«Нациестроительство в современной России»

С.Г. Кара-Мурза О.В. Куропаткина Нациестроительство в современной России

Введение

Разрушение СССР с необходимостью означало и разрушение советского народа как системы. Механизм соединения людей в народ поддается рациональному анализу и изучению научными методами. Значит могут быть созданы и эффективные технологии таких воздействий, которые приводят к поломкам этого механизма, его отказам или даже переподчинению заданным извне программам, заставляющим этот механизм работать на разрушение скрепляющих народ связей.

В последние десятилетия это и произошло. Период «перестройки» охарактеризовался демонтажом советского народа. Защитные системы советского государства и общества не нашли адекватного ответа на этот исторический вызов. К 1991 г. советский народ был в большой степени «рассыпан» — осталась масса людей, не обладающих надличностным сознанием и коллективной волей. Демонтаж был проведен на глубину, достаточную для ликвидации СССР, при полной недееспособности государства и народа. После 1991 г. эта программа была продолжена с некоторой потерей темпа вследствие нарастания стихийного, неорганизованного сопротивления народа.

Данная операция велась в двух плоскостях: как ослабление и разрушение ядра советской гражданской нации, русского народа, и как разрушение системы межэтнического общежития в СССР и Российской Федерации. Это позволило расчленить СССР и все его системы, а затем приватизировать национальное достояние разделенных народов, сменить политическую систему и общественный строй.

Народы России, собравшиеся вокруг русского ядра, в XIX в. уже складывались в большую полиэтническую гражданскую нацию. Но этот процесс дважды был пресечен — в начале и в конце ХХ века. В 1917 г. на этот исторический вызов ответили, пройдя через две революции и Гражданскую войну. Кризис конца ХХ в. загнал Россию в новую историческую ловушку, выбраться из которой можно только вновь «собрав» ее народ (нацию) как субъект истории, обладающий политической волей.

Перед постсоветской Россией стоит труднейшая задача нациестроительства. Серьезно поставить эту задачу государство смогло только спустя 20 лет после катастрофы ликвидации СССР. Условия для выполнения данной задачи — как внутренние, так и международные — чрезвычайно сложны.

Демонтаж советского народа проводился с таким избытком мощности, что разрушил или повредил все типы связей, соединяющие население России в нацию. Этот процесс продолжался все 1990-е гг. и — по инерции — после 2000 года. Население России в данный момент представляет собой «полуразобранную» общность, не обладающую свойствами нации (народа). Никакой программы блокирования этого процесса и восстановления поврежденных частей не выработано ни в государстве, ни в обществе. Сопротивление носит молекулярный неорганизованный характер, и шансы на его успех невелики. Блокирование данного деструктивного процесса — необходимое условие нациестроительства. Но для этого требуются политическая воля, программа и организация.

По народу России прошли трещины и разломы. Люди съежились, сплотились семьями и маленькими группами, отдаляются друг от друга подобно тому, как разбегаются атомы газа в пустоте. Народ, который в недавнем прошлом был цельным и единым, становится похожим на кучу песка. Сначала его раскололи на большие блоки — но так умело, что мелкие трещины прошли и по всем его частям. Главные разломы произошли в двух плоскостях — социальной и национальной. Это те плоскости, в которых уложены главные связи, соединяющие людей в народы. Для России обе эти плоскости всегда были одинаково важны и связаны неразрывно. Болезни социальные всегда принимали у нас национальную окраску — и наоборот.

Обратим внимание на ту сторону проблемы, от которой уходят политики. Суть ее такова: по достижении критического порога в разделении богатых и бедных (в расслоении социальном) это разделение смыкается с разделением этническим. Расслоение социальное становится и расслоением на разные народы. И тогда образуется пропасть, навести мосты через которую становится уже очень трудно.

Речь идет о том, что одним народом (нацией) ощущают себя люди, ведущие совместимый, понятный всем частям народа образ жизни. Иными словами, социальное расслоение народа не может быть слишком глубоким. Когда оно достигает «красной черты», разделенные социально общности начинают расходиться по разным дорогам и приобретают черты разных народов.

Такое наложение и сращивание этнических и социальных признаков — общее явление. Этнизация социальных групп — важная сторона общественных процессов. Сходство материального уровня жизни ведет к сходству культуры, моральных норм, отношения к людям и государству. Напротив, возникновение резкого отличия какой-то группы по материальному положению, по образу жизни, отделяет ее от тела народа, превращает членов этой группы в отщепенцев или изгоев.

Рассмотрим кратко типы разломов, которые сразу разрывают множество связей между людьми и в совокупности ведут к дезинтеграции общества и нации.

— Первый раскол — между бедными и богатыми.

Это — самое массовое разделение. Известен категоричный вывод социологов: «пространство социальной стратификации как бы свертывается практически к одному показателю — имущественному (капитал, собственность, доход)». Это, конечно, преувеличение, поскольку принципиальное разделение проходит по многим признакам, не менее важным, чем имущественное.

— Второй раскол — мировоззренческий.

Это массовое разделение проходит по всем группам. Оно даже пересекает пропасти между богатыми и бедными, между русскими и нерусскими, между поколениями.

Социологи пишут о таком пересечении линий раздела:

«Россиян в большей степени беспокоит не размер кошелька или банковского счета “соседа”, а то, что нынешнее расслоение на богатых и бедных неестественно, неорганично, проистекает из источников, которые “разрывают” общество и задают сомнительные, антисоциальные ориентиры. “Природа” этого расслоения входит в противоречие с консенсусной ценностью большинства россиян (свыше 75% ее разделяющих) о том, что “человек должен иметь те доходы, которые заработал честным трудом”».1

— Третий раскол — этнокультурный.

Этнонационализм как идеология начал свое наступление уже в СССР (подспудно — с 1960-х гг., явно — в эпоху перестройки). А в 1990-е гг. реформаторам удалось произвести важное изменение во всей конструкции межнационального общежития России — сдвинуть массовое сознание нерусских народов от русо-центричного к этноцентричному. В некоторых регионах была проведена мобилизация этничности на базе русофобии, т. е. агрессивного этнонационализма.

— Четвертый раскол — между поколениями.

В последние годы перестройки и в 1990-е гг. культурная травма, нанесенная и старшим поколениям, и подросткам, вызвала резкие конфликты между поколениями, разрушая традиционные отношения и установившуюся в советское время систему норм взаимной ответственности и уважения. В дальнейшем, в процессе роста дезинтеграции общества, этот раскол лишь углублялся, становился «системным» — происходило расхождение социальных и ценностных установок, структур потребностей и пр.

Российское общество переживает процесс дезинтеграции — происходит разрыв связей между общностями и, в то же время, разрыв связей между членами каждой общности. То есть идет разрыхление и сокращение в размерах (иными словами — деградация) самих общностей. А. Тойнби писал, что «больное общество» (в состоянии дезинтеграции) ведет войну «против самого себя». Образуются социальные трещины — и «вертикальные» (например, между региональными общностями), и «горизонтальные» (внутри общностей, классов и социальных групп). Это и происходит в России.

Все это говорит о том, какую чрезвычайную задачу представляет нациестроительство в современной России. В 2012 г. по поручению В.В. Путина была начата разработка «Стратегии государственной национальной политики до 2025 года», проект которой был опубликован в сентябре того же года. Группу разработчиков возглавляли бывший министр РФ по делам национальностей и федеративным отношениям В.А. Михайлов (1995-2000 гг., с перерывом) и бывший заместитель Председателя Правительства России по национальным вопросам, вопросам развития Федерации и местного самоуправления (1997 г.) и министр по национальным вопросам в правительстве Е.М. Примакова (1998 г.) Р.Г. Абдулатипов. 19 декабря 2012 г. «Стратегия государственной национальной политики Российской Федерации на период до 2025 года» (далее — Стратегия) была утверждена Указом Президента РФ № 1666. Ее обсуждение состоялось 19 февраля 2013 г. на заседании Совета при Президенте РФ по межнациональным отношениям.

Эта Стратегия — документ нового поколения, гораздо более внятный и разумный, нежели приходилось читать на эту тему раньше. Однако жанр документа не позволил ответить на те вызовы, которые предъявляет реальность. Уже 15 ноября 2012 г. в интервью два руководителя рабочей группы высказали трудно совместимые суждения. Так, В.А. Михайлов говорил, что цель Стратегии — «закрепление общенационального единства и национального согласия», а Р.Г. Абдулатипов сказал: «Страна находится в катастрофическом состоянии по национальном вопросу в целом ряде регионов. Один выстрел из газового или травматического пистолета может поставить два народа на грань войны!». Это, очевидно, разные вещи.

Еще более резкое противоречие содержится в заявлении В.А. Михайлова, которое корреспондент Би-би-си передал так: «Михайлов рассказал, что новая стратегия включает оба понятия нации — и традиционное для западных стран понятие политической нации, и устоявшееся в Советском Союзе и России понятие этнической нации. «Мы впервые вводим понятие “российская гражданская нация”, но не уходим от этнического определения», — сказал Михайлов, добавив, что он с коллегами пытается совместить в проекте стратегии и современные подходы, и лучшее из опыта как Советского Союза, так и Российской империи».2

Как можно совместить альтернативные понятия, каждое из которых предполагает совершенно разные способы «сборки» нации? И зачем это нужно? И Российская империя, и СССР загнали свою национальную политику этим смешением понятий в ловушку, которая казалась не слишком опасной на этапе расцвета и очевидных успехов государства, но была сразу использована сепаратистами в момент кризиса.

Какие этнические нации существуют в России? Ядро многонациональной системы составляет русский народ, который по своему масштабу и разнообразию укладов и культуры соответствует категории нация — но это, безусловно, гражданская нация (державная, имперская, государствообразующая). Зачем присваивать ей ярлык этнической нации, чтобы она замкнулась в этноцентризме под лозунгом «Россия для русских»? А остальные этнические общности России вполне отвечают понятию «народ» или «народность». И дилемма перед ними одна: соединиться с русским ядром в полиэтническую гражданскую нацию или отдалиться от этого ядра, заслонившись этнонационализмом.

Здесь мы не будем подробно разбирать основные положения Стратегии. Отметим только несколько принципиальных моментов. Прежде всего бросается в глаза тот факт, что ставя стратегическую задачу сборки российской нации авторы документа ни одним словом не упомянули о национализме. Видимо, до сих пор действует табу на применение этого научного термина, введенного более ста лет назад русскими православными философами по конъюнктурным соображениям — как отрицание буржуазного национализма, который смешивали с расизмом. Но в современной этнологии практически общепринято, что «национализм создает нацию, а не нация — национализм».

Значит, для нациестроительства в России необходим русский национализм как основание гражданского российского национализма. Эта проблема изучена в отношении СССР, где для сборки советского народа перед войной (в 1930-е гг.) была осуществлена большая и успешная программа по формированию русского советского национализма. Ранее, в 1920-е гг., подобную программу разрабатывал Сунь Ятсен в своем труде «Три народных принципа» — для сборки современной китайской нации. Более того, он убедительно показал, что интернационализм как идеология межнационального сотрудничества только и может сложиться при наличии национализма как элемента мировоззренческой матрицы.

Большой бедой для России стало слабое знание (а во многих случаях и невежество) в вопросах этничности, национальности, национализма. Вот сейчас российское общество, выбирая доктрину нациестроительства, поставлено перед выбором: какой русский национализм предпочтительно обрести. Но большинство политиков и граждан этого вопроса не понимают — они не знают, какие бывают национализмы. О разных социализмах что-то слышали, а национализм для них — просто что-то нехорошее. Более того, неясно даже, какую концепцию этничности разработчики Стратегии положили в основание своей доктрины нациестроительства. Ведь в этнологии сосуществуют и борются две альтернативные концепции, и соответственно им выстраивается национальная политика. В дискуссиях по поводу Стратегии этот пробел совершенно необходимо устранить.

Другой фундаментальный изъян Стратегии состоит в том, что она обходит главный вопрос: какую же модель будущей российской нации выбрала российская власть? Каков проект жизнеустройства в этой нации русского народа и 193-х других национальностей? Ведь невозможно вести нациестроительство, не имея никакого проекта! Уже в Российской империи сложилась особая, весьма сложная модель межнационального общежития; она в главных чертах была принята и развита в СССР. Граждане России имеют о ней представление. Но ведь другие нации построены по иным проектам. США сплавили в «этническом тигле» полиэтнический поток иммигрантов с особым статусом африканцев и индейцев; испанцы включили разные королевства и герцогства на различных договорных началах — с непрерывными спорами, компромиссами и конфликтами; Бисмарк собрал феодальные государства в федерацию «земель», оставив Австрию вне Германии, и т. д.

Как будет выглядеть Россия после 2025 года? Допустим, это в Кремле еще не решено. Но какие варианты обдумываются? Неопределенность и умолчание лишь усиливают дезинтеграцию общества.

На заседании Совета по межнациональным отношениям РФ 19 февраля 2013 г. один из ведущих разработчиков Стратегии В.А. Михайлов перечислил «главные идейно-теоретические опоры и новации укрепления российской нации», которые названы в документе. В частности, он сказал: «Здесь идея, что Россия — государство-цивилизация. Эта идея была прописана в середине XIX века Данилевским как культурно-исторический тип».3

Россия — государство-цивилизация! Это исключительно важное заявление. Ведь главной, системообразующей угрозой для России в этой ее ипостаси является утрата системного качества, распад соединяющих цивилизацию связей. При этом происходит распад обобщенного носителя цивилизационных свойств — культурно-исторического типа. Это — коллективный субъект национальной истории, представление нации как системы ее мировоззренческих (шире — духовных) качеств, знаний и умений. Распад этой системы предопределяет слабость, уязвимость страны, общества, государства перед лицом всех других угроз.

Условием сохранения Россией статуса цивилизации является общепринятое и регулярно подтверждаемое осознание России как цивилизации самим населением России. Принадлежность народа к той или иной цивилизации — так же, как и принадлежность отдельной личности к тому или иному народу — выражается множеством объективных признаков. Однако вторым необходимым фактором является самоосознание народа (и отдельной личности).

Самоотречение для цивилизации убийственно. Если уверенность российского общества в том, что оно — носитель смыслов цивилизации, будет вытеснена из массового сознания, Россия начнет быстро терять атрибуты цивилизации. Как с этим обстоит дело в постсоветской России?

В конце 1980-х гг. в России началась и продолжается поныне реформа, которая поставила целью «возвращение в наш общий европейский дом», т. е. переделку жизнеустройства России по западным образцам. Это — попытка устроить на российской земле «нечто похожее на Запад», большая программа имитации западных общественных институтов, типа хозяйства и социальных отношений. Она заведомо обречена на провал уже потому, что Запад появления у него такого «родственника» не желает и никогда не желал — потому и произошел раскол с Византией. Так что даже если бы отказ российских народов, и прежде всего русских, от самих себя был бы заведомым благом, оно нереализуемо просто из-за того железного занавеса, которым отгорожен от нас Запад (воспринимающий Россию в качестве Востока), — гораздо более железного, чем сталинский.4

Российская имперская нация, а потом советский народ (нация) складывались в условиях, когда для них пробным камнем был Запад как «этнизирующий иной» (т. е. как иная цивилизация, относительно которой люди осознают свою культурную идентичность). Реформа не сломала эта устои. В декабре 2006 г. был проведен большой опрос на тему «Россия и Запад». На вопрос «Является ли Россия частью западной цивилизации?» положительно ответили 15%. Большинство — 70% опрошенных — выбрали ответ «Россия принадлежит особой (“евразийской” или “православно-славянской”) цивилизации, и поэтому западный путь развития ей не подходит». Затруднились с ответом 15%.5 Противоречие между политикой российской власти и представлениями большинства населения и должна была разрешить Стратегия, но в ней об этом не сказано ни слова.

Более того, это умолчание ведет к еще более глубокому внутреннему противоречию, заложенному в Стратегии. Так, в ст. 11 Стратегии говорится: «Современное Российское государство объединяет основанный на сохранении и развитии русской культуры и языка, историко-культурного наследия всех народов России единый культурный (цивилизационный) код, который характеризуется особым стремлением к правде и справедливости…». Носителем этого цивилизационного кода является, согласно «главным идейно-теоретическим опорам» Стратегии, культурно-исторический тип. Какова же политика «современного Российского государства» в отношении того культурно-исторического типа, который это государство унаследовало от СССР?

Во время перестройки и реформы объектом атаки было культурное ядро советского общества. Удар был нанесен столь сильный, что была повреждена культура России в целом — как система, во всех ее элементах и связях. Более того, были запущены механизмы разрушения культуры, которые вошли в режим самовоспроизводства. Этот процесс стал угрозой, чреватой перерастанием в национальную катастрофу. На какой же «единый культурный (цивилизационный) код» собирается опереться государство в своей программе нациестроительства?

Трудный XX в. Россия прошла, ведомая культурно-историческим типом, получившим имя «советский человек» (негативный, но выразительный термин — homo sovieticus) и сформированным на основе традиционного русского культурного — с его достоинствами и недостатками. В критических для страны ситуациях благодаря «советскому человеку» СССР удалось компенсировать экономическое и технологическое отставание от Запада. Этот культурно-исторический тип сник в 1970-1980-е гг. Господствующие позиции заняло мещанство, в том числе криминализованное. Эта смена культурно-исторического типа и предопределила резкую утрату жизнеспособности России как цивилизации. Та культурная общность, которая стала господствовать в России («постсоветский человек»), не обладает творческим потенциалом и системой ценностей, которые необходимы чтобы «держать» страну, а тем более — сплотить «разобранные» народы в нацию.

«Советский человек» — общность, которая составляет большинство населения, независимо от идеологических (даже антисоветских) установок отдельных ее частей. Тем не менее, взвешенный взгляд на этот культурно-исторический тип встретить трудно. Труд и идеалы советского человека часто подаются как однозначно плохие, что обеспечивает разрушение любых идеалов в массовом сознании населения. Любое явление советской жизни, которое квалифицировалось нынешней элитой как отрицательное, доводилось и доводится в его отрицании до высшей градации абсолютного зла.

В этой обстановке собрать нацию под лозунгами «рынка и демократии» представляется невозможным. Можно лишь с помощью паллиативных мер «продержаться» до вымирания всей общности советских людей, но к этому времени возникнут новые противоречия — уже с постсоветскими поколениями. Да и международная обстановка вряд ли даст политическому режиму России такой запас времени.

Надо ожидать, что скоро появится целый поток публикаций и конференций, посвященных доктрине нациестроительства в России. В данной книге собраны основные понятия и факты, относящиеся к этой теме.

Глава 1. Этнос, нация, национализм

1.1. Народ

Социальным «субстратом», человеческим наполнением страны является не население, не совокупность индивидов, а народ. Он может быть организован и структурирован по-разному — и как классовое гражданское общество (подобно современному западному обществу), и как сословное общество дореволюционной России, и как кастовое общество Индии, и как «почти неклассовое и несословное» советское общество. В большинстве случаев механизмы разделения и объединения структурных элементов всех этих общественных систем являются более слабыми, чем разделение и соединение этническими границами и связями.

В СССР представление об обществе и скрепляющих его связях базировалось на классовом подходе, который внедрялся в сознание системой образования и СМИ. Это было так привычно, что никого не удивлял очень странный, в действительности, факт: из школьной и вузовской программ мы получали связное (хотя и упрощенное) представление о том, как образовались главные социальные общности классового общества — буржуазия и пролетариат. Но никогда не заходила речь о том, как возник русский народ. Когда он возник, где, под воздействием каких событий и условий? Мы учили историю Древней Руси — вятичи, древляне, варяги, печенеги. Князь Игорь ходил походом на половцев, Владимир крестил киевлян в Днепре. О русском народе пока что речи не было, существовали славянские племена. Потом незаметно в обиход вошли слова русские и народ. А между этими, видимо, очень разными эпохами — провал. Получается, что народ возник словно по знаку свыше или вследствие какого-то природного катаклизма.

Инерция этого представления велика, поэтому надо кратко остановиться на отношении между понятиями класса и народа, между социальными и этническими общностями.

Для начала необходимо определенно отвергнуть принятое в историческом материализме положение, согласно которому народы возникают и скрепляются общественными связями естественно. Другое дело — классы. Для их возникновения нужны не только объективные основания в виде отношений собственности, но и сознательная деятельность небольших групп людей, которые вырабатывают идеологию. Эти люди — обычно из другого класса (как буржуа Маркс и Энгельс или дворянин Ленин) — вносят эту идеологию в «сырой материал» для строительства нового класса и «будят» его. Тогда класс обретает самосознание, выходит из инкубационного состояния и претерпевает трансформацию из «класса в себе» в «класс для себя» — класс, способный к политическому действию.

Что же мы понимаем под словом народ? В обзоре по этой теме сказано: «Какое-либо юридическое определение “народа” отсутствует, как отсутствует какое-либо общепринятое социологическое или политическое определение. Более того, ООН очень тщательно и преднамеренно избегала попытки дать определение “народа” даже при всем том, что она дала некоторым из них право на самоопределение».6

Это вполне объяснимо: любое юридическое определение понятия народ может иметь столь далеко идущие политические последствия, что юристы и политики предпочитают оставлять себе широкие возможности для разных истолкований термина. Более того, даже придание термину народ максимально неопределенного смысла не спасает политиков от неразрешимых противоречий, так что в правовые документы приходится вносить дополнительную неопределенность с помощью несовместимых друг с другом утверждений.

Так, Янг пишет: «Наличие фундаментальных противоречий во всех попытках кодифицировать ограничение сферы действия принципа самоопределения наглядно иллюстрируется расхождениями, которые имеются между статьями 1 и 6 торжественной Декларации о предоставлении независимости колониальным странам и народам, принятой Генеральной Ассамблеей ООН в 1960 г.: “Статья 1: Все народы имеют право на самоопределение; в силу этого права они свободны определять свой политический статус и свободны осуществлять свое экономическое, социальное и культурное развитие. Статья 6: Любая попытка, направленная на частичное или полное нарушение национального единства или территориальной целостности страны, является несовместимой с целями и принципами Устава Объединенных Наций”».

Таким образом, смысл слова народ уточняется при помощи контекста. Часто под этим словом понимается население страны (территории) — вся совокупность тех, кто народился на этой части земли. При буквальном переводе слово народ эквивалентно слову нация — производное от латинского слова рождаться.

В некоторых контекстах слово народ сближается по смыслу с понятиями подданные или граждане. Здесь ослаблен этнический смысл связей, соединяющих людей в народ — например, российский народ составлен из большого числа разных этносов, а в народ Франции включено большое число этнических арабов. В других случаях, напротив, под народом понимается этнос или, во всяком случае, этническая сторона дела подразумевается. В этом случае говорят русский народ.

Но это самое первое приближение к пониманию. Дальше начинаются расхождения в толковании термина, для многих неожиданные, о которых мы никогда не думали. Прежде всего представления о народе (народности, национальности, нации) резко различаются в «западном» и «незападных» обществах. Об этом предупреждает Л.Н. Гумилев: «Азиатские понятия термина “народ” и европейское его понимание различны. В самой Азии этническое единство воспринимается по-разному, и если даже мы отбросим Левант и Индию с Индокитаем, то все же останутся три различных понимания: китайское, иранское и кочевническое.

В Китае, для того чтобы считаться китайцем, человек должен был воспринять основы китайской нравственности, образования и правил поведения; происхождение в расчет не принималось, язык тоже, поскольку и в древности китайцы говорили на разных языках. Поэтому ясно, что Китай неминуемо расширялся, поглощая мелкие народы и племена.

В Иране, наоборот, персом нужно было родиться, но, сверх того, обязательно следовало почитать Агурамазду и ненавидеть Аримана. Без этого нельзя было стать «арийцем». Средневековые (сасанидские) персы не мыслили даже возможности кого-либо включить в свои ряды, т. к. они называли себя «благородные» (номдорон), а прочих к их числу не относили. В результате численность народа падала неуклонно.

Чтобы считаться хунном надо было стать членом рода либо с помощью брака, либо повелением шаньюя, тогда человек становился своим. Наследники хуннов, тюркюты, стали инкорпорировать целые племена. На базе восприятия возникли смешанные племенные союзы — например, казахи, якуты и др. У монголов, вообще весьма близких к тюркам и хуннам, получила преобладание орда, т. е. группа людей, объединенных дисциплиной и руководством. Тут не требовалось ни происхождения, ни языка, ни вероисповедания, а только храбрость и готовность подчиняться».7

Это предупреждение очень важно для нас, поскольку мы, получив образование европейского типа, постоянно прикладываем западные понятия к нашей, во многом принципиально иной реальности.8 Именно в представлениях о человеке, народе и обществе пролегает важная граница для различения западного и незападных обществ. П.Б. Уваров пишет: «Именно в русле этнографических и антропологических исследовательских программ возникает сравнительно удачное наименование для обществ незападного типа — традиционные общества».9

В царской и советской России существовало устойчивое понятие народа. Оно вытекало из понятий Родина-мать и Отечество. Народ — надличностная и «вечная» общность всех тех, что считал себя детьми Родины-матери и Отца-государства (власть персонифицировалась в лице «царя-батюшки» или другого «отца народов», в том числе коллективного «царя» — Советов). Как в христианстве «все, водимые Духом Божиим, суть сыны Божии» (и к тому же «Мы — дети Божии… а если дети, то и наследники»), так и на земле все, «водимые духом Отечества», суть его дети и наследники. Все они и есть народ. Небольшая кучка отщепенцев, отвергающих «дух Отечества», из народа выпадает, а те, кто отвергает этот дух активно, становятся «врагами народа». Дело власти — за ними следить, их увещевать, а то и наказывать.

Таков был русский миф о народе, многое взявший из православия и из космологии крестьянской общины. Мы никогда не соотносили его с иными представлениями. А ведь уже даже на ближнем от нас феодальном Западе национальность строилась на совсем других толкованиях. Например, в Польше и Венгрии вплоть до ХIХ в. сохранялась аристократическая концепция нации. Так, «венгерскую нацию» составляли все благородные жители Венгрии — даже те, кто венграми не был и по-венгерски не говорил — но из нации исключались все крепостные и даже свободные крестьяне, говорившие на диалектах венгерского языка.10

Аристократическое понимание народа на Западе было отвергнуто в ходе великих буржуазных революций, из которых и вышло гражданское общество. Было сказано, что приверженцы Старого порядка — всего лишь подданные государства («монарха»). В народ (демос) превращаются лишь те, кто стали гражданами и совершили революцию, обезглавив монарха. Именно этот, новый народ и получает власть, а также становится наследником собственности. И этот народ должен вести непрерывную войну против всех тех, кто не вошел в его состав (например, крестьян-монархистов).

Другими словами, в понятиях политической философии Запада индивиды соединяются в народ через гражданское общество. Те, кто вне его, — не народ. C точки зрения западных исследователей России, в ней даже в середине XIX в. не существовало народа, т. к. не было гражданского общества. Путешественник маркиз де Кюстин писал в своей известной книге о России (1839): «Повторяю вам постоянно — здесь следовало бы все разрушить для того, чтобы создать народ» [выделено авт.].

Подчеркнем, что и в момент Французской революции, и в марксизме середины ХIХ в., и сегодня западная политическая философия включает в народ лишь часть (причем иногда очень небольшую часть) населения страны. Именно этой части принадлежат особые права, наличием которых она и отделяется от остального населения более или менее жестким барьером.

Почему российское толкование слова народ кажется столь отличным от современных западных толкований? Только потому, что в состав народа в России включалось подавляющее большинство населения — трудящиеся. Вплоть до революции 85% населения России составляли крестьяне, которые и признавались главным ядром народа. Рабочие еще не превратились в класс (пролетариат) и в общественном сознании причислялись к трудовому люду («Вышли мы все из народа, дети семьи трудовой»).

Потомственное дворянство включало в себя всего лишь чуть более 1% населения, и оно тем более не причислялось к народу, что находилось в симбиозе с крестьянством как управляющее и противопоставляющее себя крестьянству сословие.

К социальным группам, которые в обыденном сознании в России не включались в народ, принадлежали и государственные чиновники (бюрократия). Российская бюрократия, порожденная реформами Петра, постепенно отдалялась и отторгалась от народа как угнетающая надстройка, к тому же постепенно проникавшаяся социальным расизмом.

Из народа в дореволюционной России была исключена также возникшая в процессе модернизации совершенно особая (и в социальном, и в мировоззренческом плане) группа — интеллигенция. Причины этого обоюдного разделения (при всем народопоклонстве русской разночинной интеллигенции) — очень большая и важная тема, одна из главных в русской философии начала XX в. (достаточно назвать сборник «Вехи» 1909 г.).

А. Блок написал в статье «Народ и интеллигенция»: «Народ и интеллигенция — это два разных стана, между которыми есть некая черта. И как тонка эта черта между станами, враждебными тайно. Люди, выходящие из народа и являющие глубины народного духа, становятся немедленно враждебны нам; враждебны потому, что в чем-то самом сокровенном непонятны».11

С иной, противоположной Блоку позиции писал М.О. Гершензон, идеолог либеральной интеллигенции, которая после революции 1905-1907 гг. все больше и больше сдвигалась к противопоставлению себя народу как иной, враждебной расе: «Каковы мы есть, нам не только нельзя мечтать о слиянии с народом, — бояться мы его должны пуще всех казней власти и благословлять эту власть, которая одна своими штыками и тюрьмами еще ограждает нас от ярости народной».12

После революции и Гражданской войны основная масса чиновничества и интеллигенции СССР рекрутировалась уже из тех, кто прежде принадлежал к «трудящимся». Более того, в массе своей партийно-государственный аппарат был заполнен бывшими командирами Красной армии, прошедшими школу Гражданской войны. Их костяк составляли выходцы из крестьян и средних слоев малых городов Центральной России. Население этих областей было главным источником людских ресурсов при наборе в армию Первой мировой войны, а потом и главным источником для Красной армии. Здесь исторически сформировались «специфический социокультурный элемент и самостоятельный культурно-антропологический тип человека в рамках русского этноса, который нельзя считать ни интеллигенцией, ни пролетариатом. Они были настроены очень сильно против дворян и выступили против Белого движения осенью 1919 года».13 Этот тип называли «красные сотни» — со времен восстания Разина.

Дети рабочих и крестьян заполнили рабфаки и вузы и быстро сформировали массу трудовой интеллигенции. Таким образом, сословное деление было преодолено, и две важные социальные группы вернулись в народ. Дворяне и буржуазия как класс исчезли, дети их в массе своей влились в трудовую интеллигенцию и также стали частью народа (вплоть до нового раскола, который стал назревать с 1960-х гг.). Контингент изгоев резко сократился в объеме и утратил определенность своей социальной структуры (точнее, в большинстве своем он был представлен как раз частью бюрократии и интеллигенции). Эта часть, исключенная из народа, составляла общность врагов народа. Процесс лишения прав этой общности и репрессий ее значительной части в какой-то момент приобрел трагические формы, что стало одним из следствий преобразования советского общества в 1930-1940-е гг. в общество тоталитарное, организованное для преодоления чрезвычайного периода.

Важен тот факт, что к 1960-1970-м гг. народом в СССР являлось, по общему мнению, практически все население.

Что же такое класс, который в обыденном сознании противостоит природному народу? Само понятие класса возникло очень недавно, в буржуазной Англии XIX века. Проникая в иные культуры, понятие класса употреблялось как метафора, как идеологическое заклинание, призванное оказать магическое действие на публику. Н.А. Бердяев в книге «Истоки и смысл русского коммунизма» писал: «В мифе о пролетариате по-новому восстановился миф о русском народе. Произошло как бы отождествление русского народа с пролетариатом, русского мессианизма с пролетарским мессианизмом. Поднялась рабоче-крестьянская, советская Россия. В ней народ-крестьянство соединился с народом-пролетариатом вопреки всему тому, что говорил Маркс, который считал крестьянство мелко-буржуазным, реакционным классом».14 Таким образом, пролетариатом в России был не столько класс, сколько именно народ, за исключением очень небольшой, неопределенной группы «буржуев».

Эта «национализация» классовых понятий русской культурой — явление хорошо изученное. А.С. Панарин так пишет об этой стороне советской революции: «Язык стал по-своему перерабатывать — окультуривать и натурализировать на народной почве агрессивные классовые лексемы. Одно из чудес, которые он тогда совершил, это сближение инородного слова “пролетариат” с родным словом “народ”, в результате чего возникло натурализированное понятие “трудовой народ”. С пролетариатом могло идентифицировать себя лишь меньшинство, с трудовым народом — большинство, притом что последнее понятие вбирало в себя марксистские классовые смыслы, одновременно смягчая их и сближая с национальной действительностью».15

В массовом сознании русских в начале ХХ в. пролетариат отождествлялся с народом. А что же представляла из себя буржуазия? Была ли она для русских крестьян действительно классом? М.М. Пришвин пишет в дневнике (14 сентября 1917 г.): «Без всякого сомнения, это верно, что виновата в разрухе буржуазия, т. е. комплекс “эгоистических побуждений”, но кого считать за буржуазию? Буржуазией называются в деревне неопределенные группы людей, действующие во имя корыстных побуждений».16 И здесь внешне классовому понятию придается совершенно «неклассовый» смысл, несущий нравственную оценку людям, которые в трудное время ущемляют интересы «общества».

Даже когда возникал конфликт, который хоть отдаленно можно было притянуть к категории классового (как конфликт помещика с крестьянами), он принимал этническую окраску как конфликт разных народов. Крестьяне сравнивали помещиков с французами 1812 года.17

Но и на Западе в нестабильные переходные периоды, когда общественные структуры подвижны, класс, по словам антрополога Янга, становится подобен этничности и должен рассматриваться как явление условное и зависящее от обстоятельств. Проблема соотнесения социальных и этнических общностей, класса и этноса, класса и расы сейчас привлекает все больше внимания социологов и этнологов США.18

Говоря о соотношении этноса и класса важно вспомнить факт, на который настойчиво обращают внимание антропологи. Становление рыночной экономики и классового общества в Европе происходило вслед за колонизацией «диких» народов. Об этом анализе Маркса К. Леви-Стросс писал: «Из него вытекает, во-первых, что колонизация предшествует капитализму исторически и логически и, далее, что капиталистический порядок заключается в обращении с народами Запада так же, как прежде Запад обращался с местным населением колоний. Для Маркса отношение между капиталистом и пролетарием есть не что иное как частный случай отношений между колонизатором и колонизуемым».19

Необходимым культурным условием для разделения европейского общества на классы капиталистов и пролетариев был расизм. Отцы политэкономии А. Смит и Д. Рикардо говорили именно о «расе рабочих», а премьер-министр Англии Дизраэли — о «расе богатых» и «расе бедных». Первая функция рынка заключалась в том, чтобы через зарплату регулировать численность расы бедных.

Для нашей темы важен тот факт, что вначале расизм развился в отношении народов колонизуемых стран (особенно в связи с работорговлей) как продукт этнических контактов, сопряженных с массовым насилием. Уже затем, в несколько измененной форме, расизм был распространен на отношения классов в новом обществе самого Запада. Пролетарии и буржуа на этапе становления современного капитализма являлись двумя разными этносами, что отмечал еще Ленин.

Отношение между капиталистом и пролетарием было не чем иным, как частным случаем межэтнических отношений — отношений между колонизатором и колонизуемым. Историки указывают на важный факт: в первой трети XIX в. характер деградации английских трудящихся, особенно в малых городах, был совершенно аналогичен тому, что претерпели африканские племена в ходе колонизации: пьянство и проституция, расточительство, потеря самоуважения и способности к предвидению (даже в покупках), апатия. Выдающийся негритянский социолог из США Ч. Томпсон, изучавший связь между расовыми и социальными отношениями, писал, что в Англии драконовскую эксплуатацию детей оправдывали абсолютно теми же рациональными аргументами, которыми оправдывали обращение с рабами-африканцами.

Особенно усложняется разделение «класс — этнос» во время переходных периодов в многонациональных странах (как, например, в настоящее время в постсоветских странах). Такие ситуации наблюдались, например, в Южной Африке и США, где классовый анализ без учета этнического (даже расового) был непригоден.

Янг пишет, что понятия расы и класса смешиваются и во многих случаях перетекают одно в другое. Раса — одна из форм проявления этничности, но часто она совпадает с системой трудовой эксплуатации (африканские рабы, контрактные рабочие из Азии, принудительно закрепощенные американские индейцы). И до сих пор в ЮАР и США раса и класс перекрываются в очень большой степени. Одни склонны видеть в эксплуатации расовую проблему, другие — классовую; но для понимания реальности важны обе стороны дела.20

Взаимные переходы социальных и этнических оснований консолидации сообществ наглядно наблюдаются сегодня в процессе интенсивного внедрения в «национальные» государства Западной Европы мигрантов из незападных стран. Даже во Франции, которая гордится своей доктриной и своим опытом объединения множества народностей в единую нацию французов, интеграция мигрантов последних десятилетий не удалась — происходила их геттоизация. Французская нация, ее социальный строй и государство не справились с задачей интеграции мигрантов в общество.

В. Малахов пишет: «Препятствия на пути к социальной интеграции побуждают мигрантов формировать собственные этнические сообщества, в рамках которых удерживаются язык и определенные культурные образцы. Подобные сообщества существуют сегодня практически во всех европейских странах. Особенно важно при этом, что такие группы характеризуются общностью социально-экономической позиции. Это придает каждой группе четкую маркировку (ее члены опознаются, скажем, как мелкие торговцы, чистильщики обуви, хозяева прачечных, держатели ресторанов, распространители газет и т. д.).

Именно в таком качестве эти группы предстают для остальных членов общества».21

В России в начале XX в. также делались предупреждения об ограниченности возможностей классового подхода для понимания общественных процессов, однако сознание активных политических сил не успело перестроиться. Социальный конфликт в России именно «рассек нацию на части» — вплоть до Гражданской войны. Рабочие и крестьяне воевали со своими «предпринимателями-соплеменниками» и помещиками буквально как с иным, враждебным народом. Классовое и этническое чувство могут превращаться друг в друга.

В реальной политической практике революционеры обращались, конечно, именно к народному, а не классовому чувству именно потому, что народное чувство ближе и понятнее людям. Так, Ленин писал в листовке «Первое мая» (1905): «Товарищи рабочие! Мы не позволим больше так надругаться над русским народом. Мы встанем на защиту свободы, мы дадим отпор всем, кто хочет отвлечь народный гнев от нашего настоящего врага. Мы поднимем восстание с оружием в руках, чтобы свергнуть царское правительство и завоевать свободу всему народу… Пусть первое мая этого года будет для нас праздником народного восстания, — давайте готовиться к нему, ждать сигнала к решительному нападению на тирана. Пусть вооружится весь народ, пусть дадут ружье каждому рабочему, чтобы сам народ, а не кучка грабителей, решал свою судьбу».22

Позже А. Грамши, разрабатывая доктрину революции уже для индустриального общества, предупреждал об абсолютной необходимости воплощения классового движения в национальное, этническое. Он писал в работе «Современный государь», что для понимания социальных явлений необходимо глубоко осмыслить понятие «национального», во всей его «оригинальности и неповторимости». В этом Грамши едва ли не первым теоретически преодолел универсалистские догмы Просвещения, согласно которым этничность — не более чем слабый пережиток в сознании людей. Грамши предупреждал, что «обвинения в национализме бессмысленны», ибо национальное есть неустранимый срез социального процесса. Он создавал новую теорию государства и революции (концепцию культурной гегемонии), в которой «потребности национального характера» были бы полноправно соединены с потребностями социальными, и предупреждал, что «руководящий класс будет таковым только в том случае, если он сумеет дать точное истолкование этой комбинации». Да, Грамши признавал, «что существует определенная тенденция совершенно замалчивать или лишь слегка затрагивать» проблему этого соединения — что мы и наблюдали в последние десятилетия в своей стране.

Перед коммунистическим движением Грамши ставил задачу принципиальной важности, о чем мы никогда не говорили. Можно сказать, задачу преодоления интернационализма. Он писал о роли пролетариата: «Класс интернационального характера — поскольку он ведет за собой социальные слои, имеющие узконациональный характер (интеллигенция), а часто и еще более ограниченный характер — партикуляристские, муниципалистские слои (крестьяне), — постольку этот класс должен в известном смысле «национализироваться» и притом далеко не в узком смысле, ибо, прежде чем будет создана экономика, развивающаяся согласно единому мировому плану, ему предстоит пройти через множество фаз, на которых могут возникнуть различные региональные комбинации отдельных национальных групп».23

Грамши указывает на тот факт, что существуют «социальные слои, имеющие узконациональный характер» (крестьяне, интеллигенция). Следовательно, при построении солидарного общества этническое переплетается с социальным, хотя и менее наглядно, чем это было в этническом разделении негров-рабов и белых плантаторов в США. Попытка навязать крестьянам, тем более в многонациональном государстве, «пролетарский интернационализм», да к тому же представляя национализм реакционным чувством, приведет общество к тяжелым конфликтам.

Надо только подчеркнуть, что интеллигенция, носящая «узконациональный характер» и склонная к национализму как идеологии, в то же время является космополитическим народом, она экстерриториальна. Об этой стороне дела Грамши не говорил, но в политической практике послевоенного периода это проявилось со всей очевидностью.

Идея о том, что интеллигенция представляет собой особый народ, не знающий границ и «своей» государственности, получила второе дыхание в «перестроечной» среде в СССР и странах Восточной Европы. Но идея эта идет от времен Научной революции и просвещенного масонства XVIII в., когда в ходу была метафора «республика ученых» как влиятельного экстерриториального международного сообщества, образующего особое невидимое государство — со своими законами, епископами и судами. Их власть была организована как «невидимые коллегии», по аналогии с коллегиями советников как органов государственной власти немецких княжеств.

Во время перестройки, когда интеллектуалы-демократы искали опору в «республике ученых» (западных), стали раздаваться голоса, буквально придающие интеллигенции статус особой национальности. В России (накануне ликвидации СССР) известный политолог Г. Павловский так рассуждает о «его народе», интеллигенции: «Русская интеллигенция вся — инакомыслящая: инженеры, поэты, жиды. Ее не обольстишь идеей национального (великорусского) государства. Она не вошла в новую историческую общность советских людей. И в сверхновую общность «республиканских великоруссов» едва ли поместится. Поколение-два, и мы развалим любое государство на этой земле, которое попытается вновь наступить сапогом на лицо человека. Что касается моего народа — русской интеллигенции, а она такой же точно народ, как шахтеры, — ей следует избежать главной ошибки прошлой гражданской войны — блока с побеждающей силой. Не являясь самостоятельной политической силой, русская либеральная интеллигенция есть сила суверенная — ей некому передоверить свою судьбу суверенного народа».24

Таким образом, сращивание этнических и социальных характеристик — общее явление, особенно в традиционных обществах. Этнизация социальных групп (и наоборот) — важная сторона социальной динамики, которая может быть целенаправленно использована и в политических целях.

Обособление, приобретающее характер этнического, происходит и в лоне одного и того же народа при его социальном разделении. Выше уже говорилось, что в период упадка феодализма сословия дворян и крестьян начинают относиться друг к другу как к иным народам. Этого не было в раннем феодализме, когда оба сословия жили в лоне одной культуры и еще не наметился разрыв образов жизни.

Но в послепетровский период произошло не только укрепление системы крепостного права, но и вестернизация дворянского сословия. Сословные различия стали принимать многие черты этнических. А.С. Грибоедов писал: «Если бы каким-нибудь случаем сюда занесен был иностранец, который бы не знал русской истории за целое столетие, он, конечно, заключил бы из резкой противоположности нравов, что у нас господа и крестьяне происходят от двух различных племен, которые еще не успели перемешаться обычаями и нравами».25

Этнизация социальных групп происходит и сверху, и снизу. Историк, исследователь трудов М. Вебера А. Кустарев пишет: «Беднота способна быть этнически партикулярной [т. е. отличаться от других этнически — авт.] и так бывает, на самом деле, очень часто. Менее очевидно, но более интересно то, что длительное совместное проживание в условиях бедности порождает тенденцию к самоидентификации, весьма близкой к этнической (вспомним еще раз замечание Вебера об относительности различий между социальной и этнической общностью). Изоляция вследствие бедности — один из механизмов зарождения партикулярности, которая в любой момент может быть объявлена этнической».26

Разделение по доходам (а значит, и по образу жизни) — не единственное основание для этнизации социальных групп. В России уже много веков возникли и существуют особые социальные и культурные общности — казаки. Основную массу их составляли бежавшие от крепостного права русские крестьяне. Но в целом этнический состав казаков был очень пестрым, казаческая военно-крестьянская община была своеобразным «плавильным тиглем», и казаки по многим признакам представляли этнические общности.

Вот красноречивый пример. В 1723 г. была проведена перепись Уральского казачьего войска. В него входили казаки с Дона, Кавказа и из Запорожья, астраханские, ногайские и крымские татары, башкиры, калмыки, мордва, поляки, туркмены, черкесы, чуваши, шведы и др. В войске было установлено двуязычие (на равных правах использовались русский и башкирский языки). В 1798 г. башкир официально перевели в военно-казачье сословие, было образовано 11 башкирских кантонов (и два кантона уральских казаков). Эта система существовала до 1865 г., потом была ликвидирована вместе с военно-сословными привилегиями башкир.27

А. Кустарев пишет: «В принципе любая компактная группа может найти основания для того, чтобы объявить себя “этнической”. Например, южнорусские казаки считают себя этнической группой, и никакие ухищрения теоретизирующих этнографов не дадут достаточных оснований утверждать, что это не так». Действительно, приобретение статуса народа, дающего совершенно иные права и возможности в национальном государстве при утвержденном праве наций на самоопределение, является вопросом политическим, т. е. решается исходя из баланса сил, а не «результатов экспертного заключения лингвистов и этнологов».

Реально сейчас, когда развален Советский Союз и в переходном состоянии находится национальное государство Российской Федерации, в среде бывших казаков возникло движение, требующее признать казаков народом (более того, «репрессированным народом»).28 И требование это вовсе не абсурдно, хотя и создает проблемы для большого народа в целом.

Этот вывод Вебер формулирует в очень жесткой форме — любая коллективная общность людей может приобрести черты этнической. А. Кустарев напоминает: «Любая социальная группа, как настаивал уже Макс Вебер, в пределе — этническая группа. Все, в конечном счете, зависит от того, насколько она (или, как часто уточняют, ее «элита») сознает и культивирует свою партикулярность, какое придает ей значение и в какой мере учитывает свою партикулярность в отношениях с другими (чужими) группами. Естественно, что в этнополитическом дискурсе появляется понятие micronation».29 Хрестоматийный пример — католики и протестанты в Ирландии. С XVII в. они живут в добровольной сегрегации друг от друга: не ходят в общие школы, не заключают браков, имеют разную страновую ориентацию (протестанты — за британское подданство, католики — за национально-освободительное движение). Таким образом, они превратились в особые этноконфессиональные группы, не имеющие общего национального сознания.30

Самой наглядной иллюстрацией того разрушительного потенциала, которым обладает процесс «размножения» микронаций для большой нации, стал порочный круг, в который попали США, введя в политическую практику принцип мультикультурализма (мультикультурализм в качестве официальной государственной политики первой приняла Канада в 1988 г.). Он означает, что любая общность, обладающая культурными особенностями и признаками этничности, имеет право на культурную автономию от целого, от «большой» культуры. В прошлом возможность меньшинств следовать своим особым традициям, которые противоречат общим устоям, становилась предметом договоренностей (часто негласных), а не предметом права.

Мультикультурализм, возведенный в ранг государственной политики США, стимулировал этнизацию всяких вообще меньшинств (включая, например, гомосексуалистов). Теперь они, получив, как особая микронация, право на самоопределение, становятся и политической силой. Общие культурные устои низводятся на уровень частных.

Разрушительный потенциал мультикультуризма для больших наций и народов огромен. Вот важный прецедент в области права: в 1996 г. в штате Висконсин (США) суд оправдал иммигранта из Юго-Восточной Азии, обвиненного в растлении двух 11-летних девочек, на основании того, что «сексуальные контакты с молодыми девушками являются традиционной чертой азиатской культуры». В порядке порицания суд приговорил растлителя к бесплатному двухмесячному изучению английского языка — чтобы стимулировать его контакты с англоязычной протестантской культурой.31

Либеральный философ Дж. Грей пишет: «Требование сторонников мультикультурализма предоставить культурным меньшинствам, как бы они ни определялись, права и привилегии, отвергающие культуру большинства, по сути дела упраздняет саму идею общей культуры. Эта тенденция, следовательно, усиливает рационалистическую иллюзию Просвещения и радикального либерализма, воплощенную в большинстве современных североамериканских практик, а именно иллюзию, что преданность общим устоям может существовать благодаря признанию абстрактных принципов без опоры на общую культуру. Сама идея общей культуры начала рассматриваться как символ угнетения».32

Это — иное проявление того процесса, с которым не справилась советская государственность. В СССР шел процесс этнизации административно-государственных единиц и, соответственно, процесс огосударствления этносов. Окрепнув, элиты этих региональных общностей стали разрывать единое государство. В США, где в этническом тигле уже, казалось бы, сплавилось множество этнических общностей иммигрантов, политика мультикультурализма привела к возрождению забытых «корней». Население США все более разбредается по микронациям — в разнородные расовые, языковые, этнические и религиозные общины.

В целом отношение и взаимопроникновение разных социальных, культурных и этнических общностей становится все более и более актуальной темой. Нынешняя глобализация разрушает или ослабляет национальное государство. Это активизирует разные, часто идущие в противоположных направлениях процессы этногенеза.

Тесное переплетение социального и этнического происходит и в условиях того бедствия, которое переживает сегодня Россия. По данным социологов, большинство граждан видит в противостоянии богатых и бедных, порожденном реформой, не столько классовое противоречие, сколько раскол народа, «растаскивание» общества.33

1.2. Этнос и этничность

Греческое слово «этнос» в древности означало любую совокупность одинаковых живых существ (такую как стадо, стая и пр.). Позже оно стало использоваться и для обозначения «иных» — людей, говорящих на непонятных языках (в смысле, близком к слову «варвары»). В дальнейшем слово «этнический» употребляется, когда речь идет о неевреях и нехристианах. В церковном языке оно означало язычество и языческие суеверия. В западное европейское богословие слово «этнический» в этом смысле вошло в 1375 г. Позже оно проникло в светский язык и стало использоваться для обозначения культур, непохожих на европейские.

В конце XIX в. этническими называли любые сообщества людей, непохожих на «цивилизованных». Любую самобытную культуру называли этнической (как иронизируют этнологи, «своя культура этнической быть не могла»).

Наши представления о человеке и его общностях, в том числе этнических, сложились в рамках программы Просвещения. С конца XIX в. мышление российской, а затем и советской интеллигенции находилось под сильным влиянием исторического материализма (марксизма) — одной из главных обществоведческих концепций Просвещения. Но в отношении явления этничности концепции Просвещения оказались несостоятельными.

Русская культура, воспринявшая основные нормы рациональности Просвещения, в какой-то мере наложила свой отпечаток на представление об этничности, принятое в советском обществоведении. Но в каком направлении? Приняв универсализм Просвещения, его идею о прогрессе цивилизации в направлении к единому человечеству, соединенному общечеловеческими ценностями, русская культура дополнила и усилила этот универсализм православной идеей всечеловечности. Для идеологии и национальной политики это дополнение было очень важно — и советская государственность, и ранее Российская империя исключали ассимиляцию народов как политическую технологию. Представление о принципах межнационального общежития основывалось на разных вариантах образа семьи народов (братство народов, симфония народов). Однако российские и советские обществоведы описывали реальность в парадигме Просвещения.

Но XX в. означал крах универсалистской концепции Просвещения. Цепь национальных революций, слившихся в большую мировую революцию, была вызвана нежеланием народов влиться в глобальную систему капитализма под эгидой Запада на правах его периферии. Первая мировая война расколола цитадель Просвещения — сам Запад. Затем важная его часть открыто и радикально отвергла универсализм Просвещения, при этом соблазн фашизма охватил культурный слой Запада в гораздо большей степени, нежели это проявилось в политической сфере. Сразу после Второй мировой войны была разрушена колониальная система Запада — при этом этническое самосознание вырвалось с такой силой, которая не укладывалась в рамки рациональности Просвещения. Прошло еще немного времени — и потерпела катастрофу система межнационального общежития, созданная в Российской империи и затем в СССР. И в ответ на все это — неолиберализм, откат к истокам, слепой фундаментализм Просвещения в его наиболее механистической версии.

Публикации последнего времени на тему политики само-осознания начинаются обычно с того, что отмечается, насколько удивительно ошибочной и банальной оказалась евро-американская теория национального государства в ее объяснениях этого феномена. «Взрывная живучесть этнического и национального сознания опрокинула все самонадеянные исторические предсказания, делавшиеся слева, справа и из центра, об отмирании культурного плюрализма в конце XX века. Нам говорили, что всем “исконным” культурным привязанностям придется окончательно исчезнуть под влиянием «современности», возмужания национального государства и глобализации индустриального капитализма».34

Почему представления Запада об этничности так оторвались от реальности? Протестантская Реформация, а затем научная революция (возрождение атомизма), соединившись в одну большую революцию, произвели в Западной Европе культурную мутацию — возникло совершенно новое представление человека о себе самом. Человек стал рациональным индивидом, свободным атомом. Данное представление было закреплено Просвещением как непререкаемая догма. И эта догма, подкрепленная словом великих писателей и ученых, школьными учебниками и газетами, вошла в массовое сознание европейцев. Таким образом, само явление этничности как одного из наиболее мощных видов человеческой солидарности целиком выпало из сферы внимания европейской культуры. Этничность стала рассматриваться как экстравагантная и архаичная особенность «диких», почти мифических народов, живущих где-то в сельве или тайге.

По разным причинам и Запад, и постсоветские страны переживают сейчас период нарушения этнического равновесия вследствие интенсивных потоков миграции. То невежество в вопросах этничности, которое было порождено универсалистской социальной философией Просвещения (в версии и либерализма, и марксизма), сегодня очень дорого обходится и мигрантам, и местному оседлому населению, и государству.

Например, очень многим кажется, что этнические общности образуются естественным образом. Это представление ошибочно. Этносы создаются и «демонтируются» в ходе целенаправленной деятельности самих людей, эти общности представляют собой системы, в которых кровно-родственные группы соединены большим числом различных связей, выработанных культурой. Народы, как и племена, проектируются и конструируются, строятся и демонтируются.

Когда мы рассматриваем общественные процессы через призму национальных отношений, сразу сталкиваемся с понятием этнос, а также с производными от него понятиями — этничность, этнизация, этноцентризм, этническое меньшинство, этнический конфликт, этническое насилие и даже этноцид.

Племя, народность, народ, национальность, нация — для всех них этнос является общим, «родовым» понятием. Общим внешним признаком того, что стоит за словом «этнос», служит тот факт, что им обозначаются общности, имеющие самоназвание (неважно даже, сама ли общность его для себя изобрела, или ей навязали его извне). Нет народа без имени (при этом другие народы могут называть один и тот же народ по-разному, не обращая внимания на его самоназвание — пусть, например, немцы называют себя «дойч», в то время как испанцы называют их «алеман»; мы-то знаем, что они немцы). Логично считать, что раз у общности есть самоназвание, значит у нее есть и самосознание. И если, скажем, правнук русского эмигранта во Франции говорит, что он русский, то он сможет объяснить, что он под этим понимает и что его связывает с русским народом.

Понятия народ, демос, нация, национальность, раса, национализм, расизм и т. п. предельно нагружены идеологически. На людей, глубоко погруженных в конфликт интересов, связанных с этничностью, бесполезно воздействовать логикой, теориями и аналогиями. Значительная часть нашей интеллигенции пока еще способна рассуждать хладнокровно, подходя к предмету с соблюдением норм рациональности. Поэтому следует использовать оставшееся относительно спокойное время для ликвидации нашей общей безграмотности.

Придерживаясь различных и даже взаимоисключающих представлений о происхождении этничности, большинство ученых, однако, признает, что общность людей, сложившаяся как этнос, есть присущая человеческой истории форма жизни, подобно тому как животному миру присуща форма биологического вида. Из этого следует, что даже если этническую общность понимать как общность культурных признаков, развитие человеческой культуры происходило не путем ее равномерной беспорядочной «диффузии» по территории Земли, а в виде культурных сгустков, создателями и носителями которых и были сплоченные общности — этносы. Между ними имело место непрерывное общение, происходил обмен культурными элементами, но при этом сохранялась система — культурная целостность, — отличная от иных целостностей. В развитии культуры человечество шло не цепью и не толпой, а организованными «отрядами» — этносами.

Чтобы семьи соединялись в роды, кланы и общины, требовалось сформулировать жесткие культурные нормы и выработать механизмы надзора за их соблюдением. Это — явления культуры, а не природы. Запрет инцеста привел к обмену женщинами (дочерьми и сестрами) между кровнородственными группами. Возникли ранние формы фиксированных брачных связей, нормы родства и свойства, иерархия поколений. Так сложились родовые и родоплеменные общности.

Чтобы племя развивалось, создавая основу для возникновения народа, требуется уже государственная власть — с ее жрецами, религиозными культами, границами и войском.35

Древние греки (эллины) сформировались путем объединения родственных этнических групп и ассимиляции малых общностей (Геродот писал, что эллины численно возросли потому, что «включили в себя множество племен»). Процесс создания межплеменных союзов отражен в письменной форме еще древними историками.

В этногенезе очень велика роль земли — почвы, территории, пространства, ландшафта. Помимо самой земли на этногенез влияет также символический фактор — граница. Она определяет пространство родной земли и часто становится этнической границей. Внутри нее живет наш народ.

Важно также, как соотносится наша земля с землями других народов и наций. Сами понятия народ и нация привязаны к географическому понятию страны. Для этнического сплочения людей важен и образ «малой родины», местности. В своей национальной идентификации люди придают большое значение и образу пространства, большего чем страна, — континенту. За определение географических признаков ведется ожесточенная идеологическая борьба.

В связи с границами, особенно в зонах межцивилизационного контакта, часто возникают фобии — страх перед иными народами, якобы представляющими угрозу целостности «своего» пространства. К числу таких укорененных страхов относится и русофобия, присущая Западной Европе, — иррациональное представление русских как «варваров на пороге». Отношение этнического сознания к пространству — важный предмет этнологии.

Глобализация меняет привычную связь этноса с «его» территорией и резко усиливает этногенез.

Способом упорядочения реальности в этнических представлениях изначально был миф, и эта его роль сохраняется в современных национальных идеологиях. Уже само выделение общности, разделение на «своих» и «чужих» происходит в логике мифа, которой присущи бинарные оппозиции. Тем более важно мифологическое восприятие этнических общностей в критические моменты, когда различия «должного» и «сущего» стираются. Тогда миф становится основой для интерпретации происходящих событий.

Важная часть онтогенеза этничности представляет собой ментальность, отражающая человеческие отношения, которые складываются из мировоззрения и типа сознания, хозяйственных отношений и чувства пространства. Зародившись в возникающей этнической общности, они затем служат средством ее сплочения, создают ее своеобразные маркеры и разграничивают с иными.

Ментальность также формирует общую историю, передающуюся из поколения в поколение.

Для сохранения народа важны инерция и пережитки («традиция»). Они же являются и условием подвижности народа. Это тот фонд, который позволяет следующему поколению сэкономить силы и средства для освоения главных новшеств и ответить на вызов.

Массированное вторжение новшеств, разрушающих традицию (рутину), создает угрозу для существования этноса. Отсюда общее правило уничтожения народов: хочешь стереть с лица земли народ — найди способ системного подрыва его традиций. Особенно опасны подвижность и радикальное нарушение рутины в межэтнических отношениях.

Следующий важный фактор этничности — это религия.

Особой, ключевой частью центральной мировоззренческой матрицы, на которой собирается народ, является религиозное мировоззрение. Если на ранних стадиях этногенеза (возникновение племени) мировоззрение складывалось в основном в рамках мифологического сознания, то собирание больших этнических общностей со сложной социальной структурой и государственностью (народов) происходило уже под воздействием религий.

Один из важнейших факторов формирования этноса и его развития — язык. Это одно из главных средств соединения «своих» и отграничения от «чужих», это и один из главных этнических маркеров. Язык не только служит средством коммуникации внутри этнической общности, он формирует ее «языковое сознание», задает общий набор понятий, общий арсенал мышления. Каждый язык есть особый способ мировоззрения и интерпретации опыта. В его структуре кроется целый набор неосознаваемых представлений о мире и жизни. Человек видит и слышит лишь то, к чему его делает чувствительным грамматическая система его языка. Сотворение языка и письменности становится частью этнического предания, мифические или реальные создатели причисляются к лику святых как прародители народа.

Проблема языка нередко превращается в инструмент национализма и ведет к этнолингвистической напряженности или даже конфликтам в многонациональных странах. Притеснение родного языка, который воспринимается как воплощение культуры народа, накаляет страсти и становится средством мобилизации политизированной этничности.

Государство есть и продукт, и создатель народа. Уже для создания племенных союзов требуется государственная власть (хотя бы в виде князей и дружин). Строго очерченная этническая целостность (народ) возникает лишь на зрелой стадии политического развития и формируется там, где есть государство и идеология, защищающая его авторитет и неприкосновенность, где имеются территория и границы, которые приобретают характер этнических.

Так, государство организует информационное пространство этнической общности, создает регулярные централизованные потоки информации и «сгустки» информационной активности, охраняет границу информационного пространства своего народа. Государство организует и содержит институты, которые непосредственно воспроизводят народ (например, армию и школу). Только государство может обеспечить достаточно длительную политическую стабильность, необходимую для созревания большой этнической общности. Государство мобилизует общность на преодоление угроз и этнизирует ее через образ враждебных иных.

Там, где понятие национальности уже вошло в обыденное сознание и стало привычным, люди считают, что этническое самоосознание людей — вещь естественная и существовала всегда и везде. По мнению социальных психологов (например, Т. Шибутани), в настоящее время этнические категории составляют важную основу для стратификации, так как люди считают их естественными подразделениями человечества.36 В действительности это подразделение людей не является естественным и даже появилось не слишком давно.

Границы племен были условны, самосознание их членов выражено слабо. До тех пор, пока не появились антропологи и туристы, «племена» часто не имели даже названия. В Африке названия им присваивали колониальные администрации, произвольно причислявшие к тому или иному «этнониму» различные группы населения. В частности, термин «йоруба», будучи колониальным изобретением XIX в., долгое время оставался «не более чем китайской грамотой» для тех, кого им называли.37

Совсем недавно категория национальности была неизвестна и просто недоступна для понимания жителями даже некоторых областей Европы. Во время первой переписи 1921 г. в восточных районах Польши, вышедшей из состава Российской империи, крестьяне на вопрос о национальности часто отвечали: «тутейшие» (местные). На вопрос о родном языке они отвечали: «говорим по-просту» (т. е. говорим как простые люди, не как паны). В быту они делили себя на людей «с польской верой» (католиков) и людей «с русской верой» (православных). Сегодня этих крестьян однозначно зачислили бы в белорусы (в соответствии с их разговорным языком), но сами они свое отличие от господ (поляков-католиков) мыслили как социальное и религиозное, а не этническое или национальное.38

В 1945 г. при переписи в Югославии оказалось невозможно определить этническую принадлежность большой группы населения в Юлийской Краине (юго-западнее Триеста). Местные жители одинаково хорошо владели двумя языками — итальянским и славянским (было трудно определить точно, что это за диалект). Они были католиками, а сведения о своем этническом происхождении считали «несущественными». Часть этих людей потом все же признали себя либо хорватами, либо словенцами. Однако произошло это под административным давлением, а не по внутреннему убеждению.

Во времена Б. Тито термин «мусульманин» стал употребляться как название национальности. Например, в паспорте в графе «национальность» у многих жителей Боснии и Герцеговины было записано «мусульманин», а в графе «вероисповедание» — «атеист».

Большую роль в распространении и внедрении современных понятий этнической (национальной) принадлежности сыграли переписи населения, которые начали проводиться в Европе с середины XIX века. В них этничность, как правило, приписывалась по признаку языка или религии. Так, в Греции, начиная с 1856 г., этничность приписывалась по признаку религии, а потом по двум признакам — языку и религии. Люди стали официально получать «национальность». Таким образом, это очень недавнее изобретение.

Директор Института антропологии и этнографии РАН В.А. Тишков писал в 1990 г.: «В нашей стране вплоть до первых десятилетий XX в., а отчасти и по сегодняшний день, этническое самосознание было и остается на массовом уровне довольно зыбким. Даже, например, у крупных народов Средней Азии и Казахстана, которые квалифицируются по нашей иерархии этнических образований как «социалистические нации», еще в 1920-е гг. преобладали в самосознании и самоназвании локальные или родоплеменные названия. Даже во время двух последних переписей (1979 г. и 1989 г.) некоторые группы в составе узбеков называли себя «тюрк», в связи с чем в Фергане, например, под одним названием оказались два совершенно разных народа — этнографическая группа узбеков и турки-месхетинцы… Многие народы или даже родоплеменные группы, в представлениях и лексиконе которых не было не только самого понятия «нация», но даже иногда и ее названия (азербайджанцы, например, назывались до этого «тюрками»), не только действительно совершили разительные перемены в своем развитии, но и быстро овладели самой идеей нации, включив в нее значительные мифотворческие, сконструированные начала».39

В Новое время, когда наука в европейских странах начала активно формировать общественное сознание, возникновение слова, обозначающего явление, становилось пусковым событием для того, чтобы этим явлением занялась наука. Истоки теорий национальной идентичности можно найти еще в классической немецкой философии (например, у Шеллинга, который задался вопросом о причинах разделения единого человечества на народы, т. е. об этногенезе). В XIX в. возникли научные общества (например, Лондонское этнологическое общество), начали выпускать специальные труды.40 Классическими стали работы Л.Г. Моргана «Лига ирокезов» (1852), Дж.С. Милля «Национальность» (1862) и Э. Ренана «Что такое нация» (1882). Однако те научные представления, которые служат инструментом для современного исследователя, вырабатывались уже в ХХ веке.41

Круг этих представлений очень широк. В их создании прямо участвовало языкознание (важный момент этнической идентификации — выработка своего имени, этнонима, придание языку роли «этнической границы»). Другим важным способом национальной идентификации является выработка и усвоение мифов. Изучением их структуры и принципов создания занимаются многие разделы антропологии и культурологии (культурная антропология). Коллективным бессознательным, на уровень которого погружается этническое самоосознание, занялись психологи и психоаналитики (этнопсихология). Социальным взаимодействием людей в этническом сообществе и с другими этносами занимаются социологи. Все более важной частью экономической науки становится этноэкономика — исследование взаимосвязи между этническими факторами и типом хозяйственных укладов. В последние десятилетия этнические проблемы стали одним из главных предметов политических наук. Фактически, осмысление этничности стало необходимым разделом всех наук о человеке и обществе.

Некоторые ученые начали даже считать, что этничность — лишь обобщенное имя, которое не имеет смысла вне более конкретных и жестких частных понятий; надо всегда иметь в виду тот контекст, в котором оно употребляется, и не требовать жесткой однозначной дефиниции. В текстах многих ученых даже напоминается: «Этничность (ethnicity) — термин, не имеющий в современном обществоведении общепринятого определения».

Это утверждение надо понимать так, что сложное явление этничности принимает определенный смысл лишь в определенном контексте, который при строгих рассуждениях требуется специально оговаривать. Для пояснения этой ситуации даже используют известную притчу о слоне, когда семеро слепых дали семь разных определений предъявленному явлению. Каждый из слепых ощупал какую-то одну часть животного и составил образ, дающий представление о какой-то одной стороне объекта.

В этом нет ничего необычного. Подобных явлений множество. Им, как и этничности, в принципе нельзя дать так называемого «замкнутого» определения. Их определение складывается из содержательных примеров, и чем больше таких примеров, тем полнее и полезнее становится определение.

Само явление этничности возникает (или выявляется) лишь тогда, когда люди идентифицируют себя как принадлежащие к какому-то конкретному этносу и отличают себя от иных этносов. В некоторых условиях у людей и не возникает такой потребности. Часто национальная идентификация «включается» политическими событиями, а через какое-то время другие события ее тормозят или даже «отключают». На наших глазах менялись условия, и в некоторых общностях процесс их идентификации ослабевал или усиливался — одни и те же люди то называли себя русскими, то вдруг оказывались прирожденными евреями или находили и выпячивали свои немецкие корни. Сравнительно недавно в судьбе русских большую роль играли сильные соседние народы — половцы и печенеги. Потом по каким-то причинам, которые до нас не дошли, их потребность в идентификации себя как половцев и печенегов угасла, и они совершенно незаметно для себя и для соседей растворились в других народах.

Процесс идентификации — частная проблема этничности, но и он имеет довольно сложную структуру. В ней выделяют когнитивный компонент (знания о признаках, особенностях и собственного этноса, и важных для него «иных») и аффективный компонент — чувство принадлежности к своему народу, отношение к этой принадлежности. Один русский горячо любит русский народ, другой (как, скажем, Смердяков) является русофобом и страдает от своей принадлежности к нему. Это аффективная сторона их этнической идентификации. Когнитивный компонент имеет рациональную природу, а аффективный — эмоциональную.

Ренан показывает (1882 г.), как по-разному влияла на этническую идентификацию политика разных монархов в зависимости от выбранной ими национальной доктрины. Франция была населена множеством племен кельтской, иберийской и германской групп — бургундцами, ломбардцами, норманами, визиготами, аланами и т. д. Семь веков королевская власть настойчиво способствовала их соединению в один большой народ, и уже в XVIII в. практически никто из французов не идентифицировал себя с каким-то из этих исходных этносов.

Совершенно по-другому вели себя султаны Турции, и даже в XIX в. турки, славяне, греки, армяне, арабы и курды были в Турции столь же разделенными общностями, как и в начале становления империи. Более того, Ренан обращает внимание на европейские Венгрию и Богемию, где венгры и славяне или немцы и чехи 800 лет сосуществовали, «как масло и вода в пробирке».

Процесс идентификации подразделяется на фазы, этапы. В первой фазе происходит классификация человеческих групп на «мы» и «они». По мнению антропологов, зачатки деления «свой» — «чужой» относятся к ранним, базовым структурам культуры. Однако с самого же начала существовала и тенденция к преодолению замкнутости группы. Как заметил К. Леви-Стросс, уже в первобытной культуре тотемистические классификации указывают на стремление разорвать замкнутость групп и развить понятие, по смыслу приближающееся к понятию «человечества без границ».

Во второй фазе процесса идентификации идет работа по «формированию образов» — этническим общностям приписываются определенные культурные и другие характеристики. Целостный образ того или иного этноса — сложная система. Некоторые наглядные элементы этой системы входят в обиход как этнические маркеры, стереотипные, привычные черты образа.

Для «узнавания» своего этноса нужно его соотнесение с другим, т. е. необходимо наличие в зоне видимости других этносов, непохожих на свой. «Непохожесть», возможность распознавания обеспечивают так называемые этнические маркёры. Они определяют социальное поведение людей, обусловленное отношениями «этноносителей». Различение людей по этническим признакам, с которыми сцеплены главные этнические ценности, устанавливает этнические границы. Говорится, что этнос существует благодаря этнической идентичности членов группы, основой которой являются этнические границы.

Этническими маркёрами могут быть внешние антропологические характеристики или наследственные физиологические особенности организма (например, недостаток в крови фермента, окисляющего спирт, из-за чего человек быстро пьянеет). Еще более сложными маркёрами могут служить этнические психозы, присущие лишь определенным общностям (например, шизофрения у европейцев).

Как замечают этнологи, маркёр может не иметь никакой «культурной ценности», он всего лишь позволяет быстро и просто различить «своих» и «чужих». Маркёр, как правило, это «цепляющая мелочь», которая, однако, достаточно надежно маркирует границу «своего» и «чужого». Такое маркирование может возникать искусственно, без реальных оснований: например, племена хуту и тутси в Руанде не имели расовых, культурных, территориальных и религиозных разногласий до тех пор, пока между ними не был искусственно посеян идеологический конфликт (борьба скотоводов-воинов против земледельцев), получивший этническую окраску.42

В советском обществоведении было принято определение, сформулированное в 1970-е гг. академиком Ю. Бромлеем: «Этнос может быть определен как исторически сложившаяся на определенной территории устойчивая межпоколенная совокупность людей, обладающих не только общими чертами, но и относительно стабильными особенностями культуры (включая язык) и психики, а также сознанием своего единства и отличия от всех других подобных образований (самосознанием), фиксированном в самоназвании (этнониме)».43

По сравнению с другими большими социальными общностями (классами, «стратами», сословиями) этнос является самой устойчивой группой. Это происходит потому, что передача культурных традиций в свою очередь скрепляет этнос. Этот процесс не позволяет ему рассыпаться на индивидов, он сплачивает их в более мелкие общности и порождает множественные связи между ними, так что образуются даже профессиональные категории, выполняющие функцию сохранения и передачи традиций и одновременно этнической идентичности (например, духовенство, учительство).

Но все, о чем мы говорили выше, относится лишь к формальному обозначению видимых сторон явления этничности. Главное же — в понимании сущности явления. Как оно возникает? Какому миру принадлежит — миру природы или миру культуры? Именно в таком понимании этничности возникли две несовместимые концепции, которые развиваются по двум непересекающимся траекториям. Обе они корректируются и наполняются все новым и новым фактическим материалом. Оба сообщества ученых, принимающих ту или иную концепцию, находятся в диалоге, следят за работами друг друга и выступают друг для друга оппонентами. Здесь мы их кратко обозначим, а затем изложим каждую концепцию в отдельности.

Надо учесть, что в наших рассуждениях об обществе, в том числе об этнических общностях, мы пользуемся понятиями, заимствованными из арсенала западной, европейской философской мысли. Лишь небольшое число эрудированных специалистов знает, в каких понятиях трактовалось явление этничности в незападных культурах, тем более до заимствования ими языка и логики европейской науки. Очень трудно понять, как мыслили о племенах и народах китайцы, индусы, американские индейцы или австралийские аборигены.

Язык обществоведения, которым мы пользуемся, был создан в Европе в рамках проекта Просвещения. В нем отразились определенная картина мира и определенная антропология — представление о человеке. В частности, антропологии нарождавшегося западного буржуазного общества была присуща жесткая натурализация (биологизация) человеческого общества. Как говорят, «социал-дарвинизм» возник гораздо раньше самого дарвинизма. В представлениях о человеческих общностях с самого начала был силен компонент социобиологии, в разных ее вариантах.

Так возникло и представление об этничности, которое господствовало в западной науке до недавнего времени. Оно получило название примордиализм (от лат. primordial — изначальный). Согласно этому учению, этничность рассматривается как объективная данность, изначальная характеристика человека. Иными словами, этничность есть нечто, с чем человек рождается и чего не может выбирать. Этничность в этом представлении является органичным образованием — вещью, которая запечатлена в человеке и от которой он не может избавиться. Что касается культурных характеристик личности, то этнические черты, согласно концепции примордиализма, оказываются базовыми элементами личности.

С точки зрения социобиологии этнос есть сообщество особей, основанное на биологических закономерностях, преобразованных в социальные. Биологический примордиализм был характерен для романтической немецкой философии с ее мифом «крови и почвы», от нее он был унаследован и основоположниками учения марксизма. Как считает В. Малахов, среди серьезных ученых примордиалистов такого рода «в настоящее время очень немного», и столь примитивный примордиализм «давно уже стал пугалом для критики».44

Способом научного познания, которым пользуется примордиализм, является методологический эссенциализм (от лат. essentia — сущность) — метод, имеющий своей целью открытие истинной «природы вещей». В своем крайнем проявлении приверженцы примордиализма доходят до буквального овеществления этничности, считая ее материальной субстанцией, включенной в структуры генетического аппарата человека. Смысл сущностного подхода состоит в том, что этничность понимается как вещь, как скрытая где-то в глубинах человеческого организма материальная эссенция (скрытая сущность).45 Условно говорят, что она находится в крови, но это, однако, не следует понимать буквально.

Представители эволюционно-исторического направления в примордиализме рассматривают этнос скорее как общность, в которой взаимная привязанность достигается воздействием социальных условий, а не ходом биологического развития, но закрепляется жестко. Один из основателей этого направления, Э. Смит, определяет этнос как «общность людей, имеющих имя, разделяющую мифы о предках, имеющую совместную историю и культуру, ассоциированную со специфической территорией, и обладающую чувством солидарности».

Надо подчеркнуть, что обыденное сознание людей проникнуто примордиализмом. Действительно, человек рождается в семье, где его окружают люди определенной этнической группы. Уже младенцем он включается в этническое пространство: его окружают предметы, присущие культуре данного этноса (одежда, предметы украшения, утварь и т. д.); люди вокруг него говорят на языке, который становится для него родным, когда он сам еще не научился говорить. Это человеческое и культурное окружение становится для ребенка «защитным коконом» (как говорят, онтологической системой безопасности). Ребенок, еще не умея говорить, преодолевает страх перед неопределенностью благодаря этой защите, у него возникает чувство доверия к «своим». Его принадлежность к своему этносу воспринимается как изначальная, как примордиально данная.

В условиях кризиса и нестабильности общества и государства этничность становится самым эффективным и быстрым способом политической мобилизации. Обращение к «крови», к солидарности «родства» легко воспринимается сознанием, сильно действует на чувства и будит коллективную память. Поэтому политик, вынужденный решать срочные задачи, почти всегда говорит на языке примордиализма. Иначе он не найдет общего языка с «простым человеком», который является прирожденным примордиалистом — потому что застает социальную реальность в ее уже готовой этнической форме. Политик, даже зная что это обыденное понимание этничности неверно, не имеет в момент кризиса времени и возможности вести теоретические дискуссии и пытаться перестроить язык понятий, на котором мыслят противоборствующие группы. Он приспосабливается к этому языку. Здесь возникают благоприятные условия и для политической демагогии.

Начиная с 1950-х гг., в ходе распада системы колониальной зависимости и сопровождавшего этот процесс роста этнического самосознания, стал складываться иной подход к представлению этничности, названный конструктивизмом. Конструктивизм отвергает идею врожденного, биологического характера этничности. Ученые этого направления исследовали этничность как результат деятельности социальных факторов в конкретных исторических условиях. Этничность в таком представлении понималась как принадлежность человека к культурной группе. Разные ее проявления — результат творческой деятельности различных социальных агентов (государства, иных типов власти, церкви, политических и культурных элит, окружающих «простых» людей).

В рамках конструктивизма этничность можно рассматривать как процесс, в ходе которого выбираются из материала культуры этнические маркёры, формируются этнические границы, изобретаются этнические мифы и традиция, формулируются интересы, создается (воображается) обобщенный портрет этнического сообщества, вырабатываются и внедряются в сознание фобии и образы этнического врага и т. д. Такая этничность не наследуется генетически, ей научаются. Человек обретает этническую идентичность в процессе социализации — в семье, школе, на улице.

Недавней почти экспериментальной работой по конструированию нового этнорелигиозного сообщества стало создание народа фалаша — эфиопских евреев (или Израиля «второго сорта»). Их бегство в Израиль имело черты политического и духовного ритуала и привлекло к себе внимание антропологов. К. Янг высоко оценивает работу антрополога Дж. Квирина, который «дает интересную и хорошо документированную интерпретацию длительного и сложного процесса их самоосознания как «израильтян второго сорта». В самом Израиле отношение к вопросу неоднозначное, поскольку при этом ставится под сомнение применение «закона о возвращении» и оправданность сенсационных воздушных перебросок, с помощью которых большинство из них были перемещены на историческую родину евреев. Автор мастерски демонстрирует сложность и случайность процессов формирования группы в долгосрочной перспективе.46

Если мы обратимся к опыту ближней нам Европы, то здесь в XIX в. мы видим целенаправленное создание народов, у которых до этого даже названия не было. К. Нагенгаст пишет: «Многие “национальности” Восточной и Центральной Европы, в основании которых лежат предполагаемый общий язык, реальные или мифические предки и история, были в буквальном смысле созданы элитами, причем некоторые представители этих элит даже не могли говорить на языках изобретенных таким образом национальностей».47 Например, известный чешский филолог Ян Коллар по национальности был словаком, но отстаивал идею единого чехословацкого языка и работал над созданием современного литературного чешского языка, хотя сам до конца жизни писал по-немецки.

Возникает особый тип духовных лидеров, которые занимались «сборкой» народов (в Чехии, а потом и у южных славян их называли «будители»). В лабораториях вырабатываются литературные языки и пишется история и мифология. Э. Кисс отмечает: «Будители достигли совершенно разных политических результатов, что особенно наглядно проявилось в случаях с численно небольшими группами, не обладавшими на протяжении своей истории политической независимостью. Так, в 1809 г. некий филолог изобрел наименование “словенцы” и стал творцом словенского национального самосознания. Движение, началу которого он содействовал, привело в конечном счете к тому, что Словения приобрела республиканский статус в рамках Югославии, а в прошлом году стала независимым государством. Вместе с тем членам других диалектных групп, например сорбам [лужичанам], так и не удалось выработать единого коллективного самосознания, и их политическое и культурное присутствие в современной Европе никак поэтому не ощущается».48

За вторую половину XX в. проблема создания народа стала предметом исследований и технологических разработок, основанных на развитой науке. Быстрому продвижению в этой области помог опыт фашизма, который с конца 1920-х гг. за десять лет создал из рассудительных немцев совершенно новый самоотверженный и фанатичный народ. Этот народ фашистской Германии обладал качествами, каких не было у того «материала», из которого он был создан.

Идеологи фашизма поставили сознательную цель «пересборки» немцев как жестко скрепленного народа — с одновременным отъединением их от других народов и даже противопоставлением большинству других народов. Фашисты по-новому применили одно из главных средств соединения людей в народы — язык. Они создали тип слова, сила которого заключалась не в информационном содержании, а в суггесторном воздействии, во внушении через воздействие на подсознание. Возник особый класс слов-символов, заклинаний. Гитлер писал: «Силой, которая привела в движение большие исторические потоки в политической или религиозной области, было с незапамятных времен только волшебное могущество произнесенного слова. Большая масса людей всегда подчиняется могуществу слова».49 Муссолини также высказал сходную мысль: «Слова имеют огромную колдовскую силу».

Языковую программу фашизма иногда называют «семантическим терроризмом», который привел к разработке «антиязыка». В нем применялась особая, «разрушенная» конструкция фразы с монотонным повторением не связанных между собой утверждений и заклинаний. Этот язык очень сильно отличался от «нормального».50

Фашизм новаторски применил технологии спектакля и зрительных образов для сплочения немцев как зрителей. Перешагнув через рационализм Нового времени, фашизм «вернулся» к древнему искусству соединять людей в экстазе через огромное шаманское действо — но уже со всей мощью современной технологии. При соединении слов со зрительными образами возник язык, с помощью которого большой и рассудительный народ был превращен на время в огромную толпу визионеров, как это было в раннем Средневековье.

Идеологи фашизма активно перестраивали мировоззренческую матрицу немцев. Они сумели внедрить в массовое сознание холизм — ощущение целостности Природы и связности всех ее частей («одна земля, один народ, один фюрер» — выражение холизма). Философы говорят: «фашизм отверг Ньютона и обратился к Гете». Этот великий поэт и ученый развивал особое, тупиковое направление натурализма, в котором преодолевалось разделение субъекта и объекта, человек «возвращался в Природу». Эта философия, созданная в лаборатории, служила политическим целям. «Возврат к истокам» и представление общества и его частей как оpганизма (а не машины) оправдывали частные стороны политики фашизма как удивительного сочетания крайнего консерватизма с радикализмом.

У Ницше была взята идея вечного возвpащения, и представление времени в фашизме опять стало нелинейным. Идеология фашизма — постоянное возвращение к истокам, к природе (отсюда сельская мистика и экологизм фашизма), к ариям, к Риму, это построение «тысячелетнего Рейха». Было искусственно создано мессианское ощущение времени, внедренное в мозг рационального, уже перетертого механицизмом немца. Была сфабрикована целая система мифов: антропологический миф о человеке как «хищном животном» (белокурой бестии), миф избранного народа (арийской расы), миф крови и почвы.

Немцам было навязано романтическое антибуржуазное самоосознание как народа земледельцев. Один из идеологов фашизма писал: «Ни герцоги, ни церковь, ни даже города не создали германца как такового. Немцы произошли от крестьян, а герцоги, церковь и города только наложили на них определенный отпечаток. Германское крестьянство. представляло собой основу, определившую направление и характер дальнейшего развития. Мы, национал-социалисты, восстановившие старую истину, что кровь является формообразующим элементом культуры народа, абсолютно четко представляем себе суть вопроса».51

Поучительным был и опыт «демонтажа» этого нового народа после поражения фашистской Германии во Второй мировой войне. Таким образом, всего за тридцать лет дважды была произведена «пересборка» большого европейского народа с великой культурой и огромной историей (к тому же этот большой эксперимент этнической и социальной инженерии дополнен важным опытом параллельного строительства из части немцев особого народа ГДР, который вот уже почти 25 лет после ликвидации этого государства с трудом ассимилируется с основной частью нации).

Необходимость познания этничности с помощью научной методологии обострилась в ходе «второй волны глобализации» — империализма, когда интенсивное вторжение западного капитализма дестабилизировало традиционные общества и вызвало множество конфликтов, структуру и динамику которых нельзя было понять с помощью здравого смысла. Как считают современные этнологи, «примордиализм возник при изучении этнических конфликтов, эмоциональный заряд и иррациональная ярость которых не находили удовлетворительного объяснения в европейской социологии и представлялись чем-то инстинктивным, «природным», предписанным генетическими структурами народов, многие тысячелетия пребывавших в доисторическом состоянии».52

Исследователи, работающие в рамках конструктивизма, подчеркивают, что создатели техники этнизации населения в каждом конкретном случае опираются на стихийный примордиализм простого человека, на его потребность ощущать себя членом «извечной» общности, обладающей священными символами. Да и сами эти конструкторы-практики в большинстве случаев, вероятно, мыслят в понятиях примордиализма и уверены, что они открывают изначальную истину, снимая с нее слои деформации и коррозии. Даже если эта очищенная ими истина через какое-то время сама оказывается подделкой, это не обесценивает их труда — ведь данная находка успела укрепить конструкцию этнического сознания и теперь ее можно убрать.

Здесь кроется одна из главных сложностей освоения проблематики этничности в широких кругах интеллигенции и даже в среде специалистов. Ведь в этнических взаимоотношениях, особенно в момент глубокого кризиса, обострившего эти отношения, все мы являемся действующими лицами и исполнителями. Человек, рационально принявший идеи конструктивизма как верные и научно обоснованные, должен оперировать в среде, где подавляющее большинство мыслит и действует в рамках примордиализма. К окружающим тебя людям надо обращаться на том языке, на котором они говорят и который они понимают, и когда ты видишь проблему в свете иных, несовместимых понятий, возникает раскол, который может погубить не только дело, но и «действующее лицо».

Ценностью конструктивизма явилось то, что отказ от представления этничности как изначальной данности побудил исследователей взглянуть на процессы этногенеза во всем их многообразии и заняться, прежде всего, составлением реальной и конкретной «карты» этих процессов на широком пространстве и на продолжительном временном интервале. Это позволило со временем приступить к классификации, к выявлению закономерностей — к прохождению этих необходимых этапов в развитии строгой науки. При этом расширились познавательные возможности того огромного фактического материала, который был накоплен в примордиализме.

Другое важное отличие конструктивизма от примордиализма как методов исследования конкретных ситуаций заключается, по мнению ряда авторов, в общей направленности, в тех принципиальных установках, которые «толкают» ход рассуждений к тому или иному исходу (при прочих равных условиях).

Если же вглядеться в конкретные случаи этнических конфликтов с применением насилия, то видна как раз целенаправленная деятельность по «конструированию» этих конфликтов, которая опирается на те «наличествующие социальные реалии», которые были созданы в такой же целенаправленной деятельности на предыдущих этапах. История 1980-1990-х гг. и в Югославии, и в СССР дает для реконструкции причинно-следственных связей богатый материал. В.А. Шнирельман утверждает на основании исследований событий, происходящих на Кавказе: «Этнические конфликты вызываются отнюдь не различными культурными ценностями per se. Напротив, идеологические и политические лидеры порой даже заинтересованы в мобилизации разных культурных ценностей для достижения своих собственных целей. Для этого они и отбирают то, что, на их взгляд, лучше соответствует их целям, и нередко превращают личный или локальный конфликт в этнический или религиозный… Исламские ценности не играли никакой роли в современных спорах между христианами-осетинами и их соседями-мусульманами об аланских предках. Этот конфликт, который с точки зрения концепции Сэмуэля Xантингтона мог бы быть интерпретирован как борьба между христианской и исламской цивилизациями, фактически был весьма далек от обращения к каким-либо религиозным ценностям».53

Методология конструктивизма, отвергая идею об изначальной заданности и большой устойчивости этнического сознания, гораздо более чем примордиализм, нацелена на изучение и предвидение тех быстрых изменений, которые могут произойти в межэтнических отношениях при дестабилизации социальной и культурной обстановки.54 Господство представлений примордиализма в советском обществоведении привело к тому, что после 1985 г. партийная номенклатура не прислушивалась даже к тем предупреждениям об угрозах, создаваемых перестройкой, которые делались исходя из здравого смысла и житейского опыта.

Вот проблема, имеющая общее значение для всех обществ «переходного типа» — введение института многопартийных выборов в тех странах, где общежитие разных этносов и народов было отлажено в условиях однопартийной системы. В таких «однопартийных» политических системах правящая партия образуется по совсем другим правилам, нежели в конкурентном гражданском обществе западного типа, где существует политический «рынок» с партиями, выражающими интересы разных социальных групп и классов.

Радикальный перенос в такое общество западного ритуала многопартийных выборов повсюду приводил к резкой политизации этнического сознания и этнизации политики. Результатом становился межэтнический конфликт, так что на выборы шли не партии, представляющие социальные интересы, а этнические элиты, мобилизующие своих соплеменников на борьбу с другими этническими «партиями».

Важно подчеркнуть, что апелляция к этническим ценностям «почвы и крови» в государствах переходного типа вовсе не является извращением принципов демократии. Согласно современным антропологическим исследованиям, это и есть действительная суть западной демократии, скорректированная реальностью этих государств (это иногда называют «парадоксом Уайнера», смысл которого состоит в том, что именно демократические процедуры, а не их искажение, и порождают этническое насилие). Таковой и была технология западной демократии, в чистом виде представленная Французской революцией. От нее ушел сам Запад, но под его давлением данную технологию вынуждены применять зависимые от него страны.

Из этого следует, что в демократическом государстве, во-первых, постулируется роль народа как центрального субъекта политики и, во-вторых, главной формой, в которой народ представлен на политической арене, становится толпа. Это — очень специфический миф народа, которого не было в традиционных сословных обществах (и тем более не могло быть в советском обществе). Та часть постсоветских обществ, которая еще связана культурной пуповиной с традиционной Россией, не только не владеет технологией толпы, но и чужда ей. Напротив, часть общества, настроенная против советской системы, уже в конце 1980-х гг. освоила методы политического действия толпы и легко узурпировала статус народа.

В целом сдвиг к рациональности постмодерна повсеместно провоцирует этнизацию обществ. В развивающихся странах это выражается в новом всплеске трайбализма, родо-племенного сознания и организации. Не менее сложные проблемы обещает неожиданный возврат, казалось бы, ушедшего в прошлое этнического сознания в странах Запада, которые быстро стали многонациональными. На эту способность постмодерна провоцировать и искусственно интенсифицировать этногенез, указывают антропологи. Дж. Комарофф задается вопросом: не используется ли эта способность как средство утопить борьбу за разрешение социальных противоречий в хаосе межэтнических столкновений?

Здесь надо сделать важное предупреждение методологического характера. Признание конструктивизма научной концепцией этничности, основанной на более верных, нежели примордиализм, предположениях и постулатах, вовсе не означает, что надо принимать и поддерживать и те политические программы, которые опираются на использование этой концепции. Научное знание нейтрально по отношению к добру и злу, это всего-навсего лишь инструмент. Те, кто владеет методологией конструктивизма, оказываются сильнее тех, кто исходит из постулатов менее эффективной методологии. Но они могут применить эту силу и во вред интересам конкретной социальной или этнической общности. Знание и его использование — вещи совершенно разные. Особенно это относится к тем проблемам, в которых знание и идеология очень сильно переплетены.

Обладание силой более верного знания в целом полезно и потому, что предохраняет от неосознанных угроз. Тот факт, что принятый в советское время способ понимания и рассуждений об этничности выводился из примордиализма, разоружил наше общество и сделал его беззащитным против взрыва этничности в 1980-1990-е гг., является фундаментальным независимо от политической или идеологической позиции. Если бы интеллигенция и власть рассуждали на языке конструктивизма, было бы легче предвидеть последствия многих фатальных решений и разоблачить махинации разрушительных теневых и преступных действий.

Но подавляющее большинство населения, да и интеллигенции, продолжают мыслить в терминах примордиализма. Люди действуют не в соответствии с правильными концепциями ученых, а исходя из своих «неправильных» представлений. И наука должна изучать именно этот «неправильный» реальный объект.

Поэтому практические исследователи вынуждены комбинировать методы и эмпирические данные обоих подходов. В принципе, тому же самому должны научиться и политики и, в общем, все граждане, желающие действовать рационально. Это — исключительно сложная методологическая проблема.

Однако некоторые видные этнологи-конструктивисты с такой «гибридизацией» категорически не согласны. Дж. Комарофф, например, отрицает даже тщательно скрытый примордиализм. Подводя итог сравнительному анализу познавательной силы примордиализма, конструктивизмма и инструментализма,55 он формулирует те вопросы, на которые ни один из этих подходов пока что не дает надежных ответов. Для нас полезны и сам этот перечень, и констатация того факта, что готовых ответов на них наука пока что не дает. Вот что писал Комарофф в 1993 г.: «В настоящий момент задачей, требующей к себе внимания, является разработка других, более убедительных теоретических альтернатив, а также поиск ответов на ряд сложных вопросов об этничности и национализме, остающихся доныне нерешенными. Каким именно образом происходит укоренение коллективных привязанностей и чувств в той истории, которую люди считают своей? Почему в одних обстоятельствах апелляции к национализму вызывают лишь апатию, если не антипатию, в то время как в других граждане проявляют готовность жертвовать жизнью и здоровьем, иногда даже во имя стран, где они подвергаются очевидному угнетению? В каких случаях и почему лидеры государств и общественных движений обращаются к национальной государственности и подвергающемуся угрозе суверенитету как к объединяющему и готовящему к войне лозунгу? И почему подданные откликаются, особенно если, как часто бывает, в их собственных жизненных интересах не делать этого? В каких случаях и почему национально-государственная принадлежность (nationality) оказывается важнее других форм самосознания, особенно основанных на социальном классе, поле, расе? Почему некоторые формы национализма оказываются более враждебно настроенными и, фактически, воинственными, чем другие? И какова роль политических / социальных элит в их разжигании, а войны и военных лидеров — в их историческом развитии? Существует ли какая-либо разница, или связь, между направленными вовнутрь чувствами и настроениями, обеспечивающими единство нации, и направленными вовне эмоциями, нагнетающими враждебность по отношению к другим?».56

1.3. Нация и национализм

В Новое и новейшее время для жизни и самосознания народов (особенно больших стран) важное значение приобрело понятие нация. В представлениях, свойственных формационному подходу, нация есть высшая стадия развития этнических общностей, отвечающая условиям индустриального общества.

В последние четыре века нация и принадлежность к ней (национальность) были важным признаком социальной классификации. Сам исходный смысл слова «нация» (т. е. «быть урожденным») придает этому признаку качество естественного, которое оказывает сильное воздействие на сознание и потому очень ценится в идеологии.

Понятие нации стало ключевым как в отношениях населения со своим государством, так и в международных отношениях между государствами. Это понятие лежит в основе и международного права Нового времени, и политической практики (в таких понятиях, как национальный суверенитет, право наций на самоопределение, Организация Объединенных Наций — осью является понятие нации).

Вторая сторона возникновения наций — формирование национального государства. Этот новый тип государственности стал главной формой политической организации народов Запада — самой устойчивой и очень многосторонней по своим функциям. Национальное государство уже в ходе создания своих наций показало исключительную эффективность в деле сплочения населения страны в общество. Можно сказать, что национальное государство выработало качественно новую матрицу сборки народа, введя новое измерение для идентичности и самоосознания людей — гражданственность.

К. Янг пишет: «В возникновении национального государства не было ничего естественного или предопределенного исторической судьбой. Это сравнительно новое явление в европейской истории — национальные государства стали складываться в момент Французской революции, и в их формировании большую роль сыграли интеллектуальные течения эпохи Просвещения. По мере того как складывалось современное гражданское общество, само понятие нации (национальности) стало сливаться с понятием гражданства и принадлежности к государству. Нации, подобно государствам, обусловлены обстоятельствами, а не всеобщей необходимостью, однако при этом считается, что они предназначены друг для друга и что одно без другого неполно и является трагедией».57

Понятие нации многозначно. При его употреблении и в политике, и в обыденном разговоре всегда надо иметь в виду, какой смысл придается этому слову, в какой контекст оно встраивается. Это слово очень нагружено идеологически, поэтому демагоги всех мастей, «захватив» аудиторию, затем начинают в своих целях изменять смысл понятия, иногда очень ловко, почти неуловимо. Когда заходит разговор о нациях, полезно привести в готовность все личные средства защиты против манипуляции сознанием.

Два главных, принципиальных смысла нации таковы:

— нация как гражданство, как коллективный суверенитет, основанный на общем политическом участии;

— нация как этничность, сообщество тех, кого связывают общие язык, история или культурная идентичность.

Систематизированные представления о нации стали складываться три века назад. Концепция нации была выдвинута в начале XVIII в. в книге Д. Вико «Основания новой науки об общей природе наций». Его идеи были развиты затем в программе Просвещения Вольтером, Кондорсе, Гердером. Считалось, что незападные «отсталые» народы переживают тот же этап, который когда-то пережили народы Западной Европы. Иные концепции, исходящие из идеи многообразия путей развития культур и цивилизаций, развивали Н.Я. Данилевский и О. Шпенглер, А. Тойнби и П. Сорокин.

Ранние представления о нации были, как мы сказали бы сегодня, проникнуты примордиализмом. Сегодня представление о нациях менее романтическое. Вот краткая формулировка в стиле конструктивизма: «Пользующиеся терминами “нация” и “национализм” обнаруживают склонность считать их значения само собой разумеющимися, исконными, освященными практикой и неоспоримыми. Сложившееся положение говорит очень многое об их легитимизирующей силе и ведущей роли в современном мире. Однако практически все из наиболее проницательных специалистов-теоретиков в данной области сходятся во мнении, что эти термины принадлежат к тому слою современных понятий, которые служат делу идеологического оправдания и политической легитимизации определенных представлений о территориальном, политическом и культурном единстве.

Будучи необходимыми для процессов внутренней интеграции новых европейских государств, подобного рода понятия были порождены эпохой Возрождения, временами колониальной экспансии, религиозных войн и либерального буржуазного капитализма. Другими словами, именно потребность современного государства в интегрированности населения положила начало идеологии национализма, которая в свою очередь создала нацию. Как отмечал Эрик Хобсбаум, не нация создала государство, а государство породило нацию».58

В западной культуре принадлежность к какой-то нации стало считаться чем-то естественным и необходимым. Б. Андерсон, который развивает конструктивистскую концепцию нации, предложил радикальное определение: «Нация — это воображаемая политическая общность, причем воображаемая как необходимо ограниченная и суверенная». Имеется в виду, что любая общность, не основанная на непосредственных межличностных контактах, есть общность воображаемая. Но человек вообще живет в воображаемом мире, его воображение создает реальность. Поэтому нация есть реальная общность. Ведь несмотря на неравенство и противоречия внутри нее, принадлежность к нации порождает реальное «горизонтальное товарищество».59

Вариантом гражданской концепции нации является территориальная концепция. Здесь нация — это «население, имеющее общее имя, владеющее исторической территорией, общими мифами и исторической памятью, обладающее общей экономикой, культурой и представляющее общие права и обязанности для своих членов».60

Понятно, что сделать память, мифы, культуру общими для всего населения территории, т. е. создать гражданскую нацию, можно лишь в том случае если будут ослаблены различия разных групп, составляющих это население. И прежде всего — ослаблена этничность этих групп. Еще Ж.-Ж. Руссо подчеркивал, что индивиды, образующие нацию, должны иметь сходные обычаи и манеры, общие социальные идеалы. Таким образом, строительство нации не может быть «бесконфликтным» — «иных» надо в определенной степени преобразовывать в «своих».

Классическими моделями собирания нации являются французская и немецкая. В. Коротеева в своем очерке «Существуют ли общепризнанные истины о национализме?» пишет: «Уже более двухсот лет известны “французское” и “немецкое” представления о нации. Первое исходит из идеи нации как свободного сообщества людей, основанного на политическом выборе. Оно берет начало со времен Великой французской революции, когда старому режиму противостояло третье сословие, называвшее себя нацией. Второе восходит к Иоганну Г. Гердеру и немецким романтикам XIX века. По их представлению, нация выражает “народный дух”, опирается на культуру и общее происхождение».61

Во Франции пришлось «сплавлять» не только множество небольших народов, но и два больших этнических блока — северофранцузского и южнофранцузского (провансальцев). Последние сопротивлялись более трехсот лет, после чего, по выражению Энгельса, «железный кулак Конвента впервые сделал жителей Южной Франции французами». А Наполеон заменил все исторические этнические названия департаментов на формальные географические — по названиям протекающих по их территории рек.

Тем не менее, вопреки нашим обыденным представлениям, Франция в культурном и языковом отношении была очень неоднородной в течение всего XIX в. Как свидетельствует доклад французского Министерства просвещения 1863 г., по крайней мере четверть населения континентальной Франции не знала в то время французского языка. Он не был родным языком примерно для половины из 4 млн французских школьников (министерство, дабы продемонстрировать свои успехи, явно занижало число нефранкоговорящих). Практически весь юг и значительная часть северо-востока и северо-запада страны говорили на диалектах или наречиях, настолько отличавшихся от французского, что парижским путешественникам не у кого было узнать дорогу. Крестьяне Бретани или Прованса отнюдь не были патриотами Франции, и вопрос о том, станут ли они французами, оставался открытым в течение большей части XIX века.62

Германские народы собирались в современную нацию немцев уже объединенным государством при Бисмарке, под эгидой милитаризованной Пруссии. А до этого, в конце XVIII в., еще вполне могло случиться, что в Европе возникли бы три родственных политических нации — австрийская, прусская и баварская.

Но утверждения о неизбежности подавления этничности малых народов отражают историю формирования именно западных наций. Другой, более сложный тип нациестроительства, который был присущ и России, предполагает построение общей территории и общего культурного ядра при сохранении этничности разных групп населения.

Становление наций в Европе происходило под воздействием идей Просвещения, центральными из которых было представление о человеке как свободном индивиде (либерализм) и о гражданском обществе как системе ассоциаций свободных индивидов. В этих рамках и шел поиск путей примирения между целым (нацией) и сохранившимися, хотя и ослабленными, этническими общностями (меньшинствами). Понятно, что такой подход никак не мог разрешить конфликта, потому что для этнического сознания главной ценностью являются именно права общности, а не права индивидов. Напротив, этот подход, предлагающий этническому меньшинству атомизироваться и выступать на индивидуальной основе, неизбежно воспринимается как злонамеренный. Исходя из этого в некоторых странах (в Канаде, затем в США) была совершена попытка найти компромисс через принятие доктрины мультикультурализма. Опыт ее применения в последние 15-20 лет показал, что мультикультурализм не только не разрешил противоречий между нацией и меньшинствами, но скорее усугубил их, создав новые порочные круги.

Вернемся к начальному периоду формирования наций и тем урокам, которые смогли извлечь из этого опыта политики незападных стран. Новое время, с прелюдией в виде Возрождения, стало эпохой становления Запада как новой, индустриальной цивилизации. В разных частях Западной Европы возникли схожие в главном условия для «пересборки» их народов в нации. Однако представления о характере создаваемых наций в разных культурах были различны. Считается, как сказано выше, что существуют две основные модели нации — французская «гражданская», представляющая нацию как «сообщество граждан» с одинаковыми правами, и немецкая «этнокультурная», связанная с Романтизмом и понимающая «народ» как «органическое единство духа», опирающаяся на общность языка и культуры.

В описании этих двух моделей просматриваются два современных подхода к этничности — конструктивизм (у французской модели) и примордиализм (у немецкой). Существенно, однако, что при обсуждении конкретной практики нациестроительства во Франции и Германии историки склоняются к тому, что во времена Бисмарка риторика «крови и почвы» являлась лишь идеологическим прикрытием той самой конструктивистской технологии, которая уже была испытана во Франции. Прагматический «проектировщик» нации апеллирует к примордиализму обыденного сознания масс, но реализует свой проект, следуя рецептам конструктивизма.63

Во второй половине ХХ в. в западной науке утверждается сформулированное Х. Коном понимание «национализма как первичного, формирующего фактора, а нации — как его производной, продукта национального сознания, национальной воли и национального духа».

Верным признается и замечание представителя примордиализма Энтони Смита относительно того, что «невозможно создать нацию из ничего». Иными словами, для ее создания должно иметься центральное ядро протонации в виде этнической общности, созревшей до уровня народа. Благоприятную почву для усвоения народом националистической идеологии готовит этничность, а потом уже начинают действовать конструктивистские технологии нациестроительства.

Создание наций позволило резко повысить эффективность государства. Поэтому и в незападных странах освоение технологии нациестроительства стало одной из важнейших составляющих модернизации. Так, Япония сумела целенаправленно создать сплоченную нацию с сильной национальной идеологией, не раскрываясь Западу, и вышла на международную арену как современное национальное государство.

Индийская нация сложилась в политической борьбе с английским колониальным владычеством. Для ее создания потребовалось теоретическое обоснование, которое было выработано, по словам К. Янга, группой индийских интеллигентов-националистов «благодаря истолкованию истории в духе нового прочтения прошлого с точки зрения современных представлений». Авторитетный текст, дающий такое истолкование, был написан в 1946 г. первым премьер-министром Индии Дж. Неру и назывался «Открытие Индии».

Но самые главные для нашей темы события происходили в Китае. Здесь небольшая группа интеллигентов-республиканцев выработала и стала осуществлять проект создания современной нации (хотя они применяли привычное китайцам слово народ). Старый народ, слабо скрепленный империей, был полностью «рассыпан» под ударами европейских держав, и в рассыпанном («как куча песка») виде китайцы оказались не только политически недееспособны, но даже нежизнеспособны.

К. Янг пишет об этом проекте: «Поколение Сунь Ятсена наделило Срединное Царство совершенно новым самосознанием китайского национализма, реинтерпретировав представления ханьского Китая о себе и о варварах — “других” — так, что, даже не обеспечив строительства устойчивого политического сообщества в ближайшей перспективе, это позволило избежать судьбы, уготованной Китаю алчными колонизаторами. По мнению последних, находившийся в конце XIX века в упадке Китай уже можно было “разрезать, как арбуз”. В Китае государство, история которого насчитывает уже три тысячелетия, создало мощную культурную идеологию: уникальным образом процесс конструирования китайского народа из различных по происхождению групп несет на себе отпечаток “Срединного Царства”. Глубоко знаменательный этноним “китайцы (хань)” символизирует этногенез: самая первая из продолжительных по времени, объединявших и строивших государство династий продолжает свое существование в этом широко распространенном определении. Республиканские наследники империи омолодили и переосмыслили этот этноним “китайцы (хань)” как национальность в полном угроз мире национальных государств, что заменило его предыдущее значение цивилизованности, противопоставлявшейся варварству “других” из-за Великой Стены».64

Это замечательно объяснил в своем исключительно важном сегодня для России труде «Три народных принципа» первый президент Китая Сунь Ятсен. В середине XIX в., когда в Китай начали проникать европейцы, это была самая крупная по масштабам экономика мира. Запад опутал ее банками и займами и стал «высасывать» ее ресурсы. Отношения Запада с Китаем представляли собой совершенно новый тип паразитизма, который вел к полной, в буквальном смысле слова, гибели всей китайской экономики. Китай находился «между жизнью и смертью» (он «подобен жертве, трепещущей под ножом палача») и, по оценкам Сунь Ятсена, мог быть уничтожен с гибелью всего народа (400 млн).

«Три народных принципа», которые стали программой «пересборки» китайского народа, — национализм, народовластие и народное благоденствие.65 Сунь Ятсен считал национализм сложным явлением — из тех, что «легче сделать, чем осознать» (в противовес категории явлений, которые в Китае квалифицировались как «легче осознать, чем сделать»). Причиной плачевного положения Китая в начале ХХ в. Сунь Ятсен назвал именно утрату китайцами национализма, когда власть захватили манчжуры — народ численностью около ста тысяч. Два века «государственники» пытались сохранить «сокровище национализма», передав его низшим, неграмотным слоям народа и создав для этого огромное число тайных обществ.

Утратив национализм, Китай стал «кучей песка» — люди были крепко сплочены в семьи и кланы, но не было их соединения в «государственную семью». Проводя сравнение с Россией, Сунь Ятсен видел залог ее спасения и развития как раз в том, что несмотря на свою «вселенность», русские сохранили национализм благодаря опасным, но несмертельным угрозам. Последней из них к концу жизни Сунь Ятсена была интервенция Запада во время Гражданской войны.

У Сунь Ятсена национализм не только не противоречит интернационализму, но и служит ему необходимым условием: «национализм — это то сокровище, которое предопределяет существование человечества» (или: «национализм — это инструмент, который дает возможность существовать человечеству»). Если бы национализм угас повсеместно, то западные державы, по мнению Сунь Ятсена, полностью вытеснили бы и «переварили» все другие народы, как индейцев. И именно если Китай преодолеет космополитизм и вновь обретет сокровище национализма, он «станет фундаментом интернационализма в Азии» — так же, как русские стали им в Европе.

Многие наблюдения Сунь Ятсена поразительно напоминают то, что мы видим сегодня в России. Первым условием возрождения национализма он называет объяснение всему народу истинного положения Китая. Препятствием здесь была интеллигенция, которая описывала это положение в европейских понятиях — привычных, но негодных. Сунь Ятсен много места уделяет доказательству, что положение Китая гораздо хуже, чем положение колонии. Не будучи колонией, Китай стал объектом эксплуатации всех западных держав. Колония — как бы собственность метрополии и никогда не «высасывается» ею до конца. Китай же, по расчетам Сунь Ятсена, при том уровне изъятия средств, что установился к 1924 г., мог быть полностью обессилен всего за десять лет.

Представления о нации неразрывно связаны с понятием национализма. Это — две стороны одного и того же явления. Национализм как идеология — сравнительно недавнее явление, он возник именно в связи со становлением нации. Между национализмом и принадлежностью к нации есть различие: национализм относится к осознанным чувствам, для которых нация является объектом активной привязанности, а принадлежность к нации есть часть повседневной практики, которая порождает глубокое и часто невыраженное ощущение, что ты «дома».

Предполагают, что как и вообще идеология, национализм возник во Франции конца XVIII века. Б. Андерсон считает, что условием для распространения национализма стало появление печати, в результате чего возникла возможность синхронизации мыслей и чувств большого числа людей. Это создало условия для появления общности людей, которые, не зная друг друга, тем не менее воспринимали происходящие события сходным образом.

Как и всякая идеология, национализм с самого начала выполнял политические задачи, возникавшие в процессе строительства нации и обретения ее суверенитета. Эти задачи были актуальны, и национализм весьма мало был обращен в прошлое — он оставался практическим и рациональным. Иногда национализм считают идеологией индустриального общества, равноположенной либерализму и социализму. Если так, то надо учитывать тот факт, что реальные идеологические системы обычно имеют более сложную, гибридную структуру, так что националистическим может быть и социализм, и современный либерализм, и их космополитические разновидности.

Как и все понятия, связанные с проблематикой этничности, слово национализм имеет множество смыслов, так что воспринимать его надо с осторожностью, всегда учитывая контекст высказывания. Это понятие нередко толкуют как синоним патриотизма. Но патриотизм не сводится к национализму, он даже пересекается с ним лишь в малой степени. Патриотизм — необходимая часть любой государственной идеологии, но сам по себе несущей опорой патриотизм не служит — он должен быть сцеплен с идеями, устремленными в будущее и «гарантирующими» реализацию патриотических ценностей. Как государственная идеология, патриотизм утверждает «вертикальную» солидарность — приверженность личности к стране. В нем нет акцента на многие ценности «низшего уровня», скрепляющие этническую общность, даже столь широкую как нация. Напротив, национализм активизирует чувство «горизонтального товарищества», ощущения национального братства («всех французов» или «всех немцев»). Поэтому нередкие попытки противопоставить предосудительный национализм уважаемому патриотизму не могут иметь успеха — речь идет о явлениях, лежащих в разных плоскостях.

Почему же с момента становления наций и зарождения национализма в Западной Европе русская культура испытывала неприязнь к этой идеологии? Достоевский противопоставлял национализму «всечеловечность», с ним соглашались философы, особенно православные. Это противопоставление явилось установкой интеллигенции и вошло в массовое сознание. О. Неменский пишет: «Русские были “интернационалистами по духу” и в советское время, и в имперское. У нас так и не сложилась серьезная националистическая традиция мысли, тогда как “русская всеотзывчивость” стала и подлинным стержнем нашей культуры, и главнейшей идеологемой самоосознания. Показателем нетрадиционности национализма для русских является тот факт, что его постулаты практически не воспринимаются большей частью нашего общества, причем как на “простонародном” уровне, так и в среде интеллигенции. И дело тут совсем не только в воспитании в духе советской интернационалистической пропаганды, а в том, что сама эта пропаганда оказалась очень созвучна русской культуре, русскому восприятию себя и мира».66

Но национализм настолько необходим для существования нации, что утверждение о его предосудительности и попытка заменить патриотизмом не имеют смысла. Можно осуждать лишь какие-то выверты национализма, как и любой другой формы сознания. В чем тут дело?

Первая причина в том, что наша интеллигенция восприняла у немецкой философии романтическое представление о нациях, согласно которому они даны нам «свыше». Вл. Соловьев видел в нации воплощение воли Провидения, предначертавшего каждой части человечества свою миссию (он писал: «Идея нации есть не то, что она сама думает о себе во времени, но то, что Бог думает о ней в вечности»). Если так, то национализм есть вмешательство в дела Провидения и лишь искажает смысл предначертания. Да и нечего беспокоиться о связности народа — не в силах грешных людей разрушить то, что скреплено высшей волей. Это же представление советская интеллигенция восприняла от Маркса, который почерпнул его у той же немецкой философии.

Вторая причина в том, что практика национализма на Западе вызвала у русских отвращение. Как было сказано выше, создать нацию можно, лишь ослабляя различия частей этого населения, ослабляя их этничность — «иных» надо преобразовывать в «своих». И англичане, и Наполеон, и Бисмарк собирали нацию «железом и кровью». Россия же собирала и строила территорию и общее культурное ядро нации при сохранении этничности разных народов. Отвергая западные технологии нациестроительства, русское общество не принимало самого понятия «национализм» как идеологии, связанной с этими технологиями. Говорили — «народность».

Но когда речь идет об идеологии, термин «национализм» обычно употребляется в его стандартном европейском смысле — как возведенный в ранг государственной политики эгоизм титульной нации. В такой контекст утверждение, будто русский национализм не содержит шовинизма и отражает вселенскую отзывчивость нашего национального духа, не вписывается и почти теряет смысл. Очень часто национализм вырывается из системы конкретных идеологических связей и представляется как самостоятельная сущность. На деле национализм не «освобождается» от связки с другими идеологиями и мировоззренческими системами, а лишь трансформирует их (как и они его). Например, имперский национализм современных США сцеплен с доктриной глобального капитализма с его идеологическим фундаментализмом и одновременно — космополитической идеей «золотого миллиарда».

Говоря о развитии национализма в России, мы должны представить себе переходный процесс превращения русского народа и связанных с ним других народов России в нацию. Почему это становится исторической необходимостью, почему нельзя избежать «кавдинских ущелий» национализма? Ведь судя по всему, избежать «кавдинских ущелий» классического капитализма оказалось возможно (поражение советского социализма не меняет данного вывода).

Эту необходимость можно объяснить так. Если племя живет настоящим и прошлым, не проецируя свое бытие в отдаленное будущее, то народ соединяется на основе проекта будущего. Он живет в историческом времени, устремленном далеко вперед. Но позволяет ли этот проект быстро мобилизовать ресурсы, достаточные для преодоления актуальных угроз? Далеко не всегда. Нация и является той формой организации общности, которая создает такую возможность, — она соединяет все входящие в нее группы в систему, связанную каналами быстрой коммуникации на больших территориях, обладающую большими ресурсами и инфраструктурой для быстрого маневрирования ими.

Развитие национализма как мировоззренческой и идеологической конструкции изначально было расщеплено на два течения, которые, переплетаясь, и конфликтовали между собой, и поддерживали друг друга. Если считать человеческие общности системами, то эти два течения в национализме можно различить по отношению данной общности к ее среде (более крупной системе) и к ее элементам — более мелким общностям. В этом смысле национализм мог быть идеологией разделения и идеологией объединения.

Так, в отношении наднациональных европейских структур нарождавшийся национализм был разделяющим. Он одержал победу и над имперской светской властью, и над единой централизованной церковью, и над классическими культурными традициями. Однако внутри образовавшихся национальных государств эта идеология была объединяющей — по отношению к региональным этническим общностям.

На устранение этнических различий и «фабрикацию» единообразных граждан, одинаково понимающих нормы и права нового общественного порядка, были направлены все средства господства национального государства, включая школу и СМИ. Различия изживались столь интенсивно, что Европу иногда называют «кладбищем народов».

Наступление этого объединительного национализма, разрушающего этничность малых народов, вызывало сопротивление, в том числе сепаратизм — борьбу за отделение от большого национального государства. Так возникал «национализм периферии» — как протест против государственной формы «большой» нации. Однако, становясь идеологией сопротивления национальному государству, этот национализм периферии, как правило, имитировал формы и язык государственного национализма, ставил целью обретение малым народом статуса нации.

В наиболее завершенной форме такой национализм периферии сложился в ходе борьбы колоний за свое национальное освобождение. Таким образом, в современной западной этнологии различают два крайних вида национализма, которые условно называют гражданским (или иногда «евронационализмом», так как он возник в ходе образования национальных государств в Западной Европе) и этническим (этнонационализмом), тип которого сформировался в ХХ в. в ходе национально-освободительной борьбы колоний.

Важно подчеркнуть, что названия эти именно условны, ибо характерные черты евронационализма присущи националистическим идеологиям многих незападных народов (назовем проект китайского национализма, созданный Сунь Ятсеном, или — в своих основных чертах — советский национализм, начиная со второй половины 1930-х гг., за вычетом особого военного периода). С другой стороны, к жесткому типу этнонационализма относятся идеологии многих политических движений европейских народов с конца 1980-х гг. (например, в Прибалтике или в последние годы на Украине). Для нас самое главное заключается в том, что эти две идеологии, обозначаемые одним и тем же именем национализма, являются принципиально несовместимыми. В пределе это — враждебные друг другу идеологии, но при этом в реальной общественной практике они, как правило, переплетены, что и делает сферу этнических отношений исключительно сложной и чреватой конфликтами.

Этнонационализм исходит из представления этнических оснований нации в понятиях примордиализма, как изначально данной сущности. В политической практике националисты, использующие эту идеологию, обращаются к обыденному сознанию, мобилизуя присущий ему примордиализм — при том, что сами эти идеологи в настоящее время чаще всего являются конструктивистами. Они именно конструируют политизированную этничность, манипулируя массовым сознанием в партийных целях.

Не последнюю роль в обострении политизированной этничности сыграла глобализация. Однако она не в состоянии воспрепятствовать новой хаотизации и нарастающим рискам, несмотря на укрепление общемировых связей в технологической и экономической областях. Поскольку глобализация несет с собой подчинение большинства меньшинству, она ведет к неизбежным конфликтам — локальным, региональным, даже планетарным. Только в период 1980-1995 гг. в мире произошли 72 гражданские войны (на этнической, национальной, религиозной и расовой почве), а также войны другого типа (государства против государства). Это продолжалось и после 1995 г.: агрессия в Югославии в 1999 г., гражданские войны — в Анголе, Либерии, Судане, в поясе центральноафриканских государств, в Израиле, на Филиппинах, Цейлоне и т. д., особенно кровавые этнические конфликты в Руанде, Боснии и Герцеговине, в Косово и Метохии, Чечне, отчасти и в Македонии, террористическое нападение на Нью-Йорк и Вашингтон, вооруженная интервенция США в Афганистане, оккупация Ирака.67 Не миновали этнические конфликты и благополучные страны Запада: периодически обостряются этнические трения в Бельгии, этнорасовые проблемы есть в США; наконец, перевесом всего в один процент голосовавших 30 октября 1995 г. на референдуме в Квебеке была сохранена целостность Канады — страны с одним из самых высоких в мире уровней жизни. Распад Канады мог повлечь за собой непредсказуемую цепную реакцию сепаратизма по всему миру.68

Важно, что в этнонационализме и вообще в национализме периферии делается очень сильный акцент на прошлом, которое мифологизируется в соответствии с политической задачей, а также на создании образа врага, который якобы виновен в тех бедствиях, которые перенес народ в прошлом. Нация в этом случае объединяется на негативной основе — например, общее бедствие и общий враг в прошлом. Это бедствие и образ врага нередко переносятся в настоящее (и даже становятся неустранимой частью будущего) с нарушением норм рациональности и здравого смысла.

Реальное бедствие, типа войны или глубокого кризиса, неминуемо вызывает всплеск этнонационализма. В этих ситуациях он становится средством мобилизации национальных сообществ для защиты своих интересов. При глубоком кризисе, когда разрушаются сложившиеся системы ценностей, нормы поведения и материальные условия жизни, массы людей видят в своей национальной общине островок стабильности и связи с традицией. Это островок порядка, которому угрожает хаос. Националисты, объединенные общей целью (например, возрождения нации), представляются организованной силой, которая и вносит порядок в жизнь людей. Участие в этой их борьбе дает ощущение связи человека с другими людьми его национальности, придает высокий смысл индивидуальному существованию.

Речь вовсе не идет о ложном сознании. Известно, что права человека сами по себе не обладают механизмом по их реализации. Для народов, ущемленных в своих правах или становящихся объектом угроз, этнонационализм частично заполняет этот провал, подкрепляя малоэффективные попытки воззвать к разуму мирового сообщества и идеям права. Этнологи отмечают, что в некоторых ситуациях националистическая политика оказывается наиболее эффективным средством для защиты народом своих прав.

Но проблема в том, что использование национализма как политического оружия — искусство чрезвычайно сложное, это оружие легко выходит из-под контроля. Национализм после некоторого порога становится реакционным и противоречит интересам народа, поскольку он неспособен к выживанию в многонациональном мире.

За последние 25 лет мы были свидетелями множества трагедий целых народов, в массовом сознании которых этнонационализм вышел из-под контроля. Так, он в короткий срок разрушил Югославию, на территории постсоветских государств была мобилизована политизированная этничность с высоким потенциалом межнациональных конфликтов. Был создан вооруженный конфликт в Нагорном Карабахе, Грузия загнана в порочный круг противостояния с Абхазией и Южной Осетией. К жесткому типу этнонационализма относятся идеологии ряда политических движений Израиля, а с конца 1980-х гг. — Прибалтики и Украины.

Наглядной иллюстрацией последствий, к которым может привести взрыв этнонационализма, служит разожженный во время перестройки вооруженный конфликт в Нагорном Карабахе. В Грузии, где вооруженные столкновения на национальной почве (в Абхазии и Южной Осетии) были прекращены при участии российских миротворческих сил, этнонационализм также загнал страну в порочный круг тлеющего противостояния. За период 1996-2002 гг. социальная дистанция между грузинами и другими народами возросла, при этом меньшинства относятся к грузинам лучше, чем грузины к меньшинствам. Отношения ухудшились даже в среде студентов, которые в середине 1990-х гг. были группой с самым высоким уровнем толерантности.69

Противостоит этнонационализму национализм гражданский, направленный в будущее и нацеленный на объединение разных народов. В условиях хаоса 1917 г. и Гражданской войны, разорвавших Российскую империю, советская власть нашла формулу государственности, которая позволила «пленить, подавить и приручить этнонационализм». Эта формула заключалась в том, что народам было предложено собраться в единое государство на основе общежития, «национального по форме, социалистического по содержанию». Но, мысля в понятиях примордиализма, мы просто забыли (и даже не заметили) того, что удалось «пленить, подавить и приручить», и поэтому в годы перестройки никто не поднял вопроса о том, как поведет себя «прирученный» этнонационализм.

Серьезный кризис возник в нациях Запада, которые уже казались «моноэтническими». Меньшинства, изначально воспринимавшиеся как часть единой нации, начинают от нее отторгаться. Так, в Испании после реформ конца 1970-х — начала 1980-х гг., когда статус полунезависимых автономий был предоставлен Каталонии, Галисии и Стране басков (с признанием местных языков наравне с официальным испанским), а впоследствии — еще 14-ти национальным регионам, практически был запущен процесс распада страны, когда испанцы ощущают себя в значительно большей степени представителями национальных общностей, чем гражданами одной страны.70

Другой пример — отторжение от нации жителей колоний. Так, до 1962 г. жители британских колоний приравнивались к жителям Великобритании. Однако Закон об иммиграции установил, что только те граждане Содружества, которые были в родстве с Великобританией, могут считаться ее подданными.71 Это было сделано в качестве предотвращения угрозы инокультурной иммиграции.

В конце ХХ в. этничность «очнулась» и взбунтовалась. И дело не только в том, что практически все нации Запада уже стали многоэтническими в результате крупномасштабного завоза дешевой рабочей силы — проснулось этническое сознание, казалось бы, уже давно ассимилированных народностей. Рухнула универсалистская утопия Просвещения, согласно которой в современном гражданском обществе индустриальной цивилизации этничность должна была исчезнуть. Эта утопия и заложила фундаментальный конфликт между нацией и этносами (конфликт, которого на длительный исторический период избежали и Российская империя, и Советский Союз).

Яркий пример — политизация национальных меньшинств Латинской Америки. Там растет интерес коренного индейского населения к участию в политической жизни. Если в Чили, Аргентине, Уругвае (Т. Васкес) и Бразилии (Л. да Силва) креолы и выходцы из Европы совершают левый поворот относительно плавно, то в Боливии, Эквадоре (Р. Корреа) и Венесуэле автохтоны требует радикальных перемен, и там борьба против социальной дискриминации и засилья транснациональных компаний соединилась с протестами против доминирования креолов.72

Как показал мировой опыт нациестроительства (и «демонтажа» народов), в парадигме конструктивизма действительно создаются и эффективно применяются технологии «этнической инженерии». Большими проектами были формирование европейских наций в Новое время, создание совершенно новой нации США, создание в XIX в. германской нации и многих народов Восточной Европы, «пересборка» китайской нации в XX в., «сборка» индийской нации по проекту Ганди-Неру, «пересборка» российской имперской нации в «советский народ», сборка нового немецкого народа в проекте фашизма и ряд других.

1.4. Механизмы нациестроительства

Сравнивая две главных концепции возникновения этнических общностей (примордиализм и конструктивизм), мы вскользь говорили, под влиянием каких условий и при участии каких социальных сил и общественных институтов складываются эти общности и превращаются в народы и нации. Рассмотрим теперь главные условия и силы подробнее.

Разнообразие ситуаций, в которых действуют эти силы, столь велико, что выявление жестких закономерностей почти невозможно — всегда находятся примеры, которые в данную закономерность не укладываются. Поэтому любая книга по этнологии полна противоречий. Когда автор говорит о действии какого-либо фактора, повлиявшего на образование народа, ему всегда приходится прибегать к абстракции, заостряя внимание на роли именно этого фактора, иначе рассуждение утонет в оговорках. В другом разделе и в другом контексте тот же автор приводит пример, как будто опровергающий сделанный ранее вывод, и читатель оказывается в затруднении.

Ничего не поделаешь: этногенез — система, обладающая большим разнообразием связей, и притом очень динамичная. Говоря о действии какого-то одного фактора в созидании этнических связей, приходится прибегать к абстракции, предполагая что действие (или бездействие) этого фактора происходит при прочих равных условиях. Этот метод мысленного эксперимента сложен — надо в уме держать всю систему и быстро «пробегать» разные комбинации, чтобы представить себе роль именно того фактора, который мы в данный момент обсуждаем.

Здесь мы будем говорить именно о ядре проблемы, лишь вскользь упоминая о фактах, когда обсуждаемая сила созидания бездействует.

1.4.1. Внешние факторы

Роль земли (территории, ландшафта)

Этнологи всех направлений подчеркивают роль земли в сплочении народа (нации). Одни говорят о «почве» (отсюда название одного из течений в национализме — почвенники), другие о территории, третьи, по-научному, о биогеоценозе. На обыденном языке мы говорим родная земля, имея в виду не тот населенный пункт, где родились мы лично, а землю, породившую наш народ. Родная земля часто приобретает этнически окрашенный облик: «О, русская земля, ты уже за холмом».

Помимо самой земли (ландшафта и территории) влияние на этногенез оказывает и такая символическая вещь, как граница. Граница территории уже в самых древних государствах приобретала священный смысл — она определяла пространство родной земли и часто становилась этнической границей. Внутри нее живет наш народ. Некоторые этнологи считают, что граница — это превращенный в часть культуры присущий животным инстинкт гнезда, норы (в общем, «периметра безопасности»). Замкнутая ограда, даже символическая, есть условие «морального и физического комфорта» — как для отдельной семьи, так и для народа. Согласно легенде, император Цинь Шихуанди, объединивший китайские царства, первым делом объехал границу нового государства.

П.Б. Уваров пишет: «Главной функцией монарха (и власти как таковой) является прямое, буквальное создание пространства определенности. Монарх, как верховный легитиматор, берет на себя обязанность установления порядка, т. е. состояния определенного соотношения элементов действительности, соответствующих Истине. При этом монарх выступает в качестве верховного легитиматора как социального, так и физического пространства. В деятельности традиционных правителей эти два пространства легитимации неразрывно взаимосвязаны, что, собственно говоря, вполне соответствует «фундаментальному императиву относительного единства управленческих институтов» Т. Парсонса: «Осуществление нормативного порядка среди коллективно организованного населения влечет за собой контроль над территорией».73

В связи с границами, особенно в зонах межцивилизационного контакта, в некоторых случаях возникали устойчивые фобии — страх перед иными народами, якобы представляющими угрозу целостности «своего» пространства. К числу таких укорененных страхов относится и русофобия Западной Европы, иррациональное представление русских как «варвара на пороге». Она сформировалась как большой идеологический миф четыре с лишним века назад, когда складывалось ощущение восточной границы Запада. А. Филюшкин пишет: «Время появления этого пропагандистского мифа в европейской мысли эпохи Возрождения фиксируется очень четко: середина — вторая половина XVI в. Это время первой войны России и Европы, получившей в историографии название Ливонской войны (1558-1583). Как мировые войны в конечном итоге очерчивали границы мира, так и Ливонская война окончательно обозначила для западного человека восточные пределы Европы. Теперь последняя кончалась за рекой Нарвой и Псковским озером».74

Можно сказать, что пространство и народ создают друг друга. Этносы складывались, коллективно думая о своем пространстве и пространстве значимых иных. Это уже было не безучастное физическое пространство, а пространство человеческое. Как говорят, происходила доместикация (одомашнивание, приручение) пространства. Французский антрополог А. Леруа-Гуран пишет, что на развитие племен и народов повлияли два разных типа восприятия пространства — динамический и статический.

В первом случае человек осознавал пространство как «маршрут», двигаясь по нему. В другом случае, у земледельческих народов, пространство воспринимается как серия концентрических кругов, затухающих к границам неведомого. В центре находится дом (деревня) человека, дальше — пояс полей и выгонов, еще дальше — лесные угодья общины. За ними — дальние пространства.

Разным типам восприятия пространства соответствуют разные формы, в которых его представляет себе человек; рождаются разные ритмы пространства и разные, связанные с ним ценности (вспомним стихи Блока и его образы пространства России в момент, когда она оказалась перед историческим выбором). А. Леруа-Гуран относит образы пространства к числу главных этнических символов и пишет: «Этнический стиль можно определить как свойственную данному коллективу манеру принимать и отмечать формы, ценности и ритм».75

Движение русских землепроходцев связывают с «островным богословием» православия, с поиском «Преображения», при котором земное странствие связано с теозисом (обожествлением мира). Так было с движением на Север: как говорят, идея Преображения была для русских «центральным символом-иконой исторического освоения просторов полуночных стран». Еще в большей степени этот мотив был важен в освоении русскими Америки, которая находилась «за морями и океанами» и понималась как «остров Спасения».76

Возникновению современных наций в Европе предшествовало новое изменение чувства пространства. В Новое время эта Европа распалась на национальные государства средних размеров. В их столицах появились «свои» национальные короли, которые прочертили национальные границы и вели из-за них длительные споры и войны. Нации стали создавать новое пространство — подвластное, точно измеримое, прямоугольное. Это замечательно видно из сравнения городских планов Москвы и Нью-Йорка.

В историческом времени связь народов с землей была очень подвижной, и народы перемещались по земле (иногда даже происходили их массовые «переселения»); в актуальном времени связь народа с «его» землей стала настолько привычной, что воспринимается как нечто естественное, природное. Народы, оторвавшиеся от родной земли, вызывают настороженность.

Дж. Комарофф пишет: «Именно благодаря акценту на принцип территориальности такие экстерриториальные группы, как евреи и цыгане (и немцы в бывшем СССР), воспринимаются столь аномальными в современной Европе: они кажутся обладающими всеми характеристиками наций, но при этом они не обладают территориальной целостностью. Подобно многим другим исследователям, Бауман (1989) усматривает причинную связь между антисемитизмом и этой аномалией: еврейские группы, отмечает он, занимают «лишающий спокойствия статус внутренних иностранцев, перешагивающих ту жизненно важную границу, которая должна… сохраняться в строгой целостности и быть непроницаемой».77

Судьба «родной земли» затрагивает самые глубокие структуры национального чувства, и экономические критерии здесь почти не играют роли. Это отношение чрезвычайно устойчиво, хотя корни его у современного человека едва ли сознаются. Леви-Стросс отмечает: «Именно в этом смысле надо интерпретировать отвращение к купле-продаже недвижимости, а не как непосредственное следствие экономических причин или коллективной собственности на землю. Когда, например, беднейшие индейские общины в Соединенных Штатах, едва насчитывающие несколько десятков семей, бунтуют против планов экспроприации, которая сопровождается компенсацией в сотни тысяч, а то и миллионы долларов, то это, по заявлениям самих заинтересованных в сделке деятелей, происходит потому, что жалкий клочок земли понимается ими как “мать”, от которой нельзя ни избавляться, ни выгодно менять. Это знала в прошлом и наша цивилизация, и это иногда выходит на поверхность в моменты кризисов или сомнений, но в обществах, называемых “примитивными”, это представляет собой очень прочно установленную систему верований и практики».78

Сильнейшее потрясение для этнического чувства «незападных» народов вызывает иностранная оккупация их земли. Объяснить это истинному европейцу непросто. Именно это чувство было точно выражено в главном лозунге Великой Отечественной войны: «Смерть немецким оккупантам!». В нем было указано главное зло — оккупация родной земли и главный в этом контексте признак злодея — этнический. Не буржуй и не фашист оккупирует нашу родную землю, а немец. Буржуй бы завладел землей как средством производства, фашист — как идеологический враг советской власти. А немец оккупировал русскую землю и землю братских русскому народов. А эту землю «не смеет враг топтать».

Проблема границ наглядно показывает, что в образованном человеке неминуемо должны сочетаться оба представления о его народе — примордиализм и конструктивизм. Первое из них лежит в сфере религиозного чувства — мой народ, моя родная земля и ее границы обладают святостью, они даны изначально и содержат в себе высший (божественный или физический) смысл. А конструктивизм холодно напоминает, что и народ, и границы родной земли — творение культуры и человеческих отношений. Они непрерывно создаются и изменяются в ходе истории. Их сотворение, сохранение и изменение требуют знаний, ума и воли. Если народ не способен организоваться для защиты своей земли и ее границ, они будут изменены не в его пользу.

Более того, даже границы штатов, прочерченные отцами-основателями США буквально по линейке и изначально населенные пестрыми контингентами иммигрантов, постепенно обрели смысл национальных границ, выраженный не слишком резко, но вполне отчетливо. Произошла этнизация населения разных штатов, возник патриотизм, чувство «мы — они», носящее этнический оттенок. Б. Андерсон в своей главной книге «Воображенные общности» пишет, что эта история США открывает этнологам целую область исследований: «Для того чтобы проследить, как проходил во времени этот процесс, в результате которого административные границы стали восприниматься как отечества, необходимо рассмотреть, как административные организации создают значения».79 Какое значение приобрели эти границы, которые в СССР были чистой формальностью и которых никто не принимал всерьез, все мы увидели после 1991 года.

В полиэтничных странах эта проблема особо обостряется за счет того, что за национальными меньшинствами закрепляется определенная территория. Во Вьетнаме и Китае зона проживания малых народов богата природными ресурсами. Конституция Никарагуа предусматривает создание особых территориальных единиц — общин Атлантического побережья, обладающих режимом национальной автономии. Коренным жителям этих автономий предоставлено право развиваться в соответствии с их историческими и культурными традициями. В конституциях Бразилии и Кении отдельные главы посвящены этническим меньшинствам, насильственное переселение которых с занимаемых ими земель запрещено. В Конституции Венесуэлы за коренным населением страны закреплены право на территории традиционного проживания и гарантии представительства в парламенте. В Боливии создан Аграрный суд для защиты прав коренных народов и отдельных лиц на владение землей, а также для защиты исключительного права пользования возобновляемыми природными ресурсами, находящимися на их землях. Одна из глав Конституции Кирибати посвящена острову Банаба, который был практически полностью опустошен из-за разработок фосфатов. Все земли, которые национальное правительство или ранее — британские колониальные власти приобретали с целью добычи фосфатов, подлежат возврату владельцам или их потомкам. Конституция также закрепляет за выходцами с Банаба одно постоянное место в парламенте.

Такое закрепление узаконивает анклавы для особых этно-конфессиональных общностей, чему яркий пример — Индия. Сикхи проживают в штате Пенджаб; народы, исповедующие ислам — в штатах Джамму и Кашмир, западной Бенгалии, западной части Утта-Прадеш, Ассаме, Керале; народы, исповедующие христианство — на северо-востоке страны, в Бомбее и на юге. Создание таких анклавов — мина замедленного действия для полиэтничной нации.

Особое обострение чувства территории и границы вызывает нынешняя волна глобализации. Резкое ослабление защитной силы национальных границ несет для народов опасность утраты контроля не только над землей («почвой»), но и над ее недрами. Идеологи глобализации представляют человечество как конгломерат индивидов, как «человеческую пыль». Во втором докладе Римскому клубу (Месарович) это выражается в полном исключении понятия народ и вообще этнических коллективных общностей как субъектов права.

Национальная граница была тем символическим барьером, в рамках которого личная безопасность определялась четкими понятиями легитимного и преступного насилия. От преступника тебя защищало государство, но оно и само могло покарать тебя. В каждом конкретном обществе обе угрозы были предсказуемы и, таким образом, «укрощены». Глобализация привела к транснационализации насилия. Было заявлено право единственной оставшейся после Горбачева сверхдержавы (США) «изымать» граждан других государств с их территории для суда над ними на территории США. Так, в декабре 1989 г. было совершено военное нападение на Панаму, чтобы арестовать ее президента Норьегу (в ходе этой операции погибли, по данным западной прессы, 7 тыс. граждан Панамы).

В том же 1989 г. аятолла Xомейни вынес смертный приговор писателю Салману Рушди и призвал к его исполнению на территории Англии. Принципиальным моментом здесь было именно отрицание юридических границ законодательства Великобритании — именно это потрясло жителей Западной Европы, жители которой стали объектом неизвестного им судопроизводства по неизвестным для них законам иных стран.

Именно этим символическим изменением, а не уровнем реальной угрозы для жизни обывателя объясняется тот мистический страх перед международным терроризмом, который овладел европейцами и американцами. «Международный» террорист, который устраняет национальные границы, обрушил один из важных устоев того национального государства, которое западная цивилизация три века выстраивала для защиты своих наций от «варваров».

Этнизирующие «иные»

И примордиалисты, и конструктивисты выделяют в качестве очевидного условия для этнизации людей их контакт с иными (как говорят, этносы — категория сопоставительная). Иными словами, силой (или условием) созидания этноса всегда является иная этническая общность. Для появления самой ситуации, в которой возникает проблема своей этнической идентификации, требуются (наяву или в мыслях) внешний стандарт, особая система координат, чтобы определиться.

Дж. Комарофф, как представитель конструктивизма, пишет: «Процесс становления любой конкретной формы этнического самоосознания происходит в условиях повседневных контактов между теми, кто этнизирует, и теми, кого этнизируют. Признаки этнизации регистрируются одновременно на экономическом и эстетическом уровнях. Они связаны с одновременным же и вполне земным процессом производства объектов и субъектов, знаков и стилей».80

Важные для этнического самоосознания «значимые иные» меняются в зависимости от исторических обстоятельств. Так, для немцев в 1920-е гг. главными «иными» были англичане, которые воспринимались как основные победители в войне. В 1930-е гг. на первый план вышли евреи, из которых фашистская пропаганда сделала виновников всех национальных бед, а также славяне (прежде всего русские), которых предполагалось превратить во «внешний пролетариат» для немецкого национал-социализма.

Понятно, что выполнять роль этнизирующей силы, т. е. той, которая побуждает к выработке тех или иных сторон собственной национальной идентичности, могут не всякие иные. Это должны быть те общности, стереотипы поведения которых прямо влияют на жизнь этнизируемых. Русским, живущим на Дальнем Востоке, приходится вырабатывать и воспроизводить свою этничность, соотнося себя с китайцами и корейцами; но стереотипы этнического поведения китайцев пока что не оказывают влияния на этногенез русских на Северном Кавказе.

В целом для русских как большого народа (нации) некоторые этнологи дают такую историческую «карту» важных для их этногенеза других: «Существенным для исследования русской нации как историко-политического и культурного конструкта было бы описание исторических метаморфоз и констант образов немцев в русском сознании. Для того чтобы понять, «что значит быть русским», необходимо вычленить те ключевые исторические сюжеты, символические ситуации, набор ключевых контрагентов, в контексте взаимодействия с которыми русское сознание определяет самое себя. Можно выявить, как различаются «референтные» группы (нации, этнические общности) для различных пластов русской общественной жизни и действующих здесь социальных акторов.

В русской культуре было несколько доминантных контрагентов, несколько «исторически значимых других», определяя которые, конструируя их узнаваемые образы, формировалась собственная русская идентичность. В этнокультурной картографии значимых для русского восприятия иных — сходящие на нет былые, исторически доминантные контрагенты татар и поляков; сильное присутствие французов, хотя оно исторически неустойчиво и разновесно для разных социальных страт русского общества; «сквозное» присутствие евреев.

Но, вероятно, основным контрагентом для русского восприятия еще с петровской эпохи являются немцы. Определения следуют как реакции вслед за некоторым историческим (культурным или военным) вызовом. Именно европеец в исконном или в американском исполнении — и сегодня составляет главный вызов для русского исторического сознания. Так что и сегодня русскость в качестве «особого национального характера преимущественно определяется в соотнесении с европейским контрагентом».81

Здесь отмечена главная причина того, что «европеец» является стандартом, от которого отталкивается самоидентификация русских — именно он (в том числе в американском исполнении) составляет для них главный вызов. И вызов этот уже с XVI в. стал очевидным практически для всех (а в XIII в. решение Александра Невского, оказавшегося перед угрозой двух одновременных нашествий — монголов и тевтонов, — было очень смелым и далеко не очевидным). Причем вызов Запада проявлялся не только в военных нашествиях или их угрозе, но и в периодических волнах модернизации, проводимой по западным шаблонам с привлечением западных «экспертов».

Уже с начала XVI в. Запад стал особой цивилизацией, для существования которой была необходима экспансия. Он «вышел из берегов» и предстал почти перед всеми народами мира в качестве путешественников, миссионеров и завоевателей. Западные европейцы стали для других народов этнизирующими иными. При этом и они сами сплачивались, этнизировались как европейцы, противопоставляя себя иным. Важным средством для этого стали всякого рода фобии — страхи и ненависть к иным. Прежде всего к тем, от которых исходил вызов, и к тем, кого Запад подавлял и угнетал — и потому ожидал угрозы, которая до поры до времени таится под маской покорности.

Например, когда Россия возродилась после татарского ига в виде Московского царства, на Западе началась программа выработки интеллектуальных и художественных оснований русофобии. О ней надо помнить без эмоций, хладнокровно — ведь так европейцы защищали свою идентичность, боясь соблазна русскости. Но и игнорировать этот их способ защиты нельзя.

Прежде всего русских представляли жителями восточной и мифологической страны. В первой половине XVI в. Рабле ставил в один ряд «московитов, индейцев, персов и троглодитов». В апреле 1942 г. Геббельс писал: «Если бы в восточном походе мы имели дело с цивилизованным народом, он бы уже давно потерпел крах. Но русские в этом и других отношениях совершенно не поддаются расчету. Они показывают такую способность переносить страдания, какая у других народов была бы совершенно невозможной».82

Это история уже пяти веков. Дж. Грей пишет об этом: «Рефлекторная враждебность Запада по отношению к русскому национализму… имеет долгую историю, в свете которой советский коммунизм воспринимается многими в Восточной и Западной Европе как тирания Московии, выступающая под новым флагом, как выражение деспотической по своей природе культуры русских».83

Сейчас, когда гражданское общество западных стран оказалось неспособно к поддержанию «цивилизованных» межэтнических отношений с массой дешевой рабочей силы, завезенной из бывших колоний, сплочение своих опять достигается с помощью архаических фобий.

Цифровые выкладки на этот счет можно получить по материалам Всемирного обследования ценностей и Европейского обследования ценностей 1990-1993 и 2000 гг. Полученные результаты дают основания утверждать о крайне высокой степени этнической некомплиментарности. В среднем каждый шестой представитель западных сообществ является сознательным этнофобом. И это на сравнительно благополучном в социальном отношении Западе (рис. 1.1).84

Рис. 1.1. Уровень этнической нетерпимости в странах Запада

При том, что 75% европейцев, согласно опросу 2005 г., приветствовали политику мультикультурализма, 86% из них выступали против любой дискриминации; треть опрошенных признала у себя расовые предрассудки (тесно связанные с религиозными); 63% европейцев считают, что иммигранты способствуют безработице; 51% лично столкнулись с негативными проявлениями со стороны этнических меньшинств.85

В Восточной Европе уровень ксенофобского напряжения существенно возрастает, зашкаливая за отметку трети населения, а в отдельных странах — даже численного большинства (рис. 1.2)86.

Рис. 1.2. Уровень этнической нетерпимости в странах Восточной Европы

Главный «этнизирующий другой», которого боятся европейцы, — это мусульманин-мигрант. По данным статистики, в Европе сегодня проживают от 8 до 24 млн людей, чьей традиционной религией является ислам. Такой разброс обусловлен поправкой на неизвестную численность нелегальных иммигрантов мусульманского вероисповедания. Самые большие мусульманские общины в Европе проживают во Франции (5-7 млн чел.), в Германии (4 млн), Великобритании (около 2 млн), Италии и Голландии (по 1 млн).87 По национальному составу европейская умма разнообразна. Во Франции преобладают выходцы из Северной Африки, в Великобритании — из Пакистана и Бангладеш, в Германии, Австрии, Бельгии, Нидерландах — из Турции.

Социально-политическая ситуация в отношении мусульман на европейском континенте во многом двойственна. С одной стороны, европейские правительства, приглашая мусульман, стараются обеспечить им серьезную социальную поддержку (дотации из бюджета, исключение свинины из рациона тюремного питания), не проводя при этом активной политики по культурной и профессиональной адаптации мусульман к европейскому обществу. Вместе с тем, например, во Франции уровень доходов мигрантов в два раза меньше, чем уровень доходов французов.88

Европейские государства свое стремление угодить мигрантам доводят до абсурда: запрещают рождественские открытки, сказку про трех поросят, а в Великобритании даже обсуждают перспективы параллельного введения шариата. С другой стороны, многие мусульманские религиозные лидеры призывали живущих в Европе единоверцев к формированию достаточно автаркных в культурном и общественном смысле общин.

По мнению некоторых экспертов, идеологическое и духовное наставничество европейских мусульман связано с традицией, идущей от созданной в 1928 г. в Египте организации «Братья-мусульмане». Изначальная цель этой организации — создание шариатского государства исключительно мирным и ненасильственным путем. Поскольку режимы арабского мира пошли на жестокую конфронтацию с этой организацией, многие ее члены в 1950-х гг. эмигрировали в Европу, надеясь что им не только удастся спасти свои жизни, но в атмосфере европейского либерализма и плюрализма реализовать свои идеи. Причем изначально религиозными и политическими активистами европейского исламского движения были люди с высоким образовательным уровнем и социальным положением.

Сегодня существуют две религиозно-идеологические тенденции среди европейских мусульман, и обе они генетически связаны с «Братьями-мусульманами». Первая — создание особого мусульманского гетто, вторая — активная интеграция в европейское общество.89

В ответ на «исламскую угрозу» европейцы снова денационализируются и этнизируются у себя дома и тем самым этнизируют иммигрантов. Этнонационалисты Ле Пена завоевывают электорат Франции. Лидер ультраправой Партии свободы Нидерландов Гирт Вилдерс выложил в сети Интернет антиисламский фильм «Фитна», где показывается будущее Европы, захваченной мигрантами. Фильм вызвал массу протестов мусульман, и правительство Нидерландов поспешило дистанцироваться от Вилдерса. Однако отметим, что идеи ультраправых партий становятся все более популярными в Европе. Так, под их влиянием в Швейцарии был введен запрет на строительство минаретов, а в Испании, Франции и Бельгии были запрещены хиджаб и никаб. Вообще европейские страны часто стремятся максимально интегрировать эмигрантов: так, в Германии для мусульман-эмигрантов существует тест на соответствие немецкому гражданству, и основы ислама читаются на немецком языке; в Великобритании существуют цензурные запреты на освещение деятельности исламистских группировок90; в Нидерландах требуют, чтобы муллы читали проповеди не на арабском, а на голландском языке.91

Не только европейские страны, но и, например, Австралия — страна с более размытой идентичностью — после того, как были отменены иммиграционные преграды для неевропейских народов, столкнулась с размыванием «белого» ядра нации, а также с серьезным ростом этнической преступности.92 В конце мая 2013 г. стало известно, что впервые в мире введены ограничения на рождаемость исключительно по этнорелигиозному признаку: власти штата Рогинья в западной Мьянме (города Бузидаунг и Маундав, где 95% жителей — мусульмане, представляющие этнорелигиозное меньшинство в буддийской стране) запретили тем, кто исповедует ислам, иметь более двух детей в семье.93

В настоящее время, когда значительная часть русских после развала СССР оказалась отделенной от основной массы своего народа государственными границами, когда этническая структура населения русских городов резко усложняется вследствие вызванной кризисом интенсивной миграции, практически важным становится накопленное в науке знание о способах межэтнического общения и даже способах изучения иных. В основном эти способы осваиваются на опыте, но «наука сокращает нам опыты быстротекущей жизни».

Вызов и угрозы

Важным фактором, сплачивающим людей в народ (нацию), является осознанная угроза его существованию или утраты благоприятных условий существования — вызов. Необходимость сопротивления, оппозиции вызову создает сильные связи солидарности, вплоть до объединения населения в подобие военного ополчения.

Процесс строительства нации резко ускоряется в переломные моменты истории (как это было и в случае Японии, которой угрожали колонизация, империалистическая экспансия Запада). Так, американский народ (нация) США был «собран» в ходе войны за независимость, и его «сборка» производилась отцами нации вполне сознательно, проект вырабатывался на технических совещаниях, как в КБ. Идеологам независимости из числа англичан-протестантов приходилось решать ряд новых задач: кого из пестрого этнического состава населения колоний и в каком статусе включать в число граждан «сверкающего города на холме» (например, немногочисленным выжившим индейцам права гражданства были предоставлены только в 1924 г., а негры-африканцы долгое время выдерживались в статусе рабов).

Основывая колонии вдалеке от Европы, европейцы привозили с собой и идею нации. В этот период новые государства-нации формировались на месте колоний в ходе войны за независимость, как это произошло в США, а затем в Латинской Америке.

К. Янг пишет: «За исключением Гаити, эти движения за независимость возглавлялись поселенцами, которые до того считали себя заморскими фрагментами своих “материнских” империй. Со временем же они претерпели метаморфозу обретения статуса наций. Для тех тринадцати колоний, которые существовали в момент провозглашения независимости в 1776 г., было привычным считать свои “права” проистекающими из их статуса как “англичан” и закрепившимися порознь в отдельно взятых колониях. Ко времени Токвиля идея американской нации уже глубоко укоренилась на базе народного суверенитета».94

Таким образом, чтобы обрести независимость и создать признанное государство, требовалось из англичан-переселенцев создать новый народ. Учредители государства США настолько хорошо понимали значение этой функции, что регулярно занималось «ремонтом и модернизацией» своего народа, устраняя те опасности, которые вызывали новые волны иммиграции (например, массовый наплыв ирландских и немецких католиков в 1840-1850-х гг., который угрожал размыть протестантское ядро государственной идеологии). В конце XIX в. работник службы социального обеспечения в отчете о положении семьи выходцев из Италии написал: «Пока не американизировались. Все еще готовят на итальянский манер». Сейчас в США интенсивно разрабатывается новый проект нациестроительства ввиду быстрого изменения этнического состава населения.

Опыт США замечателен тем, что это был почти чистый эксперимент. Здесь при помощи большой «этнической чистки» было создано пространство без истории, на котором можно было реализовать утопию европейского Просвещения, построив на пустом месте идеальное государство, сконструированное в полном соответствии с ньютоновской моделью мироздания, и населив его сборным народом, чья коллективная память не была бы замутнена ценностями традиционного, сословного общества. Такого «чистого листа» не могла предоставить ни одна страна протестантской Европы, даже после сожжения миллиона «ведьм».

Сознательное строительство народов происходило и в бывших испанских колониях. Как пишет К. Янг, «в XIX веке понятие “Мексика” было слишком слабой идеей, чтобы сдерживать Центральную Америку в рамках ее границ. Только со временем возникла мощная национальная идеология, соткавшая миф о метисах; его укреплению способствовала Мексиканская революция».95 Таким образом, именно в ходе Мексиканской революции в первой трети ХХ в. было проведено конструирование и строительство современного большого народа Мексики, причем удалось решить сложную задачу соединения в один народ потомков испанских колонизаторов с представителями множества индейских племен.

Русский народ испытывал угрозы военных нашествий практически все время своего существования, что и предопределило очень многие специфические черты его культуры и национальной организации.

И.Л. Солоневич пишет: «Перед Россией со времен Олега до времен Сталина история непрерывно ставила вопрос “быть или не быть?”, “съедят или не съедят?”. И даже не столько в смысле “национального суверенитета”, сколько в смысле каждой национальной спины: при Кончаках времен Рюриковичей, при Батыях времен Москвы, при Гитлерах времен коммунизма, социализма и прочих научных систем дело шло об одном и том же: придет сволочь и заберет в рабство. Причем ни одна последующая сволочь не вынесет никаких уроков из живого и грустного опыта всей предшествующей сволочи. Тысячелетний “прогресс человечества” сказался в этом отношении только в вопросах техники: Кончаки налетали на конях, Гитлеры — на самолетах. Морально-политические основы всех этих налетов остались по-прежнему на уровне Кончаков и Батыев. Ничего не изменил даже и тот факт, что на идейном вооружении Кончаков и Батыев не было ни Гегеля, ни Маркса».96

В нашей истории с момента, когда завершалось формирование русского народа, т. е. после освобождения от татарского ига, возникло общее ощущение того исторического вызова, которым служила для него экспансия Запада после разделения христианства в XI веке.

Рыцарские ордена, наступавшие на русские земли под знаменами Крестовых походов, угрожали восточным славянам ассимиляцией и окатоличиванием — поэтому Александр Невский стал одним из главных святых для русского народа. Как писал Н.Я. Данилевский, «каковы бы ни были разделяющие Европу интересы, все они соединяются в общем враждебном чувстве к России».97 С Запада для русских исходила главная опасность военной угрозы. Таким было и состояние советского народа во время Великой Отечественной войны (по историческим меркам — совсем недавно).

Война — это крайний случай. Любая необходимость сплочения людей для того, чтобы срочно разрешить общую проблему, может быть представлена как вызов народу. Для этого разрешение проблемы должно быть истолковано как борьба. А значит должен быть создан образ врага, от которого исходит угроза народу как целому. На нашей памяти была проведена целая серия больших кампаний всенародной борьбы, в которых шаг за шагом достигалось сплочение советского народа. Проект НЭП, в целом представленный как борьба с разрухой после непрерывной семилетней войны, включал в себя ряд больших программ ответа на исторические вызовы. Они затрагивали разные срезы сознания всех социальных слоев. Можно вспомнить программу борьбы с неграмотностью, в которую была вовлечена значительная часть интеллигенции на национальной основе; большие программы борьбы с массовыми заболеваниями и причинами массовой детской смертности, в которую включились медицинские работники, прежде служившие в белой армии, — тоже как в общенациональное дело. Программа ГОЭЛРО вовлекла русскую техническую интеллигенцию. Борьба с пьянством — контингент бывших земских работников.

Все эти программы были организованы как общее дело, символический способ соединения людей, которому придавался смысл именно коллективного ответа на вызовы и угрозы. Одновременное ведение нескольких подобных программ на большой части территории страны связывало людей в народ. Огромной программой такого типа стала и индустриализация 1930-х гг. Она изначально была истолкована как всенародный ответ на исторический вызов России — пройти за десять лет тот путь, который Запад прошел за сто лет, иначе нас сомнут.

Понятно, что сплачивающее народ воздействие могут иметь лишь программы, отвечающие на реальные вызовы и адекватные состоянию мировоззренческой матрицы общества. Несоответствие этих условий может стать даже разлагающим. Так произошло с программой Хрущева (гонка за США «по мясу и молоку»), так же произошло с программой Горбачева («борьба за демократию и возврат в цивилизацию»). Пока что под вопросом и сплачивающий потенциал «национальных проектов» в РФ — нет осознанного исторического вызова и национального характера проектов.

Эффект сплочения не возникает самопроизвольно, он не является реакцией каких-то «примордиально» заложенных в человеке духовных структур. Чтобы его вызвать и соответствующим образом направить, в общности должны быть люди или организации, способные выработать и осуществить целевую программу — большую или малую — по превращению культурного фактора в мобилизующую силу.

Красноречива ситуация противоположного типа. И реальные, и символические вызовы, перед которыми оказался русский народ с конца 1980-х гг., не привели к мобилизации его этнического самосознания. Оскорбления национальных символов русских доходили в некоторые моменты до крайности, что даже наводило на мысль об использовании этих оскорблений для экспериментального измерения «порога» национальной чувствительности. На эти демонстративные действия не было ответа не только адекватного, но и мало-мальски заметного. Попытки русских националистов апеллировать к национальному самолюбию не находили отклика. Очевидно, что те культурные средства, которые пытаются применить для мобилизации этнического чувства националисты, неадекватны культуре современного русского общества.

Хозяйство

Одним из важнейших «срезов» жизнеустройства этносов является хозяйство. В нем сочетаются все элементы культуры: представления о природе и человеке в ней, о собственности и богатстве, о справедливости распределения благ, об организации совместной деятельности, технологические знания и умения. Вариантов комбинации всех этих элементов большое множество, поэтому хозяйство каждой этнической общности обладает неповторимым своеобразием.

Народ — творец своей самобытной системы хозяйства. Но хозяйство, воплощая в себе все стороны культуры данного народа и каждодневно вовлекая в себя всех его членов, становится важной частью той матрицы, на которой этот народ собирается и воспроизводится. То есть, в свою очередь, хозяйство — творец своего этноса.

Поскольку между этносами идет непрерывный взаимный обмен элементами культуры, то наиболее острые различия сглаживаются. В результате исторически складываются разные типы хозяйства. Их изучением занимаются экономисты, а сохраняющиеся особенности и различия — предмет исследования этнографов. Сложилась и особая научная область — этноэкономика.

Когда человек ведет хозяйственную деятельность, на него воздействуют практически все силы созидания народа, о которых говорится в этом разделе, — от языка и религии до системы мер и весов. О. Шпенглер утверждал даже: «Всякая экономическая жизнь есть выражение душевной жизни». Но в душевной жизни и коренятся особенности разных народов, а материальный мир («вещи») есть лишь воплощение этих культурных особенностей.

Поэтому хозяйство, в котором преломляются эти силы, само является мощным механизмом этнизации — выработки этнического самосознания и скрепления людей этническими связями. Даже волны экономической глобализации — и колониальной экспансии Запада, и стандартизирующего наступления капиталистического производства и рынка, и нынешних информационных технологий — не могут преодолеть взаимовлияния хозяйства и национальной культуры.

Например, все незападные страны, начиная с XVIII в., испытывают процесс модернизации — освоения созданных на Западе технологий и хозяйственных институтов. Внешне нередко кажется даже, что при этом возникает западный тип хозяйства, в котором не воспроизводятся национальные черты — они вытесняются в сферу внешних «этнографических проявлений». Но это ошибочное впечатление. Суть многих сторон хозяйства возникает как синтез, как продукт этнического творчества. В книге «Капитализм и конфуцианство» (1987), посвященной преобразованию западных экономических институтов в соответствии с культуpными основаниями Японии, ее автор Мичио Моpишима показывает, что в японском хозяйстве «капиталистический pынок тpуда — лишь совpеменная фоpма выражения „рынка веpности”».98

Этнической стороне истории материальной культуры посвящен большой труд А. Леруа-Гурана «Эволюция и техника» (1945). Автор составил около 40 тыс. описаний разных технологических процессов, имеющихся у народов всех частей света. Уже простейшие приемы показывают удивительное сродство с этнической культурой. Одно только механическое воздействие на материал (перкуссия) применяется во множестве форм, так что изучение этой конкретной технологии Леруа-Гуран считает «новой отраслью этнологии, которая даст новые элементы изучения человека».

Например, изобретение молотка (и молотка с долотом) сыграло огромную роль в развитии человечества; но некоторые, даже современные, народы не применяли и не применяют молоток, предпочитая обработку материала нажимом. Большое многообразие этнических особенностей обнаруживается в хозяйственном применении огня, в обработке земли и скотоводстве, в способе перемещения тяжестей и грузов, в изготовлении оружия. Совокупность технических приемов и материальных средств представляет собой систему, устойчивую (и изменяющуюся) часть культуры этнической группы (племени, народа и даже нации).

Эту целостную внутреннюю среду, соединяющую материальный и духовный миры, этническая группа оберегает, отказываясь даже от выгод «эффективности». Образованные европейцы склонны видеть в этом инерцию и признак отсталости, между тем как речь идет о стремлении избежать разрушения культурной этнической матрицы под действием слишком быстрых и слишком масштабных изменений в хозяйстве.

Традиции ведения хозяйства очень устойчивы почти у всех народов, их стремятся сохранить даже ценой больших дополнительных затрат. Русские переселенцы XVII в. — начала XX в. на юге Украины строили рубленые дома из бревен, которые с чрезвычайными усилиями и затратами привозили за сотни километров. Неимущие семьи предпочитали по нескольку лет жить в землянках, копя деньги на «дом», но не строили саманные мазанки, как местное население. В Забайкалье чересполосно проживают три народа — русские, буряты и эвенки. И до сих пор на селе они сохраняют свою специализацию: русские — земледелие, буряты — животноводство, эвенки — оленеводство (в сочетании с охотой и рыболовством).

Понятно, что устойчивость традиций и пережитков таит в себе важное противоречие. Сохранение пережитков необходимо потому, что каждая вещь и каждая хозяйственная операция имеют не только функциональный, но и символический смысл. Это наглядно выражается в изготовлении оружия. Например, согласно выводам Леруа-Гурана, в функциональном отношении клинок японской сабли есть идеальная форма; но другие народы Азии «заглушали» функциональное совершенство этой формы разными привесками и кривыми, ухудшая уравновешенность изделия. Еще более удивительно, что национальные представления о красоте воплощаются и в изделиях, достигших максимума функциональной эффективности (или имеющих примерно одинаковый ее уровень с иностранными изделиями). Думаем, большинству читателей кажутся очень красивыми автомат Калашникова, например, советская каска или танк Т-34. Особенно острым это чувство становится, когда видишь стоящие рядом группы военных двух различных армий: одних с Калашниковыми, других — с американской винтовкой М-16. Об этом же в 1964 г. писал и Леруа-Гуран: «Поразительно видеть, до какой степени американские и русские ракеты и спутники, несмотря на очень узкие функциональные требования, носят на себе отпечаток создавших их культур».99

В целом, хозяйство не просто переплетено со всеми сторонами жизни народа, оно, можно сказать, является «срезом» этой жизни, ее особой ипостасью. Поэтому оценивать эффективность того или иного способа хозяйствования по какому-то одному произвольно заданному критерию (например, производительности труда или ВВП на душу населения) можно лишь в каких-то узких аналитических либо идеологических целях.

К. Поланьи, описывая процесс становления капитализма в Западной Европе, отмечал, что речь шла о «всенародной стройке», что главные идеи нового порядка были приняты народом. Он писал: «Слепая вера в стихийный процесс овладела сознанием масс, а самые “просвещенные” с фанатизмом религиозных сектантов занялись неограниченным и нерегулируемым реформированием общества. Влияние этих процессов на жизнь народов было столь ужасным, что не поддается никакому описанию. В сущности, человеческое общество могло погибнуть, если бы предупредительные контрмеры не ослабили действия этого само-разрушающегося механизма».100

Система хозяйственных связей, соединяющих в этнос людей, проникнутых «духом капитализма», настолько отличается от систем других народов, что на обыденном уровне западный «экономический человек» часто бывает уверен, что вне капитализма вообще хозяйства нет. Есть какая-то странная суета, но хозяйством ее назвать никак нельзя. Это можно слышать сегодня в отношении и Советского Союза, и нынешней РФ. Но это же приходилось слышать и в конце XIX века.

Смена типа народного хозяйства ведет к изменениям во всех составляющих культурного ядра этноса, что и означает его перестройку, пересборку системы связей. Вот самые наглядные и очевидные изменения, которые произошли на Западе в XVI-XVIII вв.: разрыв общинных связей (и прежде всего связей «религиозного братства») и принятие нового представления о человеке (свободный индивид в состоянии непрерывной конкуренции); устранение сословного общества с его устойчивым и установленным доступом каждой социальной группы к части национального богатства и собственности, разделение народа как «семьи» сословий на две «расы» — «расу» богатых и «расу» бедных, собственников и пролетариев, избранных и отверженных; превращение патерналистского государства (все подданные — любимые дети монарха) в «ночного сторожа», регулирующего войну всех против всех; превращение школы университетского типа, воспроизводящей в новом поколении культурное ядро народа, в «школу двух коридоров» (один для избранных, другой — для отверженных), воспроизводящую классы («расы»).

Те беды, которые пережила Россия в Новое время и переживает сейчас, на заре постмодерна, во многом были вызваны тем, что господствующее меньшинство в его программах модернизации России постоянно пыталось применить западный чекан, чтобы отштамповать им существенно иной этнический материал (прежде всего — русских). Это наносило народу России тяжелые травмы, зачастую сводило на нет результаты реформ и порождало сопротивление, не раз принимавшее разрушительный характер. И в этом стремлении российская правящая элита проявляла упорство, которого не наблюдается у авторов проектов модернизации в цивилизациях Востока (Японии, Китае, Индии).

И.Л. Солоневич пишет: «Московская Русь платила поистине чудовищную цену в борьбе за свое индивидуальное “я” — платила эту цену постоянно и непрерывно. Можно предположить, что при московских геополитических условиях Америка просто перестала бы существовать как государственно-индивидуальное “я”. Оборона этого “я” и с востока, и с запада, и с юга, оборона и нации, и государства, и религии, и “личности”, и “общества”, и “тела”, и “души” — все шло вместе. Вопрос заключался в том, что быть одинаково хорошо организованным во всех направлениях есть вещь физически невозможная. Говоря грубо схематически, стоял такой выбор: или строить шоссе под Москвой, или прокладывать Великий Сибирский путь. Тратить “пятую” или даже “третью деньгу” на “внутреннее благоустройство” или вкладывать ее в оборону национального “я”».101

Но к концу XX в. этот очевидный этнизирующий фактор как-то сумели вытравить из сознания новых поколений. Люди утратили понимание даже этой стороны советского хозяйства.

Государство

Государство играет в «собирании» народов и наций исключительную роль. Можно сказать, что народ и страна — две ипостаси одной большой системы, а государство — жесткая несущая конструкция, обеспечивающая их бытие и воспроизводство.

Это видно уже из того, какое значение имеют для этого процесса границы. Но для становления народа важны границы не только территориальные. Анализ множества эмпирических данных приводит к выводу, что строго очерченная этническая целостность (народ) возникает лишь на зрелой стадии политического развития и формируется там, где есть специализированное центральное руководство и идеология, защищающая его авторитет и неприкосновенность. Это и есть государство. Там, где оно еще не сложилось, этнические границы размыты.102

Когда на раннем этапе Нового времени складывались национальные государства в Западной Европе, строительство нации считалось священной обязанностью государства. У антропологов в ходу поговорка: «не нации порождают национализм, а национализм нации». Только тогда, как пишет антрополог Геллнер, «понятие “человек без национальности” стало почти невообразимым, противоречит общепризнанным категориям и провоцирует отвращение».103

Взглянем на близкую нам историю. Народы (нации) большинства нынешних великих держав появились совсем недавно, хотя некоторые из них и носят древние имена и унаследовали многое из своих древних культур (унаследовали то, что для них отобрали из этих культур «строители народа»). Вождь объединительного движения в Италии К. Кавур, став в 1861 г. главой первого правительства, сказал: «Мы создали Италию, давайте создавать итальянцев».

В собирании народа государственная власть выполняет не только политическую, но и культурную миссию. Чтобы властвовать, она должна завоевать «культурную гегемонию», т. е. авторитет среди граждан, обеспечить их единство. Эта задача особенно серьезна для стран имперского типа. Так, в четырех исторических провинциях Великобритании (Англии, Шотландии, Уэльсе и Северной Ирландии) существуют четыре разных национальных культуры и языка; в заморских территориях Великобритании, соответственно, существуют карибская (Антилья, Британские Виргинские острова, острова Теркс и Кайкос), латиноамериканская (Каймановы острова), африканская (Кокосовые острова), полинезийская (Ниуэ, острова Кука, Токелау), китайская (остров Рождества) культуры.

Власть (особенно в подобных случаях) должна прилагать большие усилия, чтобы сформировалось культурное ядро общности и сосредоточенные в нем ценности «автоматически» поддерживали достаточный уровень «благожелательного согласия» с властью. Это культурное ядро необходимо охранять от разрушительного воздействия внутренних политических противников и разного рода «информационно-психологических войн» со стороны внешних врагов. Иными словами, государство обязано охранять и границу информационного пространства своего народа, а это требует интенсивной культурной деятельности.

Только государство может обеспечить достаточно длительную политическую стабильность, необходимую для созревания большой этнической общности. А. Леруа-Гуран писал: «Чтобы конституироваться как чистый народ с полным параллелизмом всех его элементов, требуется длительная политическая стабильность, тем более продолжительная, чем более велик сам народ».104 Государство выступает и той организующей силой, которая мобилизует общность на преодоление угроз.

Государство устанавливает нормы национального общежития, что особенно важно в странах, переживших серьезные этнические конфликты. Так, расовая пропаганда запрещена конституциями Мавритании и ЮАР; в Руанде запрещены политические объединения по расовому, этническому и клановому признакам; в Конституции Индии запрещена дискриминация по расовому и кастовому признаку; уголовные кодексы балканских республик (Черногории, Сербии, Македонии) запрещают оскорбления этнических групп и насмешки над ними.

Государство также ставит заслон объединениям и группам, которые, как показала история, могут быть опасны для национального согласия. Так, в Австрии, Германии, Италии запрещены фашистские партии и использование фашистской символики, в Испании запрещены все объединения, созданные в целях расовой дискриминации.

Одним из важнейших типов связей, собирающих людей в народ, являются связи информационные. В создании единой информационной системы государство играет главную роль. Оно организует информационное пространство этнической общности, создает регулярные потоки информации (например, через централизованный государственный аппарат), «сгустки» информационной активности. Такими средоточиями обмена информацией бывают, например, большие общественные работы — строительство оросительных систем или укреплений вроде Великой Китайской стены (поистине «всенародная стройка»), мобилизация большого войска или ополчения и пр.

Когда организация информационного пространства становится неадекватной потребностям общества, это выражается в политических конфликтах и часто представляется как проблема гражданских прав («свободы слова»). За этими конфликтами может стоять более глубокое противоречие — народ «болеет» из-за деформации соединяющих общность связей.

Для формирования больших современных наций, уже в XVIII-XIX вв. огромное значение имело появление газет, распространение которых могло организовать только государство с его почтовыми и транспортными ведомствами. В то же время, дальнейшее развитие СМИ создало для государства трудности в охране границ национального информационного пространства. Дж. Комарофф пишет: «Бенедикт Андерсон придает большое значение тому факту, что средства массовой информации дали важнейший механизм для формирования представлений о национальной общности и тем самым создали “глубинное горизонтальное чувство товарищества”. Действительно, Андерсон связывает подъем наций с рождением так называемого “печатного капитализма”. Если он прав, то из этого следует, что развитие транснациональных средств массовой информации должно создавать важнейшую угрозу национальному государству».105

Конструктивная роль государства выражается в организации и содержании систем и институтов, которые непосредственно воспроизводят народ. К ним относятся, например, армия и народное образование (школа). Так, превращение народов и народностей традиционного общества средневековой Европы в современные «буржуазные» нации потребовало создания школы совершенно нового типа, с новой организацией учебного процесса, новым типом программ и учебников.

Именно государство обеспечивает включенность национальных меньшинств в такие системы: например, в Новой Зеландии в 2004 г. разработаны Новозеландская стратегия ассимиляции и Национальный план действий в области ассимиляции. Благодаря усилиям властей, снижен уровень социального и экономического неравенства между титульным народом маори и жителями тихоокеанских островов — с одной стороны, и остальным населением — с другой, в особенности в областях трудоустройства и образования, и повысилось число взрослых, не принадлежащих к маори, которые могут понимать, читать и говорить на языке титульного народа.

Государство собирает и сохраняет народ и как человеческую популяцию — осуществляет над ней, как теперь говорят, биовласть. Оно с самого начала вело учет населения, осуществляло ту или иную демографическую политику. До того, как на Западе возникло представление о человеке как индивиде, имеющем тело в своей собственности, тела подданных (и их здоровье) были, в определенном смысле, достоянием государства. Так же и в советское время убийство было преступлением против государственного порядка.

Очень велика роль государства — даже в рыночном обществе — в организации здравоохранения. Изменения в отношении государства к здоровью граждан имеет огромный мировоззренческий смысл. Например, попытка радикального отказа государства от охраны народного здоровья в РФ в начале 1990-х гг. воспринималась именно как знак того, что народ рассыпается, что здоровье человека теперь никому не нужно.

Большое значение в характере соединения людей в народ имеет политика государства в отношении семьи и брака. Драматические столкновения на этой почве, которые происходили в процессе становления советского народа в 1920-1930-е гг., были вызваны принципиальными различиями в доктринах строительства новой нации. Очевидно, например, значение быстрого увеличения в СССР числа межэтнических браков. Ведь смешанные браки — один из главных инструментов сборки больших наций.

В 1925 г. русские мужчины в Европейской части РСФСР заключили 99,1% однонациональных браков, мужчины-белорусы в БССР — 90%, украинцы в УССР — 96,9, татары и башкиры в РСФСР — 97,9%. А уже в 1959 г. семьи с супругами разной национальности составляли в СССР 10,2%, а в 1970 г. — 14% (в Латвии, Казахстане и на Украине — 18-20%).106

Государство «собирает» нацию, регулируя, часто жестким образом, отношения между разными входящими в нее этносами, что наглядно проявляется, например, в действиях государства США по конструированию «иммиграционной» нации. Эта работа по «сплавлению» иммигрантов с самого начала считалась одной из главных задач государства. Для этого государство стремится преодолеть социальное отчуждение меньшинств. Так, в Великобритании создана Группа по проблемам социального отчуждения, призванная содействовать созданию надлежащих условий в старых городских районах, где проживает значительная доля людей, принадлежащих к этническим меньшинствам. Действует план «Новый курс», предусматривающий активное осуществление стратегии по стимулированию интеграции молодежи из числа этнических и национальных меньшинств на рынке труда.

Таким образом, мы можем исходить из того, что государство есть и продукт, и создатель народа. О том, что первично — государство или народ, — издавна идет спор (примерно как о курице и яйце).

Например, единое государство возникло в Англии в XI в., но этнические различия между англосаксами и франкоязычными нормандцами сгладились только к XIV веку. Все осознали себя англичанами, и английский язык стал государственным. Бывает, что толчок процессу создания народа дает государство, которое затем гибнет; но созревание народа продолжается уже без своей независимой государственности. Чехи как народ начали консолидироваться в своем государстве в X-XI вв., но в XVII в. потеряли независимость, которую вновь обрели лишь в XX веке. Но даже три века онемечивания не рассыпали народ. Бывали и случаи, когда государство уже сложившегося народа терпело полный крах и исчезало, а народ оставался — в рассеянном состоянии или под сенью другого государства; но не встречалось сведений о том, как народ сложился без участия государственных структур.

Современные японцы как нация появились в ходе большой, сознательно выработанной программы модернизации — Реставрации Мэйдзи — во второй половине XIX века. Для собирания раздробленных феодальных кланов и общин был создан и политическими средствами утвержден и распропагандирован миф об императоре и его божественном происхождении. До этого император существовал в Японии много веков, но представлял очень слабую власть. Реставрация Мэйдзи задала новый формат верховной власти и ее отношений с феодальными кланами — император стал Первосвященником национальной религии и воплощением духа страны.107

Понятно, что когда в обществе господствуют примордиалистские представления, обладание древней государственностью становится весомым политическим ресурсом. Из него вытекает, что этнос, создавший это государство, является еще более древним. А значит он раньше других этносов занял и освоил данную территорию, что это именно его «родная земля», что именно он и является коренным народом на этой земле и имеет на нее особые права. Спор об исторической государственности в некоторые моменты становится предметом острых разногласий.

В общем, в конструктивизме принята определенная формула: именно государство является системообразующим фактором формирования народа (нации). В этом подходе на первое место ставят именно созидательную роль государства, именно оно строит народ. Более того, государство строит народ в соответствии с теми принципами, которые были заложены в конструкцию этого государства. По одному принципу строили свой народ отцы-основатели США, по другому — китайские императоры, по третьему — Российская империя и Советское государство. И речь во всех случаях идет о целенаправленной, сознательной программе — в чем-то правильной, в чем-то ошибочной.

В XIX в., когда началась большая волна западной экспансии (империализм), перед странами, которые пытались защититься от этой экспансии, встала задача модернизации, чтобы противостоять западным технологиям. Это касалось и способа организации народов — начался период нациестроительства исходя из опыта западных национальных государств. Этот процесс стал еще интенсивнее после Второй мировой войны, когда рассыпалась мировая колониальная система и возникло много новых государств.

Ослабление государства и «рассыпание» народа (на враждующие классы, субкультуры, этносы, религиозные группы и т. д.) — процесс взаимоускоряющийся. Он может привести к катастрофе непостижимо быстрой, совершенно неожиданной.

Глубокий кризис этнических связей большого народа вызывает кризис легитимности государства и в международном измерении. Распад народа (нации), возникновение межэтнических конфликтов и сепаратистских движений сразу ставят под вопрос легитимность государства и его суверенные права. Это показал опыт Югославии, а также те проблемы, с которыми сталкивалась РФ в Евросоюзе из-за войны в Чечне. Под предлогом наведения порядка в ходе этих кризисов Запад даже пытался получить формальное право на «гуманитарные интервенции» (а де-факто стал совершать такие интервенции, просто отбросив нормы международного права).

Сейчас, после краха советской государственности, постсоветское пространство испытывает сильный нажим извне с целью «пересборки» и образовавшихся на месте СССР государств, и их народов по программе, заданной правящими кругами стран Запада, которые торопятся построить «Новый мировой порядок». Красноречивой иллюстрацией этих усилий послужили «оранжевые» революции. При этом формат новой государственности и мировоззренческая матрица для «собирания» нового народа вырабатывались в едином системном контексте.

Государствообразующий народ

Одна из важнейших скреп, объединяющих нации, — наличие государствообразующего народа, чей язык и культура составляют национальную «ось».

В моноэтнических государствах — типа Исландии, Республики Корея, Японии и т. д. — государствообразующий народ образует абсолютное и неоспоримое большинство.

Во Франции присутствуют влиятельные национальные меньшинства — корсиканцы, баски (Пиренеи), каталонцы (Руссильйон), эльзасцы (Эльзас), бретонцы (Западная Бретань), фламандцы (район Дюнкерка), а в заморских департаментах в этническом составе преобладают негры (Гваделупа, Мартиника), метисы (Майотта, Французская Гвиана), меланезийцы (Новая Каледония), полинезийцы (Уоллис и Футуна, Французская Полинезия), креолы (Реюньон, Сен-Мартен). Однако в этой стране, где в целом 93,6% населения — французы, сохраняются главенство французского языка и требование общенациональной ассимиляции.

Важность государствообразующего народа и необходимости культурной соотнесенности с ним подчеркивается в Турции, где новую многоэтничную нацию «собрало» безапелляционное требование Ататюрка «туркизации» всей страны.

В ходе анализа зарубежного нациестроительства нельзя не упомянуть так называемый мультикультурализм, о котором шла речь выше. Он понимается как политика акцента на каждой отдельно взятой культуре народов, населяющих страну, и отрицающее единое ядро нации. Однако, как показывает мировая практика, и акцент на этнических различиях (создание анклавов), и ассимиляция одинаково пагубны для государства, для целостности которого необходима общая национальная скрепа в виде государствообразующего народа.

Ассимиляция «ядра» приводит к быстрому распаду полиэтнических государств. Распад державы Александра Македонского, нивелировавшей роль греко-македонского фактора, исторически лежащего в основе ее создания и приниженного самим царем, являет собой хрестоматийный пример такого рода.108 Римляне, несмотря на свою пропорциональную численную несоотносимость с населением империи, закрепив особые прерогативы римского гражданства, долгое время несли на себе имперообразующее бремя. Уравнивание же с ними в гражданском статусе — первоначально италийцев (этрусков, самнитов, лигуров, цизальпинских галлов), а затем, после эдикта Каракаллы 212 г., и представителей прочих этнических групп средиземноморской ойкумены — лишило государство его стержневой основы, что привело империю к стремительному закату.109

Присутствие двух и более нациеобразующих осей также дают политическую нестабильность. Так, значительными политическими ресурсами в средневековой Восточной Европе обладали динамично развивающиеся этнически одноосевые государства — Королевство Польское и Великое княжество Литовское. Государствообразующая роль в последнем католиков-литовцев с успехом осуществлялась, несмотря на явную численную доминацию русского православного населения. Но вот образованная в результате унии Польши и Литвы Речь Посполитая стала всеевропейским символом политической нестабильности. Очевидно, что ее двухосевая природа явилась одним из главных факторов внутреннего дисбаланса. В конечном итоге огромное по европейским меркам государство, простирающееся «от моря до моря», стало предметом многократных разделов между когда-то уступавшими в политической мощи соседями — отдельно взятыми Польшей и Литвой.

Сценарий дезинтеграции государств Нового времени чаще всего осуществлялся по тому же стереотипу. Идеологическим катализатором процесса дезинтеграции являлась ревизия государствообразующего статуса титульной нации. Так, фатальным для судьбы империи Габсбургов стал ее переход от австрийского моноосевого к бинарному австро-венгерскому состоянию. Но чем венгры лучше чехов, хорватов или украинцев? Следующим естественным шагом к распаду империи явились требования легитимизации многоосевого этнополитического устройства, от которого лежал прямой путь к национальной суверенизации. В результате, монархия Габсбургов, номинировавшаяся прежде на роль европейского лидера, еще до событий Первой мировой войны заслужила определения в качестве «лоскутного государства», «политического трупа».110

Бинарный вариант государственности не оправдал себя и в отношении этнически близких друг к другу скандинавских народов — шведов и норвежцев. После подписания в 1814 г. шведско-норвежской унии, Швеция постепенно теряет былой политический вес в Европе. В 1905 г. движение норвежцев за суверенизацию привело к провозглашению суверенного государства.

Утопической оказалась попытка создания в 1958 г. усилиями Насера двухосевой египетско-сирийской Объединенной Арабской Республики. Ввиду подозрения сирийцев в отношении египтян в стремлении последних к гегемонизму, ОАР, просуществовав в первозданном виде лишь три года, распалась. Неопределенность идентификации государствообразующего народа в Пакистане составил основной исторический мотив его распада в 1971 г. на западную и восточную (Бангладеш) части.

Перманентная этническая конфронтация в современной Африке также обусловлена отсутствием в подавляющем большинстве африканских стран государствообразующего этноса. Роль государствообразующей силы в прошлом однозначно играли в африканских странах европейские колонизаторы. Деколонизация Африки привела не только к росту национального самосознания автохтонных народов, но и к лишению ее государствообразующей оси.111 Так, ЮАР была провозглашена многокультурным нерасовым обществом. Там было признано 11 языков как государственных. Однако такой уклад спровоцировал серьезные проблемы. Только лишь «черная» интеллигенция признает «общеафриканскую» идентичность, все остальные (особенно белые африканеры) ее активно отрицают.112 Нигерия же, например, представляет собой государство, все крупные народности которого (йоруба, иджо, фурани) представляют собой самобытные культурные анклавы, что создает существенные проблемы для целостности страны.

Включенность в нацию национальных меньшинств

В государствах идеократического толка или в государствах, где есть серьезные опасения национальной дезинтеграции, на официальном уровне декларируется уважение к культуре и традициям разных народов, но при обязательном условии — соответствии государственным, общенациональным ценностям и требованиям. Так, конституции Бахрейна (преамбула) и Лаоса (ст. 19) указывают, что государство принимает культуру других народов, адаптируя ее согласно своим ценностям. Конституции Афганистана, Вьетнама, Ганы, Малави, Намибии, Сомали, Уганды, Эфиопии даже отменяют национальные обычаи, которые противоречат ценностям государства и интересам граждан.

Следует отметить, что чрезмерно жесткое, негибкое требование «соответствия» от этноконфессиональных меньшинств может привести к печальным последствиям. Ряд западных государств, имевших свои колонии, строились по принципу «плавильного котла», который предполагал уничтожение и насильственную ассимиляцию народов, не принадлежащих к титульному этносу. Не только в США, но и в Канаде и Австралии индейцев до 1930-х гг. ссылали в резервации, а в 1966-1972 гг. в Австралии действовала программа ассимиляции индейцев.113 От нее отказались, приняв концепцию мультикультурализма. В практике зарубежных стран бывали случаи, подобные депортации народов в СССР, — например, депортация мексиканцев (граждан США) из США в 1930-е гг.114

Если меньшинства при насильственной политике имеют достаточно сил, чтобы самоорганизоваться и оказать сопротивление «центру», то это чревато постоянной угрозой сепаратизма, чему яркое подтверждение — результаты политики коммунистического Китая в отношении буддийского Тибета.

В 1950 г. Тибет силовым путем был присоединен к Китайской Народной Республике, но практически 10 лет Далай-лама XIV Тензин Гьяцо официально оставался главой теперь уже автономного района. В 1959 г. вспыхнуло Тибетское народное восстание, которое было жестоко подавлено китайской армией. Китайское правительство начало жесткую атеистическую политику в целях интеграции тибетцев: тысячи религиозных и культурных центров, которыми являлись мужские и женские монастыри и храмы, были разрушены.

После восстания 1959 г. Далай-лама XIV был вынужден эмигрировать в Индию. С этого времени начинается отсчет существования тибетского правительства в изгнании. В марте 2008 г. в годовщину Тибетского народного восстания в Лхасе вспыхнули крупные беспорядки, которые позволили Далай-ламе резко выступить на международной арене в адрес Китая. Он назвал действия Китая культурным геноцидом. Власти КНР, в свою очередь, обвинили лидера тибетских буддистов в организации беспорядков. В своих политических заявлениях Далай-лама настаивает, что борется не за независимость Тибета, а за широкую автономию в рамках КНР. Его политика «срединного» пути и ненасильственного решения проблемы предполагает нахождение компромиссного варианта решения тибетского вопроса. Тактика же тибетских эмигрантов состоит в том, чтобы весь мир узнал о тибетском вопросе. Мировое признание катастрофы Тибета отразилось в присуждении в 1989 г. Далай-ламе XIV Нобелевской премии мира.115

В большинстве полиэтничных стран, однако, декларируется уважение к национальным меньшинствам. В конституциях Сингапура и Эквадора отдельно оговорены права этнических меньшинств и заявлена их принадлежность к единой нации. Конституция Канады, отмечая ценности государства, среди других называет многокультурность и равное использование двух официальных языков. Королевская жандармерия, королевский легион и другие группы разрешили своим членам ношение сикхских тюрбанов и другой религиозной символики. В Мексике, согласно Закону № 12 2006 г. о гражданстве, отменены дискриминационные правила, основанные на этнической принадлежности. Президентский декрет № 26 1998 г. запрещает использование терминов pribumi (коренные) и non-pribumi (некоренные); последний применялся для обозначения индонезийцев иностранного происхождения — в частности, китайского. Согласно Президентскому декрету № 6 2000 г., индонезийцам китайского происхождения больше не требуется специального разрешения для того, чтобы исповедовать свою религию и убеждения и следовать своим традициям.

Конституция Фиджи указывает на богатое разнообразие религий, традиций, языков и культур как на ценность государства (преамбула). Конституция Уганды обязывает граждан уважать традиции и культуру друг друга (п. 3 ст. 3). Защищают обычаи и традиции национальных меньшинств конституции Армении, Боливии, Вьетнама, Гватемалы, Лаоса, Литвы, Мадагаскара, Мьянмы, Непала, Польши, Судана, Филиппин, Черногории.

Согласно Закону об иммиграции № 25871 (январь 2004 г.) Аргентины, утверждено право мигрантов на образование и здравоохранение, вне зависимости от их иммиграционного статуса. Выдворение мигрантов разрешено только на основании постановления суда. В Австралии в 1992-1998 гг. был принят ряд мер в области борьбы с расовой дискриминацией, включая меры по осуществлению рекомендаций Королевской комиссии по расследованию случаев смерти аборигенов во время содержания их под стражей. В Великобритании, согласно определению судов, меньшинство рома (цыгане) рассматривается в качестве этнической группы, на которую распространяется действие Закона 1976 г. о расовых отношениях. Проводится этнический мониторинг в целях установления численности лиц того или иного этнического или национального происхождения в различных сферах трудовой деятельности. Он используется в системе уголовного правосудия, включая обзоры контингента лиц, содержащихся в пенитенциарных учреждениях, в целях определения этапов, на которых имеет место дискриминация, и разработки мер по улучшению положения в этой области. Согласно Постановлению 1997 г. о расовых отношениях в Северной Ирландии, ирландские «кочевники» также определены в качестве этнической группы. Были приняты меры для улучшения социально-экономического положения кочевников из числа рома и, в частности, создания на местном уровне образовательных служб для кочевников.

Очень важна включенность национальных меньшинств в общественную жизнь и государственное управление. Так, в Индии сикхи традиционно занимают высшие посты в армии и 20% всех военных должностей, составляя при этом менее 2% населения страны; за христианами закреплено 7% постов в сфере образования и государственного управления в целом ряде штатов, где их численность достигает 10% от всего населения.

Меньшинствам часто дают политические права и преференции. Конституции Андорры, Боливии, Вануату, Гамбии, Гватемалы, Индонезии, Маршалловых островов, Палау, Папуа — Новой Гвинеи, Того, Фиджи, Швейцарии указывают, что местное самоуправление построено на национальных обычаях. Включение представителей традиционных общностей в государственное управление предполагают конституции Анголы, Вануату, Демократической Республики Конго, Замбии, Лесото, Микронезии, Намибии, Палау, Соломоновых островов, Сьерра-Леоне, Того, Тувалу, Южно-Африканской Республики. Конституция Демократической Республики Конго специально оговаривает, что представители традиционных общностей должны служить национальному единству (ст. 107).

Конституция Фиджи закрепляет за каждой основной этнической группой определенное количество мест в парламенте, а Конституция Бельгии специально указывает, что количество таких мест должно быть равным.

1.4.2. Внутренние факторы

Имя этноса

Огромное значение для этнической идентификации имеет имя этноса (этноним). О его истории и древнем смысле спорят идеологи. Все это оказывает на этническое сознание в момент его возбуждения магическое мобилизующее действие. За древнее имя идет борьба, порой многовековая. Иногда зрелые этносы перенимали, по политическим причинам, чужое имя и много веков с гордостью носили его, при этом не забывая о старом имени и ведя о нем споры. Независимо от реальной истории происхождения имени этноса, оно служит важным символом и незаменимым этническим маркером. Такую же важную роль играют географические названия — имена местностей, рек и гор родной земли, имена священных животных и богов, имена всех символических для этнического сознания сущностей.

Важную роль играет включенность в «имя» этноса различных групп. Так, Конституция Афганистана предусматривает, что афганцами называются представители всех проживающих на его территории племен.

Язык

Язык — один из важнейших факторов как формирования этноса, так и его развития. Язык создает образ этнического «мы» в противопоставлении с образом «они». Язык — это одно из главных средств соединения «своих» и отграничения от «чужих». Это в то же время один из главных этнических маркеров. Проблема языка нередко превращается в инструмент национализма и ведет к этнолингвистической напряженности или даже к конфликтам в многонациональных странах.

Язык не только служит средством коммуникации внутри этнической общности, он формирует ее «языковое сознание», задает общий набор понятий, общий арсенал мышления. Антропологи-лингвисты обнаружили, что общие представления человека о реальности не вполне «заданы» внешними событиями (объективной действительностью). Человек видит и слышит лишь то, к чему его делает чувствительным грамматическая система его языка. Иными словами, сигналы от органов чувств перерабатываются органами речи в материал для размышлений116.

Говорят даже, что язык определяет коллективное бессознательное этноса. Архетипы «записаны» словами-стимулами, которые порождают ассоциации и «вызывают» целые блоки мироощущения. Сотворение языка и письменности становится частью этнического предания, мифические или реальные создатели причисляются к лику святых как прародители народа.

Напротив, все сепаратисты, ставящие целью отделить свой регион от большой страны и ослабить связи своего населения с большой нацией, всегда начинают с языка — политическими средствами они сокращают сферу применения прежнего общего языка на своей территории, прекращают его преподавание в школах, иногда даже доходят до смены алфавита своего этнического языка.

Значение языка так велико, что сведения о нем приходится мифологизировать. Э. Кисс пишет: «Важным аспектом национального пробуждения явилось переписывание истории с целью перенесения национального самоосознания в далекую древность. Точно так же как каждый английский школьник убежден, что Вильгельм Завоеватель [король Англии с 1066 г.] говорил по-английски, хотя этого языка тогда не существовало, так и каждый венгерский школьник уверен, что Янош Куньяди — это великий венгерский герой и такой же венгр, как и они сами; в действительности же он был хорватом, который, как и большинство венгерской знати того времени, говорил на латыни. Поиски славного прошлого вели и к прямым подделкам, как это было в случае чешского эпоса десятого века, созданного архивистом Вацлавом Ганкой на поддельном пергаменте».117

В межнациональных отношениях языковые конфликты являются нередко самой острой и наглядной частью столкновений, вызванных другими, более основательными причинами. Притеснение родного языка, который воспринимается как воплощение культуры народа, накаляет страсти и становится средством мобилизации политизированной этничности. Государство пытается смягчить эти конфликты: так, в штате Флорида (США), где довольно много представителей латиноамериканской диаспоры, билингвизм (английский и испанский языки) закреплен официально.118 В Словакии был принят Закон № 184/1999 (1999 г.) об использовании языков национальных меньшинств. В Нидерландах на Антильских островах приняты меры для решения проблем детей, родной язык которых отличается от языка большинства. На острове Аруба были предприняты усилия для поддержки национального языка «папиаменто» в системе образования и культурной жизни. В Российской Федерации и Эфиопии государство идет даже на конституционное закрепление национальных языков как государственных на территории каждой национальной республики.

Долгое время на язык смотрели через призму примордиализма как на дар Божий. Французский философ-консерватор Ж. де Местр писал: «Язык не может быть изобретен, он когда-то был дан народу свыше».119 А в это время Лавуазье создал первый искусственный язык — язык химии. Значение его опыта по созданию языка далеко выходит за рамки только лишь химии: это была революция в культуре. Лавуазье создал словарь, грамматику, морфологию слов (корень, приставки, суффиксы и окончания), систему знаков — и благодаря этому быстро собрался «народ» химиков. Язык конструируется, это не примордиальная данность.

Превращение народов средневековой Европы в нации привело к созданию принципиально нового языка с «онаученным» словарем. Язык в буржуазном обществе стал товаром и распределяется по законам рынка. В отличие от «туземного» языка, он стал продуктом производства, со своей технологией и научными разработками. Слова стали pациональными, они были очищены от множества уходящих в глубь веков смыслов. Это «онаучивание» языка было, как говорят, одной из форм колонизации собственных народов буржуазным обществом. Оно же стало и средством «пересборки» этих народов на новой основе. Создание новых «бескорневых» слов (слов-амеб) стало способом ослабления связующей силы национальных языков и инструментом атомизации общества, необходимой для сборки западных гражданских наций.

В целом, в Новое время процессом создания и употребления языка стало управлять государство, что позволило приглушать этничность населения отдельных местностей и собирать его в большие народы и нации. В середине XX в. в мире было всего 13 языков. Число говорящих на каждом из них превышало 50 млн человек. Всего на тот момент в мире использовалось 2,8 тыс. языков, из которых 1,2 тыс. принадлежали племенам американских индейцев, насчитывавших иногда несколько сотен человек.

Важным нововведением стало утверждение государственного языка. Эта прерогатива государства и сегодня является одним из важных инструментом национальной политики и предметом межэтнических противоречий и конфликтов. Опыт многих народов показывает, однако, что придание языку статуса государственного вовсе не является гарантией его сохранения — гораздо важнее отношение к нему со стороны самого населения, определяемое множеством факторов.

Для поддержания должного статуса языка титульной нации подавляющее большинство стран мира закрепляют его на уровне конституции. В мировой конституционной практике известны случаи государственного билингвизма, а также полилингвизма (например, четыре государственных языка в Швейцарии и Сингапуре и 11 официальных языков в ЮАР).

Гуманитарное сознание: история

Во всей системе связей, соединяющих людей в народ или нацию, общая история, передающаяся из поколения в поколение, занимала и занимает очень важное место.

Национальная история, сплачивающая народ общим прошлым, общепризнанными героями и составленная несколькими поколениями выдающихся интеллектуалов, сплошь и рядом оказывается «изобретенной традицией». Способствовать выработке этой традиции, ее передаче из поколения в поколение и защищать ее от диверсий информационно-психологических войн — одна из функций государства. Здесь соединяется множество необходимых условий. Достаточно напомнить, что первая попытка создания германской истории была предпринята Г. фон Трейчке только после того, как Германия при Бисмарке обрела свои единые государственные границы.

История требуется и народам, и нациям для обоснования своего права на существование. «Безродным» на земле места нет. Чем древнее корень народа, тем больше у него моральных прав, их недостаток не всегда можно компенсировать даже силой. Поэтому над поисками корней в мире трудится огромная армия археологов, историков, писателей. И даже бедные страны не жалеют денег на устройство роскошных этнографических музеев.

В коллективной памяти народов очень сильны принципы традиционного, обычного права. Из них следует, что «все то, что было, имеет тем самым право на существование». При этом более древнее прошлое имело больше прав, поскольку «дурными обычаями» считались те, что введены недавно.

Этнологи задаются вопросами: почему многие националисты так высоко ценят именно отдаленное прошлое и этнические корни? Чего они ожидают в самом начале истории, что заставляет их без устали углубляться в ее все более ранние слои? Чем объясняется такое тяготение к «вечному возвращению»? Что за «вдохновляющий архетип» люди ищут в истоках истории? Почему их привлекают одни представления о прошлом и не привлекают другие, и при каких условиях это происходит? Возможно ли присвоение чужого прошлого? Почему люди вообще апеллируют к прошлому, если связи с ним давно утрачены?

В Новое время историю народов полагается творить с опорой на авторитет науки. Но под защитой этого авторитета здесь создается особый тип знания — предание, становящееся частью национальной идеологии. Это ни в коем случае не принижает его место в системе знания и тем более не снижает требований к качеству текстов и образов. А если учесть, что эти тексты и образы всегда находятся под угрозой диверсии в условиях непрерывно ведущейся в мире информационно-психологической войны, то сама их охрана становится общенародным делом.

Ввиду наличия многих угроз и необходимости постоянной адаптации к быстро меняющимся международным условиям, история народа представляет собой сложный предмет интеллектуальной и творческой деятельности. Виднейший западный культуролог и философ Эрнест Ренан заметил, например, что формирование нации требует амнезии — отключения исторической памяти или даже сознательного искажения истории. Так и поступали и умные цари, и мудрые народы. «Кто старое помянет, тому глаз вон», — говорилось при заключении мира с бывшим смертельным врагом. А для сохранения народа, который «растворяется» в большой нации, его история важна как связующая сила.

В некоторых случаях записанные предания оказывались фальсификацией. Но даже разоблачение не лишало их объединительной силы. Сам этот факт важен для понимания той функции, какую играет для жизни народа наличие его истории. Например, и сегодня французские дети растут и воспитываются на подвигах полумифического Верцингеторига — вождя восстания галлов против Рима в 52 г. до н. э. Попытка начать кампанию по разоблачению или дискредитации этого героя древности была бы воспринята во Франции как антинациональная диверсия — совершенно независимо от достоверности аргументов.

Обычно такие «стремительные преобразования» истории производятся именно с целью сломать или испортить механизм, связывающий людей в народ, чтобы ослабить этот народ ради каких-то политических целей. В этих случаях навязанная обществу история служит инструментом демонтажа народа.

Укрепление, обновление, «ремонт» и переосмысление собственной истории должны непрерывно и ответственно вестись каждым народом, как и «защита» своей истории должна быть частью работы всей системы национальной безопасности. В этом отношении поучителен пример Западной Европы. Здесь выработка «предания» и его внедрение в массовое сознание никогда не пускались на самотек, и любая перестройка системы исторических мифов оставалась под внимательным контролем элиты. Изъятие, по каким-либо причинам, какой-то части предания сразу приводило к мобилизации крупных интеллектуальных и художественных сил, которые быстро заполняли прореху новым, мастерски сфабрикованным блоком.

Например, в период становления современного Запада его история как христианской цивилизации была переписана так, что его истоки оказались перенесенными в более древние времена, в античную Грецию, а христианские корни были удалены в тень. Осознание себя как «держателя» ценностей античной цивилизации и имперского духа Рима сплачивает и народ США — страны-авангарда, «более Европы, чем сама Европа».

Коллективная историческая память — предмет политической борьбы. Если политическая элита берет курс на ослабление этничности и усиление общегражданской солидарности, то в школе, в СМИ, в художественном творчестве разными способами приглушается роль исторических личностей, которые олицетворяли расколы и особенно межнациональные конфликты. Если же требуется этническая мобилизация, то массовое сознание всеми способами привлекается именно к этим именам-символам. Если национальному сознанию придается конфронтационный характер, то важным образом Предания становится «герой национального возрождения», наделяемый чертами «спасителя» и «искупителя».

Важнейшую роль в использовании истории для этнической мобилизации играет гуманитарная интеллигенция — ученые, учителя, работники СМИ. Как отмечают северокавказские этнологи, «историческая память как компонент личной и групповой идентичности в современных условиях не столько складывается на основании межпоколенной трансляции или традиций, сколько внедряется в сознание в виде квазинаучных интерпретаций, отражающих идеологию и политические интересы соответствующих групп».120

Пик этого кризиса на Северном Кавказе, как и всего российского кризиса, пришелся, видимо, на вторую половину 1990-х годов. Этот период стал серьезным испытанием для всех сторон общественного бытия многих народов; но запаса прочности хватило, чтобы не дать радикальному этнонационализму выйти в режим расширенного воспроизводства.

Гуманитарное сознание: география

В создании народов и наций история выполняет свою роль, действуя, что называется, «рука об руку» с географией, используя представления о том, как соотносится наша земля с землями других народов и наций. В определенном смысле сами понятия народ и нация привязаны к географическому понятию страна. Французы — это те, кто живут во Франции. Вот ее границы, здесь — Франция, а там, за рекой — Германия, там немцы. Для этнического сплочения людей важен и образ «малой родины», части страны — местности. Сибиряки, поморы, псковские («скобари») — это земляки, части русского народа, имеющие определенную региональную идентичность. Она может то угасать, то быть мобилизованной.

В своей национальной идентификации люди придают большое значение и образу пространства, большего, чем страна — такому условному географическому понятию, как континент. Мы — европейцы, а там, за рекой — азиаты. За определение географических признаков ведется ожесточенная идеологическая борьба. Объединяющее народ географическое видение мира — это «сплав поэзии и мифа». Австрийский канцлер Меттерних говорил: «Азия начинается за Ландштрассе», т. е. австрийцы-немцы живут в прифронтовой полосе Европы. Отправляясь из Вены в Прагу, Моцарт считал, что едет на Восток, к славянам (хотя Прага находится западнее Вены).

Другое измерение пространства связано с формированием мировоззрения этнической общности и отражает космогонические представления. Это как бы взгляд на ее территорию «с неба». Этот взгляд — обязательная часть мифологических представлений, в которых земное (социальное) пространство отражает строение космоса. Устройство города красноречиво говорит о мировоззрении народа и даже нации. Например, христианский город представляет микрокосм с центром, в котором находится храм, соединяющий его с небом. А. Леруа-Гуран помещает в своей книге план Москвы как города, отражающего облик всего мира.

Самоосознание и сплочение народа через общее представление о том, как видится его земля «с небес», присущи не только мифологическому сознанию, но и космическому чувству человека мировых религий (и вообще человека, обладающего «естественным религиозным органом»).

Огромное воздействие на национальное сознание человека оказывают географические карты. Это — зрительный образ родной земли в контексте мирового пространства. Карты служат не только для того, чтобы достоверно изображать географическое пространство. Они передают сложную информацию на языке образов, формирующих в этнической общности свою картину мира и представления о значимых иных. Географические образы, опирающиеся на карту, создают общие представления о реальности, в которой существует племя или народ, скрепляют его этими общими представлениями. Каждая культура вырабатывает свои карты и свои пространственные образы, иногда уникальные. Это ее неотъемлемая часть. К расшифровке этих образов прикладываются большие усилия антропологов.

Создание карт, формирующих национальное чувство, уже в древности стало важным делом правящей элиты (или оппозиционных сил). Изобретение карты, соединяющей в себе два главных языка — знаковый (цифра, буква) и иконический (визуальный образ, картина) — важная веха в развитии культуры. Можно даже сказать, что географическая карта — это особый язык, это один из языков, на которых говорит народ.

Карта — инструмент творчества, так же как картина талантливого художника, которую зритель «додумывает», дополняет своим знанием и чувством, становясь соавтором художника. Она имеет не вполне еще объясненное свойство — «вступает в диалог» с человеком. Карта мобилизует пласты неявного знания глядящего в нее человека и обладает почти мистической эффективностью. Она мобилизует подсознание, гнездящиеся в нем иррациональные установки и предрассудки — надо только умело подтолкнуть человека на нужный путь работы мысли и чувства. Как мутное и потрескавшееся волшебное зеркало, карта открывает все новые и новые черты образа по мере того, как в нее вглядывается человек.

Карта — не отражение видимой реальности как, например, кадр аэрофотосъемки. Это визуальное выражение представления о реальности, переработанного соответственно той или иной теории, той или иной идеологии. В то же время карта воспринимается как продукт уважаемой науки и воздействует на сознание человека всем авторитетом научного знания. Для человека, пропущенного через систему современного европейского образования, этот авторитет столь же непререкаем, как авторитет священных текстов для религиозного фанатика.

В 1980-1990-е гг. фабрикация географических карт (особенно в историческом разрезе) стала излюбленным средством для разжигания национального психоза при подготовке этнических конфликтов. Наглядная, красивая, «научно» сделанная карта былого расселения народа, утраченных исконных земель и т. д. воздействует на подогретые национальные чувства безотказно. При этом человек, глядящий на карту, совершенно беззащитен против того текста, которым сопровождают карту идеологи. Карта его завораживает, хотя он, как правило, даже не пытается в ней разобраться.

Большую роль в судьбе русских и России в целом сыграл за последние два века географический образ России-как-Европы, созданный «западниками». Он заключает в себе сильную идеологическую и политическую концепцию, которая не раз была (и сегодня является) предметом острых общественных конфликтов. Для обозначения подобных конфликтов предложено понятие образно-географической драмы. Такие драмы иногда превращаются в события истории, привлекающие внимание массовых слоев общества и оказывающие сильное воздействие на самосознание народа. В этот момент происходят резкие, порой неожиданные изменения и в самих географических образах, и в системе связей, соединяющих людей в народ. Сами эти драмы, постановкой которых бывают заняты талантливые «режиссеры», оказываются инструментами целенаправленного этногенеза.

Географические образы (как и другие элементы мировоззренческой матрицы) не даются племенам, народам и нациям изначально. Они конструируются и внедряются в сознание в жесткой борьбе с конкурирующими образами. Для любого народа важно не только сообща чувствовать образ своей земли, но и знать то, что происходит в системе таких образов тех народов, которые могут повлиять на судьбу этой самой «своей земли». В настоящий момент во многих частях мира происходит интенсивная перестройка географических образов и связанная с нею «пересборка» многих народов. Если этого не знать, то и влиять на этот процесс невозможно. Что происходит в географическом сознании американцев и европейцев? Каковы сейчас географические образы Афганистана, Ирана и Ирака — и в сознании их народов, и в сознании западной элиты? Как видят пространство турки? Что такое доктрина Великого Турана и как в ней представляется место российского Поволжья и Урала? Какие подспудные дебаты о географическом образе прибайкальской Сибири, Алтая и Монголии идут в среде бурят? Все это — невидимая часть айсберга географии, которая является и частью фундамента национального сознания.

Чешский писатель Милан Кундера писал, что страны Центральной Европы, будучи частью Запада, оказались в результате его предательства в Ялте отданы на растерзание советскому режиму, который является естественным продолжением российской цивилизации, чуждой Европе. На эту тему он написал много трактатов, часть которых с удовольствием перепечатывалась в Москве во времена перестройки. Ключевая статья даже называлась «Похищенный Запад». Это было важной частью доктрины «бархатных революций» конца 1980-х годов.

Но в представлениях Запада Россия, Польша, Венгрия, Чехия принадлежали к одному «цивилизационному ареалу» Восточной Европы, так что Сталин в Ялте вовсе не «крал» их у Запада, а Черчилль с Рузвельтом не предавали Центральную Европу уже потому, что таковой просто не было. Черчилль в своей речи в Фултоне в 1946 г. сказал: «От Штеттина на Балтике до Триеста на Адриатике железный занавес опустился через весь Континент». Эта линия на карте Европы совпала с делением континента, глубоко укорененным в западной мысли на протяжении двух столетий. Метафора «железного занавеса» смогла так легко подчинить себе западное сознание потому, что была основана на долгой интеллектуальной традиции. Вот драма истории: поляки и чехи были уверены, что их похитили; они рвались в свой родной дом, а в этом доме их своими никогда и не считали.

Мировоззрение

Представления о пространстве и времени, о природе и человеке, об обществе и государстве, о добре и зле — все то, что мы относим к мировоззрению, — служат той духовной основой, на которой люди собираются в народ, различая «своих» и «чужих». Мировоззрение — ядро огромной системы знаний и убеждений человека; в него входят наиболее важные элементы этой системы, укорененные глубоко в сознании. К этому ядру примыкает мироощущение — эмоционально окрашенная сторона мировоззрения.

Представления, входящие в мировоззрение, отвечают на главные вопросы бытия. Эти вопросы человек ставил себе с момента своего становления как вида, как только в нем пробудился разум. Этот важный для нашей темы факт был вытеснен из нашего обыденного сознания идеологиями, проникнутыми прогрессизмом — уверенностью, будто в прошлом человек был интеллектуально и духовно менее развит, чем современный цивилизованный индивид.

Антропологи и социологи, напротив, считают, что человек с самого начала вынужден был размышлять именно о природе мира в целом, т. е. ставил перед собой вопросы мировоззрения.

Н.Н. Чебоксаров и С.А. Арутюнов, предложившие информационную концепцию этноса, пишут: «Человек воспринимает мир не как хаотический поток образов, символов и понятий. Вся информация из внешнего мира проходит через картину мира, представляющую собой систему понятий и символов, достаточно жестко зафиксированную в нашем сознании. Эта схема-картина пропускает только ту информацию, которая предусмотрена ею. Ту информацию, о которой у нас нет представления, для которой нет соответствующего термина (названия), мы просто не замечаем. Весь остальной поток информации структурируется картиной мира: отбрасывается незначительное с ее точки зрения, фиксируется внимание на важном. Основу картины мира составляют этнические ценности, поэтому важность информации оценивается с этнических позиций. Таким образом, этничность выступает в роли информационного фильтра, сужая спектр допустимых и желаемых реакций человека на ту или иную жизненную ситуацию».121

Из этого следует, что сложившийся образ истинности и служит главной матрицей, на которой происходит «сборка» этноса, народа. Философы пишут о социогенной роли мировоззренческого ядра и всей коллективной деятельности по его строительству, сохранению, передаче последующим поколениям и соблюдению норм общественной жизни, отвечающих сформулированным в этом «образе истинности» заветам. В выполнение этой социогенной роли входит, конечно, не только создание и сохранение этнических связей, а и всех других связей, соединяющих людей в общество. Но в большинстве случаев речь прежде всего идет об этничности как системе наиболее сильных и наименее осознанных (почти «естественных») связей.

Из этого становится очевидным, что и разрушение или повреждение (сознательное или непредвиденное) мировоззренческого ядра народа приводит к его «рассыпанию».

Религия

Особой, ключевой частью центральной мировоззренческой матрицы, на которой собирается народ, является религия (шире — религиозное мировоззрение). Если на ранних стадиях этногенеза (возникновение племени) мировоззрение складывалось в основном в рамках мифологического сознания, то собирание больших этнических общностей со сложной социальной структурой и государственностью (народов и наций) происходило уже под воздействием религий.

Религия в социальном плане создает не только средства господства («вертикальные» связи), но и объединяет людей в «горизонтальные» общности (этносы). Уваров пишет: «Одновременно с “вертикальной” связанностью религия осуществляет и связанность “горизонтальную”, социальную, являясь ведущим фактором внутрисоциумного интегрирования. Эта функция веры не ставилась под сомнение даже на пороге Нового времени. Например, в своей работе “Опыты, или Наставления нравственные и политические” Ф. Бэкон называл ее “главной связующей силой общества”».122

Именно в социологии религии возникло важнейшее понятие коллективных представлений. Религиозные представления не выводятся из личного опыта, они вырабатываются только в совместных размышлениях и становятся первой в истории человека формой общественного сознания. Религиозное мышление социоцентрично. Именно поэтому религиозные представления и играют ключевую роль в этногенезе. Как пишут об этих представлениях этнологи, даже самая примитивная религия является символическим выражением социальной реальности — посредством нее люди осмысливают свое общество как нечто большее, чем они сами.

Более того, будучи коллективным делом общности, возникшие в общем сознании религиозные представления и символы становятся главным средством этнической идентификации при контактах с другими общностями. Религия становится одной из первых мощных сил, соединяющих людей в этнос. Яркий пример этому — Япония. Древние религиозные верования были превращены в государственную религию — синтоизм, — которая была внедрена политическими средствами и служила могучим инструментом консолидации общества. В частности, огромное значение имело строительство святилища Усукуни в честь павших за императора воинов — его лично посещал император, поклоняясь обожествленным душам героев. Со времен реставрации Мэйдзи каждый погибший воин вносился в список духов, и только священнослужители Усукуни имели право справлять по нему поминальную службу. Культ обожествленных воинов, которым поклоняется сам император, служил очень сильным средством сплачивания японцев.123

Религия порождает специфические для каждого этноса культурные нормы и запреты — табу. Одновременно в рамках религиозных представлений вырабатываются и понятия о нарушении запретов (концепция греховности). Все это и связывает людей в этническую общность. Ведь именно присущие каждой такой общности моральные (шире — культурные) ценности и придают им определенность, выражают ее идентичность, неповторимый стиль.

Получив возможность «коллективно мыслить» с помощью языка, ритмов, искусства и ритуалов, человек совершил огромное открытие в познании мира, равноценное открытию в науке, — он разделил видимый реальный мир и невидимый «потусторонний». Оба они составляли неделимый Космос, оба были необходимы для понимания целого, для превращения хаоса в упорядоченную систему символов, делающих мир домом человека. Причем эта функция религиозного сознания не теряет своего значения от самого зарождения человека до наших дней — об этом говорит М. Вебер в своем труде «Протестантская этика и дух капитализма».

Религиозные ритуалы, будучи продуктом коллективной творческой работы сообщества, в то же время создают это сообщество, придают ему неповторимые этнические черты. Болезненным подтверждением этого тезиса служит наблюдающееся в крупных западных городах, в среде атомизированного «среднего класса» возникновение субкультур, которые в поисках способа преодолеть отчуждение и сплотиться как сообщество осваивают мистические культы и этнические религиозные ритуалы восточных, африканских и других культур. Возникают секты и коммуны, которые проводят бдения и коллективные медитации (часто с применением наркотиков) — и эти группы («коммунитас», по выражению В. Тернера) приобретают черты этнических обществ, со своими этническими маркерами и границами, стереотипами поведения и групповой солидарностью, спонтанностью переживаний и ощущением слитности друг с другом.124 Это — реакция на технократическое безрелигиозное бытие, не удовлетворяющее неосознанные духовные запросы человека.

Религия может играть роль национального примирителя, призывающего народ к забвению национальных обид для того, чтобы продолжать жить в едином государстве, как это произошло, например, в Испании, когда после смерти Франко при активном содействии католической церкви было наложено негласное табу на обсуждение трагических событий гражданской войны.125

Уже более ста лет религия рассматривается наукой в качестве уникального исторического явления, возникшего как разрыв непрерывности — подобно науке. Религия вовсе не «выросла» из предрелигиозных воззрений, как и наука не выросла из натурфилософии Возрождения. И функцией религии является вовсе не утверждение невежественных представлений, а рационализация человеческого отношения к божественному.

При этом «рационализация отношения к божественному» мобилизует и присущие каждому этническому сознанию видение истории и художественное сознание. Возникает духовная структура, занимающая исключительно важное место в центральной мировоззренческой матрице народа.

Религия во все времена, вплоть до настоящего времени, оказывала огромное прямое и косвенное влияние на искусство. Если рассматривать искусство как особую форму представления и осмысления мира и человека в художественных образах, то становится очевидным, какую оно играет роль в собирании и соединении людей в народы и нации. Песни и былины, иконы и картины, архитектура и театр — все это сплачивает людей одного народа общим эстетическим чувством, общим невыражаемым переживанием красоты.

Религия была созидателем и человечества как системы народов. Укрупнение народов происходило прежде всего под влиянием мировых религий. Так и возникла грандиозная устойчивая структура человечества, включающая в себя ядро больших народов и «облако» малых народов. В начале 1980-х гг. около половины численности человечества составляли всего 11 народов. На огромное число небольших народов (численностью до 100 тыс. человек) приходится менее 1% населения Земли. На Земле около 1,5 тыс. языков (из них 730 — в Африке), но 50% человечества говорят всего на семи языках (75% — на 22 языках).

Нынешняя «массовая ретрайбализация», т. е. обратный процесс расщепления народов на расходящиеся этнические общности с возрождением признаков племенного сознания, вызван ослаблением всей системы связей, сплачивающих людей в народы, и не в последнюю очередь с ослаблением интегрирующей силы мировых религий, которых вытесняют племенные, сугубо этнические религии.

Новое время, порожденное чередой религиозных, научных и социальных революций, означало глубокое изменение в основаниях «сборки» народов Запада. Как писал немецкий богослов Р. Гвардини, одним из главных изменений было угасание религиозной восприимчивости. Он поясняет: «Под нею мы разумеем не веру в христианское Откровение или решимость вести сообразную ему жизнь, а непосредственный контакт с религиозным содержанием вещей, когда человека подхватывает тайное мировое течение, — способность, существовавшая во все времена и у всех народов. Но это означает, что человек нового времени не просто утрачивает веру в христианское Откровение; у него начинает атрофироваться естественный религиозный орган, и мир предстает ему как профанная действительность».126

Особые проблемы возникают между идеологией и религией на стадии нациестроительства — превращения народов в политическую (гражданскую) нацию, в которой составляющие ее народы должны «приглушить» свою этничность. Этим объясняют, например, антиклерикализм Великой французской революции, которая производила сборку нации граждан.

Русская революция также была проникнута пафосом национализма в двух его версиях — буржуазно-либерального (гражданского) у кадетов и общинно-державного (имперского) у большевиков, у которых пролетарский интернационализм был идеологической формой мессианизма. И в этой революции мы наблюдали столкновение идеологии и религии как в массовом сознании, так и в отношениях между государством и церковью. Стабилизировались они только после Гражданской войны, к 1924 году. После советского периода вся система связей, соединяющих людей в народ, опять переживает кризис, в преодолении или углублении которого религии снова предоставлена важная роль. Уровень религиозной грамотности у постсоветской интеллигенции невысок, и политики обычно смешивают религиозные и клерикальные понятия, религиозную составляющую мировоззрения с политической ролью церкви. Однако в массовом сознании православие выступает как защитник русской этнической идентичности. Это стало важным фактором всего политического процесса в нынешней России.

Стереотипы поведения

Л.Н. Гумилев писал, что этничность проявляется в поведении человека (стереотипах, т. е. устойчивых формах поведения). Точнее, поведение — это и есть один из важных срезов этничности как большой системы. Поведение складывается из всех элементов этничности — мировоззрения и типа сознания, хозяйственных отношений и чувства пространства. Существование этнических различий в поведении людей при отношениях друг с другом очевидно. Одна из сил, которая, зародившись в этнической общности, затем сама служит средством ее сплочения, создает ее своеобразные маркеры и отграничивает от иных, — это человеческие отношения.

Они познаются в сравнении — на уровне личности, семьи, социальных групп и народов. Многое дают и «записки путешественников» («мы о них» и «они о нас»), многое — специальные книги антропологов. Ценнейший источник — наблюдения военных, накопившиеся во время больших войн. Например, для нас очень полезны изданные в последние годы книги, в которых собраны записки немецких солдат и офицеров о поведении русских, а также наблюдения немецких военнопленных. Это — концентрированное описание именно этнических особенностей нашего человеческого общежития, которые бросались в глаза немцам. Антрополог К. Лоренц, пробывший три года в советском плену, подметил много важных для нашего самосознания вещей (он писал, например, о разных типах отношения к пленным — у русских, французов и американцев).

Вот первая сторона человеческих отношений, в которой наблюдаются различия между народами, — степень сближения. На одном конце спектра — человек как идеальный атом, индивид, на другом — человек как член большой семьи, где все друг другу «дяди», «братья» и т. д. Понятно, что массы людей со столь разными установками должны связываться в народы посредством разных механизмов. Например, русских сильно связывает друг с другом ощущение родства, за которым стоит идея православного религиозного братства и тысячелетний опыт крестьянской общины. Англичан, прошедших через огонь Реформации и раскрестьянивание, связывает уважение прав другого.

Оба эти механизма дееспособны, с обоими надо уметь обращаться. Когда во время перестройки вдруг начали со всех трибун проклинать якобы «рабскую» душу русских и требовать от них стать «свободными индивидами» и соединиться в «правовое общество», это в действительности было требованием отказаться от важной стороны этнической идентичности русских. Под идеологическим давлением часть русских, особенно среди молодежи, пыталась изжить традиционный тип человеческих отношений, но утрата собственных этнических черт вовсе не приводила сама по себе к приобретению правового сознания англичан. Единственным результатом становилось разрыхление связей русского народа (и даже появление прослойки людей, порвавших с нормами русского общежития — изгоев и отщепенцев).

Мы сравниваем современные народы — их тип поведения сформировался в Новое время. На Западе переломным моментом стала Реформация — разрыв с идеей коллективного спасения души (а значит и с идеей религиозного братства). Возникла совершенно новая этика человеческих отношений — протестантская этика. Немецкий философ В. Шубарт так писал о значении Реформации: «Она знаменует собой рождение нового мироощущения, которое я называю “точечным” чувством. Новый человек впервые переживает не Все, и не Бога, а себя, временную личность, не целое, а часть, бренный осколок. Для него надежно существует только свое собственное Я. Он — метафизический пессимист, озабоченный лишь тем, чтобы справиться с окружающей его эмпирической действительностью».127

В кальвинизме, который дал религиозное оправдание рыночной экономике, люди изначально разделены на избранных и отверженных. Одни спасутся от геенны, другие — нет (а кто конкретно, неизвестно). Их соединяют не любовь и сострадание, а ненависть и стыд. Вебер поясняет, что дарованная избранным милость требовала от них «не снисходительности к грешнику и готовности помочь ближнему, а ненависти и презрения к нему как к врагу Господню».128

Казалось бы, как могут такие страсти связать людей? Но мы видим, что и немцы, и голландцы, и англичане собраны в крепко сбитые народы. Однако для этого им не требуются такие средства, как любовь к ближнему или добрые дела. Зато очень сильной связью здесь оказывается расчетливость в отношениях между людьми (у русских в этой роли даже порицаемая). Ф. фон Xайек, идейный основатель современного неолиберализма, писал: «Всенародная солидарность со всеобъемлющим этическим кодексом или с единой системой ценностей, скрыто присутствующей в любом экономическом плане, — вещь неведомая в свободном обществе. Ее придется создавать с нуля».129 Выходит, что на Западе, по мнению философов неолиберализма, «довели всенародную солидарность до нуля» — и теперь ее придется «создавать с нуля». Это очень трудно. У нас, в России, эта «всенародная солидарность со всеобъемлющим этическим кодексом» была и еще есть, но реформаторы стараются довести ее до нуля. Стараются «рассыпать» народ, а потом производить его пересборку, как во времена Реформации.

Русского человека связывает с его согражданами (с «миром») долг совести. Как писал в XVIII в. В.Н. Татищев, «истинное благополучие — спокойность души и совести» (знакомое явление кающегося дворянина — особенность чисто русская). Иными нормами отношений связывает людей протестантская этика. Идеал ее — кредитоспособный добропорядочный человек, долг которого рассматривать приумножение своего капитала как самоцель. Это «своеобразная “этика”, отступление от которой рассматривается не только как глупость, но и как своего рода нарушение долга».130 Поскольку эта этика является нормативной в общественном сознании, человек, честно выполняющий свой долг приумножения капитала, становится уважаемым. И такое уважение служит связями, соединяющими людей в народ.

Сильнейшим объединяющим символом для западных народов стала общая верность идее пpогpесса. Эта идея оправдала и разрыв традиционных общинных отношений, включая «любовь к отеческим гробам», и вытеснение чувства сострадания. Страстный идеолог прогресса Ф. Ницше поставил вопрос о замене этики «любви к ближнему» этикой «любви к дальнему». Когда во время перестройки ее идеологи начали говорить буквально на языке Ницше, «разрушать могилы, сдвигать с места пограничные столбы и сбрасывать в крутые обрывы разбитые скрижали», речь шла об атаке на тип человеческих связей, сплачивающих советский народ; но в данном случае они полностью совпадали и со связями, сплачивающими этнических русских.

Взамен человечности в отношениях начинает доминировать право (точнее сказать, право, основанное на законе). Право гражданского общества основано на концепции естественного человека, представленного как эгоистичного свободного индивида, от природы склонного к экспроприации и подавлению более слабых. Во время перестройки одним из важных обвинений русскому народу как раз и было то, что он, якобы, собран на неправовой основе.

Резкое расширение масштабов внедрения юридических норм (законов) в ткань человеческих отношений произошло на Западе в Новое время именно потому, что Реформация и атомизирующее воздействие рыночного хозяйства разорвали множество связей, которые действовали в предыдущий период. Законы — очень дорогостоящая и не всегда эффективная замена связей совести и любви. В русском народе до недавнего времени такой крупномасштабной замены просто не требовалось.

Вплоть до рыночной реформы в России господствовала установка на упрощение законодательства, его сближение с господствующими в обыденном сознании представлениями и традиционной моралью — так, чтобы Закон был понятен человеку и в общем делал бы излишним большое профессиональное сообщество адвокатов. Это ощущение присутствовало в восприятии человеческих отношений и в советское время — очень часто люди, столкнувшись с правовой проблемой, тут же покупали в магазине тоненькую книжку с соответствующим кодексом и вполне в нем разбирались. Более продвинутые покупали книжку потолще — комментарии к кодексу.

Одни считают достоинством, другие признаком отсталости уживчивость русских, их отвращение к сутяжничеству, к обращению в суд для разбирательства своих конфликтов. Это свойство не прирожденное, оно настойчиво формировалось — и государством, и церковью, и общиной.

Статус юридически оформленных законов вообще был низок в традиционных незападных обществах. В.В. Малявин так характеризует отношение к закону в традиционном китайском обществе: «Примечательно, что предание приписывало изобретение законов не мудрым царям древности и даже не китайцам, а южным варварам, которые по причине своей дикости были вынуждены поддерживать порядок в своих землях при помощи законов (наказаний). Истинно же возвышенные мужи, по представлениям китайцев, в законах не нуждаются, ибо они “знают ритуал”».131

Философ права Ю.В. Тихонравов пишет: «Право есть итог прогресса цивилизации и деградации культуры, оно есть предельная уступка духа реальности. Дух через последовательность кризисов движется по цепочке “религия — мораль — обычай — право”, теряя при этом свою ясность и силу. Когда же ни одно из этих оснований не может эффективно воздействовать на поведение людей, из них выделяется система норм, поддерживаемых реальной властью. Это и есть право».132

Но и юридическое оформление человеческих отношений происходит в соответствии с нормами национальной культуры, даже если предмет права, понятия и термины у разных народов внешне схожи. В России европейское образование элиты не раз приводило к утрате понимания тех представлений о праве, которые были укоренены в массовой культуре народа. Непонимание это лежало и лежит в основе важных конфликтов. В начале ХХ в. дворяне и политики исходили из западных представлений о частной собственности. Требования крестьян о национализации земли выглядели в их глазах преступными посягательствами на чужую собственность.

На деле две части русского народа уже существовали в разных системах права и не понимали друг друга, считая право другой стороны «бесправием». Такое «двоеправие» было признаком кризиса, который снова обострился в России. Как говорят юристы, на Западе издавна сложилась двойственная структура «право — бесправие», в ее рамках мыслил культурный слой России и начала ХХ в., и сейчас, в начале ХХ! века. Но рядом с этим в русской культуре жила и живет более сложная система: «официальное право — обычное право — бесправие». Обычное право для «западника» кажется или бесправием, или полной нелепицей.

Это пытались объяснить народники, говоря о сохранении в среде крестьянства основ старого обычного права — трудового. Оно было давно изжито на Западе и не отражалось в его правовых системах. Право на землю в сознании русских крестьян было тесно связано с правом на труд. Оба эти права имели под собой религиозные корни и опирались на православную антропологию — понимание сущности человека и его прав.

Наконец, важной сферой человеческих отношений в культуре любого народа являются отношения к близким людям, членам семьи. Говорят: «семья — ячейка общества». Но в еще большей степени «семья — ячейка народа». Народ в нашем сознании и есть большая семья, «воображаемое родство». Его идеальный образ и построен по типу семьи — с царем-батюшкой или «отцами нации». От соплеменников все мы ожидаем особых, родственных отношений.

Отношения в семье, как и другие отношения между людьми, так же выстраиваются в соответствии с господствующими представлениями о человеке, о добре и зле, о собственности и хозяйстве, о долге и совести. В этой сфере различия этнических культур очень велики, поэтому волны модернизации, а тем более подражание типу семейных отношений, сложившихся у народов Запада, прямо затрагивают самые сокровенные, самые интимные стороны жизни практически каждого человека и народа в целом. Поэтому и звучат сегодня диссонансом настойчивые советы на телевидении или на радио заключать перед свадьбой брачный контракт, оговаривая заранее условия раздела имущества в случае развода.

Для нас важны различия между типом этих отношений, выработанных в России, и тех, которые господствуют у англосаксонских народов, составляющих сейчас «авангард» западной цивилизации. Можно сказать, что в русском народе, по сравнению с западными и особенно англо-саксонскими этносами, в связях, скрепляющих нашу, российскую этническую общность, относительно большую роль играют родственные или «псевдо-родственные» связи, в том числе связи между взрослыми и детьми. И даже в ходе индустриализации в советский период, несмотря на переход от патриархальной крестьянской к городской семье, этот тип отношений сохранялся.

Глава 2. Нациестроительство в истории России

2.1. Нациестроительство в Российской империи и СССР

Демонтаж нашего народа проводился (и продолжает проводиться) с помощью высоких технологий, созданных на базе новейшего научного знания. На «конвейер разборки» наш народ поступил в конкретной форме советского народа. Чтобы понять, как производилась «разборка» нашего старого народа, и извлечь уроки, необходимые для сборки народа (нации) России в его новых формах, следует кратко изложить самые важные сведения именно о советском народе — о его генезисе, скрепляющих его связях, происходивших в нем процессах этногенеза, представлениях об этничности в политической элите и о национальной политике советского государства.

Российская империя

Россия изначально сложилась как страна многих народов (полиэтничная страна). Ядром, вокруг которого собрались народы России, был русский народ, который и сам в процессе своего становления вобрал в себя множество племен. Их «сплавили» православие, общая историческая судьба с ее угрозами и войнами, русское государство, язык, культура.

Российская империя как государственно-национальная система строилась на иных основаниях, по сравнению с другими большими государствами Европы. По выражению П.Н. Милюкова, до ХVI в. это было военно-национальное государство: феодальные владыки и племенные вожди принимали российское подданство как средство избежать порабощения более опасными агрессивными соседями.133 Имелись прецеденты переселения в Россию целых народов, спасавшихся под скипетром русского царя от геноцида, — к примеру, калмыков (XVII в.) или гагаузов (XVIII в.). Чаще всего местная знать сама ставила вопрос о присоединении к России, которое нередко признавалось в столице уже после того, как происходило де-факто на местах — как, например, это было с большей частью Казахстана, в 1730-1740-е гг. вошедшей в состав империи.134

Восточные славяне, соединяясь в русский народ, нашли способ создать на большом евразийском пространстве империю неколониального интегрирующего типа. Беря «под свою руку» новые народы и их земли, эта империя не превращала их в подданных второго сорта, эксплуатируемых имперской нацией.135 Более того, империя служила защитой малым народам: так, были созданы казачьи посты для защиты карачаевцев от набегов.136 Такой постоянно угнетаемый народ, как цыгане в Российской империи жил при вполне приемлемых условиях. Екатерина II указом от 21 декабря 1783 г. причисляла цыган к крестьянам и предписала взимать с них налоги и подати. Несмотря на это, никаких серьезных мер к закрепощению принято не было. Напротив, им разрешили приписываться к любому сословию.

Здесь не было этнических чисток137 и тем более геноцида народов, подобных тому, как очистили для себя Северную Америку англо-саксонские колонисты. Здесь не создавался «этнический тигель», сплавляющий многонациональные потоки иммигрантов в новую нацию (как в США или Бразилии). Здесь не было и апартеида в разных его формах, закрепляющего части общества в разных цивилизационных нишах (известен апартеид ЮАР, но иммигрантские гетто во Франции — тоже вариант апартеида). Национальное происхождение (за исключением еврейского) не являлось препятствием для инородцев в продвижении по службе и занятии самых высоких государственных должностей. На министерских постах в имперской России постоянно фигурировали представители немецких, армянских, татарских фамилий. Интеграционной комплементарности удалось достичь даже в отношениях с рядом покоренных военным путем мусульманских народов. Во время Первой мировой войны своим героизмом и верностью России прославилась, к примеру, известная кавказская «Дикая дивизия», состоявшая из дагестанского, азербайджанского, чеченского и ингушского полков.

В России не было самого понятия метрополии, не было юридически господствующей нации. Окраины империи обладали большими льготами: так, все башкиры были приравнены к военному сословию, как казаки; чуваши и мордва были свободны от крепостной зависимости; казахи были освобождены от рекрутской повинности и гербовых пошлин.138 Впрочем, льготы не распространялись на государственных крестьян: марийцы, например, были обязаны отправлять рекрутов в армию.139

Россия изначально была страной, сохранявшей идентичность этнических меньшинств. Российская монархия принципиально отказалась от политики планомерной ассимиляции нерусских народов с ликвидацией этнического разнообразия (как это произошло со славянскими племенами в Германии к востоку от Эльбы). Даже знание государственного языка было необязательным: так, корейцы в Российской империи, которые к началу ХХ в. составляли треть населения Приморского края, практически не говорили по-русски, будучи при этом русскими подданными.140 В конфессиональных татарских школах русский язык не изучали, преподавали там мусульмане.141 Миссионерские школы для корейцев в Приморском крае, созданные православными священниками, не преследовали ассимиляционных целей.142

Помогала империя и в культурном отношении: так, корейцев, иммигрировавших от нужды, не только охотно принимали в Приморском крае, но и разрешали печатать литературу на национальном языке — привилегия, которой корейцы были лишены у себя на родине, оккупированной японцами.143 Кроме того, специально для них российской администрацией были созданы учительские семинарии.144 Интересно также, что инородческие школы и семинарии, созданные русской администрацией, могли стать центрами культурного возрождения народов России, как это произошло с Казанской инородческой семинарией.145 В 1660-1670-е гг. объявлялись «заповедные зоны» и «заповедные товары» — купцам и торговым людям запрещалось ездить в поселки народов Севера и даже въезжать в их волости.146

Не вела активной деятельности по христианизации и православная церковь — на Кавказе и в Средней Азии церковь практически совсем отказалась от проповеди. Впрочем, специальные школы для «инородцев» она открывала — в частности, для народов Поволжья и народов Севера.147 Крестились корейцы добровольно, однако для них это было (скорее) выражением лояльности русским.148

Впрочем, религиозный фактор использовался: так, царское правительство поддерживало мулл из татар в Казахстане, считая их проводниками российской политики.149 При Александре III произошел некоторый сдвиг в конфессиональной политике — так, например, была предпринята попытка насильственного крещения бурят.

Правящая элита Российской империи с самого начала складывалась как многонациональная. Согласно переписи 1897 г., только 53% потомственных дворян назвали родным языком русский. Военное сословие Золотой Орды постепенно влилось в офицерство русского войска потому, что для него Россия уже стала их страной.150 Устои жизни на вошедших в Россию территориях резко не менялись, они управлялись с помощью местной знати под надзором российской администрации. У народов Севера, например, с 1763 г. местная власть сама собирала «ясак» (дань).151 Деавтономизация, примененная Николаем I по отношению к Польше, не была возведена в ранг внутриполитического курса. Традиционная баронская система управления в Прибалтийском генерал-губернаторстве, наиболее ярко выраженная в устройстве сословного ландштата, была даже усилена. Несмотря на ликвидацию польского сейма, аналогичный орган продолжал существовать в Финляндии. Особенности традиционного управления сохранялись также в Бессарабской области, Астраханской губернии и в регионах с преобладающим казачьим населением.

Часто российские чиновники сами формировали местную элиту: так, активно поощрялся институт старшин у башкир,152 на основе якутских кланов было создано их объединение — улус,153 звание «бий» в Казахстане XIX в. стало присваиваться российской администрацией наиболее лояльным князьям.154 За национальной элитой сохранялись их родовые привилегии. Так, царское правительство отменило особые льготы в отношении карачаевских князей, но оставило за ними право на землю — притом что стремилось раздавать земельные участки чиновникам и офицерам.155

Управление и суды приноравливались к «вековым народным обычаям»: так, кабардинский суд обязательно учитывал нормы шариата согласно инструкциям правительства,156 а общинный суд мордвы при молчаливом попустительстве царской администрации приговаривал не только к телесным наказаниям, но и к смертной казни.157 Кроме того, даже преступников одной национальности селили вместе: так, ссыльных из всех народностей, исповедующих лютеранство, отправляли в Тобольскую губернию, где они имели свои национальные поселения при полной свободе вероисповедания и традиционного уклада.158 В результате, государственная система включала в себя множество укладов, норм и традиций.

Многие народы, жившие в империи, осознавали себя культурно русскими: так, например, калмыки, выехавшие с белой эмиграцией, представлялись там как русские.159

Школа, впрочем, преследовала русификаторские цели: в светских школах для народов Поволжья, созданных Н.И. Ильминским и И.Я. Яковлевым, обучение велось на русском языке (на национальных языках — в первых двух классах), а в церковных — на национальных языках, но с православным уклоном.160 С 1891 г. был введен обязательный экзамен для мулл по русскому языку.161

На начало ХХ в. еврейская диаспора в России была самой большой в мире, а ее уровень грамотности (по русскому языку) был выше, чем у русских — 24,6% к 19,7%.162 Даже богатая часть евреев, интересы которой вступили в противоречие с нормами сословного общества и монархической государственности, вовсе не перешла целиком в лагерь противников империи. Так, автором знаменитой фразы Столыпина «Вам нужны великие потрясения, а нам нужна великая Россия!», которую так любят повторять и сегодня, был видный еврейский деятель И.Я. Гурлянд. Он и писал речи Столыпину, а тот был прекрасным оратором и зачитывал их — всегда по тетрадке и никогда наизусть.163

Во внешнем мире Россия в конце ХIХ в. понималась именно как нация, как носитель большой и самобытной национальной культуры. Этот факт, в свою очередь, укреплял и национальное самосознание российской элиты. Общероссийское сознание зрело и в массе населения. Народы России уже долго жили в одном государстве, пребывание в котором обеспечило им два важнейших для их национальной консолидации и самосознания условия — защиту от угрозы внешних нашествий и длительный период политической стабильности. Уже это стало источником высокого уровня лояльности государству и его символам.

Красноречивым признаком ее был тот факт, что татары-мусульмане, не обязанные нести воинскую повинность, сформировали воинские отряды, которые принимали участие в Крымской войне против их единоверцев-турок. Даже во время польского мятежа 1863 г. лишь несколько десятков из многих тысяч офицеров польского происхождения (а они составляли тогда до четверти офицерского корпуса) изменили присяге.

Высокая степень равноправия подданных разной национальности, отказ от политики ассимиляции и веротерпимость государства способствовали укреплению и расширению межэтнических связей народов России. У этих народов имелся общий значимый иной — русские, которые были с ними в интенсивных и разнообразных контактах и образ которых был в целом положительным. Шло распространение русского языка и русской культуры, что усиливало связи других народов не только с русским ядром, но и между собой. Эти связи уже имели продолжительную историю и вошли в этнические предания. Не будет преувеличением сказать, что для большинства полиэтнического населения Российской империи совместная жизнь в одном государстве с русскими ощущалась как историческая судьба.

По всем признакам, в России складывалась большая полиэтническая нация, но нация своеобразная, не соответствующая тем образцам и понятиям, которые были выработаны на Западе. Поэтому слово «нация» и не употреблялось в отношении подданных Российской империи, это слово подразумевало национализм и ассимиляцию народов, которую как раз и отвергала концепция национально-государственного устройства России. В формулу этой концепции входила «народность» — идея сохранения народов в единой семье.

Либеральные философы не считали это соображение решающим и предлагали признать, что население Российской империи консолидируется в «обычную» нацию. Эту идею последовательно выражал П. Струве, с этим был согласен и его оппонент П. Милюков. Представления Струве наталкивались на почти общее отторжение идеи национализма как идеологии, необходимо включенной в самосознание гражданской нации. Считалось, что эта западноевропейская идея противоречит идущей из православия всечеловечности русского мировоззрения. К тому же трудности включения национализма в государственную идеологию России были очевидны. Считалось, что Россия — «не нация, а целый мир», многонациональное государство с русским народом в качестве ядра. Основой государственного чувства здесь был не национализм «титульной» нации, как в государствах Запада, а державный патриотизм. Еще меньшими чем для гражданского национализма были в тогдашней России условия для принятия национализма этнического.

Однако в условиях кризиса, вызванного распадом сословного общества и вторжением капитализма, процессы резко ускорились и пошли по непредвиденному пути. Социальные угрозы, возникшие при формировании периферийного капитализма, создали образ враждебного иного — того привилегированного меньшинства и государственной бюрократии, которые все больше противопоставляли себя народу. В ходе этого сплочения наблюдались явления, структурно схожие с теми, которые считаются признаками становления гражданских наций на Западе, — например, массовое обращение к прессе.

В этих новых условиях сознание подавляющего большинства русского народа формировалось именно как гражданское, а не сословное — складывались общий понятийный язык и общая мировоззренческая матрица. Крестьян уже нельзя было удовлетворить какими-то льготами и «смягчениями» — требование свободы и гражданских прав приобрело экзистенциальный, духовный характер; речь велась о проблеме бытия, имевшей даже религиозное измерение. «Желаем, чтобы все перед законом были равны и назывались бы одним именем — русские граждане».

В социальном, культурном, мировоззренческом отношении крестьяне и рабочие, которые представляли собой более 90% жителей России, являлись единым народом, неразделенным сословными и классовыми перегородками и враждой. Этот единый народ рабочих и крестьян и был гражданским обществом России — ядром всего общества, составленного из свободных граждан, имеющих сходные идеалы и интересы. Это общество отличалось от западного гражданского общества тем, что представляло собой Республику трудящихся, в то время как ядро западного общества представляло собой Республику собственников.

Однако созиданию российской нации противодействовал целый ряд процессов разрушения скрепляющих ее связей — разные социальные силы вели демонтаж культурного ядра русского «имперского» народа.

Этот демонтаж вели практически все западнические течения — и либералы, и революционные демократы, и затем социал-демократы. В какой-то мере в этом участвовали и анархисты с их радикальным отрицанием государства. Сословное общество переживало кризис и под воздействием наступающего капитализма, и под ударами крестьянства, которое уже не могло терпеть сословные притеснения помещиков и власти, но в то же время не желало принимать и программы капиталистического раскрестьянивания. Для большинства русских (крестьян и рабочих) дворянство, буржуазия и чиновничество стали чужим народом (во время Первой мировой войны — «внутренним немцем»).

В свою очередь, крестьяне (как сельские, так и «орабоченные») стали для привилегированных сословий враждебным иным — народом, угрожавшим их цивилизационным устремлениям. Против них были и консерваторы, пытавшиеся сохранить структуры сословного общества, и модернизаторы (и либералы, и марксисты). Русофобия, направленная именно на «имперское» большинство русского народа, была одинаково присуща и правым, и левым.

Элита народа, обретшая такое самосознание, множеством способов ослабляет и разрушает мировоззренческую матрицу, соединяющую людей в народ, а также те механизмы, которые призваны эту матрицу обновлять и «ремонтировать». Так, например, в конце XIX в. произошел откат от русской классической литературы, которая на этапе распространения грамотности должна была бы стать важным средством укрепления национального сознания.

Нам по инерции советского времени кажется немыслимым, что Пушкин не входил в «Курс русской словесности». А ведь это важный факт. Пушкин «вошел другом в наши дома» именно потому, что было понято значение его ума и его благородства для сплочения нашего народа, уже как советского. И соответственно проводилась и политика Министерства просвещения СССР, и издательская политика.

То же самое происходило с преподаванием истории. В.В. Розанов приводит данные, в которые трудно поверить: на весь курс русской истории, который дается в трех классах гимназии, отведено в сумме 56 часов, т. е. 1/320 часть учебного времени восьмиклассной гимназии.164

Левая часть образованного слоя интенсивно разрушала образ монархического государства, подрывая его роль как символа национального сознания. Народники повели демонтаж «имперского» народа при помощи террора как исключительно сильного символического действия. Разлагающий связность «старого» народа смысл всей этой деятельности был очевиден. Этот сдвиг интеллигенции был усилен влиянием на ее сознание марксизма, который вплоть до 1907 г. своим авторитетом сильно укреплял позиции западников, особенно после дискредитации народников.

Этот процесс ускорился именно вследствие того, что «народ» после реформы начал обретать национальное самосознание, а значит стал превращаться в политическую силу. Консервативные русские националисты считали, что в нацию входит только привилегированное сословие.

После 1905 г. начал быстро нарастать социальный расизм дворянства и буржуазии в отношении крестьян. Либеральная интеллигенция от народопоклонства метнулась к русофобии. Это не могло не разрушать связи, соединявшие старый народ Российской империи, но в то же время сплачивало русское простонародье, ускоряло становление «нового», советского народа.

Начался отход крестьян от государства. Попытка модернизации села через разрушение общины при сохранении помещичьего землевладения («реформа Столыпина») лишь ухудшила положение большинства крестьян. После манифеста о веротерпимости 1905 г. стало очевидно, что церковь утратила свой авторитет, скреплявший национальное сознание. Начиная с 1906 г. из епархий в Синод хлынул поток донесений о массовом отходе рабочего люда от церкви.

Тяжело повлияла на самосознание русских и неудача в русско-японской войне. Русско-японская война и Первая мировая обнажили кризис всех систем, которые определяли состояние народа и государства. В обоих случаях русская армия, в общем, потерпела поражение, имея двукратное превосходство в живой силе. В Русско-японской войне численность наших войск составляла 946 тыс. против 437 тыс. японских. А в мае 1917 г. на восточном театре военных действий против 219 русских и шести румынских дивизий воевали 71 дивизия германских войск и 44 дивизии союзников Германии.165

Демонтаж народа, уже обретшего национальное самосознание, есть один из наиболее болезненных вариантов гражданской войны, хотя и войны плохо различимой. Эта холодная гражданская война в начале ХХ в. велась и против большого русского народа, и против сложившейся вокруг него системы межэтнического общежития.

Модернизация и европейское образование сделали популярными в российской элите федералистские идеи, стала вызревать идея России как федерации народов. В целях обретения союзников в борьбе против имперского государства прогрессивная интеллигенция со второй половины XIX в. вела кампанию по дискредитации той модели межэтнического общежития, которая сложилась в России, поддерживала сепаратистские и антироссийские движения в Польше и Галиции. Миф о «бесправии» украинцев использовался для экстремистских нападок на царизм, но рикошетом бил и по русским как народу. В пропаганде применялся символический образ России как «тюрьмы народов».

Полученные при разрушении сложившейся нации травмы ускорили созревание революции и предопределили ее глубину и страсть. Такая революция требовалась и для становления нарождающейся нации, и для обретения новой силы российской государственностью.

СССР

В начале XX в. терпение крестьян лопнуло. Они пришли к убеждению, что правительство — их враг, что разговаривать с ним можно только на языке силы. Началась русская революция, которая была продолжена в других крестьянских странах и стала мировой — но не по Марксу. Распад народа на враждующие части стал неизбежным. Но на этом фоне подспудно уже началось зарождение будущего советского народа — как прошедшего в революции пересборку русского народа, который затем быстро подтянул к себе и другие народы Российской империи.

Февральская революция сокрушила одно из главных оснований российской цивилизации — ее государственность. Тот факт, что Временное правительство, ориентируясь на западную модель либерально-буржуазного государства, разрушало структуры традиционной государственности России, был очевиден и самим пришедшим к власти либералам. Французский историк М. Ферро, ссылаясь на признания А. Керенского, отмечает это уничтожение российской государственности как одно из важнейших явлений Февральской революции.

Напротив, рабочие организации, тесно связанные с Советами, стремились укрепить государственные начала в общественной жизни в самых разных их проявлениях. При этом организационная деятельность рабочих комитетов и Советов определенно создавала модель государственности, альтернативную той, что пыталось строить Временное правительство.

России удалось пережить катастрофу революции, собрать свои земли и народы, восстановить хозяйство и за десять лет совершить рывок в экономическом и научно-техническом развитии. Это стало возможным прежде всего потому, что за десять лет до краха была начата работа по созданию матрицы и технологии монтажа нового народа России — советского. Условием нашего национального спасения было и то, что для этой работы была приспособлена готовая организационная структура, созданная сначала для совершенно другой цели, — партия большевиков.

Ее траекторию резко изменила революция 1905-1907 гг., из которой большевики сделали важные выводы. Уроки этой революции позволили им преодолеть важнейшие догмы марксизма и начать создавать новую концепцию общества, государства и даже мироустройства. По мере того, как продвигалась эта работа, партия большевиков все больше приобретала национальный (точнее — народный) характер. Важнейшим поворотом на этом пути стало принятие и развитие идеи союза рабочих и крестьян как субъекта русской революции. Для большевиков зеркалом русской революции стал Лев Толстой — выразитель мировоззрения русского общинного крестьянства.

Соединение русского славянофильства и русского западничества, крестьянского коммунизма с идеей прогресса придало советскому проекту большую убедительную силу, которая привлекла в собираемый советский народ примерно половину старого культурного слоя (интеллигенции, чиновничества, военных и даже буржуазии). Так проект революции стал и большим проектом нациестроительства, национальным проектом.

В большевизме увидели силу именно национальную, ставшую организационным ядром русского сопротивления Западу, который угрожал России превратить ее в периферию своей экономической и культурной системы. Народ, собранный на матрице Российской империи, с этой задачей не справлялся, и его приходилось пересобирать на матрице Советского Союза.

Для того «этнического материала», из которого в 1905-1907 гг. начал складываться будущий советский народ, мощным мобилизующим средством стал исторический вызов — Гражданская война. Белые предстали в ней как враждебный иной, как элита прежнего строя, которая пытается загнать уже обретший национальное самосознание народ в прежнюю «колониальную» зависимость.

Гражданская война стала важным этапом в сборке страны. Февральская революция «рассыпала» империю. В разных частях ее возникли национальные армии или банды разной окраски. Все они выступали против восстановления единого централизованного государства. Что касается представлений большевиков о России, то с самого начала они видели ее как легитимную исторически сложившуюся целостность и в своей государственной идеологии оперировали общероссийскими масштабами (в этом смысле идеология была «имперской»). В 1920 г. нарком по делам национальностей И.В. Сталин сделал категорическое заявление, что отделение окраин России совершенно неприемлемо. Военные действия на территории Украины, Кавказа, Средней Азии всегда рассматривались красными как явление гражданской войны, а не межнациональных войн. Национальная политика советской власти отличалась гибкостью и учитывала социокультурную реальность регионов.166 Но бывали и другие примеры: так, в 1917-1921 г. в Туркестане закрывались мечети и медресе, однако затем советская власть была вынуждена реабилитировать традиционные исламские институты.167

Именно в Гражданской войне народ СССР обрел свою территорию (она была легитимирована как «политая кровью»). Территория СССР была защищена обустроенными и хорошо охраняемыми границами. И эта территория, и ее границы приобрели характер общего национального символа, что отразилось и в искусстве (в том числе в песнях, ставших практически народными), и в массовом обыденном сознании. Особенно крепким чувство советского пространства было в русском ядре советского народа.

В населении СССР возникло общее хорологическое пространственное чувство (взгляд на СССР «с небес»), общая ментальная карта. С 1950-х гг. территория стала открытой для граждан СССР любой этнической принадлежности. Все это скрепляло людей в советский народ.

Велась работа по объединению родственных этносов в народы, что также более тесно связывало общее пространство, которое переставало быть племенным и превращалось в народное.

В Средней Азии в 1920-е гг. население имело еще слабое этническое самосознание и нечеткие этнонимы — самоназвания этнических групп. Государственное строительство требовало упорядочения этнических и административных границ, чему служили первые переписи, в которых вводилось понятие национальности. «Я сама родила множество узбеков», — говорила одна из этнографов — участников переписи 1926 г. в Самарканде.

В 1920-е гг. был создан таджикский народ, с развитым национальным самосознанием и культурой. Хотя слово «таджик» еще в VIII в. значило «араб» (воин халифа), ему не придавалось этнического значения вплоть до 1918 года. Отцы и деды нынешних таджиков о себе говорили «я — мусульманин, персоязычный». Это была большая этническая общность иранской группы, в 1920-е гг. в Туркестане и Бухаре их насчитывалось более 1,2 миллиона. Но они, окруженные узбеками, оказались под сильным давлением идеологии пантюркизма, так что даже малочисленная таджикская интеллигенция принимала идею «обузбечивания» и считала бесперспективным развитие своей культуры. Проводить здесь советские установки было очень трудно — в Средней Азии были популярны идеи Ататюрка о государстве-нации «по-тюркски», и этим идеям были привержены руководители узбекских коммунистов. Они считали, что сила региона зависит от его единства, а оно во многом укрепляется языковой общностью — и отвергали культурное обособление таджиков от тюрок. Под все это подводилось «научно-материалистическое» обоснование.

Укрепление советской власти послужило тому, что таджикские интеллигенты стали преодолевать и пантюркизм, и джадидизм — течение либеральных модернизаторов, идущих в русле младотурок.168 В 1924 г. была образована Таджикская АССР в составе Узбекистана. Началось издание журнала «Голос таджикского бедняка», органа обкома ВКП(б) и исполкома Самарканда, позже — еще двух журналов. «Голос бедняка» стал создавать историографию таджиков, печатать переводы выдержек из трудов русского востоковеда В. Бартольда. Статьи в журнале начинались с таких разъяснений: «Вот кто мы, вот где мы географически расположены, в каких районах проживаем, в каком районе что выращивается».

За советское время сложились довольно крупные народы — мордва, коми, аварцы, хакасы и др. Это было большим изменением. В Дагестане, например, еще в XIX в. каждое село фактически являлось селом-государством, и сельско-общинные связи преобладали над национальными. Разделение на национальности было проведено в 1920-1930-е гг. «с помощью советских ученых». Процесс формирования этнических групп и их языков не завершился и сегодня. Аварцы, например, делятся на 15 субэтнических групп, так что два аварца из разных сел в разговоре могут и не понять друг друга: даргинский язык состоит из десяти диалектов, кумыкский — из пяти диалектов.169

Полиэтническими поселениями стали в СССР крупные города, которые превратились в центры интенсивных межнациональных контактов.

В Гражданской войне сложился кадровый костяк будущего советского народа, та управленческая элита, которая действовала в период сталинизма. Это были командиры Красной армии нижнего и среднего звена, которые после демобилизации заняли административные должности в государственном аппарате. В основном это были выходцы из малых городов и деревень Центральной России.

В госуправлении активно участвовали и другие народы СССР. За все время существования СССР национальные меньшинства там были представлены достаточно широко; пики их представительства пришлись на годы революции и перестройки (рис. 2.1).170

Рис. 2.1. Представительство национальных меньшинств в высшей политической элите

Помимо представительства в ЦК, у национальных меньшинств был шанс попасть в Совет национальностей СССР, депутаты которого обладали правом законодательной инициативы.171 В этот Совет входили 25 депутатов от каждой союзной республики, 11 — от автономной республики, 5 — от автономной области, 1 — от национального округа.172 Председателем обычно был латыш.173

Кроме того, национальные меньшинства имели представительство в местных органах самоуправления. Например, Комитет Севера при Президиуме ВЦИК в 1920-1930-е гг. создавал родовые оседлые и кочевые советы, туземные районные советы и их исполнительные комитеты (существовавшие параллельно с территориальными органами власти), позволял функционировать (с 1927 г.) туземным судебным органам. Все это, к сожалению, продолжалось очень короткое время и не получило должного развития к концу 1930-х годов.174 Однако уже к 1970 г. около 600 представителей народов Севера были местными депутатами.175

Гражданская война стала исключительно важным этапом сборки народа потому, что воспринималась большинством простонародья как общее дело, которое и сплачивает людей традиционного общества.

Все этнические общности СССР были вовлечены в единое народное хозяйство — общее дело всей страны. Оно изначально создавалось как экономическая система, которая позволила бы всем народам СССР избежать втягивания в капитализм как «общество принудительного и безумного развития»: в начале ХХ в. почти у всех народов России, и прежде всего русских, было сильно ощущение, что в таком обществе жизнь для них станет невозможна (эти догадки, в общем, оказались прозорливыми). И.В. Сталин заявил в 1924 г.: «Мы должны строить наше хозяйство так, чтобы наша страна не превратилась в придаток мировой капиталистической системы, чтобы она не была включена в общую систему капиталистического развития как ее подсобное предприятие, чтобы наше хозяйство развивалось не как подсобное предприятие мировой капиталистической системы, а как самостоятельная экономическая единица, опирающаяся, главным образом, на внутренний рынок, опирающаяся на смычку нашей индустрии с крестьянским хозяйством нашей страны».176

Смысл этой задачи был всем понятен, и выполнение ее было ответом на общий для всех исторический вызов. Ответ на этот вызов тоже вырабатывался не в трудах марксистских экономистов, он был дан еще до Октября, когда после Февральской революции власть на промышленных предприятиях по сути перешла в руки фабзавкомов, и они стали переделывать социальный уклад заводов и фабрик по типу крестьянских общин. Уже прообраз советского предприятия имел черты центра жизнеустройства, основанного на связях взаимопомощи.

Советское предприятие, по своему социально-культурному генотипу единое для всех народов СССР, стало микрокосмом народного хозяйства в целом. Это — уникальная хозяйственная конструкция, созданная русскими рабочими из общинных крестьян, но свои классические этнические черты она приобрела в 1930-е гг. во время форсированной индустриализации всей страны. По типу этого предприятия и его трудового коллектива было устроено все хозяйство СССР — как единый крестьянский двор. Семьей в этом дворе и стал советский народ.

Особую роль и в выработке советского проекта, и в создании структур советской государственности сыграла российская армия — также аналог общего дела народа. Исторически именно армия стала одной из основ, на которых вырос советский проект, а затем и Советы как тип власти. В каком-то смысле армия породила советский строй. Армия стала небывалым для России форумом социального общения, причем общения, не поддающегося политической цензуре. «Язык» этого форума был антибуржуазным и антифеодальным. В тесное общение армия ввела и представителей многих национальностей (костяк армии составляли 5,8 млн русских и 2,4 млн украинцев).

После Февральской революции именно солдаты стали главной силой, породившей и защитившей Советы. Делегаты I Всероссийского съезда Советов (июнь 1917 г.) представляли 20,3 млн человек, образовавших советы, — 5,1 млн рабочих, 4,2 млн крестьян и 8,2 млн солдат. Солдаты представляли собой и очень большую часть политических активистов — в тот момент они составляли более половины партии эсеров, треть партии большевиков и около одной пятой меньшевиков.

Российская армия еще до 1917 г. сдвигалась к тем ценностям, которые вскоре резко выделили Красную армию из ряда армий других стран, — к ценностям общины, отвергающей классовое и сословное разделение. Интернационализм официальной идеологии, принятой в Красной армии, сделал ее многонациональной, неклассовой и несословной армией — первой и единственной в своем роде.

С 1930-х гг. через Советскую армию проходила большая часть мужского населения (притом что в армии было принято направлять солдат на службу в отдаленные от их «малой родины» места). В армии служили юноши — представители всех народов СССР.177

Нельзя не сказать и о собственно ментальных, «внутренних» факторах сборки народа. Советский народ был сплочен сильным квазирелигиозным чувством, как и русская революция, которая легитимировала выход советского народа на историческую арену. Чувством, близким к религиозному, были проникнуты и революционные рабочие, и крестьяне, и революционная интеллигенция.

Советский проект (представление о благой жизни) вырабатывался, а Советский Союз строился людьми, которые находились в состоянии, похожем на религиозный подъем. Главным был конфликт церкви не с советской властью, а с массами населения. Навязав духовенству православной церкви функции идеологического ведомства, царский режим, авторитет которого после 1905 г. стремительно падал, нанес церкви серьезный ущерб.

Для этого конфликта имелись явные и хорошо изученные земные причины — политические, социальные и психологические. Хаос революции и Гражданской войны — это всегда и бунт части общества против любых авторитетов и морали. Во всех революциях и подобных войнах церковь всегда подвергается агрессии со стороны радикализованной массы людей.

Что же касается духовной стороны дела, то коммунистическое учение того времени в России было в большой степени верой, материалистической квазирелигией.

Великим «еретиком» был М. Горький, которого считают одним из основателей советского общества. Религиозными мыслителями были многие деятели, принявшие участие в создании культуры, собиравшей советский народ, — Брюсов и Есенин, Клюев и Андрей Платонов, Вернадский и Циолковский. В своей статье о религиозных исканиях Горького М. Агурский пишет, ссылаясь на исследования русского мессианизма, что «религиозные корни большевизма как народного движения уходят в полное отрицание значительной частью русского народа существующего мира как мира неправды и в мечту о создании нового «обоженного» мира. Горький в большей мере, чем кто-либо, выразил религиозные корни большевизма, его прометеевское богоборчество».178

Одной из скреп нации является язык. Согласно переписи 1970 г., 76%, а переписи 1979 г. — 81,9% всего населения СССР свободно говорили по-русски или считали русский родным языком (советский народ был связан языком сильнее, чем нация США, где 14% населения вообще не говорит по-английски). Впрочем, существовала градация по регионам: на 1989 г. русский язык знали 23,8% узбеков, 27,6% таджиков, 35,2% киргизов179; татарская и башкирская молодежь знала русский язык на уровне 92,3% и 91,6% соответственно.180

Широкое использование русского языка сочеталось с сохранением языка своей национальности: в 1926 г. свой родной язык сохраняли 94,2% населения, в 1970 г. — 93,9% и в 1979 г. — 93,1%. Это значит, что в СССР сложилась специфическая билингвистическая национально-русская культура.

Важную роль в создании и поддержании этого общего ядра сыграла единая общеобразовательная школа, давшая общий язык и приобщившая всех жителей СССР и к русской литературе, и к общему господствующему типу рациональности (синтезу Просвещения и космического чувства традиционного общества).

Выросшая из русской культуры советская школа подключила детей и юношество всех народов СССР к русской классической литературе. А.С. Панарин пишет: «Юноши и девушки, усвоившие грамотность в первом поколении, стали читать Пушкина, Толстого, Достоевского — уровень, на Западе относимый к элитарному. Нация совершила прорыв к родной классике, воспользовавшись всеми возможностями нового идеологического строя: его массовыми библиотеками, массовыми тиражами книг, массовыми формами культуры, клубами и центрами самодеятельности, где “дети из народа” с достойной удивления самоуверенностью примеряли на себя костюмы байронических героев и рефлектирующих “лишних людей”. Если сравнить это с типичным чтивом американского массового “потребителя культуры”, контраст будет потрясающим. После этого трудно однозначно отвечать на вопрос, кто действительно создал новую национальную общность — советский народ: массово тиражируемая новая марксистская идеология или не менее массово тиражируемая и вдохновенно читаемая литературная классика».181

На русском языке писали писатели многих народов СССР: чукча Ю. Рытхеу, буряты А. Бальбуров и В. Митыпов, узбек Т. Пулатов, казах О. Сулейманов, а также не имеющие своей письменности юкагиры Т. Одулок и С. Курило.

Многое делалось для интеграции нерусских народов в образовательное пространство. В советских вузах существовал льготный прием для представителей национальных меньшинств.182 Для коренных народов Севера в 1925 г. был открыт Институт народов Севера, а позже — многочисленные техникумы.183 После революции был учрежден институт для корейцев — единственный на тот момент корейский вуз в мире.184

В результате политики советской власти в 1959 г. буряты по уровню образования обошли русское население Восточной Сибири, а в 1989 г. доля корейцев, поступивших в вузы, была в два раза больше, чем у всех народов в целом по СССР.185

Важность школы не только в том, что она служит инструментом передачи культурных ценностей, которые с детства связывают людей в народ. Она и воспитывает детей в системе норм человеческих отношений, которые служат важным механизмом созидания народа. В этом отношении советская школа резко отличалась от школ западного типа. Это показали большие сравнительные исследования 1970-х годов. Руководитель этого проекта, американский психолог У. Бронфенбреннер, подчеркивает, что уклад советской школы был ориентирован на развитие способности к сотрудничеству, а не конкуренции.

Государство стремилось также поддерживать национальную культуру: проводило и поддерживало фольклорные фестивали и т. д. Народные праздники (например, татарский Сабантуй) и общинные традиции самоуправления (как, например, у мордвы) были «советизированы».186

Мощное объединяющее воздействие оказывали СМИ, задающие общую, а не разделяющую идеологию и тип дискурса (языка, логики, художественных средств и ценностей).

Отметим, что в целом советское общество выработало свою специфическую центральную мировоззренческую матрицу. Она видоизменялась со временем, в ней обновлялся ряд символов, переделывались некоторые блоки исторической памяти, но существовало общее мировоззренческое ядро, через которое все народы СССР собирались в надэтническую общность. Целый исторический период этому обществу было присуще сочетание здравого смысла с антропологическим оптимизмом — уверенностью, что жизнь человечества может быть устроена лучше и что добро победит зло.

При всех издержках и даже при латентных конфликтах (например, между русскими и казахами, узбеками, армянами в местах проживания национальных меньшинств)187 в советское время продолжился процесс, который шел уже при монархии, — формирование большой многонациональной «гражданской» нации с общей мировоззренческой основой, общим миром символов, общими территорией и хозяйством. Это и предопределяло прочность системы межнационального общежития. На начало 1989 г., по данным соцопросов, 77% относились одинаково к людям всех национальностей, 84% были удовлетворены национальными отношениями по месту работы, 44% положительно относились к межнациональным бракам, у 55% были родственники другой национальности, 88% имели друзей — представителей другой национальности.188 Довольно много было межэтнических браков. Согласно переписи 1959 г., смешанными являлись 10,3% советских семей. К 1970 г. их число возросло до 13,5%, к 1979 г. — до 14,9%, а в 1989 г. — до 17,5%.189

2.2. Противоречия и трудности процесса сборки советского народа

Как известно, несмотря на наличие мощных объективных факторов, способствующих сплочению жителей СССР в один народ (нацию), наличие эффективных политических, экономических и культурных механизмов, которые выполняли эту работу, а также наличие политической воли государства, процесс этот не был завершен, а начиная с 1960-х гг. стали ослабевать связи, соединяющие людей в народ. «Антисоветская революция» демонтировала уже, казалось бы, надежно собранный и воспроизводящийся советский народ. Теперь само выживание России в любой мыслимой конфигурации зависит от того, смогут ли общество и государство создать механизмы, способные воссоздать народ — в новых формах, отвечающих новым условиям.

Советский проект был большим цивилизационным проектом мирового масштаба. В философской базе подобных проектов соединяются и постоянно взаимодействуют массовое обыденное сознание («здравый смысл» народов), теория (в понятиях которой мыслит правящая элита) и утопия (идеальный образ будущего — «стремленье вдаль, братающее нас»). Резкое несоответствие какого-то компонента двум другим может быть временно компенсировано суррогатами («шунтирующими» вставками), но в длительной перспективе приводит к кризису всю философскую базу.

В советском обществоведении, как и в дореволюционном марксистском, этническим общностям как субъектам и объектам политики и экономики придавалось гораздо меньшее значение, нежели классам. В программной книге 1983 г. Ю.В. Бромлей пишет, ссылаясь на общие замечания Ленина: «С момента возникновения классов они выдвигаются в жизни общества на передний план. Поэтому деление на классы приобретает в ней гораздо большее значение, чем принадлежность людей к иным социальным общностям».190

Этот сдвиг к господству в общественной мысли формационного подхода, приглушающего значение этнических и национальных факторов, в дальнейшем имел тяжелые последствия для советского обществоведения, сильно ограничил его познавательные возможности. И в то же время мы не можем не видеть, что этот идеологический и даже философский выбор руководства большевиков (и вообще русских социал-демократов) в тот момент сыграл исключительно важную роль в том, что после Октября 1917 г. русский народ был принят Западом как легитимный субъект истории. Более того, он приобрел мощного союзника в лице западного рабочего класса и левой интеллигенции. Такое изменение статуса во взаимоотношениях со значимыми иными сыграло исключительно важную роль и в укреплении этнических связей в самом русском народе, так что недооценивать этот фактор никак нельзя.

А.С. Панарин настойчиво подчеркивает роль, которую сыграла в тот критический период (и вплоть до конца 1950-х гг.) «марксистская оболочка» русской революции. Он пишет о том, как большевикам удалось на время нейтрализовать русофобию Запада: «Русский коммунизм осуществил на глазах у всего мира антропологическую метаморфозу: русского национального типа, с бородой и в одежде “а la cozak”, вызывающего у западного обывателя впечатление “дурной азиатской экзотики”, он превратил в типа узнаваемого и высокочтимого: “передового пролетария”. Этот передовой пролетарий получил платформу для равноправного диалога с Западом, причем на одном и том же языке “передового учения”. Превратившись из экзотического национального типа в “общечеловечески приятного” пролетария, русский человек стал партнером в стратегическом “переговорном процессе”, касающемся поиска действительно назревших, эпохальных альтернатив.

С другой стороны, марксизм выражал достаточно глубокую, рефлексивную самокритику Запада: от нее Запад не мог отмахнуться как от чего-то внешнего, олицетворяющего пресловутый “конфликт цивилизаций”…».191

Совершенно по-иному, не в конфронтации со «значимыми иными», а в духе оптимистической всечеловечности происходила и этнизация советского народа иными, что спасало советский народ от соблазнов этнонационализма и скрепляло как гражданскую нацию.

В дальнейшем негативное воздействие «оболочки» марксизма стало нарастать, особенно по мере того, как с политической и общественной сцены уходило поколение, обладавшее запасом «неявного знания» о национальной проблематике, унаследованного от старой российской государственности. Это неявное знание не нашло отражения в текстах и в малой степени оказалось переданным поколениям послевоенным. Оно стало иссякать, и «оболочка» истмата превратилась в действующие структуры сознания образованного слоя.

В идеологизированных книгах, на которых училась советская интеллигенция 1960-1980-х гг., всякая попытка отойти от классового подхода вызывала ругань. Но главное даже не в статусе проблемы, а в том, что принятая в марксизме и унаследованная советским обществоведением теория этничности и нации была ошибочной в принципе и негодной для проектирования и строительства народа именно в Советском Союзе.

Как было показано выше, представления о народах Маркса и Энгельса были унаследованы от романтической немецкой философии и лежали в русле примордиализма. В целостном виде теорию нации основоположники марксизма не изложили. Это сделал австрийский марксист О. Бауэр — его книга «Национальный вопрос и социал-демократия» была издана в 1909 г. на русском языке в Петербурге. Из ее положений и исходили российские марксисты. Бауэр продолжает традицию немецкого романтизма и представляет нацию как общность, связанную кровным родством — «общей кровью».192 Формулу Бауэра принял Сталин, хотя и выбросив из нее «кровь».

Но суть теории не меняется от того, что из нее выбрасываются кое-какие одиозные термины. Главное, что в СССР была принята и утверждена официально парадигма примордиализма. В итоговом издании, отмеченном авторитетом АН СССР, было сказано (1983): «Среди всего многообразия человеческих общностей этносы, несомненно, должны быть отнесены к тем, что возникают не по воле людей, а в результате объективного развития исторического процесса».193 Таким образом, сознательное «конструирование» советского народа, его создание по воле людей официально отвергалось. Оно должно было идти только естественным путем (на деле это означало, что созидающая народ деятельность должна была проводиться вопреки официальной теории, в интеллектуальном смысле подпольно). Это — кардинальное отличие от сознательного целенаправленного нациестроительства, которое осуществляли западные страны (прежде всего Франция и США).

Сам факт принятия вполне определенной теоретической концепции был, видимо, даже не замечен российской интеллигенцией всех направлений. Прежде всего потому, что, как было сказано выше, примордиализм присущ обыденному сознанию. Значит проблема выбора теории могла бы встать лишь в том случае, если бы возникла открытая дискуссия по этому поводу в образованной среде. Но домарксистская русская интеллигенция тоже находилась под влиянием немецкой философии. Так, представления о народах Н.Я. Данилевского вполне созвучны Гегелю и Энгельсу. Народы, создающие культурно-исторический тип, являются у Данилевского прогрессивными, а разрушающие его (монголы, турки) — реакционными. Остальные народы он считал неисторическими.

Теоретические рассуждения советских идеологов сочетают примордиализм с формационным подходом — были нации буржуазные и феодальные, стали социалистические. В установочной книге 1967 г. говорится, что при социализме происходят два процесса развития народов — превращение старых наций в социалистические нации и «развитие народностей (киргизы, таджики, туркмены и др.) до уровня наций».194

Предполагалось, что советский народ по своей природе не является нацией и не станет ею, а все отдельные народы СССР дорастут до статуса социалистических наций, а затем, в далеком будущем, сольются. Во что сольются — не говорилось. В той же книге дана серия таких формул: «Советский народ отнюдь не является нацией», хотя реакционные западные идеологи утверждают, что цель КПСС «в слиянии всех наций и народов в единой нации советско-русского типа». И далее: «Укрепление советской общности, вопреки измышлениям антикоммунистов, отнюдь не означало растворения наций в этой общности… Сущность интернациональной общности как раз состоит в том, что она как продукт сближения наций выполняет роль переходной от нации к будущему безнациональному существованию. “Единый многонациональный народ” — здесь как нельзя лучше выражено существо советской общности людей, невиданной в истории».195

Из такого упорного отказа признать советский народ нацией следовало множество практических установок. Чем же был вызван этот отказ?

О различиях в понятийно-терминологическом аппарате советской и западной (преимущественно англоязычной) науки — в том, что связано с «нацией» — написано уже вполне достаточно, чтобы больше не возвращаться к этой теме. Но проблема заключается не только в терминологии, хотя и сам факт, что одним и тем же термином обозначают весьма разные явления, выглядит абсурдом. Благодаря своему упорному стремлению сохранить «самобытность», уберечь свои теории и профессиональный язык от внешних влияний, отечественное обществоведение попало в концептуальный тупик. Наши ученые не отваживались отрицать существование американской, бразильской или индийской наций, признавали принадлежность СССР к Организации Объединенных Наций, но даже не допускали мысли о возможности понятия «советская нация». А в период развала СССР эта несуразица активно использовалась теми, кто пытался доказать, что СССР — это «не страна и не государство», без своей нации, без народа и поэтому — без права на существование.196

Одна из причин, по которым советские этнологи своими схоластическими дебатами о нациях и народах загнали себя в тупик, заключается в давлении формационного подхода. Маркс и Энгельс различали нации феодальные, крестьянские и буржуазные — значит в СССР должны быть нации социалистические. Но они уже есть: в 1936 г. Сталин сказал, что в СССР проживают «около 60 наций, национальных групп и народностей». Что же, эти нации растворяются в советской нации? Эта мысль неприемлема, т. к. антисоветские идеологи в качестве одного из главных обвинений в адрес СССР утверждали, что советская национальная политика направлена на ассимиляцию народов и наций (знали, чем напугать…).

Л.И. Брежнев в докладе о проекте Конституции СССР в 1977 г. отвергал это обвинение: «Мы встали бы на опасный путь, если бы начали искусственно форсировать этот объективный процесс сближения наций». Даже признать этот процесс целенаправленным считалось невозможным, объективное было в советском обществоведении равноценным разрешенному свыше. В том же духе выступал и Ю.В. Андропов, обещая что национальные различия в СССР «будут существовать долго, много дольше, чем различия классовые».

Ю.В. Бромлей, как глава советской этнологии, так и объясняет отказ считать советский народ нацией: «Для возражений есть тем большие основания, что подобная характеристика советского народа означала бы косвенное отрицание реального факта существования наций в составе советского государства».197

Указывают и еще на одну причину, хотя она кажется совсем неправдоподобной: без наций в составе советского народа никак нельзя, потому что советская идеология исходит из интернационализма; а как же он без наций?!

Подытожим этот пункт. Очень трудно строить — тем более такой сложный объект, как полиэтническую нацию (советский народ), — если официальная теория и идеология утверждают, что строить нельзя, что «изделие» должно возникнуть само собой, естественным путем. Многим читателям, думаем, будет трудно в это поверить, поскольку нас очень долго учили, что бытие определяет сознание, и теории особой роли не играют — бытие себе дорогу пробьет. На деле человек тем и отличается от пчелы или бобра тем, что он строит, всегда исходя из теории, пусть и упрощенной. А в XX в. теория как способ организации мышления вообще заняла слишком важное место в мышлении образованного человека — оно «зациклилось» на теориях.

И если французы или отцы-основатели США рассуждали о собирании, сохранении и ремонте своих наций спокойно и деловито, как инженеры на технических совещаниях, то проектировщики советского народа в СССР окутывали свои изобретения и разумные идеи массой туманных оговорок, ссылок и недомолвок. Но пока практическая политика не была экранирована от реальности огромным сословием ученых-обществоведов, многое удавалось сделать. Применялся весь набор «сил созидания» советского народа из собравшихся в страну народов, народностей и этнических общностей. Насколько эффективным было это строительство, показал опыт Великой Отечественной войны. Западные специалисты считали, что сплотить за такой короткий срок полторы сотни народов в крепкую самоотверженную нацию невозможно.

Следующая болевая точка — федеративное устройство СССР. Большинство ученых и политиков, говорящих о советской национальной политике, одной из главных причин кризиса советской государственности в 1980-е гг. считают ошибочное, по их мнению, решение партии большевиков и лично Ленина создавать СССР как федерацию — с огосударствлением народов и народностей бывшей Российской империи. Дескать, если бы поделили страну на губернии, без всякой национальной окраски, без каких-то «титульных наций» с их правом на самоопределение вплоть до отделения, то и не было бы никаких национальных проблем и никакого сепаратизма.

Вот первое условие, которое предопределило принятие советской властью доктрины федерализма, — укорененность этой идеи в общественном сознании. Федералистские идеи развивались в России уже в первой трети XIX века. Декабристы разрабатывали две программы государственного устройства: Пестель — унитарного и Никита Муравьев — федерального. В федерализме стала вызревать идея России как федерации народов. В начале XX в. возникают национальные революционные движения и партии с сепаратистскими установками (например, армянская партия Дашнакцутюн). Важнейший для нашей темы исторический факт состоит в том, что эти настроения господствовали во всем революционном движении России. Это значит, что реальной возможности учредить в ходе Гражданской войны унитарное государство, разделенное на безнациональные административные единицы, не существовало.

Это и заставило большевиков изменить их первоначальные намерения. Ведь накануне Февральской революции Ленин был противником федерализации. Ленину больше импонировала французская модель, и он выступал за трансформацию Российской империи в русскую демократическую республику — унитарную и централистскую. Это видно и из его опубликованных тогда трудов, и из его конспектов, в которых он делал выписки при изучении федерализма.198 Ленин еще в революцию 1917 г. оценил важность федерализма, а обстановка Гражданской войны его еще более в этом убедила; другие члены руководства (например, Дзержинский и Сталин) продолжали придерживаться идеи унитарного государства, и их поддерживало руководство большинства советских республик. Потому Сталин и выдвинул план автономизации, предлагавший объединение всех республик в составе РСФСР на правах автономий. Однако в ходе обсуждения они согласились с доводами Ленина.

Таким образом, для советской власти не существовало дилеммы: сохранить национально-государственное устройство Российской империи или преобразовать ее в федерацию республик. Задача состояла в том, чтобы собрать разделившиеся куски бывшей империи. Собирание могло быть проведено или в войне с национальными элитами «кусков», или через их нейтрализацию и компромисс.

Предложение учредить Союз из национальных республик, а не Империю (в виде одной республики), нейтрализовало возникший при «обретении независимости» национализм. Армии националистов потеряли поддержку населения; и со стороны Советского государства Гражданская война в ее национальном измерении была пресечена на самой ранней стадии, что предотвратило еще большее кровопролитие в России. Работа по «собиранию» страны велась уже во время войны (историки называют это военно-политическим союзом советских республик). Скорее всего иного пути собрать Россию и закончить Гражданскую войну в тот момент не было. Но спорить об этом сейчас бесполезно.199

Факт заключается в том, что большевики в октябре 1917 г. унаследовали национальные движения, которые вызревали уже в царской России и активизировались после Февраля. Можно с уверенностью сказать, что если бы Российская империя сумела преодолеть системный кризис 1905-1917 гг. и продолжить свое развитие как страна периферийного капитализма, то ускоренное формирование национальной буржуазии и национальной интеллигенции неминуемо привело бы к мощным политическим движениям, требующим отделения от России и создания национальных государств. Эти движения получили бы поддержку Запада и либерально-буржуазной элиты в крупных городах Центра самой России. Монархическая государственность с этим справиться не смогла бы, и Российская империя была бы демонтирована. Большевики в 1920-е гг. нашли способ обуздать эти движения (а в конце XX в. просоветская часть КПСС такого способа не нашла).

В 1934 г. из 2443 районов, имевшихся в СССР, только 240 считались национальными. В сельсоветах только один из 12 мог считаться национальным. Критерию мононациональной общности на низовом уровне удовлетворяла лишь небольшая часть административных единиц. Поэтому в конце 1930-х гг. национальные районы и сельсоветы были ликвидированы.200 Этнизировать государственность оказалось возможным лишь на уровне более крупных единиц — автономных и союзных республик, которые все были многонациональными. Но национальные границы в СССР, особенно в Центральной Азии, не совпадали с границами расселения этнически перемешанного населения региона. Много узбеков живет в Киргизии, таджиков — в Узбекистане, особенно в городах, и т. д. Кроме того, в политических целях был создан светский анклав еврейства в СССР — Еврейская автономная область.201

Можно ли было в какой-то момент отойти от принципов федерализма, которые в массовом сознании уже были чистой формальностью (как, например, «граница» между РСФСР и УССР)? Сегодня этот вопрос представляет чисто академический интерес. Его никто и не обсуждает. Исторический факт заключается в том, что сознательные меры по контролю за этническими процессами были прекращены с демонтажем тоталитаризма во второй половине 1950-х годов. Было официально объявлено, что национального вопроса в СССР «не существует».

Между тем существенная часть населения тех территорий, которые были включены в состав СССР только в 1939-1940 гг. (Западная Украина, Прибалтика) занимала антисоветские позиции. Например, во время Великой Отечественной войны в Советской армии воевали 35 тыс. эстонцев, а на стороне вермахта — более 45 тыс. Публикации изданий украинских националистов-эмигрантов, которые распространялись на Западной Украине, были наполнены крайней, из ряда вон выходящей русофобией.

Еще один важный момент — соотнесенность веса этнических элит с Центром. Предельно много представителей национальных меньшинств (в частности, латышей и евреев) было в советской элите в первые послереволюционные годы (рис. 2.2-2.4).202

Рис. 2.2. Представительство евреев в составе ЦК

Рис. 2.3. Представительство латышей в составе ЦК в первые послереволюционные годы

В сталинский период представительство национальных меньшинств в государственной политической элите СССР заметно снижается. К концу правления И.В. Сталина оно в 2,3 раза было меньше, чем в начальной революционной точке советского элитообразования.

Применительно к периоду властвования И.В. Сталина заслуживают особого внимания показатели динамики долевого представительства в ЦК еврейских политических кадров. Резкое снижение их удельного веса фиксируется на начальном периоде сталинского правления. Эти изменения хронологически соотносятся с разгромом троцкистской оппозиции. В дальнейшем, в 1930-е гг. представительство еврейского клана не только не уменьшилось, но даже несколько возросло. Полученные данные вступают, таким образом, в противоречие с распространенным в последние годы историографическим представлением о преимущественно антисемитской направленности сталинской партийной чистки. Еще в 1939 г. евреи занимали второе после русских место в ЦК по абсолютному численному представительству. Ситуация принципиально изменилась только в послевоенный период, на волне кампании борьбы с «безродным космополитизмом». После XIX съезда (1952 г.) долевое представительство евреев в советской политической элите сократилось в сравнении с предшествующим составом в 6,5 раза единовременно.

При Н.С. Хрущеве доля национальных меньшинств в советской политике вновь возрастает. На первые позиции этнического кланообразования выходят украинцы. Именно в хрущевский период был достигнут исторический максимум украинского представительства в ЦК. Исследование траектории количественной представленности украинцев на высшем уровне советской государственной власти четко фиксирует наличие резкого подъема в период правления Н.С. Хрущева, что позволяет констатировать фактор клановой ангажированности политических инкорпораций (рис. 2.4).

Рис. 2.4. Представительство украинцев в составе ЦК

На время руководства партией Л.И. Брежневым приходится очередной спад представительства национальных меньшинств в высшей политической элите. Состоявшийся в 1976 г. XXV съезд зафиксировал исторический минимум их удельного веса в составе избранного Центрального Комитета. Однако это понижение сменяется скачкообразным подъемом инкорпорации во власть национальных кадров в период перестройки. К моменту краха советской системы их представительство приближалось к половине численного состава партийной элиты. По отношению к 1986 г. их удельный вес возрос почти в два раза. Это была самая существенная перекройка этнической структуры политической элиты за весь советский период.

Бомбой замедленного действия оказались депортации отдельных этносов, которые осуществлялись в 1920-1940-е гг. В 1937 г. 170 тыс. корейцев были сосланы в Среднюю Азию из-за опасения, что они поддержат Японию — частью которой на тот момент была Корея — в военном конфликте с СССР.203 Во время войны были проведены массовые депортации немцев, калмыков, ингушей, чеченцев, карачаевцев, балкарцев, крымских татар, ногайцев, турок-месхетинцев, понтийских греков, болгар, крымских цыган, курдов — в основном по обвинению в коллаборационизме, распространенному на весь народ. Особенно обвиняли в этом народы Северного Кавказа, представители которых часто оказывали поддержку родственникам, воевавшим на стороне вермахта.204 Были ликвидированы (если они существовали) автономии этих народов. Всего в годы Великой Отечественной войны подверглись переселению народы и группы населения 61 национальности.205 Из них семь — немцы, карачаевцы, калмыки, ингуши, чеченцы, балкарцы и крымские татары — лишились при этом и своих национальных автономий.

Но при этом представители депортированных народов не исключались из ВКП(б) и ВЛКСМ, не лишались избирательных прав.

В 1954-1956 гг. стали снимать ограничения со спецпоселенцев и началась реабилитация депортированных народов.206 В 1957-1958 гг. были восстановлены национальные автономии калмыков, чеченцев, ингушей, карачаевцев и балкарцев; этим народам было разрешено вернуться на свои исторические территории. Возвращение репрессированных народов осуществлялось не без сложностей, которые и тогда, и впоследствии привели к национальным конфликтам (так, начались столкновения между возвращавшимися чеченцами и заселенными за время их изгнания в Грозненскую область русскими; а также ингушами, которые вернулись в Пригородный район, уже заселенный осетинами и переданный Северо-Осетинской АССР.207

Однако значительной части репрессированных народов (поволжским немцам, крымским татарарам, туркам-месхетинцам, грекам, корейцам и др.) и в это время не были возвращены ни национальные автономии (если такие были), ни право вернуться на историческую родину.

Некоторые народы испытывали до 1970-х гг. некоторые ограничения: так, корейцам даже после реабилитации было проблематично продвинуться по государственной службе.208 Только в 1989 г. Декларацией Верховного Совета СССР были реабилитированы все репрессированные народы и признаны незаконными и преступными репрессивные акты против них на государственном уровне. В 1991 г. был принят Закон о репрессированных народах, возложивший ответственность за депортацию целиком на государство.

Депортация оказала пагубное влияние на традиционный образ жизни народов: так, у чеченцев было фактически уничтожено террасное земледелие.209 Сказалась депортация и на семейных устоях: среди калмыков, например, существенно вырос процент разводов.210 Сам факт «коллективного горя», культивация национальной обиды оказались серьезной миной в национальных отношениях.

Таким образом, советской властью был «посеян» потенциал политизированной этничности, который со временем и при определенных условиях мог вырасти до непредсказуемых размеров. Так оно и вышло: никто не мог даже в середине 1980-х гг. предсказать, что через три года начнется война между Советской Арменией и Советским Азербайджаном. Это был провал обществоведения, но теперь-то надо учесть результаты последующего анализа. Вот что пишут американские специалисты по национальным отношениям в СССР: «Парадоксально и вопреки ожиданиям коммунистов и большинства западных наблюдателей, но в Советском Союзе образовались новые нации, более сильные и более сплоченные, чем исторические этнические сообщества, на основе которых они возникли».211 (Выделено авт.). Итак, процесс этот происходил «вопреки ожиданиям» большинства специалистов, т. е. не был тривиальным и предсказуемым. Более того, ход его был парадоксальным, т. е. перед нами — необычная система с мощными и скрытыми синергическими эффектами. Дальнейшее ее описание показывает, что движущие силы этого процесса были неустранимы, поскольку главной из них было «создание национального рабочего класса, новоурбанизированного населения, национальной интеллигенции и этнической политической элиты». Все это — необходимые условия развития страны.

Были сложности также в ментальной и культурной жизни. Прежде всего это касается исторической памяти. В течение 1920-х гг. в СССР велась интенсивная кампания по вытеснению из исторической памяти всех символов прежней России. Тогдашний глава официальной исторической науки М.Н. Покровский прямо определил, что древняя и средневековая история «не нужны». Глубина упоминания исторических событий и лиц для СМИ была ограничена XVIII веком. До 1934 г. история была исключена как предмет из учебных планов школы. В 1931 г. была прекращена подготовка историков в Московском и Ленинградском университетах. Только в середине 1930-х гг. был осуществлен поворот к российскому прошлому и культу национальных (а не только советских) героев.

И все же разрушительная программа революционных и либеральных демократов царской России воспроизвелась еще в начале 1920-х гг. далеко не полностью. Уже с Октября 1917 г. в советской идеологии был силен державный национальный дух. Иван Солоневич отметил важную вещь: «Советская историография всех “эпох” советской политики внесла в русскую историографию очень много нового: она, во-первых, раскрыла все тайны и все архивы и вывернула наизнанку все грехи русского прошлого, а такие грехи, конечно, были. И, во-вторых, в последний период, в период “национализации”, именно советская историография сделала очень много для того, чтобы отмыть русское прошлое от того презрения, которым его обливали почти все русские историки. Как ни парадоксально это звучит, именно советская историография — отчасти и литература — проделали ту работу, которую нам, монархистам, нужно было проделать давно: борьбу против преклонения перед Западной Европой, борьбу за самостояние русской государственности и русской культуры. Во всяком случае, привычного русского самоослепления в советской историографии нет. А наша старая историография, собственно, почти только этим и занималась».212

Свернуть всю эту кампанию удалось только после того, как была разгромлена — причем самыми жестокими методами — «оппозиция» в ВКП(б). Резкий поворот был совершен после XVII съезда ВКП(б), в мае 1934 г., с выходом постановления правительства и ЦК ВКП(б), которым вводилось преподавание истории в средней школе; затем последовало постановление о введении в начальной и неполной средней школе элементарного курса всеобщей истории и истории СССР. Было предписано «преодолеть левацкие ошибки М.Н. Покровского»; тогда же был образован исторический факультет МГУ.

Советская политика имела и свои культурные издержки. На культуре народов СССР пагубно сказались, во-первых, массовые гонения на религию, которые в том или ином виде сохранялись на всем периоде существования Советского Союза. Гонения на православных, породившие множество новомучеников, послужили серьезной причиной для отторжения советской власти большинством верующих, воспринимающих СССР как безбожное государство. Помимо всего прочего, это серьезно подрывало одну из национальных скреп, а в среде нерусских народов — особенно этносов мусульманской культуры — вызывало обвинения в адрес федеральной власти в грубом пренебрежении национальными традициями. Серьезное и обоснованное обвинение в разрушении традиционной русской культуры, в насаждении квазирелигии предъявляли и предъявляют советской власти православные христиане, а также светская интеллигенция.

Во-вторых, политика коллективизации и индустриализации ударила по традиционному образу жизни: в Казахстане коллективизация сельского хозяйства привела к потере 40% населения. Кочевое население было насильственно прикреплено к земле, что коренным образом изменило его национальный образ жизни.213 С 1950-х гг. среди коренных народов Севера начинается кризис оленеводства, связанный с постепенной ликвидацией кочевого образа жизни.214 Пагубно отразились изменения в образе жизни, например, народов Севера и на традиционном хозяйстве: так, за три года коллективизации (1932-1934 гг.) поголовье домашних северных оленей в СССР сократилось почти на треть215; к 1989 г. в Ханты-Мансийском и Ямало-Ненецком автономных округах было погублено 11 млрд га оленеводческих пастбищ, 28 промысловых рек, 17,7 тыс. га нерестилищ и нагульных участков.216

Разрушение привычного образа жизни отразилось и на самосознании этноса. Кризис традиционного уклада был отражен и в национальной литературе — например, в творчестве ненки А. Неркаги и ханты Р. Ругина.217

Приобщение к русскому образованию не происходило без трудностей: так, чеченцы с 1959 по 1990 гг. стабильно показывали самый низкий образовательный уровень по СССР,218 с трудом поддаваясь малейшей ассимиляции. Интернаты на Севере, в которые забирали представителей коренных народов, способствовали отрыву детей от традиционного образа жизни предков.219

Одной из важнейших сил, скрепляющих людей в народ, является язык — как устный, так и письменность. Основа письменности — алфавит, в котором важно и соответствие звукам родного языка, и графика, и написание букв и их расположение, а также история создания. В отношении русского языка в 1920-1930-е гг. в советском обществе велась глухая, но непримиримая борьба. Были силы, которые укрепляли связь советского русского языка с его традиционной основой (из поэтов можно назвать Хлебникова, Маяковского, Есенина и Клюева); были и авангардисты, которые стремились разрушить «архаические» структуры языка.

Эта борьба в официальной советской истории была отражена в сглаженном виде — действовала установка на объединение общества. Но сейчас надо вспомнить и извлечь уроки. Ведь вплоть до начала 1930-х гг. велась кампания за перевод русского языка на латинский алфавит, что нанесло бы тяжелый удар по национальному сознанию русского народа. И эту кампанию поддерживал нарком просвещения А. Луначарский.

Он опирался на доводы, почерпнутые из марксизма, прежде всего исходя из примата «производительных сил». В своей статье 1930 г. А. Луначарский писал: «Графические формы современного русского алфавита отвечают более низкому уровню развития производительных сил, а следовательно, и техники чтения и письма дореволюционной царской России».220

В языковой сфере существовали не только эти проблемы: так, билингвизм не всегда сохранял равновесие между родным языком и государственным: поколение народов Севера (родившиеся в 1950-1960-х гг.) фактически утратили родной язык.221

Все описанные выше в этой главе проблемы и трудности обострились в 1980-е гг.: как только идеи прогресса и единое социалистическое содержание национальных культур в СССР в конце перестройки лишились своих идеологических, политических и экономических оснований, на первый план вышла агрессивная политизированная этничность, и «архитекторы» взорвали ее мину под государственностью. Уничтожение социальной основы, на которой собиралась «семья народов» («приватизация» в широком смысле слова), разрушило все здание межнационального общежития.

Глава 3. Нация в современной России

В РФ параллельно со стимулированием разделяющего этнонационализма ведется интенсивная кампания по дискредитации и подавлению национализма гражданского (условно говоря, российского «евронационализма»). В этой кампании антисоветские идеологи работают на два фронта.

Прежде всего они эксплуатируют сохранившиеся в массовом сознании стереотипы советского интернационализма, в котором ради упрощения само понятие национализма было выхолощено и приравнено к национальному эгоизму. Это было одной из самых тяжелых деформаций советского обществоведения. Она не только лишила общество развитых интеллектуальных инструментов для понимания этнических процессов, но и отгородила советскую интеллигенцию от важного для России опыта нациестроительства других стран (в советском идеологическом пространстве не было, например, места для рассуждений Сунь Ятсена о «сокровище национализма»).

Второй фронт нынешней кампании против национализма в РФ — противопоставление национализма демократии и идее прав человека. Здесь эксплуатируются стереотипы, присущие сознанию большинства русских — притом что некоторые вынуждены ради сохранения «сокровища национализма», заявлять о своем неприятии принципов демократии. Представление национализма как антипода демократии и прав человека есть злонамеренная идеологическая диверсия. Национализм объявляется врагом демократии и прав человека именно тогда, когда он действует ради сплочения народа в борьбе за свои интересы против поползновений «золотого миллиарда». Имперский национализм США «демократические» СМИ никогда не назовут антиподом демократии — даже если они посылают авиацию бомбить города, села и мосты Сербии или Ирака. Проблема в том, что этим СМИ верит слишком большая часть интеллигенции. Это ее ошибка, которая именно нам в России может дорого обойтись. Дело в том, что противопоставление демократии и национализма загоняет общество в порочный круг, из которого бывает очень трудно вырваться. Это известно и из истории, и из современной этнологии.

Итак, первый тезис заключается в том, что атака на национализм «от демократии» бесполезна. Эмпирический опыт показывает, что «укрощению национализма» это нисколько не помогает, а по большей части наоборот — укрепляет его, но зато ослабляет позиции демократических сил. Говоря о политике конфронтации с национализмом, Э. Кисс делает такой вывод: «Это нецелесообразно по двум причинам. Первая из них состоит в том, что при этом укрепляется точка зрения, предполагающая поляризацию между демократами и националистами. При малейшей возможности такой поляризации следует избегать, поскольку она способствует нарастанию националистического экстремизма. Гораздо предпочтительнее политика, поддерживающая умеренных националистов, которые, с одной стороны, защищают свои национальные интересы, но которые при этом готовы и к компромиссам для создания устойчивых демократических институтов.

Вторая причина, по которой нецелесообразно противопоставление демократии и национализма в обществах, разделенных изнутри по национальному признаку, состоит в том, что при этом затемняется тот факт, что чисто гражданские демократические институты, не уделяющие внимания согласованию интересов этнических групп, сами могут оказываться дестабилизирующими и даже небеспристрастными».222

Вместо попыток подавления национализма демократическим силам следует вырабатывать политику согласования. Вот смысл разумной и эффективной демократии — «уважение к законным устремлениям националистов при одновременном соблюдении прав человека». На практике чаще встречается полное неуважение к законным устремлениям националистов, лишение их доступа к СМИ, провокации и попытки подавления. А на деле тупое применение перенесенных из другой социокультурной реальности демократических норм означает дискриминацию народов — причем не только меньшинств, но иногда и этнического большинства населения.

Очевидно, что этноцентризм нерусских народов, а тем более этнократические установки в национальных республиках и округах, опираются на примордиалистские представления об этничности и становятся важнейшим препятствием в формировании российской гражданской нации.

Этноцентризм частей России оказывается направлен против ее ядра. И теперь братские в прошлом народы этнизируют русских тоже в направлении этноцентризма. Большая программа сталкивания русских в коридор этнонационализма понемногу наращивает обороты.

Таким образом, нациестроительство в постсоветской России будет происходить в принципиально иных условиях, чем в Западной Европе, Российской империи и СССР — во всех этих случаях предварительно сложился сильный народ, переживавший культурный подъем и сыгравший роль национального ядра, вокруг которого сплачивались остальные народы и этносы. Сейчас и объективные процессы глобализации, и собственная власть России уже два десятилетия работают на ослабление русского ядра. Значит будет сильно ослаблено и давление «снизу», необходимое для сборки полиэтнической гражданской нации.

Рассмотрим теперь три важнейшие сферы нациестроительства: социально-экономическое состояние населения, социокультурные процессы и состояние межэтнического общежития.

3.1. Социально-экономическое состояние

Преобразование системы потребностей

Человек живет в искусственном мире культуры. Важная его часть — мир вещей. Он неразрывно связан с миром идей и чувств, человек осознает себя, свое положение в мире и в обществе по тому, какими вещами владеет и пользуется. Вещи — символы отношений. Воздействуя на отношение людей к вещам, можно изменить и их отношение к людям, к стране, к своей собственной жизни. Отношение людей к вещам — один из главных фронтов борьбы за души людей.

Последние 20 лет граждане России были объектом небывало мощной и форсированной программы по созданию и внедрению в общественное сознание новой системы потребностей. В ходе этой программы сначала культурный слой и молодежь, а потом и основную массу граждан втянули в то, что называют «революцией притязаний». То есть добились сдвига к принятию российскими гражданами постулатов и стереотипов западного общества потребления.

Масса людей стала вожделеть западных стандартов потребления и считать их невыполнение в России невыносимым нарушением «прав человека». «Так жить нельзя!» — вот клич человека, страдающего от невыполнимых притязаний. Чтобы получить шанс, пусть эфемерный, на обладание вещами «как на Западе», надо было сломать многие устои российской цивилизации, отбросить многие заданные ею нравственные ограничения.

Человек создан культурой, и его потребности — также продукт культуры. Биологические потребности человека как живого существа очень невелики. Они даже «подавляются» культурой — большинство людей скорее погибнет от голода, чем станет людоедами.

В любом обществе круг потребностей меняется, происходит обмен вещами и идеями с другими народами. Любой народ, чтобы сохраниться, должен обеспечить безопасность «национального производства потребностей» от вторжения чужих «программ-вирусов». Обновление системы потребностей как части национальной культуры должно вестись в соответствии с критериями, которые нельзя отдавать на откуп иным.

Между тем именно навязывание другому народу специально созданной, наподобие боевого вируса, системы потребностей является одним из главных средств ослабления и подчинения этого народа. Так, например, англичане произвели захват Китая в XIX веке. Англичанам пришлось вести тяжелые войны, чтобы заставить Китай разрешить на его территории торговлю опиумом, который для этого стали производить в Индии. С этого и началось — с сильного наркотика; потом пошли в ход более слабые (граммофоны, чайники со свистком и пр.). Как известно, «животное хочет того, в чем нуждается, а человек нуждается в том, чего хочет».

Буржуазное общество создало целую индустрию производства потребностей на экспорт. Доктрина этого экспорта была отработана в «опиумных войнах». Потребности стали интенсивно экспортироваться Западом через разные механизмы — грубо говоря, и с помощью кино, и с помощью канонерок (теперь авианосцев). Разные народы по-разному закрывались от этого экспорта, сохраняя баланс между структурой потребностей и теми реально доступными ресурсами для их удовлетворения, которыми они располагали. При ослаблении этих защит происходит, по выражению Маркса, «ускользание национальной почвы» из-под производства потребностей, и они начинают полностью формироваться в центрах мирового капитализма. Такие народы он сравнил с аборигенами, чахнущими от европейских болезней. Западных источников дохода нет, западного образа жизни создать невозможно, а потребности — западные.

Сейчас в России продолжается большая программа по превращению наших граждан в чахнущих аборигенов, начатая в период перестройки. В прошлом сильнейшим барьером, защищавшим местную («реалистичную») систему потребностей, служили сословные и кастовые рамки культуры. Таким барьером, например, было закрыто крестьянство в России. Так же в середине века было защищено население Индии и в большой степени — Японии. Позже защитой служил мессианизм национальной идеологии (в СССР, Японии, Китае). Были и другие защиты — у нас, например, осознание смертельной внешней угрозы, формирующей потребности «окопного быта».

В годы перестройки они были обвальным образом обрушены под ударами всей государственной идеологической машины. При этом новая система потребностей была воспринята населением не на подъеме хозяйства, а при резком сокращении местной ресурсной базы для их удовлетворения. Это привело к быстрому регрессу хозяйства — с одновременным культурным кризисом и распадом системы солидарных связей.

В результате множество людей не могут удовлетворить даже самые обычные, традиционные жизненные потребности. Но при этом и несбыточные остались! И оттого, что несбыточность их очевидна, но в то же время отвергается сердцем, люди испытывают сильный стресс, который и разрушает структуры сознания. «Хочу “форд” любой ценой!» — это коверкает душу, толкает к разрыву со здравым смыслом и совестью. Многие не выдерживают и скатываются к принятию принципа «человек человеку волк». Рушатся солидарные связи, соединявшие население в народ.

Переход к импортированным из иного общества «несбыточным» потребностям — это социальная болезнь. Болезнь эта страшна не только страданиями, но и тем, что порождает порочный круг, ведущий к саморазрушению организма. Разорвать этот круг нельзя — ни потакая больному, частично удовлетворяя его несбыточные потребности за счет сограждан, ни улучшая понемногу «все стороны жизни». Противоречие объективно чревато катастрофой — раскол общества и расщепление каждой личности создают напряжение, которое может разрядиться и ползучей («молекулярной») гражданской войной, и войнами нового, незнакомого нам типа.

Перевод народного хозяйства на рыночную основу

Главная программа реформ, связанная с указанной выше трансформацией потребностей, — превращение российской экономики в рыночную. «Рынок» — большая институциональная матрица, которая в той или иной форме существует в любом обществе с самых ранних стадий развития человечества и в каждом обществе окрашена его культурными особенностями. Механизмы рыночной экономики западного типа успешно переносились в разные культуры в ходе их модернизации, приспосабливались к культуре и традициям Японии, Китая, Индии и т. д.

И в России увеличение веса рыночных отношений в нашем жизнеустройстве могло быть успешно осуществлено не в конфронтации, а в согласии с культурой и исторической траекторией России. Однако реформа с самого начала декларировала принцип насильственного переноса в Россию «чистой» англосаксонской модели, уничтожая именно «основу явлений» отечественного хозяйства.

Экономист В.А. Найшуль писал в 1989 г.: «Рыночный механизм управления экономикой — достояние общемировой цивилизации — возник на иной, нежели в нашей стране, культурной почве… Чтобы не потерять важных для нас деталей рыночного механизма, рынку следует учиться у США, точно так же, как классическому пению — в Италии, а праву — в Англии».223 Вот выбор реформаторов: найти «чистый образец» и перенять его.

Эту ложную установку, противоречащую знанию о межнациональном взаимодействии культур, надо было бы считать элементом мракобесия, если бы за этой ширмой не виднелся замысел разрушительной экономической войны.

При освоении достижений иных культур необходим синтез, создание новой структуры, выращенной на собственной культурной почве. Утверждение, что «рынку следует учиться у США, а праву — в Англии», — глупость. И рынок, и право — большие подсистемы культуры, в огромной степени сотканные особенностями конкретного народа или нации. Они настолько переплетены со всеми человеческими связями, что идея «научиться» им у какого-то одного народа находится на грани абсурда. Почему, например, праву надо учиться у англичан? Разве у французов не было права? А разве рынок в США лучше или «умнее» рынка в Японии?

Что касается рынка, надо послушать самих либералов. Видный современный философ либерализма Джон Грей пишет: «В матрицах рыночных институтов заключены особые для каждого общества культурные традиции, без поддержки со стороны которых система законов, очерчивающих границы этих институтов, была бы фикцией. Такие культурные традиции исторически чрезвычайно разнообразны: в англосаксонских культурах они преимущественно индивидуалистические, в Восточной Азии — коллективистские или ориентированные на нормы большой семьи и т. д. Идея какой-то особой или универсальной связи между успешно функционирующими рыночными институтами и индивидуалистической культурной традицией является историческим мифом, элементом фольклора, созданного неоконсерваторами, прежде всего американскими, а не результатом сколько-нибудь тщательного исторического или социологического исследования».224

Катастрофическую роль сыграла так называемая приватизация. Социологи так квалифицируют эту операцию (2007 г.): «Самым существенным моментом в экономических, а стало быть, и в социальных, преобразованиях в России в последние пятнадцать лет явилось кардинальное изменение роли частной собственности в жизнедеятельности российского социума. Именно ее утверждение в качестве базовой формы собственности означало переход от одной общественно-экономической формации (так называемый “развитый социализм”) к другой (олигархический капитализм). Очевидно, что главным инструментом [реформаторов] и в 1990-е гг., и в настоящее время является приватизация. Именно на ее основе была осуществлена небольшой группой номенклатурных чиновников экспроприация собственности государства и денежных средств населения».225

Приватизация 1990-х гг. стала небывалым в истории случаем теневого соглашения между бюрократией и преступным миром. Две эти социальные группы поделили между собой промышленность России. Этот союз бюрократии и преступности нанес по России колоссальный удар, и неизвестно еще, когда она оправится после этого удара.

Приватизация вызвала мощный всплеск экономической преступности (часто с насилием и убийствами). Вот заключение криминалистов по состоянию на начало первого десятилетия XXI в.: «В криминальные отношения в настоящее время вовлечены 40% предпринимателей и 66% всех коммерческих структур. Организованной преступностью установлен контроль над 35 тыс. хозяйствующих субъектов, среди которых 400 банков, 47 бирж, 1,5 тыс. предприятий государственного сектора. Поборами мафии обложено 70-80% приватизированных предприятий и коммерческих банков. Размер дани составляет 10-20% от оборота, а нередко превышает половину балансовой прибыли предприятий. По некоторым данным, примерно 30% состава высшей элиты в России составляют представители легализованного теневого капитала, организованной преступности».226

Тогда и прошла по России трещина раскола, которая быстро превратилась в пропасть. Эта приватизация, сопряженная с обманом населения, оскорбила людей. В.П. Горяинов заметил: «Сказанное как нельзя точно подходит к большинству населения России. Например, нами по состоянию на 1994 год было показано, что по структуре ценностных ориентаций население России наиболее точно соответствовало социальной группе рабочих, униженных и оскорбленных проведенной в стране грабительской приватизацией».227

Уже в 1994 г., еще в ходе приватизации, социологи наблюдали важное явление — неприятие приватизации сочеталось с молчанием населения. Многие тогда замечали, что это молчание — признак гораздо более глубокого отрицания, чем явные протесты, митинги и демонстрации. Это был признак социальной ненависти, разрыв коммуникаций. Произошло осознание приватизации как зла, и было произнесено символическое определение: грабительская приватизация (так при опросах обозначили ее 75% граждан).

Приватизация не только привела к глубокому экономическому кризису, безработице и деклассированию рабочих. Она деформировала общественную систему «сверху». Принять господство олигархических структур (плутократии) — это немыслимый регресс, с которым общество с современной культурой не может примириться. Обретение собственности через грабительскую приватизацию стало родовой травмой всего сообщества российских предпринимателей в промышленности, лишило их собственность легитимности.

В новых рыночных отношениях особенно пострадали коренные малочисленные народы. Так, на 1991 г. в Корякском автономном округе насчитывалось 140 тыс. оленей, а к 1997 г. их осталось 90,7 тыс. Эксперты связывают это прежде всего с крахом быта оленеводов.228 Численность представителей народов Севера, занятых в сельском и промысловом хозяйстве, по сравнению с 1990 г. сократилась в два раза и более. Северные села превратились в очаги хронической безработицы (так, например, чукчи в середине 2000-х гг. были практически на 90% безработными в зимнее время229). В бизнесе (обычно семейном, связанном с традиционными ремеслами) было занято всего 2%.230

Серьезное препятствие для развития хозяйственной и предпринимательской деятельности народов Севера — деятельность на их территории нефтяных компаний. Они платят народам Севера приличную компенсацию, и те привыкают жить на эти деньги, отказываясь от своих традиционных промыслов.231

Во время переустройства народного хозяйства в ходе реформ были моментально уничтожены механизмы планирования хозяйства. Развитие этих механизмов — длительный процесс, предопределенный природными и культурными условиями России, это «национальная особенность» отечественного хозяйства, влияющая в свою очередь на все стороны нашего жизнеустройства.

На внутреннем рынке России торговля всегда была торговлей на «дальние расстояния», что резко повышало транспортные издержки. В 1896 г. средние пробеги важнейших массовых грузов по внутренним водным путям превышали 1000 км. Средний пробег по железной дороге в тот год составил: по зерну — 638 км, по углю — 360 км и по керосину — 945 км.232 Понятно, что уже один этот фактор требовал иной организации национального хозяйства России по сравнению с Западной Европой (условия пространства, расстояния, транспортные сети и плотность населения на Западе, подробно описанные Ф. Броделем,233 отличаются от условий России просто разительно).

Устранение планового начала оказало мощное воздействие, ослабляющее связность народа России, в том числе и русского народа. Например, в любой стране государство должно следить за таким критическим плановым показателем, как региональное расслоение по «образу жизни», выражающееся прежде всего в уровне душевого дохода. Есть пороговые уровни, которые это расслоение не должно превышать, ибо нация распадается на общности, живущие в разных цивилизационных нишах. В советской системе через экономические механизмы поддерживалось достаточное сходство регионов по главным показателям благосостояния. Связность страны и народа по образу жизни была высокой.

Трудовые отношения

Важной частью всех институциональных матриц хозяйства являются отношения в процессе труда. Они формируют один из важнейших пучков связей, соединяющих людей в народ. Труд был одним из важнейших символов, скреплявших советское общество. Для нашего народа он представлял деятельность, исполненную высокого духовно-нравственного (литургического) смысла, воплощением идеи Общего дела. Латинское выражение Laborare est orare («трудиться значит молиться») в течение длительного времени имело для советских людей глубокий смысл.

Такое представление о труде стало в годы перестройки объектом очень интенсивной атаки. Множество экономистов, публицистов и поэтов требовали устранить из категории труда его духовную компоненту, представить его чисто экономическим процессом купли-продажи рабочей силы. На какое-то время эта кампания достигла определенного успеха. В 1993 г. 63,6% несовершеннолетних, которые увольнялись с предприятий, объясняли это тем, что «любой труд в тягость, можно прожить и не работая».234

Разрушение символа укреплялось практикой производственных отношений. В организации труда реформа привела к господству неправовых методов. В «рыночном» хозяйстве РФ практически не действует Трудовой кодекс. Так, согласно его нормам, «продолжительность рабочего времени не может превышать 40 часов в неделю». На деле за первые 8 лет реформ фактическая месячная трудовая нагрузка в РФ выросла на 18 часов. На 2004 г. у 46% работников трудовая нагрузка превышала разрешенную Кодексом, а 18% трудящихся работали более 11 часов в день или без выходных. При этом переработки вовсе не вызваны интересом к творческой работе, как это бывало раньше, они были вынужденными. Для большинства работников дополнительная работа — жизненная необходимость.235

Новые рыночные отношения ударили прежде всего по объектам особой государственной заботы: деревне, системе здравоохранения и пенсионному обеспечению.

Состояние деревни

В 1992 г. сельское население, культура и жизнеустройство которого за длительное время были приспособлены друг к другу и находились в системном взаимодействии, вдруг, без подготовки, оказалось брошенным в реальность «дикого» рынка, будучи при этом лишено всех ресурсов и организации, которые необходимы для адаптации к рыночным механизмам. Способом выживания в таких условиях стал откат к натуральному хозяйству.

Реформа превратила село в огромную депрессивную зону с глубокой архаизацией хозяйства и быта — оно «отступило на подворья». Усиление подворья с его низкой технической оснащенностью — социальное бедствие и признак разрухи. Необходимость в XXI в. зарабатывать на жизнь тяжелым трудом на клочке земли с архаическими средствами производства и колоссальным перерасходом времени — означает не только растрачивать свою жизнь, но и лишать ее общественного смысла.

За период 1989-2005 гг. с карты страны ежемесячно исчезали в среднем четыре поселка городского типа. За период 1989-2002 гг. ежемесячно без населения оставались в среднем 22 сельских населенных пункта.236

Село глубоко и застойно обеднело. Средняя зарплата работников противоречит разуму и целиком определяется безвыходностью положения трудящихся. Росстат «усредняет» бедность. По данным Института аграрной социологии, в 2007 г. у 75-80% сельского населения среднедушевой доход был меньше прожиточного минимума, в том числе у 16-20% населения доход составлял менее 27% прожиточного минимума, а у 10-15% доход находился в диапазоне 16-19% этого минимума. В одной из работ социологов (2007 г.) о 1990-х гг. сказано так: «Почти у половины аграрного населения доход был в пределах 5-27% от величины прожиточного минимума. В 2001-2007 годах он несколько вырос, но у 4/5 все еще ниже уровня прожиточного минимума».237

Катастрофа крестьянства усугубляется той социал-дарвинистской трактовкой, которую ей дают идеологи реформы. Соответственно, в среде новых земельных собственников также произошли радикальные мировоззренческие сдвиги, вплоть до отхода от традиционных представлений о человеке. Фермерство, которое поначалу представлялось как система современных трудовых малых предприятий, быстро породило слой новых латифундистов, владеющих тысячами гектаров земли, включая черноземы. В своих отношениях с бывшими колхозниками и рабочими они нередко проявляют неожиданные наглость и хамство. Совершенно неожиданно крестьянство оказалось зависимо от небольшой прослойки людей нового (или забытого) разрушительного типа.

Вот как, например, видят переформатирование России проектировщики Центра стратегических инициатив ПФО: «Есть основания прогнозировать следующие изменения. Окончательное исчезновение останцев238 традиционной русской деревни в ее искаженном советской эпохой формате — повсеместно, за исключением Краснодарского и Ставропольского краев, где можно ожидать формирования агроиндустриальной схемы, управляемой крупными холдингами, базирующимися на сращении банков и региональной власти. В русских областях, в отсутствие (маловероятного) притока иммигрантов из дальнего зарубежья, необходимо предвидеть исчезновение одного малого города из трех, так как на них всех не хватит населения. Исчезновение русского сельского населения должно способствовать усилению традиционалистских рисунков в региональной культуре за счет дальнейшей этнизации региональных элит».239

В этнической плоскости главное утверждение касается русского населения: «Окончательное исчезновение останцев традиционной русской деревни, — повсеместно, за исключением Краснодарского и Ставропольского краев. Исчезновение русского сельского населения. за счет дальнейшей этнизации региональных элит».

Это — беспрецедентная в истории идея радикальной переделки межнационального общежития путем своеобразной «этнической чистки» всей сельской местности страны. Предлагаемый принцип межэтнического общежития называется апартеид. Мы не имеем в виду его одиозные формы, как в ЮАР. В данном случае речь идет о сельских поселениях. Русские оттуда перемещаются в города, а в сельской местности остаются нерусские народы. Как в Латинской Америке — в городах европейский модерн, а в сельской местности — традиционалистские индейские общины.

Надо подчеркнуть, что авторы процитированного доклада видят стратегическое развитие России не как соединение всего населения в полиэтническую гражданскую нацию, а именно как цивилизационное разделение русского и нерусских народов. В их представлении ликвидация «останцев» русской деревни «должна способствовать усилению традиционалистских рисунков в региональной культуре». Иными словами, модернизации подлежат крупные города, куда будет стянуто русское население из деревень и малых городов, а в «региональной культуре» произойдет отступление к традиционному обществу (точнее, архаизация).240

Авторы доклада ЦСИ ПФО предлагают срочный и чрезвычайный проект перестройки всей страны по схеме «метрополия — колония». Для обеспечения устойчивости России они считают необходимым выделить в ней анклавы («зоны развития») с плотностью населения не менее 50 человек на 1 кв. км. Временной горизонт решения этой задачи — десятилетие, средства — радикальные, хотя авторы допускают, что они могут быть и ненасильственными.

Следует отметить и то, что резкое ослабление или ликвидация сельскохозяйственных предприятий с их общинным и патерналистским укладом, и одновременный «уход» государства из деревни с превращением власти в местное самоуправление привели к разрушению прежнего сельского общества и каналов его коммуникации с внешней средой — страной и миром. Сворачивается сеть школ и приближенных к селу медицинских учреждений, сокращается число и протяженность автобусных маршрутов, резко сократилось строительство объектов инфраструктуры в сельской местности. Происходит деградация сельских поселений России, в которых проживает 38 млн человек, в недалеком прошлом объединенных в сложную социокультурную систему. Как замечают социологи, обеднели «социокультурные связи почти 10 млн чел., проживающих в сельской глубинке: количество контактов сократилось в целом более чем в 2,6 раза, в том числе внутридеревенских — в 2,3 и с внешним по отношению к внутридеревенскому социокультурному пространству — почти в 4,2 раза. Распадаются даже родственные связи (за счет более чем трехкратного снижения контактов с проживающими в иных поселениях, районах и регионах — преимущественно родителей с детьми) и ослабевают досуговые связи с «миром за околицей». Существенно, в 8 раз, уменьшилось количество контактов с органами и работниками местного управления (в том числе внутри деревни по общественным делам — в 34 раза и за ее пределами — в 48 раз). Еще в большей степени, почти в 9 раз, сократились производственные контакты, при этом совещательные связи уменьшились в 21,6 раза.241

Состояние системы здравоохранения

Депопуляция с 1992 г. идет фактически по всей территории России. И несмотря на частичную компенсацию за счет иммиграции, численность народонаселения России снизилось с 148,3 млн в 1992 г. до 141,9 млн человек в 2008 году.

Общий коэффициент смертности (ОКС)242 в 1,3 раза выше, чем в «новых» странах ЕС, и в 1,5 раза выше, чем в «старых» странах ЕС. Основными причинами смертности населения России в являются болезни системы кровообращения, от которых в 2007 г. умерли около 1,2 млн человек (56,6% всех умерших). От новообразований умерли 13,8%, от болезней пищеварения — 4,2%, от болезней органов дыхания — 3,7%, от инфекционных заболеваний умерли 33,6 тыс. человек (1,6% умерших).243

С 1990 г. по 2006 г. существенно возросло число случаев заболеваний, приводящих к смертельному исходу. Например, число случаев заболеваний системы кровообращения возросло в два раза, онкологических — на 60%. Число болезней костномышечной системы и соединительной ткани, приводящих к инвалидности, а также осложнений в ходе беременности, родов и послеродового периода возросло в два раза. В структуре заболеваемости преобладают болезни органов дыхания (23,6%) и болезни системы кровообращения (13,8%), пищеварения (7,7%), костно-мышечной системы (7,5%), глаз (7,1%), мочеполовой системы (6,8%), травмы и отравления (6,3%), болезни кожи и подкожной клетчатки (4,3%), инфекционные и паразитарные болезни (3,7%).244

Особенно тяжелая ситуация сложилась в здравоохранении на Крайнем Севере. Уровень заболеваемости среди северян превышает средний по стране в 3-5 раз, а уровень заболеваемости туберкулезом в ряде регионов — в 6-17 раз. Более чем в два раза у северян выше онкопатология, заболеваемость органов дыхания и кровообращения. У народов Крайнего Севера «лидируют» болезни органов дыхания (39,8%); далее — болезни нервной системы (16,9%); травмы, отравления и некоторые последствия воздействия внешних причин (9,5%); болезни органов пищеварения (6,4%); болезни кожи и подкожной клетчатки (6,1%); болезни мочеполовой системы (5,6%); инфекционные и паразитарные болезни (5,1%). Увеличилась численность больных активным туберкулезом, в том числе в Республике Xакасия — в 3,6 раза; Алтайском крае — 2,5 раза; в Республике Тыва, Эвенкийском АО, Xабаровском крае, Иркутской, Камчатской, Магаданской, Мурманской, Сахалинской, Томской, Читинской областях этот рост составил от 30,7 до 88,7%.245

Среди народов Севера очень высока смертность среди взрослых и среди детей. На 2006 г. средняя продолжительность жизни аборигена в Камчатской области — 33,2 года246; на 2004 г. смертность детей до одного года составляла: у коряков — 52,6%, эскимосов — 47,6%.247

Еще одна очень уязвимая группа в сфере здравоохранения — дети-сироты. По данным на 2010 г., в домах ребенка к здоровым можно было отнести всего 15,2% детей, в детдомах — 22,5%, в детских домах-интернатах — 13,8%. В 30 субъектах Федерации смертность детей в домах ребенка превышает среднероссийский показатель.248

Несмотря на столь критическое состояние, государство мало тратит средств на обеспечение здоровья своих граждан: хотя по утверждениям Минздравсоцразвития России расходы федерального бюджета на медицинскую помощь увеличились с 2,6% ВВП в 2005 г. до 2,9% ВВП в 2007 г., а расходы на здравоохранение в целом — с 3,2% ВВП в 2005 г. до 3,5% ВВП в 2007 г., реально по затратам (не только бюджетных, но и всех других) на здравоохранение от ВВП Российская Федерация занимает одно из последних мест в Европе. Расходы на одного россиянина в сфере охраны здоровья в 20 раз меньше, чем на жителя США, и в 10 раз этот показатель меньше, чем в Западной Европе.249

Пенсионная система

Важно отметить, что связи этничности и социальные связи переплетены. Разрыв социальных связей ведет к появлению расходящихся общностей, которые становятся взаимно чуждыми и в этническом плане. Вот один из механизмов, связывающих народ «во времени», т. е. поколение с поколением, — пенсионная система. В конце 1990-х гг. правительство даже посчитало реорганизацию пенсионного обеспечения «важнейшей национальной задачей» в России.

Народ вечен, пока в нем сохраняются взаимные обязательства поколений. Одно из них состоит в том, что трудоспособное поколение в целом кредитует потомков — оно трудится, не получая полностью всю плату за свой труд. Иногда эта его лепта в благополучие потомков очень велика. Так это было, например, у поколений, которые создавали советское хозяйство в период индустриализации и защищали страну в Отечественной войне. Обязательство потомков — обеспечить достойный кусок хлеба тем людям из предыдущего поколения, кто дожил до старости.

В СССР это воплощалось в государственной пенсионной системе, которая была одной из важных институциональных матриц страны. В этой системе часть данного предыдущим трудоспособным поколением кредита возвращалась ему в виде пенсий. Эта часть распределялась, в общем, на уравнительной основе. Доля тех граждан, кто до пенсии не дожил, оставалась в общем котле.

В тех культурах, где человек считает себя обособленным индивидом, в этой сфере сложилась другая институциональная матрица — накопительные пенсионные фонды. Она рациональна в рамках культуры и экономической реальности Запада, но перенесение ее в иную экономическую и культурную среду практически наверняка лишает ее рациональности. Это — очевидное и элементарное правило. Необходимые критерии подобия между Западом и Россией в этой сфере не выполняются.

При советском строе пенсии были государственными, и выплачивались они из госбюджета. Выплата пенсий представляла собой отдельный раздел бюджета, ничем в принципе не отличающийся от любого другого раздела. На обеспечение пенсий шли все доходы и все достояние государства. Верховный Совет СССР горбачевского созыва в 1990 г. внес в пенсионную систему фундаментальное изменение — учредил Пенсионный фонд — что-то среднее между налоговым ведомством и банком.

Таким образом, обязанность формировать денежный фонд для выплаты пенсий возложили только на малую часть народа — лишь работающих ныне граждан. Когда эту обязанность несло государство, деньги на пенсию собирали все поколения народа, включая предков и потомков. Это было «общим делом», соединяющим нас в народ. Формирование пенсий пожилым — это тип бытия народа и отношений между поколениями, адекватный индустриальному этапу нашего общества.

Следующим шагом реформы становится отстранение от этого дела уже и нынешнего поколения как части народа — теперь каждый индивид копит себе на часть пенсии сам. Он не должен надеяться на помощь своих ровесников. В этом плане народ полностью расчленяется на «атомы», в чем и заключается доктрина реформы.250

Реформы нанесли ущерб и большим государственным скрепам — транспорту, жилищно-коммунальному хозяйству и военно-промышленному комплексу.

Транспорт

Наблюдается значительный контраст между развитой европейской частью страны и ее северной и азиатской частями. При этом вследствие ухудшения инженерного обеспечения густота железнодорожных путей в ряде ее приграничных субъектов имеет тенденцию к снижению. Происходит это в Северной Осетии, Карачаево-Черкесии, Ингушетии, Краснодарском, Хабаровском и Приморском краях, Брянской, Воронежской, Курской, Псковской, Мурманской, Калининградской, Ростовской, Самарской, Саратовской, Новосибирской, Омской, Амурской и Сахалинской областях. Правда, в случае Ингушетии, Краснодарского и Хабаровского краев, а также Брянской, Воронежской, Курской, Самарской, Новосибирской, Омской и Амурской областей заметна тенденция к увеличению густоты автомобильных дорог общего пользования с твердым покрытием, равно как и в большинстве регионов России.251

Наблюдается также разъединенность линий транспортного каркаса пространства России, поскольку ее опорный каркас складывался и развивался в СССР без учета границ его республик, не оказывавших никакого влияния на трассировку железных дорог. С приобретением этими границами статуса государственных оказалось, что транспортные линии, подходя к государственной границе России, не имеют завершений в виде значительных центров, способных служить контактными узлами (за исключением Мурманска, Санкт-Петербурга, Ростова-на-Дону, Новороссийска и Владивостока). При этом такие важнейшие магистрали, как Транссиб и дорога от Москвы на Ростов-на-Дону через Тулу — Курск — Белгород проходят по территории других государств: Казахстана — на участке Транссибирской магистрали между Челябинском и Омском — и Украины.252

В России формирование опорной сети дорог в районах Севера, Сибири и Дальнего Востока так и остается незавершенным. Тем более не завершено и формирование опорной сети федеральных автомобильных дорог, связывающих все регионы России. В США, в ЕС и особенно в Китае темпы дорожного строительства выше российских (в результате чего атласы автомобильных дорог КНР устаревают практически каждый квартал). Как можно видеть, в России даже планируемая средняя стоимость дорожного строительства выше по сравнению с ЕС — в 2,6 раза, по сравнению с США — в 3 раза, по сравнению с Китаем — в 7,3 раза (годом ранее журнал «Эксперт» не без основания утверждал, что строительство одного километра участка разгонного тоннеля Большого адронного коллайдера на границе Швейцарии и Франции обходится в полтора раза дешевле строительства километра четвертого транспортного кольца в Москве253).

Технологическое отставание, коррупция и малая эффективность государственного управления делают дорожное строительство в России более затратным и по сравнению с соседним Казахстаном. По данным правительственного сайта Казахстана, стоимость одного километра автомобильной дороги в Казахстане — в среднем для 2-й и 3-й технических категорий с двухполосным движением — составляет 150-200 млн тенге (1-1,5 млн долл.), а для дорог 1-й категории (четыре и более полос) — 450550 млн тенге (3-3,6 млн долл.) в зависимости от технико-экономических показателей. В среднем стоимость одного километра автомобильной дороги с четырехполосным движением в Венгрии составляет 10,25 млн долл., в Хорватии (с двухполосным движением) — 7,9 млн долл., в Германии (с двухполосным движением) — 1 млн долл., а стоимость «автобана» — 5-14 млн евро. В Китае один километр дороги с двухполосным движением стоит 1,2 млн, с четырехполосным движением — 4,4 млн долл. По данным Росавтодора, в России средняя стоимость дорог 1-й категории находится в пределах 4,5-13 млн долл. Например, если стоимость проекта четырехполосной скоростной автомагистрали «Дон» между Москвой и Краснодаром по маршруту М-4 составляет 4,4 млн долл. за один километр, то в отдельных случаях, таких как проект строительства платной высокоскоростной автомагистрали Москва — Санкт-Петербург с десяти — (выезд из г. Москвы), восьми — (Московская и Ленинградская области) и шестиполосным движением (Тверская и Новгородская области), стоимость одного километра доходит до 65 млн долл.».254

Что касается морского транспорта, то рассмотрим пример Северного морского пути (СМП). Для России СМП является важнейшей морской транспортной артерией независимо от перспективы превращения ее в звено «северного транспортного моста», поскольку именно за счет него обеспечивается северный завоз и обслуживаются нужды ТЭК. Однако по сравнению с восьмидесятыми годами, когда по СМП перевозилось 6-8 млн тонн грузов в год, объем перевозок снизился в 5-6 раз,255 что явилось результатом резкого сокращения масштабов хозяйственной деятельности на Крайнем Севере в процессе рыночных преобразований, а также из-за непомерных фрахтовых и потонных ставок.

Государственные бассейновые управления водных путей и судоходства из-за отсутствия должного финансирования прекратили работы по поддержанию судоходных условий на внутренних водных путях. Не проводятся путевые работы по их улучшению, на ряде участков снята освещаемая судоходная обстановка (флот работает только в светлое время суток), реки приходят в естественное состояние. Рабочее ядро транспортного флота Сибири морально и физически устарело. Свыше 70% транспортных судов имеют срок службы более 20 лет, их технический и эксплуатационный уровень остается низким.256

В итоге, по российским рекам, которые соединяли десятки тысяч деревень и городков и проживающие в них народы, поток пассажиров сократился в 5 раз. На Крайний Север морским транспортом теперь завозят в 7-8 раз меньше грузов, чем до реформы, что явно отрывает коренные малочисленные народа от «тела нации».

Тяжелое положение сложилось и с воздушным транспортом — важнейшим в последние полвека средством интеграции народов Сибири и Дальнего Востока в российскую цивилизацию. В России целый ряд районов — прежде всего на Севере и за Уралом — доступны только благодаря воздушному транспорту; причем для данных регионов страны аэропорт в большинстве случаев является градообразующим предприятием, с исчезновением которого исчезает и социальная инфраструктура. Между тем общесистемный кризис гражданской авиации России привел к сокращению объемов авиатранспортной работы авиакомпаний с 1990 г. по 2006 г. в 2,6 раза, количества отправок пассажиров из аэропортов страны — в 3 раза. Объем авиаперевозок за 1995-2000 гг. сократился в 4-10 раз. Из-за отсутствия средств на реконструкцию и переоснащение, а также из-за невостребованности количество действующих аэродромов на территории России с 1992 г. по настоящее время сократилось с 1302 до 351, из которых активно используются 260 (что количественно соответствует Франции и Германии — и это при несравнимых с этими странами расстояниями и дорожной инфраструктурой).257 87% сокращения аэродромной сети страны за последние полтора десятилетия произошло за счет грунтовых аэродромов. В результате многие субъекты Российской Федерации практически полностью лишились сети местных авиалиний.258

По данным на 2007 г., около 12 млн россиян не имеют возможности пользоваться воздушным транспортом, теряя связь с «большой землей»,259 что наряду с непрекращающимся ростом цен на авиационные горюче-смазочные материалы и ростом тарифов на авиабилеты фактически ведет к утрате российским обществом своего пространственного единства на всех уровнях — общегосударственном, межрегиональном и региональном.260

Таким образом, возможность граждан Российской Федерации свободно передвигаться оценивается экспертами в 2,5 раза ниже, чем в развитых странах.261

К сфере, наиболее сильно зависимой от развития транспортной системы, относится здравоохранение. В условиях бездорожья на расстоянии свыше 4 км от медицинского учреждения люди в 2-2,5 раза реже обращаются за медицинской помощью, что способствует росту числа хронических заболеваний и смертности в сельской местности.262

Реформа жилищно-коммунального хозяйства

Разрыв важных человеческих связей произошел при перестройке институциональных матриц в сфере недвижимости. Когда говорят об обеднении, обычно внимание концентрируется на расслоении народа по доходам и уровню потребления. Однако на деле социальный апартеид создается множеством разных способов. Вот, например, в самом начале реформ в РФ были учреждены частная собственность и рынок недвижимости. Соответствующей правовой защиты имущественных прав создано не было, и возник хаос, от которого понесла ущерб значительная часть населения. Затем были созданы ведомства государственной регистрации недвижимости (строений и земельных участков) и введены новые, очень сложные правила регистрации. Возможность понять эти правила и действовать в соответствии с ними сразу стала фильтром, разделяющим население примерно на две равные части — тех, кто получал доступ к легальной недвижимости, и тех, кто этого доступа лишался.

С самого начала реформ была поставлена задача перестроить одну из крупнейших по масштабу институциональных матриц — жилищно-коммунальное хозяйство страны (ЖКХ). Это — ключевая система жизнеобеспечения, и ее влияние на все жизнеустройство народа очевидно. О размерах ЖКХ можно судить по тому, что его основные фонды составляют треть всех основных фондов страны. Крупные изменения в этой матрице прямо касаются и быта, и даже бытия подавляющего большинства граждан и их семей.

В СССР право на жилье было введено в Конституцию, стало одним из главных конституционных прав. И это было величайшим социальным завоеванием, которое являлось одной из сплачивающих народ сил. Между гражданским правом на жилье и правом покупателя на рынке — разница фундаментальная. Пока человек имеет жилье — он личность. Бездомность — совершенно иное качество, это аномальное состояние выброшенного из общества изгоя. Потеря жилья сразу приводит, по выражению социологов, к «вызывающей отчаяние проблематизации абсолютно всех сторон жизни». Бездомные очень быстро умирают. Ликвидация права на жилье — сильнейший удар по связности народа.

В 1989 г. в РСФСР 63,7% семей проживали в отдельных квартирах и 24% — в отдельных домах. То есть 87,7% населения РСФСР проживало в отдельных квартирах или отдельных домах, а вовсе не в «коммуналках»! В коммунальных квартирах проживали 6,1% семей, а 2,7% занимали часть отдельного дома. 3,6% жили в общежитиях, причем 97,1% семей, проживавших в общежитиях, занимали одну и более комнат.263

В России жильем является только отапливаемое помещение. Кратко опишем эту подсистему ЖКХ. В настоящее время состояние теплоснабжения, как и всего ЖКХ, подошло к критическому, пороговому моменту. Сегодня это один из главных, хотя и не афишируемых, политических вопросов. В нем высветились кардинальные принципы рыночной реформы.

Теплоснабжение, как и любая другая «институциональная матрица», зависит не только от состояния экономики и программных установок власти. На его сохранность или деградацию влияет и общий социально-психологический климат в обществе. Связи солидарности и сотрудничества укрепляют коммунальный характер систем жизнеобеспечения, а поворот к индивидуализму и конкуренции — ослабляет. Нынешнее ослабление этнических связей — одно из важных условий кризиса теплоснабжения. Очень многие питают ложную иллюзию, что можно пережить этот кризис в одиночку (например, потратившись на устройство автономного теплоснабжения).

О предприятии какого масштаба идет речь? Потребление тепловой энергии в ЖКХ составляет половину суммарного потребления в стране. Для обогрева жилищ и их горячее водоснабжение используется более 25% топлива, расходуемого в хозяйстве страны (что эквивалентно 300 млн тонн нефти в год). Здесь заняты два миллиона работников, они производят продукции (тепла) в количестве 2520 млрд кВт-ч, что по западноевропейским ценам (8 центов за 1 кВт-ч тепловой энергии в 2005 г.) стоит 200 млрд долл. в год.

Эта система предприятий — производителей и поставщиков тепла — была спроектирована и построена в советское время применительно к природным условиям России и сложившимся в ней за тысячелетие культурным нормам как система общего (даже общинного) пользования. Современное теплоснабжение России — порождение и в то же время элемент «генотипа» нашего народа и нашей цивилизации, отопление РФ спроектировано и построено для уравнительного распределения тепла. В СССР содержание ЖКХ было делом государства — таким же, как содержание армии, милиции и т. п. Государство финансировало ЖКХ как целое, как большую техническую систему, определяющую жизнеспособность страны.

Исторически, начиная с 1920 г., теплоснабжение в городах России сложилось как централизованное, с выработкой большей части тепла на теплоэлектроцентралях (ТЭЦ) как побочного продукта при производстве электроэнергии. Этот принципиальный технологический выбор позволил надежно снабжать жилища теплом, получить большую экономическую выгоду, резко сократить число работников и оздоровить экологическую обстановку в городах. Технология теплофикации позволяет даже сегодня отпускать населению тепло по цене в 5 раз более низкой, чем на Западе.

При централизованном теплоснабжении большинство жителей России оказались буквально скованы одной цепью. Общие, не поддающиеся расчленению и приватизации теплосети стали наглядным проявлением связности народа. Сегодня какую-то часть населения тяготит эта вынужденная национальная солидарность, но и они начинают понимать ее неизбежность. На Западе потребление тепла в большой степени автономно, сосед от соседа не зависят. В России же разорвать инфраструктуру отопления путем расслоения по доходам не удается. Даже те богатые, что купили квартиры в новых домах, постепенно осознают, что все эти дома присоединены к старым, проложенным в 1970-1980-е гг. теплосетям.

Реформа, которая ставила целью демонтаж народа, сразу же нанесла тяжелые удары по теплоснабжению. Отрасль была расчленена на множество независимых организаций (акционерных обществ, муниципальных предприятий и т. д.), было ликвидировано Министерство коммунального хозяйства, ранее представлявшее собой единый орган управления и технической политики. Созданные фирмы были пущены в «свободное плавание» почти в буквальном смысле голыми — они получили основные фонды по балансовой стоимости, без амортизационных отчислений, по своим размерам сравнимых со стоимостью основных фондов.

«Жесткая» часть системы теплоснабжения, ее материальнотехническая база, рыночным изменениям поддавалась с трудом. Для ее переделки по западным образцам требовалось строить новые технические системы, а для этого у реформаторов не было и не будет средств. Главным изменением в техническом плане стало прекращение работ по содержанию и плановому ремонту теплоснабжения — ТЭЦ, котельных и теплосетей. Плановая замена изношенных труб с 1991 г. почти не проводилась, прокладка новых теплосетей практически прекратилась. Назвав себя правопреемником СССР и приняв в наследство от него теплосети протяженностью 183,3 тыс. км, государство РФ негласно прекратило выделение средств для содержания этой системы.

За 15 лет износ теплосетей достиг критического уровня, число отказов и аварий стало нарастать в геометрической прогрессии. В 1990 г. в среднем приходилось три аварии на 100 км теплосетей, в 1995 г. — 15 аварий, а в 2000 г. — 200 аварий. Деградация системы приобрела характер цепного процесса, затраты стали огромными — так, аварийный ремонт обходится примерно в 10 раз дороже, чем плановая замена той же трубы. К настоящему моменту, как сказано в официальном документе, речь идет о техносферной катастрофе, приобретающей характер национального бедствия.

Военно-промышленный комплекс

Рассмотрим кратко еще одну производственную систему, которая служила важной институциональной матрицей советского народа, а сейчас продолжает выполнять эту роль в РФ — военно-промышленный комплекс (ВПК). Роль его как матрицы определяется тем, что ВПК особым образом соединяет промышленность, науку и армию, которые в свою очередь сами являются большими институциональными матрицами. Более того, историческая память народов России, и особенно русского народа, превратила оружие в один из важных символов национального сознания. Танк Т-34, ИЛ-2 и «Катюша», ядерная ракета и автомат Калашникова — все это наши национальные символы, по отношению к которым мы проводим различение «свой — чужой».

Демонтаж советского ВПК, который был начат с первого дня реформы (а до этого готовился в сознании общества), вел именно к такому потрясению, не говоря уже о подрыве «жестких» механизмов соединения народа. История ВПК важна как учебный материал — это та большая система, которая не просто несет черты нашей национальной культуры, но обладает уникальными, неповторимыми этническими особенностями. Советский народ на пике своего национального самосознания создал систему, которая затем долгое время «воссоздавала» сам народ. И сегодня борьба вокруг российского ВПК есть борьба между силами, которые продолжают демонтаж нашего народа, и теми, которые этому противодействуют.

В качестве иллюстрации приведем выдержки из статьи авторитетного эксперта, бывшего зампредседателя Госкомитета РФ по оборонным вопросам В.В. Шлыкова.264 Его первый важный тезис показывает, что вся советская экономика имела уникальную, присущую только нашему национальному хозяйству структуру. Она была просто непонятна для лучших экономистов и разведчиков США (впрочем, как и для нашей интеллигенции).

Шлыков пишет, на основании заявлений руководства ЦРУ США: «Только на решение сравнительно узкой задачи — определения реальной величины советских военных расходов и их доли в валовом национальном продукте (ВНП) — США, по оценке американских экспертов, затратили с середины 50-х годов до 1991 года от 5 до 10 млрд долларов (в ценах 1990 года), в среднем от 200 до 500 млн долларов в год». Один видный деятель США заявил недавно, что «попытка правительства США оценить советскую экономику является, возможно, самым крупным исследовательским проектом из всех, которые когда-либо осуществлялись в социальной области». Из одного этого видно, что речь идет о необычной, своеобразной системе.

В 1976 г. военно-промышленное лобби США добилось пересмотра оценок военных расходов СССР в сторону увеличения — до 12-13% ВНП. Это было прежде всего следствием коррупции в США. Сенатор Д. Мойнихен даже требовал роспуска ЦРУ за завышение советских военных расходов, в результате чего США выбросили на ветер через гонку вооружений триллионы долларов.

ЦРУ при этом ссылалось на данные некоего перебежчика из СССР, «научного сотрудника». Однако Шлыков пишет: «Никаких достоверных данных о советских военных расходах эмигрировавший научный сотрудник не мог предоставить по той простой причине, что ими не располагало даже само высшее руководство СССР. Ибо их не существовало в природе. Подавляющая часть советских военных затрат растворялась в статьях расходов на народнохозяйственные нужды. Со своей стороны, все оборонные предприятия списывали свои социальные и другие расходы (жилищное строительство, содержание детских садов, пансионатов, охотничьих домиков для начальства и т. п.) по статьям затрат на военную продукцию, к тому же “продававшуюся” государству по смехотворно низким искусственным ценам. Именно поэтому никакая иностранная разведка не могла вскрыть “тайну” советского военного бюджета, так же как сейчас было бы бесполезно пытаться установить истинные советские военные расходы через изучение сверхсекретных архивов и документов».265

Еще один важный тезис: производство оружия в СССР было неразрывно связано с остальной частью народного хозяйства и даже с бытом. Это — тип хозяйства и жизнеустройства, который был выработан в русской крестьянской общине, и он таит в себе огромный потенциал эффективности. Это — великое экономическое открытие русского народа, которое могло быть сделано только благодаря особенностям его центральной мировоззренческой матрицы.

Как только была изменена политическая система — и армия, и отечественный ВПК стали просто объектом уничтожения. В самой армии эти действия оценивались единодушно. Вот маленький штрих: «Летом 1994 г. был проведен массовый анонимный опрос офицеров главных и центральных управлений, академий и московских частей. Ни один из них не предложил кандидатуру Бориса Ельцина на пост президента на выборах 1996 года».266 Главный удар был нанесен по производству наукоемких материалов и компонентов вооружения. Выпуск электронной техники военного назначения в 1992-1994 гг. сократился более чем в 10 раз. Был прекращен выпуск более 300 типов интегральных схем для новых ракетных комплексов наземного и морского базирования. В 1992 г. были прекращены закупки новых эффективных средств электронной защиты самолетов. Были прекращены важные исследования и разработки в области вооружений (высокоточного ракетного оружия, обнаружения малоразмерных целей). Список свернутых работ очень обширен.267

Шлыков пишет: «В 1992 г. объем закупок вооружения и военной техники [был сокращен] сразу на 67%… И тем не менее, несмотря на столь, казалось бы, радикальное уменьшение, употребляя терминологию Е. Гайдара, “оборонной нагрузки на экономику”, никакого заметного улучшения жизненного уровня населения, как известно, не наступило. Наоборот, произошло его резкое падение по сравнению с советским периодом. Более того, в глубокую депрессию впал и так называемый гражданский сектор российской экономики, особенно промышленность и сельское хозяйство. Советский период по мере удаления от него все более начинает рассматриваться как время, когда страна имела и “пушки, и масло”, если понимать под “маслом” социальные гарантии. Уже не вызывают протеста в СМИ и среди экспертов и политиков утверждения представителей ВПК, что Советский Союз поддерживал военный паритет с США прежде всего за счет эффективности и экономичности своего ВПК».

Это — последний важный тезис. В народном хозяйстве СССР ВПК был не «нагрузкой», а необходимым элементом целостной экономической системы. При его подавлении вся система погрузилась в кризис. Отличие советского хозяйства от того, что мы видим сегодня, составляет как бы загадку, которую в интеллигентной среде избегают даже формулировать. Сейчас все, кроме денег, у нас оказалось «лишним» — рабочие руки и даже само население, пашня и удобрения, скот и электрическая энергия, металл и квартиры. Все это или простаивает, или продается по дешевке за рубеж, или уничтожается.

Все описанные разрушения привели к угрозе государственной целостности — дезинтеграции регионов и к общенациональному бедствию — критическому расколу между богатыми и бедными.

Дезинтеграция регионов

На пореформенный раскол накладывается сетка разделения по региональным основаниям и по типам поселений: «Жители мегаполисов и российская провинция видели совершенно разные “России”. В мегаполисах со знаком плюс оценивают ситуацию в стране 69% респондентов, в российской провинции, районных центрах, поселках городского типа и на селе — от 34 до 38%. Ситуацию катастрофической или кризисной здесь считали свыше половины всех опрошенных, в то время как в мегаполисах — лишь более четверти. Уровень разброса оценок по отдельным городам впечатляет еще больше. Москвичей, довольных жизнью, было свыше 80%, тогда как в Пскове или Рязани — 22% и 26% соответственно».268

Рассмотрим демографические характеристики российских регионов. Наиболее высокий коэффициент прироста населения на I квартал 2013 г. на 1 тыс. жителей показал Северо-Кавказский федеральный округ (8,3). Абсолютным лидером прироста является Чеченская Республика (20,2). Абсолютный антирезультат — у Псковской области (-10,3). В расчете на 1 тыс. жителей естественная убыль составила 1,2, увеличившись с прошлогоднего показателя за тот же отрезок времени на 0,2. При этом самым «убыльным» оказался Центральный федеральный округ (-3,7). Аутсайдерами в нем являются Тульская (-8,6), Тверская (-8,3) и Тамбовская (-8,1) области.269 Итак, по коэффициенту рождаемости Псковская и Тульская области — это современные европейские страны, завершившие «демографический переход». Дагестан и Ингушетия в этом плане аналогичны развивающимся странам, все еще ориентирующимся на многодетную семью.

Впрочем, анализ коэффициентов смертности не позволяет причислять упомянутые российские области к развитым странам по типу демографического поведения. У последних смертность намного ниже и продолжает сокращаться. Например, за 1990-2006 гг. коэффициенты смертности снизились: в Австрии — с 10,6 до 8,9; во Франции — с 9,3 до 8,5; в Германии — с 11,5 (Западная Германия) до 9,9. За тот же период соответствующие коэффициенты увеличились: в Псковской обл. — с 15,1 до 23,3, а в Тульской — с 14,5 до 20,9.270

Различия в демографическом поведении свидетельствуют о том, что в рамках России соседствуют чрезвычайно разные «культурные миры», гармоничное сосуществование которых невозможно без специальных усилий посредством адекватной региональной демографической политики.

Следствие различий в воспроизводстве населения — различия в его возрастном составе (табл. 3.1).271 Все самые молодые российские регионы — это удаленные от центра национальные республики и округа. Старое население концентрируется в столицах и в русском историческом ядре — Тульская, Московская, Рязанская и другие области.

Таблица 3.1

Население моложе трудоспособного возраста в некоторых регионах России (в % от общей численности населения), 2007 г.

Межрегиональные различия по ожидаемой продолжительности предстоящей жизни составляют свыше 20 лет. Если Чукотский АО и Тыва (58-59 лет) находятся по этому показателю на уровне Гамбии и Ганы (табл. 3.2-3.3),272 Еврейская АО и Ненецкий АО (62 года) — Йемена и Сенегала, Читинская область (63 года) — Бангладеш, то Кабардино-Балкария, Карачаево-Черкессия, Северная Осетия (71 год) аналогичны Парагваю и Бразилии, Дагестан и Чечня — Словакии, а Ингушетия достигает даже уровня Великобритании (одного из мировых лидеров по долгожительству).

Таблица 3.2

20 российских регионов с наименьшей ожидаемой продолжительностью жизни при рождении (лет), 2007 г.

Ожидаемая продолжительность жизни в России в целом растет с северо-востока на юго-запад, т. е. в соответствии с улучшением климатических условий. Парадоксально лидерство республик Северного Кавказа, где низок уровень экономического благополучия (по соотношению доходов и прожиточного минимума, уровню безработицы) и высочайшая в России социально-политическая нестабильность (включая террористические акты, высокий уровень бандитизма и даже наличие элементов боевых операций). Этот феномен социологи объясняют отсутствием алкоголизма, опорой на личные подсобные хозяйства, особым менталитетом, включающим уважение к старшим, тесные родственные связи.273

Таблица 3.3

20 российских регионов с наибольшей ожидаемой продолжительностью жизни при рождении (лет), 2007 г.

В ходе общего обеднения большинства населения России резко усилилось расслоение регионов по доходам населения. Одним из принципов советской социальной политики было постепенное выравнивание регионов по главным показателям благосостояния. В ходе реформы региональная дифференциация резко усилилась. Нарушились устоявшиеся, стабильные соотношения в социальных индикаторах разных республик, краев и областей Федерации. В 1990 г. максимальная разница в среднедушевом доходе между регионами РСФСР составляла 3,53 раза. В 1995 г. она выросла до 15,6 раза, а в 2006 г. составила 10,2 раза и сегодня колеблется на этом уровне. Если в 1990 г. средний доход жителей Горьковской области составлял 72,4% от среднего дохода жителей Москвы, то в 1999 г. средний доход жителей Нижегородской области составлял всего 16,9% от среднего дохода москвичей, а в 2004 г. — 22,9%.

На картосхемах (рис. 3.1-3.2)274 показано распределение регионов России по душевому ВРП, пересчитанному в долларах США (по паритету покупательной способности — ППС) в сопоставлении со странами мира. Такое сравнение, конечно, условно, поскольку в рамках страны материальные блага подлежат межрегиональному перераспределению. Эти картосхемы, однако, дают определенное представление, но не столько о доходах населения, определяющих его уровень жизни, сколько об экономическом результате деятельности населения регионов в сопоставлении с этими показателями в странах мира.

Республика Ингушетия соответствует таким бедным странам, как Сенегал, Кот-д-Ивуар, Кения. Даже Монголия и Филиппины вдвое превосходят эту республику по уровню создаваемого богатства на душу населения. Ненамного богаче и Чеченская Республика, аналогами которой могут служить такие страны, как Йемен и Пакистан. 37 субъектов РФ с душевым ВРП 5-10 тыс. долл. по уровню создаваемого богатства разместились между Намибией и ЮАР.

Однако вершина нашей региональной экономической пирамиды — Тюменская область с округами — вполне адекватна по вновь созданной стоимости вершине мировой иерархии. Тюменская область уступает лишь Люксембургу и Катару и опережает ОАЭ и Норвегию (табл. 3.4275). Москва находится по этому показателю между США и Кувейтом и тоже соответствует уровню мировой экономической элиты.

Рис. 3.1. Душевой валовой региональный продукт (по ППС) в регионах России, 2007 г., тыс. долл.

(Условные обозначения — см. рис. 3.2)

Рис. 3.2. Душевой валовой внутренний продукт (по ППС) в странах мира, 2007 г., тыс. долл.

1. 0.6-1.2; 2. 1.3-2.8; 3. 3.0-4.9; 4. 5.0-9.9; 5. 10.0-14.9; 6. 15.0-24.9; 7. 25.0-39.0; 8. 40.0-60.1; 9. — нет данных

Таблица 3.4

Душевой ВРП (по ППС) в некоторых российских регионах

Из-за неравномерного распределения душевого ВРП по регионам лишь 16 из них достигают среднероссийского показателя. Подавляющее большинство субъектов Российской Федерации занимают серединное положение в условной мировой экономической иерархии (рис. 3.3276), их мало и на ее верхних этажах, и на нижних. Так же, как и в демографической иерархии, в мировой экономической «табели о рангах» у российских регионов есть статистическая мода. Это — интервал с душевым доходом от 5 до 10 тыс. долл., в который попадает почти половина субъектов РФ.

Рис. 3.3. Российские регионы в мировой экономической иерархии, 2005 г.

Интересны данные по безработице в регионах (табл. 3.5277).

Таблица 3.5

Уровень безработицы в некоторых российских регионах, 2007 г., %

По уровню безработицы в стране лидируют северокавказские республики. Несомненно, здесь сказывается высокая самозанятость населения в личных хозяйствах, высокая развитость теневого сектора, а также отчасти и желание трудиться именно в этих сферах. Программа формирования новых рабочих мест в регионах должна учитывать и эту склонность местного населения.

Другой ареал безработицы локализуется на юге Восточной Сибири (Тыва, Бурятия, Читинская область). С позиций территориальной целостности страны чрезвычайно важно, что высокой безработицей поражены национальные окраины страны. В списке из 10 самых «безработных» — 9 национально-территориальных образований, в том числе 7 северокавказских и Калмыкия.

Беспрецедентна и недопустима в рамках одной страны дифференциация показателей безработицы. Вариационный размах составляет 66 раз (Москва — Чечня, 2007 г.). Но велики различия не только экстремумов (процветающей Москвы и послевоенной Чечни). Различия между отнюдь не столь преуспевающей экономически Тульской областью и невоевавшей Тывой тоже впечатляют — 2,6 против 17,1% (6,57 раза).

Отметим еще и повышенное недовольство федеральной властью в наиболее проблемных регионах — на Северном Кавказе, который остается «котлом», готовым взорваться в любой момент, и на Дальнем Востоке. Традиционно, наряду с Калининградской областью, этот регион, как наиболее отдаленный от Москвы и испытывающий фундаментальные экономические проблемы (в ситуации с Калининградской областью играет роль тот факт, что ее жители могут сравнивать ситуацию в своем регионе с положением дел в соседних странах ЕС), является своего рода рупором протестных настроений в том случае, когда население России, наконец, решается выразить возмущение своим бедственным экономическим положением. Символическое значение имеет и тот факт, что в случае общенациональных акций протеста, проводимых в один день, они по естественным причинам стартуют именно с Дальнего Востока. Таким образом, самая проблемная из населенных преимущественно русскими частей страны просыпается в прямом и переносном смысле первой.

При этом власть демонстрирует полное пренебрежение к мнению жителей региона. Более того — применяет вооруженное насилие против мирных граждан. Ярким примером служит показательная акция, которую устроили московский, хабаровский и дагестанский ОМОН во Владивостоке в конце 2008 г., когда бойцы ОМОНа жестоко разогнали людей, собравшихся на акцию протеста против роста пошлин на иномарки. Несколько человек получили серьезные травмы, журналистам разбили аппаратуру, около ста человек доставили в отделения милиции.278

Раскол между богатыми и бедными

Экономическая война внешне выразилась в лишении народа его общественной собственности («приватизация» земли и промышленности), а также личных сбережений. Это привело к кризису народного хозяйства и утрате социального статуса огромными массами рабочих, технического персонала и квалифицированных работников села. Резкое обеднение привело к изменению образа жизни (типа потребления, профиля потребностей, доступа к образованию и здравоохранению, характера жизненных планов). Это означало глубокое изменение в материальной культуре народа и разрушало его мировоззренческое ядро.

Фундаментальный раскол прошел по экономическим, социальным и мировоззренческим основаниям — раскол на бедных и богатых: «Бедные и богатые в России — два социальных полюса, причем речь идет не просто о естественном для любого общества с рыночной экономикой различных уровнях дохода отдельных социальных страт, источников поступления этого дохода и его структуры, но о таком качественном расслоении общества, при котором на фоне всеобщего обеднения сформировалась когорта сверхбогатых, социальное поведение которых несовместимо с общепризнанными моральными, юридическими и другими нормами».279

Институт социологии РАН с 1994 г. ведет мониторинг «социально-экономической толерантности» в России — регулярные опросы с выявлением субъективной оценки возможности достижения взаимопонимания и сотрудничества между бедными и богатыми. После ноября 1998 г. эти установки стали удивительно устойчивыми. В ноябре 1998 г. они были максимально скептическими: отрицательно оценили такую возможность 53,1% опрошенных, а положительно — 19% (остальные — нейтрально). Затем от года к году (от октября 2001 г. до октября 2006 г.) доля отрицательных оценок колебалась в диапазоне от 42,1 до 46%. Оптимистическую оценку давали от 20 до 22%.280

Таким образом, раскол на бедных и богатых обладает большой инерцией и не «зарастает». Угроза утраты «коммуникабельности» между расколотыми частями со временем нарастает.

Такое состояние общества стабилизировалось. Общие выводы подтверждены социологами и в 2009 г.: «В настоящее время формы социального неравенства структурализованы, фактически закреплены институционально, ибо касаются распределения власти, собственности, дохода, других общественных отношений… Самыми весомыми индикаторами бедности, по мнению опрошенных, являются: «политика властей, направленная на обогащение одних и разорение других» и непосредственно связанная с этим «невозможность получить хорошее образование и хорошую работу». По каждой альтернативе доля отметивших эту позицию колеблется от 52 до 68%. Причем рабочие и непрофессионалы делают больший акцент на «невозможности получить хорошее образование», а специалисты — «получить хорошую работу».281

Аномальная, не поддающаяся рациональным и морально приемлемым объяснениям массовая бедность разрывает соединяющие народ связи. Усредненным, «мягким» показателем расслоения служит фондовый коэффициент дифференциации (отношение суммарных доходов 10% высокооплачиваемых граждан к доходам 10% низкооплачиваемых). В СССР в 1956-1986 гг. он поддерживался на уровне 2,9-3,9; в 1991 г. стал равен 4,5; но уже к 1994 г., по данным Госкомстата РФ, подскочил до 15,1. Официальные данные не учитывают теневые доходы, и в какой-то степени этот пробел восполняют исследования социологов. По данным ВЦИОМ, в январе 1994 г. фондовый коэффициент дифференциации был равен 24,4 по суммарному заработку и 18,9 — по фактическому доходу (с учетом теневых заработков). А группа экспертов Мирового банка, Института социологии РАН и Университета Северной Каролины (США), которая ведет длительное наблюдение за бюджетом 4 тыс. домашних хозяйств (большой исследовательский проект Russia longitudinal monitoring survey), считает фондовый коэффициент дифференциации за 1996 г. равным 36,3.282

По меркам последних советских лет, в РФ ниже уровня бедности оказалось 80% населения. Как пишет директор Института социально-экономических проблем народонаселения РАН Н.М. Римашевская, «проблема бедности как самостоятельная исчезает, замещаясь проблемой экономической разрухи. Бедной становится как бы страна в целом».283 Но такая «дифференцированная» разруха с массовой маргинализацией части населения вырывает из народа целые группы — путем резкого изменения их мировоззрения и стереотипов поведения. Эти группы превращаются в иные народы и племена.

Назовем две таких группы. По данным социологов (Н.М. Римашевская), к 1996 г. в результате реформ в РФ сформировалось «социальное дно», составляющее, по минимальным оценкам, 10% городского населения или 10,8 млн человек. В состав его входят: нищие (3,4 млн), бездомные (3,3 млн), беспризорные дети (2,8 млн) и уличные проститутки (1,3 млн).284

Большинство нищих и бездомных имеют среднее и среднее специальное образование, а 6% — высшее. Основная масса бездомных — люди в возрасте 35-54 года. Большинство бездомных — бывшие рабочие, но каждый следующий год дает заметное приращение бывших служащих. Более половины бездомных имеют среднее образование, 22% — среднее специальное, около 9% — высшее.285

Пополняют армию бездомных и бывшие детдомовцы: по данным на 2002 г., каждый третий выпускник детского дома становился бездомным.286 2,5 млн детей школьного возраста (10% от общего количества таких детей) не учатся, 2-4 млн бродяжничают.287

Самые главные причины потери жилья (в порядке убывания значимости) — выселения за неуплату, жилищные аферы и обманы, выписка с жилплощади в связи с пребыванием в местах лишения свободы, добровольно-принудительное оставление жилья по семейным обстоятельствам.

И вот важные социологические выводы: «Всплеск бездомности — прямое следствие разгула рыночной стихии, “дикого” капитализма. Ряды бездомных пополняются за счет снижения уровня жизни большей части населения и хронической нехватки средств для оплаты коммунальных услуг. Бездомность как социальная болезнь приобретает характер хронический. Процент не имеющих жилья по всем показателям из года в год остается практически неизменным, а потому позволяет говорить о формировании в России своеобразного “класса” людей, не имеющего крыши над головой и жизненных перспектив. Основной “возможностью” для прекращения бездомного существования становится, как правило, смерть или убийство».288

Сложился и равновесный слой «придонья» (зона доминирования социальной депрессии и социальных катастроф), размеры которого оцениваются в 5% населения. Как сказано в отчете социологов, находящиеся в нем люди испытывают панику: «Этим психоэмоциональным наполнением беднейших социально-профессиональных слоев определяется положение “придонья”: они еще в обществе, но с отчаянием видят, что им не удержаться в нем. Постоянно испытывают чувство тревоги 83% неимущих россиян и 80% бедных». По оценкам экспертов, угроза обнищания реальна для 29% крестьян, 44% неквалифицированных рабочих, 26% инженерно-технических работников, 25% учителей, 22% творческой интеллигенции. Общий вывод таков: «В обществе действует эффективный механизм “всасывания” людей на “дно”, главными составляющими которого являются методы проведения нынешних экономических реформ, безудержная деятельность криминальных структур и неспособность государства защитить своих граждан».289

Почти одна пятая часть населения России сброшена на «дно» и «придонье» в результате разрушения институциональных матриц, на которых был собран и воспроизводился советский народ. Это разрушение было произведено посредством войны, а не является следствием «плохих методов», «неспособности государства» или «ошибок». Это надо понимать тем, кто думает о сохранении и возрождении России. Надо видеть и актуальную угрозу: «дно» все более и более этнизируется как иная, причем враждебная «благополучным» общность. Иначе и быть не может, поскольку война против пятой части «бывших россиян» ведется при молчаливом согласии «благополучных».

Отказ общества считать отверженных своими приобретает демонстративный характер. Так, де-факто им отказано в конституционном праве на медицинскую помощь (ст. 41 Конституции РФ). Это при том, что практически все бездомные больны, а среди беспризорников больны 70%. Половина бездомных — бывшие заключенные и беженцы — находятся в постоянном конфликте с властью, так как не могут легализоваться и нарушают правила регистрации. Государственная помощь оскорбительно ничтожна по масштабам, что также стало символом отношения к отверженным.

В ответ в установках отверженных происходят важные и быстрые сдвиги. Они утратили надежды, которые у них были в середине 1990-х гг., а с ними во многом и желание «вернуться» в общество. В 1995 г. и 1999 г. было проведено сравнительное исследование беспризорников. В 1995 г. они все считали, что им можно помочь, а подавляющее большинство желали помощи, надеялись на нее и имели представления о том, как им можно помочь. «Пессимистов» было 22%. В 1999 г. доля тех, кто дал отрицательные ответы по этим позициям, составила 79%. Если в 1995 г. 27% беспризорников доверчиво сообщили о своей мечте «сытно питаться», а многие и о желании иметь «игрушки и красивую одежду», то в 1999 г. таких уже не было вообще, как и не нужна была бездомным «помощь с жильем» (в 1995 г. — 15%).290

Другая группа ставших иными — сброшенные реформой в тяжелый алкоголизм. С 1994 г. по 2003 г. в РФ проводился российский мониторинг экономического положения и здоровья населения, включающий в себя сбор сведений о потреблении алкогольных напитков. Он охватывал 4 тыс. домохозяйств и около 11 тыс. членов домохозяйств. Мониторинг показал, что уровень потребления алкоголя коррелирует с уровнем социального неблагополучия. Если потребление чистого алкоголя на одного потребителя в областных центрах выросло за 1994-2002 гг. с 13,0 до 16,3 л, то на селе — с 18,5 до 28,8 л.

Обзор данных мониторинга завершается таким выводом: «В 1994-2002 гг. устойчивый рост рискованного уровня потребления наблюдался, кроме женщин, у экономически неактивного населения трудоспособного возраста, у пенсионеров, самозанятых; у бедных, у сельских жителей; в многодетных семьях; у разнорабочих. Иными словами, пить стали чаще и больше в социальных средах, в наибольшей степени испытавших социально-экономические и психологические травмы переходного периода: падение уровня жизни, депрессии, страх, потерю уверенности в себе и в своем будущем, суицидные мысли».291

Отметим в этой связи еще одну группу иных, ставших таковыми после реформ, — коренные малочисленные народы. В 1990-е гг. эти народы испытывали тотальное хроническое недоедание. Даже в 2003 г. валовой месячный доход на душу населения в районах проживания этих народов был намного ниже нормы (иногда в два и более раз).

Абсолютное большинство народов Крайнего Севера отброшено далеко за черту бедности.292 Например, 40% тофаларских семей в середине 1990-х гг. жили в ветхих домах постройки 1920-1930-х гг. и только 13% — в домах постройки последнего десятилетия. Благоустроенного жилья здесь практически не было, а обеспеченность жильем была ниже среднеобластной в 1,5-2 раза, как и объектами медицинского и бытового обслуживания.293

Таким образом, в ходе реформы региональная и социальная дифференциация резко усилилась. Резко нарушились устоявшиеся, стабильные соотношения в социальных индикаторах разных регионов страны и в разных социальных группах. Это — одно из средств демонтажа народа.

3.2. Социокультурные процессы

Культурная травма

Суть информационно-психологической войны заключается в нанесении народу тяжелой культурной травмы. Это понятие определяют как «насильственное, неожиданное, репрессивное внедрение ценностей, остро противоречащих традиционным обычаям и ценностным шкалам», как разрушение культурного времени-пространства (по выражению М.М. Бахтина, хронотопа; сам он называл такие культурные травмы «временем гибели богов»). Теория культурной травмы возникла именно в ходе анализа нарушений национальной идентичности.294

Культурная травма, нанесенная советскому народу, в начале 1990-х гг. превратилась в культурный шок, который привел к состоянию тяжелого душевного разлада у большинства граждан. В начале 1990-х гг. 70% опрошенных относили себя к категории «людей без будущего». В 1994 г. «все возрастные группы пессимистически оценивали свое будущее: в среднем только 11% высказывали уверенность, тогда как от 77 до 92% по разным группам были не уверены в нем».295 Летом 1998 г. (до августовского кризиса) на вопрос «Кто Я?» 38% при общероссийском опросе ответили: «Я — жертва реформ» (в 2004 г. таких ответов было 27%).

В результате перестройки масса людей утратила связную картину мира и способность к логическому мышлению, выявлению причинно-следственных связей. В этом состоянии у населения РФ отсутствует ряд качеств народа, необходимых для выработки проекта пересборки. Можно говорить, что народ болен и лишен дееспособности, как бывает лишен ее больной человек, который еще вчера был зорким, сильным и энергичным. Некоторые политологи, чтобы охарактеризовать состояние народа, используют понятие субъектности, т. е. степени способности данного общества быть субъектом истории, самому определять свою судьбу.

Однако надо подчеркнуть, что 1990-е гг. обнаружили слабость и постсоветской государственности. Тот народ, который в здоровом советском обществе был вместе с Отечеством, что и придавало легитимность и силу государству, просто исчез, когда государство объявило себя не Отечеством, а либеральным «ночным сторожем». Оно уже не может и обратиться за помощью к «старому» народу, у него уже нет для этого и соответствующего языка.

Медики даже говорят о разрушении динамического стереотипа — вырабатываемой в культуре способности ориентироваться в социальном пространстве и времени. Именно этим они объясняют аномально высокую смертность населения трудовых возрастов.296 Этим же во многом объясняется и всплеск преступности, особенно с применением насилия.

А.С. Панарин писал о России 1990-х гг.: «Ясно, что новая экономическая среда — это пространство экономического геноцида. Но не менее агрессивна в отношении населения “этой” страны и господствующая духовно-идеологическая среда. Ее репрессивная бдительность направлена против любых проявлений здравого смысла народа, его культурно-исторической памяти и традиций. Господствующая пропаганда опустошает национальный пантеон, последовательно оскверняя образы национальных героев, полководцев (от Суворова до Жукова), писателей (вся великая русская литература заподозрена в грехе опасного морального максимализма, связанного с сочувствием к униженным и оскорбленным), создателей национальной музыки, живописи, зодчества».297

Этнизирующий «иной»

Как уже говорилось, люди осознают себя как народ в сравнении с другими народами и культурами, которые оказывают наибольшее влияние на их судьбу. Начиная с XVI в. главными иными для русских стали народы Запада. С Запада приходили теперь захватчики, представлявшие главные угрозы для России. К Западу же русские относились с напряженным вниманием, перенимая у него многие идеи, технологии и общественные институты. По поводу отношения к Западу в среде русских шел непрерывный диалог, так что в XIX в. оформились даже два философских и культурных течения — западники и славянофилы.

К середине 80-х гг. XX в. русские и в целом советский народ подошли с определенным представлением о Западе, и особенно США. Да, многое есть у Запада, чем можно восхищаться; но есть и духовная пропасть, возникшая с отходом его от православного представления о человеке. Это делало вдвойне важной роль Запада как иного для самосознания русских.

Таким образом, Запад и его наиболее «чистое» воплощение — США — были для русских важнейшей системой координат, в которой они понимали сами себя. В 1970-е гг. эта система координат вступила в кризис, который возник в сознании элитарной части интеллигенции.

Когда государственная идеологическая машина (СССР, а затем РФ), а также большинство уважаемых интеллектуалов вдруг потребовали от советского и русского народа принять Запад как идеал гуманизма, демократии и прав человека, это сразу нанесло тяжелейший удар по мировоззренческой матрице народа. Рушились ориентиры нравственности и совести, критерии различения добра и зла. То, что люди считали у Запада для нас неприемлемым — без всяких фобий и комплексов, — теперь от них требовали считать образцом для подражания. Вся конструкция национального самосознания рушилась. В результате, оно «ушло в катакомбы», что вызвало у большинства людей тяжелый стресс.

Тяжелый кризис народного самосознания был вызван тем, что тот Новый мировой порядок, который США стали лихорадочно строить после 1990 г., был одобрен государственными деятелями России. Этот порядок был противен совести народа и главным устоям русской культуры, так что его одобрение сразу создавало непримиримый конфликт между этой совестью и государством, что разрушало другую важную систему «народообразующих» связей.

На фоне тех потрясений, которые обрушились на нашу страну с самого начала 1991 г., позиция советского государства в отношении американских бомбардировок Ирака прошла почти незамеченной. Но затем ее разрушительное действие стало возрастать. В 1993 г. США нанесли ракетный удар по Багдаду под смехотворным предлогом: у них якобы появились данные, что во время первой войны (в 1990 г.) спецслужбы Ирака планировали покушение на экс-президента Буша (старшего). Довод настолько абсурдный, что никто в мире его и не обсуждал. И эту акцию одобрило государство Российская Федерация!

Чтобы понять, как это действовало на самосознание русских, надо хотя бы сегодня внимательно вчитаться в текст. Горбачев обращается к США: «Ведь можно же было… в конце концов осуществить акцию на основе процесса коллективного и легитимного принятия решения. Тогда престиж США в мире только бы вырос. Совершенно справедливо Соединенные Штаты были тогда (в 1991 г.) поддержаны всем международным сообществом. Ведь можно было бы, и это долг всех заинтересованных сторон, повторить положительный опыт, полученный при ответе на агрессию Саддама Хусейна в 1991 году». Этот «положительный опыт» Горбачев квалифицирует как «наказание, решение о котором было принято коллективно и законно».298

Горбачев торжественно называет такой миропорядок «империей международного права», которая создается под лидерством США. Это суждение вызвало шок: ООН не может дать разрешение на наказание, международное право допускает только отпоp агpессии, что совершенно не одно и то же.

Политики, пришедшие к власти в РФ, повели против населения своей страны жесткую идеологическую кампанию, требуя принять именно этот Запад за образец при перестройке мировоззренческой матрицы нашего народа, при выработке у него «нового мышления». На деле они вели демонтаж народа, ибо переделать его мировоззрение эти политики не могли, но подорвать его связность им было по силам.

После 1991 г. в России была провозглашена программа изменения всех институциональных матриц. Реформы в России стали огромной программой имитации Запада. Это — важный симптом упадка этнического самосознания. К имитации, которой заменяются собственная традиция и творчество, скатываются культуры, оказавшиеся неспособными ответить на вызов времени. Имитация часто принимает карикатурные формы. Так вожди гавайских племен при контактах с европейцами обзавелись швейными машинками, в которых видели символ могущества, — и эти машинки красовались перед входом в их шалаши, приходя в негодность после первого дождя.

Имитируются подходы и структуры передовых чужеземцев — имитация всегда сопряжена с низкопоклонством. Казалось бы, всегда можно найти объект для имитации и в собственном прошлом, наполнить творческим содержанием свою традицию. Нет, имитатор, подавляющий разум и творчество соотечественников, вынужден быть антинациональным (и наоборот — утрата национального чувства толкает к мышлению имитатора).

Когда во время перестройки имитация Запада стала принципиальным выбором, она превратилась в одно из главных средств демонтажа народа через систематическое отрицание традиций. В 1990-е гг. реформаторы ввели в наших городах английскую должность мэра, французскую должность префекта и немецкую должность статс-секретаря. Время от времени говорят и об имитационном проекте создания в РФ «двухпартийной» политической системы, как это и принято в «цивилизованных» странах.

Во всех сферах жизнеустройства реформаторы пытались и пытаются переделать те системы, которые сложились в России и СССР, по западным образцам. Сложилась, например, в России своеобразная школа. Она формировалась в процессе длительных поисков и притирки к культурным традициям народа, при внимательном изучении зарубежного опыта. Результаты ее были не просто хорошими, а именно блестящими, что было подтверждено множеством исследователей и Запада, и Востока. Но эту школу решено было кардинально изменить, перестроив по специфическому шаблону западной школы.

Сложился в России, примерно за 300 лет, своеобразный тип армии, отличный от западных армий с их традицией наемничества (само слово «солдат» происходит от латинского «soldado», что значит «нанятый за определенную плату»). Никаких военных преимуществ контрактная армия не имеет, отечественные войны всегда выигрывает армия, сформированная по призыву, которая выполняет свой священный долг. Такая армия стране и народу нужна и сейчас (при условии борьбы с «дедовщиной» и иными неуставными отношениями) — но ее сразу стали ломать и перестраивать по типу западной наемной армии (даже ввели нашивки с угрожающими символами — хищным орлом, оскаленным тигром — тем, что всегда претило русской военной культуре).

С середины XIX в. в России сложилась государственная пенсионная система, отличная и от немецкой, и от французской. Впоследствии, в СССР, она была распространена на всех граждан, включая колхозников (с середины 1950-х гг.). Система эта устоялась, была всем понятной и нормально выполняла свои явные и скрытые функции. Однако ее сразу стали переделывать по англосаксонской схеме, чтобы каждый сам себе, индивидуально копил на старость, поручая частным фирмам «растить» его накопления.

Наша система высшего образования складывалась почти 300 лет. Это — один из самых сложных и дорогих продуктов русской культуры, это и матрица, на которой наша культура воспроизводится. Уклад нашей высшей школы, организация учебного процесса и учебные программы — это инструменты подготовки особого типа специалистов с высшим образованием, интеллигенции. Заменить все эти выработанные отечественной культурой инструменты на те, что предусмотрены Болонской конвенцией, — значит исковеркать механизм воспроизводства культуры России.

Самоопределение России по отношению к другим странам

Представление о Западе, ставшее официальным во время перестройки и реформы, способствовало ослаблению связности народа. Оно не только разрушало тот устойчивый образ главного иного, который соединял народ, но отрицало и сам статус России как самобытной цивилизации — разрушало хорологическое видение России в системе культур и цивилизаций. Люди чувствовали себя русскими, а потом советскими, потому что «с небес» было видно: вот Запад, а вот Россия (СССР).

С середины 1980-х гг. это положение стало частью официальной идеологии. Один из активных «прорабов перестройки» И.М. Клямкин, повторяя западников, утверждал: «Россия может сохраниться, только став частью западной цивилизации, только сменив цивилизационный код».299 Психологическое воздействие этих заявлений не только сбивало с толку людей, вовсе не мечтающих о том, чтобы отказаться от своего исторического пути, но и соблазняло влиятельную часть общества ложной перспективой быть «принятыми» в Запад.

Отметим еще одну важную кампанию, которая на фоне прочих событий не привлекла большого внимания, но в действительности обеспечивала непрерывную коррозию пространственных представлений народа. Речь идет о политических играх западнической элиты с НАТО.

В массовом сознании советского народа НАТО воспринимался как военный союз Запада в его «холодной» войне против Советского Союза с целью непрерывного балансирования на грани «горячей» войны. От НАТО исходила постоянная крупномасштабная угроза для русского народа как ядра СССР, и это единодушное восприятие НАТО играло большую роль в сплочении всего советского народа и особенно русских. НАТО сплачивало народ России не страхом — людей соединяло возмущение несправедливостью и тупостью политики с позиции силы.

Известно, что попытки остановить развитие событий по сценарию «холодной» войны были безуспешными, и блок НАТО однозначно стал символом Запада как угрозы. В декабре 1989 г. Горбачев вел на Мальте конфиденциальные переговоры с Бушем, и людей стал волновать вопрос: будет ли НАТО подступать к границам СССР? На время успокоили сами немцы — 31 января 1990 г. министр иностранных дел ФРГ Г.-Д. Геншер выступил с такой декларацией: «НАТО непременно должно заявить — что бы ни происходило внутри Варшавского пакта, территория НАТО не будет расширяться на восток, т. е. в направлении границ Советского Союза».300

Одновременно в Москве резко изменилась риторика «демократов». Они заговорили о желательности вступления в НАТО и ее расширения, таким образом, до границ Ирана и Китая как общего у Запада с Россией цивилизационного противника. Эта западническая элита обнаружила совершенно новый для масс геополитический вектор, несовместимый с теми представлениями, которые были укоренены в культурном ядре народа. Вследствие всей этой кампании образ НАТО как угрозы с Запада перестал выполнять свою роль связующей силы, соединяющей людей в народ, — этот пучок связей распался, и здесь в массовом сознании наступил период разброда (вплоть до бомбардировок Сербии).

Другая часть этой же операции — усилия правящей верхушки РФ по продвижению НАТО на восток, к границам России. 25 августа 1993 г. Ельцин заявил в Варшаве (в беседе с Валенсой), что Россия не возражает против расширения НАТО на Восток. Затем аналогичное заявление он сделал в Праге. Результат известен, и частью этого результата стали бомбардировки Югославии, свержение Милошевича, отторжение Косова от Сербии. Здесь уже речь шла о разрушении в массовом сознании образа собственного государства. Верховная власть воспринималась значительной частью народа как предательница национальных интересов.

Те же самые силы в России, которые тащили ее в НАТО, стали и пропагандистами программы мироустройства, которую США пытаются реализовать после ликвидации «советского блока» под названием глобализация. В России большинство населения, как показывают опросы, относится к доктрине глобализации отрицательно, но голос его не слышен.

В целом, вся проблематика пространства России, ее территории, ее геополитических союзников и противников излагалась во время реформы настолько противоречиво, что народ 20 лет находился в состоянии стресса. Устойчивое восприятие пространства, которое является одной из важнейших «сил созидания» народа, непрерывно подтачивалось. Еще в 1990 г. в передаче «Взгляд» ведущий А. Любимов и его собеседники, показывая сюжет из Калининграда, все время называли его Кенигсбергом, всячески подчеркивали его немецкое происхождение и радовались тому, что город начал заселяться немцами.

Столь же разлагающее воздействие на связность народа оказывали периодические кампании 1990-х гг. с пропагандой идеи возвращения Японии Курильских островов — без какого бы то ни было диалога с несогласной стороной.301

Состояние культуры

Человек создан (преображен из животного) миром культуры. Первое дело культуры — заставить и научить нас быть людьми. Задача культуры — дать нам знания, умения и мотивы, чтобы жить в обществе и непрерывно создавать его. Культура дает нам квалификацию — быть членом общества. Она загоняет нас в рамки дисциплины, как при обучении рабочего, врача и пр. Культура вбивает в нас множество табу и запретов, подчиняет цензуре. Культура дает нам знания и умения быть частицей народа и нации. Это сложное обучение и трудное дело.

Кризис культуры всегда связан с кризисом ее философских оснований. В центре любой национальной культуры — ответ на вопрос «что есть человек?» Вопрос этот корнями уходит в религиозные представления, но прорастает в культуру. На это надстраиваются все частные культурные нормы и запреты.

Тысячу лет культурное ядро России покоилось на идее соборной личности. Человек человеку брат! Конечно, общество усложнялось, эта идея изменялась, но ее главный смысл был очень устойчивым. К нам был закрыт вход мальтузианству, отвергающему право на жизнь бедным. И вдруг культурная элита в конце ХХ в. сдвинулась вслед за идеологией в дремучий социал-дарвинизм, представив людей животными, ведущими внутривидовую борьбу за существование. Конкуренция — это наше все!

Кризис культуры возникает, когда в нее внедряется крупная идея, находящаяся в непримиримом противоречии с другими устоями данной культуры, — люди теряют ориентиры, путаются в представлениях о добре и зле. И вот, авторитетные деятели культуры России стали убеждать общество, что «человек человеку волк», а элита гуманитарной интеллигенции начала прямо проповедовать социальный расизм.

В прессе самым обычным делом стали заявления в духе тяжелого социал-дарвинизма. В разных вариациях во множестве сообщений давались клише из Ницше, Спенсера, Мальтуса такого типа: «Бедность бездарных, несчастья, обрушивающиеся на неблагоразумных, голод, изнуряющий бездельников, и то, что сильные оттесняют слабых, оставляя многих “на мели и в нищете”, — все это воля мудрого и всеблагого провидения».

В русской культуре сложилось иное представление. Человек — не индивид, а личность, включенная в Космос; она не отчуждена ни от людей, ни от природы. Личность соединена с миром — общиной в разных ее ипостасях, народом как собором всех ипостасей общины, всемирным братством людей.

С нынешнего распутья идет сдвиг к эгоцентризму (к чело-веку-«атому»). Этот дрейф к утопии Запада как устоявшегося порядка начался в среде интеллигенции. В 1980-е гг. этот сдвиг происходил уже под давлением идеологической машины КПСС. Если на нынешнее неустойчивое равновесие не воздействовать целенаправленно и умело, сдвиг продолжится в сторону распада русского и других народов России. Вопрос в том, есть ли силы, способные остановить его, пока дрейф не станет лавинообразным. Пока что культура нынешней России находится в отступлении.

Обратимся к некоторым другим сферам культуры, которые подвергаются деформации на наших глазах.

Нравственное чувство людей оскорбляла начатая еще во время перестройки интенсивная кампания по внедрению в язык «ненормативной лексики» (мата). Его стали узаконивать в литературе и прессе, на эстраде и телевидении. Появление мата в публичном информационном пространстве вызывало общее чувство неловкости, разъединяло людей.

Это была важная диверсия в сфере языка. Ведь для каждого его средства есть своя ниша, оговоренная выработанными в культуре нравственными и эстетическими нормами. Разрушение этой системы вызывает тяжелую болезнь всего организма культуры.

Опросы 2004 г. показали, что 80% граждан считали использование мата на широкой аудитории недопустимым.302 Но ведь снятие запрета на использование мата было на деле частью культурной политики реформаторов! Это был акт войны, сознательная диверсия против одной из культурных норм, связывающих народ. Недаром в 2009 г. 70% граждан одобрило бы введение цензуры на телевидении.303

Произошел разрыв большой части художественной интеллигенции с траекторией русской культуры, с художественными образами, которыми питалось наше самосознание.

Поднявшаяся наверх вместе с новой властью новая художественная элита исходила из небывалой в истории культуры установки необратимого разрыва непрерывности, полного отрицания культуры нескольких предыдущих поколений. Такие радикальные течения быстро подавлялись и распадались даже в больших революциях (как это произошло с Пролеткультом и РАППом в русской революции). В антисоветской революции обрыв корней производился систематически при поддержке государства.

Так началось лавинообразное обрушение всех структур культуры. Этика любви, сострадания и взаимопомощи ушла в катакомбы, диктовать стало право сильного. Оттеснили на обочину, как нечто устаревшее, культуру уживчивости, терпимости и уважения. Мы переживаем реванш торжествующего хама — в самых пошлых и вызывающих проявлениях. Это и архитектура элитарных кварталов и заборов, и набор символических вещей (вроде «джипов»), и уголовная эстетика на телевидении, и повсеместное оскорбление культурных обычаев и правил приличия. Это и наглое открытое растление коррупцией символических фигур нашей общественной жизни — милиционера и чиновника, офицера и учителя. Все это — следствие культурной революции двух последних десятилетий.

Втоптано в грязь массовое художественное чувство. За последние 20 лет художественная элита России стала «играть на понижение». Как будто что-то сломалось в ее мировоззрении. Социологи из Академии МВД уже в 1992 г. констатировали: «Росту проституции, наряду с социально-экономическими, по нашему глубокому убеждению, способствовали и другие факторы, в частности воздействие средств массовой информации. Отдельные авторы взахлеб, с определенной долей зависти и даже восхищения, взяв за объект своих сочинений наиболее элитарную часть — валютных проституток, живописали их доходы, наряды, косметику и парфюмерию, украшения и драгоценности, квартиры и автомобили и пр… Массированный натиск подобной рекламы не мог остаться без последствий. Она непосредственным образом воздействовала на несовершеннолетних девочек. Примечательны в этом отношении результаты опросов школьниц в Ленинграде и Риге в 1988 г., согласно которым профессия валютной проститутки попала в десятку наиболее престижных».304

Тяжелое последствие американизации кино и телевидения, которое ударило по молодежи, — легитимизация образа преступника. Сращивание «светлой» культуры с культурой уголовной — одна из самых драматических сторон культурного кризиса России последних 30 лет. Из-за господства «чернухи» на киноэкране со времен перестройки зрители потеряли былое доверие к киноискусству.305 Криминолог И.М. Мацкевич пишет об этой стороне реформы: «В последние десятилетия произошли существенные перемены в отношении общества к преступности и ее проявлениям. Криминальная субкультура, о которой раньше предпочитали не говорить, в настоящее время получила легальный статус наряду с общей культурой. Некоторые утверждают, что это часть общей культуры и нет ничего страшного в том, что общество будет знать некоторые постулаты криминальной субкультуры. Между тем, не учитывается самое главное — криминальная субкультура — это не часть общей культуры, а ее прямой антипод. Кроме того, по своей природе она социально агрессивна.

Представители криминальной субкультуры не жалеют ни сил, ни средств для того, чтобы вытеснить лучшие вековые традиции культурного наследия человечества и подменить их суррогатом сомнительных произведений так называемого тюремного искусства. При этом подмена понятий происходит в завуалированных формах, откровенно уголовные песни называются почему-то “бытовыми” песнями, уголовный жаргон и терминология — “бытовым” разговором. Никого не удивляет, что ведущие журналисты разговаривают со своими читателями на страницах газет и по телевидению на полублатном языке… В игровых фильмах актеры позволяют себе нецензурно выражаться, чтобы, как говорят режиссеры, приблизить экранную жизнь героев к реальной».306 В центре кино (прежде всего — талантливого) 1990-х гг. — не только преступник, а человек, не склонный к рефлексии и обладающий “докультурным сознанием”».307

Большим и резким изменением в культуре стал тот факт, что в идеологическую борьбу активно включились ученые, обладающие «удостоверением» разумного беспристрастного человека (иногда завоевавшего доверие и своей профессиональной работой). Это подрывало систему престижа, важную опору культуры.

Тяжелый удар по культуре нанесла ложь, которой был пропитан весь идеологический дискурс перестройки, представляющий ее переходом к демократии и правовому государству. Для тех, кто лично общался с этими идеологами и читал их тексты, эта ложь стала очевидной уже в 1989-1990 гг.; но основная масса населения искренне верила в лозунги и обещания — общество действительно доросло до общей потребности в демократии. Но стоило ликвидировать СССР и его политический порядок, как те же идеологи стали издеваться над обманутым населением с удивительной глумливостью.

В связи с недооценкой роли культуры в развитии качественных потенциалов народонаселения страны критически недостаточным является уровень финансирования культуры. Сфера культуры финансируется даже не по остаточному принципу, а просто на мизерном уровне. Доля государственных расходов на культуру от затрат бюджета составляла: в 1994 г. — 0,53%; в 1995 г. — 0,62%; в 1996 г. — 0,62%; в 1997 г. — 0,63%; в 1998 г. — 0,7%; в 1999 г. — 0,53%; в 2000 г. — 0,53%; в 2001 г. — 0,51%; в 2002 г. — 0,53%; в 2003 г. — 0,6%; в 2004 г. — 0,6%; в 2005 г. — 1,3%; в 2006 г. — 1,26%; в 2007 г. — 1,08%; в 2008 г. — 1,45%; в 2009 г. — 1,26%.308

Негативность современных тенденций развития культуры подтверждают результаты опроса, проведенного Всероссийским центром изучения общественного мнения (ВЦИОМ).309 С глубокой древности известна магическая сила театра в создании этнических связей между людьми. С 1968 г. по 1986 г. уровень посещения театров был стабильным — около 70 млн в год. К 1995 г. посещаемость упала до 30 млн и до сих пор колеблется около этого уровня. Следует к этому добавить, что в советское время граждане по всей стране регулярно слушали и смотрели радио- и телепередачи с записями спектаклей лучших театров страны, а также смотрели фильмы-спектакли в кинотеатрах. Согласно современным опросам ВЦИОМ, посещают театр только 23% россиян (среди них лишь 1% делают это ежемесячно), почти половина практически не посещает театры (47%), а 29% вообще никогда не бывали в театре.

Согласно данным исследования, проведенного в 2007 г., телесериалы и развлекательные программы занимают больше объема вещания, чем познавательные программы и программы для детей и юношества, а развлекательная функция убедительно превалирует — 69,1%.310

В период с 1995 г. по 2005 г. число учреждений культурно-досугового типа снизилось с 80 тыс. до 60 тыс. Особенно большой разрыв отмечается между показателями этого периода и периода 1927-1990 гг., когда в среднем число учреждений культурнодосугового типа составляло от 65 тыс. до 80 тыс. учреждений.311

Современные показатели обеспеченности населения учреждениями культурно-досугового типа в городах и поселках городского типа еще хуже общих показателей. Если максимальное число учреждений культурно-досугового типа в городах и поселках городского типа в период с 1927 г. по 1990 г. составляло до 12 тыс., то в период с 1995 г. по 2005 г. максимальное число таких учреждений уже не превышает 7,5 тыс.312

Заработная плата 73,5% работников, занятых в сфере организации отдыха и развлечений, культуры и спорта, составляет до 15,4 тыс. руб. При столь низкой зарплате говорить о повышении авторитета работников культуры довольно проблематично.313

Национальная историческая память

Тема «вырождения» русского народа

Те, кто формировал доктрину психологической войны против России, взяли за основу самую примитивную мысль: якобы в течение многих веков у нас вследствие «отклонения от столбовой дороги цивилизации» не могло быть ни нравственности, ни интеллектуального развития, ни трудовой этики. Гуманитарии «доказывали», будто в результате революции, войн и репрессий произошло генетическое вырождение большинства населения СССР, и оно по своим «качествам» опустилось до уровня «человек биологический».

Видный социолог В. Шубкин дает в «Новом мире» такие определения: человек биологический — «существо, озабоченное удовлетворением своих потребностей… речь идет о еде, одежде, жилище, воспроизводстве своего рода». Человек социальный — он «непрерывно, словно четки, перебирает варианты: это выгодно, это не выгодно. Если такой тип не нарушает какие-то нормы, то лишь потому, что боится наказания», у него «как видно, нет внутренних ограничений, можно сказать, что он лишен совести». Человек духовный — «это, если говорить кратко, по старому, человек с совестью. Иначе говоря, со способностью различать добро и зло».

Каково же, по выражению В. Шубкина, было «качество населяющей нашу страну популяции»? Удручающе низкое: «По существу, был ликвидирован человек социальный, поскольку любая самодеятельная общественная жизнь была запрещена. Человек перестал быть даже “общественным животным”. Большинство людей было обречено на чисто биологическое существование. Человек биологический стал главным героем этого времени».314

Вся эта кампания била по одному из важных источников легитимности народа и условию его связности — самоуважению. В 1990-е гг. этот механизм соединения жителей России в народ был резко ослаблен.

Подрыв национального сознания: комплекс вины

Самоуважение и убежденность в своем коллективном праве на существование — необходимая часть национального сознания. Во время перестройки и реформ на разрушение этой убежденности были направлены очень большие силы. Одним из главных видов оружия в этой кампании была идея исторической вины, причем шаг за шагом источник вины приобретал все более определенный характер — от вины Сталина к вине государства и партии, от них — к исторической вине русского народа. Эта идея помогла на время ввергнуть в саморазрушительную вакханалию нынешнее поколение всего народа России.

В кампанию по разжиганию комплекса вины были вовлечены не только большая часть либеральной интеллектуальной элиты, но и значительная часть «патриотов-почвенников», которых соблазнили иллюзорной возможностью реванша «белой идеи». Каждая из этих колонн наносила удары на своем участке фронта.

Русские должны были покаяться за империю и СССР. Подчеркивалось, что якобы патологическая жестокость была изначально присущим, примордиальным качеством России: «Надо говорить не об отсутствии цивилизации, не о бесправии, не об отсутствии правосознания, не о незаконности репрессивного механизма во времена Грозного, Петра, Николая I или Сталина, но о том, что сами законы были репрессивными, что конституции были античеловечными, что нормы, эталоны, правила и стандарты деятельности фундаментально отличались от своих аналогов в других современных европейских цивилизациях».315

Второй исторический выбор, за который русские должны были испытывать чувство вины, — принятие христианства от Византии. На этом поле более десяти лет работала большая интеллектуальная команда.

Как это ни покажется странным, но в вину русскому народу ставился и тот факт, что он дважды осмелился ответить Отечественной войной на нашествие с Запада — «отторг душу», которая ему несла культуру. Философ В.И. Мильдон представляет отечественные войны как вторжение русских в Европу: «Дважды в истории Россия проникала в Западную Европу силой — в 1813 и в 1944-1945 гг., и оба раза одна душа отторгала другую. В наши дни Россия впервые может войти в Европу, осознанно и безвозвратно отказавшись от силы как средства, не принесшего никаких результатов, кроме недоверия, озлобленности и усугублявшегося вследствие этого отторжения двух душ».316

Миф о русском антисемитизме

Во время перестройки зазвучал новый важный мотив в теме «вины русских» — якобы присущий русской культуре антисемитизм. Эта тема была прелюдией к развитию еще более разрушительной для самосознания народа темы «русского фашизма». Сама постановка этих двух тем в «повестку дня» означала важное обвинение русских в подлоге. Антисемитизм? Значит, не была Россия (и СССР) «семьей народов», не было пролетарского интернационализма. Русский фашизм? Значит, всемирной мистификацией была эта Отечественная война якобы с фашизмом. Просто столкнулись два конкурирующих фашизма и, по выражению Е. Евтушенко, это была «война двух мусорных вихрей».

Обе эти темы, раздутые СМИ, не имели бы такого деструктивного эффекта, если бы из них прямо не вытекали оценки русским, даваемые Западом, который в 1990-е гг. и был утвержден как главный для русских этнизирующий иной. А на Западе антисемитизм и фашизм являются понятиями-символами почти религиозного уровня. Смысл их принципиально не подлежит рациональному определению, и никаких дебатов в отношении критериев отнесения людей к антисемитам и фашистам не допускается. Эти понятия — «черная метка» народам, которые ждут своей очереди на получение статуса «народов-изгоев». Сама эта угроза до определенного момента действует на этническое самосознание разрушительным образом (хотя какая-то часть может и начать сплачиваться как субэтнос, превративший клеймо в знамя — «уж лучше грешным быть, чем грешным слыть»).

Философ Д. Фурман представляет Россию и СССР, вплоть до прихода Горбачева, бастионом антисемитизма: «Прошлое евреев, начиная с падения Второго храма и кончая прекратившейся лишь с перестройкой официальной “борьбой с сионизмом” — это сплошная цепь преследований и унижений». Как видим, России отведено в этой «сплошной цепи» исключительное место. Чем же подтверждает Д. Фурман эту картину? Ничем. Он пишет: «Какого-то массового антисемитизма опросы не фиксируют (здесь наши данные совпадают с данными других аналогичных опросов). Но одно дело — реальность угрозы погрома или дискриминации и совсем иное дело — восприятие этой угрозы».317

Р. Рывкина, отрекомендованная как «известный социолог, профессор, доктор экономических наук» из РАН, в книге «Евреи в постсоветской России: кто они?» (1996) так и пишет: «Антисемитизм в России (речь идет об антисемитизме политических группировок) инвариантен всем ее политическим режимам: он сохраняется независимо от того, какая именно власть устанавливается в стране».318 Оснований для такого вывода не приводится. Доля евреев в самых элитарных и влиятельных профессиях в СССР была такая, что сионисты начала XX в. и мечтать не могли.319 Напротив, именно в «лучшем из миров» — США — был обнаружен аномально высокий уровень антисемитизма. По данным 1993 г., 35-40 млн взрослых жителей США «бесспорно являются антисемитами».

Надо подчеркнуть, что 40 млн убежденных антисемитов насчитывалось в США в 1993 г., в момент экономического процветания и радости от победы в холодной войне. В России же ярого и всеобщего антисемитизма не находят в условиях экономической катастрофы, когда люди дошли до края отчаяния — притом что к этой катастрофе вела череда министров экономики — евреев.

Разрушение исторической памяти

Историческая память — один из ключевых механизмов соединения людей этническими связями. В 1990-е гг. была проведена большая операция, направленная на разрушение этого механизма, а также и накопленного ранее в массовом сознании «фонда исторической памяти».320

Подводя итог этой операции, современный политолог пишет: «История — это биография нации. В результате [перестройки] в истории страны нет ни одного живого места. История России превратилась в одну сплошную зону экологического загрязнения, куда всяк сливает свои токсичные помои. Не верится во все это. Не может такого быть. Прекращение идеологической истерии по поводу своего прошлого и восстановление разорванных исторических связей неизбежно и необходимо, если мы хотим быть мировой нацией. Дайте нам быть лояльными собственным предкам. Наша война с отеческими гробами ни у кого не вызывает уважения, в том числе у нас самих».321

В 1990 г. и в 2001 г. были проведены два больших исследования исторического сознания граждан РФ. Был задан вопрос: «Искажается или нет отечественная история в современных публикациях?». Только 5% ответили «нет». Люди чувствовали, что у них разрушили историческую память и не дают ее восстановить. Так отвечали даже 63,5% опрошенных, не имевших среднего образования. При этом подчеркивалось, что «наиболее искажается история советского общества, когда руками, умом, трудом народа осуществлены такие свершения, которые вывели нашу страну в разряд великой мировой державы, что является обобщающим достижением всех народов, населявших тогда СССР».322

Конечно, разрушение памяти о советском периоде сильнее всего бросалось в глаза, потому что людей удивлял тот факт, что они каким-то образом забыли черты своей собственной жизни, жизни своего поколения. Но в действительности разрушалась историческая память на очень большую глубину — память не поколения, а народа.

Одна из диверсий психологической войны была направлена на разрушение национального символа России наиболее долгосрочного действия — образа Александра Невского. Речь об исторических событиях, которые сыграли большую роль и в становлении русского народа, и в образе «родной земли», и в выборе цивилизационного вектора будущей России — вплоть до наших дней. Это их значение было понято в России очень быстро, и на Соборе Русской православной церкви в 1547 г. Александр Невский был причислен к лику общерусских святых как новый чудотворец. Тогда же было написано и включено в Великие четьи минеи каноническое житие Александра Невского — на основе источников XIII века.

Во время перестройки была поставлена задача развенчать Александра Невского как «хитрого, властолюбивого и жестокого правителя». Для этого были привлечены зарубежные и отечественные историки, проведена международная «научная» конференция в 1989 г., мобилизованы научно-популярные издания (типа «Знание — сила»). В 1989 г. издательство «Прогресс» перевело и выпустило книгу профессора Оксфордского университета Дж. Феннела «Кризис средневековой Руси», в которой создавался отталкивающий образ Александра Невского. А в 1990 г., объявленном «Годом Александра Невского» (!), в Петербурге собрали международную научную конференцию (материалы изданы в 1995 г. в книге «Князь Александр Невский и его эпоха»). Ее задача — «перепроверка толкования событий прошлого» и «критическое переосмысление прежних оценочных критериев». Вся программа «развенчания семисотлетнего мифа об Александре Невском» исходит из установки, согласно которой русским было бы предпочтительнее сдаться Тевтонскому ордену и через него приобщиться к цивилизации.

Разрушение образа Великой Отечественной войны

Широкая и планомерная программа проводилась и проводится с целью подрыва всего строя символов, связанных с Великой Отечественной войной. Образ этой войны — один из немногих сохранившихся центров сосредоточения связей общенациональной основы.

Один из способов подрыва авторитета символов войны — пробуждение симпатий к тем, кто во время войны действовал на стороне гитлеровцев против СССР. В 1990-е гг. государственные институты приняли активное участие в этой кампании. Достаточно упомянуть реабилитацию группенфюрера (генерал-лейтенанта) СС фон Паннвица, который командовал карательной дивизией в Белоруссии, был осужден за военные преступления и казнен в 1947 году. Мало того что его реабилитировали как невинную жертву политических репрессий, ему и его соратникам поставили «скромный памятник» в Москве. Уже после избрания президентом В.В. Путина пришлось принимать беспрецедентное постановление об «отмене реабилитации» (а памятник сносить не решились).323

Писатель В.О. Богомолов, участник Великой Отечественной войны, писал в 1995 г.: «Очернение с целью “изничтожения проклятого тоталитарного прошлого” Отечественной войны и десятков миллионов ее живых и мертвых участников как явление отчетливо обозначилось еще в 1992 году. Люди, пришедшие перед тем к власти, стали открыто инициировать, спонсировать и финансировать фальсификацию событий и очернение не только сталинского режима, системы и ее руководящих функционеров, но и рядовых участников войны — солдат, сержантов и офицеров. Тогда меня особенно впечатлили выпущенные государственным издательством “Русская книга” два “документальных” сборника, содержащие откровенные передержки, фальсификацию и прямые подлоги. В прошлом году в этом издательстве у меня выходил однотомник, я общался там с людьми, и они мне подтвердили, что выпуск обеих клеветнических книг считался “правительственным заданием”, для них были выделены лучшая бумага и лучший переплетный материал, и курировал эти издания один из трех наиболее близких в то время к Б.Н. Ельцину высокопоставленных функционеров. Еще в начале 1993 года мне стало известно, что издание в России книг перебежчика В.Б. Резуна (“Суворова”) также инициируется и частично спонсируется (выделение бумаги по низким ценам) сверху».324

Почему же память об Отечественной войне и Победе стала таким важным объектом ударов в психологической войне? Социолог Л. Гудков дает развернутое объяснение: «Она стягивает к себе все важнейшие линии интерпретаций настоящего, задает им масштаб оценок и риторические средства выражения. [Она дала] огромному числу людей свой язык “высоких коллективных чувств”, язык лирической государственности, который намертво закрепился впоследствии, уже к середине 1970-х годов, и на котором только и могут сегодня говорить о войне большинство россиян».325

Таким образом, если бы удалось вырвать из национального сознания память о Победе, то для народа России была бы уничтожена система «всех важнейших линий интерпретаций настоящего». Более того, была бы уничтожена система координат для оценки реальности, т. е. была бы рассыпана мировоззренческая матрица народа. Он был бы лишен языка («риторических средств выражения»). Кроме того, народ был бы лишен и общих художественных и эмоциональных средств общения внутри себя и с государством — он утратил бы «язык «высоких коллективных чувств» и язык «лирической государственности».

Эта операция психологической войны — агрессия, единственной целью которой являются дальнейший демонтаж народа, разрыв соединяющих его связей.

Брак и семья

Для начала отметим, что у современной российской молодежи иное, менее строгое отношение к семье и браку, чем у поколения их родителей: разность отношения поколений к этому отмечают две трети молодых людей.326 Только 8% девушек-подростков связывают начало половой жизни со вступлением в брак.327

В связи с тем, что падает значимость брака, растет число разводов: в 1992 г. данный показатель впервые превысил 600 тыс., а в 2002 г. вырос до 853,6 тыс. Для сравнения отметим, что в том же 2002 г. абсолютное количество заключенных браков составило всего 1,02 млн.328

В результате столь высокой разводимости в брачно-семейном составе населения стремительно увеличивается число разведенных и разошедшихся. Согласно переписи 2002 г., таковых насчитывалось 11,2 млн человек, что на 40% больше, чем в 1989 году.329

По итогам 2009 г. число браков благодаря более благоприятной возрастной структуре выросло до 1199 тыс., однако и динамика разводов, которые, по данным за указанный год составили 699 тыс., не демонстрирует позитивных перемен.

В 2007 г. количество семей, состоящих на учете в качестве нуждающихся в жилой площади, составляло 2,9 млн, из них 141 тыс. многодетных семьей, 226 тыс. — молодых семей. Число семей, получивших жилые помещения и улучшивших жилищные условия, составило лишь 4% от всех нуждающихся, из них 3% — многодетные семьи, 14% — молодые семьи. При декларируемом (особенно активно со второй половины 2006 г.) стремлении государства повысить в стране рождаемость, отношение расходов на семейные (детские и материнские) пособия к величине ВВП сократилось в России с 0,98% в 1996 г. до менее 0,3% в 2004 г. и 0,79% — в 2009 году.330

Велико число внебрачных родов: по данным на 2006 г., ежегодно 20-30% женщин рожают вне брака (самые высокие показатели — в сельской местности); ежегодно 2,8 тыс. женщин рожают в возрасте 15 лет, 13 тыс. — в возрасте 16 лет, 36,7 тыс. — в возрасте 17 лет.331 Немало девушек (особенно тех, кто забеременел вне брака) не рожают, а делают аборт: только с 1992 по 2009 гг., по которым имеются соответствующие данные, было зарегистрировано почти 40 млн абортов. За те же 17 лет естественная убыль российского населения составила 12,6 млн человек, а общее число родившихся — около 24 млн чел. Таким образом, число абортов в указанный период превышало число живорождений в 1,6 раза.332

Отметим также рост родительской безответственности: на 2010 г. было зарегистрировано 697 тыс. сирот, находящихся на попечении государства — это притом что 90-95% из них (и этот показатель держится на протяжении ряда лет) имеют живых родителей.333 За 1995-2010 гг. число сирот, подавляющая часть которых — социальные сироты, выросло более чем вдвое.334 Основная причина попадания детей в детские дома и приюты — алкоголизация родителей.335 В родные семьи, даже при самом благоприятном развитии событий (помощь родителям и т. д.) возвращаются не многим более 70% социальных сирот.336

Таким образом, семья — основная скрепа общества — также разрушается и деформируется.

Язык

Именно языковой фактор россияне считают самым консолидирующим для своих этносов.337

Согласно Федеральному закону от 1 июня 2005 г. № 53-ФЗ «О государственном языке Российской Федерации» (п. 1 ст. 3), русский язык подлежит обязательному использованию в числе прочего в деятельности организаций всех форм собственности, в том числе в ведении делопроизводства, в наименованиях организаций всех форм собственности, во взаимоотношениях органов государственной власти субъектов РФ, иных государственных органов, органов местного самоуправления, организаций всех форм собственности с гражданами Российской Федерации, иностранными гражданами, лицами без гражданства, общественными объединениями, а также в рекламе.

При этом в соответствии с Законом РФ от 25 октября 1991 г. № 1807-I «О языках народов Российской Федерации», в местах компактного проживания населения, «не имеющего своих национально-государственных и национально-территориальных образований или живущего за их пределами», наряду с русским языком и государственными языками республик в официальной сфере, включая делопроизводство, может использоваться язык населения данной местности (ч. 4 ст. 3, ч. 3 ст. 16).

Иные языки, кроме русского, используются главным образом в СМИ республик в составе Российской Федерации, а также в малотиражных газетах, издаваемых этническими неправительственными организациями. Важная область функционирования местных языков — районные и городские газеты, издаваемые в местах, где компактно живут меньшинства (в основном в сельской местности). Часть этих изданий выходят целиком на местных языках или являются двуязычными.

В ряде регионов (республики Башкортостан, Татарстан и Саха (Якутия), Мурманская область) на 2008 г. было несколько негосударственных радиостанций, вещающих на татарском, башкирском, якутском, а также саамском языках. Кроме того, в некоторых республиках (Дагестан и Татарстан) были созданы теле- и радиокомпании в форме акционерных обществ со смешанным государственно-частным капиталом, которые ведут передачи на местных языках. Телевизионные компании республик имели программы вещания на языках «титульных» национальностей. Однако в сетке вещания всех региональных и местных вещательных станций республик преобладал русский язык.338

Важное значение для поддержки национальной культуры имеет использование и изучение языка. Согласно официальным данным, приведенным в правительственном докладе РФ об исполнении Европейской рамочной конвенции о защите национальных меньшинств, в РФ насчитывается более 7 тыс. общеобразовательных учреждений, где иные языки, кроме русского, используются как средство или предмет обучения. Примерно для 1,7 млн учеников (6,0% всех учащихся) языки национальных меньшинств являются языками обучения, а для 1,9 млн (11,0%) преподаются как предмет.339

В подобных сводках суммируются данные об использовании языков во всех компонентах обучения, в том числе на факультативных курсах, формируемых школами. Языки меньшинств как предмет преподаются в начальной школе, в основном в сельской местности и почти исключительно в республиках РФ. Примерно половина «национальных школ» — это школы с татарским языком, сосредоточенные в республиках Башкортостан и Татарстан.

Критическое положение сложилось и в сфере сохранения языка, культуры и традиций народов Севера. Так, на 1998 г. только 26,3% представителей ненецкого народа пользовались родным языком дома, 6,2% — на работе.340 Имеются проблемы и с изучением родного языка. Так, в 2003-2004 учебном году изучали родной язык 19 361 детей, или 47,5% от общей численности учащихся, принадлежащих к коренным малочисленным народам Севера. Сравнительно высокий процент изучающих родной язык (от 51,2 до 83,6%) зарегистрирован в Республике Саха (Якутия), в Амурской области, Ямало-Ненецком, Эвенкийском, Ненецком и Чукотском АО. Низкие показатели (от 0,66 до 15,4%) зафиксированы в Мурманской, Томской, Кемеровской и Читинской областях. Не организовано изучение родного языка в Республике Хакасия, в Алтайском и Приморском краях. Более десяти коренных малочисленных народов Севера не имели письменности вообще.341

У народов Поволжья сохраняется важность изучения родного языка: так, удмурты и татары считают именно язык главным маркером своей идентичности, 90% мордвы в той или иной степени владеют родным языком.342

Наиболее уязвимыми в этом отношении оказываются цыгане. Им запрещают разговаривать на родном языке в тюрьмах, при личных свиданиях, не разрешается использовать его в личной переписке с заключенными. Почти никогда цыганам не разрешается говорить на родном языке в ходе допросов и суда. Не выполняются в отношении цыган и цыганской культуры требования ст. 12 Европейской рамочной конвенции о защите национальных меньшинств (ЕРКМ) — не проводятся научные исследования по цыганскому языку и культуре, не публикуются просветительские издания и учебники, не готовится преподавательский состав для обучения цыганскому языку или преподавания на цыганском языке. Большинство цыган даже не знают о существовании письменности на их языке, так как издание словарей, переводов на цыганский язык произведений мировой и русской классики, подготовка учебников и кадров для цыганских школ не возобновлялось с 1930-х годов.343

Связность России ослабевает в результате «лингвистического национализма» — этнократических манипуляций с языком. В некоторых республиках делались попытки перевести письменность с кириллицы на латинский алфавит или придать языку титульного народа статус государственного. По данным переписи 1989 г., в Xакасии на русском языке свободно говорили 91% населения, а на хакасском — 9%. Тем не менее, в 1990-х гг. была сделана попытка вести школьное обучение на хакасском языке. Попытка не увенчалась успехом, как и аналогичная попытка с коми-пермяцким языком. Все это может показаться мелкими проявлениями дискриминации, но эти мелочи подтачивают межнациональные связи.

Образование

Школа — «генетический аппарат» национальной культуры. В Новое время она — один из главных инструментов собирания нации, а значит и скрепления страны. Она уже в детстве задает будущему гражданину ту мировоззренческую матрицу, которая соединяет людей в народ.

Культура России выстрадала особый тип школы — единую общеобразовательную. Эта школа была адекватна цивилизационному типу России и обладала такой интегрирующей силой, что даже спустя 18 лет после развала СССР люди, приезжающие в Россию из Средней Азии, оказываются цивилизационно близкими.

Населению малодоступны системы дошкольного и послевузовского образования, в отличие от иных стран. Особенно негативная ситуация сложилась в отношении доступности дошкольного образования: 417 тыс. детей стоят в очереди в детский сад.344

Кроме того, прослеживается явная тенденция — постоянное увеличение соотношения платных и бесплатных мест в вузах в пользу платного обучения. Доля коммерческого образования, по разным данным, достигает уже 60-70%. По некоторым прогнозам, к 2020 г., с учетом современных темпов, в России будет около 90% платного образования.345 Притом что другие страны (Япония, Южная Корея, Германия и др.) планируют к тому же сроку довести бесплатное образование до уровня 90-100%.

Доля граждан, получавших в 2008 г. непрерывное образование (включая самообразование), составляет на сегодня в России чуть более 20%, что почти в два раза меньше, чем в среднем в развитых европейских странах.346

Существует проблема и с этническим образованием: национальные школы, где образование идет в том числе на языках народов Севера, существуют; однако в этих школах только 2% учителей — из числа представителей коренных народов.347

Единственным исключением в плане получения образования являются саамы, но только благодаря поддержке Скандинавских стран: саамская молодежь получила возможность бесплатно обучаться в вузах Швеции, Норвегии и Финляндии. Впрочем, это не затронуло глубинный процесс деэтнизации: саамы обычно не знают саамского языка, не знакомы с культурой и историей своего народа, тем более не ведут традиционного хозяйства. Их связывают со своим этносом только соображения рационального выбора.348

Таким образом, российскую школу с поразительной настойчивостью стараются изменить так, чтобы она утратила именно главную свою черту — единство с учетом национальных особенностей. Ее превращают в конгломерат каких-то лицеев, гимназий, колледжей с мириадами разных программ и учебников — национальных и региональных, а также в ряде случаев не учитывают пожелания национальных меньшинств. Это выглядит как сознательная операция по развалу страны и провоцированию национальных комплексов и обид.

Религия

По данным Института социологии РАН, большинство населения России составляют по вероисповеданию и этнокультуре православные (89-92%), за ними следуют мусульмане (6-9%). В сумме этнические православные и мусульмане охватывают 97-98% населения России.349

Однако при определении степени религиозности россиян выяснилось, что российское общество скорее светское. По данным соцопроса Института социологии РАН, проведенного в 2009 г.350), около половины опрошенных (47%) в целом не религиозны, порядка пятой части респондентов колеблются при определении меры своей религиозности и лишь 3,3%, по собственным оценкам, глубоко религиозны. Кроме того, по данным ИСПИ РАН, два десятилетия религиозной свободы не изменили существенно число неверующих (34% — как в 1993 г., так и в 2006 г.).351 Интерес к магии, согласно данным «Яндекса», у россиян существенно выше, чем собственно к религии352; 57% верят в возможность сглаза и порчи.353 Религиозность молодежи, наиболее приоритетной группы для всех религий, отличается атрадиционностью и синкретичностью.354 Интересно, что и из крестьянской среды — традиционного оплота православия — религиозность уходит и остается только в форме бытовых ситуаций и обычаев.355

Что касается численности практикующих верующих, то государственной статистики в этой сфере не существует, есть лишь данные экспертной оценки. По данным социологов религии С. Филатова и Р. Лункина, практикующих верующих — от православных до представителей новых религиозных движений — 12-24 млн человек. Как и везде, лидирует РПЦ (около 3-15 млн человек), затем следуют мусульмане (около 3 млн), протестанты (около 1,5 млн). Старообрядцы, иудаисты, буддисты и язычники составляют меньше 1 млн человек. Последователи многочисленных новых религиозных движений (НРД) — не более 300 тыс.356

У религиозных организаций сохраняются исторически сложившиеся «сферы влияния», т. е. преобладающее или заметное количество зарегистрированных религиозных организаций в регионах. Первое место занимают «православные» (включая «старообрядческие») регионы (59%), затем следуют «мусульманские» (21%) и потом — «протестантские» (20%).357

Россия исторически относится к христианским странам, поэтому именно христианство имеет здесь первостепенное значение. Поскольку в России исторически представлено прежде всего православие, то именно оно оказало наибольшее влияние на национальные ценности и внесло наибольший вклад в русскую культуру. Кроме русских — государствообразующего этноса, православие традиционно исповедует большинство верующих коми, карелов, марийцев, мордвы, осетин (иронцев), чувашей, хакасов, якутов и др., этноконфессиональная группа «кряшены», выделившаяся из татар именно по религиозному признаку, моздокские кабардинцы, приангарские буряты, донские калмыки-бузава. Исторически православие представлено во всех регионах Российской Федерации, особенно в Европейской части России.

Абсолютное большинство назвавших себя верующими россиян относят себя к православным (2005 — 72%, 2012 — 74%).358 41% из тех, которые называют себя православными, говорят о своей принадлежности к Русской православной церкви.359 Однако только 3% россиян, по данным на 2012 г., регулярно посещают церковные службы.360 Число воцерковленных православных в провинциальных городах чуть больше, чем в целом по стране — 8%.361 Среди интеллигенции к воцерковленным православным относятся 5%, среди школьников — 14%.362 Для большей части опрошенных православие — это не соблюдение религиозных обрядов и участие в церковной жизни, что предполагает воцерковленность, а только национальная традиция.

Православие в России представлено не только Русской православной церковью и иными православными юрисдикциями, но и старообрядчеством (древлеправославием) — совокупностью религиозных течений и организаций в русле русской православной традиции, которые отвергают предпринятую в 1650-1660-х гг. патриархом Никоном и царем Алексеем Михайловичем церковную реформу. Среди них преобладают русские, но есть также украинцы, белорусы, карелы, финны, коми, удмурты, чуваши и др. Исторически старообрядчество присутствует в 61 субъекте Федерации.363 Районы компактного проживания старообрядцев встречаются в Нижегородской и Брянской областях, Забайкальском крае, республиках Алтай и Бурятия.

В Сибири и на Дальнем Востоке старообрядцы часто представляют собой особую этноконфессиональную группу (как, например, в Усть-Коксинском районе Алтая) со своим самобытным фольклором и традициями. В большинстве старообрядческих поселений сохраняется традиционный общинный образ жизни, и самый яркий тому пример — так называемые «семейские». Это этноконфессиональная группа, сложившаяся в XVIII в. из старообрядцев-беспоповцев Забайкалья. Их песни, фольклор, образ жизни, традиции построения домов и улиц охраняются ЮНЕСКО как шедевр нематериального культурного наследия человечества. Но отметим, что только 18% «семейских» считают себя практикующими старообрядцами,364 что свидетельствует об общем кризисе религиозности в стране — даже в такой замкнутой и консервативной группе.

В России также исторически присутствуют армяно-григориане, признанные покровительствуемой конфессией еще в начале XVIII века. Еще со времен Российской империи они проживают в Дагестане, Краснодарском и Ставропольском краях, в Ростовской области и сохраняют традиции Армянской апостольской церкви и своего народа.

Другие христианские конфессии — католичество и протестантизм — исторически представлены несколькими этносами России. На русской земле они появились благодаря призыву иностранцев на государственную службу, пленным, которых расселяли по разным регионам, а также вхождению в состав России Прибалтики, Финляндии и Польши.

Католичество считается национальной религией русских немцев, а также поляков, литовцев, украинцев, галисийцев. Исторически католичество представлено в 34 субъектах Федерации, особенно распространено в Поволжье и на Урале. В Ростове, Краснодаре и Сочи традиционно проживают армяне-католики. По данным на 2012 г., среди российских католиков 47% русских, 16% немцев,365 что говорит о том, что католичество перестает быть этнической конфессией и стремительно «русифицируется».

Протестантизм традиционно исповедуют русские немцы, финны, прибалты и корейцы; особый самобытный вариант протестантизма также исповедуют несколько немногочисленных этноконфессиональных групп — например, молокане и духоборы. Протестантизм исторически представлен в 54 субъектах Федерации — особенно в Поволжье, Сибири, на Дальнем Востоке. Протестантизм больше распространен в Сибири, чем на Европейской части России,366 особенно же видны его успехи на Дальнем Востоке, связанные с крайне низкой религиозностью жителей и активностью корейских миссионеров.

Русские немцы-протестанты (лютеране и меннониты) сохраняют свой язык и национальные традиции, которые практически не изменились с XVIII в., когда их стала приглашать Екатерина II для заселения малообжитых районов страны. Сохраняются также особый общинный образ жизни и способ ведения сельского хозяйства. Свои национальные традиции сохраняют и корейцы-пресвитериане, поселившиеся на Дальнем Востоке во второй половине XIX века. Быт, обычаи и фольклор молокан и духоборов, во многом сходные со старообрядческими, представляют собой своеобразный пласт русской культуры.

Среди протестантов, помимо русских, очень много представителей иных народов, традиционно не принадлежавших к протестантизму и пришедших в протестантские церкви благодаря свободной проповеди в 1990-2000-е гг. (так, в протестантских церквях, созданных корейскими миссионерами в республиках Алтай, Тыва и Бурятия, от 80 до 100% составляет титульное население367). От так называемых новых религиозных движений протестанты существенно отличаются тем, что принадлежат к привычной для России религии — христианству, поэтому для русских людей не возникает такого резкого ценностного разрыва, как при вступлении в НРД. Сходная с НРД проблема «американизации» или «кореизации» стоит довольно остро, однако осознается протестантами гораздо в большей мере, чем представителями новых религиозных движений: представители протестантских течений стремятся получить образование (все чаще — гуманитарное), изучать культуру и традиции России, чтобы трансформировать свое практическое богословие под русские особенности; налаживают отношения с Русской православной церковью и другими «традиционными» конфессиями. Проблема иностранного финансирования также остается нерешенной, однако с 2001 г., по данным Федеральной службы безопасности, по инициативе отечественных протестантов прекратились внушительные пожертвования для централизованных организаций.368

Ислам, а именно — суннизм (абсолютное большинство мусульманских народов в России), шиизм джафаритского толка (две трети азербайджанцев, часть татар Нижнего Поволжья и часть лезгин) и суфизм тарикатов накшбандийя (аварцы, даргинцы, кумыки, лакцы, лезгины, табасаранцы, рутульцы, агулы), кадирийя (чеченцы и андийцы) и шазилийя (аварцы, частично кумыки) — является второй по численности верующих религией в современной Российской Федерации после православия. Подавляющее большинство как мусульман, так и мусульманского духовенства в России составляют татары (34,8% российского мусульманского сообщества — уммы),369 башкиры, народы Северного Кавказа — всего почти 40 этносов. Ислам исторически присутствует в 31 субъекте Федерации, особенно представлен на Юге России, на Северном Кавказе и в Поволжье. Мусульмане России придерживаются двух самых толерантных мазхабов (правовых школ в исламе) — ханафитского (татары, башкиры, ногайцы) и шафиитского (народы Северного Кавказа). Практикующих мусульман достаточно много, особенно на Северном Кавказе: например, 34% дагестанских мусульман соблюдали все столпы ислама (2006 г.).370

Иудаизм в России традиционно исповедуют евреи-ашкенази, бухарские и грузинские евреи, таты (правда, только 16% всех евреев относят себя к иудаистам).371 Также к ним можно причислить этноконфессиональную группу караимов (хотя ряд исследователей считают караимизм отдельной религией). Иудаизм распространен по всей Российской Федерации; караимы расселены на Юге России, в Москве и Санкт-Петербурге.

Буддизм (его тибетский вариант) традиционно исповедуют буряты, тувинцы (единственный тюркский этнос, исповедующий буддизм), калмыки (единственный этнос в Европе, исповедующий буддизм). Исторически распространен в республиках Бурятии (около трети населения), в Калмыкии (около половины населения), Тыве (большинство населения), Забайкальском крае, Иркутской области и Санкт-Петербурге, где в начале ХХ в. построен первый в Европе дацан. Практикующих буддистов не так много: например, только 13% калмыков, назвавших себя буддистами, выполняли все религиозные требования.372

Помимо мировых религий и конфессий, во многих субъектах Российской Федерации присутствуют и многочисленные верования и традиции (условно называемые «язычеством») малых коренных народов, локальных территориальных поселений, которые, тем не менее, несут важные культурные и социальные нагрузки, хотя и в ограниченных ареалах. Исторически язычество представлено в 24 субъектах Федерации. Заметные группы язычников существуют на Алтае, в республиках Марий Эл, Тыва, Саха (Якутия), Чукотском и Ямало-Ненецком АО. К «язычеству» можно отнести «Белую веру» в Горном Алтае, местные древние культы и обряды, шаманизм. К ним же можно отнести и создаваемые этнической элитой клубы и сообщества по изучению национальной культуры, которые занимаются реконструкцией и творческим переосмыслением древних языческих традиций.

Отметим, что с 1990 г. по 2002 г. количество конфессиональных разновидностей выросло с 16 до 75. При этом большая часть из названного числа — новые религиозные движения.373 НРД, присутствующие в России, можно условно разделить на три группы.

1. Движения, которые в религиоведении лишь условно относятся к «новым» (поскольку ученые не могут их однозначно отнести к какой-либо сложившейся религии) типа Свидетелей Иеговы и Церкви Иисуса Христа святых последних дней (мормонов), которые появились в XIX в. на базе протестантизма; веры Бахаи, которая появилась тогда же на базе ислама и которую можно уже считать отдельной мировой религией, а также Международное общество сознания Кришны, которое в современном виде появилось в ХХ в., но генетически связано с древней индуистской традицией гаудиа-вайшнавизма.

2. Новые религиозные движения, впервые возникшие в последние 100-150 лет, в основах вероучения не соотносимые методологически ни с одной из известных мировых религий. Зачастую они провозглашают собственную культурно-религиозную автономность, имеют эклектичную доктрину, претендуют на надконфессиональность. Нередко такие движения, возглавляемые харизматическим лидером, выдвигают альтернативные программы развития человека и общества. К такого рода движениям, впервые привнесенным в Россию в последние десятилетия и подчиняющимся зарубежным религиозным центрам, могут быть отнесены, например, Церковь сайентологии, Церковь Объединения Сан Мен Муна и некоторые другие.

3. Новые религиозные движения отечественного происхождения, также впервые возникшие или структурно оформившиеся в нашей стране в последнее десятилетие. Наиболее крупными из них являются последователи П.К. Иванова (ивановцы), Церковь Последнего Завета (виссарионовцы), Белое Братство — Юсмалос, Бажовское движение и некоторые другие.

Многие новые религиозные движения, отказавшись в 2000-х гг. от «группового эгоизма» и подчеркнутой маргинальности, стали практиковать активное социальное служение.374

Несмотря на то, что верующих не так много, они часто являются активной частью общества, которая стремится влиять на окружающую социальную среду. Во-первых, путем создания собственных внутренних общностей. Первостепенное значение здесь имеет семья: абсолютное большинство верующих (особенно молодежь) основных конфессий пришли к вере благодаря родственникам,375 а значимая часть общин — в частности, православных, мусульман и кришнаитов — семейные люди.376 Отметим, что верующим в определенной степени удается воспитать своих детей если не в вере, то в умении противостоять давлению сверстников: так, например, верующие школьники употребляют алкоголь значительно меньше, чем их неверующие ровесники.377

Следующая по значимости создаваемая общность — это религиозная община. К ядру православных общин относится только 1% россиян, в целом в такие общины вовлечены 7-10% населения; в дагестанских тарикатах (суфийских орденах) насчитывается, по разным оценкам, 25-30 тыс. человек.378 К самым крупным и влиятельным общинам, образующим целую сеть, относятся — община о. Георгия Кочеткова (РПЦ МП), сеть общин для бывших наркоманов-реабилитантов «Исход» (пятидесятники), суфийские братства, особенно общность мюридов (послушников, последователей) недавно убитого шейха С. Ацаева (Саида-афанди Чиркейского). В общинах очень высок авторитет лидера — духовного лица, вокруг которого она собирается: в православных общинах — священника (в монастырях — игумена и старцев), в староверческих — наставников (у коми — женщин-наставниц, у карел — женщин-книжниц), в мусульманских — имамов (Башкортостан), шейхов (Дагестан), лидеров вирдовых братств (Чечня и Ингушетия).379 В основном общины состоят из людей, не проживающих в особых поселениях, за исключением православных и буддийских монахов, ряда старообрядческих общин и последователей нового религиозного движения — Церковь Последнего Завета, живущих в особых экопоселениях на территории Красноярского края и планирующих совместно построить свой город.380

Помимо сплоченных общин, существуют светские общественные и благотворительные организации, созданные верующими людьми (в которых лидируют православные и протестанты),381 а также культурно-просветительские центры, оказавшиеся самыми миссионерски эффективными: «дхарма-центры» у буддистов, клубы славянских единоборств у неоязычников, клубы «расширения бизнеса» у саентологов и т. д.382 В ряде случаев такие общества интегрируют и представителей государственной власти и бизнеса — как, например, культурно-просветительское общество «Манджушри» в Тыве.383

Одна из проблем, связанных с общинами, заключается в том, что верующие, несмотря на очевидный объединяющий потенциал, подвержены, пусть и в меньшей степени, общему недоверию к общностям, помимо семейных и дружеских, которое господствует у россиян в целом: доверять верующие люди склонны, как и все остальные, прежде всего родственникам и друзьям; только 16% православных доверяют единоверцам, а 14% мусульман — людям одинаковой этнической принадлежности.384

Во-вторых, верующие активно занимаются социальной деятельностью, которая для 52,7% из них связана прежде всего именно с религиозными установками385 (табл. 3.6).386

Таблица 3.6

Виды социально-значимой деятельности религиозных организаций

Продолжение табл. 3.6

Окончание табл. 3.6

Язычники, старообрядцы и мусульмане занимаются социальной деятельностью в тех ареалах, где они исторически сосредоточены; причем, как правило, язычники и старообрядцы сосредотачиваются на спонсировании и организации культурно-просветительских проектов. У иудаистов почти в каждом регионе широко представлены как благотворительные, так и культурно-образовательные проекты, однако они, как правило (но не всегда), распространяются только на евреев.

У православных, протестантов и католиков (несмотря на немногочисленность последних) широко распространена самая разнообразная благотворительная деятельность. Православные больше других помогают малообеспеченным, инвалидам, пожилым людям и домам престарелых; оказывают психологическую помощь и организуют работу телефонов доверия, устраивают благотворительные обеды и открывают столовые, а также занимаются реабилитацией бывших заключенных. Католики больше других участвуют в создании благотворительных фондов и организаций (самая многочисленная организация — «Каритас»); протестанты — в реабилитации алкоголиков и наркоманов. Отметим, что помимо иных причин, здесь играют роль конфессиональные особенности благотворительности: православная помощь более личностна и адресна; у католиков благотворительность ведется через организации, собирающие волонтеров; протестанты же видят свою главную цель в восстановлении и социализации человека.387

Верующие могут также активно действовать на поприще защиты общественной нравственности (рис. 3.4388).

Рис. 3.4. Выступления верующих в защиту нравственности (2007-2012 гг.)

Поскольку религия воспринимается в России чаще всего внерелигиозно, т. е. как оплот национальной традиции и нравственности, то выступления религиозных организаций в защиту последней, помимо всего прочего, проявляют социально консолидирующий потенциал.

В-третьих, верующие заявляют свою политическую позицию. Они в меньшей степени, чем неверующие, готовы поддерживать жесткие формы политического протеста (57 против 67%).389 Немногие из верующих христиан хотели бы жить в другой стране: такое желание изъявили только 8% православных и 15% протестантов.390

Православные больше всех других групп населения (религиозных и нерелигиозных) говорят о своем государственничестве, а любовь к Родине с ними одинаково разделяют и протестанты (60 и 61%).391 Что касается политических симпатий, то большинство верующих не идентифицируют себя с какой-либо партией.392 Лидируют в политической индифферентности мусульмане (56%), в политической определенности же, как ни странно, — буддисты (34,3% объявили о своей симпатии к конкретной партии).393 Что касается политических идеологий, то симпатии православных — на стороне этнонационалистических партий (12%), католиков и мусульман — социал-демократии (37% и 42%), буддистов — коммунизма (20%), протестантов и иудаистов — умеренного либерализма (23 и 18% соответственно).394 Как видно, симпатии большинства верующих — на стороне идеологий, связанных с социальным государством.

Идея религиозных политических партий в России оказалась неэффективной: так, Христианско-демократический союз России набрал на выборах всего 0,2%.395 В 2012 г. 65% россиян высказались против участия верующих в политической жизни.396 Лучше всего консолидированным верующим удаются механизмы скрытого лоббирования: так, управление мусульман Дагестана активно и успешно продвигает своих сторонников во власть.397

Особо отметим политизированные структуры так называемого «нетрадиционного» ислама. Пришедшие на «постперестроечной волне» к власти в Чечне в начале 1990-х гг. сепаратистски ориентированные элиты сделали ставку на идеологию «интегристского ислама», не признающего деление мусульман на расы, этносы, тайпы, другие локальные этнические и конфессиональные группы, и ставшего известным в регионе как «ваххабизм» (салафизм).

Наиболее характерной формой самоорганизации радикалов на Северном Кавказе стали так называемые «джамааты», которые выстроены, в целом, по этническому принципу и действуют в основном в рамках «своих» республик. Поскольку в результате естественной убыли боевиков старшего поколения «джамааты» пополняются молодыми людьми, их нередко в научных изданиях и публицистике называют «молодежными джамаатами».

Организационно структуры «молодых» копируются с ближневосточных: жесткое единоначалие, сплоченность рядов, широкая внутренняя благотворительность и взаимопомощь (как, например, у палестинского «Движения исламского сопротивления» — ХАМАС).

Главный вектор террористической активности боевиков многочисленных «джамаатов» в северокавказском регионе направлен в основном против сотрудников правоохранительных органов и силовых структур, представителей органов государственной власти и управления, официального мусульманского духовенства. Несмотря на некоторое снижение активности террористов по сравнению с пиковым 2005 г., ситуация в северокавказском регионе продолжает оставаться сложной и в настоящее время.398

В-четвертых, верующие стремятся выполнять консолидирующую роль на основе общих ценностей. Прежде всего отметим, что собственно религиозные ценности не являются приоритетными для большинства верующих: для молодых верующих важнее всего, как и для неверующих, здоровье (духовное развитие проигрывает этой ценности — 22% против 56%); тот же самый параметр важнее всего даже для представителей новых религиозных движений — самой убежденной религиозной группы.399 Наиболее же важны религиозные ценности для российских протестантов (59%) и для дагестанских мусульман (51%).400

Большинство воцерковленных православных более других групп (невоцерковленных православных, мусульман и неверующих) убеждено в важности самобытности России и в том, что в обществе сохранились единые духовные ценности; в общих национальных интересах уверены и воцерковленные православные, и мусульмане (47 и 42% соответственно).

Верующие проявляют большее желание, чем россияне в целом по стране, сделать что-либо для укрепления «горизонтальных» связей. Впрочем, православные (в силу размытости их самоидентификации) не сильно «отрываются» от россиян в целом, в отличие от более консолидированных мусульман и протестантов: желание поучаствовать в общем деле выше всего у мусульман (20%) (у православных и неверующих — по 11%), у протестантов — готовность к благотворительности (39 против 13% православных и 11% россиян в целом) и созданию многодетной семьи (21 против 12% православных и 11% россиян в целом).401 Верующие — от православных до представителей новых религиозных движений — практически единодушны в том, что религиозным общинам необходимо заниматься социальным служением, и следует с уважением относиться к общественно-полезной деятельности других конфессий (хотя, к сожалению, 34,8% сталкивались с противостоянием представителей других религий во время своего социального служения).402

Отметим, что несмотря на определенный консолидирующий для нации потенциал, верующие подвержены тем же страхам, что и светские россияне: православные и протестанты не намного больше других доверяют людям (25% православных и 31% протестантов против 23% россиян в целом) и даже в чуть большей степени настороженно относятся к трудовым мигрантам (23% православных и 21% протестантов против 20% россиян в целом).403

Религиозные общности, имея средний консолидирующий потенциал для нации, часто могут быть настоящим «маяком» для небольших этносов:

— быть главным этническим идентификатором (православие для кряшен, старообрядчество для тихвинских карел);

— быть пробудителем этнического самосознания (ислам для башкир, язычество для марийцев, алтайцев и т. д.);

— быть хранителем этнических и общинных традиций (суфийские общины — вирдовые братства для чеченцев и ингушей);

— быть консолидирующим признаком для «разбросанного» по регионам этноса (буддизм для бурят);

— быть общей «матрицей» для разделенного этноса (шаманизм для западных и восточных бурят);

— быть примирителем во внутриэтнических конфликтах (буддизм для тувинцев в 1990-е гг.);

— быть стимулом культурного обмена (распространение ремесел, народное прикладное искусство, старообрядчество для якутов);

— быть стимулом для элементарного выживания (протестантизм для коряков и чукчей) и т. д.404

Отметим особую этноконсолидирующую роль язычества (о его роли в этнонационализме см. ниже). Многие языческие деятели становятся важными выразителями культуры своего народа: так, шаманы сохраняют традиционные народные знания (традиционная астрология, горловое пение, традиционные промыслы), а также собирают фольклор и исследуют шаманские практики. Некоторые из них играют особую роль в своем народе: так, шаман М.Б. Кенин-Лопсан — классик тувинской литературы; бизнесмен и шаман О. Крашевский построил на свои деньги этнический поселок для нганасан, ранее умирающих от голода и безработицы.405

Интересно, что только для 12,6% представителей государствообразующего этноса — русских — православие играет роль этнодифференцирующего признака,406 хотя, как указано выше, его этнокультурная функция для многих россиян определяющая.

Религиозные общности стремятся консолидировать не только этносы, но и различные социальные группы:

— этнокультурные сообщества — казаки (православие);

— национальная интеллигенция — языческие деятели и шаманы;

— профессиональные сообщества (врачи, ученые) — православные братства;

— социально-экономические общности (у северокавказских народов богатые принадлежат к тарикату накшбандийя, а бедных объединяет тарикат кадирийя);

— сообщества «риска» — бывшие наркоманы (пятидесятническое объединение «Исход», которое объединяет реабилитационные центры и церкви: новые церкви создаются из «костяка» реабилитантов, которые привлекают к реабилитации новых наркоманов).407

Деятельность верующих и/или исторически сложившийся авторитет религиозных институтов создают им со стороны общества определенный кредит доверия: по данным соцопроса Института социологии РАН, проведенного в 2009 г., Русской православной церкви доверяют 68% населения.408 По данным исследования 2012 г., важнейшая роль церкви, по представлениям светских россиян, заключается в поддержке нравственности (38%). Интересно, что эту функцию за РПЦ признают даже члены новых религиозных движений — причем в большей степени, чем их светские сограждане (48%).409 42% россиян считают, что именно государство должно наказывать людей, покушающихся на святыни и оскорбляющих чувства верующих. На церковь в этом полагаются лишь 22%, а на Бога — 23%,410 что показывает: россияне воспринимают церковь не как сакральную и самостоятельную общность, а как такой же социальный институт, который нуждается в защите заведомо более сильного государства.

Отношение к иным христианским объединениям в целом положительно: к католикам хорошо относятся 61% россиян; несмотря на то, что самые многочисленные протестантские деноминации — баптисты и пятидесятники — вызывают у россиян негатив (53 и 52% соответственно), данные по Забайкалью позволяют уточнить, что социальные практики протестантов, в отличие от их мировоззрения и культовых практик, вызывают очень позитивное отношение.411

Большинство россиян (55%), по данным ВЦИОМ за 2008 г., полагают, что у РПЦ должны быть особые отношения с государством.412 Отметим при этом, что, как указано выше, большинство россиян против участия религиозных деятелей в политике.

Как реагирует государство на присутствие религиозных институтов и отношение к ним общества?

Согласно статье 14 Конституции, Российская Федерация — светское государство. Никакая религия не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной. Религиозные объединения отделены от государства и равны перед законом. Статья 28 указывает, что каждому гарантируется свобода совести, свобода вероисповедания, включая право исповедовать индивидуально или совместно с другими любую религию или не исповедовать никакой, свободно выбирать, иметь и распространять религиозные и иные убеждения и действовать в соответствии с ними. Отметим, что данная конституционная норма не проясняет, что такое светскость, не раскрывает, что значит «отделение от государства». Следует ли его понимать как отделение институтов друг от друга или как запрет церкви взаимодействовать с государством.

Согласно статье 6 Федерального закона от 26 сентября 1997 г. № 125-ФЗ «О свободе совести и о религиозных объединениях», религиозные объединения делятся на религиозные группы и религиозные организации.

Религиозная группа — добровольное объединение граждан, образованное в целях совместного исповедания и распространения веры, осуществляющее деятельность без государственной регистрации и приобретения правоспособности юридического лица.

Религиозная организация — добровольное объединение граждан Российской Федерации, иных лиц, постоянно и на законных основаниях проживающих на территории Российской Федерации, образованное в целях совместного исповедания и распространения веры и в установленном законом порядке зарегистрированное в качестве юридического лица (пункт 1 статьи 8). Религиозные организации в зависимости от территориальной сферы своей деятельности подразделяются на местные и централизованные (пункт 2 статьи 8).

Согласно пункту 3 статьи 4, государство регулирует предоставление религиозным организациям налоговых и иных льгот, оказывает финансовую, материальную и иную помощь религиозным организациям в реставрации, содержании и охране зданий и объектов, являющихся памятниками истории и культуры, а также в обеспечении преподавания общеобразовательных дисциплин в образовательных учреждениях, созданных религиозными организациями в соответствии с законодательством Российской Федерации об образовании. Пункт 3 статьи 18 указывает, что государство оказывает содействие и поддержку благотворительной деятельности религиозных организаций, а также реализации ими общественно значимых культурно-просветительских программ и мероприятий.

В течение нескольких последних лет на федеральном уровне было введено армейское духовенство, а в школах с 2012 г. стал обязательным предмет «Основы религиозных культур и светской этики».

Что касается российских органов местного самоуправления, то в большинстве субъектов РФ они поддерживают РПЦ как первую конфессию, однако редко соглашаются на исключительно «проправославную» политику (рис. 3.5413).

Рис. 3.5. Отношение органов местного самоуправления к РПЦ

Там, где мусульман, буддистов и язычников традиционно больше, чем православных, местная власть оказывает первостепенную поддержку именно этим религиям.

К каким конкретно механизмам взаимодействия приводит готовность властей к сотрудничеству? Прежде всего это включение религиозных деятелей в советы по взаимодействию с религиозными объединениями. Согласно статье 1 Положения о Совете по взаимодействию с религиозными объединениями при Президенте РФ (утв. Распоряжением Президента РФ от 2 августа 1995 г. № 357-рп), учрежден Совет по взаимодействию с религиозными объединениями при Президенте РФ, который является консультативным органом по вопросам взаимодействия Президента РФ с религиозными объединениями и повышения духовной культуры общества.

С середины 2000-х гг. религиозных лидеров начинают включать в общественные представительства (например, в Общественную палату). В таких организациях представлены РПЦ, мусульмане, иудаисты, буддисты и пятидесятники.

Российское государство, начиная с 1990-х гг., стало заключать договоры о сотрудничестве с религиозными организациями в сферах образования, благотворительности, патриотического воспитания, фактически соединяя сферы ответственности государства и религиозных объединений, несмотря на конституционное «разъединение».

Очевидно, что в проекте нациестроительства необходимо учитывать серьезный потенциал религиозных объединений: в частности, их можно привлекать к участию в решении вопросов примирения религиозных, этнических и иных социальных конфликтов, помощи в нравственном воспитании детей, подростков и молодежи, благотворительности и в целом — в объединении активных граждан. Привлечение активных верующих к участию в нациестроительстве должно происходить на основе уважения к специфике и независимости религиозных институтов.

Информационное пространство

Реформа ликвидировала «скелет» национальной информационной системы — центральные газеты, позволяющие одновременно на всей территории страны предоставлять людям пакет важной для всех информации. Был сразу резко сокращен доступ основной массы населения к газете — разовый тираж газет на душу населения сократился в России в 7 раз. Интеллигенцию лишили языка. Доступ к аудитории в своих слоях остался у элиты и у массы, а специфические для интеллигенции каналы коммуникации были перекрыты. Если учесть резкое расширение «желтой» прессы, то можно считать, что в России общность тех, кто имеет доступ к «интеллигентным» газетам, сократилась в 15-20 раз.

Структуры каналов движения информации в виде печатных текстов в России имели и имеют некоторые особенности. Например, у нас не привились комиксы, которые в США читают 99% подростков школьного возраста и треть взрослого населения. Но в России важную роль играли журналы. К 1995 г. их тиражи сократились в 15 раз. Учтем, что во время перестройки возник журнальный бум, но и по отношению к стабильному уровню 1970-х гг. спад составил 8 раз. Только сейчас тиражи журналов вышли на уровень 1970 г., но резко изменилась структура журнальной продукции — основной тираж дает «легкое чтиво».

В ходе перестройки и реформ система советской печати была ликвидирована таким образом, что сразу была подавлена ее соединяющая функция. «Центральные» газеты перестали существовать под предлогом «демократизации». Появилось огромное множество газет, в совокупности создающих хаос и подрывающих традиционные культурные устои. Но даже и такое печатное слово перестало достигать большинства граждан. Например, в нынешней РФ население получает газет в 7,3 раза меньше, чем в РСФСР в 1986 г. (в 2000 г. приходилось 129 экземпляров газет на 1 тыс. населения). Тираж изданных в России (в РСФСР и затем РФ) книг и брошюр в 1999 г. был в 4,5 раза меньше, чем в 1988 году. Потом он приподнялся, но в 2008 г. вновь стал снижаться. Электронная книга этот спад не компенсирует — ею пользуется то же самое меньшинство, которое имеет доступ и к изданной на бумаге книге.

Таким образом, если в советское время плотность информационных связей — например, грузин — через каналы печатной информации имела параметры, соответствующие развитой современной нации, то в результате реформ их информационное пространство приобрело тип, характерный для племени, обитающего в самых слаборазвитых районах мира. Достаточно сказать, что в том же 2000 г. на 1 тыс. человек населения в Румынии имелось 298 экземпляров газет, а в Мексике — 94 экземпляра.

Сейчас новые угрозы информационной безопасности создают технологии, которые обрушивают целые участки «надежно охраняемых границ». Известный пример — Интернет. Он создавался военными ведомствами США как глобальная сеть обмена информацией, управления информационными потоками и дистанционного управления сложными боевыми системами. Первой его очередью была система APRANET, предназначенная для связи между военными базами и разведывательными центрами США даже в случае «глобального сбоя» информационных систем при ядерной войне. Но затем результат программы оказался более фундаментальным — сложилась новая сеть каналов передачи информации, которая привязывает к себе значительную часть народов.

Развитие в России проводной сети Интернет обусловлено близостью сетей сопредельных государств и определяется типом городов и долей живущего в них населения: «жители крупнейших и крупных городов (а также менее крупных городов в приграничных регионах) быстрее включаются в информационную глобализацию».414 Однако, несмотря на высокую скорость интернетизации, существенным препятствием для развития информационных и коммуникационных сетей в приграничных регионах России являются низкие доходы и немодернизированный образ жизни населения, в результате чего жители средних и малых городов вместе с сельским населением выпали из глобального информационного пространства, а разрыв между крупными городскими центрами и периферией нарастает.415

Поскольку далеко не каждое домохозяйство может позволить себе персональный компьютер и оплату доступа в Интернет, существенным является создание на почтовых отделениях страны 10 тыс. пунктов коллективного доступа в Интернет (без учета Москвы и Петербурга).416

В то же время следует отметить, что государственная политика поддержки IT-производства привела к тому, что в 2005 г. в России развернулся процесс открытия зарубежными компаниями новых центров по разработке программного обеспечения и их укрупнения. Среди этих компаний такие производители с мировыми именами, как «Интел», «IBM», «Siemens» и др., что, с одной стороны, означает создание новых рабочих мест, новые инвестиции в российскую экономику, а также возможность для российских компаний эффективно перенимать зарубежный управленческий опыт. С другой стороны, речь идет об иностранных инвестициях в стратегические отрасли экономики и о вопросе информационной и технологической безопасности. Не следует забывать, что в условиях разрушения военно-инженерной инфраструктуры российского пограничного пространства его интернетизация представляется весьма проблематичной с точки зрения информационной безопасности России, поскольку ядром всемирной глобальной сети является компьютерная сеть Министерства обороны США (ARPANET),417 в свете чего особую актуальность приобретает опыт Китая по установлению государственного контроля над сетью Интернет.

Язык вражды в СМИ

Согласно данным Уполномоченного по правам человека в Российской Федерации, по состоянию на 2006 г. существовало свыше сотни газет, открыто пропагандирующих расовую, национальную и религиозную ненависть.418

Одно из основных орудий экстремистов — средства массовой информации. Долгое время им уделялось очень мало внимания. Однако за последние несколько лет и Федеральная служба по надзору в сфере массовых коммуникаций, связи и охраны культурного наследия (Россвязьохранкультура), и органы прокуратуры РФ вынесли много предупреждений экстремистским СМИ, несколько изданий были закрыты. Статистика за 2004-2007 гг. подтверждает эту тенденцию.419

Общество пытается бороться с таким трендом. Работники интернет-холдингов в 2005-2007 гг. стали закрывать экстремистские сайты или ограничивать к ним доступ, а также проводить семинары по «зачистке» Интернета. Так, был закрыт сайт Санкт-Петербургского отделения НДПР. Руководство сервера Subscribe.ru закрыло информационную рассылку «Молодого Национального Фронта», распространявшего новости праворадикальных организаций — в том числе Российского национального единства (РНЕ) — за «рекламу и пропаганду межнациональной розни».420

«Новые русские»

Исподволь в кругах антисоветской элиты стала культивироваться мысль, что население СССР (а затем РФ) вообще не является народом, а народом является лишь скрытое до поры до времени в этом населении особое меньшинство. Эти рассуждения поражали своей недемократичностью, но подавляющее большинство просто не понимало их смысла. Точно так же не поняло оно и смысла созданного и распространенного в конце 1980-х гг. понятия «новые русские». Оно было воспринято как обозначение обогатившегося меньшинства, хотя изначально разрабатывалось как обозначение нового народа — тех, кто отверг «дух Отечества». Точнее, при введении самого термина «новые русские» было сказано, что это те, кто отверг «русский Космос, который пострашнее Хаоса».421

К 1991 г. самосознание «новых русских» как народа, рожденного революцией, вполне созрело. Только причастные к этому меньшинству были демосом (т. е. народом), а остальные остались быдлом, «совками».

Так и понимался смысл слов демос и демократия. Доктрина реформ 1990-х гг. в интересующем нас аспекте открыто излагалась еще до краха советского государства. Предполагалось, что на первом этапе реформ будут созданы лишь «оазисы» рыночной экономики, в которых и будет жить демос (10% населения). В демократическом (в понятиях данной доктрины) государстве именно этому демосу и будут принадлежать власть и богатство. Ведь демократия — это власть демоса, а гражданское общество — «республика собственников».

В.А. Тишков писал в статье «О российском народе»: «Общество, прежде всего в лице интеллектуальной элиты, вместе с властями формулирует представление о народе, который живет в государстве и которому принадлежит это государство. Таковым может быть только согражданство, территориальное сообщество, т. е. демос, а не этническая группа, которую в российской науке называют интригующим словом этнос, имея под этим в виду некое коллективное тело и даже социально-биологический организм. Из советской идеологии и науки пришли к нам эти представления, которые, к сожалению, не исчезли, как это случилось с другими ложными конструкциями».422

Эта идеологическая конструктивистская формула утверждает, что в РФ «интеллектуальная элита вместе с властями» формирует демос, «которому принадлежит это государство». Демос будет составлять зажиточное меньшинство, а остальная часть населения превращается в бесправную этническую массу.

Это — фундаментальная установка доктрины нациестроительства в Российской Федерации влиятельной части элиты, включая интеллектуальную. Очевидно, что эта доктрина неизбежно порождает глубокий мировоззренческий и социальный конфликт, заранее раскалывающий конструируемую общность.

Весной 1991 г., еще при советской власти, в статье «Рынок и государственная идея» Г. Павловским дается типичная формула этой доктрины: «Демократия требует наличия демоса — просвещенного, зажиточного, достаточно широкого “среднего слоя”, способного при волеизъявлении руководствоваться не инстинктами, а взвешенными интересами. Если же такого слоя нет, а есть масса, где впритирку колышутся люди на грани нищеты и люди с большими накоплениями, масса, одурманенная смесью советских идеологем с инстинктивными страхами и вспышками агрессивности, — говорить надо не о демосе, а о толпе, охлосе… Надо сдерживать охлос, не позволять ему раздавить тонкий слой демоса, и вместе с тем из охлоса посредством разумной экономической и культурной политики воспитывать демос».423

Уже в самом начале реформы была поставлена задача изменить тип государства — так, чтобы оно изжило свой патерналистский характер и перестало считать все население народом (и потому собственником и наследником достояния страны). Теперь утверждалось, что настоящей властью может быть только такая, которая защищает настоящий народ, т. е. «республику собственников».

Павловский высказал в 1991 г. стратегические идеи, в них и надо вникать. Говоря об этом разделении, идеологи перестройки в разных выражениях давали характеристику того большинства (охлоса), которое не включалось в народ и должно было быть отодвинуто от власти и собственности. Это те, кто жил и хотел жить в «русском Космосе». Г. Померанц пишет: «Добрая половина россиян — вчера из деревни, привыкла жить по-соседски, как люди живут… Найти новые формы полноценной человеческой жизни они не умеют. Их тянет назад. Слаборазвитость личности — часть общей слаборазвитости страны. Несложившаяся личность не держится на собственных ногах, ей непременно нужно чувство локтя. Только приоритет личности делает главным не место, где проведена граница, а легкость пересечения границы — свободу передвижения».424

Здесь выражено тяготение этого нового народа к тому, чтобы включиться в глобальную расу «новых кочевников». Наличие в российском населении такой социокультурной группы (практически, субэтноса типа казаков), тем более весьма влиятельной, создает и будет создавать большие трудности при любой доктрине нациестроительства.

Надо подчеркнуть, что идеологи реформы 1990-х гг. в России кардинально порвали с нормами Просвещения даже в их кальвинистской трактовке. В США «отцы нации» отстраняли большинство населения от участия во власти с помощью новых политических технологий. Но при этом они не лишали это большинство статуса народа, они лишь ущемляли его в некоторых правах. А. Гамильтон говорил: «Истинное различие между древними формами республиканского правления и принятой в Америке в полном исключении народа, который представляется общенародным собранием, из участия правления в Америке, а не в полном исключении представителей народа из правления в древних республиках».425 Идеологи российских реформ, сдвинувшись к рациональности постмодернизма, вообще не признают отодвинутое от политического волеизъявления большинство народом.

Именно так и обстоит дело в РФ: на практике численное большинство в государстве лишено возможности в полной мере пользоваться своими гражданскими правами. Практика эта определена тем, что и собственность, и реальная власть целиком принадлежат представителям другого народа — того самого демоса, о котором говорилось выше. Именно эти представители диктуют экономическую, социальную и культурную политику. Большинство населения против монетизации льгот или смены типа пенсионного обеспечения, но власть не обращает на это внимания. Большинство страдает от программной политики телевидения, выступает против смены типа российской школы или ликвидации государственной науки — на это тоже не обращают внимания. Большинство не желает переделки календаря праздников, не желает праздновать День независимости — и на это не обращают внимания. И все это вполне законно, потому что в созданной в 1990-е гг. политической системе это численное большинство — охлос, пораженный в правах.

Что же касается «сборки» демоса, то утверждалось, что в ходе реформы произойдет консолидация индивидов, «освобожденных» от уз тоталитаризма, в классы и ассоциации, образующие гражданское общество. Этому должны были служить новые отношения собственности и система политических партий, представляющих интересы социальных групп. Должны были быть реформированы и механизмы, «воспроизводящие» народ, — школа, СМИ, культура и т. д. На первый взгляд, за 1990-е гг. удалось в значительной мере ослабить патерналистский характер государства и произвести экспроприацию собственности у большинства населения, перераспределив соответственно и доходы.

Но в главном план оказался утопическим и выполнен не был. Гражданского общества и «среднего класса» не возникло. Созданный социально-инженерными средствами квази-народ («новые русские») оказался выхолощенным, лишенным творческого потенциала и неспособным к строительству в социальной и культурной сфере. Большинство населения не изменило своего представления о том, что такое народ. Оно продолжает именно себя считать народом, а не «новых русских» и не либеральную интеллигенцию. Люди, в общем, даже плохо понимают, чего от них хотят. Они считают себя народом, а демократию — властью большинства народа. И до сих пор удивляются тому, что Запад явно поддерживает ничтожное меньшинство — какие-то «демократические группы в России».

Отношение общества к реформам

Сравним идейно-политические предпочтения граждан РФ в 2001 г. и 2011 г. Доля тех, кто «относят себя к либералам, сторонникам рыночной экономики», снизилась за десять лет с 7 до 5%, доля «сторонников коммунистов» не изменилась и составила 12%, доля «сторонников обновленного, реформированного социализма» выросла с 4 до 6%.426 Ясно, что «просоветская доля» выросла не за счет стариков советского времени, а за счет той молодежи, которая в 1991 г. аплодировала Ельцину, а в 40-50 лет стала смотреть на жизнь более реалистично.

В обзорном докладе Института социологии РАН (2011 г.) говорится: «В молодежных группах минимальна доля тех, кто относится к реформам негативно. Напротив, поколение, которому на момент старта реформ было 40 лет и выше, оценивает их отрицательно; и чем люди старше, тем градус недовольства реформами выше. Если среднее по возрасту поколение (30-50 лет) демонстрирует умеренный негатив в отношении произошедших перемен, то люди, перешагнувшие 50-летний рубеж, воспринимают реформы резко отрицательно».427

Но ведь людям, в 2011 г. «перешагнувшим 50-летний рубеж», в 1991 г. было лишь 30 лет и менее! Это и была молодежь, которая встретила реформы с энтузиазмом. Теперь эта когорта «воспринимает реформы резко отрицательно» — и это не результат воздействия советской идеологии, это продукт двадцатилетнего опыта. Трудно отказаться от надежд молодости, пересмотреть свой выбор, который привел к массовым страданиям. Это разочарование лишь усилило культурную травму и у значительной части нынешних 50-летних породило устойчивую аномию.

С ХVI в. по 1991 г. большинство жителей России и подавляющее большинство русских понимали и ощущали Россию как державу, вобравшую в себя множество народов и ставшую империей.

Уничтожение этой империи (в форме СССР) было, без сомнения, великой катастрофой мирового масштаба и тяжелейшей травмой для большинства граждан исторической России. И вот, 12 июня вводится государственный праздник — День независимости России. Это черный день ликвидации исторической России и «освобождения» ее половины от украинцев и белорусов, от казахов и абхазов. Это — официальный «роспуск» гражданской нации исторической России, надругательство над здравым смыслом и народной памятью.

В этом есть большая доля садизма. Когда президентом стал В.В. Путин, власть переименовала День независимости России в День России. Это смягчило издевательство, но не исчерпало конфликта. Ведь «корень» события, которое мы обязаны праздновать, и его смысл не изменились.

Дезинтеграция социокультурных общностей

Сейчас диагноз состояния системы общностей (социокультурных групп) стал актуальной и срочной задачей. В 1999 г. исследователи, изучавшие эту сторону реформы, писали: «Социальная дезинтеграция понимается как процесс и состояние распада общественного целого на части, разъединение элементов, некогда бывших объединенными, т. е. процесс, противоположный социальной интеграции. Наиболее частые формы дезинтеграции — распад или исчезновение общих социальных ценностей, общей социальной организации, институтов, норм и чувства общих интересов. Полная социальная дезинтеграция разрушает систему, но не обязательно ее составные части. Это также синоним для состояния, когда группа теряет контроль над своими частями. Этим понятием часто обозначается и отступление от норм организации и эффективности, т. е. принятого институционального поведения то ли со стороны индивида, то ли со стороны социальных групп и акторов, стремящихся к переменам. Тогда понятие социальной дезинтеграции по содержанию становится весьма близким к понятию “аномия”. Социальная дезинтеграция способствует развитию социальных конфликтов».428

А. Тойнби писал, что «больное общество» (в состоянии дезинтеграции) ведет войну «против самого себя». Образуются социальные трещины — и «вертикальные» (например, между региональными общностями), и «горизонтальные» (внутри общностей, классов и социальных групп). Это и происходит в России. В большой обзорной работе сказано: «В настоящее время в российском социальном пространстве преобладают интенсивные дезинтеграционные процессы, размытость идентичностей и социальных статусов, что способствует аномии в обществе. Трансформационные процессы изменили прежнюю конфигурацию социально-классовой структуры общества, количественное соотношение рабочих, служащих, интеллигенции, крестьян, а также их роль. Хуже всех пришлось представителям прежних средних слоев, которые были весьма многочисленны, хотя и гетерогенны: профессионалы с высшим образованием, руководители среднего звена, служащие, высококвалифицированные рабочие. Большая их часть обеднела и стремительно падает вниз, незначительная доля богатеет и уверенно движется к вершине социальной пирамиды. Коренным образом изменились принципы социальной стратификации общества, оно стало структурироваться по новым для России основаниям. Исследования подтверждают, что существует тесная связь между расцветом высшего слоя, “новых русских” с их социокультурной маргинальностью, и репродукцией социальной нищеты, криминала, слабости правового государства».429

Социолог культуры Л.Г. Ионин пишет: «Гибель советской моностилистической культуры привела к распаду формировавшегося десятилетиями образа мира, что не могло не повлечь за собой массовую дезориентацию, утрату идентификаций на индивидуальном и групповом уровне, а также на уровне общества в целом. Болезненнее всего гибель советской культуры должна была сказаться на наиболее активной части общества, ориентированной на успех в рамках сложившихся институтов, т. е. на успех, сопровождающийся общественным признанием. Такого рода успешные биографии в любом обществе являют собой культурные образцы и служат средством культурной и социальной интеграции. И наоборот, разрушение таких биографий ведет к прогрессирующей дезинтеграции общества и массовой деидентификации. Наименее страдают в этой ситуации либо индивиды с низким уровнем притязаний, либо авантюристы, не обладающие устойчивой долговременной мотивацией. Авантюрист как социальный тип — фигура, характерная и для России настоящего времени».430

Интенсивные социально обусловленные страхи говорят о том, что люди ощущают себя незащищенными мощной системой народа, что в свою очередь заставляет их сплачиваться в малые группы или даже родоплеменные общности: «Анализ проблемы страхов россиян позволяет говорить о глубокой дезинтеграции российского общества. Практически ни одна из проблем не воспринимается большей частью населения как общая, требующая сочувствия и мобилизации усилий всех».431

В результате дезинтеграции народа сразу же началась деградация внутренних связей каждой отдельной общности (профессиональной, культурной, возрастной). Совокупность социальных общностей, как структурных элементов российского общества, потеряла «внешний скелет», которым для нее служил народ (нация). При демонтаже народа была утрачена скрепляющая его система связей «горизонтального товарищества», которые пронизывали все общности — и как часть их «внутреннего скелета», и как каналы их связей с другими общностями.

Согласно данным Международной программы социальных исследований (ISSP), в конце 2000-х гг. число россиян, которые соглашались с утверждением, что людям можно доверять, составляло всего 27%.432 Социологи пишут: «В 1992-2002 годы по общероссийской выборке фиксировались изменения в социальном самоопределении российских граждан или ответах на вопрос, кого опрашиваемые считают “своими” группами и общностями. Ближайшее окружение — семья, друзья, коллеги — образует устойчивый базовый комплекс социального самоопределения. Идентификации с большими общностями нестабильны. Главными ресурсами выживания остаются персональные сети взаимодействия, поскольку только знакомые и близкие вызывают доверие и чувство защищенности».433

После 2000 г. эта трансформация социальной структуры выражается в атомизации общностей, сдвиге от солидарности к индивидуализму как первой реакции приспособления в новых условиях: «С одной стороны, сформировалось поколение людей, которое уже ничего не ждет от властей и готово действовать, что называется, на свой страх и риск. С другой стороны, происходит индивидуализация массовых установок, в условиях которой говорить о какой бы то ни было солидарности, совместных действиях, осознании общности групповых интересов не приходится».434

М.К. Горшков делает такой вывод из большого исследования (2010 г.): «И в самосознании населения, и в реальности в современной России имеются социальные группы, способные выступать субъектами модернизации, но весьма отличающиеся друг от друга. Принимая в расчет оценки массового сознания, можно сделать вывод, что основными силами, способными обеспечить прогрессивное развитие России, выступают рабочие и крестьяне (83 и 73% опрошенных соответственно). И это позиция консенсусная для всех социально-профессиональных, возрастных и т. д. групп. Если говорить о степени социальной близости и наличии конфликтных отношений между отдельными группами, то один социальный полюс российского общества образован сегодня рабочими и крестьянами, тогда как второй — предпринимателями и руководителями. Можно констатировать, что “модернисты” на две трети — представители так называемого среднего класса, в то время как традиционалисты — это в основном “социальные низы”, состоящие почти полностью из рабочих и пенсионеров. В то же время, как это ни парадоксально, именно последние в восприятии населения являются одновременно главной движущей силой прогрессивного развития нашей страны».435

После 1991 г. сразу были ослаблены и во многих случаях ликвидированы многие механизмы, сплачивающие людей в общности, сверху донизу. Например, были упразднены даже такие простые исторически укорененные социальные формы сплочения общностей, как общее собрание трудового коллектива (аналог сельского схода в городской среде). Были повреждены или ликвидированы инструменты, необходимые для поддержания системной памяти общностей — необходимого средства для их сплочения. Политическим инструментом разрушения самосознания и самоуважения профессиональных общностей стало резкое обеднение населения, которое вызвало культурный шок и привело к сужению сознания людей. Работники уважаемых профессий выходили на демонстрации с лозунгами «Хотим есть».

Самосознание социокультурных общностей разрушалось и «культурными» средствами — в ходе кампании, развернутой СМИ, которую вполне можно назвать операцией информационно-психологической войны. О.А. Кармадонов в большой работе (2010 г.) так пишет о «направленности дискурсивно-символической трансформации основных социально-профессиональных групп в годы перестройки и постсоветской трансформации»: «Как следует из представленного анализа, в тот период развенчивались не только партия и идеология. В ходе “реформирования” отечественного социума советского человека убедили в том, что он живет в обществе тотальной лжи. Родная армия, “на самом деле” — сборище пьяниц, садистов и ворья, наши врачи, по меньшей мере, непрофессионалы, а по большей — просто вредители и убийцы, учителя — ретрограды и садисты, рабочие — пьяницы и лентяи, крестьяне — лентяи и пьяницы. Советское общество и советские люди описывались в терминах социальной тератологии — парадигмы социального уродства, которая, якобы, адекватно отображает реалии. Это, разумеется, не могло не пройти бесследно для самоощущения представителей этих общностей и для их социального настроения, избираемых ими адаптационных стратегий — от эскапизма до группового пафоса. Происходила массированная дискредитация профессиональных сообществ, обессмысливание деятельности профессионалов».436

Прежде всего, демонтажу были подвергнуты профессиональные общности, игравшие ключевую роль в поддержании политического порядка. Для советского строя таковыми были, например, промышленные рабочие («рабочий класс»), интеллигенция, офицерство.

Первый удар, нанесенный всей общности советских рабочих с целью ее демонтажа, состоял в ее дискредитации: «В конце 1980-х — начале 1990-х годов, когда разворачивалось рабочее движение, частота упоминания и объем внимания СМИ по группе рабочих возросли — 16 и 7% (1989, 1990). В последующие годы показатели в “АиФ” никогда больше не превышали по этой группе 5 и 6% соответственно — показатель 2008 г. Был период почти полного забвения — с 1999 по 2006 г. индексы по обоим параметрам не поднимались выше 0,3%. Снижение внимания к рабочим объясняется отказом от пропаганды рабочего класса в качестве “гегемона”, утратой к нему интереса, другими словами, экономической и символической депривацией данной общности».437

Вслед за кампанией дискредитации рабочих в СМИ, этой общности был нанесен второй, главный удар — приватизация промышленных предприятий, о которой шла речь выше. Обман рабочих, который сопровождал приватизацию, привел к их глубокому отчуждению от государства и сделал собственность предпринимателей нелегитимной.

Нанесенные удары сказались на кадровом составе и численности рабочих. До середины 1980-х гг. в сфере материального производства трудилось абсолютное большинство (80%) экономически активной молодежи в возрасте 20-29 лет. В 2008 г. в отраслях непроизводственной сферы было занято 66% 20-29летних, а в материальном производстве — 34%. В 1985 г. в промышленности работало 37,5% молодежи, а в 1995 г. — 22%. Однако и в 2000-е гг., несмотря на оживление в промышленности (до начала кризиса 2008 г.), общий выпуск кадров учебных заведений НПО продолжал снижаться. Число подготовленных рабочих по промышленным профессиям снизилось к 2008 г. до 189 тыс. человек.438 В короткий срок контингент промышленных рабочих России лишился своего социального статуса и сократился вдвое.

Занятость рабочих — первая, пожалуй, наибольшая проблема. Число безработных доходило до 15%; нагрузка на одну вакансию — до 27 человек; неполная занятость в промышленности была в 2-2,5 раза выше среднего уровня; число рабочих, прошедших состояние полностью или частично незанятого с 1992 г. по 1998 г., составило 30-40 млн человек, что сопоставимо с общей численностью данной группы.439

В оплате труда положение рабочих также было неблагоприятным. МРОТ, например, в Петербурге в 1999 г. составлял 0,07 прожиточного минимума (ПМ).

Условия труда. Социологи отмечают: «По данным официальной статистики, при сохранении прежнего уровня вредности, тяжести труда, выросло число пострадавших от несчастных случаев со смертельным исходом. Режимы труда рабочего и времени для отдыха нарушались в течение всего рассматриваемого периода. Распространение получила вторичная занятость (по различным данным, имели дополнительную работу от 20 до 50% рабочих). По данным ВЦИОМа, заработок квалифицированных рабочих на дополнительной работе в 2006 году составлял более 40%. Незыблемое право на ежегодный отпуск 1/4 опрошенных нами рабочих (на частных предприятиях — более 60%) не использует или использует частично, иногда — без оплаты. В случае заболевания берут больничные листки 53%, получают пособие по беременности, родам 77% женщин. Государственный контроль за соблюдением социально-трудовых прав практически сошел на нет.

Произошло практически полное отчуждение рабочих от участия в управлении на уровне предприятий, выключение из общественно-политической жизни в масштабах общества. Российские работодатели демонстрировали буквально иррациональную нетерпимость к участию рабочих в управлении. В ответ, вместо сопротивления ограничениям, рабочие стали практиковать “избавление от акций”. По данным нашего опроса, почти половина рабочих прошла через моральные унижения в различных формах».440

Говоря о безработице, надо отметить такой антирабочий мотив в идеологии реформы: в выступлениях политиков и предпринимателей нередко утверждается, что значительная часть незанятых и не желают работать, будучи проникнуты паразитической психологией люмпена. Социологи опровергают эти утверждения: «Ответы показали, что большинство респондентов не устраивает положение незанятости: 92% опрошенных хотят работать. Почти половина опрошенных (47,9%) считает, что труд для них — это источник средств к существованию: чем больше платят, тем больше они согласны работать. Для 24,2% опрошенных труд — смысл существования. Это высокий показатель. В настоящее время можно встретить высказывания о том, что рейтинг труда занимает невысокие позиции, а по ряду исследований он даже не попадает в число распространенных ценностей. Наверное, надо побыть длительное время безработным, чтобы впоследствии оценить труд как жизненную ценность».441

Таким образом, реформенные преобразования оказали глубокое и разностороннее, как правило, отрицательное воздействие на положение рабочих. П. Штомпка изменения в их положении, социальном статусе охарактеризовал как социальную травму. Происходит «разрушение статуса социальной группы».442

Интеллигенция замещается «средним классом», новым социокультурным типом с «полугуманитарным» образованием, приспособленным к функциям офисного работника без жестких профессиональных рамок.443 З.Т. Голенкова, которая с 1990-х гг. изучает изменения в структуре российского общества, так писала в 1998 г.: «Ситуация сложилась таким образом, что мы “потеряли” средний класс интеллектуалов и интеллигенции (так называемый новый средний класс) и получили средний класс предпринимателей (старый средний класс)».444

Прежде всего эту общность вытолкнули со света в «социальную полутень» — хотя во время перестройки именно интеллигенция была авангардом наступления на советскую систему. Такая неожиданная «несправедливость» нанесла интеллигенции тяжелую травму и сразу деморализовала ее.

Наконец, реформа разорвала общность интеллигенции по тем же самым трещинам, как и другие большие общности, разделив ее по социальным слоям. Основной слой — «трудовая интеллигенция», которая оказалась не нужна новому «рыночному и демократическому» обществу. Вот формулировка социолога (2004 г.): «Раскол постсоветской интеллигенции на небольшую по численности богатую “верхушку” и массы полунищих бюджетников давно привлекает внимание специалистов и простых граждан как одно из наиболее драматичных проявлений социального неравенства в современной России. Есть все основания видеть в нем проявление острой социальной несправедливости и источник социального напряжения в противостоянии богатые — бедные».445

С 2001 г. ВЦИОМ (потом «Левада-центр») проводил опросы о том, какую роль в жизни России играют президент, правительство, парламент, СМИ и другие институты — всего их было выделено 18. Речь не об отношении граждан к этим институтам, но об оценке их влияния на реальную жизнь страны. Интеллигенция заняла в рейтинге одно из последних мест (табл. 3. 7).446

Таблица 3.7

Рейтинг влияния на общество

Перестройка вызвала эрозию ценностной основы военной службы, а реформа 1990-х гг. углубила деградацию. С.С. Соловьев, социолог Главного управления воспитательной работы Министерства обороны РФ, писал в 1996 г.: «Эволюция [шкалы ценностей] происходит в первую очередь за счет уменьшения значимости патриотических и коллективистских установок. В частности, осознание своей причастности к защите Отечества, вдохновлявшее ранее многие поколения наших соотечественников и выступавшее несомненной доминантой ценностей военной службы, в настоящее время воспринимается скорее как громкая фраза, нежели побуждающий фактор. Как личностно значимую ценность ее сейчас отмечают около 17% курсантов, 25% офицеров и прапорщиков и 8% солдат и сержантов. Фактически речь идет об особом преломлении в условиях армии процесса снижения значимости важнейших элементов общественной морали. Это может даже восприниматься как положительный факт, как модернизация структуры ценностей, повышение распространенности ценностей “современного” общества за счет вымывания ценностей “традиционного” (самопожертвование, следование традициям, нравственность и др.)».447

Следующий удар был нанесен по экономическому и социальному статусу офицерства. Это создало обстановку, немыслимую для вооруженных сил. Социолог из Минобороны РФ С.В. Янин пишет в 1993 г.: «В воинские коллективы вливается все больше молодых людей, усвоивших нормы преступного мира. Своим привычкам они стремятся следовать и в армии, что не может не сказываться на нравственно-психологическом климате.

Опросы показывают, что в обществе происходят глубинные процессы переоценки нравственных ценностей воинской службы, особенно среди гражданской молодежи. Воинская служба перестает быть символом мужества, доблести и славы, осознанной необходимостью для каждого гражданина. Лишь каждый пятый из числа опрошенных призывников считает ее делом государственной важности.».448

Возникновение «кланово-коррумпированной прослойки в офицерской среде», которая организует и покрывает хищения военного имущества (вплоть до оружия, включая боевую технику) — это свидетельство распада армии.

Была скоропалительно принята концепция перехода к контрактной армии, которая не учитывала ни пространственных, ни экономических, ни культурных условий России. Реализация этой программы стала буксовать, в течение двадцати лет разлагая армию своей как будто нарочитой неадекватностью.

Важные признаки дезинтеграции общности военных под воздействием изменений в социокультурной матрице, на которой она была собрана и воспроизводилась в течение многих поколений, отмечает В.И. Чупров: «Игнорирование моральных стимулов чревато скорым разложением создаваемой профессиональной армии. Анализ мотивационной структуры показал, что у призывников получает распространение психология “наемника”. Значительная их доля намерена заключить контракт на прохождение службы вне России, в том числе в армиях других государств (13,5%), в объединенных Вооруженных силах СНГ (5,6%), в казачьих формированиях (2,1%). Характерно, что свыше 50% желали бы участвовать в военных действиях и готовы служить в любых условиях, только бы больше платили».449

Дезинтеграция общностей — от народа до конкретных профессиональных сообществ, предопределила глубину и продолжительность кризиса, создала ощущение его неизбывности и безвыходности. Отсюда и слабость государства, и отсутствие политики — нет для нее дееспособных субъектов.

Социальное самочувствие — аномия

В российском обществоведении наибольшее внимание аномии уделяют социологи и криминалисты. Для социологов аномия — важнейший фактор, определяющий динамику структуры общества, поскольку человеческие общности, являющиеся структурными единицами общества, скрепляются прежде всего общими ценностями и нормами.

От аномии человек защищен в устойчивом и сплоченном обществе. Атомизация общества, индивидуализм его членов, одиночество личности, противоречие между «навязанными» обществу потребностями и возможностями их удовлетворения — вот условия возникновения аномии. Целые социальные группы перестают чувствовать свою причастность к данному обществу, происходит их отчуждение, новые социальные нормы и ценности отвергаются членами этих групп. Неопределенность социального положения, утрата чувства солидарности ведут к нарастанию отклоняющегося и саморазрушительного поведения. Аномия — важная категория общей теории девиантного поведения.

Перемена устоявшихся порядков — всегда болезненный процесс, но когда господствующие политические силы начинают ломать всю систему жизнеустройства, это наносит народу столь тяжелую травму, что его сохранение ставится под вопрос. Целые социальные группы в таком состоянии перестают чувствовать свою причастность к обществу, происходит их отчуждение, новые социальные нормы и ценности отвергаются членами этих групп. Неопределенность социального положения, утрата чувства солидарности ведут к нарастанию отклоняющегося и саморазрушительного поведения. Это и есть аномия.

После ликвидации СССР в России, по мнению социологов, произошло лавинообразное нарастание аномии. Переломная точка — 1993 г., когда в восприятии людей реформа явно зашла в тупик. Тот год социологи характеризуют как критический для российского сознания: «Пик социополитического кризиса вызвал сильнейшую аномию и отчуждение буквально от всех социогрупповых образований и в первую очередь от больших коллективных солидарностей».450

В докладе Института социологии РАН (2011 г.) о социальном самочувствии россиян сказано: «Рассмотрим ситуацию с негативно окрашенными чувствами и начнем с самого распространенного по частоте его переживания чувства несправедливости всего происходящего вокруг. Это чувство, свидетельствующее о нелегитимности в глазах россиян самого миропорядка, сложившегося в России, испытывало в апреле 2011 г. хотя бы иногда подавляющее большинство всех россиян (свыше 90%), при этом 46% испытывали его часто. На фоне остальных негативно окрашенных эмоций чувство несправедливости происходящего выделяется достаточно заметно, и не только своей относительно большей распространенностью, но и очень маленькой и весьма устойчивой долей тех, кто не испытывал соответствующего чувства никогда — весь период наблюдений этот показатель находится в диапазоне 7-10%. Это свидетельствует не просто о сохраняющейся нелегитимности сложившейся в России системы общественных отношений в глазах ее граждан, но даже делегитимизации власти в глазах значительной части наших сограждан, идущей в последние годы».451

Вот глубина культурной травмы — в духовной сфере практически всего населения России господствует чувство несправедливости. И это чувство порождается не какими-то эксцессами или частными противоречиями, речь идет о несправедливости всего жизнеустройства. Иными словами, травма не залечивается, а воспроизводится из года в год.

Социолог В.В. Кривошеев исходит из классических представлений о причинах аномии — распада устойчивых связей между людьми под воздействием радикального изменения жизнеустройства и ценностной матрицы общества. Он пишет: «Аномия российского социума реально проявляется в условиях перехода общества от некоего целостного состояния к фрагментарному, атомизированному. Ныне общество все больше воспринимается индивидами как поле битвы за сугубо личные интересы, при этом в значительной мере оказались деформированными пусть порой и непрочные механизмы сопряжения интересов разного уровня. Переход к такому атомизированному обществу и определил своеобразие его аномии».452

Социологи, в общем, сходятся в том, что аномия охватила большие массы людей во всех слоях российского общества, что болезнь эта глубока и обладает большой инерцией. Видимо, обострения и спады превратились в колебательный процесс — после обострения люди как будто подают друг другу сигнал, что надо притормозить. Если так, то это говорит об устойчивости и системном характере явления; наряду с углублением аномии непрерывно происходит восстановление общественной ткани, восстановление связей между людьми и восстановление этических норм в их отношениях.

Для проектирования нациестроительства необходимо учитывать процессы, происходящие на «микроуровне» — в малых группах, в отношениях между людьми на уровне личности. Такие регулярные обследования начались еще в СССР в 1981 г. и продолжались в ходе реформы. Здесь имеются большие временные ряды данных.

В недавней обзорной работе подведены итоги длительных наблюдений. Приведем обширную выдержку из этой работы: «… Общий вектор происшедших изменений — активное расширение зоны действия норм негативных и сужение позитивных. Так, в 8,4 раза уменьшилась доля микросред, в которых почти все люди уверены в завтрашнем дне, и в 2 раза стало меньше тех, в ближайшем социальном окружении которых также почти все стремятся работать как можно лучше. На 40% сократилась доля микросред, состоящих в основном из людей отзывчивых, всегда готовых прийти на помощь. Напротив, в 4,4 раза стало больше людей, в ближайшем социальном окружении которых почти все озабочены исключительно собой, личным благополучием. В 3 раза возросла доля микросред, состоящих из пьющих людей, в 1,4 раза доля, где спиртными напитками злоупотребляет большинство. В ближайшем социальном окружении, зараженном националистическими предрассудками, сегодня живет более чем в 3 раза больше людей, нежели в 1981-1982 гг. Таким образом, мы наглядно видим, что “лучше работать” постепенно заменяется на “лучше потреблять”, взаимопомощь на эгоцентризм, уверенность в завтрашнем дне на социальную и национальную напряженность.

Анализ показывает, что в современном российском обществе не только формируется, но уже реализуется альтернативная нормативная система, определяющая повседневные практики людей. В советский период основу общественной жизни составлял модальный тип цивилизованной личности, который сформировался на базе культуры стабильного общества. В современной России люди не уверены в завтрашнем дне, среди них в разы уменьшилась доля тех, кто стремится работать как можно лучше, готовых проявить отзывчивость и взаимопомощь. Резко увеличилась этническая нетолерантность и алкоголизация населения. Сегодня основная масса стремится взять от общества побольше, а дать ему поменьше. Резко ухудшилась социальная ситуация в целом, в том числе на производстве, а насаждение идеологии продажности привело к повсеместной распространенности безудержного внеэтического индивидуализма».453

Преступность

За последние двадцать лет в России в основном завершилась смена общественного строя. Новое жизнеустройство представило свои принципиальные признаки. Что произошло при этом переходе с одним из главных условий безопасности основной массы людей — их защищенностью от преступника? Произошло событие аномальное: в одной из самых благополучных в этом смысле стран мира почти искусственно раскручен маховик жесткой, массовой, организованной преступности.

Анализ показывает, что в период с 1985 г. по 1996 г., в частности, вооруженная преступность развивалась волнообразно при сохранении тенденции роста. По мере ужесточения репрессивных мер наблюдался кратковременный спад преступности, сменяемый «компенсаторным» ростом в границах заданной среднестатистической тенденции.

В середине 1980-х гг. ослабление централизованного социального контроля привело к обострению политической борьбы и распространению идей национального сепаратизма. Относительно спокойный период сменился ростом числа вооруженных преступлений, массовых беспорядков и нападений на правоохранительные органы с целью хищения оружия. 1990-е гг. были отмечены резким увеличением количества тяжких насильственных преступлений, связанных с использованием боевого оружия, взрывчатых веществ и взрывных устройств. Проникновение организованных преступных групп (ОПГ) в сферу легального бизнеса сопровождалось волной заказных убийств с применением автоматического оружия.

Вооруженное насилие в России за период с 1987 г. по 1993 г. возросло более чем в 10 раз — с 2164 до 22 166.454 Если ежегодный прирост числа убийств и тяжких телесных повреждений в СССР составлял в среднем 5,03%, то в 1988-1991 гг. он равнялся 15,05%. Пик тяжкой насильственной преступности пришелся на 1991-1994 гг., когда ежегодный прирост числа убийств превзошел темпы прироста преступности и составил 20,5%.455

С распадом СССР изменился не только политический курс, но и криминологическая обстановка в бывших республиках Советского союза. В 1994 г., по сравнению с 1990 г., уровень убийств вырос: на Украине — на 50%, в Казахстане — на 50%, Азербайджане — на 13%, Таджикистане — на 266%, Молдове — на 57%, Беларуси — на 50%, Латвии — на 150% и т. д.456

Если в период с 1987 г. по 1991 г. прирост преступности в РСФСР составлял в среднем 21%, то в Российской Федерации в 1993 г. он превысил 148%. Аналогичная тенденция отмечена в динамике убийств с применением оружия, причинения тяжкого вреда здоровью, хулиганства и разбоев.

Несмотря на некоторые различия, динамика вооруженной преступности в советский и постсоветский периоды имела общую тенденцию роста. Постепенное (линейное) увеличение числа убийств с применением оружия и причинения тяжкого вреда здоровью, наблюдаемое в период с 1987 г. по 1990 г., сменилось беспрецедентным ростом количественных показателей преступности на этапе распада СССР. Это позволяет говорить о высокой «чувствительности» вооруженного насилия к изменению политической и социально-экономической обстановки.

Рис. 3.6. Динамика роста вооруженной преступности в России (1991-2001 гг.)

Резкий скачок вооруженной преступности в 1997 г. (рис. 3.6)457 обусловлен, в первую очередь, изменением уголовного законодательства. С 1 января 1997 г. вступил в силу УК РФ, криминализовавший ряд деяний, связанных с оборотом ранее разрешенного гладкоствольного, газового и метательного оружия. На динамику преступности повлиял и субъективный фактор — активизация деятельности правоохранительных органов по выявлению и учету преступлений, связанных с оборотом оружия. По мере ослабления профилактического и учетно-статистического контроля возрастала латентность вооруженных преступлений, что привело к снижению уровня регистрируемой преступности в 1998-2001 гг.

Новейший период в развитии вооруженного насилия (1997-2009 гг.) характеризуется последовательным сокращением количества регистрируемых деяний. Незначительный рост преступлений, сопряженных с применением оружия, наблюдался в 2003 году. Это объяснялось как общей криминологической обстановкой, так и конъюнктурными факторами, связанными с внесением в УК РФ большого блока поправок.

Первое существенное изменение индексной вооруженной преступности было отмечено в 2000 году. Этот период характеризовался умеренным ростом убийств и причинения тяжкого вреда здоровью, снижением показателей похищения людей, вымогательства и разбоев.

В то же время был зафиксирован беспрецедентный рост преступлений, непосредственно связанных с применением оружия и взрывчатых веществ: терроризма (показатель прироста к предыдущему году составил 575%) и деяний, связанных с организацией и руководством незаконными вооруженными формированиями (284%). Эта тенденция объясняется эскалацией конфликта на Северном Кавказе. Именно он привел к новому росту терроризма в 2003 г. — на 27,5% и организации незаконных вооруженных формирований — на 97%.458

Ведущей тенденцией в качественном развитии вооруженной преступности является незначительное сокращение корыстно-насильственных преступлений и преступлений против общественной безопасности на фоне роста удельного веса тяжких насильственных посягательств (убийств и причинения тяжкого вреда здоровью). Вооруженное насилие постепенно избавляется от корыстной, политической и экстремистской мотивации и приобретает черты «упрощенной» бытовой преступности. Это свидетельствует о весьма тревожной тенденции: оружие начинает восприниматься как доступное и эффективное средство разрешения межличностных (бытовых) конфликтов.459

Тесная взаимосвязь установлена между вооруженной преступностью и отдельными социальными явлениями. Сравнение индикаторов социального благополучия и количественных показателей вооруженных преступлений позволило установить между ними положительную корреляционную зависимость (табл. 3.8).460

Таблица 3.8

Корреляционная зависимость между вооруженной преступностью и основными показателями социального благополучия

Таким образом, во-первых, динамика вооруженной преступности демонстрирует среднюю зависимость между вооруженным насилием и уровнем материального благополучия населения.

Во-вторых, корреляционная связь между вооруженной преступностью и коэффициентом витальности имеет характер слабой обратной зависимости. Современное вооруженное насилие практически не восприимчиво к динамике социально-психологических и демографических процессов. Это позволяет говорить о приобретении ею качеств экструзивности и интрузивности. Экструзивность представляет собой «выдавливание» вооруженного насилия системой социально-правовых отношений из общественной жизни и образование отдельного криминального общества. Показателем этого процесса является качественная трансформация вооруженных разбоев и бандитизма, приобретение ими свойств профессиональной и высокоорганизованной преступности. Относительно закрытый характер вооруженных корыстно-насильственных преступлений позволяет рассматривать их не только как составное звено профессиональной преступности, но и как индикатор создания «бандитской» модели криминального общества, альтернативной «воровской» субкультуре.461

Интрузивность вооруженного насилия представляет собой его проникновение и встраивание в систему социальных, правовых и экономических отношений, криминальное изменение культурной и духовной жизни общества. Этот процесс имеет менее выраженный характер и касается в основном бытовой насильственной преступности. Тревожными тенденциями последних десятилетий являются «популяризация» милитаристских настроений, увеличение случаев разрешения межличностных конфликтов посредством применения огнестрельного оружия и рост толерантности общества к незаконному приобретению, ношению и применению оружия.

Преступное сознание заняло господствующие высоты в экономике, искусстве, на телевидении. На Западе уже в середине неолиберальной волны был сделан вывод, что цена его оплачивается прежде всего искалеченными судьбами детей и подростков. На 2005 г. было зарегистрировано 154 тыс. случаев вовлечения несовершеннолетних в преступную деятельность.462

Американский социолог К. Лэш пишет в книге «Восстание элит»: «Телевизор, по бедности, становится главной нянькой при ребенке. [Дети] подвергаются его воздействию в той грубой, однако соблазнительной форме, которая представляет ценности рынка на понятном им простейшем языке. Самым недвусмысленным образом коммерческое телевидение ярко высвечивает тот цинизм, который всегда косвенно подразумевался идеологией рынка».463

Без духовного оправдания преступника авторитетом искусства не было бы взрыва преступности. Особенностью нашего кризиса стало включение в этическую базу элиты элементов преступной морали — в прямом смысле. Преступник стал положительным лирическим героем в поэзии — таков был социальный заказ элиты культурного слоя.

В-третьих, имеется функциональная зависимость между уровнем безработицы и динамикой таких вооруженных преступлений, как убийства (0,82), причинение тяжкого вреда здоровью (0,78), вымогательства (0,95), уничтожение и повреждение чужого имущества (0,92) и хулиганство (0,78). Полученные результаты дают основания для однозначного вывода о том, что вооруженная преступность напрямую зависит от уровня занятости населения. А это означает, что индикатором и одновременно причиной вооруженного насилия является не маргинализация, а люмпенизация населения.

Важно также отметить фактор алкоголизма и наркомании в росте преступности. Согласно данным Росстата, потребление учтенного алкоголя на душу населения в стране выросло с 5,38 л абсолютного алкоголя в 1990 г. до 10 л в 2008 г. — или в 1,8 раза. По другим данным, уровень потребления алкоголя на душу населения составляет около 18 л.464 Число граждан с диагнозом «психические и поведенческие расстройства, связанные с употреблением психически активных веществ», по данным на 2010 г., составляло 2371,8 на 100 тыс. населения, с диагнозом «токсикомания» — 60,2 на 100 тыс. населения.465

Согласно статистике МВД, в январе-июле 2010 г. среди выявленных в России 676 810 преступников 107 660 были пьяны, а 6438 находились под действием наркотиков; всего же в состоянии опьянения в момент совершения преступления находились 16% преступников.466 По другим данным, 80% убийц в России в момент совершения ими убийства были пьяны.467

Сравнение динамических рядов заболеваемости и вооруженной преступности привело к отчетливым и важным результатам (табл. 3.9).468

Таблица 3.9

Корреляционная зависимость между вооруженной преступностью и показателями заболеваемости населения алкоголизмом, наркоманией и психическими расстройствами

Коэффициент корреляции между вооруженным насилием и заболеваемостью социально значимыми болезнями (алкоголизмом и психическими расстройствами) составил 0,91. Такой высокий коэффициент указывает уже не на корреляционную, а практически на функциональную зависимость, когда изменения в динамике или качественных характеристиках одного явления с неизбежностью вызывают изменения другого в строго фиксируемых границах и направлении.469

Отметим также огромное число лиц, находящихся в тюрьме и создающих воровскую субкультуру: РФ занимает второе место в мире (после США) по количеству заключенных на душу населения (592 заключенных на 100 тыс. человек). Для сравнения, в Британии этот показатель составляет 142, в Германии — 97, США — 714.470 В местах лишения свободы ежегодно содержатся около 900 тыс. заключенных,471 ежегодно осуждаются к реальному лишению свободы более 300 тыс. граждан.472 Подобная динамика прослеживается с конца 1980-х — начала 1990-х гг., из чего можно сделать вывод, что за последние 20 лет в местах лишения свободы побывало более 5% от всего населения РФ, а осуждено было около 10% от всего населения. Около 1% трудоспособного населения ежегодно попадает в тюрьму.473

Очень высок уровень рецидивов (а значит и вероятность того, что человек не порвет с преступным миром). По официальным данным МВД РФ, лицами, ранее уже имевшими судимости, совершено 30,3% всех преступлений в 2005 г., 29,8% — в 2006 г., 31,2% — в 2007 г., 30,4% — в 2008 году. Как видно, практически каждое третье преступление совершается лицами, ранее имевшими судимость, т. е. рецидивистами. Для сравнения, в США, которые считаются небезопасной страной, уровень рецидивов не превышает 17% в год.474

Таким образом, социокультурные процессы, идущие в российском обществе, показывают явный тренд к дезинтеграции нации.

3.3. Состояние межэтнического общежития

Разжигание этнических конфликтов

Открытое стравливание народов велось с первых лет перестройки. В начале 1987 г. «Литературная газета» напечатала подстрекательскую статью специалиста по Ближнему Востоку И. Беляева «Ислам», в которой эта религия была представлена как враждебная и опасная, а мусульмане — как коварный и вероломный народ. Эта кампания была поддержана извне. В июне 1987 г. Европарламент учредил «День памяти жертв геноцида в Армении». Началась череда торжественных церемоний в Ереване. К этому были приурочены публикации писателей Зория Балаяна и Сильвы Капутикян; ненависть к туркам они неприкрыто переносили на соседей-азербайджанцев, которых называли не иначе как «турками».475 Готовился кровавый конфликт — самое эффективное средство разрушения межнациональных отношений.

Закон о репрессированных народах направил мысль в настоящее, а не в прошлое — чтобы стравить потомков тех людей, которые пережили трудный момент полвека назад. Так был создан конфликт между ингушами и осетинами. Конфликты разжигались и с помощью выражений, приписывающих соседним народам якобы присущие им сущностные качества, типа: «грузины за демократию — осетины за империю», «тоталитарный Азербайджан против демократической Армении».

Имея доступ к рычагам власти и СМИ, начавшая раздел СССР элита подрывала все механизмы, воспроизводящие советский тип межнациональных отношений. Так, во многих республиках была начата борьба против русского языка и алфавита (кириллицы). Один из наблюдателей так писал о первой фазе противостояния Приднестровья и Молдавии: «После того как в августе 1989 г. был напечатан проект “Закона о функционировании языков на территории Молдавской ССР”, спокойная жизнь на левом берегу Днестра была взорвана. Многонациональный район кожей ощутил опасность. Молдавский язык объявлялся государственным. На его изучение давалось пять лет, после чего все основные взаимоотношения в республике планировалось перевести на язык так называемой коренной нации. Но взволновали не статьи закона, а само его появление на свет».476

Таким образом, речь идет о большой программе с кооперативными эффектами. Ее реализация шла вопреки ясно выраженной воле большинства населения. В знаковой книге «Есть мнение» на основании многостороннего анализа опросов 1989-1990 гг. делается вывод, что в тот момент уровень политизации этнического чувства был очень низок. Он оценивался по степени озабоченности «разрушением национальных традиций» и «забвением отечественной истории». Вывод таков: «Наибольшую значимость этих вопросов выразило население Прибалтийских республик (максимальное значение — 23%, минимальное — Украина — 6%). [На Украине] кроме гуманитарной интеллигенции (писателей, журналистов, педагогов) этими вопросами мало кто встревожен. Проблематика “крови и почвы” волнует преимущественно националистические почвенные группы и носителей “фрустрированного” сознания. В целом это маргинальные группы, довольно оппозиционно настроенные к существующей официальной власти и ее планам. В целом их позиция мало значима для основной массы населения (особенно на Украине: там этот пункт анкеты получил наименьшее число голосов — 1%; близкие данные по Казахстану — 2%)».477

В 1991 г. был проведен референдум: надо ли сохранять СССР? До этого сама постановка такого вопроса казалась абсурдной и отвергалась массовым сознанием; невозможными казались сама мысль, сама вероятность исчезновения СССР, Родины, государства. Постановка такого вопроса сама по себе уже работала на формирование массового представления о возможности развала. В этом заключалась ее провокационность. Сам президент страны заявил, что целесообразность сохранения СССР вызывает сомнения, и надо этот вопрос поставить на голосование. 76% проголосовавших высказались за сохранение Советского Союза. В республиках со сложным этническим составом ценность системы межнационального общежития, созданного в СССР, ощущалась особенно остро. Так, в голосовании на референдуме о судьбе СССР в Узбекистане приняли участие 95% граждан, из них за сохранение Союза высказались 93,7%; в Казахстане явка составила 89%, при этом «да» сказали 94%; в Таджикистане явка была 94% — «да» сказали 96%. Но против СССР проголосовало большинство в Москве и Санкт-Петербурге — двух привилегированных столицах.

Разделение СССР как государства советского народа резко ослабило связность и тех осколков, которые возникли после его развала. По ряду этих новых государств прошли войны — или между разными этносами, или даже между частями уже, казалось бы, единого народа (как в Таджикистане), или между региональными общностями (как в Приднестровье). В центре РФ не так чувствуется, какова принципиальная разница для небольшого народа — быть частью СССР (или Российской империи), или быть частью осколка большой страны. Абхазия вошла в Российскую империю (потом была частью СССР, пусть и оставаясь формально в составе Грузинской республики); но абхазам трудно было примириться с пребыванием в этнократической Грузии, «освободившейся от иностранной оккупации)».478 Связность Грузии вообще резко ослабла — в ней возникли доселе неизвестные этносы, возмущающие националистов («темные апсуйцы», «дикие кударцы»). А жители центральных областей Грузии «не хотят завоевывать Абхазию для мегрелов».479

Дискриминация некоторых российских этносов

В современной России отмечаются случаи открытой дискриминации по этническому признаку в ряде сфер. Самый крайний из них — призыв со стороны представителей власти к физическому уничтожению того или иного этноса. Так, в Ярославле в 2004 г. в одном из районов местный депутат возглавил «народную дружину», которая отслеживала цыган и угрожала сжечь цыганские дома.480 Бывают и случаи открытой сегрегации по национальному признаку — например, в школах, где обучаются цыгане-кэлдэрари. Эти дети сосредоточены в отдельных классах (Архангельск, Астрахань, Пермь) и даже в отдельных зданиях (Ленинградская и Новгородская область).481

Еще одна вопиющая проблема — случаи использования рабского труда среди представителей национальных меньшинств. Например, один из штатных служащих ткацкой фабрики в г. Иваново (гражданин Узбекистана) был командирован в Республику Узбекистан для набора дешевой рабочей силы. Путем ложных обещаний он завербовал около сотни узбеков (в основном женщин). Сразу после въезда на территорию Российской Федерации у работников были изъяты паспорта, а потом — и миграционные карты. Лишенные всех необходимых документов, узбеки не могли выходить за территорию фабрики, где содержались фактически на положении арестантов в неприспособленных помещениях, без соблюдения элементарных санитарно-гигиенических норм. Рабочий день у них длился до 16 часов. При этом заработная плата составляла не более 3 тыс. руб. в месяц и была примерно в четыре раза ниже той, которую им обещал вербовщик. Оплата за работу в выходные дни и в ночные смены не производилась. Уволиться же с фабрики обманутые работники не могли. Ситуация разрешилась только благодаря вмешательству Уполномоченного по правам человека.482

Кроме того, существуют дискриминационные проверки и требования. Так, турки-месхетинцы регулярно подвергаются административным арестам и проверкам со стороны сотрудников милиции и штрафуются за отсутствие у них регистрации (в которой на практике желающим под разными предлогами отказывают). Постоянно проводятся массовые проверки паспортного режима, включающие в себя обыск жилых домов.483

Тяжелое положение сложилось в сфере образования, в частности, народов Севера. Так, на 1999 г. в целом по Корякскому автономному округу 14,5% представителей народов Севера имели только начальное образование, а некоторые не имели и его.484 В 1990-е гг. возник разрыв между доступностью образования у коренных народов и у русских: так, в конце 1990-х гг. в Нижневартовском и Кондинском районах Ханты-Мансийского автономного округа доля мужчин с высшим образованием, представляющих коренные национальности, составляла 0,4%, что в 14,5 раза меньше, чем у русских.485

Одна из разновидностей дискриминации в сфере образования — это невозможность получения представителями национальных меньшинств образования с учетом характерных для них особенностей. Подготовка соответствующих преподавателей осуществляется только в нескольких педагогических вузах страны. Но ни в одном педагогическом вузе не готовят к работе с детьми мигрантов и вынужденных переселенцев. Существуют учебные пособия по большинству языков национальных меньшинств, но они издаются маленькими тиражами и распространяются в основном в национальных республиках. Для обычного родителя найти в Центральной России или Сибири учебник азербайджанского или казахского языка — дело практически невозможное.486

Нарушаются особые права коренных малочисленных народов — например, телеутов и шорцев в Кемеровской области, где им отказывают в выделении и изъятии земельных участков для компактного проживания, сохранении традиционного образа жизни, ведении хозяйства и осуществлении промысла, в передаче им земельных участков в собственность.487 Причерноморские адыги-шапсуги были лишены своих льгот, гарантированных им статьей 107 Лесного кодекса РФ (освобождение от платежей за пользование лесным фондом для собственных нужд).488

Демонтаж этносов

Кризис породил процесс демонтажа не только «большого народа» (СССР и России), но и крупных этнических общностей — таких народов, как, например, мордва или чуваши. Так, мордовское национальное движение раскололось на эрзянское и мокшанское. Поначалу, в середине 1990-х гг., это приняли как «политическое недоразумение». Но радикальные националисты заявили, что мордвы как этноса не существует и надо создать эрзяно-мокшанскую республику из двух округов. При переписях многие стали записывать свою национальную принадлежность посредством субэтнических названий.

Чуть позже похожие процессы начались среди марийцев: при переписи 2002 г. 56 тыс. назвали себя «луговыми марийцами», а 19 тыс. — «горными». Горные были лояльны властям Республики Марий Эл, а остальные ушли в оппозицию. В том же году одно из движений призвало северных коми при переписи записаться не как «коми», а как «коми-ижемцы». Половина жителей Ижемского района последовала этому призыву (это трактуют как попытку получить статус «коренного малочисленного народа Севера» с положенными льготами).

Четкого идеологического объяснения этим явлениям пока нет. Некоторые специалисты считают это признаком перехода к «постнационализму», т. е. признаком кризиса крупных национальных движений.489

Этнонационализм

Выше говорилось, что в ходе общего кризиса советского общества с конца 1980-х гг., а затем и системного кризиса российского общества и государственности в течение 1990-х гг. едва ли не самый тяжелый удар был нанесен по сфере этнических отношений — как внутри русского народа, так и в межэтнических отношениях между народами СССР и РФ. Был прерван процесс становления большой полиэтнической нации — советского народа, произведен его глубокий демонтаж. На территории постсоветских государств была спровоцирована политизированная этничность с высоким потенциалом межнациональных конфликтов.

В этих условиях произошла быстрая трансформация идеологической трактовки происходящих процессов. С одной стороны, политическая задача разрушения советской государственной и социальной системы потребовала подрыва всех типов связей, скреплявших «империю зла» и ее общественный строй. С этой целью государственная идеологическая машина с конца 1980-х гг. вела интенсивную пропаганду с целью возбудить этнонационализм всех народов, включая русский. В этой кампании принимала и принимает активное участие и националистическая элита. В результате оказался подавленным тот державный, объединяющий национализм, который был характерен для официальной советской идеологии. Вместо него была создана множественная система агрессивных этнонационализмов, которые стали разделять как народы между собой, так и родственные этнические группы отдельных народов (иногда с откатом их к племенной и родоплеменной структуре).

Существенный показатель национальной дифференциации — степень однородности субъектов Российской Федерации. О ней в первом приближении можно судить по доле преобладающей в населении региона нации. (Очевидно, что количество представленных в регионе этносов — некорректный показатель, слабо различающийся по регионам страны). В целом для регионов России характерна высокая этническая однородность. При этом наряду с подавляющим большинством однородно-русских регионов есть и однородно чеченский, ингушский, тувинский. Самыми разнородными в национальном отношении выступают Дагестан, Башкортостан, Карачаево-Черкесия и Якутия (табл. 3.10).490 В регионах с высокой национальной мозаичностью требуются согласование многочисленных интересов, особо взвешенная национальная политика.

Таблица 3.10

Доля национальности, преобладающей в населении субъектов РФ

Отметим в этой связи особую важность Северного Кавказа. После распада СССР в 1991 г. крайне многоликий, но все же (в оппозиции остальному миру) единый Кавказ оказался разделенным на российский и зарубежный. При этом часть народов, имевших древнюю государственность (например, кабардинцы), не получили независимость, а другие, традиционно входившее в состав более крупных империй, стали суверенными странами (например, Азербайджан). Крайняя искусственность разделения привела к бесчисленным межнациональным конфликтам, где национальные и религиозные противоречия служили, вне всякого сомнения, инструментом для решения частных и клановых корыстных интересов, а также средством реализации элитой зарубежных стран своих геополитических и экономических амбиций.

Этнокультурные традиции

С одной стороны, у ряда народов РФ идут ассимиляционные процессы, ведущие к забвению своих традиций. Так, по данным опросов 2001-2005 гг., каждый третий ханты и манси не исполняли национальных обычаев.491 В конце 1990-х гг. 66-80% ненцев не знали и не выполняли национальные обычаи. 80% ненцев не читали художественную литературу, 70% — газет, 74% не смотрели телепередачи и 44% не слушали радио на родном языке.492

С другой стороны, есть и обратная тенденция: например, народы Поволжья в достаточной степени испытывают влияние русской культуры, тем не менее они довольно ревностно сохраняют свою идентичность, а народы коми (в сельской местности) даже успешно сами ассимилируют иноэтнические элементы.493

Государство обычно поддерживает этническую культуру.494 Например, на защиту исконной среды обитания и традиционного образа жизни коренных малочисленных народов направлен Федеральный закон от 30 апреля 1999 г. № 82-ФЗ «О гарантиях прав коренных малочисленных народов Российской Федерации». Кроме того, принят Федеральный закон от 7 мая 2001 г. № 49-ФЗ «О территориях традиционного природопользования коренных малочисленных народов Севера, Сибири и Дальнего Востока Российской Федерации».

Существуют и региональные инициативы. Так, устав Псковской области содержит отдельную статью, гарантирующую «права народности сету495 на исконную среду обитания, на сохранение самобытности, языка, обычаев и традиций, на самоуправление».

С целью способствовать свободному культурному развитию национальных диаспор, а также чтобы дать им возможность информировать население о своей деятельности, власти поддерживают национальные ассоциации. Согласно Федеральному закону от 17 июня 1996 г. № 74-ФЗ «О национально-культурной автономии», национально-культурная автономия есть разновидность общественных объединений, т. е. неправительственных организаций, созданных по этническому признаку «в целях самостоятельного решения вопросов сохранения самобытности, развития языка, образования, национальной культуры». Принятые в ноябре 2003 г. поправки в данный закон более четко определили, что они являются видом общественного объединения (т. е. отдельной категорией общественных объединений, регулируемых специальным законом) и существуют в форме общественной организации (т. е. должны быть основаны на фиксированном членстве физических лиц). По статусу различаются — местные, региональные и федеральные национально-культурные автономии. Им предоставляются права, связанные исключительно с «сохранением самобытности, развитием языка, образования, национальной культуры». Закон явно устанавливает только два преимущества национально-культурных автономий перед прочими неправительственными организациями: государственные СМИ могут бесплатно размещать материалы национально-культурных автономий, и при органах исполнительной власти могут создаваться консультативные советы по делам национально-культурных автономий.

В республиках Башкортостан, Татарстан, Саха (Якутия), Приморском и Забайкальском краях, Курганской, Омской, Саратовской, Тверской и Тюменской областях власти организуют или поощряют региональные «Ассамблеи народов». Наиболее развитые сети государственных и муниципальных учреждений культуры, служащих базой для этнических организаций и этнокультурных проектов, имеют республики Башкортостан и Коми, Пермский край, Ханты-мансийский автономный округ, Тюменская и Омская области.

Кроме того, власть поддерживает создание центров национальных культур. Так, в Республике Башкортостан на правах государственного учреждения культуры был создан Дом дружбы народов (1995 г.), где размещаются 28 организаций. В Самарской области в таком же качестве был создан Дом дружбы народов (2001 г.), ставший ресурсным центром для 18 общественных объединений. В Тюменской области в 2001 г. созданы областной Дворец национальных культур и пять муниципальных центров национальных культур. В Ульяновской области еще в 1989 г. был основан на правах областного государственного учреждения культуры Центр возрождения и развития национальных культур. Итого, на начало 2004 г. в Российской Федерации было создано десять домов народов России, более 150 центров национальной культуры и около десяти домов дружбы народов.

Власть также поддерживает развитие национальной культуры. В Республике Башкортостан действуют 12 профессиональных театров: из них четыре башкирских, два русских и один государственный татарский театр в Уфе. В Республике Марий Эл создан Марийский национальный театр драмы, который объединяет под одной крышей театр юного зрителя и региональный государственный театр, где постановки играют только на марийском языке.

Этнокультурное образование объявлено приоритетным в Республике Башкортостан, Калужской, Кировской, Нижегородской, Оренбургской, Пензенской, Рязанской, Псковской, Свердловской областях, Пермском крае, Республике Татарстан. Финансирование школ с этнокультурным компонентом выше, чем у обычных школ. В ежегодном конкурсе «Лучшая школа России» введена номинация «Школа с этнокультурным компонентом».

Национальные меньшинства создают свои негосударственные образовательные учреждения. Но их относительно немного (в Москве — не более десятка, в других крупных городах, в лучшем случае, имеется одна школа, чаще всего — армянская, татарская или еврейская). В г. Чудово Новгородской области есть единственная частная цыганская школа, где учатся только дети цыган.

С целью воспитания толерантности в обществе власти разрабатывают (или поддерживают) образовательные программы, направленные на передачу практических знаний по гражданскому самосознанию и технике противодействия дискриминации; просветительские программы, направленные на информирование населения о культурных и религиозных особенностях меньшинств. В Калуге, Москве, Омске, Оренбурге, Петрозаводске, Пскове, Томске разработаны специальные программы повышения квалификации преподавателей школ с этнокультурным компонентом.

Однако самый существенный процесс заключается в реэтнизации культуры постсоветских народов, ведущей к снижению гражданственности общей культуры и усилению ее этнонацио-налистической составляющей. В этом направлении прилагаются вполне определенные усилия этнократических элит «титульных» наций. А.С. Панарин пишет: «Этноцентристский стиль ретро, который для новых племенных вождей был составляющей политических технологий самостийности, а для обслуживающей эту политику гуманитарной интеллигенции — специфической формой самоутверждения, неожиданно обернулся не стилизованной, а настоящей, драматической архаизацией и деградацией».496

Религиозный фактор в этнонационализме

Довольно внушительна статистика языческих верований в стране497 (табл. 3.11498).

Таблица 3.11

Представленность российского язычества

Отметим, что данный религиозный потенциал используется сепаратистскими группировками в Мордовии, Удмуртии и Якутии.

Рассмотрим любопытный пример «неоязычества» в национальном движении Чувашии, которое пользовалось в республике большим влиянием до середины 1990-х годов. Известно, что миссионерская деятельность РПЦ началась в Чувашии с середины XVI в., но широким христианским просветительством занималась уже чувашская интеллигенция со второй половины XIX в. Современная чувашская профессиональная культура вышла из этого просветительского проекта. Однако для мобилизации политизированной этничности во время перестройки группа гуманитарной интеллигенции взяла за основу неоязычество как инструмент радикального разрыва с советской историей и советским типом межнационального общежития. Нападкам был сразу подвергнут и основоположник просветительской традиции в Чувашии И. Ильминский — за то, что он «переписал чувашскую книгу на новый, православный лад, уничтожив тем самым фундамент древней эры, языка и культуры вообще», что грозит «исчезновением с лица земли загадочного, реликтового почти этноса — чувашей» (отдельная часть доктрины состоит в том, что чуваши — это шумеры, а чувашский язык и является шумерским языком). Место язычества определялось так: «Это мета-идея нашего родового единства, нашей родовой памяти. Это голос булгаро-чувашской крови».499

Попытка реанимации язычества имела исключительно сепаратистские цели, была инструментом расчленения больших общностей и большой гражданской нации (советской, затем российской). Лидер Партии чувашского национального возрождения филолог А. Хузангай объяснял: «Любая народная вера по своему определению националистична, она формирует стержень духовного сопротивления нации».500 На горбачевско-ельцинской волне этот проект, казалось, был близок к реализации. В июне 1993 г. газета «Советская Чувашия» даже опубликовала проект строительства языческого храма, одобренный комиссией Верховного Совета республики.501

Видимо, по своему замыслу этот проект относился к этническому предпринимательству и определенного долговременного вектора не имел. Поначалу, на волне перестройки, он был, как ни странно, западническим. А. Хузангай высказывал такие претензии к России: «Оказавшись под прессом русского православия, чувашское общество не смогло воспринять европейской христианской и культурной традиции с ее неотъемлемыми демократическими “спутниками” — свободными выборами и парламентаризмом, правами человека и свободолюбивым индивидуализмом, здоровым европейским национализмом, свободой слова и т. д.».502 Затем, по мере углубления, вызванного реформой кризиса, риторика националистов стала более «почвенной» и антирыночной.

В данном случае культурные силы общества и здравый смысл основной массы населения Чувашии справились с растаскивающим народ проектом. Но если бы в нем были заинтересованы — как в случае Чечни — влиятельные внешние и внутренние силы, то культура и здравый смысл могли бы не справиться. При наличии ресурсов манипуляция даже языческими символами может быть эффективной.

Однако отождествлять этнический сепаратизм и локальные верования не следует. В тех случаях, когда власти удается наладить позитивный диалог с представителями языческих верований и включить их в легальную систему взаимодействия, язычники ограничиваются сохранением собственной этнической самобытности, не посягая на сложившиеся федеральные отношения — как, например, в Республике Алтай, Бурятии, Марий Эл, Тыве и Хакасии.503

Региональная этничность

Еще один механизм демонтажа народов (в том числе русского) — конструирование региональной этничности. Выше уже говорилось об этническом разделении «горных» и «луговых» марийцев, о попытках выделить из народа коми население одного района (коми-ижемцев). Усилия в этом направлении не прекращаются. Так, в октябре 2006 г. в Ростовском государственном (!) университете прошла международная конференция, посвященная проблеме «формирования южнороссийской идентичности». Она была организована Американским советом научных сообществ и Международной гуманитарной школой. Спонсорами выступали организации США. Докладчики с Украины и из Польши обсуждали способы расколоть единое русское сознание.

В данном случае объектом было население юга России, но «региональная идея» обсуждается и в других местах. В Российском статистическом ежегоднике 2007 г. в списке национальностей России появились два новых народа, отделившихся от русских, — поморы и казаки. Произошло этническое самоопределение достаточно большой части двух региональных общностей, чтобы официально внести их в список народов и народностей.

Интересно, что современная казачья идентичность конструируется заново: новые «казаки» в 1990-х гг. появились на приграничных территориях, где не было исторического казачества, — в Калининграде, Мурманске, Пскове — и в их состав вошли бывшие военнослужащие.504 Исследования показывают, что и в регионах традиционного проживания казаков — например, на Кубани — казачья идентичность относится скорее к заново сконструированным, чем к «наследственным».505 Тем не менее, общность казаков очень консолидирована: — более 90% тех, кто назвал себя казаками, состоят в казачьих обществах.506

Программы по изменению этнического самосознания региональных общностей обычно являются лишь прелюдией к действиям в плане того или иного сепаратизма. Так, в начале 2008 г. казаки Нижне-Кубанского казачьего округа грозили отказом от российского гражданства.507 Они мотивировали это коррупцией в Ставропольском крае, однако для выбора столь необычной формы протеста надо было сначала разогреть «политизированную этничность».

Отметим, что при этом казаки часто демонстрируют готовность служить государству: например, казаки Поволжья охраняют военные и природные объекты, служат в армии (при этом казачьи атаманы не имеют права контролировать их военную службу).508 И большинство населения «казачьих» территорий (57,6%), и сами казаки (68,8%) уверены, что казачество сможет обеспечить внутреннюю безопасность в стране.509 Активная поддержка казаками Б. Ельцина в 1991 г. и в 1993 г. обусловила поддержку казачества постсоветской властью510 и дарование им ряда льгот — в частности, права на ношение холодного клинкового оружия и доверение им охранной службы.

Понятно, что в условиях кризиса такой статус дает общности некоторые льготы. Но при этом подобное региональное движение неизбежно скатывается на позиции мультикультурализма, что для нынешней России таит большие риски.

Продолжаются попытки сформировать особую «поморскую» идентичность. В период подготовки создания норвежского Баренц-региона осенью 1991 г. по инициативе историка Т. Буториной в преобразованном из Архангельского педагогического института Поморском университете ректором В. Булатовым была создана так называемая «Поморская лаборатория». Осуществлено это было ректором Булатовым в рамках норвежской программы создания Баренцева региона. В Поморской лаборатории под руководством Буториной велись работы по подготовке подрыва в регионе национальной идентичности. В 1992 г. сотрудники Поморской лаборатории были приняты в штат Института национальных проблем образования Минобразования РФ. По заказу областного отдела образования Поморская лаборатория занялась разработкой национально-регионального образовательного компонента под проект формирования новой поморской этничности. Областная администрация, благодаря старым обкомовским связям Булатова и Буториной, поддержала начинания «поморских возрожденцев» и обеспечила частичное финансирование этого проекта. В настоящее время проф. Буторина в Северном (Арктическом) федеральном университете направляет два педагогических центра, занятых разработкой и апробацией программ по изменению русской этнической идентичности на поморскую этническую идентичность у детей школьного возраста: один находится в Северодвинске, второй — в Архангельске.

Отметим, что регионализация образовательной системы Архангельской области под программы Баренцева региона является плодом политики «мягкой силы», проецируемой норвежским Баренцевым секретариатом. «Региональная этнопедагогика» Т. Буториной прошла апробацию и получила полное одобрение на Женском форуме арктических стран (Тромсе, Норвегия, 1997), международных конференциях стран Баренц-региона (Финляндия, 1995; Норвегия, 1991, 1995, 1997; Швеция, 2002 и др.). Итогом этой деятельности стало покушение на единство этнического самосознания русского народа на Русском Севере и ослабление территориальной целостности Российской Федерации, совпадающее с норвежскими усилиями по созданию Баренцева региона.511

Существуют проекты этнизации регионов и в других местах. В июне 2007 г. лидер «Областнической Альтернативы Сибири» (ОАС) М. Кулехов опубликовал на весьма посещаемом московском интернет-сайте обзор под заглавием: «Доживет ли Российская Федерация до 2014 года?». В разделе «Что такое «сибирская нация»?» автор пишет: «По данным социологических опросов, проведенных в Иркутске и Братске иркутским рейтинговым агентством «Кто есть кто», за автономию Сибири выступают около 60% опрошенных, за ее государственную независимость — около 25%. На вопрос “кем вы себя считаете — “россиянином”, “русским” или “сибиряком” 80% ответили — “сибиряком”, и лишь 12% — “русским”. При этом от трети до половины иркутян имеет бурятские или тунгусские корни. Можно вспомнить, что когда-то Забайкальское казачье войско на 80% состояло из бурят, в его составе были еще “конные тунгусы”».512 Таким образом, лидер ОАС считает себя именно сибирским националистом.

Это — типичная конструктивистская программа «переформатирования» этнического сознания людей. Сибиряков, которые уже более полутора веков осознают себя русскими, побуждают искать «бурятские или тунгусские корни» их предков. Рядом такие же конструктивисты призывают бурят признать себя вовсе не бурятами, а потомками гуннов. В 2004 г. в статье «Потомки гуннов — объединяйтесь!» сообщалось: «Гуннский международный фонд — общественно-культурная организация, действующая в Бурятии, выступила с инициативой создания Союза гуннских родов Забайкалья. Члены фонда, считают, что только в Бурятии насчитывается 24 рода, которые ведут свою историю с эпохи гуннского царства».513

Все это — элементы большой культурно-психологической операции по хаотизации этнического сознания населения нынешней России и демонтажа всей системы совместного проживания людей на ее территории. Это — большая война нового типа, к которой российское общество и государство не готовы и не готовятся.

Следует учесть, что все эти эпизоды возникают на фоне постоянного давления извне (со стороны США и Евросоюза) с требованием к России расширить права регионов и национальных меньшинств, снизить уровень централизации и «имперских» тенденций. Эти «геополитические партнеры» желают от России децентрализации и разрыхления, ослабления связности страны. Это — ползучая реализация доктрины З. Бжезинского, который заявлял о необходимости превращения России в «свободную конфедерацию, состоящую из европейской части, сибирской и дальневосточной республик».

Для провокационных демаршей используются культурные мероприятия типа фестивалей и «съездов». В июне 2008 г. в Ханты-Мансийске прошел V Всемирный конгресс финно-угорских народов. Президент Эстонии в присутствии президента Д.А. Медведева обратился к представителям российских народов: «Наши поэты мечтали об эстонском государстве. И мы сделали выбор в пользу свободы и демократии. Многим финноугорским народам еще предстоит сделать такой выбор».514 Это — лишь открытые публичные акции для постоянного поддержания напряженности. Но главная работа с «местными кадрами» ведется негласно и в деловом режиме. Немало культурных и научных мероприятий направлено, например, на то, чтобы пропагандировать среди финно-угорских народов (коми, удмуртов и др.) интеграцию с близкими «по крови» зарубежными этносами (например, с финнами и эстонцами).515

Активной интеллектуальной группой, которая разрабатывает проекты «региональной перекройки» России, стал Центр стратегических исследований Приволжского федерального округа (ЦСИ ПФО). В 2000 г. он представил доклад «На пороге новой регионализации России». В нем выдвигается идея разорвать территорию старой России на манер «архипелагов», придав ей «лоскутный» характер — так, якобы, строится ныне «Европа регионов» (или даже «Европа самоопределившихся муниципий»).516

Пропаганда сепаратизма еще в 1990-е гг. сделала свое дело, что особенно хорошо видно на примере поволжских республик. Например, в 1994 г., по данным соцопроса, 30% татар изъявили готовность пойти на какие-либо жертвы ради суверенного, независимого существования своей малой родины; 21% татар согласились бы на ее выход из РФ и 1% в случае необходимости приняли бы участие в военных действиях.517 В 1997 г. почти треть башкир поддержала возможность выхода из РФ.518

Были и практические попытки сепаратизма. Так, в октябре 1993 г. Свердловская область приняла Конституцию Уральской республики. Такое же намерение высказывалось в Вологодской области. Это были пробные шары, однако поддержки населения эти «маневры» не получили и о них предпочли забыть.

Второй раз подобные попытки были предприняты на волне кризиса 1998 г.: в сентябре, почти сразу после дефолта, 79 регионов запретили вывоз продуктов питания за пределы региона. Ряд политиков и СМИ заговорили о распаде РФ. В противовес им было выдвинуто предложение укрепить «вертикаль власти» и разделить РФ на восемь крупных «региональных ассоциаций». Эту программу выполнял уже В.В. Путин; только РФ была разделена не на восемь, а на семь округов (совпадающих с военными округами) — в соответствии с опытом, накопленным и в Российской империи, и в СССР. Прокуратура стала приводить местные законы в согласие с федеральными.519

Этнократия

Огромный регресс в государственном строительстве постсоветских народов означало установление этнократических режимов. Они сразу разорвали множество связей, скреплявших межэтническое общежитие, культурные и хозяйственные отношения между народами, саму систему информационных каналов, соединявших этносы в нацию. Социолог Ж. Тощенко приводит в качестве признака этнократии сверхпредставительство народов, давших название республике, на ключевых позициях в управлении. Так, в Адыгее, где адыги составляют 20% населения, они занимают 70% руководящих постов. В Татарстане до перестройки только 2% предприятий возглавлялись татарами, а в конце 1990-х гг. этот показатель достиг 65%. Это ведет к заведомому снижению уровня управления в экономике,520 и в общем — к архаизации государственной системы, возрождает клановость властных полномочий, претензии на власть родоплеменных образований. Апелляция к родоплеменному и архаическому сознанию усиливается: так, например, бывший президент Калмыкии К. Илюмжинов довольно часто показывался на публике в ханской одежде.521

Однако этнократия, как правило, не выражает себя в поддерживаемых народом националистических партиях. В частности, такие инициативы провалились в Удмуртии.522 Требование в начале 2000-х гг. обеспечить особые представительские права некоторым коренным малочисленным народам (в частности, карелам) не были удовлетворены федеральной властью.523

Проявления этнократических тенденций многообразны. Иногда дело доходит до территориальных претензий к соседним народам. Для этого используются исторические (часто «удревненные») источники, обвинения в адрес советской власти, даже риторика социального и этнического расизма. С этнократических позиций иногда выступают политические деятели национальных территорий, богатых нефтью и газом, пытаясь под лозунгами защиты народов Севера получить какие-то преимущества в своих групповых интересах. Этническая окраска часто лишь маскирует эти интересы, но при этом усиливает их деструктивный характер.

Этнократия ведет к архаизации государственной системы, возрождает клановость властных полномочий, претензии на власть родоплеменных образований (тейпов, джузов и др.). Как пишет Ж. Тощенко, именно родоплеменное противостояние часто составляет основу противоречий между разными этно-политическими группами во многих регионах РФ.524

Трудовая миграция

Для начала отметим, что Россия в целом привлекательна для вторжения «иных», поскольку характеризуется значительной по площади территорией в сочетании с малой плотностью проживания населения. При этом население сосредоточено в основном в центре и на юге государства. Огромные пространства в Сибири, на Дальнем Востоке безлюдны. Плотность проживания на 1 кв. км территории, по состоянию на 1 января 2010 г., составляет: в Москве — 9682 чел., в Санкт-Петербурге — 3288 чел., в целом по России — 8,3 чел. В некоторых регионах показатели плотности крайне малы. Например, в Республике Алтай она составляет 2,3 чел., в Красноярском крае — 1,2 чел., в Магаданской области и Якутии — 0,3 чел.525

Такая ситуация создает ряд системных угроз для России:

— быстро сокращается трудовой потенциал России, и следовательно, общий потенциал развития и обороноспособности;

— идет ускоренная депопуляция Центра и Северо-Запада России, происходит ослабление этнического ядра российской нации, системообразующую роль в которой играет русский народ;

— из-за ослабления государства и под давлением рыночной реформы идет быстрый отток и без того крайне малочисленного населения из восточных регионов России, что оставляет их беззащитными перед угрозой экономической и демографической экспансии Китая.

Особо выделим трудовую миграцию китайцев на Дальнем Востоке. Одна из основных демографических характеристик этого региона — незначительная численность населения данной территории в сравнении с ее площадью (36,4% площади РФ). В связи с этим, начиная с XIX в., правительство царской России, осваивая эти земли, привлекало туда население для поднятия целины и создания инфраструктуры. В советское время правительство привлекало население на Дальний Восток при помощи высоких заработков и лучших условий жизни (предоставление жилья, льгот и т. д.). Однако после распада СССР государственная поддержка прекратилась, и регион потерял привлекательность для населения. Если в 1991 г. население Дальнего Востока составляло 8 млн человек (5,4% от всего населения РФ),526 то к 1 января 2004 г. в регионе проживали уже только 6,6 млн человек (4,62% от всего населения РФ).527

До распада СССР китайские приграничные территории северо-востока КНР были очень бедными. После отмены бартера в 1996 г. в целях поднятия экономики в этих регионах Госсовет КНР принял решение сделать часть приграничных городов северо-востока и северо-запада свободными экономическими зонами, на манер китайских приморских городов (Тяньцзиня, Шанхая, Гуаньчжоу и т. д.). В свободных экономических зонах создавались компании приграничной торговли, которые занимались импортом-экспортом с Россией.528

Постепенно компании приграничной торговли, пользуясь несовершенством российского законодательства, вытеснили своих российских партнеров с рынка и, открыв на российской стороне собственные филиалы, стали заниматься торговлей между собой.

Нехватка рабочей силы в секторах экономики, в которых необходимо выполнять ручную трудоемкую работу, стала ощутимой на Дальнем Востоке еще в 1980-е годы. Узнав о трудолюбии китайцев, их непритязательности к условиям проживания, способности работать больше, чем положено по законодательству, и согласии на маленькую заработную плату, работодатели стали предпочитать китайскую рабочую силу гастарбайтерам из стран СНГ. Вот почему китайская рабочая сила в данный момент численно преобладает над рабочей силой из других стран в Дальневосточном регионе.

Еще одна характеристика импорта китайской рабочий силы на Дальний Восток — ее квотирование. Администрациями краев и областей ежегодно фиксируется численность рабочих, которых надо пригласить, чтобы восполнить нехватку рабочей силы в данном субъекте Федерации. Однако в объемах импорта рабочей силы нет никаких закономерностей. Например, если в 1996 г. в Хабаровском крае китайцы составляли 42% (1226 чел.) иностранных рабочих, то в 1997 г. их было 26% (772 чел.).529 На 2005 г. в Амурскую область было приглашено 3600 китайцев, в Приморский край — 15 500, а в Еврейскую автономную область — 770.

Во всех остальных регионах, особенно в Центре, преобладают трудовые мигранты с Кавказа и из Средней Азии.

Трудовая миграция мобилизует этнонационализм потому, что связанные с нею социальные проблемы легко, почти самопроизвольно, представляются как этнические. Конфликт, которому удается придать форму этнического, по достижении критических точек (особенно гибели людей) входит в режим самовоспроизводства и самоускорения. Создание таких конфликтов требует очень небольших ресурсов, и эта технология отработана на огромном числе экспериментов в десятках стран.

Вторжение «иных» сверх критической массы всегда вызывает болезненную реакцию. Но она многократно усиливается, если и местная общность переживает кризис, если сломана административная система, которая регулировала перемещение больших масс людей по территории страны, не допуская внезапного и неорганизованного межэтнического смешения.

Из районов бедствия (особенно с Кавказа) приезжают люди далеко не в лучшем состоянии — настороженные, взвинченные, озлобленные страхом, многолетней антирусской пропагандой и — большинство из них — эксплуатацией со стороны своих же хозяев. Самосознание таких мигрантов определяют словом «гиперэтнизм», т. е. перевозбужденная этничность. Она отличается от традиционного этнического сознания в местах постоянного проживания в своей этнической среде. Это — особый культурный продукт рыночной реформы; и раз уж русский народ этой реформе не стал или не смог сопротивляться, приходится этот ядовитый продукт глотать (как и многие другие подобные продукты).

Гиперэтнизм, как пишут социологи, связан «с культурой нового типа — плюралистичной, информационно-виртуальной, освобожденной от жесткого социального контроля, ориентированной на индивидуальное самовыражение. Подчеркиваются упрощенность, единообразие и делокализация новых проявлений этничности, конструирование и реконструирование новых традиций и образов этнического, только напоминающих старые, трансформация переработанной соответствующим образом этничности в один из продуктов массового потребления, который может быстро распространяться на рынке поп-культуры.».530

Вот некоторые социологические выводы по проблеме: «Анклавные рынки [труда] создают возможность быстрого накопления капитала и выступают привлекательными, высоко криминализованными социальными пространствами, действующими преимущественно в городах России, вокруг и внутри которых сталкиваются интересы многих противоборствующих субъектов. Характер конфликтов создает редкостную по своей напряженности атмосферу, в которой довольно высоки риски столкновений на межэтнической, расовой, религиозной основе. Это предопределено экономической моделью анклавного рынка, его «идеологией», которые создают «монополизацию» шансов для мигрантов, позволяют им преуспевать, эффективно защищаться от нетолерантного окружения и претендовать на статус, не соответствующий их нынешнему месту в иерархической лестнице».531

Пока что российское общество и государство не имеют ни экономических, ни культурных, ни политических ресурсов, чтобы быстро и эффективно разрешить эту созданную реформой проблему. Реформа к тому же породила информационную среду, которая многократно усиливает этническую солидарность с конфликтующими группами. Массы людей превращаются в «виртуальных» участников конфликта — вне зависимости от расстояния. Ксенофобия охватывает целые регионы и придает локальному конфликту, который без этого уже был бы разрешен, широкий характер.

Вытеснение русских

Для обеспечения целостности страны важно учитывать национальный состав населения ее регионов, при этом особое значение имеет доля государствообразующей нации — русских. Если признать, что русские — цементирующая страну нация, то по мере сокращения связующего элемента связанность страны уменьшается. В большинстве российских регионов абсолютно доминирует славянское население, причем к западу от Поволжья их доля превышает 90%. Аналогичное преобладание наблюдается в восточной части России, по ее южным рубежам — от Магаданской области до Урала, за исключением юга Центральной Сибири (Алтай, Тыва и Бурятия плюс два бурятских анклава — ныне культурные автономии в составе Иркутской области и Забайкальского края).532

Минимальна, почти незаметна доля русских в Ингушетии, Чечне и Дагестане (табл. 3.12533), невелика и в других северокавказских республиках (25-35%). Именно здесь рельефно проявляется отмеченная выше этнополитическая напряженность.

Таблица 3.12

Доля русских, украинцев и белорусов в населении отдельных национально-территориальных образований (субъектах РФ)

Учитывая демографический кризис среди русских и демографический взрыв среди народностей восточного Кавказа — Ингушетии, Чечни и Дагестана, а также ряд особенностей русской и кавказской этнопсихологии, вопрос о возможности сохранения северо-восточного Кавказа в составе России в последние 20 лет стоит весьма остро. Более того, дальнейшее сохранение статус-кво уже начало приводить к началу колонизации вайнахами и дагестанцами исторических земель ставропольских и терских казаков, что также не способствует росту взаимопонимания и терпимости на Кавказе. В прошлом русские и терские казаки, а также тюрки-ногайцы заселяли все земли Дагестана к северу от Терека — вплоть до Каспийского моря, однако сейчас русские практически вытеснены с этих территорий аварцами, ранее эти территории не населявшими.534

Негативный опыт сосуществования русских и чеченцев в составе одного государства в ХХ в. и подобные демографические процессы фактически выводят Чечню из общерусского культурного поля. Что касается русских, то их численность в Чечне только за период с 1989 г. по 2002 г. сократилась на 250 тыс. человек, и возвращаться русские в Чечню не намерены.535

Еще одним регионом с низкой долей государствообразующего этноса является среднее Поволжье — Башкортостан, Татарстан, Чувашия и Марий Эл.

Русский этнонационализм

Запад, захватывая колонии, везде стремился подавить местный гражданский национализм и навязать этнический. Трайбализм — идеология враждующих племен — это творение колониальных администраций. В царской России церковь и государство усиливали у русских гражданский национализм. Благодаря этому была создана сложная конструкция полиэтнического государства с русским ядром. Она, как сказано выше, имела большие достоинства, но и была хрупкой — этничность сохраненных (неассимилированных) народов могла «взбунтоваться» и выйти из-под контроля, разрушая империю и государство.

Советская власть приняла эту конструкцию и положила ее в основу СССР — при полном понимании рисков. Изменить ее уже было невозможно. Созревший за полвека капитализма этнонационализм многих народов России можно было погасить только предложением строить СССР как «семью народов», причем даже с огосударствлением этничности. Русский народ был держателем всей империи (СССР). Это, как и раньше, накладывало на русских дополнительные тяготы, но давало преимущество в перспективе.

Само существование русских как большого народа зависело от того взаимодействия с другими народами России, которое сложилось в Российской империи, а затем было достроено в СССР. Стать одним из десятка больших народов мира русские не смогли бы только за счет расширенного биологического воспроизводства. Русский народ быстро вырос именно потому, что выстроил такую систему межэтнического общежития, в которой часть каждого народа России охотно и без принуждения становилась русскими.

Это происходило потому, что русские были открыты — они делились с другими народами тем, что имели. Это не только привлекало других, но и позволяло быстро устранить экономические и культурные барьеры, мешавшие представителям других народов влиться в число русских. Тот факт, что при этом «материнский» народ не подвергался ассимиляции, в большой мере способствовал этому процессу. Становясь русским, человек не оставлял свой народ в беде, не переживал трагедии его исчезновения, даже сохранял многое из своей этнической памяти. И при этом он через себя подключал свой народ к русской культуре, а через нее — к культуре универсальной.

Развитие советского общества шло с большими перегрузками, и его полиэтничность ставила перед властью и управлением сложные проблемы. Ведь практически все социальные проблемы принимали этническую окраску, и наоборот — для решения любой этнической проблемы требовалось изменять или создавать социальные формы и отношения.

С опорой на массовую социальную и культурную лояльность советская власть могла жестко подавлять все проявления этнонационализма, вплоть до репрессий против элиты и даже целых народов. После краха СССР были ликвидированы социальные и культурные механизмы, которые раньше дезактивировали этнические «бомбы». Началась их сознательная активация — в идеологии, праве, экономике.

Из опыта последних лет видно, что одна из задач «холодной» гражданской войны на этом этапе — подрыв гражданского национализма русских и разжигание в них этнонационализма. Подрыв этот ведется в «кипящем слое» молодежи и интеллигенции. При слабости государства этого достаточно, чтобы подавить волю массы, не способной к самоорганизации. Сдвига большинства русских к этнонационализму пока не произошло, но к этому их толкают непрерывно. На 2011 г. 41% русских поддерживали лозунг «Россия только для русских», а 62% — «Хватит кормить Кавказ!».536

Немалую роль тут сыграли и «патриоты», отвергавшие имперское устройство России. Исходя из представлений этнонационализма, они пытались доказать, что сплотившиеся вокруг русского ядра нерусские народы Российской империи, а затем СССР, истощают жизненные силы русского народа — грубо говоря, «объедают» его.

Русский этнонационализм набирает популярность в массах; однако тяготение к этническому и гражданскому национализму находится в неустойчивом равновесии. Человеком только своей национальности считают себя всего 11,6% русских, а россиянином — 39%.537 Межэтнические браки одобряют 40% русских, не одобряют — 44%, т. е. мнения разделились примерно поровну.538 В ближайшие годы, вероятно, произойдет окончательный сдвиг в сторону этнонационализма или гражданского национализма.

В России важным этапом в развитии проблемы стали события в 2006 г. в Кондопоге (Карелия), и даже не столько сами события, сколько их идеологическое использование.

С небольшими вариациями СМИ дали тогда такую информацию о событиях: «Серьезные беспорядки на национальной почве произошли в минувшие выходные в Кондопоге после поминок по молодым людям, убитым в драке с чеченцами в минувшую среду. Местные жители разгромили и сожгли ресторан, рынок, магазины и палатки, принадлежавшие выходцам с Северного Кавказа. Порядок в городе был наведен лишь через сутки прибывшим из Петрозаводска ОМОНом. Более ста участников погромов были задержаны. Практически все кавказцы, находившиеся в Кондопоге, эвакуировались в Петрозаводск. В субботу в Кондопоге состоялся стихийный митинг, участники которого потребовали от властей выселить всех нелегальных мигрантов из Кондопоги. Кроме того, митингующие приняли решение закрыть городской рынок и передать его лицам славянской национальности» (РИА-Новости).

События в Кондопоге были использованы одновременно и для усиления тезиса о наступлении «русского фашизма» (нацизма, ксенофобии и т. д.), и для пропаганды этнонационализма — как русского, так и антирусского. В целом эта идеологическая кампания усилила позиции этнонационализма и обнаружила некоторый рост его популярности.

А причина проблемы в другом. Опасность межэтнической миграции прекрасно знали в царской России и в советское время, но это игнорировала (или использовала) власть реформаторов 1990-х годов. Более того, эта власть все сделала для того, чтобы отвлечь людей от разумного понимания причин тех болезней, которые породила миграция. Власть должна была бы объяснить, что если граждане приняли нынешнюю социально-экономическую систему, эти болезненные проблемы людям придется терпеть. Если терпеть невмоготу, т. е. два выхода — или добиться изменения социально-экономической системы, порождающей эти проблемы, или начать «молекулярную» войну всех против всех — как вариант коллективного самоубийства.

До такого выбора дело пока не дошло, и за оставшееся время надо предпринять усилия для осмысления ситуации. Кондопога — модель второго выбора.

Ряд регионов РФ погрузился в социальное бедствие, которое вытолкнуло оттуда массы людей в поисках заработка. Когда в русской среде оказываются приезжие русские или похожие на них чуваши, этого почти не замечают. Появление общины с Кавказа вызывает болезненную реакцию даже независимо от сопутствующих факторов — таких как экономическая конкуренция с местными, преступная деятельность «чужого типа» и пр. Возникает общая почва для конфликтов, и достаточно искры, чтобы он вспыхнул.

В отношениях местного населения и мигрантов всегда возникает выбор: способствовать интеграции двух общностей или их взаимной изоляции («геттоизации» мигрантов). Но интеграция не идет самопроизвольно, по доброму желанию сторон. Это — «строительство», требующее творчества, усилий и ресурсов. Самопроизвольно возникает как раз «закрытость», создающая конфликтогенную среду».

Чтобы снять накал страстей, власти пошли в Кондопоге на уступку, приглушая политическую сторону события. Радоваться тут особенно нечему — в государстве, как и в семье, уступки, вырванные ультиматумами и шантажом, в перспективе обходятся очень дорого.

Наблюдения последних десяти лет позволяют предположить, что в России реализуется долгосрочная программа постепенного взращивания русского этнического национализма, который и должен стать главной преградой для восстановления межнационального общежития, выстроенного российской цивилизацией. Основным объектом идеологической пропаганды является молодежь постсоветской формации, ставшая одной из главных социальных жертв реформы.

В сплочении на основе этнонационализма эта молодежь находит отдушину, которая дает иллюзию борьбы против безысходности социального тупика. Рассуждения молодых приверженцев этого движения методологически беспомощны. Строя в воображении идеальный образ «России для русских», они мыслят так, будто перед ними чистая доска. На деле каждое поколение приходит в страну, которая в своем развитии проследовала множество перекрестков с «неотменяемыми» выборами пути. Уже не отменить сложившегося в Киевской Руси симбиоза славян со степняками-тюрками и угро-финнами лесной зоны, не отменить крещения Руси, монгольского ига и создания Российской империи, индустриализации и русской революции, развала СССР и длительной аномалии нынешнего кризиса. Закрывая на все это глаза, этнонационалисты «грезят наяву». Это не политический проект, а профанация.

Предлагают проект этнонационализма, но не желают и знать, что это такое и как они будут блокировать присущие ему побочные процессы. Простой вопрос: как предлагается блокировать трайбализацию самого русского народа, его расползание на региональные субэтносы? А ведь этот процесс идет под самым носом «Русского проекта». Что русские этнонационалисты собираются делать со всеми этими проектами «южно-русской идентичности», «сибиряками», «поморами», «казаками» и пр.?

Средства, с помощью которых эти попытки блокируются, а этническая солидарность русских разрушается, оказываются более эффективными и совершенными. Не вдаваясь здесь в подробное обсуждение, можно заметить, что сильным и изощренным средством является провоцирование театральной ксенофобии (с организацией псевдофашистских групп и эксцессов с насилием на этнической почве), которая загоняет русское национальное чувство в тупик и потому блокируется самой русской культурой. Российское государство также относится с подозрением к группам, которые ведут себя откровенно ксенофобски, и часто запрещает русские этнонационалистические партии.539

Скорее всего никакого политического проекта на основе русского этнического национализма не возникнет, однако как средство стравливания народов России и углубления расколов в русском ядре эта программа представляет актуальную и фундаментальную угрозу для России.

Борьба с дискриминацией

Российское законодательство гарантирует равенство граждан независимо от расы и национальности в сферах труда, образования, дает гарантии коренным малочисленным народам и защищает избирательные права, а также запрещает пропаганду национальной вражды в СМИ.

Трудовой кодекс Российской Федерации содержит запрет на дискриминацию по признакам расовой или национальной принадлежности. Гарантии равенства прав граждан содержатся и в других кодексах Российской Федерации.

Закон РФ от 10 июля 1992 г. № 3266-1 «Об образовании» гарантирует возможность получения образования независимо от расы, национальности, языка. В числе общих требований закон содержит требование о том, что образование должно содействовать взаимопониманию и сотрудничеству между людьми и народами независимо от расовой, национальной и этнической принадлежности.

Федеральный закон от 27 июля 2002 г. № 113-ФЗ «Об альтернативной гражданской службе» дает право гражданам заменить военную службу по призыву, если они относятся к коренному малочисленному народу, ведут традиционный образ жизни, осуществляют традиционное хозяйствование и занимаются традиционными промыслами (ст. 2). Им нужно лично подать заявление в военный комиссариат о желании заменить военную службу по призыву альтернативной гражданской службой (п. 1 ст. 3). Граждане, относящиеся к коренным малочисленным народам, направляются для прохождения альтернативной гражданской службы в организации традиционных отраслей хозяйствования и традиционных промыслов (п. 3 ст. 4).

Федеральный закон от 12 июня 2002 г. № 67-ФЗ «Об основных гарантиях избирательных прав и права на участие в референдуме граждан Российской Федерации» предусматривает, что гражданин Российской Федерации может избирать, быть избранным, участвовать в референдуме независимо от расы, национальности и языка.

Федеральный закон № 79-ФЗ от 27 июля 2004 г. «О государственной гражданской службе Российской Федерации» провозглашает равный доступ граждан, владеющих государственным языком Российской Федерации, к гражданской службе и равные условия ее прохождения независимо от пола, расы, национальности, происхождения, имущественного и должностного положения, места жительства, отношения к религии, убеждений, принадлежности к общественным объединениям, а также от других обстоятельств, не связанных с профессиональными и деловыми качествами гражданского служащего.

Закон РФ от 27 декабря 1991 г. № 2124-I «О средствах массовой информации» запрещает распространение информации с целью опорочить гражданина или отдельные категории граждан исключительно по признакам расовой или национальной принадлежности, а также языка. Федеральный закон от 27 июля 2006 г. № 149-ФЗ «Об информации, информационных технологиях и о защите информации» запрещает распространение информации, которая направлена на пропаганду войны, разжигание национальной, расовой или религиозной ненависти и вражды, а также иной информации, за распространение которой предусмотрена уголовная или административная ответственность. Федеральный закон от 13 марта 2006 г. № 38-ФЗ «О рекламе» запрещает использование в рекламе бранных слов, непристойных и оскорбительных образов, сравнений и выражений, в том числе в отношении расы, национальности, религиозных символов.

Федеральный закон от 27 июля 2002 г. № 114-ФЗ «О противодействии экстремистской деятельности» впервые дал правовое определение экстремизма, характеризуя его, в том числе, как «пропаганду исключительности, превосходства либо неполноценности граждан по признаку их отношения к религии, социальной, расовой, национальной, религиозной или языковой принадлежности». Данный закон устанавливает ответственность за экстремистскую деятельность не только физических, но и юридических лиц (вплоть до ликвидации последних в судебном порядке).

Одновременно российским законодательством установлена ответственность за нарушение принципов равенства всех перед законом, за совершение правонарушений по религиозным или национальным мотивам. Уголовный кодекс РФ рассматривает совершение преступления по мотиву национальной, расовой, религиозной ненависти или вражды как обстоятельство, отягчающее ответственность.

Ст. 136 Уголовного кодекса РФ предполагает уголовное наказание за «нарушение равноправия граждан в зависимости от пола, расы, национальности, языка, происхождения, имущественного и должностного положения, места жительства, отношения к религии, убеждений, принадлежности к общественным объединениям, причинившее вред правам и законным интересам граждан». Ст. 282 также предусматривает уголовную ответственность за действия, направленные на возбуждение ненависти либо вражды, а также на унижение достоинства человека либо группы лиц по признакам пола, расы, национальности, языка, происхождения, отношения к религии, а равно принадлежности к какой-либо социальной группе, совершенные публично или с использованием средств массовой информации. Ст. 357 предусматривает уголовную ответственность за геноцид, т. е. за действия, направленные на полное или частичное уничтожение национальной, этнической, расовой или религиозной группы как таковой путем убийства членов этой группы, причинения тяжкого вреда их здоровью, насильственного воспрепятствования деторождению, принудительной передачи детей, насильственного переселения либо иного создания жизненных условий, рассчитанных на физическое уничтожение членов этой группы. Дела о преступлениях, предусмотренных ст. 136, 282, относятся к подследственности прокуратуры (ст. 151 Уголовно-процессуального кодекса РФ) и к категории дел, по которым производство предварительного следствия является обязательным.

Кроме того, права граждан могут быть защищены в рамках гражданского судопроизводства (ст. 11 Гражданского кодекса РФ) путем признания права, восстановления нарушенного права, признания акта, изданного органом государственной власти или местного самоуправления, противоречащим закону. Причем гражданское законодательство защищает и нематериальные блага — в частности, честь и достоинство личности, право на свободу передвижения, неприкосновенность личности (ст. 150 Гражданского кодекса РФ).

Еще одна возможность защитить себя от дискриминации вытекает из применения глав 24 и 25 Гражданско-процессуального кодекса Российской Федерации от 14 ноября 2002 г. № 138-ФЗ и Закона РФ от 27 апреля 1993 г. № 4866-1 «Об обжаловании в суд действий и решений, нарушающих права и свободы граждан» при рассмотрении в суде исков на неправомерные действия должностных лиц и органов власти в случаях индивидуальной дискриминации. Согласно ч. 2 ст. 6 Закона, гражданин освобождается от обязанности доказывать незаконность обжалуемых действий (решений), но обязан доказать факт нарушения своих прав и свобод; на заинтересованное лицо, действия (решения) которого обжалуются, возлагается процессуальная обязанность документально доказать законность обжалуемых действий (решений) — (ч. 2. ст. 6 Закона «Об обжаловании в суд действий и решений, нарушающих права и свободы граждан). Ст. 256 Гражданско-процессуального кодекса РФ устанавливает сокращенный по сравнению с общим сроком исковой давности срок для обращения с подобным заявлением — три месяца с того момента, как гражданину стало известно о нарушении его прав и свобод. Пропуск срока не является основанием для отказа к принятию заявления, но может служить основанием в отказе по существу жалобы.

Также для защиты прав граждан существует институт Уполномоченного по правам человека. Впервые в РФ он получил правовое выражение в Декларации прав и свобод человека и гражданина, принятой 22 ноября 1991 г. Верховным Советом РСФСР. Ст. 40 Декларации предусматривала создание должности Парламентского уполномоченного по правам человека, который назначается Верховным Советом сроком на 5 лет, подотчетен ему и обладает той же неприкосновенностью, что и народный депутат РСФСР.

Должность Уполномоченного по правам человека Российской Федерации учреждена Конституцией РФ. Пункт «д» ч. 1 ст. 103 Конституции относит к ведению Государственной Думы назначение и освобождение от должности Уполномоченного, действующего в соответствии с Федеральным конституционным законом.

Федеральный конституционный закон от 4 марта 1997 г. № 1-ФКЗ «Об Уполномоченном по правам человека в Российской Федерации» определил статус Уполномоченного, его компетенцию, порядок назначения и освобождения от должности, реализовав тем самым требования Конституции РФ. Федеральным конституционным законом устанавливается, что Уполномоченный при осуществлении своих полномочий независим и неподотчетен каким-либо государственным органам и должностным лицам.

Должность Уполномоченного по правам человека в Российской Федерации учреждена в целях обеспечения гарантий государственной защиты прав и свобод граждан, их соблюдения и уважения государственными органами, органами местного самоуправления, должностными лицами и государственными служащими. Деятельность Уполномоченного дополняет существующие средства защиты прав и свобод граждан, не отменяет и не влечет пересмотра компетенции государственных органов, обеспечивающих защиту и восстановление нарушенных прав и свобод.

Согласно пп. 1 и 2 ст. 33 Федерального конституционного закона, по окончании календарного года Уполномоченный направляет доклад о своей деятельности Президенту РФ, в Совет Федерации и Государственную Думу РФ, Правительство РФ, Конституционный Суд РФ, Верховный Суд РФ, в Высший Арбитражный Суд РФ, Генеральному прокурору РФ, руководителям министерств и ведомств, средствам массовой информации и уполномоченным по правам человека в субъектах РФ.

Кроме того, по отдельным вопросам соблюдения прав и свобод граждан Уполномоченный может направлять в Государственную Думу специальные доклады. За 5 лет было подготовлено и направлено 5 ежегодных и 8 специальных докладов, посвященных тем сферам жизнедеятельности, где имеют место существенные нарушения прав человека.

Борьба с дискриминацией идет, в том числе, с помощью реальных уголовных дел, возбужденных по фактам нарушений закона. Долгое время в России практически не было обвинительных приговоров по делам о национальной и религиозной ненависти. Данный мотив далеко не всегда учитывался при разборе судебных дел, связанных с убийствами и избиениями иностранных граждан. Однако в течение 2004-2007 гг. ситуация в этой части стала меняться в лучшую сторону.540 Тем не менее, число преступлений, совершенных на расовой, национальной или религиозной почве, значительно больше, чем число вынесенных приговоров по ним.

Лиц, регулярно совершавших преступления на национальной и религиозной почве, можно сгруппировать по следующим категориям:

а) так называемые скинхеды — представители националистических молодежных группировок, как правило, с откровенно фашистской идеологией (в отдельных скинхедовских организациях налажено издание и распространение книг идеологов фашизма конца XIX — начала XX вв.);

б) националистические партии, организованные с целью пропаганды расового, национального и/или религиозного превосходства;

в) представители националистических издательств;

г) музыканты неоязыческих рок-групп;

д) сатанисты — представители девиантных молодежных групп, настроенных на борьбу с «признанными» религиями;

е) представители органов власти, словом или действием поощрявшие либо стимулировавшие национальную или религиозную дискриминацию.

С целью совместного решения возникающих конфликтов, а также более эффективного взаимодействия представителей органов власти и национальных объединений в субъектах Российской Федерации создаются специальные советы по взаимодействию с национальными объединениями, куда входят представители этих объединений и чиновники. В Ивановской области в 2006 г. был создан Департамент общественных связей, информационной и молодежной политики, который занимается, в том числе, вопросами взаимодействия с национально-культурными автономиями и религиозными организациями. При Государственном комитете Республики Карелия по делам национальной политики создан молодежный совет национально-культурных автономий и национальных общественных объединений. В 81 населенном пункте Хабаровского края избраны уполномоченные представители коренных народов, а при губернаторе и главах 15-ти районов образованы советы уполномоченных представителей коренных малочисленных народов Севера.541

Уставы Магаданской и Сахалинской областей предлагают нормы участия народов в процессе принятия решений, связанных с их жизнеустройством542 (хотя в целом коренные народы обычно пассивны в отстаивании своих интересов543).

Немаловажное значение в сфере предотвращения дискриминации имеет деятельность правозащитного движения. По состоянию на 2008 г., существует ряд общероссийских правозащитных организаций: Московская Хельсинская группа, Агентство социальной информации, общественный фонд «Антифашист», «Движение без границ», «Движение против насилия», Институт прав человека, Международная амнистия (Московская группа), общество «Мемориал», Московское бюро по правам человека, Центр развития демократии и прав человека, Комитет «Гражданское содействие», Молодежный центр прав человека и правовой культуры, Форум переселенческих организаций, Хьюман Райтс Вотч, «Школа Мира», «ФРОДО», «ЭтНиКа». Следует упомянуть также информационно-аналитический центр «Сова», который занимается мониторингом дискриминации по расовому, национальному и религиозному признакам.

С целью мониторинга национальной и религиозной дискриминации, а также оказания срочной помощи их жертвам некоторые общественные организации открыли «горячую линию», куда можно позвонить с сообщением о факте дискриминации и обратиться с просьбой о помощи. Такие пункты были открыты в Брянске, Краснодаре, Санкт-Петербурге, Ярославле.544

Таким образом, государство и общество предпринимают определенные усилия по предотвращению дискриминации. Другое дело, что без целостной концепции нациестроительства это не решает проблему по существу.

Официальная политика нациестроительства во второй половине 2000-х годов

В ноябре 2006 г. В.Ю. Сурков заявил о задаче «ментально воссоединить расстроенную было нацию, собранную пока условно-административно».545 Тезис туманный. Часто приходится прибегать к «железу и крови» и уж, во всяком случае, к большим социальным и экономическим программам. «Условно-административно» можно собрать и наказать правонарушителей, а не «расстроенную было нацию».

В начале 2007 г. было объявлено, что «Единая Россия» главным пунктом своей программы провозглашает «русский проект». 3 февраля 2007 г. заседал Центр социально-консервативной политики — «мозговой трест» партии «Единая Россия».546

Председательствующий на заседании Ю.Е. Шувалов сказал: «У нас сегодня очень серьезный вопрос. Мы его назвали “Формирование российской нации”. Предлагается несколько проектов. Главный — это проект И. Демидова “Русский проект партии “Единая Россия”».

Важно само утверждение, что российскую нацию еще надо формировать. Важно также, из кого и как собирается формировать нацию партия власти — ведь «Единая Россия» господствует в парламенте, монопольно издает законы, по которым нам жить.

Первое, что удивляет: множество собранных на заседание видных околовластных интеллектуалов (профессора, деканы, издатели журналов) решили формировать нацию, но не договорились, что они под этим понимают. Каждый выступавший фантазировал на эту тему — и все по-разному. Один из ораторов (Н.В. Шеляпин) даже сказал: «По большому счету общеупотребительного понятия “нация” в современном пространстве не существует. Каждый это понимает так, как он желает. Есть и научные концепции, но в целом общество еще пока не воспринимает как что-то устойчивое и понятное».

Неизвестно, что он понимает под «современным пространством», в котором витают понятия, но в современной литературе (в том числе на русском языке) понятие нация представлено как вполне разработанное, изложенное в учебниках и словарях. Понятие это широкое, но в каждом случае из контекста ясно, о чем идет речь. Понятие гражданская нация задает одну плоскость рассуждений, территориальная нация — другую и т. д.

«Понимает так, как он желает» лишь человек, который эту литературу не читает, а мыслит, как и «в целом общество», понятиями обыденного сознания. Но такой человек, не обремененный знаниями и «презревший оковы просвещенья», не должен браться за составление партийной программы «Формирование российской нации». Он просто эту нацию формирует ежедневно, сам того не замечая, на «молекулярном» уровне — как поэт, политик, глава семьи и пр.

Другой оратор, Л.В. Горяинов, наоборот, не видит никаких проблем с понятием: «Что такое русская нация? Это люди, которые и за границей чувствуют себя русскими».

А как быть с теми 95% русских, которые за границей не бывали? И как согласуется это определение с положением русского в Латвии, который «чувствует себя русским», но волею судеб теперь принадлежит к латвийской нации? А главное, г-н Горяинов, взявшись за «формирование российской нации», меняет предмет формирования на «русскую нацию». Для многонациональной России такая подмена вовсе не так безобидна.

Положение пытался поправить А.Л. Вассоевич: «Что такое “русская нация”? В принципе это нация всех коренных народов исторической России. Давайте вспомним о том, что при Петре Великом были и русские немцы, и русские татары и, по сути дела, сам этот термин вовсе не подразумевал дробления на этнические группы».

Такие экспромты вызывают уже не удивление, а изумление. Азербайджанцы у Вассоевича входят в «русскую нацию»? А эстонцы входят? Они — типичные «коренные народы исторической России». Они и оформились как народы уже в составе России. И что за «русские татары» были при Петре Великом? Этот термин, если таковой действительно применялся, как раз «подразумевал дробление на этнические группы». С его помощью человек объявлял, что он — татарин (это его этническая группа), подданный России (это его политическая нация).

А.В. Полосин тоже себя не затрудняет: «Русскими мы считаем тех, кто говорит, думает на русском языке. И отсюда вытекает прямо проект».

Какой проект? Откуда он вытекает и куда втекает? О чем речь? Язык — один из множества (порядка сотни) признаков этничности, а речь-то идет не об этносе, а о российской нации! Если татарин, забыв о предупреждении Полосина, вдруг что-то подумает на татарском языке, он что — выбывает из российской нации? А если он, учась в МГУ, на экзамене говорит и думает по-русски, то он в этот момент уже не татарин, а русский?

Была высказана и такая странная мысль: «Русской была немка Екатерина Вторая, русским был политический деятель Иосиф Виссарионович Джугашвили (Сталин). Безусловно, любой человек, который относит себя к пространству русской культуры и русской политики, является русским».

Всегда считалось, что Иосиф Джугашвили, зачем-то названный Сталиным, был грузином и никогда не просил считать себя русским. А теперь «Единая Россия» его посмертно награждает званием русского? Зачем такие сложности? Что за критерий русскости — «относит себя к пространству русской политики»? И Кондолиза Райс по службе относила себя к этому пространству — она тогда была русской?

Заключает весь этот социально-консервативный симпозиум сам автор «Русского проекта» И.И. Демидов: «Есть же такой тезис, что народ — это все, и мертвые, и живые, и будущие. А нация — это актуальный народ, в актуальное время расположенный… Как ответственные люди мы должны доказать, что все, что мы сегодня говорили и что еще будем говорить и делать, действительно отвечает интересам нашей русской нации».

Откуда этот странный афоризм: «Нация — это актуальный народ, в актуальное время расположенный». Нет у нации ни прошлого, ни будущего? Она вся здесь и сейчас — общность временщиков? Французы будут каждодневно сплачиваться воспоминаниями и спорами о Жанне д’Арк и Вольтере, о Наполеоне и Пастере; французские дети будут изучать подвиги Верцингеторига, вождя восстания галлов против Рима в 52 г. до н. э., а «наша русская нация» под рукой «единороссов» — качать французам нефть по трубе и бороться против монетизации льгот?

Итог обсуждению подвел один из ведущих идеологов партии А.К. Исаев: «Я думаю, что мы можем сегодня осознать и сказать, что, безусловно, партия “Единая Россия” является партией русского народа и русской цивилизации».

Прекрасно, что участники заседания могут сказать и даже осознать такие вещи. Надо только дождаться, чтобы это осознали и сказали другие граждане России.

Все это заседание вызывает такую тревожную мысль. Государство тратит деньги на зарплату и обеспечение условий работы сотен ученых-этнологов, издаются и обсуждаются их труды, созываются международные конференции. Почему интеллектуальная верхушка «партии власти», вместо того чтобы заниматься импровизациями на темы народов и наций, не пригласила двух специалистов, чтобы они сделали два сжатых доклада о современных концепциях по этим вопросам? Есть две концепции, обе их надо знать тем, кто берется за такие «проекты». Трудно найти объяснения тому, как ставится в «партии власти» проблема нациестроительства. Невозможно придумать, чем бы современное знание могло повредить «Единой России».

Надо остановиться и на одной конкретной и очень рискованной мысли, которая прозвучала на упомянутом заседании. Ее высказал А.К. Исаев: «Мы должны сказать о том, что идея права наций на самоопределение, вплоть до отделения, в свое время сформулированная большевиками, была сформулирована с вполне конкретной целью — разрушения государства. Мы можем признать право наций на самоопределение вплоть до отделения, если нации грозит геноцид. Поэтому мы выступаем за сохранение существующих государственных и цивилизационных пространств. И в силу этого мы, конечно же, должны принять программу разгосударствления национальных автономных формирований внутри России. Черты квазигосударств внутри страны должны быть сняты. Особенно с национальных образований. И мы должны сказать открыто, что мы по этому пути будем двигаться, никого не унижая и не обижая».

Это — совершенно новый поворот в национальной и международной политике «партии власти». Идеолог правящей партии отвергает Декларацию, принятую Генеральной Ассамблеей ООН в 1960 г. (Резолюция ООН № 1514). Ее Статья 1 гласит: «Все народы имеют право на самоопределение; в силу этого права они свободны определять свой политический статус и свободны осуществлять свое экономическое, социальное и культурное развитие».

Идеолог «партии власти» отвергает норму международного права, на основании которой возникла сама Российская Федерация, принявшая в 1990 г. «Декларацию о суверенитете»! Допустим, ООН не указ «Единой России», и Российская Федерация в явочном порядке, без официального заявления отказывается быть правопреемником СССР. Но реальность такова, что на постсоветском пространстве идут болезненные процессы разборки тех дров, что наломали в 1991 году. Перед нами — Абхазия и Южная Осетия. Кто уполномочил А.К. Исаева лишать их от имени РФ права на самоопределение? При чем здесь геноцид? Кто и где будет доказывать, что Грузия собирается устроить геноцид абхазов?

И что значит «сохранение существующих цивилизационных пространств»? Что это за понятие? Где кончается «цивилизационное пространство» России? Как можно в политике оперировать такими расплывчатыми сущностями? Ведь это говорится в контексте «формирования российской нации».

Но главное — практическое следствие из всего этого: «Мы должны принять программу разгосударствления национальных автономных формирований внутри России. Черты квазигосударств внутри страны должны быть сняты».

Когда, на каком референдуме было принято это революционное решение? Понимает ли г-н Исаев, что он сказал? Ведь речь тут идет не о смутных желаниях или мечтах, а прямо о «программе разгосударствления», вроде как о приватизации по Чубайсу. Объясните, что значит «разгосударствление Республики Татарстан»? Как снять с нее «черты квазигосударства»? Переименовать в «зону № 17»?

Наконец, надо сказать об историческом открытии А.К. Исаева, будто «идея права наций на самоопределение в свое время сформулирована большевиками с целью разрушения государства». В действительности все было иначе.

Принцип «каждая национальность должна быть вершителем своей судьбы» был выдвинут правительством Франции в 1851 г. (хотя Энгельс и считал, что это — изобретение злокозненной России). Понятие «права наций на самоопределение» было высказано в 1865 г., на Женевском конгрессе Интернационала. В 1896 г. Международный конгресс рабочих партий и профсоюзов в Лондоне принял постановление, в котором сказано: «Конгресс объявляет, что он стоит за полное право самоопределения всех наций». Марксизм на Западе был тогда влиятельной идеологией, а социал-демократия — влиятельной политической силой. При чем здесь большевики? Их еще просто не было на свете, ведь это немаловажная деталь.

Российские социал-демократы в 1903 г. на своем, по сути первом, съезде включили в программу право народов на самоопределение (п. 9 Программы). Иначе и быть не могло, раз они социал-демократы. К разделению на большевиков и меньшевиков это не имело никакого отношения.

Концепция самоопределения народов стала одной из главных идей ХХ века. В американском обзоре на эту тему сказано: «Во времена Первой мировой войны две личности, неожиданно получившие значительное глобальное влияние в области управления государством, В. Ленин и В. Вильсон, придали этому потенциальному разрушителю международного порядка новый нормативный статус».

В Сенате США президент Вильсон сказал: «Вы не знаете и не можете себе представить те переживания, которые я испытываю в результате того, что у многих миллионов человек мои слова пробудили надежды».

Право наций на самоопределение, декларированное из России и США, позволило демонтировать мировую колониальную систему со сравнительно небольшими жертвами. А ведь могло и везде быть так, как произошло в Алжире (1 млн погибших при населении 8 млн человек).

А в России, когда начался либеральный развал империи, большевики провозгласили право наций на самоопределение как раз для того, чтобы сохранить единство трудящихся всей Российской империи — и на этой основе произвести ее «пересборку» уже в виде Советского Союза. Без признания этого права было невозможно нейтрализовать националистические «элиты», которые после Февральской революции растащили империю. И эта программа «усмирения этнонационализма» признана в мировой науке блестящим достижением.

Опыт подтвердил правильность того шага; неужели А.К. Исаев это забыл? Попытавшись подавить сепаратизм под флагом «единой и неделимой России», белые, по выражению их же историка, «напоролись на национализм и истекли кровью». Красные, напротив, собрали страну «снизу», как многонациональную «республику Советов», ради которой трудящиеся поддержали Красную армию, выступившую против своих «элит».

Из опыта мы знаем, что вплоть до «революции Горбачева» в СССР и в голову никому не приходило ставить вопрос об отделении. Это понятно: советское национально-государственное устройство было устойчивым именно при советском строе. А когда Ельцин стал всем приказывать «берите суверенитета, сколько проглотите», это и означало развал страны «сверху».

К сожалению, никакого проекта сборки нации «Единая Россия», видимо, предложить не сможет. И это — угроза для России высшего ранга.

Подводя итог главе, следует сказать, что ухудшение национальных отношений отмечают 47% россиян (при том, что реально волнует эта проблема только 9%), что особенно опасно, учитывая, что 82% отметили важность для них этнических чувств.547 Доля тех, кто считает, что Россия — это общий дом для всех ее народов, снизилась с 65% в 1995 г. до 47% в 2011 году.548 Национальное общежитие держится до сих пор за счет того, что население главным интегрирующим фактором для российской нации называет государство.549 При этом русские меньше, чем другие народы (в частности, башкиры и татары) чувствуют ответственность за судьбу своей страны, меньше значения придают родной земле, однако больше делают ставку на такие интегрирующие факторы, как общегосударственный язык и культура,550 хотя нерусские народы, как было указано выше, в лингвистическом и языковом плане все больше тяготеют к этноцентризму. Таким образом, при отсутствии сильного гражданского национализма и консолидирующих усилий русского народа такая ситуация чревата серьезными этническими конфликтами.

Глава 4. Современные установки государства по вопросам нациестроительства и главные препятствия к новому собиранию нации в России

4.1. «Стратегия государственной национальной политики Российской Федерации на период до 2025 года»: главные установки

Как было сказано, Стратегию, разработанную в 2012 г., можно считать документом нового поколения. В ней много верных утверждений, и особенным отличием является осторожность этих утверждений — это документ продуманный, в нем мало постулатов и выводов, которые могут нанести ущерб межнациональным отношениям в России.

В Стратегии есть ст. 6, необычная для таких документов. Она гласит: «Государственная национальная политика Российской Федерации нуждается в новых концептуальных подходах.». Это признание уже обнадеживает.

Насколько реализуются эти надежды, мы увидим в недалеком будущем. А пока — анализ и конструктивная критика, которая, возможно, поможет в разработке конкретных проектов. Сейчас скажем о главных установках Стратегии.

Прежде всего не удовлетворяет самая первая статья, задающая формат Стратегии. Она гласит: «Стратегия — система современных приоритетов, целей, принципов, основных направлений, задач и механизмов реализации государственной национальной политики Российской Федерации». В этом перечне отсутствует важный раздел, без которого нельзя ставить задачи и выбирать «механизмы реализации». В нем должны быть такие подразделы: описание и анализ актуальной реальности; тенденции ее изменения и динамика процессов; «карта» расстановки основных сил и «карта» противоречий между главными акторами процессов.

Все эти условия по умолчанию представляются как очевидные. Но это не так. Скорее всего эти условия просто не учитываются («не замечаются»). На заседании Совета по межнациональным отношениям В.В. Путин сказал: «Наша базовая задача заключается в том, чтобы… люди независимо от своей этнической, религиозной принадлежности осознавали себя гражданами единой страны».551

Но почему возникла эта «базовая задача»? Какие общности в России и в каком количестве не «осознают себя гражданами единой страны»? Кем они себя осознают и почему? Наконец, почему эта задача названа «базовой»? Откуда видно, что именно в ней — корень проблем нациестроительства?

Мы помним, что еще летом 1991 г. все «люди независимо от своей этнической, религиозной принадлежности осознавали себя гражданами единой страны» — СССР, а участь его уже была решена, и еще недавно непобедимый советский народ был уже бессилен, хотя 76% населения проголосовали на референдуме за сохранение Союза. Здесь, как и в отношении легитимности («культурной гегемонии») общественного строя, важно не просто осознание, что ты живешь при таком-то строе, и даже не просто согласие на его сохранение, а активное благожелательное согласие — готовность выступить на его защиту.

Данных о том, кто в России кем себя осознает, публиковалось немного. К примеру, на основании исследований 2003 г. социологи писали: «Вне зависимости от их мировоззренческой и вероисповедной принадлежности идентифицирует себя в качестве граждан России — 62%. При этом 11% по-прежнему считают себя гражданами СССР, а 3% респондентов — гражданами мира. Около четверти респондентов (24%) заявили о неопределенности собственной гражданской ориентации. Наиболее же существенные отличия демонстрирует группа последователей ислама, в которой гражданами России ощущают себя лишь 39% респондентов, в то время как гражданами СССР — 19%, а гражданами мира — 8%. При этом уровень неопределенности в гражданской ориентации мусульман также самый высокий — 33%».552

А вот существенные данные опроса ВЦИОМ, проведенного в марте 2012 г.: «Сейчас самые сильные эмигрантские настроения зафиксированы у граждан, поддержавших кандидата в президенты РФ Михаила Прохорова. 25% “прохоровцев” заявили, что хотели бы уехать “из этой страны”. По данным ВЦИОМ, покинуть Россию желают также 19% сторонников кандидата Сергея Миронова и 18% сторонников Владимира Жириновского. Еще одни потенциальные эмигранты — студенты. 25% опрошенных в возрасте от 18 до 24 лет тоже заявили, что хотели бы перебраться за рубеж на ПМЖ».553

Эти 25% молодых людей в возрасте от 18 до 24 лет, желающих эмигрировать, прекрасно осознают себя гражданами России, но они не хотят ими быть — вот что важно. Значит, «наша базовая задача» гораздо фундаментальнее и сложнее, чем представил Президент России.

Трудно согласиться с той оценкой ситуации, которая дается в ст. 13 Стратегии: «В результате мер по укреплению российской государственности, принятых в 2000-е годы, удалось преодолеть дезинтеграционные процессы и создать предпосылки для формирования общероссийского гражданского самосознания на основе общей судьбы народов России, восстановления исторической связи времен, укрепления национального согласия и духовной общности населяющих ее народов».

Утверждение, будто в России «удалось преодолеть дезинтеграционные процессы» не обосновано какой-то определенной мерой, не названы индикаторы, критерии оценки и критические точки этих процессов. На наш взгляд, это утверждение не соответствует действительности. Россия — сложная система, в ней постоянно идет множество процессов интеграции и дезинтеграции. Да, территории не отделились, референдумов об отделении сепаратисты в регионах не проводили. Но в контексте Стратегии этот тезис, видимо, надо понимать как преодоление дезинтеграционных процессов в человеческих общностях — прежде всего в социокультурных группах (и обществе в целом), в этнических группах (народах в целом). Интенсивность и характер дезинтеграционных процессов могут варьировать в широком диапазоне.

Можно утверждать, что одна из главных причин продолжительности и глубины кризиса заключается в том, что в России произошла глубокая дезинтеграция общества. Этот процесс был запущен реформами 1990-х гг. как способ демонтажа советского общества. Но остановить этот маховик после 2000 г. не удалось (если такая задача вообще была осознана и поставлена). В течение последнего десятилетия социологи регулярно фиксируют ход дезинтеграционных процессов, которые оцениваются как одна из фундаментальных угроз России.

Продолжается дезинтеграция общества по ценностным основаниям. Вот вывод 2010 г.: «Достижение ценностного консенсуса между разными социальными слоями и группами является одной из главных задач политического управления в любой стране. Эта задача актуальна и для современного российского общества, так как в нем либерально-консервативная модель государственного управления, судя по материалам социологических исследований, нередко вступает в противоречие с традициями, ценностями и символами, свойственными российской ментальности».554

Если авторы Стратегии всерьез считают, что дезинтеграционные процессы преодолены, то это — большая ошибка. Без того, чтобы действительно остановить эти процессы, планы нациестроительства окажутся утопическими.

Нет оснований и для второго тезиса ст. 13, согласно которому «созданы предпосылки для формирования общероссийского гражданского самосознания на основе общей судьбы народов России, восстановления исторической связи времен, укрепления национального согласия и духовной общности населяющих ее народов».

Когда и каким образом они могли быть созданы, если продолжается курс реформ, которые и привели к разрушению «общероссийского гражданского самосознания на основе общей судьбы»! Что в Стратегии понимается под «общей судьбой»? Мы наблюдаем именно расхождение жизненных судеб и общностей, и отдельных людей.

Перед кризисом 2008 г. положение характеризовалось так: «Современную социальную структуру российского общества нельзя рассматривать как стабильное устойчивое явление. Появившиеся различные формы собственности привели к рождению новой социальной структуры с новыми формами социальной дифференциации. Основной характеристикой современного российского общества является его социальная поляризация, расслоение на большинство бедных и меньшинство богатых. Россия активно включается в процессы «глокализации», порождая различные «гибридные практики» и «кентавризмы». Регионализация и анклавизация в настоящее время — существенная характеристика всей социально-экономической и политической жизни страны».555

Речь идет о процессах социальных, массовых, от которых не может уклониться никакой народ. Везде расходятся пути города и деревни, слоя благополучных и погруженных в безысходную бедность, обитающих и работающих в анклаве «модерна» или в местности, переживающей деградацию и архаизацию.

В ст. 14 так представлен статус указанных выше дезинтеграционных процессов: «Вместе с тем в сфере межнациональных отношений имеются нерешенные проблемы, вызванные как глубокими общественными преобразованиями при формировании в современной России свободного открытого общества и рыночной экономики, так и некоторыми просчетами в государственной национальной политике Российской Федерации».

Эти массовые и неумолимые процессы названы «нерешенными проблемами», которые пока что «имеются», как нечто второстепенное, наряду с большими успехами. Но ведь это не так! Эти «нерешенные проблемы» на деле являются факторами высшего порядка, и подобраться к их решению пока что не удается. Их лишь смягчает наличие в России мощного и прибыльного нефтегазового комплекса. А причинами этих проблем названы «глубокие общественные преобразования при формировании в современной России свободного открытого общества и рыночной экономики». Судя по фразеологии, эти «общественные преобразования» трактуются в Стратегии как положительные факторы, хотя хорошо известно, что большинство населения считает их причиной национального бедствия.556

Как же можно сплотить нацию, эту систему «отношений горизонтального товарищества», при диаметрально противоположных оценках власти и населения?

Эти две части России — господствующее меньшинство и большинство населения — уже живут в разных мирах, с разной совестью. И эти части расходятся, хотя еще не осознали себя двумя несовместимыми расами, жизнь которых на одной земле невозможна. А власть, вместо разрешения этого противоречия, пытается сплотить эти две общности, хотя очевидно, что это уже невозможно. Ситуация в России в 1990-е гг. была аномальной, ее можно назвать согласием без легитимности. Население России, принимая власть «демократов Ельцина», вовсе не наделяла ее легитимностью (в смысле Вебера) и даже не поддерживала ее как меньшее зло по сравнению с другими возможными в тот момент политическими режимами. Вопрос стоял так: режим Ельцина или хаос. В этой дилемме режим Ельцина все же выглядел меньшим злом.

Авторы исследования 1995 г. делают вывод: «Динамика сознания элитных групп и массового сознания по рассматриваемому кругу вопросов разнонаправленна. В этом смысле ruling class постсоветской России — маргинален».557 Можно ли собрать нацию, если ценностная система господствующего меньшинства по всем существенным позициям антагонистична населению — т. е. страной правит этически враждебная и маргинальная группа?

Но разве это состояние изменилось? Вот вывод психиатра, зам. директора Государственного научного центра клинической и судебной психиатрии им. В.П. Сербского (2010 г.): «Затянувшийся характер негативных социальных процессов привел к распаду привычных социальных связей, множеству мелких конфликтов внутри человека и при общении с другими членами общества. Переживания личного опыта каждого человека сформировали общую картину общественного неблагополучия. Переосмысление жизненных целей и крушение устоявшихся идеалов и авторитетов способствовало утрате привычного образа жизни, потере многими людьми чувства собственного достоинства. Отсюда — тревожная напряженность и развитие кризиса идентичности личности. Развиваются чувство неудовлетворенности, опустошенности, постоянной усталости, тягостное ощущение того, что происходит что-то неладное. Люди видят и с трудом переносят усиливающиеся жестокость и хамство сильных».558

Когда в 1990-1991 гг. впервые перед людьми предстали эти «усиливающиеся жестокость и хамство сильных», они поразили многих. Речь здесь шла не о несправедливости, не об эксплуатации и даже не о неравенстве, что само по себе вызывало возмущение, а именно о хамстве как особом культурном оформлении наступившего на человека социального зла. Власть 1990-х гг. к этому культурному течению примкнула и им воспользовалась, а власть 2000-х гг. не стала с этим бороться, не встала на защиту населения. Теперь разрыв с ним, необходимый для нациестроительства, требует особой политической, социальной и культурной программы.

В ст. 14 Стратегии есть многозначительная фраза: «нерешенные проблемы, вызванные некоторыми просчетами в государственной национальной политике Российской Федерации». Смысл этого важного замечания не раскрыт, хотя именно в программных документах такого типа обозначение просчетов и ошибок играет важную роль в качестве ограничений. Мол, мы совершили такую-то ошибку, мы ее будем исправлять и больше ее не совершим. Пока что это методологическое правило не выполнено, но есть надежда, что анализу ошибок рабочая группа уделит достаточное внимание.

Максимально информативной должна была бы быть ст. 20 Стратегии, в которой сказано: «Приоритетными направлениями государственной национальной политики Российской Федерации являются:…», — и далее приведен перечень этих приоритетных направлений. Но все это — перечень банальных пожеланий типа: «б) обеспечение межнационального мира и согласия, гармонизация межнациональных (межэтнических) отношений». Никаких, даже туманных общих указаний на то, каким образом это будет достигаться, в тексте Стратегии нет. Даже самый ясный и определенный приоритет — «обеспечение социально-экономических условий для эффективной реализации государственной национальной политики Российской Федерации» — не сопровождается никакими пояснениями о механизме и ресурсах действий в этом направлении. А ведь социально-экономические условия бытия всего населения России заданы «общественными преобразованиями при формировании рыночной экономики». Чем может государство России компенсировать давление этого фактора?

Все это — ключевые вопросы, которые определяют вероятность успеха программы нациестроительства.

4.2. Аномия — фундаментальное препятствие нациестроительству

Нациестроительство — это соединение людей множеством взаимных связей и обязательств. Оно возможно, когда большая часть населения ощущает свою солидарность с множеством сограждан и свободно, по доброй воле принимает на себя заботу о них и ответственность перед ними. Каждый чувствует себя членом большой семьи, хотя лично не знаком и не общается с подавляющим большинством своих «родственников». Соответственно, каждый надеется на такое же отношение к нему — «свои» его не оставят в трудную минуту. Люди в нации связаны между собой нравственными нормами, а государство подкрепляет эти нормы законом. Когда кто-то нарушает какую-то из норм, окружающие накладывают на него моральные санкции, а государство наказывает бесстрастно. Все это вплетено в основание нации. Главное препятствие в этой связи для нациестроительства — аномия, о которой уже упоминалось в разделе 3.2.

Коротко перечислим главные факторы, породившие аномию в России, которые должны быть устранены или нейтрализованы, чтобы успешно осуществить программу нациестроительства.

Первый, самый очевидный и понятный фактор — доходящее до абсурда в своей несправедливости социальное расслоение населения. Это — фундаментальный фактор; как же государство предполагает нейтрализовать его, продолжая именно ту политику, которая и ведет к атомизации населения?

Нация — это большая общность, соединенная общим проектом будущего, осознающая себя в большом времени. Объединенные таким чувством люди могут даже объяснить и принять свои личные невзгоды и эксплуатацию. К. Поланьи, описывая в классическом труде «Великая Трансформация» (1944) процесс становления капитализма в Западной Европе, отмечал, что речь шла о «всенародной стройке», что главные идеи нового порядка были приняты народом.559 Но ведь в России не возникло этой «всенародной стройки», главные идеи нового порядка не были приняты народом, а государство не приняло предупредительных контрмер против фанатизма частного капитала! Здесь запущен и продолжается совсем иной процесс.

Государство, как и идеология, стало явной рукой нового торгово-финансового капитала. У Поланьи государство Англии представляет «коллективные интересы», добиваясь баланса рынка и общества. В России, как отмечает социолог М. Буравой, «государство похитила финансово-природно-ресурсно-медийная олигархия».560

Теперь, чтобы вести нациестроительство, государство должно вырваться из плена олигархии и начать представлять «коллективные интересы», добиваясь баланса рынка и общества. Решится ли оно на это? Если не решится, не будет устранено мощное воздействие аномии на жизненные планы граждан — их общность будет переживать лихолетье в коротком времени. В.В. Кривошеев писал в 2009 г.: «В советский период истории не только декларировались, но и на практике осуществлялись иные, длинные жизненные проекты. Ситуация длинных жизненных планов предполагала наличие определенной системы ценностных координат.. Именно длинные жизненные планы были ориентиром и в сфере семейных отношений. Человек рассчитывал свою жизнь с одним брачным партнером, что можно расценивать и как некую инерцию элементов и характеристик традиционного общества. Для современного общества, насыщенного горизонтальными связями (сетями), обладающего качественно иными коммуникационными и информационными возможностями, все в большей мере характерна, на наш взгляд, специфичная форма проявления аномии, которую можно определить как ситуацию коротких жизненных проектов. Кардинальная трансформация российского общества, начатая в конце 1980 — начале 1990-х годов, одновременно означала и резкий переход значительного числа людей, целых социальных групп и категорий к коротким жизненным проектам».561

Это — порочный круг и даже историческая ловушка, в которую попала Россия в 1991-1992 годы. Ловушка захлопнулась, когда была проведена приватизация промышленности. Она и запустила механизм, который размолол российское общество.

Каким образом собирается теперь государство, приступая к нациестроительству, достичь не то чтобы ценностного консенсуса, но хотя бы компромисса? Ведь оно до сих пор не решается объясниться с населением — даже через 20 лет после приватизации.

Особенностью российского кризиса стало включение в этическую базу элиты элементов преступной морали — в прямом смысле. В результате сегодня одним из главных препятствий к возврату России в нормальную жизнь стало широкое распространение и укоренение преступного мышления. Это нечто более глубокое, чем сама преступность. Этот вал аномии накатывает на Россию и становится одной из фундаментальных угроз. Реформы 1990-х гг. создали для представителей криминального мира режим наибольшего благоприятствования. Эти реформы послужили «социальным лифтом», который в огромных масштабах поднял преступный мир сначала в экономическую, а потом и в другие сегменты «элиты». Для основной массы населения это стало бедствием.

Вернемся к проблеме коротких жизненных планов: «В состоянии социальной катастрофы особенно сильно сказалось сокращение длительности жизненных проектов на молодом поколении… В условиях, когда едва ли не интуитивно все большее число молодых людей понимало и понимает, что они навсегда отрезаны от качественного жилья, образования, отдыха, других благ, многие из них стали ориентироваться на жизнь социального дна, изгоев социума. Поэтому-то и фиксируются короткие жизненные проекты молодых: наркоману бесполезно внушать, что до 30 лет доживает редкий из наркозависимых людей. Не случайно, как свидетельствуют оценки экспертов, по сравнению с 1990 г. в 2002 г. число больных наркоманией в России возросло в 10 раз и достигло более 2 млн человек. Молодому человеку, который чрезмерно потребляет спиртное, можно сказать, уже спивается, также бессмысленно говорить о жизненных перспективах, “открытости всех дорог”. Нельзя не видеть, что все это происходит на фоне едва ли не полностью разрушенной социализации подрастающего поколения».562

Это — массивный социальный процесс, который не будет переломлен ни ростом доходов «среднего класса», ни небольшими «социальными» подачками бедным. Должно измениться само жизнеустройство страны — хозяйство, культура и нравственность как единая система. А что мы видим? Уголовные дела висят над министрами, над руководителями спорта и космических разработок, над ректорами вузов и председателем ВАК, замминистра нанимает бандитов, чтобы убить депутата, а ведущий артист Большого театра — плеснуть кислотой в глаза балетмейстеру.

10 декабря 2010 г. председатель Конституционного суда Валерий Зорькин выступил с таким заявлением: «Увы, с каждым днем становится все очевиднее, что сращивание власти и криминала по модели, которую сейчас называют “кущевской”, — не уникально. Всем — и профессиональным экспертам, и рядовым гражданам — очевидно, что в этом случае наше государство превратится из криминализованного в криминальное. Ибо граждане наши тогда поделятся на хищников, вольготно чувствующих себя в криминальных джунглях, и “недочеловеков”, понимающих, что они просто пища для этих хищников. Хищники будут составлять меньшинство, “ходячие бифштексы” — большинство. Пропасть между большинством и меньшинством будет постоянно нарастать. По одну сторону будет накапливаться агрессия и презрение к “лузерам”, которых “должно резать или стричь”. По другую сторону — ужас и гнев несчастных, которые, отчаявшись, станут мечтать вовсе не о демократии, а о железной диктатуре, способной предложить хоть какую-то альтернативу криминальным джунглям».563

Это крик отчаяния! Председатель Конституционного суда констатирует, что организованная преступность становится сильнее нынешнего государства, поскольку выработала эффективную модель сращивания с властью и с бизнесом, что создает качественно новую антисоциальную хищную силу. Тенденции негативны, так как государство не помогло возникнуть гражданскому обществу, и опереться ему не на кого.

Надо искать выход из этого тупика, и этот выход будет непростым.

4.3. Информационное обеспечение нациестроительства в России

В ст. 21 Стратегии «Задачи в сфере государственной национальной политики Российской Федерации» есть пункт: «Задачи по информационному обеспечению реализации государственной национальной политики Российской Федерации».

Важность этой задачи очевидна — любая человеческая общность просто не может существовать без соединяющих ее членов информационной системы. Эта система должна иметь центр, из которого непрерывно исходят сообщения «во все концы», в пределе — до каждого жилища. На уровне рода этой системой управлял шаман со старейшинами, у вождя племени или князя были герольды, глашатаи и гонцы, народ собирался уже на сложной системе информационных каналов и фондов — с государством, церковью, школами, архивами. А о нации сказано, что ее «создал печатный станок», причем уже на стадии не книгопечатания, а прессы — многотиражных регулярных газет.

Все знают, что нация существует на четко ограниченной территории, это очевидно (даже говорят «территориальная нация»). Менее наглядно существование национального информационного пространства, представляющего собой сложную систему «производства и переработки» информации, ее хранения, каналов доведения ее до потребителя и множество обслуживающих организаций и учреждений. Функционирование этого пространства занимается большая междисциплинарная область — социодинамика культуры.

Казалось бы, главной задачей в этой сфере Стратегия должна была назвать строительство в России современного информационного пространства, соответствующего главной стратегической цели — сборке российской нации. Об этом нет и речи. В списке благих пожеланий самым содержательным абзацем статьи 21 надо признать такой: «формирование и совершенствование мер стимулирования государственных, муниципальных и негосударственных теле- и радиокомпаний, печатных средств массовой информации, журналистов, освещающих вопросы реализации государственной национальной политики Российской Федерации, включая поддержку проектов, направленных на реализацию целей и задач настоящей Стратегии».

Итак, стратегическая задача — стимулирование имеющихся в России информационных служб. О состоянии информационного пространства России как системе в Стратегии нет и речи. Какова же реальность?

Она крайне тяжелая. В результате «ликвидации посредством слома» советской системы и ее общественного строя Россия утратила национальное информационное пространство. Это с неизбежностью происходит во время революции; но во всех революциях, которые сразу начинают государственное строительство, первым делом восстанавливаются границы территории и информационное пространство (которое, кстати, надо охранять не менее тщательно, чем собственно территорию). Этого не произошло в 1990-е гг., нет целостной программы такого строительства и до сих пор.

За последние 20 лет СМИ России, вышедшие на рынок, стали «играть на понижение». Как будто что-то сломалось в мировоззрении сообщества журналистов. Телевидение крутит лицензионные игровые шоу типа: «Слабое звено», «За стеклом», «Последний герой». Каков идейный стержень этих программ? — Утверждение социал-дарвинистских принципов борьбы за существование как закона жизни общества. Неспособные уничтожаются, а приспособленные выживают в процессе «естественного отбора».

Социологи пишут, что в этих программах «знания и эрудиция участников все более уходят на второй план. Акцент делается на возможностях победы над противником через подкуп, сговор, активизацию темных, находящихся в глубине души инстинктов. Практически во всех программах прослеживается идея, что для обладания материальным выигрышем — т. е. деньгами, хороши любые средства. Таким образом, программы ориентируют зрителя на определенный вариант жизни, стиль и способ выживания».564

Свою функцию в нациестроительстве перестала выполнять и эйдосфера — сфера зрительных образов (живопись, фотография, плакаты). Эту свою роль активно выполняла живопись в XIX в., а в ХХ в. к ней присоединились фотография и искусство плаката. Уже с 1918 г. информационное пространство СССР стало наполняться произведениями, конструировавшими образ советского человека, который обогащался все новыми и новыми признаками в быстро меняющейся социальной и культурной обстановке. Достаточно вспомнить картины и плакаты А.А. Дейнеки, где этот образ создавался средствами и социалистического реализма, и модернизма; скульптуры В.И. Мухиной или Е.В. Вучетича. Сейчас такой поддержки в осуществлении программы нациестроительства от художников и скульпторов получить, видимо, не удастся.

То же самое можно сказать и о песне — исключительно важным для народа и нации сочетанием семантической информации с эстетикой. Советская культура унаследовала еще дореволюционные песни и романсы Серебряного века и песни с революционной эстетикой, а затем был создан огромный массив советских лирических композиторских песен, восходящих к народной песне. Если где-то сейчас люди еще поют — для себя или хором за столом — то это именно песни советского периода. С какими песнями сегодня собирать российскую нацию?

Потоки информации — во всех знаковых системах — либо укрепляют легитимность существующего порядка, либо подрывают ее, либо соединяют людей узами «горизонтального товарищества», либо разрывают эти узы. В нормальном состоянии государство контролирует основные каналы информации разными способами (не обязательно цензурой); но пока что эта система не сложилась, и эффективность государственной политики низка, особенно в сфере национальных отношений. Это резко усложняет задачи нациестроительства, и принципиальное укрепление этого «фронта» является стратегической и в то же время срочной задачей. На наш взгляд, пока что она недооценивается ни государством, ни обществом.

Заключение

В 1990-е гг. кризис официального марксизма, который оказался беспомощным в качестве основания советского обществоведения, плавно, без заминки перешел в кризис российского «либерализма» как основания уже антисоветского обществоведения. Оба эти учения, корнями уходящие в Просвещение, были проникнуты механистическим детерминизмом и не отвечали картине мира конца XX века.

Как следствие, и советское, и антисоветское обществоведение за последние 25 лет не дали систематизированного знания, необходимого для осмысления нашего кризиса. Что написали десятки тысяч обществоведов?

Целая рать экспертов и политологов, которые снабжают государственную власть РФ идеологическими метафорами, афоризмами и формулами, не может встроить их в реальный контекст и как будто не может додумать их. Вот, некоторое время на всех уровнях власти делалось ставшее почти официальным утверждение, будто «террористы не имеют национальности». Понятно, что оно вызвало замешательство — куда же у них делась национальность? Каким образом они от нее избавились? Это заявление было тем более странным, что вся российская и мировая пресса была полна выражениями типа «палестинские террористы» (баскские, чеченские и пр.). Какой эксперт предложил эту формулу? Какие доводы при этом приводились? Почему образованные люди на высоких постах ее приняли? А ведь понятие национальность имеет фундаментальное значение для государственной политики.

Мы видим весьма слабое научное «сопровождение» переживаемой нами социальной катастрофы; но еще хуже обстоит дело с осмыслением того, что происходит в сфере этничности. Опираясь на постулаты истмата, советская этнология «шла своим путем». Она выпала из мирового сообщества, которое в послевоенный период быстро наращивало методологическое оснащение. Эта изоляция не была преодолена и во время перестройки.565

Переходя на язык науковедения, можно сказать, что когнитивная структура нашего обществоведения (т. е. система понятий, фактов, теорий и методов), в приложении к проблемам национальности и нации, кардинально разошлась с когнитивной структурой мирового сообщества. То небольшое сообщество ученых, которое работает в новой парадигме этнологии, в методологии конструктивизма, практически не имеет доступа к тем средствам, которые могли бы оказать заметное влияние на массовое сознание и мышление политиков.566

И сегодня, через 25 лет после начала реформ, система взглядов на этничность в массе российских обществоведов (а за ними и политиков) поражает своей устойчивостью и инерцией. Почти ничего не изменилось — вопреки всему тому, что происходит за окнами кабинетов и аудиторий. И это — наша национальная беда, она поразила и правых, и левых.

Вот философ-либерал, энтузиаст рыночной реформы, пишет в духе дремучего биологического примордиализма: «Национальность дана человеку от рождения и останется неизменной всю его жизнь. Она так же прочна в нем, как, например, пол».567 Вот левый патриот, один из руководителей НПСР, А. Уваров беспредельно удревняет русский народ: «Целое тысячелетие после крещения Руси, сожжения волхвов и ведунов скрывали от нашего народа, что Русь была не языческой, а арийской, т. е. ведической».568 Вот книга идеолога неоязычества В.А. Истархова «Удар русских богов» (четвертое издание ее вышло в 2005 г.). Читать эту книгу в ХХI в. кажется чем-то невероятным; но она пользуется популярностью в кругах математиков и физиков ведущих институтов РАН.

Однако дело не только в приверженности примордиализму, а в том, что эта приверженность бессознательная, «стихийная», не позволяющая не то что сделать четкие умозаключения, но и сформулировать саму проблему. В. Малахов пишет об этом свойстве именно в связи с представлениями об этничности: «Бросается в глаза методологическая рыхлость отечественного обществознания советского времени. Достаточно было оговориться, что это наш марксистский историзм или наша марксистская теория систем, чтобы все подозрения в некогерентности были сняты. Эта практика породила на свет привычку ничего не продумывать до конца, специфическую половинчатость мыслительных процедур. И отсюда специфический шок, который мы все пережили в конце 1980-х, когда стало можно сказать все, что ты думаешь. И оказалось, что сказать-то особенно нечего».569

Когнитивная структура бытующих в среде нашей гуманитарной интеллигенции представлений об этничности законсервировала догмы примордиализма XIX в., подкрепленные истматом с его верой в незыблемые «объективные законы». Это приучило обществоведов сводить любую реальность к простым, но «всемогущим» моделям, что создавало иллюзию простоты и прозрачности происходящих в реальности процессов. Поэтому Малахов и говорит о необходимости «обратиться к методологическим основаниям российского обществознания в целом».

Даже вроде бы признавая этничность продуктом культуры, рассуждения гуманитариев чаще всего незаметно скатываются к признанию наличия в явлениях этничности какой-то объективной сущности, которая и предопределяет ход этнических процессов. Когда речь заходит о том, где же таится эта сущность этничности, то рассуждения становятся очень туманными. Ю.В. Бромлей пишет об этническом характере: «Хотя черты характера не только проявляются через культуру, но и прежде всего ею детерминируются, все же в “интериорном” состоянии они находятся за пределами объективируемой культуры, отличаясь у каждой этнической общности своей спецификой».570 Слово «интериорный» (внутренний) ничего не объясняет. Вопрос остается: что находится там, «за пределами объективируемой культуры», где скрывается специфика этнического характера? Разве за пределами культуры находится не природа (для человека — биология)? Или речь идет о душе?

Такие представления очень легко переводили рассуждения об этничности в сферу мифотворчества, что во многом и определяло развитие кризиса сознания 1990-х годов. Легкость соскальзывания к мифотворчеству иллюстрируется тем, что и в среде части этнологов, и в широких кругах интеллигенции активно используется понятие национальный характер, которое не имеет ни эмпирических, ни логических оснований и является метафорой, не обладающей познавательной силой. Но этим «социологически бессмысленным» понятием полны выступления ученых, политиков, публицистов. Действительно, издавна это понятие применялось очень широко — о национальном характере писали Чаадаев, Розанов, С. Булгаков, Франк, Бердяев, Карсавин и др. Были и противники — так, П.Н. Милюков считал это понятие ненаучным, а Л.Н. Гумилев называл его мифом.

Эмпирической базы и надежных методов для того, чтобы использовать понятие национальный характер как научный инструмент, не существует. Этот термин годится лишь как художественный образ, обретающий в разных контекстах самые разные смыслы. Уверенность в том, что мы обладаем реальным образом национального характера какого-то народа, приводит к ошибкам, когда мы выбираем способ нашего поведения исходя из этого образа. Ошибки эти могут быть вполне поправимыми или даже курьезными (например, когда мы планируем наши действия, исходя из «присущего национальному характеру кавказских народов гостеприимства»), но могут иметь фатальное значение, если кладутся в основу государственной политики.571

Вот первый вывод: необходимой предпосылкой программы нациестроительства в России является сдвиг в системе знания об этничности, народе и нации.

Для создания этой предпосылки требуется не только целевая исследовательская программа и большая работа по проектированию будущего и движению к нему, но и срочная программа по «ликвидации неграмотности» в среде политиков, работников госаппарата и СМИ. Это срочные задачи, для которых еще надо подготовить кадры.

Приступая к программе нациестроительства, государство и общество неизбежно встают перед выбором: какой русский национализм они должны выработать как идеологическое средство этой программы? Но большинство политиков и граждан этого вопроса не понимают — они не знают, какие бывают национализмы. О разных социализмах что-то слышали, о капитализмах тоже, а национализм для них — просто что-то нехорошее.

Выше говорилось, что есть два альтернативных вида национализма, враждующих между собой, — «гражданский» и «этнический». Первый собирает народы в большие нации, а второй разделяет нации и народы на менее крупные этнические общности («племена»).572 Этнонационализм консолидирует народ или племя образом врага и коллективной памятью о нестерпимой обиде или травме, когда-то нанесенной этим врагом. Он обращен в прошлое. А гражданский национализм выстраивает этничность на иной мировоззренческой матрице, на общем проекте будущего.

Гражданский национализм необходим для возникновения и существования любого большого народа и нации, он создает связи «горизонтального товарищества», соединяющие миллионы людей в подобие семьи. Если речь идет о большой державе, то ее народ должен обладать державным национализмом. Это особая ноша.

Без того, чтобы российская интеллигенция, политики, поэты и песенники всех народов России создали и донесли до массового сознания идеологию гражданского национализма, программа нациестроительства успеха не достигнет. Это — второй вывод. Не нация создает национализм, а национализм создает нацию.

После беспорядков на Манежной площади в декабре 2010 г. между В.В. Путиным (премьер-министром) и Д.А. Медведевым (президентом) произошел примечательный обмен мнениями о том, какой опыт нациестроительства актуален для нынешней России. Как пишет «Независимая газета», «В.В. Путин призвал воспользоваться в решении национального вопроса советским опытом. Президент возразил». Конкретно, В.В. Путин сказал: «СССР удалось создать некую субстанцию, которая оказалась над межнациональными и межконфессиональными отношениями. К сожалению, она носила идеологический характер, это была социалистическая идея». На это Д.А. Медведев ответил: «Только что Владимир Владимирович, выступая, вспомнил Советский Союз, который нашел свою схему достижения определенного результата межнационального мира. Возможно ли повторение того, что было сделано в советский период? Мы с вами реальные люди и понимаем — нет, невозможно. СССР был очень жестким государством. Еще 40 лет назад в США представители разных рас сидели на разных лавках, а сейчас это весьма толерантное общество, и не надо стесняться учиться. Но идея российской нации также эффективна».573

Расхождения более серьезны, чем кажется. В.В. Путин вовсе не утверждал, что можно повторить опыт СССР, и не предлагал использовать социалистическую идею; смысл его реплики был в том, что принципы сборки нации надо вырабатывать на основе исторического опыта государства Россия, с учетом массивных инерционных блоков ее культуры. Д.А. Медведев, напротив, в качестве образца назвал модель США, т. е. «этнический тигель», который «проработал» два века, и нынешний мультикультурализм. Как будто «это весьма толерантное общество» желаемо и может быть создано в России! И как надо понимать смягчающую оговорку, что «идея российской нации также эффективна»? Какую другую нацию имел в виду строить Президент России? Итак, вывод третий: пока образ будущего общего дома России не будет понят и принят в массовом сознании, процесс нациестроительства продолжит буксовать.

Важные для нациестроительства условия создаются в символической сфере. Власть отказывается дать определение благой жизни (образ будущего), подменяя его обещанием комфорта, что воспринимается как издевательство. СМИ ведут профанацию образа Великой отечественной войны и Победы, других великих и трагических событий в истории России. За последние 25 лет целенаправленно разрушено предание, на котором собирались российская и советская нация. Началом России объявлены 1991 г. и принятие «Декларации независимости», что было воспринято как оскорбление исторической памяти и стерло в самосознании нерусских народов образ общей исторической судьбы. Попытка заменить эти символы образами демократии и рынка наивна и говорит о несостоятельности идеологических служб власти в деле нациестроительства.

Власть настойчиво представляет отцами нации «первых президентов» — Горбачева и Ельцина. Эти символы разрушения не приняты и никогда не будут приняты населением как соединяющие. Вот выводы повторяющихся исследований: «Во всех мировоззренческих и конфессиональных группах опрошенные склонны связывать свое тяжелое положение, прежде всего, с конкретными политическими деятелями, находившимися у власти в течение двух последних десятилетий — М.С. Горбачевым и Б.Н. Ельциным. Это вполне согласуется с результатами предыдущих социологических опросов, в которых Горбачев и Ельцин получили самые низкие оценки своей общественно-политической деятельности среди отечественных политиков ХХ века у представителей всех мировоззренческих и конфессиональных групп».574

Таким образом, вывод четвертый: власть должна апеллировать к уважаемым, общепризнанным и конструктивным символам, которые смогут реально сплотить нацию.

В главе 1 отмечалось, что хозяйство является мощным механизмом этнизации — выработки этнического самосознания и скрепления людей этническими связями. Даже волны экономической глобализации — и колониальной экспансии Запада, и стандартизирующего наступления капиталистического производства и рынка, и нынешних информационных технологий — не могут преодолеть взаимовлияния хозяйства и национальной культуры. Этот подход заложил основы экономической антропологии, которая стала развиваться в 1960-е гг., и главные ее направления определяются как субстантивизм и формализм. Работы экономических антропологов показали, что этническое своеобразие присуще всем национальным хозяйствам, даже у тех народов, которые освоили многие принципы рыночной экономики. Придание страсти к наживе вненационального, универсального характера, как это делали в 1990-е гг. российские реформаторы, есть чисто идеологический прием.

Таким образом, вывод пятый: в России сегодня особенно актуально разобраться в том, как действует на всю систему этнических связей в нашем народе массированное внедрение в отечественное хозяйство институтов и обычаев западной рыночной экономики. В долгосрочном плане это воздействие гораздо важнее, нежели его прямой эффект на собственно хозяйственные результаты (ВВП, национальное богатство, распределение доходов и пр.). Ведь возможен вариант, когда хозяйство на бывшей нашей территории станет эффективным, но русского народа не будет (как это произошло, например, с индейцами США).

В главах 2 и 3 говорилось, что средством демонтажа советского народа стала информационно-психологическая война. Важным видом оружия в ней были СМИ. Пока что российское общество и государство не имеют ни экономических, ни культурных, ни политических ресурсов, чтобы быстро и эффективно разрешить эту созданную реформой проблему. Не разработан механизм, способный ограничить или компенсировать средствами контрпропаганды явно разрушительные действия значительной части СМИ и их заказчиков.

Вот общий вывод, в разной форме повторяющийся во многих работах социологов и этнологов: «Масс-медиа становятся едва ли не самым заметным системным фактором, провоцирующим межэтнические противостояния.. Конфликтогенные публикации в печатных изданиях и соответствующие передачи в электронных масс-медиа становятся неизбежным спутником, а порой и причиной практически всех крупных межэтнических конфликтов на постсоветском пространстве».575

Причина в том, что новый тип информационной среды моментально делает любой локальный конфликт предметом внимания почти всей совокупности людей, которые идентифицируют себя с вовлеченными в конфликт группами. Рыночные СМИ устроены так, что они раскручивают спираль конфликта. Они многократно усиливают этническую солидарность с конфликтующими группами и подавляют солидарность гражданскую. В результате огромные массы людей превращаются в «виртуальных» участников конфликта — вне зависимости от расстояния до зоны конфликта. Это придает локальному конфликту, который без этого уже был бы разрешен, широкий характер.

В качестве оправдания говорится о невежестве журналистов в вопросах этнических отношений. Казалось бы, невежество в таких вопросах, особенно в момент кризиса межнациональных отношений в стране, должно было бы считаться признаком полного служебного несоответствия журналистов. Этот факт должен стать предметом политических дебатов и общественного диалога. Требуется важное обновление образовательных программ факультетов журналистики и особых программ обучения для «старших товарищей». Это шестой вывод: невежество журналистов несовместимо с нациестроительством.

Конечно, СМИ — лишь один винтик в машине, которая блокирует процесс собирания гражданской нации в России. Но этот винтик очень важный: когда людям непрерывно «капают на мозги», это незаметно действует на сознание практически каждого человека, а силы, которые обязаны или стремятся соединить народы и народности в нацию, не могут мобилизоваться.

Известна формула: «нация — это каждодневный плебисцит». Для его ведения требуется определенная культурная, техническая и организационная база. Удар реформы разрушил информационные системы всех общностей. Например, интеллигенция нуждается в интенсивном обмене информацией, эта общность — едва ли не главный узел всей социодинамики культуры. Поэтому в 1988 г. интеллигенция СССР назвала главным событием года «отмену лимитов на подписку» газет и журналов. Но в результате реформы интеллигенция утратила информационное пространство своего сообщества.

Население России стало «питаться» продуктами западных информационных агентств, западного кинематографа, калькой с западных телевизионных программ и западной рекламы. Таким образом, Россия утратила национальное информационное пространство как целостную систему. Его строительство, практически заново, в условиях враждебности значительной части частных СМИ, — задача исключительно сложная, но срочная. Без ее решения программа нациестроительства будет буксовать. Это — седьмой вывод.

В главе 3 очень подробно рассказывалось, как трудовая миграция и замкнутые национальные общности подогревают русский этнонационализм. Таким образом, восьмой вывод: строительство системы условий для интеграции местных общностей и трудовых мигрантов — критическое условие нациестроительства.

В этих сферах уложены главные пучки связей нации, которые необходимо собирать заново.

Библиография

1. Абрамов А. У Кремлевской стены. М.: Политиздат, 1987.

2. Аверин А.Н. Проблемы малочисленных народов Севера // СОЦИС. 1990. № 5.

3. Авксентьев В.А. Этнические конфликты: история и типология // СОЦИС. 1996. № 12.

4. Агурский М. Великий еретик (Горький как религиозный мыслитель) // Вопросы философии. 1991. № 8.

5. Аксюченко Г.В. Иммиграционная политика Великобритании в условиях глобализации: теория, дискурс, практика: Автореф. дис… канд. полит. наук. Нижний Новгород, 2007.

6. Алгадьева Т.М. Традиционное мировоззрение в системе культуры коренных малочисленных народов Севера: Автореф. дис… канд. соц. наук. Тюмень, 2006.

7. Александровский Ю.А. Социальные катаклизмы и психическое здоровье // СОЦИС. 2010. № 4.

8. Алексеева Л.С. Бездомные как объект социальной дискредитации // СОЦИС. 2003. № 9.

9. Амоголонова Д.Д., Скрынникова Т.Д. Пространство идеологического дискурса постсоветской Бурятии // ПОЛИС. 2005. № 2.

10. Андерсон Б. Воображаемые сообщества. Размышления об истоках и распространении национализма. М.: Канон-Пресс / Кучково поле, 2001.

11. Андреева Л.А. Феномен секуляризации в истории России: цивилизационноисторическое измерение. М: Ин-т Африки РАН, 2009.

12. Андрякова Т.В. Мировоззрение молодежи в современной России: религиозный аспект: Автореф. дис.. канд. филос. наук. Архангельск, 2004.

13. Антипова А.С. Исламские ценности в гражданском обществе: Автореф. дис… канд. филос. наук. Махачкала, 2008.

14. Антонова О.И. Социальное служение религиозных общностей в современной России: опыт социологического исследования: Автореф. дис.. канд. социол. наук. Екатеринбург, 2009.

15. Артановский С.Н. Проблема этноцентризма, этнического своеобразия культур и межэтнических отношений в современной зарубежной этнографии и социологии // Актуальные проблемы этнографии и современная зарубежная наука: Сб. статей. М.: Наука, 1979.

16. Асеев А.А. Изменение социального облика коренных малочисленных народов Дальнего Востока СССР: 1922-1941 гг.: Автореф. дис… канд. истор. наук. Xа-баровск, 2008.

17. Асеев О.В. Язычество в современной России: социальный и этнополитический аспекты: Автореф. дис.. канд. филос. наук. М., 1999.

18. Астэр И.В. Современное русское православное монашество как социокультурный феномен: Автореф. дис… канд. филос. наук. СПб., 2009.

19. Атлас современной религиозной жизни России. Т. 1-3 / Отв. ред. М. Бурдо, С. Филатов. М.: Летний сад, 2005-2009.

20. Ахметова А.В. Государственная политика в отношении коренных малочисленных народов Дальнего Востока: 1960-е — начало 1980-х гг.: Автореф. дис… канд. истор. наук. Комсомольск-на-Амуре, 2006.

21. Бадмаева Ц.А. Этнокультурные ценности калмыков: Автореф. дис… канд. филос. наук. Ставрополь, 2007.

22. Балагушкин Е.Г. Нетрадиционные религии в современной России: системноаналитический подход: Автореф. дис… докт. филос. наук. М., 2006.

23. Барсукова С.Ю. Государство и бандиты: драма с прологом и эпилогом // Экономическая социология. Т. 13. 2012. № 1. Январь.

24. Белов В.В. Земельные отношения в районах проживания коренных малочисленных народов Севера: Автореф. дис.. докт. эконом. наук. М., 2006.

25. Беляева Л.А. Социальный портрет возрастных когорт в постсоветской России // СОЦИС. 2004. № 10.

26. Беляков А.А. План ГОЭЛРО в технико-экономическом контексте эпохи // Альманах Центра общественных наук (МГУ). 1998. № 7.

27. Бердяев Н.А. Истоки и смысл русского коммунизма. Соч. М.: Наука, 1990.

28. Бессокирная Г.П. Стратегии выживания рабочих // СОЦИС. 2005. № 9.

29. Бибикова О.П. Арабы в Европе: иммиграционная политика Франции // Восток: вызовы XXI века: Сб. статей. М.: ИВ РАН, 2010.

30. Блок А.А. Собр. соч.: В 8 т. Т. 5. М.; Л.: Государственное издательство художественной литературы, 1962.

31. Богатова О.А. Этнические границы в Мордовии: парадокс многоуровневой идентичности // СОЦИС. 2004. № 6.

32. Богданова Т.И. Организационно-экономический механизм поддержки предпринимательской деятельности коренных малочисленных народов Севера: на примере Камчатской области: Автореф. дис.. канд. эконом. наук. М., 2006.

33. Богомолов В. Срам имут и живые, и мертвые, и Россия // Свободная мысль. 1995. № 7.

34. Боева Е.С. Нетрадиционные религиозные организации в российском обществе: факторы роста и оценки населения: Автореф. дис… канд. социол. наук. Хабаровск, 2012.

35. Бойков В.Э. Социально-политические ценностные ориентации россиян: содержание и возможности реализации // СОЦИС. 2010. № 6.

36. Бондаренко Е.А. Республика Татарстан: национальные отношения // СОЦИС. 1999. № 11.

37. Бороздина Н.С. Влияние синто на формирование японского национального характера // Синто: работы лауреатов конкурсов молодых исследователей 20042009 годов. М.: Спутник+, 2010.

38. Брейтман А.С. Российское киноискусство: проблема сохранения ценностей русской культуры: Автореф. дис.. докт. филос. наук. Великий Новгород, 2004.

39. Бренер И.С. Еврейская автономная область: между мифом и реальностью: культурологический анализ: Автореф. дис.. канд. культурологии. Комсомольск-на-Амуре, 2010.

40. Бродель Ф. Средиземное море и средиземноморский мир в эпоху Филиппа II. Соч.: В 2 ч. Ч. 2. М.: Языки славянской культуры, 2003.

41. Бромлей Ю.В. Очерки теории этноса. М.: Наука, 1983.

42. Бугроменко В.Н. Стратегическое пространственное планирование // Известия Русского географического общества. 1995. № 2.

43. Буравой М. Транзит без трансформации:инволюция России к капитализму // СОЦИС. 2009. № 9.

44. Бунтующая этничность: Сб. статей / Под ред. В.Р Филиппова. М.: Центр цивилизационных и региональных исследований РАН, 1999.

45. Бурдина Е.Л. Становление и особенности развития инородческой школы в России во второй половине XIX — начале XX вв.: на примере школ для татар Поволжья: Автореф. дис… канд. пед. наук. М., 2008.

46. Быков Р.А. Новые религиозные движения как способ формирования социокультурного опыта в постиндустриальном обществе: Автореф. дис… канд. филос. наук. Томск, 2011.

47. Васильев Л.С. История Востока: В 2 т. М.: Высшая школа, 1994.

48. Вдовин А.И. Этнополитика и формирование новой государственности в России // Кентавр. 1994. № 1.

49. Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма // Вебер М. Избранные произведения. М.: Прогресс, 1990.

50. Величковский Б.Т. Реформы и здоровье населения страны. М.; Воронеж: ВГУ. 2002.

51. Видоевич З. Глобализация, хаотизация и конфликты в современном мире // СО-ЦИС. 2005. № 4.

52. Витюк В.В., Данилевич И.В. Национальное согласие и переход от авторитаризма к демократии (испанские уроки) // Общественные науки и современность. 1999. № 2.

53. Власова В.В. Старообрядческие группы коми: конфессиональные особенности социальной и обрядовой жизни. Сыктывкар: Коми науч. центр УрО РАН, 2010.

54. Возьмитель А.А., Осадчая Г.И. Образ жизни в России: динамика изменений // СОЦИС. 2010. № 1.

55. Гаврилов Ю.А., Шевченко А.Г. Ислам и православно-мусульманские отношения в России в зеркале истории и социологии. М.: Культурная революция, 2010.

56. Гаврилова Е.А. Трансформация системы традиционных ценностей семейских Забайкальского края в условиях современности: Автореф. дис… канд. филос. наук. Чита, 2010.

57. Галлямов Р.Р. Двуязычие в городах Башкортостана // СОЦИС. 1997. № 8.

58. Гвардини Р Конец нового времени // Вопросы философии. 1990. № 4.

59. Герои Октября. Биографии активных участников подготовки и проведения Октябрьского вооруженного восстания в Петрограде. Справочник: В 2 т. Л.: Ле-низдат, 1967.

60. Герои Октября. Книга об участниках Великой Октябрьской социалистической революции в Москве. Справочник. М.: Московский рабочий, 1967.

61. Гершензон М.О. Творческое самосознание // Вехи. Интеллигенция в России: Сб. статей. М.: Молодая гвардия, 1991.

62. Глобачев М. Утомленные связью // Космополис. 2003. № 1.

63. Голенкова З. Т. Динамика социоструктурной трансформации в России // СОЦИС. 1998. № 10.

64. Голенкова З.Т., Игитханян Е.Д. Профессионалы: портрет на фоне реформ // СОЦИС. 2005. № 2.

65. Голенкова З.Т., Игитханян Е.Д. Процессы интеграции и дезинтеграции в социальной структуре российского общества // СОЦИС. 1999. № 9.

66. Голенкова З.Т., Игитханян Е.Д. Социальная структура общества: в поиске адекватных ответов // СОЦИС. 2008. № 7.

67. Голик Ю.В., Коробеев А.И. Преступность — планетарная проблема. СПб.: Юридический центр, 2006.

68. Головачев Б.В., Косова Л.Б. Ценностные ориентации советских и постсоветских элит // Куда идет Россия? Альтернативы общественного развития: Сб. статей. М.: Аспект-Пресс, 1995.

69. Гореликов Л.А., Лисицына Т.А. Русский путь. Опыт этнолингвистической философии. Ч. 2. Русский мир в русском слове. Вел. Новгород, 1999.

70. Горшков М.К. Социальные факторы модернизации российского общества с позиций социологической науки // СОЦИС. 2010. № 12.

71. Горшков М.К. Фобии, угрозы, страхи: социально-психологическое состояние российского общества // СОЦИС. 2009. № 7.

72. Горяинов В.П. Социальное молчание как концепция особого вида поведения (о книге Н.Ф. Наумовой «Философия и социология личности») // СОЦИС. 2007. № 10.

73. Грамши А. Современный государь. Соч. // Тюремные тетради. Т. 3. М.: Мысль, 1959.

74. Грей Дж. Поминки по Просвещению. М.: Праксис, 2003.

75. Грушкин Д. Национальные движения в Республике Башкортостан: тенденции и перспективы // Бунтующая этничность: Сб. статей. М.: РАН, 1999.

76. Гумилев Л.Н. Древняя Русь и Великая Степь. Соч. М.: Мысль, 1989.

77. Гумилев Л.Н. Этногенез и биосфера Земли. Л.: Изд-во ЛГУ, 1989.

78. Гучинова Э. —Б.М. Вынужденные переселения и этническое самосознание: на примере этнополитической истории калмыков в XX веке: Автореф. дис… докт. истор. наук. М., 2004.

79. Данилевский Н.Я. Россия и Европа. М.: Институт русской цивилизации, 2011.

80. Данилова Е.Н. Идентификационные стратегии: российский выбор // СОЦИС. 1995. № 6.

81. Данилова Е.Н., Ядов В.Я. Нестабильная социальная идентичность как норма современных обществ // СОЦИС. 2004. № 10.

82. Данные Росстата о демографической ситуации в РФ: численность и размещение населения, брак и семья, воспроизводство, возрастной состав, миграция // Материалы конференции «Семья, дети и демографическая ситуация в России». Москва, 17 октября 2006 г.

83. Дарре В. Историю создавало германское крестьянство // Моссе Дж. Нацизм и культура. Идеология и культура национал-социализма: Сб. статей. М.: Цен-трполиграф, 2003.

84. Двадцать лет реформ глазами россиян (опыт многолетних социологических замеров). Аналитический доклад. М.: Институт социологии РАН, 2011.

85. Двойменный И.А. Социально-психологические особенности несовершеннолетних преступников // СОЦИС. 1994. № 8-9.

86. Демографический ежегодник-2007: статистический сборник. М.: Росстат, 2007.

87. Денисова Ю.С. Трудовые перегрузки как тенденция в рабочем процессе // СОЦИС. 2004. № 5.

88. Депутаты Верховного Совета СССР. Справочник. М.: Известия Советов депутатов трудящихся СССР, 1958, 1962, 1966, 1970, 1974, 1979, 1984.

89. Джавахишвили Н. Этнорелигиозные стереотипы грузинских студентов // СО-ЦИС. 2005. № 3.

90. Динамика социально-экономического положения населения России (по материалам «Российского мониторинга экономического положения и здоровья населения. 1992-2006 гг.») // Информационно-аналитический бюллетень Института социологии РАН, 2008. Вып. 2.

91. Дмитриев А.В., Пядухов Г.А. Этнические группы мигрантов и конфликты в анклавных рынках труда // СОЦИС. 2005. № 8.

92. Доклад о развитии человека 2007/2008. Борьба с изменениями климата: человеческая солидарность в разделенном мире. М.: Весь мир, 2007.

93. Доклад Уполномоченного по правам человека за 2006 год. М., 2007.

94. Донской Ф.С. Интеграционные процессы в жизни северян: проблемы и перспективы // СОЦИС. 2005. № 5.

95. Дрегало А.А., Ульяновский В.И. Европейские ненцы: адаптивные возможности и эволюционная пластичность // СОЦИС. 1998. № 6.

96. Думанов З.Б. Политика Российской империи в Кабарде: административноправовые, социальные и экономические аспекты: конец XVIII — первая половина XIX века: Автореф. дис… канд. истор. наук. Майкоп, 2010.

97. Дьякова Л.В., Коваль Б.И., Семенов С.И. [и др.]. Латиноамериканские диаспоры в США / Под общ. ред. Б.И. Коваля. М.: Наука, 2003.

98. Евпланов А. Севморпуть станет платным // Российская Бизнес-газета. 2009. № 692.

99. Един С.П., Маглеев А.А., Парфенов В.М. Социально-экономическая реабилитация малочисленных этносов Иркутской области // СОЦИС. 1994. № 7.

100. Емельянова Н.М. Интеграция казахского населения степных областей ЗападноСибирского генерал-губернаторства в состав Российской империи: Автореф. дис.. канд. истор. наук. Омск, 2005.

101. Есть мнение. Сборник / Под ред. Ю.А. Левада. М.: Прогресс, 1990.

102. Ефимов Л.А. Системы просвещения нерусских народов и чувашские школы Поволжья и Приуралья последней трети XIX — начала XX веков: Автореф. дис… канд. истор. наук. Чебоксары, 1998.

103. Желиготова Р.М. Феномен социального сиротства в системе общественного бытия: Автореф. дис… канд. филос. наук. Пятигорск, 2010.

104. Желновакова М.Ф. Протестантские конфессии в Иркутском регионе в середине XIX — начале XXI веков.: Автореф. дис… канд. истор. наук. Иркутск, 2010.

105. Забаев И.В., Орешина Д.А., Пруцкова Е.В. Три московских прихода: основные социально-демографические показатели и установки представителей общин крупных приходов. М.: Изд-во ПСТГУ 2012.

106. Заболотнева В.В. Социальные учения и социальная деятельность новых религиозных объединений в современной России: Автореф. дис… канд. филос. наук. М., 2012.

107. Задохин А.Г. Образ Америки в русском национальном сознании и российско-американские отношения // Рефлексивные процессы и управление. 2002. № 2.

108. Зорькин В. Конституция против криминала // Российская газета. 2012. 10 декабря.

109. Здравомыслов А.Г., Цуциев А.А. Этничность в постсоветском пространстве: соперничество теоретических парадигм // Социологический журнал. 2003. № 3.

110. Зомонов М.Д. Бурятский шаманизм как целостная мировоззренческая система: Автореф. дис.. докт. филос. наук. СПб., 2003.

111. Иваненко С.И. Вайшнавская традиция в России: история и современное состояние: учение и практика, социальное служение, благотворительность, культурнопросветительская деятельность. М.: Философская книга, 2008.

112. Иваненко С.И. Саентология и бизнес: у каждой эпохи — своя религия. СПб.: Древо жизни, 2011.

113. Иванов В.Н. Приватизация: итоги и перспективы // СОЦИС. 2007. № 6.

114. Иванов В.Н., Назаров М.М. Массовая коммуникация в условиях глобализации // СОЦИС. 2003. № 10.

115. Иванова В.А., Шубкин В.Н. Массовая тревожность россиян как препятствие интеграции общества // СОЦИС. 2005. № 2.

116. Ивкин В.И. Государственная власть СССР. Высшие органы власти и управления и их руководители. 1923-1991. Историко-биографический справочник. М.: РОС-СПЭН, 1999.

117. Иголкин А. Историческая память как объект манипулирования // Россия-XXI. 1996. № 3-6.

118. Иноземцев В.Л. Иммиграция: новая проблема нового столетия. Методологические аспекты // СОЦИС. 2003. № 6.

119. Ионин Л.Г. Идентификация и инсценировка (к теории социокультурных изменений) // СОЦИС. 1995. № 4.

120. Ионин Л.Г. Философия национальности: перестройка и национальные проблемы / Новое время. 1989. № 1.

121. Исламов Т.М. Австро-Венгрия в Первой мировой войне. Крах империи // Новая и Новейшая история. 2001. № 5.

122. Историческая память: преемственность и трансформации // СОЦИС, 2002. № 8.

123. История отечественного кино. Учебное пособие / Отв. ред. Л.В. Будяк. М.: Прогресс-Традиция, 2005.

124. Кадыкова Г.Н. Государственные марийские крестьяне Среднего Поволжья в конце XVIII — первой половине XIX веков: Автореф. дис… канд. истор. наук. Чебоксары, 2006.

125. Казьмина О.Е. Русская Православная Церковь и новая религиозная ситуация в современной России: этноконфессиональная составляющая проблемы: Авто-реф. дис.. докт. истор. наук. М., 2007.

126. Как мы думали в 2004 году: Россия на перепутье: Сб. статей. М.: Алгоритм-ЭКСМО, 2005.

127. Кардинская С.В. Удмурты об этнической идентичности (опыт пилотажного исследования) // СОЦИС. 2005. № 5.

128. Кардинская С.В. Этничность в идеологических конструктах удмуртских СМИ // СОЦИС. 2006. № 6.

129. Кармадонов О.А. Социальная стратификация в дискурсивно-символическом аспекте // СОЦИС. 2010. № 5.

130. Карпова И.А. Социально-педагогическая реабилитация безнадзорных детей в условиях социального приюта: Автореф. дис.. канд. пед. наук. М., 2005.

131. Карпухин Ю.Г., Торбин Ю.Г. Проституция: закон и реальность // СОЦИС. 1992. № 5.

132. Киблицкий А.А. Политическая самоидентификация донского казачества: технологический аспект: Автореф. дис.. канд. полит. наук. Ростов-н/Д., 2007.

133. Кипкеева З.Б. Карачаево-Балкарская диаспора в Турции. Ставрополь: Ставропольский государственный университет, 2000.

134. Кисс Э. Национализм реальный и идеальный. Этническая политика и политические процессы // Этничность и власть в полиэтнических государствах: Сб. статей. М.: Наука, 1994.

135. Клемперер В. LTI. Язык Третьего рейха. Записная книжка филолога. М.: Прогресс-Традиция, 1998.

136. Кобзева Н.А. Религиозность студенческой молодежи в трансформируемой России: социологический анализ: Автореф. дис.. канд. соц. наук. М., 2006.

137. Ковалев В.А., Шабаев Ю.П. Этничность и гражданство. Национальные движения в финно-угорских регионах РФ // ПОЛИС. 2004. № 4.

138. Ковалевский М.М. Клан у аборигенных племен России // СОЦИС. 2002. № 5.

139. Ковальчук Ю.С. Корейский протестантизм и особенности его миссионерских практик в азиатской части Российской Федерации в конце XX — начале XXI вв.: по материалам этноконфессиональных исследований: Автореф. дис.. канд. ис-тор. наук. Новосибирск, 2006.

140. Кожановский А.Н. Испания: этнический фактор и административные границы // Общественные науки и современность. 2002. № 6.

141. Колпакова Т.А. Политика Советского государства в отношении коренных малочисленных народов Дальнего Востока: 1945-1960 гг.: Автореф. дис… канд. истор. наук. Комсомольск-на-Амуре, 2006.

142. Колякина Е.А. Религиозность населения малых провинциальных городов: социологический анализ: Автореф. дис.. канд. социол. наук. М., 2008.

143. Комарофф Дж. Национальность, этничность, современность: политика самоосо-знания в конце ХХ века // Этничность и власть в полиэтнических государствах: Сб. статей. М.: Наука, 1994.

144. Конев А.Ю. Система административного управления у коренных народов Северо-Западной Сибири в XVIII — начале XX вв.: Автореф. дис… канд. истор. наук. Самара, 1994.

145. Коротеева В.В. Существуют ли общепризнанные истины о национализме? // Pro et Contra. 1997. № 2 (3).

146. Котлярова В.В. Динамика ценностей молодежи России в постсоветский период: Автореф. дис… канд. филос. наук. Ростов-н/Д., 2005.

147. Кочергин А. Актуальные проблемы положения шапсугов // Бюллетень Сети этнологического мониторинга и раннего предупреждения конфликтов. 2005. № 61.

148. Крамчанинова Н.В. Социальное сиротство в современном российском обществе: факторы распространения, риски, пути сокращения масштабов: Автореф. дис.. канд. социол. наук. Краснодар, 2012.

149. Кривошеев В.В. Короткие жизненные проекты: проявление аномии в современном обществе // СОЦИС. 2009. № 3.

150. Кривошеев В.В. Особенности аномии современного российского общества // СОЦИС. 2004. № 3.

151. Кривушин И.В. Руандийский геноцид // Pax Africana: континент и диаспора в поисках себя: Сб. статей / Под ред. А.Б. Давидсона. М.: ГУ-ВШЭ, 2009.

152. Кудеярова Н.Ю. Этапы и особенности формирования испаноязычных диаспор в США: XIX-XXI вв.: Автореф. дис… канд. истор. наук. М., 2004.

153. Кузнецова А.Б. Этнополитические процессы в Чечено-Ингушской АССР в 19571990 гг.: последствия депортации и основные аспекты реабилитации чеченцев и ингушей: Автореф. дис… канд. истор. наук. М., 2005.

154. Кузьмина А.С. Христианизация коренных народов Обского Севера: культурологический аспект: Автореф. дис… канд. культурологии. Нижневартовск, 2003.

155. Кулинченко В.А, Кулинченко А.В. О духовно-культурных основаниях модернизации России // ПОЛИС. 2003. № 2.

156. Кургинян И. Проект «KRAHO-ДЕЛ» // Россия ХХ1. 2008. № 4.

157. Кыдыралина Ж.У. Этничность и власть (социально-этнические конфликты в Казахстане в советский период) // Общественные науки и современность. 2008. № 5.

158. Лавровский И.К. Странострой // Главная тема. 2005. № 4.

159. Ларин В.Л. Российско-китайские отношения в региональных измерениях. М.: Восток — Запад, 2005.

160. Латышев И.А. Япония, японцы и японоведы. М.: Алгоритм, 2001.

161. Лебедев С.В. Занятость коренных малочисленных народов Севера: проблемы и регулирование на примере Корякского автономного округа: Автореф. дис… канд. эк. наук. Хабаровск, 1998.

162. Левинсон А. Двенадцать лет без интеллигенции // Неприкосновенный запас. 2013. № 1 (87).

163. Ленин В.И. Первое мая // ПСС: В 55 т. Т. 10. М.: Издательство политической литературы, 1967.

164. Ленин В.И. ПСС. В 55 т. Т. 33. М.: Издательство политической литературы, 1974.

165. Липунова О.В. Формирование методической культуры учителей школ коренных малочисленных народов Севера: Автореф. дис… канд. пед. наук. Самара, 2009.

166. Лоткин И.В. Этносоциальная адаптация прибалтийских национальных групп в Сибири: 1920-1940 гг.: Автореф. дис… докт. истор. наук. Кемерово, 2007.

167. Лызлова Т.С. Реализация национальной политики Советской власти в отношении еврейского населения. 1917-1938 гг. На материалах Смоленской области: Автореф. дис… канд. истор. наук. Брянск, 2004.

168. Лэш К. Восстание элит и предательство демократии. М.: Логос-Прогресс, 2002.

169. Майорова И.И. Тенденции развития обучения и воспитания коренных народов Канады и Австралии: XIX — XX вв.: Автореф. дис… канд. пед. наук. М., 2010.

170. Максимов Б.И. Рабочий класс, социология и статистика // СОЦИС. 2003. № 1.

171. Максимов Б.И. Состояние и динамика социального положения рабочих в условиях трансформации // СОЦИС. 2008. № 12.

172. Малахов В. Зачем России мультикультурализм? // Мультикультурализм и трансформация постсоветских обществ: Сб. статей / Под ред. В.С. Малахова и В.А. Тишкова. М.: Ин-т этнологии и антропологии РАН, 2002.

173. Малахов В. Преодолимо ли этноцентричное мышление? // Расизм в языке социальных наук: Сб. статей. СПб: Алетейя, 2002.

174. Малахов В. Скромное обаяние расизма // Скромное обаяние расизма и другие статьи. М.: Модест Колеров — ДИК, 2001.

175. Манугян А., Суни Р. Советский Союз: национализм и внешний мир // Общественные науки и современность. 1991. № 3.

176. Маркина О.В. Национальный аспект североирландской проблемы 1921-1968 гг.: Автореф. дис… канд. истор. наук. Владимир, 2002.

177. Мартынов М.Ю. Народы ханты и манси в условиях техногенной цивилизации // СОЦИС. 2000. № 10.

178. Масалов А.Г. Российское казачество: социально-политическая институционализация в современных условиях: Автореф. дис… докт. полит. наук. Ставрополь, 2004.

179. Мацкевич И.М. Криминальная субкультура // Российское право в Интернете. 2005. № 1.

180. Медведев К. С дубиной дилера // Русский курьер. 2005. 27 июня.

181. Миллер А.И. Формирование наций у восточных славян в XIX в. // Русский исторический журнал. 1999. № 4.

182. Мильдон В.И. «Земля» и «небо» исторического сознания // Вопросы философии. 1992. № 5.

183. Минаков С.Т. Советская военная элита 20-х годов. Орел: Орелиздат, 2000.

184. Мирзаханов Д.Г. Особенности политизации исламской общины Дагестана на современном этапе: Автореф. дис… канд. филос. наук. Махачкала, 2005.

185. Моисеева В.В. Религиозность как социальный ресурс профилактики наркотизации в молодежной среде: Автореф. дис.. канд. социол. наук. М., 2009.

186. Молодякова Э.В. Проблемы святилища Усукуни // Синто: память культуры и живая вера: Сб. статей / Под ред. Э.В. Молодяковой. М.: АИРО-XXI, 2012.

187. Моммзен Т. История Рима: В 3 т. СПб.: Лениздат, 1993-1994.

188. Мониторинг непрерывного образования: инструмент управления и социологические аспекты / Научн. рук. А.Е. Карпухина. М.: МАКС Пресс, 2006.

189. Мусолов В.Н. Сравнительный анализ религиозных и светских ценностей современной российской интеллигенции (по материалам социологического исследования среди профессорско-преподавательского состава Белгородского университета) // Проблемы российского самосознания: архаическое, традиционное и инновационное начала. Материалы 4-й Всероссийской конференции, Москва — Белгород, 27-29 мая 2009 г. М.: ИФРАН, 2010.

190. Мчедлов М.П., Гаврилов Ю.А., Шевченко А.Г. Мировоззренческие предпочтения и национальные различия // СОЦИС. 2004. № 9.

191. Мякшев А.П. Власть и национальный вопрос: межнациональные отношения и Совет Национальностей Верховного Совета СССР (1945-1991). Саратов: Изд-во Саратовского университета, 2004.

192. Нагенгаст Н. Права человека и защита меньшинств: этничность, гражданство, национализм и государство // Этничность и власть в полиэтнических государствах: Сб. статей. М.: Наука, 1994.

193. Найшуль В.А. Проблема создания рынка в СССР // Постижение. Перестройка: гласность, демократия, социализм: Сб. статей. М.: Прогресс, 1989.

194. Народные депутаты СССР Справочник. М.: Известия, 1990.

195. Население мира: демографический справочник. М.: Мысль, 1989.

196. Насильственная преступность / Под ред. В.Н. Кудрявцева и А.В. Наумова. М.: Спарк, 1997.

197. Национальная безопасность: актуальные проблемы: Сб. статей. М.: ВАГШ, 1999.

198. Национальная идея России: В 6 т. / Под общ. ред. С.С. Сулакшина. М.: Научный эксперт, 2012.

199. Нечкина М.В. Грибоедов и декабристы. М.: Художественная литература, 1977.

200. Нырова Н. Китайские компании приграничной торговли и их место в международной преступной деятельности // Проблемы Дальнего Востока. 2004. № 7.

201. Олбрайт М. Религия и мировая политика. М.: Альпина Бизнес Букс, 2007.

202. Орлов Ю.Я. Крах немецко-фашистской пропаганды в период войны против СССР М.: Изд-во МГУ, 1985.

203. Осипова Я.В. Интеграция Южного Урала в состав империи в 30-90-е гг. XVIII века: этноконфессиональный аспект российской политики: Автореф. дис.. канд. истор. наук. Челябинск, 2007.

204. Основные показатели социально-экономического положения регионов Дальневосточного федерального округа в январе — апреле 2004 г. Хабаровск. Статистический бюллетень. № 4.

205. Павловский Г. Война так война // Век ХХ и мир. 1991. № 6.

206. Павлычева Т.Н. Социально-психологические аспекты адаптированности выпускников интернатных сиротских учреждений в открытом социуме: Автореф. дис.. канд. психол. наук. М., 2010.

207. Панарин А.С. Народ без элиты. М.: Алгоритм-ЭКСМО, 2006.

208. Перфильев Ю.Ю. Географические аспекты развития сети Интернет в России // Известия АН. Серия географическая. 2000. № 6.

209. Петров А.И. Корейская диаспора на Дальнем Востоке России. 60-90-е годы XIX века. Владивосток: ДВО РАН, 2000.

210. Петухов В.В. Новые поля социальной напряженности // СОЦИС. 2004. № 3.

211. Пехтерев Ф.С. Перспективы развития отрасли // Железнодорожный транспорт. 2004. № 4.

212. Пика А.И. Неотрадиционализм на российском Севере: идти в будущее, не забывая прошлого // СОЦИС. 1996. № 11.

213. Пинюгина Е.В. Интеграция мусульман в современное европейское государство: на примере Великобритании и ФРГ: Автореф. дис.. канд. полит. наук. М., 2010.

214. Пискунова Г.В. Репродуктивное здоровье девочек, оставшихся без родительского попечения, воспитывающихся в детских домах и интернатах: Автореф. дис… канд. мед. наук. Томск, 2009.

215. Померанц Г. Враг народа // Век ХХ и мир. 1991. № 6.

216. Попова И.П. Профессионализм — путь к успеху? Социально-профессиональные характеристики богатых и бедных // СОЦИС. 2004. № 3.

217. Портяков В. Миграционная ситуация на Дальнем Востоке и политика России. Научные доклады. Вып. 7. М.: Центр Карнеги, 1996.

218. Пришвин М.М. Дневники. 1914-1917. М.: Московский рабочий, 1991.

219. Проблемы возрождения современного российского села // Россия: процесс консолидации власти и общества. Социальная и социально-политическая ситуация в России в 2007 году / Под ред. Г.В. Осипова и В.В. Локосова. М.: ИСПИ РАН, 2008.

220. Рагузин В.Н. Этноконфессиональные отношения в современной России: состояние, проблемы, противоречия. Социально-философский анализ: Автореф. дис.. докт. филос. наук. М., 1999.

221. Ракитов А.И. Цивилизация, культура, технология и рынок // Вопросы философии. 1992. № 5.

222. Рогачев П.М., Свердлин М.А. Нации — народ — человечество. М.: Политиздат, 1967.

223. Родикова С.Ю. Старообрядчество в социокультурной системе современного мира: на примере Якутии: Автореф. дис.. канд. культурологии. М., 2006.

224. Родин И. Медведев и Путин по-разному оценили советский опыт решения национального вопроса // Независимая газета. 2010. 28 декабря.

225. Розанов В.В. Сумерки просвещения. Соч. М: Педагогика, 1990.

226. Россия и россияне в новом столетии: вызовы времени и горизонты развития. Новосибирск: СО РАН, 2008.

227. Рывкина Р.В. Евреи в постсоветской России: кто они? М.: УРСС, 1996.

228. Рывкина Р.В., Косалс Л.Я., Ковалкина К.А. Малочисленные народы Севера СССР: итоги жизни в империи и перспективы // СОЦИС. 1992. № 4.

229. Рязанов В.Т. Экономическое развитие России. XIX-XX вв. СПб.: Наука, 1998.

230. Рязанова С.В., Михалева А.В. Феномен женской религиозности в постсоветском обществе (региональный срез). Пермь: Изд-во Пермского государственного национального университета, 2011.

231. Самандина Л.В. Развитие коренных малочисленных народов Дальнего Востока России в 1985-2004 годы: социально-политический аспект: Автореф. дис… канд. истор. наук. Xабаровск, 2005.

232. Сафин Ф.Г. Контуры этносоциальной жизни в Башкортостане // СОЦИС. 2001. № 10.

233. Светлов Г.Е. Путь богов (Синто в истории Японии). М.: Мысль, 1985.

234. Семейный стандарт. Депутаты подсчитают, хватает ли матерям «детских пособий» // Российская газета. 2009. 27 ноября.

235. Сенчакова Л. Крестьяне и Государственная Дума (1906-1907 гг.) // Россия-XXI. 1996. № 9-10.

236. Сенчакова Л.Т. Приговоры и наказы российского крестьянства. 1905-1907: В 2 т. Т. 2. М.: Ин-т российской истории РАН, 1994.

237. Серебрянников В.В. Армия и политический режим // Армия России сегодня и завтра: Сб. статей. М.: Клуб «Реалисты», 1995.

238. Сережко Т.А. Народная религиозность в современной крестьянской субкультуре: Автореф. дис… канд. филос. наук. Белгород, 2010.

239. Скворцова И.В. Народы Северо-Кавказского региона в Великой Отечественной войне: анализ социально-экономических проблем и межнациональных отношений: Автореф. дис.. канд. истор. наук. М., 2004.

240. Скоробогатых Н.С. Австралийский мультикультурализм: путь к гражданскому согласию или к расколу общества? // Общественные науки и современность. 2004. № 1.

241. Смирнов И. Полумглисты // Россия-ХХ! 2006. № 2.

242. Смит Э.Д. Национализм и модернизм: критический обзор современных теорий наций и национализма. М., 2004.

243. Соболев В.Е. Сталин построил третью Россию // Российский Кто есть Кто. 2004. № 6.

244. Современная религиозная жизнь России. Энциклопедия: В 4 т. Т. 4. / Отв. ред. С.Б. Филатов, М. Бурдо. М.: Логос, 2006.

245. Солнышкина Р.В. Формирование социальной ответственности у детей-сирот: Автореф. дис.. канд. пед. наук. Якутск, 2002.

246. Соловей В. Русские и Запад // Независимая газета. 1999. 30 ноября.

247. Соловьев С.С. Трансформация ценностей военной службы // СОЦИС. 1996. № 9.

248. Солоневич И.Л. Народная монархия. Соч. М.: ЭКСМО-Алгоритм, 2003.

249. Сондыков В.С. Коренные малочисленные народы Севера; проблемы развития и управления: на примере Ханты-Мансийского автономного округа: Автореф. дис… канд. полит. наук. М., 2001.

250. Социологический ответ на национальный вопрос: пример Республики Башкортостан. Информационно-аналитический бюллетень Института социологии РАН. М.; Уфа: Восточная печать, 2012.

251. Староверов В.И. Результаты либеральной модернизации российской деревни // СОЦИС. 2004. № 12.

252. Степанов А., Уткин А. Геоисторические особенности формирования российского военно-государственного общества // Россия-ХХ! 1996. № 9-10.

253. Сулакшин С.С., Каримова Г.Г., Куропаткина О.В. [и др.]. Благотворительность в России и государственная политика. М.: Научный эксперт, 2013.

254. Сулакшин С.С., Сидоренко Э.Л., Куропаткина О.В. [и др.]. Целесообразность, возможность и содержание реформы оборота гражданского огнестрельного оружия. М.: Научный эксперт, 2011.

255. Сурков С.Ю. Национализация будущего // Эксперт. 2006. № 43 (537).

256. Сушкова Ю.Н. Этноправосудие у мордвы в конце XIX — начале XXI вв.: Авто-реф. дис.. докт. истор. наук. Саранск, 2009.

257. Таболина Т.В. Проблемы современного казачества: 1980-1990-е годы: Автореф. дис.. докт. истор. наук. М., 1999.

258. Тапилина В.С. Сколько пьет Россия? Объем, динамика и дифференциация потребления алкоголя // СОЦИС. 2006. № 2.

259. Тимошенко Е.Ю. Социальное сиротство в условиях трансформации российского общества: Автореф. дис… канд. социол. наук. Волгоград, 2006.

260. Тишков В.А. О российском народе // Восточноевропейские исследования. 2006. № 3.

261. Тишков В.А. Социальное и национальное в историко-антропологической перспективе // Вопросы философии. 1990. № 12.

262. Товченко Р.Б. Казачество в политическом процессе постсоветской России: на примере Поволжья: Автореф. дис… канд. полит. наук. М., 2003.

263. Тодуа З. Дагестан: десять лет между войной и миром // Бунтующая этничность. М.: РАН, 1999.

264. Токарев С.А. Андре Леруа-Гуран и его труды по этнографии и археологии // Этнологические исследования за рубежом: Сб. статей. М.: Наука, 1973.

265. Топилина Е.С. Особенности и специфика молодежных субкультур в России пореформенного периода XX-XXI вв.: Автореф. дис… канд. филос. наук. Ростов-н/Д., 2008.

266. Точилова Т.Ю. Психофизиологические особенности подростков — воспитанников детских домов, употребляющих психоактивные вещества: Автореф. дис… канд. мед. наук. Архангельск, 2013.

267. Тощенко Ж.Т. Теократия: фантом или реальность? М.: Academia, 2007.

268. Тощенко Ж.Т. Формы и методы политической трансформации в России // Восточноевропейские исследования. 2005. № 1.

269. Тощенко Ж.Т. Этнократия: история и современность (социологические очерки). М.: РОССПЭН, 2003.

270. Тюрин Е.А. Теократический фактор в политике. Орел: Изд-во ОРАГС, 2009.

271. Уваров А. Русское национальное самосознание. М.: ИТРК, 2000.

272. Уваров П.Б. Дети хаоса: исторический феномен интеллигенции. М.: АИРО-ХХ, 2005.

273. Удальцова М.В., Воловская Н.М., Плюснина Л.К. Социально-трудовые ожидания незанятых людей и их отношение к самостоятельной занятости // СОЦИС. 2003. № 7.

274. Уланов М.С. Буддизм в социокультурном пространстве России. Элиста: Изд-во Калмыцкого ун-та, 2009.

275. Усатов С.В. Роль казачьих общественных объединений при поддержании порядка в современном российском обществе: Автореф. дис… канд. социол. наук. Краснодар, 2010.

276. Фадеева Т.М. Социальные революции и традиции: точка зрения консерваторов // СОЦИС. 1991. № 12.

277. Феномен Сталина: Сб. статей / Под ред. Ю.М. Осипова, Е.С. Зотовой. М.: Изд-во МГУ, 2003.

278. Филатова И.И., Давидсон А.Б. Какого цвета «южноафриканское чудо»? Статья // Pax Africana: континент и диаспора в поисках себя: Сб. статей / Под ред. А.Б. Давидсона. М.: ГУ-ВШЭ, 2009.

279. Филюшкин А. Когда Россия стала считаться угрозой Западу? Ливонская война глазами европейцев // Россия-ХХ! 2004. № 3.

280. Фишман О.М. Жизнь по вере: тихвинские карелы-старообрядцы. М.: Индрик, 2003.

281. Фролова А.Н. Развитие этнокультурных традиций воспитания детей коренных малочисленных народов Крайнего Северо-Востока России: социальнопедагогический аспект: Автореф. дис… докт. пед. наук. Тамбов, 2004.

282. Фурман Д. Массовое сознание российских евреев и антисемитизм // Свободная мысль. 1994. № 9.

283. Хабибуллина З.Р. Мусульманское духовенство Башкортостана на рубеже XX-XXI веков: Автореф. дис.. канд. истор. наук. Ижевск, 2012.

284. Хайек Ф. фон. Дорога к рабству // Вопросы философии. 1990. № 12.

285. Ходжаева Е.А., Шумилова Е.А. Возрождение религии и этническая идентичность татарской молодежи в Республике Татарстан // СОЦИС. 2003. № 3.

286. Цай В.И. Межнациональные отношения в СССР и Российской Федерации. М.: Экон-Информ, 2004.

287. Центральный Комитет КПСС. Историко-биографический справочник / Сост. Ю.В. Горячев. М.: Издательский дом «Парад», 2005.

288. Цымбалистенко Н.В. Литературно-художественное осмысление исторических судеб коренных народов северо-запада Сибири: на материале ненецкой и хантыйской литератур: Автореф. дис… докт. фил. наук. СПб., 2005.

289. Чапнин С.В. Церковь в постсоветской России: возрождение, качество веры, диалог с обществом. М.: Арефа, 2013.

290. Челищев В.И. Фундаментализм и фундаменталисты. М.: Изд-во РГСУ 2010.

291. Чередниченко Г.А. Образовательные и профессиональные траектории рабочей молодежи // СОЦИС. 2011. № 9.

292. Чернев А.Д. 229 кремлевских вождей. Политбюро, Оргбюро, Секретариат ЦК. Компартии в лицах и цифрах. Справочник. М.: Редакция журнала «Родина», Центр «Руссика», 1996.

293. Черненко И.А. Казачество как субъект регионального политического процесса: по материалам Краснодарского края: Автореф. дис.. канд. полит. наук. Краснодар, 2008.

294. Чеснокова И.А. Влияние сект, культов и нетрадиционных религиозных организаций на личность и ее жизнедеятельность: Автореф. дис… канд. психол. наук. М., 2005.

295. Чешко С.В. Распад Советского Союза. Этнополитический анализ. М.: ИЭА РАН, 1996.

296. Численность населения Российской Федерации по городам, поселкам городского типа и районам на 1 января 2010 года (Росстат). М.: Росстат, 2010.

297. Чупров В.И. Отношение призывников к службе в армии по контракту: социальный аспект // СОЦИС. 1994. № 3.

298. Шабаев Ю.П. «Бунтующая этничность» на европейском Севере России // СО-ЦИС. 2006. № 3.

299. Шабаев Ю.П. Конструирование нового национализма финно-угров: конкуренция глобального и регионального // Мир России. 2004. Т. 13. № 3.

300. Шабаев Ю.П. Этническое самосознание народов коми: основа интеграции или база дезинтеграции? // СОЦИС. 1998. № 12.

301. Шарафутдинов Д.Р. Исторические корни и развитие традиционной культуры татарского народа: XIX — начало XXI вв.: Автореф. дис… докт. истор. наук. Казань, 2004.

302. Шахермаер Ф. Александр Македонский. М.: Наука, 1984.

303. Шведов А.А. Независимая Африка: внешнеполитические проблемы, дипломатическая борьба. М.: Политиздат, 1983.

304. Шевченко Д.В. Басмаческое движение. Политические процессы и вооруженная борьба в Средней Азии: 1917-1931 гг.: Автореф. дис… канд. истор. наук. Иркутск, 2006.

305. Широнин В. Под колпаком контрразведки. М.: Палея, 1996.

306. Шлыков В.В. Что погубило Советский Союз? Американская разведка о советских военных расходах // Военный вестник МФИТ. 2001. № 8.

307. Шнирельман В.А. Быть аланами: интеллектуалы и политика на Северном Кавказе в ХХ веке. М.: НЛО, 2005.

308. Штомпка П. Социальное изменение как травма // СОЦИС. 2001. № 1-2.

309. Шубарт В. Европа и душа Востока // Общественные науки и современность. 1992. № 6.

310. Шубкин В. Трудное прощание // Новый мир. 1989. № 4.

311. Элез А.Й. «Этничность»: средства массовой информации и этнология // Этнич-ность, толерантность и СМИ: Сб. статей. М.: РАН, 2006.

312. Юсупова Х.Г. Социально-педагогическое сопровождение ресоциализации подростков в условиях социального приюта: Автореф. дис.. канд. пед. наук. М., 2009.

313. Яковлева Ю.А. Нетрадиционное религиозное сообщество как социальный институт: на примере российских «Свидетелей Иеговы»: Автореф. дис… канд. со-циол. наук. СПб., 2010.

314. Якунин В.И., Багдасарян В.Э., Куликов В.И., Сулакшин С.С. Вариативность и цикличность глобального социального развития человечества. М.: Научный эксперт, 2009.

315. Якунин В.И., Сулакшин С.С., Сазонова Е.С. [и др.]. Правовое противодействие расовой, национальной, религиозной дискриминации. М.: Научный эксперт, 2009.

316. Якунин В.И., Сулакшин С.С., Симонов В.В. [и др.]. Социальное партнерство религиозных организаций и государства. М.: Научный эксперт, 2009.

317. Янг К. Диалектика культурного плюрализма: концепция и реальность // Этничность и власть в полиэтнических государствах: Сб. статей. М.: Наука, 1994.

318. Янин С.В. Факторы социальной напряженности в армейской среде // СОЦИС. 1993. № 12.

319. Яхиев С. —У.Г. Суфизм на Северном Кавказе: история и современность: Автореф. дис.. канд. филос. наук. М., 1996.

320. Ячменникова Н. Аэропорт до востребования. Около 12 миллионов россиян не имеют возможности летать самолетами // Российская газета. 2007. 1 августа.

321. Ящук А.В. Педагогические условия социальной адаптации беспризорных детей в приюте: Автореф. дис… канд. пед. наук. Томск, 2006.

322. Amin S. El eurocentrismo: Critica de una ideologia. Mexico: Siglo XXI Eds, 1989.

323. Gorbachov М. El ataque contra Irak // El Pais. 1993. 9 de julio.

324. Levi-Strauss С. Antropologia estructural: Mito, sociedad, humanidades. Mexico: Siglo XXI Eds, 1990.

325. Smith A. National Identity. L., 1991.

1

Горшков М.К., Тихонова Н.Е. Богатство и бедность в представлениях россиян // СОЦИС. 2004. № 3.

(обратно)

2

В России появится российская гражданская нация. URL: . co.uk/russian/15.11/.

(обратно)

3

В Москве прошло заседание Совета при Президенте РФ по межнациональным отношениям. URL: /.

(обратно)

4

Философ ХХ века К. Ясперс в работе «Истоки истории и ее цель» пишет: «Западный мир с самого начала — со времен греков — конституировался в рамках внутренней полярности Запада и Востока. Со времен Геродота противоречие между западным и восточным миром осознается как исконная и вечная противоположность, являющая себя во все новых образах… И таким шифром, проходящим сквозь всю историю Запада, является противопоставление: Азия — Европа» — см. Ясперс К. Истоки истории и ее цель. Соч. М.: Республика, 1994.

(обратно)

5

Седов Л. Запад внутри нас // Независимая газета. 2006. 22 декабря.

(обратно)

6

Нагенгаст Н. Права человека и защита меньшинств: этничность, гражданство, национализм и государство // Этничность и власть в полиэтнических государствах: Сб. статей. М.: Наука, 1994. С. 188.

(обратно)

7

Гумилев Л.Н. Этногенез и биосфера Земли. Л.: Изд-во ЛГУ 1989. С. 63-64.

(обратно)

8

Как писал в «Народной монархии» И.Л. Солоневич, «русская гуманитарная наука оказалась аптекой, где все наклейки были перепутаны».

(обратно)

9

Уваров П.Б. Дети хаоса: исторический феномен интеллигенции. М.: АИРО-XX, 2005. С. 17.

(обратно)

10

Кисс Э. Национализм реальный и идеальный. Этническая политика и политические процессы // Этничность и власть в полиэтнических государствах: Сб. статей. М.: Наука, 1994. С. 137.

(обратно)

11

Блок А.А. Собр. соч.: В 8 т. М.; Л.: Государственное издательство художественной литературы, 1962. Т. 5. С. 323-324.

(обратно)

12

Гершензон М.О. Творческое самосознание // Вехи. Интеллигенция в России: Сб. статей. М.: Молодая гвардия, 1991. С. 101.

(обратно)

13

Соболев В.Е. Сталин построил третью Россию // Российский Кто есть Кто. 2004. № 6.

(обратно)

14

Бердяев Н.А. Истоки и смысл русского коммунизма. Соч. М.: Наука, 1990. С. 88-89.

(обратно)

15

Панарин А.С. Народ без элиты. М.: Алгоритм-ЭКСМО, 2006. С. 137.

(обратно)

16

Пришвин М.М. Дневники. 1914-1917. М.: Московский рабочий, 1991.

(обратно)

17

Сенчакова Л.Т. Приговоры и наказы российского крестьянства. 1905-1907: В 2 т. М.: Ин-т российской истории РАН, 1994. Т. 2. С. 272.

(обратно)

18

Элез А.Й. «Этничность»: средства массовой информации и этнология // Этничность, толерантность и СМИ: Сб. статей. М.: РАН, 2006. С. 62-63.

(обратно)

19

Levi-Strauss С. Antropologla estructural: Mito, sociedad, humanidades. Mexico: Siglo XXI Eds, 1990. P. 296.

(обратно)

20

Янг К. Диалектика культурного плюрализма: концепция и реальность // Этничность и власть в полиэтнических государствах: Сб. статей. М.: Наука, 1994. С. 120.

(обратно)

21

Малахов В. Зачем России мультикультурализм? // Мультикультурализм и трансформация постсоветских обществ: Сб. статей / Под ред. В.С. Малахова и В.А. Тишкова. М.: Ин-т этнологии и антропологии РАН, 2002. С. 48-60.

(обратно)

22

Ленин В.И. Первое мая. // ПСС: В 55 т. М.: Издательство политической литературы, 1967. Т. 10. С. 83.

(обратно)

23

Грамши А. Современный государь. Соч. // Тюремные тетради. М.: Мысль, 1959. Т. 3.

(обратно)

24

Павловский Г. Война так война // Век XX и мир. 1991. № 6.

(обратно)

25

Цит. по: Нечкина М.В. Грибоедов и декабристы. М.: Художественная литература, 1977. С. 382.

(обратно)

26

Кустарев А. Национал-государство, его наследники и наследие. URL: http:// /.

(обратно)

27

Грушкин Д. Национальные движения в Республике Башкортостан: тенденции и перспективы // Бунтующая этничность: Сб. статей. М.: РАН, 1999.

(обратно)

28

Киблицкий А.А. Политическая самоидентификация донского казачества: технологический аспект: Автореф. дис… канд. полит. наук. Ростов-н/Д., 2007. С. 23.

(обратно)

29

Кустарев А. Национал-государство, его наследники и наследие. URL: http:// /.

(обратно)

30

Маркина О.В. Национальный аспект северо-ирландской проблемы 1921-1968 гг.: Автореф. дис… канд. истор. наук. Владимир, 2002. С. 11-14.

(обратно)

31

Иноземцев В.Л. Иммиграция: новая проблема нового столетия. Методологические аспекты // СОЦИС. 2003. № 6.

(обратно)

32

Грей Дж. Поминки по Просвещению. М.: Праксис, 2003. С. 59.

(обратно)

33

Петухов В.В. Новые поля социальной напряженности // СОЦИС. 2004. № 3.

(обратно)

34

Комарофф Дж. Национальность, этничность, современность: политика самоосознания в конце ХХ века // Этничность и власть в полиэтнических государствах: Сб. статей. М.: Наука, 1994. С. 35.

(обратно)

35

Васильев Л.С. История Востока: В 2 т. М.: Высшая школа, 1994.

(обратно)

36

Авксентьев В.А. Этническая конфликтология: проблемы становления. URL: .

(обратно)

37

Комарофф Дж. Национальность, этничность, современность: политика самоосознания в конце XX века // Этничность и власть в полиэтнических государствах: Сб. статей. М.: Наука, 1994. С. 39. Согласно энциклопедическому словарю, йоруба — народ в Нигерии, численностью 15 млн человек (1978); язык — йоруба.

(обратно)

38

Кудрин А.В. Этничность: есть ли предмет спора? URL: . ru/_shows/secret.php?todo=text amp;txt/.

(обратно)

39

Тишков В.А. Социальное и национальное в историко-антропологической перспективе // Вопросы философии. 1990. № 12.

(обратно)

40

Термин «этнология» был введен физиком Ж. Ампером в 30-е гг. XIX в.

(обратно)

41

В России с начала XX в. исследования в области этнологии велись в Русском антропологическом обществе, известными авторами были Н.М. Могилянский и М.С. Широкогоров. Можно назвать книги последнего — «Место этнографии среди наук и классификация этносов» (Владивосток, 1922) и «Этнос; исследование основных принципов изменения этнических и этнографических явлений» (Шанхай, 1923).

(обратно)

42

Кривушин И.В. Руандийский геноцид // Pax Africana: континент и диаспора в поисках себя: Сб. статей / Под ред. А.Б. Давидсона. М.: ГУ-ВШЭ, 2009. С. 242.

(обратно)

43

Бромлей Ю.В. Очерки теории этноса. М.: Наука, 1983. С. 58.

(обратно)

44

Малахов В. Скромное обаяние расизма // Скромное обаяние расизма и другие статьи. М.: Модест Колеров — ДИК, 2001.

(обратно)

45

В альтернативных примордиализму современных концепциях под этничностью понимают не вещь, а отношения. Отношения как между «своими», так и к «чужим». Отношения эти являются частью культуры и выражаются во множестве символов, знаков, норм и навыков.

(обратно)

46

Янг К. Диалектика культурного плюрализма: концепция и реальность // Этничность и власть в полиэтнических государствах: Сб. статей. М.: Наука, 1994. С. 90.

(обратно)

47

Нагенгаст К. Права человека и защита меньшинств: этничность, гражданство, национализм и государство // Этничность и власть в полиэтнических государствах: Сб. статей. М.: Наука. 1994. С. 81.

(обратно)

48

Кисс Э. Национализм реальный и идеальный. Этническая политика и политические процессы // Этничность и власть в полиэтнических государствах: Сб. статей. М.: Наука, 1994. С. 148-149.

(обратно)

49

Цит. по: Московичи С. Век толп. Наука о массах. URL: /Моsк/12.рhр/.

(обратно)

50

Клемперер В. LTI. Язык Третьего рейха. Записная книжка филолога. М.: Прогресс-Традиция, 1998.

(обратно)

51

Дарре В. Историю создавало германское крестьянство // Моссе Дж. Нацизм и культура. Идеология и культура национал-социализма: Сб. статей. М., 2003. С. 183.

(обратно)

52

Янг К. Диалектика культурного плюрализма: концепция и реальность // Этничность и власть в полиэтнических государствах: Сб. статей. М.: Наука, 1994.

(обратно)

53

Шнирельман В.А. Быть аланами: интеллектуалы и политика на Северном Кавказе в XX веке. М.: НЛО, 2005.

(обратно)

54

Примечательно, что основная масса эмпирического материала об этническом насилии собрана как раз в исследованиях, проведенных в русле примордиализма, ибо именно в насилии, на первый взгляд, выражается иррациональное, заданное «свыше» ядро этнической «самости». Конструктивизм предлагает этому эмпирическому материалу иную интерпретацию.

(обратно)

55

Эта концепция рассматривает этничность как инструмент, при помощи которого люди добиваются тех или иных целей и, в отличие от примордиализма и конструктивизма, он не ориентирован на поиск определения этноса и этничности. Любая деятельность и активность этнических групп рассматривается как целенаправленная деятельность этнических элит в борьбе за власть и привилегии. В обыденной жизни этничность пребывает в латентном состоянии, но в случае необходимости мобилизуется.

(обратно)

56

Комарофф Дж. Национальность, этничность, современность: политика самоосознания в конце ХХ века // Этничность и власть в полиэтнических государствах: Сб. статей. М.: Наука, 1994. С. 65.

(обратно)

57

Янг К. Диалектика культурного плюрализма: концепция и реальность // Этничность и власть в полиэтнических государствах: Сб. статей. М.: Наука, 1994. С. 92-93.

(обратно)

58

Нагенгаст К. Права человека и защита меньшинств: этничность, гражданство, национализм и государство // Этничность и власть в полиэтнических государствах: Сб. статей. М.: Наука, 1994. С. 177.

(обратно)

59

Андерсон Б. Воображаемые сообщества. Размышления об истоках и распространении национализма. М.: Канон-Пресс / Кучково поле, 2001.

(обратно)

60

Smith A. National Identity. L., 1991. Р 148.

(обратно)

61

Коротеева В.В. Существуют ли общепризнанные истины о национализме? // Pro et Contra. 1997. № 2 (3).

(обратно)

62

Миллер А.И. Формирование наций у восточных славян в XIX в. // Русский исторический журнал. 1999. № 4. С. 135.

(обратно)

63

Как пишут, «немцы заменили правовую и рациональную концепцию гражданства на неопределенную и расплывчатую идею народа («Volk»), которая дает несравненно больше возможностей для развития воображения и экзальтации страстей». Еще более интенсивно примордиалистский миф «крови и почвы» использовали в 1920-1930-е гг. германские фашисты, производя «пересборку» немецкой нации по своему уникальному проекту.

(обратно)

64

Янг К. Диалектика культурного плюрализма: концепция и реальность // Этничность и власть в полиэтнических государствах: Сб. статей. М.: Наука, 1994. С. 95, 122-123.

(обратно)

65

Надо заметить, что европейские слова национализм и принцип являются неадекватным переводом тех китайских слов, которые использовал Сунь Ятсен. Точно книга его называется «Три народизма». Первый «народизм», обозначенный в переводе как национализм, можно передать как соединение китайцев в народ, подобный государственной семье.

(обратно)

66

Неменский О. Уход с Равнины. URL: /.

(обратно)

67

Видоевич З. Глобализация, хаотизация и конфликты в современном мире // СОЦИС. 2005. № 4.

(обратно)

68

Авксентьев В.А. Этнические конфликты: история и типология // СОЦИС. 1996. № 12.

(обратно)

69

Джавахишвили Н. Этнорелигиозные стереотипы грузинских студентов // СОЦИС. 2005. № 3.

(обратно)

70

Кожановский А.Н. Испания: этнический фактор и административные границы // Общественные науки и современность. 2002. № 6.

(обратно)

71

Аксюченко Г.В. Иммиграционная политика Великобритании в условиях глобализации: теория, дискурс, практика: Автореф. дис… канд. полит. наук. Нижний Новгород, 2007. С. 18-19.

(обратно)

72

Карбивничий В. Неамериканская Америка. URL: . ua/?spec=1205426496 amp;sart=1205427341.

(обратно)

73

Уваров П.Б. Дети хаоса: исторический феномен интеллигенции. М.: АИРО-XX, 2005. С. 94-95.

(обратно)

74

Филюшкин А. Когда Россия стала считаться угрозой Западу? Ливонская война глазами европейцев // Россия-XXI. 2004. № 3.

(обратно)

75

Цит. по: Токарев С.А. Андре Леруа-Гуран и его труды по этнографии и археологии // Этнологические исследования за рубежом: Сб. статей. М.: Наука, 1973.

(обратно)

76

Задохин А.Г. Образ Америки в русском национальном сознании и российско-американские отношения // Рефлексивные процессы и управление. 2002. № 2.

(обратно)

77

Комарофф Дж. Национальность, этничность, современность: политика самоосознания в конце XX векая // Этничность и власть в полиэтнических государствах: Сб. статей. М.: Наука, 1994.

(обратно)

78

Levi-Strauss С. Antropologia estructural: Mito, sociedad, humanidades. Mexico: Siglo XXI Eds, 1990. P. 301-302.

(обратно)

79

Янг К. Диалектика культурного плюрализма: концепция и реальность // Этничность и власть в полиэтнических государствах: Сб. статей. М.: Наука, 1994. С. 94.

(обратно)

80

Комарофф Дж. Национальность, этничность, современность: политика самоосознания в конце XX века // Этничность и власть в полиэтнических государствах: Сб. статей. М.: Наука, 1994. С. 43.

(обратно)

81

Здравомыслов А.Г., Цуциев А.А. Этничность в постсоветском пространстве: соперничество теоретических парадигм // Социологический журнал. 2003. № 3.

(обратно)

82

Цит. по: Орлов Ю.Я. Крах немецко-фашистской пропаганды в период войны против СССР. М., 1985. С. 99.

(обратно)

83

Грей Дж. Поминки по Просвещению. М.: Праксис, 2003. С. 71.

(обратно)

84

Якунин В.И., Багдасарян В.Э., Куликов В.И., Сулакшин С.С. Вариативность и цикличность глобального социального развития человечества. М.: Научный эксперт, 2009. С. 220.

(обратно)

85

Челищев В.И. Фундаментализм и фундаменталисты. М.: Изд-во РГСУ, 2010. С. 398.

(обратно)

86

Якунин В.И., Багдасарян В.Э., Куликов В.И., Сулакшин С.С. Вариативность и цикличность глобального социального развития человечества. М.: Научный эксперт, 2009. С. 220.

(обратно)

87

Мусульмане в Европе: численность, история, национальный состав, идеология. URL: -credo.ru/site/?act=news amp;id=61590 amp;topic=570.

(обратно)

88

Бибикова О.П. Арабы в Европе: иммиграционная политика Франции // Восток: вызовы XXI века: Сб. статей. М.: ИВ РАН, 2010. С. 239.

(обратно)

89

Пинюгина Е.В. Интеграция мусульман в современное европейское государство: на примере Великобритании и ФРГ: Автореф. дис… канд. полит. наук. М., 2010. С. 15.

(обратно)

90

Там же. С. 20, 218.

(обратно)

91

Олбрайт М. Религия и мировая политика. М.: Альпина Бизнес Букс, 2007. С. 278.

(обратно)

92

Cкоробогатых Н.С. Австралийский мультикультурализм: путь к гражданскому согласию или к расколу общества? // Общественные науки и современность. 2004. № 1.

(обратно)

93

Впервые в мире вводятся ограничения на рождаемость мусульман. URL: -today.ru/article/10234/.

(обратно)

94

Янг К. Диалектика культурного плюрализма: концепция и реальность // Этничность и власть в полиэтнических государствах: Сб. статей. М.: Наука, 1994. С. 94.

(обратно)

95

Янг К. Диалектика культурного плюрализма: концепция и реальность // Этничность и власть в полиэтнических государствах: Сб. статей. М.: Наука, 1994. С. 94.

(обратно)

96

Солоневич И.Л. Народная монархия. М.: ЭКСМО-Алгоритм, 2003. С. 263.

(обратно)

97

Данилевский Н.Я. Россия и Европа. М.: Институт русской цивилизации, 2011.

(обратно)

98

Цит. по: Amin S. El eurocentrismo: Critica de una ideologla. Mexico: Siglo XXI Eds, 1989. P. 67.

(обратно)

99

Цит. по: Токарев С.А. Андре Леруа-Гуран и его труды по этнографии и археологии // Этнологические исследования за рубежом. М.: Наука, 1973. С. 211.

(обратно)

100

Цит. по: Рязанов В.Т. Экономическое развитие России. XIX-XX вв. СПб.: Наука, 1998. С. 314.

(обратно)

101

Солоневич И.Л. Народная монархия. М.: ЭКСМО-Алгоритм, 2003. С. 478-479.

(обратно)

102

Артановский С.Н. Проблема этноцентризма, этнического своеобразия культур и межэтнических отношений в современной зарубежной этнографии и социологии // Актуальные проблемы этнографии и современная зарубежная наука: Сб. статей. М.: Наука, 1979. С. 20-22.

(обратно)

103

Янг К. Диалектика культурного плюрализма: концепция и реальность // Этничность и власть в полиэтнических государствах: Сб. статей. М.: Наука, 1994. С. 93.

(обратно)

104

Цит. по: Токарев С.А. Андре Леруа-Гуран и его труды по этнографии и археологии // Этнологические исследования за рубежом: Сб. статей. М.: Наука, 1973. С. 197. Далее автор поясняет, что история никаким народам не дает столь длительного периода стабильности, поэтому «чистых» народов не существует, любой народ представляет собой мозаику элементов, возникающих и изменяющихся в результате политических потрясений.

(обратно)

105

Комарофф Дж. Национальность, этничность, современность: политика самоосознания в конце XX века // Этничность и власть в полиэтнических государствах: Сб. статей. М.: Наука, 1994. С. 66.

(обратно)

106

Бромлей Ю.В. Очерки теории этноса. М., 1983. С. 201.

(обратно)

107

Бороздина Н.С. Влияние синто на формирование японского национального характера // Синто: работы лауреатов конкурсов молодых исследователей 2004-2009 годов. М.: Спутник+, 2010. С. 136.

(обратно)

108

Шахермаер Ф. Александр Македонский. М., 1984.

(обратно)

109

Моммзен Т. История Рима: В 3 т. СПб.: Лениздат, 1993-1994.

(обратно)

110

Исламов Т.М. Австро-Венгрия в Первой мировой войне. Крах империи // Новая и Новейшая история. 2001. № 5.

(обратно)

111

Шведов А.А. Независимая Африка: внешнеполитические проблемы, дипломатическая борьба. М., 1983.

(обратно)

112

Филатова И.И., Давидсон А.Б. Какого цвета «южноафриканское чудо»? // Pax Africana: континент и диаспора в поисках себя: Сб. статей / Под ред. А.Б. Давидсона. М., 2009. С. 205.

(обратно)

113

Майорова И.И. Тенденции развития обучения и воспитания коренных народов Канады и Австралии: XIX-XX вв.: Автореф. дис… канд. пед. наук. М., 2010. С. 13-14.

(обратно)

114

Дьякова Л.В., Коваль Б.И., Семенов С.И. [и др.]. Латиноамериканские диаспоры в США / Под общ. ред. Б.И. Коваля. М.: Наука, 2003. С. 125.

(обратно)

115

Религия как фактор политической нестабильности в Китае. Ч. 2. Тибетский вопрос. URL: /.

(обратно)

116

Гореликов Л.А., Лисицына Т.А. Русский путь. Опыт этнолингвистической философии. Ч. 2. Русский мир в русском слове. Вел. Новгород, 1999. С. 190.

(обратно)

117

Кисс Э. Национализм реальный и идеальный. Этническая политика и политические процессы // Этничность и власть в полиэтнических государствах: Сб. статей. М.: Наука, 1994. С. 147-150.

(обратно)

118

Кудеярова Н.Ю. Этапы и особенности формирования испаноязычных диаспор в США: XIX-XXI вв.: Автореф. дис… канд. истор. наук. М., 2004. С. 18.

(обратно)

119

Цит. по: Фадеева Т.М. Социальные революции и традиции: точка зрения консерваторов // СОЦИС. 1991. № 12.

(обратно)

120

Шнирельман В.А. Быть аланами: интеллектуалы и политика на Северном Кавказе в XX веке. М.: НЛО, 2005.

(обратно)

121

Цит. по Уваров П.Б. Дети хаоса: исторический феномен интеллигенции. М.: АИРО-XX, 2005. С. 60.

(обратно)

122

Цит. по Уваров П.Б. Дети хаоса: исторический феномен интеллигенции. М.: АИРО-XX, 2005. С. 80.

(обратно)

123

Светлов Г.Е. Путь богов (Синто в истории Японии). М.: Мысль, 1985. С. 157; Молодякова Э.В. Проблемы святилища Усукуни // Синто: память культуры и живая вера: Сб. статей / Под ред. Э.В. Молодяковой. М.: АИРО-XXI, 2012. С. 210.

(обратно)

124

Быков Р.А. Новые религиозные движения как способ формирования социокультурного опыта в постиндустриальном обществе: Автореф. дис… канд. филос. наук. Томск, 2011. С. 17.

(обратно)

125

Витюк В.В., Данилевич И.В. Национальное согласие и переход от авторитаризма к демократии (испанские уроки) // Общественные науки и современность. 1999. № 2.

(обратно)

126

Гвардини Р. Конец Нового времени // Вопросы философии. 1990. № 4.

(обратно)

127

Шубарт В. Европа и душа Востока // Общественные науки и современность. 1992. № 6.

(обратно)

128

Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма // Вебер М. Избранные произведения. М.: Прогресс, 1990. С. 157.

(обратно)

129

Хайек Ф. фон. Дорога к рабству // Вопросы философии. 1990. № 12.

(обратно)

130

Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма // Вебер М. Избранные произведения. М.: Прогресс, 1990. С. 73.

(обратно)

131

Цит. по Уваров П.Б. Дети хаоса: исторический феномен интеллигенции. М.: АИРО-XX, 2005. С. 124.

(обратно)

132

Цит. по Уваров П.Б. Дети хаоса: исторический феномен интеллигенции. М.: АИРО-XX, 2005. С. 124.

(обратно)

133

В XVI-XVII вв. на южных и юго-восточных границах России войны происходили каждый год, на западных — примерно каждый второй год. Главная угроза с XVI в. шла с Запада.

(обратно)

134

Цай В.И. Межнациональные отношения в СССР и Российской Федерации. М.: Экон-Информ, 2004. С. 22.

(обратно)

135

Xотя, например, согласно Уставу об управлении инородцев 1822 г., они не имели права на землю, которая принадлежала государству и давалась только в бессрочную аренду — см. Сондыков В.С. Коренные малочисленные народы Севера; проблемы развития и управления: на примере Xанты-Мансийского автономного округа: Автореф. дис… канд. полит. наук. М., 2001. С. 18.

(обратно)

136

Кипкеева З.Б. Карачаево-Балкарская диаспора в Турции. Ставрополь: Ставропольский государственный университет, 2000. С. 14.

(обратно)

137

Этносы делились на «верные» и «неверные». «Верных» поощряли, с «неверными» воевали, а чаще всего старались другими средствами склонить на сторону империи — см. Осипова Я.В. Интеграция Южного Урала в состав империи в 30-90-е гг. XVIII века: этноконфессиональный аспект российской политики: Автореф. дис… канд. истор. наук. Челябинск, 2007. С. 19.

(обратно)

138

Осипова Я.В. Интеграция Южного Урала в состав империи в 30-90-е гг. XVIII века: этноконфессиональный аспект российской политики: Автореф. дис… канд. истор. наук. Челябинск, 2007. С. 20; Емельянова Н.М. Интеграция казахского населения степных областей Западно-Сибирского генерал-губернаторства в состав Российской империи: Автореф. дис… канд. истор. наук. Омск, 2005. С. 20.

(обратно)

139

Кадыкова Г.Н. Государственные марийские крестьяне Среднего Поволжья в конце XVIII — первой половине XIX веков: Автореф. дис… канд. истор. наук. Чебоксары, 2006. С. 21.

(обратно)

140

Цай В.И. Межнациональные отношения в СССР и Российской Федерации. М.: Экон-Информ, 2004. С. 39, 41.

(обратно)

141

Бурдина Е.Л. Становление и особенности развития инородческой школы в России во второй половине XIX — начале XX вв.: на примере школ для татар Поволжья: Автореф. дис… канд. пед. наук. М., 2008. С. 11, 13.

(обратно)

142

Петров А.И. Корейская диаспора на Дальнем Востоке России. 60-90-е годы XIX века. Владивосток: ДВО РАН, 2000. С. 226.

(обратно)

143

Цай В.И. Межнациональные отношения в СССР и Российской Федерации. М.: Экон-Информ, 2004. С. 38, 40.

(обратно)

144

Петров А.И. Корейская диаспора на Дальнем Востоке России. 60-90-е годы XIX века. Владивосток: ДВО РАН, 2000. С. 215.

(обратно)

145

Ефимов Л.А. Системы просвещения нерусских народов и чувашские школы Поволжья и Приуралья последней трети XIX — начала XX веков: Автореф. дис… канд. истор. наук. Чебоксары, 1998. С. 19.

(обратно)

146

Пика А.И. Неотрадиционализм на российском Севере: идти в будущее, не забывая прошлого // СОЦИС. 1996. № 11. С. 51.

(обратно)

147

Ефимов Л.А. Системы просвещения нерусских народов и чувашские школы Поволжья и Приуралья последней трети XIX — начала XX веков: Автореф. дис… канд. истор. наук. Чебоксары, 1998. С. 14; Кузьмина А.С. Xристианиза-ция коренных народов Обского Севера: культурологический аспект: Автореф. дис… канд. культурологии. Нижневартовск, 2003. С. 21.

(обратно)

148

Петров А.И. Корейская диаспора на Дальнем Востоке России. 60-90-е годы XIX века. Владивосток: ДВО РАН, 2000. С. 229, 236.

(обратно)

149

Осипова Я.В. Интеграция Южного Урала в состав империи в 30-90-е гг. XVIII века: этноконфессиональный аспект российской политики: Автореф. дис… канд. истор. наук. Челябинск, 2007. С. 22.

(обратно)

150

Когда в 1870-е гг. происходило присоединение к России Средней Азии, индийские наблюдатели вели сравнения с тем, как действовала английская администрация в Индии. Замечали, среди прочего, что в России такой-то генерал — мусульманин, а другой — армянин, и оба командуют армиями. А «каждый английский солдат лучше дезертирует, нежели согласится признать начальником туземца, будь он хоть принц по крови», — писала индийская газета.

(обратно)

151

Конев А.Ю. Система административного управления у коренных народов Северо-Западной Сибири в XVIII — начале XX вв.: Автореф. дис… канд. истор. наук. Самара, 1994. С. 15.

(обратно)

152

Осипова Я.В. Интеграция Южного Урала в состав империи в 30-90-е гг. XVIII века: этноконфессиональный аспект российской политики: Автореф. дис… канд. истор. наук. Челябинск, 2007. С. 19.

(обратно)

153

Ковалевский М.М. Клан у аборигенных племен России // СОЦИС. 2002. № 5. С. 133.

(обратно)

154

Емельянова Н.М. Интеграция казахского населения степных областей Западно-Сибирского генерал-губернаторства в состав Российской империи: Автореф. дис… канд. истор. наук. Омск, 2005. С. 18.

(обратно)

155

Кипкеева З.Б. Карачаево-Балкарская диаспора в Турции. Ставрополь: Ставропольский государственный университет, 2000. С. 15, 19.

(обратно)

156

Думанов З.Б. Политика Российской империи в Кабарде: административноправовые, социальные и экономические аспекты: конец XVIII — первая половина XIX веков: Автореф. дис… канд. истор. наук. Майкоп, 2010. С. 17.

(обратно)

157

Сушкова Ю.Н. Этноправосудие у мордвы в конце XIX — начале XXI вв.: Автореф. дис… докт. истор. наук. Саранск, 2009. С. 30.

(обратно)

158

Лоткин И.В. Этносоциальная адаптация прибалтийских национальных групп в Сибири: 1920-1940 гг.: Автореф. дис… докт. истор. наук. Кемерово, 2007. С. 21.

(обратно)

159

Гучинова Э.-Б.М. Вынужденные переселения и этническое самосознание: на примере этнополитической истории калмыков в XX веке: Автореф. дис… докт. истор. наук. М., 2004. С. 27.

(обратно)

160

Ефимов Л.А. Системы просвещения нерусских народов и чувашские школы Поволжья и Приуралья последней трети XIX — начала ХХ веков: Автореф. дис… канд. истор. наук. Чебоксары, 1998. С. 15-16.

(обратно)

161

Бурдина Е.Л. Становление и особенности развития инородческой школы в России во второй половине XIX — начале XX вв.: на примере школ для татар Поволжья: Автореф. дис… канд. пед. наук. М., 2008. С. 13.

(обратно)

162

Лызлова Т.С. Реализация национальной политики Советской власти в отношении еврейского населения. 1917-1938 гг. На материалах Смоленской области: Автореф. дис… канд. истор. наук. Брянск, 2004. С. 14-15.

(обратно)

163

Сенчакова Л. Крестьяне и Государственная Дума (1906-1907 гг.) // Россия-ХХI. 1996. № 9-10.

(обратно)

164

Розанов В В. Сумерки просвещения. Соч. М: Педагогика, 1990. С. 237. 152

(обратно)

165

Степанов А., Уткин А. Геоисторические особенности формирования российского военно-государственного общества // Россия-XXI. 1996. № 9-10.

(обратно)

166

Так, например, в Башкирии в составе Красной армии воевал полк «Красный шариат»; во время проведения коллективизации среди народов Севера, при обобществлении стад оленей, сохранялись и личные олени, что вполне соответствовало традиционному укладу — см. Асеев А.А. Изменение социального облика коренных малочисленных народов Дальнего Востока СССР: 1922-1941 гг. Автореф. дис… канд. истор. наук. Хабаровск, 2008. С. 19.

(обратно)

167

Шевченко Д.В. Басмаческое движение. Политические процессы и вооруженная борьба в Средней Азии: 1917-1931 гг.: Автореф. дис… канд. истор. наук. Иркутск, 2006. С. 17, 19.

(обратно)

168

Хотя во время переписи 1926 г. таджиков еще записали как узбеков (как мусульман). Из-за этого возник конфликт, для разбирательства которого была создана комиссия во главе с В. Куйбышевым.

(обратно)

169

Тодуа З. Дагестан: десять лет между войной и миром // Бунтующая этничность. М.: РАН, 1999.

(обратно)

170

Данные рис. 2.1 по материалам: Центральный Комитет КПСС. Историкобиографический справочник / Сост. Ю.В. Горячев. М.: Издательский дом «Парад», 2005; Абрамов А. У Кремлевской стены. М.: Политиздат, 1987; Герои Октября. Биографии активных участников подготовки и проведения Октябрьского вооруженного восстания в Петрограде. Справочник: В 2 т. Л.: Лениздат, 1967; Герои Октября. Книга об участниках Великой Октябрьской социалистической революции в Москве. Справочник. М.: Московский рабочий, 1967; Депутаты Верховного Совета СССР. Справочник. М.: Известия Советов депутатов трудящихся СССР, 1958, 1962, 1966, 1970, 1974, 1979, 1984; Ивкин В.И. Государственная власть СССР. Высшие органы власти и управления и их руководители 1923-1991. Историко-биографический справочник. М.: РОССПЭН, 1999; Минаков С.Т. Советская военная элита 20-х годов. Орел: Орелиздат, 2000; Народные депутаты СССР. Справочник. М.: Известия, 1990; Чернев А.Д. 229 кремлевских вождей. Политбюро, Оргбюро, Секретариат ЦК. Компартии в лицах и цифрах. Справочник. М.: Редакция журнала «Родина», Центр «Руссика», 1996.

(обратно)

171

Мякшев А.П. Власть и национальный вопрос: межнациональные отношения и Совет национальностей Верховного Совета СССР (1945-1991). Саратов: Изд-во Саратовского университета, 2004. С. 43.

(обратно)

172

Там же. С. 37.

(обратно)

173

Там же. С. 40.

(обратно)

174

Пика А.И. Неотрадиционализм на российском Севере: идти в будущее, не забывая прошлого // СОЦИС. 1996. № 11. С. 49.

(обратно)

175

Ахметова А.В. Государственная политика в отношении коренных малочисленных народов Дальнего Востока: 1960-е — начало 1980-х гг.: Автореф. дис… канд. истор. наук. Комсомольск-на-Амуре, 2006. С. 17.

(обратно)

176

Цит. по: Феномен Сталина: Сб. статей / Под ред. Ю.М. Осипова, Е.С. Зотовой. М.: Изд-во МГУ 2003. С. 235.

(обратно)

177

Исключение составляли репрессированные корейцы: до смерти Сталина их не брали в армию, однако те, кто не жил на Дальнем Востоке, участвовали в Великой Отечественной войне — см. Цай В.И. Межнациональные отношения в СССР и Российской Федерации. М.: Экон-Информ, 2004. С. 43-44.

(обратно)

178

Агурский М. Великий еретик (Горький как религиозный мыслитель) // Вопросы философии. 1991. № 8.

(обратно)

179

Мякшев А.П. Власть и национальный вопрос: межнациональные отношения и Совет национальностей Верховного Совета СССР (1945-1991). Саратов: Изд-во Саратовского университета, 2004. С. 243.

(обратно)

180

Галлямов Р.Р. Двуязычие в городах Башкортостана // СОЦИС. 1997. № 8. С. 52.

(обратно)

181

Панарин А. Народ без элиты. М.: Алгоритм-ЭКСМО, 2006. С. 142-143.

(обратно)

182

Цай В.И. Межнациональные отношения в СССР и Российской Федерации. М.: Экон-Информ, 2004. С. 87.

(обратно)

183

Асеев А.А. Изменение социального облика коренных малочисленных народов Дальнего Востока СССР: 1922-1941 гг.: Автореф. дис… канд. истор. наук. Хабаровск, 2008. С. 22.

(обратно)

184

Цай В.И. Межнациональные отношения в СССР и Российской Федерации. М.: Экон-Информ, 2004. С. 42.

(обратно)

185

Цай В.И. Межнациональные отношения в СССР и Российской Федерации. М.: Экон-Информ, 2004. С. 46, 179.

(обратно)

186

Шарафутдинов Д.Р. Исторические корни и развитие традиционной культуры татарского народа: XIX — начало XXI вв.: Автореф. дис… докт. истор. наук. Казань, 2004. С. 51; Сушкова Ю.Н. Этноправосудие у мордвы в конце XIX — начале XXI вв.: Автореф. дис… докт. истор. наук. Саранск, 2009. С. 37.

(обратно)

187

Мякшев А.П. Власть и национальный вопрос: межнациональные отношения и Совет национальностей Верховного Совета СССР (1945-1991). Саратов: Изд-во Саратовского университета, 2004. С. 230-232.

(обратно)

188

Цай В.И. Межнациональные отношения в СССР и Российской Федерации. М.: Экон-Информ, 2004. С. 177.

(обратно)

189

Население мира: демографический справочник. М., 1989.

(обратно)

190

Бромлей Ю.В. Очерки теории этноса. М.: Наука, 1983. С. 30.

(обратно)

191

Панарин А. Народ без элиты. М.: Алгоритм-ЭКСМО, 2006. С. 139.

(обратно)

192

Бромлей Ю.В. Очерки теории этноса. М.: Наука, 1983. С. 209.

(обратно)

193

Там же. С. 49.

(обратно)

194

Рогачев П.М., Свердлин М.А. Нации — народ — человечество. М.: Политиздат, 1967. С. 86.

(обратно)

195

Там же. С. 86, 89-90.

(обратно)

196

Чешко С.В. Распад Советского Союза. Этнополитический анализ. М., 1996. С. 141-142.

(обратно)

197

Бромлей Ю.В. Очерки теории этноса. М.: Наука, 1983. С. 373. При этом сам Ю.В. Бромлей признает «наличие у советского народа не только общих черт, но и специфических особенностей», т. е. появление новых качеств, что и служит признаком возникновения нации.

(обратно)

198

Ленин В.И. ПСС: В 55 т. М.: Издательство политической литературы, 1974. Т. 33. С. 72, 147.

(обратно)

199

С.В. Чешко, автор одной из самых взвешенных книг на эту тему, считал, что «образование СССР явилось наиболее вероятным в тех условиях решением проблемы обустройства постреволюционной России» — см. Чешко С.В. Распад Советского Союза. Этнополитический анализ. М., 1996. С. 93.

(обратно)

200

Вдовин А.И. Этнополитика и формирование новой государственности в России // Кентавр. 1994. № 1.

(обратно)

201

Бренер И.С. Еврейская автономная область: между мифом и реальностью: культурологический анализ: Автореф. дис… канд. культурологии. Комсомольск-на-Амуре, 2010. С. 19, 21.

(обратно)

202

Данные рис. 1-3 по материалам: Центральный Комитет КПСС. Историкобиографический справочник / Сост. Ю.В. Горячев. М.: Издательский дом «Парад», 2005; Абрамов А. У Кремлевской стены. М.: Политиздат, 1987; Герои Октября. Биографии активных участников подготовки и проведения Октябрьского вооруженного восстания в Петрограде. Справочник: В 2 т. Л.: Лениздат, 1967; Герои Октября. Книга об участниках Великой Октябрьской социалистической революции в Москве. Справочник. М.: Московский рабочий, 1967; Депутаты Верховного Совета СССР. Справочник. М.: Известия Советов депутатов трудящихся СССР, 1958, 1962, 1966, 1970, 1974, 1979, 1984; Ивкин В.И. Государственная власть СССР. Высшие органы власти и управления и их руководители. 1923-1991. Историко-биографический справочник. М.: РОССПЭН, 1999; Минаков С.Т. Советская военная элита 20-х годов. Орел: Орелиздат, 2000; Народные депутаты СССР. Справочник. М.: Известия, 1990; Чернев А.Д. 229 кремлевских вождей. Политбюро, Оргбюро, Секретариат ЦК. Компартии в лицах и цифрах. Справочник. М.: Редакция журнала «Родина», Центр «Руссика», 1996.

(обратно)

203

Цай В.И. Межнациональные отношения в СССР и Российской Федерации. М.: Экон-Информ, 2004. С. 43.

(обратно)

204

Скворцова И.В. Народы Северо-Кавказского региона в Великой Отечественной войне: анализ социально-экономических проблем и межнациональных отношений: Автореф. дис… канд. истор. наук. М., 2004. С. 18.

(обратно)

205

Бугай Н. Депортация народов. URL: . html.

(обратно)

206

Депортация народов в СССР. URL: .

(обратно)

207

Кыдыралина Ж.У. Этничность и власть (социально-этнические конфликты в Казахстане в советский период) // Общественные науки и современность. 2008. № 5. С. 122.

(обратно)

208

Цай В.И. Межнациональные отношения в СССР и Российской Федерации. М.: Экон-Информ, 2004. С. 45.

(обратно)

209

Кузнецова А.Б. Этнополитические процессы в Чечено-Ингушской АССР в 1957-1990 гг.: последствия депортации и основные аспекты реабилитации чеченцев и ингушей: Автореф. дис… канд. истор. наук. М., 2005. С. 12.

(обратно)

210

Бадмаева Ц.А. Этнокультурные ценности калмыков: Автореф. дис… канд. филос. наук. Ставрополь, 2007. С. 18.

(обратно)

211

Манугян А., Суни Р. Советский Союз: национализм и внешний мир // Общественные науки и современность. 1991. № 3.

(обратно)

212

Солоневич И.Л. Народная монархия. М.: ЭКСМО-Алгоритм, 2003. С. 248. 182

(обратно)

213

Манугян А., Суни Р. Советский Союз: национализм и внешний мир // Общественные науки и современность. 1991. № 3. С. 108.

(обратно)

214

Колпакова Т.А. Политика Советского государства в отношении коренных малочисленных народов Дальнего Востока: 1945-1960 гг.: Автореф. дис… канд. истор. наук. Комсомольск-на-Амуре, 2006. С. 13, 18.

(обратно)

215

Рывкина Р.В., Косалс Л.Я., Ковалкина К.А. Малочисленные народы Севера СССР: итоги жизни в империи и перспективы // СОЦИС. 1992. № 4. С. 38.

(обратно)

216

Аверин А.Н. Проблемы малочисленных народов Севера // СОЦИС. 1990. № 5. С. 104.

(обратно)

217

Цымбалистенко Н.В. Литературно-художественное осмысление исторических судеб коренных народов северо-запада Сибири: на материале ненецкой и хантыйской литератур: Автореф. дис… докт. фил. наук. СПб., 2005. С. 21, 23.

(обратно)

218

Кузнецова А.Б. Этнополитические процессы в Чечено-Ингушской АССР в 1957-1990 гг.: последствия депортации и основные аспекты реабилитации чеченцев и ингушей: Автореф. дис… канд. истор. наук. М., 2005. С. 20.

(обратно)

219

Колпакова Т.А. Политика Советского государства в отношении коренных малочисленных народов Дальнего Востока: 1945-1960 гг.: Автореф. дис… канд. истор. наук. Комсомольск-на-Амуре, 2006. С. 20.

(обратно)

220

Цит. по: Иголкин А. Историческая память как объект манипулирования. Статья // Россия-ХХI. 1996. № 3-6. С. 37.

(обратно)

221

Ахметова А.В. Государственная политика в отношении коренных малочисленных народов Дальнего Востока: 1960-е — начало 1980-х гг.: Автореф. дис… канд. истор. наук. Комсомольск-на-Амуре, 2006. С. 24.

(обратно)

222

Кисс Э. Национализм реальный и идеальный. Этническая политика и политические процессы // Этничность и власть в полиэтнических государствах: Сб. статей. М.: Наука, 1994. С. 165.

(обратно)

223

Найшуль В.А. Проблема создания рынка в СССР // Постижение. Перестройка: гласность, демократия, социализм: Сб. статей. М.: Прогресс, 1989.

(обратно)

224

Грей Дж. Поминки по Просвещению. М.: Праксис, 2003. С. 113-114.

(обратно)

225

Иванов В.Н. Приватизация: итоги и перспективы // СОЦИС. 2007. № 6.

(обратно)

226

Голик Ю.В., Коробеев А.И. Преступность — планетарная проблема. СПб.: Юридический центр, 2006.

(обратно)

227

Горяинов В.П. Социальное молчание как концепция особого вида поведения (о книге Н.Ф. Наумовой «Философия и социология личности») // СОЦИС. 2007. № 10.

(обратно)

228

Лебедев С.В. Занятость коренных малочисленных народов Севера: проблемы и регулирование на примере Корякского автономного округа: Автореф. дис… канд. эконом. наук. Хабаровск, 1998. С. 13-14.

(обратно)

229

Фролова А.Н. Развитие этнокультурных традиций воспитания детей коренных малочисленных народов Крайнего Северо-Востока России: социально-педагогический аспект: Автореф. дис… докт. пед. наук. Тамбов, 2004. С. 31.

(обратно)

230

Богданова Т.И. Организационно-экономический механизм поддержки предпринимательской деятельности коренных малочисленных народов Севера: на примере Камчатской области: Автореф. дис… канд. эконом. наук. М., 2006. С. 13-14.

(обратно)

231

Белов В.В. Земельные отношения в районах проживания коренных малочисленных народов Севера: Автореф. дис… докт. эконом. наук. М., 2006. С. 25.

(обратно)

232

Рязанов В.Т. Экономическое развитие России. XIX-XX вв. СПб.: Наука, 1998. С. 317.

(обратно)

233

См.: Бродель Ф. Средиземное море и средиземноморский мир в эпоху Филиппа II. Соч.: В 2 ч. М.: Языки славянской культуры, 2003. Ч. 2.

(обратно)

234

Двойменный И.А. Социально-психологические особенности несовершеннолетних преступников // СОЦИС. 1994. № 8-9.

(обратно)

235

Денисова Ю.С. Трудовые перегрузки как тенденция в рабочем процессе // СОЦИС. 2004. № 5.

(обратно)

236

7.1. Внутренняя миграция и обезлюживание территории // Национальная идея России: В 6 т. / Под общ. ред. С.С. Сулакшина. М.: Научный эксперт, 2012. Т. 3. С. 1981.

(обратно)

237

Проблемы возрождения современного российского села // Россия: процесс консолидации власти и общества. Социальная и социально-политическая ситуация в России в 2007 году / Под ред. Г.В. Осипова и В.В. Локосова. М.: ИСПИРАН, 2008.

(обратно)

238

Авторское употребление геологического термина — Ред.

(обратно)

239

Россия: принципы пространственного развития. ЦСИ ПФО. URL: http:// /.

(обратно)

240

Эвфемизм «усиление традиционалистских рисунков» означает именно архаизацию, поскольку утрата структур современного индустриального общества не ведет к восстановлению традиционной культуры.

(обратно)

241

Староверов В.И. Результаты либеральной модернизации российской деревни // СОЦИС. 2004. № 12.

(обратно)

242

ОКС — число умерших от всех причин на 1000 жителей.

(обратно)

243

6.1.2. Здоровье населения и здравоохранение в России // Национальная идея России: В 6 т. / Под общ. ред. С.С. Сулакшина. М.: Научный эксперт, 2012. Т. 3. С. 1696.

(обратно)

244

Там же. С. 1698.

(обратно)

245

Донской Ф.С. Интеграционные процессы в жизни северян: проблемы и перспективы // СОЦИС. 2005. № 5.

(обратно)

246

Богданова Т.И. Организационно-экономический механизм поддержки предпринимательской деятельности коренных малочисленных народов Севера: на примере Камчатской области: Автореф. дис… канд. эконом. наук. М., 2006. С. 12.

(обратно)

247

Фролова А.Н. Развитие этнокультурных традиций воспитания детей коренных малочисленных народов Крайнего Северо-Востока России: социально-педагогический аспект: Автореф. дис… докт. пед. наук. Тамбов, 2004. С. 31.

(обратно)

248

Желиготова Р.М. Феномен социального сиротства в системе общественного бытия: Автореф. дис…. канд. филос. наук. Пятигорск, 2010. С. 18.

(обратно)

249

6.1.2. Здоровье населения и здравоохранение в России // Национальная идея России: В 6 т. / Под общ. ред. С.С. Сулакшина. М.: Научный эксперт, 2012. Т. 3. С. 1710.

(обратно)

250

Копить деньги на старость люди умели и могли без всякого государства испокон веку. Пенсионная система СССР нисколько не мешала откладывать на старость в сберкассе — советская власть вкладов не воровала.

(обратно)

251

11.3. Территориальная целостность: транспортная скрепа // Национальная идея России: В 6 т. / Под общ. ред. С.С. Сулакшина. М.: Научный эксперт, 2012. Т. 5. С. 2877.

(обратно)

252

Там же. С. 2878-2879.

(обратно)

253

Тюменев В. Плата за дурь. URL: /.

(обратно)

254

Блог Э.К. Кусайынова. URL: / questions/21394?lang=kk-KZ.

(обратно)

255

Евпланов А. Севморпуть станет платным // Российская Бизнес-газета. 2009. № 692.

(обратно)

256

15.6. Инфраструктуры России // Национальная идея России: В 6 т. / Под общ. ред. С.С. Сулакшина. М.: Научный эксперт, 2012. Т. 6. С. 3586.

(обратно)

257

15.6. Инфраструктуры России // Национальная идея России: В 6 т. / Под общ. ред. С.С. Сулакшина. М.: Научный эксперт, 2012. Т. 6. С. 3586.

(обратно)

258

Бугроменко В.Н. Стратегическое пространственное планирование // Известия Русского географического общества. 1995. № 2.

(обратно)

259

Ячменникова Н. Аэропорт до востребования. Около 12 миллионов россиян не имеют возможности летать самолетами // Российская газета. 2007. 1 августа.

(обратно)

260

15.6. Инфраструктуры России // Национальная идея России: В 6 т. / Под общ. ред. С.С. Сулакшина. М.: Научный эксперт, 2012. Т. 6. С. 3587.

(обратно)

261

Пехтерев Ф.С. Перспективы развития отрасли // Железнодорожный транспорт. 2004. № 4.

(обратно)

262

Бугроменко В.Н. Стратегическое пространственное планирование // Известия Русского географического общества. 1995. № 2.

(обратно)

263

Заметим, что во время войны 1941-1945 гг. немцы на территории СССР разрушили до основания 1710 городов и поселков и 70 тыс. сел и деревень. Потери жилищного фонда были колоссальны, и о них нельзя забывать, оценивая деятельность советского ЖКХ за 40 лет от Победы до перестройки.

(обратно)

264

Шлыков В.В. Что погубило Советский Союз? Американская разведка о советских военных расходах // Военный вестник МФИТ. 2001. № 8.

(обратно)

265

Шлыков В.В. Что погубило Советский Союз? Американская разведка о советских военных расходах // Военный вестник МФИТ. 2001. № 8.

(обратно)

266

Серебрянников В.В. Армия и политический режим // Армия России сегодня и завтра: Сб. статей. М.: Клуб «Реалисты», 1995.

(обратно)

267

Беляков А.А. План ГОЭЛРО в технико-экономическом контексте эпохи // Альманах Центра общественных наук (МГУ). 1998. № 7.

(обратно)

268

Горшков М.К. Фобии, угрозы, страхи: социально-психологическое состояние российского общества // СОЦИС. 2009. № 7.

(обратно)

269

Актуальные цифры. Демография. URL: /.

(обратно)

270

7.3. Региональная дезинтеграция // Национальная идея России: В 6 т. / Под общ. ред. С.С. Сулакшина. М.: Научный эксперт, 2012. Т. 3. С. 2031.

(обратно)

271

Там же.

(обратно)

272

Данные по странам мира при составлении таблиц 3.2 и 3.3 взяты из: Доклад о развитии человека 2007/2008. Борьба с изменениями климата: человеческая солидарность в разделённом мире. М.: Весь мир, 2007.

(обратно)

273

Россия и россияне в новом столетии: вызовы времени и горизонты развития. Новосибирск: СО РАН, 2008. С. 307.

(обратно)

274

7.3. Региональная дезинтеграция // Национальная идея России: В 6 т. / Под общ. ред. С.С. Сулакшина. М.: Научный эксперт, 2012. Т. 3. С. 2042. Данные по странам мира при составлении рис. 2 взяты из: Доклад о развитии человека — 2009. Преодоление барьеров: человеческая мобильность и развитие. М.: Весь мир, 2009.

(обратно)

275

Данные по странам мира при составлении таблицы взяты из Доклада о развитии человека 2007/2008. Борьба с изменениями климата: человеческая солидарность в разделённом мире. М.: Весь мир, 2007.

(обратно)

276

7.3. Региональная дезинтеграция // Национальная идея России: В 6 т. / Под общ. ред. С.С. Сулакшина. М.: Научный эксперт, 2012. Т. 3. С. 2045.

(обратно)

277

7.3. Региональная дезинтеграция // Национальная идея России: В 6 т. / Под общ. ред. С.С. Сулакшина. М.: Научный эксперт, 2012. Т. 3. С. 2050.

(обратно)

278

ОМОН устроил кровавое побоище во Владивостоке. URL: -news.ru/news-omon-ustroil-krovavoe-poboishche-vo-vladivostoke.

(обратно)

279

Голенкова З.Т., Игитханян Е.Д. Профессионалы: портрет на фоне реформ // СОЦИС. 2005. № 2.

(обратно)

280

Динамика социально-экономического положения населения России (по материалам «Российского мониторинга экономического положения и здоровья населения. 1992-2006 гг.») // Информационно-аналитический бюллетень Института социологии РАН, 2008. Вып. 2. С. 74.

(обратно)

281

Голенкова З.Т., Игитханян Е.Д. Профессионалы: портрет на фоне реформ // СОЦИС. 2005. № 2.

(обратно)

282

Барсукова С.Ю. Государство и бандиты: драма с прологом и эпилогом // Экономическая социология. Т. 13. 2012. № 1. Январь.

(обратно)

283

Как мы думали в 2004 году: Россия на перепутье: Сб. статей. М.: Алгоритм-ЭКСМО, 2005.

(обратно)

284

Данные МВД, по мнению социологов, не отражают масштабов явления, поскольку МВД учитывает только тех, кто попадает в сферу его прямых функций. Официальная статистика не публикуется.

(обратно)

285

Алексеева Л.С. Бездомные как объект социальной дискредитации // СОЦИС. 2003. № 9.

(обратно)

286

Солнышкина Р.В. Формирование социальной ответственности у детей-сирот: Автореф. дис… канд. пед. наук. Якутск, 2002. С. 3.

(обратно)

287

Желиготова Р.М. Феномен социального сиротства в системе общественного бытия: Автореф. дис… канд. филос. наук. Пятигорск, 2010. С. 15,16.

(обратно)

288

Алексеева Л.С. Бездомные как объект социальной дискредитации // СОЦИС. 2003. № 9.

(обратно)

289

Возьмитель А.А., Осадчая Г.И. Образ жизни в России: динамика изменений // СОЦИС. 2010. № 1.

(обратно)

290

Иванов В.Н., Назаров М.М. Массовая коммуникация в условиях глобализации // СОЦИС. 2003. № 10.

(обратно)

291

Тапилина В.С. Сколько пьет Россия? Объем, динамика и дифференциация потребления алкоголя // СОЦИС. 2006. № 2.

(обратно)

292

Донской Ф.С. Интеграционные процессы в жизни северян: проблемы и перспективы // СОЦИС. 2005. № 5.

(обратно)

293

Един С.П., Маглеев А.А., Парфенов В.М. Социально-экономическая реабилитация малочисленных этносов Иркутской области // СОЦИС. 1994. № 7. С. 134.

(обратно)

294

Эту методологию П. Штомпка применяет в серии исследований ценностного кризиса народов Восточной Европы как следствия «постсоциалистического шока» (см. Штомпка П. Социальное изменение как травма // СОЦИС. 2001. № 1-2). В 1990-е гг. состояние массового сознания этих народов выражалось в вопросе: «А есть ли жизнь после перехода?».

(обратно)

295

Беляева Л.А. Социальный портрет возрастных когорт в постсоветской России // СОЦИС. 2004. № 10.

(обратно)

296

Величковский Б.Т. Реформы и здоровье населения страны. М.; Воронеж: ВГУ 2002.

(обратно)

297

Панарин А.С. Народ без элиты. М.: Алгоритм-ЭКСМО, 2006. С. 294-295. 236

(обратно)

298

Gorbachov М. El ataque contra Irak // El Pals. 1993. 9 de julio.

(обратно)

299

Цит. по: Соловей В. Русские и Запад // Независимая газета. 1999. 30 ноября.

(обратно)

300

Цит. по: Сафонов Г.А. Эволюция военно-политической доктрины НАТО в 1990-х годах и её последствия для безопасности России. URL: http://www. elibrary.az/docs/journal-08/680j.html.

(обратно)

301

Латышев И.А. Япония, японцы и японоведы. М.: Алгоритм, 2001.

(обратно)

302

Как мы думали в 2004 году: Россия на перепутье: Сб. статей. М.: Алгоритм-ЭКСМО, 2005. С. 258.

(обратно)

303

Россияне за установление контроля за телевещанием. URL: .

(обратно)

304

Карпухин Ю.Г., Торбин Ю.Г. Проституция: закон и реальность // СОЦИС. 1992. № 5.

(обратно)

305

История отечественного кино. Учебное пособие / Отв. ред. Л.В. Будяк. М.: Прогресс-Традиция, 2005. С. 462-463.

(обратно)

306

Мацкевич И.М. Криминальная субкультура // Российское право в Интернете. 2005. № 1.

(обратно)

307

Брейтман А.С. Российское киноискусство: проблема сохранения ценностей русской культуры: Автореф. дис… докт. филос. наук. Великий Новгород, 2004. С. 26, 32.

(обратно)

308

6.1.1 Культура // Национальная идея России: В 6 т. / Под общ. ред. С.С. Сулакшина. М.: Научный эксперт, 2012. Т. 3. С. 1678.

(обратно)

309

По материалам сайта URL: /.

(обратно)

310

Шариков А. 10 000 километров эфира. URL: / Publications%5CASharikov%5C10000%20km%20of%20air.doc.

(обратно)

311

6.1.1 Культура // Национальная идея России: В 6 т. / Под общ. ред. С.С. Сулакшина. М.: Научный эксперт, 2012. Т. 3. С. 1684.

(обратно)

312

Там же.

(обратно)

313

Там же. С. 1686.

(обратно)

314

Шубкин В. Трудное прощание // Новый мир. 1989. № 4.

(обратно)

315

Ракитов А.И. Цивилизация, культура, технология и рынок // Вопросы философии. 1992. № 5.

(обратно)

316

Мильдон В.И. «Земля» и «небо» исторического сознания // Вопросы философии. 1992. № 5.

(обратно)

317

Фурман Д. Массовое сознание российских евреев и антисемитизм // Свободная мысль. 1994. № 9.

(обратно)

318

Рывкина Р.В. Евреи в постсоветской России: кто они? М.: УРСС, 1996.

(обратно)

319

По данным Рывкиной, в СССР 68% евреев имели высшее образование, а включая лиц с незаконченным высшим — 76%. Если же прибавить лиц с дипломом техникума, то доля евреев с высоким уровнем образования достигает 90%. То есть практически все они принадлежали к интеллигенции. В 1982 г. число докторов наук среди евреев, в расчете на 1000 человек, было в 17,5 раза больше, чем среди русских, в 29 раз больше, чем среди украинцев, и в 37,6 раза больше, чем среди белорусов.

(обратно)

320

Мы оставляем в стороне тот важный сам по себе факт, что с самого начала реформ были созданы условия для быстрого разрушения материальных хранилищ исторической памяти. Председатель Ассоциации реставраторов России С. Ямщиков писал уже в 1992 г.: «Каждый день средства массовой информации заставляют содрогаться от очередных сообщений о гибели уникальных памятников культуры в различных уголках России. Даже в послевоенные годы такого в России не было. Страна нашла тогда возможность восстановить варварски разрушенные церкви Новгорода и Пскова, дворцы и парки Санкт-Петербурга» (Независимая газета. 1992. 2 июня.).

(обратно)

321

Лавровский И.К. Странострой // Главная тема. 2005. № 4.

(обратно)

322

Историческая память: преемственность и трансформации // СОЦИС. 2002. № 8.

(обратно)

323

Смирнов И. Полумглисты // Россия-ХХI. 2006. № 2.

(обратно)

324

Богомолов В. Срам имут и живые, и мертвые, и Россия // Свободная мысль. 1995. № 7.

(обратно)

325

Гудков Л. Память о войне и массовая идентичность россиян. URL: http:// /.

(обратно)

326

Котлярова В.В. Динамика ценностей молодежи России в постсоветский период: Автореф. дис… канд. филос. наук. Ростов-н/Д., 2005. С. 18.

(обратно)

327

Пискунова Г.В. Репродуктивное здоровье девочек, оставшихся без родительского попечения, воспитывающихся в детских домах и интернатах: Авто-реф. дис… канд. мед. наук. Томск, 2009. С. 14.

(обратно)

328

Демографический ежегодник-2007: статистический сборник. М.: Росстат, 2007. С. 112.

(обратно)

329

Данные Росстата о демографической ситуации в РФ: численность и размещение населения, брак и семья, воспроизводство, возрастной состав, миграция // Материалы конференции «Семья, дети и демографическая ситуация в России». Москва, 17 октября 2006 г.

(обратно)

330

Семейный стандарт. Депутаты подсчитают, хватает ли матерям «детских пособий» // Российская газета. 2009. 27 ноября.

(обратно)

331

Тимошенко Е.Ю. Социальное сиротство в условиях трансформации российского общества: Автореф. дис… канд. социол. наук. Волгоград, 2006. С. 21.

(обратно)

332

6.5. Семья // Национальная идея России: В 6 т. / Под общ. ред. С.С. Сулакшина. М.: Научный эксперт, 2012. Т. 3. С. 1881-1882.

(обратно)

333

Крамчанинова Н.В. Социальное сиротство в современном российском обществе: факторы распространения, риски, пути сокращения масштабов: Автореф. дис… канд. социол. наук. Краснодар, 2012. С. 3; Желиготова Р.М. Феномен социального сиротства в системе общественного бытия: Автореф. дис… канд. филос. наук. Пятигорск, 2010. С. 15, 16.

(обратно)

334

Павлычева Т.Н. Социально-психологические аспекты адаптированности выпускников интернатных сиротских учреждений в открытом социуме: Автореф. дис… канд. психол. наук. М., 2010. С. 3.

(обратно)

335

Юсупова Х.Г. Социально-педагогическое сопровождение ресоциализации подростков в условиях социального приюта: Автореф. дис… канд. пед. наук. М., 2009.

(обратно)

336

Карпова И.А. Социально-педагогическая реабилитация безнадзорных детей в условиях социального приюта: Автореф. дис… канд. пед. наук. М., 2005. С. 15.

(обратно)

337

Социологический ответ на национальный вопрос: пример Республики Башкортостан. Информационно-аналитический бюллетень Института социологии РАН. М.; Уфа: Восточная печать, 2012. С. 43.

(обратно)

338

Якунин В.И., Сулакшин С.С., Сазонова Е.С. [и др.] Правовое противодействие расовой, национальной, религиозной дискриминации. М.: Научный эксперт, 2009. С. 66.

(обратно)

339

Якунин В.И., Сулакшин С.С., Сазонова Е.С. [и др.] Правовое противодействие расовой, национальной, религиозной дискриминации. М.: Научный эксперт, 2009. С. 66-67.

(обратно)

340

Дрегало А.А., Ульяновский В.И. Европейские ненцы: адаптивные возможности и эволюционная пластичность // СОЦИС. 1998. № 6. С. 73.

(обратно)

341

Донской Ф.С. Интеграционные процессы в жизни северян: проблемы и перспективы // СОЦИС. 2005. № 5.

(обратно)

342

Кардинская С.В. Удмурты об этнической идентичности (опыт пилотажного исследования) // СОЦИС. 2005. № 5. C. 104; Ходжаева Е.А, Шумилова Е.А. Возрождение религии и этническая идентичность татарской молодежи в Республике Татарстан // СОЦИС. 2003. № 3. С. 106; Богатова О.А. Этнические границы в Мордовии: парадокс многоуровневой идентичности // СОЦИС. 2004. № 6. С. 71.

(обратно)

343

Якунин В.И., Сулакшин С.С., Сазонова Е.С. [и др.]. Правовое противодействие расовой, национальной, религиозной дискриминации. М.: Научный эксперт, 2009. С. 41.

(обратно)

344

Лихачева Н. Закон без заплат. URL: . html.

(обратно)

345

Данные президента Всероссийского фонда образования С. Комкова. URL: .

(обратно)

346

Мониторинг непрерывного образования: инструмент управления и социологические аспекты / Науч. рук. А.Е. Карпухина. М.: МАКС Пресс, 2006.

(обратно)

347

Липунова О.В. Формирование методической культуры учителей школ коренных малочисленных народов Севера: Автореф. дис… канд. пед. наук. Самара, 2009. С. 13.

(обратно)

348

Шабаев Ю.Л. «Бунтующая этничность» на европейском Севере России // СОЦИС. 2006. № 3. С. 97.

(обратно)

349

Якунин В.И., Сулакшин С.С., Симонов В.В. [и др.]. Социальное партнерство религиозных организаций и государства. М.: Научный эксперт, 2009. С. 31.

(обратно)

350

Данные предоставлены М.М. Мчедловой.

(обратно)

351

Тощенко Ж.Т. Теократия: фантом или реальность? М.: Academia, 2007. С. 353.

(обратно)

352

Топилина Е.С. Особенности и специфика молодежных субкультур в России пореформенного периода XX-XXI вв. Автореф. дис… канд. филос. наук. Ростов-н/Д., 2008. С. 28.

(обратно)

353

Чапнин С.В. Церковь в постсоветской России: возрождение, качество веры, диалог с обществом. М.: Арефа, 2013. С. 27.

(обратно)

354

Андрякова Т.В. Мировоззрение молодежи в современной России: религиозный аспект: Автореф. дис… канд. филос. наук. Архангельск, 2004. С. 18.

(обратно)

355

Сережко Т.А. Народная религиозность в современной крестьянской субкультуре: Автореф. дис… канд. филос. наук. Белгород, 2010. С. 20.

(обратно)

356

Филатов С., Лункин Р. Статистика российской религиозности: магия цифр и неоднозначная реальность. URL: / Sociolog/Article/Fil_StatRossRel.php.

(обратно)

357

Якунин В.И., Сулакшин С.С., Симонов В.В. [и др.]. Социальное партнерство религиозных организаций и государства. М.: Научный эксперт, 2009. С. 27-31.

(обратно)

358

Русская православная церковь и национальная идея: потенциал и проблемы. URL: .

(обратно)

359

Лункин Р. Христиане на карте России: вера в Бога в постправославной стране. URL: -lunkin-hristiane-na-karte-rossii-vera-v-boga-v-postpravoslavnoy-strane.

(обратно)

360

Чапнин С.В. Церковь в постсоветской России: возрождение, качество веры, диалог с обществом. М.: Арефа, 2013. С. 27.

(обратно)

361

Колякина Е.А. Религиозность населения малых провинциальных городов: социологический анализ: Автореф. дис… канд. социол. наук. М., 2008. С. 16.

(обратно)

362

Мусолов В.Н. Сравнительный анализ религиозных и светских ценностей современной российской интеллигенции (по материалам социологического исследования среди профессорско-преподавательского состава Белгородского университета) // Проблемы российского самосознания: архаическое, традиционное и инновационное начала. Материалы 4-й Всероссийской конференции, Москва — Белгород, 27-29 мая 2009 г. М.: ИФРАН, 2010. С. 213; Моисеева В.В. Религиозность как социальный ресурс профилактики наркотизации в молодежной среде: Автореф. дис… канд. социол. наук. М., 2009. С. 19.

(обратно)

363

Здесь и далее по материалам: Атлас современной религиозной жизни России. Т.1-3 / Отв. ред. М. Бурдо, С. Филатов. М.: Летний сад, 2005-2009.

(обратно)

364

Гаврилова Е.А. Трансформация системы традиционных ценностей семейских Забайкальского края в условиях современности: Автореф. дис… канд. филос. наук. Чита, 2010. С. 19.

(обратно)

365

Лункин Р. Христиане на карте России: вера в Бога в постправославной стране. URL: -lunkin-hristiane-na-karte-rossii-vera-v-boga-v-postpravoslavnoy-strane.

(обратно)

366

Желновакова М.Ф. Протестантские конфессии в Иркутском регионе в середине XIX — начале XXI веков: Автореф. дис… канд. истор. наук. Иркутск, 2010. С. 21.

(обратно)

367

Ковальчук Ю.С. Корейский протестантизм и особенности его миссионерских практик в азиатской части Российской Федерации в конце XX — начале XXI вв.: по материалам этноконфессиональных исследований: Автореф. дис… канд. истор. наук. Новосибирск, 2006. С. 26.

(обратно)

368

6.6. Разрушение религиозных скреп российской государственности // Национальная идея России: В 6 т. / Под общ. ред. С.С. Сулакшина. М.: Научный эксперт, 2012. Т. 3. С. 1902-1903.

(обратно)

369

Гаврилов Ю.А., Шевченко А.Г. Ислам и православно-мусульманские отношения в России в зеркале истории и социологии. М.: Культурная революция, 2010. С. 382.

(обратно)

370

Антипова А.С. Исламские ценности в гражданском обществе: Автореф. дис… канд. филос. наук. Махачкала, 2008. С. 20.

(обратно)

371

Гаврилов Ю.А., Шевченко А.Г. Ислам и православно-мусульманские отношения в России в зеркале истории и социологии. М.: Культурная революция, 2010. С. 282.

(обратно)

372

Уланов М.С. Буддизм в социокультурном пространстве России. Элиста: Изд-во Калмыцкого ун-та, 2009. С. 183.

(обратно)

373

Кравчук В. Проблемы взаимоотношений государства и НРД в современной России. URL: .

(обратно)

374

Топилина Е.С. Особенности и специфика молодежных субкультур в России пореформенного периода XX-XXI вв.: Автореф. дис… канд. филос. наук. Ростов-н/Д., 2008. С. 24; Яковлева Ю.А. Нетрадиционное религиозное сообщество как социальный институт: на примере российских «Свидетелей Иеговы»: Автореф. дис… канд. социол. наук. СПб., 2010. С. 17.

(обратно)

375

Кобзева Н.А. Религиозность студенческой молодежи в трансформируемой России: социологический анализ: Автореф. дис… канд. соц. наук. М., 2006. С. 19, 21; Рязанова С.В., Михалева А.В. Феномен женской религиозности в постсоветском обществе (региональный срез). Пермь: Изд-во Пермского государственного национального университета, 2011. С. 173, 218; Мусолов В.Н. Сравнительный анализ религиозных и светских ценностей современной российской интеллигенции (по материалам социологического исследования среди профессорско-преподавательского состава Белгородского университета) // Проблемы российского самосознания: архаическое, традиционное и инновационное начала. Материалы 4-й Всероссийской конференции, Москва — Белгород, 27-29 мая 2009 г. М.: ИФРАН, 2010. С. 214.

(обратно)

376

Забаев И.В., Орешина Д.А., Пруцкова Е.В. Три московских прихода: основные социально-демографические показатели и установки представителей общин крупных приходов. М.: Изд-во ПСТГУ, 2012. С. 46; Михалева А.В. Мусульманские общины в политической жизни немусульманских регионов: сравнительный анализ России и Германии: Автореф. дис… канд. полит. наук. Пермь, 2004. С. 24; Иваненко С.И. Вайшнавская традиция в России: история и современное состояние: учение и практика, социальное служение, благотворительность, культурно-просветительская деятельность. М.: Философская книга, 2008. С. 58.

(обратно)

377

Моисеева В.В. Религиозность как социальный ресурс профилактики наркотизации в молодежной среде: Автореф. дис… канд. социол. наук. М., 2009. С. 21.

(обратно)

378

Чапнин С.В. Церковь в постсоветской России: возрождение, качество веры, диалог с обществом. М.: Арефа, 2013. С. 27; Забаев И.В., Орешина Д.А., Пруцкова Е.В. Три московских прихода: основные социально-демографические показатели и установки представителей общин крупных приходов. М.: Изд-во ПСТГУ, 2012. С. 10; Мирзаханов Д.Г. Особенности политизации исламской общины Дагестана на современном этапе: Автореф. дис… канд. филос. наук. Махачкала, 2005. С. 18.

(обратно)

379

Астэр И.В. Современное русское православное монашество как социокультурный феномен: Автореф. дис… канд. филос. наук. СПб., 2009. С. 20; Власова В.В. Старообрядческие группы коми: конфессиональные особенности социальной и обрядовой жизни. Сыктывкар: Коми науч. центр УрО РАН, 2010. С. 68; Фишман О.М. Жизнь по вере: тихвинские карелы-старообрядцы. М.: Индрик, 2003. С. 262; Хабибуллина З.Р. Мусульманское духовенство Башкортостана на рубеже XX-XXI веков: Автореф. дис… канд. истор. наук. Ижевск, 2012. С. 19; Яхиев С. Г. Суфизм на Северном Кавказе: история и современность: Автореф. дис… канд. филос. наук. М., 1996. С. 16-17.

(обратно)

380

Балагушкин Е.Г. Нетрадиционные религии в современной России: системно-аналитический подход: Автореф. дис… докт. филос. наук. М., 2006. С. 57.

(обратно)

381

6.6. Разрушение религиозных скреп российской государственности // Национальная идея России: В 6 т. Монография / Под общ. ред. С.С. Сулакшина. М.: Научный эксперт, 2012. Т. 3. С. 1905.

(обратно)

382

Уланов М.С. Буддизм в социокультурном пространстве России. Элиста: Изд-во Калмыцкого ун-та, 2009. С. 174; Асеев О.В. Язычество в современной России: социальный и этнополитический аспекты: Автореф. дис… канд. филос. наук. М., 1999. С. 19; Иваненко С.И. Саентология и бизнес: у каждой эпохи — своя религия. СПб.: Древо жизни, 2011. С. 59.

(обратно)

383

Уланов М.С. Буддизм в социокультурном пространстве России. Элиста: Изд-во Калмыцкого ун-та, 2009. С. 193.

(обратно)

384

Гаврилов Ю.А., Шевченко А.Г. Ислам и православно-мусульманские отношения в России в зеркале истории и социологии. М.: Культурная революция, 2010. С. 304.

(обратно)

385

Антонова О.И. Социальное служение религиозных общностей в современной России: опыт социологического исследования: Автореф. дис… канд. социол. наук. Екатеринбург, 2009. С. 20.

(обратно)

386

Якунин В.И., Сулакшин С.С., Симонов В.В. [и др.]. Социальное партнерство религиозных организаций и государства. М.: Научный эксперт, 2009. С. 34-35.

(обратно)

387

Сулакшин С.С., Каримова Г.Г., Куропаткина О.В. [и др.]. Благотворительность в России и государственная политика. М.: Научный эксперт, 2013. С. 34-35.

(обратно)

388

По материалам сайта. URL: . sova-center.ru/.

(обратно)

389

Тюрин Е.А. Теократический фактор в политике. Орел: Изд-во ОРАГС, 2009. С. 61.

(обратно)

390

Лункин Р. Христиане на карте России: вера в Бога в постправославной стране. URL: -lunkin-hristiane-na-karte-rossii-vera-v-boga-v-postpravoslavnoy-strane.

(обратно)

391

Гаврилов Ю.А., Шевченко А.Г. Ислам и православно-мусульманские отношения в России в зеркале истории и социологии. М.: Культурная революция, 2010. С. 301-302; Лункин Р. Христиане на карте России: вера в Бога в постправославной стране. URL: -lunkin-hristiane-na-karte-rossii-vera-v-boga-v-postpravoslavnoy-strane.

(обратно)

392

Кобзева Н.А. Религиозность студенческой молодежи в трансформируемой России: социологический анализ: Автореф. дис… канд. соц. наук. М., 2006. С. 21.

(обратно)

393

Гаврилов Ю.А., Шевченко А.Г. Ислам и православно-мусульманские отношения в России в зеркале истории и социологии. М.: Культурная революция, 2010. С. 303; Уланов М.С. Буддизм в социокультурном пространстве России. Элиста: Изд-во Калмыцкого ун-та, 2009. С. 193.

(обратно)

394

Кобзева Н.А. Религиозность студенческой молодежи в трансформируемой России: социологический анализ: Автореф. дис… канд. соц. наук. М., 2006. С. 21.

(обратно)

395

Тощенко Ж.Т. Теократия: фантом или реальность? М.: Academia, 2007. С. 339.

(обратно)

396

Синяева Ю. РПЦ вплотную подступилась к столичному образованию. URL: .

(обратно)

397

Мирзаханов Д.Г. Особенности политизации исламской общины Дагестана на современном этапе: Автореф. дис… канд. филос. наук. Махачкала, 2005. С. 18-19.

(обратно)

398

Добаев И.П. Уроки Чечни: «растекание джихада». URL: -r-p.ru/ download/key-23119/file-files5/…88976910/Gl.%204.2.doc.

(обратно)

399

Кобзева Н.А. Религиозность студенческой молодежи в трансформируемой России: социологический анализ: Автореф. дис… канд. соц. наук. М., 2006. С. 21; Чеснокова И.А. Влияние сект, культов и нетрадиционных религиозных организаций на личность и ее жизнедеятельность: Автореф. дис… канд. психол. наук. М., 2005. С. 18.

(обратно)

400

Лункин Р. Христиане на карте России: вера в Бога в постправославной стране. URL: -lunkin-hristiane-na-karte-rossii-vera-v-boga-v-postpravoslavnoy-strane; Антипова А.С. Исламские ценности в гражданском обществе: Автореф. дис… канд. филос. наук. Махачкала, 2008. С. 15.

(обратно)

401

Гаврилов Ю.А., Шевченко А.Г. Ислам и православно-мусульманские отношения в России в зеркале истории и социологии. М.: Культурная революция, 2010. С. 306; Лункин Р. Христиане на карте России: вера в Бога в постправославной стране. URL: -lunkin-hristiane-na-karte-rossii-vera-v-boga-v-postpravoslavnoy-strane.

(обратно)

402

Антонова О.И. Социальное служение религиозных общностей в современной России: опыт социологического исследования: Автореф. дис… канд. соц. наук. Екатеринбург, 2009. С. 21; Заболотнева В.В. Социальные учения и социальная деятельность новых религиозных объединений в современной России: Автореф. дис… канд. филос. наук. М., 2012. С. 23.

(обратно)

403

Лункин Р. Христиане на карте России: вера в Бога в постправославной стране. URL: -lunkin-hristiane-na-karte-rossii-vera-v-boga-v-postpravoslavnoy-strane.

(обратно)

404

Социологический ответ на национальный вопрос: пример Республики Башкортостан. Информационно-аналитический бюллетень Института социологии РАН. М., Уфа: Восточная печать, 2012. С. 43; Казьмина О.Е. Русская Православная Церковь и новая религиозная ситуация в современной России: этноконфессиональная составляющая проблемы: Автореф. дис… докт. истор. наук. М., 2007. С. 29; Фишман О.М. Жизнь по вере: тихвинские карелы-старообрядцы. М.: Индрик, 2003. С. 183; Родикова С.Ю. Старообрядчество в социокультурной системе современного мира: на примере Якутии: Автореф. дис… канд. культурологии. М., 2006. С. 23; Мирзаев С.Б. Суфизм на Северо-Восточном Кавказе: причины возникновения, сущность и особенности функционирования: Автореф. дис… канд. филос. наук. М., 2012. С. 27; Уланов М.С. Буддизм в социокультурном пространстве России. Элиста: Изд-во Калмыцкого ун-та, 2009. С. 191, 193; Зомонов М.Д. Бурятский шаманизм как целостная мировоззренческая система: Автореф. дис… докт. филос. наук. СПб., 2003. С. 18; Филатов С. Христианские религиозные сообщества России как субъект гражданского общества. URL: -oz.ru/2005/6/hristianskie-religioznye-soobshchestva-rossii-kak-subekt-grazhdanskogo-obshchestva.

(обратно)

405

Всероссийский каталог лидеров народных духовных традиций. URL: http:// -yoga.ru/index.php?id=73.

(обратно)

406

Рагузин В.Н. Этноконфессиональные отношения в современной России: состояние, проблемы, противоречия. Социально-философский анализ: Авто-реф. дис… докт. филос. наук. М., 1999. С. 26.

(обратно)

407

Денильханов М.-Э.Х. Шариат и светское право в общественном сознании народов Северного Кавказа. М.: Воробьев А.В., 2011. С. 108; Дарханова А.И. Шаманизм бурят Предбайкалья в постсоветский период: социальные функции, традиции и новации: Автореф. дис… канд. истор. наук. Улан-Удэ, 2010. С. 26; Филатов С. Христианские религиозные сообщества России как субъект гражданского общества. URL: -oz.ru/2005/6/hristianskie-religioznye-soobshchestva-rossii-kak-subekt-grazhdanskogo-obshchestva.

(обратно)

408

Данные предоставлены М.М. Мчедловой.

(обратно)

409

Боева Е.С. Нетрадиционные религиозные организации в российском обществе: факторы роста и оценки населения: Автореф. дис… канд. социол. наук. Хабаровск, 2012. С. 15.

(обратно)

410

Фаликов Б. Ржавые скрепы недоверия. URL: / comments/2013/05/27_a_5349605.shtml.

(обратно)

411

Андреева Л.А. Феномен секуляризации в истории России: цивилизационноисторическое измерение. М: Ин-т Африки РАН, 2009. С. 92-93; Кондакова Н.С. Протестантизм на конфессиональном поле Забайкальского края: Автореф. дис… канд. филос. наук. Чита, 2010. С. 17.

(обратно)

412

URL: /.

(обратно)

413

Атлас современной религиозной жизни России. Т. 1-3 / Отв. ред. М. Бурдо, С. Филатов. М.; СПб.: Летний сад, 2005-2009.

(обратно)

414

Перфильев Ю.Ю. Географические аспекты развития сети Интернет в России // Известия АН. Серия географическая. 2000. № 6. С. 82-85.

(обратно)

415

Социальный атлас российских регионов. URL: .

(обратно)

416

Там же.

(обратно)

417

Национальная безопасность: актуальные проблемы: Сб. статей. М.: ВАГШ, 1999. С. 183.

(обратно)

418

Доклад Уполномоченного по правам человека за 2006 год. М., 2007. С. 46-47.

(обратно)

419

По материалам сайта URL: -center.ru/.

(обратно)

420

Якунин В.И., Сулакшин С.С., Сазонова Е.С. [и др.]. Правовое противодействие расовой, национальной, религиозной дискриминации. М.: Научный эксперт, 2009. С. 72.

(обратно)

421

Кинокритик А. Плахов писал, что понятие «новые русские» зародилось в среде художественной интеллигенции как «попытка освобождения от груза проблемности и мессианских замашек, которыми грешили все “старые” русские». Речь шла об отказе от эстетики «русского Космоса», которая характеризуется им так: «Это эстетика выкидыша или плода, зачатого и выношенного большой женщиной от лилипута». А. Плахов вскользь замечает, что «в ряды движения выбирали отнюдь не по принципу славянской принадлежности».

(обратно)

422

Тишков В.А. О российском народе // Восточноевропейские исследования. 2006. № 3.

(обратно)

423

Павловский Г. Война так война // Век ХХ и мир. 1991. № 6.

(обратно)

424

Померанц Г. Враг народа // Век ХХ и мир. 1991. № 6.

(обратно)

425

Цит. по: Кулинченко В.А., Кулинченко А.В. О духовно-культурных основаниях модернизации России // ПОЛИС. 2003. № 2.

(обратно)

426

Двадцать лет реформ глазами россиян (опыт многолетних социологических замеров). Аналитический доклад. М.: Институт социологии РАН, 2011.

(обратно)

427

Там же.

(обратно)

428

Голенкова З.Т., Игитханян Е.Д. Процессы интеграции и дезинтеграции в социальной структуре российского общества // СОЦИС. 1999. № 9.

(обратно)

429

Там же.

(обратно)

430

Ионин Л.Г. Идентификация и инсценировка (к теории социокультурных изменений) // СОЦИС. 1995. № 4.

(обратно)

431

Иванова В.А., Шубкин В.Н. Массовая тревожность россиян как препятствие интеграции общества // СОЦИС. 2005. № 2.

(обратно)

432

Фаликов Б. Ржавые скрепы недоверия. URL: -ments/2013/05/27_a_5349605.shtml.

(обратно)

433

Данилова Е.Н., Ядов В.Я. Нестабильная социальная идентичность как норма современных обществ // СОЦИС. 2004. № 10.

(обратно)

434

Петухов В.В. Новые поля социальной напряженности // СОЦИС. 2004. № 3.

(обратно)

435

Горшков М.К. Социальные факторы модернизации российского общества спозиций социологической науки // СОЦИС. 2010. № 12.

(обратно)

436

Кармадонов О.А. Социальная стратификация в дискурсивно-символическом аспекте // СОЦИС. 2010. № 5.

(обратно)

437

Там же.

(обратно)

438

Чередниченко Г.А. Образовательные и профессиональные траектории рабочей молодежи // СОЦИС. 2011. № 9.

(обратно)

439

«Если учесть среднее время поиска работы («нахождения в состоянии безработного»), замещение одних групп безработных другими, то получится, что прошли через статус незанятого с 1992 г. по 1998 г. примерно по 10 млн каждый год и всего более 60 млн человек; из них рабочие составляли около 67%, т. е. более 40 млн человек» — Максимов Б.И. Рабочий класс, социология и статистика // СОЦИС. 2003. № 1.

(обратно)

440

Бессокирная Г.П. Стратегии выживания рабочих // СОЦИС. 2005. № 9.

(обратно)

441

Удальцова М.В., Воловская Н.М., Плюснина Л.К. Социально-трудовые ожидания незанятых людей и их отношение в самостоятельной занятости // СОЦИС. 2003. № 7.

(обратно)

442

Максимов Б.И. Состояние и динамика социального положения рабочих в условиях трансформации // СОЦИС. 2008. № 12.

(обратно)

443

Высшее образование сейчас ежегодно поставляет на рынок труда уже около 800 тыс. таких суррогатных интеллигентов — при численности выпускников вузов по физико-математическим и естественно-научным специальностям около 25 тыс.

(обратно)

444

Голенкова З.Т. Динамика социоструктурной трансформации в России // СОЦИС. 1998. № 10.

(обратно)

445

Попова И.П. Профессионализм — путь к успеху? Социально-профессиональные характеристики богатых и бедных // СОЦИС. 2004. № 3.

(обратно)

446

Левинсон А. Двенадцать лет без интеллигенции // Неприкосновенный запас. 2013. №1 (87).

(обратно)

447

Соловьев С.С. Трансформация ценностей военной службы // СОЦИС. 1996. № 9.

(обратно)

448

Янин С.В. Факторы социальной напряженности в армейской среде // СОЦИС. 1993. № 12.

(обратно)

449

Чупров В.И. Отношение призывников к службе в армии по контракту: социальный аспект // СОЦИС. 1994. № 3.

(обратно)

450

Данилова Е.Н. Идентификационные стратегии: российский выбор // СОЦИС. 1995. № 6.

(обратно)

451

Двадцать лет реформ глазами россиян (опыт многолетних социологических замеров). Аналитический доклад. М.: Институт социологии РАН, 2011.

(обратно)

452

Кривошеев В.В. Особенности аномии современного российского общества // СОЦИС. 2004. № 3.

(обратно)

453

Возьмитель А.А., Осадчая Г.И. Образ жизни в России: динамика изменений // СОЦИС. 2010. № 1.

(обратно)

454

Насильственная преступность / Под ред. В.Н. Кудрявцева и А.В. Наумова. М.: Спарк, 1997. С. 38.

(обратно)

455

Сулакшин С.С., Сидоренко Э.Л., Куропаткина О.В. [и др.]. Целесообразность, возможность и содержание реформы оборота гражданского огнестрельного оружия. М.: Научный эксперт, 2011. С. 113.

(обратно)

456

Там же. С. 114.

(обратно)

457

Там же. С. 119.

(обратно)

458

Сулакшин С.С., Сидоренко Э.Л., Куропаткина О.В. [и др.]. Целесообразность, возможность и содержание реформы оборота гражданского огнестрельного оружия. М.: Научный эксперт, 2011. С. 123.

(обратно)

459

Там же. С. 128.

(обратно)

460

Там же. С. 136.

(обратно)

461

Сулакшин С.С., Сидоренко Э.Л., Куропаткина О.В. [и др.]. Целесообразность, возможность и содержание реформы оборота гражданского огнестрельного оружия. М.: Научный эксперт, 2011. С. 136-137.

(обратно)

462

Ящук А.В. Педагогические условия социальной адаптации беспризорных детей в приюте: Автореф. дис… канд. пед. наук. Томск, 2006. С. 3.

(обратно)

463

Лэш К. Восстание элит и предательство демократии. М.: Логос-Прогресс, 2002. С. 79.

(обратно)

464

Ю. Лужков окончательно запретил ночную продажу алкоголя. URL: http:// .

(обратно)

465

Точилова Т.Ю. Психофизиологические особенности подростков — воспитанников детских домов, употребляющих психоактивные вещества: Автореф. дис… канд. мед. наук. Архангельск, 2013. С. 3.

(обратно)

466

Сулакшин С.С., Сидоренко Э.Л., Куропаткина О.В. [и др.]. Целесообразность, возможность и содержание реформы оборота гражданского огнестрельного оружия. М.: Научный эксперт, 2011. С. 138.

(обратно)

467

Выше градус — выше мера. URL: http://www. vedomosti.ru/newspaper/ article/2010/08/19/243937.

(обратно)

468

Сулакшин С.С., Сидоренко Э.Л., Куропаткина О.В. [и др.]. Целесообразность, возможность и содержание реформы оборота гражданского огнестрельного оружия. М.: Научный эксперт, 2011. С. 139.

(обратно)

469

Сулакшин С.С., Сидоренко Э.Л., Куропаткина О.В. [и др.]. Целесообразность, возможность и содержание реформы оборота гражданского огнестрельного оружия. М.: Научный эксперт, 2011. С. 139.

(обратно)

470

Данные Международного центра по изучению преступности (International Centre for Prison Studies).

(обратно)

471

По материалам сайта URL: /.

(обратно)

472

По материалам сайта URL: /.

(обратно)

473

Мацкевич И.М. Криминальная субкультура // Российское право в Интернете. 2005. № 1.

(обратно)

474

8.9. Пенитенциарная система // Национальная идея России: В 6 т. / Под общ. ред. С.С. Сулакшина. М.: Научный эксперт, 2012. Т. 4. С. 2706.

(обратно)

475

Широнин В. Под колпаком контрразведки. М.: Палея, 1996. С. 255. 320

(обратно)

476

Глобачев М. Утомленные связью // Космополис. 2003. № 1.

(обратно)

477

Есть мнение. Сборник / Под ред. Ю.А. Левада. М.: Прогресс, 1990.

(обратно)

478

И Дудаев, и Масхадов вначале тоже говорили о том, что большинство чеченцев принимало государственность СССР, но власть ельцинской Москвы имела для них сомнительную легитимность. На фоне начавшейся войны эти рассуждения потеряли смысл, но при анализе всего процесса демонтажа страны их полезно учесть.

(обратно)

479

Глобачев М. Утомленные связью // Космополис. 2003. № 1.

(обратно)

480

Медведев К. С дубиной дилера // Русский курьер. 2005. 27 июня.

(обратно)

481

Якунин В.И., Сулакшин С.С., Сазонова Е.С. [и др.]. Правовое противодействие расовой, национальной, религиозной дискриминации. М.: Научный эксперт, 2009. С. 37.

(обратно)

482

Там же. С. 35-36.

(обратно)

483

Там же. С. 33-34.

(обратно)

484

Лебедев С.В. Занятость коренных малочисленных народов Севера: проблемы и регулирование на примере Корякского автономного округа: Автореф. дис… канд. эконом. наук. Хабаровск, 1998. С. 15.

(обратно)

485

Мартынов М.Ю. Народы ханты и манси в условиях техногенной цивилизации // СОЦИС. 2000. № 10. С. 64.

(обратно)

486

Якунин В.И., Сулакшин С.С., Сазонова Е.С. [и др.]. Правовое противодействие расовой, национальной, религиозной дискриминации. М.: Научный эксперт, 2009. С. 36.

(обратно)

487

Там же. С. 39-40.

(обратно)

488

Кочергин А. Актуальные проблемы положения шапсугов // Бюллетень Сети этнологического мониторинга и раннего предупреждения конфликтов. 2005. № 61. С. 47-49.

(обратно)

489

Ковалев В.А., Шабаев Ю.П. Этничность и гражданство. Национальные движения в финно-угорских регионах РФ // ПОЛИС. 2004. № 4.

(обратно)

490

7.3. Региональная дезинтеграция // Национальная идея России: В 6 т. / Под общ. ред. С.С. Сулакшина. М.: Научный эксперт, 2012. Т. 3. С. 2028-2029.

(обратно)

491

Алгадьева Т.М. Традиционное мировоззрение в системе культуры коренных малочисленных народов Севера: Автореф. дис… канд. соц. наук. Тюмень, 2006. С. 18.

(обратно)

492

Дрегало А.А., Ульяновский В.И. Европейские ненцы: адаптивные возможности и эволюционная пластичность // СОЦИС. 1998. № 6. С. 73.

(обратно)

493

Шабаев Ю.П. Этническое самосознание народов коми: основа интеграции или база дезинтеграции? // СОЦИС. 1998. № 12. С. 206.

(обратно)

494

Написано по материалам: Якунин В.И., Сулакшин С.С., Сазонова Е.С. [и др.]. Правовое противодействие расовой, национальной, религиозной дискриминации. М.: Научный эксперт, 2009. С. 60-68.

(обратно)

495

Сету — православная по вероисповеданию группа людей, говорящих на эстонском языке и живущих по обе стороны границы между Россией и Эстонией.

(обратно)

496

Панарин А.С. Народ без элиты. М.: Алгоритм-ЭКСМО, 2006. С. 173.

(обратно)

497

О черкесском, осетинском, хакасском и якутском язычестве нет более-менее точных данных; известно, что число активных последователей каждого направления не превышает нескольких тысяч.

(обратно)

498

Якунин В.И., Сулакшин С.С., Симонов В.В. [и др.]. Социальное партнерство религиозных организаций и государства. М.: Научный эксперт, 2009. С. 24.

(обратно)

499

Бунтующая этничность: Сб. статей / Под ред. В.Р. Филиппова. М.: Центр цивилизационных и региональных исследований РАН, 1999. С. 11, 17.

(обратно)

500

На республиканских выборах президента кандидату А. Хузангаю не хватило для победы 0,7% голосов, на выборах в декабре 1993 г. он получил лишь 6,3%, на третьих выборах (1997 г.) националисты получили совсем мало голосов. Эта программа лишилась поддержки.

(обратно)

501

Бунтующая этничность: Сб. статей / Под ред. В.Р. Филиппова. М.: Центр цивилизационных и региональных исследований РАН, 1999. С. 19.

(обратно)

502

Бунтующая этничность: Сб. статей / Под ред. В.Р. Филиппова. М.: Центр цивилизационных и региональных исследований РАН, 1999. С. 12.

(обратно)

503

По материалам: Современная религиозная жизнь России. Энциклопедия: В 4 т. Т. 4. / Отв. ред. С.Б. Филатов, М. Бурдо. М.: Логос, 2006.

(обратно)

504

Таболина Т.В. Проблемы современного казачества: 1980-1990-е годы: Автореф. дис… докт. истор. наук. М., 1999. С. 22.

(обратно)

505

Черненко И.А. Казачество как субъект регионального политического процесса: по материалам Краснодарского края: Автореф. дис… канд. полит. наук. Краснодар, 2008. С. 18.

(обратно)

506

Усатов С.В. Роль казачьих общественных объединений при поддержании порядка в современном российском обществе: Автореф. дис… канд. социол. наук. Краснодар, 2010. С. 21.

(обратно)

507

Кургинян И. Проект «KRAHO-ДЕЛ» // Россия XXI. 2008. № 4.

(обратно)

508

Товченко Р.Б. Казачество в политическом процессе постсоветской России: на примере Поволжья: Автореф. дис… канд. полит. наук. М., 2003. С. 18-19.

(обратно)

509

Усатов С.В. Роль казачьих общественных объединений при поддержании порядка в современном российском обществе: Автореф. дис… канд. социол. наук. Краснодар, 2010. С. 24.

(обратно)

510

Масалов А.Г. Российское казачество: социально-политическая институционализация в современных условиях: Автореф. дис… докт. полит. наук. Ставрополь, 2004. С. 24.

(обратно)

511

Семушин Д. «Постепенно ты становишься помором»: как «мягкая сила» Норвегии ломает этническое самосознание русских на Русском севере. URL: /.

(обратно)

512

Кулехов М. Доживет ли Российская Федерация до 2014 года? URL: http:// /.

(обратно)

513

Цит. по: Амоголонова Д.Д., Скрынникова Т.Д. Пространство идеологического дискурса постсоветской Бурятии // ПОЛИС. 2005. № 2.

(обратно)

514

Цит. по: Кургинян И. Проект «KRAHO-ДЕЛ» // Россия XXI. 2008. № 4.

(обратно)

515

Шабаев Ю.П. Конструирование нового национализма финно-угров: конкуренция глобального и регионального // Мир России. 2004. Т. 13. № 3. С. 54-55.

(обратно)

516

Действительно, этнический сепаратизм в Европе сейчас опирается на эту доктрину. Например, сепаратисты Каталонии требуют права «интегрироваться в Европу», минуя органы национального государства Испании.

(обратно)

517

Бондаренко Е.А. Республика Татарстан: национальные отношения // СОЦИС. 1999. № 11. С. 71.

(обратно)

518

Cафин Ф.Г. Контуры этносоциальной жизни в Башкортостане // СОЦИС. 2001. № 10. С. 97.

(обратно)

519

Применялись и экономические меры: тем регионам, которые ввели ограничения на перемещения товаров (продовольствия), прекратили поставки горюче-смазочных материалов — см. Паин Э. Федерализм и сепаратизм в России // Космополис. 2003. № 1.

(обратно)

520

Тощенко Ж.Т. Этнократия: история и современность (социологические очерки). М.: Росспэн, 2003; Его же. Формы и методы политической трансформации в России // Восточноевропейские исследования. 2005. № 1.

(обратно)

521

Гучинова Э. —Б.М. Вынужденные переселения и этническое самосознание: на примере этнополитической истории калмыков в XX веке: Автореф. дис… докт. истор. наук. М., 2004. С. 43.

(обратно)

522

Кардинская С.В. Этничность в идеологических конструктах удмуртских СМИ // СОЦИС. 2006. № 6. C. 59.

(обратно)

523

Шабаев Ю.П. Конструирование нового национализма финно-угров: конкуренция глобального и регионального // Мир России. 2004. Т. 13. № 3. С. 51-52.

(обратно)

524

Тощенко Ж.Т. Этнократия: история и современность (социологические очерки). М.: Росспэн, 2003; Его же. Формы и методы политической трансформации в России // Восточноевропейские исследования. 2005. № 1.

(обратно)

525

См.: Численность населения Российской Федерации по городам, поселкам городского типа и районам 1 января 2010 года (Росстат). М.: Росстат, 2010.

(обратно)

526

Портяков В. Миграционная ситуация на Дальнем Востоке и политика России. Научные доклады. Вып. 7. М.: Центр Карнеги, 1996.

(обратно)

527

Основные показатели социально-экономического положения регионов Дальневосточного федерального округа в январе-апреле 2004 г. Хабаровск. Статистический бюллетень. № 4.

(обратно)

528

Нырова Н. Китайские компании приграничной торговли и их место в международной преступной деятельности // Проблемы Дальнего Востока. 2004. № 7.

(обратно)

529

Ларин В.Л. Российско-китайские отношения в региональных измерениях. М.: Восток — Запад, 2005. С. 288.

(обратно)

530

Введение // Этничность, толерантность и СМИ: Сб. статей. М.: РАН, 2006. С. 13.

(обратно)

531

Дмитриев А.В., Пядухов Г.А. Этнические группы мигрантов и конфликты в анклавных рынках труда // СОЦИС. 2005. № 8.

(обратно)

532

7.3. Региональная дезинтеграция // Национальная идея России: В 6 т. / Под общ. ред. С.С. Сулакшина. М.: Научный эксперт, 2012. Т. 3. С. 2027.

(обратно)

533

Там же.

(обратно)

534

11.7.1. Проблемы Кавказа // Национальная идея России: В 6 т. / Под общ. ред. С.С. Сулакшина. М.: Научный эксперт, 2012. Т. 5. С. 2959.

(обратно)

535

11.7.1. Проблемы Кавказа // Национальная идея России: В 6 т. / Под общ. ред. С.С. Сулакшина. М.: Научный эксперт, 2012. Т. 5. С. 2958.

(обратно)

536

Социологический ответ на национальный вопрос: пример Республики Башкортостан. Информационно-аналитический бюллетень Института социологии РАН. М.; Уфа: Восточная печать, 2012. С. 11, 33.

(обратно)

537

Социологический ответ на национальный вопрос: пример Республики Башкортостан. Информационно-аналитический бюллетень Института социологии РАН. М.; Уфа: Восточная печать, 2012. С. 41.

(обратно)

538

Там же. С. 47.

(обратно)

539

Якунин В.И., Сулакшин С.С., Сазонова Е.С. [и др.]. Правовое противодействие расовой, национальной, религиозной дискриминации. М.: Научный эксперт, 2009. С. 55.

(обратно)

540

По материалам сайта URL: -center.ru.

(обратно)

541

Якунин В.И., Сулакшин С.С., Сазонова Е.С. [и др.]. Правовое противодействие расовой, национальной, религиозной дискриминации. М.: Научный эксперт, 2009. С. 68-69.

(обратно)

542

Самандина Л.В. Развитие коренных малочисленных народов Дальнего Востока России в 1985-2004 годы: социально-политический аспект: Автореф. дис… канд. истор. наук. Хабаровск, 2005. С. 19.

(обратно)

543

Шабаев Ю.П. «Бунтующая этничность» на европейском Севере России // 2006. № 3. С. 98.

(обратно)

544

Якунин В.И., Сулакшин С.С., Сазонова Е.С. [и др.]. Правовое противодействие расовой, национальной, религиозной дискриминации. М.: Научный эксперт, 2009. С. 76.

(обратно)

545

Сурков С.Ю. Национализация будущего // Эксперт. 2006. № 43 (537).

(обратно)

546

Стенограмма заседания Социально-консервативного клуба от 3 февраля 2007 г. URL: /.

(обратно)

547

Социологический ответ на национальный вопрос: пример Республики Башкортостан. Информационно-аналитический бюллетень Института социологии РАН. М., Уфа: Восточная печать, 2012. С. 7, 11-12.

(обратно)

548

Там же. С. 9.

(обратно)

549

Там же. С. 43.

(обратно)

550

Там же. С. 43-44.

(обратно)

551

Заседание Совета по межнациональным отношениям. URL: http://www. kremlin.ru/news/17536/.

(обратно)

552

Мчедлов М.П., Гаврилов Ю.А., Шевченко А.Г. Мировоззренческие предпочтения и национальные различия // СОЦИС. 2004. № 9.

(обратно)

553

Эмигрировать из России хотят сторонники Прохорова и молодежь. URL: /.

(обратно)

554

Бойков В.Э. Социально-политические ценностные ориентации россиян: содержание и возможности реализации // СОЦИС. 2010. № 6.

(обратно)

555

Голенкова З.Т., Игитханян Е.Д. Социальная структура общества: в поиске адекватных ответов // СОЦИС. 2008. № 7.

(обратно)

556

Здесь ст. 14 входит в противоречие со ст. 15, в которой такие явления, как «высокий уровень социального и имущественного неравенства, региональной экономической дифференциации», названы негативными факторами. Но ведь они вызваны именно «глубокими общественными преобразованиями при формировании в современной России рыночной экономики». И, судя по всему, правительство не корректирует, а интенсифицирует эти преобразования.

(обратно)

557

Головачев Б.В., Косова Л.Б. Ценностные ориентации советских и постсоветских элит // Куда идет Россия?.. Альтернативы общественного развития: Сб. статей. М.: Аспект-Пресс, 1995. С. 183-187.

(обратно)

558

Александровский Ю.А. Социальные катаклизмы и психическое здоровье // СОЦИС. 2010. № 4.

(обратно)

559

Цит. по: Рязанов В.Т. Экономическое развитие России. XIX-XX вв. СПб.: Наука, 1998. С. 314.

(обратно)

560

Буравой М. Транзит без трансформации: инволюция России к капитализму // СОЦИС. 2009. № 9.

(обратно)

561

Кривошеев В.В. Короткие жизненные проекты: проявление аномии в современном обществе // СОЦИС. 2009. № 3.

(обратно)

562

Кривошеев В.В. Короткие жизненные проекты: проявление аномии в современном обществе // СОЦИС. 2009. № 3.

(обратно)

563

Зорькин В. Конституция против криминала // Российская газета. 2012. 10 декабря.

(обратно)

564

Иванов В.Н., Назаров М.М. Массовая коммуникация в условиях глобализации // СОЦИС. 2003. № 10.

(обратно)

565

В монографии «Этнические процессы в современном мире», вышедшей в разгар перестройки, изложены достижения советской этнографической школы, но не было ссылок на ведущих западных специалистов по теории и истории наций и национализма.

(обратно)

566

Книги серии «Бунтующая этничность» (Центр цивилизационных и региональных исследований РАН) издавались тиражом 250(!) экземпляров. Небольшую книгу Л.М. Дробижевой «Этничность в социально-политическом пространстве Российской Федерации. Опыт 20 лет» (М.: Новый хронограф, 2013) можно купить у букинистов по цене 890 руб.

(обратно)

567

Ионин Л. Философия национальности: перестройка и национальные проблемы // Новое время. 1989. № 1.

(обратно)

568

Уваров А. Русское национальное самосознание. М.: ИТРК, 2000. С. 26.

(обратно)

569

Малахов В. Преодолимо ли этноцентричное мышление? // Расизм в зыке социальных наук: Сб. статей. СПб: Алетейя, 2002.

(обратно)

570

Бромлей Ю.В. Очерки теории этноса. М., 1983. С. 152.

(обратно)

571

В 1960 г. библиографический список западных трудов, посвященных проблеме национального характера, насчитывал около тысячи названий. Но потом все эти труды были отодвинуты на обочину как продукт ошибочной парадигмы, а у нас эта парадигма действует до сих пор.

(обратно)

572

Пространства этих двух русских национализмов практически не пересекаются, диалог между ними не складывается. Идеологи этнонационалистов просто не признают никакого параллельного национализма.

(обратно)

573

Родин И. Медведев и Путин по-разному оценили советский опыт решения национального вопроса // Независимая газета. 2010. 28 декабря.

(обратно)

574

Мчедлов М.П., Гаврилов Ю.А., Шевченко А.Г. Мировоззренческие предпочтения и национальные различия // СОЦИС. 2004. № 9.

(обратно)

575

Введение // Этничность, толерантность и СМИ: Сб. статей. М.: РАН. 2006. С. 17.

(обратно)

Оглавление

Введение

Глава 1. Этнос, нация, национализм

Глава 2. Нациестроительство в истории России

Глава 3. Нация в современной России

Глава 4. Современные установки государства по вопросам нациестроительства и главные препятствия к новому собиранию нации в России

Заключение

Библиография Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg