«Категориальные семантические черты образа homo sapiens в русской языковой картине мира»

Категориальные семантические черты образа homo sapiens в русской языковой картине мира (fb2) - Категориальные семантические черты образа homo sapiens в русской языковой картине мира 269K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Лариса Борисовна Никитина

Лариса Борисовна Никитина Категориальные семантические черты образа homo sapiens в русской языковой картине мира

Введение

Одной из актуальных задач современной отечественной лингвоантропологии является изучение образа человека в языке. Активная разработка этой проблемы ознаменовалась появлением ряда исследований, в которых осуществляется системное и комплексное описание языкового образа человека как центрального фрагмента языковой картины мира (ЯКМ) (работы Ю.Д.Апресяна, Н.Д.Арутюновой, Т.В.Булыгиной, А.Д.Шмелева, В.В.Колесова, В.Н.Телия, Е.В.Урысон, М.В.Пименовой и др.).

Было бы неверным считать, что о языковом образе человека лингвисты «заговорили» сравнительно недавно. Многие идеи, пропагандируемые современной лингвоантропологией, уходят своими корнями в лингвистические научные парадигмы, предшествовавшие современной – антропоцентрической. Так, еще в 19 веке, когда лингвистика развивалась в русле сравнительно-исторической парадигмы, И.Гердером (работа «Исследование о происхождении языка») была высказана идея историзма в языкознании, согласно которой возникновение и развитие языка определяется естественными законами развития и совершенствования общества (см.: Гердер, 1959). Иными словами, в качестве необходимого условия изменений языка назывался человеческий фактор.

На идеи И.Гердера о природе и происхождении языка, о взаимосвязи языка, мышления и «духа народа» опирается лингвистическая концепция В. фон Гумбольдта, выдвинувшего идею о том, что язык должен изучаться в тесной связи с сознанием и мышлением человека, его культурой и духовной жизнью (см.: Гумбольдт, 1985). Язык, по Гумбольдту, живая и главнейшая деятельность человеческого духа, единая энергия народа, исходящая из глубин человеческого существа и пронизывающая собой все его бытие.

Представители возникшего под влиянием философии языка Гумбольдта психологического направления осмысляли человеческий фактор в языке со стороны психологии говорящих, а младограмматики отмечали, что языкознание принадлежит к кругу культуроведческих наук, базой для которых является психология индивида.

Системно-структурная парадигма в языкознании, сосредоточившая свое внимание на статических аспектах и синхронном срезе языка, сохранила ориентацию на психологические принципы его анализа. Так, предложенные в трудах А.М.Пешковского и Л.В.Щербы экспериментальные методы способствовали эффективности исследования не только системы языка, но и речевой деятельности. Изучение процессов речеобразования, восприятия и формирования речи в их соотнесенности с системой языка стало целью возникшей в начале 50-х гг. XX века специальной науки – психолингвистики, которая рассматривает язык в неразрывной связи с говорящим человеком, учитывает социальные факторы в формировании и функционировании языка.

Идея антропоцентричности языка, зародившаяся в недрах сравнительно-исторической и системно-структурной парадигм, постепенно приобрела четкие очертания и в современной лингвистике стала ключевой. Язык, который, по словам И.А.Бодуэна де Куртенэ, «существует только в индивидуальных мозгах, только в душах, только в психике индивидов или особей, составляющих данное языковое общество», стал изучаться не просто как система, но как многомерное явление, в котором решающая роль принадлежит человеку, ибо «язык создан по мерке человека, и этот масштаб запечатлен в самой организации языка» (Бенвенист, 1974, с. 15).

Разворот лингвистической проблематики в сторону человека, его роли в становлении, развитии, преобразовании языка, подготовленный всей историей языкознания, осуществлялся параллельно со стремительным развитием в XX веке аксиологии, биологии, генетики, психологии, экологии, истории, культурологии и других наук, в которых человек выступает как объект изучения. Современное языкознание, обращенное в разных своих направлениях к проблеме человека, движется по пути, который является общим для целого ряда человековедческих наук, как гуманитарных, так и естественных, которые призваны ответить на вопрос «Что есть человек?». Известный философ М.Бубер отмечает, что приблизиться к ответу на этот вопрос можно лишь при условии изучения проблемы человека средствами всех имеющихся наук (Бубер, 1992).

Лингвистика XX века демонстрирует тесную связь с философией. Н.А.Бердяев отмечал: если такие антропологические науки, как биология, социология, психология, заняты по преимуществу изучением человека как одного из объектов в мире объектов и, следовательно, исследуют те или иные стороны человека, то философия и лингвистика подходят к человеку и с позиций его субъективного начала, внутреннего существования (Бердяев, 1994, с.22). О том, что язык и языковая деятельность – это явления внутреннего, индивидуально-психологического порядка, и в этом смысле языкознание занимается «внутренним человеком», говорили в свое время А.А.Потебня, Д.Н.Овсянико-Куликовский, И.А.Бодуэн де Куртенэ, А.А.Шахматов, Ф. де Соссюр и другие известные лингвисты.

Человек, согласно современным философским и лингвистическим концепциям, познает мир, выделив себя из этого мира, противопоставляя свое Я всему, что его окружает, что есть не-Я. Будучи мыслящим и наделенным даром речи существом, он не может не признавать существование окружающего мира и не отражать этот мир посредством языка. Человек, таким образом, с одной стороны, использует язык как орудие познания мира, самого себя и себе подобных, с другой – отражает в языке окружающую действительность, свое и чужое Я. Следовательно, изучение языка – это изучение, с одной стороны, его «орудийных», с другой – отражательных возможностей. Человек в данном случае оказывается первопричиной всему: он есть носитель языка, следовательно, его творец и преобразователь, и одновременно он есть отраженная в языке сущность.

Таким образом, роль лингвистики в решении проблемы человека неоспорима: предмет ее изучения (язык), как отмечал Э.Бенвенист, заключен в самой природе человека: «В мире существует только человек с языком, человек, говорящий с другим человеком, и язык, таким образом, необходимо принадлежит самому определению человека… Именно в языке и благодаря языку человек конструируется как субъект, ибо только язык придает реальность, свою реальность, которая есть свойство быть…» (Бенвенист, 1974,с. 293).

В.И.Постовалова, характеризуя антропологическую парадигму изучения языка, выделяет несколько возможных решений вопроса о том, как можно учитывать человеческий фактор в языке и развертывать науку о языке на антропологических основаниях. При первом решении, которое, по мнению исследователя, можно рассматривать лишь как подступ к антропологической парадигме, человек в теорию не вводится, но сам язык при этом гипостазируется, одушевляется, мифологизируется, наделяется чертами человека (см. об этом: Караулов, 1986, с. 43).

При втором решении предлагается рассматривать язык не «в самом себе», как в первом случае, а как «часть человека» (см. об этом: Альбрехт, 1977, с. 80–81).

При третьем решении предметом изучения в науке о языке («гуманистической лингвистике») считается человек, изучаемый в аспекте владения языком.

При четвертом решении язык интерпретируется как конструктивное свойство человека, а человек определяется как человек именно через посредство языка (Постовалова, 1999, с. 29). Последнее из названных решений восходит к лингвофилософской концепции языка В. фон Гумбольдта, который считал, что изучение языка «не заключает в себе конечной цели, а вместе со всеми прочими областями служит высшей и общей цели совместных устремлений человеческого духа, цели познания человечеством самого себя и своего отношения ко всему видимому и скрытому вокруг себя» (Гумбольдт, 1985, с. 383).

Гумбольдтовский антропологический подход к языку реализуется в тесно связанных между собой современных направлениях лингвоантропологии, сами наименования которых подчеркивают установку на интегративность: этнолингвистическом, социолингвистическом, лингвокультурологическом, лингвопсихологическом, лингвострановедческом, лингвогносеологическом (когнитологическом).

Соответствующие лингвистические дисциплины, изучающие язык в человеке и человека в языке (этнолингвистика, социолингвистика, лингвокультурология, психолингвистика, лингвострановедение, когнитивная лингвистика) и своим появлением, и содержанием своих исследований доказывают, что изучение человеческого фактора в языке в рамках традиционной лингвистики не может дать полной картины человека, его внутреннего мира, менталитета, отношений с окружающей действительностью, в то время как все перечисленное является крайне важным для понимания феномена человека в его языковых ипостасях. Иными словами, разные направления антропологической лингвистики призваны расширить рамки традиционного подхода к фактам языка и вписать их в неязыковой (исторический, национально-культурный) контекст. Так, лингвокультурология, возникшая на основе идеи о том, что язык теснейшим образом связан с культурой (он прорастает в нее, развивается в ней и выражает ее), имеет предметом своего изучения язык и культуру в их взаимодействии (работы Н.Д.Арутюновой, В.В.Воробьева, В.А.Масловой, Ю.С.Степанова, В.Н.Телия, В.Шаклеина и др.). С лингвокультурологией тесно связаны этнолингвистика и социолингвистика. Первая уходит своими корнями в учение В. фон Гумбольдта, Э.Сепира, Б.Уорфа, А.А.Шахматова, А.А.Потебни и др. и сосредоточивает внимание на изучении связей языка с культурой, народными, обычаями, социальной структурой общества и нации в целом (работы Н.И.Толстого, В.В.Иванова, В.Н.Топорова, Т.В.Цивьян и др.); вторая, изучая взаимоотношения между языком и обществом, обращается к изучению языка разных социальных и возрастных групп (работы Н.Б.Мечковской, Е.Н.Гуц и др.). Одно из направлений этнолингвистики – этнопсихолингвистика – исследует язык как инструмент ментального упорядочивания мира и средство отражения этнического мировосприятия (работы Ю.А.Сорокина, Н.В.Уфимцевой, А.Н.Крюкова и др.).

В антропоцентрическую парадигму вписывается когнитивная лингвистика – направление, в центре внимания которого находится язык как когнитивный механизм. В сферу интересов когнитивной лингвистики входят ментальные основы понимания и продуцирования речи с точки зрения того, как структуры языкового знания представляются (репрезентируются) и участвуют в переработке информации (Ч.Филлмор, У.Чейф, Дж. Лакофф, М.Джонсон). В отечественной лингвистике когнитивно-антропологическое направление представлено трудами Ю.Д.Апресяна, Е.С.Кубряковой, Е.В.Рахилиной, А.Н.Баранова, Д.О.Добровольского, В.З.Демьянкова и др.

Все лингвистические направления, возникшие в XX веке под влиянием идей антропоцентризма языка, объединяет общее положение, согласно которому язык должен изучаться «по мерке человека». «Мерка человека» стала отчетливо прослеживаться и в тех современных лингвистических исследованиях, которые выполняются в русле традиционной – системно-структурной – парадигмы (работы Г.А.Волохиной, З.Д.Поповой, В.Г.Гака, Г.А.Золотовой и мн. др.).

«Язык насквозь антропоцентричен, – пишет Н.Д.Арутюнова. – Присутствие человека дает о себе знать на всем пространстве языка, но более всего оно сказывается в лексике и синтаксисе – семантике слов, структуре предложения и организации дискурса» (Арутюнова, 1999, с. 3). Не случайно в связи с этим антропологическая проблематика весьма активно и продуктивно разрабатывается в первую очередь в лексико-семантических, семантико-синтаксических, семантико-прагматических исследованиях. Так, семасиологи ставят в центр внимания значения слов и словосочетаний, которые использует человек для называния, номинации предметов и явлений действительности, в том числе и самого человека (Ю.Д.Апресян, Н.А.Лукьянова, Е.Ф.Петрищева, Е.М.Вольф, Б.А.Успенский, В.Н.Телия и др.); грамматисты исследуют грамматический строй языка в системе его функций, в его функционировании при взаимодействии с элементами окружающей среды, в том числе с человеком (А.В.Бондарко, И.И.Ковтунова, Н.Д.Арутюнова, Т.В.Булыгина, Н.Ю.Шведова, А.П.Сковородников и др.); жанроведы изучают речевую деятельность человека, его речевое поведение, закономерности использования языка и его проявления в разных ситуациях общения (А.Вежбицкая, Т.В.Шмелева, О.С.Иссерс и др.). Содержание антропологических исследований показывает, что их авторы активно привлекают данные других наук о человеке, подкрепляя ими свои наблюдения и выводы.

На прошедшей в конце XX века Международной конференции «Лингвистика на исходе XX века: итоги и перспективы» (Москва, 1995) ученые, подводя предварительные итоги пройденного лингвистической наукой в прошлом столетии пути, отмечали, что антропоцентрическая парадигма языкознания ознаменовалась особым вниманием к семантическим и прагматическим аспектам языка: стремительным развитием лексической семантики, семантического синтаксиса, прагматики; в то же время участники конференции подчеркивали перспективность проблемы лингвистической интерпретации человека, подразумевающей глубокое комплексное изучение биологических, психологических и социальных оснований языка как одного из важнейших признаков человека, актуальность вопроса о сущности, с одной стороны, самого языка, с другой – лингвоцентрического характера понимания человеком окружающего мира (см.: Дуличенко, 1995, с. 163).

В настоящее время продолжается формирование научных направлений и школ, объединенных общей идеей «роли человеческого фактора в языке», которые, отличаясь исследовательскими приоритетами, выдвигают свои подходы к проблеме «человек и язык». Автор данного исследования является представителем омской лингвоантропологической школы, которая начала формироваться в конце 80-х годов прошлого века и сегодня представляет собой сообщество ученых, объединенных изучением языкового образа человека в различных его ипостасях: творца языка и языковой личности, главного концептуализирующего и причинного фактора в существовании и эволюции языка, субъекта и объекта запечатленных в языке знаний, мнений, оценок, создателя и носителя традиционной национально окрашенной культуры речевой коммуникации, индивидуальных словеснохудожественных миров и соответствующих текстов и стилей (работы Г.А.Бобровой, Л.О.Бутаковой, Е.В.Гейко, Е.Н.Гуц, И.Г.Дьячковой, В.П.Завальникова, О.С.Иссерс, О.В.Коротун, Г.А.Кривозубовой, Н.А.Кузьминой, М.П. Одинцовой, Н.В.Орловой, Н.А.Седовой, Н.Д.Федяевой, А.А.Юнаковской и др.). Обзор лингвоантропологических исследований омских русистов осуществлен М.П.Одинцовой (Одинцова, 2002).

Надо признать, что в настоящее время границы лингвоантропологии строго и четко не определены. Они обозначаются такими нетерминологическими определениями, как человеческий фактор в языке (Б.А.Серебренников и др.), человек в языке (Э.Бенвенист), человек и его язык (Р.А.Будагов), язык и мир человека (Н.Д.Арутюнова), мир человека в языке (В.В.Колесов), язык – человек – картина мира (М.П.Одинцова). Современная лингвоантропология представляет собой своего рода гипернаправление, объемлющее все дисциплины языковедческого цикла с человеком в центре (лингвокультурологию, психолингвистику, когнитивную лингвистику, социолингвистику, этнолингвистику, этнопсихолингвистику, этногерменевтику, психопоэтику); ее предметная область нестрого очерчивается и обозначается выражением «семантическое пространство человека в языке», в которое включается и прагматика в силу ее семантизованности (ср. триаду Ч.Морриса: структура – семантика – прагматика) (Одинцова, 2002, с. 5). Безусловно, проблему соотношения человека и языка, человека и культуры, языка и мышления можно продуктивно решать в рамках какого-то одного направления, но, как показывают современные лингвоантропологические исследования (в том числе и омских лингвистов), весьма эффективным является интеграция разных направлений лингвоантропологии (работы В.П.Завальникова, О.В.Коротун, Л.Б.Никитиной, Н.А.Седовой и др.). Широкий подход к предмету лингвоантропологии предполагает также привлечение знаний о человеке, добытых другими (нелингвистическими) науками: философией, культурологией, литературоведением, психологией, этнологией, эстетикой и т. д.

Таким образом, глобальным предметом современной лингвоантропологии является образ человека в языке в различных его ипостасях, воплощениях, проявлениях, ролях. Этот образ осознается исследователями как основной фрагмент целостной ЯКМ и являет собой «концентрированное воплощение сути тех представлений человека о человеке, которые объективированы всей системой семантических единиц, структур и правил того или иного языка» (Одинцова, 2000, с. 8).

Цель нашего исследования – описать категориальные семантические черты языкового образа homo sapiens в русской ЯКМ. Выявление этих черт осуществлено в результате комплексного подхода к высказываниям об интеллектуальных действиях, качествах, состояниях человека, который предполагает их лексико-семантический, семантико-синтаксический, коммуникативно-прагматический анализ с привлечением данных, предоставляемых широким нелингвистическим (историческим, национально-культурным) контекстом.

Обращение к исследованию в русском языке образа человека разумного обусловлено тем, что интеллект является основополагающей стороной человека; он присутствует во всех человеческих проявлениях, предопределяет их и тем самым выступает главной ценностью в картине мира человека.

Образ-концепт «человек разумный» рассматривается нами в семантико-прагматическом и культурологическом аспекте. Мы исходим из того, что представления о homo sapiens, семантически объективированные в языке, исторически, национально, культурно детерминированы, поэтому в языковом образе homo sapiens не могли не отразиться в первую очередь те семантические черты, которые обусловлены экстралингвистически: исторически сложившимися традициями, стереотипами, ценностными приоритетами, характерными для национально-культурного сообщества. Культурологический подход к описанию образа homo sapiens в русской ЯКМ обусловливает обращение к тем единицам языка, которые являются для русского национально-культурного сообщества традиционными средствами характеристики человека разумного. Такими средствами являются слова и словосочетания, связанные с понятием «homo sapiens», фразеологизмы, пословицы, поговорки.

Семантические черты языкового образа homo sapiens мы определяем как категориальные. Естественный язык является основной формой, в которой отражены знания человека о мире, и в то же время он есть главный инструмент, с помощью которого человек познает окружающий мир, то есть означивает, обобщает, упорядочивает поступающую извне информацию.

Главным способом придать этой информации упорядоченный характер, систематизировать, рассортировать воспринятое является мыслительный процесс, который совершается человеком постоянно и незаметно для него самого. Этот процесс, активно изучающийся такими направлениями современной лингвоантропологии, как когнитивная лингвистика и психолингвистика (Р.Дженкендорф, А.В.Кравченко, Е.С.Кубрякова, Р.И.Павиленис, И.А.Стернин, Р.М.Фрумкина и др.), принято называть категоризацией.

Категоризация позволяет свести бесконечное многообразие явлений к определенной классификации, к определенным пропорциям, то есть сама суть категоризации состоит в членении мира на дискретные сущности и группы таких сущностей (см.:Кравченко, 1996). Категоризация позволяет определить объект через его отнесение к более общей категории. Отнесение объекта и именующего его слова к более общей категории есть по сути отнесение его смысла, концепта, к более общей категории концептов. Семантические отношения между словами, таким образом, могут отражать их принадлежность к одной и той же категории (Фрумкина, 2001, с. 62). Например, слова разум, сознание, душа принадлежат категории, именуемой человек.

Категоризация может осуществляться по разным направлениям, в зависимости от того, под какую рубрику опыта подводится явление, объект, процесс и т. п. (см.: Кубрякова и др., 1996, с. 42). Результатами такой классификационной деятельности являются, в частности, выявление в окружающем человека мире значимых и значащих сущностей (семиотизация), оценивание человека другим человеком (аксиология), формирование базового, устойчивого культурнонационального представления о предмете или ситуации (стереотипизация) (Е.С.Кубрякова, А.В.Кравченко, Ю.С.Степанов, Ю.А.Сорокин, В.Дорошевский, В.В.Красных).

Языковая категоризация, таким образом, один из семантических законов языка; языковой образ человека имеет в своих разнообразных репрезентациях категориальный статус, что принимается лингвистами в качестве исходного принципа анализа языкового материала как на уровне системы (словаря, грамматики), так и на уровне речи (см., например: Коротун, 2002).

Категоризация манифестируется в языке всеми семантизованными (имеющими значение) единицами и структурами, а также прагматикой языка. Не случайно в связи с этим, что исследования языкового образа человека отличаются комплексностью подхода к языковому материалу.

Нами выделены такие категориальные семантические черты, характерные для образа homo sapiens в русской ЯКМ, как партитивность, оценочность, стереотипизация (заметим, что это черты любой категоризации). Анализ этих черт, осуществленный через комплексный подход к языковому материалу, позволил сделать общие выводы о специфике образа человека разумного в современном русском языке.

Исследуемый материал стилистически разнообразен: это разговорные, публицистические, фольклорные, поэтические и прозаические художественные тексты, в которых человек разумный выступает объектом характеристик. С целью выявления путей стереотипизации языкового образа homo sapiens мы обращаемся к историческим языковым фактам.

Надежность и объективность выводов относительно характерных для носителей русского языка представлений о человеке, отраженных в языке, обеспечивают, на наш взгляд, различные методики, такие, как ассоциативные психолингвистические эксперименты, анкетирование, опросы с целью выяснения типичных, частотных характеристик человека. Данные, полученные экспериментальным путем, соотносимы с данными о семантике слов, словосочетаний, высказываний, полученными другими способами, при помощи других методик исследования семантики: компонентного анализа (он используется нами для выявления семантических компонентов (сем) в составе лексических значений номинаций homo sapiens), дистрибутивного анализа (он используется в процессе семантико-прагматического анализа высказываний о человеке разумном), системного описания (оно реализуется через обращение к языковым единицам разных уровней).

Опираясь на компетентные мнения ученых о видах и направлениях ассоциативных экспериментов (Леонтьев, 1977; Клименко, Супрун, 1977), мы избрали ассоциативную методику, которая в наибольшей степени отвечает задачам нашего исследования. В частности, мы давали испытуемым ряд слов (словосочетаний) – стимулов интеллектуальной тематики и предлагали реагировать на них первыми «пришедшими в голову» за определенное количество времени (15 секунд) словами или словосочетаниями (так называемый свободный ассоциативный эксперимент с регистрацией цепи ответов), а также предлагали испытуемым задания, ограничивающие свободу ассоциации в нужном для нас направлении (например, требования определенных синтагматических ассоциаций; требования ассоциаций-сравнений). В нашу анкету вошли и так называемые «закрытые» задания, когда испытуемым предлагалось соотнести слово с тем или иным толкованием.

Данные, полученные в искусственных ситуациях, представляют собой результат спонтанного речетворчества, опирающегося на знания носителей языка. Вероятность использования в живой естественной речи языковых единиц, которые фигурируют в ответах испытуемых, чрезвычайно велика (см. об этом: Леонтьев, 1977, с. 10), поэтому материал, добытый экспериментальным путем, не являясь основным, представляет собой необходимый дополнительный источник наблюдения за тем, как образ человека разумного воплощается в наивном языковом сознании.

Представим описание проделанной нами экспериментальной работы, которую мы назвали психолингвистическим ассоциативным анкетированием, учитывая преимущественно вопросно-ответный характер ее содержания.

Цель анкетирования – на основе исследования парадигматических и синтагматических ассоциаций, возникающих у носителей русского языка в связи со словами (словосочетаниями) – стимулами, содержащими сему «интеллект», выявить национально-культурную специфику языкового образа homo sapiens.

Испытуемые: 185 студентов факультета начальных классов Омского государственного педагогического университета в возрасте от 18 до 23 лет, обучающихся по специальностям: учитель начальных классов, учитель информатики, русского и иностранного языков.

Содержание предложенных испытуемым анкет (анкеты предлагались в разное время с интервалом в одну неделю):

Анкета № 1: 1. С чем ассоциируются следующие слова и словосочетания: человек, ум, глупость, мужчина, чукча, новый русский, ученый, талант, дурак, голова, Иванушка-дурачок, гений, разум, мозги, прапорщик, сумасшедший, юродивый, женщина, Россия, интеллект, старик, умник, русский человек. 2. Продолжите высказывания-сравнения: Глупый, как…; Умный, как…; Мудрый, как…; Невежественный, как…; Находчивый, как…; Необразованный, как… (Количество времени на выполнение каждого задания – 15 секунд).

Анкета № 2: 1. Продолжите: Человек умный – это (какой?)…; Человек глупый – это (какой?)…; Мозги у умного человека (какие?)…; Мозги у глупого человека (какие?)…; Извилины у умного человека (какие?)…; Извилины у глупого человека (какие?)…; Голова у умного человека (какая?)…; Голова у глупого человека (какая?)…; Голова у умного человека (что делает?)…; Голова у глупого человека (что делает?)…; Мозги у умного человека (что делают?)…; Мозги у глупого человека (что делают?)…; У умного человека – умные (что?)…; У глупого человека – глупые (что?)…; 2. Названное качество характеризует человека: а) умного; б) глупого; в) скорее умного, чем глупого; г) скорее глупого, чем умного; д) любого: и умного, и глупого (при ответе используются соответствующие ответам буквы: а, б, в, г, д): добрый, жадный, завистливый, самолюбивый, наблюдательный, скромный, упрямый, хвастливый, хитрый, красивый, робкий, смелый, аккуратный, грубый, жестокий, любопытный, решительный, самостоятельный, трудолюбивый, трусливый, целеустремленный, честный, щедрый, красноречивый, льстивый. (Количество времени на выполнение заданий под рубрикой № 1 – по 15 секунд; на выполнение задания № 2 – до 3 минут).

Примечание. Отбор лексического материала для анкетирования и формулировки заданий производились с учетом избранного направления исследования и необходимости подтверждения ряда данных, добытых в результате использования иных методик изучения содержания образа человека разумного в русском языке.

Анкетирование проводилось в письменной форме.

С целью выяснения ассоциативных реакций носителей русского языка мужского и женского пола на слова-стимулы мужчина и женщина, был проведен свободный ассоциативный эксперимент (в письменной форме) с мужской аудиторией (125 курсантов Омской академии МВД России в возрасте от 19 до 25 лет), результаты которого сравнивались с результатами, полученными при работе с женской аудиторией.

Ответы испытуемых проанализированы, систематизированы и используются как дополнительный материал, позволяющий делать выводы и обобщения относительно национально-культурных особенностей интерпретации человека разумного в русском языке.

Материалы анкетирования не подвергались строгой статистической обработке, поскольку нам представляются важными не только наиболее частотные ответы респондентов, но и редко повторяющиеся, единичные: все они в равной степени отражают возможности языковой характеристики homo sapiens. Тем не менее, в необходимых случаях мы отмечали типичные реакции опрошенных.

Описание категориальных семантических черт языкового образа homo sapiens в русской ЯКМ (главы 2–4) предваряется рассуждениями теоретического характера о взаимосвязи человека, языка и национальной культуры, об особенностях ЯКМ, о специфике образа человека в языке (глава 1).

Глава 1. Образ человека в языковой картине мира

1. Человек – Язык – Культура

Триединство «Человек – Язык – Культура», столь активно обсуждаемое философами, культурологами, лингвистами, при более пристальном рассмотрении являет собой союз далеко не равнозначных по времени зарождения, по характеру проявлений, по степени важности и вкладу в «общее дело» составляющих.

Бесспорной вершиной этого треугольника и, более того, основателем всех других его вершин, проводником связей и взаимоотношений между ними является человек.

«Человек мыслящий есть некоторая природная сила, внутренней природы которой мы не знаем. Эта сила однажды вспыхнула на земле» (Мамардашвили, 1991, с. 17) и, добавим, стала первопричиной того, что сложилось ее усилиями, волей, трудом, того, без чего человеческое существование оказалось невозможным, а именно – языка и культуры.

Если вопрос о происхождении человека как разумного существа связан с изучением такой формы бытия, как природа (в материалистических концепциях) или с признанием сверхприродного существа – Бога (в идеалистических концепциях), то вопрос о происхождении, становлении языка и культуры обязан своей постановкой исключительно человеку – существу реальному, земному, отнюдь не аморфному или трудно определяемому, не сверх– и не надприродному субъекту. Все существующие определения языка и культуры, исследования этих феноменов естественным образом тяготеют к человеческому началу.

Под культурой изначально понималось целенаправленное воздействие человека на природу, ее изменение, «возделывание» человеком в собственных интересах и сообразно собственным целям. Позднее, с 18 века, стали говорить о культуре как обо всем, что появилось в результате этого «возделывания» – деятельности человека, его интеллектуальных и физических усилий.

В настоящее время существует множество определений культуры. Согласно марксистской концепции, культура является «специфической характеристикой общества и выражает достигнутый человечеством уровень исторического развития, включающий в себя определенное отношение человека к природе и к обществу, а также развитие творческих сил и способностей личности» (Философский энциклопедический словарь, 1989, с. 294).

З.Фрейдом культура определяется как совокупность всех тех достижений, что позволяют человеку почувствовать себя человеком, способным защитить себя от воздействий природы и упорядочить отношение с себе подобными.

М.Хайдеггер видит главное предназначение культуры в «пропаганде» высших человеческих достоинств. В основе ценностного подхода к пониманию и определению культуры лежит признание того, что человек как разумное существо способен сформировать в своем сознании представления о духовных и материальных ценностях, об идеалах и отступлениях от них. Эти-то идеалы и «пропагандирует» человек в процессе своей жизни, ими он и соизмеряет свои действия и поступки. То, что находится на вершине ценностной шкалы, и называется культурой, а минусы и негативы, будучи «неценными», не включаются в число ценностей и, следовательно, исключаются из понятия «культура» (М.Хайдеггер, М.Вебер, Г.Францев, Н.Чавчавадзе и др.).

Известны попытки определить культуру через функции, выполняемые ею в обществе; стремление видеть в культуре исключительно духовное начало; попытки представить культуру как сложный механизм, в котором задействованы более мелкие механизмы: этнические и национальные культуры, субкультуры, вступающие друг с другом в диалог и обретающие в результате его новые оттенки.

Ю.С.Степанов выделяет два тесно связанных значения слова культура, отмечая, что эта связь является характерной чертой русской жизни: 1) совокупность достижений людей во всех сферах жизни, рассматриваемых не порознь, а совместно, – в производственной, социальной и духовной; 2) высокий, соответствующий современным требованиям уровень этих достижений, то же, что культурность (Степанов, 2001, с. 12).

Разные исследователи не только по-разному трактуют культуру, но и зачастую совмещают в своем понимании культуры разные подходы.

Так, Б.А.Успенский в своих трудах рассматривает культуру как форму общения ее субъектов (культура понимается как «диалог культур») и в то же время акцентирует внимание на том, что культура – это совокупность норм и правил, регламентирующих жизнь человека.

С.С.Аверинцев выделяет в национальной культуре как ее диалогическую сущность – стремление идти на контакты с другими культурами, так и некоторую консервативность, проявляющуюся в привычке мерить чужую культуру на свой аршин.

Зачастую исследователи в процессе своих изысканий неоднократно переосмысляют понятие «культура», дополняют и даже изменяют собственную точку зрения на это сложное явление. Приведем определения культуры, предложенные в разное время Ю.М.Лотманом: культура – это «символическая вселенная»; культура – это «…сложная семиотическая система, ее функция – память, ее основная черта – накопление» (см.: Лотман, 1971); «культура есть нечто общее для какого-либо коллектива – группы людей, живущих одновременно и связанных определенной социальной организацией… Культура есть форма общения между людьми» (см.: Лотман, 2001).

Во всех подходах к пониманию культуры и во всех ее определениях, несмотря на всю их разноликость, есть одно общее: культура всегда рассматривается через призму человека; в ней всегда отмечается стержень, без которого ее существование немыслимо, – это человеческое начало.

Разные подходы к культуре – это лишь разные взгляды на человека, который осмысляется то как создатель духовных ценностей (Э.Маркарян, Ю.А.Сорокин, Е.Ф.Тарасов), то как наследник определенных устоев общества (В.Н.Сагатовский, Ю.М.Лотман, Б.А.Успенский), то как создатель и хранитель текстов, в которых находится бесценная информация о мире и человеке (Ю.М.Лотман), то как носитель типических черт, свойственных членам определенного национального коллектива (М.Мамардашвили, С.С.Аверинцев) и т. д.

По мнению М.С.Кагана, «обращение к итогам изучения культуры приводит к выводу, что здесь происходит нечто, подобное теоретическому исследованию человека и искусства: потому что, если искусство моделирует, иллюзорно воссоздает целостное человеческое бытие, то культура реализует это бытие именно как человеческое во всей полноте исторически выработанных им качеств и способностей. Иначе говоря, все, что есть в человеке как человеке, предстает в виде культуры, и она оказывается столь же разносторонне-богатой и противоречиво-дополнительностной, как сам человек – творец культуры и ее главное творение» (Каган, 1996, с. 19–20).

Методологически важным начиная с 19 века и по сей день признается вопрос о взаимосвязи языка и культуры (Я.Гримм, Р.Раск, В.Гумбольдт, А.А.Потебня). Можно выделить два основных подхода к его решению. Суть первого заключается в том, что взаимосвязь языка и культуры оказывается движением в одну сторону. Поскольку язык отражает действительность, а культура есть неотъемлемый компонент этой действительности, с которой сталкивается человек, то язык есть отражение культуры (С.А.Атановский, Г.А.Брутян, Е.И.Кукушкин, Э.С.Маркарян и др.). В рамках второго подхода выдвигается гипотеза лингвистической относительности, согласно которой язык обусловливает способ мышления говорящего на нем народа и способ познания мира зависит от того, на каком языке мыслят познающие субъекты (Э.Сепир, Б.Уорф, Л.Вейсгербер, Д.Олфорд, Дж. Кэррол, Д.Хаймс и др.). Эта гипотеза оценивается современными учеными далеко не однозначно: резкая критика (Б.А.Серебренников), отрицательная оценка (Г.В.Колшанский, Р.М.Фрумкина и др.) соседствуют с обращением к выводам Сепира-Уорфа в целях осмысления ряда языковых фактов, которые трудно объяснить каким-либо другим способом (Н.И.Толстой, Е.Бартминский и др.).

И в том, и в другом подходе к взаимоотношениям языка и культуры, на наш взгляд, есть рациональное зерно. Язык (равно как и картина мира, и образы мира, отраженные в нем) – это часть культуры говорящего на нем народа и транслятор этой культуры. В то же время язык в результате длительного исторического развития формирует некие культурные коды (ключевые слова, ставшие общеупотребительными, частотными; устойчивые выражения – фразеологизмы, пословицы, поговорки), позволяющие говорящим на данном языке осознавать действительность определенным образом. И в этом смысле язык влияет на видение мира, на картину мира и образы мира в сознании людей. Иными словами, язык отражает культурные установки говорящего на нем народа и, благодаря своей кумулятивной функции (функции накопления знаний), способен определять эти культурные установки.

Н.И.Толстой отмечает: «Отношения между культурой и языком могут рассматриваться как отношения целого и части. Язык может быть воспринят как компонент культуры или орудие культуры (что не одно и то же), в особенности когда речь идет о литературном языке или языке фольклора. Однако язык в то же время и автономен по отношению к культуре в целом, и его можно рассматривать отдельно от культуры (что и делается постоянно) или в сравнении с культурой как с равнозначным и равноправным феноменом» (Толстой, 1995, с. 16).

Итак, существуют разные подходы к вопросу о взаимоотношении языка и культуры. Однако в них, как и в разных определениях культуры, обнаруживается общая точка отсчета, общий стержень, который организует эти взаимоотношения, – человек. Бесспорным остается одно: человек мыслит, творит, общается, познает и оценивает окружающий мир в контексте той культуры, которой принадлежит, и результаты этой деятельности человека отражаются в языке.

В.Н.Телия отмечает: «Культура – это продукт духовно-нравственного осмысления человеком мироустройства, на фоне которого формируется самосознание личности. Поэтому установки культуры, лежащие в основе ценностных ориентиров жизненной философии и жизнедеятельности личности, постигаются рефлективно. Они становятся достоянием культурного сообщества благодаря их означиванию… Общеизвестно, что одним из самых продуктивных средств означивания концептуального содержания установок культуры выступает естественный язык» (Фразеология в контексте культуры, 1999, с. 8–9).

Язык, как знаково-символическая система, является не только средством осуществления коммуникации между людьми на самых различных уровнях – от мышления до передачи информации, но и источником опредмечивания, закрепления знаний, выработанных на протяжении всей истории человечества. Эти знания становятся знаниями индивида постольку, поскольку он усваивает их вместе с языком, распредмечивает опредмеченную в нем духовную культуру (см.: Волков, Поликарпов, 1999, с. 225).

Естественный язык, когда он выполняет по отношению к культуре орудийную функцию, обретает роль языка культуры: единицы естественного языка становятся «телами» культурных знаков, не утрачивая при этом и собственного языкового значения. Языковые сущности (слова, словосочетания, высказывания, тексты), когда они служат «телами» культурных фактов, придают мотивированность знаковому отношению между предметами и явлениями и их пониманием. Язык, таким образом, выполняет культурологическую функцию.

Но язык не только обеспечивает общение между людьми и «означивает культуру», но и выступает хранителем культуры. «Культура – это своеобразная историческая память народа. И язык, благодаря его кумулятивной функции, хранит ее, обеспечивая диалог поколений не только из прошлого в настоящее, но и из настоящего в будущее» (Телия, 1996, с.226).

Соотносительность языка и культуры может быть представлена и через определение понятия «культурно-языковая компетенция». Культурно-языковая компетенция понимается как владение интерпретацией языковых знаков в категориях культурного кода. Она усваивается вместе с овладением языком и с «присвоением» субъектом языка – в значительной мере уже через него – культуры через ее тексты (мифы, сказки, фольклор, религиозную и художественную литературу). «И в той мере, – пишет В.Н.Телия, – в какой культура – ее концепты, символы, эталоны, стереотипы и т. п. – присвоена через язык, она релятивизирована к нему. Но и языковые сущности в этом случае релятивизированы к культуре, поскольку они включают в себя культурные компоненты, воплощенные в их денотативное (дескриптивное) или коннотативное содержание» (Телия, 1996, с. 228).

Именно соотносительность языка и культуры обусловливает способность языка не только отражать действительность в форме наивной картины, выражать оценочное отношение к отдельным фрагментам этой картины, но и способность воспроизводить национально-культурные традиции, установки, ориентиры носителей языка – транслировать мировосприятие народа.

Язык и сам является фактом культуры. Во-первых, потому, что он составная часть культуры, которая наследуется новыми поколениями от предков; во-вторых, потому, что язык – основной инструмент, посредством которого мы осваиваем культуру; в-третьих, потому, что язык – важнейшее из всех явлений культурного порядка, ибо если мы хотим понять сущность культуры – науку, религию, литературу, то должны рассматривать эти явления как коды, формируемые подобно языку, ибо естественный язык имеет лучше всего разработанную модель (Маслова,2001, с. 62).

В.Н.Телия, выделяя из многочисленных определений культуры существенные для ее взаимодействия с языком аспекты и обобщая их, рассматривает культуру как часть картины мира, «которая отображает самосознание человека, исторически видоизменяющегося в процессах личностной или групповой рефлексии над ценностно значимыми условиями природного, социального и духовного бытия человека» (Телия, 1999, с. 18). Если культура – часть картины мира, то язык – часть культуры и одновременно средство трансляции культуры (Тарасов, 1999, с. 34–37). Язык, таким образом, теснейшим образом связан с культурой: он входит в нее, живет в ней и отражает ее.

В языке (зеркале культуры) отражен процесс познания человеком себя и себе подобных, данные человеком себе и другим характеристики и оценки. Все, что человек увидел в себе самом и в других людях, узнал о себе и других и захотел сообщить другим, он отразил в языке. И в этом смысле образ человека в языке – это абсолютно все, что человек может сказать о себе и других людях в разных ситуациях и сферах: в обыденных условиях, в науке, религии, искусстве. В известном смысле, языковой образ человека вмещает в себя физический, химический, биологический и всякий иной образ живого мыслящего существа, поскольку все, что известно о человеке, в большей или меньшей степени обязано языку как орудию мышления.

«Человек запечатлел в языке свой физический облик, свои внутренние состояния, свои эмоции и свой интеллект, свое отношение к предметному и непредметному миру, природе – земной и космической, свои действия, свое отношение к коллективу людей и другому человеку… Он передал языку свое игровое начало и свою способность к творчеству. Человек запечатлел себя и в именах природных объектов, внеся в них утилитарную и эстетическую оценки. Почти в каждом слове можно обнаружить следы человека», – пишет Н.Д.Арутюнова (Арутюнова, 1999, с. З).

Все, что известно человеку о человеке: от наивных, вымышленных, неподтвержденных оценок, слухов, характеристик и предположений до аргументированных, доказанных наукой и проверенных жизнью положений и фактов, мы находим в текстах. Но какие бы сведения о человеке ни предоставляли нам тексты, сомнительные и даже абсурдные или бесспорные, неопровержимые, все они, в конечном счете, есть знания о человеке, являющиеся частью сложной системы ценностей и идей, именуемой культурой.

Безусловно, для образа человека, транслируемого посредством того или иного языка, характерна национально-культурная окраска. Национально-культурные черты языкового образа человека обнаруживаются при изучении любой из его сторон, подвергающейся носителями языка обсуждению, описанию, оценке: физической, нравственной, эмоциональной и т. д. В языковом образе человека разумного также не могли не отразиться характерные для представителей русского национально-культурного коллектива стереотипные взгляды на человека в его интеллектуальной ипостаси.

2. Языковая картина мира

Если понятие «картина мира» и соответствующий термин вошли в науку сравнительно недавно, то сам феномен картины мира и ее отражение в знаковых формах существуют с того момента, как человек стал осознавать себя и окружающий мир, то есть с момента появления homo sapiens.

Понятие «картина мира» сформировалось в рамках естественных наук, которые пытались осмыслить объективные законы природы и закономерные связи между ее объектами. Термин картина мира был выдвинут физиками на рубеже 19–20 веков, а затем заимствован «человековедческими» науками: философией, психологией, лингвистикой, литературоведением, культурологией, которые внесли свой вклад в разработку соответствующего понятия.

Будучи метафорическим по своей природе, термин картина мира не передает с необходимой научной точностью обозначаемого им понятия. М.Хайдеггер писал по этому поводу, что при слове «картина» мы думаем прежде всего об изображении чего-либо; «картина мира, сущностно понятая, означает не картину, изображающую мир, а мир, понятый в смысле такой картины» (Хайдеггер, 1993, с. 49).

Бесспорным при осознании понятия картина мира является то, что картина мира есть отражение мира, созданное усилиями человека-творца, т. е. это субъективный образ объективного мира. Если учесть, что мир – это человек и окружающая его среда, т. е. человек «встроен» в мир, то картина мира – это субъективный образ всего, что окружает человека.

Современная наука исследует картину мира с разных позиций. Так, картину мира рассматривают с позиций создающего ее субъекта (например, картина мира отдельной личности, картина мира национального сообщества, картина мира писателя, ученого); с позиций объекта – целостного мира или его фрагмента (например, картина целостного мира как материального субстрата, картина мира (точнее образ) одного из фрагментов целостной картины мира: человека или любого объекта действительности); с позиций формы представления объекта (мира) (например, биологическая картина мира, физическая картина мира, политическая картина мира). Картина мира может рассматриваться во временной плоскости, с учетом ее культурно-исторических особенностей (например, средневековая картина мира, механистическая картина мира).

Для современной лингвоантропологии актуальным и дискуссионным остается вопрос о том, какое место занимает в этой иерархии ЯКМ. Все названные выше виды картин мира в научно-философской литературе называются концептуальными; ЯКМ лишается этого статуса.

Для ответа на вопрос, что такое ЯКМ и каково ее место в системе других картин мира, воспользуемся имеющимися в нашем распоряжении определениями известных лингвоантропологов и выскажем собственные соображения.

Понятие ЯКМ восходит к концепции языка В. фон Гумбольдта. «Язык не есть обозначение сформированной независимой от него мысли, – писал Гумбольдт, – но он сам есть орган, формирующий мысль… Интеллектуальная деятельность и язык суть поэтому одно и то же и неразрывны друг с другом» (см.: Радченко, 1997, с. 62). Язык, по Гумбольдту, представляет собой промежуточный мир, лежащий между миром внешних явлений и внутренним миром человека. Каждый конкретный язык обладает собственным мировидением, характер которого зависит от духовного своеобразия нации, особенностей мироощущения говорящего на этом языке народа. «Через многообразие языков для нас открывается богатство мира… Язык всегда воплощает в себе своеобразие целого народа…» (Гумбольдт, 1985, с 349).

Мысли Гумбольдта о миросозидательной способности языка, его роли в мировосприятии говорящего на нем народа были поддержаны и развиты в зарубежной и отечественной лингвистике. Так, А.А.Потебня разделял мнение Гумбольдта о том, что язык не есть средство выражения уже готовой мысли, а способ ее созидания, он не отражение сложившегося миросозерцания, а слагающая его деятельность (см.: Потебня, 1999). При этом последователи Гумбольдта подчеркивали национальное своеобразие миросозидательной способности языка: по утверждению Л.Вайсгербера, «в языке конкретного сообщества живет и воздействует духовное содержание, сокровище знаний, которое по праву называют картиной мира конкретного языка» (см.: Радченко, 1997, с. 250).

Идея о существовании ЯКМ была осмыслена в рамках этнолингвистики Э.Сепиром и Б.Уорфом. По их мнению, границы языка и мышления в строгом смысле не совпадают. Конкретный язык не просто является средством выражения различных идей, а сам формирует эти идеи. Иными словами, содержание познания не является общим для всех людей, а зависит от конкретного языка, то есть конкретный язык обусловливает способ мышления говорящего на нем народа и способ познания мира: «Мы расчленяем природу в направлении, подсказанным нашим языком. Мы выделяем в мире явлений те или иные категории и типы совсем не потому, что они самоочевидны, напротив, мир предстает пред нами как калейдоскопический поток впечатлений, который должен быть организован нашим сознанием, а это значит в основном – языковой системой, хранящейся в нашем сознании. Мы расчленяем мир, организуем его в понятия и распределяем значения так, а не иначе, в основном потому, что мы участники соглашения, предписывающего подобную систематизацию. Это соглашение имеет силу для определенного языкового коллектива и закреплено в системе моделей нашего языка» (Уорф, 1960, с. 174). В основе гипотезы Сепира-Уорфа лежит убеждение, что люди видят мир по-разному – сквозь призму своего родного языка; каждый язык отражает действительность присущим только ему способом, и, следовательно, языки различаются своими ЯКМ. Данная гипотеза разрабатывалась и дополнялась в дальнейшем в трудах зарубежных ученых Л.Вейсгербера, Д.Олфорда, Дж. Кэррола, Д.Хаймса и др.

Не подвергая сомнению саму идею о существовании ЯКМ, ряд ученых, как уже отмечалось, резко критикуют взгляды Сепира-Уорфа (Б.А.Серебренников, Г.В.Колшанский, Р.М.Фрумкина, Д.Додд, Р.М.Уайт, Э.Холленштейн и др.). Так, Б.А.Серебренников в своих трудах подчеркивает, что любой язык есть результат отражения человеком окружающего мира, а не самодовлеющая сила, творящая мир; язык приспособлен в значительной степени к особенностям физиологической организации человека, но эти особенности возникли в результате длительного приспособления живого организма к окружающему миру; неодинаковое членение внеязыкового континуума возникает в период первичной номинации и объясняется неодинаковостью ассоциаций и различиями языкового материала, сохранившегося от прежних эпох. Язык выступает как способ закрепления отражательной деятельности мышления – деятельности, которая в свою очередь неразрывно связана с практической деятельностью человека, с его опытом (Серебренников, 1988, с. 8–69).

Картина мира, по мнению Б.А.Серебренникова, есть целостный глобальный образ мира, являющийся результатом духовной деятельности человека (Серебренников, 1988, с. 19). Иными словами, целостная ЯКМ – это вся совокупность представлений и знаний человека об окружающем мире, запечатленных в его сознании и языке (Апресян, 1995а; Брутян, 1973; Дмитриева, 1995; Караулов, 1976; Колшанский, 1990; Лексика, грамматика, текст в свете антропологической лингвистики, 1995; Лузенина, 1996; Одинцова, 1991, 1992, 1994; Павиленис, 1983; Роль человеческого фактора в языке, 1988; Серебренников, 1988; Урысон, 1995, 1998; Яковлева, 1994 и др.).

Язык, по мнению современных отечественных лингвоантропологов и философов, не тождественен интеллектуальной деятельности; он является основным манифестантом сознания человека, средством отражения окружающей человека действительности. Язык не творит мир, а лишь отражает процесс его познания человеком. Мышление выступает посредником между миром и языком. Язык – форма хранения знаний о мире (он выполняет эпистемическую функцию) и средство получения нового знания о мире (он выполняет познавательную, или когнитивную, функцию). Эпистемическая функция связывает язык с действительностью (в единицах языка в виде гносеологических образов закрепляются элементы действительности, выделенные, отображенные и обработанные сознанием человека), а познавательная – с мыслительной деятельностью человека (в единицах языка и их свойствах материализуется структура и динамика мысли), то есть языковые единицы приспособлены как для номинации элементов действительности (и, далее, хранения знаний), так и для обеспечения потребностей мыслительного процесса (Кибрик, 1990, с. 604).

Обычно в языке выражается уже сформированная мысль (мысль-результат мышления). Процесс мышления и языковая деятельность совпадают редко (например, мышление вслух с целью воздействия на слушателей) (см.: Мельничук, 1990, с. 606).

Мысль-результат, получившая отражение в языке, закрепившаяся в нем в виде словесных знаков и структур, благодаря кумулятивной функции языка, способна жить бесконечно долго, несмотря на различные ее опровержения в рамках более совершенной интеллектуальной деятельности, которая также отражается в языке. Точнее будет сказать, что устойчивую прописку в языке получает не мысль, а ее языковое отражение, языковой отголосок, ставший неотъемлемой «частицей» языка. Как отмечает Г.В.Колшанский, язык не познает объективный мир и не создает свой мир, а является лишь средством выражения мыслительного содержания, складывающегося в результате отражательной деятельности сознания. Поэтому, по мнению исследователя, следует говорить не о языковой, а о языкомыслительной или концептуальной картине мира (Колшанский, 1990, с. 37).

Однако в языке отражены разные по своему характеру знания и представления о мире, не всегда научно оправданные, часто противоречивые, неполные, а порой и ошибочные. «Словарный состав языка, – замечает Ю.Н.Караулов, – прошел многотысячный путь развития, наряду с научными представлениями разных эпох в нем отражались и наслаивались также заблуждения и суеверия, в нем запечатлелся частично и дологический этап становления человеческого мышления и языка» (Караулов, 1976, с. 60).

Способность языка отражать разную по степени достоверности информацию о мире не позволяет многим ученым определять ЯКМ как концептуальную. У ЯКМ особый статус. Она не образует автономной картины мира, существующей наряду и параллельно с концептуальной картиной мира. ЯКМ теснейшим образом связана с концептуальной., и эта связь носит не пограничный, а взаимопроникающий характер. Г.В.Колшанский справедливо ставит под сомнение саму возможность установления границ между ЯКМ и концептуальной картиной мира в силу неправомерности разделения единого, идеального содержания языковых единиц на языковую и концептуальную картины мира (Колшанский, 1975).

ЯКМ не стоит в ряду со специальными картинами мира (биологической, химической, физической и др.), она предшествует им и отчасти формирует их, поскольку человек способен познавать мир и себя в этом мире благодаря языку, в котором закрепляется общественно-исторический, культурный опыт – как общечеловеческий, так и национальный. В языке отражены результаты практического, художественного, технического, научного познания мира человеком. При этом нельзя не признавать донаучного характера ЯКМ. Ю.Д.Апресян, подчеркивая эту особенность ЯКМ, назвал ее наивной. Именно наивные (обыденные) представления человека формируют значения и употребление языковых знаков: «Семантика языкового знака отражает наивное понятие о вещи, свойстве, действии, процессе, событии и т. п.» (Апресян, 19956, с. 56).

Наивная (языковая) картина мира возникла намного раньше научной картины мира: homo sapiens начал формировать представления о мире и о самом себе и облекать их в языковую мифопоэтическую, религиозно-мифологическую форму еще до зарождения науки.

Тем не менее ЯКМ, как и любая другая картина мира, имеет свое концептуальное содержание, поскольку в языке формируется своя понятийная (концептуальная) система, зависящая, как справедливо утверждают представители когнитивной лингвистики, от физического и культурного опыта и непосредственно связанная с ним. В то же время, в отличие от концептуальной картины мира, которая постоянно меняется, «перерисовывается», поскольку познание мира человеком не свободно от ошибок и заблуждений, в концептуальной «копилке» ЯКМ эти ошибки и заблуждения могут храниться долгое время и вовсе не исправляться, несмотря на все концептуальные изменения и научно обоснованные, проверенные практикой положения, имеющие место в ту или иную историческую эпоху. Например, душа в русской ЯКМ – это «концепт, существующий постоянно», константа русской культуры, по определению Ю.С.Степанова (см.: Степанов, 2001, с. 84); в основе этого концепта лежит понятие о вещи из мира идеального: душа – важнейшая часть (орган) «внутреннего человека», отвечающая за нравственные, эмоциональные проявления. Для обозначения состояния эмоционального подъема в русском языке используется фразеологизм воспарить душой, который хранит архаические представления о наличии внутри человека души, животворящей субстанции, которая в мифологической картине мира мыслилась в виде пара и могла покидать тело, перемещаясь к небесам.

Безусловно, между концептуальной картиной мира как системой образов мира и знаний о мире и ЯКМ существует взаимосвязь и взаимопроникновение: эти картины мира не могут не пересекаться, поскольку именно язык является универсальным средством отражения человеческих знаний и представлений любого рода, и научно обоснованных, и ошибочных, искаженных. Например, следующие высказывания, взятые из живой разговорной речи и научной литературы, демонстрируют тот факт, что языковая и научная картины мира не противоречат друг другу: Смотри, молния сверкнула – сейчас дождь будет… Парит-то как! Дышать нечем (из разговора). – Молния (мгновенный разряд скопившегося атмосферного электричества в воздухе; влекущее за собой грозу атмосферное явление) наблюдается в жаркую погоду при бурной конденсации водяного пара над перегретой сушей (из научной литературы); Сегодня тепло – снег тает (из разговора). – Под влиянием тепла снег обращается в жидкое состояние (из научной литературы). Иными словами, обыденное сознание не лишено реалистичности, адекватности миру; из реалистических представлений формируется научное знание; наивная (языковая) картина мира не исключает реалистических представлений об окружающей действительности, а наука, базируясь на опыте, наблюдениях, не лишена элементов обыденного сознания. Ср.: В голове кипят мысли; Сердце ушло в пятки; Душа рвется наружу. – Примеры того, что ЯКМ противоречит научным (реалистическим) представлениям о человеке и его составных частях.

Концептуальная картина мира богаче языковой, поскольку в ее образовании участвуют различные типы мышления. В то же время язык не мог бы выполнять роль средства общения, если бы он не был связан с концептуальной картиной мира (см.:Михайлова, 1972). ЯКМ – это лишь часть концептуальной картины мира, которая включает компоненты, соотнесенные с языковыми значениями. При таком понимании ЯКМ предстает как своеобразная система членения мира и форма его категоризации (см.: Булыгина, Шмелев, 1997).

Итак, ЯКМ не тождественна концептуальной, ей не присущ статус концептуальной (несмотря на то, что именно в языке отражены научные представления разных эпох), поскольку язык впитал на длительном пути своего развития как «правильные», так и «неправильные» взгляды на мир, что объясняется не только и не столько ошибками человеческого мышления, сколько равнодушием языка к абсолютной точности описания мира. Язык, столь «внимательный» к окружающему миру, зачастую остается безразличным к изменениям в миропонимании, мировоззрении людей. ЯКМ и мировоззрение – это вообще две разные, хотя и взаимодействующие сущности: одна языковая, семантическая, другая – философско-гносеологическая, воплощаемая посредством языка, но тем не менее языку не принадлежащая. ЯКМ, будучи не чем иным, как внутренней естественносемиотической формой экспликации знания и шире – всей информации, сообщаемой в речи, не мешает отвлечь от нее (формы) внеречевое предметное содержание и выразить его иначе: средствами того же или другого языка или средствами какой-либо невербальной знаковой системы (музыки, живописи, балета, кино). ЯКМ приспособлена к субъективно-личностному статусу сознания человека, она «откликается» на различные человеческие интенции, мотивы, состояния, но при этом не навязывает человеку (субъекту речи-мысли) тот или иной языковой способ интерпретации (концептуализации) действительности как единственно возможный (Одинцова, 2002, с. 8). В то же время ЯКМ отражает определенный способ восприятия и концептуализации мира, характерный для национальной культуры, и не может быть полностью изолирована от мировосприятия, мировоззрения говорящих на данном языке людей. ЯКМ отчасти формирует тип отношения человека к миру и задает нормы его поведения. Естественный язык отражает именно то в мировидении человека, в его отношении к миру, что исторически, национально, культурно детерминировано.

Н.Д.Арутюнова замечает: «Мир для современного человека двойственен. Он распадается на Универсум, или Чуждый мир (ср. «Оно» М.Бубера, «Autre» французских экзистенциалистов) и мир человеческого существования, «наличного бытия» (ср. «Dasien» М.Хайдеггера). Первый бесконечен, безграничен, но (в принципе) исчислим. Второй ограничен, конечен, но неисчислим. В Универсуме все подчинено законам, единым для всех. В мире человека царствует его величество случай: представления человека о жизни национально специфичны. Естественный язык отражает мир человека в национально специфических вариантах» (Арутюнова, 1995, с. 33).

В ЯКМ, как и в концептуальной, обнаруживаются и общечеловеческое, и национально специфическое, и личностное начала. Национальные ЯКМ могут иметь схожие интерпретации образов мира, основанные на общих ценностных установках и ориентирах (например, языки народов, проповедующих христианство, имеют много общего в интерпретации таких понятий, как добро и зло, ум и глупость и т. д.). В то же время отдельные личности, люди, говорящие на одном языке, могут иметь при определенных условиях сильно различающиеся ЯКМ. Удельный вес общечеловеческого, национально специфического и личностного в той или иной ЯКМ может быть различным. Иными словами, отмечая национально-культурную специфичность картины мира того или иного языка, надо в то же время признать, что единая общая для национального языка картина мира вариативна (см.: Одинцова, 2002, с. 7). Так, можно говорить о разных ЯКМ как выделяемых на разных основаниях: с точки зрения субъекта, творящего ЯКМ, (например, ЯКМ нации; ЯКМ отдельной социальной группы; ЯКМ отдельной личности); с точки зрения объекта, образ которого воспроизводится субъектом-творцом (например, картина мира того или иного материального (органического) объекта; картина мира неприродного (идеального) объекта). Названные ЯКМ могут рассматриваться исследователем в диахроническом или синхроническом аспекте. Например, можно говорить о ЯКМ нации (как субъекта) в ее историческом развитии или в определенных временных рамках; о картине мира человека (как объекта) в его историко-временной целостности или о картине мира современного человека. В частности, в своей работе мы обращаемся к картине мира, или образу, человека (homo sapiens) как одного из объектов целостной современной русской ЯКМ.

Таким образом, языковая (наивная) картина мира определяется нами вслед за Ю.Н.Карауловым как «взятое в своей совокупности все концептуальное содержание языка» (Караулов, 1976, с. 245), не сводимое к целостной концептуальной картине мира, поскольку отражательная деятельность сознания количественно и качественно не сводима к отражательной деятельности языка, а характеризуется большим объемом и более высокой степенью достоверности.

3. Языковой образ человека

В ЯКМ отражены, как уже отмечалось, исторически и национально детерминированные представления носителей языка об объектах окружающей действительности, поэтому исследование ЯКМ есть выявление национально-культурных особенностей этих представлений, закрепленных в сознании носителей языка и в самом языке в виде особых «сгустков смыслов», или «концептов».

В современном языкознании элементарные единицы ЯКМ определяются по-разному: ученые используют такие понятия, как образ, архетип, понятие, семантическое слово, представление, фрейм, сценарий (скрипт), гештальт (Е.С.Кубрякова, В.З.Демьянков, И.А.Стернин, З.Д.Попова, А.Н.Баранов, Д.О.Добровольский).

Выделяется два основных направления осмысления понятия концепт: когнитивное и культурологическое. В рамках первого направления концепт интерпретируется как ментальное образование, своеобразный фокус знаний о мире, когнитивная структура, включающая разноуровневые единицы сознания (Р.Дженкендорф, Р.И.Павиленис, Е.С.Кубрякова, А.П.Бабушкин, И.А.Стернин и др.). В такой интерпретации на первый план выходит проблема соотношения языка и сознания.

В рамках культурологического направления (А.Вежбицкая, Ю.С.Степанов, Н.Д.Арутюнова, С.Е.Никитина, Д.С.Лихачев, В.В.Колесов и др.) концепт рассматривается в контексте проблемы «язык – сознание – культура» и толкуется как первичное представление, психоментальное явление, стимулирующее порождение слова, но в центре внимания при этом оказывается метаязык культуры. Концепт в таком понимании есть «крупица» сознания, или менталитета, «сгусток культуры в сознании человека; то, в виде чего культура входит в ментальный мир человека… и посредством чего… рядовой человек, не «творец культурных ценностей», сам входит в культуру, а в некоторых случаях и влияет на нее…» (Степанов, 2001, с. 43).

В нашем исследовании образа homo sapiens в русской ЯКМ принимается лингвокультурологическое понимание концепта: языковой образ-концепт «человек разумный» рассматривается как воплощение ментальной сущности, несущей на себе национальнокультурный отпечаток.

В каждом национальном языке образ человека предстает в трех измерениях: 1) образ человека вообще (то есть человека как представителя рода homo sapiens); 2) образ определенного типа человека (например, образ средневекового человека, образ русского человека, образ подростка); 3) образ конкретной личности, отличающейся от всех других индивидов (заметим, что в этих измерениях человек рассматривается и в социологии). Исходя из этого, разработка проблемы образа человека в языке может идти в разных направлениях: образ человека может рассматриваться как языковое воплощение представлений носителей языка о человеке вообще, безотносительно к его национальной и социальной принадлежности; как языковая трансляция национальных, социальных, социально-психологических черт человека; как отражение в языке особенностей конкретных личностей.

В отечественной лингвоантропологии представлены исследования языкового образа человека в русле всех названных направлений. В то же время, под каким бы углом зрения ни изучался языковой образ человека, он неминуемо описывается в национально-культурном ракурсе, коль скоро средством отражения образа человека является национальный язык. Такое общее культурологическое начало исследований языкового образа человека объясняется тем, что данный языковой феномен предстает как совокупность двух разноплановых сущностей.

Во-первых, образ человека в языке – субъектная языковая ипостась человека. Человек как носитель национального языка выступает одновременно его пользователем и творцом; он реализует посредством языка свои коммуникативные намерения, выбирая что, кому и как сказать, и языковое (речевое) воплощение этого выбора характеризует человека как субъекта языковой (речевой) деятельности. «О чем бы люди ни говорили, они обязательно – в конечном счете – характеризуют, изображают себя: свои занятия, желания, чувства, предпочтения, своих близких, друзей, свой досуг, свои беды и радости, профессиональные и непрофессиональные достижения или потери. Человеку свойственно персонифицировать, очеловечивать природу, то есть говоря о ней изображать себя, переносить ценностное (оценочное) отношение к людям на все в мире. В ЯКМ отображена, как об этом знали еще в античности, вселенная (микрокосм) человека, в центре ее он сам, он центр и физической Вселенной, всего мироздания (разумеется субъективно)» (Одинцова, 20006, с. 26). Иными словами, человек самовыражается в языке и язык в данном случае является объектом (точнее продуктом) человеческой деятельности, несущим на себе отпечаток присущих человеку представлений о мире, которые в свою очередь не могут быть лишены национально-культурного оттенка, коль скоро человек смотрит на мир глазами той культуры, которой принадлежит.

Во-вторых, языковой образ человека предстает в своей объектной ипостаси: человек в этом случае есть предмет, о котором говорят (Одинцова, 20006, с. 26). Языковой образ человека как объектная языковая ипостась – это продукт творческой языковой (речевой) деятельности, языкового (речевого) самовыражения человека (говорящего) как личности думающей, чувствующей и оценивающей человека, другого или самого себя, в рамках традиций, стереотипов и правил, действующих в национально-культурном сообществе, которому он принадлежит как субъект речи-мысли, как творец этого образа человека-объекта.

Таким образом, языковой образ человека – это точка, в которой пересекаются, коррелируют смыслы «человек в языке» и «язык в человеке». Человек отражает в языке себя независимо от того, о ком или о чем он говорит, но, когда человек говорит о человеке, образ обретает свое наиболее полное, цельное выражение. Именно поэтому, ставя своей целью описать категориальные семантические черты образа homo sapiens в русской ЯКМ, мы рассматриваем высказывания о человеке не только с позиций их предмета, наблюдая за тем, каким представлен человек разумный, но и с позиций тех, кто представляет, характеризует этот предмет, – носителей русского языка. Иными словами, языковой образ homo sapiens для нас – это субъектно детерминированная объектная сущность. Следовательно, принципиально важным для воссоздания этого образа и выявления его характерных черт является обращение ко всем тем реалиям, которые стоят за языковыми (речевыми) единицами, которые обусловливают их содержание: к историко-культурным, психологическим, социальным, личностным особенностям говорящих. Опора на нелингвистический контекст, в котором порождаются и функционируют языковые (речевые) репрезентации человека, является, по нашему мнению, условием максимально адекватного описания этого образа.

Вернемся к мысли о том, что языковой образ человека исследуется лингвистами в разных измерениях, с разных позиций. Перечень этих позиций можно существенно расширить, учитывая то, что ученые обращаются не только к образу целостного человека в языке, но и к языковым образам частичного (частей) человека.

Образ человека и образы его частей в лингвоантропологических исследованиях описываются с разной степенью полноты и расчлененности: от одноаспектного, дихотомического, двуаспектного, до многоаспектного и, далее, предельно широкого (глобального) понимания человека и его частей. Разница в подходах к толкованию языкового образа человека объясняется значимостью тех или иных явлений для конкретных лингвистических изысканий.

Ю.Н.Караулов, руководствуясь биологическим (одноаспектным) подходом к пониманию целостного и частичного человека, в качестве частей человека называет только органические составляющие тела (Караулов, 1976, с. 250).

Другие исследователи (авторы дихотомических концепций) представляют человека как единство двух противоположных начал: физического и духовного, эмоционального и интеллектуального, внешнего и внутреннего (Е.В.Урысон, Т.В.Булыгина, А.Д.Шмелев, Ю.С.Степанов, М.В.Пименова).

Например, Е.В.Урысон выделяет у человека физические и нефизические (представляемые) составляющие (ср.: рука – душа), что, по мнению исследователя, соответствует наивно-анатомической языковой интерпретации человека (Урысон, 1995, с. 3–16).

Т.В.Булыгина и А.Д.Шмелев характеризуют образ человека как антиномичное единство материального и идеального, интеллектуального и эмоционального (чувственного) начал. «Первое противопоставление отражается в языке как противопоставление духа и плоти, второе – как противопоставление сердца (груди) и крови, с одной стороны, и головы и мозга (мозгов) – с другой» (Булыгина, Шмелев, 1997, с. 537).

Ю.С.Степанов предлагает лингвокультурологическую концепцию образа человека в языке, построенную на основе дихотомии «внешнее – внутреннее». «Внешнее» обращено к социальному и материальном миру человека, в соответствии с чем выделяются три параметра: человек в отношении к Миру, к себе подобным, к обществу. «Внутренний человек» – это его внутренний облик, столь же неповторимый, как внешний, но причастный не материальному и социальному миру, а миру духовному, божественной сущности, Богу (см.: Степанов, 2001, с. 698).

В концепциях, рассматривающих человека многоаспектно, выделяется множество параметров, ипостасей, сфер его проявления (Н.Д.Арутюнова, А.А.Уфимцева, Н. Д. Апресян, Ш.Балли, М.А.Журинская, Г.А.Золотова, М.П.Одинцова, Н.А.Седова и др.).

Например, в интерпретации Ю.Д.Апресяна, сосредоточившего внимание на глагольной семантике, человек характеризуется как «динамичное, деятельное существо», способное совершать различного рода действия. «Каждым видом деятельности, каждым типом состояния, каждой реакцией ведает своя система» (Апресян, 1995а, с. 352), которая локализуется в определенном органе. Всего исследователь выделяет восемь основных систем, иерархизованных по степени сложности: физическое восприятие, физиологические состояния, физиологические реакции на разного рода внешние и внутренние воздействия, физические действия и деятельность, желания, мышление и интеллектуальная деятельность, эмоции, речь.

А.А.Уфимцева выделяет части человека в соответствии с несколькими основными сферами его проявления: биолого-физиологические и антропологические, то есть природные части; части, являющиеся результатом социально-трудовых и родственных отношений; части, относящиеся к сфере психической деятельности и эмоциональным оценкам человека (Уфимцева, 1986, с. 115).

М.А.Журинская включает в понятие человека тело и его части; имя, мысли, чувства, переживания; различные окружающие его предметы, связь с которыми человек может представить в разной степени нерасторжимости. В принципе, согласно такому толкованию человека, его частью субъективно может быть признан любой предмет, с которым человек имеет дело (Журинская, 1997, с. 308).

Нами принимается предельно широкое толкование языкового образа человека, предложенное М.П.Одинцовой: этот образ заключает в себе «все, что люди о себе и себе подобных знают, воображают и в принципе могут вообразить, ассоциируя себя не только с ближайшей действительностью, но и легко переносясь мыслью в иные, возможные и невозможные, миры, превращаясь мысленно в кого угодно и что угодно обращая в свое подобие» (Одинцова, 1994а, с. 73). Человек, по мнению исследователя, являясь частью мира, мыслит себя тождественным ему, поэтому в обыденном сознании и в языковом менталитете человек ассоциируется и соизмеряется со Вселенной, более точно – с центром Вселенной. Сказанное объясняется, по мнению М.П.Одинцовой, тем, что «концепт «человек» в русском языковом сознании… характеризуется не только реалистическим, естественнонаучным содержанием, многократно зафиксированным в лингвистических и энциклопедических словарях, но и целым комплексом отчасти или по большей части мифопоэтических представлений, дополняющих рационалистическое ядро концепта ореолом субъективно-оценочных, образных, экспрессивных смыслов» (Одинцова, 2000, с. 9). Типизируя эти смыслы на основе анализа описаний человека в современной русской речи, художественной и нехудожественной, М.П. Одинцова следующим образом структурирует понятие «человек» в наивной картине мира:

человек – это множество лиц, ипостасей, органов и квазиорганов, частей и квазичастей, условно наделяемых активностью и многими другими качествами двойников, alter ego личности (см.: Одинцова, 1994а);

человек – это вещь, предмет и, следовательно, некое пространство, физическое и духовное, в пределе – вселенная, космос или, точнее, центр двух вселенных – внешней, природной, и внутренней, духовной (см.: Одинцова, 1991);

человек – это властелин мира, хозяин, распорядитель всего живого и неживого, включая самого себя, свое тело и душу. Об этой же черте языкового менталитета можно сказать иначе: все, что осваивает и присваивает человеческая мысль, становится принадлежностью, частью, собственностью человека (в реальном и виртуальном мире);

человек – творец и преобразователь мира, многих вещей в нем, самого себя, языка, другого человека, равный – в пределе – по созидательной компетенции и талантам божеству, демиургу, он поистине «мера всех вещей»;

человек – судья и пророк, оценивающий все и вся, всевидящий, наделенный разумом и сверхразумом, чувствами и сверхчувствами, чудо создания, гений, «венец природы», сознающий и использующий этот дар всеведения (см. антропоцентрическую интерпретацию эгоцентрических, в том числе оценочных (субъективно-эмотивных), значений языковых единиц: Вольф, 1985; Телия,1996; Арутюнова, 1984);

человек и мир – одно и то же: человек тождествен миру, всему, что входит и может войти в сферу его жизнедеятельности и сознания, что в той или иной степени зависит от него и от чего зависит он сам. Верно и обратное: мир тождествен человеку. Образы мира и человека взаимноизоморфны (Телия, 1987);

человек – воплощение и средоточие противоположностей, сил, субстанций, качеств, находящихся в отношениях противоборства, конфликта и вместе с тем диалектического единства, притяжения, взаимодействия и взаимоперехода. Человек – воплощение добра и зла, силы и слабости, простоты и сложности, величия и ничтожества, он Бог и дьявол, царь и раб, бессмертная субстанция духа и в то же время тленная земная плоть, он ангелоподобен и звероподобен, разум в нем, сознательное начало, сосуществует и борется с чувством, стихией подсознания, животными инстинктами (см.: Одинцова, 2000, с.9).

Исходя из этого, сущность образа глобального человека сводится к представлению о человеке в ЯКМ как своеобразном микрокосме, по сложности своего «устройства» соизмеримым с макрокосмом – Вселенной, всем окружающим и включающим человека универсумом. Образ частичного (частей) человека в ЯКМ формируют образы тех предметов, живых существ, нефизических сущностей, параметров внешнего и внутреннего мира человека, его ипостасей и состояний, которые в сознании наивного носителя языка реалистично или образно-ассоциативно составляют и членят целостный образ человека. Что касается образа целостного человека, то его составляет представление о человеке как обладателе всех своих частей (в том числе параметров и ипостасей) (Седова, 2000а, с. 25).

В методологических целях определим понятия часть, параметр, ипостась человека.

Наиболее общие классификационные признаки человека принято называть параметрами. Параметрические представления о человеке содержатся, например, в научных описаниях, где человек трактуется как живая система, представляющая собой единство физического и духовного, природного и социального, наследственного и прижизненно приобретенного (Философский энциклопедический словарь, 1989, с. 737). Человек, как отмечает Ю.С.Степанов, будучи наиболее важным в культурном отношении предметом, «параметризован» как ни один другой предмет: «Сотни, если не тысячи, слов в каждом языке – это названия одного и того же – «человека», но в зависимости от его разных «параметров» (Степанов, 2001, с. 697).

Н.А.Седова, отмечая большое разнообразие параметризации человека в ЯКМ, выделяет такие основные параметры: биологический и социальный, физический и нефизический (материальный и идеальный), внешний и внутренний, интеллектуальный и эмоциональный, индивидуальный и общественный, пространственный и непространственный, постоянный (абсолютный) и временный (относительный) (Седова, 2000а, с. 27).

Ипостасями мы называем те или иные частные социальные роли и какие-либо другие качества человека, количество которых чрезвычайно велико (например, социальные роли, связанные с профессией, родом деятельности, возрастом, полом человека; качества человека, обусловленные его физической, психологической, интеллектуальной природой).

Все параметры и ипостаси человека, которые обусловливают сложную иерархию атрибутов: функций, качеств, свойств, характеристик, органов и квазиорганов, мы называем частями человека. Иными словами, части человека – это все, что находится с целостным глобальным человеком в разнообразных пространственных и непространственных, физических и нефизических, внешних и внутренних, постоянных и переменных, случайных и неслучайных, объективных и субъективных, отторжимых и неотторжимых связях (Седова, 2000а, с. 28).

Обратимся к данным проведенного нами психолингвистического ассоциативного анкетирования. Ответы на вопрос, какие ассоциации вызывает слово человек, можно рассматривать, в частности, как экспликацию названий разнообразных частей, параметров, ипостасей человека.

В сознании носителей русского языка человек – это существо; живое существо; разумное существо; homo sapiens; мыслящее существо; живое подвижное существо; организм; живой организм.

Отмечаются ассоциации, связанные с происхождением человека: животное; разумное животное; обезьяна; человекообразная обезьяна; произошел от обезьяны; человек – Божие творение.

Человек – это мир, природа, жизнь, земля, общество, упорядоченность, цивилизация. Он главный, царь природы.

Человек осознается как индивид, личность; как объект, образ. Человек – это я, мужчина, женщина, мама, друг, ребенок, семья; труд, работа, здоровье, счастье, красота, любовь.

Человек, с одной стороны, тело, фигура, внешность, лицо, с другой – душа, сердце, ум, разум, характер, чувства, эмоции, рефлексия. Он есть знания, опыт, творения.

Человек ассоциируется со следующими качествами: здоровый, высокий, стройный, большой, полный или неполный, волосатый, длинноносый, красивый (качества, относящиеся к внешности); умный, разумный, думающий, грамотный, добрый, отзывчивый, гуманный (качества, характеризующие внутренний мир человека).

Очевидно, что наши респонденты видят в человеке, с одной стороны, целостный живой организм, с другой – рассматривают этот организм с разных сторон: биологической, психической, социальной, выделяя в нем различные по своей природе части: органические и неорганические, реальные и воображаемые, неотторжимые и отторжимые, постоянные и временные. Человек, по данным анкетирования, совокупность внешних и внутренних проявлений, качеств, состояний. Наиболее частотны ассоциации, связанные с интеллектуальной природой человека, что, впрочем, вполне закономерно: опрошенные стремятся в первую очередь отметить те черты человека, которые отличают его от других живых существ.

Итак, образ человека в русском языковом сознании характеризуется разнообразием, неоднородностью, иерархичностью частей. В своем исследовании мы обращаемся к одной из них: нас интересует семантические черты языкового образа человека разумного, и, следовательно, наше внимание сосредоточено на объективированных всей системой семантических единиц, структур и правил русского языка представлениях о homo sapiens. Эти представления отчасти универсальны, отчасти национально специфичны. Общечеловеческий и национально-специфический взгляд на homo sapiens, отраженный в русском языке, в целом есть национально-культурный феномен, который мы называем образ homo sapiens в русской языковой картине мира.

4. Образ человека в русской языковой картине мира как национально-культурный феномен

И в человеке как представителе национально-культурного сообщества, и в его языковом образе как явлении национально-культурного порядка отражаются черты, которые в своей совокупности подводятся под определение «национальный характер».

Эмиль Дюркгейм так писал о национальном характере: «У нас есть два сознания: одно содержит только состояния, свойственные лично каждому из нас и характеризующие нас, между тем состояния, обнимаемые вторым, общи всей группе. Первое представляет и устанавливает только нашу индивидуальную личность, второе представляет коллективный тип и, следовательно, общество, без которого он не существовал бы… Но эти два сознания, хотя и различные, связаны друг с другом, имея для обоих себя только один-единственный субстрат. Они, следовательно, солидарны. Отсюда возникает своеобразная солидарность, которая, возникнув из сходств, связывает индивида прямо с обществом». «Это «общество внутри нас», существующее в виде однотипных для людей одной и той же культуры реакций на привычные ситуации в форме чувств и состояний, и есть наш национальный характер» (Касьянова, 1994, с. 26).

Изучению и описанию типичных черт русского национального характера, русской национальной личности, менталитета русского человека, феномену «русскости» посвящено множество этносоциологических, этнокультурологических, философских работ (П.А.Сорокин, Н.А.Бердяев, П.Б.Струве, Г.П.Федотов, А.Ф.Лосев А.Вежбицкая и др.). Авторы этих исследований отмечают, что выявление сущности русской национальной личности тесно связано с изучением исторических и социальных условий, в которых она себя проявляет; несмотря на изменения этих условий, основные черты русского национального характера, русского менталитета остаются незыблемыми.

Н.А.Бердяев отмечал, что в душе русского человека слиты воедино христианство и язычески-мифологическое представление о мире: «В типе русского человека всегда сталкиваются два элемента – первобытное, природное язычество, и православный, из Византии полученный, аскетизм, устремленность к потустороннему миру» (Бердяев, 1991а, с. 8).

В.Непомнящий в книге «Пушкин. Русская картина мира» пишет о том, что в мире существует представление о некой особой «русской духовности», что связано с особыми ценностными ориентациями русской культуры: «Западное христианство ориентировано на человека, так сказать, натурального, каков он есть сейчас; православие – на человека, каков он должен быть, то есть как он замышлен Богом, иначе говоря – на соотносимый с Христом идеал человека. Отсюда разница в иерархии ценностей. В плане нравственно-гражданском вершина этой иерархии на Западе – права человека, категория внешняя по отношению к личности; в восточном же христианстве на этом высшем месте – обязанности человека, ценность внутренняя, обеспечиваемая самою личностью – прежде всего в исполнении заповедей. В общекультурном плане западный тип устремлен к успехам цивилизации как сферы материальной, восточный же – к культуре как области духовного» (Непомнящий, 1999, с.454).

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Оглавление

Введение

Глава 1. Образ человека в языковой картине мира

  1. Человек – Язык – Культура

  2. Языковая картина мира

  3. Языковой образ человека

  4. Образ человека в русской языковой картине мира как национально-культурный феномен Конец ознакомительного фрагмента. Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg