«Подготовка к современной войне»

Анчуков С.В. Подготовка к современной войне

«От бокала шампанского настроение поднимается, разыгрывается фантазия и чувство юмора, но от целой бутылки кружится голова. Примерно так же действует и война! Чтобы по–настоящему почувствовать вкус и того, и другого, лучше всего заняться дегустацией…»

Уинстон Черчилль, «Вторая мировая война»

Часть 1. Война и общество

Глава 1. Место армии и войн в развитии общества.

На рубеже VI–V столетий до н. э. греческий мудрец Гераклит говорил: «Война — отец всех, царь всех: одних она объявляет богами, других — людьми, одних творит рабами, других — свободными». Древние мыслили более образно, чем мы. Поэтому для Гераклита война — это не только фаланги, сходящиеся на поле битвы, но и борьба весны и зимы, теплых ветров с холодными, дня и ночи, мужского начала и женского. Война — начало жизни и источник рождения. Гераклит добавляет: «Гомер, молясь о том, чтобы вражда сгинула меж богами и меж людьми, сам того не ведая накликает проклятие на рождение всех живых существ».

К этим словам нужно привыкнуть. Долгое время человечество — по крайней мере в Европе, — забыв о словах Гераклита, проповедовало мысль, что искусство войны означает искусство смерти. Но так ли это? Военное дело куда ближе к искусству игры и искусству любви. Тот, кто читал знаменитый китайский трактат «Сунь–цзы», согласится, что в нем можно увидеть значительно больше общего с «Наукой любви» Овидия, чем с современным учебником по тактике или стратегии.

Война сама была разной. Едва ли имеет смысл выстраивать ее историю начиная с того момента, когда Каин поднял руку на Авеля. Однако мы знаем немало древнейших текстов, по сути — поэтических преданий, где описываются доисторические войны. Особенно богата ими древняя Месопотамия, оставившая нам имена славных героев прошлого, самый известный из которых — Гильгамеш. В поэме о Гильгамеше война изображается как походы за славой, приключениями, добычей, которой можно было бы гордиться. Война — это соревнование вождей в силе, храбрости, сноровке, в которое их дружины вступают далеко не всегда, нередко оставаясь зрителями княжеских единоборств.

Схожие войны описывают великие эпосы индоевропейских народов — «Махабхарата» и «Илиада». Не нужно придавать особое значение рассказам о мириадах убитых, покрывающих поле битвы. Такого рода сцены — преувеличение, не только простительное создателям эпосов, но даже требуемое от них слушателями. Русские былины, германские саги, китайские повести о легендарных доисторических государях, египетские хвалебные надписи времен Среднего царства посвящены тому же: войне, которая делает победителя богоподобным и славным, войне, которая испытывает промысел и симпатии богов.

После того как древние племенные союзы и города–государства сменились рабовладельческими империями, война стала другой, более правильной, регулярной, здравой. Именно тогда увеличилось количество жертв и стало больше жестокости. Лао–цзы говорил: «Когда устранили великое Дао, появились человеколюбие и справедливость. Когда появилось мудрствование, возникло и великое лицемерие». Китайский мудрец имел в виду то, что цивилизация, неся с собой комфорт, заставляет платить за него.

Новые армии требовали новых жертв — и все же если и проклинались войны, то междоусобные, братоубийственные. Все остальные оставались возможностью утвердиться, прославиться, послужить богам своего отечества.

Наконец, в древности война была связана и с жертвоприношением: ацтеки, например, вели порой войны только для того, чтобы захватить в плен новые партии человеческих жертв, а древнеримские полководцы неоднократно сами обрекали себя на смерть, посвящая свое тело богам в надежде, что такой ценой они смогут оплатить победу римского оружия.

Позже появились целые сословия, которые жили войной. Одни, наемники, питались за ее счет, добивались положения в обществе, становясь порой владыками тех стран, которые их наняли. Другие, подобно большинству средневековых рьщарей, жили войной потому, что не видели для себя никакого иного образа жизни. Такова была их природа. Если война заканчивалась, они, дабы не умереть со скуки, спешили на рыцарские турниры, порой превращавшиеся в массовые побоища. Именно в сословиях, подобных рыцарским, вырабатывались особые кодексы чести, которыми восторгаются современные романисты.

Война была самой жизнью множества людей, которые относились к смерти куда проще, чем мы сейчас. Но не только в этом смысле искусство войны сродни искусству жизни. Человеческая жизнь — соревнование и борьба. Общество — далеко не добрая нянька, пестующая и лелеющая своих воспитанников. Складываясь из взаимодействия множества воль, оно является средой, которая подстегивает способности человека выжить, устоять, утвердить себя, наконец — стать собой. Стремясь стать собой, человек вынужден преодолевать сопротивление этой среды, надевать маски, продумывать стратегические планы на ближайшие годы, следить за тактикой своих компаньонов или соперников. Жизнь есть в каком–то смысле воинское ухищрение, предпринятое с целью сбить с толку, победить главного своего соперника — смерть.

Искусство войны невозможно без противника, предоставляющего саму возможность быть искусным. Человек как вид живых существ, который можно было бы назвать «homo artifex», требует недруга, являющегося всего лишь крайним выражением фигуры «другого Я», без которого моя личность так и не сможет сформироваться. В ненависти к недругу, как это ни парадоксально, выражается забота о его существовании: поэтому ненависть на войне есть признак крайней зависимости, несвободы. Недаром легче всего управлять не тем, кто любит, а тем, кто ненавидит.

Поэтому искусство войны, которое столь близко искусству жизни, не менее родственно науке любви. «Любезный недруг» утверждает во мне ценность моего существования, побуждая к борьбе, к победе, к выходу из состояния оцепенения, в котором пребывает любое человеческое существо, оказавшись в положении Робинзона. Книги по военному искусству всегда в наибольшей степени восхваляли те операции, когда противник был не просто сокрушен, но и поражен легкостью, с которой он был сокрушен.

По мнению С.Б. Переслегина — физика, посвятившего себя целиком исследованию военной стратегии, самый заметный вклад в процесс возникновения войн вносит психокомпенсационный механизм. Человек, как существо разумное, не может существовать вне социума, в котором созданы условия для генерирования и накопления информации. Такой социум даже на первобытном уровне технического развития создает искусственную среду обитания, чрезвычайно благоприятную для роста популяции, вследствие чего, раз появившись (по причинам, которые мы, возможно, никогда не узнаем), социум был обречен на существование, а люди – на нахождение в нем. В результате возникло противоречие между биологическими инстинктами крупных приматов и потребностями социума — изначально сложной структурной системы. С точки зрения социума это противоречие разрешалось созданием системы строгих правил (табу, законов, обычаев…), регулирующих общежитие. Но с точки зрения личности правила лишь усугубляли неестественность существования. В психике нарастали напряжения, что в перспективе привело к ее фрейдовскому расслоению на сознание, подсознание и цензуру.

В сущности, человек в социуме всегда находился в стрессовых условиях. Характерной для крупных приматов реакцией на стресс является агрессия. Но именно агрессивность и должна была подавляться всей физической и эгрегориальной структурой социума. Выход из противоречия человеческий мозг нашел в войнах приемлемом для социума способе реализации накопленной агрессивной энергии. Следует обратить внимание на карнавальный характер войны. «Военные» этические и логические императивы столь же обязательны к исполнению, как и «мирные». Но по форме и содержанию эти императивы прямо противоположны.

«Найденное» человечеством решение, приводило к идеальному (с точки зрения системы) результату. Энергия сбрасывалась, не достигая опасных значений, угрожающих разрывом социальной ткани (основная функция). Одновременно регулировалась численность, сбрасывалось демографическое давление. В победоносных войнах захватывались ресурсы, повышающие благосостояние социума. Возрастала вертикальная подвижность. Возвращались к нормальному функционированию биологические механизмы естественного отбора, подавленные «неолитической революцией». Наконец, создавались реальные стимулы для духовного и физического совершенствования человека и социума. Война являлась одним из основных источников технического, научного, социального развития и лучшим механизмом «отбраковки» не–и слабожизнеспособных человеческих сообществ. (Вспомогательные функции.) Иными словами, война людей против людей оказалась естественной (и недорогой, в сущности) платой за выход вида homo из пространства непрерывной биологической борьбы за существование — борьбы всех против всех.

Так что, следует согласиться с Сунь–Цзы: «Война — великое дело для государства. Это путь существования и гибели».

Прекрасное сражение, тонкая военная хитрость и приносят успех, и производят на неприятеля гипнотическое воздействие, что сродни впечатлению, которое стремится произвести любящий на объект любви! Недаром маленький, порой вульгарный сын корсиканского адвоката по имени Бонапарт, сокрушавший раз за разом европейские армии, стал культовой фигурой среди целого поколения его противников — особенно среди аристократической молодежи. Щуплый и невзрачный Мольтке олицетворял «паровой каток» прусских корпусов. Взбалмошный, кричащий на военных советах по–петушиному Суворов вознес военный авторитет России на невиданную доселе высоту. Они оставались теми же людьми, со всеми своими недостатками, излишним весом, неверной женой или несварением желудка, однако, вместе с тем, надевали на себя всемирно–исторические маски, причем прижизненные; от которых уже не могли избавиться.

Именно здесь, в дистанции между бренным «человеческим» и прижизненной посмертной маской, и заявляла о себе личность, которая только и может быть названа великой личностью: ненавидимая и любимая, несчастная и счастливая, а значит, обладающая искусством жизни, столь родственным искусству войны.

Карл Клаузевиц, великий немецкий военный теоретик, написав, что война «есть продолжение политики другими средствами», высказал ставшее характерным для XIX столетия стремление европейского человека забыть об этом родстве. Когда политика, нравственность, искусство, наука превратились в различные сферы человеческой жизни, возник вопрос о том, в какую из них поместить войну. Клаузевиц, а вместе с ним и множество других писателей, выбрали политику.

Сведенное к положению одного из орудий политики искусство войны все более начинало оцениваться как искусство смерти. Подстегивал этот процесс тот факт, что XIX — ХХ столетия явились веками технологического рывка и, как результат, технологического характера самой войны. Война становилась все более безликим механическим процессом, где подвиги единиц тонули в буднях миллионных армий. Когда солдаты проводили недели на фронте, ни разу не встретив противника лицом к лицу, а потом гибли под артобстрелом, это рождало совершенно неизвестное прошлым векам апокалиптическое восприятие происходящего — на том месте, которое раньше являлось полем «честной брани». Становясь безличной, война породила монстров, подобных двум мировым бойням, потрясшим ХХ век, и водородной бомбе. Произнесшее наибольшее количество слов о гуманизме столетие оказалось, тем не менее, самым безжалостным на поле боя.

Рождение постиндустриального информационного общества привело к еще большему обезличиванию войны и переходу от доктрины тотальной войны Э Людендорфа к доктрине глобальной информационной войны, реализующей в полной мере стратегию непрямых действий, которая постепенно становится сетевой стратегией в коммуникационном пространстве социума.

Еще 170 лет назад Карл фон Клаузевиц, размышляя над формулой победы, пришел к выводу, что победа в конечном итоге достается той из воюющих сторон, которая осведомлена лучше противника и лучшим образом наладила связь между отдельными частями своей армии. «Ошибка в расчетах обрекает на смерть! Промедление с приказом смерти подобно!» — наставительно изрек знаменитый прусский генерал… и опыт двух мировых войн нынешнего века убедительно подтвердил догадку блестящего теоретика военной стратегии.

Если принять за точку отсчета Гражданскую войну в Соединенных Штатах (1861 — 1865 гг.), то скорость передачи информации в те поры составляла в лучшем случае 30 слов в минуту (телеграф), а для обороны территории площадью 10 кв. км требовалось аж 38830 солдат! Каковы же достижения нынешнего века?

ПЕРВАЯ МИРОВАЯ (1914 — 1918): передача информации — 30 слов в минуту (телеграф), плотность обороны — 4040 человек на 10 кв. км.

ВТОРАЯ МИРОВАЯ (1939 — 1945) : передача информации — 66 слов в минуту (телетайп), плотность обороны — 360 человек на 10 кв. км.

ВОЙНА В ПЕРСИДСКОМ ЗАЛИВЕ (1991): передача информации — 192 тыс. слов в минуту (компьютер), плотность обороны — 23,4 человека на 10 кв. км.

А теперь внимание: согласно прогнозам квалифицированных экспертов, в гипотетической «Войне–2010» скорость передачи информации достигнет 1,5 млрд слов в минуту, с защитой же сакраментального десятка квадратных километров прекраснейшим образом справятся — как ни трудно в сие поверить — всего–то 2,4 солдата! Западные стратеги уже не мыслят в привычных категориях гигантских малоповоротливых армий с их многочисленными бронетанковыми и летными соединениями да пропыленными легионами матушки–пехоты — все это более не понадобится: в грядущем веке судьбы мира будет решать победоносный союз высоких технологий с информацией, распространяемой в реальном масштабе времени.

Выходит, окопы в самом ближайшем будущем окажутся практически безлюдными? Что ж, если сравнивать четырехтысячную группировку 1914–го с двумя с половиной бойцами 2010–го, можно сказать и так, однако — и тут единодушны все эксперты! — активные боевые действия без пехоты все–таки немыслимы. Но те немногие солдаты, что обнаружатся на поле брани, будут смотреть не столько в прорезь прицела, сколько на дисплеи личных компьютеров, подключенных к глобальной сети… Американский пехотинец в боевом снаряжении Digitized Solgier, разработанном экспериментальной армейской лабораторией в Натике (Массачусетс) совместно с известной компанией Motorola, не слишком отличается от тех супербойцов, коих мы привыкли лицезреть в фантастических боевиках! Правда, до зомбированно-киборгизированных универсальных солдат дело покамест не дошло, но все, что можно сотворить, дабы обратить стандартного новобранца в крутого супермена без прямого вмешательства в его организм, кажется, уже сделано… По задумке Пентагона, сей умопомрачительный боекомплект — окрещенный штабными остряками после испытаний на полигоне Форт–Беннинг игривым имечком Terminator–Kit — поступит на вооружение американской армии уже в первые годы нового тысячелетия.

К 2010–му планируется полностью «оцифровать» армию США, объединить всех без исключения служивых со всеми существующими оружейными системами в едином киберпространстве. И вот тогда на смену традиционному оружию придет наконец информационное: мощные базы данных опасней мегатонн тротила, умные микрочипы убийственней стальных пушек!

Итак, солдат будущего… Прежде всего его обряжают в напичканную сенсорами полевую униформу, которая самостоятельно поддерживает оптимальный внутренний микроклимат, наружные же сенсоры ведут непрерывный мониторинг параметров окружающей среды (температура, влажность, атмосферное давление и прочая) все эти данные он может узреть на дисплее своего компьютера. Личный компьютер всегда с ним, ибо встроен в поясную амуницию: помимо управления боевой и инфориационной техникой он выполняет функции навигации (указывая положение бойца на карте местности) и идентификации (определяя, кто свой, кто чужой), а заодно обнаруживает мины, предупреждает о газовой атаке — и т.д. и т.п. Дисплей в виде плоской видеопанели, где появляется информация, расположен прямо перед левым глазом: он встроен в подвижную трубку наподобие перископа, закрепленную на сверхлегком и сверхпрочном кевларовом шлеме. Последний снабжен также двумя цифровыми видеокамерами (по бокам), селективными усилителями света (ни ночь, ни туман теперь не помеха!), инфракрасными сенсорами (они предупредят о затаившемся снайпере), а также рацией, микрофоном, наушниками и устройством для голосового управления компьютером — когда руки заняты. Ну а с помощью надетого на запястье браслета–клавиатуры можно пообщаться с электронным ангелом–хранителем и более традиционным способом.

Бойца снабдят противоминными сапогами, противоосколочным и одновременно антирадиационным бронежилетом, защищающими глаза от механических травм и ослепляющих лучей очками и, разумеется, великолепным огнестрельным и лазерным оружием. Все средства поражения индивидуального пользования (снабженные, само собой, лазерными и инфракраснымм прицелами и прочими электронными наворотами) соединены беспроводной связью с компьютером, который проделает все необходимое, стоит лишь выбрать цель. И вскоре боец начинает понимать, что он может спокойно вести огонь из укрытия, видя противника лишь на дисплее монитора!

Великие полководцы прошлого чертили схемы сражений прутиком в ящике с песком… Экипированные инфошлемами и джойстиками, натренированные на боевых имитаторах офицеры информационной эры будут управлять сражающимися дигитальными полками в виртуальном пространстве! Руководить пятой колонной в СМИ страны–противника. Да действительно роль стратегии непрямых действий многократно возросла в XXI веке. Согласно прогнозу американских экспертов, в ближайшие 30 лет из военных учебников придется изъять практически все, что касается традиционной стратегии. Пентагон устами секретаря по связям с общественностью Шейлы Уитнелл заявил: «Военная доктрина претерпит кардинальные изменения, как это бывало, когда парусники уступили место паровым судам или когда танки вытеснили кавалерию». «Это наш американский вклад в военное искусство», — с гордостью подчеркивает представитель Объединенного штаба войск адмирал Вильям Оуэнс… «В один прекрасный день наши национальные лидеры смогут провести компьютерную войну в информационном пространстве, прежде чем решиться вступить в настоящую», предсказывает генерал–лейтенант Джей Гарнер, глава Космической и стратегической обороны США.

Восторженные футурологи идут еще дальше, пророча окончательную замену тяжких кровопролитных сражений элегантными бескровными играми компьютеров, представляющих враждующие стороны. Гарнер не столь оптимистичен: «Не думаю, чтобы реальные столкновения политико–экономических интересов могли вполне безболезненно перейти в категорию стратегических видеоигр».

И впрямь — наступят ли счастливые времена, войны шестого поколения, когда в бой устремятся лишь виртуальные роботы либо, на худой конец, радиоуправляемые механические солдаты? Критики кибервоенной концепции справедливо указывают, что пока стратеги так называемых высокоразвитых стран пытаются превратить войну в некую разновидность шахматного искусства, в других государствах — а их намного больше! — кровь людская льется как водица.

«В Сомали, Боснии, Чечне рука бойца тянется отнюдь не к дисплею и «мыши», но к испытанному тысячелетиями ножу, а вместо послушной автоматической техники приходится иметь дело с неуправляемыми отрядами партизан, — замечает обозреватель популярного германского журнала Focus. — Вы говорите, оружие XXI века? Что ж, вполне годится для войны штата Юта со штатом Северная Каролина, однако же страны второго и третьего мира предпочитают сражаться по старинке, и в конце концов на сцене театра военных действий неизменно обнаруживается та же груда дымящихся трупов, что и в шекспировских хрониках».

Первой «войной будущего» по праву можно считать операцию союзных войск против армии Ирака, ибо со стороны союзников в конфликте были задействованы небывалые доселе средства коммуникации: 300 систем телефонной связи, 30 компьютерных сетей и дюжина спутниковых терминалов ежедневно обслуживали примерно 700 тыс. разговоров, не говоря уж о передаче более 150 тыс. информационных сообщений. И тем не менее жизненно важные данные поступали нужным адресатам убийственно поздно! Так что, несмотря на крайне эффектное зрелище, устроенное для телезрителей электронными СМИ, и признанное поражение Саддама Хусейна, в техническом отношении эта война закончилась для США довольно печальным фиаско.

По мнению экспертов, именно недочеты и несогласованность применявшихся систем связи повинны в смерти 25% павших на поле боя солдат союзников, а также в гибели 75% подбитых иракцами самолетов. Не удалось и блокировать информационные каналы противника: хотя в первый же день войны летучая армада «невидимок» Stealth с прецизионной точностью отбомбилась по Багдаду, полностью лишив столицу электроэнергии, а дворец Саддама Хусейна — коммуникационных связей, это ничуть не помешало последнему лично руководить своими войсками во время сражений в пустыне.

Мартин Любиски, военный зксперт по системам передачи информации, высказывает глубокие сомнения в том, что одной из воюющих сторон когда–либо удастся вывести из строя абсолютно всю связь противника: «Вражеская армия всегда отыщет способ передачи сообщений помимо забитых помехами электронных каналов… Кроме того, имея в своем распоряжении сотовую телефонную связь, микрокомпьютерные сети и системы телеконференций, армейская верхушка вполне может отказаться от крупных центров управления войсками, распределив их функции среди множества небольших командных пунктов, которые практически невозможно вывести из строя одновременно». И вот что любопытно… Не знаю, публиковалась ли эта сенсация в российской печати, но журнал Time сообщил: оказывается, группа голландских хакеров в свое время предложила Ираку полностью разорвать информационную пуповину, связывающую США с Ближним Востоком, причем всего–то за жалкий миллион долларов! Трудно сказать, по каким соображениям Саддам Хусейн отказался от их услуг… А если бы нет? И чем бы тогда закончилась пресловутая «Буря в пустыне»?

Чисто информационное нападение на жизненно важные структуры информационного общества!

В самом деле, достаточно компьютерных вирусов и запущенных в цифровую телефонную сеть. Вообще–то такое случается чуть ли не каждый день, вот только наши вирусы не простые, а особо вирулентные продукты творческой деятельности безвестных гениев–программистов на службе у Пентагона. И вот в один не слишком–то прекрасный день обреченная на крупные неприятности нация повсеместно лишается телефонной связи, а чтобы закрепить столь превосходный результат, существуют специально выведенные микробы, жадно пожирающие электронику, так что на восстановление status quo понадобится никак не менее нескольких месяцев…

Логические бомбы! Собственно говоря, это тоже вирусы, но замедленного действия, мирно дремлющие до поры в стратегически важных базах данных: активировавшись в заранее определенный момент или же при неких запрограммированных условиях, они приступают к планомерному уничтожению жизненно важной информации. Сфера применения весьма обширна — от армейских систем воздушной обороны до операционных систем центрального банка страны и управления цивильным железнодорожным и авиатранспортом.

Еще одна методика, называемая чиппингом, основана на внедрении «заминированных» чипов в военную технику потенциального неприятеля. Можно, конечно, по старинке подкупить независимого специалиста, поставляющего по контракту с производителем оружия программное обеспечение для боевых систем… Но можно выполнить ту же задачу не в пример элегантнее! «Вы перехватываете программный продукт на входе в рабочую сеть компании, быстренько вставляете в него свой сюрприз и тут же отсылаете далее по назначению, — поясняет на страницах журнала Time некий представитель ЦРУ, пожелавший остаться неизвестным. — В результате готовая огнестрельная система по всем параметрам работает идеально, однако в полевых условиях боеголовки отчего–то не желают взрываться».

Помимо неторопливо–нежных, но смертоносных объятий компьютерных вирусов в арсенале скрытой войны числятся и жесткие информационные удары. К примеру, электромагнитная бомба… Просочившись в столицу враждебного государства, диверсионная группа устанавливает где–нибудь близ центрального банка обычный чемоданчик, в коем смонтирован так называемый высокомощный электромагнитный пульсатор: активировавшись, сия адская машинка за считанные секунды буквально поджаривает абсолютно все электронные устройства, оказавшиеся в сфере ее действия. Еще один класс диверсий телевизионные: представьте того же Саддама Хусейна, явившегося взорам правоверных, но технологически невежественных мусульман с рюмкой виски в одной руке, куском ветчины в другой и непопулярными заявлениями на устах!

Впрочем, акции подобного рода чересчур публичны, чтобы остаться тайными, а посему уместны преимущественно в ситуации открытого противостояния.

Насколько это все затрагивает Россию? Даже если предположить, что формирование «постиндустриального общества», как некой «новой общественно–экономической формации» в России состоится, то это еще не означает неотвратимого «перехода к информационной эпохе» и к войнам «шестого поколения», тем более не подразумевает изменения общего характера войны. Если допустить появление «оружия на новых физических принципах и возрастание точности стрельбы в 30 раз», то следует заметить, что это в принципе отношения к общественному строю не имеет. Между тем экономическое развитие «большинства» стран мира и наиболее развитых государств (представляющих все же меньшинство) в обозримый период истории предопределит не только существенный отрыв последних в оснащении и в организации армий, но и способы применения вооруженных сил.

«Поляризация» в этом направлении будет углубляться, и навряд ли «принесет преимущества меньшинству, «передовой семерке» наиболее развитых стран мира, а «неоспоримые военно–технические преимущества постиндустриальных стран» могут превратиться в их недостатки.

Более того, прямое военное столкновение «высоко оснащенных» войск НАТО с войсками третьеразрядной державы — России, «ориентированной на войны пятого поколения», как ни странно, вполне может привести к поражению альянса. Одной из причин может стать именно высокая техническая оснащенность, которая имеет свою «ахиллесову пяту» — высокую уязвимость системы управления в следствие низкой боевой устойчивости ее ключевых объектов. Представим себе, что выведены из строя ПУ системы «НАВСТАР» и несколько наиболее важных компьютерных сетей в ее системе.

Дальше ошибки и сбои будут умножаться, до тех пор пока вся система ВС США, настроенная для работы в «автоматическом режиме», не будет поражена хаосом и неразберихой. От них, как говорят, «рукой подать» до поражения в борьбе с противником, действия которого не ограничиваются электроникой при сравнительно равных боевых возможностях вооружения. Это не значит, что нечто подобное будет правилом. Но Индию, Китай и Пакистан уже сегодня весьма сложно рассматривать в виде объекта нападения для развитых стран. Нет сомнения в том, что условия применения вооруженной силы против этих стран уже в ближайшем будущем будут соответствовать условиям гипотетической войны с Россией сегодня. В том числе, в следствие обладания этими странами ядерным оружием.

Даже современные военные конфликты, в том числе война на Балканах, в военном смысле не могут рассматриваться как показательное для оценки будущего явление. Скорее всего, даже с учетом политических целей будущих войн это повод для сомнений в прогнозах характера военных операций первой четверти 21 столетия. В самом деле, достаточно представить себе продолжение операции НАТО против СРЮ в сухопутном варианте или не предвзято взглянуть на столкновение российской армии с «чеченскими бандами», как будет ясно, — «только слабость порождает агрессию». Но так же верно то, что решительность способствует достижению победы там, где по расчетам формальных стратегов ее, казалось бы и быть не может.

Нет сомнения в том, что показательные войны на Ближнем Востоке, на Балканах и военные действия в других горячих точках уже по этим причинам не могут показаться столь уж «типичными» для среднесрочной и длительной перспективы, чтобы на их основе строить большую стратегию и планы строительства Вооруженных сил России. Но не учитывать такие перспективы в части анализа основных направлений развития вооруженных сил потенциальных противников было бы непростительной глупостью.

Очевидно, что необходим реалистический прогноз развития и направлений военного строительства иностранных государств, но также необходимо провести объективный анализ долгосрочной политики и оперативно–стратегических концепций ведущих стран мира так или иначе выступающих для России в качестве конкурентов, если не прогнозируемых противников.

А поскольку такого прогноза мы не имеем, то остановимся на том, что в ближайшем будущем столкновение противников, оснащенных пока только экзотической и качественно иной, чем ныне, техникой «шестого поколения» вряд ли возможно. Очевидно, что масштабное применение массовых вооружений «шестого поколения» даже против слабого по оснащенности, но имеющего значительные ресурсы противника ничего не изменит в характере войны в ее обычном понимании.

Более того, наличие типичного для современных армий вооружения «четвертого–четвертого+ поколения», которые останутся массовыми, по крайней мере, еще лет двадцать пять, не исключает, а предполагает проведение скоротечных операций именно классического типа. В соответствии с этим вряд ли произойдет существенное изменение тактики и оперативного искусства, то есть способов применения вооружений.

Самое забавное, что именно Соединенные Штаты с их повальной компьютеризацией являются наиболее уязвимым для чисто информационной атаки государством… Если перевооружить действующую армию согласно последнему слову высоких информационных технологий под силу лишь горстке богатых промышленных стран, то обычные персоналки с модемами вполне общедоступны, а дюжину искусных хакеров можно отыскать в любом регионе земного шара. «Тут не потребуется много денег, замечает отставной пентагоновец Дональд Лэтэм. — Дайте нескольким головастым парням рабочие станции с модемами, и эти ребята с удовольствием развалят для вас экономику целой страны». (А раз уж война ведется за мониторами — то хакер и есть подлинный солдат будущей профессиональной армии. Граница между военными и штатскими лицами делается весьма условной и расплывчатой, когда армейскими компьютерами манипулируют преимущественно талантливые вольнонаемные.)

«Что такое компьютер? Великий уравнитель! — рассуждает известный футуролог Алвин Тоффлер. — Совсем не обязательно быть большим, сильным и богатым, дабы успешно использовать интеллектуальное дзюдо, столь необходимое в информационной схватке… И потому в бедных странах подобное боевое искусство наверняка будет развиваться опережающими темпами». Кстати, в этом смысле весьма неприятным соперником США стала бы Россия, которая при всей своей нынешней технической отсталости может похвастать множеством блестящих ученых умов, а уж наши изворотливые программисты крайне высоко ценятся и в самой Америке.

Между прочим, хотя компьютеры Пентагона, ведающие непосредственно боевыми действиями, очень недурно защищены, то с прочими, которые подключены к публичным каналам связи, дела обстоят намного хуже: посторонние покушаются на их защиту до 500 раз в сутки, при том что засечь удается не более 25 нелегальных юзеров, а привлечь к официальной ответственности всего двоихтроих. Подобная доступность — врожденный порок тех машин, что изначально сконструированы для общения с Internet, которая, кстати, и сама является порождением Пентагона. Вот и получается, что главная трудность — это залезть в первую машину, после чего 90% компьютеров пентагоновской сети (в том числе и многие секретные!) станут воспринимать взломщика в качестве совершенно законного юзера.

Такая перспектива в определенной степени вероятна… Переродятся ли реальные войны в бескровные военные игры? В каком направлении будет развиваться революция в военном деле? Некоторые эксперты с сожалением констатируют: как бы ни развивалась современная техника, вряд ли можно всерьез ожидать, что это произойдет в ближайшее время. А может быть, и никогда? И колесо истории будет катится дальше по накатанной кровавой колее. В любом случае для грядущей борьбы, — независимо от того, будет ли она вестись с оружием в руках или другими средствами, — требуются, хотя бы перед лицом внешнего мира, «единый братский народ» и большая сильная, мощная армия, руководимая крепкой рукой, исполненная неограниченной веры в свои возможности и руководствующаяся формулой победы.

Глава 2. Необходимость концепции идеологического воспитания личного состава ВС РФ

В основе всех национальных интересов России, равно как и в избранных средствах обеспечения их безопасности, стоит человек. Прочность и устойчивость этих интересов определяются отношением к ним членов общества. Политические и правовые перемены в стране, ликвидация существовавших на протяжении десятилетий официально и неофициально закрепленных обязательств граждан, моральных притеснений оказали свое влияние и на такую конституционную обязанность, как защита Отечества.

Реальные различия в мировоззренческих позициях воинов при неясности действительного соотношения этих позиций придают особую значимость консолидации духовной жизни граждан, одетых в военную форму, вокруг идей патриотизма, верности воинскому долгу, ответственность за безопасность России. Потребность в критическом переосмыслении содержательной части идеологического воспитания обусловлена следующими факторами: Несоответствием методов прежней работы с людьми, ее сугубо идеологизированным односторонним характером – «преданность партии и правительству», требованиям теории и практики военного дела сегодняшнего дня. Изменениями геополитического положения России, военно–политической ситуации мире, а также социальноэкономической и внутриполитической обстановки в стране. Новыми тенденциями развития средств, сил и способов вооруженной борьбы, в том числе несмертоносного информационно–психологического характера.

Сущностная сторона рассматриваемой проблемы заключается в том, что морально–психологическое состояние личного состава войск, необходимое для успешного выполнения боевых задач на сегодняшний день (что подтверждает опыт деятельности в регионах ЧП), не отвечает требованиям времени. Мировоззренческая свобода, присущая нашему обществу, обусловила формирование воинских коллективов из людей, имеющих противоречивые моральные установки, идеалы и принципы, самые различные политические, религиозные убеждения и взгляды, но которые обязаны силой закона выполнять единые боевые задачи. Это может привести и приводит к серьезным противоречиям и конфликтам в воинской среде, существенно затрудняет процесс управления морально-психологическим состоянием людей. Быстро меняется мотивация воинской службы у всех категорий военнослужащих. Нарастает прагматизм, не подкрепленный патриотическими убеждениями. Он формирует у некоторой части воинов психологию наемников, цинизм, жестокость, поклонение культу насилия. На первое место выходят сугубо материальные мотивы, а осознание своей сопричастности к защите Отечества становится все менее актуальным, второстепенным в системе морально нравственных ценностей военнослужащих. Идет интенсивный процесс разрушения коллективистских основ воинской службы, исстари присущих русской, советской армии. Происходит также утрата таких социальных и нравственных ценностей, как: чувство гордости за свою страну, принадлежность к ее Вооруженным Силам; убежденность в справедливости социально–экономических и духовных основ государства; приверженность таким морально-этическим убеждениям, как честь, воинский долг, самоотверженность, мужество и т.д.; совпадение личных интересов, общества, государства и армии. Следовательно, осознанное отношение военнослужащих к воинской службе в мирное время и понимание ими необходимости защищать Отечество в бою во многом будет зависеть от знания ее государственной политики и национально–государственных интересов. В силу этого важную роль призвано сыграть политическое воспитание и образование, разъяснение личному составу внутренней и внешней политики государства.

Под предлогом департизации и деполитизации воспитательная работа в войсках постоянно свертывается и утрачивает системный характер. Отдельные воспитательные акции не дают необходимого эффекта. Отсутствие идейной основы воспитания лишает его ценности и целевой направленности. Воспитательный процесс сегодня лишен четких методологических ориентиров. Его можно сравнить с рекой, без определенного русла и фарватера. В основу должна быть положена государственно–патриотическая идея. Она, единственная, сегодня объединяет все слои и социальные группы общества, против нее не выступает по крайней мере открыто ни одна партия, ни одно общественно–политическое движение.

Государственность и патриотизм тесно связаны между собой, они имеют глубокие корни, уходящие в глубь российской истории. Государственно–патриотическая идеология может быть реализована в следующих конкретных целях и задачах воспитания: привитие воинам уважения к Конституции РФ, законам, уставам Вооруженных Сил; развитие у военнослужащих сознания необходимости вооруженной защиты государства как социально важного вида деятельности, призванного обеспечить безопасность Родины; формирование позитивного отношения к воинскому труду; развитие потребности в творческом и ответственном отношении к выполнению боевой задачи и служебных обязанностей; приобщение воинов к культурным ценностям, истории и традициям страны, ее Вооруженных Сил; утверждение норм гуманистической морали (честности, взаимовыручки, терпимости, доброты), культуры общения, уважения к воинам различных национальностей и вероисповеданий; развитие чувства собственного достоинства, объективной самооценки, внутренней дисциплинированности и совести; развитие физических качеств, необходимых для выполнения боевых задач и служебных обязанностей.

Необходима государственная программа идеологического воспитания молодежи, которая охватывала бы все звенья — семью, школу, институт, трудовые коллективы. Нужна коренная переориентация средств массовой информации в этой проблеме. Очень важно добиться, чтобы в системе нравственных ориентиров не превалировали одни лишь материальные интересы. Иначе мы получим обыкновенного бездумного наемника, которому неважно кому служить, лишь бы платили больше.

Важнейшей политической задачей общества, решение которой обеспечивает его безопасность, является проведение военной реформы. Высшая цель политики — создание условий, необходимых для благополучного, стабильного и устойчивого развития общества, его структур и институтов. Но не просто «какого–то» общества и государства, а совершенно конкретного, исторически сложившего, обладающего ярко выраженными объективными национальными чертами и особенностями, культурными, историческими и иными традициями, т.е. национальной самоидентификацией. Именно поэтому ее постоянной и важной задачей является обеспечение национальной безопасности, под которой понимается состояние, гарантирующее сохранение России в качестве суверенного государства и неприкосновенность ее основных исторических, культурных и духовных ценностей.

Национальная безопасность страны предполагает способность противостоять враждебным, деструктивным силам природного, техногенного и социального характера, нейтрализовать их. Она означает защищенность личности — ее прав и свобод; социальных и национальных групп — их статуса, функциональных ролей, самобытности: общества — его материальных и духовных ценностей; государства — его территориальной целостности, суверенитета, конституционного строя. Все эти уровни взаимосвязаны.

Приоритеты здесь носят ситуативную основу и могут меняться в зависимости от обстоятельств. В содержательном плане безопасность дифференцируется на экономическую, политическую, культурно–гуманитарную, технологическую, информационную, экологическую, военную, медико–санитарную и т.д. Ее интегративным показателем служит процветание страны и народа, отсутствие необходимости поступаться в чем бы то ни было своими интересами под давлением внешних или внутренних угроз. Естественно, что концепция национальной безопасности России будь то документ или закон — должны приниматься всеми ветвями власти после общенациональной дискуссии. Современная Россия находится в катастрофическом положении. Состояние ее национальной безопасности стремительно ухудшается по всем параметрам. Она растеряла своих союзников и оказалась в изоляции на международной арене. Ужесточение и относительное укрепление господствующего политического режима происходит на фоне его нарастающей делегитимизации. В обществе складывается массовая оппозиция проводимому политическому курсу. Растаскиваются властные функции государства, которое, с одной стороны, вынуждено уступать притязаниям регионов, а с другой — оказывается не в состоянии противостоять коррупции и организованной преступности, придающих ему криминальные черты. Внешнее влияние превосходит любые разумные пределы. Разрушено народное хозяйство страны. Спад производства, по масштабам сопоставимый с последствиями Великой Отечественной войны, привел к гибели целых отраслей отечественной промышленности. Прежде всего разрушается будущее нации — ее наука, образование, культура, новейшие научно–технические разработки и наукоемкие производства.

Ускоряется процесс деиндустриализации, находится в состоянии стагнации аграрный сектор. Россия превращается в сырьевой придаток развитых стран, ее ресурсы разбазариваются, а территория превращается в зону экологического бедствия. «Бегство капиталов» и «утечка мозгов» за границу усугубляют ситуацию, подрывают возможность выхода из кризиса. Обвальные темпы падения жизненного уровня значительной массы населения, социальная поляризация общества, прежде всего по имущественному признаку, обострение межнациональных противоречий переводят латентные конфликты в стадию силового противоборства, в том числе в форме открытых вооруженных столкновений, что можно рассматривать как реальную угрозу возникновения гражданской войны. С середины 1991 г. смертность в России превысила рождаемость. Это говорит об опасности демографической катастрофы, нарастание которой связано также с драматическим положением русскоязычного населения в странах нового зарубежья, огромным потоком беженцев оттуда. Массированные и целенаправленные усилия по вестернизации общества, денационализации его культуры и размыванию национального самосознания людей, внедрению в него комплексов национальной неполноценности и вины при одновременной пропаганде духа наживы, культа силы и ввседозволенностиведут к нравственному растлению народа. Россия подошла к черте, за которой разрушение государства, мутационное перерождение, маргинализация ее народов станут неизбежными. Сегодня нет задачи важнее, чем остановить сползание страны в пропасть, возродить и восстановить ее. Исходным пунктом в решении этой задачи должно стать законодательное утверждение концепции национальной безопасности России, рассчитанной на относительно долгий период поиска, становления и укрепления новых геополитических и социокультурных форм ее организации и способов жизнедеятельности. Эта концепция должна базироваться на следующих основополагающих принципах.

Национальная безопасность относится к числу приоритетных целей Российской Федерации. Ее обеспечение представляет собой важную часть политики государства и строится на основе специального государственного правового акта. Он формулирует положение и определяет нормы, безусловно обязательные для всех государственных учреждений, общественных организаций, предпринимательских структур, должностных лиц и граждан. Государство использует политико–организационные, административно–правовые, финансово–экономические, информационно–просветительские и другие механизмы для стимулирования и поддержки деятельности людей и институтов в области безопасности.

К числу приоритетных целей стратегии национальной безопасности относится независимость страны: сильная суверенная Россия условие безопасности личности, группы, общества. Там, где речь идет о целостности и безопасности Отечества, неизбежно осознанное ограничение суверенных прав граждан и их объединений. Вместе с тем недопустимо безграничное усиление государства. Масштабы и направления его собственной деятельности должны быть регламентированы правом. Соответственно этому национальная безопасность зиждется на политике государственного эгоизма в решении мировых проблем и протекционизма, государственной поддержки национальной экономики и культуры, на монопольном праве государства на насилие, возможные формы и безусловные пределы которого определены законом.

Геополитическое положение Российской Федерации, ее возрождение как великой державы предполагают законодательное закрепление и международно–правовое признание в качестве ее неотъемлемых признаков делимитированных и демаркированных границ, детально проработанных вопросов гражданства, собственной валютно–финансовой системы, легитимной публичной власти с обоснованным разделением функций ее различных ветвей и уровней, компетентного государственного аппарата, правопорядка и сил, поддерживающих его.

Обеспечение национальной безопасности охватывает практически все сферы жизни общества. И в любой из них оно связано с затратами, иногда значительными. Прогресс в одной области нередко влечет за собой появление проблем в другой. Так, экономическое развитие сопряжено с неблагоприятным воздействием на окружающую среду, а укрепление обороноспособности может вызвать ущемление социальных программ. Именно поэтому стратегия национальной безопасности, с одной стороны, должна иметь комплексный характер, учитывать все связи и последствия. С другой стороны, реализация всесторонне продуманной стратегии требует выделения необходимых сил и средств. Выступая против расточительства, недопустимо добиваться экономии за счет безопасности.

Работа по обеспечению и укреплению национальной безопасности должна опираться на развитую правовую базу. Долгосрочные концептуальные установки в этой области, сформулированные в законодательстве, необходимо конкретизировать и дополнить в пакете переработанных и новых законов, других правовых актов. В своей совокупности они должны определить всю систему национальной безопасности (ее объекты и субъекты, силы и средства, направления и способы деятельности и т.д.). Национальная безопасность России двояким образом связана с внешним миром. Она, во–первых, зависит от процессов, развертывающихся на планете. В результате углубления целостности и взаимозависимости современного мира безопасность, которая всегда воспринималась как внутренняя основа государственного суверенитета, становится предметом международного сотрудничества и переговоров. Во–вторых, безопасность России обеспечивается как ее собственными усилиями, так и коллективными мерами, принимаемыми на локальном, региональном, глобальном уровнях. Здесь особое значение имеют развитие отношений с бывшими советскими республиками, всесторонняя интеграция новых независимых государств.

Национальная безопасность обеспечивается экономическими, политико–дипломатическими, правовыми, идеологическими и другими невоенными мерами. Однако Россия оставляет за собой право на индивидуальную и коллективную оборону с использованием всех имеющихся в ее распоряжении средств вооруженной борьбы. Их применение имеет вынужденный, исключительно ответный характер, в строгом соответствии с законодательством» определяющим порядок и правила привлечения Вооруженных Сил, других войск для защиты территории, населения, образа жизни страны, в том числе в чрезвычайной ситуации. Из этих принципов вытекают следующие направления и основные задачи обеспечения национальной безопасности России. В экономической сфере безопасность означает возможность личности, группы, общества, государства самостоятельно определять характер и формы собственной производственной или иной деятельности для удовлетворения растущих материальных потребностей и поддерживать благоприятные условия для расширенного воспроизводства товаров и услуг при рациональном расходовании сил и средств; способность противостоять деструктивному воздействию неблагоприятных внутренних и внешних факторов. Для достижения этих целей первостепенное значение имеют: укрепление и развитие исторически сложившихся, традиционных для страны форм хозяйствования, обусловленных геополитическими, этно-демографическими, социокультурными факторами. При этом на землю, стратегически важные отрасли и производства сохраняется собственность государства, которое не может самоустраниться от управления ею и направляет свои экономические возможности на формирование и регулирование рыночных отношений, а также на развитие отдельных отраслей, в частности, сохранение технологического и кадрового потенциала ВПК; активизация государственной политики в области предпринимательства. Правовые, организационные, финансовые и другие возможности государства должны быть подчинены всемерной поддержке мелкого и среднего бизнеса. Одновременно оно должно препятствовать монополизации производства и решительно? пресекать любые формы криминального бизнеса, коррупции, рэкета; восстановление экономической независимости и самостоятельности России. Важным условием этого является хозяйственная реинтеграция бывших советских республик.

Кризисное состояние экономики делает единственно оправданной политику протекционизма по отношению к отечественному производству, в том числе временную защиту его отдельных отраслей и видов от иностранной конкуренции. Необходимы специальные меры по вытеснению доллара с внутреннего рынка и одновременно — прекращению вывоза капиталов из страны, дешевой распродажи национального богатства. Россия не должна превращаться в сырьевой придаток стран иностранных государств.

В социальной сфере безопасность можно определить как состояние и тенденции развития различных (социальных, национальных, территориальных, конфессиональных и т.д.) групп населения, при которых основная их масса удовлетворена своим социальным статусом, либо воспринимает его как неизбежную данность, а отношения внутри них и между ними носят не конфронтационный характер. Безопасным является общество, в котором царят социальное партнерство, межнациональный мир и гражданское согласие. Строительство такого общества предполагает формирование социально ориентированной экономики, которая преодолевает резкую поляризацию общества. Она допускает большие колебания в доле национального дохода страны,, поступающей в распоряжение каждого социального слоя. Однако эти колебания имеют два ограничения. Во–первых, экономическая жизнь организуется таким образом, чтобы гарантировать всеобщую занятость. Реализация права на труд выступает основным средством обеспечения достойного существования каждого гражданина России. Заботой о наименее обеспеченных слоях населения должен стать установленный государством и регулярно индексируемый минимальный размер душевого дохода, понижение которого компенсируется адресными дотациями в виде доплат, пособий, стипендий. Во–вторых, необходимо перейти к политике, нацеленной на неуклонное и последовательное уменьшение разрыва в уровне благосостояния и общественного положения различных социальных групп, явившегося результатом несправедливого перераспределения общественной собственности и доходов; своевременное выявление и эффективное реагирование на материальные и духовные потребности различных социальных групп для предупреждения и разрешения конфликтов между ними, поддержания мира и безопасности внутри страны. Необходимо добиваться выравнивания социально–экономических условий в различных регионах и субъектах Российской Федерации; справедливого распределения ресурсов и средств, в том числе на федеральные, региональные и местные программы социального развития. Предметом особой заботы должно стать формирование и развитие гражданского общества с многочисленными структурами зашиты социальных интересов и прав различных слоев и групп населения; восстановление межнационального мира и согласия. Этому призваны служить целенаправленные усилия по экономическому и социальному развитию всех народов, национальных меньшинств и этнических группы страны при полном уважении их самобытности, форм социальной организации и культурных традиций. Безусловное признание права народов на самоопределение не отрицает многообразия возможных форм его реализации. В каждом конкретном случае задача состоит в нахождении оптимальной модели, которая, утверждая национальное равноправие и раскрепощая национальные чувства, служила бы укреплению единства многонационального российского общества. В числе важнейших задач здесь относится проблема государственного самоопределения русского народа. Речь не может идти ни о превращении России в государство для русских, ни о создании Русского государства в составе России. Но русские, как и любой другой народ, везде, где они проживают, и по всей властной вертикали должны иметь государственные органы и утверждения, функционально предназначенные для выявления, защиты и реализации их национальных интересов.

Следует считаться с тем, что негативное влияние на социальную стабильность и развитие в стране оказывает стихийная, часто вынужденная и имеющая массовый характер межнациональная миграция населения. В интересах ее нейтрализации или ослабления необходимо: последовательно защищать интересы граждан России (так называемых «русскоязычных») в странах нового зарубежья; повысить эффективность визовой политики, призванной предупредить проникновение в страну неконтролируемой массы граждан других государств; создать необходимые условия для добровольной и безопасной реинтеграции беженцев и возвращения вынужденных переселенцев в места своего проживания; обеспечить беспрепятственную интеграцию в жизнь общества соотечественников, которым Россия предоставила убежище; укрепление семьи как основной ячейки общества. Она играет ключевую роль в социальном развитии и имеет право на всестороннюю защиту и поддержку. Нормальная, безопасная жизнь семьи возможна только в развитой социальной инфраструктуре.

Усилия государства должны быть направлены на восстановление качественных и общедоступных систем здравоохранения и образования, культуры и жилищного строительства, поддержки материнства и детства, воспитания подрастающего поколения.

Недопустима и губительна дискриминация людей по имущественному признаку и финансовому положению семьи; сокращение и устранение основных источников социальных бед, нестабильности и конфликтов в семье и обществе; нищеты, алкоголизма и наркомании, инфекционных и хронических заболеваний, организованной преступности и коррупции, терроризма, нетерпимости, национального и религиозного экстремизма. Государство должно стать организатором и главной действующей силой борьбы с этими язвами общества. Они являются фактором социальной дезинтеграции; оскорбительные для человеческого достоинства и губительные для социума эти явления должны быть устранены. Государство должно решительно пресекать и подавлять любые акты физического насилия, попытки социального диктата.

В политической сфере безопасность выражается в суверенитете государства, под которым понимаются его самостоятельность, независимость на международной арене и верховенство, полновластие во внутренних делах. Ее неотъемлемыми сторонами выступают легитимность, массовая поддержка конституированного политического режима, обеспечивающие его устойчивость и защищенность граждан, их объединений от произвола государства.

Политическая безопасность характеризуется состоянием, при котором политический плюрализм и связанная с ним политическая борьба не приобретают характер антагонистического противостояния, подрывающего основы существования и государства и общества. Для достижения такого положения необходимо: четко определить национальные интересы России, которыми она не может поступиться ни на каких условиях и которые будет отстаивать всеми доступными ей средствами. Необходимо сохранить территориальную целостность страны и нерушимость ее границ. Географическое пространство, исторически относящееся к России, должно быть политически организованным. Россия должна служить центром политической консолидации СНГ; добиваться верховенства закона в отношениях между индивидами и организациями, гражданами и государствами, структурами власти. Совершенно недопустимо бесцеремонное отношение к Конституции и праву; но неправомерно рассматривать их и как свод догматических норм и правил. Необходимо выработать законные и легитимные формы их пересмотра и совершенствования, использование которых способно предотвратить социальные взрывы; не допустить авторитарное перерождение государства, превращение его в самодовлеющую бюрократическую структуру.

Необходимо выработать эффективные формы функционального разделения законодательной, исполнительной и судебной ветвей единой власти, определить характер, сферы и направления деятельности каждой из них. Государство и его аппарат должны находиться под контролем гражданского общества; особенно важен контроль за силовыми структурами. Необходимо прекратить создание не предусмотренных Конституцией государственных военных и военизированных формирований. Недопустимо строительство таких формирований общественными организациями и частными компаниями. Нельзя мириться с накоплением оружия у гражданского населения и его бесконтрольным перемещением по стране; преодолеть политический кризис федерализма. Он проявляется двояко. С одной стороны, политическое бессилие верховной власти, осознающей свою временность и несостоятельность, порождает ее непоследовательность и шатание, а то и самоустранение от постановки и решения общегосударственных задач. С другой стороны, «безвластие власти» провоцирует региональный сепаратизм субъектов Федерации в его местнической или националистической форме. Обе тенденции ведут к распаду государства.

В духовной области безопасность выражается в сохранении, устойчивом функционировании и свободном развитии культурной среды. Эта среда, будучи естественной для российского многонационального общества, образующих его личностей и групп, определяет самобытный характер их жизнедеятельности, форм общения и норм поведения. С другой стороны, в ней аккумулируются условия, необходимые для самореализации индивидов, социальных и национальных групп, общества в целом.

Сегодня нет важнее задачи, чем духовное возрождение России. Сбережение и приумножение духовного потенциала ее народов выступают одновременно целью и средством преодоления кризиса. В таком контексте в интересах безопасности необходимо: восстановление духовной связи времен и поколений. Неправомерны по сути, безнравственны по содержанию, губительны по последствиям попытки выборочного принятия или отторжения различных этапов истории потому, что в общетеоретическом контексте это противоречит исторической правде, а с прагматической точки зрения ведет к потере социальных ориентиров, вызывает у людей растерянность, создает предпосылки для экстремистских проявлений; укрепление нравственного здоровья народа. Раскрепощение общественного сознания должно быть подчинено его освобождению как от наслоений былого духовного диктата, так и от новоиспеченных теорий, абсолютизирующих индивидуальную свободу. Общество заинтересовано в том, чтобы поднять авторитет и регулирующую роль традиционных для российского общества нравственных ценностей: патриотизма, коллективизма, социальной справедливости и др. Необходимо наращивать усилия по преодолению состояния национальной униженности, социальной безысходности, исторической обреченности; развитие духовно-культурного единства российского пространства. Предстоит выработать и утвердить в общественном сознании сплачивающую всех национально–государственную идею; защита интеллектуального потенциала общества. Состояние и будущее России в решающей мере зависят от качества подготовки специалистов и эффективности их использования. Между тем приобретает устойчивую тенденцию отток из науки, высшей школы, всей системы образования наиболее подготовленных кадров в коммерческие структуры внутри страны и выезд их за рубеж, а также падение престижа знаний и интеллектуального труда.

Ситуацию необходимо менять в кратчайшие сроки. Приобретение знаний, научный и педагогический труд должны стать экономически выгодным видом деятельности; противостоять вестернизации культуры и образа жизни народа. Нельзя согласиться с искусственным насаждением в обществе чуждых ему принципов организации, стандартов и норм деятельности, ценностных ориентиров. Нужны правовые организационные, финансовые меры, ограничивающие экспансию низкопробной массовой культуры как иностранного, так и отечественного происхождения и коммерциализации. В повестку дня встает поиск современных форм развития национальных культур, в том числе народов, не имеющих своей государственности, как составной части общей культуры России. Необходимо способствовать возрождению казачества. Стране нужно законодательство, обеспечивающее гуманистическую и демократическую направленность работы средств массовой информации. «Четвертая власть» не должна быть самодовлеющей силой; ее предназначение — способствовать прогрессу страны и народа.

В системе национальной безопасности ключевое место занимает безопасность военная. Под ней понимается такое состояние страны и мира, при котором либо отсутствует возможность военного давления и агрессии, либо есть гарантии противостояния им. Способность государства предупредить, нейтрализовать или отразить попытки военного диктата, защитить свои интересы и реализовать цели зиждется на его силе. И сейчас, и в обозримой перспективе вооруженные конфликты и войны останутся неотъемлемой частью политики. Именно поэтому не может быть надежной национальная безопасность, не имеющая военного обеспечения. Именно поэтому Россия, как и любое другое государство, должна поддерживать необходимую военную мощь.

Решение этих вопросов — прерогатива военной политики, в разработке и осуществлении которой есть две крайности. Первая выражается в абсолютизации военной политики, что ведет к милитаризации страны, деформирует государство, подрывает жизненные основы существования общества. Другая связана с попытками отодвинуть военную политику на задний план или вовсе свести на нет. В этом случае одностороннее свертывание военного строительства, обвальная конверсия оборонного производства делают страну беззащитной перед лицом возможных военных угроз. Политически взвешенная позиция находится между этими крайностями. Россия должна обладать боевой мощью, соизмеримой с ее геополитическим положением и ролью в мире и сопоставимой с тем, что есть у других крупных держав.

Приоритеты и направления военно–политической деятельности России определяются следующим.

Разработка и осуществление решений в военной сфере должны быть результатом равноправного диалога политических и военных деятелей, гражданской и армейской общественности. При этом, однако, нельзя допускать, чтобы предметом политических дискуссий становились сугубо профессиональные вопросы, относящиеся к внутренней компетенции военного руководства, такие, как видовая структура Вооруженных Сил, состав и дислокация стратегических группировок, бригадная или полковая организация войск и др.

Содержание и масштаб строительства армии, характер военной политики России определяют не наличие или отсутствие у нее противников в данный момент (соответствующие оценки всегда носят ситуативный и во многом субъективный характер), а признание того, что у России есть интересы и ценности, которыми она не может поступиться из стремления избежать войны и которые она должна уметь защитить, если подвергнется военному нападению. Нереалистична и опасна заискивающая политика безмятежного миролюбия перед лицом продвижения блока НАТО на Восток, усиления территориальных и других претензий к России со стороны сопредельных стран традиционного и нового зарубежья.

В вопросах безопасности необходимо рассчитывать не только на добрую волю других, но и на свою способность заставить их считаться с собой. Поддержание обороноспособности страны на уровне, достаточном для того, чтобы неблагоприятное развитие военно–политической обстановки не застало страну врасплох относится к числу приоритетных задач государства. Не менее важно развивать добрососедские отношения со всеми государствами, активно содействовать созданию глобальной и региональных систем коллективной безопасности, прежде всего укреплению оборонительного союза СНГ.

Становление Российской Федерации как суверенного демократического государства выдвигает в повестку дня ряд крупных общественных программ, направленных на современную организацию системы военной безопасности. Остро стоит вопрос о создании и совершенствовании правовой базы военного строительства. Государство и общество заинтересованы в разработке и введении новых схем и механизмов формирования военной политики. Требуют решения вопросы развития оборонной инфраструктуры, обеспечения мобилизационной готовности экономики и формирования государственных мобилизационных ресурсов. В условиях рынка нужны новые подходы к организации выпуска военной продукции, конверсии оборонного производства и т.д.

Все эти и другие вопросы должны быть решены в ходе реформы военной организации России, то есть всего механизма формирования и функционирования военной мощи государства, обеспечения обороноспособности страны. Проведение военной реформы выходит в число важнейших задач. Ее концепция и содержание, направления и этапы должны быть тщательно проработаны и после всесторонней научной экспертизы законодательно утверждены.

Военная безопасность — величина интегративная; она в специфической форме аккумулирует в себе все стороны государственного строительства. В ее укреплении в той или иной форме обязан участвовать каждый гражданин России, все учреждения и организации страны.

Концентрированное воплощение, организационное оформление военная мощь обретает в силовых структурах государства: регулярные Вооруженные Силы предназначены для отражения внешней агрессии; внутренние войска и другие формирования органов внутренних дел призваны поддерживать правопорядок и гражданский мир в стране; органы безопасности обеспечивают защиту конституционного строя и власти от диверсионно-террористических действий враждебных сил. Недопустимо ни искусственное противопоставление силовых структур друг другу, в том числе в результате дифференциации денежного вознаграждения их личного состава, ни произвольное перекладывание функций с одних структур на другие. Необходимо четкое и детальное законодательство, определяющее предназначение и функции Вооруженных Сил и других войск, порядок и правила их привлечения к решению различных задач, в том числе не относящихся к оборонному комплексу и возникающих в чрезвычайных обстоятельствах. Недопустимы дискриминационные решения и действия, использование военно–силовых структур не по их назначению.

Главным орудием военной политики государства, гарантом военной безопасности России служат Вооруженные Силы страны. Как орган государства армия не может быть вне политики, но в политике она не является самодовлеющей силой.

Утверждению оптимальных отношений между обществом, властью и армией должен служить государственный и общественный контроль за Вооруженными Силами и шире — за военной сферой в целом. Следует предусмотреть более широкие права и возможности Федерального Собрания в определении военной политики, законодательном регулировании военного строительства, решении военно–кадровых вопросов.

Долг Вооруженных Сил — быть в постоянной готовности к защите Родины. Государство и общество обязаны обеспечить армию всем необходимым для выполнения своего предназначения. Предметом постоянного и пристального внимания должны быть: финансирование (армия должна своевременно и полностью получать средства, выделяемые ей в объемах, обеспечивающих качественное решение поставленных перед ней задач); комплектование (не нужны части без личного состава, существующие только на бумаге. Их списочный состав должен соответствовать штатному расписанию. Во имя этого необходимо укреплять систему обязательной воинской службы и развивать систему контрактной службы); оснащение (следует добиваться развертывания научно–исследовательских и опытно-конструкторских работ, создания и обеспечения армии новейшими видами вооружения и боевой техники); социальная и правовая защита (служба в Российской армии должна стать престижной в глазах гражданина и Отечества. Гуманизация военной службы и демократизация внутриармейских военно–служебных отношений будет способствовать этому. Военно–профессиональная деятельность заслуживает достойного вознаграждения).

Глава 3. Угрозы национальной безопасности

Существуют три основных источника угроз безопасности страны: геополитические противники России, связанные с ними компрадорски ориентированные представители российской элиты и тесно сплетенные с последними структуры оргпреступности. Наибольшую опасность представляет вмешательство внешних сил во внутренние дела РФ с тем, чтобы навязать путь развития в выгодном для Запада направлении. Лоббируемая МВФ модель экономики заключается в недопущении функционирования обрабатывающей промышленности и агрокомплекса в режиме расширенного воспроизводства, в ориентации России на экспорт сырья и импорт оборудования, товаров народного потребления, продовольствия, в поощрении утечек капиталов, удушении индустрии, науки и сельского хозяйства. Очевидны попытки разрушить высокотехнологический потенциал ВПК путем недопущения нас на мировые рынки вооружений, космических, ракетных, авиационных и ядерных технологий и ядерных материалов.

Реализуемая модель угрожает деградации хозяйственного потенциала страны, ликвидацией ее единого внутреннего рынка, что может стать базисом для регионального сепаратизма, отпадения от Москвы сырьевых и приморских регионов и сведения России к границам XIV–XV веков. При проведении своей линии США опираются на компрадорский бизнес, укрепившийся в ряде российских банковских структур и в экспортно ориентированных сырьевых отраслей. Запад абсолютно не заинтересован в росте внутренних накоплений в России. Ведь они могут составить основу «бюджета развития», пойти на модернизацию обрабатывающей промышленности и сельского хозяйства, конверсию и спасение высоких технологий ВПК, на поддержание боевой мощи и решение социальных проблем армии. Чтобы этого не допустить, проводится «стратегия черных дыр», в роли которых выступает ряд регионов и «офф–шорных зон», например Чечня, Ингушетия, Татария, Башкирия, Якутия, Калмыкия. Через эти «дыры» за рубеж выкачиваются ресурсы и денежные средства. Реализуемая в рамках описанной стратегии экспортная политика в нефтегазовой отрасли, в цветной и черной металлургии, лесной промышленности и производстве минеральных удобрений приводит к колоссальному расхищению богатств страны в пользу узкой группы лиц. Утечки капиталов за рубеж составляют 1–2 млрд.долл. ежемесячно. Основная масса этих средств оседает на счетах новых русских в банках за рубежом, вкладывается там в недвижимость, акции и облигации. Но даже та экспортная выручка, что возвращается, идет на ввоз в страну либо залежалой второсортной продукции, либо дорогих потребительских товаров для новых русских. В часть ее, через госбюджет, направляется на «раскрутку» в «избранные» коммерческие банки, на рынок ГКО. Или на реализацию сомнительных проектов типа «восстановления» Чечни. Здесь уместно добавить, что все крупные операции по перекачке ресурсов и средств за пределы страны осуществляются при участии иностранных структур. При этом значительная часть инофирм используются спецслужбами США и НАТО в качестве «крыш». Разведки Запада имеют практически неограниченный доступ к бухгалтерии российских экспортеров, располагают ключевыми финансовыми документами, прекрасно информированы относительно движения товарных и финансовых потоков, владеют данными о банковских счетах, сделках с недвижимостью и ценными бумагами. Деятельность по утечке капиталов за рубеж в той форме, в которой она реализуется, является в высшей степени криминализованной. Она осуществляется не только вопреки элементарным требованиям отечественного законодательства, но и с грубейшими нарушениями законодательств самих западных стран.

Иностранные разведки имеют на руках криминальный компромат на многих российских участников внешнеэкономической деятельности и связанных с ними политиков и чиновников. В итоге эти представители деловой и политической элиты, крайне не самостоятельны, уязвимы давлению обладателей компромата. Они, по определению, не в состоянии проводить политику в интересах России.

За примерами далеко ходить не надо. Взять хотя бы Чубайса и Немцова. В их политике акцент сделан на ликвидацию так называемых «естественных монополий». Но ведь именно эти структуры составляют экономический фундамент единства страны. В силу этого стало окончательно ясно, что из двух возможных вариантов — колонизации России как единого целого или ее разделения на части с последующим установлением контроля над ними — выбор на Западе сделан в пользу второго варианта.

Другой пример. Целью США является демонтаж военной машины, доставшейся России в наследство от СССР. Президент Клинтон как–то призвал «вырвать у России ядерное жало». Очевидно, что подобные намерения создают прямую угрозу безопасности РФ. А между тем важнейшим элементом экономической модели, реализуемой под давлением МВФ, являются планомерные шаги по разрушению оборонного комплекса и армии методом финансового удушения.

Для иллюстрации: в 1990 г. оборонные расходы составляли более 6% ВВП СССР. В течение же нескольких последующих лет они равнялись лишь немногим более 3% от ВВП Российской Федерации, который втрое меньше союзного начала 90–х годов. Столь резкое сокращение финансирования не могло не сказаться на безопасности страны самым негативным образом. Сегодня Вооруженные Силы имеют только 30% современных вооружений от общего их количества. А в странах НАТО современные образцы составляют 60–80% вооружений. К 2000 году, при сохранении нынешних тенденций, современного оружия у нас будет 10, а к 2005 году лишь 5–7%. Снижение доли современных образцов автоматически ведет к возрастанию доли устаревших, что означает увеличение затрат на эксплуатацию и ремонт. Однако материально–техническая база обслуживания и ремонта находится в тяжелейшей ситуации. В 1996 г. на нее было выделено лишь 5% положенных средств. Это уже привело к тому, что, например, в Сухопутных войсках недостает нескольких сотен тысяч аккумуляторных батарей. В ВМФ из–за проблем с обслуживанием до 60% судов не могут выйти в море. Через несколько лет укомплектовать армию даже устаревшими образцами будет невозможно.

Не оправдались надежды и на конверсию «оборонки», которая также не финансируется. Выпуск гражданской продукции предприятиями ВПК неуклонно снижается. В прошлом году, в сравнении с позапрошлым, спад составил 28%. Численность работников уменьшилась на 13,4%, причем преимущественно за счет высококвалифицированных и молодых кадров. По среднему возрасту персонала предприятия ВПК сегодня самые «старые» в России.

Эта общая картина становится еще более мрачной, если принять во внимание, что задел, который был создан в советское время и за счет которого до сих пор продолжает существовать ВПК, близок к исчерпанию. Если в ближайшее время не предпринять экстренных мер, «оборонка» попросту не выживет. Даже если потом, через несколько лет, ситуация вдруг изменится к лучшему, восстановить ВПК будет уже невозможно.

Подобное развитие событий, кстати, уже имело место в 1991–1994 гг., которые характеризовались массовым «перетеканием» специалистов из силовых ведомств в коммерческие и криминальные структуры. Привлеченные перспективой значительного улучшения своего материального благосостояния многие бывшие офицеры Вооруженных Сил, ГРУ, КГБ и МВД были интегрированы в размножившиеся, как грибы после дождя, «частные армии» и спецслужбы банков, кампаний и группировок оргпреступности.

Задействуя вновь открывшиеся финансовые возможности и сохранившиеся личные связи в официальных ведомствах, эти люди стали использовать их в своих целях, в том числе для промышленного шпионажа и криминальных «разборок».

Параллельно с деградацией Вооруженных Сил, правоохранительных органов и разведслужб в стране наблюдается крайне опасный для ее безопасности процесс укрепления неподконтрольных государству частных силовых структур, укомплектованных квалифицированными кадрами. Они пронизывают своей агентурой аппарат исполнительной власти и зачастую проявляют тенденцию к вмешательству в политическую жизнь и даже к установлению своего контроля над целыми регионами. Наиболее известными примерами подобного развития событий стали формирование криминально–сепаратистского режима в Чечне и участие служб безопасности ряда московских банков в октябрьских событиях 1993 г.

Особая тема — информационная безопасность страны. Сегодня, по существу, завершается процесс установления иностранного контроля в этой сфере. Информационно–психологическая война, которая ранее велась против СССР, продолжается и сегодня, но уже против России. Важнейшим средством ее ведения являются СМИ, в первую очередь телевидение, узурпированное узкой группой патронируемых Западом представителей московских политических и финансовых кругов. Имеются основания утверждать, что в стране сложился антинациональный, чрезвычайно влиятельный информационно–финансовый комплекс.

Используя новейшие достижения практической социальной психологии, ее современные возможности в манипулировании сознанием и поведением больших масс людей, центры психологической войны навязывают нашему обществу противоречащие национальным интересам страны, но выгодные США решения. Примерами этого являются результаты кампании по выборам президента России в 1996 г. Другой пример антинациональная позиция СМИ во время войны в Чечне.

Важным направлением деструктивной деятельности СМИ является пропаганда «достижений» американской массовой культуры среди молодежи. Цель — не только «оболванивание» граждан России, формирование у них космополитической идеологии и потребительской психологии, но и дискредитация идей социальной справедливости и патриотизма, без чего? в частности, невозможно добиться высокого морально–психологического состояния личного состава Вооруженных Сил.

Нельзя не сказать и о целенаправленном воздействии с артироссийских позиций на международное общественное мнение, что достигается за счет монополии США на мировом рынке информации. Ключевое значение здесь играет формирование системы мифов о том, что главная опасность мировому сообществу якобы исходит от нестабильной и непредсказуемой, но обладающей ядерным оружием России. Именно в этом свете следует рассматривать периодически организуемые кампании по «разоблачению» «русского шпионажа», нагнетанию страха перед могуществом «русской мафии», неспособностью России обеспечить безопасность своего атомного комплекса, предотвратить утечки на мировой «черный рынок» ядерных материалов, боевых отравляющих веществ, технологий военного назначения. В то же время деятельность российских структур в области активных мероприятий контрпропагандистского характера за рубежом сведена к нулю.

Еще одним направлением информационной войны является подкуп тех социальных групп, которые способны оказывать влияние на выработку и принятие важнейших государственных решений чиновников, журналистов, представителей академических институтов, специализирующихся в сфере политологии, внешней политики, экономических и военных вопросов. Действуя через различные фонды и гуманитарные структуры, спецслужбы США выделяют значительные финансовые ресурсы в форме грантов, гонораров за публикации и чтение лекций, зарубежных поездок. Все это стало едва ли не основным источником материального благополучия для значительной части участников московской политической «тусовки», которая еще со времен «перестройки» взяла на себя роль идеолога прозападной агентуры влияния.

В последнее время обозначилась новая тревожная тенденция. Западные структуры стремятся взять под свой прямой контроль российские средства связи и информации. Речь, в частности, идет о бесконтрольном использовании возможностей внедряемой в России системы «Интернет». За счет этой системы США рассчитывают получить доступ ко всей информации, накопленной в отечественных научных центрах, и отслеживать проблематику, которой они интересуются. Одновременно активно лоббируются закупки для структур госуправления зарубежной вычислительной техники, компьютерных сетей, математического обеспечения. Подобные системы зачастую бывают «нашпигованы» как «закладками» для несанкционированного съема информации, так и «логическими бомбами», которые по спецкоманде способны вывести технику из строя и полностью парализовать систему госуправления.

Тот факт, что Запад активно ведет против России информационную войну, демонстрирует, в частности, что наши государственные структуры еще не окончательно разрушены. Ведь нет никакого смысла применять информационное оружие против стран, которые уже полностью утратили самостоятельность. Вместе с тем, как показала война в Чечне, применение такого оружия против силовых структур, засилие агентуры влияния в высших звеньях государственной власти и СМИ создает ситуацию, когда страна и армия не способны противостоять вооруженному сепаратизму и агрессии. Без радикального решения проблемы электронных СМИ и, в более широком плане, агентуры западного влияния, обеспечение безопасности страны остается проблематичным.

Однако посмотрим на затронутые проблемы несколько шире. Наряду с деструктивными действиями внутри России, США и НАТО проводят политику «ползучей» экспансии на всем постсоветском пространстве. С одной стороны, создается угроза дестабилизации центрально–азиатских стран, которые грозит захлестнуть волна вооруженных беженцев с севера Афганистана, вероятность занятия которого талибами по–прежнему достаточно велика. Нужно иметь в виду, что «Талибан» — это организация, созданная спецслужбами США и Пакистана со стратегической установкой на экспансию в глубь территории СНГ. С другой стороны, идет политическое внедрение Турции, а также экономическое и разведывательное проникновение Запада в Азербайджан, являющийся наиболее удобным плацдармом для экспансии в Центральную Азию, Поволжье, Крым и на Северный Кавказ с использованием тюркского и имламского факторов. Главная цель США — установление контроля над нефтяными ресурсами Каспийского моря. Запасы нефти Каспия соизмеримы с запасами Северного моря и Аляски на момент начала их эксплуатации. Однако в обозримой перспективе ресурсы последних будут исчерпаны. Поэтому Запад проявляет крайнюю заинтересованность в каспийской нефти.

Следует отметить, что проблема нефти Каспийского моря возникла с распадом СССР. Именно тогда режимы прикаспийских государств явочным порядком приступили к его переделу. Причем делается это явно незаконно. Каспий — это не море, а озеро, и нормы международного морского права на него не распространяются. Любые решения по использованию ресурсов Каспия должны приниматься на основе консенсуса всех прикаспийских стран, а «контракт века», заключенный Алиевым с международным консорциумом, является изначально незаконным. Однако этот неоспоримый факт Азербайджаном и Западом откровенно игнорируется. В Москве же, с согласия коррумпированных чиновников, вопрос о праве собственности на ресурсы каспийского шельфа подменяется дискуссией о трассах трубопроводов. Причем и этот вопрос рассматривается на Западе в антироссийском контексте. Прежде всего в рамках идеи организации «Евразийского транспортного коридора» по линии: Центральная Азия — Каспий Азербайджан — Грузия — Черное море — Украина — Европа. Речь идет о подведении экономической базы под проект создания из группы стран СНГ санитарного кордона, призванного изолировать Россию от стран Европы, Ближнего и Среднего Востока.

Другой момент — попытка отсечения России от Закавказья путем поощрения сепаратизма в Чечне. На Западе и в самой Ичкерии существуют проекты создания антироссийской «Конфедерации горских народов» в составе Дагестана, Ингушетии, Кабардино–Балкарии, Карачаево–Черкесии и Адыгеи. Предполагается, что данное образование через Грузию получит выход к Черному морю и Турции. Рассматриваются планы содействия сепаратизму в Татарии и Башкирии, отторжения Дальнего Востока, который, ввиду непомерно высоких транспортных тарифов и перманентного энергетического кризиса, оказался брошенным Москвой на произвол судьбы.

От темы планомерного вытеснения России из постсоветского пространства СНГ мы можем перейти к более глобальной и чрезвычайно опасной для будущего нашей страны экспансии НАТО на Восток. На первом этапе в НАТО будут приняты Польша, Чехия и Венгрия. Затем туда собираются принять Румынию и республики Прибалтики. Наконец, на третьем этапе не исключено принятие Украины.

Основным инициатором восточной экспансии НАТО является ФРГ. Решение о расширении блока было принято почти сразу же после завершения вывода наших войск из ГДР. Фактически мы имеем дело с возобновлением дважды прерывавшейся в этом столетии немецкой экспансии в восточном направлении, на этот раз пока реализуемой политическими и экономическими методами под американским «ядерным зонтиком». Другим инициатором экспансии НАТО выступают США. По мнению американской элиты, это позволит укрепить лидирующее положение американцев в Старом свете, компенсировать их экономическую слабость по сравнению с объединенной Европой во главе с ФРГ. Согласившись де–факто с расширением блока, Россия взамен ничего не получила. Между тем, появление в Польше, а затем в Прибалтике тактической авиации США и их союзников в количестве до 5000 единиц с ядерным и высокоточным неядерным оружием создаст ситуацию, когда вся европейская часть РФ, включая объекты стратегических ядерных сил (СЯС), станет полностью беззащитной от ударов с воздуха. Ведь системы ПВО на северо–западном направлении после отделения Прибалтики практически не существует. Иными словами, мы рискуем в любой момент повторить судьбу Ирака и боснийских сербов.

Миротворческая деятельность и безопасность государства Россия берет на себя большую ответственность как моральную, так и материальную по поддержанию мира на всем постсоветском пространстве, рискуя в этой «борьбе за мир» увязнуть в вооруженных конфликтах. Принимая решение на миротворческие усилия, необходимо учитывать, что сама Россия нестабильна и находится в тисках глубокого экономического и политического кризиса. В нынешнем состоянии ей трудно выступать в качестве авторитетного арбитра, который способен силой, экономической мощью и убеждением навязать конфликтующим сторонам мир, спокойствие и восстановление стабильности. Такие задачи обычно берет на себя группа государств под эгидой ООН, выделяя для этого необходимые материальные и финансовые средства. Россия же пытается одна справиться со многими проблемами, фактически без помощи ООН.

Ясно главное: ближайшее зарубежье — сфера самых непосредственных политических и военно–стратегических интересов Российской Федерации. От того, как скоро будут залечены кровоточащие раны в прилегающих государствах СНГ, в огромной степени зависит развитие самой России и ее авторитет в мире. Дело в том, что в современных условиях Российская Федерация остается единственным государством в СНГ, которое обладает необходимыми военными и материально–техническими ресурсами для проведения операций по поддержанию и восстановлению мира. России весьма важно иметь в непосредственной близости от своих границ стабильную ситуацию.

Обязанности по поддержанию мира и безопасности путем проведения миротворческой деятельности отражены в Конституции РФ, Законе об обороне, Основных положениях военной доктрины и других нормативных документах. Таким образом, миротворчество является содержанием российской государственной политики. Однако в России до сих пор не приняты законодательные акты по миротворческим силам и проведению ими операций по поддержанию мира (ОПМ), не определен их статус.

Контингент вооруженных сил выполняет миротворческие операции, в том числе и в дальнем зарубежье, на основании указов Президента и приказов министра обороны. А численность миротворческих сил довольно значительна. Остается риск потерь военнослужащих в ходе умиротворения. Поэтому создание, комплектование и применение миротворческих сил должно исходить из закона и документов высших ветвей власти, а не из решений Министерства обороны.

Другой аспект, требующий решения, состоит в том, что Россия, являясь посредником в разрешении конфликтов и имея контингента миротворческих сил в «горячих точках», не получает никаких денежных или материальных компенсаций, хотя расходы на проведение ОПМ велики. Казалось бы, истина проста урегулирование конфликтов является общим делом государств региона и мирового сообщества. В ООН на эти цели выделяются специальные средства, однако Россия компенсации не получает.

Более того, налицо такой парадокс: средства на проведение операций по поддержанию мира для контингентов вооруженных сил Россией не выделяются из федерального бюджета, а финансирование участия войск в миротворческих операциях осуществляется из средств Минобороны. Страны СНГ, в соответствии с Ташкентским протоколом, должны вносить на эти цели согласованное количество средств, но не выполняют принятых обязательств, оставаясь в стороне от миротворческой деятельности.

События же в бывших республиках Советского Союза показывают, какая сложная там обстановка, и каждая из них не застрахована от внезапного возникновения опасных конфликтов, ликвидировать которые будут вынуждены миротворческие силы. Их необходимо готовить специально и заблаговременно. Обычные линейные воинские части и подразделения посылать для участия в операциях по поддержанию мира неэффективно. В российских интересах придать больший авторитет миротворческим силам, предоставлять им статус сил ООН. Под этим флагом готовы действовать и объединенные силы СНГ, и российские силы. Но лишать права Российскую Федерацию или другие государства Содружества обеспечить свои национальные интересы, стабильность политической обстановки на своей или прилегающей территории не может никто. Это противоречит международному праву.

Исключительно сложен, опасен и неблагодарен труд миротворцев. Нередко они выступают «живой стеной» между враждующими сторонами, применяющими оружие. Одним из средств решения этой проблемы может стать развитие специальной аналитической социологической службы прогнозирования конфликтов.

Необходимость постоянного прогнозирования вытекает из того, что социально–политическая и экономическая обстановка в РФ и СНГ может вызвать дальнейшую эскалацию конфликтных ситуаций самого различного масштаба. Задачами такой социологической службы должны стать: организация краткосрочного и долгосрочного прогнозирования конфликтных ситуаций; выявление политических, социальных, межэтнических, территориальных, военных, психологических предпосылок, вызывающих взрывоопасную обстановку в том или ином регионе, и выработка рекомендаций для административных, правоохранительных и военных органов по своевременному принятию превентивных мер, в частности, по приведению в готовность миротворческих сил; разработка сценариев развития конфликтного процесса и возможных способов его локализации и предотвращения; изучение общественного мнения; прогнозирование последствий проведения миротворческих акций для государства, данного региона и мирового сообщества.

Часть 2. Внешние источники военной опасности

Глава 1. Возможные источники военной опасности

Во все времена военная опасность была определенным состоянием как межгосударственных, так и международных отношений, которые характеризовались угрозой применения военной силы. Она всегда выступала следствием политики тех сил, которые стремились к достижению своих политических, экономических, территориальных, религиозных, идеологических и иных целей средствами вооруженной борьбы. В современных условиях применительно к Российской Федерации утверждается, что нам никто не угрожает, опасности нет, а все бывшие потенциальные противники стали друзьями. Опасность в большей мере проявляется внутри СНГ, либо в самой России. Поэтому следуют выводы, относящиеся к военному строительству Вооруженные Силы нужно сокращать. При этом масштабы и темпы сокращения не согласуются с военно–политической обстановкой в мире.

Рост военной мощи в условиях усиления экономической и политической взаимозависимости государств и народов, а также конфронтационный характер отношений ведущих держав мира придали военной опасности в XX столетии глобальный масштаб. В ядерный век военная опасность приобрела всеобщий характер, а военная угроза из–за возможного использования ядерного оружия стала недопустимой, ибо в случае ее осуществления может погибнуть человеческая цивилизация и прекратится сама жизнь на Земле.

Хотя непосредственная угроза ядерной войны отодвинута, а военная опасность в глобальном масштабе уменьшилась, но она не исчезла из международных отношений. Конфликты в зоне Персидского залива и Югославии недвусмысленно подтвердили этот вывод. Процесс перехода от глобальной военной опасности к всеобщей безопасности еще не стал необратимым. Продолжает сохраняться различие социальных систем в разных государствах, а процесс усиления взаимосвязи и взаимообусловленности стран и народов в мире усиливается. Безопасность, как и мир, стала неделимой. Безопасность одного государства не может быть обеспечена за счет других, и наоборот. Если опасность угрожает мировому сообществу, то она угрожает и отдельному государству, тем более такому как Россия.

Глобальная военная опасность существует и потому, что продолжает быть реальным случайное возникновение ядерной войны. Непреднамеренное развязывание ядерной войны может стать фактом из–за разнообразных причин. В их числе: технические сбои в боевых системах и ошибки в каналах управления, ибо надежность сложной техники не гарантирует абсолютно от каких–либо случайностей; неправильная оценка ситуации политическим руководством и военными специалистами; распространение ядерного оружия и ядерный терроризм; психологическая неустойчивость и алогичность поведения личного состава в стрессовых ситуациях и т.д.

Факты свидетельствуют, что существует глубокая связь между вероятностью появления ложных тревог и состоянием международных отношений; всякое усиление их напряженности, появление конфронтационного фона делают более вероятным случайное возникновение ядерной войны. Так, Карибский кризис 1962 г. показал, что в обстановке, когда ни одна из сторон не желала войны, неверная оценка взаимных намерений и действий привела к такой эскалации военных приготовлений, которые поставили мир на грань ядерной катастрофы.

Все виды военной опасности имеют общий источник, а также общие, особенные и специфические, единичные причины. Их действия обычно бывают совместными, хотя всякий раз на первый план выходят либо общие, либо особенные, либо единичные причины. Они дают о себе знать в случае нарушения установившегося (стабильного) соотношения сил на мировой арене, в том или ином регионе, в первую очередь военно–стратегического равновесия. Учитывая эти обстоятельства, можно полагать, что источники и причины военной опасности для России заключаются в следующем: в мире существуют силы, для которых военная мощь по–прежнему остается главным аргументом при решении тех или иных задач. События последних лет показали, что определенные руководители ряда государств пытаются свои гегемонистские, националистические цели осуществлять с помощью силы. У них остаются опасные для других стран и народов политические намерения, опирающиеся на реальную военную мощь. Этому благоприятствует то, что в мировом общественном мнении не утвердилось убеждение о недопустимости решения социальных проблем, международных споров и противоречий общественного развития посредством военной силы, еще продолжает жить представление о том, что война может быть средством политики; возможно обострение конфликтов между субъектами международных отношений в регионах, находящихся вблизи границ России и других стран СНГ, что не может не затронуть их интересов. Это относится прежде всего к Ближнему, Среднему и Дальнему Востоку, а также к Европе (Балканы); нестабильность военно–политической обстановки в этих регионах в сочетании с наращиванием военного потенциала всегда были и остаются для нас предметом озабоченности; в известных обстоятельствах может произойти столкновение интересов России и других стран, в том числе и тех, которые обладают ядерным потенциалом. Например, в Европе или на Ближнем, Среднем и Дальнем Востоке. В Европе, имея в виду Прибалтику, страны бывшего социалистического лагеря, интересы России в определенной мере противоположны интересам других стран, и прежде всего США. Стремление некоторых государств или их коалиций в отдельных регионах и в мире в целом диктовать свою волю, вмешиваться во внутренние дела других стран, способствовать разжиганию внутренних противоречий не может не вызывать беспокойства. На Дальнем Востоке пересеклись интересы России и Японии по территориальным вопросам. Есть спорные проблемы с Китаем и другими странами; ряд государств обладает мощными вооруженными силами, высокими мобилизационными возможностями и системами базирования вблизи границ России. К тому же многие военные базы США, созданные в годы «холодной войны» для давления на СССР, до сих пор функционируют.

Характерно, что некоторое количественное сокращение вооруженных сил США и НАТО не ведет к снижению их боеспособности, так как восполняется ими за счет оснащения войск новыми, более эффективными видами оружия. В связи с этим не исключено, что для разрешения противоречий и достижения своих военно–политических целей они могут применять военную силу. Об этом свидетельствуют многие военные конфликты, в том числе и война в зоне Персидского залива; пять государств обладают мощным ракетно–ядерным потенциалом, уровень которого хотя и снижается, но все же остается достаточно опасным, причем, кроме России, других членов СНГ и США, ни одна из ядерных держав пока не уничтожила ни одного ядерного беоприпаса. К тому же не остановлен процесс распространения оружия массового поражения и средств его доставки, существует возможность увеличения числа членов «ядерного клуба».

Время от времени проявляются попытки использовать против России средства политического, экономического и иного давления. К ним, например, можно отнести так называемые увязки политическим руководством Японии вопроса о спорных с Россией территориях с оказанием помощи ей в осуществлении экономических реформ.

У некоторых сопредельных стран имеются территориальные претензии к бывшему Советскому Союзу, а теперь — России, например, у Японии, Эстонии, Латвии и других государств. Нельзя не считаться и с уроками истории, которые напоминают, что военно–техническое превосходство над вероятным противником нередко использовалось для нападения на него, для начала войны.

Так, начиная Первую мировую войну, руководство Германии выбрало наиболее удобный, с его точки зрения, момент, используя свои последние усовершенствования в военной технике и упреждая новые вооружения, уже намеченные и предрешенные Россией и Францией.

Фашистская Германия, нападая в 1941 г. на Советский Союз, надеялась на превосходство своей авиации, автоматического стрелкового оружия и некоторых других видов военной техники.

Стремление иметь техническое и технологическое превосходство полностью сохраняет свое не только психологическое, но и материальное значение. А о таком стремлении свидетельствуют многие заявления государственных и политических деятелей западных и других стран. Технологический прорыв какой–либо страны в создании новых видов вооружения может создать обстановку подозрительности, недоверия в отношениях между государствами.

Такую же обстановку способны создавать гонка вооружений, распространение ее на другие страны, торговля военной техникой. Наличие большого количества вооружений само по себе подталкивает авантюристические силы к его применению. Создание и производство новых средств вооруженной борьбы, особенно оружия массового уничтожения, могут сорвать меры контроля над процессом сокращения вооружений, дестабилизировать военно–политическую обстановку, спровоцировать какой–либо вооруженный конфликт.

Глава 2. Военно–политические отношения России с государствами мира

В связи с изменением ситуации в мире, исчезновением идеологической конфронтации России и зарубежных стран часто делается вывод о том, что внешней военной опасности для нас не существует. Вряд ли такое утверждение соответствует реалиям.

Во–первых, миролюбивые заявления руководителей некоторых государств и даже зафиксированные в официальных документах положения подобного плана, как свидетельствует история, не всегда соответствуют политической практике. К тому же, военная сила остается одним из главных инструментов политики целого ряда стран.

Во–вторых, наблюдается стремление некоторых стран к господству в отдельных регионах и в мире в целом. Нельзя не учитывать и вероятность изменения политического курса отдельных государств, возможных попыток добиться пересмотра существующих границ.

В–третьих, некоторые государства продолжают сохранять группировки вооруженных сил, превышающие их оборонные потребности. Достаточно указать, что вблизи границ России сосредоточено 530 дивизий, 42 тыс. танков и 12 тыс. боевых самолетов, то есть внушительный инструмент войны. Можно ли в настоящее время с уверенностью сказать о том, как им распорядятся политики в будущем?

В–четвертых, в качестве источника военной опасности в последнее время на первый план выдвинулись социально–политические, экономические, территориальные, религиозные, этнические и другие противоречия и стремление к их разрешению с использованием силы.

И, наконец, в–пятых, опасность представляет распространение оружия массового уничтожения, средств их доставки и новейших военных технологий в сочетании с попытками использовать их в военно–политических целях.

Характер военной политики США

Особый интерес представляет анализ характера новых отношений России с США и НАТО в особенности после событий 11 сентября 2001 года. Большой интерес в этой связи представляет анализ этих событий, выполненный зарубежными аналитическими агенствами, в частности, немецким агенством EIRNA — «Executive Intelligence Review» Nachrichtenagentur GmbH, опубликовавшем материалы своего исследования под заголовком: «11 СЕНТЯБРЯ — ЛОЖЬ ПО СООБРАЖЕНИЯМ ГОСУДАРСТВЕННОЙ ЦЕЛЕСООБРАЗНОСТИ И ЕЕ РОКОВЫЕ ПОСЛЕДСТВИЯ».

Итак, по мнению немецких аналитиков, если внимательно анализировать события 11 сентября, то становится очевидным, что вся эта многоходовая акция была проведена по хорошо продуманному «сценарию» типа «операции генерального штаба». По времени планирование, подготовка и маскировка мероприятий длились в течение приблизительно двух лет. Теракты были подготовлены по всем канонам военного оперативного планирования как интегрированное целое. Отдельные составляющие операции: выбор целей, временная частота ударов, эндогенные и экзогенные мероприятия при устройстве помех, — были спланированы таким образом, чтобы добиться максимального эффекта.

Но запланированный общий результат состоял вовсе не в ударах по «символам Соединенных Штатов» — небоскребам Всемирного торгового центра в Нью–Йорке, а также Пентагона и Белого дома в Вашингтоне. Речь, тем более, не шла о том, чтобы убить как можно больше людей, что можно было сделать более эффективно с помощью других средств. Разрушение целей должно было создать предпосылки для успешного проведения путча — в этом состояла действительная цель акции.

Если следовать официальной версии, разворот событий 11 сентября должен был выглядеть иначе, чем это было на самом деле.

Разрушение «американских символов» с нанесением максимального человеческого и материального урона должно было произойти уже примерно к 9 часам утра 11 сентября. Четыре группы исламских террористов стремились бы как можно быстрее достичь своих целей и разрушить их, поскольку каждая минута полета заключала в себе дополнительную опасность для успеха операции: оказание сопротивления со стороны экипажей пассажирских самолетов, технические помехи, обнаружение со стороны органов слежения за полетами, перехват со стороны истребителей ПВО и другие контртеррористические меры.

Но вместо этого между тараном первой башни Всемирного торгового центра и атакой на Пентагон прошел примерно один час.

Если бы самолет линии UA 93 не упал (был сбит) в 11.03 и достиг бы своей цели — Белого дома, то прошло бы почти два часа после первого нападения на Нью–Йорк. Почему было так необычно растянуто время операции?

17–минутная разница во времени между таранами северной и южной башни ВТЦ объяснить очень просто: с одной стороны, могло быть увеличено число погибших (спасатели и зеваки), с другой стороны — и это самое важное — было присутствие большего числа представителей СМИ. Второй удар самолета–бомбы достиг максимального воздействия на СМИ, которые уже были на месте происшествия и быстро сообщили об этом по всему миру.

Но далее начинается самое интересное. Американский правительственный аппарат начал принимать превентивные меры противодействия «атакам террористов». В Белом доме, Пентагоне и в других федеральных учреждениях идут заседания кризисных штабов с целью оценки ситуации и принятия необходимых мер. Тем не менее, странным образом силы и средства, которыми располагали соответствующие органы, отвечающие за охрану воздушного пространства над федеральной столицей Вашингтоном, не были приведены в боевую готовность.

Это привело к тому, что уже во время срочных заседаний кризисных штабов, в 9.38 — был осуществлен таран здания Пентагона на высоте верхушек деревьев самолетом линии АА 77. Целью этой атаки было как можно большее поражение или нейтрализация технических систем и руководящих кадров Пентагона. Насколько это произошло в действительности, мы не знаем, но министр обороны Дональд Рамсфельд заявил, что в первое время после падения самолета АА 77 на Пентагон он пытался помогать спасению жертв. Таким образом, можно исходить из того, что системы управления Пентагона по крайней мере в первые часы после нападения не могли действовать нормально.

Далее, нападение на Пентагон вызвало цепную реакцию, которая не была и не могла быть известна «широкой общественности»: стратегические ядерные силы Соединенных Штатов были приведены в полную боевую готовность по приказу, который отдается при действительном ядерном нападении. Все американские военные учреждения были приведены в боевую готовность высшей степени.

Непосредственно после этого были приведены в боевую готовность и российские ядерные силы. В первый раз после арабо–израильской войны октября 1973 года мир столкнулся с состоянием полномасштабной военной конфронтации между двумя великими ядерными державами. Сценарий нового «карибского кризиса» снова стал реальностью — но в условиях возникшего хаоса в Вашингтоне.

Были задействованы линии «красных» телефонов между русскими и американскими политическими и военными руководителями.

Русские пытались выяснить, что происходит в Соединенных Штатах и с какой целью приведены в полную боевую готовность американские ядерные силы.

Можно себе представить, какое напряжение, возбуждение и паника царили в Белом доме после нападения на Пентагон. Президент Джордж Буш много раз заявлял общественности, что Белый дом был четвертой целью для нападения 11 сентября. Если бы атака четвертого самолета UA 93 прошла по плану, то Белый дом был бы поражен в 10.30 — как раз в тот момент, когда делались отчаянные попытки предотвратить ядерную конфронтацию между Россией и США. Трудно себе представить, какие последствия получили бы хаос в руководящем звене и возможная ликвидация самых важных советников президента в президентском совете и Национальном совете безопасности, если бы удалась атака на Белый дом.

Сам президент находился во Флориде, и были довольно вероятные предположения о том, что президентский самолет Эйр Форс I также мог стать целью атаки террористов. Вице–президент Чейни, министр юстиции Эшкрофт, министр обороны Рамсфельд и советник Буша по внутриполитическим вопросам Карл Рове заявляли, что около 10 часов утра неизвестные лица, назвавшиеся руководителями террористической акции, сообщили по телефону, что им известны секретные коды и процедура поддержания связи между Белым домом и президентским самолетом. Министр иностранных дел Пауэлл в это время находился в Перу. Шеф Генерального штаба генерал Ньюг Шелтон находился над Атлантикой на пути в Европу.

Хуже того, после утренних событий 11 сентября и в условиях, когда способность к руководству в Вашингтоне была по крайней мере ослаблена, не было гарантии того, что все сегменты командной структуры американских ядерных сил продолжают находиться под контролем президента и верховного главнокомандующего вооруженными силами США. Разве не могли действовавшие в подполье путчисты взять под свой контроль некоторые побочные сегменты ядерных командных структур? Тем более, что на случай выхода из строя действующей командной цепочки существовали альтернативные, так называемые «pre–designated», командные структуры.

Насколько опасной оказалась обстановка, можно судить по тому, что президент Буш 11 сентября был вынужден лететь на базу ВВС США Оффутт в штате Небраска в 2000 км от Вашингтона, где расположен командный центр стратегических ядерных сил, с целью лично убедиться в том, что все сегменты ядерных командных структур находятся под его контролем.

Во время полета на базу Оффутт президент Буш и президент России Владимир Путин провели телефонный разговор, во время которого была устранена опасность ядерной конфронтации. Российское руководство уже до этого телефонного разговора отменило учения российских вооруженных сил с применением ракет, которые должны были состояться в тот же день. Путин сообщил Бушу, что с учетом обстановки в США он отменит приказ о приведении российских ядерных сил в боевую готовность. Позднее Буш в присутствии Путина три раза официально это подтвердил (смотри также статью Л.Ларуша «Бжезинский и 11 сентября»). После полудня 11 сентября президент Буш находился в командном центре стратегических ядерных сил на базе в Оффутте. Контроль над ядерными силами США был обеспечен путем личного присутствия на командном пункте Верховного главнокомандующего. Т.е. к этому времени положение в Соединенных Штатах снова было поставлено под контроль конституционных органов во главе с президентом.

Непосредственные планы путчистов были перечеркнуты. На первой видеоконференции президент Буш подробно обсудил положение со своими самыми ближайшими советниками и некоторыми членами кабинета.

Теперь можно лучше себе представить то, что утром 11 сентября присутствовали условия, при которых путчисты из среды военных и спецслужб имели перспективу на успех. Путч не стал успешным лишь потому, что не удалась атака на Белый дом и что в конце концов прямой телефонный разговор между президентами Бушем и Путиным предотвратил возможную ядерную конфронтацию между Россией и Америкой.

Однако нельзя сказать, что все окончилось благополучно, так как при анализе событий были сделаны неправильные выводы и приняты соответствующие этим выводам решения. Вместо правды американскому народу и всему миру была высказана «ложь, продиктованная государственными интересами», которая заключается в том, что виновниками терактов были объявлены Бен Ладен и «Аль Каида», и эта ложь в свою очередь в последующие месяцы привела к тому, что современная структура мира оказалась под угрозой краха, что в конце концов и входило в планы путчистов. 31 октября 2001 года французская газета Le Figaro опубликовала в качестве передовицы статью, в которой утверждалось, что Осама Бен Ладен еще в июле 2001 года находился на обследовании в американском госпитале в Дубае, где его посетил один из сотрудников американских спецслужб. Нет никакого сомнения в том, что соответствующие сведения были подброшены газете из кругов высокопоставленных сотрудников спецслужб Франции.

Эти разоблачения не являются истиной в последней инстанции, особенно в свете того факта, что люди «Аль Каиды» или близких ей групп, если они вообще принимали участие в акции 11 сентября, являлись лишь декоративными подставными фигурами в попытке организации путча.

По сообщению Le Figaro, Бен Ладен прибыл в Дубай 4 июля из пакистанского города Кветта и сразу же был доставлен в американский госпиталь. Там его наряду с родственниками посетил и сотрудник ЦРУ, который позднее был опознан как Ларри Митчел. Он был у Бен Ладена 12 июля и вылетел в США 15 июля, спустя день после отъезда Бен Ладена. ЦРУ категорически опровергло эти сведения.

15 дней спустя пограничная служба Объединенных Арабских эмиратов арестовала в аэропорту Дубай франко–алжирского исламского активиста Джамаля Бегхала. Были проинформированы французские и американские службы. На допросе он показал, что в конце 2000 года его вызвал в Афганистан Абу Цоубейда — руководящая фигура в организации «Аль Каида». Бегхаль получил задание взорвать американское посольство в Париже. Франция предоставила ЦРУ самую точную информацию по поводу планов проведения террористической акции со ссылками на арабских дипломатов и французские спецслужбы.

В августе в американском посольстве в Париже было проведено экстренное заседание с участием высокопоставленных представителей французской разведки (DSGE) и американских спецслужб. Последние были очень обеспокоены информацией и попросили французских коллег предоставить им подробные сведения об этом алжирском активисте, не уточняя при этом цели своего интереса. Когда американцев спросили, чего они ожидают в ближайшие дни, те ответили непонятным молчанием. Однако еще более важные сведения были опубликованы во французском бюллетене Reseau Voltaire. Бюллетень имеет леволиберальную ориентацию, и через него французские спецслужбы и полицейские органы нередко доводят до общественности щекотливую информацию. В его сентябрьском номере говорится: «11.09.2001 Джордж Буш целый день не мог решить, как ему охарактеризовать события этого дня: как военный путч или как вылазку иностранных террористов… Было бы ужасно, если бы американский президент мог себе только представить, что американские военные организовали эти убийственные акции. Но в 1962 году президент Джон Кеннеди уже имел заговор генерального штаба, который стремился оправдать возможную интеревенцию на Кубу. До вечера 11 сентября никто из членов Национального совета безопасности не думал о нападении террористов, все они считали, что происходит военный путч. С 10 часов утра до 20 часов вечера никто из американских официальных лиц не думал о том, что эти акции были результатом действий террористических группировок со Среднего Востока, они думали, что речь идет о попытке военного путча американских экстремистов, которые были способны развязать ядерную войну».

В подборке материалов дается хронология событий 11 сентября.

Здесь обращают на себя внимание следующие моменты:

9.22 — Президенту Бушу сообщают о таране двумя самолетами двух высотных башен ВТЦ.

9.30 — Буш, который в это время находился в штате Флорида и посещал школу в Сарасоте, делает заявление, в котором сообщает о таране башен ВТЦ и предположительно характеризует эту акцию как террористическое нападение на США.

10.00 — Премьер–министр Великобритании Т.Блэр делает следующее заявление: «Этот массовый терроризм является выражением нового злого духа в сегодняшнем мире. Он исходит от фанатиков, для которых человеческая жизнь ничего не стоит, и мы, представители демократических обществ мира, должны сплотиться для совместной борьбы, чтобы уничтожить этого дьявола».

13.04 — Президент Буш, находящийся на военной базе Барксдейл, выступает по радио и телевидению с известным обращением к нации. Буш не сомневается в том, что русские не имеют никакого отношения к этому нападению. В этом обращении Буш не говорит о терроризме.

15.04 — Президент Буш лично прибывает на базу стратегического командования Оффутт в штате Небраска, чтобы своим личным присутствием подтвердить свои собственные возможные приказы, так как из телефонного разговора с неизвестными, которые назвали себя причастными к нападению, стало ясно, что нападающим известны президентские коды.

17.30 — На борту президентского самолета представитель президента по связям с прессой Ари Флейшер информирует репортеров о видеоконференции Буша, а также о том, что президент получил поддержку союзников, а также России. Терроризм не упоминается ни словом.

20.30 — Президент обращается к нации: «Сегодня по нашему образу жизни, нашей свободе нанесен целый ряд террористических ударов… Америка, наши друзья и союзники и все те, кто стремится к миру и безопасности на всей планете, сплотятся вместе, чтобы выиграть войну против террора…»

В этом обращении вновь появляется понятие «террористического нападения». В заключение Буш повторяет утреннее заявление Тони Блэра, делая его своим собственным.

Принятие Бушем «спасительной» британской версии, озвученной Т.Блэром, фактически могло означать капитуляцию исполнительной власти США перед действительными организаторами терактов и взятие ими курса на конфронтацию с исламским миром в рамках концепции «войны цивилизаций», предложенной Сэмюэлем П.Хантингтоном.

Мнение военных США

Из высказанных военными специалистами точек зрения интересны доклад д–ра Махмуда Кхалафа на семинаре в центре изучения проблем Азии Каирского университета 5 декабря 2001 года «Кто осуществил нападение 11 сентября и почему?», а также интервью Андреаса фон Бюлова берлинской газете «Тагесшпиль» 13 января 2002 года.

Доктор Кхалаф, аналитик стратегических проблем, генерал–майор в отставке, член совета Военной академии имени Насера, член Лондонского королевского колледжа по изучению оборонных проблем, а также почетный член Ассоциации армии США в форте Беннинге, штат Джорджия. Принимал участия в тренировочных курсах армии США на территории США и в Германии.

«…Военный анализ — это не предсказания и спекуляции, а самостоятельный раздел в стратегической науке. Он имеет даже свои законы и может, подобно аутопсии, установить как бы изнутри причины того или иного исследуемого явления. Я сам в течение 20 лет работал в особых командах и приобрел в этой области большой опыт. Во–первых, в данном случае мы имеем дело с технической операцией огромных размеров. Необходимо исходить из того, что орган планирования этой операции состоял по крайней мере из ста технических специалистов, которые должны были трудиться над составлением плана не менее года. Каждая стадия этой операции имела много деталей, каждая из которых требовала проведения мер прикрытия (маскировки) перед лицом десяти специализированных органов в США, которые в целом известны как «разведывательное сообщество» или «спецслужбы». Я не хотел бы называть CIA, лучше DIA, Оборонительное разведывательное агентство. Оно располагает высококвалифицированными техническими возможностями, я не хотел бы утрировать, но в данном случае можно почти с полной уверенностью утверждать, что оно в состоянии контролировать с помощью аудиовизуальной техники каждый километр этой планеты. Затем следует Национальное агентство безопасности (National Security Agency).

Доктор Кхалаф прямо указывает на недостаточное кадровое и техническое обеспечение «Аль Каиды» для подготовки и проведения акций 11 сентября, невозможных без прямого или косвенного «согласия» на них «разведывательного сообщества» США, к которому, кстати, имеет непосредственное отношение и клан Бушей: «Я поставлю несколько вопросов и постараюсь дать на них по возможности короткие ответы.

Первый вопрос касается Североамериканской системы обороны воздушного пространства (NORAD — North American Aerospace Defense Command). Это очень развитая система и должна узнавать любой самолет, который поднимается с земли. Даже если в России шасси самолета отрываются от взлетной полосы, данная система уже знает об этом. Выступавший перед этим д–р Зелим заявил, что пилоты захваченных самолетов не подали сигнала тревоги. Это не совсем так. Один пилот подал сигнал тревоги в федеральное управление по наблюдению за полетами (FAA). Он вступил в контакт с FAA и проинформировал эту службу, что машина захвачена, после чего был поставлен в известность NORAD. Однако здесь начинаются странности. Военно–воздушная база Эндрю (непосредственно под Вашингтоном) имеет свои собственные средства безопасности, состоящие из двух боевых истребителей, которые в течение 2–3 минут могут подняться в воздух. Эскадрилья на авиабазе Эндрю тут же получила сигнал тревоги, но самолеты остались на земле. Эта тема тотчас же стала табу, никто не вспомнил об этом. Это дает возможность ответить на вопрос, почему президент Буш в течение 10 часов не мог добраться до Вашингтона.

Это означает также, что существовали большие пробелы в системе безопасности. Никто в Белом доме не мог связаться с Бушем до 7 часов вечера, существовали какие–то серьезные опасения». Вопрос о запоздалой реакции со стороны NORAD был так серьезен, что 13 сентября на сенатском слушании он был поставлен перед начальником генерального штаба Майерсом, который сам является генералом ВВС. Однако тот отвечал уклончиво. Никаких перемен в высших военных кругах Америки после катастрофы 11 сентября не наступило, что еще раз подтверждает гипотезу об уходе истинных организаторов ее от любой ответственности.

Доктор Кхалаф предлагает рассмотреть навигационную систему, чтобы понять, как трудно было осуществить операцию. «В США осуществляются тысячи полетов, поэтому каждый самолет имеет встроенный транспондер. Он функционирует автоматически и ведет самолет к цели. Как только самолет приближается к аэропорту, он получает временной график. Пилот точно знает свое место, он соблюдает указания с земли и приземляется.

В этом пункте есть загадки. Они касаются первого самолета АА11. Я обратил внимание на следующее. Время отлета всех четырех машин лежало во временном интервале от 7.58 до 8.10. Вместе они были в воздухе 132 минуты. Первый самолет стартовал в 7.59 и врезался в башню ВТЦ в 8.45. Полет продолжался 45 минут. Он совершил один маневр, летел вперед, затем сделал поворот и на 46–й минуте врезался в башню ВТЦ. Мы должны учесть эти 46 минут. Возраст предполагаемых угонщиков этого самолета, которые были занесены в опубликованный полетный лист, был от 22 до 32 лет. Если даже сложить возраст всех, то он будет недостаточным, чтобы успеть получить хорошую летную тренировку. Он (пилот–угонщик) отключает на борту самолета транспондер и находит цель, используя спутниковую систему навигации, и всё это в течение 46 минут?! Когда он взял под контроль самолет? Как он мог всё отключить и тем не менее лететь дальше? Он, конечно, всё отключил (транспондер и т.д.), так как должен был считаться с тем, что его будут преследовать силы ПВО. Эти угонщики должны были многое знать о системе ПВО, до мельчайших деталей. Например, то, что американские ВВС и гражданская система наблюдения за полетами никогда не проводили совместных тренировок по ситуациям с угнанными гражданскими самолетами.

Второй вопрос: высокий уровень проведения операции не стыкуется с характером объявленных официальными органами «следов». Когда полицейский появляется на месте преступления, он обычно ищет следы и доказательства: преступник разбил стекло, что–то похитил и т.д. Но в этой операции мастерство, с которым управлялись самолеты, не соответствует найденным следам — например, в автомашине была оставлена инструкция «Как водить самолеты».

Следующий вопрос: выбор цели. Выбор цели для нападения — это целая наука и очень трудная. Теоретически было много возможных целей для нападения. Однако возможности по осуществлению нападения ограничены. В некоторых случаях возможна только одна акция. Или же нужно определить, какая цель имеет приоритет и должна быть атакована в первую очередь, какая во вторую и т.д.

Кроме того, нужно учитывать, где эта цель: в воздухе, на море, под землей или в космосе (спутник). Если подходить с военной точки зрения, то выбор времени для нападения на каждую отдельную цель должен учитывать многие факторы. Один из этих факторов так называемая «целевая эскалация». Задачу выбора целей должен решать кто–то, кто является высокопоставленным военным экспертом. Этот эксперт поставил бы перед собой вопросы: «Определение конкретной цели для нападения? Средства для нападения? И когда нанести удар?»

По вопросу о времени совершения атак есть обстоятельства, кажущиеся необычными. Во время анализа полетов АА11 и UA175 установлено: первый самолет таранил первую высотку ВТЦ через 46 минут. Второй самолет таранил вторую высотку через 67 минут, т.е. на 20 минут позднее. Почему? Почему ждали 20 минут? Есть один научно обоснованный ответ. Он заключается в концепции увеличения нанесенного вреда. Это значит, что кто–то наблюдал и регистрировал обстоятельства. Куда попал первый удар и куда должен быть нанесен другой. Другое — это затяжка по времени.

После первого удара они некоторое время подождали, пока не прибыли спасательные команды, санитары и пожарные с их снаряжением, и нанесли второй удар. Так было в этот день в НьюЙорке. Пожарные и спасательные команды вошли в ВТЦ, после этого обе башни обрушились. В результате задействованные возможности по спасению были потеряны и увеличилось количество жертв.

При поражении третьей цели (Пентагона) интересно то, что самолет АА77 поднялся в 8.10 из аэропорта Даллес под Вашингтоном, но совершил таран только в 9.43. Аэропорт Даллес находится всего в 10 минутах полета от Пентагона. Вместо этого самолет сначала полетел на Запад, а затем повернул обратно. Почему было выбрано время 9.43? Почему эта задержка? И почему только спустя 45 минут после второго удара?

А потому, что в Пентагоне к тому времени собрались наиболее способные и опытные офицеры. Поэтому был нанесен удар по посадочной площадке вертолетов в Пентагоне. Инициаторы предполагали, если не знали точно, что должно состояться совещание командного состава для военной оценки сложившегося положения. Они хотели ударить по посадочной площадке. Кто будет присутствовать на этом совещании, другой вопрос. Было проведено тактическое мероприятие. Инициаторы исходили из того, что министр обороны Рамсфельд и его группа будет срочно собрана и доставлена вертолетом в Пентагон, поэтому точно к этому времени должен быть нанесен удар по вертолетной посадочной площадке.

Они не стали наносить удар сразу же после старта самолета. Цель была изучена очень тщательно. И самолет рухнул на посадочную площадку. Все по времени слишком хорошо состыковано… Планировался следующий удар, в котором должен был участвовать самолет UA93. Он упал в 10.10 под Питтсбургом. Сначала он проделал весь путь до Кливленда и затем повернул. Так лететь не просто. Они выключили все навигационные приборы и дальше летели с использованием только спутниковой навигации. Так они летели в течение довольно продолжительного времени, а затем повернули обратно. Было запланировано, что самолет в 10.30 должен был поразить Белый дом. А поднялся он в 8.01. Т.е. находился в полете в течение двух с лишним часов — почему такая задержка? А потому, что президент еще не был в Белом доме, а инициаторы должны были подождать, пока президент и его советники туда прибудут. Какой угонщик самолетов рассуждал бы так? Было запланировано в 10.30 ударить по Белому дому.

Теперь рассмотрим под этим углом зрения ситуацию в Белом доме. Конечно, американское руководство хорошо и очень точно знает все эти вещи. Они сразу же поняли, что происходило. Поэтому следствием был шок… Где был президент Буш в этот день? Он вылетел из Флориды и направился на военно–воздушную базу Барксдейл в штате Луизиана, в 13.04 он привел по тревоге все вооруженные силы США по всему миру в состояние боевой готовности, после чего вылетел на военно–воздушную базу Оффутт в штате Небраска. Прошло довольно много времени, пока президент с эскортом в составе трех истребителей снова вернулся в Вашингтон и прибыл в Белый дом (18.54) и в 20.30 обратился по телевидению и радио к нации. Почему президент так долго оставался вдали от Вашингтона?

Очевидно, во всей системе безопасности было много просчетов, и истребители поднялись с базы Лэнгли в 250 км от Вашингтона. В то время, когда эти самолеты были в воздухе и прибыли в Вашингтон, всё уже было сделано. Это детали, которые я отношу к загадочным элементам.

Теперь встает большой вопрос по поводу подготовки и обучению лиц, которые смогли осуществить такой план. Когда их подобрали? Когда они тренировались? Когда они осуществляли наблюдение за объектами, собирали информацию и проводили пробные полеты? Если здесь замешаны спецслужбы, то думается, что американские спецслужбы, которые в настоящее время в год получают примерно 150 миллиардов долларов, смогли бы собрать соответствующую информацию, на это у них есть необходимые технические средства, специальные спутники. Все «критические события» в мире, происходят ли они в Токио или в Каире, в течение нескольких минут во всех деталях становятся известными американскому президенту. Здесь возникает вопрос в связи с тем, что существует полное несоответствие между мастерством проведения этой операции и способностями Бен Ладена и его сторонников…

Когда президент Буш спустя час после своего прибытия в Белый дом в своей речи в 20.30 сказал: «Это был Бен Ладен!» и приказал своим военным войти в Афганистан, то уже было ясно, что это означает: президент сделал Бен Ладена и его сторонников самыми заклятыми противниками США — хотя эти люди ничего из себя не представляют и ничего не понимают в исламе. Я не говорю, что за этим скрывается какой–то план, так как для планирования необходимо время. Я утверждаю: то, что произошло после 11 сентября, было спланировано до этой даты. Все было подготовлено заранее. США намерены под прикрытием борьбы с терроризмом добиться своих целей.

Посмотрите, какое большое количество боеприпасов обрушивается на Афганистан. Страна стала огромным полигоном — уже во время учебы в военной школе слушатели знают, что ковровые бомбардировки в горах не приносят результата, особенно тогда, когда на земле нет никакой военной инфраструктуры. Афганистан — это горный регион. И эти бомбардировки совершенно непонятны и не имеют объяснения. Что же произошло после трех месяцев действия в стране огромной американской военной машины, против кого она применяется? Возможный ответ на этот вопрос: испытывается новое оружие, такое, как нейтронные бомбы, боеприпасы, способные разрушить глубокие бункеры и т.д…» Следует заметить, что эти «полевые испытания» проводятся в непосредственной близости от российских границ, в том числе и с военных баз, расположенных в Средней Азии, т.е. доступный сегодня американским вооруженным силам радиус атаки позволяет им поражать практически любые стратегически важные объекты на территории РФ. Это гигантское военное преимущество, которым никогда не обладали США в отношении Советского Союза.

Андреас фон Бюлов в 1976–1980 гг. был заместителем министра обороны ФРГ, затем два года руководил министерством исследований, 25 лет является депутатом бундестага, где стоял во главе комиссии по контролю за деятельностью спецслужб, а также руководил следственным комитетом по известному в Германии делу Шальк–Голодковского.

Фон Бюлов говорит: «Планирование этой акции представляет собой образец организаторского и технического таланта…Этого невозможно сделать, не имея долголетнего опыта работы в секретных структурах государства и промышленности». С учетом этого он не может поверить, «что все это спланировал один злой человек в своей пещере».

Почему при проведении так тщательно и высокопрофессионально спланированной акции со стороны предполагаемых террористов оставлены такие грубые следы, как будто это было стадо бегущих слонов? — спрашивает фон Бюлов. Не преследовало ли всё это одну определенную цель: доказать, что виноват исламистский фактор. Враг в лице коммунизма заменен врагом в лице исламских террористов–самоубийц.

Бюлов говорит, что идея создания нового врага в лице ислама исходит от Збигнева Бжезинского и Самуэля Хантингтона, идеологов американской внешней политики и политики спецслужб. «Еще в середине 90–х годов Хантингтон считал, что людям в Европе и США нужен кто–то, кого они могут ненавидеть — это укрепит их индентификацию с собственным обществом. И Бжезинский, эта бешеная собака, уже в качестве советника президента Джимми Картера проповедовал идею эксклюзивного права США на обладание всеми сырьевыми запасами мира, в первую очередь нефтью и газом»…

Фон Бюлов заявил, что благодаря своей работе в следственном комитете германского бундестага по делу Шальк–Голодковского он в начале 90–х годов получил много дополнительной информации о методах работы секретных служб. Хотя секретные службы и необходимы для добывания информации, но со временем возникла большая проблема из–за проведения спецслужбами на Востоке и Западе секретных операций, во время которых в нарушение международного права инсценировались восстания и террористические акты, осуществлялась торговля наркотиками и оружием, отмывались преступные деньги. «Но для того, чтобы ни в коем случае общественность не узнала, что за этим скрываются спецслужбы, следы тщательно убирались. У меня сложилось впечатление, что 90% своего времени такие спецслужбы употребляли для того, чтобы направить общественность по ложным следам… Правда часто всплывает на свет только спустя десятилетия. Шеф ЦРУ Аллен Даллес как–то сказал: «В случае сомнений я обману даже Конгресс!»

Исходя из данных, приведенных военными специалистами, несостоятельность «исламской версии», изначально вызывавшей сомнения даже на интуитивном уровне, можно считать доказанной: военно–технические характеристики спланированных и осуществленных ударов недоступны ни для Бен Ладена и «Аль Каиды», ни для любой иной «внешней» по отношению к США силе.

В определенном смысле события 11 сентября 2001 года можно считать продолжением того беспрецедентного политического противостояния, свидетелями которого мы оказались в ходе президентских выборов 2000 года. Джордж Буш–младший, кандидат республиканцев, в итоге стал хозяином Белого дома, но для желающих разглядеть действительную глубину открывшейся трещины между «двумя Америками» внутри США откроется бездна.

В феврале 2002 года известный американский общественный деятель Линдон Ларуш выпустил брошюру под названием «Збигнев Бжезинский и 11 сентября», большая часть которой посвящена именно мировоззренческой альтернативе современного Запада.

«Если оставить в стороне роль СССР в ХХ веке, то упрощенно можно сказать, что со времен американской революции в мире шла борьба двух политико–экономических идей: американской системы политического и экономического правления республиканского толка и финансово–олигархической идеей англо–голландского империализма», — утверждает Линдон Ларуш. При этом о последней, корни которой возводятся к субъективному «эмпиризму» Канта и языческим культам Римской империи, в противовес «классической» идеологии Платона, он отзывается весьма негативно: «Не стоит удивляться, что сегодняшнюю доминирующую идеологию, проповедуемую Бжезинским и Хантингтоном, я квалифицирую как культ вселенского фашизма, корни которого в фашистской диктатуре Наполеона III и неоромантической эпидемии культурного пессимизма, следы которого, через Адольфа Гитлера, Мартина Хайдеггера и Теодора Адорно, ведут к экзистенциализму Шопенгауэра и Ницше. Только эта новая эпидемия фашизма гораздо хуже той, что была в 20–х и 30–х годах».

В контексте этих философских экскурсов Ларуш прямо указывает на те общественно–политические силы внутри США, которые могли быть заинтересованы в трагедии 11 сентября, связывая их с фашизмом.

«Мы хотим привлечь внимание к трем моментам в событиях 11 сентября.

Первый. Сама по себе попытка заговора среди военных могла сыграть роль своеобразного «детонатора» для развития операции в целом. Наихудшим результатом могла стать эскалация ядерного соперничества между США и Россией, чему помешал своевременный телефонный разговор между американским и российским президентами.

Второй. Этот заговор, вероятно, является составной частью политики «столкновения цивилизаций», которую проповедуют Збигнев Бжезинский, Самюэль Хантингтон и им подобные. Именно эта политика является причиной и вдохновителем трагедии 11 сентября. Между сторонниками и противниками идеи о «столкновении цивилизаций» давно идет борьба как внутри правительства США, так и в национальных СМИ. По сути, это столкновение мнений по поводу переноса «антитеррористической войны» в Ирак.

Третий момент, на который стоит обратить внимание, это подстрекательская роль Израиля в событиях 11 сентября. Очевидно стремление нынешнего израильского режима к расширению «войны с терроризмом», что может привести к самоуничтожению Израиля как государства. Понимание такой опасности привело премьер–министра Рабина к подписанию «Соглашений» в Осло. Однако именно эти «Соглашения» и послужили мотивом его собственного убийства и последовавшей за ним сменой власти и политического курса.

Сегодняшняя политика Израиля с упором на военные действия саморазрушительна. Только с учетом трех вышеупомянутых моментов, встроенных в более широкий контекст усиливающегося глобального экономического кризиса, можно дать объективную оценку событий 11 сентября…

В подтверждение этого достаточно упомянуть печально известное дело «Мега» (Mega) — обнаружение агентов израильских спецслужб в рядах сотрудников безопасности Белого Дома и президента Клинтона. Вряд ли можно исключить и то, что деятельность спецслужб Израиля тоже сыграла свою пагубную роль в процессе, который и привел к трагедии 11 сентября…

В те минуты, когда объятые пламенем башни–близнецы Всемирного Торгового Центра (ВТЦ) еще даже не обрушились, я, находясь в радиостудии для участия в заранее запланированной беседе, сразу указал, что это не террористическая акция, а заговор, целью которого являлось изменение американской стратегии в определенном направлении через национальный шок, подобный Перл–Харбору. А всего через несколько часов после ударов по НьюЙорку и Вашингтону администрация Буша без убедительного основания назвала Осаму Бен Ладена и его организацию «Аль Каида» главными подозреваемыми, при том, что эта фигура являлась креатурой ЦРУ в Афганистане и «лепилась» при активном участии Бжезинского… Чего же могли ожидать запланировавшие эту операцию люди?

Первое: усиления военной ядерной напряженности.

Второе: возникновения и распространения религиозно–этнических войн…

Очевидно, что стратегической целью попытки государственного переворота было втягивание США в Ближневосточный конфликт на стороне Израиля и развитие глобальной геополитической ситуации по сценарию Бжезинского под названием «столкновение цивилизаций».

Этот сценарий был давно разработан пресловутым Збигневом Бжезинским и его верным «Лепорелло» Самюэлем Хантингтоном.

Он пользуется большой популярностью среди не подверженных упрекам совести представителей обеих партий в Конгрессе, финансовых олигархов и даже членов команды Буша. Его откровенно поддерживают такие представители политической элиты, как Ричард Пёрл и Пол Вулфовитц.

Ответом Администрации США на попытку переворота стало обвинение в содеянном талибов и Бен Ладена. Единственным политическим плюсом для Президента Буша можно считать то, что он не пошел на поводу геополитических теорий Бжезинского.

После удара по Афганистану продолжает возрастать угроза распространения войны на весь арабский мир. Определенные силы внутри Администрации Буша настоятельно подталкивают Президента к развязыванию войны против Ирака и к втягиванию в «столкновение цивилизаций».

Такие непрекращающиеся попытки и ожесточенная борьба мнений во всех эшелонах политического истеблишмента США со всей очевидностью показывают, что атаки 11 сентября были только частью плана, стратегической задачей которого является «столкновение цивилизаций».

Политика правительства Шарона, направленная на развязывание религиозной войны против палестинцев, в сочетании с нарастанием кризиса в мировой валютно–финансовой системе, может ввергнуть человечество в длительный период широкомасштабных военных конфликтов с применением ядерного оружия.

Именно к разжиганию глобальной религиозной войны стремились авторы трагедии 11 сентября. Только учитывая всё вышесказанное, можно найти заговорщиков. Кроме того очевидно, что именно безумные и извращенные мыслительные установки таких деятелей как Бжезинский, Хантингтон и им подобных, являются одной из первопричин трагедии 11 сентября. Их бредовые идеи уходят корнями к современным «Мефистофелям» типа ныне покойного профессора Вильяма Янделла Элиота, последователя печально известного писателя–утописта Герберта Уэллса».

Итак, в качестве подозреваемых по «делу 11 сентября» Ларуш советует рассматривать часть американского военного истеблишмента, его идеологов Зб.Бжезинского и С.Хантингтона, а также произраильское лобби в США. В этой связи полезно обратиться прежде всего к личности и трудам Самуэля П.Хантингтона. Хантингтон является одним из идеологов доктрины «Столкновение цивилизаций» — т.е. основной цели, к которой стремились авторы акции 11 сентября.

Хантингтон — идеологический «гуру» «реакционно–утопической» школы в среде американских военных и спецслужб. Книга Хантингтона «Солдат и государство» стала своего рода библией для американской военной касты, которая воспринимает себя как «государство в государстве». Она появилась еще в 1957 году и пережила за прошедшее время уже 18 переизданий!

Хантингтон родился в 1927 году в Нью–Йорке, изучал политические науки в Йейльском и Чикагском университетах. В 1953 году он стал помощником профессора в Гарвардском университете. После опубликования книги «Солдат и государство» в 1958 году по неизвестным причинам внезапно покинул Гарвард. В 1962 он снова вернулся туда в качестве профессора и преподает там вплоть до настоящего времени. Как и Генри Киссинджер, Збигнев Бжезинский и Мак Грегори Банди, Хантингтон был воспитанником профессора Гарварда Вилльяма Енделя Эллиота.

Книга Хантингтона «Солдат и государство» не является академическим произведением в обычном смысле этого понятия. Для написания свой книги Хантингтон использовал много других публикаций, изучал различные документы и другие источники, однако его книга в первую очередь основывается на высказываниях и «инструкциях» таких «профессиональных» высокопоставленных военных, которые чувствуют в себе высокое «предназначение» и которых автор в своей книге «Солдат и государство» попросту боготворит.

Слово «профессиональный» является центральным, главным понятием для Хантингтона. Он применяет его как к военным и сотрудникам спецслужб, так и к банкирам и юристам. Причины такого отношения Хантингтона к военным заложены в том, что он считает те части конституции, в которых определяется отношение к военным и спецслужбам, устаревшими и ненужными. Особенно претят Хантингтону концепция так называемых гражданских солдат, заложенная в основном законе всеобщая воинская повинность и наличие армии резервистов. По его мнению, эти положения американской конституции являются «скрытым препятствием на пути создания военного профессионализма». Гражданский солдат, военнообязанный и резервист являются «любителями», которые как по духу, так и военно–технической подготовке не способны обеспечивать национальную безопасность. Обеспечение безопасности страны, согласно Хантингтону, должно осуществляться «профессиональной» военной кастой, которая обладает своим собственным, отличным от остального общества «мировоззрением», «своим профессиональным моральным обликом и духовным складом». «Профессиональный» военный знает и умеет делать то, на что простые граждане и политики не способны. Замкнутый в себе мир «профессиональных» военных и вытекающие из этого статуса максималистские требования к поведению основываются на строгости и безусловном послушании. Человек по своей биологической и психической сущности склонен к насилию, стремится к власти и овладению собственностью. Человеческая картинка «профессионального» военного поэтому «пессимистична».

Государства ведут себя как отдельные личности, как это проповедуется Томасом Гоббсом в его трудах, в которых он ищет причины неизбежности войн. Происходят изменения в истории, но в ней нет прогресса. Ход истории цикличен. К этому добавляются «неизменные факторы географии» — подразумевается геополитика — как фундамент для образа мышления и деятельности «профессиональных» военных.

Свою концепцию «профессиональной» военной касты Хантингтон стремится обосновать тем, что ее первоначальными ав–торами якобы были немецкие военные теоретики Шарнхорст, Клаузевитц и Мольтке. При этом Хантингтон, очевидно, исходит из того, что его английские читатели не знают трудов Шарнхорста, и потому допускает столь спорные утверждения… Не удивительно поэтому, что Хантингтон бросает упрек немецким офицерам, принимавшим участие в восстании против Гитлера 20 июля 1944 года, что они «отказались от своего военного профессионализма в пользу политики».

…Хантингтон боготворит американский Юг XIX столетия, который славился феодальными отношениями в сельском хозяйстве, рабством и расизмом. Кроме того, Хантингтон любит и «феодальный» романтизм, следование средневековым рыцарским традициям, английское понятие «джентльмена» и т.д.

Он пишет: «Во время гражданской войны только Юг поддер–живал понятие военного профессионализма… Корни американского военного профессионализма уходят в консерватизм Юга XIX столетия.» По мнению Хантингтона, именно тогда были заложены идейные основы американской военной касты, которые остаются и сегодня «долговременным интеллектуальным наследством».

Хантингтон изображает американскую гражданскую войну как трагическое событие, но не дает никакой ясной оценки предательству и путчу конфедератов против конституции и государственного порядка США…

По Хантингтону, «профессиональные» военные стоят вне по–литики и готовы без возражений выполнить любой приказ. Для него идеалом поведения является американский морской корпус и французский Иностранный легион. «Но, — пишет он, — если политика и общество становятся слабыми и дегенерируют, тогда ультимативную ответственность за государство должна неизбежно взять на себя «профессиональная» военная каста». Он утверждает, что во время Второй мировой войны генеральный штаб в США определял не только военную политику страны, но и фактически контролировал всю внешнеполитическую линию и частично экономику США. Хантингтон цитирует высказывание адмирала Леиса, сделанного им в 1945 году: «Начальники объединенных генеральных штабов в настоящее время не подвергаются никакому предписанному законом гражданскому контролю».

Во время президентства Гарри Трумена было усилено государственно–политическое доминирование «профессионального» военного руководства. После окончания Второй мировой войны «высокопоставленные военные и военные структуры приобрели еще большее влияние, которое далеко превосходило то, что когда–либо имели военные профессионалы на американской сцене». К этом следует добавить то, что никогда раньше бывшие офицеры так активно не шли в политику и экономику. Но и тогда проблема заключалась в том, что в «определении целей американской политики слишком мало было присутствие военного мышления». «Профессиональные» военные ненавидят «идеализм», который делает мир недееспособным. Особую антипатию Хантингтон испытывает к военным, которые чувствуют себя обязанными выполнять духовно–политическую миссию и способствовать культурному, экономическому и социально–политическому прогрессу. Глубокую неприязнь испытывает Хантингтон к генералу Дугласу Мак–Артуру. Он был, несомненно, выдающимся военным ХХ столетия, никто другой, имея относительно ограниченные средства (и при минимальных потерях) не смог добиться таких больших военных успехов. Хантингтон ненавидит «гениальное» у военных руководителей, чей ум и практические действия далеко не соответствовали усредненному идеологическому корсету «профессиональных» военных.

Хантингтон испытывал также глубокую антипатию по отношению к генералу Дуайту Д.Эйзенхауэру, которого он упрекал в том, что тот не сохранил верность «профессиональному» военному кодексу. Книга «Солдат и государство» была опубликована за три года до того, как Эйзенхауэр предостерег общественность Америки об опасности, исходящей от военно–промышленного комплекса. Но Хантингтон и его покровители в среде военных и спецслужб, очевидно, уже тогда знали, что Эйзенхауэр увидел, какая опасность грозит Америке с этой стороны.

В заключительной части своей книги Хантингтон описывает различия между военной академией Вест–Пойнт и находящимся поблизости маленьким городком Хайланд Фальс, восторгается военным порядком, боготворит его и пытается показать «преимущества» военного уклада жизни перед гражданским… Збигнев Бжезинский, советник Джимми Картера по вопросам национальной безопасности, ментор министра иностранных дел в администрации Клинтона Мадлен Олбрайт, и проповедник американского «неоимпериализма», в 70–е годы привлек Хантингтона к работе в Трехсторонней комиссии в качестве советника. Здесь Хантингтон работал над аналитическим трудом «Кризис демократии», который был опубликован в 1975 году. Уже тогда Хантингтон писал о том, что Соединенным Штатам грозит «избыток демократии»: «Эффективное функционирование демократической политической системы, как правило, требует наличия определенной доли апатии и неучастия отдельных общественных групп и индивидуалов в жизни общества… Маргинальные группы общества, такие, как черные, теперь принимают полное участие в политической системе. Однако есть опасность, что политическая система может быть перегружена очень высокими требованиями, которые слишком расширят ее функции и похоронят ее авторитет… Мы уже признали, что, возможно, есть желаемые пределы экономическому росту. Возможно, есть желаемые пределы для безграничного расширения демократии». Хотя язык, которым написана книга Хантингтона, намеренно запутан и усложнен для понимания, основной посыл книги всё же ясен: перед лицом «кризиса демократии» — а здесь уместно добавить, что и перед лицом повторяющихся экономических и финансовых кризисов — «тяжелая ответственность» ложится на «профессиональную» военную касту.

На опасность военного «неопрофессионализма» в США указал и немецкий профессор Вильфрид фон Бредов, который считает автором этой модели Хантингтона. Фон Бредов видит опасность в том, что американские вооруженные силы все больше становятся «черным ящиком». Политики в значительной степени потеряли желание и способность контролировать армию и предоставили ей «свое собственное пространство». Поэтому растет дистанцию между военными и обществом.

По словам ученого, американские вооруженные силы все больше становятся «либерально–свободной организацией», которая с презрением и озлобленностью смотрит на гражданское общество. Если идеологи военного «профессионализма» утверждают, что он стоит вне политики и партий, то «неопрофессионализм» девяностых годов уже четко политизирован. Это значит, что для демократического общества есть не очень благоприятная перспектива, состоящая в том, что в вооруженных силах укрепится осознание своей собственной особой роли перед лицом ценностей и норм гражданского общества. Если социальная дистанция достигнет однажды определенной критической величины, то будет все труднее реинтегрировать вооруженные силы в общество…

Линдон Ларуш в своем анализе помимо «преступных элементов из кругов американских военных и сотрудников спецслужб», говорил также о вероятном участии в акциях британских и израильских кругов. По его мнению, стратегической целью этих актов было втягивание американского правительства в войну против арабского и исламского мира. В настоящее время становится ясно, что израильский премьер–министр Шарон и изриальские военные систематически вели линию на начало такой войны, которая одновременно вызвала бы «столкновение цивилизаций».

11 декабря 2001 г. радиостанция Фокс, принадлежащая империи медиамагната Руперта Мердока, обнародовала материалы, раскрывающие деятельность шпионской сети израильской разведки на территории США. Можно с уверенностью утверждать, что радиостанция Фокс получила эти материалы от правительственных учреждений США. Американские следственные органы стали проверять полученную информацию о том, что Шарон направил в Северную Америку специальные команды спецслужб, которые могли быть замешаны в событиях 11 сентября. Эта проблема всплыла в связи с выдворением из США пяти граждан Израиля, которые были арестованы 11 сентября. Они вызвали подозрение тем, что с крыши одного из домов в Хобокене (Нью–Джерси) наблюдали за пожаром и обрушением зданий ВТЦ на другом берегу Гудзона.

После 11 сентября в США было арестовано более 60 израильтян. Репортер радиостанции Фокс Карл Камерон 11 декабря 2001 года подготовил передачу под заголовком «В США задержаны израильтяне, которые подозреваются в шпионаже в пользу Израиля».

В ней говорится: «В США арестовано около 60 граждан Израиля, которые подозреваются в проведении шпионажа против американского правительства. Они входят в число иностранцев, арестованных после 11 сентября.

Граждане Израиля, большая часть которых являются активными агентами израильских спецслужб, задержаны на основании закона о борьбе с терроризмом. Следователи утверждают, что некоторые из них не прошли проверку на детекторе лжи, когда их допрашивали по поводу их предполагаемой шпионской деятельности против и на территории США.

Нет никаких доказательств тому, что израильтяне замешаны в событиях 11 сентября, однако следователи подозревают, что они собирали информацию перед событиями 11 сентября, но не смогли ее передать дальше. Один из высокопоставленных следователей заявил, что у израильской агентуры есть связи различного характера, но наотрез отказался назвать детали, сославшись на соображения секретности.

Радиостанция Фокс сообщила далее, что недавно в Северной Каролине израильтяне якобы снимали квартиру с целью наблюдения за группой арабов, против которых американские власти вели расследование по подозрению в связях с террористами.

Израильское посольство в Вашингтоне опровергло это сообщение и категорически исключало шпионскую деятельность Израиля против Соединенных Штатов. Представитель посольства по связям с прессой Марк Рогов заявил EIRNA, что часто бывшие израильские военнослужащие приезжают в США на заработки.

Министр иностранных дел США Пауэлл заявил по этому поводу, что знает об аресте израильских граждан и поддерживает по этому поводу контакты с израильским правительством. Однако любая другая информация в этой связи является компетенцией американских спецслужб и органов дознания.

Радиостанция Фокс сообщила также, что получила «большое количество документов», свидетельствующих о том, что уже в течение многих лет против США проводилась систематическая и активная шпионская работа. Еще до событий 11 сентября в результате секретных расследований было арестовано до 140 израильтян. Следователи из различных правительственных учреждений объединены с рабочую группу, которая с середины 90–х годов собирает доказательства по всему комплексу этих проблем, которые свидетельствуют о том, что речь идет скорее всего о хорошо организованной разведывательной деятельности… Целью этой работы является проникновение на военные базы, в органы, занимающиеся борьбой с наркобизнесом, ФБР и правительственные учреждения. Многие израильтяне занимались шпионской деятельностью под прикрытием продавцов в американских торговых центрах.

Репортер Камерон делает следующее заключение по мотивам шпионской деятельности израильских спецслужб: «Расследование федерального статистического ведомства показало, что Израиль, по данным американских спецслужб, проводит против США и их союзников активную разведывательную работу. По мнению представителей военной разведки США, Изра–илем движет «сильный инстинкт выживания», и он активно собирает военную, промышленно–технологическую и другую информацию, и в этом смысле США являются основной целью израильтян. Израиль располагает для этого достаточными ресурсами и техническими возможностями».

Другими важными центрами шпионской деятельности Израиля являются две израильские фирмы по разработке и поставке программного обеспечения для компьютеров (Softwaren) — Amdocs и Comverse Infosys, исследовательские работы которых финансируются правительством Израиля.

Amdocs снабжает большинство телекоммуникационных фирм программным продуктом, который автоматически в режиме реального времени обеспечивает расчеты по телефонным переговорам, факсовой связи и пользованию интернетом. (Клиентом фирмы является и немецкий Телеком). По всему миру у этой фирмы работают тысячи сотрудников, которые отвечают за установку и профилактику аппаратуры программного обеспечения. Эти программы позволяют с целью подсчета стоимости телекоммуникационных услуг в режиме реального времени вести постоянный контроль за телекоммуникационными сетями. По свидетельству источников в правительстве США, эти программы позволяют скрытно снимать информацию, проходящую по телекоммуникационным системам.

В частности, существовали подозрения относительно оборудования, установленного в главной квартире фирмы Amdocs в Честерфильде (Миссури), с помощью которого можно было передавать «снятую» информацию непосредственно в Израиль.

Другая фирма Comverse Infosys продает полиции и органам юстиции программное обеспечение, позволяющее прослушивать телефонные переговоры подозрительных лиц, против которых ведется расследование.

Первый сигнал о том, что операции полиции по подслушиванию разговоров преступников контролировались самими преступниками, был получен в 1997 году в Лос–Анджелесе. Речь шла о разработке полицией израильского преступного синдиката, занимавшегося распространением в США наркотика «экстази». Как стало известно полиции, ганстеры прослушивали пейджеры, мобильные и даже домашние телефоны полицейских. Когда полиция попыталась установить, как эта закрытая информация поступает к преступникам, она вышла на эти две израильские фирмы, которые снабжали полицейские органы программным обеспечением компьютеров, задействованных в акциях подслушивания.

По сообщению американских органов по борьбе с наркотиками (DЕА), израильские преступные синдикаты, которые через русских иммигрантов поддерживают связь с русской мафией, в последние годы поставили под свой контроль экспорт наркотика «экстази» в Северную Америку. По словам сотрудника DЕА, помощника специального агента Михаеля Брауна (май 2000 г.), почти весь рынок «экстази» находится в руках израильской организованной преступности, которая использует для нейтрализации полицейской слежки современные и очень дорогие коммуникационные и шифровальные средства.

По материалам полиции, израильская мафия для доставки таблеток «экстази» в США воспользовалась прошлым опытом контрабанды алмазов из Амстердама и Антверпена. Четыре или пять израильтян, арестованных властями США после 11 сентября вызвали подозрение тем, что отказались эвакуироваться из квартиры, находившейся поблизости от ВТЦ в Нью–Йорке. Выяснилось, что в этой квартире располагалась верхушка «экстази» — мафии.

В соответствии с действующим американским законодательством, телекоммуникационные фирмы должны постоянно иметь в своих сетях возможность для подключения к ним органов следствия, которые в необходимых случаях и по постановлению суда могли бы получить доступ к телефонным разговорам и другим трансакциям подозреваемых лиц. Радиостанции Фокс стало известно, что кто–то из управления ФБР в штате Вирджиния позаботился о том, чтобы эта система прослушивания использовалась фирмой Сomverse Infosys. Кроме того, стало известно, что некоторые правительственные чиновники после увольнения с государственной службы нашли работу на этой фирме. Так, председателем правления фирмы Comverse Governement Systems Co., дочерней фирмы израильской Comverse Infosys, продающей программное обеспечение для компьютерного оборудования системы подслушивания правительственным службам, был Роберт Марш, бывший генерал ВВС США.

По иронии судьбы, этот генерал Марш при президенте Клинтоне был руководителем государственной «комиссии по защите критических структур», в задачу которой входила защита коммуникационных систем, по которым передавались закрытые сведения, от нежелательного подслушивания и создания помех. 21 мая лондонская «Таймс» сообщила, ссылаясь на источники в американском правительстве, что израильское правительство прослушивало интернетовскую почту и другую электронную связь президента Клинтона. Сам президент в беседе с Моникой Левински сказал, что его телефонные разговоры прослушиваются другим государством (он не уточнил, каким). По сообщению «Таймс», израильские агенты якобы проникли в фирму Telrad, которая по поручению крупнейшего телеконцерна Северной Америки Nortel занималась установкой в Белом доме новой телекоммуникационной системы.

Ни радиостанция Фокс, ни информационное агентство EIRNA в настоящее время ничего определенного не могут сказать о возможном участии 60 арестованных израильтян в акции 11 сентября. Фокс только дала понять, что израильские агенты, возможно, получили предварительную информацию о нападении, которая не была сообщена американскому правительству. Если дело обстоит так, то это ужасно. Но нужно поставить другой, более важный вопрос: какие службы и лица в американском правительстве в течение многих лет прикрывали шпионскую деятельность Израиля и почему?

С 1993 по 1999 год одним из самых высокопоставленных сотрудников ФБР в деле борьбы с терроризмом в составе засекреченного подразделения ФБР — Intelligence Devision был некий Нейл Херман. Он руководил особой группой по борьбе с терроризмом в Нью–Йорке как раз во время взрыва в ВТЦ в феврале 1993 года. До сего времени никто не может объяснить, почему ФБР не смогло предотвратить террористический акт, хотя в арестованной после взрыва группе лиц был агент ФБР.

К 1999 году Херман дослужился до руководителя отдела по борьбе с терроризмом в выше упомянутой Intelligence Division, но в этом году он вдруг покинул ФБР и вместо этого стал руководителем «FactFinding Division», входящей в состав Anti–Defamation Lеague (АDL) в Нью–Йорке. Этот отдел по сбору и анализу информации тесно сотрудничает с израильскими правительственными учреждениями и дает поручения различным фирмам и отдельным лицам по сбору данных в связи с проведением расследований. Одним из таких лиц был Graham Knowles, связник к агенту в группе, которая была арестована в связи с терактом в 1993 году в ВТЦ, другим — Roy Bullock из Сан–Франциско. Последний использовался в 1993 году Ведомством по охране конституции ФРГ как «эксперт по экстремистским проявлениям». Он как раз находился для переговоров в Берлинском ведомстве по охране конституции, когда полиция провела обыск в его доме в Сан–Франциско. ФБР начало расследование против него в связи с подозрением в передаче секретных правительственных документов иностранной разведке.

Начиная с 1986 года, с известного шпионского дела Джонатана Поларда, который был приговорен к пожизненному заключению как израильский шпион, до недавних арестов в связи с событиями 11 сентября, со стороны высокопоставленных лиц в правительстве США все время саботировались меры по пресечению шпионской деятельности Израиля, часто с помощью мощного политического давления. Подобная ситуация требует как можно быстрее прекратить эту коррупцию и одновременно свидетельствует о том, как трудно это сделать. А так как фирмы Amdocs и Comverse Infosys представлены и в Европе, нужно исходить из того, что европейские учреждения полиции и спецслужбы могли также «прослушиваться» Израилем.

Приведенные выше сведения вызывают неожиданные аналогии между 11 сентября 2001 года в США и 19–21 августа 1991 года в СССР. И в том, и в другом случае «объектом атаки» служили системы высшей исполнительной власти сверхдержав; и в том, и в другом случае видимым «субъектом атаки» выступали так называемые «силовые структуры» внутри этих систем; и в том, и в другом случае за видимым «субъектом атаки» стоял невидимый «управляющий центр»; и в том, и в другом случае результатом атаки стало желательное для «управляющего центра» изменение идейно–политических приоритетов атакованных с помощью нетрадиционных методов и осознавших свою уязвимость систем высшей исполнительной власти сверхдержав.

Основное расхождение заключается в том, что президент Буш, в отличие от президента Горбачева, проявил достаточную политическую гибкость и сохранил реальный контроль за вооруженными силами страны и ее системой безопасности в целом, не позволив выдвинуться на первый план американскому аналогу Бориса Ельцина (не исключено, что к этой роли после «президентского спектакля» конца 2000 года был готов Альберт Гор и верхушка Демократической партии США в целом). Похоже, именно это обстоятельство заставило «управляющий центр» свернуть сценарий «военного путча», заменив его сценарием «атаки исламских террористов». Однако ценой подобного сохранения власти стало постепенное «втягивание» США в военно–политический конфликт с арабским миром, резко снижающий «степени свободы» администрации Буша в предстоящем процессе дробления «однополюсного» мира на «многополюсный».

Глава 3. Стратегия защиты интересов США в России и странах бывшего СССР

Необходимо сформировать новую систему отношений с Россией и новыми независимыми государствами.

Политика США в отношении России должна быть направлена в первую очередь на предотвращение возникновения новой Российской империи на территории бывшего СССР даже путем провоцирования ядерного конфликта. Версия событий 11 сентября 2001 года, выдвигаемая немецкими аналитиками, позволяет задуматься о том, не могла ли катастрофа АПЛ «Курск» в августе 2000 года являться также составным звеном в планах «американского путча», поскольку удар таких масштабов неизбежно должен был породить в российском обществе и в военной среде РФ стойко негативное отношение к американцам, а, следовательно, облегчить в случае необходимости провокацию масштабного ядерного конфликта между США и Россией.

Но независимо от этого сценария продолжается наращивание широкомасштабного вмешательства в дела стран СНГ. Конгрессу США рекомендовано увеличить финансирование обменов со странами бывшего СССР и программ, способствующих созданию демократических институтов. Противостоять возрастающей роли России в распространении ядерного оружия. Проблема контроля над вооружениями не должна более быть центральным пунктом в российско–американских отношениях.

Конгресс США должен потребовать отчетности от американских фондов по оказанию помощи зарубежным странам и внести определенность в отношении выполнения закона Нанна–Лугара о финансировании оборонной конверсии и разоружения.

Конгрессу следует предусмотреть оказание Азербайджану помощи гуманитарного характера и содействие в создании демократических институтов.

Конгресс США должен провести слушания по геополитическим аспектам проблемы природных ресурсов в Центральной Азии и по займам России на международных рынках ценных бумаг.

Следует поддерживать межпарламентские обмены.

Как видно, здесь мало, что нуждается в комментариях. Разве, что в пожеланиях читать такие документы тем, кто готовит и принимает политические решения в России.

По мнению американских экспертов. Соединенным Штатам ныне противостоит «всемирный беспорядок», а не новый мировой порядок, о котором с таким восторгом говорили в Вашингтоне при Дж.Буше старшем. Целями американской стратегии, по их мнению, в первую очередь должны стать:

1) предотвращение в основном (но не только) дипломатическими, экономическими и политическими средствами появления враждебной супердержавы с антиамериканскими гегемонистскими и империалистическими амбициями;

2) предотвращение (если необходимо, с помощью военных средств) глобального господства такой державы в случае ее появления;

3) создание с помощью всех необходимых средств противовеса любой державе, угрожающей американским интересам на региональных уровнях.

Несмотря на некоторые различия в оценке внешнеполитических приоритетов США, практически все американские специалисты сходятся во мнении, что Россия, а также другие страны СНГ, занимают среди них одно из главных мест. При этом большая группа экспертов полагает, что последствия распада СССР потребуют от Запада таких же энергичных усилий, какие он предпринимал в течение периода «холодной войны», пытаясь сдержать «советскую экспансию». И тем не менее нужно сделать все возможное, чтобы помочь бывшим республикам СССР.

В то же время немало в США, да и в Западной Европе, политических и военных деятелей, а также экспертов, утверждающих, что в перспективе существует потенциальная угроза возрождения «российского экспансионизма, а Россия — крупнейшая ядерная держава» и поэтому необходимо обеспечивать «дополнительные гарантии безопасности».

И, наконец, более умеренная точка зрения сводится к следующему: и после краха коммунизма у Востока и Запада сохраняются собственные несовпадающие интересы. Россия остается огромной ядерной державой, у нее есть региональные и стратегические, экономические и политические интересы, которые будут с неизбежностью вступать в противоречие с интересами государств Западной Европы, США и других стран. Россия не может совершить резкий скачок от восприятия Запада как источника абсолютного?зла к его восприятию как источнику абсолютного добра: и то, и другое неприемлемо для великой державы. И России, и Западу предстоит еще определить свои интересы и разделяющие их противоречия.

В ходе дискуссий о новом политическом курсе в США часто звучит мысль о том, что Америка должна научиться «новому стилю лидерства в мире». Отстаивая свои интересы и решая глобальные проблемы, она должна научиться решать проблемы дома и за рубежом с помощью большего сотрудничества с другими, по мере возможности действовать в коалиции с союзниками и дружественными странами, активнее использовать возможности международных организаций. Даже бывшие высокопоставленные военные сейчас заявляют, что Вашингтон не должен реагировать один на опасные изменения в мире, США не могут превратиться в «мирового полицейского», а должны действовать в рамках коллективных структур, таких как НАТО, ОБСЕ, ООН. Это, по их мнению, не будет ограничивать гибкость действий Америки и в то же время позволит оказывать влияние на направленность коллективных усилий. Значение международных организаций возрастает, так как многие проблемы носят весьма опасный для всех характер, например, региональные конфликты, распространение ядерного оружия и ракетной технологии. Решать же такие проблемы легче коллективными усилиями.

Глава 4. Изменения в деятельности НАТО

В НАТО продолжается обсуждение дальнейшей судьбы блока, путей его преобразования, изменения функций и т.д. На встречах глав государств и правительств, входящих в НАТО, в Лондоне (июнь 1990 г.) и в Риме (ноябрь 1991 г.) принята новая стратегическая концепция и намечена соответствующая ей новая структура вооруженных сил в свете перемен, происходящих в Европе.

Особенностью новой структуры вооруженных сил НАТО является создание более мелких, более гибких и мобильных вооруженных формирований, многие из которых будут многонациональными. Они будут, в основном, поддерживаться на более низком уровне боевой готовности, имея в качестве основной задачи «сохранение мира и урегулирование кризисов».

Широко декларируется тезис о стабилизирующей роли Североатлантического союза в новой обстановке, хотя даже для самих участников альянса, как представляется, до сих пор так и не ясны его цели и задачи. В этом плане четко просматривается разноголосица мнений, часто весьма противоречивых.

Принципиально новым в политике НАТО является расширение «зоны ответственности» блока. На сессии Совета НАТО в Осло было принято решение о проведении Североатлантическим союзом «миротворческих операций» под эгидой ОБСЕ, что означает возможность использования войск НАТО на просторах Евразии — от Югославии до Таджикистана. Таким образом, для блока разработана концепция, ориентирующая его на вмешательство во внутренние дела других стран.

Предстоящее расширение состава НАТО следует считать как стремление Запада эффективно воздействовать на процессы, происходящие в странах СНГ, особенно в России; вывести из–под влияния России Литву, Латвию и Эстонию; существенно отодвинуть на Восток линию передового базирования НАТО и в одностороннем порядке укрепить свою безопасность; закрепить факт развала СССР и не допустить восстановления нового объединения в той или иной форме — на политической, экономической, тем более военной основе. В военно–стратегическом плане выборочное расширение состава участников Североатлантического союза приведет к следующим последствиям.

1. Будут созданы потенциальные возможности для резкого возрастания боевого потенциала НАТО на восточноевропейском направлении. На континенте образуется новая расстановка сил с крупным дисбалансом в пользу мощного суперблока.

Договор по обычным вооруженным силам в Европе, декларирующий в качестве цели «установление стабильного и безопасного баланса вооруженных сил и ликвидацию потенциала внезапного нападения», будет окончательно подорван и полностью потеряет смысл. Присоединение к блоку новых государств с их военным потенциалом повысит уровни вооружений Североатлантического союза.

Количество вооружений, которые окажутся в совокупности в странах блока, превысит уровни достаточности для обороны и образует потенциал для «внезапного нападения».

2. Группировки войск НАТО будут иметь потенциальную возможность вплотную приблизиться к границам России и укрепиться там на длительную перспективу. В изменившейся геополитической ситуации уже сегодня стратегические подступы к России оголены на огромных пространствах от Балтики до Черного моря, но все–таки существует нейтральное буферное предполье из государств бывших участников ОВД, нейтральных стран, а также бывших республик СССР. Без сомнения, для России, да и для других стран СНГ, предпочтительнее, чтобы вакуум безопасности по периметру СНГ был заполнен нейтральными государствами. Такое окружение могло бы служить буфером и обеспечивать стабильность на длительную перспективу.

Особенно тяжелый ущерб может быть нанесен России как морской державе. При вступлении в НАТО прибалтийских и причерноморских стран в Баренцевом море, на Балтике и на Черном море будет существенно ограничена деятельность российского военно–морского флота. В частности, Балтийский флот России в этом случае потеряет свободу маневра и будет заперт в СанктПетербурге. В то же время Североатлантический союз получит существенные военные преимущества, освоив стратегически выгодные военно–морские базы на территории стран, вступивших в блок. У НАТО появится возможность контролировать оставшиеся морские «окна» России.

В целом военно–политическая обстановка в Европе с расширением состава участников НАТО ухудшится, а стабильность уменьшится.

Новая ситуация приведет к настороженности, подозрительности. Возможности России по обеспечению своей безопасности будут ограничены, в ее приграничье образуются зоны потенциальной угрозы.

Глава 5. Космическое пространство — сфера столкновения национальных интересов

Основная угроза военной безопасности России в последние годы изменила свое содержание: она переместилась в значительной мере в воздушно–космическую сферу. Данная тенденция, видимо, объективно оценена военно–политическим руководством страны.

Фактически мир уже вступил в фазу борьбы за раздел сфер влияния в космосе. По геополитической значимости этот процесс можно сравнить с проходившей в начале XX века борьбой за господство в воздухе, а по влиянию на ход и исход современных военных операций — с появлением на поле боя первого танка или самолета.

Космические системы повышают эффективность действий вооруженных сил в 1,5–2 раза и способны совершить революцию в современном военном деле. Космические системы разведки, раннего предупреждения, навигации, связи и боевого управления войсками и оружием, топогеодезического и гидрометеорологического обеспечения способны создать глобальное информационное поле, которое в равной степени эффективно может использоваться как высшими органами управления страной, так и командирами непосредственно на поле боя. Исходя из геополитических интересов, для России объективно необходимо сохранить и упрочить свои ведущие позиции в освоении и использовании космоса в интересах национальной безопасности. Космический потенциал — это богатейшее национальное достояние России. Россия должна проводить самостоятельную, независимую политику в области космоса, основанную на сохранении и укреплении созданного потенциала, равноправном и взаимовыгодном сотрудничестве с другими странами, всемерном сдерживании милитаризации космоса.

Интересам национальной безопасности России отвечает приоритетное развитие космических систем, обеспечивающих эффективную поддержку действий войск и сил флота. Без космических систем невозможно достичь таких качественно новых возможностей Вооруженных Сил России, как мобильность, готовность к гибкому реагированию, ориентация на высокоточное оружие, компактность и экономичность. Концепция мобильных Вооруженных Сил России может быть реализована только в том случае, если войска и силы флота будут ориентироваться не только на заблаговременно созданную наземную инфраструктуру связных, навигационных, разведывательных и других информационных сетей, но еще будут в массовом порядке оснащены малогабаритными средствами приема и передачи информации с использованием спутников. В течение истекших трех–четырех лет развивается процесс сокращения наших возможностей по освоению космоса из–за того, что вне границ России оказались космодром Байконур и ряд наземных станций предупреждения о ракетном нападении и контроля космического пространства, разрушены десятилетиями создаваемые радионавигационные системы, в частности, система навигационного обеспечения мореплавания на Балтике. Космические системы дают возможность решать эти задачи на высоком качественном уровне и полностью компенсировать понесенные потери. В условиях изменения границ страны жизненно важное значение приобретает выявление и предотвращение угрозы внезапного нападения. Космические системы обеспечат эффективное осуществление глобального и непрерывного контроля за военными приготовлениями, своевременное выявление угрозы, оперативную передачу сигналов оповещения и управления войсками.

В условиях нового этапа сокращений стратегических вооружений космические системы наблюдения могут внести решающий вклад в выполнение задачи контроля за соблюдением целесообразным использование космических систем в сфере управления оружием и войсками, которые позволят обеспечить значительное повышение точности стрельбы и оперативной оценки результатов воздействия.

В частности, космические системы вносят существенный вклад в обеспечение эффективности применения высокоточного оружия. Они позволяют полностью автоматизировать весь боевой цикл обнаружение стационарных целей, в том числе замаскированных и малоразмерных, выдача информации в системы оружия, навигационное обеспечение и управление средствами поражения в полете, контроль эффективности применения. Таким образом, приоритетное развитие космических систем является жизненно важным фактором реализации основополагающих принципов новой Военной доктрины России. Сегодня Россия не имеет утвержденной концепции национальной космической политики и системы законов, регламентирующих космическую деятельность. Однако уровень развития и значимость космических систем таковы, что космическую деятельность уже нельзя осуществлять без четко сформированных целей и задач, отражающих национальные интересы России в космосе, и без серьезной правовой основы этой деятельности. Концепция национальной космической политики России и законодательство по космосу должны в порядке содержать комплекс мер, обеспечивающих эффективную защиту национальных интересов России, в том числе в случае развертывания США или другими странами систем космического оружия. Необходимо также прекратить бесконтрольную распродажу космических технологий. В основу внешнеэкономической деятельности в данной области должны быть положены два основных принципа — соблюдение интересов национальной безопасности России и равноправное сотрудничество с зарубежными партнерами. Необходимо также поставить вопрос об отмене дискриминационных мер по отношению к России и предоставлении ей равных с другими странами возможностей на мировом космическом рынке. Важным аспектом национальной безопасности является возможность реализации независимой от других государств космической политики при решении задач национальной безопасности. Сегодня в этой области существует зависимость от Республики Казахстан (космодром «Байконур») и Украины (производство ряда ракет–носителей). Необходимо обеспечить поэтапное исключение такой зависимости.

Для этого требуется реализовать стратегию развития наземной космической инфраструктуры России, включающую всемерное расширение возможностей космодрома «Плесецк», создание нового космодрома «Свободный» в Амурской области, перевод производства ключевых элементов военно–космической техники на российские предприятия. Имеются и другие стороны обеспечения национальной безопасности в сфере космоса. Отечественная космонавтика — одна из немногих отраслей в стране, достигших мирового уровня. В настоящее время с использованием космических средств руководство страны обеспечивается своевременной и достоверной информацией о положении в мире, космос играет одну из решающих ролей в сдерживании возможных противников от развязывания войны и применения ядерных сил. Развернутая группировка космических аппаратов обеспечивает возможность связи в любом районе земного шара, передачу телевизионных программ во всех точках России, в результате чего десятки миллионов жителей Сибири, Крайнего Севера, Дальнего Востока получили возможность регулярно смотреть передачи из Москвы, ни один прогноз погоды не обходится без информации с метеорологических спутников. Материалы космических съемок используются для изучения недр, лесного фонда и агроресурсов, поисков нефти, газа, проектирования новых нефтегазопроводов и путей сообщений, освоения новых перспективных районов.

Созданные в 1992 году Военно–космические силы решают широкий круг задач обеспечения действий Вооруженных Сил Российской Федерации. Без использования космических средств невозможно своевременное вскрытие ранних признаков военной угрозы, обеспечение надежного управления Вооруженными Силами применения современного высокоточного оружия. Именно космические технологии обеспечивают качественный прорыв в решении экономических и социальных задач, а широкомасштабная космическая деятельность в значительной степени способствовала приобретению и сохранению нашей страной статуса великой державы, определяли: ее ведущие позиции в мире. Вместе с тем в настоящее время состояние работ по космической деятельности вызывает серьезную обеспокоенность. Чем это объясняется? Прежде всего тяжелым положением в ракетно–космической отрасли. Общий кризис в экономике особенно больно ударил по этой передовой отрасли. Снижение уровня государственного заказа на разработку и производство космических средств, низкий уровень финансирования, а их снижение к уровню 1989 года составляет соответственно 10–15 раз и 5–6 раз, выработка технического ресурса 60% основного производственного и испытательного оборудования предприятий промышленности требует технического перевооружения, отсутствия такового приведет ее к развалу. Это также усугубляется низким уровнем средней заработной платы, которая на 30–40% ниже средней по России. Следует учитывать, что ракетно–космическая отрасль создавалась и развивалась на базе коллективного творчества и тесного взаимодействия большого количества предприятий. Так, например, в создании системы «Энергия — Буран» участвовало около 2000 предприятий. Их деятельность координировалась имеющим широкие полномочия Советом главных конструкторов. Однако в нынешних условиях ориентация предприятий определяет финансово–экономические соображения, что также сказывается на возможности прогрессивного развития космических производств и создания современных космических средств. Не лучше обстоят дела и в Военно–космических силах. И хотя план этого года практически ими выполняется, но это делается за счет имеющихся ресурсов технических средств и ЗИП и интенсификации работ личного состава боевых расчетов. Однако главное здесь, что вызывает особую тревогу, — это выработка гарантийного срока активного существования 68 % находящихся на орбитах космических аппаратов и порядка 70–80% технологического оборудования систем управления, стартовых и технических комплексов космодромов.

Негативно на деятельности Военно–космических сил сказывается отсутствие в принятой Военной доктрине России определения космоса как новой сферы возможного противоборства и роли космических средств в обеспечении деятельности Вооруженных Сил, а также затягивание решения по централизации космической деятельности в МОРФ. В настоящее время лидирующее положение по основным направлениям космической деятельности стали занимать Соединенные Штаты Америки, которые из года в год не только увеличивают уровень финансирования космических программ, но и придают им статус национальных интересов. По уровню финансирования, а следовательно, и внимания к космосу нас уже превосходят такие страны, как ФРГ, Китай, Япония, Индия. В интересах обеспечения безопасности страны требуется в настоящее время серьезная государственная поддержка космической деятельности. Итак, нынешний этап развития мировой космонавтики определяется следующими характерными тенденциями, в той или иной мере затрагивающими национальные интересы страны и ее безопасность: стремление США к роли единоличного мирового лидера в космосе, сдерживание развития космонавтики в других странах, прежде всего в России, активная милитаризация космоса, бурный рост космического потенциала стран Западной Европы и Японии, активизация космической деятельности во многих других государствах; замедление темпов развития российской космонавтики, неопределенность роли и места космических средств в системе национальных интересов и приоритетов России. Такое неблагоприятное сочетание тенденций предвещает уже в ближайшем будущем серьезную опасность для жизненно важных интересов России во всех ключевых областях. Не остаточный принцип, а именно национальные интересы Российского государства и понимание опасности, которая может прийти из космоса, должны быть приоритетными при определении и реализации независимой космической политики России.

Часть 3. Внутренние источники военной опасности

Существуют факторы военной опасности, которые можно назвать внутренними. К ним относятся: нестабильность экономических, социально–политических, национально–этнических, религиозных и некоторых других процессов, происходящих в ряде регионов России и других странах СНГ; она уже нашла выражение в многочисленных эксцессах, урегулирование которых требует энергичных действий от политического руководства; наличие сил крайней националистической ориентации, сторонников абсолютизации суверенитета, террористических групп и формирований. Эти явления уже привели к ряду вооруженных конфликтов на территории государств входивших в СССР, в которых применяется военная сила в больших масштабах; наличие организованной преступности и ее рост в отдельных регионах и стране в целом. В зависимости от действия тех или иных факторов в складывающейся обстановке военная опасность может быть: глобальной, т.е. исходящей от стран, обладающих стратегическим ядерным оружием; региональной — исходящей от сопредельных государств, обладающих массовыми армиями; локальной — исходящей от субъектов РФ и СНГ в связи с возможным обострением между ними противоречий на экономической, территориальной, религиозной и иной основе. В интересах безопасности России необходимо своевременно определять характер военной опасности, ее источники, вероятность перерастания в военную угрозу и т.д.

Выводы.

1. Военно–политическая обстановка в мире характеризуется прежде всего тем, что «холодная война» завершилась поражением в ней стран социалистического лагеря во главе с СССР со всеми вытекающими из этого последствиями.

2. Основной угрозой для России в настоящее время является не глобальная ядерная или обычная война, а военные конфликты различного масштаба, возникающие на развалинах бывшего СССР. Однако угрозы со стороны традиционных «вероятных противников» бывшего СССР также нельзя считать ликвидированными.

Глава I. Военная безопасность России и проблемы ее обеспечения

В ноябре 1993 г. Совет безопасности Российской Федерации одобрил «Основные положения военной доктрины РФ». В «Основных положениях» обозначены следующие существующие и потенциальные источники угроз военной безопасности России: территориальные притязания со стороны иностранных государств к России и ее союзникам; существующие и потенциальные очаги локальных войн и вооруженных конфликтов в непосредственной близости от границ России; возможность применения оружия массового поражения, находящегося на вооружении ряда государств; распространение оружия массового поражения, средств его доставки и технологий производства в сочетании с усилиями отдельных государств, организаций и террористических групп реализовать свои военные и политические устремления; возможность подрыва стратегической стабильности в результате нарушения международных договоренностей в области ограничения и сокращения вооружений, количественного и качественного наращивания вооружений другими государствами; попытки вмешательства во внутренние дела России, дестабилизации внутриполитической обстановки в стране; подавление прав, свобод и законных интересов граждан России в иностранных государствах; расширение военных блоков и союзов в ущерб интересам военной безопасности России; международный терроризм.

В «Основных положениях» перечислены следующие факторы, способствующие перерастанию военной опасности в непосредственную военную угрозу: наращивание сил у границ России до пределов, нарушающих сложившееся соотношение сил; нападения на объекты и сооружения на границе России и границах ee союзников, развязывание пограничных конфликтов и вооруженных провокаций; подготовка на территории других государств вооруженных формирований Д и групп, предназначенных для переброски на территорию России и ее союзников; действия других государств, препятствующие функционированию систем обеспечения Стратегических ядерных сил (СЯС) России; ввод иностранных войск на территорию сопредельных с Россией государств, если это не связано с мерами по восстановлению или поддержанию мира в соответствии с решениями Совета безопасности ООН или региональных органов коллективной безопасности при согласии России.

Переводя данные положения на язык конкретных задач Вооруженных Сил России следует выделить три основные задачи.

а) Вооруженные Силы РФ должны обладать способностью эффективно сдерживать угрозу ядерного нападения на Россию и страны СНГ, подписавшие договор о коллективной безопасности.

При этом речь может идти именно и только о сдерживании, так как отечественная военная мысль признает невозможность победы в мировом ядерном конфликте на стратегическом уровне.

б) Вооруженные Силы РФ должны быть нацелены на сдерживание угрозы крупномасштабного военного нападения на Россию и страны СНГ с применением обычных видов вооружений со стороны иностранных государств или коалиций государств и отражение военной агрессии извне, имеющей ограниченные цели. При этом сдерживание угрозы может быть как неядерным, так и ядерным.

в) Вооруженные Силы РФ должны обладать способностью к ведению локальных войн и проведению миротворческих операций в пределах б. СССР учитывая, что бывший Советский Союз является зоной жизненно важных интересов России, где проживают 25 миллионов этнических русских. С учетом, с одной стороны, практики 1990–96 гг. и, с другой стороны, реальных экономических и военных возможностей государства следует выдвинуть требование в части ведения локальных войн в пределах бывшего СССР: Вооруженные Силы РФ должны быть в состоянии одновременно участвовать в одном–двух локальных конфликтах малой и средней интенсивности и в двух–трех миротворческих операциях.

В «Основных положениях» прямо не называются вероятные военные противники России. Отсутствует упоминание о них и в концепции, одобренной Советом безопасности РФ в мае 1997 г. Между тем, на уровне высшего военного руководства страны существует понимание того факта, что таковыми являются прежде всего США и их союзники по военному союзу НАТО, а также некоторые страны Азии.

В частности, Пакистан, который в тесном взаимодействии с США реализует политику военного давления на Россию и СНГ на среднеазиатском направлении. При непосредственном участии спецслужб Пакистана и США было сформировано и вооружено фундаменталистское движение «Талибан», одной из целей которого является установление контроля над частью территории Афганистана, по которой планируется проложение трассы магистрального трубопровода Кушка–Герат–Кандагар–Квета–Карачи, что, по замыслу, должно позволить экспортировать нефтегазовые ресурсы Центральной Азии в обход России.

Потенциальным противником России можно считать и Японию, являющуюся союзницей США и имеющую территориальные претензии к России. Сегодня Япония не располагает достаточной военной силой для развязывания агрессии против России с целью захвата островов Южно–Курильской гряды. Однако она обладает необходимым потенциалом для быстрого наращивания своих вооруженных сил.

При планировании развития Вооруженные Силы РФ факт соседства России со столь большим и быстро развивающимся государством как КНР также нельзя игнорировать. В тоже время военная политика РФ в китайском направлении должна формироваться с крайней осторожностью, имея, в числе прочего, ввиду тот факт, что США, рассматривая Китай в качестве своего вероятного противника, проявляют заинтересованность в создании ситуации военной конфронтации между КНР и Россией.

Аналогично очевидна заинтересованность США в военной конфронтации между РФ и Ираном — еще одним противником Америки. При этом в качестве аргумента в пользу подобной конфронтации навязывается тезис о существовании т.н. «исламской угрозы» странам СНГ. Однако при внимательном рассмотрении данной проблемы становится очевидным, что экстремистские движения СНГ, действующие под псевдоисламскими лозунгами, опираются, как правило, не на Иран, а на прозападные режимы в мусульманском мире — Турцию, Пакистан и Саудовскую Аравию.

В свете сказанного, по крайней мере в обозримой перспективе, нецелесообразно рассматривать Китай и Иран в качестве источников опасности для России ввиду отсутствия объективных причин для конфронтации между РФ и этими странами. Более того, в этих странах, а также в Индии следует видеть стратегических партнеров Российской Федерации в части взаимовыгодного военно–технического сотрудничества и скоординированного противодействия линии США на глобальное доминирование в мире в ущерб интересам других государств.

В целом, на сегодняшний день и в обозримой перспективе главным потенциальным источником опасности для России будут являться Соединенные Штаты Америки и блок НАТО.

США располагают крупным ракетно–ядерным потенциалом, который, в случае его задействования, в состоянии уничтожить Россию как государство. Он создавался с целью ядерного шантажа СССР и был ориентирован главным образом на нанесение первого ядерного удара. В настоящее время ориентация на первый удар не только не исчезает, но, наоборот, усиливается. В первую очередь это связано с линией властей США на ревизию договора по ПРО 1972 г., создание тем самым предпосылок для разработки к 2003 г. и последующего развертывания стратегической системы ПРО.

В части решения ВС РФ задачи ядерного сдерживания США на стратегическом уровне основную роль играют СЯС и обеспечивающие их боевое функционирование системы. Без СЯС Россия не сможет существовать как независимое целостное государство. Необходимо признать задачу поддержания СЯС обладающей высшим приоритетом и подлежащей финансированию в необходимом объеме. Тем более, что реальные затраты на вооружение и военную технику (ВиВТ) и содержание СЯС составляют 10–15% от суммарных затрат на Вооруженные Силды РФ, а доля РВСН — основного компонента СЯС — не превышает 6–8% от суммарных затрат. При этом их численность составляет не более 9% от общей численности Вооруженных Сил. На сегодняшний день видятся три главные проблемы, стоящие перед СЯС:

а) Деградация СЯС. В первую очередь это касается морской компоненты СЯС–МСЯС. С 1990 по 1996 год в строй не был введен ни один новый ракетный подводный крейсер стратегического назначения (РПК СН). В 1996 г. был заложен РПКД СН нового поколения «Юрий Долгорукий», который планируется спустить на воду, в 2002 г., начиная с которого руководство ВМФ планирует вводить в строй по одному РПК СН такого класса ежегодно. Если же, по причине недостаточного финансирования, эта программа выполнена не будет, то через 7–8 лет в составе, МСЯС останется не более 8 боеготовых РПК СН проектов 941 и 667 БДРМ с 136 баллистическими ракетами подводных лодок (БРПЛ), оснащенными в сумме примерно 700 боевыми блоками (ББ). Это более чем на 1000 ББ меньше, чем предусмотрено соглашениями СНВ–1 и СНВ–2. В свете же динамики исчерпания гарантийных ресурсов эксплуатации средств МСЯС, отсутствие финансирования угрожает их полным исчезновением через 15 лет. Наряду с этим особое беспокойство вызывают положение дел в части (ССБУ) СЯС, в особенности МСЯС, состояние базы обслуживания и ремонта РПК СН, низкая интенсивность эксплуатации средств МСЯС в режиме боевого патрулирования, постоянно снижающаяся боевая устойчивость РПК в условиях все большей активизации средств противолодочной обороны (ПЛО) вероятного противника.

б) Отсутствие ясности относительно качественных параметров и количественных рамок, в которых планируется развивать СЯС. В декабре 1994 г. вступил в силу договор СНВ–1. Подписан, но не ратифицирован, договор СНВ–2. В части МСЯС и авиационной компоненты СЯС (АСЯС) наличие неопределенности относительно судьбы этого договора не оказывает влияния на перспективы их развития. СНВ–2 разрешает иметь на вооружении МСЯС после 2003 г. 1750 ББ. В реальности количество ББ в составе МСЯС на период после 2003 г. не будет превышать 1000–1100 единиц. На вооружении АСЯС, которые традиционно играли в отечественной ядерной триаде незначительную роль, в случае реализации договоренности о приобретении дополнительных ТБ на Украине, будут находиться несколько десятков ТБ с примерно 500–600 КР, в т.ч. 15–20 современных ТБ Ту–160. При этом производство дополнительных ТБ дорого и поэтому, в нынешней экономической ситуации, невозможно.

Иная ситуация складывается в части РВСН. Согласно СНВ–2, предусматривающему ликвидацию МБР с разделяющимися головными частями (РГЧ), РВСН в 2003 г. имеют право располагать 1000–1200 моноблочными МБР. В Минобороне считают, что в составе РВСН таких ракет должно быть не менее 800 единиц.

Сегодня на вооружении имеется менее 400 мобильных моноблоков «Тополь», которые в течение ближайших нескольких лет, ввиду исчерпания гарантийных ресурсов эксплуатации, и, придется заменить на МБР «Тополь–М». Договор также оставляет России 105 МБР с РГЧ УР–100Н УТТХ, подлежащих «разгрузке» до 1 ББ, и позволяет разместить 90 моноблоков «Тополь–М» в переоборудованных шахтных пусковых установках (ШПУ) «тяжелых» МБР Р–36М УТТХ. Чтобы выдержать квоту СНВ–2 на число моноблоков, либо хотя бы удовлетворить требования Минобороны в этой части, необходимо до 2003 г. дополнительно сформировать от 5 до 12 дивизий мобильных МБР с 225–540 ракетами «Тополь–М». Другой возможный выход — развернуть дополнительные моноблоки в ШПУ нового заложения. Анализ показывает, что даже в случае приоритетного финансирования РВСН сделать это в столь сжатые сроки невозможно.

Заметим, что США предполагают перейти от СНВ–1 к СНВ–2 по иному пути. Ликвидации подлежат лишь 50 ракет MX, 4 ПРК «Огайо» и 28 ТБ с КР. В основном же сокращения планируется реализовать путем «разгрузки» ракет, снятия с них части боезапаса для складирования в специальных хранилищах. В любой момент этот боезапас, уничтожать который США категорически отказываются, можно будет оперативно возвратить на ракеты. В результате, с учетом «потенциала быстрой догрузки» сторон, США будут превосходить Россию по количеству ББ на 2500 единиц, а с учетом бомбардировщиков Б–1Б, крылатых ракет морского базирования и авиационных средств НАТО в Европе, приобретающих, в свете планируемого расширения блока на Восток, качество стратегических вооружений, — в три раза.

Следует отметить, что вариант развития СЯС до 2009 г. в рамках договора СНВ–1 представляется наиболее рациональным. С одной стороны, он дает возможность обеспечить стратегический паритет с США на протяжении всего периода времени, когда планируется проведение полномасштабной военной реформы. С другой стороны, в течении ближайших 6–7 лет, когда ситуация в стране будет характеризоваться тяжелым экономическим кризисом, данный вариант потребует меньших, в сравнении с другими возможными вариантами развития СЯС финансовых затрат.

в) Несовершенство структуры управления СЯС. В настоящее время в Минобороне РФ значительной поддержкой пользуется идея в рамках мероприятий по совершенствованию СЯС сформировать Стратегические силы сдерживания (ССС) РФ, организационно их оформить, создав на базе той управленческой структуры, которая имеется в РВСН, единую замкнутую систему оперативного управления и единое командование всей группировкой СЯС, включая обеспечивающие системы. Основные причины, диктующие необходимость подобного шага — повышенные требования к боеготовности СЯС, экономия средств, исключение параллелизма. В состав ССС предлагается передать РВСН, Военно–космические силы, перевести в их функциональное подчинение Систему предупреждения о ракетном нападении (СПРН). Систему контроля космического пространства (СККП). Систему ПРО г. Москвы, а также соответствующую полигонную сеть. МСЯС, функционально оставив в составе ВМФ, и АСЯС, функционально оставив в составе ВВС, также предлагается передать в единое оперативное управление ССС.

Вероятным представляется также внесение изменений в систему принятия решения о нанесении ракетно–ядерного удара. На сегодняшний день имеется трое держателей т.н. «ядерного чемодана» — мобильных пультов спецсистемы конференц–связи «Казбек»: президент, министр обороны и начальник Генштаба ВС РФ. Задачей системы является доведение до указанных лиц информации СПРН и системы контроля ядерных взрывов о начале ракетно–ядерного нападения на Россию. Такая информация переводит систему в боевой режим, после чего обладатели мобальных пультов принимают решение об ответно–встречном или ответном ударе. «Казбек» по каналам ССБУ СЯС доводит приказ о пуске до пусковых установок баллистических ракет одновременно снимая блокировки с ББ. Насколько известно, сегодня прямой приказ о нанесении ракетно–ядерного удара исходит от министра обороны (с санкции президента).

Возглавляемый США блок НАТО не только не распущен, но уже принято решение о его расширении на Восток. Имеются заверения политиков Запада о том, что НАТО больше не рассматривает Россию в качестве противника. Но сам факт s существования альянса демонстрирует, что Россия по–прежнему считается на Западе вероятным противником. Инфраструктура блока, несмотря на проходящие сокращения войск и вооружений в рамках договора об обычных вооружениях в Европе (ОВСЕ), по–прежнему ориентирована на действие в восточном направлении. Сохранение основы военной инфраструктуры дает возможность быстрого наращивания войск в случае принятия соответствующего решения.

После принятия в состав альянса Польши, Венгрии и Чехии количественные показатели основных видов вооружения наземных войск НАТО возрастут: по артиллерии на 18%, бронемашинам — на 22%, по танкам — на 24%. В распоряжение НАТО поступит аэродромная сеть, включающая 280 аэродромов, что создаст реальную возможность нанесения авиаудара по объектам в России до рубежа Курск–Брянск–Смоленск, развитая сеть автомобильных (более 280 тысяч км), железных (более 44 тысяч км) дорог, трубопроводов (более 5200 км), более 550 складов боеприпасов и вооружений, горюче–смазочных материалов (ГСМ) и других материально–технических средств, 33 военных полигона. Объединенная система ПВО НАТО в Европе получит более 120 дополнительных стационарных зенитных ракетных комплексов (ЗРК), ВМС НАТО возрастут по боевым кораблям на 17%, по патрульной морской авиации — на 60%..

Тем не менее на сегодняшний день потенциал обычных сил НАТО в Европе недостаточен для проведения крупномасштабной наступательной операции против России, аналогичной традиционным для XX века вторжениям с Запада: гитлеровской агрессии 1941 г. и кайзеровского нападения 1914 г. В то же время, опыт операций в Персидском заливе в 1991 г. и в б. Югославии в 1995–96 гг., демонстрирует, что НАТО обладает достаточным потенциалом для проведения военных операций с ограниченными целями на периферии постсоветского пространства. В XIX–XX веках западные агрессии против России, построенные аналогичным образом, имели место в период Крымской войны в середине XIX века и ходе иностранной военной интервенции во время Гражданской войны 1917–19 22 гг. Причем в обоих случаях агрессоры вели боевые действия одновременно на нескольких фронтах. В частности, в период Крымской войны, несмотря на то, что главным театром военных действий (ТВД) были Крым и акватория Черного моря, нападения на Вооруженные Силы России имели место также в Закавказье (со стороны Турции), на Северном Кавказе (силами западной и турецкой агентуры из числа местных горцев во главе с Шамилем), в Балтийском и Северном морях и на Камчатке (силами ВМС Великобритании).

В историческом контексте интересно, что при крупномасштабных вторжениях в Россию с Запада ведущую роль в агрессиях играла Германия, тогда как при нападениях на периферию Российского государства лидирующая роль принадлежала англо–саксонским силам. Принимая во внимание тот факт, что и сегодня ведущую военную роль в НАТО играет не Германия, а США, тактика, заключающаяся в нападении на постсоветскую периферию одновременно с нескольких сухопутных и морских направлений представляется наиболее вероятной.

В этом плане, как показывает анализ, наибольшую опасность представляют шесть возможных направлений агрессии: три главных и три вспомогательных. Во–первых, в связи с решением властей Норвегии распространить военную деятельность НАТО на север страны, — Северное направление: операция НАТО против баз Северного флота РФ на Кольском полуострове. Во–вторых, в связи с обсуждаемыми планами создания Балтийского корпуса США, Северо–Западное направление: военная интервенция НАТО в случае конфликта России с Прибалтикой. B–третьих, в свете призывов предоставить странам Каспийского бассейна гарантии безопасности США и НАТО, аналогичные тем, которые были даны в свое время странам Персидского залива, — Южное направление (Кавказ и Черное море). Здесь ключевая роль отводится члену НАТО Турции и Шестому флоту ВМС в США. В–четвертых, — Северо–Восточное направление: воздушная, морская и десантная операции США против Чукотки, Камчатки, острова Врангеля и сил Тихооокеанского флота РФ. В–пятых, — Юго–Восточное направление: совместная операция сил США и Японии против Курильских островов, Сахалина и Приморья. В шестых, — Центральноазиатское направление: крупномасштабное вторжение сил таджикской оппозиции и афганских группировок в пределы СНГ при военной поддержке США и Пакистана.

Ввиду существования у США и НАТО достаточного потенциала обычных сил и вооружений для одновременного проведения нескольких военных операций с ограниченными целями на периферии постсоветского пространства необходимо обеспечить сдерживание вероятного противника от подобных акций. В настоящее время функции по сдерживанию агрессии на первых трех наиболее важных направлениях возлагаются:

Северное направление — базы ВМФ на Кольском п–ве: на войска ЛенВо и силы Северного флота — ССФ.

Северо–Западное направление — Прибалтийский регион: на войска ЛенВО, Калининградского особого района и силы Балтфлота.

Южное направление — Кавказско–Каспийский регион: на войска СКВО, базы ВС РФ в Армении, Грузии, Аджарии и Абхазии и силы Каспийской флотилии и Черноморского флота — ЧФ.

Анализ показывает, что имеющийся сдерживающий потенциал ВС РФ на данных направлениях явно недостаточен для предотвращения агрессивных действий вероятного противника. Укрепление же его путем существенного наращивания на долгосрочной основе количества войск и вооружений Сухопутных войск, ВМФ, ВВС и ПВО в зонах вероятных конфликтов в нынешней ситуации является экономически нереализуемым мероприятием.

а) В составе Сухопутных войск (СВ) реально насчитывается примерно 450 тысяч солдат и офицеров (приблизительно 30% от реальной численности Вооруженных Сил). В их состав входят 4 рода ВС (Ракетные войска и артиллерия, ПВО СВ, авиация СВ и войска связи); (Имеется решение о переводе в СВ Воздушно–десантных войск); 8 военных округов (ДВО, Заб.Во, Сиб.Во, Ур.Во, При.Во, СКВО, МВО и Лен.ВО); 11–я общевойсковая армия (Калининградский особый район); оперативная группа войск в Приднестровье; 201–я мед в Таджикистане; миротворческий контингент в Абхазии; 4 военные академии; 18 военных училищ; 7 суворовских училищ; 1 артиллерийский кадетский корпус. На сегодняшний день имеются две относительно крупные группировки СВ. Одна из них была развернута в период обострения советскокитайских отношений на Дальнем Востоке. В последние годы она подверглась деградации в несколько меньшей степени, чем другие группировки СВ и насчитывает около 140 тысяч военнослужащих.

Еще одна группировка в последние годы была развернута в СКВО.

В течении ближайших нескольких лет в СВ можно ожидать создания боеготового ядра из 12 полностью развернутых дивизий, которые в части рядового и сержантского состава были бы укомплектованы призывниками и занимались бы боевой подготовкой. Еще 10–15 дивизий, равномерно распределенные по военным округам, являлись бы кадрированными (укомплектованность — 30%) и служили бы базой для постоянной подготовки мобилизационного резерва. Одновременно подготовку моб.резерва следовало бы проводить в Пограничных войсках (численность — 210 тысяч человек) и во Внутренних войсках (ВВ) МВД, которые, насчитывая более 300 тысяч личного состава, располагают 29 дивизиями и 15 бригадами в 9 округах.

Остальные соединения СВ после соответствующей инвентаризации очевидно будут переведены на штат отдельных баз хранения ВиВТ со своей структурой управления центрального подчинения. В дополнение к данной группировке СВ возможно формирование 2 развернутых армейских комплекта сил и средств и один фронтовой. В части управленческих структур есть предложение (с расчетом устойчивости и сохранения звеньев) иметь 4–5 корпусных, 3–4 армейских и 2–3 фронтовых. В свете расширений функций Генштаба возможно упразднение Главкомата СВ. В этом случае Генштаб возьмет на себя функции управления территориальными объединениями, включая военные округа, а также округа ВВ МВД и Погранвойск.

б) Наиболее дорогостоящим видом Вооруженных Сил является ВМФ, на котором, включая МСЯС, сегодня служат 270 тысяч личного состава. В течение нескольких последних лет флот подвергся значительной деградации. Так, во времена СССР состав ВМФ ежегодно пополнялся 6 атомными подводными лодками (АПЛ) и 5 крупными кораблями. В настоящее же время в строй вводится лишь по одной АПЛ из числа тех, что были заложены в рамках советской кораблестроительной программы. При этом сроки их сооружения увеличились вдвое–втрое по сравнению с 80–ми годами. Существующий финансовый голод, недостаточное обеспечение флота материальными ресурсами, топливом и судоремонтом ведет к разрушению сложных современных технологических циклов, уходу квалифицированных специалистов, угрожает исчезновением в ближайшем будущем судостроительной промышленности.

При ожидаемом уровне финансирования флота в начале XXI века Россия сможет располагать не более 25 относительно современными многоцелевыми АПЛ, примерно 10 дизельными подводными лодками, одним авианесущим крейсером, тремя ракетными крейсерами, не более, чем 10 эсминцами УРО, таким же количеством фрегатов УРО, примерно 30 тральщиками и 30 ракетными катерами. В настоящее время в целях максимально возможного сохранения боевых единиц флота от преждевременного износа предлагается перевести значительную их часть в резерв с последующей консервацией. В первую очередь речь идет о ракетно–артиллерийских и авианесущих кораблях, способных в последующем применяться в качестве средств огневой поддержки, и десантных вертолетоносцев.

В структурном отношении предполагается оставить по одной активно действующей эскадре или флотилии в составе Северного, Тихоокеанского, Балтийского флотов и ЧФ. Ожидается, что суммарный потенциал сил общего назначения ВМФ России будет как минимум втрое меньше необходимого для обороны страны. ВМФ РФ сравняется с ВМС таких стран, как Франция или Великобритания. Через 4–5 лет Россия будет уступать по морской мощи на Балтике, где было утрачено 5 из 7 Д военно–морских баз, ФРГ в 4 раза, на Дальнем Востоке — Японии более чем в 3 o раза. Критическая ситуация создастся на Черном море. Если в советское время основной задачей ЧФ в случае военного конфликта был прорыв через Босфор и Дарданеллы в Средиземное море и ведение там боевых действий против Шестого флота ВМС США, то сегодня речь может вестись лишь о блокировании во взаимодействии с ВВС РФ проливов с целью недопущения проникновения в черноморскую акваторию авианесущих судов, а также надводных кораблей и АПЛ с крылатыми ракетами морского базирования вероятного противника. Однако реализация и этой цели представляется проблематичной, так как скоро ЧФ будет вдвое–втрое уступать ВМС Турции.

в) В части ВВС, где сегодня служат 145 тысяч личного состава, особое внимание предполагается сосредоточить на сохранении летного состава в физическом профессиональном плане.

Планируется выйти на показатель годового налета в 100 часов. Вероятно для этого потребуется переформирование строевых частей и соединений ВВС с целью концентрации ресурсов в меньшем числе авиаподразделений. Что позволит отрабатывать в них задачи в полном объеме. Возможно придется? довести количество экипажей на одну боевую машину с 1.5 до 3, что опять–таки позволит сформировать небольшое число боеспособных структурных единиц.

При этом высвобождающаяся авиатехника могла бы быть направлена либо на консервацию, либо на списание, либо на продажу.

Следует отметить, что в настоящее время система ПВО страны уже в значительной степени разрушена. Космическая группировка СПРН функционирует в усеченном составе и практически не модернизируется. Наземный эшелон СПРН после распада СССР не представляет собой замкнутой системы. Такие меры, как дооборудование в интересах СПРН двух радиолокационных станций (РЛС) системы ПРО г. Москвы и развертывание дополнительных модульных РЛС, что позволило бы оперативно прикрыть образовавшиеся «дыры» в наземном эшелоне, ввиду отсутствия финансирования не осуществляются. В части противосамолетной обороны более или менее эффективная система ПВО пока еще функционирует в Московском округе ПВО и на северном стратегическом направлении. Однако ввиду недостаточного объема поставок в Войска ПВО современных вооружений и военной техники, боевая эффективность здесь неизбежно будет снижаться. Что касается остальных регионов России и СНГ и других стратегических направлений, то там эффективность ПВО находится на критически низком уровне уже сегодня. В результате создается ситуация, когда средства воздушного нападения вероятного противника способны обеспечить свое господство в воздухе на большинстве периферийных ТВД, изолировать их от Москвы путем уничтожения коммуникаций и инфраструктуры.

г) Ввиду очевидного превосходства вероятного противника над отечественными силами СВ, ВМФ, ВВС и ПВО в области обычных вооружений единственным в нынешних условиях способом сдерживания США и НАТО от развязывания агрессии против России на периферии постсоветского пространства является опора на упреждающее применение ядерного оружия. В первую очередь речь идет о превентивном ударе средствами СЯС по таким объектам НАТО, как средства ПВО, аэродромы, военно–морские базы, элементы инфраструктуры, транспортные узлы, а также черноморские и балтийские проливы, которые необходимо эффективно заблокировать. При этом нанесение ограниченного ядерного удара СЯС должно иметь целью деэскалацию вооруженного конфликта и предотвращение его перерастания в широкомасштабную войну против РФ и ее союзников.

Наряду со средствами СЯС эффективным является акцент на тактическое ядерное сдерживание угрозы неядерного нападения сил НАТО. Такой подход, предусматривающий наличие на вооружении Ракетных войск СВ и фронтовой авиации ВВС ядерных средств поражения, также реализуется при меньших затратах средств, чем в случае следования принципу неядерного сдерживания угрозы неядерного нападения.

Для сдерживания противника от проведения военных операций из состава Ракетных войск СВ и фронтовой авиации ВВС целесообразно было бы выделить несколько ракетных и авиационных комплексов (РК и АК), которые, оставаясь в составе Ракетных войск СВ и ВВС и дислоцируясь в мирное время в глубине территории РФ, в угрожаемый период могли бы быть передислоцированы в район возможного конфликта и нацелены на особо важные объекты на территории противника. При этом РК и АК, в частности тактические ракетные комплексы типа «Ока», боевые самолеты типа МиГ–29, Су–27 и Ту–22М–3, были бы оснащены ядерным оружием. С целью убедительной демонстрации вероятному противнику решимости России воспрепятствовать продвижению НАТО на территорию бывшего СССР, в первую очередь в Прибалтику и Закавказье, часть тактических ядерных средств могла бы на постоянной основе быть выдвинута к границам, в частности на российско–норвежскую границу, на базы ВС РФ в Армении, Грузии, Аджарии и Абхазии, в Калининградский особый район и в Белоруссию.

В целом, нынешняя слабость России диктует необходимость опоры на ядерное оружие. Сегодня единственно возможный путь сдерживания НАТО — это ядерное сдерживание. Одновременно, в случае изменения характера отношений между РФ и КНР, данный подход мог бы быть применен на Дальнем Востоке и в Центральной Азии.

В то же время принятие политического решения на нанесение первого ядерного удара по силам НАТО, даже в целях деэскалации военного конфликта, на практике явилось бы трудным шагом. В этой связи в качестве промежуточного шага на пути деэскалации могло бы стать решение на применение против агрессора менее разрушительного чем ядерное биохимического оружия. В настоящее время в России имеется 40 тысяч тонн химических вооружений, сконцентрированных на 7 объектах в центральной части страны. В соответствии с принятым Госдумой РФ законом «Об уничтожении химического оружия» оно подлежит уничтожению. Закон, в частности, подтверждает курс РФ на реализацию обязательств, вытекающих из подписанной Россией, но не ратифицированной ни ей, ни США Конвенции о запрещении разработки, производства, накопления и применения химического оружия и о его уничтожении. Годовому бюджету страны закон обойдется в суммы 93–129 млрд.рублей ежегодно.

Между тем на реализацию обязательств России, вытекающих из положений Конвенции, требуется, согласно оценкам, 25–30 трлн.руб. Очевидно, что этих средств в бюджете РФ нет и не предвидится. Маловероятно также, что они будут выделены РФ правительством США. В силу сказанного вне зависимости от благих намерений тех или иных политиков в российских арсеналах в обозримой перспективе будет сохраняться химическое оружие, на поддержание которого в безопасном состоянии тоже требуются немалые средства, но все же примерно на порядок меньшие, чем на его уничтожение.

На территории постсоветского пространства главным противником России являются силы агрессивного национализма, действующие при поддержке со стороны Запада и имеющие собственные вооруженные формирования: армия, полиция и военизированные формирования Прибалтики и националистические и сепаратистские незаконные вооруженные формирования (НВФ), существующие на территории РФ и ряда стран СНГ. События первой половины 90–х годов показали, что основные причины, вызывающие конфликты с прямым или косвенным участием Вооруженные Силы РФ на территории бывшего СССР следующие: межнациональная рознь, геноцид национальных меньшинств. Примерами таких конфликтов, где прямо или косвенно были задействованы ВС РФ (СССР), могут служить Приднестровье в 1992 г. Пригородный район Северной Осетии в конце 1992 г., Южная Осетия в 1991–92 гг., Абхазия в 1992–93 гг., Нагорный Карабах в 1991–93 гг.

Представляется, что в обозримой перспективе межнациональные конфликты будут вызываться действием двух основных факторов.

Во–первых тем, что в результате событий 1991 г. русский народ оказался разделенным народом. В силу этого объективная тенденция на его национальное воссоединение будет набирать силу. Во–вторых, во всех странах бывшего СССР за исключением Белоруссии и, может быть, Украины, осуществляется дискриминация национальных меньшинств. Наиболее отчетливо такая практика проявляется в Прибалтике, где, при поощрении институтов Запада, в частности Совета Европы, ущемление прав человека по национальному признаку возведено в ранг официальной политики. Прибалтика представляется наиболее взрывоопасным регионом с точки зрения возможности появления новых очагов конфликтов с участием ВС РФ.

Гипотетически существует вероятность возникновения внутренних конфликтов с национальной или конфессиональной составляющей также и в других республиках бывшего СССР, например в Казахстане и на Украине. Так, на Украине имеются НВФ националистической организации УНА–УНСО, в Крыму действуют финансируемые Турцией отряды боевиков — «аскеров» Меджлиса крымско–татарского народа. США и ФРГ активно инспирируют политическую и военную конфронтацию между Украиной и Россией. В этих условиях задачей РФ является скорее стать стратегическим партнером Украины. Во всяком случае ее нельзя рассматривать в качестве потенциального противника, тем более, что многие острые проблемы так или иначе нашли свое решение. Попытки националистических сил вооруженным путем захватить или, наоборот, удержать власть в той или иной республике бывшего СССР. Примеры — Таджикистан в 1992–96 гг., Литва в январе 1991 г., Грузия зимой 1991–92 гг. и в конце 1993 г., Азербайджан в январе 1990 г. и летом 1993 г., Чечня в 1994–96 гг.

Выдвижение территориальных претензий к РФ, попытки незаконного захвата принадлежащих РФ ресурсов морей или внутренних водоемов. Пока прямого участия России в подобных вооруженных конфликтах удавалось избежать. Однако они не исключены, в частности, в связи с линией режима в Баку на узурпацию части акватории Каспия, являющегося внутренним водоемом, собственность на ресурсы которого принадлежит всем прилегающим к нему странам на равных основаниях. Известны также притязания этнократических режимов в Таллинне и Риге на часть территории Северо–Запада РФ.

Стремление некоторых сил в бывшего СССР, в первую очередь в Прибалтике, интегрироваться в состав военного блока НАТО.

а) Основные функции в части ведения локальных войн в пределах бывшего СССР целесообразно возложить на специальные части Мобильные силы ВС РФ. Не будучи предназначенными для участия в длительном военном конфликте, эти I части на кратковременной основе могли бы привлекаться для сдерживания и отражения агрессии извне против РФ и стран СНГ с применением обычных видов вооружений. Они предназначались бы и для проведения миротворческих операций под эгидой СНГ, а также ООН и других международных организаций. Мобильные силы численность до 50 тысяч личного состава, в т.ч. до 45–48 тысяч в ВДВ, целесообразно сформировать на базе ВДВ с привлечением подразделений морской пехоты.

При этом функционально морская пехота оставалась бы в составе ВМФ и передавалась бы под оперативное управление командования Мобильных сил лишь на время проведения спецопераций. Наиболее важной задачей станет обеспечение Мобильных сил средствами военно–транспортной авиации (ВТА), которые, функционально находясь в составе ВВС и оперативно подчиняясь Главкому ВВС, должны выполнять заявки, выдаваемые Мобильными силами. Потребность в самолетах ВТА, предназначенных для перевозки личного состава и военной техники, включая тяжелую, оценивается на уровне приблизительно ста единиц. Из имеющихся сегодня на вооружении средств ВТА значительная часть не функционирует. Сегодня средства ВТА в состоянии одновременно поднять в воздух лишь одну дивизию ВДВ.

Поэтому очевидно потребуется, в случае необходимости, мобилизация средств гражданской авиации для транспортировки подразделений Мобильных сил, что должно быть обеспечено ввиду особой важности решаемых ими задач.

Опыт чеченской войны показывает, что возможная в будущем типовая спецоперация с участием Мобильных сил по освобождению от националистов крупного региона бывшего СССР, должна быть основана на следующих принципах. Назначается командующий операцией, который должен получить соответствующим образом оформленный приказ. Определяются сроки и время проведения операции. Устанавливается жесткое единоначалие, оперативное управление всеми привлекаемыми силами вне зависимости от ведомственного подчинения и принадлежности сосредотачивается в одних руках. На первом этапе привлекаемыми силами авиации, Спецназа ГРУ и спецгрупп ФСБ и СВР наносятся удары с целью уничтожения или захвата наиболее важных объектов противника и ликвидации его военно–политического руководства. Затем Мобильные Силы при поддержке армейской и фронтовой авиации и сил ВМФ осуществляют разгром и уничтожение группировок противника и обеспечивают овладение его территорией. Вслед идут подразделения Сухопутных войск и ВВ МВД, по возможности, имеющие опыт ведения боевых действий. Они берут под контроль особо важные объекты, проводят «зачистку» местности. В дальнейшем при содействии милиции, формируемой из пророссийски настроенного местного населения, они обеспечивают контроль территории, фильтрацию националистов и депортацию некоторых категорий граждан из отдельных местностей. Особо следует подчеркнуть, что до окончания спецоперации местные властные структуры необходимы лишь в той мере, в которой они полезны для поддержания военного контроля территории.

б) Важнейшая роль в локальных «конфликтах на территории бывшего СССР, равно как при решении всех других основных задач Вооруженных Сил, возлагается на средства информационного обеспечения, боевого управления, связи, радиоэлектронной борьбы, защиту систем управления от воздействия противника. Особенно велика роль военной разведки. В этой связи решение вопросов развития и повышения эффективности деятельности ГРУ и приданных ему подразделений и структур необходимо рассматривать в качестве обладающих наивысшим приоритетом.

Еще одно важное направление — ведение информационно–психологической войны, включая проведение на регулярной основе активных мероприятий в отечественных и зарубежных СМИ в интересах поддержки позиции России и действий ее силовых структур в военных конфликтах. В то же время в условиях, когда абсолютное большинство российских и западных СМИ находятся под контролем главного военного противника России и его агентуры влияния внутри страны, следует понимать, что возможности использования СМИ в национальных интересах весьма ограничены.

Практика многих конфликтов в бывшего СССР показала, что наибольшие успехи были достигнуты в тех случаях, когда Вооруженные Силы РФ в боевых действиях прямого участия не принимали, а решение задач политики, отвечающей национальным интересам России, достигалось путем проведения т.н. «тайных операций», использованием сил пророссийских вооруженных формирований, состоявших из местных жителей и приезжих добровольцев. При этом подобные формирования организовывались, финансировались, вооружались и направлялись при участии тех или иных российских структур, которые также брали на себя решение вопросов создания политического «прикрытия», подготовки военных кадров и откомандирования в регионы боевых действий групп специалистов по применению нелегальных средств вооруженной борьбы. В тоже время в тех случаях, когда Вооруженные Силы были прямо вовлечены в боевые действия, в особенности на территориях, где большинство местного населения было настроено по отношению к России враждебно, как, например, в Чечне, результаты конфликтов были негативными, в первую очередь ввиду засилия агентуры влияния в высших эшелонах исполнительной власти РФ и центральных СМИ, которая эффективно блокировала усилия силовых структур по достижению военной победы.

В целом, специфика нынешней ситуации в стране, когда военные противники России обладают мощными рычагами воздействия на политику ее руководства, состоит в том, что проведение «тайных операций» на территории бывшего СССР остается единственным эффективным способом реализации национальных интересов РФ. Это обусловлено тем, что осуществление «тайной операции», равно как проведение активного мероприятия в СМИ, во многих случаях возможно без санкции тех государственных руководителей, которые находятся под той или иной формой контроля внешних сил. Оно требует решения отдельных должностных лиц, действующих в условиях крайней необходимости.

В то же время очевидно, что подобная практика допустима лишь в условиях нынешней крайне специфической ситуации в стране. При ее изменении, удалении агентуры иностранного влияния из важнейших государственных институтов и СМИ, принятие несанкционированных решений такого плана должно быть исключено.

4. Важным моментом обеспечения военной безопасности страны является совершенствование структуры управления Вооруженные Сил РФ и другими силовыми структурами. В этой связи представляется, что линия на придание министру обороны статуса гражданского лица с вытекающим из нее перераспределением функций и полномочий между Минобороны и Генштабом, является примером некритичного копирования иностранного опыта, не отвечает отечественным традициям и способна привести лишь к дезорганизации управления Вооруженными Силами.

Наоборот, другой аспект планируемой реорганизации управления силовыми структурами, предусматривающий, в частности, подчинение Генштабу ВВ МВД и Погранвойск, выглядит рациональной мерой. Однако при ее реализации следует быть готовым к возникновению межведомственных конфликтов.

Конфликты также возможны при слиянии видов и родов Вооруженных Сил, упразднении главкоматов. Необходимо переосмысление и некоторых принципов распределения функциональных обязанностей между силовыми структурами. Сегодня в этой части доминирует подход, согласно которому:

— вооруженные силы предназначаются для обороны государства и его союзников от внешней агрессии;

— органы внутренних дел и безопасности действуют в интересах поддержания законности и правопорядка внутри страны;

— внешняя разведка осуществляет присущие ее специфике операции, ориентированные во вне государства;

— погранвойска обеспечивают охрану внешних границ государства и охрану границ союзных государств.

В то же время, как показала война в Чечне, на Вооруженные Силы должна быть, в частности, возложена функция обеспечения сохранения территориальной целостности государства. Иначе тенденция превращения МВД во вторую, параллельную армию и далее будет проявляться.

Глава 2. Информационная безопасность

Современные достижения в информатизации вооруженных сил позволили уже в настоящее время создать «информационное» оружие, эффективность которого не уступает обычным средствам поражения. Уже сегодня поражение информационного ресурса государства и его вооруженных сил возможно не только путем применения оружия, но и с помощью средств специального программного воздействия, представляющих особую опасность в силу того, что их использование будет носить обезличенный и неявный характер. Они легко максируются под меры защиты и не связаны с объявлением войны, развязыванием военных действий с применением традиционных средств вооруженной борьбы. Это значительно увеличивает вероятность ведения так называемой «скрытой» войны, в которой характер вооруженной борьбы сторон не является очевидным.

Вероятность ведения «скрытой» войны повышает значение фактора внезапности в борьбе за военное и научно–техническое превосходство. По оценке военных специалистов, результаты целенаправленного вмешательства в автоматизированные системы предупреждения о ракетно–ядерном нападении, управления стратегическими силами и другие информационно–управленческие системы, сопряженные с государственными органами по принятию решений, могут иметь катастрофический характер и быть сопоставимыми по ущербу с последствиями применения ядерного оружия. Поэтому заслуживает особого внимания специфика и оценка информационного ресурса как объекта вооруженной борьбы.

Все большую роль в современной войне будут играть информационно–емкие военно–космические средства разведки, предупреждения о ракетно–ядерном нападении, навигации, связи, наведения высокоточного оружия. Их дальнейшее развитие в плане превращения в эффективные средства вооруженной борьбы в космосе и из космоса и применения по объектам и группировка на поверхности земли и океана может оказать существенное влияние на характер военных действий. В связи с этим вооруженная борьба в будущем все больше будет перемещаться в космическую область, в которой информация играет едва ли не решающую роль.

Массированное применение сторонами разнообразных информационных систем и средств расширило классические области вооруженной борьбы. В настоящее время многие ученые и военные специалисты считают, что объектом вооруженной борьбы может стать циркулирующая в различных военных электронных системах информация. Боевые действия в локальных конфликтах последних лет подтверждают, что завоевание радиоэлектронного превосходства и удержание его в процессе боевых действий играют решающую роль в достижении успеха в современном бою.

Высокая эффективность информационной борьбы стимулирует интенсивный поиск разработки новых радиоэлектронных устройств, аппаратов и приборов, а также поиск новых приемов и способов ведения этой борьбы.

Соревнование в создании средств помехового воздействия на управляемые и самонаводящиеся средства огневого поражения противника и защиты своего подобного орудия от помех противника является непременным условием эффективного применения всех видов боевых средств в «информационной» войне.

Появление разнообразных информационных датчиков, забрасываемых передатчиков помех, дистанционных пилотируемых летательных аппаратов разведки и радиоэлектронной борьбы, а также средств специального программного воздействия позволит осуществлять динамичный маневр средствами информационного воздействия.

Все это вызывает совершенствование стратегических и тактических приемов всех видов ВС и родов войск. Например, существенно меняется тактика танковых подразделений с появлением ПТУР и РУК.

От расположения и возможностей радиоэлектронной разведки и РЭБ противника теперь существенно зависят выбор профиля и маршрута полета, построение боевого порядка, маневр, способы нанесения ударов. Некоторые военные специалисты считают, что воздушный бой — это «приборный» бой, так как бортовые информационные системы позволяют осуществлять бомбометание и пуск ракет с любого ракурса, атаковать с первого захода, одновременно решая несколько боевых задач. Необходимы изменения в тактике войск ПВО.

Новые возможности в развитии информатизации вооруженных сил открыла компьютеризация. Однако информатизация, основанная на широком применении компьютерных связей, уязвима.

Стратегические, оперативные и тактические потребности борьбы с информационным ресурсом породили новый класс информационного оружия — ракеты и бомбы различных классов, наводимые на источники излучений, самые различные средства радиоэлектронной борьбы.

Таким образом, информатизация стала одним из важнейших факторов повышения боевой мощи вооруженных сил на новом «неядерном» витке их развития и совершенствования. Она обусловила существенный пересмотр военно–политических, стратегических и оперативно–тактических взглядов на содержание и характер вооруженной борьбы в современных условиях. Высокая эффективность и значимость информатизации привела к тому, что в вооруженной борьбе появилась новая область военного искусства область информационной борьбы, которая стала одной из основных составных частей боевых действий, определяющих во многом общий исход противоборства сторон.

В информационной борьбе можно выделить два ярко выраженных направления: наступательное, предусматривающее разрушение или искажение информационного ресурса противоборствующей стороны, и оборонительное, назначение которого — обеспечить защиту собственного информационного ресурса от информационного воздействия противника. Потенциальные возможности информационной борьбы оцениваются относительным снижением потерь войск на 50–60%.

Военное искусство всегда рассматривало устойчивое и надежное управление как одно из решающих условий достижения успеха военных действий. Поэтому в число основных требований, предъявляемых к системам управления войсками, входит их способность функционировать в условиях резкого увеличения потока информации при одновременном уменьшении времени на ее передачу, обработку и использование, а также радиоэлектронного противодействия противника. Реализация указанных требований обеспечивается наличием в составе систем управления средств автоматизации и помехозащищенной аппаратуры связи, функционирующих в рамках АСУ почти в реальном масштабе времени.

В обобщенном виде информационная безопасность это способность государства, общества, организации, личности, технической и информационной системы или конструкции обеспечить необходимые информационные ресурсы для поддержания их устойчивого функционирования в любых сложных условиях существования и развития, а также их способность противодействовать возникающим опасностям и угрозам по отношению к информационным ресурсам, техническим источникам потребной информации, компьютерным и другим различным сетям передачи и обмена информации между техническими устройствами и реальными потребителями.

Главными целями обеспечения информационной безопасности являются:

— формирование информационного пространства, обеспечивающего безопасную жизнь и здоровье отдельного человека, семьи, коллектива, этноса, общества, мирового сообщества от проявления различного рода факторов риска независимо от природы их происхождения;

— оптимизация взаимоотношений различных цивилизаций, создание единого безопасного информационного сообщества в России, в мире;

— просвещение общества в области информационной безопасности; забота о наличии достаточных и защищенных информационных ресурсов и информационных потоков России для поддержания ее жизнедеятельности и жизнеспособности, устойчивого функционирования и развития;

— поддержание постоянной готовности к адекватным мерам в информационном противоборстве, кем бы оно не было навязано.

Для достижения поставленных целей необходимо решить следующие первоочередные задачи: осуществить прогнозирование возможных негативных информационных воздействий на отдельного человека, коллектив, общество, государства, мировое сообщество; выявить причинно–следственную связь факторов риска и последствий их реализации для населения; осуществить прогнозирование основных направлений развития информатизации общества с точки зрения обеспечения его безопасности; определить соотношения информационного воздействия информатизации и безопасности личности, семьи, этноса общества, государства, мирового сообщества; выработать меры противодействия информационным опасностям и угрозам, негативным информационным воздействиям на индивидуальное и общественное сознание, психику людей; физическая безопасность и нормальное функционирование объектов информационного ресурса; ограничение доступа к информации, составляющей государственную, военную, технологическую или коммерческую тайну.

Глава 3. Глобализация и проблемы безопасности России

Многие вызовы для современной России связаны с глобализацией.

Так называют все более сложный комплекс трансграничных взаимодействий между физическими лицами, предприятиями, институтами и рынками для решения многообразных задач, с которыми государства не могут успешно справиться только собственными силами. Термин «глобализация» относительно новый.

Но процессы, им обозначаемые, возникли не вчера.

«Если рассматривать глобализацию в чисто географическом аспекте, говорит Генеральный секретарь ООН Кофи А.Аннан, то практически ничего нового в этом процессе нет. Взаимосвязанная человеческая деятельность в масштабах всего мира осуществлялась на протяжении столетий».

Предтечи глобализации можно уследить в формировании мировых колониальных империй. Много позже говорилось об интернационализации экономической и всей общественной жизни вообще. Совсем недавно у нас декларировалось становление общечеловеческих ценностей и пропагандировалось строительство общеевропейского дома. Пока не стало ясно, что все в нем имеют и благоустраивают свои национальные квартиры, а для России не предусмотрена даже «боковушка».

Ни колонизация, ни интернационализация, ни все другие формы интеграции человечества теперь мы знаем в исторической перспективе не стали тем, к чему стремились их «вдохновители и организаторы». Жизнь внесла серьезные коррективы, определив характер и последствия этих процессов. Уже и поэтому, думается, неконструктивно было бы рассматривать глобализацию как жестко детерминированный процесс, формы и результаты которого должны быть познаны и приняты как рок.

По крайней мере, сегодня остается открытым вопрос о конечной судьбе государства. Есть немало тех, кто утверждает, что оно отмирает. Правда, оставляя в стороне вопрос о политической организации будущего безгосударственного человечества.

И отмахиваясь как от досадной мелочи от того, что параллельно с глобализацией, устраняющей экономическую разобщенность территорий, развертывается процесс фрагментации, выражающейся и в новом витке государственного строительства.

Вот и Стокгольмский институт стратегических исследований констатирует, что возникающий режим безопасности характеризуется одновременно глобализацией и фрагментацией.

По прогнозам американских ученых, в течение ближайших 1520 лет на земном шаре в результате территориального передела образуются более 100 новых государств. Согласно тем же расчетам, должна распасться и Россия . Это один вызов России.

Другой связан с тем, что в процессе глобализации утверждается новое разделение труда между территориями (независимо от того, сохранится ли их государственная определенность и оформленность), закрепление за ними определенных функций в мировом хозяйстве.

Есть основания говорить о том, что России в нем может выпасть доля сырьевого придатка и кладбища вредных отходов. «Ее (глобализации) преимущества и риски распределяются неравномерно, и рост и достаток, которые она несет одним, компенсируются все большей уязвимостью и маргинализацией других», говорит Кофи А.Аннан. Не относится ли к этому ряду бегство капиталов, поток которых из России составляет порядка 20 млрд. долл. в год, что, кстати сказать, определяет крайне низкую долю накоплений в ВВП примерно в 1,5 раза меньше, чем в развитых странах. Еще один вызов заключается в том, что «технические достижения и открытые границы, которые позволяют коммерческим фирмам налаживать производство товаров и оказание услуг на транснациональном уровне, открывают возможность выхода на международный уровень и перед террористическими организациями, преступными синдикатами, торговцами наркотиками и лицами, участвующими в «отмывании» денег».

События в Чечне показали, что наше государство не имеет эффективной стратегии и средств для ответа на этот вызов. Глобализация это данность. Включение в нее имеет безальтернативный характер.

Здесь действует правило, которое можно сформулировать так: история ведет тех, кто считается с объективным ходом вещей, остальных тащит. Но это вовсе не значит, что безальтернативна сама глобализация. Еще совсем не факт, что она должна развертываться по модели, безразличной к интересам и судьбе России. Россия имеет достаточный потенциал, позволяющий определять события, а не тащиться за ними. Ее стратегия должна ориентироваться на оптимальные для России направления, формы, темпы включения в процессы глобализации.

Предположим, глобализация магистральный путь, вдоль которого сосредоточены все блага, необходимые для нашего существования. Сойти с этого пути обречь себя на гибель. Но, находясь на нем, мы должны сами позаботиться о том, чтобы несущий нас транспорт (гоголевскую Русь–тройку) не понесло в кювет, чтоб он благополучно обошел встречающиеся препятствия, чтоб не оказался подмятым или затертым другими. Здесь возникает еще один вызов, ответ на который предстоит определить. Речь о диалектике либерализма, консерватизма, социализма.

Думается, совершенно необоснованно преданы забвению некогда гонимые идеи конвергенции. В этой связи представляется важным солидаризироваться со словами В.Путина о том, что «достижение необходимой динамики роста проблема не только экономическая.

Это проблема также политическая и, не побоюсь этого слова, в определенном смысле идеологическая. Точнее, идейная, духовная, нравственная». Суть проблемы становится ясной, если учесть существующие в нашем обществе и политической элите противоречивые идеи о возможности и пределах вмешательства государства в экономическую жизнь страны. В свое время В.Путин говорил: «Мы находимся на этапе, когда даже самая верная экономическая и социальная политика дает сбои при проведении ее в жизнь из–за слабости государственной власти, органов управления. Ключ к возрождению и подъему России находится сегодня в государственно–политической сфере. Россия нуждается в сильной государственной власти и должна иметь ее».

Кстати сказать, нет единства позиций и в обществе. Всероссийский опрос, проведенный ВЦИОМ в апреле 2000 г., показал, что 79% выступают за усиление государственного контроля над экономикой, 72% за национализацию ключевых отраслей экономики, 64% положительно относятся к поддержке частного предпринимательства.

Отправной точкой для выработки стратегии должно быть признание того, что Россия великая держава и другой быть просто не может. Важно иметь в виду, что вопрос о величии страны невозможно решать сугубо логическими методами. Это «не Верхняя Вольта с атомной бомбой».

Четвертый вызов как раз и заключается в том, что в мире (и в стране) есть немало охотников, заинтересованных в том, чтобы на геополитическом пространстве хартленда не было бы единого, целостного, а следовательно, мощного социального организма.

Но им противостоит значительно больше тех, кому «за державу обидно» и для кого «жила бы страна родная и нету других забот» не пустые слова для ерничанья. К сожалению, сложилось так, что таких людей судьба развела по разные стороны в 1991 и 1993 гг. Но они могут и должны преодолеть раскол, возрождение величия России того стоит.

Еще один вызов связан с тем, что объективно необходимая глобализация осуществляется под определяющим влиянием экономически доминирующего Запада, США и приобретает характер вестернизации, американизации стран и народов.

Для нашей страны это актуализирует извечный спор западников и славянофилов. С той однако существенной разницей, что в те годы у идейных антагонистов была общая платформа, сердце болело об одном укреплении России. Сегодняшние же западники–мондиалисты, с удивительной настойчивостью охаивают все российское и русское как заведомо отсталое и ущербное. Они, говоря словами А.И.Герцена, всякую разницу нашу тщатся представить недостатком. В конечном счете, все вызовы так или иначе заставляют говорить о безопасности страны и народа.

Безопасность, по словам Хемингуэя, это когда знаешь, как увернуться от опасности. Более развернутое определение может звучать так: безопасность это состояние, когда нации не приходится жертвовать своими интересами из–за боязни оказаться втянутой в войну, и когда она в состоянии защитить их военным путем, если войны избежать не удалось. Обеспечение так понимаемой безопасности предполагает заботу о поддержании на должном уровне военной мощи страны.

Недавно В.Путин повторил формулу Александра III: «У России есть два союзника армия и флот». Правда, Александр III подчеркивал: только два союзника.

Между тем, признание катастрофического состояния оборонного комплекса стало проходной фразой для всех, кто говорит о военной сфере, будь то «партия власти» или оппозиция, политики или военачальники, эксперты или журналисты. Шестилетнее военное «реформирование» ничего хорошего стране и обществу, государству и армии не принесло.

Так не следует ли признать либо порочность самой установки с помощью реформы привести военную организацию в состояние, соответствующее требованиям дня; либо принципиальные ошибки в определении концепции, направлений и приоритетов военного строительства; либо, наконец, демагогическое использование идеи реформы в спекулятивных целях, ничего общего не имеющих с заботой о военной безопасности страны? Есть все основания утверждать, что идея и лозунг «даешь военную реформу», родившиеся в советское время, потеряли всякий смысл с распадом СССР.

Механически перенесенные на новую российскую действительность, они дезориентируют политическое и военное руководство, гражданское общество и армейские круги относительно актуальных проблем военного строительства России, путей и способов их решения.

Стране и армии нужны не сомнительные эксперименты с отрицательным результатом, называемые военной реформой, а четко сформулированная легитимная, то есть понятая и поддерживаемая гражданской и военной общественностью и законная, то есть соответствующая нормам международного права и Конституции страны и закрепленная специальным государственно–правовым актом программа военного строительства.

Глава 4. Угроза международного терроризма Разновидности террора

«Терроризм» — один из наиболее впечатляющих мифов, которыми одержимо массовое сознание. Реальное политическое значение терроризма ничтожно, но как символ, как захватывающий образ, как психологический ход он приобрел удивительную значимость в современном мире. Попробуем в самых общих чертах определить терроризм и выделить его основные разновидности.

Терроризм — это сознательное использование нелегитимного насилия (чаще всего с заведомой ориентацией на зрелищный, драматический эффект) со стороны какой–то миноритарной группы, стремящейся тем самым достичь определенных целей, заведомо недостижимых легитимным способом.

Из этого определения вытекает, что насилие, осуществляемое террористами, находится в прямой связи с ограничением социально–политических средств для достижения цели. Поэтому причинные цепи, ведущие к терроризму, имеют самое непосредственное отношение к конкретной юридической и социально–политической базе, на которой основано общество.

Террор, используемый в ситуации полномасштабного военного конфликта, несколько выпадает из такого определения, так как в данном случае о строгой легитимности вообще не может идти речи.

Кроме того еще одна категория террора выносится здесь за скобки — террор со стороны государства. Но и в этих двух случаях применение насилия со стороны карательных органов или военных формирований обуславливается недостаточностью и неэффективностью более конвенциональных средств для достижения политических целей или поддержания определенного установленного порядка. Правда, в данном случае группы, осуществляющие террор, не являются миноритарными.

«Только альтернативный опыт политических битв может запустить такие механизмы, которые окончательно разрушат буржуазную идеологию и психическую структуру индивидуалистического образца.»

Но все же понятие «терроризма» в наиболее общем значении прикладывается скорее к точечным террористическим акциям, осуществленным политическими, этничес–кими или религиозными меньшинствами, и именно это значение мы попытаемся рассмотреть. Терроризм может иметь несколько разновидностей в зависимости от того, какое именно меньшинство, является субъектом террористического акта. Выделим следующие категории:

1) Идеологический терроризм.

Ульрика Майнхоф (1934 — 1976). Один из руководителей и основной теоретик Фракции Красной Армии, получила образование в области философии и социологии. До организации в 1970 г. бегства из тюрьмы Андреаса Баядера и перехода к подпольному существованию сотрудничала в леворадикальном журнале «Konkret». В 1974 за соучастие в убийстве была приговорена к 8 годам тюрьмы, в 1976 покончила с собой. Символ предельного идеализма и тотальной верности Революции. Ради своих убеждений отказалась от двух детей.

Он осуществляется со стороны представителей миноритарных политических идеологии, которые оказываются по тем или иным причинам исключенными из рамок официальной или легитимной политики. Естественно, эти миноритарные идеологии варьируются от общества к обществу, и то, что в одной стране является подпольным и маргинальным, в другой может свободно существовать в парламентском выражении или даже находиться у власти.

Однако не все идеологии, поставленные вне закона, теоретически могут привести к террору в том случае, если у них не останется никакого иного выхода для влияния на социально–политическую реальность.

Только те идеологии чреваты террором, в основании которых лежит фундаментальная и догматизированная концепция относительно сущностный и абсолютной нелегитимности того строя, внутри которого пребывают представители альтернативной политической силы. Таким образом, к количественному аспекту (миноритарность) добавляется качественный, состоящий в радикальном отказе от признания легитимности существующего строя и в логическом оправдании преступания его нормативов.

Однако осуществление насилия предполагает преодоление довольно глубинных психологических норм, свойственных большинству людей, а значит для идеологии, признающей и оправдывающей террор, необходима особая антропологическая доктрина, релятивизирующая общее человеческое качество в тех случаях, когда речь заходит о «пособниках Системы». Это очень существенный момент. В любом терроризме (и это, на наш взгляд, упускает из вида большинство исследователей данного явления) с необходимостью наличествует элементы расизма, хотя этот расизм является подчас не биологическим, но антропологическим, классовым, духовным, гносеологическим и т.д. Речь идет о манихейском понимании социальной реальности, где два лагеря — власть и революция — рассматриваются как два противоположных онтологических типа, имеющих качественно различную природу. Революционеры–террористы оправдывают свое насилие над представителями Системы (активными или пассивными) приблизительно так же, как маздеисты, зороастрийцы или манихейцы рассматривали в свое время необходимость уничтожения существ, находящихся под покровительством Аримана, отца тьмы.

Примеры такого терроризма: русские народники, французские анархисты, германские консерваторы, большевики, фашисты, теракты неофашистов в Италии в конце 70–х, Красные Бригады и Фракция Красной Армии в ФРГ и т.д.

2) Этнический терроризм.

Это разновидность терроризма, субъектом которого является не идеологическая, а национальная, этническая община. В данном случае речь идет о миноритарной этнической группе, включенной в состав мажоритарной группы, отказывающей меньшинству в определенных правах — чаще всего в праве на этно–политическое самоопределение.

В данном случае линия водораздела проходит по этническому признаку, и Система приравнивается к политической структуре мажоритарной нации. Здесь случае этнические меньшинства рассматривают терроризм как единственный путь заявить о своих требованиях в условиях, когда полноправное политическое участие в определении своей судьбы иным путем невозможно. Мы снова сталкиваемся с определенным манихейством и «расизмом», так как теракт осуществляется в отношении представителей демонизированной мажоритарной нации, вынесенных за скобки отчаянного этнического самоутверждения. В некоторых случаях этно–терроризм может иметь расовый характер, т.е. быть тождественным прямому биологическому расизму (на сей раз без кавычек).

Самые яркие примеры этнотерроризма — баски (ЕТА), сицилийские сепаратисты, ирландцы, курды и в новейший период карабахские армяне и чеченцы.

3) Религиозный терроризм.

Здесь субъектом террора и революции выступает религиозное меньшинство или активный авангард мажоритарной религии, подпавшей под отчуждающее и враждебное влияние марионеточных властей. В данном случае революционный «расизм» имеет теологическую окраску, антропологическое принижение «неверных», представителей иной религии. Особым видом религиозного терроризма является терроризм неортодоксальных религий, сект и т.д. Тут антропологический дуализм может доходить до самых крайних формулировок: члены секты отождествляются, к примеру, с «избранными», «спасенными», а все остальные — с «проклятыми». Оправданность насилия в таком случае становится в глазах сектантов само собой разумеющейся.

Классическими образцами такого подхода является сионистский терроризм в Палестине и современный исламский терроризм. А кроме того некоторые взрывы гомицидального и суицидального сектантства типа «Храма Народов» пастора Джима Джонса.

4) Криминальный терроризм.

Довольно редкое явление, как правило служащее инструментом более общей идеологической цепи. В отличие от простого бандитизма или гомицида криминальный терроризм теоретически должен выдвигать более глобальные требования, нежели банальная нелегитимная нажива. Чаще всего такой терроризм сопровождается требованиями полуполитического характера — например, предоставление средств передвижения для того, чтобы покинуть определенную зону, освобождение заключенных и т.д.

Как и в других случаях терроризма, криминальный террор стремится бросить отчаянный вызов всей социально–политической и юридической системе, а не просто урвать незаконными средствами индивидуальный куш.

Внимательное рассмотрение сущности терроризма показывает, что криминальный террор может быть подлинным лишь в том случае, когда преступная организация имеет характер довольно идеологизированной и структурированной общности, что предполагает наличие в ней элементов, принадлежащих трем вышеперечисленным террористическим группам. Иными словами, криминальный терроризм вероятен в том случае, если преступная группировка имеет выраженный идеологический, этнический или религиозный характер. В таком случае даже чисто материальные требования или цели террористов, выдвигаемые властям, имеют прагматический характер и призваны быть лишь одним звеном в целой цепи подрывных революционных действий.

К разряду такого полукриминального терроризма можно отнести большевистских и анархистских налетчиков и грабителей, этнические мафии США (еврейскую, сицилийскую и китайскую), взятие банков некоторыми левыми экстремистами и т.д.

5) Индивидуальный террор.

Это особое явление, главным отличием которого служит то обстоятельство, что его субъект не общность, а отдельная личность.

Сразу следует сделать различие между терактом, осуществленным единолично, но по соображениям перечисленным в предшествующих пунктах (одиночка–революционер, одиночка — националист, одиночка — религиозный фанатик, одиночка — преступник), и индивидуальным террором как таковым, коренящемся в сугубо личном, субъективном состоянии человека вне зависимости от его идеологической ориентации.

Индивидуальные терроризмом следует считать насилие, осуществляемое индивидуумом по отношению к другим членам общества, как выражение экзистенциального, субъектного протеста, не обоснованного рационально и идеологически личного восстания против общества. Индивидуальный террор чаще всего сопряжен с психической травмой, которая либо предшествует ему, либо происходит в момент теракта. В литературе это довольно объемно описано у Альбера Камю с «Постороннем».

Речь идет о постепенно нарастающем или спонтанном состоянии человека, в котором он глубинно ощущает собственную принципиальную несовместимость с окружающим миром и особенно с окружающим обществом. «Новые левые» и экзистенциалисты назвали бы такое состояние интенсивным переживанием «отчуждения». В этом сугубо индивидуальном опыте человек, как вспышку, переживает абсолютную альтернативность собственного бытия и внешнего мира (т.е. понимает, что «либо мир, либо он»).

Можно сказать, что это острая реакция на социальное состояние, отказывающее человеку в ценности интериорных аспектов существования. В некотором смысле следующий за осознанием такого факта припадок агрессии ч спонтанный (или продуманный) теракт имеют тот же смысл, как и в случае остальных разновидностей терроризма: невозможность легитимными средствами заставить мажоритарный социум считаться с онтологическими параметрами миноритарных общин, вплоть (в нашем последнем случае) до отдельного индивидуума и его персонального бытия.

Показательно, что спонтанный террор, как правило, свойственен климату либерального общества, где общинное противостояние системе часто почти невозможно в силу предельной дезинтеграции органических коллективов, определяющей качество этого общества.

Поэтому индивидуальный и немотивированный терроризм — частый случай в США. Более того, именно такой террор является общим знаменателем других разновидностей терроризма, так как само влечение к этой форме самореализации даже в более идеологизированных и организованных подрывных структурах свидетельствует о специфической конституции личности, склонной к повышенной интровертности, спиритуальности, резко и болезненно ощущающей свою знаковость.

Экзистенциальная драма теракта.

У всякой террористической акции есть два аспекта — рациональный и иррациональный. Рациональность террора заключается в том, что с помощью чрезвычайного насильственного действия, которое настолько выходит за рамки социальных норм, что заставляет людей системы идти на уступки террористам, достигается конкретная политическая или социальная цель: выпуск на свободу других террористов, признание некоторых политических и этнических свобод, подрыв социальной стабильности в обществе, создание кризисного психологического климата, широкая демонстрация существования определенных групп, которые в нормальных условиях строго замалчиваются и т.д.

Опыт показывает, что очень часто эти рациональные цели достигаются, но эффект от них остается очень локальным, как по времени, так и по социальному объему. Застигнутая врасплох система вначале подчиняется террористам (даже если им не идут на уступки); они получают возможность широчайшего информирования общества о себе и своих программах. Но вскоре мгновенный прорыв сводится на нет сложными ходами тех, кто имеет достаточно власти и времени, чтобы исподволь и постепенно исправлять негативные последствия подрывных действий.

«Мы заявляем, что тот, кто носит униформу — свинья, то есть он уже не является человеческим существом: таково наше решение проблемы. С этими людьми вообще нельзя говорить, и выстрелы здесь само собой разумеются.»

Ульрика Майнхоф

На самом деле, терроризм подчас бывает политически весьма эффективен, и это заставляет предположить, что совершенствование системы социального контроля будет только способствовать росту терроризма, как единственного выхода для полновесного выражения радикально альтернативной точки зрения.

Второй аспект террора — иррациональный — заключается в экзистенциальном опыте, который переживает участник теракта. В данном случае искусственно создается уникальная в обществе ситуация, в которой человеческие существа начинают действовать по совершенно иным законам, нежели конвенциональные системы связей, регламентированные социально–политическим строем.

Так как речь идет о возможности (чаще всего немотивированного — символического) гомицида, то драма «террорист — заложник» приобретает особый, глубинный, почти онтологический характер, потому что наиболее поверхностные пласты личности мгновенно смываются перед лицом возможной и объективированной смерти.

При этом сам террорист становится как бы субъектом смерти, провокатором двойственной агрессии: с одной стороны, он вызывает на себя гигантскую карательную мощь системы, которая концентрирует на нем свое уничижительное влияние, с другой — получает мимолетное, но крайне острое осознание абсолютного господства над судьбой заложников.

Это очень сложный комплекс — в нем есть и глубинный мазохизм, граничащий с религиозным мученичеством (перед лицом заведомо более сильной системы), и очевидный садизм (в отношении низведенных до объектного состояния жертв). В целом же опыт террора возвращает участников к некоторым глубинным, базовым уровням существования, о которых в нормальной жизни подавляющее большинство людей даже не подозревает, но которые невидимо и неосознанно влияют на весь строй человеческой жизни. Этим объясняется т.н. «стокгольмский синдром», т.е. добровольное отождествление заложника с террористом и принятие его стороны.

Дело тут не только в защитном механизме психики: жертва действительно может быть благодарна палачу за урок психологии пограничных состояний и глубинной антропологии, что подчас позволяет человеку спонтанно и травматически осознать собственную природу.

Консервативная сущность террора

Интересно рассмотреть феномен терроризма в свете концепции права крупнейшего мыслителя XX века Карпа Шмитта. С точки зрения Шмитта, существуют два основополагающих подхода к праву. Первый свойственен традиционному обществу, где правовые нормы всегда реализуются через персональный аспект власти (королей в древности называли lex animata in terra, «воплощенным законом земли»). Этот персональный аспект — будь то король, феодал, решение 1 ассамблеи полиса и т.д. — всегда предполагал, с одной стороны, руководство базовыми основами права, принятыми в данном обществе, а с другой — уникальность каждого конкретного решения, принимаемого исходя из неповторимого контекста на основе не подлежащих доскональному описанию волевых, духовных и интеллектуальных особенностей властителя и судии. Таким образом, в традиционном обществе право было неразрывно связано с индивидуальной ответственностью, с органической, жизненной и часто непредсказуемой волей власти.

Второй подход появился вместе с Новым Временем, когда гуманистический и просвещенческий идеал заставил искать определения универсального и абсолютного права, теоретически не зависящего от органических и контекстуальных особенностей. Такое право получило свое совершенное воплощение в юридической доктрине Кельзша и в концепции правового государства, где предполагается предельная рационализация правовых нормативов, исключающая всякую спонтанность и волюнтаризм в правовых вопросах. Шмитт подчеркивал, что абсолютизация абстрактного права приведет к «дегуманизации» социально–политической жизни, к переходу от органического, жизненного общества к механической искусственной конструкции, к безличному тоталитаризму абстрактных догм.

В этом смысле террористический акт как социально–психологическая драма представляет собой, безусловно, порыв к традиционному пониманию права, связанного с решением, ответственностью, спонтанностью и непредсказуемостью. Сам Шмитт отказывал в праве на террор кому бы то ни было, кроме государства, которое являлось для него высшей инстанцией, связанной с теологической проблематикой (напомним, что Шмитт был убежденным католиком). По его мнению, только властелин, князь, монарх обладают полномочиями для принятия решения в чрезвычайных обстоятельствах (Ernstfall), выходящих за рамки легитимности (а использование террора является как раз таким случаем).

По мере деперсонализации власти в либеральном обществе и универсализации «номократии», «диктатуры права», происходит переворачивание идеальных отношений, рассматриваемых Шмиттом. Именно власть, государство, князь (в смысле Макиавелли) или «коллективный князь» демократии и советских режимов в нашем мире теряют качество органичности и жизненной спонтанности.

Именно в центре системы царит полный экзистенциальный штиль, который стремится свести к минимуму возможность «чрезвычайных обстоятельств» и заведомо отгородиться от необходимости принятия волевых и ответственных решений. В такой ситуации в сфере государства для сверхлегитимного решения (в шмиттовском понимании) не остается места, и оно все более однозначно смещается в область подрывных, альтернативных, разрушительных структур. Иными словами, потеря государством органического измерения, воплощавшегося в традиционном обществе в персональной сверхнормативной ответственности правителя, лишает государство права на террор и, напротив, наделяет им его противников.

Процесс окончательной «номократизации» современных государств, повсеместное наступление «правовой диктатуры» либерального образца ставит последователей Шмитта в парадоксальную ситуацию: сторонники иерархии, государства, власти, порядка, полагавшие возможность преступания закона в «чрезвычайных обстоятельствах» только на самом верху социальной структуры, вынуждены занимать совершенно противоположную позицию в отношении актуального общества, становясь в один строй с радикально подрывными анархистскими течениями, изначально являвшимися противниками всякой власти и всякого государства.

Такое развитие идей Шмитта и других классиков консерватизма иногда называют парадоксальным сочетанием «анархизм справа». Именно такая цепь умозаключений привела многие послевоенные правые организации к терроризму, особенно усилившемуся в конце 70–х годов.

Феномен «анархизма справа» или «правого терроризма» крайне важен для постижения смысла терроризма вообще. Хотя «правый терроризм» (по качественным и количественным параметрам) уступает «терроризму левому» (Черные Бригады итальянских неофашистов, к примеру, гораздо менее известны и менее радикальны, чем Красные Бригады), именно в правом терроризме логика трансформации правовых концепций, лежащих в основе любого терроризма, выражена предельно ясно и четко. «Анархисты справа» считают традиционное общество единственно легитимным и отказывают в легитимности современному, светскому, либеральному социуму как в его теоретических предпосылках, так и в его актуальном состоянии.

Мажоритарная поддержка либерального строя (мнимая или действительная) никак не убеждает сторонников традиционного общества в правоте этого строя, так как количественный аспект для них принципиально не является решающим. Иными словами, посттрадиционное, современное общество они рассматривают как результат нелегальной узурпации власти.

На определенном этапе сторонники традиционного общества еще считают возможным эволюционным путем повернуть ход социальной истории вспять и осуществить «консервативную революцию» путем реставрации нормальной модели власти, иерархии, государства и т.д. В частности, это было делом жизни самого Карла Шмитта, посчитавшего приход к власти Гитлера в Германии первым шагом на пути к возврату к традиционному обществу. Но по мере обнаружения невозможности эволюции от плохого современного порядка к предшествующему «хорошему порядку», приходит время подлинных «анархистов справа», убежденных, что путь к «хорошему порядку» лежит через анархию, субверсию и хаос.

Через террор. Таким образом, в глазах радикальных традиционалистов в определенном парадоксальном периоде истории восстание и хаос становятся более «традиционными», нежели искаженные и извращенные останки «плохого порядка». В этом движении правых к террору мы видим полный цикл судьбы радикального консерватизма, оканчивающейся в апологии восстания против современного мира. Того самого «восстания», о котором сам Ницше еще совсем недавно писал, что «оно есть добродетель раба». Все сказанное относительно «анархизма справа» или «правого терроризма» имеет отношение и к тем разновидностям террора, в основании которых лежит апелляция к традиционным ценностям.

Сходная логика присуща и религиозному, и этническому терроризму, для которых актуальное понимание права в либеральном обществе не имеет никакого глубинного оправдания и никакой метафизической ценности. Напротив, светская модель «правового государства», игнорирующая примат религии или национальной традиции вообще, в глазах глубинно религиозных и националистически ориентированных групп не имеет никакого основания и тождественна узурпации и неоправданной тирании, в борьбе с которой все средства хороши.

Иными словами, террор современных крайне правых типологически строго совпадает с мотивацией религиозного и этнического террора: все они не просто нигилистически отрицают легитим–ность как таковую, но лишь существующую пегитимность, предлагая вместо нее альтернативное правовое устройство, соответствующее принципам традиционного общества.

Все эти соображения показывают, что несколько выделенных нами разновидностей терроризма имеют «консервативную», «традиционалистскую», «правую» подоплеку, весьма далекую от прямой апологии антиномизма, анархии и нигилизма.

Но как быть с левым терроризмом и индивидуальным террором, а также с криминальным? На первый взгляд, эти разновидности не подпадают под категорию «восстания против современного мира» или под отчаянно экстремальную форму консервативной революции. Рассмотрим это подробнее.

Утренняя–вечерняя звезда

Начнем с левого террора. Известно, что большинство левых партий и движений открещивается от обвинений в терроризме и порицает крайне левые группы, практикующие его. Возможно, что в данном случае речь идет не просто о тактике и прагматическом обелении конформистских парламентских партий, но и о более серьезном противоречии между левым и крайне левым. Дело в том, что левая идеология как таковая, критикуя современный мир, в целом одобряет его структуру и лишь настаивает на его скорейшей эволюции к еще более гуманистической и либеральной стадии.

Этот левый эволюционизм, свойственный более всего социал–демократии, разделяет консенсус относительно большинства глубинных философских предпосылок, на которых основывается современная система. И как бы страстно левые ни желали дальнейших и скорейших изменений в соответствии со своими идеалами, практически никогда им не приходит в голову провести глубокую разделительную черту в человечестве, которая манихейским образом утвердила бы проклятость одних и избранность других. Такие левые категорически отрицают как расизм, так и классовую борьбу, как религиозный фанатизм, так и всплеск индивидуального анархического протеста.

Для таких «обычных» левых террор левых экстремистов (марксистов, троцкистов, анархистов, маоистов и т.д.) представляется совершенно чуждым не только в его зловещей конкретике, но и (самое главное) в его философских предпосылках.

Обычные левые принадлежат к современному миру и поэтому разделяют его базовые ценности и юридические нормативы. У них нет никакой альтернативной идеологической и философской базы, которая даже теоретически оправдала бы все, что хоть как–то напоминает терроризм. Поэтому между левым экстремизмом и просто левой идеологией существует громадное различие, причем в сфере принципов, а не методов.

Для того, чтобы идти на теракт по идеологическим соображениям, надо предельно пропитаться системой ценностей, альтернативных современной цивилизации. В случае анархистов справа и радикальных традиционалистов это легко понять, так как они обращаются к тому состоянию общества, которое предшествовало современности и фрагментарно могло сохраниться на периферии современного мира. Но какова движущая сила левого террора?

Учитывая глубинную связь террористического акта с базовыми аспектами человеческого существа, с необходимостью в критический момент взять на себя всю тяжесть решения, которая раньше была под силу лишь самодержцам и князьям (опиравшимся к тому же на авторитет и нормы Традиции), совершенно исключено, что люди способны пойти на это исходя из некоторой абстракции, смутного и неконкретного идеала, простой рациональной конструкции.

А значит, левый экстремизм должен иметь определенное измерение, которое с некоторой степенью условности можно назвать «традиционным». Однако, в отличие от правого экстремизма, апеллирующего к прошлому, левый экстремизм обращается к будущему, не к тому строю, который был, а к тому строю который будет. Но будущее в обычном современном понимании представляет собой неопределенность, возможность, несуществование, а значит, оно в силу именно этой неопределенности не может служить надежной базой для радикального отрицания настоящего. Поэтому современный человек принципиально не может пойти ради такой условности на радикальный опыт вызова, брошенного всему.

Единственной возможностью объяснить левый радикализм является его понимание как неортодоксального и спонтанного обращения к Традиции в ее телеологическом, эсхатологическом аспекте. Дело в том, что Традиция рассматривает не только прошлое и настоящее как нечто строго определенное и неизменное, но относится точно так же и к будущему. На этом основаны все учения о Конце Света, которые наличествуют во всех религиях без исключения.

Таким образом, традиционализм помимо консерватизма может выражаться и в эсхатологизме, т.е. в отношении к будущему как к необходимой и предустановленной, уже существующей в духовном мире реальности. И эта эсхатологическая реальность, рассматриваемая чаще всего как восстановление Золотого Века, которое последует за чередой апокалиптических катастроф, настолько же реальна и очевидна для человека Традиции, как и повествование о событиях прошлого или информация о том, что происходит в настоящий момент.

Иными словами, объяснить феномен левого экстремизма можно только разоблачив его эсхатологическую, а следовательно, почти традиционную природу. Хотя при этом, эсхатологический детерминизм левых радикалов и выражается почти всегда на шифрованном, марксистском, внешне «современном» материалистически–экономическом языке.

В конечном счете, левые террористы под тезисом «классовой борьбы» понимают то же манихейское расистское разделение человечества на два лагеря — на детей света и детей тьмы — как и радикальные консерваторы, рассматривающие борьбу против современного мира как сражение со слугами антихриста, с одержимыми нечистым духом. Левый экстремизм, таким образом, смыкается с правым не в силу сходства методов или даже экзистенциальных типов, но на основании того, что оба эти ветви представляют собой современную внешне, но антисовременную внутренне, линию Традиции, кристаллизовавшуюся в двух полюсах — в правой ностальгии по золотому веку и в левом экстатическом предвосхищении его возвращения. И для тех и для других есть только один враг–настоящее, современный мир, который отождествляется с максимальным сгущением полуночного мрака, когда лучи заката погасли, а рассвет еще не наступил. Но символично, что и вечерняя и утренняя звезда в традиции называлась одним именем — Афродита у греков, Люцифер у римлян.

Саеdo ergo sum.

Что касается чисто криминального террора, то в силу его редкости и, по большей части, инструментальности он выходит за рамки философского осмысления. Его исследование отсылает нас к довольно общей и сложной теме — о смысле преступности и о ее социальном, историческом и экономическом значении. Лишь разобрав категории преступности и структуру криминального мира, можно понять, чем криминальный террор отличается от налетов, бандитизма и т.д. Это отдельная тема. Не исключено, что в ходе такого исследования категория «криминальный террор» — т.е. захват заложников в обмен на требование денег и т.д. — вообще потеряет самостоятельное значение, так как часть случаев надо будет отнести к побочным проявлениям других видов терроризма, а другую часть — включить в разряд конвенциональных преступлений, типа рэкета.

Остается лишь разобрать истоки индивидуального террора. Здесь заведомо исключена доктринальная идентификация альтернативной системы ценностей, толкающей человека к радикальному восстанию против базовых социальных норм. Человек, залезающий на башню и начинающий стрельбу по прохожим, чаще всего мотивируется неким глубинным импульсом, не имеющим никакого рационального объяснения. Это — срыв, спонтанная вспышка агрессии, мгновенный головокружительный выход за пределы конвенционального существования с его довольно строгой структурой допустимого и недопустимого. Террор являет собой обращение к совершенно недопустимому, совершенно запрещенному, к невозможному. Именно поэтому он периодически привлекает новых и новых индивидуумов, захватываемых спонтанной и неудержимой волей.

На первый взгляд кажется, что в этом суперанархическом действии точно нет никаких консервативных элементов, поскольку индивидуальный и чисто экзистенциальный теракт вообще не апеллирует ни к прошлому, ни к будущему, а только и исключительно к настоящему. Это, действительно, так и есть. Но стоит присмотреться внимательней к тому, каким именно образом переживает террорист настоящее в ходе самого теракта.

Общая схема мотивации индивидуального террора такова: человек постепенно или внезапно приходит к выводу, что внешний мир, в котором он живет, особенно общество, окружающие люди, сам бытийный вкус его существования представляют собой адскую удушающую массу, подавляющую и фактически отрицающую его внутреннее бытие, его «я». Возникает ощущение, что это «я» находится под пристальным надзором и предназначено к мучительному и страшному умерщвлению. Иными словами, человек начинает осознавать, что внешний мир и общество рассматривают его самого как объект, отказывая его субъективному переживанию в реальности, в субстанциональности, в бытийной серьезности. Таким образом, человек схватывает внешний мир как абсолютное зло. И это зло в данном случае рассматривается именно как нечто абсолютное, хотя и пребывающее в настоящем. О прошлом и о будущем никакого представления индивидуум, стоящий перед вспышкой немотивированного гомицида, не имеет.

Далее возникает страшная грань между суицидом и гомицидом, между убийством себя самого и других людей. Совершенно очевидно, что гомицид здесь не исключает суицид, но сопрягается с ним. Человек колеблется между стремлением только «бежать из ада»(суицид) и «напасть на ад» («чтобы потом его оттуда все же вынесло»), «спровоцировать ад на агрессию» (гомицид как форма суицида). Индивидуальный террор почти всегда сопряжен с осознанной решимостью умереть. Тот, кто становится на этот путь, выбирает самоубийство в его максимальном психологическом и метафизическом объеме, где активное и пассивное отношение ко внешнему миру одинаково проявлены и воплощены.

Индивидуальный террор, поверхностно объясняемый обычно душевным расстройством или маниакальной дисфункцией, основывается, на самом деле, на довольно разумной и обоснованной онтологической реакции. Причем эта реакция также имеет строго консервативное, традиционалистское измерение. Дело в том, что традиционная цивилизация ставит во главу угла Абсолютный Субъект, воплощающийся в социальный реальности двояко — через фигуру Царя, как внешний полюс и через религиозный принцип, через Бога, как внутренний полюс.

Таким образом, индивидуум традиционного общества повсюду сталкивается со следами субъектности, с отпечатками эффективной победы внутреннего над внешним. Он ритуально отождествляет самого себя с царем (что проявляется в обычаях, обрядах, семейном укладе и т.д.), а в религиозном аспекте он через мистерии соприкасается с самим Божеством. Во всех случаях его «я» социально поддерживается во всех измерениях, даже в том случае, если оно ничем не выделяется среди всех остальных.

Конечно, большинство людей по мере перехода к современному миру, основанному на отрицании Традиции, утрачивает субъектность, свойственную человеку Традиции, привыкая к механическому, десубъективизированному обществу, где внутренний мир подменяется индивидуальными фантазмами и фиктивной свободой «потребления». Но подчас, у отдельного человека, так же, как у традиционалистов или религиозных террористов, может спонтанно актуализироваться та личностная структура, которая более свойственна сакральному обществу.

И тогда живая вибрация субъекта приходит к шоковому столкновению с внешним миром, основанным на совсем иных принципах. В большинстве случаев все кончается клиническими казусами «мании величия» или «мании преследования», но иногда иррациональный прорыв не приводит к безвозвратному выходу из строя ментальных механизмов, и человек способен тогда выразить метафизический гнет невыносимой проблематики отчаянным драматическим ритуалом террора.

Значит и в этом случае мы имеем дело с некоторым глубинным консервативным импульсом, представляющим собой след прошлого, глубоко запечатлившегося в самой структуре человеческой психики. В этом смысле можно упомянуть исследования Карла Юнга, доказавшего, что структура бреда, сновидений и шизофренических расстройств полностью воспроизводит древнейшие архаические мифы, лежавшие в основе древних сакральных обществ. В нашем случае мы имеем дело с аналогичной ситуацией, хотя в теракте речь идет о более метафизически чистом явлении, где проблематика ставится в радикальных и онтологических терминах по ту сторону смутных атавистических образов, видений и комплексов, изучаемых «психологией глубин».

Индивидуальный террор выходит за грани психологии. Адекватно исследовать его можно только в полноценной онтологической перспективе, всерьез разбирающей такие понятия как жизнь, смерть, убийство, самоубийство, «я», «не–я», субъект, объект и т.д. Как бы то ни было, индивидуальный террор есть взрыв спонтанного протеста субъектного начала в человеке против социальной реальности, основанной на отказе в легитимном признании этой субъектности.

Причем дело идет не о каком–то частном случае, не об отдельной маргинальной личности, но о самом социальном принципе, отказывающем в серьезности и субстанциональности внутреннего мира любого члена общества — вплоть до его руководителей. Когда к террору прибегают властители, речь идет не о теракте, но о тирании. Кстати, древние давно заметили, что «демократия с неизбежностью оканчивается тиранией», так как отказ от легитимации субъекта в признанной иерархии и монархическом строе чревато нелегитимной реставрацией той же субъектности через самодурство диктатора или тирана.

«Открытое общество» обязательно рождает терроризм»

Наше беглое исследование терроризма и его философских предпосылок ясно показывает, что данное явление имеет некоторое универсальное основание, свойственное всем его разновидностям. В терроризме проявляется пароксистический, экстремальный конфликт прошлого с настоящим, а еще точнее, рудиментов традиционного мировоззрения (спонтанного или осознанного и возведенного в доктрину) с логикой социально–философских нормативов современного мира, выстроенных в прямой противоположности к принципам «традиционного общества».

Впрочем, сама современность изначально рефлектировала саму себя как преодоление, отрицание Традиции, как ее разоблачение и опровержение. И все чудовищные жертвы, которые принесли сторонники «либерализма» и «модернизма», начиная с гильотины Французской революции, свидетельствуют о том, что строители «нового» прекрасно сознавали несовместимость своих проектов с привычными устоями, на которых тысячелетиями основывались сакральные религиозные иерархические социальные модели.

Сегодня триумф либерализма тотален, особенно после распада социалистического мира, который под модернистической риторикой скрывал эсхатологическую и девиантно–традиционалистскую модель. Но окончательная победа либеральной «номократии» наступит лишь тогда, когда ей удастся окончательно избавиться от самых глубинных, самых тайных импульсов, скрытых в человеческой душе, которые снова и снова будут толкать людей как радикальному отчаянному протесту, к террору, поскольку традиционный мир и его принципы в некотором смысле просто неотъемлемы от человека как вида.

С распадом Советского Союза появились новые формы терроризма, не связанные какой–либо политической идеологией и не имеющие массовой базы. Относительно небольшие группы и отдельные люди действуют автономно, составляя, однако, единую международную сеть. Опасность ведения войны асимметричными методами на Западе часто недооценивается.

Можно ли говорить, что спецслужбы в случае с нападением на жизненно важные политические и экономические центры США не справились со своими задачами? Сразу после совершения этих преступлений в Нью–Йорке и Вашингтоне можно было услышать упреки, что американские службы проигнорировали информацию о готовящемся нападении. Немецкие эксперты, напротив, заявили, что предупреждений относительно возможности террористических актов было более чем достаточно.

Однако говоря от терроризме, очень сложно отличать информацию, заслуживающую серьезного отношения, от простых слухов и паникерства. Конкретных сведений о готовящемся ударе по Америке не было. Обвинения, что западные спецслужбы в прошлом недооценивали международный терроризм, в такой их обобщенной постановке не соответствуют действительности. Так, Федеральная разведывательная служба ФРГ БНД уже давно предупреждает о нарастающей дестабилизации обстановки в Средней Азии, об исходящей оттуда угрозе терроризма.

Невидимая сеть

Пока еще нет сколь либо серьезной информации относительно инспираторов кровавых преступлений в США, но представители американских, а со вчерашнего дня и немецких государственных учреждений, возлагают ответственность за них на проживающего в Афганистане исламиста Усаму бен Ладена (Usama bin Laden) или на его окружение. Несмотря на то, что в качестве возможных организаторов нападения упоминались и палестинские экстремистские группировки, в центре внимания остается Средняя Азия.

Регион, в котором распространен религиозный фанатизм, который давно охвачен гражданскими войнами, куда идут неиссякаемым потоком оружие и деньги, вырученные на торговле наркотиками, создает идеальную почву для терроризма. БНД в своей деятельности уделяет главное внимание Средней Азии. Наряду с инфильтрацией соответствующих групп как наиболее эффективной формы разведки также применяется контроль за обменом информацией и телефонными разговорами, используются спутники.

В прошедшее десятилетие спецслужбы стали свидетелями изменений в международном терроризме. Он был вызван распадом Советского Союза, лишившим терроризм важной идеологической и материальной опоры. Традиционные «государства–изгои», такие, как Ливия, Сирия и Иран, как показывают события, проявляют известную сдержанность и потеряли свое значение в роли стран, поддерживающих терроризм. Наряду с государствами, которые можно было бы идентифицировать как пособников терроризма, или крупными организациями, которые «идентифицируют» себя в этом плане перед общественностью сами, появлялось все больше ячеек невидимой сети в виде групп или отдельных личностей, имеющих свои корни на Кавказе, Ближнем Востоке и в Средней Азии.

Группы, действующие по всему миру

Эти группы действуют иначе, чем до сих пор здравствующие фанатики, привязанные к определенному региону. Первые действуют в одинаковой мере и автономно, и согласованно в рамках международных структур. Они, как заметил саркастически один эксперт по вопросам безопасности, представляют собой «неправительственные общественные организации международного терроризма». Несмотря на то, что эти организации эксплуатируют на своей родине существующие там недовольство и настроения, поддержкой широких слоев населения они не пользуются.

Их цели, в отличие от левого террора семидесятых годов и движений освобождения третьего мира, почти не поддаются определению. Ненависть, которую вызывает неприятие мирового господства США, сочетается с религиозным фундаментализмом. При этом, что касается фундаментализма, то его представители считают, что возлагать ответственность за террор надо не на ислам, а на исламизм, который превратил веру в инструмент для достижения политических целей и является лишь разновидностью этой мировой религии.

В полном соответствии с оценками спецслужб, нашедшими страшное подтверждение, появление у терроризма религиозной подкладки привело к тому, что террористы чаще, чем прежде, проявляют готовность к самопожертвованию. Кроме того, если раньше они совершали ограниченные, политически очерченные преступления, то теперь террористы стремятся вызвать своими действиями как можно больше жертв. В отличие от государств, выступающих в качестве покровителей терроризма, или освободительных движений, опирающихся на массовую базу, «свободно мигрирующие по миру террористы» ничем не связаны.

Более того, все ответные удары по инспираторам, а именно удары военного характера, приходятся в пустоту, поскольку у инспираторов нет четкой инфраструктуры.

От Кавказа до Средней Азии

Во второй чеченской войне 1 500 боевиков полевого командира иорданца Хаттаба составляли ядро сил мятежников, насчитывающих, примерно, в общей сложности 3 500 человек. Иностранные наемники пришли на Кавказ, а учебные лагеря были передислоцированы в Афганистан. Там проходят подготовку также и узбекские исламисты. С помощью спутников удалось, например, установить такие центры подготовки на востоке Афганистана, вблизи границы с Пакистаном. Частью они размещаются в капитальных строениях, частью в палатках, которые постоянно меняют место своего расположения. Некоторые из лагерей предназначены для подготовки террористов, в других идет подготовка боевиков.

В связи с ростом числа этнических конфликтов партизанская война и терроризм во все больше мере, чем прежде, переплетаются между собой. Война в Афганистане, затем вооруженные конфликты на территории распадающейся советской империи оставили после себя в огромном количестве нужный человеческий материал. Будь то моджахеды или ветераны конфликтов в Абхазии или Осетии, часто они уже годами не делают ничего иного, кроме как воюют.

Прозвучавшая позавчера в Москве скрытая радость, по поводу того, что она оказалась права, так, по крайней мере, считает сама Москва, называя уже не первый год повстанцев откровенными террористами, неуместна. Варварские действия России в Чечне способствовали тому, что борьба за независимость, в которой первоначально отсутствовали религиозные мотивы, приобрела интернациональный и исламистский акценты.

В Таджикистане, где, как и в Афганистане рухнул государственный строй, и в Пакистане у исламистских боевиков есть тыловые базы, они рассматривают эти страны как место, где они могут всегда скрыться. Многие из групп исламистов сами по себе плохо вооружены и относительно слабы, однако в целом они представляют собой резерв фанатично настроенных и опытных боевиков.

Несмотря на то, что организации действуют автономно, они находятся между собой в контакте. Электронный контроль свидетельствует об интенсивном телефонном обмене и обмене данными. Можно предполагать, что связь между кавказскими республиками, Саудовской Аравией и Средней Азией осуществляется также и через Баку.

Существуют ли ячейки в Европе?

Усама бен Ладен, которго поддерживает Афганистан, является самым известным представителем «нового терроризма» даже по той причине, что он иначе, чем большинство его единомышленников, заявлял о себе перед общественностью Благодаря обширным легальным деловым отношениям, он располагает необходимыми финансовыми ресурсами, он недвусмысленно сформулировал свою антиамериканскую позицию. Кажется, что Бен Ладену в любом отношении очень подходит ярлык террориста, но, по мнению немецких служб безопасности, его группировка лишь одна из многих других. Ячейки, которые называют «не объединенные моджахеды», действуют на свой страх и риск. Предположительно они смогли обосноваться и в США, и в Европе. Свидетельством тому служит арест во Франкфурте моджахеда, который, как утверждается, готовил террористический акт, который должен был быть осуществлен на рождественской ярмарке в Страсбурге.

Ведение войны асимметричными методами

С 11 сентября 2001 г. фактически начался отсчет нового века и тысячелетия. Террористические удары, нанесенные в этот день по высотным зданиям в Нью–Йорке и по Пентагону в Вашингтоне, зарегистрировали начало новых в военном искусстве асимметричных войн, которых до сих пор не существовало. Как показал этот день, они ведутся не вооруженными силами и не оружием в привычном его понимании. Традиционный терроризм, который всегда имел, в основном, очаговый, локальный характер и с которым самостоятельно вели и ведут длительную, как правило, контактную борьбу некоторые страны, мгновенно нанес межконтинентальный апокалиптический удар стратегического масштаба Соединенным Штатам Америки — развитому, благополучному и самому сильному в военном отношении государству на нашей планете, нанес террористическим способом, без применения как оружия массового поражения, так и обычного оружия.

Речь идет не просто о террористическом акте стратегического масштаба, это фактически совершенно новый тип асимметричной войны, освоенной международным терроризмом. Война, в ходе которой применены невоенные формы насилия, всколыхнула весь мир и привела мировое сообщество в особое состояние, воздействовав психологически, экологически, экономически, а затем и биологически. Война могла быть осуществлена международным терроризмом только при использовании больших финансовых средств.

Эта война отличается от классических типов войн всех предыдущих поколений своей тактикой:

— нанесено несколько сосредоточенных по времени и месту невоенных ударов (фактически своеобразной операции), получен внезапный ошеломляющий результат с неприемлемым для жертвы ущербом;

— отсутствуют политические цели;

— применены и продолжают применяться новые, неожиданные средства и формы насилия.

В данном случае вместо политических целей асимметричной войны явно просматривается ненависть к политическому режиму Соединенных Штатов Америки, к их лидерам. Не думается, что это относится лишь к нынешней администрации Белого Дома, скорее всего, здесь реализована накопленная ненависть ко всему государственному и политическому строю США за многие годы.

Но кто запланировал, организовал и так искусно осуществил этот акт?

Здесь в догадках появляются самые немыслимые варианты. Нельзя исключить, что этим актом, возможно, кто–то пытался решить какие–то внутренние проблемы самих США или внешние проблемы, к которым они причастны. Возможно, таким образом реализована накопленная злоба лидеров мировой наркомафии, с которой достаточно успешно ведут длительную борьбу США. Наркобизнес вполне реально мог стать финансовой базой этой войны. А может быть здесь повязаны стратегические планы нефтяных магнатов, которые заинтересованы в уменьшении конкуренции на нефтяных рынках и хотя бы в течение даже короткого времени заработать сверхприбыли. Не случайно обнаруженные в тот же день, 11 сентября, важные улики, связанные с этими террористическими актами, были явно «направлены» против некоторых стран экспортеров нефти.

Думается, что непровозглашение политических целей этой асимметричной войны, скрытность тех, кто взял на себя ответственность за ее проведение, явно подталкивает США к тривиальному выбору главного виновника. Им «назначен» Усама бен Ладен, а заодно и укрывающие его в Афганистане талибы. Называются и некоторые другие «страны–изгои» из нефтяного арабского мира, которых также надо наказать, скорее, за прошлые грехи. Да, действительно, считается, что бен Ладен виноват во многих прошлых террористических деяниях, в том числе и против России, и его следует наказать, но надо все же найти истинных заказчиков, организаторов и руководителей, осуществивших стратегический удар в этой асимметричной войне. Здесь может оказаться, что одного бен Ладена, постоянно находящегося в последние годы на территории Афганистана, и даже его денег, было явно недостаточно для организации и проведения такой войны.

Международный терроризм существует столько, сколько существует человечество, и он не имеет ни границ, ни национальной принадлежности. За его стратегическим террористическим актом, скорее всего, могут стоять отдельные страны, серьезные международные организации с очень большими деньгами. Здесь нельзя было обойтись без крупных военных и гражданских специалистов, экономистов, психологов, микробиологов и многих других причастных, которые могут остаться не обнаруженными и не наказанными.

Вызывает справедливое недоумение и то, что подготовку и осуществление такой войны буквально прозевали достаточно мощные спецслужбы США и других стран. Это сразу наводит на мысль, что продолжающаяся асимметричная война будет идти по правилам, навязанным международным терроризмом, и она сохранится не только в самих США, Афганистане, но перекинется и в другие страны. Следует ожидать новых, совершенно невоенных средств и форм проведение агрессии.

Во всяком случае, непонятно почему США так долго (21 день) готовились к ответным действиям, но выбрали алгоритм слишком упрощенного варианта решения борьбы с международным терроризмом. При таком «афганском» варианте решения явно видно, что США просто растерялись и не знали, что необходимо предпринять, как действовать. Дальше откладывать ответный удар было просто нельзя, иначе американский налогоплательщик мог понять это как слабость. Вместе с тем решение наказать кого попало, а точнее, бен Ладена и афганских талибов оставило не выясненной истинную причину начавшейся и продолжающейся асимметричной войны, а может это выяснение вообще ненужно?

Что касается новых, неожиданных асимметричных средств и форм насилия в совершенном акте, то они свидетельствуют о серьезной предварительной их разработке. Ядерное оружие и его компоненты при всей «привлекательности» и масштабности возможного воздействия остаются пока недоступными для террористических организаций. Вот они и разработали совершенно новые формы террористического искусства ведения асимметричной войны, сумели отладить весь сложный механизм подготовки и реализации этих форм, выбрав в качестве объекта стратегического террористического удара важнейшие национальные символы США. Видимо, те результаты, на которые рассчитывал международный терроризм в этой асимметричной войне, в основном достигнуты. Во всяком случае эффект от террористического акта был ошеломляющим, а понесенные людские потери просто огромны и составляют примерно половину тех, которые официально обнародовал Советский Союз после 10 лет военных действий в Афганистане.

США привыкли жить беспечно и не предполагали, что когда–либо могут стать объектом поражения, тем более таким неожиданным способом. Все усилия своей дипломатии, внешней политики и военной безопасности они направляли исключительно на парирование любых симметричных ядерных возможностей стран, отнесенных к потенциальным противникам по нанесению ими бесконтактным способом неприемлемого ущерба их экономике и населению. Обычного оружия США никогда не опасались на своей территории, а для обеспечения ядерной безопасности пошли на серьезные сокращения стратегических ядерных вооружений и создают национальную противоракетную оборону.

Однако асимметричная война, начавшаяся против США неизвестно кем, явно застала врасплох руководство страны. В первые часы после асимметричного удара президент Буш был вынужден почему–то прятаться от собственного народа и СМИ, что не осталось незамеченным. Война была разработана и осуществлена таким образом, что все мировые СМИ в прямой трансляции демонстрировали успехи международного терроризма и фактически рекламировали их на весь мир.

Совершенно непонятно кем, почему и каким образом была блокирована противовоздушная оборона Североамериканского континента NORAD. Во всяком случае, она не реагировала на пассажирский самолет «Боинг», вылетевший утром из Бостона, который в течение часа многократно менял направления, коридоры, эшелоны полета, нарушал жесткие требования чрезвычайно интенсивного воздушного движения, а затем был точно наведен на одну из башен — небоскребов Нью–Йорка. Подобное произошло и с другим пассажирским самолетом, который через 18 мин. врезался во второй небоскреб. Каким–то образом была заблокирована и объектовая ПВО Пентагона, в который врезался третий пассажирский самолет.

Асимметричная война продолжает наносить по территории США биологические удары, и уже вызвала множество справедливых вопросов не только в этой стране. Что теперь делать, от кого еще обороняться, от кого защищаться, каким образом, где, когда? Безусловно, каких–то косвенных «виновников» уже обнаружили, показательно накажут, но нельзя вовсе исключить продолжения подобной войны не только против США, но и против других стран, причем, совершенно новыми средствами и формами исполнения. Во всяком случае, надо исходить из того, что терроризм давно стал реальностью времени, он рассредоточен по всему миру и вынашивает преступные планы новых асимметричных войн, которые могут привести не только к большим разрушениям, но и к глобальным техногенным катаклизмам. Сейчас с терроризмом нет адекватной борьбы, а значит, нет гарантии исключения возможности нанесения подобных ударов по хранилищам ядерных отходов и отработанного ядерного топлива атомных электростанций, химических предприятий, которые практически во всех странах мира не имеют надежной защиты. Также невозможно исключить применения химических и биологических средств с целью массового отравления населения через заражение водохранилищ, коммуникаций питьевого водоснабжения, водопользования, систем кондиционирования и вентиляции воздуха и т.п.

Главной задачей каждого государства становится собственная национальная безопасность, защита своей территории и своего населения прежде всего от невоенных форм и способов террористических воздействий различного масштаба. Эта задача ранее никогда не ставилась, и для ее решения нет сил и средств даже у экономически благополучных государствах. Поэтому не только США, но и другие суверенные государства должны незамедлительно провести серьезные исследования по всей совокупности возможных асимметричных опасностей и угроз, разработать конкретные меры по их парированию в случае реализации.

Для противоборства с терроризмом в навязанной им асимметричной войне необходимы соответствующие асимметричные силы и средства. На примере асимметричной войны в США видно, что силами и средствами, предназначенными для противоборства в контактных и бесконтактных войнах с применением обычного или высокоточного оружия противостоять асимметричным действиям терроризма невозможно и неэффективно. До сих пор неизвестно, кто организовал и осуществил удары с помощью захваченных террористами самолетов гражданской авиации. Можно долго наносить бесконтактные высокоточные удары по пещерам, подземным сооружениям, складам, отдельным видам и родам оружия каких–то стран, причастных к террористическим акциям, но после неизбежно потребуется контактным способом, живыми людьми осуществлять «зачистку» территории противника. А это, особенно в условиях горных театров мусульманских стран, неизбежно вызовет неприемлемые потери высаженных туда аэромобильных сил.

Вполне очевидно, что для эффективного противоборства с терроризмом в асимметричных войнах в некоторых странах потребуется в короткие сроки создать «гражданский вид вооруженных сил» — силы и средства гражданской защиты государства от любых возможных террористических актов, а заодно и чрезвычайных ситуаций природного и искусственного происхождения. Этот «вид» вооруженных сил должен иметь: надежную автоматизированную систему управления, свою разветвленную в стране и за рубежом специальную финансовую разведку, контртеррористические силы и средства, силы и средства спасения людей и материальных ценностей. Думается, что этому «гражданскому виду» вооруженных сил должны подчиняться все службы паспортного и таможенного контроля, а в мирное время силы и средства ПВО страны и другие службы.

Только недальновидные «специалисты», очевидно имеющие отношение к нынешним программам ПРО США, продолжают упорно заявлять, что никакие проблемы и катаклизмы не повлияют на ее создание. Нельзя исключить, что это все же может быть пересмотрено. Когда все, касающееся «гражданского вида» вооруженных сил, будет рассчитано, а тем более создано и реализовано, то может оказаться, что вызывающая сейчас много споров ПРО Соединенным Штатам Америки действительно не нужна. Да и стоимость гражданской обороны страны может быть настолько большой, что на все остальные проекты даже у такой богатой страны может не оказаться финансовых средств. Вполне вероятно, что США и другие страны будут вынуждены пересмотреть свои политические приоритеты и отношение к целому ряду мировых проблем.

Важными становятся и совместные, в том числе и под эгидой ООН, действия государств по борьбе с силами и средствами международного терроризма. Здесь непочатый край организационных возможностей международно–правового, технологического, информационного, финансового, военного, гражданского и других видов, форм и способов межгосударственного взаимодействия. Необходимо отбросить политические стереотипы и начать эффективную совместную борьбу с международным терроризмом, продемонстрировавшим умение разрабатывать, организовывать и вести асимметричные войны.

Угроза ядерного терроризма

Начнём с определений. Как говорил Декарт: «Мы избегнем половины разногласий, если сойдёмся в определениях». Будем понимать под ядерным терроризмом совокупность намерений и действий отдельных лиц либо групп лиц по созданию либо приобретению иным образом работоспособного ядерного взрывного устройства (ЯВУ) с последующим его применением или угрозой применения для достижения декларируемых ими политических, социальных и иных целей.

Из этого определения вытекает важнейшее следствие: государство при реализации этих целей выводится за скобки, оно, в самом благоприятном для террористов случае, их не замечает (или старается не замечать), а в худшем — преследует с большей или меньшей настойчивостью и последовательностью. Это имеет, помимо очевидных социальных и политических, немаловажные технические последствия. Вопрос о ядерном терроризме, когда государство само начинает играть роль террориста, также не лишен права на постановку, но это — проблема скорее для политолога, чем для физика.

Главное, без чего ЯВУ не создать — расщепляющийся материал, вещество, в достаточно компактном объёме которого можно при определённых условиях вызвать взрывную цепную реакцию деления. Да и инициировать взрывную термоядерную реакцию без делительного запала никто ещё не научился.

Таких расщепляющихся материалов в рамках нашего рассмотрения два — уран–235 и плутоний–239, оба — оружейной чистоты (>90% и >94% соответственно по основному материалу). Из этого вытекают три следствия.

Первое: наработка минимально необходимых для создания хотя бы одного ЯВУ количеств расщепляющегося материала силами самих ядерных террористов (отдельных лиц или тайных организаций) с «нуля» или даже с использованием ранних промежуточных технологических продуктов — это фантастика.

Второе: все сообщения о кражах и пропажах иных материалов, кроме указанных выше двух, не имеют ни малейшего отношения к проблеме ядерного терроризма. Разумеется, в похищении или утере естественного или слабообогащённого урана, радиоизотопный продукции (радиостронция, радиоцезия, радиокобальта и др.) ничего хорошего нет, но обретение всего этого добра ни на миллиметр не приблизит террористов к созданию ЯВУ. А проблему радиационного терроризма автор в данной статье не рассматривает.

И третье следствие: ядерная энергетика как таковая, за крайне незначительным исключением, интереса для ядерных террористов не представляет. Из низкообогащённого (до 5% урана–235) свежего ядерного топлива создать ЯВУ принципиально невозможно, а из реакторного плутония, содержащегося в облучённом топливе, возможно, но эта возможность имеет чисто умозрительный характер.

Впрочем, отметим, что в физической основе производства энергии на АЭС и наработки оружейного плутония лежит одна та же установка — ядерный реактор — и рождаемые в нём интенсивные нейтронные потоки.

Энергетические ядерные реакторы с графитовым или тяжеловодным замедлителем допускают перегрузку топлива «на ходу» без снятия реактора с мощности (типа российского РБМК и канадского CANDU).

Реакторы такого типа имеют две особенности, благоприятствующие, по крайней мере, в принципе, наработке оружейного плутония.

Во–первых, они используют в качестве топлива уран низкого обогащения (тяжеловодные CANDU — вообще естественный уран), а эффективность накопления плутония в облучённом уране находится в сильной обратной зависимости от степени обогащения.

Во–вторых, они открывают принципиальную возможность тайной реализации оптимального времени облучения урана для наработки оружейного плутония — около месяца, в то время как типичные для ядерной энергетики времена облучения (годы) сильно «портят» оружейный плутоний, превращая его в реакторный.

Впрочем, таких реакторов в мировой ядерной энергетике немного по мощности лишь несколько процентов. Её основу составляют другие реакторы — корпусные легководяные (типа российских ВВЭР). Перегрузить топливо «на ходу» в них нельзя, а высокое, в сравнении с тяжеловодными и графитовыми, обогащение топлива по урану–235 делает его малопригодным для наработки оружейного плутония. Но на них (как, впрочем, и на всех других ядерных реакторах) нельзя полностью исключить вероятность весьма экзотической кражи — экзотической в том смысле, что её предметом является не материальный объект (оружейный плутоний), а поток реакторных нейтронов.

Представим себе, что какому–нибудь криминальному Кулибину удалось обеспечить возможность тайного облучения объектов в активной зоне любого реактора (например, установкой дополнительного канала или нештатным использованием каналов системы управления и защиты). Тогда часть нейтронов реактора можно направить на «неправое дело» — облучение блочков из естественного урана в режиме, оптимальном для накопления и последующего выделения оружейного плутония.

Развитие событий по такому варианту не запрещено законами физики и технически не выходит за рамки возможного. Впрочем, рецепты его предотвращения также известны — прежде всего постановка под международный контроль и инспекции МАГАТЭ.

На практике, впрочем, плутоний–239 — материал чисто «бомбовый». Почти нигде, кроме ядерных боеприпасов, он не применяется, степень его вовлечения в мирные ядерные топливные циклы в настоящее время весьма ограничена. Вопросов, где его искать, не возникает, но террористам от этого ничуть не легче, учитывая, как организована охрана складов, арсеналов и перевозок.

Ситуация с ураном–235 оружейной чистоты несколько иная. С одной стороны, его, кроме как на специализированных промышленных комплексах, получить нельзя даже в принципе. Не помогут ни «кража нейтронов», ни другие ухищрения. Однако высокообогащённый уран–235 является также топливом для некоторых типов ядерных установок — исследовательских и транспортных реакторов (в первую очередь реакторов АПЛ). Поэтому наш анализ не может быть полным без рассмотрения гипотетической ситуации, когда злоумышленники каким–либо способом разживутся некоторым количеством материалов, достаточным для изготовления примитивного (но работоспособного!) ЯВУ, или им удастся «украсть нейтроны».

Главные проблемы поджидают террористов на этапе конструирования и изготовления собственно ЯВУ. Принцип действия ЯВУ в наши дни общеизвестен. Кстати, именно это обстоятельство часто педалируется в качестве главного обоснования реальности угрозы ядерного терроризма. Но именно принцип. Дьявол, как известно, сидит в деталях, и этих его убежищ в конструкциях реальных, а не книжно–абстрактных, ЯВУ сколько угодно.

В основе действия ЯВУ деления, как уже упоминалось, лежит понятие критической массы — определённой совокупности массы, плотности и конструктивного оформления расщепляющегося материала, при превышении некоторых нейтронно–физических параметров которой цепная реакция на вторичных нейтронах деления приобретает лавинообразный, взрывной характер. Такое состояние называется надкритическим, следствием его намеренного достижения в ЯВУ в необходимый момент и является ядерный взрыв.

Критическая масса может быть достигнута либо увеличением массы расщепляющегося материала при неизменной плотности, либо увеличением плотности при неизменной массе. Первый путь реализуется в зарядах пушечного (ствольного) типа. В них одна подкритическая масса направляется в другую такую же, как снаряд (отсюда и название), после чего состояние образовавшейся системы становится надкритическим. Так была устроена, например, бомба, сброшенная на Хиросиму.

Второй путь лежит в основе действия имплозионных зарядов. В них надкритичность достигается при взрыве заряда из химического вещества, особым образом размещённого вокруг подкритической сферы из расщепляющегося материала. Под действием ударной волны этого взрыва, направленной к центру системы (слово «имплозия» означает «взрыв внутрь»), расщепляющийся материал равномерно и очень быстро обжимается, что вызывает скачкообразное повышение его плотности и переход в надкритическое состояние с последующим ядерным взрывом.

Имплозионный принцип был использован, например, в бомбе, сброшенной на Нагасаки, и в первом советском ЯВУ. Для нашего рассмотрения очень существенен тот факт, что для использования в пушечной схеме плутоний–239 штатной оружейной кондиции непригоден. Существенно меньшая, в сравнении с имплозионной, скорость формирования критической массы, свойственная этой схеме, приводит к тому, что, из–за наличия в нём заметного количества плутония–240, испускающего нейтроны вследствие спонтанного деления, цепная реакция начинается чересчур рано. Поэтому силы гидродинамического разлёта разрушают заряд ещё до её распространения по всему объёму расщепляющегося материала, и вместо полноценного взрыва получается маломощный «хлопок».

Урановое ЯВУ пушечного типа по конструкции и технологии сборки гораздо проще. Но для него потребуется весьма значительное количество урана–235 — не менее 40 — 45 кг в пересчёте на чистый материал.

На практике, впрочем, уран–235 почти не применяется в современном ядерном оружии — уже слишком очевидны преимущества плутониевых ЯВУ перед урановыми. Да и имплозионная схема сама по себе (кстати, она «всеядна» и допускает применение как урана, так и плутония) в сравнении с пушечной намного более совершенна. К числу главных её достоинств принадлежит возможность существенно уменьшить количество расщепляющегося материала — ведь величина критической массы обратно пропорциональна квадрату его плотности. Например, для урана–235 обогащением 93,5 % критическая масса (без отражателя) равна 30 кг при нормальной (естественной) плотности, 7,5 кг — при удвоенной и 3,3 кг — при утроенной.

А если сжимать дальше? Не открывается ли здесь возможность, хотя бы принципиальная, собрать ЯВУ на основе лишь нескольких граммов плутония? Их–то раздобыть несравненно проще, чем 6–8 кг плутония–239 для снаряжения «нормального» имплозионного ЯВУ. А расчётное взрывное энерговыделение при полном делении всего 1 г плутония–239 эквивалентно (по порядку величины) 10 т тротила! Первую «подножку» здесь ставит химия. Расчёты показывают, что добиться таких степеней сжатия с помощью химических ВВ невозможно из энергетических соображений.

А если применить сжатие излучением? Именно на нём основано современное термоядерное (водородное) оружие. Но в термоядерных ЯВУ источником излучения является делительное инициирующее устройство на основе плутония, количество которого мы собрались уменьшать.

В принципе, огромные степени и скорости сжатия достаточно малых масс вещества можно обеспечить излучением мощного лазера причём чем меньше масса, тем выше достигаемая степень сжатия.

По оценке члена–корреспондента РАН Л. П. Феоктистова, для осуществления взрывной цепной реакции потребуется не менее 10 г плутония при мощности лазеров обжатия в десятки мегаджоулей. Таких лазеров в мире ещё нет, а если бы и были в обозримой перспективе, то террористам вместе с малогабаритным ЯВУ придётся захватить «на дело» как минимум грузовик с лазерной аппаратурой плюс передвижную электростанцию приличной мощности.

Итак, у имплозионной схемы перед пушечной все преимущества, кроме одного, но решающего — имплозионная схема несравненно сложнее в практической реализации. Надо точно определить состав, количество и размеры обжимающих линз из химического ВВ, надо гарантировать идеальную синхронизацию их подрыва, надо в строго определённый момент обеспечить включение инициирующего нейтронного источника…Стоит не выполнить хотя бы одно из этих условий (а есть и другие), как ЯВУ попросту не сработает.

Как видим, процедура проектирования и изготовления практически любого ЯВУ имеет много коварных «подводных камней».

Но вот обсуждать не следует, поскольку сама по себе секретность технологий создания ЯВУ и их конкретных конструкций является сейчас одним из главных препятствий, стоящих перед ядерными террористами. И специалистам, пишущим на «ядерные» темы, нельзя переступать ту грань, за которой образовательный или информационный материал может превратиться в пособие для начинающих, а тем более — «продвинутых» террористов.

Информационный терроризм и борьба с ним

Информационный терроризм осуществляется в области, охватывающей политические, философские, правовые, эстетические, религиозные и другие взгляды и идеи, то есть в духовной сфере, там, где ведется борьба идей.

Информационный терроризм — это, прежде всего, форма негативного воздействия на личность, общество и государство всеми видами информации. Его цель — ослабление и расшатывание конституционного строя. Он может осуществляться разнообразными силами и средствами — от агентуры иностранных спецслужб до внутренних и зарубежных СМИ.

Не следует смешивать информационный терроризм с терроризмом в сфере использования информационных систем (по американской терминологии — «кибертерроризмом»).

Какие же особенности приобретают акции информационного терроризма в чрезвычайных ситуациях и вооруженных конфликтах? Прежде всего, в указанных условиях значительно повышается подрывная роль иностранных СМИ. Они, оправдывая агрессивные шаги государственного руководства и военного командования, будут выступать в качестве основного рупора шантажа и угроз в адрес своих противников, прежде всего личного состава вооруженных сил и мирных граждан противоборствующей стороны.

Достаточно вспомнить, как устрашалось СМИ США и других западных стран население Вьетнама, Сомали, стран Персидского залива, Югославии, Афганистана перед вторжением их войск на территорию или в воздушное пространство этих государств.

Интересен такой факт. С целью оказания психологического прессинга и устрашения населения и армии Демократической Республики Вьетнам в 1969 г. США разбросали над территорией этой страны около 50 тыс. транзисторных радиоприемников с ограниченным количеством рабочих частот для ведения подрывной пропаганды.

А в октябре—ноябре 2001 г. СМИ США и их союзников по НАТО в своих передачах по радио и телевидению, а также в печатных изданиях открыто угрожали руководству Афганистана и всем лицам, его поддерживающим, в применении самых жестких мер по подавлению их сопротивления.

Подобного рода действия нельзя рассматривать иначе, как агрессивное вторжение в информационное пространство других стран с далеко идущими последствиями.

В рассматриваемых условиях акции информационного терроризма существенно дополняют силы и средства военного командования иностранных государств, развернутые в районе боевых действий. Это прежде всего подразделения и части психологических операций (информационной войны), которые располагают средствами радио, телевизионной, печатной и звуковой пропаганды. К примеру, армия США имеет в своем составе батальоны общей и непосредственной поддержки для ведения информационной войны, бундесвер — отдельные роты психологических операций и т.д.

Подобного рода информационную экспансию иностранных государств можно в определенной степени предотвратить или ослабить лишь объединенными усилиями всех институтов государства, где важное место должно принадлежать правоохранительным органам. В частности, эти органы, используя имеющиеся в их распоряжении силы и средства и предоставленные им права, должны своевременно выявлять, предупреждать и пресекать подрывные устремления иностранных спецслужб, организаций и СМИ.

Эффект, как показывает практика, может дать предупреждение отдельных лиц, распространяющих слухи провокационного характера, в которых просматриваются прямая угроза стране и явная антиконституционная направленность.

В вооруженных конфликтах и во время войны определенными возможностями по совершенствованию акций информационного терроризма располагают подразделения специального назначения иностранных государств. Они могут осуществлять эти акции через агентуру, а также путем использования портативных средств размножения печатных материалов и ведения пропагандистских радиопередач в УКВ, а иногда и в КВ–диапазонах.

Поэтому перед правоохранительными органами в данном случае возникает сложная задача — исключить (ослабить) психологическое влияние подобного рода сил противника и содействовать укреплению морально–психологического состояния войск и населения.

Широкий размах в условиях проведении контртеррористических операций приобретают акции информационного терроризма, совершаемые незаконными вооруженными формированиями (НВФ). Они через агентуру, СМИ, радио, а иногда и телевидение способны вести активную пропагандистскую работу против личного состава российских войск, правоохранительных органов и местного населения.

Опыт первой чеченской компании (1994—1996 гг.) показал, что НВФ, руководимые Дудаевым, сумели упредить федеральные пропагандистские органы и быстро развернули акции информационного терроризма (запугивание людей, разжигание межнациональной розни и т.д.).

В этом, как ни странно, им способствовали некоторые федеральные органы печати и каналы телевидения.

К примеру, в это время телекомпания НТВ практически ежедневно вела провокационные передачи, обвиняя российские войска в мародерстве, насилии, сеяла в них неуверенность в победе над боевиками, угрожала неминуемой расплатой за содеянное.

Эти и другие факты показывают, что правоохранительные органы должны в подобной обстановке осуществлять безотлагательные меры по выявлению, предупреждению и пресечению акций информационного терроризма со стороны НВФ, используя различные силы, средства и способы. Особенно эффективны в этом отношении контртеррористические операции, когда на основе проверенных данных наносятся прицельные удары не только по агентуре НВФ, но и их пропагандистским органам.

Таким образом, в настоящее время, а также в чрезвычайных ситуациях и вооруженных конфликтах особую актуальность приобретает борьба правоохранительных органов с акциями информационного терроризма.

Глава 5. Основные факторы, определяющие военно–техническую политику России в XXI веке

Вооруженные силы государства, как известно, существуют не сами по себе. Они являются инструментом для реализации его внешней и в определенной степени внутренней политики. Основным гарантом защиты тех национальных интересов, которые связаны с обеспечением самого существования и возможности прогрессивного развития государства и общества. Именно это обстоятельство является ключевым при комплексном подходе к определению долгосрочных задач, основных направлений реформирования и строительства Вооруженных Сил России и развития их системы вооружения.

Вместе с тем у средств вооруженной борьбы есть и свои, «собственные» закономерности научно–технического и технологического развития. С одной стороны, они обусловливаются общими закономерностями научно–технического прогресса, характеризующегося трансформацией индустриально–базовой экономики развитых стран мира в информационно–базовую. С другой — высокой стоимостью современных военных исследований и разработок.

Часть 4. Оружие и война: новые тенденции развития

Нетрадиционные средства противоборства могут оказать решающее влияние на развитие политического процесса.

По мере приближения к порогу третьего тысячелетия человечество открывает все новые возможности познания и средства развития среды своего обитания. Кажется, что преодоление этого магического рубежа приведет к тотальной смене стереотипов человеческого мышления во всех областях знания и деятельности. В не меньшей мере это коснется и области военной, единственной, где деятельность человека осознанно направлена не на созидание, а разрушение.

В этой связи представляется весьма актуальным исследование новых средств противоборства, возможное применение которых в будущем способно привести к существенному перераспределению зон геополитического влияния и мировых ресурсов.

Анализ причин возникновения, принципов действия и применения этих средств, последствий их воздействия на среду обитания человека позволяет получить ответы на многие жизненно важные вопросы.

Каким образом средства подобного рода влияют на диалектику политического процесса, на его переход из фазы мирного развития в фазу войны? Какое оружие будет доминировать на полях грядущих сражений, предопределяя ход и исход войн ХХI в.? Изменит ли появление новых видов оружия характер «войны будущего» и ее сущность?

Причины возникновения новых видов вооружения и их место в общей структуре средств противоборства.

Проект бурного развития новых видов оружия уже ни у кого не вызывает сомнений. В то же время причины этого явления остаются не до конца выясненными. С нашей точки зрения, глубинные причины возникновения новых средств противоборства и форм его осуществления обусловлены особенностями современного развития и взаимодействия четырех глобальных компонентов общепланетарной системы — социума, биосферы, техносферы и инфосферы. Движущей силой развития общепланетарной системы и формирования на ее основе среды обитания человека (СОЧ) были и остаются потребности социума в ресурсах, определяющие характер и темпы развития не только социальной сферы, но и антропогенных компонентов (техносферы и инфосферы), а также характер и темпы преобразования биосферы.

Между тем само общество развивается неравномерно и асимметрично вследствие внутренних и внешних противоречий, возникающих при его взаимодействии с другими компонентами СОЧ. Внутренние противоречия, заложенные в социуме изначально как непреложное условие его саморазвития, предполагают два основных способа их разрешения в рамках политического процесса — сотрудничество и противоборство. Ограниченность ресурсов и неравномерность их распределения подталкивают социум к разрешению общественно–политических (внутренних) противоречий путем противоборства, что усиливает противоречивый характер его (социума) влияния на развитие СОЧ. Особенно сильно это влияние проявлялось на протяжении ХХ в., когда различного рода социальные потрясения (революции, мировые и локальные войны, создание и распад политических систем, военных блоков и т.д.), самым непосредственным образом отражались на развитии остальных компонентов СОЧ.

В связи с этим обострилось главное противоречие современной эпохи между потребностями общества в ресурсах (источниками которых служат компоненты СОЧ) и возможностью удовлетворения этих потребностей при условии сохранения и максимально благоприятного развития СОЧ. Важную роль при этом сыграли два обстоятельства.

Во–первых, потребности общественного развития обусловили ускоренные темпы развития техносферы и, особенно, инфосферы (выразившиеся как научно–техническая революция), но одновременно вошли в жестокое противоречие с эволюционными законами развития биосферы. Во–вторых, противоречивый характер развития социума, его склонность к противоборству способствовали созданию средств, направленных не только на развитие, но и на поражение (деформацию и деструкцию) компонентов СОЧ.

Именно эти средства составили группу так называемых нетрадиционных средств противоборства, которые к окончанию ХХ в. значительно обновили и дополнили арсенал цивилизации, ранее состоявший только из известных с незапамятных времен (традиционных) невоенных и военных средств противоборства. Более того, разработка и совершенствование нетрадиционных средств противоборства в рамках современного этапа военнотехнической революции привели к созданию нового класса вооружения — оружия глобального поражения (ОГП), т.е. оружия, системное применение которого способно обеспечить глобальный характер поражения СОЧ. В его состав вошли информационное, нелетальное и экологическое оружие.

Необходимо заметить, что создаваемые специально для поражения иных, нежели социум, компонентов СОЧ, нетрадиционные средства тем самым принципиально отличаются от традиционных. В то же время, по характеру и уровню воздействия на человека (социум) нетрадиционные средства занимают промежуточное, переходное место, располагаясь между невоенными и военными средствами противоборства.

Важнейшим классификационным признаком нетрадиционных средств противоборства (или ОГП как класса оружия) является их целевое назначение, объект, для активного и направленного воздействия на который они специально создаются. Поэтому специфика использования и возможности такого оружия, механизм его воздействия зависят от структурных особенностей и свойств объектов, в качестве которых, как правило, выступают ключевые структурные элементы, составляющие компоненты СОЧ. В соответствии с этим, представляется целесообразным рассмотреть структуру компонентов СОЧ и выделить в каждом их них такие элементы, поражение которых является главной целью применения соответствующих видов оружия.

Если рассматривать информационное оружие как совокупность средств, применяемых для нарушения (копирования, искажения или уничтожения) информационных ресурсов на стадиях их создания, обработки, распространения и (или) хранения, то в структуре инфосферы необходимо выделить следующие основные объекты его воздействия:

Программное и информационное обеспечение;

Программно–аппаратные, телекоммуникационные и другие средства информации и управления;

Каналы связи, обеспечивающие циркуляцию информационных потоков и интеграцию систем управления;

Интеллект человека и массовое сознание.

Известно, что информационные средства противоборства в настоящее время развиваются наиболее динамично. По–видимому, это объясняется такими свойствами инфосферы, кардинально отличающими ее от других компонентов СОЧ, как неисчерпаемость и восполняемость инфоресурсов, возможность их быстрого копирования с высокой степенью достоверности, а также возможность перемещения больших объемов этих ресурсов практически без потерь, с высокой скоростью и на огромные расстояния, компактность источников и носителей информации, мгновенная, но бескровная реакция (отклик) инфосферы на трудно идентифицируемое (в отношении источников) воздействие и др.

Нелетальное оружие в общем виде представляет собой комплекс средств, разрабатываемых с целью нарушения процессов функционирования (технологий) и (или) разрушения техногенных объектов, технических средств и материалов. При его применении поражению подвергаются прежде всего такие ключевые структурные элементы техно–сферы, как:

Технологические режимы;

Конструкционные (металлы и их сплавы, композиты, бетоны, полимеры, стекло и т.д.) и расходные экс–плуатационные (горючесмазочные материалы, взрывчатые вещества, ракетное топливо и т.д.) материалы;

Промышленные и военные объекты и коммуникации, системы энергообеспечения;

Технические средства (в т.ч. вооружение и военная техника);

Физиологическое состояние человека.

Применение экологического оружия предполагает воздействие на следующие элементы биосферы:

Ближнее космическое пространство и атмосфера;

Гидросфера и литосфера;

Климатическая система Земли;

Минеральные ресурсы (топливно–энергетические ресурсы, руды металлов, химическое сырье и др.) и биоресурсы (ресурсы растительного и животного мира);

Взаимоотношения человека с жизненно важными элементами биосферы.

Широкий спектр связанных между собой ключевых элементов, имеющих к тому же сложный состав, предоставляет возможность диверсифицировать воздействие на них и использовать столь же широкий диапазон различных способов и средств их деформации (деструкции). Тем самым обеспечивается высокая специфичность и степень поражения компонента, причем человек не является главной и единственной целью поражения. Воздействие на него может осуществляться двумя путями: непосредственно (воздействием на функции человека, связывающие его с другими элементами) или опосредованно (через поражение других структурных элементов). И в том, и в другом случаях может быть достигнуто либо временное, либо постоянное ограничение функциональных возможностей человека (социума), приводящее к потере управления информационными, техническими средствами или нарушению его взаимодействия с природными системами. Степень поражения человека (социума), темпы деградации пораженного элемента и влияние этого процесса на общее состояние СОЧ зависят от уровня воздействия нетрадиционного средства, который в свою очередь определяется механизмом, способом, интенсивностью, масштабом и продолжительностью воздействия.

В способности к диверсифицированному и гибкому воздействию, позволяющей при использовании нетрадиционных средств варьировать выбором объекта и уровнем воздействия на него, проявляется важная особенность этих средств. Она заключается в их двойственной (амбивалентной) природе, обеспечивающей возможность эффективно использовать эти средства и в невооруженном и в вооруженном противоборствах. Так, «мягкое», бескровное воздействие на социум (человека) путем постепенной деформации компонентов СОЧ позволяет применять их в конфликтных ситуациях наряду с невоенными средствами, например, при проведении полицейских, миротворческих, (анти)террористических или диверсионных операций. Тем самым появляется принципиальная возможность вести невооруженное противоборство не только при помощи невоенных, но и нетрадиционных средств. Решительное, «жесткое» использование таких средств в виде ОГП с целью внезапной деструкции какоголибо компонента способно привести к большим людским потерям и разрушениям. Применение нетрадиционного оружия в военное время в комплексе с другими средствами даст значительное и, возможно, решающее преимущество владеющей им противоборствующей стороне.

Таким образом, активные свойства нетрадиционных средств существенно дополняют возможности средств традиционных, что, естественно, не может не влиять на многие из параметров современного противоборства.

Например, расширение спектра воздействия на социум за счет нетрадиционных средств неизбежно коснется такого важного качественного параметра, как вероятность возникновения войны. Если учесть, что веро ятность наступления события прямо пропорционально зависит от количества средств его реализации, то логично предположить, что увеличение числа средств противоборства адекватно повышает вероятность возникновения войны (или снижает порог войны). Причем применение в вооруженном противоборстве ОГП как инструмента крайнего насилия может кардинально изменить характер военных действий, что приведет к информационным, экологическим и технологическим войнам в чистом виде или к их смешанным формам. Все это объективно повышает политическое значение нетрадиционных средств, и, в конечном счете, способствует их более интенсивной разработке и совершенствованию.

Однако никакое оружие, никакие средства противоборства, даже изменяющие его параметры и формы, не могут изменить сущность войны как особого рода общественно–политического явления. В этом состоит один из главных законов войны, открытый выдающимся военным ученым и практиком Карлом фон Клаузевицем. «С давних времен, — указывал он в своей самой известной книге «О войне»[1], — необходимость борьбы заставляла человека изобретать специальные средства для получения преимуществ в бою. Вследствие этого бой во многом изменяется; но в какую форму ни вылился бы бой, лежащая в основе его идея не меняется и определяет сущность войны».

Тем не менее, появление новых средств и форм противоборства с новой остротой ставит вопросы, затрагивающие саму природу войны. Только ли вооруженное насилие является главным признаком войны? Может ли считаться войной такое общественно–политическое явление, при осуществлении которого не льется кровь, не гибнут люди и не захватывается территория, но в результате происходит значительное перераспределение зон влияния и ресурсов, кардинально изменяется политическое положение противоборствующих сторон? Иными словами, в чем проявляется сущность современной войны, какими средствами она может вестись и каким образом она оказывает влияние на развитие современного политического процесса?

Две фазы войны. Война как фактор политического процесса

Вначале XIX в. предпринимается хотя и не первая, но наиболее серьезная и успешная попытка создать (по меткому выражению Клаузевица) «теорию абсолютной войны» и раскрыть ее истинную природу. Именно в это время Карл фон Клаузевиц пишет свой главный труд, емко озаглавленный «О войне». В этом фундаментальном исследовании Клаузевиц пытается вскрыть диалектику войны, выявить основные законы и принципы реализации ее процессов. Особенно трудно переоценить значение ставшей уже классической «формулы войны», в которой Клаузевиц впервые определяет войну как инструмент политики, как особую форму проявления общественных отношений. «…Война есть не что иное, как продолжение государственной политики иными средствами» — пишет он в пояснении (предисловии) к книге, не раз возвращаясь к этому определению. В него Клаузевиц закладывает только самые общие, но принципиально важные понятия (война, продолжение политики, иные средства), связывая их в единую формулу, признанную впоследствии вершиной военной теоретической мысли.

Мировоззрение и жизненный опыт Клаузевица (1780 — 1831) формируются в переломное время, на рубеже двух столетий. В 1793 г. тринадцатилетним мальчиком (!) он принимает участие в Рейнской кампании против революционной Франции. С 1906 г. Клаузевиц участвует в войнах против Наполеона. В 1812 г. он покидает прусскую армию и переходит на службу к Александру I. На службе в русской армии он остается до 1815 г., участвуя в Бородинском сражении, а также в операциях на Нижней Эльбе и в Нидерландах. Вернувшись в Пруссию, Клаузевиц назначается генерал–квартирмейстером корпуса прусско–саксонской армии под командованием генерал–фельдмаршала Г. Блюхера и в этом качестве участвует в сражениях при Линьи и Ватерлоо. Вместе со всеми участниками революционных и наполеоновских войн Клаузевиц переживает жестокое крушение всех, считавшихся незыблемыми и вечными, норм и положений военного искусства. Последние 12 лет своей жизни, будучи директором Берлинской военной школы (академии), он посвящает разработке своего главного теоретического труда «О войне». К сожалению, этот труд остался незаконченным и был издан, как, впрочем, и многие другие труды Клаузевица, посмертно.

Но Клаузевиц был не только боевым генералом, не только блестящим теоретиком и историком военного искусства. Его книга также принесла автору заслуженную славу философа, но философа особого рода — философа войны. Воспитанный на трудах Канта, Монтескье и Макиавелли, специально прослушавший курс лекций по философии кантианца Кизеветтера, Клаузевиц работал над своим основным трудом в период, когда над просвещенными умами Германии безраздельно властвовал Гегель. Благодаря этому Клаузевицу удалось не только успешно применить диалектический метод познания, исследуя феномен войны, но и создать философию войны, обосновывающую наиболее общие принципы развития этого феномена.

Философский подход к коренным проблемам войны пронизывает все произведение Клаузевица. Потрясает своей философской глубиной и другое определение войны, которое он приводит в заголовке одного из параграфов книги. «Война, — отмечает Клаузевиц, — есть акт человеческого общения». И далее пишет: «…Война… относится к области общественной жизни. Война есть столкновение значительных интересов, которое разрешается кровопролитием, — и только этим она отличается от других общественных конфликтов». И все же Клаузевиц не считал кровопролитие и применение вооруженной силы обязательными признаками войны. Справедливо полагая, что «раз война есть часть политики, то, следовательно, она будет принимать и ее свойства», Клаузевиц допускал, что «придется волей–неволей дойти и до таких войн, которые заключаются только в угрозе противнику», ведение которых предполагает использование только политических и других невоенных средств.

В России отношение к Клаузевицу и его трудам претерпело достаточно сложную эволюцию. В 1915 г. в работах В.Ленина «Социализм и война» и «Крах II Интернационала» впервые появляется видоизмененное определение войны, которую он трактует как «продолжение политики иными» (именно: насильственными) «средствами». Ленин называет Клаузевица одним из «самых глубоких писателей по военным вопросам» и уточняет «формулу войны», имея в виду и вооруженное и невооруженное насилие: идет Первая мировая война, в которой также впервые активно используется весь спектр иных, в том числе невоенных средств. В преддверии Второй мировой войны отношение к Клаузевицу и его трудам начинает меняться. Поворотным моментом явилось специальное идеологическое совещание в ЦК ВКП(б), проведенное в 1944 г. под руководством Г.Маленкова, на котором фактически было пересмотрено отношение ко всей немецкой классической философии. На совещании было принято решение «О недостатках и ошибках в освещении истории немецкой философии конца XVIII — начала XIX веков». Совещание резко осудило некритическое изложение философии Гегеля в целом, имевшееся в третьем томе «Истории философии». Было принято решение сохранить присужденную ранее Сталинскую премию только за первыми двумя томами и изъять третий том. Рикошетом досталось и Клаузевицу, признанному апологетом прусской монархии и душителем французской революции (что, кстати, соответствовало истине, но нисколько не умаляло заслуг Клаузевица — ученого), чья «военная доктрина в значительной мере помогла созданию фашистской теории «молниеносной войны». А дальше последовал «Ответ тов. Сталина на письмо тов. Разина» (1947), труд Клаузевица «О войне» был объявлен «настольной книгой немецких милитаристов» и имя Клаузевица в России стало постепенно забываться.

Опубликованные недавно крупные работы генерала армии В.Самсонова и генерала армии М.Гареева посвящены анализу влияния средств противоборства на характер и формы современной войны. Эти работы служат хорошим стимулом для дальнейшей разработки новых подходов к изучению природы войны с учетом теоретического наследия Клаузевица.

Одним из таких подходов, вероятно, можно считать исследование феномена войны как составной части политического процесса, представляющего собой совокупность взаимосвязанных временных интервалов — фаз, развивающихся в определенном геополитическом масштабе (глобальном, региональном, локальном) и характеризующихся использованием необходимого спектра средств для достижения тех или иных политических целей. В результате использования этих средств происходит трансформация (преобразование), деформация (поражение) или деструкция (разрушение) СОЧ. Достижение (или недостижение) поставленных политических целей свидетельствует о разрешении социальных противоречий, окончании фазы и переходе социума на иной общественно–исторический уровень. Схематично развитие этого условного (и специально упрощенного) политического процесса можно представить в виде вектора.

Точкой отсчета политического процесса является нулевая фаза (мирное сотрудничество) — наиболее благоприятная фаза развития общества, во время которой социальные противоречия разрешаются исключительно невоенными средствами, при этом осуществляется позитивное изменение СОЧ. Важно подчеркнуть, что действие политических и других невоенных средств на стадии мирного сотрудничества исключает насилие и поэтому должно обязательно согласовываться со следующими мирными принципами их применения:

Невоенные средства должны применяться законно, т.е. в полном соответствии с нормами внутригосударственного и международного права при приоритете последнего.

Использование невоенных средств должно осуществляться добровольно и на взаимовыгодной основе.

Применение невоенных средств не должно нести угрозу безопасности и наносить ущерб другим участникам политического процесса.

Эти принципы взаимоувязаны и должны соблюдаться в пакете. (Исключение составляют асоциальные средства, т.е. такие средства, как организованная преступность, международный терроризм, контрабанда оружия, торговля наркотиками и т.п. Возможность их использования в рамках нулевой фазы определяется в основном, масштабом применения этих средств.) Только в этом случае речь может идти о мирном достижении поставленных политических целей, наиболее общими из которых, по–видимому, следует признать перераспределение зон геополитического влияния и ресурсов (или права их контролировать). Таким путем происходит ненасильственная трансформация социума, других компонентов СОЧ и мирное протекание политического процесса в рамках конкретного исторического периода.

Однако не все политические цели могут быть достигнуты при помощи «мягких» невоенных средств.

Наступает момент, когда для достижения цели необходимо продолжить политику иными средствами.

Своеобразно, но весьма точно описывал начало этого процесса Мао Дзедун. «Когда политика, — отмечал он, — достигнув определенной стадии развития, больше не в состоянии развиваться по–прежнему, возникает война — для того, чтобы смести препятствия на пути политики». По этой причине происходит перерастание периода мирного сотрудничества в качественно новое состояние — невооруженное противоборство, свидетельствующее о наступлении первой (низшей) фазы войны. Именно в это время начинается «продолжение политики иными средствами».

Действительно, важнейшей характеристикой этой фазы является применение «жестких» невоенных средств, при которой «пакет мирных принципов» категорически не соблюдается. Объективно такие средства становятся (и в этом проявляется их двойственная природа) принципиально другими, иными, поскольку их действие превращает политический процесс из мирного, добровольного в акт принуждения, насилия, хотя и насилия невооруженного. Такое определение этой фазы политического процесса отвечает главным критериям не только «формулы войны», но и другого, не менее известного положения Клаузевица. «Война, — писал он, — это акт насилия, имеющий целью заставить противника выполнить нашу волю». То, что это насилие генерируется невооруженным путем, без кровопролития не имеет значения, если в результате деформации СОЧ одна из сторон терпит поражение, а другая достигает политической цели, т.е. навязывает свою волю. Военные средства на этой стадии могут выступать только как фактор гипотетической угрозы («демонстрация силы») или иметь краткосрочное и ограниченное использование («акции возмездия»). Активное применение «жестких» невоенных средств в сочетании с «мягкими» нетрадиционными средствами (в первую очередь информационными) составляет главную особенность протекания первой фазы войны в современных условиях. Невооруженное насилие, деформация СОЧ и достижение политической цели вследствие принудительного изменения состояния социума составляют существенные признаки этой фазы войны, но войны не как политической реальности, а как категории военной философии. Такое состояние политического процесса Л.Троцкий метко характеризовал как «ни мира, ни войны». Выход из него завершается к моменту либо восстановления «пакета мирных принципов», либо реального применения военных средств.

Невозможность разрешить противоречия без применения в качестве ultima ratio военных средств знаменует переход политического процесса во вторую (высшую) фазу войны. Использование военных средств приводит к вооруженному противоборству, участвующие в котором стороны преследуют уже военно–политические цели. По существу именно эта фаза является собственно войной, поскольку именно здесь применяется вооруженное насилие, проливается кровь и происходит разрушение СОЧ. Комплекс традиционных и «жестких» нетрадиционных (ОГП) средств здесь может быть использован в полном объеме и без каких–либо ограничений. В качестве доминирующей силы выступают военные средства. Завершение второй фазы обусловливается достижением военно–политических целей и предполагает начало мирного периода или переход в первую фазу войны, в которой продолжается политика иными, но уже не разрушающими среду обитания человека средствами.

Очевидно, что война имманентна политике, внутренне присуща ей. В то же время в рамках политического процесса война проявляется как самодостаточное явление, характерной особенностью которого является достижение политических целей насильственным путем. С началом войны и в ходе ее противоборствующие стороны нередко бывают вынуждены пересмотреть свою политику, приспособить ее к новым условиям и задачам, возникающим в ходе противоборства, для того чтобы по иному, другими способами, в другой последовательности, но бороться за свои политические цели. Война, генерируемая политикой, становится не только продолжением политики, но и ее движущей силой, фактором, преобразующим сам политический процесс, ускоряющим динамику его развития при помощи иных средств. При этом определяющую роль в развитии всего политического процесса играет первая фаза войны. В ней наиболее явственно проглядывается то «лоно», в котором, как писал Клаузевиц, «развивается война», в котором «в скрытом виде уже намечены контуры войны, как свойства живых существ в их зародышах». Она является переходной стадией, буфером, препятствующим перерастанию политического процесса из нулевой фазы в собственно войну. Поэтому разрешение общественно–политических противоречий на этой стадии предоставляет социуму возможность перейти на иной уровень развития, хотя и посредством деформирования СОЧ, но бескровно, без применения военных средств. Однако последствия даже такого перехода могут оказаться исключительно тяжелыми.

Так, во второй половине ХХ в. основное содержание мирового политического процесса составляла его первая фаза — «холодная война». В результате этой войны Россия (СССР) потерпела жестокое поражение. В числе самых крупных последствий этой войны следует выделить глобальное изменение геополитической конфигурации северного полушария вследствие распада СССР, Организации Варшавского Договора, СЭВ и мировой социалистической системы. В зонах тотального влияния США и НАТО, уже поглотивших бывших сателлитов СССР, оказались страны Балтии, Украина, Молдавия, Грузия, Азербайджан, Казахстан и республики Средней Азии. Одновременно с этим происходит интеллектуальная и экономическая деградация России, все более подрывающая основы национальной безопасности страны. Показав неспособность технологически грамотно потреблять богатейшие природные ресурсы, Россия стала их поставщиком, утратив способность перейти в обозримом будущем к устойчивому развитию. Более того, современная Россия превратилась в крупнейшего в мире экспортера финансовых ресурсов (!). Вывоз капитала из страны, начиная с 1992 г., достиг, по различным оценкам, от 350 до 500 млрд. долл., и все больше становится похожим на контрибуцию. Если это не последствия тяжелейшего поражения в войне, то, что же тогда есть война? Известный русский писатель А.Зиновьев, наблюдавший это явление со стороны Запада, даже не будучи человеком военным, справедливо заметил: «Холодная война была настоящая война. Первая в истории человечества война нового типа». Один из самых влиятельных идеологов этой войны Зб.Бжезинский в своей книге «Вне контроля. Глобальный беспорядок накануне XXI века» (1993), обосновывающей ее неизбежность и даже необходимость, указал на главную политическую цель «холодной войны» — установление «глобального лидерства» США.

Невооруженное, но ожесточенное противоборство с использованием «жестких» невоенных средств имело место на протяжении всей истории человечества. Немецкий философ и военный историк Ф.Меринг в своем очерке «Военно–исторические экскурсии» (1914) приводит многочисленные примеры войн XVII — XVIII столетий, которые были выиграны без единой битвы, за счет применения «стратегии на истощение». И все же «холодная война» стала уникальным историческим явлением. Ее уникальность заключалась в невиданном ранее противоборстве двух гигантских социально–политических систем, осуществлявшемся на фоне научно–технической революции. И свою, особую роль в исходе этого противоборства сыграло беспрецедентное по уровню и масштабу применение традиционных и нетрадиционных средств, получивших ускоренное развитие во второй половине ХХ в.

Некоторые выводы

Новые виды и типы средств противоборства создаются исходя из потребностей социума. При помощи этих средств социум стремится разрешить, прежде всего, свои внутренние противоречия. Использование определенных средств, в свою очередь, диктует условия и динамику перехода социума на иной уровень развития.

Достижение этого уровня меняет потребности социума и одновременно дает толчок к созданию новых средств противоборства. Таким образом проявляется важнейшая социальная функция средств противоборства.

На современном этапе участились попытки социума разрешать свои внутренние противоречия путем активного воздействия на инфосферу, техносферу и биосферу. Вследствие существенного расширения сферы противоборства «полем битвы» для участников этого процесса становится вся среда обитания человека. Поэтому в наступающем столетии обладание нетрадиционными средствами противоборства будет предопределять потенциальное превосходство над соперником в мирное время и реальное — в годы войны. Фаза политического процесса определяется характером средств, используемых социумом для достижения политических целей. Война как социально–политическое явление начинает развиваться в тот момент, когда происходит конверсия «мягких» невоенных средств (средств сотрудничества) в «жесткие» невоенные средства (средства противоборства). Дополнительное использование на этой стадии «мягких» нетрадиционных средств повышает вероятность возникновения войны, но не способно изменить ее природу.

Опыт «холодной войны» показывает, что общество, даже имея на вооружении самые мощные виды военных средств, способно предотвратить наступление второй, высшей фазы войны. В связи с этим заметно возрастает роль мирного периода и первой фазы войны, а также политическое значение невоенных и «мягких» нетрадиционных средств. Вероятно, в будущем изменится и политическое значение военных средств, которым все больше будет отводиться роль не средств ведения вооруженной борьбы, а фактора предупреждения, сдерживания и даже устранения потенциальных военных угроз.

Таким образом, при определении основных направлений развития вооружения и военной техники (ВВТ) и технического оснащения Вооруженных Сил России в начале XXI века учитываются:

— возможные риски военно–политического, военно–экономического и военно–технического характера, связанные с существованием дестабилизирующих внешних и внутренних факторов (включая возможную неадекватность реакций со стороны других государств и военно–политических союзов на принимаемые Россией меры по защите своих национальных интересов);

— роль военно–силовых факторов в обеспечении защиты национальных интересов России в условиях дальнейшего обострения глобальной конкуренции стран (в том числе вследствие противоречивости современных тенденций трансформации и развития всей системы международных отношений);

— состояние, направления и перспективы развития ВВТ, строительства и применения ВС тех государств (военно–политических союзов), которые определяют основные мировые тенденции в развитии военного дела и/или интересы которых могут входить в существенные противоречия с национальными интересами России (последнее играет решающую роль при определении основных задач российского государства и его ВС, требований к их системе вооружения и основных направлений ее развития);

— реальное состояние технического оснащения и обеспечения ВС России и их способность выполнить поставленные задачи по обеспечению обороны и безопасности страны в рассматриваемой перспективе («недостаточность» боевых возможностей ВС является основным фактором, влияющим на направленность политики государства в области военного строительства); финансово–экономические возможности государства по использованию и развитию национальной технологической базы в интересах укрепления обороны и безопасности страны (как с точки зрения повышения эффективности системы вооружения и боевой мощи ВС в целом, так и с целью снижения их ресурсных потребностей в мирное и военное время).

Кроме того, учитывается и фактор времени. Точнее, тот цейтнот, в который попали ВС и оборонный промышленный комплекс России в начале 90–х годов вследствие обвального сокращения расходов на разработку, производство, эксплуатацию и ремонт ВВТ.

Военные аспекты угроз национальной безопасности России

Национальная безопасность России обеспечивается надежной защищенностью ее граждан («личности»), общества и государства от внутренних и внешних угроз. Соответственно военные аспекты угроз национальной безопасности России также носят как внутренний, так и внешний характер.

Основные внутренние угрозы военной (оборонной) безопасности России обусловлены долгосрочными последствиями общественно–политического и социально–экономического кризиса в стране и характеризуются: обострением межнациональных отношений, региональным сепаратизмом и религиозным экстремизмом, создающими благоприятные условия для возникновения внутренних вооруженных конфликтов; существенным снижением внутреннего валового продукта, что принципиально ограничивает возможности государства по финансированию своих оборонных потребностей, в том числе в области развития ВВТ, технического оснащения и обеспечения Вооруженных Сил; значительным ослаблением научно–технического, технологического и интеллектуального потенциала и усилением внешней технологической зависимости страны, подрывающими оборонную безопасность государства. Кроме того, к внутренним источникам угроз оборонной безопасности России относятся и вынужденное затягивание процесса реформирования ее военной организации (включая оборонный промышленный комплекс), а также несовершенство действующей в стране нормативно–правовой базы.

Основные внешние угрозы оборонной безопасности России, обусловливающие ослабление ее позиций на мировой арене и представляющие угрозу суверенитету и территориальной целостности страны, характеризуются:

— развитием негативных тенденций в трансформации всей системы международных отношений (особенно в части снижения эффективности существующих механизмов обеспечения международного мира и безопасности вследствие стремления США и НАТО к военно–силовому решению ключевых проблем мировой политики в обход ООН и ОБСЕ);

— укреплением недружественных России и ее союзникам военно–политических блоков и союзов и расширением их сфер влияния и «зон ответственности» при одновременном усилении центробежных процессов в СНГ;

— возникновением и эскалацией военных конфликтов вблизи государственной границы России и внешних границ СНГ; резкой эскалацией масштабов международного терроризма против России и ее союзников, в том числе с возможным использованием ОМП;

— увеличением военно–технологического отрыва ведущих держав и наращиванием их возможностей по созданию ВВТ новых поколений, что ведет к качественно новому этапу гонки вооружений и существенному изменению содержания, форм и способов ведения военных действий;

— существованием территориальных претензий к России со стороны сопредельных государств.

Наиболее полно и наглядно значимость данных угроз для национальной безопасности России проявилась в ходе расширения НАТО на Восток и их агрессии против Югославии, а также событий на Северном Кавказе.

В этой связи следует особо остановиться на последней войне на Балканах, так как она во многих отношениях стала значимой. С военно–политической точки зрения эта война ознаменовала собой, по существу, начало новой эпохи не только в военной, но и во всеобщей истории. Эпохи открытого военно–силового диктата США по отношению к другим странам, в том числе к своим союзникам (именно в этом контексте просматривается и «глобализация» НАТО своей зоны ответственности).

Появление этой эпохи — не случайный зигзаг истории, а одна из основных закономерностей конца XX — начала XXI века. При относительно небольшой удельной численности населения (порядка 2,5%) США потребляют до 40% добываемых в мире природных ископаемых, импортируя при этом около половины нефти, за счет которой на 40% удовлетворяют свои базовые потребности в энергии. Поэтому по мере возрастания зависимости своего экономического благополучия от доступа к мировым рынкам и запасам природных ресурсов военно–силовая компонента политики США будет систематически усиливаться. В том числе и по отношению к России — в силу специфики ее геополитического положения.

С военно–стратегической точки зрения ВС США и НАТО в результате 78–суточной воздушно–морской наступательной кампании удалось достигнуть фактически беспрецедентных результатов. Впервые была практически подтверждена принципиальная возможность реализации концепции «воздушной войны», выдвинутой итальянским военным теоретиком дивизионным генералом Дуэ еще в 20–е годы нашего столетия.

Согласно этой концепции, для принуждения противника к капитуляции достаточно разрушить важнейшие военные, государственные и экономические объекты на его территории путем нанесения по ним массированных авиационных ударов. Однако до появления современных военных технологий ни в одной из войн прошлого без проведения широкомасштабных наземных военных действий и захвата значительной части территории победить противника не удавалось.

С военно–технической точки зрения эта война стала полномасштабным прообразом нового, так называемого «бесконтактного» вида войн (их можно назвать еще информационно–технологическими, или «виртуальными»), что означает начало нового этапа революции в военном деле.

Необходимо особо отметить, что подобный вид войн появился не вдруг, а во многом в результате целенаправленного и планомерного развития США тех программ «звездных войн», которые начали разрабатываться ими в начале 80–х годов в рамках стратегической оборонной инициативы (СОИ).

Характерные черты таких войн — подавляющее военно–техническое и информационное превосходство нападающей стороны, сводящее ее риск понести ощутимые людские и материальные потери от возможных ответных действий противника до приемлемого для себя минимума. Массированное применение нападающей стороной дистанционно–пилотируемых и роботизированных летательных аппаратов и дальнобойного высокоточного оружия (преимущественно воздушного и морского базирования), особенно на этапе завоевания абсолютного господства в информационной и воздушно–космической сферах. Систематическое и избирательное поражение важнейших объектов военного, военно–экономического и экономического потенциалов, а также вывод из строя систем обеспечения жизнедеятельности населения на всей территории противника для принуждения его к капитуляции.

Очевидно, что по мере возрастания информационно–технологического отрыва США и других высокоразвитых государств их возможности по ведению подобных войн в отношении других стран будут возрастать. При этом значимость имеющегося у этих стран ядерного оружия в качестве их фактора стратегического сдерживания будет определяться уже не только и даже не столько самим фактом его наличия. Большое значение будет иметь уровень информационно–технологического развития обеспечивающих и оборонительных систем, гарантирующих возможность эффективного применения этими странами ядерного оружия в критических для них ситуациях.

Данный вывод в полной мере относится и к России. Поэтому поддержание возможностей по адекватному реагированию на возможные вызовы и угрозы настоящего и будущего при рациональных затратах на национальную оборону является для государства важнейшим направлением его деятельности по обеспечению военной безопасности России. В первую очередь на те вызовы и угрозы, которые обусловлены началом нового этапа революции в военном деле.

Основные особенности нового этапа революции в военном деле

Очередной этап революции в военном деле стал возможным вследствие разработки и широкого использования США и другими высокоразвитыми в военном отношении странами новых «прорывных» технологий военного и двойного назначения для развития ВВТ, совершенствования организационных структур, форм и способов боевого применения войск (сил).

«Революции» в военном деле стоят дорого. Поэтому до последнего времени США и другие высокоразвитые страны использовали наиболее экономичный, эволюционный путь развития систем ВВТ и строительства ВС.

К примеру, именно этим путем США, во многом определяющие общемировые тенденции развития средств и способов ведения вооруженной борьбы, смогли достигнуть к концу 80–х годов «кумулятивного» накопления боевых возможностей своих ВС. Для этого ими был использован интегральный эффект от обеспечения технической возможности оперативного (применительно к конкретным боевым задачам) функционального объединения в реальном масштабе времени широко рассредоточенных разнородных сил и средств различного базирования в общем контуре боевого управления. В связи со значительным технологическим отрывом в сфере информационного обеспечения боевых действий это дало ВС США существенное военно–техническое превосходство над армиями других стран даже при наличии у них ВВТ с сопоставимыми ТТХ. Что и было продемонстрировано США сначала в войне против Ирака, а затем в более полной мере — против Югославии.

В ближайшие годы можно ожидать еще более кардинальных преобразований и повышения возможностей всех военно–силовых компонентов системы национальной безопасности США. В первую очередь — за счет увеличения степени их интеграции, а также информационно–технологического отрыва от других стран на основе освоения новых «интеллектуальных» и нанотехнологий, а также космоса, ставшего наиболее приоритетной сферой военных действий. Причем дальнейшее освоение космоса непосредственно связывается с созданием национальной системы ПРО США.

Несмотря на то, что тем самым подрываются сами основы двустороннего и многостороннего договорного процесса по сокращению стратегических ядерных вооружений.

В области развития неядерных вооружений наивысший приоритет отдается разработке систем, средств и способов защиты государственных, военных и коммерческих информационных систем, ставших в современных условиях ключевыми компонентами экономики и инфраструктуры США.

Основные приоритеты в области создания перспективных средств поражения отдаются оружию направленной и электромагнитной энергии, кибер–оружию, малозаметным непилотируемым боевым платформам, предназначенным для ведения всепогодной разведки и скрытного применения различных видов высокоточного (преимущественно дальнобойного) оружия.

Одновременно осуществляются мероприятия по дальнейшему повышению возможностей войск (сил) общего назначения ВС США по ведению информационных, специальных и воздушно–морских десантных операций в удаленных регионах мира, а также операций в условиях крупных городов.

Аналогичные тенденции развития ВВТ характерны и для других военных держав, что позволит им уже в ближайшем будущем существенно нарастить боевой потенциал своих ВС, в том числе по обнаружению, идентификации, сопровождению и одновременному поражению гораздо большего количества целей на поле боя и в глубине обороны противника.

Таким образом, главная особенность нового этапа революции в военном деле заключается в резком повышении эффективности традиционных и появлении принципиально новых видов неядерных вооружений, в том числе на новых физических принципах. В результате их роль в общей системе межгосударственных отношений, как показали те же балканские события, по своей значимости начала приближаться к роли ядерного оружия.

Основные задачи и проблемы военно–технической политики России

Россия по своему геополитическому и геостратегическому положению является крупнейшей евроазиатской державой, что исторически обязывает ее иметь достаточную военную мощь для защиты национальных интересов.

Главную роль в обеспечении военной безопасности России играют ее Вооруженные Силы, призванные обеспечить сдерживание в интересах предотвращения ядерной и обычной крупномасштабной или региональной войны, а также выполнение союзнических обязательств российского государства.

Для выполнения указанных задач ВС России должны быть способны:

— гарантированно обеспечить нанесение заданного ущерба ядерным оружием любому государству–агрессору либо коалиции государств в любых условиях обстановки;

— обеспечить боевым составом мирного времени: надежную защиту страны от воздушно–космического нападения и решение совместно с другими войсками задач по отражению агрессии в локальной войне;

— развертывание группировки войск (сил) для решения задач в региональной войне;

— осуществление Россией миротворческой деятельности как самостоятельно, так и в составе международных организаций.

В настоящее время в результате почти десятилетней «паузы» в техническом оснащении ВС России, несмотря на их высокую обеспеченность ВВТ, по совокупной доле современных образцов оружия и техники заметно уступают армиям передовых стран мира.

В том числе в области систем и средств информационного обеспечения жизнедеятельности и, главное, боевого применения войск (сил). Последнее обстоятельство, в частности, крайне осложняет условия применения высокоточного оружия, ставшего основным средством поражения важнейших объектов на поле боя и в тылу противника. К тому же и по степени насыщения войск (сил) таким оружием Россия заметно отстает от Запада.

Имеющееся превосходство Запада по степени информатизации и насыщения войск (сил) высокоточным оружием имеет достаточно определенные временные рамки. Они обусловлены в первую очередь сроками технического и, что в настоящее время приобретает особое значение, морального устаревания ВВТ, а также возможностями модернизации образцов с целью приближения их ТТХ к уровню современных требований.

В годы «холодной войны» создание качественно новых образцов и систем ВВТ, радикально меняющих сам характер вооруженной борьбы, осуществлялось примерно каждые 5–10 лет (достаточно вспомнить хотя бы появление основных систем ракетно–ядерного оружия, в том числе с разводящимися головными частями, крылатых ракет, самолетов–невидимок F–117 и В–2). При этом средние темпы перевооружения ведущих армий мира на ВВТ нового поколения составляли до 4–5% в год. А само это ВВТ, как правило, не только существенно (на 30–50% и более) превосходило по аналогичным показателям образцы и системы предшествующего поколения, но и обладало по сравнению с ними качественно новыми свойствами. В результате менее чем за десятилетие ВВТ нового поколения становилось не просто основой боевого потенциала ВС.

Оно давало войскам (силам) возможность не только более успешно решать традиционные задачи, но и обеспечивало выполнение ими принципиально новых боевых задач.

Подобная картина наблюдалась и после окончания «холодной войны»: США и НАТО постарались максимально использовать в этих целях и договорные сокращения обычных ВС и вооружений «от Атлантики до Урала», и самороспуск Варшавского Договора, и распад СССР. Причем в тот период США, например, считали, что по отношению к России им достаточно иметь общий технологический разрыв в 5 лет. Почему и не предполагали ограничивать экспорт в Россию технологий гражданского и двойного применения с этим и большим сроком «давности». Тем более что на освоение этих технологий также требовалось дополнительное время, измеряемое годами.

В настоящее время возможности российского государства по интенсификации наращивания объемов военного производства и темпов перевооружения войск (сил) ограничиваются не только по финансово–экономическим причинам. Немаловажное значение имеют и внешнеполитические факторы: резкое форсирование Россией этого процесса может быть воспринято другими странами как ее милитаризация.

Однако следует учитывать, что мир находится еще только на начальной стадии очередной революции в военном деле, поэтому основные виды имеющихся у России стратегических и обычных вооружений еще рано списывать со счетов. Другое дело, что при их модернизации и разработке новых образцов необходимо использовать самые новейшие технологии, чтобы эти вооружения были достаточно эффективными еще в течение, как минимум, одного–полутора десятилетий.

Необходимый для решения этой задачи задел у России имеется. Сохранена также и ее военно–техническая и военно–промышленная независимость в области разработки и производства не только стратегических, но и основных видов обычных вооружений. О последнем свидетельствуют, в частности, поставки российского ВВТ в другие страны, а также международные и отечественные оружейные выставки, на которых были представлены некоторые из наших новейших разработок. Осуществляются и другие формы военно–технического сотрудничества с различными странами, включая модернизацию ранних и разработку новых образцов и систем оружия на кооперационной основе с зарубежными государствами. Так что в области разработки и производства целого ряда основных видов обычных вооружений, разрешенных к экспорту, Россия еще вполне конкурентоспособна.

Теперь об оружии на новых физических принципах (НФП), появление которого, особенно на стратегическом и оперативном уровне, означает очередной качественный скачок в изменении содержания и развитии форм и способов вооруженной борьбы.

Кроме того, сочетание стратегических систем ядерного оружия и оружия на НФП коренным образом меняет даже само представление о возможности установления устойчивого паритета между отдельными военными державами и военно–политическими союзами в области этих вооружений, особенно в условиях многополярного мира.

Создание оружия на НФП под силу только при наличии соответствующего научно–технологического и экономического потенциалов. Поэтому государства, овладевшие технологиями создания такого оружия, постараются не только исключить саму возможность его попадания к различным экстремистским режимам и организациям, но и ограничить доступ к нему других стран (как это делается, например, в настоящее время в отношении ядерного оружия и ракетно–космических технологий). Вследствие этого у России в обозримой исторической перспективе существует единственная возможность стать полноправным обладателем новых видов оружия: создать их самостоятельно. Необходимый для этого научно–технический и технологический задел, а также вполне работоспособные научные и производственные коллективы в стране имеются. При этом даже по сегодняшним меркам требуются достаточно скромные средства, чтобы Россия уже в ближайшие годы могла продемонстрировать опытные образцы новых видов оружия сдерживания. В том числе и для того, чтобы показать, например, всю бесперспективность создания США национальной системы ПРО для нейтрализации стратегического ядерного потенциала России.

Таким образом, несмотря на все катаклизмы прошедшего десятилетия, у России есть еще вполне достаточный «запас прочности», позволяющий рассчитывать на возможность оснащения ее ВС новым ВВТ по мере выхода страны из экономического кризиса. Однако необходимо иметь в виду, что любой запас прочности, как известно, не безграничен и должен если не постоянно, то хотя бы периодически поддерживаться.

В этой связи можно отметить, что надежды на возможность завершения перспективных разработок и сохранения до «лучших времен» оборонного промышленного комплекса страны исключительно за счет экспортных поставок являются весьма призрачными. Никаких скидок России на мировом рынке оружия в связи с ее тяжелым финансово–экономическим положением, как показывает практика, не будет.

В целом на данный момент общая ситуация такова, что в ближайшие годы Россия не сможет поддерживать военно–стратегический и военно–технический паритет с ведущими военными державами Запада на «симметричной» основе, особенно в области неядерных вооружений. Кроме того, при планируемых объемах бюджетных ассигнований на развитие ВВТ в ближайшее десятилетие не представляется возможным обеспечить целостность и полномасштабное развитие всех компонентов системы вооружения ВС.

Таким образом, необходим поиск рационального сочетания эволюционного и «революционного» путей и наиболее эффективных асимметричных направлений развития ВВТ и технического оснащения ВС России.

Главная цель, основные задачи и общие принципы военнотехнической политики России в начале XXI века.

Главная цель современной военно–технической политики государства заключается в оснащении ВС России приоритетными средствами вооруженной борьбы и поддержании в боеготовом состоянии (готовности к применению) тех существующих систем вооружений, которые в начале XXI века обеспечат возможность выполнения Вооруженными Силами поставленных задач.

Для достижения этой цели в рамках разрабатываемой Государственной программы вооружения на 2001–2010 годы и при формировании текущих государственных оборонных заказов необходимо: обеспечить на основе рационального использования выделяемых минимальных ассигнований оптимальное сочетание затрат на поддержание в боеготовом состоянии существующих систем стратегических и обычных вооружений, разработку, модернизацию и ограниченное производство важнейших образцов оперативно–тактических вооружений, необходимых для поддержания боеспособности соединений и частей постоянной готовности сил общего назначения ВС и других войск Российской Федерации; обеспечить эффективное использование и наращивание имеющегося научно–технического задела в области «прорывных» технологий с целью ускорения разработки перспективных образцов ВВТ, позволяющих нейтрализовать военно–технические угрозы со стороны других стран и создать новую материальную базу для последующего перевооружения войск (сил); сохранить научно–технические и производственные мощности ядра военного промышленного комплекса страны.

В основу решения этих задач положены следующие общие принципы:

— безусловное поддержание в боеготовом состоянии (готовности к применению) систем, комплексов и образцов ВВТ, вносящих основной вклад в решение важнейших задач ВС (информационные, ядерные и высокоточные неядерные средства вооруженной борьбы);

— рациональное использование и развитие потенциала существующей системы вооружения ВС РФ для поддержания их боевой и мобилизационной готовности и боеспособности;

— сосредоточение ресурсов на повышении уровня информатизации, «интеллектуализации», роботизации и мобильности ВВТ;

— поэтапное сбалансирование систем вооружений ВС и других войск РФ по средствам поражения, информационного, оперативного, технического, тылового обеспечения и мобильности войск;

— сохранение уникальных технологий и опережающее развитие научно–технического задела военного и двойного предназначения, государственное стимулирование использования «прорывных» технологий в гражданских целях и в сфере военно–технического сотрудничества с другими странами, создание и производство импортозамещающих комплектующих изделий и элементной базы;

— комплексное решение проблем военно–технического обеспечения стратегической мобильности войск (сил);

— компенсация отказа от прямого военно–технологического соперничества с наиболее развитыми странами посредством создания «асимметричных» средств вооруженной борьбы, позволяющих поражать наиболее уязвимые функциональные элементы основных систем и ключевых объектов инфраструктуры противника и тем самым существенно обесценить их военно–технические преимущества.

Основные приоритеты и направления развития вооружения и военной техники ВС России в начале XXI века

Основные приоритеты и направления развития отечественного ВВТ обусловливаются необходимостью ускорения завершения глубоких структурных преобразований ВС России и качественного совершенствования их системы вооружения для решения задачи сдерживания от развязывания войны против России и ее союзников и повышения эффективности действий войск (сил) постоянной готовности в локальных конфликтах.

В этой связи общий приоритет на ближайшее десятилетие отдается завершению разработки и развертыванию ограниченного производства тех важнейших образцов стратегических ядерных и неядерных вооружений, которые позволят обеспечить:

— во–первых, парирование существующих внешних и внутренних угроз оборонной безопасности России;

— во–вторых, сбалансированность и возможность комплексного развития в дальнейшем систем вооружений видов и родов ВС, других войск РФ и системы вооружения ВС России в целом.

К общим направлениям развития ВВТ для ВС России относятся: развитие интегрированных систем и средств разведки, управления и связи, координатно–метрического и других видов обеспечения, придание этим системам и средствам свойства межведомственной совместимости в целях обеспечения возможности оперативного взаимодействия группировок видов ВС и родов войск при применении высокоинтеллектуального оружия и решении других боевых задач; при этом основные усилия в развитии систем и средств АСУ и связи будут перенесены на оперативно–тактическое и тактическое звенья, где они вносят наибольший вклад в повышение боевой эффективности применения группировок войск (сил); превращение высокоточного оружия в интегральную составляющую всех основных систем и подсистем вооружения видов ВС; создание интегрированной информационной среды и разработка единой для всей военной организации государства системы стандартов хранения и обмена данными; универсализация, информатизация и «интеллектуализация» образцов ВВТ, их интегрирование и комплексирование для придания им многофункциональных свойств; создание малогабаритных и сверхмалых средств вооруженной борьбы на основе микроминиатюризации, особенно в сферах разведки, контрразведки и боевого управления; снижение заметности образцов ВВТ и военных объектов во всех диапазонах длин волн; повышение мобильности и транспортабельности ВВТ; снижение эксплуатационных расходов ВВТ на основе внедрения передовых средств и методов технического обслуживания, в том числе систем и средств со встроенной диагностикой, неремонтируемых и необслуживаемых, основанных на магистрально–модульном принципе конструирования; автоматизация процессов управления и материально–технического обеспечения войск, создание единой, интегрированной и унифицированной системы тылового обеспечения всех компонентов военной организации.

Основные усилия в развитии систем и средств АСУ и связи ВС будут перенесены на оперативно–тактическое и тактическое звенья с целью повышения эффективности применения группировок войск. Важнейшим направлением развития стратегических вооружений является формирование единой системы разнородных сил, включающих стратегическую (СЯС) и тактическую (ТЯО), что позволит обеспечить рациональную концентрацию усилий и ресурсов государства при решении задач сдерживания и сохранения ядерного потенциала России.

Важнейшими направлениями развития оперативно–тактических вооружений для сил общего назначения ВС России являются: — завершение разработки и развертывание единого многозарядного ракетного комплекса Сухопутных войск нового поколения, способного выполнять боевые задачи как автономно, так и в составе РУК СВ;

— разработка интегрированных комплексов оружия Сухопутных войск, позволяющих эффективно поражать подвижные и стационарные объекты противника в оперативной и тактической глубине;

— создание комплексов высокоточного оружия различного назначения, базирования и дальности действия;

— создание перспективного комплекта индивидуальной экипировки бойца с элементами боевых и вспомогательных систем нового поколения;

— создание основных образцов бронетанковой техники нового поколения с включением их в контур автоматизированной системы управления танковым (мотострелковым) батальоном, интегрированной с АСУ и другими системами огневого поражения тактического звена;

— модернизация и совершенствование существующего парка фронтовой, армейской и военно–транспортной авиации в направлении повышения ее эффективности и обеспечения боевого применения в темное время суток и в сложных метеоусловиях; разработка перспективного фронтового истребителя с расширенными возможностями по поражению наземных объектов;

— поэтапное создание единой автоматизированной радиолокационной системы и основ единого автоматизированного разведывательно–информационного поля;

— разработка унифицированного семейства зенитных ракетных комплексов ПВО и нестратегической ПРО.

Основными направлениями развития морских сил общего назначения в ближайшее десятилетие являются:

— создание многоцелевых АПЛ нового поколения с многофункциональными комплексами оружия повышенной эффективности, увеличенным боекомплектом, пониженным уровнем физических полей (прежде всего шумности) и увеличенной глубиной погружения;

— проектирование и серийное строительство универсальных надводных кораблей с высокоточным ударным и противолодочным оружием, эффективными средствами самообороны и авиационными средствами различного назначения, интегрированными в едином контуре автоматизированного управления не только самого корабля и корабельной группы (соединения);

— создание новых летательных аппаратов корабельного и берегового базирования;

— дальнейшее развитие средств управления и связи, повышение оперативности, надежности, скрытности и устойчивости связи, объединение функций связи и управления оружием.

Основные направления развития космических средств координатно–временного обеспечения предусматривают:

— переход на модернизированный космический аппарат с повышенными точностными характеристиками и сроками эксплуатации;

— массовое оснащение войск (сил) современной навигационной аппаратурой потребителей;

— создание нового поколения космических средств топо–геодезического обеспечения ВС России.

Соответствующие решения выработаны Министерством обороны и по основным направлениям совершенствования других видов ВВТ.

«История, — указывал У.Черчилль в своей книге «Мировой кризис», задолго до начала Второй мировой и «холодной» войн, — показывает, что война — удел человеческой расы. За исключением только кратких и случайных перерывов на Земле никогда не было мира». Последующие события, к сожалению, полностью подтвердили правоту утверждения политика. Изменится ли ход общественно–исторического развития в XXI в.? Покажет время. А пока война (ее первая фаза) остается неизбежным спутником человечества.

Литература

1. Клаузевиц К. О войне, т. 1 и 2, пер. с нем. А.Рачинского, 3–е издание, М., Госвоениздат, 1936.

2. Самсонов В. Н. «Иная трактовка понятия войны», Независимое военное обозрение № 23 от 26.12.96 г. с. 1.

3. Гареев М. А. «Война и современное международное противоборство», Независимое военное обозрение № 1 от 09.01.98 г. с. 4.

Примечания

1

Клаузевиц К. О войне, т. 1 и 2, пер. с нем. А.Рачинского, 3–е

издание, М., Госвоениздат, 1936.

(обратно)

Оглавление

Часть 1. Война и общество

Часть 2. Внешние источники военной опасности

Часть 3. Внутренние источники военной опасности

Часть 4. Оружие и война: новые тенденции развития

Литература . .

Реклама на сайте