Творчество Н.С. Лескова 60-80-х годов XIX века
Введение
Предметом нашего курса является творческий путь Лескова. Метод, которым мы будем пользоваться, сравнительно-исторический: мы будем говорить о творчестве писателя на историко-литературном фоне 60-80-х годов XIX века.
Писатели о Лескове
Современники недооценивали Лескова, называли его анекдотистом, фокусником слова. Они видели только то, в чем он был оригинален по сравнению с другими. Ни у Толстого, ни у Достоевского нет серьезных высказываний об этом писателе. Написал он колоссально много. Это не только графомания - это талант. Лесков - создатель эпического жанра. Он очень силен как писатель-эпик.Горький один из первых понял Лескова. Он сетовал на то, что Лесковым не занимаются, он называл его «волшебником слова». Горький искал себя всю жизнь в полемике с большой литературой: трилогия «Детство», «В людях», «Мои университеты» полемична. Детство другое (у Горького была только бабушка-поэт), отрочества нет, университета тоже нет. Молодая личность черпает знания и воззрения вне университета. Горький такой же невежда, как и Лесков, хотя Лесков более образован. Для Горького в Лескове многое открылось. Если у Достоевского все держится на остроте сюжета, психологии, катаклизмах, у Толстого - на чувстве внутреннего спокойствия (когда оно нарушается, в душе героев не мир, а война), то у Лескова все держится на слове. Когда Горький писал «Город желтого дьявола», он понял, что ему не хватало слова, что главное в литературном искусстве - искусство слова, а Лесков - «Колумб слова». И. Северянин называл Лескова «прозеванным гением». Беллетристика 60-80-х годов, окружавшая Лескова 60-е годы XIX века, время, когда Лесков начал свою литературную деятельность, не располагало к художественному творчеству. Процветают вульгарный материализм: Писарев («Разрушение эстетики»), Чернышевский («Эстетические отношения искусства к действительности»), Молешотт; практицизм: «Порядочный химик в двадцать раз полезнее всякого поэта» («Отцы и дети» Тургенева). Нужна не литература, а нечто другое. Еще в 40-е годы появляются физиологические очерки. Они были слишком фотографичны, не удовлетворяли новое время («Лоточница», «Извозчик»). Это не литература, а физиология. Течение это в литературе получило название «натуральная школа». Физиологические очерки писали В.И. Даль, М.Ю. Лермонтов, В.Ф. Одоевский, И.А. Гончаров и др. В 60-е гг. появляется другой тип очерка, где на первое место выходит социальная проблематика. В этом жанре пишут А.И. Левитов, Н.В. Успенский, Н.Г. Помяловский, Ф.М. Решетников, М.А. Воронов. Все они - бывшие семинаристы. Они принесли другие сюжеты, другой язык. Для Лескова они важны как языкотворцы и как личности. Эти писатели стоят в одном ряду с Лесковым по манере письма и реакции на русскую жизнь. Ведь судьбу трудно отделить от творчества, где-то эти миры пересекаются. Н. Успенский - типичный разночинец. Это фигура драматическая, как и все разночинцы. Он не закончил семинарию, убежал оттуда.60-е гг. - эпоха реформ. Обещано много прекрасных свобод: освобождение крестьян, сокращение воинской службы, новый университетский устав, развитие промышленности. Н. Успенский описал это «блестящее» будущее. В очерках «Сельская аптека», «Деревенская газета», «Вечер», «Обоз», «Бобыль» крестьяне показаны как пьяницы, идиоты, бездельники. Реакцией на произведения Успенского стала статья Н.Г. Чернышевского «Не начало ли перемены? », где он пишет о том, что до сих пор показывали угнетенного мужика, а здесь он не страдающий, а забулдыга. Когда-то Герцен писал, что мужик в кабак идет потому, что там он барин. Успенский возражает: его туда тянет, потому что он свинья. Русский мужик не страстотерпец, а «пьяная рожа». Успенский беспощаден в изображении русского крестьянства, оно у него не вызывает сострадания. Чернышевский видел в этом начало анализа, ответ на вопрос, что же такое деревня. Лев Толстой приглашал Успенского в яснополянскую школу - «на какую-то дурацкую графскую затею », по словам последнего. Н. Успенский работал в яснополянской школе учителем, но рассорился с Толстым. Потом поехал в Спасское к Тургеневу - и с ним рассорился. «Нас господа теперь не обманут. Теперь мы люди свободные». Его судьба трагична. К.И. Чуковский в книге «Жизнь и творчество Николая Успенского» пишет, что этому человеку свойственно было не только писать: он и драматург, и актер, и кукольник. Успенский писал на рынке театральные пьесы, тут же изображал их и пропивал плату. Он бродяжничал, играл на гармонике, рассказывал в трактирах за деньги биографии знаменитых русских писателей. Зарезался на глазах купца - перерезал себе горло перочинным ножом близ Смоленского рынка в Москве.
Другой талантливый очеркист времени - А.И. Левитов. Это соперник Достоевского по таланту. Для Левитова все, что есть в России, - это горе (повести «Горе сел, дорог и городов»). Везде в его произведениях контрасты: великодушие - и скаредность, роскошь - нищета. В очерке «Прекрасное, но падшее создание» он рисует проститутку с натуры. Впервые этот персонаж появился у Левитова, а не у Достоевского. Он показал жизнь городского дна, трущоб («Московские комнаты с небилью» и др.), судьбу разночинца-бедняка («Говорящая обезьяна» - эпизод из романа «Сны и факты»). О деревенской нищете пишет и Ф.М. Решетников. В повести «Подлиповцы» изображена тяжелая жизнь бурлаков, превращающая их в дикарей, жизнь, где все сведено к потребностям желудка.
Все это - фон для Лескова. Он начинал как публицист, переводил с английского, который не знал. В статье «О положении рабочего класса в Англии» писатель замечал, что оно мало чем отличается от положения рабочего класса в России. Лесков писал очерки на злободневные темы - такое впечатление, что они написаны прямо для нашего времени: о роли государства в проведении реформ, о положении в деревне, о сельском сходе и сельской общине, о том, что такое голод. Это еще не Лесков под своей фамилией. Он подписывал статьи псевдонимом Стебницкий.
Писемский и Лесков
А.Ф. Писемский - автор романов «Люди 40-х годов», «Масоны», «В водовороте». Лесков ценил его как романиста. Писемского и Лескова сопоставляют как романистов, рассказчиков, очеркистов. Лесков - сугубо национальный писатель, он удобен для изучения русского быта, русской жизни, русского характера. По романам Писемского тоже можно изучать историю: в романе «Люди 40-х годов» изображено николаевское время, русская интеллигенция.
Роман интересный. Но, как считает Лесков, в романе нельзя изображать жизнь. Задача Писемского была - изобразить всю Россию, а вместо этого получилось - Москва и несколько провинциальных городов, усадьба. На этом фоне дается странствие молодого человека, героя романа, Павла Вихрова, который хочет быть свободным, но свободы у него нет: ни социальной, ни личной. Он помещик, но поместьем не занимается. Он общественный деятель, но общественной деятельностью тоже не занимается. Влюблен - но любовь разбилась. Он не имеет почвы под ногами.
Кто же имеет эту почву? В романе дается целая галерея людей, их прошлое и настоящее. Теперь хозяева жизни не помещики, которые вынуждены служить, а те, кто имеет деньги. Люди 40-х годов преобразились в людей 60-х годов. И Писемский думал, что это самое хорошее время для России. Лесков думал так же, выражал это в публицистике.
У Писемского мы видим только фиксацию фактов жизни, без осмысления, получился путеводитель по Москве, но нет главного - идеи жизни. А что за этим? Лесков в отличие от Писемского идет от внутренней сущности человека.
Писемский написал исторический роман без исторических лиц - «Масоны». Это движение возникло в Англии, слово «масон» переводится как «каменщик». Их эмблема - молоток и долото. У них особый ритуал: много тайных приемов, жестов; белый фартук, перчатки; в ложе на столе лежит натуральный череп - бренность человека и вечность. В XVIII веке в России было много масонских лож. Один из вождей московского масонства - Новиков, другой - его друг профессор Гамалея. О масонстве в России вы можете прочитать в книге В.А. Боголюбова «Новиков и его время» (1916).
Марфин, герой романа Писемского, масон. Ему важно приблизить к ложе таких людей, которые будут носить внутреннего человека. Сам он вечный делатель. Больница, училища, проповедь сердца, общение с другими людьми - вот смысл его жизни. Марфин окружает себя людьми, чистыми духом: лакей, врач-материалист, женщины. Его лакей тоже масон, он внутренне красивый человек. Герой романа приобщил к движению и сельского священника, хотя тому и запрещено. Герой относится к женской красоте как к искусству, воспринимает ее с точки зрения эстетики. Но масонство несовместимо с прозой жизни. Как реалист, Писемский показывает внутренние неудачи Марфина, возникающие из-за несоответствия идеала действительности. Получился увлекательный роман, перегруженный фактами: здесь и Сперанский, первый составитель русских законов, и изображение настроений библейского общества Татариновой, и намек на хлыстовцев (была такая секта). Все это Писемский хотел осознать как явления русской жизни. Но ему не удалось все осмыслить. Как раз эта всеохватность и мешает.
В романе «В водовороте» Писемский говорит о политической жизни, борьбе классов и сословий. Это необычный для него роман, но очень современный для того времени. Главный герой - князь, который делается революционером через научные изыскания: он естествоиспытатель, материалист. Для него материя первична, она его вовлекает во все это: надо установить справедливый мировой порядок; должна быть полная свобода всех чувств; распределение богатств.
Писемский делает все топорно, у него нет изящества. Это видно в изображении любви. Тургенев часто смеялся над сценами любви у Писемского, а не надо - они очень реалистичны.
Критик социологической школы П.Н. Сакулин о беллетристике 60-80-х годов отозвался так: «мелкотравчатая литература», созданная писателями, живущими «от пера» (сам термин встречается еще у С. Шевырева в 30-е годы XIX века). В чем особенность «мелкотравчатой литературы»?
Для Толстого, Тургенева творчество по сути было чем- то вроде развлечения, наслаждения. У Достоевского уже по-другому: он тоже живет «от пера». Некрасов создал фонд помощи писателям, зарабатывающим литературным трудом. О чем они писали? У Толстого мы видим рядом с аристократами мужиков, но о простолюдинах он ничего не пишет. А ведь есть еще духовенство, разнообразное чиновничество (Гоголь первый описал ступенчатость чиновничества), мещанство - это ремесленники, мелкие торговцы. Так вот общую картину жизни России представляли именно так называемые «писатели второго ряда»: автор «бульварных романов» Крестовский («Петербургские трущобы»), Левитов («Говорящая обезьяна»), Помяловский («Мещанское счастье», «Молотов»), Решетников, Воронов.
Есть писатели талантливые, а есть бесталанные, но они все входят в историю литературы. Корифеи литературы постоянно их читали! Ведь они пишут обо всем, а корифеям главное - выразить идею, и обычно - идею века. А читатель требует от писателя ответов на вопросы сегодняшнего дня. Помимо глобальных идей, есть необходимые мелочи - вот их мы встречаем у других писателей. Вся эта суета сует, пошлость, обыденность, повседневность, «тина мелочей» - они только ее и знают и вслед за Гоголем возводят в «перл творения». Голод, нищета, которые ведут к озлоблению, зависти, - вот темы этой литературы. Тема голода была обойдена большими классиками. Но для других эта тема основная, и есть писатели, которые испытывали чувство голода (Решетников «Подлиповцы»).
Салтыков-Щедрин с необыкновенной смелостью мыслителя, умеющего смотреть в глубь явлений, сопоставил произведения Толстого («Анна Каренина») и Решетникова («Подлиповцы»). Салтыков-Щедрин указывает на социальный аспект конфликта в «Подлиповцах». Контраст, проведенный Щедриным, убедительно показывает несоизмеримость трагедии личности и трагедии целого класса.
И все это рассказывается языком, который большим писателям недоступен, непонятен как средство выражения духовно-физической сущности человека. «Мелкотравчатые» писатели создают целую языковую гамму.
А мастера целиком переносят ее в свои произведения. Художественная литература - это движение и объединение художественного опыта. Словечки, фразы героев Левитова не ускользают от великих писателей. Слова и выражения из очерков Глеба Успенского мы встречаем у Толстого. Слово «кровиночка» Достоевский взял у Левитова. Работая над романом «Бесы», Достоевский внимательно читает роман Лескова «На ножах». Название пьесы Толстого «Власть тьмы» подсказано рассказом Г. Успенского «Власть земли».
Толстой не создал реального мужика, а создал идеальный образ Платона Каратаева. У Толстого в изображении Каратаева мы встречаем страшное противоречие: Болконский говорит Пьеру, что если лишить мужика труда, то он погибнет (и здесь Толстой гениален). Но его лишили труда, а он не погиб. Образ реального мужика, со всеми его пороками и добродетелями, обусловленными бытом, социальной средой, психологией, создал Н. Успенский.
Н. Чернышевский в статье «Не начало ли перемены?» сравнивает рассказы Н. Успенского и «Записки охотника» Тургенева и объясняет, что разница между этими писателями - в их происхождении. В этом преимущество и недостаток.
«Мелкотравчатые» писатели имели своих критиков (например, Н.Н. Воскобойников), видевших в этой литературе самое важное и нужное - живую, а не салонную жизнь.
Есть еще одна литература - «лакейская», когда писатели пишут о великосветском обществе, о котором они ничего не знают. Здесь есть только иллюзия действительности.
Раннее творчество Лескова
Первые рассказы и очерки
В одном из первых художественных произведений - повести «Овцебык» (1863) герой ищет сферу, где можно примирить жизнь с Евангелием и Платоном: как приспособить свою жизнь к древней гармонии - «во всем знать меру, быть выше страстей»? Но он не может найти ответы на свои вопросы. Писатель показывает опустошенность героя. Василий Богословский разочаровался в своих поисках: нельзя перескочить через «мужей кармана», люди не хотят дорасти до его идей. С рабочими у него не вышло, в монастыре не получилось, раскольники тоже его разочаровали, жену он оставил. В своей предсмертной записке он написал: «Никто меня не признал своим - и я сам ни в ком своего не признал. Не в ризе учитель - народу шут». Его и воспринимали только как шута, как Дон Кихота, глупца-комедианта.
Овцебыка сравнивали с лишними людьми. Но он не лишний человек, а человек, не находящий места в этой жизни. У лишнего человека нет трагедии, он не хочет покончить с жизнью, не бежит от нее, хочет ее преобразовать, но не умеет. Его главная идея - это идея свободы. Овцебык - другой тип. Он пасует перед жизнью, оказывается несостоятельным ни как атеист, ни как философ, ни как романтик (испугался любви).
Это трагический герой. Персонажи Лескова часто находят выход. Они просветленные. Лесков в своем творчестве обращается к различным периодам истории человечества и приходит к выводу, что все меняется, веяния времени меняются, а человек остается. Человек - постоянная величина на земле. Это будет у позднего Лескова. Пока - поиск.
Повесть «Житие одной бабы» (1863) напоминает очерки Н. Успенского, но Лесков осмыслил их по-друго- му: развернул в отдельные повествования. Он не может писать роман, для него это искусственная форма, противоположная художественной правде. В центре романа должен стоять герой, а в жизни такого не бывает. Лесков называл себя «секретарем жизни», который пишет хартию жизни, свертывая ее на валике. «Житие одной бабы» - это не роман, не одна повесть, а множество повестей в одной.
Писатель нашел свою форму романа в хронике («Соборяне»), но никто за ним не последовал, и он сам тоже. Он не романист, это не его жанр: там нужен загадочный сюжет, исключительные герои, как у Достоевского или Тургенева (сильные женщины, несостоятельные мужчины). С точки зрения Лескова, нет героев, героизация истории искусственна. Писатель идет более простым путем. Он пишет, на взгляд «шестидесятников», примитивную вещь - «Житие одной бабы». Это трудное произведение, оказавшееся «не по зубам» русской критике. Его считали слабым. Но оно не слабое, а многоплановое.
В 1860-е годы появился массовый интерес к деревне (Тургенев «Записки охотника», очерки Н. Успенского, у Толстого в «Войне и мире» Платон Каратаев). Если бы Тургенев не написал «Записок охотника», то Успенский восполнил бы это - в его очерках прекрасно изображены русская деревня и мужики. Язык Н. Успенского очень хорош: народный, прозрачно-спокойный. Это говорит о ясности и глубине таланта. Он прекрасный стилист.
Лесков называет произведение «Житие»... Вы помните такое произведение у Радищева в XVIII веке: «Житие Федора Ушакова»? Ушаков - атеист, предтеча персонажей Достоевского, который отвечает на вопрос: имеет ли человек право распоряжаться собственной судьбой? Герои Достоевского стоят над идеей смерти: человек бессмертен, если победит страх перед смертью. Но это нигилисты.
Лесков хочет развернуть не столько идею, не столько историческую ситуацию, сколько показать человека, героя, перенести понятие жизни на понятие житие, изобразить подвиг личности. Здесь есть героизация персонажа и изображение жизни как таковой: крестьянский мир, крестьянские персонажи. Особое внимание - к русской женщине. Но не как у Некрасова. Лесков дает лирический образ крестьянки. Настя - мужичка с артистической природой. Пошлость ее не трогает. Ее внутренний мир, голос сильны. Эта натура сказывается в пении. Роман
Насти и Степана дан в форме диалога-пения. Они доходят до сознания, что рождены друг для друга. «И всюду страсти роковые...» Лесков любил шекспировское, общечеловеческое. Более романического сюжета не придумаешь. Чувства героев нарастают. Куда же убежишь? Человеческая природа выступает против всех условностей, но господствующая система этого не допускает. Житие Насти - мытарства, которые она проходит, жестокие личные оскорбления, с ней обращаются, как с животным, только Крылушкин относится к ней по-человечески. После всех сюжетных перипетий (побег, жулик, обокравший их и не давший паспорта, тюремный смотритель, губернатор) Лесков дает трагический и предельно реалистичный финал - Степан умирает в тюрьме, а Настя замерзает ночью в открытом поле. Лескову важно показать силу сердца и чистоту души, чистый внутренний голос двух любящих сердец, который противостоит губящей жестокой реальности.
От изображения крестьянского мира Лесков переходит к изображению доктора Крылушкина. Это другой мир. Писатель дает краткую биографию Крылушкина. Как он лечит людей? Он только разговаривает с больными - да травы им дает. Настя для него - поврежденная в душе. Крылушкин - праведник, целитель, но он на периферии повествования.
Для Лескова главное - жизнь как таковая, герои неисключительные, и здесь начинают работать все очерки с изображением крестьянского быта, уклада, крестьянской общины. Они разоблачают деревню как страшный мир полузоологического существования, прикрывающийся идеей общины. Он соперник в очерке Левитова, Помяловского, Н. Успенского. Идея Лескова в другом: нужны три праведника для градостояния. Луч света есть, писатель еще в этом не разочаровался. Настя - художник, артист в душе, но человек в ней шире артиста. Любовь - та песнь, которая поется не голосом, а всем ее существом. Это особенность женской натуры, цельной, нерастраченной души.
Ведущая тенденция у Лескова - сердце и связь с природой, которую люди теряют по глупости.
Я уже говорил, что творчество Лескова тесно связано с очерковой литературой. Он зависим от литературных тем и настроений времени. Не на «свои» темы у Лескова написано три романа («Некуда», «Обойденные», «Островитяне»). В «Леди Макбет Мценского уезда» (1865) также присутствуют черты сюжета и герои, не характерные для Лескова. В этой повести писатель снова соперничает с корифеями русской литературы. Купеческая среда, как у Островского, преступная любовь, каторга, самоубийство, как у Достоевского («Записки из мертвого дома»). Убийство - это материал газет, самой жизни. Да и название повести - почти плагиат (ср. «Гамлет Щигровского уезда» Тургенева).
«Леди Макбет Мценского уезда» - симптоматичное произведение. В основе - детектив. Помните, как у Ахматовой сказано, что поэзия вырастает из мусора:
Когда б вы знали, из какого сора Растут стихи, не ведая стыда...
Так вот низменный материал, попадая в руки истинного художника, приобретает другой характер.
Лесков говорил: «Я пишу хартию - что вижу, что знаю». Но часто он пишет на основании прочитанного и пережитого в книге. У Лескова была способность перевоплощаться, создавать свой собственный мир. Он создал русскую героиню с характером леди Макбет. Сначала художник изображает тупую, животную, сонную жизнь Катерины Измайловой. Нашу леди Макбет томит скука, требующая развлечения. Любовь - подруга скуки. Третья подруга - преступление. Через преступление героиня видит возможность достичь полного счастья. И потому она непоколебима, готова идти куда угодно за этим счастьем.
Первая часть повести - любовь и преступление. Вторая часть - каторга и любовь. Каторжная часть хорошо сопрягается со страстью. Лесков снял инфернальность героинь Достоевского, Катерина Измайлова совершенно земная, но «всюду страсти роковые». Лесков находит такие выходы в искусстве, которые разоблачают жизнь.
Герой, Сергей, ищет развлечения, это тип совершенно аморального человека, ничтожного, но необыкновенно по-мещански ловкого. Он находит удовольствие в мучительстве. Здесь мы ясно видим родство с Достоевским в изображении внутреннего мира человека - психологизм. Люди на каторге очень верно изображены, хотя Лесков их не видел.
Толстой, Достоевский, Тургенев, Гончаров - проповедуют, и вся литература XIX века нравственно-поучи- тельная. В «Леди Макбет» есть преступление, но нет наказания, то есть самонаказания, нет раскаяния.
Существует два мира: тот, что вокруг, и тот мир, который создает художник, мир художественный, где описывается то, чего, может быть, и нет. У Лескова «Леди Макбет» - очерк, факт, но в центре - психология зла, правящего миром. Писатель ищет ответ на вопрос: как найти путь к человеческому сердцу, чтобы оно было построено не на зле?
Роман в творчестве Лескова.Антинигилистические романы «Некуда», «На ножах».
Слово «нигилист» было впервые произнесено Тургеневым, между прочим, самым образованным русским писателем. Идейных вождей нигилизма не было. Его истоки лежат в философии Фейербаха (это ученик Гегеля, его «правое крыло»; «левое крыло» Гегеля - Маркс). Чернышевский в своих работах основывался на идеях Фейербаха. Нигилисты - это огромная сила, бурлящая. Они приносят новые идеи - отрицание старого, атеизм. Они увлечены естественными науками - естествознание, химия, математика, физика. Герцен - аккумулятор всех этих идей, выступил с трудами, посвященными естествознанию.
Нигилисты появились во всех сословиях, больше всего их было в духовном сословии, так как там были люди образованные и циничные (от противоречия идеального и реального). Печально, что нигилизм рядился в социалистические одежды, прикрывался мечтой о лучшем будущем. Действительно, позитивный, реальный путь, программа необходимы. Кто же может указать этот путь? Это мог бы быть Герцен, самый влиятельный писатель в то время, социалист мира и России (в его редакции скрещиваются все социалистические течения). Нигилист из дворянской среды, Герцен, с его желанием социальной справедливости верит в победу гуманных начал, и это та слабость в его воззрениях, которую мы ощущаем. Он понимал карикатурность (не литературную, а историческую, реальную) движения нигилистов - все отрицать. Основы труда остались вне поля зрения нигилистов. У них просматривается лозунг - «жизнь без труда». Нигилисты считали, что семья - обуза, человек должен быть свободен и от любви, и от обязанностей. Таким образом, переступивший предел нигилист оказывается смешным. Лесков не понял их деятельности. Впрочем, кроме коммун, у них ничего не получилось. Писатель не хотел вдаваться в теории: у него везде практические выводы.
Идея всегда светлая, а то, что нарастает на нее, - ржавчина, плесень. То же было и у нигилистов. В обществе появилась мода на фронду, отрицание всего сущего. Молодые люди тянулись к новому не потому, что у них была потребность, а потому, что это модно.
В конце концов нигилизм изжил себя, но на его почве родилось революционное движение, которое отбросило нигилизм и приняло социализм (часть его) - народовольцы, народники. Это все вызвали нигилисты, их роль расчистить дорогу. Это легко, так как ничего не нужно было делать, только отрицать. Но голое отрицание не могло дать хороших всходов.
Русская литература создает целый поток антинигилистических романов: «Бесы» Достоевского, «Взбаламученное море» и «В водовороте» Писемского, «Марево» Клюшникова. В журналах появляется много повестей показывающих нигилистов. На эту тему Лесков пишет романы «Некуда» и «На ножах». Эти произведения вызвали страх, беспомощность, раздражение, злобу в демократической нигилистической среде. Лесков бежит в Париж. Пережив общественное презрение, обрушившееся на него после выхода этих романов, писатель вернется к этим темам в романе-хронике «Соборяне». «Некуда» (1864) - один из самых сильных антинигилистических романов, злой, но в некоторых частях беспомощный. Нигилизм в то время охватывает всю передовую Россию, что и засвидетельствовано художественной литературой - Тургенев, Достоевский, Писемский.
Нигилизм пронизывает сознание молодого поколения: «Я над всем, что существует, ставлю nihil!» Нигилисты отрицают все, что есть, в первую очередь быт, традиционный уклад - то, что мешает идти вперед, развиваться и видеть мир по-другому. Необходимость коренных перемен в России была понятна всем: были проведены ' крестьянская, военная, судебная, учебная, духовная реформы, изменившие многое в русской жизни. Но быт изменить почти невозможно. Нигилисты же стремились изменить именно быт. Они как электрическая нить, пронизывающая все русское общество. Идея нигилизма - отрицание всего существующего: философии - религии, быта - семьи, труда - эксплуатации, в материально-юридическом плане - собственности, даже на идеи («мы гения задушим в зародыше»). Название романа отражает отношение писателя к нигилизму: он показывает людей, которым некуда идти. Для него нигилизм - убогое порождение, не просто не национальное, а абсурдное. Лесков 60-х годов живет в пред- реформенную и пореформенную эпоху: с одной стороны, Крымское поражение, с другой - вдохновляющая эпоха реформ. Писатель не верил, что на место цепей придут другие цепи. «Куда идет Россия?» - этот вопрос не раз поднимался в литературе. Лесков понимает, что нигилисты ведут ее революционным путем. Но для него это не путь - это бездорожье. Народническое бездорожье. В романе показана Россия накануне катастрофы. Пророческие предсказания Лескова сбудутся.
Есть письмо Лескова и целое «Объяснение» по поводу романа, где он говорит о том, что изобразил разных нигилистов: во-первых, это люди увлечённые, чистые сердцем (Лиза Бахарева, Райнер, Помада), во-вторых, люди, примкнувшие к нигилистам, потому что это было модно, и в-третьих, люди низких моральных качеств, дискредитирующие идею свободы. В центре повествования герои, которых Лесков считает положительными, но заблудшими. Чистота идеи остается. Но чистых людей осталось очень немного, и они оказались не у дел. Примкнувшие поняли, что они не сила.
В отличие от других писателей он не хочет заклеймить нигилистов. Как только появляется желание заклеймить, пригвоздить к позорному столбу, исчезает подлинность. Писатель должен быть объективным. В романе опровергается историческое право на существование нигилизма, идеи революции. Но идею нельзя опровергнуть, ее можно принять или не принять - она складывается исторически. Идея все равно будет существовать, пусть и в урезанном виде.
Лесков рад трагедии своих героев. Но у великого художника должна быть не только трагедия, но и выход. Не по желанию его, а потому что не бывает без выхода. В «Некуда» выхода нет. (У Толстого в «Войне и мире» - война в сердце каждого человека, но все обретают мир, внешний и внутренний.)
«Некуда» - «тургеневский роман», по аромату, ощущениям, героям. «Чисто, прозрачно, красиво - и сам делаешься чище», как говорил Горький. Героиня Лескова, Лиза Бахарева, похожа на тургеневскую - девушка, начинающая видеть мир своим внутренним оком. Персонажи вроде бы те же, но наполнены они другим содержанием.
Роман, напоминающий произведения Достоевского, - антинигилистический роман «На ножах» (1870).
В нем изображается период развития капитализма в России, когда «дрянь александровского времени поднялась на поверхность» (Герцен). Первоначальное накопление порождает среду антиблагородства. Все благородное уничтожается, «все на ножах». Преступные элементы заняли видное положение, все коррумпировано. Мир коррупции порождает презрение к человеку. Деньги - явление античеловечное. Роман Лескова воспринимается как свидетельство эпохи, как обвинительный акт. В нем общество призвано под суд.
Лесков - писатель не антинигилистического направления. Просто по честности, по боязни ужаса нигилизма он заговорил об этом. Террор, начавшийся с появления нигилизма, продолжается до наших дней - нет высшего судии, все дозволено. Нигилизм говорит: «Убий!» Христианство: «Не убий». Чтобы был порядок, надо убивать, нарушать закон Божий - на этом держится коллизия «На ножах». Как найти гармонию?
Роман написан не самостоятельно. В то время в литературе был наплыв детективов (Крестовский «Петербургские трущобы»). Весь этот «мусор», детективный материал взяли и Лесков, и Достоевский (в «Братьях Карамазовых») - но у них речь идет о душе человека.
Вопросы веры в творчестве Лескова
Философский склад времени определялся размежеванием между верой и ее отрицанием, атеизмом. Религия - камень преткновения для всех писателей. Происходит таянье веры. В произведениях того периода мы встречаем идею «и не быть Руси без боярщины», т. е. без традиции. Современники требовали ответа на этот вопрос.
У Лескова есть очень хорошее размежевание - религиозные чувства и клерикальный мир. Он этого не путает. Возьмем чудный рассказ «На краю света», полный религиозного скепсиса. Миссионер, образованный богослов, насаждает христианство. Это произведение, интересное во многих отношениях. Откуда у писателя были сведения о русском Севере? Он никогда ведь там не был. Но художник может воспроизвести тот мир, который ему нужен. Сама идея очень интересна (всякое произведение поражает своим идейным смыслом, а форма не что иное, как выражение идеи): просвещать дикарей. Епископ едет в глушь, в далекие края, на север, на собаках, на санках. Епископ просвещенный, он окончил Академию. Между прочим, из Академии можно было поступить на 2-й курс Университета, выпускники знали два иностранных языка (не считая древних), играли на музыкальных инструментах, занимались сочинительством, владели всеми формами слова. Академическое образование было капитальным... Герой рассказа в 40-45 лет воображает, что он апостол, и уверен, что может обратить язычников в истинную веру, а в действительности он встречает дикарей, которые нравственно выше его. Мир этих дикарей более тонкий и гуманный. Дело не в том, какой ты веры, а кто ты по сути своей. Так, епископ садится к погонщику, который крещен, а его сопровождающий - к язычнику. И во время бурана крещеный бросает свою «поклажу», то есть человека, и убегает на оставшейся в живых собаке. Язычник же довозит своего пассажира до места. Обмороженного миссионера находит его сопровождающий и привозит в чум, где якуты стараются ему помочь, чем можно. И когда они понимают, что сделать ничего нельзя, шаманка танцует около мертвеца, отдавая ему последний танец смерти.
Тема века - вера и безверие - присутствует во многих произведениях Лескова. Он считает, что если у человека нет идеала, того чувства, которое живет внутри него, то этого человека всегда ждет трагический конец. Безверие, нигилизм для писателя - это примитивизм, отрицание всего сущего. У него нет таких героев, как Иван Карамазов, Раскольников, которые пытаются внести коррективы в промысел Божий. Он любит изображать дурачков, людей немного с придурью (Голован, Ахилла). У него нет героев, которые хотят заново решить вопрос: «убий - не убий». Вся история человечества построена на убийстве. Вот он - человек, царь природы!.. У Лескова - не царь.
Достоевский считал, что важнее всего диалектика, борьба двух начал - атеизма и веры. Об этом все его романы. Писатель анализирует нигилизм, а не высмеивает. Его идея о том, что человек, победив страх смерти, становится бессмертен, взята у нигилистов. Что же останется после смерти? «Лопух»? Он берет такую тонкую материю, как совесть. Особенно хорошо это показано в образе Смер- дякова. Тот мечтает о французской революции, где «деспотизм рождает свободу». Он убивает, не зная, что за этой чертой. Неужели пустота? Нет - совесть, муки совести. Достоевский не смог завершить свою систему. Пока он был художником, все получалось. А когда стал писать о золотом веке, началась фантасмагория.
У Лескова есть своя вера. Вера - это то, что дано всем, но она не подлежит всенародному обсуждению, она не для показа. Вера принадлежит самому человеку. П. Флоренский в заметке о Лескове (по поводу рассказа «На краю света») говорил, что этот писатель лучше всех передал чувство веры «за пазухой».
Многим писателям вера была дорога по воспоминаниям детства. Лесков не исключение. В детстве бабушка таскала его по монастырям на богомолье. У писателя часто можно встретить картины монастыря. Это большая часть русской жизни. Лесков напитан этой русской почвой. В рассказе «Овцебык» он описывает свои детские впечатления: его бабушка знала много монастырей, монастырских легенд, истории икон, чудотворения. В монастырях ее тоже знали и всегда ждали. Он был ее адъютантом с детского возраста. Поездка по монастырям имела для него много привлекательного. Мальчик очень любил послушников. Этот народ веселый, шаловливый, отважный, «...и все тогда было такое милое, веселое, а теперь <...> нет беззаботного детства, нет теплой животворящей веры во многое, во что так сладко и так уповательно верилось»
Он оставляет для себя какой-то уголок воспоминаний, где не иронизирует. Но всеразрушающий дух сомнения настолько силен в его творчестве, что позднее Лесков стал аналитиком. Предмет веры делается для него предметом анатомии. Но аналитические идеи разбивались о детскую веру. В поисках ответа на волнующие его вопросы Лесков обращался к Толстому - мудрецу и патриарху литературы и всего русского движения. «Почуяв его силу, я бросил свою плошку и пошел за его фонарем», но ответа, удовлетворяющего его, не нашел. Здесь писателя ждало большое разочарование.
Романы «Островитяне», «Обойденные»
Роман «Островитяне» (1866) не похож на произведения, которые Лесков писал ранее. «Островитяне» написаны в манере петербургского очерка, который писатель, вообще-то говоря, не очень жаловал. Но потом мы увидим, что вторая половина творчества Лескова очень часто привержена именно к этому жанру, к этой манере, к этому пейзажу, к этой «сумрачной России».
Это совершено особый тип романа, написанный Лесковым словно в полемике с Достоевским. Вообще Лесков как писатель очень интересен в том смысле, что он постоянно вступает в полемику с корифеями русской литературы. Тогда они еще не были корифеями, но, во всяком случае, им принадлежала ведущая роль в русской литературе - Достоевский, Л. Толстой, Тургенев, Островский. Когда читаешь Лескова, то невольно возникает параллель с теми художниками, которых я назвал, и ты задаешь себе вопрос: зачем это нужно было писателю? Обычно каждый писатель идет своим путем, пишет в своем стиле, своей манере. А Лесков очень часто изменяет этому принципу. Вместо того чтобы развивать свой стиль, свою манеру, он ориентируется на других писателей. Я делаю большую ошибку, употребляя слово «ориентируется» - потому что он соперничает. Он спорит, словно говоря: «И у меня так получится, даже лучше». Эта манера полемиста в полном смысле слова, потому что каждый его роман - это полемика. Не только идейная, но прежде всего художественная.
Интересно, что Достоевский - первый, кто обратил внимание на Лескова, или Стебницкого, и считал, что к этому писателю надо присмотреться. Достоевский и критиковал Лескова, и считал его большим писателем, много у него брал. Он находил у него какие-то созвучия со своим творчеством, со своими воззрениями - воззрениями чисто художественными, не политическими, не философскими, а художественными. Это особые воззрения, они автономны, т. е. они присущи ему, ему одному. Только такой писатель может называться художником. Он видит мир по-своему, и его видение не совпадает с мировоззрением других писателей. Лесков именно такой писатель. Но он словно нарочно вклинивается в русскую классическую литературу, доказывая, что может творить в манере других художников. Ему подвластна особая манера, но он будет писать так, как ему нужно. «Островитяне» - роман, где Лесков, как я сказал, соперничает с Достоевским. Но таланты этих художников совершенно особые, резко отличающиеся друг от друга. И конечно, здесь выигрыша нет ни у того, ни у другого писателя. Лесков хотел разрешить по-своему проблемы, которые он наметил в своем романе. И он их разрешил.
Это решение иногда кажется совершенно неожиданным. Фигура Истомина, художника, который пользуется успехом у всех, и в большей степени у женщин и девушек, это фигура своего рода романтическая. Но она в такой же степени и трагическая, в такой же степени безысходная и в такой же степени, не удивляйтесь, если я скажу, ненужная, ненужная в действительности. Нет ничего удивительного в том, что в конце романа он исчезает, совершенно безосновательно. Куда? Что с ним случилось? Лесков не желает об этом писать: рассказчик не будет об этом вспоминать. То, что было, прошло бесследно, не оставив по себе никакого воспоминания, кроме горьких замет. Так построил Лесков этот роман. Истомин приносит только разрушение, страдания. И сам пользуется тем, что он кумир, что он может заставить людей страдать и плакать, хотя это ему не доставляет большого удовольствия. За это он горько расплачивается. Его расплата в исчезновении, он просто не нужен.
Это очень интересная тема у художника: есть герой, или псевдогерой, или антигерой, который проходит через художественное произведение и несет с собой какие-то мысли, какие-то идеи, какие-то ситуации - все то, что является воскрешением, воссозданием жизни. Жизнь одного человека (кто бы он ни был: великий гений, полководец, нищий - все равно) - это есть жизнь человека. Эта человеческая жизнь есть единственный предмет писательского искусства. Вот почему Достоевский так высоко ценил эту мысль, что в искусстве, в истории, везде есть только одна тема - тема человека, а если эта тема ущербна, пуста, то нечего здесь и стараться, нечего здесь и говорить, потому что главное уходит из поля зрения, главное не имеет под собой уже никакого основания.
Вспомните, как развивается этот роман: сначала мы видим полное благополучие мещанской семьи Норк. Потом благополучие несколько колеблется смертью главы дома. Но и после этого все настолько хорошо налажено, все так устойчиво, Софья Карловна настолько хорошая хозяйка, я бы сказал, прекрасный администратор, что все продолжается так, как было при старом хозяине. И главная тема, тема человека, распространяется в детях. Роман «Островитяне» также мог быть назван «Три сестры», потому что в этом произведении речь идет о судьбах сестер Норк. Три ребенка, три сестры - Берта, Ида и Маня - делаются в полном смысле слова героинями этого романа. Судьбы сестер интересны, по-своему оригинальны, по- своему драматичны. Они из одной семьи, но у них совершенно разные характеры.
С самого начала видно, что Маня - это человек особый. Ее особость - в психическом складе, ее отношении к людям, к миру. Ида - это тоже особый человек, она совершенно не похожа на свою младшую сестру: уже в раннем детстве у нее проявляются черты жертвы по отношению к окружающим. Все ее внимание сосредоточено не на старшей сестре Берте, а на Софье Карловне и на Маше. Берта - это человек положительный, в том смысле, что у нее все как у людей - устойчиво, нормально, хорошо. И действительно, она первая выходит замуж, и это замужество счастливое с точки зрения мещанского благополучия, потому что Шульц - очень хороший хозяин, хороший человек, хороший предприниматель, хороший организатор, негоциант, он - та сила буржуазной России, которая будет преобразовывать, образовывать, утверждать прежде всего себя. Можно сказать, что немец Шульц - пародия на Штольца (Гончаров «Обломов»).
Интересно, что Лескову все время хочется уловить национальные черты. Никто лучше него не изобразил русский характер: «кривая выведет», «авось да небось»... А в «Островитянах» он хочет понять немецкий характер. В романе дана целая галерея петербургских немцев. Петербург - искусственный европейский город, с его чиновничьим укладом, с его противоречиями - близок немцам. Самое интересное для писателя - их уклад, быт. Лесков рисует их характерные черты - расчет, аккуратность, педантичность. Автор не иронизирует, он беспристрастен. Он летописец. Но до каких пор он будет бесстрастным?
Но и немцам хочется проникнуть в русский быт, понять русский дух. Если вы присмотритесь к этому роману, то увидите, что Шульц все время хочет показать свою образованность, он все время ссылается на православных писателей, хотя он, конечно, лютеранин. Он говорит: «мы русские люди»,«у нас на Руси ». Это очень характерно для этого персонажа, и так же характерно, что он очень спокойно и уверенно говорит о новом доме, который он построит. И он его действительно построит. Все, что он задумал, - все сделает. Это экономически, психологически очень устойчивый характер. Но в нем нет одного - нет того наполнения, которым «всякая душа живится и чистотой совершается». Желания жить душой, то есть понять свой внутренний мир, понять, что же такое вокруг меня и внутри меня, - вот этого здесь нет. Но надо сказать, что Берта, жена Шульца, также не хочет этого понимать, потому что понимание - это тяжесть. Познание приносит нам страдания. Каждый художник - это лицо страдающее. Жизнь каждого писателя, художника, живописца - сплошное страдание, потому что он никогда не доволен тем, что он делает. То, что он делает, несовершенно по отношению к тому, что его окружает, и это всегда мучает. И в этом смысле очень интересен Роман Прокофьевич Истомин. Но о нем дальше.
Ида - совсем другой характер. Она смотрит на Берту с любовью и в то же время с отчуждением. Она понимает, что Берта - очень хороший человек, но в то же время это ее «хорошее» чуждо и нехорошо для Иды. Она понимает, что Шульц - прекрасный мужчина, но она относится к нему с внутренним презрением. Это презрение заключается в том, что она понимает его ограниченность, его ничтожество. И она очень любопытно ведет себя, в то время как Шульц хвастается, что он похлопывает по плечу Романа Прокофьевича, знает многих актеров и как они играют, знает, что петербургский театр - лучший театр, так что, уж если говорить об опере, то здесь, конечно, он немного уступает итальянской опере. Шульц обнаруживает свои познания о театре, но не они важны для него, а то, что он с тем актером знаком, с той знаменитостью встречался, того у себя может принять. Близость к талантам - вот что привлекательно для немцев - и для всех средних натур. Шульц ищет знакомств со знаменитостями. Здесь все на грани гоголевского Хлестакова. Помните, как там: «с хорошенькими актрисами знаком», «с Пушкиным на дружеской ноге»? И здесь та же самая нота. И у Иды эти разговоры, это хвастовство вызывает презрение. Хотя она как изваяние: ни один нерв у нее на лице не дернулся, никакой реакции не было. Она слушала - и только. Слушала - и внутри презирала своего зятя, не дав понять это ни зятю, ни Берте, ни кому-либо другому. Она нейтральна в этой смешной и глупой комедии, которую разыгрывает Шульц. Но не только Шульц общается с талантливыми людьми, «талант» (Истомин) тоже с ним общается.
Маня - особый человек. Я бы сказал, она по натуре художник. Она воспринимает мир чрезвычайно обостренно. И когда она впервые смотрит на свой портрет, написанный Романом Прокофьевичем, она испытывает некоторое волнение, растерянность и в то же время проникновение. Она несколько огорчена, что Истомин рассмотрел ее внутреннюю сущность, угадал ее характер - она бы сказала: угадал ее душу. С этого момента начинается сближение Истомина с ней. Она еще не девушка, еще полуребенок, но уже тот самый полуребенок, который через два- три года будет сложившимся существом. Ее ожидают самые большие страдания - это страдания первой любви. Лесков их очень хорошо показывает. Я думаю, что он их показывает лучше, чем Тургенев. У Тургенева здесь все расплывется, начнутся диалоги, описания, вздохи. Ничего этого нет у Лескова. Как художник с тактом, он дает это объяснение, как теперь говорят, за закрытой дверью. Ида слушает, что происходит в комнате, где находятся Маня и Истомин. Слушает и понимает, что там происходит. И в то же время стремится сделать вид, что она ничего не понимает. Это своего рода защита, чтобы никто другой не мог ничего понять. И рассказчик, который здесь присутствует и тоже понимает, что там что-то происходит, только иногда смотрит на Иду и видит, что та все понимает и только делает вид, что она ничего не слышит. Входит мать. У Иды вырывается: «Славабогу, мама пришла!» «Ах, Софья Карловна здесь!» - говорит рассказчик. Этим снимается напряжение сцены первой любви, первого поцелуя, который они услышали, но сделали вид, что не слышат его и вообще не знают, что происходит.
Рассказчик здесь, как действующее лицо, очень хороший, он заботится о Мане, об этом юном существе, которое только что входит в жизнь и судьба которого еще неизвестно как сложится. А Роман Прокофьевич - известный соблазнитель, он смотрит на каждую женщину, каждую девушку как на жертву, его девиз - старый девиз, всем надоевший: надо сорвать распустившийся цветок, надышаться им и бросить - авось кто-нибудь подберет. Эта печоринская фраза не фигурирует в повести, но она проходит через весь характер Романа Прокофьевича. Это музыкальное звучание, которое создает особый фон романа. Он не герой-разрушитель, нет, он не демон. Это бес. Но бес страшный.
Художественная натура Мани еще ничего не создала. Она только переживает, у нее обострены все чувства, она сплошной клубок нервов, страшно болезненно реагирует на все. Конечно, она не только не противится Истомину, наоборот, идет ему навстречу, чувствует себя вдохновленной. Маня его любит так, как может любить только вступающее в жизнь существо - с необыкновенной силой, силой самозабвения, самоотречения.
И Ида увлечена Романом Прокофьевичем. Свое подспудное чувство она ни перед кем не открывает, даже перед Машей, которую очень любит, которой покровительствует.
Рассказчик, как всякий мужчина, более груб, чем женщина, по своим ощущениям, по своим представлениям, по своим духовным и душевным возможностям, считает, что роман надо прекратить, не понимая того, что этого прекратить невозможно. Или почти невозможно. Потому что люди не властны над своими чувствами. С точки зрения рассказчика, человек все может. В результате уроки живописи, которые давал Истомин Мане, прекратились. Но свидания не прекратились. Опять наш рассказчик намекает художнику, что игра с огнем опасна. Роман Прокофьевич тоже понимает, что нужно это дело прекратить - и уезжает за границу. До сестер доходят слухи о том, что он там дрался на дуэли с князем. Страх Маши за жизнь Истомина - вершина, кульминация ее любви. Но взаимного чувства у Романа Прокофьевича нет.
Далее события развиваются совсем нехорошо, потому что Маша заболевает. Но это не болезнь, это беременность. Маша разрешается выкидышем недоношенного ребенка. С этого момента она тяжело психически заболевает, наступает реакция на все пережитое. Ее помещают в специальное учреждение, где стараются вернуть к нормальному состоянию. В это время и Роман Прокофьевич возвращается из-за границы. Когда ему рассказывают, где Маша и что она пережила, наш ловелас несколько смущен. «Вы, кажется, были ранены на дуэли? - Да, пустяки, дрался с князем. - И глубокая рана? - Да нет, на мне все заживает».
«Все заживает, всякая рана»... Лесков одной фразой дает характер героя. И рана от Маши тоже заживет. Значит, это не трагедия. Трагедия его впереди. Шульц вызывает его на поединок. Да, пишет автор, все-таки эта сцена была тяжела не только для Шульца, но, наверное, и для Романа Прокофьевича. И хотя он спокойно вынул пистолеты и предложил стреляться, но он все-таки понял, что оскорбил честь ребенка, совершенно незащищенного человека, только что вступающего в жизнь, еще не понявшего, какое чувство его обуревает, познавшего только физиологическую сторону любви, но не познавшего духовного начала, связанного с тайнами материнства, деторождения. Эти мысли впервые пришли нашему герою. В нем происходит борение между иронией и упреком, между тем, что надо разрядить пистолет (он полуиронически, полусерьезно говорит рассказчику: так мне хочется кого- нибудь убить, давно никого не убивал), и ощущением, что он преступник, что он довел эту девушку-девочку до сумасшедшего дома. А если теперь он убьет Шульца, то разорит эту семью. Неужели он может остановиться? Конечно, нет. И он с удовольствием разрядил бы пистолет.
Но Истомин не подозревает, что, помимо побед над женщинами и девушками, бывают ситуации, когда женщина одерживает победу над мужчиной. Не ту ласковую победу плоти, для которой она создана, а другую - победу превосходящей силы сердца. Вот об этом лучше всех написано Лесковым. Ида приходит к Истомину и заставляет его написать письмо Шульцу с извинениями. Роман Прокофьевич, который вначале смотрит на нее, как охотник на хорошенького зверька, пытается взять любезный тон мужчины по отношению к женщине, подчиняется ее тону серьезного разговора и говорит, что он готов. <...>
Роман «Островитяне» необычен для Лескова. Петербургский пейзаж, особая интрига, персонажи выглядят так, как будто сошли со страниц автора «Преступления и наказания» и обработаны рукой Лескова. Везде виден стиль Достоевского: ахронологичность, обрывочность, все «а вдруг». У Лескова никогда не бывает вдруг: «Я ведь не романист, я - секретарь жизни». Лесков здесь словно состязается с Достоевским. Зачем это было нужно автору? И.В. Столярова[1], которая действительно очень многое поняла в творчестве Лескова, ближе других подойдя к решению этой проблемы, тоже пока не ответила на этот вопрос.
Вообще лесковеды - люди особого склада. Собственно говоря, они только еще складываются в отдельную школу, потому что Лесков как писатель, как классик был в тени, и даже писали в какой-то юбилей, что он принадлежит второму ряду. Почему писателей надо делить по рядам - это на совести тех, кто так сказал. С точки зрения лесковеда, который занимается творчеством писателя не от юбилея к юбилею, а вплотную, скажу, что многие важные проблемы, связанные с его творчеством, все еще не решены.
Вот и нам с вами предстоит не только ставить, но и решать эти проблемы. Кажется, что «Островитяне» - это совершенно неожиданное явление, но это только кажется, потому что до романа «Островитяне» был написан еще один роман - «Обойденные» (1865), который я считаю предшественником «Островитян».
Почему Лесков стал писать романы? Ведь роман - самый худший жанр. Это бессильная попытка художника, пытающегося изобразить жизнь. Лесков видел себя секретарем жизни, который пишет хартию, навертывая ее на валик. А что в романе? Не жизнь, а взгляд художника. Например, в «Войне и мире» нас пленяет мир, идиллия дворянского быта. А Салтыков-Щедрин бунтует против этого подхода, он пишет роман «Господа Головлевы», где утверждает, что ничего этого не было, а норма - это Иудушка и Арина Петровна.
Что роднит Лескова с господствующей стихией романа? Он тоже не может вырваться из жанровой сетки эпохи. Салтыков-Щедрин в «Истории одного города» попытался разрушить жанр, но все-таки это произведение тоже роман, хоть и сатирический. «Война и мир» Толстого - тоже попытка вырваться за рамки жанра. Но философия истории и войны возникает эпизодически, все остальное - роман.
Заглавие романа - «Обойденные» - программное: герои обойдены счастьем. Эта обойденность всегда присутствует в русской литературе: у Достоевского, у которого новая жизнь, обещание счастья находятся за пределами романа. У Тургенева, у Толстого в эти годы мотива обой- денности нет, но в 70-80-е он появляется («Анна Каренина»). Лесков уже не удовлетворялся критикой нигилизма. По его мнению, отрицание всего не может быть пафосом русской жизни. Он пишет «Обойденные» - любовно- авантюрный роман в ключе Достоевского.
Мне очень интересно остановиться на замысле, композиции, героях. Первое, что бросается в глаза, - Лесков в какой-то степени пародирует Тургенева. Вы помните, что у Тургенева все начинается с хроники, с предыстории героев: «Дворянское гнездо», «Накануне», «Отцы и дети» - везде одно и то же. Герои делятся на аристократов и демократов. Лесков так же делает в начале романа. Он изображает старинную дворянскую фамилию времен Потемкина - князя Сурского, аристократа, не ограниченного никакими законами, принципами, кроме одного - он князь, и ему все позволено. Писатель упоминает его привязанности, сердечные похождения, детей, законных и незаконных. И весь этот страшный конгломерат русской придворной жизни, жизни русского двора он неожиданно для героя обрывает: Потемкин сходит со сцены - фавориты оказываются не у дел. И теперь один путь - в деревню, где Сур- ский может быть первым. Он никого не принимает, не потому что не может, а потому что не хочет: как он будет принимать людей, которые стоят ниже его, а выше его никто не стоит, по мнению героя.
Результат самый трагический: опьяненный своей прошлой славой, за которую он держится как за настоящее, в бешенстве раздражения и в припадке гнева умирает. Автор уверен, что так можно кончить роман, не доведя героя до какой-то дальнейшей точки в повествовании. Вообще у Лескова здесь, как у Достоевского: помните такой прием - «авдруг»? «Вдруг» вошел, «вдруг» что-то произошло, «вдруг» умер. Все произведения Достоевского ахронологичны, вне времени, события расположены не по времени, а в обратном порядке, словно это кинематографическая лента, которая вертится в обратную сторону. У Лескова здесь та же манера, только он не пускает эту ленту обратно, а просто обрывает ее, обрывает часть романа. Лесков не сомневается, что таким «вдруг умирает» можно оборвать повествование. Получается неизвестность: пропал, исчез, никому не нужен... Зачем это автору? А затем, что жизнь бесконечно сложна. И эта сложность жизни должна быть воспроизведена сложностью сюжета. Человек, какое бы он место ни занимал на социальной лестнице, подчиняется не социальным законам, а живет по законам сердца, - в этом Лесков убежден. И как только он им изменяет, как только закон сердца перестает действовать - герой гибнет. Так начинается этот роман.
Потом сквозь туман повествования сбивчиво и неясно возникают отдельные лица. У Лескова именно «туман» повествования. Он не любит однозначности, резких мнений, как Тургенев, как JI. Толстой. У него так же все сбивчиво и неясно, как у Достоевского. В этом тумане вырисовываются отдельные личности: мать, бабка, прабабка, отец, сын, внук. Лесков не скупится на психологические характеристики и социальные обобщения. Герой не один - он должен иметь предшественников. И вот четче других обрисовывается образ Долинского. Он сын хороших родителей. В каком смысле «хороших» ? Они люди высокой нравственности, не от мира сего, в том смысле, что их миссия - делать добро. Это добро может быть и духовное (доброе слово поддержки), и постоянное обеспечение неимущих. Последнее приводит их к разорению. Они смотрятна это легко и спокойно, потому что все их состояние досталось неимущим. Эти блаженные, живущие сердцем, оказались в положении нищих богачей и богатых нищих - нищих по материальному положению и богатых по духовному содержанию. Но совершая эти благородные христианские поступки, родители забывают, что у них есть дети. Замечательно, что Лесков дает такую генеалогию: дети тоже должны являться носителями добра, не материального (его уже нет, остались гроши), а добра внутреннего, духовного.
Лесков строит интересную модель, как теперь говорят. Эти добрые люди - не деятели. Это «золотое сердце», но оно недеятельно. Они не борцы, не созидатели. Очень интересная мысль, потому что Лесков - художник после- крепостного времени, когда на авансцене русской жизни выступает новый активный класс - буржуазия, выходцы не из дворянской среды: эта публика никогда не умела бороться, отстаивать свои экономические интересы и имела преимущества только в силу закона. А когда закон перестал действовать, выдвинулись на первый план инициативность, предприимчивость, все оказалось в руках производителя, т. е. вчерашнего крестьянина, этого разбогатевшего мужика, которого потом назовут «кулаком», ремесленника - тех, кто своим трудом что-то создает.
Вы обратили внимание: дворянское сословие, с позволения сказать, ни к чему не пригодно. Но в то же время оно - носитель очень большой культуры. Какой? От куда она взялась? Что надо понимать под этим словом? В понятие «культура» входят живопись, музыка, архи тектура, литература. А кто, собственно, создавал все это? Вы можете назвать много дворян-архитекторов? Живо писцев? Музыкантов? Нет, очень немного. Основное дс лала крепостная интеллигенция. Другой очень плодотвор ный канал - учительное сословие, духовенство, которое, в сущности говоря, было в рабской зависимости. Между христианским рабом и мужиком никакой разницы не было: как тот, так и другой пахали, сеяли, собирали, плн тили оброк. Мужик больше, поп поменьше, т. к. он человек свободный, не оброчный.
Утверждение насчет крепостной интеллигенции, я думаю, не вызовет больших споров. Из поповской среды вышел гениальный архитектор Баженов - замечательный художник, тот, кто создавал камни исторической России. А где наши композиторы, музыканты? Львов да Бортнян- ский? Мало. Страшно мало! Вы скажете, потом появятся... А сейчас, когда наступил рывок, движение? Когда все ощущают то, о чем писал поэт:
Не так ли ты над самой бездной, На высоте, уздой железной Россию поднял на дыбы?В живописи - то же самое. Были крепостные живописцы, пишущие парадные портреты по типу европейского. Ведь каждый хочет иметь свой парадный портрет! Потом, конечно, во времена Пушкина появятся Тропинин, Кипренский. А перед этим? Были Аргунов, Левицкий. Все они были крепостного происхождения. Да что говорить! Самый крупный русский актер - Щепкин - был крепостной. Этот гений! Правда, выкупили... А вот литература - это удел образованных людей: каждый человек, который взял в руки перо, уже считает себя писателем. Недаром мать И.С. Тургенева никакого различия не делала между писателем и писакой. Раз пишет - значит писатель. И за это презирала своего любимого Ивана Сергеевича.
Литературные занятия могли помочь продвижению но службе. Одна из самых блестящих фигур в нескольких царствованиях - Державин начал свое восхождение при Петре III, и всё, как он говорил, благодаря своей музе. Сколько царей пережил! В книге «Записки», где Держании пишет о себе в третьем лице, он рассказывает, как ему п служебных продвижениях помогала литература. И Державин был не один. Но многим казалось, что писательский труд - не такой уж труд. А все потому, что из этого ничего путного не получалось.
Первым человеком, который стал осознавать себя только писателем, был Карамзин. «О меланхолия!..» Писатель должен быть сосредоточен на собственном чувстве, иисать о нем. Потемкин не может. Он только занимательная личность, не более. Как быть с Фонвизиным? С Крыловым? Они не рассказали о собственном чувстве. Они могли рассказать о тех безобразиях, которые были вокруг них. И только. Произведения Крылова, оставшиеся в нашем сознании, - это только басни. Вы вспомните его «Кофейницу»? Но это произведение не вошло в сознание человека, который читает для ума и сердца. А вот Карамзин, а затем и Жуковский были первыми, кто осознали себя писателями, которые только тем и занимались, что рассказывали о собственных чувствах. Жуковский открыл дорогу для создания психологического героя. Никто так много не сделал для изображения личности со всеми ее противоречиями, страданиями, счастьем, горем, порывами, как он. Когда вы будете на пенсии (я не говорю о тех, кто уже сейчас на пенсии), вы тогда прочитаете прекрасную книгу А.Н. Веселовского «Поэзия чувства и "сердечного воображения"»[2]. Это очень точное определение поэзии этого автора. Вы скажете: из вашего изложения получается, что русская литература была дворянская, а не крестьянская. Совершенно верно. И очень долго оставалась такой.
А вот культура, так называемая «дворянская культура», создавалась не дворянами, а той самой крестьянской крепостной интеллигенцией, которая пользовалась вкусами, запросами и представлениями дворянской среды. Вот здесь очень интересный стык. Технари допетровской эпохи не могли иметь такой вкус. Один источник, питавший наши художественные представления, - это Запад. Мы вообще обезьяны, любим повторять то, что на Западе. Но там больше плохого, чем хорошего, а способность отсеять дурное и взять хорошее - это удивительная способность молодой нации. Другой источник - народная жизнь, мифы, сказки, песни, предания. И третий, великий источник, о котором никогда нельзя забывать, - религиозный. Представления, которые получал человек почти от рождения, кодекс «Не убий. Не прелюбодействуй. Не укради»1 - он как тогда, так и сейчас не под силу людям, но привлекателен своей идеальностью. Впрочем, идеальность всегда стояла где-нибудь сбоку - и в XVIII, и в XIX реке.
Все, что сказано сейчас, относится к родителям Долинского, этим евангельским персонажам, которые пытаются жить в мире по другим законам, и самому главному герою. Здесь его генеалогия, психология, жизненный путь. Обратим внимание, что все они «ушиблены» искусством и в большей степени - литературой. Долинский - герой особый, по своей духовной и душевной организации. Он сын благочестивой помещицы, которая все раздавала. Дети этих блаженных - утописты. Его мать - это вариант Юлиании Лазаревской XIX века. Но «Юлиания», обогатив всех и свой собственный мир, пустила по миру своих детей, и только другие сердобольные люди, сострадательные и любящие правду жизни, позаботились об этих детях. Дали возможность Долинскому кончить гимназию с золотой медалью, университет. Он стал уездным учителем гимназии, а потом писателем. Отзывчивый на всякое горе, на беду, на всякую необеспеченность, доверчивый как ребенок и без жизненного опыта, он встречается с такими фактами, которые, в сущности говоря, могут его погубить. И первый - это его женитьба.
Здесь начинается другая линия - линия мелкопоместных разорившихся дворян, которые живут Христа ради, т. е. не в прямом смысле слова, не с протянутой рукой, не на паперти, а попрошайничают у знакомых, у покровителей - и тем, конечно, приятно какой-нибудь дворяночке дать куш, а если у дворяночки есть еще девочки - дочки, или готовые наложницы - это совсем хорошо. Одна из таких девочек, Юленька, очень хорошо это делает - выкачивает деньги из покровителя (ее маменька научила, как словечко сказать, ручку целовать, к коленочке прислониться, - школа не прошла даром). У нее самой никакого положения нет, а его необходимо создать, и она его создает, окрутив вислоухого шалопая - такая она страдающая. Долинский не может не обратить на нее внимания. Юленька его на себе женила. «Счастья он не ожидал, и его не последовало». Совсем впав в черную немощь, бедняга терпел-терпел и сбежал от жены в Петербург, а затем и за границу, в Париж. Русские люди любят убегать в Париж. Париж - самый дешевый и либеральный город в мире. И здесь он встречается с двумя русскими женщинами...
Вот это материал для целого романа, где можно написать о слабом сердце (ведь Долинский - безвольный человек). Здесь угадываются черты Достоевского. Герой живет самой худшей формой жизни, но другого ничего нет, он научился жить в новых условиях - благо за плечами университет, который всегда прокормит.
Все обойдены счастьем. Эта тема волнует Лескова. Долинский оказывается в западне случайности. Он «ли- берал-идеалист». Но жизнь предъявляет свои требования, а человек должен приспосабливаться.
Лесков в «Обойденных» берет самые пошлые ситуации, обыденные. Этот роман можно рассматривать как ключ к массовой беллетристике, где прекрасно представлена фактография русской жизни. Для массовой беллетристики характерны натурализм, эмпирика, интриги. Она необходима в литературном процессе: литературу создают не корифеи, они пользуются находками писателей-беллетристов, в их произведениях - объединение художественного опыта, собственного и чужого.
Творчество Лескова периода грани, исторической и художественной. «Смех и горе»
Произведения, о которых мы говорили, - произведения Лескова, сложившегося художника, но не сложившегося мыслителя. Сегодня мы обращаемся к произведению того периода творчества Лескова, который можно назвать периодом грани - грани хронологической и идейной. До сих пор мы имели дело с произведениями, которые критически рассматривали и оценивали события до 1861 года, причем, как всегда у Лескова, в них изображались не исторические переживания, потрясения, происшествия, трагедии, а рассматривался вписанный в исторические события человек. Именно о человеке идет речь, и все происходящее с ним делается предметом социально- исторического анализа. После реформы 1861 года в творчестве Лескова начинается очень важный период - происходит переоценка ценностей. В дальнейших произведениях речь пойдет о мире рациональном, мире расчета, торговли, предприимчивости, голи. Какой характер примут все эти черты? Как все это будет осуществляться? Лесков не может рассуждать легко и спокойно, его гражданская позиция обостряется, когда он изображает капиталистический мир. Приходит другая жизнь, энергичная, приходят новые представления. Это новое Лесков изображает в цикле произведений, где все показано через быт. Но быт самый разнообразный, так что критики иногда не понимали, зачем он так делает. А он делает это для того, чтобы через быт разоблачить строй, уклад, всю жизнь русского общества после реформы. Как и многие, Лесков надеялся, что новые условия освобождают человека (капиталистический мир свободы), а свободы нет - то же притеснение и поругание человеческой личности.
Наиболее интересна в этом отношении сатирическая хроника «Смех и горе» (1871). Само ее название симптоматично: в ней очень много смешного, но смешного-пе- чального, - и горя, самого настоящего, которое можно назвать историческим. Лесков переживал, что «читатели увидели только смех и не увидели, что смех мой - не смех злорадства, а смех скорби...»
Как всегда, автор не изображает исторические происшествия, а рассматривает человека, анализирует его и все сущее. Анализ дается через цепь курьезов, скверных сюрпризов, анекдотических происшествий, приключающихся с героем. Главное действующее лицо, он же и рассказчик, - Орест Маркович. Как всегда у Лескова, рассказ в рассказе. Начинается обычно, в чисто бытовом плане: собрались добрые знакомые у друзей. Идет спор об обычае дарить вербу в Вербное воскресенье. Все радуются: какая хорошая традиция! Ребенок просыпается, а над его кроваткой висит купидон с вербой. Как это лирично и как это хорошо! Ничего, что потом жизнь будет не всегда приятна. Но в детстве, в младенчестве как можно лишить ребенка этой радости, этого удовольствия - никогда! Все на этом сходятся. Но один из гостей, Орест Маркович, считает, что это очень плохой обычай. Потому что никаких «купидонов» жизнь нам не приносит. Ребенку нужны не купидоны, а березовые веники, чтобы он знал, что жизнь нас подстерегает на каждом шагу, и с самого детства помнил о неприятностях. «Я расскажу о купидоне и о том, почему я против всяких подарков». И далее рассказ представляет собой цепь анекдотических и трагических приключений Ореста Марковича, которые доказывают правоту его суждений. Надо вам сказать, что здесь между Лесковым и Толстым идет самая настоящая полемика.
Вы вспомнили, конечно, тему детства у Толстого. «Неповторимый аромат» детства, прелесть этого времени. Прислуга в повести - как у Толстого, Тургенева: близкие отношения с ребенком. Лакей Борис носит на руках маленького Ореста, и он видит себя в сказке на сером волке.
Идиллические отношения, любовь и сердечность, чаепитие с самоваром. Лесков в этом отношении отчасти следует традиции дворянской литературы. После «Детства» Толстого было написано очень много таких произведений: «Детство Темы» Гарина-Михайловского, «Детство» Горького. Настолько была актуальна эта тема. Какое детство у Ореста? Отец умер, осталась матушка и состояние. И теперь они переезжают из одного города в другой. Орест Маркович жизнь стал узнавать в пути. Его гимназии - постоялые дворы.
Мы видим ряд прекрасно написанных пестрых картин, где представлены разные социальные слои. Везде смута, умственный и нравственный хаос, окружающий Россию. Перед нами целая галерея «героев». Вот генеральша, которая торгуется из-за индюка: «С тех пор при виде земного величия я спрашиваю себя: как бы оно держалось перед индюком? » А у героя было такое идиллическое представление о генеральше... Еще один персонаж - доктор, не верящий в медицину, генерал Перлов с его повествованием - картина, мастерски написанная сатирическими живыми и правдивыми красками. Вот сибарит-чиновник, значительный с виду (он взяток не берет - ему казна даром дает), провинция с людьми на местах. Здесь гениальные страницы как будто списаны у Щедрина - мир людей, сопоставленных с рыбами и животными (или это Щедрин списал у Лескова?). Но у Щедрина есть известная монотонность, скука из-за изощрений в сатирических изображениях. А «безмерный Лесков» обладал удивительным чувством меры.
Лесков любит подражать стилям своей эпохи, любит художественные эксперименты, которые не под силу ни одному писателю его времени: он может писать, как Щедрин, Достоевский. Он соперничает с самыми большими писателями: роман «Некуда» написан в стиле Тургенева, «Расточитель» - как у Островского. А вот у «Очарованного странника» параллелей нет (даже у учеников Лескова - Чехова и Бунина). Лесков делает вставки из чужих творений в свои произведения: с его страниц говорят разные писатели в его собственном произведении, получается полифоническое звучание. Такая манера языкописатель- ства была доступна только ему. Это не подражание, а продолжение страниц других авторов. Что это - достоинство или недостаток? Искусная имитация или утрата авторской личности?
Вернемся к повести «Смех и горе». Орест Маркович с матерью заезжают в Петербург, к дяде - князю Одолен- скому, человеку очень интересному. Владелец огромного имения, живет замкнуто, никого не принимает, неисправимый либерал, поссорился со всеми чиновниками, сановниками и изнывает от тоски. Единственное его развлечение - стравить всех чиновников, чтобы они перессорились. Это для него самое большое наслаждение. А как это сделать? Он зовет к себе дьячка-пройдоху и говорит, что нужно написать кляузу. Какую? О том, что скот губернатора попал на его владения. А он ответит на жалобу: «Я скота губернатора к себе не зазывал». Вас удивляет, почему он берет пропойного дьячка? Это характерная черта. Дьячки - всеми обиженные люди: его выгнали из третьего класса семинарии, после того как он успел узнать грамматику и риторику. Все экзамены в семинарии (по математике, географии) проводились в письменной форме, так что семинаристы могли сочинить все, что угодно. А на священника писали кляузы с удовольствием, потому что попам отходила львиная доля дохода.
Следующий этап в жизни героя - гимназия. Здесь уже не так, как у Толстого, совсем по-другому. Вырисовываются разные типы характеров: и мерзкий, и подлый, и благородный (Калатузов, Локотков). Возникает очень хорошая черта - общность. Как сейчас бы мы сказали, коллективизм. Все за одного - лесковский идеал. А после гимназии - в Москву, в этот замечательный город, лучший город в мире, с его университетом. Московский университет! И наш герой - студент этого университета. Вот где начинается настоящая-то жизнь. Студенческая среда, профессорские лекции, постоянное общение, разговоры. Весь Герцен словно развернулся на страницах Лескова. Не думайте, что Москва всегда была такой, какая она сейчас. Нет, это был прекрасный тихий город. Гулять по Москве было наслаждение. Она хранила покой, тишину. Город, который совместил в себе древнюю столицу и тихий уютный мир, мир отставных, либералов, консерваторов, город Чаадаева, Хомякова. Вот сюда попадает Орест Маркович. В Москве нашему герою надо найти крышу над головой (впрочем, раньше так не говорили: не крышу, а кров). Его ждет встреча с новым «купидоном» - карьеристом Постельниковым, который прислуживает «влияниям» и всякому сброду. Он весь завитой бумажками, одет во все голубое: голубой мундир, голубые рейтузы, только сапоги не были такими, а все остальное было голубое. Господин Постельников, как вы сами уже понимаете, по цвету его одежды, был жандармский офицер. Он был не только простой, но и хитрый. И не только хитрый, но и подлый, как и полагается быть жандармскому офицеру. С этого знакомства начинаются злоключения героя. Вместе с Постельниковым Орест Маркович стал посещать вечеринки, которые всегда кончались, как говорил Постельников, «возлиянием Бахусу». Вообще он любил употреблять греческие слова. Он всегда говорил Оресту: конечно, я человек необразованный, я тебе не могу сказать, что мы с тобой ровня. Но ты знаешь, я так люблю просвещение! О, общение с тобой доставляет мне такое удовольствие, Филимоша (он решил звать его Филимоша).
И вот однажды Ореста Марковича вызывают в жандармское управление. Постельников донес, что у него есть книга Рылеева «Думы», сообщив Оресту, что сделал это для собственного продвижения по службе. Жандармский генерал уверен, что Орест Маркович состоял в тайном обществе, где ему дали прозвище Филимон, именины которого праздновались 14 декабря. Герою пришлось, чтобы избежать больших неприятностей, идти на военную службу. Должен сказать, что во время службы в полку он несколько раз был близок к самоубийству. Но что делать? Он часто вспоминал того купидона, который с березовым веником висел над его детской кроваткой. Вот оно, сбывается, думал он, - и это еще счастье.
После 1861 года Орест Маркович уходит из военной службы, уезжает за границу, а затем возвращается в Россию. Он побывал среди всех слоев русского общества (духовенство, интеллигенция) и увидел одну смуту после реформ - и в городе, и в деревне. Что же это будет? Наверное, дядя-то был прав, говоря, что вместо купидона с цветочками надо вешать купидона с розгами.
Вот он, русский мир, русская жизнь. Вот он переход от ужасного крепостного права к «счастливому» капиталистическому миру. Здесь смешалось все: и капитализм, и социализм, и феодализм. Герой в центре этих злоключений, последнее из которых сведет его в могилу. Это вся Россия, полная смеха и горя, ее трагическая история после реформы. Лесков не находит желанного синтеза, а видит горе, огромное историческое горе России.
Лесков и XVIII век
Лесков проявляет большой интерес к XVIII веку. Все писатели XIX века так или иначе к нему обращались, создается целый поток исторических романов: Г.П. Данилевский («Княжна Тараканова»), Д.Л. Мордовцев («Знамение времени», 1869, «Великий раскол» 1880), Е. Сали- ас («Пугачевцы», 1874), Вс. Соловьев («Вольтерьянец», 1882; «Великий Розенкрейцер», 1889). Это симптоматично: после 1861 года возникает сильный интерес к истории, историческому процессу.
Лесков, как и Достоевский, не написал исторического романа в полном смысле слова. В его рассказах мы встречаем исторические образы, параллели, экскурсы. Но главный его интерес не ко всемирной истории, а к повседневности. Лесков хочет написать исторический роман без исторических лиц. Когда же он начинает изображать исторические лица, они у него выходят комическими.
В хронике «Старые годы в селе Плодомасове» (1869) героиня Марфа Андреевна Плодомасова - историческое лицо эпохи. С точки зрения Лескова, каждое лицо эпохи - историческое. Она очень яркая личность, стоящая на рубеже веков. В этой книге изображается ее жизнь с 1812 по 1850 год. Она была свидетельницей эпох Екатерины И, Павла I, Александра I и Николая I.
Плодомасова появляется и в романе «Соборяне». Со своими карликами она приезжает к Савелию Туберозову. Между ними происходит разговор, где Плодомасова говорит об одиночестве: «А ты разве не одинок? Что же в том, что у тебя есть жена добрая и тебя любит, а все же чем ты болеешь, ей того не понять. И так всяк, кто подальше брата видит, будет одинок промеж своих». Лесков с огромной силой художника воспроизводит этот разговор, так чтобы мы поверили в реальность переживаний и чувств человека. Одиночество - это одна из определяющих черт героя Лескова в XVIII веке.
В хронике Лесков показал черты исторической эпохи XVIII века. Все персонажи либо маскарадные фигуры, либо страшно одинокие люди. При написании книги Лесков обращался к труду М.М. Щербатова «О повреждении нравов в России». В XVIII веке он увидел сочетание низкопоклонства и независимости. Это век выскочек. Но эти выскочки начинают чувствовать независимость. Она может проявляться в примитивном удовлетворении прихотей. Сын Б.П. Шереметева всю жизнь занимался тем, что тратил колоссальные средства на одежду, стол, экипажи. Он не носил, а «таскал свое имя», по выражению Щербатова: «Человек весьма посредственный разумом своим, ленив, незнающ в делах, и, одним словом, таскающий, а не носящий свое имя, и гордящийся единым своим богатством, в угодность монархине со всем возможным великолепием жил».
Рядом с мелкими выскочками - столпы России. Правда, их положение менее устойчиво. Лескова увлекают быстрые взлеты людей того времени. Калифы на час,
Орловы, Потемкин, Зубов, Бибиков, достигали огромных высот. Но особенно писателя интересует их падение. И что после падения?.. Внешнее благополучие в конце концов сменяется отставкой, ссылкой - в лучшем случае в Москву, город «отставников» (позже сюда сошлют Ермолова, Чаадаева). Жизнь бывших вельмож превращается в нищее прозябание.
Хроника «Старые годы в селе Плодомасове» обильнее по своим открытиям, чем «Господа Головлевы» Сал- тыкова-Щедрина, трилогия Толстого «Детство. Отрочество. Юность».
В другой хронике, «Захудалый род», изображен Дон-Кихот Рогожин. Его поиски жизненного идеала напоминают искания героя рассказа «Овцебык» Василия Богословского. В Рогожине чаадаевская разочарованность. Он познал в жизни куда больше, чем предки: кроме материального благополучия, есть еще благополучие внутреннего мира.
Лесков выбрал в герои не Радищева, не Новикова, не Львова, а Рогожина, Плодомасову, карликов - детей XVIII века. Писателя не волновали крупные гениальные исторические фигуры, его волнует человек. Самое главное для писателя - внутренний мир человека. Это единственный храм Лескова, только этому богу он поклоняется. Достоевский в одном из писем заявлял: «Человек есть тайна. Ее надо разгадать». Лесков такое заявление сделал в своем творчестве.
Историю делают люди не важные, не великие, но каждое лицо для Лескова историческое, жизнь каждого - история своего времени. Больше всего его привлекает на рубеже веков преполовение, интересное и страшное. Человек заблудился и потерялся в столкновении естественных наук с безудержным идеализмом века. Писатель хочет понять, каково философско-психологи- ческое место человека в этом мире. Его интересует человек, безликий в социально-историческом плане. Это просто человек.
Роман-хроника «Соборяне» (1872)
Роман был основным жанром русской литературы XIX века. Помните, как у Пушкина:
Мы алчем жизнь узнать заране, И узнаем ее в романе.К этому времени европейский роман уже выдохся. Предтечей романа являются физиологические очерки, которые потом войдут в роман. Все писатели начинали с очерков. Достоевский создает судебную и каторжную хронику. Лесков тоже связан с очерковой литературой: в «Леди Макбет Мценского уезда» есть черты этого жанра (сравните с названием рассказа Тургенева «Гамлет Щигровского уезда»). Но это произведение, как и другие первые художественные произведения Лескова, романично. «Леди Макбет Мценского уезда» - повесть, которая имеет все элементы романа: наличие любовной интриги, конфликтность, хронологическая объемность.
Перед писателем этого времени стоит трудная задача - создать общерусский роман, всесословный. Попытки предпринимают и Лев Толстой («Война и мир»), и Достоевский. Последний, правда, не считал, что существуют социальные миры, для него существует индивидуальность. Он создал русского человека во всех его проявлениях - в восторге и гадости («Братья Карамазовы»). Русский роман по преимуществу семейственный (Толстой «Война и мир»). Писателей в первую очередь заботит психология - история души человека. В романах мало места отводится истории, экономике, географии. В центре повествования - человек, его внутренний мир. Литература - это молитва, исповедь человека. И в этой молитве читатель сливается с автором.
Лесков говорит, что жизнь противоречит роману, но ищет себя в этом жанре. «На ножах» не свойствен ему, но проблематика, «завихренная система» - его. Но это только поиски романа. Лесков вообще не любил этот жанр, считал его бесплодным, бесполезным: «Мне не нравится, что в романе обязательно нужна коллизия "влюбился - женился" или "влюбился - застрелился"». Он не понимал, что 60-70-е годы XIX века - это эпоха русского реалистического романа, которая повлияла на всю мировую литературу.
Лесков хочет написать роман бытовой, исторический, но без исторических лиц, где было бы описание времени, быта, нравов, воспроизведен язык того времени. Лесков - писатель камерный, без перспективы (как Толстой или Достоевский), у него все по-домашнему: повседневная, обывательская, мирная жизнь, но переполненная треволнениями. Он нашел такую форму романа, до которой другие не доходили - роман-хроника, роман-летопись. Сперва он назывался «Божедомы», потом - «Соборяне». Оригинальная вещь. Это хроника не поколений, а отрезка времени. Теперь можно себе представить, что такое роман в понимании Лескова, поскольку «Соборяне» ни на что не похожи. Это его, Лескова.
Действительно, всесословный роман. В нем описаны: духовенство, дворянство, нигилисты и народ во всех его проявлениях. Эти группы очень пестрые. И первая - духовенство, «соборяне», то есть клир собора. Савелий Туберозов, Ахилла, Захария...
Задача простая: обо всех пишут, а о попах не пишут. Нужен роман о попе. Это ведь мир второстепенных людей. Что о них писать? Савелий Туберозов - главный герой романа, как Лесков ни отказывался от него. Сделать героем романа священника - большая смелость. Духовенство всегда было на задворках русской жизни и искусства. До Лескова попов изображали только пародийно-сатирически (вспомните картину Перова «Чаепитие в Мытищах»). Это сословие «вне закона», не то чиновники (это городские священники), не то мужики (это сельские священники). Отношение в обществе к ним презрительное. «Колокольные» дворяне, как их называли, - люди третьего сорта: класть имеющие, но сами подвластные. Они должны отстаивать свою независимость, но их положение трудное.
А ведь духовное сословие должно быть тем миром, который формирует идеологию.
В центре повествования - жизнь протоиерея Савелия Туберозова, связанная с различными явлениями русской действительности и быта. Лесков показывает Туберозова в рясе и без, как проповедника, Савонаролу, и самокритичного человека. Писатель раскрывает мир его идей, страстей, работы интеллекта.
У Туберозова не литературная биография, а будто взятая из жизни. Фамилия у него семинарская. Такие фамилии давали поповским детям архиерей или инспектор (так у пяти братьев могут быть разные фамилии). Если ты румяный мальчик - будешь Румянцев. А вот этот - орел! Он будет Орловым. Встречались и совсем удивительные фамилии - Дюмафис (это архиерей Дюма-сына читал). Фамилия героя - производное от «туберозы» - цветка белого цвета, символа чистоты. Он закончил семинарию, прошел все ее классы - и грамматику, и риторику. И все науки превзошел. Ему был прямой путь в академию. В России было два учебных заведения, где протекция не имела силы, - это Военная и Духовная академии. Там преподавали лингвистику, литературу, историю, географию, слог, то есть умение писать. Туберозов все время пишет (ведет дневник): это навык семинариста, который не может не писать. После академии выпускника ждал богатый приход (если он женится), но обычно выпускники становились монахами и получали епископат. Вместо того чтобы идти в академию, Туберозов пошел в попы.
Хотя Лесков назвал свой роман хроникой, писателю часто нельзя верить. Здесь не только хроника, где главный герой окружен повседневными фактами, событиями, людьми. Здесь есть и любовная линия. Но это необычная любовь - Лесков не побоялся взять такую тему, как роман попа и попадьи (попадью зовут Наталья Николаевна - так же, как жену Пушкина). Он проявляет стеснительность в раскрытии их отношений, чтобы не нарушить их красоту. Это очень важно - деликатность писателя, который не говорит о страсти. В их отношениях есть трагическая нота - это трагедия бесплодия. «Вспомни, голубь мой, может быть, где-нибудь есть твой голубенок, и если есть - пойдем и возьмем его», - предлагает Туберозову попадья. «Голубенок» - протест против дворянских представлений о незаконнорожденных детях. В этих словах привязанность, чувство матери, перед которым Туберозов должен был преклоняться. Это дает ему право говорить о красоте души русской женщины (« где, кроме святой Руси нашей, родятся такие женщины?»).
У Лескова нет изображения детей. У него нет смелости Достоевского и Толстого, он боится изображать детей. Не потому, что отрицает семью или дети для него - вопрос второстепенный (как это было у нигилистов), но в силу особенностей своего таланта.
Идея Лескова в том, что Туберозов трагически одинок. Нет людей, которые могли бы понять его. Здесь интересна встреча с Плодомасовой, у которой своя трагедия одиночества - разделяют его только карлики. Она лучше всех понимает Туберозова. Всякий человек, обладающий интеллектом, внутренней силой мысли, стремящийся себя познать, неизбежно приходит к одиночеству. На этой страшной мысли писатель построил весь роман, весь жизненный путь героя.
Туберозов знает, во что верит. И эту веру он может передать другим. Лесков показывает такую особенность - помимо убеждения словом, есть убеждение чувством - это интуиция, которая передается от одного к другому. Красноречивое молчание - это есть у Савелия. Можно сказать, что он экстрасенс. У него есть эта сила убеждения - и ты все равно делаешь, как он хочет. Хотя он прямо и не говорит о своих желаниях. Это власть человека над человеком - то, что развито на Востоке. То, о чем писал Н. Рерих. Люди, подобные ему, стоят вне литературы, вне искусства. Рериху открыто больше, чем Лескову.
Туберозов должен сказать миру правду, а кто хочет :>ту правду слушать? «Старик-то у вас совсем маньяк сделался...» Туберозов страдает от легкомысленного отношения людей к России, к ее истории. Люди много смеются, повсюду ложь, непонимание фатальности, которая лежит на человеке.
Кто же окружает Туберозова? Дьякон Ахилла - это образ комический. Это большой ребенок, от него много шума и скандала. Он однолюб: полюбил детским чувством Савелия. Ахилла выступает за порядок, стоит горой за свои убеждения, а убеждений-то нет. Образы даны на контрасте: богатырь Ахилла и слабый телом Захария, Заха- рия с потомством и одинокий Савелий. Бенефактов слаб телом, но памятлив. Нищий духом, он остался хранителем поповки. Захарий - воплощение христианского всепрощения, незлобивый, неумный, глуповатый, но вымолил у Савелия «прости мя». Надо быть тонким художником, чтобы отрицательные черты объявить положительными и возвести их в «перл творения».
В «Соборянах» изображается дворянский круг: градоначальник, почтмейстер, почтмейстерша - снисходительно относятся к Савелию, но в свой мир не допускают. Здесь дается целая галерея нигилистов. Препотенский - антипод Туберозова, хотя они люди одного круга и одного воспитания. У Препотенского - своя идея: он материалист, своего рода просветитель, выступает за свободу выражения чувств, человек образованный, редактор журнала, пишет. Но он сеет дух сомнения, раздора. Лесков к этому времени, пережив общественное презрение, мог вернуться к теме нигилизма. Для писателя самым трудным был расчет с прошлым. Он тоже был гоним за идеи против нигилистов, которые, как считал Лесков, разрушают Россию: «Патриотическое начало - величайший вред для России», - рассуждают нигилисты. Здесь он сводит с ними счеты, избегая при этом карикатурности; его герои - это государственные чиновники, блюстители порядка.
Гроза, стихия, которая выше всяких мер предосторожности, наводит Савелия на мысль, что он должен сказать всю правду: отцы города, которые должны блюсти мир, жалки и ничтожны перед Божьим миром. Он собирает всех чиновников, чтобы прочитать им проповедь - манифест христианского социалиста. Вот он - путь подвига одиночки. И - расплата: «жизнь кончилась, началось житие». Им займется Консистория - учреждение, стоящее над церковью, следит за духовенством, чтобы не говорило лишнего, не вело пропаганды, не произносило проповеди экспромтом. Защиты от нее нет, архиерей бессилен, приход тоже. Расправу осуществляют приехавшие за Туберозовым жандармы. Савелий оказался в каморке, он не служит, ему запрещено говорить. Но думать запретить нельзя! Самое отрадное и страшное - мысль. Она вдохновляет, она же и точит человека. Надо много сказать - и нельзя. Слово никогда не может выразить всей полноты мысли человека. А если и может - то где аудитория? Люди, окружающие его, все равно ничего не понимают.
Сцена смерти Туберозова - одно из лучших изображений смерти в русской литературе. Так не удавалось ни Толстому, ни Достоевскому. Смерть Зосимы у Достоевского напоминает тайную вечерю: чтение Евангелия, разговор Алеши с Зосимой - смерть перестала существовать, наступила вторая жизнь. Достоевский изображает героя на грани земного существования и ухода из реального мира. Смерть же Туберозова дается в жизни; нет этого перехода за грань смерти, желания познать, что «там». Лесков показывает, что в Савелии была мощь, реальное осознание происходящего и несгибаемая воля к жизни даже в час смерти. Разговор Ахиллы с Туберозовым - прост, обычен, естествен, реалистичен. Толстой и Достоевский все время хотят переступить эту черту дозволенности. Великая вещь для художника знать меру - и Лесков ее знает. И здесь Достоевский и Толстой уступают Лескову.
Лесков нашел свою форму романа - хроника, но никто за ним не последовал. Так, как он писал, никто не иисал. Но он тоже не продолжил свой опыт. Лесков - не романист, это не его жанр. Потом он разочаровался во многом - в борьбе за истинную церковь (из письма Щебаль- скому: «Теперь... я не написал бы "Соборян" так, как они написаны»).
Лесков плохо поддается изучению, не вписывается в общую схему развития идей. «Соборяне» не штудия, это то, что написано однажды, и повторить этого нельзя. Это единственное произведение, эпохальное. Почему единственное? Во-первых, необычен мир героев; в других романах нет этого мира или они не герои. Во-вторых, показана провинциальная среда, дрянной городишко, глубокое темное захолустье. «Соборяне» захватывают острые моменты жизни, здесь - детали, которые запоминаются (Туберозов не может закинуть ногу на телегу - трудно, тогда это сделал жандарм). Это роман всесословный, где представлены духовенство, дворянство, мещанство, голытьба, люмпен, который существовал только в бульварных романах. И все это вместе - Россия. Россия Лескова - естественная русская тягучая жизнь, повседневная обычность, русость. Пусть это мир средний, но он дан с такой выразительностью, что делается лучшим документом эпохи. Лесков был писателем мещанской среды в тот период, когда эта социальная прослойка делается существенной в русской жизни. У Б.А. Грифцова в «Теории романа» о «Соборянах» сказано, что это удачная иллюстрация, энциклопедия нации, история народа, нравов, обычаев. С точки зрения Лескова, история - это быт, верования, отдельные экскурсы, исторические сюжеты без выдающихся лиц.
Есть таланты аналитические, а есть фиксирующие. Лесков - летописец, по нему можно изучать историю. В частности, момент, когда люди перестали осознавать связь настоящего и будущего. Лесков - выразитель соборного начала в русском человеке. В этом его актуальность. Писатели - плохие мыслители, но могут давать потрясающие художественные изображения.
Русский национальный характер в изображении Лескова
Повесть «Очарованный странник» была написана Лесковым в 1873 году, в самый продуктивный период его творчества. Это программное произведение, то есть в нем есть то, что потом реализуется в остальных произведениях. Наряду с «Соборянами» и «Запечатленным ангелом» «Очарованный странник» может быть назван шедевром русской повести XIX века. В одном произведении автор показал самые разные сферы русской жизни: здесь и крепостной уклад в имении графа, и южная степь, пленником которой стал герой повествования, здесь и поразительное изображение отношений животного и человека. Это жизнь, навертывающаяся на валик: детство, юность, территориальные перемещения, фантастические элементы, страдания, любовные истории, человек и животное. И особая миссия героя, Ивана Северьяныча, - искупление собственного греха. Цепь приключений и фатальность. «Очарованный странник» - одна из тех повестей, которую нельзя бросить на полдороге благодаря такой манере повествования, когда факты и персонажи цепляются друг за друга. И вся история подается в элементарной, несерьезной форме.
Может быть, некоторые исследователи в какой-то мере правы: «Очарованный странник» впитал в себя очень много из авантюрной повести Запада и России. Необыкновенно детство героя: он был обещан Богу, но это обещание не оправдывается. Мальчик, стараясь установить справедливость в животном мире, заводит голубей. Он совершает подвиг спасения графской четы во время езды на бешеных конях, а затем бежит из графского дома в знак протеста против несправедливости наказания. Встреча с цыганом. Обманутый им, без денег, без дома, выброшенный за борт жизни, он попадает в полицию, где его снова обманывают. Дальше - путь на ярмарку и очарованность лошадьми. Потрясенный красотой коня, который достанется победителю своеобразного поединка на плетках,
Иван, по существу еще мальчишка, засекает плеткой своего противника. По обычаю татар теперь он обладатель коня, жены, всеми уважаемый человек. А по нашим законам он «убивец» и достоин каторги. Татары спасают его и увозят в улус. Теперь он пленник: «Якши урус, будешь жить у нас. Лечить коней. У тебя будет все, - жены, кони, все. Только кожу на пятках подрежем и насыплем туда щетинки, чтоб не убежал...»
Лесков может передавать жар, разогретый воздух и полную тишину - азиатский покой, совершенно недоступный европейцам. Степь. Здесь помещен русский человек, он приспосабливается к этим условиям: начинает понимать татарский язык. Целыми днями глядит он в азиатское жаркое небо, в его переходы от голубого до темно-баг- рового, пока не спустится ночь и не загорятся звезды. Недолгая его жизнь вся перед ним. Память возвращает его в графское имение, в душе крепнет решение убежать. Вот и счастливый случай - русские миссионеры посещают улус, чтоб обратить неверных. Однако на его просьбу они отвечают отказом: нельзя вмешиваться во внутреннюю жизнь народа, попал в плен - терпи, на то воля Божья. К тому же одному миссионеру отрубили голову, а второй исчез неведомо куда... Щемящая тоска не покидает нашего героя. А вот и новые миссионеры, эти - буддисты. Судьба предшественников пугает их. Наскоро показав иноверцам Золотого змея, они покинули опасные пределы, забыв впопыхах ящик с пиротехникой. Практический ум Ивана Северьяныча включился тут же, он устроил татарам такое огненное пиршество, что те легли на землю и стали ждать конца. Он же бежал (со щетиной в пятках он справился сам). Графское имение, порка и снова ярмарка, где торгуют лошадьми. Человек. Свобода. Лошади. Стихия. Обретение воли. И опять единение с конем.
Есть что-то извечно поэтичное в общении русского человека с конем: он и скачет на нем, и пашет, они кормят друг друга, конь выносит из битвы, из огня, не оставит в беде. Человек объезжает коня. Для Ивана Северья- ныча - в этом вся жизнь. Откуда взял Лесков коня-зверя? Из сказок, былин, песен? Нет, это только фон. Этот конь - и реальность, которая окружала Лескова, и создание его поэтического воображения, жаждущего потрясений.
В русской литературе нет подобного изображения лошади, это почти очеловечивание животного: грация, красота, разнообразие «характеров», раскрывающихся в общении с человеком, - все это подробно выписано. Иван Северьяныч Флягин - конник, вернее, поэт-конник. Он лучшую часть своей жизни проводит среди лошадей и находит у них отклик на свои душевные побуждения. Его все время выручает животное. Это совсем другой мир - мир человека и животного. Здесь и человек тоже животное, они сливаются, у них один и тот же характер, повадка, восприятие мира.
Встреча с князем - следующий этап жизни героя. Хоть он и жил стихийно, но жил в особенном мире - в очарованном. И сам обладал особой притягательной силой; все, все хотели, чтоб он работал у них. Князь не нарадуется на своего «конэсера». Если Иван Северьяныч купит коня, то это будет всем коням конь. И все-таки новая стихия врывается в жизнь нашего героя и захватывает его.
Иван Северьяныч - огромный младенец, человек с детской душой и богатырской силой. Он прошел через все испытания: огонь, война, любовь. Но что это за любовь? Начало загула - встреча с магнетизером. Цыгане, Гру- шенька. Ее голос, руки, волосы, тоненькая полоска пробора, прикосновение. «Как будто ядовитою кисточкой уста тронет и во всю кровь до самого сердца болью прожжет» . Какие уж там чужие деньги! Князевы «лебеди» стаями срывались под ноги Грушеньки. Она божество, мадонна. Это не авантюрная повесть, там нет таких мотивов, как отказ от земного счастья, благоговение, преклонение перед женской красотой. Особый мир открылся Ивану Се- верьянычу - небывалый мир первого чувства, где земная страсть слилась с неземным, мучительно-прекрасным. Лескову на редкость удалось описание разгульной силы платонической любви героя, как если бы он сам был захвачен этой цыганщиной.
Но автор вовремя затормозил и дал тривиальный исход с нарисованными сукнами: белая горячка, разговор с князем. Страсть обуздана, начинается новая тема - сродства душ, новый этап отношений между Иваном Северья- нычем и Грушей. Князю она набила оскомину. Он женится на деньгах, пренебрегая достоинством и приличиями.
Князь - свистун, меркантилист, подлая душонка. Лесков дал искаженного, мерзкого Печорина. У Печорина есть благородство, у князя - нет. Печорин может убить Грушницкого, князь - нет, зато может всех обмануть. Это не повесть, это вставной элемент. Лесков не делает грубых выпадов против современных авторитетов. Это не Достоевский (который назвал князя Мышкина Львом Николаевичем, чтобы досадить Толстому, и роман назвал «Идиот»; в лицо не скажешь, а в романе можно). Лесков этой грубой насмешки не допустит, но вырождение Печорина показывает с удовольствием.
Флягин, вернувшись из отъезда по Князевым делам, сталкивается с Грушей, равно близкой и к самоубийству, и к убийству, и выполняет ее последнюю волю, чтоб не дать ей совершить грех - по-цыгански, с ножом, расправиться с совершенно неповинной разлучницей. Он сталкивает ее с обрыва в реку.
А сюжет все еще вьется. Герою по воле автора предстоит попасть на военную службу вместо крестьянского сына безутешных родителей, там отличиться, совершив геройский поступок на войне, получить повышение. Иван Северьяныч стал дворянином, так как носит георгиевский крест. Но что это за дворянин - тысяча обязанностей и никаких прав! Потом ему предстоит попасть на «фиту», постричься в монахи (здесь развертывается эпический рассказ о жизни в монастыре), а там, к своему и всеобщему удивлению, начать пророчествовать. Пробовали его от вредной напасти отучить строгостью - помогло, да не надолго. Тогда по совету лекаря отправили его попутешествовать. Иван Северьяныч отправляется по Святой Руси. Вот он и плывет на пароходе на Соловки, а если будет война, сменит «клобучок» на «амуничку» и положит живот свой за отечество. Так кончается история, рассказанная самим героем по просьбе пассажиров парохода. Начало и конец повествования смыкаются.
«Очарованный странник» - это жизнь одного человека. Перед нами целая цепь законченных повестей, рассказанных самим героем. Он увлек слушателей: они сначала слушают недоверчиво, потом - заворожены его рассказом и наконец - очарованы. «Повествования своего минувшего он исповедал со всею откровенностью своей простой души». Эта повесть вполне могла быть романом, в ней есть романические узлы. Но романа здесь нет. Некоторые исследователи сравнивают ее с авантюрно-приклю- ченческим романом: убийства, романтическая любовь, географическое перемещение, элементы мистификации или мистицизма, типичные герои - авантюристы различных мастей. Но это чисто внешнее.
Иван Северьяныч - простой русский человек. Это не герой, не рыцарь. Это рыцарь каждый день, не он ищет приключений, а они его. Он не Георгий Победоносец, но все время побеждает. Убийства, если их попробовать классифицировать, такие: убийство монаха - по глупости, из озорства; убийство татарина - в состязании, честной борьбе; Груши - в силу ее просьбы. Приходится оправдать этого человека во всех убийствах, кроме первого случая. С другой стороны, основная черта героя - его жертвенность: он спас графа и графиню, спас девочку, так как стало жалко мать. Он не может пережить убийства Груши, чувствует себя грешником (уходит не глядя и не зная куда). Он идет вместо рекрута в солдаты - во имя искупления своего греха. И в этом авантюрная повесть европейского склада не выдерживает противопоставления.
Черта жертвенности, покаяния вообще характерна для русского национального характера. У Толстого, Достоевского, Тургенева, Гончарова - у всех раскаяние.
В повести «Очарованный странник» эта черта имеет доминирующее значение. Это заставляет нас думать, что перед нами не авантюрная повесть, которой нет эквивалента в европейской литературе. Там все моменты есть - а раскаяния нет. Прошлый раз я излагал материал, связанный с повестью «Очарованный странник», исключительно для того, чтобы выкристаллизовать национальный характер героя. Элементы криминальности в этой повести не ведущие. Необычность характера - вот яркая черта. Все вращалось вокруг него. Иван Северьяныч Флягин сделался для нас единственной точкой, на которой сосредоточилось все наше внимание. Лесков любит давать образ не идеальный, а реальный, даже чрезмерно реальный. Иван Северьяныч по своим умственным способностям человек «немного того», он не рационалист, мечтатель. Он в душе артист. Как будто несколько придурковатый и в то же время необыкновенно практичный, он в мире обычных людей своего рода уникум, способный на чувство необыкновенной силы. По своей природе Иван Северьяныч - художник. Многое понимает не сознанием, а ощущением, интуицией. Лесков- ский герой знает, то есть чувствует, что надо сделать, что сказать, ответить, он никогда не думает (кроме интеллектуального героя, каким является Туберозов). Но ведь у Лескова никогда не бывает произведения с одним героем, его герой всегда обрастает средой, или, как сейчас бы мы сказали, коллективом, который заставляет его раскрыться полностью. В «Очарованном страннике» использован именно этот прием раскрытия характера главного героя. Не то что описание его, не то что его характеристика или портрет - все это есть, но не в этом главное. Главное в том, что Иван Северьяныч Флягин поставлен в такой ряд обстоятельств, которые сами заставляют его раскрыться, в этих обстоятельствах он действует совершенно различно, своеобразно, я бы сказал - оригинально. И читатель постепенно забывает, что это повесть, что он имеет дело с литературным произведением. Его попросту увлекает одна, вторая, третья авантюра, которые выпадают на долю лесковского героя. Оттого-то многие исследователи рассматривают повесть «Очарованный странник» как авантюрно-приключенческую. Но это в своем роде единственное произведение. «Очарованный странник». Вдумайтесь в это название. О поэтике названий лесковских произведений можно говорить долго. Островский, к примеру, часто делал заголовками своих пьес поговорки. Лесков - никогда, у него иначе. Заглавие является тезисом всего произведения. Названия его вещей играют различными гранями смысла произведения. «Очарованный странник»... Это название - ключ к повести. Странничество поэтической души, бессознательно тянущейся к красоте, способной прочувствовать ее совершенство, - и человек во власти чар, околдованный. Зависимый от прелести, не владеющий собой из-за своей бесконечной впечатлительности, слабый при всей своей по-былинному богатырской силе. Как можно его обвинять?
А вот другое название - «Запечатленный ангел»... Здесь и ангел, и печать. И бесплотное идеальное начало - и бездушие, механическое кощунство государственной машины, способной продырявить шедевр и поставить на лике Архангела печать. Здесь и впечатлительность души ищущей, тяготеющей к духовному совершенству, беззащитной. Здесь и великое мастерство - умение запечатлеть идеальное.
Когда читаешь Лескова, бываешь так захвачен текстом, что невозможно себе представить, что автор не переживал того, о чем он так увлекательно пишет. Есть очень немного таких писателей, которые описывают то, что они не видели. В этом состоит сила убеждения художника: мы принимаем Кутузова таким, каким он описан у Толстого, а Ришелье - как у Дюма. В рассказе Лескова «На краю света» природа Севера описана очень точно. А ведь Лесков там не был, но он передал ощущение морозного воздуха, захватывающего дух. Это дар проникновения. Этот дар он обнаружил в «Запечатленном ангеле».
Повесть «Запечатленный ангел» (1873), одно из самых ярких и совершенных своих произведений, Лесков написал на основании тщательного изучения научных и документальных материалов, представляющих собой два пласта знаний: жизнь раскольников и искусствоведческий план - старинная русская иконопись XV-XVII веков. Лесков заготавливает материал двух планов: исторический и научно-познавательный - для цикла очерков «С людьми древлего благочестия» (1863). А потом он создает рассказ «Запечатленный ангел», где предметом художественного осмысления становится научный материал. Он этот материал перевоплощает и дает вторую жизнь произведению, которое уже есть, но которое он изменяет. И возникает впечатление, что в рассказе он пишет о той среде, которую знает. Этот мир его завораживает. Это особый мир представлений, навыков, укладов различных городов: Нижний Новгород, Москва, Поволжье, Жостово. Писателя интересует, как жизнь отразилась в искусстве: мир изографов, состав красок, манера письма, характер живописцев. Очень многие страницы посвящены именно этому миру искусства и касаются всего: от характеров иконописцев до состава левкаса. Предметом изображения становится самый материал иконописца.
Но ведь Лесков создает не искусствоведческий трактат, здесь должен быть повествовательный сюжет, интрига. Поэтому здесь художник делается дважды художником. Лесков описывает приключения в необычном мире с искусствоведческой и бытовой точек зрения. Все начинается с рассказа, но он перерастает в действие, и рассказчик исчезает.
А сейчас - небольшой исторический экскурс в область старообрядчества. Оно возникло в XVII веке в ответ на нововведения патриарха Никона. Русская жизнь была тогда очень пестрой. Когда восседал на троне Михаил, все зависело от его отца, патриарха, который вернулся из плена и исем управлял. Тяжелее пришлось его сыну - Алексею Михайловичу. Власть должна была быть единодержавной, и почва под ногами колебалась (польская интервенция, шведская война, междоусобицы), не на что было опереться. Что бы там ни говорили, опорой для власти всегда является идеология, а извечно она была в русской православной церкви. Но неустройство в церкви было огромно: под влиянием поляков проник католицизм, под влиянием шведов - лютеранство, татар - омусульманивание. Все это сплелось. Все это надо было нейтрализовать. Церковь оставалась ортодоксальной, но ее устои расшатывались. Тогда Алексей Михайлович решает создать «Кружок ревнителей благочестия», который должен был заботиться о благонравии церковной службы и неукоснительном соблюдении ее последовательности. А то ведь творилось невообразимое (и это в свое время высмеивал Курбский): шла служба, а кто-то тут же пел, другой - читал, третий - молился возле принесенной из дому иконы. Последовал запрет: своих икон в церковь не носить! Ограничили время службы, отменили одновременное пение и говорение.
Но жизнь ведь идет своим чередом - умер старый патриарх, избрали Никона, человека решительного, крутого, реформатора по натуре, которого царь, отличавшийся мягким и общительным нравом, считал своим другом. Никон сначала отказался быть патриархом. Тогда царь в Успенском соборе, перед мощами святого Филиппа, поклонился Никону в ноги, умоляя его принять патриарший сан. И тот согласился с условием, что его будут почитать как архипастыря и дадут устроить церковь. Царь, а за ним все - и духовные власти, и бояре - поклялись ему в этом. Никон тут же приказным порядком все изменил. Чтобы вернуться к византийским первоисточникам, нужно все старинные церковные книги перечесть и ошибки исправить! Это мероприятие было решительным и трагическим, с него-то все несчастья и начались. Русское духовенство очень плохо знало греческий. За три столетия переписчики наошибались, исправляющие их вносили новые искажения. Например, в Номоканоне написано: «Аллилуия, аллилуия, аллилуия, слава тебе, Боже», а в другом экземпляре «Аллилуия» повторяется лишь два раза, значит, нужно исправить. А ведь сколько святых молились по этим книгам! Они от этого стали священными и святыми. «При чем тут Византия? - сердились сторонники старины. - Она же пала под саблями турок, опоганена мусульманством, покорилась Магомету, она нас наставлять не может!» Никон был очень умным и находчивым человеком, он возражал: «А мы возьмем толмачей с Украины». Нашли специалистов в Могилевской Коллегии (Петр Могила с большим трудом создал Коллегию - поляки не дали назвать ее Академией; оттуда вышли Дмитрий Ростовский, Иннокентий), и толмачи хлынули в Россию. Святое святых - церковные книги подверглись сверкам с первоисточниками на древнегреческом и исправлениям. В глазах сторонников старого порядка это было святотатственным нарушением древнего благочестия. Никон объявляет троеперстное крещение, а старики презрительно говорят: «Табак нюхают».
Помните картину «Боярыня Морозова» Сурикова? Там на заднем плане в направлении движения ее руки стоит маленькое островерхое строеньице - это церквушка. В старой архитектуре были башни, убегающие ввысь, из дерева. Так вот, Никон запретил строить такие церкви, приказал строить пятиглавые, как в Византии, чужие. Реформа коснулась и музыки. Стали петь не по крюкам, а по нотам. Старообрядческое пение по крюкам очень немелодично для непривычного слуха. В церкви появились певчие, и происходило что-то вроде концерта. Изменилась и иконопись. Она стала более изысканной, но уже не так проникающей в душу. Уходили в прошлое старинные лики с их бесконечной грустью и тишиной. На иконе совмещаются человеческий облик и нечеловеческий: большие глаза, тонкие руки, поворот туловища, грусть в глазах, бесконечная грусть... Как изобразить Бога? В старорусской иконе потеряно все плотское и оставлено сверхчеловеческое, нет объема. А в новых изображениях нет сверхчеловеческого. Боги делались людьми, молитвы - концертами, здания - не те. Это была духовная база для разногласий, оппозиции.
Но ведь для того чтобы провести реформы, нужны колоссальные деньги. Патриарх Никон, как человек умный, из народа, представитель среднего слоя духовенства, нищих попов, отлично знал, что с бояр да купцов многого не получишь, а вот сельский поп с мужичков возьмет все что нужно. Он и обложил церковь податью. Теперь Никон как царь, у него и двор свой. Алексей Михайлович не может с ним не считаться. Но крестьяне с ним мало считались. А сельские попы говорили уже: «Никон - волк!» И произошел страшный раскол между церковью и старообрядцами. Государство, Алексей Михайлович должны были встать на сторону Никона, так как это было передовое направление. Преобразования были необходимы России.
Раскол принес разорение стране. И духовенство изнывало от налогов, и мужики. Во главе старообрядцев стоял протопоп Аввакум, исключительно интересная личность. Раздались его свирепые проповеди против патриарха Никона. «Я его лаю, Антихрист он!» - писал Аввакум. И был в конце концов сожжен вместе со своими ближайшими приверженцами в Пустозерске (там за лесом есть площадка с его именем и крестом). Люди целыми деревнями уходили в леса. В расколе участвовали бояре (Урусовы, Морозовы). Почему? А потому, что они при Никоне утратили былое политическое значение, потеря власти их оскорбила. Часть боярства, обиженная придворными интригами, утратившая свое политическое значение, хваталась за раскол, как за соломинку.
Был уничтожен Аввакум. Позже - судим и сослан Никон. Новое церковное устроение утвердилось, но старообрядчество не теряло своей жизненной силы. В XVIII веке преследования старообрядцев привели к самосожжениям: изба горит, а они стоят внутри и поют канон. Что могут сделать власти с таким пренебрежением к смерти? Петру I все это было безразлично - пусть только платят. Хочешь ходить с бородой - ходи (и у Христа была борода!), но только изволь платить за бороду.
Внутри раскола было множество сект: беспоповцы, бегуны (бегали от всякой власти), прыгуны (прыгали от чиновников, полиции - так сказать, неуловимые спортсмены), хлысты (это была страшная секта). Надо было что- то делать: сектантство - страшная вещь.
В XIX веке старообрядцев старался «приручить» киевский митрополит Платон (в миру Николай Иванович Городецкий). Он придумал: пусть старообрядцы остаются старообрядцами, но нужно ввести единоверие. Поскольку у старообрядцев не было епископа (они своих попов выбирали, и на тех, таким образом, не было благодати), Платон предложил им: «Мы вам дадим настоящих священников, они будут вести службу по вашим книгам, так, как вам нужно». Священники с охотой и интересом отнеслись к этому начинанию, но старообрядцы - ни в какую. Иной священник ждет, ждет их к службе, а потом пойдет в соседний лесок и отыщет их там, творящих молитву. Самое противное, что в это дело была вовлечена полиция. Это как раз то самое время, о котором пишет Лесков в «Запечатленном ангеле». Митрополит Платон увидел, что раскольников так просто не убедишь, что они устраивают диспуты, и там их, начетчиков, не побьешь.
Эти споры были и в наше время. Как-то лет 50 назад в летнюю ночь перед праздником Владимирской иконы Божией Матери я видел, как сходились раскольники и православные у озера Светлояр Нижегородской области. Одни шли в черном, другие - в белом. И те и другие несли в руке по полену. Признаться, это меня озадачило. Люди в белом с поленьями и в черном с поленьями располагались отдельными группами. Каждый пел свой псалом. Когда стемнело, каждый прикрепил к своему полену зажженную свечу и пустил по воде. Озеро в ложбине, ветра нет. Какая это была красота! Поленья почему-то сомкнулись в круг, и посреди озера образовалось два светящихся кольца от горящих свечей - реальное и отраженное, не менее яркое. И тут они запели... Кольцо из свечек и крюковое пение - страх и восторг!
По преданию, в озере Светлояр утонул город Китеж, и благочестивый человек, если обойдет вокруг озера, увидит тот город.
В старообрядческой среде складывался ранний русский капитализм. Так как старообрядцы были люди гонимые, им надо быть обеспеченными деньгами. Их среда - это тот мир, где каждый друг за друга заступится. Такая сплоченность и помогла им выжить и в XVII, и в XVIII, и в XIX веках. Оттуда - Мамонтовы, Алексеевы (Станиславский), Щукины, Морозовы. Наши меценаты - из старообрядческой среды (Бахрушин из кожевников, Морозов из мануфактурщиков). Среда эта была исключительно здоровой, талантливой, работящей, крепкой своей взаимовыручкой и сплоченностью, богатой. Они работали на совесть, не изменяя своей вере, живя идеально чистой семейной жизнью. (Пока жена жива - не смеешь жениться вторично, иначе тебя задавят, экономически задавят.) Старообрядец не мог пить водки, иначе его просто выбросят из среды, сочтут ничтожеством. Он не курит (тяжело быть старообрядцем!). Строили себе в стороне, подальше от властей, дом, вокруг деревья, река, в глубине дома - облюбованная комната, в которой разложены иконы (с ними они никогда не расстаются). И живут и трудятся с молитвой. Старообрядчество - это, в сущности, сильный экономический союз с поддержкой религии. У мастеров - золотые руки, у главарей к тому же ясные головы, так они и соединялись в артели, профессиональный и экономический союз, освященный единой верой. Необоримые люди! Но было у них одно уязвимое место...
Это уязвимое место было и в той артели каменщиков (мостостроителей), о которой повествует Лесков в «Запечатленном ангеле». Артельщики - люди умелые, но в некоторых вещах беспомощные. Они нуждались в посреднике между собой и властями, в организаторе, который бы вел всю их документацию, и провизией бы обеспечивал, и по почте деньги семьям бы переводил. Есть такой персонаж и у Лескова. Пимен, конечно, прохвост, «пустота», но без него никак невозможно. По виду он благообразен, нравится городским властям, умеет найти к ним лазейку, но по сути - болтлив некстати, и приврет, и не слишком честен. Лесков умеет таких изображать, видел их, когда служил у А.Я. Шкотта.
Артель каменщиков возводила восемь быков на Днепре, и старообрядцы-артельщики жили привычной им жизнью, очень довольные своим местопребыванием. Там тополя были островерхие, и очаровали они их своей схожестью с рисунками на полях их молитвенных книг. И довольны они были тем, как спорилась работа, а главное, тем, как славно смотрелись их любимые иконы в потайной комнатке - « Пресвятая владычица в саду молится» и «Ангел-хранитель», строгановской работы. Мир, тишина, чистота, все украшено белыми полотенцами - такая благодать, что уходить не хочется. И тут случилось несчастье: икона ангела упала с аналоя. Как она упала - неизвестно, только с этого-то все и началось.
Лесков говорил, что он не писатель, а секретарь жизни, передающий, записывающий факты. В городе евреи торгуют контрабандой, чиновники едут на ревизию. Глава ревизии поехал, действительно всех накрыл. За взятку отдал печать, чтобы евреи опечатали свои лавки. Торговцы контрабанду вынесли, переждали день-другой и требуют с него денег, а не то грозят подать в суд за срыв коммерции. За деньгами кинулись к староверам, а тем неоткуда их брать. Тут все и заварилось. Жена ревизора наслала на староверов жандармов, те приехали и увезли иконы, запечатав их сургучом, и икону ангела тоже: «пресветлый лик этот божественный был красен и запечатлен, а из-под печати олифа, которая под огневою смолой самую малость сверху растаяла, струила вниз двумя потеками, как кровь, в слезе растворенная...». Тогда артельщики решают подменить иконы. А для этого нужно найти мастера, изографа, который напишет новую икону.
Дальше в повести начинается новая история. У Лескова очень часто в одной вещи - несколько рассказов. Рассказ для Лескова - главный жанр, и он им почти бравирует: рассказ в рассказе; рассказ, претендующий на историю; рассказ, носящий характер любовного приключения, трагедии. Иногда Лескову бывает трудно, он не может остановиться: «Житие одной бабы» пишет так, как писали современники - Левитов, Успенский, Решетников. Но те писали локальные рассказы, а у Лескова - много страниц, соединенных легкими мостиками, которые почти не различишь. Исследователи сравнивали его рассказы со сказками «Тысячи и одной ночи».
Новый поворот сюжета: рассказчик Марк и отрок Левонтий отправляются на поиски изографа. По пути старообрядцы встречаются с пустынником Памвой. Он еретик, то есть новой веры, у него не может быть никакой истины, но мнению рассказчика. Но «Левонтий хочет узреть, какова благодать господствующей церкви». Памва не речист. Па все отвечает: «Слава Богу». Происходит немой диалог: Левонтий и Памва что-то говорят друг другу без слов. Марк понимает, что Памва и в аду утихомирит чертей: «сам просится в ад, на все отвечает смирением, он и демонов всех к Ногу обратит, недаром я его опасался». «Неодолимый сей человек». Человек лишен всякой злобы, словно и не человек. И Памва посеял сомнение в душе странника Марка: «Значит, сильна церковь, если такая вера».
Повесть «Запечатленный ангел» всех восхитила, пока не был напечатан финал. Финал неожиданный и почти неправдоподобный: разоблачение чуда неубедительно. Англичанка наклеила бумажку, а она отлетела. У Лескова все на грани случайности. Он показывает, что чудеса - это только случайности, совпадения, смешные и в то же время трагичные. Писателю чудеса не удаются: он человек приземленный, несмотря на поэтичность его произведений. Мера вымысла и мера фантазии не выходят у него за рамки действительности. Сам писатель признавался, что ему пришлось переделать конец. Эта одна из тех вещей, в которой Лесков не смог или не захотел дать разрешение конфликта.
Исследователь хочет видеть в изучаемом произведении шедевр. Лесков, может быть, боялся этого шедевра. Прозаизмы - одна из лучших сторон его творчества. В «Запечатленном ангеле» прозаизм на прозаизме.
В этой повести одна идея - найти истину. Через что? Через изображение ангела. «Над нами смеются, что будто нас англичанка на бумажке под церковь подсунула. Но мы против таковых доводов не спорим: всяк как верит, так и да судит, а для нас все равно, какими путями Господь человека взыщет и из какого сосуда напоит, лишь бы взыскал и жажду единодушия его с отечеством утолил».
«Левша»
В «Левше» (1882) поражает юмор, сосредоточен он в основном в языке. Рассказчик начинает так: «Когда император Александр Павлович окончил венский совет, то он захотел по Европе проездиться и в разных государствах чудес посмотреть. Объездил он все страны и везде через свою ласковость всегда имел самые междоусобные разговоры со всякими людьми, и все его чем-нибудь удивляли и на свою сторону преклонять хотели, но при нем был донской казак Платов, который этого склонения не любил и, скучая по своему хозяйству, все государя домой манил». Едва ли так, именно этими словами, мог заговорить рассказчик. Это говорит автор.
В этой маленькой повестушке, в этом «сказе» Лесков в юмористической форме повторил все те идеи, которые он постоянно развивал в лучших своих произведениях, ему предшествующих. Однако это произведение не напоминает ни одно из предыдущих, и совсем не потому, что он одел его в новый «костюм» сказа. На самом деле «Левша» - имитация сказа, а не сказ. Ни в каком сказе вы не встретите «твердоземного моря», «Аболона полве- дерского», «двухсестной кареты» - это все словечки, выдуманные автором, тот словесный аксессуар, которым Лесков украсил свою повесть. Это такой многоплановый художник, который умеет одну и ту же проблему поворачивать в разные стороны, рассматривать одно и то же с разных точек зрения и создавать каждый раз оригинальные, новые образы.
В «Левше» разворачивается повествование с огромным историческим фоном: Петербург, Тула, Лондон. Александр I, Николай Палкин, казак Платов (чем-то это напоминает историю градоначальников Салтыкова-Щед- рина), англичане, тульские умельцы, английский шкипер, граф Чернышев и так далее. Оно ведется так, что создается иллюзия реальной, возникающей на глазах и развивающейся жизни. Здесь типичная лесковская панорама: быт, история, этнография. И характер человека.
Психология русского человека дана в нескольких ракурсах. Это и западник Александр I, «республиканец на троне». Это характер русского европейца. Это и Николай Палкин - тоже русский европеец, но жестокий, не подверженный либеральным идеям (он скупо представлен Лесковым). Казак Платов (этот тяготеет к славянофилам). Платов не понимает, зачем по Европам ездить, ежели «донцы-молодцы дванадесять язык прогнали», а государь просит Платова: «Пожалуйста, не порть мне политики».
Национальный же герой для Лескова - Левша. Он не только умелец, но и умница, и патриот, и честнейший человек. Он не прельщается английской приманкой: «Мне, - говорит, - с англичанкою, хоть и повенчавшись к законе, жить конфузно будет», «зачем напрасно девушек морочить». Мастер не собирается оставаться в Англии, «идея эмиграции» для него исключена, на предложение англичан остаться (все условия создадут - только работай!) отвечает отказом.
Герой безмерно талантлив. Но рядом с этой гениальной Россией писатель нарисовал такую безнадежность, такую мрачную картину русской жизни, какую никто из русских писателей не рисовал. Ни Салтыков, ни Достоевский - никто. Да, солнечная, чарующая Россия, которую он изобразил в «Соборянах», (не расставайтесь со сказкой) навсегда от него ушла. Теперь у него все другое. Вот один эпизод - страшное изображение, как Левшу везут на извозчике из одной больницы в другую, как его сбрасывают с пролетки, тащат за ноги, и он головой стукается о ступени, сдают в простонародную Обухвинскую больницу, «где неведомого сословия всех умирать принимают» (раз у него нет «тугамента», в другие больницы его не брали). Когда приехали, он еле говорил. А того английского шкипера, которого никто перепить не сумел, приняли по-божески: вымыли, вытерли, побрили, дали гуттаперчевую пилюлю, и он жив-здоров, в почете и уважении, справляется о своем русском камраде. Чужеземный шкипер на нашей земле себя превосходно чувствует, до самого Скобелева Михаила Дмитриевича, не знавшего ни одного поражения дошел, потребовал, чтоб тот заступился за Левшу, и Скобелев делает что может. Посылает к Левше врача, а Левша только и успел что перед смертью последнее слово, к государю обращенное, высказать: «...у англичан ружья кирпичом не чистят; пусть чтобы и у нас не чистили, а то, храни Бог войны, они стрелять не годятся». Врач тут же к графу Чернышеву, чтоб тот государю доложил, а Чернышев его прогнал. Что такое врач в Российской империи? Клистирная трубка, которая должна знать свое место! Этот граф Чернышев одно время был адъютантом Наполеона. Александр и Наполеон решили обменяться адъютантами - такой красивый жест братьев-императоров. Чернышев, хоть и был адъютантом Наполеона, но собирал военные сведения посредством подкупа, а использованные бумажки под ковер клал. Когда дело было сделано, он затосковал по России, так затосковал, что взял и уехал из Парижа в Петербург. Наполеон был поражен, что его «брат Александр» приставил к нему адъютанта-шпиона! Впрочем, и наполеоновский адъютант занимался тем же при русском царе. Россия и Европа - вот вопрос, который во все времена стоял перед русским человеком.
Но вернемся к нашему необразованному гению - все претерпевшему и испытавшему русскому человеку. Идея «Левши» ясна: Россия - та страна, с которой ничего нельзя сделать, она начинена талантами, себя не сознающими. Они растут не в академиях, не в университетах - нет! Это та земляная Россия, которая, как ключевая вода, как россыпь золота, прет из почвы. Только не трогайте их, дайте им жить
по-своему, и все станет на свои места.
* * *
Лесков - сугубо национальный писатель. Он удобен для изучения русского быта, русской жизни, русского характера.
Лесков составил каталог национального характера. Тогда как у других писателей герои разных произведений, в сущности, являются вариациями одного психологического типа. У Толстого во всех романах встречается Нехлюдов. У Достоевского - человек из подполья. У Гончарова - везде Обломов (Райский). У Тургенева - несчастный герой, русский интеллигент, мямля, растяпа, ничего не умеющий, нерешительный.
Идеал Лескова - свободный человек, и в этом смысле он писатель 60-х годов. Лесков любит давать образ не идеальный, а реальный, даже чрезмерно реальный. Особенность лесковского героя в том, что он показан таким, какой он есть. Лесков не заставляет его каяться, проходить испытания. Писатель далек от поучений, морализаторства. Он по-настоящему крепко и истово верил в русского человека и при этом не идеализировал его. Глупость, воровство - все это при нем, он даже щеголяет этим.
Но зато он во всем виртуоз - каменщик, изограф... Он безгранично талантлив. Моцартовское начало живет в русском человеке очень сильно, и это дает Лескову надежду, что нация имеет особую мессианскую роль, позволяет верить в будущее России. Лесков никогда не был славянофилом, не верил, что свет придет с Востока, не разделял идей старообрядцев, но их чувство красоты, поэтичность, гармоничность, нравственная крепость, мастерови- тость убеждали его в природной неодолимости русских людей. Он верил в Ивана - Ивана-дурака, Ивана-царевича, который не слезал с печи, с царем говорил, жар-птицу за хвост поймал, все преодолел и царство возглавил. Лесков верил в его талант. И здесь он спорит с Гончаровым, который изобразил русского человека как творца, ничего не сотворившего (Обломов).
Тема русского национального характера замечательно раскрыта в «Очарованном страннике», «Левше» и других рассказах. Иван Северьяныч, Левша - типичные герои. Левша - русский гений, необразованный, у него нет никаких понятий о науке. Вся его сила - в руках, умении, искусстве. Этот характер художника - русский национальный характер, с точки зрения Лескова. Артистизм натуры русского гения в том и заключается, что это не Леонардо, который, как анатом, может по линейке измерять пропорции. Этот ничего не может - только собственными перстами. Это схвачено очень верно, характерно.
Но у Лескова всегда слышен вопрос Гоголя: «Русь, куда ж несешься ты?» У него везде - горькая мысль о том, что страна рождает гениев, но не может пережить, применить этой гениальности. Иван Северьяныч - артист в душе. Но жизнь его - это задворки, конюшни, дьявол на гулянке. Чего достиг Левша? Что было итогом его жизни? А вот чисто русский спор - кто кого перепьет. В этом - трагический парадокс русской жизни.
Эти рассказы входят в цикл рассказов о праведниках. Новая грань национального характера. «И пошел я искать праведных», - пишет Лесков. «Без трех праведных несть граду стояния». Луч света еще есть. Лесков еще в этом не разочаровался.
Праведник - исключение. Для него святость - это норма поведения. Он светоч миру, сосредоточивший в себе все лучшее своего времени, ориентир для всех. Это вневременное явление, это люди будущего, пример для воспитания души, духа. Праведник выпадает из понятия повседневной жизни. Это человек, избравший крестный путь. Лесковские же герои, наоборот, живут в «гуще мира». Вы помните, как у Пушкина? «Но строк печальных не смываю»: поэт не отказывается от «черненького» в своей жизни. То же мы видим у Лескова. Его праведники - обычные люди. Как говорит его герой, Зенон из легенды «Гора», «я вовсе не свят и даже наоборот, я очень грешен». Но эта обычность делает их необычными и оригинальными.
Праведник имеет власть не над другими, а над собой. Лесковские праведники - это люди долга. Но нет специальности «праведник». У Лескова он тоже человек. Это люди, предпочитающие деятельное добро. Писатель их ищет в разных сословиях: Шерамур - разночинец, Туберозов - протопоп, Павлин - швейцар, Постников - солдат, Рогожин - дворянин, Протозанова - княгиня. Свой долг Протозанова видит в том, чтобы «себя поочистить, умы просвятить знанием, а сердца смягчить милосердием». В отличие от героев Достоевского, которые занимаются теоретизированием по вопросам веры и безверия, мировоззрения, лесковские герои - практические праведники.
Лесков подошел к русской жизни с такой стороны, с какой до него никто не подходил. Он нарисовал человеческие характеры различных сословий и социальных групп: от боярской знати до низшей братии. Все эти русские люди, так живописно представленные Лесковым, по существу, всеобъемлющий уникальный словарь русского языка. Его произведения дают материал для исторических очерков, художественных этюдов, армейских обзоров, истории русского духовного сословия от дьячков до архиереев. Это, очевидно, и придает его произведениям такой запас прочности.
Лескова я считаю наиболее русским писателем в том смысле, что у него все построено на слове. Все сословия, герои говорят своим языком, шероховатым, грубым, неряшливым. Лесков виртуозно владеет словом. Может, поэтому современники настороженно относились к нему. Его не столько интересует сюжет, образ, герой, сколько звучание слова. Трудный он писатель, трудный для понимания. У него никогда не знаешь, что хорошо, а что плохо. Лесков - человек мысли, глубокой и постоянно скрытой. Между ним и читателем всегда стоит стена. И Толстой, и Достоевский проще. И в смысле языка они проще. У них все работает на психологии героя, а у Лескова все работает на психологии слова. Гончаров, Толстой, Достоевский пишут мыслями, у них везде - идеи, идея делается господствующей. У Лескова идея спрятана за словами, у него все в слове. Критики называли его манеру «шутовством» . Но через слово у него раскрывается суть. Лесков - писатель слова. «Горьким словом моим посмеюся». Его сила в языке.
[1] И.В. Столярова - специалист по истории русской литературы XIX в., лесковед, автор книги «В поисках идеала».
[2] Веселовский А.Н. «В.А. Жуковский. Поэзия чувства и "сердечного воображения"» М.: INTRADA, 1999.
Ч1сх. 20, 13-15.
Комментарии к книге «Творчество Н.С. Лескова 60-80-х годов XIX века», Николай Иванович Либан
Всего 0 комментариев