернет постепенно находит свое место в европейской политике[311].

Демократия 2.0: европейские уроки

Сегодня в Европе лидирующие позиции по использованию интернета в политике занимают такие страны, как Швеция и Ирландия, за ними идут Бельгия, Франция, Великобритания, Чехия и Польша. А вот в Греции, Словакии, на Кипре уровень проникновения интернета все еще не столь высок и интернет-политика остается слабо развитой[312].

Швеция опережает другие страны ЕС и по уровню проникновения быстрого интернета, и по уровню вовлеченности населения в социальные сети. Она является прекрасным примером того, как ранее равнодушные к политике граждане оказались вовлеченными в нее через мобилизацию в социальных сетях. Швеция успешно борется с демократическим дефицитом путем формирования активной гражданской позиции[313].

Быстрее других социальных сетей в Швеции растет в последние годы Twitter. Он и был использован для политической мобилизации граждан. В январе 2012 года Совет по Туризму Швеции принимает решение, что управление аккаунтом Совета — @sweden («швед») — будет передаваться каждую неделю одному из граждан страны. Проект был назван «самый демократичный Твиттер-аккаунт».

(Каждую неделю кто-то в Швеции становится @шведом — единоличным правителем самого демократичного Твиттер-аккаунта)

Проект имел необыкновенный успех: «Боже, я так наслаждаюсь быть @шведом на этой неделе, им придется отбирать у меня аккаунт» («Gosh, I really enjoy being @sweden», «They’ll have to grab the account out of my dying hands»), — пишет дежурный «швед». «Швед станет не месторасположением, а состоянием ума» («Sweden won’t be a location as much as a state of mind»), — пишет другой. Результатом этой и других акций в социальных сетях стало заметное повышение вовлеченности граждан в политический процесс.

Ценности онлайн-демократии в Швеции с недавних пор в буквальном смысле слова сакрализованы. В том же январе 2012 года шведское правительство зарегистрировало новую религию — копимизм.

Она проповедует свободу распространения данных и отмену копирайта. Главный месседж церкви «Все знание для всех» («All knowledge to All»). Обмен файлами между представителями церкви объявлен частью религиозного культа. Основателем и духовным лидером новой религии является Исаак Герсон, связанный с Пиратской партией Швеции (резко выступающей против копирайта). Герсон в открытую говорит о том, что перенесение проблемы обмена и распространения данных в плоскость религиозной веры делает невозможным для властных структур их запрещение, отслеживание или вскрытие содержимого. Попадая под защиту огромного числа государственных демократических институтов, этот прецедент переворачивает вопрос о правовых последствиях в отношении попыток преследовать верующих в святое копирование треков и ремиксов. А также заново ставит вопрос о возможностях интернета как инструмента с огромными возможностями демократизации социальных отношений.

Пиратская партия (Pirate Party), породившая описанную новую религию, тоже достойна отдельного упоминания. Созданная в Швеции в январе 2006 года, в последние годы она стала заметной политической силой в нескольких странах Европы. Партия была основана и с самого начала базировалась в интернете. Ее сторонники выступают за реформирование законов о копирайте и интеллектуальной собственности, а также за соблюдение правительствами требований прозрачности и демократичности. Спустя девять месяцев после основания на шведских парламентских выборах партия получает 63 % голосов. Спустя 3 года партия получает 7 % голосов на выборах в Европарламент. К этому времени ячейки партии формируются и получают некоторое количество мест в локальных правительствах Германии, Исландии, Италии. Пиратская партия защищает интересы прозрачности, доступности, открытости. Ведь вне интернета изменение законов о копирайте теряет остроту и важность, а прозрачность демократий и свободное течение информации вообще принципиально достижимы только в Сети. Иначе говоря, данная партия представляет интересы «граждан интернета».

Как большевики в 1917 году несли идею мировой социалистической революции, так Пиратская Партия являет собой «политическую руку информационной революции», она отражает появление на реальной политической арене «гражданина Сети» («netizen»), защищающего интернет так же, как любой человек свою страну, и препятствующего ущемлению прав, дарованных гражданину интернет-государства — права свободы выражения, политической прозрачности управляющих систем и беспрепятственного течения информации. «Интернет-кандидат будет голосом нового тысячелетия, говорящем на языке нового тысячелетия с теми, кто испытывает разочарование и отвращение к политике», — говорит, подтверждая наш тезис, один из лидеров движения[314]. Все последние годы Пиратская Партия набирала влияние на территории Евросоюза и, по прогнозам аналитиков, на предстоящих выборах 2014 года утроит свое влияние на уровне Европарламента, что выведет движение на новый уровень[315].

Защита интернет-ценностей и освобождение от копирайта существуют и за пределами Пиратской партии: они находятся в фокусе многих общественных и политических движений Европы.

Другим примером реализации интернет-демократии в Европе является недавний опыт Исландии, пережившей глубокий экономический кризис. Методом краудсорсинга была создана новая Конституция: через социальные сети все желающие граждане могли быть вовлечены непосредственно в процесс ее создания. Пессимистичные прогнозы скептиков не сбылись, и Демократия 2.0 позволила стране быстро восстановиться после кризиса[316]. Прецедент стал утверждением принципиальной возможности «настоящей демократии» и неоднократно вдохновлял другие страны.

Лозунги «Думаю об Исландии», «Исландия — моя цель» и подобные фигурировали во время беспорядков в Испании, Греции, Португалии и др. Демократия 2.0 стала одним из очень популярных концептов европейского политического интернета. Лозунг «Let’s update it!» — «Давайте обновим!» — закрепляет связь этой новой «настоящей демократии» с интернетом[317].

Исландия стала самым ярким, но уже не первым случаем реализации демократического управления с помощью интернета. В этом вопросе неожиданно приоритет за Эстонией. Присоединившаяся к Евросоюзу в 2004 году, молодая страна сразу инвестировала в интернет, и потому на сегодняшний момент находится в этом вопросе в авангарде Европы. Уже в конце 90-х годов практически все школы в стране были подключены к интернету, и сегодня уже 40 % правительственных сервисов управляется онлайн. С помощью смартфона можно получить рецепт от врача, подписать официальные документы или купить пива[318].

С 2005 года в Эстонии работает электронное голосование на выборах с помощью digital ID, электронного идентификатора личности. Наиболее сложным здесь остается вопрос о том, какой именно информацией о своих гражданах автоматически обладает правительство, которое контролирует систему подобных ID, связанных с денежными переводами, регистрацией на ресурсах Сети и т. д.

В настоящее время встречи кабинета министров Эстонии ведутся без бумагооборота с онлайн-протоколом. Благодаря этому страна окончательно утвердила за собой прозвище «E-stonia». Что, однако, не мешает ее президенту иметь специфическую репутацию в мире социальных медиа. Например, он известен своими неприятными выражениями в адрес Нобелевского лауреата Пола Кругмана, опубликовавшего в Твиттере небольшую аналитику экономического состояния Эстонии[319].

13 июля 2013 года Эстония представила миру открытый код своего программного обеспечения для проведения выборов. Разработчики сказали, что приветствуют всех, кто поможет развитию и безопасности системы, погасив тем самым аргументы критиков интернет-голосований, утверждавших, что механизмы работы этой системы остаются непрозрачными[320].

Несмотря на медленное усвоение американского опыта использования электоральных интернет-технологий, в Европе шел самостоятельный процесс политической легитимизации ценностей интернета и их сращивание с демократическими основами общества. Итогом стало рождение понимания новой «истинной» демократии как системы, неразрывно связанной с интернетом и порождаемой им. Именно это (а не миллионы подписчиков на аккаунты политиков в Facebook) позволило многим увидеть в развитии интернета возможность преодоления глубокой политический депрессии европейских демократий.

Во многих странах Европы приобретает популярность формирование с помощью интернета альтернативных площадок, связанных с реализацией «интернет-демократии по европейскому типу». В пространстве европейского политического интернета складывается большое количество структур, пытающихся воплотить Демократию 2.0 вместо Политики 2.0, предложенной опытом США.

Консенсус всех со всеми, общественная экспертиза государственного устройства и другие подобные принципы являются идеалом, целью и мотивирующей силой для Европы в противовес американскому «идеальному маркетингу» в интернет-политике.

Архитектура европейских интернет-кампаний

Сайты кандидатов и партий представляют собой наследие эпохи Web 1.0 и считаются обязательным презентационным инструментом европейского политика. Понимание интернета как нового массмедиа, а не особой социальной среды делают сайты кандидатов все более важным источником информации о них, но не способствуют при этом развитию связей с аккаунтами политиков в социальных сетях. Политические сайты в Евросоюзе появляются в начале 2000-х годов после принятия инициативы e-Europe (связанной с реализацией государственных функций онлайн). Однако после их появления долго не происходит принципиальных изменений, связанных с наступлением эры Web 2.0.

Показательны, например, данные финских выборов 2011 года, когда сайты кандидатов по-прежнему были самым популярным источником информации, необходимой избирателю для голосования, а социальные сети оставались в этом отношении на последних местах.

При этом интересно, что в 2007–2008 годах в некоторых странах Европы (например, во Франции) все же формируется тип присутствия в Сети, аналогичный опыту первых интернет-кампаний США. Исследователи описывают «интернет-галактики» — серии взаимосвязанных сайтов, включая сайт кандидата, партии, локальных властей, блогов сторонников и т. д., — создающих нелинейную архитектуру кампаний. Одним из таких инновационных ходов стало присутствие большинства французских партий в онлайновой игре Second Life в 2007 году.

Что касается архитектуры европейских избирательных кампаний в социальных сетях, то она формируется позднее, и, по сути, этот процесс для многих европейских стран актуален по сей день.

Наиболее важными для политического процесса, являются, по мнению европейских аналитиков, Facebook, Twitter и YouTube. Особенно активно обсуждается роль Twitter. Некоторыми исследователями именно он признается наиболее полезной социальной сетью для политиков Европы[321]. Его наибольшая ценность видится в «немедленности». Правильное воздействие он оказывает только в том случае, если твиты моментально сопровождают события. Чем больше отсрочка, тем менее эффективен будет сигнал. Специфика Твиттера как в США, так и в Европе, делающая его столь популярным инструментом кампаний, — высокий уровень политизированности его пользователей[322]. Тем не менее, за исключением Германии, для которой Твиттер стал почти национальной соцсетью, большая часть политиков Европы по-прежнему предпочитает ему Facebook, а некоторые и вовсе утверждают, что Twitter — это «не инструмент для ведения кампании»[323].

В некоторых странах Евросоюза Twitter уже доказал свою политическую состоятельность опытным путем, и его эффективность более сомнению не подвергается. Несмотря на все сомнения, Twitter является самой быстрорастущей социальной сетью, существенно увеличив за последний год свои позиции в большинстве стран Северной Европы, особенно в Швеции[324], Норвегии[325], Дании[326] и Финляндии[327]. Растет и политический вес Twitter в Европе: например, информирование английских граждан о политиках, баллотирующихся в Европарламент, происходит посредством Twitter-аккаунта @EPElections[328].

В отличие от Twitter Facebook — социальная сеть, которая понимается большинством европейских политиков как «гравитационный центр социальных медиа»[329]. Количество политиков-пользователей в данной социальной сети постоянно растет.

В целом функции этих двух социальных сетей понимаются европейскими политиками неодинаково. С их точки зрения, Facebook предназначен, скорее, для представительства и коммуникации, а Twitter — для оперативного распространения информации и мобилизации избирателей[330]. Facebook более распространен среди политиков регионального значения, чем Twitter, поскольку его проникновение в регионы (особенно в не самых «цифровых» странах Европы) весьма невелико. Зато Twitter все более активно используется политиками национального и общеевропейского уровня.

Обе социальные сети при этом по-прежнему понимаются скорее как «частные политические форматы», потому что это закрытые локации, требующие предварительной регистрации. Соответственно, по мнению европейских аналитиков, это ограничивает их участие в кампаниях. Однако присутствие политика в Twitter и Facebook играет и особую роль: демонстрирует его участие «в модном тренде».

После Twitter и Facebook следующими по популярности являются видеосервисы. Активное использование видеосервисов как ключевого инструмента онлайн-политики было характерно для США в 2008 году, что говорит в пользу гипотезы о том, что в своем развитии европейские онлайн-кампании проходят те же стадии, что и американские, но с задержкой.

Другие социальные сети используются значительно реже, поскольку для большинства европейских стран по-прежнему являются «нишевыми» Однако следует отметить ведение политиками Tumblr, Flickr и других «молодежных» сетей во время кампаний 2011–2013 годов.

Во многих национальных европейских зонах интернета (например, Румынии или Венгрии) локальные социальные сети являются более популярными или как минимум не менее популярными, чем общемировые[331]. Здесь можно провести аналогию с популярностью в русскоязычных странах сети ВКонтакте.

Сайты левых партий («зеленые», социал-демократы) лучше интегрированы друг с другом, и на них эффективнее реализована функция интерактивности. И напротив, присутствие в интернете радикальных правых сконцентрировано на деятельности самого сайта и мультимедиаматериалах, пропагандирующих деятельность группы. При этом именно на сайтах левых и правых, опирающихся на молодую аудиторию, отмечена наибольшая политическая активность пользователей.

Личные странички политиков, как правило, более популярны, чем партийные: у Николя Саркози в Facebook около 922 000 подписчиков, у Сильвио Берлускони — около 639 000, у Ангелы Меркель — более 571 000.

Постепенно входят в обиход европейских политиков и приложения для мобильных устройств. В ходе президентской кампании Саркози 2012 года приложение для смартфонов уже было важным архитектурным решением. Оно позволяло следовать за передвижениями президента в ходе избирательной кампании и давать оценку его выступлениям[332].

Впрочем, довольно популярным стало и приложение «600 причин не голосовать за Саркози», сделанное журналистом из онлайн-издания Rue89.

Генерирование контента кампаний в Европе

В кампании 2.0 распространить нужную/ненужную информацию о сопернике можно с небывалой эффективностью, что активно используется европейскими политиками. Помимо этого, в европейской онлайн-политике активно продвигается сама идея гражданского участия, не только реклама кандидатов, но и реклама участия в выборах как такового.

В 2011 году Европейский парламент запустил онлайн-кампанию в поддержку выборов. Ролики также были рассчитаны на молодежь и сняты в стиле пародий на фильмы ужасов, боевики и спортивные программы. Сюжет роликов основан на событиях, происходящих на избирательных участках. В выборах могут и должны принять участие все желающие. Поэтому членам избирательной комиссии приходится сохранять хладнокровие и спокойствие, что бы ни происходило на избирательном участке. В то же время ролики демонстрируют, что найти время проголосовать можно в любой, даже самой сложной и ответственной жизненной ситуации. Слоганом кампании был «There’s always time to vote» («Всегда есть время проголосовать»).

Социалистическая партия Каталонии выпустила рекламу, призывающую людей прийти на выборы, в которой посещение избирательного участка сравнили с сексом. Героиня рекламы получает немалое удовольствие от того, что пришла на выборы, и в конце концов испытывает оргазм, бросив бюллетень в урну для голосования. Ролик заканчивается слоганом «Голосование в удовольствие»[333].

В качестве отдельного инструмента генерирования контента кампаний европейские политики активно призывают своих сторонников принимать участие в дискуссиях на важных интернет-площадках и на сайтах кандидатов.

Вирусный эффект был задействован в полной мере во время первых в Ирландии твиттер-дебатов и их трансляции на сайте партий, куда в течение одного дня приходили десятки тысяч пользователей[334]. Хорошим примером PR-хода, вдохновленного опытом Обамы, стала реклама венгерского движения «Политика может быть другой» на выборах 2010 года. Ее общий лозунг «политика меняется» был удачно усилен новым фактором — активным использованием интернета[335]. Венгры, как и Обама, обратились к молодым избирателям. В качестве вектора обновления политики были выбраны борьба за свободу прессы, прозрачность политической жизни.

Давно и активно применяются в Европе механизмы Google-бомбы (см. Главу 3). Еще в 2005 году жертвой Google-бомбы неоднократно становился Тони Блэр, чье имя связывали со словами «подхалим» и «лжец» за поддержку американского президента Буша и военных действий против Ирака[336].

Изменения в структуре индексации Google в 2007 году решили вопрос с существующими типами Google-бомб, но не сделали их невозможными в принципе. Последовали еще более масштабные атаки. В январе 2009 группа блогеров обнаружила, что файл robot.txt на сайте болгарского правительства мешает Google индексировать его. Используя этот «баг», группа протолкнула сайт правительства в топ выдачи по запросу «провал» на нескольких языках[337].

В сентябре 2010 года группа недовольных блогеров связала вульгарную фразу «М…к интернета» (The Asshole of the Internet) с Facebook аккаунтом Николя Саркози. Акция была успешной, и его страница стала первым результатом в выдаче по указанному запросу. Причем это была уже вторая подобная акция в адрес Саркози. Первая имела место годом ранее, когда президент Франции выступал против незаконного обмена файлами[338].

Привлечение избирателей

Привлечение избирателей на онлайн-площадки кампании становится одной из приоритетных задач в Европе. На привлечение были ориентированы, например, технологии, применявшиеся на парламентских выборах в Великобритании. За внимание избирателей здесь боролись путем имейл— рассылок, усиления трафика на сайт и продвижения групп в Facebook[339]. В отличие от привлечения в США, точечно таргетированного на определенные группы избирателей, для Евросоюза актуальной задачей является привлечение группы пользователей социальных сетей в целом, и таргетирование на уровне Европарламента до сегодняшнего дня не применялось[340]. В целях привлечения активно используется, например, Twitter, который, согласно исследованиям 2010 года в Швеции, является в гораздо большей степени средством распространения информации для привлечения к ней и переходов на сайт, чем инструментом диалога.

Привлечение в кампанию было интересно реализовано в Ирландии в 2011 году. В локальных масштабах они стали для Ирландии тем, чем для США выборы 2008 года с соответствующими культурными поправками. Стратегия предварительного привлечения, реализованная крупнейшей оппозиционной партией Fine Gael, была выбрана очень точно. Она была основана на реализации идеи демократии 2.0 о возможности услышать мнение народа и возможности любому иметь место для высказывания. Вместо партийного сайта, заполненного информацией о политиках и кандидатах партии, в начале кампании было решено создать публичный форум, позволяющий ирландским гражданам высказать свое мнение относительно актуальной ситуации в стране. Было получено более 40 000 комментариев: о безработице, иммиграции, системе здравоохранения, налогах и недостатках ирландской политической системы. А также, естественно, было получено огромное количество зарегистрировавшихся на сайте пользователей вместе с их данными.

Сходным образом поступила в 2007 году французский политик Сеголен Руайяль, которая во время предвыборной гонки запустила площадку, построенную по wiki-принципу, на которой каждый мог внести предложение и суждение по поводу программы кандидата. Суммарно было получено более 200 000 предложений.

Сбор данных пользователей

Вопрос о сборе данных — двигателе всех последних (и ближайших, и будущих) интернет-кампаний в США — является одним из самых болезненных для Европы. Здесь обязательно возникает возмущение общественности из-за нарушения privacy. Использование таргетированных инструментов, как и сбор данных, встречает очевидные политические препятствия.

В 2009 году, когда в Великобритании началась дискуссия о том, что правительство мониторит интернет-активность граждан в целях национальной безопасности. Новость вызвала очень жесткую реакцию со стороны общества. Либерал Том Брейк сказал, что это «волнующая тема», поскольку такие сайты, как социальные сети, содержат «очень чувствительную личную информацию» (сексуальная ориентация, вероисповедание и др.), и ее мониторинг кажется ему излишним. Официальный представитель правительства объяснил, что власти не заинтересованы в содержании разговоров, только в изучении системы связей и обмена данными между пользователями. Однако это все равно поставило вопрос о том, что граждане Великобритании находятся в положении подозреваемых. Представитель либеральной группы Шами Чакрабарти достаточно саркастично заявила тогда: «Я была бы удивлена, если бы правительство уже не использовало эти данные и не находило бы допустимым с точки зрения прав человека исследовать профили подозреваемых[341]». Общественность также возмущалась централизацией собранных данных. В перспективе это позволяет правительству отследить «браузерные привычки» пользователей и составить их примерные портреты. При этом в 2009 году уже сложилась традиция, например, отслеживать популярные социальные сети на предмет того, что говорят пользователи о государственных службах.

Помимо privacy, для Европы характерно концентрированное публичное внимание к проблеме троллинга и его влияния на избирательный процесс в интернете. В феврале 2013 года Daily Telegraph объявила, что ознакомилась с конфиденциальными документами, описывающими планы по созданию властями «тролль-патруля» во время выборов 2014 года. Ключом новой стратегии станут инструменты мониторинга общественного мнения для выявления на ранних стадиях потенциала привлечения СМИ и граждан к конкретной дискуссии. Пресс-службы парламентариев должны иметь возможность мониторить беседы в режиме реального времени для понимания «трендов и тем», так чтобы среагировать быстро, точечно, таргетированно для максимального влияния на дискуссию[342].

Данное предложение было встречено европейской общественностью в штыки (в том числе, впрочем, в силу его дороговизны). Емко высказался на эту тему представитель Независимой партии Великобритании: «Потратить около миллиона фунтов на слуг Евросоюза, которые будут становиться интернет-троллями в офисные часы, — это смехотворная и бесполезная затея»[343]. Иначе говоря, должность официального политического виртуала была воспринята в штыки, как и сама попытка заявить о необходимости тратить государственные деньги на оптимизацию дискуссий в интернете.

Тем не менее сбор данных и формирование пользовательских сетей на их основании становится все более рутинной процедурой в европейской интернет-политике. Последние парламентские выборы в Великобритании были отмечены большим внимание к данным о пользователях и их анализу[344].

Вовлечение избирателей в кампании

Перед большинством европейских стран остро стоит проблема последовательного снижения политического участия граждан. Соответственно, особенно важной задачей, которую должна решать любая избирательная интернет-кампания, должно стать решение этой проблемы — налаживание двухсторонней связи с избирателями, разговора вместо трансляции, иначе говоря, на первый план выходит проблема вовлеченности. Несмотря на это, европейские политики по-прежнему склонны скорее предлагать с помощью социальных сетей пользователю информацию, а не вовлекать его или вступать с ним во взаимодействие[345].

Начиная с выборов в Европарламент 2009 года, сайты кандидатов и партий начинают отходить от стратегии «использование ресурса для размещения информации» (об истории партии или подробностей ее организации и т. д.). Начинается переход (как в кампании Обамы предыдущего года) к фокусировке на предлагаемых пользователю активностях и разнообразию способов осуществления поддержки и причастности. Примером может служить сайт , предлагавший пользователям возможность размещения различных видов контента, участие в онлайн-дебатах, публикацию новостей и т. д. Другой пример — сайты «зеленых» и других подобных партий, почти полностью отошедших от размещения на своих сайтах информационных материалов о себе и сосредоточившихся на создании сообществ и усилению способов вовлечения пользователей как онлайн, так и офлайн.

В 2012 году сравнительное исследование сайтов кандидатов и партий четырех европейских стран (Великобритании, Испании, Франции и Италии) выявило большое сходство в способах ведения сайта, а также позволило установить перечень используемых способов вовлечения пользователей:

• Присоединение к информации (е-мейлы, новостные обновления и т. д.);

• Обсуждение политики с друзьями (чаты, встроенные в сайты);

• Влияние на мнение (сайт позволяет рассылать открытки/сообщения или ссылки на страницу друзьям в социальных сетях или почте);

• Реклама (сайт позволяет скачать обои, скринсейверы, баннеры, наклейки, листовки и другую визуальную продукцию, продвигающую кампанию как онлайн, так и офлайн)

• Контакт с другими (сайт предоставляет информацию, где еще можно высказать свое мнение)

• Онлайн-петиции

• Сессии вопросов-ответов с политическими лидерами

• Пожертвования

• Ассоциированное членство (либо статус друзей в соцсетях)

• Полное членство (сайты партий предлагают опцию полноценного вступления в партию онлайн)

• Ведение кампании (опции по возможным способам участия в онлайн-кампании)

• Элитарность членства (странички «только для членов партии» или «только для зарегистрированных пользователей»)

При этом, несмотря на наличие такого внушительного списка, почти полностью повторяющего возможности кампании Обамы, эффективность этих инструментов чаще всего крайне низка.

Что касается социальных сетей, то интерактивность политической коммуникации в них постепенно и медленно развивается, предоставляя все больше положительных примеров. Показательны выборы в Великобритании 2010 года, где Twitter проявил себя как эффективный коммуникационный инструмент политических элит[346]. Общей избранной партиями стратегией стало вступление в повседневные пользовательские политические дискуссии, и Твиттер с его открытой и «немедленной» структурой оказался действительно способен создавать близость и «видимость» политиков и инициировать у подписчиков «чувство прямого разговора». Поэтому для всех партий характерно большое количество (около 32 % от общего числа) твитов, отвечающих кому-нибудь из пользователей (@-replies), причем чем более опытными пользователями Twitter были представители партий, тем большую долю в их постинге занимали такие сообщения-интеракции[347].

Среди прочих социальных сетей именно Twitter в наибольшей степени заключает в себе идеи «открытости» и «прозрачности», столь важные для европейской иерархии ценностей. Твиты видны всем без ограничений, как правило, они являются ситуативными и авторскими, сконцентрированы вокруг конкретной проблемы. Контент Twitter гораздо в меньшей степени, чем Facebook, подвержен стандартизации, стилизации, кодификации, необходимости соответствовать какому-либо канону для своей успешности.

Используя метод таргетированной рекламы Facebook, обе доминирующие партии Великобритании вдвое увеличили число подписчиков на своих страницах. При этом задавшись вопросом о том, являются ли эти подписчики действительно лояльными сторонниками, исследователи выяснили, что число пользователей, одновременно следующих за всеми партиями, совсем невелико, а значит, высока вероятность того, что подписчики являются сторонниками. Английскими исследователями этот факт оптимистично помечается как тенденция к тому, что новые поколения будут в большей степени включены в европейскую политику.

Одним из основных инструментов вовлечения на европейском политическом онлайн-рынке до сих пор является живое ведение диалога — участие в релевантных и популярных онлайн-дискуссиях.

Вспомним еще раз описанную выше кампанию оппозиционной партии Fine Gael в Ирландии. Полученные с помощью опроса на сайте результаты легли в основу всех инструментов вовлечения, использовавшихся в ходе кампании. Созданный заново сайт был перезаполнен контентом, видео и интерактивными инструментами. В результате партийный канал YouTube быстро стал самым популярным политическим каналом Ирландии и вырос на 3000 % за несколько недель. Было создано более 100 разных аккаунтов в Facebook и Twitter. Впервые в Ирландии были задействованы рекламные платформы Google и MSN, контролирующие 95 % интернет-трафика, для повторного привлечения на сайты партии. С этой же целью использовалась реклама в Facebook. А путем грамотной интеграции Facebook и MSN-мессенджера с виджетом, позволяющим осуществлять пожертвования, в течение 48 часов 3000 человек приняли участие в сборе средств.

Финляндия в сфере интернет-кампаний известна «Обама-эффектом» кандидата Пекка Хаависто — гея из Зеленой Лиги, который, эффективно использовав социальные возможности новых медиа и вирусный эффект своего образа, в течение нескольких месяцев значимо увеличил число своих сторонников[348].

Франция полноценно опробовала социальные медиа как часть стратегии избирательной кампании только в 2012 году, когда они уже использовались всеми кандидатами. Николя Саркози в своей стратегии сделал ставку на вовлечение через Facebook (самую популярную социальную сеть во Франции, в которой его аккаунт явно лидировал). Timeline его аккаунта регулярно обновлялся, рассказывая историю о том, как Саркози был погружен в политику с самого своего студенчества. Digital-история давала пользователю понять, что «на пост президента этот человек попал не случайно»[349]. В то же время его соперник Олланд на тот момент был самым популярным политиком Twitter (224 000 фолловеров против 157 000 у Саркози).

Сбор средств в европейских кампаниях

Стратегии онлайн-фандрайзинга лучше всего показали себя во Франции. Одна из причин этого — наличие в стране хорошо организованной культуры персональных пожертвований и сильных кандидатов, вокруг которых можно объединиться. В странах с опорой на партийные кампании эти механизмы не были столь эффективны. Тем не менее механизмы интернет-фандрайзинга все более активно задействуются во многих европейских странах: Великобритании, Испании и других[350].

При этом во многих европейских странах по-прежнему остается открытым вопрос о том, зачем избиратели должны давать кандидатам деньги. Как отмечают, например, ирландские аналитики, подобное действие вызывает презрение и почти отождествляется с коррупцией[351]. Тем не менее даже там во время последних выборов одному из кандидатов удалось организовать систему небольших пожертвований (которые здесь, как и в США, оказываются наиболее эффективным способом)[352]. В Великобритании популярным становится использованию предоплаченных карт, что подчеркивает, что технологии позволяют действовать гибче, чем традиционные прямые пожертвования[353]. В этом случае перевод средств осуществляется через особый вид пластиковой карты, на которую сам пользователь переводит деньги для того, чтоб тратить их онлайн. В этом случае снимается ограничение для тех, кто не владеет обычной кредитной картой или не хочет, чтоб о его транзакциях было известно.

Еще одним из видов фандрайзинга, используемых в Европе, является предложение на сайте различных связанных с кампанией товаров — одежды, сувениров и т. д. — в обмен на финансовые пожертвования. Данный метод, в частности, применяется радикально правыми партиями, активно вовлекающими в онлайне молодое поколение, падкое на подобные «атрибуты причастности».

Перевод активности пользователей в офлайн

Отношения онлайна и офлайна в европейских политических кампаниях построены иначе, чем в США. В первую очередь, это связано с большим значением для европейцев традиционных СМИ как источника политической информации и меньшим — интернета и социальных сетей. Перевод инфоповода в офлайн для освещения там онлайн-инициатив — невозможная для США ситуация — вполне типичен для многих стран Европы. Исследование использования Twitter во время выборов в Швеции в 2010 году выявило, что не сеть является катализатором офлайн-активности (как в Америке), а, напротив, офлайн-активность оказывается толчком для пиковых показателей активности в Twitter[354].

Для «больших СМИ» Европы Web 2.0 становится прежде всего одним из источников новостей и местом «прямой трансляции». Так интернет и происходящие в нем события получают информационную раскрутку в СМИ. В итоге сообщение из social media получает основную реакцию пользователей в результате огласки в массмедиа.

Иначе говоря, в европейских онлайн-кампаниях, в отличие от США, актуальной задачей может быть влияние на мнения традиционных СМИ либо же привлечение внимания этих СМИ к онлайн-акции. Онлайн по-прежнему чаще всего признается несамостоятельной частью кампании.

На выборах во Франции в 2007 году партия правых радикалов (Национальный Фронт) привлекала сторонников к участию в дискуссиях и форумах на сайтах больших медиа (телевидения, прессы) для создания положительного имиджа кандидата Жана-Мари Ле Пэна.

Все более распространенным видом перевода активности в офлайн становится создание социальных сетей сторонников, внутри которых развивается неполитическая совместная деятельность. Яркие примеры — сайты «Создатели возможного» или «Coopol», созданные во Франции в 2010 году в начале избирательной кампании. Подобные ресурсы существовали и в других странах. По сути, они предлагают онлайн-пространство, где сторонники объединяются по принципу локального (территориального) деления, мобилизуются по принципу принадлежности к локальным тематическим группам. А затем на уровне локальных групп по интересам организуется офлайн-активность. Впрочем, несмотря на структурное повторение шагов Обамы, успех таких сайтов был не слишком значительным.

На общем фоне в Европе заметно выделяются итальянские выборы 2013 года и движение «Пять звезд». Активность движения в интернете в целом была достаточно стандартной, но при этом великолепно организована на локальном уровне. Это стало возможным в основном за счет использования сервиса meetup.com для создания «Групп встреч Бэппе Грилло»[355], ставших своего рода ячейками новой политической силы по всей стране. По сути, Грилло грамотно использовал актуальную политическую риторику о коррумпированной Италии и противопоставил ей свою предельную интернет-открытость. Этим он воодушевил сторонников принимать участие в дискуссиях как в интернете, так и на традиционных собраниях[356]. История практически всех активистов звучит приблизительно одинаково. Они начали читать блог Грилло, затем изучали, что говорит его сайт о местных проблемах. Перейдя туда, в какой-то момент они начинали комментировать и размещать посты по актуальным/острым/лично значимым локальным вопросам, так или иначе оказываясь на форуме локальных встреч, а далее и на самих этих встречах. Инновацией кампании стало использование интернета как прямого способа мобилизации пользователей и поддержания их офлайн-активности по поддержке партии. В этой кампании интернет в целом понимался не как заместитель контакта лицом к лицу, но как его катализатор.

Выводы

• По мнению большинства американских аналитиков, успех Барака Обамы на выборах 2008 и 2012 годов основан на умелом использовании технических и социальных возможностей интернета.

• Переломным моментом в процессе использования интернета в политических кампаниях стало появление и развитие технологий и инструментов Web 2.0, поменявших представление об интерактивности и распространении контента в интернете. Именно с применением Web 2.0-технологий связывается революция, совершенная Обамой на выборах 2008 года, победа на которых обозначила переход избирательного процесса в новую эру — эру социальных медиа. А выборы-2012 в США стали уже «первыми выборами в интернете».

• Процесс вовлечения инструментов Web 2.0 в политический процесс идет в разных странах неравномерно. Уверенным лидером и новатором в этой области являются США, а демократии Европы до сих пор в большинстве своем опираются на офлайн.

• Социальный интернет предлагает пользователю возможность легкого входа в политику — область предельно закрытую в предыдущие эпохи. Одно из коренных изменений последних лет — потеря информационного преимущества власти, системный переход любых политических сил к одинаковому доступу к ресурсам коммуникации в глобальном масштабе.

• В эпоху социального интернета власть вынуждена мимикрировать под существующие в интернете способы действий и принимать их правила.

• Как контролировать интернет, делая вид, что его не контролируешь, и при этом получать его ресурсы и возможности в свое распоряжение — вот основной вопрос, который стоит перед политиками эпохи Web 2.0.

• Относительно реальности интернета демократических стран сейчас можно говорить о существовании Web 1.5, в котором способы распространения и контроля контента политическим истеблишментом, характерные для эпохи Web 1.0 (контролируемое вовлечение пользователей в распространение желательного контента), сочетаются со всеми технологическими и социальными особенностями Web 2.0.

• Пользователи получают неограниченный доступ к информационным ресурсам, но сами становятся открытыми для сбора данных и исследований. Появляется новая возможность контроля за счет наличия данных об активностях каждого конкретного пользователя в Сети, сбора и аккумуляции этих данных. Грамотное владение такими технологиями позволяет точно предсказывать действия людей и перенаправлять их.

• Социальный интернет предоставляет целый ряд новых возможностей и способов не только для общения, но и для организации коллективных действий неограниченного количества людей.

• Развитие интернета налагает изменения на поведение избирателей, меняет способы и характер их политической жизни. Принципы, по которым движутся «политические» предпочтения и активности пользователей социального интернета, все больше похожи на поведение потребителя (интернет-контента, товаров и услуг, информации в целом).

• В изменившихся условиях должно быть пересмотрено само понятие политического участия. Политическое участие становится «легким», не требующим от человека серьезных затрат, оно может даже происходить исключительно в онлайн-пространстве. Во многом новое политическое участие, даже при переходе в офлайн, носит развлекательный характер.

• Политика становится более молодой. Активные пользователи интернета — люди гораздо более молодые, чем традиционно наиболее активная политически часть населения.

• Регулярное присутствие политиков в социальном интернете приводит к формированию особого типа действий, которые могут быть определены как политические (по своим целям/результатам/агентам и т. д.), однако отличаются от таковых в традиционном понимании.

Рекомендации:

1. Период между кампаниями Обамы 2008 и 2012 годов показывает, как важно вести работу в социальном интернете между выборами. Бросить коммуникацию с избирателями, волонтерами и политическими активистами, мобилизованными во время кампании, означает потерять их. Разумеется, взаимодействие с ними между выборами должно быть менее интенсивным, но прекращать его нельзя.

2. Необходимо уделить особое внимание сбору пользовательских данных, используя для этого все законные возможности. Технологии ничуть не менее важны, чем креативные идеи. Именно технологии работы с пользовательскими данными и контентом социальных сетей обеспечили такую впечатляющую победу Обамы. Системы мониторинга социальных медиа уже сейчас неплохо развиты в России — надо использовать их в полном объеме, однако этого недостаточно. Необходимо подключить более сложные технологии анализа поведения пользователей в социальных сетях.

3. Основанное на результатах сбора данных таргетирование может быть использовано для расширения электоральной базы с помощью технологий поисковой оптимизации, контекстной рекламы, ретаргетинга и разнообразных инструментов продвижения в социальных сетях.

4. Рекомендуем обратить внимание на интернет-пользователей старшего возраста в рамках программ по повышению интернет-грамотности. Это потенциальные активисты и сторонники интернет-проектов государства.

5. Все интернет-тренды, направленные на деанонимизацию пользователей, полезны для действующей власти.

6. Одна из основных претензий наиболее активной интернет-аудитории к власти — закрытость, непрозрачность власти. Требование открытости нужно удовлетворять в максимально возможном объеме. Везде, где можно раскрыть данные, опубликовать бюджет, дать прямые контакты ответственного лица — нужно это сделать.

Раздел III. Прозрачность: как интернет контролирует государство

В этом разделе мы обсудим опыт западных демократий в сфере развития общественного контроля над государством. Интернет является не только пространством государственного регулирования или инструментом политической борьбы, но и эффективным средством, которое позволяет государству укреплять свою легитимность, бороться с коррупцией и развивать демократические институты. Эту часть общей картины взаимоотношений государственной власти и цифровых технологий важно видеть для того, чтобы не сводить их исключительно к акциям репрессивного подавления. В действительности государство нуждается в возможностях интернета в той же мере, в которой он необходим частным лицам. Государству нужно не только регулировать интернет, но и саморегулироваться благодаря тем возможностям, который он предоставляет.

В современном политическом словаре общественный контроль обсуждается как проблема «прозрачности» (transparency) государственного аппарата и его деятельности. Помимо этого понятия употребляются также близкие по значению «подотчетность» (accountability) и «открытость» (openness). Все они указывают на важное свойство современного государства. Оно становится открытым для граждан, само активно движется навстречу предполагаемому желанию граждан знать, само реализует право граждан знать.

Государство само себя заставляет быть прозрачным, разрабатывает и реализует формы и способы обеспечения собственной прозрачности, в том числе на законодательном уровне. В отличие от разговоров об «общественном контроле», где некий субъект контролирует деятельность государственных органов власти, «прозрачность» предполагает активную роль самого государства.

Европейский уполномоченный по правам человека Якоб Седерман определил прозрачность так. Государство является открытым, если» процедура, посредством которой государственные власти принимают решения, понятна и открыта, а сами решения обоснованы; информация, на основании которой принимаются такие решения, доступна общественности настолько, насколько это возможно»[357].

Существует три основных типа информации, которая раскрывается для создания современных цифровых институтов общественного контроля:

• Информация о процессе принятия политических решений

• Информация о реализации принятых решений (policy)

• Информация о результатах деятельности правительства

Прозрачность работает в том случае, если она реализуется на всех этапах политического процесса: от принятия решений через их осуществление к анализу результатов.

Современные западные исследователи подробно анализируют качества «прозрачности». Прозрачность предполагает такие основные характеристики открываемой обществу информации:

• Полнота.

• Объективность.

• Usability (своевременность и понятность).

Каждое из этих качеств может быть использовано для того, чтобы создавать «образ прозрачности» без прозрачности на деле. Информация может открываться, но не полностью, причем сама эта неполнота скрывается. Информация может подаваться в определенном тоне. Например, реализация политических проектов может описываться рекламным языком, создавая у людей одностороннюю картину происходящего. Информация может раскрываться после того, как она уже потеряла свою актуальность. Информация может подаваться в запутанном и непонятном для гражданина виде.

Качества прозрачности могут вступать в противоречие между собой. Например, полнота оказывается противоположна понятности. Для решения этой проблемы предлагается так называемый layering — распределение информации по уровням. Для широких масс нужна упрощенная подача информации, но с возможностью продвигаться к большей полноте материала.

Власть сама делает себя прозрачной и сама же зачастую сопротивляется прозрачности и ее последствиям. Это противоречие можно четко увидеть, просто сопоставив риторику президента США Обамы и дело Wikileaks. Но в чем смысл? Зачем нужна «прозрачность» государству, которое выступает основным агентом ее реализации — законодательной и практической? Ведь «прозрачность» — это не очень удобно. Существование государственных чиновников в такой ситуации начинает напоминать пребывание в придуманном английским философом XVIII века Иеремией Бентамом «Паноптиконе» — тюрьме, где заключенные в каждый момент видны надзирателю.

Чтобы «продать» прозрачность власти, сторонники прозрачности приводят ряд аргументов, которые строятся вокруг темы увеличения доверия общества государству. Они утверждают: «Государство не будет подозреваться ни в чем плохом, скрываемом от общества — и это приведет к снижению недоверия, увеличению легитимности и, в конечном счете, к повышению управляемости общества».

Однако эта линия аргументации может оказаться не слишком убедительной. Доверие предполагает «образ того, кому можно доверять», сочетающий в себе компетентность, благие намерения по отношению к народу, честность. Прозрачность уменьшает впечатление компетентности власти, выставляя на обозрение всю нерациональность процесса принятия политических решений.

При этом отсутствие достаточной прозрачности воспринимается (на фоне постоянных деклараций о прозрачности) как недостаток честности, что тоже ведет к уменьшению доверия.

Сравнительные межкультурные исследования показывают, что прозрачность в Южной Корее ведет к падению доверия к правительству гораздо в большей степени, чем, например, в Нидерландах. Европейская политическая культура предполагает большую близость власти и граждан, поэтому они не так сильно потрясены открывшейся в результате прозрачности картиной. В азиатской политической культуре считается нормальной большая дистанция между гражданами и властью, позволяющая поддерживать такие мифы о власти, которые обеспечивают ее легитимность.

Итак, критики прозрачности указывают на ряд проблем, которые прозрачность ставит перед государственным управлением (governance):

• прозрачность демистифицирует власть, снижая уровень ее исключительности и тем самым (для многих политических культур) — легитимности;

• прозрачность ведет к несправедливым обвинениям, к постоянному поиску и обнаружению прессой и интернетом «жареных фактов»: цена негативной информации на рынке новостей выше;

• прозрачность может использоваться как орудие для устранения политических конкурентов;

• прозрачность тормозит работу власти и принятие государственных решений в силу необходимости в каждый момент времени оглядываться на оценивающую публику;

• большая прозрачность ведет к более изощренным способам скрываться и скрывать, как бы оставаясь прозрачным;

• прозрачность ведет к разрастанию бюрократической машины, которая теперь занимается еще и обеспечением собственной прозрачности.

Что на это отвечают защитники прозрачности?

Они готовы признать, что прозрачность за короткий срок не приведет к повышению доверия власти, хотя полагают, что это может произойти на более длительных промежутках времени.

Но все более влиятельной становится позиция, что власти и не нужно доверять. Как сказано у Джеймса Мэдисона при обсуждении конституционного устройства США: «Если бы людьми правили ангелы, не нужно было бы ни внутреннего, ни внешнего контроля». Власть склонна к злоупотреблениям и разного рода коррупции, следовательно, «общественный контроль» должен занимать свое место в общественной системе сдерживания и противовесов, сколь бы ни было это неудобно для власти.

Поэтому «прозрачность» оказывается самостоятельной ценностью, которая должна реализовываться любой ценой, даже за счет снижения эффективности управления.

Прозрачность становится условием нового витка развития демократии, т. е. более прямого участия граждан в государственном управлении. Если понятие «прозрачность» описывает действия власти по самораскрытию, действия тех, на кого смотрят, то понятие «участие» описывает действия тех, кто смотрит, т. е. граждан, надзирающих за деятельностью власти. Надзор за правительством, получение информации о его деятельности есть первый шаг граждан к участию в управлении страной, к тому, чтобы самим становиться властью. Без знания невозможно действовать. Общественный контроль на основе прозрачности оказывается участием: контролируй, находи недостатки, предлагай решения, участвуй в их реализации. Несмотря на все издержки прозрачности, власть готова внедрять ее именно для того, чтобы вовлечь граждан в процесс государственного управления, тем самым сняв с себя часть ответственности за происходящее. Если граждане сами принимают участие в принятии политических решений, их реализации и оценке результатов, то в конечном итоге они начинают контролировать себя самостоятельно.

В модели возрастающей демократии «общественный контроль» — это контроль со стороны всех граждан, а не со стороны специально уполномоченных общественных организаций. Да, граждане по-прежнему могут объединяться в такие организации, но сами эти организации, вступая в лоббистские отношения с властью под видом «общественного контроля», в идеальной западной демократии тоже должны становиться объектом более широкого общественного контроля. Идеальная форма реализации цифрового общественного контроля — это коллаборации (ситуативные совместные действия) в интернете, где не знающие друг друга граждане обсуждают и выдвигают различные оценки, предложения и решения.

«Прозрачность» для всех, в том числе и для кухарок, ставит на повестку дня сложный вопрос о компетентности. Государственные документы в силу специфики языка и тематики не могут быть понятны большинству граждан. Это, в свою очередь, задает проблему снижения образовательного и цифрового неравенства, с одной стороны, и с другой — к появлению института многочисленных посредников, обеспечивающих интерфейсы для обращения с государственными документами. В цифровом общественном контроле нет привилегированных субъектов, но практика его реализации показывает, что неравенство сохраняется. Общественный контроль могут осуществлять все, но далеко не каждый человек может или хочет этим заниматься. Могут — те, кто обладает соответствующими образовательными и цифровыми компетенциями. Хотят — те, кому это нужно в интересах бизнеса или в личных (в том числе политических) целях.

Ниже мы рассмотрим современное состояние общественного контроля в США и странах Европы. Десятая и одиннадцатая главы посвящены правовым основаниям и практике общественного контроля в США. Двенадцатая глава рассказывает о практике общественного контроля в Западной Европе. Тринадцатая глава книги посвящена теории, идеологии и риторике общественного контроля (прозрачности, участия, коллабораций).

Глава 10. Правовые основания и практика цифрового общественного контроля в США

Политическая идея о подотчетности органов власти (accountability) пронизывает историю США. Президент Авраам Линкольн свое знаменитое Геттинсбергкое послание, произнесенное в 1863 году во время Гражданской войны в США, заканчивает словами о правительстве, управляемом «властью народа, волей народа, для народа». Джеймс Мэдисон пишет в «Федералисте», что «дух республиканской свободы, очевидно, требует… не только того, чтобы вся власть проистекала от народа, но и чтобы те, кому она доверена, оставались в зависимости от народа…» («Федералист», № 37).

Именно такая формула — подотчетность (ответственность) правительства перед народом — принята в политической традиции США. Речь идет о механизмах и гарантиях, с помощью которых народ может держать под контролем властные структуры. И в первую очередь это основные политические институты, такие как местное самоуправление; разделение властей между исполнительными, законодательными и судебными органами; судебное ограничение (конституционный контроль) и Билль о правах.

Но осуществление контроля над органами власти и должностными лицами невозможно было бы без необходимой информации, без умения оценивать работу должностных лиц. Из этой простой, но фундаментальной предпосылки берет начало американская политическая линия по достижению прозрачности и открытости в деятельности органов власти. К этой линии относятся законы о свободе информации, законы о гласности в системе управления, требующие открытости в работе органов власти, нормативные акты, призванные обеспечить защиту госслужащих, сообщающих о внутриведомственных нарушениях, гарантийные механизмы по защите неприкосновенности частной жизни и соблюдению служебной этики (куда входит широкий круг вопросов, таких как кодексы поведения, конфликты интересов и раскрытие личной финансовой отчетности госслужащими).

Все перечисленные формы и можно назвать в широком смысле общественным контролем над правительством. Однако в США имеются также другие, более специализированные инструменты надзора за государством: контроль со стороны всевозможных общественных организаций и СМИ.

В США широкое распространение получил гражданский контроль над полицией (citizen oversight of police).

В 1993 году был создан Специальный совет при Отделе шерифа округа Лос-Анджелес с постоянным штатом. Это ознаменовало рождение «аудиторской модели» гражданского надзора — одного из двух видов программ надзора за полицией, существующих в Соединенных Штатах (другая модель обычно предполагает работу добровольного комитета граждан, работающих на основе неполной занятости и занимающихся конкретными жалобами). В Специальный совет входит группа экспертов, наделенных всеми полномочиями для аудита и мониторинга любых аспектов деятельности департамента шерифа. Специальный совет издал несколько десятков полугодовых публичных докладов, в которых рассматриваются наиболее актуальные вопросы, связанные с подотчетностью полиции: применение силы, иски против департамента, кадровые проблемы, управление районными отделениями и множество других вопросов. Проводимый Специальным советом регулярный мониторинг с отчетностью по гражданским искам против ведомства шерифа уменьшил число исков против департамента и сумму компенсационных денежных выплат истцам.

Существует гражданский контроль над вооруженными силами (civilian control of the military), демократический контроль за деятельностью спецслужб (democratic oversight of intelligence agencies), гражданский контроль уголовных процедур (public control of the criminal justice), гражданский экологический контроль, гражданский контроль над лечебными учреждениями и т. д.

В самом общем смысле подотчетность власти — обязанность официальных лиц информировать граждан о своих действиях и право граждан принимать меры против тех должностных лиц, чье поведение они считают неудовлетворительным — является одним из важнейших элементов демократии[358].

В Конституции США содержится ряд положений, имеющих непосредственное отношение к подотчетности органов высшей власти. Ведение журнала заседаний каждой палатой Конгресса, обязательное опубликование президентом сведений «о состоянии Союза», сведений о расходах и доходах государства, право обвиняемого в уголовном преступлении на открытый суд — все эти нормы реализуют подотчетность официальных лиц.

Реализацию идеи подотчетности выполняют также возможность импичмента любых гражданских должностных лиц по представлению палат Конгресса и фиксированные сроки для пребывания лиц в должностях законодательной и исполнительной ветвей власти.

Однако все же главным образом подотчетность власти в США достигается через проведение регулярных выборов, т. е. через избирательный процесс. Все другие меры являются вспомогательными. В конечном счете подотчетная власть зависит от ответственных граждан, точнее — от ответственных избирателей.

Ряд американских законов обеспечивает право граждан внимательно следить за действиями и решениями официальных лиц, понимать их и выносить им оценку. Доступ к официальной информации позволяет гражданам активно участвовать в жизни общества и оспаривать действия власти, а с другой стороны — обязанность раскрытия информации сдерживает должностных лиц от злоупотреблений и напоминает им об их подотчетности перед обществом. Мэдисон поясняет: «Народная власть без общедоступной информации и способов ее получения — это лишь пролог к фарсу или трагедии, а может быть, и к тому и к другому».

Закон о свободе информации

Самым известным американским законом, давшим наименование аналогичным законам во многих странах мира, предназначенным для достижения «прозрачности» (transparency) в работе органов власти, является Федеральный Закон о свободе информации США (The Freedom of Information Act, не менее известная аббревиатура — FOIA), первоначально принятый в 1966 году.

Идея закона появилась в период так называемой «правовой революции» 1960-х годов США, когда значительно расширилась сфера гражданских прав благодаря судам и федеральному правительству. В этот период исчезли последние правовые препятствия для участия афроамериканцев в политической жизни, появились успехи в становлении равенства женщин с мужчинами. Существуют, однако, менее известные нормативные положения о гласности, требующие от различных органов власти проводить свои заседания публично, публиковать для общественности отчеты и т. д.

Президент Линдон Джонсон подписал FOIA 4 июля 1966 года. Этот закон утверждал презумпцию права доступа к существующим материалам в печатной или цифровой форме, находившимся в собственности органов исполнительной власти в лице министерств, ведомств и комиссий регулирования, а также контролируемых правительством корпораций. К их числу относились, например, Государственный департамент, Министерства обороны и юстиции, Федеральное бюро расследований, Центральное разведывательное управление и многие другие учреждения.

Американский FOIA не содержит полного перечня подпадающих под его действие ведомств, но в то же время не делает исключения в категорической форме для органов разведки и безопасности, как, например, аналогичный закон в Великобритании. Однако действие FOIA не распространяется на законодательную и судебную ветви власти.

Собственно, FOIA считается частью Акта об административном процессе (Administrative Procedure Act (APA)) и поэтому распространяется на ведомства федерального правительства США. При этом действие FOIA распространяется на Администрацию президента (но не на самого президента и консультативные органы при нем, такие как Национальный совет безопасности, Национальный совет экономики) и государственные корпорации. Федеральными ведомствами по FOIA также не считаются федеральные суды и Конгресс.

Доступ к документам, находящимся в собственности органов исполнительной власти штатов и местного уровня, подпадает под действие законов штатов об открытом правительстве.

Если кратко охарактеризовать FOIA, то он требует от ведомств: 1) обеспечить доступность для общественности определенных документов без специального запроса и 2) обеспечить доступ для заявителей к документам ведомства по специальному запросу.

Идеология FOIA состоит в том, что граждане должны знать и понимать правила и стандарты, по которым работают должностные лица и ведомства в целом, для того чтобы иметь возможность высказать свои замечания. Одна из целей — не допустить применение так называемых «секретных законов» (имеются в виду законы в широком смысле — инструкции, регламенты и т. д.).

Все выпускаемые ведомствами нормативные документы должны быть опубликованы в специальном периодическом издании — «Федеральном регистре» (The Federal Register), издаваемом Управлением правительственной печати и широко доступном в Сети интернет, библиотеках и по подписке.

Ведомства обязаны публиковать информацию о своей структуре и внутриведомственных процедурах, чтобы общественность понимала, как она может добиваться удовлетворения своих претензий внутри каждого ведомства.

Все прочие правительственные документы считаются общедоступными и предоставляются по специальному запросу. В запросе следует «в меру описать, какая информация требуется». В дополнение к этому Верховный суд США решил в деле «Департамент юстиции США против Компании “Налоговые аналитики”», что термин «документы ведомства» относится исключительно к документам, «созданным или полученным ведомством» «в ходе его легитимной и официальной деятельности». В судебной практике используется 4 критерия, для того чтобы решить, подпадают ли документы под данный прецедент: 1) где создан документ (внутри ведомства или вовне); 2) был ли документ когда-либо выдан ведомству; 3) остался ли документ в архивах ведомства; 4) был ли документ использован в работе ведомства.

Доступ к любому правительственному документу гарантирован для каждого человека независимо ни от гражданства, ни от постоянного вида на жительство, и доступ открыт для всех, а не только для журналистов. FOIA очень широко определяет понятие «представитель СМИ»: термин включает не только сотрудников газет, телеканалов и радио, но и свободных профессиональных журналистов. В тексте FOIA прямо заявлено, что в связи с быстрым темпом изменений технологий к понятию «СМИ» относятся «интернет-газеты и другие источники новостей». Список СМИ, согласно FOIA, не является исчерпывающим.

При этом заявитель не обязан приводить причины обращения к тем или иным документам или объяснять свои намерения по использованию запрашиваемого документа.

Лицам, обращающимся с запросами, согласно FOIA, предлагается пользоваться как физическими, так и виртуальными правительственными читальными залами для получения беспрепятственного доступа к материалам, уже рассекреченным в рамках так называемых инициатив FOIA или переведенным в открытый доступ по ранее поданным запросам. Им также предлагается до подачи формального запроса по FOIA связываться с уполномоченным данного ведомства по вопросам FOIA для обсуждения в неофициальном порядке, какие виды архивных материалов можно получить по запросу. Для подачи запроса по линии FOIA не требуется никакой специальной формы — достаточно простого письма на имя соответствующего уполномоченного по вопросам FOIA с ясным описанием запрашиваемого материала. Большинство ведомств принимают запросы как в письменном виде, так и через интернет.

Закон предусматривает 9 оснований для отказа в доступе:

Большинство этих исключений не являются обязательными. Ведомство может открыть доступ к запрошенным материалам, если оно придет к заключению, что общественная заинтересованность в раскрытии данной информации перевешивает любой потенциальный ущерб. Ведомство должно быть готово представить убедительное обоснование любого исключения и закрывать доступ лишь к предусмотренной законом части любого документа, не препятствуя доступу к его оставшейся части. Основания для отказа в доступе к тому или иному документу могут со временем отпасть. Если запросы касаются секретных документов, податели могут при желании обжаловать отказ в специальной апелляционной комиссии, которая установит, можно ли снять гриф секретности с данного документа.

Судебная практика дает этим исключениям узкое толкование в пользу публикации спорных документов. Проверка судами административных решений об отказе в предоставлении доступа к официальным документам осуществляется всегда тщательнее, чем проверка прочих административных решений.

В большинстве случаев сделанные исключения разрешают ведомству, но не обязывают его утаивать документы, подпадающие под одно из исключений. Ведомство имеет возможность претендовать на исключение или нет, причем оно не должно этого делать, если не в состоянии доказать нанесение вреда общественным интересам публикацией защищенных исключением документов. Только в двух случаях ведомство обязано претендовать на исключение: если речь идет о i) национальной безопасности и ii) о вторжении в частную жизнь.

Процедура обжалования отказа в доступе начинается с требования рассмотреть жалобу внутри самого ведомства. Иногда применение подобной тактики приводит к получению разрешения на доступ к данным. Следующим этапом является обжалование за пределами ведомства: это означает возбуждение иска в федеральном окружном суде с возможностью обжалования в федеральных апелляционных инстанциях и даже в Верховном суде США. В некоторых штатах США заявитель запроса может апеллировать к омбудсмену, уполномоченному разбирать жалобы, относящиеся к FOIA, либо к независимому информационному трибуналу или комиссии. Но и в этих юрисдикциях окончательное разбирательство происходит на уровне суда.

В случае выигрыша по жалобе заявитель не только получает доступ к затребованным им документам, но и получает компенсацию своих судебных расходов. В некоторых штатах США суды вправе налагать санкции на государственные ведомства и их служащих, преднамеренно отклоняющих запросы на документы в нарушение закона. Санкции могут выражаться в денежных штрафах, а в редких, особо вопиющих случаях даже в лишении свободы.

По общему правилу установлен срок выдачи первоначальных ответов, составляющий 10 дней, но также предусмотрено дополнительное время для обработки сложных запросов. Частная организация National Security Archive, проводящая исследования политики в области доступа к информации, в 2007 году сообщила, что самый старый невыполненный запрос по FOIA был подан 20 лет назад. В некоторых обстоятельствах, как, например, в тех случаях, когда журналист ссылается на жизненно важную заинтересованность общества в немедленном раскрытии запрашиваемой информации, заявитель имеет право требовать рассмотрения своего запроса в ускоренном порядке.

Согласно американскому закону, определенные категории подателей запросов, включая рядовых граждан и представителей печати, вправе требовать полной или частичной отмены платы за предоставление информации. Напротив, коммерческие податели (не исключая и новостные СМИ) обязаны платить все надлежащие сборы, которые определяются ведомством по утвержденной шкале.

FOIA содержит также два отдельных приложения, принятых в разное время в виде поправок. Первое такое приложение — это раздел о защите неприкосновенности частной жизни, принятый в 1974 году (Privacy Act of 1974). Этот закон запрещает правительственным ведомствам разглашать информацию, касающуюся частных лиц, и предоставляет частным лицам право знакомиться, снимать копии и вносить исправления в их личные дела, хранящиеся в архивах государственных учреждений. Кроме того, он позволяет гражданину контролировать (разрешать или запрещать) обмен данными о нем между ведомствами. Второе отдельное приложение — это закон с характерным названием «Правительство в солнечном свете» (Government in the Sunshine Act), принятый в 1976 году. Данный закон относится ко всем без исключения коллегиальным заседаниям федеральных органов исполнительной власти и подробным образом обязывает их информировать общественность о своих заседаниях и обеспечивать доступ публики на них.

Между 1982 и 1995 годами правоприменение по FOIA во многом зависело от президентского указа (President Reagan’s Executive Order 12356), выпущенного президентом Рейганом в 1982. Согласно этому указу американские ведомства удерживали огромное количество документов на основании расширенного толкования национальной безопасности, данного в нем. Эти критерии были пересмотрены только в 1995 году, когда президент Клинтон издал серию директив о рассекречивании документов, касающихся национальной безопасности, 25-летней давности, что позволило общественности ознакомиться, в частности, с неизвестными подробностями Холодной войны.

В 1996 году в связи со стремительным развитием интернет-технологий был принят еще один закон в качестве приложения к FOIA, специально посвященный доступу к информации в электронной форме (Electronic Freedom of Information Act Amendments, аббревиатура — EFOIA). Цель этого закона в том, чтобы «государственные ведомства использовали новую технологию для облегчения доступа общественности к ведомственным документам и информации». В этих целях EFOIA:

• Требует от ведомств «предоставлять документы в… любой запрошенной форме… если документ может быть легко воспроизведен в этой форме».

• Требует от ведомств «предпринимать разумные усилия к поиску документа в электронной форме» при условии, что это не нарушает совместимость документа с автоматизированной информационной системой ведомства.

• Требует от ведомств обеспечить наличие в электронной форме всех документов и индексов, созданных после 1 ноября 1996 года.

• Требует от ведомств устанавливать двухсторонние связи в процессе обработки запросов на документы и разрешает ведомствам устанавливать ограничения объемов запроса для ускорения обработки.

• Допускает продление времени поиска «при исключительных обстоятельствах», к которым относятся:

i) необходимость получения документа из филиальных отделений,

ii) необходимость просмотра и обработки большого числа отдельных самостоятельных документов,

iii) необходимость консультации с другим ведомством.

• Разрешает подателям запросов «особой срочности» ускоренный доступ к документам. «Особая срочность» может быть признана, если податель запроса докажет, что

i) имеется «угроза жизни или физической безопасности человека» или

ii) податель запроса «является лицом, занимающимся главным образом распространением среди общественности срочной информации о фактической или предполагаемой деятельности правительства».

• Продлевает срок решения о возможности ответа на запрос с 10 до 20 дней.

• Требует, чтобы каждое ведомство ежегодно представляло Генеральному прокурору США доклад, который был бы доступен в электронной форме широкой общественности и включал бы следующие сведения:

— количество и причину отказов в выдаче документов;

— количество обжалований отказов;

— перечень законов, разрешающих ведомству отказывать в выдаче документов;

— количество необработанных запросов и «усредненное количество дней, необходимое для их обработки»;

— количество запросов, полученных ведомством, и количество обработанных запросов;

— среднее количество дней, затрачиваемое на обработку различных типов запросов;

— поступления от уплаты за выданную информацию;

— штатную численность работников, полностью занятых обработкой запросов.

• Требует от Генерального прокурора США выставлять электронную версию сводного доклада в единой общедоступной базе данных и направлять доклад в соответствующие комитеты Конгресса.

• Требует от Генерального прокурора США разработать «руководящие принципы отчетности и практической работы» на основании получаемых докладов.

• Требует от руководителей ведомств предоставлять по запросам инструкции о порядке запросов ведомственной информации, которая должна включать описание информационных систем ведомства.

В 2001 году президент Дж. Буш издал указ (Executive Order 13233), которым ограничил доступ к записям бывших президентов. Данный указ был пересмотрен Обамой в 2009 году. Были возращены прежние сроки для доступа к президентским документам: 5 лет общий срок, 12 лет — для некоторых документов согласно специальному закону (Presidential Records Act).

В 2002 году Конгресс США принял поправки к FOIA с помощью специального закона (The Intelligence Authorization Act of 2002), направленного на ограничение доступа к информации определенных ведомств (спецслужб, Министерства обороны и т. п., имеющих разведывательную информацию) со стороны правительств других стран и международных организаций.

В 2007 году президент Дж. Буш подписал закон, известный как «Закон об открытом правительстве 2007 года» (полное наименование — «Openness Promotes Effectiveness in our National Government Act of 2007»). Благодаря этому закону было осуществлено реформирование FOIA, и в частности:

• появилось упоминание электронных средств массовой информации,

• введено определение новостных медиа, которое включает и отдельных журналистов,

• рекомендовано создание в ведомствах отделов общественных связей, которые должны помогать в разрешении споров,

• введено требование о присвоении ведомствами номера запросам для их отслеживания, если они выполняются свыше 10 дней, и обеспечить работу системы для определения статуса запросов,

• установлены требования по ежегодной отчетности по соблюдению FOIA каждым ведомством,

• переопределено понятие «записи ведомства», чтобы включить в него записи, хранящиеся у правительственных подрядчиков,

• учреждено специальное управление (Office of Government Information Services), которое правомочно осуществлять медиацию в отношении споров по FOIA (т. е. OGIS имеет статус «The Federal FOIA Ombudsman»), осуществлять мониторинг и выносить рекомендации по совершенствованию FOIA,

• предписано, что ведомства должны указывать конкретное основание для каждого удаления или редактирования текста в раскрываемых документах.

Дальнейшее развитие инфраструктуры доступа к официальной информации связано с политикой президента США Барака Обамы.

Барак Обама и общественный контроль

Выборы завершились, и сразу же начался следующий этап общения Обамы с сетевой аудиторией. В первые сутки после победы на выборах был открыт уже государственный сайт , в названии которого соединились ключевое для избирательной кампании Обамы слово «изменение» и слово «правительство», или «управление», характеризующее новый статус этого политика.

Фил Нобл, эксперт в области политического консультирования, заметил по этому поводу: «Обама намерен стать первым глобальным лидером века компьютерных технологий. Сейчас мы находимся на абсолютно не отраженной на карте территории».

Вновь созданный сайт регулярно сообщал о том, что делалось Обамой и Байденом в переходный период. На нем было размещено обращение вновь избранных президента и вице-президента к интернет-сообществу, которое призывало каждого поделиться своим жизненным опытом и высказать свои соображения относительно того, в каком направлении следует развиваться стране и что для этого должна делать новая администрация. Обама утверждал: «Наша политическая команда будет делиться с вами, народ Америки, новыми идеями относительно развития страны и просить об обратной связи. Все зависит от вас. Посмотрите новый видеоролик и присоединяйтесь к обсуждению»[359].

Политика 44-го Президента США Барака Обамы по повышению прозрачности и открытости американского государства в области правотворчества и особенно администрирования выразилась в ряде ключевых нормативных актов. Рассмотрим основные из них.

Меморандум об информационной прозрачности и открытом правительстве (Memorandum on Transparency and Open Government)[360], адресованный главам исполнительных органов, стал первым и, несомненно, знаковым политическим документом, подписанным Бараком Обамой в его первый рабочий день в качестве президента США 21 января 2009 года.

Этим меморандумом новый президент продекларировал задачу достижения «беспрецедентного уровня открытости правительства» в США. «Мы будем работать вместе, для того чтобы обеспечить общественное доверие и создать систему прозрачности, общественного участия и сотрудничества (collaboration). Открытость укрепит нашу демократию и повысит эффективность и результативность правительства», — говорится в преамбуле документа.

В тексте преамбулы перечислены три составляющие американской идеи государственной открытости: transparency — прозрачность государства, participation — вовлечение, участие общественности в государственном управлении, collaboration — сотрудничество.

Одновременно был издан другой важный документ — Меморандум о свободе информации (Memorandum on Freedom of Information Act)[361]. Он был направлен на расширение сферы применения базового в США Закона о свободе информации (The Freedom of Information Act, FOIA), первоначально принятого еще в 1966 году. Этот меморандум также начинается со слов о демократии: «Демократия требует подотчетности, подотчетность требует прозрачности».

Суть закона о свободе информации, говорится далее, в идее подотчетности через прозрачность, которая осуществляется в общих интересах граждан и правительства. Ведомства, получив запрос о предоставлении информации, должны действовать быстро и в духе сотрудничества, признавая, что они являются слугами общества. Меморандум же предписывает, что закон о свободе информации должен применяться, исходя из ясной презумпции «перед лицом сомнений открытость преобладает», или кратко — презумпции раскрытия информации. Применяя эту презумпцию, ведомства подтверждают свою приверженность принципам закона FOIA и вступают в новую эру открытого правительства. Презумпция открытости, более того, предполагает раскрытие информации с помощью современных технологий до всякого частного запроса («ведомства должны принимать решительные меры, чтобы сделать информацию доступной для общественности. Они не должны ждать конкретных запросов со стороны общественности»).

В меморандуме также сказано, что президент дает различные поручения о реализации изложенных идей. Например, традиционно в системе власти США поручение отдается генеральному прокурору США — подготовить новые руководящие документы по применению закона о свободе информации. Другим должностным лицам — обновить штаты ведомств для лучшего распространения официальной информации в обществе, в том числе с использованием новых технологий.

Президентские инициативы привели к значительным изменениям в способах достижения прозрачности информации в правительственных структурах США. Новые принципы требуют от ведомств применять комплексный подход к прозрачности.

Этот подход может быть обобщен в 9 ключевых элементах, представленных на следующей странице.

В мае 2009 года администрация Обамы объявила о проведении трехэтапной «Инициативы “Открытое правительство”» (Open Government Initiative, OGI), направленной на привлечение общественности к разработке идей о том, как сделать правительство более прозрачным, привлечь общественность в государственное управление и наладить сотрудничество между всеми заинтересованными сторонами.

• Первый этап назывался «Мозговой штурм». На этом этапе был организован сбор идей по реализации «открытого правительства»;

• Второй этап «Обсуждение». На этом этапе с использованием блога, открытого Управлением научно-технической политики (Office of Science and Technology Policy, OSTP) и Управлением общих служб (General Service Administration, GSA), прошло более глубокое обсуждение вопросов, поднятых в ходе мозгового штурма;

• Третий этап «Подготовка проекта рекомендаций». На этом этапе общественности было предложено с использованием вики-ресурса принять участие в коллективной подготовке текста рекомендаций.

Управление научно-технической политики организовало выполнение первого этапа в период с 21 мая по 3 июня 2009 года. На сайте Национальной академии государственного управления (National Academy of Public Administration, NAPA) был начат второй этап под заголовком «Диалог об открытом правительстве» (Open Government Dialogue). На открытии особенно подчеркивалось, что оно «…позволит в Белом доме услышать ваши самые важные идеи, связанные с открытым правительством». Участников обсуждения просили прежде всего высказать свое мнение по следующим вопросам:

• Каким образом можно сделать деятельность правительства более прозрачной и подотчетной?

• Каким образом можно более эффективно использовать федеральные консультативные комитеты, нормотворчество и электронное нормотворчество для того, чтобы при принятии решений учитывался опыт более широкого круга специалистов?

• Какие существуют альтернативные модели, позволяющие повысить качество принятия решений и расширить возможности для участия граждан?

• Какие стратегии могут быть использованы для более широкого применения технологий «веб 2.0» в государственных органах?

• Какие в настоящее время существуют на уровне политики препятствия и барьеры для инноваций в государственных органах?

• Каким образом лучше всего изменить корпоративную культуру в государственных органах, чтобы широко внедрить сотрудничество и коллективную работу?

• Какие изменения в системе найма и подготовки персонала будут способствовать инновациям?

• Какие критерии производительности/эффективности могут быть использованы для определения эффективности политики «открытого правительства»?

В ходе мозгового штурма было собрано 4205 замечаний и предложений разной степени полезности и применимости, из которых 1614 относились к вопросам прозрачности, 722 — к вовлечению общественности, 294 — к сотрудничеству и коллективной работе, 285 были классифицированы как предложения по развитию и расширению функциональных возможностей, 635 были отнесены к числу вопросов, связанных с изменениями в области права и политики, и 655 не были классифицированы.

10 июня 2009 года помощник руководителя Управления по вопросам информации и регулирования (Office of Information and Regulatory Affairs, OIRA) Майкл Фицпатрик (Michael Fitzpatrick) в блоге OSTP перечислил четыре «существенные рекомендации» федеральному правительству, которые стали итогом мозгового штурма:

Далее в продолжение президентского Меморандума о прозрачности и открытом правительстве 8 декабря 2009 года Административно-бюджетное управление Администрации президента (Office of Management and Budget) выпустило в адрес глав правительственных ведомств Директиву об открытом правительстве (Open Government Directive, OGD)[362].

Согласно Директиве каждое ведомство должно было к 7 апреля 2010 года опубликовать собственный План по открытому правительству (Open Government Plan), содержащий конкретные действия в формате «дорожная карта», необходимые каждому ведомству, для того чтобы стать более прозрачным для общества, расширения возможностей для участия, сотрудничества и общественной подотчетности. Директива установила контрольные сроки для выполнения ведомствами ряда требований:

Ключевым элементом данной Директивы является создание специального интернет-сайта открытых государственных данных — Data.gov.

Data.gov — не первая инициатива в области открытых данных. В 2000 году Национальные институты здравоохранения США (NIH) совместно с Управлением по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов и медикаментов (FDA) открыли сайт ClinicalTrials.gov, сделавший доступной информацию об открытых клинических испытаниях, которые являются частью процесса регулирования в отношении любой терапии. Сначала NIH открыли экспериментальный сайт ClinicalTrials.gov, область охвата которого впоследствии распространилась на нормативную деятельность FDA. Теперь этот сайт стал богатым источником информации, связанной с разработкой лекарственных препаратов с частным или государственным финансированием. В 2002 году еще один сайт, Science.gov, сделал доступной информацию о научных исследованиях, финансируемых правительством США, и их результатах.

Data.gov стал возможным благодаря бюджетной организации «Фонд электронного правительства» (EGF), но так как он создан исключительно по указу администрации, ему не гарантировано финансирование через ассигнования Конгресса. Тем не менее проект состоялся и, как ни странно, процветает, невзирая на все трудности. Был открыт «Data.gov нового поколения» с переносом большей части инфраструктуры сайта в облако, чтобы снизить эксплуатационные расходы и обеспечить более динамичную обработку данных на самом сайте вместо простой статической загрузки.

Data.gov содержит данные нескольких типов. Это неструктурированные данные и геопространственные данные. Последние особенно подходят для картографических программ и гибридных Web-приложений. Некоторые наборы Data.gov размещаются в виде ссылок и модулей доступа к внешним сайтам госучреждений, а другие содержатся на сайте в полном объеме. В первом случае (так называемые «внешние наборы данных») на Data.gov размещаются только метаданные, а в последнем («наборы данных») — данные вместе с метаданными. Если ведомство желает опубликовать свои данные на Data.gov, то выбор подхода зависит от того, есть ли у нее платформа для самостоятельной публикации данных и хочет ли она получать выгоды от функций Data.gov по обеспечению интерактивных наборов данных. В любом случае ведомство получит выгоды от размещения в каталоге Data.gov.

Если ведомство решает размещать свои данные на Data.gov вместе с метаданными, оно получает возможность использовать средства представления интерактивных наборов данных Data.gov. Такие интерактивные наборы данных отображаются в диалоговом режиме в таблице с возможностью поиска, сортировки, фильтрации и отображения в виде диаграмм и графиков. Это позволяет многим пользователям получить нужную им информацию без необходимости загружать сами неструктурированные данные и самостоятельно обрабатывать их.

Со стороны Администрации президента также были запланированы определенные действия, в частности, в течение 60 дней с момента публикации Директивы (до 06.02.2010) федеральные CIO и CTO должны создать «Панель управления Открытым правительством» (Open Government Dashboard).

Данная панель доступна по адресу . Она обеспечивает доступ с этой «панели» к планам ведомств по реализации «открытого правительства» с агрегированной статистикой и средствами визуализации, позволяющими проконтролировать прогресс ведомств в части достижения целей и соблюдения сроков, определенных Директивой.

Соблюдение ведомствами первого контрольного срока и достижение заданной цели сейчас можно легко контролировать на портале Data.gov.

Для каждого ведомства указано количество опубликованных наборов данных, представляющих интерес для общественности, дата последнего обновления информации и количество выполненных посетителями загрузок данных каждого ведомства.

Цветовой ключ «светофорной раскраски» (которая сама по себе является интуитивно понятной) показывает текущий прогресс каждого ведомства. В целом американские министерства вполне справились с задачами, решить которые нужно было в достаточно жестких временных рамках. Проставленные оценки не являются абстрактными «хорошо», «удовлетворительно», «плохо»: под таблицей приведены конкретные критерии, например для данных, представляющих общественный интерес (High-Value Data):

• Требования выполнены — опубликовано не менее 3 наборов данных на Data.gov.

• В процессе выполнения — опубликован по крайней мере один набор данных.

• Требования не выполнены — ни одного набора данных не опубликовано.

Проблемы в реализации прозрачности государственного управления

Американский FOIA достаточно прост по своей сути: каждый человек может запросить записи из архивов органов исполнительной власти, которые должны в течение строго ограниченного срока выдать всю необходимую информацию либо объяснить лицу, сделавшему запрос, почему информация является закрытой. Однако этот механизм оказался куда более сложным и затратным, чем кто-либо мог вообразить, поэтому в США продолжаются работы по его усовершенствованию как по инициативе пользователей, так и по просьбам органов исполнительной власти.

Выделим основные проблемы, которые возникают в ходе реализации механизмов прозрачности.

1. Увеличение объемов информации

Ежегодно американское правительство получает порядка 600 000 запросов на доступ к информации и около 9000 апелляционных заявлений об отказах в доступе. Государственные органы ежегодно тратят около трети миллиарда долларов на администрирование и судебные тяжбы, связанные с FOIA. Исходя из количества запросов и апелляций, не нужно удивляться тому, что разногласия между общественными и федеральными органами возникают постоянно. Эти стороны иногда имеют полярные точки зрения по поводу того, разглашение какой информации допустимо, каким образом следует это делать, сколько это должно стоить, и по множеству других вопросов.

2. Слишком быстрое развитие технологий и отставание стандартов государственного делопроизводства

Технологии развиваются быстрее, чем государственный аппарат успевает их осваивать. Правительство США включило в стратегию развития в 2011 году ряд взаимосвязанных элементов: более активное раскрытие правительственной информации, продолжение усовершенствования FOIA и модернизация управления делопроизводством. Как любит говорить архивариус США: «Основа открытого и подотчетного правительства — качественное делопроизводство. Но как его достичь при столь быстро растущем объеме информации?».

Тогда речь шла о таком управлении государственным делопроизводством, которое осуществило бы масштабную модернизацию курса и методов государственного делопроизводства и призвало бы к развитию Директивы по управлению делопроизводством. По статистике, большинство запросов исходит от фирм, которые хотят получить информацию о своих конкурентах.

3. Проблема соотношения требования открытости информации и неприкосновенности частной жизни

В сгустившейся атмосфере по следам событий 11 сентября 2001 года во многих странах мира практика засекречивания информации получила более широкое распространение, воздвигая новые препятствия на пути граждан, пытающихся получить доступ к документам разведывательных и правоохранительных органов. А поскольку власти ныне собирают больше информации личного характера, государственные ведомства часто закрывают доступ к своим документам, ссылаясь на необходимость защиты приватности согласно исключениям из закона о свободе информации. Подобные исключения часто сформулированы весьма туманно и не поддаются легкому толкованию, а при наличии малейшего сомнения архивариусы склонны отказывать в запросах на хранимые у них документы.

4. Преобладание процесса засекречивания данных над рассекречиванием

Таким образом, провозглашенные Директивой изменения на данный момент отражены и включены в государственное управление на уровне делопроизводства. Не везде их адаптация к имеющимся правилам идет одинаково просто, однако в целом на данный момент их сведение в единый корпус завершено. При этом вся полнота практической реализации описанных законодательных нововведений осталась на усмотрение министерств и ведомств разного уровня.

Глава 11. Практическая реализация цифрового общественного контроля в США

Роль меморандума Обамы, предъявленного широкой общественности в первый же день президентства, невозможно было недооценить с самого начала. Первый президент, «выбранный интернетом», внес новую риторику в понимание:

• процессов государственного управления. В соответствии с меморандумом цель процесса управления — эффективность и результативность (efficiency and effectiveness)[363].

• роли IT-проектов Белого дома в управленческих процессах. Очевидным стал стратегический пересмотр отношений между управлением страной и технологическими инновациями, обеспечивающими реализацию разных типов прозрачности и участия.

• отношений государства с гражданами, которые устанавливаются через совместное «служение нации». В рамке «служения» пользователю и гражданину предлагается «participation» и «collaboration». Это особенно интересно при рассмотрении проблемы общественного контроля.

Гражданская активность ассоциирована с «участием в благоденствии и обновлении нации путем служения своим сообществам». Это слова президента Обамы, вынесенные в заглавие сайта serve.gov — «Presidential Community Service Initiative».

Риторика этого центрального интернет-ресурса, посвященного гражданской жизни США, по сути, сводит служение нации (а с ним и участие в жизни страны, и гражданскую активность, и общественный контроль) к координируемой государственной волонтерской деятельности[364].

Контролировать, мониторить и проверять гражданину предлагается не работу государства, а нужды общества. Федеральная Корпорация национальной и муниципальной службы, в чьем ведомстве находится гражданское участие, подтверждает вышесказанное, следующим образом формулируя свою миссию: «Миссия CNCS — улучшать жизни, укреплять общество через службу и волонтерство».

Волонтерская деятельность описана и активно поддерживается СМИ как «корневая американская ценность», ассоциированная с христианскими ценностями (что достаточно интересно как обоснование гражданской позиции на официальном правительственном портале)[365]:

Сфера контроля и влияния гражданина, его важность и роль переосмысляются в рамках его возможности решать проблемы[366]. Масштабы волонтерского движения в США весьма значительны. В 2012 году доклад «Волонтерство и гражданская жизнь США» объявил, что 64 500 000 граждан (или каждый четвертый американец) добровольно принимали участие в волонтерских проектах, ими было отработано почти 7,9 миллиарда рабочих часов.[367]

Анализ структуры волонтерской инициативы позволяет сделать интересные выводы. Гражданам, стремящимся влиять на происходящее в стране, предлагается членство в локальных сообществах, входящих в более широкие, вплоть до уровня федеральных, волонтерские программы. У волонтеров появляются особые социальные права, активное волонтерство поддерживается увеличением возможностей по мере вовлечения (лучшие условия для малоимущих, льготы или даже оплата образования), а также регулярными конкурсами, наградами, титулами и активной идеологической медиаподдержкой лично президента. Получается, то, что должно быть контролем общества над государством, оказывается иерархической структурой, управляемой государственными программами и мотивирующей к участию слои населения, самим государством наименее защищенные.

Структурно, по отношению к процессам управления, деятельность волонтерского общественного контроля в США перенесена с контроля принятия решений на контроль результата.

Граждане могут и сами организовывать волонтерские проекты, они поддерживаются правительственными грантами и интернет-платформами. Формулировка грантовой поддержки такова: «Мы даем гранты сетевым, локальным и национальным организациям, направленным на использование национальной службы на острые нужды локальных сообществ»[368].

Реализация в рамках волонтерского проекта артикулирована одновременно и как служение обществу, и как влияние на нацию, и как увеличение собственного потенциала[369].

Особенно интересно, что волонтерство определено не только как точечный вид активности, но и как полноценный самостоятельный вид деятельности и самореализации, как служение Америке. Оно может быть постоянным и долговременным — в рамках корпусов волонтеров — армии бесплатных рабочих во имя общественного блага. Управляемые непосредственно Corporation for National and Community Service, эти full-time волонтеры обеспечиваются полным соцпакетом, образовательными льготами по завершении срока службы и другими социальными благами[370].

Сегодня в США на государственном уровне существуют следующие основные волонтерские программы:

1. AmeriCorps. Программа включает более 75 000 мужчин и женщин, служащих ежегодно более чем в 15 000 мест, включая некоммерческие организации, школы, государственные учреждения, а также религиозные группы по всей стране. Члены AmeriCorps призваны помочь сообществам решать насущные проблемы, мобилизуя миллионы добровольцев организации, в которой они служат. AmeriCorps состоит из трех основных программ: национальные и местные AmeriCorps, чьи члены работают с национальными и местными некоммерческими и общественными группами; AmeriCorpsПЕРСПЕКТИВА, где работают полный рабочий день в рамках борьбы с бедностью, и AmeriCorps NCCC — команда на основе молодых людей 18–24 лет, которые осуществляют проекты в сферах общественной безопасности, окружающей среды, развития молодежи и обеспечения готовности в случае стихийных бедствий[371].

2. Citizen Corps — совет по «национальной готовности». Выделяет следующие виды деятельности: подготовка общественности к местным рискам, привлечение общественных организаций для увеличения ресурса общественной безопасности, готовности и возможности реагирования; интеграция представителей всего сообщества с чиновниками, ответственными за ЧС, для обеспечения готовности к стихийным бедствиям и планирование реагирования, включая интеграцию нетрадиционных ресурсов[372].

3. Senior Corps, объединяющий людей после 55 лет между собой с нужными им инстанциями, а также «с теми, кому нужны их знания и опыт»[373].

Прозрачность

Принятие конкретных решений в области осуществления государственной прозрачности в США было передано непосредственным исполнителям, например министерствам и штатам.

Несмотря на инновационность предъявляемых идей, реализация Меморандума Обамы не избежала влияния формальности государственных процедур. После принятия принципов открытости Белый дом попросил ключевые министерства и ведомства оценить себя по 30 критериям открытости и поставить по каждому из критериев оценку от «красного» — не соответствует, до «зеленого» — соответствует[374]. Пункты соответствия являются закрытыми вопросами на наличие либо отсутствие определенных признаков, измеряющих «прозрачность», «участие» или «коллаборацию», а также «флагманские инициативы» по вовлечению пользователей во взаимодействие.

Здесь стало понятно, что реализация высоких идей столкнулась с трудностями разночтений, интерпретаций и различий профилей ведомств. Проставленные «зеленый» и «красный» могли подчас означать одно и то же при более детальном разборе. С другой стороны, достижение формальных критериев не отражает эффективности системы в каждом случае.

Тем не менее это не помешало дальнейшей формализации процедуры оценки соответствия ведомств духу меморандума, и в 2012 году правительственные организации по-прежнему должны были заполнять цветную таблицу соответствий. Согласно официальным данным 18 из 30 ведомств соответствуют всем выдвинутым критериям и даже имеют план по внедрению инициатив и принципов меморандума в свои повседневные операции. Однако после оглашения официальных данных независимые аналитики некоммерческих организаций критически перепроверили их и обнаружили значительные несоответствия: лишь 11 ведомств более или менее соответствуют требованиям[375].

Соответственно, критике оказалась подвергнута прозрачность самой процедуры оценки прозрачности[376]. Один из исследователей ожидаемо высказал, что «это по-прежнему всего лишь красный-желтый-зеленый. Я ожидал чего-то более комплексного»[377].

По итогам принятия Директивы на уровне базовой реализации прозрачности для граждан был создан сайт, раскрывающий подробности устройства открытого правительства (т. е. всей системы цифрового общественного контроля) и позволяющий задать все интересующие вопросы[378].

Сайт позиционирован как инстанция, интегрирующая и питающая все остальные ресурсы, посвященные данной теме. Поощряется пополнение ресурса пользователями, располагающими контентом, полезным для заинтересованных в теме.

Динамическая схема структуры цифрового общественного контроля:

Таблица показывает, как каждый из принципов общественного контроля представлен на практике множеством конкретных ресурсов и организаций. Некоторые реализуют одновременно несколько принципов Директивы. Обозначенный красным цветом столбец «Прозрачность» содержит OpenTheGovernment.org и Sunshine Week — ресурсы, связанные с раскрытием государственной информации. Соседняя с ним желтая область включает новостные порталы The New York Times и Wall Street Journal, которые также помогают в росте прозрачности, но коллаборативным методом, поэтому оказываются на пересечении «participation» и «collaboration».

Также были обобщены требования, предъявляемые к федеральным сайтам, содержащим правительственную информацию[379]:

• Был составлен список доменов (.gov,fed.us, или. mil), а также ссылок и иконок, необходимых для каждого такого сайта.

• Стандартизовано описание клиентского сервиса: ведомства должны иметь стандарты обслуживания и использовать обратную связь для улучшения пользовательского опыта. Показательно, что «ведомства, предоставляющие значимые услуги напрямую гражданам, должны идентифицировать и учитывать своих пользователей, соблюдая стандарты обслуживания, отслеживая их несоблюдение и отмечая лучшие».

• К обязательным требованиям было отнесено наличие простой и понятной целевой аудитории системы поиска, публикации всех ведомственных обновлений в «ясной, соответствующей и хорошо организованной манере».

• Сайты должны соответствовать требованиям доступности, в том числе для инвалидов.

• На каждой странице сайта должна быть ссылка на «Privacy Act Statement», разъясняющий права сайта на сбор персональных данных и то, как эти данные могут быть использованы, страница, включающая контент, требуемый «Актом о свободе информации», а также декларирование соответствия всем другим необходимым законам.

• Запрещение рекламы на сайте.

• Тройное предупреждение о переходе на внешние ресурсы.

• Правительственные сайты должны иметь секретные протоколы на случай необходимости защиты правительственной информации. Уведомление о наличии этих протоколов должно быть размещено на сайте наряду с другой информацией.

• Сайты должны быть доступны на нескольких языках.

• На сайты, в онлайн, должно быть перенесено оказание максимально возможного числа услуг (включая использование электронных форм заполнения, электронной подписи и т. д.).

• Обозначить место для контактов с малым бизнесом.

• Создать и институционализировать культуру открытого правительства и приемлемую рамку для следования его принципам.

Выполнение требования прозрачности было первоначально реализовано через предоставление сайтами большого количества профильной информации. И быстро стали появляться упреки в том, что упор сделан на публикации данных во имя прозрачности как таковой и создания возможностей для внешнего участия как такового, не заботясь вопросом о фундаментальной цели, которой все это будет служить, или вопросом о целевой аудитории этих начинаний.

Одной из опасностей этого является то, что и без того медленный процесс демократического принятия решений при соблюдении всех требований прозрачности станет еще более медленным. Если «больше» приравнять к «лучше», то это станет просто соблюдением очередных формальных соответствий без реального импульса со стороны общества[380].

Формальное соответствие сформулированным критериям не стало решением проблемы участия, точно так же как распространение интернета не устранило цифровое неравенство.

Попытки решить проблему обилия неструктурированных данных начали предприниматься достаточно быстро. Информация стала обрастать интерфейсами, стали появляться не просто официальные документы, но и визуализации данных.

Например, USAspending.gov — сайт госсзакупок США. У сайта уже более 31 млн посетителей, что говорит о значительном информационном запросе к государственным данным. Одна из особенностей сайта — страница, которая отображает все ИТ-портфели правительства. Это гистограммы, которые сравнивают, сколько какое учреждение тратит на информационные технологии.

При этом большая часть сайтов по-прежнему не содержит рекомендаций и помощи в том, как этими данными управлять, как их проверить, на основании чего составить обратную связь и т. д. Тот же USASpending.gov предоставляет пользователям огромное количество транзакций в рамках государственного расходования, однако невозможно понять, каким образом увидеть влияние этих закупок на государственную эффективность.

Одним из наиболее «продвинутых» является сайт Regulations.gov, предлагающий государственную документацию с просьбой обратной связи. Дискуссии на сайте достаточно активны[381].

Меморандум инициировал процесс раскрытия данных правительства без понимания целей действий этого правительства. Открытыми зачастую остаются вопросы: зачем ведомство предъявило эти данные? Какую роль они играют в его деятельности? Как они будут применены в процессе принятия ведомственных решений?

Участие

Первым этапом адаптации государственной машины к интернету стало перенесение в онлайн способов контакта гражданина и государства. Преградой часто становилась сложность и непонятность сервисов для их адресатов. Постепенно вместо больших сайтов появились сотни приложений для смартфонов и планшетов для адаптации и упрощения всех возможных аспектов гражданского участия. Другие сайты (например, Apps.gov) работают над тем, в какой форме адаптировать те или иные виды госуслуг.

Параллельно с перенесением в онлайн всей полноты уже существовавших государственных услуг идет процесс освоения новых опций участия, обещанных после оглашения Директивы.

Еще одной формой общественного участия и контроля, которая получила распространение в США, стало «внесение идей». Одним из инструментов федеральных агентств стал IdeaScale — инструмент, позволяющий аккумулировать идеи от всех заинтересованных пользователей. Одновременно IdeaScale позволяет пользователям оценить и ранжировать чужие идеи. Сначала его применение в государственном управлении нового типа представлялось оптимальным решением проблемы вовлечения граждан и налаживания диалога. При этом, несмотря на то что он был с помпой представлен, бесплатен для ведомств и позволял в режиме реального времени отображать на сайтах ведомств результаты, сразу было заявлено, что все это не гарантирует применения полученных идей. Дейв Макклюр, глава подразделения гражданских сервисов (head of the GSA’s Office of Citizen Services), выразил мнение, что суть IdeaScale в укреплении духа Директивы с помощью предоставления публике простого способа поддержать идеи и вовлечься в процесс принятия решений[382].

Однако при применении инструмента на практике стало заметно, что, во-первых, участие, вопреки прогнозам, не стало увеличиваться в геометрической прогрессии, а во-вторых, что механизм несовершенен. Идеи, высказанные ранее, получают большее количество голосов, это выводит их в топ, они становятся видны, получая еще большее число голосов. Тогда как новые идеи (которые вполне могут оказаться не хуже или лучше), просто будучи высказанными позже, увидены и оценены меньшим числом пользователей, что не позволяет им выйти в топ и получить новые порции голосов. Одним из выходов может быть первичная обработка поступающих данных: идеи могут быть сгруппированы с поправкой на темы, ведомства, время постинга и т. д. Однако здесь камнем преткновения служит требование прозрачности — обеспечение описания в мельчайших деталях того, почему и как именно эти идеи были сгруппированы, отнесены в данный раздел, а не в другой — все это уничтожает возможность потока, который составляет основу процесса[383].

Интересно, что после введения инструмента IdeaScale в действие, стало понятно, что граждане не собираются вставать в очередь с ценными советами по улучшению деятельности министерств. В абсолютном большинстве министерств наиболее популярным стало в той или иной форме высказанное предложение о повышении прозрачности данного министерства, увеличения количества открытой информации, возможностей мониторинга его деятельности гражданами и их допуска к аккаунтам политиков. Люди хотят большей прозрачности, а реальное участие в управлении, в принятии практических решений в отношении деятельности конкретного ведомства оказалось мало кому нужно и интересно, подобные инициативы, как правило, имели рейтинг не выше 20.

Информационная жадность и желание повысить свои возможности потреблять информацию возобладало над декларируемым желанием истинной демократии и коллективного принятия решений[384].

После внедрения IdeaScale был создан еще один инструмент — OpenGovTracker[385], позволяющий отслеживать происходящее в 23 федеральных ведомствах, использующих IdeaScale, и агрегировать данные от всех из них. Проект потребовал «два дня, двух разработчиков и нисколько денег». Его создатели, программисты, работающие в НАСА, разработали его во время необычайной февральской метели, парализовавшей Вашингтон.

Затем был создан еще целый ряд подобных ему инструментов (как официальных, так и нет), позволяющих в удобной форме инспектировать происходящее в различных подразделениях правительства на предмет прозрачности. Т. е. со временем процедура прозрачности сама потребовала проверки и контроля прозрачности самой прозрачности.

Размножение посреднических сервисов разного уровня создало бесконечный фрактал интерфейсов, позволяющих мониторить, отслеживать и совершать остальные операции, столь любимые интернет-пользователями. Совершение этих операций будто само по себе удовлетворяет контролирующие потребности интернет-пользователя. При этом налицо симулятивный характер такого изменения процессов управления. Каждый раз предлагается принять участие в очередном витке контроля над процессом управления, а не в самом управлении. Наращивание и совершенствование уровней контроля за контролем — симуляция по отношению к изначально заявленной цели — один из наблюдаемых феноменов применения идеологии открытости и прозрачности на высших уровнях системы управления.

Другой особенностью, повлиявшей на формирование облика новой инициативы, стал недостаток компетенций со стороны конечного пользователя «прозрачности». Ответом на это стало бурное развитие курсов, сервисов, семинаров и программ, призванных помочь в решении этой проблемы.

Универсальный подход «один шаблон на всех» оказался неуместен, разработка шаблона на местах привела, в частности, к отсутствию единой навигации в системе государственной информации, распределенной по сайтам.

Отсутствие возможности ориентироваться и контролировать обилие предоставленной информации, непонятность того, как ее может применить рядовой гражданин, стали основной причиной низкого влияния прозрачности на уровень гражданского участия[386]. Участие достается только тем, «кто может».

Те, кто обеспечивают гражданина такими возможностями, составляют особую «касту» политических посредников нового рода. Это общественные организации профессионалов разного толка, целью которых становится помощь в развитии «информированных и вовлеченных сообществ». Свой вызов они видят в том, чтоб находить острые новости, сводить воедино разрозненные фрагменты информации, стимулировать гражданское участие путем облегчения работы с информацией и инструментами нового правительства[387].

Помимо прочего, отношения с такими организациями, как правило, строятся по принципу «членства», пользователю предлагается стать членом сообщества и идентифицировать себя с ним.

Таким образом, новые посредники претендуют на следующие роли:

• формирование самого облика правительства,

• реализация процесса общения с ним,

• формирование ассортимента политического многообразия, политических предпочтений, заменяя членство в политических партиях членством в сообществе, продвигающем определенные идеологемы и конкретное понимание высокой идеи открытого государства.

Информационная перенасыщенность породила и другое следствие. Возможность запроса практически любой интересующей информации была использована экономическими субъектами, ищущими информацию о конкурентах.

Целенаправленный поиск информации и участие в государственной прозрачности в этом случае становятся лишь способом для достижения других целей. Т. е. налицо две формы деформации нового участия: участие только тех, «кто может», и участие только тех, «кому нужно».

Оба описанных феномена порождают ситуацию, при которой возникает необходимость контроля участия, т. е. «контроля общественного контроля».

Коллаборация

Коллаборация — особый тип объединения, предназначенный для совместного достижения четко поставленной цели более эффективно, чем поодиночке. Цель коллаборации — использование всех доступных инструментов (технологий, навыков, информации и т. д.) для оптимизации решения задачи в соответствии с имеющимися условиями и ресурсами.

Ценность коллабораций как носителя «нового импульса» сразу была заявлена как очень высокая. Global Pulse 2010 определил их как «уникальную возможность повлиять на глобальный диалог и установить партнерства вне границ, усиливая межкультурное взаимопонимание и предлагая инновационные решения по самым острым социальным вопросам нашего времени». С помощью «Центра инновационных инициатив» были собраны тысячи предложений по организации услуг и внедрению технологий.

Например, НАСА собирает с публики ответы на множество астрономических вопросов и руководит целым рядом коллаборативных проектов.

Инструменты обратной связи здесь построены на внесении идей и списка рекомендаций, а не на ограничении высказывания предопределенным сетом решений. Это отражает переход от простого движения информации в обе стороны к коллаборативным моделям. Однако на уровне понимания роли проектов в процессах законотворчества, изменения политик и т. д. по-прежнему существует разрыв. НАСА собирает от пользователей решения задач, но эти пользователи не знают, в каком проекте НАСА эти решения задействованы.

Коллаборации сразу начали показывать свою продуктивность и активно развиваться. В 2009 Патентным и товарным ведомством США была создана инициатива «Peer to patent», призывающая принимать совместное участие в работе патентных офисов для повышения качества выдаваемых патентов. Она представляет собой постоянный сбор сообщества людей внутри продуманной продуктивной структуры взаимодействия. Peer to patent является первым социально-программным проектом, напрямую связанным с процессом принятия решений федеральным правительством. Патенты понимаются в нем как двигатели технологического и экономического прогресса. Основная задача такого объединения — оказание помощи в экспертизе, привлечение общественности для нахождения объяснений и техник аргументаций в научных работах или физических примерах, а также выявление истинной новизны, «неочевидности» и применимости новинки[388]. «Peer to patent» за прошедшие 4 года является самой яркой из воплощенных коллаборативных инициатив.

Данный проект стал первым в использовании потенциала интернет-технологий для структурирования группы в решении конкретного вопроса более эффективно, чем ранее это делали ведомства. Проект стал не только вмешательством в патентную систему, которая сразу стала в разы превышать былую производительность, перерабатывать и внедрять множество проектов. Проект стал иллюстрацией того, как можно более полно включить народ в решение государственных нужд. Он стал первой коллаборацией такого масштаба. Существовавшие ранее формы вовлечения публики в процесс принятия решений сводились в целом к двум — онлайн-форумы и сайты с формой предложения. Первые представляют неструктурированные бесконечные обсуждения без эффективного управления результатом. Сайты с формой предложений не позволяют привлекать механизмы коллективного усилия. В противовес им парадигма Peer to patent включает в себя четкие цели, направления и структуру.

КОЛЛАБОРАЦИИ ДЛЯ ГОСУДАРСТВЕННОГО УПРАВЛЕНИЯ: ПРИНЦИПЫ

• Четкие цели коллабораций

• Прозрачность публикаций и архивирование всех взаимодействий

• Гарантия того, что власть рассмотрит общественный вклад

• Укрепление доверия внутри коллаборации

• Фильтрация и рейтинги для улучшения качества результатов

• Инструменты визуализации совместной работы

С момента успеха Peer to patent подобные «рабочие группы» получают все большее распространение и быстро наращивают свой авторитет. Помимо невероятно высокой эффективности в решении задач, становится очевидно, что сообщества этого типа рождают у своих участников чувство сильной сопричастности. «Побочными» эффектами проектов становятся рабочие, исследовательские и профессиональные союзы. Коллективное решение проблем применяют сегодня во многих областях науки и управления, а также в области биотехнологий, медицины, биоинформатики, переводах, фармакологии и т. д. И, конечно, коллаборации активнейшим образом применяются в национальных волонтерских проектах.

В рамках правительства США сегодня существует уже большое количество подобных платформ[389].

Таким образом, метод коллабораций получил интенсивное распространение в последние 5 лет благодаря социально-технологическим инновациям и особенностям правительственной риторики. Примечательна при этом его способность действительно создавать невероятно эффективный результат и одновременно служить сплочению сообщества и благу нации[390].

Еще один яркий пример таких коллабораций — Code for America и / — программа участия программистов в правительственных процессах. Дженнифер Палка, исполнительный директор программы «Code for America», говорит, что «это примерно то же самое, что и Корпус мира, но для компьютерных фанатов. Мы выбираем несколько человек каждый год, и они работают с правительствами городов. Мы отправляем их не в леса третьего мира, а в дебри ратуши. Там они делают отличные приложения, работая с сотрудниками города. Однако на самом деле они просто показывают, на что способны современные технологии». Решения программистов используют не только опыт написания кодов, но и все технологии социальных медиа, возможности виртуальности и специальные интернет-компетенции — геймификацию, простоту, развлекательный элемент и т. д. Например, небольшое симпатичное приложение, позволяющее «усыновить» городской пожарный гидрант, написанное, когда присланные программисты заметили, что власти не очищают гидранты от снега. «Усыновляя», вы соглашаетесь откопать его, когда идет снег. Если вы это делаете, вы можете дать ему имя, и программист сам назвал первого Ал. А; если ты не откопаешь, то кто-нибудь его может забрать. Так что сюда встроена игровая динамика. В области коллаборации также возникают посредники нового типа в виде множества разнообразных программ с открытым кодом, предназначенных для нужд правительства (например, /), либо же в виде руководств и инструкций для тех, кто хочет программировать на благо страны.

Региональный уровень общественного контроля

Именно на региональном уровне общественный контроль может быть выражен наиболее отчетливо в силу близости проблем к людям, которые объединяются для их решения. В статье, посвященной использованию open source в деятельности правительства, эксперты напрямую указывают: «Государственные ИТ-директора должны думать в меньших масштабах, не в больших; устанавливать свои взгляды ниже, а не выше, отказаться от разработки стратегий всей организации в пользу быстрых, осязаемых побед и акций, которые могут объединить участвующих»[391].

Принятие решений о реализации новой идеологии на уровне штатов отличается от более высокого уровня системы. Решения оказываются более практичными, упор делается на упрощение взаимодействия пользователя с системой. Здесь можно наблюдать формирование эффективно реализованного практического низового уровня системы. Масштабы работающей структуры ограничены непосредственной связью участников с решаемыми проблемами. Расстояние в один шаг от объекта воздействия и четко известный, простой паттерн активности становятся основой управления хаотической бесконечностью интернет-граждан и сочувствующих.

Рассмотрим три типа локальности процессов — локальность уровня отдельных ведомств, локальность уровня отдельных регионов и локальность конкретных ситуаций.

• Техас становится первым штатом, вводящим практические изменения на региональном уровне для оптимизации юзабилити мониторинга правительства жителями. Каждому члену правительства теперь разрешено создание интернет-страницы для проведения обсуждений правительственных вопросов вне официальных встреч на эту тему. А пользователи теперь имеют право не только прочесть или выслушать, но и высказаться на подобном «мероприятии». Ранее для официальных лиц это было запрещено за пределами официальных встреч. Теперь те из политиков, кто по каким-либо причинам не может физически присутствовать на официальной встрече по какому-либо вопросу, могут принять участие через интернет в виде видеоконференции и остаться частью кворума. Текстовые сообщения, имейлы и содержимое других мессенджеров как публичных, так и частных аккаунтов представителей региональной власти становятся официально фиксируемы, как и все коммуникации с правительственными подрядчиками-аутсорсерами[392].

• В округе Чикаго применяются технологии совместного принятия решений по бюджету, открывается проект /, занимающийся анализом и применением того, как принципы общественного контроля 2.0 могут быть реализованы на уровне конкретных городов, используя специфику географической локализации.

• Многие штаты создают приложения, аккумулирующие весь комплекс возможностей общественного контроля 2.0, организующие поиск между региональными ведомствами, нужными функциями, картами офлайн-объектов и т. д., позволяя пользователю понимать происходящее и давая ему возможность принимать участие[393].

• Publicstuff — платформа, объединяющая локальные приложения для городов и районных сообществ (neighbourhoods), связывающая граждан населенных пунктов между собой и с местными властями. Также платформа позволяет отслеживать, как распределены задачи между органами власти. На базе платформы создано множество отдельных приложений. Для города Таллахасси было создано приложение DigiTally, позволяющее вовлечь жителей города в попытки властей построить эффективную мобильную систему связи 311 (принятая в США и Канаде кодировка для быстрой связи с муниципальными представителями). Перед запуском приложения властями города была сделана предварительная презентация для местного бизнеса и гражданских сообществ. Презентация проекта проходила в форме интерактивной пресс-конференции, где СМИ предлагали скачать приложение на месте. В результате только за первую неделю приложение скачали 850 раз (суммарная численность города менее 200 000 чел.), а сервис 311 получил 87 пользовательских запросов.

• Другое приложение — FixItPlano — помогает гражданам и властям объединять свои усилия в борьбе с засухой в регионе. Граждане получили возможность докладывать об утечках воды и нарушениях режима ее использования с возможностью остаться анонимными.

• Другая большая платформа — SeeClickFix. Она была создана в 2008 году в Нью-Хэвене в целях поддержания подотчетности местных властей и поддержания волонтерства в обществе. Сегодня платформа объединяет уже более 25 000 городов и 8000 районных сообществ не только в США, но и по всему миру. SeeClickFix позволяет анонимно доложить местным властям о необходимости решить какую-либо проблему. Инструменты сервиса взаимодействуют с web-картой, отображающей все пользовательские комментарии. Все пользователи ресурса могут комментировать, предлагать резолюции, добавлять видео или картинки. Также можно получать имейл-уведомления «Наблюдать за территорией», отображающие весь поступающий контент по заданным ключевым словам.

• Аналогичным образом чаще всего используются и социальные сети. Например, социальная сеть Nextdoor города West Lake Hills позволяет посылать в офис шерифа уведомления о требующих вмешательства ситуациях[394].

• В Сан-Франциско существует совместный коллаборативный проект местных властей, некоммерческих организаций и граждан «Картирование городских лесов». Цель проекта — нанести на карту каждое дерево в Сан-Франциско. Одновременно производится подсчет экологических преимуществ, обеспечиваемых деревьями: сколько галлонов ливневой воды они помогают фильтровать, сколько фунтов загрязнителей воздуха они захватывают, сколько киловатт-часов энергии они сохранили и как много тонн диоксида углерода они удалили из атмосферы. Собранная информация помогает городским лесникам и градостроителям лучше управлять древесными ресурсами, отслеживать уничтожение деревьев, их вредителей и болезни и планировать будущие посадки деревьев. Климатологи также могут использовать его, чтобы лучше понять эффект городских лесов на климат, а студентам и гражданам оно помогает развивать экологическое сознание и понимание того, какую роль деревья играют в городской экосистеме.

• Chicago Metropolitan Agency for Planning (CMAP)[395] — официальный региональный портал планирования, руководящий применением GO TO 2040 — местным планом совместного развития и взаимодействия 7 округов и 284 сообществ. Платформа содержит информацию о бюджетировании, чиновниках, рынке труда, позволяет вносить предложения. Имеет ряд волонтерских субпроектов, например «Будущие лидеры планирования» — волонтерская программа для местных студентов, которые хотят принимать участие в будущем региона. Программа предполагает проведение интерактивной образовательной активности о регионе, а также создание социальной среды для обмена идеями с подростками других округов. При этом предполагается не только онлайн-общение, но и реальные встречи участников между собой и с местными властями.

• В Вашингтоне существует приложение, помогающее местным властям оптимально распределить стоянки общественных велосипедов[396]. Пользователям предлагается отметить на карте место, где они обычно это делают или где им это кажется удобным.

• IdeaFactory — коллаборативный ресурс Управления безопасности транспорта, позволяющий гражданам предлагать, продвигать и обосновывать свои предложения и идеи в области оптимизации транспортных потоков и усиления безопасности. Участники постят идеи и комментируют идеи и комментарии других, а также осуществляют коммуникацию с главами Управления. С помощью ресурса было применено более 40 инновационных идей за 2 года[397].

Интересно, что по данным исследователей на локальном уровне акценты смещаются с прозрачности на участие. Более «прозрачными» оказываются более высокие уровни, более участвующими — более локальные[398].

По итогам первых лет внедрения инициатив в области общественного контроля 2.0 стали видны основные уязвимости проектов:

• Одним из наиболее остро стоящих вопросов оказался вопрос о usability в новообретенной открытости данных. Проблема того, что открытые «сырые» данные министерств и ведомств оказались открыты только для узкого круга включенных в проблему специалистов.

• Прозрачность и участие оказались совсем не равны. Прозрачность не приводит к участию автоматически. Участие в основном мотивируется частными (коммерческими, политическими) интересами, а не интересами общества.

• Применение технологий и инициатив e-gov в США выявило еще одну чувствительную зону — обострение проблемы digital divide (цифрового неравенства). Началась работа по его снижению. Успешным показал себя эксперимент Janice Sipior и Burke Ward, применивший к организации правительственной деятельности и общественного участия нового типа в США теоретическую модель развития сообщества Kletzmann и McKnight, в основе которой лежит стратегическая важность эффективности локальной организации для усиления и самодостаточности системы. Снижение цифрового неравенства в рамках локальных сообществ привело к значительному повышению уровня участия.

• Коллаборативные организации, подобные Peer to Patent, начинают играть роль, близкую к политической и идеологической. Они предлагают новый тип социальной организации, они являются агентом мобилизации интернет-сообществ.

• Одним из положительных и все более осознаваемых качеств коллективных интернет-проектов является их дешевизна. Написание программ, решение многих практических вопросов внезапно стали почти бесплатны. Поэтому отдельную нишу в идеологии правительственных коллабораций занимает оптимизация процесса, освобождение средств и времени.

В целом после представления Обамой меморандума никому не было на самом деле понятно, какие именно изменения были заявлены. Однако сразу стало очевидно, что речь идет о переосмыслении всей системы отношений правительства, общества, демократии, практик реализации и общего способа думать о том, как осуществляется управление. Правительством производятся, поощряются и поддерживаются конкретные практики свободы, одновременно с маргинализацией и вытеснением других, как, например, в случае «предпочтения» волонтерства петициям. По мнению многих аналитиков, провозглашение Обамой риторики открытости было преждевременным. Общественный сектор медленно утилизирует все, что связано с личными границами, безопасностью и т. д. в мире Веб 2.0. Помещение открытости в правительственные практики требует культурного сдвига, оно требует понятности процессов для большей части населения, в то время как культурное приспособление к новым условиям на самом деле только началось на широком уровне. В адрес Обамы нередко звучали упреки в том, что он хочет 2.0 Администрации, заседая в 1.0 резиденции[399]. В целом эти упреки являются справедливыми: только сейчас произошла более или менее достаточная адаптация к технологическим новациям. Тем не менее можно говорить о том, что Обама верно уловил веяния времени, начав строить децентрированное, но крайне хорошо организованное общество волонтерств, инициатив и соседств, объединенных под знаменами эффективности и патриотизма.

Глава 12. Цифровой общественный контроль в странах Европы

Информационные технологии — мощный инструмент изменения отношений между государством и обществом. В каждой конкретной стране применение этого инструмента в процессах управления и общественного контроля складывается на базе разных культурно-исторических условий, сложившихся установок, актуальных проблем. В США общественность традиционно волнует проблема свободного доступа к информации, в том числе государственной. Европейский союз же в последнее время сталкивается с проблемой демократического дефицита. На этих основаниях формируются практики нового общественного контроля.

Выделяется несколько типов отношений между гражданами и государством в интернет-эпоху, в частности, административный и партисипативный (построенный на участии граждан). Американская модель отношений граждан с государством называется административной. В ее основе лежит управление потоками информации с целью максимально эффективной и быстрой доставки информации потребителю.

В противовес ей европейская ситуация подготовила появление партисипативной модели отношений между государством и обществом. Она отражает многообразие связей между ними, а также разрастание горизонтального уровня — пользовательских сетей. Прозрачность, участие и коллаборации становятся в Европе базисом для гражданского участия. Даже в языке «правительство» (government) сменяется более мягким «управление» (governance), а участие в «управлении» активно поддерживается на уровне ценностей.

Актуальное европейское понимание проблемы общественного контроля 2.0 строится вокруг двух взаимосвязанных ключевых понятий:

• Публичная политика и governance

• Совещательная демократия (демократия участия).

Если в США публичная политика «принимает форму совокупности методик или check-lists, предназначенных для лиц, принимающих решения, т. е. решает задачи публичного менеджмента», то западноевропейская традиция отталкивается от «возрастающей неспособности современного государства решать социальные проблемы населения. Государство якобы устраняется от ответственности за решение этих проблем и перекладывает ее, с одной стороны, на институты “гражданского общества”, а с другой — на “нейтральную” инстанцию — экспертов, выступающих от лица науки».

Политика в европейской традиции — это не только выработка и реализация управленческих решений государством, но и общественный контроль со стороны различных групп по интересам, государственных и негосударственных политических акторов. Задача этого процесса, называемого public deliberation, — достижение комплексного видения социальной проблемы с соблюдением процедур согласования интересов перед непосредственным политическим действием правительства.

В практике деятельности международных, наднациональных европейских институтов Совета Европы и Европейского союза развивается новое понимание политики как системы «совместного управления» (governance).

Общие принципы «good governance», сформулированные в 2001 году: открытость, участие, подотчетность, эффективность и согласованность[400].

Неудивительно, что именно в Евросоюзе концепты «публичной политики» и «governance» стали основополагающими, ведь в отличие от национального государства здесь принципиально отсутствует «главный управляющий субъект» и входящие в Евросоюз государства полностью равноправны. Таким образом, все члены этого союза в идеале в равной мере участвуют в «соуправлении». Разумеется, эта система соуправления потребовала создания дополнительного множества структур и систем согласования интересов как между странами и правительствами, так и с привлечением других субъектов — представителей национального и международного бизнеса, общественных и муниципальных объединений и т. д. Под решение каждой задачи: перемещения трудовых ресурсов, выработки единой образовательной и миграционной политики, согласования ценовой политики для различных отраслей хозяйства и пр. — создается соответствующая структура.

На различных уровнях публичной политики ЕС, помимо основных политических институтов ЕС, к концу 1990-х годов выделилось примерно 1400 различных комитетов и рабочих групп, число которых к 2005 году возросло до 1800 и в них было занято 80 тыс. специалистов. Авторы справедливо подчеркивают, что «сам характер выработки и принятия решений в ЕС оказывается во многом опосредованным участием не входящих непосредственно в институциональную структуру ЕС групп интересов и групп давления самого различного характера и назначения. Это и организации бизнеса, и отдельные крупные корпорации, и организации гражданского общества, региональные и этнические образования входящих в Союз стран, множество культурных, научных и иных образований»[401].

В рамках ЕС вопросу участия гражданского общества уделяется особое внимание со времени принятия Амстердамского договора (1998 год), предусматривающего, что «Комиссия должна […] получить всестороннюю консультацию, прежде чем предлагать законопроект». Эта норма развита в 2001 году в Белой книге по вопросам европейского управления, которая была сосредоточена на определении критериев эффективного управления, подчеркивая основные ценности в терминах открытости, участия, подотчетности, эффективности и согласованности. Одна из рабочих групп по подготовке Белой книги отметила важность участия различных объединений граждан в своем докладе «Сетевые объединения для надлежащего управления в Европе».

В 2003 году в качестве части Инициативы об интерактивном формировании политики были разработаны процедуры для онлайн-консультаций с гражданским обществом.

Совместное управление понимается как важный инструмент повышения легитимности ЕС. При этом много говорится о том, что сам способ организации общественного участия и контроля должен учитывать местные и региональные условия[402].

Рассмотрим теперь, как реализована структура и практики общественного контроля с точки зрения его необходимых составляющих — прозрачности, участия и коллабораций.

Прозрачность

Спецификой ЕС является наличие хоть и объединенных общим «европейским» пространством, но все же отдельных государств. Вопрос достижения прозрачности многоуровневого, разноязыкового и разнокалиберного административного аппарата — комплексная проблема, особенно с учетом демократического дефицита.

Развитие делиберативной демократии сформировало ситуацию, при которой прозрачность становится не просто функцией нового типа правительства, но средством осуществления демократического управления как такового. С самого начала на уровне ЕС проблема прозрачности была сформулирована в связке с проблемой участия организаций гражданского общества (civil society organizations или CSO), иначе говоря, с проблемой общественного контроля. За последние 20 лет появился разветвленный дискурс, связывающий прозрачность и общественный контроль. Возможность доступа граждан к повестке дня, к политическим процессам и позициям конкретных субъектов в этих процессах является условием осмысленного и значимого участия.

Процесс формирования политики прозрачности в ЕС с самого начала был напрямую описан через проблему общественного контроля. Далее, во второй половине 2000-х такое понимание укрепляется в Европейской инициативе прозрачности, (European Transparency Initiative или ETI) и Регистре прозрачности, созданном на ее основе. Регистр представляет собой систему долгосрочного доступа в Европарламент для частных лиц и организаций. Регистрация в регистр свободна и открыта, но подразумевает подписание кодекса прозрачного поведения. Принятие кодекса и является основанием для доступа в парламент. Этот факт является главной новинкой проекта. Вследствие этого стимулы к регистрации гораздо сильнее, чем можно было бы предположить, и, с другой стороны, это позволяет сделать прозрачным не только государство, но и гражданина в процессе законотворчества[403].

Указанная выше инициатива формировалась в контексте следующих документов:

• Доклада об усилении партнерства между Еврокомиссией и НПО, в котором прозрачность описывается как основа построения «настоящего партнерства»[404].

• Белой книги Комиссии ЕС по вопросам управления.

• Документа «К вопросу об усилении культуры консультации и диалога — общие принципы и минимальные стандарты консультаций Комиссии ЕС с заинтересованными сторонами».

Особым образом в тексте Инициативы оговорены вопросы, связанные с лоббизмом. Сам термин заменен более нейтральными «представление интересов» и «представители заинтересованных сторон», снимая негативные ассоциации. Представлением интересов теперь называются «активности, проводимые с целью влияния на формирование политик и принятие решений в европейских институтах».

Большое внимание уделяется в ЕС инструментальному аспекту прозрачности — вопросу usability (удобству использования открытой информации) и тому, какой цели прозрачность подчинена[405]. Прозрачность понимается как процесс обмена, в котором участвующий предлагает государству какие-то из своих ресурсов (знания, умения, навыки или просто время), в обмен получая реакцию на свои интересы.

Информированность является одним из условий реализации прозрачности, и целый ряд сервисов направлен на повышение информированности гражданина о том, как устроен ЕС, на удобную и простую подачу информации о новостях и событиях, а также о том, где можно почерпнуть более глубокие сведения или принять участие. Центральный ресурс такого рода — портал EUROPA[406]. Он содержит все вышеописанное, а также ссылки на сайты институтов и ведомств ЕС. Информация на сайте имеет алфавитную, тематическую и бюрократическую структуры.

В 2008 году был создан Европейский центр семантической совместимости (SEMIC.EU) — платформа для обмена знаниями и идеями между электронными правительствами и другими общеевропейскими коллаборациями. Его целью стало построение инфраструктуры (программ, моделей, сервисов) между различными ведомствами с помощью семантических сервисов, позволяющих сайтам различных ведомств «понимать» и «переводить» друг друга на программном уровне — опознавать системы измерения, информационные фрагменты, идентификационные механизмы. Сервис создает общее семантическое пространство, соединяя разные административные системы. Помимо этого, проект решает целый ряд вопросов, связанных с компетенциями гражданина. Сервис дает гражданину понимание, к каким государственным институтам имеет отношение его запрос и в какие инстанции ему следует обращаться.

Мониторинг — один из неотъемлемых элементов прозрачности. На уровне ЕС существует множество локальных решений по мониторингу конкретных ведомств, процессов, персоналий и компетенций. Одно из наиболее значительных — Prelex[407].

Ресурс позволяет гражданам видеть, в какой стадии находится принятие тех или иных государственных решений и какие институты вовлечены в процесс работы над решением.

Участие

На институциональном уровне в ЕС существуют 4 основных формы общественного участия и контроля:

• Работа с данными и запросами граждан. Сюда включаются работа с многочисленными данными опросов общественного мнения, подписывание и отслеживание петиций и предложений гражданских объединений, изучение поданных гражданами жалоб. Например, с мая 2012 функционирует «Европейская гражданская инициатива» The European Citizens’ Initiative (ECI[408]), позволяющая направить напрямую на рассмотрение Еврокомиссии петицию, организационное или правовое предложение, в случае его поддержки одним миллионом граждан ЕС, которые являются гражданами по крайней мере одной четверти государств ЕС, в области, где государства-участники имеют полномочия на общеевропейском уровне. Далее Комиссия либо принимает, либо отклоняет внесенное предложение. На сегодняшний момент количество одобренных проектов значительно превышает отклоненные[409]. Впервые миллион подписей собрал в марте 2013 года проект «Право на воду», предлагающий включить воду и канализацию в число прав человека[410].

Сегодня число одобренных проектов гораздо больше: программа по ограничению скорости движения автомобилей внутри населенных пунктов до 30 км/ч, проект по расширению избирательных прав иностранцев, запрет использования человеческих эмбрионов в научных исследованиях, разработка единого коммуникационного тарифа без роуминга внутри ЕС, проект по оптимизации действий в отношении климата и энергии в период экономического кризиса, образовательный проект для облегчения проблем высшего образования в ЕС.

Однако все еще отсутствует развитая интерактивная платформа, объединяющая гражданские инициативы, сайт служит пока лишь местом агрегации информации и ссылок на сайты самих проектов.

• Общественные консультации. Пространство общественных консультаций — это организованное комментирование и оценка правительственных проектов. Она может быть инициирована либо членами правительства (для выяснения мнений относительно законопроекта), либо самими гражданами, которые хотят, чтоб их мнение относительно нововведений было услышано. Такая деятельность осуществляется в ограниченный промежуток времени, все предпочтения и мнения должны быть внесены до определенного дедлайна. Общественные консультации могут быть реализованы в форме открытого слушания (большой общественной встречи со всеми заинтересованным сторонами), в виде закрытого слушания с участием общественных представителей, в виде фокус-группы из заинтересованных сторон либо в письменном виде (в том числе в интернете).

• Форумы. Процесс совместного вынесения решения относительно разнообразных политических вопросов представителями общественности, экспертами и членами правительства. Может принимать вид воркшопа, конференции, гражданских жюри и т. д.

Ключевым примером ресурса, объединяющего две последние опции, является Your Voice in Europe[411].

Ресурс показывает, как можно принять активное участие в процессе формирования политики ЕС. Пользователь может представить свою точку зрения на новые инициативы в рамках общественной консультации, обсудить будущее Европы, дать государству обратную связь о том, как выполняются его правила и что следует изменить. Внутри сайта существует деление на «консультации» и «дискуссии», а также удобная навигация по социальным ресурсам, совещательным форумам и блогам разного уровня.

• Интерактивный диалог через социальные сети. Здесь подразумевается объединение представителей общественного и частного сектора для формулирования проблем, а также участия в принятии и/или реализации решений. Чаще всего имеет форму формально организованных сетей пользователей для постановки проблемы/решения/реализации решения либо создаваемой самими гражданами социальной сети для конкретной задачи[412]. Так, например, функционирует Европейская сеть по информации и наблюдению за окружающей средой[413]. Она представляет собой партнерскую сеть из экспертов 39 стран, около 300 национальных агентств по защите окружающей среды и других участников, в том числе индивидуальных. Ресурс содержит план работ, расписания встреч и событий, распределение ролей среди участников, описание программных инструментов и подробное изложение всех проектов.

Даже при наличии такого широкого круга возможностей влияния на государственные процессы реализация гражданского участия столкнулась в ЕС с рядом трудностей. Прежде всего, стало понятно, что для эффективной организации общественного участия необходимо соблюдение ряда условий. Его функционирование требует определенной среды. Осмысляя эту проблему, немецкие политологи сформулировали рекомендации по вопросу общественного участия в Европе:

• Должна быть создана четкая структура участия. Задача такой структуры — устанавливать правила для типов гражданского участия: информирования граждан, консультаций с ними или непосредственного вовлечения их в законотворчество. Необходим понятный интерфейс отношений между гражданами и лицами, принимающими решения. Это призвано развеять существующие представления граждан о том, что их не принимают всерьез. Участие общественности должно иметь ощутимое влияние на государственную политику, когда участие используется властью просто как средство получения общественного одобрения, это не улучшает демократическую легитимность. Первым шагом в создании такой структурной рамки можно считать появление European Citizen’s Initiative (см. выше). В качестве идеального результата гражданского участия предполагается общественно согласованный «контракт» о наиболее желательном видении будущего.

• Должна быть развита методология выбора адекватных инструментов. В распоряжении граждан есть множество методов общественного обсуждения коллективных проблем. Например, жюри, опросы, конференции и советы — эти методы отличаются друг от друга. Участники процесса должны знать и понимать, какой метод наиболее уместен в конкретном случае и на каждом уровне (локальном, региональном, национальном и т. д.) Методы варьируются по двум основным параметрам: кто участвует и как их решения связаны с политическим действием. Например, отбираются ли участники (случайно или набираются из социальных сообществ) или является участие открытым для всех желающих? Отвечает ли выбранный метод конкретной цели процесса участия (информирования, консультации, совместного партнерства)? Кроме того, нужно удостовериться, что метод адекватен для данных условий. Некоторые методы больше подходят для осуществления широких общественных дебатов, чем другие. Например, совещательные опросы могут быть более полезны в формулировании проблемы, в то время как гражданские жюри больше подходят для разработки политики. Выбор метода распределяет роли участвующих и третьих сторон. Четкое понимание ролей помогает, в частности, избегать предубеждений, которые неизбежно появляются в ситуации низкого доверия к правительству.

• Необходим строгий и непрерывный анализ процессов участия. Применение большого числа разнородных техник приводит к тому, что финальная общественная выгода оказывается неясна и размыта. Т. е. для успешной осознанной реализации общественного контроля, важным является развитие аналитического подхода, с помощью которого его эффекты могут быть измерены.

Для эффективного общественного контроля необходима особая компетентность гражданина. На всех уровнях ЕС развивается обширнейший сет методов, сервисов и платформ, призванных с разных сторон решить эту проблему:

• Развитие методологии и инструментов участия. Например, Electronic Town Meeting (eTM) проекта PARTERRE Министерства территориального развития Италии. Это делиберативный метод, заключающийся в интеграции дискуссий в малых группах с возможностями электронных технологий. Присутствующие на такой «встрече» могут совмещать выгоды очных и опосредованных инструментов участия оптимальным способом. Одновременно просмотр таких дискуссий-воркшопов менее компетентными пользователями позволяет им увидеть и осознать уровень возможного вовлечения, возможностей и механики процесса[414].

• Разработка ресурсов, сервисов и платформ по оптимизации режима прозрачности (примеры которых были приведены выше)

• Повышение цифровой грамотности. Этому служат как образовательные, так и профессиональные ресурсы. Например, существует портал PLOTEUS, посвященный возможностям обучения в пространстве ЕС, предлагающий в том числе разнообразные курсы[415]. Другой пример — ежегодные интернет-недели[416]. Это социальные кампании, в ходе которых на одну неделю телецентры, госорганы, библиотеки, НПО, IT-компании, студенты и молодые профессионалы более 50 стран собираются вместе для организации событий, тренингов, соревнований, обучающих продуктов и т. д., связанных с тем, как IT-технологии могут помочь решить проблему обучения разных поколений, гражданского участия, социальной активности и т. д. Цель интернет-недель — помочь людям выйти в интернет и стать уверенными пользователями. Помимо этого, в числе приоритетов плана Europe 2020 развитие рынка digital-трудоустройства, что связывается с прогнозируемым ростом соответствующих навыков в рядах трудоспособного населения[417].

• Создание централизованных сервисов уровня ЕС. Таких, где граждане могут осуществлять большой спектр действий на одном ресурсе (например, как Your Voice in Europe[418] или ePractice[419], интегрирующий в Web 2.0 возможности цифрового управления ЕС).

• Создание простых платформ для осуществления общественного контроля заинтересованными лицами. Например, еще в 2002 году был создан сервис Solvit (Solving problems on misapplication of Community Law[420]). Сервис собирает жалобы граждан и бизнеса по вопросам неправильного применения законов и осуществляет поиск решения заявленной проблемы в течение 10 недель. Одновременно он же позволяет государствам-участникам совместно работать над исправлением результата неверного или ограниченного применения тех или иных законов. Европейская Комиссия координирует сервис, помогает данными и необходимыми резолюциями.

При этом, во-первых, сферы приложения проекта не касаются всех уровней управления ЕС, они четко ограничены: признание профессиональной квалификации и дипломов, доступ к образованию, вид на жительство, право голоса, социальное обеспечение, трудовые права, регистрация автотранспортных средств, пограничный контроль, доступ на рынки товаров и услуг, государственные закупки и налогообложение и свободное движение капитала или платежей.

Во-вторых, подавляющее большинство успешных кейсов с официального сайта проекта касаются очень узких, частных случаев: решения вопроса о подтверждении диплома венгра в Италии, разрешение ввозить бобы по сниженным тарифам, получение кем-то полноценного медицинского обслуживания и т. д.

• Четкое определение требований к гражданам, желающим принимать участие в конкретных видах общественного контроля. Например, участие в планировании бюджета во многих городах ЕС ограничено возрастом и уровнем образования кандидатов[421].

• Создание сервисов, позволяющих контролировать своего депутата. Например, сайт / предлагает выяснить, что именно делает от вашего имени ваш член Парламента или другой представитель власти. Ресурс позволяет читать дебаты, комментировать, изучать, что происходит в Парламенте.

Коллаборации

Совместному решению проблем в делиберативной демократии отводится ключевая роль. В Евросоюзе коллаборации выступают прямым инструментом самого общественного контроля, во многом направлены на оптимизацию работы государства и развитие механизмов включения граждан в этот процесс.

Опишем существующие в рамках государственного управления типы коллабораций ЕС:

• Коллаборации между самими органами власти. Ведомства разных уровней и стран объединяются для коллаборативного производства государственных сервисов и услуг, не отягощенных межведомственными, языковыми, национальными и другими барьерами. Это служит улучшению качества услуг, а также повышению удобства пользования этими услугами. Подобные коллаборации на уровне ЕС играют особую роль — создается транснациональное пространство подотчетности для осуществления полноценного общественного контроля. А также создается конкретный образ общеевропейского пространства, его возможностей и возможностей ими управлять.

Примером такой коллаборации на общеевропейском уровне являются, например, упоминавшиеся выше семантические ресурсы (например, описанный выше SEMIC.EU). На национальном уровне этот вид внутриправительственных коллабораций хорошо представлен, например, французской платформой, объединяющей все ведомства, ответственные за политику модернизации, которые ранее были разделены границами департаментов[422].

• Коллаборация органов власти и граждан для совместной разработки политик и практик. Это направление деятельности включает в себя развитие максимально подходящих инструментов и приложений. Именно такие коллаборации описываются как способ адаптации принципов открытости и прозрачности к принципам Web 2.0, позволяющим активно осуществлять общественное участие[423]. Нередко в таких проектах используется потенциал социальных сетей, поскольку данный инструмент позволяет постоянно вовлекать не включенную ранее в подобные практики и даже не знавшую о них аудиторию. Другой вариант — создание отдельного социального ресурса. Как, например, / — коллаборативная платформа для местных государственных служащих и рационализаторов из числа добровольцев по решению социальных проблем. Сайт представляет собой интерактивную платформу, на главной странице которой можно поставить вопрос либо высказаться.

• Коллаборация граждан для решения управленческих, организационных и практических задач. На сегодняшний день во всех странах Евросоюза распространены общественные коллаборации самого разного толка. Например, с помощью лишь одного ресурса Cipast сегодня реализовано более 60 коллективных процессов в управлении нанотехнологиями разных стран[424].

Другой пример — финский стартап Microtask[425] для оптимизации обработки документов и ввода данных, которые требуют большого количества черной монотонной работы. Цель проекта — упрощение работы с документами путем оцифровывания сложных или больших массивов данных. Платформа автоматически разбивает рабочие задания на мелкие кусочки и распределяет их между пользователями. Каждый подписанный на программу пользователь не выбирает, какую именно задачу он будет решать — это случайный выбор, о котором их просто уведомляют. Типичный пример — напечатать слово или цифру. Задачи дискретны, пользователь не знает источника данных. При этом каждая задача дублирована, чтобы избежать ошибки. Одно задание занимает около 2 секунд, а участие оплачивается из расчета примерно 1 доллар в час, что соответствует, например, удаленному работнику колл-центра. Активная группа участвующих — пользователи онлайн-игр, которые счастливы делать работу в обмен на виртуальную валюту[426]. По мнению некоторых аналитиков, Microtask совершил прорыв в области цифрового трудоустройства и способа построения коллабораций[427]. Способ организации самого процесса — геймификация (придание происходящему игрового характера), все более активно применяющаяся в коллаборациях. В 2012 году Национальная библиотека Финляндии в рамках программы сохранения культурного наследия создала совместно с Microtask проект Digikoot[428], в ходе которого была оцифрована вся национальная библиотека Финляндии. Особенный интерес представляет механика процесса: пользователи просто играли в онлайн-игру. Пользователь должен был строить мостики для отряда кротов, переходящих через пропасть. Для этого он печатал показываемые ему слова, а в случае ошибки мост рушился, и крот падал в пропасть. Каждое из этих слов — маленькая часть Национальной Библиотеки Финляндии, и подобная механика позволила осуществить огромную задачу за один месяц. Суммарно более 100 000 пользователей выполнили более 2 млн индивидуальных заданий.

Итак, коллаборации власти и граждан являются по большому счету основой всего здания европейского управления нового типа. Делиберативное управление построено на участии граждан в решении общественных проблем путем совместного рассуждения о том, как лучше всего их решать, что важно, так это «сила лучшего аргумента». В ходе обсуждения все участники вынуждены объяснять и разбирать разнородные позиции, тем самым вводя друг друга в процесс взаимного обучения. Общественный контроль, таким образом, предстает совещательным процессом, с помощью которого заинтересованные граждане, гражданские организации и государственные институты участвуют в процессе принятия решений, прежде чем будет принято политическое решение. При этом сохраняются и такие особенности коллаборативного процесса, как опора на коллективную мудрость: согласно эмпирическим исследованиям, даже комплексные задачи, такие как энергетика или транспорт, могут сильно выиграть от участия обычных граждан[429].

Контроль контроля

Несмотря на то что прозрачность, участие и коллаборации являются различными сторонами общественного контроля, достаточно быстро возникает необходимость в контроле их самих, в возможности их измерить и соотнести. Однако на этапе разработки количественных критериев оценки наступают сложности: комплексные неформализованные социальные феномены сложно уложить в типологию. В итоге разрабатываются 8 индикаторов, на основании которых можно делать выводы о том, насколько успешно реализованы принципы «good governance» у конкретного ресурса:

Локальный уровень

На национальном и локальном уровнях ЕС в рамках реализации принципов good governance ежегодно развивается огромное количество платформ, проектов, сервисов и приложений, связанных с различными практиками общественного контроля. Часть из них функционально близки описанным выше, другие создаются для решения конкретных задач, и их архитектура меняется в зависимости от этого. Ниже намечены заметные тренды в практиках общественного контроля на локальных уровнях ЕС:

• Включение граждан в процессы взаимодействия с государством все более часто осуществляется с помощью игровых и соревновательных механик. 18 июня 2010 года новое коалиционное правительство Великобритании объявило об онлайн-выборах «UK Digital Чемпиона» — идейного лидера «полностью объединенной в сеть нации» (fully networked nation). Задача этого персонажа — привлекать общественное внимание к деятельности правительства онлайн и консультировать само правительство.

• По всему ЕС формируется широкий спектр социальных сервисов, позволяющий гражданам обмениваться знаниями о проблемах региона/города/улицы. Например, в 2010 в Лондоне появляется цифровой журнал «Новый лондонец», проект во многом волонтерский[430].

• В ответ на недостаток IT-навыков, препятствующий включению граждан в общественный контроль, создается большое число образовательных сервисов, инициатив и программ. Английская программа Get IT Together повышает цифровую грамотность внутри населения, начиная от помощи по конкретным вопросам и заканчивая трехгодичной программой обучения IT[431].

• Для стимуляции компетентного участия среди образованной части населения создаются профессиональные ресурсы участия, содержащие информацию в форме, понятной и интересной конкретным профессионалам. Шотландская платформа о публичной политике агрегирует актуальные политологические и смежные исследования и практики, связанные с управлением и участием. Пользователям предоставляется большой набор исследований актуальных политических процессов. Ресурсом также развивается проект, анализирующий применение результатов этих исследований теми, кто принимает решения[432].

• Проекты по вовлечению в участие ранее не включенных групп. Say&Play — проект, в ходе которого вовлечение в общественный контроль проводилось в неформальной ситуации. Отличие этих мероприятий от обычных общественных консультаций было в том, что они носили развлекательный характер и туда можно было прийти с детьми. Полученные от молодых родителей идеи были направлены в соответствующий орган местной власти, а сам эксперимент значимо повысил региональное гражданское участие[433].

• Демонстрация выгод гражданского участия невключенной аудитории. Например, публикация в социальных сетях информации о продуктах и средствах для общественного участия и контроля показала себя как успешный метод такого вовлечения. Испанское Министерство транспорта и туризма разработало приложение, позволяющее находить самый дешевый бензин в городе[434], и опубликовало пост со ссылкой на приложение в Твиттере и Фейсбуке. Заинтересовавшиеся пользователи, кликнув на пост, попадали на страницу Министерства, предлагающую, помимо данного приложения, массу других возможностей. Акция привела к значимому повышению общественного участия в рамках Министерства, и страница Petrol Stations Geoportal уже более года остается самой посещаемой на сайте.

• Ввиду особой важности информационных технологий в процессе реализации участия повсеместно в ЕС создаются ресурсы для общественного контроля самого процесса модернизации общества и государства. Это могут быть ресурсы, подобные описанной выше французской платформе, сводящей в одну карту разделенные государственные ведомства. Другой пример — платформа для создания гражданских коллабораций в области науки и технологии[435]. Ресурс собирает вместе профессионалов разных направлений с целью собрать наиболее успешные практики общественной работы над научно-техническими задачами. Помимо расширения круга участвующих за счет применения отобранных практик, ресурс формирует «обучающие пакеты» с реальными кейсами для обучения профессионалов тому, как эти практики могут быть применены. Ресурс имеет вполне ощутимый эффект: с его помощью сегодня сформировалось множество работающих научно-исследовательских коллективов в разных областях знания и управления — от нанотехнологий до ГМО[436].

• Осмысление феномена особой прозрачности на уровне населенных пунктов. Помимо политических убеждений, личных мотивов и коммерческих интересов, люди, живущие на одной территории, имеют отдельный общий уровень ценностей, касающихся этой территории. С другой стороны, само по себе осуществление контроля гораздо проще, если ты включен с объектом контроля в непосредственное взаимодействие. Все это дает, с одной стороны, развитие сервисам, обучающих граждан пониманию «нового города» и инструментов оперирования им (например, -eu.org). С другой стороны, это приводит к формированию огромного количества локальных ресурсов и платформ по решению конкретных задач. Например, в Великобритании существует сайт /, который позволяет найти, зафиксировать, обсудить и решить городские проблемы (сломанные объекты, граффити, опасные здания или нарушение общественного покоя). За последний месяц сайт исправил 3761 найденную неполадку. В Испании существует приложение, позволяющее подавать местным властям сигнал о помощи, а окрестным жителям получать уведомления, в случае если кому-то неподалеку нужна помощь.

• Формирование повестки общественного контроля. Например, ePart.it — итальянская обширная платформа, позволяющая гражданам, которые стали свидетелями любых местных проблем, использовать приложение для смартфона, которое отправляет фото с комментарием в качестве доклада о проблеме на площадку диалога с представителями власти. Автоматически приложение создает общую карту найденных проблем, изучение которой дает объемное представление о состоянии дел для представителей общественного контроля и одновременно предоставляет местным органам власти четкую картину реальности[437].

Глава 13. Идеология и теория общественного контроля

Современное общество быстро меняется под воздействием интернет-технологий. Люди связаны друг с другом иначе, чем в прежние эпохи. Интернет предоставляет новые возможности объединениям людей и трансформировал привычные формы контактов. Новые типы возможных связей задают фундамент нового общества, его новую стратификацию. Связи внутри этого общества:

• не так стабильны, как ранее,

• ситуативно-адаптивны,

• не имеют пространственных и временных ограничений,

• в систему связей заложена возможность влиять на то, как устроена система связей.

Высокий уровень обладания техническими навыками становится универсально важным для всех сфер социальности. Социальный вес профессии программиста, престиж и зоны влияния ее представителей радикальным образом изменились в последние десятилетия. Изменилась и общественная стратификация в целом. Интернет сгладил традиционные виды неравенства в обществе — имущественного, географического, гендерного, возрастного, — но породил новое неравенство — цифровое. Это неравенство между теми, кто обладает большим спектром и глубиной интернет-компетенций, и теми, кто не обладает ими. Во власти высококомпетентных жителей интернета оказываются банки и даже сами правительства (как в случае Сноудена).

Цифровое неравенство (digital divide) формирует разобщенность между людьми, имеющими и не имеющими доступ к новым коммуникационным инструментам и ресурсам[438]. Это принципиально новый вид культурного неравенства информационного общества, частично совпадающего с возрастным, частично с географическим, частично с образовательным неравенствами, но не равного ни одному из них.

Именно та часть общества, которая обладает высоким уровнем интернет-компетенций, может сегодня осуществлять эффективный и современный общественный контроль.

Другая характеристика нового общества — активное потребление открытости. Речь идет об открытости частных жизней, логов переписок, схем взаимодействия, вирусном распространении случайных кадров чьей-то открытости, приложений для визуализации нахождения устройств, о сайтах «вся информация обо всех гражданах» и т. д. На пике популярности признания и разоблачения, скандалы и интриги. Открытость становится своего рода медиавалютой.

Общество интернета есть общество непрерывного гиперпотребления и гиперпроизводства. Любая активность — акт потребления информации и одновременно это акт ее порождения.

По сути, мы сегодня имеем два типа общества — офлайн и онлайн. Они и характеризуются неравными возможностями в сфере контроля информации и возможности для совместных действий. Интернет-среда, ставшая для многих людей основной средой социализации, сформировала внутри себя новое общество, члены которого обладают новыми ресурсами, формами мышления и поведения. Это дает им ряд социальных преимуществ по отношению к тем, кто этих навыков и ресурсов не имеет.

Концепт открытости приобретает все большую символическую ценность в западном обществе. Постепенно он приходит на смену идеалам информации прошлого — новизне, истинности, уникальности. Они больше не столь важны: в интернете все уже когда-то было, в каждый момент появляется нечто более новое, а любое уникальное ежеминутно копируется. «Автор», смерть которого была объявлена еще в философии структурализма, наконец полностью растворяется в высказывании: в интернете процветает коллективное творчество, иронично оформленное в качестве цитат за любой подписью.

На смену старым общественным ценностям приходят новые ценности, и прежде всего ценность открытости во всех ее возможных социальных проявлениях. Ее полной реализацией является ситуация, при которой нет никаких ограничений необходимого и достаточного передвижения любого количества информации по всем направлениям. Открытость напрямую технически связана с самим существованием интернета — она становится в интернете мерилом и самостоятельной ценностью. Применительно к человеческому сообществу открытость есть основа для реализации следующих социальных возможностей:

• Прозрачности — наличия, понятности и доступности всей желаемой информации.

• Участия — возможность непосредственного воздействия на принятие и осуществление желательных решений.

• Коллаборации — возможности образовывать необходимое разнообразие горизонтальных связей между пользователями и совместно действовать.

Этого набора возможностей оказывается достаточно для возникновения общества социального хаоса. Способы объединения людей изменились, возможности объединений безграничны. В новом обществе налицо становится нарастание двух противоположных тенденций.

С одной стороны, появляется проблема качества контактов и дискуссий. Чем больше новых идей витает в воздухе, тем больше у каждого шансов с чем-нибудь не согласиться. Чем больше медиа — тем больше споров. Это неотъемлемая часть того, что происходит, когда разрастается медиапространство[439].

Троллинг, флуд и спам являются самыми распространенными паразитными формами поведения в обществе интернета. Но одновременно интернет служит и улучшению качества дискуссии, совершенствованию путей трансляции знания. Такой вид объединения людей, как коллаборации профессионалов (до интернета невозможный в такой форме), открывает новую страницу в эффективности решения задач и понимания процессов управления в целом.

Государство в эпоху интернета

Государство есть способ осуществления контроля и установления порядка. Однако исторические процессы ХХ века привели к частичному разрушению идеала государства. Большая часть современных демократий переживает «демократический дефицит». Тем временем на фоне этого дефицита в интернете сформировался альтернативный социальный порядок.

Факт существования такого альтернативного эффективного регулятора подрывает саму символическую основу существования государственности. Лингвистическую основу существования государственности подрывает формирование в интернете новых типов высказываний и их связности, что инициирует трансформацию процессов мышления. Мышление и познание в интернете отходит от линейности и упорядоченных последовательностей, переходит к викисознанию и клиповой образности. Государство же по-прежнему мыслит и выражает себя линейными, максимально упорядоченными конструкциями.

Обозначена проблема стремительной мутации общества, которым надлежит управлять государству. Управление неразрывно связано с характеристиками управляемой системы. Управляемая система на этот раз хаотична, нестабильна, наделена высокой скоростью процессов, их короткой жизнью и возможностью осуществления коопераций без координаций. Способы адаптации процессов управления к происходящим изменениям — одна из важных задач правительств большинства развитых стран. Взаимовлияние государства и интернета друг на друга — отдельный предмет для исследований в современной политологии.

Мы имеем дело с революционным увеличением способности общества видеть процесс работы государственной машины и высказываться по этому поводу. В интернете появляется соблазн массы социальных утопий — от возможности прямой демократии до реализации власти большинства и коммунизма. Бюрократическому аппарату пишут эпитафии, а блогеры начинают предъявлять амбиции на управление государством. Порожденная интернетом «открытость» представляется им решением всех проблем.

Однако, с другой стороны, интернет предоставляет в руки и государству небывалый ресурс контроля. Теперь вся жизнь гражданина, вся полнота его социальных и даже интимных контактов стараниями технологий может быть зафиксирована, сохранена и доступна государственным органам. Более того, управление самим интернетом находится в компетенции государства (ведающего как электросетями, так и законотворчеством, описывающим место и возможности интернета внутри государства).

В какой-то момент перед государством все же встает задача соответствия высоким идеалам открытости интернет-эпохи и идеологии прогресса в целом, предписывающей ей адекватное использование имеющихся технологий. Иначе говоря, встает задача о представленности государства в интернете с полноценным использованием возможностей последнего. При этом отказаться от присутствия в онлайне государство уже не может себе позволить.

Государственная архитектура в онлайн-среде претерпевает постепенные изменения. Gartner Group (одна из крупнейших в мире исследовательских компаний в области IT) предлагает 4-уровневую схему изменения внешних и внутренних отношений государства с помощью интернет-технологий[440]:

• Присутствие. Это базовая форма. Правительство делится объяснительной и описательной информацией о себе. Информация статична, сосредоточена на сайтах.

• Интерактивность. Сайты переходят в режим интерактивности, однако не предоставляют государственные услуги.

• Транзактивность. На этом уровне граждане могут получать государственные услуги онлайн.

• Трансформация. На предыдущих уровнях речь шла об оцифровке государственных услуг. На этом уровне происходит изменение самих услуг. Законченная копия офлайн-феномена начинает самостоятельную жизнь, активно порождая новые связи и новую информацию. Интеграция происходит на горизонтальном и вертикальном уровнях: идет процесс формирования новых типов связей как между обществом и государством, так и между самими гражданами. Существовавшие ранее иерархии могут смещаться, падать, формироваться заново, подразумевая в пределе формирование новых типов государственных услуг и новых типов их реализации. Пример этого можно видеть в государственных коллаборативных процессах, легко преодолевающих границы и иерархии ведомств для решения актуальных задач.

Сама суть открытости в применении к процессам государственного управления состоит в обеспечении возможности оптимального общественного контроля на всех уровнях. Разница между e-gov и gov 2.0 в том, что первое просто расположено в интернете, а второе использует инструменты 2.0 гражданам и само в них нуждается. Государственное управление 2.0 представляет собой набор технологий, приложений и ценностей. Они состоят из новых платформ для взаимодействия с пользователями и производства новых веб-сервисов. Как веб 1.0 сменился более совершенным веб 2.0, так и старое управление сменяется новым — небывало открытым, небывало социальным, небывало центрированным на пользователе. И это не революция — скорее, эволюция. Эволюция, которая ждет рождения государства как платформы. Как технологического решения и как платформы для людей, позволяющей либо самостоятельно решить проблему, либо найти помощь/помочь другому в ее решении. Один гражданин помогает другому, а государство играет в этом процессе ключевую роль. Оно соединяет. Если нужно — с государственными службами. Если возможно — с соседом, что почти всегда проще и дешевле.

Открытое государство (государство интернета) есть ценностная система, реализация идеала открытости как блага — социальной утопии интернет-общества. Управление в ней, как во всякой утопии, принадлежит большинству. Т. е. это общество идеально реализованного общественного контроля.

Контроль в эпоху интернета

Наряду с увеличением возможностей контроля над потреблением информации происходит снижение контроля над предоставлением информации. Доступ к информации, как и доступ в интернет, все больше переходят в категорию «прав человека» или «общественных благ». Интернет в считанные годы сведет на минимум львиную долю социальных «посредников» — телевидение, представителей сервисов и др. (там, где можно теперь нажать кнопку «оформить заказ» или «послать запрос», больше не нужен человек, делавший это раньше). Ожидая от правительства предоставления общественных благ и слежения за соблюдением своих прав, гражданин все чаще ожидает и возможности доступа к интересующей его информации. Все более совершенные технологии становятся частью социальных практик, формируя способы общения и социальные правила. Одновременно, постоянно и по умолчанию ведется фиксация всех возникающих связей. Она необходима для функционирования интернета. Созданное невозможно объявить несозданным, принципиально доступное уже невозможно объявить недоступным.

Открытость и есть контроль. Степень открытости информации измеряется диапазоном возможного контроля над ней.

Открытость есть одновременно основа для:

• Общественного контроля по отношению к государственному управлению. Более того, общественный контроль становится формой осуществления государственного управления.

• Государственного контроля над гражданами, который становится формой осуществления общественной жизни (ввиду обильного количества информации о гражданах в социальных сетях и других коммьюнити).

Вопрос об общественном контроле над государством оказывается связан с вопросом о государственном контроле в интернет-обществе.

Открытость может реализовываться в трех направлениях: по отношению к информации (прозрачность), по отношению к формам ее использования (участие) и формам контакта с другими, опосредованным данной информацией (коллаборация)[441].

Динамическое взаимодействие трех взаимозависимых элементов — прозрачности, участия и коллабораций — движет и само новое общество, и процессы управления им.

Прозрачность, открытость и подотчетность

В отношениях общества и государства открытость подразумевает «меру правительственного ответа общественному запросу на информацию»[442].

И новые уровни доступа к государственной информации для граждан. Например, для реализации подотчетности государственных институтов гражданам, внесения в «открытость» конкретики. Отчет — это особый тип открытости, предоставляемый по запросу. Т. е. это такая открытость, мера и форма которой определяется ее потребителем. Однако помимо открытости, подотчетность фиксирует другие возникающие в системе отношения. Для ее реализации требуется:

• Возможность контроля запрашивающей стороной сбора оценок и метрик;

• Реальные последствия для государственного института за отказ предоставить отчет;

• Отчет должен быть легитимным основанием для выводов, могущих повлиять на будущий статус и деятельность структуры, его предоставившей.

Таким образом, подотчетность отражает управление открытостью, контроль открытости: в конце концов, открытость — это не абстрактное снисходящее с небес благо, а реальный сервис. Открытости можно не только ожидать, но и потребовать. Подотчетность есть измерение открытости в системе «информация — субъект».

Прозрачность является основным интегрирующим и инструментальным понятием общественного контроля. Она подразумевает уровень и качество доступа к государственной информации, качество реализации подотчетности в условиях открытости. Объектом контроля здесь становится уже не просто открытость, а сама подотчетность, поддающаяся измерению единица. Прозрачность есть в идеале формирование среды, в которой не возникает необходимости для отдельных отчетов. Именно прозрачность теснее всего связана с реализацией общественного контроля, когда речь идет об описании информации. Прозрачность является условием осуществления общественного контроля, ею задаются его возможности и ограничения. Прозрачность подразумевает уже не только доступ к информации, но и возможность им воспользоваться, иначе говоря, способ организации информации, позволяющий использовать выгоды ее открытости и подотчетности. Реализация качества прозрачности позволяет оптимальным образом использовать свойства информации.

В законодательном плане прозрачность регулируется следующими способами:

• самостоятельная публикация информации о работе ведомства

• раскрытие информации в Сети

• публикация отчетов

• раскрытие информации по запросам

• аудит со стороны контролирующих органов, местного самоуправления, некоммерческих организаций, журналистов

• предоставление физического доступа представителям общественности для наблюдения

• передача некоторых полномочий другим структурам (например, направление жалоб на полицию специальному общественному офису)

• гласность коллегиальных заседаний.

Прежде всего, рассмотрим объекты приложения прозрачности, что делается прозрачным. В механике работы государственной машины можно выделить три основные фазы активности, и им соответствуют три основных типа прозрачности:

• Прозрачность принятия решений (доступ к самому процессу принятия решений и к необходимым для решения данным);

• Прозрачность реализации решений (возможность получать и оперировать информацией о стадиях реализации правительственных решений и зонах ответственности исполнителей);

• Прозрачность полученного результата (доступ к полной информации об итогах деятельности по заданной задаче, возможность применения результата). В этой точке подотчетность и прозрачность встречаются.

Таким образом, прозрачность подразумевает возможность оптимального взаимодействия с информацией на всех стадиях процесса общественного контроля.

Выделяют следующие характеристики «прозрачной» информации:

• Полнота, причем она не равна количеству информации, а отражает необходимое и достаточное количество информации для ориентации в предмете.

• Объективность (непредвзятость) описывает то, насколько разумно соблюдены границы позитивного формулирования деятельности государственных органов. Традиционно такое описание разворачивается в выраженном положительном ключе, однако требование прозрачности означает изменение этой традиции. Высказывания о том, что делает государство, должны быть сформулированы нейтрально.

• Usability (удобство использования) — то, в каком виде информация предложена, ее своевременность и понятность. Этот критерий связан с реальной возможностью применения информации. Usability отражает то, каким именно образом скомпонована информация, какие выбраны слова и схемы, насколько учтены особенности потенциального читателя и т. д. При этом данное качество сложно сочетаемо, например, с полнотой предоставляемой информации. Если предоставлена вся информация, ее понятность и возможность ее восприятия и осмысления снижаются в разы[443].

Полная выраженность всех трех измерений прозрачности возможна только в теории, в утопии совершенно открытого государства. В реальности же они вступают в динамические отношения, подчас конфликтные, как в отношении usability и полноты, описанных выше. Это обстоятельство является основой управления и манипулирования прозрачностью, которая играет в современных западных обществах все более идеологическую роль.

Одной из наиболее частых форм подобных манипуляций являются манипуляции с полнотой. Количество информации, по-прежнему приравниваемое к качеству, зачастую позволяет скрыть отсутствие остальных измерений прозрачности. Обилие выкладываемых текстов, массивные графики и таблицы с данными, изобилие цифр, соотношений и т. д. — наиболее распространенный способ создать иллюзию прозрачности при полном отсутствии удобства ее использования, а подчас даже самой возможности ею воспользоваться.

Не менее распространены и манипуляции с объективностью данных, сделанных прозрачными. Лицо, являющееся подателем прозрачности, особенности используемых выражений, акценты и ассоциативные отсылки, морализаторская позиция и многое другое являются способами создать отношение к подаваемому, как беспристрастному материалу. Использование прозрачности как оружия — раскрытие данных «против» кого-либо — также используется постоянно.

Неравномерность прозрачности. Вопрос о том, что было сделано прозрачным, а что осталось скрытым — всегда актуален. Обширность и полнота одной стороны проблемы наряду с кратким изложением другой стороны создает иллюзию полноты прозрачности в отношении данной проблемы, поскольку проверка зачастую невозможна либо просто не приходит в голову ввиду такой постановки вопроса. Выпячивание одних сторон и скрытие других — старинный метод построения информационной композиции — вновь на главных ролях в эпоху господства информационной прозрачности.

Рекурсия прозрачности. Одной из потребностей информационного общества становится учет и мониторинг предоставляемой информации и необходимого уровня ее прозрачности. Установление контроля над уровнем прозрачности, инструментами для ее использования порождает возможную фрактальность, иллюзию процесса управления: каждый следующий уровень есть создание интерфейса для интерфейса для интерфейса — повышение уровня контроля не над социальной практикой, а контроля над контролем и т. д… Это отражает опасность симуляции, скольжения и ускользания объекта контроля.

Таким образом, «истинная» прозрачность складывается из реальной возможности граждан обрабатывать полную, объективную и удобно упакованную информацию на всех стадиях работы государственной машины.

Любая прозрачность по сути является воплощением демократических ценностей, в пределе реализуя «право знать». Формируется общество, где информация несет черты высшей ценности, доступ к ней приобретает максимально высокий статус. Метафорически ценность прозрачности сродни ценности света. Освещенное помещение кажется более безопасным вне зависимости от остальных его характеристик. Имея возможность окинуть его взглядом, нам кажется, мы защищены. И даже несмотря на то, что на освещенных улицах также совершаются убийства и грабежи, свет не стал меньше связан с безопасностью в сознании человека. То, что может быть охвачено взглядом, то, что известно хотя бы в потенции, воспринимается как не таящее угроз.

Доверие и общественный контроль

Теперь встает вопрос: а какой цели прозрачность пытается достичь? Какие проблемы она призвана решать?

Большинство западных исследователей сходятся в одном: той генеральной целью, ради которой государство претерпевает изменения, является доверие граждан. А прозрачность, по мнению многих исследователей, есть ключ к формированию доверия к правительству[444]. Доверие есть особое состояние индивидуального и общественного сознания, которое вплетено в механизм, осуществляющий интеграцию и стабильность общества. Иначе говоря, оно играет важную роль в конструировании горизонтальных и вертикальных общественных отношений. Доверие участвует в формировании групповых идентичностей, отношений сотрудничества и солидарности, разнообразных форм гражданских ассоциаций. Доверие граждан к своим политическим лидерам переводится затем в поддержку этих лидеров и институтов, а это, в свою очередь, позволяет управлять более эффективно. Без доверия социальные проблемы склонны разрастаться и приводить к разрыву связей между управляющими и управляемыми и к снижению доверия между самими членами общества.

На базовом уровне доверие можно разделить на когнитивное и аффективное. Первое рационально и основано на знании, второе — чувственно и основано на эмоциональном отношении. В обыденной жизни они тесно переплетены и усиливают друг друга. В случае доверия по отношению к правительству более важным оказывается когнитивный аспект доверия, когда мы осознанно выбираем, кому, на основании чего и в каких обстоятельствах мы доверяем. При этом абсолютная полнота знания уже не подразумевает доверия: в таком случае можно делать обоснованные предсказания. Полное отсутствие знания, однако, также не ведет к доверию: ему просто не на чем основываться.

Доверие как социальная установка предполагает определенный спектр ожиданий по отношению к своему объекту.

Вкратце эти ожидания можно обобщить следующим образом:

• Честность. Подразумевает ожидание правды и сдерживания обещаний, а также взятие на себя выполнимых обязательств, заслуживающих доверия.

• Хорошие намерения (benevolence). Это своего рода этическое направление доверия, связанное с ожиданием выражения своего рода «заботы» от правительственных организаций. Заботы о всеобщем благополучии и мотивации действовать в интересах других. Это те ожидания, которые связаны с воспринимаемыми намерениями правительства, их проявлениями по отношению к общественному интересу.

• Компетентность. Действенное направление доверия, подразумевающее ожидания эффективности, экспертности как части правительственного исполнения функций. Это наиболее утилитарное измерение доверия, непосредственно связанное с функционированием правительственной машины. Ожидание компетентности есть ожидание наличия знаний и навыков, необходимых для эффективных операций по повышению организационной продуктивности.

Удовлетворение описанных ожиданий формирует базовую установку доверять их источнику со всеми сопутствующими выгодами этого положения.

Прозрачность и доверие

Прояснение связей прозрачности и доверия является одним из наиболее важных и частых вопросов исследователей электронной государственности. Исследователи здесь разделяются на оптимистов, пессимистов и скептиков. Первые считают, что прозрачность сама по себе приводит к возникновению доверия, что снижение уровней секретности пойдет всем на пользу и не ранит никого, кому нечего скрывать. В пользу этой точки зрения говорит вся идеология открытости современного общества. Скептики говорят, что на формирование доверия оказывают влияние так много факторов, что сама по себе прозрачность не играет решающей роли.

Способность граждан более эффективно контролировать государственную информацию не обязательно будет вести к улучшению функционирования системы, но обязательно будет иметь массу социальных последствий. Сразу после формулирования прозрачности как основной ценности нового типа управления стали появляться критические мнения о границах ее применимости и сомнения в ее реальной полезности для процесса принятия и осуществления политических решений[445].

Слишком много ожиданий в последнее время возлагали на конструкт прозрачности и его роль в «повышении морального уровня общественной жизни». По мнению все большего числа авторов (см., например, Амитаи Эциони[446]), полагать, что прозрачность может оправдать все эти высокие цели, нереалистично, и все чаще можно слышать, что она переоценена. Прозрачность не всегда ведет к ожидаемому поведению. Более того, всегда остается под вопросом то, что НЕ было сделано прозрачным — не было записано на бумаге или устройстве либо просто выведено из-под необходимости быть прозрачным.

Рассмотрение вопроса о прозрачности и доверии поднимает еще один важный культурный пласт. В России и западных демократиях сформированы практически противоположные культурные парадигмы отношений власти и общества. В некотором смысле насколько для американского гражданина для сохранения ощущения спокойствия и доверия важно знать, что правительство «все ему говорит» или «ничего не скрывает», настолько же для русского человека важно знать, что у власти есть секреты, что в случае опасности власть разыграет неведомую и непобедимую карту. Секретность в отношении власти есть важная, если не ключевая характеристика. Государственные секреты должны быть и должны бдительно охраняться.

Прозрачность — ключевая характеристика новых технологий, а их глубокая включенность в общественную жизнь влияет, в свою очередь, на бюрократическую культуру. «Хорошее» правительство теперь должно быть не только эффективным, демократичным и легитимным, но и прозрачным. Общественный контроль должен иметь возможность осуществляться посредством прозрачности, а не через систему представителей. И прозрачность уже не результат демократических ценностей, а ценность сама по себе[447].

Прозрачность работает в двух направлениях: она изменяет структуры общества, в рамках которых существует, трансформируясь при этом сама под гнетом их изменений. В каком-то смысле прозрачность и есть придание информации диалогического характера, создание точек контакта с ней. Некоторые авторы, говоря о прозрачности, разделяют ее на «видеть» (прозрачность, доступ к информации) и «говорить» (участие, доступ к процессу).

Рассмотренная выше прозрачность касается «видимого». По отношению к общественному контролю и государственному управлению это лишь первая ступень и необходимое условие, но не его сущность. Общественный контроль есть использование возможностей этого «зрения», активность, право голоса. «Голос», возникающий из оптимального использования прозрачности — это и есть само осуществление общественного контроля и основа открытого государства.

Этот голос отражает переход на уровень участия — использования способов вовлеченности, диктуемых прозрачностью и из нее извлекаемых. Наличие всех необходимых свойств прозрачности не является залогом ее использования и превращения в общественный контроль. Это связано с тем, насколько способны те, кому прозрачность предоставлена, ею пользоваться.

Участие

Участие — это реализация общественного контроля. Деятельность, направленная от граждан к государству с целью использования всех возможностей прозрачности последнего. Как и измерение открытости, участие измеряется не своими потенциальными возможностями, а уровнем реального их использования. Участие состоялось как часть системы только в случае, если открытость к действию встретилась с возможностью его реализовать.

Существует известная «лестница гражданского участия»[448]:

Ранее полноценная реализация общественного контроля была затруднена значительными информационными, временными и материальными препятствиями, а также трудностями соединения систем правительства и общества. Теперь, когда интернет стал платформой встречи для граждан и государства, теоретически возможно участие всех. Описать формальные границы участия становится менее важным. Акцент переносится на интерес к предлагаемым идеям. Конкретные формы участия могут быть как заданы программно, так и формироваться пользователем

Участие, о котором идет речь, представляет новый для граждан вид деятельности. По отношению к известным ранее формам участия в участии граждан в государственной оптимизации происходит ряд важных изменений как на уровне субъекта и объекта, так и на уровне процесса.

Изменения субъекта:

• Возможность анонимности. В интернете появляются ранее невозможные анонимные формы политического участия. Однако их возможности ограничены. Прирост возможностей участия идет вместе с отказом интернет-субъекта от анонимности и размытости.

• Компетентность. При росте прозрачности государства происходит умножение государственной информации и усложнение связей между ее частями. Участие теперь требует способности управлять потоками информации, способности интеллектуальной и образовательной для анализа информации, некоторого количества практических интернет-навыков. А также отдельной компетенции — приобретать то и другое. Открытость и прозрачность государства предназначены не всем, а только тем, кто окажется способным что-то делать.

• Осознанность и мотивированность. Политическое участие других видов зачастую не связано с действительным наличием мотивации или осознанием того, зачем это нужно. В политике, где чаще всего ведется количественный учет участия, сам факт уже достаточен. В случае общественного контроля субъекту нужно для осуществления участия понимать, зачем ему это и чего именно он хочет.

Изменения объекта участия:

• Гибкость и адаптивность. Изменить государственную структуру — вопрос долгий, сложный и часто не вполне возможный. Но изменить интерфейс ведомства гораздо легче. Участие всегда имеет дело с веб-ресурсом, который можно легко изменить.

• Проактивная позиция по отношению к участию. Отсутствие контакта общества и государства является социальной проблемой многих стран. Оно вызывает разобщенность внутри социума и снижение представлений о легитимности власти. Государство сегодня заинтересовано в участии граждан, в повышении интереса и веры в процесс управления.

При всем соблазне открывающихся возможностей бесконечно глубокое и всеохватное участие общества в контроле работы государства не стоит понимать как неоспоримое благо. Реализация участия таит в себе немало потенциальных опасностей:

• Чем больше мера контроля общества над государством, тем меньше ответственности остается на самом государстве. Мера общественного контроля есть мера разделения ответственности.

• Невозможность некой эталонной реализации. Для каждого гражданина государство оказывается прозрачно и доступно к участию в той мере, в какой он способен узнать и выстроить эти отношения. Прозрачность порождает небывалые возможности участия, количество связей между пользователем и государством невероятно возрастает и приводит к изменению возможностей участия в очень короткие сроки и самым кардинальным образом. Это, в свою очередь, приводит к усложнению процесса. Участие больше не ограничено выборами или референдумом, однако теперь для него недостаточно просто иметь паспорт и уметь писать. Ранее сам акт участия был прост и понятен, не требовал большего, чем гражданство и мотивация. Но теперь способы и места его приложения превышают возможности одного человека. Прозрачными стали сотни государственных бумаг, десятки сайтов установили разные по виду и функциям платформы для вовлечения граждан, на десятках других сосредоточен опыт использования первых и т. д. Баннеры в интернете обещают «узнать мнение 12 000 профессионалов».

• Полноценное участие требует теперь значительных временных и профессиональных ресурсов. Каждый фрагмент государственной информации изначально рассчитан на конкретного адресата и требует от участвующего как минимум его компетенций. Быстро оказывается, что такого большого числа знаний и навыков, времени и мотивации, которых требует ответственное участие, нет практически ни у кого.

• Порождение посредника. Само участие в широком смысле есть посредник между системами. Именно на этапе участия в представительских демократиях возникает институт представителей. Информационные, географические и временные ограничения сделали невозможным прямое участие в больших обществах, и ему на смену пришла представительская демократия, где свое участие граждане делегируют депутатам, конгрессменам и т. д. Они как бы реализуют участие своих избирателей, выраженное во время выборов в программе кандидата. Но сегодня эта часть системы меняется. Посредники прошлого больше не необходимы, многих из них заменяет либо прозрачность, либо интернет-технологии. Ознакомление с данными, контакт с ведомствами, выражение своей позиции и оценка позиций других теперь доступны всем напрямую через интернет. Так новые медиа поставили вопрос о возможности реализации прямой демократии. Возможность прямого контакта президента с людьми породила впечатление, что участие граждан в процессах управления теперь изменится, станет непосредственным и прямым. Однако на деле усложнившийся способ участия приводит к тому, что его использование требует посредника нового рода — платформ и интерфейсов. Ресурсы прозрачности и участия превышают информационные возможности гражданина, для их целевого использования необходим соответствующий инструмент. Необходимы ресурсы, организованные для достижения конкретных целей, ресурсы, связанные с волеизъявлением определенных групп, ресурсы, связанные с выражением и защитой идеологий и т. д. Количество таких ресурсов крайне велико и постоянно растет. Посредником такого рода может стать теоретически любой. Связь посредников с объектом эмоционального отношения (целью, идеей, группой) создает режим особых отношений с ними, идентификации с посредником как таковым в дальнейшем участии. Ресурсы-посредники, как правило, обладают развитым социальным потенциалом и богатым ассортиментом оформленных целей. Т. е. они не только помогают реализовать участие, но и помогают сформировать мотивацию к нему, служат для осознания гражданином своих целей в общественном контроле. Либо сами формируют эти цели у не подозревающего о них доселе пользователя.

• Политические предпочтения имеют значение. Сам по себе данный вид участия не подразумевает политической ориентации. Он имеет дело с организационными, информационными, социальными проблемами, которые могут быть решены без идеологических коллизий. Возможность участия в демократиях прошлого связывалась с гражданством и политическими взглядами — возможность участия в данном случае связывается со знаниями, умениями и навыками. Однако достаточно очевидно, что люди с высокой мотивацией к участию в государственной регуляции должны иметь вполне оформленные политические предпочтения. Странно предположить, что эти предпочтения не могут никак повлиять на процесс решения задач и оценки процессов. Если же предположить, что могут влиять — остается признать, что в руках этих людей оказалась немыслимая раньше возможность — влиять на саму структуру, с которой они соотносятся.

Уровни участия (по отношению к информации):

• Пассивное — потребление информации

• Активное — действия на основе информации

• Проактивное — трансляция информации и/или действий. Одновременно это есть повышение прозрачности.

• Интервентивное — изменение информации.

Особым уровнем участия в условиях интернета становится то, что пользователь может влиять на само участие. Не просто реализовывать заданное, а формировать новое — части информации, разделы сайта, фрагменты кода.

По отношению к деятельности государства гражданское участие может касаться:

• Участие в постановке задач. Планирование действий управления совместно с общественным участием — одна из перспективных и новых форм сотрудничества.

• Участие в процессе принятия решений. Интернет позволяет обеспечить «присутствие» и «голос», практически любому числу людей присоединиться к самим обсуждениям и дебатам, высказываться и иметь свой голос учтенным.

• Участие в процессе реализации решений. Здесь речь может идти о многих формах участия, например о формировании коллабораций по локальным задачам или программированию социальной сети на местах.

Технология, опосредующая процессы участия, задает многообразие его форм. С точки зрения практик каждый акт гражданского участия описывается тремя группами факторов:

• Характеристиками государственной структуры. Всякая государственная структура подразумевает определенную логику организации, тип задач, место по отношению к гражданам и т. д. Участие в ней обусловлено этими факторами, функциональные и организационные особенности самого ведомства задают рамку участия, место участия и его ограничения. Министерство образования и Министерство внутренних дел с очевидностью «пустят» гражданина на разные уровни и разными способами.

• Характеристиками интернет-ресурса. Государство в интернете представляет собой набор площадок, наделенных определенным функционалом. Возможности и ограничения площадок описывают реальные возможности индивида.

• Характеристиками индивида, прежде всего его мотивацией и компетенциями.

Взаимодействие этих факторов определяет формы участия.

интернет обеспечивает более активное и эффективное участие в управлении

• В первую очередь, уже был в него вовлечен;

• Затем для тех, кого не удовлетворяли существовавшие ранее формы политического участия;

• И лишь затем начинается процесс преобразования ранее пассивных членов общества в политически активных[449]

Один из уже признанных исследователями фактов — пользователи, имеющие большое количество фолловеров, в большей степени склонны использовать свою страницу для активного участия. Также они способны транслировать большому числу пользователей формы политического участия, о которых они иначе бы не узнали.

Чем больше контактов пользователь имеет в социальных сетях, тем больше, вне зависимости от индивидуальных характеристик, он принимает участия в дискуссиях об управлении и высказывает в них мнение, что, в свою очередь, положительно коррелирует с реальной вовлеченностью в управленческую активность[450].

Уровни участия (по отношению к интернету):

• Возможные только онлайн. Например, дискуссии с политическими агентами, управление политическим сообществом или написание программы для реализации государственной задачи. Перестав быть маргинальными, такие практики для государственности способны продуцировать «участвующее» общество. Для многих авторов подобные формы активности по-прежнему неоднозначны в качестве истинного гражданского участия ввиду своей несистемности, анонимности и недостаточной изученности. Другой вариант — когда участие возможно только онлайн не ввиду своей инновационности, а просто из-за наличия мешающих факторов, которые интернет может устранить. Удаленность фигурантов, поиск информации, создание удаленных сетей и т. д. Здесь интернет выступает сам по себе средством оптимизации задачи.

• Возможные как онлайн, так и офлайн. Членство в гражданских и политических объединениях, выражение мнений были ранее и по-прежнему присутствуют в цифровую эпоху, для них интернет может быть способом осуществления либо средой преломления. Это может привести как к дублированию функций участия в двух системах, так и к различным видам его разделения и умножения. Возможно, например, обретение полного набора онлайн— и офлайн-функций участия, сменяющих друг друга.

• Возможные только офлайн, но претерпевающие влияние интернета как медиа. Реализация принятых решений, использование результата изучения информации, преобразование среды, например окрашивание городских лавочек на флешмобе, собранном из интернета, в большинстве случаев все также протекает в офлайне[451].

Реализация общественного контроля ставит ряд вопросов и перед самим сегодняшним обществом:

• Проблема цифрового неравенства. Участие зависит от возраста, географического положения, качества связи, уровня образования, технической грамотности и уровня социальных интернет-компетенций — факторов, на стыке которых находится новое измерение общества — технически продвинутых и технически отсталых[452]. Digital divide — цифровое неравенство — проявляется на уровне участия, поскольку отсутствие умений субъекта связано с тем, станет ли он вообще вступать во взаимодействие с интернетом. Общая невключенность в интернет-практики порождает у людей страх «неправильного участия» в государственных процессах, страх «быть увиденным некомпетентным», страх неподконтрольности собственных действий и их результатов. Неопытные пользователи, по данным английских социологов, даже признавая, что интернет облегчает гражданское участие, не проявляют в нем активности[453]. Интернет-участие в процессах управления требует знаний о том, как работает управленческий механизм, требует навыков работы с информацией и включенности в интернет-коммуникации в целом.

• Обострение поляризации и мобилизации. Особые режимы времени в Сети — постоянное «настоящее» — всегда требует немедленной отдачи или видимого результата прилагаемых усилий. «Call to action» является неотъемлемым элементом организации онлайн-участия. Результат каждый раз «должен быть» достигнут.

• Повышение степени политического участия. Не будучи истинно политическим по своей природе, общественный контроль как бюрократическое участие расширяет представления людей об участии в целом, предлагает целый спектр новых целей участия. Вынося на транснациональный уровень локальные проблемы, общественный контроль предлагает усомниться во многих тезисах «старой политологии» и пересмотреть многие политические теории.

• Присутствие дополнительной идентичности — в акте участия через интернет появляется новая социальная характеристика — «электронная идентичность». На формирование такой идентичности влияет, например, авторитет пользователя в онлайн-мире, выраженном в количестве подписчиков, источниках упоминаний, знании языков программирования и т. д. Наиболее участвующей в управлении становится именно «электронная элита» с соответствующим типом идентичности[454].

• Утверждение смены типа культуры. Одним из сдвигов в управленческом участии интернет-общества стало изменение возраста участников. И это особенный фактор цифрового неравенства. Оптимальный уровень владения технологией свойственен преимущественно молодым людям, тогда как традиционно управленчески более активными являются старшие поколения. Т. е., отвоевывая статус во властном дискурсе, интернет дает возможность голоса молодой части населения. В сегодняшнем обществе это формирует культурный разрыв. Младшее поколение является теперь для старшего источником компетенций и опыта. Взрослые учатся у собственных детей. Теперь они учатся в числе прочего и собственным возможностям участия в политике и управлении. Культуролог М. Мид называет это префигуративной культурой. О ее формировании говорят последние десятилетия, однако именно сейчас можно отметить формирование государственной (или бюрократической) префигурации[455]. Следствием этого становится резкое изменение статуса подростков, гиков, программистов и т. д., внезапно обретших небывалый социальный вес и потенциал возможностей. Молодые люди начинают принимать участие в управлении, но их участие имеет специфику по отношению к «поколению цифровых эмигрантов». Исследование, проведенное на американских тинейджерах, позволило выделить следующие особенности онлайн-участия среди данной возрастной группы:

• интернет-ориентирование есть одновременно акт политического ориентирования. Сайт и его особенности являются основанием для вынесения суждений политического характера. Дизайн, строение, сложность и язык программирования — все это аргументы «за» или «против» в политической жизни.

• Артикуляция политической важности локальных институций. Школа или локальное сообщество представляются конкретными властными инстанциями — с ними связывается реализация известных функций, непосредственно влияющих на жизнь. Уровень значимости высших звеньев цепи не определен, их важность размыта.

• Более критический взгляд на интернет как политического посредника. Уникальность интернета неуловима для этих поколений, поэтому абсолютная ценность самого интернета постепенно уходит из фокуса. Повсеместная доступность Сети, множество способов ее достичь, существование в реалиях интернет-сообществ снижает перфекционизм и повышает прагматизм[456]. Использование возможностей прозрачности становится направленным на конкретику, на прояснение следствий и выгод, на контакт с низовыми уровнями системы. Особенность интернета здесь в простоте и широте возможностей по созданию ситуативно необходимых связей. По данным Pew Research, 38 % пользователей социальных сетей, используют их возможности (лайки, шэры и т. д.) для продвижения чужих материалов политического содержания, а 35 % — для постинга таких материалов[457].

Активное использование правительствами социальных медиа для участия граждан в политических процессах начинается приблизительно с 2009 года, однако само по себе их использование не вызвало краеугольных изменений в общественном контроле и коллаборациях граждан онлайн. Участие остается фрагментарным и ситуационно-ориентированным, использующимся преимущественно для распространения информации и координирования конкретных акций.

Коллаборация

Известный американский социолог Стивен Джонсон отмечает, что «…хорошие идеи не обязательно хотят быть свободными, но обязательно хотят объединяться, смешиваться и рекомбинироваться. Они хотят перекладывать себя, пересекая концептуальные границы. Они хотят завершать друг друга настолько, насколько вообще хотят быть завершенными»[458].

Это желание воплощается в новом типе организации пользовательских сообществ в интернете — коллаборациях.

Коллаборация — это:

• апелляция к «коллективному разуму», «мудрости толпы» — уникальному приобретению цифровой эпохи. Потенциально каждый из членов толпы обладает некими уникальными знаниями и навыками, которые оказываются необходимыми в какой-то ситуации.

• Отражение и использование уникальных характеристик самого интернет-пространства. Она является обратной стороной социального хаоса и естественной формой существования для интернет-сообщества. Она может быть описана как одно из измерений открытости, описанных в начале главы. Коллаборации строятся в логике открытости по отношению к другим пользователям, взаимодействующим с данной информацией, либо иначе описанным по отношению к ней.

• Уподобление нейронным сетям в организме человека. Каждой из единиц известно лишь 2 вещи: как взаимодействовать с конкретным фрагментом информации и куда именно ее далее перенаправить[459].

• Коллаборация отличается от профессиональных объединений прошлого тем, что не подразумевает коллективного принятия решений, компромиссного решения — она не усредняет, она агрегирует. По сути, это идеальная ситуация коллективного решения, лишенная основного недостатка подобного действа — взаимовлияния, усредняющего результат либо сводящего его к наинизшему из возможных. Коллаборация позволяет создать коллективное решение, созданное людьми, независимо приходящими к выводам и полагающимися на собственную информацию. Это место, где можно быть «вместе по отдельности», и в этом ее сила.

Специфические черты коллабораций:

• Отличие коллаборации как вида группы в том, что в ней индивиды определены не по отношению к центру и не по отношению друг к другу, как это бывает в естественных группах. Каждый из участвующих определен по отношению к конкретному фрагменту информации и связей между этими фрагментами.

• Вместо общей стратегии существуют простые паттерны задачи, равномерно распределенные между всеми членами системы.

• Вес звеньев коллаборативной группы равен, эта система децентрирована и прирастает с периферии.

• Системы связей между ее элементами множественны, сложны и создают систему взаимообусловленности друг другом без формирования зон особой важности. Финальное решение зависит от каждого.

• Формально центр, безусловно, остается, но лишь в «геометрическом», а не «социальном» смысле. Центр — это лишь платформа коллаборации. В центре происходит описанная с самого начала, при постановке цели, последовательная работа с поступающим от участников результатом — взаимосвязанными дискретными частями большого решения.

• А самое главное здесь то, что данный тип решения проблемы подразумевает мышление в рамках совместного действия, а не организации. Тип решений, который подразумевает совместные действия, естественен для интернет-среды.

• Общая идеологическая и структурная парадигма: «Вместе мы можем то, чего не можем поодиночке».

Необходимые условия для коллаборации:

• Наличие системы, выигрывающей от коллективного интеллекта

• Значимое количество активистов с необходимыми компетенциями

• Четкие мотивации граждан-участников

• Наличие платформ (инфраструктуры) для коллаборации.

Коллаборации и государство — цифровой общественный контроль

Коллаборация не может считаться эквивалентом участия. Участие — это реализация общественного контроля над государством, в то время как коллаборации представляют собой явление более сложного порядка, а именно форму управления обществом. Коллаборативные решения могут быть применимы к проблемам любого типа и содержания.

Реализация прозрачности и участия есть залог коллаборации. В отличие от государственной структуры она не связана иерархией, открыта и динамична.

Коллаборации преодолевают «правительственный разрыв» (government gap), т. е. ситуацию, когда институциональные изменения не успевают следовать за появлением новых типов задач.

Коллаборации подразумевают простые модели участия, результаты которых превосходят сумму усилий отдельных индивидов. Поэтому коллаборация помогает решать проблемы, которые ни один участник представительной демократии не может решить в одиночку.

Встающие сегодня перед правительством социальные задачи часто оказываются слишком сложными и объемными для решения их одним ведомством. Объединение неограниченно большого числа специалистов в рамках коллаборации — это простой, эффективный и дешевый метод работы в подобной ситуации.

Коллаборации основаны на энтузиастах, что является важной чертой этого типа объединений. Поэтому в рамках системы государственного управления они помогают продвижению общественных задач в массы. С одной стороны, коллаборация требует мотивации, с другой — является ее источником.

Итак, коллаборации — это создание пользовательских сетей, объединенных по принципу отношений с информацией или знанием. Коллаборация — то, чем становится общественный контроль в своем сегодняшнем виде, когда любой может не только осуществлять контроль, но и предлагать решения и участвовать в их исполнении, становясь одновременно и субъектом, и объектом общественного контроля. Не всегда связанные с функционированием государственной машины, коллаборации решают вопрос применения силы коллективного действия для решения практических задач регуляции.

На сегодняшний момент в политике данный метод применяется все более широко — от законотворчества (или даже Конституции, как в Исландии) до локальных проблем регионов. Внимание к нему приковывается все больше, потому что, с одной стороны, он показывает себя как необычайно эффективный, а с другой стороны, оказывает очевидное влияние на всю структуру общественного управления в целом. Коллаборации иначе рассматривают понятие границ и потому легко преодолели не только границы отдельных государственных структур, но и границы государства. В качестве надежного метода решения задач они укрепились в государственном управлении на всех уровнях, постепенно оформились межведомственные коллаборации. Федеральные агентства используют различные их механизмы для реализации совместных межведомственных усилий, например создание межведомственных групп в области безопасности пищевых продуктов. Часто используется более одного механизма, чтобы решить проблему. Например, изменение климата является сложным, сквозным вопросом, который включает в себя множество коллабораций в Администрации Президента и межведомственные группы по всему правительству (в США).

Дальше — больше. Сегодня осмысляются уже и коллаборации особых профессионалов — консулов и министров — для совместного решения макрополитических задач скорого будущего.

• Таким образом, коллаборация как успешная технология начала трансформировать саму структуру государственного управления под свои лекала, становясь трансгосударственной структурой управления.

• Новое, коллаборационное управление меняет систему связей между существовавшими звеньями государственной машины. В противовес четкому следованию правил сопричастности элементов бюрократической машины и распределения между ними ответственности коллаборации используют ведомства просто как функциональные ресурсы в решении конкретных задач.

• Интернет-коллаборация как общественный контроль — это процесс делегирования задач контроля посредством интернета открытой части граждан, обладающей определенными навыками.

• Ввиду очевидной эффективности по умолчанию коллаборации часто понимаются как позитивное явление. Однако это комплексный феномен, влияние которого на процессы управления и контроля пока непредсказуемо. Этот тип регуляции является отражением конкретной системы — интернета. И даже там вопрос коллабораций поднимает ряд сложных проблем — анонимности, непредсказуемости результата и т. д. Выходя в офлайн, становясь на роль исполнения государственных функций, эти структуры определенно будут трансформироваться.

Интернет не является нейтральным инструментом

Открытость, прозрачность, участие — все это, конечно, характеристики самого интернета. Его вмешательство в процессы государственного управления вовсе не гарантирует, что последнее будет развиваться эффективнее. Идеалистические представления об интернете, как об источнике бесконечных возможностей и свободы, постепенно сменяются более зрелым наблюдениями. Ведь дав доступ к неограниченному количеству информации, интернет стал причиной усиления информационного шума.

В интернете формой реализации власти государства становится участие общества, а максимальная открытость реализуется в максимальном контроле.

Основной разлом интернет-общества — цифровое неравенство — оказалось невозможно решить путем выравнивания технических возможностей. Вопрос был поставлен перед рабочей группой в области Digital Большой восьмерки еще в 2001 году, но проблема по-прежнему актуальна. Оказалось, что предоставление равных возможностей для доступа в интернет — что было успешно сделано за прошедшие годы — не гарантирует успеха. В отношении использования правительственных сервисов проблема цифрового неравенства встала особенно остро. Посещение сайта и использование его реальных возможностей оказались двумя совершенно неравными величинами.

Стало очевидно, что наличие технологических возможностей должно сопровождаться формированием определенной культуры — культуры общения, объединения, управления, — которая делает возможной реализацию идеалов открытого государства.

Реализация общественного контроля в нынешних условиях может привести к неоднозначным результатам. Иногда государство симулирует изменения и просто механически воссоздает себя в интернете. Сохраняется формальность и стандартизированность процедур, жесткость заданных правил отчетности.

Постепенно формируется интернет-движение, ратующее за международные инициативы и партнерства в области открытых данных и открытого государства. Сегодня оно уже приобрело очертания, обозначило своих сторонников и противников, внедрило в практику большое количество конкретных инициатив[460].

Эти инициативы активно формируют инфраструктуру новых систем связи ведомств и граждан (движения, сайты, сервисы, курсы и практикумы), обеспечивая использование механизмов общественного контроля (прозрачности, участия и коллабораций) различными государственными структурами, формируя представление о собственных возможностях управления у граждан, продвигая собственную идеологию в понимании современных форм общественного контроля. У рядового гражданина чаще всего недостает компетенций или времени для самостоятельного овладения новыми возможностями, и интернет с готовностью порождает посредника нового рода, который в конечном счете играет ключевую роль в реализации управления и общественного контроля. Этот посредник дает «тело» Открытому государству. Эти сервисы и семинары, с одной стороны, помогают гражданам в ориентации и обучении собственным возможностям по отношению к государству, они представляют собой бесчисленные интерфейсы к использованию прозрачности, участия и коллабораций.

Иначе говоря, данный посредник признается абсолютно нейтральным, объективным и эффективным. Такие сайты зачастую требуют «членства» или даже «участия» — другого, в деятельности самой организации. Т. е., будучи теоретически нейтральными, они по факту представляют собой нечто близкое к политическим объединениям. Интересно то, что у посредника в государственном управлении появляется новая роль: он становится советчиком и экспертом, приглашаемым самими ведомствами. В государственных структурах все еще зачастую отсутствуют необходимые интернет-компетенции, должности, легитимные процедуры взаимодействия внутри ведомств и между ними, нужные для оптимальной работы направления и реализации необходимого использования технологий. Государство бесконечно более ригидно, чем интернет. Оно не может вносить в себя постоянные изменения, которых он требует. Решение практических задач снова уходит к посреднику. Формирование взаимодействия отделов правительства, алгоритмы решения задач, предоставление платформы для коллабораций и даже разработка этих коллабораций становятся делом посредника. Более того, он предлагает «более информированные решения»[461].

Инновациями этого интернет-движения становятся также транснациональные коалиции — профессиональные и правительственные — Open Source, Pirate Party, Open Government Partnership (OGP). Появление OGP отражает важное макроизменение в процессах государственного управления и общественного контроля: эта международная инициатива является транснациональным союзом правительств, ставящим целью утверждение идеалов открытого государства, развития административного профессионализма, открытого общественному контролю[462]. Вместе с Pirate Party, защищающей право информации на свободу перемещения, эти коалиции становятся реальной политической силой и игроком мирового масштаба в реальных процессах управления офлайн-обществом.

Резюме

Общественный контроль, направленный на поддержание и развитие интересов современного демократического государства, может быть реализован при следующих условиях.

Необходимо создавать общественные организации и стартапы, выполняющие функцию посредников между огромным массивом государственных открытых данных и обществом. Если этого не делать, на этом поле все равно появятся новые, ангажированные игроки. Обычный гражданин сам по себе не имеет времени/сил, для того чтобы разбираться с информацией, предоставленной государством. Соответственно, основная конкуренция за общественное внимание к открытым данным развернется на поле их интерпретации. Активисты новых организаций должны быть вовлечены в обучающие курсы, семинары, совместные проекты. Таким образом их энергия может быть направлена в конструктивное и созидательное русло.

Чем больше возможностей для общественного контроля на локальном уровне дать обществу, тем ниже прогнозируемый уровень общественного недовольства. Локальные, часто имеющие игровую форму проекты вроде «найди покосившийся забор и отправь эсэмэску» создают у человека ощущение, что он делает полезное дело и заставляет государственные структуры выполнять свою работу. Главное — не забыть починить этот забор.

Цифровое неравенство в России — еще более драматическое, чем в западных странах. Это не столь существенный фактор для традиционных форм общественного контроля (общественные советы, комиссии и т. д.), но критически важно для его новых разновидностей. Поэтому нужно создавать условия для обучения граждан общественному контролю, в первую очередь используя цифровые инструменты и процедуры.

В российском законодательстве должен быть определен список оснований для отказа гражданам в доступе к государственной информации по аналогии с американским опытом. Это позволит управлять раскрытием информации в правовых рамках.

В западных демократиях государственные ведомства часто закрывают доступ к своим документам, ссылаясь на необходимость защиты приватности. Защита приватности гражданина — это единственное основание для сокрытия информации вне зависимости от социальной и политической конъюнктуры. Никому не хочется быть на месте того гражданина, чья частная жизнь пострадает из-за абстрактного «права общества знать всю правду». Развитие институтов общественного контроля может сочетаться с усилением защиты приватности и персональных данных.

Важнейший плюс работы государства над проектами открытых данных связан с положительным влиянием на общественное мнение. Повышение уровня прозрачности должно сопровождаться широкой общественной дискуссией, что увеличит доверие граждан к государственному аппарату.

Интерфейсы и дизайн государственных интернет-сервисов оказывают влияние на пользователя. Сама по себе «инновационность дизайна», актуальность сервисов, качество работы программных продуктов вызывают у людей позитивную реакцию и признание «открытого государства». Это показывает и западная практика, и российский опыт избирательных кампаний. Так сайт кандидата на государственный пост, на котором официальная символика сведена к минимуму, создает ощущение, что перед нами «молодой и энергичный политик». Чем более модным выглядит сайт, на котором осуществляется общественный контроль, тем более позитивным будет опыт среднего пользователя.

В западной практике ведомства, предоставляющие значимые услуги гражданам, должны идентифицировать и учитывать своих пользователей. Субъект общественного контроля не должен быть анонимным. Государственные инициативы в этой области должны использовать идентификацию и верификацию пользователей по принципу «каждый должен предоставить системе свои реальные персональные данные».

Примечания

1

«Конгресс не должен издавать ни одного закона, относящегося к установлению религии или запрещающего свободное исповедание оной либо ограничивающего свободу слова или печати либо право народа мирно собираться и обращаться к правительству с петициями об удовлетворении жалоб».

(обратно)

2

-10-2012/tsenzure-v-internete-obespechena-obshchestvennaya-podderzhka-63-grazhdan-vystupayut-za-og

(обратно)

3

-is-web-30.htm

(обратно)

4

(обратно)

5

-network-software-lets-government-predict-your-movements/

(обратно)

6

-2009.state.gov/g/drl/lbr/c26696.htm

(обратно)

7

(обратно)

8

/

(обратно)

9

(обратно)

10

-saints.info/patron-saints/patron-saint-of-internet.htm

(обратно)

11

-internet_en.html

(обратно)

12

/ 1080940

(обратно)

13

-watch.org/2012/03/15/council-of-europe-passes-internet-governance-strategy/

(обратно)

14

-explainer/index.html

(обратно)

15

(обратно)

16

-meeting-coldblood-a-member-of-the-anonymous-community-wikileaks

(обратно)

17

-volunteer-1.html

(обратно)

18

/

(обратно)

19

-kingdom

(обратно)

20

(обратно)

21

/

(обратно)

22

(обратно)

23

(обратно)

24

-department-police-read-email

(обратно)

25

/

(обратно)

26

(обратно)

27

(обратно)

28

(обратно)

29

-13116796

(обратно)

30

/

(обратно)

31

-kinderporno.nl/files/Biblio/Speech-Malmstrom-Combating-sexual-abuse06_05_2010.pdf

(обратно)

32

(обратно)

33

-porn-ban-free-society

(обратно)

34

/

(обратно)

35

(обратно)

36

-ordered-to-help-reveal-sources-of-anti-semitic-posts.html?_r=1&

(обратно)

37

%20&%20the%20Law%2012%2012.pdf

(обратно)

38

http://eur-lex.europa.eu/LexUriServ/LexUriServ.do?uri=CELEX:32002L0058:EN: NOT

(обратно)

39

(обратно)

40

-ceo-firefox-faced-advertiser-backlash-over-do-not-track-feature

(обратно)

41

-v-facebook.org/EN/Get_your_Data_/get_your_data_.html

(обратно)

42

-faces-EU-curbs-on-selling-users-interests-to-advertisers.html

(обратно)

43

65560edd6d795.jpg

/

-users-overwhelm-facebook-with-data-requests

(обратно)

44

-release_IP-12-46_en.htm?locale=en

(обратно)

45

http://www. whitehouse.gov/the-press-office/2012/02/23/we-can-t-wait-obama-administration-unveils-blueprint-privacy-bill-rights

(обратно)

46

-cox-and-bloggers-as-journalists

(обратно)

47

/c10_main.htm

(обратно)

48

-libel-blogger-posts

(обратно)

49

-barabas/2702internet-defamation-double-whammy-uk-new-court-decision-plus-new-legislation

(обратно)

50

(обратно)

51

-court-requires-facebook-to-hand-over-troll-identities/16363

(обратно)

52

-news/fabrice-muamba-bolton-stars-devastated-765775

(обратно)

53

(обратно)

54

-case-by-bettina-wulff-highlights-double-standard-at-google-a-854914.html

(обратно)

55

/

(обратно)

56

-online-warthe-internet-reacts-not-so-nicely-to-megaupload-shutdown/#axzz2O6oOnkc1

(обратно)

57

-cybersecurity-bill-backs-off-on-ip-theft-provisions

(обратно)

58

(обратно)

59

(обратно)

60

-intelligence-sharing-and-protection-act#.UVAMRBzvjzxm

(обратно)

61

(обратно)

62

-signs-acta-global-internet.html

(обратно)

63

-2012&nr=88

(обратно)

64

-wants-EU-rules-for-firms-exporting-internet-censorship-tools

(обратно)

65

/

(обратно)

66

(обратно)

67

(обратно)

68

-lawmakers-adopt-internet-anti-piracy-bill-illegal-downloading-France

(обратно)

69

&

(обратно)

70

-anti-piracy-law-claims-first-victim-convicted-failing-secure-his-internet

(обратно)

71

-anti-piracy-organisation-uses-pirated-font-in-ownlogo/

(обратно)

72

-un-internaute-sur-deux-declare-des-usages-illicites_1469601_651865.html

(обратно)

73

/

(обратно)

74

-115705

(обратно)

75

-transparency-report.html

(обратно)

76

-government-proposes-cyberattacks-against-everyone

(обратно)

77

-Bay-must-be-blocked-High-Court-tells-ISPs.html

(обратно)

78

-unis-une-semaine-de-mobilisation-contre-01-08-2012,43140.html

(обратно)

79

-swartz

(обратно)

80

/

(обратно)

81

(обратно)

82

-reveals-how-us-government-obtains-user-information.php

(обратно)

83

-requests-ttr2

(обратно)

84

-requests-ttr2

(обратно)

85

-backlash-as-twitter-locks-out-reporter-guy-adams-7987906.html

(обратно)

86

-19988662

(обратно)

87

-doesnt-label-users-anti-social-but-does-remove-tweets-from-search/

(обратно)

88

-post/2010/12/wikileaks_left_off_twitter_tre.html

(обратно)

89

/

(обратно)

90

-inc-fb-censoring-itself-in-russia-104397/

(обратно)

91

-to-protest-against-facebook-censorship

(обратно)

92

-news/2010/10/25/facebook-shuts-down-pope-kiss

(обратно)

93

(обратно)

94

/

(обратно)

95

-sledit-za-tobojj-kak-s-ehtim-borotsja/

-as/114201/kak-google-sledit-za-nami.html

(обратно)

96

-grab.com/gpower.pdf

(обратно)

97

(обратно)

98

-sues-Google-over-Pageranks.html

(обратно)

99

-1038_3-1024234.html

(обратно)

100

(обратно)

101

-anonymity-future-web-saysgoogle-ceo/

(обратно)

102

(обратно)

103

(обратно)

104

-attacks-google-on-gmail-privacy/?smid=tw-nytimesbits&seid=auto

(обратно)

105

/0,2817,2383363,00.asp#fbid= MDbuVgOuOWf

(обратно)

106

-media-at-the-work-place-a-necessity-or-a-drain-on-productivity.html;

-companies-shouldnt-block-social-media-in-the-workplace/

(обратно)

107

-news/index.ssf/2010/11/pro-employer_verdicts_in_recent_court_ca.html

(обратно)

108

-discipline-over-facebook-posts-leads-to-surge-in-legal-disputes-2011-9#ixzz2OHCH8jpU)

(обратно)

109

-addresses-knauz-bmws-hot-dog-situa-46153

(обратно)

110

-11310_39-20114911-285/facebook-guidelines-for-employers-and-employees/

(обратно)

111

(обратно)

112

/

(обратно)

113

-discipline-over-facebook-posts-leads-to-surge-in-legal-disputes-2011-9

(обратно)

114

-discipline-over-facebook-posts-leads-to-surge-in-legal-disputes-2011-9#ixzz2OHBtijch

(обратно)

115

-discipline-over-facebook-posts-leads-to-surge-in-legal-disputes-2011-9#ixzz2OHBtijch

(обратно)

116

-addresses-knauz-bmws-hot-dog-situa-46153/

(обратно)

117

-for-facebook.htm

(обратно)

118

-social-media-policy-guidelines/

(обратно)

119

-11310_39-20114911-285/facebook-guidelines-for-employers-and-employees/

(обратно)

120

-the-US-Supreme-Court-Getting-fired-for-a-Facebook-like/UPI-40851345361400/#ixzz2OHvLLR49

(обратно)

121

/

(обратно)

122

/

(обратно)

123

-romney-busted-buying-twitter-followers.html

(обратно)

124

-probability-that-mitt-romneys-new-twitter-followers-are-just-normal-users-0/260539/

(обратно)

125

-stone-creamery-employee-fired-after-wishing-obama-dead-on-facebook/

(обратно)

126

/

(обратно)

127

-natali-blanshar-lishili-vyplat-po-netrudosposobnosti-iz-za-fotografii-v-facebook/

(обратно)

128

-1023_3-10228434-93.html

(обратно)

129

= MUTrJW-0xtc

(обратно)

130

-food-employee-in-france-fired-after-240-tweets-about-his-job/

(обратно)

131

-of-speech-outside-of-the-classroom-protected-and-unprotected-speech-how-do-the-courts-view-teacher-speech-on-internet-platforms-do-teachers-have-special-responsibilites-or-special-rights-re/

(обратно)

132

-priest-offered-sexual-services-and-spent-church-funds-on-pornography.html

(обратно)

133

(обратно)

134

/

(обратно)

135

/

(обратно)

136

/

(обратно)

137

/ 2013/01/complaining_about_your_job_on_facebook_the_national_labor_relations_board.html

(обратно)

138

-media-stifle-literary-endeavour

(обратно)

139

-to-get-a-job-by-using-self-censorship-on-social-media

(обратно)

140

(обратно)

141

/

(обратно)

142

-ness-censorship-in-the-internet-age

(обратно)

143

-censorship-of-the-internet/

(обратно)

144

-media-self-censorship-and-the-identity-crisis/

(обратно)

145

-digitalmedia

(обратно)

146

-help-teens-bypass-parential-oversight

(обратно)

147

-205_162-57574849/for-kids-snapchat-and-instagram-alternative-to-facebook/

(обратно)

148

-journal/static/2000/pdf/cutugno.pdf

(обратно)

149

/

(обратно)

150

-guide-to-twitter/&ei=345rUepn7OjhBOOngNgI&usg=AFQjCNFd2yFBp0xsDj10IjBRaj3n-JUVNA&sig2=F-smdVm5eSD62ClOZMsu7A&bvm=bv.45175338,d.bGE

(обратно)

151

-culture/social-web/parents-losing-race-to-monitor-kids-social-media-activity-report/article9871638/?cmpid=rss1

(обратно)

152

-les-parents-prennent-des-cours-pour-comprendre-facebook,1740428.php

(обратно)

153

-online-is-there-a-secret-life-inside-that-laptop/

(обратно)

154

-Culture/Family/Modern-Parenthood/2013/0326/Sexting-parental-monitoring-laissez-faire-content-approach-Aussie-teens-sound-off

(обратно)

155

(обратно)

156

/

(обратно)

157

(обратно)

158

-proposes-crowd-sou_n_1303564.html

(обратно)

159

/%D0%98%D1%81%D1%82%D0%BE%D1%80%D0%B8%D1%8F_%D0%92%D0%B8%D0%BA%D0%B8%D0%BF%D0%B5%D0%B4%D0%B8%D0%B8

(обратно)

160

(обратно)

161

/%D0%92%D0%B8%D0%BA%D0%B8%D0%BF%D0%B5%D0%B4%D0%B8%D1%8F:%D0%9F%D1%8F%D1%82%D1%8C_%D1%81%D1%82%D0%BE%D0%BB%D0%BF%D0%BE%D0%B2

(обратно)

162

: Wikipedia_policies_and_guidelines

(обратно)

163

-narodnaya-enciklopediya-wiki-dvizhki-viki-razmetka-statej-wikipedia.html

(обратно)

164

/%D0%92%D0%B8%D0%BA%D0%B8%D0%BF%D0%B5%D0%B4%D0%B8%D1%8F:%D0%A7%D0%B5%D0%BC_%D0%BD%D0%B5_%D1%8F%D0%B2%D0%BB%D1%8F%D0%B5%D1%82%D1%81%D1%8F_%D0%92%D0%B8%D0%BA%D0%B8%D0%BF%D0%B5%D0%B4%D0%B8%D1%8F

(обратно)

165

: Neutral_point_of_view

(обратно)

166

: Conflict_of_Interest

(обратно)

167

-defamation/what-is-internet-defamation/removing-defamation-from-facebook-and-twitter-defamation-lawyer-insights/

(обратно)

168

(обратно)

169

-facebook-defamation-case-analysing-landmark-court-ruling/

(обратно)

170

-the-secret-world-of-quants-and-data-crunchers-who-helped-obama-win/

(обратно)

171

/

(обратно)

172

/

(обратно)

173

(обратно)

174

(обратно)

175

,

/

(обратно)

176

-ways-the-internet-changed-the-2008-election/

(обратно)

177

(обратно)

178

-political-networks.html

(обратно)

179

(обратно)

180

-tips-tricks-and-politics/

(обратно)

181

-is-social-media-changing-politics/#.UeIl1fmEzmc

(обратно)

182

(обратно)

183

(обратно)

184

(обратно)

185

(обратно)

186

(обратно)

187

-barometer-election

(обратно)

188

-media-as-a-catalyst-for-online-deliberation-exploring-the-Jke69h6iPL/3

(обратно)

189

-tips-tricks-and-politics/

(обратно)

190

-tips-tricks-and-politics/

(обратно)

191

-speaker-katie-harbath-facebook-manager-for-policy-2/

(обратно)

192

/

(обратно)

193

:///

:///

(обратно)

194

-and-more-government-agencies-going.html

(обратно)

195

-e-books/running-for-office-as-online-candidate

(обратно)

196

(обратно)

197

(обратно)

198

-doing-more-politics-through-social-media/

(обратно)

199

-press.org/2008/12/03/internet-election-newsaudience-seeks-convenience-familiar-names/

(обратно)

200

/5-unforgettable-social-media-election-moments/

(обратно)

201

Carty, Victoria. Wired and Mobilizing: Social Movements, New Technology, and Electoral Politics. New York: Routledge, 2011.

(обратно)

202

-obama-online-marketing/

(обратно)

203

:5012/cqresearcher/document.php?id=cqresrre2012101200&PHPSESSID=tt225udpj2qal6n7a8mnircg61#NOTE[39]

(обратно)

204

/

(обратно)

205

/

(обратно)

206

(обратно)

207

(обратно)

208

/-Thank-you-Kossacks-for-Obama-w-Video

(обратно)

209

-digitial-comparison/

(обратно)

210

(обратно)

211

#1

(обратно)

212

-2012-barack-obama-mitt-romney-microtargeting-retargeting-mobile-marketing-social-media-voter-databases/2

(обратно)

213

-obama-online-marketing/

(обратно)

214

-technology/2012/11/built-to-win-deep-inside-obamas-campaign-tech/2/

(обратно)

215

//

(обратно)

216

-obama-app-mitt-romney-app_n_1723365.html

(обратно)

217

-obama-app-mitt-romney-app_n_1723365.html

(обратно)

218

-s-last-minute-twitter-surge.html

(обратно)

219

:2686/content/early/2013/05/22/0002764213489014.full.pdf+html

(обратно)

220

(обратно)

221

-plays-outsize-role-2012-campaign-073847636.html;_ylt=Am7NGDL.3RobLkBs3JIjnwqs0NUE;_ylu=X3oDMTNhMXFvNXZqBG1pdAMEcGtnAzRmN2M3NzVlLWU0MWItMzA3Yy1hODBiLTI4NzQxMDAyN2M3NQRwb3MDNgRzZWMDbG5fQVBfZ2FsBHZlcgMwNzMyNGZlOS05ODU3LTExZTEtYmZiZi02NTMzZWYxYTZlZGQ-;_ylv=3

(обратно)

222

(обратно)

223

%253A10.1007%252F978-1-4614-1448-3_12.pdf?auth66=1372212900_41ac961f75f6164b580760d1c3dd34f8&ext=.pdf

(обратно)

224

-mYY

(обратно)

225

%253A10.1007%2 52F978-1-4614-1448-3_12.pdf?auth66=1372212900_41ac961f75f6164b580760d1c3dd34f8&ext=.pdf

(обратно)

226

(обратно)

227

(обратно)

228

(обратно)

229

-barred-from-debate-responds-to-questions-on-youtub/

(обратно)

230

-romney-have-a-better-facebook-strategy-than-obama/

(обратно)

231

(обратно)

232

(обратно)

233

-obama-joins-instagram/

(обратно)

234

-10-obama-romney-social-media-face-off.html#inlRlv

(обратно)

235

-study-the-barack-obama-strategy-993931

(обратно)

236

-me-analyzing-the-2012-presidential-candidates%20facebook-pages-PQdOOocTt4/6

(обратно)

237

-me-analyzing-the-2012-presidential-candidates%20facebook-pages-PQdOOocTt4/8

(обратно)

238

-family-is-front-and-center-in-campaign-ad/2012/02/17/gIQAkH70PR_story.html

(обратно)

239

-media/obama-photo-twitter-facebook/index.html

(обратно)

240

-campaign-puts-bo-on-the-trail/2012/04/30/gIQAgZrYsT_story.html

(обратно)

241

-campaign-pets/index.html

(обратно)

242

-2088434/Obama-asks-Betty-Whites-long-form-birth-certificate-vivacious-stars-90th-birthday.html?ito=feeds-newsxml

(обратно)

243

-unicorn/index.html

(обратно)

244

-media/2012/09/secret-romney-videos-media-roundup

(обратно)

245

-al-green-apollo-theater_n_1218070.html/

(обратно)

246

-obama-romney-final-ad-spend-2012-11

(обратно)

247

-obama-romney-final-ad-spend-2012-11

(обратно)

248

-obama-romney-final-ad-spend-2012-11

(обратно)

249

-04-06/politics/35453381_1_online-ads-ad-firm-ad-space

(обратно)

250

-capital/2012-11-27/axelrod-shares-his-romney-campaign-surises/

(обратно)

251

-campaign-biggest-user-of-facebooks-mobile-ad-platform/

(обратно)

252

-advertising?link_region=nav

(обратно)

253

-starts-selling-political-ads/

(обратно)

254

-political-ads-effectiveness_b29847

(обратно)

255

-andersen/twitter-advertising_b_1920143.html

(обратно)

256

-digitial-comparison/

(обратно)

257

-the-secret-world-of-quants-and-data-crunchers-who-helped-obama-win/

(обратно)

258

-the-secret-world-of-quants-and-data-crunchers-who-helped-obama-win/

(обратно)

259

-campaign-tech-team

(обратно)

260

-campaign-war-room-to-big-data-broom/?_r=0

(обратно)

261

-raised-half-a-billion-on.html

(обратно)

262

-email-best-practices-do-you-know-better-than-obama-romney/2

(обратно)

263

-mail-still-a-force-in-campaigns/2012/10/12/24f6f830-0bf9-11e2-bb5e-492c0d30bff6_story.html

(обратно)

264

-mail-still-a-force-in-campaigns/2012/10/12/24f6f830-0bf9-11e2-bb5e-492c0d30bff6_story.html

(обратно)

265

-10-obama-sudden-spike-facebook.html#inlRlv

(обратно)

266

-19895750

(обратно)

267

-speaker-katie-harbath-facebook-manager-for-policy-2/

(обратно)

268

-texts-bid/

(обратно)

269

#fn1

(обратно)

270

(обратно)

271

-election-2012/

(обратно)

272

-technology/2012/11/built-to-win-deep-inside-obamas-campaign-tech/2/

(обратно)

273

-technology/2012/11/built-to-win-deep-inside-obamas-campaign-tech/2/

(обратно)

274

/ 06internet.html?pagewanted=all

(обратно)

275

(обратно)

276

-campaign-tech-team

(обратно)

277

-romneys-campaign-takes-tech-parity-ofa-whole-new-level

(обратно)

278

/

(обратно)

279

-election-2012/

(обратно)

280

-campaign-digital-data-obama

(обратно)

281

#.UeC9w_mEzmc

(обратно)

282

-pauls-gunpo/

(обратно)

283

%3D

(обратно)

284

://-paul-gone-forgotten-teach-media-lesson_548653_15.html

(обратно)

285

://-paul-gone-forgotten-teach-media-lesson_548653_15.html

(обратно)

286

-election-2012

(обратно)

287

(обратно)

288

-online-tool/

(обратно)

289

-election/9662944/How-the-Barack-Obama-army-won-the-US-election-campaign.html

-election/9662944/How-the-Barack-Obama-army-won-the-US-election-campaign.html

(обратно)

290

-election/9662944/How-the-Barack-Obama-army-won-the-US-election-campaign.html

(обратно)

291

-campaign-digital-data-obama

(обратно)

292

-campaign-tech-team

(обратно)

293

-app-obama-campaign_b105201

(обратно)

294

-technology/2012/11/built-to-win-deep-inside-obamas-campaign-tech/2/

(обратно)

295

-s-last-minute-twitter-surge.html

(обратно)

296

-online-tool/

(обратно)

297

-social-media-will-have-at-best-a-marginal-effect-on-the-2014-ep-elections/

(обратно)

298

-web-20-make-the-ep-elections-interesting/

(обратно)

299

Fleishman-Hillard, European Parliament Digital Trends Survey, 2009

(обратно)

300

-societe-blogs-politiques.htm

(обратно)

301

-election-all-social-media-efforts-in-one-place/

(обратно)

302

-westlunds-social-media-campaign/

(обратно)

303

-politicians-discover-social-media/a-16798607

(обратно)

304

(обратно)

305

-politicians-discover-social-media/a-16798607

(обратно)

306

-files/ces_mep_web.pdf

(обратно)

307

(обратно)

308

-first-use-of-the-term-democratic-deficit/

(обратно)

309

(обратно)

310

-5fyFKBvXWoZJI3uHOEaMi28&redir_esc=y#v=onepage&q&f=false

(обратно)

311

(обратно)

312

(обратно)

313

(обратно)

314

-out.org/news/item/16274-from-italy-to-iceland-the-promise-of-digital-direct-democracy

(обратно)

315

-european-elections-one-year-out-pirate-representation-expected-to-triple/

(обратно)

316

-crowdsources-constitution-investors-spain-greece/

(обратно)

317

-crowdsources-constitution-investors-spain-greece/

(обратно)

318

/e-democracy-and-wifi-everywhere-estonia-as-europes-leading-e-nation/

(обратно)

319

-krugman-toomas-hendrik-ilves_n_1575937.html

(обратно)

320

-policy/2013/07/estonia-publishes-its-e-voting-source-code-on-github/

(обратно)

321

-files/ces_mep_web.pdf

(обратно)

322

-european-parliament-online-use-social-media-political-marketing

(обратно)

323

-files/ces_mep_web.pdf

(обратно)

324

-content/uploads/2012/05/Twittercensus2012.pdf

(обратно)

325

(обратно)

326

-om-twitter/

(обратно)

327

-of-active-finnish-twitter-users-2013-twittercensus/

(обратно)

328

-idiots-guide-to-the-2014-european-elections/

(обратно)

329

-facebook-therise-of-interest-based-social-networks

(обратно)

330

-european-parliament-online-use-social-media-political-marketing

(обратно)

331

-networks-usage-in-romania/, -network.com/research/ecco-reports/country-reports/social-media-in-hungary

(обратно)

332

-election-social

(обратно)

333

(обратно)

334

-ireland-voted-2011-the-full-story-of-irelands-earthquake-election-review/

(обратно)

335

-for-different-politics-in-hungary/

(обратно)

336

-google-bombs.html

(обратно)

337

-google-bombs.html

(обратно)

338

-google-bombs.html

(обратно)

339

%3A%2F%2Fwww.hansardsociety.org.uk%2Ffiles%2Ffolders%2F2455%2Fdownload.aspx&ei=5lLmUbXlJ5Sw4QTL54HwDg&usg=AFQjCNHPQFoTy5e5FW7iv3fVkkQjOsbNLQ&sig2=n0caewRyrHopSSj19s9fFQ&bvm=bv.49405654,d.bGE&cad=rjt

(обратно)

340

-european-parliament-online-use-social-media-political-marketing

(обратно)

341

(обратно)

342

-to-set-up-euro-election-troll-patrol-to-tackle-Eurosceptic-surge.html

(обратно)

343

/3-mln-to-be-spent-on-internet-trolls-as-eu-looks-to-2014-election/#axzz2Z05OdIf5

(обратно)

344

%3A%2F%2Fwww.hansardsociety.org.uk%2Ffiles%2Ffolders%2F2455%2Fdownload.aspx&ei=5lLmUbXlJ5Sw4QTL54HwDg&usg=AFQjCNHPQFoTy5e5FW7iv3fVkkQjOsbNLQ&sig2=n0caewRyrHopSSj19s9fFQ&bvm=bv.49405654,d.bGE&cad=rjt

(обратно)

345

-european-parliament-online-use-social-media-political-marketing

(обратно)

346

(обратно)

347

(обратно)

348

(обратно)

349

(обратно)

350

-election-online-fundraising_news#.UeZtbo2Ezmc

(обратно)

351

-fundraising-can-help-irish-politics/

(обратно)

352

-fundraising-can-help-irish-politics/

(обратно)

353

(обратно)

354

(обратно)

355

/

(обратно)

356

-grillo-politics-social-media-italy

(обратно)

357

(Executive Power of the European Union: Law, Practices, and the Living Constitution by Deirdre Curtin, 2009).

(обратно)

358

Роберт С. Баркер, Подотчетность власти и ее пределы/Вопросы демократии, электронный журнал Государственного департамента США Том 5, номер 2, август 2000, С. 6.

(обратно)

359

Борис Докторов «Явление Барака Обамы. Социологические наблюдения». М.: Институт Фонда «Общественное мнение»; Издательство «Европа», 2011

(обратно)

360

/

(обратно)

361

/

(обратно)

362

-06.pdf

(обратно)

363

(обратно)

364

-government-initiative

(обратно)

365

-blog-article/volunteering-core-american-value

(обратно)

366

-we-are

(обратно)

367

-sheets

(обратно)

368

-state-and-national

(обратно)

369

-state-and-national

(обратно)

370

-americorps-education-award

(обратно)

371

(обратно)

372

-citizen-corps

(обратно)

373

-corps

(обратно)

374

(обратно)

375

-updated-rankings

(обратно)

376

-worry-white-house-changes-could-hurt-transparency/47389/

(обратно)

377

-worry-white-house-changes-could-hurt-transparency/47389/

(обратно)

378

.

(обратно)

379

-content/requirements-and-best-practices/checklist#required-links

(обратно)

380

-congressional-report-challenges-open-government-it-was-about-time/.

(обратно)

381

(обратно)

382

-to-offer-ideascale-to-federal-agencies/

(обратно)

383

-government-ideas-a-bit-less-transparency-may-help/

(обратно)

384

-government-ideas-look-all-the-same-are-you-surprised/

(обратно)

385

/

(обратно)

386

(обратно)

387

/, /

(обратно)

388

/

(обратно)

389

(обратно)

390

-sam-wants-you-crowdsourcing-now-/2036

(обратно)

391

-open-gov-apps

(обратно)

392

-open-government-in-texas-is-getting-more-open-thanks-to-new-state-laws.ece?nclick_check=1

(обратно)

393

-gov-for-iphone/id354148453?mt=8

(обратно)

394

-Neighborhood-Watch.html

(обратно)

395

(обратно)

396

(обратно)

397

(обратно)

398

(обратно)

399

:2772/content/78/2/346.full.pdf+html

(обратно)

400

-principles-good-governance_en.html

(обратно)

401

(обратно)

402

(обратно)

403

-content/uploads/2012/05/Friedrich.pdf

(обратно)

404

(обратно)

405

-content/uploads/2012/05/Friedrich.pdf

(обратно)

406

.

(обратно)

407

(обратно)

408

-initiative/public/initiatives

(обратно)

409

-initiative/public/initiatives/non-registered/details/449?lg=en

(обратно)

410

/

(обратно)

411

/

(обратно)

412

(обратно)

413

/

(обратно)

414

-project.eu/

(обратно)

415

(обратно)

416

(обратно)

417

-agenda/digital-agenda-europe

(обратно)

418

(обратно)

419

(обратно)

420

/

(обратно)

421

-content/uploads/2010/12/Making_their_voice_heard_FINAL_2010.pdf

(обратно)

422

-sgmap/organisation

(обратно)

423

-collaborative-production-egovernment-services

(обратно)

424

%20Newsletter%20Nano.pdf

(обратно)

425

/

(обратно)

426

-crowdsourcing-startup-microtask-gets-gamers-38974.html

(обратно)

427

-microtask-the-future-of-work/

(обратно)

428

(обратно)

429

-content/uploads/2010/12/Making_their_voice_heard_FINAL_2010.pdf

(обратно)

430

%20in%20UK-July%202010-2.0_0.pdf

(обратно)

431

-online.html?s_cid=con_FURL_getit

(обратно)

432

(обратно)

433

(обратно)

434

/

(обратно)

435

/

(обратно)

436

%20Newsletter%20Nano.pdf

(обратно)

437

/

(обратно)

438

(обратно)

439

-publisher&utm_campaign=&utm_source=direct-on.ted.com&utm_medium=on.ted.com-static

(обратно)

440

2009HalaAlKhatib.pdf

(обратно)

441

(обратно)

442

:2772/content/78/1/10.full.pdf+html

(обратно)

443

-archive.library.uu.nl/dissertations/2011-1223-200408/Grimmelikhuijsen.pdf

(обратно)

444

-transparency-lead-to-trust-some-evidence-on-the-subject/

(обратно)

445

-transparent-government.

(обратно)

446

-content/uploads/2012/05/Baume-Papadopoulos.pdf

(обратно)

447

-content/uploads/2012/05/Meijer.pdf

(обратно)

448

-schmidt.dk/sherry-arnstein/ladder-of-citizen-participation.html

(обратно)

449

-131-198.uab.es/recercapol/images/publications/Political_participation_internet.pdf

(обратно)

450

-6101.2012.01574.x/pdf

(обратно)

451

-131-198.uab.es/recercapol/images/publications/Political_participation_internet.pdf

(обратно)

452

(обратно)

453

-content/uploads/2012/10/Digital-Citizens-and-Democratic-Participation-2010.pdf

(обратно)

454

-content/uploads/2012/10/Digital-Citizens-and-Democratic-Participation-2010.pdf

(обратно)

455

(обратно)

456

(обратно)

457

/~/media//Files/Reports/2012/PIP_SocialMediaAndPoliticalEngagement_PDF.pdf

(обратно)

458

(обратно)

459

(обратно)

460

http://gov-gov.ru/

(обратно)

461

(обратно)

462

/

(обратно)

Оглавление

Предисловие

Раздел I. Цензура. Как государство контролирует интернет

  Глава 1. Почему современный интернет нуждается в цензуре

    Доступ в интернет как право человека

    Интернет-цензура и Анонимус

    Свобода и цензура: промежуточные выводы

  Глава 2. Какие законы используются для регулирования интернета в США и Европе

    Регулируемые типы контента

    Контент, содержащий детское порно

    Вредоносный контент

    Защита приватности

    Клевета

    Авторское право как основание для цензуры

    Тренды интернет-цензуры в мире

  Глава 3. Регулирование контента крупными интернет-сайтами

    Google Transparency Report

    Twitter Transparency Report

    Цензура Facebook

    Google как наиболее заметный субъект цензуры

    Резюме

  Глава 4. Как использование интернета регулируется в рамках корпораций

    Увольнение работников из-за действий в социальных медиа

  Глава 5. Самоцензура и «цензура толпы»: следующий шаг в регулировании контента

    Самостоятельное удаление контента автором

    Родительский контроль

    Модерирование контента групповым способом

    Wikipedia

    Жалобы на контент других пользователей

    Резюме

  Глава 6. Опрос пользователей Рунета: должно ли государство регулировать интернет?

  Выводы: что же происходит с цензурой в интернете на самом деле?

Раздел II. Выборы. Как интернет приводит к власти «своих» политиков

  Глава 7. Политические кампании 2.0

    Политика 2.0 и социальный интернет: две утопии

    Электорат 2.0. Трансформация потребителя политики

    Политик 2.0. Особенности политического действия

    Кампания 2.0. Необходимые элементы избирательной кампании в интернете

    Гиганты Web 2.0: Twitter, Facebook, YouTube, Google

    Twitter

    YouTube

    Facebook

    Google

  Глава 8. Использование интернета в американских предвыборных кампаниях

    Архитектура кампаний

    Генерация контента кампании

    Привлечение пользователей на площадки кампании

    Сбор данных и вовлечение пользователей

    Сбор средств

    Перевод в офлайн

  Глава 9. Использование интернета в европейских предвыборных кампаниях

    Демократический дефицит

    Демократия 2.0: европейские уроки

    Архитектура европейских интернет-кампаний

    Генерирование контента кампаний в Европе

    Привлечение избирателей

    Сбор данных пользователей

    Вовлечение избирателей в кампании

    Сбор средств в европейских кампаниях

    Перевод активности пользователей в офлайн

  Выводы

Раздел III. Прозрачность: как интернет контролирует государство

  Глава 10. Правовые основания и практика цифрового общественного контроля в США

    Закон о свободе информации

    Барак Обама и общественный контроль

    Проблемы в реализации прозрачности государственного управления

  Глава 11. Практическая реализация цифрового общественного контроля в США

    Прозрачность

    Участие

    Коллаборация

    Региональный уровень общественного контроля

  Глава 12. Цифровой общественный контроль в странах Европы

    Прозрачность

    Участие

    Коллаборации

    Контроль контроля

    Локальный уровень

  Глава 13. Идеология и теория общественного контроля

    Государство в эпоху интернета

    Контроль в эпоху интернета

    Прозрачность, открытость и подотчетность

    Доверие и общественный контроль

    Прозрачность и доверие

    Участие

    Коллаборация

    Коллаборации и государство — цифровой общественный контроль

    Интернет не является нейтральным инструментом

  Резюме Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg