«Крокодилы Янцзы»

Однажды археологи нашли в Индии окаменевший скелет длиной двадцать метров. Это был ископаемый крокодил, появившийся на Земле два с половиной миллиона лет назад. В ту пору крокодилы расселились по всей Земле. Теперь они живут в тропических и субтропических странах — в реках, озерах, у морских побережий. Их особенно много в водах Инда, Амазонки, Ганга, Миссисипи, в реках Бирмы, у морского побережья Австралии.

Крокодил вылупляется из небольшого яйца и живет больше сотни лет. Крошечный детеныш вырастает в крупнейшее животное длиной от двух до десяти метров. Есть крокодилы и в Китае на Янцзы — Длинной реке, как называют ее сами китайцы. Мы садимся в джонку, широкую туфлеобразную лодку, и направляемся к островам Чан Иньша на Янцзы, где больше всего крокодилов. Палящее солнце стоит над головой, парус джонки чуть трепещет. Наш проводник — сорокалетний рыбак Муган; в переводе его имя означает «Мирная Сталь». Он уроженец Янцзы и знает родную реку, как хороший боцман свою гавань.

С восхищением смотрим мы на быстрые воды Янцзы, протянувшейся на пять тысяч триста километров! Длина реки равняется примерно расстоянию от Сталинграда до Хабаровска. Вытекает она с заоблачных гор Тибета и несет свои мутно-кофейные воды в Тихий океан. Местами Янцзы растекается в ширину на десять километров, устье же ее похоже на Желтое море. Ни на одной реке мира нет такого оживления, такого огромного числа самых различных судов, как на Янцзы. Здесь и современные теплоходы, и бесконечная вереница парусных лодок. Густым роем идут друг за другом джонки — узкие и широкие, большие и малые, крутобортые, как яичная скорлупа, и низкие, словно квадратные башмаки. Джонки идут на баграх, парусах, моторах и лямках. Каких только парусов здесь нет! Ромбом, пирамидой, квадратом, высоким развернутым свитком. Есть паруса, сшитые из брезента, из распоротых мешков, из плетеных циновок.

Крепкие загорелые люди на джонках широкими жестами приглашают нас к себе в гости. Мимо прошли массивные черно-красные пароходы. Раньше эти грузовые суда втридорога покупались за границей. Сейчас их строят сами китайцы.

Пока наша мелкосидящая джонка приближается к левому берегу, где больше крокодилов, нам вспоминается вчерашнее посещение китайской аптеки. В «Зале Поднебесной» было торжественно и тихо. Аптекари в тяжелых серых халатах сидели па узких лакированных скамейках. На стене среди выставленных для обозрения ящериц, змей и скорпионов нам прежде всего бросился в глаза темно-коричневый сушеный крокодил, почти в человеческий рост. Медицина Китая весьма ценит крокодила, называя его специальным термином: «гуйто». Лекарство из гуйто спасает от укусов комаров и ос, лечит кости, желудок, приносит долголетие. О крокодилах сложено немало легенд. В них говорится, что крокодилы — это помесь дракона и черепахи, что они дышат ушами, летают по воде, оставляя за собой пар и огонь…

Плывем вниз по реке. Плещется вода о тупой нос джонки. По берегу нескончаемой цепью тянутся селения, рисовые поля, рыбачьи поселки с развешанными для просушки черными сетями на бамбуковых шестах. Постепенно населенные пункты исчезают, уступая берега тростникам, серо-зеленым, покрытым жаркой солнечной пылью. Начинаются камышовые болота. В войну с Японией в них прятались партизаны, совершая отсюда набеги на японских оккупантов.

Осторожно подходим к камышам. У самого берега пересаживаемся в сампан — узкую, длинную лодку. Надеваем для маскировки зеленые плащи из травы и большие тростниковые шляпы. В камышах таятся аллигаторы. Тут они охотятся, выводят свое многочисленное потомство. Настороженно смотрим вокруг: не блестят ли где глаза притаившегося хищника? Но все тихо. Лишь изредка выскакивают мелкие рыбки да, шурша крыльями, стремительно проносятся ярко-голубые стрекозы. Нестерпимо печет солнце. Опускаем руку в горячую, как чай, воду. Когда рука высыхает, на ней остается пленка стягивающего ила.

Двигаемся дальше. В знойной полуденной дреме чуть слышно шуршат редкие бледно-зеленые тростники. Бесчисленные протоки, рукава, озера и мели из вязкого темно-желтого ила встречаются нам на Янцзы. В несметном количестве кишит здесь рыба, буро-зеленые волосатые крабы, юркие черные угри. «В опасных протоках, — как пишут древние книги Танской династии, — живет рыба крокодил».

Под огненными лучами солнца сампан лавирует среди наносных отмелей. Скрипят шершавые листья камыша. В воду ныряют зеленые блестящие лягушки. Вдруг Муган подает сигнал остановки. Все замираем.

— Каньба, смотри! — шепчет Муган. — Хайэ — крокодил!

Сквозь листья тростника, в пятидесяти метрах от нас, видим группу аллигаторов. Хайэ правильнее называть аллигатором. Зубов у него больше, чем у крокодила, есть и другие особенности.

В бинокль видим, как хайэ крепко спят, положив друг на друга хищные морды и закрыв мутно-белой пленкой выпуклые, похожие на ложки глаза. Веретенообразные тела аллигаторов тускло поблескивают буро-зеленым окостеневшим панцирем.

Стараясь не шуметь, подходим к аллигаторам с подветренной стороны. Крокодилы очень чутки. Со всевозможными осторожностями приближаемся к ним на тридцать метров. Двухметровые панцирные ящерицы, подмяв под себя камыши, дремлют на небольшом наносном холме. Светлое брюхо хайэ расплющено наподобие резинового мешка — грелки. Ладони лап, напоминающих узловатую человеческую руку, вывернуты наружу. На задних ногах видна плавательная перепонка. Недвижно лежит грозное оружие нападения — длинный костистый хвост.

— Хайэ в восемь футов на Янцзы редкость, — шепчет Муган, показывая на самого большого аллигатора. — Весит он дин триста.

— Сколько ему может быть лет?

Муган внимательно пересчитывает ряды острых гребней на спине аллигатора и, прикинув что-то в уме, отвечает:

— Около девяноста.

Еще осторожнее продвигаемся вперед. Слышно, как сопят аллигаторы, тяжело вздыхая брюхом. Разглядываем возле пасти животных набухшие черно-серые пиявки. Верхняя челюсть хайэ, от шишковатых ноздрей до выпуклых глаз, сильно вогнута вниз. На серо-зеленой спине большие, светлые пятна.

Щелкаем фотоаппаратом. Девяностолетний крокодил приоткрывает глаза. В нас вперяется острый взгляд змеиных вертикальных зрачков. Ярко блестят зеленые, похожие на свечи хищные глаза. Аллигатор громко зевает, обнажая множество крупных желтоватых зубов. У аллигатора около восьмидесяти зубов, причем на месте любого выпавшего или сломавшегося вырастает новый. Еще раз взглянув в нашу сторону, аллигатор, неуклюже перебирая лапами, поворачивается к нам боком. Остальные хайэ продолжают безмятежно спать, положившись на зрение и слух своего вожака.

Делаем зарисовки с крокодилов. Шея хайэ значительно светлее тела и очень морщиниста. Она словно перетянута множеством складок, похожих на пятнистые кожаные ленты. Хотим подойти к аллигаторам ближе, но Муган предостерегает нас:

— Осторожно! Хайэ могут опрокинуть сампан.

Когда эскиз спящих крокодилов был сделан, мы решили проверить остроту слуха хайэ. Муган легонько щелкнул языком — и тотчас же девяностолетний сторож открыл оба зеленых глаза. Рыбак щелкнул чуть громче — на этот раз глаза открыли остальные животные. Еще один звук — и тяжелые, будто лакированные ящерицы, грузно переваливаясь в иле, подобрались к воде и бесследно исчезли в мутно-желтом болоте.

У хайэ крошечное сердце, но необъятные легкие. Они плавают быстро и бесшумно, работая лапами и могучим хвостом. Хайэ могут долго находиться под водой, выставляя наружу только глаза и шишковатые ноздри, которые в случае необходимости могут закрываться, как губы.

Аллигаторы питаются рыбой, охотясь за ней по ночам. Ночью же можно услышать уханье крокодилов. Жители Янцзы утверждают, что о предстоящем дожде они узнают по особому стонущему крику «у-у», который хайэ издают в пасмурную погоду. Это преддождевое уханье называют в Китае «томин» — крокодилово пение.

Днем прожорливые хайэ ловят неосторожных болотных птиц и доверчивых лягушек. В голодную пору они приближаются к людским селениям, подкарауливают у воды поросят, собак и наносят им молниеносный удар своим тяжелым, сильным хвостом. Затем они хватают жертву зубами и тащат ее в воду.

Муган рассказал, что в глубоких протоках и тихих безлюдных заводях, которых на Янцзы великое множество, аллигаторы являются бичом рыбаков. Они похищают бамбуковые вентери, полные рыбы, и пожирают ее прямо с корзиной. Не гнушаются хайэ и мертвечины, плавающей по громадной реке. В желудке крокодилов можно найти песок и речную гальку. Кстати, камни, побывавшие в желудке крокодила, ценятся высоко и используются для разных изделий. На них даже гравируют стихи и изречения. Аллигаторы ненавистны владельцам плавучих птицеферм: хайэ уносят порой до десяти уток, спущенных на воду. Известны случаи, когда голодные хайэ нападали на детей.

Однако в обычных условиях аллигатор не трогает человека.

Слушая рассказ рыбака, мы смотрели на расходящиеся по застойной воде зыбкие круги — след исчезающих хайэ. Затем, повернув легкий сампан, направились в рыбачий поселок «Трех тополей». Там Муган обещал показать нам прирученных крокодилов. Вскоре мы вышли на широкие воды Янцзы. Все так же проплывали караваны джонок, стучали колеса пароходов. А Муган по-прежнему неторопливо рассказывал нам о крокодилах.

…Как выводят крокодилы потомство? Летом, в период малых дождей, самки хайэ отползают от берега в глухие, хорошо прогретые солнцем места. Зубами натаскивают они в свои гнезда морскую траву, тростник, сухие листья. Затем в течение нескольких дней самки откладывают десятки белых, шероховатых яиц.

— Уронишь на землю такое яйцо, размером с гусиное, — пояснял Муган, — а оно не разобьется.

Чем крупнее самка, тем большее число яиц она сносит. Затем хайэ лапами засыпает гнездо и караулит его. Во время ожидания потомства хайэ очень опасны. Охраняя гнездо, аллигаторы могут напасть на человека и перегрызть ему ноги.

Через шесть — семь недель из яиц выходят юркие светло-бурые крокодильчата, покрытые темными пятнами. Длиной они не больше пяти — шести дюймов. Едва вылупившись из яйца, они уже быстро бегают, энергично тычась носами во все стороны.

Крокодильчата охотно идут в воду и плавают здесь дружной быстрой стайкой. Мать держит свое потомство в горячих лужах и тихих протоках. Здесь резвятся стаи серебристо-голубых рыбок, нередки и скользкие угри — любимое лакомство крошечных аллигаторов. Крокодильчата в поисках их изрывают носами горячий ил бесчисленного множества луж. Мать неусыпно наблюдает за своим выводком, не подпуская к глубоким местам, оберегая от бакланов, ворон и особенно от крокодилов-самцов.

…Сампан продолжает идти вдоль берега. Уже кончились тростниковые чащи, чуть приподнялся берег, оживилось движение. Люди тащат корзины, толкают тачки с квадратными парусами, несут на коромыслах товары. Вдали зеленеют холмы, блестят рисовые поля. Кое-где виднеются темно-зеленые рощи — фамильные кладбища — с вековыми деревьями.

В поселке «Трех тополей» Муган провел нас к глиняному дому своего друга, тоже рыбака. Здесь, на дворе, на жгучем солнцепеке по-кошачьи нежился двухметровый гребнистый хайэ. Его зеленые глаза воровато бегали по сторонам, следя за прогуливающимися по двору курами. Муган сказал, что крокодил ручной. Мы осторожно толкнули его бамбуковой палкой. Животное не шевельнулось. Осмелев, мы постучали по его спине., твердой, как доска. Аллигатор по-прежнему не обратил на нас ни малейшего внимания. Хозяин объяснил, что хайэ человека не трогает, но, если на него нападают бродячие псы, он бьет их своим страшным хвостом.

Во дворе находился еще один крокодил, только что вылезший из Янцзы. От него тянулась веревка с привязанными к ней пустыми тыквами-горлянками, похожими на большие гантели.

— Чтобы не потерять своих любимцев, — пояснил Муган, — дети надевают на них ошейники-поплавки и по ним всегда находят хайэ в воде.

На шее мокрого аллигатора доверчиво улегся небольшой щенок. Было жарко, и ему нравилась влажная, холодная спина крокодила. Щенок и не подозревал, что в это время с больших, острых зубов крокодила обильно стекала прозрачная слюна.

— Крокодилу, который греется на солнце, около пятидесяти лет, — сообщил нам хозяин. — Его приручил еще мой отец. Зовут крокодила Сяо Бар — Маленькая Кукуруза.

Рыбак вынес из дома корзину с объедками и стал зычно кричать:

— Пар, пар, пар!

Тотчас же крокодилы, широко раскрыв пасть, кинулись к нему. Уснувший было щенок свалился со спины хайэ и жалобно завизжал. Мы стали бросать аллигатору стержни початков кукурузы, хвосты и головы рыбы. Пища исчезала в ненасытной зубастой пасти, словно в бездонной мясорубке.

Когда «обед» был закончен, хозяин стал почесывать крокодилу бока тонкой бамбуковой палкой. Аллигатор с довольным сопением перевернулся на спину, обнажив салатно-желтый, по-змеиному пятнистый живот. После этого рыбак поднял крокодила на руки, и тот, довольный, вытянул свою морду. Длинный хвост хайэ упал до земли. Поглаживая голову крокодила, рыбак сказал, что ночью он отпускает в воду Маленькую Кукурузу и Котенка — так звали второго аллигатора, поменьше. В водах Янцзы они ловят себе пищу. На обратном пути в той же деревне мы увидели совсем юных крокодилов. Один из них был прикован цепью к столбу; другой лежал на песке.

Когда мы вновь уселись в сампан, Муган рассказал, что поздней осенью, в период дождей, крокодилы становятся вялыми, апатичными и, прячась от холода, зарываются в ил и в береговые наносы.

На зиму для крокодилов вырывают глубокую яму и застилают ее соломой. Здесь, прикрытые травой, песком и золой, в течение нескольких месяцев — до самой поздней весны — крокодилы спят, не принимая пищи.

За время спячки они сильно теряют в весе. Это хорошо знают аптекари, и китайская фармакопея ценит осенних аллигаторов, бракуя весенних.

Дрессировщики животных ловят крокодилов, обучают их различным трюкам, затем показывают на ярмарках юга.

— Однако, — добавил Муган, — у хайэ мозги тяжелые, дрессировать их трудно.

В Шанхайском музее, под ярко блестевшим футляром, мы увидели чучело аллигатора, пойманного на Янцзы, у Чунмина. Много слышали мы о хайэ и в больших городах. Аллигаторов используют полностью — от мяса до костей, от больших тяжелых зубов до спинной брони. На желтых зубах искусные мастера гравируют стихи и поэмы. Кожа хайэ идет на сбрую, ремни, портфели.

В Ханькоу седой китайский библиотекарь неторопливо открыл нам старинную «Книгу песен» — сокровищницу мыслей и чувств, созданную в Китае еще три тысячи лет назад. Любовно перелистывая мягко шуршащие страницы, библиотекарь прочитал нам строфу «Барабан из кожи крокодила рассыпался гармоничной дробью». Древний стих «Книги песен» — свидетельство тому, что еще тысячелетия до нас китайцы вырабатывали из крокодиловой кожи и кости различные предметы.

У любителей старины мы встречали трости с набалдашниками из крокодиловой кожи, шахматные доски, покрытые кожей аллигаторов. По народному поверью, сундуки, обтянутые шкурой крокодила, не тонут в воде. Мясо аллигаторов идет в пищу. Оно имеет вкус черепахового, но жестковато и отличается специфическим запахом. Жареные крокодильчата — дорогое лакомство. Их подают на банкетах приправленными острыми специями и нежными светло-зелеными ростками бамбука. В антикварных лавках по Янцзы мы видели многоцветные маски героев китайского классического театра, сделанные из крокодиловых яиц. Для этого яйца варят вкрутую и обрабатывают химическим раствором. Затем к скорлупе приделывают черные шелковые парики и разрисовывают их под полосатые маски героев древних классических драм…

В багровых лучах заката темнеют тростники — говорливые стражи Длинной реки. Нам даже слышится, как они ведут бесконечную свою шуршащую беседу. Сплошным величественным потоком идут тысячи джонок, лодок, сампанов. Доносятся мелодичные тихие песни. Быстро темнеет. Зажигаются тусклые огоньки, и вот река уже сплошь усеяна несчетным количеством ламп-светильников, отражающихся в черном зеркале полноводного Чанцзяна. Мы снова плывем по необозримой, быстротекущей Янцзы.