Посвящается президенту Российской Федерации Владимиру Владимировичу Путину
Издательство «Алгоритм» обратилось ко мне с предложением подготовить новое издание моей книги «Враг народа». Мне, безусловно, приятно, что эта книга попала в разряд политических бестселлеров, выдержав четыре тиража. Для меня это лишнее подтверждение того, что число сторонников национально-патриотической идеологии множится, и наши ряды крепнут.
Я продолжаю утверждать, что национальная идеология — единственная, которая может помочь стране преодолеть невзгоды, обеспечить ее успешное развитие в интересах граждан и вернуть ей законное место в ряду великих держав.
За год, истекший после выхода в свет первого издания, в стране произошли события, о которых приходится говорить с сожалением. В частности, с политического поля страны была удалена политическая партия «Родина». Напомню, что патриотические силы давно предлагали власти свою помощь в защите национальных интересов России. Однако наши влиятельные оппоненты из ревности торпедировали вре попытки наладить такое взаимодействие.
Едва только «Родина» стала активно наращивать популярность и политическое влияние, как против нее был брошен мощнейший ресурс административного подавления. Многоходовыми интригами правящей бюрократии удалось растворить «Родину» в мутном коктейле с издевательским названием «Справедливая Россия». Противостоять этому, к сожалению, мы не смогли.
Наша попытка вдохнуть национальную идеологию в новую партию «Великая Россия», в которую влилась большая часть региональных отделений «Родины», также наткнулась на отчаянное сопротивление правящей бюрократии. «Великороссов» просто не зарегистрировали как партию.
Многим казалось, что нам объявлена война. Что эта война имеет принципиальный и непримиримый характер. Что наш путь лежит в стан радикалов, готовящих очередную русскую революцию. Но политическая ответственность и гражданские чувства диктовали: патриоты не имеют права ставить свои личные обиды выше интересов нации.
И однажды мы поняли, что на самом деле, наше реальное влияние на власть — было едва ли не выше, чем у самой «партии власти». Программа, с которой «Родина» победила на выборах в 2003 году, была нами практически полностью выполнена. Правительством была реализована идея изъятия в национальную казну «природной ренты», т. е. сверхприбылей, которые получали добывающие монополии от экспорта национальных природных ресурсов. Власть активизировала борьбу с нелегальной миграцией, стала выполнять именно то, за что в декабре 2005 партия «Родина» была снята с выборов в Мосгордуму. Практически дословно была озвучена президентом наша программа «Сбережение нации», а «Национальные проекты» — это вообще главы из предвыборной программы блока «Родина» 2003 года.
При этом замечу, что данные проекты и решения власти были приняты не в результате парламентских дискуссий. Вовсе нет. «Партия власти» как известно, не в состоянии вести содержательные дебаты ни в стенах собственно парламента, ни даже в период избирательных кампаний, что вообще неслыханно для нормальных демократических стран. Наши идеи, которые «агрессивно-послушное большинство» игнорировало, называя нас «врагами народа», спустя некоторое время едва ли не дословно воспроизводились в законопроектах, подготовленных в администрации президента. И тогда то же «большинство» визировало их, не моргнув глазом. А это — признак того, что нас слушал тот, кто в отличие от т. н. «парламентского большинства», принимает в стране реальные политические решения. Разумеется, это был сам глава государства.
Президент сам во многом остудил наши эмоции. Его послания Федеральному Собранию и выступления на крупных международных форумах сужали пространство для содержательного оппонирования. Местами мне казалось, что он зачитывает фрагменты из наших программных документов. И я верю, что его риторика — это не маневр для нейтрализации патриотической оппозиции. Это его реальные убеждения, которыми он со мной делился еще в период моей работы его специальным представителем по решению проблем калининградского транзита.
Сигнал о том, что наши взгляды в вопросах национальной безопасности и внешней политики совпадают, я получил в дни, когда данное издание готовилось к печати. Президент В. В. Путин предложил мне возглавить Постоянное Представительство Российской Федерации при Штабе Организации Северо-Атлантического договора — НАТО.
Просматривая книгу перед переизданием, уже без пяти минут в новом качестве, я все же решил ничего в ней не менять: ни предисловие к первому изданию в сентябре 2006 года, ни единого слова в основном тексте. Все, о чем здесь написано мною с позиций опального политика — правда, а с правдой следует обращаться честно и бережно. Я решил, что коль скоро наши политические взгляды и профессиональные навыки востребованы на таком ответственном участке, как защита высших интересов России во взаимоотношениях с крупнейшим военно-политическим альянсом мира, то эту возможность необходимо использовать и для реальной работы на благо Родины, и для влияния на эволюцию власти в стране изнутри. Это вполне отвечает моему желанию служить России.
В этот переломный для нашего Отечества исторический момент, когда решается, каким путем пойдет Россия, и сможет ли наша страна вернуть себе статус великой державы, патриоты не должны оставаться в стороне. После двух лет опалы, шельмования и преследования я принимаю предложение президента. Я возвращаюсь.
Д. РогозинПредисловие
Я решил написать эту книгу весной 2006 года, когда в моей политической жизни возникла невольная пауза. В марте этого года на очередном съезде политической партии «Родина» я решил оставить все значимые посты с тем, чтобы отвести от своей партии угрозу ее полной ликвидации и защитить своих товарищей от репрессий. Власть бюрократов, опасаясь за свою судьбу в преддверии парламентских и президентских выборов 2007–2008 годов, свернула демократические свободы и начала травлю оппозиции. Меня объявили «врагом народа».
Я посвящаю эту книгу президенту Владимиру Владимировичу Путину. Время, в котором мы все живем, очень важное для России. Нам говорят, что у нынешней власти нет альтернативы, а потому эту власть надо оставить навсегда. Нам пытаются внушить, что оппозиция смешна и ничтожна, что национальные силы больны «ксенофобией и манией изоляционизма», а потому опасны для страны и общества. Но если национальные силы столь слабы и ничтожны, почему же тогда вся пропагандистская мощь великой ядерной державы брошена сегодня против нас? Может альтернатива существует, но она опасна не стране и обществу, а безнаказанному праву «элиты» воровать и предавать?
Выбор у России есть, и его надо делать именно сейчас.
Либо мнимая «стабильность», «суверенная демократия», алчная «партия власти» и фальшивая «конструктивная оппозиция», подавление всякой альтернативы и инакомыслия, бонапартизм, клановость, сращивание власти и криминального бизнеса, повсеместная коррупция, расширение пропасти между богатыми и бедными, превращение России во второстепенную державу, заливающую топливо в бензобаки мощных американских, европейских, японских и китайских государственных машин.
Либо «живая жизнь» нации. Это — демократия, свобода слова; сбережение и воссоединение русского народа, его великой культуры, традиций и языка; защита соотечественников и сплочение единого государства коренных народов России; рост авторитета и укрепление роли Русской Православной Церкви и традиционных конфессий в нравственном и патриотическом воспитании общества; уничтожение олигархии и воровской бюрократии, восстановление социальной справедливости и независимости судебной системы; подавление организованной, в том числе этнической преступности и наркомафии, вытеснение нелегальной миграции; восстановление собственного товарного производства, всемерная поддержка отечественного предпринимательства и, в конечном счете, мощный экономический рывок русского государства, возвращающий России статус Великой Державы.
Президент Путин должен сделать свой выбор. С кем он — с наглой и льстивой камарильей, облепившей его с головы до ног, или с собственным народом, мысли которого он так часто и так удачно высказывает вслух.
Когда-то я образно назвал партию «Родина» «спецназом президента». Мы искренне хотели подставить молодому национальному лидеру наше плечо и горячее желание возродить былое величие Родины.
Позже я забрал свои слова обратно — забрал, потому что Путин стал заложником системы власти, которую сам и выстроил. Сегодня прогнившая, коррумпированная и неэффективная власть стала главным тормозом развития России. Одолеть бюрократию с помощью «лично преданных помощников», даже в мелочах подражающих своему «шефу», не получится. В таком деле нужны ответственные партнеры — со своим профессиональным мнением и четкой гражданской позицией. Партнеры, способные говорить своему лидеру правду. Партнеры, готовые идти во власть не ради денег, привилегий и славы, а ради продолжения великой русской истории. Мы к такой борьбе готовы, но готов ли к ней президент, я не знаю.
И все же я надеюсь, что президент Путин сделает правильный моральный выбор. Он сильный человек и способен все изменить, поэтому я и посвящаю свою книгу ему.
Я же свой выбор сделал давно. Я пришел в политику, чтобы ясно и четко выразить и защитить интересы моего народа. Я это буду делать в тех формах, которые сочту наиболее эффективными и приемлемыми для достижения победы. Я знаю силу русского народа, но я вижу всю несправедливость его нынешнего положения. Это моя борьба, и она рано или поздно увенчается успехом.
Глава I «МОЯ БОРЬБА»
Команда на погром
Весь последний год моя партия подвергалась жестокому и незаконному преследованию только за то, что она открыто высказывала свое отличное от власти мнение. Несмотря на парламентский статус партии, нас лишили возможности излагать свою точку зрения в государственных СМИ, закрыв доступ к телеэфиру, причем, как мне поведали сами телевизионщики, «по звонку с самого верха».
Наших сторонников из числа предпринимателей стали преследовать крупные неприятности: то налоговая инспекция «наедет», то вдруг в прокуратуру повестку пришлют, то пожарные с экологами что-то вдруг неладное заподозрят, чего раньше и не замечали.
Команда на погром партии была спущена и в регионы. Президентские полпреды, губернаторы, прокуроры стали вызывать к себе руководителей наших региональных отделений и в ультимативной форме требовали от них сместить меня с поста руководителя партии, пытаясь расправиться с лидером «Родины» чужими руками и навсегда поставить на партии «клеймо иуды». В противном случае власть обещала запретить партию и наслать несчастье на несговорчивых партийцев. В ход шли и уговоры, и заманчивые предложения бурного карьерного роста, и примитивный денежный подкуп, и угрозы — в общем, все, чем богата фантазия местных царьков и провинциальных баронов. Тех, кто сразу отверг домогательства, записали в черный список «врагов народа».
Тех, кто струсил и согласился сдать своего лидера, обещали не трогать. К сожалению, среди трусов и подлецов оказались и те, кого я считал своими товарищами.
На тех членов руководства партии, кто не поддался незаконному давлению, и членов их семей были совершены якобы случайные бандитские нападения. Сначала жестокому избиению подверглась семья члена Президиума партии, лидера волгоградской «Родины» Дмитрия Коломыцева. Три подонка подстерегли его с супругой воскресным днем в подъезде дома. Ударами молотком, подло нанесенными сзади, проломили голову. Жену избивали бейсбольными битами. На крик и шум борьбы прибежали соседи. Они-то и спугнули бандитов. Несколько часов волгоградские нейрохирурги боролись за жизнь нашего товарища. Им удалось спасти Дмитрия, но на всю жизнь он останется инвалидом.
Буквально через несколько дней у подъезда собственного дома тремя неизвестными был похищен 14-летний сын моего друга — депутата Госдумы, лидера тверской региональной организации партии «Родина», автора журналистских расследований Михаила Маркелова. Школьника несколько часов возили по Москве на машине без номеров, жестоко избивали и затем выбросили на пустыре, пообещав в следующий раз расправиться с отцом.
Через неделю двое неизвестных, предъявивших удостоверения сотрудников органов внутренних дел, в московской «подземке» попытались задержать и похитить 17-летнего сына депутата фракции «Родина» Андрея Савельева — моего давнего друга и соратника. К тому времени мы уже успели предупредить семьи наших товарищей об опасности, а потому физически крепкий парень не растерялся и сумел оказать достойное сопротивление нападавшим.
Очередная бандитская вылазка была сорвана, но остались вопросы. Почему нападению подвергаются дети моих товарищей? Почему разбойники не скрывают своих лиц?
Почему преступления совершаются средь бела дня и остаются безнаказанными? И главное — кому мы так больно наступили на любимую мозоль, что он готов пойти на организацию политического террора и избиение детей своих оппонентов, лишь бы заставить всех нас молчать?
Каток беззакония на этом не остановился. Бульварная пресса миллионными тиражами обрушила на нас потоки самой наглой лжи. Телепрограмма «Время», где я когда-то начинал свою трудовую биографию, посвятила мне несколько своих воскресных выпусков. В одном из них — примитивно смонтированном сюжете с участием подставного «скинхеда Андрея» — бесстыжий врун-телеведущий сравнил лидера «Родины» с Адольфом Гитлером. Такая провокация вызвала протесты даже в среде либеральных журналистов, ранее не питавших ко мне ни малейших симпатий. Я запросил у руководства «Первого канала» положенное мне как депутату право на ответ, но мне даже в этом было отказано. Умение врать в лицо является визитной карточкой нынешней власти.
25 марта 2006 года на съезде «Родины» я сделал заявление о добровольной отставке со всех постов в партии. Делегаты съезда стоя прощались со своим лидером. Это была сильная и одновременно трогательная сцена, показавшая единство партии и неразрывную связь ее актива с лидером «Родины». Корреспондент государственной радиостанции «Маяк» умудрился переврать даже это событие, иезуитски сообщив, что «съезд партии апплодисментами приветствовал отставку Рогозина». Неисправимые трусы и лжецы!
Еще один любопытный пример. Одна из многочисленных созданных Кремлем молодежных группировок, прозванная в народе «анашистами», изготовила и распространила иллюстрированную брошюрку с зычным названием «Фашисты: вчера, сегодня, завтра». Половина этой мерзости была посвящена опять же мне. Например, в ней утверждалось, что при встрече со знакомыми я обычно вскидываю руку в фашистском приветствии и кричу «Хайль Гитлер!». Я немедленно отправил депутатский запрос в Генеральную прокуратуру с требованием установить авторов этой пакости, хотя они себя в общем-то и не скрывали, и возбудить в отношении их уголовное дело по факту клеветы. Как и ожидал, прокуратура, узнав об истинном заказчике этой провокации, тут же поджала хвост. Может быть, в прокуратуре считают, что их невмешательство спасет политическую шпану от справедливого возмездия? Зря они так думают.
У меня нет даже малейших сомнений, что заказ на издание этой подлой агитки был получен из администрации президента. Такая макулатура стоит больших денег и хотя бы минимальных интеллектуальных усилий. Вряд ли эти юные карьеристы, играющие в «комиссаров в пыльных шлемах», самостоятельно решились потявкать на нас, написали книжонку и даже нашли немалые средства на ее издание и распространение. Во всей этой злобной, но мелкой провокации я сразу узнал почерк подлецов, засевших во власти. Именно они велели лишить меня мандата на мартовском съезде партии «Родина», который я, как ее председатель, должен был в соответствии с Уставом открывать. Это давало бюрократам возможность контролировать результаты съезда и при необходимости оспорить его легитимность. Большей глупости от наших врагов сложно было себе представить. Мое официальное выдвижение делегатом на партийный съезд состоялось в Ростове-на-Дону на конференции нашего регионального отделения. Президиумом партии было решено, что федеральное партийное руководство будет избрано на партийный форум не от московской организации, подвергавшейся в то время серьезному давлению городских властей, а от крупных регионов.
Ростовская конференция проходила в местном Доме культуры железнодорожников. Все шло как обычно, заканчивался подсчет голосов, поданных за избрание меня и моих товарищей в состав делегации Ростовской области для участия в съезде. Неожиданно в зал, где проходила конференция, ворвался наряд милиции и потребовал немедленно очистить помещение в связи с «только что поступившим сигналом о заложенной в здании бомбе». Естественно, в это вранье никто из собравшихся товарищей не поверил, ведь милиции заранее было известно о партийном мероприятии, на котором по нашему приглашению присутствовали должностные лица из руководства области, и сотрудники органов внутренних дел должны были заранее проверить помещение и убедиться, что оно безопасно для проведения массового мероприятия. Тем не менее нашим товарищам все же пришлось подчиниться требованиям властей, и они продолжили свою работу в помещении партийного офиса. Каково же было наше удивление, когда через пару часов следователи прокуратуры вызвали на допрос руководителя партийной организации в Ростове в связи с тем, что «бомба» таки нашлась, правда, без взрывателя и тротила, но в виде одной запечатанной пачки листовок антисемитского содержания. Привожу текст этого убожества, который мы потом сумели изъять из судебного дела:
«Донцы!
Кремлевские гоблины жидовской национальности, висящие на ушах Президента, тянут страну в бездну. Якобы выступая от имени государства, слуги Дьявола отнимают у русского народа право на отстаивание своих политических и национальных интересов. В угоду сионистскому капиталу они стремятся задавить голос «Родины». Мы призываем всех свободных людей объединиться вокруг нашей партии против нерусского самодержавия, против деспотизма. Вступайте в нашу «Родину», вместе мы — сила! И никакие кремлевские холуи не сломят нашу волю к победе. Сами они не уйдут. Только мы сможем сломать хребет этой сионисткой хунте и установить государство национальных интересов русского народа. Наша «Родина» в опасности! Она ждет наших действий!»
Несмотря на бурные протесты наших активистов, этой подброшенной нам «бомбы» оказалось достаточно, чтобы местное отделение Федеральной регистрационной службы (ФРС) вынесло решение о нелегитимности региональной конференции и, соответственно, лишении меня и моих товарищей статуса делегатов на съезде партии. Кроме того, ФРС потребовала ликвидировать в судебном порядке Ростовское региональное отделение партии «Родина» «за разжигание межнациональной розни».
Обжаловать данное решение в «вышестоящих инстанциях» не было смысла. Ведь они — эти самые «инстанции» — сами-то и рисовали этот «шедевр». В таких ситуациях не стоит уподобляться мачехе Золушки, в отчаянии восклицавшей: «Я буду жаловаться Королю! Я буду жаловаться на Короля!» Терпение и выдержка — более надежные союзники, чем гнев и обида. Как говорят, «месть — это блюдо, которое подают холодным».
Чтобы установить заказчика и исполнителя этой грубой провокации, я попросил профессора Михаила Делягина провести лингвистический анализ текста листовки. Для «чистоты эксперимента» хотелось знать, с какими отпетыми мошенниками нам приходится иметь дело. Вот что из этого получилось:
«Сама листовка исполнена на пределе халтуры. На ней нет не только эмблемы «Родины» или выходных данных («нарисовать» которые не составляло труда) — на ней нет никаких признаков, позволяющих даже при очень сильном желании идентифицировать ее с партией «Родина». Собственно, это просто листок неряшливо набранного на компьютере и распечатанного текста, «создатели» которого поленились даже расставить переносы.
Это не просто лень — это убеждение, что «и так сойдет», то есть полная вера в то, что в качестве основы для обвинения против «Родины» судом будет принято что угодно.
С другой стороны, это откровенная демонстрация силы. Мол, смотрите, сегодня для обвинения «Родины» нам еще пришлось что-то накарябать, но завтра мы найдем на помойке штакетину с гвоздем, и суд на основании этой штакетины послушно признает вас в разжигании национальной розни, фашизме и ксенофобии и посадит в тюрьму на любой срок, высосанный нами из своего грязного пальца!
Халтурное исполнение листовки исключает возможность тщательной проработки текста — и потому его стиль характеризует ее составителей и заказчиков достаточно внятно.
Он начинается со слов «кремлевские гоблины». «Гоблин» — редкое для националиста и патриота, достаточно специфическое сленговое слово, встречающееся в основном в молодежной «тусовке».
Следующие два слова: «жидовской национальности». Антисемиты — а мне пришлось в жизни наслушаться их достаточно — так не говорят. Зато Горбачев, если я правильно помню, однажды, растерявшись, в приветствии назвал евреев «гражданами еврейской национальности». Этот оборот — родовой признак канцелярского языка, породивший первоначально милицейский штамп «лицо кавказской национальности», а в последнее время и «славянской национальности».
Значит, авторы имеют тесное отношение к бюрократии.
Это подтверждает и написание титула «Президент» с большой буквы — верный признак близости к госструктурам, ибо не связанные с ними люди, даже беспробудные либералы, с октября 1993 года стали писать это слово с маленькой буквы. В торжественном титуле «Президент Российской Федерации» пишут с большой, но написание с большой буквы одиночного слова «президент» выдает чиновника так же убедительно, как, например, оборот «в соответствии с решением таким-то довожу до Вашего сведения…»
Поразительно, что тут же с той же самой большой буквы пишется слово «дьявол». Это исключает из авторов письма не просто православных, но и просто религиозных людей и заставляет заподозрить их в явном или латентном сатанизме.
Поразителен оборот «мы призываем всех свободных людей» — он не просто совершенно нетипичен для патриотической риторики (для которой «свобода», как правило, отнюдь не является абсолютной ценностью), но и является калькой со стандартного пропагандистского штампа «мы призываем всех людей доброй воли» советских времен. Его использование, да еще в сочетании с практически забытым со времен Пиночета словом «хунта» свидетельствует о влиянии профессиональных пропагандистов советских времен, возможно, близких к спецслужбам, интересовавшихся «хунтами» дольше и подробней всех остальных.
Выявленные особенности — пусть далеко не все — коллективного облика авторов провокационной листовки впечатляют. Если приведенные рассуждения верны, это близкий к бюрократии и преданный президенту Путину молодой сатанист, связанный со старыми представителями советских спецслужб».
Пытаясь деморализовать партию и попробовать раскачать ее изнутри, власти пошли на снятие наших партийных списков сначала с выборов Московской городской думы, а затем в марте 2006 года — в семи регионах России из восьми. Нас оставили в покое лишь в Республике Алтай, видимо, полагая, что затасканные по судам, замордованные в различных силовых инстанциях, ошельмованные в прессе как «ксенофобы и фашисты», мы получим в этой национальной республике, где велика доля алтайского и казахского населения, ничтожные проценты голосов избирателей. Это дало бы повод нашим врагам утверждать: «Вот видите, «Родина» ничего собой не представляет. Если бы мы ее и оставили в других регионах на выборах, она все равно бы провалилась!» Впрочем, я могу представить, как вытянулись физиономии наших высокопоставленных недоброжелателей, когда они узнали, что партия «Родина» заняла на выборах в Республике Алтай второе место, добившись отличных результатов, в том числе в так называемых «национальных районах». Исполнители на местах не сумели выполнить спущенный сверху приказ «замочить «Родину» как партию ксенофобов». Но намерений добиться ее полного уничтожения как партии, имеющей право участия в предстоящих федеральных выборах, власть не оставила.
Заседания Верховного суда РФ, на которых рассматривались вопросы снятия наших предвыборный списков, оставили в моей душе, как говорится, «неизгладимый след». Как же всем нам было стыдно за судей, принимавших по требованию Кремля абсурдные решения! Как полевые суслики, они робко прятали от нас свои глазки! Особенно запомнилось мне обсуждение ситуации, с которой наша партия столкнулась на выборах парламента Ханты-Мансийского автономного округа (ХМАО). Суть истории такова.
«Родина» подала в местный избирком список своих кандидатов. Работники избиркома проверили данные на кандидатов и попросили принести им на следующий день отдельные дополнительные справки. Например, в анкете кандидата было указано, что он является гражданином России, но избирком потребовал предоставить ксерокопию паспорта. Естественно, нужные справки немедленно были переданы в избирком.
Неожиданно избирательная комиссия отказывает партии «Родина» в регистрации ее списка. Основание приводится более чем смехотворное: с точки зрения избиркома ХМАО, «по закону партии имеют право уточнять информацию о своем кандидате, а не дополнять ее, значит, предоставленная ксерокопия паспорта является не уточняющей, а дополняющей информацией, а потому», по мнению бюрократов ханты-манси, «это является нарушением закона, и список «Родины» не подлежит регистрации». За то, что почти дословно цитирую бредовые, непонятные нормальному человеку крючкотворные претензии ханты-мансийского избиркома, я приношу читателю извинения, но других придирок к нашему избирательному списку они действительно найти не сумели и сняли нас с выборов именно за это.
Естественно, региональное отделение партии подает в окружной суд иск с жалобой на незаконные действия местного избиркома. Суд признает очевидную правоту «Родины» и требует от избиркома немедленно зарегистрировать наш предвыборный список.
Но не тут-то было! Избирком, подбадриваемый кем-то «сверху», игнорируя закон, отказывается немедленно подчиниться решению суда и продолжает искусственно тормозить нашу агитационную кампанию. Более того, он подает кассацию в Верховный суд с просьбой отменить справедливый вердикт ханты-мансийского суда и оставить в силе свое решение об отказе нам в праве участия в выборах.
Официальные кассационные документы избиркома в Москве нам пришлось ждать недели. Наверное, ее в Верховный суд на оленях везли, поэтому, пока эти животные добирались до столицы, время, отведенное законом на агитационную кампанию, закончилось.
На это заседание Верховного суда я пришел сам. И не пожалел — где ёще можно увидеть стриптиз судебной власти! Когда суд завершил опрос представителя избиркома ХМАО, один из судей вдруг обратился к адвокату «Родины» с вопросом, не принес ли он с собой на заседание суда какой-нибудь толковый словарь.
— Зачем, ваша честь, я должен носить с собой толковые словари? — поинтересовался адвокат.
— Ну, вы же не можете нам объяснить, почему слова «дополнение» и «уточнение» означают одно и то же! Как эти два понятия соотносятся между собой? Мы видим, что это разные слова, а Вы не можете нам доказать обратное и даже поленились принести сюда толковые словари, например, Ожегова или Даля! — И судья окинул зал взглядом Цезаря, покорившего Египет. В этот момент он наслаждался эффектом, который произвела на собравшихся его мудрая и не лишенная благородного гнева речь. Но он зря рассчитывал на овации.
— Ваша честь, разрешите мне ответить на поставленный вами вопрос, — обратился я к суду.
Судьи переглянулись, немного замешкались, листая Устав «Родины». Убедившись, что я, как председатель, могу представлять партию без доверенности, с интересом повернулись ко мне.
Я продолжил:
— Ваша честь! Я имею высшее филологическое образование, являюсь доктором философских наук, преподавателем Московского государственного университета. Кроме того, являюсь автором толкового словаря «Война и мир в терминах и определениях», который был признан Ассоциацией книгоиздателей России лучшей книгой 2004 года. Позвольте мне, ваша честь, довести до Вашего сведения, что ваша просьба, точнее претензия к нашему адвокату предоставить уважаемому суду данные в толковых словарях Даля или Ожегова определения понятий «дополнение» и «уточнение» является невыполнимой. Дело в том, что ни Даль, ни Ожегов как выдающиеся собиратели и толкователи русского языка не могли и даже не посчитали нужным дать определение этим понятиям, так как они и не требуются. Нельзя уточнить слово «уточнение», поскольку оно не имеет второго значения. То же самое могу Вам сказать и в отношении слова «дополнение». Что касается характера подчиненности между понятиями «дополнение» и «уточнение», то, думаю, вы со мной согласитесь, нельзя уточнить что-либо без предоставления к тому, что вы хотите уточнить, дополнительных сведений. Таким образом, дополнение есть процесс уточнения интересующей вас информации. Надеюсь, ваша честь, что я ясно выразил свою мысль.
Судьи снова переглянулись и вышли в совещательную комнату. Примерно через час (интересно, кому можно было дозваниваться целый час?) они вновь вернулись в зал судебного заседания и огласили свой вердикт: восстановившее наш избирательный список решение суда ХМАО отменить, решение избиркома по отстранению нас от выборов оставить в силе. Видавшие виды журналисты, наблюдавшие со своей скамьи за ходом судебного дела, ахнули. Произвол суда был настолько очевиден, что всем присутствовавшим сразу стало стыдно находиться в этом здании. От комментариев я тоже отказался. И так все ясно.
Власть воров
Неужели власть так боится независимо мыслящих людей, что готова «наклонять» Верховный суд по столь прозаическим вопросам, как участие парламентских партий в региональных выборах? Неужели вопрос воспитания в судьях непоколебимой веры в Его Величество Закон и создания действительно независимой судебной системы, без которой невозможна ни демократия, ни рыночная экономика, ни социальная справедливость, могут так легко быть брошены в топку нервных срывов власти? Почему кремлевская бюрократия пускается во все тяжкие, чтобы развалить патриотическую партию, додавить ее лидера и заставить общество молчать?
У меня есть объяснение этому явлению. Правящий класс в России еще не успел легализовать наворованное. Этим людям есть что терять. Честных выборов боятся — знают, что обязательно продуют и опозорятся. Бороться с политическими противниками политическими же методами — не умеют. Вот и прибегают к давлению на суд и использованию только им доступных методов борьбы — угрозам, шантажу и даже физическому устранению оппонентов. Власть боится серьезной конкуренции и вообще любой сильной личности. Стащить у оппозиции парочку сильных идей они могут — даже глазом не моргнут. А вот людей, способных объяснить свои действия народу и повести его за собой, во власти нет: вокруг Путина — выжженная пустыня.
Сегодня под тотальным контролем власти находится все: и телевидение, и репрессивный аппарат, и парламент, и судебная система, и так называемая «антифашистская опчественность», которую засунули в Общественную палатку. Оттуда дрессированная «опчественность», по команде высовывая свою мордашку, облаивает любое проявление инакомыслия.
Избранная в декабре 2003 года Государственная Дума попала от кремлевской бюрократии в совершенную зависимость. Причем не только фракция «партии власти», но и большая часть «парламентской оппозиции» состоят у Кремля «на контракте». Пленарные заседания Думы проходят в полупустом зале. Депутаты ощущают свою несвободу и профессиональную невостребованность. Они не ходят в Госдуму целыми фракциями, оставляя вместо себя «дежурных депутатов». Этих быстроногих парламентариев с умелыми ручками в Думе называют «пианистами» — в считанные секунды они успевают пробежаться по рядам и проголосовать за целую фракцию. Думское большинство лишь штампует спущенные сверху решения, а Совет Федерации их «одобряет».
Давайте называть вещи своими именами: в России введена цензура. Под контролем власти — любая массовая пресса и федеральные телеканалы. Все они, как в годы брежневского «застоя», показывают почти одно и то же. Можно даже их не переключать. Главная новость — президент. Он слушает отчет своих министров, помогает сирым и убогим, принимает артистов, олимпийцев, олигархов и укрепляет мир во всем мире. В общем, руководит страной по телевизору. Затем идут страшилки: криминальные разборки, ДТП и международные террористы. На десерт — искусство дегенератов: все каналы ТВ под вечер заполняются подлыми шутками и гоготом пошляков-пародистов. «Хлеба и зрелищ!» — под этим девизом римского плебса власть отучает народ думать, чувствовать.
Политика — в традиционном, демократическом смысле — умерла в России. Сегодня любая партия может быть в любой момент запрещена или подвергнута репрессиям. Судьба любого политика и общественного деятеля зависит от расположения к нему властей. Администрация президента — могущественный орган, полномочия которого не регулируются не только Конституцией РФ, а даже федеральными законами — грубо вмешивается в дела политических партий и общественных организаций. Если какой-то политик не желает плясать под ее дудку и пытается сохранить свою самостоятельность, то он тут же будет назван «экстремистом» и подвергнут публичной порке.
Честные выборы вспоминают вполголоса, чтобы никто не слышал. Накануне очередной избирательной кампании администрация президента проводит среди партий, как среди публичных девок, «кастинг», определяя на свой вкус, кого допустить до выборов, а кого — нет. На этой «фабрике звезд» идейные принципы, политический талант, организаторские способности в счет не идут. Главное — лояльность и «мохнатый блат» в Кремле. Кто этим критериям не соответствует, будет сначала ошельмован, а затем снят с выборов «за разжигание национальной розни» или в связи с «экстремистской деятельностью». Как говорят в прокуратуре: «Был бы человек, а статья всегда найдется». В придачу обзовут «расистом», чтоб не повадно было жаловаться западной прессе и обращаться за правдой в Страсбургский суд. Если нельзя подвести под «национальную рознь», снимут с дистанции за что-нибудь другое, например, за «разжигание социальной розни». Получается, что подконтрольная Кремлю судебная власть устраняет не причину порока, а его критику!
В России «враг народа» не тот, кто украл полстраны, а тот, кто осмелился сказать об этом. Погрузившись в разврат вседозволенности, «партия власти» под предлогом «борьбы с экстремизмом» и «необходимости защиты демократии» убирает со своей дороги всех конкурентов. Лидеров оппозиции не допускают до выборов, незаконно — без суда и следствия — лишая их фундаментальных гражданских прав. Господа, ну это уже явный перебор! Неужто вы и впрямь считаете, что ваши заплывшие от вранья и воровства рожи похожи на демократию, от имени которой вы пытаетесь вещать?
Зачем называть насилие над судебной системой, свободой слова, честными выборами, парламентскими традициями таким мудреным выражением — «суверенная демократия»? Не бывает на свете никакой «суверенной» или «управляемой демократии». Демократия либо есть, либо ее нет. Честнее было бы ввести на определенный срок диктатуру, отменить выборы, провести нужные решения волевым путем. Так нет же, боятся. Предпочитают держать народ за идиотов, рассказывать сказки, припудривая носик бонапартизма пеплом народовластия.
Чиновники любят сетовать на то, что, мол, народ у нас до демократии не дорос. А почему они за народ так решили? Они-то кто такие? Кто дал им право решать за народ, чего он достоин, а чего нет? Если народ отваживать от ответственного и самостоятельного выбора, отбивать у него охоту думать и определять свою судьбу, учиться на собственных и чужих ошибках, то нас ждет разложение государства и гибель общества. И никаким телевизором, никакими пародистами, никакими политологами и «антифашистами» здесь не поможешь.
Пора честно признать — в России произошел антидемократический переворот. Поводом для него были выбраны трагические события сентября 2004 года в Беслане. Вместо того чтобы признать грубые ошибки в действиях силовых структур и жестко наказать бездарных и трусливых министров, так и не приехавших в Беслан, власть воспользовалась ситуацией для сворачивания демократических свобод и укрепления «властной вертикали».
В ответ на кровавую вылазку террористов кремлевская бюрократия добилась от президента и ручной Думы права отменить прямые выборы глав регионов и назначать всех губернаторов из Москвы. Под шумок была создана «Общественная палата», которой поручено озвучивать от имени «гражданского общества» волю кремлевской бюрократии. При этом Кремль даже не потрудился объяснить, какое благотворное влияние окажут отмена выборов глав регионов и учреждение очередной бесполезной конторы на усиление борьбы с террором и укрепление безопасности граждан.
С этого момента любая критика, любая не согласованная с властью политическая инициатива немедленно стала подавляться. Судебная система, за годы ельцинских реформ не раз изменявшая Закону то за деньги, то из-за страха перед бандитами, при новой власти решила впредь не мучиться угрызениями совести и покорно легла Кремлю в постель. Кремль внакладе не остался — побелил в здании суда потолок, чтоб штукатурка в постель не сыпалась. Так закрепленное в Конституции разделение властей превратилось в фикцию, в насмешку над народом и его конституционным правом быть источником всякой власти.
Бонапартизм всегда и везде сопровождался казнокрадством, но в России «укрепление властной вертикали» вызвало настоящую эпидемию воровства. Безусловно, у нашего президента масса добродетелей и у него многое получается, но то, что он допустил во власти воровство в таких масштабах, наносит колоссальный ущерб репутации Кремля и авторитету всей державы. Бюрократия буквально купается в роскоши, а воры совсем потеряли страх. Даже в эпоху разнузданного Ельцина так, как сейчас, не воровали. Сейчас повальное воровство стало, по сути, единственной формой самоорганизации власти и ее основной идеологией.
Сама схема воровства достаточно примитивна, но эффективна с точки зрения ухода от будущей уголовной ответственности. Сначала чиновники через «залоговые аукционы» разрешили приватизацию наиболее «сладких» объектов государственной собственности за «смешные», символические деньги олигархов. Затем ту же собственность чиновники выкупили у олигархов, но уже по рыночным ценам и за счет федерального бюджета, т. е. народных денег. Самому народу эта афера была преподнесена как «возвращение государства в экономику» и «борьба с олигархами». Проходит еще немного времени, и чиновники вновь продают ту же собственность, но уже «иностранным инвесторам», под именем которых скрываются все те же олигархи и подросшие за границей дети самих чиновников. Так бюрократия «прячет концы» махинаций 90-х годов по дармовой раздаче «своим людям» государственной собственности. Так она узаконивает кражу богатств страны.
Сумма, за которую были переданы в частные руки основные фонды государственной экономики России, равна девяти миллиардам долларов. Для сравнения — столько же ежегодно «новые русские» оставляют за границей во время своего отдыха с «шопингом» и увеселениями. Могли ли промышленность и природные богатства мировой державы, построенной нашими дедами и отцами, бабушками и мамами, стоить так дешево? Ответ на этот вопрос очевиден — нет! Нация должна знать: все, что произошло с экономикой ее страны, следует квалифицировать как грабеж. Те, кто это сделал, должны называться ворами. И никак иначе.
Приватизация, проведенная грабительским путем, не может быть признана законной. Итоги такой приватизации должны быть пересмотрены, а сама собственность либо конфискована, либо выкуплена у олигархов за ту же «смешную цену», по которой они ее «приобрели». Восстановление справедливости в вопросах приватизации лишь только укрепит уважение к институту частной собственности, рыночным отношениям и регулирующему их национальному законодательству. В противном случае произвол власти приведет Россию к глубочайшему за всю ее историю кризису.
Уже сейчас видны его первые симптомы. Что говорить о настроениях думского корпуса, если сам председатель палаты Борис Грызлов заявляет: «Парламент — это не место для дискуссий». Одно непонятно в этих словах: то ли это горькое признание факта наступления власти на демократию и свободы, то ли призыв к коллегам заткнуться навсегда. Как правило, «молчание думских ягнят» длится ровно три года. Сразу после выборов счастливые обладатели свеженапечатан-ных парламентских корочек оживленно вселяются в свои кабинеты, меняют таблички на дверях, фамилии — на спец-телефонах. Они возбужденно обсуждают, сколько будет в Думе комитетов и комиссий, а значит, — приемных с секретаршами и мигалок с шоферами. Через полгода думская жизнь начинает замирать. Но за шесть месяцев до новых выборов все снова приходит в движение. Изрядно растолстевшие думские барашки с курдючными задами вновь разбегаются по евразийским пастбищам в поисках одичавшего народа, который им нужно собрать в кучу и пинками загнать на новые выборы.
Выражение «ума — палата» — это не про нашу нижнюю палату. А вот «молчание — золото» — это точно про нее. Трусливое молчание Думы в дни Бесланской катастрофы 1–3 сентября 2004 года, когда российские парламентарии так и не решились прервать свои летние отпуска, забило гвоздь в крышку гроба авторитета наших думских болтунов в глазах народа. Совету безопасности СЮН, экстренно собравшемуся в те трагические дни в Нью-Йорке, оказывается, было дело до тысячи детей и их родителей, попавших в лапы террористов. В отличие от своих западных коллег наши начальники — члены Правительства и Парламента — лишь стыдливо прятали свои глаза и туши, только бы быть подальше от Беслана.
Находясь в Беслане в те самые страшные в моей жизни три дня и две ночи, я никак не мог понять, а где начальство? Где министры-герои — завсегдатаи останкинских телестудий и элитных салонов? Кто все-таки координирует действия военных и спецслужб, врачей и спасателей, городских ополченцев и милиции? Где они все?
Лично для меня именно Беслан стал Рубиконом в моих отношениях с властью. Он показал, насколько все прогнило в «датском королевстве». Беслан вскрыл глубокое несоответствие между огромными полномочиями и правами, которые присвоила себе наша бюрократия, и ее упорным нежеланием признать свой внутренний моральный и материальный долг перед собственным народом. Зато именно Бесланская трагедия, унесшая жизнь нескольких сотен детей и их родителей и покалечившая души миллионов граждан России, дала повод властям для «закручивания гаек».
Я, как и тысячи патриотов своей Родины, тяжело переживал развал СССР и ельцинскую махновщину. Мы мечтали о сильной и ответственной власти. Мы ждали прихода сильного лидера, готовы были работать и драться за него. Патриоты страны ждали от нового молодого президента наведения порядка в разрушенной стране.
Мы никогда не цеплялись за «ценности парламентаризма» и вольницу федерализма. Укрепление суверенитета, укрупнение российских регионов с последующим переходом к унитарной государственности, дисциплина исполнения принятых решений, строгая подчиненность и подотчетность в рамках единой вертикали исполнительной власти — все это, безусловно, было бы нами поддержано, но при одном условии: большая власть должна нести большую ответственность, абсолютная власть — ответственность абсолютную.
Лидер нации — это не столько власть, сколько ответственность. Лидер нации — это ее живой символ, хранитель народных традиций и уклада, пример честности, добродетели, мужества, личной порядочности и неподкупности. Он головой и честью отвечает не только за деловую, но и за личную репутацию своего ближайшего окружения, министров назначенного им правительства, сотрудников его администрации и губернаторов. Любые подозрения в измене или коррупции отдельных представителей высшей власти должны им тщательно расследоваться, а результаты таких расследований — представляться общественности.
Лидер должен нести персональную ответственность за рост благосостояния, качества и продолжительности жизни нации, укрепление ее безопасности. Именно он выступает в качестве высшего арбитра в разрешении национальных и гражданских споров. Он есть опора и защитник граждан, в какой бы сложной ситуации они ни оказались. Его административная власть огромна, моральная — безгранична. Но и столь тяжким должен быть груз персональной ответственности, возложенной на Лидера за все, что происходит в стране и со страной. Именно возложенной, а не добровольно взятой самим Лидером.
До сих пор мы выбирали лидеров, которые оставляли за собой руины государственности, тома коррупционных скандалов, горы трупов наших соотечественников. И никто из этих начальников не ответил за свои преступления перед нацией ни своей жизнью, ни имуществом, ни хотя бы частью привилегий «почетного пенсионера». Им все сошло с рук. Более того, личные юбилеи Ельцина и Жириновского с помпой отмечаются как общенациональные праздники — с грандиозной пьянкой в Кремле и народными гуляниями.
Ельцин, превративший в годы своего хмельного правления государственную власть в балаган, развязавший две чеченские войны, ныне окружен любовью и заботой шпаны, попавшей в годы его правлении в список долларовых миллиардеров. Понятно, почему Они его на руках носят, но почему и Мы должны его носить, оплачивая из кармана налогоплательщика его шикарные подмосковные дачи, роскошные заморские виллы, спецсамолеты, охрану и прочая и прочая? Почему мы должны торчать в душных автомобильных пробках, ожидая, пока этот самодур проедет сквозь Москву в своем кортеже?
О какой ответственности власти перед нацией можно говорить, когда российские тюрьмы забиты мужиками, вся вина которых в том, что от голода и безнадеги русской жизни они стащили курицу с колхозного двора. При этом «стащившие полстраны» на нарах не сидят — у них места в президиуме. В тюрьме сидит лишь Михаил Ходорковский — белая олигархическая ворона. И сидит он не за налоговые преступления. Если бы в России сажали за налоговые преступления, то пришлось бы из тюрем всех мужиков выпустить, а свободные места заполнить министрами и депутатами. Разве все остальные олигархи и «крышующее» их начальство не совершали тех же преступлений, что вменены в вину бывшему совладельцу «ЮКОСа»? Совершали. Но в отличие от Ходорковского, отправленного в колонию подальше от Москвы, они знают, с кем деньгами можно делиться, а с кем — нет.
В современной России власть любит деньги больше, чем власть. Чем выше власть, тем больше ответственности она сгружает на хилые плечи местного самоуправления и тем меньше оставляет ему прав и налогов. Чем выше чиновник в России, тем длиннее его руки, тем глубже они опускаются в карман налогоплательщика и бюджет страны.
Чтобы избавить себя от остатков совести, государственная бюрократия ввела в обиход собственный словарь, путающий смысл происходящего. Теперь из уст важных государевых шишек можно услышать такие заморские слова, как «транспарентность», «легитимность». Нет чтобы прямо сказать: «законность», «ясность», «честность»! Эти слова и то, что они когда-то означали, — изъяты из оборота. Даже Владимир Путин слово «вор» за последние шесть лет употребил в своей речи всего два раза! Кого так боится могущественный самодержец, что опасается назвать его по имени?
Воровская бюрократия в России всесильна и, на первый взгляд, бессмертна. Иначе сложно объяснить, почему в нашей стране не принято называть воров «ворами». На самом деле, просто еще никто не начинал бороться с повальным воровством во власти. Нынешний хозяин Кремля смирился с ним, и вся «борьба с коррупцией» при Путине ограничивается показательной жаркой какого-нибудь глупого «карася», случайно попавшего в сети силовиков. При этом «акулы» воровской бюрократии, занявшие ключевые позиции во власти, чувствуют себя, как и подобает акулам, «как рыба в воде». При императоре Петре Великом «коррупционеров», кстати, не было. Были воры, и им Государь нещадно головы рубил.
А сейчас послушаешь какого-нибудь важного сановника, так он уж и не стесняется слыть «коррупционером» — слово то какое-то диковинное! Не то, что «вор» — это грубое русское слово вызывает у начальства неприятные ассоциации. Особенно жегловская рубленая фраза — «вор должен сидеть в тюрьме!».
В начале 2006 года мой коллега по фракции «Родина», профессор Борис Виноградов внес проект закона, предусматривающий запрет государственным чиновникам иметь счета в заграничных банках и собственность за рубежом. В Евангелия от Матфея сказано: «Ибо где сокровище ваше, там будет и сердце ваше» (Матф.6:21). Законопроект без особого обсуждения был отклонен контролирующей Госдуму «Единой Россией».
Воровство в России популярнее футбола. Народ настолько привык к тому, что все начальники — воры, что уже ничему не удивляется и составляет впечатление о чиновнике не по количеству украденного, а по количеству не украденного. Часто в народе можно услышать: «Пускай воруют, лишь бы что-то для людей делали!» Эта фраза, рожденная москвичами, пошла гулять по России, хотя «воровать и что-то делать для людей» — это чаще всего московское явление. В других регионах чаще можно встретить другое — там просто воруют и не делают ничего.
5 сентября 2005 года президент собрал в Кремле важное совещание. Министры, губернаторы, председатели комитетов и комиссий Государственной Думы и Совета Федерации, чиновники администрации президента — в общем, цвет нации. Речь шла о новой инициативе Кремля — национальных проектах. По окончании президентской речи проворные слуги вытолкали прессу из зала, и Путин предложил лидерам парламентских фракций высказаться. Я взял слово и сказал буквально следующее:
«Уважаемый Владимир Владимирович! Большое спасибо за то, что решили нас собрать и выслушать. Только что Вами были заявлены четыре национальных проекта, призванные улучшить положение дел в таких областях, как здравоохранение, образование, сельское хозяйство и гражданское строительство. Не имея возможности ознакомиться с содержанием нацпроектов детально, хотел бы сразу обратить внимание на то, что, к сожалению, ничего из того, о чем вы только что публично заявили, сделано не будет.
Объясню почему. Напротив вас в этом зале сидят ваши министры, и поверьте мне, что они уже сейчас готовы привести вам тысячи причин, почему ваши национальные проекты будут провалены. Все будет украдено, Владимир Владимирович. Как в известной советской кинокомедии «Операция Ы»: «Ничего красть не надо, все уже украдено до вас!»
Вы только что заявили, что на цели, связанные с реализацией «нацпроектов», будет выделено около четырех миллиардов долларов. Не берусь судить, достаточно ли этих средств, чтобы добиться хоть каких-либо заметных результатов, но позволю себе сравнить выделяемый вами объем финансирования с масштабами воровства, процветающего в нашей стране.
Знаете ли вы, уважаемый Владимир Владимирович, а если не знаете, то вам подскажет любой из сидящих здесь губернаторов, сколько им приходится «откатывать» чиновникам в Москве за финансирование из федерального бюджета ввода того или иного объекта на территории их региона? Спросите их, правда ли, что размер такой взятки составляет сумму, равную примерно 10 процентам от сметной стоимости этого объекта?
Если взять калькулятор и посчитать, сколько в процессе ежегодного принятия закона о федеральном бюджете в России, согласно данной воровской схеме, должно разворовываться народных денег, то получается кругленькая сумма в 30 миллиардов долларов США, что в 7–8 раз превышает заявленную Вами программу реализации нацпроектов».
В ответном слове президент поблагодарил меня за откровенность, сказал, что «все правильно, и добавить к сказанному нечего». А уже на следующий день я узнал, что руководство всех телеканалов получило распоряжение «по ящику» меня больше не показывать.
Страна «господ»
На уровне чиновного инстинкта бюрократы понимают, что погром России затягивать опасно, что долго это продолжаться все равно не может. Вот и стараются начальники окружить свои дома охраной и заборами, а детей, от греха подальше, отправить жить в тихие западноевропейские омуты — поближе к банковским счетам вывезенных из России богатств.
Их дело — труба. В прямом смысле этого слова. Чванство, мотовство и зависть давно бы разрушили их мир, если бы не страх все потерять в одночасье. Дело Ходорковского для них показательно, а его пример — поучителен. Приговор Ходорковскому — это страшный и мокрый сон. Он дисциплинирует их и сбивает в «партию власти» — стадо лояльных и подобострастных.
Когда богатейшая в мире страна, таящая в своих недрах всю таблицу Менделеева, переходит в чьи-то частные руки, эти руководители не могут не стать «пламенными патриотами». Они, подражая президенту, залпом перечитают труды Ильина, начнут налево-направо цитировать Кричевского и упрекать отечественных либералов в «недостатке патриотизма». Неприязнь к европейцам и американцам растет у них буквально на глазах. И не зря — «западные проныры» суют свой нос куда не следует, да еще грозят международным антикоррупционным расследованием бурной деятельности какой-нибудь нашей наипрозрачнейшей конторы типа «РосУкр-Энерго» или «БайкалФинансГруп». Ну, кому хочется отправиться на место Милошевича в скучную и дождливую Гаагу! Да никому. Поэтому запомните, что сокращение «укр» в названии компании «РосУкрЭнерго» означает «Украина», а не то, что вы сначала подумали.
Страх приводит в движение застоявшуюся мысль, и вот мы уже становимся свидетелями обвинений оппозиционных политиков в «оранжизме». Надо сказать, что киевский Майдан поверг в уныние господ начальников, поколебал их веру в силу больших денег, эффективность цензуры, успех «черного пиара» и надежность выборных фальсификаций. Оказывается, это все дает сбой, когда властям противостоят сотни тысяч людей, вышедших в мороз в поддержку своего кандидата.
Я не упрекаю Кремль за его вмешательство в украинские дела. Нам не может быть безразлично, кто возглавит это кровно связанное с нами славянское государство. Сорок процентов российских семей имеют прямых родственников на Украине, и это много объясняет. Я не за это упрекаю Кремль. Я упрекаю его за то, что, вмешавшись, он проиграл. Вместо того чтобы повсеместно выращивать пророссийски настроенных политиков, следуя опыту США, расставляющих во всех важных для них странах своих «агентов влияния», мы оказываемся в положении, когда какая-нибудь кучма ставит нас перед выбором между плохим и очень плохим. В результате теряем влияние и авторитет в такой наиважнейшей для нас стране, как Украина, где, казалось бы, роль России в принятии значимых политических и экономических решений должна быть определяющей. Но… мы умудрились и здесь проиграть. «Акела промахнулся!» — воскликнули джунгли при виде позорного отступления Москвы на этом стратегическом направлении не только внешней, но и внутренней политики России.
Если раньше любой представитель Кремля воспринимался в Киеве как «небожитель», то теперь даже на пророссийском востоке реакцию на российских политиков можно сравнить с отношением жены к своему публично опростоволосившемуся мужу — «да, вроде всю жизнь прожили вместе, но все равно как-то стыдно теперь на людях парой появляться». Благодаря Кремлю и его топорному вмешательству в президентские и парламентские выборы на Украине, эта страна впервые почувствовала свою самодостаточность и независимость от Москвы. Боюсь, что это надолго.
Конечно, себе все можно объяснить. Можно оправдать свое фиаско кознями ЦРУ. Или непрофессионализмом кремлевских политтехнологов, десантированных в Киеве числом не менее одной дивизии. Или уголовным прошлым своих кандидатов на выборах, которое так и не удалось хорошенько замять. Но все равно осадок на губах остался.
Майдан застал господ врасплох. Настоящая паника охватила властные структуры. Начались поиски «оранжевой агентуры» среди своих. Сначала заподозрили т. н. «либеральную оппозицию» в лице их отставной козы барабанщиков и политических пенсионеров, но еще раз внимательно взглянув на все это ничтожество и «отсутствие присутствия», отшвырнули либеральную куклу в сторону. Наконец, подозрение «в измене» пало на патриотов и, прежде всего, партию «Родина». За неимением остальных, так сказать.
Сначала нам «выключили свет» — ввели запрет на мое появление на Центральном телевидении. Потом «отрубили воду» — придумали и раздули версию о наших связях с «беглыми олигархами». Парадокс: птенцы гнезда Березовского щебечут, что это не они, а мы вылупились из его яиц! Видимо, наши враги начитались трудов Геббельса и уяснили, что в ложь, повторенную трижды, обязательно поверят. Думаю, не стоит упрекать наших недругов в отсутствии элементарной логики. С совестью и честью у них дела намного хуже. Как, например, можно бороться с патриотической оппозицией, обзывая ее «фашистами», «ксенофобами», «скинхедами» и «антисемитами», при этом обвиняя ее в связях с евреями-олигархами и западными политиками, мечтающими о введении в России «внешнего управления»?! Надо врать либо одно, либо другое, но смешивать две лжи в одном коктейле могут только «продвинутые мерзавцы».
Постоянная клеветническая кампания «Единой России» против патриотической оппозиции, ежедневные оскорбительные по форме и лживые по содержанию нападки представителей ее генерального совета и исполкома на партию «Родина» заставила меня в августе 2005 года обратиться к руководству «партии власти» с таким открытым письмом:
«Все говорит о том, что вы поставили перед собой цель использовать находящиеся в вашем распоряжении государственные средства пропаганды для шельмования своих политических оппонентов. Возможно, вас действительно больно уязвила наша критика антисоциального и, по сути, антинародного курса вашего правительства и вашего парламентского большинства, превращающих великую державу в жалкий сырьевой аппендикс Запада, управляемый жадной и продажной бюрократией. Но разве это неправда? Разве между собой, в своем кругу, вы не признаетесь друг другу в том, что под вашим началом страна идет в никуда, а народ нищает и вымирает.
Если у вас есть честь, прекратите лгать себе и другим и заниматься очернительством своих оппонентов. Вы же сами прекрасно знаете, что ваши обвинения в адрес партии «Родина» не имеют доказательств и являются плодом фантазии ваших, судя по всему, не очень умных «политтехнологов». Не разрушайте остатки взаимного политического уважения, которое должно присутствовать между серьезными политическими партиями страны вне зависимости от их идеологических разногласий. Избиратели, граждане России ждут от нас не кликушества, мордобоя и базарной перебранки по принципу «дурак — сам дурак!». Только тогда мы поднимем гражданское самосознание масс и укрепим роль политических партий в народе, когда наши избиратели станут свидетелями и участниками предметного диалога, профессиональной дискуссии между партией власти и оппозицией по важнейшим проблемам внутренней и внешней политики России.
Я предлагаю вам прекратить обзываться и кидаться грязью. От имени парламентской партии «Родина» я предлагаю партии «Единая Россия» провести с нами в прямом эфире открытые теледебаты по ключевым для страны темам.
Уверен, что такая дискуссия между представителями партии власти и оппозиции позволит нашим гражданам не только разобраться в комплексе стоящих перед нашей нацией задач, но и определить, какая партия обманывает своих избирателей, говоря им одно и голосуя совсем за другое; а какая — действительно готова взять на себя ответственность за обеспечение достойной жизни всех граждан, восстановление принципов социальной справедливости и возвращение нашей Родине статуса Великой Державы».
Это открытое обращение к руководству «Единой России», естественно, осталось без ответа.
На самом деле схему «банкротства и внешнего управления» Россией продвигают именно представители власти. Патриотическая оппозиция для них — главная помеха. Жестко выступая против коррупции и защищая независимость державы, мы боремся одновременно и с причиной, и со следствием попытки ввести в России режим «внешнего управления». Борясь с казнокрадством, мы предостерегаем власть от предательства. Ведь выводя из страны наворованные капиталы и размещая их в американских и европейских банках, наши господа становятся легкой добычей западных спецслужб.
Несколько лет тому назад на страницах швейцарских газет вспыхнул скандал в связи с тем, что ЦРУ США, как оказалось, в течение десятилетий вело прослушку телефонных разговоров администраторов и руководства ведущих банков этой страны. Слежка велась и за корпоративными клиентами, и за «скромными вкладчиками» из стран Восточной Европы и России. В рамках кампании по выявлению каналов перекачки и отмывания «грязных денег» американское разведывательное сообщество вышло на уникальную информацию, свидетельствующую о размахе коррупции в нашей стране. Если бы подобные сведения огласили в племени африканских людоедов, то дикари, не дожидаясь глубокой прожарки, съели бы своих вождей полусырыми. В любой демократической стране публикация такого «черного списка» также привела бы к катастрофическим для власти последствиям. В любой, но только не у нас.
Во-первых, потому что наш народ и так про них все знает, без всяких там ЦРУ. А если и не знает, то уж точно догадывается.
Во-вторых, потому что «американским друзьям» незачем разоблачать наших казнокрадов. Их достаточно слегка припугнуть. Например, напомнить об аресте в США «кремлевского прораба» Пал Палыча Бородина или тюремном заключении «атомного министра» Адамова. Со страху у наших пугливых высокопоставленных воров сразу развязывается язык и появляется охота к «международному сотрудничеству».
Схема «внешнего управления» Россией чрезвычайно проста. Она до боли напоминает принципы блокады Ирака, установленные американцами до их вооруженного вторжения. Программа «нефть в обмен на лекарства и продовольствие» привела к окончательному истощению этой крупнейшей арабской страны и подготовке условий для агрессии США. Та же политика проводится и против России, превращенной из передовой интеллектуальной и индустриальной державы в примитивную «нефтегазовую империю».
А мы все удивляемся, почему это вдруг российские золотовалютные запасы и Стабилизационный фонд, достигшие размеров доисторического ящера, работают не на экономику собственной страны и даже не хранятся в России, а выводятся за рубеж и под смешные проценты кладутся в американские банки? А нам все невдомек, почему Россия, потерявшая собственное товарное производство и съехавшая до уровня примитивной добычи и продажи сырьевых запасов в обмен на импортный ширпотреб, сломя голову лезет вступать в ВТО? А мы все никак понять не можем, почему Вооруженные Силы России все сокращаются и деградируют, вследствие чего призывники бегают от повесток в военкоматы как тараканы от дихлофоса? Может и не нужна нам больше армия? Может, и нет у нас больше врагов, а те, что были, — рассосались?
Схема «внешнего управления» уже введена в России. Роль «троянского коня» играет наше правительство. Обозначив пафосную стратегию строительства «мировой энергетической державы» (не путать с сырьевым придатком!), наши компрадоры решили превратить Россию в международную бензозаправку. И у них это получается. Надо отдать нашим «господам» должное, они смогли ввести в мировой сленг такие понятия как «otkat», «bablo» и «krysha», значительно расширив на Западе познания о современной России. Кроме того, нравы и порядки этой современной России оказались по душе и некоторым западным любителям острых ощущений.
Действительно, где еще можно заработать на убытках! В Москву и Питер, как мухи на мед, потянулись важные международные персоны, которые по выходе на пенсию чудесным образом оказались востребованными на высоких должностях в российских энергетических компаниях. Остается лишь догадываться, с какого момента они там стали получать свою зарплату: до отставки или сразу после. Если при Ельцине наша, с позволения сказать, «элита» просто прогибалась перед Западом, чистила ему сапоги, то новая «элита» решила Запад… коррумпировать. Ну, где еще в мире можно за пару лет стать долларовым миллиардером? Да нигде! «Бешеные деньги», заработанные олигархами и бюрократией на собственном народе, заразили западную элиту лихорадкой воровства. В России теперь воруют все — даже менеджеры крупнейших западных компаний.
В политике, как и в любой живой среде, должен поддерживаться пищевой баланс. Основной биологический закон сохранения этого баланса гласит — в одно и то же время в одном и том же месте не могут ужиться два хищника, питающихся одной и той же пищей. Рано или поздно останется всего один хищник, поскольку пищи на двоих не хватит. Этот закон универсален. Он действует всегда и везде. Исключение составляет только Россия, предоставляющая неограниченный доступ к своим ресурсам — «биологической пище» отечественных и иностранных хищников. Последние, сплотившись с российскими бюрократами, образовали международную организованную преступную группу, нагло грабящую Россию.
В мире богатых живут не только «господа». Как при акуле живет рыба-прилипала, так и к «господам» прилипла обслуга-приживалка. Здесь вы найдете до боли знакомые вам лица — придворных журналистов, политологов и бесноватых модельеров, услужливых сутенеров и проституток с вечно тупым выражением лица, коррумпированных ментов и не менее честных судей. Здесь же вам встретятся шустрые лакеи и стряпчие, которые всем этим крутят, и многочисленные легализованные бандиты, которые разъезжают на джипах и за всем этим присматривают. Это еще примерно 8–9 процентов от общего числа всех граждан.
Итого у нас всего получается примерно 10 % жителей страны, которые уже давно живут в построенном ими мире, окруженном высоким забором. Все они состоят в одной и той же партии, исправно ходят на выборы, чтобы за себя же и проголосовать. При явке в 30 процентов (это максимум, что может «отжать» Центризбирком из не желающего голосовать населения) эти господа, представляющие десятую часть всех жителей России, превращаются в 33 процента голосов, поданных за «партию власти». Остальные голоса добираются за счет фальсификации выборов.
В стране «господ» очень дорожат «стабильностью», которая понимается как незыблемость власти определенной группировки «господ», обеспечивающей всем остальным «господам» стабильные рост сотояний и статус в «элите общества». Однако эта стабильность эфемерна. Под ней нет ни основы гражданского общества, ни «среднего класса», ни реальной многопартийности, ни классовой гармонии, ни межнационального мира. Главных линий разлома — две: разрастающаяся день ото дня пропасть в доходах граждан, что грозит социальным бунтом, и, конечно, Кавказ.
Кремлевская бюрократия надеется, что прикормленный ею кавказский «волчок» не укусит страну «за бочок». Зря. Рано или поздно укусит. Вся лояльность наглеющих день ото дня национал-сепаратистов держится на потоке денег и новых привилегий, выбиваемых ими из федерального центра. Как только этот поток даров и щедрот прекратится, лояльность улетучится как сон. Пока же эти «верноподданнические» настроения просто куплены Кремлем. Ведь не секрет, что не только Гудермес, но и Казань и Уфа добились от Москвы всего, чего хотели.
Налоги, которые они собирают на своих территориях, возвращаются им из бюджета в полном объеме в виде «финансовой помощи». В паспортах жителям этих республик, в отличие от всей России, разрешено оставить указание своей национальности. Кроме того, федеральный центр, несмотря на свои громогласные обещания этого не делать, готов подписать с ними договор о разграничении полномочий, признав, таким образом, их особый статус в составе России. Я уж не говорю о том, что правоохранительным органам страны практически запрещено влезать в коммерческие дела семейных кланов руководителей Татарии, Башкирии и Чечни — Шаймиева, Рахимова и Кадырова.
Так о каком «государственном единстве» после всего этого можно говорить? Каковы гарантии, что при малейшем изменении баланса между центром и национальными регионами не посыплются в пропасть все эти устные, фальшивые договоренности с национал-сепаратистами? Неужели Путин всерьез доверяет Шаймиеву, убаюкивающему Кремль: «Мы вас не трогаем, и вы нас не трогайте». Ох, тронут они вас, Владимир Владимирович, еще как тронут! А если не вас, так уж точно тех, кто на смену вам придет!
В начале XIX века Александр I, желавший, чтобы в его стране «все было как у всех», во время посещения Лондона попросил английского первого министра лорда Грея разработать проект создания политической оппозиции в России. Грей улыбнулся и ничего не ответил. Наверное, подумал, что русский царь шутит.
Кремлевская бюрократия продвинулась в деле создания политической оппозиции намного дальше красавца государя императора. Администрация президента из канцелярии главы государства превратилась в аппарат ЦК КПСС. Демонстрируя свое пренебрежение законами и демократическими нормами, она грубо вмешивается в деятельность всех политических партий и их парламентских фракций, навязывает им свои кадровые и политические решения. Присутствие «конструктивной оппозиции» власть допускает лишь в безвредных дозах и при выполнении трех условий:
Во-первых, «конструктивная оппозиция» должна совместно с администрацией президента определить свою «идеологическую поляну» и никогда не выходить за ее границы. Ругать президента строго запрещено. Президента можно только любить. Ругать можно только отдельных членов правительства, которых и держат только для того, чтоб было, кого ругать.
Во-вторых, «конструктивная оппозиция» должна зависеть от власти в вопросах финансирования своей деятельности.
В-третьих, «конструктивная оппозиция» должна согласовывать с администрацией президента списки своих кандидатов на выборах.
Как-то мой друг и соратник Андрей Савельев сказал мне, что «политика — это самая нравственно нагруженная профессия». Он прав. Действительно, в современной российской политике надо быть высоконравственным человеком, чтобы отказаться от соблазнов власти, денег и привилегий, сохранить в себе гражданское мужество и честь. Только тогда политик может рассчитывать не только на победу его идеи, но и на искреннее уважение его соотечественников.
Возможно ли это? Безусловно. Но для этого нельзя играть в игры с властью, нельзя мазать себя закулисными договоренностями с теми, кого вы считаете нечистоплотными людьми. Кто виноват, если вы сами сели за один карточный стол с шулером? Вы сами и виноваты. Вы же знали, что перед вами шулер, но все равно сели с ним играть!
«Суверенная демократия» (СД) есть синоним управляемой демократии, которую строит власть воров. Именно они нанимают на работу политиков и путем фейс-контроля (в отдельных случаях — кейс-контроля) определяют, куда их распределить: в «партию власти» или в «оппозицию». «Суверенную демократию» невозможно обмануть. В своей жизни я встречал этаких бравых «оппозиционеров на контракте», которые признавались в сотрудничестве с СД, но оправдывали свои действия по-ленински, мол, Ильич тоже занимал без отдачи у германского генерального штаба, использовал вражьи деньги на благо революции, а потом всех кинул. «Мы тоже покормимся за счет «суверенной демократии», а потом их всех кинем, когда раздобреем, заматереем», — говорят они.
Встречались и другие. Эти делали вид, что они — «подпольщики в глубоком тылу врага». Некоторые из них, будучи депутатами, после моих пламенных речей с думской трибуны подходили ко мне в фойе во время перерыва, тайком пожимали руку, подобострастно заглядывали в глаза и затем сетовали на свою судьбу. Оказывается, они являются моими убежденными сторонниками, но «для успеха нашего дела им пока лучше оставаться в глубоком подполье».
Бедные и слабые люди! До чего же источилась Матушка Русь! До чего подл и низок стал чиновничий народец, который не может не понимать, во что превращается Великая Держава, но при этом пуще смерти боится распрямить спину перед «суверенной демократией»! Себя эти малодушные люди называют «государственниками», оправдывая тем самым свое приспособленчество и трусливое соучастие в деле использования государственной машины против нации.
Прижаться копчиком ко дну окопчика, конечно, можно. Можно даже со страху стать самим копчиком. Но только копчики счастливыми не бывают.
Нация выше государства
Для меня никогда не было сомнений при ответе на вопрос, что первично: государство или нация. Нация выше государства. Выше нации — только Бог. Государство представляет собой форму самореализации нации, защиты ее жизненно важных интересов, удержания политического пространства и национальной территории. Нация должна проживать на своей родовой территории. Если же в результате войны или измены часть родовой территории с проживающими там соотечественниками оказалась под иностранным контролем, нация должна добиваться исторического реванша.
Такой реванш возможен в том случае, если государство последовательно и целенаправленно применит средства вооруженного или политического давления на агрессора. Результатом реванша может стать как минимум — собирание нации в пределах государственной территории, как максимум — расширение национальных границ и воссоединение с проживающими там соотечественниками. В любом случае ареал проживания нации должен соответствовать национальным территориальным владениям.
Сказанное в высшей мере относится и к русским, являющимся не просто народом, а нацией-цивилизацией. Наши предки сумели выжить в тяжелейших условиях борьбы племен и народов за территорию и ресурсы. Русские смогли вовлечь в совместное строительство великой русской культуры и государственности иные народы — малая их часть растворилась в русской крови, остальные тюркские, финноугорские, монгольские и кавказские племена благодаря русским и России развили свои национальные языки и культуры и даже приобрели письменность. Этно-шовинисты предпочитают умалчивать о том, сколь много бесценного для сохранения целой энциклопедии их племен и родов сделали русские, сумевшие доказать, что право народа на самоопределение должно пониматься как право на проживание вместе с великим русским народом в едином государстве.
Все нации можно условно разделить на три группы. К первой из них отнесем народы «самобытного культурно-исторического типа», способные создавать мировые цивилизации.
Вторая группа охватывала «бичей Божьих», предающих смерти дряхлые (томящиеся в агонии) цивилизации. Народы этой группы появлялись в мировой истории с одной лишь целью — добить умирающие нации, после чего сами бесследно исчезали.
В третью группу входят народы, которые служили чужим целям в качестве этнографического материала, то есть растворялись в крови великих наций или вместе с ними, находясь на второстепенных ролях, участвовали в создании мировых цивилизаций.
Существуют ли сегодня русские как нация-цивилизация? Способны ли мы достойно продолжать дело наших предков? Нет. Русский народ разделен — за пределами национальных границ проживает 17 процентов всего этноса. Таких серьезных потерь не испытывал до нас ни один народ мира. Русский народ растерялся, забыв о своей исторической роли хранителя Евразии. Его нужно собрать, объединить вокруг него братские коренные народы, выковать единую политическую нацию, и тогда он легко преодолеет искусственные преграды к своему национально-государственному возрождению. В основе нации лежит чувство национального единства, давно не испытанное нашими соотечественниками. Воспитание этого чувства и есть первейшая задача русского патриотического движения.
Логика мысли «государственников» иная. Представляя собой, как правило, государственных чиновников высокого ранга, оторванных от национальной традиции и простого общения с народными массами, они абсолютизируют государство и его институты, путают понятия «государство» и «власть» и, как следствие, ставят государство выше нации. Они отказываются признавать тот факт, что именно нация единственно может и должна позволять себе корректировать формы государственного устройства по той простой причине, что они должны соответствовать ее и только ее интересам и прямым потребностям.
Кремлевская бюрократия не обладает династическими правами аристократии. Она не может быть правящим классом в принципе, так как ее работодателем является нация, народ. Чиновники — слуги народа, они нанимаются им для управления государственным хозяйством. От них многое зависит, прежде, всего, самочувствие нации. Если чиновник вор или дурак, то результаты его деятельности плачевны. Бюрократа, который нанес нации ущерб, необходимо немедленно снять с должности и примерно наказать. Чиновник, который, наоборот, продемонстрировал профессиональное рвение и принес стране пользу и славу, должен быть примерно поощрен.
Но в России бюрократия возомнила себя правящим классом — элитой. Она обеспечила себе сверхдоходы, привилегии и неприкосновенность. Попробуйте тронуть одного из них, и вся банда тут же навалится на вас. Любая честная попытка вывести отдельного начальника на «чистую воду» немедленно классифицируется как «оскорбление государства», а обидчик начинает преследоваться всеми доступными средствами — от публичного бичевания до физического устранения. Причем в гонениях принимают участие все бюрократы.
Страх перед возможным разоблачением сплачивает их в преступную группу, главным принципом самоорганизации которой становится круговая порука. «Один за всех, и все — за одного» — этот командный принцип Тимур Гайдар передал своему сыну Егору, а тот распространил на всю российскую бюрократию. Мне пришлось испытать это на собственном примере, когда «оттоптаться» на «Родине» и моем имени решили даже те представители правящего класса, кто к партийной жизни и политике вообще не имел никакого отношения. Но этим господам было важно показать всем окружающим, «мол, видите, мы в команде и тоже готовы рвать тех, кто поднял руку на воровской общак!».
Власти выгодно, когда между ней и государством ставится знак равенства. Тогда любая критика власти будет представлена как критика государства, любая борьба с привилегиями — как подрывная деятельность, любое гниение или преступление власти — как гниение и преступление государства в целом. В конечном счете, именно этот ловкий трюк — умение преступной власти прикрываться государством — разрушило СССР. Демократы боролись с Советской властью, однако победили не ее, а Советский Союз. СССР погиб, но коммунистическая бюрократия уцелела, перекрасилась и вновь плюхнулась в кресла начальников.
Точно такая история в середине прошлого века привела к гибели Германию. Глава «Гитлерюгенда» Бальдур фон Ширах, сидя в тюрьме в ожидании Нюрнбергского суда, признал: «Идентичность Гитлера с государством была настолько полной, что нельзя было выступить против одного, не выступив против другого».
Вот почему надлежащий контроль нации, ее гражданских институтов за действием власти является необходимым условиям сохранения и укрепления государственности. И наоборот — если «слуги народа» вдруг решат, что они и есть «хозяева жизни» и попытаются утянуть за собой на дно морального разложения все национальное государство, его престиж и репутацию, то такие их действия следует охарактеризовать как преступный мятеж, который необходимо подавить с показательной жестокостью.
Среди наших придворных «патриотов» обязательно найдется какой-нибудь пройдоха, который мне возразит, мол, «вся власть от Бога». Да, власть от Бога. А от кого коррупция, предательство, чванство? Скажете, что тоже от Бога? Чем выше власть, тем выше и ответственность государева мужа и, тем более, президента. Тем жестче спрос с него за дела, а не за щедрые обещания, которыми порой прикрывается нравственная нагота.
Мятеж номенклатуры возможен только при наличии двух условий. Первое — это дефицит воли и инстинкта самосохранения нации, когда у широких народных масс «пропадает голос». Во многом это связано с отсутствием в России «среднего класса», — финансово независимого и образованного народного большинства, способного сформулировать свои интересы и предъявить их власти. Ведь проще всего управлять полуголодным люмпеном или дрожащим над своим сокровищем олигархом.
Второе — это нерешительность и конформизм так называемых «государственников» — более или менее порядочных и профессионально подготовленных людей, задействованных в государственной машине, но не способных выступить против этой государственной машины тогда, когда даже младенцу становится очевидным факт использования этой власти против народа. Это такие монархисты, которые вместо того, чтобы беречь монархию от неадекватного и даже преступного деяния монарха готовы простить монарху все, вплоть до разрушений самих основ монархии, — только потому, что он — монарх!
Ничто так не ослабляет жизнеспособность России, как разъедающая верхушку власти коррупция и предательство. Ничто не способно так унизить нацию в собственных глазах и подорвать авторитет власти, как чудовищная пропасть между сверхбогатым меньшинством и сверхбедным национальным большинством. Ничто не «раскачает государственную лодку» и межнациональный мир в России так, как «антифашистская истерика», спровоцированная и раскрученная властью для дискредитации ее последовательных и принципиальных критиков, выражающих негодование русского народа своим неудовлетворительным уровнем жизни и социальным статусом. Это мой ответ «государственникам» и тем слабохарактерным натурам, которые пока еще ищут предлоги для объяснения факта своего коллаборационизма. Нам их жалкие объяснения ни к чему.
Глава II «РОЖДЕННЫЙ В СССР»
Военный след
Политикой я стал интересоваться еще в юности. Мой отец — Олег Константинович Рогозин, генерал-лейтенант авиации, до выхода в отставку занимал высокие должности в Министерстве обороны СССР. Будучи заместителем начальника Службы вооружения, в 80-е годы он практически руководил всей оборонной наукой страны и с детства привил мне интерес к военным делам.
Наш дом был вечно полон интереснейшими людьми — генеральными конструкторами ведущих конструкторских бюро, крупными учеными и военачальниками. Как правило, мама накрывала стол на кухне или в гостиной, и я становился невольным слушателем долгих бесед отца с гостями.
Говорили не только о военных делах — программе вооружений, новейших разработках систем оружия (в эти моменты отец отправлял меня под благовидным предлогом куда-нибудь сходить и что-нибудь принести), но и о ситуации в стране, которая становилась все тревожнее.
Среди тех, кто бывал у нас дома, в ходу было едкое выражение «политрабочие». Этим словечком отец и его коллеги награждали замполитов и высшее руководство КПСС, которое с 70-х годов все больше впадало в маразм. Я чувствовал, что между кадровыми военными и учеными, с одной стороны, и партийной верхушкой Вооруженных Сил СССР, — с другой, постоянно тлел конфликт, порожденный диаметрально противоположными подходами к вопросу обеспечения безопасности страны.
Дряхлевшие рептилии Политбюро настаивали на достижении «стратегического паритета» между Советским Союзом и США, который понимался ими как математическое равенство «мускул»: танков, пушек и особенно стратегических ядерных сил, развернутых двумя сверхдержавами друг против друга.
Отец и его друзья считали иначе. С их точки зрения, безопасность страны можно было обеспечить вовсе не за счет равного количества смертельного железа, на изобретение и производство которого были брошены лучшие силы науки и промышленности СССР. В конечном счете, именно гонка вооружений — бессмысленная, поставленная на поток «штамповка» гор оружия, причем морально устаревшего и пригодного разве что для ведения грандиозных танковых сражений времен Великой Отечественной войны, истощила экономику, создала дефицит самого необходимого, деморализовала советское общество и привела политический строй и советскую государственность к летальному исходу.
Возможно, кремлевские старцы и уже немолодые руководители военного ведомства, многие из которых застали последнюю мировую войну и даже прошли сквозь ее огненные годы, не могли избавиться от так называемого «сталинского синдрома». Вооруженные Силы и военная промышленность Советского Союза в первые месяцы войны оказались неготовыми к отражению гитлеровской агрессии именно из-за стратегических просчетов политического руководства страны. Тогда ставка делалась не на формирование тяжелых танковых и моторизованных бригад, которые могли бы сдержать наступление немецкой армии, а на легкие танки и даже конницу, как будто армия готовилась к тому, чтобы добивать остатки «антоновщины» на Тамбовщине. Обжегшись в предвоенные годы на «молоке», Политбюро «дуло на воду», требуя от промышленности и в целом всей советской экономики все большей милитаризации.
Как я уже говорил, мой отец и его товарищи думали по-другому, жестко отстаивая свою позицию. Суть ее сводилась к следующему: вместо доктрины «стратегического паритета», разоряющего страну и ее граждан, следовало немедленно перейти к «стратегии сдерживания».
Такая стратегия предполагает возможность нанесения противнику в ответных действиях такого ущерба, который бы заведомо превосходил возможный «выигрыш» агрессора от развязанной им войны. Объясняя мне, еще школьнику, смысл этой стратегии, отец говорил: «Представь себе двух бойцов. Один из них, самый крупный и мощный, вооружен пулеметом. Другой держит в руке всего лишь пистолет. Но фокус в том, что и пулемет, и пистолет нацелены точно в сердце противника и, более того, механически связаны друг с другом своими спусковыми крючками. Выстрелит один — автоматически выстрелит и другой. Погибнут оба. И неважно, что громила погибнет от прямого попадания одной пули, а его противник получит в сердце всю очередь пулемета. Погибнут оба».
В качестве доказательства своей правоты отец часто приводил пример Карибского кризиса. Тогда Советский Союз примерно в 17 раз уступал Америке в количестве ядерных ракет и атомных бомб, тем не менее этого соотношения было более чем достаточно, чтобы не допустить развязывания американской термоядерной агрессии.
Неутешительный расчет вашингтонских ястребов был прост: да, США может многократно уничтожить весь Советский Союз, сжечь дотла всю Евразию, но способность врага нанести ответный удар, риск «возмездия из могилы», который приведет к уничтожению 20–25 крупнейших американских городов — это та цена, которую американцы не готовы были заплатить.
Собственно, в этом и суть «стратегии сдерживания», в основе которой лежит принцип «оборонительной достаточности». Это означает, что миролюбивое государство должно обладать таким количеством и, главное, качеством оружия (прежде всего, стратегических ядерных сил), чтобы в случае агрессии нанести обидчику неприемлемый ущерб. Если агрессору об этом заранее будет известно, то, рискуя «получить сдачу», в драку он уже не полезет. Для обеспечения надежной безопасности своей страны не обязательно добиваться «стратегического паритета». Достаточно иметь в запасе такую «страшилку» для врага, которая остановит его от нападения.
Сейчас уже очевидна безусловная правота позиции, которую отстаивал отец. Если бы стратегия сдерживания была взята на вооружение советским руководством еще в 80-е годы, то, как знать, может быть, СССР продолжил бы свое существование, а гражданская наука и промышленность давно бы уже наладили с помощью «оборонки» производство современной и конкурентоспособной продукции, обеспечив достойный уровень жизни граждан Великой Державы.
Но судьба страны сложилась иначе. И материальный фактор (сложности экономического положения Советского Союза) оказался вовсе не на первом месте в деле развала державы.
СССР убили не пустые прилавки магазинов, не козни вражьей агентуры, не дешевые инсценировки диссидентов и не тупая фальшь советской пропаганды. Несмотря на все проблемы в организации военного дела, наши Вооруженные Силы разгромили бы любого неприятели, если бы он покусился на суверенитет советского государства.
Войну проиграли не командиры, а «политрабочие» — те, кого с упрямой периодичностью поминали дурным словом завсегдатаи нашего дома.
Нация была предана руководством КПСС, коммунистическими бонзами, презиравшими свой народ и его веру. Многие из них, желая сохранить свою власть, лично возглавили шовинистические сепаратистские движения и спровоцировали потрясения 1991 года, приведшие к распаду СССР.
Развал Союза не был запрограммирован. Он стал результатом массового предательства правящей верхушки. Моральное разложение руководства КПСС привело к выдвижению на первые роли Михаила Горбачева, Александра Яковлева и других «архитекторов перестройки», которые выгодно отличались от предыдущего поколения вождей только умением самостоятельно перемещаться. Бессмысленное щебетание нового генсека, не способного управлять столь сложным государством в кризисное время, было зловещей приметой надвигавшихся бурь.
Глядя на Горбачева, я осознал, насколько велика роль личности в истории. Сильный, полный решимости, ответственный национальный лидер, несмотря на острый характер проблем, охвативших национальную политику и экономику СССР, без сомнения справился бы с угрозой развала Союза. Лидер тем и отличается от высокопоставленного баламута, волей случая вынесенного на Олимп, что он точно знает, чего он желает добиться, и последовательно идет к поставленной цели, используя все необходимые средства для ее достижения.
Как сейчас я отчетливо помню череду роскошных, парадных похорон Брежнева, Андропова, Суслова, Пельше. Однажды, году в 84-м, я увидел в программе «Время» задыхающегося от какой-то болезни нового генсека Черненко, с трудом читавшего по бумажке какую-то безликую речь. Какая тоска, безнадега охватила всю мою душу! Неужели эти невзрачности будут сменять друг друга вечно, а эти похороны станут главной достопримечательностью моей страны!
И вдруг я увидел новое, свежее лицо. Он ходил без поддержки, улыбался, дышал ровно, пытался шутить. В 1985 году, придя к власти, Горбачев располагал всеми необходимыми рычагами для обновления и укрепления страны. В его распоряжении находились армия и КГБ. На них он всегда мог опереться, как только бы решился изъять из руководства КПСС предателей и национал-сепаратистов.
Под его началом находились современные производственные кадры и академическая научная школа с мировой репутацией. Они были способны принять и поддержать призыв к разумной конверсии оборонно-промышленного комплекса и военной науки. Модернизация гражданской промышленности на основе научных изобретений и технологий «оборонки» позволила бы в кратчайшие сроки снять социально-экономическое напряжение в стране и глухое недовольство в народе по поводу пустых прилавков.
Призыв талантливой и патриотически настроенной молодежи в структуры правящей партии и правительства обеспечил бы лояльность нового поколения граждан заявленным целям развития нации.
В случае проявления острой оппозиции новому курсу со стороны старой номенклатуры лидер мог бы напрямую обратиться к нации за поддержкой. И она была бы оказана мгновенно и повсеместно.
И самое главное. Взамен исчерпавшим свой потенциал лозунгам построения коммунизма, в идею которого на тот момент мало кто уже верил, надо было предложить новую доктрину, сформированную на основе идеологии национальных интересов. Нужно было решительно отказаться от так называемой ленинской национальной политики, предполагавшей наделение каждой нации правом на национальное самоопределение вплоть до отделения.
В СССР только у русских не было такого права. У РСФСР не было ни своей Академии наук, ни своей компартии, ни иных равных другим союзным республикам признаков национального суверенитета. Территория Советской России то и дело использовалась для наделения землей очередных «братских народов», от имени которых выступала шовинистически настроенная коммунистическая бюрократия. За счет РСФСР в конце 30-х годов был образован Казахстан, в состав которого вошли земли Семиреченского, Уральского и Сибирского казачьих войск. А в печальном 1954 году обильно политый русской кровью Крымский полуостров был великодушно «подарен» Никитой Хрущевым его родной Украине.
В малых формах изъятие земли у русского народа происходило и внутри самой РСФСР. Например, территория Ставропольского края, без какого бы то ни было согласия местного казачьего населения, неоднократно урезалась в пользу северокавказских соседей. Кизлярский район вошел в состав Дагестана, Моздокский — в состав Северной Осетии, а Наурский и Шелковской были подарены абрекам Чечено-Ингушетии.
Надо сказать, что национал-сепаратисты и русофобы разных мастей забрались на чердак партийной власти в союзных республиках достаточно давно — еще в начале 70-х годов. Судя по взглядам нынешних руководителей Татарии и Башкирии, еще недавно восседавших в креслах первых секретарей соответствующих обкомов КПСС, русофобские и сепаратистские настроения к концу 80-х годов стали визитной карточкой партийной номенклатуры и в самой РСФСР.
Один из рупоров кремлевской «Общественной палаты» этнолог Валерий Тишков, которого тяжело заподозрить в симпатиях к русским патриотам, в своей книге «Очерки теории и политики этничности в России» приводит интересные данные о национальном составе КПСС и Политбюро ее Центрального Комитета. Они наглядно свидетельствуют, что состоявшая преимущественно из русских, компартия управлялась представителями этнических кланов. В частности, он пишет:
«Радикально изменился этнический состав руководства КПСС после XXVIII съезда партии, когда при формировании Политбюро был утвержден принцип федеративной квоты для первых секретарей компартий союзных республик (без выборов) и избрание фактически только 1/3 состава Политбюро. В итоге в нынешнее Политбюро из 24 человек вошли представители 16 национальностей (15 титульных + 1 осетин), а процедуру выборов прошли только 7 русских (8-й И. К. Полозков вошел по квоте), один украинец (2-й Гуренко — по квоте) и один осетин (А. С. Дзасохов). Тем самым впервые за свою историю состав Политбюро партии коммунистов приобрел многонациональный характер».
Это утверждение г-на Тишкова мы оставим на остатках его совести. В отличие от «забывчивого этнолога» мы хорошо помним этнический состав руководства большевистской партии, который редко соответствовал национально-пропорциональному составу России. Если верить Тишкову, русских среди членов горбачевского Политбюро было всего восемь человек, что составляет одну треть. И это при том, что среди рядовых коммунистов доля русских приближалась к 60 процентам.
Далее в своей книге г-н Тишков приводит новые любопытные свидетельства:
«КПСС предстала перед парадоксальной перспективой: ее руководство впервые стало многонациональным, а рядовой состав становился все более мононациональным, превращая эту политическую партию в этническом отношении в партию русской части населения страны. Даже в тех республиках, где коммунисты сохраняли свою численность, следует иметь в виду, что и в прошлом доля русскоязычного населения в партии там была выше, а сейчас она еще выше, т. к. выходили из партии, прежде всего, представители статусных национальностей. Последние переориентировали свои политические интересы в пользу новых национальных фронтов и партий, а русские и русскоязычное население в целом, а также этнические меньшинства, не вовлеченные в эти движения или находящиеся в оппозиции к ним, сохраняют свою лояльность КПСС. Однако эта лояльность не столько по идейной убежденности, сколько по необходимости сохранять членство в качестве средства сохранения связи с Центром, с Россией, а также средства противодействия росту политического национализма со стороны так называемого коренного населения… Среди дисперсно расселенных групп, не имеющих своей государственности, доля коммунистов также различается очень сильно. Так, например, евреи (1,5 млн. чел.) и немцы (2 млн. чел.) представляют два народа, в отношении которых существовала длительное время дискриминация при приеме в партию. Однако евреи имеют самый высокий показатель представительства среди членов партии (почти 15 % от численности всей группы!), а немцы один из самых низких (4,4 % от численности)».
Из приведенных данных можно сделать однозначный вывод: русские надеялись на КПСС как на защитницу их прав в борьбе с национал-сепаратистами. Однако само руководство партии состояло либо из безвольных руководителей типа самого «Михал Сергеича», либо из откровенных предателей и хамелеонов, либо из самих национал-сепаратистов, решивших использовать правящую партию для уничтожения союзной государственности. Да и сама организации власти прогнила до основания и не демонстрировала даже намека на способность к реформированию.
То, что произошло с КПСС, — тяжелый и непрочитанный пока урок для нынешней правящей партии России, руководство которой уже сейчас кишит национал-сепаратистами.
Если бы тогда на месте Горбачева стоял действительно национальный лидер, он бы увидел эти тревожные симптомы внутрипартийной гангрены. Наилучшим способом уберечь страну от кровавого распада и формирования на ее осколках примитивных феодальных ханств было бы точечное хирургическое вмешательство для ампутации зараженных тканей. Широкие народные массы и национально мыслящая интеллигенция приветствовали бы задержание всех главарей национал-сепаратизма. Тем более что органам госбезопасности были известны их коммерческие грешки, может быть, и не идущие ни в какое сравнение с размахом сегодняшней коррупции, но достаточные для того, чтобы наказать партийных «вырожденцев» показательно жестко.
Пример бурно развивающегося националистического Китая наглядно демонстрирует, что непримиримая позиция правящей партии и общества к преступности в собственных рядах и даже среди высшего партийного руководства оказывает благоприятное воздействие на укрепление партийной дисциплины, государственного единства и темпы экономического роста.
Ничего этого не было сделано. Противоречивая и слабая натура Горбачева лишь потакала росту центробежных сил. Начались волнения в Карабахе, затем в Грузии, Прибалтике, Узбекистане, далее — везде. Характерно, что первыми жертвами озверевших сепаратистов становились русские мирные жители. Например, внутритаджикской резне между «вовчиками» и «юрчиками» предшествовали расправы в Душанбе и других городах над русским населением. В середине февраля 1990 года национал-исламисты буквально растерзали полторы тысячи русских мужчин и женщин в Душанбе. Женщин под грохот автоматных очередей и гогот насильников заставляли раздеваться и бегать по кругу на площади железнодорожного вокзала.
Эти леденящие кровь истории, о которых упрямо молчит российское телевидение «во избежание разжигания межнациональной розни», вы и сейчас можете услышать от чудом оставшихся в живых русских беженцев, которые вот уже более 15 лет пытаются найти кров, гражданство, сочувствие и поддержку у российских властей. Бесполезно. Этим господам и тогда было наплевать на геноцид русского народа, брошейного на произвол Горбачевым и демократами, наплевать и сейчас.
Ни крики умирающих младенцев, ни стоны изнасилованных русских девушек не тронули сердца банды честолюбцев и воров, дорвавшихся до власти. Ведь убивали русских, а русских защищать не следовало! Полуживая КПСС и полуразложившийся от массового предательства КГБ не были способны удержать страну от распада.
На самом деле все межнациональные проблемы, жестко заявившие о себе при первом же малейшем ослаблении советского режима, тлели десятилетиями, если не дольше. И напряжение между армянами и азербайджанцами в вопросе о принадлежности Нагорного Карабаха, и абхазо-грузинское противостояние, и проблема воссоединения Осетии Южной с Осетией Северной в составе РСФСР имели свою историю, зачастую не менее продолжительную, чем история самого Советского Союза.
Но эти конфликты носили скрытый характер, и любая попытка их «раскачать» немедленно пресекалась по партийной линии с помощью необходимого репрессивного аппарата КГБ СССР. Когда же эти два шампура — КПСС и Комитет госбезопасности — были выдернуты из плоти межнациональных отношений, все рухнуло на давно уже тлеющие угли взаимной вражды.
Единственная сила, которая своей мощью и авторитетом могла выступить против разгрома союзного государства, был русский народ.
Да, его элита была либо расстреляна, либо рассеяна в эмиграции в Гражданскую войну.
Да, пришедшее ей на смену молодое поколение сильных и смелых комсомольцев 30–40-х годов полегло на полях Великой Отечественной.
Да, современным русским людям также отказывали в праве гордиться своей нацией. Как сейчас помню, как наша классная учительница объясняла нам перед встречей с французскими сверстниками, что нельзя называть себя русскими, если спросят, надо говорить, что мы — советские.
Тем не менее только русские могли выступить организованно в защиту единого государства, а потому факты атаки на мирных русских жителей в Закавказье, Прибалтике и Средней Азии тщательно скрывались Кремлем. Власти справедливо полагали, что правда о катастрофе тысяч вырезанных русских семей может разбудить гнев национального характера и призвать его к действию.
Истинный национальный лидер сумел бы опереться на армию и активную моральную поддержку русского народа. В конце 80-х годов русские более-менее равномерно проживали на всей территории Империи, а значит — могли коллективно выступить в защиту государственного единства.
Жесткие ответные меры сильного национального лидера были бы поддержаны массой нерусских народов, желавших сохранить то лучшее, что было в советском строе. Об этом свидетельствуют результаты мартовского 1991 года референдума о сохранении СССР, который, несмотря на лукавость горбачевской формулировки, был поддержан абсолютным большинством граждан страны. Действия национал-предателей из партийной верхушки союзных республик можно было бы блокировать повсеместно.
Безусловно, особую роль в подавлении мятежа партноменклатуры могли бы сыграть и органы государственной пропаганды. Вместо того чтобы показывать дурацкие новости ГКЧП и гонять в эфире балет «Лебединое озеро», нужно было просто показать правду, рассказать о том, какие чудовищные планы захвата власти вынашивают заговорщики, кто снабжает их деньгами и оружием, кто оказывает моральную и политическую поддержку. В сочетании с решительными действиями по нейтрализации главарей мятежа фактор наступательной пропаганды привел бы к полному успеху.
.. Но национальный лидер, народный вождь, способный взять на себя всю полноту власти в этот критический момент жизни нации и государства так и не появился. Господь оставил нас один на один с маразмирующим Политбюро, его болтливым генсеком с кляксой на голове и в придачу к нему трусливыми российскими коммунономенклатурщиками во главе с Иваном Полозковым, как две капли воды похожим на булгаковского Шарикова.
Система отбора советских партийных кадров могла выплевывать на самый верх государственной власти только таких ничтожеств, как Михаил Сергеевич Горбачев, а потому впереди всех нас ждали страшные испытания.
«А ведь ты не марксист!»
В 1981 году я стоял перед выбором: стать профессиональным спортсменом и поступить в Московский авиационный институт, где была классная гандбольная команда (а я уже тогда был мастером спорта), или сдать документы в МГУ. В пользу МАИ меня склонял отец. Он резонно полагал, что авиационный институт, где еще преподавал мой дед Константин Павлович Рогозин, даст мне не только правильное инженерное образование, но и стартовую площадку для блестящей военной карьеры.
Отец всю жизнь посвятил авиации. Окончив с отличием Чкаловскую летную школу в Оренбурге, он познакомился с моей мамой — Тамарой Васильевной Прокофьевой, выпускницей мединститута, проработавшей всю жизнь фельдшером. Там, на Южном Урале, в 1953 году родилась моя старшая сестра Татьяна. Потом семья переехала в Москву. Жили на Тишинке, потом получили квартиру в Тушино. Когда-то мои дед и бабушка жили рядом со Смоленской площадью, но во время войны бомба немецкого бомбардировщика угодила прямо в их дом.
В 14 лет отец сбежал на фронт. Юнгой участвовал в боях на Днепре. С тяжелым воспалением легких его доставили домой, но поскольку жить в Москве было негде, дед отправил семью на Алтай в эвакуацию.
На военной службе в нашей семье состояли многие поколения моих предков. Начиная с прадеда — Бориса Николаевича, выпускника Гатчинской школы военлетов, ветерана Первой мировой войны и друга легендарного Нестерова, все они имели отношение к авиации — прежде всего военной.
Как это ни забавно, но именно я, еще не родившись, коренным образом повлиял на карьеру отца. Он мечтал о небе и хотел стать летчиком-испытателем, но мама, будучи беременна мной, категорически этому воспротивилась, и отец был вынужден отступить. Он окончил Военно-воздушную инженерную академию имени Жуковского и с головой ушел в военную науку и разработку новейших систем вооружений.
В семье никто не сомневался, что я продолжу военноинженерную династию, но уже в старших классах я почувствовал интерес к другому делу — политике и международным отношениям. В 10-м классе я вызвался читать перед занятиями всем старшеклассникам и учителям «политинформацию».
Для ее подготовки я изыскивал интересные материалы из дипломатических книг, мемуаров полководцев и государственных деятелей и даже из «вражьих голосов», которые я ловил с помощью массивной домашней радиолы.
Выступая перед сверстниками и учителями, я осваивал науку публичного выступления, изобретал приемы аргументации своей позиции перед большой аудиторией, совершенствовал устную речь и учился великому искусству владения Словом.
Только теперь я могу себе представить, что думал обо всем происходящем присматривавший за мной директор нашей французской школы Юлий Михайлович Цейтлин. В конце концов, наслушавшись моей «политинформации», он поставил мне в выпускном аттестате по обществоведению «четверку», хотя в самом классном журнале по этому предмету у меня стояли одни отличные оценки. За какие вольности в изложении материала наш директор срезал мне один балл, ума не приложу. Но на выпускном вечере Цейтлин проводил меня еще более странной фразой: «А ведь ты не марксист!»
Я не знал, чем это мне может грозить, но почему-то именно после разговора с директором школы решил поступать в Московский государственный университет, и не куда-нибудь, а на международное отделение факультета журналистики.
Отец долго и безуспешно пытался меня отговорить. Он откровенно недолюбливал всех этих партийных номенклатурщиков и советских пропагандистов, чьи дети и составляли основную массу студентов элитного «международного отделения» журфака.
Документы принимали только у юношей. Считалось, что не может быть такой профессии — «журналистка-международница». Ведь для жены дипломата, журналиста или легального сотрудника КГБ работу за границей можно было подыскать: учительницей в школе, дежурной в библиотеке, врачом, например. Но что делать, если за границу командируют советскую женщину с мужем в придачу? Куда его-то девать? Как правило, такие мужья оставались на Родине, а КГБ начинало слежку за его удачливой супругой, «как бы чего не вышло с ее моральным обликом». В общем, девиц к нам на отделение брали разве что только по очень большому блату.
Поскольку я был сын военного, поступить мне так просто не дали. «Срезали» на сочинении, сказав, что, мол, «не раскрыл тему». Все остальные устные экзамены я сдал на «отлично», но заветных полбалла мне для поступления не хватало.
Выручила спортивная кафедра. Кто-то, к сожалению, сейчас уж не помню, подсказал мне обратиться туда и показать книжку Мастера спорта СССР. На журфак спортсменов брали охотно. Во-первых, честь факультета надо защищать, а во-вторых, по окончании можно было податься в спортивные комментаторы. Меня такая перспектива не прельщала, но поступить-то надо было! В общем, в сомнительном качестве гандболиста, не способного «как все» сдать экзамены, я был принят в студенты вечернего отделения факультета журналистики МГУ «с правом посещения дневного отделения».
Увидев мои душевные страдания, отец помог мне устроиться в Редакционно-издательский отдел Института атомной энергии имени Курчатова и получить справку, что я «где-то работаю», необходимую для представления в деканат. На птичьих правах я стал посещать занятия вместе с испанской группой международного отделения.
По окончании спецшколы я неплохо изъяснялся по-французски и даже выиграл конкурс стихотворного перевода поэзии Поля Верлена. Поэтому я твердо решил выучить именно испанский. Я полагал, что в чужом для моей семьи мире международной журналистики мне никто помогать не будет. Придется пробиваться самому, а потому нужно владеть теми иностранными языками и знаниями, с которыми у меня будет больше маневра и меньше влиятельных конкурентов с крутыми папашами. Расчет, как показала моя дальнейшая жизнь, оказался верен.
На третьем курсе я стал факультативно посещать занятия по итальянскому языку, плюс нам добавили в качестве обязательного предмета изучение языка одной из социалистических стран. Я выбрал чешский, хотя правильней было бы взять сербско-хорватский. Ровно через десять лет, объезжая воюющую Боснию и Сербскую Краину, а затем Македонию и Косово, я многократно жалел о том, что не говорю на языке моих балканских братьев. Хотя на войне язык учится быстрее, и уже скоро я перестал испытывать малейшие затруднения в общении с моими боевыми друзьями. Но об этом чуть позже.
На четвертом курсе меня попытались завербовать в КГБ. Позвонили домой, пообещали интересную работу и предложили встретиться на следующий день у метро «Парк культуры». Я согласился. Честно говоря, я мечтал работать в разведке и просто еле сдерживал переполнявшую меня радость. Будущая жизнь рисовалась мне полной приключений и подвигов. Я был готов согласиться даже на нелегальную работу, тем более что благодаря моей южнорусской внешности, карим глазам, крупному носу, широким скулам и темно-русой шевелюре я мог бы сойти и за испанца, и за серба, и за араба, и за кавказца, и, как шутила моя жена, даже за гигантского японца. В общем, в чертах моего лица как в зеркале отразились все освободительные походы русской имперской армии.
Вскоре меня и мою молодую супругу Татьяну — студентку филологического факультета МГУ, родившую мне на третьем курсе сына — пригласили в какой-то медицинский центр КГБ для прохождения осмотра и проведения различных психологических тестов. Я предупредил своего вербовщика, что сразу после четвертого курса меня отправят на полугодовую стажировку на Кубу. Я жаждал получить хоть какое-нибудь задание по линии внешнеполитической разведки СССР, стать «нашим человеком в Гаване» и, наконец, принести своей Родине пользу.
Однако все вышло иначе. В Гаване про меня забыли вовсе. Но, оказавшись на Острове свободы, я старался зря время не терять. Изучая практику работы американских спецслужб, сумевших обеспечить эффективное вещание своей радиостанции на Кубу, я собрал интереснейший материал и подготовил на его основе дипломную работу на тему «Психологическая война США против Кубы». Там же, в Гаване, я написал еще одну дипломную работу об оборонной политике Франции — «Парадоксы президента Миттерана». Военной проблематикой я серьезно увлекся в годы учебы в университете, в спецхране читал вырезки из французских газет и, несмотря на то, что был вынужден ехать в Гавану на стажировку, мировой истории войн и конфликтов изменить не решился.
В Москву я вернулся в феврале 86-го с черной огромной бородой, двумя дипломными работами и нетерпеливым желанием узнать, когда же мне выходить на службу в органах государственной безопасности.
«Органы» на мои звонки долго не отвечали. Наконец, я дозвонился до своего старого знакомого-кадровика, который, как ни в чем не бывало, сообщил мне пренеприятнейшую новость. Оказывается, очередной генсек Юрий Андропов перед своей смертью завещал детей и зятей сотрудников Первого Главного Управления КГБ СССР (внешняя разведка) на работу в то же самое управление не брать и подписал соответствующий приказ о «борьбе с кумовством». Для меня эта новость была как гром средь ясного неба. Мой тесть Геннадий Николаевич Серебряков в то время действительно работал на американском направлении в том самом ПГУ КГБ и имел звание полковника, поэтому доступ в «контору» мне был перекрыт железобетонно. Мечта рушилась на глазах.
Защитив обе дипломные работы на «отлично», сдав государственные экзамены и получив Диплом с отличием об окончании престижнейшего в стране и мире высшего учебного заведения, я оказался на улице без всякого распределения и перспективы.
Программа «Время», с международной редакцией которой я в студенческие годы активно сотрудничал и даже делал «синхроны» для новостей и популярной в те годы передачи «Сегодня в мире», от моих услуг отказалась: руководство программы сослалось на то, что дети «политрабочих» из Международного отдела ЦК, с грехом пополам отучившиеся со мной на курсе, им подходят больше.
Тогда, в поисках работы и возможности прокормить семью, я попытался устроиться в редакцию «Комсомольской правды». Я многих там знал, и меня запомнили многие. Дело в том, что летом и осенью 1983 года я активно сотрудничал с «Комсомолкой» в выпуске приложения «Алый парус». Это был разгар страстей и взаимной перебранки между США и СССР. На Дальнем Востоке наш истребитель сбил «южнокорейский лайнер», после чего тот «ушел в неизвестном направлении». Американцы подняли жуткий скандал, и спираль «холодной войны» готова была вот-вот распрямиться.
Советские газеты, как могли, клеймили американский империализм, «Комсомольская правда» старалась от остальных не отставать. В ее редакцию приходили мешки злобных писем читателей, адресованных президенту США. Редакция не жалела денег и переправляла эти мешки в Вашингтон. Одно из этих писем я решил размножить и расклеить по стенам редакции. Уж больно выразительным и остроумным было это послание неизвестного советского комсомольца известному хозяину Белого Дома:
Не грози, Рейган, ракетами, Не пугай народ войной. Наши силы, знай, достаточны, Чтоб расправиться с тобой! В тисках огней — огней мучений Умрешь от адских излучений!Ну, разве не шедевр? Почему-то моя патриотическая инициатива не пришлась по вкусу редакционному начальству, мне сделали замечание, но запомнили надолго. Этим я и решил воспользоваться, напомнив звонком в редакцию о себе. Мой собеседник зачем-то перезвонил по параллельному телефону своему приятелю, работавшему в Комитете молодежных организаций СССР, и сказал, что прежде чем говорить о работе в «Комсомолке», мне надо пройти собеседование в этом самом КМО.
Что это за контора, я на тот момент не имел ни малейшего представления. И уж тем более не мог предположить, что именно с этой странной аббревиатурой и стоящей за ней еще более странной организацией будет связано начало моей жизни в большой политике!
Комитет молодежных организаций СССР
Формально КМО СССР, созданный еще в годы Великой Отечественной войны под названием «Антифашистский комитет советской молодежи», представлял собой автономную по отношению к аппарату ЦК ВЛКСМ организацию. Нас связывали общие управление делами и здание на улице Богдана Хмельницкого (ныне — ул. Маросейка), в котором около ста сотрудников или, точнее, «ответственных работников» Комитета занимали второй и третий этажи.
Добрая половина всех ответработников КМО СССР одновременно работала либо во внешней разведке, либо в контрразведке. Мы их так и называли: «многостаночники». Они то и дело отлучались с работы, объясняя свое отсутствие «необходимостью выйти на связь с Центром». Мы же подозревали, что они просто ходили за пивом или в хозяйственный магазин. Перестройка была в полном разгаре, и элементы тления системы были заметны даже в таких мелочах.
Пройдя несколько собеседований, я был принят на работу и сразу определен младшим референтом в сектор стран Южной Европы, США и Канады. Мне поручили заниматься странами моей языковой группы — Испанией, Италией и Португалией. В круг задач референта входило выявление и пропагандистская обработка наиболее перспективных молодых политиков этих стран — будущих «агентов влияния СССР», организация регулярных и содержательных контактов с молодежными крыльями ведущих политических партий и решение отдельных специфических задач по поручению наших кураторов из Международного отдела ЦК КПСС.
Работа мне сразу понравилась. По уровню политической ответственности, которой наделяли молодого профи в Комитете молодежных организаций, наши сотрудники ничем не уступали дипломатам уровня советника МИД СССР, а по возможностям творческой работы — намного их превосходили. Пройдет несколько лет, и привычка к самостоятельности не даст сотрудникам КМО сгинуть вместе с развалом СССР — все они, несмотря на критическое отношение к «чудесам российской демократии и дикого рынка», быстро сориентируются в новой обстановке и в основном станут успешными предпринимателями.
Я оказался самым младшим по возрасту в этом сложившемся коллективе. Корпоративный норов КМО СССР, особая закваска, которую приобретали работавшие там люди, оказались мне по душе. Все мои новые коллеги были старше меня всего на несколько лет, но уже имели за плечами приличный опыт международной работы. Не помню случая, чтобы кто-то отказал мне в совете, как лучше сделать ту или иную работу.
Именно в КМО я рассмотрел все плюсы и изъяны западной модели демократии, расшифровал коды «холодной войны», понял, почему мы ее проигрываем. Работа в Комитете позволила мне убедиться, что в отношениях между государствами и политическими системами не должно быть места той пустопорожней болтовне и сентиментальным чувствам, которые пытались нам внушить лицемерные отцы перестройки. Сказки о «новом мышлении» и «общечеловеческих ценностях» были придуманы опытными западными психологами-пропагандистами для разложения хилой и демагогической обороны наших «политрабочих».
Справедливости ради надо признать, что Запад никогда не упускал возможности поживиться за счет России в моменты ее очередного исторического ослабления, требуя от нее под различными предлогами все большие уступки. Как правило, такая политика сопровождалась массированной антирусской пропагандой. Такое отношение к нам со стороны Запада — дело не новое. Копаясь в архивах, я смог в этом лично убедиться.
Интересные свидетельства на сей счет привел в изданной в 1871 году книге «Россия и Европа» замечательный русский философ Николай Данилевский: «Вот уже с лишком тринадцать лет, как русское правительство совершенно изменило свою систему, совершило акт такого высокого либерализма, что даже совестно применять к нему это опошленное слово; русское дворянство выказало бескорыстие и великодушие, а массы русского народа — умеренность и незлобие примерные. С тех пор правительство продолжало действовать в том же духе. Одна либеральная реформа следовала за другою. На заграничные дела оно уже не оказывает никакого давления. И что же, переменилась ли хоть на волос Европа в отношении к России?…Смешны эти ухаживания за иностранцами с целью показать им Русь лицом, а через их посредство просветить и заставить прозреть заблуждающееся общественное мнение Европы.
Дело в том, что Европа не признает нас своими. Она видит в России и в славянах вообще нечто ей чуждое, а вместе с тем такое, что не может служить для нее простым материалом, из которого она могла бы извлекать свои выгоды.
Для этой несправедливости, для этой неприязненности Европы к России, сколько бы мы ни искали, мы не найдем причины в тех или других поступках России, вообще не найдем объяснения и ответа, основанного на фактах. Тут даже нет ничего сознательного, в чем бы Европа могла дать себе самой беспристрастный отчет. Причина явления лежит глубже. Она лежит в неизведанных глубинах тех племенных симпатий и антипатий, которые составляют инстинкт народов».
Надо признать, что все советское общество в середине 80-х годов пребывало в состоянии политической девственности и ожидания немедленной благодати, коей Запад должен был наградить наш народ за примерное рвение к демократическому идеалу. Излишне эмоциональный, распахнутый всему миру характер молодой русской нации толкал ее на все новенькое и модненькое, что нам подсовывали на Западе.
То, что в Европе считалось всего лишь гипотезой, в России принималось на веру без малейшего обсуждения. Вскоре очередная приехавшая в опломбированном вагоне европейская теория превращалась в России в аксиому, потом становилась мировоззренческой догмой, а затем и новой политической реальностью. Так было на Руси и в допетровские времена, и в эпоху Петра Великого, и при декабристах.
«Призрак ходит по Европе», — писали Карл Маркс и Фридрих Энгельс в своем Манифесте про бездомную коммунистическую идеологию, которую так и не захотел приютить у себя ни один европейский народ. Зато в России эта нелегальная иммигрантка быстро всех очаровала и стала полноправной хозяйкой на долгие десятилетия. Примерно то же самое произошло и в годы перестройки. Под лозунгом борьбы за «общечеловеческие ценности» СССР сбежал из зон своего влияния в Юго-Восточной Азии, Латинской Америке, Африке, но главное — в Восточной Европе и на Ближнем и Среднем Востоке. Свою собственность в этих странах он бросил на разграбление, а своих друзей — на растерзание. Затем, под лозунгом борьбы «за новое мышление», СССР развалился сам.
До сих пор не могу понять, как советское руководство, санкционировавшее объединение германской нации, не только не получило заметных политических и материальных дивидендов (не личных, конечно), но и еще оставило свою страну в огромных долгах. За результаты таких «переговоров» в любой другой стране таких начальников вздернули бы на ближайшей березе, но только не в России, где можно воровать и предавать и притом рассчитывать не только на снисхождение, но и на почет и уважение.
За время работы в КМО СССР я смог дважды лично убедиться в том, как западники, практически не стесняясь, использовали «молодежные связи» для организации подрывной деятельности против двух федеративных государств — нашего и югославского.
Первый случай я наблюдал в августе 1989 года на Всемирной молодежной встрече за свободу и демократию, которая проходила на обширных площадях промышленной выставки в Париже. Туда приехала гигантская «делегация советской молодежи», средний возраст которой, по моим расчетам, составлял 45 лет. В ее состав «в духе времени» по поручению ЦК КПСС были включены представители националистических движений прибалтийских республик — народные фронты Латвии и Эстонии плюс литовский «Саюдис». Каково же было мое удивление, когда эти парни, приехавшие в столицу Франции за счет КМО СССР, в сопровождении какой-то международной шпаны тут же устроили у павильона нашей делегации митинг протеста против «советской оккупации» Прибалтики. Несмотря на запрет Москвы устраивать скандал, я немедленно распорядился вышвырнуть «контриков» из оплаченной нами гостиницы и, будучи переполненным чувством уязвленного патриотизма, спустил одного прибалта с лестницы. Однако западники немедленно пригрели у себя этих оппортунистов, предоставив им возможность выступать на полуофициальных мероприятиях от имени «свободолюбивых балтийских государств».
Примерно то же самое, только в еще более циничной форме, творили западники с югославской делегацией, буквально разрывая ее на части и предоставляя словенцам, боснийцам и хорватам возможность организовать свои отдельные от Югославии павильоны. Известно, что гражданские войны начинаются на ярмарках и рынках, вспыхивая на почве бытовой ссоры. Не думаю, что французы и те, кто стоял за ними, об этом вдруг позабыли.
Второй случай открытой игры западников против единства СССР с использованием «молодежных связей» произошел на моих глазах буквально два месяца спустя. Я проходил краткую недельную стажировку в Лондоне по линии Атлантической ассоциации молодых политических лидеров. Оставшись допоздна в библиотеке штаб-квартиры Ассоциации, я стал невольным свидетелем оживленной беседы, которую вели представители НАТО с одним из секретарей ЦК комсомола Украины. Это даже была не беседа, а смесь вербовки с инструктажем на тему, как и когда украинцам надо покидать советскую «тюрьму народов» и что Запад их «в случае чего» в беде не оставит. Это была осень 1989 года, когда еще практически никому в здравом уме не приходила мысль о возможности скорого падения СССР.
Планомерная обработка западными спецслужбами партийно-комсомольских кадров Прибалтики, Украины и закавказских республик шла вовсе не с целью вербовки в их среде «агентов влияния» или «пятой колонны» Запада. Это было не главное. Западники к тому моменту уже застолбили серьезные позиции в кругу куда более влиятельных советских «шишек» — членов Политбюро, «убеленных благородной сединой» секретарей ЦК.
Западным спецслужбам требовалось «пушечное мясо» — молодежь, готовая к антирусским погромам или, по крайней мере, к активным уличным действиям, способным создать реальную угрозу единству СССР. Поэтому, что бы мне ни говорили мои европейские и американские коллеги сейчас, я знаю точно, что Запад приложил максимум усилий для разжигания межнациональной розни в СССР, причем, розни настоящей, без кавычек.
Мог ли комсомол — единственная на тот момент всесоюзная политическая молодежная организация, насчитывавшая в своих рядах 25 миллионов молодых девушек и юношей, имеющая огромные финансовые ресурсы и собственность, — эффективно противостоять угрозе междоусобицы, способной разнести союзное государство в клочья? Нет, уже не мог. Республиканские ЦК комсомола были напичканы молодыми карьеристами, воспитанными в шовинистическом антирусском духе, а высокопоставленные сотрудники центрального аппарата в Москве к концу 80-х годов занимались только личным бизнесом.
Старинные московские особняки, розданные после революции под горкомы и райкомы комсомола, как-то незаметно переходили под имущественный контроль будущих менатепов, альфа-банков и прочих олигархических структур. При этом первые секретари этих многочисленных райкомов-горкомов, не меняя своих кабинетов и длинноногих секретарш, становились «ударниками капиталистического труда». Доходы от хозяйственной деятельности собственных туристических агентств и многотиражных газет, ежемесячные добровольно-принудительные членские взносы масс рядовых комсомольцев — все это конвертировалось в твердую валюту. Через будапештский офис Всемирной федерации демократической молодежи (молодежного Коминтерна) и пражский офис Международного союза студентов эти деньги уводились из страны на счета ливанских банков и бесследно исчезали. Чуть позже на этих украденных комсомольских взносах разжиреет поколение «новых русских», вылупившееся из скорлупы недавних комсомольских вожаков.
Я откровенно недолюбливал всю эту гнилую публику, которая, как свора шакалов, набросилась на наследство ВЛКСМ. Безыдейные циники, лжецы и клятвопреступники — такую смену подготовили себе древние ящеры Политбюро. Эти же мерзавцы составляли и «группу скандирования» словоохотливых «отцов перестройки». С такими «верными сынами» Отчизна не могла не упасть в штопор.
К тому же на службе у меня появились первые серьезные проблемы: меня как заведующего сектором международных организаций заставляли вступать в КПСС, а я категорически не хотел этого делать. Возможно, раньше я «как все» так бы и поступил, но перестройка и все окружавшее меня вранье окончательно отбили во мне охоту продолжать знакомство с поздними советскими коммунистами. Поэтому я решил уйти из КМО еще в начале 1990 года.
К тому времени я уже пользовался уважением в коллективе моих сослуживцев, считался классным профессионалом-международником. Видимо, поэтому партком аппарата ЦК ВЛКСМ решил со мной не связываться, всем уже было ни до чего, и скандал как-то быстро замяли. Но вскоре случилось нечто, что окончательно вывело меня из равновесия.
В КМО СССР существовала негласная традиция, согласно которой переговоры с участием «большого начальства» (секретарей ЦК ВЛКСМ) наши работники должны были обеспечивать самостоятельно, не прибегая к услугам профессиональных переводчиков. Это было вызвано не столько степенью откровенности беседы, сколько желанием подчеркнуть статус приема «на высоком уровне». Действительно, когда я лично заводил в пафосный кабинет секретаря ЦК очередного «заморского гостя», многозначительно оставляя в приемной штатного переводчика, иностранец начинал откровенно трусить, восстанавливая способность объективно воспринимать мир только к середине разговора. Проблем даже с самым сложным переводом я не испытывал. Свободное владение иностранными языками было неотъемлемой частью нашей профессии.
В этот раз я должен был переводить беседу делегации испанских социалистов с только что назначенным из провинции новым секретарем ЦК комсомола, о котором ходили слухи, что он — «большой демократ горбачевского розлива». Все шло как обычно, беседа уже подходила к концу, как вдруг комсомольский босс, как бы невзначай, решил в подтверждение своей мысли привести цитату из Евангелия от Матфея. Артистично закинув голову назад и прикрыв ладошкой глаза, отразившие секундный порыв глубоко верующего человека, он стал на память читать отрывок из Священного Писания.
Я был поражен. Я даже не мог себе представить, что среди этих прожженных бюрократов и циников можно встретить действительно тонкого, интеллигентного человека, да еще и глубоко православного. Кроме того, я был уязвлен, так как точно не ожидал такого оборота дела и не был готов идентично перевести евангельский текст.
Сообразив, что от нового секретаря ЦК можно ждать и других сюрпризов и благородных подвохов, я перечитал Евангелие на русском, французском и испанском языках, чтобы, в случае, чего, быстро сориентироваться по тексту и не подвести моего нового кумира. Я ждал нашей новой встречи, я был готов расшибиться в лепешку, лишь бы мудрые слова и пламенная аргументация этого благородного человека могла дойти до помутненного сознания его иностранных собеседников и обратить их в нашу веру.
Я вдруг почувствовал себя рыцарем, призванным моим сюзереном Ричардом Львиное Сердце отправиться в дальний крестовый поход в Палестину ради освобождения от неверных Храма Господня.
Но очередной «облом» моих романтических чувств не заставил себя долго ждать. Нет, мой кумир звал меня по-прежнему, по-прежнему он вскидывал голову и закатывал полные слез глаза, и… по-прежнему цитировал один и тот же отрывок из Евангелия от Матфея. Библии он вовсе не читал, а фокус с Евангелием выделывал с целью личного «пиара». Кумир оказался обычным комсомольским плутом, одним из тех, что всплыли на поверхность мутной воды перестройки. Не желая более иметь дело с этим планктоном, я решил уйти из КМО СССР окончательно.
Но только сейчас я понимаю: а может, это сам Господь послал мне этого комсомольского пройдоху, чтобы заставить меня перечитать Евангелие сразу на трех европейских языках?
Август 1991. Путч
Москва конца 1990 — начала 1991 года напоминала мне город перед эвакуацией. Все закупали соль и муку, отправляли родителей и детей жить за город, искали новую, пусть даже не очень серьезную, но точно не прежнюю работу. Все трещало по швам.
«Новое мышление» громило старые устои, «общечеловеческие ценности» добивали очаги последнего сопротивления советской системы. Никто не работал. Все слушали прямое включение с заседания Верховного Совета РСФСР и СССР, пламенные речи ленинградского демагога Собчака и занудство академика Сахарова. На востоке кровавыми лучами забрезжил политический восход Бориса Ельцина. Казалось, еще немного, массивная дверь Верховного Совета распахнется, и в зал войдет Вий. «Поднимите мне веки!» — скажет царь вурдалаков, и все вампиры, визжа, отталкивая друг друга, бросятся на истерзанную Россию.
За время работы в КМО СССР я установил приятельские связи со многими депутатами молодого российского парламента. Среди них — Михаил Астафьев, Сергей Степашин, Олег Румянцев, Николай Павлов, Сергей Бабурин, Виктор Аксючиц. Здесь же — в стенах Верховного Совета РСФСР — впервые была сформирована некоммунистическая патриотическая оппозиция, получившая название «Российское народное собрание». Ее костяк представляла коалиция трех политических групп: Демократической партии России во главе с депутатом Николаем Травкиным, не расстававшимся с Золотой медалью Героя Социалистического Труда; Российского христианско-демократического движения, которое возглавлял энергичный депутат и философ Виктор Аксючиц; и Конституционно-демократической партии (Партии народной свободы) Михаила Астафьева — депутата с характерным ленинским прищуром.
В то время я увлекался политической историей дореволюционной России, искал исторические параллели между событиями эпохи Николая II и перестройки Михаила Горбачева. Особо интересовал меня вопрос, а была ли тогда альтернатива большевизму, можно ли было удержать Империю от гражданской бойни и распада, и кто мог бы выступить в период 1910–1917 годов центром кристаллизации патриотических сил.
Наибольшие симпатии во мне вызывали кадеты — интеллигенты либерально-консервативного толка, представленные такими яркими политиками, как Павел Милюков и Петр Струве. Перечитав массу литературы об истории конституционных демократов, подшивки газет того времени, всевозможные прокламации и прочую макулатуру, я решил поближе познакомиться с только что восстановленной Конституционно-демократической партией и пришел на их партийное собрание.
Депутатская приемная Михаила Георгиевича Астафьева находилась в здании Дзержинского районного совета рядом со станцией метро «Проспект мира». Она представляла собой скромное помещение, состоящее из одной тесной комнаты, едва вмещающей полтора десятка человек. Встретили меня приветливо, сразу предложили принять участие в беседе на тему, почему лидеру кадетов Милюкову накануне революции дали прозвище «Дарданелльский». Тема меня несколько смутила своей неактуальностью, но энтузиасты, страстно обсуждавшие этот малозначимый исторический вопрос, вызвали симпатию. Конечно, мне было сразу очевидно, что попал я не на собрание серьезной политической партии, способной претендовать на власть, а на заседание краеведческого кружка. Но люди, сами люди казались мне искренними поборниками русской истории и убежденными патриотами. В сравнении с лицемерными руководителями ленинского комсомола мои новые знакомые выглядели куда достойнее. На следующем заседании незамысловатого кадетского кружка я заявил, что хочу быть их товарищем. Я был тут же торжественно принят в члены Конституционнодемократической партии (Партии народной свободы), и все мы, как истинно интеллигентные люди, пошли обмыть это доброе дело в ближайшую пивную.
Приобретя за четыре года работы в КМО СССР полезный опыт организационной и пропагандистской работы, я решил использовать его на благо моей молодой партии. Вскоре у нас появились первые региональные отделения в Обнинске, Перми, Минске, Ленинграде. Численность партии росла за счет налаженной работы местных ячеек. Стали собираться членские взносы, но для полноценного развертывания партийной работы этих жалких «трешек» и червонцев, собранных с нищих «работников умственного труда», катастрофически не хватало.
После КМО я ушел работать в более чем странную контору под названием «Российско-Американский Университет», которую создал и возглавил Алексей Подберезкин. С этим деятельным авантюристом, когда-то тоже работавшим в Комитете молодежных организаций, я познакомился во время одной из служебных командировок. Он неоднократно зазывал меня пойти работать в РАУ, а, поскольку других предложений мне никто не делал, я согласился.
Платили в РАУ по тем временам прилично. К Америке «Российско-Американский Университет» не имел ровным счетом никакого отношения, за исключением того, что в его руководстве было достаточно много ученых и ветеранов спецслужб, работавших на направлении «основного противника».
Университет занимался всем: открытием частных лицеев и салонов красоты, перепродажей чего-то кому-то и даже наблюдением за НЛО. Даже в должности первого вице-президента РАУ я старался справляться с обязанностями максимально быстро и на новом месте работы появляться как можно реже, проводя все свободное время в Верховном Совете, в штабе партии на Проспекте Мира или в поездках по регионам для создания новых ячеек. Половину своей зарплаты я, несмотря на протесты супруги, отдавал в кассу партии. Как ни странно, этих денег на первое время даже как-то хватало.
Уже через полгода Конституционно-демократическая партия превратилась в заметную политическую силу. На наши съезды и пропагандистские акции обращало внимание советское телевидение, западные посольства, депутатский корпус. Нас уже распознали в стане «Демократической России», собравшей в своих рядах всю муть того времени. Кого там только не было: профессиональный «антифашист» Прошечкин, явно сбежавший от санитаров, депутат Глеб Якунин, ловко маскировавшийся под православного батюшку, один свердловчанин — преподаватель исторического материализма и антикоммунист по совместительству, про которого зло шутили, мол, «этот бурбулис на теле президента лучше не чесать». На таких «буревестников демократии» опирался в Верховном Совете России Борис Ельцин, с ними он и пришел во власть.
Все лето 1991 года между Горбачевым и Ельциным шли препирательства по поводу Союзного договора, а точнее — неприкрытая борьба за власть. Ради того, чтобы убрать с дороги президента СССР, Ельцин был готов убрать и сам СССР. И в подельниках в этом гнусном деле недостатка у него не было.
Партийная номенклатура жаждала раздела великой страны, мечтала стать полноценной и единовластной владычицей ее огромного наследства. Руководители ЦК партии союзных республик поощряли махровую русофобию. В Прибалтике маршировали неонацисты, ветераны латышских, эстонских и литовских «Ваффен СС». Горбачев публично открещивался от собственных же распоряжений по наведению порядка, метался, врал налево и направо. Армия и верные присяге части МВД действовали по собственному усмотрению, а осторожные чекисты сжигали секретные архивы. В Грузии, Армении и Азербайджане при прямом попустительстве партийных и государственных органов власти то и дело происходили захваты складов с оружием и постепенное вооружение все новых и новых отрядов боевиков. Через горные перевалы и тоннели это оружие везли и на Северный Кавказ. Все шло к большой войне на юге России.
Регулярные, но малопродуктивные ново-огаревские посиделки Горбачева с Ельциным и другими руководителями республик Союза ССР подходили к логическому концу — пора было подписывать Союзный договор. Его текст измусолили настолько, что непонятно было вообще, на чем будет держаться хрупкое единство «обновленного Советского Союза». Тем не менее, мы надеялись, что это «хоть что-то» даст временной выигрыш сторонникам сохранения единой государственности.
Вечером 18 августа 1991 года я по просьбе Астафьева дописывал дома статью о нашей позиции по вопросу сохранения СССР. Как сейчас помню, она начиналась так: «То, о чем так долго говорили российские конституционные демократы, свершилось. Союзный договор подписан!» Но утром 19 августа все уже было не так. По телевизору показывали «Лебединое озеро» и зачитывали текст обращения ГКЧП — Государственного комитета по чрезвычайному положению, созданного этой ночью группой высших руководителей СССР, заявивших о необходимости сохранения Союза. В Москву входили танки. Что с Ельциным, никто не знал. Вроде бы его видели у здания Верховного Совета. Говорят, что он по-ленински зачитал с броневика текст какой-то прокламации. Другие утверждали, что он «как Керенский переоделся в женское платье и сбежал в Финляндию». В общем, весь этот переворот выглядел сущим фарсом.
Если бы в составе «путчистов» — членов ГКЧП — нашелся хоть один по-настоящему мужественный и последовательный человек, он бы не стал дразнить уставших от слабой власти людей вводом в столицу тяжелой техники. Ведь никто всерьез не верил в готовность ГКЧП ее применять против гражданского населения. А вот что нужно было сделать в первую очередь, так арестовать Ельцина и все его более-менее дееспособное окружение еще ночью. Взять их тепленькими в постели и отправить в пижаме в лефортовскую тюрьму. Отстранить от власти перепуганного Горбачева, глотавшего в крымском Форосе горсти валидола. Выступить с внятным обращением к нации, привести в нем основанные на конкретных фактах аргументы в защиту суверенитета страны и национальной безопасности, показать во всей красе кровавые преступления сепаратистов и, наконец, жестко призвать граждан к порядку.
Да, общество желало как можно скорее избавиться от власти коммунистов, наивно полагая, что на смену им придет народная демократия, порядок и достаток. Тем не менее, против уверенной в себе власти никому бы в голову не пришло дергаться и бузить. Но, как пел Владимир Высоцкий, «настоящих буйных мало, вот и нету вожаков». Вместо того чтобы просчитать возможные и необходимые действия по наведению порядка, исправлению прежних ошибок, которые поставили СССР на край пропасти распада, ни на что не годные партийно-государственные трусы испугались собственной же тени.
В той ситуации, когда угроза уничтожения конституционного строя стала реальностью, любые шаги, вплоть до интернирования высших государственных руководителей СССР и РСФСР в лице Горбачева и Ельцина и нейтрализации наиболее агрессивных представителей их ближайшего окружения, не должны были считаться чрезмерными. Избирательное насилие, примененное к злостным врагам страны, даже если они и пробрались на высший этаж ее власти, было бы абсолютно оправдано. Никто бы не решился осудить крепких духом людей, взявших на себя всю ответственность за сохранение конституционного строя и гражданского мира, если бы их действия были последовательными и максимально жесткими в отношении конкретных высокопоставленных предателей и изменников.
Но в рядах руководства КПСС настоящих мужчин уже давно не было. Тех идейных коммунистов, кто своим примером поднимал солдат в атаку, кто действительно искренне верил в коммунистическую утопию и был готов отдать жизнь ради спасения своей Родины, в партийной номенклатуре Ельциных, Горбачевых, Яковлевых и Шеварднадзе не значилось. А те, кто значился, предпочитали дорожить своей шкурой, цеплялись за власть и подворовывали.
Я часто задавал себе вопрос, почему Советский Союз стал великой страной именно при Сталине, а после его смерти стал терять одну позицию за другой. Брежнев решил раскупорить северные сибирские запасы углеводородов и начать продавать их в огромных объемах на Запад. Если бы нынешние придворные пропагандистские холуи работали в 70-е годы в газете «Правда», заголовки ее передовиц звучали бы примерно так: «СССР реализует модель энергетической державы». Однако именно в этот период Советский Союз начал ускоренно деградировать и вянуть. Лидирующие позиции в мире по продаже нефти и газа и высокие места, занимаемые нашими олигархами в рейтинге самых богатых людей мира, никогда не вернут России статус сверхдержавы. Даже ржавеющее в шахтах ядерное оружие не прибавляет нам славы и уважения в мире.
Так в чем же секрет успеха Сталина? Секрет один — Иосиф Сталин не давал коммунистической номенклатуре воровать. Поэтому наделенная Господом Богом несметными природными богатствами Россия стала быстро экономически расцветать и вскоре — по многим показателям — доминировать в мире. Не стало Сталина, — расцветать стала не страна, а партийная «малина», и ее густыми побегами зарос фундамент советской морали и государственности.
В дни безответственного гэкачепистского демарша я видел на улицах Москвы много самых разных людей. Не разбираясь в тонкостях политики и не подозревая, куда все катится, они инстинктивно признавали силу и историзм именно за Ельциным. Широкие народные массы поверили в него и готовы были стать под его знамена. Многие из них искренне полагали, что российские власти — Ельцин и парламент России, сумеют вывести страну из смуты и сохранить Советский Союз. Уже с утра 19-го защитники Верховного Совета РСФСР стали небольшими группами собираться вокруг его здания на Краснопресненской набережной. К вечеру их стало много, а на утро 20 августа сотни тысяч людей заполнили всю площадь между Домом Советов и парком Павлика Морозова.
Кого я там только не встретил: и озабоченных активистов неформальных демократических движений, и заговорщически оглядывающихся парламентариев, и возбужденных до крайности профессиональных зевак и ротозеев… Но основную массу народа составляли обычные граждане, уязвленные устроенной гэкачепистами провокацией и раззадоренные их очевидной трусостью и нерешительностью.
Кого я точно не встретил ни там, ни в других местах, так это поздних советских коммунистов и моих старых знакомых — комсомольских пройдох. Никто из них так и не решился не то, что бы уйти в лес к партизанам, так хотя бы собраться и заявить во всеуслышание о своей особой позиции. Пропащие люди пропали совсем.
Узнав об обращении ГКЧП, я рванул в Верховный Совет на поиски моих конституционно-демократических товарищей. Российский парламент был пуст. Депутаты — эти бескомпромиссные борцы за дело своих избирателей — благоразумно решили отсидеться дома. Тем не менее отсек, где находились рабочие кабинеты депутатов Аксючица и Астафьева, напоминал пчелиный улей. Несмотря на неприязнь к Ельцину, мы договорились максимально быстро распространить его свежее обращение и призвали своих сторонников собраться у здания Верховного Совета РСФСР для организации бессрочного митинга против ГКЧП.
Этим вечером мы с женой и сыном решили переночевать в доме у моих родителей. Отец долго спорил со мной по поводу случившегося, признавал, что вице-президент СССР Янаев и компания совершили трагическую ошибку, которая может стоить стране жизни, но категорически настаивал, чтобы я не вмешивался в эти «разборки». Я его не слышал и вскоре заперся в кабинете. К утру мне надо было написать проект заявления, с которым Михаил Астафьев собирался от нашего имени выступать на митинге. Я тщательно подбирал слова, тем не менее текст получился излишне эмоциональным. В ту ночь я так и не смог заснуть, словно предчувствуя, что на следующий день в моей жизни произойдут важные события.
Утром вокруг Дома Советов все кипело. Сложно сказать, сколько там собралось народа, но это были сотни тысяч людей. В условном месте мы встретились с Астафьевым. Я передал ему написанный ночью текст, и мы стали вместе пробираться через толпу к входу в здание. К моему удивлению, Михаила Георгиевича многие узнавали (о, что значит телевизор!), и, горячо приветствуя, пропускали все ближе и ближе к заветной цели — проходу в здание парламента, у которого уже образовалась плотная депутатская пробка. Я устремился в образованный Астафьевым коридор и старался не отставать от моего знаменитого шефа.
Милиция еле справлялась с пропуском людей в здание Верховного Совета, отдавая предпочтение собственно депутатам и иностранной прессе. Своих журналистов стражи порядка почему-то не жаловали, и они были вынуждены плотным кольцом окружить подъезд, бурно выражая свое негодование.
Мне несказанно повезло — в кармане моей кожаной куртки по счастливой случайности оказалось удостоверение члена Московского международного пресс-клуба. Оно было давно просрочено, но я надеялся, что милиционеры на этот факт не обратят внимания, так как все надписи на этой «филькиной грамоте» были на английском языке. Несмотря на ажиотаж и толпу, вдавившую меня в подъезд, молодой лейтенант не торопился пропускать нас внутрь. Он пытался что-то прочесть в моем удостоверении, но я решил перехватить инициативу, дружески протянул ему руку для рукопожатия и сказал: «Merci!»
Уловка удалась, и через мгновение я в роли «французского репортера» уже взбегал по лестнице на второй этаж, где находился выход на просторный балкон Белого Дома. Он был оборудован под трибуну для выступлений «вождей революции». Они появились буквально через минуту — Ельцин, Хасбулатов, Руцкой. Через два года «вожди», не поделив власть, начнут грызть друг другу глотки и оставят на московском асфальте сотни кровавых луж своих сторонников и просто случайных прохожих, попавших под жестокий огонь. Но сейчас — 20 августа 1991 года — они стояли вместе, а под ними гудело, колыхалось море людей.
На балконе было очень тесно, но я все равно старался пробраться поближе к микрофону. Ярчайшая страница русской смуты переворачивалась у меня на глазах, и я боялся проглядеть что-то важное. Вот ведущий митинга объявил Астафьева, и Михаил Георгиевич, протиснувшись к трибуне, прилип глазами к моему ночному тексту и старательно, с выражением, его зачитал. Я прислушался к реакции людей на площади. Народ встретил речь с одобрением.
Вслед за моим партийным боссом выступили еще какие-то важные демократы, и вдруг балкон всколыхнулся, послышалось восторженное: «Шеварднадзе, Шеварднадзе!», толпа вмиг расступилась, и к микрофону не спеша, с чувством собственного достоинства и пониманием эффекта, какое это достоинство производит на других, подошел Седой Лис. Коридор тотчас сомкнулся за ним, а я неожиданно для себя оказался прямо за спиной у Шеварднадзе. Возможно, благодаря моему росту, крепкому сложению и южной внешности, меня приняли за его охранника. О чем говорил этот только что ушедший в отставку министр иностранных дел СССР, я не помню, зато помню, что произошло сразу после его выступления. Ведущий, попрощавшись с Седым Лисом, обернулся, посмотрел на меня и с еле скрываемым раздражением спросил: «Ну чо ты? Выступать бушь?».
С кем меня мог перепутать ныне покойный депутат Юшенков, которому было поручено вести этот грандиозный митинг, не знаю, но реакция моя была мгновенной — я шагнул к микрофону. Глотнув побольше воздуха, я начал выступать, сначала тихо и неуверенно, но через несколько мгновений мой голос стал звучать все тверже и тверже.
Мне казалось, что я всю жизнь готовился к этой минуте, я ждал и искал ее. Все переживания за мою огромную и несчастную Родину, за ее будущее, скрытое плотным туманом, за судьбу Союзного Договора, который необходимо защитить, несмотря на провокацию ГКЧП и мятежи национал-сепаратистов, все эти важные для меня слова срывались с моих губ и падали в волны народного океана. Океан чувств подхватывал их, и мне казалось тогда, что сотни тысяч людей, собравшихся в тот день на площади у Верховного Совета России, сплотились в единую нацию. В этот день во мне рождался политик.
Вскоре митинг завершился, но люди не расходились. Эйфория улетучилась. Осталось тревожное ожидание стремительно приближающейся развязки.
О том, что происходило в Кремле, Форосе, Моссовете, Генштабе и кабинетах Ельцина и Хасбулатова, мы узнали намного позже. О том, что там на самом деле произошло, мы не узнаем никогда. Но в тот момент я меньше всего думал об этом.
Быстро добравшись до офиса РАУ (он располагался на Большой Грузинской улице, в особняке из красного кирпича, примыкающем к старой территории зоопарка), я стал обзванивать своих друзей и знакомых. Из их числа я вскоре собрал отряд в 60 добровольцев, готовых выдвинуться к зданию Верховного Совета на вечернее и, возможно, ночное дежурство.
К 19.00 мы организованно подошли к Горбатому мосту. Площадь, как и утром, вновь заполнялась людьми. Словно муравьи, они тащили к зданию парламента какую-то арматуру, бревна, сооружая из них нечто, напоминающее баррикады. Подъехали грузовики, как я понимаю, по команде лояльной Ельцину московской мэрии. Они вывалили горы строительного мусора, на который тут же набросились люди-муравьи. Кто-то явно неглупый командовал сотнями людей, подавая пример тысячам.
Не думаю, что эта свалка вокруг Дома Советов могла сдержать натиск спецназа, получи он команду на штурм. Кольцо вымученных препятствий вряд ли помешало бы тяжелой технике подойти вплотную к осажденному зданию и высадить десант. Но передвижению десятков тысяч людей эти железобетонные заграждения помешали бы точно. В случае штурма большая часть «защитников демократии» оказалась бы зажата в мешке собственной конструкции. Тысячи людей, попав в западню, в давке и панике подавили бы друг друга. Очевидно, эти жертвы можно было бы списать на «кровавый режим».
Расчет ельцинского окружения, видимо, был именно таков: призвать тысячи москвичей на защиту «свободы и демократии», скрутить из них «живое кольцо», фактически взять их в заложники, предоставив ГКЧП право решать — либо допустить массовую гибель мирного населения под объективом сотен мировых телекамер, либо с позором сдаться, признав свое полное политическое фиаско.
Мы расположились около 24-го подъезда здания Верховного Совета, который выходит к Горбатому мосту. Это место не было заставлено грузовиками и представляло широкий проем в нашей импровизированной обороне. Никого не спрашивая, стали плотной цепью вдоль гигантских витрин здания с обеих сторон оживленного подъезда и установили в этой зоне свой порядок. Я сообщил вооруженной милицейской охране свое имя и твердо им определил, что все вопросы обеспечения охраны внешнего периметра здания ВС на «вверенном мне участке обороны» они должны решать только со мной. Офицер милиции, кивнув, дал знак, что понял меня.
Примерно через час мне пришлось проявить свою власть, которую я так лихо узурпировал. Группа подвыпивших ребят, перепуганных сообщением о том, что для разгона собравшихся спецназ вот-вот применит слезоточивые и удушающие газы, попыталась забраться на один из грузовиков, поверх которых было натянуто огромное полотно российского триколора. Парни хотели отодрать кусок ткани, чтобы смочить ее и сделать повязку для защиты органов дыхания. Чтобы не допустить глумления над флагом, вскоре ставшим государственным, мы применили физическую силу, скрутили смутьянов и немедленно выкинули за пределы баррикад.
Предельно жестким и мгновенным восстановлением порядка я продемонстрировал, что не потерплю на нашем участке каких бы то ни было не согласованных со мной действий. Избирательное применение насилия в таких ситуациях оказывает мощное воспитательное воздействие. Если бы тех несчастных выпивох не было вовсе, их нужно было бы придумать, настолько в такой измученной ожиданием штурма и разношерстной толпе было крайне необходимо установление хоть какой-нибудь власти и порядка.
В массе снующих мимо нас людей я запомнил две процессии. Первая — это приехавший со стороны СЭВа лимузин премьера российского правительства Ивана Силаева, для проезда которого к Дому Советов нам пришлось снимать и оттаскивать часть возведенных «муравьями» заграждений. Вторая процессия состояла из военных — старших офицеров, среди которых я приметил рослого и угрюмого заместителя командующего ВДВ.
Так произошло мое заочное знакомство с генералом Лебедем, впоследствии сыгравшим в моей жизни заметную роль. Позже, вспоминая события той ночи, Александр Иванович скажет мне: «Поддержав Ельцина, нам удалось избежать большой крови». Это была неправда, вся кровь была еще впереди. Стремительное падение СССР увлекло за собой сотни тысяч жизней. Гражданские конфликты в Приднестровье, Абхазии, Южной Осетии, две Чеченские войны зародились именно в эту теплую ночь немощного брюзжания ГКЧП и нежелания армии и КГБ выполнять его приказы.
С приближением комендантского часа, объявленного ГКЧП с 23.00, напряжение на площади все более возрастало. Я то и дело посматривал на циферблат своих часов, как обычно делают собравшиеся за праздничным столом в ожидании наступления Нового года. Когда же стрелки достигли отметки 23.00, мы, не сговариваясь, крепко обняли друг друга. Все были счастливы и полны решимости стоять на своей правде до конца. Первый раз в своей жизни я, сын советского генерала, «парень из приличной советской семьи», грубо переступал правила старой жизни и нарушал комендантский час! Обратной дороги уже не было.
Из здания Верховного Совета на жужжащую как пчелиный рой площадь были выведены громкоговорители. Из них лились новости радиостанции «Эхо Москвы», бодрящие речи депутатов и «видных интеллигентов», приехавших к нам в гости, а также эмоциональная болтовня молодых журналистов из популярной передачи «Взгляд».
У меня сложилось впечатление, что они просто пьянели от адреналина собственных заявлений, периодически сея панику на площади. В сочетании с автоматными очередями, доносившимися до нас с Садового кольца, сообщения о том, что «танки и БТРы прорвали первый эшелон нашей обороны на Калининском проспекте» вызывали среди демонстрантов нездоровое оживление. Когда же радиорубка Верховного Совета сообщила, что в результате первого боевого столкновения есть погибшие, напряжение среди добровольцев достигло апогея. Любой звук мог показаться выстрелом, любой шепот — криком.
Если кто-то вдруг «замечал» силуэты приближающихся солдат, например, в практически не освещенном парке имени Павлика Морозова, то эта новость расходилась по людским цепям в мгновение, обрастая «дополнительными сведениями и наблюдениями». Вместе с напряжением росло и подозрение ко всякому, кто хотя бы теоретически его мог бы вызвать. Ко мне, как к «сотнику», то и дело подводили каких-то только что обнаруженных в толпе и схваченных «агентов КГБ». Некоторые из них были по дороге ко мне слегка побиты «восставшим народом», проявлявшим в эти часы «великого ночного стояния» удивительные чудеса бдительности. Этих случайных прохожих или зевак приходилось для успокоения доставлявшего их народного конвоя «арестовывать», а затем под защитой моих ребят выводить из опасной зоны и отпускать на все четыре стороны. Ума не приложу, почему этих несчастных тащили именно ко мне. Возможно, скорая расправа над «похитителями флага» превратила меня и моих людей в подобие СМЕРШа. Не знаю. Но тогда мне было не до шуток.
То и дело на площади происходили какие-то новые инциденты. Взорвавшаяся от перегрева осветительная лампа на фонарном столбе, установленном у автостоянки, вообще вызвала настоящую панику. Все подумали, что это начало штурма. Люди стали разбегаться в разные стороны, давить друг друга. Слава богу, в этот раз обошлось без жертв.
Вспоминая август 1991 года, я прихожу к выводу, что не всегда трагедия повторяется фарсом. Случается и наоборот. Двусмысленная, непоследовательная выходка ГКЧП, комедия, разыгранная Горбачевым в Форосе, «героическая оборона» Белого Дома — все это было фарсом. Ни самоубийство маршала Ахромеева и министра внутренних дел Пуго — почти единственных приличных людей в «перестроечном» руководстве, не вынесших позора своего поражения; ни аресты активных участников ГКЧП, из которых только генерал армии Валентин Иванович Варенников не вышел под объявленную амнистию, а дождался суда и выиграл его; ни смерть трех молодых ребят в нелепом столкновении с бронетехникой в ту бесконечную ночь с 20 на 21 августа — ничто из этих драматических событий не сможет отмыть опереточную репутацию путча 1991 года. Но для меня и моих товарищей это был первый политический опыт, причем, опыт бесценный.
Именно август 91 года показал всем трусость Горбачева, коварство Ельцина и готовность обоих жертвовать в своей борьбе за власть судьбой страны и жизнью народа. Думаю, те дни разделили и огромный людской океан, бушевавший у стен Верховного Совета. На одном его берегу остались те, кто расставался со своей огромной страной с чувством великой потери. На другом — осела пена партийной номенклатуры, дорвавшейся до власти и собственности умирающего СССР.
Чем же все-таки на деле была перестройка, затеянная Горбачевым и убитая декретом ГКЧП? Революцией в сознании масс, поиском страной своей идентичности, пробуждением национального чувства у народов СССР или проявлением хаоса в головах их партийных боссов? Ни то, ни другое, ни третье. И уж точно — не четвертое.
Перестройка была затеяна номенклатурой — коммунистической бюрократией, желавшей сохранить контроль над собственностью и власть в условиях всеобщего хаоса и разложения. Бюрократии нужно было найти возможность организации такого мирного переворота в стране, который бы позволил представить узурпацию государственной собственности как неизбежное следствие широкомасштабных социальных потрясений. Опытные манипуляторы, натравив на СССР агрессию этнического шовинизма, раскачали страну. Огромные массы народа были приведены ими в движение сознательно, и этот процесс ни на секунду не выходил из-под их контроля. В решающий момент манипуляторы выдвинули самих себя в «народных кормчих», используя для этого безграничную административную власть, а также контроль над СМИ и финансами. Старая Система не умерла, она просто поменяла фасад.
С какой легкостью Ельцин переиграл своих оппонентов в августе 1991 года! Была ли возможной его триумфальная прогулка во власть без активной поддержки партийной номенклатуры, окопавшейся в московской мэрии? Без преступной солидарности с его действиями со стороны коммунистической бюрократии, засевшей в Казанском кремле, Смольном дворце, администрациях краев и областей России, не говоря уж о хозяевах президентских резиденций Киева, Тбилиси, Ашхабада, Алма-Аты, Ташкента, Душанбе?
Если бы руководство КПСС действительно желало сохранить Великую Державу, Ельцину и его окружению не нашлось бы места в ее истории. Их бы просто не было.
Август 91 — го года во многом определил всю мою дальнейшую жизнь. Я вдруг понял, что сам могу влиять на окружающий меня мир, я почувствовал в себе задатки лидера. Наблюдая за Ельциным и его окружением, я заглянул в пропасть политического цинизма и с отвращением отвернулся. Впервые я поверил в силу публичного слова, мощь народного напора, значение политической инициативы. Именно тогда я решил навсегда связать свою судьбу с судьбой моего народа.
Финал СССР
В последний год своей работы в Комитете молодежных организаций СССР я задумал создание нашего аналога Атлантической ассоциации молодых политических лидеров, которая успешно действовала в США и Западной Европе под эгидой НАТО. Эта контора отбирала в свои ряды перспективных политиков в возрасте до 45 лет, натаскивала их в духе атлантизма на всевозможных форумах и стажировках и помогала продвигаться вверх, не теряя установившихся в ходе неформального общения партнерских связей.
Я решил учредить нечто подобное. В итоге появился «Форум-90» — Ассоциация молодых политических деятелей СССР. В ее состав я пригласил всех ярких, растущих лидеров новой русской смуты: возглавлявшего в то время Управление международных организаций МИД СССР Андрея Козырева, работавшего в Международном отделе ЦК КПСС Андрея Федорова, народных депутатов СССР и РСФСР Николая Федорова, Олега Румянцева и многих других. Зачастую политические воззрения моих коллег по Форуму отличались настолько, что было вообще непонятно, каким образом они уживаются в одной ассоциации.
После разгрома ГКЧП Козырев, незадолго до этого назначенный министром иностранных дел РСФСР, сделал мне предложение стать его заместителем. Я отказался, предложив вместо себя Андрея Федорова, с которым мы состояли в приятельских отношениях еще со времени совместной работы в КМО. Канцелярская работа после событий августа 1991 года меня не прельщала, в предчувствии бури я рвался в бой. И буря грянула.
8 декабря 1991 года в конференц-зале Академии общественных наук по моей инициативе собирался Первый Конгресс молодых политических лидеров СССР. В Москву съезжались делегации из большинства столиц республик Союза ССР — молодые парламентарии, министры, общественные деятели.
Обещали приехать Горбачев, Руцкой, Козырев, причем последний — из Минска, куда он улетел с Ельциным на какую-то встречу. Никто из нас не знал, что в этот день президенты трех республик СССР — Борис Ельцин (Россия), Леонид Кравчук (Украина) и Станислав Шушкевич (Белоруссия) — в правительственной резиденции в белорусской Беловежской Пуще подпишут соглашения, означавшие прекращение существования Союза Советстких Социалистических Республик.
Горбачев так и не приехал на Конгресс, прислал вместо себя пресс-секретаря, который и поведал изумленной сообщением из Минска публике, что страны, в которой мы родились, больше нет, и что «Михал Сергеич тоже узнал об этом из теленовостей». «Ну, так пусть и арестует заговорщиков немедленно!» — сказал я из президиума, и зал взорвался аплодисментами. Пресс-секретарь сделал жалкую гримасу и удалился. Через час на Конгресс пожаловали сразу два «ВИП-гостя» — Руцкой и Козырев. Четыреста делегатов Конгресса стали свидетелями неприличной перепалки вицепрезидента, который «тоже все узнал из телевизора», и министра иностранных дел, рассказавшего о том, что он вместе с Ельциным совершил пару часов тому назад в правительственной резиденции под Минском.
В зале стояла гробовая тишина. Мало кто верил в действительность происходящей на их глазах трагедии. Один только Козырев, не обращая внимания на угрозы Руцкого, пребывал в прекрасном расположении духа. Ему предстоял переезд в просторный министерский кабинет здания МИДа на Смоленской площади, и он уже мысленно двигал в нем мебель.
Пройдет еще немного времени, и из этой высотки на Смоленке потянется вереница кадровых дипломатов, которые не пожелают трудиться вместе с Козыревым. Всего около 900 профессионалов покинут МИД с начала 90-х годов, и эта кадровая рана так и не заживет на теле внешнеполитического ведомства страны, значительно ослабив международные позиции России. То же произойдет и в Министерстве обороны, и в КГБ, из которого демократы выдавят последних профессионалов.
Страна, как взятый штурмом город, была отдана на растерзание армии захватчиков. Единственным препятствием на пути номенклатурной банды, расчленившей Союз и захватившей власть в «суверенных республиках», стоял Верховный Совет РСФСР. Жить ему оставалось менее двух лет.
Глава III «ВОЙНА»
Тревога на границах
Форсированный распад СССР не мог не привести к череде кровавых гражданских конфликтов. Ленинская национальная политика, направленная против интересов русского народа, предполагала реализацию права нации на самоопределение вплоть до отделения и образования собственной государственности. За год до начала Первой мировой войны «вождь мирового пролетариата» писал:
«Что касается до права угнетенных царской монархией наций на самоопределение», т.-е. на отделение и образование самостоятельного государства, то с.-д. Партия безусловно должна отстаивать это право. Этого требуют как основные принципы международной демократии вообще, так и в особенности неслыханное национальное угнетение большинства населения России царской монархией, которая представляет из себя самый реакционный и варварский государственный строй по сравнению с соседними государствами в Европе и в Азии. Этого требует дело свободы самого великорусского населения, которое неспособно создать демократическое государство, если не будет вытравлен черносотенный великорусский национализм, поддерживаемый традицией ряда кровавых расправ с национальными движениями и воспитываемый систематически не только царской монархией и всеми реакционными партиями, но и холопствующим перед монархией великорусским буржуазным либерализмом, особенно в эпоху контрреволюции».
Под нацией большевики понимали всякую народность, представленную в Российской империи и доселе не имевшую не то что своей государственности, но и собственной национальной культуры и даже письменности. Понятно, зачем это было нужно партии революционеров. Ленин и его товарищи искали внутри страны влиятельных союзников, разрушительная национальная энергия которых могла бы быть направлена против режима.
Славяне, освоившие обширные пространства Евразии и основавшие вместе с различными чудскими племенами и народностями великую русскую цивилизацию, в союзники большевикам не годились. В национальном вопросе русским отводилась роль безвольной глины, от которой отрывались куски пожирнее для лепки государственности «младших братьев». При этом «старший брат», отягощенный комплексом вины «надсмотрщика» в «тюрьме народов» (так большевики обзывали царскую Россию), должен был не только соглашаться с беспрецедентным переделом его родовой территории (на что не посмели решиться даже злейшие супостаты России), но и оплачивать за свой счет все эти «репарации и контрибуции» в пользу инородцев.
Русский народ был задействован в революции только как таран в вопросах «социальной справедливости». Русских крестьян, солдат и рабочих толкнули в конфликт с собственным дворянством, офицерством и духовенством.
Гениальный лозунг Ленина «Землю — крестьянам, фабрики — рабочим, волю — народам!» имел прямое отношение к беднейшим русским слоям только в первой и второй своих частях. «Волю — народам» было сказано «вождем мирового пролетариата» не про русских. «Неправильно было бы под правом на самоопределение понимать что-либо иное, кроме права на отдельное государственное существование», — вот квинтэссенция русофобского смысла ленинской национальной политики.
Как только большевики взяли власть, немедленную «волю» сразу же получили поляки и финны. Ленинцы понимали, что использовать потенциал этих крупных и близких к Европе народов в борьбе против царского режима можно и нужно, но загнать обратно в «социалистическое царство» большевистской России вряд ли будет возможно. А вот кратковременного буйства нацменов Кавказа и Поволжья Советская власть не побоялась. Дав им порезвиться и отыграться на казачестве (казаки во время революции, Гражданской войны и в более поздние годы подвергались действительному геноциду), большевики загнали коренные народы России обратно в государственное стойло, наделив их при этом «ограниченной государственностью».
Насколько нелепыми и лживыми были утверждения коммунистов о Российской Империи как о «тюрьме народов»? Хороша «тюрьма», в карцерах которой не сгинула ни одна народность, ни одна культура даже самой малой этнической группы, образовавшейся на просторах Евразии!
Прибалтика, которая осваивалась русскими с древнейших времен (вспомним хотя бы историю происхождения «эстонского» города Тарту, который великий киевский князь Ярослав Мудрый основал под именем Юрьев), многократно переходила из рук в руки то шведов, то пруссов, то датчан. Но только Русский Престол, возвращая себе балтийские земли, дал возможность местным племенам получать образование не на датском или прусском наречии, а на своем, родном языке. Именно это и позволило им, в конечном счете, сформироваться в латышский и эстонский народы.
Сталинская национальная политика, которая лежала в основе Конституции СССР 1936 года, во многом закрепила общую линию большевиков в национальном вопросе. Именно при Сталине из единого государственного тела русского народа были выделены обширные территории для образования Литвы (край Вильно), Эстонии (Нарва, Юрьев), Белоруссии (вся территория), Украины (Киев, Одесса, Малороссия, а затем и Крым), Молдавии (Приднестровье), Казахстана (вся территория, включая земли Семиреченского, Сибирского и Уральского казачьих войск) и т. д.
Мировая история не знала иных империй, где народ метрополии раздавал бы свои коренные земли колониям. Так большевики и их наследники во власти расплачивались за счет русского народа за поддержку союзников в годы революции и Гражданской войны.
Конечно, Сталин в страшном сне не мог себе представить, что за публика будет руководить Россией в конце XX века. Знал бы, сделал все, чтобы сгноить в трудовых лагерях предков горбачевского Политбюро вместе со всеми их отпрысками. Однако он этого знать не мог, да и преобразовать послевоенный Советский Союз в единое унитарное государство он не успел. Через тридцать лет после смерти Великого Вождя построенная им держава стала рушиться по линии тонкого разлома — вдоль формальных, «бумажных» границ, установленных Сталиным между республиками Союза ССР.
Ельцин, ослепленный местью к Горбачеву, при подписании Беловежских соглашений «не решился» поставить вопрос о возвращении Крыма России. Он «забыл» оговорить транзитный коридор для миллиона жителей Калининградской области, которые благодаря ему оказались отрезанными от «материка» — основной территории России. Он «упустил из виду» судьбу 25 миллионов русских, оказавшихся при разделе «советского пирога» за чертой своей резко сократившейся Родины. «Забывчивый» нам попался руководитель.
Боровшиеся против «великодержавного русского шовинизма», национал-сепаратисты разных мастей, захватив власть в своих уделах, стали проводить шовинистическую политику против русских и других национальных меньшинств. «Мелкодержавный шовинизм» оказался гораздо более людоедским, чем пресловутый «великодержавный шовинизм».
Еще вчера требуя от Кремля особых прав и привилегий для титульных народов республик СССР, получив, наконец, долгожданную «свободу», партноменклатура тут же превратила новообразованные «суверенные государства» в маленькие и злобные империи, угнетающие русских и другие нетитульные народы. О «праве нации на самоопределение вплоть до отделения» тут же было забыто, а «ленинская национальная политика», с помощью которой варварам удалось разрушить «Третий Рим», была вновь отправлена пылиться на библиотечную полку.
Под предлогом борьбы с «дальнейшей атомизацией постсоветского пространства» новые власти из числа старой партноменклатуры стали «закручивать гайки» и вводить унитарное государственное устройство, упраздняя национально-государственную автономию этнических меньшинств. Этот процесс, начиная с декабря 1991 года, шел везде, кроме Российской Федерации, где Ельцин провозгласил известную формулу: «Берите суверенитета столько, сколько сможете проглотить», расплачиваясь со своими подельниками за счет государственности русского народа.
Распад СССР по искусственно нарезанным границам и шовинистическая риторика официального Тбилиси мгновенно обозначили проблему Южной Осетии. Ее народ также решил воспользоваться провозглашенным правом на самоопределение и воссоединиться с Северной Осетией. В соответствии с историческим выбором осетинского народа, добровольно вошедшего в состав Российской Империи, верой и правдой служившего ей, Южная Осетия заявила о своем нежелании покидать Россию. Естественно, решение народа Южной Осетии было грубо проигнорировано властями в Тбилиси, посчитавшими, что, в отличие от грузин, осетины не имеют права на национальное самоопределение. При этом никто в грузинском руководстве не потрудился объяснить почему.
Примерно то же произошло с Абхазией. По языку и крови абхазский народ является прямым родственником народов черкесо-абазинской труппы, проживающих на российском Северном Кавказе. Не желая покидать Россию, абхазы решили применить право на самоопределение и провозгласили собственную государственность. В свою очередь, Тбилиси решил «успокоить» местное население Абхазии с помощью отрядов бандитов, выпущенных «демократами» Гамсахурдиа из тюрем. Их предводитель — вор «по жизни» и вице-премьер по должности Джаба Иоселиани на сей счет изрек ставшей крылатой фразу: «Демократия — это вам не лобио кушать!»
«Демократия по-грузински» вскоре стала кушать не лобио, а людей. Вооруженные конфликты в Сухуми и Цхинвали разворошили вековую неприязнь между грузинами и северокавказскими народами. На помощь «братьям» в Абхазию потянулись добровольческие отряды Конфедерации народов Кавказа. Приобретая боевой опыт и оружие в столкновениях с грузинами, они скоро применят и то, и другое в Чечне против российской армии.
Во всех этих конфликтах русские страдали первыми. Вошедшие в Сухуми отряды грузинских беспределыциков тут же повесили растяжку с характерным для того трагического времени призывом: «Русские мужчины и женщины, не уезжайте из Сухуми! Нам нужны бесплатные рабы и проститутки!» Призыв бандитов был услышан потомками терских, донских и кубанских казаков — они тоже сформировали отряд добровольцев и поехали в Абхазию мстить грузинам. Насилие породило еще большее насилие, кровь пролила кровь.
Причины, приведшие к вооруженным конфликтам на Кавказе, стали предметом моих многочисленных споров с представителями современного грузинского руководства. Взывая к «мировому общественному мнению», они не упускали ни одной возможности, ни одного международного форума, чтобы не вылить ушаты грязи на Россию, не представить ее в описанных событиях в самом неприглядном свете. Будто бы именно Россия спровоцировала войну в Абхазии и Южной Осетии, не желая отпускать грузинский народ на свободу. Не питая ни малейшей симпатии к Ельцину и его окружению, определявшему в начале и середине 90-х годов внутреннюю и внешнюю политику нашей страны, тем не менее не могу признать за грузинскими политиками право утверждать подобную чушь.
Причинами обеих проигранных Грузией войн была клиническая русофобия тбилисских политиков, предпочитавших диалогу с оппонентами кровавую над ними расправу. В головах Гамсахурдия, а затем и Шеварднадзе сама мысль вести переговоры с теми, кто грузинским порядкам предпочел русские, становилась невозможной в принципе. Именно в Тбилиси принимались решения, исключающие всякую самостоятельность, даже малейшую автономию для абхазов и осетин.
Упрекая СССР в подавлении национального инакомыслия и гибели грузинской интеллигенции (можно подумать, что грузины Сталин-Джугашвили, Берия и Орджоникидзе берегли русскую интеллигенцию), шовинисты из Тбилиси соорудили такую железобетонную унитарную государственность, при которой даже самый ленивый и никчемный народец постарался бы из нее выбраться. Что уж говорить о легких на подъем «горячих парнях» из Цхинвали и Сухуми, которым такие новые порядки оказались, мягко говоря, не по душе! Кроме того, современникам ничего не известно о нападении абхазов или осетин на мирно спящие грузинские города и села. Как раз наоборот, именно грузинские уголовные элементы были использованы для атаки на мятежные автономии Абхазии и Южной Осетии. Именно их отряды поражали беспримерной жестокостью и дикостью в обращении с мирными жителями. Формировали эти отряды, между прочим, не в Москве, не в Кремле, а как раз в Тбилиси — в правительственных резиденциях независимой и суверенной Грузии.
Так при чем здесь Россия? Или наши тбилисские друзья полагают, что русские мужики настолько обленились и потеряли свой национальный и человеческий облик, что «не оторвутся от бутылки», даже если на их глазах будут насиловать и убивать их жен и дочерей?
Были ли в составе добровольческих отрядов, воевавших в Абхазии и Южной Осетии, русские ополченцы? Были.
Означает ли это вооруженное вмешательство России на стороне самопровозглашенных республик? Не означает.
Присутствие русских добровольцев, пришедших на помощь мирному населению Сухуми, Гагр, Пицунды и других бывших здравниц союзного значения, является прямым доказательством невмешательства России как государства во «внутренние дела» Грузии. Для доказательства истинности подобного умозаключения примем логику «от обратного».
Представим себе, что такое вооруженное вмешательство России все же имело место. Можно ли себе представить, что российские вооруженные силы стали бы терпеть присутствие в зоне конфликта снующих перед их носом махновцев, конницу Петлюры, партизанские отряды или удалых бородачей из казачьих разъездов? Этот вопрос ответа не требует.
Фантазии Тбилиси о российском вмешательстве в вооруженные конфликты в Абхазии и Южной Осетии вызваны только одной-единственной причиной. Бумажным грузинским львам стыдно, что они потерпели сокрушительное поражение от ополчения абхазов и осетин, которых они и за людей-то не считали. Другое дело — сражаться против армии мировой ядерной державы! Это уже не стыдно. Такие истории дорого стоят. Можно, например, в обмен на дармовую миску тушеной капусты в столовой Европарламента рассказать ее наивным завсегдатаям байку об «агрессии России». А если к тому же в красках описать им «зверства русской военщины», то можно еще и на крем-брюле заработать.
Словосочетание «внутренние дела» применительно к постсоветской Грузии я сознательно использую в кавычках. Никто в здравом уме не может считать, что попытка Абхазии и Южной Осетии остаться в составе России при распаде Союза ССР является «внутренним делом» Грузии. Российская Федерация является правопреемницей СССР, продолжательницей его государственной традиции. Именно Россия унаследовала от Советского Союза долги, собственность, международные договоры, статус ядерной державы и место постоянного члена Совета Безопасности ООН.
Развал СССР, по сути дела, представлял собой процесс спонтанного выделения из состава России отдельных ее частей. Если Грузия решила выйти из России, она должна была поступить в строгом соответствии с действовавшим на тот момент порядком выхода союзной республики из состава Союза ССР. Этот порядок предполагал необходимость проведения республиканского референдума, в ходе которого жители Грузии должны были принять то или иное решение. В случае, если бы какая-то часть Грузии проголосовала против выхода, то эта часть осталась в составе СССР или России как его правопреемницы.
То есть, говоря по-русски, хочешь уйти, уходи, но чужое не тронь. Если Абхазия и Южная Осетия не хотят уходить, а их граждане, «голосуя ногами», бегут из Грузии и принимают всеми правдами и неправдами российское гражданство, то при чем здесь «вина» России? Это не «вина», а прямая обязанность Российской Федерации, вытекающая из ее статуса правопреемницы СССР.
Она была обязана распространить свой суверенитет на земли бывшего СССР, которые не захотели уходить от России.
Она была обязана взять под свое покровительство всех бывших советских граждан, независимо от их национапьности и места проживания, если они отказались принимать гражданство новых независимых государств. Подчеркиваю, это бесспорная ответственность России, определенная ее международными обязательствами и собственной Конституцией.
Вот почему России не стоит искать какие-то веские причины для объяснения своих гуманитарных действий в зоне грузино-абхазского и грузино-осетинского конфликтов. Эти веские причины вытекают из самого статуса российского государства как единственного законного наследника и преемника бывшего СССР. Они требуют от российских властей отбросить фиговый листочек лицемерного смущения и юношеского испуга перед принятием взрослого решения. Абхазия, Приднестровье и Южная Осетия — в соответствии с волей их народов, однозначно высказанной на референдуме — должны быть без всякого промедления восстановлены в составе Российской Федерации.
Вздохи «мирового общественного мнения» следует принять как неизбежный аккомпанемент, которым во внешней политике сопровождаются все долгожданные действия уважающих себя держав. Визг рано или поздно стихнет, зато мир поймет, что Россия приступила к своим обязанностям держателя порядка и хранителя мира в Евразии и впредь не потерпит провокаций под самым своим носом.
Всякий раз, когда Россия пыталась остудить милитаристские порывы очередного тбилисского «царя», на нас сыпался град упреков в проведении политики «двойных стандартов». Смотрите, мол, на этих русских! У них сплошные «двойные стандарты». Сепаратистов в Цхинвали и Сухуми поддерживают, а сепаратистов в Грозном «мочат в сортире»! Попытки грузинских шовинистов сравнить Абхазию и Южную Осетию с Чечней выглядят не только неуместно, но и провокационно. Понятно, чего хотят добиться в Тбилиси. Только непонятно, почему они столь наглым образом игнорируют действительное положение дел.
Конфликт в Чечне был порождением внутричеченского противостояния. Чеченцы воевали с чеченцами. На стороне одних выступала Россия. На стороне других — ее заклятые враги.
Существовала ли раньше и существует ли поныне непреодолимая вражда между русскими и чеченцами? Нет, несмотря на то, что в это очень хотелось бы верить грузинским шовинистам. Пример тому — прост как азбука: куда бежали от войны осетины и абхазы? В Тбилиси? Нет. В Россию. Куда бежали от голода и войны грузины? Где сейчас проживает половина грузинских беженцев из Абхазии, уроженцы цветущего Сухуми, роскошных Гагр, великолепной Пицунды? В России. Куда бежали от войны чеченцы? Тоже в Россию. Разве, спасаясь от врага, люди ищут убежище на территории врага? Абхазы, осетины, грузины, чеченцы — все убежали от войны в Россию.
Значит, она им не враг. Значит, желание простого грузинского народа жить в дружбе с русским народом сильнее ксенофобских выходок тбилисских властей, стремящихся в НАТО? Что, в НАТО накормят Грузию, восстановят мир и спокойствие этого древнего православного народа? Нет, конечно.
Будущее Грузии только в дружбе с Россией. А грузинские шовинисты, утверждающие обратное, как всегда, врут.
Операция «Троянский конь»
В отличие от кавказских конфликтов, часто замешанных на исторических обидах, традициях кровной мести и прочем «местном колорите», природа войны в Приднестровье была сугубо политической. По ту и другую сторону Днестра веками бок о бок жили русские, украинцы и молдаване. Особенность Приднестровья — не в особом этническом составе населения, а в ином, чем в Молдове, историческом мировоззрении, ином национальном инстинкте. Эти земли, помнящие славу полководца Александра Васильевича Суворова, всегда тяготели к русской цивилизации.
До 1940 года Приднестровье не входило в состав Молдавии и бывшей Бессарабской губернии. Здесь никогда не признавали румынские территориальные притязания. Русские язык и культура сплачивали пестрое в этническом составе местное население на протяжении нескольких веков, и это вполне доказывает то, что в национальном инстинкте гораздо более идеального и духовного, чем почвенного и материального.
Ненависть ко всему русскому в «суверенной» Молдавии порой приобретала шизофренические оттенки. В начале 90-х возле памятника королю Штефану собирались стотысячные толпы. При этом лозунги типа «Чемодан — вокзал — Россия!» были самыми умеренными. В порыве шовинистического экстаза одна из активисток национально-радикальной партии «Народный фронт» прямо на одном из таких митингов с помощью местного православного священника вышла замуж за памятник королю Штефану. Предварительно оформили развод, так как при жизни король, оказывается, обесчестил себя, женившись на русской…
В действительности национальный герой — король Штефан (Стефан Великий) правил в Молдавии в период с 1457 по 1504 г. Ему удалось усмирить боярские группировки и создать сильное государство. Господарь создал мощную армию, укрепил обороноспособность страны. Будучи правителем страны, окруженной со всех сторон агрессивными соседями, Штефан стал искать союзников в лице более отдаленных стран, в первую очередь в лице России. В 1463 году он женился на Евдокии Олелькович из Киева (фамилия родственников великого князя Москвы Ивана III). Позднее, в январе 1483 года, дочь Штефана и Евдокии — Елена, вышла замуж за сына Ивана III — Ивана Молодого. Союз Штефана с Иваном III предостерегал Молдову от нападения татар и уменьшил возможности Польши оказывать давление на молдавского господаря.
Но вот прошло 529 лет, и «Народный фронт» Молдовы решил «поправить» своего великого короля.
Спонтанный раздел СССР и инспирируемый республиканской партийной верхушкой румынский шовинизм, наводнение Кишинева эмиссарами из Бухареста и развернутая русофобами из «Народного фронта» Молдовы дискуссия о воссоединении с Румынией вызвали возмущение среди жителей Приднестровья. Эти опасения усилились после 17 марта 1992 года, когда на массовом митинге в центре Кишинева молдавскими шовинистами была принята резолюция об использовании румынской военной помощи против «приднестровских сепаратистов».
Справедливости ради надо отметить, что основную военную помощь Кишиневу в подготовке агрессии против Приднестровья оказала вовсе не Румыния, а ельцинская Россия. Кремль не только дал приказ и без того пугливому командующему 14-й армией генералу Неткачеву не вмешиваться в конфликт, но и передал под юрисдикцию Молдовы массу вооружений и военной техники бывшего СССР.
Через распахнутую границу в Молдавию хлынули сотни румынских фашистов — внуков тех, кто в составе армий германского рейха в 1942–1943 годах топтал нашу землю. Пожилые жители Черноземья до сих пор мрачно вспоминают, как румынские солдаты, не отмеченные храбростью в боях, глумились над мирным населением, грабили, насиловали и убивали русских людей с такой жестокостью, что порой даже требовалось вмешательство немецкого командования, чтобы остановить румынские бесчинства. Теперь внуки этих мерзавцев устремились в Молдавию.
Уже с марта 1992 года в 50 километрах от Кишинева, в Бульбоках, под руководством опытных румынских инструкторов готовится отряд специального назначения. Экипажи приданных ему БМП и БМД формируются из офицеров и солдат румынской армии. Для подготовки нападения на Приднестровье с воздуха на аэродром Маркулешты (где по приказу вечно веселого маршала Шапошникова было оставлено и передано молдавской армии 42 истребителя МиГ-29, принадлежавших ранее Черноморскому флоту) из Румынии дополнительно перебрасываются 32 боевых летчика и 10 истребителей МиГ-25 — также с румынскими экипажами.
Пропаганда идеи аншлюса бывшей Молдавской ССР и образования «Великой Румынии» сопровождалась угрозами в адрес властей столицы Приднестровья — Тирасполя. Те, в свою очередь, уловив растущую тревогу населения и общественные настроения, учредили Приднестровскую молдавскую республику.
В Кишиневе надеялись, что после подписания Беловежских соглашений защитить непокорных приднестровцев будет некому. СССР больше не существовал. В Москве все были заняты доеданием его наследства. Возможная негативная реакция российского руководства на нападение на Тирасполь особенно не просчитывалась. Политики-униаты в Бухаресте и Кишиневе видели, с какой невозмутимой легкостью Ельцин «сдавал» русские интересы — территории, население, их имущество и капитал, удовлетворяя растущие аппетиты руководства «суверенных государств». Ощутив безнаказанность своих возможных действий, вооруженные отряды румынских и молдавских фашистов весной 1992 года выдвинулись на Тирасполь.
Операцию по уничтожению Приднестровья решили назвать «Троянский конь». Первым делом униаты решили затоптать город Бендеры, расположенный на правом берегу Днестра. 1 апреля ворвавшийся на бронетехнике в город отряд полиции особого назначения (ОПОН) в упор расстрелял приднестровский милицейский патруль и автобус с местными рабочими. Население автономии требовало от командования 14-й армии защитить жизнь мирных граждан. Штаб армии, расквартированный в Тирасполе, пикетировался приднестровскими женщинами ежедневно. Бесполезно. Команда «не вмешиваться», поступившая из Москвы, была равнозначна приговору 150 тысячам русских жителей Приднестровья.
Тогда население решило взять ситуацию в свои руки. Из числа дееспособных мужчин формировались отряды ополчения. На помощь своим братьям из России и Украины в Тирасполь, Бендеры и Дубоссары потянулись сотни казаков и славян-добровольцев. Но их было ничтожно мало по сравнению с многократно превосходящей их по живой силе и технике армией и полицейскими формированиями агрессора. С молдавской стороны было выставлено до 320 единиц артиллерии и бронетехники и 14,5 тысячи человек личного состава. Этой армии противостояли вооруженные формирования приднестровской стороны: казаки, гвардия, территориально-спасательный отряд, ополченцы. По сути дела, оружие у них было только стрелковое, противоградные установки «Алазань» и самодельные минометы без прицелов. Сдержать агрессию такими ничтожными силами было невозможно.
Исход дела решила воля военнослужащих 14-й армии. Государства, на верность которому они давали присягу, уже не было, но осталась честь русского офицера. Игнорируя приказ генерала Неткачева, офицеры 14-й армии стали выводить на рубеж обороны свои подразделения. Многие из них переходили служить в приднестровскую гвардию. Преданные своим политическим и военным руководством, но преданные России, они решили разделить судьбу своего народа и встали на его защиту.
Ни болтовня министра Козырева, спешно присланного Ельциным в Кишинев и Тирасполь для «мониторинга обстановки», ни эмоциональный визит вице-президента Руцкого, наговорившего массу одобряющих приднестровцев слов, не смогли сдержать раскрутку спирали румыно-молдавской фашистской агрессии.
Штаб 14-й армии так и не получил из Кремля команду развести враждующие стороны и остановить кровопролитие. Опасаясь скандала и ответственности за действия офицеров 14-й армии, Москва до конца тянула и с решением о переводе армии под российскую юрисдикцию. Это произошло лишь 12 мая, и то под давлением Верховного Совета России.
Впервые я приехал в зону конфликта в конце мая 1992-го. Эти места мне были достаточно хорошо знакомы. В 1980 году под Тирасполем проходили всесоюзные соревнования по ручному мячу, в которых я принимал участие. До сих пор помню вкус сочного болгарского перца, который мы тогда с ребятами из юношеской сборной поедали килограммами.
Теперь я увидел совсем другой город. В воздухе висела тревога и мобилизационные настроения. 19 мая вместе с небольшой группой казаков мы выехали на «УАЗах» в Дубоссары и сразу попали под огонь молдаван. Один из нас — журналист из Киева — был легко ранен.
Через пару дней, когда я вернулся в Москву собирать добровольцев, мне позвонил мой однокашник Борис Костенко. Оказывается, что и он, будучи корреспондентом «Останкино», в те дни находился в осажденной республике и привез оттуда репортаж, который руководство программы «Время» наотрез отказалось ставить в эфир. Я предложил ему собрать у нас в приемной Астафьева в здании районного совета пресс-конференцию и показать привезенный из зоны конфликта репортаж российским и иностранным журналистам. Так мы и сделали.
На саму пресс-конференцию неожиданно пожаловал Игорь Малашенко. В то время он входил в руководство телеканала и отвечал за содержание новостей. После короткого выяснения отношений (можете себе представить «убедительность аргументации» двух недавних однокурсников, вернувшихся только что из зоны боев), наш собеседник во всеуслышании объявил, что в ближайшие часы этот репортаж в выпуске новостей первого телеканала увидят все. Это была наша маленькая победа на пропагандистском фронте и реальный прорыв информационной блокады, которой Кремль окружил сражающихся приднестровцев.
Майские бои под Дубоссарами были очередной «игрой на нервах» накануне полномасштабной агрессии, которая началась ровно через месяц.
Вечером 19 июня в Бендеры пришла настоящая война. В городе стреляло каждое здание. Сотни трупов валялись неубранными, разлагаясь на жарком солнце. 22 июня, в годовщину нападения гитлеровской Германии на СССР, молдавская авиация попыталась нанести бомбовый удар по Бендерскому мосту, чтобы отрезать защитников города от приднестровских ополченцев, но промахнулась.
Молдавские и румынские агрессоры использовали старую изуверскую тактику: свои огневые точки они устанавливали либо в жилых домах, не выпуская из них мирное население, либо размещали огневые позиции артиллерийских и минометных батарей на территории школ и больниц, чтобы избежать ответного огня подразделений 14-й армии и приднестровских гвардейцев. При этом они расстреливали все живое, что попадало в перекрестие их прицела.
С каждым днем ситуация складывалась все тревожнее. С молдавской стороны в бой вводились все новые части, подтягивалась тяжелая дальнобойная артиллерия. Стойкость защитников Бендер подталкивала кишиневские власти к решению начать обстрел Тирасполя, применив оружие большой разрушительной силы — пушки «Гиацинт» и реактивную артиллерию «Ураган».
День 23 июня я застал в расположении русско-украинского отряда добровольцев на дороге Дубоссары — Рыбница. О том, что в этот день в Тирасполь вместе со спецназом ВДВ прибыл генерал Лебедь, я узнал намного позже, но решительные действия нового командарма-14 мы почувствовали сразу. Вскоре вместо хаотичных действий отдельных подразделений российской армии мы увидели реальную силу русского оружия. В начале июля наша артиллерия накрыла Кицканский плацдарм и Гербовецкий лес, где находились основные силы противника. Сколько там погибло молдавских волонтеров, не знает никто, но думаю, что несколько сот человек.
«Троянский конь» споткнулся, оставив в памяти русских, молдаван и украинцев самые мрачные воспоминания об этом кровавом конфликте. Эта война познакомила мир с именем генерала Александра Ивановича Лебедя, с которым вскоре судьба сведет меня самым тесным образом.
Это война укрепит позиции Приднестровской молдавской республики и ее героического народа, которому «мировое общественное мнение», несмотря на пролитую сполна кровь, до сих пор отказывает в признании права на самоопределение и собственную государственность.
Здесь записывают в русские
В октябре 1992 года я подал запрос в Конституционный суд Российской Федерации о незаконности Беловежских соглашений. Как ни удивительно, оказалось, что до меня такого рода запросов в КС никто не отправлял. Ни Верховный Совет России, депутаты которого бурно и пламенно возмущались волюнтаризмом Ельцина, ни всевозможные лидеры патриотов, неистово ругавшие правительство Гайдара, так и не удосужились потребовать от Конституционного суда разбора «беловежского полета».
После приднестровского пожара, затушенного офицерами 14-й армии, я понял, что трагические последствия анти-законного упразднения СССР еще дадут о себе знать. С помощью профессора Бориса Пугачева, который сотрудничал с Российско-американским университетом, я составил подробный и аргументированный запрос.
Мы сумели доказать, что Советский Союз как субъект международного права не мог быть ликвидирован заявлением глав исполнительной власти России, Украины и Белоруссии. Это то же самое, если бы Лужков, Матвиенко и Шаймиев, собравшись где-нибудь в Урюпинске, заявили о кончине Российской Федерации.
Мой запрос был принят к рассмотрению Конституционным судом, о чем меня известили почтовой открыткой. Через два дня я вылетел в качестве эксперта Верховного Совета России сопровождать делегацию народных депутатов в рамках официального визита в Баку.
В самолете все только и обсуждали последнюю новость: Верховный суд Азербайджана приговорил к смертной казни российского офицера и несколько наших солдат за то, что они, действуя в строгом соответствии с уставом караульной службы, открыли огонь на поражение по группе местной вооруженной молодежи, пытавшейся захватить склад с оружием на территории военного училища. Кремль по этому поводу в очередной раз красноречиво молчал, зато депутаты демонстрировали готовность «поставить вопрос ребром».
После короткой передышки в гостинице мы сразу выехали на обед в резиденцию парламента Азербайджана. Решимость на лицах российских парламентариев сразу куда-то улетучилась, один за другим пошли тосты за «многовековую дружбу российского и азербайджанского народов». Через час раскрасневшихся московских гостей повезли на встречу с президентом республики Эльчибеем.
Это был сухонький старичок с колючим взглядом и бородкой с проседью. Он говорил через переводчика тихо и медленно, и, казалось, российские депутаты вкушали каждое его мудрое слово.
И вот с ответной речью выступает глава нашей делегации, затем другой депутат, третий… Все говорят о «многовековой дружбе», рассыпаются комплиментами и… ни слова о томящихся в камере смертников российских военнослужащих.
Я не выдержал, встал и громким голосом, перебивая последнего расшаркивающегося парламентария, произнес:
«Господин президент! Ваше превосходительство! В этом зале довольно много и страстно было сказано об исторических связях наших народов. Не буду повторять все эти правильные слова. Пользуясь случаем, прошу вас продемонстрировать силу и мудрость национального лидера и ваше доброе расположение к демократической России. Как вам должно быть хорошо известно, в тюрьме Азербайджана ожидают своей горькой участи четверо российских военнослужащих. Они приговорены к смерти лишь за то, что выполнили приказ и до конца остались верными присяге. Они невиновны. Ваш авторитет в азербайджанском народе настолько глубок, что проявленное вами великодушие к судьбе русских солдат еще раз докажет вашу мудрость. Прошу принять решение отменить смертный приговор и освободить военнослужащих России. Это будет лучшим доказательством правоты членов делегации Верховного Совета России, сказавших столь много лесных слов в ваш адрес».
Я сел. Эльчибей сам прервал тишину. Он внимательно посмотрел на меня своими холодными угольками, сначала утвердительно кивнул головой и затем по-русски произнес: «Хорошо. Я это сделаю».
Я был счастлив. Никто из членов российской делегации не сделал мне замечания за «нарушение государственного этикета», наоборот, сразу все как-то оживились и стали поздравлять Эльчибея с только что принятым мудрым решением.
Покинув президентскую резиденцию, мы поехали на встречу с русскими соотечественниками. Вели они себя агрессивно, то и дело упрекая Россию в потакании Армении в вопросе Нагорного Карабаха. Несколько мужчин, одетых в казачью форму, открыто признали факт участия русских добровольцев в войне за Шушу, Агдам и другие расположенные по соседству с армянским Степанакертом азербайджанские села.
В тот момент я отчетливо осознал, что трагедия русских заключена не только в искусственной расчлененности и разобщенности, но и в том, что в гражданских этнических конфликтах на территории бывшего СССР русские принимают самое деятельное и непосредственное участие. Так наши соотечественники, оказавшись без поддержки России в новой и неожиданной для себя роли иностранцев, доказывали местным шовинистическим режимам свою нужность и лояльность.
Русские рижане и таллинцы активно аплодировали «народным прибалтийским фронтам» и ходили в их рядах на демонстрации за независимость Прибалтики, надеясь заслужить право «жить в Европе». То, что они вскоре потеряли право на приобретение национального гражданства, на сохранение русской культуры и образования для своих детей, стало для них полной неожиданностью.
Русские в Армении и Азербайджане лезли в окопы Карабаха стрелять друг в друга, чтоб показать свою верность «суверенным государствам». Вскоре и им пришлось паковать чемоданы для переезда в Россию. Никто из новых хозяев Еревана и Баку их прыти так и не оценил.
Все это выглядело недостойно. Самоунижение, отсутствие национальной гордости и солидарности друг с другом — вот новые, ранее неизвестные мне черты денационализации русских, которые угадывались в поведении моих соотечественников. Идеал русского человека, в который я верил всю свою жизнь, рушился на глазах. Я видел, как мои соотечественники заискивали перед всяким ничтожеством и, к моему стыду, были готовы выполнять самые подлые его приказы.
Бегущие от резни и побоев наши соотечественники встречали в России ледяной прием. Им приходилось селиться на окраине провинциальных городов в жалких лачугах, вагончиках, обветшалых старых деревенских домах. Профессор математики из Баку мог рассчитывать, в лучшем случае, на место учителя в сельской школе. Директор ВДНХ из Душанбе, чудом избежавший расстрела во время таджикских бесчинств февраля 1990 года, довольствовался работой рядового архитектора в небольшом провинциальном городке «мценского уезда». В океане, в котором только что разломился и утонул великий советский «Титаник», люди барахтались, тонули, тянули других за собой на социальное дно.
Примириться с этим я не мог. В полной политической темноте я «на ощупь» искал новую форму самоорганизации русского народа, которая могла бы помочь ему вернуть себе право на историческую перспективу. Поездка в Баку подсказала мне, как сделать первый шаг.
В декабре 1992 года в большом конференц-зале Российского комитета защиты мира я созвал форум под названием «Карабахский синдром российской дипломатии». Для участия пригласил представителей диаспор: русских из Армении и Азербайджана и московских армян и азербайджанцев. Результат превзошел мои самые мрачные ожидания — русские из Баку и Еревана переругались из-за Карабаха так, что чуть ли не объявили друг другу войну.
Именно тогда пришла мне в голову мысль: а что, если попробовать собрать воедино все эти самодеятельные русские организации, общества соотечественников, славянские центры и общины? Не навязывая им жесткой дисциплины, просто помочь русским людям общаться друг с другом, обмениваться информацией и опытом.
К этому времени я стал активно сотрудничать с «Союзом возрождения России». Это было неформальное, творческое объединение молодых политиков, депутатов Моссовета, предпринимателей, ученых, которые состояли в разных политических организациях, но в личном плане тяготели к общению друг с другом. В «Союзе» я познакомился и подружился с Андреем Савельевым, работавшим тогда депутатом Моссовета, и Сергеем Пыхтиным, главой Черемушкинского районного совета Москвы. Они приступили к разработке «Манифеста возрождения России» — яркого политического воззвания, который лег в основу идеологии Конгресса русских общин (КРО).
Первое издание «Манифеста» марта 1993 года вызвало бурю эмоций в патриотической среде. Фактически, впервые за годы после перестройки появился документ, в котором объяснялся смысл русской национальной идеи, давались четкие формулировки целым политическим феноменам, с которыми столкнулся и боролся русский народ: «Вслед за русскими мыслителями мы должны сказать: шовинизм есть дурное воспитание нации, космополитизм — отсутствие всякого воспитания, интернационал — каторжная работа нации для чуждых ей целей. Именно на этой позиции должно стоять государственно-патриотическое движение и, не скатываясь к агрессивным экстремистским проявлениям, утверждать нравственно обогащенные и цивилизованные формы национализма».
В последующем «Манифест возрождения России» переиздавался несколько раз. Последний — в 1996 году. Тираж 1995 года, выпущенный для распространения среди избирателей КРО на выборах Государственной Думы, был отправлен тогдашним руководителем Конгресса Юрием Скоковым в костер. Юрий Владимирович не захотел из-за идей просвещенного русского национализма, изложенных в «Манифесте», ссориться с руководством национальных республик.
Собственно говоря, именно это и погубило на думских выборах весь наш избирательный список.
В течение первых трех месяцев нового 1993 года весь немногочисленный актив «Союза возрождения России» упорно готовился к созыву Конгресса русских общин. Мы сняли помещение в Парламентском центре на Трубной площади, заказали гостиницу для размещения делегатов.
К этому времени процесс стихийного объединения русских соотечественников шел практически во всех бывших союзных республиках. Нахлебавшись горя и перестав надеяться на помощь российского правительства и президента, русские люди стали повсеместно создавать различные общины, общества, центры, способные отражать политическую и культурную агрессию местных шовинистов.
Наша задача состояла в том, чтобы обнаружить все эти самодеятельные организации, выйти с ними на связь и договориться о приезде их представителей в Москву на Конгресс.
29–30 марта забилась жизнь новой патриотической организации — международного правозащитного союза русских соотечественников. Делегаты, собравшиеся на Конгресс русских общин, решили свою организацию так и назвать — КРО. Многие мои знакомые патриоты потом долго ворчали, мол, что это за слово: «конгресс». Я отвечал, что это люди сами себя так назвали, им так удобно.
Суть патриотической организации не в названии, а в желании делать что-то полезное, естественное, без чего не приблизиться к решению основной патриотической цели — защиты интересов нации. Конгресс русских общин был именно такой организацией — деятельной, бесстрашной, имеющей четкую идейную основу — «Манифест возрождения России» — и реальную, массовую сеть самодеятельных организаций соотечественников.
Жесткие условия существования КРО отшивали от него карьеристов и слюнтяев. Постоянная борьба за выживание русских общин помогала выявлять провокаторов. Сама конструкция КРО — русские и российские общины на местах, самостоятельно решающие все вопросы своей внутренней жизни, и исполком в Москве, выполняющий координирующие и пропагандистские функции, — избавляли нашу организацию от присущей каждой партии грызни за лидерство.
Уже в мае 1993 года Конгресс русских общин заявил о себе громкими делами. В Кишиневе по насквозь фальшивому делу были задержаны четверо военнослужащих 300-го парашютно-десантного полка. Молдавские шовинисты, «в пух и прах» проигравшие войну против Приднестровья, решили таким образом напакостить 14-й армии. Дело в том, что 300-м полком командовал Алексей Лебедь — родной брат прогремевшего на весь мир командарма. Его полк уходил из Молдавии в Россию, и защитить арестованных офицеров было некому. Исполком КРО по просьбе Русской общины Молдовы, вступившейся за ребят, направил для участия в процессе профессионального адвоката. Дело в итоге было выиграно, и освобожденные офицеры приехали в Москву поблагодарить меня и моих коллег за свое спасение.
В июне нападению бандеровцев подвергся Львовский русский культурный центр имени А. С. Пушкина. Варвары избили нескольких наших активистов, побили стекла, разбросали книги. Русские организации Украины потребовали от Киева принятия жестких мер по обеспечению безопасности русских жителей республики и нормализации работы объединений российских соотечественников.
Я срочно вылетел в столицу Украины, запросив встречу с президентом Леонидом Кравчуком и главой его администрации. Встреча не только состоялась, но и была максимально плодотворной: Кравчук обещал мне, что такие нападения впредь не повторятся, и при мне дал соответствующие распоряжения своим «силовикам».
Репортаж о нашей встрече был показан в российских новостях и, как мне потом рассказывали телевизионщики, вывел из себя министра Козырева. Глава российского МИДа звонил руководству телеканалов и требовал от них «больше Рогозина не показывать».
Удивительное дело, все мои недоброжелатели начинали борьбу со мной с того, что пытались перекрыть мне доступ к телеэфиру!
Через месяц, в июле 1993 года я вылетел в Грузию. Ставший главой этой страны «мой старый знакомый по балкону Верховного Совета» России Эдуард Шеварднадзе согласился принять меня для переговоров об эвакуации русского гражданского населения из зоны боев в Абхазии.
Меня поселили в бывшей интуристовской гостинице «Иверия». В юношеские годы я здесь часто останавливался. В этом отеле во время всесоюзных соревнований на приз газеты «Заря Востока» размещали нашу сборную команду по ручному мячу. Позже, когда я уже работал в КМО СССР, я нередко приезжал в Тбилиси с различными иностранными делегациями и останавливался именно в «Иверии». Теперь гостиницу узнать было невозможно. В ней расположился импровизированный лагерь грузинских беженцев из Абхазии, и отель мгновенно превратился в сарай. На окнах некогда парадного республиканского отеля теперь висели веревки с чьим-то рваным бельем.
Свет в гостинице был. Просмотрев новости на грузинском, которые, судя по кадрам, полностью были посвящены событиям в мятежных автономиях, я переключил канал и попал на выступление Джабы Иоселиани, авторитетного вора, командовавшего батальоном «Мхедриони». Именно это вооруженное подразделение, состоявшее из выпущенных из тюрем уголовников, устроило резню и бесчинства в Сухуми.
Джаба говорил по-русски. Я так и не понял почему. Вряд ли после периода шовинистического угара — своеобразного «фирменного стиля» правления опального президента Гамсахурдия в Тбилиси мог остаться хоть один русский житель. В конце концов, не на меня же была рассчитана эта речь? Видный уголовник грозил русским и России страшной карой. Обещал сеять смерть и страдания тем, кто посмеет стать на пути грузинского ополчения в Абхазии. В общем, нагнетал ужас. Досмотрев это замечательное выступление, я выключил телевизор и, пробравшись сквозь нехитрый скарб живших по соседству беженцев, которым были забиты все коридоры «Иверии», вышел на улицу.
Сам город я тоже узнавал с трудом. Вечером были слышны автоматные очереди. Мне объяснили, что теперь в Грузии так принято отмечать различные свадьбы и юбилеи.
Утром весь Тбилиси стоял в пробках. Оказывается, кто-то из местного населения, которое действительно голодало, в поисках средств к существованию срезал ночью все троллейбусные провода, чтоб затем сдать их в пункты приема цветных металлов. Мне и сопровождающему меня сотруднику секретариата Шеварднадзе пришлось бросить машину и через полгорода пешком добираться до резиденции главы республики.
Седой Лис принимал меня не один. Рядом с ним сидел герой вчерашних теленовостей. «Вот ты-то, голубчик, мне и нужен», — подумал я, увидев Иоселиани.
Надо сказать, что власть Эдуарда Шеварднадзе на тот момент была номинальной. Все решалось ворами. От них зависело поведение грузинских вооруженных формирований в зоне конфликтов в Абхазии и Южной Осетии. Только они могли заблокировать или открыть выход русских беженцев из огненного мешка, в который попадали эти беззащитные люди. В общем, не Седой Лис, а Иоселиани и его подельник Китовани были коллективным «царем и богом», под властью которого оказалась судьба тысяч русских жизней.
Мои собеседники сухо и недовольно со мной поздоровались, как будто я прервал их архиважный разговор. Думаю, что, согласившись-таки на встречу, Шеварднадзе плохо понимал, на кого, в самом деле, ему приходится тратить драгоценное время, а потому осторожничал.
Он знал, что в Киеве меня принимал сам Кравчук. Это, как говорится, «внушало». Кроме того, по поводу моей аудиенции из Киева звонил профессор Буряк, с мнением которого Седой Лис считался.
Заметив секундную растерянность моих собеседников, я решил сразу перейти в наступление. Я предупредил Джабу Иоселиани о его персональной ответственности за действия грузинских боевиков, потребовал от него прекратить задирать Россию и, смягчив тон, предложил назвать мне фамилию посредника, с кем бы я мог иметь дело в обсуждении конкретных вопросов эвакуации беженцев из зоны грузиноабхазского конфликта. Обратившись затем к Шеварднадзе, я попросил его взять исполнение наших договоренностей «на контроль».
Как ни странно, такая тактика переговоров имела полный успех. С одной стороны, она выпячивала роль Иоселиани как единственного человека в Тбилиси, с кем стоит обсуждать конкретику (что соответствовало грузинской действительности, где такие воры и «делали погоду»), с другой — возвращало самого Седого Лиса в удобную и привычную для него позицию «гуманитарного посредника», от которого мало что зависит, зато много пиара.
Наш разговор в резиденции Шеварднадзе был более чем продуктивным. Уже через несколько дней процесс вывода русских беженцев в безопасную зону полностью нормализовался.
В условиях всеобщей беспомощности и безответственности Ельцина и министра обороны Грачева напористые действия пока еще малоизвестной общественной организации — Конгресса русских общин — стали приносить свои первые плоды.
Третья оборона Севастополя
С каждым годом, с каждым поступком в защиту русских соотечественников КРО все больше укреплял свой авторитет. С ним начинали считаться власти, его имя запоминали в народе. В течение первых двух лет существования Конгресса усилиями и талантом нашего друга — адвоката Бориса Кузнецова — мы выиграли громкие судебные процессы в защиту лидера Русской общины Эстонии Петра Рожка, руководителя Российской общины Севастополя Раисы Телятниковой; освободили из казахстанской тюрьмы русского журналиста Бориса Супрунюка, защитили честь и достоинство нескольких десятков русских правозащитников и патриотов.
Каждая новая победа вдохновляла наших сторонников на продолжение борьбы. В какой-то момент мы поняли, что Конгресс русских общин и наши активисты фактически заменили собой все российское государство, всю нашу власть с ее ведомствами, органами и бюрократами на таком наиважнейшем участке внешней политики, как защита соотечественников.
О выигранном нами в ноябре 1995 года судебном процессе в защиту Российской общины Севастополя я расскажу отдельно, так как он имеет непосредственное отношение к подтверждению российского статуса этого великого русского города. И это несмотря на то, что, подписав в мае 1997 года договор об аренде Россией на 20 лет военно-морской базы в Крыму, Кремль в очередной раз предал Севастополь. Нельзя арендовать то, что принадлежит тебе по праву! Российское государство в вопросе о статусе Севастополя обладает бесспорными правовыми аргументами, а потому непонятно, как наша власть могла без боя сдать свою военно-морскую базу на Черном море, предав веками проживавшее там русское население. Чтобы понять, на чем основаны позиции сторон в этом территориальном споре и что необходимо сделать для возвращения в состав России города-крепости Севастополя, разберу этот вопрос документально.
Позиция официального Киева проста как гипотенуза: Севастополь является неотъемлемой частью Крымского полуострова, который в 1954 году был передан Хрущевым в состав УССР, а затем по наследству достался и незалежной Украине.
Я же считаю иначе: Севастополь является частью суверенной территории Российской Федерации. Украина незаконно удерживает его под своим контролем. Чтобы доказать абсурдность украинской позиции и истинность своей, обратимся к фактам.
Ключевое значение для анализа ситуации вокруг Севастополя и Черноморского флота имеют вопросы соотношений понятий — Главная база Черноморского флота и город-крепость Севастополь. С момента своего основания Севастополь являлся военно-морской крепостью юга России, а с конца XIX века — Главной базой Черноморского флота.
В генеральной схеме городской планировки 1938 года указывалось на специальное оборонное значение Севастополя, требующее согласование всех проектных решений с требованиями обороны. Граница городских земель устанавливалась с учетом размещения объектов Главной базы Черноморского флота. Поэтому Президиум Верховного Совета РСФСР 7 марта 1939 года принял постановление о расширении городской черты. То есть в понятие «город Севастополь» входит не только жилая застройка городской черты, но и территория размещения инфраструктуры Черноморского флота. Новая граница территории Севастополя была подтверждена установкой знаков на местности и легла в основу проектов послевоенного восстановления города как Главной базы Черноморского флота.
Масштабы послевоенных восстановительных работ потребовали рассмотрения вопроса Севастополя высшими органами власти Советского Союза. В связи с особым статусом города-крепости Постановлением Совета Министров СССР № 403 от 25 октября 1948 года и Указом Президиума Верховного Совета РСФСР от 29 октября того же года Севастополь был выведен из состава Крымской области РСФСР и отнесен к категории городов республиканского подчинения РСФСР. С этого времени решения Крымского облисполкома не распространялись на территорию Севастополя — Главной базы Черноморского флота. С 19 февраля 1954 года, «учитывая общность экономики, территориальную близость и тесные хозяйственные и культурные связи», Президиум Верховного Совета СССР по предложению Никиты Хрущева утвердил передачу Крымской области из состава РСФСР в состав УССР. Как было сказано, «в ознаменование 300-летнего юбилея воссоединения Украины с Россией». Особо подчеркну, что речь шла о передаче Крымской области, а не Крымского полуострова! К тому времени восстановленный после войны Севастополь уже шесть лет существовал автономно от области, подчиняясь непосредственно Москве. Каких бы то ни было документов, принятых до декабря 1991 года и пересматривающих статус Севастополя в пользу Украины, в природе не существует.
Что касается Беловежских соглашений, то президент Ельцин «забыл» там обсудить вопрос о Севастополе и Крыме в целом. Ведь если Крым был передан «в ознаменование 300-летнего юбилея воссоединения Украины с Россией», то в связи с «разъединением Украины с Россией» «обручальное колечко» следовало бы вернуть.
Зато Верховный Совет РСФСР и палаты Федерального Собрания нашли в себе мужество поставить вопрос о статусе Севастополя. Так, например, в своем Постановлении № 5350–1 от 9 июля 1993 года Верховный Совет РФ по поручению седьмого Съезда народных депутатов подтвердил «российский федеральный статус города Севастополя в административно-территориальных границах городского округа по состоянию на декабрь 1991 года». Аналогичное заявление принял 29 ноября 1996 года Совет Федерации, в котором, в частности, сказано: «Односторонние действия украинской стороны, направленные на отторжение от России части ее территории (города Севастополя), не только являются незаконными с точки зрения норм международного права, но и наносят прямой ущерб безопасности России».
Столь подробный документальный анализ показывает, что город Севастополь никогда не передавался Украине — ни в 1948, ни в 1954, ни в 1991 гг. Не Черноморский флот «базировался в Севастополе», а сам город был неотъемлемой частью главной базы Черноморского флота СССР и России. В соответствии с Конституцией СССР вопросы обороны находились в исключительной компетенции Союза. В то же время именно Российская Федерация является правопреемницей СССР. Значит, именно она является законной владелицей Главной базы Черноморского флота России — города-крепости Севастополя.
В споре о статусе Севастополя наши оппоненты пытаются ухватиться за последнюю соломинку, указывая на факт отсутствия упоминания о городе-крепости в тексте действующей Конституции России. Мол, все субъекты, все края, республики, области, округа перечислены, Москва и Санкт-Петербург перечислены, а Севастополь — нет. Значит, не входит он в состав России, — утверждают они. На сей счет один мой коллега по фракции «Родина» в Госдуме уже в 2004 году предложил почти анекдотический вариант ответа — включить Севастополь в состав города Москвы как, например, город Зеленоград. В Конституции же нигде не оговаривается расстояние, которое должно отделять административный округ от субъекта федерации. Зеленоград находится от Москвы на расстоянии нескольких десятков километров. Почему же Севастополь, который находится за тысячу километров от столицы России, не может быть признан ее частью?
Я думаю, не стоит искать такие экзотические варианты ответов на провокационные вопросы наших оппонентов. Сам факт их постановки свидетельствует об одном — Украина не располагает доказательствами своих прав на город-крепость Севастополь. А потому и мы не должны участвовать в демагогическом споре, который пытается навязать нам украинская сторона.
Севастополь — наш. И торг здесь неуместен.
Надо сказать, что такой вывод сделали для себя все участники и свидетели громкого судебного разбирательства в защиту Российской общины Севастополя и ее печатного органа в 1995 году. Поводом для него стали утверждения прокуратуры Севастополя, которая, очевидно, действовала по указанию из Киева. В частности, в иске утверждалось, что деятельность общины носит «четко выраженную антиукраинскую направленность», а ее газета, публикуя на своих страницах обращения, заявления и открытые письма в адрес руководства Украины и России, добиваясь для Севастополя российского статуса, делает это «с целью инициировать процессы, направленные на отторжение Севастополя от Украины». Кроме того, по мнению прокурора, «Российской общиной Севастополя проводилась деятельность по незаконному оформлению жителям города российского гражданства и по обеспечению заезда в город консульской группы посольства Российской Федерации на Украине». В третьем пункте обвинения общине инкриминировалось то, что она «разжигает сепаратистские настроения и национальную рознь в Севастополе и Крыму, противопоставляя друг другу жителей украинской и русской национальности, усиливая тем самым политическую и социальную напряженность в регионе».
Адвокат КРО Борис Кузнецов и руководство Российской общины Севастополя не только блестяще выиграли этот крайне важный для всего русского движения судебный процесс, но и сумели зафиксировать в решении севастопольского суда положение о наличии территориального спора между Украиной и Россией о статусе Севастополя. То, что не захотели или не сумели сделать российские власти и МИД под руководством печальной памяти Козырева, смогли сделать активисты-соотечественники, защитившие свою честь и надежно организовавшие «третью оборону» Севастополя.
Есть только одна причина, которая может снять с повестки дня задачу возвращения Севастополя под российское управление, — это воссоединение России и Украины.
Пока же это не стало реальностью, закрепление за Севастополем российского статуса является одной из важнейших задач государственной власти.
Глава IV «ОСНОВЫ НАЦИОНАЛЬНОЙ ПРОПАГАНДЫ»
Неистребимая сила правды
Борясь за права соотечественников, Конгресс русских общин, как мог, опровергал созданный врагами России миф о русском народе как о нации-неудачнице. На каждой встрече с людьми, на каждом массовом митинге, где оттачивалось мое ораторское мастерство, я внушал активистам русских организаций: «Спасение России в ваших руках! Ни на кого не надейтесь. Только на себя. Создавайте общины повсеместно, влезайте в борьбу по каждому поводу нарушения ваших прав и оскорбления вашего национального и человеческого достоинства. Сообщайте о каждом достижении в вашей борьбе всем сторонникам и всем противникам. Сторонникам важен положительный пример. Это лучшая агитация. Противникам нужно вселять страх. Никогда не бойтесь врага, даже если он вас сильнее. Пусть он вас боится и ненавидит. Все равно он уже не сможет вам нагадить больше того, что он уже сделал, украв у вас Родину. Но если враг будет вас бояться и ненавидеть страстно, до беспамятства, то вам не потребуются собственные средства массовой информации. Ваш враг сам раздует информационный пожар. Его дым будет виден издалека, он привлечет к вам все новых и новых сторонников. Вас станет много, и рано или поздно врагу придется считаться с вашей силой!»
Действуя агрессивно, инициируя создание отделений КРО на всей территории бывших союзных республик, мы вызвали шквал ненависти и ревности в самой России. Вместо того чтобы поддержать процесс самоорганизации русского народа, Кремль стал чинить нам всевозможные препятствия. В российской прессе появились первые откровенные «наезды», шельмование КРО как «союза русских национал-шовинистов».
Оказывается, защищать право на жизнь и достоинство можно кого угодно, даже макаки в зоопарке, но только не 25 миллионов русских, оставленных Ельциным на съедение кавказским, среднеазиатским, молдавским и прибалтийским фашистам!
Некоторые мои товарищи ежились от уколов либеральной прессы, предлагали судиться с авторами лживых публикаций. Я же всегда относился скептически к разного рода сутяжничеству с газетными борзописцами. Какой смысл ждать извинений от подонка? К чему все эти ритуальные пляски в судах всевозможных инстанций? В лучшем случае, потратив уйму времени, сил и денег, вы добьетесь справедливости в виде микроскопического опровержения где-нибудь на предпоследней полосе этой газетенки — по соседству с рекламой средств против облысения или услуг интимного характера. При этом пошлое издание в отместку напечатает рядом свой комментарий, где повторит все ранее высказанные против вас гнусности, снабдив их еще более пакостной «подливой».
Помню забавный случай, который произошел в середине 90-х с моим товарищем Сергеем Пыхтиным. Он обиделся на какую-то бульварную «комсомольскую» газету, обозвавшую нас то ли «ксенофобами», то ли «шовинистами» — в общем, в привычном для либеральной шпаны стиле. Мы с Савельевым отговаривали коллегу судиться с этим ничтожеством, но Сергей Петрович, будучи династическим интеллигентом, не унимался и требовал «справедливого суда». Что ж, «справедливый суд» состоялся. Более того, мы даже его выиграли, получив на банковский счет КРО компенсацию за причиненный нам моральный вред в размере… 20 рублей! После этого эпизода мы еще долго подтрунивали над нашим другом, полагая, что после такого «успеха» он может рассчитывать на почетное звание «спонсора».
Среди журналистов, безусловно, немало порядочных людей. Многих из них я знаю еще со студенческой скамьи. Но ухаживания за «желтой» прессой смешны. Не стоит метать бисер перед свиньями, роющимися в человеческой грязи. Впервые я понял это еще на первом году обучения в МГУ. Приехала как-то к нам на курс в гости корреспондентка французского иллюстрированного журнала «Paris Match» («Пари матч»). Высокая, жилистая мадам де ля Бросс была с нами очень мила, много хвалила русский балет и нашу культуру вообще и в конце концов попросила пригласить на какую-нибудь студенческую вечеринку, чтобы написать статью о неформальной жизни советских студентов.
Как сейчас помню, мой однокурсник Саша Клоков решил позвать мадам к себе на день рождение в университетское общежитие. Когда ребята убрали со стола грязные тарелки, чтобы разлить чай, француженка незаметно положила рядом с чашками номер газеты «Правда» и щелкнула затвором фотоаппарата. Через неделю нам принесли свежий номер «Пари матч». Репортаж мадам де ля Бросс состоял из идиотских штампов времен «холодной войны». В придачу им шли фотографии с нашей вечеринки с трогательными подписями типа «русские студенты даже на дне рождения читают газету «Правда»».
Еще большими пакостниками оказались наши «либеральные журналисты». В начале 90-х годов вся бывшая советская пресса оказалась без средств к существованию. Журналистские коллективы акционировали популярные газеты и журналы, но удержать их от банкротства не смогли.
«На выручку» пришли воры-олигархи, которым собственные СМИ были нужны для шантажа слабой власти. Березовский, Гусинский и прочие медиамагнаты готовы были предоставить Ельцину информационно-пропагандистские услуги, особенно в период резкого обострения противостояния между Кремлем и Верховным Советом, но в обмен на высокодоходные куски собственности и то, что Кремль будет закрывать глаза на их аферы. Так что олигархи сумели не только «отбить» собственные финансовые вложения в прессу, но и сохранить с ее помощью тотальный контроль над действиями властей. О какой «свободе слова» можно было тогда говорить? Почти весь доступ к эфиру и газетным полосам строго контролировался бандой олигархов. Именно они определяли, кого и сколько показывать, кого замалчивать, а кого подвергать публичным преследованиям.
Вспомним, как весной 1993 года, в преддверии разгона российского парламента, Ельцин решил затеять аферу с референдумом. «Да, да, нет, да!» — твердили ежеминутно с экрана телевизора кинокумиры, телешаманы и прочие маститые деятели культуры и искусств. «Да, да, нет, да!» — отзывались полосы массовых либеральных газет.
Что понимали эти артисты, привыкшие всю жизнь играть чужие роли, с чужими мыслями и чувствами, в сути происходивших в стране зловещих процессов? Что знали о России вчерашние мальчики-мажоры, комсомольцы горбачевского розлива, до глубины души презиравшие все русское и мечтавшие «подзаработать и свалить»? Готовы ли они отвечать за хулу, возведенную ими на свою страну, за пропаганду ельцинского мракобесия, за кровь защитников Конституции, за разваленную и опороченную в Чечне армию, за утрату в народе веры в свою Родину?
Но попробуйте этим продажным «журналюгам» сказать об их подлом ремесле и призвать их к ответу! Они сразу предстанут вам в ином свете — этакими целомудренными гимназисточками, с праведным гневом отрицающими всякие ваши «грязные намеки» на заказной и лживый характер их публикаций. Оставшись с вами один на один, они не преминут пожаловаться на свою горькую судьбу и тяжкую зависимость от владельца и стоящей над ним президентской администрации. Но эти откровения ничего для вас не значат. В следующий раз ваш бывший собеседник нанесет вам еще более коварный удар, опять-таки сославшись на «заказ» и свою «горькую судьбу».
Если же вы действительно сумеете вспугнуть эту продажную стаю, они сразу побегут к «папочке», который, кстати, посчитает, что весь сыр-бор ему на руку и можно в очередной раз громогласно заявить о «независимости российской прессы» и «незыблемости таких демократических ценностей, как свобода слова». И вы столкнетесь с «круговой порукой», с коллективной ненавистью всего «либерального журналистского сообщества», сдобренной порцией официального яда «прогрессивных деятелей», скажем, из «Общественной палатки». Анонимные кремлевские «политологи» снова запишут вас в «фашисты» и закажут какому-нибудь проходимцу найти «стоящий компромат». Не сомневайтесь, даже если вы в своей жизни не совершали ничего подлого и противозаконного, «компромат» все равно найдут. Не связанные с вами и вашей деятельностью факты и полу-факты умелые ручки подлого «политолога» и либерального писаки свяжут так, что вы сами вдруг засомневаетесь в своей добропорядочности.
Любые ваши попытки разбудить у этих проходимцев совесть или хотя бы убедить их не трогать грязными лапами вашу семью, вызовут у ваших гонителей хохот и прилив азарта затоптать вас в грязь окончательно и как можно глубже. «Правда есть ложь, помноженная на клевету» — такова формула «свободы слова» российских либералов.
Чем «свобода слова» в современной России отличается от формулы контроля над СМИ, выведенной Березовским и Гусинским? Прежде всего двумя обстоятельствами.
Во-первых, в крупнейших СМИ сменился хозяин. Вместо Гусинского и Березовского, выгнанных из страны (точнее, им дали уехать), появился новый медиамагнат. Это — администрация президента (АП), которая давно вышла за рамки своих полномочий и теперь грубо вмешивается в политический процесс. Такого произвола власти не было даже во времена СССР.
Наша власть любит жаловаться, что у нее не хватает денег на повышение пенсий, стипендий и зарплат. Зато на подчинение всех мало-мальски значимых средств массовой информации средства она находит. Через ведущие государственные нефтяные и газовые концерны бюрократия прибирает к своим рукам частные издания, вводя, таким образом, полную государственную монополию на СМИ. Причем контроль над прессой осуществляется клевретами администрации президента крайне бездарно, непрофессионально, оскорбительно для действительно свободной и независимой журналистики и гражданской позиции самих журналистов.
То, что эти расходы являются непрофильными для государственных энергетических компаний, — никого не интересует. То, что таким образом власть заливает бетоном последние ростки свободы слова, — никого не волнует. Все это свидетельствует о том, что демократия в России сворачивается как шагреневая кожа.
Второе обстоятельство состоит в том, что олигархи часто ссорились, конфликтовали из-за денег и влияния. Подконтрольные им СМИ также конкурировали, боролись и допускали разноголосицу на политические темы. Назвать это состояние «торговой войны» между олигархическими СМИ «свободой слова» нельзя, тем не менее кое-какая вольница в работе журналистов все же имела место. Бюрократия с этим делом быстро покончила. Теперь все федеральные каналы похожи друг на друга, как вагоны «Красной стрелы» — и пассажиры те же, и проводники те же, и начальник поезда один.
Сегодня гостелевидение заполнено победными отчетами власти и эстрадными развлечениями. Телевидение — оружие массового влияния, причем огромного. Электронно-лучевая пушка — основа кинескопа — как «способ убеждения» намного мощнее и дальнобойнее пушки стальной. Мир телевизионных иллюзий призван отбить у граждан чувство реальности и поместить весь народ в виртуальный коллективный сумасшедший дом. А если кто-то чем-то недоволен, может жаловаться. Например, в «Спортлото».
Нет, не стоит обращать внимание на укусы либеральной прессы. Каждый русский патриот должен гордиться не только победами, но и шрамами от ран, полученных в борьбе с врагами России. Знайте, что очередной злобный пасквиль, помещенный на вас в каком-нибудь модненьком либеральном издании, это почетная награда, которую вы заслужили в бою за Родину.
Задача русского патриотического движения состоит не в том, чтобы огрызаться на либеральных зубоскалов, а в создании собственных средств массовой информации. В чем я точно согласен с «вождем мирового пролетариата», так это в описанной им роли партийной печати. Действительно, только партийная газета может организационно оформить актив политической организации.
Сегодня практически все патриотические партии и движения коллекционируют активистов, приписывая себе десятки, а то и сотни тысяч «мертвых партийных душ». На бумаге все у них выглядит пристойно. Можно даже отчитаться перед Федеральной регистрационной службой о том, что требуемая по принятому Думой закону норма численности партии в 50 тысяч человек, выполнена, и вас можно допустить до выборов.
Партия «Единая Россия» недавно заявила, что преодолела порог в один миллион активистов. Но попросите ту же «партию власти» вывести на улицу хотя бы десять тысяч своих членов! Нет, не за деньги! И не голодных студентов, готовых за 100 рублей напялить на себя партийный фартук «Единой России» и стоять в толпе откровенно скучающих и ковыряющих в носу сверстников на очередном показушном мероприятии в «поддержку Путина». Весь этот «миллион» при первой же опасности для «партии власти» разбежится кто куда. Нет никакой идеи у власти, ради которой за нее пошли бы умирать ее активисты.
Одно дело пить пиво в лагере на Селигере и сидеть в Сочи на коленях у президента, восторженно восклицая потом прессе «Я Ленина видел!». Совсем другое — бороться, рисковать своим положением, работой, перспективой, но бороться, сражаться за свою гражданскую и патриотическую позицию.
У большевиков в партии состояло всего десять тысяч человек. Страна была намного больше по территории нынешней Российской Федерации — Польша, Финляндия, не говоря уж о Прибалтике, Малороссии, Белоруссии, Бессарабии, обширных землях Кавказа, Средней Азии, Южной Сибири, — все они входили в состав Российской Империи. Радио и телевидения не было. Интернета не было. Но была мощная идеология, вера в собственную правоту и своя партийная печать. Каждый член большевистской партии знал свою политическую задачу. Большевики не занимались приписками актива. Они не сдавали отчеты в Федеральную регистрационную службу. Они не бегали в царскую канцелярию за советами, как себя правильно вести. Они занимались своим основным делом — агитацией, пропагандой и организацией партии, способной взять власть. Эти десять тысяч большевиков перевернули не только Россию. Они перевернули весь мир, всю историю XX века. До сих пор икается…
Коммунистическая утопия и либеральная доктрина
Противоречивая история человечества доказала, что в мире существуют три политические доктрины — коммунистическая, либеральная и национальная. В этом идеологическом треугольнике развивается политическая жизнь любого общества, в том числе и нашего. В борьбе этих трех начал рождаются яркие вожди и ведомые ими политические партии. На практике каждое политическое движение представлено чрезвычайно пестро. И в коммунизме, и в либерализме, и в национальной идеологии есть свои крайние и свои умеренные, свои радикалы и свои центристы.
Коммунистами называли себя и ленинцы-большевики, и радикалы-маоисты, и албанские террористы из Армии освобождения Косово, и члены итальянских «Красных бригад». Но есть и «умеренные коммунисты», не любящие, когда им напоминают об их общем марксистском происхождении — всевозможные лейбористы, оппортунисты и социал-демократы.
Не меньшая пропасть разделяет радикальных и умеренных либералов. На горьком опыте «ГРЕФорм» мы увидели звериный оскал радикал-рыночников, разворовавших всю индустриальную Россию. Проклятием стало имя главного идеолога «ваучерной прихватизации» Анатолия Чубайса. Но существуют и «мягкие либералы». В России их мы знаем по вкрадчивому голосу Григория Явлинского и зычному баритону Михаила Касьянова.
То же касается и национального движения. В XX веке национальная энергия народов Европы и Азии порой принимала крайне опасные, экстремистские и извращенные формы. Шовинистическая истерика, национальное чванство, чувство превосходства собственного народа над другими являются дурными союзниками в политической борьбе. Страшный опыт гитлеровского нацизма является предупреждением всем политикам, работающим в национальном движении. Но как бы ни старались кремлевские политтехнологи и юные «анашисты» раздуть в СМИ «угрозу фашизма», в России, пережившей нацистское вторжение и заплатившей за освобождение мира от коричневой чумы страшную цену, нацистской идеологии нет места.
Наша страна на изломе двух тысячелетий вкусила горькие плоды как коммунизма, так и либерализма. Первое начало — идея строительства «коммунистического общества» — представляет собой мощнейшую, но уже отработанную ступень развития российской общественной жизни. Укоренившийся в России после захвата власти большевиками, марксизм-ленинизм стал государственной идеологией на целые 70 лет. Переформулированные на марксистский лад лозунги Великой французской революции «Свобода, Равенство, Братство!» увлекли за собой огромные народные массы. Вера в «светлое коммунистическое будущее» поднимала нацию на выдвижение и практическую реализацию таких действительно «национальных проектов» как план ГОЭЛРО, индустриализация страны, ее скорое восстановление после разрушительной германской агрессии, обретение статуса ядерной державы, освоение космоса, поднятие целины и строительство Байкало-Амурской магистрали (БАМа).
Жертвуя своим благополучием и материальным достатком, поколения советских людей жили мечтой о грядущем счастье коммунистического будущего, в котором будут жить их дети. Скажем спасибо нашим дедам и бабушкам, отцам и матерям за то, что они сумели отстоять свободу и независимость нашей Родины, принесли ей мировую славу Великой Державы. Однако в 70-е годы прошлого века гражданам СССР стало ясно, что никакого коммунизма построено не будет, что партийная верхушка не только «переродилась», а выродилась в прямом смысле этого слова, что власть погрязла во вранье и привилегиях, а ее деятельность все больше стала напоминать процесс вымирания динозавров от переохлаждения.
Причина тому проста — те, кто по должности своей был призван насаждать в массах коммунистическую идеологию, сам перестал верить в нее. Коммунизм на деле оказался чистой утопией, романтической мечтой о рождении идеального человека, ради которого комиссары отправляли в топку истории миллионы соотечественников, не соответствующих этому идеалу. Но дело даже не в ошибках и «перегибах» КПСС. Сама коммунистическая идеология была обречена. Отвергая важнейший, воспитанный со времен борьбы древнего человека за жизнь, инстинкт частной собственности, желание иметь «что-то свое», коммунистическая идея обезличила гражданина, отвадила его от средств производства, от ощущения сопричастности, соучастия в делах государства, отбила у него чувство хозяина. Загнав граждан в коммунальные товарищества с «куриными» наделами по шесть соток (это при наших-то масштабах земельных угодий!), запретив им обкладывать свои дощатые лачуги кирпичом и даже поднимать угол крыши, руководство КПСС демонстрировало всю свою убогость и иррациональность.
В 70-х годах в, стране стало душно, но немощные члены Политбюро боялись ее проветрить, так как ветер перемен мог сдуть и их самих. Коммунизм как идеология и социализм как реальность стали стремительно терять свою привлекательность. Не от большого ума коммунистические пропагандисты придумывали штампы типа «социалистический лагерь», что еще больше усиливало в народе ощущение замкнутости жизненного пространства и, в конечном счете, обреченности прежнего порядка вещей. Во многом именно апатия народа подтолкнула партийных бюрократов к расчленению и приватизации СССР, которое проводилось при молчаливом согласии широких народных масс.
Уйдя в оппозицию, нынешняя партия российских коммунистов пыталась исправить ошибки своих предшественников. Но, ругая власть, компартия так и не смогла избавиться от странного ощущения, что она критикует зеркало, т. е. свое собственное отражение. Сегодняшний «спор» КПРФ с «партией власти» — это такой «междусобойчик», где бывшие вторые секретари обкомов и райкомов (КПРФ) выясняют отношения с бывшими первыми секретарями обкомов и райкомов («Единая Россия»). В этом диспуте «бывших» нет места идеологическим разногласиям. Здесь больше ревности и обиды у той части партийной номенклатуры, которая оказалась «за бортом».
Коммунистическая партия Российской Федерации, доедая инерцию популярности КПСС, переживает идейный и организационный кризис. Она уходит вместе с угасанием жизни наших ветеранов, сохранивших в себе веру в высокие идеалы коммунистической идеологии. Реванш марксизма в России уже невозможен. И в этом заслуга партийной номенклатуры, которая своей беспринципностью и соглашательством окончательно похоронила ностальгию по «эпохе развитого социализма».
Второе начало, вторая политическая доктрина — либеральная идеология — в извращенной форме господствует в России с 1991 года и поныне. Культ индивидуализма и личной наживы, презрение к законам и традициям, вседозволенность и разврат — вот вам и весь либерализм власти воров. К оригиналу — идеологии американской либеральной свободы — наши «либералы» относятся избирательно. Бесспорные либеральные ценности, такие, как свобода слова, свобода митингов и демонстраций, независимость судов, парламентская демократия, — цинично отброшены ими в сторону.
Наши «либералы» на поверку оказались «большевиками наоборот». С русским народом им явно не повезло, не тот народец, — ленив, неблагодарен, не хочет подчиняться новым хозяевам, фигу в кармане носит. Ради достижения своего личного успеха, измеряемого местом в списке российских миллиардеров в журнале «Форбс» («Forbes»), «либералы» пошли на чудовищное ограбление страны. Под видом «либеральных реформ» власти отрешили народ от собственности. Дабы сбить волну массового возмущения, «либералы» спровоцировали войну в Чечне, столкнули народы России в междоусобице, разрушили общественную мораль и нравственность, разложили армию — последний оплот Державы. Своими преступными действиями они дискредитировали либерализм, превратили его в доктрину национальной измены, опозорили слово «демократ» и утеряли моральное право находиться у власти. По инерции они еще удерживают страну под своим силовым, финансовым и информационным контролем, но часовой механизм под креслом власти уже начал отсчитывать их последнее время.
Идеология национального возрождения
Национальная идея является ответом широких народных масс на коммунистическое и либеральное правление Россией. Русская идея не направлена против какого бы то ни было иного коренного российского народа. Эти народы строили вместе с нами Великую Державу. Мы привыкли друг к другу, научились понимать и уважать культуру и обычаи каждого коренного жителя России.
Сегодня малые народы России больше одержимы идеей национального возрождения. Им проще в сравнении с русским большинством. Они не разобщаются политическими партиями, предпочитая проникновение и захват ключевых мест в «Единой России». При этом русские не оформлены ни структурно, ни идеологически. Но главная беда заключена в том, что у русского народа замутнено национальное самосознание, он оторван от собственности и отвык от ответственности. У русских вытравлено эстетическое чувство, потерян культ образованности и интерес к родовой истории. Все это является следствием политики «национальной стериализации» русского большинства, проводимой последовательно большевиками, советской партноменклатурой и ельцинскими «либералами».
Национальная идея возвращает русский народ в его естественное состояние — быть хозяином в родном доме. Сложно объяснить русской молодежи, почему русские, составляющие в России около 85 процентов населения, практически не представлены в федеральном правительстве. Почему в Государственной Думе и Совете Федерации русских — менее половины. При этом национальная идея великого русского народа не может быть основана на этнической неприязни к иному племени. Нам не за что любить другие народы, но и портить свою кровь ненавистью тоже не стоит.
Сложно найти ответ, почему у крупных коренных народов России есть своя государственность — национальные республики, а у русских в России своей государственности нет.
Почему русские беженцы, вернувшиеся в свое родовое гнездо — Россию, должны стоять «на общих основаниях» в одной очереди за российским паспортом вместе с африканскими неграми и китайцами, а не получать его автоматически, как только они пересекли границу своей Родины?
Почему молодым русским родителям — гражданам России — приходится собирать уйму справок, чтобы оформить российское гражданство для своего только что родившегося малыша? Почему торжественный акт вхождения в российское гражданство из праздника превращен нашим равнодушным бюрократическим государством в мытарство и хождение по мукам?
У русского народа тоже есть права.
Первое — на существование, на национальное воссоединение в пределах родовой территории.
Второе — на сбережение, развитие и преумножение своей нации, «чтоб русскому роду не было переводу».
Третье — на самоидентификацию, на возможность думать и говорить по-русски, называться русским и иметь в своем российском паспорте соответствующую запись.
Четвертое — на суверенитет, самоопределение и самоуправление.
Пятое — на Родину, на культурную самобытность, на сопричастность к великой русской цивилизации и ее славной истории.
Шестое — на контроль над использованием природных богатств и ресурсов, данных Господом Богом Русской земле.
Седьмое — на доступ к достижениям мировой цивилизации и их использование в частных и национальных интересах.
Национальная идея — это идеология национального возрождения, которая предполагает устранение исторических, социально-политических и экономических несправедливостей, накопившихся за годы Советской власти и либерального беспредела.
Национальная идея таит в себе неистребимую силу правды. Даже лютые враги русского национального движения вынуждены это признать.
Национальная идея — это осознанное право считать себя образующим государство народом, коренным на всей территории Российской Федерации и исконно русских земель за ее пределами. Крым, Малороссия, Белоруссия, казацкие степи Казахстана, Приднестровье, Прибалтика — это родовая территория русской нации. Здесь веками говорили по-русски, и будут говорить по-русски, как бы ни пыжились местные шовинисты переписать историю и запретить все русское.
Разве Киев — мать городов русских — не является нашей Родиной? Разве не здесь царствовал род Рюриковичей, давший России исток первой монаршей династии? Разве забыли стены древней Софии и воды седого Днепра, как волнами от Киевской Руси шла на восток великая русская культура? Да, мы признаем Украину и Белоруссию как самостоятельные государства, но считаем разделение единой нации ошибкой.
Национальная идея — это бесспорное право разделенного русского народа на воссоединение. Немцы, проигравшие мировую войну, разделенные державами-победительницами на три государства — ГДР, ФРГ и Западный Берлин, такое право имели всегда. Да, они признавали реальность национальной разделенности, но никогда с ней не соглашались. И вот спустя сорок лет, казалось бы, невозможное стало реальностью — Берлинская стена рухнула и Германия воссоединилась.
Почему же русский народ, вынесший на себе вся тяжесть той самой страшной мировой войны, потерявший в ней цвет нации, целые поколения — убитыми и искалеченными, не имеет право на воссоединение? Такое воссоединение является естественным, а потому неизбежным. И это — еще одно доказательство неминуемой грядущей победы национальных сил.
Идея воссоединения не противоречит праву на самоопределение украинского, великорусского и белорусского народов. Расселившись по национальным квартирам, братские восточнославянские народы обрекли себя на верную гибель в агрессивной внешней среде. Нас просто задавят поодиночке.
Право на самоопределение должно быть применено правильно — ко всей русской нации в целом, а не к отдельным ее частям, образовавшим Российскую Федерацию, Украину и Белоруссию. Право на самоопределение следует понимать как право на совместное проживание в одном просторном и крепком государственном доме при сохранении и развитии национальных особенностей в языках и культуре. Объединение трех русских государств единой государственностью — это и есть главная общенациональная задача патриотов Украины, Белоруссии и России. Ее решение неразрывно связано с восстановлением государствообразующей роли русского народа в самой Российской Федерации.
Идеология национальной солидарности примиряет классы, учит их взаимной поддержке и гармонии в рамках единой политической нации. В этом ее отличие от коммунизма, который разжигает классовую вражду, и либерализма, якобы защищающего буржуазию от «люмпена».
Для нас в равной степени важны усилия и национального капитала, и национальной интеллигенции, и национально мыслящих широких народных масс во имя возрождения независимого и могучего российского государства. Глубокий смысл национальной солидарности и сотрудничества классов в рамках национального государства является основой политической стабильности, без которой невозможна экономическая модернизация страны.
Русская национальная доктрина должна творчески воспринять и усвоить бесспорные социальные и демократические ценности. Русские патриоты должны стоять в первых рядах борьбы за социальную справедливость, очищая ее от хлама левой демагогии.
Сочетание национальной идеи с идеей социальной выглядит абсолютно естественно. Истинный русский патриот должен думать в первую очередь о благе всего народа, но благополучие национального большинства во многом зависит от материальных факторов — уровня, качества и продолжительности жизни, эффективности социальной политики, адресности помощи слабым и старым. Делом чести русского патриота станет преодоление в сжатые сроки бедности и нищеты широких народных масс и восстановление смысла жизни народа.
У либералов мы должны перехватить и заимствовать все значимые общедемократические лозунги. Только воры и предатели боятся свободы слова, независимой судебной системы, права граждан на самовыражение и участие в митингах и демонстрациях, возможности выносить важные для страны решения на общенародные референдумы и плебисциты. Безусловному запрету будут подвергнуты лишь откровенно антинациональные и антисоциальные явления либерального извращения: наркомания, пьянство, дегенеративное искусство, оскорбление национальных и религиозных чувств, проституция, пропаганда гомосексуализма, педофилия. Без перехвата и заимствования общедемократических и социальных лозунгов национальная идея рискует превратиться в вульгарную пропаганду национального превосходства, в самовосхваление и чванство узколобых недоумков.
Задачи русского национального движения
Национальная идея должна стать господствующей доктриной в такой сложной и многоликой стране, как Россия, восстановить социальный и межнациональный мир и иметь успех в государственном строительстве. Для этого она должна войти в моду, захватить молодежную среду и, в конечном счете, привлечь на свою сторону и патриотически настроенных социалистов, и либерал-консерваторов.
Национальная идея говорит языком чувств. Прививать ее нужно «по ложечке», дабы не вызвать передозировки и отторжения. Настоящий русский патриот должен понимать, какое мощное оружие находится в его руках. Применять его нужно с умом, чтобы не обвалить и так уже расшатанный каркас российской государственности.
Поскольку вражеская пресса изрядно постаралась демонизировать само слово «национализм», превратив его в синоним «разжигания межнациональной вражды» и в пугало для легковерных обывателей, русским патриотам не стоит упираться в слова. Для нас важнее смысл явления, а не его внешняя оболочка. Если наш сторонник разделяет ценности национального движения, но пока не хочет себе самому в этом признаваться, не надо его насиловать националистической терминологией. В таких случаях в агитации за национальную идею уместнее использовать слова «патриот», «патриотизм», которые несут гораздо меньшую эмоциональную нагрузку, чем жесткие слова «националист» и «национализм».
Пусть националистом назовет себя кто-то из нас, например, в среде своих сторонников и активистов, на заседаниях фракций или на партийных мероприятиях. Пусть публично так нас назовут наши враги, но в нашей агитации среди избирателей, которые протерли штаны, сидя у экрана государственного телевидения и, к сожалению, уже усвоили штампы вражеской пропаганды, нам следует применять националистическую лексику крайне избирательно и умеренно.
Времени на раскачку у нас нет, но и спешить нам нельзя. Наша пропаганда должна быть подчинена задаче глубокого укоренения национальной традиции в массе простого народа. Не столь важно, когда мы придем к власти, главное — чтобы мы пришли навсегда. Ведь процесс восстановления страны после коммунистических и либеральных экспериментов потребует вложения больших сил, средств и времени, и мы должны быть уверены, что такая возможность нам представится.
Безусловно, между понятиями «национализм» и «патриотизм» существует определенное отличие. Но главное одно — ни Родину, ни кровь не выбирают, так же как не выбирают родных мать и отца. А потому принадлежность к нации и обладание Родиной есть Дар Божий. Родина и Нация не зависят от человеческих пристрастий. Они есть в каждом из нас, но степень их восприятия определяется глубиной национального и патриотического воспитания. Нельзя быть патриотом, не будучи националистом, нельзя быть националистом, не любя свою Родину.
Что касается спора национал-патриотов с социал-патриотами о «чистоте патриотической идеи» и «верности пути», то я всегда считал болтунов в нашей среде людьми скверными и вредными делу, а их «дискуссию» — попыткой отвлечь патриотов от политической работы в массах. Отличие социал-патриота от национал-патриота заключается лишь в большем внимании первого к вопросам социальной справедливости. Не нахожу в таком политическом акценте ничего зазорного и предосудительного. По крайней мере, национальное движение будет ближе к народу, если оно не будет упускать из внимания «мелочи жизни» простых людей, для которых в силу их социальной незащищенности такие «мелочи» превращаются в непреодолимые проблемы.
Национальное движение вообще должно быть милостивым и внимательным к нуждам собственной нации. Гибельно увлекаться теоретизированием на исторические темы и самолюбованием. Как говорится: «будь проще, и народ к тебе потянется».
Планирование национальной пропаганды является крайне важным делом еще и потому, что не всегда граждане готовы воспринять публичное подтверждение своих потаенных мыслей. Одно дело думать как националист, говорить об этом у себя на кухне, другое дело услышать те же идеи в выступлении политика-националиста в средствах массовой информации.
Секрет человеческого восприятия национальной идеи достаточно прост: в отличие от социализма или либерализма русская национальная идея еще не была представлена во власти, это понятие до сих пор не использовалось государственными СМИ в положительном контексте, а потому оно еще режет слух российского обывателя.
Если либерализм и социализм являются в чистом виде политической идеологией, неким интеллектуальным продуктом, выведенным философами-теоретиками из пробирки общественных теорий, то национальный дух есть природный инстинкт человека, усвоенный им со времен родоплеменных отношений.
В этом смысле национальное чувство более похоже на чувство религиозное, а оно, как мы знаем, воспринимается людьми очень искренне, личностно, и связано с глубокими внутренними переживаниями. Потому и существует «тайна исповеди», разглашать которую строго запрещено всем священнослужителям. Истинно верующий человек не станет публично демонстрировать свой нательный крестик, не будет исповедоваться по телевидению. Если вы увидите такие несуразные откровения якобы религиозного человека, разве не возникнет в вашей душе смущение от явной фальши происходящего? В лучшем случае вам покажется, что перед вами — религиозный фанатик, в худшем — лицедей и проходимец. Такое «выворачивание души» скорее отпугнет потенциального сторонника, даже если в глубине души он считает так же.
Вот почему национальная пропаганда должна тщательно подбирать слова для убеждения людей, строиться на простых примерах (тем более что их вокруг нас предостаточно), избегать сложных философских формул и заумных высказываний, обильного цитирования «классиков», а также сопливого и плаксивого разглагольствования о «России, которую мы потеряли».
Энергетика национального чувства по своей мощи сравнима с термоядерной реакцией, а потому радикальные формы ее выражения могут только перегреть ситуацию и навредить делу.
В результате правления коммунистов и либералов Россия превратилась в страну серых унылых заборов и разбитых дорог. Жизнь русского человека в России очень сложная, перспективы на будущее — туманные. Абсолютному большинству народа ежедневно приходится бороться за собственное выживание. Вот почему национальная пропаганда должна стать жизнеутверждающей, оптимистичной. В пропаганде важно не только сформировать образ врага, но и конкретно объяснить цели вашей борьбы, захватить воображение русского человека великим проектом будущего России. Русскому человеку не нужна прививка ненависти, ему необходимо ощущение своей сопричастности к общему делу, гордость за принадлежность к великой нации, ее культуре, истории и будущему.
Кроме того, мы заинтересованы в поддержке национальной идеи массами коренных нерусских народов, веками связанных с русской нацией своими культурными традициями и единой государственностью. Если татарин или башкир стал заложником шовинистической антирусской пропаганды и попал в идеологический плен национал-сепаратистов, нам тем более важно «перевербовать» его и привлечь на нашу сторону, показав всем силу нашей правды.
Когда с трибуны съезда партии «Родина» наш соратник Бислан Гантамиров — бывший мэр Грозного, еще в начале 90-х с оружием в руках воевавший за сохранение Чечни в составе России, — заявил о великой миссии государствообразующего русского народа, то это произвело эффект, превосходящий даже самые яркие речи русских националистов.
Именно победа русской национальной идеи дает шанс сохранить национальное и социальное единство России и вернуть ей статус мировой державы. Вот почему представляется крайне важным четко сформулировать основные задачи русского национального движения. Их три.
Первое: русские должны вернуть себе политическую власть в России. Государствообразующая нация должна быть хозяином в своем родном доме. Парламент и иные федеральные и региональные органы власти страны должны формироваться на основе национально-пропорционального представительства.
Кроме того, в составе законодательных органов власти должны быть представлены и профессиональные цеха, социальные группы и классы. Такая система действительного народовластия позволит русским и всем коренным народам Российской Федерации получить доступ к принятию непосредственного участия в решении важнейших государственных дел. Парламент страны сможет избавиться от случайных людей, купивших себе места в партийных списках. Такой парламент будет уважаем в обществе. Законы, принимаемые им, будут в большей степени соответствовать реальным потребностям развития нации и государства. Такому парламенту можно будет доверить избрание национального лидера.
Второе: русские должны вернуть себе экономическую власть в России. Итоги грабительской приватизации должны быть пересмотрены, собственность, незаконно изъятая у народа, — возвращена государству.
Сбережение, развитие и преумножение народа невозможны без обеспечения полного государственного контроля над природными богатствами страны. Национализация энергетики, транспорта и связи, беспощадное подавление коррупции в высших эшелонах власти и силовых структурах, восстановление независимости судов станут основой экономической модернизации страны.
Укрепив частную собственность, приняв твердые и справедливые законы, стимулирующие предпринимательский талант и чувство хозяина, защитив национальное товарное производство, поддержав внедрение научных изобретений и новейших технологий, мы сможем обеспечить всем гражданам страны достойный уровень жизни.
Новая власть даст твердую гарантию, что в течение ближайших пяти лет уровень производительности труда и зарплат в России достигнет хотя бы среднеевропейских показателей. Народ-победитель не должен жить хуже побежденных им народов!
Третье: русские должны воссоединиться, создать единую нацию и государство, восстановить свой демографический потенциал. Признавая противоестественность разделения нашего народа, мы не можем считать такое положение дел вечным.
Почему Европа, состоящая из враждовавших веками народов, выказывает желание жить в едином содружестве, а великороссы, малороссы и белорусы разъехались по своим «национальным квартирам»? В сжатые сроки необходимо создать политические и экономические предпосылки для восстановления единой великой славянской государственности трех братских народов.
Великороссы, малороссы, белорусы, украинцы, русины, как ни называй, все мы — русские. У нас одна историческая родина — Киевская Русь. Наших предков крестил князь Владимир. Если эти земли политы русским потом и русской кровью, значит, они — русские. А коли так, то приращение родовых территорий русской нации надо считать делом справедливым, объективным и неизбежным.
Важнейшим вопросом для нас является преодоление последствий демографической катастрофы. Сбережение, преумножение и дальнейшее развитие русской нации должно стать краеугольным камнем в работе патриотического правительства.
Вот три основные задачи русского национального движения. Они будут решены в случае, если мы сумеем взять политическую власть.
Задачи патриотической партии
Смешно говорить о серьезной борьбе за власть, если нам нечего противопоставить тотальной государственной пропаганде и давлению силовых структур. Зачем нужна партии «Родина» своя парламентская фракция, если она не может добиться рассмотрения хотя бы одного своего законопроекта? Для заявления собственной позиции? А кто ее слышит? Табу на «Родину», введенное Кремлем, заглушает ревом государственной пропаганды любой писк парламентской оппозиции. Поэтому не стоит сводить все наши усилия к достижению иллюзорных политических результатов.
Русское патриотическое движение должно думать не о преодолении 7-процентного барьера для прохождения в Думу, не о борьбе за голоса «одноразового народа», а о серьезном и долгосрочном влиянии на настроения всего народа, о его «национализации».
Это ложь, когда либералы говорят, что у нас на выборы ходит самая активная прослойка общества, а она, мол, небольшая — всего 25–30 процентов всех избирателей. Это ложь потому, что как раз 70 процентов населения не ходит на выборы не из-за своей аполитичности и равнодушия, а чаще всего как раз по противоположным причинам.
Широкие народные массы чувствуют фальшь всей современной политической и избирательной системы. Они просто не верят, что с помощью фальшивых выборов, фальшивых партий и фальшивых политиков эту систему можно изменить. Патриоты должны бороться за умы и сердца национального большинства, которое чурается выборов и никому не верит. Именно эту массу политически активного, но разочаровавшегося народа русские патриоты должны очаровать и убедить прийти на выборы.
Чем выше явка на выборах, тем серьезнее шанс русского национального движения взять власть ненасильственным, парламентским путем. Но рассчитывать здесь на успех одной лишь только политической партии нельзя. Политическая партия в современных условиях уязвима. Драконовское законодательство, принятое Думой, ставит любую партию в условия полной зависимости от власти. Партии приходится либо договариваться с властью, либо рисковать своим правом участия в парламентских выборах.
Не считая завоевание большого числа мест в Государственной Думе основной целью нашей борьбы, я тем не менее считаю, что русским патриотам следует предпринять серьезные усилия для сохранения собственного парламентского инструмента, т. е. легальной политической партии. Однако сводить к решению этой задачи все наши усилия считаю неверным. Если мы действительно хотим претендовать на власть, движению русских патриотов нужно «отморозиться».
Видимую часть этого политического айсберга должна представлять партия, подводную часть — сеть национальных движений, клубов, ассоциаций, ветеранских союзов, православных общин, патриотических изданий. Кроме того, мы рассчитываем на поддержку наших усилий «русской партией во власти» — группой влиятельных должностных лиц, прежде всего в силовых структурах, являющихся нашими тайными сторонниками.
Главная задача партии — использовать любую брешь, любую возможность для распространения взглядов национального движения и обеспечения его правовой защиты с помощью депутатской фракции. Партия должна политически прессинговать чужую власть, оппонировать ее антинациональным и антисоциальным законам, публично вскрывать факты воровства и предательства среди высокопоставленных чиновников. При этом партия не должна мельчить, скатываясь к роли мелкой задиры.
На примере нескольких крупных акций у нашего избирателя необходимо сформировать устойчивый образ партии, как единственной силы, искренне и последовательно отстаивающей интересы русского народа.
Несмотря на соблазн заняться всеми вопросами, которые живо обсуждаются в обществе, нельзя распыляться на разные темы. Надо бить в одну точку, используя самые разные примеры из жизни для доказательства только одной истины. Проблемы ЖКХ, роста цен, низких зарплат и пенсий — неважно, все эти темы одинаково важны, если мы сумеем подобрать к ним «национальный ключ», объяснить их суть с точки зрения национального вопроса.
Если проблема не имеет отношения к вопросам русского национального движения, значит, такой проблемы нет вовсе. Игнорируйте ее. Это обычная «дохлая кошка», которую власть подбрасывает обществу для отвлечения его внимания от более значимых тем. Как правило, масштаб таких фальшивых проблем искусственно раздут государственными СМИ, и нас специально пытаются втянуть в пустую дискуссию, которая только дезориентирует наших сторонников.
Не стоит требовать от человека из народа, чтобы он разбирался в «нюансах» и оттенках мутных в своей основе и мало отличимых друг от друга российских политических партий. Это впечатление, которое сложилось у нашей интеллигенции о собственном народе, крайне обманчиво. Народ просвещеннее всякой интеллигенции, потому что в отличие от нее знает «подробности жизни».
Народное сознание свободно от дурных привычек интеллигенции, которая любит сложно и замысловато объяснять пустяшную вещицу. Народ мыслит простыми и четкими категориями: «свой — чужой», «белый — черный», «плохой — хороший». Если политик или партия хотят добиться расположения народа, позиция по ключевым вопросам народной жизни должна быть максимально ясной и однозначной. Всякое блеяние с трибуны, недомолвки, оправдательный тон сработают только в минус партии. Зато твердая уверенность в собственной правоте, очевидность аргументов и здоровая агрессия только подогреют интерес потенциальных избирателей.
В политической борьбе крайне важно запугать врага, деморализовать его, сковать страхом логику его мыслей и действий. Своими пропагандистскими усилиями мы должны разоблачить и дискредитировать своего неприятеля, выставить его в непривлекательном и смешном свете.
Наши сторонники должны перестать бояться врага. Презрение, ирония и нетерпимость — вот то, что должен испытывать каждый из нас при виде воров, разбойников и предателей, просочившихся во власть. Они будут биться с нами до конца, потому что им есть что терять. Зато нам терять нечего.
У русских отняли собственность, свободу, историческую память. Теперь у нас хотят отнять Родину и будущее. Но как бы ни было нам тяжело в борьбе, наши активисты должны верить, что с каждой минутой, с каждым новым усилием мы приближаем грядущую победу русского патриотического движения. Только фанатики, бесконечно преданные национальной идее, могут рассчитывать на действительный успех.
Не важно, что враги нас будут называть популистами. Народ не знает, в чем нас обвиняют, и пропустит критику в наш адрес мимо своих ушей. Да и не страшно слыть популистом, главное — не стать «популизом». Такая партийная агитация раззадорит наших оппонентов, выведет их из себя, заставят трубить на весь мир об опасности, исходящей от патриотического движения. Клевета на патриотов со стороны наших врагов прибавит нам симпатий, но не стоит обольщаться — без собственной активной и позитивной пропаганды мы не сможем закрепить этот интерес и коренным образом переломить ситуацию.
Патриотическому движению нужна своя пресса. Не только газета. Безусловно, газета важна. Сам факт платной подписки на партийную газету является признаком хорошо налаженной организационной работы. В серьезной политической партии все ее члены должны быть в курсе партийной жизни. Газета в таком случае является не пропагандистом партии, а главным учителем пропагандистов.
В идеале все члены партии должны быть агитаторами и пропагандистами политической организации. Каждый должен ежедневно работать не только в привычной для себя среде — на службе, в вузе и т. д., доводя до сведения своих коллег позицию партии по тому или иному вопросу, но и идти в чужую, соседнюю аудиторию, вербуя там все новых сторонников партии.
Газета должна помогать членам партии быть в курсе событий и разъяснять им, как лучше строить пропаганду и агитацию, какие аргументы и факты использовать для убеждения сомневающихся, как отвечать на выпады врагов. То есть газета не является самостоятельным агитатором за партию. Таким коллективным агитатором должна стать вся партия, все ее активисты. Газета должна объединить партию общим делом, связать чувством принадлежности к одной команде — команде единомышленников и борцов.
Организация подписки на партийную газету должна стать главной проверкой на способность руководителей региональных партийных структур работать с партийной массой. Если в одной области или республике на бумаге значатся тысячи активистов, а на партийную прессу подписалось не более сотни человек, то можно не сомневаться, что никакой реальной массовой организации в этом регионе у партии нет. Если члены партии не в курсе дел партии, не знают ее федеральных и местных руководителей, не дышат вместе с партией одним воздухом, то не стоит на них рассчитывать.
Член партии тем и отличается от сторонника партии, что он по уставу организации обладает не только правами, но и обязанностями, добровольно взятыми на себя. И главной его обязанностью является укрепление родной партии и приближение ее победы. А сделать это без хорошо налаженной партийной агитации и пропаганды практически невозможно.
Глупо механически наращивать партийные ряды, если партийное руководство ломает голову, чем бы их занять. В партии должно быть ограниченное число единомышленников, но мы должны быть уверены в том, что все они — наши действительные товарищи, разделяющие цели и задачи движения, готовые и способные драться.
А вот сторонников у партии должно быть много — сотни тысяч, миллионы… Их надо привлекать на партийные фестивали, уличные манифестации. Сторонники партии как футбольные «фанаты» должны пользоваться партийной атрибутикой — значками, майками и кепками-бейсболками с символикой партии. Надев на себя красочную спортивную майку или головной убор с эмблемой или лозунгом партии, наши сторонники становятся «ходячей рекламой» патриотической организации. В России люди живут бедно, поэтому они охотно будут разбирать на наших массовых мероприятиях бесплатную агитационную продукцию, носить ее, увеличивая тем самым нашу популярность и узнаваемость.
Распространение партийных сувениров необходимо сочетать с раздачей простой и наглядной агитации. Речь не о толстых книгах партийных теоретиков, нет. Книги, брошюры — все это надо выпускать для теоретической подготовки партийных руководителей среднего и местного звена, «продвинутых» партийных активистов, желающих совершенствовать свое политическое образование, а также для либеральных политологов и борзописцев, чтоб им было, о чем писать и над чем изгаляться.
В отличие от книг и брошюр более примитивные, но творчески сделанные средства агитации и пропаганды будут пользоваться несоизмеримо большим спросом. Речь идет, прежде всего, о красочных политических плакатах, исполненных, например, в стиле середины прошлого века, и настенных неперекидных (так будет дешевле) календарях.
Поскольку календари вообще представляют собой полиграфическую продукцию более длительного пользования (любая семья с удовольствием повесит красочный календарь текущего или следующего года на стену своего нехитрого жилья), то их надо использовать для пропаганды позитивного образа патриотической партии. А вот плакат, назло врагам, должен быть злым, желчным и смешным — таким, чтобы его хотелось бы показать как можно большему числу знакомых.
Кроме того, идеальным средством уличной пропаганды являются забавные комиксы, самоклеющиеся плакаты небольшого формата с ярким, запоминающимся лозунгом и дешевая агитационная газета-листовка с забойным политическим текстом, фельетоном, смешными карикатурами и едкими политическими анекдотами. Такие материалы, в отличие от дорого и топорно изготовленных прокламаций, не выкидываются гражданами и хранятся у них дома еще долгое время.
Русскому патриотическому движению вообще не нужно рассчитывать на доступ к государственным СМИ, хотя право на выражение нашей позиции надо жестко отстаивать всеми доступными средствами. Но надо понимать, что чем ближе выборы, тем меньше у нас будет шансов воспользоваться огромными возможностями государственного телевидения. «Выключи ящик!» — с таким призывом мы должны обратиться к нашему стороннику, если хотим спасти его от отравления ядом официальной пропаганды. Мы должны научиться обходиться в своей работе без государственных СМИ, где наша точка зрения будет многократно искажена и оболгана.
Итак, первое и главное дело — это способность самой партии превратиться в армию умелых и активных агитаторов и пропагандистов, главным учителем которых выступает партийная газета.
Второе — это научиться работать на улице, привлекать своей агитационной деятельностью и продукцией сотни тысяч новых сторонников.
Третье — русское национальное движение должно овладеть Интернетом. На сегодня Интернет — это единственный не задавленный властью способ распространения политической информации. Число пользователей Интернета в России постоянно растет. Уже в 2006 году не реже чем раз в неделю Интернетом по данным социологических агентств пользуются 16 миллионов человек (в период выборов Госдумы 2003 года всего 7 миллионов!). Причем значительная часть этой аудитории — это люди, способные оказывать воздействие на еще более широкие слои населения: журналисты, учителя и преподаватели, деятели науки, культуры, бизнесмены… С помощью Интернета можно не только мгновенно доводить свою позицию до необходимого пользователя, но и отправлять макеты плакатов, листовок, газет и даже видеоклипы всем активистам и сторонникам патриотического движения. Снабдив такого рода агитационную продукцию необходимым комментарием или инструкцией, опираясь на массовую сеть наших сторонников, можно вести полномасштабную политическую кампанию под самым носом у наших влиятельных врагов. Характерный пример тому — провал во Франции референдума за принятие Европейской Конституции. Под влиянием президента Пятой Республики Жака Ширака все французские электронные СМИ, радио и телевидение, бурно агитировали за референдум. Однако в Интернете дела обстояли иначе. Французские националисты, воспользовавшись возможностями «всемирной паутины», сумели склонить чашу весов в свою пользу, и граждане Франции испортили настроение европейским бюрократам. Несмотря на то, что Интернет пока не охватил огромную территорию России, жители всех крупнейших городов-миллионников уже успели с ним познакомиться, да и в деревне сейчас каждая школа оборудуется выходом в Интернет. Запретный плод сладок, и чем больше государственная пропаганда будет пытаться шельмовать или, наоборот, замалчивать деятельность русских патриотов, тем глубже будет проникать наше влияние в сеть «всемирной паутины».
Четвертое — русские патриоты должны объединить в единый пропагандистский кулак разрозненные самостийные патриотические издания. Необходимо поддержать эти ростки национальной свободы, помочь им с поставкой информации и распространением тиражей. Таких патриотических газет не так уж и мало, но сегодня они бьются за выживание в неравной борьбе с либеральной прессой, государственным тоталитарным телевидением и местной воровской бюрократией. Солидарные действия русских патриотов по возрождению национальной прессы дадут нам уникальные возможности ведения агитационно-пропагандистской работы в отдаленной русской провинции, где и компьютеров-то не видели до сих пор.
Пятое — не по значимости, конечно, а по сложности реализации — русские патриоты должны учредить свой университет и мощный исследовательский центр. Для успешной работы нам крайне необходимо готовить свои политические кадры и работать с интеллигенцией. Интеллигенция вообще является не только наиболее подготовленным для политической борьбы классом, но и имеет самостоятельные возможности оказывать серьезное воздействие на общественную среду в пользу того или иного политического феномена. Организация «второго образования», национального по сути, с помощью которого провинциальная русская интеллигенция могла бы глубже познакомиться с историей русской национальной идеи, основами наших воззрений на экономику, с позицией русского патриотического движения по вопросам образования и культуры, добавила бы нам тысячи бесплатных и идейных агитаторов, притом — авторитетных в среде своих коллег.
И самое главное — это наличие идеологически подготовленного партийного аппарата. Не стоит брать на работу «высоких профессионалов», которые не понимают и не принимают идеологию русского патриотизма. Эта публика найдет массу предлогов, чтобы не работать вообще. Аппаратчиков для патриотической организации надо набирать не на «бирже труда» и не в офисах коммерческих компаний.
В патриотическом движении люди должны работать не за деньги, а за идею. Лучше взять молодого энергичного активиста, потратить на него время, обучив основам организационной или пропагандистской работы, и вы увидите, что в решающий момент он справится со своим делом лучше любого «пафосного специалиста» с крутой биографией.
Ошибочная ставка на подбор «бизнес-менеджеров» в аппарат национальной партии приведет к практической остановке ее агитационно-пропагандистской активности, а, значит, сработает в пользу наших политических врагов. Это совершенно недопустимо в условиях, когда наши возможности в деле партийного строительства и пропаганды серьезно ограничены нехваткой собственных ресурсов и кознями неприятеля.
Так что возможности противостоять «суверенной демократии», власти воров и вражеской пропаганде у нас есть. Надо только уметь ими воспользоваться.
Глава V. «АГОНИЯ»
Расстрел парламента
Вечером 21 сентября 1993 года дома за праздничным столом собралась вся семья. В этот день сыну Алексею исполнялось ровно десять лет. В углу столовой, чтобы не мешать гостям, приглушенно работал телевизор. Показывали вечерние новости. По напряженному лицу диктора я уловил, что произошло нечто трагическое. Сделал погромче. За столом воцарилась мрачная тишина. «Началось», — сказал отец. Я извинился перед гостями, встал из-за стола, поцеловал сынишку и стал собираться. Татьяна вышла проводить меня на улицу. «Только на рожон не лезь», — сказала жена и вошла в подъезд.
Через десять минут я был на месте. Припарковав «жигуленок» у Московского Зоопарка — подальше от Дома Советов (чтобы в случае штурма его не раздавили, жалко ведь), я быстрым шагом дошел до Краснопресненской набережной, вошел в Белый Дом и поднялся в приемную вице-президента Российской Федерации Александра Руцкого. Там меня встретил Андрей Федоров, мой старый приятель по Комитету молодежных организаций СССР и «Форуму-90». После ухода из МИДа он работал советником вице-президента по международным делам и, конечно, был в курсе всего происходящего.
От Андрея я узнал, что Верховный Совет через час отрешит Ельцина от должности, а Руцкого провозгласит главой государства. Затем новый президент уволит всех министров и назначит свое правительство. А потом представит программу действий.
Я советовал ни в коем случае не заниматься раздачей министерских портфелей. Логика моя была проста. Ельцин крайне мнителен. Руцкому, наделенному Верховным Советом властью, нужно было переназначить всех ельцинских министров, кроме, например, только что введенного в должность директора Федеральной службы контрразведки (ФСК) никому не известного генерала Николая Галушко — его можно было поменять на популярного среди силовиков Виктора Баранникова.
Такие кадровые решения немедленно бы вызвали у Ельцина подозрение ко всему его окружению, ко всем его генералам. Да и сами ельцинские министры еще несколько раз бы подумали, кому присягать, ведь даже Конституционный суд встал на сторону парламента.
Если же Руцкой всех поувольняет и сформирует собственное правительство, не имеющее, кстати, никакой реальной власти, а словоохотливые депутаты пригрозят ельцинским генералам смертной карой за участие в «банде Ельцина», то это неминуемо толкнет их в объятия Кремля.
Собственно говоря, это и произошло. Поспешные кадровые решения Руцкого лишили Верховный Совет поддержки со стороны руководства армии и милиции. Перепуганные силовики сплотились вокруг Ельцина. В конечном счете, это и предрешило исход схватки.
То же можно сказать и о положении московского мэра Юрия Лужкова. Его заносчивость вызывала дикое раздражение в депутатском корпусе, поэтому Александр Руцкой своим «указом» решил сместить и его, назначив новым мэром главу Краснопресненского районного совета Москвы Александра Краснова. Естественно, Лужков сразу же встал на сторону Кремля.
Надо знать, что лояльность столичных властей в дни гражданского противостояния имеет решающее значение. В этом я впервые убедился в августе 1991 года, когда при активной поддержке мэра Москвы Гавриила Попова, организовавшего баррикады вокруг Дома Советов, Ельцин легко расправился с ГКЧП. В дни Черного Октября 93-го попытка сдвинуть нового мэра дорого обошлась Верховному Совету.
Лужков по природе своей — не орел. Если бы он заметил малейшие колебания в позиции Ельцина и, наоборот, решительность парламента, еще не известно, в чьем стане тогда он бы мог оказаться. Но бывший летчик Руцкой уже спикировал на своих врагов. Он не оставил Лужкову выбора. Перепуганный мэр был вытолкан вице-президентом на сторону Ельцина. Определившись с патроном, мэр энергично «взялся за дело». Здание Верховного Совета, как и в августе 1991 года, было вновь окружено баррикадами. С помощью этих заграждений и колючей проволоки Кремль и мэрия пытались изолировать защитников Конституции от внешнего мира.
С тяжелым сердцем я расстался с Андреем Федоровым и, спустившись этажом ниже, направился в кабинет Астафьева, где меня ожидали наши товарищи из Конституционнодемократической партии. Все бурно обсуждали ельцинский указ № 1400 о роспуске парламента и возможность скорого штурма Белого Дома. Настроение среди депутатов было боевое. Пахло жареным. Все ждали объявления о начале внеочередного, чрезвычайного заседания Верховного Совета и гадали, как отреагируют народные депутаты на очередную попытку антиконституционного переворота.
Оперативно собравшиеся в коридоре напротив приемной Астафьева активисты «Союза возрождения России» и КРО подготовили заявление о создании Штаба общественных сил по преодолению кризиса. Подписание происходило тут же в коридоре. Выстроилась целая очередь «общественников». Наверное, так же выглядел Смольный перед штурмом Зимнего.
Пока патриоты писали воззвания и прокламации, левые радикалы проникли в радиорубку Верховного Совета. Вмонтированные в стену громкоговорители внутренней связи передавали радиоистерику Виктора Анпилова. «Эти придурки загубят все дело», — мрачно выдавил Андрей Савельев. Я кивнул.
Наконец Анпилов умолк, и началась трансляция из зала заседаний Верховного Совета. Сначала выступил председатель Верховного Совета Руслан Хасбулатов, потом председатель Конституционного суда Валерий Зорькин, затем Александр Руцкой. Их речи напоминали победные реляции. Такое впечатление, что они уже считали себя победителями, а Ельцина — неудачником, совершившим необдуманный и роковой для себя шаг.
За нарушение Конституции Ельцина отстранили от занимаемой должности, и под всеобщие овации привели к присяге Руцкого. Народ рванул к «усатому кесарю» за автографами. Член Верховного Совета Сергей Бабурин потребовал тут же принять закон о применении смертной казни к «мятежникам», то есть тем, кто станет на сторону Ельцина. Как говорится, «понеслось». Эйфория от успешного свержения «банды Ельцина» подавляла ощущение опасности, мешала принимать трезвые и правильные решения.
Самым необъяснимым в той ситуации для меня было поведение самого Руцкого. Вместо того чтобы попытаться принять на себя исполнение обязанностей президента страны, он решил «окопаться» в Доме Советов. Чем он там собирался руководить, непонятно. Правда целиком была на его стороне. Имея «в кармане» решение Конституционного суда и Верховного Совета, будучи вице-президентом, который по Конституции обязан в кризисных условиях взять управление страной в свои руки, Руцкой после приведения к присяге должен был выехать в Кремль и занять президентский кабинет. Кто бы его остановил? Комендант Кремля?
Представить себе, что Руцкого могли арестовать верные Ельцину офицеры спецслужб, сложно. В той ситуации Александр Владимирович обладал намного большей легитимностью, чем Борис Николаевич. Вряд ли какой-нибудь командир спецподразделения, памятуя события двухгодичной давности, попытался бы взять на себя такую гигантскую политическую ответственность. Именно к стенам Кремля надо было переносить акции народного протеста с единственным требованием — допустить законно избранного президента Руцкого к исполнению своих обязанностей.
Ничего этого не было сделано. Руцкой и Верховный Совет предпочли добровольное заточение. Власти пошли на то, на что в 1991 году не решился ГКЧП. Благодаря «энергичному» Лужкову в Доме Советов отключили воду и канализацию, электричество, спецсвязь. МВД окружило защитников Конституции колючей проволокой и несколькими кольцами милицейских заграждений. Выйти из осажденного парламента еще было можно, войти — нет.
Руцкой как затравленный зверь метался по зданию. Депутаты говорили о необходимости действовать. Сидя при свечах, вспоминали, что писали классики марксизма-ленинизма о плане революционного восстания, о взятии «мостов, телеграфа и телефона», но все это была пустопорожняя болтовня и сотрясание воздуха. Вся энергия защитников Конституции уходила в песок.
Последний раз я смог попасть в оплот советской власти 27 сентября. Моя жена работала экспертом в Конституционной комиссии Верховного Совета, и, как депутаты и многие сотрудники аппарата, также отказывалась покидать свой рабочий кабинет. Однако я, несмотря на ее протесты, забрал ее домой. Приближение грозы и обреченность парламента чувствовалась повсюду. Развязка была близка, и я не хотел рисковать родным мне человеком.
На следующий день два десятка народных депутатов и представители оппозиционных Ельцину общественно-политических организаций собрались в зале заседаний Краснопресненского районного совета. Здесь на Шмитовском располагался штаб общественной поддержки Верховного Совета.
Выяснилось, что ни у кого из них нет определенного плана действий. Тем не менее, все отметили, что за последние дни симпатии москвичей к «сидельцам» в Доме Советов заметно выросли, и повсюду происходят стычки горожан с милицейскими нарядами.
Утром того же дня я съездил в телецентр «Останкино», чтобы выступить на радио. На втором и третьем этажах Телевизионного технического центра «Останкино» я насчитал два десятка бойцов спецназа МВД «Витязь». Они были в полной боевой экипировке, деловито осматривали останкинские катакомбы, обсуждали сектора обстрела.
В парке рядом с телецентром стояли бронетранспортеры ОМОНа. С улицы они были практически незаметны, но хорошо просматривались из окон здания. «Ждут кого-то», — подмигнул мне знакомый оператор.
Об увиденном я подробно рассказал Александру Краснову, и он обещал передать Руцкому мои слова с предупреждением «не соваться в останкинскую ловушку». Я знаю, что свое обещание он сдержал. Белый Дом знал о том, что готовятся провокации. Однако 3 октября защитники Конституции оставили оборону здания парламента на Краснопресненской набережной, и во главе с Макашовым все-таки поехали штурмовать Останкинский телецентр. Почему? Для меня по сей день это остается загадкой.
Такой же загадкой является появление и вызывающее поведение в расположении Верховного Совета отряда боевиков «Русского национального единства» во главе с Александром Баркашовым. На фоне общей инертности «парламентских сидельцев», потерявших всякую связь с внешним миром, баркашовцы демонстрировали завидную гиперактивность. Они ежедневно занимались саморекламой, охотно позировали ельцинским телекамерам, вскидывая руки в известном приветствии, проводили смотры на плацу у Горбатого моста, короче, формировали довольно-таки агрессивноустрашающий образ защитников Конституции. Естественно, такое нахрапистое поведение РНЕ не добавило симпатий Верховному Совету. Уверен, что появление Баркашова было выгодно Кремлю. Не управляемый ни Руцким, ни его министрами, ни депутатами вооруженный отряд РНЕ был использован в качестве пугала. Эта провокационная клоунада развязала руки ельцинской банде, подтолкнула ее к публичному расстрелу Верховного Совета.
Первое крупное столкновение между милицией и демонстрантами произошло 2 октября. Удивительное дело: правительство Москвы, несмотря на постоянные инциденты, которые происходили в непосредственной близи Дома Советов между сотрудниками органов внутренних дел и москвичами, решило отметить очередной День города и устроить массовые гуляния. Что это было: недомыслие или сознательная провокация? Мэр Москвы не производит впечатления идиота. Уверен, что решение устроить городской праздник было принято им осознанно.
Именно 2 октября, воспользовавшись правом на организацию массовых мероприятий, активисты «Трудовой России» Виктора Анпилова и примкнувшие к ним москвичи предприняли первую попытку прорваться через милицейские ограждения к зданию осажденного парламента. Наши сторонники решили провести свой митинг «некоммунистической оппозиции» на Лубянской площади. День был прохладный, меня всего продуло, и к вечеру я свалился с высокой температурой. Фактически, это меня и уберегло от участия в кровавых событиях следующего дня.
После расстрела Верховного Совета меня все же попытались привлечь к уголовной ответственности за проведение несанкционированного митинга на Лубянской площади. Пару раз вызывали к следователю прокуратуры, но потом отстали. Конгресс русских общин, фигурировавший в списке организаторов этого мероприятия, не был административно ликвидирован, но получил официальное предупреждение Министерства юстиции РФ.
Конечно, все это выглядело ничтожным по сравнению с гибелью сотен защитников Верховного Совета и просто случайных мирных граждан, оказавшихся под прицелом озверевших вооруженных людей. На глазах всего мира танки и бронетехника бывшей великой державы расстреливала безоружный парламент! Мировые телеканалы смаковали позор моей страны, а я стоял, взмокший от жара, закутанный в одеяло, на балконе своей квартиры у Ленинградского рынка и слушал, как из пулеметов и пушек бьют по Конституции моей страны.
Сложно описать бурю, разрывавшую мое сердце. Я хотел быть там, среди своих немногочисленных товарищей, которые до конца выполнили свой долг. Я хотел с оружием в руках защищать свою честь, честь моей Родины, но я не был уверен, смогу ли из этого оружия стрелять в русских солдат, таких же молодых парней, как и я сам, брошенных начальством в пекло братоубийственной бойни. Тот, кто действительно заслужил моей пули, был далеко. Он прятался за спины своих трусливых генералов, скрывался за высокими каменными стенами Кремля, смотря по телевизору, как по его приказу русская армия расстреливает национальный парламент России. Беспомощность и безнадежность — эти два маленьких липких зверька грызли мне душу. И эта рана никогда не зарастет.
Нет никаких сомнений в том, что расстрел Верховного Совета развязал руки сепаратистам на Кавказе. Не случайно узурпатор власти в Чечне Джохар Дудаев демонстративно поздравил Ельцина «с еще одной победой на пути к справедливости и демократии». Авантюрист поддерживал авантюриста, показывая всем, мол, видите, есть преступник и покруче!
Тайна «Черного октября»
В 1999 году, спустя пять с половиной лет после этих трагических событий я вновь окунулся в память о Черном Октябре. Депутатская группа «Российские регионы» делегировала меня в состав комиссии по импичменту Бориса Ельцина или, как она официально называлась, «Специальной комиссии Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации по оценке соблюдения процедурных правил и фактической обоснованности обвинения, выдвинутого против Президента Российской Федерации».
Эпизоды трагедии 1993 года рассматривались и изучались нами самым тщательным образом. Несмотря на то, что статус комиссии по импичменту прописан в Конституции, реальными правами она не обладала. Мы не могли потребовать обязательного привода на заседание важных свидетелей, занимавших в то время ответственные государственные посты, и показания которых были необходимы для составления полного представления о случившемся. Даже если приглашенное лицо соглашалось предстать перед членами специальной комиссии Госдумы, мы не могли требовать от него дачи нам показаний под присягой. Тем не менее, даже те материалы, которыми мы располагали, позволили судить о тайном подтексте трагических событий осени 1993 года.
Прежде всего, мы установили, что Ельцин принял решение о разгоне Верховного Совета еще в конце 1992 года. Возможно, поводом тому послужило желание народных депутатов направить в дополнение к моему обращению в Конституционный суд о незаконности роспуска СССР свое депутатское обращение с требованием, наконец, дать правовую оценку «Беловежским соглашениям». Видимо, Кремль, привыкший к тому, что Верховный Совет, хоть и неохотно, но все же соглашается с его действиями, усмотрел в данном демарше парламента попытку демонстрации непримиримой оппозиционности.
В марте 1993 года в администрации президента родился ОПУС — проект указа Ельцина «Об особом порядке управления страной». Отказавшийся ставить под ним свою визу, популярный среди народных депутатов секретарь Совета безопасности России Юрий Владимирович Скоков был немедленно уволен.
Через месяц Ельцин разыграл очередной водевиль под видом плебисцита «Да, да, нет, да». С помощью этого референдума о доверии президенту и Верховному Совету группа «либералов» в правительстве Черномырдина пыталась дискредитировать парламент страны и толкнуть Ельцина на открытый с ним конфликт. В руководстве Верховного Совета считали, что нарыв вскроется в августе, предполагали, что президент России попытается использовать недавние исторические аналогии и параллели с августовским «путчем» ГКЧП. Август прошел, и все расслабились. Пока не наступил вечер 21 сентября…
На самом деле Ельцин и правительственные «либералы» хотели убрать прежний парламент со своей дороги совсем по другой причине. В отличие от нынешней Государственной Думы Верховный Совет РСФСР обладал реальными полномочиями. Верховный Совет мог воспрепятствовать плану изъятия государственной собственности в пользу нарождавшейся олигархии. Верховный Совет мог отстранить любого министра от должности и инициировать судебное разбирательство в его отношении. Первый демократический парламент страны имел массу недостатков и изъянов в работе. Многие депутаты не отличались политической культурой и высоким профессионализмом, но… Верховный Совет был действительно самостоятельным органом власти, и устранить его можно было, только прибегнув к грубой физической силе.
Поэтому расстрел парламента был предопределен хищной жадностью завлабов, приведенных Гайдаром и Бурбулисом в правительство. Именно они подталкивали Ельцина на антиконституционный переворот, расчистивший дорогу к дикому капитализму и массовому ограблению народа.
Комиссия Государственной Думы по импичменту Ельцина также выяснила, что вооруженный конфликт между ветвями власти, ослабление российского государства и возвышение нынешнего правящего класса было выгодно «третьей стороне». Эта «третья сторона» исподтишка разжигала бойню, провоцируя обе стороны конфликта к его дальнейшей эскалации. В качестве доказательства приведу уникальные свидетельства одного из главных действующих лиц в трагических событиях 4 октября 1993 года — Виктора Андреевича Сорокина. В те дни он занимал должность заместителя командующего Воздушно-десантными войсками (ВДВ) по воздушно-десантной подготовке. Вот отрывок из интереснейшего и редкого документа — стенограммы заседания Специальной комиссии Государственной Думы по оценке соблюдения процедурных правил и фактической обоснованности обвинения, выдвинутого против Президента Российской Федерации от 8 сентября 1998 года. Показания генерала Сорокина не только открывают нам картину боя у Дома Советов, но и указывают адрес этой «третьей силы»:
«Сорокин В. А.: Где-то в районе трех часов ночи (4 октября 1993 года. — Авт.) мы были подняты по тревоге и приглашены к министру. Прибыли в кабинет, там уже находились Черномырдин, мэр города Лужков, Филатов, бывший глава Администрации Президента, руководство ФСК (тогда во главе с генералом Галушко), ну и еще некоторые гражданские, и министр внутренних дел Ерин.
Первым выступал Ерин и стал требовать, чтобы армия пошла на Белый Дом. У него было такое нервное выступление, по министру было видно, что он в таком состоянии… Дальше заактивничал товарищ Черномырдин и потребовал в категорической форме, чтобы части и подразделения, которые имеются, пошли на штурм, причем немедленно. Министр обороны сказал: я не буду никакие устные команды выполнять, пишите письменное распоряжение. Филатов подтвердил, что таковое уже готово, вот сейчас будет. И от нас потребовали, чтобы мы тут же, ночью, туда выдвигались и принялись за разблокирование Белого Дома. Я потребовал дождаться светлого времени. В темноте, как кот в мешке, выбрасывать солдат неприемлемо. С этим согласились. Около семи часов утра я выдвинулся. Батальон спецназа оставил для охраны Генштаба, и с колонной 119-го полка прибыл на Калининский проспект, со стороны гостиницы «Арбат». В это время там уже шла интенсивная беспорядочная стрельба. Командиру полка я поставил задачу: как можно быстрее выдвинуться к Белому Дому, встать у подъездов, оружие применять только в ответ, первыми оружия не применять.
Когда ставилась задача, схема была такая, что все блокируется, защитникам Белого Дома предъявляется ультиматум о том, чтобы покинули здание. Если ультиматум не будет выполнен, тогда будут применяться танки. Танки были у командира Таманской дивизии. Он мой однокашник. Я к нему подошел и говорю: «Ты будешь стрелять из танков?» Он говорит: «Виктор Андреевич, у меня снарядов нет». Это его слова. Я говорю: «Смотри». Мы продвигались со стороны гостиницы «Мир», мимо здания СЭВ. И где-то около 8 часов подразделения выдвинулись к стенам Белого Дома. Я доложил наверх о том, что весь состав выдвинулся, находится у подъездов, чтобы хоть как-то предупредить… Я понимал так, что люди стоят у стен дома, значит, орудия применяться не будут.
Во время выдвижения подразделения в полку погибло пять человек, и 18 были ранены. Расстреливали сзади. Я сам лично это наблюдал. Стрельба велась со здания американского посольства, с крыши, с колокольни у гостиницы «Мир». Все погибшие и раненые были расстреляны сзади. Кто стрелял, я не знаю, хотя предположения есть.
Около 10 часов пошли выдвигать первый ультиматум. Я сканировал частоты, на которых выдвигались требования, и слышал голоса тех, кто там находился, кто имел радиостанции. И где-то около 10 часов я со своей ячейкой управления начал выдвижение к стенам Белого Дома. Я достиг места, где сейчас шахтеры сидят, в районе Горбатого моста. В это время прозвучал первый выстрел из танка. Это было начало одиннадцатого.
Я развернулся и пошел обратно, вышел к своей радиостанции. После обеда люди полка мой приказ выполнили. Я приказал категорически в здание не входить, никаких действий там не предпринимать. Задача: выйти, встать у подъездов. После обеда прибыл полк из Тулы, который (уже сумерки начались) вышел тоже к Белому Дому. Какие другие там были части, подразделения, я сейчас не могу утверждать, кто там был. Я поставил задачу командиру полка собрать полк, вывести ко мне, доложил командующему, что я полк увожу, что надо разобраться с убитыми, ранеными, с оружием. Он утвердил мое решение. Я собрал полк, проверил людей, уточнил потери и выдвинул его обратно, на «Матросскую Тишину», в управление, где людей разместили в спортзале.
Рогозин Д. О.: Вы сейчас говорили о том, что огонь велся как бы с тыловой стороны, то есть убивали в спину, стреляли в спину. Вы это поняли уже после боя или это было очевидно еще во время боя? И почему, несмотря на то, что вы дали приказ отвечать на огонь, эти огневые точки на крыше американского посольства и на колокольне не были вами подавлены? И какие у вас есть предположения, кто это мог быть?
Сорокин В.A.: Я запретил стрелять в сторону американского посольства. Люди волнами выдвигались: группа перебегает, вторая группа отстреливается назад, прикрывает ее выдвижение. По посольству стрелять я категорически запретил, чтобы не вызывать никаких лишних вопросов.
Шаклеин Н. И.: После того как закончилось совещание, вы встретились с командиром Таманской дивизии, который сказал, что у него нет снарядов. И потом, когда события уже прошли, вы тоже их анализировали, общались со своими коллегами, в том числе, может быть, и с командиром Таманской дивизии. Ведь многое было неясно в тот день: отчего, кто, что, как все происходит? Но потом у вас был обмен информацией с другими командирами? Какую дополнительную информацию вы от них получили об этих событиях? В частности, кто все же на себя взял главную роль в применении вооруженных сил?
Сорокин В. А.: Командир Таманской дивизии тогда не кривил душой, он мне честно сказал, что танки, которые с ним пришли, были без боеприпасов. Боеприпасы были подвезены потом. Это то, что я потом уже узнал. Действительно, танки были без боеприпасов. На применение войск, кроме Президента, никто не мог дать команду и надавить на министра обороны. Его заместители присутствовали при принятии первоначального решения — о том, чтобы не применять войска против… Тем более где — в столице нашей Родины! Я думаю, убедили. Но потом уже не какой-то мальчишка его переубедил за два-три часа. Это мог сделать только Президент, тут сомнений никаких нет.
Рогозин Д. О.: Мы можем сделать частное определение по подготовке заключения нашей комиссии по данному вопросу — сентябрь-октябрь 1993 года? Потому что вопрос организации огневой точки на крыше американского посольства без ведома американского посольства — это абсурд. То есть речь идет фактически о прямом вооруженном иностранном вмешательстве в события октября 1993 года. Причем на стороне провокаторов, которые стреляли в спину солдатам для того, чтобы вызвать соответствующий эффект. Мне кажется, это очень серьезная информация, которую мы сегодня получили, и она отвечает на многие вопросы, поставленные в первом пункте, когда мы рассматривали Беловежские соглашения. Это именно умысел, в том числе пособничество, вражеская политика».
Уверен, что в любой демократической стране такого рода показания вызвали бы шквал эмоций, требования продолжения расследований и наказания виновных. Тем более что, работая над этой книгой, я натолкнулся на ряд дополнительных источников, подтвердивших правоту генерала Сорокина. В частности, документировано несколькими свидетельскими показаниями, что к командирам попавших под обстрел подразделений десантников и таманцев несколько раз подходили сотрудники «наружки» ФСБ (тогда Министерства безопасности РФ) и МВД, которые сообщили, что огонь ведут свои — правительственные снайперы-трассовики бывшей «девятки» и неизвестные снайперы с крыши посольства США и его жилого городка.
О наличии среди стрелков Главного управления охраны (ГУО РФ) заезжих снайперов-иностранцев сотрудники «семерки», очевидно, не знали. Они посоветовали десантникам и таманцам «быть поосторожнее», так как, по их словам, «снайперы ГУО РФ имеют богатый опыт еще со времен войны в Афганистане, им все равно, кого убивать». Сотрудники «наружки» подробно рассказали, откуда именно ведут огонь правительственные снайперы (показали дома, соответствующие слуховые и квартирные окна); особо выделили обнаглевших снайперов с крыши посольства США и советовали не подставлять им спину, поскольку, по их словам, «те никому из «наших» не подчиняются».
Очевидно, что преступление Ельцина и его окружения по насильственному разгону Верховного Совета, отмене действовавшей Конституции и расстрелу сотен ее защитников не имеет срока давности. К сожалению, оно до сих пор до конца не расследовано, а его виновники — не наказаны. Также не расследован факт, каким образом снайперы, стрелявшие в спины нашим десантникам, оказались на крыше посольства США. И чьи это были снайперы? Это загадка покруче тайны, кто убил президента Кеннеди. Но если американскую тайну все же пытаются разгадать, то о причинах трагических событий октября 1993 года сегодня вообще никто не хочет вспоминать. Может, те, от кого сегодня зависит продолжение расследования, боятся правды о своем прямом или косвенном участии в организации государственного переворота?
Любопытную характеристику этому преступлению века дал по итогам его расследования в 1994 году бывший генеральный прокурор России Алексей Казанник:
«Допросив тысячу военнослужащих, мы получили следующие доказательства: никаких мирных переговоров в промежуток времени между событиями 3 и 4 октября не велось — был отдан приказ штурмовать немедленно… В паузе между случившимся 3-го и тем, что произошло 4-го октября, никто не предупреждал людей, оставшихся в Белом доме, о начале обстрела и штурма, то есть доказательства ведения каких-либо переговоров нет. Следовательно, события 4 октября надо квалифицировать как преступление, совершенное на почве мести, способом, опасным для жизни многих, из низменных побуждений».
Как после этого можно в Кремле чествовать Ельцина, не понимаю. Не понимаю, как можно делать вид, что ничего в сентябре — октябре 1993 года в Москве не произошло. Как будто взяли и перевернули страницу, захлопнули книжку и бросили ее пылиться на полку.
Неужели никому нет до этого дела? Замазали штукатуркой пробоины от снарядов, смыли кровь с пола и стен, вынесли трупы, занесли мебель — и вот вам, пожалуйста, офис для правительства! Те, кто отдавал приказ стрелять в безоружных людей, продолжают нами руководить. Те, кто пытался вырвать из их рук власть, отсидели свое и тихонько вышли на свободу. Все при деле. Как ни в чем не бывало. Только вот народу поубивали много. Но виновные в расстреле Парламента и сотен мирных граждан до сих пор «не установлены». Говорят: обстоятельства, мол, виноваты.
Нет, удивительная у нас страна, и мы все удивительные люди. Неужели действительно никто не заинтересован знать правду о Черном Октябре? Неужели никто не захочет получить, наконец, ответ на вопрос об истинной роли в этих трагических событиях «третьей силы» — США — государства, с крыши посольства которого стреляли в спину нашим солдатам? Неужели никто не решится посадить на скамью подсудимых Ельцина, Бурбулиса, Грачева и всех их подельников, превративших Москву 13 лет тому назад в кровавую «мясную лавку»?
Кто бы что мне ни говорил, я твердо знаю: нет у нас будущего без правды о недавнем прошлом. И дело чести патриотов России эту правду найти.
Глава VI «ОСНОВЫ НАЦИОНАЛЬНОЙ ЭКОНОМИКИ»
Наш провал — их успех
Расстрел Верховного Совета снял последние ограничения на пути захвата собственности страны группой «правительственных либералов» из числа бывших завлабов и комсомольских бюрократов. Помню, с каким задором юный Чубайс рассказывал по телевизору о достоинствах ваучерной приватизации, тряс перед носом у наивного народа этой бумажкой, обещая легковерным обывателям обменять ее на две «Волги». Но что-то в хитрой физиономии главного приватизатора мне сразу не понравилось — где-то раньше я уже видел эти «честные глаза» или, возможно, читал про них у Ильфа и Петрова. Ваучером я так и не распорядился. Несколько лет он валялся в выдвижном ящике в книжном шкафу, потом истерся и был отправлен в мусоропровод — вместе со всеми иллюзиями о порядочности граждан, пришедших в нашей стране к власти.
Не секрет, что рыночные реформы в России с самого начала проводились под руководством стратегов западной экономики. В начале 90-х годов для работы в правительстве Гайдара — Черномырдина и, в частности, в Госкомимуществе России были привлечены иностранные советники по вопросам приватизации.
Приказом № 141 от 31 июля 1992 года председателя Госкомимущества РФ Анатолия Чубайса был создан состоящий из американских экономистов «Отдел технической помощи и экспертизы». Его начальником был назначен гражданин США Джонатан Хэй. Этот, с позволения сказать, «отдел» занимался накоплением и обработкой данных о хозяйственном комплексе нашей страны и консультировал российских реформаторов. В 1994 году шпионское гнездо по требованию российских чекистов было расформировано.
Говорят, пришлось применить физическую силу, чтобы выкурить из Госкомимущества забаррикадировавшихся там иностранных агентов. Наверное, сложно найти пример еще какой-нибудь страны, где такое могло бы происходить.
Всему миру известен высочайший профессионализм американских экономических стратегов. Почему же тогда рыночные реформы у нас закончились полным провалом? Ответ прост: рыночные реформы в России провалились потому, что они проводились под руководством американских экономических стратегов. Ведь наш провал — это их успех. И наоборот.
Обвальная приватизация была проведена в интересах приближенной к власти российской корпоративно-чиновничьей банды и ряда крупных зарубежных компаний вне всякого государственного контроля. По своим масштабам и цинизму разграбление государственного имущества напоминало массовое мародерство. Это не могло не спровоцировать резкое падение производства и разрушение технологической базы большинства российских предприятий. Все самое ценное в России, включая наиболее доходные сырьевые отрасли — быстро и за бесценок уплыло в частные руки.
Следуя «мудрым» западным советам, наши реформаторы совместили приватизацию с либерализацией цен. Это вызвало мощное инфляционное торможение производства и потребления. Как рыба в воде почувствовали себя только российские энергомонополии. Будучи приватизированными, они вышли из-под контроля государства и получили рыночную свободу. Расправив плечи, монополии стали агрессивно использовать обширный арсенал средств порабощения рынка — искусственный рост цен в сочетании с уменьшением объемов товарной массы, снижение качества продукции, блокирование инновационных процессов, навязывание товара потребителям, порабощение и уничтожение конкурентов.
Правительство России, набрав «дешевых» государственных кредитов, оказалось в полной зависимости от Международного валютного фонда. Не в Москве, а в Лондоне, Вашингтоне и Брюсселе фактически стали за нас определять направленность и темпы реформ. В итоге экономические преобразования пошли по сценарию, разработанному международной финансовой олигархией и крупными зарубежными финансовыми спекулянтами, заинтересованными в подрыве могущества и конкурентоспособности России.
Основной удар российских реформаторов и их иностранных советников пришелся по наиболее значимым и эффективным отраслям, в том числе и по «оборонке», где большинство предприятий было даже не просто перепрофилировано, а уничтожено. Да, потребность в вооружениях внутри самой России существенно снизилась, но военно-промышленный комплекс мог бы стать локомотивом экономического роста. Мировой спрос на отечественное оружие всегда был очень велик, и неслучайно СССР занимал первое место на мировом рынке вооружений.
Массовая приватизация, стимулируя инфляцию и связанную с ней страсть к «коротким» деньгам и быстрым доходам, повергла в «нокдаун» наукоемкое, высокотехнологичное производство. В области научно-технического прогресса Россия оказалась отброшенной на несколько десятилетий назад.
Пресловутая либерализация внешнеэкономической деятельности, «удачно» совпавшая по времени, масштабам и темпам с приватизацией, открыла двери в нашу страну для хищных зарубежных экспортеров. Они стремились не только «забить» своими товарами полки продуктовых магазинов и вещевых рынков, но и подавить российских производителей высокотехнологичной, наукоемкой продукции, например, авиапрома. Одновременно из России бурным и мутным «потоком» стали вывозить сырье и образующиеся от его продажи доходы. Это значительно подорвало ресурсно-инвестиционный потенциал отечественной экономики.
В конечном итоге за 15 лет наша страна была превращена в гигантский рынок сбыта готовой продукции западных производителей, которых она параллельно снабжает дешевым сырьем и энергоносителями. По некоторым оценкам, сегодня треть российской экономики находится под контролем иностранных компаний. В каком-то смысле, подобно Ираку времен Саддама Хусейна, Россия стала жить по программе «нефть в обмен на лекарства и продовольствие».
Добив вслед за коммунистами русскую деревню, российское правительство посадило всю страну сначала на «ножки», а затем и на «яйца Буша». При этом крупный западный финансовый капитал продолжает получать и наращивать баснословные прибыли посредством продолжающегося с его стороны «надругательства» над российской экономикой.
Наши сомнительные достижения в области наполнения федерального бюджета и пополнения золотовалютных резервов, «смелые» планы удвоения ВВП и реализации «национальных проектов» полностью зависят от динамики мировых цен на энергоносители, которые за последние 10 лет выросли с 10–20 долларов за баррель до 70–80. Прибавим к этому фактический отказ федеральной власти от большинства социальных обязательств государства перед своими гражданами — а именно так следует понимать пресловутую «монетизацию льгот».
Подводим печальные итоги: вот уже второй десяток лет правительство США и его ближайшие союзники ведут против нас войну. Эту войну наши компрадоры называют «либеральными реформами», но это не реформы. Это настоящая экономическая война, и она страшнее «холодной войны», потому что убивает даже тех, кто еще не успел родиться. Первые бои этой войны мы уже проиграли. Но война еще не закончена…
В январе 1992 года правительство Егора Гайдара прибегло к «шоковой терапии» и ввело рыночные цены. Но «шок» заключался не в этом, хотя, конечно же, новый порядок ценообразования стал хорошим «подарком» народу (что говорить, за период с 1993 по 1995 годы рубль обесценился в 155 раз!). При замораживании цен на сырье и энергию, при грамотной денежно-кредитной политике с инфляцией 5–10 % в течение полугода можно было бы погасить резкий спурт потребительских цен, а за два года и вовсе добиться их стабилизации. Основной очаг шокового воздействия заключался в другом — в «стратегии свободной торговли». Введя свободную куплю-продажу доллара при имеющихся структурных деформациях внутреннего рынка, либералы предали отечественного производителя. Дело доходило до того, что Россия даже спирт и водку стала импортировать в огромных объемах.
Такой невиданной в истории диверсии, упакованной в обертку «свободной торговли», достаточно, чтобы развалить и уничтожить производителя в любой стране. Но этого стратегам реформ показалось мало. Разрушение производства дополнительно усиливалось и ускорялось с помощью разнообразных манипуляций двумя важными и взаимосвязанными макроэкономическими рычагами: налоговой системой и бюджетно-кредитной политикой.
Нет никакой ценности в «свободном рынке», если он не обеспечивает воспроизводство нации и продолжение нашей истории. Нет никакого толка в «мобилизационной экономике», если она истощает силы нации в угоду авантюрам каких-нибудь новых «корифеев всех наук».
Мы живем в уникальной стране с самой обширной, но очень холодной территорией, где львиная доля суши представляет собой зону вечной мерзлоты, но обладающей неисчислимыми природными богатствами. Это пространство принадлежит нам по праву, ибо его отстояли и освоили наши предки. Но сегодня право обладать этим богатством и этим историческим наследием нужно подтвердить. Россию надо заселить и обустроить. Нас же пока мало — мы малолюдны для этих пространств. И у нас слабое государство.
Чтобы нам не быть битыми, надо понять: мы не можем, не вдумываясь, списывать с зарубежных образцов ни государственные, ни экономические формы нашего существования. Мы отличаемся от западных стран своей собственной, исторически и геополитически приемлемой формой управления народным хозяйством.
Это предполагает сохранение за государством контроля над наиболее важными, стратегическими направлениями жизнедеятельности нации. В сфере экономики государство должно нести ответственность за развитие машиностроения, энергетики, транспорта и связи, а также за повсеместное внедрение высоких экологических стандартов. Чистый воздух, чистая вода и, как следствие, чистая страна и здоровая нация — разве это не приоритет государственной политики? В конце концов, нация строит государство именно для себя.
В условиях разложения трудовой этики государство обязано избавить страну от каких-либо признаков праздности и безработицы. Нам нужно не только структурно отладить хозяйственный механизм, но и наполнить его трудом — по возможности максимально квалифицированным.
Ввиду реальной угрозы самому существованию России, мы не можем позволить сохраниться уже образовавшемуся классу рантье, получающему доходы в качестве обслуживающего персонала олигархии. Только высокая квалификация, профессионализм и упорный труд могут быть причиной больших личных доходов. Только трудовой капитал, а не рента могут избавить Россию от нищеты. Мы отменим нетрудовые доходы, ликвидируем спекуляцию землей, строго накажем мошенников, ростовщиков и спекулянтов. Власть капитала будет ограничена. Каждый гражданин России должен понимать, что при конфликте интересов общества и эгоистических устремлений индивидуума первые имеют приоритет. Частная собственность предполагает ответственность. Собственник свободен использовать имущество в своих интересах, но эти интересы не должны противоречить интересам нации и государства.
Нет никаких сомнений в том, что чудовищный разрыв между бедными и богатыми является следствием бесстыдных теневых манипуляций, ставших фирменным знаком нашей «реформированной экономики». Эти манипуляции должны быть пресечены как экономическими, так и правоохранительными мерами. В противном случае не может быть речи о политическом единстве нации. Вот почему, прежде чем бежать впереди паровоза и расплачиваться по внешнему долгу, наше государство должно признать свой внутренний долг по отношению к собственному народу, который оно так часто и нагло грабило.
Мы должны ясно осознать, что одних только политических реформ недостаточно. Либеральные реформы 90-х годов привели нас от малоэффективной административно-командной системы к еще менее эффективной, просто чудовищно неэффективной системе. То, что сегодня называют экономическим ростом, в большинстве случаев просто подтасовка или даже наглая ложь. Грефова статистика — лживая и продажная девка. Она не ведет раздельного подсчета роста экспорта нефти и газа и реального роста в остальной экономике. Нам это напоминает грустную шутку о средней температуре по больнице: у одного больного — «горячка», другой — помер и уже остыл, но в среднем по больнице — 36,6! Если очистить показатели экономического роста от топливно-энергетической составляющей, мы обнаружим деградированную, малоэффективную экономику и полное отсутствие каких-либо действий правительства по ее оживлению.
ГОЭЛРО-2
Стратегическая программа возрождения национальной экономики должна начаться с освобождения от олигархического рабства. Это должен быть проект, сравнимый по масштабу, смелости и глубине научного предвидения с советским планом ГОЭЛРО, фактически воссоздавшим хозяйство России после Гражданской войны. Тот, кто осуществлял этот план, не ошибся в расчетах. Надо не ошибиться и нам, поскольку промедление смерти подобно. Мы должны в самые короткие сроки создать проект подобный ГОЭЛРО.
Начнем с энергетики. В природных условиях северной континентальной страны, 70 процентов территории которой представлено зоной вечной мерзлоты, энергоресурсы — это фактор политической власти. Это даже больше чем власть. Это фактор жизни. Сегодня рубильник РАО ЕЭС стал фактором страха для российской экономики. В чьих руках этот рубильник — тот и настоящий хозяин нашей страны. На сегодняшний день топливно-энергетический комплекс (ТЭК) превращен в кормушку для олигархов, которые в насмешку над страной покупают себе яхты, Боинги, яйца Фаберже, заморские спортивные клубы.
Но надо помнить, что нефть и газ — это в ближайшей перспективе исчерпаемый ресурс, и он рано или поздно он закончится. Об альтернативных источниках получения энергии говорят уже десятки лет. Но пока приемлемых по цене и уровню безопасности способов не изобретено, мы должны быть заинтересованы в крайне высоких мировых ценах на топливо и в том, чтобы как можно дольше и эффективнее использовать наши природные богатства. Да и сколько на самом деле стоит наши энергоресурсы, которые мы — в отличие от арабов — достаем из недр в условиях полярной зимы, да еще и тянем трубой по вечной мерзлоте и тундре до ближайшей экспортной границы несколько тысяч километров! Нефть и газ — это наш стратегический ресурс, это гарантия нашего суверенитета. Это приз, который сам Господь Бог вручил России за умение обживать холодную землю.
Особо подчеркиваю, что радикальное реформирование топливно-энергетического комплекса имеет основополагающее значение для экономического оздоровления всей страны. Ведь в наших климатических условиях только ТЭК в силах реанимировать все народное хозяйство страны.
При этом следует помнить, что Советский Союз стал великой державой вовсе не за счет массовой продажи нефти и газа за рубеж, а благодаря масштабной индустриализации — в первую очередь — развития машиностроения.
Экспорт отечественных углеводородов на Запад многократно вырос именно в 70-е годы прошлого века, когда отчетливо проявили себя процессы деградации советской экономики. Мы сели (или нас посадили — не суть важно!) на нефтяную иглу, и, став наркоманами, мы перестали работать и заботиться о себе.
Роль ТЭКа я вижу не в дальнейшем развращении экономического сознания власти и бизнеса, предпочитающих жить «на халяву», т. е. за счет найденного природного клада России. ТЭК для нас — это источник масштабных внутренних инвестиций и гарантия суверенитета страны, это золотой ключ возрождения экономики. Вот почему так важно его повернуть.
Непонятно одно, как в внутри России — стране-экспортере углеводородов — цены на энергоносители понеслись вслед за мировыми? Если во всем мире полетели вверх цены на бананы, то это вовсе не означает, что они должны расти и в Африке! Впрочем, у меня есть объяснение этому чудесному феномену. Дело в том, что требование приравнять внутренние цены на бензин и газ к мировым ценам является ключевым условием Запада к вступлению России во Всемирную торговую организацию (ВТО). Правительство, а не кто-то другой, вступило за спиной и за счет народа в картельный сговор с олигархами, чтобы под шумок болтовни о росте мировых цен на нефть преступно взвинтить стоимость российского топлива на внутреннем рынке, уничтожая при этом национальное товарное производство.
Интересное заявление на сей счет сделал главный правительственный энергетик, министр Виктор Христенко, который недавно заявил, что российским потребителям уже сейчас надо готовиться к резкому скачку цен на энергоносители, поскольку низкие цены на бензин и газ, мол, развращают россиян. То есть в повышении цен на топливо виноват народ, не умеющий должным образом экономить, а правительство лишь выступает в роли строгого учителя, воспитывающего в гражданах «хозяйскую жилку». Ну что ж, похвально. Единственный прокол правительственного чиновника состоит в том, что он, видимо, забыл, в какой огромной и холодной стране мы живем, и что расходы наших граждан на тепло и свет не сравнимы с аналогичными расходами европейцев и, тем более, американцев, столица которых — город Вашингтон, находится на одной параллели с Душанбе.
Естественно, про автолюбителей правительство и не вспоминает, — в ожидании проезда чиновничьих «мигалок и моргалок» наши застрявшие в многочасовых пробках граждане сжигают вместе с дорогим бензином остатки терпения и материального благополучия.
Зато правительство, несмотря на протесты оппозиции, вороватой украдкой втягивает страну в ВТО. Надо сказать, что, несмотря на надувание щек, эта международная организация никогда и никого — ни Японию, ни Европейский Союз, ни самих США — не избавлял от торговых войн. ВТО — это торговый инструмент мировой глобализации. Ходить туда с «голым задом» опасно для здоровья.
Можно понять стремление Китая утвердиться в ВТО. Пекину нужно добиться льготных условий для захвата рынков реализации своего ширпотреба — игрушек, текстиля, дешевой электроники. Только при этом китайцы перед вступление в ВТО практически очистили внутренние рынки от иностранных компаний.
Но зачем нам в ВТО? Нашу нефть, наш газ и металл и так с руками отрывают. А ширпотреба своего у нас больше нет — только импорт. Уйдя с внешних рынков, мы умудрились сдать иностранцам святая святых — рынок внутренний. ВТО лишь законодательно закрепит товарное рабство России, ее зависимость от Запада даже в самом необходимом. И не стоит при этом удивляться, что мы видим грубый торговый диктат иностранцев на наших рынках.
Вот сухие цифры. Доля иностранцев на нашем рынке (в процентах) в 2004 году составляла: свинины — 64, мяса птицы — 49, легковых автомобилей — 29, морских судов — 79, зерноуборочных комбайнов — 33, одежды — 52, лакокрасочных материалов — 48, пассажирских вагонов — 59, пассажирской авиации — 90! И это в нашей-то стране, с нашими-то расстояниями и часовыми поясами 90 % всей авиационной техники закупается за рубежом!
Известно, что единственный способ защиты собственного рынка — это не участие во всяких ВТО, не лизоблюдство перед Западом, а политика опоры на собственные силы, политика жесткого и последовательного протекционизма. Вот почему мы закроем дорогу импорту, подрывающему отечественную промышленность и сельское хозяйство.
Продает нам Европа автомобили — пусть покупает наше зерно! Нет? Тогда будем покупать автомобили в Корее!
Американцы нам навязывают станки — пусть покупают нашу сталь! Не будете? Тогда станем покупать станки в Японии!
Китай нас игрушками завалил! Очень хорошо — летайте, товарищи китайцы, русскими самолетами!
Правительство России обязано вести политику ограничения импорта и защиты собственного товарного производства и рынка. Это делают все правительства мира кроме нашего, именующего себя либеральным. Поэтому любой экономист, называющий себя «либеральным» — либо болван, ничего не понимающий в правилах, по которым работает мировая экономика, либо предатель, прямо работающий на американские интересы.
Среди моих близких друзей встречаются скептики, которые считают, что украденные и вывезенные из страны капиталы мы уже никогда не вернем. Я так не считаю.
Для восстановления социальной справедливости и уважения к частной собственности нам достаточно принять закон о разовом компенсационном налоге. Надо просто посчитать реальную стоимость уведенного олигархами у государства предприятия и заставить его владельца вернуть в бюджет разницу. Ее установит независимая компания оценщиков, сформированная с участием как российских экспертов, так и экспертов авторитетных международных организаций. Сама компенсация в несколько этапов выплачивается на основании судебного решения в виде налога, возвращающего государству незаконно изъятые у него средства. И не надо больше ничего придумывать.
Кроме того, придется закрыть для отечественных предпринимателей все выходы в зарубежные офшорные зоны и одновременно открыть в Калининграде (для граждан стран Европейского Союза и Швейцарии) и на Сахалине (для граждан Японии, США и Южной Кореи) специальные экономические зоны и «налоговые лакуны». Будет порядок, и деньги в Россию вернутся.
Решительные изменения инвестиционной политики потянут за собой весь реальный сектор экономики — запустят механизм массовой технической модернизации, создания новых предприятий и рабочих мест, создадут условия для повышения конкурентоспособности выпускаемой продукции, увеличат уровень доходов предприятий, граждан и государства. Вообще, чтобы оживить экономику, нам надо отбросить Грефа с его либеральным представлением о том, что государство заведомо неэффективно в сравнении с частным бизнесом. Это полная ерунда. Такая установка уже дала нам государство-рантье, желающее жить только на налоги, и чиновника-рантье, не желающего марать руки о реальное дело и предпочитающего паразитический образ жизни коррупционера. Это полная ерунда: у коммерческих компаний свои преимущества, у государства — свои.
Правительством сейчас много говорится о необходимости «свободного конвертирования рубля». Это не самое важное. Намного важнее другое — добиться полной «дедолларизации» России. Сделать это не так сложно. По крайней мере, начать надо с введения обязательного заключения всех соглашения на поставку российских углеводородов за рубли. Хочет Европейский Союз или США сосать нашу нефть — без проблем, господа! Но сначала купите за вашу валюту наши рубли, а потом ими с нами и расплатитесь. Много раз говорил я об этом Путину, он все не соглашался, но недавно, наконец, публично признал нашу правоту.
Неужели «умники» в правительстве России не понимают, что укрепить национальную валюту можно только одним способом, — обеспечив ее ликвидность, то есть способность приобретать на нее то, что всегда в цене — золото, «черное золото», газ, алмазы. То, что предлагает правительство России в сфере свободной конвертируемости рубля — убожество. Предоставить, кому ни попадя, право вывозить из страны любое количество любой валюты, не заботясь притом о ее происхождении — это, скорее, поведение контрабандистов, а не сынов Отечества.
То же касается и вопроса ликвидации теневых выплат и сделок. Государственный чиновник обязан жить только на зарплату и не иметь никакого отношения к собственности сверх определенного стандарта личного потребления.
Тяжело с этим бороться? Просто еще никто и не начинал бороться! Власть хочет нас всех держать за дураков, объявляет разовые кампании по борьбе с «оборотнями» и «коррупционерами», на самом деле избавляясь от чужих и больных в своей стае.
Не нужно пытаться вводить «контроль над доходами» чиновников. Это опытные казнокрады. Проследить каналы их теневых доходов невозможно. А вот расходы контролировать можно и нужно. Пусть все министры, сотрудники администрации президента, губернаторы, мэры и прочие «чистейшей души люди» расскажут, как им на их скромные зарплаты государственных служащих удалось вселиться в роскошные особняки на Рублево-Успенском шоссе, пользоваться элитными автомобилями, проводить отпуска на шикарных курортах. Если они вам ответят: «Друг оплатил», проверьте расходы и доходы «друга», предварительно отдав самого госслужащего под суд, так ему не должно быть положено принимать дорогие подарки и жить за чужой счет. Во всех странах это считается коррупцией, воровством, пусть и у нас так будет называться. Контроль над расходами чиновников — это наше термоядерное оружие в борьбе за власть против союза олигархии и воровской бюрократии.
Наведение порядка в стране крайне необходимо. Но при этом как репрессии, так и поощрения должны быть адресными. Власть должна строго наказать воров и предателей, но тех, кто работает честно — холить и лелеять.
Предприниматель должен быть уважаемым членом общества. Государство станет на защиту всех форм собственности. Производитель окажется в рамках простой, справедливой и прозрачной системы налогообложения, включающей в себя применение прогрессивной шкалы по отношению к сверхдоходам, значительное увеличение налоговой «нагрузки» на монополистические структуры и олигархов, введение налоговых освобождений для наиболее важных и социально значимых инвестиций, высокотехнологичных производств, малого и среднего бизнеса.
Зададимся вопросом: можно ли найти объективные критерии оценки эффективности власти? Да, можно, но только в том случае, если мы, наконец, сформулируем цели государственной политики. Такими целями, по нашему мнению, являются:
Первое — рост благосостояния нации. Причем в стране, где платными становятся не только продукты питания и жилье, но и доступ к образованию и культуре, а также медицинскому обслуживанию, под благосостоянием следует понимать опережающий инфляцию рост реальных доходов граждан.
Второе — рост рождаемости и продолжительности жизни, а также продление активной трудоспособности пожилого населения. В сегодняшней России средняя продолжительность жизни среди мужчин составляет неполные 59 лет. При этом правительство всерьез обсуждает возможность покрытия дефицита Пенсионного фонда за счет поднятия пенсионного возраста мужчин до уровня 65 лет. Таким образом, среднестатистический российский мужчина, выплачивающий в течение всей своей жизни из своего кармана отчисления в Пенсионный фонд, не будет доживать до выхода на заслуженную пенсию примерно семь лет. Славная же у наших либералов получается экономия на мертвых душах!
И, наконец, третье — укрепление общественной и государственной безопасности, сокращение количества смертей, вызванных неестественными факторами в результате войн, террористических атак, межнациональных конфликтов, криминального насилия, а также преступлений или несчастных случаев на транспорте и производстве в результате грубых нарушений установленных правил.
Такая оценка работы власти — по достижению конкретных, сбалансированных и понятных народу целей государственной политики — носит математически проверяемый, а, значит, — объективный характер. Причем в первые годы отсутствие положительных сдвигов хотя бы по одному из указанных направлений должно приводить к немедленной отставке руководства страны. И если в настоящее время в России проживает около 120 миллионов русских, работу правительства мы будем считать удовлетворительной только в том случае, когда к 2050 году в нашей стране родится 500 миллионный русский гражданин России.
Анти-олигарх
Сегодня главный противник России — не НАТО и даже не международный терроризм. Олигархи и воровская бюрократия — эта «сладкая парочка» и есть наш истинный враг! Именно они нагло грабят страну и вывозят капиталы за рубеж.
Подсчитайте количество так и не родившихся в стране детей! Подсчитайте количество преждевременно ушедших из жизни взрослых россиян. По официальным данным Федеральной службы государственной статистики, убыль населения последние 10 лет неизменно составляет от 705 до 960 тысяч в год! Демографические потери за 1996–2000 годы составили 4 млн. 127 тысяч, за 2001–2005 — еще 4 млн. 403 тысяч граждан. Теперь вы сами ответите на вопрос, кто больше терроризирует Россию: наши олигархи на пару с воровской властью или Бен Ладен на пару с покойным Басаевым.
Причем пример олигархам подает наше правительство, создающее себе колоссальные золотовалютные резервы и т. н. стабилизационный фонд. И то и другое хранится за рубежом «на черный день». Это просто анекдот — бедная страна стала главным инвестором США! Зачем тогда сердиться на олигархов, спешно вывозящих весь свой cash за границу? Они просто берут пример с нашего правительства. Зачем тогда сердиться на западных инвесторов, которые не спешат вкладывать в Россию? Они тоже берут пример с нашего правительства. Если российская власть выводит из собственной страны как личные наворованные средства, так и государственные резервы, то с какой стати аккуратный и осторожный иностранный бизнесмен, заработавший свое богатство собственным трудом и умом, будет рисковать состоянием и верить сладким и пустым уговорам нашего правительства. Деловые люди словам не верят. Но если бы они смогли убедиться в том, что российские власти эффективно размещают средства в собственной экономике, открывают для инвесторов заманчивые перспективы, принимают и применяют справедливые законы, гарантии и правила игры, то сотни миллиардов долларов немедленно бы устремились в Россию. Причем, без всяких глупых трат государства на привлечение западных пиар-агентств с целью «создания благоприятного образа России за рубежом», как это было сделано, например, накануне саммита «Большой восьмерки» в России. Наша власть научилась пудрить мозги собственному народу, рассказывая о своих недюжинных успехах, и думает, что на Западе этой демагогии кто-нибудь поверит. Не такие уж там наивные люди.
На самом деле западному бизнесу в отличие от политиков глубоко наплевать на уровень демократических свобод в России. Их интересует прибыль. Есть возможности извлечь из России прибыль, американские и европейские бизнесмены выстроятся в очередь не меньшую, чем в Китай. Что, кого-то на Нью-Йоркской или Лондонской бирже волнует специфика устройства коммунистической власти в КНР? Нет, конечно. Им важны правила поведения на китайском рынке, государственные гарантии, система льгот для внешнего инвестора, рентабельность проекта. Если подобные стабильные и прозрачные условия будут созданы в России, деньги к нам придут сами — без завываний пиар-агентств.
А пока за рубежом о нас знают одно — в России воруют, вымогают взятки, и добиться справедливости нельзя. Так зачем же тогда рисковать капиталами? На такое на Западе могут пойти либо законченные аферисты, либо очень крупные компании, которые «по понятиям» могут договориться с верхушкой российской бюрократии о том, чтобы в обмен на «откат» части прибыли их не трогали.
Вывоз капиталов из России — это прямое свидетельство измены правительства национальным интересам и его причастности к олигархическим монополиям. Пресс олигархии давит трудовой капитал, уничтожает на корню экономическую активность граждан, способных к организации эффективных производств.
Именно олигархический бизнес виновен в тотальной криминализации российской экономики и лишении ее необходимых как воздух инвестиций. Олигархи оптимизируют свою деятельность только с одной целью — как можно больше выкачать из страны и «обезопасить их», вывозя за рубеж.
Россия для олигархов и прикормленных ими чиновников — чужая страна. Это значит, что и они для нас — чужие, и их экономическая система нам враждебна. Олигархи-монополисты завышают цены, чудовищным образом эксплуатируют работников, технику и ресурсы — лишь бы успеть вырвать свою сверхприбыль. С этим делом давно пора кончать. Прежде всего, надо научиться бороться с различными теневыми процессами «слияний», «поглощений», «присоединений», «разделений», «выделений». Все эти фокусы монополий в большинстве случаев направлены на создание непрозрачных структур, которые подчиняют себе рынок, уклоняются от добросовестного исполнения своих обязательств перед партнерами и государством, игнорируют общественные потребности и национальные интересы.
Следует изъять у естественных монополий право самостоятельно назначать цены и тарифы, передав контроль над ними в оперативное ведение правительства. Кроме того, необходимо обеспечить социальную «прозрачность» монополий, в том числе их имущественно-финансовых потоков, расширить присутствие государства в наиболее монополизированных отраслях вплоть до полной национализации отдельных предприятий и установления государственной монополии в области внешней торговли природными ресурсами. И, конечно, следует срочно прекратить практику назначения высших государственных чиновников «председателями» и «членами правлений» различных монополий и государственных корпораций. Не чем иным, как коррупцией, это не назовешь.
Борьба с монополизмом невозможна без определения позиции русского патриотического движения по отношению к олигархам. И она должна быть максимально ясной — олигархия должна быть уничтожена как класс. Криминальный бизнес олигархов должен быть национализирован, украденная у государства собственность — экспроприирована.
Олигарх — это всегда наглый делец, который с помощью денег покупает власть, а потом с помощью власти добывает еще больше денег. Вот почему его деятельность объективно направлена против государства и его демократического устройства.
Олигархия отличается от крупного национального капитала тем, что представляет собой компрадорский капитал, примитивно агрессивный к собственной стране и заискивающе покладистый воле транснациональных корпораций. В отличие от олигарха крупный и средний национальный предприниматель создает свое дело и личное состояние за счет собственного труда и интеллекта, а не благодаря близости к кормушке, монополизму, примитивному воровству, социальному террору и физическому уничтожению конкурентов.
Предпринимательское сословие вправе рассчитывать на защиту государства и уважение граждан. Оно должно быть надежно ограждено от чиновничьего рэкета, правоохранительных и бандитских «крыш». Первым делом будущей национальной власти станет восстановление независимости судебной системы. Без нее не может быть ни рыночной экономики, ни демократии, ни социальной справедливости.
Новая власть будет помогать национальному бизнесу метр за метром отвоевывать утраченные ранее позиции на внешних рынках товаров и услуг. Особой поддержкой государства будут пользоваться предприниматели, осваивающие передовые научные открытия, использующие современные экологические разработки, внедряющие авангардные информационные технологии для повышения эффективности производства. Национальный капитал поможет нам восстановить Великую Державу.
В основе общероссийского благосостояния всегда был только труд и творчество. Так будет и в будущем. Не должно быть никаких препятствий к тому, чтобы люди обзаводились личной и частной собственностью, но она должна иметь трудовой характер и происхождение.
В России труд сильно недооценен. За равный труд в европейских государствах работник получает зарплату, в несколько раз превышающую уровень дохода россиянина. По расчетам академика Дмитрия Львова, за один доллар заработной платы россиянин производит в три раза больше продукции, чем американец. Воля государства и закон должны понудить предпринимателей по-иному отнестись к своим работникам. Совместными усилиями бизнес и власть должны резко поднять уровень зарплат.
Необходимо кратное единовременное повышение заработной платы работникам бюджетной сферы. Для работников госаппарата должна возникнуть зависимость зарплат от результатов хозяйственной деятельности государства в целом. Зарплата чиновника может повышаться, но не как сейчас, когда она растет значительно быстрее, чем средняя зарплата по стране. Если средняя зарплата с учетом инфляции падает, то и чиновник должен почувствовать это на своем кармане. Рост денежного содержания госчиновника должен сопровождаться одновременным и пропорциональным ростом зарплаты бюджетников, прежде всего военнослужащих. Информация о заработной плате в государственном аппарате и акционерных обществах не может являться служебной тайной. Она должна быть доступна не только работникам, но и профсоюзным организациям и средствам массовой информации.
Мы живем в условиях, когда у одних щи жидковаты, а у других брильянты мелковаты. Разрыв в материальных условиях жизни, который мы наблюдаем повсеместно, уничтожает единство нации и воссоздает непримиримый классовый конфликт. Ликвидация этого разрыва требует, с одной стороны, введения государственного регулирования цен на ряд основных пищевых продуктов и бензин (для внутреннего потребления), закрепление минимального размера заработной платы, равного прожиточному минимуму, а с другой стороны — введения налога на покупку предметов роскоши и прогрессивной шкалы налогообложения доходов.
Именно труд является основным источником богатства и главным воспитателем нации. Созидательный и достойно оплачиваемый труд важнее пустых рассуждений о былом величии России. Нам надо научиться жить сейчас и заложить основу безопасной и достойной жизни наших внуков, а не скулить по поводу того, что из-за нашей халатности и предательства власти многое уже потеряно надолго, а может и навсегда. Именно результаты труда покажут, что сделала власть, чтобы труд стал более эффективным, а распределение его результатов — справедливым.
Я предвижу, что одной из самых тяжких станет задача восстановления трудовой этики и воспитание ответственного работника, способного эффективно управлять собственным рабочим временем. Сейчас на созидательный труд (а не отдых на рабочем месте, не на болтовню и чтение анекдотов) каждым работником в нашей стране тратится в среднем около 4 часов, и это при том, что нормальной для наиболее успешных людей является работа по 12 часов в день — то есть в три раза больше. Если восстановить привлекательность труда и поднять производственную дисциплину, увеличив время эффективного труда хотя бы в полтора раза — до 6 часов в день, — производство в России вырастет практически на 50 процентов!
Мы по-прежнему теряем одно поколение за другим, забывая, что «поколение пепси» вряд ли сможет обеспечить нашу старость. Трудовые резервы мы имеем и в тех слоях общества, которые впали в безнадежную нужду. Потребуются особые меры, чтобы вернуть их к нормальной жизни.
Власть должна стать милостивой к мелким правонарушителям. Наказывать их надо не тюремным заключением, а общественными работами и принуждением к освоению дефицитных профессий. Алкоголики должны направляться на принудительное лечение и трудовую реабилитацию, бездомные — в трудовые учреждения, где им будут даны кров, пища и работа.
Дадим Бушу по ножкам!
К сожалению, близкие к русскому патриотическому движению экономисты часто упускают из виду такой принципиально важный с точки зрения обеспечения национального суверенитета страны сектор экономики, как сельское хозяйство. А ведь именно русское село сумело сохранить национальную культуру русского народа, отстоять ее, несмотря на агрессию массовой культуры городов и хроническое безденежье провинции.
ГРЕФорматоры прошлись по селу, как Батый по Киевской Руси — загубили даже те остатки сельского благополучия, которые чудом сохранились при Советской власти. А ведь еще Александр Сергеевич Пушкин писал о сельских просторах России: «кругом следы довольства и труда».
Село можно и необходимо родить заново. Новые технологии земледелия и скотоводства имеют невероятную эффективность. Остается только приложить руки к земле и хозяйствовать по уму, защищая российского крестьянина от товарной агрессии иностранных конкурентов и от проныр-спекулянтов, сгребающих всю прибыль в посреднические конторы.
Для возрождения села нам придется на определенное время резко снизить или даже отменить налоги на производство сельхозпродукции и продовольствия — при условии, что вся прибыль будет инвестирована по месту ее получения.
Потребуется установить твердый госзаказ со стабильными ценами на зерно, сахар, мясо и ряд других товаров. За счет прибыли от высоких мировых цен на нефть мы, наконец, разрушим пресловутый диспаритет между закупочными ценами на сельхозпродукцию — с одной стороны, и ценами на продукцию сельского машиностроения (техника для полевых работ, переработки и хранения), удобрения и нефтепродукты — с другой стороны.
Для защиты внутреннего рынка придется установить высокие таможенные пошлины на импорт сельхозпродукции, аналог которой производится или может производиться в стране. Мясомолочные продукты, зерновые и продукция растениеводства — все должно быть свое. Никаких «ножек» и «яиц Буша»! Никакой «гуманитарной помощи» и отравленной халявы! Завозить будем только витамины — экзотические фрукты, которые не растут в наших климатических условиях, даже несмотря на старания Никиты Хрущева. А вот на новейшие экологические технологии переработки и племенной скот мы введем пониженные таможенные пошлины.
Не надо стесняться перенимать уникальный опыт таких стран, как, например, Новая Зеландия и создавать по их примеру глубокоинтегрированные агрофирмы, построенные по единой вертикали «производитель — переработчик — продавец». Ведь не секрет, что на фоне чахнущего производителя посредник, переработчик и продавец сельской продукции чувствуют себя совсем неплохо. Значит, одной из ключевых проблем нашего села является вопрос создания крупного сельскохозяйственного предприятия, имеющего свое производство, хранение, переработку и торговую сеть, а значит, способного обеспечить выгодное внутреннее ценообразование.
Крайне важно уже на первом этапе реформирования села разрушить монополию в сфере переработки сельхозпродукции. Это можно сделать за счет создания малых цехов и перерабатывающих заводов в непосредственном ведении производителя, а также противодействуя посредническим закупкам аграрной продукции у производителя по бросовым ценам, приводящим к убыткам и разорению села. На время полевых работ будут установлены специальные цены на горюче-смазочные материалы и обеспечен жесткий контроль на всех нефтеперерабатывающих заводах страны при отпуске топлива для сельскохозяйственных работ.
Если кто-то посчитает такую меру новой власти «анти-рыночной», пусть обращается в Страсбургский суд. В любом случае мы сделаем все, чтобы вернуть жизнь на заброшенные пашни и не дать земле пустовать, даже если ею владеют слабые или нерадивые хозяева.
Глава VII «НА ВОЙНЕ КАК НА ВОЙНЕ»
Первая чеченская
Оправдывая свои действия по заключению Хасавюртовского мира с чеченскими боевиками, Александр Лебедь назвал Чеченскую войну «заказной и коммерческой». С действиями генерала на Кавказе можно спорить, но с этим его утверждением трудно не согласиться.
Мятеж на Кавказе вынянчили в Кремле. Конечно, можно долго вспоминать историю воинственного чеченского народа, исследуя страницы полувековой Кавказской войны. То тут, то там, копаясь в архивах по истории кавказских народов, я натыкался на суровые эпитеты, которыми русские государственные деятели и полководцы награждали абреков.
Вот типичная для того времени «лесть», обращенная героем Кавказской войны генералом Алексеем Петровичем Ермоловым чеченскому народу: «Ниже по течению Терека живут чеченцы, самые злейшие из разбойников, нападающие на линию. Общество их весьма малолюдно, но чрезвычайно умножилось в последние несколько лет, ибо принимались дружественно все злодеи всех прочих народов, оставляющие землю свою по каким-либо преступлениям. Здесь находили они сообщников, тотчас готовых или отмщевать за них, или участвовать в разбоях, а они служили им верными проводниками в землях, им самим не знакомых. Чечню можно справедливо назвать гнездом всех разбойников».
Политика «кнута» (Ермолов) и «пряника» (князь Барятинский, пленивший вождя горцев имама Шамиля), в конечном счете, привела к победе русской армии на Кавказе и замирению народов Чечни, Ингушетии и Дагестана с царской Россией. Непокорные племена Северного Кавказа, тем не менее, служили Престолу и даже были отмечены благодарностью Императорского Двора.
В Первую мировую войну в знаменитом Брусиловском прорыве 1916 года особым героизмом отличились Чеченский и Ингушский полки Дикой дивизии, которые сумели нанести кайзеровским войскам ощутимый урон. Благодарный царь Николай II в этой связи отправил телеграмму своему наместнику в Терской области.
Любопытно, но факт — чеченцы, которые гордятся своим вооруженным противостоянием русской армии, еще более восхваляют свои подвиги в ее составе. Все это говорит о том, что сильное русское государство не только способно усмирить мятежные кавказские племена, но и предоставить им возможность приносить России пользу. Подчеркну: сильное и русское, но никак не бандитское государство, которое строили Ельцин и окружившие его партийные оборотни. Все их внимание было поглощено воровством и узурпацией власти. Судьбы народов России, со всеми комплексами вины и обиды, взаимными претензиями и избирательной исторической памятью, были им безразличны.
Кроме того, воровская власть конца XX века была кровно заинтересована в создании на территории России криминального анклава, «черной дыры», через которую можно было прокачивать «левую» нефть, контрабандой торговать оружием, печатать и распространять фальшивые деньги и финансовые обязательства. Туда же можно было свозить несговорчивых партнеров по бизнесу, пытать и тайно хоронить их.
Преступная корысть центральной бюрократии, необузданность чеченского характера, развал государственности и общественной морали в итоге составили состав ингредиентов кровавого кавказского бульона. В 1991 году Верховный Совет России издал абсурдный и разрушительный закон «О реабилитации репрессированных народов». В качестве компенсаций за понесенный ущерб Чечне и некоторым другим национальным республикам, народы которых были высланы Сталиным в Казахстан «за массовое пособничество врагу в годы Великой Отечественной войны», выделялись значительные ресурсы. Приняв такой провокационный закон, недальновидные народные избранники выпустили джинна сепаратизма гулять по стране.
Чтобы почувствовать предельную бесчувственность российской бюрократии к русским национальным интересам, к авторитету России, надо вслушаться в речь одного из авторов этого закона — Ивана Рыбкина, занимавшего в 1994–1995 годы пост председателя Государственной Думы, а к осени 1996 года дослужившегося до секретаря Совета безопасности России:
«Газета «Грозненский рабочий»: Не могу вам не задать такой вопрос. Не считаете ли вы необходимым, чтобы руководство России принесло официальные извинения чеченскому народу за геноцид в XIX веке, за депортацию в 1944 году, и, наконец, за массовые убийства в 1994–1996 годах?
Иван Рыбкин: Дело в том, что я один из разработчиков закона о репрессированных народах. Уже тогда мы принесли решительное законодательное извинение. Это важно. Думаю, что извиниться по этому поводу нужно, и просить прощения у людей. Прямо об этом говорю».
Если правительственные чиновники высшего звена собираются просить прощения у репрессированных народов, то почему бы им не попросить прощения у русского народа? Ведь до 80 % погибших в Чечне мирных жителей — это русские.
А кто ответит за изгнание из Чечни сотен тысяч русских беженцев?
Кто вспомнит о массовых актах насилия, убийствах, расстрелах?
Кто поднимет, наконец, вопрос об ответственности «лучшего министра обороны» Грачева за бездарную новогоднюю операцию в Грозном, стоившую жизни офицерам и солдатам Майкопской бригады?
Кто спросит с вечно смешливого маршала Шапошникова за вооружение им армии чеченских сепаратистов? Тут, пожалуй, извинениями не отделаешься. Здесь к стенке ставить надо.
Хронология захвата власти мятежниками лучше всех описана Андреем Савельевым в его книге «Чеченский капкан». Это самая честная и документальная повесть об истории этой гражданской войны и геноциде русского населения Чечни.
Распад законности в Чечне начался с разложения структур государственной власти в СССР и стихийной суверенизации входящих в него союзных и автономных республик. 1 июля 1989 года первым секретарем Чечено-Ингушского обкома КПСС был избран Доку Завгаев — первый с царских времен чеченец, который стал «хозяином» на этой земле. При этом население Чечено-Ингушетии, составлявшее в 1989 году 1 млн. 270 тысяч человек, более чем на 40 % (порядка 530 тысяч) было нечеченским. Позднее доля чеченцев увеличивалась за счет потянувшихся в Чечню изгнанников и снижения числа русских.
С 1989 года началось вытеснение нечеченских кадров с руководящих постов. В 1990 практически все ключевые посты в Чечено-Ингушетии были заняты чеченцами.
В Чечено-Ингушетии срочно насаждался ислам, причем в самой его примитивной форме. За два года до сентябрьских событий 91-го года в республике построили 211 мечетей (т. е. почти в каждом втором селе), открыли два исламских университета (Курчалой и Назрань). Была воссоздана материальная база для возрождения идеологии мюридизма — духовного рабства «учеников», выполняющих наставления и приказы «учителей».
27 ноября 1990 года Верховный Совет Чечено-Ингушетии под руководством Доку Завгаева, ныне занимающего пост гендиректора МИД России, принял Декларацию о суверенитете. Автономия становилась суверенным государством, готовым подписывать союзный и федеративный договоры только на равноправной основе с другими субъектами. Это решение было поддержано национальным Съездом чеченского народа. В результате произошла этническая самоорганизация чеченцев, которые отбросили сложившуюся систему управления и выстроили свою структуру власти, пренебрегающую интересами всего остального населения.
Советский генерал-майор Джохар Дудаев, приглашенный из Эстонии, где служил в должности командира дивизии тяжелых бомбардировщиков, не удовлетворился уготованной ему ролью «свадебного генерала» и председателя Исполкома Съезда чеченского народа и быстро сообразил, что в нестабильной ситуации вполне может превратиться в политического деятеля. В склоке, возникшей в Исполкоме между «демократами» и «национал-радикалами», Дудаев принял сторону последних.
Ни союзное, ни российское руководство не увидело опасности в нарастании этнического шовинизма и стихийной суверенизации. Сначала масла в огонь подлил Верховный Совет РСФСР, принявший 26 апреля 1991 году уже упоминавшийся выше закон «О реабилитации репрессированных народов», а потом в Чечено-Ингушетии со своей предвыборной речью появился Ельцин, предложивший «брать суверенитета столько, сколько сможете проглотить».
В мае-июне 1991 года второй Общенациональный конгресс чеченского народа (ОКЧН) избрал Дудаева председателем Исполкома и объявил о выходе Чеченской республики из состава РСФСР и СССР. И снова руководство страны не предприняло никаких мер против сепаратистов и мятежников.
В сентябре 1991 года под видом борьбы со структурами ГКЧП дудаевцами были ликвидированы полномочия избранного Верховного Совета республики, власть перешла к назначенному Съездом ОКЧН Временному высшему совету, который был признан Верховным Советом РСФСР единственным законным органом власти в республике. Вообще удивительно, как высшие должностные лица в Москве, в том числе и председатель Верховного Совета России Хасбулатов, могли приветствовать разгон законных органов власти под видом борьбы с ГКЧПистами в Грозном. С точки зрения сохранения государственного единства, это был верх безумия федеральных властей.
Вскоре произошел бандитский захват здания Совета министров, радио и телецентра сторонниками неограниченной власти Дудаева. Наконец, был разгромлен Верховный Совет. 27 октября 1991 года исполком ОКЧН провел незаконные выборы президента и парламента Чечни.
Решение Съезда народных депутатов России ноября 1991 года о признании недействительным избрания Дудаева президентом Чеченской республики никоим образом не отразилось на действиях исполнительной власти, фактически покрывшей все преступления самозваного режима и предавшей антидудаевскую оппозицию. Ельцин подписал Указ о введении чрезвычайного положения в Чечне и, свалив все дела на Руцкого, исчез из Москвы. Верховный Совет РФ отменил этот Указ, тем самым дезавуировав решение Съезда народных депутатов, что являлось прямым пособничеством мятежникам и нарушением Конституции. Направленный в Грозный ОМОН был блокирован дудаевцами в аэропорту, а его техника чьей-то злой волей приземлилась в другом месте. Так состоялась первая победа Дудаева над Россией.
Предвестием физического уничтожения русских стало издание русофобской литературы, прямые оскорбления русских с правительственных трибун, осквернение русских кладбищ и, наконец, перерегистрация «иноязычного населения» 10 января 1992 года. Те русские, кто не успевал пройти перерегистрацию, объявлялись «террористами».
Оружие дислоцировавшихся в Чечне российских войск было расхищено или разграблено. Помог Дудаеву лично «маршал-хохотун». Командовавший весной 1992 года Объединенными Вооруженными силами СНГ маршал Шапошников, с ведома Ельцина и Гайдара, отдал распоряжение о передаче Дудаеву 50 % оружия российской армии, находившегося на воинских складах на территории Чечни. Соответствующий приказ подписал и министр обороны России Грачев, обеспечивший позднее вывод армии из Чечни без тяжелого вооружения, доставшегося дудаевцам в качестве трофеев. Ни того, ни другого не расстреляли, как это должно было бы произойти в любом другом уважающем себя государстве. Александр Коржаков, с 1991 по 1996 год являвшийся начальником Службы безопасности Президента РФ, прокомментировал это так: «Почему Шапошников с Грачевым так решили — не знаю. Предположить могу: у нас тогда было очень модно чемоданами носить деньги. Кому-то из них, может, и принесли, я не знаю».
Предательские решения принимались на фоне погромов воинских частей на территории Чечни. Сообщения о захвате того или иного военного объекта в феврале 1992 приходили ежедневно. В руки дудаевцев попадали тысячи единиц стрелкового оружия. Российский генералитет закрывал глаза на гибель военнослужащих и формирование бандитской армии, до зубов вооруженной нашим оружием. Именно тогда были зафиксированы факты взятия заложников и использование их при разоружении армейских гарнизонов. Еще одно «ноу-хау» Дудаева, это использование заполненных бензином пожарных машин, с помощью которых боевики угрожали поджечь склады с оружием и боеприпасами, если они не будут переданы бандитам.
1 июня 1992 года российские генералы решились на беспрецедентное предательство. Незаконным вооруженным формированиям было передано более 40 тысяч единиц стрелкового оружия, около 150 тысяч гранат и свыше 150 учебных самолетов. Среди переданного оружия были ракетные установки «Луна-8» и системы залпового огня «Град».
Осенью 1994 года боевой летчик Дудаев оснастил 11 самолетов Л-39 100-килограммовыми фугасными бомбами и ракетами для нанесения удара по южным городам России. Удар был бы нанесен, если бы российская авиация накануне введения российских войск в Чечню не уничтожила дудаевские самолеты на аэродромах.
Дополнительная поддержка режима Дудаева была оказана грузинским президентом Гамсахурдия. Оружие в Чечню хлынуло и из других стран — из Украины и Азербайджана, из Восточной Европы и Турции. Чечня становилась ударной силой, направленной против России, готовой к силовым «аргументам» в случае дальнейшего ослабления Москвы.
По одной из непроверенных версий, оружие в Чечне было накоплено для нелегальной продажи мусульманским странам. Так или иначе, в 1991 году переданных бандитам вооружений хватило бы на развертывание полностью укомплектованных семи дивизий. В июне 1992-го численность дудаевской армии составила 10–15 тысяч человек, не считая готовой к мобилизации «национальной гвардии».
Генерал Лебедь, называя Чеченскую войну «заказной и коммерческой», знал, о чем говорил. Разведанные запасы нефти в Чечне составляли 70 миллионов тонн, причем речь идет о нефти высокого качества. Но ее добыча в 1992 году не превышала 1 % от общероссийского объема. Поэтому причиной войны была борьба российской номенклатуры не за сами нефтяные месторождения Чечни, а за право ее бесконтрольной переработки и продажи, т. е. за источник «чистого криминального дохода».
Несмотря на протесты Совета безопасности, правительство Гайдара разрешило перекачать в Грозный около 20 миллионов тонн российской нефти. Незаконные нефтяные операции дали Дудаеву и его окружению около миллиарда долларов. Часть этих денег была в частном порядке вложена в недвижимость и банки за рубежом.
По данным депутата Госдумы РФ от Чечни генерала Ибрагима Сулейменова, в течение 4 лет правления в Чечне Дудаева из республики ежегодно вывозилось 22 млн. тонн нефти, средства от продажи которой шли на личные счета Дудаева.
На выручку от продажи нефти, украденной совместно российскими чиновниками и чеченскими бандитами, было приобретено дополнительное количество оружия. Этим оружием головорезы Дудаева встретили российскую армию в Грозном. Это оружие террористы Шамиля Басаева и Салмана Радуева применили против мирных граждан Буденновска и Кизляра.
Между тем, Гайдар на заседании «парламентской комиссии Говорухина»», созданной в 1995 году для расследования причин и обстоятельств возникновения кризисной ситуации в Чеченской Республике, объяснял необходимость поставок нефти бандитам очень просто — мол, надо было обеспечивать нефтепродуктами посевную кампанию на Северном Кавказе.
В период безраздельного господства Дудаева территория мятежной республики превратилась в заповедник бандитизма. Уровень преступности в Чечне вырос с 1990 года в семь раз. Только умышленных убийств в 1991–1994 гг. было совершено более 2000. Большинство убитых — русские. Расследованием преступлений никто не занимался. Последовавшие за вводом войск авиационные и артиллерийские удары российской армии по Грозному добили остатки русского населения. Основанный генералом Ермоловым город Грозный стал «братской могилой» русского народа на Северном Кавказе. Именно кости русских людей лежат под развалинами столицы Чечни. Русские, по данным всесоюзной переписи населения 1989 года составлявшие 50,3 % населения этого крупного нефтехимического центра, оказались заложниками войны. Чеченцы, узнав о приближении войны, уехали к родственникам в соседние аулы. Русским бежать было некуда. Защитника во власти, которому можно было пожаловаться на притеснения и получить помощь, тоже не оказалось. Мирное русское население оказалось брошено на растерзание свирепыми чеченскими бандами. Будучи разобщенным и деморализованным, оно не смогло дать отпор шовинистам.
Даже казаки в станицах Наурского и Шелковского районов не смогли организовать вооруженное сопротивление бандитам. Все чего-то ждали, озирались на Москву, пересказывали друг другу байки про лютых абреков, затем грузили свой нехитрый скарб и уезжали «на материк».
Главари мятежников оказались очень хорошими пропагандистами. Пресс-служба Дудаева, которую возглавил «продвинутый» демагог Мовлади Удугов, вела целенаправленную работу по промывке мозгов. Чеченцам они усиленно внушали презрение к русским, убеждая своих сторонников в полной безнаказанности преступных действий против «иноязычного населения». Активно распространялись небылицы о «зверствах царизма». Тема сталинской депортации вообще преподносилась как «холокост чеченского народа», требующая «справедливого возмездия». Широкое распространение получила информация о 40 тысячах чеченских детей, убитых русскими в начале 90-х. При этом о причинах выселения чеченцев в Казахстан, о массовом переходе их на сторону врага во время Великой Отечественной войны люди Удугова предпочитали молчать.
В русской среде те же пропагандисты сеяли моральный террор, сковывая страхом малейшее организованное сопротивление. Психологически русские оказались запуганы, сломлены и обращены в бегство.
Чеченской пропаганде подпевали и федеральные российские СМИ, которыми в то время руководили господа Лысенко, Малашенко, Яковлев, Попцов и другие «пламенные демократы». Телевидение и либеральные газеты представляли боевиков сплошь «героями, которые борются за свою свободу». При этом российская армия в описании либеральных писак представлялась сборищем чахоточных бомжей и несчастных детей, насильно оторванных от «мамкиной сиськи»… Про мирное русское население, ставшее заложником бандитов и кремлевских трусов, никто вообще не вспоминал.
К сожалению, о конкретных фактах, свидетельствующих о прямом подкупе боевиками российских СМИ, широкой общественности неизвестно, но я никоим образом в этом не сомневаюсь. Уверен, что ФСБ смогло бы подтвердить наши подозрения документально.
В Исполком Конгресса русских общин тревожная информация о трагическом положении русских в Чечне стала поступать с первых же дней учреждения КРО. В нашей приемной на Фрунзенской набережной Москвы собирались плохо одетые и перепуганные люди, чудом вырвавшиеся из «чеченского рая». То, что они рассказывали о положении соотечественников, больше походило не на реальные истории, а на триллер, созданный психически больным режиссером. В частности, сообщалось, что повсеместно идет захват жилья и имущества русских, которые, кстати, на тот момент составляли четверть населения республики. Как при этом в Кремле можно было не замечать масштабный этнический бандитизм — совершенно непонятно.
Безнаказанный террор заставил русских, бросая имущество, бежать из Чечни. До введения федеральный войск дудаевский режим вынудил к отъезду около 250–300 тысяч человек. По данным лидера Русской общины Чеченской Республики Олега Маковеева, за три года дудаевским режимом было изгнано из Чечни 350 тысяч и убито 45 тысяч русских. Морги были забиты неопознанными трупами. Возник чисто чеченский промысел похищения девушек для продажи их в публичные дома. Изнасилования и зверские убийства русских женщин стали массовым явлением. Русских избивали прямо на улицах, похищали русских детей. Всюду применялось холодное и огнестрельное оружие, оставленное Министром обороны РФ Павлом Грачевым в подарок бандитам.
Соответствующие данные поступали в Москву, но никак не воздействовали на поведение Ельцина и его команды. Ни Хасбулатов, ни Гайдар, несмотря на призывы КРО, ни словом не упрекнули Дудаева в геноциде.
Еще в мае 1994 года несколько сот русских жителей расположенной на территории Чечни казачьей станицы Ассиновская подписали письмо, направленное Ельцину, перечислив преступления режима Дудаева.
Приведу некоторые из перечисленных в письме фактов:
«1 января 1993 года. 3 часа ночи. Неизвестные в масках ворвались к жителю станицы П. И. Шеховцову, открыли стрельбу, избили его, потом заколотили живьем в ящик. Мать-старуху затолкали на кухню, забили гвоздями двери, а тем временем угнали со двора машину. 16 марта 1994 года. Ночь. Вломившись в дом А. Войстрикова, вооруженные громилы избили его, приговаривая при этом: «Дядя, мы работаем по графику. Каждая семья русских у нас в списке». Потом тоже угнали машину. Примерно при таких же обстоятельствах угнаны машины у М. В. Мосиенко, Е. И. Попова, В. Лабынцева, А. Федосеева и многих других. Похищены десятки мотоциклов. В результате у русских жителей станицы, по сути, не осталось личного транспорта».
Здесь же, в Ассиновской, вооруженными боевиками разворовано 11 тракторов и несколько автомашин, принадлежащих колхозу. В письме президенту приводится такой скорбный список ограбленных и избитых русских пожилых женщин:
«А. Федорова, М. Д. Триковозова, А. Казарцева, В. Пирожникова, М. Ваньшина, К. Исаева, М. Буханцова, В. Матюхина, А. К. Малышева, Тиликова, Х. И. Мишустина и другие. Многие из этих старых женщин — вдовы солдат, погибших в Великую Отечественную войну. Кое-кто из них не выдерживал пережитых потрясений и издевательств, как это случилось, например, с инвалидом А. Климовой и Героем Советского Союза Иваном Федоровичем Сергеевым. Они от побоев умерли. 24 марта 1994 года похищенная из своего дома восьмиклассница Лена Назарова была зверски изнасилована группой из шести человек. В апреле 1994 года насильно изгнана из дома семья Съединых: мать, дочь и ее трое детей. Их жилье захвачено чеченцами. Семья вынуждена скитаться. 13 мая 1994 года. Вооруженные бандиты врываются в дом Каминиченко. Зверски избиты мать и бабушка. Тринадцатилетняя Оксана изнасилована и увезена в неизвестном направлении. Всего нападениям подверглось более 70 домов. Поэтому за два года численность русских, которые жили в станице с XVI века, сократилась с 7 тысяч человек до 2 тысяч».
Копии таких писем, обращенных к руководству страны, в Исполком КРО поступали сотнями. К началу весны 1995 года Конгресс русских общин развернул в Ставропольском крае Координационный центр помощи русским беженцам.
Он располагался в Геогриевске, а отделения центра были открыты в крупных селах по берегу реки Терек, например, в станице Галюгаевской. Организуя действия добровольцев, я впервые увидел проявления тихого мужества простых русских людей, которые буквально на себе переправляли на безопасный берег самых слабых и нуждающихся в немедленной помощи соотечественников. Эти отважные люди, среди которых было много русских православных священников, не искали наград и благодарностей. Но для меня они стали примером настоящего русского характера, способного на безумный подвиг во имя спасения людей.
То ли дело местные чиновники! Этим было достаточно приехать в Нефтекумский или Зеленокумский район Ставрополья, а то и просто подъехать к границе с Чечней километров за сорок, и они уже требовали для себя за свое «беспримерное мужество» государственных наград и званий. Все-таки война, что ни говори о ней, умеет проявлять характер, подсказывая, кто сволочь, а кто — человек.
Те русские, которые смогли выехать из зоны боев, в Чечню уже не вернулись. Материальные и моральные потери им никто не компенсировал. В центральной России русских беженцев ждал более чем прохладный прием.
Жаловаться было некому, ждать помощи неоткуда. В Кремле сидели союзники бандитов, а общество было растеряно и подавлено. Пресса шельмовала армию.
Правозащитники терзали Россию. Одного из них, самого наглого и отъявленного врага моей страны, я решил публично вывести на чистую воду.
Сергей Адамович Ковалев всю жизнь стремился стать «вторым Сахаровым». В отличие от «отца водородной бомбы», которому можно многое простить за его научное величие, Сергей Адамович ничем особенным в толпе «профессиональных правозащитников» не выделялся, разве что своей особой ненавистью ко всему русскому и российскому. Зато пакостничать он умел грандиозно. То нагрянет в бункер Дудаева, и оттуда наблюдает, как расстреливают наших солдат. То прикроет бандита и насильника рожениц Шамиля Басаева, обеспечивая его безопасный выезд из Буденновска в горный район Чечни. То опубликует письмецо «К матерям России» вот такого садистского содержания:
«Руины города Грозного завалены трупами. Это трупы российских солдат. Их грызут одичавшие собаки. Эти обглоданные останки были чьими-то сыновьями — я от всей души надеюсь, что не вашими. В сыром темном бункере лежат раненые. Это российские солдаты, попавшие в плен. У иных из них началась гангрена. Они тоже чьи-то сыновья.
Я получил поручение от премьер-министра России В. Черномырдина договориться о заключении 48-часового перемирия. Перемирие необходимо, чтобы убрать трупы и эвакуировать тяжелораненых. Поручение было согласовано с Б. Ельциным.
Во исполнение этого поручения, я в течение нескольких часов пытался связаться с генералами в Моздоке — в штабе группировки российских войск в Чечне. Оказалось, что генералы заняты и не могут подойти к телефону. <…> Генералы не лгут. Они вправду очень заняты. Они заняты тем, чтобы не допустить никаких переговоров. Они очень не хотят перемирия. Они очень не хотят, чтобы кто-то подсчитал количество трупов. Они очень не хотят, чтобы пленные остались живы. Кто-то из вас получит сообщение о том, что ваш сын пропал без вести. Не верьте. Он лежит на улице в Грозном, и его грызут собаки. Или он умер от сепсиса в чеченском плену».
После публикации этого письма «правозащитник» Ковалев окончательно стал для меня не человеком, а субстанцией, в яркой форме воплощающей всю мерзость «либеральной публики», возжелавшей поражения своему Отечеству в борьбе с бандитами. Причем Сергей Ковалев оказался не одинок — значительная часть «демократических СМИ», игнорировавших трагедию русского народа на Кавказе, поливавших грязью воюющих в Чечне солдат и офицеров, думали так же, как и он. Вот почему моя публичная теледуэль с Ковалевым, которая состоялась летом 1995 года в популярной и идущей в прямом эфире передаче Александра Любимова, стала демонстрацией пропасти, отделявших национал-предателей, включая Ельцина, от русского народа.
К этой передаче я готовился самым тщательным образом. Прежде всего, я решил, что не Любимов, а я должен стать пытливым журналистом, вскрывающим идеологические кишки хрестоматийного клеветника России. В разгаре дискуссии я потребовал у ведущего принести в студию видеомагнитофон для демонстрации кассеты с записью Ковалева, приехавшего на автобусе с террористами из Буденновска в село Ведено — горную вотчину Басаева. Я действительно располагал устными показаниями двух заложников о том, что Сергей Адамович Ковалев приветствовал восторженную толпу, встречавшую «абхазский батальон» Шамиля Басаева после выполнения «боевого задания» в буденновском роддоме. Однако документальными доказательствами такой подлости Ковалева я, к сожалению, не располагал.
«Профессиональный правозащитник» не мог знать, снимал ли его кто-либо из толпы фанатов Басаева и могла ли такая видеозапись оказаться у кого-либо из его идеологических врагов. А я знал, что этот старый сморчок, прикидывавшийся «совестью нации», не мог не совершить какой-нибудь гнусности в дни Буденновской трагедии, поэтому решил пойти ва-банк. Я достал пустую видеокассету и, глядя злобному Шапокляку в глаза, заявил, что на ней запечатлено, как он, Сергей Адамович Ковалев, будучи «заложником», радостно приветствует боевиков Басаева, встречающих своего шефа криками «Аллах Акбар!». Александр Любимов замешкался, пытаясь объяснить телезрителям техническую невозможность показа моей пленки в прямом эфире. Он не знал, что кассета, принесенная мной в студию, была пуста. Но интереснее всего была реакция «Сахарова № 2». Он резко сдулся и густо покраснел. Я понял, что попал в «десятку» — судя по реакции Сергея Адамовича, он вел себя в Ведено именно так, как мне рассказывали очевидцы. Передо мной сидел только что разоблаченный предатель, которого мне нехитрым образом удалось вывести на чистую воду. Победа над врагом русского народа была полной, но не окончательной. Ковалев улизнул из студии, и вскоре снова оказался в расположении боевых позиций сепаратистов. Но политический фитиль, вставленный ему на передаче «Останкино», светил даже ночью, выдавая нашей армейской разведке передвижения этой «совести нации» по тылам боевиков.
Через неделю рупор «прогрессивного либерализма» — газета «Московские новости» поместила на своих страницах материал, посвященный моей телевизионной дуэли с Сергеем Ковалевым. Как сейчас помню его название — «Диалог барабана со скрипкой». Надо полагать, что «скрипкой» либеральный писака именовал Сергея Адамовича. Как бы то ни было, газета признала выступление «совести нации» в передаче Александра Любимова провальным. Сколько потом у меня было сочных дебатов и ярких интервью на телевидении, но ту передачу, — ту первую пробитую мной трещинку в массированной пропагандистской кампании унижения России и ее армии, которую вели вражеские СМИ, — я помню до сих пор.
Сразу после передачи я вылетел в Буденновск. «Святой крест» — так звучит старое название этого города — еще не остыл от недавнего боя с бандой Басаева. Свежее кладбище у подножья этой новой Голгофы ставропольской земли, где только что похоронили более сотни застреленных террористами мирных жителей, было завалено цветами. Многие горожане на улице узнавали меня, останавливали, чтобы поблагодарить за слова правды, впервые сказанные по телевидению о трагедии русского народа.
В Буденновске я познакомился с полковником милиции Николаем Ляшенко. Как бывший начальник городского управления внутренних дел, он находился под следствием. Так у нас часто бывает — судят командира подразделения милиции, принявшего неравный бой с бандой профессиональных убийц, а «высокое начальство», прозевавшее свободное передвижение по Ставропольскому краю грузовиков, набитых головорезами из «Абхазского батальона» Басаева, как всегда оказалось ни при чем. Правда, вскоре Ляшенко был оправдан и восстановлен в прежней должности. Благодарные земляки при поддержке КРО избрали его городским главой, и это стало лучшим ответом пережившего войну города на попытки Кремля спихивать свои провалы на командиров армейских и милицейских подразделений, честно выполнявших свой воинский долг.
Первая Чеченская война рентгеном проявила всех внутренних и внешних врагов России. При первом же ослаблении страны они повылезали из всех нор. Вот как высказался Милли меджлис (Собрание) татарского народа по поводу введения войск в Чечню так: «Кровавая рука Москвы после Баку, Тбилиси, Вильнюса, Риги и Ташкента достигла сегодня Чечни и на этом не остановится». Москва снесла это наглое оскорбление, утершись своей «кровавой рукой», ни один из авторов данного заявления не был упрятан за решетку. Руководитель татарского общенационального центра (ТОЦ) назвал чеченские события «колониальной имперской политикой». Административные органы Татарии согласились с его требованием не направлять татар на службу в Чечню. Москва снесла и это оскорбление от «суверенного Татарстана».
Со своими акциями против России выступили Союз татарской молодежи, Ассоциация национально-культурных обществ Республики Татарстан и лично президент Татарстана Минтимер Шаймиев, до сих пор руководящий республикой и ныне являющийся сопредседателем Высшего совета партии «Единая Россия». Последний предложил себя в качестве посредника между российскими властями и бандитами, подразумевая для Чечни «модель Татарстана», «позитивно оцененную международной общественностью». Стоит ли напоминать, что эта «международная общественность» всегда позитивно оценивала все, что способствовало разрушению России, и Шаймиев никогда ее не разочаровывал.
Татарские сепаратисты чеченскую войну решили использовать для раздувания антирусской истерии. Они не только прямо поддержали Дудаева, но еще и начали проводить митинги в память погибших при защите Казани в 1552 году. Направленность этих митингов была очевидна — отторжение Татарии от России. Мало кто уже помнит, как в 1991 году толпы народа на центральной площади Казани стояли с плакатами: «Татарстан — независимое государство», «Русские, убирайтесь из республики». Татарстан объявил о своей независимости одновременно с Чечней, а в 1994 году между Шаймиевым и Ельциным был подписан до сих пор действующий «Договор о разграничении полномочий между Татарстаном и Россией». До подписания договора, если Москва настаивала на своем, на улицы выходили тысячи людей, жгли российские флаги, паспорта, топтали герб. Президент Татарстана Минтимер Шаймиев спокойно наблюдал за выражением «воли татарского народа.
Никакого секрета для российских властей в том, кто помогал чеченским боевикам, нет. Для Турции, Пакистана, Азербайджана, Украины помощь сепаратистам в Чечне стала государственной политикой. Фактов, подтверждающих это, множество. Турция открыто принимала на своей территории чеченских террористов. Уже в декабре 1994 года Совет национальной безопасности Турции под председательством президента республики Султана Демиреля обсуждал вопрос об оказании помощи Дудаеву. Потом чеченская диаспора смогла собрать и переправить из Турции в Чечню 4 миллиона, а затем еще 10 миллионов долларов. Курьеры с фальшивыми документами, под видом журналистов переправляли крупные партии валюты через российско-азербайджанскую границу. Не случайно в качестве наиболее приемлемого для него посредника на переговорах Дудаев назвал (помимо Шаймиева) президента Турции, а также президента Казахстана Нурсултана Назарбаева.
Мой отец — Рогозин Олег Константинович — Герой Социалистического труда, генерал-лейтенант, доктор технических наук, профессор
Моя мать — Рогозина (Прокофьева) Тамара Васильевна — всю жизнь проработала медицинской сестрой
На военных сборах перед отправкой на Кубу, лето 1985
Чемпион факультета журналистики по подъему мешков с картошкой, Бородино, сентябрь 1982
Первый Конгресс молодых политических лидеров СССР состоялся 8 декабря 1991 года — в один день с «Беловежским сговором» президентов России, Украины и Белоруссии, объявивших о «денонсации Договора об образовании Союза ССР»
Международный конгресс русских общин сумел объединить все самодеятельные организации российских соотечественников, Учредительный съезд МКРО 30 марта 1993, Москва, Парламентский центр на Трубной площади
С генерал-лейтенантом Александром Ивановичем Лебедем сразу после его «добровольно-принудительной отставки», Исполком Конгресса русских общин, май 1995
На закрытом совещании с лидером боснийских сербов профессором Радованом Караджичем, февраль 1995, г. Пале, Республика Сербская Боснии и Герцеговины
С командующим вооруженными силами боснийских сербов генералом Радко Младичем мы обсуждали действия русских добровольцев в составе сербской армии, январь 1996, Ново-Сараево, штаб армии Республики Сербской Боснии и Герцеговины
На переговорах с главарями ичкерийских мятежников, осень 1996, Чечня
Освобождение из чеченского плена 72-летнего русского строителя Виталия Козменко (на фото слева).
В центре снимка — дагестанский депутат Надир Хачилаев, оказавший мне помощь в освобождении русских заложников, удерживаемых чеченскими бандитами, дагестано-чеченская граница, ранняя весна 1999
Я всегда чувствовал поддержку моих избирателей, Воронежская область
Содействие восстановлению православных храмов — неотъемлемая часть моей депутатской работы
Со Святейшим Патриархом Алексием Вторым, весна 2003, Троице-Сергиева лавра
Участники акции голодовки — депутаты фракции «Родина» Олег Денисов, Иван Харченко, Андрей Савельев, Дмитрий Рогозин и Михаил Маркелов, январь-февраль 2005, Госдума
Выступление перед москвичами на ступеньках Дворца культуры Московского авиационного института. Пытаясь помешать встрече, власти вырубили свет в зале, но митинг все же состоялся — на морозе и при свете юпитера телекамеры, конец ноября 2005
С председателем Президиума партии «Родина» Александром Бабаковым, май 2005
Перед началом теле-дуэли с редактором газеты «Завтра» Александром Прохановым в популярной передаче Владимира Соловьева «К барьеру». Октябрь 2003. Вскоре мы стали друзьями.
В гостях у знаменитого русского художника Ильи Глазунова, февраль 2006
Выступление перед депутатами Парламентской Ассамблеи Совета Европы, июнь 2000, Страсбург, Франция
С сопредседателем Комиссии Дума-ПАСЕ Лордом Джаддом на встрече с представителями европейских правозащитных организаций, Грозный, Чечня, июль 2001
Специально для целей калининградского транзита Европейский союз был вынужден принять российские условия и скорректировать свое законодательство.
На встрече с жителями области в первые часы ввода новых правил транзита, литовско-белорусская граница 1 июля 2003
Я благодарен Евгению Максимовичу Примакову за поддержку и мудрые советы. Осень 2000
С государственным секретарем США Кондолизой Райс, Вашингтон, весна 2003
На официальном приеме в резиденции короля Испании Хуана Карлоса, Мадрид, июнь 2000
С президентом Владимиром Путиным
Николай Расторгуев и группа «Любэ» активно поддерживали блок «Родина» на выборах, Воронеж, декабрь 2003
Стартом избирательной кампании блока «Родина» стало появление на экранах ролика, в котором мы с Сергеем Глазьевым за кружкой пива беседуем о вреде олигархов
Неформальный разговор в перерыве заседания Думы со старейшинами фракции «Родина» — генералом армии, Героем Советского Союза Валентином Варенниковым и бывшим главой Центробанка России Виктором Геращенко, февраль 2004
На массовом митинге партии «Родина» в центре Москвы, июнь 2005
После победы ЦСКА в Кубке УЕФА все депутаты фракции «Родина» пришли в Госдуму в символике российского футбольного клуба, май 2005
С супругой Татьяной, Рига, 2001. В марте 2004 года латвийские власти внесли меня в список персон нон-грата за активную поддержку массовых акций русских школьников, защищавших право получать среднее образование на родном языке
Сын Алексей после принятия присяги на плацу Кантемировской дивизии и моя супруга Татьяна
С Жириновским нам не по пути
Геннадий Зюганов предлагает закончить прерванный разговор
Спор о «монетизации» с премьер-министром Михаилом Фрадковым, Кремль, август 2004
Владислав Сурков всегда живо интересовался делами оппозиции, Кремль, осень 2005
С председателем Госдумы, руководителем «Единой России» Борисом Грызловым
Беслан спустя полгода после трагедии. На встрече с бывшими заложниками — учащимися школы № 1 и их родителями, март 2005
Верховный Суд оглашает решение о снятии предвыборного списка партии «Родина» с выборов в Московскую городскую думу, декабрь 2005. Справа от меня — глава московского предвыборного штаба, депутат фракции «Родина» Игорь Морозов
В Пакистане легально действовала фундаменталистская партия «Джамаат-и-ислами», вербовавшая для Дудаева наемников из различных мусульманских государств. Помощь в этом деле партии оказывалась разведкой Пакистана. Спецслужбы Пакистана способствовали установлению контактов дудаевцев с главарями наркосиндикатов, действующих в северо-западной пограничной провинции Пакистана.
Наркомафия предлагала чеченским бандитам совместную работу по транспортировке героина и опиума. На вырученные деньги террористы могли закупить оружие для продолжения войны.
В северных районах Кипра, оккупированных турецкими войсками с 1974 года, были организованы тренировочные лагеря для дудаевских боевиков и иностранных наемников. Весной 1995 года был налажен воздушный мост из Северного Кипра и Турции в Чечню, осуществлялась переброска боевиков, оружия и боеприпасов в районы Чечни и Дагестана, граничащие с Грузией и Азербайджаном.
В Стамбуле было подписано соглашение между афганскими и другими террористическими группировками о направлении около 2000 боевиков в Чечню. Из Афганистана в первоочередном порядке готовы были отправиться до двухсот «волонтеров». В августе 1996 года в Стамбуле прошли переговоры дудаевцев и таджикской оппозиции, посвященные доставке в Чечню оружия, боеприпасов и живой силы.
В Азербайджане боевики отдыхали и лечились. Центральные городские гостиницы столицы Азербайджана «Баку» и «Апшерон» были в их распоряжении. Здесь боевики получали внутренние и заграничные азербайджанские паспорта, по которым могли отправляться на отдых в Турцию или на преступный промысел в города России. Те же, кто не склонен был к дальним поездкам, имели возможность подработать рэкетом и наркобизнесом или послужить в местном спецназе.
Азербайджан стал перевалочной базой для турецкого оружия, поступающего боевикам. В 1995 году российским пограничникам удалось задержать на границе с Азербайджаном 53 автомашины и трактор, нагруженные оружием. Изъято 240 реактивных снарядов и выстрелов к гранатометам, 110 тыс. боеприпасов к стрелковому оружию, пистолеты, автоматы, военное обмундирование и медикаменты общим весом около 7 тонн.
Украинские власти тоже почти открыто принимали у себя «мирных» сепаратистов, прикидывающихся беженцами из Чечни. Эти люди не только без стеснения высказывали антирусские взгляды, но занимались с ведома украинских властей организаций чеченской диаспоры на борьбу с Россией. Чеченцам дали возможность создавать на Украине свои общественные объединения, не скрывающие своей агрессивности по отношению к России и русским. Киевские политики сквозь пальцы смотрели на участие украинцев в боевых действиях против России. Украинские боевики ОУН (Организация украинских националистов) и УПА (Украинская повстанческая армия), без какого-либо противодействия со стороны Киева, отправлялись в Чечню. Очевидцы утверждали, что украинские фашисты в обращении с пленными русскими солдатами отличались особой жестокостью. Хотя, что может быть ужасней зверств, которым подвергали наших военнослужащих чеченские боевики?
Помощь бандитам на Западной Украине оказывали демонстративно: одну из улиц во Львове назвали именем Дудаева. Пресса писала о появлении подстреленных в Чечне боевиков в крымских санаториях. Оплачивала лечение некая киевская фирма. Только одна партия прибывших в Крым боевиков насчитывала 200 человек. Им были предоставлены места в нескольких санаториях Минобороны Украины. Кроме того, в Крыму позволялось проводить провокационные митинги местных татар под чеченскими флагами, провозглашать шовинистические лозунги и угрожать русским.
Прибалтийские республики тоже внесли свою лепту в войну с Россией. Помимо неофициальной отправки в Чечню боевиков и экономической помощи режиму Дудаева, в Прибалтике была организована политическая поддержка вооруженному авангарду русофобов. Наиболее яркое событие в этой области — торжества в Латвии по поводу прибытия мадам Дудаевой с наградами для литовцев, воевавших против России. Парламент Литвы чуть ли не в полном составе собрался на мероприятие по раздаче крестов. Кроме того, прибалты закрывали глаза на демонстративное использование территории их стран для развертывания террористами своих информационных ресурсов, прежде всего Интернет-порталов.
Польские члены «интернационала русофобов» тоже не остались в долгу. Они сохранили у себя орденский крест для награждения Сергея Адамовича Ковалева, который согласился принять награду только после завершения боев в Чечне. Польские русофобы не постеснялись повесить на шею Ковалеву «Орден чести».
Таким образом, в Чеченской войне «творчески сплелись» интересы кавказских, турецких, украинских и прибалтийских врагов России.
В мае 1996 года, когда российская власть организовала очередной водевиль с демонстративным замирением с главарями мятежа, съезд Конгресса русских общин принял резолюцию следующего содержания:
«1. Положение русских на территории Чечни продолжает оставаться неприемлемым, дискриминация и геноцид русских продолжается. Правительство Д. Дудаева проводит политику грубого ущемления прав русского населения. Русские в Чечне продолжают оставаться заложниками.
2. Сотни тысяч русских беженцев, покинувших районы ведения боевых действий, не могут вернуться в Чечню, где им не гарантировано безопасное и равноправное положение. Не получают они и той помощи, которая позволила бы им закрепиться на новом месте жительства.
3. До сих пор не получили должной государственной оценки факты геноцида против русских в период 1991–1994 гг. Виновники превращения Чечни в заповедник для уголовников не названы и не наказаны. Основные выводы «комиссии Говорухина» остались без внимания.
В этих условиях попытка провести в Чечне выборы — это путь к восстановлению этнократического режима, направленного против России и русских.
В настоящее время видны лишь два пути выхода из чеченского конфликта — либо полный исход русских в центральные районы России, либо решительные меры государства, гарантирующие соблюдение их прав. Первый вариант развития событий не обеспечен финансовыми ресурсами и грозит повторением чеченского сценария в других регионах страны. Второй путь требует решительности и воли.
Конгресс русских общин предлагает ввести на территории Чечни военное положение, которое предполагает:
• приостановку деятельности любых избранных органов, отмену выборов, отстранение от руководства Д. Дудаева и его правительства, назначение военного губернатора и его уполномоченных на местах с самыми широкими полномочиями;
• прекращение любых переговоров с лицами, виновными в преступлениях дудаевского режима или сочувствующими ему;
• безоговорочное уничтожение любого вооруженного противодействия суверенитету России;
• арест и высылка лиц, не имеющих определенного рода деятельности или способствующих боевикам;
• создание на территории Чечни русских районов, охраняемых отрядами самообороны, тесно взаимодействующими с Вооруженными Силами и МВД;
• запрет на политическую и предпринимательскую деятельность, на занятие государственных постов для лиц, причастных к поддержке дудаевского режима.
Помимо этого необходимы меры следующего характера:
1. Учет всех материальных и моральных потерь мирного населения Чечни, не принимавшего участия в боевых действиях и не поддерживающего боевиков. Ведение восстановительных работ по прямому заказу пострадавших лиц до полной компенсации понесенного ущерба, — прежде всего, в русских районах.
2. Проведение специальных операций против организованных по этническому принципу криминальных чеченских группировок в крупных городах — прежде всего в Москве.
3. Принятие государственной программы помощи семьям погибших в Чечне военнослужащих, прежде всего их детям. Приравнивание статуса инвалидов Чеченской войны к статусу ветеранов Великой Отечественной Войны и войны в Афганистане. Оказание государственной поддержки общественным объединениям, помогающим реабилитации защитников Отечества, пострадавших в Чечне. Учреждение специальной медали для всех участников боев против дудаевских бандитских формирований.
Конгресс русских общин заявляет, что ни одно преступление чеченских бандитов и их пособников не будет забыто. До тех пор, пока не восстановлен мир и не обеспечены права русских в Чечне, пока не пойман и не наказан последний бандит, Конгресс русских общин будет полагать, что деятельность государственных органов недостаточно эффективна, а вина чеченского народа, допустившего геноцид русского народа, не исчерпана до конца».
Это заявление появилось в тот момент, когда Ельцин имитировал переговорный процесс с преемником Дудаева Яндарбиевым и пригласил его в Кремль. Резолюция КРО была воспринята либеральной прессой как «погромная». Действительно, будто бы опять забрезжил мир, а тут снова призывы к военным мерам.
Через несколько дней, когда боевики отдохнули и «почистили свои перышки», все встало на свои места. Обстрелы российских войск в Чечне возобновились, переговоры с террористами о конкретных мерах урегулирования закончились полным крахом.
Скоков, Лебедь, Глазьев
По поводу нашей первой тройки на выборах Государственной Думы 1995 года — Юрий Скоков, Александр Лебедь, Сергей Глазьев — представитель КРО в Крыму Николай Захарченко любил шутить: «скоко у лебедя Глазьев?» Шутки шутками, но никто не сомневался, что Конгресс русских общин, добившись «руки и сердца» популярного в народе приднестровского миротворца генерала Лебедя, сможет блестяще выступить на выборах. Тем не менее этого не произошло. Избирательное объединение КРО с треском провалилось. Но оно и не могло не провалиться.
С Юрием Владимировичем Скоковым мы знакомы с апреля 1993 года. Я сам позвонил ему сразу после его шумной отставки с поста секретаря Совета безопасности России. К Скокову в моем окружении в то лихое время буквально все питали искренние симпатии. Именно ему в декабре 1992-го при рейтинговом голосовании по вопросу о назначении председателя правительства России народные депутаты Верховного Совета отдали максимум своих голосов. Но авторитетному среди силовиков и патриотов Скокову президент предпочел «профессора русской словесности» Виктора Черномырдина. Ельцин опасался самостоятельности Юрия Владимировича и, под давлением Геннадия Бурбулиса и Егора Гайдара, стал блокировать его действия. В марте 1993 года — за полгода до «Черного Октября» — Скоков был уволен с государственной службы за отказ визировать проект антиконституционного Указа «Об особом порядке управления страной». Фактически это была первая попытка Ельцина разогнать Верховный Совет России, но она умерла еще в зародыше.
Скоков был значительно старше и опытнее меня, сохранял обширные связи в аппарате правительства и силовых структурах. Он оказывал мне моральную поддержку, помогал советами. Я держал его в курсе своих дел, знакомил с соратниками по Конгрессу. В целом я рассчитывал, что авторитет Скокова среди промышленников и силовых структур позволит КРО укрепить свои позиции не только в странах «ближнего зарубежья», где мы к тому времени стали главной сетевой организацией русских соотечественников, но и в самой Российской Федерации.
Конгресс русских общин нуждался с парламентском представительстве, в возможности законодательного обеспечения деятельности русских общин. Без своей фракции в Госдуме нам становилось все сложнее защищать свои интересы. Союз с влиятельным бывшим секретарем Совета безопасности, возглавлявшим в то время Федерацию товаропроизводителей России, серьезно укреплял позиции КРО во внутриполитической жизни страны. У нас появилась возможность сформировать на предстоящих выборах собственное избирательное объединение. Федерация товаропроизводителей и «Союз возрождения» совместно учредили одноименное общественно-политическое движение — «Конгресс русских общин». В отличие от Международного КРО, созданного в марте 1993 года, его «младший брат с московской пропиской» приобрел право участия в общероссийских выборах. Учредительный съезд, собравшийся весной 1995 года, избрал Юрия Владимировича председателем организации. Я возглавил Исполком.
Общественный интерес к КРО подстегнула и внезапная отставка командующего 14-й армии Александра Лебедя. Скоков попросил меня срочно вылететь в Тирасполь и помочь генералу с «эвакуацией». К тому времени отношения командарма с руководством непризнанной республики были уже серьезно испорчены. Не вдаваясь в причины этого конфликта, я был уверен, что моя дружба с президентом Приднестровья Игорем Смирновым и руководством силовых структур республики позволит мне вывести Лебедя без скандала и ненужных всем нам осложнений. Для убедительности я по предложению Скокова взял с собой бывшего командира спецназа Главного разведуправления (ГРУ) Василия Колесника и еще несколько серьезных офицеров.
В Тирасполе мне действительно удалось быстро успокоить страсти. В конце концов, объект раздражения приднестровских властей — грубоватого и неуживчивого командарма — я увозил в Москву, а, значит, и конфликтовать нечего. При этом у нас со Скоковым была четкая договоренность с Лебедем, что еще до своей формальной отставки он сделает заявление о желании начать политическую карьеру в составе Конгресса русских общин. Звучало убедительно и пугало врагов.
Сойдя с трапа самолета, который привез Лебедя и его жену на Родину, командарм действительно сделал такое заявление. Оно повергло политологов и либеральных писак в шоковое состояние. Но это продолжалось недолго. Соперничество Лебедя и Скокова и нежелание «старших товарищей» обращать внимание в агитационной кампании на «русскую тему» сыграли с Конгрессом злую шутку. Сначала в рядах руководства КРО появились странные граждане из созданного Скоковым «Союза народов России». По мысли Юрия Владимировича, они должны были символизировать «государственное и духовное единство народов России». Затем «старшие товарищи» запустили прессе такую, якобы, забавную присказку — мол, русских вообще нет. «Русский — это плохо замаскированный татарин или хорошо замаскированный еврей» — такое выражение со ссылкой на авторство новых руководителей КРО стало гулять в патриотических кругах. На мой взгляд, эта «шутка» на деле оскорбляла как русских, так и татар с евреями.
Апофеозом распада смысла и целостности избирательной кампании российского КРО стало приглашение на работу в наш выборный штаб в качестве его главных «мозгоблудов» политических консультантов из пиар-агентства «Видео Интернэшнл» — господ Юрия Заполя, Глеба Павловского и Марата Гельмана. Эта странная компания обещала Скокову «все сделать под ключ». Первым делом штабисты с согласия Скокова распорядились уничтожить весь тираж свежеотпечатанного «Манифеста возрождения России». Потом они заставили Скокова, Лебедя и Глазьева сниматься в глупых и бессодержательных видеоклипах с многозначительными проходами втроем по Красной площади так, будто они приехали из глухой деревни поглазеть на Ленина в Мавзолее. Наконец, эти «коты Базилио» наштамповали огромное количество дурацких наклеек с изображением «пьяных» слов «Глазьев», «Скоков», «Лебедь» и «танцующего» номера «31», под которым наше избирательное объединение шло на выборы. В нижнем левом углу наклейки, исполненной в красно-коричневых тонах, ярко выделялась скромная подпись автора этого изделия — «Галерея Марата Гельмана». Я сразу представил, какой избирательный энтузиазм вызовет сей шедевр у избирателей КРО. Все было ясно. Доверив организацию выборной кампании идеологически чуждым нам людям — «политтехнологам-профессионалам», мои «старшие товарищи» приговорили Конгресс русских общин к позорному поражению. Не будучи в силах повлиять на дальнейший ход событий, я сначала улетел в Севастополь для участия в судебном процессе в защиту Российской общины, а затем снарядил 20-дневную агитационную экспедицию Международного КРО по городам Волги.
Итог выборной кампании Конгресса русских общин печален и поучителен. Нам не хватило 0,6 процента для попадания в Думу. Отсутствие внятной идеи у лидеров избирательного списка, излишняя самоуверенность, расчет на теневые договоренности с властью — все это грубые ошибки, которые и привели нас к поражению.
Взлет и падение Лебедя
В течение трех месяцев мне пришлось восстанавливать организацию буквально из руин. Часть активистов перешла в новое движение Александра Лебедя «Честь и Родина», но костяк соратников остался и ждал моего решения. «Старшие товарищи» разошлись кто куда. Скоков принял удар поражения на себя, что делало ему честь. Генерал переехал ко мне в офис Исполкома КРО на Фрунзенскую набережную и начал там разворачивать избирательный штаб своей президентской кампании. Глазьев заявил, что его интересует наука и коммунисты. Тем не менее, большую часть времени он проводил рядом с Лебедем, готовя ему экономическую программу. Интересно, что таких программ у Лебедя было две. Обе программы — экономические и, причем, прямо противоположного содержания. Что это был за финт ушами, до сих пор не ясно. Возможно, остроумный командарм, часто прикидывавшийся «чайником», считал забавным иметь сразу две экономические программы — одну для либералов, вторую — для коммунистов. В общем, такой «всепогодный политический бомбардировщик». Конечно, Глазьев от этого нервничал, переживал. Он просто плохо знал генерала.
Насколько я понимаю Александра Ивановича (а знал я его достаточно близко), он, будучи кадровым офицером, прошедшим всю кровь 80-х и 90-х годов, в глубине души ненавидел и презирал всех политиков, вне зависимости от цвета их шкуры. Приняв решение стать одним из них, он чувствовал свое огромное преимущество — в опыте, природной смекалке, знании жизни и смерти. Но вместо того, чтобы продемонстрировать свое преимущество в наличии чести и личной порядочности, генерал решил сыграть с политиками в их игры — циничные и изначально проигрышные для любого, кто пришел в политику со стороны.
Весь январь, февраль и первую половину марта 1996 года Лебедь, уже выдвинутый кандидатом в президенты РФ, сидел на Фрунзенской в кабинете напротив меня, все время курил, смотрел на молчавший телефон и приговаривал: «Ничего. Позвонят. Никуда они не денутся». Сначала я плохо понимал, о чем и о ком речь, но вскоре догадался. В начале марта мне позвонил мой бывший однокурсник, работавший в пресс-службе компании «Логоваз», и сообщил, что «Борис Абрамович Березовский приглашает Александра Ивановича Лебедя и Дмитрия Олеговича Рогозина пожаловать на званный обед». «Пойдете?» — на всякий случай переспросил я генерала и по выражению его лица сразу понял, что три месяца он ждал именно этого звонка.
Офис главного кардинала российской политики располагался в двух шагах от метро «Павелецкая». Хозяин задерживался. Нас провели в светлую гостиную, где был накрыт чай. Лебедь заметно нервничал, даже зачем-то заглянул под стол, как будто Березовский мог спрятаться от нас в таком неуютном месте.
Наконец дверь распахнулась, и в гостиную влетел неказистого вида плешивый живчик, одновременно говорящий по двум мобильным телефонам. Отдав мобильники прислуге, он плюхнулся в кресло напротив нас и тут же одарил Лебедя целой порцией изящных политических комплиментов. Генерал, кивнув в мою сторону, сказал Березовскому, что у него нет от меня секретов, достал мундштук и спросил: «Здесь курят?» Казалось, Борис Абрамович был готов любой повод обратить в причину для новых комплиментов. Он сказал, что у него в офисе не курят, но ради такого человека, такой глыбы… и т. д. и т. п. Я понял, что Березовскому Лебедь был нужен в еще большей степени, чем Березовский Лебедю. Генералу, в общем-то, не пришлось и рта открывать, просить чего-либо. Березовский говорил без умолку.
Подойдя в своей речи к теме предстоящих президентских выборов, он остановился, многозначительно посмотрел на командарма, извлек из кожаной папки несколько скрепленных страничек машинописного текста и протянул их Лебедю. Генерал напустил на себя пущей важности (он так делал всегда, когда сильно волновался), сначала раскурил сигарету в мундштуке и только потом небрежно принялся читать. Наступила тишина. Лебедь читал медленно, и пауза в разговоре затянулась.
«Как поживает ваш Конгресс?» — спросил меня Березовский, видимо, решив, что нехорошо молчать так долго. «Готовим погромы в еврейских кварталах», — ответил я с самым серьезным видом. «Очень остроумно, молодой человек. Далеко пойдете!» Березовский с удовольствием продолжил бы наш разговор и дальше, но Лебедь дал понять, что он все прочел и со всем согласен. Насколько я теперь понимаю, генерала познакомили с неким планом проведения выборной кампании, который предполагал оказание ему серьезной финансовой и информационной поддержки в расчете на оттягивание голосов у фаворита выборной гонки — лидера КПРФ Геннадия Зюганова. Цена вопроса — размен голосов миллионов избирателей на «крутую должность» при действующем президенте Ельцине с последующей его заменой.
К моему удивлению, Лебедь, не разжевывая, проглотил этого «троянского коня». На что он рассчитывал? На болезненный вид Ельцина, который, несмотря на перенесенный на ногах инфаркт, продолжал отплясывать на своих агитационных мероприятиях? Конечно, Лебедь не хотел вставать под знамена глубоко не уважаемой им власти. Несмотря на склонность к неожиданным решениям, генерал был умным человеком и тонко чувствовал настроения народа. Рискнуть своей репутацией он был готов лишь на время, но чтоб потом всем стало ясно, как он перехитрил своих врагов.
Думаю, что именно Александр Коржаков и Михаил Барсуков, стоявшие тогда во главе Службы безопасности Президента и ФСБ, убедили его согласиться на предложение возглавить Совет безопасности. Возможно, кто-то из них рассчитывал, что, заняв место у изголовья дряхлеющего президента, они смогут заставить его отказаться от власти в пользу популярного в народе генерала-миротворца.
Лебедь на примере Скокова тоже понимал значение позиции секретаря Совбеза в иерархии ельцинской власти. Он не понимал только одного — Борис Ельцин эту партию играл «белыми» и не собирался ее проигрывать. Выторговав для себя дополнительно должность помощника по национальной безопасности (на что я сказал Лебедю, что «помощники президента президентами не становятся») и гарантию, что с поста министра обороны будет уволен Павел Грачев (Лебедь не мог простить ему свое изгнание из армии), Александр Иванович согласился с предложением Бориса Николаевича. Два гиганта ударили по рукам.
На телевидении сразу замелькали рекламные клипы Лебедя с удачным лозунгом «Есть такой человек, и ты его знаешь!». Генерал съехал с офиса КРО в просторный избирательный штаб в ста метрах от Третьяковской галереи, набрал себе сотни сновавших по коридорам «политических консультантов» и прочих проходимцев. Короче, выборная кампания под руководством «демона» Березовского закипела, забурлила.
Мы стали встречаться все реже и реже. Наверное, я напоминал Лебедю его самого, но только в самом начале пути, — когда денег, команды и связей у него не было, но было страстное желание изменить мир к лучшему. Став «без пяти минут президентом», Александр Иванович не хотел видеть тех, с кем он не мог не быть откровенен. В его душе произошла перемена, и он, видимо, не хотел о ней никому рассказывать.
После первого тура мы встретились еще раз. Он приехал ко мне на Фрунзенскую без особого повода, — так, чтобы просто поговорить, «обсудить последние новости». Чувствовалось, что он совсем запутался. Я решил поменять тему беседы, напомнил Лебедю июньские дни 92-го в Приднестровье. Генерал задумчиво сказал, что для него это были самые счастливые дни в жизни. Тогда он точно знал, что делать, понимал, где свои, а где враги.
Я просил Лебедя только об одном: отказаться от сделки, не звать избирателей голосовать за Ельцина, не брать из его рук должность. Ведь вымажут в грязи, а потом кинут. Лучше громко выйти из этой подлой игры, сказать: «Чума на оба ваши дома!» Пройдет полгода, все переменится, но останется он — генерал Лебедь, отказавшийся от сделки с собственной совестью. И альтернативы ему не будет.
От меня Лебедь уехал в Кремль. До сентября 1996 года, пока он не вернулся из Хасавюрта, мы с ним больше не виделись.
Естественно, все произошло так, как я и говорил. Ельцин по требованию Чубайса, раскрывшего «заговор» Коржакова, Барсукова и «примкнувшего к ним» Олега Сосковца, уволил всех троих. Лебедь во власти остался один. Затем Анатолий Чубайс придумал остроумный ход с созданием параллельного Совету безопасности Совета обороны во главе с Юрием Батуриным. Когда Лебедя осенью 96-го, обвинив в создании при Совбезе «незаконных вооруженных формирований», уволят совсем, то этот Совет обороны за ненужностью упразднят, а универсального господина Батурина переквалифицируют в летчика-космонавта и отправят с глаз долой в околоземное пространство, видимо, в честь юбилея полета в космос собачек Белки и Стрелки.
Так закончился бесславный поход во власть моих «старших товарищей» по Конгрессу русских общин.
В августе генерала заставили заниматься Чечней, справедливо полагая, что там он провалится. Лебедь, оставшись без друзей и советников, решил действовать «по старинке» и применил в Чечне ту же схему, что и в Приднестровье. Только Приднестровье было частью Молдавии, а Чечня — частью России. Можно долго спорить по поводу того, как отразились действия Лебедя в Приднестровье на национальных интересах России, но в Чечне его действия шли прямо вразрез с этими интересами.
«Я предвижу многочисленные нападки как со стороны ура-патриотов, так и со стороны ура-демократов. Я заявляю, что органы внутренних дел определят их адреса, военные комиссариаты их призовут, я создам их них ударные батальоны и предоставлю возможность навоеваться вволю. Возглавят их лихие генералы-политработники, депутаты Государственной Думы. И тот, кто со мной не согласен, не согласен с подписанием этого соглашения, может на меня жаловаться в любые инстанции, до президента и Господа Бога включительно. Война будет прекращена. Те, кто будет этому мешать, будут отстранены» — за нарочитой жесткостью этих слов я увидел неуверенность Лебедя в собственной правоте. Он хотел закончить войну в Чечне любой ценой не потому, что эта война рубила чьи-то жизни, а потому, что ему самому нужно было как можно скорее из нее выбраться. В спешке Лебедь допустил появление в преамбуле Хасавюртовского соглашения совершенно неприемлемых с точки зрения Конституции страны слов: «в соответствии с международным правом стороны договариваются…» Как секретарь Совета безопасности, генерал должен был знать, что международное право регулирует отношения между иностранными государствами, а не субъектом РФ и федеральным центром. Таким образом, сепаратисты в Хасавюрте получили из рук Лебедя не только полный контроль над Чечней, но и официальное признание ее государственной независимости. Секретарь Совета безопасности, несмотря на свои прошлые заслуги перед Родиной, не имел права так распоряжаться суверенитетом России.
Для того чтобы обозначить отличную от Лебедя позицию Конгресса русских общин в отношении Хасавюртовского договора 24 сентября 1996 года я сделал следующее заявление:
«На данном этапе закрепление мирных соглашений может быть достигнуто следующими мерами:
1. Все работы по восстановлению городов Чечни должны быть прекращены, а выделенные средства направлены на адресное возмещение ущерба гражданам, пострадавшим от войны, прежде всего беженцам, потерявшим жилье;
2. Вывести федеральные войска из горных и предгорных районов, где они превратились в мишень для боевиков, за Терек — в Наурский и Шелковской районы. Дислоцировать их там до окончательного определения статуса этих территорий.
3. Объявить город Грозный зоной бедствия, вывести из него все государственные учреждения, назначив для управления временного военного коменданта.
4. Сформировать в Урус-Мартане или Шали временное коалиционное правительство, целью которого является подготовка референдума и выборов с участием всех граждан Российской Федерации, проживавших на территории Чечни до 1991 года. До проведения референдума и выборов общее управление должно осуществляться российской стороной, самоуправление — в зависимости от того, кто на данный момент контролирует тот или иной населенный пункт.
5. Обеспечить полный вывод из кризисных районов всего нечеченского населения и временно обустроить его в социально спокойных регионах России.
6. Вокруг контролируемых мятежниками территорий необходимо провести частичную мобилизацию и создать отряды русского ополчения и казачьи части.
7. Принять государственную программу социальной реабилитации русских беженцев и вынужденных переселенцев из Чечни (выплата им компенсаций, строительство жилья, создание новых рабочих мест и т. п.).
В случае срыва мирного урегулирования чеченского кризиса и продолжения боевых действий против российских вооруженных сил от руководства страны потребуются установление на территории Чечни военного положения, объявление чрезвычайного положения на территории России, обеспечение на этой основе полного разгрома бандитских формирований и преследование их лидеров как военных преступников и изменников.
Главари чеченского мятежа должны быть заблаговременно осведомлены, что ведущиеся с ними переговоры — последние. Они должны знать, что других переговоров не будет. Они должны знать, что их сторонники и сообщники будут выявлены в любой точке России и, по меньшей мере, депортированы в Чечню».
Генерал Лебедь придерживался иной точки зрения и, тем самым, практически полностью порывал с КРО. Он предпочитал вообще не думать о последствиях своих шагов и радоваться миру, который впоследствии для России оказался хуже любой войны.
Разрыв с Лебедем я переживал тяжело. Как сын русского генерала, я верил в офицерскую честь, я ждал прихода русского де Голля и считал Лебедя надеждой патриотического движения. Мне было невыносимо трудно признаться самому себе, что я ошибся. Я решил еще раз все перепроверить, посмотреть на результаты Хасавюрта собственными глазами.
В начале октября 96-го в сопровождении нескольких соратников я снова приехал в Буденновск, чтобы оттуда добраться до Чечни. Спустя год после нападения банды Басаева этот ставропольский город так и не вернулся к нормальной жизни. Его жители по-прежнему оплакивали погибших родных и друзей. Кладбище, которое мы вновь посетили, было завалено цветами и свежими венками.
За пару часов, пока мы находились в гостях у нашего старого друга полковника Николая Ляшенко, мы успели повстречаться с общиной русских беженцев и офицерами вертолетного полка. Зная, что мы этим же днем окажемся в Чечне, женщины из числа беженок, рыдая, совали нам скомканные фотографии своих украденных бандитами и без вести пропавших детей, в основном, девочек. Я не знал, что им ответить. Уверен, что большинства изображенных на фотографиях девочек-подростков уже давно не было в живых, что они были зверски замучены и убиты потерявшими человеческий облик «борцами за свободу», но как об этом скажешь их матерям! Каждая мама до конца, до последней минуты своей жизни будет верить и надеяться, что ее кровиночка жива, что чудом избежала страшной смерти…
До Грозного мы добрались на вертолете. Уже было совсем темно, когда мы, наконец, сели в аэропорту «Северный». Наши войска еще оставались на базе в Ханкале и в военном городке рядом с аэропортом. На взлетной полосе виднелись останки ичкерийской авиации, уничтоженной нашей армией в первые дни штурма Грозного.
Нас провели к военному коменданту. Он очень тепло принял нас, напоил чаем и предложил ночлег. Оставаться на ночь мы отказались. У первого блокпоста на выезде из аэропорта нашу группу уже ждали три «жигуленка» с сопровождавшими чеченцами. Я в шутку называл их «гидами». Это были мрачные с виду боевики, хорошие солдаты и охранники, родом из горного Веденского района Чечни. Они приходились ближайшими родственниками моему приятелю-чеченцу, с которым мы были знакомы еще со студенческой скамьи. Борз-али (так звали моего приятеля) вызвался мне помочь в организации нашей «инспекционной поездки» по мятежной республике и обеспечивал сопровождение и охрану. Его гарантиям я верил больше, чем шапкозакидательским заявлениям российского военного командования, выводящего в соответствии с Хасавюртовским договором воинские части из Чечни.
«Гиды» через охрану комендатуры передали нам записку, в которой просили нас не оставаться на территории части, а, воспользовавшись наступившей на разбитый город ночью, немедленно покинуть окрестности Грозного. Несмотря на резкие протесты коменданта, предлагавшего выделить нам боевую технику и вооруженную охрану, я решил довериться Борз-али и его людям и тихо уехать, не привлекая к себе лишнего внимания. Опыт приднестровской и боснийской войны не прошел даром. На войне надо вести себя скромно, рисковать по делу. Тогда есть шанс выжить.
На крайнем блокпосту, у самой черты города, из бетонного укрытия вылез тощий солдат-первогодка. По всему было видно, что ему, оставленному старшими командирами в этом диком лесу, набитом кровожадными хищниками, было совсем одиноко и страшно. «Дяденька», — обратился он ко мне, — «вы, когда обратно поедете, мигните мне фарами четыре раза, не то я стрелять буду». Он сказал это тихо и твердо, и я понял, что этот с виду салага-мальчишка в случае чего в плен сдаваться не будет. Вот такими вчерашними школьниками и воевала Россия в Чечне с матерыми бандитами и иностранными наемниками. Воевала и, в конечном счете, победила.
В считанные минуты мы пересекли безлюдные развалины Грозного и выехали на проселочную дорогу. Она привела нас в селение Чечен-аул. Там, накоротке перекусив, мы легли спать. Мне предложили диван в гостиной. Два «гида», не раздеваясь, легли тут же на ковре, не выпуская из рук автоматы.
Утром хозяин дома, старик-чеченец показал мне место, откуда во время Кавказской войны его предков обстреливали пушки царского генерала Ермолова. Говорил с гордостью, как будто он сам вел огонь. «Уважают Ермолова в Чечне, — подумал я, — а вот современных ельцинских генералов — презирают».
Весь следующий день мы провели в переговорах в Шали и Новых Атагах. Повсюду я искал следы пленных солдат, пытался уточнить их число и места, где они удерживаются.
Во второй половине дня на встречу к нам пожаловал Мовлади Удугов — «местный Геббельс», как мне его с ухмылкой «отрекомендовал» Борз-али. Его сопровождал некто Иса, который был представлен в качестве «профессора и главного идеолога» ичкерийского режима. Чеченцев сразу потянуло на философию. Они пытались объяснить мне свои взгляды на ислам, войну и перспективы отношений кавказцев с русскими и Россией. Если бы я не знал, что передо мной сидят идеологи людоедской власти Дудаева, то можно было бы, конечно, и пройтись по предложенной повестке дискуссии. Но в данном случае, общаясь с «духовными вождями» Ичкерии, я пытался для себя понять одно — насколько опасны взгляды этих варваров? Может ли дудаевская гангрена развить метастазы за пределами Чечни и Кавказа?
Способны ли эти нелюди-самоучки «подвинуть» традиционный российский ислам, замутить мозги российским мусульманам, сбить с толку тех, с кем мы — русские — жили в мире веками, строили и защищали единую государственность?
Мовлади Удугов в конце разговора признал, что сами лидеры «Ичкерии» были поначалу удивлены массовым предательством со стороны российских высокопоставленных чиновников, которые порой инициативно, в обмен на деньги, сдавали мятежникам ценную информацию и выгодные коммерческие предложения, на выручку от которых боевики приобретали оружие и новую информацию. Такую Россию задирать было не страшно. Другое дело — столкнуться с волей единого русского народа. Но поскольку в Кремле сидел Ельцин, лидеры мятежников такой встречи не опасались: русский медведь спал, все об этом знали и наслаждались свободой грабить и убивать.
Встреча закончилась легкой перепалкой Исы с моим помощником Юрой Майским. «Профессор» недовольно махнул рукой и встал из-за стола. На прощание Удугов как бы мимоходом обронил, что он «удивлен, как в окружении генерала Лебедя, к которому в руководстве Ичкерии относятся с большим уважением, мог оказаться человек с такими взглядами». Я принял эту фразу за комплимент.
Под вечер мы снова собрались в дорогу. Нам предстояло пересечь горную местность и посетить населенные пункты Махкеты и Ведено, — спальные районы басаевских головорезов. Там, в селе Ведено и произошла моя случайная встреча с главарем арабских наемников Хаттабом.
Сопровождавшие нас чеченцы остановили колонну в самом центре этого крупного аула, чтобы забрать какого-то своего человека — проводника на встречу с «президентом» Ичкерии Зелимханом Яндарбиевым. Я вышел из машины, чтобы перекурить, и увидел, как из дома напротив стали выходить странные люди в белых одеждах. На фоне сумерек они больше походили на привидения. Наконец, на пороге дома появился человек в черной одежде. Увидев стоявшие машины, он сразу направился в мою сторону. Я узнал его сразу. Это был Хаттаб — известный международный террорист, религиозный фанатик-ваххабит, через которого шейхи Саудовской Аравии финансировали банды иностранных наемников в Чечне. Лицом он был похож на актера из индийского кино, и только черные бездонные глаза, практически без зрачков, выдавали в нем мрачную душу.
В своей жизни такие же глаза я видел еще только однажды — на переговорах с премьер-министром Италии Сильвио Берлускони. До сих пор не понимаю, как у таких разных людей — профессионального арабского убийцы и экзальтированного итальянского медиа-магната и политика могут быть такие одинаковые черные ледяные глаза. Может у политиков и убийц одинаковый взгляд на мир?
Хаттаб подошел ко мне вплотную и принялся меня рассматривать. Всем своим видом он говорил мне, смотри, мол, я здесь хозяин.
Удивительная вещь: тот, за кем по горам, покрытым «зеленкой», гонялся весь армейский спецназ, стоял передо мной, как ничуть не бывало. Он не сидел в землянке, не прятался в кустах, не брил усы и бороду, чтоб не быть опознанным — нет! Этот подонок, убивший не один десяток наших солдат в Афганистане и Чечне, стоял напротив меня, никого и ничего не боялся, топтал нашу землю, чувствовал себя как дома.
Люди в белом, которых я заметил первыми, видимо, были слушателями его «политзанятий». Они тоже не прятались, они тоже чувствовали себя хозяевами положения и земли, которую эти изверги обильно полили русской и чеченской кровью. Сколько раз потом я жалел, что в моих руках в ту минуту не было оружия.
— Русский? — с сильным акцентом спросил меня Хаттаб.
— Русский, — ответил я.
— Зачем русский? — усмехнулся араб.
В этот момент в моем лице, видимо, что-то переменилось, и «гиды», хмуро наблюдавшие за этой сценой, как по команде встали между нами. Один из них открыл дверь машины и показал мне жестом, чтобы я сел на заднее сидение, другой что-то тихо сказал Хаттабу на вайнахском. Потом оба прыгнули вслед за мной в машину и приказали водителю тронуться с места. Захлопнув двери, они передернули затворы автоматов и не спускали глаз с оставшегося стоять на том же месте араба и окруживших его наемников, пока их силуэты совсем не исчезли из поля зрения.
Так я познакомился с законом гостеприимства чеченцев. Они отвечали за мою жизнь, и я смог убедиться, что это были не пустые слова. «На самом деле Хаттаб милостивый. Многих русских солдат пожалел», — как бы в оправдание сказал мне через пару минут один из гидов. «Не сомневаюсь», — буркнул я, и всю остальную дорогу до села Старые Атаги мы ехали, не проронив ни слова.
Наша встреча с «президентом Ичкерии» была обставлена с особой помпой. Утром нас привезли к большому особняку. Здесь находилась резиденция Яндарбиева. Ее охраняли два десятка молодых парней, облаченных в черную униформу и вооруженных до зубов.
Всех, кроме меня и моего помощника Юры Майского, обыскали. Коренастый, невысокого роста симферополец Юра, с кем мы в свое время облазили пол-Боснии, сам смахивал на чеченца. В перерывах между разъездами, пока я встречался с ичкерийскими «авторитетами», он на улице в окружении толпы боевиков показывал свое боевое искусство, награждая восторженных чеченцев глухими ударами по телу. Юру сразу зауважали. Его колючий взгляд не выдерживал ни один боевик, а в единоборстве ему не было равных. Не решилась трогать его и охрана «президента Ичкерии», позволив Юрке тайно пронести на встречу с «царем зверей» пару стволов.
До этого «рандеву» я видел Яндарбиева только по телевизору. Помню безобразную сцену, когда членам чеченской делегации, которую возглавлял мой визави, удалось заставить принимавшего их в Кремле Ельцина сесть не во главе стола, как подобает президенту Великой Державы, а напротив — как равного им подельника.
Я давно заметил, что среди отпетых бандитов, насильников и тиранов часто встречаются романтические натуры. Адольф Гитлер был художником, Джаба Иоселиани — доктором искусствоведения, Звиад Гамсахурдия — «творческим интеллигентом», Витаутас Ландсбергис — музыкантом. Яндарбиев был их поля ягодкой — поэтом. Правда, стихи мы с ним декламировать не стали.
«Президент» был нарочито ко мне внимателен, говорил вкрадчивым голосом, старался быть правильно понятым. Смысл его речи сводился к следующему: чеченцы хотят жить отдельно от русских, но не хотят, чтобы их выдворяли из России. Я сказал, что так не бывает, что если чеченцы хотят строить свою отдельную государственность, то пусть забирают всех своих соплеменников обратно в Чечню. Разговор явно раздражал Яндарбиева, но он всем своим видом демонстрировал спокойствие.
Я специально говорил вполголоса. Время от времени он наклонялся в мою сторону, чтобы разобрать смысл сказанного — так я заставлял его запоминать каждое мое слово. В конце разговора «президент» клятвенно пообещал мне сделать все возможное, чтобы прекратить травлю русских, вступить в сообщение с руководством Русской общины, по просьбе которой я с ним и встречался, выслушать и выполнить требования русских грозненцев, желавших как можно скорее покинуть пределы Чечни. Я понимал цену его словам, но все-таки видел, что Яндарбиев меня услышал.
По дороге в аэропорт я попросил остановить машину у разбитой русской церкви где-то в центре Грозного. Там мы обнаружили трех тихо сидящих русских старух. У алтаря копошился православный священник, очищая от кирпичной крошки и грязной пыли лежавшие средь битого камня иконы. Все они были прострелены автоматными очередями. Батюшка рассказал, что русских в городе осталось еще достаточно много, но все они в крайне подавленном состоянии оттого, что уходит русская армия. Никто не знает, как выбраться из Чечни, куда ехать. Некоторые русские не могут оставить своих больных родных и близких. В общем, ситуация трагическая.
Во время нашей беседы с развороченного церковного котла неожиданно сорвалась стоявшая на нем жестяная бочка. Она с грохотом упала в метре от нас. Но что меня поразило, — ни сидевшие совсем рядом пожилые женщины, ни кошки, спавшие у их ног, даже не вздрогнули. Люди и животные в Грозном настолько привыкли к взрывам, оружейным залпам и стрельбе, что перестали обращать на них всякое внимания.
В аэропорту «Северный» нас уже ждал вертолет. Мы побросали в него дорожные сумки и уже собирались занять свои места, как вдруг ко мне подбежал сержант и передал просьбу командования задержаться.
Вслед за ним мы поднялись на третий этаж служебного помещения аэровокзала, где находился временный штаб. Там нас ожидали несколько старших офицеров, два генерала и кипящий чайник. Военные попросили рассказать нам о впечатлениях по поездке в горные районы Чечни. Я подробно доложил обстановку. Один из генералов, заинтересовавшись моим рассказом, упросил нас остаться в Чечне еще на некоторое время, распорядился выгрузить наши вещи и отправить нас следующим вертолетом в Моздок, а ожидавшую нас машину — вернуться обратно на Ханкалу. Позже, вернувшись домой, я узнал, что вертолет, с которого сняли наши вещи, был сбит боевиками.
Распрощавшись с военным командованием, мы погрузились в «корову», — так в армии называют огромный вертолет Ми-8. В нем вповалку сидели и лежали бойцы спецназа. Они возвращались домой мрачные. Никто ни с кем за весь полет не разговаривал. В рядом стоявшую машину грузили носилки с телами погибших солдат, завернутых в сверкающую на солнце перламутровую пленку.
— Кто это? — спросил я у молоденького лейтенанта ВДВ.
— Наши.
— Так война же закончилась?
— Это она у Лебедя закончилась, — с ненавистью процедил лейтенант.
Так завершилась моя первая поездка в Чечню. С ней закончилась и моя дружба с бывшим командующим 14-й армии, бывшим заместителем председателя Конгресса русских общин, бывшим кандидатом в президенты России Александром Ивановичем Лебедем.
Из Заявления Съезда КРО от 2 марта 1997 года:
«Усилиями изменников и предателей России, усилиями потерявших ум, честь и совесть бюрократов, засевших в органах власти, состоялось одно из самых унизительных поражений России — поражение в Чеченской войне.
В этой войне правительство, журналисты, а порой и генералитет, сражались против своей армии. Они неоднократно лишали наши вооруженные силы возможности победить. В этой войне русские не смогли заставить власть следовать национальным интересам России.
Война прекращена только потому, что в условиях контроля над Чечней со стороны незаконных вооруженных формирований теневым структурам российской и мировой экономики можно получать больше барыша, чем в условиях войны. Интересам нефтяных монополий, подкармливавших чеченских бандитов, соответствует сегодня разрастание зоны нестабильности на Северном Кавказе и утрата Россией контроля над транзитом каспийской нефти.
Политический сговор бюрократии с бандитами, фальшивые выборы в Чечне привели к тому, что ни одна проблема в отношениях русских с чеченцами не решена. Наоборот, ситуация конфликта усугубляется.
КРО вынужден подтвердить свою позицию: вина чеченских сепаратистов и мятежников перед русским народом не будет исчерпана, пока не будут наказаны те, кто убивал, грабил, обращал в рабство, изгонял с собственной земли русских людей, пока не изловлен последний бандит, пока не компенсированы потери каждому русскому беженцу.
КРО не признает законности выборов президента Чечни, в которых не принимали участия русские, изгнанные со своих земель. Аслан Масхадов для КРО не президент и не губернатор, а вор и мятежник, подлежащий немедленному аресту и суду. Всякое содействие утверждению его в статусе официального лица мы будем считать предательством интересов русского народа.
КРО считает, что должна быть определена мера ответственности лиц, допустивших поражение России в войне с мятежниками. Должны понести наказание те, кто осуществлял прямое или косвенное пособничество бандитам и террористам, подрывал боеспособность вооруженных сил России, вел пропаганду против действий группировки федеральных сил в Чечне.
Пока не наказаны бандитизм и предательство, КРО будет считать, что Чеченская война все еще не стала достоянием истории».
Это заявление съезд Конгресса русских общин принял девять лет назад. К тому времени нас уже покинули «видные военачальники», «перспективные экономисты» и «крупные государственные деятели». Но совесть, честь и вера в победу русского дела не покидала нас даже в самые сложные моменты нашей борьбы.
Полыхал Кавказ, полыхали Балканы. Вместе с ними полыхали сердца русских патриотов. Борьба за Россию только начиналась.
«Царские волки» против «Псов войны»
Только ленивый не поджигал войну в Югославии. Все подносили кто спички, а кто канистру с бензином, чтобы подпалить дом традиционного союзника России на Балканах. Забыли, видимо, что эти горы вынянчили обе мировые войны. История кровавого распада Югославии, завершившаяся воздушными ударами НАТО по Белграду, как две капли воды похожа на сценарий развала СССР. Разница в одном — Россия обладает ядерным оружием. Только это спасло нас от вооруженного вмешательства «демократических держав», которые могли прийти на помощь чеченским «борцам за свободу».
История войны в Югославии такова. В феврале 1991 года Сабор — парламент Хорватии — принял решение о «раздружении» с югославской федерацией. В свою очередь, сербское меньшинство в Хорватии с этим не согласилось, и национальное вече Сербской Краины — автономного сербского района в составе Хорватии — принял резолюцию о «раздружении» с Хорватией и сохранении в составе федерации. Взаимное нагнетание страстей, гонения на сербскую православную церковь вызвали первую волю беженцев. Сорок тысяч сербов были вынуждены покинуть свои дома.
В июле 1991 года в Хорватии была объявлена всеобщая мобилизация. К концу года численность хорватских вооруженных формирований достигла 110 тысяч человек. В Западной Славонии отряды усташей (хорватских фашистов) устроили этнические чистки. Сербы были полностью изгнаны из 10 городов и 183 сел, из 87 сел — частично.
Со стороны сербов началось формирование системы территориальной обороны и вооруженных сил Краины. Им на помощь хлынули добровольцы из Сербии. Части югославской народной армии вошли на территорию Хорватии и к августу 1991 года выбили из всех сербских районов добровольческие хорватские подразделения. Но после подписания перемирия в Женеве армия прекратила помощь краинским сербам. Новое наступление хорватских «псов войны» вынудило сербов к отступлению. С весны 1991-го по весну 1995-го Краина была частично взята под защиту «голубых касок». Однако требование Совета безопасности ООН о выводе хорватских войск из зон, контролируемых миротворцами, выполнено не было. Хорваты по-прежнему предпринимали активные военные действия с применением танков, артиллерии, ракетных установок.
В результате войны в Хорватии в 1991–1994 годах погибло 30 тысяч человек. Только прямые финансовые убытки оцениваются в более чем 30 млрд. долларов.
В мае-августе 1995 года хорватская армия провела хорошо подготовленную операцию по возвращению Краины в состав Хорватии. В ходе военных действий погибло несколько десятков тысяч человек. 250 тысяч сербов вынуждены были покинуть республику. Всего за период с 1991 по 1995 год из Хорватии выехало более 350 тысяч сербских беженцев. Но потерей Сербской Краины и массовой гибелью соотечественников трагедия сербов не ограничилась. В октябре 1991 года в отсутствии депутатов-сербов Скупщина Боснии и Герцеговины провозгласила независимость республики. В ответ через три месяца Скупщина сербского народа провозгласила Республику Сербскую Боснии и Герцеговины в составе югославской федерации..
В апреле 1992 года исламские боевики захватили в Сараево районные отделы милиции и важнейшие городские объекты. Путчистам противостояли бойцы сербской добровольческой гвардии и отряды добровольцев. Югославская армия отвела свои подразделения с боевых позиций, а затем была блокирована мусульманами в казармах. За 44 дня войны погибло более 1300 человек, число беженцев составило 350 тысяч человек.
США и страны НАТО сразу обвинили Сербию в разжигании конфликта в Боснии и Герцеговине. После ультиматума ОБСЕ югославские войска были вынуждены покинуть территорию республики. Но обстановка так и не стабилизировалась. Теперь с участием хорватской армии вспыхнула война между боснийскими хорватами и мусульманами. Руководство Боснии и Герцеговины развалилось на самостоятельные этнические группировки.
Тем не менее Соединенным Штатам все же удалось примирить «непримиримых». Католики-хорваты и мусульмане договорились «дружить» против православных сербов. В марте 1994 года была провозглашена мусульмано-хорватская федерация и принято решение о создании совместной армии. С санкции генерального секретаря Организации объединенных наций воздушные силы НАТО нанесли бомбовые удары по сербским позициям. Американцы не пожадничали на вооружении и обучении мусульмано-хорватской армии, и вскоре она перешла в наступление.
Боснийским сербам никто не помогал. От них отвернулась Россия, сделавшая вид, что судьба славянских православных братьев ее не касается. От них отвернулся официальный Белград: возможно, президент Югославии Слободан Милошевич испытывал к лидеру воюющих боснийских сербов профессору Радовану Караджичу нечто похожее на ревность, но факт остается фактом — югославская армия в конфликт не вмешивалась.
Тысячи сербских патриотов, среди которых было много кадровых офицеров югославской армии, переходили полупрозрачную югославско-боснийскую границу и вливались в ряды вооруженного сопротивления. Особым уважением среди сербских бойцов пользовались добровольцы из интернационального православного отряда. В его составе я встречал и болгар, и греков, и даже двух крещеных в православной вере граждан США. Но костяк отряда составляли «царские волки» — православные воины из России. Они ходили в разведку, первыми шли в атаку, увлекая за собой сербские дружины. В мусульмано-хорватской армии на «царских волков» была объявлена настоящая охота, но после столкновения с русскими добровольцами в открытом бою пыл «псов войны» остывал. Мне неизвестны случаи попадания «волков» в плен к врагу, и я думаю, таких случаев не было.
В 94-м в боях под Ново-Сараевом я неожиданно встретил своего знакомца со времен Приднестровской войны. Под Дубоссарами в Приднестровье мы с ним были в одном отряде. Это был рослый черноморский казак. На Украине он оставил семью и уехал воевать за славянское дело в Югославию. Воевал больше года. Схоронил несколько своих товарищей.
Через два года, когда сербам придется навсегда покинуть Сараево, они заберут с собой гробы своих погибших боевых друзей. Ни одной сербской косточки не останется на глумление врагу! Не останется на территории мусульмано-хорватской федерации и русских могил. Все павшие в бою «царские волки» будут перезахоронены под городом Баня-Лука, куда сербы перенесут столицу своей республики.
Наверное, в национальном характере сербов, как и у любого народа, можно найти массу недостатков. Но то, как сербы относятся к своим мертвым, не идет ни в какое сравнение с тем, что сделали мы, русские, со своими убитыми и ранеными, оставленными на полях сражений в Чечне; с тем, как поступила наша власть с русскими жителями Грозного, «отутюженного» российской авиацией; с тем, как поступали наши бюрократы с русскими беженцами, в одном рубище и с голодным ребенком на руках вырвавшимися из кошмара чеченской войны. Сербы, в отличие от современных русских, показались мне гораздо более дружным и цельным народом, веками помнящим и добро, и зло. И сейчас, оставленные Россией и всем миром, потерявшие половину территории и массу народа, они не сломлены и готовы к реваншу. Они по-прежнему помнят, кто их враг, и кто им помогал в самые трудные дни борьбы за честь и национальную независимость.
Во время боснийской войны мне приходилось часто бывать на передовых рубежах обороны сербской гвардии. В январе 95-го наша машина, в которой помимо меня и моего боевого товарища Михаила Нуждинова находилось несколько сербских солдат и русских добровольцев, была буквально расстреляна непонятно откуда взявшимися мусульманскими экстремистами.
Мы возвращались в город Пале, где находилась ставка Радована Караджича. Дорога была горной, крутой, заваленной снегом. Склон покрывал молочный туман, потому двух стрелков водитель нашего микроавтобуса заметил слишком поздно. Открыв огонь на поражение, они убили шофера и двух соседей, сидевших слева и справа от меня. Ответным огнем оба нападавших были застрелены. Автоматная очередь прошила корпус автомобиля как швейная машинка, разбив лобовое стекло и унеся несколько человеческих жизней. На мне же не было и царапины.
Ровно через год в Сараево я снова попал в малоприятную ситуацию. В коридоре длинного перехода между мусульманской и сербской частями города, напоминавшем строительный забор, замешкалась пожилая женщина — то ли сербка, то ли мусульманка. Она тащила на себе какие-то тюки и совсем запуталась в них. Для снайперов, которые в те дни безраздельно хозяйничали в разрушенном Сараево, женщина была как на ладони. Не желая стать мишенью для обезумевших от крови стрелков, жители города натягивали посередине улиц веревки или проволоку, и набрасывали на них одеяла, простыни, старые ковры — все, что могло ухудшить обзор снайперов и скрыть от них передвижения людей. Я решил вызволить несчастную женщину и побежал ей навстречу по коридору перехода. Мне удалось буквально дотащить ее вместе с «узлами» метров пятьдесят, где мы смогли укрыться за броней раскрашенного в бело-голубые цвета миротворцев французского бронетранспортера.
Старший сербский офицер устроил мне настоящий разнос. Он кричал, что я мог поймать пулю любого меткого лихача. Безнаказанность превращала снайперов в охотников, гонявшихся за любой живой мишенью. Я действительно был не прав, извинился перед коллегами, но при этом еще раз убедился в том, что, видимо, каждому из нас Господь ставит задачу, не решив которую, мы не в силах сойти со своего пути.
В Пале я несколько раз встречался с профессором Караджичем, подружился с ним. Он и командующий армией боснийских сербов генерал Радко Младич были символами сербского сопротивления, живой легендой. То, что вот уж десять лет пресловутая американская разведка и оккупационные войска НАТО не могут обнаружить их след на таком маленьком клочке земли, говорит об авторитете Караджича и Младича среди сербов, о национальном характере этого славянского народа, который не сдает своих руководителей врагу и не признает себя побежденным.
Как-то раз Младич обратился ко мне с вопросом, могут ли русские самолеты сбросить над территорией Сербской Краины пустые ящики или контейнеры, как будто Россия решила поддержать своих братьев в борьбе. «Оружия и боеприпасов нам не надо. Все есть. Если закончатся, добудем в бою. Но нам важно показать воюющим сербским крестьянам, что мать-Россия их не забыла. Американцы с воздуха поддерживают наших врагов, постоянно сбрасывают им военные грузы и провиант. А нам бы хотя бы пустые ящики сбросьте. Все остальное мы сами сделаем», — сказал мне Младич. Сказать, что мне было стыдно за мою страну в этот момент, — значит ничего не сказать. Только «царские волки» своим беспримерным героизмом напоминали сербам, что русские в России еще остались.
Вскоре блокада тяжелого вооружения сербов «голубыми касками» ООН поставила православных славян в тяжелейшее положение. В августе — сентябре 1995 года удары НАТО с воздуха, разрушившие сербские военные объекты, центры связи и системы ПВО, подготовили новое наступление мусульмано-хорватской армии. В октябре 95-го, оставленные один на один с НАТО, сербы были вынуждены подписать соглашение о прекращении огня.
В середине декабря Совет безопасности ООН поручил Североатлантическому альянсу сформировать миротворческие силы для прекращения конфликта в Боснии и Герцеговине. Россия, в девятнадцатом веке обучившая и вооружившая профессиональную сербскую армию, вместе с которой русские войска воевали против Турции, Австро-Венгрии, Германии и даже Японии (сербский добровольческий корпус принимал участие в русско-японской войне 1904–1905 годов), подписала постыдные решения по «умиротворению Балкан». В соответствии с ними НАТО впервые получила право провести наземную операции за пределами зоны своей ответственности. Роль ООН свелась к одобрению этой операции.
Война в Боснии и Герцеговине унесла более 200 тысяч жизней, из них более 180 тысяч — мирные жители. Но главное — она продемонстрировала однополярность мира и возможность для США и НАТО действовать безнаказанно.
Боснийская война развязала руки американской агрессии против самой Сербии, у которой насильственным путем в 1999 году оторвали православные святыни Косово и Метохии. Чуть позже распоясавшиеся американские «миротворцы» погрузят во мглу нескончаемой войны Афганистан и Ирак, начнут угрожать Ирану.
С Россией, ее мнением на международные дела, ее возможностями силовым и политическим путем влиять на сохранение мира американцы распрощались именно в Боснии. В Вашингтоне окончательно убедились, что российская политическая элита под обещание денег и присуждения звания «лауреата Нобелевской премии мира» готова повсюду сдавать не только своих друзей, но и собственные коренные национальные интересы. Мы позволили переступить через себя и утерлись от плевка в лицо.
Добившись от сербов при нашем молчаливом согласии прекращения огня, «мировое сообщество» учредило в голландском городе Гаага Международный трибунал для бывшей Югославии (МТБЮ). Вскоре он превратился в сущее проклятие для сербских политиков и офицеров. НАТО «зачистило» руководство бывшей Югославии от патриотов, отправив их за решетку голландской тюрьмы.
Но разве не американские самолеты и крылатые ракеты бомбили Белград, рушили все стратегические мосты над Дунаем, убили две тысячи мирных жителей и еще семь тысяч сделали инвалидами? Разве не войска НАТО распылили над сербскими городами 23 тонны обедненного урана-238, заразив лучевой болезнью около полумиллиона человек? Почему именно сербы, защищавшие свой дом от поджога, были назначены главными преступниками?
Ответ прост — чтобы скрыть истинных виновников югославской трагедии — политиков Запада. Именно они заставили сербов умирать — умирать за то, что эти православные славяне хотели жить своим умом.
Арест президента Милошевича и его депортация в Гаагу поставили несмываемое пятно бесчестия на мундире белградских «либералов». Посаженные американцами «на царствие», они сдали своего национального лидера по первому же требованию кровожадной гаагской прокурорши Карлы дель Понте. Если Милошевич действительно был виновен, то почему белградские либералы не решились предать его суду на родине? Испугались гнева народа?
Такова антинародная суть всякого либерала — пуще смерти боится он собственного народа. Но нет — национальная воля живет дольше политиков и времени. Национальная память стирает события и факты, но унижения она простить не может. Любая попытка унизить народ, поставить его на колени, навязать ему чужие мысли и чужих кумиров плохо заканчиваются для национальных насильников. Все вернется. Вот увидите.
Глава VIII «СБЕРЕЖЕНИЕ НАЦИИ»
Русский крест
В 1996 году в МГУ я начал работать над своей первой диссертацией — на соискание ученой степени кандидата философских наук. Выбрал название темы — «Русский вопрос и его влияние на национальную и международную безопасность». Обложил себя книгами и свежими впечатлениями и начал писать. И тут же я столкнулся с практически неразрешимой для меня в то время загадкой: что важнее в деле национального возрождения — дух или тело?
На примере Чеченской войны я видел, как катастрофа, затронувшая русских и чеченцев, одних приводила к буму рождаемости, а других повергала в шок, уныние и демографический спад. Можно ли вырастить в угасшем в своей вере русском человеке национальную идею, превратить ее в знамя национального возрождения, если сама русская нация тает по миллиону человек в год? Способны ли русские научиться рожать вне осознания себя единой нацией? И что важнее с точки зрения улучшения демографической ситуации в России — деньги, фактор материального стимулирования, или идея, внушение, воспитание уважения к здоровой, многодетной, полноценной семье?
На самом деле никакой демографической проблемы в России нет. В России — демографическая катастрофа. Раскол страны, морали, семей, национального производства, всего живого, что составляет суть общественной жизни нации, вызвал самую мрачную реакцию народа. Нация ответила смутному времени небывалым упадком новых рождений, нежеланием граждан России продолжать свой род; беспрецедентной сверхсмертностью, перекрывающей показатели военных лет; бегством людей с Севера и Востока страны в ее западные и срединные регионы, ближе к основным хозяйственным артериям и мегаполисам. Это привело к оголению стратегически важных территорий, которые Россия заселяла с большими затратами в течение многих столетий.
Все эти процессы несут в себе прямую угрозу безопасности государства и жизни нации. Если Россия вымирает и уходит со своих земель — значит такова политика государства, значит, это не противоречит интересам его «элиты».
Крайне запоздалое, но все-таки прозвучавшее признание властями надвигающейся демографической катастрофы выглядит как вынужденная предвыборная мера, продиктованная желанием перехватить и «освоить» лозунги патриотической оппозиции. Но в серьезность намерений «элиты» противостоять эпидемии национального вырождения я не верю. Мы наших «либералов» хорошо знаем. Их народ не интересует. Их интересуют только деньги. Как проговорился один идеолог российского либерализма, «земля без людей стоит дороже, чем земля с людьми».
Вот почему одной из важнейших задач русского патриотического движения является выдвижение национальной идеи, подлинного и главного национального проекта — «Сбережение, преумножение и развитие нации в едином и сплоченном государстве». В основе этого патриотического проекта лежит глубокий аналитический доклад, подготовленный по моей просьбе группой талантливых ученых. В знак уважения перечислю их поименно: руководитель Центра динамического консерватизма, один из авторов «Русской доктрины», философ Виталий Аверьянов, независимый системный аналитик, специалист по демографии Вениамин Башлачев, профессор МГУ, главный редактор журнала «Русский предприниматель» Андрей Кобяков, председатель общественного движения «Движение развития», автор «Демографической доктрины» Юрий Крупнов, доктор политических наук Андрей Савельев, доктор экономических наук Михаил Делягин, политологи Н. Бойко, В. Фролов, А. Лебедев и С. Бутин.
Успех этого проекта зависит от нашей готовности немедленно приступить к решению трех важнейших национальных задач.
Первая — преодолеть демографический провал, стимулировать рождаемость в здоровых и крепких семьях и — одновременно — побороть сверхсмертность. Надо снять русскую нацию с «русского креста» (так принято называть стремительно падающую рождаемость и растущую смертность). В таком огромном и богатом государстве должно жить 500 миллионов русских и никак не меньше!
Вторая — репатриировать наших соотечественников из Прибалтики и стран СНГ и заново колонизировать Сибирь и Дальний Восток.
Третья — навести элементарный порядок в миграционной политике, выдавить из России нежелательных мигрантов, подавить этническую мафию.
Непривыкшая думать своим умом, но ловкая на присваивание чужих мыслей бюрократия попыталась освоить первые два раздела патриотического проекта «Сбережения нации». Спустя 15 лет после распада единого государства наша власть, наконец, вспомнила о соотечественниках, репатриации, демографической катастрофе. Правда, третий раздел проекта «Сбережения нации» — борьба с нелегальной иммиграцией — правительство пока предпочитает не трогать, ограничившись развешиванием по Москве огромных плакатов с надписью: «Нелегальная миграция — неуважение к законам России». Лозунг, конечно, впечатляет, но если на этом борьба с нелегалами «заглохнет», значит, сработает зависимость чиновников от потока грязных денег, которыми преступные кланы, эксплуатирующие миллионы гастарбайтеров, снабжают властную верхушку.
Не надо нюхать нашатырь, изображая свое возмущение по поводу кражи идей и лозунгов. Ваше возмущение никто не заметит, пока под вашей рукой нет «четырех кнопок» — контроля над федеральными телеканалами — или, по крайней мере, массовой политической организации, способной предъявлять претензии за нарушение авторского права. В политике не до морали — во все времена политические противники заимствовали друг у друга популярные мысли и перехватывали инициативу. Наоборот, если оппоненты по тем или иным причинам вынуждены согласиться с нашими программными установками, мы должны стать за их спиной заградотрядом, не давая им возможности вернуться к исходной точке. Не вижу ничего плохого в том, что Кремль, пытаясь подражать набирающему силу русскому движению, сделает за нас, по крайней мере, часть нашей работы и распропагандирует патриотический проект «Сбережения нации», главное, чтобы наши идеи не были дискредитированы их неловким исполнением.
Что может быть важнее права нации на существование? По прогнозам ООН, к 2050 году наше население составит от 112 до 92 миллионов человек. Это будет в том случае, если не предпринять срочных и масштабных мер.
Качество роста России как цивилизации должно определяться не «раздвоением ВВП», — когда слова власти расходятся с ее делами, и даже не «удвоением ВВП» — непонятным для народа экономическим лозунгом власти. Нет. Я считаю, что качеством роста России должно стать удвоение в течение ближайших 10 лет коэффициента рождаемости. Одна здоровая семейная пара в России должна родить вдвое больше детей, чем она рожает сегодня. Иными словами, среди граждан, принадлежащих «среднему классу», а, значит, способных воспитать здоровое потомство, должна возникнуть массовая мода на трехдетную семью.
Государство может и должно поставить такую задачу — побудить семейные пары к рождению нескольких детей сверх «запланированных». В среднесрочной перспективе это хотя бы отчасти компенсирует проблему нехватки людских ресурсов. Сегодня как минимум 17 миллионов женщин в России находятся в возрасте, благоприятном для рождения детей. Даже половина этого контингента потенциальных рожениц, если они решатся завести еще двоих детей, уже способна произвести на свет 17 миллионов новых жизней.
Другая сторона такой разумной политики — собирание людей, сосредоточение человеческих ресурсов и перспективных проектов в стратегически важных регионах, на главных «магистральных» направлениях развития. Нация не должна оставлять другим свои кладовые, северные и таежные богатства. Напротив, как и в лучшие времена, надо направить туда самые свежие, самые здоровые силы нации. Мощь государства не в столице и других разбухающих мегаполисах, не в превращении страны в бесконечный «восточный базар», а в создании жесткого городского каркаса, сети малых «усадебных» городков, новых экономических очагов, особенно значимых в Западной Сибири, Восточной Сибири и на Дальнем Востоке. Сибирь и Тихий океан — это будущее России. Наше поколение обязано остановить бегство русских из своего будущего. Это бегство оголяет Сибирь и наше тихоокеанское побережье перед угрозой наводнения России вредными и чуждыми ей иммигрантами.
Задача воспроизводства нации — это сейчас вопрос № 1 в политической повестке России. Без ее решения все остальные проекты, призванные улучшать жизнь нации, просто теряют смысл.
Уничтожение «лишних людей» (в частности, путем абортов, контрацепции и стерилизации) интенсивнее всего проводится в тех странах, ослабление которых выгодно США. Все последние 15 лет у нас во многих женских консультациях и кабинетах гинекологии упорно отговаривали женщин рожать, рекомендовали аборт, пугали зачастую надуманными медицинскими осложнениями. Вместо пропаганды материнского и отцовского счастья акцент во многих обсуждениях и публикациях в СМИ делался на дороговизне рождения и воспитания, сложности получения образования и подобных проблемах. Все эти годы в стране действуют многочисленные финансируемые из-за рубежа «неправительственные организации», которые специализируются (многие из них — в глобальном масштабе) именно на ограничении рождаемости. Их несколько сотен по всей стране, и больше всего эти «центры планирования семьи» полюбили вымирающие регионы — Сибирь, Дальний Восток, Нечерноземье.
В целом их задачи не вызывают нареканий: борьба со СПИДом, венерическими заболеваниями, пропаганда контрацепции, охрана материнского здоровья. Вот только результаты получаются какие-то странные. По-прежнему в России 10 беременностей кончаются 7 абортами. За последние тринадцать лет заболеваемость сифилисом на Дальнем Востоке увеличилась в 150–200 раз, а больных СПИДом стало в 4 раза больше. Зато продажа презервативов возросла в пять раз, правда, количество детей сократилось на 3,7 миллиона и продолжает уменьшаться.
Примерно такими же «успехами» у нас могут похвастаться государственные учреждения, специализирующиеся на борьбе с наркоманией. Так, если в 2004 году в России от передозировки наркотиками умерло около 70 тысяч человек, то в 2005-м эта цифра достигла ста тысяч смертей, в подавляющем большинстве — молодых.
Если человеку долго внушать, что рожать детей вредно, и что ресурсов на планете осталось очень мало, он может в это поверить. Однако сам он этого не способен увидеть, осязаемо почувствовать на себе. Тот же человек может увидеть другую реальность вне магии больших чисел и статистики, вне учения о «глобальных проблемах» — он может увидеть, что в его обществе преобладают старики, становится все меньше детей, происходит бурная иммиграция «чужаков», захватывающих жизненное пространство, а вместе с ними размывается привычная культурная среда. Однако когда человек все это явственно почувствует — будет уже поздно. Поэтому вырождение европейской цивилизации, ее нежелание и неспособность плодиться и размножаться — не заслуга ее, а ее беда. Нам как нации необходимо откреститься от этой «чумы белого человечества» и выбрести на свой путь демографического развития. Ведь если и есть какое-то рациональное зерно в идеологии ограничения рождаемости, то оно — не для России, не для ее коренных народов. Может быть, для Китая, Индии, Пакистана, регионов с высокой рождаемостью и острым дефицитом питьевой воды, но не для нас!
При дальнейшем нарастании негативных тенденций в рождаемости и смертности, численность экономически активного населения в России в ближайшие десять лет уменьшится на 10,6 миллионов человек. Таким образом, дефицит трудовых ресурсов в России станет решающим ограничением ее планов вернуться в сообщество экономически развитых стран. В СССР за счет многочисленных поколений молодежи можно было быстро решать народнохозяйственные задачи — направлять человеческие потоки в нужные сферы, через регулирование мест в учебных заведениях, курсы повышения квалификации и переквалификации. Но если молодых людей не хватает — кого направишь на затыкание экономических дыр?
Однако являются ли аргументы развития национальной экономики и обеспечения безопасности России достаточными для того, чтобы убедить конкретную семейную пару обзавестись тремя-четырьмя детьми? Скорее всего, нет. Никто не станет рожать «ради спасения страны», — спасения абстрактного, взятого из голов ученых и политиков, высмеиваемого многочисленными борзописцами.
Спасение страны должно быть неотделимо от личного человеческого проекта — очевидного для каждого, понятного ему. Если государство разработает и проведет в жизнь меры, которые помогут решить проблемы демографии, оно создаст почву для решения и экономических проблем, и проблем безопасности. На основании таких мер, понятных гражданину, можно задействовать уже и идеологические аргументы, создавать моду на многодетность, осуждать бездетность.
Небывалый демографический коллапс начала 90-х годов произошел в России не вдруг. Он представляет собой провал, воронку, развитие которой было подготовлено предшествующими годами нашей истории. Очень важно определить, где главный корень беды. Многие демографы утверждают, что он в «шоке смертности», испытанном населением России в 1992–1995 годах и в не менее острой форме действующем до сих пор. Смутное время можно назвать «стрессом» для нации — оно отняло у миллионов наших сограждан по нескольку лет жизни. Однако это несопоставимо с потерями нации от не родившихся в эту эпоху людей.
В 2000-е годы рождаемость немного выросла, хотя смертность сохраняет негативную динамику. В результате мы так и не вышли из состояния «Русского креста» — когда кривая сверхсмертности пересекла кривую, отражающую небывалый спад рождаемости. По официальным данным, ежегодная убыль населения в последние годы колеблется около числа 800–900 тысяч человек. Всего за последние 13 лет население России сократилось более чем на 11 млн. граждан. За одну минуту в нашей стране рождается три человека, а умирает четыре. Тогда как в Китае за ту же минуту рождается 38, умирает 16, в США, соответственно, 8 и 4.
При этом цифры обобщенной статистики не отражают всей полноты демографических потерь, поскольку истинный размах вымирания России частично маскируется иммигрантами. Если же власть «амнистирует» несколько миллионов иностранных граждан, которые нелегально живут и работают в России — то официальная статистика сможет отрапортовать о демографическом росте.
Коснувшись вопроса демографической катастрофы, я не могу не высказаться по такой больной теме, как массовое производство абортов. Россия занимает второе место в мире по количеству таких операций. Если в Бельгии выполняется 7, в Германии — 8, то в России — 63 аборта на тысячу женщин в возрасте от 15 до 45 лет. Сейчас аборты в России — бесплатная медицинская «услуга». Попытки моих коллег по фракции «Родина» поставить вопрос об отказе государства финансировать аборты, уничтожающих миллионы зарожденных русских жизней, натолкнулись на резкое противодействие «партии власти».
Того, что предложено в Послании Президента РФ Федеральному Собранию в 2006 году — введение косвенных мер стимулирования женщин к сохранению беременности вроде «родового сертификата» или «демографического ваучера», оцененного в 250 тысяч рублей, — явно недостаточно. Нужно ликвидировать преступное государственное финансирование прерывания беременности и ввести уголовную ответственность за прерывание беременности против воли женщины, за принуждение к аборту, за предоставление материалов для самоаборта. Ведь ежегодно с помощью абортов уничтожается, по разным оценкам, от 2 до 3,5 миллиона детей, что сопоставимо с крупномасштабной войной. Ужасают даже не сами эти огромные цифры, а их соотношение с количеством новорожденных — на одного нового гражданина России приходится вдвое больше убитых в эмбриональном состоянии. Сохранение государственного финансирования абортов означает, что каждый российский налогоплательщик оплачивает убийство нерожденных детей. Это в высшей степени аморально и преступно.
Аборты нужно прекратить не одним волевым усилием власти, а общим нравственным усилием. Для этого перед официальным введением «моратория на аборты» должна быть проведена массированная общественно-государственная информационная кампания против абортов, в том числе в телевизионных СМИ. Здесь требуется не дискуссия, а именно официальная пропаганда. Сущность аборта глубоко отвратительна. Она должна быть раскрыта перед всей нацией. Нужно стремиться пробудить в молодежи инстинкт матери и отца, заложенный в них от природы. Ведь увидев внутриутробное развитие малыша на экране, очень многие примут добровольное решение не убивать зарожденную ими жизнь. Также нужно установить поощрение врачей, спасающих жизнь нерожденному ребенку.
Несмотря на наплевательское отношение властей к этой больной теме, в самом обществе, к счастью, и в том числе благодаря усилиям Русской Православной Церкви объективно формируется негативное отношение к абортам. Частота абортов за последние 15 лет снизилась в два раза. Россия вернется к традиционному пониманию аборта как тяжкого греха, когда это детоубийство будет запрещено по всем показателям, кроме медицинских, на любом сроке.
Любопытное историческое свидетельство в пользу запрета аборта приводит в журнале «Русский дом» писатель Юрий Воробьевский: «На конференции акушеров-гинекологов известный французский специалист Жером Лежен обратился к коллегам с вопросом: «Что бы вы, уважаемые коллеги, предприняли в данном случае? Один ребенок в семье родился слепым, другой — глухим, третий — болен туберкулезом. Сама мать тоже больна туберкулезом, и она снова беременна…»
Коллеги в один голос возмущенно выдохнули: «Аборт!»
Тогда Жером Лежен произнес: «Ребенком, который родился от такой беременности, был Людвиг Ван Бетховен»…»
Кстати, запрет на искусственное прерывание беременности соответствует полной, а не отредактированной нашим Минздравом версии клятвы Гиппократа, которую принимает на себя каждый молодой врач: «Не вручу никакой женщине абортивного пессария». Запрет на аборты, если общество воспримет справедливость принятых мер, желательно было бы также закрепить в фундаментальных законах России.
Если наши «либералы» опять поднимут визг о «наступлении реакции», пусть обратят взоры на своего американского хозяина — Джорджа Буша-младшего, применившего строгие меры по ограничению абортов. Пожалуй, это самое лучшее, что сделал этот политик за время своего пребывания у власти. В России же тема «защиты жизни» является пока откровенно маргинальной, а ее нравственный аспект осознается лишь воцерковленной аудиторией. Задача представителей традиционных религий России — перейти в освещении данной темы в информационное наступление в светских СМИ и образовательных учреждениях.
Всегда, во все времена при зарождении новой жизни природа допускает до пяти процентов генетического «брака». В былые времена многие дефектные и больные дети гибли в младенчестве и детстве, а здоровые и сильные — выживали и подрастали.
«Здравоохранение массовых абортов» перевернуло все наоборот: большинство здоровых и сильных зарожденных детей гибнет в утробе матери, а слабые и больные дети — выживают благодаря выросшему качеству медицины. В результате такого «здравоохранения» с 1960-х годов русский генофонд стал катастрофически ухудшаться.
Гинекологи отмечают резкую детородную патологию у молодых женщин. Нормальных родов сейчас менее 30 процентов. Из родившихся детей более половины — больны. Медицинские комиссии военкоматов отмечают: до трети призывников — не годны к военной службе.
Что, возможно, еще хуже — нация вырождается не только количественно, но и качественно, производя на свет все большее число физически и умственно отсталых детей. При этом в погоне за дополнительным финансированием в рамках президентских нацпроектов общеобразовательные школы пытаются всеми правдами и неправдами сохранить в классах как можно большее число учеников, прежде всего, за счет умственно и психически отсталых детей, которых необходимо было отправить в специализированные коррекционные детские учреждения. К чему приводит многолетнее соседство за одной партой здорового ребенка с умственно отсталым подростком, догадаться нетрудно.
Теснейшим образом с демографической катастрофой связана проблема безнадзорных детей. По официальной статистике их у нас — 700 тысяч, по неофициальным данным — 4 миллиона детей, т. е. каждый девятый ребенок. Причем большая их часть — социальные сироты, т. е. дети, от которых отказались живые родители. Брошенные дети становятся легкой добычей преступности — более миллиона несовершеннолетних задерживаются за правонарушения, 11 тысяч осуждены и отбывают наказание в колониях для малолетних преступников.
Растущее число безнадзорных детей — еще один косвенный симптом того же процесса деградации народа. Казалось бы, в ситуации резкого падения рождаемости дети должны стать объектом особой государственной заботы. Но ничуть не бывало! В современной России дети превратились в одну из самых социально незащищенных категорий граждан.
Вторая сторона депопуляции России — сверхсмертность. Ежегодно у нас умирает 2 миллиона 300 тысяч человек. В относительных цифрах это в два раза больше, чем в Европе и США. Мы также занимаем первое место в мире по количеству самоубийств: 40 человек на сто тысяч жителей. Это в три раза больше, чем в среднем по миру.
Что касается продолжительности жизни мужчины в России, то за последние годы она резко сократилась и сейчас составляет неполные 59 лет — ниже, чем в Египте и Боливии. Для сравнения: в Японии этот показатель составляет — 77 лет и 4 месяца, в Швеции — 77, в Великобритании — 75, во Франции — 74,5, в Германии — 74,4, в США — 74.
При этом следует иметь в виду, что в конце 1960-х годов в Советском Союзе благодаря развитию медицины продолжительность жизни увеличивалась и была соизмерима с ведущими западными странами. Люди верили в перспективу своей страны, у них была уверенность в завтрашнем дне, которую так дружно высмеивали пародисты и журналисты перестроечных времен.
На самом деле даже приведенные мной цифры мало о чем говорят. Ведь трагизм нашей ситуации состоит даже не в том, что наши старики не живут долго, а в том, что умирают в основном люди среднего возраста — трудоспособные мужики, у которых от отсутствия перспектив и надежд в буквальном смысле разрывается сердце. Для практикующих врачей не секрет, что сверхсмергность среди людей среднего и зрелого возраста вызвана депрессией и чувством безысходности. Реформаторы, создавшие чудовищный разрыв в уровне доходов, вытеснили эти поколения на обочину жизни, дав им понять, что они — просто неудачники, не сумевшие сориентироваться в эпоху «всеобщего обогащения».
Среди молодежи смертность, также очень высокая, связана с другими факторами: умирают в первую очередь от передозировки наркотиков и хронических болезней, обострившихся в связи с наркоманией. Умные таможенники и милиция в один голос кричат: «Нужно жестко ограничить миграционный поток, везущий героин из Таджикистана в Россию». Но правительство, как будто нарочно, вводит безвизовый режим для Киргизии и Таджикистана… Поразительно обоснование этого решения: «Чтобы россияне смогли ездить в Таджикистан и Киргизию без загранпаспортов»! А нужно ли это нам, гражданам России? Каков процент наших граждан, которые нуждаются в облегченном режиме для попадания в Таджикистан?
По масштабам геноцида российской молодежи, погибающей от передозировки «тяжелыми наркотиками», героин должен считаться «оружием массового уничтожения», а его производство, транспортировка и распространение в России — полномасштабной агрессией против нашей страны.
В 2003 году мне довелось обсуждать проблему афганского героина с первым заместителем государственного секретаря США Ричардом Армитиджем. В ответ на мой вопрос, почему их войска в Афганистане не уничтожают резко выросшие за время американской оккупации наркопосевы, высокопоставленный чиновник сказал: «Но этот героин не идет в США!». По-моему, очень логичный ответ.
Но вот бездействие нашей власти — нелогично и преступно. Как можно было сохранить безвизовый режим с Таджикистаном и распахнутую границу на юге при таких масштабах убийства российской молодежи? Остается только догадываться о степени зависимости от наркомафии конкретных государственных чиновников, принимающих такие катастрофические для страны решения.
Проблема демографического коллапса, в котором мы оказались, не должна терпеть никакого лицемерия, в том числе и в вопросах национальных. Исследования показывают, что основные потери населения России приходятся на народы Русской равнины, которые, кроме башкир и калмыков, потеряли от 10 % до 40 % численности. Все народы Сибири свою численность увеличили на 20–40 процентов. Что касается народов Кавказа, то большинство из них в 1990-е годы увеличили свою численность не на проценты, а существенно — до двух раз. Исключение составили лезгины и единственный в основном православный народ Северного Кавказа — осетины. Их численность уменьшилась.
Из приведенных данных становится понятно, что фактически депопуляция сегодня является характерным признаком принадлежности или тяготения к русской нации. Весьма любопытен факт, что это относится, например, и к татарам, которые в вопросах воспроизводства населения копируют поведение русских, а не мусульманских народов России.
Нельзя не отметить того факта, что уровень рождаемости снижается по всей России, во всех ее регионах. Исключением является уровень рождаемости в Чечне. Во всех остальных областях и республиках Российской Федерации уровень рождаемости значительно и неуклонно падает — просто у одних (в первую очередь у русских, карелы, мордвы) демографический ураган уже свирепствует, а на других — медленно надвигается как отсроченная угроза.
Устранить ее может только решительная смена государственной политики. Русские, как это часто бывает в истории, приняли на себя главный удар, но и переломить гибельную тенденцию можно только при одном условии: вдохнув в русских и культурно близкие им народы новую жизнь, волю к возрождению и преумножению нации. Как всегда, вслед за русскими, эту жизнеутверждающую волю поддержат все народы России. Альтернативу такому пути — завоз в Россию инокультурных иммигрантов — надо воспринимать как подрыв права нашей нации на существование. Надо поощрять собственную рождаемость, а не завозить эшелонами китайцев, афганцев, вьетнамцев и африканских негров. Причем, эти меры по поддержке рождаемости должны учитывать реальную картину со смертностью и рождаемостью в каждом отдельном российском регионе. Часть из них должна применяться в полной мере в тех краях и областях, которые будут признаны «демографически неблагополучными».
В демографически благополучных регионах (демонстрирующих устойчивый рост рождаемости и естественный прирост коренного населения) применение мер поддержки должно быть более скромным и избирательным. Правами на соответствующие дотации должно обладать только коренное население данных регионов. Если в результате стимулирующей политики государства тот или иной регион в течение как минимум четырех лет начинает демонстрировать убедительный естественный прирост населения, то он признается демографически благополучным.
Имеет право на жизнь и иная точка зрения: экстренные меры государственной поддержки жизнеродности должны быть направлены не в регионы с отрицательным приростом, а конкретным этническим группам, которые оказались в демографическом кризисе. Речь идет о великороссах, карелах, коми, удмуртах, марийцах, чувашах и татарах, на Кавказе — об осетинах и лезгинах. На первый взгляд, такой подход может вызвать бурную негативную реакцию общественности, которая крайне болезненно воспринимает любое предложение, допускающее этническое неравенство. С другой стороны, общественное мнение к подобным предложениям и мерам можно и нужно подготавливать. Ведь перечисленные этнические группы оказались сегодня по своей демографической динамике в одном ряду с «малыми народами Севера», которым государственная поддержка оказывается уже давно. Тем более, речь идет не просто о сохранении этнокультурного и фольклорного своеобразия, но о сбережении этносов, составляющих историческое ядро России. Фактически, вопрос стоит о спасении лица России, ее идентичности. Поэтому дифференциация государственной политики может проводиться не только по регионам, но и по принадлежности к этническим группам.
Демографически благополучные республики Северного Кавказа нуждаются в поддержке иного характера. Для них характерен высокий уровень коррупции, распространение религиозного экстремизма, полный развал народного хозяйства и связанная с этим крайне высокая безработица. Оказание целенаправленной помощи данным регионам в борьбе именно с этими проблемами снимет очевидное недовольство тем, что их «обошли» программой демографического развития.
Что касается нынешнего уровня детских пособий, в том числе пособий многодетным семьям, то его следует признать нищенским. Необходимо кардинально пересмотреть эту базовую норму государственной поддержки семьи — пособие на ребенка во всех регионах России должно составлять не менее трех тысяч рублей в месяц.
Если постоянные дотации на детей должны зависеть от уровня доходов конкретной семьи, то единовременные пособия при рождении каждого нового ребенка должны быть универсальными. Сумма таких пособий может варьироваться в зависимости от региона (с учетом областных надбавок), но составлять в базовом федеральном исчислении для демографически неблагополучных регионов не менее 45 тысяч рублей. Необходимо установить прогрессивную шкалу увеличения выплат пособия на ребенка при рождении второго (60 тысяч рублей) и третьего (100 тысяч рублей) ребенка.
Принято считать, что мотивация к рождению двух и трех детей у наших семей «слабая». Это ложь. В соответствии с нашими исследованиями, каждая десятая семья хочет иметь четырех и более детей, треть семей хочет иметь трех детей, более половины — двух детей. А одного ребенка или ни одного — менее четырех процентов. Следовательно, проблема не в том, что русские не хотят иметь детей, а в том, что по каким-то причинам не могут. Чаще всего в качестве такой причины молодые семьи называют отсутствие своего «угла», возможности жить отдельно от родителей — в собственной квартире.
Поэтому в демографически неблагополучных регионах (это практически все русские края и области) мы введем в действие специальную ипотечную программу для обеспечения всех молодых семей с детьми достойным современным жильем в кредит. Она будет предусматривать 30-, 65- и 100-процентное погашение жилищного кредита при рождении в семье, соответственно, второго, третьего и четвертого ребенка. Помощником государства в этом вопросе выступит социально ориентированный бизнес. Одних «яиц» Вексельберга хватит на то, чтобы обеспечить жильем среднюю область России.
В отличие от авторов президентского нацпроекта «Доступное жилье», я не считаю умной идею выделять некие денежные суммы каждой молодой семье только лишь на том основании, что она сумела заключить в загсе официальный брак. Обязательно найдутся парные мошенники, которые раз в месяц будут жениться и тут же разводиться друг с другом, требуя с правительства компенсации по факту «создания молодой семьи». «Доступное жилье» станет доступно жулью, и очередная непродуманная идея нацпроекта будет окончательно осмеяна и дискредитирована. Авторам нацпроектов надо вбить в их чиновничьи головы, что государство должно поощрять не факт регистрации молодой семьи, а рождение детишек в этой семье, превращение ее в большое и счастливое гнездо.
Как показывают различные социологические опросы, большая часть русской молодежи убеждена, что в семье должно быть два-три ребенка. Поэтому в демографически неблагополучных регионах необходимо ввести поощрение ранних браков с рождением детей. После рождения первого ребенка молодая семья должна получить право на льготные кредиты, в том числе потребительские. После рождения второго — предоставляется целый социальный пакет, включающий бесплатный детский садик, компенсации по расходам родителей, дети которых учатся в средней школе, бесплатный проезд на всех видах транспорта, бесплатное приобретение ряда лекарств, детских вещей, регулярное обеспечение билетами на культурные мероприятия, путевками в места отдыха. Бабушки и дедушки, посвящающие себя постоянной заботе за малолетними внуками, получат надбавки к пенсии.
За последние 5 лет количество ожидающих в очереди в дошкольные учебные заведения (ясли и детские сады) увеличилось почти в четыре раза. Сегодня, чтобы попасть в детские сады, в очереди надо вставать в течение месяца после рождения ребенка! Необходимо в ближайшие годы открыть не менее чем 2000 подобных учреждений по всей России. Содержание этих заведений должно большей частью лечь на государственные бюджеты, частично — на родителей однодетных семей. Двухдетные семьи с детьми младше 16 лет должны освобождаться от платы за детский садик. Также необходимо отразить меры по поддержке семейных детских домов.
Особо хочу отметить задачу создания института родительства как государственной службы. Женщина, выбирающая своим делом воспитание детей и ведение домашнего хозяйства, должна получать за это зарплату (в размерах средней заработной платы по стране) и трудовой стаж. Многодетная мать (более 4 детей), воспитавшая и выведшая в люди всех своих детей, будет рассматриваться нами как лицо, выполнившее гражданский долг перед обществом и получать пенсию первой категории.
Что касается решения проблемы безнадзорных детей, то я бы сделал акцент на поощрение усыновления детей именно российскими родителями, а также на создание системы семейного воспитания детей-сирот, замещающей приюты и детские дома-интернаты. Усыновляющие родители не должны платить государству за усыновление ребенка, ведь им эти деньги понадобятся самим — на его воспитание, кормление, образование. Сумма, которую государство тратит на содержание ребенка в детских домах и интернатах, должна перечисляться на содержание ребенка в приемной семье при условии добросовестного выполнения приемными родителями своих обязанностей. Кроме того, необходимо законодательно закрепить отказ от лишения российских детей гражданства РФ при их усыновлении родителями-иностранцами.
Особым направлением деятельности государства должна стать программа целенаправленной и масштабной пропаганды культа здоровой семьи с двумя родителями и несколькими детьми, ценностей супружеской верности и взаимной ответственности. Такая пропаганда должна быть направлена на утверждение и внедрение образа социальной привлекательности традиционной семьи, на создание позитивной мотивации к рождению детей, поэтизацию матери, беременности, чадородия, воспитание ответственного отцовства.
Подлежит беспощадному уголовному преследованию пропаганда любых извращений и дегенеративных форм поведения, в частности, разврата, проституции, педофилии, педерастии. Также будет запрещена реклама гражданского брака, неполной семьи и другой информации негативного по отношению к семье характера. В 24 часа из страны будут с позором выдворены иностранные организации, деятельность которых направлена на сокращение рождаемости, разрушение семейных ценностей и общественной нравственности, пропаганду абортов как средства планирования семьи, пропаганду атомизации общества и бездетности. Алкоголики поголовно будут направлены на принудительное лечение и трудовую реабилитацию.
Телевидение — как самый мощный канал массовой коммуникации — возьмет на себя организацию пропаганды трезвости и здорового образа жизни. Делать это надо талантливо, интересно, творчески, ориентируясь не на процесс, а на конечный результат. Кроме того, телевидение и радио должны смириться с тем, что из рекламных блоков будут полностью изъяты все элементы прямой и опосредованной рекламы алкоголя, включая пиво.
Меры по борьбе с героиновой агрессией будут еще жестче. Для такого важного случая мы восстановим возможность решительного применения высшей меры наказания. Причем неважно, идет ли речь о производстве, транспортировке или распространении, — смертная казнь будет применять безотносительно вида этого тяжкого преступления, если есть неопровержимые доказательства вины. Очевидно, что во избежание злоупотреблений мы дадим право применять смертную казнь к зачинщикам героиновой агрессии только тогда, когда зачистим органы правопорядка от «оборотней» и коррупционеров и установим за их деятельностью надежный парламентский контроль.
Кроме того, мы обустроим государственную границу с Казахстаном, длина которой составляет пятую часть экватора, и введем визовой режим со всеми странами Кавказа и Средней Азии, через которые пролегает маршрут переброски в Россию тяжелых наркотиков.
Взявшись за дело восстановления демографического потенциала русской нации, следует решительно изжить такое позорное явление, как проституция. Не стоит слушать жалкий лепет милиции, мол, трудно накрыть сеть притонов, выявить криминальные сообщества сутенеров и поставщиков «живого товара». Это наглая и циничная ложь. Возьмите свежий номер любой желтушной газеты, и на страничке объявлений вы найдете связные телефоны всевозможных «VIP-бань» и «элитных массажных салонов», где помимо легкого пара «жрицы любви» одарят вас букетом всех известных медицине венерических заболеваний.
Проституция, убивающая дух и тело нации, неуловима только благодаря милицейской «крыше», забравшей этот криминальный бизнес из-под контроля бандитов. Вот почему борьбу с проституцией и ее закадычными дружками — сифилисом, гонореей и СПИДом — мы начнем с охоты на оборотней в милиции, превративших разврат и эпидемии в статью своего криминального дохода.
Уверен, что примененные в комплексе, последовательно и без «перегибов», эти меры позволят нам достичь главной цели патриотического движения — «чтоб русскому роду не было переводу».
Понаехали тут!
Россия, в отличие от, например, Соединенных Штатов Америки, никогда не была страной иммигрантов. Подавляющее большинство ее граждан — коренные жители. Исторически Россия вбирала в себя племена и этносы вместе с территориями их обитания. Она прирастала народами и их землями, включала их в общий культурный и цивилизационный оборот, делила на всех общий хлеб и общую судьбу.
Русский народ выступал в этом историческом процессе как объединитель и защитник, предоставляющий народам и этносам Евразии не только возможность доступа к мировым культурам и знаниям, но право свободно развивать собственную культуру, письменность и даже государственность. Но даже в самые бурные времена расширения национальной территории включение новых человеческих потоков не шло у нас такими темпами.
Не в пример нам США решительно регулируют размер иммиграции. В последние годы они стараются соблюдать разумные пропорции — темпы прироста населения Соединенных Штатов в среднем составляют один процент в год и только около одной пятой части этого прироста составляет иммиграция.
У нас же все наоборот. Вопреки национальным традициям в стране произошла иммиграционная революция — нечто вроде нового «великого переселения народов». За последние десять лет Россия только по официальным данным вышла на второе после США место в списке стран, активно принимающих мигрантов с показателем прибывших в 13,3 млн. человек (правда, зарегистрированных по закону всего 500–600 тысяч).
В чем же дело? Почему наша страна подверглась такому набегу мигрантов? На самом деле тому есть два объяснения.
Во-первых, распад СССР. Он привел к обрушению системы разделения труда между бывшими союзными республиками. Миллионы людей потеряли привычную работу, оказались на грани нищеты. В начале 90-х годов часть высококвалифицированных специалистов, в основном великороссы, побросали обжитые места и под антирусские улюлюканья и свист местной шовинистической шпаны рванули в Россию. Вместе с ними потянулись в Россию караваны беженцев и вынужденных мигрантов. Эта была первая волна стихийной репатриации.
Вообще, слово «репатриация» мне категорически не нравится. Репатриация — это возвращение на родину, но неверно было бы считать, что родиной русских является только Российская Федерация. Крым, Донбасс, Малороссия, Киевская Русь, Белая Русь, северный и северо-восточный Казахстан, Приднестровье, современные Латвия и Эстония — все это родовая территория русской нации. Русские здесь — торенные. Поэтому слово «репатриация» надо понимать только в условном контексте.
Вторая причина наводнения России потоками мигрантов заключается в патологической жадности и криминализованности нашей политической и деловой «элиты». Ради того, чтобы «отжать» из приватизированных предприятий, торговых площадей, рынков максимальную прибыль, она готова пойти на любое преступление. Нахлынувшая волна трудовых мигрантов из Украины, Молдавии, Средней Азии и Закавказья как нельзя лучше подходит для безболезненной и ненаказуемой сверхэксплуатации гастарбайтеров.
Адвокаты олигархии и воровской бюрократии часто называют перечень профессий, которые у россиян якобы считаются непрестижными, — дескать, без гастарбайтеров невозможно заполнить рабочие места дворников, сантехников, водителей автобусов и строителей. Если исходить из реального рынка труда России, то это прямая ложь. У нас в стране высокая безработица и еще более высокая «скрытая безработица». При готовности платить за тяжелый физический труд достойные деньги проблем у работодателей с наймом рабочей силы из числа граждан России не будет. Однако зачем «переплачивать», когда есть столько желающих выполнить ту же работу «за гроши»? Каждый россиянин, затеявший ремонт квартиры или строительство дачи, сталкивался с аналогичным вопросом: кого нанять в рабочие? Ведь бригады молдавских, украинских или таджикских шабашников, обосновавшихся в соседней деревне, сделают все: хоть и грязновато, но дешево. У предпринимателя та же логика, что и у рядового человека, пытающегося экономить семейный бюджет. А для чиновника гастарбайтер — способ украсть бюджетные деньги.
Согласно приблизительным оценкам, на одного легального трудового мигранта в нашей стране приходится 9 нелегальных мигрантов. По расчетам независимых экспертов, численность незаконных иммигрантов, одновременно пребывающих на территории Российской Федерации, доходит до 15 миллионов человек, иными словами, составляет около 15 процентов от численности экономически активного населения. К 2010 году число нелегально проживающих в России может возрасти до 19 миллионов. В то же время для собственного российского населения по-прежнему сохраняется высокий уровень безработицы. Безработными являются почти шесть миллионов человек (7,7 % экономически активного населения).
Наибольшим спросом на рынке труда пользуются строители, плотники, каменщики. При этом до 10 процентов всех безработных из числа местного населения составляют специалисты именно в этих областях. В тех сферах деятельности, где труд иммигрантов используется в особо большом количестве (строительство, добыча природных ресурсов, лесоразработка, оптово-рыночная и розничная торговля, сельское хозяйство в приграничных территориях) наблюдается практическое вытеснение иностранными работниками коренного населения Российской Федерации.
Иностранцы, с помощью и под покровительством воровской бюрократии, выдавливают русских со своей земли, оставляют их без средств к существованию. Масса иммигрантов давит и на социальные права коренных жителей России. Государство вынуждено решать социальные проблемы приезжих, предоставлять им медицинское обслуживание, места в школе для детей, заботиться об улучшении жилищных условий иммигрантов. Если приезжих приезжает больше, чем у государства есть возможностей принять гостей, то гости начинают теснить хозяев.
Еще больший ущерб государству и коренному населению наносят нелегальные иммигранты. В отличие от законных мигрантов свои «налоги» они платят не в бюджет страны, а в карман бюрократии и этнической мафии, и все издержки, связанные с их пребыванием в нашей стране вынуждены покрывать российские налогоплательщики.
Дефицит рабочих рук в индустрии мигранты не покрывают. Высококвалифицированных промышленных рабочих среди непрошеных гостей практически нет. Зато с каждым годом заметно растет уровень преступности среди гастарбайтеров. За десять лет количество преступлений, совершенных приезжими, увеличилось втрое. Из десяти грабежей, разбойных нападений или уличных краж в Москве восемь совершаются нелегалами. В итоге в местах массового вселения возникает опасность превращения миграции в фактор дестабилизации социальной ситуации.
В России широкое распространение получили поборы иммигрантов со стороны чиновников и сотрудников милиции, работающих с ними в непосредственном контакте. Нелегальные мигранты разлагают правоохранительную систему, поскольку основным документом, которые они используют в отношениях с милицией, являются денежные знаки.
Государственными служащими на местах искусственно созданы препятствия и возведены необоснованные барьеры для получения гражданства, регистрации по месту жительства и месту пребывания, получения работы, доступа к социальным услугам (здравоохранению, дошкольному воспитанию). При этом процветают официально зарегистрированные фирмы, которые за относительно небольшую плату готовы «оказать помощь» в регистрации по месту пребывания и жительства, получении разрешения на работу, необходимых справок из надзорных органов. Например, цена на сертификат об обследовании на антитела к вирусу иммунодефицита человека (ВИЧ) в такой «конторе» составляет в среднем 100 рублей!
Ежегодный оборот теневого рынка по изготовлению поддельной регистрации для временных мигрантов только в Москве, по оценкам экспертов МВД, составляет не менее 140 миллионов долларов. Нередки случаи, когда у иммигрантов-строителей отбирают паспорта, они попадают в рабскую или полурабскую зависимость от работодателя — хотя, наверное, после двух чеченских войн случаями «рабства» в современной России никого не удивишь.
Существуют и более серьезные проблемы. Ежегодно неграждане вывозят наличными или переводят из России около 6 млрд. долларов. Центробанком отмечены случаи, когда граждане некоторых «братских стран» обналичивали и, по всей видимости, вывозили из России суммы в 20,30, 50 млн. долларов!
Не секрет, что нелегальная миграция в Российской Федерации является чуть ли не основным источником пополнения бюджетов отдельных стран СНГ. При этом мы закрываем глаза на некорректное поведение правительств этих стран в отношении России. А ведь присутствие в России огромных этнических диаспор дает нам в руки мощный инструмент влияния на политику их стран.
Когда понятие миграция (лат. migratio — перемещение) применяют для описания движения зверей и птиц — это точное значение смысла термина. В отношении людей термином «миграция» смешаны несколько разных смыслов. Одно дело — возвращение людей на свою Родину. И совсем иное — прибытие пришельцев иного духа, иных нравов. Оценивать и первых, и вторых как «мигрантов» по их включенности в один процесс — совершенно недопустимо. Наконец, существует сфера транзитной нелегальной миграции, когда люди рассматривают Россию в качестве плацдарма для того, чтобы в дальнейшем перебраться в Европу. К сожалению, в этом им помогают несколько десятков тысяч фирм, в том числе и туристических, под вывесками которых зачастую скрываются преступные группировки.
Сегодня трудовые иммигранты стимулируют не столько реальный рост экономики страны, сколько безответственность некоторых российских предпринимателей, нарушение трудового законодательства, вытеснение с рабочих мест граждан России с помощью назначения крайне низких зарплат, а порой и откровенный криминал в некоторых сферах бизнеса. На эксплуатации почти дармового труда бесправных иностранцев выросли уже целые бизнес-империи, в первую очередь, в области строительства, торговли и сферы услуг. Полулегалам и нелегалам можно меньше платить, на них не нужно отчислять деньги в различные фонды и налоговые органы, не нужно соблюдать технику безопасности. В частности, строительная мафия относится к нелегальным мигрантам как к скотине. Нередки случаи, когда отработавших на «серых» стройках рабочих «кидали», оставляли без обещанных выплат, а тех, кто пытался сопротивляться и требовать зарплаты — запугивали и даже убивали.
Нелегальная иммиграция перенасыщает рынок труда в России. Это приводит к тотальной невостребованности собственных граждан России. Сорок процентов выпускников профессиональных учебных заведений и училищ не могут трудоустроиться по специальности. Одновременно на еще уцелевших заводах и фабриках трудовые коллективы формируются за счет «призванных из запаса» пенсионеров.
Иммигранты реально потеснили граждан России на рынках труда: более или менее значительная часть рабочих мест, занятых сегодня мигрантами, уже стали чисто мигрантскими, т. е. «зарезервированы» за ними на долгие годы. Остальная часть рабочих мест «отвоевывается» мигрантами в конкурентной борьбе с местным населением. Среди мигрантов в наихудшем положении находятся приезжие из Средней Азии, занятые на самых тяжелых, неквалифицированных работах и нещадно эксплуатируемые. В условиях перенасыщения рынка труда нелегалами неудивительно, что значительная их часть буквально выталкивается из законной трудовой деятельности в криминальный мир. Нередко человек попадает в объятия криминальных групп не по доброй воле, а по нужде — оставшись без средств и будучи обманутым своими «работодателями», он вынужден делать долги и отрабатывать их любой ценой.
Неблагоприятная ситуация сложилась и в эмиграционной сфере — выезде граждан России на постоянное жительство за рубеж. С 1992 года по настоящий момент Россию покинуло 3,4 миллиона граждан. В основном это квалифицированные специалисты, молодые ученые, пополнившие экономически активное население и интеллектуальный потенциал других стран. «Реформа» российской науки привела ее к полному развалу. Эмиграция ученых, старение кадров сохранившихся научных лабораторий, потеря научных школ, научных разработок и технологий — все это происходит на фоне заполнения страны черной массой неквалифицированной, неграмотной иммигрантской рабочей силой. Люди без определенной профессии приезжают в Россию, ученые и высококлассные специалисты — покидают ее.
Но не иммигранты как таковые угрожают России. Смертельно опасна ставка руководства страны на иммиграцию как на средство решения демографических и экономических проблем, поскольку это означает отказ от опоры на коренное население. Это — прямая угроза русскому народу.
Иммиграционная политика должна приносить пользу нации. Мы должны быть кровно заинтересованы в сохранении традиционного уклада жизни в своей стране, нашей цивилизации. Это означает, что Россия заинтересована только в такой иммиграции, которая не будет мешать нации поддерживать и сохранять базовый набор ценностей, традиционную культуру, обычаи и образ жизни. Миграционная политика должна быть нацелена на стабилизацию этнического состава России и отдельных ее территорий, отличающихся особым своеобразием. Это позволит реализовать равенство прав граждан независимо от их этнической принадлежности, а также сохранить самобытность каждого коренного народа и России в целом. Поэтому нам нужно смело отбросить фиговый листок политкорректности и прямо сказать, каких мигрантов мы хотим видеть, а каких — нет.
«Нужный иммигрант» — это молодой работоспособный человек, готовый честно трудиться в России, хорошо говорящий по-русски, разделяющий ценности русской цивилизации, т. е. не требующий высоких затрат на его культурную адаптацию. Данный образ вполне узнаваем — это носитель славянского менталитета или представитель любого иного коренного народа России. Принадлежность иммигранта к одному из коренных народов России облегчает получение гражданства. При этом наличие у иммигранта предков среди коренных народов России служит дополнительным аргументом в его пользу.
Знание русского языка должно быть важнейшим условием не только для приобретения гражданства, но длительного пребывания на территории России, а в особенности для занятия определенными видами деятельности, где присутствует интенсивное общение: например, в сфере торговли, образования, обслуживания, средств массовой информации, общественной деятельности. Введение обязательного обучения и теста по русскому языку для иммигрантов будет способствовать развитию русского языка, русской культуры и русского влияния за рубежом.
Российское законодательство должно предусматривать принципы квотирования въезда иммигрантов из определенных стран. Для тех, кто легко адаптируется к условиям России и органично вписывается в ее идентичность — прежде всего, для наших зарубежных соотечественников, жителей Украины, Казахстана и Белоруссии — иммиграционные барьеры должны быть минимальными.
Заслуживает внимания инициатива российского Движения против нелегальной миграции (ДПНИ), предложившего создать так называемый «славянский профсоюз». Речь идет об учреждении национального профессионального союза рабочих-славян из Украины, Белоруссии и Казахстана, который мог бы оказывать наемным рабочим помощь в подборе интересной и легальной работы в России, защищал бы их права, помогал заключать трудовое соглашение с работодателем, оговаривающее условия работы и отдыха «нужного иммигранта», его налогообложения и заработной платы. Если мы хотим навести порядок в миграционной политике, призвать в Россию молодых и законопослушных специалистов, воспитать в них чувство уважения к нашей стране и, тем самым, подорвать экономическую базу этнической мафии и воровской бюрократии, мы должны искать свои формы исправления ситуации, угрожающей нашим национальным интересам.
Положение нынешней России таково, что уберечь ее от гибели может только рывок в технологической сфере. В противном случае наш физический развал неизбежен. Отсюда вытекает принцип: Россия должна стать «Меккой» для изобретателей и творцов из всех стран мира, способных принести нам технологии будущего. Россия должна поощрять въезд в страну ученых и изобретателей — в первую очередь носителей «закрывающих технологий». Можно сказать, что это — «штучная миграция», но здесь «мал золотник, да дорог». Отбор персоналий можно вести не только с помощью государственных структур или спецслужб, но и по запросам предприятий сектора «новой экономики», высокотехнологичных компаний, технопарков и технополисов. Такая иммиграция — «импорт мозгов» — для нас не только желаема, но и необходима. Оговорюсь сразу — сегодня в «энергетической державе», которую ударными темпами строит наша власть, не то что иностранные специалисты никому не нужны, свои-то остались без работы! Вот почему прошу рассматривать идею «импорта мозгов» в тесной увязке с требованием модернизации российской экономики на базе «высоколобых технологий».
Один из наиболее болезненных вопросов наведения порядка в миграционной сфере — это определение и отсев «нежелательных иммигрантов». Сегодня переселение в Россию осуществляется в основном и лицами, готовыми занимать самые нижние этажи социальной иерархии. Особенно опасна миграция больших групп лиц одной этнической принадлежности, которые на территории России начинают создавать закрытые сепаратистские анклавы. Такого рода мигранты являются для России не просто нежелательными, но и представляющими угрозу нашей национальной безопасности.
Мигранты, не имеющие российских корней (граждане южных стран СНГ, китайцы, вьетнамцы и др.), на первый взгляд, могут казаться дешевой рабочей силой. На самом деле они способны быстро сколачивать этнические криминальные структуры, на борьбу с которыми государство тратит огромные деньги. Коренные народы России попадают под пресс этнической преступности или вытесняются инородческими кланами из престижных и прибыльных отраслей хозяйства. В результате — рост социальной напряженности и межэтнические конфликты. Очевидно, что такая миграция враждебна нам.
Вне государственного контроля «нежелательные мигранты» ведут себя как захватчики, оккупируя целые секторы экономики, отбирая у местного населения наиболее выгодные виды деятельности. Этническая мафия умело использует массы нелегальных иммигрантов для создания армии посредников-спекулянтов и монополизации торговли и услуг. Это приводит к колоссальным финансовым потерям отечественных товаропроизводителей и покупателей.
Например, азербайджанские посредники, контролирующие, по информации МВД, практически каждый продовольственный рынок столицы, навязывают покупателям турецкий товар сомнительного достоинства. Покупая товар у российских же производителей, посредники, сплоченные в этническую мафию, произвольно устанавливают на рынке чрезвычайно высокие цены.
Для работы иностранцев в Российской Федерации должны существовать определенные ограничения. Зарубежные трудовые ресурсы необходимо принимать только там, где действительно есть острый недостаток рабочих рук, и только по ограниченной номенклатуре профессий. Государство должно держать эти процессы под своим строгим контролем.
Для противодействия нелегальной и нежелательной иммиграции России необходимо заключать соглашения о безвизовом и упрощенном въезде в Россию только с теми странами, которые готовы взять на себя юридические обязательства по возврату незаконных иммигрантов за свой собственный счет. Вообще, с безвизовым въездом в Россию нужно навести, наконец, элементарный порядок. С южного направления от него желательно отказаться или, по крайней мере, хотя бы сделать так, чтобы люди въезжали к нам по одному определенному документу, прежде всего по своему национальному заграничному паспорту. При пересечении российской границы иностранцы должны приобретать за свой счет иммиграционную карту с нанесением в ее память биометрических данных владельца и иной информации, позволяющей правоохранительным органам установить надлежащий контроль над трудовой миграцией.
Сейчас же в Россию можно въехать по восемнадцати (!) различным документам, начиная от старого внутреннего советского паспорта и кончая служебными удостоверениями типа «Паспорта моряка Таджикистана», хотя о наличии моря в этой горной азиатской республике нас до сих пор не информировали. Неудивительно, что наши соответствующие инстанции не в силах установить подлинность подобных документов. Более того, легальный въезд в Россию возможен даже по метрике, т. е. по свидетельству о рождении. Представьте себе удивленное выражение лица сержанта милиции, останавливающего на улице «подозрительного субъекта». На вопрос, каким образом данный «субъект» въехал в Россию, когда въехал и есть ли у него регистрация, сержант получает ответ, что «въехал, мол, вчера по свидетельству о рождении, а штамп не поставил, так как сроду у нас в свидетельствах о рождении штампов не ставится».
Ума не приложу, какой идиот и за какие деньги мог согласиться с безвизовым въездом в Россию иностранцев с миграционно опасного направления, да еще по свидетельству о рождении советского образца! Что же касается старых паспортов, то ни одно российское ведомство, включая наши славные спецслужбы, не может сказать, в чьих руках по сей день находятся 23 миллиона чистых бланков бывших советских паспортов, оказавшихся за пределами нашей страны после разгрома СССР. Будучи главой парламентского комитета по международным делам в 2000–2003 годах, я неоднократно требовал от федеральных властей предоставления исчерпывающей информации об их судьбе и уничтожения по описи всех «недоворованных» паспортов советского образца.
Этнические анклавы, возникающие внутри гражданского общества, рано или поздно взламывают его по принципу «свой — чужой». Причину разжигания межнациональной розни следует искать не в пропаганде экстремизма, а в агрессивности поведения этнических диаспор, насильно вживляемых в законопослушное и нравственно устойчивое общество. Обособление и сплоченность представителей таких диаспор приводит к тому, что даже конфликт вокруг одного человека может приобретать крайне жестокие формы и тем самым негативно воздействовать на все общество. Не секрет, что коренные жители регионов сегодня вытесняются не только с рынков и из экономических секторов, которые диаспоры самочинно объявляет своими «нишами», но даже из управленческих структур и органов милиции. Клановость, не зная пределов для своего развития, демонстрирует полную неспособность к разумному самоограничению. Достаточно появиться на какой-то значимой должности представителю такой «диаспоры», как завтра все вакансии в этом учреждении будут заполнены его родственниками и земляками.
Компактное расселение рыночных торговцев одной национальности вокруг контролируемой ими торговой точки постепенно приводит к образованию «гетто». Коренные жители этих районов, понимая, что отныне живут в квартале с сильно испорченной репутацией и неблагоприятным социальным положением, постепенно съезжают с насиженных мест. В итоге в городе распространяется эпидемия сегрегации, когда русские стараются ходить в одни рестораны и магазины, кавказцы — в другие, азиаты — в третьи. Такое «раздельное питание» лишь углубляет взаимное недоверие, ослабляет традиционное общество. В итоге оно распадается на диаспоры и кланы и погружается в межнациональную вражду.
В условиях глобализации криминальная миграция использует Россию как гигантскую фабрику по «отмыванию» денег, проникая в отрасли с быстрым оборотом капитала и на предприятия, где возможен уход от уплаты налогов. Фиктивные контракты, невыгодный обмен при бартерных сделках, завышенные или заниженные цены, скупка и продажа ценных бумаг, неограниченный вывоз или ввоз наличной валюты — все это обеспечивает нелегальную миграцию капиталов и легализует преступные доходы.
В современной России принято замалчивать тот факт, что профессиональные преступные сообщества из стран ближнего и дальнего зарубежья, как правило, строятся по этническому признаку. Попадая в Россию, даже самые добропорядочные из нелегальных мигрантов невольно держатся своих соотечественников, образуя замкнутые национальные общины, а они — благодатная среда для этнической организованной преступности. «Национальный» криминалитет вовлекает своих земляков, помимо налоговых и других экономических преступлений, в торговлю людьми, проституцию, контрабанду и распространение наркотиков. Очевидно, что расширение подобных диаспор не может оказать положительного воздействия на демографическую ситуацию в стране. МВД утверждает, что по состоянию на 2004 год в России действовало около 2000 преступных этнических группировок, из которых 516 кланов окопались в Москве. Прикрываясь кепкой, они управляют потоками и доходами нелегальной миграции в международных масштабах.
Стихийной «нежелательной иммиграции» русское патриотическое движение противопоставит продуманную государственную иммиграционную политику. Она полностью учтет интересы бизнеса и экономики в целом. Привлечение трудовых иммигрантов в Россию, особенно иммигрантов из культурно чуждых России стран и регионов, будет осуществляться исключительно под целевые заказы работодателя на территории России и под ответственность этого работодателя. Работники-иностранцы получат право на въезд в Россию только при условии наличия нефиктивного приглашения от работодателя и на оговоренный срок, ограниченный целями приезда и востребованностью работника.
Работодатель возьмет на себя обязательства по обустройству иммигранта в России, а также по обеспечению медицинских, полицейских и других норм его проживания. В случае, если количество трудовых иммигрантов составит более 15 % трудового коллектива, работодатель будет обложен специальным дополнительным налогом. Использование работодателем нелегальной рабочей силы повлечет санкции вплоть до ликвидации лицензий и закрытия предприятий, а также уголовную ответственность.
В то же время иностранным специалистам высокой квалификации мы предоставим в новой экономике России максимально благоприятные условия трудоустройства и социальных гарантий, а также — при их желании — право получить гражданство по ускоренной процедуре. И, конечно, особые усилия будут предприняты для возвращения отечественных ученых и специалистов, покинувших нашу страну в годы перестройки. Среди репатриантов деление на «нужных» и «нежелательных» неприменимо. Они все — наши.
Помимо нового зарубежья в формировании миграционных потоков смогут участвовать и иные государства. При их выборе будет применяться квотирование, как это происходит во всех цивилизованных странах. Непременное условие такой иммиграции — диффузное расселение мигрантов, препятствующее образованию этнических гетто. Таких мигрантов необходимо расселять равномерно, перемежая места компактного проживания общинами других мигрантов (например, корейцев и вьетнамцев), не допуская формирования компактных поселений с автономной инфраструктурой, связью, нелегальными финансовыми структурами, своими законами, нормами сожития.
В отличие от правительственных бездельников, развешивающих по городу свои плакаты с робкими угрозами в адрес иммигрантов, мы действительно наведем порядок в миграционной сфере. И начнем не с депортации нелегалов, а с подавления этнической мафии и коррупции, наживающихся на рабском труде бесправных иностранцев. Потом мы наведем порядок в учете миграционных потоков и выясним реальные потребности регионов в рабочей силе. Въезд «нежелательных иммигрантов» в Россию будет закрыт. Государство не обязано сообщать заявителям причину отказа им во въездной визе — вопросы национальной безопасности мы обсуждать с кем-либо не намерены.
Поворот на Восток
Не менее драматичные процессы протекают в России в сфере внутренней миграции. Серьезнейшую угрозу безопасности и благополучию нации представляет диспропорция между европейской частью страны, где сосредоточено более трех четвертей населения и экономического потенциала, и регионами Сибири и Дальнего Востока, на долю которых приходится четверть населения страны и три четверти основных энергетических и минеральных ресурсов.
Плотность населения в Сибири в семь раз ниже, чем в европейской части страны. Более того, семимиллионное население Дальнего Востока выглядит ничтожным в сравнении с сотнями миллионов граждан Китая, проживающих на сопредельных территориях. Представьте, если бы в России плотность населения была такой же, как в Японии, Бельгии или Нидерландах, численность населения составляла бы более 6 млрд. человек — столько же, сколько сейчас живет на всей планете.
Сибирь и Дальний Восток — это будущее России в новом веке. Цари и сменившие их коммунисты понимали великое значение освоения Русской Азии. С 1926 по 1959 год население Дальнего Востока, в том числе за счет внутренней миграции, выросло в три раза, тогда как население РСФСР за этот же период увеличилось менее чем на треть. В 60–80-е годы миграционный приток увеличил население Дальнего Востока еще на две трети.
Однако из-за гибели национального товарного производства, произошедшей во время правления Ельцина, миграционные процессы развернулись в обратную сторону. В настоящий момент в 26 регионах Севера и Дальнего Востока отмечается непрекращающийся отток населения в европейские области России. Сегодня на Дальнем Востоке жителей проживает почти на 20 % меньше, чем 20 лет назад.
«Оголение» этих территорий усугубляет проблему интенсивной иммиграции из сопредельных стран, прежде всего из Китая. Не стоит нашим либералам равнодушно отмахиваться от проблемы «китайской экспансии». Уже сейчас плотность населения с российской стороны границы составляет один человек на один квадратный километр, а в приграничных районах Китая — в 125 раз больше!
Зачем говорить об опасности отторжения от России ее восточных сибирских территорий, когда вот она — налицо. Достаточно переселить на российский Дальний Восток один процент населения Китайской Народной Республики, и со стратегическими запасами нефти, газа, водных и минеральных ресурсов, а затем и со своей территорией можно будет распрощаться. Китай пока не заинтересован в конфликте с Россией. Зачем? Он покупает у нас современное оружие, ежегодно наращивая свой военный бюджет на 10 %. С помощью российской энергетики Пекин начинает освоение своих западных, наиболее отсталых провинций. Россия нужна Китаю не как друг, сват и брат, а как «безопасная спина» — стратегический тыл, где он может черпать необходимые ресурсы для подготовки своих завоеваний в Юго-Восточной Азии. Это мне практически прямым текстом было сказано в Пекине одним из руководителей этой великой страны, и я думаю, что сказано искренне.
За последние 12 лет в европейскую Россию из других частей страны переселилось 2 миллиона граждан. Мощный «людской Гольфстрим» перераспределяет население между азиатской и европейской Россией. Структура его течения такова: основные массы переселенцев движутся в европейскую Россию через «красноярский буфер»: в Красноярске частично оседают трудовые ресурсы из Иркутской области, в которой, в свою очередь, освободившиеся трудовые места пополняются за счет переселенцев из Приморья и Хабаровска. Наконец, Приморье и Хабаровск вбирают людские ресурсы Читы и северных областей. Здесь обозначается предел миграционных резервов, потому что регионам-донорам самим уже неоткуда пополняться людьми. Все больше и больше оставляемые с каждым годом регионы — это Якутия, Магаданская область, Чукотка, Сахалинская область и Камчатка. При этом надо иметь в виду, что не только Китай внимательно следит за людским «обезвоживанием» Сибири и Дальнего Востока, но и Япония, ждущая своего часа для начала политического отторжения и экономического освоения островов Южно-Курильской гряды. Кого будем потом винить в том, что из-за нашего собственного головотяпства мы потеряем ценнейшие земли? Что мы можем противопоставить бездействию правительства, неспособного удержать национальные территории от захвата их могущественными соседями, если кроме пограничников там не осталось больше никого?
В европейской части России также проявляются причудливые и нездоровые миграционные тенденции. Прежде всего, мелеет русская деревня. Демографический потенциал российского села иссяк еще в 1970-е годы — деревне больше некого было отдавать городам. Теперь место прежних «лимитчиков» занимают иностранные трудовые мигранты. Ни переселенцы с востока, ни иностранцы не хотят работать в российской глубинке. Больше всего их притягивает Москва и Московская область, во вторую очередь — другие мегаполисы и, особенно, юг европейской России.
В условиях отсутствия простого воспроизводства нации ее генофонд сжигается в котлах мегаполисов. Такой сценарий — когда к разбуханию городов и агонии деревни добавились обвальная иммиграция и капитуляция русского Севера и Востока — должен быть свернут и отброшен как пагубный для страны. Русские патриоты видят стратегию нашего будущего в «повороте на Восток», в новой колонизации Дальнего Востока, создании опорного индустриального каркаса по всей стране. Значительная энергия должна быть сосредоточена в становом хребте и «ребрах жесткости» (Уральский и Западносибирский регионы). На Дальнем Востоке должен возникнуть живой противовес Москве — новый центр тяжести нации.
В настоящее время центр мировой активности уверенно смещается в Северо-Восточную Азию, а Дальний Восток граничит с Монголией, Китаем и Северной Кореей, по морю — еще и с Японией и американской Аляской. Это создает для нас гигантские экономические возможности и перспективы. «Поворот на Восток» как настоятельная необходимость государственной политики связан не только с задачами демографического развития России и с ускоренно надвигающимися на нас внешними вызовами. Целевое заселение восточных земель, новая колонизация Сибири и Дальнего Востока и прорыв на глобальные рынки густонаселенной и бурно развивающейся Азии — таков смысл нашего «Поворота на Восток».
Главную ставку надо делать на молодежь. Ее переселение на восток и участие в стратегических проектах должно быть увязано с получением хорошо оплачиваемых рабочих мест и ипотечного жилья, с увеличение социального пакета по мере рождения новых детей и другими мерами стимулирования ее массового переезда. Такое «добровольное закрепощение» молодых людей должно проводиться государственной щедростью и стабильным ростом изобилия. Будущее России — на востоке, на Тихом океане, и чем быстрее мы это поймем, тем раньше наступит национальное возрождение России.
Собирание нации
Собирание нации — это краеугольный камень патриотического проекта сбережения, развития и преумножения народа. Размыванию этнического ядра России, которое происходило на всем протяжении XX века, необходимо положить предел. Современная колонизация России нероссийскими этносами — это зачастую колонизация архаическая, торговая. Государство же, прежде всего, должно быть заинтересовано в своем собственном развитии.
Возвращение русских — это условие и залог планирования приоритетного экономического развития и, что немаловажно, духовного развития сел и малых городов Центральной России и образующих их местных сообществ, возрождения русского Дальнего Востока. Доля русских репатриантов в потоке иммигрантов была все эти годы достаточно высокой, особенно в первой половине 90-х годов. В последние годы масштабы возвращения русских значительно уменьшились. Те, кто хотел вернуться или был вынужден это сделать, — уже вернулись.
Говоря о репатриации, мы должны понимать, что речь идет о долге России принять на своей территории всех соотечественников, пожелавших вернуться на родину, в том числе людей пожилого, нетрудоспособного возраста. Забота о своих стариках является признаком культурной и цивилизованной нации.
Проект сбережения народа требует понимания, что нация — это не только граждане России. Нация состоит из тех, кто любит Россию и ощущает духовное родство с ее культурой, историей, народом. Следовательно, в нацию должны быть включены наши соотечественники, не по своей воле оказавшиеся за рубежами своей Родины — прежде всего, после распада СССР. Как неотъемлемая часть нации они имеют полное право на переезд в Россию — вслед за ее отступившими политическими границами.
Потомки эмигрантов, вынужденных бежать из России в годы Революции, Гражданской войны, оказавшихся на Западе в военное лихолетье, также являются нашими соотечественниками, если они сохранили чувства к своей Родине. Мы должны признать их права на территории нашего государства более высокими, чем права иностранцев.
Германия, Япония и особенно Франция, потерявшая большую часть своих колониальных завоеваний, в послевоенные годы за счет политики активной репатриации вернули на родину практически всех своих соотечественников, тогда как Россия — всего 12 процентов. Мы намерены обеспечить русских за рубежом, равно как и представителей других коренных российских народов, национальным правом возвращения на Родину.
География «русского мира» не может быть ограничена границами Российской Федерации. Воссоединение России, Украины и Белоруссии в обозримой исторической перспективе является коренным вопросом дальнейшего развития нашей цивилизации.
Отрадно, что хотя бы спустя 15 лет после разрушения СССР исполнительная власть России, подталкиваемая патриотической оппозицией, наконец-то разродилась программой репатриации. Такое впечатление, что Кремль долго ждал, пока эта проблема потеряет остроту и сойдет на нет, и русские сами без помощи государства как-то переселятся и обустроятся в России.
Однако сегодня в первую очередь нужно помочь тем репатриантам, кто уже давно переехал на Родину. Сотни тысяч русских соотечественников влачат жалкое существование, живут в лачугах, в антисанитарных условиях, мыкаются в очередях за гражданством и ворохом все новых и новых справок. Прежде чем принимать десятки тысяч новых соотечественников, нужно обратить внимание на тех, кто уже несколько лет живет с нами рядом и кого наша власть упорно не желает замечать.
Сбережение нации — это еще и воссоединение народов, имеющих опыт совместной жизни и общей судьбы. Но чтобы собирать российские земли, нужно иметь притягательный центр — образец коренной России, которая сегодня разорена больше всего, а должна быть возрожденным центром Родины.
«Ближнее зарубежье» из пояса враждебности должно стать дружественным России окружением, тяготеющим к России, защищающим себя от иноземной зависимости, спасающим свои народы, вымирающие столь же стремительно, как и русские. Мы должны создать условия для добровольного воссоединения страны в ее естественных границах.
В процессе такого нового воссоединения родится новая политическая нация. Только она сможет сохранить свое суверенное государство и выжить в безжалостной геополитической конкуренции.
Глава IX «СЛУЖУ ОТЕЧЕСТВУ»
Без вести пропавшие
В декабре 1996 года я защитил в МГУ кандидатскую диссертацию по «русскому вопросу». Собранного мной материала хватило бы и на солидную докторскую, но я не хотел уходить в чистую науку. После недолгих раздумий я принял решение выдвинуть свою кандидатуру по одному из освободившихся одномандатных округов и доизбраться в состав действующей Думы.
Как я и предполагал, осенью 96-го в отставку с поста секретаря Совета безопасности России с причудливой формулировкой «за создание незаконных вооруженных формирований» был отправлен Александр Лебедь. Кремль цинично использовал харизматического генерала для сохранения ельцинской власти и выбросил его как отработанный материал.
На его место Ельцин назначил бывшего спикера Думы, «очень гибкого политика» Ивана Петровича Рыбкина. К выборам 95-го Рыбкин умудрился растерять весь свой авторитет и попасть под полную зависимость от Березовского, которого он вынужден был назначить своим замом в Совбезе — и это несмотря на то, что вся пресса трещала о его израильском гражданстве! За такую бесподобную политическую беспринципность Ивана Петровича в патриотических кругах стали величать «ни Рыбкиным, ни Мяскиным».
Иван Рыбкин был избран в Государственную Думу по Аннинскому округу Воронежской области, вместившему в себя почти половину сельской территории и четверть населения этого крупнейшего черноземного региона (сам город Воронеж в этот избирательный округ не входит). После перехода депутата Рыбкина на работу в администрацию президента в округе были назначены дополнительные выборы. На них я и решил испытать свои силы.
С Воронежской областью семью Рогозиных связал мой прадед — один из первых русских военных пилотов. Ветеран Первой мировой войны, революции и Гражданской войны он, несмотря на дворянское происхождение, остался в России, продолжил службу в Красной Армии. В 30-е годы, будучи командиром авиакорпуса, он принимал непосредственное участие в открытии первых в СССР летных училищ. Одно из таких училищ было открыто в городе Борисоглебске — старинном провинциальном купеческом городке, который до сих пор свято хранит давно утерянные в мегаполисах культурные традиции русского народа. В 1990-е годы жители Борисоглебска приняли на постоянное место жительства около пятнадцати тысяч русских беженцев из Таджикистана, Узбекистана и Чечни. Здесь же возникла крупнейшая в стране община переселенцев. Ее представители, приезжая в Москву для решения своих вопросов, часто останавливались в Исполкоме КРО. Они, кстати, в конечном счете и сыграли решающую роль в принятии мной решения баллотироваться на дополнительных выборах.
За месяц, отведенный на агитационную кампанию, я проехал тысячи километров сельских дорог, провел сотни встреч с избирателями, собрал тысячи наказов от простых людей. Поездка по русской глубинке показала мне, насколько плохо живут русские люди. Здесь — в деревне — отсутствуют элементарные блага цивилизации — газ, тепло. Теплый туалет и ванная — большая редкость. Даже общественные бани, без которых сложно представить себе жизнь на селе, с приходом перестройки все, как по команде, позакрывались и развалились. Сельские клубы пришли в негодность, школы обветшали. Колхозы и совхозы по большей части обанкротились и перестали платить работникам зарплату. Плюс вечные перебои с пенсиями.
Беженцы, чудом выжившие в «мясорубках» кавказских и азиатских этнических войн и перебравшиеся в русскую провинцию, обитают в невыносимых условиях — их как поселили в гигантские металлические бочки на окраине Борисоглебска, где зимой — колотун, а летом — Сахара, так они там и живут по сей день. Нет, правительственные комиссии, конечно, приезжают, но толку от них — ноль.
Такое впечатление, что наша власть на примере борисоглебских беженцев решила показать всем русским соотечественникам, наивно рассчитывавшим в России на радушный прием и сострадание, что дома их никто не ждет, и ловить здесь нечего. Другого логичного объяснения наплевательскому отношению правительства и областной администрации к судьбам русских беженцев я найти не могу.
В марте 1997 года, победив в сложной борьбе в «красном поясе» кандидата от КПРФ, я был избран депутатом Государственной Думы и стал работать в Комитете по делам национальностей.
Первой моей законотворческой инициативой стал законопроект «О национально-культурном развитии русского народа». Этим законодательным актом, в случае его одобрения палатами Федерального Собрания, русские впервые обозначались как народ «государствообразующий, разделенный и коренной на всей территории Российской Федерации». Перед правительством ставилась задача преодоления разделенности русской нации и ее воссоединения. Кроме того, правительству поручалось ежегодно информировать палаты парламента России о демографической ситуации в стране, социальном самочувствии русского народа и ходе реализации программы его воссоединения.
Казалось бы, чему возражать? Законопроект соответствовал объективной потребности национального развития и законодательно закреплял ответственность исполнительной власти защищать коренные интересы русских, от социального самочувствия которых зависит благополучие всех народов России. Разве не так? Оказалось, не так.
Моя инициатива вызвала бурю эмоций в штабе черномырдинского «Нашего дома» и администрации президента. Началась типичная «волынка»: то моему законопроекту не хватает заключения правительства, то нужно написать финансово-экономическое обоснование, то требуется рассылка в регионы.
Надо признать, что у парламентского большинства в эпоху Ельцина все-таки хватало фантазии и смекалки, как замотать опасный для них законопроект. Не то, что сейчас: в нынешней Думе «Единая Россия», контролирующая даже без учета ЛДПР более 300 голосов из 450, даже не удосужится объяснить причину отказа рассматривать инициативу, исходящую от оппозиции.
Очевидная бесперспективность просто так просиживать в Думе штаны до дыр толкнула меня на поиск более достойного способа применить силы в интересах КРО и моих избирателей. Я решил заняться освобождением заложников — русских солдат, мирных жителей, строителей — брошенных нашей властью при выводе армии из Чечни. Начал с того, что запросил у воронежского военного комиссара информацию о количестве призванных с территории области военнослужащих, без вести пропавших в мятежной республике. Их оказалось восемнадцать человек. Другими сведениями, проливающими свет на их возможное местонахождение или хотя бы состояние здоровья, Министерство обороны РФ не располагало. Зато комиссия по поиску военнопленных помогла мне установить обстоятельства гибели трех призывников.
Странно, что эти две структуры, входившие в одну и ту же исполнительную власть, не обменивались подобной информацией и вели поиск пропавших без вести отдельно друг от друга. Кроме того, правительство упорно не желало выделить деньги на переоборудование генетической лаборатории в Ростове-на-Дону. Сотни погибших в Чечне военнослужащих, останки которых хранились в мобильных рефрижераторах, оставались годами неопознанные. Сотрудники Министерства обороны и комиссии по военнопленным по-прежнему искали их в Чечне, рискуя своей жизнью, вместо того, чтобы вовремя получить необходимые результаты исследований сравнений ДНК погибших и их живых родственников. В общем, все как обычно. Моя поправка к закону о бюджете на 1998 год о выделении необходимых бюджетных средств ростовской лаборатории, к моему изумлению, все же была принята Думой. Она помогла исправить эту абсурдную и неприличную ситуацию.
Большую помощь в поиске заложников, насильно удерживаемых боевиками в Чечне, мне оказал депутат от Дагестана Надир Хачилаев. Будучи председателем Союза мусульман России, этот молодой, жесткий и харизматичный кавказец имел в Чечне влиятельных друзей. После атаки банды Радуева на дагестанский город Кизляр он стал откровенно ненавидеть чеченских боевиков, кое с кем, насколько я знаю, поквитался, но контакты, тем не менее, поддерживал. Столкнувшись лоб в лоб с дагестанскими властями, клан Хачилаевых перешел к ним в резкую оппозицию, а после того, как по требованию Махачкалы Государственная Дума «за организацию массовых беспорядков» сняла с него депутатскую неприкосновенность, он покинул свой дом и с группой сторонников спрятался на приграничной с Дагестаном территории Чечни. Надир настаивал на том, что продолжает считать себя депутатом Госдумы России и патриотом страны. Для доказательства своей правоты он продолжал бомбардировать Кремль запросами по фактам коррупции в руководстве Дагестана и мэрии Махачкалы. В свободное от составления петиций время он искал и выкупал из чеченского плена русских солдат. Такой вот дагестанский Робин Гуд.
Каждый раз, получив от людей Хачилаева сигнал, я вылетал в Махачкалу, на перекладных добирался до Хасавюрта, откуда через Новолакский район отправлялся в Чечню. Как правило, долго ждать в условленном месте не приходилось — Надир со своим отрядом неожиданно появлялся из «зеленки», приводя с собой очередного полуживого солдатика, только что выменянного у чеченских бандитов. Забрав заложника, я тем же маршрутом возвращался обратно — в огромный каменный дом семьи Хачилаевых в самом центре Махачкалы. Там в бане мы отмывали парня, кормили его легкой жидкой пищей, чтобы он не умер от заворота кишок, и в чистом белье укладывали спать. Правда, заснуть им удавалось редко: освобожденные солдаты, пережившие ужас плена, унижения и побои, все как один просили огня и табака и всю ночь, сидя на корточках у ворот дома, курили, глядя на мерцающие в черном дагестанском небе звезды. Утром нас отвозили в аэропорт, где у Хачилаева работали «свои люди». Они-то и провожали меня с «ценным грузом» на борт. Я, как депутат, летел по бесплатному билету, а заложника мы всегда везли «зайцем», так как при нем, естественно, не было никаких документов.
Обычно мы давали ему возможность позвонить домой перед самой посадкой в самолет, опасаясь, что операция спасения может быть сорвана. Время было мутное, в правоохранительных органах и политическом руководстве Дагестана работало много тайных подельников боевиков, и такие меры предосторожности лишними мне не казались. В переполненном самолете, как правило, безбилетный заложник занимал узкий пенал переднего туалета — прямо у входа в кабину пилотов, я же располагался на сумках в холле напротив. Как ни странно, никто в подобных рейсах из Махачкалы в Москву не обращал на наш «табор» особого внимания. Пассажиры, скрывая недовольство причиненными им неудобствами, ходили в туалет в хвост лайнера. Никто не делал нам замечаний. Все догадывались, наверное. Во Внукове я передавал освобожденного заложника его зареванным родственникам. Шумихи и, тем более, общения с прессой мы тщательно избегали, так как пришлось бы «светить» маршрут и технологию операции спасения. Это поставило бы крест на всех будущих «нырках» в Чечню за заложниками, а, значит, и на жизни самих пленных солдат.
Бывало, вместо меня в Чечню за заложниками ездили и другие люди. Надир рассказывал мне, что несколько раз к нему с аналогичной просьбой обращался тогдашний министр внутренних дел Владимир Рушайло, в интересах которого беглый депутат производил поиски конкретных людей, пропавших в этой «черной дыре». Насколько это правда, не знаю, но суровый кавказец редко шутил и никогда не обманывал.
Особо я запомнил 72-летнего Виталия Козменко — русского строителя, отправленного в Чечню на «восстановительные работы». Его украли и держали в сыром подвале жилого дома ровно четырнадцать месяцев. Выжить ему удалось лишь за счет смекалки и удивительной воли. Чтоб не сгнить заживо в затопленном подвале, он сумел убедить хозяев сбросить ему несколько досок. На них он спал, делал гимнастику, в общем, жил больше года. Чтоб питать свой мозг информацией и не сойти с ума, он выпросил у державших его в плену чеченцев спустить ему в яму все имеющиеся в доме книги. В основном, это были чьи-то тюремные мемуары (видимо, семейка извергов имела к местам лишения свободы какое-то особо теплое отношение) и стихи «народного поэта» Яндарбиева — моего старого «знакомого» по встрече в президентской резиденции в Старых Атагах.
Всю дорогу от Хасавюрта до Махачкалы ошеломленный своим чудесным освобождением русский дед читал мне стихи ичкерийского президента, которые он выучил в яме при свете газовой горелки за время своего бесконечного и мучительного заточения. Своих извергов старик не проклинал, вспоминал лишь, как все семейство преспокойно ужинало за столом, установленным над входом в его подвал. Все — от мала до велика — знали, что в зиндане заживо гниет пожилой заложник, и считали это делом обычным. Старик взахлеб рассказывал мне все новые подробности своих злоключений, как будто куда-то спешил, а я все удивлялся, откуда в нем такая тяга к жизни, такая уникальная способность в нечеловеческой неволе сохранить достоинство и человеческий облик. Сила духа не дала умереть его телу. А сила духа у русского человека не знает пределов.
Последняя попытка забрать большую группу заложников — удерживаемых боевиками боевых летчиков — закончилась у нас полным провалом.
Шел май 1999 года. Я только что защитил на Философском факультете МГУ докторскую диссертацию. Но отпраздновать не успел — из Махачкалы позвонили люди Надира и попросили срочно забрать группу пленных офицеров-летчиков. На этот раз Надир ждал, что за заложниками приедет большая группа «гостей», но просил меня подстраховать процесс передачи пленных.
Хачилаев был в отчаянии. Никто на его петиции в Москве не реагировал. Находиться так долго в Чечне ему и его людям было небезопасно. Он хотел вернуться из изгнания, надеясь, что заслужил право на возвращение десятками освобожденных солдат и офицеров. Но в Кремле думали иначе. Резкий и непредсказуемый Надир им был нужен в Чечне, но никак не за ее пределами. С его помощью различные чиновники с помпой освобождали заложников, пытаясь публично замазать свои преступления за сдачу Грозного под контроль боевиков. При этом имя Надира из информационных сводок тщательно ими вымарывалось, и заслуги всецело приписывались начальству.
Хачилаев не знал, что предпринять, и, видимо, вопреки здравому смыслу решил провести передачу заложников группе депутатов Госдумы во главе с Иосифом Кобзоном, который имел широкий круг «деловых партнеров» как среди чеченцев, так и в «высших московских сферах». Передачу пленных Надир решил провести не тайком, как раньше, а перед объективами телекамер, чтобы, как он мне потом признался, «все, наконец, узнали, что я не предатель, а депутат, исполняющий свой долг перед избирателями и моей страной».
Конечно, это был верх безумия. Только в полной изоляции от внешнего мира такая глупость могла прийти в голову вспыльчивому, но расчетливому Надиру. К сожалению, я не знал о таком «сценарии» поездки в Чечню. Знал бы — постарался убедить Хачилаева не устраивать из тайной операции настоящее шоу. Но на военном аэродроме «Чкаловский» отказываться от поездки было уже поздно.
Для того чтобы забрать освобожденных летчиков, главком ВВС предоставил свой личный самолет. Мне сообщили, что помимо Кобзона вместе со мной полетит целая делегация депутатов в составе Валерия Курочкина и Тельмана Гдляна, а также в придачу — заместитель главкома Военновоздушных сил России, фамилию которого я не хочу называть по этическим соображениям, и куча пишущих и снимающих журналистов.
Все было обставлено так, как будто мы летели не в Чечню, а на Канары. В Махачкале нас встречало все руководство Дагестана. Скорее всего, правда, не нас, а Кобзона, который предусмотрительно в последний момент «свинтил» с поездки. Тем не менее, «дорогих гостей» повезли на встречу к главе республики Магомедали Магомедовичу Магомедову. Было ясно, что власти просто тянут время, чтобы сорвать выезд группы в чеченское село Зантаг, где нас должен был ожидать Надир и заложники.
Я решил воспользоваться всеобщим замешательством, чтобы соскочить с важного эскорта. Вместе с моим помощником из Воронежа Алексеем Журавлевым мы пересели в давно не мытый «жигуль» и рванули из Махачкалы. Я приказал водителю-лакцу оторваться от наблюдения и следовать в Чечню по известному мне как пять пальцев маршруту. У села Новолак мы миновали блокпост ОМОНа и въехали в Чечню.
Дом, в котором нас ожидал Надир, я узнал сразу. В десяти метрах от него из мешков, набитых песком, была сложена пулеметная точка, и проехать мимо нее было просто невозможно. У дома была припаркована старая «Лада» с сильно затемненными стеклами. Дверь водителя распахнулась, и навстречу мне вылез мой старый приятель Владимир Козлов — молодой и смелый генерал, возглавлявший тогда Главное управление МВД по борьбе с организованной преступностью. Он приехал задолго до меня. Возможно, что даже за сутки-двое, и с нетерпением ждал передачи заложников. Я рассказал ему о «свадебной процессии», которая направлялась в Зантаг вслед за мной. По выражению лица Володи я понял, что и он почуял неладное. Пышная кавалькада «БМВ» и «Мерседесов» неотвратимо притягивала к нам смерть. На такую добычу боевики должны были слететься, как мухи на мед. В результате, они и слетелись.
В ожидании связного Надир беспокойно расхаживал по дому, как вдруг из-за ближайшего холма показалась процессия. Вслед за легковыми машинами, в которых везли соскучившихся по приключениям депутатов, шли микроавтобусы, набитые телекамерами и журналистами. «Цирк приехал», — подумал я. Дверь распахнулась, и в дом ввалился переодетый в штатское замглавкома. Он был уже слегка навеселе, видимо, застолье в Махачкале удалось на славу. «Ну и где мои летчики?» — потирая руки, осведомился «герой-командир» у Хачилаева. «Сейчас будут. Надо ждать», — ответил тот.
Расположившись у окна, я стал наблюдать за дорогой, разрезавшей село надвое. Неожиданно из глубины Зантага выехали три «Урала». Они резко затормозили, и из них один за другим стали выскакивать вооруженные боевики — «бандерлоги», как пренебрежительно называл их Надир. Всего я насчитал полторы сотни молодых и хорошо вооруженных бандитов. Все они были в камуфляже и масках, закрывавших лица. Бегом, за считанные секунды они с внешней стороны села окружили наш дом и разом рухнули на землю. Через полминуты они так же одновременно вскочили, пробежали десяток метров и снова залегли. Так, несколькими короткими перебежками, «бандерлоги» сжали плотным полукругом все пути к нашему отступлению.
Мы разом выбежали из дома. Козлов, прихватив с собой гранату, забрался в «Ладу» и уже оттуда наблюдал за дальнейшим развитием событий. Замглавкома ВВС заперся в «скворечнике» — стоявшем на участке дощатом сортире. Мы его потом чуть не забыли — настолько тихо он там себя вел.
Выйдя из дома на открытое пространство, я оказался в самом центре полукруга под прицелом ста пятидесяти ручных пулеметов и автоматов. Служебный пистолет находился под кожаной курткой. Я потянулся за ним и остановился, опасаясь на глазах у боевиков делать резкое движение. Да и что я мог сделать с этой «мухобойкой» против отряда профессиональных боевиков?
В пятнадцати метрах от меня, сбившись в кучу, стояла группа перепуганных журналистов. Самыми смелыми из них оказались телеоператоры — они снимали все происходящее, то и дело подыскивая себе новый ракурс. Возможно, профессиональная привычка смотреть на мир через объектив подавляет у операторов понимание реальности фиксируемых ими событий. Боевики снова вскочили со своих мест, пробежали несколько метров, как бы попозировав операторам, и снова рухнули на землю. Круг еще сузился. Теперь нас разделяла дистанция метров в пятьдесят.
Тем временем Надир в группе боевиков узнал их главаря — это была крупная, плотная телом особь, тихим голосом отдававшая молодым «бандерлогам» команды. «Это не чеченцы», — шепнул мне Хачилаев и, подняв руку в приветствии, пошел на встречу их полевому командиру. Выяснилось, что нападавшие — аварцы, дагестанские ваххабиты, проходившие в Чечне диверсионную подготовку под руководством Басаева и арабских наемников. Люди, которые их послали, знали о нашем приезде все, причем, как мы выяснили, информацию им «слили» из Москвы. Возможно, именно поэтому хорошо информированный соловей советской эстрады Иосиф Кобзон в последний момент решил не подвергать свою бесценную жизнь опасности. Боевики рассчитывали «сорвать банк» — взять ценных заложников, дорогие машины и телеаппаратуру.
Хачилаев был внешне спокоен, хотя по всему было видно, что разговор он ведет нервный. Передача заложников уже была сорвана, теперь нужно было предотвратить захват новых — вывести из опасной зоны тех, кто за ними приехал. Не знаю почему, но через некоторое время я решил вмешаться в разговор Надира с главарем боевиков. Я спокойно подошел, поприветствовал его как своего старого знакомого и сразу предложил рассказать «свежий анекдот из Москвы». Он с интересом согласился. Анекдот был о праведнике, которому Господь Бог разрешил посетить на короткое время Ад, дабы удостовериться в том, как мучаются грешники. Однако постояльцы Ада обманули праведника, и ему у них понравилось. Отпросившись у Бога насовсем переехать из Рая в Ад, праведник горько пожалел — черти изжарили его на сковороде, приговаривая при этом: «Ты туризм с эмиграцией не путай!»
Анекдот главарю очень понравился, он громко загоготал, потом, немного успокоившись, хитро прищурился и, погодя, спросил:
— Ты это к чему?
— Так они сюда как туристы приехали, не знают, что здесь ад, а ты — главный черт, — сказал я, посмеиваясь, показывая на группу депутатов и журналистов.
— Ладно, оставляйте деньги и убирайтесь, — слегка улыбнувшись, главарь махнул рукой боевикам.
Они тут же встали, отряхнулись и, разбившись на три группы, отошли в сторону «Уралов». Напряжение стало спадать.
— Ну, посмотри на нас. Кто же из нормальных людей в Чечню с пачками денег ездить будет?
Сердце мое колотилось так, что, казалось, сейчас выпрыгнет из груди, хотя всем своим видом я старался внушить боевику свое полное равнодушие к происходящему вокруг. В таких ситуациях только демонстративная уверенность в себе может произвести на вооруженных дикарей необходимое впечатление.
Я оставил Надира один на один с его земляком и подошел к депутату Тельману Гдляну, одному из немногих, сохранившему в этот драматический момент хладнокровие. По моей просьбе Гдлян рассадил людей в машины, и мы медленно тронулись в обратную сторону. «Бандерлоги» по команде главаря тоже стали грузиться в «Уралы».
Когда мы, наконец, миновали холм и злополучное село Зантаг совсем исчезло из виду, колонна остановилась. Ребята повыскакивали из машин и из горла стали хлестать водку, невесть откуда оказавшуюся в гостевых микроавтобусах. Пили молча, передавая бутылки из рук в руки. Потом также молча расселись по машинам и понеслись в Махачкалу. О заложниках-офицерах никто из «туристов» больше не вспоминал. Слава Богу, через месяц их все-таки удалось освободить, но уже без парадных процессий, шума и пыли.
Домой я вернулся с четким убеждением, что скоро начнется вторая Чеченская война. Я своими глазами увидел молодых дагестанских боевиков-ваххабитов, натасканных арабскими и чеченскими террористами. Именно они, по моим прогнозам, должны были сыграть роль «пятой колонны» сепаратистов, готовых развернуть плацдарм войны против России по всему Северному Кавказу — от Черного до Каспийского моря. Я оказался абсолютно прав. Война в Дагестане вспыхнула спустя три месяца после того, как нам с Божьей помощью удалось вырваться из верного плена.
Прошло пару лет, и о событиях в Зантаге мне вдруг напомнил один странный визитер. Он был в штатском, и я не сразу его узнал. Им оказался тот самый заместитель главнокомандующего ВВС, который сопровождал нас в поездке в Чечню. Я надеялся, что больше никогда не увижу этого типа или, по крайней мере, разговор с ним не займет много времени. Я, конечно, не забыл, как этот трус спрятался от боевиков в сортире. Не знал он, наверное, что в сортире-то как раз и «мочат».
Генерал, по-хозяйски плюхнувшись на диван, извлек из папки два машинописных листка и протянул их мне. Это был, ни много, ни мало, проект моего ходатайства на имя президента Путина о присуждении этому деятелю звания Героя России «за проявленное мужество при выполнении особо сложного боевого задания». Визит ко мне и свою просьбу генерал объяснил, глазом не моргнув, — мол, «подрастают сыновья, и надо, чтобы у них перед глазами был живой пример, на кого равняться». Не много думая, я выставил наглеца за дверь.
Вспоминая драматические события в Зантаге в мае 1999 года, я до сих пор корю себя за то, что при эвакуации людей из этого аула я в спешке не успел попрощаться с Надиром Хачилаевым. А ведь благодаря ему нам удалось спасти несколько десятков русских заложников, среди которых оказался и один солдат-срочник из моего «воронежского списка». Что на самом деле натворил Хачилаев, чем он так взбесил дагестанское руководство, я не знаю. Вскоре он был арестован, потом снова отпущен на свободу, а в 2003 году погиб от пули наемного убийцы. Кто его «заказал», до сих пор не знает ни следствие, ни я. Но мне точно известно, что Надир Хачилаев вернул матерям живыми много русских парней. Про них забыли политики, от них отмахнулось военное командование. Но они выжили и вернулись домой. И за это я буду вспоминать своего странного и дикого лакского друга с благодарностью всю свою жизнь.
Главный думский дипломат
1999 год был полон драматических событий. Отставка Евгения Примакова, недолгое княжение в правительстве Сергея Степашина, его поездки к Ельцину в Сочи наперегонки с главой Министерства путей сообщения Николаем Аксененко; секс-шоу «человека, похожего на прокурора Скуратова», бесстыже показанное Михаилом Швыдким по телеканалу «РТР» (вскоре после демонстрации этого «порнофильма» Швыдкого, как в анекдоте, назначат министром культуры); азартный поход Лужкова с сепаратистами во власть, сорванный телекиллером Сергеем Доренко; создание Березовским движения «Единство», переименованного затем в «Единую Россию»; взрывы домов в Москве, темная история с гексогеном и «учениями» ФСБ в Рязани, вторжение боевиков в Дагестан и, конечно, появление в большой политике Владимира Путина, пообещавшего «замочить их в сортире». И последним аккордом уходящего года стало прощание с ельцинской эпохой. Президент уехал из Кремля, передав ключи Путину. Все облегченно вздохнули.
Молодой, энергичный Путин резво взялся за дело. Наблюдая за его резкими телодвижениями и фразами, совпадающими с нашим видением мира, осенью 99-го я сказал своим: «Этот мужик оставит КРО без работы». Путин мне откровенно нравился. Смущало только одно — его «повивальной бабкой» был «демон» Березовский.
От Воронежской области я вновь стал депутатом Государственной Думы, и в январе 2000 года новый ее состав избрал меня председателем Комитета по международным делам. Позже сам Евгений Максимович Примаков расскажет, какая истерика по этому поводу поднялась в наших «либеральных кругах». Его даже специально отрядили ехать к новому президенту, чтобы добиться моей отставки. Позже мудрый «Примус», как любя называли этого заслуженного человека все мои коллеги, извинился передо мной за свой поступок, признав, что я с блеском исполнял обязанности «главного думского дипломата».
В феврале 2000 года между Россией и европейскими структурами резко обострилось противостояние по вопросу о методах ведения нашей армией вооруженной операции в Чечне. Роль заводилы конфликта взяли на себя Совет Европы и его Парламентская Ассамблея (ПАСЕ). В ответ Государственная Дума и Совет Федерации сформировали новую делегацию в Ассамблее и избрали меня ее руководителем на весь период исполнения депутатских полномочий (до моего избрания на этой должности была постоянная «текучка кадров»).
Российские делегации участвуют в работе Парламентской Ассамблеи Совета Европы с 1996 года, когда наша страна стала 39-м по счету членом этой международной организации. В Парламентской Ассамблее Российскую Федерацию представляет делегация в составе 24 депутатов Госдумы и 12 членов Совета Федерации.
В апреле 2000 года нам предстояла скандальная дискуссия в ПАСЕ по вопросу о «грубом нарушении прав человека в Чеченской Республике». Министр иностранных дел Игорь Иванов предложил мне вообще не ехать в Страсбург. «Старик, давай замотаем эту поездку! Пошлем регистрационную форму новой делегации с опозданием, вас не успеют аккредитовать и побазарят в отсутствие российской делегации, на этом и успокоятся», — настаивал хозяин российского внешнеполитического ведомства. Я ответил, что лучше вообще выйти из ПАСЕ и Совета Европы, чем скулить и поджимать хвост, уходя от дискуссии. «Если мы уверены в своей правоте, почему мы должны бояться европейских парламентариев?» — ответил я разочарованному министру. Иванов доложил президенту, что «Рогозин невменяем», и дал команду МИДу не вмешиваться в конфликт.
Апрельская сессия ПАСЕ действительно не предвещала нам ничего радостного. Запад гудел от возможности надавать России по носу, расквитаться за пусть робкую, но все же отличную от НАТО позицию по Косово. Объективные издержки военной операции в Чечне действительно давали европейским парламентариям и правозащитникам богатую почву для критики России. Кроме того, в нашем тылу путалась «пятая колонна», включившая в состав российской делегации «совесть нации» — Сергея Адамовича Ковалева, который только и ждал удобного случая, чтобы нагадить своей стране и лично своему «старому другу» — мне.
Мы знали, что унижение России в Страсбурге должно было идти по следующему сценарию: если наша делегация не приезжает на сессию, ее осмеивают и лишают полномочий, если же она все-таки приезжает, то ее лишают права голоса, оставляя сидеть наказанной в углу. Ни то, ни другое меня не устраивало. Я ехал в Страсбург — столицу восточно-французской провинции Эльзас, — с твердым намерением публично отстоять наше право сопротивляться сепаратизму и терроризму. Я не собирался расшаркиваться перед мало что знающими о нашей действительности европарламентариями, хотя и не собирался им хамить. Важнее всего было не то, что они про нас будут думать, а то, что мы сами о себе думаем. Страсбург был для этого идеальным испытанием политического мужества моих коллег-парламентариев.
Делегацию я стал настраивать заранее: «Важно никого не бояться. Главное, — не бояться самих себя, своей ответственности. За результаты работы делегации отвечаю я. Помните, мы выиграем, если покажем командную игру!» Никто мне не возражал, кроме трех «отшельников», пропустивших общий сбор делегации. Это была далеко не святая троица — два «яблочника», которые считали, что с Западом надо дружить «по-любому», ну и, конечно, наш «Сергей Адамыч».
Наконец, наступил «черный четверг» — день обсуждения «чеченского досье». Большой зал ПАСЕ был забит до отказа. Гостевые ложи заполнены страсбургскими зеваками и ичкерийскими недобитками, вольготно обосновавшимися в Европе под видом «несчастных беженцев». Приготовления к публичной порке России были завершены, и спектакль начался.
Микрофон переходил от одного пламенного оратора к другому. Каждый рассказывал о происходящем в Чечне, как будто сам только что оттуда вернулся. Каждый следующий оратор пытался перещеголять своего предшественника мастерством описания «зверств русской солдатни». Зато никто из выступавших не назвал ичкерийцев «бандитами» и «террористами», предпочитая словечки типа «партизаны», «борцы за свободу», «сторонники автономии». Самым резким ругательством в адрес головорезов было слово «боевик», но даже его за три с половиной часа ожесточенной дискуссии я слышал всего пару раз. Торжество «двойных стандартов» в этой аудитории было очевидным.
При этом подробное описание «преступлений русской армии» было снабжено устными «документальными свидетельствами», по все видимости, подброшенным Мовлади Удуговым и его «профессором». Члены ПАСЕ смаковали подробности «злодеяний» Москвы, как будто получали от этого физическое удовольствие. Не думаю, что человек, который действительно видел ужасы гражданской войны и кровь мирного населения, мог бы так цинично на публике делиться своими впечатлениями. Несмотря на протесты моих коллег из российской делегации, принявших самое активное участие в дебатах, «участники спектакля» не отходили от по заранее спланированного сценария. Наши поправки к итоговому документу дружно отвергались, зато каждое новое обвинение в адрес России также дружно приветствовалось залом.
Составленный докладчиками ПАСЕ перечень «зверств русских» заворожил помутненное сознание европейского обывателя. На гостевом балконе послышались жалкие женские всхлипывания. Ораторы ПАСЕ — британский лорд Джадд и немецкий социал-демократ Рудольф Биндиг (его папаша воевал в составе вермахта на гитлеровском Восточном фронте, погиб в боях с Красной Армией, и сынок этого «интуриста» продолжил дело славного отца), доведя зал «до кондиции», наконец, потребовали лишить российскую делегацию права голосовать в течение всего периода работы Ассамблеи. Особо усердным русофобам и этого показалось мало: они потребовали отнять у нас не только право голосовать, но и право голоса, то есть возможность излагать свою точку зрения с трибуны ПАСЕ. Если бы это решение было принято, нашей делегации пришлось бы либо сидеть молча на скамейке «штрафников» на пленарных заседаниях Ассамблеи, притворившись «зайчиками», либо не ездить в Страсбург вовсе.
Любопытно, что никто из европарламентариев не решился поставить вопрос об исключении России из Совета Европы — одно дело злобствовать на наш счет, другое — жить за наш счет. Козырев, согласовав с Ельциным в середине 90-х вопрос о нашем вхождении в этот «европейский предбанник», убедил его взять на себя финансовые обязательства «основного плательщика» Совета Европы. С тех пор Россия ежегодно перечисляет в Страсбург более 20 миллионов евро, что составляет почти 13 % всего бюджета Совета Европы. Это даже больше нашего официального взноса в ООН! За такую малообъяснимую щедрость Россия получила право четыре раза в год отправлять в Страсбург за свой же счет делегацию аж в 36 парламентариев, которые регулярно, как заядлые «двоечники», получали от западной демократии взбучки за очередное наше «невыполненное домашнее задание».
Пять раз я на встречах с Путиным убеждал его сократить взнос России в ПАСЕ. Пять раз он со мной соглашался, писал разные важные резолюции на моих бумагах, но воз и ныне там. Думаю, что кремлевская бюрократия научилась понимать почерк президента и по нему определять, важен ли для Путина тот или иной вопрос, или он просто хочет отделаться от очередного назойливого посетителя.
Но вернемся на сессию ПАСЕ. Бурная дискуссия, наконец, завершилась, и члены ассамблеи приступили к голосованию. Нельзя сказать, что доводы нашей делегации не подействовали на часть европейцев — итальянская, часть французской и испанской делегаций не поддержали санкции против России. Зато «братушки» из бывшего соцлагеря проявили в полное мере свое гнилое нутро.
В итоге было принято решение о лишении нашей делегации права голосовать на пленарных заседаниях ПАСЕ. Все остальное — посещать столовую, ходить в отхожие места и даже иногда жалко попискивать с трибуны — нам благосклонно разрешили.
Последнее слово предоставили мне — как «главному обвиняемому» и лидеру русской делегации. На балконах воцарилась тишина. Я постучал по микрофону и внимательно посмотрел в зал.
Несколько сотен самодовольных депутатских физиономий, только что поглумившихся над правдой и Россией, торжествующе смотрели на меня.
«Вы только что перемалывали косточке моей несчастной стране, которая столкнулась с агрессией шовинизма и сепаратизма, — начал я свою речь. — Мы специально приехали сюда, чтобы рассказать вам о Чечне и Северном Кавказе, представить людей, кто с оружием в руках защищал свой дом от бандитов и насильников. Мы хотели совместно с вами попробовать найти пути решения таких сложных проблем, но вы предпочли предстать учителями, вразумляющими бестолковых русских.
Вы — не учителя. Вы такие же ученики. Если бы вы были учителями, мы бы сидели и записывали ваши рецепты решения проблем Ольстера, Корсики, терроризма басков в Испании. Мы бы аплодировали тому, как мудро и бескровно вы остановили войну в Косово, Сербской Крайне и Боснии.
Но, к сожалению, нам ничего не известно о ваших успехах на сей счет. Так кто дал вам право нас учить, коли вы сами — нерадивые хозяева собственного европейского дома?
Насчет только что принятой вами резолюции о санкциях против нашей делегации… Господа, я же вас просил разговаривать с нами вежливо! Я же призывал вас вести диалог на равных и даже не думать о том, чтобы унизить ваших коллег. Но вы все сделали наоборот.
Напоминаю: я и мои товарищи представляем Россию. С Великой Державой нельзя так разговаривать. Подумайте над этим».
На глазах у изумленного зала депутаты российского парламента встали и, следуя за мной, покинули пленарное заседание ПАСЕ. За нашей спиной раздавались отдельные возгласы, но в целом руководство и члены ассамблеи не ожидали такого поворота событий. Все пребывали в шоке. Слишком часто за последние годы они наблюдали покорность России, бесхребетную низость ее пресмыкающихся перед Западом представителей, их готовность чистить сапоги всякому иностранцу, напускающему на себя важный вид. Впервые за десять лет они вновь увидели страну, которая требовала к себе уважения, и не могли опомниться от переполнявших их чувств.
В холле на нас набросились российские журналисты. Вне зависимости от отношения ко мне лично, все они понимали, что присутствуют при историческом событии — пробуждении национальной гордости великороссов. Она так долго дремала под неусыпным взором либеральных надсмотрщиков, что про нее уж стали потихоньку забывать. А тут вдруг вспомнили.
Все члены российской делегации находились в сильном возбуждении. Ребята поверили в себя, почувствовали свою силу и характер. Недосчитались только троих — той самой «не святой троицы». Через час, когда все европарламентарии разошлись по страсбургским ресторанам и гостиницам смаковать une demarche russe, я вновь вернулся в зал пленарного заседания ПАСЕ, чтобы забрать забытый на рабочем месте мобильный телефон.
Однако благодаря своей забывчивости я стал невольным свидетелем замечательной мизансцены. На другом краю пустого зала спиной ко мне сидел «совесть нации». Он давал интервью двум местным журналистам.
Видимо, французы уже закончили выдавливание из «правозащитника Ковалева» очередной порции накопленного им яда, и, собравшись уходить, решили записать в блокноте транскрипцию русских ругательств, которыми он награждал меня и Путина: «Пишите, пишите по буквам! — наседал на них правозащитник. — Пишите же:
РОГОЗИН — МЕР-ЗА-ВЕЦ. Записали? Хорошо. Теперь дальше пишите: ПУТИН — ПО-ДО-НОК!».
Мне стало даже так-то неловко за Ковалева. Каким жалким и нелепым казался мне в этот момент пустой и злобный старичок. Я забрал телефон и тихо вышел из зала.
На следующее утро я вылетел в Москву, где на заседании Совета безопасности России мне предстояло выступить с сообщением о готовности Думы к ратификации договора о сокращении стратегических наступательных вооружений (СНВ-2). Договор этот был вреден России: он предполагал уничтожение нашей страной всех тяжелых стратегических ядерных ракет наземного базирования с разделяющейся головной частью. Американцы очень боялись этого шедевра советской военной науки и ВПК, называли наши ракеты «Сатаной» за их надежность, неуязвимость для средств американской противоракетной обороны и боевую мощь. Одна такая ракета может стереть с лица Земли все Восточное побережье США.
Вот почему американцы через своих людей в российском руководстве добились подписания Ельциным этого ущербного для нас договора. Но соглашение не может вступить в силу, пока не будет ратифицировано парламентом. Американцы вместе со всеми странами НАТО требовали от России прекратить «волокитить» законопроект о ратификации и поскорее вынести его на пленарное заседание Думы. Снять это соглашение вообще с обсуждения в парламенте Кремль не решался, так как это было бы воспринято Вашингтоном как явный демарш Путина в первый же месяц его президентства и вызвало бы неминуемую жесткую размолвку между США и Россией. Этого в российском руководстве никто не хотел, вот все и думали, как сделать так, чтобы документ все-таки ратифицировать, но при этом сделать его ничтожным и отказаться от его выполнения.
Ход был найден, причем довольно остроумный. Решено было включить в текст законопроекта о ратификации оговорку, смысл которой сводился к следующему: Россия будет соблюдать договор СНВ-2 в случае, если США сохранят действие Договора о противоракетной обороне (ПРО) 1972 года, и не будут расширять НАТО. Мы знали, что американцы не собирались делать ни того, ни другого. Договор по ПРО мешал им создать новую систему противоракетной обороны. «Нам надо защитить нашу территорию от угрозы ядерного нападения Китая и Северной Кореи» — так они объясняли нам свои намерения нарушить стратегический баланс с Россией. Мы, конечно, не верили ни единому их слову, равно как и они уже не считались с нашими озабоченностями. Что касается расширения НАТО, то это было известно давно. Противостоять этому процессу Кремль не решался, да и уже разучился. А потому изложенная в моем докладе идея увязать ратификацию СНВ-2 с сохранением Договора по ПРО и отказом от расширения НАТО была принята членами Совета безопасности «на ура».
Заседание подошло к концу. Все стали из-за стола и начали прощаться с председательствующим на Совбезе Владимиром Путиным. Я тоже подошел к нему, чтобы передать отчет о работе нашей делегации в Страсбурге. Президент взглянул на отчет и спросил: «А, может, все-таки не надо было ехать туда?». Я понял, что до меня с ним уже встретился министр иностранных дел. «Нет, не согласен. Мы дали бой, потому что уверены в своей правоте», — ответил я. «Может, вы и правы». Путин пожал плечами, и мы попрощались.
По моему предложению Государственная Дума приняла в отношении ПАСЕ следующее решение. Во-первых, до тех пор, пока права российской делегации не будут восстановлены в полном объеме, нашей ноги там не будет. Только лидер делегации получал полномочия обсуждать с руководством ПАСЕ сроки и условия разблокирования сотрудничества.
Во-вторых, Дума не отказывалась от контактов с Ассамблеей по вопросам, представляющим совместный интерес, в том числе по поиску взаимопонимания по чеченскому вопросу. В этой связи я предложил создать совместную рабочую группу Госдума — ПАСЕ, которая могла бы регулярно посещать Чечню и «снимать озабоченность» у наших европейских коллег. Страсбург на это клюнул.
В итоге, возглавляя международный комитет, большую часть своего времени я стал проводить на территории Чеченской Республики, сопровождая всевозможные иностранные делегации и докладчиков по этому больному в наших отношениях с внешним миром вопросу.
Для меня это уже был опыт совсем иного характера, поскольку приходилось общаться с бывшими боевиками, перешедшими на сторону Москвы. Среди них особенно выделялся Ахмат Кадыров, на которого Кремль сделал главную ставку в чеченском урегулировании. На первый взгляд только что назначенный главой Чечни бывший муфтий казался человеком необузданного нрава, но это было ложное впечатление. Кадыров-старший оказался хорошим психологом, понимал, чего от него хотят в Москве, видел ограничения, наложенные на него федералами, и ни разу не выбегал за флажки.
Именно он начал переманивать с гор боевиков, выбивал под них амнистию, «под свою ответственность» брал их на работу в так называемые «правоохранительные органы» — короче говоря, легализовал под своим началом большую часть бандформирований. В Думе такому попустительству к бандитам сопротивлялись вместе со мной всего несколько человек. Остальные по просьбе Кремля не только голосовали за крайне сомнительное постановление об амнистии участников бандформирований, но еще и закрывали глаза на то, что вчерашние головорезы и душегубы получали право носить свое же оружие и служить в милиции и кадыровской гвардии. Поэтому Кадыров-старший лишь изображал покорность и лояльность России, а на самом деле «тихой сапой» добивался своего — независимости Чечни и установления собственных порядков.
Владимир Путин доверял ему, дорожил своими «политическими инвестициями» в новое руководство Чечни, отмахивался от предупреждений и нападок на бывшего муфтия со стороны силовиков и полномочного представителя в Южном федеральном округе генерала Виктора Казанцева, которому вражда с Кадыровым стоила должности.
Ко мне Кадыров-старший относился по-свойски, часто звал к себе на обед, давал свою машину и личную охрану для передвижения по республике, четко выполнял мои просьбы по работе с международными наблюдателями.
В марте 2001 года, во время очередной вылазки лорда Джадда в Чечню, вертолет, на котором я летел, сопровождая важного гостя, чуть не потерпел крушение. Мы заходили на посадку в станице Знаменская и, видимо, попали в «воздушную воронку», образованную винтом только что севшего вертолета сопровождения. Машина зависла на высоте примерно 70 метров и стала кружиться над землей. Спецназовцы, сопровождавшие нас, не выпуская из рук автоматы, попадали на стальной пол вертолета. Лица сидевших передо мной депутатов оцепенели от ужаса. Все вопросительно смотрели на меня, как будто я знал, что будет дальше.
В тот миг я подумал, что нас подбили, достал служебное оружие, передернул затвор и стал внимательно ждать дальнейшего развития событий. Левой свободной рукой я забросил свою спортивную сумку за спину. Почему-то мне казалось, что мягкие вещи — свитер и джинсы — помогут смягчить удар при падении вертолета. Странные мысли приходят в голову в секунды смертельной опасности!
Я еще раз посмотрел вниз. Люди казались мне насекомыми. Они разбегались в разные стороны от предполагаемого места падения нашей машины. Вдруг вращение вертолета остановилось, и он с глубоким креном стал уходить в сторону пустыря на окраине станицы.
Сели. Я все еще подозревал, что мы подверглись обстрелу с земли, и торопился покинуть машину. Дернув ручку аварийного сброса двери, я выдавил ее наружу и спрыгнул на сухую траву.
Метрах в 40–50 от вертолета, сразу в нескольких местах, тлела земля. В небо поднимались черные шлейфы дыма от подземного пожара чеченской нефти. Я присел на колено и, сжав обеими руками рукоятку пистолета, оглянулся вокруг. Никого.
Примерно через минуту дверь кабины пилотов открылась, и два офицера вслед за мной спрыгнули на землю. Они молча прошли мимо меня в сторону заднего винта, так же молча раскурили табак и уставились в пустоту. Я заглянул в пассажирскую кабину. Люди понемногу стали приходить в себя, некоторые уже успели оправиться от шока.
Одному депутату стало плохо — возможно, шалило сердце. Я буквально влил в него из фляги несколько глотков коньяка. Через минуту на его щеках выступил румянец. Неожиданно выросший как из-под земли микроавтобус ФСБ отвез нас в станицу, где наше спасение радостно приветствовали сотрудники районной администрации. О ЧП немедленно доложили Кадырову, и он тут же нашел меня по телефону.
Общаясь с чеченцами, я старался записывать некоторые собственные наблюдения, которые могли помочь в составлении психологического портрета этого народа. Без понимания особенностей психотипа вайнахов нашим политикам и военным вообще не стояло соваться в Чечню.
Армия любого государства должна быть готова не только умело стрелять и брать штурмом населенные пункты, но и удерживать их под своим контролем, выстраивая неконфликтные отношения с местным населением. Кроме того, знание некоторых тайн души иного народа вообще может позволить взять город без боя — правильный подход к национальному вопросу заменит встречный огонь цветами и симпатичными барышнями с подношением традиционных хлеба и соли.
Думая над этим, я все никак не мог взять в толк, почему Кремль бросал в чеченское пекло вчерашних русских школьников, не только не знавших, как выжить и победить, но где они вообще находятся и с кем имеют дело. Тогда я решил попробовать описать психологический портрет чеченского народа. Вот что у меня из этого получилось:
«Мы не установим мира в Чечне, пока не научимся понимать чеченцев. Чеченцы значительно отличаются от русских по своей психологии и образу мыслей. Как и все горцы, они быстро зажигаются какой-нибудь идеей и так же быстро остывают. В то же время образованные чеченцы очень хорошо осознают свою выгоду и действуют только исходя из нее. Показная горячность позволяет им расположить к себе русского, который видит перед собой правдолюбие, дружелюбие, готовность к самопожертвованию. За всем этим надо видеть практическую цель, которую ставит перед собой чеченец.
То, что кажется русскому противоречием, для чеченца таковым не является. Он может быть дружелюбен к тому, кого пять минут назад готов был убить. Он может ненавидеть того, с кем был совсем недавно в самых теплых отношениях. Разные системы ценностей приводят к тому, что вы считаете предательством то, что чеченцы определяют как ловкость и удача или умение вести дела с чужаками.
В русских людях простые чеченцы видят, прежде всего, завоевателей, которые пришли на «землю их отцов». Таковы последствия внедрения ложной исторической концепции о России — «тюрьме народов», мифа о «200-летней войне с Россией», а также бурного роста численности чеченцев в послевоенные годы, заселивших равнинную часть Чечни.
Вы должны считаться с заблуждениями чеченцев и спокойно их опровергать.
Вы должны помнить, что именно русские связывают Чечню с мировой цивилизацией. Это требует от русских людей, находящихся на территории Чечни, осознания своей миссии. Вы должны понимать, что безграмотная речь, нецензурная брань, неуважение к пожилым людям и женщинам, показная грубость вызывают у чеченцев представления о том, что величие русской культуры — это обман. А от презрения до вражды — один шаг.
Отрицательное отношение у верующих чеченцев вызывают распитие спиртного, пьяные дебоши в публичных местах. В воинских частях, расположенных на территории 4P, должен действовать сухой закон. Пьяные военнослужащие, бесчинствующие в мусульманской среде, — это уже сам по себе раздражитель для религиозного населения, формирующий неуважительное отношение к армии. Выпивших солдат и офицеров не следует допускать к исполнению служебных обязанностей, особенно к участию в спецоперациях.
Как и с любым малознакомым человеком, вам следует проявлять к чеченцу уважение. Вы не знаете, друг он вам или враг. Поэтому считайте, что он может быть вам полезен, если вы расположите его к себе. Самый простой способ для этого — оказание знаков внимания. Даже преувеличенное восхищение домом, имуществом или профессиональными навыками чеченца не будет лишним.
Не следует забывать, что чеченцы, в силу пережитой ими депортации в Казахстан, говорят по-русски чище, чем другие кавказские народы, а потому хорошее русское произношение у чеченца может быть предметом комплимента с Вашей стороны. Любое подчеркивание своего превосходства со стороны русского будет оценено чеченцем как повод, чтобы найти либо негативные проявления в поведении русских, либо признаки превосходства в поведении чеченцев. На месте чеченцев вы реагировали бы на унижение точно так же.
Уважения чеченца можно добиться, если показать ему, что Вы владеете некоторыми местными обычаями и познаниями в области ислама лучше его самого. Простой чеченец, не будучи сам глубоко религиозен, с уважением относится к верующим и сам не прочь подчеркнуть, что живет по законам Аллаха. Чеченец с уважением отнесется не к разговорам о веротерпимости или истинности той или иной веры, а к проявлению живой веры у русских. Русский православный ритуал показывает чеченцам, что перед ними не завоеватели, а культурная нация, носитель одной из мировых религий.
Чеченцу следует напоминать о времени «до войны», когда они жили рядом с русскими без ненависти. Для старшего поколения эти воспоминания дают повод требовать возвращения к миру, для младшего — дают надежду на преодоление сегодняшних страхов и неустроенности.
Больным для чеченцев является вопрос о сталинской депортации. Любой чеченец сочтет за оскорбление, если усомниться в том, что это был акт геноцида. В то же время чеченцам надо напоминать, что не только они осваивали эти земли, и что русские сами страшно пострадали от сталинских репрессий.
Гостеприимство чеченцев носит совсем не тот характер, который принят у русских. Гостеприимство должно проявляться к совершенно незнакомому человеку, который может быть поражен радушием хозяев. Но это не означает установления каких-либо особых отношений и дружеских обязательств.
Чеченцам очень важно чувствовать свою значимость. Поэтому они охотно получают символические вознаграждения и занимают административные посты, пристраивая рядом своих многочисленных приятелей и родственников. Для укрепления отношений с чеченцами вам необходимо оказывать им знаки внимание. Лучше приглашать чеченца к себе в гости, чем ходить к нему.
Нужно также понимать, что, занимая административный пост, чеченец становится объектом для нападения боевиков, и этот поступок требует от него определенного мужества (если, конечно, он не находится с боевиками в предварительном сговоре).
В повседневном поведении чеченцев сохранилось уважительное отношение к старшим, особенно старейшинам рода, светским и духовным авторитетам. Особым почтением в чеченской семье пользуются родители.
Необходимо учитывать особенное отношение чеченцев к женщинам. Будучи сами внешне достаточно суровы в отношении к женщинам своей семьи, чеченцы относятся к ним бережно и не терпят, когда кто-то посторонний к ним относится грубо. Попытки навязать «свободную любовь», домогательства, непристойности, сказанные в присутствии чеченских женщин — все это создает для чеченцев образ врага, который покушается на самое святое для чеченца — на их семью, род.
Чеченские женщины часто используются боевиками для создания всякого рода публичных скандалов и вооруженных провокаций. Представители федеральной власти и военнослужащие оказываются в тупике: либо порядок установлен не будет, либо в присутствии чеченцев их женщины будут оскорблены или против них будет использована сила. В таких ситуациях надо искать мужчину, с которым и вести все переговоры. Опыт последних лет показал, что любое замешательство со стороны военнослужащих во время «психической атаки» чеченок приводил к неминуемым жертвам со стороны представителей федеральной власти. Поэтому по возможности вообще не следует ввязываться даже в разговоры с чеченскими женщинами. Нужно постоянно стремиться к тому, чтобы все переговоры проводились с мужчинами, а женщины отстранялись от «мужского дела».
Захват заложников в Чечне — древнейший обычай, искоренить который не удалось даже за годы советской власти. С заложником обычно обращаются крайне жестоко. Потому не стоит вести себя в Чечне легкомысленно, уподобляясь колониальным завоевателям. Главное — соблюдать меры предосторожности, чтобы не стать заложником и не пережить на себе всю ту вражду, которая накопилась у чеченцев к русским.
Вашим сослуживцам всегда должно быть известно, куда вы отправились и когда планировали вернуться. При этом передвигаться следует группами не менее 5 человек с хорошим вооружением или под надежной охраной. Следует также быть настороже в случае приближения к вам группы местных жителей, даже если при этом присутствуют свидетели, среди которых есть и ваши знакомые.
Если все же случилось несчастье и вы попали в руки к боевикам, необходимо всеми способами готовиться к освобождению. Когда боевики контролировали всю территорию Чечни, побег был крайне опасен, однако сегодня он может быть единственным выходом и спасением от смерти. Готовиться к побегу надо, всячески усыпляя бдительность боевиков. Действовать нужно только наверняка.
Всякий протест должен быть скрыт. Лучше всего — за стеной молчания. Что говорят — делайте, не усердствуя, и только в меру Вашего состояния. Спрашивают — отвечайте. Но односложно. Не следует вдаваться в дискуссии или откровенность. Любые мольбы о пощаде, попытки задобрить насильников лестью и услужливостью в равной мере могут возбудить в них жестокость. Такая же реакция может последовать при попытках взять высокомерный тон или высказать угрозу отмщения.
Важно уклониться от того, чтобы дать адрес своей семьи, родственников или друзей. Они могут стать объектом вымогательства и угроз. Если вынуждают, лучше дать старый или неверный адрес. Главное — выиграть время и готовиться к побегу.
Чеченец, стремясь выглядеть перед собеседником убедительно, часто преувеличивает свои достоинства и успехи. Причем, он сам всегда верит в правдивость своих рассказов и реальность преувеличенных оценок. К этой черте необходимо относиться благосклонно, не оскорбляя ее вашей иронией. Ведь и среди русских много фантазеров.
Решенный «на словах» спор или конфликт для чеченца на самом деле до конца не разрешен. Даже если участники поединка определили, что чеченец слабее, и соперники пожали друг другу руки, это не значит, что чеченец через секунду не бросится снова в драку. Поэтому не следует давать отдельному чеченцу шанс демонстрировать свое превосходство в силе. В то же время, применение военной силы или силы правоохранительных мероприятий должно быть последовательным, предсказуемым, корректным, но и без всякой снисходительности. Любое послабление будет расценено чеченцами как ваша слабость, которая создает у них соблазн испытать еще раз вас на прочность.
Споры между чеченцами очень опасны, потому что не имеют сдерживающих ограничителей. Любой спор может довести до кровавого конфликта и до кровной вражды родовых объединений. Поэтому чеченцы, в отличие от русских, готовы к тому, чтобы кто-то со стороны решал споры между ними. Для этого вам достаточно будет обладать каким-либо официальным статусом и готовностью решать в качестве независимого арбитра спорные вопросы, не исходя из своих интересов (которые тут же будут разоблачены, и доверие исчезнет), а из соображений справедливости. Участие в разрешении межчеченских споров — один из самых эффективных способов доказать необходимость русских для чеченцев.
Трагические события последних 10 лет восстановили в Чечне такие горские традиции как «кровная месть». Именно неотвратимость возмездия обидчику или членам его семьи является проявлением инстинкта самосохранения чеченского общества в условиях разгула бандитизма. Отсутствие у нечеченских жителей республики такого рода родоплеменных традиций во многом порождало безнаказанность преступлений, совершенных боевиками и просто бандитами против безоружного русского населения Чечни. Поэтому вам следует помнить, что неотвратимость наказания за совершенное преступление должна стать основным морально-политическим принципом вашего поведения в Чечне.
Формируя ненависть к русским и России, лидеры бандформирований готовы идти на грязные провокации ценой жизни собственного народа. Известны случаи, когда, по приказу «полевых командиров», переодетые в форму российских военнослужащих боевики (в том числе и славянского происхождения) под видом «зачисток» организовывали демонстративную бойню чеченцев на глазах у их земляков. Факты совершения такого рода преступлений активнейшим образом используются внешними врагами России для критики конституционных действий руководства нашей страны на Северном Кавказе и создания преступного и варварского образа русского солдата и офицера.
Больше внимания следует уделять разъяснительной работе среди населения и вести ее следует с помощью местных активистов, чеченской интеллигенции. В этом смысле особенно важны контакты с духовенством. Люди должны видеть, что закон действует неотвратимо, как в отношении местных криминальных элементов, так и представителей федеральных сил, совершивших уголовные преступления.
Сегодня Чечня живет слухами, сплетнями и мифами, поэтому обществу нужна достоверная, объективная информация. У чеченцев в почете проявление справедливости, равенства, и если они увидят, что федералы действуют не только жестко, но справедливо, это произведет огромное положительное воздействие.
Чеченцы по своему характеру — народ легковерный: они в одинаковой мере могут последовать как положительному, так и отрицательному примеру. Нужны положительные примеры отношения к населению. Надо помнить, что чеченцы уважают силу и ценят справедливость. Однако, факты немотивированного ареста, неоправданного насилия могут перечеркнуть то хрупкое доверие, которое с трудом установилось между военными и местным населением.
Вместе с тем, следует иметь в виду, что в чеченской среде еще очень сильны семейные, родоплеменные, общинные и клановые связи. Здесь еще сохранились элементы круговой поруки. Отсюда информация, поступающая от местных жителей, зачастую может оказаться недостоверной и нуждается в тщательной проверке. К сожалению, в чеченском обществе распространено и такое явление, когда штатные информаторы дают заведомо ложную информацию, чтобы свести счеты с представителями враждующих кланов, тейпов, поэтому к такой информации также нужно относиться крайне осторожно.
Чрезвычайно важно в тех селах, где проводятся спецо-перации, выявить круг авторитетных лиц, на которых можно опереться, для установления доверительных отношений с населением. На этих же людей можно возложить ответственность в деле организации самоуправления, поддержания правопорядка на территории конкретных аулов и сел. В агитационной и пропагандистской работе особенно важно сделать упор на необходимость борьбы с ваххабитами, арабскими наемниками и террористами, окопавшимися на территории 4P. Они являются главными врагами народа, и это понимание становится доминирующим в чеченской среде.
В местах дислокации гарнизонов и в ходе спецопераций военнослужащие должны бережно относиться к памятникам духовной и материальной культуры, не допускать как осквернение мечетей, святых мест, где похоронены шейхи — устазы, так и уничтожение башенных комплексов, мавзолеев и могил предков. Очень важно, с точки зрения завоевания доверия населения, проявлять бережное отношение к окружающей среде, заповедным природным местам, культурным памятникам.
Вам следует всегда помнить, что сила русского присутствия в Чечне — это Закон. Вы — прямое воплощение этого Закона. Любое беззаконие, любая произвольная акция (даже если она никому не принесла ощутимого ущерба) будет обсуждаться среди чеченцев с преувеличениями и дополнительными выдумками. Каждая акция, связанная с ущемлением прав чеченцев, должна быть подкреплена определенным решением власти и документально оформлена. Чеченец должен видеть, что против него действует не частная воля, а закон.
Помните, что каждый чеченец, которого вы своим неправильным поведением сделаете врагом, может стать боевиком, и за ним потянется цепь убийств и зверств. Пострадают невинные люди, да и вы сами можете погибнуть. Задача представителей федеральной власти, в том числе солдат и офицеров, обеспечивающих в Чечне выполнение антитеррористической операции, — научиться завоевывать себе друзей, пусть даже и не самых верных. Без ее достижения мы не сможем добиться своей главной цели — установления мира и укрепления государственного единства России».
Эту справку, написанную в феврале 2002 года на основании, прежде всего, личных впечатлений, я передал руководителям всех российских силовых структур. Никто из них даже толком не поинтересовался, что это за материал и как он может быть использован в практической работе.
Президент, пообещав мне внимательно ознакомиться с текстом, поинтересовался, какие дополнительные источники я использовал при составлении этого документа. «Пушкин, Лермонтов, Толстой. Все они писали о нравах горцев, описывали традиции абреков. История чеченцев и других кавказских народов, их обычаи подробно описаны русской литературой. Достаточно просто перечитать русскую классику, и мы перестанем наступать на одни и те же грабли», — ответил я.
У меня нет оснований полагать, что моя работа над составлением психологического портрета чеченского народа была использована при подготовке личного состава воинских частей, задействованных в проведении антитеррористической операции, и помогла спасти хоть одну русскую или чеченскую жизнь. Вряд ли наша перегруженная личными заботами власть нашла время ознакомиться с этой и подобными работами других экспертов и ученых, и уж тем менее вероятной представляется мне версия о практическом применении наших рекомендаций.
Вручив эту справку президенту, я обратился к нему с просьбой направить меня в качестве его полпреда в Чечню для наведения конституционного порядка. Я был уверен, что справлюсь с поставленными задачами, сумею скоординировать действия силового блока и установить надлежащий контроль над законностью расходования бюджетных средств, выделяемых Чечне на восстановительные работы. «Вы мне нужны в Думе», — многозначительно отрезал президент, и больше этот вопрос на наших встречах не поднимался. А жаль. Гибель Ахмата Кадырова, бандитское нападение на Назрань, Нальчик и Беслан, ежедневные подрывы в Дагестане — все это доказывает неэффективность политики России на Кавказе. Никто не даст нам гарантии, что чудовищные теракты не повторятся завтра, а, значит, Россия по-прежнему живет на кавказском вулкане.
Русские своих на войне не бросают?
Работа в думском комитете по международным делам дала мне уникальную возможность на практике использовать опыт Конгресса русских общин и реализовать мои научные познания. Ломая сопротивление парламентской бюрократии и консерватизм МИДа, я внедрял в жизнь одну разработку за другой.
Во-первых, с подачи нашего комитета Дума стала реальным соучастником процесса выработки основных внешнеполитических решений страны. Сначала я настоял на своем присутствии на заседаниях Коллегии МИДа и Совета безопасности России. Затем добился создания совместных с Министерством обороны и администрацией президента рабочих групп по ратификации международных договоров в области ядерного разоружения и взаимного доверия. Вместе с коллегами из парламентского комитета по обороне, который тогда возглавлял генерал Андрей Николаев, мы заставили правительство забрать из Думы все соглашения, которые, по нашему мнению, наносили ущерб обороноспособности страны.
Во-вторых, я столкнулся с отсутствием в работе нашего внешнеполитического ведомства единого терминологического словаря по вопросам военно-политической деятельности. Дипломаты, участвовавшие в работе нашего комитета, часто в своих выступлениях путались в понятиях, придумывали разные пустые выражение типа «нюансирование модальностей формата диалога» и тем самым вносили полную сумятицу в свои и думские головы. Именно это подтолкнуло меня к написанию первого военно-политического толкового словаря «Война и мир в терминах и определениях», в работе над которым приняли участие замечательные военные мыслители: генерал-полковник, профессор Академии военных наук РФ, почетный академик Российской академии естественных наук Андриан Данилевич; полковник запаса, доктор технических наук, профессор, вице-президент Академии проблем военной экономики и финансов РФ, академик Академии военных наук РФ Виталий Цымбал; полковник запаса, кандидат технических наук, профессор Академии военных наук РФ Игорь Терехов. Возглавил группу военных экспертов мой отец — генерал-лейтенант, доктор технических наук, профессор, лауреат Государственной премии СССР, Герой Социалистического Труда СССР Олег Рогозин. Большой вклад в работу над книгой внес и мой давний коллега, доктор политических наук Андрей Савельев, который отвечал за согласование содержания словаря с Минобороны и МИДом.
Этот объемный глоссарий вышел из печати весной 2003 года. Весь его тираж я подарил Минобороны и Министерству образования для последующей передачи военным кафедрам гражданских вузов и всем военным институтам. Естественно, никому в голову не пришло поблагодарить нас за адский труд — на протяжении полутора лет по ночам мы писали словарь, составляли его разделы, потом изыскивали деньги на издание. Правда, как водится, «награда нашла героя» — Ассоциация книгоиздателей России назвала терминологический стандарт «Война и мир в терминах и определениях» лучшей книгой 2004 года. Пустячок, как говорится, а приятно! Сейчас этой книгой пользуются многие российские переговорщики, не зная, наверное, что их начальство в свое время препятствовало ее появлению.
В-третьих, я не без успеха навязал руководству Думы расширенное толкование моей зоны ответственности, фактически узурпировав решение «русского вопроса» в странах — соседях России, хотя вопросы защиты прав российских соотечественников относились к компетенции другого думского комитета — «по делам СНГ и связям с соотечественниками».
Мне довелось лично участвовать в сложных переговорах о возвращении Эстонской Православной церкви Московского Патриархата своего церковного имущества на территории этой балтийской республики. Один из моих заместителей — Леонид Слуцкий — фактически взял на себя всю организационную сторону решения этого вопроса. До вмешательства нашего думского комитета собственником православных церквей являлся какой-то самозваный «шведский синод», на которого эстонские шовинисты, «в знак благодарности» России за полученную от нее независимость, переписали права собственности. Пришлось дважды летать в Стамбул к несговорчивому и неуступчивому Вселенскому Патриарху Варфоломею, которому я чуть было, с досады, не устроил одноименную ночь за его болезненную ревность к Московской Патриархии и деструктивную позицию в решении «эстонского вопроса».
Огромную роль в снятии этого совсем не церковного конфликта сыграл местный союз крупных промышленников, заставивший политическое руководство Эстонии смягчить позицию. Бизнесмены были заинтересованы в разблокировании двусторонних контактов с огромным восточным рынком и сломили сопротивление «горячих парней», засевших во властных бастионах Эстонии.
Как только в Москве получили долгожданную весть об успешном завершении церковной тяжбы, Патриарх Московский и Всея Руси Алексий II вылетел в Эстонию, чтобы поддержать православную паству и, наконец, посетить могилу своих родителей, захороненных в этой прибалтийской земле. Святейший только что перенес серьезную болезнь, но, надеюсь, добрая весть, принесенная нами, помогла ему преодолеть недуг.
Одним из наиболее запомнившихся эпизодов моей работы в Комитете по международным делам стали события 11 сентября 2001 года в США. Американскую трагедию мне пришлось комментировать в прямом эфире — из вещательной студии, оборудованной на верхних этажах гостиницы «Россия». Перемещаясь из одной студийной комнаты в другую, чтобы успеть прицепить наушник с микрофоном и выйти в экстренных новостях то ОРТ, то НТВ, я наблюдал за всеобщей паникой. Более всего я опасался истерической реакции растерянного Вашингтона, который мог в суете или в результате сбоя компьютера принять атаку смертников за что-то иное и нанести ракетный удар по России.
Об угрозе исламского фундаментализма я говорил американским конгрессменам постоянно — и с трибуны межпарламентских посиделок, и в частных беседах. Бесполезно. Самодовольство и самоуверенность наших коллег из США не вмещались в рамки приличия. Зато после 11 сентября конгрессмены как-то сразу погрустнели и стали прислушиваться к нашим предупреждениям и советам. Правда, по отдельным их ответным репликам я понимал, что некоторые из них оставались абсолютно безнадежными.
Помню одного рослого красавца-конгрессмена из штата Арканзас, который, по-американски небрежно протягивая мне руку, поинтересовался, откуда я прибыл. Я сказал, что прилетел в Вашингтон из самой крупной страны в мире. «Из Польши?» — осторожно осведомился собеседник, и мне сразу стало скучно.
Тем не менее, я никогда не относил себя к той части наших сограждан как, например, известный юморист Михаил Задорнов, которые привыкли потешаться над американцами. Это несправедливо. Да, Америка крайне эгоистична и действительно считает себя «пупом Земли». Но у них есть веские основания так думать.
Пока наши казнокрады разворовывали достояние Великой Державы, а наши армии в спешном порядке эвакуировались из Восточной Европы и СНГ, американские политики наращивали свою военную мощь, которая становилась важным аргументом и козырной картой на столе торговых переговоров. Зачем было над ними хихикать?
Да, средний американец может произвести на среднего русского неизгладимое впечатление своими познаниями в области культуры и географии, точнее, отсутствием таковых. Однако американское общество возглавляет немногочисленная, но патриотически настроенная, образованная и культурная элита, ограниченная в своих действиях сбалансированной политической системой и независимым судом. Абсолютное большинство американцев не боится труда, подвижно в поиске хорошо оплачиваемой работы, обладает здоровым чувством авантюризма, без которого невозможно появление в стране передового, наступательного и даже, в хорошем смысле, агрессивного бизнеса. Ну и, конечно, среди американцев стыдно не быть патриотом.
А ведь в нашей стране благодаря либеральной пропаганде это слово еще совсем недавно было ругательным. Сколько раз на различных телевизионных и радиодебатах оппоненты, пытаясь показаться умными, бросали мне фразу «Патриотизм — последнее прибежище негодяя», не вспоминая, что ее автор — писатель Самуэль Джонсон — сам был большим патриотом Англии, а истинный смысл сказанной им фразы звучит так: «Даже для негодяя не все потеряно, если он патриот».
Американцев любить не за что, но учиться у них — есть чему. Например, тому, как надо защищать своих соотечественников, если те попали в беду. Известно, что правительство США может и авианосец послать на выручку американских граждан, если их жизнь подверглась опасности.
Как у нас с этим обстоят дела, мы знаем отлично. Что там свобода для русских моряков, которые почти два года просидели по идиотскому поводу в нигерийской тюрьме, переболев по нескольку раз малярией, пока о них случайно не вспомнили!
Что там судьба осетина Виталия Калоева, который из-за полного бездействия российских властей и цинизма швейцарского «правосудия», ослепнув от горя потери в авиакатастрофе над Германией всей своей семьи, пошел на безрассудный поступок и поквитался с швейцарским авиадиспетчером, по вине которого наш гражданский самолет с детьми из Башкирии столкнулся в небе с американским «почтовиком»!
Что там жизнь наших дипломатов, захваченных и казненных исламистами в Ираке, для освобождения которых вся «мощь нашего влияния» в мусульманском мире оказалась ничтожной!
Российская бюрократия по глубине погружения в равнодушие к судьбе соотечественников могли бы войти в книгу рекордов Гиннесса. Особо показательным примером тому явились события весны 2003 года в Туркменистане. Отец всех туркмен и по совместительству первый секретарь ЦК республиканской коммунистической (ныне — демократической) партии Сапармурат Ниязов решил разом покончить с существовавшим в течение нескольких лет соглашением о двойном гражданстве с Россией.
Нет смысла сейчас возвращаться к обсуждению этого вопроса: стояло ли вообще Ельцину заключать подобное соглашение с туркменбаши, или лучше было бы эвакуировать оттуда всех русских. Но факт остается фактом — проживавшие в Туркменистане 105 тысяч граждан России — русские и туркмены — в одночасье были лишены всех своих гражданских прав.
По законам туркменбаши иностранцы не имеют права работать и даже иметь недвижимость. Таким образом, русским был предъявлен ультиматум — либо они должны, спешно бросая все нажитое имущество, немедленно покинуть пределы Туркмении и искать убежище в России, либо отказаться от российского подданства. Мало того, оказывается, покинуть Туркмению гражданин России тоже не может, пока не получит на то особое разрешение Туркменбаши и не поставит в свой паспорт «выездную визу».
Молчание Кремля на сей счет было поразительным. Я решил взять инициативу в свои руки и попробовать силой общественного мнения, разбуженного подробностями издевательств над соотечественниками, заставить нашу власть выполнять свои конституционные обязанности.
Думский комитет по международным делам развернул масштабную работу по защите прав человека в Туркмении и спасению граждан России. В течение мая 2003 года в здании на Охотном ряду дважды прошли парламентские слушания о гуманитарной катастрофе в этой азиатской республике. К совместной работе по подготовке рекомендаций руководству страны мной были привлечены аналитики внешней разведки, ученые, представители правозащитных организаций и деятели туркменской оппозиции.
Вот выдержки из подготовленных нами и переданных в Кремль рекомендаций:
…Следует признать неудачным техническое оформление решения о прекращении действия соглашения о двойном гражданстве одновременно с заключением крупного газового контракта ОАО «Газпром»…
…Предпринятые нами меры вызвали серьезную обеспокоенность С. Ниязова, <…> однако пока дальше словесных заверений о намерении соблюдать права российских граждан туркменская сторона не пошла.
Считаем целесообразным:
• жестко настаивать на отмене всех односторонних решений туркменской стороны по ликвидации института двойного гражданства и официальном подтверждении Ашхабадом признания всех прав российских граждан, проживающих на территории Туркменистана, включая право на беспрепятственные поездки в Российскую Федерацию;
• настаивать на предоставлении регулярного доступа российских консульских работников к гражданам Российской Федерации, осужденным или задержанным по делу о якобы имевшем место покушении на Ниязова (Б. Шихмурадов), а также на гуманном обращении с ними в ходе следствия и содержания под стражей;
• отвечать отказом Туркменистану на запросы о выдаче лиц, имеющих двойное гражданство, граждан Туркменистана или граждан иных иностранных государств, которым угрожает опасность подвергнуться пыткам или бесчеловечному и унижающему достоинство обращению;
• с учетом поступающей информации о причастности высшего руководства Туркменистана к контрабанде наркотиков из Афганистана и содействии их транзиту на территорию Российской Федерации принять по линии соответствующих структур исчерпывающие меры.
Установленные нами контакты с лидерами туркменской оппозиции показали, что обменивать благополучие наших граждан на туркменский газ не только аморально, но и непрактично. Вот любопытные данные, которые приводит в письме ко мне руководитель туркменской общественной организации «Ватан» Худайберды Оразов:
О роли Ниязова в поддержке Талибана
Во время первого визита главы Афганистана Карзая в Ашхабад, Ниязов во всеуслышание заявил по туркменскому телевидению, что прежнее правительство муллы Омара осталось должно Туркменистану 200 млн. долларов США. <…> Достоверно известно, что Туркменистан являлся для них основным поставщиком горюче-смазочных материалов. Топливо вывозилось сотнями тысячами тонн и автоцистернами, и железной дорогой. Железнодорожные эшелоны пригонялись на границу в Кушку, где груз перегружался на автотранспорт и шел дальше. <…> Ниязов открыто призывал региональные страны установить полноценные отношение с талибами, уверяя их, что от них не исходит никакой угрозы. Этот мир имел только одну основу: взаимовыгодная торговля наркотиками. Туркменистан стал окном в мир для талибов, и они практически не чувствовали международной изоляции, имея возможность растекаться по миру через своего северного соседа. Для народа Туркменистана это соседство обернулось валом наркомании, утерянной молодежью.
О двойном гражданстве
По официальным данным посольства России, в Ашхабаде лиц с двойным гражданством около ста тысяч человек. Это цифра по выданным паспортам. Этот учет не учитывает три категории граждан. Тех, кто получил российские паспорта непосредственно в России и не афиширует его наличия. Вторая категория — лица со справками о получении гражданства, но не успевших получить паспорта. И третьи — члены семей граждан, имеющих двойное гражданство. Кроме этого, есть еще огромное количество тех, кто подал заявление о получении российского гражданства и ждал и ждет решения. Речь идет как минимум о 250 тысячах граждан.
Для нас непонятно, чем институт двойного гражданства с Туркменистаном мешал России. Для народа Туркменистана (я говорю не только о русских) это было едва ли не последней ниточкой, связывающей с Россией. Сейчас эта ниточка отрезана.
Соглашение по газу
Принято считать, и не без оснований, что вопрос о гражданстве был одной из жертв, принесенных ради доступа к туркменскому газу. Заверения о возможности поставок громадных объемов газа в короткие сроки являются одним из многочисленных блефов Ниязова.
Нынешние запасы товарного газа в Туркменистане не превышают 600 млрд. куб. м. Вся инфраструктура отрасли, магистральные газопроводы изношены, после развала СССР нормально не обслуживалась, за исключением случаев устранения аварий. Поэтому <…> начиная с 2007 года, поставки туркменского газа в объемах 60–80 млрд. куб. метров ежегодно нереальны.
Хитрый деспот туркменбаши знал, что, в конечном счете, дешевый туркменский газ затуманит алчные глаза российской бюрократии, и она скоро потеряет всякий интерес к теме прав наших соотечественников в этой стране. Сначала он свел на нет усилия российских дипломатов, настаивавших на обсуждении «чувствительных вопросов» в рамках специально созданной в дни кризиса совместной рабочей группы. Затем решил напакостить мне лично, заставив руководство «Газпрома» отменить запланированное на территории моего избирательного округа совещание по газификации села (кстати, ускорение газификации Воронежской области было обещано мне президентом лично — в знак его особой благодарности за решение вопроса о калининградском транзите).
В 2005 году Ниязов обнаглел совсем, отменив в Туркмении трудовые пенсии. Россия опять смолчала, хотя не могла не знать, что этим указом Туркменбаши подписал приговор голодной смерти тысячам русских и туркменских стариков, не имевших иного источника пропитания. Наша власть опять проглотила. Возможность брать дешевый газ опять перевесила ответственность власти защищать своих граждан.
Нет, не надо ерничать над Америкой! Она бы такое издевательство в отношении своих граждан не допустила. А, значит, нам действительно еще далеко до ее берегов.
Имеет ли вообще Россия право и возможности прибегать к силе для защиты своих граждан? На этот вопрос вам до сих пор не мог ответить ни один российский высокопоставленный чиновник. Только зверское убийство наших дипломатов в Ираке в 2006 году заставило Кремль признать, что у России есть право применять силу за рубежами национальной территории для защиты своих граждан. А что раньше, не знали об этом?
На самом деле такая возможность дана России международным правом. Все уважающие себя государства вынуждены прибегать к грубой силе для защиты соотечественников, когда исчерпаны политические возможности спасения их жизни.
Стальной кулак в лайковой перчатке
Однажды, кажется, летом 2002 года, мне позвонили из Генеральной прокуратуры РФ и сообщили, что поступило заявление некоего г-на Храмова, представляющего каких-то «транс-радикалов» (наверное, это радикалы, которые от своего радикализма впали в транс), с требованием возбудить в отношении меня уголовное дело в связи с «пропагандой войны».
После высадки в конце февраля 2002 года американских «коммандос» в Грузии отношения между нашими двумя странами резко ухудшились. Стороны обменивались жесткими заявлениями. Получалось, что американцы как бы перекрывают право России применить силу для уничтожения на территории Панкисского ущелья лагерей чеченских диверсантов.
Я выступил с призывом «перестать мямлить» и, наконец, воспользоваться своим правом превентивного удара, чтобы снять угрозу террористической атаки против России. «Транс-радикалы» сочли, что я призываю к развязыванию войны, и написали на меня донос в прокуратуру.
Следователь предложил воспользоваться правом депутатской неприкосновенности и не вступать в спор с г-ном Храмовым в силу ничтожности данного субъекта. Однако я счел нужным написать в Генеральную прокуратуру развернутое объяснение, которое могло бы послужить для нее правовой основой принятия санкций по применению вооруженной силы для защиты жизни и безопасности российских граждан. Вот текст моего ответа:
«В распространенном мной после варварского теракта в Каспийске интервью российским информационным агентствам (13.05.2002 — «Интерфакс», ИТАР-ТАСС и др.) я действительно высказал свою точку зрения о необходимости проведения российскими спецслужбами антитеррористической операции в Панкисском ущелье Грузии. (…) Что касается правовой стороны данного вопроса, то важно проанализировать, какие ограничения предусматривает Конституция РФ и международное право при применении вооруженной силы для борьбы с террористами и защиты соотечественников за пределами национальной территории? Может ли грубое нарушение прав граждан России (в данном случае заложников из числа российских военнослужащих и чеченских беженцев, терроризируемых в Панкисском ущелье) рассматриваться как враждебные действия против российского государства и является ли это основанием для защиты россиян с применением вооруженной силы?
Есть все правовые основания утвердительно ответить на поставленные вопросы.
Во-первых, недавняя история дает примеры политики государств, рассматривавших применение силы для защиты своих сограждан как вид самообороны. Они также активно использовали свои вооруженные силы или специальные подразделения для защиты граждан других стран в тех случаях, когда они подвергались откровенному геноциду. Достаточно вспомнить, например, трехстороннюю военную интервенцию России, Великобритании и Франции в Турцию в 1827–1830 годах для защиты греков-христиан, подвергавшихся массовому уничтожению. Или военные действия России против Турции в 1877–1878 гг. для защиты от резни православных славян Болгарии, Боснии и Герцеговины.
Во-вторых, Конституция Российской Федерации не только не запрещает использовать мощь государства для защиты сограждан, находящихся в опасности, но и утверждает (статья 2): «Признание, соблюдение и защита прав человека и гражданина — обязанность государства». Таким образом, вред, нанесенный отдельному гражданину, является вредом для государства, основной функцией которого является защита своих граждан. Что же касается территории применения такой государственной защиты, то Конституция России не содержит никаких ограничений на сей счет. Более того, согласно статье 5 «Закона о гражданстве Российской Федерации» граждане России пользуются защитой и покровительством России за ее пределами, а российские власти обязаны защищать их права и интересы, а при необходимости принимать меры для восстановления их нарушенных прав. Данные положения российского законодательства в полной мере соответствуют международному праву. Об этом, в частности, свидетельствует высказывание члена Комиссии международного права, бывшего профессора международного права Кембриджского университета Д. Боэтта (Великобритания): «Есть все основания утверждать, что защита граждан, находящихся как на территории государства, так и вовне, является, по существу, защитой самого государства».
В-третьих, в современной политике США, Великобритании, Франции, Израиля легко можно найти примеры активного применения вооруженной силы для защиты соотечественников за пределами национальных границ. Наиболее известны следующие:
1965 год — бельгийские десантники при транспортной и технической поддержке США и Великобритании предприняли вооруженную операцию для защиты двух тысяч иностранцев в Заире;
1976 год — израильские «коммандос» спасли в Уганде заложников, захваченных палестинскими террористами;
1983 год — США совершили вооруженное вторжение на Гренаду под предлогом защиты тысячи американских граждан, оказавшихся в опасности в результате государственного переворота в этом островном государстве;
1989 год — США ввели войска в Панаму. Одна из основных заявленных причин — необходимость защиты американских граждан в этой стране;
1991 год — четыре тысячи французских и бельгийских десантников вторглись в Заир для эвакуации своих сограждан и других иностранцев.
Также в качестве примера можно привести антитеррористическую операцию в Афганистане в 2001–2002 гг.
Не все перечисленные случаи бесспорны с моральной точки зрения (на что я косвенно указал в своем интервью 13 мая с.г.), но ведь речь идет о юридическом праве, а не о деталях и конкретных поводах. Вот что пишет по этому вопросу известный российский специалист в области международного права, доктор юридических наук Н. Б. Крылов: «Противники применения силы для защиты своих граждан, находящихся в опасности за рубежом, чаще всего говорят о возможных злоупотреблениях и на этой основе утверждают, что любое применение силы чревато опасными последствиями, а потому, мол, слишком опасно предоставлять отдельным государствам право прибегать к использованию военной силы. История международных отношений, в самом деле, полна примеров различных злоупотреблений, предпринятых под флагом защиты сограждан, но в действительности являвшихся международным произволом. Достаточно вспомнить, что Гитлер вторгался в Чехословакию, в том числе и под предлогом защиты судетских немцев. Самооборона в международном праве может быть использована как предлог для военных действий против других государств. Но точно также самооборона по уголовному праву подчас бывает неправомерной, а свобода слова, краеугольный камень демократии, подчас является предлогом для беспорядков или безответственных заявлений. Разумно ли на этом основании запретить свободу слова и печати, а также запретить людям защищать себя и свои семьи от бандитов. Надо просто-напросто задать вопрос: остановило бы что-нибудь Гитлера, если бы у него не было упомянутого предлога защищать немецкое меньшинство? Конечно, нет, просто он нашел бы другой предлог. Таким образом, проблема состоит в том, чтобы провести четкую грань между правомерным и неправомерным применением силы».
Анализируя все случаи применения силы для борьбы с международным терроризмом и защиты сограждан, можно выделить ряд критериев оценки — с точки зрения международного права — правомерности такого рода действий государств:
• наличие реальной угрозы террористической агрессии, а также угрозы жизни или систематических и грубых нарушений прав человека;
• отсутствие иных, мирных средств разрешения конфликта, создающее необходимость прибегнуть к крайним мерам самообороны;
• гуманитарная цель вооруженной операции, когда военные действия по ликвидации очага международного терроризма или спасению соотечественников за рубежом должны быть единственным или, по крайней мере, основным мотивом акции;
• пропорциональность, т. е. ограниченность по времени и средствам спасения. Действия государства, применяющего силу, должны предприниматься с целью нейтрализации терроризма и защиты сограждан и не выходить за пределы их непосредственной защиты.
В нашем конкретном случае, связанном с необходимостью «зачистки» Панкисского ущелья, очевидно также и то, что эти действия могли бы быть еще более эффективными, если бы они носили характер совместной силовой акции России и Грузии, на что я и пытаюсь обратить внимание официального Тбилиси.
Очевидно, что российское правительство должно проводить такую политику национальной безопасности, которая бы носила превентивный, профилактический характер. Это бы способствовало недопущению возникновения угрозы безопасности как для самого государства, так и для его граждан. Государство не должно заводить себя в политический тупик, когда единственным выходом из создавшегося положения становится непосредственное применение вооруженной силы».
Эти слова были написаны четыре года назад. И только сейчас, когда в Интернете появились кадры казни наших дипломатов, Дума и Совет Федерации, наконец, затвердили в российском законодательстве принципы вооруженной самообороны и силового спасения соотечественников.
Внешняя политика сильного государства заключается не только в наличии блестяще подготовленных и вышколенных дипломатов, умеющих ловко изъясняться на иностранных языках, и не только в их умении непринужденно носить фрак, смокинг и лайковые перчатки. Наши партнеры при рукопожатии должны чувствовать, что лайковая перчатка скрывает стальной кулак державы, которая своих в обиду не дает.
Окно в Европу
Вскрывая вены Советскому Союзу, Михаил Горбачев и Борис Ельцин забыли не только о Крыме и Севастополе, не только о судьбе 25 миллионов русских соотечественников, но еще и о Калининградской области с ее почти миллионным населением. Эта часть бывшей Восточной Пруссии вошла в состав СССР в 1945 году.
Калининград, в прошлом носивший имя Кенигсберг, представлял собой хорошо укрепленный район обороны немцев. Адольф Гитлер говорил своим генералам: «Берлин падет, но Кенигсберг устоит», — настолько мощными казались фюреру оборонительные возможности этого города-крепости.
Гитлер ошибся. Кенигсберг пал раньше Берлина — 10 апреля 1945-го. За три недели до полной и безоговорочной капитуляции Германии здесь сложили головы 150 тысяч солдат и офицеров Красной Армии. Эта земля до сих пор не просохла от русской крови, а потому совершенно непонятно, как можно было при разделе территории СССР и объявлении независимости Прибалтики забыть о коридоре для свободного передвижения граждан России из Калининграда на «материк» и обратно. Неужели такой принесенной на алтарь победы жертвой наш народ не заслужил уважения своего права на беспрепятственное передвижение граждан по национальной территории?
Даже в годы «холодной войны» Советский Союз, исходя из гуманитарных соображений, согласился с предложением западных держав создать для жителей Западного Берлина безвизовый коридор для их перемещения в ФРГ через территорию ГДР. После начала процедуры вступления в Евросоюз стран Прибалтики «благодарная» Европа отплатила России требованием ввести визы для транзитных поездок наших граждан через территорию Литвы, и это притом, что транзитный поезд будет пересекать литовскую территорию без остановок.
Эксперты нашего думского комитета по международным делам установили следующую картину. На 2002 год регистрировался примерно один миллион пересечений границы Калининградской области с Литвой и Польшей (в среднем в 14 раз больше, чем на других границах РФ). Среди них мы выделили несколько групп российских граждан, права которых могли быть задеты введением Европейским Союзом визового режима.
Самая большая группа — это калининградские «челноки», которые пересекают границу практически ежедневно. Как правило, это жители области, выезжающие в Литву или Польшу за определенной группой товаров, или, наоборот перепродающие товары из Калининградской области. Эти люди вполне могли бы получить либо шенгенскую либо национальную литовскую визу. Никаких нарушений прав человека здесь нами не усматривалось. Любое государство, будь то Россия, Литва или Монголия, может по своему усмотрению вводить или отменять визовой режим на своих границах. Другое дело, что это заставляло наших граждан нести дополнительные расходы на приобретение визы, стоимость которой, как правило, включалась в цену товара и перекладывалась на конечного покупателя. Но оппонировать этому было сложно.
Вторую группу представляли граждане (как жители Калининграда, так и жители «метрополии»), выезжавшие в другие страны Евросоюза через территорию Литвы. Эти граждане уже несколько лет получали для осуществления таких поездок шенгенские визы, и их положение после ввода Литвой визового режима существенно не изменилось.
А вот третья группа граждан России, которые транзитом переезжали из Калининграда на «материк» и обратно и не собирались останавливаться по делам в Литве, в наибольшей степени ущемлялись в результате введения визового режима. Кроме того, возникла политическая проблема суверенитета России над Калининградской областью — нашим гражданам для переезда в другой регион страны требовалось разрешение иностранного государства!
Мы посчитали, сколько человек будут поражены в своих гражданских правах, и установили, что ежегодно осуществляется 600–650 тысяч железнодорожных поездок по маршруту Москва — Калининград — Москва, из которых примерно половина — 300 тысяч граждан — приобретают билеты в оба конца. Количество транзитных пассажиров автомобильного транспорта было оценено нами примерно в 200 тысяч в год. Таким образом, можно было говорить примерно о 400–500 тысячах человек в год, пересекающих литовскую границу в качестве транзитных пассажиров в оба конца (исключая лиц, для которых Литва является конечной точкой маршрута, и лиц, направляющихся в другие государства Евросоюза).
В случае введения транзитных виз для этой категории пассажиров в литовские консульства должно было поступать не менее 1200 ежедневных обращений на выдачу, по крайней мере, двукратных транзитных виз. Очевидно, что литовские загранучреждения были не в состоянии справиться с таким потоком.
Понимая силу общественного мнения, литовские власти через свою агентуру в среде калининградских сепаратистов (и такие там есть) распространяли дезинформацию, что их страна якобы готова предоставить жителям области бесплатные многократные литовские и даже шенгенские визы, но Москва, мол, упирается. Это была обыкновенная ложь: никто нам такое не предлагал, никто не собирался выпускать российских граждан, в том числе и калининградцев, из визового капкана. Разговор шел только о визах, которые Вильнюс и Брюссель собирались вводить уже с 1 января 2003 года.
Страны-участницы Шенгенского соглашения постоянно подвергают наших граждан дискриминации. В так называемые «стоп-листы» — «черные списки» на въезд в Европу — вносятся все женщины до 30 лет, средней руки бизнесмены, и даже граждане, побывавшие участником какой-нибудь пустяшной передряги типа мелкого ДТП. Распространение подобной людоедской визовой практики на калининградский транзит означало бы серьезное унижение России и изоляцию этой эксклавной территории.
Пытаясь заморочить нам голову, западные дипломаты обещали в виде компенсации «доплачивать» стоимость паромных и авиационных билетов до уровня проездного на автобусе. При этом они полностью игнорировали доводы российской стороны о том, что есть немало граждан, которые в силу различных обстоятельств пользуются исключительно наземным транспортом. Кроме того, авиационными маршрутами Калининград был связан лишь с несколькими городами России, а это неминуемо привело бы к дискриминации значительного числа граждан, проживающих в провинции.
Например, из города Сафонове Смоленской области в Калининград, минуя Москву, ходил прямой поезд. В случае введения визового режима жители Сафонове должны были сначала отправиться за визой в литовское консульство в Москве (это семь часов поездом), отстоять там несколько дней в очередях (при этом еще где-то раздобыть себе ночлег в столице), вернуться тем же поездом в Сафонове и только после этого садиться на прямой поезд в Калининград. Стоимость поездки в Калининград с учетом «крюка в Москву» и обратно, а также консульских сборов и стоимости проживания в Москве, возрастала в 2–3 раза. Для пенсионера это означало запредельные расходы и попрание его человеческих прав. Причем количество таких «провинциалов», направляющихся транзитом в Калининград к своим родственникам, было оценено нами примерно в 50–60 тысяч человек в год. Эта цифра означала уже массовое нарушение прав человека.
К концу весны 2002 года переговоры дипломатов России и Евросоюза по калининградскому вопросу окончательно зашли в тупик. В поведении Путина я заметил крайнее раздражение ходом дела. Он предчувствовал надвигающееся на страну публичное унижение и не знал, как его избежать. «От того, как будет обеспечен транзит людей и грузов между Калининградской областью и Россией, без преувеличения будет зависеть будущее отношений России и Евросоюза», — заявлял тогда президент России, отмечая, что предложения Москвы «пока не находят понимания»: «После того как состоялись похороны «холодной войны», возвращение к таким подходам непонятно». До введения литовских виз для транзитных пассажиров в Калининград оставалось всего полгода, рычагов давления на Брюссель в Кремле и МИДе не видели, и все думали над тем, как объяснить гражданам России очередное внешнеполитическое поражение страны, на сей раз задевающее права миллиона граждан на передвижение по собственной стране. Мало того, что вся Восточная Европа, еще вчера открытая для посещений, отправила наших граждан выстаивать изнурительные очереди за визами, так теперь еще и себе домой без платной визы не проедешь.
Нужно было найти иную стратегию переговоров. Обложившись пачками документов, несколько сотрудников аппарата нашего Комитета Госдумы по международным делам — Аркадий Заикин, Владимир Фролов, Николай Барков, а также привлеченный мной к этой работе Андрей Савельев — принялись изучать шенгенское законодательство с целью найти в нем внутренние противоречия и зацепки, которые мы могли бы использовать в продвижении нашей позиции.
Вместо лобового подхода МИДа мы решили использовать приобретенный нами в ПАСЕ опыт парламентского «крючкотворства», которое бюрократам Еврокомиссии крыть было нечем. Кто-то из нас предложил применить против европейцев их же излюбленное оружие — тему защиты прав человека — и перевести камерные дипломатические переговоры в широкую публичную правозащитную дискуссию.
Сама стратегия на переговорах с ЕС по Калининграду предполагала решение двух задач.
Во-первых, мы предложили рассматривать возможность решения вопроса о калининградском транзите с точки зрения перспестивы полного упразднения между Россией и странами ЕС визового режима. В этой связи мы подготовили президенту проект его послания главам государств Евросоюза, который и дал старт нашему «штурму» Брюсселя и Вильнюса.
Предлагая найти «временное решение», мы указывали на наличие в самом шенгенском законодательстве брешей для правового решения конфликтного вопроса. Например, Статья 5.2 дает право стране-участнице делать исключение из режима Шенгена или приостанавливать этот режим в отношении отдельных категорий иностранных граждан «по гуманитарным соображениям», по соображениям «национальных интересов» или в связи с другими международными обязательствами. А внимательно прочитанная нами Статья 141, оказывается, прямо давала возможность странам-участницам добиваться внесения изменений в правила Шенгена в связи с «фундаментальным изменением обстоятельств». Очевидно, что появление части российской территории внутри шенгенской зоны подпадало под это определение. Ведь «творцы Шенгена» ни в 1985-м, ни в 1990-м году не могли предвидеть распада СССР и расширения ЕС, что, собственно, и послужило «фундаментальному изменению обстоятельств».
Во-вторых, помимо чисто переговорной тактики, мы приступили к разработке плана оживления приграничного сотрудничества и развития в Калининграде специальной экономической зоны. Жуткое, особенно на фоне соседей Литвы и Польши, социально-экономическое отставание региона порождало опасную тенденцию к сепаратизму, особенно в молодежной среде. Стали появляться идеи учреждения некой «балтийской республики» с последующим ее включением в Евросоюз. Проявление таких настроений в разгар тяжелейших дискуссий с ЕС при бездействии прокуратуры было сродни ножу в спину переговорщикам. Кроме того, массовая преступность, проституция, эпидемия СПИДа, наркоторговля, дальнейшее ухудшение социально-экономической и экологической ситуации в Калининградской области давали европейцам дополнительные аргументы к ужесточению позиции по пограничному режиму и транзиту в Калининград.
Поняв слабые места переговорной позиции Евросоюза, я решил помочь президенту выйти из тупика дипломатических переговоров, переведя их на уровень широкой общественной и правозащитной дискуссии. Сняв трубку правительственной связи, я набрал аппарат президента. Путин тут же соединился и, выслушав меня, предложил приехать к нему в Кремль прямо сейчас. Через пятнадцать минут я уже докладывал ему свой подробный план по Калининграду.
«Я хочу возложить на вас миссию моего специального представителя на этих переговорах, иначе они посыплются. У МИДа нет идей, как избежать кризиса с Брюсселем и при этом еще сохранить безвизовый транзит. Ваш план может сработать. Все, что вы мне изложили, принимается. Сейчас мы согласуем ваше назначение с Игорем Сергеевичем Ивановым», — президент нажал какую-то кнопку на пульте связи. Министр иностранных дел оказался на своем рабочем месте.
Путин изложил идею назначить меня спецпредставителем президента. Иванов артачился. Наверное, не хотел признавать, что МИД эти переговоры завалил. А, может быть, думал, что я хочу занять его министерское кресло. Интересно, почему наши чиновники сначала думают о кресле, а потом о деле? «Игорь Сергеевич категорически возражает», — сообщил мне президент, повесив трубку. «Вам решать», — ответил я, попрощался и вышел из кабинета.
На следующий день 12 июля 2002 года в актовом зале здания Министерства иностранных дел на Смоленской площади проходило совещание российских послов. Все ожидали приезда президента. Путин любит опаздывать, послы об этом давно знали, поэтому никто в намеченный час в душный зал не заходил. Все толпились в фойе и курилке.
Я подошел поздороваться к министру и его заместителям. Посматривая на часы, они напряженно ждали сигнала из министерской приемной, когда же президент сядет в лимузин и помчится с дачи в Москву. Увидев меня, Иванов выпрямился и в расчете на то, что его услышат все замы, громко произнес: «Я не знаю, что ты там вчера нашептал президенту, но ты станешь его представителем по Калининграду только через мой труп. Я готов съехать из своего кабинета. Пожалуйста, садись в мое кресло и командуй, но пока я — министр, решать проблему калининградского транзита будет наше министерство!» Я парировал: «Что же вы раньше эту проблему не решили, а спохватились только сейчас?».
Сцена была неловкая и, прямо скажу, некрасивая. Я меньше всего хотел конкурировать с МИДом в решении столь важного вопроса. Любая трещинка в переговорной позиции России была бы немедленно использована нашими оппонентами, и в итоге проиграла бы вся страна. Поэтому моим желанием было как можно быстрее замять этот конфликт и начать сообща реализовывать нашу новую стратегию.
На следующий день я выехал в город по хозяйственным делам. Машинально включил радио в автомобиле. Диктор зачитывал указ о назначении меня «специальным представителем президента Российской Федерации по вопросам жизнеобеспечения Калининградской области в связи с расширением Европейского Союза». «Сложное название, — подумал я, — но точное».
На следующий день я собрал наших экспертов, чтобы обсудить план действий. Ситуация была непростая. Как вести переговоры, мы знали. Указ президента по мне подписан. Это в плюсе. А что в минусе? Полномочий и прав по координации работы правительственных органов, задействованных в калининградском вопросе, у меня нет. Возможности хотя бы ознакомиться с практическими наработками МИДа на переговорах с Еврокомиссией — нет. Указания нашим посольствам Литве, Бельгии и дипломатической миссии при Европейских Сообществах взаимодействовать со мной — тоже нет. Нет даже финансирования на командировки, офис и хотя бы минимальный штат дополнительных сотрудников, необходимых для полноценной работы по столь важному для государства вопросу. Ничего этого в наличии не было, и путинским указом не подразумевалось. В общем, нас высадили на «лунной поверхности» с указанием «иди туда, не знаю куда, найди то, не знаю что». Зато в случае провала переговоров теперь было, с кого спросить. И самое интересное в этой ситуации было то, что я сам на нее напросился.
Я сразу вспомнил и рассказал моим слегка приунывшим коллегам анекдот, чем отличается атака итальянской пехоты от русского штыкового удара. Когда русский офицер вылетает из окопа на бруствер, он кричит своим солдатам: «Братцы молодцы! Постоим за матушку Русь! Ура!» — и увлекает бойцов своим примером в яростную атаку. В итальянской армии все происходит иначе. Когда храбрый офицер вылезает из окопа на бруствер, он кричит своим солдатам: «Avanti, avanti!» («Вперед, вперед!»). При этом восхищенные итальянские солдаты, оставаясь в окопе, начинают бурно аплодировать своему кумиру, восклицая: «Bravo, bravo!» («Молодец, молодец!»). «Так и мы», — говорю я коллегам, — «уже на бруствере, зовем всех в атаку, а нам лишь аплодируют из окопа!»
Посовещавшись, мы решили отвоевывать себе пространство для работы и маневра интеллектуальным напором и локтями. Отменив запланированные на август отпуска с семьями, мы приступили к работе.
Погрузившись глубоко в теорию вопроса, я понимал, что на практике все может выглядеть иначе. Первым делом я решил позвонить корреспонденту ОРТ в Калининграде Олегу Грознецкому. Этот талантливый и смелый журналист, перебывавший во всех «горячих точках», всегда был очень наблюдательным человеком. Проблему калининградского транзита мы несколько раз обсуждали с ним во время моих прошлых командировок в «Янтарный край» России. Существо вопроса он знал намного лучше любого дипломата, поскольку сам мотался по служебным делам из Калининграда в Москву и обратно всеми видами транспорта по несколько раз в месяц.
Описав в красках страдания наших соотечественников, которым приходится ежедневно сталкиваться с проблемами изоляции региона, Олег вызвался мне помочь. Он-то и предложил мне проехать на его «десятке» обе границы — белорусско-литовскую и литовско-российскую, чтобы неформальным образом изучить тему и показать болевые точки транзита. Я с благодарностью согласился.
Через пару дней Олег с оператором уже встречали меня в минском аэропорту. Не мешкая, мы сразу отправились в дорогу в направлении Литвы. Быстро пройдя на полупустой границе все пограничные и таможенные формальности, мы въехали в Литву и на большой скорости понеслись в сторону Вильнюса.
В столице Литовской республики нас приняли крайне настороженно. Здесь хорошо знали и меня и боевой характер Конгресса русских общин, который был представлен в Сейме активистами Союза русских Литвы. Тем не менее, встречи прошли в «конструктивном ключе», как бы выразились дипломаты. За несколько часов пребывания в Вильнюсе я успел повстречаться с президентом Валдасом Адамкусом, его спецпредставителем Гядеминасом Киркаласом (ныне — премьер-министр этой страны), бывшим тогда премьер-министром Альгирдасом Бразаускасом, руководством Сейма, МИДа и МВД республики.
Вручив Адамкусу послание Путина, я выслушал в ответ заверения литовской стороны «решить калининградский вопрос с максимальной пользой для обеих соседних стран». Действительно, литовцы очень активно работают в «Русской Прибалтике», имеют там массу совместных предприятий, и ссориться с нами из-за твердолобости евробюрократов Вильнюсу было ни к чему.
Завершив дела в Литве, мы выдвинулись в сторону российской границы. Наиболее оживленным переходом на ней является пограничный пункт в Советске (бывший немецкий город Тильзит). До него нам было ехать всего несколько часов. В зеркале заднего вида я заметил сопровождавшую нас машину с людьми в штатском. Думаю, что такая забота была напрасной — в Литве ездить удобно и безопасно, и мы быстро долетели до Советска без всяких проблем и осложнений.
Километров за двадцать до границы нас на трассе встретил черный «Мерседес» российского генконсула. Я отказался покидать руль «десятки», поблагодарил дипломата и попросил его следовать за нами.
Моя уловка сработала — на российском берегу нас ждала целая процессия во главе с губернатором, федеральным инспектором и командующим Балтийским флотом. Слава Богу, что они не прихватили с собой оркестр. Все они решили, что я важно еду в «Мерседесе», а поскольку наш «Жигуль» закрывал на мосту «немцу» дорогу, ко мне подбежал офицер-пограничник, торопливо проштамповал наши паспорта и велел быстро отсюда сваливать, так как «следом за нами едет крутая шишка». Мы, еле сдерживая хохот, понятливо кивнули ему.
Я прибавил газа и объехал толпу встречающих, нетерпеливо переминавшихся с ног на ноги в ожидании долгожданной «шишки». Оператор включил камеру, Грознецкий подсоединил к ней микрофон, и, оставив машину, мы подошли сзади к губернатору. Я тронул его за плечо и спросил: «Вы не подскажете, как пройти в библиотеку?». Так мы весело познакомились с руководителем «Янтарного края» России Владимиром Егоровым.
За три месяца, остававшихся до саммита России и Европейского Союза, я десятки раз посещал Калининград, провел многочисленные встречи с областным руководством, командованием Балтийского флота, бизнес-элитой и местными СМИ, наведывался к очереди у литовского консульства, где обеспокоенные изоляцией региона калининградцы днями и ночами ожидали обещанных им транзитных виз.
В бывшей столице Восточной Пруссии было открыто Бюро спецпредставителя, которое возглавил переехавший на полгода в Калининград Андрей Савельев. Руководству страны им были подготовлены уникальные материалы и предложения по развитию инфраструктуры региона, созданию специальной экономической зоны по типу «налоговой воронки» для граждан ЕС, снятию напряжения на пограничном и таможенном контроле, борьбе с криминалом и сепаратизмом.
Группой спецпредставителя был обеспечен вывод переговоров с Литвой и Европейской комиссией на совершенно иной качественный уровень. В западной прессе появились серьезные публикации об «обоснованности российских озабоченностей по калининградскому транзиту», соответствующая дискуссия развернулась в ПАСЕ и Европарламенте, в Берлине подобные слушания прошли в Германском обществе внешней политики.
Особо мощное давление на твердолобую позицию еврокомиссаров оказали главы крупнейших государств и авторитетные общественные деятели Европы, с которыми я успел провести предметные переговоры. Президенты Литвы и Польши Адамкус и Квасьневский, итальянский, испанский и литовский премьеры Берлускони, Аснар и Бразаускас, главы МИДов Франции (Де Вильпен), Италии (Фини), Греции (Папандреу), статс-секретари внешнеполитических ведомств Австрии, Германии, Финляндии, Дании, комиссары ЕС Проди, Паттен, Ферхойген, Де Паласио, Солана, ветераны европейской политики Ахтисаари и Геншер — таков неполный список участников моих ежедневных переговоров по разрешению этого важнейшего для России и Европы вопроса.
23 октября 2002 года — за две недели до саммита Россия — ЕС — я вылетел в Копенгаген для окончательного разговора с датчанами. Эти оказались самыми упертыми. Согласно неформальному распределению ответственности внутри Евросоюза Дания «курировала» Литовскую Республику. Вильнюс докладывал в Копенгаген обо всех своих договоренностях с Москвой по транзиту, жалуясь на меня, мол, «русский спецпредставитель выкручивает нам руки».
Занимая по калининградскому транзиту самую непримиримую позицию, Дания пользовалась своим положением председательствующего на тот момент в ЕС. Ее полугодовое председательство выпало на вторую половину 2002 года — период самых острых переговоров по транзиту. Копенгаген вмешивался во все детали нашей дискуссии с Литвой и Европейской комиссией, пытаясь вставлять палки в колеса везде, где это только было возможно.
Более того, датчане сами давали повод усомниться в их желании вести с Россией честные переговоры. Они разрешили проведение в Копенгагене в конце октября очередной сходки эмиссаров чеченского бандитского подполья, официально называемого «Конгрессом чеченского народа». О недопустимости таких враждебных по отношению к России действий я сам неоднократно предупреждал своих скандинавских собеседников. В ответ они только «растерянно» удивлялись, «как в условиях демократии они могут запретить форум чеченских диссидентов».
Однако вечер 23 октября расставил все точки над «i». В момент, когда мы завершали тяжелые переговоры с датскими дипломатами, банда Бараева взяла в заложники сотни мирных людей — москвичей и гостей столицы, пришедших в театр на мюзикл «Норд-Ост». Первым же самолетом утром 24 октября я вылетел в Москву и сразу же из аэропорта поехал на Дубровку — в оперативный штаб по освобождения заложников.
Организовав работу с иностранными дипломатами, которые до моего приезда в поисках хоть какой-то информации прохаживались по коридорам штаба, нам удалось с помощью представителей дипкорпуса выйти на связь с их соотечественниками, находящимися среди заложников, и добыть, надеюсь, полезную для силовиков информацию. Вместе с помощником президента Сергеем Ястржембским мы забирали у доктора Леонида Рошаля детей-заложников, которых ему удалось спасти до начала штурма. Сам штурм и операцию по спасению заложников с четырех утра 26 октября я комментировал в прямом эфире канала «РТР».
Ни 24, ни 25, ни 26 октября, несмотря на мои телефонные обращения из оперативного штаба к датчанам, из Копенгагена информация об отмене сборища ичкерийцев так и не поступила. Все было ясно. Ехать после трагедии «Норд-Оста» в Копенгаген и проводить там, как ни в чем не бывало, российско-европейскую встречу «в верхах» было недопустимо. Я настоятельно рекомендовал президенту выбрать иное место для саммита. В итоге остановились на Брюсселе.
Путин вел переговоры жестко и отказывался подписывать итоговый документ саммита до тех пор, пока не был объявлен перерыв, и основные переговорщики не были удалены в соседнее помещение для окончательной шлифовки соглашения. Это был мой план, и мы с президентом четко ему следовали. Оставшись один на один с еврокомиссаром Крисом Паттеном, отвечающим за расширение Евросоюза, мы с заместителем министра иностранных дел России Сергеем Разовым (ныне — посол России в Китае) «додавили» британца. В условиях цейтнота нам удалось заставить его убедить Еврокомиссию внести окончательную правку итогового документа саммита в полном соответствии с нашими требованиями о беспрепятственном транзите граждан России в Калининград и обратно.
Напоследок Паттен, бывший в свое время британским губернатором Гонконга, сказал мне, выходя из комнаты переговоров: «Мистер Рогозин, вы хуже китайцев. Я думал, что только они умеют засовывать пробку в уже раскупоренное шампанское». Опытнейший переговорщик мне явно льстил, Но в одном он был абсолютно прав — я действительно боролся за каждую запятую в этом документе. Если для Паттена договоренность по калининградскому транзиту была формальностью, то для меня это была борьба за честь России. Сдавать позицию я права не имел. Потому и выиграл.
Чего же в итоге нам удалось добиться? Специально для целей транзита граждан России в Калининград и обратно Европейский Союз внес серьезные изменения в свое законодательство, о чем раньше евробюрократы не желали даже разговаривать. В соответствии с новыми правилами транзита, вступившими в силу 1 июля 2003 года, нашим гражданам теперь не нужно обращаться за визой в литовское или какое-либо еще посольство. Они просто приобретают билет в любой российской железнодорожной кассе и на следующий день могут отправляться в дорогу.
За это время российская и литовская стороны проверяют данные на пассажира, не совершал ли он преступлений на территории России и стран Евросоюза. Для России это не менее важно: ведь преступник, находящийся в федеральном или международном розыске, сев в транзитный поезд, может воспользоваться этой лазейкой, чтобы ускользнуть из страны. Так, на литовском участке дороги были отмечены многочисленные случаи аварийной остановки поезда и незаконного покидания его представителями чеченских бандформирований. Новые правила транзита эти риски исключили.
Уже в поезде при пересечении границы пассажир предъявляет представителям литовских властей свой паспорт. Литовские пограничники, проверив его, бесплатно выдают специальный проездной документ на две безвизовые поездки — туда и обратно. Причем до 1 января 2005 года граждане России могли использовать для целей транзита даже свой внутренний паспорт. По моей просьбе возглавлявший в то время правительство России Михаил Касьянов оперативно выпустил постановление, разрешающее вклеивать во внутренние паспорта фотографии детей, следующих вместе с родителями.
Вот, собственно говоря, и вся процедура. Кроме того, в итоговый документ саммита мне удалось включить положение о возможности строительства магистрали для скоростного безостановочного и, естественно, безвизового поезда, который мог бы окончательно убрать остающиеся неудобства для поездок в «Янтарный край» России.
Решение вопроса калининградского транзита продемонстрировало нашу способность занимать твердую позицию в деле защиты прав наших граждан и сняло остроту в наших отношениях с Европой. Итоговый документ брюссельского саммита, прописавший всю технологию калининградского транзита, стал примером того, что Россия и Европа могут в сжатые сроки решать самые сложные вопросы, а не только трещать «птичьим языком» дипломатов о важности «стратегического сотрудничества», плохо понимая, в чем же оно на самом деле состоит.
Указом Владимира Путина мне была вынесена официальная благодарность. Дальнейшее решение вопросов, связанных с калининградским транзитом, было возложено на МИД и администрацию президента. К сожалению, исторические решения брюссельского саммита Россия — ЕС были выполнены лишь частично. Про строительство скоростных железнодорожных магистралей и планы совместного развития инфраструктуры в северо-восточной Европе с участием Калининградской области все как-то сразу забыли. Политики и дипломаты погрузились в очередной летаргический сон. Пока жареный петух вновь не клюнет…
«Единая Нигерия»
В январе 2003 года на очередной встрече в Кремле президент поинтересовался моим отношением к партии «Единая Россия». Вопрос был задан неожиданно — мы обсуждали ход переговоров по заключению с Литвой договора о возвращении нелегальных мигрантов, да и вообще ранее в наших беседах мы не касались узкополитических и, тем более, партийных вопросов.
Как раз накануне этой встречи я прочел удивительный, рожденный «Единой Россией» документ, смело обозначенный «манифестом». Сначала я подумал, что это чей-то злой розыгрыш или грязная провокация, чтобы опозорить президентскую партию. Но когда понял, что это самый что ни на есть настоящий итоговый документ семинара руководителей региональных отделений ЕР, предложенный для обсуждения генеральному совету этой партии, пришел в ужас.
«Мы утверждаем, — было написано в манифесте, — что XXI век будет веком России. Мы стоим на пороге беспрецедентного роста национальной экономики, какого еще не знала мировая история». Круто!
«Российское чудо будет достигнуто усилиями объединившихся вокруг партии «Единая Россия» граждан, на основе максимального использования уникального, интеллектуального (пунктуация оригинальная. — Авт.) потенциала страны и открытий, сделанных российскими учеными за последние годы. Через 15 лет, к 2017 году Россия будет ведущей мировой державой. Мы займем достойное России место в мировой экономике и политике, весь мир будет с восхищением наблюдать развитие проснувшегося российского медведя».
Насколько я знаю от своих приятелей — профессиональных охотников, — пробуждение медведя в их среде никогда восхищение не вызывало. Ну, да ладно. Читаю дальше:
«После победы на выборах в декабре 2003 г. сразу, в 2004 г. начнется:
— программа модернизации энергетического комплекса;
— массовое строительство индивидуального жилья;
— программа развития новой транспортной сети России;
— технологическая революция в российском сельском хозяйстве;
— быстрый рост доходов всех категорий граждан. В результате, уже — в 2004 г. каждый житель России будет платить за тепло и электроэнергию в два раза меньше, чем сейчас.
— в 2005 г. каждый гражданин России будет получать свою долю от использования природных богатств России.
— В 2006 г. у каждого будет работа по профессии.
— К 2008 г. каждая семья будет иметь собственное благоустроенное жилье, достойное третьего тысячелетия, вне зависимости от уровня сегодняшнего дохода».
И, наконец, самое забавное:
«К 2008 г. Чечня и весь Северный Кавказ станут туристической и курортной «Меккой» России». Почему же именно «Меккой»? «Единая Россия» через пять лет собиралась обратить все население России в ислам? А «необращенные» получат «достойное третьего тысячелетия» жилье?.. Или, как язвительно прокомментировала этот пассаж одна калининградская газета: «неуказанной кубатуры — в необозначенных широтах».
«К 2010 г. будет построена транспортная магистраль Петербург — Анадырь, Токио — Владивосток — Брест и другие», — дальше читать становилось уже не смешно.
О прочитанном я подробно рассказал президенту. То, что зачатая Березовским партия не способна была произвести на свет ничего путного, догадывались многие. Но то, что такое принадлежит тоже ей, было совсем не смешно.
— Я понимаю, что, возможно, вам не хочется мараться, но все же прошу вас подумать над тем, чтобы возглавить генеральный совет «Единой России». Повстречайтесь с Борисом Грызловым, обсудите технологию вашей интеграции. Это все-таки президентская партия, и мне не безразлична ее судьба», — неожиданно обратился ко мне Путин.
— Президентская партия не должна волочиться за президентом, всякий раз прикрывая свой зад его именем. Она должна идти на шаг впереди. Она должна уметь рисковать и иметь свое лицо. После ухода Грызлова в МВД там воцарились африканские нравы — сплошная грызня и перевороты. Прямо какая-то «Единая Нигерия». Я могу попробовать придать «Единой России» динамизм и какой-то осмысленный характер, если буду твердо знать, что располагаю карт-бланш в идеологических и кадровых вопросах».
Я надеялся, что Путин даст мне ответ сейчас же, но он выразился достаточно осторожно:
— Хорошо. Обсудите это с Борисом Грызловым.
Уже скоро мне стало ясно, что выполнять кадровое пожелание президента никто в руководстве ЕР не собирается. Мое возможное появление сплотило враждующие кланы. Все переполошились за свое будущее. Возможно, партийная бюрократия перепугалась из-за того, что их лоббизму коррупционных законопроектов мог прийти конец. Особо непримиримую позицию ко мне занял мэр Москвы Лужков, который прямо пригрозил Грызлову своим уходом из партии и потерей, как он выразился, «миллионов голосов».
Когда-то, в 1998–1999 годах, мы были с Лужковым достаточно близки. Мне нравилась его позиция в защиту русских соотечественников, брошенных на произвол Ельциным, нравилась неуемная, не по возрасту бурная энергия, с которой он брался за любое новое дело. По его просьбе я, тогда еще «депутат-первогодка», набросал проект политической платформы движения «Отечество», которое Лужков должен был возглавить. Конгресс русских общин стал коллективным участником нового движения. Я уговаривал своих друзей-младопатриотов простить Лужкову его поддержку ельцинского режима, и в составе его политической команды идти на ближайшие парламентские и президентские выборы.
Одного я не учел — Лужков не верил ни в себя, ни в свое новое окружение. Он по-прежнему пытался через своего зама Владимира Ресина подстраховаться безуспешными попытками замириться с Кремлем, метался, переживал, любой ценой искал каких-нибудь влиятельных союзников. И, в конце концов, его выбор остановился на Шаймиеве, Рахимове и Аушеве — известных своими сепаратистскими взглядами лидерах национальных республик — Татарии, Башкирии и Ингушетии. Он считал, что их умение обеспечить чуть ли не стопроцентное голосование на подконтрольных территориях позволит ему укрепить свое положение в будущих переговорах с Ельциным.
Юрий Михайлович не мог не понимать, что беспорядочные политические связи оттолкнут от него тех, кто встал под знамена движения «Отечество» по мотивам сугубо искренним, а вовсе не конъюнктурным. Ведь поддержав Лужкова, многие надеялись принят участие в создании действительно боеспособного патриотического фронта, которое могло бы снять с России проклятие ельцинского правления.
Не скрою, и я на это надеялся, верил Лужкову, старался не обращать внимания на его чванливое, пренебрежительное отношение к окружающим. Но и для нас наступил момент истины. Как я, например, мог состоять в одном движении с Русланом Аушевым, президентом Ингушетии, в отношении которого я настаивал на возбуждении уголовного дела за связи его с бандитским подпольем Чечни и, в частности, с Шамилем Басаевым?!
Тысячи активистов КРО, десятки тысяч русских беженцев из Чечни, Ингушетии, других республик Северного Кавказа, успевших избежать печальной участи своих родных и близких, замученных, изнасилованных и убитых в годы бандитского мятежа Дудаева и Масхадова, считали Аушева высокопоставленным пособником бандитов. Возможно, они были неправы, но игнорировать их мнение я не мог. Без сомнений, они бы отвернулись от меня, если бы я заключил с Аушевым какую-нибудь политическую сделку.
Я прямо сказал Лужкову, что он совершает роковую ошибку, но он был одержим идеей нового политического бракосочетания, требовавшего от него «некоторых жертв». В июне 1999 года, за полгода до парламентских выборов Исполком КРО приостановил участие в деятельности лужковского «Отечества». Я вышел из состава руководящих органов движения.
Никаких публичных заявлений мы не делали. Почему? Я по-прежнему уважал Юрия Лужкова и даже был готов простить ему его слабости. Требовать от него большего было невозможно. Лужков оставался человеком Системы. Он так и не решился заплыть «за буйки».
Мы отошли от проекта «Отечества», когда ему не было равных. Участие популярного и только что отправленного в отставку премьера Евгения Примакова в команде Лужкова — Шаймиева — Рахимова не оставляло шансов никому: ни агонизирующему Кремлю, ни буксовавшим на месте коммунистам, ни обанкротившимся бюрократам из «Нашего дома». О Путине-премьере и «Единстве» все узнали лишь два месяца спустя, а тогда — в июне 99-го наш демарш не поняли даже мои близкие друзья. Да, мы потеряли «выгодную электоральную перспективу», но сохранили при этом свою честь, единство организации и наших сторонников.
Истерика Лужкова продолжалась вплоть до апреля 2003-го. Наконец мы встретились с Грызловым, и я сказал ему с досадой: «Борис, как ты знаешь, это была не моя идея — возглавить Генеральный Совет вашей партии. Президент хотел иметь в руководстве «Единой России» своего представителя, «комиссара» так сказать. Вы его распоряжение не выполнили. Так ему и скажите, что вы представляете самодостаточную группу — клан, проще говоря, и справитесь со своими задачами сами».
Грызлов стал возражать и, в конце концов, предложил мне возглавить какой-то «совет сторонников ЕР». Поблагодарив министра, я сказал, что претензий лично к нему не имею, и на прощание посоветовал ему вести себя с этой компанией поосторожнее. Окопавшиеся под крылом президента граждане были хищниками опытными и прожорливыми, и скушать приличного и разумного человека, коим я всегда считал Бориса Грызлова, для них было делом пустяшным.
Последний разговор на тему идеологического выбора и политической роли «Единой России» состоялся у меня с президентом в самом конце апреля 2003 года. Он предложил мне свое личное вмешательство в решение вопроса о руководстве этой партией. Я же попросил его закрыть эту тему навсегда: «Владимир Владимирович, это бесполезно. Даже если они примут ваше решение как руководство к действию, то сделают все с точностью наоборот. Такие люди. За полгода, оставшееся до выборов, я не успею сделать из этой партии что-то приличное. Пусть будет, как будет. Но вам я бы посоветовал держать их на дистанции, они вас утопят».
Путин промолчал. На том и закончилась неудавшаяся попытка президента с моей помощью сделать из «Единой России» ответственную и дееспособную политическую партию. Как говорится, «горбатого могила исправит».
Глава X «ЭТО «РОДИНА» МОЯ»
Жаркая осень 2003-го
Следующий разговор с президентом на тему подготовки к предстоящей выборной кампании состоялся в конце июня в Калининграде. Путин вместе с президентом Польши Квасьневским на боевом корабле Балтийского флота вышел в море для проведения совместных военных учений двух стран. Затем в Балтийске (бывшая база германского подводного флота Пиллау) мы осмотрели причал для запуска грузопассажирского парома, соединившего калининградцев с Питером, и вечером, по окончании насыщенной программы визита, приехали на ночлег на базу Центробанка на Куршской косе.
Оставшись с президентом с глазу на глаз, я решил обсудить с ним готовность России к запуску с 1 июля калининградского транзита по согласованным с ЕС и Литвой новым правилам, а также положение российских граждан в Туркмении. В конце беседы Путин спросил, как я собираюсь идти на выборы.
Я ответил, что много работаю в своем избирательном округе в Воронежской области, и там же хочу выдвигаться в третий раз, но считаю необходимым сформировать собственное избирательное объединение. К 2003 году в Государственной Думе сложилось совершенно разбалансированное представительство, не отвечающее ни интересам, ни запросам общества. Монополию «Единой России» подпирала тренога из СПС, ЛДПР и примкнувшей к ним КПРФ, которая с наигранной пролетарской прямотой изображала оппозицию «оккупационному режиму», но на деле только эксплуатировала протестно-ностальгические настроения старшего поколения и даже не помышляла претендовать на альтернативу действующей власти. Дума становилась недееспособной, уровень доверия к ней падал, это подрывало управляемость государства. Я полагал, что в стране нужна реальная оппозиция, источник новых востребованных в обществе идей. Эта новая сила должна ориентироваться на защиту поддержку демократических свобод и социальной справедливости, на экономический рост и защиту национальных интересов (не путать с интересами крупных корпораций).
Я был уверен, что такая политическая сила была необходима и президенту, чтобы иметь систему сдержек и противовесов в условиях консолидации бюрократии и олигархов под знаменами «Единой России». Я считал также, что новая политическая сила должна быть ближе к обществу, представлять его консолидированные интересы, и в обозримой перспективе эта сила должна быть готова взять на себя ответственность за реализацию власти в стране. Эта задача вызрела. В стране очень высок спрос на жизнеспособную альтернативу нынешней власти, которая исчерпала все возможности своего внутреннего развития. Из своего опыта общения с президентом я вынес, что он думает так же, и что он как лицо надпартийное заинтересован в появлении такого проекта, созданного людьми молодыми и в то же время опытными, современно мыслящими и ищущими новых форм работы.
Я рассказал ему, что тесно работал в КРО на выборах 1995 года с молодым ученым-экономистом Сергеем Глазьевым и мог бы вместе с ним сформировать политический блок, способный не просто получить массовую поддержку избирателей, но и достойно представлять их интересы и взгляды в Государственной Думе.
«Я симпатизирую Глазьеву и уже обсуждал с ним возможность запуска социал-демократического проекта. На смену коммунистам рано или поздно должна прийти серьезная и современно мыслящая левая партия. Да и для страны это будет хорошо», — заключил президент наш разговор.
По возвращении домой я позвонил Глазьеву и передал ему содержание этой беседы. Особого энтузиазма я в нем не почувствовал. Наверное, Сергей рассчитывал исключительно на свои силы и грезил созданием некой «широкой народно-патриотической коалиции» под своим водительством. Многие организации из числа т. н. «кандидатов» в «широкую коалицию» я не знал и вообще сомневался в их реальном существовании. Коллекционировать нули было неинтересно и бесполезно. Я, безусловно, благодарен им всем за поддержку, которую они в итоге оказали, но, положа руку на сердце, — это была поддержка скорее частных лиц, чем организаций. Идти по пути втирания очков избирателю и уверений в том, что у нас «широкая коалиция», мне представлялось делом нечестным, да и провальным.
Я предложил Сергею подобрать две-три малоизвестные партии для формального учреждения блока, ввести в него известных и авторитетных в стране людей, которые являлись нашими единомышленниками, написать предвыборную программу из разумных предложений, с которыми эти люди в разное время выступали, и — вперед!
Взяв лист бумаги, мы набросали примерный список известных и уважаемых в патриотическом движении людей, кого было бы желательно пригласить в избирательный список нового блока. Генерал армии, Герой Советского Союза Валентин Варенников, легендарный советский разведчик, генерал-лейтенант Николай Леонов, знаменитый ведущий православной передачи и издатель одноименного журнала «Русский дом» Александр Крутов, доктор исторических наук, публицист Наталия Нарочницкая, бывший глава Центробанка Виктор Геращенко, доктор политических наук Андрей Савельев, депутат Госдумы Александр Чуев, бывший министр обороны Игорь Родионов, бывший командующий ВДВ генерал-полковник Георгий Шпак, первый заместитель председателя профсоюза работников угольной промышленности Рубен Бадалов, ректор Санкт-Петербургского военномеханического университета, доктор технических наук Юрий Савельев, автор телепередачи журналистских расследований «Наша версия: Под грифом СЕКРЕТНО» Михаил Маркелов, многие, многие другие… Мы заполняли одну клеточку за другой и понимали, что участвуем в формировании «команды всех звезд» русского патриотического движения.
Основой блока была избрана «Партия российских регионов». Глазьев являлся одним из ее сопредседателей. Помимо него в руководство этой организации входили Юрий Скоков, Олег Денисов, Шамиль Султанов, Олег Кутафин — мои прежние коллеги по избирательному объединению «Конгресс русских общин».
Глазьев представил мне своего делового партнера, талантливого ученого и бизнесмена Александра Бабакова, а также Марата Гельмана, которого Скоков привлекал к подготовке агитационной кампании КРО на думских выборах 1995 года. Позже этот самый галерист Гельман, специалист по «интеллектуальным провокациям», как он сам себя называет, прославился организацией скандальных выставок и богоборческих выходок. Кроме того, имея связи среди либералов, и затусовавшись в пул кремлевских политтехнологов, или, как их называют журналисты, — «жмейкеров», Гельман получал подряды на организацию избирательных кампаний и пиара политиков. Он «засветился» в ельцинском штабе на президентских выборах 1996 года, делал шоу-кампанию движению «Новая сила» Сергея Кириенко, вел несколько избирательных кампаний, в том числе тому же Кириенко по выборам московского мэра и СПС — на думских выборах в 1999 году. Естественно, от присутствия в нашей компании такого персонажа меня, мягко говоря, слегка покоробило, и я объявил Глазьеву, что с Гельманом работать не буду. Сергей, подумав, согласился.
В начале сентября нам обоим позвонил Сергей Бабурин. Мы не видели его четыре года — с тех пор, как в 1999 году он с треском проиграл думские выборы. Несмотря на наши прошлые разногласия, вызванные бабуринской фанаберией, я считал, что новый блок должен быть общим для всех патриотов, и рекомендовал Глазьеву взять его в «команду». Вместе с ним в блок пришли Николай Павлов, Сергей Глотов, Анатолий Трешневиков и другие опытные парламентарии.
Сложным оказалось определиться с названием нашего объединения. Остановились на имени «Родина». По просьбе Глазьева добавили к нему словосочетание — «народно-патриотический союз». Мы договорились, что я возглавлю избирательную кампанию, а Сергей — сам избирательный список.
13 сентября список кандидатов в депутаты от блока «Родина (народно-патриотический союз)» был утвержден на съездах блокообразующих партий. А на следующий день в гостинице «Золотое кольцо» в присутствии журналистов собралась учредительная конференция самого блока.
Глазьев выступил первым. Как полагается лидеру списка, он представил развернутую программу нашего избирательного объединения, разработанную при участии лучших ученых-экономистов Академии наук России. Это, безусловно, был очень содержательный документ, однако участники блока были с ним знакомы, а для журналистов он показался не очень занимательным, и скоро они потянулись к выходу. Я же решил выступить в контрасте с его суховатым докладом. Я понимал, что времени крайне мало, мы вынуждены стартовать с нулевого рейтинга, и даже с очень низкой узнаваемостью. А это требовало от нас здорового эпатажа. В своем выступлении я заметил, что важнейшей задачей блока «Родина» является не допустить реставрации власти образца 90-х годов с ее либерально-воровской приватизацией, развалом экономики и распродажей национальных интересов России. В сознании граждан это все устойчиво ассоциируется с лицами Чубайса, его друга и подельника Коха, вылинявшего плейбоя Немцова и прочих «героев» ельцинских реформ. А закончил я выступление стишком из нашумевшего русского боевика «Брат-2»:
Говорят, что у меня Есть огромная семья: И тропинка, и лесок. В поле — каждый колосок. Речка, небо голубое — Это все мое, родное. Это Родина моя. Всех люблю на свете я!Поскольку все участники конференции фильм знали и помнили его финал, то зал взорвался дружными аплодисментами, а журналисты сделали вывод, что предстоящие выборы благодаря «Родине» скучными не будут. Так оно и получилось. «Родина», буквально, ворвалась в выборы.
Стартом нашей кампании стало появление на экранах ролика, в котором мы с Глазьевым за кружкой пива беседуем о вреде олигархов. «Ох, Дим, не люблю я этих олигархов!» — восклицает в кадре Глазьев. «Серега, не нравится — не ешь!» — отвечаю я ему.
На следующий день на заседании нашего штаба университетская подруга Глазьева гневно обрушилась на меня: «Как вы смели предложить такой ролик к показу! Общество трезвенников возмущено вашим поведением!» — «Передайте трезвенникам, что пиво было безалкогольное. Правда, Сергей Юрьевич?» — отпарировал я. Все посмотрели на Глазьева, на лице которого еще оставались следы изнурительной съемки.
Работая над роликом, мы на себе ощутили, сколь горек хлеб актеров. Нам пришлось отработать больше пятнадцати дублей, и каждый раз, при произнесении текста, мы вынуждены были отпивать по глотку пива. К концу съемок мы пожалели, что связались с этим роликом и зареклись больше в жизни пива не пить.
«Пивной ролик» интриговал и привлекал внимание к нашей агитационной кампании, которую дальше мы вели уже в жестком и агрессивном ключе. Времени на раскачку и мобилизацию массовой поддержки у нас не было. Распространять в регионах тиражи газет и других печатных агитационных материалов было некому. Поэтому основные усилия и средства я сконцентрировал на телевизионных дебатах. Тем более что в списках «Родины» были блестящие полемисты, яркие и незаурядные личности, и грех было бы не использовать такую команду в прямом диалоге с избирателем.
Цеплять «Единую Россию» было бессмысленно. Ее представители предпочли участию в дебатах административный ресурс. Все теленовости только и делали, что показывали, как функционеры ЕР ездили по фабрикам и заводам, фермам и шахтам, заботливо интересовались ходом дел, раздавали посулы. К моему удивлению, Путин дважды их публично поддержал и даже приехал на партийный съезд. Для бюрократов ЕР открылась возможность толпой завалиться в национальный парламент, не открывая рта и только делая умное лицо за спиной у популярного президента. «Медведи» наклеивали его портрет на все части своей туши и вовсю эксплуатировали личный авторитет Путина. Они высокомерно проигнорировали дебаты, как на государственных каналах, так и в передаче Савика Шустера «Свобода слова» на НТВ.
Коммунисты, апеллируя исключительно к ядру своих сторонников и не пытаясь расширить их число, тоже решили отказаться от участия «Свободе слова». К участию в них подписались только мы, «Яблоко», «Народная партия», ныне безвременно и бессмысленно почившая, ЛДПР в лице своего пожизненного фюрера и СПС.
В ходе дебатов я регулярно спрашивал Бориса Немцова, когда «посадят» Чубайса, выводя наших оппонентов из себя. Немцов отвечал что-то невпопад и почему-то густо краснел. Все это напоминало популярный в Одессе анекдот, когда в ответ на вопрос: «Как ваше здоровье?» Рабинович отвечал: «Не дождетесь!» Наконец мы добились своего: Чубайс не выдержал и стал ходить на дебаты сам. Полемика была настолько острой, что публика забывала даже о кричащем и дерущемся в студии Жириновском, безуспешно пытавшемся переключить внимание аудитории на себя: лидер ЛДПР никак не мог простить Савельеву оплеуху, которой Андрей наградил Жириновского во время одних из дебатов за публичное глумление над памятью погибшего в Чечне сына генерала Шпака.
Предполагалось, что во время дебатов будут проводиться замеры мнения телезрителей. И уже после первого тура мы набрали больше 40 %. Это был первый результат. Впечатлительный Савик Шустер произнес: «Господа, мы присутствуем при рождении новой политической силы». (Через полгода его программы уже не было в эфире НТВ, а еще через год он уже работал на Украине, где до сих пор с огромным успехом ведет на местном ТВ программу, аналогичную «Свободе слова».)
После того, как еще в двух турах дебатов вначале я, а потом и Глазьев набирали большинство зрительских голосов, практику интерактивного голосования прекратили. Я догадывался, в чем дело, но все же решил справиться у Савика. Тот потупил взор и тихо произнес: «Машина для голосования сломалась…» Это означало, что кремлевская бюрократия, зорко следившая за событиями, была встревожена ростом нашей популярности и невысоким результатом «Единой России». В результате за две недели до выборов нас сняли со всех запланированных заранее телепередач и перестали показывать в новостях основных федеральных телеканалов.
В разгар выборов парой гнусных реплик отметился Березовский. Поскольку пачкать нас ему было нечем, то он, подобно скунсу, решил испачкать нас самим собой, заявив, что некогда я будто бы просил у него денег. В ответ я передал лондонскому отшельнику, что считаю задачу «посадить Березу» главной обязанностью настоящего мужчины, не преуменьшая значение, конечно, и таких задач, как рождение сына и строительство дома. Не прошло и недели, как в мой адрес по Интернету пришла угроза от другого отшельника — главаря чеченского бандитского подполья и «героя» Буденновского роддома Шамиля Басаева. За его поимку или любую информацию о его местонахождении мы объявили гонорар за счет средств нашего избирательного фонда. Сделали это публично, подписав все необходимые юридические гарантии. Басаев воспринял наши действия серьезно и распространил через информационные агентства сепаратистов следующий любопытный текст (цитируется с сохранением особенностей орфографии и стиля Басаева):
«Избирательному сброду «Родина»:
В последнее время в СМИ Русни избирательный сброд «Родина» проводит дешевую компанию, предлагая за меня 500 тыс. долларов США. В связи с этим я обращаюсь к одному из лидеров сброда «Родина» Рогозину — «Что же ты, мразь, так мало предлагаешь? Или у вас денежки кончились? А где 150 млн. долларов, которые ты вместе с Лебедевым и тогдашним замминистра финансов Вавиловым украли у Московской области, обесценив их ценные бумаги через Национальный Резервный Банк и «Инкомбанк»? Где 480 млн. долларов из так называемого «индийского контракта», которые вы опять же втроем — плюс Потанин, — прогнали через оффшоры на Сейшельских и Коморских островах, и через швейцарские банки частично вложили в «Связьинвест»?
Если эти деньги у вас закончились, то могли бы одолжить хотя бы у Жириновского, которому за одно сидение на унитазе Саддам заплатил наличными 5 млн. долларов. Советую тебе, жмурик, не мелочись и не трясись над деньгами, как Гобсек».
Без всякого уважения,
Абдаллах Шамиль Абу-Идрис».О каких деньгах писал главный чеченский бандит, непонятно. Теперь, после того, как он умудрился подорваться на собственной же мине и сам стал «жмуриком», я вряд ли узнаю ответ, но возможно, он перепутал меня с моим однофамильцем — бывшим первым заместителем Службы безопасности президента Ельцина, «кремлевским ясновидцем» генералом Георгием Рогозиным, а, может, еще с кем-то. Но сам факт обеспокоенности Басаева за свою шкуру говорил о многом — даже террористы международного значения, согревавшиеся у костра в холодных горах Кавказа, думали и помнили о «Родине»!
Но вернемся к СПС. Повторю, что в 2003 году команда Чубайса снова рвалась к власти. В стране реально существовала угроза реставрации либерально-воровской идеологии. На самом деле, это, наверное, и идеологией назвать трудно. Просто ее апологеты, в конце 80-х — молодые тогда еще ребята из околонаучной среды, завлабы и свеженькие кандидаты наук, которые оттачивали краснобайство на тогда уже абсолютно безопасной критике научного коммунизма и политэкономии социализма, в начале 90-х оказались востребованы ельцинским режимом. Естбственно, они усвоили все комплексы советских разночинцев, замешанные на ненависти к СССР и мании начинать дело с разрушения (как в известном пролетарском гимне). Это были случайные люди во власти, не знавшие российских реалий, презиравшие все отечественное, и особенно, русское, готовые ставить эксперименты над собственным народом.
Естественно, как только они оказались у кормила власти, они тут же забыли про эффективность экономики, демократию и необходимость учета общественного мнения и отправились во все тяжкие, подобно завскладом, который оказался на мгновение начальником чужого хозяйства. Возможность в считанные месяцы сколотить состояния, сравнимые с активами наследных принцев и воротил транснациональных корпораций, опьяняла, подавляла инстинкт самосохранения и способность соображать. Неудивительно, что многие представители этого поколения не дожили до нашего «светлого» времени.
Вскоре мне представилась возможность убедиться в правильности своих оценок духовного гуру СПС Анатолия Чубайса. На завершающем этапе избирательной кампании 2003 года уже были очевидны динамичный рост наших сторонников и фатальное ослабление позиций СПС. И Чубайс решил предпринять последнюю попытку поправить свои дела, вызвав меня на дебаты один на один в популярном ток-шоу Владимира Соловьева «К барьеру!». До даты выборов оставалось три дня.
Останкинская студия была забита сотрудниками службы безопасности РАО ЕЭС. Видимо, натворил их глава за свою жизнь столько, что теперь его нужно так охранять. На гостевой трибуне сидела солидная «группа поддержки» Чубайса, представители которой все время строили мне какие-то рожи, а одна полная дама, носящая фамилию великого писателя, пару раз показала мне язык. Наверное, это такие тонкие психические приемы фанатов СПС для вывода оппонентов из состояния равновесия.
Чубайс придумал «страшилку», которой хотел осрамить «Родину» на всю страну, назвав нас с Глазьевым «национал-социалистами». Следуя его логике, я — вроде бы националист, судя по моей позиции по вопросам безопасности, борьбы с преступностью и внешней политики, а Глазьев — социалист, потому что выступает за социальную справедливость как основу экономического роста. В результате нехитрого сложения двух слов он вывел, что мы и есть «национал-социалисты», и потому «все прогрессивные силы человечества должны сплотиться против коричневой угрозы».
У меня сложилось впечатление, что Чубайс привык солировать, вдувая в уши аудитории свои тезисы, не допуская ни возражений, ни даже намека на полемику. Он представлял себе оппонентов только из стана ветхозаветных коммунистов, которым он не упускал случая бросить: «Я вбил последний гвоздь в крышку гроба коммунизма», и, как мне показалось, даже не представлял, что кроме него самого могут быть другие люди, кому чужды марксистские взгляды, как, впрочем, и сам Чубайс.
В какой-то телепередаче две гламурные ведущие попросили Чубайса назвать какое-нибудь произведение русской классики, которое ему нравится больше всего. Я опешил, когда Анатолий Борисович потужился, но так и не смог вспомнить ни одного (!) произведения, мотивировав тем, что любовь к литературе у него отшибла советская школа. Применительно к образу Чубайса и его опыту управления государственным имуществом, это, собственно, и неудивительно. Удивительно другое — как такие люди оказались востребованы в управлении государством. Впрочем, в смутные времена какой только народец не всплывает на поверхность!
Наконец, ведущий подал сигнал к атаке, и мы сошлись у барьера. «Известный жулик и мошенник Остап Бендер знал тридцать три способа добровольного отьема денег у населения. А сколько знаете Вы, Чубайс?» — нанес я первый удар. Дебаты (если это так можно назвать) длились почти три часа. Страсти кипели настолько, что чуть не началось побоище на трибуне гостей. К концу записи я устал смертельно. Сказывалось недомогание и эмоциональные перегрузки последних недель. Накануне я вернулся из поездки по регионам с высокой температурой.
Смонтированная передача вышла на следующий вечер и собрала многомиллионную аудиторию. Я вел в счете до последней рекламной паузы, после которой мой счетчик остановился, а цифра звонков в поддержку Чубайса стала увеличиваться с космической скоростью.
В итоге я проиграл с небольшим отрывом. На экране зажглась реклама фирмы, обеспечивающей подсчет звонков, поступивших в студию: «Компания «МТУ-Интел»». Нетрудно было догадаться, что ее акционером является РАО ЕЭС.
Однако все эти «штучки» сыграли с Чубайсом и СПС злую шутку. Состоявшиеся через три дня выборы выявили, что блок «Родина» опередил СПС в три раза и триумфально прошел в Государственную Думу, получив поддержку 9 процентов избирателей. В моем одномандатном округе я и вовсе получил рекордное для страны число голосов в свою поддержку — 79,3 процента. Не подвела нас и ставшая мне родной Воронежская область, 20 процентов избирателей которой поддержали блок «Родина» (в отдельных городах цифра превышала 50 процентов). Как показали исследования социологов, основную часть избирателей блока «Родина» составили люди всех возрастов, самых разных по профессиям и уровню жизни, но объединенных чувством патриотизма, более активным интересом к политике, а точнее судьбе России, а также более высоким образованием, чем российское общество в целом.
И все же, победа над СПС в 2003 году сегодня нас уже не греет. Ведь на самом деле Чубайс оказался много честнее «партии власти». Он ведь не скрывал, что будет добиваться сокращения государственных социальных расходов. А «Единая Россия» — наоборот, обещала не допустить ухудшения жизни граждан, но, пройдя в Думу, первым делом предприняла атаку на все социальные завоевания, отменив социальные льготы и приняв грабительский Жилищный кодекс.
Уже в ночь подсчета голосов и мне, и Глазьеву по прямому распоряжению кремлевской администрации стали чинить препятствия для участия в ночных программах, посвященных подсчету голосов, а в некоторые студии и вовсе не пустили. Стало ясно, что власть сделает все, чтобы преуменьшить значение нашей победы. Но мало кто из нас понимал тогда, что наша победа станет прелюдией новой схватки. И вскоре она началась.
Схватка
Известная истина гласит: «Власть развращает, а абсолютная власть развращает абсолютно». Вседозволенность «Единой России», получившей за счет влившихся в ее ряды одномандатников около 300 депутатских мандатов из 450 (а вместе со своими союзниками из ЛДПР — более 350 голосов), сыграла с «партией власти» злую шутку. Казалось бы, такое подавляющее преимущество в голосах должно было побудить ее к большей самостоятельности и, в конечном счете, к освобождению парламентского большинства от опеки кремлевской бюрократии, привыкшей вмешиваться в дела думских фракций.
Но все произошло с точностью наоборот — «единороссы», как заколдованные, тут же сдали шустрым чиновникам со Старой площади все свои позиции. Такое впечатление, что думские «медведи» испугались своей самостоятельности и выплюнули право решающего голоса в парламенте как горячий пельмень. На наших глазах «Единая Россия» превращалась в «зомби», готового безропотно выполнить любую волю своего кремлевского «Кашпировского».
К сожалению, и в нашей фракции не обошлось без проблем. Вдохновленный успехом блока «Родина», Глазьев решил конвертировать его в собственный успех на президентских выборах марта 2004 года. Я же был категорически против участия в этой кампании. Никакой политической организации и сети активистов в регионах на тот момент у нас не было. Деньги, собранные под парламентские выборы, были потрачены. Да и сами выборы в Думу измотали людей, работавших в избирательном штабе и отдавших победе блока все свои силы.
Но самая главная причина, почему не стояло принимать участие в президентской гонке, это был ее фарсовый характер. Ни одна парламентская партия не выставила против Путина своих первых лиц. КПРФ представлял аграрий Николай Харитонов, ЛДПР — телохранитель Жириновского боксер Малышкин, а побитых «демократов» презентовала Ирина Хакамада. Участвовать в таком спектакле с очевидным для всех результатом было просто неприлично. Об этом я прямо сказал Глазьеву, добавив, что если он соберет на выборах хоть на один процент меньше общего парламентского результата блока «Родина», то это будет не его личное, а наше общее поражение. Сергей меня не слышал и вопреки решению Высшего Совета блока — единственного органа, обладающего правом решать вопросы от имени бывшего предвыборного блока — начал процедуру своего самовыдвижения кандидатом на выборах президента России. Наши разногласия привели к противостоянию во фракции, которая, фактически, разделилась во мнении.
В начале марта вырвавшийся наружу конфликт лидеров привел к смещению Глазьева с поста руководителя фракции. Чтобы предотвратить распад блока и сформированной им фракции, я также сложил с себя полномочия заместителя председателя Государственной Думы (они отошли депутату Сергею Бабурину) и был избран новым руководителем фракции «Родина». Скажу откровенно, я до сих пор переживаю за то, что произошло в наших отношениях с Сергеем, но своей вины в тех событиях за собой не чувствую. Я всегда ставил интересы общего дела выше частных амбиций. Только так можно создать полноценную команду единомышленников.
Осенью 2004 года я первым сделал шаг к примирению с Глазьевым. Я постарался успокоить страсти и наладить конструктивную работу всего нашего депутатского объединения. Вскоре численность фракции выросла до сорока человек — за счет перешедших на нашу сторону независимых депутатов. В конце концов, мне удалось вернуть Глазьева к совместной работе, и, надеюсь, прошлый конфликт он, как и я, уже выбросил из своей памяти. Главное, что фракция «Родина» продолжала четко следовать своей предвыборной программе, не нарушив ни одного пункта нашего договора с избирателями.
В отличие от «Родины», где внутренняя жизнь, не сдерживаемая бюрократическими табу, «била через край», «Единая Россия» сразу после выборов окончательно потеряла вкус к политической жизни, осунулась и понуро поплелась за кремлевской администрацией. Она побоялась возразить Кремлю даже в тех вопросах, от которых напрямую зависела репутация всего парламента.
«Единая Россия» с самого начала пыталась делать вид, что она ни при чем и ни на что не влияет. На самом деле «Единая Россия» — это председатель Госдумы, семь его заместителей, руководители всех 29 думских комитетов и 310 депутатов из 450. Кроме того, это объединения депутатов в 85 субъектах РФ, причем более чем в половине региональных парламентов «единороссы» имеют абсолютное большинство депутатских мандатов. Без утверждения депутатами «Единой Россией» не может быть принят ни один закон, ни одно более-менее значимое парламентское решение. Более того, «Единая Россия» частично контролирует и исполнительную власть, имея в своем составе помимо двух министров и вице-премьера еще и 69 глав субъектов РФ (из 89).
Началась работа нового созыва Госдумы с того, что «Единая Россия» молча сглотнула отказ правительства пересмотреть грабительские тарифы так называемой «автогражданки». И это несмотря на то, что понижение страховых выплат было одним из пунктов их предвыборной программы.
Затем думское большинство протащило «людоедский» Жилищный кодекс, лишивший десятки миллионов граждан России надежды на обретение когда-либо нормального жилья. «Родина» пыталась привести «Единую Россию» в чувство. Мы предложили рассмотреть подготовленный нашим коллегой, специалистом по социальным вопросам депутатом Олегом Шейным альтернативный законопроект, сравнить оба текста, обсудить их публично с тем, чтобы принять сбалансированный закон, отвечающий интересам граждан. Однако «единороссы» его просто проигнорировали.
В знак категорического протеста против такого наглого подавления думского инакомыслия мы были вынуждены громко «хлопнуть дверью» и покинуть зал пленарного заседания, однако даже такой решительный протест оппозиции не помог «инвалидам слуха, речи, зрения и мысли» придти в сознание. Вечером того же дня в эфире передачи «К барьеру» на НТВ я встретился с основным докладчиком ЕР по Жилищному кодексу, вице-спикером Думы Георгием Боосом (человеком Лужкова, ныне ставшим губернатором Калининградской области). Доводы фракции «Родина» по жилищной реформе, изложенные мной в ходе дебатов, оказались настолько убедительны, что мой перевес над оппонентом по звонкам в студию НТВ говорил сам за себя — мне удалось опередить Бооса более чем в шесть раз.
Наши противники не хотят разговаривать с оппозицией в зале заседаний. Они считают, что механический перевес депутатских голосов и контроль над всеми депутатскими комитетами позволяет им закрывать глаза на то, что общество думает иначе, чем «партия власти». Но демократия (не путать с «суверенной демократией») как раз и состоит в том, что власть в своих действиях должна ориентироваться на общественное мнение. Если же власть игнорирует общественное мнение и объективные потребности развития нации, значит, она руководствуется интересами иных сил. В данном конкретном случае речь могла бы идти об интересах строительной мафии. Сложно найти другое объяснение.
Вскоре для Думы наступили самые мрачные за всю ее историю времена — кремлевская администрация с подачи наиболее безответственных правительственных либералов распорядилась в кратчайшие сроки продавить через парламент фактический отказ государства от своих социальных гарантий населению. Этой «Операции Ъ», в которую министры Кудрин и Зурабов помимо президента Путина втащили еще и все думское большинство, было присвоено кодовое наименование «монетизация льгот». На самом деле об отмене «льгот» в этом объемном законопроекте говорилось меньше всего. Главный его смысл сводился к стремлению федеральной власти переложить на плечи местного самоуправления основные заботы социальной политики.
Принятие федерального закона № 122 о «монетизации льгот» отменяло несколько десятков иных законов, вообще не имеющих отношения к социальным вопросам, например, закон о государственном заказе на строительство стратегических ядерных сил. Так, под шумок грандиозного политического скандала, вызванного планами «монетизации», министры решили сбросить с себя — как крошки со стола — обязанности по исполнению важных государственных задач.
Во всей этой нехорошей истории речь, конечно же, даже не заходила об отмене «льгот и привилегий» государственной бюрократии — спецмашин, госдач, депутатской неприкосновенности, спецпайков, премиальных за «особо сложные условия труда и ненормированный рабочий день». Нет. Это все как раз решено было оставить.
Чтобы «смазать» Думу накануне проталкивания через нее нужного голосования, специальным указом президента денежное содержание депутатов было поднято в несколько раз. «Льгот» решено было лишить не депутатов и министров, а народ — десятки миллионов пенсионеров и бюджетников, то есть тех, кто лечит, учит и защищает. Миллионы граждан России — жители территорий, приравненных к Крайнему Северу, сельская интеллигенция, ветераны труда, дети-инвалиды, ликвидаторы-чернобыльцы, герои СССР и России, — благополучие всех этих людей было брошено в топку очередной авантюры ГРЕФорматоров.
Зависимые от малейшего каприза Кремля губернаторы в массе своей подло смолчали, хотя и понимали, каким бедствием для их регионов может обернуться эта выходка власти, экспериментирующей на народе.
А что же Путин? Мне удалось дозвониться ему непосредственно перед началом голосования в Думе поправок к этому закону:
— Владимир Владимирович, вам должно быть известно содержание этого законопроекта, поэтому я не могу не предупредить вас, что больнее всего он ударит по тем простым гражданам России, которые составляли до сих пор основу ваших избирателей. В сельской местности это учителя и врачи, которых теперь вы лишаете 25-процентной надбавки к зарплате. В Сибири и на Дальнем Востоке, где у нас и так население катастрофически сокращается, вы лишаете людей «северного коэффициента». И так можно продолжать перечисление проблем, с которыми столкнутся далеко не самые богатые граждане. Я не понимаю, зачем вы рушите свой авторитет в среде этих людей.
Президент, подумав несколько секунд, сказал:
— Хорошо, скажите Кудрину, что я против отъема льгот у сельской интеллигенции. И по северянам тоже.
Я опешил. Конечно, мне совсем не трудно было спуститься в зал пленарных заседаний Думы, где в правительственной ложе восседал министр финансов, и передать ему слова Путина. Но сама ситуация показалась мне абсурдной: президент через лидера парламентской оппозиции передает указание своему министру!
Возможно, Путин до конца не доверял выкладкам своих министров и советников, сомневался в правильности их расчетов и своевременности подобных жестких антисоциальных действий радикалов из либерального лагеря. Но остановить их он тоже не решался. Президент плыл по течению, не подозревая, что за поворотом ведомый им государственный корабль поджидают смертельно опасные рифы.
В отличие от главы государства правительственные радикалы не терзались сомнениями. Они не собирались останавливаться. Под новый закон уже были размещены многомиллиардные заказы на приобретение импортных лекарственных препаратов. Они обещали фармацевтическим и закупочным компаниям новые сверхприбыли, ради которых можно не только антинародный закон протащить, но и всю Думу разогнать. Никто, в том числе и в правительстве, не забыл Черный октябрь 1993 года. Знали, что в случае чего, за Кремлем «не заржавеет».
В общем, «единороссы» вступили с правительством в сговор по расчистке политической улицы под закон о «монетизации» и введению «режима замалчивания» в СМИ всех протестов оппозиции, дав «зеленый свет» наступлению власти на социальные права граждан.
Чтобы успеть подписать закон до рассмотрения проекта бюджета на очередной год, депутаты ЕР даже прервали свои летние отпуска и собрались на внеочередное заседание в августе, видимо, рассчитывая, что большинство льготников находится на дачах и не сможет толком узнать о принимаемых законопроектах. За один день пленарного заседания, в нарушение регламента и парламентских традиций, «медведи» «обсудили» несколько тысяч (!) поправок и оформили свое решение голосованием проправительственных фракций — ЕР и ЛДПР.
Мои поправки к закону с требованием к президенту, депутатам, министрам и губернаторам добровольно отказаться от собственных привилегий и включить их в перечень отменяемых льгот были проигнорированы. В этом вопросе законодательная и исполнитйгьная власти выказали трогательное единомыслие.
Фарс продолжался до позднего вечера. Выполнив волю Кудрина и Зурабова и отняв у народа последнее, думское большинство, усталое и довольное, разъехалось по курортам. До массовых волнений в связи с отменой социальных льгот и гарантий, подтвердивших правоту депутатов фракции «Родина», оставалось всего три осенних месяца. Впереди «медведей» ждал «заслуженный» отдых» и сон — настолько крепкий, что даже в связи с терактом в Беслане депутаты отказались прервать свои отпуска и собраться на экстренное заседание.
Содержание закона о «монетизации льгот» и пожарная процедура его проталкивания продемонстрировала вопиющий непрофессионализм правительственных либералов и крайнюю беспринципность их союзников в Думе. Авторы и апологеты этого опасного для страны закона, вошедшего в противоречие с Конституцией России, не могли не понимать, что его реализация приведет к еще большему имущественному расслоению граждан. Но их это не смущало.
Цель «монетизации льгот» состояла в дальнейшем закабалении народа, который вместо натуральных, не зависящих от инфляции, мер социальной поддержки получал материальную зависимость от подачек власти, особенно щедрых накануне выборов. Не случайно ведь вслед за отменой «льгот» последовало провозглашение властью так называемых «национальных проектов», которые бывший экономический советник Путина Андрей Илларионов пренебрежительно назвал «пиар-проектами».
То, что регионы «завалят» реализацию этого закона, сомнений не было. То, что ограбление народа толкнет его на массовые митинги протеста, тоже не вызвало особого удивления. Меня поразило другое — министры, ответственные за подготовку регионов к вводу этого провокационного закона, покинули страну и уехали кататься на горных лыжах.
Насколько же они были уверены в своей неприкасаемости! Откуда такая наглая убежденность, что опять все с рук сойдет! Печальнее всего то, что эти правительственные чиновники, мнящие себя «европейски» образованными, одетыми и обутыми в европейских бутиках, напрочь отказываются принимать собственно европейскую ответственность за свое дело. А там цена ответственности — репутация, которая если подмочена откровенной халтурой и воровством, то выше должности банковского клерка не прыгнешь. Впрочем, это уже после того, как до дна испита чаша уголовной ответственности, если окажутся вскрытыми факты необоснованного обогащения при ведении государственных дел. И эта правовая отсталость рулевых нашей государственной машины есть сильнейший тормоз национального развития России, источник мощнейшей коррупции. В этом же кроется и причина маниакальной подозрительности к России со стороны тех же европейцев, которые, невооруженным глазом видя беспредел, творимый знаковыми членами правительства, любого гражданина России готовы принять за злоумышленника.
Терпеть чиновничье хамство, унижение национального парламента мы больше не могли. 21 января 2005 года мы вновь попытались вернуть Думу к обсуждению 122-го закона и причин сбоев в его исполнении. Однако думское большинство «Единой России», несмотря на то, что за стенами парламента по всей стране шли ежедневные акции массового протеста самых незащищенных слоев населения, отказало нам даже в праве вынести этот вопрос для обсуждения. Это переполнило чашу терпения, и мы решились на крайнюю меру выражения своей позиции. Я и четверо моих товарищей — депутатов фракции «Родина» — Андрей Савельев, Михаил Маркелов, Олег Денисов и Иван Харченко — объявили голодовку с требованием отставки безответственных министров, виновных в провоцировании масштабного политического кризиса в стране, и срочного исправления наиболее одиозных положений закона о «монетизации льгот».
Конечно, на массовую поддержку нашей акции мы не уповали. Нет. Наша цель была иная, — рискуя своим здоровьем, мы взорвали циничное «самообладание» кремлевской бюрократии, делавшей вид, что ничего особенного в стране не происходит. Мы заставили себя слушать, показав, что не позволим превращать Думу в кремлевский «памперс», впитывающий в себя все грязные протечки власти.
И, надо сказать, нас услышали. О проблеме заговорили в средствах массовой информации. Президент чуть ли не в ежедневном режиме стал проводить совещания кабинета. На нем нашкодившие министры давали публичные обещания смягчить наиболее ядовитые положения этого злополучного закона. Мы получили десятки тысяч писем поддержки от жителей практически всех регионов России. В субъекты РФ, охваченные массовым уличным протестом, пошли дополнительные финансовые средства. Государственная машина, подгоняемая нашими пинками, со скрипом начала проворачиваться, стараясь спасти ситуацию.
Тем временем «медведи», вместо того чтобы включиться в работу над исправлением ошибок, попытались дискредитировать организаторов акции думской голодовки. Сначала один недоумок заявил, что, мол, голодовка должна быть прекращена, так как «очень дорого обходится парламентскому бюджету».
Узнав, что картинка из моего рабочего кабинета, где продолжалась акция протеста, передавалась в Интернет, с помощью которого мы поддерживали связь с бастующими регионами, «неизвестные специалисты» под видом «профилактических работ» отрубили доступ ко «всемирной паутине» для всей Думы, лишив депутатов и аппарат палаты возможности полноценной работы. Правда, им это не помогло: мы предусмотрительно организовали вещание с помощью мобильной связи.
Поняв, что опять совершили глупость, попытались заблокировать наш Интернет-сайт «Родина. ру», за работу которого отвечал мой сын Алексей, ставший по окончании Университета крупным специалистом в области современных информационных технологий. Против нашего сайта была организована хакерская атака. По мнению экспертов, ее мощь указывала на единственно возможного организатора — спецслужбы. Дать им такое распоряжение мог только один человек в стране. Полагаю, что это был президент. Значит, это был привет от него. Значит, он мне ответил. Своеобразно, конечно, но все же ответил.
Через пару дней привет нам передала и «партия власти». В полдень под окнами моего кабинета заиграл похоронный марш. Два десятка то ли «анашистов», то ли юных «едроссов» в сопровождении оркестра стояли на облюбованном проститутками месте напротив гостиницы «Националь», держа в руках мой портрет в черной траурной рамке и мертвого петуха на бархатной подушке. Акция называлась «политические похороны Рогозина».
Это была черная месса. Они обратились за помощью к дьяволу. Говорят, данный ритуал с забитым петухом описан во многих наставлениях по черной магии… «Единая Россия» кощунственным образом решила поиздеваться надо мной, а заодно и поиграть со смертью. Но такие «шутки» обычно плохо заканчиваются для самих «шутников». Так произошло и на сей раз. Вечером того же дня мы узнали из новостей, что подо льдом Ладожского озера трагически погиб депутат фракции «Единая Россия», питерский «водочный король» Кирилл Рагозин. Видимо, смерть-старуха, получив заказ на мою погибель, оказалась глуховата и не разобрала, кого из Рогозиных или Рагозиных надо отправить на «тот свет». Вот и ошиблась.
Примерно через неделю после начала акции одному из нас — Андрею Савельеву — стало плохо, и он был госпитализирован, но в больнице под капельницей голодовку не приостанавливал. Остальные партийцы — Иван Харченко, Олег Денисов и Михаил Маркелов — продолжали голодовку в моем рабочем кабинете. Никто из них не роптал, все поддерживали друг друга и проявили себя в высшей степени надежно. Весь холл фракции «Родина» был заклеен десятками тысяч телеграмм и нисем поддержки. Телефоны в приемной не смолкали — сотни людей благодарили нас, что мы защищали их право на человеческое и гражданское достоинство.
Несмотря на введенный Кремлем режим глухой информационной блокады, об акции голодовки в здании Думы узнали во всех российских регионах. Сотни тысяч подписей были собраны активистами «Родины» под нашим обращением к правительству и президенту. Наша партия сумела заставить власть отвечать за свои дела, добилась внесения серьезных поправок в принятый наспех закон. И это был важнейший результат борьбы.
В результате Дума была вынуждена пойти на обсуждение вопроса о досрочной отставке правительства. Оставаться в такой ситуации отрезанными от внешнего мира было нельзя. Акция жесткого, но все же пассивного и камерного по форме протеста себя исчерпала, надо было переходить к более активным действиям. На двенадцатый день — почти через 270 часов после начала акции — мы, подчиняясь требованию наших товарищей по партии, прекратили голодовку.
Я понимал, что после акции голодовки у нас теперь будут другие отношения с властью. Знал, что мы крепко задели их, заставив считаться с нашим мнением и массовым протестом тех, кто стоял за нами — простых русских людей, о которых бюрократия вновь попыталась вытереть ноги. Власть думала, что ей опять все с рук сойдет. Не сойдет. Мы не собирались становиться «карманной оппозицией», не для этого пришли в Госдуму.
Как-то известный телешаман НТВ Владимир Соловьев высказал мне любопытную точку зрения на итог этого необычного демарша «Родины». Мол, акция думской голодовки произвела бы больший пропагандистский эффект, если бы на виду у десятков телекамер меня увезла «Скорая помощь». Тогда все бы начали меня жалеть и проявили должное понимание заявленных целей акции нашего протеста. Звучало забавно, хотя и привычно для нашего подлого времени. Установка на то, чтобы во всем угадывать пиар и искать «красивый выход» из ситуации, подвела моего собеседника.
Нет, Володя, я не шоумен. Я твердо решил начать голодовку и твердо решил выйти из нее в тот момент, когда мы добились для себя приемлемого политического результата. Изображать чахоточного доходягу, истощенного в неволе мученика, покидающего свой бастион на санитарных носилках и еле шепелявящего потрескавшимися от жажды губами напутствие своим товарищам, и т. д. и т. п. — нет, я так не могу.
Я твердо стоял и стою на ногах. Я готов продержаться столько, сколько потребуют интересы нашего дела.
Изображать клоуна в политическом цирке современной России не буду, да и бесполезно — не выдержу конкуренции. Там и так битком набито клоунами, дрессированными медведями, трусливыми зайцами и бумажными тиграми. Без меня обойдутся.
День Знаний в школе № 1
В конце августа 2004 года, когда осела пыль думских сражений по «монетизации», в сопровождении депутатов нашей фракции Юрия Савельева, Николая Павлова и Михаила Маркелова я выехал в Южную Осетию. Ситуация в отношениях России и Грузии становилась все более конфликтной. В Панкисском ущелье по-прежнему собиралось чеченское бандитское подполье. Действовали боевики открыто, готовя в своих диверсионных лагерях молодое террористическое пополнение.
В том же году к власти в Тбилиси пришел Михаил Саакашвили. Бывший «борец с коррупцией» и классный демагог буквально смял рыхлую администрацию Шеварднадзе. Однако степень его зависимости от грузинских воров была не меньше, чем у Седого Лиса, поэтому новая власть об оздоровлении республиканской экономики и налаживании добрососедских связей с Россией даже и не подумывала. Но народ надо было держать в повиновении, а что как не шовинистические призывы к «победоносной войне» с Абхазией и Южной Осетией, лучше всего, по мысли Тбилиси, могли бы отмобилизовать голодную массу людей. Умный и циничный Саакашвили это прекрасно понимал. Заручившись мощной поддержкой в Вашингтоне, он начал свое правление с раздачи угроз в адрес Цхинвала и Сухуми.
В результате агрессивных действий нового руководства Грузии вокруг южноосетинской столицы сложилась крайне напряженная обстановка. Этот город, да и вся Южная Осетия отрезана от Северной Осетии Кавказским хребтом и грузинскими селами. Добраться до Цхинвала непросто. Сначала надо проехать по лавиноопасной горной дороге до Ругского тоннеля, миновать пограничную заставу и преодолеть многокилометровый неосвещенный тоннель, «просверленный» в горной массе Кавказа. Затем, под колючими взглядами местных жителей, бросающими под колеса проезжающих мимо машин российские флаги и скомканные портреты Путина, надо пересечь четыре грузинских села и, наконец, притормозив у южноосетинского блокпоста, въехать в Цхинвал. Дорога занимает почти полдня, но при плохой погоде или обострении вооруженного противостояния можно застрять в горах на несколько суток.
Нам повезло — до Цхинвала мы доехали без особых осложнений. В столице самопровозглашенной республики нас тепло встретили президент Южной Осетии Эдуард Кокойты, спикер парламента и местные активисты нашей партии. Практически все жители республики являются гражданами России, поэтому с организацией в Цхинвале партийной ячейки проблем у нас не было.
После коротких протокольных встреч и интервью республиканскому телевидению гости, журналисты и сопровождающие нас лица вышли из президентского кабинета и оставили нас с Кокойты наедине. Президент сухо, по-военному, описал мне обстановку вокруг республики. Вооруженные провокации становились обыденной новостью. Город подвергался обстрелам. Жителей республики то и дело захватывали в заложники и только после жестких ответных действий Цхинвала, — отпускали.
Руководство Грузии делало вид, что оно тут ни при чем. Мол, захват людей и обстрелы — дело рук некой «третий силы». При этом люди Саакашвили кивали на чеченцев. В эти байки никто, конечно, не верил. Все понимали, что в зоне конфликта действуют натасканные американскими инструкторами части регулярной армии Грузии, в задачу которых входит сеяние страха и выдавливание осетин в Россию.
Как говорил «вождь всех времен и народов» Иосиф Сталин: «Есть человек — есть проблема. Нет человека — нет проблемы». Сталин, Саакашвили и я родились в один день — 21 декабря, а это, как говорят, не может не влиять на формирование общих черт характера. Так или иначе я догадывался, что у президента Грузии было на уме.
Тем временем в театре Цхинвала нас ожидала огромная масса людей. Наверное, весь город собрался, чтобы увидеть и послушать депутатов популярной патриотической партии.
Люди не только забили весь достаточно вместительный зал, коридоры, ложи и балконы, но и заполнили всю площадь напротив театра и примыкающие к ней улицы. «Видишь, как тебя здесь встречают!» — довольно подмигнул мне севший рядом со мной в президиуме президент республики. «Это не меня встречают, а Россию!» — ответил я.
Действительно, жители Южной Осетии принимали нас с таким энтузиазмом, что в полной мере заразили всех своим восторженным настроением. Зал подхватывал каждое сказанное в микрофон слово и тут же разносил его по всему городу. Народ Южной Осетии мечтает вернуться в Россию, но со своей землей, в которой лежит прах многих поколений его предков. Люди ждут от Москвы прямого действия, защиты, льнут к России, верят ей. Представление моих товарищей — Юрия Савельева, Михаила Маркелова и Николая Павлова — осетины встретили настоящей овацией, стоя. Некоторые даже плакали от счастья.
Я завершил свою речь сообщением о подготовке фракцией «Родина» закона о праве части иностранной территории на вхождение в состав России и обещанием сделать все от нас зависящее для скорейшего воссоединения осетинского народа в составе единого русского государства. Зал буквально взорвался от восторга. В этот момент я почувствовал себя совершенно счастливым человеком. Тысячи людей думали как я, мечтали о России, верили в величие своей Родины, готовы были с оружием в руках бороться за нее. Наверное, только вдали от России можно любить ее так, как любили эти дорогие мне люди, с таким теплом принявшие меня в своем доме. В такие минуты политический лидер ощущает свою нужность, востребованность, проверяет, насколько его идеи отвечают чаяниям масс. Это и есть момент истины, рождающей в политике чувство единства с его народом.
Встреча проходила дольше запланированного, да и прощание на улице у нас затянулось. Наконец, рассевшись по машинам, мы тронулись в обратный путь.
Во Владикавказе в гостинице нас уже ждал председатель Верховного Совета Северной Осетии Теймураз Мамсуров. Он просил нас вернуться в Россию засветло, чтобы рано утром 1 сентября перед вылетом в Москву из аэропорта Беслана заехать в одну из местных школ поздравить детей и родителей с Днем знаний. Речь шла о школе № 1 — дети Мамсурова учились именно там. По дороге в школу и аэропорт можно было бы обсудить итоги поездки в Цхинвал. Так мы и договорились.
Однако наше возвращение во Владикавказ явно затягивалось. Лидер Южной Осетии Эдуард Кокойты сообщил, что его охране поступила информация о подготовке грузинскими боевиками провокации на подступах к Ругскому тоннелю, и настоял на изменении маршрута. Мы поехали в объезд — живописной и разбитой дорогой по пересеченной местности. Преимущество этого пути состояло только в одном — он полностью контролировался вооруженными подразделениями Южной Осетии и пролегал в обход грузинских сел.
Наша колонна остановилась у самого въезда в тоннель, где мы были уже в полной безопасности. На вершине холмов, несмотря на опустившиеся сумерки, просматривались осетинские дозоры. В считанные секунды на капотах машин были накрыты импровизированные столы. Традиционные осетинские «три пирога», зелень, свежие овощи — все пришлось кстати. Выпив на прощание, мы обнялись с нашими новыми друзьями, сели в машины и въехали в черную дыру Ругского тоннеля.
Во Владикавказ мы прибыли глубокой ночью — уже в третьем часу. Каково же было мое удивление, когда в холле гостиницы я увидел ожидавшего нас Теймураза Мамсурова. «Законы моей республики не позволяют мне оставить вас одних!» — сообщил он голосом, не терпящим возражения. Проговорив еще час, мы предложили отказаться от идеи посещения школы — после тяжелой дороги хотелось сберечь хоть немного времени для сна. Теймураз сжалился над нами, сказав, что раз так, то тогда он провожать нас в аэропорт не поедет и останется во Владикавказе поздравить с Днем знаний студентов республиканского университета.
Утром в сопровождении сотрудника пресс-службы главы республики мы выехали в аэропорт Беслана. Дорога заняла не более получаса. В депутатском зале нас ожидало несколько местных журналистов, уже расставивших на столе свои микрофоны. Я сел напротив них и начал брифинг. Вдруг ко мне подошел мой помощник Александр Кузнецов и, наклонившись, тревожным голосом прошептал, что в семи минутах от нас в городе Беслане только что неизвестные лица захватили школу.
Представить себе истинный масштаб трагедии никто из нас, конечно, не мог. Тем не менее, мы сразу приняли решение остаться. В ту минуты мы еще не знали, что уже через полчаса аэропорт Беслана будет закрыт, все рейсы отменены, а пассажиры с уже заправленного самолета на Москву — сняты.
На полной скорости мы влетели в город и, подъехав к захваченной школе, чуть было не попали в зону обстрела. В пятидесяти метрах от нас трещали автоматные очереди. Водитель резко затормозил, мы быстро покинули машину. Тут же напротив меня остановился БТР. На его броне в касках и бронежилетах к месту трагедии прибыли осетинские омоновцы. Они спрыгивали с брони, передергивали затворы автоматов и разбегались в разные стороны, выставляя первую линию оцепления.
У входа в здание примыкающего к школе районного отдела милиции стоял человек. Он был крайне взволнован. По его мокрой от пота рубашке я догадался, что передо мной один из тех немногих счастливчиков, кому чудом удалось сбежать под носом боевиков из захваченной школы.
Мужчина назвал мне примерное количество заложников — около 800 человек и описал мне первые секунды захвата. По его словам, террористов было никак не меньше тридцати человек.
Я передал свидетеля для дальнейшего допроса подоспевшему майору милиции, включил мобильный телефон и набрал номер спецкоммутатора. Кратко объяснил дежурному офицеру, кто я, где нахожусь, что произошло, и потребовал срочно соединить меня с руководством страны. Кроме того, я попросил немедленно доставить в Беслан машину специальной мобильной правительственной связи для оборудования штаба по спасению заложников и организации прямого контакта с Кремлем.
С первой минуты пребывания в Беслане мы понимали, что оказались в эпицентре масштабной катастрофы. Очевидно, что в такой ситуации основные решения по ходу операции должны были приниматься не во Владикавказе и даже не на уровне президентского полпреда, а только в Москве — лично главой государства.
Через минуту в окружении военных я заметил президента Северной Осетии Александра Дзасохова. Рядом с ним стоял Теймураз Мамсуров. На нем лица не было — в школе среди заложников оказались его дети — сын и дочка.
Мы зашли во внутренний двор какого-то служебного помещения. Наконец запыхавшиеся помощники принесли карту города и схему школы. Еще минут через десять доставили первую записку, в которой террористы излагали свои требования. Вот ее текст:
«8–928–738–33-374.
Мы требуем на переговоры президента республики Дзасохова, Зязикова, президента Ингушетии, Рашайло, дет. врача. Если убьют любого из нас, расстреляем 50 человек. Если ранят любого из нас, убьем 20 человек. Если убьют из нас 5 человек, мы все взорвем. Если отключат свет, связь на минуту мы расстреляем 10 человек».
Как выяснится позже, номер телефона был ошибочным. Что касается «дет врача Рашайло», то в штабе сочли, что имелся в виду глава «Фонда помощи детям при катастрофах и войнах» доктор Леонид Рошаль.
Вообще террористы действовали грамотно. В отличие от некоторых наших излишне разговорчивых силовиков, самодовольно выбалтывающих по телевизору свои служебные тайны, бандиты полностью учли опыт «Норд-Оста», предусмотрев возможность использования спецслужбами газа и других спецсредств. А у нас даже не нашлось толковых переговорщиков и авторитетных посредников, способных добиться освобождения хотя бы части заложников. Те, что были задействованы, в том числе доктор Рошаль, при всем моем глубоком уважении к их профессионализму и мужеству, оказались излишне словоохотливыми.
Можно себе представить, что боевики сделали бы со знаменитым Рошалем, попадись он им в руки! Ведь по телевидению зачем-то было в деталях рассказано, какую ценную информацию предоставил он ФСБ, подробно описав специалистам характер взрывных устройств и размещение в зале театра на Дубровке «женщин-бомб». Неужели, после такой «рекламы», да еще и награждения доктора заслуженной правительственной наградой, он мог бы оказать какую бы то ни было пользу в деле освобождения бесланских детей? Нет, конечно. В глазах террористов Рошаль был «информатором ФСБ».
Кому-то может показаться, что боевики специально вызвали его в школу, чтобы казнить, отомстив за гибель своих подельников. Немного изучив нравы боевиков, я в это никогда не поверю, как не верил и тогда — в первые минуты после захвата школы. Моя версия состоит в том, что записку под диктовку руководителя бандгруппы писал кто-то из погибших впоследствии заложников. Находясь в состоянии аффекта, несчастная жертва не только ошиблась при указании телефонного номера для связи, но и от себя приписала после фамилии «Рашайло» слова «дет врача».
На самом деле террористы звали к себе бывшего министра внутренних дел, секретаря Совета безопасности России Владимира Рушайло. Своими сомнениями в интерпретации записки я сразу поделился с руководством оперативного штаба. Но на мои сомнения никто не обратил внимания, и в Москву полетела просьба срочно доставить в Беслан знаменитого доктора. Саму же записку начальники бросили на столе служебного помещения, и только по моей подсказке кто-то из старших офицеров забрал ее с собой. Примеров такого рода неряшливости и растерянности я наблюдал в действиях руководства оперативного штаба по освобождению заложников немало.
Наконец, участники совещания определились с местом базирования штаба, остановив свой выбор на расположенном поблизости здании районной управы. Толпа начальников выдвинулась туда пешим ходом и чуть было не попала в зону обстрела. Чтобы защитить руководство республики от пуль снайперов-террористов, кто-то из военных решил закрыть брешь между домами омоновским БТРом, но это тоже было не самое умное решение. На глазах всего разбуженного как улей города главе республики, спикеру североосетинского парламента, депутатам Госдумы и группе милицейских и армейских генералов было предложено, как перепуганным зайцам, скакать от дома к дому.
При этом спецназовцы должны были прикрывать это чудовищное шоу огнем, броней и собственными телами. После обмена отборным матом между политическим и силовым руководством Северной Осетии решено было добираться до будущего штаба на автотранспорте — в объезд.
Через пять минут мы уже были на месте. Дзасохов, Мамсуров и мои товарищи заняли два небольших кабинета на третьем этаже, где вскоре уже был оборудован пункт правительственной связи. Остальные помещения заняли военные и сотрудники боевых подразделений ФСБ. Их штаб, куда не пускали даже Дзасохова, разместился на первом этаже. Старшие офицеры спецназа расположились на втором этаже и в соседнем крыле третьего этажа.
Вскоре в здание оперативного штаба вошли примчавшиеся в Беслан полпред президента в Южном федеральном округе (ЮФО) Владимир Яковлев, заместитель генерального прокурора в ЮФО Сергей Фридинский и заместитель директора ФСБ Владимир Проничев.
Все охотились за новой информацией. Казалось, спокойствие сохранял только приехавший из Цхинвала Эдуард Кокойты, с которым я еще совсем недавно распрощался у въезда в Ругский тоннель. Похоже, у Кокойты с Дзасоховым были натянутые отношения — мужчины сухо поздоровались и больше почти не разговаривали.
Особенное оживление вызвал прилет в Беслан доктора Леонида Рошаля. Генералы ходили за ним «веревочкой», как будто он и есть наш главный «золотой ключик» от захваченного бандитами ларца. Ему сразу предоставили отдельную комнату и телефон для связи с боевиками в школе.
Доктор прикрыл за собой дверь и начал дозваниваться. Телефон не отвечал. Как уже говорил, в записке, выброшенной террористами, был указан неправильный номер.
Через пару часов оперативным сотрудникам ФСБ все же удалось выйти на связь с боевиками в школе. Они соединили «Рашайло, дет врача» с кем-то из главарей, но разговор не получился — по всей видимости, никто «Айболита» в школе не ждал и, несмотря на его настоятельные предложения, к захваченным детям его не подпустили.
Рошаль был подавлен. Его настроение тут же передалось и всем генералам. Только один из них, то и дело останавливавший Дзасохова от самостоятельного похода в школу, театрально приговаривал: «Ничего! Бывало и хуже!».
Никакого особого плана, как спасать заложников, в оперативном штабе не было. Но и трусов среди тех, кто оказался в тот момент в Беслане, тоже не было — все были готовы идти добровольцами в школу в обмен на освобождение детей. Посовещавшись с моими товарищами, я предложил использовать нас — депутатов Государственной Думы — для вызволения из плена, по крайней мере, детей-дошкольников. Дзасохов поблагодарил меня и сказал, что наша помощь действительно может понадобиться, хотя силовики и Москва выступили категорически против такого варианта.
Мы решили отправить двоих наших депутатов — Николая Павлова и Юрия Савельева — в Москву для того, чтобы они убедили руководство «Единой России» созвать внеочередное заседание Государственной Думы.
Я и Михаил Маркелов — журналист, проработавший в практически всех горячих точках бывшего СССР — остались в Беслане. Будучи опытным дипломатом, глава Северной Осетии Александр Дзасохов также поддерживал нашу идею собрать экстренное заседание палат российского парламента, задействовать механизмы внешнего, международного давления на террористов, среди которых, по оперативным сведениям ФСБ, были и иностранные наемники.
Вместе с тем из Москвы то и дело поступали странные, неадекватные предложения, которые вносили в работу штаба дополнительную сумятицу. Руководство кремлевской администрации, например, попросило меня организовать прием в Беслане группы чеченских женщин, которые по инициативе вице-премьера чеченского правительства Рамзана Кадырова планировали организовать в городе митинг в поддержку заложников. Я резко возражал. Это пахло провокацией. Разъяренные бесланцы просто разорвали бы непрошеных гостей.
Потом позвонил председатель Госдумы и лидер «Единой России» Борис Грызлов и сказал, что ожидается «десант» депутатов от «Единой России». Я не выдержал, перезвонил Дмитрию Медведеву, тогда занимавшему пост главы администрации президента, и в резких тонах попросил его запретить «пиар на крови». Город ждал от штаба и Москвы реальной помощи, а не шоу. После вмешательства Медведева нелепые инициативы, наконец, прекратились.
Несмотря на наступление ночи, город гудел. Казалось, никто не спал. Суровые бесланские мужчины, вооруженные охотничьими ружьями и даже автоматами, тяжелым взглядом встречали и провожали каждого незнакомца.
Примерно в два часа ночи мы с Эдуардом Кокойты вышли из штаба, чтобы подышать свежим воздухом. Нас сразу узнали и пригласили переговорить с родственниками заложников. Поглядывая, не отстаем ли мы, люди быстрым шагом сопроводили нас во внутренний дворик местного Дворца культуры. Живой поток сотен горожан буквально внес нас в зал. Все молча расселись. Те, кому не хватило кресел, остались стоять в коридорах.
Еще вчера такой же осетинский зал в Цхинвале овациями встречал каждое мое слово. Теперь я стоял внизу сцены, в проходе первого ряда, с микрофоном в руке и тяжелыми мыслями в голове.
Бесланские осетины, чьи дети, жены, мужья, сестры и братья лежали на полу залитого кровью школьного спортзала, без еды, воды, но с надеждой на спасение, внимательно смотрели на меня и ждалцхоть какой-нибудь информации. Я оглянулся на президента Южной Осетии и еле слышно попросил его начать встречу.
Кокойты заговорил на родном языке. Из зала послышались возгласы и женские всхлипывания. Но в основном люди слушали своего земляка внимательно. Эдуард перешел на русский и представил меня. «Знаем его. Пусть говорит!» — прокричал кто-то с задних рядов.
Я поднялся на сцену и произнес следующие слова:
«Дорогие мои бесланцы! Так получилось, что беда, свалившаяся на ваш город, застала меня в поездке по республике. Я остался, чтобы попытаться хоть чем-то помочь спасти ваших детей.
Обещаю вам одно: я и мои друзья, которые сейчас находятся в Беслане, готовы к обмену на ваших родных и близких. Если бандиты согласятся на такой обмен, он немедленно состоится.
Второе. В ваш город уже прибыли лучшие в стране специалисты по антитеррору. Они высокие профессионалы. Все мы будем молиться, чтобы они достойно выполнили свою задачу.
Больше мне пока нечего вам сказать. Дай Бог нам всем здоровья и удачи!»
Я сошел со сцены и направился к выходу. Никто мне не препятствовал, никто не задал лишнего вопроса. Все ждали чуда, верили в счастливое разрешение судьбы заложников и боялись выдавать предчувствие катастрофы.
После того, как мы уже отошли от Дворца культуры, сзади послышались крики: «Передайте Дзасохову, пусть выйдет к народу!», «Пусть он посмотрит нам в глаза!», «Если будет штурм, вы все умрете!».
Выстрелы из школы и разрыв фанаты из подствольного гранатомета заглушили эти голоса. С тяжелым настроением мы с Эдуардом вернулись в здание оперативного штаба. Мрачное ожидание развязки продолжалось всю ночь.
Надо сказать, что отсутствие какой бы то ни было информации, и нежелание представителей руководства республики общаться с людьми бесило горожан. Все подозревали, что силовики готовят штурм школы. Никто не верил обещаниям «по-голливудски» бескровной операции.
Назначенный руководителем оперативного штаба начальник управления ФСБ по Республике Северная Осетия генерал Валерий Андреев в основном общался со СМИ, выступая в роли своеобразного пресс-секретаря штаба. Очевидно, что подготовкой операции руководил не он, а его непосредственные руководители, находившиеся где-то неподалеку. При этом я не переставал возмущаться уровнем их непрофессионализма.
Верхом глупости стало обнародование информации о количестве узников в школе. Откуда появилась цифра в 365 пленников, ума не приложу. Скорее всего, это был не умышленный обман, а просто неполные данные, сведенные на основе информации родственников заложников. Кто-то из них из теленовостей узнал о существовании дежурного телефона оперативного штаба и сумел на него дозвониться. Однако такая цифра не могла соответствовать истинному числу заложников в принципе. Во-первых, в лапы террористов заложники могли попасть целыми семьями, и позвонить в штаб было просто некому. Во-вторых, многие бесланцы, дежуря на улицах целыми сутками, за теленовостями не следили и не могли знать о существовании такого дежурного телефона. В-третьих, многие горожане не сочли возможным делиться с москвичами лишней информацией, опасаясь, что она может только навредить попавшему в беду родному человеку.
Так или иначе, обнародование неполных данных о числе заложников вызвало возмущение в городе. Бесланцы были убеждены, что речь идет о преднамеренной лжи, распространяемой штабом для сокрытия факта подготовки вооруженного штурма и попытки занизить число будущих жертв.
Очень насторожили бесланцев новостные программы федеральных каналов, в которых сообщалось, что на заседании правительства 2 сентября 2004 года министры обсуждали вопросы сельского хозяйства. «Они нам скоро «Лебединое озеро» по ящику крутить будут. Ваш Путин скрывает правду о Беслане!» — раздавались возмущенные голоса горожан в трубке дежурного телефона оперативного штаба.
Агенты бандитов в городе, а я уверен, что их было немало, умело подхватили волну смятения и стали настойчиво формировать в толпе мнение, что спасти детей может только «живое кольцо», которым родственники заложников должны окружить школу для воспрепятствования силовым действиям федералов. К обеду второго дня угроза открытия «второго фронта» из числа вооруженных бесланцев, раздраженных отсутствием прогресса в деле освобождения заложников, стала реальной.
Оказалось, что в штабе вообще не нашлось руководителей, умевших говорить с людьми, успокаивать их и настраивать на взаимодействие с силами антитеррора. Власть демонстрировала неумение брать сложные ситуации под свой контроль, принимать на себя ответственность, в конце концов. Нет, не потом, не на похоронах посыпать голову пеплом и становиться на колени перед могилами невинных жертв. До того! Тогда, когда еще можно было спасти сотни маленьких граждан России, попавших в руки к насильникам и бандитам.
Осетинское руководство ждало команды из Москвы, а Москва ждала, когда все само собой как-то разрешится. Мои попытки наладить хоть какое-то взаимодействие между различными группами влияния в оперативном штабе всякий раз натыкались на вежливый отказ.
В конце концов снующие при штабе журналисты гостелевидения проболтались, что из Москвы им поступило указание воспрепятствовать в Беслане «личному пиару Рогозина». То, что кремлевская бюрократия больше думала не о путях выхода из сложившейся трагической ситуации, а о том, чтобы, не дай Бог, кто-то чужой при освобождении заложников не приобрел дополнительной популярности, говорило о полном моральном разложении этих граждан. Во мне это вызывало лишь чувство брезгливости.
Днем 2 сентября в Беслане произошло важное событие, укрепившее в нас надежду на чудесное спасение детей. Боевики согласились впустить в школу бывшего президента Ингушетии Руслана Аушева. Получив последние рекомендации от руководства штаба силовиков, он уверенным шагом направился к школе. Вскоре Аушев появился с малышом на руках. С ним вышло еще несколько заложников с грудными детьми.
Штаб ликовал. Удача вдохновляла. Начальство смущало только одно обстоятельство — Аушев вернулся с новой запиской с требованиями Шамиля Басаева к Кремлю, которые в штабе сразу сочли невыполнимыми. Вот ее текст:
«От раба Аллаха Шамиля Басаева Президенту РФ В. В. Путину Владимир Путин, эту войну начал не ты. Но ты можешь ее закончить, если тебе хватит мужества и решимости Де Голля.
Мы предлагаем тебе разумный мир на взаимно выгодной основе по принципу: «Независимость в обмен на безопасность».
В случае вывода войск и признания независимости Чеченской Республики Ичкерия, мы обязуемся:
• не заключать ни с кем против России никаких политических, военных и экономических союзов,
• не размещать на своей территории иностранные военные базы, даже на временной основе,
• не поддерживать и не финансировать группы или организации, ведущие вооруженные методы борьбы против РФ, находиться в единой рублевой зоне, войти в состав СНГ.
• Кроме того, мы можем подписать ДКБ, хотя нам более приемлем статус нейтрального государства.
• Также мы можем гарантировать отказ всех мусульман России от вооруженных методов борьбы против РФ, как минимум на 10–15 лет, при условии соблюдении свободы вероисповедания (что, кстати, закреплено в Конституции РФ).
Мы не имеем отношения к взрывам домов в Москве и Волгодонске, но можем в приемлемой форме и это взять на себя.
Чеченский народ ведет национально-освободительную борьбу за свою Свободу и Независимость, за свое самосохранение, а не для того, чтобы разрушить Россию или ее унизить. Будучи свободными, мы будем заинтересованы в сильном соседе. Мы предлагаем тебе мир, а выбор за тобой. Аллах акбар!
ПодписьЗаписка была немедленно отправлена в Москву для экспертизы и принятия по ней решения. Но по настроению моих телефонных собеседников из президентской администрации я понял, что они не знают, что с ней делать. Более того, в штаб поступила просьба скрыть сам факт существования записки и требований, изложенных в ней.
Это была еще одна глупость. Записку из здания школы выносил опальный ингушский лидер. Он читал записку и в случае необходимости мог подтвердить ее содержание. Зачем тогда нужно было его скрывать?
Во вторую бессонную ночь я поехал к месту, где располагался мой приятель, депутат Михаил Маркелов. Опытный журналист, облазивший все «горячие точки», перезнакомился с осетинскими милиционерами и устроился со своим верным другом и продюсером съемочной группы Андреем Крыловым и моим помощником Александром Кузнецовым в штабе республиканского МВД. Все предыдущее время с помощью sms — коротких сообщений, посылаемых по мобильному телефону — мы постоянно поддерживали друг с другом связь, обмениваясь последней информацией.
Мы оба чувствовали приближение развязки. Общительный, легко вступающий в контакт с людьми, Михаил установил доверительные отношения с представителями осетинского ополчения и казаками, которые снабжали его бесценными сведениями об обстановке в городе и вокруг школы. Вскоре мы распрощались, и я вернулся в оперативный штаб.
Не прошло и пары часов, как Михаил прислал новый sms: «Нужно срочно встретиться». Время было семь утра. Наступил третий день ожидания развязки.
Через пять минут Маркелов уже взлетал по лестнице оперативного штаба. На одном выдохе он сообщил, что в сопровождении казаков ему удалось ночью подползти к зданию школы на расстояние всего нескольких метров и остаться совершенно незамеченным. Он слышал, как в школе приглушенно разговаривали боевики, видел, как несколько террористов вышли из здания, чтобы проверить зажигание стоявших рядом «легковушек». Так же незамеченным им удалось ретироваться.
Полученные сведения нужно было срочно довести до силовиков. Если ко входу в школу удалось подобраться тележурналисту и депутату, то уж бойцы спецназа легко смогут повторить тот же трюк.
На третьем этаже штаба мы нашли прокурора Сергея Фридинского и старшего офицера «Альфы». Михаил повторил свой рассказ, разложил на столе карту местности и указал на ней скрытые подходы к школе. Офицер ФСБ поблагодарил нас и побежал искать свое руководство.
Напряжение в штабе росло от часа к часу. Дзасохов метался по кабинету, переживал, чувствуя свою беспомощность.
Неожиданно на мобильном Теймураза Мамсурова раздался сигнал вызова. Из школы звонили его дети. Теймураз даже не успел узнать, как они себя чувствуют, как трубку взял кто-то из боевиков. Он предостерег осетинского спикера от организации штурма школы, сказал, что дети Мамсурова умрут первыми, требовал, чтобы родственники остановили силовиков. Судя по всему, мое предположение о стремлении боевиков прикрыться от спецназа «живым кольцом» родственников заложников оказалось верным.
Кто-то сообщил наверх, что милицейский снайпер наблюдает в школе какое-то движение, будто бы боевики начали устанавливать телевизионную аппаратуру и спутниковую «тарелку» для организации вещания из помещения захваченного ими здания. «Этого нам еще не хватало!» — прокричал кто-то в коридоре.
Президент Северной Осетии Дзасохов решил, наконец, собрать небольшое совещание в помещении на третьем этаже. Он только что вернулся со встречи с бесланцами, где поклялся им, что никакого штурма не допустит. Все были взвинчены до предела. Срок ультиматума, выдвинутого боевиками, истекал утром 4 сентября. Время стремительно улетучивалось, положение детей-заложников становилось все более тревожным. Москва переваривала записку Басаева и пока молчала. Молчали и силовики.
Я включил телевизор. Было ровно 13:00. Шел специальный выпуск «Вестей», репортаж из Ингушетии. Камера снимала интервью жены одного из боевиков, установленного ФСБ в качестве участника захвата школы. Женщина говорила на вайнахском, снизу бегущей строкой шел русский перевод. Я обомлел. Женщина фактически давала понять, что она и ее четверо детей взяты в заложники:
«Я не по своей воле сюда попала, ты меня понимаешь… То, что ты в силах сделать — сделай. Посмотри, чтобы детям ничего не было. Я не знаю, что мне делать. Просто ты меня, наверное, поймешь. <…> Аллах вам в помощь. В этом, дай Аллах, чтобы все завершилось в лучшую сторону, как вы хотите. Мне никто ничего не сделал и ничего не сделает. Ничего не будет, все в воле Аллаха».
Потом она перешла на русский и что-то пробормотала о необходимости освободить детей.
Я удивленно посмотрел на стоящих рядом Яковлева и Дзасохова. Такой разворот событий смахивал на провокацию. Интересно, кто-нибудь из профессиональных пропагандистов смотрел эту подстрекательскую глупость до выхода материала в эфир? «За такую работу надо яйца отрывать!» — сказал я тем, кто стоял в комнате. Через мгновение со стороны школы послышалась стрельба и взрывы. «Вот! Вот их ответ!» — закричал Дзасохов. Все остальные мрачно молчали.
В 13:03 раздался страшный взрыв.
Мы слетели на первый этаж и ворвались в помещение штаба ФСБ. Помимо генерала Проничева и еще нескольких лиц в штатском в комнате находились Руслан Аушев и ингушский предприниматель Михаил Гуцериев. Последний пытался по мобильному соединиться с главарем боевиков. Пока он набирал номер, раздался еще один мощный взрыв.
Наконец, произошло соединение: «Алло, алло! Что у вас там взорвалось? Нет! Никакого штурма нет! Прекратить огонь? Да! Прекращаем!»
Гуцериев пытался перекричать в трубку грохот боя и беспорядочную стрельбу, но связь оборвалась. «Он сказал, что мы штурмуем, и что все сейчас погибнут!» — с нескрываемой досадой обратился он к стоящим рядом генералам.
Аушев закрыл лицо руками. Дзасохов громко застонал. Затем все бросились во внутренний двор здания. Отсюда было видно, как над школой поднимается гриб светло-серого дыма. Шел бой.
Мимо нас пробежало несколько офицеров спецназа. Бронежилеты и каски-сферы они застегивали на ходу. «К школе, к школе!» — кричали офицеры друг другу.
Охрана покинула здание штаба, оставив его совсем без прикрытия. Кто-то из офицеров ФСБ подбежал ко мне и сказал, чтобы я «срочно уходил, так как две шахидки и группа боевиков вырвались из школы и пытаются захватить сам штаб или городскую больницу». Такое сложно было себе представить, даже несмотря на весь бардак в организации осады захваченной школы. «Но Мишка-то сумел пробраться к школе, не будучи замеченным не только боевиками, но и федералами!» — подумал я, — «Значит, все возможно».
Представители штаба сгруппировались на лестничной площадке между первым и вторым этажами. Никто не знал, куда бежать и где укрыться от возможной контратаки боевиков. Кто-то даже предложил отстрелить замок на решетчатой двери, ведущей в подвал, и спрятаться там. Это уже было похоже на панику.
Я решил оставить этих граждан один на один со своими ужасными мыслями и подняться на третий этаж, где находился правительственный коммутатор. Быстро миновав простреливаемое окно второго и третьего этажа, я вбежал в штабную комнату. Сквозь грохот кружащих в небе боевых вертолетов, взрывов и пулеметной стрельбы услышал, как разрывается аппарат спецсвязи.
Звонил начальник генерального штаба Юрий Валуевский. Он просил найти кого-нибудь из фээсбэшного начальства, чтобы согласовать действия спецназа ГРУ. Я попросил генерала «повисеть» на трубке и выглянул в коридор. Схватив за руку нужного мне офицера, командира оперативной группы ФСБ по Северному Кавказу, я затолкал его в комнату спецкоммутатора. Полковник доложил Балуевскому о первых потерях спецназа, об «обработке» вертолетами ближайшего леса, где якобы находилась «вторая группа боевиков» и некоторые другие важные подробности боя.
«Полковник!» — обратился я к офицеру. Он прикрыл трубку ладонью и посмотрел на меня. «Есть мнение, кого-то из боевиков надо взять живым». Я внимательно посмотрел в глаза офицеру. Он кивнул и продолжил разговор.
Я вышел из кабинета и выбежал из здания штаба. По улице неслись кареты «Скорой помощи». Гражданские люди прятались от шальных пуль за углом нашего здания. Вокруг школы рвались гранаты. Бой не стихал.
Наша группа во главе с Маркеловым оказалась совсем рядом со школой, когда из нее стали выбегать чудом выжившие от взрыва и начавшегося пожара дети. Ребята выносили их из-под обстрела на руках и передавали санитарам и ополченцам. Надо отдать им должное, все мои товарищи вели себя во время боя исключительно мужественно.
Примерно в 16.00 меня нашли помощники президента Северной Осетии и попросили вернуться к главе республики в штаб. Александр Дзасохов взял меня за руку и сказал: «Прошу вас срочно вылететь в Москву. В аэропорту вас ждет самолет. Здесь все кончено. Сейчас надо остановить новую войну осетин с ингушами. Летите в Москву и попытайтесь убедить руководство немедленно заблокировать нашу административную границу с Ингушетией. У вас это получится».
Дзасохов обнял меня на прощание, и я немедленно покинул штаб. На выходе из здания я на секунду остановился. Спецназовцы тащили захваченного боевика, прикладами забивая его в дверь подвала. Ту самую, которую кто-то из штаба еще пару часов назад пытался отстрелить из пистолета.
Боевик — потом станет известно, что его зовут Нурпаши Кулаев — страшно кричал, просил его помиловать. Мерзкая сцена…
Что на самом деле привело к взрывам в Бесланской школе № 1, я не знаю. Выводы официальной парламентской комиссии считаю неполными, не открывающими до конца всю правду трагедии, разыгравшейся в те жаркие сентябрьские дни в этом североосетинском городке.
Надеюсь, что установлению истинных причин гибели бесланских заложников поможет работа нашего депутата, профессора Юрия Савельева, лучшего в России специалиста по баллистике, возглавлявшего до избрания в Думу Санкт-Петербургский военно-механический университет. Будучи представителем фракции «Родина» в парламентской комиссии по Беслану, он сумел провести собственное серьезное расследование, в котором в частности, сопоставил данные взрывотехнической и пожарной экспертиз и дал свою версию причин первых двух взрывов в спортзале школы и начавшегося затем пожара. С его точки зрения, здесь не обошлось без «внешнего воздействия».
В этой книге я не вправе комментировать итоги работы парламентской комиссии по Беслану, в том числе и альтернативный доклад депутата Юрия Савельева, пока сама эта комиссия официально, наконец, не обнародует свои заключения. Политики и специалисты еще долго будут спорить об истинных виновниках трагедии. Тем временем Беслан будет жить памятью 335 невинно убиенных детей и взрослых, — жертв террора, — как живет черной славой уж который год ставропольский город Буденновск — Святой Крест.
Битва за Москву
Прошлогодние выборы в Московскую городскую думу некоторые политологи называли «репетицией будущих выборов в Госдуму». Соглашусь только отчасти. Никакой репетиции с точки зрения определения будущего расклада сил, конечно же, не было. Зато «репетицией» можно назвать использование московскими и федеральными властями технологий по «управлению демократией».
Сделать это было тем проще, что вначале у правящей партии не было оснований беспокоиться за благоприятный исход. Команду «Единой России» повел на выборы лично Лужков, известный филантроп, футболист, «опытный хозяйственник» и муж столичной богачки мадам Батуриной (кстати, по данным журнала «Forbes», сумевшей увеличить за 2005 год свой капитал с 1,6 до 2,6 млрд. долларов).
Мэрская популярность сама по себе гарантировала «косолапым» солидную фору. Для того чтобы отсечь от попадания в Мосгордуму неугодные партии, «Единая Россия» установила заградительный порог в 10 процентов, преодолеть который было непросто даже парламентским партиям. Такая «подстраховка» давала критикам столичного мэра повод заподозрить его в старческом малодушии. Впрочем, Юрий Михайлович здесь ни при чем. Скорее всего, 10-процентный ценз был спущен Москве кремлевскими кукловодами, решившими «заровнять политическую поляну» перед выборами в Госдуму 2007 года.
Собственно, и вся схема избирательной кампании ЕР выстраивалась не под Лужкова. Его команду еще летом 2005-го было решено «раскассировать». Вице-мэра Валерия Шанцева отправили губернатором в Нижний Новгород, Георгия Бооса — «рогозинским транзитом» в Калининград, а Михаила Меня — в известный город невест Иваново.
Кстати, в связи с назначением Михаила Меня родился забавный анекдот. Мол, пишет бывший ивановский губернатор-коммунист Владимир Тихонов письмо Путину: «Прошу переназначить меня губернатором». Путин на письме ставит резолюцию: «Согласен. Губернатором Ивановской области назначить Мёня».
Еще одним ударом по Лужкову стала выборная кампания в Законодательное Собрание Белгородской области в сентябре 2005 года. Казалось, при чем там Лужков? А вот при чем: семья Лужкова имела на Белгородчине обширные бизнес-интересы, которые вступили в противоречие с интересами местного губернатора Евгения Савченко. Конфликт достиг такого накала, что стороны пускали в ход даже взаимные обвинения в причастности к убийствам и кровавым разборкам. Лужков там проиграл. Судя по всему, Кремль давал ему понять, что не потерпит от него никакой финансовой и публичной самодеятельности. А зря — Юрий Михайлович и не помышлял о реальной независимости от Кремля. Он всегда останавливался перед буйком, за которым могло бы начаться его самостоятельное политическое плавание.
Решающую роль в охлаждении отношений между кремлевскими бюрократами и кланом московского мэра сыграла, как ни странно «оранжевая революция» на Украине. Потерпев сокрушительное поражение в борьбе за влияние на Киев, кремляне поняли, что никакие палаточные лагеря и многотысячные массовки на Майдане не были бы возможны без помощи киевского градоначальника.
Стресс, пережитый Кремлем, повысил подозрение как к оппозиции, так и к московскому градоначальнику, несмотря на его немалый труд в поддержку Януковича. Кремль не верил ему. Не верил еще с 1999 года, когда мэр совместно с рядом одиозных региональных лидеров готовился штурмовать политический Олимп России. Такую дерзость в Кремле помнили. А тут, понимаешь, еще и Майдан в ночных кошмарах является.
Посему Лужкову дали понять: «Мосгордума твоей не будет, включишь в список наших людей, а сам список возглавишь. А когда придет время, удалишься на покой пчел разводить, да и нас, «медведей», медом подкармливать. А на место твое у нас энергичный человечек из Питера имеется, ведь не всех же еще своих мы трудоустроили. Так что, мил человек, подвинься!»
Куда прикажете деваться пожилому человеку, да еще и со скарбом, накопленным за три пятилетки тяжкого мэрского труда? Так «единороссы» и впрягли в свою бричку все еще популярного в Москве Лужкова, заставив его провести их список в Мосгордуму и позволив цинично использовать запрещенные в приличном обществе приемы.
До старта московских выборов социологи сходились во мнении о безусловной победе «Единой России», что не странно в условиях полного контроля мэрии над столичными СМИ и рынком городской рекламы. Некоторые предрекали, что в Думу пройдут еще «Родина» и коммунисты, заняв несколько мест на задних скамейках. Однако изображать в городской думе декоративную оппозицию мы не хотели.
Чего хотела партия «Родина» от московских выборов? Победы. А победой могло стать завоевание хотя бы трети депутатских мандатов, что дало бы возможность лишить «Единую Россию» абсолютного большинства и создать оппозиционную коалицию. При удачном раскладе эта коалиция могла бы реально влиять на работу московского правительства.
То есть, речь шла не просто о значительной корректировке власти в столице, а о передаче ее в руки политиков, готовых выводить из города союз воровской бюрократии и этнической мафии. А это уже не игрушки. Это была серьезная заявка.
Список «Родины» возглавил депутат Мосгордумы, член фракции «Родина» боевой генерал Юрий Попов. Я хорошо знал его еще со времени Приднестровского конфликта. Тогда Юрий Юрьевич командовал дивизией в армии генерала Лебедя и отличился как умелый и бесстрашный командир в ходе операции по подавлению вылазок румыно-молдавских боевиков. В Мосгордуме Юрий Попов зарекомендовал себя как законодатель-профессионал и патриот России и родного города. Он вел бескомпромиссную борьбу с нелегальной иммиграцией и ее «крышей» во властных структурах Москвы, вызывая дикое раздражение у столичного мэра и его окружения.
Наши противники рассчитывали всю свою агитацию построить на эксплуатации популярности Лужкова. Его знаменитая кепка назойливо мелькала на телеэкране, красовалась на первых страницах столичных газет. Мэр и его заместители без устали разрезали ленточки на открытии новых объектов, выступали с щедрыми посулами, осыпали благодеяниями за казенный счет учителей, дворников, молодые семьи…
Робкие возражения других партий о том, что это незаконная агитация, использование служебного положения, подкуп избирателей — игнорировались. Такая агрессивная охота за голосами могла отбить у москвичей желание идти на выборы. Но это вполне устраивало власти, поскольку порог явки избирателей был снижен до беспрецедентных 20 процентов. Для «Родины», прими она правила игры, не было ни малейших шансов на победу. И мы дали «Единой России» «асимметричный ответ». Заключался он в ломке инерционного сценария выборов и в привлечении внимание общества к наиболее кричащим проблемам столичного мегаполиса.
Я убежден, что сегодня главный враг России — не НАТО, не международный терроризм. Главный враг наш — невиданное доселе чиновничье воровство, которое разъедает власть, отчуждает город от горожанина, отнимает у него всякую возможность влиять на обустройство своей жизни. Мы понимали, что корень всех бед в Москве — и безумной дороговизны, и отставания социальной сферы, и пробок на дорогах, и уничтожения исторического облика Москвы, и захвата целых сфер городской экономики этническими криминальными группировками — в тотальной коррумпированности московской бюрократии.
По дороговизне жизни Москва, по данным международной компании «Мегсег Human Resource Consulting», занимает первое место в списке самых дорогих городов мира, опережая Лондон, Нью-Йорк и Токио. При этом зарплаты отечественных интеллектуалов, ученых, преподавателей высших учебных заведений, творческой интеллигенции (а это те категории граждан, которые качественно отличают столицу от провинции), ничего не говоря уже об учителях и врачах — отличаются в десятки (!) раз от таких же специалистов в других столицах мира, соседствующих в рейтингах дороговизны. Но если там именно интеллектуалы и высококлассные специалисты обеспечивают львиную долю потребления и поднимают цены, то кто это делает у нас? Если зарплаты профессора едва хватает на оплату скромного жилья, то за счет чего эта дороговизна?
Задачка на сообразительность: условие: один квадратный метр жилья стоит 90 000 рублей. Зарплата профессора (в среднем) 12 000 рублей, ему нужно купить квартиру для семьи из четырех человек общей площадью, скажем, 100 кв. м. (Полагаю, что профессору можно было бы и повысить социальную норму.) Вопрос: сколько лет придется потрудиться профессору для приобретения квартиры? Нехитрый подсчет показывает, что профессору для приобретения квартиры нужно потрудиться 62,5 года.
Юрий Михайлович, это ли не издевательство над согражданами? Ну, не можете справиться с хапугами, вас окружившими, ну, подвиньтесь, дайте возможность обществу слово сказать. Не испытывайте его терпение!
В Москве сегодня порядка 700 000 очередников на получение жилья. Подсчитано, что для того, чтобы удовлетворить этот спрос, необходимо построить порядка 8,4 млн. кв. метров жилья. За период пребывания Лужкова на посту мэра было построено 30 млн. кв. метров. А количество очередников не уменьшилось. Где справедливость? Кто раскупил и занял эти квартиры?
Строительная мафия — это вообще проклятие Москвы. Строительство, по некоторым оценкам, приносит доходов 300–500 %, что сопоставимо с наркобизнесом и торговлей оружием. Неудивительно, что этот бизнес в Москве сверх-монополизирован. Чтобы получить разрешение на строительство, надо собрать около 200 справок. На это может уйти до трех лет, и не факт, что все справки будут приняты. Говорят, что существуют специальные конторы, которые за пару-тройку миллионов долларов могут собрать все справки «под ключ», с гарантией получения разрешения на ведение работ. Мадам Батурина, супруга московского мэра, по сообщению одного из зампредов Госстроя РФ, контролирует порядка 40–50 % всех строительных подрядов в Москве. И, если это не коррупция, то что тогда коррупция?
Я уже не говорю о том, что само строительство ведется очень часто без учета нужд города, в интересах коммерческих структур, для которых город — не место жизни миллионов сограждан, а всего лишь источник извлечения сверхприбылей. В городе строятся безликие многоэтажки, уродующие облик города, граждан принуждают жить в «муравейниках», цинично именуя эти дома «элитным жильем». В жилые кварталы нагло втискиваются торгово-развлекательные центры с игровыми залами и злачными местами, а это также требует привлечения новых рабочих рук (преимущественно иностранных и неквалифицированных), которые, работая на некий частный коммерческий интерес, будут требовать от города решения всех их социальных запросов.
Уплотнительная застройка раздражает горожан, становится причиной стрессовой нервных расстройств. Психиатры говорят, что это даже не экономично. Сейчас городской бюджет заработает на этом строительстве, а через пять лет придется раскошеливаться на строительство и содержание новых психиатрических лечебниц и кладбищ.
Наша позиция была проста: необходимо провести независимое исследование оптимальной заселенности московских территорий и резервов для дополнительного строительства жилья. И на этой основе ввести законодательные санитарные нормы, ограничивающие уплотнительную застройку.
На всеми любимой Пушкинской площади принято решение делать подземную развязку, дабы упорядочить здесь автомобильное движение. Хорошо. Но мэрия в довесок этой развязке навязывает строительство здесь же под землей еще и торгово-развлекательного комплекса. А это будет означать еще большее скопление в этом районе людей, еще большие заторы в метро, запруженность улиц и т. д. Кому это нужно в городе, кроме самих чиновников мэрии и этого полукриминального бизнеса, который окопается в подземельях под Пушкой? Местные жители, которые прожили в окрестных домах десятки лет, протестуют, но — тщетно. Решение принято, и обжалованию не подлежит. И подобных примеров можно привести по каждому району десятки. Насилие бюрократии над городом превратилось в систему.
В городе только номинально обсуждаются вопросы градостроительства. И то решающий голос на них имеет сам московский градоначальник, не отличающийся эстетическим чутьем. И потому так вольготно себя чувствуют в Москве бизнесмены типа большого грузинского художника Зураба Церетели, по совместительству чудесным образом возглавившего Российскую академию художеств. Благодаря его «художествам» богатые москвичи, не растерявшие в отличие от мэра чувство вкуса, готовы даже переплачивать риэлтерам, лишь бы только из окон покупаемых ими квартир не было видно церетелевского циклопа, изображающего Петра Великого.
Но самое главное в том, что разгул этой вакханалии, уродующий облик города, наносящий ущерб его когда-то неповторимому стилю, делается во вполне конкретных частных коммерческих интересах.
В город завозят сотни тысяч мигрантов из стран ближнего и дальнего зарубежья. Большую часть завозят нелегально, в пломбированных фургонах и вагонах-теплушках, не обеспечивая им ни достойные бытовые условия, ни социальные гарантии, платя мизерные деньги за тяжелую грязную работу. Содержание людей в подобных условиях неминуемо превращает нелегальных иммигрантов в источник социальной дестабилизации, преступности и беспорядков в городе.
Как только мы заговорили вслух о гремучей смеси и сращивании интересов сомнительного бизнеса и чиновников гнезда Лужкова, в штабе «Единой России» забеспокоились. Правильней сказать — затряслись. «Родина» безошибочно опала в нервное сплетение целой нации, где соединилось все — и боль демографической катастрофы, и трагедия утраты культурной идентичности, и страх за будущее детей. Крыть было нечем. Участвовать в публичных дебатах на эту тему ни «единороссы», ни сам Лужков — не могли. Можно было только краснеть, но такой румянец на щеках вряд ли добавил бы им голосов.
Будучи не в состоянии сами оппонировать, они выставили против меня в передаче НТВ «К барьеру!» 29 сентября 2005 года хрупкую правозащитницу Аллу Гербер, которую я уважаю как достойного оппонента за ум, последовательность и твердость, хотя ее взгляды мне были всегда чужды. Мои доводы оказались сильнее. Массовая поддержка, оказанная мне телезрителями по вопросу о борьбе с нелегальной иммиграцией, дала рекордный рейтинг этой телепередаче и стала неприятнейшим сюрпризом для «Единой России».
Меня иногда спрашивают, а ваши взгляды левые или правые? Для меня это не важно. Наша идеология — это идеология национальных интересов. И на сегодняшний день она — единственно востребованная в обществе. Нам необходима социальная стабильность и устойчивость общества, а это возможно только при полном учете интересов всех социальных, национальных, профессиональных и иных групп наших сограждан. Нам одинаково важны и интересы социально-незащищенных слоев населения, и интересы эффективного бизнеса, и развитие передовой науки, и качественное современное образование, и безопасность страны, и гражданские права людей. Потому что только максимальный учет интересов всех групп представляет совокупный интерес нации, а без его учета нельзя вывести страну из затяжного кризиса. Поэтому моя задача состоит в том, чтобы сформулировать социально-патриотическую идеологию и внести в повестку политической жизни России вопрос, что такая идеология должна быть господствующей и правящей.
Я всегда стоял и буду стоять на позиции защиты национальных интересов. Я с гордостью произношу слово «Россия» и горжусь тем, что я россиянин, русский. Я знаю и ценю великую историю и культуру русского народа. И это дает мне счастливый шанс понимать и уважать историю и культуру народов Кавказа, Поволжья, Севера и Сибири, других стран и народов.
«Национализм, национальная гордость и национальные институты, несмотря на присущие им недостатки, формируют наилучшую основу для действующей демократии». Это не я сказал. Это сказала Маргарет Тэтчер. Для наших условий я бы только уточнил немаловажную деталь: эффективный национализм для развития нашей страны имеет не этнический, а исключительно гражданский характер.
Известно, что одним из наших лозунгов был — «Вернем Москву москвичам!». Иногда его сокращали: «Москву — москвичам» или «Москва для москвичей», что, в сущности, то же самое.
Каково же было мое удивление, когда я вдруг услышал от Лужкова, что наш лозунг тоже является ксенофобским. Может, Юрий Михайлович постарел и стал кое-что забывать из своих слов? А ведь лозунг, под которым Лужков в связке с Гавриилом Поповым шел на мэрских выборах в 1991 году, звучал так: «Город для горожан!» Найдите 10 отличий!
Впрочем, не в лозунгах дело. Дело в том, что день ото дня растет беспокойство людей разрушением их культурной среды, привычного уклада. И это касается и уплотнительной застройки города объектами, не имеющими отношения к нуждам москвичей, и массового завоза для этого нелегалов, бесправных иностранцев, эксплуатация которых недобросовестным бизнесом с молчаливого согласия городской администрации формирует благоприятную социальную среду для преступности и уличных беспорядков.
И ведь это обоснованная тревога. Бунты и поджоги осенью 2005 года в пригородах Парижа, населенных иммигрантами, доказали это.
Уже после этих событий я побывал во Франции. Там у меня среди прочих встреч в правительстве, Сенате и Национальной Ассамблее была интересная дискуссия с одним из депутатов Европейского парламента, представляющим небольшую правоцентристскую партию. У него в офисе я увидел плакат с репродукцией известной картины Эжена Делакруа «Свобода на баррикадах» и лозунгом: «Франция: либо ты ее любишь, либо вали отсюда!». Я искренне рассмеялся, представив визг властей, если бы мы позволили себе нечто подобное. А во Франции, в этой политически корректной стране, умные люди разводят темы миграции и национальных отношений, придавая первой — характер правовой и политический, а вторую сводя исключительно к вопросу уважения и поддержки национальных чувств иностранцев и интеграции их во французское общество.
Мы полагаем, что Россия должна быть открытой страной, но правительство должно иметь четкую, прозрачную и понятную политику в отношении привлечения иностранной рабочей силы, политику, в которой должны учитываться, в первую очередь, интересы наших граждан. Сейчас такой политики нет вовсе, государство самоустранилось от управления миграционными процессами, и ее место занял откровенно криминальный бизнес с откровенно коррумпированной бюрократией, которые действуют в этом вопросе в своих узко корыстных коммерческих интересах в ущерб логике экономического развития и интересам граждан.
Обнаружив, что «Родина» способна поломать весь прописанный ЕР сценарий выборов, московские власти предприняли первую попытку снять опасного конкурента с выборов. Вечером 26 октября юристы партии «Родина» были уведомлены Мосгоризбиркомом о наличии «неких проблем» с перечислением нами избирательного залога, хотя эта несложная банковская операция была осуществлена две недели тому назад и никаких нареканий не вызвала.
Проект постановления об отмене регистрации партии был уже заготовлен, но московские власти не решились дать ему ход. Полагаю, надуманность предлога была слишком очевидна. Ограничились снятием одного из наших кандидатов по округу, да и того суд потом восстановил. Вообще, под угрозой разоблачений со стороны «Родины» команда Лужкова на раннем этапе выборной кампании отказалась от намерения задействовать административный ресурс для расправы над нашей партией.
Реакция власти была удивительно быстрой и трусливоистеричной — руководству всех каналов был спущен запрет на появление Рогозина в телеэфире. Акции нашей партии стали замалчивать либо комментировать исключительно негативно.
Забавно было слышать от приезжавших на съемки наших мероприятий телеоператоров такие слова: «Дмитрий Олегович, ради Бога, простите, но не могли бы вы отойти в сторону, т. к. нам надо снять этот план так, чтобы вы в кадр не попадали!».
Тему нелегальной иммиграции вначале попыталась подхватить «партия власти», но это выглядело нелепо. А потом ее вовсе отдали на откуп вождю ЛДПР Жириновскую, ибо, как известно, нет лучшего способа дискредитировать здоровую и популярную в народе идею, кроме как довести ее до абсурда. И, если мы говорили о проблеме «нелегальной миграции» как о правовом нонсенсе и интересе к ней бесчестного бизнеса, не касаясь этнической темы, то Жириновский принялся усиленно раздувать шовинистическую истерию, которую потом партия власти приписала нам.
Почувствовав реальную опасность провала на выборах, административная машина ЕР перешла к прямому и грубому давлению на нас. Мне, руководителю парламентской фракции, и моим товарищам по партии, в нашем родном городе стали чинить большие и мелкие гадости, над разнообразием которых «партия власти» не удосужилась потрудиться. Во время встреч с избирателями выключали свет, сторожа помещений, где эти встречи должны были состояться, теряли ключи, московских дворников обязали срывать плакаты и листовки с агитацией за партию «Родина». Был даже случай, когда сотрудники милиции (!) пытались проколоть шины у нашего агитационного автомобиля.
В подмосковной Щербинке, где представители «Родины» уверенно брали большинство мест в местном органе представительной власти, от директоров предприятий потребовали… запретить рабочим идти на выборы!
Все это, естественно, происходило в условиях плотной информационной блокады. Вне положенного по закону времени на агитацию «Родина» не могла ни слова сказать в разъяснение своей позиции. Зато на нее обрушились настоящие потоки лжи.
Сегодня историю участия «Родины» в московских выборах и ее отстранения сводят к телевизионному ролику «про арбузные корки». Мол, «родинцы» поплатились за разжигание ксенофобских настроений. Ничего подобного. За «корки» московские власти ухватились, когда никаких других шансов остановить опасного соперника уже не оставалось.
Нелепость обвинений была настолько очевидна, что даже председатель ЦИКа Александр Вешняков в свойственной ему манере выразил осторожное недоумение. Ни «Свободную Россию», ни, тем более, партию Жириновского никто за агитационные ролики с выборов не снимал. Точнее, их ролики с эфира снимали, Лами партии — нет.
Впрочем, у них ведь и не было шансов потеснить «Единую Россию»…
Идея ролика не возникла сама по себе. Его сюжет иллюстрировал один из наших предвыборных лозунгов: «Очистим Москву!». А от чего очищать? Да все от того же — от коррупции, криминала, невежества, бескультурья «новых русских» и наглости шпаны, от неуважения властей к простым москвичам. Называя ролик «ксенофобским», где мы с генерал-майором Юрием Поповым достаточно мягко увещеваем уличных хамов, наши противники сами выказали собственную тщательно скрываемую ксенофобию, обнаружив у персонажей сюжета «кавказскую национальность».
26 ноября, за неделю до голосования, Московский городской суд отменил регистрацию списка партии «Родина» на выборах в Мосгордуму. Особый цинизм ситуации придает то обстоятельство, что сделано это было в удовлетворение иска ЛДПР — той самой партии, чей вождь является «образцом национальной терпимости». Однако и другие обстоятельства оставляют от действий властей и Мосгорсуда самое удручающее впечатление.
Судебное заседание шло за закрытыми дверями, руководство партии не получало повестки, а официального представителя «Родины» Ольгу Елисееву пустили в зал суда только через три часа (!) после начала слушания! На улице ОМОН скрутил и задержал полторы сотни молодых «родинцев», которые протестовали против превращения правосудия в политическую дубину.
Невзирая на отсутствие заключения экспертов, суд прогнулся под «Единую Россию». Причем, настолько неприлично, что еще несколько дней понадобилось, чтобы переписывать протокол, придавая ему хоть сколько-нибудь удобоваримую форму.
Зависимость «самого справедливого суда в мире» от московской бюрократии вынуждены признать даже члены «Единой России». Так, однажды депутат Александр Лебедев в эфире одного их телеканалов так и заявил: «Правительство Москвы содержит московские суды. Мало того, что квартиры судьям предоставляет, но и судебные здания. Это прямое нарушение Конституции, поскольку только федеральные власти имеют на это право. Это создает недоверие к московским судам и их решениям».
Впрочем, судьи Мосгорсуда были не первыми, кто был задействован в процедуре расправы. До них отметились члены Московской городской избирательной комиссии, «обнаружившие в видеоролике признаки разжигания межнациональной розни». Кстати, сам Мосгоризбирком подобной компетенцией не обладает, поскольку он официально сформирован из представителей партий, участвующих в выборах — т. е. оппонентов «Родины» по политической борьбе. И не то, чтобы дождаться мнения эксперта — даже просто посмотреть ролик не все удосужились — не то, что проводить какие-либо лингвистические, психологические и иные экспертизы! Однако руки послушно подняли «за» предложенное решение, проект которого председатель Мосгоризбиркома составил, очевидно, под диктовку из мэрии.
Во всяком случае, присутствовавшие в этот момент в зале МГИК утверждают, что вопрос о «Родине» появился в повестке заседания неожиданно, после того, как его председателю кто-то позвонил, видимо, из высокого кабинета…
Абсурдность предъявленных «Родине» обвинений понимали даже «единороссы». Например, депутат Госдумы Николай Безбородов заявил, что «нужен был повод, и ролик стал таковым, а причина, конечно, в другом: идет политическая борьба между партиями за избирателя». По мнению его коллеги — депутата Геннадия Гудкова, «партия «Родина» набирала очки и проходила в Мосгордуму, и избирательный ролик партии не был основной причиной снятия партии».
Власти Москвы всерьез опасались, что недовольство столь наглыми действиями вырвется на улицы, тем более что сразу несколько партий заявили о проведении митингов 27 ноября. Испуг оказался настолько глубоким, что митинги и шествия в центре столицы были запрещены городскими властями не только на время до выборов, но и после.
Недостатка в спекуляциях по поводу снятия «Родины» с выборов не было. Многие усматривали в этом хитрый пиаровский ход: мол, на Руси обиженных любят, «Родина» сама себя с выборов сняла, рассчитывая, что Верховный суд ее восстановит, и тогда партия получит дополнительные голоса избирателей. Другие рассуждают об интригах кремлевского двора: хотели, дескать, Лужкова припугнуть, а потом увидели, что «Родина» самостоятельную игру ведет, и ее восстановление ставит под вопрос все политическое будущее «Единой России»…
Как это обычно и бывает, крохи истины погребены под горами домыслов. Но то, что решение Верховного суда отклонить жалобу партии «Родина» и оставить в силе решение Мосгорсуда является политическим заказом — бесспорно. Даже адвокат юрист Сергей Беляк, представлявший в суде интересы ЛДПР, после решения Верховного суда это публично признал в зале суда, выставив своих заказчиков в идиотском свете. Он, в частности, признал, что «это политика», и решалось «все там, наверху».
Наши жалобы на нарушение процедуры не были приняты во внимание, три экспертизы, две из которых подготовил Институт судебной экспертизы, а третью заказала Московская прокуратура (естественно, все они были в нашу пользу), даже не были приобщены к делу.
И только 13 января 2006 года, спустя месяц после судебной расправы над партией «Родина» прокуратура города Москвы вынесла решение об отказе в возбуждении уголовного дела по факту демонстрации нашего предвыборного ролика.
В постановлении, подписанном заместителем прокурора Москвы В. В. Росинским, в частности, указывается, что в своем решении от 26 ноября 2005 года Московский городской суд сослался на лингвистическую консультацию доктора филологических наук, профессора Борисову Е. Г. Однако в ходе проверки прокуратуры г-жа Борисова Е. Г. пояснила, что «ни одно место в содержании видеоролика не могло однозначно интерпретироваться как призыв к возбуждению вражды к конкретным нациям», и что выводов относительно призыва к устранению из Москвы лиц нерусских национальностей она в своей консультации не делала».
Прокуратура изучила также заключения специалистов Калужской и Калининградской лабораторий судебной экспертизы Минюста, Института психологии имени Л. С. Выготского, Института русского языка имени В. В. Виноградова, Института психологии РАН. И они также не обнаружили в ролике «ни признаков возбуждения ненависти, вражды или унижения человеческого достоинства, ни пропаганды исключительности или неполноценности граждан, ни побуждений к действиям против какой-либо нации, расы, религии, социальной группы, или отдельных лиц, как ее представителей».
В документе прокуратуры также указывается, что «содержащиеся в решении суда понятия «лица кавказской и славянской внешности», «представители народов Кавказа», «представители славянских и кавказских народностей», «лица нерусских национальностей, приезжающих в Москву», не относятся к конкретным национальностям или социальным группам, поэтому не образуют объективной стороны состава преступления, предусмотренного статьей 282 УК РФ, но явились основанием для вывода о нарушениях требований части 1-й статьи 56 Федерального закона «Об основных гарантиях избирательных прав и права на участие в референдуме граждан Российской Федерации». А потому делается вывод: «Решение суда по гражданскому делу не имеет преюдициального значения для вывода о наличии в чьих-либо действиях признаков указанного преступления» и «оснований для вывода о том, что политическая партия «РОДИНА» изготовила и распространила видеоролик «Очистим Москву от мусора» с целью возбуждения национальной и социальной вражды, не имеется».
Что же получается? Прокуратура спустя месяц после завершения «битвы за Москву» наконец признает, что в действиях партии «Родина» на выборах в Московскую городскую думу не было состава преступления. Так чем же тогда руководствовались судьи московского городского и верховного суда, вынося свое решение об отмене регистрации избирательного списка партии «Родина»? Если партия и ее лидер оказались правы, и законы России ими нарушены не были, тогда возникает вопрос, за что сняли «Родину» с выборов? И насколько законна нынешняя Московская городская дума, избранная без участия популярной в Москве партии «Родина»?
Если бы московские власти задались целью публично себя высечь, то у них это получилось бы не так эффектно, как на выборах Мосгордумы. Вся эта гнусная политическая расправа над московским списком «Родины», реально пошатнула веру многих москвичей в правосудие, причем не только наших сторонников, но и всех людей, занимающих гражданскую позицию. Почти семьдесят процентов избирателей проголосовали против этого бесстыдства «ногами»! Москвичи на такие выборы не пришли.
Да, у нас украли нашу победу. Но и «Единой России» гордиться в Москве нечем. Еще три года назад, когда та же самая ЕР шла на выборы в Госдуму, и Лужков был в первой тройке и, собственно говоря, возглавлял список, «Единая Россия» получила 53 % голосов всех москвичей.
На выборах в Мосгордуму при явке 34 % ЕР получила 47 % голосов. Нетрудно подсчитать, что вопреки жесткому административному давлению в пользу списка Лужкова за «популярного градоначальника» проголосовало всего 14 % всех москвичей! Сравните с 53 процентами на думских выборах всего три года назад! Поддержка «партии власти» и главного пчеловода столицы упала почти в четыре раза.
Но и этого «медведям» показалось мало. Они не погнушались «зачистить» кандидатов партии «Родины», выставленных по избирательным округам. Кое-где потерявшие страх чиновники вычеркивали фамилии наших товарищей из бюллетеней, хотя это было прямым нарушением закона.
Все дни до выборов и сразу после них у здания, в котором работает аппарат исполкома партии «Родина», торчал автобус с бойцами внутренних войск, готовых к очередному «маски-шоу» и, видимо, только ищущих для этого подходящий предлог. Ну, хотя бы горсть манифестантов…
На дом руководителю Союза молодежи «За Родину» талантливому молодому писателю Сергею Шаргунову нагрянули следователи, представившиеся из ФСБ. Несмотря на то, что жена Сергея была беременна, они устроили в квартире засаду. Зачем? Неужели нет в городе большей угрозы безопасности власти, чем молодой русский писатель?
Итоги московских выборов вызвали значительный резонанс. Кое-где в регионах с перепугу нашу партию объявили «запрещенной».
А что же «Родина»? Не скрою — конъюнктурщики, влезшие в руководство партии, дрогнули и стали искать «запасные аэродромы». Но ядро партии стало еще тверже. Мы знаем теперь достоверно, с кем имеем дело и на что эти люди способны. Мы знаем, что наши противники — жалкие и подлые трусы, которые укрываются от мужской схватки с оппонентами.
Но главное — мы вышли из московской кампании с высоко поднятой головой и твердой уверенностью в том, что имеем широкую народную поддержку.
Результаты московских выборов значимы для всей России. Но не в том смысле, как поняли ретивые исполнители на местах: «Родину» мочить, ЛДПР ласкать, а КПРФ — щекотать.
Московский пример показал, что для политических циников нет никаких сдерживающих факторов. Избирком, суд, милиция — все у них в кармане. Но кто сказал, что общество собирается терпеть их бесконечно? Кто сказал, что мы готовы играть по их правилам?
Заключение
Нечестная власть придумала нечестные игры в демократию. Она думает, что, забыв о своих принципах, идеях и чести, мы все сложим свое оружие, чтобы записаться в их смешной и безликий парламент. Уничтожив саму возможность решать существующие в жизни конфликты парламентско-политическим путем, кремлевская бюрократия выталкивает политику на улицы. Но последнее слово всегда остается за народом. Только он может знать, чьи головы покрыть позором предательства и конформизма, а кого считать истинным героем. Только народу решать, кто его друг, а кто его враг.
Уйдет ли русское патриотическое движение в глухую оборону? Нет.
Уйдут ли его лидеры в писатели? Тоже нет.
Нельзя молчать, когда страну, давшую тебе жизнь, грабят и унижают. Если в нас течет хотя бы капля русской крови, мы должны готовиться к бою.
Это наши предки добыли славу России. Беспокойное, свободное славянское сердце вело бесстрашных богатырей осваивать Урал, Сибирь, Дальний Восток и Аляску. Это наш прапрадед на страх Византии прибил свой щит к вратам Царьграда. Это наши прадеды победоносно входили в столицу Франции, а восхищенные парижанки, сидя в седлах русских гусар и кавалергардов, таращили свои карие глаза на нашего государя императора. Это наши деды, спрыгивая с воинских эшелонов, шли в знаменитую русскую штыковую атаку. Это наши отцы брали Берлин в 45-м. Это на наших — русских — костях процветает сегодня Европа. Так что же мы — дети своих отцов, внуки своих дедов, потомки своих предков — растеряем славу России, успокоимся и увянем, потухнем под взглядом новых, непрошеных хозяев России? Или мы уже не русские? Или выветрилась в нас твердость духа, историческая память, густая кровь и вера Господина Евразии?
Великую историю двигали великие вожди и ораторы. Только горячее слово, только разжатый в воздухе нерв способен взорвать душный космос. Только жесткая правда и ясная цель распрямит хребет русского народа, сожмет его волю в кулак, способный взломать оковы уныния и пробить дорогу к победе. Только герой в боях за Россию обретет бессмертие.
Чтобы русскому роду не было переводу, мы должны драться сейчас, чтобы наши дети не умирали завтра. Как бы ни было нам тяжело встать и идти, мы пройдем эту дорогу до конца. Дорогу, умощенную великим пеплом, потом и кровью наших предков, дорогу к славе России, счастью ее народов, свободе граждан и вере в великое будущее молодой русской нации.
Слава России!
Об авторе
«Все, что стоит за Рогозиным — это национал-социализм, который разрушает страну и который должен быть уничтожен».
Анатолий Чубайс, глава РАО «ЕЭС России», духовный гуру СПС, автор концепции ваучерной приватизации.
«Рогозин — трижды агент: Кремля, КГБ и Коминтерна. Трижды мерзавец».
Владимир Жириновский (Эдельштейн), вице-спикер Госдумы, вождь ЛДПР, отец лидера фракции ЛДПР.
«СМИ, предоставляющие трибуну таким политикам, как Рогозин, по сути, тиражируют и разжигают эти настроения, что недопустимо и не имеет ничего общего со свободой слова».
Валерий Тишков, руководитель комиссии Общественной палаты по толерантности и свободе совести, который считает демографическую катастрофу в России «лживыми мифами».
«По-моему, так же действовали Ленин и Гитлер, «черные полковники» в Греции, Бенито Муссолини в Италии».
Леонид Гозман, секретарь Политсовета «Союза правых сил» по идеологии, член руководства РАО «ЕЭС России».
«Такие лидеры несут вражду между людьми. А нам очень важно сохранить согласие в меняющемся мире, обеспечивающее стабильность».
Минтимер Шаймиев, бывший первый секретарь Татарского обкома КПСС, с 1991 года возглавляет Республику Татарстан, в 1992 году объявил о создании независимого от России татарского государства.
Пишите Дмитрию Рогозину:
103 009 Москва, Охотный ряд, 1. Рогозину Дмитрию Олеговичу dmitry@rogozin.ru
Комментарии к книге «Враг народа», Дмитрий Олегович Рогозин
Всего 0 комментариев