«Марксизм и феминизм»

Марксизм и феминизм (fb2) - Марксизм и феминизм 634K (книга удалена из библиотеки) скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Юрий Симоненко

Юрий Симоненко Марксизм и феминизм

Необходимое предисловие

Предметом настоящей статьи я выбрал не феминизм вообще, — критики феминизма вообще написано предостаточно, как со стороны «правых», так и со стороны «левых», — а тот его подвид, который, на мой взгляд, представляет сегодня реальную опасность для коммунистов и левых (далее определения «коммунист» и «марксист» я буду употреблять как тождественные, а «левыми» буду называть всех остальных, не всегда с негативной коннотацией). Я говорю о так называемом «марксистском» феминизме. Других феминизмов я буду касаться лишь по мере необходимости, в тех местах, где они и феминизм «марксистский» являются по сути одним целым, но я принципиально не намерен заниматься каталогизацией, — мне по большому счету нет дела до того, чем отличается какой-нибудь «сепаратистский» или «квир-феминизм» от феминизма «интерсекционального» или «экофеминизма». Достаточно сказать, что отличия эти большинству нормальных людей попросту незаметны, а в головах самих феминисток разные феминизмы легко сочетаются, — так что, каталогизацию сортов феминизма оставляю антропологам.

Я не отделяю «марксистский» феминизм от феминизма вообще, каковой, для удобства понимания, предлагаю вообразить в виде гигантского чудовища вроде осьминога, каждое из щупалец которого — это подвид феминизма. Вообразили? Вот по одному из этих щупалец — по тому, на котором написано: «марксистский феминизм», и которое чудовище запустило в среду марксистов — я и намерен нанести удар мечом марксистской критики. Я не претендую на то, что мой удар окажется решающим, и что мне удастся отрубить щупальце или заставить чудовище втянуть его обратно в оплывшее жиром и покрытое сальными волосами, татуировками и уродливым пирсингом тело. Я призываю читателей-марксистов последовать моему примеру и, обнажив оружие, рубить и колоть чудовище до тех пор, пока с щупальца не слетит последняя «марксистская» маскировочная фраза и его истинная природа не станет очевидна всем и каждому. 

1. Обзор серпентария

Что бы там не говорили феминистки, «марксистский» феминизм для России — явление новое.

Явление это, как и все «модное» и «прогрессивное», пришло в российскую полупериферию из стран центра и пока еще не окрепло настолько, чтобы оформиться в политическую организацию или партию, но дело явно движется к этому. Каких-нибудь 5-6 лет назад в российской «левой» о «марксистском» феминизме писали, разве что, на маргинальном «Леворадикале» (на сегодня фактически поглощенном «Альтернативными левыми» — очередным «левым» новообразованием, в своих принципах соответствующим большинству евролевых, SJW- и фем-трендов). К сегодняшнему дню об этом экзотическом сорте феминизма нам успело рассказать множество информационных Интернет-ресурсов разной степени паршивости, перечислять которые я здесь не буду (интересующиеся могут воспользоваться поисковыми системами самостоятельно). Не отстали от сетевых помоек и некоторые «левые» площадки, стремящиеся быть «в тренде». Так еще в 16 году группой инициативных «товарищей» из РРП была изготовлена брошюра «Марксистский феминизм», впоследствии активно распространявшаяся по феминистическим сайтам и пабликам ВКонтакте (по соответствующему запросу в поисковике брошюра эта быстро находится). В 18-19 гг., на фоне понижения градуса ура-патриотизма и заметного общего «полевения» населения РФ, среди молодежи возрастает интерес к учению Маркса: по всей стране и в ближнем зарубежье появляются группы и кружки, взявшиеся изучать марксизм. Еще вчера «аполитичные» (не всегда даже молодые) люди, отряхнувшие с головы морок буржуазной пропаганды и осознавшие свою классовую принадлежность, принимаются читать Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина, Троцкого, а некоторые даже Гегеля. Как грибы после дождя, на YouTube появляются каналы, а в соцсетях сообщества с контентом, ориентированным на эту, ставшую не вдруг перспективной, аудиторию. Охватывается широкий спектр интересов и потребностей современного человека разной степени «полевения», — от потребностей в образовании, дискуссии до развлечений (что на самом деле не плохо — не будем ханжами). Хотите почитать, послушать, подискутировать — вам сюда; хотите посмеяться с мемов, посмотреть комикс или кинообзор — вот сюда… Для самых пламенных почти революционеров теперь есть даже «классово-верные» музыкальные группы (художественная ценность которых, правда, пока невелика, но и Москва не сразу строилась).

При таком оживлении левой политической и культурной жизни, было бы странным, если бы не активизировались феминистки. И они, конечно же, активизировались: часть вчерашних «радфемок» прочитали в Википедии про «марксистский феминизм» и про то, что его основал сам Энгельс, и быстренько перекрасились с фиолетового в красный. Среди фем-пабликов ВКонтакте появляется некоторое количество «марксистских» и «социалистических». Контингент в них обитает прежний, но к стандартной феминистической прибавляется теперь и «марксистская» риторика. Благодаря этой риторике, материалы из таких «коммунистических» групп теперь распространяют не только дружественные феминистические группы, но и группы «левые», администраторы в которых это часто люди молодые, недавно осознавшие собственную «левизну». Так пропаганда феминизма покидает собственное гетто и прорывается к новой, в силу своего неофитства, готовой к восприятию всего «нового» и «прогрессивного», аудитории. Результат: приток «новой крови» — молодых девушек и женщин, чьи знания в области марксизма пока еще невелики — в феминистическую субкультуру и в перспективе ее дегеттоизация.

Перечисление феминистических сообществ и персоналий в соцсетях для настоящего текста необязательно, поскольку дальше речь пойдет не о них. Упомянуть стоит, пожалуй, одно, наиболее активное сообщество. Это Freie Frauen — самая «раскрученная» на сегодня группа (ее участницы часто мелькают в интервью и на стримах у популярных блогеров), заявляющая своей идеологией «марксистский» феминизм и контролирующая печально известный «широколевый» новостной и развлекательный ресурс Station Marx. Группа эта известна тем, что ведет кружки по «женскому вопросу» офлайн, а также своей непримиримой «борьбой» с порнографией и приравниванием последней к проституции (в развлекательных пабликах «левой» направленности можно найти множество скабрезных шуток и мемов по этому поводу). В остальном же Freie Frauen типичные представительницы феминистической субкультуры; темы их публикаций, помимо порно, это: «феминитивы», «гендер», аборты и контрацепция, истории из жизни известных женщин, «разборки» с «врагами» и травля назначенных без суда и следствия «насильников». Программных статей или четко сформулированных «принципов» (как у «Альтернативных левых») нет. Впрочем, как я уже сказал выше, обзор в известной степени маргинальных сообществ в соцсетях не входит в круг задач этой статьи. Имей Freie Frauen свой собственный «Манифест», я бы не стал его здесь разбирать. Я лишь обозначил симптоматику, констатировал: субкультура феминисток есть, и эта субкультура уже начала проникать в «левую» среду под видом так называемого «марксистского» феминизма. Но это следствия.

Сами по себе интернет-феминистки (даже читающие «лекции» офлайн обиженным в результате неудавшихся личных отношений на весь мужской пол или попавшим в трудную ситуацию женщинам) не представляют большой угрозы для коммунистов. Они появились не вчера, и до недавнего времени их число оставалось невелико. И даже увеличение численности «обычных» феминисток (либеральных, радфем, интерсекциональных) рядовому коммунисту и — что важнее! — коммунистке могло бы «грозить», разве что, перспективой «помереть со смеху». Но появляется особый вид феминисток, говорящих о классах, о прибавочной стоимости, о капитализме, читавших (или говорящих, что читавших) Энгельса, Бебеля, Люксембург, цитирующих Ленина, и молодой марксист и — что важнее! — марксистка, раскрыв рты, слушают их. Поначалу с опаской, с недоверием, но потом они открывают YouTube и видят уважаемого и рукопожатного блогера, берущего интервью у «марксистской» феминистки; открывают ВКонтакте и видят репост феминистического паблика в группе, администрации которой наши молодые марксисты доверяют. Проходит полгода, и вот уже вчерашняя молодая марксистка, посещавшая эти полгода кружок по «женскому вопросу» и прочитавшая там «Происхождение семьи, частной собственности и государства» и «Женщину и социализм» (разумеется, под чутким присмотром и руководством старших «товарищек»), с чувством собственного достоинства сообщает нам, что она теперь «марксистка-феминистка», а молодой марксист, ставший блогером, устраивает у себя на канале стримы, во время которых отвечает на вопросы более молодых марксистов и собирает донаты. Молодому марксисту нравится «марксистка-феминистка», и поэтому молодой марксист при случае сообщает своим подписчикам, что феминизм действительно бывает марксистским, делает репосты и приглашает «марксистку-феминистку» на стримы. Примерно так и происходит инфильтрация феминизма в «левую» среду. Таковы симптомы болезни.

Но где ее источник? Откуда болезнь, угрожающая российской «левой» проникает в умы будущих «марксисток»-феминисток? Кто-то ответит просто: «с Запада!», имея в виду, что, как и большинство субкультур, российский феминизм суть подражание феминизму западному. Отчасти это, конечно же, так. Но только отчасти.

Если для того, чтобы стать, скажем к примеру, панком, достаточно любить панк-рок и попасть в соответствующую «тусовку», а чтобы стать футбольным фанатом даже музыку любить не требуется — достаточно болеть за правильную команду и оказаться своим парнем среди других фанатов, то для принятия в субкультуру феминисток нужно чуть более, чем просто оказаться в феминистической среде. Это только на первый взгляд может показаться, чтобы нормальная девушка или женщина стала феминисткой, ей достаточно перестать брить ноги и подмышки, выкрасить волосы на голове в кислотно-ядовитый цвет, наделать побольше татуировок и вставить как можно больше железа в разные части тела, надеть уродливую (чтобы окружающие не «объективировали») одежду и избегать часто мыться. Все это «преображение» имеет идеологическую основу. Феминистки много читают. Обычно это материалы феминистических же пабликов и сайтов, реже — книги, прочтение коих необходимо для повышения авторитета феминистки внутри сообщества (например, «Второй пол» Симоны де Бовуар). Для «марксистских» феминисток это упомянутые выше «Происхождение семьи…» Энгельса и «Женщина» Бебеля — «программа минимум». В том, что эти «товарищки» читают Цеткин или Коллонтай лично я сомневаюсь.

Да, феминизм это субкультура и, да, это карго-культ, подражание западной политической моде. Но мода эта, подобно увлечению какой-нибудь эзотерикой, предполагает чтение адептами специфических текстов. И далеко не все феминистические тексты это посты в пабликах ВКонтакте или скучные, написанные полвека назад книги, но и вполне современные академические исследования. Вот о таких текстах, написанных не какими-нибудь «взбунтовавшимися» девочками из хороших московских и питерских семей, а вполне себе профессорами и кандидатами наук и пойдет речь далее.

Но почему, — спросит меня здесь недоумевающий читатель, — ты не хочешь разбирать материалы из популярных феминистических пабликов ВКонтакте, а нацелился обсуждать какие-то никому неизвестные академические публикации?

Отвечаю. Потому, что, к примеру, Ирина Игоревна Юкина, кандидат социологических наук, доцент, заведующая кафедрой «гендерных исследований» Невского института языка и культуры, что в Санкт-Петербурге, о творчестве которой я еще скажу ниже, будучи менее известной среди подписчиков «левых» пабликов ВКонтакте, нежели какая-нибудь «Мария Тереза», то ли запрещающая подписчикам этим мастурбировать, то ли, наоборот, призывающая, тем не менее, наносит российским левым вред несравнимо больший. Деятельность этой ученой жены направлена на производство не только новых «Терез», но и новых «Юкиных». Причем дама эта, судя по тону ее публикаций, вовсе не сторонница марксизма, а феминистка скорее либерального толка, но пишет она и о «марксистском» феминизме, задавая направление тем из своих учениц, кто предпочитает феминизм с более «левой» риторикой. На Западе такие «Юкины» уже давно расселись профессорами по университетам, превратив эти университеты в рассадники «феминистической науки» и SJW-пропаганды. Достаточно было ныне небезызвестной феминистке Нике Водвуд (которая Nixel Pixel) на третьем курсе ВШЭ съездить поучиться по обмену в Университет Джорджа Мейсона в США, штат Виргиния, чтобы по возвращении у нее «стрелочка» перестала «поворачиваться». Трудно найти престарелого евролевака, боровшегося в 60-70-е за права гомосексуалистов и все хорошее, не ставшего теперь профессором. Вон, даже в свое время обласканная советской номенклатурой и обвешанная медалями с Лениным престарелая лесбиянка Анджела Дэвис теперь «профессор истории развития разума и феминистских исследований» Калифорнийского университета в Санта-Крузе. Так что, «Юкины» в России — это лишь запоздалое отражение на полупериферии мирового капитализма процессов, происходящих в странах центра. И именно «Юкины» здесь создают фундамент будущего феминизма, который, как я думаю, уже скоро перестанет быть субкультурой и станет реальной политической силой. «Марксистский» же феминизм станет «левой рукой» этого нового актора. 

2. Анатомические подробности 

 Прежде чем перейти к критике «марксистского» феминизма, определимся с самим этим понятием: что такое «марксистский» феминизм, он же «марксфем»?

«Словарь гендерных терминов» [1] (ред. кандидат филологических наук А.А. Денисова) дает нам следующее определение:

Марксистский феминизм (материалистический феминизм) — теоретическое направление, использующее потенциал марксистской теории для объяснения (капиталистического) угнетения женщин. Наиболее активно оно разрабатывалось в 1970-е гг., хотя основой для возникновения марксистского феминизма послужили работы К. Маркса и Ф. Энгельса и их последователей, теоретиков рабочего и социалистического женского движения, в том числе Клары Цеткин и Александры Коллонтай.

Не буду переносить сюда текст статьи полностью (интересующиеся могут ознакомиться с ней самостоятельно по ссылке), приведу лишь наиболее интересные места.

Классики марксизма выводили угнетение женщин из классового неравенства. Ф. Энгельс полагал, что хотя разделение труда по признаку пола существовало всегда, работа, выполняемая мужчинами и женщинами, оценивалась как равно необходимая, и первобытное "детство человечества" было гендерно эгалитарным.

Ранние теоретики марксистского феминизма […] использовали марксистскую экономическую теорию для анализа выполняемой женщинами домашней работы и определения ее при помощи категории стоимости. Они вскрыли связь между капиталистической и домашней экономикой, показав, что эксплуатация женщин в семье служит поддержанию классового порядка: женская домашняя работа является […] частью системы дешевого и эффективного воспроизводства рабочей силы. Некоторые теоретики марксистского феминизма включили в свою стратегию требования оплаты женского домашнего труда.

Марксистский феминизм обратился к концепции патриархата или идеологии мужского доминирования, которая якобы существовала до появления частной собственности и классового разделения. […] Капитализм, с одной стороны, и патриархат, с другой, стали рассматриваться как "двойные системы" (dual systems), несводимые одна к другой и одинаково лежащие в основе угнетения женщин.

Джулиет Митчелл (Juliet Mitchell) в основополагающей книге 1966 г. "Women, the Longest Revolution" ("Женщины, самая долгая революция") утверждала, что […] понимание неравенства требует анализа того, каким образом угнетение конструируется в подсознании, а его принятие становится частью женского "Я", т. е. пересмотра психоаналитической (см. Психоанализ) теории.

Суламифь Файерстоун (Sulamith Firestone) в "Диалектике пола" ("The Dialectic of Sex", 1970) утверждала, что женщины являются одновременно и классом, и полом (sex-class), наиболее угнетенной группой, и были таковой всегда…

Кэтрин Мак-Киннон (Catharine MacKinnon) полагает, что "категория сексуальности является для феминизма тем же, что работа для марксизма, тем, что более всего принадлежит тебе и что более всего от тебя отчуждается".

Материалистический экономический анализ остался неотъемлемой частью феминистской концепции, однако, в отличие от марксизма (какое признание! — Ю.С.), идея (женской) "революции" не нашла в нем места, в значительной степени в связи с тем, что этот метод борьбы рассматривается как насильственный, т. е. маскулинный.

Еще один источник, тоже «Словарь гендерных терминов» [2], но уже другой (составитель этого словаря Зоя Шевченко, доцент кафедры философии и религиоведения ЧНУ им. Б. Хмельницкого и сотрудник «Центра гендерных исследований и коммуникаций», Украина), дополняет картину:

Главные положения марксистского и социалистического феминизма опираются на взаимосвязи гендерного и классового неравенств с институтами частной собственности. Различие направлений заключалось в том, что первые полагали классовое неравенство основной и первичной формой социальных иерархий в обществе, а вторые рассматривали класс и пол как относительно автономные системы, каждая из которых создает свою иерархию.

Забавно то, как под видом «марксистского направления феминизма» этот же источник коротко пересказывает вполне верную позицию коммунистов (которой придерживались и коммунистки Клара Цеткин и Александра Коллонтай), приплетая к ней столь любимое всеми феминистками словечко «гендер» (о котором чуть ниже поговорим особо):

Марксистское направление феминизмаакцентирует внимание на специфике капиталистической системы, порождающей классовое неравенство так же, как и экономическую зависимость женщины от мужчины. Гендерное неравенство (тут, конечно, у нормальных коммунистов должно стоять «равенство полов», — Ю.С.) может исчезнуть только с исчезновением капитализма и классов. Тот факт, что в каждом классе женщины находятся в менее привилегированном положении, чем мужчины, является результатом исторического развития, наследием прошлого, деструкция которого возможна с помощью революционных действий объединенного рабочего класса, женщин и мужчин. Любая мобилизация женщин отдельно от мужчин является контрреволюционной, потому что разъединяет потенциальные революционные силы. Разрушение классовой системы приведет к освобождению общества от классовой эксплуатации, а следовательно, и гендерного неравенства.

И еще одна обширная цитата, про «зарплату для домохозяек»:

Одну из наиболее острых дискуссий в марксистском направлении феминизма вызвал вопрос о «зарплате для домохозяек». Домашнюю работу женщин можно интерпретировать как участие в производстве, а женщин — как класс, производящий прибавочную стоимость в домашнем труде. […] Один из выходов — оплата домашнего труда. Поскольку домашняя работа интерпретируется как главное средство подавления женщины, то женщина должна […] получать за это зарплату. Тогда женщина не будет экономически зависеть от мужа, а будет получать зарплату у государства (! — Ю.С.) за работу по дому. «Зарплата для домохозяек» как лозунг борьбы отражала феминистское представление о том, что отношения между мужчиной и женщиной в семье имеют такой же социальный смысл, как и отношения на производстве. (То есть: мужчина это «капиталист», а женщина — «пролетарий»!)

Мария Роза Дала Коста (Maria Rosa Dalla Costa) считала, что все женщины являются домохозяйками, независимо от того, работают они за пределами дома или нет. Ее взгляды оказали влияние на женщин с обеих сторон Атлантики и послужили основанием для небольшого, но агрессивного движения за зарплату для домохозяек в начале 1970-х гг.

Можно было бы привести еще некоторое количество высказываний отдельных «марксисток»-феминисток или групп таковых на тему: «что такое марксистский феминизм?», подчас взаимоисключающих (как, например, в приведенных выше из двух разных «словарей» цитатах: «женщины = отдельный класс»; «мобилизация женщин отдельно от мужчин — контрреволюционна, т.к. разъединяет потенциальные революционные силы»; «революция не нужна, т.к. революция это, конечно же, не обусловленный историческим развитием процесс, а метод борьбы, являющийся насильственным, т.е. маскулинным (плохим)»; «революционное разрушение классовой системы приведет к освобождению общества от классовой эксплуатации»), но так мы лишь погрязнем в болоте феминистической схоластики. Думаю, для общего понимания особенностей «марксистского» феминизма, приведенных выше сведений пока достаточно. Разве что, дополним нашу краткую анатомию «марксфема» разъяснением одного из двух наиболее часто употребляемых феминистками терминов — «патриархат». Второй по популярности термин — «гендер» — рассмотрим отдельно, в следующей главе.

А о «патриархате» нам расскажет авторитетная «марксистка»-феминистка, основатель и президент Вашингтонского института исследований женской политики, профессор Университета Джорджа Вашингтона, что в столице США — городе Вашингтоне, доктор Хайди Хартманн:

«Мы можем определить патриархат как набор социальных отношений между мужчинами, имеющих материальную базу и, несмотря на свою иерархичность, создающих возможность для независимости мужчин и солидарности, которая позволяет им доминировать над женщинами. […] Материальная база, на которой строится патриархат, создается мужским контролем женского труда. Мужчины поддерживают этот контроль, ограничивая доступ женщин к некоторым важнейшим ресурсам производства (в капиталистическом обществе, например, к работе с заработной платой, на которую можно жить) и ограничивая женскую сексуальность» [3].

Итак, подведем итог, что мы узнали о «марксистском» феминизме:

1) «Марксистский» феминизм, якобы используя марксистскую методологию, объясняет то, как капитализм угнетает женщину (мужчину капитализм тоже угнетает, но не так — мужчина сам тот еще угнетатель). Как и прочие феминизмы, «марксистский» феминизм декларирует «концепцию патриархата» или «мужского доминирования», утверждая, что на «классе» женщин лежит бремя «двойного угнетения»: с одной стороны, женщину (надо полагать, что и буржуазную) угнетает капитализм, с другой — мужчина (надо полагать, не только капиталист, но и муж-работяга). «Женщины являются одновременно и классом, и полом». Это, напомню, «не противоречит» марксистской методологии!

2) Несмотря на то, что фактически субкультура и политическое течение «марксистского» феминизма зародилось на Западе в 60-70-х годах прошлого века (тогда же пишутся и «основополагающие» книги «марксисток»-феминисток, названия которых и имена авторов приведены в цитатах), в «основатели» своей политической традиции эти феминистки записывают Маркса с Энгельсом, большевичку Коллонтай и коммунисток Цеткин и Люксембург.

3) Опираясь якобы на марксистскую методологию, «марксистки»-феминистки сделали потрясающее «открытие»: домашний труд домохозяйки (воспитание детей, приготовление пищи, стирка, уборка) это не просто наследие более ранних форм хозяйствования, устраняемое отчасти техническим прогрессом и полностью прогрессом социальным (как утверждали марксисты, включая Цеткин, Люксембург и Коллонтай), а часть системы воспроизводства рабочей силы. Более того! Домохозяйки теперь это «отдельный класс», угнетаемый «классом» мужей-работяг, домашний труд которого, как считают некоторые феминистки, должно оплачивать государство.

3. «Гендер»: история одной трагедии 

Теперь о так называемом «гендере», который так любят феминистки.

Понятие это — «гендер» — весьма мутное и в разное время означавшее разное.

«Современный философский словарь» [4] дает такое определение:

ГЕНДЕР — социальный пол В англ. яз. разграничиваются понятия социального пола ("gender") и биологического ("sex"). Терминологически понятие Г. оформилось в процессе теоретического развития феминизма, а затем и собственно гендерных исследований.

А вот либеральная общечеловеческая Википедия — «авторитетный источник» всех школьников и домохозяек, — ссылаясь аж на три неработающих ссылки (две, судя по названиям, на сочинения каких-то отставной козы барабанщиков, третья — на сайт ВОЗ), сообщает, что: «гендер» — это «спектр характеристик, относящихся к маскулинности и фемининности». Некоторые энтузиасты насчитывают в этом «спектре» 37 позиций, другие доводят счет до 54-х и 58-и, а наиболее толерантные граждане — до трехсот.

Вот, что говорит о «гендере» уже знакомая нам доктор Хайди Хартманн:

«Мы рождаемся существами мужского или женского пола, наш пол задается биологически, но нас создают как мужчин и женщин, это наша социально определяемая гендерная принадлежность. Каким образом нас создают — это второй аспект производства, о котором говорил Энгельс: „производство самого человека, продолжение рода“» [3]. — Видите! Энгельс тоже про «гендер» говорил! Доктор Хартманн неправды не скажет!

Термин «гендер» в 50-е годы прошлого века ввел в научное употребление Джон Уильям Мани (1921—2006), американский психолог и сексолог. В число обширных научных интересов этого ученого мужа входили психология, педиатрия и проблематика сексуальной идентичности. Мани считал, что пол человека не обусловлен какими-то там хромосомами и что дети «нейтральны» при рождении и в первые годы жизни, и что дальнейшее социальное и сексуальное поведение человека — это «социальный конструкт». Стать живым подтверждением этой «гениальной» и поистине «революционной» теории доктора Мани не посчастливилось маленькому Брюсу Реймеру, послужившему «светилу науки» в качестве подопытного.

Брюс и его брат-близнец Брайан родились в 1965 г. в Виннипеге, Канада, в семье фермеров Джанет Грейс и Рональда Питера Реймеров. Когда мальчику было 8 месяцев, ему неудачно сделали операцию по обрезанию, в результате которой его пенис оказался необратимо поврежден (фактически сожжен электрохирургическим аппаратом). Год спустя родители Брюса увидели телепередачу, в которой Джон Мани, профессор Университета Джонса Хопкинса, что в Балтиморе, штат Мэриленд, США, рассказывал о своей теории. Впечатленные Реймеры обратились к «светилу», и «светило» рекомендовал им прооперировать сына, удалить яички и остатки пениса и растить Брюса дальше как девочку. Родители согласились, мальчика кастрировали и переименовали в Бренду. Для Мани это был идеальный эксперимент: два брата-близнеца; один подопытный, второй — «контрольная группа». Поначалу вроде бы все шло по плану Мани, «девочка» вела себя как обычно ведут себя дети в раннем возрасте. Мани писал статьи и отчеты об успешном ходе эксперимента. Когда же «девочка» подросла и пошла в школу, начались проблемы…

Девочки избегали общения с «ней», а мальчики над «ней» смеялись из-за «ее» совсем не девчачьей внешности. Вместе с тем поведение Бренды стало заметно меняться. С каждым годом «она» все больше походила на мальчика, несмотря на все усилия доктора Мани. Бренда рвала платья, растаптывала кукол, предпочитая девчачьим игрушкам машинки и пистолеты, дралась в школе, также за «ней» стали замечать, что «девочка» завела привычку пи́сать стоя. Чтобы исправить положение, Мани настоял на том, чтобы Бренда начала принимать эстрогены, стимулирующие рост груди, и принялся давить на ребенка психологически (полагаю, доктора психологии в этом деле знают толк): показывал фотографии женских влагалищ и процесса родов, подводя Бренду к мысли о том, что «ей» необходимо приобрести такое же, и тогда «она» сможет стать матерью (после кастрации мальчику не была сделана соответствующая операция, и Мани стремился как можно скорее полностью переделать Бренду в «женщину»); заставлял «ее» и Брайана имитировать половой акт. В результате 13-летняя Бренда отказалась посещать доктора Мани, сказав родителям, что, если они станут «ее» принуждать, «она» покончит жизнь самоубийством. Между тем атмосфера в семье Реймеров оставляла желать лучшего — Рональд начал пить, у Джанет стали появляться суицидальные мысли, а у Брайана обнаружились признаки шизофрении. Когда Бренде исполнилось 14 лет, отец рассказал «ей» правду.

Брюс несколько раз пытался покончить с жизнью, и в результате одной из попыток ненадолго впал в кому. Но после парень нашел в себе силы жить дальше. Дэвид — такое имя взял тогда Брюс-Бренда — прошел обратный курс лечения, включавший двойную мастэктомию (стараниями доктора Мани, парень успел к 14 годам приобрести женские груди), инъекции тестостерона и фаллопластику.

В сентябре 1990 г. Дэвид женился на матери-одиночке по имени Джейн Фонтейн и усыновил троих ее детей. Но все это уже никому не было интересно, Джон Мани к тому времени успел сделать себе имя и сыскать славу у толерантной общественности. Феминистки всех мастей, конечно же, обожали доктора, сумевшего «доказать», что пол человека — это не более чем «культурный конструкт». Но в 1997 году ситуация изменилась.

Биофизик Милтон Даймонд из Канзасского университета заинтересовался историей Брюса-Бренды в 1972 г., когда Мани впервые сообщил всему миру о своем эксперименте. Еще в 50-х Даймонд, руководивший тогда передовой группой эндокринологов, в ходе опытов на морских свинках установил, что внутриутробные половые гормоны играют важную роль в развитии репродуктивной системы и внешних половых органов плода, а также влияют на процессы маскулинизации или феминизации мозга. Даймонд писал Мани с просьбами о предоставлении дополнительных данных о подростковом созревании подопытной, но письма оставались без ответа. В 1992 г. доктору Даймонду удалось выйти на одного из участвовавших в эксперименте врачей — психиатра из Виннипега, доктора Кита Сигнадсона и убедил того рассказать научному сообществу об истинных результатах эксперимента. В 1997 г. Даймонд и Сигнадсон опубликовали доклад «Архив педиатрии и подростковой медицины», который стал серьезным ударом по репутации Мани, а книга корреспондента журнала «Rolling Stone» Джона Колапинто «Таким его создала природа: мальчик, которого растили как девочку» сделала историю Брюса-Бренды-Дэвида известной широкой публике. Весь мир узнал о трагедии Дэвида Реймера, которая, конечно же, была и трагедией его брата-близнеца Брайана и их родителей.

Закончилась эта история печально.

В 2002-м г., в возрасте 36 лет, от передозировки антидепрессантов умер Брайан, страдавший в последние годы жизни от шизофрении. Незадолго до того от него ушла жена, Брайан уволился с работы и впал в затяжную депрессию, которая и закончилась суицидом. Кончина брата потрясла Дэвида. Он замкнулся в себе, отношения с родителями, которых Дэвид так и не смог простить, окончательно испортились. Дэвид почти в точности повторил судьбу брата — после двух лет тяжелой депрессии, в которую он впал после смерти брата, лишившись работы и расставшись с женой, он совершил самоубийство — выстрелил себе в голову из обреза на парковке супермаркета. Это произошло в мае 2004-го.

Родители Брайана и Дэвида справедливо винили в произошедшем Джона Мани. Но тот так и не признал своей вины. На разоблачения в СМИ Мани отвечал обвинениями журналистов в предвзятости, антифеминизме и нападках справа. Сам доктор Мани умер через два года после Дэвида, в июле 2006-го. Но, несмотря на все разоблачения, подлое дело Мани — его «гендерная теория» — живет и здравствует. В высших учебных заведениях по всему миру действуют кафедры и всевозможные центры «гендерных исследований», в которых преподают амбициозные проходимцы, вроде Мани, состарившиеся феминистки из 70-х и более молодая поросль «борцов за социальную справедливость». И не стоит путать этих господ с подлинными социалистами и коммунистами, — взгляды этих господ на социальную справедливость весьма специфичны.

В 2004 г., вскоре после самоубийства Дэвида Реймера, известная американская феминистка, сторонница «квир-теории» и лесбиянка Джудит Батлер, профессор Калифорнийского университета в Беркли, доктор философии и член множества академий, выпустила книгу «Undoing Gender», в которой, несмотря на достоверные научные факты, отстаивала идеи Мани, уже поломавшие не одну жизнь (в клинике Джонса Хопкинса десятилетиями делали операции детям с гермафродитизмом, попросту кастрируя их, поскольку в то время пластическая хирургия была не столь развита, как сегодня, и технически было легче сформировать вагину, чем полноценный пенис; а как там будет житься тем детям в будущем… — ничего страшного! просто воспитание, просто «социальный конструкт»…). Батлер даже написала целую главу, в которой по сути цинично поиздевалась над Дэвидом (который на момент написания книги был еще жив). «Хотя Дэвид и заявлял, что он предпочел бы быть мужчиной, неясно, верил ли сам Дэвид в основную причинную силу Y-хромосомы» [5], — пишет она в своей книге.

Оказывается, история Дэвида «на самом деле не предоставляет доказательств ни для одного из тезисов (речь о тезисах Мани, что пол может быть сконструирован путем соответствующей социализации, и Даймонда, считавшего пол предопределяемым природой, — Ю.С.), и у этой истории возможно другое прочтение. То, которое не подтверждает и не отрицает теорию социального конструирования, то, которое не подтверждает и не отрицает гендерный эссенциализм».

«С одной стороны, у нас есть слова этого индивида (так Батлер называет Дэвида, — Ю.С.), с другой стороны, у нас есть описание личности на языке, который уже существует, который уже насыщен нормами, который предрасполагает нас, когда мы говорим о себе. Более того, у нас есть слова, которые были сказаны в контексте интервью, которые были частью длительного и навязчивого процесса наблюдения, сопровождавшего формирование Бренды с самого начала».

Вот, что говорил сам Дэвид в интервью в конце 1990-х:

«Меня заставляли носить девчачью одежду, вести себя определенным образом, играть в девчачьи игрушки. С их стороны было невежеством думать, что я не мужчина, раз у меня нет пениса. Женщина, которая из-за онкологического заболевания теряет грудь, не перестает быть женщиной» [6].

А вот слова профессора философии Джудит Батлер:

«Он предостерегает нас от абсолютизма самого различия, потому что его фаллос не составляет всей его ценности».

В постскриптуме к главе Батлер пишет:

«Трудно понять, что в конце концов сделало его жизнь невыносимой, или почему его жизнь была такой, что он чувствовал — пора положить ей конец.

Однако, кажется ясным, что перед ним всегда стоял поставленный им самим вопрос: будет ли жизнь в его гендере выносима».

Знаете, я наверно напишу сейчас грубость, но прошу меня простить. Собирая информацию о Дэвиде Реймере, я проникся трагедией этого человека и был тронут его мужеством. Слова Батлер глубоко возмутили меня. Возмутили цинизм и предвзятость, с которыми она, опускаясь до подлого приписывания словам человека — сама жизнь которого служит прямым опровержением лженаучных и бесчеловечных идей, яростно продвигаемых такими как Мани, а также феминистками и прочими «гендерными исследователями» — удобного для нее смысла, выдает желаемое за действительное. Так вот, по моему мнению, Джудит Батлер — одно из двух — либо идиотка, либо просто дрянь.

Я пересказал здесь эту историю не только для того, чтобы пролить свет на исповедуемую (думаю, это слово здесь подходит) феминистками «гендерную теорию», но и для того, чтобы все, кто до этого, возможно, не придавая тому особого значения или следуя модным трендам, бездумно употребляли слово «гендер» в значении «пол», в следующий раз, когда речь зайдет об отношениях полов (коих, напомню, всего два) и половых различиях, задумались — какое слово употребить, чтобы вспомнили доктора Мани и его бесчеловечный эксперимент. 

4. А марксизм ли? 

Марксистская методология — именно она якобы делает феминизм «марксистским». Однако, так ли это? Насколько феминизм следует марксистской методологии? Давайте же разберемся!

Марксизм есть цельное учение, дающее ясное и научное понимание происходящих в человеческом обществе процессов. Материалистическая философия, трудовая теория стоимости, учение о классовой борьбе — все это вместе составляет костяк и фундамент марксизма и определяет его методологию. Нельзя взять из марксизма что-то одно, отбросив остальное, или даже взять все и отбросить что-то одно, и назвать получившееся «марксизмом». Да, так делали разные ревизионисты и соглашатели в разное время, так продолжают делать и сегодня отдельные «интеллектуалы», и целые партии, называющие себя «рабочими», «революционными», «коммунистическими», но значит ли это, что мы должны верить им на слово? Нет.

Среди читающих эти строки наверняка найдутся такие, кто назовет меня «догматиком» и «ортодоксом» (новое модное словечко у «левых интеллектуалов», «структуралистов» и прочих «постмарксистов»). Пусть так! Если оставаться верным учению Маркса-Энгельса-Ленина это теперь «ортодоксальность», то я предпочту зваться ортодоксальным, но марксистом, — это лучше аморфной размазни, вроде стыдливого: «левый».

«Учение Маркса всесильно, потому что оно верно» [7], — сказал более века назад Ленин, и никто до сего дня не смог опровергнуть этой констатации. У марксизма есть четкая методология, — не «набор догм» или «изречений отцов-основателей», а стройная структура научных и философских дисциплин, есть принципы. Марксизм не только объясняет общественные процессы, но и вооружает методически для осмысленного планомерного воздействия на эти процессы. Если для кого-то марксизм — это лишь особая, недоступная простым смертным, «диалектическая логика» и «способ мышления», то — это не марксизм. Если кто-то рассуждает про Диалектику (да-да, я не опечатался — писать надо с большой буквы!), и в своих многословных интеллектуальных «исследованиях» воображаемой революции старательно избегает диктатуры пролетариата — это не марксизм. Если кто-то, объявляя о своей приверженности классовой теории Маркса, говорит о делении «по гендерному и этническому признаку», про «угнетенные группы» и «сексуальные меньшинства» — это не классовый подход, и это не марксизм.

Называющие себя «марксистскими» феминистки якобы применяют марксистский классовый подход, отделяя женщин рабочего класса от женщин класса буржуазии, но они также разделяют и сам рабочий класс, фактически превращая его в два параллельных рабочих класса, вводя свою «концепцию патриархата», которая у них общая с другими течениями феминизма. Причем по линии «борьбы с патриархатом» «марксистки»-феминистки часто смыкаются с прочими феминистками, оправдывая такую смычку агитацией «неправильных» товарок в свое, «правильное» течение. Мужчин же они считают товарищами только тех, кто согласен с тем, что женщина-пролетарка «угнетена дважды», капиталистической системой и «патриархатом» — то есть, самим товарищем-мужчиной.

Вот какими словами подводит итог своей статьи «„Женский“ вопрос в теории марксизма» доктор исторических наук, профессор, заведующая сектором этногендерных исследований Института этнологии и антропологии РАН, Президент Российской ассоциации исследователей женской истории, яростная антикоммунистка и феминистка Н.Л. Пушкарева:

«Однако, несмотря на „несчастливость“ брака марксизма и феминизма, марксизм как концепция «подарил» феминизму немало методических подходов, приемов и идей. Среди них — значимость экономического фактора в воспроизводстве рабочей силы и обеспечении самостоятельности и равноправия, историзм (возможность рассмотрения прав, привилегий и достижений только в определенном историческом контексте) и, следовательно, историчность любой идеологии (в том числе — и идеологии мужского превосходства, сделали вывод феминистки). Можно назвать также проблему „принуждения“ не как однонаправленного процесса, но как процесса, в котором участвуетсам угнетаемый (феминистки рассматривают ее в контексте поддержания самими женщинами их неравноправного положения), а также проблему необходимости перестройки, реструктуризации всего общества как предпосылки ликвидации угнетения какой бы то ни было социальной группы (у марксистов — пролетариата, у феминисток — женщин)» [8].

Обратите внимание, «марксизм подарил феминизму», — не «марксистскому феминизму», а «феминизму», говорит Наталья Львовна, перечисляя «марксистские» положения «марксистского» феминизма!

Но ладно Пушкарева, — у этой дамочки наблюдается явно болезненная неприязнь к Марксу с Энгельсом, а заодно и к Ленину и вообще к марксизму (чтение ее статьи меня изрядно позабавило, — отличный butthurt!). Вдруг она это принципиально, — называет пролетариат «социальной группой» наряду с женщинами. Давайте же обратимся к текстам тех феминисток, которые сами заявляют о своем феминизме как о «марксистском».

Хайди Хартманн в самом начале своей работы «Несчастливый брак марксизма с феминизмом: путь к более прогрессивному союзу», написанной в 1981 г., уже приводимой здесь выше, пишет:

«„Брак“ марксизма и феминизма напоминает брачный союз мужа и жены, обозначенный в английском гражданском праве: марксизм и феминизм есть одно целое, и это целое есть марксизм. Недавние попытки интегрировать марксизм и феминизм оказались неудовлетворительными для феминисток, поскольку подчиняют их борьбу „более масштабной“ борьбе против капитала. Развивая наше сравнение, можно сказать, что нам нужен либо здоровый брак, либо развод» [3].

С тех пор прошло без малого сорок лет и «брак» феминисток с учением Маркса так и не распался. Более того, «марксистский» феминизм проник в коммунистические и разного рода «левые» и троцкистские партии по всему миру, пустив в них прочные корни и проставив в их названиях на словах, производных от слова «коммунизм», кавычки. Американские Социалистическая партия США (SPUSA) и ССП (Freedom Socialist Party), шведская «Левая партия» (Vänsterpartiet), португальский «Левый блок» (Bloco de Esquerda), испанская Подемос (Podemos), норвежские «Красные» (Rødt), греческая СИРИЗА (ΣΥΡΙΖΑ) и т.д., и т.д. В России на сегодняшний день сколь бы то ни было значительной коммунистической или социалистической партии или организации, позиционирующей себя также и как феминистическую, нет (не считать же всерьез таковыми РРП или какое-нибудь РСД), но это пока… В России в последние тридцать лет все появляется с опозданием. Но вернемся к доктору Хартманн. У меня для вас приготовлено еще много замечательных цитат этой феминистки.

Вот очень символичное высказывание:

«Ранние марксисты верили (курсив мой, — Ю.С.), что именно частная собственность и капитал являются причиной угнетения женщин, точно также капитал является причиной эксплуатации рабочих вообще».

Можно подумать, что марксизм это не целиком и полностью основанное на науке мировоззрение, а какой-то религиозный культ, как иногда утверждают наиболее дебильные поборники капитализма. Интересно, доктор Хартманн открывала работы, например, Ленина (например, «Развитие капитализма в России»)? И эти люди рассуждают о марксистской методологии!

«Хотя мы утверждаем», — далее пишет Хартманн, — «что социализм соответствует интересам как мужчин, так и женщин, мы совсем не убеждены ни в том, что боремся за один и тот же „гуманный социализм“, ни в том, что у нас одинаковое представление о борьбе, которую необходимо вести ради него, ни тем более в том, что единственный источник нашего угнетения — капитализм». Поразительно честное признание! Нынешним «тусовщицам» от «марксфема» стоило бы брать пример с бабушки Хайди и прямо говорить наивным левачкам: «у нас свои цели, отличные от классовых целей пролетариата; нам просто нравится марксистская фраза».

«Развитие капитализма создает места для иерархии рабочих, но традиционные марксистские категории не позволяют нам понять, по какому принципу они распределяются. Гендерные и расовые иерархии говорят нам, кто займет пустые места». В этом месте возникает желание спросить автора: зачем вам марксизм? У вас есть ваша «гендерная наука», объясняющая то, как развивается капитализм, вне классовой теории, вне классовой борьбы; вы явно не знакомы с диалектическим материализмом, и это нисколько не мешает вам заниматься вашей аналитикой, нарочито предвзятой; ваши политические цели расходятся с политическими целями рабочего класса (каковые диктует ему, классу, сама объективная реальность), и эти цели открыто-реваншистские и, по-вашему же определению, «сексистские»; так зачем же вам марксизм? Ясного ответа на этот вопрос в книге Хартманн я не нашел.

Чинция Арруцца — профессор Новой школы социальных исследований (Нью-Йорк), «специалистка по феминистской теории и марксизму» — выражается более прямо:

«Поскольку категории критики политэкономии работают с законами капиталистического развития, они не могут объяснить, кто попадет на какую ступень в разнообразных иерархиях. В этом смысле понятие класса само по себе недостаточно и должно быть объединено с понятиями гендера, расы, национальности и религии» [9]. Отличный «марксистский» подход! Не оттого ли либеральная буржуазия стран центра столь благосклонна к феминисткам и «борцам за социальную справедливость», что те своей интерсекциональной пропагандой нейтрализуют межклассовое напряжение? Расколоть класс по признаку пола надвое недостаточно, — армия разделенная на две, пусть и менее мощные армии все еще опасна, — а вот превратить его в «спектр» — вот это бесценно! Потому и заседает давно отказавшееся не только от классовой борьбы, но и от собственного пола (заменив его на «гендер») левачье по университетам в профессорских креслах. Их польза для буржуазии неоценима — одних они нейтрализуют, превращая в себе подобное поганое левачье, других отправляют прямиком в «правый» лагерь, в котором сегодня можно встретить не только отмороженных фашистов и нацистов, но и вполне неплохих, неглупых, порядочных людей, которым «посчастливилось» столкнуться не с теми левыми.

«Феминизм», — просвещает нас Чинция, — «выработал ключевые инструменты для понимания гендерной реальности, того, как она функционирует, ее механизмов. Феминизм […] пролил свет на психологический компонент женского угнетения и на роль семьи и семейных отношений как ключевого пункта воспроизводства сексуального разделения ролей, конструирования гендера, консолидации и сохранения нормативной гетеросексуальности». — Вот, что сегодня более всего волнует «марксистов»! — «Принимать эти аспекты — не значит отказываться от материалистического подхода и возвращаться в „облака идеализма“», — оправдывается «специалистка по марксизму». — «Это значит понимать, как интернализируется патриархальная власть, даже самими женщинами, на внеэкономическом уровне, понимать, что эта интернализация несет в себе ключевой политической смысл». — Эти слова Арруццы, написанные в 2013-м, буквально пересказывают слова Хартманн из 81-го: «Строгое разделение труда по половому признаку […] создает два абсолютно отдельных гендера и необходимость для мужчин и женщин объединиться ради решения экономических задач. Эта необходимость направляет их сексуальные желания в гетеросексуальное русло» [3]. — Там, разве что, «спектра» еще не было. Как тут не вспомнить классика с его иронией: «Guerre aux cons, paix aux trous-de-cul!» [10], ставшей сегодня повседневной реальностью…

И последняя цитата в этой главе:

«Формирование взгляда, способного задействовать интерсекциональность и вскрыть комплексные отношения между патриархальными пережитками, которые дрейфуют как бездомные призраки в глобализированном капиталистическом мире, и патриархальными структурами, которые, наоборот, интегрированы, использованы и трансформированы капитализмом, требует обновления марксизма. Оно необходимо, чтобы в дальнейшем избегать противопоставления культурных и экономических, материальных и идеологических категорий. Политический проект нового рабочего движения требует серьезной рефлексии по поводу того, каким образом гендер и раса влияют на композицию рабочей силы и процессы формирования субъективности. Более того, судя по всему, подходит к концу битва за то, какое угнетение главное» [9].

Помните, в начале статьи я сравнил феминизм с чудовищем похожим на осьминога, каждое щупальце которого — это одно из феминистических направлений? Феминистки разных течений используют разную риторику, размахивают разными флагами, но внутренняя их суть от этого не меняется. Феминизм, какую бы приставку вы не видели перед этим словом, остается в первую очередь феминизмом, и ключевые понятия и тезисы у всех феминизмов общие. Примеры: «гендерный подход»; «неоплаченный домашний труд»; «патриархат»; «интерсекциональность». Когда дело доходит до этих ключевых понятий, различия исчезают, и уже нет разницы между либеральной феминисткой, радикальной или «марксистской» — все они хуже. 

5. «Кающийся грешник»

В числе основополагающих текстов «марксистского» феминизма, разумеется, после «Происхождения семьи…» Энгельса, книги Бебеля и работ Коллонтай (о них мы поговорим позже), часто упоминается статья фрейдомарксиста Герберта Маркузе 1974 г. «Марксизм и феминизм» [11]. Давайте же почитаем, что нам расскажет почтенный профессор.

«Во-первых, движение (имеется в виду женское освободительное движение, — прим. Ю.С.) вырастает и действует внутри патриархальной цивилизации; следовательно, оно должно быть сначала рассмотрено с точки зрения актуального положения женщин в обществе мужского доминирования».

О как! Оказывается, США образца 1974-го, где в Стэнфордском университете, что в штате Калифорния, респектабельный профессор читал приведенные слова на публичной лекции — это «патриархальная цивилизация»! Читаем дальше…

«Во-вторых, Движение действует внутри классового общества — с этим связана первая проблема: женщины не есть класс в марксистском смысле». «Все правильно!» — воскликнет здесь читатель-марксист, не заметивший подвоха выше, — там, где я назвал Маркузе фрейдомарксистом. Не спешите с выводами, дорогой читатель! Продолжим чтение.

«Отношения мужчин и женщин проходят поперек классового разделения, но непосредственные потребности и потенциальности женщин, безусловно, имеют в огромной степени классовое происхождение. Тем не менее, есть веские причины рассматривать „женщину“ как общую категорию, противоположную „мужчине“».

Ну, вот, почтенный представитель Франкфуртской школы уже «исправляется»…

«В патриархальной цивилизации женщины подвергались особому виду подавления, и их ментальное и физическое развитие проходило в особом русле. Поэтому движение за освобождение женщин не только оправдано, но и необходимо». — Казалось бы, все верно говорит, — что может быть благороднее освобождения женщин? Но тут следует вспомнить о том, что, отчасти стараниями феминисток «первой волны», но больше благодаря существованию СССР, где равенство полов было установлено уже как полвека назад, в странах «первого мира» на момент чтения лекции респектабельным профессором женщины имели все те же права, что и мужчины. О каком же «освобождении» говорил профессор студентам? О борьбе «за полное экономическое, социальное и культурное равенство».

Маркузе ставит вопрос: достижимо ли такое равенство в рамках капитализма? и отвечает:

«…не существует экономических причин, по которым такое равенство не может быть достигнуто в рамках капитализма, пусть и сколь угодно модифицированного».

Вот так вот! Оказывается, экономическое равенство вполне достижимо и при капитализме, — это вам всякий неомарксист скажет. А вот дальше потребуется «второй этап» борьбы, в котором: «вслед за достижением равенства, для освобождения потребуется построение общества, движимого другим Принципом Реальности, общество, в котором существующая дихотомия между мужским и женским преодолевается социальными и индивидуальными отношениями между людьми».

Прошу прощения за обширное цитирование, но следующие цитаты необходимы для понимания того, о чем же говорил в 74-м году стэнфордским студентам-левакам глубокоуважаемый (этими самыми студентами) профессор.

«Так, в самом движении мы имеем не только образ новых социальных учреждений, но также изменения в сознании, изменения в инстинктивных потребностях мужчин и женщин, освобожденных от необходимости господства и эксплуатации. В этом — самая радикальная и подрывная потенция движения. Это означает не только приверженность социализму (полное равенство женщин всегда было базовым социалистическим требованием), а приверженность особой форме социализма под названием „феминистический социализм“».

Далее Маркузе раскрывает суть своей «подрывной» потенции:

«…женщина достигнет полного экономического, политического и культурного равенства путем всестороннего развития её способностей, а кроме этого равенства, социальные, как и личные отношения будут наполнены особой чувствительностью, восприимчивостью, которые под мужским гнётом были в огромной степени сконцентрированы в женщине: антитезис „мужское-женское“ трансформируется в синтез — легендарную идею андрогинности».

И еще:

«Рационально постичь идею андрогинности можно только представив смешение в человеке ментальных и телесных характеристик, которые в патриархальной цивилизации развивались в мужчине и в женщине неравномерно; смешение, в котором феминные качества будут вытеснять мужское господство со свойственной ему репрессивностью. Но никакая степень андрогинного слияния не может отменить естественные различия между мужчиной и женщиной как индивидуумами. Вся радость и вся скорбь заключена в этом различии, в этом отношении к другому, к тому, частью чего ты хочешь стать, к тому, что ты хотел бы сделать частью себя, к тому, что не может и никогда не сможет стать твоей частью. Поэтому и при феминистском социализме неизбежны конфликты, неискоренимые конфликты нужд и ценностей. Однако андрогинный характер общества способен постепенно сократить насилие и унижение при улаживании этих конфликтов».

В этом месте у меня возникает вопрос: мне одному кажется, что сегодня, в 2019-м, в среде писателей, сценаристов, режиссеров театра и кино, продюсеров сериалов, разработчиков компьютерных игр засела армия верных последователей профессора Маркузе?

Так вот, значит, о построении какого «общества, движимого другим Принципом Реальности» говорил профессор-фрейдомарксист! А вы что подумали, он это о социализме?

Между рассуждениями о «феминистическом социализме» и «легендарной идеей андрогинности» Маркузе много рассуждает об «энергии Эроса», «инстинкте смерти», «маскулинности» и «выражениях ментальной структуры», поминает Фрейда и сообщает, что «милитаризация, ужесточение сил закона и порядка, смешивание сексуальности и насилия, прямая атака на жизненные инстинкты, восстающие против уничтожения окружающей среды, нападки на законы против её загрязнения и т.п.» — это все из-за «первичной агрессивной энергии». Я не стал приводить здесь эти рассуждения. Тем более, что желающие всегда могут сами ознакомиться со статьей — она доступна в Интернете.

В конце статьи следует трогательное раскаяние:

«А теперь моё личное заявление. Его можно, если угодно, расценивать как акт капитуляции или как обязательство. Я считаю, что мы, мужчины, должны отвечать за грехи патриархальной цивилизации с её тиранией власти: женщины должны стать свободными и сами строить свою жизнь, не как жены, не как матери, не как дамы, не как подружки, а как человеческие индивидуальности». Похоже, достопочтенный профессор сумел «диалектически соединить» с марксизмом не только учение Зигмунда Фрейда, но и христианскую концепцию «первородного греха»: родился мужчиной — плати и кайся!

До работы над настоящим текстом я был знаком с Маркузе только по книге «Одномерный человек», которую считаю довольно интересной. О том, что Маркузе фрейдист, я знал (как и, наверно, любой, кто заинтересовался данной личностью, и кого, как говорится, «не забанили в Гугле») и вполне ожидал от него странных рассуждений про Эрос и прочее. Но, признаюсь, приведенная статья заставила меня откорректировать ранее сложившееся мнение о Маркузе как о философе-марксисте (пусть и с приставками «нео» и «фрейдо»). Марксистскими в этой статье можно назвать лишь мимолетные упоминания того, что феминистки действуют «внутри классового общества» и что «женщины не есть класс в марксистском смысле». На этом весь «марксизм» профессора нео- и фрейдомарксиста заканчивается. 

6. «Отцы-основатели»

Как гласит старая поговорка: «не можешь победить врага — сделай его союзником». А если враг твой давно мертв, но при этом слово его продолжает разить тебя, тогда сделай его своим идейным основателем и учителем, объяви об этом миру, скажи, что ты продолжаешь его дело, развиваешь его идеи. И вот тебе уже не надо сражаться с опасным для тебя словом мертвого врага. Такова тактика феминисток, называющих себя «марксистками». Проще примазаться к старику Марксу, чем доказывать несостоятельность его учения (тем более, что и посерьезнее опровергатели уже поломали себе на этом зубы), а уже потом, назвавшись его ученицами, можно будет «обогатить» марксизм концепциями «патриархата», «двойных систем», «гендеров» и «мужского доминирования», превратить пол в класс и потребовать оплаты домашнего труда. Но это только одна сторона медали.

Вот вторая. Ни для кого не секрет, что маленькие дети и подростки часто стараются показаться старше своего настоящего возраста, прибавить на словах пару лет, одеться соответствующе. И некоторым людям постарше это тоже свойственно. И, нет, я сейчас говорю не о тех юношах и девушках, кто в годы Гражданской (1918-20 гг.) и Великой Отечественной (1941-45 гг.) добавляли к своему возрасту год-другой, чтобы пойти на фронт — это были смелые люди, герои. Я говорю о склонности на самом деле многих преувеличивать собственную значимость и авторитетность. Отрастил молодой человек редкую бородку, надел очки, и вот уже перед нами солидный мужчина; позаимствовала восьмиклассница помаду у матери и платье у старшей сестры, и перед нами молодая женщина. Эта черта человеческого характера — стремление напустить на себя важность, показать респектабельность — часто проявляется у самых разных людей всех возрастов, а не только у детей и подростков, просто со временем люди учатся тщательней маскировать эту черту, и она начинает выглядеть не так топорно. Многие наверняка сталкивались с этой чертой в рекламе, когда стремление «пустить пыль в глаза» показывают не отдельные люди, а целые организации. Подчас доходит до курьезов, когда некоторые фирмы и банки заявляют о себе, что они уже 40, 50, а то и 100 лет как на рынке, из чего потенциальные потребители должны заключить, что с этими фирмами и банками иметь дело предпочтительнее, нежели с их более молодыми конкурентами. Тот факт, что с момента реставрации капитализма на территории бывшего СССР не прошло еще полных 30-ти лет, рекламщиков, похоже, нисколько не смущает. Феминистки действуют по принципу этих горе-рекламщиков. Ведь одно дело, когда вашей субкультуре и вашему политическому течению с натяжкой полвека, и совсем другое, когда без малого полтора. Да и кто знает Джулиет Митчелл с Марией-Розой Дала Костой и Шуламит Файерстоун… А вот имя Фридриха Энгельса в числе «отцов-основателей» течения смотрится значительно и вызывает уважение к «начатому им делу». И Бебель тоже был не последним среди коммунистов своего времени, и Цеткин с Люксембург, и Коллонтай…, впрочем, последние три в качестве «отцов» не очень подходят, а скорее уже как «матери», поэтому о них поговорим чуть позже.

Работа Фридриха Энгельса «Происхождение семьи, частной собственности и государства», отсылки к которой у «марксистских» феминисток стали правилом хорошего тона, для меня лично имеет особое значение. Прочитав эту книгу, в довольно зрелом уже возрасте — мне тогда было 28 лет, — я осознал очевидное: что являюсь коммунистом, и для меня стало очевидным фактом то, что учение Маркса-Энгельса, как о нем без экивоков сказал Ленин, верно. В книге Энгельса я увидел научную материалистическую мысль — а не просто факты, кои могут быть неполны, искренне ошибочны, подтасованы и т.п. — увидел подход, метод для изучения и описания самой действительности. Сегодня я могу с уверенностью сказать, что именно эта книга сделала меня марксистом. И меня не может не задевать то обстоятельство, что меня — человека, чьи взгляды и на семью, и на частную собственность, и на государство вполне совпадают с изложенными в книге взглядами Энгельса — некоторые называющие себя «марксистами» граждане норовят записать в «сексисты», в «патриархалы» и в «угнетатели» на том основании, что я являюсь противником феминизма.

Если бы феминистки, называющие себя «марксистскими», использовали в действительности марксистский метод, не примешивая к нему общефеминистические концепции, о которых я уже говорил выше («интерсекциональность», «гендер», «патриархат» и т.д.) — концепции, с марксизмом несочетаемые, — у меня бы не было причины их критиковать. Но тогда — следует это честно признать — феминисткам было бы и незачем называться «феминистками».

«Правовое неравенство обоих (мужчины и женщины, — Ю.С.), унаследованное нами от прежних общественных отношений, — не причина, а результат экономического угнетения женщины» [12], — пишет Энгельс. И далее, опираясь на исследования выдающегося ученого антрополога Льюиса Г. Моргана, объясняет, что именно возникновение патриархальной, а позже моногамной индивидуальной семьи привели к тому, что «ведение домашнего хозяйства утратило свой общественный характер», каковой имело прежде, в более раннем первобытном обществе, «перестало касаться общества», став «частным занятием». Именно тогда «жена сделалась главной служанкой», поскольку «была устранена от участия в общественном производстве». Капитализм же вернул женщину к общественному производству. «Но при этом, если она выполняет свои частные обязанности по обслуживанию семьи, она остается вне общественного производства и не может ничего заработать, а если она хочет участвовать в общественном труде и иметь самостоятельный заработок, то она не в состоянии выполнять семейные обязанности». — Все это Энгельс писал в «Происхождении семьи…», описывая современное ему европейское общество XIX века. В России того времени было еще хуже. «Современная индивидуальная семья основана на явном или замаскированном домашнем рабстве женщины… […] Муж в настоящее время должен в большинстве случаев добывать деньги, быть кормильцем семьи, по крайней мере в среде имущих классов, и это (курсив мой, — Ю.С.) дает ему господствующее положение, которое ни в каких особых юридических привилегиях не нуждается. Он в семье — буржуа, жена представляет пролетариат». — Обратите внимание на последние слова Энгельса, — не особый «набор социальных отношений между мужчинами» ставит современную Энгельсу женщину в подчиненное положение, а то, что мужчина добывает средства, а женщина «устранена от участия в общественном производстве».

Прошло полвека, и революция в России положила начало новой эре в истории человечества. Советская Власть объявила войну тому неравенству, о котором писал Энгельс, и победила, вернув женщину в производство и сформировав фактически новый тип семьи. Семьи, в которой не оставалось места не только унизительной денежной зависимости, но и другому позорному явлению, о котором Энгельс выражается в следующих словах: «брак по расчету в обоих случаях довольно часто обращается в самую грубую проституцию — иногда обеих сторон, а гораздо чаще жены, которая отличается от обычной куртизанки только тем, что отдает свое тело не так, как наемная работница свой труд, оплачиваемый поштучно, а раз навсегда продает его в рабство» [12]. В оставшемся капиталистическом мире, пусть и не возникло нового типа семьи (увы, проституция там никуда не делась), но положение женщин со временем тоже улучшилось, в основном благодаря СССР, послужившему маяком для рабочих движений в капстранах и фактором страха для буржуев, во многом благодаря техническому прогрессу, и лишь отчасти из-за деятельности феминисток «первой волны». «Полного равноправия», — писал Ленин, — «не дало ни одно, даже самое прогрессивное республиканское, демократическое, буржуазное государство. А Советская республика России сразу смела все без изъятия законодательные следы неравенства женщины, сразу обеспечила ей полное равенство по закону» [13]. В СССР большевики внимательно читали Энгельса.

А что же «марксистки»-феминистки («наследницы Энгельса») из буржуазных стран?

«Очень важно», — говорили «марксистки»-феминистки сто лет спустя после того как Энгельс «основал марксистский феминизм», — «анализировать отношение взаимозависимости мужчин с их способностью доминировать над женщинами в обществах прошлого. Очень важно анализировать иерархии среди мужчин и различия в их доступе к благам патриархата. Безусловно, здесь играют роль классовая, расовая и этническая принадлежность, семейное положение и сексуальная ориентация, а также возраст. Женщины, принадлежащие к разным классам, расам, национальностям, с различным семейным статусом или разной сексуальной ориентацией также в различной мере испытывают тяжесть патриархата. Кроме того, женщины могут сами обладать властью, основанной на классовых, расовых и национальных привилегиях, и даже патриархальной властью (через семейные связи) над мужчинами, стоящими ниже в патриархальной иерархии, чем их собственные мужчины» [3].

«Дело не в том», — говорили «марксистки»-феминистки еще через тридцать лет, — «что важнее, класс или гендер, а в том, каким образом гендер и класс переплетаются в капиталистическом производстве и отношениях власти, формируя комплексную реальность» [9].

В своих «исследованиях» феминистки обычно приводят цитаты Энгельса, вроде следующей:

«…своеобразие прогресса […] заключается в том, что половой свободы, присущей групповому браку, все более и более лишаются женщины, но не мужчины. И, действительно, групповой брак фактически существует для мужчин и по настоящее время. То, что со стороны женщины считается преступлением и влечет за собой тяжелые правовые и общественные последствия, для мужчины считается чем-то почетным или, в худшем случае, незначительным моральным пятном, которое носят с удовольствием» [12].

Что следует из этой цитаты? Из этой цитаты следует, что женщина во времена Энгельса находилась по отношению к мужчине в ущемленном положении. Так оно и было. До этого места Энгельс уже объяснил почему это так, как до этого дошло, и дальше говорит о том, что должно произойти, чтобы положение это изменилось (не в смысле пожелания, а давая прогноз):

«Но мы идем навстречу общественному перевороту, когда существовавшие до сих пор экономические основы моногамии столь же неминуемо исчезнут, как и основы ее дополнения — проституции. Моногамия возникла вследствие сосредоточения больших богатств в одних руках, — притом в руках мужчины, — и из потребности передать эти богатства по наследству детям именно этого мужчины, а не кого-либо другого. Для этого была нужна моногамия жены, а не мужа, так что эта моногамия жены отнюдь не препятствовала явной или тайной полигамии мужа. Но предстоящий общественный переворот, который превратит в общественную собственность, по меньшей мере, неизмеримо большую часть прочных, передаваемых по наследству богатств — средства производства, — сведет к минимуму всю эту заботу о том, кому передать наследство» [12].

Энгельс не демонизирует мужчину, хоть и указывает на его преимущественное положение, не вводит «патриархат», как «параллельную систему угнетения», не выдумывает «глобальных заговоров мужчин» для «доминирования над женщинами». Энгельс объясняет причины, по которым женщина оказалась угнетена в большей степени, нежели мужчина; показывает, что именно лежит в основе этого угнетения (частная собственность). Феминистки же используют имя Энгельса и описательную часть его книги, чтобы показать бедственное положение женщины — причем не современной нам женщины, а современной Энгельсу! — чтобы далее ввести свой феминистический, предвзятый, реваншистский «анализ».

То, как Энгельс относился к современным ему феминисткам, хорошо видно из его переписки с другом и товарищем Фридрихом Зорге.

«Мамаша Вишневецкая», — пишет Энгельс, имея в виду Флоренс Келли-Вишневецкую — американскую сначала социалистку, впоследствии буржуазную реформистку и феминистку, — «очень обижена, что я не нанес ей визита в Лонг-Бранче, вместо того чтобы лечить у тебя свои недомогания и приводить себя в порядок для путешествия. Она, кажется, оскорблена нарушением этикета и недостатком галантности в отношении дам. Я, однако, не позволю дамочкам, защищающим женское равноправие, требовать от нас галантности: если они добиваются мужских прав, так пусть разрешат и обходиться с ними как с мужчинами. Впрочем, она, конечно, успокоится» [14].

«…я хотел попросить тебя», — пишет Энгельс в другом письме, — «посылать мне время от времени газету или журнал, посвященные женскому движению (здесь и далее курсив Энгельса, — Ю.С.), — разумеется, буржуазному женскому движению. Луизе (Каутской, — Ю.С.) необходимо следить в какой-то мере и за этим хламом в интересах немецкого, австрийского и здешнего движения работниц, и ей было бы очень желательно ознакомиться при случае с тем, что делают там эти дамочки» [15]. И спустя месяц: «…я хотел обратиться к тебе с другой просьбой […] — посылать мне время от времени отдельные номера какого-либо феминистского органа. Луиза просматривает иногда этот хлам, чтобы самой быть, да и меня тем самым держать в известной мере в курсе этого обмана» [16]. Как видите, Энгельс интересовался деятельностью феминисток. Примечательно то, что слово «работниц» он выделяет курсивом, очевидно подчеркивая тот факт, что женщины-работницы и феминистки — это два разных лагеря, и интересы у движения работниц и у феминисток разные.

Энгельс писал Зоре в 1891 году, почти 130 лет назад. Может быть, за прошедшее время что-то изменилось — может «борцуньи» за дело «всех женщин» с тех пор переменились, стали бороться за интересы действительного большинства женщин мира — женщин рабочего класса? Нет, не стали. Действительную борьбу вели женщины социалистического рабочего движения в составе его передовых отрядов — социалистических и коммунистических партий, порой и с оружием в руках. И вели не только против капитала, но и против его прислуги — в частности против феминисток. А чем полезным отметились феминистки, помимо выдвижения требования равных гражданских прав для женщин (пожалуй, единственного достойного уважения)? Да ничем. Вся прочая их деятельность — это: расколы, тупой реваншизм и половой шовинизм, борьба за права гомосексуалистов и «гендерные исследования» — вот, коротко, и все, чем прославились феминистки за полтора века их деятельности.

Интересно, если бы Энгельса посетил путешественник на «машине времени» с полным багажником «теоретических трудов» феминисток из XX-XXI веков (всяких Бовуар, Файерстоун, Хартманн, Арруццы…), и дал бы ему ознакомиться с этими трудами, что бы Энгельс сказал после чтения этой макулатуры?

Второй «отец-основатель» «марксистского» феминизма — Август Бебель. Его феминистки приплетают всегда с удовольствием. Тем более что некоторые его высказывания откровенно удобны для оправдания коллаборации «марксисток» с остальными феминистками. Упомянутая в начале этой статьи Юкина с кафедры «гендерных исследований» НИЯК так и пишет: «в отличие от русских марксистов, он (Бебель, — прим. Ю.С.) соглашался с тем, что существует специфика эксплуатации женщин. Женщина эксплуатируется и как женщина, и как работница, — утверждал А. Бебель. Поэтому признавал наличие общих проблем и интересов у женщин разных классов и находил разумными доводы феминисток. […] Бебель придерживался того мнения, что феминистки и работницы могут «маршировать отдельно, но сражаться вместе», то есть могут сотрудничать в решении некоторых женских проблем» [17].

Бебель действительно это сказал в своей книге «Женщина и социализм». Феминистки повсюду снова и снова приводят эту его цитату. Но это всегда пара слов, реже — одно-два предложения, не дающие в полной мере понять контекст высказывания. Давайте же почитаем Бебеля!

«Если предположить, что буржуазное женское движение проведет все свои требования о равноправии с мужчинами, то этим не уничтожится ни рабство, каким для бесчисленного числа женщин является современный брак, ни проституция, ни материальная зависимость огромного большинства жен от своих мужей. Для огромного большинства женщин к тому же безразлично, удастся ли нескольким тысячам женщин более состоятельных слоев общества пройти высшее учебное заведение, получить медицинскую практику или сделать научную или служебную карьеру, — это ничего не изменит в общем положении их пола.

Женский пол в своей массе страдает в двойном отношении: […] вследствие социальной и общественной зависимости от мужчин […] и от экономической зависимости, в которой находятся женщины вообще и пролетарские женщины в особенности, наравне с пролетариями-мужчинами. […] …огромное большинство женщин живейшим образом заинтересовано также и в том, чтобы существующий государственный и общественный строй был коренным образом преобразован, чтобы было устранено как рабство наемного труда, от которого больше всего страдает женский пролетариат, так и половое рабство, неразрывно связанное с нашими имущественными и производственными отношениями (здесь и далее курсив мой, — Ю.С.).

Женщины, принимающие участие в буржуазном женском движении, не понимают необходимости подобного радикального преобразования общества. Находясь в привилегированном положении, они видят в более прогрессивном пролетарском женском движении опасные и нежелательные стремления, с которыми следует бороться. Классовая противоположность, которая разделяет класс капиталистов и класс рабочих […] проявляется, таким образом, и в женском движении.

Тем не менее враждебные женские партии имеют гораздо больше точек соприкосновения, чем разделенные классовой борьбой Мужчины, так что первые могут вести борьбу, маршируя отдельно, но сражаясь вместе. Это верно для всех областей, затрагивающих вопрос о равноправии женщин с мужчинами на основе сохранения современного государственного и общественного строя, следовательно, и для деятельности женщины во всех областях, соответствующих ее силам и способностям, и для ее борьбы за полное гражданское и политическое равноправие с мужчиной. Это очень важные и […] очень обширные области. Наряду с этим пролетарские женщины имеют особый интерес бороться рука об руку с пролетариями-мужчинами за все мероприятия и учреждения, которые охраняют работающую женщину от физической и моральной дегенерации и обеспечивают ей возможность проявлять свои способности как матери и воспитательницы детей (эти слова Бебеля должно быть сильно травмируют современных «марксисток»-феминисток, считающих, что, в первую очередь, «определяющими элементами патриархата на данный момент являются: гетеросексуальный брак (и вытекающая из этого гомофобия), женская работа по дому и воспитанию детей…» [3] и только после экономическая зависимость, — Ю.С.). Женщина-пролетарий должна далее вместе с мужчиной-пролетарием, ее товарищем по классу и судьбе, вести борьбу за коренное преобразование общества, которое сделает возможным полную экономическую и духовную независимость обоих полов путем создания соответствующей социальной организации.

Таким образом, дело идет не только о том, чтобы осуществить равноправие женщины с мужчиной на основе существующего государственного и общественного порядка, что составляет цель буржуазного женского движения, но и о том, чтобы уничтожить все преграды, которые создают зависимость человека от человека, точно так же как зависимость одного пола от другого. Это разрешение женского вопроса совпадает с разрешением социального вопроса. Поэтому тот, кто стремится к разрешению женского вопроса во всем его объеме, должен идти рука об руку с теми, которые написали на своем знамени разрешение социального вопроса, то есть с социалистами» [18].

Как можно видеть из приведенной обширной, но необходимой цитаты, в словах Бебеля: «вести борьбу, маршируя отдельно, но сражаясь вместе» не подразумевалось никакого оппортунизма между женским рабочим движением и буржуазным феминизмом, левым крылом (или «щупальцем») которого через сто лет станет «марксистский» феминизм, присвоивший себе право преемственности движению и приписавший самого Бебеля себе в «основатели».

Вот, что Бебель говорит о современных ему феминистках дальше:

«Деятельность буржуазных женских обществ, направленная на возвышение женского труда и на допущение женщин к высшим специальностям, вызывается стремлением женщин высших слоев создать себе лучшее жизненное положение. И, чтобы иметь больше успеха, они любят ставить себя под покровительство самых высокопоставленных дам. Буржуазные женщины лишь подражают здесь буржуазным мужчинам, которые точно так же любят подобное покровительство и воодушевляются стремлениями, могущими принести успех лишь в мелочах, но не в большом деле. Они совершают сизифову работу и обманывают как себя, так и других в вопросе о необходимости коренных преобразований. С их стороны не допускается никакого сомнения в разумности основ нашей государственной и общественной организации» [18].

Полагаю, Бебель бы очень удивился, если бы кто-то из современников сделал смелое предположение о том, что через сто лет феминистки назначат его с Энгельсом в «основатели» «левой» модификации своей доктрины. Впрочем, как и Цеткин, и Люксембург, и Коллонтай… 

7. Цеткин-Люксембург-Коллонтай

Имена этих выдающихся женщин вошли в историю. Клара Цеткин. Роза Люксембург. Александра Коллонтай. Вклад каждой из них в дело социализма и, следовательно, в дело раскабаления женщин, велик. Однако, следует ли их из-за этого считать феминистками? Нет. Они не были феминистками. Что бы на этот счет ни писали либеральные пропагандоны в выгребной помойной яме под названием «Википедия».

Как и в главе про «отцов-основателей», я не буду здесь подробно останавливаться на биографиях, — интересующихся в общих чертах личностями Клары, Розы и Александры приглашаю почитать о них в Большой Советской Энциклопедии, — это приличный и рукопожатный источник, под каждой статьей в котором, как и в любой настоящей энциклопедии, стоит подпись написавшего эту статью автора. Для более подробного знакомства есть биографические книги и литературные труды самих этих женщин. Предмет же исследования настоящей статьи вам известен — это «марксистский» феминизм. Вот и давайте выясним, какое отношение наш предмет имеет к каждой из названных революционерок?

Клара Цеткин — выдающийся деятель германского и международного рабочего движения, активная участница 2-го Интернационала, на протяжении многих лет фактически возглавляла социал-демократическое женское движение Германии, одна из основателей Коммунистической партии Германии (КПГ), с 1920 по 1932 гг. депутат рейхстага, активно боролась с оппортунистами и социал-шовинистами. Энгельс высоко оценивал деятельность Цеткин, отмечая ее «высокую работоспособность» [19]. Вот выдержка из письма Энгельса к Вере Ивановне Засулич от 30 января 1895 г.:

«Луизу особенно радует решительное отклонение петиции женского союза — см. статью Клары Цеткин в приложении к «Vorwarts» от четверга. Клара права и добилась все же того, что ее статья вопреки долгому и упорному сопротивлению была принята. Браво, Клара!» [20].

Речь о опубликованном 9 января 1895 г. в «Vorwarts» обращении феминистского Союза женских обществ к женщинам «всех партий и всех классов». Феминистки призывали женщин подписываться под петицией рейхстагу и ландтагам с просьбой предоставить женщинам права союзов и собраний. 24 января 1895 г. Клара Цеткин выступила в «Vorwarts» с резкой критикой этой петиции и призывала женщин-пролетарок не ставить своих подписей под ней [21].

В своем выступлении на съезде Социал-демократической партии Германии (СДПГ) в Готе 16 октября 1896 г. Цеткин говорила о «неотложной необходимости разрешить женский вопрос». Но каков на то время был женский вопрос, и как по мнению Клары его следовало решать?

«…женский вопрос», — говорила она, — «существует только в недрах тех классов, которые сами являются продуктом капиталистического способа производства. Поэтому в кругах крестьянства, ведущего натуральное хозяйство […] женского вопроса не существует. А вот в тех классах общества, которые появились на свет, как прямое порождение современного способа производства, женский вопрос стоит со всей остротой. Существует женский вопрос для пролетарок, для женщин средней буржуазии, интеллигенток и женщин из «верхних десяти тысяч»; в зависимости от классового положения этих слоев он принимает различные формы (здесь и далее курсив мой, — Ю.С.).

Как сложился женский вопрос для женщин из «верхних десяти тысяч»? Женщина из этого слоя благодаря своей обеспеченности может свободно развивать свою индивидуальность, она может жить так, как это подсказывают ей ее склонности. Однако, как супруга, она все еще зависит от мужа. […] Уже при самом своем возникновении такая семья бывает лишена моральных предпосылок для своего существования. Не индивидуальные склонности, а деньги решают вопрос о ее создании. Это значит: то, что соединил капитал, не должна разрушать сентиментальная мораль. («Браво!») Таким образом в кодексе брачной морали две проституции сходят за одну добродетель. Этому соответствует и образ жизни такой семьи. Если жена не должна больше выполнять свой долг, она передает свои обязанности супруги, матери и хозяйки дома наемному персоналу. Если женщины из этих кругов хотят занять свою жизнь серьезным делом, они должны сначала потребовать права свободно и самостоятельно распоряжаться своей собственностью. Поэтому такое требование стоит на первом месте среди лозунгов, под которыми выступают участницы женского движения, принадлежащие к «верхним десяти тысячам». Они ведут против мира мужчин своего класса ту же самую борьбу за осуществление этого требования, какую вела буржуазия против всех привилегированных сословий, — борьбу за устранение всех социальных различий, основанных на владении собственностью. […]

Какую же форму принимает женский вопрос в кругах мелкой и средней буржуазии и в среде буржуазной интеллигенции? Здесь разрушает семью не собственность, а в значительной мере — сопутствующие явления капиталистического производства. По мере того, как оно совершает свое триумфальное шествие, средняя и мелкая буржуазия все больше разоряется. К ухудшению условий жизни буржуазной интеллигенции ведет другое обстоятельство. Капитал нуждается в интеллигентной, научно подготовленной рабочей силе. […] В этих кругах жена не пользуется равными правами с мужем, подобно владелицам частной собственности, принадлежащим к высшим кругам общества. Она не пользуется также и равноправием пролетарки, как это имеет место в пролетарских кругах. Женщины средних слоев должны еще завоевать свое экономическое равноправие с мужчинами, а это возможно только при условии выполнения двух требований: предоставления им равных прав на получение профессионального образования и равных прав на профессиональную деятельность для обоих полов. […] Осуществление этого требования порождает столкновение интересов женщин и мужчин в среде средней буржуазии и интеллигенции. Конкуренция женщин в области свободных профессий является причиной сопротивления, которое оказывают мужчины требованиям буржуазных участниц борьбы за права женщин. Это сопротивление порождается только страхом перед конкуренцией (а не «токсичным мачизмом»! — Ю.С.). Все другие мотивы, которые выдвигаются против предоставления женщинам умственной работы — меньший объем женского мозга, якобы определенная самой природой профессия женщины как матери, — это лишь отговорки. Конкурентная борьба (а не злокозненный «патриархат»! — Ю.С.) вынуждает женщин из этих слоев требовать политических прав, чтобы иметь возможность в ходе политической борьбы разрушить преграды, все еще мешающие их экономической деятельности.

Я коснулась здесь только исходного, чисто экономического момента. Было бы несправедливым по отношению к буржуазному женскому движению, если, бы мы захотели свести его к одним только экономическим мотивам. Нет, оно имеет и чрезвычайно серьезную духовную и этическую сторону. Буржуазная женщина требует не только права на свой собственный кусок хлеба, но и желает наполнить свою жизнь духовным содержанием, развивать свою индивидуальность. Именно в этих слоях видим мы те трагические, интересные с психологической точки зрения характеры, подобные Норе (имеется в виду героиня драмы норвежского драматурга Г. Ибсена (1828—1906) «Кукольный дом», — прим. Ю.С.) — характеры женщин, которым надоело жить куклами в кукольном доме и которые хотят принять участие в дальнейшем развитии современной культуры. Поэтому устремления участниц буржуазного движения за женские права как с экономической, так и с духовной и моральной точки зрения совершенно справедливы. (Напомню, здесь речь о требованиях феминисток «первой волны», которые Цеткин перечислила выше, а не о «борьбе» с «патриархатом» и «цисгендерными белыми мужчинами-угнетателями», — Ю.С.)

Для пролетарок женский вопрос был создан эксплуататорскими потребностями капитала, который постоянно ищет самую дешевую рабочую силу… Тем самым пролетарскую женщину тоже втянули в механизм экономической жизни нашего времени, погнали ее в мастерскую, к машине. Она пришла в экономику для того, чтобы хоть немного помочь мужу в заработках, а капиталистический способ производства превратил ее в конкурентку — штрейкбрехера; она хотела обеспечить благосостояние своей семье, а в результате пролетарские семьи стали еще больше нуждаться. Жена пролетария стала самостоятельно зарабатывать, потому что хотела сделать жизнь своих детей более светлой и радостной, а в результате она в большинстве случаев совершенно отрывалась от своих детей. Как рабочая сила она полностью сравнялась с мужчиной: машина сделала ненужной физическую силу, и повсюду женский труд стало возможно использовать с теми же самыми результатами для производства, что и труд мужчин. А поскольку женщина была дешевой и, главное, послушной рабочей силой, лишь в очень редких случаях решавшейся лезть на рожон, протестуя против капиталистической эксплуатации, то капиталисты постарались расширить возможности использования женского труда в промышленности до предела. Вследствие этого женщина-пролетарка добилась экономической самостоятельности, однако она купила ее, поистине, дорогой ценой и практически в настоящее время ничего от этого не выиграла. […] Женщина-пролетарка получила экономическую самостоятельность, но она не имеет возможности проявить свою индивидуальность в полной мере — ни как человек, ни как женщина, супруга. Для выполнения своего долга супруги и матери (как видите, Цеткин не считала семью «гетеросексуальным браком с вытекающей из него гомофобией», — Ю.С.) ей остаются лишь те крохи, которые падают со стола капиталистического производства.

Поэтому освободительная борьба женщины-пролетарки не может носить того же самого характера, что и борьба буржуазной женщины против мужчин своего класса. Это — борьба вместе с мужчинами своего класса против класса капиталистов. Пролетарке не нужно бороться против мужчин своего класса, чтобы добиться устранения преград, мешающих ей участвовать в свободной конкуренции. Стремление капитала к усилению эксплуатации и развитие современного способа производства полностью освободили ее от необходимости вести эту борьбу. Наоборот, задача состоит в том, чтобы возвести новые преграды — преграды против эксплуатации пролетарской женщины. Нужно вернуть и обеспечить ей ее права как супруги и матери. Конечная цель борьбы женщины-пролетарки — не свободная конкуренция с мужчиной, а завоевание политической власти пролетариатом. Рука об руку с мужчинами своего класса пролетарские женщины борются против капиталистического общества. Конечно, они согласны также и с требованиями буржуазного женского движения. Однако они считают выполнение этих требований лишь средством для достижения цели, средством для того, чтобы они могли вступить в борьбу вместе с пролетариями, имея в руках то же самое оружие, что и мужчины» [22].

Таковы слова Клары Цеткин — сильной (не путать с нынешними «сильными и независимыми»!) и умной женщины, рассматривавшей общественные процессы с позиций марксизма. Всякий читающий ее слова может убедиться в том, что между взглядами Цеткин и взглядами приводимых в предыдущих главах «марксисток»-феминисток нет ничего общего.

«Если женщинам будет предоставлено политическое равноправие, в фактическом соотношении сил ничего не изменится», — говорила она. — «Женщины-пролетарки перейдут в лагерь пролетариата, буржуазные женщины — в лагерь буржуазии. Нас не должны вводить в заблуждение некоторые социалистические мотивы в буржуазном женском движении. Они выдвигаются лишь до тех пор, пока буржуазные женщины считают себя угнетенными» [22]. — Тут и добавить нечего!

Вторая по частоте упоминаний в качестве «феминистки» — Роза Люксембург.

Как и Цеткин, Люксембург была выдающимся деятелем немецкого рабочего движения, а также польского и международного; была одним из руководителей и теоретиков польской и германской социал-демократии; выступала с антиимпериалистскими и антимилитаристскими докладами на конгрессах 2-го Интернационала. За свою революционную деятельность провела в тюрьмах в общей сложности около четырех лет. В январе 1919 г., после подавления рабочего восстания в Берлине, была зверски убита контрреволюционерами.

Автор крупных теоретических работ по марксизму — таких, как «Накопление капитала (к вопросу об экономическом объяснении империализма)» и «Введение в политическую экономию» — Люксембург не написала ни единой статьи (по крайней мере, мне таковых отыскать не удалось) ни о женском рабочем движении, ни, тем более, о феминизме. Она критиковала ревизионистов (Э. Бернштейна), критиковала оппортунистов, критиковала националистов, критиковала милитаристов, критиковала большевиков и Ленина… Но она ни слова не написала по женскому вопросу.

Попадание Люксембург в пантеон «марксисток»-феминисток, на мой взгляд, можно объяснить, разве что, дебильностью обитателей Википедии, отмечающих «феминистками» всех революционеров женского пола без разбору. Из этого «авторитетного» источника имя Розы и перекочевало в феминистические паблики ВКонтакте и в головы отдельных «марксисток»-феминисток, которые работ самой Люксембург, конечно же, не читали.

Третья самовольно затащенная феминистками на пьедестал феминизма фигура — это Александра Михайловна Коллонтай. Стоит набрать в любом поисковике: «Коллонтай» и «феминизм», и вы найдете множество удивительных текстов, часть из которых с припиской ВАК.

«Коллонтай», — пишет уже знакомая вам Юкина, — «известна российской публике как революционерка и первая в истории женщина-посол. (О том, что Александра Михайловна еще и первая в истории женщина-министр, Юкина «забыла». Полагаю, для либералки-антисоветчицы Юкиной должность Народного Комиссара не равна Министру, — прим. Ю.С.) Между тем в зарубежной науке А. М. Коллонтай известна как феминистка, развивавшая теорию марксистского феминизма и пытавшая (орфография автора сохранена, — Ю.С. ) воплотить его идеи в жизнь» [17]. Для Юкиной достаточно того, что «в зарубежной науке» (мы с вами уже знаем, что это за «наука») кому-то взбрело в голову записать Коллонтай в феминистки.

«Коллонтай вступила в диалог с активно развивающейся в России феминистской мыслью и вынужденно искала ответы на поставленные феминистками вопросы», — сообщает в своей статье «гендерная исследовательница». Оказывается, если бы не феминистки, Коллонтай бы и не думала! Но эта хоть не приписывает Коллонтай свою гендерную муру, — и на том спасибо.

Со свойственной всем либералам, исторически-обиженным на большевиков, ядовитостью Юкина пишет:

«Тактикой социал-демократов в отношении феминистского движения стала его дискредитация. Инициатива принадлежала А. М. Коллонтай. Главное ее оружие — тезис о буржуазности движения. Термин „буржуазный феминизм“ оказался политически очень успешным в борьбе с российскими равноправками. При всей кажущейся самоочевидности термина, он ничего не объяснял и стал политическим ярлыком, который социал-демократы „навесили“ на своих конкурентов в борьбе за „женские массы“». — Сколько желчи пролито между этих слов, сколько эмоций! Одни кавычки чего стоят!

И последняя цитата этой ученой жены:

«Коллонтай вошла в первое советское правительство в качестве народного комиссара по государственному призрению. В то же время она была носительницей феминистских идей, хотя и отрицала это». Вот как! Прямо «латентный феминизм» какой-то… (Обратите внимание на то как кандидат наук и доцент Юкина пишет «Советское Правительство» и должность Коллонтай, — штришок к ее портрету.)

«…известный представитель русского марксизма и марксистского феминизма», — пишет о Коллонтай другая феминистка, Светлана Алексеевна Батуренко, кандидат социологических наук, доцент кафедры истории и теории социологии социологического факультета МГУ. «Работу „Социальные основы женского вопроса“ считают первым вкладом автора в развитие теории марксистского феминизма», — сообщает Батуренко. Кто считает? «Идеи автора, высказанные в данной работе, характеризуют как радикальный марксистский феминизм». Кто характеризует? Будем считать, что сама Батуренко. А, впрочем, чего ожидать от феминистки, заявляющей что в «Происхождении семьи…» Энгельса «рассматривается проблема социально-классового угнетения, а также проблемы гендерного угнетения»… [23]

«А.М. Коллонтай», — пишет доктор социологических наук Ельникова Галина Алексеевна, — «сделала важный шаг в определении политической значимости таких сфер жизни, которые традиционно определялись как „личные“, и попыталась распространить марксистскую теорию на нравственность, сексуальность и семью, не рассматривая их как простое отражение экономического базиса. Она вплотную подошла к формулированию концепции „гендера“». «Ею был сделан заметный вклад в развитие феминистской концепции марксизма» [24].

Статья Ельниковой вышла в 2003 году, когда о «марксистском» феминизме среди российских левых никто всерьез не заговаривал. Сегодня же, пожалуй, трудно будет найти даже самого «зеленого» неофита, который бы не слышал о «марксфеме»… Но вернемся к Коллонтай. Теперь уже к самой Александре Михайловне. Что говорила и писала о феминизме и феминистках она?

Вот интересный отрывок из ее воспоминаний:

«Между тем борьба с буржуазным феминизмом разгоралась. Рядом с дамским политически-ручным женским взаимоблаготворительпым обществом работали Женская прогрессивная партия с доктором Покровской во главе и активный Союз равноправия, популярность которого быстро возрастала. Борьба шла теперь в открытую. Но сила еще была на стороне равноправок — общественное мнение было с ними, общественное же мнение делали не рабочие, а интеллигенция. На собраниях еще мало политически грамотных работниц, домашней прислуги, ремесленниц — равноправки имели успех, и немало труда стоило проводить свою линию, не вызывая протеста. Планомерной работы партия тогда еще среди работниц не вела, изданий для работниц, за исключением брошюры Саблиной (т. Крупской), и то нелегальной, не было. Помню, как вскоре по приезде в Россию Веры Засулич я поехала к ней, чтобы специально посоветоваться: как ставить работу среди работниц, с какого конца начать?

Зимой 1905/06 года мне приходилось не только вести агитационную работу в массах, сражаться с феминистками, где только возможно, отстаивая мысль, что для социал-демократии нет отдельного женского вопроса (здесь и далее курсив мой, — Ю.С.), но и читать ряд открытых лекций на тему о роли женщины в хозяйстве, об истории брачных отношений и т. п., популяризируя принципы социализма в связи с задачей всестороннего раскрепощения женщины. Приходилось все еще вести борьбу с теми товарищами, которые, отмежевавшись от Союза равноправия весной 1906 года, образовали два Социалистических женских клуба, куда входили и большевички, и меньшевички, и эсерки. Несмотря на то что членами этих клубов являлись и работницы, что они притягивали массы, я решительно отказывалась их посещать, считая, что прежде всего в вопросе борьбы за освобождение женщины должна быть начерчена четкая и ясная классовая линия» [25].

Из приведенных слов хорошо видно насколько Коллонтай «была носительницей феминистских идей» и насколько правдивы слова феминистки Юкиной.

«Весть о предстоящем женском съезде быстро разносилась по мастерским», — далее вспоминает Александра Михайловна, — «и благодаря нашим беседам у работниц вырабатывалось враждебное отношение к равноправкам и тяготение к партии. Во время легальных предсъездовских митингов равноправок наши работницы приходили „сплоченной группой“ „скандалить“ и выражать свою несолидарность „с барынями“. За это феминистки еще яростнее ненавидели меня, считая душой этих „хулиганских“ выступлений. Так бесконечна была ненависть ко мне со стороны буржуазных равноправок, что когда пришлось по делу быть у известной деятельницы женского движения Анны Павловны Философовой (матери писателя Д. Философова), то после моего ухода она будто бы крестила углы комнаты, изгоняя мой „вредный“ революционный дух…»

Вот, что Коллонтай пишет во введении к своей книге «Социальные основы женского вопроса»:

«Лозунгом предстоящего съезда (имеется в виду Всероссийский женский съезд 1908 г. — прим. Ю.С.) избран обычный клич феминисток: объединение всех женщин для борьбы за чисто женские права и интересы.

Съезд дал толчок феминистским организациям. Женский муравейник оживился: одна за другой стали выступать феминистки (Покровская, Кальманович, Щепкина, Бахтина и др.) с докладами и лекциями, смысл которых сводился все к тому же женскому кличу: „женщины всех классов населения — объединяйтесь!“

Как ни заманчиво звучит этот „мирный“ лозунг, сколько ни сулит он „бедной младшей сестре“ буржуазной женщины — пролетарке, именно этот лозунг, этот излюбленный клич феминисток и заставляет нас подробнее остановиться на предстоящем женском съезде и подвергнуть его задачи и основные стремления внимательной оценке с точки зрения интересов женщин рабочего класса» [26].

Далее следует внимательный марксистский анализ положения женщины-пролетарки (приводятся статистические данные по соотношению между мужчинами и женщинами в различных отраслях производства в разных странах); Коллонтай указывает на существующие на тот момент противоречия (которые, к слову, на сегодня существенно не изменились) между женщинами двух классов. «Определенные экономические причины», — отмечает при этом Коллонтай, — «вызвали в свое время подчиненное положение женщины: природные свойства ее играли при этом лишь роль вторичного фактора. Только полное исчезновение этих причин, только эволюция тех самых хозяйственных форм, которые породили когда-то порабощение женщин, смогут коренным образом повлиять на изменение ее социального положения». Но «этого не желают, не могут понять феминистки. Им кажется, что при достижении формально признанного буквою закона равноправия они прекрасно сумеют устроиться и в „старом мире угнетения и порабощения, стонов и слез“. И это до известной степени верно. Если для большинства женщин-пролетарок уравнение в правах с мужчинами означало бы сейчас лишь уравнение „в бесправии“, то для „избранных“ — для буржуазии — оно в самом деле открывало бы двери к новым, неизведанным еще правам и привилегиям, составлявшим до сих пор достояние одних лишь мужчин буржуазного класса». Эти слова были написаны в Коллонтай 1909 г., когда правовое неравенство между мужчинами и женщинами было законодательно закреплено во всем мире. Сегодня требования феминисток «первой волны» удовлетворены полностью во всех странах капиталистического центра («первого мира») и в ряде стран полупериферии (в частности «постсоветских»), и даже частично в странах периферии («третьего мира»). Сегодня мы своими глазами видим то, о чем Коллонтай писала предположительно. Никого сегодня не удивляет, что женщина может быть как мелким начальником, так и большим боссом в совете директоров крупной компании и эксплуатировать «младших сестер» по 12 часов к ряду, наравне с «гомофобными натуралами-угнетателями».

«Возможно ли единое женское движение, спросим мы, прежде всего в обществе, основанном на классовых противоположностях?..» — ставила 110 лет назад Коллонтай остающийся и на сегодня главным вопрос.

«Женский мир, как и мир мужской, разделен на два лагеря: один — по своим целям, стремлениям и интересам примыкает к классам буржуазным, другой — тесно связан с пролетариатом, освободительные стремления которого охватывают также и решение женского вопроса во всей его полноте. И цели, и интересы, и средства борьбы различны у той и другой категории борющихся женщин, хотя обе они и руководствуются общим лозунгом „освобождение женщины“. Каждая из борющихся групп бессознательно исходит из интересов собственного класса, которые придают ее стремлениям и задачам специфическую классовую окраску. Стать выше своих классовых интересов, пренебречь ими ради торжества цели другого класса может отдельная женщина, но не сплоченная женская организация, отражающая в себе все реальные нужды и интересы создавшей ее общественной группы. Какими бы радикальными ни казались требования феминисток, нельзя упускать из вида, что феминистки по своему классовому положению не могут бороться за коренное переустройство современной экономико-социальной структуры общества, а без этого освобождение женщины не может быть полным».

На этом разговор об «истории» «марксистского» феминизма можно закончить. Как видите, эта «история» — история феминизма общего, исключительно буржуазного, долгое время побиваемого теми, кого «марксистские» феминистки самовольно записали в свои «основатели». Что бы там не писали «исследовательницы гендеров» в 70-80-е там, или в 00-е здесь, «марксистский» феминизм — течение довольно молодое, — возраст его — 40, максимум 50 лет. «Седины», на которые указывают нам феминистки, при внимательном рассмотрении оказываются головой пожилой лесбиянки из 70-х, а вовсе не бородой Карла Маркса. 

8. «Рабский труд в колыбели патриархата»

Говоря о «марксистском» феминизме, нельзя не сказать о главном «открытии» «марксисток»-феминисток. «Опираясь на марксистскую политэкономию», феминистки выяснили, что домашний труд домохозяйки — это часть процесса производства новых человеков, а значит и новой рабочей силы для рынка труда. Из этого «открытия» разные феминистки (в зависимости, надо полагать, от остроты мысли и степени наглости) сделали разные выводы, сводящиеся, в основном, к двум: 1) для достижения «гендерного равноправия», нужно требовать от государства (которое представляет интересы капитала) оплаты труда домохозяек. Мне не удалось выяснить, кому из феминисток первой пришла в голову эта «гениальная» идея, но это для нас и не важно. Сути дела это не меняет. 2) для достижения «гендерного равноправия», нужно «освободить» женщину от «домашнего рабства» и отправить ее на рынок труда. Для этого необходимо как можно скорее развалить институт семьи (причем семьи гетеросексуальной, как оплота «патриархата» и «гомофобии»; гомосексуальные же семьи следует, наоборот, всячески продвигать и поддерживать, как «прогрессивные»), потому что в семьях мужчины все сговорились с буржуями и получают от них зарплату за себя и за жен, которые трудятся дома не покладая рук, готовя мужьям завтраки и ужины и растят детей — будущих мужей-работяг… точнее «угнетателей», и будущих жен-домохозяек — «угнетаемых патриархатом».

Приводить примеры высказываний феминисток в пользу первого вывода я не буду, поскольку для ясности понимания его вполне достаточно выдержек из «гендерных словарей» во второй главе. Идиотизм требований оплаты домашнего труда сравним, разве что, с идиотизмом «гендерной теории». Требовать от общества (в лице государства) оплаты домашнего, т.е. частного труда абсурдно уже потому, что труд этот не есть общественный. Понять эту простую данность «марксисткам»-феминисткам мешает: а) незнание или непонимание марксисткой политэкономии, и б) способ мышления противоположный материалистическому, порождающий такие химеры, как «патриархат» и «гендер».

Из всей политической экономии марксизма эти феминистки усвоили только то, что рабочей силе свойственно воспроизводство. На этом их «марксизм» заканчивается и начинается идиотизм.

«Стоимость рабочей силы», — объясняет Маркс специально для этих феминисток, — «как и всякого другого товара, определяется рабочим временем, необходимым для производства, а, следовательно, и воспроизводства этого специфического предмета торговли. Поскольку рабочая сила — стоимость, в ней самой представлено лишь определенное количество овеществленного общественного среднего труда. Рабочая сила существует только как способность живого индивидуума. Производство рабочей силы предполагает, следовательно, существование последнего. Раз существование индивидуума дано, производство рабочей силы состоит в воспроизводстве самого индивидуума, в поддержании его жизни. […] Собственник рабочей силы смертен. Следовательно, чтобы он непрерывно появлялся на рынке, как того требует непрерывное превращение денег в капитал, продавец рабочей силы должен увековечить себя, „как увековечивает себя всякий индивидуум, т. е. путем размножения“. Рабочие силы, исчезающие с рынка вследствие изнашивания и смерти, должны постоянно замещаться по меньшей мере таким же количеством новых рабочих сил» [27].

«Это все мы итак знаем!», — скажут здесь феминистки.

«Наберитесь терпения, девочки», — говорит им Карл Маркс. — «Осталось немного…»

«Стоимость рабочей силы определяется рабочим временем, необходимым для существования не только отдельного взрослого рабочего, но и рабочей семьи» [27].

Другими словами, поборницам оплаты домашнего труда домохозяек учение Маркса говорит: вы уже получаете «плату» за ваш домашний труд и за воспитание детей (признаюсь честно, не как марксист, а как человек, сама постановка вопроса довольно мерзкая; не завидую я детям, чьи матери считают свою материнскую заботу о них работой, за которую требуют оплаты). Вы получаете эту оплату в виде крыши над головой, еды в холодильнике, электричества, от которого работает холодильник, стиральная машина, пылесос, телевизор, компьютер и т.д., и т.д. Кроме того, ваш домашний труд это еще и банальное самообслуживание.

Сторонницы второй точки зрения (которые за уничтожение семьи) понимают то, что Карл Маркс выше объяснил первым, потому платы за домашний труд не требуют (некоторые даже спорят с первыми). Эти не желают размениваться по мелочам и целят в «корень зла». Отличный образчик второй точки зрения представляет нам писанина Хартманн:

«Как замечали многие исследователи, капиталисты понимали, что чрезвычайно тяжелые условия, в которых находились рабочие семьи в период индустриализации девятнадцатого века, не позволяют им адекватно воспроизводиться. Капиталистам было ясно, что домохозяйки производят и поддерживают здоровье рабочего лучше, чем работающие по найму жены, и что образованные дети будут лучшими рабочими, чем необразованные. Эта сделка, согласно которой мужчины получали семейную зарплату, а женщины оставались дома, устраивала капиталистов, так же как и рабочих мужчин. И хотя условия сделки со временем изменились, очевидно, что до сих пор женщины и женский труд по обслуживанию семьи служат капиталу, которому они поставляют рабочую силу, и мужчинам, которым они создают пространство для реализации своего превосходства» [3].

Только оцените уровень этой «аналитики»! Отсылка к авторитету «многих исследователей»; коварным капиталистам «было ясно…»; подлая «сделка» между капиталистами и мужчинами против женщин; «пространство» для «превосходства», — готовый сюжет для детективного триллера.

Вообще болезненная неприязнь (иногда переходящая в откровенную ненависть) к семье, к семейному быту, к воспитанию детей — общая черта многих феминисток, эта черта красной линией проходит через их тексты. «Семья, как нам показали Файрстоун, Франкфуртская школа и многие другие, является местом, где учатся подчинению и доминированию», — продолжает Хартманн.

«Тезис о том, что капитализм „разрушает“ семью, также игнорирует общественные силы, которые делают брак желанным (курсив мой, — Ю.С.). Несмотря на критику нуклеарной семьи за ее психологическую деструктивность, в соревновательном обществе семья продолжает отвечать потребностям многих людей». Видите, это негодование, эту досаду? Факт существования института семьи доставляет Хартманн явно больше беспокойства нежели капитализм. «Предсказания марксистов девятнадцатого века о том, что под давлением капитализма, который требует пролетаризации всех, патриархат отомрет, не сбылись», — сетует она, приписывая «марксистам девятнадцатого века» — предположу, речь тут в большей мере об Энгельсе — феминистскую концепцию «патриархата», о которой ни Энгельс, ни Маркс, ни Бебель и знать не могли, поскольку концепцию эту выдумали феминистки не «первой», а «второй волны».

Здесь стоит заметить, что ненависть к институту семьи, каковую часто приписывают марксистам разного рода правые — от набожных монархистов и почвенников, до фашистов и либертарианцев — имеет к марксизму ровно такое же отношение, какое имеют феминистки, евролеваки и прочая SJW-публика, эту ненависть транслирующие, — то есть, никакое. Именно этой публике мы, марксисты, «благодарны» за такое дебильное определение, как «культурный марксизм». Определение это существует лишь в головах SJW-публики и их противников справа (критика и неприятие коих этой публики во многом оправданы, — а какому нормальному человеку, имеющему семью и растящему детей, понравятся оскорбительные для его и его семьи высказывания развязного левачья, половину которого составляют агрессивные лесбиянки и гомосексуалисты?). Скоро уже двести лет как коммунистам ставят в вину якобы намерение уничтожить семью. На такие упреки приходилось отвечать еще Марксу с Энгельсом:

«На чем основана современная, буржуазная семья? На капитале, на частной наживе. В совершенно развитом виде она существует только для буржуазии; но она находит свое дополнение в вынужденной бессемейности пролетариев и в публичной проституции.

Буржуазная семья естественно отпадает вместе с отпадением этого ее дополнения, и обе вместе исчезнут с исчезновением капитала» [28].

Маркс с Энгельсом не высказывали пожеланий разрушить семью, как общность мужчины и женщины, пожелавших жить вместе, они лишь констатировали неизбежное: та буржуазная семья, — основанная не на взаимном уважении и любви, а на отвратительном расчете, — какую мы знаем сегодня, проституированная семья исторически естественно исчезнет с исчезновением капитализма. Но феминистки ненавидят буржуазную семью не за ее проституированность, а за то, что она «является местом, где учатся подчинению и доминированию» (то есть за то, что в семье закладываются основы человеческого общежития), за то, что она «гомофобна», потому что гетеросексуальна. 

Послесловие

Поводом для написания настоящего текста стало то обстоятельство, что, при всем изобилии и многообразии имеющейся в Сети марксистской литературы, мне не удалось найти более-менее удовлетворительного материала с критикой т.н. «марксистского» феминизма с марксистских позиций. Материал такой необходим, в том числе и мне самому, хотя бы для того, чтобы не увязать в бесконечных спорах со сторонниками феминизма на многочисленных Интернет-площадках, — лично мне попросту не хватает времени на подобные разговоры, а при наличии такого текста, как этот, всегда можно дать оппоненту на него ссылку. Думаю, текст этот окажется полезным не мне одному.

Работая над статьей, я не стеснял себя относительно формата текста или его размеров, не ставил ограничений по объемам цитирования, — там, где требовалась большая цитата, я вставлял большую цитату, пусть даже глава оказывалась в итоге состоящей из цитат на две трети. В конце концов, это не мой личный «манифест»; в статье нет оригинальных, принадлежащих мне самому мыслей, — только формулировки.

1 — 22 декабря 2019

Литература и ссылки: 

[1] Словарь гендерных терминов / под ред. Денисовой А.А. / Восток-Запад: Женские Инновационные Проекты. М.: Информация XXI век, 2002. — интернет-сайт: /.

[2] Словарь гендерных терминов — интернет-сайт: http://a-z-gender.net/.

[3] Хартманн Х. / Несчастливый брак марксизма с феминизмом: путь к более прогрессивному союзу / свобмарксизд, 2016.

[4] Современный философский словарь / под ред. В. Е. Кемерова, 1998.

[5] Butler J. / Undoing Gender / Routledge, UK, 2004.

[6] Трагическая смерть мальчика, которого растили как девочку / inopressa.ru, 2004.

[7] Ленин В.И. / Три источника и три составных части марксизма / ПСС, т. 23.

[8] Пушкарева Н.Л. / «Женский» вопрос в теории марксизма (Почему брак марксизма с феминизмом оказался несчастливым) / Женщина в российском обществе, 2002, № 1.

[9] Арруцца Ч. / Квир-союз между марксизмом и феминизмом? / глава из книги Dangerous Liaisons: The marriages and divorces of Marxism and Feminism / Merlin Press LTD, UK, 2013 / пер. К. Медведев.

[10] Из письма Ф. Энгельса К. Марксу от 22.06.1869 / Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения, т. 32 / Москва, 1964.

[11] Маркузе Г. / Марксизм и феминизм, 1974 / пер. К. Медведев.

[12] Энгельс Ф. / Происхождение семьи, частной собственности и государства / Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения, т. 21 / Москва, 1961.

[13] Ленин В.И. / К международному дню работниц / ПСС, т. 40.

[14] Из письма Ф. Энгельса Ф.А. Зорге от 12.01.1889 / Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения, т. 37 / Москва, 1965.

[15] Из письма Ф. Энгельса Ф.А. Зорге от 29.10.1891 / Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения, т. 38 / Москва, 1965.

[16] Из письма Ф. Энгельса Ф.А. Зорге от 21.11.1891 / Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения, т. 38 / Москва, 1965.

[17] Юкина И.И. / На пути к марксистскому феминизму. Деятельность Александры Коллонтай / Социология науки и технологий, 2014.

[18] Бебель А. / Женщина и социализм / Москва, 1959.

[19] В письме к Л. Лафарг от 21.08.1893 / Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения, т. 39 / Москва, 1966.

[20] Из письма Ф. Энгельса В.И. Засулич от 30.01.1895 / Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения, т. 39 / Москва, 1966.

[21] Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения, т. 39 — примечание №340, с. 495 / Москва, 1966.

[22] Из речи К. Цеткин на съезде Социал-демократической партии Германии в Готе 16.10.1896 г. / Цеткин К. / Социализм придет к победе только вместе с женщиной-пролетаркой! / Москва, 1960.

[23] Батуренко С.А. / Марксистский феминизм: Теоретический проект, генезис и опыт практической реализации в ХХ веке / Вестник Московского Университета. сер. 18. Социология и политология. 2019. Т. 25. № 1.

[24] Ельникова Г.А. / Становление и развитие феминизма в России: к истории вопроса / Известия высших учебных заведений. Северо-Кавказский регион. Общественные науки, 2003.

[25] Коллонтай А. М. / Из моей жизни и работы / Москва, 1974.

[26] Коллонтай А. М. / Избранные статьи и речи / Москва, 1972.

[27] Капитал — т.1 / Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения, т. 23 / Москва, 1960.

[28] Манифест Коммунистической партии / Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения, т. 4 / Москва, 1955.

Оглавление

Необходимое предисловие

1. Обзор серпентария

2. Анатомические подробности 

3. «Гендер»: история одной трагедии 

4. А марксизм ли? 

5. «Кающийся грешник»

6. «Отцы-основатели»

7. Цеткин-Люксембург-Коллонтай

8. «Рабский труд в колыбели патриархата»

Послесловие

Литература и ссылки:  Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg