«Написать свою книгу: то, чего никто за тебя не сделает»

Написать свою книгу: то, чего никто за тебя не сделает (fb2) - Написать свою книгу: то, чего никто за тебя не сделает 923K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Виктор Гаврилович Кротов

Кротов В. Г. Написать  свою книгу: то, чего никто за тебя не сделает

Юлетатич кеина вззов

Уверен, что многие читатели уже расшифровали заголовок самостоятельно. Просто из спортивного интереса. Им легко будет читать эту книгу.

Надеюсь, что остальные возьмутся за дело сейчас. Это вполне по силам каждому. Попробуй, хотя бы для самоутверждения. Получилось? Дальше получится ещё лучше, потому что головоломок больше не будет.

Мой вззов состоит в предупреждении: читать эту книгу опасно!

Потому что её задача — столкнуть тебя, читатель, с тобой самим.

С тем тобой, кто ощущает глубину своей личности, тайну замысла о ней. Кто тяготится разрывом между этим замыслом и повседневной упрощённостью жизни.

С тем тобой, кто талантлив внутренне и хочет понять, что делать со своим талантом. Как направить его на улучшение мира.

С тем тобой, кто не даст тебе покоя, когда узнает, что написать свою книгу можно и необходимо.

И ещё одно предупреждение: эта книга не о том, как с помощью литературного труда зарабатывать деньги.

До сих пор вспоминаю разочарование одной женщины, которая после двух-трёх посещений литературной студии спросила:

— А когда вы научите писать нас, как Джоан Ролинг?

— Зачем? — изумился я. — Зачем писать, как другой человек, а не по-своему?

— Как зачем? — в свою очередь удивилась женщина. — Чтобы деньги зарабатывать. Время такое.

На самом деле оно не такое. Каждый из нас по-своему видит время. И если начинаешь замечать, что сквозь него всегда немного просвечивает вечность, возникают совсем другие заботы. Они не отменяют потребности в хлебе насущном, но переосмысливают всё, с чем мы имеем дело. Тогда и просыпается наша потребность в Слове, в тех великих возможностях, которые оно нам открывает.

Раздел 1 Зачем человеку писать

Пошёл однажды записчик ловить рассказчика. Чтобы было о чём писать. А тут один рассказчик отправился ловить записчика. Чтобы не зря рассказывать. Поймали они друг друга — и давай один рассказывать, а другой записывать. Вот уже и книга перед ними. Только чья же это добыча? Каждый к себе тянет. Наконец догадались копию сделать — и разошлись. Каждый домой с трофеем пришёл, гордясь своей охотничьей удачей.

сказка-крошка «Рассказчик и записчик»

Очень нравится мне один старый анекдот про человека, который пришёл устраиваться на работу. Его спрашивают:

— Что вы можете делать?

Подумал человек, отвечает:

— Могу копать.

— А ещё что?

Снова подумал, говорит:

— Копать могу.

— Ну, а ещё что-нибудь можете?

Задумался человек, почесал в затылке и вдруг оживился:

— Да! Могу не копать.

Так вот в том, что каждый из нас может «не копать», сомнений нет. Тут у любого найдутся весомые обоснования, даже целые теории, почему именно он копать и не собирается. Особенно грустно слышать это от людей интересных, живущих неординарно: ведь каждая написанная таким человеком страничка дышала бы той же неординарностью. Бывает и обратная концепция: «Жизнь у меня обычная. Что я такого примечательного могу написать? Зачем мне это нужно?» Но особенность литературного творчества именно в том, что оно позволяет докопаться до примечательного и необычного в любой жизни — если копать.

Высшая форма речи

Писать — это особый способ разговаривать: говоришь, и тебя не перебивают.

Жюль Ренар, французский писатель XIX века

Не начать ли нам с эксперимента? Взять да и перестать разговаривать — на год. Невозможно? Ну, на месяц, на неделю. Хоть на день. Тоже нелёгкий эксперимент будет. Но поучительный...

Дар речи, свойственный человеку, — одно из привычных чудес нашей жизни. Настолько привычных, что и не принято особенно им восхищаться. Умеем говорить — и хорошо.

Вот если способность к разговору нарушена, мы остро ощущаем: это неправильно! Тогда пробиться от немоты к речи становится важнейшей задачей. Хоть раз в жизни такая задача стоит перед каждым из нас. К счастью, большинство решает её играючи, в раннем детстве, когда нам даны особые возможности по овладению этим даром.

Письменная речь — менее привычное чудо. Мы даже склонны считать пишущего человека кем-то особенным: ПИСАТЕЛЕМ. Бывает, в уважительном смысле, бывает, в ироническом, но подразумевается, что это дело требует специфической душевной расположенности.

Не письменная сторона речи здесь важна (чтобы именно сидеть и писать на бумаге — гусиным пером или шариковой ручкой).

Главное в том, что это сохраняемая речь. Когда-то её сохраняли путём запоминания, заучивания наизусть, передачи из уст в уста. Потом научились записывать, потом тиражировать. Сейчас обычно сохраняют в компьютере, но суть не меняется. Это текст, с которым можно работать, можно дополнять и редактировать, к нему можно возвращаться, доводить до наилучшего возможного вида.

С помощью сохраняемой речи (впрочем, проще пока называть её по старинке письменной) мы можем запечатлевать, обдумывать и углублять те мысли, переживания и фантазии, которые дарят нам сознание и разум. И даже какой-нибудь пустяк, облечённый в слова и сохранённый с их помощью, приобретает особое значение с течением времени или с изменением обстоятельств.

И всё-таки главное достоинство письменной речи, конечно, в том, что в ней наша личность достигает концентрированного выражения. Ты можешь сохранить свои уникальные переживания и те мысли, которые приходят именно в твою голову. Ты можешь соединить прошлые ощущения и размышления с новыми. Ты можешь дополнить то, чего не хватает в написанном. Если говорить об устной речи, то как часто мы жалеем о том, что вовремя не сказали, — или, наоборот, о том, что сказали лишнего! Письменная речь позволяет нам исправить такие упущения, позволяет изменить написанное так, чтобы оно стало ещё интереснее, ещё точнее. Она позволяет соответствовать самому себе. Позволяет говорить по-настоящему.

Письменное слово необходимо, чтобы лучше понять свой внутренний мир. А также мир внешний: мы можем глубже понять смысл и почувствовать вкус событий, происходящих вокруг. Написанное углубляет пишущего, создаёт особенно насыщенную жизнь.

Неоценимую роль играет письменная речь и в человеческом общении. В письме мы можем говорить с теми, кто нам дорог, так, как нам этого хочется. В дневнике можем рассказать о происходящем сейчас тем, кто будет после нас. В статье — сформулировать и заострить свои взгляды на происходящее в обществе. В книге — выразить себя так, как не сможет ни один другой человек, потому что он другой, и благодаря этому общаться с близкими душами, с которыми жизнь нас никогда не сводила.

Письменная речь — это высшая форма речи. Не пользоваться ею или пользоваться только в канцелярских целях — всё равно что упрямо оставаться немым или косноязычным.

Странно выглядел бы человек, который отказался бы вообще говорить вслух, потому что у него нет на это времени, нет специальной подготовки или просто не хочется. Но сколько раз я встречал людей, которые приводили примерно такие же доводы, объясняя, почему они не пишут о том, о чём удивительно интересно рассказывают.

Овладение хорошей письменной речью требует, разумеется, определённых усилий. Причём не стихийных, как в начале жизни, когда мы овладеваем речью устной, а вполне сознательных. Усилий, конкурирующих с другими житейскими заботами. Надо знать о средствах и возможностях письменного разговора, овладеть минимальными навыками. Но пробиться от устной речи к письменной столь же важно, как пробиться от немоты к речи.

Каждый из нас должен уметь говорить не только устно, но и письменно. Каждому стоит дружить с письменным словом. Я бы даже сказал так: каждый должен написать свою книгу. У кого-то она будет тоненькой, у кого-то многотомной, но эту книгу — твою! — за тебя никто не напишет.

«В начале было Слово...»

«Вначале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог».

Св. Евангелие от Иоанна, глава 1

Так начинается Евангелие от Иоанна. Безотносительно к теологическим толкованиям мы чувствуем ту особость дара речи, о которой свидетельствует эта фраза.

Но забыли мы, что осиянно Только слово средь земных тревог И в Евангельи от Иоанна Сказано, что слово это Бог. Николай Гумилёв, русский поэт XX века

Речь связана с ещё одним нашим даром: с разумом. Разум в высшем смысле этого слова — не житейский рассудок, не обывательский здравый смысл, не научный рационализм, а нечто большее, придающее цельность нашим ощущениям и чувствам. Божий дар человеку, разум можно назвать зрячим светом. Он и озаряет нашу жизнь, и несёт способность видеть. Письменное слово позволяет максимально использовать оба эти свойства. Нам всем дано слово. С его помощью и пишущий, и читающий человек особым образом вглядываются в жизнь.

Наше слово — излучение разума. Письменное слово — излучение, длящееся до тех пор, пока существуют те, кто может прочесть его.

Письменная речь — не только проявление нашей личности. Для многих людей это ещё и способ становления, постижения того замысла, который лежит в основе судьбы. Когда я пишу, я могу обдумать как следует то, что не успеваю понять в житейской текучке. Могу свести воедино различные времена своей жизни и различные настроения. Написанное позволяет мне увидеть траекторию движения, путь, идущий от одного этапа к другому.

Каждый может написать свою книгу. Или — каждый должен написать свою книгу? Или — каждый уже пишет свою книгу? И вопрос лишь в том, будут ли в этой книге только школьные сочинения, случайные записки, служебные отчёты — или будет что-то, выражающее главное, заложенное в человеке.

Письменная речь может оказаться для нас средством, чтобы осознавать себя, становиться собой в полной мере. Она побуждает подытоживать, обобщать, конденсировать пережитое, понятое, найденное. В стихах мы осмысливаем происходящее с нами метафорически. В художественной прозе — через персонажей и ситуации. По-своему работают на это и другие жанры.

С помощью письменной речи мы лучше ориентируемся в своём внутреннем мире. Когда мы пишем, это становится для нас и шансом понять, как жить, какие из возможностей заслуживают нашего выбора и в каком направлении выстраивать свою жизнь дальше.

Более того, письменная речь может стать для нас средством поддерживать других. Поделиться своим опытом (уникальным для каждого человека) в наиболее выразительной форме!.. Как часто это становится ободрением для совершенно незнакомых людей. Незнакомых, но живущих здесь, на этой же земле, под этим же небом.

Слово было у Бога, и в нём всегда остаётся частица Божественной сути. Оно и в наши дни творит чудеса с человеческими душами. И когда мы обращаемся к письменному слову, то неминуемо вступаем в сферу этих чудес.

Литература начинается в человеке

Литература — средство существования языка, а значит и нас с вами.

Иосиф Бродский, русский поэт XX века

Пока мы растём (а иногда и позже), нам кажется, что книги, литература — это некий особый мир, приподнятый над нашей обыденностью. Что писатели, поэты — необыкновенные существа, наделённые свыше правом волновать наше сердце и воображение магическими словами. Наверняка такие переживания свойственны не каждому (иначе откуда бы брались люди, множество людей, которым книги вообще не нужны), но я ведь обращаюсь не наугад, а к тому, кто читает эти страницы. И в подобных первоначальных переживаниях проявляется мощная сила литературы, жизнь которой разворачивается именно в читающем человеке.

Со временем, начиная глубже понимать и жизнь, и людей, и литературу, мы обнаруживаем, что у каждого автора есть свой человеческий путь, который начинается вовсе не с вручения небесной лицензии на писательскую деятельность. Даже самый гениальный писатель проходит период первых попыток соединять слова в письменную речь. Лишь со временем, в результате новых и новых усилий, возникают те произведения, на которые откликнется душа читателя. Но даже в период начальных попыток в пишущем человеке уже пульсирует литература — та возможность высказать свой особенный взгляд на жизнь, который будет интересен многим и многим людям.

Главный ресурс литературы — это первооткрывательство (не будем здесь говорить о плагиате). Оно происходит и с помощью того, что мы читаем, и с помощью слов, которые пишем сами. Это открытие внутренней энергии, подобное открытию нефтяного месторождения.

Сначала мы встречаемся с этой удивительной литературной энергетикой как читатели. Мы обнаруживаем книги, которые нас вдохновляют. Раскрывают неизвестные стороны жизни, закоулки человеческих душ. Будят в нас не испытанные доселе чувства, заставляют задуматься о новых для нас проблемах...

Потом, начиная всерьёз осваивать письменную речь, мы обнаруживаем, что открытия делает не только читающий, но и пишущий человек.

Сначала это кажется странным. Понятно, что мне может открыть новое писатель, имеющий иной жизненный опыт. Но откуда берётся новизна во мне самом? Почему, когда я пишу на какую-то тему, то обнаруживаю новые, даже иногда неожиданные для себя идеи? Каким образом при перечитывании того, что было написано мною много лет назад, возникает ощущение предугадывания некоторых поворотов судьбы? И более того — я могу встретить в давно написанном мысли, поучительные для меня сегодняшнего.

Психолог придумает, наверное, для всего этого рациональные объяснения. Хотя, мне кажется, они не исчерпывают того, что происходит в процессе литературного творчества. Любое чудо глубже интеллектуальных интерпретаций, которые нам предлагают с разных сторон.

Так или иначе, постепенно привыкаешь к этому явлению: к возможности делать открытия с помощью письменной речи. С помощью не только той литературы, которую читаешь, но и той, которую пишешь.

Написанное отличается от сказанного тем, что в него можно входить снова и снова. В детстве и в отрочестве многие любят перечитывать книги. Что это? Стремление повторить полученное удовольствие? Или последовательное освоение текста на новых уровнях?

Взрослые тоже порою перечитывают книги. Для этого, взрослого перечитывания, несколько другого по своей природе, существуют свои мотивировки. И самая удивительная из них — возвращение к книге «для подзарядки», как к источнику энергии. Так что каждый пишущий, может быть, участвует в создании душевной энергетики будущего. Энергетики открытий, смыслов и пониманий. Той энергетики литературы, которая начинается в человеке и приходит человеку на помощь.

Графомания и графоманомания

Графоман — это человек, который пишет не своё.

Есть такое слово-пугало: графомания. Термин, заимствованный из психиатрической медицины, где он относится к больным людям и означает совсем не то, что подразумевают в обиходе. Но людям здоровым нравится дубасить им друг друга. Насмотревшись на это, задумаешься, стоит ли пробовать писать вообще. А то не ровён час — и поставят тебе клеймо (да и не диагноз ли?) — «графоман». Так что полезно заранее присмотреться: что же стоит за этим словом. Вернее, за его употреблением.

Действительно, что будет с нашим миром, если все начнут писать книги? Их и так слишком много! В большом книжном магазине просто глаза разбегаются...

Если так рассуждать, можно страдать и от обилия людей вокруг — если мы смотрим на них как на массу, на толпу. Но когда мы сосредотачиваемся на одном человеке, дело уже не в количестве, а в том, каков этот человек.

Тогда нас перестаёт нервировать толпа. И когда мы устремляем внимание на одну книгу (написанную или не написанную), всё встаёт на свои места. Нас уже не беспокоит пёстрая книжная витрина. Так что важно выключить в мозгу калькулятор, суммировавший людей или книги в устрашающую массу.

Или вот ещё один аргумент тех, кто любит пугать графоманией: если все станут писателями, то где же взять читателей? Поглядите, люди добрые, сколько текстов в Интернете, а ведь там отметились ещё далеко не все желающие что-нибудь высказать. Кому же читать всё это?

Чтобы не впадать в панику, нужно вспомнить, что читатели — тоже люди, а не безликая масса.

Первая интересная разновидность читателя — это сам автор. Ведь письменная речь — это прежде всего углублённый разговор с самим собой. Возможность как следует разобраться в том, на чём не позволяет сосредоточиться текучая мысль или устная беседа.

Второй тип читателей — близкие нам люди. Письменное слово даёт возможность поделиться внутренним опытом, это многого стоит. И особенно ценно для тех, кто близок друг к другу по жизни. А может быть, и для тех, кто придёт в жизнь вслед за нами и для кого мы окажемся предками.

Во многом расширение круга читателей зависит не от нас. Никто не может заранее предугадать судьбу написанного. То, что не вызывает интереса сейчас, позже может оказаться необходимым для многих. Наше дело пытаться. Удачи — это Божье благословение стараний. Решающую роль может сыграть даже один-единст-венный читатель, если он способен оценить, если сумеет привлечь к тому, что считает значительным, внимание других людей.

К термину «графоман» прилагается и веский довод о том, что обозначенный им человек пишет заведомо плохо. Здесь уместно полюбопытствовать, какие выбраны критерии качества. Иногда графоманией хочется назвать как раз ловко написанный, вполне профессиональный в технологическом смысле текст — и не поворачивается язык сказать такое про неуклюже составленные, но искренние строки, полные мучительного стремления высказать переживания души.

Если пользоваться этим словом правильно, прилагать его надо не к тому, кто пишет много или неумело, а к тому, кто пишет впустую, избегая того самого главного, что живёт в его душе. Графоман — это граф Обман, у которого невозможно вычитать что-нибудь интересное. Как сказал философ Мераб Мамардашвили: «Графоманство — это писательство, внутри которого ничего не происходит». Графоман — это человек, крторый пишет не своё, вот почему это скучно.

Тот, кто пишет своё, не годится в графоманы. Ведь он рассказывает о том замысле, который вложил в него Господь (или природа, если мы пользуемся этим псевдонимом). Замысел этот всегда уникален. Уникально и своё, написанное любым человеком, — если он старается пробиться к себе, а не остаётся на поверхности общих фраз.

Кто же и почему так настойчиво кричит о графоманах, что впору придумать ещё один термин — ГРАФОМАНОМАНИЯ — и отмечать им особенно неистовых?..

Может быть, это те, кому лень и писать своё, и читать чужое? Или те, кто пишет сам (неважно как, хорошо или плохо), самолюбиво важничая этим и потому опасаясь конкурентов?..

Впрочем, какая разница, кто грешит графоманоманией. Главное — не позволять обескуражить себя ярлыком «графоман», не дать в обиду и другого, если он пользуется письменной речью честно. Будем твёрдо знать, что литература — это словесное творчество личности. Какие бы авгуры ни отпихивали нас от «храма литературы», у каждого есть право на личное освоение этого творчества.

Что было и что будет

Слово - дверь к откровению

Литература и литературное творчество связаны парадоксальным образом. С одной стороны, словесному творчеству предшествует знакомство с существующей литературой. Именно она прививает нам вкус слова, знакомит с возможностями письменной речи. С другой стороны, литература — это уже вчерашнее творчество. Большинство авторов уже закончили свой жизненный путь. Большинство произведений посвящены прошедшим временам. В основном мы знаем литературу по её прошлым достижениям. Может ли она научить нас тому, как писать сегодня? И да и нет.

Свод знаний о литературе называется литературоведением. Очень хорошо, что есть на свете самоотверженные исследователи, изучающие историю литературы, биографии писателей, особенности написанного. Классифицирующие произведения по их характерным свойствам на «жанры». 

Объединяющие писательские судьбы в «литературные группы», а подходы к творчеству — в «течения». Открывающие новые подробности давних литературных «процессов» и выявляющие тенденции более современных. Составляющие словари и энциклопедии. Литературоведение, как и всякое научное изучение жизни, очень авторитетно, суждения его весомы, и может показаться, что именно оно больше всего знает о литературе.

Но каждый из нас знает о литературе нечто, чего литературоведение не расскажет. Любой читающий человек чувствует, что литература даёт именно ему. Прошлая, написанная когда-то литература — ему сегодняшнему. И это гораздо важнее сведений, которые готово предоставить литературоведение.

Ещё значительнее личный опыт пишущего человека. Любой, кто взялся за перо и написал начало первой фразы, имеет дело не с тем, что было, а с тем, что будет. Он один из создателей литературы, сколь скромным ни было бы его произведение. Существующая литература всегда будет его первой наставницей в письменной речи. Но завтрашняя литература начинается сегодня.

Почему с таким восторгом была воспринята фраза из романа Булгакова: «Рукописи не горят»? Это объясняется не только горьким опытом и выстраданной надеждой пишущих людей, чьи рукописи и книги арестовывали и заточали в особые комнаты-тюрьмы спецхрана. Дело ещё и в том, что в ней чувствуется вкус высшей правды.

Слово остаётся навсегда! Именно письменное слово, сфокусированное личностью, сосредоточенное и выразительное, не может исчезнуть: оно причастно вечности. Даже если бы исчез сам текст, написанное по-настоящему и прочитанное хотя бы одним человеком впитывается в душу, становится её частицей и потом бессмертно настолько же, насколько бессмертна душа.

Слово навсегда остаётся и в душе того, кто написал его, — тоже не как текст, а как часть проделанной жизненной работы. Не только мы формируем фразу из слов и текст из фраз, но и наше слово формирует нас самих.

Здесь и проходит линия взаимообмена литературы и литературного творчества. Литература входит в наш мир, а написанное нами — в мир литературы. Только не будем путать его с миром литературных тусовок и премий. У завтрашнего дня свои способы разобраться в ценности написанного. По сути они остаются теми же, что вчера и сегодня: только личность воспринимает написанное личностью и решает, важно для неё это или нет.

Слово остаётся навсегда — и хорошо, когда есть чему оставаться.

Раздел 2 Решение проблем

На вокзальной площади стоял книжный лоток. Заметил Либрум, что никто оттуда без книг не отходит. Смотрит, книги самые пустячные. Но продавец глянул на Либрума, полез под прилавок и достал книгу, о которой тот давно мечтал. И вторую, не хуже, и третью... «Что у вас ещё есть?» — не выдержал Либрум и заглянул под прилавок. А там пусто. «Вообще-то я фокусником работаю, — извиняется продавец. — Вот для каждого покупателя подходящие книги и сотворяю. Хотите ещё одну? Сейчас сделаю».

сказка-крошка «Продавец-сотворитель»

Литературное творчество (или, если в этом выражении слышится излишний пафос, просто: письменная речь), как и всякое жизненное занятие, требует усилий. Странно, если было бы иначе. Но иногда нам кажется, что это дело связано не просто с усилиями, а с неодолимыми проблемами.

Писать? Зачем? О чём? Когда? Как?.. То, что я могу написать, никому не интересно!.. У меня столько других дел!.. Ни минуты времени!.. У меня нет настроения!.. Нет вдохновения!.. Понятия не имею, как найти тему!.. Даже если я что-нибудь запишу, это потом теряется!.. Книги пишут писатели, у меня другие занятия!..

Но с помощью таких отговорок не спрятаться от некоторых важных фактов жизни. 'От факта собственной уникальности. От факта владения письменной речью. От факта существования особых возможностей, которые она нам открывает.

Конечно, проблемы существуют. На их решение и будут в первую очередь направлены усилия пишущего человека.

Собрание несочинений

Всё, что сочинил писатель, можно собрать в собрание сочинений. А мы начнём разговор о путях литературного творчества — с несочинений.

Что, если сыграть самому с собой в игру под названием «Собрание несочинений»? Она состоит в том, чтобы на листке бумаги составить перечень книг, которые ты мог бы написать (или составить), если бы на это было достаточно времени, сил, да и всяких других жизненных условий. Просто список из предположительных названий, безо всяких комментариев. На это вполне хватит и полстранички.

Можно пофантазировать во все стороны! Ты ничем не рискуешь. На этот список нужно не так уж много времени. И никто не заставит тебя писать эти книги. Это же НЕСОЧИНЕНИЯ. Зато как интересно заглянуть в свои желания, в свои возможности, пусть даже самые мечтательные!..

Замысел — хомут творческого человека, с энтузиазмом подготовленный для собственной шеи.

И не просто заглянуть.

Ведь результат этой игры (в самом деле игры? или в этом есть что-то большее?), несмотря на его малый объём, необычайно значителен. Мы словно заглянули в волшебное зеркало, показывающее наше возможное будущее.

Пусть эти книги ещё не написаны. Но они задуманы тобой, они наполнены твоим желанием, твоим представлением о них. Собрание сочинений говорит о том, что писателю удалось написать когда-то. Собрание несочинений  говорит о том, что человек видит впереди.

Если перейти от игры к делу, через несколько лет какие-то из несочинений окажутся написанными. Какие-то ты раздумаешь сочинять. А к тем, что остались в планах, прибавятся новые. С течением времени оно обязательно будет меняться, твоё собрание несочинений, — так же обновляясь, как и его автор. Оно всегда будет говорить о творческих замыслах сегодняшнего дня, обращённых в день завтрашний.

Вообще говоря, каждому пишущему человеку, и начинающему, и профессиональному писателю, полезно составить своё собрание несочинений. Составить — и время от времени обновлять его. Можно считать это планом своей литературно-творческой жизни, или мечтой, или надеждой. В любом случае это одна из сторон представления о замысле своей жизни.

Никто не заставит тебя написать твою книгу, кроме тебя самого. Но никто и не напишет её за тебя. Может быть, это единственная работа, которую никто в мире за тебя не сделает. Не напишешь её — и никто не напишет, потому что это твоя книга.

Так что «Собрание несочинений» может остаться всего лишь игрой, но может стать и чем-то большим. Например, христианский писатель Александр Мень в двенадцать лет составил список книг, которые хотел бы написать, — и все появились на свет, а к ним добавились и другие.

Работа и свобода

Работа — это тягость, переходящая в радость

Литературное творчество — это просто такое увлечение? Или стоит овладевать им как ремеслом, чтобы со временем сделать его своей работой? Но сохранишь ли при этом творческую свободу?..

Прежде чем отвечать на эти вопросы, хорошо бы понять: а что такое для тебя работа? К какой свободе ты стремишься?

Если работа — средство зарабатывания денег, вряд ли можно отнести литературу к числу наиболее эффективных способов. Тем более в нашей стране и в наше время. Если при взгляде на некоторых раскрученных авторов могут возникнуть какие-то иллюзии, они быстро рассеются при знакомстве с общедоступной реальностью. А если к тому же не хочется, чтобы творчество превратилось в усталое ремесло, то, может быть, и не стоит пытаться поставить его на коммерческую основу.

Слишком дорого придётся заплатить. Прежде всего — творческой свободой.

Но попробуем подойти с другого конца. Настоящая свобода — это возможность становиться собой. И здесь литературному творчеству цены нет. Оно и сосредотачивает, и раскрепощает. Помогает заглянуть в самую глубину души — и взлететь мыслью к высшим ценностям жизни. Оно будит воображение и поощряет фантазию.

«Свобода — это воля, которой дали волю», как сказал современный философ Александр Круглов. Каждый из нас может дать себе волю с помощью слова. Ту волю, которая побуждает быть самим собой, стремится как можно выразительнее, как можно ярче отвечать заложенному в душе призванию.

И вот, когда эта свобода самостановления, словесного (а значит, и умственного, и душевного, и духовного) самовыражения станет естественной потребностью, она вполне может превратиться в работу.

Вернее, в один из видов деятельности, которыми ты занят в жизни, в одно из важных и привычных дел.

Это дело может оказаться малоденежным или вовсе безденежным, но и такие занятия свойственны человеку (например, воспитание детей в семье), как раз они-то зачастую играют определяющую роль в судьбе.

Работа, не обеспечивающая нам материальные средства существования, обычно лишена достаточных ресурсов времени. Но достаточными могут стать любые ресурсы, если научиться управлять ими. Нам помогут в этом и короткие литературные жанры, и удобные формы работы в дороге, и навыки поиска тем, и психологическая сосредоточенность, и многие другие рабочие методики, применимые в сфере литературного творчества. Не все, разумеется, а выбранные и освоенные нами, подогнанные под себя, приспособленные к нашим обстоятельствам. Здесь начинается наша работа по собственному свободному выбору.

Оазисы времени

«Оазис» — это заповедник выживания

Главная проблема для активного современного человека — это нехватка времени на все те виды деятельности, к которым он тяготеет.

Можно было бы философично заметить, что каждый сам выбирает, на что расходовать время. Но когда речь идёт о занятии, которое ещё не стало привычным, не вошло в ткань нашего существования, трудно остановить выбор именно на нём. Кто знает, что из этого когда-нибудь получится, а время-то нужно выкраивать сейчас, отрывая его от дел, ставших необходимостью...

Вот тут и может прийти на помощь «оазисный» подход.

Выглядит он так. Отведём на письменные разговоры  совсем небольшой оазис времени в нашем дне, засыпанном множеством дел, как пустыня песком. Выгородим полчаса (или даже пятнадцать минут) для высшей формы общения. Но постараемся, чтобы это был устойчивый оазис. Чтобы ему было выделено более или менее определённое время и чтобы этот наш крошечный участок жизненной почвы был отгорожен от всего остального. То есть полчаса — так полчаса, а не двадцать минут. А если пятнадцать минут, тоже не меньше, не двенадцать и не десять. Если больше получится — не страшно. Но не меньше. Да ещё к этому своему оазису, чтобы он был как можно плодороднее, лучше подходить подготовленным, настроенным, готовым к работе.

Теперь займёмся арифметикой. Легко прикинуть, что при пятнадцатиминутном оазисе у нас наберётся за год почти сто часов чистого рабочего времени! А если полчаса? — это же вообще грандиозно! Есть где развернуться. Есть на что надеяться.

Нашего внимания заслуживают и другие, стихийные оазисы. То есть участки времени, свободные от других занятий, которые можно обиходить и превратить в участки творчества.

• Оазисы ожидания. К сожалению, нам нередко приходится проводить время в ожидании — человека, самолёта, приёма... Но почему к сожалению? К радости нашей будет любое ожидание, если мы окажемся готовы использовать его как время для творчества. Дело не только в том, чтобы вдруг спохватиться. Надо заранее и блокнотик припасти, и карандашик, и предвкушение: если ждать придётся, с удовольствием вот об этом напишу, или о том... Так мы приучим себя ожидать саму возможность использовать драгоценное время ожидания для интересного дела. Куда лучше, чем проводить его в скуке и маяте.

• Оазисы дорожного времени. Пусть и дорожное время станет для нас дорогим, драгоценным. Всем хорошо новое место работы, только добираться до него от дома — полтора часа на метро. Так я печалился несколько лет назад. Вспоминаю об этом с улыбкой, потому что дорога из дома и домой стала у меня буквально рабочим кабинетом. Пятнадцать минут от дома до метро — утром, по свежему воздуху — замечательный временной оазис для небольшого стихотворения, для формулировки новой мысли, для придумывания сюжета. Пятнадцать минут от метро до работы — второй такой же оазис, лишь бы не забыть записать то, что пришло в голову, до входной двери. А остальное — в метро. Если сижу, то пишу или редактирую. Если стою, обдумываю то, что запишу, когда освободится место. Что-то особенно интересное и стоя запишу. Пересадка — для того, чтобы встряхнуться, чтобы мысли пошли по-новому. На обратном пути с местами полегче, но сочинять в уставшем состоянии трудно. Зато редактировать — запросто. Или просто посидеть, пофантазировать... А ведь есть ещё и поезд, и другие виды транспорта...

• Оазис болезни. Разве не замечательно превратить болезное время в полезное? Жар приносит восхитительно бредовые мысли. Боль придаёт размышлениям философичность. Необходимость лежать превращается в возможность размышлять. Главное — чтобы тетрадка с ручкой рядом лежали. Или — я рядом с ними?..

Всё это лишь примеры. Каждый может добавить к ним те оазисные подходы, которые лучше всего отвечают его жизни и темпераменту. А в завершение — одна притча.

Притча о наполненном кувшине

Во двор к одному богачу зашёл голодный нищий. Богач как раз стоял на крыльце своего дома. Услышал, что нищий просит поесть, и велел дать ему большую миску супа. Когда нищий всё съел и даже миску вылизал, богач спросил:

— Ну что, сыт?

— Сыт, сыт, барин, спасибо, — закивал нищий.

— А ну-ка, наложите ему полную миску мяса, — распорядился богач.

Нищий снова съел всё дочиста.

— Ну что, сыт? — повторил свой вопрос богач.

— Да-да, спасибо! Теперь-то я уж точно наелся.

— Принесите ему ещё кувшин молока, — приказал богач.

Нищий и молоко выпил до капли. А богач рассмеялся и спросил:

— Зачем же ты, обманщик, каждый раз говорил, что сыт?

В ответ нищий взял кувшин и доверху наполнил его камнями, подобранными с земли.

— Полон ли кувшин? — спросил он богача.

— Конечно, — ответил тот.

В промежутки между камнями нищий насыпал, сколько мог, песку и спросил снова:

— А теперь полон?

— Ну, теперь-то уж наверняка! — воскликнул богач.

Тогда нищий налил в кувшин воды, наполнив его и в третий раз. Ничего не сказал богач, повернулся и ушёл к себе в дом.

Мне кажется, это притча не о голоде и даже не о кувшине, а о наших неисчерпаемых возможностях, касается ли это времени или чего-нибудь другого.

Настроение

Настроение — это внутренний материал для творения.

Душа— это поэзия духа, придавленная прозой жизни.

Итак, ты заботливо организовал себе оазис времени, сел за стол, придвинул бумагу, взял ручку... и обнаружил, что настроение у тебя совершенно неподходящее для литературного творчества. Ведь бывает же так?

Бывает. До тех пор, пока не выработал иное отношение к своему настроению. До тех пор, пока не сказал себе:

Перед тем как выйти на улицу, мы интересуемся погодой. Холодно там или тепло? Сухо, сыро или грязно? Палит солнце, накрапывает дождик или льёт ливень?.. Но если действительно надо идти, вопрос не в том, остаться дома или не оставаться, а в том, чтобы подходящим образом одеться.

То же самое и с настроением. Присмотревшись, можно сообразить, как приспособиться к нему. Как быть с этой внутренней погодой. Что делать с теми ресурсами, которыми располагаешь на данный момент.

Например, можно попробовать подыскать для теперешнего настроения подходящую литературную направленность, к которой оно располагает.

► Беззаботное настроение? Не сочинить ли весёлую песенку...

► Безрадостное? Можно заняться каким-нибудь трагическим сюжетом...

► Философическое настроение, наверное, подойдёт для задумчивого эссе...

► Отвратительное вполне можно потратить на что-то резко сатирическое...

► Шальное пригодится для экстравагантной сказки...

Сколько угодно других примеров ты приведёшь самостоятельно — более удачных, потому что более ориентированных на собственную индивидуальность. Чтобы каждый из них был связан не с настроением вообще, а именно с каким-то из твоих характерных настроений. Лучше всего даже не приводить эти примеры, а опробовать их на практике.

Существуют и другие возможности превращать настроение в полезное обстоятельство.

• Зафиксировать дневниковым образом (можно даже сказать: запротоколировать) поток переживаний, свойственных именно этому настроению. Рано или поздно это вполне может пригодиться для кого-нибудь из персонажей.

• Придумать, создать персонаж, соответствующий настроению. Или тему, или сюжет.

• Выразить своё состояние в стихах. Стихи — это вообще замечательный консервант настроения. Сладкого, солёного, маринованного, да и любого другого.

• Проза, напротив, хорошо подходит для обрисовки образов, порождённых настроением, или для его психологического анализа.

• Отвести душу в отточенном афоризме, связанном с текущими переживаниями.

Наконец, можно относиться к настроению как к топливу творчества. Чтобы согреться или приготовить еду, жгут и дрова, и уголь, и газ, и болотный торф, и просто мусор.

Материал или топливо, в любом случае из всякого настроения можно извлечь тот смысл и те эмоциональные вибрации, которые в нём содержатся. И гораздо интереснее позаботиться о том, как это сделать, чем бурчать про себя (или, чего доброго, вслух): нет у меня сейчас настроения. Какое-никакое, оно есть у нас всегда.

Форточки вдохновения

Вдохновение — это вдох творческого обновления.

Можно относиться к вдохновению как к чему-то, совершенно от тебя не зависящему. Тогда остаётся терпеливо дожидаться, когда оно соизволит тебя посетить. Но разве это естественно — терпеливо дожидаться вдохновения?! Или устало оправдываться: ну нет вдохновения, что я могу поделать. Оправдываться и дожидаться можно хоть всю жизнь, но, право же, лучше распорядиться ею по-другому.

Вдохновение — это творческое дыхание. Для дыхания нужен свежий воздух. И можно научиться открывать форточки своего внутреннего мира навстречу тому Миру, из которого идёт к нам вдохновение.

Такие форточки наверняка существуют у каждого. Правда, некоторые из них могли подолгу не использоваться, так что потребуется приложить поначалу какую-то силу, чтобы их открыть. Форточек этих гораздо больше, чем кажется. Придётся приводить примеры даже не по отдельности, а прямо группами форточек. Трудно угадать, сколько для кого может оказаться их в каждой группе. Да и кроме этих видов почему бы не существовать другим?

Первая группа форточек:

► ПОИСК ТЕМ, на которые откликается душа. Отсутствие вдохновения при мысли об одной возможной теме вовсе не означает, что его нет вообще. Надо примериться к другой, к третьей, к четвёртой... На какой-то из них забываешь про дальнейшие поиски, потому что вдруг захотелось написать именно об этом. Это и означает, что форточка открыта.

Вторая группа форточек:

► ОХОТА за мыслями и ощущениями, образами и метафорами, рифмами и созвучиями. Это не поиск тем, это совсем другое. Это действительно охота, и лучше заниматься ею не за письменным столом, а отправившись туда, где водится много разнообразной дичи. На природу, в книжное путешествие или хотя бы просто выйти на улицу. Что за мысли пролетают в голове?.. Какие ощущения приходят, сменяя друг друга?.. На что похоже вон то, с чем можно сравнить вот это?.. О чём говорит своим звучанием выбранное слово, какие другие слова оно зовёт к себе в компанию?.. О метком попадании узнаёшь, ощутив желание сохранить, записать пришедшее на ум. Охота идёт, форточка приоткрыта!..

Третья группа форточек:

► ВНИМАНИЕ К ЧУДЕСАМ И ТАЙНАМ нашей жизни, к её удивительным явлениям. Сколько их вокруг нас — больших и малых чудес, великих тайн и сиюминутных загадок!.. Сколько такого, чему стоит удивиться, во что стоит вглядеться — и вот уже приходит лёгкое и свободное творческое дыхание. Не под твоим ли заворожённым взглядом приоткрылась форточка вдохновения?..

Четвёртая группа форточек:

► ОБРАЩЕНИЕ ВВЕРХ, за помощью, к Высшему. Ничего страшного, если поначалу трудно обратиться Туда. Только не надо отступаться. Не обязательно даже, чтобы это была какая-то словесная просьба. Можно сосредоточиться на том, что есть главного в тебе, — и это тоже направит душу в ту же сторону: к призванию, к замыслу. И если распахнётся такая форточка — дыши полной грудью.

Пятая группа форточек:

► ДЕЙСТВУЮЩИЕ СПОСОБЫ сочинительства, которые «заводят» тебя на творчество. Каждый открывает их для себя сам. Кому-то нужно, чтобы было необходимо написать то-то и то-то, к такому-то сроку; деваться некуда, он работает — и вдруг чувствует, что форточка распахнулась сама, по необходимости. Кого-то вдохновляет полемика, и тогда надо приоткрыть именно эту форточку. Кто-то... Но не надо искать форточки для всех. Тебя ждут твои собственные.

Шестая группа форточек:

► ПРИКОСНОВЕНИЕ К ИСКУССТВУ, возбуждающее тягу к творчеству. Музыка, живопись, скульптура... Продолжи этот список, насколько хватит эрудиции, или пусть в нём будет совсем немного пунктов, но зато самых дорогих. Может быть, с конкретными именами или даже названиями произведений — именно тех, которые вдохновляют.

Седьмая группа форточек:

► ЕДИНСТВО с другим человеком или с другим существом, контакт с ним, сопереживание. Да, бывают не только вдохновляющие картины или симфонии, но и вдохновляющие люди, и вдохновляющие лошади, кошки, собаки, птицы... Стоит пообщаться с ними — и чувствуешь себя на взлёте. Надо запомнить этот факт, чтобы в следующий раз знать, где ходит или сидит, бегает или чирикает твоя надёжная форточка.

Восьмая группа форточек:

► СОЗДАНИЕ УСЛОВИЙ, при которых хочется сочинять. Условий физических и душевных. Одной девочке для вдохновения нужно было начать качаться на качелях. А одному маститому писателю помогал запах зелёных чуть подгнивших яблок; он держал их в ящике стола и выдвигал этот ящик — как открывают форточку, — чтобы вдохнуть вдохновляющий аромат. Анекдотическим деталям такого рода нет числа, так что ищи терпеливо: что станет для камертоном для тебя?..

Девятая группа форточек:

► НОВИЗНА ОЩУЩЕНИЙ. Форточки новизны действуют довольно исправно. Вопрос в том, всегда ли необходимо искать новизну. Иногда она скрыта в чём-то, что совсем рядом, и остаётся только заметить её — или, точнее, открыть её для себя под скорлупой привычного.

Десятая группа форточек:

► ИГРА СО СЛОВАМИ. Да-да, и это, казалось бы, чистое развлечение может сыграть серьёзную роль, распахнув форточку к неожиданному, волнующему развороту сознания. Можно оттолкнуться от экспромта или каламбура — и оказаться в удивительной теме, уводящей далеко-далеко или глубоко-глубоко.

Если работа с форточками вдохновения важна для тебя, не нужно каждый раз лезть в книгу, чтобы вспомнить о своих возможностях. Присмотревшись к первым буквам каждой из групп форточек, можно обнаружить небольшое мнемоническое устройство для их запоминания. Это всего два слова: ПОВОД ПЕСНИ. Впрочем, через некоторый срок осваивания форточной практики мнемоника, скорее всего, уже не понадобится. Свои форточки запомнить куда легче, чем общий перечень.

Нельзя не сказать и про то, что кроме подлинных форточек вдохновения существуют и ложные. Они пользуются популярностью из-за удобных механизмов открывания. Курение, выпивка, наркотик... Очень удобно: осуществил определённую последовательность механических действий — и что-то очевидным образом изменилось в организме. Вдохновение, что ли, пришло?.. Или?.. Я думаю, что «или». Дело не только в том, чтобы форточка легко открывалась, но и в том, что же находится по другую сторону от неё.

Кладоискательство тем

Тема — сокровище, ждущее зрячего.

Много чудесного существует вокруг. Так где же оно? Как отыскать тему, на которую хотелось бы, горелось бы писать?

Все замечательные темы, разжигающие творческий аппетит, запрятаны прежде всего в наше собственное невнимание. Иногда очень даже хорошо запрятаны. Но если научиться открывать эти клады, можно встретиться с чудесами, которые уводят внутрь и наружу, в прошлое и в будущее, в глубину настоящего. Где же и как их искать? Или, бросив иносказания: где брать темы для творчества?

Вот примерная карта (наверняка неполная) твоего «острова сокровищ»:

• События. Те, что происходят вокруг тебя. Крупные, мелкие, даже еле заметные. В каждом из них скрыта своя тема, иногда и несколько разных тем. А если сам участвуешь в событии, появляется добавочный шанс: разглядеть подоплёку происходящего.

• Ситуации. Всякое сложившееся положение дел в том или ином отношении, к которому привыкаешь настолько, что перестаёшь замечать. Но если заметить, если задуматься о тех процессах, которые привели к тому, что так привычно, приоткрываются неожиданные пласты жизни — и в каждом из них таится тема! Одна, другая, третья...

• Впечатления. Новые, из которых тему добыть легче: вот оно, только что случившееся. И старые, из которых выветривается второстепенное, так что вдруг начинаешь видеть то существенное, чему раньше не придавал значения. И недавнее, и давнее впечатление могут скрывать в себе нечто драгоценное. Ведь что-то впечаталось в память — значит, было из-за чего.

• Переживания. Это ещё более кладоносный слой. Каждое переживание погружает в тему, хочешь или нет. Дело лишь за тем, чтобы сосредоточить на нём и творческие силы. Впечатления и переживания, связанные с различными видами искусства, — тоже могут послужить импульсами для выбора темы. В частности, и отклик на прочитанное может побудить к собственному творчеству.

• Мысли. Они проносятся в нашем сознании, рассыпаясь искрящимся фейерверком тем. Каждая из этих быстролётных искр была бы рада воплотиться в слове. Поймать хоть одну искорку, расшифровать её огненную тайну — и ещё один клад в нашем распоряжении.

• Люди. Каждый из тех, кто рядом с нами или с кем мы встретились ненадолго, — кладезь тем. Ещё бы: у другого человека свои события, ситуации, впечатления, переживания, мысли. Значит, дело только в том, чтобы приоткрыть крышку колодца. Этому служит общение. Разговаривая с людьми, можно узнать про такие удивительные развороты жизни, которые вдохновят и реалиста, и фантаста.

• Предметы. На литературной студии и на творческих семинарах большим успехом пользуется игра «Нет предмета без сюжета». Она состоит, коротко говоря, в том, чтобы написать на тему, продиктованную случайно доставшимся тебе предметом. Играют все, и у всех получается. Но каждый может сыграть в такую игру и сам по себе, с любым предметом, который привлечёт внимание (иногда кажется, что вещи только этого от тебя и дожидаются). А если не с любым, с каким-то особым — то ещё интереснее.

• Записи. Наша собственная запись — черновая, дневниковая, рабочая, практически любая — может стать отправной точкой для углубления в тему. Кстати, если подходящая запись не попалась под руку, её можно сделать прямо сейчас — и вперёд!

• Фраза. Хорошо сформулированная фраза (например, афоризм, пословица или любопытная цитата) тоже скрывает в себе клад. Ведь в неё уже вложено что-то ценное, дорогое для того, кто постарался найти своей мысли выразительную форму. Здесь можно копать, зная, что нападёшь на ценную тему.

• Повод. Как усердный кладоискатель старается принять во внимание любой знак, направляющий его к заветной цели, так мы должны быть открыты любому поводу к литературному творчеству. Если его обдумать, принять близко к сердцу, — он или сам по себе становится нашей темой, или выводит нас к тому материалу, за который можно с удовольствием взяться.

Не раз я сталкивался с людьми не пишущими, но желающими облагодетельствовать писателя «интересной темой». И всегда старался вежливо уклониться от предложения. Чтобы с аппетитом взяться за тему, надо её разыскать, добыть, выбрать из множества. Пусть за ней потянется шлейф наших ассоциаций, приобретённых во время поисков, пусть она вызовет резонанс с чем-то внутри, пусть возникнет ощущение найденного клада...

Ещё одна важная часть нашей работы — суметь вовремя зафиксировать тему: запомнить, а лучше записать. Записать именно как тему, ожидающую нашего обдумывания, освоения и исполнения. Но о самой работе с найденной темой поговорим позже.

Черновики и чистовики

Черновик — это чернозём для проращивания замыслов.

Литература редко похожа на чистописание. Свой чистовой вид написанное обретает обычно далеко не сразу. Поэтому нужно уметь работать с черновиками.

Черновики — это не просто чёрканые-перечёрканые листочки. Черновики могут быть очень разными.

Вот примеры:

• Блокноты. Обычно это самые что ни на есть временные записи, не имеющие самостоятельного значения. Блокнот — это временная запоминалка, поэтому иногда важно побыстрее перенести записанное в более чистовой черновик, где мы уже превратим обрывочные словечки в предварительный кусочек текста.

• Записная книжка. Разница между видами черновиков условна, и физически «записная книжка», например, может ничем не отличаться от «блокнота». Но по характеру записей она более самостоятельна. Тексты в ней могут быть сокращёнными, необработанными, но это всё-таки уже тексты. Позже мы поговорим о записной книжке как жанре, но пока пусть это будет просто один из черновиков. Копилка деталей, сценок, мыслей.

• Листочки. Эта разновидность черновиков многообразна. Размер листка, во сколько раз он сложен, как разлинован, даже качество бумаги — всё это может соответствовать (или не соответствовать) характеру автора, виду записей, жанру, с которым они связаны, и т. д. Листочки могут воспитывать лаконичность (ограниченным размером), организовывать, подсказывать (если выписать на них информацию для обдумывания) и всякое другое. Перечни тем, планы, наброски, фрагменты и небольшие законченные произведения — всё это вполне может пожить какое-то время на листочке. Листочки удобно подбирать друг к другу, использовать какой-то из них как задание себе для работы, а другие — как плацдарм для этой работы.

• Тетради. Они полезны для дневниковых записей на какую-то одну тему, для черновой рукописи повести или романа, а также для того, чтобы записывать туда всё (вместо вороха разрозненных листков! — ведь у каждого свой вкус).

• Технические средства. Они развиваются и когда-нибудь, несомненно, обеспечат максимально удобные возможности для работы, с быстрым переходом к чистовой работе. Но пока уступают более простым, испытанным бумажным черновикам. Можно записывать мысли, пришедшие в голову, на диктофон, но за этим необходимо должна следовать процедура перенесения их с диктофона куда-то ещё, а это довольно специфическая работа. Когда диктофоны поумнеют настолько, чтобы самостоятельно оцифровывать голос (то есть превращать его в компьютерный буквенный текст), пользоваться ими будет удобнее. Ноутбуки и наладонники могут радовать любителя компьютеризации, но мне кажется, что обращение к ним слишком отвлекает от созерцания и размышления (а именно в это время должно быть под рукой что-то для черновых записей). Впрочем, моя дочка ухитряется записывать только что сочинённые стихи на мобильник (в виде сохраняемых СМС-сообщений). Так что, думаю, техника ещё себя покажет.

Что касается чистовиков, многое здесь зависит именно от степени привлечения технических средств. Простейший и стремительно устаревающий вариант — это чистовая рукопись. Написанная в самом деле от руки, да ещё самим автором, она может стать когда-нибудь замечательным объектом для историка литературы, но что с ней делать сейчас? Даже если просто давать кому-нибудь почитать, лучше всё же прибегнуть к помощи техники и хотя бы сделать ксерокопию. Можно перепечатать на пишущей машинке, но скоро дети будут уже с любопытством спрашивать, что же это такое «пишущая машинка», а найти того, кто введёт текст в компьютер, уже гораздо легче, чем машинистку.

Настоящий современный чистовик — это, конечно же, компьютерный текст (или его распечатка), то есть, пользуясь общеупотребительным термином, файл. Файл легко можно переслать по электронной почте, сохранить на самых различных носителях, распечатать в нужном виде; в него можно также вносить те изменения, которые вы сочли необходимыми сделать после завершения основной работы.

Вообще же, если говорить о писательской работе на компьютере, то это особое явление. Хотя бы потому, что границы между компьютерным черновиком и компьютерным чистовиком практически не существует. Компьютер даёт нам возможность всегда иметь дело с текущим чистовым вариантом. Единственный способ отделить черновик от чистовика — это сохранять разные по этапам работы варианты файлов (или, как говорят, версии). Все версии, кроме последней, будут черновиками, только последняя — чистовиком. Пока ей на смену не пришёл более чистовой чистовик, то есть следующая версия. Сохранять ранние варианты, кстати, очень полезно, потому что может возникнуть необходимость использования удалённых на каком-то этапе фрагментов текста.

В любом случае, и для бумажных черновиков, и для компьютерных черновых версий текста, стоит позаботиться о том, чтобы ставить даты. Компьютер может следить за датировкой своих файлов, но полезно в самом тексте ставить даты той или иной записи, того или иного варианта. Без них можно запутаться в очерёдности написанного, потерять ориентацию в собственном творческом процессе. Даты можно удалить в чистовом варианте, но пусть останутся в черновиках.

Несколько слов о самом сохранении черновиков. У каждого, кто пишет, своё отношение к этому. Но если оно пока не сформировано, можно посоветовать не торопиться выбрасывать черновики. Это существенные детали удивительного нетехнического средства: машины времени под названием АРХИВ.

Архив позволяет нам путешествовать в прошлое и соединять его с настоящим и будущим.

Прежде всего, это старомодный бумажный архив. Блокноты, записные книжки, дневники — даже если все ценные записи уже перенесены куда надо. Ведь представление об их ценности может измениться, и несколько лет спустя может оказаться крайне интересным то, на что раньше не обращал особенного внимания. Это черновики, наброски, планы, доделки и переделки. Это тематические папки, где были собраны когда-то вырезки и другие материалы по теме, которыми был тогда особенно заинтересован.

Электронный (компьютерный) архив. Текстовые файлы занимают так мало места, а возможности средств сохранения так прогрессируют, что можно позволить себе сберегать всё что угодно, заботясь лишь о том, чтобы время от времени перезаписывать файлы на более современные носители информации и хранить свой архив в нескольких экземплярах и в разных местах. Стоит постараться оцифровать (ввести в компьютер) те материалы, которые до этого оставались только на бумаге.

Сюда примыкают и другие виды архивов: фотографии, аудиозаписи, видеозаписи (или даже киноплёнки). Здесь тоже полезно позаботиться об их оцифровке и надёжном сохранении. Впрочем, это самостоятельная большая тема, которая увела бы нас от литературы, хотя и относится к писательской жизни в целом.

Раздел 3 Законы для нарушения

Эфэф, любитель слов, выстроил большой просторный словарь. Потом пошёл в Лес Словес, наловил всякие слова, поставил их по алфавиту и повёл в словарь. Вошёл туда, слова за ним колонной шагают. Всех по загонам развёл. Вышел — и за голову схватился. У входа ведь буква Я оказалась, а буква А в самом конце. Как быть? Но Эфэф додумался. Заколотил вход, а с другого конца новый вход проделал. Так всё же привычнее. Отряхнул руки и пошёл ухаживать за словечками.

сказка-крошка «Словарь от Я до А»

Законы, о которых пойдёт речь, придуманы. С большим удовольствием я заменил бы это слово на «открыты», потому что каждый раз, когда мне удавалось сформулировать очередной закон, это сопровождалось реальным ощущением открытия. Но всё же повторю ещё раз: они придуманы. А значит, никого ни к чему не обязывают. Можно попробовать следовать им. Можно их опровергать. Думаю, что польза будет и от того и от другого.

Всякие законы в писательской работе важны лишь на короткое время. Усвоив те полезные витамины, которые там содержатся (надеюсь, что витамины «В», «3», «С» и «У», о которых говорится ниже, скорее полезны, чем вредны), вполне можно забыть про них. Вместо этого можно придумывать свои законы, которые будут гораздо тоньше или гораздо глубже отражать ту писательскую реальность, с которой имеешь дело ты сам.

Предложенные здесь вариации на тему литературного творчества основаны на личном опыте автора и на его опыте работы с начинающими литераторами. Они помогут обратить внимание на некоторые важные стороны сочинительства. В этом состоит моя главная задача. А законы — пожалуйста, почему бы не понарушать. Это одна из сторон творчества. И открывать собственные законы тоже никому не запрещено.

Кстати, здесь встречаются ещё и притчи. Притчу бесполезно доказывать или опровергать. Может быть, здесь все законы и принципы — тоже своего рода притчи?..

Общие принципы писательской работы

Принцип — это степень компромисса с действительностью.

«Каждый пишет, как он слышит», — поёт Булат Окуджава. Но слух можно развивать. Собранные здесь притчи и близкие к ним тексты помогают развитию внутреннего слуха и творческого дыхания. Чтобы писать по-настоящему, свободно — как слышишь, как дышишь, не стараясь угодить.

Притча о быстрой лошади

Один мудрец на восточном базаре увидел торговца, который продавал двух лошадей. Обе выглядели великолепно, но одна стоила в десять раз дороже другой.

— Почему они так по-разному стоят? — поинтересовался мудрец.

— Потому что вот эта лошадь бежит в десять раз быстрее, — объяснил торговец.

— Но ведь если она поскачет в неверном направлении, то будет в десять раз быстрее удаляться от цели... — произнёс мудрец и отошёл.

А торговец подумал — и сбавил цену на быструю лошадь.

Пусть эта притча и нас заставит задуматься. Не о лошадях и ценах. О писательском профессионализме.

Торможение  и  тормошение

Писатель Феликс Кривин когда-то метко заметил, что всем силам на свете противостоит одна-единственная сила: сила инерции.

Если говорить о писательской работе (да и не только о ней), можно сказать, что она является полем противоборства двух обобщённых сил. Сил, которые различаются всего лишь на одну букву, или даже на звонкость звука. Одна из этих сил — та, о которой высказался Кривин, — сила инерции, сила ТОРМОЖЕНИЯ. Другая — сила пробуждения, сила ТОРМОШЕНИЯ.

Всё, что нас притупляет, пригашает, давит на низменные стороны человеческой натуры, отдаёт во власть инерции, во «власть тьмы», — всё это разновидности силы торможения.

Всё, что нас высветляет, одухотворяет, пробуждает и побуждает к разгадке и осуществлению своего призвания, — это импульсы силы тормошения.

Пишущему человеку всегда приходится выбирать, сознательно или бессознательно, между этими двумя силами. Какой из них он позволяет действовать в собственной душе? Какой из них способствует, обращаясь с письменной речью к другому человеку, к людям?

Притча  о  приставшем  зёрнышке

Это притча о том, какие материальные выгоды сулит писательская деятельность. И стоит ли завидовать преуспевающим писателям. Как свойственно притче, она заострена до предела и поэтому может показаться слишком жёсткой. Но она работает на тормошение, чем и ценна для нас.

Верблюжонок и ослёнок жаловались своим родителям:

— Вон как хорошо кормят ячменём поросят, а нас отгоняют прочь, и мы всё время голодны.

— Не завидуйте, — отвечали им взрослые, — придёт время, когда вы их пожалеете.

Наступила зима, и однажды верблюжонок и ослёнок услышали отчаянный визг.

— Что случилось? — спросили малыши у родителей.

Те повели их и показали освежёванные свиные туши.

Тогда верблюжонок и ослёнок повалились на землю, задрали копытца и закричали:

— Ой, посмотрите, не пристало ли к нашим ногам хоть одно зёрнышко ячменя! Если пристало, снимите сейчас же!..

Принцип  следующего  слоя

Когда человек начинает писать, какие слова и обороты приходят в первую очередь ему на ум? Те, которые он читает и слышит

чаще всего. Которыми полны повседневные разговоры, реклама, газеты, телевизор и радио...

Это первый, самый доступный языковый, лексический слой. Он не просто легко достижим, но даже навязчив: затасканные сентенции, обрывки фраз, эпитеты и словечки сами лезут в голову, когда пытаешься выразить что-то на бумаге. Они цепляются за мысли крючками ассоциаций, терпеливо пульсируют в ожидании того, что ты воспользуешься их дешёвыми услугами, выпячивают свои достоинства: мы совсем рядом, мы всем известны, всем понятны!..

Нужно определённое усилие, чтобы отказаться от этих готовых возможностей, привычных клише и затасканных выражений. Только если хватит решимости, если сумеешь отразить напор стандартных и общеупотребительных средств изъяснения, ты пробьёшься к следующему лексическому слою. Здесь уже можно позаботиться о том, чтобы подыскать слову его эпитет, подчёркивающий своеобразие употребления и взаимодействующий с контекстом. Здесь можно самостоятельно, по-новому формулировать мысли и пытаться выработать начальный подход к собственному стилю...

Но если хочется добиться настоящего мастерства, необходимо набраться силы духа и пройти сквозь этот слой тоже. В следующем слое тебя ждут настоящие открытия, яркие фразы, тонкие стилистические находки...

Не стоит думать, что в языке существует ровно три слоя. Это лишь принцип, позволяющий определить для себя меру творческой сосредоточенности. Я не знаю, сколько слоёв проходит гений, чтобы обеспечить бессмертное звучание своего произведения. Но знаю, что преодоление очевидного и прорыв к небывалому составляют непременную часть его работы. Иначе вершиной литературы были бы рекламные слоганы.

Притча о живописце Апеллесе

Рассказывают, что однажды греческий живописец Апеллес, стараясь изобразить на картине взмыленную лошадь, совершенно отчаялся правдоподобно передать вид лошадиной пены. В досаде он прекратил свои попытки и гневно швырнул в картину губку, которой снимал краски с кисти. Губка, скользнув по картине, оставила на ней след, который на удивление точно воспроизвёл пену взмыленной лошади!

— Картина закончена, — сказал Апеллес. И больше к ней не прикасался.

О чём эта притча? О том, что нечего особенно стараться и вырисовывать изображение, если можно случайно шлёпнуть губкой и получить шедевр?

Или о том, что нужно пробовать и пробовать — тогда даже случайность встанет на твою сторону и примет участие в работе?

Кстати, крылатая фраза «Ни дня без строчки», которую сейчас часто применяют к писательскому делу, была сказана Плинием Старшим именно об Апеллесе (одно и то же слово обозначало и строчку, и мазок). Так что он не только швырялся губкой.

Грунтовка, работа вдоль и работа поперёк

Дело писателя — пройти путь от замысла произведения до его завершения.

На этом пути можно обозначить три главных этапа.

Первый этап назовём ГРУНТОВКОЙ. Это составление предварительного плана, наброски общей структуры произведения, написание разрозненных черновых набросков, собирание материала. В конце этого этапа у нас может возникнуть рабочий план (которым мы будем руководствоваться в дальнейшем) и соответствующая ему структура, по которой распределены имеющиеся наброски и материалы.

Второй этап можно назвать РАБОТА ВДОЛЬ. Это основное сочинение текста. При этом рабочий план может видоизменяться; имеющиеся фрагменты могут быть использованы как есть, переписаны заново или выброшены вообще; материалы могут быть пущены в работу, отложены в сторону или заменены другими. Итогом этой работы станет написанное произведение.

Но после этого необходим ещё один этап. Назовём его РАБОТА ПОПЕРЁК. Он не менее важен, чем два первых. Это улучшение написанного. Редактирование, доделывание, переделывание — всё то, в результате чего возникает текст в его окончательном виде.

Речь здесь идёт о трёх качественно различающихся видах писательской деятельности.

Для грунтовки важно определиться с темой, обдумать её, собрать относящийся к ней материал — хотя бы на каком-то предварительном уровне. То есть подготовиться к тому, чтобы начать писать на выкладку.

Для работы вдоль нужны вдохновение, отвага, стремление высказаться, готовность не только начать писать текст, но и закончить его.

Для работы поперёк на передний план выступает умение согласовать отдельные части произведения, улучшить каждую из них, отшлифовать фразы, отладить их взаимосвязь друг с другом.

Так что путь наш — не от начала до конца произведения, а от грунтовки до шлифовки.

Притча о двух стрелах

Один человек пришёл к мастеру стрельбы из лука и попросился к нему в ученики.

— Покажи, как ты стреляешь, — предложил мастер.

Новичок вышел к цели, взяв с собой две стрелы, и приготовился стрелять.

— Постой, — сказал наставник. — Зачем ты взял две стрелы?

— Я же ещё плохо стреляю, — объяснил человек. — Если не попаду с первого раза, выстрелю снова.

Мастер покачал головой:

— Никогда не бери двух стрел! Понадеявшись на вторую стрелу, ты беспечнее отнесёшься к первой. Всякий раз считай, что другой возможности нет, что ты непременно должен попасть в цель единственной стрелой.

Наверное, такое же отношение к делу необходимо и пишущему человеку. Не «напишу побольше разного — глядишь, что-нибудь кому-нибудь да понравится», а «напишу то, что важнее всего на сегодняшний день, на максимуме своих возможностей». Тогда гораздо больше шансов попасть в цель.

Принцип  преимущества  изображения

Выплёскивая на бумагу свои чувства, мы получаем внутреннее удовлетворение, психологическую разрядку и всякое такое. Но если мы хотим, чтобы написанное было интересно другим, этого мало.

Восторженные или гневные эпитеты, выражение эмоций с помощью обычных клише («ах, как красиво!») — всё это действует довольно слабо по сравнению с изображением происходящего.

Изображение волнует гораздо больше, чем выражение чужого волнения. Поэтому изображать достойное восторга куда важнее, чем восторгаться самому. Изображать заслуживающее негодования лучше, чем негодовать. То же относится и к менее бурным эмоциям.

Этот подход подразумевает не только красочные описания. Изображением является и метафора, то есть образное сравнение, подключающее к рациональному пониманию — внерациональное. Сюда же следует отнести и тот общий образ, который создаёт наше произведение, объединяя все отдельные изображения в единую картину.

Попробуем подытожить смысл принципа преимущества изображения в виде трёх закономерностей:

• Изображение сильнее авторских эмоций.

• Метафора привлекательнее словесных размышлений.

• Образ значительнее, чем приводящая к нему идея.

На чём делать УПООР

Навык — это самоуправляемое умение.

Есть навыки, которые помогают человеку в литературном творчестве. Хорошо, когда они переходят в привычки, о которых не думаешь, потому что они работают сами.

Но если этого пока не происходит, вполне можно культивировать их сознательно.

Итак, полезные писательские навыки. Первые буквы этих навыков складываются в слово УПООР. Удобно для запоминания.

• Узнавание. Узнавание своей темы. Мы уже говорили о бесчисленном множестве тем для литературного творчества. В принципе, можно выхватывать ту или иную тему наугад и оттачивать на ней свои литературные навыки. Но когда узнаёшь среди многих тем свою, всё становится особенно интересно. Навык поиска и узнавания своей темы вдвойне необходим тому, у кого становление личности идёт одновременно с овладением письменной речью.

• Переживание. Любую тему, за которую берёшься, надо впустить внутрь, связать себя с нею некоторыми переживаниями. Найти ниточки от неё к тебе и от тебя к ней. Освоить тему. Тогда она и становится по-настоящему твоей. Это навык выработки эмоционального, углублённо-личного отношения к теме. Человеку аналитичному, склонному к дедукции и дидактике, необходимо развивать в себе именно эту сторону восприятия.

• Обдумывание. Важно понять, что ты знаешь о том, о чём пишешь или собираешься писать. Может быть, стоит узнать побольше. Но в любом случае совершенно необходимо разобраться, что же ты сам думаешь об этом. Иначе как же писать? Обдумать сюжет означает ещё и позаботиться о его достоверности. Это важная часть подготовки к письменному этапу. Ведь потом много внимания потребует сама словесная работа.

• Описание. Да, всего лишь один из пяти основных навыков относится собственно к описанию того, что входит в замысел произведения, то есть к написанию текста. Подыскивание слов происходит по-разному, и этой работе посвящена значительная часть нашей книги. Но именно здесь хочется подчеркнуть, что литературное творчество не сводится к одному лишь навыку письменной речи. О тексте начинаешь полноценно думать тогда, когда сформирован внутренний материал для него.

• Редактирование. Текст, который написан вдоль, надо потом пройти ещё и поперёк. То есть отредактировать, привести в окончательный вид. В этот навык входит и умение отложить на время написанное, отстраниться от него, дать прочитать другому, чтобы увидеть его реакцию. А также работа с редактором и корректором, сочетающая выработку компромиссов с умением отстаивать авторскую позицию. Всё, что помогает завершить произведение наилучшим образом.

Закон трёх «В». Витамины литературного творчества

Витамины — добавки жизни к жизни

Закон трёх «В» говорит о трёх «витаминных» составляющих литературного творчества. Чем-то он перекликается с другими законами и размышлениями, приведёнными в этой книге. Но здесь речь не о свойствах, которые надо в себе развивать, а о том, что так или иначе само присутствует в работе автора. Стоит чтобы уважать каждый из этих важных витаминов, помнить об их существовании, а также не допускать их нехватки или гипервитаминоза.

• Внимание.

Творчество начинается с приметливости, с умения испытывать интерес к тому, что происходит рядом с нами. Внимательность поможет заметить интересную тему, высмотреть детали, которые могут пригодиться в будущих описаниях, вникнуть в человеческие характеры, которые позже отразятся в наших персонажах. Будем искать зёрна, посевной материал для будущего урожая. Искать и в окружающей реальности, и в своём внутреннем мире, во всём и во всех, с кем соприкасаемся.

Недостаток первого витамина «В» приводит к бесплотности, почти невидимости того, о чём пишешь. Избыток — к погружению в наблюдение, в созерцание, при ослабленном стремлении поделиться добытым и понятым.

• Вдохновение.

Постараемся не пропускать это особое состояние души, когда какая-то высшая сила наполняет тебя и даёт особую возможность сказать нужные слова. Это свет, необходимый для проращивания найденных зёрен. Можно располагать себя к такому состоянию, этому служат наши форточки вдохновения, но не во власти человека включить его механически. Вдохновение — это общение с Высшим, что делает его незаменимым элементом творческой жизни.

Второй витамин «В» важен не количественно, а качественно. Один вдохновенный импульс может надолго определить направление творчества. Но можно и всякое другое время использовать для творческой работы. Вдохновение и просто рабочее состояние души прекрасно дополняют друг друга.

• Выращивание.

Найдя свою тему и прорастив её в слове, нельзя спокойно сложить руки. Ведь мы ухаживаем за ростками цветов, растим детей, так же нужно и довести написанное до наилучшего вида. Выращивание произведения подразумевает не только работу по редактированию текста. Иногда проходит заметное время после того, как поставлена точка, — и вдруг начинаешь понимать необходимость дополнений или переделывания того, что было когда-то закончено.

Нехватка третьего витамина «В» говорит о том, что для произведения не сделано что-то очень важное, без чего оно не обрело ещё окончательную форму. А переизбыток этого витамина называется «перфекционизмом» и оставляет нас в состоянии вечной доработки.

Закон трёх «3». Завершение замысла

Финиш — смысл старта.

Писатель — не просто человек, который пишет. Это человек, который владеет собственным замыслом. Он может очень долго вынашивать его, прежде чем начнет писать, но всё это время ведёт именно писательскую работу.

Писатель — не просто человек, который пишет. Это человек, который завершает задуманное. Пока произведение не закончено, его не существует как итоговой писательской продукции.

Но писатель всё-таки ещё и пишет. Это его главное дело, приводящее замысел к завершению.

Таким образом, писателю необходимо с каждым произведением пройти три этапа:

• Задумать.

Со стороны может показаться, что задумать произведение — всё равно что загадать желание, глядя на падающую звезду. Загадал, а там жди, пока исполнится. Но литературный замысел является самостоятельной частью словесного творчества, хотя и не всегда заметной. Очень важной частью, ведь это зерно, из которого вырастает произведение. Уметь осознать замысел, освоить его внутренне, зарядить той энергией, которая понадобится для осуществления, — вот суть этого этапа.

• Записать.

В случае небольшого произведения (например, стихотворения в несколько строк) всё достаточно просто: надо записать во что бы то ни стало, даже если сейчас кажется, что никогда его не забудешь. Записать хотя бы в предварительном виде, даже если хочется ещё подумать над той или над другой фразой. Но если речь идёт о более объёмном произведении, к этому этапу относятся разные виды письменной деятельности: и рабочие планы, и черновые наброски, и сама работа вдоль.

• Закончить.

Находиться в состоянии «я пишу то-то» можно неопределённо долгое время, если не помнить о том, что писатель — не просто тот, кто пишет, а кто заканчивает писать. Но и тогда, когда поставлена последняя точка, работа ещё не закончена. Необходимы работа поперёк, редактирование, доведение до чистового, полностью завершённого вида. До такого, когда твёрдо знаешь: сделано!

Закон трёх «С». Средства сочинителя

Средство — это установление связей.

Маршалл Мак-Клуэн, XIX век

Сведение средств сочинителя всего к трём «С» нужно не для того, чтобы забыть про всё остальное. С помощью такого укрупнённого плана мы можем увидеть основу литературного творчества. И отыскать для себя какие-то практические выводы по каждому пункту.

Что мы делаем для того, чтобы на свет появилось литературное произведение? Мы рассказываем определённый СЛУЧАЙ в определённом СТИЛЕ, чтобы передать определённый СМЫСЛ.

• Случай.

Случай может быть реальным (который был или мог бы быть) или вымышленным (которого наверняка быть не могло). Он может быть простым или разветвлённым на многие сюжетные линии. Охватывающим короткое время, годы или эпохи. Может относиться к внешнему миру (как рассказ), к внутреннему (как лирическое стихотворение) или к вымышленному (как сказка). Это вход для читателя в определённую жизненную ситуацию, только вместо него её проживает персонаж (персонажем может быть и автор). Повествование о том, ЧТО случилось, — одно из главных средств общения пишущего человека с читающим.

• Стиль.

Понимая стиль широко, можно отнести к этой стороне творчества все особенности повествования, начиная с выбранного жанра и заканчивая интонацией каждой фразы. Различные приёмы работы с текстом позволяют нам привлечь читателя, заинтересовать его тем случаем, который мы описываем. Стиль ведёт читателя — вместе с персонажем — по рассказанному случаю, взаимодействует с ситуацией, помогает осваивать её. Стиль определяет, КАК мы рассказываем о происшедшем.

• Смысл.

Смысл — не обязательно логический — это то, с чем читатель выходит из повествования. Его багаж, в котором его собственные находки. Но собраны они всё-таки с помощью того, кто пишет. Начиная с того, что автор сам находит тот свой смысл, ради которого приступает к сочинению. Этот смысл говорит о том, ЗАЧЕМ он всё это затеял. Сознание читателя осваивает рассказанный случай по-своему, и результат восприятия может заметно отличаться от авторского намерения. Различие смыслов неизбежно, таково энергетическое поле литературы, однако всё это возможно только благодаря смысловому импульсу автора.

Закон трёх «У». Удачные свойства повествования

Каким должно быть удачное повествование?  Вернее, какими удачными свойствами оно должно обладать, чтобы быть интересным читателю? Чтобы читатель считал, что ему повезло с прочитанным.

Повествование должно быть:

• Увлекательным.

Это касается и сюжета, и стиля, и всего хода повествования. Нельзя, чтобы читатель скучал. Это не значит, что его нужно во что бы то ни стало забавлять, ведь увлекательность может быть самой разной по своему характеру. Но, во-первых, не должен скучать сам автор. Во-вторых, он должен суметь поделиться своей увлечённостью.

• Удивительным.

Повествование должно быть достаточно новым, по-своему говорящим о жизни. У каждого автора есть его личное «по-своему», всё дело в том, чтобы дать ему проявиться в словах. Написанное должно быть в какой-то степени неожиданным — и по форме, и по содержанию. Новизна, оригинальность, неожиданность и делают его удивительным.

• Убедительным.

Убедительность, достоверность важна и для описания реальности, и для фантазии. Для фантазии — особенно, ведь там читатель лишён привычной поддержки собственного знания реальности. Повествование должно быть душевно искренним, внутренне согласованным, опирающимся на ощутимые воображением подробности. Читателю нужно чувствовать: да-да, так оно всё и было.

В общем, удачное повествование должно быть У-У-У каким!..

Произведение как ДОМ

Дом — то, откуда выходят в дорогу.

Томас Элиот, английский поэт XX века

ДОМ — это аббревиатура для трёх главных составляющих произведения. Легко увидеть, что эти три принципа не в равной степени пригодны для любой литературной ситуации. Можно привести примеры чудесных произведений, где отсутствует один из элементов ДОМ'а, или даже два, а то и все три. (То же самое можно сказать и о любом другом писательском законе: всегда можно отыскать замечательные опровержения.)

Но если чувствуешь какой-то дисбаланс в своей литературной постройке и хочешь понять, в чём дело, на всякий случай вспомни словечко «ДОМ» и мысленно пробеги по трём его буквам-пунктам.

ДОМ = Действие + Образ + Мысль.

Три опоры произведения. Приглядимся к ним чуть подробнее уже сейчас, хотя к каждой ещё не раз вернёмся в дальнейшем.

• Действие.

Поскольку предметом нашего повествования является некий случай (согласно закону трёх «С»), надо дать ему произойти. Значит, действие нам необходимо. Необходимо оно и читателю, который, отождествляя обычно себя в какой-то степени с тем или иным персонажем, рад возможности действовать вместе с ним так, как не случалось в реальности.

Кроме того, по закону трёх «У», мы должны стараться сделать произведение увлекательным, и первый инструмент для этого — именно действие. Недаром «действием» называется часть пьесы. Недаром наряду с этим словом в современном русском языке успешно действует его англоязычный синоним «экшн». Слишком много важных сторон у этого термина, вот и пришёл ещё один на поддержку.

Действие определяется событиями (начиная с происшествия, задающего ход сюжету) и связанными с ними поступками персонажей. Без действия можно, конечно, и вовсе обойтись — так же, как можно разыграть пьесу, запретив актёрам двигаться. Но всё-таки у актёров это будет скорее декламация, чем спектакль, а у нас скорее декларация, чем литература.

• Образ.

Принцип преимущества изображения говорит нам о том, что сила образа проявляется на самых разных уровнях. Поэтому мы должны постоянно располагать себя к словесной живописи, к использованию сравнений и метафор для передачи своего отношения к персонажам и к их действиям, а самое главное — к тому, чтобы написанное нами создавало определённый образ. Или, проще говоря, обобщающую картинку.

Значение образа проявляется порою в том, что на него указывает уже название произведения. Это вовсе не обязательное правило. Но сама возможность ключевой метафоры уместиться в двух-трёх словах, или даже в одном, подсказывает, что роль образа во многом связана с концентрацией написанного. С тем, чтобы свести главное в некий изобразительный фокус.

• Мысль.

В законе трёх «С» третье из них говорит о смысле произведения. Но смысл — это не то, что надо заготовить заранее, а потом вплетать в повествование. Задача автора — не управлять мышлением читателя, а просто дать место в том, что пишешь, собственному пониманию жизни. В детском или подростковом возрасте вполне естественно писать «просто так», но потом передача своего виденья приобретает гораздо большее значение.

Мысль — это внутренняя мотивация к произведению, но не только. Когда пишешь, исходный импульс может претерпевать изменения, он растворяется в написанном, соединяется с ним. И та итоговая идея, с которой заканчиваешь писать, становится уже результатом творческих усилий. Она может не быть выражена в явном виде, но её внутреннее присутствие является каркасом написанного.

Можно не думать об идее своего произведения. Это нормально, когда мышление идёт органично, без рефлексии о себе самом. Но если написанное получается пустоватым и ты сам это ощущаешь, стоит взглянуть на него ещё раз: присутствует ли в нём важная для тебя мысль или надо позаботиться и о ней тоже, прежде чем праздновать новоселье.

Кем приходится быть автору

Автор — душа компании своих персонажей.

Нам не стоит воображать себя важной и неделимой персоной — «Автором» с прописной буквы. Автор выполняет разные рабочие

функции по отношению к читателю. Особенно важно не забывать это, когда пишешь достаточно большое произведение. Ведь всегда существует угроза стать монотонным в том или ином отношении.

Присмотримся к наиболее существенным из этих авторских ролей, чтобы уметь, переходя от одной к другой, придать разнообразие и энергичность тому, что мы пишем.

Свидетель.

В качестве рассказчика автор говорит о реальных и возможных жизненных ситуациях. В своей основе это может быть фактическое свидетельствование (о том, что действительно знаешь) или опосредованное (о том, что узнал от других). И даже когда пишешь нечто фантастическое, можно вкладывать туда свой опыт, свидетельствуя о нажитом понимании общих закономерностей жизни.

Актёр.

Чтобы показать своих персонажей, автору приходится становиться актёром, изображающим каждого из них. А как же иначе! Только актёр произносит слова, придуманные драматургом, в мизансценах, поставленных режиссёром, а писатель и эти обязанности должен брать на себя, да ещё быть костюмером, декоратором, гримёром...

Драматург.

Эту роль необходимо выделить как самостоятельную. В любом произведении есть своя драматургия, а значит, автор неизбежно отвечает за неё. В сценах с диалогами это становится полностью очевидно, но взгляд драматурга требуется повсюду.

Поэт.

Даже в прозе есть свои поэтические составляющие. Поэзией полны метафоры, сравнения, образы. Лирическое, романтическое, трагическое отношение к жизни — всё это может побудить прозаика к поэтическому подходу. На пользу и произведению, и читателю.

Юморист.

Чувство юмора, хотя бы в самой минимальной дозе, необходимо и писателю и читателю, чтобы текст не был скучным и напыщенным. Если бы даже и нашёлся литературный виртуоз, сумевший полностью избежать проявлений юмора в своём произведении, это само по себе заслуживало бы улыбки.

Философ.

Автор делится с читателем своими жизненными ориентирами, представлениями о жизни. Пусть и не напрямую, а через ситуации, через персонажей, через саму ткань повествования. Это всегда мировоззренческая, философская работа, даже если она происходит в максимально художественной форме.

Раздел 4  Полезные жанры

Чап сам придумал себе такое имя: Чап. И фамилию Чапчев придумал. Так и стал жить. Когда ему что-то было нужно, он это тут же придумывал — и порядок. Такое уж себе свойство придумал Чап Чапчев: придумывать что угодно, даже себя самого. «Попробуйте, — советовал он всем. — Очень полезно. Может, и у вас получится».

сказка-крошка «Чап Чапчев»

О жанрах мы поговорим в два приёма. Сначала будут рассмотрены те из них, которые, как мне кажется, могут сослужить службу любому пишущему человеку. С их помощью можно почувствовать и понять основные возможности литературного творчества в области прозы и поэзии с максимальной сосредоточенностью и минимальной затратой времени. Кроме того, каждый из них может по-своему пригодиться для работы с более сложными и масштабными жанрами.

В следующем разделе будет уделено внимание и некоторым другим прозаическим и поэтическим жанрам. Но, конечно, тоже далеко не всем. Да и приведённые размышления о жанрах далеки от академического описания. Ведь это книга о началах литературного творчества. Чтобы узнать больше о любом другом жанре, нужно обратиться к литературным словарям и энциклопедиям.

Зачем нужны жанры

Жанр — это суверенное государство в искусстве, со своими законами, своей эволюцией и своими революциями.

В отличие от биологии и зоологии, где классы, роды, виды и прочие категории выстроены в достаточно стройную иерархическую систему, в литературе слово «жанр» является поразительно универсальным. Его применяют к устоявшимся разновидностям литературных произведений и на уровне максимального обобщения (когда всю литературу делят на три жанра), и для самой детальной конкретизации (вроде «хвостатого сонета»).

Так что литературный жанр — это и род, и вид, и всё что вам будет угодно. Да ещё и авторы добавляют хлопот классификаторам. Например, Гоголь озадачил читателей и литературоведов, приписав «Мёртвым душам» жанровое определение «поэма», а Чехов назвал свою драму «Чайка» комедией.

Вместе с тем представление о жанре зависит не только от педантичности литературоведов и прихоти авторов. Каждый жанр отличается от других структурным и содержательным своеобразием, а также цепочкой своих культурно-исторических традиций. Хотим мы того или не хотим, знаем об этом или не знаем, но, входя в тот или иной жанр, мы вступаем во взаимодействие с силовым полем традиций, существующим вокруг него. Мы можем их принимать, игнорировать или преодолевать, но любые наши писательские достижения тоже неминуемо станут частью этого поля.

Поэтому жанр для писателя — это одновременно и опора на традицию (даже при её преодолении), и участие в формировании её новых свойств, в его развитии.

Ориентироваться в жанрах на пользу писателю. Хотя бы для того, чтобы понимать, что делаешь ты сам и какие у тебя возможности делать это лучше. Не обязательно стремиться к исчерпывающей эрудиции в этой области. Но узнать о каких-то существенных особенностях наиболее близких тебе жанров, стараться понять их характер и перспективы — так же естественно, как мастеру держать в порядке свои инструменты.

Даже самое общее деление литературы на три основных потока — эпос, лирику, драму, — предложенное греческим философом Аристотелем ещё в IV веке до нашей эры, позволяет понять некоторые важные её свойства. Спустя две с лишним тысячи лет немецкий философ Гегель увидел в эпосе объективное начало творчества, в лирике субъективное, а в драме их сочетание.

Теперь, надеюсь, я исполнил свой образовательный долг, и мы можем больше не возвращаться к Аристотелю с Гегелем. Хотя о жанровых проблемах ещё поговорим.

А сейчас перейдём к наиболее живым и необходимым жанрам, которые могут научить свободе литературного творчества. Чтобы в конце концов писать, не задумываясь о жанрах.

Определение: самый ёмкий жанр

Афоризмы — основные идеи ненаписанных произведений.

Габриэль Лауб, польский писатель XX века

Тех, у кого слово «определение» в сочетании с понятием жанра вызвало недоумение, могу успокоить. Мы не будем углубляться в грамматику и придавать особое значение второстепенному члену предложения, обозначающему признак предмета. Герой этой главы — афоризм-определение, разновидность афористического жанра. Впрочем, обо всём по порядку.

Афоризм и определение

Сначала — о жанре афоризма. Мы привыкли понимать афоризмы как изречения великих людей. Но это не так. Афоризм — это просто выразительное законченное высказывание. А в чём его неоспоримое достоинство для пишущего человека — это краткое самостоятельное произведение. Если афоризм удачный, с тебя не будут требовать справку о том, что ты являешься великим человеком. Например, народные пословицы чаще всего представляют собой прекрасные афоризмы, хотя подпись великого автора к ним не прилагается. Так что каждый имеет право попробовать, что у него получится.

Но как же реально пробовать? Напыжиться — и изречь? Или всё-таки для начала стать великим человеком?..

Чтобы перейти к практической стороне дела, обратимся к особой разновидности этого жанра, которая называется «афоризм-определение». Впрочем, такое солидное двойное название нужно лишь на первых порах — для того, чтобы показать, что это тоже афоризмы, но особые по форме. Можно говорить просто «определение», если уверен, что тебя верно понимают. Это афоризм в форме определения, то есть слово, после которого раскрывается его смысл.

Вот несколько примеров афоризмов-определений:

Солист — певец, которому не удалось спрятаться за чужую спину.

Жалюзи — это щёлочки на верёвочке.

Поэма — гибрид романа и симфонии.

Ужас — победа страха над разумом.

Афоризм — это зерно мысли, созревшее для сказавшего и посеянное для услышавшего.

Разгадка  слова

Придумать афоризм-определение очень просто: нужно взять слово и определить его по-своему. Не так, как в энциклопедическом или толковом словаре. По-своему увидеть это слово и по-своему рассказать о нём другим. Определение — это построенный тобой мостик к слову, о котором размышлял. Другой человек пройдёт по нему и увидит то, что разглядел ты.

Определение — штурм слова фразой. Это завоевание смысла слова с помощью слов. Как идти на штурм? Можно с помощью мысли. Можно использовать юмор. Можно найти необычный образ. Подходов — множество. Ниже мы поговорим о разных способах атаки на слово.

Определение — это хорошо сформулированное удивление. В каждом слове заключено много неожиданного, и когда сталкиваешься с чем-то новым в нём, чего раньше не замечал, остаётся только удивиться. И если выразить своё удивление хорошо подобранными словами, то есть афористично, то и получится афоризм-определение.

Определение — это разгадка загадки, состоящей из одного слова. Есть хороший способ проверки того, удался ли афоризм-разгадка. Надо закрыть слово, которое определил, и прикинуть, можно ли по определению догадаться, какое слово закрыто, или это невозможно в принципе. Например, нельзя определить слово просто каким-нибудь его синонимом. Нужно какое-то уточнение, позволяющее перейти от одного синонима к другому. Например, можно сказать: «Равнодушие — это безразличие». Отражение одного из этих слов в другом уже достаточно интересно, но если закрыть определяемое слово, угадать его по определяющему затруднительно. Ведь слева может стоять и «апатия», и «безучастность», и «вялость». Если мы уточним: «Равнодушие — это арифметика безразличия», слово «арифметика» будет наводить нас на корень «равно», и догадаться уже легче.

Конечно, всякий афоризм — это понимание, требующее понимания. Автору нужно потрудиться, чтобы подыскать слова для своей мысли. Но и читатель не всегда может понять его мысль с лёта. И если открытие нового смысла в старом слове пока не оценили, нет причины унывать. Афоризм — это фраза для понимания не с первого раза.

Первооткрывательство  смысла

Афоризмы-определения очень полезны для выработки литературных навыков. Ведь в этих коротких фразах возникают образы, концентрируется мысль. Афоризм — лучшая школа шлифовки фразы. Жанр афоризма-определения позволяет начать обучение в этой школе моментально, оттолкнувшись от любого слова.

Определение располагает к тому, что полезно и для других жанров. Оно может звучать, как маленькое стихотворение. Может представлять собой миниатюрное эссе или даже крошечную сказку. Более того, зерно определения — содержащаяся в нём мысль или образ — может стать зародышем произведения совсем другого рода. Может прорасти в поэзию, или в прозу, или даже в журнальную статью. Жанрам вообще свойственно перетекать друг в друга. Надо только уловить эту возможность и воспользоваться ею.

Лаконичность и выразительность определений позволяют использовать их в литературном творчестве разными способами. Например, они могут служить прекрасными эпиграфами, подзаголовками, броскими врезами для статьи. Из определения легко сделать название, отбросив определяемое слово.

Но если всё-таки уделить внимание именно этому жанру самому по себе, если придумать определения хотя бы для нескольких десятков наиболее интересных для тебя слов, получится особое литературное произведение: твой собственный афористический словарь. Мир твоих пониманий, в котором каждый раз происходит новое первооткрывательство смысла.

Какие слова выбрать для определения, для того, чтобы попробовать себя в этом жанре? Может быть, несколько слов на определённую тему, которая тебе особенно интересна. Может быть, наиболее значительные для тебя слова. А может быть, просто несколько слов наугад, самых разных, чтобы мысль двигалась в непредсказуемых направлениях.

Можно попробовать определить слово одним способом, а потом по-другому, а потом совсем иначе — и выбрать в итоге то определение, которое окажется наиболее удачным. Но удачными могут оказаться и все три определения одного и того же слова. Или пять. Или десять. Почему бы и нет?

Но я предлагаю попробовать себя в этом ещё активнее. Сейчас мы перейдём к конкретному инструментарию работы с жанром. Надо же его опробовать. А значит, для каждого слова можно сделать по крайней мере двадцать шесть попыток.

 26  способов  придумывания  определений

В завершение приведу двадцать шесть способов придумывания афоризмов-определений. Иллюстрацией к каждому из методов будет определение самого слова ОПРЕДЕЛЕНИЕ.

Почему именно двадцать шесть? Или вообще — зачем так много? Для того, чтобы на этом небольшом жанре показать, насколько широки возможности творческого подхода. Уверен, что кто-то может придумать в дополнение к этим способам ещё двадцать шесть своих.

1. ВНЕЗАПНОЕ ВЫТРЯХИВАНИЕ (быстрое определение). Этот способ заключается в том, чтобы побудить себя к максимально ускоренной выдаче формулировки. Можно засечь время или придумывать определения наперегонки с кем-нибудь.

Пример: Определение — это объяснение с бухты-барахты.

Содержание метода слилось здесь с его результатом. Это не удивительно: о чём думал в тот момент, то и выплеснулось в первую очередь.

2. ПРИСЛУШИВАНИЕ К ИНТУИЦИИ (уловленное определение). Каждое слово порождает в нас разнообразные отклики. Уловить наиболее яркий образ и описать с его помощью исходное слово — путь для получения неожиданной формулировки.

Пример: Определение — словесная указка на смысл.

В ответ на слово «определение» пришёл образ указки. Осталось только придумать, на что она показывает.

3. КАРТИНКА (изобразительное определение). Здесь наше внимание направлено на то, чтобы мысленно нарисовать себе некоторую сценку, одним из персонажей которой является исходное слово. И описать её.

Пример: Определение — портрет слова, нарисованный словами.

Не знаю, увидит ли читатель, но я так и вижу иллюстрацию к этой фразе: сидит на стуле самодовольное словечко, а несколько других слов столпились вокруг мольберта с кисточками, и каждое норовит сделать свой мазок.

4. ПРОТИВОПОЛОЖНОСТЬ (парадоксальное определение). Разумеется, не все парадоксы сводятся к сопоставлению противоположностей, но это наиболее простой случай. Определить слово через его антоним — не просто озорство. Чаще всего при этом возникает новый углублённый смысл.

Пример: Определение — попытка поймать неопределенность.

Пара «определение — неопределённость» была задана самим способом. Надо сказать, что тот смысл, который образовался при формулировании афоризма, был неожиданностью для меня самого.

5. СИНОНИМ (уточнённое определение). Вполне возможно определить слово через его синоним, если при этом выявить любопытное отличие от синонима и поиграть с ним.

Пример: Определение — это дефиниция, не боящаяся профанации.

«Дефиниция» — синоним, подчёркивающий либо научность подхода, либо ироническое отношение к возможной научности. Здесь акцент сделан на иронии, которая усилена игрой созвучными словами.

6. БЛИЗКАЯ АССОЦИАЦИЯ (естественное определение). Здесь мы уже не берём непосредственно синоним, как в предыдущем способе, но ищем слово в близлежащей смысловой области.

Пример: Определение — это расшифровка незашифрованного.

В предыдущем примере было использовано противопоставление исходному слову. Здесь сначала была найдена ближайшая ассоциация для исходного слова, и столкновение противоположностей относится уже к ней.

7. ДАЛЬНЯЯ АССОЦИАЦИЯ (перекликающееся определение). Близкая ассоциация (как в предыдущем способе) является обычно более логичной. Дальняя менее предсказуема, более образна и может оказаться очень экзотичной. В этом достоинство подхода.

Пример: Определение — луч фонарика, ищущего потерянное содержание.

Определяя слово, мы высвечиваем его содержание. Высвечиваем, как фонариком. Но если мы светим фонариком, чтобы что-то найти, значит, мы это потеряли. Здесь примерно такая цепочка, но она может быть и гораздо длиннее.

8. ОБРАЗ (метафорическое определение). В отличие от способа 3, мы стараемся здесь не просто подыскать картинку, но создать метафору, наполняющую образ глубинным смыслом и поэзией.

Пример: Определение — это птица воображения, вырвавшаяся из клетки слова.

Для того чтобы найти хорошую метафору, создающую выразительный образ, нужно и самому вырваться из рамок привычных стандартов восприятия. Этим данный способ труден, но в то же время особенно полезен в литературном творчестве.

9. СЛУЧАЙНОЕ слово (вызывающее определение). Чтобы воспользоваться этим способом, нужно наугад выбрать совершенно случайное слово (например, ткнуть пальцем в любой текст). После этого наша задача — определить исходное слово именно через выбранное, пояснив его соответствующим образом. Чем труднее эта задача, тем оригинальнее будет результат. Кстати, с помощью одного только этого способа можно придумать огромное количество определений (сколько слов-то в русском языке! сколько раз можно случайно ткнуть пальцем!).

Пример: Определение — свидание с замыслом о явлении.

Для приведённого примера случайно выбранным словом оказалось «свидание». Остальная работа заключалась в том, чтобы свести два совершенно разных понятия в единую мысль.

10. РИФМА (стихотворное определение). Результат может быть небольшим двустишием, записанным в строку. Но использование рифмы придаёт формулировке особую оживлённость, даже если двустишия не получается.

Пример: Определение — это основа для одного из значений слова.

Честно говоря, сначала придумалось другое: «Определение — это словоизвержение после потовыделения». Но и рифма здесь не ахти, и шутливо-иронические подходы мы рассмотрим по отдельности, не будем всё мешать в кучу. Кстати, рифма появляется и в некоторых других примерах. Иногда к ней подталкивает само исходное слово.

11. ЗВУЧАНИЕ (определение, созвучное слову). Тут дело уже не в рифме, хотя и её можно услышать в результате, а в том, чтобы вслушаться в слово настолько, чтобы оно эхом отозвалось в найденной формулировке.

Пример: Определение — это опора на деление одного понятия на несколько.

Эффект эха здесь создаёт отражение слова «определение» в выражении «опора на деление», которое и стало первоначальной находкой. Остальная часть фразы служит для её смыслового оправдания.

12. СЛОВАМИ РЕБЕНКА (детское определение). Психологи утверждают, что в каждом из нас живёт внутренний ребёнок. Вот ему-то и надо дать слово.

Пример: Определение — это когда изображают, будто знают, о чём говорят.

Не только внутренний ребёнок, но и просто люди детского возраста очень способны к жанру афоризма-определения. Полезно посоревноваться с ними, поучиться у них.

13. ШУТКА (клоунское определение). У клоунады много обличий. Можно выбрать такое, которое именно тебе по вкусу. И — поклоуничать!

Пример: Определение — фраза для попугая, который хочет; чтобы его хозяин выглядел мудрецом.

Этот пример поначалу выглядел проще: не было слов «который хочет». Но почему бы не выкинуть лишнее коленце, раз уж оказался на манеже?

14. ИРОНИЯ (насмешливое определение). В отличие от шутки, у иронии обычно есть объект (точнее, субъект), на которого она направлена. Поэтому полезно представить его себе — и тогда способ сработает.

Пример: Определение — микродиссертация на со искание звания эрудита.

Речь идёт, естественно, о человеке, который скорее заучивает определения, нежели придумывает их. Развитие жанра афоризмов-определений может сильно осложнить ему задачу, но пусть нас это не беспокоит.

15. САТИРА (язвительное определение). Да... Только что мы говорили о том, как найти глубинный и поэтический образ, как построить парадокс или призвать на помощь близкие и дальние ассоциации, а теперь будем язвительно развенчивать то понятие, которое определяем? Конечно. У любого явления есть и такие стороны, которые вполне заслуживают сатирического подхода.

Пример: Определение — муляж содержания.

Должно быть, как раз такого рода определения заучивает соискатель звания эрудита, о котором шла речь в предыдущем примере.

16. УЧИТЕЛЬ (педагогическое определение). Почему же мы только на шестнадцатом способе вспомнили про прямое назначение определения? Ведь обучающий характер должен быть естественным для него. Но всё-таки мы ведём здесь речь о литературно-художественном жанре.

Пример: Определение — это попытка научить одним предложением.

Если бы мы говорили об ироническом подходе, я бы к слову «попытка» приписал бы «неудачная». Но здесь у нас подход педагогический.

17. ЗАГАДКА (определение для викторины). Сформулировать смысловое содержание слова как загадку, разгадкой которой будет само слово, — это может привести к очень эффектному результату.

Пример: Определение — это группа слов, равная одному слову, но не исчерпывающая его полностью.

Такие загадки годятся не только для викторин (хотя их охотно используют в телешоу типа «Своя игра»), но ещё, например, и для кроссвордов.

18. МНИМАЯ ЭТИМОЛОГИЯ (расшифровывающее определение). Этимология, то есть происхождение слова, — это целая наука, и далеко не всегда знаешь, что она говорит о том слове, которое взялся определять. Зато можно пофантазировать и придумать свою этимологию, пусть даже фантастическую.

Пример: Определение — это определённая лень к самостоятельному пониманию.

Этот способ близок к способу 11, опирающемуся на звучание слова, и тоже требует вслушивания, но здесь предпочтение отдаётся смысловой расшифровке.

19. РЕАЛЬНАЯ ЭТИМОЛОГИЯ (осмысление происхождения). Можно опереться и на реальную этимологию слова, если знаешь её или хотя бы о ней догадываешься.

Пример: Определение — это поиск предельного смысла.

Дело не в том, чтобы зафиксировать этимологический факт, а использовать его (слово «определение» происходит от слова «предел») и развернуть в сторону необычного понимания.

20. РАСШИФРОВКА СОКРАЩЕНИЯ (определение-аббревиатура). Этот способ, дающий своеобразный результат, происходит от древней литературной игры по названию «нотарикон». Исходное слово мы считаем сокращением некоторой фразы и «восстанавливаем» её по начальным буквам слов.

Пример: Определение — это Отдельное Предложение, Раскрывающее Едва Достижимое Естественное Литературное Ежедневное Напоминание Иного Единомыслия.

Исходное слово оказалось довольно длинным, чем объясняется длина и замысловатость фразы. Слова покороче могут привести к более выразительным или более потешным расшифровкам.

21. ВЫРАЖЕНИЕ НА ЖАРГОНЕ (специфическое определение). Жаргоны бывают разные, и любой из них, если мы обладаем какой-то осведомлённостью в нём, может стать основой для своеобразной формулировки.

Пример: Определение — ксива для фени без базара.

Сама «феня» и стала здесь основой для игры в жаргон. Не думаю, что моё лексическое достижение приведёт в восторг какого-нибудь «домушника» или «авторитета», но я и не ставил перед собой такую задачу.

22. ГЛУБИННЫЙ СМЫСЛ (философичное определение). Тот, кто просто любит думать, может позволить себе предаться этому занятию безотносительно к дополнительным ухищрениям. Как следует обдумать смысл слова и сформулировать его — вот и всё, что нужно для этого подхода.

Пример: Определение — добыча понимания из понятия.

Недостаток этого способа в том, что он приводит к рискованному результату. Обдумывая слово, мы как бы «распаковываем» его содержание, разбираемся с ним, а потом «упаковываем» его в лаконичную фразу. Восстановит ли читатель нашу мысль по краткой формулировке, зависит после этого уже от него, а не от нас.

23. СВОИ СМЫСЛ (персональное определение). Если при остальных подходах мы стараемся угадать, найти, расшифровать смысл слова, то здесь я могу дать себе волю и вложишь в него то, что должно, по-моему, содержаться в его значении.

Пример: Определение — это жанр совместного самовыражения слова и автора.

Мне интереснее всего (по крайней мере здесь) определение как жанр. В эту сторону я и постарался склонить свой персональный смысл.

24. ЧАСТНОЕ ВМЕСТО ОБЩЕГО (деталь, выражающая целое). Мы никогда не можем охватить все оттенки значений слова. Зато можем сфокусировать внимание на такой небольшой подробности, что она породит ещё один дополнительный оттенок.

Пример: Определение — это буква духа.

Разумеется, определение — это не буква и даже не слово, а группа слов, фраза, состоящая из деталей-букв. Но если взять вместо целого деталь, то вдруг проявляется ещё дополнительный, переносный смысл слова «буква» — противопоставление духу — и создаёт парадокс, над которым интересно подумать.

25. ГРОТЕСК (совмещение реального и фантастического). Это тоже своего рода образ, но более причудливый, тяготеющий к искажению действительности ради выразительного заострения мысли.

Пример: Определение — это словесный гвоздь для закрепления понятия в чужой голове.

Может быть, даже слово «словесный» здесь лишнее. Оно смягчает гротеск, делает его более приемлемым для восприятия. Без него формулировка станет острее, произведёт большее впечатление, а значит, лучше закрепится в чужой голове.

26. ВОЛШЕБНАЯ ПАЛОЧКА (превращение слова во что-нибудь неожиданное). Самый эффектный фокус — под конец. Действительно, в распоряжении автора всегда имеется волшебная палочка фантазии. В его власти любое превращение, перед которым читателю останется только почесать в затылке и прошептать: «Вот это да!..»

Пример: Определение — это забавный кролик, которого любой сочинитель может вытащить из своей шляпы.

Заметим, что «кролик» — это не случайное слово, как в способе 9. Оно является здесь одновременно и предметом превращения, символом тех чудес, на которые способен каждый из нас, когда берётся за писательское дело.

Ещё раз напомню, что приёмы придумывания определений на этом не исчерпаны и каждый может расширять их арсенал по своему усмотрению. Вот сейчас мне пришло в голову, что ещё можно использовать поиск неожиданных ассоциаций в Интернете, набрав исходное слово в поисковике. Надо как-нибудь попробовать...

Кстати, в том же Интернете (или в бумажных словарях и энциклопедиях) можно почерпнуть дополнительные знания о том, что собрался определить. Знания помогают мыслить шире и точнее. Впрочем, это относится не только к жанру определений, но и ко всей литературной работе.

Эссе: самый свободный жанр

Свобода — это школа ума.

Мэри Годвин, английская писательница XVIII века

Удивительно: почему в школах пишут сочинения, а не эссе? Потому что сегодняшние учителя тоже писали не эссе, а сочинения? Или потому что сочинение должно быть таким-то и таким-то, а эссе никому ничего не должно?

Правда, когда я учился в школе, то сочинениям не удивлялся, хотя и не любил их. Тогда я ещё и понятия не имел об эссе. Никто про этот жанр и не рассказывал.

Три правила для попытки

Несмотря на аристократическую изысканность названия, это самая доступная форма прозы для пишущего человека — и для начинающего, и для опытного. Французское слово «эссе» означает «проба, опыт, попытка», и само это название располагает к свободному испытанию своих словесных способностей.

Вот три главных правила для эссе:

1. Писать о том, что тебе интересно.

2. Писать то, что думаешь или ощущаешь.

3. Писать так, как хочется.

Эссе — это возможность для любого человека написать что-то очень важное. В то же время оно не закрепощает условностями формы. Эссе — это попытка. Я просто пытаюсь сказать о чём-то. Записать свои мысли и переживания. Или то, что подсказало воображение. Это попытка, которая никогда не окажется неудачной, если написанное будет действительно тем, что я думаю и чувствую.

Главное здесь — ощутить вкус своей свободы, полёт мысли и воображения, радость вольного выбора направления.

Эссе имеет право состоять из одной фразы или вырасти в большую книгу. Размер нужен такой, чтобы суметь высказаться.

Возможные виды эссе

Какими бывают эссе? Попробуем обрисовать характер некоторых его разновидностей. Не для того, чтобы разложить по полочкам все варианты — их слишком много, и они зависят прежде всего от побуждений автора. Но чтобы пунктиром обозначить разнообразие, а вместе с тем и своеобразие жанра.

• Эссе-размышление. Саму мысль нельзя записать. Другое дело — дать ей, развиваясь, вписаться в слова. Результатом такого взаимодействия мысли и слов становится эссе-размышление. Оно не нуждается в сюжете, но нуждается в стиле, в выразительной фразе, в образе.

• Эссе-зарисовка. Это картинка, а значит, прежде всего образ или череда образов. Внешние образы углубляются, уходят внутрь.

Метафоры внутренних переживаний стремятся к материализации. Лучшее, что можно сделать в таком эссе, — соединить изображение с метафорой, превратить картинку в символ переживания или переживание в смысл картинки.

• Эссе-рассказ. Здесь используется сюжет, но не он становится каркасом произведения, а связанное с ним осмысление, личное переживание. Поэтому центральным участником оказывается чаще всего автор, а основой повествования — то, как он воспринял описанный здесь случай.

• Эссе-свидетельство. В нём тоже может быть своя фабула. Впрочем, она обычно уходит в тень, уступая главное место смыслу — той истине, которую судьба приоткрывает автору. Это не история О чём-нибудь, а история РАДИ какого-то понимания.

• Эссе-провокация. Игра с читателем, задача которой — растормошить его, побудить к самостоятельному обдумыванию и переживанию проблемы. Автор идёт к своим выводам, но не доходит до них, уступая дорогу читателю (и даже не знает иногда, в какую сторону тот сделает последний шаг).

• Эссе-этюд. Развитие темы, сосредоточенной в себе. Темы с вариациями, с разнообразием подходов. Темы-ключа, которая открывает дверь в иное пространство, но остаётся у порога. Нам важно найти, обозначить возможный путь для последующих путешествий.

• Эссе-медитация. Самый непредсказуемый для автора вид эссе. Входишь в созерцание интересного тебе явления — а дальше следуешь этому созерцанию, фиксируя его словами. Откуда знать, к чему оно приведёт?

• Эссе-очерк. Здесь важную роль играет использование фактуры, детализации внешних обстоятельств. Из фактических подробностей можно сплести замысловатый узор, переходящий в картину понимания, интерпретации описанного.

• Эссе-отступление. Оно может входить в большое произведение. Отделившись от главной темы, оно перекликается с ней, выстраивая контрапунктом дополнительную мысль. Но можно написать и самостоятельное эссе-отступление — ответвляющееся от основной темы жизни и творчества.

• Эссе-исследование. Звучит фундаментально, но это не призыв к научному анализу, а возвращение к исходному значению слова «исследование». Присмотреться к явлению, исходя из оставленных им следов. Многое невозможно рассмотреть в упор, зачастую оно невидимо и неуловимо. Написать о неизвестном по намёкам, о таинственном — по приметам, о чудесном — по вере. Эссе как раз подходит для этого.

• Эссе-прогноз. Заглянуть в будущее — или, может быть, оттуда глянуть на сегодняшний день. Разумеется, я имею в виду не научный прогноз. Предположение, предостережение, надежда... Может быть, даже пророчество, если автор окажется готов к такой духовной нагрузке...

• Эссе-расширение. Взяв в качестве отправного пункта определённую фразу, можно расширить её, рассмотреть со всех сторон содержащуюся в ней мысль (или даже многообразие мыслей). С точки зрения перетекания жанров друг в друга интересно написать эссе, исходя из афоризма-определения.

Школа свободы

Перечисление видов — это всего лишь эссе о разнообразии эссе. О тех измерениях свободы (о некоторых из них), которые свойственны этому жанру.

В том, что эссе подразумевает полную писательскую свободу, — его пьянящая особенность. Но в этом кроется не только облегчение для автора, но и определённые сложности. Ведь писать свободно не означает писать как попало. Жанры строгие, ограниченные не только стесняют сочинителя. Они помогают ему, как ремни и корсеты помогают держать осанку. Принимая их требования, мы тем самым получаем инструкции о том, что должны делать. Чем свободнее жанр, тем в большей степени все решения зависят от самого автора. Научиться быть свободным труднее, чем научиться выполнять правила.

Можно сказать, что эссе — это искусство нарушения всяческих литературных канонов. Если мы оглянемся на наши трёхбуквенные законы, то заметим, что хотя бы одна из букв непременно начинает прихрамывать на эссе.

Вместе с тем эссе — лучшая школа прозы для писателя. Оставив в стороне сюжет, персонажей, диалоги, мы можем сосредоточить внимание на мысли, на метафорах и образах, на стиле как таковом.

Для того чтобы написать эссе, достаточно отыскать три главные составляющие.

Первая — это ТЕМА. То, о чём мы пишем. Событие, человек, явление, предмет, переживание...

Вторая — МЫСЛЬ. То, что мы об этом пишем. Мысль-рассуждение, мысль-образ, мысль-метафора...

Третья — ИНТОНАЦИЯ. То, как мы об этом пишем. Замысловато, трогательно, иронично, взволнованно, декоративно...

Но может быть, достаточно только двух составляющих? Или даже одной?.. Каждый может попробовать.

Для себя или для читателя?

Два оттенка перевода с французского слова «эссе» — «попытка» и «опыт» — символично отражают две возможные тональности жанра. Эссе как попытка акцентирует предварительность трактовки темы, пробный подход. Эссе как опыт подчёркивает сосредоточенность на пережитом лично, на свидетельстве о своём.

Но и в том и в другом случае эссе — очень личностный жанр. Это собственное месторождение мыслей. Собственное — и вместе с тем предлагаемое читателю. Прямое послание ему. Открытость и в ка-ком-то смысле незащищённость автора являются прямым следствием этих жанровых свойств.

Эссе недостаточно ценится читающим обществом. Как правило, внимание к нему проявляют тогда, когда работает магия известного писательского имени. Однако для самого автора, для становления творческой личности это крайне важный жанр.

Что же касается читателя, про него нельзя забывать. Писать только для самого себя — это принижает служение Слову. Письменная речь, как и устная, обращена к другим людям. А если мы рассчитываем на внимание другого, стоит учиться привлекать это внимание, удерживать и оправдывать его. Учиться размышлять и воображать письменно. Учиться образной речи. Учиться оживлять каждую фразу своим интересом, передавать его читателю. Учиться быть искренним, знающим, чувствующим вкус слова. Учиться искусству свободного полёта.

Примеры прозы приводить труднее, чем примеры афоризмов-определений: всё-таки это произведения другого объёма. Совсем без примеров тоже плохо. Приведу одно небольшое эссе, а дальше — ищите примеры сами, начиная с классики: Монтень! Бэкон! Лаб-рюйер! Паскаль! Шамфор! Лихтенберг! Честертон!..

Изречённая мысль

«Мысль изречённая есть ложь». Тютчевское откровение стало расхожей аксиомой.

Но попробуем приглядеться к мысли до её изречения. Не удастся. Неуловимая, туманная, недодуманная, она обманчивее во сто крат. Она вроде бы есть, но её ещё нет. С неё взятки гладки и спрос невелик.

Словесное выражение мысли отважно. С ним можно сразиться, его можно уничтожить - и оно готово к этому риску. В этой готовности к бою, в этом выходе в открытое поле общения - правота любой фразы, даже самой косноязычной, даже самой ошибочной, даже самой странной.

Неизречённая мысль очаровательна, пикантна, загадочна. Это нечто многообещающее, но всегда готовое ускользнуть в недосягаемые лабиринты подсознания или просто раствориться в ноосфере.

«Мысль изречённая есть ложь». Что за строка! Она соблазнительна и вместе с тем точна. Она содержит в себе и яд и противоядие. Ведь сама она тоже - изречённая мысль.

Сказка: самый чудесный жанр

Сказка — это такой жанр, которому предопределено перемещаться из века в век и даже из тысячелетия в тысячелетие.

Марк Розовский, современный автор

Неприятие сказочного жанра встречается и у людей сурово-материалистичных («да ну, всё это бабушкины сказки!»), и у тех, кто полон самого что ни на есть идеалистического духа («ну зачем всякие волшебные выдумки истинно верующему человеку?»). Но, несмотря на это, сказка живёт и здравствует. И не только дети рады ей, но и совершенно полноценные взрослые. Значит, что-то необходимое есть в этом жанре, раз ни с какой стороны его не упразднить.

Встреча миров

Не так-то просто очертить границы сказки как жанра. Ведь любое сказание, даже самое реалистическое, можно счесть своего рода сказкой, потому что пересказ действительности принципиально отличается от неё самой.

Сказку нелепо считать иллюзией. Создавать иллюзии скорее свойственно художественному реализму, который использует все краски реальности, по-своему её имитируя. Сказка в этом смысле честнее: она создаёт свою реальность. Свой мир со своими особенностями. Она не притворяется истиной, хотя и способна преданно служить ей. Поскольку сказка — не просто замкнутый мир. Сказка — это встреча миров.

Встреча сказочного мира с житейским. Читатель, слушатель, свидетель сказки всегда активно участвует в этой встрече: ведь он приносит с собой свой привычный мир. И неминуемо сопоставляет этот мир с миром сказки. Это сопоставление, сознательное или подсознательное, делает свою важную работу.

Встреча сказочного мира с внутренним. Ещё более важная, ещё более увлекательная встреча. Сказка сгущает расплывчатый мир наших представлений, выделяет в чистом виде его важные свойства. И среди них — те идеальные ценности, к которым стремится наша душа.

Ещё это встреча взрослого мира с детским. С детским способом восприятия жизни, очень поучительным для нас. Сказка может обращаться и к взрослым. Но главные эксперты по сказке — всё-таки дети. Ребёнок от природы расположен к сказке, к вере в чудо и в идеал, потому что вечностная природа его души ещё не затемнена житейскими передрягами.

Повседневная жизнь полна подробностей. В них тонет смысл нашей судьбы. Одухотворённая сказка убирает лишнее, сосредотачивает внимание на главном. Творческая фантазия — это детская игра в сотворение миров для сопоставления их с жизнью.

Мир сказки отличается от мира, в котором мы живём, но чем-то он обязательно схож с ним (ведь придумываем сказочный мир мы, люди). Сочетание похожести-непохожести — это условия игры, в которую автор играет сам и приглашает поиграть читателя.

Сказка — это выдумка, но не иллюзия. Это честная выдумка, честная игра. Она сама себе устанавливает правила и с их помощью рассказывает что-то важное о жизни. Как волшебная лупа, она позволяет лучше разглядеть это важное. Сказка отражает те стороны жизни, на которые направлено её внимание. Отражает пристрастно, напряжённо, утрированно, словно помещает ситуацию или человеческое свойство на испытательный стенд. Недаром многие сказки и их герои обретают символическое значение, становятся не менее жизненными образами, чем образы реалистической литературы.

Главная особенность сказки в том, что её автору доступны любые чудеса. Но вместе с тем автор отвечает за то, чтобы созданный им мир был интересен и полон смысла. Сказка хороша торжеством правды над ложью, светлых сил над тёмными. Хороша счастливой развязкой и одухотворённым пониманием печали. Это игра ВОКРУГ важных вещей, но не игра важными вещами. Сказочный подвиг остаётся подвигом, даже если герой выглядит смешно и нелепо. Не бывает игрушечной отваги, как не бывает игрушечного горя. Могут быть выдумкой волшебная палочка или дракон, но не любовь или мужество. Сказка, как нарядная шкатулка, хранит в себе наши ценности, позволяя прикоснуться к ним и вспомнить, как мы богаты.

Важнее всего для человека, маленький он или большой, — ориентироваться в жизни. И во внешней, и во внутренней. Сказка — одно из средств ориентирования. Она рисует реальность, выражающую представления о добре и зле, о справедливости, о свойствах человеческой души, о Тайне, наполняющей мир.

Как освоить сказочный жанр

Как начинают сочинять сказки? Очень часто — из желания говорить с ребёнком на том языке, который ему интересен. Из желания рассказать ему то, что важно, так, чтобы он понял. Это потом обнаруживается, что туда вложено больше, чем казалось поначалу.

Я несколько раз начинал сочинять сказки. Сначала — когда хотел передать своим детям (каждому по очереди) своё видение жизни. Тогда я был взрослым, родителем, учителем (игровым, но всё-таки). Затем — когда младшая дочка плохо ела и нужно было организовать совместную застольную жизнь. Тогда я был собеседником, общающимся на равных. И наконец — когда мой ребёнок научил меня писать крошечные сказки. Тогда я был учеником. Все три способа (учитель, собеседник, ученик) вполне пригодны для вхождения в жанр. Но есть и много других путей, и не всегда они связаны с детьми. Каждый из нас и сам внутри ребёнок, так что имеет полное самостоятельное право на сказку.

Мы уже говорили о бесконечных возможностях выбора тем в разделе «Решение проблем». Залог таких возможностей — именно в добыче тем из окружающей повседневности. Ведь для сказки нужно совсем немного. Что-то усилить. Что-то соединить вместе такое, что обычно несоединимо. Задать себе какое-нибудь «вдруг». А потом, исходя из возникающих в результате обстоятельств, говорить о важном. Разговор на языке фантазии позволяет говорить о невидимом как о привычной реальности. То, что в жизни запрятано внутрь, в сказке становится внешним. К этому можно приглядываться и рассказывать о том, что увидел.

Можно начинать сказку с того, на что упал взгляд. С того, что вот сейчас пришло в голову. А дальше — идти вместе с ней к тому, что важно и интересно для тебя самого. Жужжит назойливая муха? Отправь её в сказку. Пусть там какой-нибудь учёный изобретёт переводное устройство, и окажется, что муха рассказывает такие интересные вещи, что все просто заслушиваются. Понял что-то важное для себя? Пусть в сказочном королевстве эта истина станет основой государственного устройства. А в соседнем — пусть торжествует нечто противоположное. Интересно, что из этого выйдет. Малыш расплакался и никак не остановится? Может быть, в каких-то сказочных краях строят специальные слезостан-ции, где сначала от льющихся слёз получают электричество, а потом высушивают их, добывая особую слёзную соль, которая очень высоко ценится, потому что... В общем, за дело!

Грамматика фантазии

В замечательной книге «Грамматика фантазии. Введение в искусство придумывания историй» итальянский писатель Джанни Родари говорит о биноме фантазии — возможности взять в качестве катализатора сказочной истории два случайных слова, не имеющих явного отношения друг к другу. Напряжение, созданное ими, располагает нас к сказочной работе. (Вспомним про девятый способ придумывания афоризмов-определений!)

Дверью в сказку может стать и отдельное слово, если мы вслушаемся в него и в те ассоциации, которые оно порождает. Располагает к сказочной работе и формулировка: «Что было бы, если бы...» (с использованием первых попавшихся подлежащего и сказуемого). Зародышем истории может послужить даже отрицательная частица «не», если её применить к слову, с которым она обычно не применяется, или другие префиксы («анти», «супер», «полу»...).

Для стимулирования творчества Родари предлагает перечень из двадцати тем, разработанный на основе исследований русского фольклориста Владимира Проппа. Это темы, которые могут (не обязательно все) фигурировать в сказке. С их помощью можно легко образовать каркас сказочного сюжета. Вот они:

1. Предписание или запрет.

2. Нарушение.

3. Вредительство или недостача.

4. Отъезд героя.

5. Задача.

6. Встреча с дарителем.

7. Волшебные дары.

8. Появление героя.

9. Сверхъестественные свойства антагониста.

10. Борьба.

11. Победа.

12. Возвращение.

13. Прибытие домой.

14. Ложный герой.

15. Трудные испытания.

16. Беда ликвидируется.

17. Узнавание героя.

18. Ложный герой изобличается.

19. Наказание антагониста.

20. Свадьба.

Каждому, кого интересует жанр сказки, я советую разыскать книгу Родари (в Интернете она тоже есть) и прочитать её для повышения квалификации, расширения эрудиции — и просто для удовольствия.

Свойства сказки

Не обращаясь к литературоведческой классификации сказок, попробуем всё-таки приглядеться к их разновидностям — или к разным их возможностям, потому что они нередко сочетаются друг с другом.

• ВОЛШЕБНАЯ сказка полна чудес. Но не сами чудеса важны в ней, а поведение героев среди них.

• РЕАЛИСТИЧЕСКАЯ сказка представляет собой историю, где почти всё как на самом деле, а необычное лишь движет сюжет и создаёт полигон для испытания сути.

• ПРИТЧА говорит намёком о вещах, о которых нелегко говорить напрямую. Эти намёки неоценимо полезны для нас, потому что помогают воспринимать важные истины без философского углубления в них.

• ИРОНИЧЕСКАЯ сказка может доводить человеческие свойства до абсурда и тем самым предельно заострять внимание к ним и к проблемам, которые они вызывают.

• ОЧЕЛОВЕЧИВАЮЩАЯ сказка уподобляет любых существ и даже любые предметы — людям. Благодаря этому человеческие ситуации переносятся в иную, экстравагантную обстановку, и мы можем разглядеть в них то, что зачастую прячется в ворохе житейских подробностей.

• СТРАШИЛКА служит не столько для возбуждения страха, сколько для преодоления его. Для осваивания тех коллизий, которые в жизни возникают крайне редко, но к ним тоже нужна какая-то подготовленность.

• ПЕРЕПЕВ, то есть сказка, написанная в связи с какой-то известной сказкой. Можно перенести её действие в другие условия, видоизменить сюжет и даже свести персонажей разных сказок воедино. Это уже совсем другая история, но использующая классический ассоциативный ряд.

Теперь взглянем на те опорные свойства, которые существенны для любой сказки.

Если не знаешь, с чего начать, можно использовать традиционное «Жили-были». Можно начать с описания героя сказки или с места действия. Но лучше начать с чего-нибудь совершенно необычного (если это описание героя или места действия, то пусть оно поразит воображение). Ведь важно зацепить читателя, удивить его и привлечь к дальнейшему чтению. Да и самому так интереснее. Так что хорошо, когда есть ЗАЦЕПКА, привлекающая внимание.

Иногда у автора уходит столько внимания на создание сказочного мира, что его описание заполняет всю сказку. Но стоит позаботиться и о том, чтобы в этом мире что-то происходило, — о ПРОИСШЕСТВИИ, о каком-то важном событии, с которого начинается развитие сюжета. Потом могут случаться и другие СОБЫТИЯ.

В сказке могут быть разные ПЕРСОНАЖИ, но среди них обычно есть ГЕРОЙ, на стороне которого симпатии автора, а значит, и читателя. Не стоит забывать об ИМЕНАХ для персонажей, об описании их ВНЕШНОСТИ, особенностей ХАРАКТЕРА и ПОВЕДЕНИЯ.

Главной движущей силой сказочного повествования обычно являются ПРИКЛЮЧЕНИЯ, то есть цепочка событий, с которыми связано поведение персонажей. Во многом от развития приключений зависит и РИТМ сказки. В целом же ритм — это чередование действий и описаний, напряжённых событий с промежуточными сценами, разговоров персонажей и авторского текста, ну и всякое другое.

Хорошо, когда в сказке много НЕОБЫЧНОГО. В приключениях для этого служит НЕОЖИДАННОСТЬ. В описаниях — наша ФАНТАЗИЯ. Необычное не даёт читателю соскучиться, тонизирует его. Да и того, кто пишет сказку, оно тоже тонизирует, не даёт впасть в монотонное русло.

Не будем забывать про ПОДРОБНОСТИ, про мелкие живописные детали, позволяющие видеть то, о чём идёт речь. Благодаря подробностям читатель входит в происходящее, а не просто знакомится с отчётом о нём. Они позволяют нам достичь ДОСТОВЕРНОСТИ, которая нужна не только реалистическому повествованию, но и сказочному. Без этого читателю трудно воспринять написанное всерьёз.

ОБРАЗЫ не только украшают повествование, но и одухотворяют его. Мы уже говорили о принципе преимущества изображения. Для сказки образ особенно важен, потому что именно на его создание работают воображение и фантазия автора. Это то, с чем читатель остаётся после завершения чтения.

Лучше, если СМЫСЛ сказки растворён в образе, а не обозначен заключительной моралью. Сказка — всегда иносказание, даже если нет ярко выраженной притчи. Ведь хотя бы зёрнышко притчи в сказке обязательно присутствует, и в этом её достоинство.

Чем меньше прямолинейности в сказке, тем лучше. И кончаться она должна не просто хронологическим завершением приключений, а какой-нибудь любопытной КОНЦОВКОЙ, желательно со своим элементом неожиданности.

Но самое главное, как и для каждого жанра, — написать сказку так, как хочется. Даже если это противоречит всем правилам сочинения сказок, которые можно найти здесь или где бы то ни было.

Сказка-крошка

Отдельно мне хочется написать об одном любимом сказочном жанре. Это сказка-крошка, или просто сказочка. В ней не больше ста слов, включая предлоги, но — как в бутоне цветка — у неё есть всё, что необходимо сказке.

Жанр сказки-крошки очень полезен тому, кто начинает пробовать себя в сказочном творчестве. Он даёт возможность испытать разнообразные направления фантазии, зафиксировать в кратком виде сюжеты, которые со временем можно развить более подробно. Даже самый небольшой образ может найти своё полноценное место в сказке-крошке.

Позже, если придёт такое желание, из сказки-крошки можно вырастить большую сказку. Для этого мы можем добавить к её краткому сюжету разные подробности, сравнения, описания, смешные реплики. К основному происшествию можно присоединить дополнительные события, к приключению — гирлянду следующих. Позже мы ещё вернёмся к разговору о выращивании как о литературном методе. Сказка-крошка — первый шаг к нему.

Со сказкой-крошкой тесно связан и ещё один способ сочинительства — выдрёмывание. О нём тоже предстоит отдельный разговор. Пока же коротко скажу о том, что замечательным состоянием для сказочного фантазирования служит зыбкое пограничное состояние между сном и явью, когда рациональное мышление ещё не вступило в свои бодрствующие права, но мы уже в силах спохватиться и записать пришедший на ум фантастический образ.

Примеры сказок-крошек — в эпиграфах к разделам. Ещё одна, вместе со сказкой побольше, — в главе «Приёмы и методы» следующего раздела (главка «Выращивание»).

Воображение с соображением

Мир сказок может показаться большим маскарадом. В некотором отношении так оно и есть. Сказки дают нам возможность примерять на себя самые различные маски. Маски персонажей, наряды поступков, декорации ситуаций... Маскарад и есть маскарад. Но сказка создаёт удивительные условия для внутренней работы, пусть она и ощущается как забава.

Примеривая ту или иную сказочную маску, мы порою ощущаем особый резонанс. Чувствуем, что именно этот персонаж чем-то важен для нас. Так происходит наше знакомство с некоторым живым существом в нашей душе, родственным этому персонажу. Мы знакомимся, как скажут психологи, с одной из своих субличностей.

С помощью фантастических масок мы примериваем на себя символические изображения реальных человеческих свойств. Закрепляем свои положительные свойства, когда внутренне сочувствуем герою-победителю. Немного отстраняемся от тех качеств, изображение которых вызывает у нас напряжённость. В любом случае мы осуществляем работу по остранению, позволяющую отделять наше центральное внутреннее «я» от различных индивидуальных свойств.

Сказочный маскарад помогает увидеть те настоящие вещи, которые остаются настоящими при любом маскараде.

В нашем внутреннем мире, как и в мире сказочном, живут Смелость и Трусость, Жадность и Щедрость, Мелочность и Великодушие, Вера и Рационализм и множество других персонажей. Сказочная игра учит нас замечать их как персонажей, помогает нам освоиться среди них и управляться с ними.

Если я воспринимаю себя как труса, мне остаётся пожать плечами и сказать: да, вот он я, я трус, и всё тут. Если я воспринимаю трусость как персонаж своего внутреннего мира, один из многих, происходит освобождающее разотождествление. Теперь я могу попытаться управиться с ней. Сказка может положить начало освобождению, поддержать меня в моих усилиях.

Ориентируясь во внутреннем мире с помощью сказочного, я могу не только искать управу на тех внутренних жителей, которые меня озаботили, но и поощрять тех, которые ближе к центру моего подлинного «я». Сказка помогает нам искать свой идеал и держаться его — хотя бы внутренне. А без внутренней верности идеалу невозможно и внешнее служение ему.

Верх и низ

С помощью вестибулярного аппарата человек способен даже с закрытыми глазами понять, где верх и где низ. За счёт строения своего тела он знает, что такое впереди сзади, справа и слева.

Есть у нас и возможность ощущать — с помощью особого «нравственного вестибулярного аппарата», — где верх и где низ в духовном измерении мира. Другое дело, насколько каждый конкретный человек считается с этими ощущениями, насколько развита у него такая способность. Её необходимо совершенствовать, если мы не хотим жить вверх тормашками, полностью или частично.

Поэтому важнейшим качеством мира сказки является его гравитационная сила, позволяющая определить, где верх и где низ.

Нам важно встречаться с добром и злом в чистом виде. В жизни — среди множества полутонов — это происходит не так уж часто. Трудно ориентироваться среди наших бесчисленных относительных оговорок и среди противоположных мнений об одном и том же. Сказка позволяет ощутить чистоту этических красок.

Существуют и чёрные сказки, и сказки «с чернинкой». От этих сказок страшно. Они страшны не злобными воплями вурдалаков, не отрубленными головами, чёрной магией, ожившими трупами. К бутафории такого типа быстро привыкаешь. Всё это лишь раздражает одних и щекочет нервы другим. Но страшен тот эмоциональный нравственный хаос, то разрушение этической гравитации, к которому чёрные (или тёмные, или даже всего лишь серые) сказки располагают человеческую душу. Страшно привыкание к тёмным ситуациям, к дозволенности всего. Различение верха и низа способствует ориентации. Вихри хаоса, раскручивающие воображение во все стороны, эту ориентацию разрушают.

Для того чтобы мы могли получить от сказки то, что она способна нам дать, необходимо доверие к ней. Серьёзное отношение к тем несомненным реальностям, которые присутствуют в неправдоподобных сказочных обстоятельствах. Тогда сказка начнёт помогать нам — и ребёнку, и взрослому — видеть чудеса этого мира. Ощущать Тайну, которой наполнена наша жизнь. Через образы воспринимать смысл, заложенный в эту жизнь.

В духовных переживаниях, как и в сказке, многие идеалы открываются нам по вере нашей. Сказка часто оказывается побуждением к таким открытиям, в этом её глубина и значение. Она побуждает нас к постижению мира через парадоксальное и невозможное. Мы говорим «как в сказке» о том, что приближает нас к немыслимому идеалу, к невероятному переживанию. О реальности высшего уровня. О сверхреальности.

Получается, что та наивная доверчивость, которую ждёт от нас сказка и без которой она не может существовать, — крайне важное для нас свойство. Сказка располагает заглядывать дальше привычных мелочей обихода, дальше бытовых и житейских обстоятельств. Внимание к малому миру, созданному в сказке, возбуждает внимание к замыслу большого мира, устроенного словом Божьим. Сказочные тайны напоминают нам о той великой Тайне, в которой осуществляется наше бытие.

Сказка может быть полётом к Чуду. Но может быть погружением в грех и страх. Поэтому нельзя идеализировать народные сказки. В них аккумулирован не только положительный духовный опыт, но и отрицательный. То же можно сказать о профессиональных сказках коммерческой литературы.

Светлая сказка — это сказка-вверх, помогающая нам стремиться душой к идеалу, становиться ближе Богу.

Тёмная сказка — это сказка-вниз, побуждающая отгородиться от Бога. Спрятаться, как прятались когда-то Адам и Ева, преступившие заповедь.

Есть и сказка-посредине: сочувствие непростому человеческому выбору, соучастие в нём, поддержка в ориентировании среди запутанных коллизий.

Христианству, внимательному к Тайне, Чуду и Замыслу, к детскому состоянию души, необходима светлая и созидающая сказка как способ восприятия мира. Ведь одна из главных особенностей христианства связана с противопоставлением видимой реальности и её невидимого источника. «Вера же есть осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом» (Евр. 11.1). И ещё: «Верою познаём, что веки устроены словом Божиим, так что из невидимого произошло видимое» (Евр. 11.3).

Недаром Христос говорил притчами — сказками, раскрывающими духовную суть явлений. Он и действовал притчами. Ведь чудо — это осуществлённая сказка. Осуществлённая Тем, Кто имеет власть над всей реальностью, видимой и невидимой.

Чудо, притча, сказка — это пробуждающий вызов. Вызов и нашей вере, и нашему поведению. Наши человеческие чудеса и сказки лежат в земном измерении. И это немало. Но мы ещё носим в себе волшебную способность стать свидетелями иных чудес, идущих сверху. Узнать Чудо, откликнуться на него, открыться ему — значит участвовать в соединении видимого мира с невидимым, в осуществлении Замысла, превышающего и нашу повседневную реальность, и даже сказочную.

Рассказ: самый жизненным жанр

Рассказ — пристрастное изложение факта.

Анатолий Тасминский, современный автор

Если мы не будем ничего друг другу рассказывать, жизнь остановится. Или, по крайней мере, станет скучной и плоской.

Людям необходим эмоционально-информационный обмен, чтобы оставаться человечеством. А лучшие достижения рассказывательного общения сохраняет литература. Чтобы не пересказывать кое-как, а перечитывать в лучшем виде.

От устного рассказа к письменному

Может быть, это наиболее естественный писательский жанр. И даже не обязательно писательский. Просто человеческий. Ведь каждый из нас то и дело становится участником (или хотя бы наблюдателем) какого-нибудь происшествия. Не обязательно крупного: в маленьком событии тоже можно заметить немало интересного. Всем нам свойственно повествовать друг другу о том, что мы видели, в чём участвовали, или даже пересказывать то, о чём нам самим кто-то поведал.

Вроде бы общеизвестно, что не каждый, кто рассказывает, умеет написать рассказ. Мол, одному дано, а другому нет. Думаю, точнее было бы сказать так: не каждый, кто рассказывает устно, считает нужным научиться рассказывать письменно. И здесь мы возвращаемся к тому, о чём говорили в разделе «Зачем человеку писать». Вопрос не в способностях, а в отношении к письменному слову и к себе самому.

Тому же, кто сомневается именно в своих способностях, можно посоветовать одно: стоит попробовать. И ещё раз попробовать, и ещё. А потом стараться делать это всё лучше и лучше.

Одна из взрослых участниц литературной студии, которую я веду, поделилась опытом эффективного перехода от устной речи к письменной. Её сын-школьник должен был написать сочинение о том, как провёл лето. Он совершенно не представлял, как за это взяться. Тогда она попросила его просто рассказать о самых интересных моментах — и включила магнитофон. Рассказывал сын с большим аппетитом, а потом — по магнитофонной записи — сам прекрасно написал сочинение. Может быть, имеет смысл опробовать такой метод на самом себе?..

Когда мы переходим от устного повествования к письменному, возникает неожиданный результат. Вот мы описали небольшой случай, эпизод. Но в этом одном случае может сосредоточиться целая судьба. В одном эпизоде отражается вся окружающая жизнь. Рассказ — это и есть жизнь в эпизоде. Отражается не только окружающая жизнь, но и собственная жизнь автора. В способе рассказывания чувствуется наше отношение к миру, к другим людям. Каждая фраза передаёт наши вкусы, наши представления, а порою и фантазии.

Для рассказа важнее всего твоё отношение к нему, авторская отправная точка. Или, чтобы в очередной раз использовать мнемонику, отправная КоЧКа: КОМУ, ЧТО и КАК мы рассказываем.

КОМУ! — Воображаемый (или ощущаемый интуитивно) адресат нашего повествования во многом определяет тональность изложения. Ведь совершенно по-разному будешь рассказывать ребёнку или взрослому, человеку образованному или не очень, соотечественнику или гражданину мира, не сведущему в особенностях нашего национального колорита.

ЧТО! — Одна тема потребует совсем другой стилистики, чем другая. Описывая забавные приключения щенка, отбежавшего слишком далеко от знакомого места, придётся использовать один набор слов и образов, а пускаясь в историческую тему — совсем другой.

КАК! — Даже когда уже определился с «К» и «Ч», в твоём распоряжении всё равно остаётся богатый спектр возможностей. Какую выбрать интонацию, каков будет ритм рассказа, с чего его начать и чем закончить...

Портрет происшествия

Упрощённо говоря, рассказ — это описание происшествия (или цепочки происшествий). Он отличается от описания большого куска жизни (которое обычно называют повестью) или от описания целой жизни (которое обычно называют романом). В качестве литературного эксперимента можно попытаться обойтись в рассказе без происшествия, но к этому должны быть какие-то особые причины. И в литературе, и в жизни обычно всё-таки что-то произошло, раз взялся об этом рассказывать.

Так же, как повесть или роман, рассказ способен свидетельствовать о целой человеческой жизни, о судьбах своих персонажей. Чем пристальнее мы вглядываемся в происходящее, тем лучше видим нити, которые привели к нему, и нити, которые от него расходятся. В этом главный интерес и смысл рассказа как жанра.

Рассказ — это случай, собирающий жизнь в фокус. Через описанное событие проявляются характеры, особенности и подробности существования именно в этом месте, в этих земных условиях. Поэтому имеет смысл, по крайней мере на первых порах, выбирать темы из той жизни, которая хорошо тебе знакома. Дело даже не в тех неминуемых неточностях, которые неизбежны при обращении к малознакомым обстоятельствам (и будут хорошо заметны тому, кто знаком с ними лучше). Пытаясь в какой-то степени искусственно воспроизвести реально существующую жизнь, легче сфальшивить и в том, что касается её смыслового наполнения. Когда пишешь о том, что хорошо знакомо и входит в круг твоих глубинных переживаний, это само по себе даёт большие преимущества. Ты рисуешь портрет события собой, своим жизненным опытом, своими чувствами, своим отношением к происходящему.

Другое дело, когда происшествие, представленное в рассказе, является лишь носителем некоторой идеи, которую автор стремится показать, а не просто высказать. Тогда суть происходящего, его внутренний смысл, наполняет собой рассказ и внешние реалии отступают на второй план. Тогда повествование приобретает достаточно притчевый характер и читателя гораздо меньше волнует, насколько детали соответствуют конкретной земной действительности. Это тоже портрет, но более оторванный от натуры. Образ, который становится важнее прообраза.

Свойства рассказа

Попробуем взглянуть на опорные свойства рассказа, как это было сделано для сказки. Что-то совпадёт, что-то будет по-другому. Но сначала — о трёх главных заботах рассказчика.

Первая забота — О ЖИВОПИСНОСТИ. Принцип преимущества изображения подсказывает нам, что всё, о чём мы повествуем, лучше показывать, чем проговаривать.

Вторая забота — О САМОБЫТНОСТИ. Каждый герой, каждый персонаж и даже, пожалуй, каждый предмет должны обладать своими индивидуальными особенностями.

Третья забота — О ВЫРАЗИТЕЛЬНОСТИ. Необходимо позаботиться о вкусе и звучании каждой фразы, если мы хотим, чтобы весь рассказ читался с аппетитом.

ЗАЦЕПКА полезна для рассказа не меньше, чем для сказки, хотя крючки и наживки будут другими. В эпоху информационного взрыва у читателя всё меньше времени на то, чтобы решить: читать дальше или переключиться на что-нибудь другое. Почему я должен это читать? — задаёт он себе вопрос. За это небольшое время автор и должен зацепить его внимание. Самой первой, предварительной зацепкой служит название рассказа. А потом: первая фраза, первый абзац, первая страница...

ПРОИСШЕСТВИЕ является основой рассказа. Оно может быть незначительным, может оказаться лишь поводом для того, чтобы поведать о каком-то выразительном и колоритном характере. Бывает и наоборот: само происшествие становится «героем» рассказа, а участвующие в нём люди останутся лишь персонажами, подчёркивающими его значительность и своеобразие. Кроме исходного происшествия в рассказе могут происходить и другие события, определяющие его сюжет. Особый интерес для читателя представляют события-приключения, то есть цепочка энергично меняющихся событий.

ДОСТОВЕРНОСТЬ для рассказа — жизненно необходимое свойство. Если в сказке она как бы компенсирует заведомую фантастичность истории, то в рассказе она служит для утверждения жанра в его основных правах. Нужна и внешняя достоверность (убедительность описанных фактов), и достоверность внутренняя (эмоциональная убедительность авторской интонации, психологии персонажей). И уж тем более не должно быть логических нестыковок, которые могут подорвать серьёзность читательского восприятия.

ГЕРОИ в рассказе бывает не всегда. Иногда его роль достаётся автору, оказавшемуся в центре событий. Или, как было сказано, самому событию. Но чаще всего герой в рассказе есть — и роль его значительна. Даже не для сюжета, но для читателя, которому необходима возможность ставить себя на его место, переживать за него. Если ярко выраженный главный герой отсутствует, читатель постарается прилепиться к одному из персонажей, потому что ему нужно с кем-то себя отождествлять для полноценности впечатлений.

МЫСЛЬ автора в том или ином виде всегда присутствует в рассказе, и не обязательно её формулировать в явном виде. Моральный вывод (как в басне) не украшает рассказ и навевает ученическую скукоту. Но присутствие внутреннего смысла и авторского отношения к происходящему вполне естественно — и для нас, и для читателя. Не обязательно придумывать свою «главную мысль» заранее. Часто сам начинаешь понимать её, только когда заканчиваешь писать. Важнее позаботиться о том, чтобы было ради чего рассказывать. Чтобы в рассказе были те искры главного, которые делают осмысленными саму нашу жизнь.

ДУХОВНОСТЬ — понятие, без которого не обойтись. Верх и низ существуют не только в сказке, и понимание духовной реальности имеет огромное значение для всего написанного. Но даже если человеческие и писательские намерения автора направлены вверх, это не гарантирует заведомо успешный результат. Ведь надо ещё научиться писать хорошо — лучше, чем те, кто не брезгует тянуть читателя вниз, разжигая в нём примитивные свойства человеческой натуры.

ПОДРОБНОСТИ делают всякое описание ощутимым, видимым, реальным. Они создают эффект присутствия, участия в происходящем. Кроме того, с помощью разнообразных деталей автор снабжает читателя той информацией, которая необходима по сюжету. Порою такая информация может представлять и самостоятельный интерес, способствуя расширению читательского кругозора (если авторская эрудиция сочетается с увлекательностью повествования).

РИТМ нужен рассказу, как и любому произведению. Если в нём много отдельных сцен, они могут чередоваться по-разному. И в виде последовательного изложения событий, и с забеганием вперёд, и с отступлением назад, и даже в таком замысловатом виде, что читателю приходится поломать голову. Лишь бы не было скучно. В создании ритма (особенно если сюжет достаточно прост) участвуют и диалоги, и авторские отступления, и другие структурные элементы рассказа. Не забудем, что ритм прозы (а не только поэзии) имеет музыкальный характер. Поэтому полезно сначала самому услышать мелодию рассказа. Тогда останется только «исполнить» её с помощью слов.

ДИАЛОГ очень оживляет прозу и заслуживает всяческого внимания как изобразительное средство. Ведь каждый персонаж может говорить по-своему. С помощью особенностей речи можно показать черты характера, отношение к жизни, к происходящему в рассказе. Через разговор можно описать и какое-то событие — вместе с его восприятием разными персонажами.

ОБРАЗЫ в рассказе могут казаться менее обязательными, чем в сказке, а уж тем более в стихах. Но достаточно живописное изображение само по себе становится образом. Эпитеты, сравнения, метафоры — именно они в первую очередь делают прозу художественной. А если рассказ в целом работает на возникновение некоторой ключевой метафоры (или ключевая метафора работает на него), воздействие на читателя будет глубоким и долговременным.

НЕОЖИДАННОСТЬ в рассказе должна быть оправдана либо предыдущим изложением, либо последующим размышлением, а не просто сфантазирована, как в сказке. Но и здесь она на пользу, побуждая к вниманию, к переживанию, к осмыслению. С точки зрения сюжета это превращение маловероятного или даже невероятного — в случившееся. Но неожиданность может быть также композиционной, психологической или образной.

ИНТОНАЦИЯ как стилистическая тональность всего рассказа задаёт его общий настрой, и здесь прежде всего чувствуется личный подход автора. Но вместе с тем свои нотки могут быть у каждого из персонажей, с особой эмоциональной окраской может быть рассказана та или иная сцена. Уметь сохранять свой голос, варьируя ролевые и ситуационные интонации, — в этом и состоит собственный стиль, который постепенно вырабатывает автор.

ПЕЙЗАЖ может быть и просто описанием места действия, и средством выражения внутреннего настроения. Он может нести в себе ощущение гармонии, поэзии, даже духовного начала жизни. Может быть отражением миросозерцания автора или персонажа. Осваивая разнообразные способы применения пейзажа, автор не рискует их исчерпать. Правда, можно исчерпать возможности читателя быть внимательным к многочисленным описаниям пейзажа. Так что лучше не перегибать палку.

ЮМОР (добавим сюда же иронию, сатиру, парадокс) — этот тот витамин прозы, без которого трудно завоевать читателя. Это умение взглянуть на серьёзные вещи немного со стороны. Юмор создаёт свои неожиданности, играет с нелепостями до тех пор, пока из них не проступает смысл, изменяет привычные масштабы и ракурсы восприятия. Юмор выводит из плоскости боли и страдания, высвобождает из тех цепей, которыми реальность пытается закабалить нас. Юмор философичен, он служит пониманию и примирению. Он озадачивает — и помогает преодолеть эту озадаченность.

КОММЕНТАРИИ автора, отодвигающего на время своё амплуа рассказчика, работают на пользу рассказу, если не превращаются в чрезмерный балласт. Попутные замечания, личные суждения, детали собственной жизни, даже небольшие эссе-отступления — всё это тонкий материал, который должен обогащать повествование, а не отягощать его.

КОНЦОВКА — это не просто конец рассказа, а особое добавление к нему, вносящее какую-то дополнительную ноту. С помощью концовки рассказ становится более запоминающимся, более сфокусированным. Классическим видом концовки является ЭПИЛОГ, но его чаще применяют в повести и романе. Кроме того, «классический» вовсе не значит наилучший.

Не стоит думать, будто всё, о чём здесь говорится, всенепременно нужно пускать в ход. Будто необходимо по пунктам проверять, каждое ли из перечисленных свойств на месте. Овладеть искусством строить эффектные сюжеты, придумывать интригующие зацепки и неожиданные концовки — не самое главное. Куда существеннее умение удивиться и передать людям это удивление. Куда важнее своя интонация, чем установленные кем-то правила. Твой рассказ тем лучше, чем больше ты умеешь оставаться собой в письменной речи.

Опора правды на воображение

Можно по-разному представлять себе литературное творчество. Или романтично, с полётами вдохновения, звёздными дождями воображения, — и тогда уж, конечно, в писательском арсенале будут одни лишь волшебные палочки. Или практично, по-деловому, — и тогда вдохновение превращается в правильно поставленное дыхание, воображение — в вымысел, а волшебные палочки становятся рубанками и свёрлами. Но и романтику приходится быть мастеровитым, и деловитому практику стоит уважать тайну фантазии и магию слова.

В любом случае полезно понять, каким образом происходит переход от того, что случается в жизни, к письменному тексту, который называют рассказом. Что можно сделать для получения качественного результата и чего нельзя.

Никто не может написать о событии точно так, как всё происходило. Для этого понадобилось бы заполнить многие тома бесчисленным количеством протокольной информации с разнообразными уточнениями, с перечислением фактов и фактиков. Всегда пишешь лишь о немногом, по-своему выбирая его из всего остального. Это всегда твоё описание, в котором участвуют твоё понимание происходящего, твоя наблюдательность и... твоё воображение. Да, воображение необходимо, например, тогда, когда пишешь о ком-то: «Он подумал, что...» Или ещё отважнее: «Она почувствовала...» Да и многое другое автор придумывает, потому что выдумка порою оказывается точнее, достовернее простого отражения жизни.

И рассказ, и сказка, и любое другое сказание, прозаическое или стихотворное, тем лучше, чем оно правдивее. Но правдивость состоит не в старательном перечислении фактических подробностей, которое физически неосуществимо, а в искренности автора, в честном стремлении к пониманию жизни. Если я вижу, знаю, понимаю, представляю или воображаю что-то и пишу об этом искренне — это уже половина дела. Вторая половина — в том, чтобы сделать это убедительно для читателя. Чтобы он мог достаточно ярко увидеть, понять или вообразить описанное. Чтобы жизненный опыт автора, его мысль и его фантазия были достойны читательской веры (отсюда и слово «достоверность»).

Если же говорить именно о рассказе, он всегда начинается с авторского жизненного опыта, даже если полностью придуман. Соответствие твоему личному опыту делает правдивым то, о чём рассказываешь, хотя оно всегда опирается на воображение, даже если описан абсолютно реальный случай. От внутренней правды автора к убедительности для читателя — вот .художественный путь рассказа.

Рассказик

Чтобы начинающему писателю легче было пробовать свои силы, я бы посоветовал наряду с обычным жанром рассказа обратить внимание на дополнительный жанр, который можно назвать РАССКАЗИК. Небольшой по объёму, сосредоточенный на каком-нибудь крошечном жизненном эпизоде, рассказик позволит испытать разные свойства рассказа по отдельности, чтобы постепенно научиться сводить их воедино.

Объём рассказика можно оценить в 200 — 400 слов (одна-две машинописные страницы). Вполне достаточно для того, чтобы рассказать небольшую историю, сделав упор на те свойства рассказа (или даже на то единственное свойство), которые собираешься применить. Это не означает, что остальные стороны совершенно не важны. Вопрос только в сосредоточенности внимания на выбранных особенностях.

Рассказик снимет то напряжение, которое возникает, если берёшься сочинять рассказ. Здесь всего лишь записываешь небольшой случай, реальный или придуманный. А раз уж всё равно тренируешься, можно попробовать, например, побольше пользоваться диалогом. Или использовать неожиданность. Или уделить внимание созданию образа...

Если рассказик, получившийся в результате, не очень удачен, можно считать его просто наброском и оставить в таком виде, как художник сохраняет набросок будущей картины. А можно вырастить рассказик до рассказа. Расширить сюжет, пополнить его событиями, подробностями, комментариями, отступлениями и чем ещё захочется — и вот уже у нас «настоящий» большой рассказ. Хотя и рассказики вполне могут быть настоящими.

Вот один из возможных примеров рассказика. Или это эссе-рассказ из перечня разновидностей эссе?

Сами поражаемся

Если бы не крепкий отцовский чай, совсем было бы худо.

Почему со мной все это приключилось? За что? - как говорится.

- Ты меня слушаешь?.. Чувствую, снова начать придется. В детдоме беззубовском, говорю, куда мы с твоей матерью сразу после войны работать приехали, была у нас кладовка. Небольшая комнатка такая, с крошечным окошком, в которое, казалось, и кошка не заберётся. Дверь всегда была на замке. И вот однажды отпираю я дверь, вхожу в кладовку, ищу, что мне надо, и вдруг чувствую - что-то не так. Туда поглядел, сюда поглядел. Замечаю: куча тряпок в углу колышется. Откидываю тряпки, а под ними наш Булатик, маленький щуплый татарчонок. Просочился, значит, невероятным образом сквозь окошечко, а обратно вылезти то ли не успел, то ли не получилось.

Сидит и подрагивает от страха. Вообразил я, как он, вихляясь, в окошечко протискивается, - смех разбирает. Но я все же брови насупил и говорю: «Ты как сюда попал?» А он видит, что я на самом деле не сержусь, облегченно улыбается и нос морщит: «Сами поразаемся, Гаврила Яковлевиц!..» Не соображу только, к чему я об этом вспомнил... Ладно, расскажи-ка лучше, как же ты во всю эту историю влип.

И, представив себе то долгое невозвратное время, когда я лез, вихляясь и упорствуя, в непролазное окошечко своей ловушки, я невольно улыбаюсь и развожу руками:

- Сами поражаемся...

Чем стихи отличаются от прозы

Стихи — это речь, в которой, строки живут и своей жизнью, и общей

Прежде чем перейти от прозаических жанров к стихотворным, стоит как следует оглядеться на этой границе. Чем стихи отличаются от прозы? Что у них общего?

Нет, лучше сказать по-другому: Прежде чем перейти от прозаических жанров к стихотворным, стоит как следует оглядеться на этой границе. Чем стихи отличаются от прозы? Что у них общего?

Присмотримся: чем отличается первый абзац этой главы (будем называть его прозой) от того же текста, выстроенного в столбик (назовём его стихотворением)? Правильно, разбиением на короткие строки. Но это разбиение имеет свои последствия. После разбиения текст читается по-другому.

Во-первых, каждая строка имеет некоторое самостоятельное звучание. Теперь она сама по себе останавливает внимание. Из-за этого в ней становится заметно и самостоятельное значение. Каждое слово, перейдя из большого словесного коллектива (абзаца) в маленькую такую компанию (строку), приосанилось, расцвело и тоже зазвучало иначе, чем в прозаическом тексте.

Если мы разобьём абзац на строки по-другому, иначе будет читаться полученное стихотворение. Например, можно сделать его более деловым, ближе к прозаическому варианту:

Прежде чем перейти от прозаических жанров к стихотворным, стоит как следует оглядеться на этой границе. Чем стихи отличаются от прозы? Что у них общего?

Но и в таком виде это уже стихи, где каждая строка имеет свой смысл и свой ритм.

Можно сделать стихотворение боле авангардным:

Прежде чем перейти от прозаических жанров к стихотворным, стоит как следует оглядеться на этой границе. Чем стихи отличаются от про- зы? Что У них общего?

Совершенно другая музыка, другие акценты. Не только по форме, но и в смысловом отношении это другое стихотворение. Экстравагантные разрывы строк, создающие неожиданные паузы, тормошат читателя, заставляют его всмотреться в каждую строку, опробовать её на вкус и признать в конце концов, что — да, эти стихи отличаются от прозы, состоящей из тех же слов!

Можно считать, что кроме точек, запятых и других знаков препинания в языке есть ещё один особый знак, очень сильный. Ведь именно он отличает стихи от прозы.

Этот знак — разделение текста на строки.

Греческое слово «стихос», как русское «стих», означает именно одну строку (хотя «стих» и применяют порою в смысле «стихотворение», да и в других смыслах тоже). Так что «стихи» — это просто «строки», то есть разбитый на них текст.

Пока мы не делим специально нашу речь на строки, не пользуемся этим особым знаком препинания, она остаётся прозаической. А если пишем (или произносим вслух) графически или интонационно определённые строки, это уже стихи.

Существуют и другие привычные признаки стихов. Например, рифмы. Но это не обязательный признак. Рифмы используются в поэзии не всегда (а когда используются, то часто подчёркивают именно разделение на строки). Нередко стихи подчиняются определённой схеме чередования ударных и безударных слогов (стихотворному размеру), но и это не обязательное условие. Стихи — это более образная речь, но образной может быть и проза. Есть и другие свойственные поэзии приёмы, но ни один из них не является обязательным её свойством.

Конечно, чтобы стихи стали настоящим поэтическим произведением, нужно позаботиться ещё кое о чём, кроме разбиения на строки. Можно отказаться от стихотворного размера, но не от ритма, не от внутренней музыки, наполняющей стихотворение и ведущей его от строки к строке. Здесь нет твёрдых правил, но необходимо постоянно прислушиваться к тому, что получается. Поэтической речи больше свойственно использование метафор, сравнений, живописных изображений. Чем необычнее картинка, чем неожиданнее сравнение, тем интереснее стихи.

Свой ритм, своё музыкальное звучание нужны и прозе. В прозаическом произведении тоже используются образы, метафоры и живописные сравнения. Но поэзия нуждается в этом острее.

Поэтический жанр, в котором наиболее заметным приёмом остаётся разбиение текста на строки, называется ВЕРЛИБР — или СВОБОДНЫЙ СТИХ. В некоторых случаях, особенно когда мы имеем дело с древними произведениями, и само разделение на строки является интонационным, а не физическим, но оно достаточно хорошо выражено. Тогда и здесь мы можем (с учётом других особенностей поэтической речи) говорить о свободном стихе.

Свободный стих — это замечательный поэтический жанр, вполне равноправный с другими. Некоторые знаменитые поэты всю жизнь писали только верлибры. У каждого народа поэзия начиналась обычно как раз со свободных стихов.

Переход от прозы к стихам — это прежде всего повышение внимания к тексту. В стихах происходит усиление ритмических и музыкальных особенностей, образности, выразительности на уровне слова. Но есть и другие различия. Проза лепится из жизни, реальной или фантазийной. Поэзия кристаллизуется из её восприятия, из переживаний, относящихся к реальным или фантастическим впечатлениям. Проза больше тяготеет к подробностям, поэзия — к их обобщению и символизации.

Прозе свойственна своя поэтичность — и музыкальная, и живописная, и духовная. Стихи порою бывают прозаичны — как стилистически, так и по мировосприятию. Да и общего между прозой и стихами гораздо больше, чем различий. И в том и в другом случае письменной речи свойственны вкус слова, метафоричность, внимание к внешнему и внутреннему миру, к детали, но вместе с тем обобщение и символичность, размышление и осмысление.

Чтобы как следует ощутить различие и общность прозы и поэзии, полезно не только попробовать себя в обеих областях, но поэкспериментировать с переходом от стихов к прозе и наоборот. Например, написать эссе по мотивам стихотворения или стихотворение по мотивам эссе. Попробовать одну и ту же тему раскрыть с помощью рассказа и с помощью верлибра. Сочинить сказку в прозе и переделать её в стихотворный вид.

Поэту надо чувствовать прозу. Прозаику надо чувствовать возможности стихотворной речи. Может быть, лучше всего и не замыкаться навсегда в одной из этих категорий.

Свободное трёхстишие

Трёхстишие выступает здесь в двойной роли. Само по себе — и как представитель жанра верлибра. О верлибре можно поговорить отдельно, но сейчас сосредоточим внимание именно на трёхстишии. В нём выражены, мне кажется, самые главные особенности верлибра: его свободное дыхание, углублённость в образ и в музыку речи.

          *** Письма в три строчки. Неторопливые, как дорожный разговор. Короткие, как удивление мотылька.

Самые небольшие стихи

Может показаться, что трёх строк вроде бы маловато для полноценного стихотворения. А сколько достаточно?.. Чтобы сориентироваться, сначала оглядим в целом самые малые стихотворные формы.

Благодаря разбиению речи на строки поэзия обретает особый ритм. Вернее, сочетание двух ритмов. Один из них — это внутренний ритм, наполняющий каждую отдельную строку. Второй — ритм внешний, связывающий строки в стихотворение. Чем меньше стихотворение, тем значительнее роль этих ритмов.

В одностишии действует только внутренний ритм. Это ритм фразы, но он гораздо весомее прозаического из-за того, что внимание сосредоточено на этой единственной фразе и на том, что происходит внутри неё. Здесь нет углублённости в мысль, свойственной афоризму. Чаще здесь вздох метафоры, или смещающий смыслы вызов, или иронический хохоток, или ещё что-то такое. Или всего понемногу. Впрочем, одностишие — жанр эксцентрический и редкий.

Двустишие и четверостишие — в силу парности строк — тяготеют к звуковым и смысловым перекличкам. В них чаще всего используются рифма и размер, благодаря которым стихи становятся более звучными, хотя при этом несколько затрудняется передача тонких оттенков.

О рифмованных двустишиях и четверостишиях мы поговорим в следующей главе. Что касается верлибров в две или четыре строки, они могут быть очень интересными, но чётность строк придаёт им некоторую интонационную неустойчивость. Словно что-то лишнее или чего-то нужного не хватает. Используя достаточно прозаическую аналогию, можно вспомнить, что табурет на трёх ножках устойчивее, чем на четырёх.

С пятистишия, наверное, начинается область «больших» стихотворений. Особняком остаётся трёхстишие.

История вчерашняя и завтрашняя

Трёхстишие — может быть, самая выразительная разновидность свободного стиха.

Трёх строчек вполне достаточно, чтобы передать искреннее переживание или настроение, образ или поэтическую мысль. Краткость трёхстишия придаёт особую цену каждой фразе, каждому слову. И вместе с тем здесь уже проявляются все достоинства верлибра.

По сравнению со свободным трёхстишием, гораздо известнее другой жанр трёхстишия — японское хокку. Это первая ассоциация начитанного человека, когда речь заходит о трёхстишии, что вполне нормально. Но не стоит ею ограничиваться.

Хокку (или хайку) — старинный жанр японской поэзии. Его форма и содержание должны соответствовать многим традиционным требованиям, начиная со строгого соблюдения числа слогов в каждой строке. Так что это не верлибр, хотя нередко и становится им в русском переводе. Жанр хокку породил интерес к трёхстишию во многих странах, в том числе и в России. Но писать на русском языке именно хокку — всё равно что есть палочками варёную картошку с солёными огурцами.

Тот, кто заинтересуется именно жанром японского хокку, узнает о многих любопытных особенностях этого жанра. Хокку и хайку окажутся разными видами трёхстиший (а есть ещё и сенрю). Да и сами эти трёхстишия японцы часто пишут в виде одностишия. А с помощью особого разделительного слова хокку разбивается на две части-фразы. Свою роль играет традиционное сезонное слово. Используются сопоставление двух объектов, эффекты незаконченности — смысловой, грамматической, синтаксической. Зато почти не используются метафоры, эпитеты, сравнения. Предметная объективность сочетается с искусством тонкого намёка, подразумевающего общность понимания.

Как бы мы ни старались следовать всем условиям жанра хокку, мы никогда не сумеем в точности воспроизвести особенности японского стихосложения. Но даже если бы сумели, надо ещё понять, зачем это нужно. Одно дело — перевод японских трёхстиший на русский. Это профессиональная проблема, многое зависит от таланта и квалификации переводчика. Другое дело — традиция подражания японским трёхстишиям, у которой своя история в каждой конкретной литературе.

Русский язык и русская поэзия обладают своими богатыми возможностями. По-русски можно сочинять интереснейшие трёхстишия, и они вовсе не обязаны подражать японским.

Мне кажется, что со временем в странах, где именно хокку исторически пробудило интерес к трёхстишию, этот жанр постепенно будет впитан национальной литературой. В нём произойдут изменения, связанные с местными языковыми и культурными особенностями. Большое значение приобретают личность и вкус каждого поэта, который развивает это направление.

Возможности трёхстишия

Поговорим о некоторых из огромных возможностей свободного русскоязычного трёхстишия. Примеры я позволю себе взять из собственной поэтической практики. Они не претендуют на то, чтобы быть образцами. Их задача — всего лишь проиллюстрировать размышления о жанре с авторской точки зрения.

• Ритмическая цельность.

Трёхстишие — это три ритмические волны, наплывающие одна на другую и создающие уникальный музыкально-смысловой мир. Мир, в котором встречаются — сливаясь или противоборствуя — переживания, понимания, догадки, порождая развитие темы. Свой внутренний ритм наполняет каждую отдельную строку. Но есть и общий ритм, связывающий три строки вместе. Можно быть внимательным и к тому и к другому. Или — просто понадеяться на свой слух, произнося отдельную строчку, а потом всё трёхстишие. Если не получается выговаривать, выпевать его со вкусом, значит, что-то не так, что-то надо поправить.

     * * * Снег пахнет тоньше, чем белая роза, и лепестки у него нежнее.

• Парадоксальность.

Событие, воссозданное тремя стихотворными строками, чаще всего таит в себе парадокс. Иногда смысловой, иногда эмоциональный, иногда интонационный. В чём тут дело? Может быть, в тонком равновесии между необходимостью выразить переживаемое — и почти невозможностью это сделать... Поэтому именно внутренний парадокс зачастую становится движущей силой трёхстишия. И создаёт ту неожиданность, которая нужна всякому литературному произведению.

               * * * Как пролетает наше время, когда мы летим сквозь него, не чувствуя дыхания вечности...

• Усиление значительности.

Трёхстишие словно само помогает автору. Даже если каждая из строк является самой простой фразой, в трёхстишии они наполняются добавочным смыслом, дают возможность читателю увидеть и понять что-то своё.

          * * * Они так деловиты — бездомные собаки с тоскующим взглядом...

• Роль заглавия.

В трёхстишии можно использовать ещё одну строку, четвёртую, — это заглавие. Оно придаёт трёхстишию дополнительное измерение и позволяет достигать самых разнообразных эффектов. Вплоть до того, что заглавие само может оказаться дополнительным трёхстишием.

Трёхстишие о маленьком плюшевом котёнке, который в год Тигра неожиданно свалился на нас со шкафа и сам оказался полосатым тигром Две-три полоски, и вот совсем по-другому берём его в руки, совсем по-другому говорим о нём.

• Затаённые рифмы.

Как и в любом верлибре, рифмы в трёхстишии не обязательны. Но в то же время никто не запрещает их использовать, и порою они могут по-своему оживить стихотворение. Правда, это скорее будут рифмы не на концах строк (более естественные для двустиший и четверостиший), а в начале или в середине. Или внутри одной строки. В приведённом примере начальному слову «грусть» откликаются и следующее слово «сгустилась», усиливающее его, и слово «набелюсь», ему противопоставленное.

            * * * Грусть сгустилась внутри, уходит с лица. Нарумянюсь радушием, набелюсь деловитостью.

• Музыка и звукопись.

В небольшом стихотворении важно всё, что определяет его музыкальность, вплоть до каждого звука. Рисунок ударных и безударных слогов, рифмующиеся элементы слов, аллитерация (опора на определённые звуки), звукоподражания, повторы и прочее — всё может идти в дело, когда создаёшь инструментовку трёхстишия. Главными критериями остаются твой слух и вкус.

            * * * Скован вниманием, молча запоминаю напевные говорки жизни.

• Созерцательная искренность.

Трёхстишию свойственна созерцательность, оно медитативно. Оно требует погружения в тему — сначала от автора, а потом от читателя. Трёхстишие мало прочитать. В нём надо пожить. Читая трёхстишие, вполне естественно с последней строки вернуться снова на первую. Если есть ради чего возвращаться. Это «ради чего» называется искренностью.

    * * * Мою посуду, молча размышляя о равенстве мужчин и женщин.

• Преображающая линза.

Трёхстишие похоже на преображающую линзу, способную выделить те подробности внешнего или внутреннего мира, которых не замечает обыденный взгляд. Подробности, которые меняют восприятие. Как искусные фотографии микромира показывают нам его скрытую красоту, так трёхстишие открывает неожиданное гармоническое сочетание света и тени, земли и неба, радости и печали, понимания и недоумения, сходства и различия.

                      * * * Еле-еле сползаю по каменному склону. Мимо насмешливо шмыгают ящерки — летучие хозяйки древней скалы.

• Символичность детали.

Самый обыденный предмет, самая мелкая подробность жизни могут стать в трёхстишии главным его героем. Эта деталь, вбирая в себя прилегающие смыслы, создаёт образ, чтобы через него взглянуть на окружающее обновлённым взглядом.

          * * * На опустевших тарелках бледные блинчики майонеза подрагивают от шума.

• Нестандартность словесной ткани.

Сконцентрированное внимание к слову и к звуку, к чему побуждает трёхстишие, раскрывает его навстречу неожиданным конструкциям. Использование неологизмов, неожиданного порядка слов, словесные и звуковые эксперименты — всё это может разнообразить текст и придавать ему особую оригинальность.

                   * * * Кто мы здесь, в шумном зале? Смеятели и хлопатели — или переживатели и думатели?

• Поэтическое размышление.

Трёхстишия располагают не только к созерцанию, не только к переживанию, но и к размышлению. К поиску смысла в созерцании и в переживании. Но когда найденные крупицы смысла застывают в словах, когда от тебя они переходят к другому, возникает некоторая напряжённость: не берётся ли автор учить меня жить? Это всегда — на грани риска. Помогает эмоциональное осмысление, идущее от индивидуального ощущения. Не учить, а самому учиться у подробностей жизни.

                    * * * Что же напоминает мне этот гололёд? Отчаянную искренность?.. Ну вот, опять чуть не упал!

• Ценность бытия.

Когда счастье — или видимость его — мелькает перед тобой то в том обличье, то в этом, сменяясь переживаниями трудными и болезненными, человек нуждается в ощущении самоценности бытия, и в этом ему может помочь трёхстишие. Оно может стать целительным витамином, помочь почувствовать, что, как бы ни была капризна жизнь, в каждом из её прикосновений есть искорка чуда.

               * * * Грязные башмаки сияют незарифмованной поэзией вчерашнего бродяжничества.

• Содействие светлому.

И сама жизнь, и размышления о ней, и все чувства человека заставляют снова и снова ощущать двойственность собственной природы. Настоящая поэзия побуждает нас помогать тому светлому, что живёт внутри. Чтобы оно могло выстаивать и расти среди дурацкой пёстрой кутерьмы, бушующей внутри и снаружи. Проблема личного выбора стороны Света становится духовной основой поэзии вообще. В свободном трёхстишии, в этом небольшом и концентрированном жанре, где сказанное лишь зовёт в глубину невысказанного, существование этой основы особенно значительно.

            * * * Птичий утренний щебет — неугомонная молитва за нас, немоватых.

В русской поэзии трёхстишие — очень молодой жанр. Правила и традиции для него ещё не сформировались. По самым удачным трёхстишиям со временем будут представлять, как надо их сочинять. Но это будет потом, а пока можно пробовать сочинять их по-своему, не оглядываясь ни на какие правила. Только на внутренние возможности жанра. Хотя и среди них есть известные, а есть наверняка такие, которые ещё предстоит открыть.

Двустишие и четверостишие

Этой главой я хочу воспользоваться, чтобы немного поговорить о метрическом стихосложении, о рифме и других привычных для русской поэзии подходах к поэтическому творчеству. Здесь даны лишь начатки этой темы. Чтобы войти в неё обстоятельно, нужны более фундаментальные книги. Но мы говорим не об изучении творчества, а о нём самом.

         *** Глянь-ка, ишь, и я Пишу двустишия.

Двустишие и четверостишие выбраны потому, что с их помощью можно присмотреться к основным принципам традиционного стихосложения. К тому же они легко становятся строфами больших стихов. Дальше начинается бескрайний мир поэтических жанров. О некоторых мы ещё поговорим в дальнейшем. Подробнее обо всём этом расскажет специальная литература.

Метры и ритмы

Метр (от греческого «мера») — это схема организации стихотворной строки, состоящая в повторении определённой группы слогов (стопы). В стопе, как правило, один слог ударный, а остальные безударные. Название стихотворного размера, соответствующего тому или иному метру, включает конкретный вид стопы и количество стоп в строке (например, «пятистопный ямб» или «трёхстопный амфибрахий»).

Стопа, состоящая из двух слогов, имеет два варианта: с ударением на первом слоге (хорей) или на втором (ямб). У трёхсложной стопы три варианта: дактиль (первый слог ударный), амфибрахий (второй ударный) и анапест (третей). Четыре варианта четырёхсложной стопы используются так редко, что имеют одно общее название: пеон. Различаются они номерами, соответствующими месту ударного слога в стопе.

Однако ритмические рисунки в стихосложении гораздо разнообразнее метрических схем. Поэтому, с одной стороны, в этих схемах возможны разнообразные отклонения от основного размера. С другой стороны, существуют иные подходы к построению стиха. Например, ударник (или акцентный стих) основан не на чередовании стоп, а на количестве ударных слов (интонационно и логически акцентированных). Своя ритмика у фразовика: она определяется интонационным делением на строки. Но такие формы стихосложения уже можно отнести к свободному стиху.

Не обязательно заучивать все эти термины, чтобы сочинять стихи. Можно руководствоваться собственным слухом. Но не стоит забывать и про читательский. Поэтому полезно быть знакомым с традициями русского стихосложения. Будешь ли строго придерживаться этих традиций или развивать их, исходя из своих представлений о стихосложении, в любом случае стоит представлять, что именно делаешь.

Вдохновение рифмой

Рифма столь активно используется в русской поэзии, что может кому-то показаться обязательной принадлежностью стихов. Впрочем, как мы видели, это не так. Но когда её применяют, она вносит большой вклад в музыкальный облик стихотворения. Поиски и находки в области рифмы нередко становятся одним из источников поэтического вдохновения.

Проще всего определить рифму как совпадение звуков на концах двух слов (или даже групп слов), начиная с ударной гласной. Но это совпадение редко бывает абсолютным. Тут-то и начинаются многочисленные уточнения начального представления.

Если рифма завершается гласным звуком, её называют открытой, если согласным — закрытой. Рифму с ударением на предпоследнем слоге именуют женской, а на последнем — мужской. Если ударение стоит на третьем от конца слоге — это дактилическая рифма, а если оно ещё дальше от конца, то гипердактилическая. Дополнительное созвучие слов ДО ударной гласной делает рифму более богатой (этот термин означает повышенную звучность — в отличие от рифмы бедной). И для мужской рифмы это созвучие гораздо важнее, чем для дактилической или гипердактилической, где после ударения идут ещё два-три слога.

Совпадение гласных для рифмы принципиальнее, чем совпадение согласных. А при сопоставлении согласных мы приходим к самой существенной характеристике качества рифмы: это противопоставление точной рифмы и неточной. Здесь возникает много тонкостей, связанных с тем, что при рифмовке сочетаются друг с другом не буквы, а звуки. Известно, что бывают глухие звуки и звонкие, твёрдые и мягкие. Но они различаются ещё по месту и способу образования в наших органах речи, по мере участия голоса и шума — и различные комбинации всех этих свойств тоже имеют значение.

Пригодны для стихов и неточные рифмы (ассонансы), и даже вызывающе неточные, с несовпадением ударных гласных (диссонансы). Но чем менее точные рифмы используешь, тем большего искусства это требует. Иначе получатся рифмоиды — то есть условное подобие рифмованных стихов.

Использование рифмы не ограничивается одним её звучанием. Рифма закрепляет взаимодействие строк друг с другом, подчёркивает стихотворный ритм, усиливает общее впечатление. Если удалось найти звучные, не очень обычные рифмы, это удача. А вот избитые, давно известные, много раз употреблявшиеся — могут только испортить хорошее стихотворение. Ведь рифма является не просто повторением звуков. Она должна быть связана со смыслом и со всей музыкой стихотворения. Содержательная перекличка рифм (взаимное усиление рифмующихся слов или их противопоставление) необходима для того, чтобы стихи воспринимались гармонично.

Не всегда рифмы стоят на концах строк. Можно применять их внутри строки или в начале, по определённой системе или безо всякой системы. Но всё же самые распространённые рифмы в русском стихосложении — концевые.

Умение найти хорошую рифму (оригинальную, подходящую и по содержанию, и по звучанию) очень полезно. Можно делать это интуитивно. Можно старательно перебирать слова и словосочетания. Можно воспользоваться «обратным словарём», где слова упорядочены не по первым буквам, а по последним, словарём рифм или какой-нибудь другой вспомогательной книгой. Но в любом случае для получения хорошего результата приходится потрудиться.

О рифме рассказывают разные труды по стихосложению, но мне хочется особенно порекомендовать небольшую «Книгу о русской рифме» поэта Давида Самойлова.

Двустишие

Двустишие можно считать визитной карточкой рифмованной поэзии. Хотя существуют и нерифмованные двустишия, но чаще парность строк побуждает автора к их звуковому и смысловому отражению друг в друге.

Двустишие может быть строфой большого стихотворения, тогда оно так и называется: строфическое двустишие. Но мы направим внимание на двустишие в роли самостоятельного стихотворения. С античных времён за ним закрепилось название дистих, но это всего лишь «двустишие» по-гречески. Для начинающего поэта этот жанр хорош тем, что сочинить такое стихотворение можно достаточно быстро, сосредоточившись на поиске интересной рифмы, выразительного в своей краткости образа, меткой мысли или иронического разворота темы.

На двустишии можно опробовать разнообразные стихотворные размеры, почувствовать их на вкус. Можно посмотреть, как выглядят различные виды рифм и какие из них тебя устраивают. В отношении рифмовки двустишие сослужит дисциплинирующую службу, поскольку для соседних строк (а в двустишии, как можно догадаться, других не бывает) рифмы должны быть достаточно точными и богатыми.

Интересно проверить на двустишии и другие общие принципы — те опорные свойства поэзии, о которых говорится в следующем разделе. Нужна ли двустишию музыкальность? Конечно, как и всякой поэзии. Оживляют ли его изображение, метафора? Хорошо ли, если оно исполнено чувством? Если внимательно к детали? Если несёт в себе оригинальную мысль? Если содержит неожиданность?.. Ясно, что все такие вопросы оказываются риторическими, потому что поэзия остаётся собой независимо от того, в какое количество строк она расфасована.

Кстати, помимо общей неожиданности, естественно присущей поэтической речи, здесь может возникать особая неожиданность — при переходе от первой строки ко второй. Поскольку строк всего две, им естественно вступать в противодействие, создавать контраст, парадокс, два полюса.

В двустишии часто соблюдается общий размер для обеих строк. Но можно эффектно использовать и строки, различные по длине или по схеме ударений. Пробуй!

Четверостишие

По сравнению с двустишием, в четверостишии возникает разнообразие рифмовок. Можно рифмовать первую строку со второй, а третью с четвёртой, получая смежные рифмы. Но это уже не просто два двустишия рядом, а цельное стихотворение из четырёх строк. Если первая строка созвучна с третьей и вторая с четвёртой, это перекрёстная рифма (наверное, наиболее распространённая в четверостишии). Когда мы рифмуем первую строку с четвёртой, а вторую с третьей, это опоясывающая рифма.

Но кроме этих классических схем мы можем использовать рифмы только для двух или трёх строк, оставляя одну или две строки не зарифмованными. Можем и вовсе отказаться от рифм, перейдя тем самым к верлибру (если нет размера) или к белому стиху (если размер есть). Хотя всё-таки четверостишие, как и двустишие, чаще тяготеет к рифме. Если все строки рифмуются одинаково, стихотворение называется «монорим». Но монорим не обязательно должен быть четверостишием, в нём может быть сколько угодно строк.

Четверостишие — это уже вполне солидное стихотворение. Оно само может состоять из двух строф-двустиший, разделённых отступом между ними. В нём можно отразить все тонкости переживаний, на которые способна поэзия. Но и оно, как двустишие, может быть строфическим, то есть служить составной частью большого стихотворения. Например, так называемый английский сонет состоит из трёх четверостиший и одного двустишия.

Стоит попробовать сочинить стихотворение из нескольких четверостиший и стихотворение-четверостишие, чтобы почувствовать различие между строфическим и самостоятельным использованием этой формы. Сосредоточившись на небольшом объёме четырёх строк (какими бы длинными они ни были), можно добиться более высокого качества поэтической речи, чем лихо переходя от строфы к строфе большого стихотворения, а то и поэмы. Хотя, когда научишься добиваться этого высокого качества, можно позволить себе писать стихотворения с любым количеством строф.

На таких малых поэтических жанрах, как двустишие и четверостишие, полезно приучать себя быть настоящим поэтом, уделяя внимание каждому слову, каждой рифме, каждому образу — и в то же время всему произведению в целом.

Пример великолепного маршаковского четверостишия — в эпиграфе к последней главе последнего раздела этой книги. Другие примеры четверостиший — повсюду, во многих других книгах.

Раздел 5  Практическая работа с текстом

Особенность писателя Дикси заключалась в том, что каждое его произведение состояло из одной-единственной фразы, и пока он писал небольшие рассказы, читатели с этим ещё справлялись, но когда он перешёл на романы, никому не удавалось дочитать их до точки, и поэтому издателям приходилось брать на работу специальных рубщиков, чтобы рубить романы Дикси на обычные предложения, благодаря чему Дикси получил в конце концов мировую известность и все существующие литературные премии.

сказка-крошка «Однофраз Дикси»

В этом разделе собраны различные методики работы на всех этапах писательской деятельности — даже на тех, когда текста ещё и нет (но есть убеждение, что он скоро появится). Многого здесь, разумеется, не хватает, многое может показаться кому-то лишним или непригодным для собственного употребления. Но я не безумец, чтобы пытаться написать некое абсолютно универсальное руководство.

Всё, что здесь представлено, — это честный инструментарий индивидуальной авторской практики. Его особенность лишь в том, что в течение многих лет работы в литературной студии я был вынужден приводить свои представления о писательской работе в порядок. Нужно было придавать им определённую наглядность, чтобы они были полезны для участников студии.

Опыт показывает, что польза может быть двоякой. Либо человеку, который знакомится с тем или иным инструментом, он кажется подходящим. Тогда он пробует его в деле, изменяет по-своему, приспосабливая под свой вкус, — и в конце концов получает собственный работоспособный инструмент, который может значительно отличаться от исходного. Либо предложенная схема кажется человеку слишком упрощённой, метод несостоятельным, подход абсурдным и т.д. Тогда, руководствуясь здоровым чувством творческого преодоления, он выбирает совершенно другие способы авторской работы, — и пусть расцветают все цветы!..

Опорные свойства

Свойство — коктейль из возможностей и невозможностей.

Для того чтобы хорошо писать стихи или прозу, нужно уделять внимание различным их свойствам, от которых зависит, будет ли то, что мы написали, интересно другому человеку—читателю. И даже безотносительно к читателю: будет ли то, что мы пишем, доведено до такого вида, которого достойно содержание. Среди множества этих свойств есть особенно важные, опорные свойства, на которых держится качество нашего текста. Им и посвящена эта глава.

Разумеется, перечень опорных свойств может выглядеть по-разному (я даже сам для себя порою варьирую и названия пунктов, и их количество). Различным может быть подход и к отдельным его составляющим.

Это просто инструментарий для работы. Каждый волен выбирать те инструменты, которые нужны для работы именно ему именно сейчас, а также дополнять их собственными. Многие акценты изменяются, если перейти от художественной прозы (ей посвящён основной перечень опорных свойств) к стихам, к журналистике или к другим видам работы со словом.

Не надо заглядывать в перечень опорных свойств тогда, когда пишешь. Мысли о них будут только сбивать вдохновение и лишать непосредственности. Если познакомился с этими свойствами и что-то запало в твой творческий организм, оказалось усвоенным, оно будет работать само, подсознательно, и этого вполне достаточно. Другой подход возможен на этапе, когда произведение написано и приступаешь к его редактированию. Вот тут полезно пробежаться по списку опорных свойств и приглядеться, не упущено ли из виду что-нибудь существенное. Редактируя, можно добавить недостающее, убрать лишнее и «отремонтировать» то, что сделано не очень удачно. То есть подходящее время для внимания к опорным свойствам — не когда пишешь, а ДО или ПОСЛЕ.

Опорные свойства прозы

Рабочий перечень опорных свойств прозы приведён здесь в компактном виде, чтобы можно было быстро пробежаться по нему (например, на этапе редактирования) и проверить, нет ли важных пунктов, которым уделено недостаточно внимания. Одно слово для каждого из свойств выбрано в качестве ключевого; остальные уточняют или дополняют его. Многие из уточняющих слов тоже могли бы играть роль ключевых, это вопрос достаточно тонкий, и каждый может модифицировать этот список по своему вкусу. То же относится, как уже было сказано, к добавлению или сокращению самих пунктов перечня.

 1 — ДЕЙСТВИЕ, событие, происшествие, приключение.

 2 — ОБРАЗ, метафора, картина, изображение.

 3 — МЫСЛЬ, идея, постижение, переживание.

 4 — КОМПОЗИЦИЯ, структура, ритм, мелодия.

 5 — ЗАЦЕПКА, привлечение внимания.

 6 — ГЕРОИ и другие персонажи.

 7 — ИНТОНАЦИЯ, стилистика.

 8 — ЮМОР, ирония, парадокс.

 9 — УБЕДИТЕЛЬНОСТЬ, достоверность.

10 — НЕОЖИДАННОСТЬ, непредсказуемость, удивление.

11 — ПОДРОБНОСТИ, фактура, деталь.

12 — КОНЦОВКА, заключительный аккорд.

Далее в этом разделе идут подробные пояснения к каждому из опорных свойств. Разумеется, они далеко не так обстоятельны, как могли бы быть, но задача достижения максимальной полноты и не ставилась. Это те практические замечания, которые могут пригодиться пишущему человеку при реальной работе над текстом, особенно когда он начинает свою писательскую деятельность. В основном это наблюдения, возникшие в процессе работы литературной студии, при подготовке к её занятиям, а также при редакторской работе с начинающими авторами. Свою роль сыграл и личный писательский опыт автора этой книги, которому довелось поработать с самыми разными жанрами письменной речи.

Действие

Действие — это цепочка событий, центральным звеном которой обычно служит некое основное событие. Если событие носит чрезвычайный характер, его называют происшествием. Подчёркивая необязательность события, о нём говорят как о случае. Когда события тесно переплетаются с поступками героев повествования и носят достаточно увлекательный характер, их именуют приключениями.

Чаще всего есть какое-то камертонное событие (или случай), которое мы можем назвать, когда нас спрашивают, о чём это произведение. Одна из распространённых ошибок начинающего автора состоит в том, что он с увлечением строит собственный мир или описывает реальные жизненные обстоятельства, но забывает позаботиться о том, чтобы в этом мире или среди этих обстоятельств хоть что-нибудь произошло.

Перетекающие друг в друга события —это основа, по которой вышиваются все разнообразные узоры произведения, особенно если оно достаточно велико. О чём моё произведение? В чём его событийная суть? — очень полезные вопросы для автора. Насыщенность действием во многом определяет увлекательность прозы.

Что касается приключений, каждое из них становится одним из ключей к судьбе героя, проявляет или формирует его свойства. А иногда это и ключи к собственной судьбе автора.

Не для каждого жанра, естественно, действие имеет определяющее значение. В эссе, например, можно спокойно обойтись без действия. Хотя подумаем, не стоит ли отнести к действию события внутреннего мира, приключения мысли и тому подобное?..

Образ

Вспомним принцип преимущества изображения:

► Изображение сильнее авторских эмоций.

► Метафора привлекательнее словесных размышлений.

► Образ значительнее, чем приводящая к нему идея.

Всё это говорит нам о том, насколько важно развивать образность письменной речи, то есть способность показать читателю то, о чём мы пишем.

Прежде всего — просто на живописном уровне. Если мы пишем «дерево», читатель ещё не может представить его себе. «Клён» — это видно лучше. Чем больше уточнений (высокое дерево или низкое, молодое или старое), тем полноценнее описание. Кроме зрительных красок в нашем распоряжении есть ещё слуховые (дерево может поскрипывать и на разные лады шелестеть листвой), обонятельные (аромат осенних листьев или весеннего цветения), осязательные (шершавая кора) и даже вкусовые (не у клёна, так у плодового дерева найдётся что попробовать самому и дать распробовать читателю).

Метафорический уровень, то есть сравнение путём сопоставления разнородных предметов или явлений, — особенно мощное изобразительное средство, побуждающее вдумываться и вчувствоваться в то, что мы описываем. Метафора побуждает действовать наше внутреннее глубинное зрение.

О метафоре хочется сказать отдельно. Это слово означает «перенос», то есть перенесение свойств одного объекта (предмета, существа, явления) на другой. С помощью метафоры мы сравниваем одно с другим непосредственно, без всяких «как» и «словно», то есть совмещаем существование двух разных вещей.

Хорошо иллюстрируют метафорическое мышление так называемые привычные метафоры: пришла осень (хотя разве у неё есть ноги?), тонкий голос (хотя никто не станет измерять его толщину), горящие глаза (не требующие огнетушителя), потерял голову (без комментариев) и т. д. Они давно вошли в обиходный язык, но дело в том, что кто-то когда-то придумал каждую из них впервые!

Метафора — это возможность изобразить одно в облике другого и благодаря этому острее ощутить суть, смысл, особенность изображаемого.

Описательные и метафорические средства изображения, а также их внутренняя связь с ситуациями и характерами позволяют автору создавать некоторые итоговые образы. Это те картинки, достаточно символичные и вместе с тем осязаемо видимые, которые останутся у читателя после того, как он закончит читать произведение. Одна или несколько таких картинок — самый замечательный итог словесной живописи.

Создать образ можно и в одной фразе. Вспомним Есенина: «...Словно я рассветной гулкой ранью / Проскакал на розовом коне». Образом может стать главный герой или другой персонаж. Замечательный образ — Остап Бендер, но и Паниковский — тоже образ. Лучшее достижение произведения в целом — создание итогового образа. В «Преступлении и наказании» образов много, но все они постепенно соединяются в одну общую картину-образ, которая возникает перед нашим внутренним зрением, когда мы вспоминаем эту книгу.

Образ — это крылья мысли, которые поднимают её над плоскостью чисто рационального мышления.

Мысль

Основой того, что пишет человек, является его мышление о мире. Но задача каждого автора состоит в том, чтобы дать проявиться своей мысли наилучшим образом. Нас подстерегают две опасности: загромоздить её словами так, что и видно не будет, и, наоборот, высказать столь прямолинейно, что читательский интерес увянет на корню.

Дать своей мысли проявиться — это не значит превращать письменное творчество в её техническое обслуживание. Даже философская проза — это не просто оформление выношенных идей, но и продолжение обдумывания, продолжение формирования автора.

Мысль в литературе — это те постижения, те переживания, которые наполняют автора. Те, что уже сложились в нём и продолжают созревать во время работы над произведением. Перед тем как начать писать, можно спросить себя о том, ради чего берёшься за работу. После того как произведение начерно закончено, стоит приглядеться, куда пришел в этом направлении. Что-то добавить, убрать или изменить. Но когда пишешь, важно быть самим собой и писать без заданности, позволяя мысли самой прорастать в тексте.

Композиция

Из каких частей, однородных или разнородных, состоит наше произведение? То есть какова его композиция, структура? Даже если думал над этим до того, как писать, стоит присмотреться к тому, что получилось. (А если не думал, то тем более.) Как соотносятся разные части произведения друг с другом? Как осуществляются переходы от одного эпизода к другому? Как идёт чередование быстрого темпа изложения и медленного? Никто не может тебе сказать: должно быть так-то и так-то. Но само внимание к этим вопросам помогает порою увидеть что-то, не устраивающее тебя. Всё можно исправить, но сначала надо заметить это.

Необходимо учитывать ещё одно важное обстоятельство. Опираясь на план или просто на своё представление о произведении, мы видим его в целом, как архитектурное сооружение. Но читатель входит в текст постепенно. Поэтому написанное нами существует и как итоговая структура, и во временном восприятии. Поэтому естественнее сравнивать течение повествования с музыкой, тоже разворачивающейся во времени, говорить о его мелодии, о ритме. Или о композиции, но уже не в архитектурном, а в музыкальном смысле слова.

Зацепка

С расширением информационного поля, когда вокруг всё больше текстов, претендующих на внимание, читатель становится очень разборчивым. Поэтому вполне естественно позаботиться о средствах, которые помогут заинтересовать читателя с самого начала.

Зацепкой может быть и название произведения, и его подзаголовок. Эту роль может играть эпиграф. Если у нас есть предисловие (которое читатель чаще всего норовит пропустить), то нужно постараться и его сделать зацепистым. Но притягивать внимание должен и текст, с первых его фраз.

Когда начинаешь писать, годится любое начало. Можно постепенно разогреться, разойтись и писать увлекательно, оттолкнувшись от любого начала. Но когда приступаешь к редактированию, надо взглянуть на место старта новым взглядом. Справляется ли твой текст с задачей привлечения внимания — или нужно об этом дополнительно позаботиться? Может быть, начать с чего-то неожиданного или экстравагантного. Может быть, задать интригующий вопрос, ответ на который встретится далеко впереди. Может быть, начать со странного разговора... Здесь нужна изобретательность.

Если произведение достаточно большое и разделено на части или главы, их тоже лучше начинать с какой-то зацепки. Теперь наше дело в том, чтобы избежать монотонности, вовремя тонизировать читателя, придать новый импульс его готовности читать дальше.

Герой

Главный герой (точнее, главное действующее лицо, центральный персонаж) не обязательно героичнее других персонажей или достойнее их. Это тот особый персонаж, которому читатель может больше всего сочувствовать, за кого ему хочется переживать.

О герое мало рассказать. Его нужно показать. Трудно сопереживать условному контуру, который ничем не заполнен. Впрочем, мы должны позаботиться, пусть в меньшей степени, и о каждом из других персонажей.

Перечислим несколько основных пунктов заботы о герое, да и о персонаже вообще:

• Портрет. Физическое описание облика в какой-то степени необходимо всегда — хоть одной фразой, хоть несколькими словами. Может быть, в несколько заходов: не обязательно сосредотачивать всё в одном месте. А если в портретном изображении воспользоваться метафорами, это поможет в создании образа в целом.

• Одежда. Автор, разумеется, не должен относиться к одежде своих персонажей как модельер. Вполне достаточно сказать о ней в общем, крупными мазками. Но на какую-то деталь одежды можно обратить дополнительное внимание, если она расскажет что-то не просто о себе, а о человеке.

• Обстановка. Вещи, которыми пользуется персонаж, его предметы обихода — молчаливые свидетели его привычек и предпочтений. Они могут раскрывать разные стороны его характера или хотя бы намекать на них.

• Речь. Набор слов, из которых состоит лексика персонажа, словечки и обороты, особенно характерные для него, разговорные интонации, сам строй речи — всё это естественные изобразительные средства. Всюду, где возможно, автор должен стараться замолчать, чтобы дать говорить участникам событий.

• Поведение. Наилучшая возможность дать персонажу самому проявить себя. Если показать, как он пугается, уже незачем называть его трусом. Если дать ему проявить доброту или трудолюбие, то можно уже не декларировать эти его качества.

• Характер. Только не выдавать герою характеристику! Характер тоже нужно показать, дать ему проявиться, отразить его в мнении других. Если уж давать описание характера, то образное, дополняющее и обобщающее прочие возможности изображения.

• Внутренний мир. Когда позволяешь себе заглянуть в душу персонажа, надо постараться описывать не столько хорошо сформулированные мысли («он подумал...» — а дальше гладкие, выверенные фразы), сколько мысли достаточно хаотичные (как обычно и бывает), и клубящиеся образы (как бывает ещё чаще), и голоса разных чувств, спорящие друг с другом.

• Восприятие внешнего мира. Очень важно и интересно, как персонаж воспринимает те явления и события, с которыми сталкивается, как относится к другим людям или существам. Какова «проекция» реальности на его индивидуальность.

• Отражение В окружающих. Как другие воспринимают нашего героя. Как отражается его личность в индивидуальном восприятии тех или иных персонажей, взаимодействующих с ним. Каковы его друзья, враги, родственники? С кем ещё сводит его судьба?..

• Авторское отношение. Так или иначе, автор непременно проявляет своё собственное отношение к персонажу. Но ясно, что лучше делать это не прямо, а косвенно. От авторских эмоций зависит и степень расположения читателя к герою, но пусть герой завоёвывает симпатии сам.

Интонация

Можно выбрать для повествования ту или другую интонацию: ироничную или нейтрально-повествовательную, философичную или лирическую, публицистичную или сленговую, — или одну из множества других. Если произведение достаточно велико, интонации могут сменять друг друга. Авторское дело —определять (рационально или интуитивно), какая интонация нужна в данном эпизоде, и не сбиваться с неё.

Вместо слова «интонация» можно пользоваться словами «стиль» или «стилистика» — хотя бы для того, чтобы вспомнить закон трёх «С», который говорит о связи стилистического подхода с сюжетом (случаем, который мы описываем) и смыслом произведения.

Однако слово «стиль» используется и в другом значении — как индивидуальная характеристика писателя. С этой точки зрения, можно сказать, что авторский стиль — это вся та палитра разнообразных интонаций, которыми пользуется автор. Плюс что-то своё, неповторимое, как отпечатки пальцев, и проявляющееся при любой интонации.

Юмор

Юмор (и его более язвительная разновидность — ирония) представляет собой специю, в большинстве случаев совершенно необходимую для писательской кухни. Серьёзность без юмора — как несолёная каша. Юмор не только веселит и радует, но также озадачивает и создаёт стереоскопичность восприятия. Юмор — это хорошо организованное недоразумение.

Юмор подчёркивает жизненно важный контраст между видимым и глубинным. В этом они родственны с парадоксом, который тоже должен занимать достойное место на писательской кухонной полке. Ведь парадоксальна любая метафора. Образ без парадокса — как тесто без дрожжей.

Парадокс и юмор производят массаж мысли, возбуждают внутреннюю отзывчивость на текст, осуществляют тормошение — в отличие от занудной серьёзности, ведущей к торможению восприятия.

Чтобы быть конкретным в этой щекотливой сфере, я хотел бы предложить перечень некоторых сторон юмора вместе с соответствующими подходами к его включению в текст. Надеюсь, читатель отнесётся к этому серьёзному перечню с достаточным чувством юмора.

Юмор как разрушение монотонности — создать смешную неожиданность.

Юмор как парадокс—соотнести предмет или персонаж с чем-то совершенно противоположным.

Юмор как осмысление неудачи — создать нелепую ситуацию, требующую и внешнего и внутреннего преодоления.

Юмор как тонизация — прибегнуть к шутке, к игре с читателем.

Юмор как взгляд «с точки зрения вечности» — этому помогает внезапное изменение масштаба восприятия происходящего, переход от житейского к возвышенному и т.п.

Юмор как надежда — затеять перебор самых невозможных вариантов выхода из безвыходной ситуации.

Юмор как терапия — вывести восприятие тяжёлой ситуации из плоскости боли и страдания.

Юмор как катарсис — высвобождающий смех надо всем, что тебя тяготит.

Юмор как национальная особенность — обратиться к героям анекдотов, народных сказок, другим фольклорным персонажам, чтобы разрушить обыденное восприятие действительности.

Юмор как глубинная составляющая развития — помочь смеху одержать победу над логикой.

Юмор как приспособление к жизни — дать возможность юмору подчеркнуть некоторую отделённость человека от житейских проблем и примирённость с теми условиями, в которые мы попадаем.

Юмор как философичность — поиски весёлого утешения именно в том, что должно нас уязвить.

Юмор как интонация — использовать улыбчивость стиля, начиная с построения фразы. Или тебе это не надо?..

Юмор как возвышенно-иррациональное начало —этому способствует, например, соединение бытового с эпическим.

Юмор как критика — мы можем придать комичные черты тому, что (или кто) вызывает у нас чувство протеста.

Юмор как вдохновение — смешной сюжет может вдохновить и автора, и читателя, и даже персонажа нашего произведения.

Юмор как путь к истине — не всё же двигаться к ней шагами; можно делать прыжки, и даже с переворотами.

Юмор как озадачивание — шуткой можно побудить читателя к обдумыванию парадокса, к пониманию намёка.

Юмор как сочетание видимого с невидимым — к этому приводит убирание сути в подтекст, о котором свидетельствует лишь забавная внешняя форма суждения или поведения.

Юмор как тоска по идеалу—вышучивание того, что притворяется идеалом, но не дотягивает до него.

Юмор как карнавал — в нашей власти устроить в какой-то момент маскарад, умеренный или доходящий до сюрреализма.

Убедительность

Убедительность, достоверность — это подтверждение рассказанного внутренней взаимосвязью элементов. Ничего страшного, если на какое-то время у читателя возникает сомнение: неужели всё так и было? Но только при условии, что это часть повествовательной интриги, а в конце концов автор убеждает читателя в достоверности происходящего. Если же остаётся сомнение, значит, что-то недоработано. Поэтому при редактировании, при начитывании надо внимательно проследить, всё ли в порядке с достоверностью. Оправдано ли рассказанное с логической точки зрения? Оправдано ли происходящее характерами наших персонажей?

Убеждать можно логикой. Убеждать можно интонацией. Убеждать можно и на образном уровне. Но в любом случае прежде всего необходимо самому видеть то, о чём пишешь. И ликвидировать те сомнения, которые возникают у тебя самого.

Убедительность отвечает на незаданные вопросы: неужели? как? где? каким образом? Она состоит, если можно так выразиться, из двух составляющих — рациональной продуманности описанного и эмоциональной подачи, создающей определённое впечатление. Нужно не только дать достоверную основу, но ещё и направить внимание читателя таким образом, чтобы ему было не до сомнений. С помощью соответствующей интонации можно побудить его удивляться одним вещам и считать другие вполне естественными.

Фантастика и фантазия не отменяют проблему убедительности. В этих жанрах её должно быть не меньше, а больше! Ведь мы же должны достоверно описать несуществующее, то есть преодолеть естественное побуждение читателя сомневаться в рассказанном.

Сделать повествование достоверным нам помогут подробности. Мы поговорим о них чуть ниже, а пока только заметим, что именно мелкие детали оживляют наш рассказ настолько, что читатель чувствует себя присутствующим в нём. Это связано и с принципом преимущества изображения. Дать увидеть — убеждает больше, чем педантичное обоснование того, что всё было именно так, как описано.

Неожиданность

Неожиданность — это ядро литературного творчества. По большому счёту, нужна только неожиданная литература. Действительно, зачем писать то, чего от нас ожидают?

Неожиданность — это пробуждение: она будит внимание, засыпающее в укачивающей обыденности.

Неожиданность — это открытие: она позволяет открывать возможное в невозможном.

Неожиданность — это осмысление: она подталкивает мысль к проверке на достоверность.

Неожиданность — это переживание: она побуждает чувства и эмоции к сопереживанию чрезвычайному стечению обстоятельств.

Неожиданность — это обновление: она открывает новые ракурсы жизни и поведения в созданных ими обстоятельствах.

Неожиданность — это примеривание: необычные ситуации автор примеривает к персонажу, а читатель к себе.

Неожиданность — это призыв: она поддерживает готовность к чуду и решимость к подвигу.

Вот некоторые инструментальные виды неожиданности:

• Композиционная. Приёмы построения произведения: обратный ход повествования, параллельное изложение разных сюжетов, участие разных рассказчиков, использование писем, документов...

• Сюжетная. Внезапные развороты сюжета, появление новых персонажей, обнаружение новых обстоятельств...

• Психологическая. Разоблачение скрытого характера персонажа, его душевное преображение, внутренний конфликт чувств...

• Образная. Эпитет, метафора, образ —чем они неожиданнее, тем лучше.

• Стилистическая. Неожиданность очередного слова на уровне фразы, неожиданность очередной фразы, неожиданная смена интонации...

Подробности

О подробностях нам уже случалось вспоминать часто. Так часто, что может возникнуть ощущение: чем больше подробностей, тем лучше. Конечно, нет! В определённой мере подробности необходимы, это узор, обеспечивающий реалистичность повествования, позволяющий и побуждающий всматриваться в происходящее. Но если не следить за мерой, в подробностях можно утонуть. Всё дело в том, что это не количественная сторона писательского дела, а одна из качественных. Не будем забывать об этом, приглядываясь к тому, какие подробности могут быть использованы. Какая бы богатая палитра красок ни была перед художником, он каждый раз выбирает лишь одну из них для очередного мазка.

При каких обстоятельствах происходит то, что мы описываем? Какие особенности окружения, переживаний, поведения важны для происходящего? Что видит наш герой, когда оглядывается по сторонам? Как выглядит то, с чем он сталкивается, и на что он обращает внимание?..

Нельзя забывать про окружающую обстановку в каждом из эпизодов. Вещи раскрывают характер своих владельцев, конкретизируют происходящее, делают его видимым и ощутимым. Важны как зрительные подробности, так и относящиеся к остальным ощущениям: слуху, запаху, осязанию, вкусу.

Имеют значение подробности не только внешнего мира, но и внутреннего. Особенности мыслей и фантазий, снов и предчувствий, образное восприятие реальности персонажем, перекличка внутреннего мира с внешним.

Редко, лишь в самых специфических случаях, нам нужны подробности в протокольном стиле, чисто информационного характера. Даже самые мелкие детали могут иметь своё эмоциональное насыщение. Может быть, здесь главная из эмоций — удивление. Уметь удивиться самому — значит привлечь и внимание читателя. Благодаря нашему (и его собственному) удивлению ему интересно следовать за тем, о чём мы пишем.

Отдельная деталь, на которой сосредоточено внимание, может приобрести символическое значение, превратиться в образ. Но не менее важно соединение подробностей в цельную картину, которая даёт характеристику персонажа, создаёт настроение, определяет метафорический смысл события. Через подробности жизни раскрывается личность: ведь именно через них душа и дух связаны с земной реальностью.

Для того чтобы свободно распоряжаться подробностями, нужно быть достаточно знакомым с темой, на которую пишешь. Если предварительного знания предмета не хватает, его всегда можно расширить ради правильного изображения деталей. А если знаешь всё досконально, стоит последить за тем, чтобы тебя хорошо понял читатель, который может знать гораздо меньше. И не забывать про занимательность любых описаний!

Полезно завести (и вести) свою писательскую копилку мелких деталей жизни, ситуаций, реплик, речевых оборотов, записывать увиденное, узнанное, услышанное. Она пригодится нам, когда мы будем в разгаре сочинительской работы и нам понадобятся дополнительные краски подробностей.

Конкретные приметы места и времени, особенности происходящего, мелочи быта — всё это образует материю повествования. Хорошо, если эта материя будет прочной.

Концовка

Конец истории, которую мы рассказали, — это ещё вовсе не концовка, а просто завершение начатого. Концовка — это что-то немного особое. Некая дополнительная изюминка от автора в награду читателю, добравшемуся до завершения текста. Это заключительный аккорд, последние интересные подробности.

В самом простом варианте концовка принимает форму эпилога, где автор кратко и деловито отчитывается за те последующие события, которые он не посчитал необходимым описывать. Впрочем, остроумная стилистика и нестандартное построение эпилога могут сделать и эту разновидность концовки элегантной и привлекательной.

Концовке нужна своя неожиданность. Не такая значительная, может быть, как при резком переломе сюжета, но всё-таки неожиданность — не предвидимый читателем авторский ход. Хотя бывает, что концовка переворачивает весь смысл предыдущего повествования, но это годится скорее для небольшого произведения, основная соль которого — именно в таком заключительном переворачивании.

Органичная и вместе с тем неожиданная концовка должна быть и связана с сутью повествования, и несколько отстранена от него.

Это как бы шаг в сторону от рассказанного, взгляд на него искоса — и обращённая к читателю прощальная улыбка: весёлая, грустная или задумчивая.

Опорные свойства поэзии

Для поэзии список опорных свойств выглядит несколько по-другому. Но многие из них, даже если выбрано другое ключевое слово, с содержательной точки зрения близки тем свойствам, которые были только что рассмотрены. Так что этот список можно считать дополнительным к первому и ограничиться самыми краткими пояснениями к каждому пункту.

1 — МУЗЫКА, размер и ритм, рифма и звукопись.

Главное свойство стихов. Сюда относятся все музыкальные решения, начиная с самого выбора стихотворного жанра. Может быть, его модификации. Может быть, создание новой стихотворной структуры. Для прозы соответствующее свойство обозначено как КОМПОЗИЦИЯ.

2 — ЧУВСТВО, эмоциональная искренность.

У человека много разных чувств, и каждое имеет свой строй эмоций. То чувство, которое проявляется в стихах в данный момент, должно говорить своим голосом, не фальшивить, не жеманничать, не притворяться. Искренность может быть тоже разной: лирической, патетической, игровой или иметь какой-то другой оттенок, — но она должна оставаться искренностью. Это та главная УБЕДИТЕЛЬНОСТЬ, которая нужна поэзии.

3 — МЕТАФОРА, углублённое сопоставление, превращение одного в другое.

Основа поэтического языка, важнейшее изобразительное средство поэзии. Метафора сама является образом, но вместе с тем служит элементом построения итогового образа стихотворного произведения. Для прозы она включена в пункт ОБРАЗ, но здесь имеет самостоятельное значение (наряду с двумя следующими пунктами).

4 — ЖИВОПИСЬ, изображение.

Проблема изображения в поэзии ещё острее, чем в прозе. Ведь проза рисует преимущественно реальность внешнего мира, располагая к тому же значительным словесным простором. Поэзия пользуется более экономными средствами и к тому же углублённо описывает мир внутренний, столь же реальный, хотя менее доступный для стороннего восприятия.

5 — ОБРАЗ, изобразительно-смысловой итог.

Тот образ, к которому выводит всякое подлинно поэтическое произведение. На него работают и мысль, и метафорический язык, и все словесные краски.

6 — МЫСЛЬ, попытка постижения.

Эмоциональное осмысление происходящего иногда хочется назвать переживанием, но то, что оно выражено с помощью слова, уже означает определённую рефлексию. Человек пишет стихи, пытаясь осознать, представить, постичь то, что затрагивает его чувства. Здесь ещё важнее, чем в прозе, чтобы мысль не была чрезмерно дидактичной. Лучше всего, когда она полностью растворена в образном строе произведения.

7 — ОСЬ стихотворения, его герой.

В поэзии героем далеко не всегда является какой-то особый персонаж. Поэтому лучше говорить о некоей главной оси, вокруг которой развивается поэтическое действие. Такой осью может стать и персонаж, но гораздо чаще это сам автор. Осью может быть событие внешнего мира. Или переживание, то есть событие мира внутреннего.

8 — НЕОЖИДАННОСТЬ, удивление.

Как и в прозе, неожиданность в поэзии необходима, причём начиная с самого нижнего уровня — с уровня фразы, следования слов друг за другом. Чем самобытнее стихи, тем труднее угадать, каким будет следующее слово. Большое значение имеет неожиданность метафоры, образа. И — умение удивляться самому, заражая удивлением читателя.

9 — ДЕТАЛЬ, подробности.

В поэзии нет такого места для разнообразных подробностей, как в прозе. Поэтому особое значение приобретают отдельные, избранные детали, каждая из которых может обрести символичность и образную силу.

10 — КОНЦОВКА, замыкание в образ.

В стихах концовка обычно имеет другую природу. Это или отточенная заключительная фраза, врезающаяся в память, или замыкание в итоговый образ общей картины, которую рисует стихотворение. Впрочем, это не исключает и тех видов концовки, о которых говорилось для прозы. Наличие хорошей концовки легко проверить, представив себе стихотворение без последней строфы. Если ничего страшного не происходит, значит, концовки в этой строфе нет. (Иногда урезанное стихотворение даже становится лучше!)

В заключение разговора об опорных свойствах надо ещё раз подчеркнуть, что они не являются правилами, рекомендуемыми к соблюдению: чтобы непременно было то, сё, пятое и десятое. Цель этих перечней и обсуждений (как и всех остальных в этой книге) состоит лишь в том, чтобы привлечь внимание к некоторым существенным сторонам писательской работы. Дальше начинается бескрайний простор авторской свободы!..

Приёмы и методы

Метод — поводырь мысли

Геннадий Малкин, современный автор

Здесь приведены размышления о возможных способах работы, не более того. Чтобы каждый мог присмотреться, что больше всего подходит именно ему. А если ничего не подходит, придумать свой способ работы, который здесь вообще отсутствует. Или даже не один способ, а несколько.

Работа с темой

Литературная работа над произведением начинается с определения темы. Тем вокруг великое множество, и об этом уже говорилось в главе про кладоискательство тем. Но дело не только в количестве. Ведь нужно из многих выбрать самую-самую.

Для того чтобы она не ускользнула, нужно приучить себя не только к поиску тем, но и к их записыванию. То есть привыкнуть к тому, чтобы записывать пришедшую на ум тему сразу же, где бы ты ни был. Если мы её упустим, она может больше не вернуться, а оценить её по достоинству сразу же (самая или не самая) вряд ли получится. Мне, например, когда тема мелькает в голове впервые, она всегда кажется потрясающей. Что не мешает её благополучно забыть, если не записал, а на смену пришло что-то другое.

Если у тебя есть копилка тем (лучшая копилка в мире!) или, например, собрание несочинений, нужно туда регулярно заглядывать, чтобы вовремя выбрать тему, вызывающую наибольший прилив творческого аппетита. Именно такая тема имеет самый реальный шанс осуществиться.

А дальше начинается освоение темы. Можно просто походить с ней внутри и подумать. Можно почитать соответствующие книги, поговорить с людьми, подобрать материалы. Придумать: какая история, какое событие лучше всего дадут ей раскрыться. И только потом постепенно приступать к письменной работе.

Возникает примерно такая цепочка. От пришедшей в голову ТЕМЫ — к её ЗАПИСИ. От перечня записанных тем — к ВЫБОРУ. От выбранной темы — к её ОСВОЕНИЮ. От освоения — к СОБЫТИЮ, которое отразит эту тему. От события — к НАЗВАНИЮ, пусть даже условному, рабочему. От названия —к ГЕРОЮ и к другим ПЕРСОНАЖАМ   произведения. От персонажей — к ПЛАНУ, хотя бы самому предварительному. От плана — к ТЕКСТУ, к его написанию.

Спонтанное письмо и полёт души

Простейший из способов сочинительской работы — писать как пишется. Можно для важности назвать его способом спонтанного письма (правда, красиво звучит?), но это ничего не меняет. Пишешь себе и пишешь. И всё хорошо — если оно само пишется. Но этот естественный, как дыхание, метод работает не всегда — в отличие от дыхания.

Хорошо помню, как взялся писать сказочную повесть «Волшебный возок», которую много лет рассказывал в разных вариациях детям. Персонажей, сюжетов и всего прочего хватило бы, казалось, на три повести. Бери да пиши. Вот я и стал писать. Спонтанно, как пишется. Лихо написал первую главу — и забуксовал. В голове всего было много, эпизоды и персонажи, толкая друг друга локтями, рвались наружу, а писать не получалось. Вот тогда и пришлось искать другие способы.

Ещё один естественный способ сочинительства назовём не в научном стиле, а в романтическом: полёт души. Он состоит в том, чтобы поначалу как раз НЕ писать. Дать себе возможность просто помечтать, пофантазировать, помедитировать — с обязательным условием (которое предъявляешь сам себе), что потом будет записан «отчёт о полёте».

Разновидностью такого способа является импровизация, когда автор одновременно с полётом души рапортует вслух о своих впечатлениях. Легче представить, как это делается прозой, но я встречал также людей, которые были способны импровизировать на заданную тему вполне эффектными стихами, и не только верлибром, но и соблюдая строгий размер, и даже рифмуя.

Особенность метода «полёт души» в том, что для доведения до качественного литературного уровня материала, полученного таким образом, требуется достаточно большая последующая работа с текстом. Не говоря уже о хорошей памяти, необходимой для перехода от полёта к его описанию.

Кстати, некоторые жанры сами подталкивают к импровизации. Например, афоризм-определение или верлибр (особенно свободное трёхстишие — в силу его краткости).

Сила плана и метод углубления

Слово «план» может возбуждать в нас не самые приятные ассоциации. Что-то занудно-школьное, или невыполнимо-пятилетнее, или инженерно-педантичное... На самом деле для пишущего человека это удивительная возможность разглядеть то, что ещё не написано. И достаточно могучий рабочий инструмент.

Метод углубления. Чтобы оценить силу литературного плана, представим себе, что мы собрались написать роман. Для начала придумаем ему рабочее название (пусть временное, которое можно потом заменить совсем на другое). Оно пока что и является нашим романом. Из него, как из семечка, мы будем выращивать текст.

Немного углубимся в наш роман: составим небольшой перечень основных его частей, хотя бы 3 — 5 пунктов, обозначив каждую часть её рабочим названием. Теперь выберем один из этих пунктов (скажем, первый, хотя и не обязательно) и немного углубимся в него: составим к нему такой же небольшой перечень частей, из которых будет состоять именно эта часть. Потом выберем один из пунктов этого последнего перечня и сделаем то же самое...

Будем углубляться подобным образом до тех пор, пока очередной пункт не окажется таким понятным и обозримым, что этот кусочек романа захочется написать полным текстом (может, это и будет-то всего лишь один абзац или одна страничка). После этого можно вернуться к тому перечню, куда входил этот пункт (ура! уже написанный), и перейти к следующему пункту.

Способ хорош тем, что на каждом этапе мы можем видеть наш роман целиком. Где-то имеются написанные кусочки текста, где-то пунктир из намеченных пунктов. А что прописаны пока не все, так это означает, что просто кое-где осталось кое-что дописать.

Понятно, что с менее объёмным произведением справиться можно точно так же, только быстрее и легче. И всё это — благодаря плану. Подчеркнём ещё раз и то, что план позволяет работать не обязательно последовательно. Можно писать тот фрагмент, который на данный момент вызывает наибольший энтузиазм.

План служит для нас не столько рациональным чертежом, сколько художественным эскизом, наброском, позволяющим охватить взглядом целое, прежде чем приступить к проработке отдельных частей. Человек с хорошей памятью может даже держать мысленный план в голове, и тогда со стороны будет казаться, что он почти импровизирует.

План — это грядка, засеянная зёрнышками для выращивания. Это канва для вышивания словом. Хотя надо различать план для себя (как последовательность сочинения различных частей текста, которая может изменяться по ходу работы) и ту итоговую композицию, с которой встретится читатель. Они не всегда совпадают.

Есть некоторые существенные вопросы, которые можно себе задать, составляя план. Сколько у нас сюжетных линий? Какая из них главная? Пишем ли мы о событиях в хронологическом порядке, или восстанавливаем их ход в обратном порядке, начиная с конца, или используем произвольную последовательность эпизодов?

Если у нас несколько сюжетных линий, как они взаимодействуют друг с другом: идут ли одна за другой, развиваются ли параллельно, переплетаются? Где мы даём события крупным планом, где детализируем их? Гораздо проще подумать об этом на уровне плана, чем на уровне текста.

Можно выделить следующие уровни плана:

• Общий план.

Это основные разделы произведения, его крупные главы.

• Структурный план.

Обозначение глав, главок и т.п., вплоть до самых мелких фрагментов, которые можно считать достаточно самостоятельными.

• Детальный план.

Тезисы каждого из обозначенных в структурном плане фрагментов: о чём здесь будет написано.

К разновидности плана можно также отнести список персонажей и другие полезные списки, которыми обзаводишься при ведении писательского хозяйства.

Кстати, собрание несочинений — тоже разновидность плана. Самого стратегического из наших литературных планов.

Соединение и раскладывание

Соединение фрагментов. Можно — особенно если пользоваться планом — написать автономно друг от друга несколько основных эпизодов, содержащих главные точки напряжения для повествования. Когда эти ключевые фрагменты написаны, необходимо соединить их, то есть написать переходные фрагменты, перекидывающие мостик от одного из центральных эпизодов к другому.

Дополнительной заботой в этом случае должно стать обеспечение стилистического единства на этапе редактирования текста. Ведь разные фрагменты и их соединительные мостики могут иметь свои интонационные особенности, и надо проследить за тем, чтобы эти особенности не нарушали единство произведения.

Раскладывание-перекладывание. Этот метод особенно полезен, когда материалом для произведения служит большое количество фрагментов. Таких, которые легко сочетаются друг с другом сами по себе или с небольшим количеством соединительной правки (то есть по принципу мозаики).

Для применения метода нужно располагать достаточным пространством на большом, свободном от всего столе или даже на полу (лучше на ковре или паласе). Это пространство мы используем для раскладывания самих фрагментов или листков с их условными названиями, обозначающими те фрагменты, которые ещё не написаны. Сначала раскладываем фрагменты начерно, предварительным образом (может быть, в соответствии с некоторым исходным планом). Если всё не помещается, можно разложить один из разделов. Потом просматриваем возникшую картину «с высоты птичьего полёта» — и начинаем перекладывание.

Цель перекладывания в том, чтобы уточнить или даже радикально видоизменить первоначальную композицию. При этом мы можем убирать какие-то фрагменты в запас и добавлять новые, обозначив каждый из них листочком с условным названием, для того, чтобы потом написать предполагаемый текст.

Похожую работу можно осуществлять и с пунктами плана, написав их на отдельных листочках бумаги, что позволяет нам перерабатывать композицию произведения, пока оно ещё не написано. Преимущество работы с планом в том, что для неё требуется гораздо меньшая площадь: можно обойтись обычным письменным столом. Можно даже делать это на экране компьютера, если электроника не помешает сосредоточиться на содержательной стороне дела.

Выдрёмывание

Это достаточно экзотический метод, зато и результаты у него необычные. Он применим тогда, когда у человека нет накопленного недосыпа и есть возможность не вставать утром по будильнику, а немного поваляться в кровати (например, во время отпуска или в выходной).

Необходимо приготовить вечером рядом с кроватью (чтобы легко было дотянуться спросонок) блокнот или тетрадь для записи (желательно в твёрдой обложке, чтобы можно было писать без стола), а также ручку (хорошо пишущую) или карандаш (хорошо отточенный). Ещё нужно заранее выбрать одну или несколько тем, намеченных для творческого освоения. Можно даже записать их в том же блокноте — на случай, если забудешь.

Теперь всё готово к выдрёмыванию.

Утром, когда ты только что проснулся, но ещё даже не открыл глаза, постарайся вспомнить тему для обдумывания. Если забыл, загляни в блокнот, но тут же снова вернись в дремлющую позу и закрой глаза. Теперь можно спокойно размышлять на выбранную тему, позволяя себе то окунаться в дремоту, то выныривать из неё. Главное — снова и снова возвращаться к своей теме. А как только мелькнёт необычный образ, странная идея, полусонная фантазия — оторваться на минутку от процесса выдрёмывания и записать пришедшее на ум.

В этом необычном, по сравнению с сидением за письменным столом, состоянии на тебя будет работать фантазия сна и фантазия яви, само «пограничное состояние» между реальностью и дремотой. Этот интуитивный, подсознательный, фантазийный улов будет особенно ценен, если ты склонен к рационализму, к аналитическому осмыслению мира.

Охотно откликаются на этот метод малые жанры: сказки-крошки, афоризмы-определения, небольшие стихи. Кроме отпускного периода и выходных я применял выдрёмывание во время болезни. Цикл иронических стишков «Пришла к человеку бацилла» сочинял даже при высокой температуре. (Чтобы избежать напрасных подозрений, сразу заявляю, что книгу, которую вы держите в руках, я писал без применения выдрёмывания, как здорового, так и больного.)

Выращивание

Способ выращивания легче всего проиллюстрировать на примере сказки-крошки. Если сочинить сказочку, в которой нет и ста слов, получится произведение миниатюрного жанра, которое можно написать достаточно быстро. Но в случае, когда тема сказки кажется особенно интересной, можно разработать её углублённо, исходя из написанного текста сказочки.

Для этого надо вглядеться в мир, уже созданный этим текстом, и задать себе различные вопросы, уточняющие различные обстоятельства кратко описанного там события. Дать себе возможность подробнее изобразить героя сказки и других её персонажей, раскрыть увлекательные подробности происходящего. Может быть, присоединить ещё какие-то происшествия, приводящие к главному событию, или являющиеся его последствиями, или проходящие параллельно. Для того чтобы довести историю до обычной «полнометражной» сказки на несколько страниц, нужно просто досказать её, уточнить и углубить.

В частности, можно пробежаться по перечню опорных свойств и усилить те из них, для которых стоит это сделать. Можно добавить разговоры между персонажами, для которых маловато места в сказке-крошке. Можно ввести дополнительных действующих лиц. Можно... Впрочем, стоит вовремя остановиться, чтобы не пришлось после выращивания заниматься сокращением.

Точно так же можно вырастить эссе из афоризма, рассказ из рассказика, повесть из рассказа и роман из повести. Досказать, уточнить, расширить и углубить.

Нередко этот метод (не называя по имени) применяют при работе с большим произведением — сначала описывают какой-то эпизод кратко, а потом выращивают до того объёма, которого он заслуживает.

И в этой книге я применял выращивание много раз, почти для каждой главы или главки, включая и главку про выращивание, которая сначала была длиной в три строчки. Но для наглядности приведу пример. Он состоит из двух сказок: сказки-крошки и сказки, выращенной из неё.

Капитан плоского плавания

Капитан Вим не любил воду. Он плавал только по картам, на особом плоском кораблике. Да и сам Вим был плосковат. Однажды карту, по которой плыл Вим, сдуло ветром в море. Пришлось Виму прямо на плаву делать из плоского корабля -объёмный. Когда ему удалось пристать к берегу, Вим вздохнул: «Интересно в море, но чересчур глубоко и мокро. На бумаге всё-таки суше». И стал снова уплощать свой корабль.

Сказка про капитана плоского плавания

Всем хорош был капитан Вим, да вот только не любил воду. Даже в ванну загнать его было трудно, а уж чтобы в море или хотя бы в реку-ого!.. Пришлось бы вызывать морских или речных десантников специального назначения.

Впрочем, Вим был совершенно гражданским капитаном. Даже пушек у него на корабле не было. И плавал он не по морю (в которое, как известно, налито огромное количество воды), а по морским и даже океанским картам.

Конечно, карты плоские, но и корабль у капитана Вима был совершенно плоским, как раз для плавания по картам. Да и сам капитан был, знаете ли, достаточно плосковатым. В силу этого важного достоинства он прекрасно подходил для своего корабля и вообще для плоского плавания.

По картам, между прочим, гораздо удобнее путешествовать. Надо только хорошо знать всякие обозначения, чтобы не нарваться на непредвиденные неприятности. А этих знаний у капитана Вима было хоть отбавляй. Всё, что связано с картами, он знал лучше всех. Он ещё в детстве играл только в карты и никаких других развлечений знать не хотел. Сказать по секрету, капитан Вим приглядывался даже к лунным картам и картам звёздного неба, такие у него были великие мечты.

Но вот однажды, в разгар одного из увлекательнейших путешествий капитана Вима, карту, по которой он путешествовал, вместе с его кораблём и вместе с самим капитаном Вимом подхватил сильный порыв ветра - и понёс, понёс, пока не донёс до ближайшего моря. Там ветер растворился в морских просторах, а карта опустилась на морскую гладь.

Постепенно карта намокла, отяжелела и стала медленно погружаться в то самое море, которое было на ней изображено. Но капитан Вим не терял времени даром.

Как только он понял, что происходит, он тут же приступил к отважным и решительным действиям: ведь он был настоящим капитаном. Пока они парили над морем, пока спускались, планируя, на воду, пока морская вода неторопливо пропитывала карту, капитан Вим производил аварийное переоборудование своего корабля. И когда карта, похожая на рыбу-ската, вяло шевеля своими широкими плоскими краями, стала погружаться в морскую глубину, на воде качался уже не плоский, а вполне объёмный кораблик с парусом и флагом. Капитан Вим был горд тем, что успел так удачно его переоборудовать. От гордости он напыжился - и <уоже стал казаться удивительно объёмным. Но времени он не терял и уверенно направлял свой корабль к недалёкому берегу.

На берегу капитана Вима встречала восторженная толпа. Журналисты подсовывали ему свои микрофоны, телевизионщики наставляли на него свои телекамеры, а простые люди подходили к нему, чтобы просто пожать ему руку.

- Теперь, когда ваш корабль стал объёмным, вы начнёте, наверное, путешествовать по настоящим морям и океанам? -спросил его самый проворный журналист.

- Ни в коем случае, - твёрдо сказал капитан Вим. - Главное в жизни - это профессионализм. Я специалист по путешествиям на карте, этим я и буду заниматься. У меня впереди большие планы.

- Неужели вам не понравилось море? - удивлённо пискнула маленькая корреспондентка местной газеты.

- Море... - вздохнул капитан Вим. - Море - это, конечно, вещь любопытная. Только в нём слишком уж глубоко и слишком мокро. Это всё только для рыб. Не зря люди придумали для себя карты.

И он отправился снова уплощать свой корабль.

Метод, о котором здесь говорится, не совпадает с тем выращиванием, о котором шла речь в законе трёх «В», но достаточно близок к нему по духу. Третье «В» в этом законе говорит о принципе: о том, что написанное нужно довести до наилучшего вида. Метод выращивания — это рабочий инструмент, один из способов достижения такого результата.

Способы самотормошения

Тормошение — хорошее средство против торможения, но подразумевает внешнее тормошащее начало, обычно кого-то, кто будет тебя тормошить или хотя бы подтормашивать. Обеспечить, чтобы кто-то тормошащий был всегда с тобой, можно только одним путём. Нужно, чтобы это был ты сам. То есть, кроме восприимчивости к тормошению со стороны, полезно ещё вырабатывать навыки самотормошения. Приведу несколько из них в качестве примеров, но каждый может найти к себе и другие, более индивидуализированные подходы.

Ни дня без Строчки. Этот тонизирующий девиз (о его происхождении уже говорилось в Притче о живописце Апеллесе) вполне можно подогнать под свой темперамент. Достаточно поставить вместо «ни дня» что-то другое: «ни недели», «ни месяца»... Весь вопрос в том, с какой частотой собираешься себя тормошить. Может быть, всё-таки лучше оставить как есть?

Испытание жанров и стилей. Существует множество жанров (если не ограничиваться их укрупнённой классификацией), и очень увлекательно попробовать себя в каждом из них. Прежде всего — в тех, к которым испытываешь особое расположение. Но для развития литературных возможностей стоит примерить к себе и всякое разное. А выбрав один из жанров, можно ещё опробовать внутри него и различные стилистические подходы.

Игра-Соревнование. Затеять литературную игру или соревнование с другим пишущим человеком (а то и с целой компанией). Есть, например, стихотворная игра в «буриме», когда участники предлагают друг другу рифмы для стихов или просто ключевые слова, к которым надо ещё и рифму найти. Или игра в «дуэль определянтов», когда соперники предлагают друг другу слова для определения и смотрят, у кого получился афоризм быстрее и метче. Описание многих игр можно найти в книге «Литературная студия: открытие возможностей», которая должна выйти в свет вскоре после «Написать свою книгу».

Конечно, результаты игры не следует воспринимать как конечный итог творчества, но они могут дать хороший материал для последующей обработки, да и просто очередной импульс к литературной деятельности.

Победа наверняка. Участие в различных литературных конкурсах, начиная с интернетовских и кончая самыми что ни есть солидными, может выглядеть по-разному. Либо ты даёшь на конкурс то, что у тебя уже написано, в надежде снискать успех, либо что-то пишешь именно в связи с конкурсом. Первый подход зависит, наверное, от социального темперамента автора и слабо связан с собственно литературным творчеством. А вот второй подход вполне подходит для мобилизации творческой активности. При этом итоги конкурса практически не имеют значения. То, что написано, — это и есть твоя победа!

Работа по заказу. В том, чтобы писать по заказу, то есть то, что требуется издателю или редакции, нет ничего зазорного, при соблюдении двух условий. Во-первых, если тебе определяют тему, но не способ её трактовки. Во-вторых, если ты сохраняешь за собой свободу принять заказ или отказаться от него — и осознанно этой свободой пользуешься. Тогда принятый заказ может стать побуждением к полноценной литературной работе.

Скупой рыцарь. Может быть, это и не самый героический способ подвигнуть себя к творчеству, но вполне действенный. Он состоит в том, чтобы вести старательный количественный учёт написанного и подзадоривать себя стремлением к очередной круглой цифре произведений в том или ином жанре. Понятно, что метод особенно эффективен в приложении к малым жанрам, где произведений больше (а значит, и «юбилейных» цифр), потому что писать их быстрее.

Поиск названия. Штурм-10

Дать произведению название — это важная часть работы (даже если в итоге этого всего лишь одно слово), и к ней надо отнестись сосредоточенно.

Во-первых, с самого начала полезно дать рабочее название. Позже его можно изменить или заменить, но сейчас это уже имя, которое что-то обозначает.

Во-вторых, итоговое название за время работы иногда приходит само. Важно быть уверенным, что оно окончательное. Тогда забота о названии исчерпана.

В-третьих, если этого не произошло, обратимся к особой разновидности того, что называют «мозговым штурмом», но в расчёте не на группу людей, а только на себя самого. Назовём этот метод «Штурм-10».

Заключается он в том, чтобы (не надо пугаться) придумать не одно название, а ровно десять! Благодаря большому количеству вариантов снимается то напряжение, которое испытываешь при поиске единственного. Оказывается, как ни странно, что несколько названий придумать в каком-то смысле легче, чем одно. Когда перечень из десяти подходящих названий готов, пора перейти ко второй части работы: выбрать из них наилучшее. Если есть сомнения, обратимся к кому-нибудь за помощью. Ведь сами-то названия придуманы автором, а уж поучаствовать в выборе может и консультант.

В этом методе главное — не давать себе послабления и набрать именно десять названий (или больше, но никак не меньше). На самый крайний случай, если десять никак не набирается, а придумано только восемь вариантов, даю секретную подсказку: переименуй метод в «Штурм-8».

Фантазия добавлений

Даже полностью готовый, хорошо отредактированный текст допускает ещё кое-какую работу на пользу произведению в целом. Это разного рода добавления.

• Подзаголовок. О выборе названия мы только что говорили. Но к названию может быть добавлен и подзаголовок. Это особенно важно, если название метафорично или выглядит несколько отвлечённым от содержания произведения. Тогда подзаголовок берёт на себя уточняющую функцию, позволяя читателю сориентироваться. В качестве подзаголовка используют и уточнение жанра произведения, причём не обязательно строго литературоведческое, а по-своему осмысленное. Ведь подзаголовок, как и название, нередко служит разновидностью зацепки.

• Эпиграф. Обычно это цитата (реже самоцитата), задающая настрой всему произведению или какой-то из его частей. Существенной частью эпиграфа является имя автора, несущее заряд авторитета или, скажем, интригующее своей экзотичностью. Можно использовать также фрагменты документальных текстов, цитаты из газет, объявлений и рекламы, даже реплики из разговоров на улице.

• Посвящение. Это не только дань признательности, уважения или любви к значимому для тебя человеку (или людям), но также и один из элементов художественного воздействия на читателя —и самым выбором адресата, и текстом посвящения.

• Предисловие, вступление, уведомление и пр. Разные виды вступительных текстов преследуют разные смысловые цели. Не будем и тут забывать про читателя, который вообще-то не очень охотно читает предисловия. Впрочем, если «предисловные тексты» достаточно оригинальны, привлекательны и возбуждают аппетит к дальнейшему чтению, то они могут занять вполне достойное место в произведении, а также в цикле или в книге, объединяющей разные наши работы. Так что постараемся не тратить предисловие на занудные объяснения того, что дальше и так понятно, или оправдания в чём-нибудь, а прежде всего позаботимся, чтобы оно интересно читалось.

• Пролог. Это, вообще говоря, композиционная составляющая самого произведения. Однако его полезность иногда становится очевидной лишь после того, как всё написано. И тогда не поздно им заняться. Но он стоит в начале — и поэтому должен быть особенно привлекательным.

• Эпилог, постскриптум. Они имеют разные назначения. Эпилог служит для ускоренного завершения той окончательной части сюжета, которую мы не включаем в основное повествование. Постскриптум — это скорее вид концовки, элемент литературной игры.

• Послесловие. Не будем путать его с эпилогом. Это текст, по стилистике близкий к предисловию, который по тем или иным соображениям должен идти именно после текста, а не перед ним. Одолеет ли дополнительную дистанцию утомлённый читатель? Только при условии, что автор сумеет его тонизировать.

• Цитаты. Цитаты, включённые в текст, — совсем не то, что цитаты в эпиграфе. Внутри текста они должны гораздо органичнее сочетаться со своим окружением. Иногда для этого лучше использовать не прямую цитату в кавычках, а парафраз, то есть пересказ цитаты своими словами (но со ссылкой на автора).

• Примечания. Форма примечаний зависит от их характера и количества. Иногда достаточно дать уточняющее пояснение прямо в тексте. Если примечания носят общий справочный характер, но их немного и они небольшие, можно воспользоваться сносками. Если в тексте использовано заметное количество терминов, связанных со спецификой темы, лучше организовать их пояснение в виде словарика в конце произведения. Если нужны достаточно объёмные примечания-комментарии, их можно также вынести в конец. Но в художественном произведении число примечаний лучше свести к минимуму.

То, что все эти добавления к тексту возможны, совершенно не означает, будто все их надо непременно использовать. Не переусердствуй. Надо выбрать то, что нужно именно в этом произведении, и оставить всё остальное до другого случая.

Некоторые особенности прозы

Проза — прерывистый знак непрерывного.

Осип Мандельштам, русский поэт XX века

В этой книге мне всё время приходится примирять желание быть кратким и стремление отразить все наиболее существенные темы, которые вызывали интерес на занятиях студий и семинаров. Несколько таких тем собраны под названием «некоторые особенности» здесь и в следующей главе. В какой-то степени это условность. Можно было бы причислить эти особенности к общим принципам или опорным свойствам. Если читатель в этом нуждается, пусть сделает это сам. Разрешаю.

Этажи смысла

Когда мы говорим о смысле произведения (в законе трёх «С») или о мысли, вложенной в него (как об одном из опорных свойств), может показаться, будто это что-то единичное, компактное, вроде батарейки: вложил —и заработала. Чтобы отойти от этого слишком упрощённого представления, поговорим о разных уровнях смысла. Для большей изобразительности назовём их этажами.

► Этаж первый: повествовательный. На нём удобно и увлекательно жить читателю, потому что здесь много знакомых смысловых вещей, к которым он привык в реальной жизни. Оборудовать этот этаж автору помогают его представление о действительности и своё к ней отношение.

► Этаж второй: игровой. Здесь озорничают слова и смыслы, здесь весело и можно предаваться разным играм —например, когда говорится одно, а имеется в виду другое. На этом этаже обитают Воображение, Фантазия, Поэзия, Юмор и другие чудесные преобразователи текста, снабжающие его подтекстом и метафорическим содержанием.

► Этаж третий: духовный. Здесь встречаются добро со злом — и читатель, наблюдая за этой встречей, примеряет к себе глубинные принципы жизни. Лучшее, что может сделать писатель, это открыть верхний этаж для Истины и Духа. Это не так просто, как хотелось бы, но всё же осуществимо.

Есть у дома-произведения и фундамент. Он мало заметен, как и те подвальные помещения, которые в нём расположены. Но на фундаменте держится всё здание. Итак:

► Подвальный этаж: мировоззренческий. Здесь находятся хозяйственные и рабочие комнаты, смысловые кладовки, из которых автор достаёт то, что может понадобиться на других этажах. Без этой опоры и поддержки жизнь в доме будет неустроенной.

Каждый из этажей необходимо обставить с помощью текста. Этому служат словесные изображения персонажей и ситуаций, диалоги, описания, вся палитра подробностей. Когда пишешь, приходится заботиться обо всех этажах одновременно.

Диалог

Мудрая кэрролловская Алиса — та, что побывала в Стране чудес и в Зазеркалье, — оценивала качество книги по наличию в ней картинок и разговоров. О картинках (в нашем контексте — об образах) мы уже говорили и ещё поговорим. А теперь—о разговорах, то есть о диалоге.

Диалог в литературе похож на разговор в жизни, но вместе с тем отличается от него. Похож тем, что и там и там используется так называемый разговорный язык, имеющий свои специфические особенности. Тем, что у каждого из говорящих своя манера выражаться. Тем, что в разговоре каждый знает что-то своё и старается либо рассказать об этом, либо узнать что-то у других. Отличие же в том, что в жизни разговор слишком часто бывает просто болтовнёй, а литературный диалог, сохраняя сходство с житейским разговором, должен быть художественно организован. То есть от разговора в жизни к диалогу в произведении непременно ведёт писательская работа.

Для хорошего диалога нам нужна копилка подробностей: словечек, реплик, оборотов, подмеченных у самых разных людей. Можно, конечно, надеяться на услужливость памяти, на то, что она, такая хорошая, вовремя подсунет нам что-то подходящее. Но куда надёжнее записывать кое-что из услышанного, чтобы при случае использовать в литературном деле.

Диалог — это встреча или даже столкновение характеров. Это встроенная в прозу драматургия: в каждом диалоге мы разыгрываем маленький спектакль. Поэтому перед тем, как написать очередную реплику, автору необходимо совершить некоторое перевоплощение — и говорить уже другим голосом, из другой души. Кстати, когда диалоговая сцена написана, очень полезно прочитать её вслух себе самому, чтобы ощутить достоверность каждой реплики.

В диалоге (в литературе, как и в жизни) каждый из персонажей рисует свой автопортрет, черпая краски из индивидуального лексического запаса и привычных именно ему словесных формулировок. Сложность лишь в том, что все «автопортреты» должен нарисовать автор.

Просвечивание главного (того, ради чего строится именно этот диалог) идёт через реплики, и степень просвечивания очень важна. Если не просвечивает ничего, диалог становится пустопорожним и передаёт это качество тексту. (Исключение составляет наше сознательное использование элемента болтовни, но тогда надо позаботиться о её окружении.) Если же, наоборот, слишком просвечивает заданность, если персонаж, как медиум, напрямую возвещает необходимые автору идеи, такой прямолинейный пафос угнетает читателя. Так что прежде всего именно в диалоге нужно оттачивать искусство подтекста.

Особый случай представляет собой специальное разрушение осмысленности диалога. Оно тоже может быть вполне жизненным и вместе с тем играть свою художественную роль. Примеры такого антикоммуникативного диалога, связанного с расшатыванием общепринятой логики общения и поведения, можно найти в стилистике «театра абсурда».

Воображение и фантазия

Воображение и фантазия родственны, но во многом они различаются. Во-ображение, как подсказывает нам само слово, — это способность к воплощению идей и мыслей не просто в слове, но в образном изображении. Фантазия (от греческого «фантасма», призрак) означает скорее способность к созданию произвольных образов. Наша задача — поставить фантазию на службу воображению, но ни в коем случае не отдавать воображение в рабство фантазии. Это важный творческий выбор. Когда фантазия работает на воображение, усиливаются выразительные возможности мысли. Когда воображение работает на фантазию, оно способствует развитию лишь развлекательных свойств произведения.

Воображение — один из главных инструментов писателя, даже самого реалистического. Оно обеспечивает способность к пониманию других людей и даже других существ. На нём основано умение перевоплощаться, необходимое любому автору. Опора правды на воображение необходима и для придуманной истории (воображение даёт возможность говорить об истинном с помощью выдумки), и для взятой из жизни (воображение позволяет заглянуть в мир персонажа или восстановить скрытую основу описываемой ситуации).

Фантазия делает другую работу: примеривает несуществующее к существующему, пытается угадывать и предвидеть, что и как может произойти. Но часто и фантазия помогает разобраться в реальности, моделируя, воспроизводя её в ином облике, то есть метафорически. Ведь иногда реальное можно лучше понять через возможное. Или даже через невозможное.

В литературе воображение может проявляться разными способами. Это и выбор темы, и построение сюжета, и те образы, которые оно рисует. Оно может проявляться и в стилистике фразы, и в самой авторской лексике.

Реализация воображения и фантазии может происходить при обращении к мифу (когда автор по-своему воссоздаёт условно обозначенную мифом картину) или к историческому преданию (когда он даёт прошлому новую, сегодняшнюю жизнь). С их помощью создаётся игровая сторона повествования. Они позволяют выступать под той или иной необходимой маской.

Описание: от эпитета до картины

В этой книге часто встречается слово «описание». Настало время поговорить о нём подробнее. Ведь именно через него и осуществляется словесная живопись. Через описание местности, сооружения, помещения, человека, явления, события, эпизода, вещи, книги, картины, музыки...

Цель описания двойная: с одной стороны, дать читателю увидеть то, о чём мы пишем, а с другой — сделать это так, чтобы возник изобразительно-эмоционально-смысловой образ нарисованного словами.

Большую роль в описаниях играют подробности, о них уже шла речь. Но только на них уповать нельзя, тем более не стоит перегружать деталями текст по принципу: чем больше, тем лучше. Переизбытком подробностей можно вогнать в тоску даже самого терпеливого читателя. Иногда одна деталь — хорошо прописанная, образная — производит большее впечатление, чем обильная инвентаризация особенностей. Именно образный подход является альтернативой и слишком сухому описанию, и чрезмерно подробному.

Простейшим средством описания служит эпитет (от греческого «эпитетон», приложение): образное прилагательное или причастие. Но даже с ним не всё так уж просто. Вспомним принцип следующего слоя: в первую очередь на ум приходят самые привычные, затасканные эпитеты, а значит, и самые неинтересные. Поэтому необходимо пробиваться сквозь верхние лексические слои к эпитету неожиданному. Такому, чтобы его сочетание с тем словом, к которому он относится, не было устоявшимся до скуки. Вообще говоря, в каждом случае надо найти свой эпитет —свой для конкретного слова в конкретном контексте, и вместе с тем свой для нашей авторской интонации. Тем более что эпитет часто окрашивает слово нашим эмоциональным отношением к нему. Ведь образ — это, по сути дела, сгущённое переживание.

Помимо всего прочего, эпитет может быть усилен инверсией, то есть изменением обычного порядка слов: «румяное яблоко» и «яблоко румяное» звучат по-разному. Это хороший приём, если им не злоупотреблять. Если вдруг увлечёшься (такое бывает), приходится слишком частую инверсию отлавливать на уровне редактирования.

Постараемся, чтобы эпитеты не повторялись. Будем помнить, что роль эпитета может играть и пояснительное существительное, что распространённый эпитет может включать целую группу слов. Словесного материала вполне хватает на то, чтобы не быть однообразным.

Создавать образное описание помогает и сравнение. Оно позволяет лучше почувствовать характер объекта или явления, отражая его в другом. Сравнение пользуется выражениями «как будто», «похоже на», «словно». Этим оно отличается от метафоры, которая более решительно соединяет разные вещи друг с другом. Сравнение может быть ещё более распространённым, чем эпитет. И ему тоже на пользу новизна и неожиданность.

Более сильным, более поэтичным (даже при использовании в прозе) средством изобразительного описания выступает метафора. Это самостоятельная разновидность образа на любом уровне — вплоть до итогового образа всего произведения.

Метафора может быть привычной, известной — или оригинальной, найденной специально для конкретного описания. Может быть краткой или развёрнутой, когда она перебирает разные стороны метафорического уподобления. Существует даже иронический приём реализации метафоры, то есть её обыгрывания в буквальном смысле слова, со всякими забавными последствиями такого буквализма.

Самым обобщённым понятием для художественного подхода к описанию является троп (от греческого «поворот», то есть оборот, образ). Так называют любое употребление слов в переносном, образном смысле. К тропам относятся гипербола (нарочитое преувеличение), литота (обратная гипербола, преуменьшение), гротеск (доведение характеристик до карикатурной формы) и пр.

Задача пишущего — донести до другого то, что думаешь и чувствуешь. Не всегда это можно сделать с помощью рациональной передачи информации. Образ — это изображение вместо объяснения. Образное изображение позволяет передать важные вещи внерациональным путём.

Картина (или хотя бы картинка), нарисованная словами, с помощью эпитетов, сравнений, метафор (а может быть, и без их помощи), — это и есть образ. Он возникает тогда, когда все наши словесные усилия поддерживают друг друга, создавая что-то цельное и выразительное. Иногда сначала находишь его мысленно, внутренним зрением, а потом уже стараешься описать словами. Но бывает и так, что образ складывается постепенно, по мере сочинения текста.

Образы помогают и автору и читателю подняться над плоскостью привычной жизни. Новые сочетания слов будят новое восприятие. Неожиданное сравнение даёт толчок воображению. Мысль на крыльях образа взлетает туда, куда рассудку пришлось бы строить лестницу из бесконечного количества ступенек. Вот почему стоит стремиться к образности письменной речи — как к одному из самых сильных её свойств.

Некоторые особенности поэзии

Поэзия — это живопись, которую слышат.

Леонардо да Винчи, итальянский художник XV века

Многие свойства письменной речи характерны как для прозы, так и для поэзии. Поэтому думающий читатель (недумающий почти наверняка уже бросил эту книгу), склонный именно к поэтическому творчеству, мог заметить важные для себя вещи там, где говорилось о тексте вообще или даже о тексте прозаическом. В этой главе даны лишь необходимые добавления к общим принципам. Те, что существенны прежде всего для стихотворной работы.

Музыка языка

Язык — это не только смысловое, но и музыкальное явление. Чтобы убедиться в этом, достаточно послушать речь на незнакомом языке: не понимая смысла, мы обращаем внимание именно на музыку языка и чувствуем её отличие от музыки других языков.

У меня была знакомая, которая могла спеть песню на любом из достаточно общеизвестных языков. Песни звучали совершенно достоверно, и только через некоторое время те, кто знал соответствующий язык, начинали понимать, что не слышат ни одного знакомого слова. Это была всего лишь имитация музыкальной стороны языка без попыток изобразить его содержательную сторону.

Поэзия существенно больше, чем проза, опирается на музыку родного языка, воспроизводит и усиливает её. Стихи, технически отличающиеся от прозы лишь разбиением на строки, чтобы обрести подлинную поэтичность, нуждаются ещё в музыкальности и в образности. Мы уже говорили о метафорах, образах, изображении. Теперь обратим внимание на музыкальную сторону текста.

Главным средством для создания музыкального строя стихотворения является не соблюдение жёстких поэтических схем, а собственный слух автора. Во многом этот слух достаётся человеку от предыдущих поколений, от его языковой среды. Но каждый может ещё прислушиваться к словам, которые он подбирает, организовывать их так, чтобы они лучше подходили друг к другу, делать здесь находки и открытия. В результате возникает свой голос, свой способ выражения, свой стиль звучания.

Выделим некоторые стороны организации поэтического текста, на которые полезно обращать особое внимание.

Ритм Строки. Он возникает из чередования ударных и безударных слогов, пауз между словами, использования знаков препинания. Как уже говорилось, размером называется общая повторяющаяся схема ударных-безударных слогов. Но пользуешься ли ты такой регулярной схемой или нет, нужно снова и снова проверять на слух ритм каждой строки и каждой фразы (которая может совпадать со строкой, занимать её часть или переходить из одной строки в другую). Для такой выверки можно подобрать какую-то свою внутреннюю мелодию, позволяющую пропеть эту строку. Если строка никак не «выпевается», это сигнал тревоги: с ритмом что-то не так.

В более широком смысле к ритму относят также систему повторения слов, оборотов, метафорических ходов, элементов композиции.

В стихах гораздо значительнее, чем в прозе, роль знаков препинания, ведь от них тоже зависит ритмическая интонация. Иногда в стихах вообще не используют знаки пунктуации, и это даёт особый эффект. Читателя побуждают тем самым к более активному чтению, он должен предпринимать свои усилия по ритмическому (а иногда и смысловому) воспроизведению строки.

Любопытно, что в строке могут быть свои строки: это так называемая стихотворная «лесенка», разделение строки на части со сдвигом очередной части вправо относительно предыдущей. Это очень сильное ритмическое деление. Сильнее только разделение одной смысловой строки на самостоятельные строки.

Ритм Строфы. Несколько строк, тесно связанных друг с другом, образуют отдельную часть стихотворения — строфу. Она отделяется от следующей строфы пустой строкой. Умение разделять произведение на строфы улучшает общий ритм стихотворения, делает его более стройным и ясным. Ритм вообще очень связан со смыслом и заметно помогает ему проявиться.

Ритмически строфа представляет собой отдельное небольшое стихотворение. Поэтому внутри неё нам приходится следить за тем, как переходят друг в друга строки. Средство контроля остаётся тем же, что и для строки: внутреннее выпевание. Оно подводит нас и к музыкальному строю стихотворения. Музыка опирается на ритм, но утончает, углубляет, возвышает его. Известное поэтическое «чтение с завыванием» — это попытка поэта форсированным образом заставить слышать музыку его стихов.

Для более сильного разделения строф используют звёздочки, заголовки или нумерацию частей (для большого стихотворения или поэмы). Здесь тоже есть свой композиционный ритм, но он требует уже не выпевания, а скорее смыслового взгляда на общее построение текста.

Сочетание слов. Стоит следить за благозвучием стиха (литературоведы используют термин эвфония, что и означает благозвучие).

Например, звуки одного слова могут лучше или хуже согласовываться со звуками соседнего слова. Если первое слово заканчивается двумя согласными, а второе, допустим, начинается с трёх согласных, происходит некоторый затор звуков (скажем, словосочетание «страсть к скромности» произносится затруднённо). Не очень удачно получается и тогда, когда скапливаются гласные, это называется зияние. Кстати, некоторые случаи нарушения эвфонии отмечает даже компьютерный редактор «Ворд», если он соответствующим образом настроен.

Бывают и другие неблагозвучные переходы от слова к слову. Иногда на стыке слов возникает случайное постороннее слово, которое может мешать восприятию. Так, в патетическом восклицании «Жив ли? Усоп ли?» вряд ли уместны те «сопли», которые отчётливо там слышатся.

Настройка текста. Использование одинаковых или близких звуков может придать тексту особое звучание там, где это нужно. Но случайное повторение звуков, избыток шипящих или нарушение равновесия между согласными и гласными может привести к побочным эффектам и затруднить чтение. Поэтому приходится, с одной стороны, искать слова, дающие нужную фонетическую музыку (это называется звукопись), а с другой — следить за тем, не появилось ли что-нибудь нежелательное.

Можно использовать аллитерацию — повторение одинаковых или близких согласных звуков. Приём очень броский, поэтому главное условие для него — чувство меры. В некоторых случаях пригодится звукоподражание: имитация звуков окружающей жизни. К настройке текста относятся и повторы группы звуков внутри строки или в близких строках. Разновидностью повторов являются анафора (повторение одинаковых или созвучных слов, или групп слов, в начале строк) и эпифора (повторение в конце строк).

Звуковая настройка текста важна не как самоцель, а в соответствии со смысловой и образной структурой стихотворения. Только тогда приёмы и термины (а большинство из них имеют давнюю и заслуженную историю) перестают быть демонстрацией техники, а становятся реальным инструментом совершенствования поэтической речи.

Размерность и творчество

Метрическое стихосложение, использующее регулярный размер строк, это лишь один из возможных подходов к организации стихов. Даже если говорить только о российской традиции, сильно уступающей по возрасту Востоку и Западу, то и в её русле понятие о стихосложении всё время уточняется и углубляется. Начиная от силлабической системы (учитывающей только количество слогов в строках), тонической (учитывающей только количество ударений), силлабо-тонической (учитывающей то и другое), оно приходит к современным крайне разнообразным представлениями и терминам. Это или простые схемы, имеющие множество исключений и уточнений, или более универсальные, отличающиеся возрастающей сложностью.

Если присмотреться ко всем этим концепциям, то возникает желание вернуться к опоре на собственный слух. Человеку, пишущему стихи, а не специализирующемуся на их анализе, вернее полагаться на себя и на опыт любимых поэтов, чем пытаться изучить все существующие способы организации стихов и выбрать из них наиболее эффективные.

Проще всего писать стихи в каком-нибудь классическом размере (мы говорили о некоторых из них в главке «Метры и ритмы»), старательно подсчитывая слоги и ударения, но тогда нужно делать это достаточно качественно. Случайное нарушение размера производит такое же неприятное впечатление, как и фальшивая нота у музыканта. Если же позволить себе творческий подход, не связывая себя строгим общеизвестным размером, необходимо гораздо тщательнее следить за ритмом и музыкой стиха и понимать, что создаёшь свою особую мелодию, которая тем более должна обладать внутренней гармонией.

Мир фразы

Фраза — микромир текста

Букву можно сравнить с атомом текста. Все эти атомы учтены алфавитом. Слово можно уподобить молекуле. Подавляющее большинство слов занесено в словари. Настоящая жизнь текста — а значит, и литературное творчество — начинается с предложения. Можно соорудить его наспех, лишь бы примерно отразить свою мысль. А можно пожить в нём, обиходить, сделать уютным — чтобы предложить читателю нечто достойное внимания.

Фраза как возможный шедевр

Один мой друг, тонкий поэт и писатель, в молодости работал в патентном институте и должен был составлять русскоязычное резюме прочитанных по-английски технических описаний. Никакой особой изысканности от резюме не требовалось, но он каждое доводил до блеска, до уровня хорошего стихотворения в прозе. «Пользуюсь возможностью нарабатывать стиль», —объяснял он.

Представим себе хорошего писателя, которому насильственно ограничили возможность писать одной фразой в месяц, или пусть даже в неделю (не будем уж столь жестоки). Каким шедевром становилась бы каждая его фраза, если месяц писательского труда был бы посвящён только ей! И хотя в реальной жизни автор не часто ставит перед собой задачу довести каждую фразу до высочайшего уровня, но почему бы не позаботиться о посильном движении в эту сторону. О совершенствовании мира фразы. (Не забывая, конечно, и о его связях с «внешним миром» всего произведения.) Присмотримся к тому, что для этого можно сделать.

► Лексика фразы (то есть подбор слов) должна и соответствовать её окружению, и быть гармоничной внутренне. Не забудем про принцип следующего слоя и постараемся отогнать первые пришедшие на ум слова, чтобы они уступили место более самобытным.

► Будем ценить неожиданность фразы. И её неожиданное звучание в окружающем тексте, и её оригинальное строение, и нестандартные переходы от одного слова к другому. Разумеется, сюжетная неожиданность требуется не от каждой фразы, но не совсем обычное построение, индивидуальный подбор словосочетаний — это и есть труд по созданию стиля.

► Посмотрим, есть ли у фразы изюминка: особое слово, оригинальное словосочетание, удачный ритмический разговор, какая-либо изобразительная особенность. Если ничего такого нет, надо подумать: может, стоит о бедной обычной фразе дополнительно позаботиться?

► Длина фразы. Удлинённую фразу можно использовать в авторских интересах, превращая её в самостоятельный элемент произведения, но это требует сознательной композиционной работы. Обычно длинные предложения всё-таки затрудняют восприятие, лучше делить их на более короткие. И тем самым на более энергичные. (Последние два предложения показывают, как можно произвести разбивку не на две равноправные фразы, а на ведущую и дополнение к ней.)

► Необходимо избавиться от лишних слов. Наша фраза не обязана быть педантично полной и правильной. Если мы проверим каждое слово в ней на возможность его выбрасывания из фразы, то обнаружим неожиданные возможности её облегчения. (Например, последнее предложение лучше записать в таком виде: «Проверим каждое слово на выбрасывание — и обнаружим неожиданные возможности облегчения». Тем самым удалено девять лишних слов! Проверь.)

► Избавимся и от повторения одинаковых слов. В предыдущем примере мы выбросили, в частности, повторяющееся слово «возможности». Если бы нужно было оставить его, пришлось бы подыскивать синоним или другую замену. Повторяющиеся слова (за исключением специальных рефренов) делают текст более монотонным, возникает ощущения бедности авторского словарного запаса.

► Перебор синонимов. Даже в тех случаях, когда не идёт речь о повторениях, стоит перебрать для ключевых слов некоторое количество синонимов. Обычно один из них окажется самым подходящим на данном месте. И не всегда он будет тем, что пришёл в голову поначалу.

► Местоимения. Необходимо ли каждое из них? Например, многие притяжательные местоимения можно удалить без всяких потерь для содержания. Достаточно ли точно работает каждое местоимение? Может ли читатель легко понять, вместо какого слова стоит «он» или «она»?

► Будем избегать скопления гласных или согласных между словами. Они плохо читаются вслух, но и при чтении про себя вызывают неосознанный дискомфорт. В частности, это касается предлогов, заканчивающихся согласной, и русский язык порою позволяет их изменять, чтобы улучшить звучание («безо всяких» звучит лучше, чем «без всяких»).

► Очень важен порядок слов. От него зависит логическое ударение, то есть смысловой акцент предложения. Иногда можно прибегнуть к инверсии (то есть к изменению естественного порядка слов). Но не стоит ею злоупотреблять. Она нужна для акцентировки смысла или тогда, когда этого требует ритм повествования.

► Существительные или глаголы. На что мы будем в большей степени опираться? Можно сделать фразу более предметной, насыщая её существительными, или более динамичной, отдавая предпочтение глаголам.

► Посмотрим на прилагательные и причастия (служащие эпитетами), на их сочетание. На взаимодействие по содержанию, согласованность по времени и пр. И уж конечно, постараемся подобрать наиболее подходящий и свежий эпитет для каждого отдельного случая.

► Обратим внимание на деепричастные обороты. На их соответствие общему смыслу фразы. На согласование с тем словом, к которому они относятся.

► Позаботимся, чтобы уточняющие слова (дополнения, обстоятельства и пр.) были расположены поближе к словам, которые они поясняют.

► Предлоги и падежи: нужно проверить управление словами и внутренними связями, чтобы вся структура предложения была органичной и понятной.

► Придаточные предложения требуют особого внимания, поскольку от них зависит степень усложнённости фразы, а значит, и её соответствие общему стилю повествования. Иногда без них можно легко обойтись. В других случаях именно придаточное предложение делает фразу более стройной и понятной.

► Пунктуация. Использование каждого знака препинания имеет две стороны. У него есть традиционная функция в синтаксисе, но его стилистическое применение автором может с этой традицией расходиться. Чисто школьный подход делает пунктуацию скучной. Чрезмерный упор на авторское самовыражение может привести к затруднениям в понимании текста. Выработка своего стиля состоит в нахождении индивидуальной золотой середины.

► Посмотрим на ритм и звучание фразы. Можем ли мы упростить её? Сделать более музыкальной? Уместно ли используем повторения и созвучия?

► Полезно проверить фразу на чтение вслух. Изменить трудно читающиеся места. Если нужно, поработать с внутренним ритмом предложения, согласовать его с окружающим текстом.

Может показаться, что перечень пунктов внимания к одной-единственной фразе слишком внушителен. Неужели всерьёз можно идти по нему шаг за шагом в надежде довести каждое предложение до идеального состояния?

Чтобы не было ненужных страхов, поясню, как возник этот перечень. Просто я постарался разложить по полочкам те важные импульсы, из которых складывается интуитивная работа писателя. Поначалу, когда мы лишь начинаем развивать внимание к письменной речи, полезно присматриваться к этому списку. Потом, по мере творческой практики, какие-то вещи начнут переходить в область писательского инстинкта, уйдут в подсознание, и уже можно будет не сосредотачиваться на них снова и снова.

Родственные связи слова

Ни одно слово не существует в языке изолированно, каждое обладает многочисленными родственными отношениями, дальними или близкими. Для того чтобы правильно подобрать и хорошо прочувствовать слово, понимать его возможности, ощущать взаимодействие со словами, которые окружают его внутри фразы, полезно быть знакомым с этой большой роднёй.

Прежде всего, это однокоренные родственники. Слова, растущие из одного и того же корня и отличающиеся приставками, суффиксами, окончаниями, соединением с другими корнями и пр. К использованию однокоренных слов особенно чуток поэтический текст. Всерьёз рифмовать «пошёл» и «пришёл» можно только на самом примитивном стихотворном уровне. Да и просто использовать однокоренные слова в одной фразе, даже в прозе, нужно с оглядкой, не оставляя это дело на волю случая.

Следующая важнейшая линия родства — синонимы (от греческого «одноимённый»). Мы говорили о поиске вариантов для подбора наиболее подходящего, и это очень важная работа. Порою не грех воспользоваться и словарём синонимов. Например, для того, чтобы в диалоге использовать не только традиционное «сказал», которое быстро начинает надоедать. Ведь к нашим услугам и остальные двадцать синонимов этого глагола, не говоря уже о близких по значению словах и выражениях. Кстати, идиомы, фразеологизмы и другие словосочетания тоже могут пригодиться для синонимической замены, если находятся в родстве с нашим словом, пусть и дальнем.

Нам не всегда нужны полные синонимы слова, готовые продублировать его в любой ситуации (вроде пары «языкознание — языковедение»). Внимания заслуживают и синонимы частичные, готовые заменить друг друга лишь при определённых обстоятельствах (например, «жалоба» и «нытьё»). Но если эти самые обстоятельства благоприятствуют замене, то она может очень даже улучшить текст. Родство частичных синонимов различается по степени близости. Мы можем выбирать, что нам нужно, чтобы смысл синонима был определённее или шире, точнее или богаче. Синонимия способствует поиску смыслов и оттенков. А вместе с тем и нашему авторскому самовыражению: ведь через выбор синонимов автор приоткрывает своё восприятие описываемого.

Важны нам и такие своенравные родственники слова, как его антонимы (от греческого «противоимённый»). Самые простые из них являются, между прочим, ещё и однокоренными: мы можем получить их добавлением приставок «не», «анти», «противо» и т. д. или заменой одних приставок другими (так «приход» превращается в «уход»). Но существует много и разнокоренных антонимов («север —юг», «легкомыслие —серьёзность»). Могут быть антонимы содержательные («Монтекки — Капулетти») или антонимы в виде целого выражения.

Антонимы нужны нам для создания противопоставлений, парадоксов, распространённых образов. Нужны повсюду, где мы нуждаемся в полюсах понимания. А для создания подходящей пары антонимов нам снова могут помочь синонимы, готовые заменить то или иное слово из этой пары.

Если у слова существуют омонимы (слова с тем же написанием, но с другим значением), об этом стоит знать. Хотя бы для того, чтобы избежать его ложного понимания. А иногда омоним может пригодиться для какой-нибудь словесной игры. Есть даже понятие омонимической рифмы, использующей разные значения одного и того же по виду слова.

Существуют и более экзотичные родственники слова. Например, эпонимы (так в Древней Греции обозначали богов и героев, чьими именами были названы местности, города или народы). Это имена собственные, ставшие нарицательными. Когда мы употребляем некоторые вроде бы обычные существительные, нашему писательскому слуху будет на пользу понимать их происхождение, а значит, и исторически-смысловую наполненность. Расслышать имя библейского чудовища в «левиафане», евангельского предателя в «иуде», античного самовлюблённого красавца в «нарциссе»...

Наш слух будет обогащаться и тогда, когда мы привыкнем интересоваться этимологией (то есть происхождением) каждого значительного для нас слова, а иногда и незначительного. Мы будем обнаруживать связи слова с другими языками, с историческими реалиями, да и просто их неожиданное родство друг с другом.

Приучим себя интересоваться наполнением топонимов (то есть географических названий), смыслом и происхождением имён (ведь нам нередко придётся подбирать их для своих персонажей), расшифровкой сокращений и т.д.

Так мы будем переходить от механического использования слов к творческому взгляду на каждое из них, ощущать их вкус и скрытые оттенки смысла. А в результате — всё больше любить ту огромную семью слов, которая называется языком.

Словотворчество и неологизмы

Есть и ещё одна сторона взаимодействия с великим языковым богатством, которое досталось нам в наследство. Это участие в жизни языка, в его развитии.

Некоторые слова в языке отошли или постепенно отходят в прошлое. Их называют историзмами или архаизмами. («Отошли в прошлое» — понятие относительное, оно не означает, что мы не должны употреблять эти слова. Напротив, они иногда оказываются очень полезными для создания той или иной интонации.) А вот другие слова могут стать кандидатами в будущее языка. Их называют неологизмами, то есть словесными новинками.

Статус неологизма может сопровождать слово довольно долгое время. Годы, десятилетия, а может быть, и ещё больше. Ведь язык живёт иными темпами, чем автор неологизма и его последователи, применяющие новое слово. Создание неологизмов — один из видов словотворчества.

Не всегда придуманный автором неологизм претендует на долгую жизнь в языке. Можно сочинить слово только на данный случай. Особенно часто это делается в сказке, в фантастике и в других фантазийных жанрах.

Словотворчеством занимаются не только сочинители, но и многие люди, далёкие от письменной деятельности. В результате возникают сленговые словечки, формируется тот или иной профессиональный жаргон. И писателю, желающему сотрудничать с современностью, стоит быть в курсе интересующих его направлений такого словотворчества.

Удивительные возможности словотворчества в русском языке подкрепляет его грамматика. Она создаёт такие мощные связи внутри текста, что смыслом наполняются даже только что выдуманные слова. Приведу в качестве озорного примера сказку-крошку, в которой нет ни одного привычного слова.

Ыслина зачирма

Д зварного гронца, д батарного ветронца присквондал Чрун крундолый. Бурбондит Чрун, шнырки мандряет. Слундил ярного Ысля бо жварит: «У-дзу-дзу! У-дзу-дзу! Блюмсюк бряш-ному Ыслю!» Возрямнился Ысль бо юмнул стракную зачирму. «Зур, зур! — забаращинил Чрун. — Ыслик ярнисенький, скар-мидонься!» Марнул Ысль ц парлиндой — бо скармидонился. Фрямкнулся крундолый Чрун муг зварный гронец, муг батар-ный ветронец, хмюр чупчи задряндали. Шеть Ысль спандил зачирму бо адварно заярнился.

Родной язык-особый

Писать можно на любом языке, который знаешь. Но для творческого автора вопрос ещё и в том, на каком языке он может писать на максимуме, наиболее глубоко и выразительно. Ведь язык — это не только филологическое понятие, это ещё и своего рода мировоззрение.

Литература знает примеры билингвов, владеющих двумя или более языками в такой степени, чтобы свободно писать на них. Но даже у каждого из них был предпочтительный язык, близкий к его индивидуальной ментальности. Известны и случаи, когда писатели-эмигранты переходили в своём творчестве с родного языка на язык своей новой родины. Однако при этом они вживались и в ту новую для себя культуру, которую отныне считали своей. Случаи эти достаточно редки, и каждый из них можно считать исключительным.

Если же говорить о наиболее естественной для автора ситуации, то это, конечно, творчество на родном языке. Родной язык — всегда особый. Он связывает меня с миром через мою национальную жизнь, через мой народ, через моё детство, в котором происходит освоение языка. Это язык, на котором говорили мои предки, на котором говорят мои дети и дети моего народа. С ним связаны моё мышление, мой жизненный опыт, моё прошлое, настоящее и будущее.

Оглядываясь на историю русского языка, мы можем, с помощью учёных-исследователей, разглядеть очертания праславяпского языка, сформировавшегося в первом тысячелетии до нашей эры на основе одного из диалектов индоевропейского языка. Мы знаем, что он разветвился в VI — IX вв. до н. э. на восточнославянский (из которого образовались русский, украинский и белорусский), южнославянский (он дал начало болгарскому, сербскому, македонскому и словенскому) и западно-славянский (откуда пошли польский, чешский и словацкий). Древнерусский язык (ветвь восточнославянского) сформировался окончательно лишь к XVI веку. Ему предшествовал старославянский язык (на котором были сделаны в X — XI веках первые переводы христианских книг), развивавшийся в двух направлениях: как книжный церковно-славянский язык и как живой великорусский язык. Второе направление и привело к сегодняшнему русскому языку, на котором мы говорим и пишем. Так что наш язык одновременно и древний и молодой, с уходящим в глубь веков прошлым и с несомненно богатым будущим.

Запреты и страшилки

Запрет — это красный свет для послушных, жёлтый для любопытных и возбуждающе зелёный для преодолевающих.

Запреты в литературном творчестве, требующем свободного полёта? С какой стати?.. Страшилки для писателя, которому необходимо бесстрашие, чтобы написать что-то достойное? Странная идея!..

И всё-таки —да, запреты. Запреты на внутренние запреты.

Да, страшилки. Не для возбуждения страха, а для предупреждения об опасностях.

Запрещённые фразы

Сознание человека устроено очень тонко и разнообразно. Оно способно на удивительные прорывы и озарения, но вместе с тем допускает и негативное программирование, которое приводит к замыканию в себе. Способно к блистательным творческим свершениям, но вместе с тем может плести себе путы, препятствующие всякому творческому самоосуществлению.

Приведённые здесь фразы заслуживают внимания. Не всегда мы произносим их вслух, но частенько пользуемся ими для облегчения жизни... от творчества.

И каждая такая фраза, упрощая жизнь в текущий момент (а действительно ли нужно такое упрощение?), заодно облегчает своё появление в следующий раз. Так постепенно образуется привычный навык обестворчивания (пусть это будет примером неологизма) своей жизни.

Впрочем, не будем всё сводить к механическому запрету этих вредных фраз. Каждая из подобных формулировок имеет вполне конструктивное опровержение, которое может послужить рычагом осознанного преодоления заключённого в ней негатива.

Итак, ни вслух, ни мысленно не будем говорить себе такие слова (или близкие к ним):

«Нет времени».

Для того, что тебе интересно, всегда можно найти время. А вот как его найти — надо придумывать. Пожертвуем чем-то, что можно оставить в стороне, ради творческой жизни. Вспомнить притчу о наполненном кувшине. Создавать оазисы времени для творчества. Наконец, почему бы не изобрести собственный подход к решению этой проблемы? Может быть, и не один.

«Нет вдохновения».

Стоит тренироваться открывать форточки вдохновения. И те, о которых шла речь в разделе «Решение проблем», и те, о которых знаешь только ты сам. Если не получается, можно заняться одним из тех видов литературной работы, для которых вдохновение не обязательно. Но при этом не упустить момент, когда вдохновение всё-таки придёт. Главное, чтобы эта отрицательная формулировка не загородила ему вход.

«Не получается».

Если что-то не получается так, как хочется, это может свидетельствовать либо о неверном выборе направления, либо о сопротивлении материала. Значит, нужно или обдумать направленность усилий, или проявить настойчивость. Попробовать немного по-другому, а если не поможет — то совсем по-другому.

«Не знаю, о чём писать».

Найти из огромного количества возможных тем свою — часть писательской работы, кладоискательство тем. Со временем у пишущего человека вырабатывается чутьё на определение своей темы. В начале, когда этого ещё нет, полезно пробовать писать на любую тему, выбирая её, может быть, даже случайным образом.

«Не мой жанр».

Попробовать себя в разных жанрах, чтобы какие-то из них стали твоими, — это очень полезное дело, необходимая для начинающего писателя школа. В конечном же итоге наиболее подходящий именно для тебя жанр — это твой собственный, оригинальный способ писать. Но для того, чтобы прийти к своему жанру, стоит освоить многие другие, общепринятые жанры.

Весь ли список здесь оглашён? Наверняка нет. Так что можно проверить, хватает ли у тебя зрелого отношения к своим проблемам. Сможешь ли добавить к этому списку то, чего в нём нет, но что ты хотел бы запретить себе сам?..

Писательские страшилки

Не надо бояться этих страшилок. Не надо закомплексовывать себя, разыскивая в написанном тот или иной диагноз. Это просто красные флажки, показывающие, где опасно. С их помощью можно вовремя обнаружить, что тебя заносит куда не хотелось бы, и держаться подальше от рискованного уклона. Предостережения от опасности не страшны, не заметить её — это похуже.

Плагиат (от латинского «похищенный»). Так называют присвоение чужого текста или чужих идей.

Когда мы сознательно вставляем фрагмент чужого текста в свой, это ещё не плагиат. Мы вправе процитировать написанное другим — при условии, что выделяем этот текст кавычками и указываем авторство. Даже если нет кавычек, когда мы пересказываем текст, но есть ссылка на автора, всё в порядке. Но если мы выдаём чужой текст за свой — вот это плагиат. То же и с оригинальными литературными идеями и находками. Если мы признаём чьё-то авторство, ссылаясь на него, всё в порядке. Если выдаём за своё — плагиат.

Бывает и бессознательный плагиат. Что-то может незаметно осесть у нас в памяти, а потом всплыть в сознании столь естественно, что мы принимаем это за своё. Многое тут зависит от индивидуальных свойств нашей памяти и от нашей внимательности. Главное — отследить такую ситуацию, чтобы вовремя спохватиться и исправить её. Для этого стоит быть начитанным человеком.

Неоригинольность. Использование заезженных словосочетаний, общепринятых мыслей, знакомых образов.

Это проблема, связанная с принципом следующего слоя. Она состоит в том, что мы охотно черпаем слова (а иногда и мысли) из самого первого слоя — из того, чем старательно снабжает нас окружение. Средство здесь одно: пробиваться к следующему слою, к своему личному восприятию, к новизне идей и способов их выражения.

Неоригинальность может проявляться и в бесконтрольном использовании жаргонной лексики, привычной по нашей сфере деятельности. В обилии иноязычных слов, не прижившихся пока в русском языке, но употребляемых в нашем круге общения. В канцелярских оборотах речи, которыми заражает бюрократическая среда. Мы можем меньше думать об этом при работе вдоль, но зато будем как можно внимательнее при переходе к работе поперёк.

Красивости. Слова, которые не рисуют красоту, а просто объявляют, что это или то красиво, прекрасно, очаровательно и т.п.

По-моему, одно из самых страшных слов для начинающего писателя — слово «красивый». Оно позволяет автору дезертировать от описания, от важного уточнения, в чём же выражается эта красота. Этот замыленный эпитет уничтожает индивидуальность всякого явления. Беда красивостей в том, что автор не может с их помощью вызвать у читателя те же переживания, которые испытывает сам. Для этого требуются дополнительные усилия.

До сих пор помню строки из «красивой» песни, услышанной давным-давно от деревенских ребят:

Красивые были они, Красиво играла гитара, Но всех красивее была Молодая цыганка Тамара...

К красивостям относятся и попытки изобразить красоту совсем уж упрощённым образом. Когда у девушки обязательно длинная русая коса, голубые глаза, алые щёки. Когда парень непременно окажется широкоплечим, а старец будет убелён сединами... Здесь тоже нужно вспомнить о принципе следующего слоя.

Невыразительность. Схематичные описания, однообразие слов и сюжетных приёмов, занудное растолковывание того, что читателю давно понятно.

Эта опасность грозит автору не по недостатку красноречия, изобретательности, воображения. Одна из основных причин невыразительности — та же самая неготовность искать слова дальше первого слоя. Но есть и другая причина: боязнь поглубже заглянуть в себя. Выразительность приходит с искренностью, с прикосновением к своим наиболее острым переживаниям.

Многословие. Словесный поток, превышающий внутренние потребности произведения.

Вполне естественно, если такой поток захлёстывает автора при работе вдоль. Но рано или поздно необходимо проверить, все ли фрагменты текста работают на его опорные свойства. От «жировых» фрагментов, написанных просто так, необходимо избавляться (иногда говорят, что в произведении много воды, а не жира, но смысл тот же самый). Не всегда просто решиться на такое — выбрасывать родные, старательно написанные фразы. Впрочем, не обязательно избавляться от них навсегда. Можно отложить лишнее в специальную резервную папочку (вдруг потом пригодится). Ещё проще при работе на компьютере, здесь можно легко перенести фрагмент из основного файла в дополнительный. По крайней мере, это создаст психологический комфорт при расставании с тем, что утяжеляет, загромождает, то есть ухудшает написанное.

Несуразицы. Описания, для которых нам не хватило знания или внимания.

Мы говорили о том, что, когда берёшься за какую-то тему, полезно дополнить свои знания с помощью книг, справочников, осведомлённых людей или других источников. Не вредно проверить себя и на завершающем этапе работы, в процессе начитывания, постаравшись дать прочитать текст человеку, который разбирается в затронутой теме.

Суесловие. Письменная болтовня, говорение ради говорения.

Одна из разновидностей многословия, отличающаяся именно сходством с бытовой беспредметной разговорчивостью. Но если многословие в процессе первоначального написания встречается в какой-то степени почти у каждого, кто пишет, и от него легко избавиться на этапе редактирования, то суесловие представляет собой более глубинную опасность. Это проблема индивидуальной стилистики, личного отношения к письменной речи, её мотивации для автора. Здесь дело не только в устранении лишнего, но в целеполагании. Зачем я это пишу? В чём главный смысл моей писательской работы? Полезно задавать себе время от времени подобные вопросы, чтобы не забывать: письменная речь — высшая форма разговора.

Велеречивость. Замысловатые, внешне умудрённые рассуждения, за которыми ничего не стоит.

Ещё один вид многословия, возникающий тогда, когда автор опьянён самим плетением словесной вязи. «Ловко у него язык подвешен!» — восхищается простодушный читатель, не замечая, что эта ловкость выплетает свои узоры вокруг пустоты. Если вспомнить три опоры, на которых строится произведение как ДОМ, окажется, что велеречивость пробуксовывает по Действию, по Образности или по Мысли, а то и по всем этим опорным свойствам сразу. Эта проблема тоже является скорее не количественной, а качественной, и требует пересмотра самой стилистики письменной речи.

Есть, однако, и ещё более серьёзные опасности, или даже враги писателя, склоняющие его вольно или невольно работать на тёмную сторону жизни. От них и отгораживаться нужно всерьёз, чтобы они не имели к нам отношения. Не хочется их подробно описывать, чтобы не уйти совсем в сторону от положительной тональности литературного творчества. Достаточно кратко перечислить.

Это ФАЛЬШЬ, НЕИСКРЕННОСТЬ, ЛОЖЬ или её артистичная разновидность — ЛИЦЕМЕРИЕ. Это ВРАЖДЕБНОСТЬ к людям или к народам. Изображаемая с аппетитом ЖЕСТОКОСТЬ. ПОШЛОСТЬ, ЦИНИЗМ, тяга к НЕПРИСТОЙНОСТИ. Говоря обобщённо, ВОЗБУЖДЕНИЕ НИЗШИХ ЧУВСТВ человека: страха, жадности и так далее. Это ВОЗВЕЛИЧИВАНИЕ ТЁМНОГО или — другая сторона той же деятельности — ПРИНИЖЕНИЕ СВЕТЛОГО.

Пусть всё это будет нам настолько чуждо, чтобы можно было недоумённо пожать плечами и сказать: зачем только нужны эти нелепые страшилки?..

Наши помощники

Словарь — это вселенная в алфавитном порядке.

Вольтер, французский писатель XVIII века

У писателя много возможных источников помощи, надо только знать про них и уметь с ними общаться.

Первоначально я хотел посвятить эту главу исключительно словарям. Но, перед тем как петь им хвалебные песни, хочется сказать и о других помощниках.

Прежде всего, это, конечно, люди. Люди с их судьбами, дающими такие сюжеты, которые не придумать из головы. Люди с их интересами, которыми они могут заразить нас — чтобы этот интерес отозвался потом на страницах, написанных нами. Люди с их знаниями, которыми они могут поделиться с нами выразительнее, чем любой справочник.

Если мы хотим войти в какую-то тему поглубже, нам может помочь специализированная литература. Не для того, чтобы выучить предмет, но чтобы запастись знанием строя мыслей в этой сфере, терминологией, подробностями, которые могут пригодиться.

Многое из того, что заинтересует меня как писателя, я могу увидеть своими глазами в том или ином музее, на выставке или даже в чьей-то домашней коллекции. А также в художественном или историческом альбоме.

Большие возможности даёт Интернет. Постараемся получить доступ к нему, хотя бы время от времени. Научимся интернет-серфингу — искусству путешествовать по бескрайним информационным просторам, чтобы эффективно разыскивать нужные сведения.

А теперь о словарях. Зачем они нам нужны?

Словари — это заповедники языковых ресурсов. Они поддерживают на достойном уровне грамотность, которая совсем не мешает писателю (хотя и не является обязательным условием для письменной речи), словесную эрудицию. Словари возбуждают в нас вкус к языку, помогают работать со звукописью, искать оригинальные средства выражения чувств и мыслей, нестандартные рифмы. Они помогают энергично ориентироваться в темах, по которым у нас не хватает знаний, развивают мышление, продолжают наше просвещение даже после того, как мы покончили со всякой учёбой.

К словарям можно обращаться за быстрой справкой, а можно странствовать по ним, совершая новые и неожиданные открытия.

Существуют многочисленные жанровые разновидности словарей. Но и в каждом словарном жанре есть свои особые, выдающиеся книги. Не возьмусь перечислить ни все виды, ни отдельные словари, заслуживающие особого внимания; постараюсь сказать хотя бы о чём-то, что ближе мне самому.

Орфографические, орфоэпические словари, словари словоформ, ударений. Помогают ориентироваться в написании слов, в их формах, произношении. Это особенно важно при тонкой работе с текстом (например, поэтическим), но полезно и просто для углубления знания языка.

Толковые словари. Помогают узнать или уточнить смысловое содержание слова, сверить своё понимание с общепринятым, познакомиться с примерами словоупотребления. Среди них уникальное место занимает словарь Даля, который переиздаётся больше ста лет, но остаётся по-прежнему необходимым.

Энциклопедические словари, энциклопедии. Такие словари помогают получить самые необходимые сведения по интересующему нас предмету. Энциклопедия даёт информацию более подробную, углублённую. Статья в энциклопедии обычно превышает наши сиюминутные потребности, но зато там можно встретить что-то неожиданное, разворачивающее предмет с новой стороны, высвечивающее интересную деталь.

Если мы в какой-то степени владеем другими языками, не побоимся обратиться и к зарубежным энциклопедиям или словарям. Они всегда отличаются иным информационным стилем, и там нас зачастую ждут необычные находки.

Этимологические словари. Помогают совершить путешествие в лингвистическую историю интересующего нас слова. Популярные словари делают это более занимательно, научные — более фундаментально. Но в любом случае мы узнаём о самых обычных словах самые необычные вещи. Этимология слова превращает его в настоящее живое существо со своей историей жизни.

Лично меня до сих пор потрясает четырёхтомный словарь Фасмера: мощный свод русскоязычной этимологии, созданный немцем!

Словари СИНОНИМОВ, простых и фразеологических, АНТОНИМОВ, ЭПИТЕТОВ. Помогают в элементарной текстовой работе. Дают максимальную возможность избежать заунывных повторений одного и того же слова, подобрать наиболее точное слово для конкретного контекста.

Словари идиом, фразеологизмов, крылатых выражений, пословиц. Помогают сделать авторскую речь богаче, образнее, живописнее. Здесь можно подобрать и какие-то характерные выражения для наших персонажей.

Словари иностранных слов. Помогают понять изначальный смысл слов-пришельцев, перебравшихся к нам из других языков. Можно, конечно, обратиться и к этимологическому словарю, но словарь иностранных слов компактнее, проще и актуальнее: в последнее издание наверняка войдут и языковые приобретения последних лет.

Словари рифм, обратные словари. Помогают в тех случаях, когда испытываешь затруднения с поиском нужной рифмы. Кстати, предпочтения здесь заслуживает именно обратный словарь, в котором слова упорядочены не начиная с первой буквы в слове, а начиная с последней. Словарь рифм проще и удобнее, но вместе с тем он может оказаться примитивнее и ограниченнее. Если понимать закономерности рифмовки (уметь переходить от звонкого звука к глухому и пр.) и не бояться самостоятельных усилий по поиску созвучий, обратный словарь даст гораздо больше возможностей найти «то, не знаю что».

Словарь сокращений. Помогает понять привычные сокращения, которые уже и сокращениями-то никто не считает (вроде слова «вуз»), расшифровать те аббревиатуры, которых мы не знаем, а также обнаружить забавные или экзотические варианты сокращений, которые могут пригодиться для оживления или детализации текста.

Словари трудных случаев русского языка. Помогают в самопроверке и в развитии внимания к языку.

Словарь личных имён. Писателю он полезен больше, чем родителям, выбирающим имя ребёнку. Ведь персонажей у нас может быть куда больше, чем детей даже в самой многодетной семье. Хорошо, если в этом словаре даны и сведения о происхождении имён, они помогают осуществить более продуманный выбор.

Словарь языкового расширения, составленный Солженицыным на основе словаря Даля. Помогает осваивать недостаточно востребованные современностью слова русского языка, вкусные и самобытные.

Специальные словари (по областям знаний). Помогают компенсировать недостаточное знание темы, уточнить и углубить свои представления о том или ином понятии, явлении, объекте. Хочется особенно отметить такие словари, как библейский, философский, психологический, поэтический, мифологический. Но перечень этот можно продолжать ещё и ещё — в соответствии с собственными интересами и вкусами.

Раздел 6   О жанрах и подходах

Написал Скрёб книгу. Знакомый издатель напечатал её большим тиражом и сто пачек книг Скрёбу выдал вместо гонорара. С тех пор Скрёб много лет всем свою книгу дарил. С автографами. Напишет автограф и к себе в тетрадь его спишет, чтобы потом не повторяться. Накопилось у него сто тетрадок автографов, и он их новой книгой издал. Куда толще первой!..

сказка-крошка «Автографический жанр»

Предыдущие разделы были посвящены тем принципам литературного творчества и тем жанрам, которые могут оказаться наиболее полезными для начинающего писать. Здесь мы поговорим о некоторых других жанрах (ничуть не менее замечательных) и об определённых подходах к литературе, которые могут оказаться крайне важными для одного автора, а для другого стать всего лишь предметом обсуждения. Раздел этот во время подготовки книги претерпевал самые решительные метаморфозы. Он то расширялся до того, что грозил стать отдельной книгой, то сокращался до само-го-самого необходимого, пока не устоялся ближе ко второму полюсу.

Особый акцент мне хотелось бы сделать на двух последних главах этого раздела. Ведь если внимание к разным жанрам для большинства авторов носит информативный характер (по сравнению с двумя-тремя любимыми жанрами), то проблема своего жанра касается каждого пишущего человека. Точно так же любому, кто относится к результатам своих письменных усилий всерьёз (а может быть, и тому, кто относится легкомысленно), рано или поздно необходимо представить себе свою книгу.

Так что в этом разделе мы поговорим и о дальнейших ориентирах для творческих поисков, и о том, какие задачи при этом возникают.

Замечания о некоторых жанрах

Комментарии — текст, посвящённый подтексту.

Впечатление — это след действительности в меру чувствительности.

Да, именно замечания. Всего лишь комментарии к жанрам. Никаких полнометражно-описательных намерений. Эти замечания отражают моё личное отношение к тому или другому жанру. И некоторые размышления о нём, сформулированные при подготовке занятий литературной студии или мастер-классов.

Дневник: бортовой журнал

Пишущий человек расширяет навыки не только путём сочинения художественных произведений. Одним из средств поддерживать себя в форме (не только писательской, но и человеческой) служит дневник. Запись происходящих событий с той или иной регулярностью. В форме дневника может быть построено и литературное произведение. Но сейчас речь именно о дневнике реальной жизни. Некоторые записи из него могут в дальнейшем послужить материалом для писательской работы, однако в целом он не предназначен для самостоятельного литературного существования.

Проще всего выглядит дневник фактов, с короткими записями: был там-то, делал то-то, встречался с таким-то. Чем больше фиксируешь подробностей происходящего, тем насыщеннее становится его описание. Если же отмечать свои переживания и размышления о случившемся, записи становятся ещё интереснее и глубже. Могут даже незаметно превращаться в небольшие эссе. Такой дневник — это уже настоящая литературная работа, которая, естественно, развивает владение словом.

Бывают особые виды дневников — например, дневник путешествия или дневник, связанный с каким-то необычным периодом

нашей жизни. Чем настойчивее мы открываем такой дневник для наблюдений за окружающим миром или для собственных чувств и переживаний, тем больше шансов научиться через письменное слово проникать в суть происходящего.

Однако даже самый сухой дневник позволяет человеку вглядеться в свою жизнь. Не только почувствовать её сегодняшний вкус, но и ощутить движение. Это похоже на белый след самолёта в синем небе — след, по которому видна линия полёта. Только след быстро тает, а дневник остаётся.

У меня самого накопился большой опыт ведения разных дневников. Вместе с большим количеством их физических носителей. Тонкие и толстые школьные тетради. Записные книжки (помню, как выбирал в газетных киосках «изделия артикула 808»: одного формата, но в разноцветных обложках). Блокноты и блокнотики (туда попадали совсем мимолётные пометки или упоминание о примечательных событиях в те дни, когда я не обращался к более подробному дневнику). Ежедневники, которые, оказалось, можно использовать не только для планирования жизни, но и для отчёта о ней перед собой. Был одно время дневник на карточках (тогда на вычислительных машинах применяли перфокарты, у меня как программиста их было много, а для компактности я разрезал их на четыре части). Бывало, вёл дневник просто на листочках, печатал на пишущей машинке.

Случались периоды и без дневника. Сейчас я очень жалею о тех временах, потому что в них труднее всего проникнуть сегодняшней памятью. Кстати, когда потом я возобновлял дневник, он почти каждый раз принимал другую форму. Может быть, это был такой способ самооправдания самообновлением. Мол, не просто ленился вести дневник, а перешёл к новому этапу, поэтому и пауза была перед этим.

Чисто по-житейски, благодаря дневнику я могу быстро вспомнить факты своей жизни, и это уже огромное дело. Но велика его роль и в писательских занятиях. Там живёт множество тем (или намёков на темы) для стихов, сказок и рассказов, написанных и ненаписанных. Там живут люди, которые могут стать (или стали) прообразами литературных персонажей или просто воспоминаний. Там живут напоминания о впечатлениях, переживаниях, размышлениях!.. Из дневника студенческих времён позже возникла книга «Записи». Из дневника поездки по Средней Азии (тогда, давным-давно, это было просто) — «Среднеазиатские мозаики». Из родительского дневника — «Загляни в детство». Некоторые фрагменты дневника превратились в самостоятельные эссе, многие записанные там мысли перешли в философскую прозу.

Дневник — это своего рода бортовой журнал личности в плавании по своей судьбе. Стоит приучить себя к тому, чтобы вести его регулярно, как это делают на корабле. Придумать несколько вопросов, которые можно задать себе, приступая к сегодняшней записи. Что было самое интересное за день? Случились ли какие-ни-будь неожиданности? Какое переживание оказалось самым острым? Какие важные мысли пришли в голову? С кем было самое насыщенное общение? Что произошло нового, загадочного, ободряющего, угнетающего, противоречивого?.. Вопросов можно придумать много, но главное — выбрать из них те, что будут настраивать на дневниковый лад.

Если не писал в дневник вчера, вопросы могут относиться и не к одному дню. Но не обязательно скрупулёзно перебирать день за днём и час за часом. Чем дольше «неписаный период», тем более яркие впечатления всплывут в памяти; их-то и надо записать в первую очередь. Впрочем, менее яркие не означает менее значительные; стоит подумать и об этом.

Дневниковая запись не обязана быть литературным шедевром. Куда важнее непосредственность восприятия, выразительные детали, сегодняшнее осмысление. Что-то может позже стать зёрнышком для проращивания, что-то останется просто свидетельством жизни. И то хорошо, и это не мало.

Бывает, что дневник становится самостоятельным произведением. Он может оказаться интересным для потомков (что ж, тогда им и доводить его до издания), а может и сам автор придать ему окончательную литературную форму. Или даже с самого начала вести дневник, предназначенный для читателя.

Наконец, дневниковую форму можно применить в художественном произведении, полностью или частично. Это возвращает нас к опорным свойствам прозы и к прочей работе с текстом. Но в этом случае особенно полезно обладать личным опытом ведения дневника.

Записная книжка: фото снаружи и внутри

Кроме дневника существуют и другие виды ловушек для впечатлений от жизни. Обобщённо назовём их записными книжками, хотя выглядеть они могут разнообразно. Кстати, по внешнему виду вряд ли можно отличить записную книжку от дневника, только по содержанию. Для записных книжек нужен другой подход. Это подход охотника, коллекционера, кладоискателя. Или мастеровитого умельца, который заботится о материалах и заготовках заранее, иногда не зная даже, когда именно ему понадобится то или это.

Быть под рукой: вот основная особенность записной книжки. Чтобы её владелец мог приглядываться к окружающему миру, прислушиваться к миру внутреннему — и вовремя записывать то, что покажется интересным.

Если я иду по улице и в голову пришла какая-то мысль или сложились стихотворные строки, мне всегда кажется, что запомню это навсегда —или, по крайней мере, достаточно надолго, чтобы записать, когда окажусь за письменным столом. Увы, опыт показывает, что если не воспользоваться записной книжкой тут же, на улице, рискуешь безнадёжно упустить своё озарение. Может быть, у человека с особенно цепкой памятью дело обстоит иначе, но тут уж каждый должен опираться на свои возможности.

То же самое относится к наблюдениям внешним. Но здесь нам грозит не только забывчивость, но и собственная разговорчивость. «Ты знаешь, какую любопытную сценку я сегодня видел!..» — и начинаешь рассказывать, радуясь, что не забыл про неё. Можно даже несколько раз рассказать разным людям, и получается всё более складно. Но чем выразительнее рассказ, тем меньше потребность в записывании: ведь автор уже проявил себя в устном творчестве. (Поэтому, кстати, рискованно пересказывать и литературные замыслы: ослабевает внутренний импульс к их письменному осуществлению.) Так что лучше записать то, что привлекло внимание, до того, как рассказать об этом вслух.

Какими способами можно передать своё наблюдение в короткой записи?

► Прежде всего — через прямое описание. Стараясь быть лаконичным, «запротоколировать» то, что больше всего поразило в происходящем. Но это не единственный вариант.

► Можно увидеть в эпизоде метафору — и тогда важно записать именно это восприятие.

► Интересно выделить те или иные детали, хотя бы одну или две, которые привлекли внимание.

► Можно включить в запись осмысление того, с чем столкнулся. То, что нам пришло в голову сейчас, вряд ли удастся повторить спустя некоторое время: утратится новизна, да и сам человек незаметно меняется.

► Ещё более неповторимы мимолётные эмоции по поводу увиденного. Иногда именно переживание и является главным героем эпизода.

► Если в голову придёт даже самый условный контур сюжета, в который может вырасти наблюдаемый эпизод, надо записать и это.

► Если в реальном человеке мелькнул образ будущего персонажа, пусть он тоже сохранится на бумаге.

► Может быть, увиденное — всего лишь мазок в общей картине? В какой?..

► А как перевести происходящее на язык своего мировоззрения? Может быть, именно в этом переводе запись будет наиболее точна и выразительна?

► Можно сразу, при записи, придать эпизоду ту стилистическую окраску, которая больше всего ему подходит. Юмористическую, лирическую, драматическую...

В записную книжку редко попадают готовые произведения. Здесь находит прибежище записанное ненаписанное — то, с чем ещё надо поработать. То, что ещё надо прорастить. Но из этих зёрнышек растут не только стихи или рассказы. Из них растёт сам пишущий человек. С помощью записной книжки приучаешь себя к наблюдательности снаружи и внутри, к охоте за интересными мыслями и образами, к поискам особых созвучий, к обдумыванию любопытных тем... Привыкаешь к тому, что в любом событии можно обнаружить свой смысл, свою изюминку. Что каждого человека можно постараться понять, поглядев на мир его взглядом... Если записная книжка помогает в этом, то когда-нибудь из неё появятся (проявятся) и твои произведения. Может быть, для этого нужно будет заглянуть в свои записи; может быть, в этом уже не будет нужды. Всё равно своё дело они сделали.

Если же большинство записей из записных книжек тебе нравится, но в работу не идёт, можно сделать из них... записную книжку. Уже в смысле чисто литературного жанра. Это требует достаточно кропотливой работы — и по отбору, и по композиции, и по шлифовке текста. Но лучше сделать это всё самому, чем рассчитывать на условную вероятность того, что этим займётся кто-то вместо тебя.

Воспоминания: уважение к жизни

Воспоминания (у них есть более величественное название: мемуары) — самый естественный жанр для того, кто достаточно прожил. Причём иногда это «достаточно» относится не столько к количеству лет, сколько к насыщенности прожитого. Так что, казалось бы, каждый человек должен написать хотя бы эту книгу: книгу своей жизни. Но ему мешает множество предубеждений.

Он объявляет себе и окружающим (если вообще об этом заходит речь):

«У меня самая обычная жизнь».

«Мне не хватает литературного таланта».

«О многих вещах мне больно вспоминать».

«У меня совершенно нет времени».

«Всё уже забылось».

«Это никому не интересно».

«Не хочется ворошить прошлое»...

Много лет мы с женой уговаривали мою мать написать воспоминания. И слышали в ответ приведённые выше фразы, да и многие другие в том же духе. Она жила тогда в деревеньке Бавыкино, много сил тратила на дом и на огород, охотно рассказывала о прошлом внукам, а вот записывать ничего не собиралась. Но наши уговоры были достаточно долгими и настойчивыми, и она понемногу, не афишируя, стала в своих хозяйственных тетрадках, где отмечала, что сделала сегодня и что надо не забыть сделать завтра, писать то про своих родителей, то про школьные годы, то про эвакуацию... Эти записи шли вперемешку с хозяйственными, и, когда мамы не стало, мы обнаружили, что из дюжины школьных тетрадок получилась замечательная книга. Настолько органичная, что мы не стали исключать из неё даже хозяйственные записи. Мы назвали её «Бавыкинский дневник», издали на ризографе тиражом в сто экземпляров — и до сих пор это один из наших семейных бестселлеров. А каждый раз, когда я давал читать эту книгу кому-то из тех, кто к нашему семейству не имеет отношения, она вызывала бурный интерес и на неё буквально записывались в очередь.

Сам я совершенно уверен, что каждая человеческая жизнь достойна описания. Или, чтобы исключить вопрос о литературном таланте, личного свидетельствования о ней. Ведь человеческая судьба неповторима, и если эта неповторимость исчезает бесследно, в этом есть что-то неправильное. А для свидетельствования нужны не литературные способности, а всего лишь искренность.

Впрочем, воспоминания — это не только мемуары в конце жизни. Это взгляд из одного этапа судьбы на другой, уже завершённый. Воспоминания не обязаны быть обстоятельными, полностью охватывающими какой-то календарный отрезок. Можно вспомнить и написать об отдельных эпизодах своей жизни, о какой-то цепочке событий.

Существует много возможных катализаторов, располагающих к воспоминательному творчеству. Ими могут стать фотографии или старые вещи, люди или события. Можно придумать себе некую канву, по которой будет скользить память. Места, где ты жил, предметы собранной тобой коллекции, книги, письма, любимые животные... А если когда-то вёл дневник, его записи могут оживать под твоим взглядом — и ты обнаружишь много интереснейших подробностей, которые остались вне его страниц.

Воспоминания — это жанр, легко перетекающий в другой. Они могут стать материалом для рассказов и повестей, могут вторгаться в другие произведения.

Когда моя жена, Мария Романушко, писала свою книгу «Наши зима и лета, вёсны и осени» с целыми главами-воспоминаниями, я был под таким впечатлением, что мне тоже захотелось вспомнить своё детство и написать о нём. Но моя память оказалась не такой богатой и образной. В итоге всё наиболее значительное поместилось в цикл небольших эссе под названием «Самое-самое», но я и этому был очень рад.

Ещё к одной плодотворной области воспоминаний как жанра (помимо воспоминаний-мемуаров и воспоминаний-произведений  ) хотелось бы мне привлечь внимание. Назовём это воспоминания-беседы. Беседы с человеком, чья память особенно интересна для нас. Тем более в такой ситуации, когда его никак не склонить к тому, чтобы он записал что-то сам. В таких беседах можно услышать (чтобы потом записать) уникальные свидетельства «о времени, о жизни, о себе», которые особенно полезны для писателя начинающего, не обладающего пока что большим биографическим опытом.

Общаясь с человеком, готовым поделиться своими воспоминаниями, можно, конечно, понадеяться на свою память. Но воспроизвести на бумаге содержание достаточно большой беседы спустя некоторое время не так-то просто. Поэтому лучше по ходу разговора делать небольшие пометки, которые потом послужат опорным пунктиром для восстановления его содержания. Хорошее устройство диктофон, но с ним связаны определённые затруднения. Во-первых, не всегда собеседнику комфортно говорить под запись. Во-вторых, у технических средств бывают технические сбои. В-третьих, сама тональность такой беседы и дальнейшего её восстановления по записи довольно специфична, и при этом можно потерять какие-то важные нюансы.

Чтобы беседа была как можно интереснее, к ней полезно подготовиться. Узнать побольше о человеке, о тех временах, которым будет посвящён разговор, заранее запастись вопросами. Вопросы позволят направлять разговор в нужное русло, побуждать собеседника к искреннему и углублённому рассказу, поддерживать атмосферу заинтересованности.

Повесть и роман: длинная дистанция

Разница между повестью и романом (условная, как и все различия между жанрами) состоит, наверное, в степени решимости автора отдаться своей теме. В том и другом случае эта решимость велика: мы имеем дело с забегом на длинную дистанцию. Но дистанция повести достаточно соразмерна силам автора, подобно тому, как можно бежать на пять или на десять километров. Ведь повесть сосредоточена на некотором отрезке жизни главного героя. Роман —это марафон, когда толком не знаешь, удастся ли добраться до финиша. Роман может захватить всю жизнь героя, а заодно и жизнь соседних поколений в придачу. Впрочем, эти рассуждения не относятся к профессиональным писателям-романистам, которые специализируются на этом жанре и умеют технологично распределять свои силы.

У долгого повествования свои плюсы и минусы. Оно позволяет вовлечь читателя в поток и уже там баюкать и тормошить его, показывать одно и рассказывать о другом, создавать отдельные течения, которые потом опять вынесут лодку читательского внимания в общее русло. В то же время нужно постоянно избегать опасности стать монотонным, создавать самостоятельную увлекательность, удивительность и убедительность (закон трёх «У») на каждом отдельном интервале пути. Легче постараться, чтобы небольшое произведение было достаточно «заводным». В большом надо ещё всё время заботиться о «подзаводе».

Для больших жанров особенное значение приобретает то, о чём написано в главе «Сила плана и метод углубления»: работа с общим планом и его детализация, переход от пункта плана к тексту и выныривание обратно, когда очередной фрагмент написан. А также твёрдая память о том, что писатель — это не просто тот, кто пишет, а кто заканчивает писать (закон трёх «3»),

Хорошо, что я сейчас не пишу роман о повести и романе. Поэтому с лёгким сердцем я заканчиваю эту главу, понимая, что не ею будет решаться вопрос забега на длинную литературную дистанцию. И каждому стайеру желаю победы. Здесь она состоит не в том, чтобы обогнать соперников, а в том, чтобы пройти свой путь до финиша, не сбив дыхание ни у себя, ни у читателя.

Драматургия и сценарии: закон трёх «Д»

Важные особенности драматургического и сценарного жанра, по сравнению с прозой, связаны с тем, что автор вынужден в какой-то степени отойти от принципа преимущества изображения. Точнее говоря, у него резко сужается набор изобразительных средств. Ещё точнее — они переходят от автора к другим творческим лицам: режиссёру, художнику, актёрам, даже костюмерам и гримёрам. Но тем значительнее то, что остаётся в его распоряжении.

Поэтому сформулируем ещё один закон, в дополнение к тем, которые даны в третьем разделе.

Закон трёх «Д». Драматургические приоритеты

• Действие.

Действие необходимо драматургии как дрожжи. Если сюжет мало проявляется в поведении персонажей (так было на заре драматургии, такую стилистику порою избирает и современный театр), то действие уходит в их речь (акцент смещается на третье «Д») и требует ещё большей напряжённости. Но всё-таки, как правило, оригинальные коллизии, неожиданные развороты сюжета представляют собой главную ценность драматургии.

• Динамика.

Здесь речь идёт уже не о сюжетном действии, а о ритмическом рисунке произведения. О чередовании быстрого темпа и медленного. О переходе от напряжения к передышке и снова к нарастанию напряжения. Это соотношение разных частей пьесы друг с другом, взаимоувязывание эпизодов, соседство трагического и смешного, цепочка психологических столкновений, нарастание препятствий на пути героя и их преодоление, эволюция его характера.

• Диалог.

Диалог в пьесе или в сценарии предпочтительнее монолога. Но монолог тоже необходим: это направленное общение с залом, со зрителем или слушателем. В сценической и кинематографической драматургии диалог не обязателен, ведь бывают фильмы без слов и пантомимические пьесы. И всё-таки он остаётся главной опорой драматургии литературной.

Большинство опорных свойств, приведённых для прозы, остаются актуальными и для драматургии. Может быть, меньшее значение имеет зацепка. Ведь подразумевается, что зритель, раз уж взялся смотреть, постарается дождаться главного развития событий, — в отличие от читателя, который может захлопнуть книгу в любой момент. Зато роль концовки значительнее: она замыкает и обобщает всё предыдущее действие. Это последнее впечатление зрителя, и оно должно стать памятным узелком, сконцентрировать главное.

Смещаются и некоторые другие инструментальные акценты. Уточнение подробностей обычно уходит из сферы деятельности автора, но в его власти остаётся возможность сосредоточить внимание на какой-то одной играющей детали, приобретающей тем самым особое, даже символическое значение или выступающей как ёмкая характеристика персонажа. Конкретизируется и забота об увлекательности: зрителю нужно предвкушать, замирать в ожидании, испытывать любопытство

Вообще драматургия требует особой ёмкости и лаконичности описаний — иначе с ними просто не будут считаться. Иным становится и понимание метафор. Метафора должна стать конструктивной, доступной для изображения. Если же она остаётся чисто словесной, то должна органично соответствовать использующему её персонажу. Кроме героя стоит позаботиться ещё и об антигерое, ведь часто именно в столкновении противоположных характеров завязывается драматургическое действие.

И заключительное пожелание. Раз уж мы создаём материал для игры, не будем и сами уклоняться от неё. Проиграем мысленно действие. Проговорим мысленно диалог, а ещё лучше — по-настоящему, вслух. Это обязательно пойдёт на пользу нашему тексту.

Сонет: звенящий стих

Слово «сонет» происходит от латинского «сонаре» — звучать, звенеть. Ещё звучнее итальянский оригинал этого слова: «сонетто». Сонет — самый классический жанр поэзии. И вместе с тем (одно следует из другого) он подвергался, наверное, самому большому числу новаторских обновлений. Поэтому, прежде чем приступить к разговору о своём жанре, просто необходимо поговорить о сонете.

Сонетная стихотворная форма возникла в XIII веке, предположительно в Сицилии. Вершиной канонического сонета считается творчество Петрарки. В XVI веке во Франции сонетами блистал Ронсар, в Англии — Шекспир. В XVIII веке сонет добрался до России, где в этом жанре писали Державин и Пушкин, Лермонтов и Фет, Волошин и Гумилёв, Ахматова и Кирсанов... Но это лишь краткий пунктир истории, немногие имена из огромного числа поэтов, отдавших дань этому жанру.

В своей основной форме сонет — это четырнадцатистишие, отвечающее многочисленным строгим требованиям. Они относятся к композиции стихотворения, к схеме рифмовки и качеству рифм, к метрике, к содержательной структуре строф. Повторения слов или выражений в сонете неприемлемы, за исключением специальных конструкций...

Читатель наверняка заметил, что я избегаю приводить конкретные правила. Ведь если сказать, что сонет состоит из двух четверостиший (катренов) и двух трёхстиший (терцетов), а на ум придёт один из сонетов Шекспира, тут же обнаружится противоречие. Ведь «английский сонет» состоит из трёх четверостиший и заключительного двустишия.

Тут-то и начинается удивительный фейерверк сонетных форм. Чего только не вытворяли с этим эталоном классического стихосложения! Это видно даже по названиям. Сонет опрокидывают, делают хромым, приращивают ему хвост, обезглавливают, уполовинивают... Да-да, смотрите:

Опрокинутый сонет — начинается с двух терцетов, а потом идут два катрена.

Сплошной сонет — основан всего на двух рифмах.

Хвостатый сонет — в нём два катрена и три терцета.

Хромой сонет — здесь четвёртая строка в каждом катрене отличается по числу стоп от остальных строк.

Безголовый сонет — один катрен и два терцета.

Половинный сонет — один катрен плюс один терцет.

И, знаете ли, это далеко не всё.

В этих, казалось бы, издевательствах над сонетом (или, мягче говоря, экспериментах с ним) можно увидеть и совсем другой смысл. Каждому, кто шёл на подобное новаторство, несомненно, нравилась сонетная форма, но ему нужно было соразмерить её со своей поэтической натурой. Новатор стремился написать свой сонет, найти свой жанр даже в самом классическом жанре.

Ещё одна особая форма произрастает из сонета. Это венок сонетов — своего рода медитативная поэма, состоящая из пятнадцати сонетов и построенная вполне определённым образом. В добавление ко всем жёстким условиям, наложенным на каждый из сонетов, второй сонет должен начинаться точно с такой же строки, которая завершает первый; третий — с последней строки второго и т. д. Последняя строка четырнадцатого сонета должна совпадать с первой строкой первого. Сложность тут не в самом переходе строк из сонета в сонет, а в тех последствиях для рифмовки, к которым приводит это требование. Необходимость искать большое количество выразительных и звучных слов в пределах одной и той же рифмы, соблюдая прочие композиционные и содержательные требования, ставит перед автором очень даже непростые задачи.

Кстати, я ещё не сказал про пятнадцатый сонет. Он называется магистралом и должен состоять из первых строк предыдущих четырнадцати сонетов, с учётом всех сонетных правил. Естественно, сами по себе первые строки сонет не составят, так что начинают писать венок сонетов именно с магистрала. Но от этого не легче.

Раз в жизни я рискнул попробовать себя в этом изысканном жанре (мне тогда не было двадцати пяти) — и понял, что с такими литературными испытаниями ещё не сталкивался. Но я был полон решимости и всё-таки сделал это... за два года. Опубликовать не довелось (тогда было невозможно, а сейчас не до того), так что приведу в качестве примера хотя бы магистрал. Название венка — «В замкнутом счастливом круге».

Покрыт мой взгляд нежнейшей пеленой, Заботливо мой ограничен слух, На чуткость пальцев — этих верных слуг — Предел наложен их природою самой. Что обоняние! Собачий чутче нюх. Вкус мой беспомощен, как тополиный пух. И так во всём — я, будто бы хмельной, Не властен до конца сам над собой. Я с малых лет привык не замечать Во всех делах бессилия печать. К притворству странному не я один привычен. Так почему ж, смирившись, не смолчать, Когда приходит мысль в ином обличье: Сам разум человека ограничен.

Лимерик: стихотворное озорство

История лимерика тоже нужна для представления о своём жанре. Лимерик — это и есть свой жанр в чистом виде. Его придумал английский поэт XIX века Эдвард Лир. Названием жанра стало имя портового города, где на улицах звучали весёлые песенки, полные абсурда. Лир написал множество оригинальных забавных лимериков, которые вошли в несколько стихотворных книг. Его стихи полюбили в Англии, потом стали переводить на разные языки, и во всех странах, освоивших этот жанр, он стал пользоваться нарастающей популярностью. Лимерик стал частицей мировой литературы. Вряд ли кто-нибудь возьмётся оценить количество последователей Лира, ясно только, что их всё больше и больше.

Лимерик (по-английски произносится «лимрик») — это юмористическое пятистишие. Его не надо путать с японским философско-лирическим пятистишием, которое называется «танка» и не похоже на него ничем, кроме числа строк. В лимерике рифмуются первая, вторая и пятая строки, а третья строка рифмуется с четвёртой (эти две строки и размер имеют другой, укороченный). В первой строке часто вводится какой-нибудь необычный персонаж из местности с известным, а ещё лучше с экзотическим названием. Своеобразие названия задаёт основную рифму лимерика и тем самым располагает его к экстравагантности, которую поддерживает и содержание стишка (недаром первый сборник Лира назывался «Книга бессмыслиц»). В третьей и четвёртой строках с персонажем происходит нечто странное, после чего последняя строка возвращает нас к началу стихотворения. Порою пятая строка даже совпадает с первой, полностью или частично. Часто используются каламбуры и неологизмы.

Вот лимерик Лира (в переводе Марка Фрейдкина): Длинноносый старик из Литвы Говорил: «Если скажете вы, Что мой нос длинноват, — Кто же тут виноват?» Что за славный старик из Литвы!

Пример русского лимерика (сам придумал):

Симпатичный толстяк из Паланги Ел одни сухари да баранки. Но дожди наступали, Сухари размокали — И рыдал человек из Паланги.

Возможен лимерик и без географии (Самуил Маршак):

Улыбались три смелых девицы На спине у бенгальской тигрицы. Теперь же все три — У тигрицы внутри, А улыбка на морде тигрицы.

Литература и журналистика

«Журналистика — это литература на бегу».

Мэтью Арнольд, английский поэт и критик XIX века

Спрашивать: «Зачем журналистика писателю?» — неточно. А вот если спросить: «Почему журналистика нужна пишущему человеку?» — всё становится ясно само собой. Надо ли отвечать: «Потому что он пишет»? Литература и журналистика — сообщающиеся сосуды.

Журналистика (сотрудничество с периодикой) служит писателю и школой жизни, если ему не хватает ещё собственного опыта, и школой письменного мастерства, и школой личности, потому что это довольно конфликтная область, и школой творческой дисциплины.

Дюжина журналистских качеств

Взглянем на некоторые особенности журналистики с точки зрения писателя.

• Оперативность. Сделать быстро — обычное требование к человеку, работающему в периодике или сотрудничающему с ней. На первый взгляд писателю просто вредно торопиться. Но дело не в том, чтобы ускоренно работать над текстом, который требует тщательной шлифовки. Если мы умеем быстро работать, это нам сослужит неплохую службу на тех этапах работы (чисто писательской), где скорость становится оправданной. Например, на этапе работы вдоль — с тем, чтобы при работе поперёк действовать углублённо и вдумчиво.

• Актуальность. Уметь даже давнее прошлое увязать с сегодняшним днём необходимо журналисту. И оно несомненно пригодится писателю, если у него есть склонность к публицистике или если считать «сегодняшним днём» происходящее в его произведении. Более журналистский подход — опираться на актуальность. Более писательский — убеждать в актуальности.

• Хватка. Достоинство журналиста в том, чтобы сделать материал из чего угодно, заметить в любой теме наиболее выразительные моменты (журналист, скорее всего, назовёт их выигрышными). Для писателя это нужная тренировка: заметить тему, уметь схватить жизненную ситуацию, выделить характерные черты действительности, превратить их в необходимые детали произведения. Лишь бы при этом держаться своего взгляда на жизнь, а не прислушиваться к «социальному заказу».

• Наблюдательность. Внимание к конкретной детали, искусство с её помощью характеризовать происходящее — чем не писательский навык? Журналист отталкивается от текущего сюжета, ему важно успеть заметить. Писатель стремится к художественной выразительности, поэтому он наблюдает впрок, а потом уже может варьировать свои наблюдения и даже дополнять их воображением.

• Общение. Способность извлекать информацию из других людей, умение разговорить — обязательно для журналиста. Для писателя это, конечно, тоже удачное свойство, но менее необходимое, вполне заменимое обычным умением слушать. А вот стремление понять важнее для писателя. Журналист может позволить себе остаться удивлённым.

• Подача. В журналистике воображение идёт не столько на создание образа, сколько на эффектную подачу материала. Козырное журналистское слово «сенсация» происходит от латинского «чувство, ощущение». Важно воздействовать на ощущения читателя, впечатлить его. Для писателя выразительность служит построению образа, действующего многосторонне.

• Заострение. Оно необходимо для пробуждения интереса. Зацепка в журналистике острее сюжета. Заголовок острее содержания. В газетах и журналах применяется хорошо разработанная система информационной иерархии: фотография, заголовок, подзаголовок, врез и пр. Писателю тоже нужна зацепка, но она подчинена общему замыслу, необходимо заботиться о динамике развития сюжета от начала и до конца.

• Аудитория. Журналист обязан знать своего читателя: к кому обращаешься, каковы его интересы. Писатель может думать об этом меньше, предоставляя книге самой искать адресата. Но когда дело доходит до публикации книги, автор имеет дело с книгоиздателем, для которого знание аудитории (или рынка) столь же актуально, как и для издателя периодики. Так что и здесь писателю есть чему поучиться у журналиста.

• Осведомлённость. Быстрое вхождение в тему, на которую нацелен, — признак журналистской квалификации. Для писателя тоже важно разбираться в том, о чём он пишет. И в тему он должен входить ещё глубже. Правда, у него для этого больше времени. Но журналистский навык энергичного освоения темы не помешает.

• Знание правил игры. Журналист вынужден понимать характер издания, идеологические и коммерческие проблемы, которые это издание решает. Писатель может себе позволить до поры до времени об этом не думать. Но когда он начнёт искать книгоиздателя, ему тоже необходимо будет ориентироваться.

• Личность. Иметь свои мысли, свои взгляды на мир —ключевое свойство и для журналиста, и для писателя. Только тогда, когда есть личность, начинается творческая журналистика. Или творческая литература.

• Язык. Журналистика — тоже литература (хоть и на бегу, согласно Арнольду), надо писать хорошо. Язык периодики энергичнее, проще, доходчивее. У журналиста больше ограничений, меньше возможностей. Писатель может с помощью журналистики тренировать навыки письменной речи, принимая эти ограничения, как фигуристы утяжеляют себя на тренировке. Надо только не забыть при переходе к литературе сбросить с себя эти отягощения, вернуться к той свободе, которую отмериваешь себе сам.

Некоторые журналистские жанры

Это тоже всего лишь замечания, к тому же гораздо более краткие, чем к литературным жанрам. Наполовину писательские, наполовину читательские. А насколько журналистские? Наверное, на треть. Пусть мне простят такую некондиционную арифметику.

► Статья: разговор о проблеме. Один из двух наиболее литературных журналистских жанров. Зацепкой обычно служит эффектное (в идеале — сенсационное) обозначение сути. Герой в статье очень важен. Даже если героев несколько, стоит выделить одного, кому можно сопереживать особенно. То же и с событиями: сколько бы их ни было, к одному можно привлечь особое внимание. Можно и дальше идти по перечню опорных свойств прозы, внося кое-где необходимые корректировки. Мысль — это собственная позиция по отношению к теме. Знание предмета... Подробности... Занимательность... Ритм, задающий чередование зарисовок и размышлений, фактов и баек. Концовка: прибережённая изюминка вместо занудной морали...

► Очерк: разговор о явлении. Второй литературно-журналистский жанр. Зацепкой может послужить что-то малоизвестное, неожиданное. Герой необходим, как бы ни была важна тема сама по себе. Приключения — вполне возможны, в заданном тематическом круге. Мысль заостряет внимание на ключевых особенностях. Подробности идут с двух сторон: от знакомства с реальностью и от знания неявной подоплёки событий. В композиции важно сочетание индивидуального и социального. Концовка особенно хороша, если создаёт запоминающуюся мета-фору.

► Заметка: описание наблюдения. Здесь важна способность обратить внимание на происходящее и увлечь им читателя. Сделать тему актуальной — не вообще, а именно для того, кто читает. Возбудить сочувствие, интерес, озабоченность. От зацепки к наблюдению, от наблюдения к удивлению, от удивления к сути происходящего и к тем возможностям, которые открываются в перспективе.

► Репортаж: оперативное свидетельство. Основное достоинство репортажа — достоверная погружённость в событие. Но необходимо ещё уметь привлекать дополнительную информацию (особенно если не хватает основной). Уметь сосредоточиться на ключевых моментах и вместе с тем фокусировать внимание на подтверждающих деталях. Поддерживать читателя образом, даже метафорой. И быть человеком, а не только ловким журналистом.

► Отзыв и рецензия: образ воспринятого. Отзыв — восприятие, идущее от личности. Отклик на то, что ценно лично для тебя, а значит, хочется показать его ценность и читателю. Может быть, это важнейший элемент культуры: соединение пониманий. Готовность уловить созданный образ и передать своё переживание дальше. Что касается рецензии (от латинского «осмотр, обследование») —в ней больше анализа. Хорошо, если он спокоен и объективен.

Конечно, есть ещё фельетон, колонка, обозрение и прочее, но я не думаю, что нужно говорить обо всём. Не то что журналистские, но даже многие литературные жанры остались вне границ этой книги.

Впрочем, кое-что я оставил на закуску.

Отдельно об интервью

Хотя это чисто журналистское занятие, связанные с ним навыки для писателя имеют существенное значение. Кроме того, встречаются и книги, в основу которых положены интервью, и использование интервью как литературного приёма внутри художественного произведения. Вот почему хочется приглядеться к этому делу.

► Интервью: погружение в личность. Ещё точнее — путешествие в личность.

Конечно, писателю интереснее не интервью как функция журналистики, а беседа как познание жизни. Но у этих двух явлений общая структура и схожие подходы. Лучше всего —освоить технические стороны интервью и забыть про них, чтобы не разучиться общаться по-человечески.

Как и ко всякому путешествию, к интервью нужно готовиться. Постараться побольше узнать о человеке, его жизни и занятиях. Чем существеннее подготовка, тем интереснее будет путешествие.

Как для всякого путешествия, здесь необходимо своё снаряжение. Хотя бы простейшее: бумага и ручка (такая, чтобы не отказалась писать в самый интересный момент). Разумеется, можно запастись диктофоном или даже видеокамерой, только хорошенько подумать, лучше ли будет беседа при таких условиях.

Но самое главное снаряжение — вопросы. Не обязательно они все должны быть заранее на бумаге, но продумать их, выстроить так, чтобы в зависимости от той или иной реакции человека пуститься по тому или другому ответвлению беседы, — это нормально.

К основным вопросам можно добавить и сопутствующие вопросы-экспромты, и вопросы-высказывания, и даже совершенно не вопросительные суждения, которые тоже могут направлять беседу.

А в качестве провианта запасёмся вниманием, сочувствием, стремлением понять.

Большое значение имеет общение до начала интервью, создание настроения для беседы.

Дальше главное — не забывать о цели путешествия. О раскрытии личности через подробности жизни. Через отношение к судьбе, к призванию, к людям, событиям, книгам. Нужно ещё и соединить эти подробности в цельный образ; для этого служат особые, дополнительные вопросы.

Нам могут понадобиться и некоторые приёмы (навыки путешественника): неожиданные развороты, переключение на другие темы, даже мелкие доброжелательные провокации.

В итоге, уже после беседы, нас ждёт настоящая писательская работа с результатами, полученными в ходе интервью. Тут мы и узнаем, успешно ли провели его.

Творчество для детей

Ребенок — пришелец из вечности.

Мария Романушко, современный автор

Вопрос простой и естественный: как писать для детей? Отвечу кратко, чтобы потом разобраться подробнее:

Уважать, играть и не врать!

Теперь присмотримся к каждому из трёх ответов подробнее.

Уважать

Прежде всего — обходиться без слащавого сюсюканья. И в жизни и в искусстве лучше общаться с ребёнком на равных. Ведь он является такой же личностью, как и взрослый, только внешних возможностей у него пока меньше. Считать, что ребёнок более примитивное существо, — самый примитивный подход, какой только можно представить. Не зря Христос призывал уподобиться детям. Дети —лучший народ в каждом народе.

Ребёнок — это тайна чистого, вечностного мироощущения. И вместе с тем — тайна завтрашнего дня. Вступить в общение с этой тайной увлекательно и почётно.

Для детей надо писать хорошо. Даже очень хорошо. Но разве не всегда надо писать как можно лучше?

Вспомним, о чём говорилось в главке «Фраза как возможный шедевр». Каждую фразу можно доводить до совершенства, пока не почувствуешь: хватит. Так вот, в литературе для детей это «хватит» должно наступать попозже, чем в литературе для взрослых.

В частности, для облегчения восприятия нужно доводить слово, изображение и мысль до той простоты, в которой нуждается ребёнок. Не до упрощения, а до простоты. Границу подскажут реальные дети — эксперты, к которым можно обратиться ещё до того, как начать писать. Тем более необходимо почитать им написанное. Даже безо всяких замечаний, просто читая ребёнку вслух, можно самому услышать, где пробуксовывает текст.

В этом кроется ещё один ответ на вопрос: как писать для детей? Писать с их помощью! То есть в ориентации на их свойства и потребности. Держаться детского восприятия жизни. Даже взрослые персонажи должны быть внутренне созвучны детям. Непосредственность, способность эмоционально реагировать, выражение чувств внешними средствами — всё это знакомо и понятно ребёнку. Значит, на это должны опираться и мы.

Играть

Игра — естественный язык ребёнка, органичный для него способ освоения мира. Пусть играют персонажи друг с другом. Пусть автор играет и с ними, и с читателем. Пусть идёт игра сюжетная, стилистическая... Да что там — любое из опорных свойств прозы, несмотря на свою «опорную» серьёзность, открывает возможность для игры.

Играючи, можно располагать ребёнка к удивлению. Удивление заинтересовывает в сюжете и в общей мысли произведения. От «что будет дальше?» легче перейти к «почему так произошло». Удивление гораздо благодарнее, например, чем испуг.

Замечательный элемент игры — шутка. Юмор снимает зажимы, тормошит читателя, вызывает желание поделиться впечатлением с окружающими (для детей это особенно важно). Юмор заряжает оптимизмом и учит видеть разносторонность любой ситуации. Нелепицы, клоунские выкрутасы, карнавальное веселье и маскарадная загадочность —всё это тоже годится в дело.

Детям нужны повторения. На них замешана любая детская игра. Повторения (с вариациями) ситуаций, реплик и мыслей помогают ребёнку в усвоении происходящего. Не зря дети любят перечитывать книги. Повторение вводит в чтение капельку перечитывания, помогает возвращаться к важным вещам и закреплять их восприятие.

Эффектной и полезной игрой служит рифма. Иногда в виде краткого стишка, но не только. Рифмованные имена, реплики, сентенции, загадочные фразы и прочее —всё это оживляет текст и радует читателя-ребёнка. Сюда примыкает общая игра со звуком, с музыкой слова.

Есть ещё и просто словесные игры: каламбуры, скороговорки, анаграммы, шарады, фокусы с именами и названиями. И, как говорится, многое-многое другое.

Не врать

Сам принцип уважения к ребёнку, общения на равных означает отказ от разнообразных способов обмана. Беда в том, что мы не всегда сами осознаём, каким образом обманываем ребёнка.

Чаще всего обман происходит, когда мы подаём некоторые утверждения в качестве общеизвестных и непререкаемых истин.

Ребёнок гораздо доверчивее взрослого, и такое внушение проникает в его сознание надолго, а порою и навсегда. Например, мы можем написать: «Как всем известно, школьник обязан учиться на пятёрки» — и это будет враньё, которое может иметь тяжёлые последствия. Враньё хотя бы потому, что многие люди (включая меня самого) с этим совершенно не согласны. Если такая «великая мудрость» западёт ребёнку в голову, она может ложным образом запрограммировать или закомплексовать его на долгие годы.

Что уж говорить об идеологизированной детской литературе, которая пытается (иногда успешно) форсированно внушить юному читателю абсолютные истины вместо того, чтобы научить в них разбираться.

Парадокс в том, что мы не обманываем ребёнка сказкой, выдумкой, нелепостью — тем, чего не бывает. Дети прекрасно понимают правила игры воображения и фантазии. Чем эта игра безудержнее, тем увлекательнее. Они сами, по интуиции, прекрасно разбираются, что в выдумке жизнеспособно, а что остаётся просто маской, костюмом, ролью. Никакие «вверх-тормашки» не повредят их здравому смыслу. А от правдоподобной серьёзности они защищены слабо, у них нет ещё взрослого иммунитета от искусной лапши на уши.

Чтобы не обманывать ребёнка невольно, мы должны хорошо представлять себе детскую психологию. А о сознательном обмане даже не хочется говорить.

Необходимо ограничивать пафос. Ребёнок, даже самый активный, часто застенчив внутренне. Чем выше слова, с которыми мы к нему подступаем, тем ему труднее. Лучше говорить сдержанно, но проникновенно, всегда заботясь о том, чтобы у ребёнка оставалась свобода самостоятельно подумать.

Ещё постараемся сопровождать загадочность — разгадочнос-тью. Можно возбуждать любопытство, создавать таинственную атмосферу загадок, но не надо забывать и об отгадках. Иначе ребёнок останется озадаченным и вполне может сказать: «Так нечестно».

Открой свою студию

Обучать — значит передавать другому своё, но не нагружать при этом собою.

Мы можем не только писать для детей, но и предпринять для них ещё одно насущное дело. Дело, на которое способен каждый, кто пишет или просто с интересом относится к литературе. Это детская литературная студия. Место, где ребёнку помогают овладевать письменной речью, литературным творчеством.

В первом разделе мы говорили о том, зачем человеку писать. Но ребёнку литературное творчество необходимо особенно. Стоит постараться — ради того, чтобы сделать для него письменное слово естественной формой самовыражения до того, как учёба и обыденная повседневность отобьют охоту к этому.

Название «литературная студия» условно. Прежде всего, оно означает: «не школа». Своего рода свободная словесно-творческая мастерская, куда ребёнок приходит только при условии, что ему там интересно.

В основе работы такой студии, технологии её взаимодействия с ребёнком может лежать методика, с которой читатель уже более или менее знаком. Методика тормошения жанром (ТЖ).

ТЖ заключается в том, чтобы открыть ребёнку и помочь ему освоить несколько жанров, отличающихся максимальной доступностью, а затем подвести его к представлению о своём жанре, то есть о свободном и личностном творчестве.

О своём жанре будет рассказано в конце этого раздела, а в разделе «Полезные жанры» была описана та жанровая база, которая является ядром ТЖ-методики.

В ТЖ могут быть включены и другие темы этой книги: некоторые законы и принципы, опорные свойства, представление о форточках вдохновения, кладоискательстве тем и т. д. Всё зависит от личного подхода ведущего студию.

Стиль ведения литературной студии основан на творческом равноправии: «мы все здесь учимся писать». Каждое её занятие — сеанс общей творческой жизни. Поэтому ведущий совершенно не обязан обладать какой-то особой харизмой — почтенным возрастом, писательским авторитетом или ещё чем-то этаким. Гораздо важнее умение сочувствовать. Сочувствовать попыткам сочинительства (ободрять и поддерживать), сочувствовать выбору чтения (рекомендовать книги, обсуждать прочитанное), сочувствовать потребности в игре, в движении, в веселье (и находить этому место в занятии).

В то же время литературная студия —это не литобъединение, где начинающие авторы собираются поаплодировать друг другу. Это мастерская, и ведущему приходится работать в ней больше остальных. В его обязанности входит построить тематическую цепочку занятий, организовать каждое из них, обеспечить возможность редакторской консультации по текстам, написанным участниками студии. Плюс всё то, что он сам сочтёт полезным и возможным.

Если возникнет потребность в дополнительной поддержке, можно обратиться и к другим книгам серии «Служение Слову». Каждая из них по-своему базируется на ТЖ-методике и может быть использована в работе студии.

Книги «Пиши по-своему. Для самых начинающих писателей» и «Домашний автор. Как поддержать ребёнка в литературном творчестве» ориентированы на детей «раннего сочинительского возраста» — до десяти лет. Вторая из них предназначена для родителей и содержит много педагогического материала.

Книга «Учусь сочинять. Как стать писателем хотя бы для самого себя» обращена к подросткам десяти-пятнадцати лет. И она, и «Пиши по-своему» особенно полезны в качестве пособий, дополняющих работу студии.

Четвёртую книгу вы сейчас читаете.

После неё в серии идёт книга «Литературная студия: открытие возможностей», где подробно рассмотрены все стороны работы литературной студии. Там собран разнообразный материал по играм, по темам и возможной структуре занятий, вопросам для разминок и пр. Но дожидаться, пока она попадёт в руки, не обязательно. Всё нужное для работы — методика ТЖ и наиболее существенные дополнения к ней —уже в вашем распоряжении.

Кроме ТЖ-методики существуют и другие подходы к ведению литературной студии. В качестве примеров приведу три книги, каждая из которых дважды заслуживает внимания. Во-первых, с точки зрения начинающего автора. Открывая каждую из этих книг, читатель попадает на литературную студию, которую ведёт автор, и там есть чему поучиться. Во-вторых, с точки зрения ведущего студии. Мы получаем в своё распоряжение различные практические приёмы, подходы, развороты тем, да и просто самобытный стиль общения ведущего с участниками студии.

Вот эти книги:

Джанни Родари. «Грамматика фантазии. Введение в искусство придумывания историй» (М.: Прогресс, 1978; текст есть в Интернете).

В главе, посвящённой сказке, мы уже говорили об этой книге. Теперь отметим и её большой педагогический потенциал. В частности, Родари рассказывает о своих занятиях с детьми, о тех способах, которые он использовал для того, чтобы побуждать их к творчеству, об особенностях детского восприятия и воображения.

Вадим Левин. «Воспитание творчества» (М.: Знание, 1977; текст есть в Интернете).

Небольшая книга о реальном опыте работы харьковской детской студии. Много конкретных сценок, ситуаций, игр, методов подачи материала. Большое внимание уделено связи литературного творчества с развитием углублённого читательского восприятия.

Марина Москвина. «Учись видеть. Уроки творческих взлётов» (М.: Гаятри, 2005).

Эта книга не только рассказывает о студии, но как бы и сама является ею. Открывай — и занимайся. Или присматривайся, в чём состоит стержень занятий. Заводное изложение, много произведений студийцев, выразительных образов, метких взглядов на окружающий мир, портретов творческих личностей.

Чем ещё хороши эти книги (и открывающиеся в них концепции литературной студии) — они совершенно не похожи друг на друга. Есть из чего выбирать. И есть с помощью чего утвердиться в мысли: твоя студия будет тоже не похожа ни на одну другую. Здесь будут происходить новые открытия, отлаживаться особые методы и возникать неожиданные изобретения.

Так что потормоши себя: открой свою студию!

Чтение для пишущего человека

Читать — значит делать обратный перевод с языка слов на язык мысли.

Прежде чем перейти к двум заключительным темам этого раздела, обратимся к занятию, которое на первый взгляд противоположно писательскому. И увидим, что не так уж противоположно. Более того: удивительно полезно для того, кто пишет.

Чтение как учёба

Для того, кто пишет, чтение представляет собой не только естественное занятие культурного человека, но и постоянную учёбу.

Почему постоянную? Разве мы всегда читаем образцовую литературу, благодаря которой можно совершенствовать свои сочинительские навыки?

Не всегда. Но учиться можно на любой книге, даже слабой. Хороший текст помогает понять новые интересные возможности письменной речи. Плохой или средний показывает, как не надо писать.

Для этого важно наряду с обычным читательским вниманием держать включённым ещё и писательское. Не самоуверенно-учительское, мешающее воспринимать то, к чему не привык, а заинтересованно-ученическое, побуждающее вглядываться в то, что делает другой пишущий человек. Чтение как развлечение и чтение как писательское дело различаются. Хорошо, если удаётся свести их воедино.

Разумеется, не только умению писать учит чтение. Неловко говорить об очевидных вещах, но надо порою приглядеться и к ним. Чтение расширяет и углубляет для человека внешний мир, стимулирует развитие внутреннего. Чтение позволяет вступать в мысленный диалог с людьми, с которыми жизнь тебя не свела, а чаще всего и не может свести, но у которых тоже есть чему поучиться, помимо работы со словом. Чтение учит общечеловеческому мышлению. Наконец, чтение — это поле боя идей; в этой схватке набираешься опыта и умения защищать то, что тебе дорого.

В годы бурного чтения (тогда поток чтения у меня существенно превосходил сегодняшний) у меня было три линии выбора книг. Первая включала те книги, которые я сам наметил себе прочитать. Вторая — те, которые мне советовали. Третья линия была совершенно случайной, поскольку я опасался, что, строго придерживаясь первых двух линий, пройду мимо целых областей книжной культуры. В итоге каждая из этих линий была важной стороной моего читательского образования.

Ещё меня очень занимал вопрос о том, какие из общеизвестных книг надо прочитать непременно. Всегда с интересом я знакомился с опросами типа «Какие десять (а лучше сто) книг вы взяли бы с собой на необитаемый остров?», со списками рекомендованной литературы и прочими взглядами на этот вопрос.

В конце концов я составил свой список в виде таблицы, где у каждой книги проставлен номер «полки» (от 1 до 4), на которой она лежит. На первой лежат книги, которые нужно прочитать обязательно. На второй — с чуть меньшей обязательностью, и так далее, от полки к полке. До сих пор я иногда вручаю этот список кому-нибудь, кого заботит тот же вопрос, но с обязательным условием: переложить книгу на другую полку, если она лежит не там, где должна, по-твоему, лежать, и добавить к списку те книги, которые очень любишь, а их там не оказалось. Так что мой список неторопливо преобразуется, не претерпевая кардинальных изменений. На первой полке лежит книг двадцать, на второй около девяноста, на третьей и четвёртой по сто с лишним. Этот список помогает мне поддерживать и развивать своё представление о литературе, увязывая его, по возможности, с представлениями окружающих.

Отзыв как поступок

Мы рассматривали отзыв среди других журналистских жанров. Но теперь взглянем на него именно в применении к книгам. И не с точки зрения журналистики, а с точки зрения человеческого взаимодействия, благодаря которому развивается сегодняшняя культура человечества.

Когда я был очень активным читателем и ещё не был автором, я не видел разницы между писателем античных времён и писа-телем-современником. Они в равной степени были литературными небожителями, с которыми можно общаться лишь мысленно. Но как-то раз, прочтя замечательную книгу про Эразма Роттердамского («Похвалу глупости» которого прочитал незадолго до этого), я вдруг сообразил, что автор этой биографии, в отличие от Эразма, живёт в одно и то же время со мной и в одной и той же стране. Что я могу написать ему, выразить и свою благодарность, и своё отношение к его книге и к личности Эразма сразу! Но издательство, на адрес которого я написал, сухо ответило мне, что автор «находится в длительной заграничной командировке» (сейчас это называется эмигрировать), так что передать ему письмо нельзя. Но я понял: в принципе это возможно. Потом случалось ещё несколько раз (всего лишь! — корю себя теперь), когда я, переполненный эмоциями и размышлениями от чтения, писал современникам, и даже получал от них ответы. Неужели он, знаменитый автор, ответил мне? Да, оказалось, что бывает и так.

Сейчас, когда у меня вышло уже много книг и я время от времени получаю отклики от читателей, меня удивляет совсем другое. Почему так мало их, этих откликов, — несоизмеримо мало по сравнению с тиражом книг и с количеством устных реплик от случайно встреченных читателей? Неужели читателю не понятно, что автору нужен отзыв — настоящий, подробный, вдумчивый, сочувствующий или пусть даже полемичный — для того, чтобы уверенно выбирать направление дальнейшего пути?..

Но и сейчас я нередко бываю читателем. Поэтому знаю, как нелегко мобилизовать себя на отзыв, даже если книга очень понравилась. Каждый раз вступают в очередную схватку торможение с тормошением, так что я по-прежнему хорошо понимаю читателя, который просто не выбрался написать отзыв.

Читательский отзыв (письменный, сформулированный, а не просто одобрительное устное восклицание) необходим автору! Сообщаю об этом себе самому, сообщаю своему читателю, да и любому читателю вообще. Каждый такой отзыв —это уникальный образ прочитанного, его проекция на другую личность, это общение с тем, для кого пишешь. С учётом технических сложностей, затраченного времени и почтовых расходов, надо признать, что записать и послать своё впечатление не так легко, как хотелось бы. Это не просто так, а настоящий поступок. Что ж, писатель совершил свой поступок: написал книгу. И ему нужен твой поступок, читатель.

Лектотека

Расскажу об одном виде дневника, связанном с чтением. Этот дневник я назвал когда-то для себя лектотекой, собранием прочитанного. Записывал туда автора и название, краткие данные о книге, а главное — своё впечатление от неё. Некоторое время спустя выявился удивительный эффект. Даже если записанное впечатление состояло из одной фразы, оно действовало как отмычка к памяти: я вспоминал книгу настолько живо, будто прочитал вчера. Жалел даже, что не вёл лектотеку начиная с того года, когда научился читать.

Лектотека таким же удивительным образом сохраняет прочитанное, как обычный дневник сохраняет прожитое. Она позволяет общаться с давно прочитанными книгами, увязывать их друг с другом, запоминать авторов. Читательский дневник — очень подходящее дело для начинающего писателя.

Сейчас я лектотеку не веду, о чём жалею. Но время от времени, прочитав какую-нибудь чрезвычайно интересную книгу, записываю своё впечатление от неё в виде небольшого эссе. И думаю, что интересно было бы со временем собрать эти эссе и другие наиболее яркие читательские впечатления в книгу, которая так и называлась бы: «Лектотека». Так что эта книга прочно входит в моё собрание несочинений.

Удобство читательского дневника ещё и в том, что, когда читаешь много, причём несколько книг одновременно, можно записать в дневник книгу в начале чтения. Благодаря этому она не останется недочитанной только потому, что исчезла из поля зрения.

К тому же будет понятно, сколько времени ушло на ту или другую книгу, с каким другим чтением она совпала по времени.

Конечно, всё это может показаться мелкими техническими подробностями — особенно тому, кто мало читает. Но мне почему-то кажется, что пишущему человеку, а особенно начинающему писать, нужно читать много.

Книги о писательском мастерстве

Разумеется, существуют различные книги, посвящённые писательскому мастерству и близким темам.

Три книги, указанные выше, в главе о литературной студии, могут оказать вдохновляющее воздействие не только на того, кто готов вести студию, но и просто на автора, которому не хватает какого-то решающего толчка. Особенно тормошит книга Марины Москвиной. Участница студии, которая мне её принесла, радостно сказала: «Знаете, очень хорошая книга. Я уже стала приглядываться ко всему, что вокруг происходит, записывать!..» Это «я уже стала» мне очень понравилось, потому что в нём самый главный успех написанного для того, кто может писать сам: побудить к самостоятельной работе.

Вот ещё несколько книг разного рода:

Нора Галь. «Слово живое и мёртвое» (с 1972 г. на протяжении тридцати лет выдержала несколько изданий).

В какой-то степени эта книга адресована переводчикам, но принесёт большую пользу любому пишущему по-русски человеку. Огромное количество реальных примеров, острое чувство слова, меткие практические советы...

Максим Горький. «Письма начинающим литераторам»

(публиковались часто).

Письма, адресованные конкретным авторам по поводу их конкретных произведений — и в этом её достоинство. Конечно, это первая треть двадцатого века, и многие тематические особенности не очень актуальны, но исторические приметы отходят на второй план перед чёткими замечаниями настоящего писателя относящимися к недоделанной работе с текстом.

Леонид Жуховицкий. «Как стать писателем за 10 часов. Руководство для тех, кто хочет прославиться» (М., 2005).

Книга небольшая, пишет автор занимательно, и есть много всяких изюминок. Так что она, скорее всего, будет полезной для начинающего автора. А на заголовок и подзаголовок лучше не обращать внимания.

Джеймс Н. Фрэй. «Как написать гениальный роман» (М., 2005).

Ещё один вызывающий заголовочек. Книга для американских студентов. Рентгеновский взгляд на прозу, который, как всякий рентген, даёт важную информацию, но может повредить организму. Во всяком случае, убить пробивающуюся гениальность — запросто.

Джозеф М. Уильямс. «Стиль. 10 уроков для начинающих авторов» (М., 2003).

Учебное пособие не о том, как писать, а как переписывать (фраза из предисловия). С упражнениями, схемами и прочим учебным инструментарием. Думаю, что для начинающего автора книга слишком сосредоточена на ремесле, хотя сначала надо решать совсем другие проблемы.

Джеймс Э. Райнинг, Эндрю У. Харт, Роберт фон дер Остен. «Композиция. 16 уроков для начинающих авторов» (М., 2005).

Ещё более учебное пособие, с многочисленными примерами, вопросами и заданиями. Авторы всё знают и по всем правилам профессорского преподавания одаряют своим знанием студентов. Хочется, чтобы кто-нибудь перевёл этот труд не только с английского на русский, но и с занудно-учебного на язык живого творчества.

Есть и другие интересные книги, среди которых упоминавшаяся уже «Книга о русской рифме» Давида Самойлова, «Письма студентам» Ильи Сельвинского и т. д. Составить обстоятельный список — самостоятельная задача, ждущая энтузиаста.

Впрочем, каждый пишущий должен сам определить, какие книги, повествующие о литературном ремесле, заслуживают его внимания. Мне самому, как мог заметить читатель по комментариям к списку книг, ближе разговор о творчестве, а не о технологии. Есть книги, на которые даже не хочется ссылаться. В них можно найти различные приёмы, но всё замешано на представлении о литературе именно как о ремесленничестве. Такого рода «полезные советы» большей частью подражательны, потому что в этом суть их концепции: подражать чужому успеху. Писательское дело здесь рассматривается не как раскрытие творческой личности, а как набор определённых техник, посредством которых можно производить продукцию, удовлетворяющую читателя-потребителя, а значит, и издателя-коммерсанта.

Вместо них на закуску приятнее упомянуть небольшое эссе Рея Брэдбери под названием «Радость писать» (1973 год). Оно передаёт живой взгляд неувядающего классика на литературное творчество. Заключительную фразу этого эссе даже хочется процитировать: «Если кто хочет ко мне присоединиться, милости прошу — места на дороге хватит всем».

Свой жанр

Традиция — это та часть нашего прошлого, которой мы помогаем перебраться в будущее.

Мы видим, что среди литературных жанров есть много вполне конкретных форм творчества как в прозе, так и в поэзии, хотя сам термин «жанр» довольно расплывчат. Поэтому важно уметь пользоваться жанрами, но сохранять творческую свободу среди тех правил и традиций, которые им сопутствуют.

Освоение каждого литературного жанра служит развитию творческой личности и её навыков работы со словом. Но из чего состоит сам процесс освоения?

Прежде всего, это внимание к традиции, которая лежит в основе жанра, к лучшим образцам его, вызывающим у тебя восхищение или хотя бы симпатию. Почувствовать вкус канона, даже пока на читательском уровне, — значит отозваться на призыв жанра.

Дальше начинается техническое овладение жанром. Научиться использовать его, наполнять его своим опытом, чувством и мыслью — значит понять его требования через их осуществление.

Потом наступает период творческого освоения, когда стараешься добиться наибольшей отдачи. Здесь уже строгое соблюдение правил отходит на второй план. Начинается новаторство, и, может быть, закладываются основы будущей, ответвляющейся традиции.

Стоит упомянуть и ещё один этап, который уже не имеет прямого отношения к жанру, но влияет на всё дальнейшее творчество. Это результирующие навыки, вошедшие в твой арсенал как следствие освоения жанра. Эти навыки могут послужить работе совершенно в другой жанровой сфере.

В реальной жизни, естественно, не всегда соблюдаются эти этапы, перечисленные лишь для полноты картины, а уж тем более их очерёдность. У каждого свой путь освоения и усвоения. Но полезно представлять, каким он может быть.

Хорошим литературным тренингом, позволяющим глубже ощутить жанровые границы, а также их соотношение с творческой мыслью, служит осуществление одной и той же исходной идеи в разных жанрах. Можно назвать это переводом произведения из одного жанра в другой, хотя в итоге возникают, конечно, разные произведения.

Наиболее наглядным примером служит переход от прозаической вещи к сценарию. Все мы знаем, как отличается книга от экранизации (основу которой задаёт сценарий). Впрочем, этот переход осуществляет часто не сам автор прозы, а другой человек, автор сценария.

Тренинг, о котором идёт речь, — это личная, творческая работа, иногда достаточно необычная. Переход от эссе, в котором есть происшествие или хотя бы его контур, к рассказу может быть достаточно плавным. Но что, если попробовать перейти к рассказу, скажем, от трёхстишия? К сказке — от дневниковой записи?

От записанного впечатления о книге — к эссе о ней или об идее, в ней содержащейся?

Необычайно плодотворным мне представляется (не теоретически, а по собственному писательскому и журналистскому опыту) переход от жанра афоризма-определения к эссе, сказке, рассказу или статье и даже к некоторым стихотворным жанрам. Одно время, когда мне приходилось часто писать статьи, я всегда начинал работу над очередной из них с того, что придумывал определения нескольких ключевых слов, связанных с темой. После этого становились видны опорные мысли, а иногда и метафоры, на которых можно было строить статью.

Напомню и ещё об одном способе перехода из жанра в жанр — от малого к большому. Это метод выращивания, описанный в главе «Приёмы и методы».

Возвращаясь к творческому освоению, постараемся понять, что это означает для нашего сегодняшнего произведения, написанного в определённом жанре. Для произведения, которое хочется сделать как можно лучше. Но как можно лучше — значит, лучше во всех отношениях, а не в смысле наиболее полного соответствия канонам жанра. Поэтому странно было бы оглядываться на историю литературы. Естественнее стараться довести произведение до такого вида, который необходим именно для него, перешагивая ради этого любые каноны. Это значит, что произведение будет написано в своём жанре, присущем ему самому.

Даже если обозначить исходный классический жанр в подзаголовке, это не будет свидетельством верности всему, что он подразумевал до сих пор. Просто указан пункт отправления. Иногда обозначение жанра входит в противоречие с привычным пониманием слова — и на это автор тоже имеет право. Пусть даже он пока не стал классиком уровня Гоголя, обозначившего «Мёртвые души» как поэму.

Если со временем обнаруживаешь, что твои произведения (не все, но какая-то часть их) имеют некие характерные родственные особенности, стоит присмотреться: не образовалось ли тем самым определённое творческое направление. Может быть, это уже свой жанр не в смысле самобытности одной вещи, а как русло нового жанрового подхода.

История литературы знает много ярких примеров такого рода. Про лимерики Эдварда Лира говорилось в главе «Замечания о некоторых жанрах». Более современный случай — гарики Игоря Губермана. Но ведь и классическое хокку начиналось как свой жанр поэта Басё. Может быть, предтечей каждого общего жанра является чей-то свой жанр.

Свой жанр — это прорастание формы в авторе. Можно, конечно, придумать новый жанр искусственно, построив комплекс правил, которым он должен соответствовать, даже написать множество образцов. Но сможет ли придуманная форма проявить литературную жизнеспособность за границами индивидуального эксперимента — другой вопрос.

В любом случае найти свой жанр, прорастить его в себе, исходя из работы с другими жанрами, или даже создав его заново — большая творческая удача.

Таким образом, выход на уровень своего жанра всегда становится для автора важным достижением. Либо это свой жанр для произведения, которое удалось довести до оригинального, самобытного существования. Либо свой жанр для тебя самого — свой курс, к которому привело творческое развитие.

Это означает, что если научился писать по-своему, то любое произведение окажется написанным в особом жанре, в своём собственном. Для этого есть все шансы. Ведь у каждого человека неповторимое восприятие мира. Значит, и выражать его можно совершенно неповторимым образом.

От разговора о жанрах мы пришли к представлению о литературе как о самовыражении свободной творческой личности. Именно это представление больше всего соответствует понятию о своём жанре.

Мышление книгой

Книга — чистейшая сущность человеческой души.

Томас Карлейль, английский историк XIX века

Рано или поздно пишущий человек обнаруживает, что написал немало того, что отражает его восприятие мира, и к нему приходит мысль об издании книги. Подробнее об этой заботе — в следующем разделе. А сейчас хотелось бы сказать, что это вполне нормальная творческая забота, а вовсе не признак повышенного самомнения. Об этом надо заботиться и думать, причём поначалу даже не на техническом уровне (где найти спонсора или издателя), а на чисто творческом: какой должна быть моя книга.

Мышление книгой означает мою авторскую зрелость. Я думаю не только о том, каким должно быть стихотворение или рассказ, но и дальше: какой будет моя книга стихов или книга рассказов. Что туда войдёт, как я её назову, как построю. И даже как она будет выглядеть, почему бы и нет?

Люди пишут по разным мотивам, но можно считать литературное творчество прежде всего выражением своего отношения к жизни. С этой точки зрения, формируя представление о книге, я создаю образ своего итогового, на сегодняшний день, самовыражения. Соединяю разрозненное, ищу баланс для нескольких центров притяжения, создаю архитектурное решение в целом.

Но есть и другая сторона. Именно в книге наибольшим образом выражается моё писательское обращение к читателю. Книга — это мой мир, который я выстраиваю, но владеть им буду вместе с читателем. Как соединить самовыражение с таким обращением — одна из проблем мышления книгой.

Не хочется говорить сейчас о коммерческой книге, это особая область. Сфера, в которой царит бестселлер, который хорошо продаётся, а не «бестридер», который хорошо читается. Коммерческий издатель тоже мыслит книгой, но решает при этом совершенно другие задачи. В унисон с ним мыслит только писатель, который находится в том же русле рыночных устремлений. Впрочем, не все издатели ориентируются только на прибыль, и мы к этому вернёмся чуть ниже.

Но сначала подумаем о том, что книга, к созданию которой я могу быть активно причастен, — это не обязательно моя книга, сборник лично моих сочинений. Не обязательно моя... и всё равно моя.

Это может быть книга воспоминаний кого-нибудь из старших родственников. Записанная по разговорам, составленная из страниц дневника или писем другой эпохи, проиллюстрированная старыми семейными фотографиями...

Это может быть сборник воспоминаний о близком мне человеке. Собранных у тех, кто его знал, восстанавливающих удивительные эпизоды его жизни. С добавлением других материалов о нём, текстовых или изобразительных...

Это может быть целая история моей семьи, начиная с давних архивных материалов и заканчивая высказываниями представителей младшего поколения...

Это может быть книга творчества моего удивительного (непременно удивительного!) и талантливого (непременно талантливого!) ребёнка. Его стихи, рисунки или ещё что-то, что годится в книгу. Удовольствие для меня и ободрение для него...

Это может быть история какого-то круга общности, к которому я принадлежал или принадлежу. Почему бы нам не сделать книгу о том, какой необычный мир открывался нам друг в друге...

Это может быть что-то, чего не придумаю я, но что уверенной рукой впишешь в перечень ты. Да не в конец, а в начало перечня, — и подчеркнёшь двумя чертами!..

Если осознаёшь содержание такой книги — пока ещё лишь возможной — как ценность и берёшь на себя ответственность за неё, это и есть мышление книгой.

Теперь снова об издании задуманной книги. Чем лучше я себе её представляю, тем больше стремлюсь к тому, чтобы она могла в результате соответствовать этому представлению. Но существуют достаточно сложные реальные обстоятельства.

Даже самый интеллигентный издатель, думающий не только о прибыли, но и о сути своего издательского дела, скорее всего будет иметь своё представление о книге, вовсе не совпадающее с моим. У него определённые издательские соображения о ней, свои вкусы и предпочтения, да к тому же ещё и такие ограничения (финансовые, технологические и пр.), о которых я понятия не имею. А кроме издателя, который руководит процессом, есть ещё верстальщики, художники, оформители — и у каждого из них свои представления. Что же будет с моей, продуманной, авторской книгой?

Понятие об авторской книге не новость для книгоиздания. Но это понятие обычно подразумевает в качестве главного создателя книги вовсе не автора, а художника. Ещё бы! Ведь это он творит её облик, а не автор текста.

Думаю, что когда-нибудь будут разные понятия авторской книги: книга художника, книга автора, книга издателя. А пока, приучая себя к мышлению книгой, будем заодно привыкать к мышлению издательским процессом, к сотрудничеству со всеми, кто в нём участвует. И не забудем, что есть ещё одна сторона этого процесса. Что книга должна в результате стать книгой читателя!

С этим тонизирующим выводом можно перейти к заключительному разделу.

Раздел 7 Шпаргалки для автора

Собрались как-то выпускать новый журнал. Стали искать главного редактора. А тут один изобретатель предложил свою автоматическую установку: журнальный реактор. Кладут в него присланные авторами рукописи, он их считывает, правит, ненужные отсылает обратно с вежливым письмом, из остального составляет журнал и выдаёт прямо плёнки для типографии. Но главного редактора всё равно пришлось искать. Нужно же было кому-то ходить на презентации.

сказка-крошка «Реактор и редактор»

Здесь представлена краткая сводка основных этапов и особенностей писательской работы. Сюда полезно заглянуть, чтобы проверить себя: не упущено ли что-нибудь существенное. Но это всего лишь напоминалки. Все они основаны на предыдущих разделах и служат только краткой сводкой практических шагов для того, кто понял, что написать свою книгу входит в его человеческое достоинство.

Шпаргалка по написанию

Писатель — создатель бесшумных ценностей

Алексей Бельмасов, современный автор

Наверняка многие писатели всё делают совершенно по-другому. Я и сам не придерживаюсь такой педантично последовательной очерёдности действий. Столько тем, что не всегда можно отделить ту, к которой ещё присматриваешься, от той, которая уже превратилась в замысел. Но я прекрасно помню, что в начале всё было не так. Надеюсь, что кому-то шпаргалка поможет сориентироваться на первых порах — пока не станет ненужной. Пока не обнаружишь, что всё делаешь по-своему. Никому и не нужна шпаргалка на всю жизнь.

Выбрать тему

Прежде чем писать, нужно определить тему. Её можно найти (вспомним про кладоискательство тем) или взять из накопленного заранее списка (например, из своего собрания несочинений). Наконец, она может прийти к тебе сама — и тогда всё дело в том, чтобы узнать её, не проворонить и не забыть.

Превратить в замысел

От темы, которая как бы существует сама по себе, переходишь к замыслу своего произведения. Даже самый смутный замысел конкретнее самой ясной темы, потому что направлен к представлению о том, что означает эта тема для тебя. В законе трёх «3» это «3» — первое.

Примеряешь замысел к себе, к своей душе, к своим интересам. Переживаешь, осваиваешь его — и это даёт импульс ко всей дальнейшей работе. Обдумывание замысла, несмотря на все возможные колебания, укрепляет в решимости осуществить его.

Иногда нужно заметное время на то, чтобы привыкнуть к замыслу, глубже войти в тему, познакомиться с необходимым материалом (а для этого может понадобиться найти или собрать его).

Начать работать

Убаюкивающая сила торможения подстерегает нас повсюду. Можно ходить с замыслом в голове многие годы и чувствовать себя «при деле»: я же лелею ЗАМЫСЕЛ! Но сам по себе он не осуществится. И порою просто необходимо засадить себя за реальную работу. Только тогда мы выйдем на старт неизвестной заранее дистанции от «начать» до «закончить».

Начать можно с набросков плана (о силе плана говорится в пятом разделе). Пусть он появится в самом черновом виде, но это уже станет началом работы. Хорошо бы прикинуть — самым ориентировочным образом —и «план осуществления плана», то есть примерные сроки работы над задуманным произведением. Как бы потом они ни сдвинулись, но пусть будет чему сдвигаться. И первый пункт там должен быть такой: «Начать писать».

Начать писать

Постараемся не замереть надолго перед тем, как взяться непосредственно за текст. Иногда чистая страница вызывает трепет. Здесь может помочь метод углубления, сглаживающий переход от плана к тексту.

На этом этапе не следует придавать слишком большое значение тому, с чего начинается наше произведение. Если возникают трудности, начнём буквально с чего угодно. Ведь это пока работа вдоль. Потом, когда всё будет написано, можно доработать начало и даже написать его заново.

В законе трёх «3» это второе «3».

Продолжать

Будем готовы к тем естественным препятствиям, внешним и внутренним, с которыми всегда сталкивается творчество. Любая стенка на нашем пути — всего лишь барьер, который надо перепрыгнуть. Не забудем про оазисы времени, форточки вдохновения и другие способы преодоления барьеров.

Закончить

Третье «3» в законе трёх «3» — может быть, самое главное. Научиться заканчивать то, что пишешь, и означает научиться писать.

В формировании навыка заканчивания помогает журналистика, её оперативность (которая возглавляет «Дюжину журналистских качеств»). Но и вне журналистики автор может создавать или придумывать себе определённую необходимость, подталкивающую его к завершению начатого, тот или иной стимул, мотивирующий его финишировать.

Дополнить

В главе «Фантазия добавлений» рассказано об основных видах дополнений к тексту (о подзаголовках, эпиграфах, посвящениях, предисловиях и прочем). Некоторые из них могут возникнуть и по ходу работы вдоль, но сейчас, когда она закончена, самое время подумать об остальном антураже.

Шпаргалка по доработке

Текст — словесная поверхность смысла.

Тех, кто пишет сразу начисто — так, что текст не нуждается в совершенствовании, — немного (если они вообще существуют). Поэтому работа с текстом после того, как он написан, необходима не потому что он плохо написан, а потому что его можно улучшить. Обычно автор сразу после завершения в той или иной степени обольщён тем, что у него получилось (хорошо знаю по себе). Тем больше радость, когда в процессе доработки обнаруживаешь слабые места, которые, к счастью, можешь изменить до того, как написанное попало к читателю.

Сделать паузу

Отложить написанное на время, чтобы вернуться к нему с обновлённым восприятием, с «незамыленным взглядом», — очень полезный элемент работы. Однако важно правильно определить продолжительность этого перерыва в работе. Помнить, что это именно перерыв, а не финиш (мол, осталась уже всякая мело-чёвка).

Перечитать

Возобновить работу после паузы лучше всего с перечитывания написанного от начала до конца. С этого внимательного чтения начинается работа поперёк. Поэтому можно запастись инструментами из раздела «Практическая работа с текстом» — и за дело.

Какими из этих инструментов пользоваться, зависит от автора. От того, какие показались наиболее полезными. От того, какие запомнились. Про некоторые из них напоминает на всякий случай шпаргалка.

Проверить опорные свойства

Именно теперь, а не когда пишешь вдоль, полезно обратить внимание на опорные свойства. И не бояться, если заметишь не-додуманность, недописанность, несоразмерность. Просто взяться за исправление. Как гласит китайская пословица: «Совершить ошибку и не исправить её — это и означает совершить ошибку». Письменное творчество обладает огромными возможностями по улучшению текста. Живописцу, скульптору или архитектору гораздо труднее исправлять то, что не сразу получилось как надо.

Убрать повторения

Ненужные повторы — явление совершенно неизбежное после работы вдоль, но теперь стоит постараться уменьшить их количество. Надо обратить внимание на появление одинаковых слов или выражений неподалёку друг от друга. Отследить однотипные по конструкции или просто совпадающие начала фраз и абзацев (или концы). Избыточное мелькание одних и тех же союзов: «и», «а», «но». То же самое касается местоимений. Заглянем в главу «Фраза как возможный шедевр».

Кроме словесных повторов постараемся выловить случайные перепевы одних и тех же мыслей, образов, сюжетных ходов. Близких по смыслу эпитетов. Всего, что создаёт ощущение монотонности, лексической ограниченности —если, конечно, не ставить задачу создать такое ощущение специально.

Здесь кроется тонкий соблазн: вместо борьбы с повторениями сказать себе: пусть так и остаётся, буду считать, что я это делаю нарочно. Мол, это рефрен, а не повторение. Что ж, можно сказать так и себе, и редактору. Только для читателя это всё ничего не значит, он будет воспринимать написанное на свой слух и вкус. Он может не понять, в чём дело, но привкус однообразия заставит его скучать. Так что лучше не поддаваться соблазну.

Подобрать синонимы

Многие повторения устраняются с помощью подбора синонимов. Но синонимы служат не только для этого. И если не успел, когда писал текст, подобрать точный, выразительный, наиболее подходящий именно к данному случаю синоним, самое время сделать это сейчас. В чём-то может помочь глава «Родственные связи слова».

Укоротить фразы

Обратим внимание на чересчур длинные фразы. Они затрудняют чтение, и лучше разделить их на более короткие. Пользоваться удлинёнными фразами можно, конечно, но не случайно, а на пользу делу. Кстати, слово «чересчур» не имеет никакого количественного значения. Его применение зависит от авторского слуха и стиля.

В главе «Фраза как возможный шедевр» говорилось также об устранении лишних слов. Ещё один эффективный способ сделать фразу короче. А главное — лучше.

Урегулировать абзацы

Разделение текста на абзацы должно быть таким, чтобы соответствовать логике и ритму всего текста или конкретной его части. Часто просто забываешь вовремя перейти на красную строку. Но теперь не поздно это исправить. Пусть деление на абзацы поддерживает содержательную сторону повествования. Когда меняется ситуация, когда вступает в действие другой персонаж, когда просто надо дать себе и читателю перевести дух — сменим абзац.

Если нам нужна более значительная пауза в повествовании, можно воспользоваться и более сильным разбиением текста: ввести между абзацами пустую строку. Ещё серьёзнее — отделение одного фрагмента текста от другого с помощью звёздочек.

Не забудем и о том, что для прямой речи в диалоге используются не кавычки, а тире и та же красная строка. Когда прямая речь одного из персонажей заканчивается, вместе с комментарием к ней, лучше снова перейти на новый абзац, чтобы продолжать повествование.

Прочитать вслух

Проверить, как получилось стихотворение, декламируя его, вполне естественно. Как же иначе оценить звучание? Но и прозу по-настоящему услышишь только тогда, когда прочитаешь вслух. Можно читать кому-то, можно самому себе. Это разные процедуры. Читая другим, острее слышишь неудачные места, но труднее их по ходу чтения отметить или запомнить. Читать себе можно с карандашом в руках, но воспринимаешь текст более благодушно.

В главе «Музыка языка» говорится о некоторых важных вещах, которые относятся не только к поэзии, но и к прозе (особенно в главках «Сочетание слов» и «Настройка текста»). Впрочем, читая вслух, мы можем проверить написанное не только на то, как звучит текст, но и на достоверность интонации, на появление таких «фальшивинок», которые трудно усмотреть при чтении про себя.

Дать почитать

Немного опережая проблемы распечатки (или тиражирования), о которых говорится в следующих шпаргалках, отмечу великую пользу рабочего начитывания. Если есть возможность дать прочитать то, что написал, другому человеку в тот период, когда работа над произведением ещё не совсем закончена, когда ещё реально учесть полученные замечания, надо этим пользоваться. Хорошо, если это человек доброжелательный, но способный на критику. Если читателей-замечателей двое или трое, начитывание будет ещё эффективнее.

Когда я закончил своё первое большое произведение «Книга без титула» (на неё потребовалось семь лет работы; она ходила в «самиздате», но до сих пор не опубликована), мне было очень важно понять, что получилось. Воспользовавшись всеми своими дружескими и приятельскими отношениями, я добился того, что её прочитали около ста человек, и почти от каждого из них узнал его впечатление. Некоторые (немногие) написали мне о нём, с другими я беседовал, используя заранее подготовленный вопросник и стараясь записать услышанное. Скажу без преувеличения, это «рабочее суперначитывание» повлияло на всю мою дальнейшую литературную работу. Оно позволило воочию увидеть, как соотносится то, что вкладываешь в написанное сам, с тем, что получают от него другие. С тех пор подобных по масштабу начитываний я не предпринимал, но любое рабочее чтение очередной книги неизменно приводило, в той или иной степени, к её улучшению.

Хочется сказать и ещё об одном явлении, удивляющем меня до сих пор, но не раз подтверждённом другими авторами. Это происходит, когда кто-то читает написанное при тебе, пусть даже совершенно молча. Заглядывая из-за его спины в текст, вдруг начинаешь замечать те шероховатости, которые не замечал незадолго перед этим, когда читал сам. Более того, почти физически ощущаешь, как твой читатель (никак этого не выказывающий) воспринимает прочитанное. В чём тут дело, пусть объясняют психологи или парапсихологи, но это ещё раз подчёркивает пользу начитывания.

Доредактировать

Всё, что включено в эту шпаргалку, относится к редактированию. Точнее, к саморедактированию — чтобы отличать его от работы с редактором, речь о которой ниже. Постараемся использовать в пользу текста и результаты чтения вслух, и выводы из рабочего начитывания. Сделаем всё, что мы можем на данном этапе. Но это не означает, что работа с текстом полностью закончена. Ведь наша книга ещё не издана!

Кстати, двадцать с лишним лет спустя (ничего себе пауза!) я снова взялся за «Книгу без титула» и хорошенько с ней поработал. Даже название несколько изменилось. Теперь она называется «Книга без титула и комментарии к ней». Интересно, сколько продлится следующая пауза и что будет после неё?

Этот пример я привожу с улыбкой и призываю ни в коем случае не следовать ему. Книги должны жить более энергичной жизнью. Поэтому не будем делать лишних пауз и следуем дальше.

Шпаргалка по оформлению

Компьютер — информационное эхо личности.

Вопрос оформления написанного касается не только аккуратного представления результатов своей работы, но и самого стиля взаимодействия с ней. А значит — это элемент творческого отношения к делу. Одно из звеньев авторской работы. Можно, конечно, передоверить этот этап кому-то другому, но гораздо естественнее и здесь управляться самому.

Ввести в компьютер

Если мы писали от руки или на машинке, то нужно постараться, чтобы итоговый текст был введён в компьютер. Это даёт возможность копировать его, распечатывать, пересылать по электронной почте и т. д. Ввод в компьютер можно осуществить самому, если есть такая возможность, или доверить кому-то, кто готов помочь по дружбе или за умеренную плату.

Но здесь я должен высказать вполне определённое мнение. Современный пишущий человек обязательно должен уметь работать на компьютере — хотя бы только с текстом. Защищать бескомпьютерное писательство так же архаично, как уверять, что настоящие стихи могут быть написаны только гусиным пером.

Компьютер — это всего лишь инструмент, усиливающий возможности. В частности, писательские. Я с удовольствием пишу на бумаге или на компьютере, хотя это работы разного стиля (и об этом я сейчас скажу). Но есть такие этапы работы, которые гораздо эффективнее проходят с помощью компьютера: или непосредственно за ним, или на сделанной с него распечатке. Переставлять фрагменты текста, а уж тем более изменять его структуру, вносить крупную и мелкую правку, находить повторения слов или выражений, отслеживать сцены с определённым персонажем и многое другое — гораздо проще и быстрее на компьютере, чем при бумажной работе. В следующих пунктах этой шпаргалки обнаружатся и другие преимущества компьютерного подхода.

Теперь присмотримся к стилистическому различию работы с текстом на компьютере и на бумаге. (К бумажной работе можно отнести и печатание на пишущей машинке. Скоро надо будет пояснять молодёжи, что это такой ручной принтер.) Работая на бумаге, всегда имеешь дело в той или иной степени с черновиком. Поэтому или относишься к тексту более снисходительно (мол, всё равно черновик, вон сколько поправок), или снова и снова доводишь его до состояния чистовика (переписываешь, перепечатываешь, что довольно утомительно), чтобы увидеть в окончательном виде. Постепенно, когда устаёшь от придания тексту чистового вида, усиливается желание отказаться от тех или иных новых исправлений. На компьютере всё время работаешь с чистовиком. Если что-то решил изменить, тут же изменяешь — и снова перед тобой чистовой текст. Это повышает ответственность за него и располагает к более тщательной содержательной работе, поскольку технической намного меньше. Тут есть свои закавыки (например, возможность утраты черновых вариантов, к которым решил обратиться некоторое время спустя). Но вместе с тем существуют и способы их преодоления (никто не мешает сохранять черновые варианты, только надо об этом позаботиться).

Краткий ликбез для тех, кто пока испытывает сложности в общении с компьютером. Сам компьютер — это механизм, работа которого зависит от руководящей им операционной системы (самая распространённая называется «Виндоуз», но у неё есть разные модификации). Работа с текстом зависит от программы-редактора (чаще всего это редактор «Ворд», у него тоже есть разные формы, несколько отличающиеся друг от друга).

Тексты, занесённые в компьютер, хранятся в виде файлов, имеющих свои имена (имена файлов, с которыми работает «Ворд», обычно заканчиваются символами «.doc», но ему понятны и файлы, заканчивающиеся на «.txt»). Файлы могут быть размещены в разных папках со своим именем у каждой. Папки и файлы могут быть расположены на встроенном диске («винчестере»), на лазерном диске (его небрежно называют «сидюком» или «дивидюшником», это разные типы дисков), на дискете (самый дешёвый и простой носитель информации, постепенно устаревающий), а также на флэш-карте (как в цифровом фотоаппарате) или на флэш-памяти другого вида (она часто имеет вид брелка).

Работать в «Ворде» можно с разной степенью квалификации. Самое главное — уметь обращаться с самим текстом, сохранять его на разных носителях и распечатывать, если есть принтер. Но можно освоить редактор настолько, чтобы представить текст почти в книжном виде. Это называется «вёрстка». Впрочем, в издательствах для вёрстки пользуются более мощными программами и всё равно будут готовить книгу к печати заново.

Объём текста в компьютере определяется не по размеру файла, а по количеству знаков с пробелами, которое мы можем узнать в любой момент работы с «Вордом». 1800 знаков —это примерно машинописная страница. Объём в 40 000 знаков прозаического текста называется авторским листом.

Сверить

Правописание можно начерно проверять на компьютере, хотя в принципе это дело специалиста-корректора, которого назначит издательство, когда дело дойдёт до издания книги. Но достоинство автора в том, чтобы у корректора было как можно меньше работы, что позволит ему сосредоточить внимание на более тонких местах.

Сверстать

Вёрстка в простейшем виде (речь пока не идёт об издательской вёрстке) означает оформление текста для распечатки. Надо прежде всего позаботиться о том, чтобы логически правильно были расставлены и выделены заголовки, чтобы выделение элементов текста (курсив, жирный шрифт, который почему-то называется полужирным, пункты, подпункты и т. п.) соответствовало авторскому замыслу.

Для обычной распечатки нужно выбрать формат страницы А4 (обычный писчий лист) и её книжное расположение (не альбомное). Если мы хотим подготовить текст в более мелком формате—например, в формате А5 (половина писчего листа) для печати на ризографе, — нужны другие установки «параметров страницы».

Овладеть правилами вёрстки в простейшем виде несложно, особенно тому, кто уже работает с текстом в «Ворде». Если же говорить о квалифицированной работе верстальщика, это особая профессия, да и «Ворда» для этого уже маловато.

Оформить

Вносить в свой текст дополнительные элементы (рисунки, фотографии, таблицы и прочее) не входит, разумеется, в чисто авторскую работу. Но в некоторых случаях имеет смысл подумать и об этом. Например, если готовишь распечатку для редакции или издательства и хочешь дать понять, какое оформление можно использовать для нашего текста. Или если нужно сделать эффектную «парадную» распечатку. Или если самостоятельно готовишь книгу к тиражированию на ризографе.

Это на пользу и тогда, когда автор просто чувствует такую потребность. Когда ему нужно лучше ощутить итоговый результат своей работы.

Распечатать

Первоначальная распечатка введённого в компьютер текста нужна для того, чтобы проверить его правильность, отсутствие искажений. Но можно воспользоваться распечаткой и для дополнительной работы с текстом. В любом случае надо позаботиться, чтобы все исправления, сделанные на бумаге, были затем введены в компьютер.

Чистовая распечатка служит для использования текста по назначению: чтобы его читали.

Шпаргалка по публикации

Журнал — это авансцена современности.

В проблеме публикации (то есть размещения произведения в периодической печати, в сборнике или в Интернете) многое зависит от обстоятельств и просто от удачи. Но почву для успеха готовим мы сами: своей авторской работой и своим авторским поведением.

Найти периодическое издание

Периодических изданий великое множество, и дело автора — найти среди них такие, где будут заинтересованы в том, что им написано. Эти поиски тоже являются частью писательской работы. Если относиться к своему произведению как к ребёнку, со временем неминуемо встанет вопрос о том, чтобы вывести его в люди. Здесь много разнообразных возможностей, нужно лишь научиться в них ориентироваться.

Самое естественное, что можно сделать, — это просмотреть различные периодические издания. Просмотр некоторых закончится на обложке. Другие мы пролистнём и закроем. Но найдутся и такие, которые покажутся нам интересными и родственными, хотя бы частично, в каких-то разделах. Ещё лучше, если увидишь, что твоя тема и твой жанр соответствуют тому, что здесь уже публикуют. Нужно записать для себя название такого издания и те контактные данные, которые в нём найдутся.

Не всегда достаточно посмотреть прессу в первом попавшемся киоске, но с него вполне можно начать. Затем, может быть, стоит поискать киоск побольше. Или даже сходить в библиотеку, в отдел периодики. Это вопрос поисковой активности автора. Встречаются также справочники со списками изданий и с их координатами. Правда, сведения могут устареть, а главный недостаток такого поиска в том, что мы не видим самого издания, не можем оценить его соответствие нашим интересам.

Знакомясь с изданием, надо обратить внимание на его тираж, на то, кто его выпускает, кто главный редактор, относится ли оно к центральной прессе, к региональной или к муниципальной. Как правило, чем это менее центральное издание и чем меньше его тираж, тем оно заинтересованнее в сотрудничестве.

Есть ещё один способ поиска, особенно подходящий для людей с большим кругом общения. Это расспросы о том, где могли бы напечатать то, что написал. Таким путём тоже можно получить полезную информацию.

Установить контакт

Следующим шагом является установление контакта с одним из тех изданий, которые тебе подходят. Но «контакт с изданием» означает выход на конкретного человека, который его представляет. Поэтому сначала лучше позвонить в редакцию и узнать, кто именно работает с авторами по такой-то теме. С этим человеком и надо договориться о встрече или о пересылке материала (обычной или электронной почтой).

Если дозвониться не удаётся (бывает и такое) или не получается застать нужного человека, а редакция находится не слишком далеко, можно отправиться туда и без договорённости. В любом случае нужно взять с собой своё произведение (в редакции его назовут «материалом», ничего страшного) в достаточно чистовом виде. Если оно в одном экземпляре, обязательно надо сделать копию. Не стоит особенно рассчитывать, что материал вернут, хотя и такое случается. Если договорённости ни с кем не было, можно обратиться к ответственному секретарю, который обычно есть в каждой редакции.

Полезно записать — для памяти, а не для протокола, — кому и когда отдано написанное. Поинтересоваться, когда можно позвонить и узнать о решении: принято к публикации или нет. Воспользоваться встречей, чтобы побольше разузнать об издании: о том, какие темы и формы подачи их интересуют, какого объёма должно быть то, что можно принести в следующий раз, какие формы сотрудничества возможны. Вполне естественным будет вопрос об оплате — это нормальный признак профессионального отношения к делу.

Не стоит стесняться и того, что придётся звонить, напоминать о себе и добиваться решения о том, берут материал или нет. Если покажется, что с этим тянут слишком долго, можно отказаться от публикации.

Определить возможности

Выбор редакции и установление контакта — это не только шаги к публикации, но и способ определения возможностей своего сотрудничества с изданием. Ведь в составленном (и пополняемом) списке изданий есть и другие редакции, так что всегда можно перейти к следующему пункту. Психологически это существенный момент: надо понимать, что не только автор нуждается в издании, но издание тоже нуждается в авторе. Возможное сотрудничество зависит от обеих сторон, а не только от редакционной благосклонности.

Не надо нести одно и то же произведение одновременно в разные редакции. Можно попасть в неприятную ситуацию, если два издания проявят неожиданную оперативность. Подразумевается, что раз написанное представлено автором в редакцию, значит, он согласен с публикацией именно там. После того как получен отказ в публикации (или автор известил редакцию о своём отказе), можно обращаться в другое издание.

В каждом издании ведётся своя редакторская работа, связанная не только с конкретным материалам, но и с его окружением. Далеко не всегда автору удаётся увидеть своё произведение в изменённом виде перед печатью. Если автору это важно, он должен предупредить об этом редактора (хотя и в таком случае нужно быть готовым к сюрпризам).

Сотрудничество с любым периодическим изданием требует умения идти на компромиссы. Но допустимость любого компромисса каждый определяет для себя сам, делая выводы о том, продолжать ли сотрудничество с изданием впредь.

Создать своё издание

Помимо поисков существующего периодического издания всегда есть возможность создать свой «печатный орган». Например, выпускать домашнюю газету или журнал. Учредить оригинальное издание в школе, в институте или на работе. Многие профессиональные писатели и журналисты начинали таким образом.

Каким бы скромным ни было такое издание по оформлению и тиражу, оно позволяет решать те же авторские задачи, что и публикация в центральной прессе: доводить своё произведение до изданного вида и обращаться с ним к читателю. И хотя круг читателей не столь широк, зато гораздо больше шансов узнать их впечатление от прочитанного.

Найти сборник

Можно предложить своё произведение к публикации в каком-либо сборнике, подходящем по тематике. Сборники эпизодические, «одноразовые», обычно готовят к выпуску в издательстве или в рамках какого-либо литературного объединения. Чтобы узнать о таком проекте заранее, тоже нужны какие-то поисковые усилия. Бывают также альманахи, то есть непериодические, но повторяющиеся издания книжного типа. По выходным данным выпущенного ранее альманаха можно выйти на редакцию или на людей, которые занимаются подготовкой следующего выпуска. Значит, есть шанс установить контакт и передать своё произведение для возможного включения туда.

Разместить в Интернете

Одним из современных способов публикации может стать появление произведения в Интернете. Если нет собственного доступа к Интернету, надо воспользоваться помощью знакомых или интернет-кафе. Но в любом случае полезно сначала проконсультироваться у людей, знающих сеть (синоним Интернета), или почитать соответствующую литературу.

Здесь много вариантов.

Во-первых, существуют различные периодические сетевые издания, в том числе литературные, куда можно предложить свои сочинения.

Во-вторых, есть специальные литературные сайты (или сайты, посвящённые затронутой теме), где можно, как говорят,

«вывесить» написанное. Иногда даже можно сделать это самостоятельно, без чьего бы то ни было разрешения.

В-третьих, есть форма так называемого «живого журнала», позволяющая свободно и регулярно размещать всё, что написал, и обретать в качестве эпизодических или постоянных читателей тех, кто интересуется такой формой культурного взаимодействия.

В-четвёртых, существуют электронные библиотеки, где реально разместить даже целую свою книгу.

В-пятых, то и дело проводятся различные литературные сетевые конкурсы, в которых приглашают участвовать всех желающих.

Кстати, некоторые виды литературного общения в Интернете порою выходят за его рамки, принимая форму литературных встреч или бумажных изданий.

Ещё об одной сетевой возможности (может быть, самой главной) — в следующем пункте шпаргалки.

Хотелось бы, однако, высказать и некоторые предостережения. Интернет хорош для автора, когда способствует знакомству более широкого круга людей с тем, что написано вне самой сети. Ещё лучше, если то, что мы там размещаем, уже прошло через горнило «бумажной» публикации. Если же слишком активно участвовать в сетевом общении, ограничивась именно интернет-публикациями, это может существенно повлиять на стиль работы со словом. Отношение к языку в Интернете гораздо более небрежное, а требования к выразительности, с литературной точки зрения, заниженные. К обычным коммуникационным клише добавляются всевозможные упрощения типа смайликов и стандартных формул общения в чатах и на форумах. Своеобразными способами формируется то, что можно считать общественным мнением. Иначе воспринимаются и литературные достоинства произведения, многое зависит от сетевого имиджа автора, от дизайна и способа подачи.

Но не будем думать, что Интернет сам по себе такой. Это всего лишь форма общения и взаимодействия людей. Чем глубже будут их литературные и этические свойства, тем качественнее будет и сетевая культура, их соединяющая.

Создать свой сайт

Совершенно естественным использованием Интернета является создание своего собственного сайта. Это легче, чем может показаться, хотя и требует, конечно, определённых усилий. Свой сайт может и выполнять функцию публикации произведений, и обеспечивать общение с читателем, и служить очагом такой сетевой культуры, которая устраивает автора.

«Сайтоделание» является вполне распространённым занятием, и при желании всегда можно найти консультанта по этому направлению или исполнителя, который создаёт основу для сайта и научит им пользоваться. Надо только понимать, что сайт —это лишь форма представления материалов. Прежде чем приступать к этому делу, надо подобрать тексты и изображения (фотографии, рисунки), которые станут содержанием сайта.

Шпаргалка по изданию книги

Книгоиздание — это общение душ через кошелёк с деньгами.

В главе, завершающей предыдущий раздел, говорилось о мышлении книгой, то есть о том этапе литературного творчества, когда пора привести написанное, или часть его, в итоговый вид. И если уже сложилось представление о своей книге, надо подумать о том, как её издать. Нет никакого смысла сидеть и ждать, чтобы книга издалась сама собой, надо о ней позаботиться. Это тоже часть авторской работы.

Издать книгу можно двумя способами, различающимися не столько технически, сколько степенью соответствия стандарту книгоиздания. Этот стандарт подразумевает, что каждому книжному изданию должен быть назначен уникальный индекс (его обозначают буквами ISBN, после которых идут группы цифр, разделённые дефисами). Такой индекс может приобрести в Книжной палате любое издательство, или издающая организация, или даже частное лицо. Когда издание вышло в свет, некоторое количество экземпляров (около двадцати) должно быть сдано в Книжную палату для регистрации и размещения в центральных библиотеках. Это называется рассылка.

В то же время книгу можно издать в любом количестве экземпляров, начиная с одного. При маленьком тираже на книгу обычно не ставят индекс ISBN и не осуществляют рассылку. Чтобы различать эти два подхода, будем первый способ называть изданием книги, а второй — тиражированием.

Тиражировать

Сейчас каждый человек может и тиражировать, и издать книгу за свой счёт. Сначала рассмотрим ситуацию тиражирования. Это наиболее простой и дешёвый способ.

Для тиражирования нужно иметь вёрстку книги — либо в электронном виде, либо в виде бумажной распечатки, которую называют оригинал-макетом. В простейшем случае достаточно вёрстки в редакторе «Ворд». Её можно подготовить самостоятельно (самому или с помощью знакомых), а можно заказать той организации, которая будет тиражировать книгу.

В зависимости от нужного количества экземпляров можно воспользоваться тремя наиболее распространёнными в данное время видами тиражирования:

1. Цифровая печать. Вывод с компьютера непосредственно на бумагу. Оптимально при совсем небольшом тираже — порядка 5 — 10 экземпляров или немногим больше.

2. Ризограф. Печать с бумажного оригинал-макета или с компьютера на бумагу через посредство мастер-плёнки. Оптимально при тираже, условно говоря, от 30 до 300 экземпляров.

3. Офсетная печать. Печать на полиграфическом станке с помощью специальных печатных форм (гибких металлических пластин). Для изготовления форм предварительно изготавливаются фотоплёнки, но в более современных типографиях обходятся без них. В связи с изготовлением плёнок и форм, а также необходимостью процедуры приладки станка (то есть пробной печати), себестоимость экземпляра для тиражей меньше 500 экземпляров довольно высока, а затем начинает падать и становится существенно ниже себестоимости печати на ризографе.

Тиражирование книги полезно для её начитывания, только уже не чернового, а чистового, которое позволит представить реакцию читателей и, может быть, получить от них замечания для дальнейшей работы над книгой. Тиражирование без индекса ISBN не является официальным изданием, и если после этого обращаться в издательство, то смело можно утверждать, что книга ещё не издана.

Если у автора нет особых каналов распространения книги или огромного количества знакомых, вряд ли стоит тиражировать её в количестве более двухсот-трёхсот экземпляров. В крайнем случае, через какое-то время можно повторить тираж.

Найти издателя

Поиски своего издательства похожи на поиски периодического издания. Нужно непременно исходить из того, что издатель не может существовать без автора, поэтому рано или поздно найдётся издательство, которое будет заинтересовано в добросовестно написанной книге. Речь не идёт об издании книги за свой счёт. Издателя, который готов издать книгу за счёт автора, найти достаточно легко.

Можно начать с осмотра уже изданных книг — в магазинах. Особое внимание следует обратить на книжные серии, куда могла бы войти твоя книга. Выпускать серию издателю удобно и выгодно, но рано или поздно он начинает ощущать нехватку книг, которые бы её продолжали. Впрочем, на сериях свет клином не сошёлся. Важно составить себе представление о главных интересах издательства (да и о побочных: тоже может пригодиться).

Информацию об издательствах можно найти в специальных справочниках, где обычно описана их основная тематика, но по этим условным описаниям трудно ориентироваться. Есть ещё издательские сайты в Интернете, есть газеты и журналы, посвящённые книгоизданию (там публикуются сведения и о самих издательствах, и о выпущенных за последнее время книгах).

Очень эффективно побывать на книжной выставке, где можно не только увидеть широкий спектр книг и издательств, но даже пообщаться с их представителями. Вероятность застать на стенде нужного человека невелика, но хотя бы можно уточнить, к кому обращаться. Каталог издательства или прайс-лист позволят внимательно ознакомиться дома с книгами, которые оно выпускает.

В итоге надо составить для себя список подходящих издательств, куда стоит попробовать обратиться. В каждом очередном издательстве установить контакт с конкретным редактором, ведущим соответствующую тематику. Договориться с ним о том, чтобы передать или переслать книгу для ознакомления.

Пользоваться электронной почтой есть смысл только при наличии предварительной договорённости. Иначе велика вероятность, что к присланному отнесутся как к спаму, электронному мусору. Не очень результативно наугад посылать рукопись и по обычной почте. (Рукописью называют неизданную книгу, даже если это красиво распечатанная вёрстка.)

Полезно подготовить предложение по изданию книги, включив в него аннотацию (обрисовывающую книгу с самой привлекательной стороны) и описание предполагаемой целевой аудитории (то есть круга возможных читателей), а также указав объём (в авторских листах), краткие сведения об авторе и контактную информацию (адрес, телефон, электронную почту). Всё это должно занимать не больше странички. Такую листовку можно оставить на выставке представителю издательства. И приложить к своей книге при передаче в издательство.

Не стоит унывать, получив отказ от издателя или столкнувшись с нежеланием даже знакомиться с книгой. Это никак не связано с её реальными достоинствами. Просто в данном случае это был не твой издатель. Кстати, издательства со временем меняются, как и люди, в них работающие. Вполне может оказаться, что пару лет спустя книга придётся ко двору там, где её когда-то не взяли. Издателя надо искать терпеливо и спокойно, не оставляя ради этих поисков своё творчество. Настанет день — и твой издатель возьмётся за твою книгу.

Заключить договор

В отличие от ситуации с периодическими изданиями, вполне можно представить свою книгу на рассмотрение не одного, а нескольких издательств. Автор ничем не связан, пока с каким-то из них не заключён юридический договор. Договор не является абсолютной гарантией издания книги, но существенно повышает шансы на это.

Надо знать и помнить, что договор заключается для того, чтобы зафиксировать все пункты, по которым издатель и автор пришли к согласию. Даже если издательство предлагает солидно оформленный договор, который осталось только подписать, автор имеет право внимательно изучить его и попробовать изменить те или иные условия. (Правда, издатель имеет точно такое же право не согласиться с предложенными изменениями!)

Полезно обратить внимание на следующее:

► Это должен быть именно авторский договор с издателем, а не договор купли-продажи.

► Если в договоре стоит формулировка о передаче «исключительных (эксклюзивных) прав», это означает, что автор не сможет в течение указанного срока предлагать эту книгу другим издателям. Надо как следует подумать, прежде чем согласиться на срок свыше пяти лет. Срок от 2 до 5 лет —это нормально: издателю нужно время, чтобы в случае успеха книги иметь право самому переиздать её.

► Полезно добиться оговорки (особенно при сроке в 4 — 5 лет, а тем более если он ещё больше): в случае, если книга не издана в течение определённого времени (скажем, года или двух), автор имеет право расторгнуть договор. Ещё лучше, если предусмотрена выплата аванса. Это нужно не в целях обеспечения материального благополучия (которое вряд ли резко улучшится за счёт издания книги), а чтобы подтвердить серьёзные намерения издательства. Ведь если аванс не предусмотрен, а книга не выйдет, автор напрасно потеряет время, но издательство за это ничем не отвечает.

► Что касается финансовой стороны, лучше к ней относиться без напрасных иллюзий. Заметные деньги получают «раскрученные» авторы за большие тиражи. Вполне можно согласиться даже на безгонорарное издание, это никак не унижает автора и понижает себестоимость книги. Но это всё-таки исключительная ситуация. Вообще же для ориентации нужно знать, что автор обычно получает 5 — 10% от оптовой стоимости тиража (это выше себестоимости, но ниже розничной цены). Если предлагают полистную оплату (пропорциональную объёму книги), это означает, что в случае успеха книги и её переиздания автору больше ничего не выплачивают. Это не очень-то справедливо. По крайней мере, тогда должен быть указан максимальный для издателя тираж.

► Важны также те пункты, где указано, что именно издатель может делать без согласования с автором. Лучше настоять на том, чтобы оформление книги или возможная передача прав на издание другому издательству осуществлялись только при согласии автора.

► Надо уточнить количество бесплатных авторских экземпляров и попробовать, если их совсем мало, добиться увеличения этого числа. Хорошо, если есть пункт, дающий автору право приобретать книгу со скидкой. Можно добиваться предоставления гонорара (или его части) в натуральном виде, книгами.

► Все остальные условия договора нужно изучить с точки зрения здравого смысла. Ещё лучше —посоветоваться с человеком, имеющим опыт в этой области. Естественно, договор должен быть подписан (издателем и автором), а также заверен печатью.

Сотрудничать с издателем

Представим себе технологическую цепочку работы издательства и типографии.

Издательство осуществляет предпечатную подготовку книги. Сюда входят следующие работы (примерный перечень):

Рассмотрение рукописи, её рецензирование. Возможная доработка автором. Составление калькуляции на издание. Составление бизнес-плана (с учётом возможностей реализации). Принятие решения об издании. Заключение договора с автором. Ввод текста, если он не в электронном виде. Редактирование. Внесение авторских правок в сотрудничестве с редактором. Иллюстрирование. Дизайн-проект блока и его согласование. Согласование эскиза обложки. Подготовка обложки. Вёрстка. Корректура, возможное согласование с автором. Внесение правки в вёрстку. Просмотр правки или вторая корректура. Внесение дополнительной правки. Утверждение оригинал-макета блока к печати. Утверждение обложки к печати. Получение плёнок блока и обложки. Утверждение цветопробы.

Типография осуществляет печать книги, состоящую ориентировочно из следующих этапов:

Приобретение бумаги и переплётных материалов. Получение печатных форм. Приладка (пробная печать обложки или блока). Печать обложки. Возможно, изготовление переплёта, ламинирование, нанесение лака, тиснение (с предварительным изготовлением штампа). Печать блока, утверждение «чистых листов» (на самом деле это как раз напечатанные листы книжного блока). Скрепление блока (скрепка, шитьё, бесшвейное клеевое скрепление). Сборка книги (соединение блока с обложкой или переплётом). Обрезка. Упаковка.

Эти перечни я привёл для того, чтобы показать количество разнообразных усилий, необходимых для издания книги. Чтобы понимать: у издателя множество специфических хлопот с книгой, и автору не так-то просто вписаться в эту последовательность работ. Это требует мягкой, неназойливой, но настойчивой инициативы. В разных издательствах к такой авторской активности относятся по-разному. Если тебя пытаются отстранить от предпечатной подготовки, постарайся убедить тех, от кого это зависит, что твоё участие пойдёт на пользу книге. Если в договор были внесены пункты о согласовании с автором редактуры, корректуры, иллюстраций и обложки, они будут подкреплять твои стремления. Если нет, остаётся надеяться на своё красноречие и издательское понимание.

Впрочем, и здесь мы можем копать — или не копать, понадеявшись на вкус и квалификацию работников издательства.

Сотрудничать с редактором

Редактор занимается содержательной и стилистической сторонами текста. Обычно его назначает издательство. Если этого не делают, утверждая, что книга не нуждается в редактировании, не принимай такую ситуацию за комплимент и настаивай на том, чтобы редактор был. Работа редактора и сотрудничество с ним — последняя серьёзная возможность улучшить книгу до выхода в свет.

Чтобы работа с редактором была плодотворной, необходимо помнить две вещи:

1. Как бы критичен ни был редактор, он работает на пользу книги, а не во вред. Для этого он должен быть оппонентом. Активный редактор лучше пассивного.

2. Решающее слово в обсуждении подразумевается за автором, поскольку это его текст, но лучше пользоваться этим правом только в особых случаях.

Если редактор предлагает возможный вариант изменения неудачного, с его точки зрения, места, это свидетельствует о заинтересованности в тексте. Подумав, можно найти третий вариант, отличающийся в лучшую сторону и от того, что было, и от того, что предложил редактор. Но если предложение редактора удачно, если оно подсказано самим авторским текстом, не обязательно искать что-нибудь непременно другое.

Сотрудничать с корректором

Корректор занимается поиском ошибок — орфографических, синтаксических, смысловых. Компьютерной проверки для настоящей корректуры недостаточно. Поэтому обязательно поинтересуйся, когда с книгой будет работать корректор, и постарайся познакомиться с результатами его правки. Лучше всего, если получишь возможность при обнаружении спорных мест обсудить эту правку с самим корректором.

Дело в том, что многие грамматические правила вариативны, то есть допускают отклонения и исключения, которые могут быть связаны с авторской интонацией. Если корректор правит текст, исходя из стандартных установок (как он и должен поступать), он может непроизвольно нарушить интонацию, игру слов, а иногда даже внутренний смысл фразы. Обсуждая спорные места с корректором, можно настоять на своём там, где необходимо.

Хороший корректор может отметить и некоторые слабые места текста, не замеченные ни автором, ни редактором (например, излишнее повторение слов или смысловые неточности). За это автор может быть только благодарен, но итоговые исправления в текст обговорить вместе.

Сотрудничать с художником

Наверное, наиболее тонким видом участия автора в подготовке книги является его отношение к иллюстрациям и к обложке. Необходимо учесть, что прежде всего художник работает на издателя, который заказал ему оформление и у которого свои представления о том, каким оно должно быть. Поэтому здесь от автора понадобится максимум терпимости, если его участие в обсуждении вообще предусмотрено.

Если такая возможность имеется, лучше всего познакомиться с предложениями художника на этапе эскизов, когда ещё достаточно легко учесть пожелания автора, а не тогда, когда иллюстрации полностью готовы. И надо помнить о том, что художник — тоже творческая личность, имеющая право на самовыражение.

Особая деликатность требуется при обсуждении оформления обложки. Ведь для издателя это ещё и часть проблемы коммерческого успеха книги. Надо постараться, чтобы замечания были своевременны и конструктивны. Протестовать только в самом крайнем случае, но в то же время быть готовым, что это не поможет. Для автора обложка — только дополнение к книге. Для издателя — лицо его издания.

Сотрудничать с распространителем

Не надо забывать, что после того, как книга вышла из печати и вроде бы дело закончено, у издателя ещё только начинает разворачиваться проблема распространения книги. Дело в том, что это ваша общая проблема, поскольку книга должна разойтись по читателям, а не пылиться на складе. Издателю — или распространителю, занятому реализацией, — важно также, чтобы тираж разошёлся как можно быстрее (хранение на складе стоит денег). Тут может потребоваться и участие автора.

Если тебя пригласили участвовать в какой-нибудь рекламной акции (встрече с читателями, раздаче автографов или даже торговле за прилавком своими книгами), непременно соглашайся. Если можно где-то пропагандировать свою книгу, содействовать её розничной продаже или оптовому заказу, обязательно делай это. Если получил выразительные отзывы на книгу, передай их копии издателю или распространителю: он может вывесить их на сайте. Если есть свой сайт, задействуй его для рекламы книги.

Предлагай распространителю свои варианты популяризации книги. Это в ваших общих интересах, только у него много книг, а ты можешь сосредоточиться на одной.

Сотрудничать с читателем

После того как книга вышла, у неё неминуемо появляются читатели. Или, собирательно говоря, читатель. Это не просто потребитель сделанного продукта. Это теперь самый важный для тебя человек, потому что только от него можно узнать, чего стоит книга. Если пришло читательское письмо, постарайся на него ответить. Если по электронной почте, это нетрудно. Если по обычной, то оцени его усилия и ответь ему тем же. Читатель пишет сейчас редко. Не оставляй его читательский порыв без отклика!

Если написали кратко, задай интересующие тебя вопросы: как воспринято то и как это. Если нет сведений о самом читателе, поинтересуйся, кто же он. Это важно: знать, кто и как реагирует на книгу.

Иногда такая отзывчивость вызывает бурный восторг читателя и он начинает усиленно общаться уже просто по-человечески. Может быть, в его представлении ПИСАТЕЛЬ — это почти небожитель, или он просто одинок и нуждается в диалоге. Здесь нужно поступать так, как подсказывает человеческий вкус и навыки общения, не придумывая себе какого-то писательского долга, не приручая к себе читателя сверх меры.

Главная часть взаимодействия с читателем—дальнейшее творчество.

Незаконченная страница

Немало книжек выпущено мной, Но все они умчались, точно птицы. И я остался автором одной Последней, недописанной страницы. Самуил Маршак

Необходимо понимать, что с изданием книги, и даже с продажей её последнего экземпляра, авторская деятельность не заканчивается. Пока книга готовится к печати, самое время начать работу над следующей книгой. Над какой? Можно заглянуть в своё собрание несочинений.

Успешного творчества, коллега!

Оглавление

Юлетатич кеина вззов

Раздел 1 Зачем человеку писать

  Высшая форма речи

  «В начале было Слово...»

  Литература начинается в человеке

  Графомания и графоманомания

  Что было и что будет

Раздел 2 Решение проблем

  Собрание несочинений

  Работа и свобода

  Оазисы времени

  Настроение

  Форточки вдохновения

  Кладоискательство тем

  Черновики и чистовики

Раздел 3 Законы для нарушения

  Общие принципы писательской работы

  На чём делать УПООР

  Закон трёх «В». Витамины литературного творчества

  Закон трёх «3». Завершение замысла

  Закон трёх «С». Средства сочинителя

  Закон трёх «У». Удачные свойства повествования

  Произведение как ДОМ

  Кем приходится быть автору

Раздел 4  Полезные жанры

  Зачем нужны жанры

  Определение: самый ёмкий жанр

  Эссе: самый свободный жанр

  Сказка: самый чудесный жанр

  Рассказ: самый жизненным жанр

  Чем стихи отличаются от прозы

  Свободное трёхстишие

  Двустишие и четверостишие

Раздел 5  Практическая работа с текстом

  Опорные свойства

  Приёмы и методы

  Некоторые особенности прозы

  Некоторые особенности поэзии

  Мир фразы

  Запреты и страшилки

  Наши помощники

Раздел 6   О жанрах и подходах

  Замечания о некоторых жанрах

  Литература и журналистика

  Творчество для детей

  Открой свою студию

  Чтение для пишущего человека

  Свой жанр

  Мышление книгой

Раздел 7 Шпаргалки для автора

  Шпаргалка по написанию

  Шпаргалка по доработке

  Шпаргалка по оформлению

  Шпаргалка по публикации

  Шпаргалка по изданию книги

Незаконченная страница Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg