«Начало правления Романовых. От Петра I до Елизаветы»

Начало правления Романовых. От Петра I до Елизаветы (fb2) - Начало правления Романовых. От Петра I до Елизаветы 5636K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Петр Геннадьевич Дейниченко

Петр Дейниченко НАЧАЛО ПРАВЛЕНИЯ РОМАНОВЫХ От Петра I до Елизаветы

Время Годунова

После смерти Ивана Грозного на престол взошел Федор Иоаннович. Богомольный, рассеянный и как будто не от мира сего, он не питал никакого интереса к государственным делам и легко поддавался чужому влиянию в вопросах, которые его лично не занимали. Правил за него назначенный Иваном Грозным регентский совет. Но рядом с Федором Иоанновичем был еще один человек — его супруга Ирина Годунова. Федор любил свою жену и всецело ей доверял. Перед родственниками Ирины открывались невиданные возможности. Этим не преминул воспользоваться старший брат царицы Борис, сделавший карьеру при опричном дворе Ивана Грозного. Борис и Ирина были обязаны положением своему дяде Дмитрию Годунову, стоявшему во главе Постельного приказа — дворцового ведомства, отвечавшего за быт и безопасность царской семьи. После того как Ирина стала супругой наследника престола, а Борис женился на дочери Малюты Скуратова, Годуновы вошли в ближайшее окружение государя.

Вскоре после смерти Ивана Грозного опекуны перессорились. Многие хотели отстранить вчерашних опричников от власти и вернуть Боярской думе былое влияние. Предчувствуя угрозу, Бельский предпринял попытку переворота. Он укрылся в Кремле, расставив на стенах стрельцов, и уговаривал царя Федора не отменять опричных порядков. Другие опекуны попытались прорваться в Кремль. Началась стрельба. На Красной площади, где собралась толпа противников опричнины, было убито несколько десятков человек. Чтобы успокоить народ, Федору Иоанновичу пришлось отправить Бельского в ссылку.

Опекуны постарались оградить Федора Иоанновича от всех возможных случайностей. Самого вероятного претендента на престол, малолетнего царевича Дмитрия, отправили вместе с матерью в Углич, который Иван Грозный выделил им в удел. Проводы были устроены «по царскому достоянию», но Мария Нагая чувствовала себя униженной — ведь ей не позволили присутствовать на коронации Федора Иоанновича.

Царь Федор Иоаннович. Портрет из «Титулярника». XVII в.

Через неделю, 31 мая 1584 года Федор Иоаннович венчался на царство. Торжественная церемония утомила его, и он, не задумываясь, отдал державу — тяжелый золотой шар — стоявшему рядом Борису Годунову. Позже современники истолковали это событие как символическое, но в тот момент Годуновы, наряду с другими боярскими партиями, еще только боролись за влияние на царя.

Борису Годунову помогла политическая изворотливость. Он сблизился с одним из опекунов, дядей царя Никитой Романовым, и быстро занял главенствующее место в правительстве Федора Иоанновича. Первым шагом новой власти стала всеобщая амнистия. На свободу вышли все, кто оказался в тюрьмах в годы опричнины. Пострадавшим вернули чины и поместья, отобрав их у новых владельцев. За взяточничество и произвол было смещено немало чиновников и судей. Разумеется, появилось много недовольных, и противники Годуновых умело этим воспользовались.

Летом 1584 года атмосфера накалилась до предела. В столице участились поджоги, по улицам ходили вооруженные патрули. В правительстве шла борьба вокруг главного финансового ведомства — Казенного приказа. Вопреки мнению многих влиятельных бояр, Борис Годунов смог настоять на ревизии государственной казны, которая обнаружила огромные хищения, и боярский суд вынужден был приговорить главного казначея (и опасного соперника Годунова) Петра Головина к смерти. (В последний момент Годунов заменил казнь ссылкой.) Вскоре после этого Годунов и Романов угрозами и уговорами заставили удалиться в монастырь еще одного своего соперника — князя Мстиславского. Но Борис Годунов прекрасно понимал, что может сохранить свое положение лишь до тех пор, покуда жив и здоров царь Федор Иоаннович. А тот, как назло, тяжело заболел уже 1585 году.

Болезнь государя едва не стоила Годунову власти, а может быть, свободы и жизни. Опасаясь за свою судьбу, он вступил в тайные переговоры с Австрией и Англией. Об этом стало известно. Выяснилось, что Борис Годунов не только готовил себе в Англии политическое убежище, но и собирался в случае смерти Федора Иоанновича выдать свою сестру, царицу Ирину, замуж за австрийского наследника престола. По Москве пустили слух, что Годунов хочет возвести на московский престол немца-католика… Бунт разразился в мае 1586 года. Восставшие москвичи ворвались в Кремль, угрожая «побить без милости всех Годуновых». Бояре не выдали Бориса и его родственников только из страха, что одних Годуновых толпе будет мало. Регент Иван Шуйский заявил, что больше «на Бориса нет гнева», и уговорил народ уйти из Кремля. Противники Годунова думали, что как с политическим деятелем с ним уже покончено.

Однако чтобы окончательно уничтожить Годуновых, нужно было развести Федора Иоанновича с Ириной. Предлог для этого нашли самый серьезный — бездетность царицы. Бояре подали Федору прошение об удалении Ирины «во иноческий чин». Его подписали Иван Шуйский, члены Боярской думы, митрополит Дионисий, епископы и городская верхушка. Они забыли, что даже Иван Грозный не смог заставить Федора расстаться с женой, — и поплатились за это. Митрополит был лишен сана и заточен в монастырь, такая же судьба постигла и других деятелей церкви. Несколько позже Шуйских обвинили в измене, подстрекательстве к мятежу и тайных связях с Речью Посполитой. В конце 1586 года в Москве и в самом деле вспыхнул бунт посадских людей. По официальной версии, «князь Ондрей Шуйский с братьею учали перед государем измену делать… и на всякое лихо умышлять с торговыми мужики…» Обвинение было очень серьезным — как раз тогда польский король Стефан Баторий готовил вторжение в Россию. «Мужики» поплатились ссылкой, шестеро купцов были казнены. Но с Шуйскими тогда поступили мягко, повелев им удалиться из Москвы.

Боевые доспехи русских воинов. XVI–VII вв.

Итак, Борис Годунов и его союзники удержали власть. Но проблемы, стоящие перед Россией, не были решены. Страна испытывала жесточайший кризис, казна была пуста, поля зарастали мелколесьем, войско сократилось более чем вдвое. Год за годом Россию терзали стихийные бедствия, разорявшие и крестьян, и служилых людей. Народ голодал и нищенствовал. Доходило до того, что служилые люди бросали разоренные поместья, шли в кабалу к боярам или питались подаянием.

Русский воин. XVII в.

Сгущались тучи и на границах. Татары год за годом проверяли на прочность южные рубежи страны, причем с каждым разом набеги принимали все больший размах. В 1587 году русским войскам едва удалось остановить около 40 тысяч крымских всадников. Борис Годунов, не считаясь с расходами, начал строительство крепостей в стратегически важных точках. Деятельное участие в этих фортификационных работах принял знаменитый зодчий Федор Конь.

Под его руководством в самые короткие сроки была сооружена мощная крепость в Астрахани и грандиозные укрепления Смоленска. Тогда же был воздвигнут городок на Тереке, построен город Царицын (в честь царицы Ирины), крепости Воронеж и Ливны. На Северском Донце появилась сильная крепость Царев-Борисов. В 1586 году в Москве Федор Конь начал строительство огромной каменной крепости — Белого города. Десятикилометровая стена с 27 башнями была возведена за семь лет. А в 1591 году всего за несколько месяцев вокруг Москвы выросла еще одна линия укреплений — так называемый Скородом. С внешней ее стороны подступы к Москве контролировали крепости-монастыри.

Но пока правительство отражало внешнюю угрозу, его противники не оставляли попыток отстранить Годуновых от власти. По Москве ходили слухи о том, что царица неверна своему супругу и хочет его отравить. Говорили и том, что Годунов приказал потихоньку убрать опального князя Ивана Шуйского, постриженного в монахи и сосланного на Белоозеро. (Найденные недавно документы не оставляют в этом сомнений, тем более что и остальные Шуйские подверглись тогда преследованиям.) Вместе с Шуйскими пострадали и многие их сторонники. К тому времени относятся и сообщения об уничтожении завещания Ивана Грозного и о том, что царевича Дмитрия велено было считать незаконнорожденным. Годунов вынужден был отчаянно защищаться и совершал при этом грубые ошибки. Он так и не обрел популярности, а после убийства Ивана Шуйского молва приписывала Годунову уже любое злодейство.

И все же Борис Годунов нашел выход из критической ситуации. Он выступил с идеей учреждения на Руси патриаршества. К тому времени Россия была единственной сильной православной страной, а московские митрополиты — куда влиятельнее и богаче константинопольских патриархов, прозябавших под властью турецкого султана. Логика подсказывала, что рядом с самым сильным православным самодержцем должен стоять патриарх.

В Константинополе такому развитию событий противились, как могли, но деваться было некуда — спасти Константинопольскую патриархию от разорения могли только русские деньги. В 1588 году новый Константинопольский патриарх Иеремия (прежний, Феолит, был низложен турками) отправился в Москву.

Правительство Годунова сделало все возможное — после нескольких месяцев почетного заточения и переговоров Иеремия согласился остаться в Москве. Однако Борис Годунов наметил на роль главы русской церкви вовсе не грека, а своего ставленника митрополита Иова. Объяснялось это просто — русскую церковь должен возглавить русский. Иеремия не желал уступать, и давление на константинопольскую делегацию продолжилось. На этот раз в ход пошли угрозы. Наконец запуганный патриарх согласился на все и просил только, чтобы его «государь благочестивый царь пожаловал отпустил».

Сразу после этого был созван священный собор, где по указанию Годунова «тайно» избрали трех кандидатов (одним из них был Иов), из которых благочестивый царь выбрал одного — опять-таки Иова, который и стал первым патриархом.

Введение патриаршества, хотя и предпринятое из чисто практических соображений, стало важнейшим событием в духовной жизни Руси. Исполнилось пророчество, впервые прозвучавшее вскоре после падения Константинополя — Русь стала главной хранительницей православной веры. Отныне Московское государство впервые обрело духовную независимость. В умах утвердилась мысль, что в мире есть лишь один истинный православный государь — русский царь. Это убеждение имело колоссальное значение для судеб православных народов Восточной и Южной Европы, которые с этого момента обрели в России влиятельного защитника и союзника. Патриаршество укрепляло и международный престиж России — известно, что на православном Востоке и католическом Западе Ивана Грозного отказывались признавать «настоящим» царем только потому, что венчал его на царство не первосвященник, а митрополит.

Годунов добился своего — с учреждением патриаршества высшее духовенство стало благосклоннее к правителю. Русская церковная иерархия поднималась на новую ступень: она состояла теперь из четырех митрополитов, шести архиепископов, восьми епископов. Казалось, что Москва и впрямь становится «Третьим Римом», государством истинной веры.

Трагедия в Угличе

В начале 1590 года началась война со Швецией. Шведский король Юхан III требовал от России сдать главные пограничные крепости — Смоленск, Псков и Новгород. Он был уверен, что победа достанется ему без серьезных военных действий. У западных рубежей России, в Ревеле, уже полгода стояла десятитысячная шведская армия и сорок кораблей. Швецию поддерживала и Польша, королем которой после смерти Стефана Батория стал наследник шведского престола Сигизмунд III Ваза.

У России в этот момент союзников не было. После смерти Стефана Батория в 1586 году русские дипломаты попытались договориться с Австрией о разделе Речи Посполитой, но пока шли переговоры, Австрия подписала мирный договор с Польшей. Хуже того — переговоры с католической Австрией подорвали всякое доверие к России в протестантской Англии. Эти грубые дипломатические просчеты усугубили и без того тяжелое положение России. Тем не менее, правительство Годунова рискнуло нанести удар первым.

В январе 1590 года русские полки под командованием воеводы Дмитрия Хворостинина осадили Нарву. Руководил осадой сам Борис Годунов, мало способный к военному делу. Нарва была взята ценой огромных потерь. Годунов согласился вести со шведами переговоры о мире, тем самым упустив победу. Шведы умело затянули их и выторговали себе почетное перемирие. Ключ к Прибалтике, Нарва, осталась в их руках. Тогда же Юхан III договорился с крымским ханом о совместных действиях против России. В начале 1591 года Швеция вновь сосредоточила на русской границе огромные силы. Военные приготовления шли и в Крыму. В Москве было неспокойно, и весной на улицах снова появились военные патрули. В воздухе пахло бунтом.

В мае из Углича пришла трагическая весть — при странных обстоятельствах погиб маленький царевич Дмитрий.

Царевич Дмитрий. Икона XVII — нач. XVIII вв.

Родственники царевича объявили, что мальчика убили по приказу Годунова. Однако факты говорят о том, что Борис Годунов был непричастен к его гибели. До наших дней дошло подлинное следственное дело о гибели царевича, которое вел один из главных противников Годунова Василий Шуйский (незадолго до этого его вернули из ссылки). Комиссия под его руководством прибыла в Углич на четвертый день после трагедии и провела тщательный опрос свидетелей. Никаких сомнений в том, что царевич Дмитрий погиб в полдень 15 мая во время приступа «падучей» (эпилепсии), порезавшись о собственный нож, у следователей не возникло. Дмитрий страдал этой болезнью долгое время; кроме того, он был склонен к припадкам ярости, и его игры начинали походить на дикие выходки юного Ивана Грозного. Уже в наше время историки исследовали материалы дела и пришли к выводу, что следствие велось чрезвычайно добросовестно.

Вместе с тем расследование показало, что родственники матери царевича Марии Нагой воспользовались смертью царевича в политических целях. Главную роль в этом играл Афанасий Нагой, стремившийся отстранить от власти Годунова. Нагие заявили, что мальчик убит по приказу Годунова, и попытались поднять мятеж в Угличе и Ярославле. Во время беспорядков в Угличе погибло 15 человек, в том числе и представитель царя дьяк Михайла Битяговский. Погром прекратили только своевременно подтянутые войска.

В Ярославль гонцы из Углича прибыли глубокой ночью. Сразу же ударили в набат. Собравшемуся народу объявили, что царевич Дмитрий зарезан. Не забыли уведомить об этом и английского посланника Джерома Горсея, который был тогда в Ярославле. Ночью к нему явился Афанасий Нагой и сказал, что «царевич Дмитрий скончался, дьяки перерезали ему горло, слуга одного из них сознался под пыткой, что они посланы Борисом, царица отравлена и при смерти…». Донесение о смерти царевича ушло в Англию.

Слухи о причастности Годунова к смерти царевича ползли и по Москве. В конце мая город сильно и часто горел, и в пожарах тоже винили приближенных правителя. Власти схватили нескольких поджигателей, которые заявили, что действовали по поручению Афанасия Нагого. После этого судьба Нагих была решена.

Уже в начале июня комиссия Шуйского представила свои выводы высшим духовным лицам государства. Патриарх строго осудил «измену» Нагих и угличан. Царь Федор немедленно приказал схватить виновных в измене и провести еще одно расследование — на этот раз по поводу подстрекательства к бунту. Сразу же начался «розыск». Приговор был объявлен лишь на следующий год. Мать Дмитрия постригли в монахини и заключили в монастырь на Белоозере, Афанасия Нагого с братьями бросили в тюрьму, а многих его холопов казнили. Сотни жителей Углича сослали в Сибирь. Вместе с ними в ссылку отправился и большой колокол Углича, набат которого собирал бунтовщиков.

Порядок в стране удалось восстановить в самый последний момент: 4 июля 1591 года крымско-турецкое войско численностью до ста тысяч человек подошло к южным окраинам Москвы. В течение дня продолжались стычки с русским войском, сосредоточенным близ Данилова монастыря, а ночью случился короткий бой с применением артиллерии и даже тяжелых пушек, бивших со стен Москвы. Ночная пальба и вылазки русской конницы вызвали в рядах противника такое смятение, что вся татарская рать бросилась бежать и бежала без остановки до самой Оки. Многие татары были захвачены в плен, другие утонули на переправе. Как потом выяснилось, пальба началась случайно, а конные отряды воеводы выслали просто на разведку, но победа была бесспорной. Вся слава досталась Борису Годунову. Царь Федор пожаловал ему за нее золотой кубок, захваченный в ставке Мамая после Куликовской битвы.

Случайная победа над татарами под Москвой сыграла важную роль в войне со Швецией. Шведы лишились союзника и не смогли развить наступление на Новгород и Псков. Вялые военные действия продолжались еще некоторое время, но потом начались мирные переговоры, увенчавшиеся в 1595 году не слишком выгодным для России Тявзинским миром. По нему Россия возвращала себе часть крепостей и южное побережье Финского залива — иными словами, ситуация возвращалась к той, что существовала до Ливонской войны.

Победы над политическими противниками и внешним врагом позволили Годунову укрепить свою личную власть.

Царь Борис

Федор Иоаннович скончался 6 января 1598 года. Он не оставил потомства (его единственная дочь умерла в раннем детстве). Патриарх и царица тщетно уговаривали Федора назвать преемника, но тот отмалчивался, говоря, что на все воля божья. Те, кто присутствовал при его кончине, говорят лишь о том, что он наказал Ирине закончить свои дни в монастыре.

Борис Годунов попытался возвести Ирину на престол, и она даже успела издать закон об амнистии. Патриарх Иов, вопреки всем обычаям, ввел богослужение в честь вдовствующей царицы. Возможно, все сошло бы гладко, но Борис перестарался. Разосланный по стране текст присяги требовал от подданных целовать крест патриарху Иову и православной вере, царице Ирине, правителю Борису и его детям. А признать Бориса «великим князем» многие не хотели.

В этих условиях Ирина отказалась от власти в пользу Боярской думы. Дума, однако, не смогла ни править, ни выбрать из своей среды кандидата на престол — каждый считал свой род более достойным. Годунова бояре в расчет не принимали и подчиняться ему более не желали. У Годунова оставался последний рычаг — верный ему патриарх Иов. Тот решил проблему оригинальным способом. 17 февраля, сразу по истечении траура по Федору Иоанновичу, он созвал на своем подворье «собор», на котором присутствовали люди «всех чинов». Из бояр, впрочем, были лишь Годуновы, их ближайшие родственники и некоторые младшие чины думы. Патриарх от имени всех присутствующих предложил кандидатуру Годунова, выслушал аргументы в его пользу, составленные неведомыми почитателями правителя, и «приговорил» собраться всем на другой день в Успенском соборе и пройти шествием в Новодевичий монастырь, где перед кельей царицы Ирины просить Бориса на царство.

Царь Борис Годунов. Миниатюра из «Титулярника». XVII в.

Несколько дней Годунова упрашивали, тот отказывался, говоря, что и не помышлял посягнуть на царство, но потом все же согласился принять корону. Прямо в монастырском соборе патриарх объявил его царем. Но Дума не признавала его и все подыскивала более достойного кандидата на престол. Дошло до того, что некоторые бояре предложили объявить царем прозябавшего в глуши Симеона Бекбулатовича, но и тут не пришли к согласию. Противостояние тянулось до весны, и все это время Годунов жил в монастыре.

Дело решила вдовствующая царица. «Приспе время облещися тебе в порфиру царскую», — гласил ее указ. Только после этого Годунов въехал в царские покои. Он понимал, что Боярскую думу нужно срочно привести к покорности, иначе она не даст ему править.

В апреле Борис Годунов объявил военный поход против крымской орды и лично возглавил войска. Боярам ничего не оставалось, как занять высшие посты в армии под командованием Годунова — в противном случае их обвинили бы в измене. В начале мая русская армия выдвинулась навстречу татарскому войску и стала на Оке. Ставка Бориса расположилась в Серпухове. При Борисе находились и 500 выборных участников Земского собора, 1 августа утвердивших «избирательную грамоту» о наречении Бориса на царство. Противник на Оке так и не появился. Вместо вражеского войска явились крымские послы с мирными предложениями и тут же признали за Борисом царский титул. Приезжали и другие дипломаты. Борис устраивал пиры, раздавал жалованье. Дворянское воинство, особенно провинциальное, было довольно. Воевать было не с кем. Борис показывал себя щедрым царем. А если учесть, что незадолго до смерти Федора Иоанновича Годунов принял законы, прикреплявшие крестьян к земле и облегчавшие розыск беглых, он проявил себя еще и мудрым — ведь это спасало мелких помещиков от разорения. Не удивительно, что в июле страна с восторгом присягнула Борису. 1 сентября 1598 года он торжественно короновался в Успенском соборе.

«Доброе правление» продолжалось не более года. После этого практически все, кто противился «избранию» Бориса на царство или непочтительно о нем отзывался, подверглись преследованиям. Борис, следуя своему обещанию, старался избежать казней. Но годуновская ссылка иной раз оказывалась хуже смерти. Осужденных в тяжелых оковах отвозили в далекие северные монастыри или за Урал и оставляли там на самом скудном содержании. К тем, кому удавалось выжить, Годунов бывал милостив. Часто вскоре после суда он смягчал режим заключения, возвращал опальных из ссылки и даже возвращал им часть отобранных поместий.

Годунов надеялся основать новую династию и делал все, чтобы оставить о себе добрую память. Страна и в самом деле сильно изменилась в первые годы его правления. Хотя Годунов не был великим полководцем, в его царствование Русь расширила свои рубежи. В 1598 году было окончательно разгромлено Сибирское ханство, и всего за два года русские люди продвинулись с Иртыша и Оби к Енисею. После 1591 года наладились добрососедские отношения с Крымом, а в 1601 году было заключено двадцатилетнее перемирие с Речью Посполитой. Впервые за долгое время страна получила мирную передышку.

Быстрому возрождению разоренной Руси способствовали жесткие меры Годунова по закрепощению крестьян. Еще в 1597 году правительство приняло указ о кабальных холопах, запрещавший им возвращать себе личную свободу до смерти господина, и указ о пятилетием сыске беглых крестьян. Поначалу прикрепление крестьян к земле вовсе не означало «рабства». Смысл отмены Юрьева дня был в том, чтобы восстановить разоренное сельское хозяйство и упорядочить сбор налогов — ведь податями облагались не люди, а крестьянские дворы. Прикрепление крестьян к земле способствовало развитию сельского хозяйства, ибо крестьянин, который в любой момент мог уйти к другому владельцу, не слишком беспокоился об урожае.

За короткий срок эти меры позволили увеличить доходы казны. Годунов получил возможность строить мощнейшие крепости, соборы, открывать типографии и посылать отряды в Сибирь. Строительные проекты давали работу тысячам нуждающихся. Борис стремился развивать связи с Западной Европой и дал большие льготы немецким купцам. При нем вошел в строй порт в Архангельске, на целое столетие ставший морскими воротами России. Царь подумывал и об открытии в России университета по европейскому образцу и впервые отправил нескольких дворян учиться за границу.

Если бы эти начинания удались, возможно, Россия избежала бы многих бед. Но Борису Годунову не повезло. На его царствование выпало самое жестокое стихийное бедствие, которое испытала страна за последнюю тысячу лет.

Самозванец

Зимы в 16011602 годах были долгими и многоснежными. Летом неделями лили дожди, а иной раз выпадал и снег. Озимые гибли под снегом, яровые хлеба гнили на корню. В начале 1603 года цены на хлеб поднялись в 18 раз, деньги стремительно теряли цену, а запасов больше не было. Голодающие толпами стекались в столицу, но помощи уже не получали. В крупных городах съели всех кошек и собак, были случаи людоедства. Люди умирали от голода прямо на улицах. В Москве только в трех братских могилах похоронили 127 тысяч человек, в основном тех, кто пришел в столицу в надежде на спасение. Москвичей хоронили, как правило, на церковных кладбищах, и сколько их легло в землю — даже не считано. Современники полагали, что вымерла треть царства Московского. Участились разбои, и на борьбу с ними приходилось высылать специальные отряды под командованием опытных воевод.

Следующий год поначалу был полегче, но мало у кого осталось зерно для посева. И все же цены на хлеб немного понизились. Но позднее катастрофа повторилась — снова непрерывные дожди и ранние заморозки. Летопись сообщает, что «на Москве среди лета выпал снег великий и мороз был, в санях ездили». Это значит, что снег лежал, по меньшей мере, два-три дня. К этому времени хлеб подорожал уже в 25 раз.

Именно в это время в Литве объявился человек, называвший себя сыном Ивана Грозного царевичем Дмитрием (в историю он вошел под именем Лжедмитрия I), якобы чудом избежавший смерти и долгие годы скрывавшийся по монастырям. Он был неплохо образован, знал придворный этикет, многие секреты московского двора и подробности событий в Угличе. Некоторые ему верили, другие делали вид, что верят. Вскоре он был принят в замке сандомирского воеводы Юрия Мнишека в Самборе. Нашлись люди, помнившие Дмитрия по Угличу и подтвердившие, что беглый монах — сын Ивана Грозного.

Польские князья, которых не устраивал мир с Россией, решили воспользоваться случаем и помочь Дмитрию (Лжедмитрию) взойти на московский престол. К ним присоединились иезуиты, замолвившие за него слово перед польским королем Сигизмундом III. В обмен на поддержку Лжедмитрий согласился выполнить ряд условий. Мнишеку он обещал выплатить миллион злотых, жениться на его дочери Марине и передать ей в удел Псков и Новгород, королю — часть русских земель, иезуитам — обратить Русь в католичество.

Лжедмитрий I.

Марина Мнишек.

В Москве Лжедмитрия I называли самозванцем, беглым монахом Чудова монастыря Гришкой Отрепьевым (эту версию разделяют и многие историки). Но кем бы ни был этот человек на самом деле, многое говорит о том, что он искренне верил в свое царское происхождение. Он, конечно, не был настоящим царевичем Дмитрием, во всяком случае, был совершенно здоров и характером ничем не напоминал Ивана Грозного.

Лжедмитрий появился в неудачное для Москвы время. Голод и разбои подорвали боеспособность дворянского ополчения. Только что русские войска потерпели крупное поражение на Северном Кавказе — семитысячная армия была почти полностью истреблена черкесами и турками. Нехватка людей не позволяла наладить исправную службу в пограничных крепостях. На южных рубежах России началось брожение. Донские казаки готовы были нести службу, лишь пока власть в Москве была сильна и регулярно снабжала их всем необходимым. Теперь же они сами были не прочь напасть на русские города.

Осенью 1604 года войско Лжедмитрия I (около двух тысяч наемников) вторглось в Россию. В Москве недооценивали опасность, считая, что Польша просто провоцирует Россию нарушить перемирие. Между тем Лжедмитрий был прекрасно осведомлен обо всем, что происходит в России, и учитывал сложившуюся в стране ситуацию. Именно поэтому он наступал на Москву через южнорусские земли, где тяготы голода и государевой службы привели помещиков почти к полному разорению. Учитывал самозванец и то, что южные окраины со времен Ивана Грозного были местом ссылки. Сюда же бежали из Речи Посполитой все недовольные, которых становилось все больше с момента подписания Брестской унии. Они связывали с опальным царевичем немалые надежды. Еще на пути от Львова до Киева многие крестьяне «показачились» и вступили в армию самозванца.

Лжедмитрий привлек на свою сторону значительную часть населения. Еще задолго до подхода войск самозванца народ требовал от властей признать «истинного государя». Армии Лжедмитрия даже не приходилось сражаться — все участие наемников в военных действиях сводилось к грабежам. Русские воеводы ничего не могли сделать: «смутишася черные люди и перевязали воевод». Восставшие обращали свой гнев не на бояр и дворян, а на воевод, московских стрельцов и всех, кто выступал против «доброго царя». Тех же, кто признавал его власть, щадили. Поэтому войско Лжедмитрия росло как снежный ком, города и крепости открывали ворота, едва заслышав о его приближении.

Новгород-Северский защищала 25-тысячная армия, которая легко могла бы разбить войско самозванца. Но царские воеводы промедлили, и в конце декабря 1604 года польские гусары стремительно атаковали, захватили знамя правительственных войск и ранили главнокомандующего князя Мстиславского.

Этот рейд привел царских воевод в замешательство, и они поспешили отвести войска. Наемники праздновали победу и требовали от самозванца денег, но заплатить им было нечем.

Возмущенные солдаты покинули лагерь. Решив, что положение Лжедмитрия безнадежно, уехал в Польшу и его покровитель Юрий Мнишек.

Герб Российского государства из «Титулярника». XVII в.

Самозванец же спокойно занял Севск и начал набирать новое войско — на этот раз из крестьян, донских и запорожских казаков и жителей городов. Боевое крещение этого воинства оказалось неудачным: в битве под селом Добрыничи оно было полностью разгромлено. Сам Лжедмитрий, едва не попав в плен, укрылся в Рыльске. Правительственные войска захватили много пленных. Немногочисленным полякам, еще воевавшим на стороне Лжедмитрия, сохранили жизнь. Всех прочих — детей боярских, стрельцов, казаков и простых мужиков — повесили без суда. После этого жестоко наказали мятежную волость, присягнувшую Лжедмитрию. Несколько тысяч жителей было казнено. Современники сообщали, что царь приказал убивать «не токмо мужей, но и жен и беззлобивых младенцев… и имения их расхищены быша и домове до конца разорены быша и огнем пожжены быша».

Власти хотели запугать сторонников самозванца, но террор привел к противоположному эффекту. Теперь присягнувшим Лжедмитрию нечего было терять. Две недели многотысячные правительственные войска осаждали деревянную крепость Рыльска, которую обороняло всего несколько сот стрельцов и казаков, — и вынуждены были отступить. Спустя некоторое время то же самое повторилось под крепостью Кромы. Боевой дух царской армии с каждым днем падал. Местность вокруг была охвачена восстанием. Сторонники Лжедмитрия перехватывали обозы, мешали заготовке провианта. Положение усугубляли сильные морозы. Наконец в правительственных войсках тоже стали сомневаться: что если перед ними и впрямь царевич Дмитрий? Дворяне, не спрашивая разрешения, начали разъезжаться по поместьям, уводя своих людей.

Отступление привело Бориса Годунова в ярость, но он ничего не мог сделать. Положение на южных границах с каждым днем становилось все хуже. Крепость за крепостью принимала сторону самозванца. Правительство пожинало плоды своей политики освоения Дикого поля. Дело в том, что большинство крепостей там было основано в период с 1585 по 1599 год. Постоянного населения на этой территории практически не было, лишь немногочисленные вольные казаки, которые вовсе не стремились попасть под власть московского царя (как, впрочем, и любого другого правителя). Теперь их определили на службу, но новые порядки были этим людям совсем не по нутру.

Недовольство зрело и в крепостях. Сформировать множество гарнизонов одновременно из профессиональных военных правительство было не в состоянии и набирало для службы в них людей из низших сословий. Кое-где воеводам разрешено было записывать на службу помещичьих крестьян, вольных людей с посадов, казаков, стрелецких детей и просто гулящих людей. Стекались туда и беглые крестьяне и холопы. Иной раз достаточно было привести с собой лошадь, чтобы быть записанным на службу, — воеводы предпочитали лишних вопросов не задавать. Служба была тяжелой, многие пытались самовольно ее оставить. Беглых били кнутом и заключали в тюрьму. Некоторых ожидала смертная казнь.

Недовольны были и московские стрельцы, которых посылали в эту глушь для укрепления гарнизонов. По уставу они должны были служить там несколько месяцев до прибытия смены, но на деле застревали в крепостях на неопределенное время, оставив в столице семьи и доходные промыслы.

Наконец, за Лжедмитрия горой стояло южное мелкопоместное дворянство. Дворяне неохотно переселялись на южные неосвоенные земли, поэтому правительство отправляло туда на житье детей боярских из мелкопоместных семей принудительно. Им давали небольшие участки земли, но обрабатывать их они должны были сами. Голод и крестьянские законы Годунова поставили этих людей на грань разорения, и терять им было нечего.

Весной 1605 года правительственные войска полностью утратили боеспособность. В течение многих недель огромная армия стояла под небольшой крепостью Кромы, которую удерживали сторонники Лжедмитрия. Дожди, болезни и весеннее половодье измотали войско, солдаты разбегались. Многие знали, что царь болен и долго не протянет. И действительно, 13 апреля 1605 года Борис Годунов скончался. Приближенные его сообщают, что в последние недели перед смертью он все чаще впадал в сомнения, почти лишался рассудка и не знал, верить ли ему, что Дмитрий жив или что он умер.

К лету 1605 года все южные области России, в освоение которых правительство Годунова вложило столько сил и средств, оказались охвачены восстанием. Дорога на Москву была открыта.

Конец Годуновых

Через три дня после смерти Бориса Годунова Москва присягнула его 16-летнему сыну Федору Борисовичу. Присягнули и крупнейшие города России — Новгород, Казань, Астрахань, а также Поморье и Сибирь. Возможно, Федор стал бы неплохим государем. Он получил прекрасное образование и обладал явными способностями. Но он был внуком Малюты Скуратова, это и обрекло его на гибель.

Как ни странно, роковую роль в судьбе Федора сыграл текст присяги. Там не было ни слова о беглом монахе, воре и еретике Гришке Отрепьеве, которого правительство Годунова неустанно обличало, но шла речь о неком «князе Дмитрии Углицком». В результате сомнения подданных только усилились. Кто этот «Дмитрий Углицкий»? Не подлинный ли это царевич? Уже через несколько дней после присяги пошли слухи, что Борис покончил с собой в страхе перед сыном Грозного. В Москве начались волнения. Народ немного успокоился лишь после приезда в Москву князя Мстиславского и братьев Шуйских. Князь Василий Шуйский, руководивший следствием в Угличе, поклялся, что царевича Дмитрия нет в живых, а «путивльский вор» — это беглый монах Отрепьев.

Правительственные войска между тем еще оставались под Кромами. На подмогу армии был направлен герой обороны Новгорода-Северского Петр Басманов (свой героизм, впрочем, он проявлял там не в сражениях, а в искоренении «измены»). Под Кромами Басманов продолжил свою сыскную деятельность. Очень скоро ему стало ясно, что в войске куда больше тайных приверженцев Лжедмитрия, чем тех, кто хранит верность правительству. После некоторых колебаний Басманов, у которого к родне нового царя были собственные счеты, вошел в заговор, в котором участвовали некоторые воеводы и дети боярские из Тулы, Рязани и северских городов. Поддерживала заговорщиков и чернь — холопы, казаки, «даточные люди» и часть стрельцов. Заговорщики планировали захватить командный состав и присягнуть Лжедмитрию.

Мятеж начался 7 мая перед рассветом. Все прошло, как и задумывалось. Басманов распорядился связать командиров, его люди подожгли с нескольких сторон лагерь. Поднялась суматоха, заговорщики с криками «Да здравствует царь Дмитрий!» решительными действиями изгнали своих противников из лагеря. Обошлось без стрельбы. Верные правительству воеводы могли бы уничтожить изменников огнем из пушек, но не решились. Вместе с ними из-под Кром ушли и тысячи дворян и прочих ратных людей. Нестройными толпами они три дня шли к Москве.

На стороне самозванца оказалась многотысячная армия и способные военачальники. Через несколько дней войско было приведено к присяге Лжедмитрию, а уже утром 1 июня в Москву в сопровождении казачьего отряда вошли его посланцы — дворяне Гаврила Пушкин и Наум Плещеев. С Лобного места они огласили грамоту «истинного царя», обещавшего всем высшим сословиям льготы и милости, а тем, кто воевал против него, — прощение. Народу же были обещаны «тишина», «покой» и «благоденственное житье». В распоряжении царя Федора Борисовича и Боярской думы было несколько тысяч стрельцов и пушки, но сделать они ничего не могли. В городе началось восстание. Бояре еще пытались вовлечь Пушкина и Плещеева в переговоры, а казаки и присоединившиеся к ним москвичи уже освободили из тюрем заключенных (к тому времени в московских тюрьмах томилось огромное количество «воров» и пленных). На Красной площади собралась несметная толпа, которая ворвалась в Кремль. Царь успел укрыться, но его поначалу и не искали — люди бросились грабить царские хоромы, дворы Годуновых (да и прочие богатые дворы). Убийств не было, но и без жертв не обошлось: толпа разгромила винные погреба, и около 50 человек упились до смерти. К полудню волнения утихли — москвичи не знали, что делать дальше. Позже царь и его мать были обнаружены и заключены под домашний арест. 3 июня бояре поехали в Серпухов на поклон к самозванцу.

Из Серпухова по дальним городам полетели грамоты о предстоящем восшествии самозванца на престол. Уже прибыли руководители приказов и иностранные дипломаты. Бояре устроили в честь «царевича Дмитрия» роскошный пир. Все говорило о том, что вопрос о его восшествии на престол уже решен, и дело лишь за условиями его соглашения с правящей верхушкой. Бояре же были готовы на все. Из усыпальницы в Архангельском соборе извлекли тело Бориса Годунова и выставили его на поругание. «И камение на нь метали, и ногами пхати тело его поверженное и на земле лежащее», — сообщает летопись. Однако самозванцу и этого было мало. Он объявил, что не приедет в Москву, «прежде чем не будут уничтожены те, кто его предал… Пусть уберут с дороги также и молодого Федора Борисовича с матерью». 8 июня в Москву с предписанием об уничтожении царской семьи прибыла особая комиссия под руководством боярина князя Василия Голицына. Приказ без промедления был выполнен. Палачи удавили царицу и ее сына. Дочери Годунова Ксении сохранили жизнь. (По некоторым сведениям, Лжедмитрий надругался над ней и несколько месяцев держал ее при себе, прежде чем отослать в монастырь.) Сразу после расправы князь Голицын объявил, что царская семья покончила с собой, но никто этому не поверил. Гробы с телами были выставлены на всеобщее обозрение, и тысячи москвичей своими глазами видели следы от веревок. Комиссия Голицына расправилась и с патриархом Иовом, до конца хранившим верность Годуновым. Его лишили сана и заточили в Успенский монастырь в Старице.

Правление Лжедмитрия I

20 июня 1605 года Лжедмитрий I торжественно, под колокольный звон вступил в Москву. Народ ликовал. На Лобном месте самозванца встретили представители московского духовенства. После молебна Лжедмитрий, посетив Успенский и Архангельский соборы, занял престол в Тронном зале. Под окнами дворца стояли польские роты с развернутыми знаменами.

В тот же день Лжедмитрий сменил всю кремлевскую стражу, а на другой день велел созвать священный собор, чтобы выбрать новое церковное руководство. Патриархом стал выходец с Кипра Игнатий, архиепископ рязанский. Игнатий принял сторону самозванца еще в Путивле и теперь получил заслуженную награду. (Чтобы соблюсти видимость законности, собор вначале восстановил Иова в сане и тут же снова лишил его патриаршества).

Вслед за тем в измене был обвинен Василий Шуйский, расследовавший убийство царевича Дмитрия. Шуйского приговорили к смерти, но Боярская дума выторговала ему жизнь, и перед самой плахой его помиловали. Это стало первой существенной уступкой самозванца.

Лжедмитрию осталось теперь убедить всех в том, что он — сын Ивана Грозного. Сам он в этом нисколько не сомневался, а потому легко согласился встретиться с матерью царевича. В середине июля 1605 года старицу Марфу (Марию Нагую) привезли в Москву. Многие наблюдали их трогательную встречу — вдова Ивана Грозного и самозванец со слезами на глазах обняли друг друга.

Вскоре после этого, 21 июля, в Успенском соборе состоялась коронация Лжедмитрия. Так началось 11-месячное правление самозванца. Лжедмитрий сразу приступил к ломке всех русских установлений. Боярскую думу преобразовал в Сенат, вводил новые должности по польскому образцу и не считался с мнением бояр. Отношения с Боярской думой не складывались. Бояре готовы были терпеть его высокомерие и тщеславие лишь в том случае, если бы он не мешал им править по своему усмотрению. Но тщеславие-то и не позволяло Лжедмитрию соглашаться с этим. Он всеми способами стремился возвыситься над боярами, унижал их, издеваясь над их непросвещенностью. Попытался Лжедмитрий и формально закрепить свой высокий статус, присвоив себе императорский титул. Отныне он именовал себя «мы, непобедимейший монарх Божьей милостью император, и великий князь всея России, и многих земель государь, и царь самодержец, и прочая, и прочая, и прочая».

Лжедмитрий был деятельным и отнюдь не бездарным правителем. При нем вовсю шла работа над новым Судебником (утвердить его так и не успели). В феврале 1606 года был принят закон, закреплявший бежавших от нужды и голода крестьян за теми, кто в «голодное время прокормил». Эта мера была выгодна южным помещикам, поскольку беглые больше всего оседали на целинных землях бывшего Дикого поля. Одновременно Лжедмитрий освободил южные районы от государевых податей на десять лет, таким образом отблагодарив их за поддержку.

Положение Лжедмитрия казалось устойчивым, но поляки не позволяли ему забыть о своих обещаниях, грозя разоблачением. Уже в феврале 1606 года в Москву явились послы короля Сигизмунда с территориальными претензиями. О тайных сношениях нового царя с Речью Посполитой скоро стало известно, но о сути их в Москве пока не догадывались. Чтобы рассеять подозрения, самозванец попытался представить дело так, будто речь идет о союзе с поляками против Крыма и Турции. Он даже всерьез начал готовиться к военному походу на турецкую крепость Азов. Но подготовка к войне вызвала резкое раздражение уставшего от бесконечных войн дворянства.

Очень скоро недовольные составили заговор, который снова возглавил опытный Василий Шуйский. Он уже побывал в руках палача и вовсе не хотел еще раз оказаться перед плахой. Поэтому заговорщики действовали очень осторожно. В Польше они вошли в контакт с противниками Сигизмунда III и предложили им возвести Лжедмитрия на польский престол. Польский король довольно быстро узнал об этом, и отношения его с Лжедмитрием обострились до предела. Взбешенный король по дипломатическим каналам прямо заявил ему: «Подлинно тебя Бог сопхнет с столицы твоей, и надобе то указать всему свету и Москве самой, какой ты человек и что им хочешь сделати». Одновременно заговорщики распространяли слухи, что Лжедмитрий — царь не настоящий и готовили покушение. Лжедмитрий знал об этом и значительно увеличил свою охрану — теперь в Кремле постоянно дежурили сотни иностранных наемников. Однако для полной безопасности этого было мало, а на русских Лжедмитрий не рассчитывал. Тогда самозванец вспомнил о дочери Юрия Мнишека Марине, которую в свое время обещал взять в жены. По условиям этого брачного соглашения Мнишеку и его дочери обещаны были крупные земельные владения. Они же обязывались привести с собой в Москву наемников и оружие. Лжедмитрий пообещал каждому из солдат задаток в сто золотых.

2 мая 1606 года свадебный кортеж вступил в Москву. Невесту сопровождало столько вооруженных людей, что казалось, будто в город входит иноземная армия. Через несколько дней состоялась свадьба, которая вызвала страшное возмущение: мало того, что церемония проходила на польский манер, так невеста-католичка еще и отказалась принять причастие. Мало кто знал, что, как только собор покинули иноземные дипломаты и гости, Марина тут же обвенчалась с Лжедмитрием по православному обряду. Впрочем, к самой новобрачной в народе поначалу отнеслись благосклонно. Куда больше москвичей раздражали польские гусары, прибывшие вместе с Юрием Мнишеком. Те без колебаний пускали в ход оружие и затевали с горожанами драки и ссоры по любому поводу. Меньше чем через неделю по всему городу начали говорить, что царь — «иноземец», «поганый», ест нечистую пищу и оскверняет святыни. Поводов к тому было достаточно — Лжедмитрий обычаев православных не соблюдал, устроил свадебный пир в постный день, развратничал (о количестве его внебрачных детей ходили самые невероятные слухи).

14 мая начались первые волнения, а 17 мая народ восстал.

Лжедмитрий полагал, что главная опасность грозит лишь полякам и не принял достаточных мер безопасности. Он до самого конца не подозревал, что в заговоре против него замешаны его приближенные. До конца верен ему оставался лишь Петр Басманов, с дворцового Красного крыльца убеждавший народ разойтись. Но один из заговорщиков убил его ударом кинжала, и толпа ворвалась во дворец. Спасая свою жизнь, Лжедмитрий выпрыгнул из окна, но вывихнул ногу. Далеко уйти он не мог, и вскоре заговорщики его обнаружили. Тщетно самозванец умолял их дать ему поговорить с народом. Бояре набросились на него, сорвали царскую одежду и забили до смерти, после чего обнаженное и изуродованное тело выволокли из Кремля и бросили на площади в грязь, объявив, что это не царь, а беглый монах-расстрига Гришка Отрепьев.

На улицах Москвы в это время толпа расправлялась с поляками и со всеми чужеземцами, в недобрый час оказавшимися на улице. Погибло более 400 иностранцев, но и москвичей полегло немало — наемники дорого продавали свою жизнь и убили более 300 человек. Сотни людей были ранены. Марину Мнишек и ее отца оставили в живых, но дочиста ограбили. Позже их сослали в Ярославль. Погромы, вероятно, инициировались боярами, потому что уже к вечеру власти восстановили порядок.

Через три дня царем «выкрикнули» Василия Шуйского.

Царь Василий Шуйский. Портрет из «Титулярника». XVII в.

Пока знать пыталась договориться, «малые некий от царских палат» составили грамоту об избрании Василия на царство и сопроводили его на Лобное место. Москвичи встретили Шуйского одобрительными возгласами.

В день своего восшествия на престол Шуйский распорядился убрать труп самозванца. Тело Лжедмитрия привязали к лошади, выволокли в поле и закопали у обочины дороги. По городу, однако, ходили разные слухи. Появлялись «прелестные письма», подписанные чудом спасшимся Лжедмитрием, говорили, что из могилы его вырывается голубое пламя. К тому же вдруг наступили невиданные холода и пожухла вся зелень… Обеспокоенное духовенство распорядилось выкопать труп «колдуна» и сжечь.

Гражданская война

Неглупый и хитрый Шуйский не обладал способностями к управлению государством. Главная его беда заключалась в том, что он все время лгал. Шуйский без зазрения совести сначала говорил, что царевич Дмитрий погиб по трагической случайности, потом — что зарезали другого мальчика, а царевич чудесным образом спасся, потом — что царевич все же погиб, но не случайно, а по злому умыслу, а тот, кто выдавал себя за царевича, — самозванец… Лжи было столько, что Шуйскому уже не верили. В начале июня из-за этого в городе случился настоящий бунт. Пришлось Шуйскому распорядиться, чтобы в Москву из Углича доставили останки царевича в доказательство того, что истинный Дмитрий давно мертв.

Гроб Дмитрия открыли и подвели к нему старицу Марфу, которая меньше чем за год до этого со слезами встречала обретенного «сына». От нее ждали каких-то слов, но увиденное так потрясло ее, что она ничего не смогла сказать. Тогда Василий подтвердил сам, что это и есть мощи царевича. Ему не слишком поверили. Многие знали, что с подачи Шуйского покойного царевича готовились причислить к лику святых. Но канонизировать самоубийцу было невозможно, а ведь совсем недавно Шуйский, руководивший следствием по Угличскому делу, убедительно доказал, что мальчик сам в припадке падучей случайно ткнул себя ножом. Теперь тот же Шуйский утверждал, что царевич — не самоубийца. Якобы мальчик «играл в орешки», когда к нему подкрались злодеи. В подтверждение этой версии на грудь истлевшему покойнику положили свежие орешки и даже вымазали их кровью.

У гроба, выставленного в Архангельском соборе, происходили массовые исцеления — слепые прозревали, безногие вставали. В Кремль началось массовое паломничество. Противники Шуйского воспользовались ситуацией и подвели к гробу тяжелобольного, который там же и умер. Тут же пошла молва, что мощи — подложные, что мать сына своего не узнала, что Дмитрий — жив… Доступ к телу пришлось закрыть.

Вскоре слухи о том, что свергнутый царь жив, приобрели пугающую реальность. Говорили, что он вновь объявился на юге, что с ним идет польская армия. Слухи эти усиленно распускали Юрий и Марина Мнишеки. Избежав гибели, они какое-то время оставались в Кремле, питая призрачные надежды, что Марину признают законной царицей. Мнишек даже попытался устроить ее брак с Василием Шуйским. Дума, однако, отвергла все их претензии и сослала в Ярославль. После этого все их помыслы были связаны с тем, что народ не поверит в смерть «доброго царя». С помощью своих родственников в Польше они решили разыграть чудесное спасение государя. Нужен был лишь подходящий кандидат. Им вызвался стать московский дворянин Михаил Молчанов, приближенный Лжедмитрия, бежавший из Москвы после убийства самозванца. Едва ли Молчанов собирался царствовать, разве что надеялся половить рыбку в мутной воде. Терять ему было нечего, он участвовал в убийстве Федора Годунова, обвинялся в колдовстве, был бит кнутом. Московские дипломаты прекрасно знали, кто объявился в Самборе, и быстро сообщили об этом польским властям. Сигизмунд III, опасавшийся мятежа в собственном королевстве, на этот раз предпочел не оказывать Мнишекам и их сторонникам никакой поддержки и не позволил им собрать военный отряд.

А действовать нужно было без промедления. Против Шуйского уже поднялись все сторонники Лжедмитрия на юге страны. Они боялись, что теперь их ждет расплата за поддержку, которую они ему оказывали. Кроме того, они совсем не хотели лишиться тех привилегий, которыми вознаградил их самозванец. Момент был как нельзя более подходящий, но вот беда — Молчанов ничуть не походил на Лжедмитрия. Его нельзя было показывать жителям южнорусских городов, готовых сражаться за «царя Дмитрия», — обман тут же раскрылся бы.

В это время в Польше появился Иван Болотников, человек с биографией фантастической даже для того бурного времени. Прежде он был боевым холопом князя Телятевского, то есть служил в его вооруженной свите. Как и многие другие, он бежал от своего господина и казачествовал не то на Дону, не то на Нижней Волге. В одной из схваток татары захватили его в плен и перепродали туркам. В плену ему довелось стать невольником-гребцом на галерах и участвовать в морских сражениях. В одном из таких сражений турки были разбиты, и пленников освободили. Болотников оказался в Италии, и оттуда через Венгрию (не исключено, что там ему довелось сражаться с турками), Германию и Польшу возвращался на родину. Мнишекам и Молчанову нужен был человек, способный сформировать армию и действовать в России от имени истинного царя. Болотников показался вполне для этого подходящим. Он ничего не знал о том, что происходило в России и никогда не видел Лжедмитрия. Обмануть его было нетрудно. Молчанов изобразил государя в изгнании, принял Болотникова и отправил его в Путивль в качестве «большого воеводы» и своего личного представителя.

Затея себя оправдала. Уже в начале лета 1606 года Болотников собрал значительные силы и двинулся на Москву. На этот раз правительство было готово к мятежу. На южных рубежах стояли полки — те самые, которые самозванец намеревался бросить на Азов. В крепостях были сосредоточены значительные запасы оружия и продовольствия. Поэтому вначале повстанцы терпели поражение за поражением. Но к концу лета положение изменилось, царские войска стремительно отступали, неся тяжелые потери. Главная причина заключалась в том, что на этот раз повстанцам не надо было никого ни в чем убеждать. Никто не требовал даже предъявить чудесно спасшегося царя Дмитрия — достаточно было, что восставшие действуют от его имени. По словам летописца, «вор Ивашко Болотников (…) пришел в Кромы, и все северские и полевые (южные) городы от царя Василия Ивановича всеа Русии отложились…». Пока царские воеводы умело громили мятежников, в тылу у них восставали все новые города и крепости. В стране началась настоящая гражданская война между сторонниками «законного царя» из династии Калиты — Дмитрия — и приверженцами узурпатора Шуйского. Вначале за Дмитрия стояла Южная и Юго-Западная Россия, за Шуйского — Москва и центральные и северо-западные области. Но число сторонников Дмитрия стремительно множилось, правительственные войска оказались в окружении, все пути снабжения были перерезаны восставшими. Воеводам пришлось срочно отступать к столице.

В конце лета 1606 года на сторону восставших перешла Тула, и в середине сентября армия «царя Дмитрия» вышла к Москве. Здесь правительственные войска смогли задержать их и даже заставить отойти на дальние подступы к столице, но это не меняло положения в целом. Огромная территория от Путивля до Чебоксар и от Тулы до Астрахани вышла из-под власти Шуйского. Единого руководства в мятежном крае не было. Сам Болотников наступал на Москву со стороны Калуги. На юге движение поддерживали вольные казаки, на Рязанщине действовали Прокопий Ляпунов и сотник Истома Пашков. Им удалось захватить мощную крепость Коломну и начать наступление на Москву. Шуйский бросил против них все оставшиеся силы. В его ополчении был и цвет московской знати, и чернь, но все же людей удалось собрать немного. Воевать они не хотели, и в битве под селом Троицким «бояр и воевод побили». Уже на другой день повстанцы вышли к окрестностям столицы и заняли Коломенское. 28 октября началась осада Москвы, а еще через несколько дней подошел Болотников со своими отрядами.

В столице распространялись слухи, что с восставшими находится царь Дмитрий. Шуйский, оставшийся практически без армии, безуспешно пытался вызвать подкрепления из провинции. Ничего не получалось — хотя повстанцы действовали и несогласованно, зато повсюду. К западу от Москвы они захватили Можайск, Вязьму и Волоколамск, не встретив при этом особого сопротивления. Верный Шуйскому Смоленск оказался отрезан. Какие-то казачьи отряды перекрыли дорогу между Тверью и Новгородом. Восстания в районе Нижнего Новгорода и Свияжска прервали связь с Поволжьем, где под Астраханью потерпел поражение от казаков царский воевода Федор Шереметев.

Блокада дорог вызвала нехватку хлеба в столице. Власти использовали это, чтобы настроить горожан против повстанцев. Неустанно обличала «расстригу-самозванца» и церковь. Власти организовали торжественные похороны Бориса Годунова и членов его семьи, напомнив тем самым о преступлениях самозванца. Наконец, москвичей убеждали, что сторонники Лжедмитрия, захватив город, истребят всех мужчин, а жен и дочерей разделят между собой. Пропаганда имела успех. В конце концов труп Лжедмитрия несколько дней пролежал на площади, а тело царевича было выставлено в церкви. В отличие от жителей провинции, москвичи нисколько не сомневались, что никакого «царя Дмитрия» нет в живых. Именно поэтому Шуйский не побоялся вооружить простонародье. Более того, посланцы осажденных, бывая в лагере восставших на переговорах, сеяли сомнения и в их рядах. Когда добросовестно заблуждавшийся Болотников сказал им, что лично беседовал с Дмитрием, ему отвечали: «Нет, это должно быть другой, Дмитрия мы убили».

Переговоры позволили Шуйскому выиграть время и укрепить город. Осознав свою ошибку, сторонники «царя Дмитрия» в середине ноября предприняли штурм Замоскворечья, но он кончился неудачей. В тот же день на сторону Шуйского перешел Прокопий Ляпунов с большим отрядом. Вскоре его примеру последовал Истома Пашков. А 2 декабря войска Шуйского нанесли поражение повстанцам, захватили множество пленных и жестоко с ними расправились. Менялось в пользу правительства и положение вокруг Москвы. Здесь у сторонников «царя Дмитрия» не было твердой опоры, и промедление под Москвой работало против них. В декабре 1606 года войску Болотникова пришлось отойти на исходные рубежи — в Тулу и Калугу. Понимая, что все может кончиться провалом, Болотников требовал возвращения «царя Дмитрия» в Россию. Но это было решительно невозможно.

На какое-то время положение спас «царевич Петр Федорович» — казак Илейка Муромец, выдававший себя за сына Федора Иоанновича. Еще весной 1606 года он поднял восстание на Тереке и успешно громил войска Лжедмитрия. Он долго отказывался присоединиться к Болотникову и лишь в ноябре 1606 года явился с казачьим отрядом в Путивль. С «Петром Федоровичем» прибыли терские, волжские и донские казаки, а в начале 1607 года к нему присоединилось до 7 тысяч запорожцев. «Петр Федорович» учредил в Путивле все подобающие истинному государю учреждения — Боярскую думу и двор. Во главе своих отрядов он ставил знатных бояр. Вместе с тем с его появлением в Путивле начался террор. Это связано было не с особой жестокостью казаков или их ненавистью к знати, а с тем, что Болотников действовал только от имени царя и не имел права сам судить знатных пленников. Теперь же в Путивле был «государь», во власти которого было карать и миловать. Он даже раздавал поместья своим приближенным.

«Петр Федорович» предпочитал карать. В Путивле начались казни, напоминавшие времена опричнины. Возможно, в какой-то мере они стали ответом на расправу с пленными сторонниками Болотникова в Москве, но, скорее всего, знатных заключенных губила спесь. Кем бы ни был Лжедмитрий I, все же он казался им ровней. Но «Петр Федорович» был простолюдин, и многие даже под угрозой смерти отказывались присягать «мужику». «Петр Федорович» внес серьезный разлад в ряды сторонников «царя Дмитрия». Не удивительно, что к лету 1607 года многие северские дворяне оказались в рядах армии Шуйского.

Правительственные войска начали наступление на восставших зимой 1607 года, стремясь развить свой успех. Болотникова осадили под Калугой, а «Петр Федорович» укрепился в Туле. Лишь в мае «Петр Федорович» смог направить на помощь Болотникову отряд под командованием князя Телятевского. Господин помог своему беглому холопу. Тялетевский понес большие потери, но его атака позволила войскам Болотникова вырваться из блокады. Удар оказался неожиданным для правительственных частей, и они побежали. Повстанцам достались тяжелые орудия и склады. Василий Шуйский остался без армии, но и у его противников не было сил для наступления на Москву.

Тушинский вор

Весной 1607 года в Белоруссии явился новый самозванный Дмитрий (он вошел в историю как Лжедмитрий II, или Тушинский вор). По-видимому, призывы Болотникова и «Петра Федоровича» прислать хоть кого-нибудь, кого можно было бы выдать за царя Дмитрия, возымели действие. Но государь сыскался какой-то плохонький.

Считают, в роли Лжедмитрия II выступил бродячий учитель, от нищеты прислуживавший в доме священника в Могилеве.

Впрочем, иезуиты утверждали, что самозванцем был некий Богданка, крещеный еврей, служивший писцом при Лжедмитрии I. Далее версии совпадают: священник выгнал его за какой-то проступок, да еще и высек. Тут он попался на глаза ветеранам московского похода Лжедмитрия I, которым показалось, что телосложением он очень схож с покойным государем. Они предложили ему простой выбор — или тюрьма, или русский трон. Нового самозванца нелегально переправили в северскую крепость Стародуб, где его уже ждал представитель восставших казачий атаман Иван Заруцкий.

Теперь предстояло самое сложное — убедить всех, что Могилевский учитель и есть чудесно спасшийся царь Дмитрий. На Лжедмитрия I он вовсе не походил, к тому же не имел ни малейшего воспитания. Не было в нем даже той властности, которая позволяла изображать царевича «Петру Федоровичу». Но Заруцкий и его соратники устроили целый спектакль с «поиском» истинного царя и с «дознанием» об этом. Якобы под «пыткой» один из спутников Лжедмитрия II указал на него, и тогда Заруцкий первым оказал ему царские почести. Наивные стародубцы поверили.

Лжедмитрий II.

Появление «истинного государя» вызвало всеобщее воодушевление, но собрать новую армию быстро он не мог — не хватало людей. Все же ему удалось привлечь многих холопов и крестьян, пообещав им за службу поместья. Одновременно за границей вербовали наемников. Поначалу дело шло туго, но в июле 1607 года в Польше кончились мятежи и появилось много безработных солдат. Уже в августе в Стародуб прибыл первый отряд наемников. Помимо поляков, в войске Лжедмитрия II были касимовские татары и казаки. В начале сентября 1607 года новый самозванец выступил в поход на Москву.

Это изменило сложившееся к концу лета соотношение сил. Еще весной войско Василия Шуйского блокировало отошедшую в Тулу армию Болотникова. Положение правительственных войск было сложным. Несмотря на переход на сторону царя Ляпунова и Пашкова, вся Рязанщина была охвачена восстанием. На сторону Лжедмитрия II перешел князь Петр Урусов с отрядами казанских татар и чувашей. Войска Лжедмитрия II стремительно приближались со стороны Брянска и Козельска. Население встречало «царя» с распростертыми объятиями. Поэтому с повстанцами в Туле следовало покончить немедленно.

Решение нашли оригинальное. Сын боярский Иван Сумин сын Кровков предложил построить огромную плотину, чтобы затопить город. На стройку согнали множество «посошных людей» и ратников. Тяжелая работа изматывала их, а с приближением войск самозванца в лагере Шуйского началось брожение. Но плотина сделала свое дело — город был затоплен, а поскольку после многомесячной осады припасов там почти не оставалось, сразу же начался голод. Когда положение стало невыносимым, Болотников и «царевич Петр» пошли на переговоры. «Царь Дмитрий» не спешил им на помощь, и 10 октября 1607 года они вынуждены были сдать город. Болотников и «царевич Петр» были схвачены и брошены в тюрьму.

Падение Тулы вызвало в войске Лжедмитрия II настоящую панику. Наемники бежали за границу, а самозванец укрылся под Орлом. Лишь спустя несколько месяцев, зимой 1608 года, он объявился вновь. Угроза нового наступления напугала Шуйского, и он распорядился сослать Болотникова в Каргополь. Там глава восстания был ослеплен и утоплен. «Петра Федоровича» казнили еще до ссылки Болотникова — «царевича» повесили у Данилова монастыря под Москвой.

Между тем Лжедмитрий II быстро продвигался к Москве. Правительственные войска не могли остановить повстанцев, и на сторону самозванца солдаты переходили тысячами. В июне 1608 года войско Лжедмитрия II подступило к Москве. Взять город он не мог, поэтому расположился в селе Тушине, пытаясь организовать осаду. Через месяц к нему на помощь подошло 20-тысячное польское войско под командованием Сапеги и Лисовского, начавшее осаду Троице-Сергиева монастыря, и с этого момента Василий Шуйский был надежно заперт в Москве.

Установилось своеобразное равновесие. Ни одна сторона не могла победить другую, и Россия фактически раскололась. Тушинцам присягнули 22 города, под властью самозванца оказались северные и приволжские города. В Тушине все было как в Москве — свой патриарх (им стал патриарх Лжедмитрия I Игнатий), своя Дума, своя система приказов. Особенно укрепились позиции самозванца, когда в Тушине явилась Марина Мнишек и сделала вид, что узнала своего супруга. За те полтора года, что Тушинский вор стоял под Москвой, многие знатные люди не раз перебегали из одного лагеря в другой. Реальной власти в стране больше не было. За пределами военных лагерей и больших городов по дорогам слонялись банды, грабившие всех, кто попадался им на пути, и готовые за небольшую плату служить кому угодно.

В середине июля польский король пообещал Лжедмитрию II военную помощь. В свою очередь, Шуйский попытался договориться со шведами, которые находились в то время в состоянии войны с Польшей. Король Карл IX согласился прислать отряд для освобождения Москвы, но потребовал за это побережье Финского залива, отошедшее к России по Тявзинскому миру. Условия были приняты. Правительственные войска под командованием князя Михаила Скопина-Шуйского и шведы в июле 1609 года разгромили под Тверью казачий отряд Лжедмитрия II. В ответ на это Сигизмунд III осадил Смоленск. Началась открытая польская интервенция.

Князь М. В. Скопин-Шуйский. Парсуна. XVII в.

Война с Польшей

В январе 1610 года русско-шведские войска под командованием Михаила Скопина-Шуйского и генерала Делагарди разбили поляков под Троице-Сергиевым монастырем. Это заставило самозванца отойти от Москвы. Отступление сразу же вызвало противодействие Лжедмитрию II в северных областях, которые его войска подвергли особенно сильному разорению. По словам современника, там «жилища человеческие превратились в логовища зверей: медведи, волки, лисицы и зайцы свободно гуляли по городским площадям, и птицы вили гнезда на трупах человеческих. Люди сменили зверей в их лесных убежищах, скрывались в пещерах, непроходимых кустарниках… охота за зверями сменилась теперь охотой за людьми, следы которых отыскивали гончие собаки; казаки, если где не могли истребить сельских запасов, то сыпали в воду грязь и топтали домашнюю рухлядь; где не успевали жечь дома, там портили их».

Встреча князя М. В. Скопина-Шуйского с шведским полководцем Я. Делагарди. Литография. XIX в.

Опасаясь полного разгрома, тушинцы начали переговоры с польским королем об объединении России и Польши. Благоприятный момент наступил после скоропостижной смерти Михаила Скопина-Шуйского. Для Василия Шуйского смерть популярного полководца стала страшным ударом — народ, никогда не любивший его самого, готов был многое простить, пока Скопин-Шуйский одерживал победы. Теперь же, несмотря на то что Москва снова оказалась под угрозой, никто не хотел сражаться за Василия Шуйского.

В июне 1610 года польские войска разбили под Смоленском 50-тысячное русско-шведское войско и двинулись на Москву. Одновременно к столице из Калуги выступил Лжедмитрии II. Менее чем через месяц бояре свергли Василия Шуйского и насильно постригли его в монахи. Было решено избрать нового государя, а до того власть переходила к правительству, состоящему из семи бояр. В качестве кандидата на русский престол бояре выдвинули польского королевича Владислава. В августе под Смоленск к Сигизмунду III отправилось великое посольство. Москва присягнула 15-летнему Владиславу с условием, что тот примет православие, и в сентябре под предлогом защиты от Лжедмитрия в город вошли польские войска. Это заставило самозванца и его «вольных казаков» отступить к Калуге. В декабре 1610 года Лжедмитрий II был убит одним из своих недругов, дворянином Урусовым. Марина Мнишек горевала недолго и нашла утешение с красавцем Заруцким.

Королевич так и не появился в Москве. От его имени правил наместник. Война в стране продолжалась — Сигизмунд III даже не прекратил осаду Смоленска. Прошло еще немного времени, и выяснилось, что Сигизмунд сам не прочь занять русский трон. Фактически речь шла о вхождении России в состав Польского королевства.

Только теперь в Москве осознали, что под угрозой оказалось само существование последнего православного царства. Главную роль в организации сопротивления сыграл патриарх Гермоген, освободивший подданных от присяги Владиславу. Активно призывали к борьбе и монахи Троице-Сергиева монастыря, сами немало пострадавшие от захватчиков. Призыв духовенства подхватила земщина, и в начале 1611 года Прокопий Ляпунов начал собирать ополчение. К нему присоединились «вольные казаки» под командованием Заруцкого.

В марте 1611 года в Москве вспыхнуло восстание против поляков. Ополченцы предприняли штурм Кремля, где вместе с польским гарнизонам отсиживалось боярское правительство. Чтобы остановить восставших, поляки подожгли город. Ополченцам пришлось отступить, однако они сформировали временное правительство — Совет всея земли. Возглавили его Прокопий Ляпунов, Иван Заруцкий и князь Дмитрий Трубецкой. Правительство, однако, оказалось недееспособным. Дворянское войско Ляпунова, вольных донских казаков Заруцкого и служилых казаков Трубецкого ничто не объединяло. Особенно несговорчивы были донские казаки, которые мечтали о настоящем казачьем царе. Им мог бы стать, например, Иван Дмитриевич — маленький сын Марины Мнишек. К тому же они не желали подчиняться дисциплине и грабили окрестности. Начались распри и ссоры, а между тем Сигизмунд III взял Смоленск и уже открыто заявил о претензиях на московский престол.

Изгнание польских интервентов из Московского Кремля. Художник Э. Лисснер.

В середине июля 1611 года шведское войско заняло Новгород. Новгородская знать, хранившая память о былой независимости решила, что настал подходящий момент, и подписала со шведами соглашение. В обмен на независимость новгородцы обещали поддержать шведского принца Карла-Филиппа в качестве кандидата на московский престол и вступить в войну против Польши на стороне Швеции.

Минин и Пожарский

К осени 1611 года Россия перестала существовать как единое государство. Значительная часть территории, включая Москву, была захвачена поляками. На юге действовали многочисленные самозванцы. Новгородская земля перешла под власть Швеции. Более или менее стабильным оставалось положение на северо-востоке страны. Здесь правили местные дворяне и горожане — земщина. Именно они составили так называемое «второе ополчение».

Началось все с того, что нижегородскому земскому старосте Кузьме Минину было видение. Ему явился преподобный Сергий, повелел собрать «казну» на военные нужды и велел «очищать» Московское государство. Минин понял, что сам Господь покровительствует ему, и осенью 1611 года обратился к нижегородцам, призывая пожертвовать всем ради освобождения земли русской. Городской совет внял призыву и начал собирать средства. Командовать ополчением вызвался князь Дмитрий Пожарский.

Воззвание Минина к нижегородцам. 1611 г. Художник А. Д. Кившенко.

Зимой 1612 года его войско собралось в Ярославле. Там же был созван новый Совет всея земли, который возглавили Минин и Пожарский. Зима ушла на подготовку войска и нелегкие переговоры с казаками, все еще осаждавшими Москву. Заруцкий уже считал себя правителем и не собирался принимать во внимание интересы земщины. На подвластных ему землях Заруцкий «не давал земским людям ни жалованья, ни корму; все доходы, присылаемые из земских городов, обращались на одних казаков». Он отбирал у детей боярских и дворян их поместья и отдавал их казачьим атаманам «в приставство» — то есть на прокорм. Пожарский опасался, что как только его армия окажется под Москвой, казаки попытаются взять «в кормление» северные города и уезды, менее пострадавшие от войны и мятежей (время показало, что Пожарский был прав).

Заруцкий дважды подсылал к Пожарскому убийц и не пускал ратников из южных городов в расположение ополченцев. К счастью, конфликт в лагере самих казаков привел к тому, что Заруцкий с донскими казаками ушел в Коломну, где находилась Марина Мнишек и ее сын, а потом двинулся на Нижнюю Волгу. Служилые казаки, оставшиеся под Москвой, поначалу тоже не спешили помогать Пожарскому. Но со временем отношения наладились, и в конце августа ополченцы Пожарского и казаки сообща не дали полякам прорваться к осажденному в Москве гарнизону. Полякам, запертым в Китай-городе, приходилось тяжело, но и бросать богатую добычу не хотелось. 22 октября русское ополчение взяло штурмом Китай-город, а через четыре дня сдался и польский гарнизон в Кремле.

Первые Романовы

Наконец Москва была освобождена от захватчиков. Уже в январе 1613 года созвали Земский собор — самый представительный из всех соборов XVI–XVII вв. В нем участвовали выборные от всех сословий, за исключением холопов и крепостных крестьян. Впервые важную роль в соборе играло казачество. Земский собор работал в течение почти двух лет, и хотя формально голос его был совещательным, в условиях полной разрухи он фактически стал высшим органом государственной власти. Главным делом собора стало избрание нового государя. Кандидатов было несколько, но после долгих споров 21 февраля на царство был избран 16-летний Михаил Романов, живший тогда в Костроме вместе со своей матерью инокиней Марфой.

Этому выбору в немалой степени способствовала история рода Романовых. Дед царя Никита Романов входил в опекунский совет, назначенный Иваном Грозным своему сыну Федору Иоанновичу. Федор Романов, ставший после смерти Никиты главой рода, попал в опалу в царствование Бориса Годунова, был пострижен в монахи под именем Филарета и сослан, но при Лжедмитрии I возвращен из ссылки. Во время правления Лжедмитрия I он стал ростовским митрополитом. Именно ему поручил Василий Шуйский доставить из Углича останки царевича Дмитрия. Однако Шуйский недолюбливал независимого и властного митрополита, и Филарет остался в Ростове. Судьбу его круто изменил Тушинский вор. Сторонники Лжедмитрия II силой привезли его из Ростова и назначили патриархом. Филарет принимал участие в великом посольстве к Сигизмунду III и вел переговоры об избрании на русский трон королевича Владислава, а потому во время Земского собора все еще томился в польской тюрьме вместе с другими членами посольства.

Многие бояре были против кандидатуры Михаила Романова, предлагая вместо него шведского принца Карла-Филиппа. Есть свидетельства, что выборы проходили под прямым давлением казачества: якобы казаки и чернь ворвались в Кремль и не уходили оттуда, пока Боярская дума и земские чины не присягнули Михаилу Романову.

Земский собор 1613 г.

В течение нескольких лет после избрания Михаила ключевая роль в управлении государством принадлежала Земским соборам. Ничего удивительного в этом не было — новый царь не обладал ни политическим опытом, ни авторитетом, чтобы править самому. Между тем страна была в катастрофическом положении. Повсюду бродили разбойничьи шайки, Смоленск оставался у поляков, Новгород все еще надеялся на союз со Швецией. Казна была пуста, Россия не могла вести войну и платить жалованье служилым людям. Кроме того, области южнее Рязани оставались под контролем Заруцкого.

Заруцкий представлял наибольшую опасность. Он пользовался авторитетом среди казачества, у него были налаженные связи с Доном и Польшей, наконец, с ним была Марина Мнишек и ее сын, «царевич» Иван, которого в Москве называли «воренком». В течение 1613 года правительственным войскам удалось оттеснить Заруцкого в Нижнее Поволжье, но, укрепившись в Астрахани, он и оттуда пытался координировать действия всех недовольных.

А недовольных становилось все больше, особенно среди казаков. Стараясь навести порядок, правительство уже в апреле 1613 года учредило особый Казачий приказ и летом начало переводить часть вольных казаков на положение служилых. В дальних северных уездах казакам давали земли и зачастую, кроме военной службы, требовали с них обработку государевой пашни. Между тем многие казаки стремились сохранить свою вольность. Ведь их предки когда-то бежали в Дикое поле или на Дон вовсе не для того, чтобы свободно возделывать землю. А потому, оказавшись в относительно богатых северных землях, большинство казаков продолжало жить по обычаям наемных солдат, до нитки обирая местное население.

Но основная масса казаков оказалась на севере в составе правительственных войск. По иронии судьбы, они должны были прекратить набеги украинских казаков из рядов польских и шведских войск, с 1612 года разорявших северные уезды. «Правительственные» казаки рыскали по окрестностям в поисках продовольствия точно так же, как и неприятельские. Осенью 1613 года, направляясь на службу под Новгород, казаки разграбили села царицы-инокини Марфы, а с игумена Кирилло-Белозерского монастыря сняли соболью шубу. Впрочем, такие же неприятности казаки доставляли шведским и новгородским властям на оккупированной территории. Население страдало от этого ужасно. В 1615 году посадские люди Твери в челобитной писали, что они «от литвы, и от немец, и от русских воров от казаков… розорены до основанья».

Казаки рассматривали свои действия как вполне законные: если правительство не в состоянии платить им — значит, за службу им положено «кормление». В противном случае они были бы обречены на голодную смерть. Земский собор попытался спасти положение и в апреле 1614 года объявил о чрезвычайном 20-процентном налоге со всего имущества, чтобы выплатить жалованье. Но деньги поступали в казну очень медленно. Между тем к весне 1614 года многие казаки уже не желали подчиняться боярам и воеводам и собирались идти в Астрахань к Заруцкому. Летом 1614 года казачье движение охватило едва ли не все северное Заволжье, вплоть до далекого Каргополя.

Летом казачьи отряды опять появились рядом с Москвой. Правительство бросило против них дворянское войско, иностранных наемников и посадское ополчение. На севере против казаков поднялись черносошные крестьяне. Весной 1615 года на общевойсковом круге под Тихвином казаки решили идти к Москве (по другим сведениям — под Смоленск), если они будут приняты на службу и получат жалованье. Немалую роль в перемене настроения казаков сыграло то, что правительственным войскам удалось в конце июня 1614 года захватить Заруцкого, Марину Мнишек и «воренка». Заруцкого и маленького «царевича» Ивана казнили в Москве, Марину заточили в тюрьму, где она умерла к весне 1615 года. Разгром Заруцкого привел к тому, что донские казаки признали власть московского царя. Надежды на поддержку с юга больше не было, а в северных уездах уже осенью 1615 года начался голод, продолжавшийся вплоть до 1618 года. Казачьи отряды начали уходить на юг.

Патриарх Филарет. Рисунок XIX в.

В начале июля 1615 года к Москве подошло более 5 тысяч мятежных казаков. Представители правительства вступили с ними в переговоры, а 23 июля внезапно окружили казачий лагерь под Даниловым монастырем. Казаки прорвали кольцо, но правительственные войска устремились за ними по Серпуховской и Калужской дороге и «топтали» их 30 верст до реки Пахры. Еще через несколько дней мятежники были окончательно разгромлены. Руководителей движения казнили, а рядовых казаков отпустили. С вольным казачеством в центре страны было покончено.

Оставались еще казаки, направленные в 1613 году под Смоленск. Положение там было не лучше, чем на севере. Город отбить у поляков так и не удалось. Оставшись без жалованья, казаки грабили окрестные города. Особенно тяжелым положение стало, когда на границе появился польский отряд Лисовского. Главной его задачей было ослабить давление русских войск на Смоленск, и он с ней успешно справился. Войско Пожарского не могло противостоять профессиональным головорезам, называвшим себя «лисовчиками». По мере продвижения в глубь России войско Лисовского пополнялось беглыми казаками из правительственных войск. За короткое время «лисовчики» прошли по всем западным областям страны, отрезав русские войска под Смоленском от центральных областей. После этого они прорвались к Угличу и Ярославлю и ушли на Рязанщину, а потом — в Речь Посполитую. Лисовский мог бы причинить еще много зла, но в конце 1616 года скоропостижно умер. Вскоре после этого большая часть его банды ушла в Западную Европу, где как раз начиналась Тридцатилетняя война.

Россия возвращается

Пополнение казны стало главным в деятельности Земского собора 1616–1618 годов, еще раз обложившего 20-процентным налогом промышленников и торговых людей. Нищее правительство России спасли «именитые люди» Строгановы. Они согласились уплатить налоги и, по просьбе Земского собора, предоставили правительству ссуду деньгами и товарами. Эти средства пошли на самое необходимое — выплату жалованья служилым людям, закупку вооружения. Предоставили России займы и безвозмездную помощь некоторые иностранные государства — персидский шах Аббас прислал серебра в слитках на 7000 рублей.

Боярыня в XVI в.

Боярин в XVI в.

Наибольший отклик просьбы России о помощи встретили в Англии, которая была крайне заинтересована в открытии торговых путей через Россию. Англичане согласились посредничать в переговорах со Швецией. К тому времени (1614 год) шведы сами обратились к английскому королю с просьбой уладить конфликт, понимая, что не смогут долго удерживать обширные русские области. Поражение шведских войск под Псковом в июле 1615 года еще раз напомнило им об этом. В феврале 1617 года в деревне Столбово Швеция и Россия заключили мир. Для России он был крайне невыгодным — к Швеции отходило все побережье Балтики и частично Ладожского озера, к тому же Россия вынуждена была заплатить контрибуцию. Но шведы согласились вернуть Новгород и некоторые другие города. Кроме того, договор предусматривал взаимную свободу торговли.

В апреле 1617 года королевич Владислав выступил в поход на Москву, надеясь отвоевать свой престол. В октябре он торжественно, как законный государь, вступил в Вязьму. В течение нескольких месяцев Владислав направлял из Вязьмы москвичам грамоты и предпринимал безуспешные попытки взять Можайск, а в начале августа перешел в наступление. Все это время на огромной территории от Козельска до Твери орудовали оставшиеся «лисовчики». Летом 1618 года с юга к Москве приблизился гетман Сагайдачный с 20 тысячами казаков.

Оренбургский казачий воевода в XVII в.

Атаман сибирских казаков в XVII в.

Амурский казак в XVII в.

В конце сентября 1618 года королевич Владислав занял Тушино, а гетман Сагайдачный подошел к Донскому монастырю. В ночь на 1 октября поляки пошли в наступление, прорвались к Арбатским воротам Белого города, попытались их взорвать, но были отбиты, понеся большие потери.

После этого обе стороны пошли на переговоры.

В декабре 1618 года у стен Троицкого монастыря в селе Деулине было заключено перемирие сроком на 14 лет. Условия его были чрезвычайно тяжелыми. К Польше отходили почти все земли, которые она захватила к началу наступления Владислава, — Смоленск, Северская и Черниговская земли. Не отказывался Владислав и от своих претензий на русскую корону. Стороны договорились лишь об обмене пленных и, в частности, о том, что поляки отпустят на Русь митрополита Филарета.

Впервые за двадцать лет в России наступил мир. Самым важным событием первых его месяцев стало возвращение Филарета из плена в июне 1619 года. Его уже ждал патриарший престол, «ибо знали, что он достоин такого сана, особенно же потому, что он был царский отец по плоти, да будет царствию вымогатель и строитель, сирым защитник и обидимым предстатель». Царь встретил отца в пригороде Москвы, у речки Пресни, поклонившись ему в ноги. Через несколько дней Филарет стал патриархом. При этом он получил еще титул великого государя, официально став соправителем своего сына. Все дела докладывались обоим государям и решались ими совместно.

Филарет, которому тогда было более 60 лет, был опытнейшим и решительным политиком. Его появление рядом с мягким и уступчивым Михаилом быстро изменило характер царской власти. В России наконец появился настоящий хозяин. И все же роль Филарета, при всем его громадном авторитете, не стоит переоценивать: он был только соправителем. Власть ему приходилось делить не столько со своим сыном, сколько с Боярской думой и Земскими соборами. Первым делом отец и сын созвали Земский собор, принявший решение о проведении переписи земель, облагаемых налогом. Деньги требовались для того, чтобы в кратчайшие сроки создать боеспособную армию, — война с Польшей была не за горами.

В 1620 году началось составление новых писцовых книг. Выяснилось, что за 20 лет Смутного времени страна потеряла около трети всего населения и кое-где обрабатывать землю вообще некому. Обнищавшие дворяне просто не могли служить в армии, а податные сословия — платить налоги в казну. Одно из донесений государю без прикрас говорит о положении дел: «На Угличе ратных людей, дворян, детей боярских и иноземцев нет, все посланы на твои государевы службы, стрельцов же ни одного человека, только шесть человек пушкарей, да и те голодны, и для осадного времени хлебных запасов нет же; а с Углицкого уезда хлебных запасов собрать не с кого; зелейной пороховой казны мало; у острога мосты не домощены… посадские люди от нынешней великой хлебной дороговизны с женами и детьми побрели розно…» А до окончания перемирия оставалось немногим более десяти лет.

Царь Михаил Федорович. Рисунок XIX в.

Царица Евдокия, вторая жена Михаила Федоровича. Рисунок XIX в.

В этой критической ситуации была предпринята самая значительная со времен Ивана Грозного военная реформа, на осуществление которой ушло несколько лет. В начале 1620-х годов был подготовлен новый воинский устав, а в 1626 году, когда в казне уже появились деньги, правительство наняло за границей около пяти тысяч солдат, офицеров и литейщиков пушек. В Голландии и Германии было закуплено самое современное вооружение. В 1632 году правительство позволило голландцу Виниусу наладить близ Тулы завод по производству пушек и ядер. Работали там, в основном, иностранные специалисты.

В это время умер польский король Сигизмунд III. Филарет рискнул нарушить перемирие (до его окончания оставалось еще несколько месяцев) и объявил войну Польше. В Москве надеялись, что междуцарствие в Польше, как это часто бывало, приведет к мятежам, и полякам будет не до Смоленска. К тому же Россия заручилась поддержкой сильного союзника — Швеции.

Осенью 1632 года русские войска под командованием воеводы Михаила Шеина двинулись на Смоленск. Когда-то Шеин оборонял этот город от поляков. Теперь ему предстояло освободить его. Военные действия начались успешно. Русские войска легко отбили множество захваченных поляками городов и подступили к Смоленску. Взять эту сильнейшую крепость с ходу не было никакой возможности, и Шеин, располагавший 60-тысячной армией, начал осаду. К несчастью, надежды русского правительства на долгие мятежи в Польше не сбылись. Уже через восемь месяцев королем там был избран Владислав, который сразу же повел на помощь осажденным 20-тысячную армию. Хуже того, в самой России случилось нечто вроде междуцарствия — 1 октября 1633 года патриарх Филарет умер. Михаил Романов остался без отца, соправителя и умного советника. Ведущее положение снова занял Земский собор.

Осенью 1633 года русские войска под Смоленском сами оказались как бы в осаде — поляки перерезали дороги в центр страны и уничтожили запасы продовольствия. Оказать помощь Шеину не было никакой возможности — необходимо было сдерживать крымских татар, которые воспользовались случаем и разоряли южные районы страны. Армия Шеина несла тяжелые потери. В середине февраля 1634 года воевода вынужден был принять предложение Владислава о капитуляции. Русскому войску было позволено отступить со знаменами и личным оружием. Шеин спас лишь малую часть своей армии — около 8 тысяч человек. В Москве его осудили как изменника и казнили. Против Шеина говорило и то, что после Смоленска поляки терпели одни неудачи. В марте 1634 года, как раз когда в Москве решали участь Шеина, поляки сами запросили мира — причиной тому стало появление на границе Польши турецкого войска. В мае Россия и Польша подписали мирное соглашение (Поляновский мир). Король Владислав отказался от претензий на московский престол, но Смоленск и Северская земля остались в польском владении, а Москва вынуждена была заплатить Владиславу 20 тысяч рублей. На первый взгляд, Поляновский мир был невыгоден для России. Но, заключив его, страна впервые за долгое время по-настоящему вышла из состояния войны.

Более, чем поляков, в Москве страшились удара с юга. До сих пор его удавалось избегать благодаря искусному маневрированию между Крымским ханством, Османской империей и казаками. Всякий разбой казаков в Крыму и Турции считали провокацией со стороны России. Москва отделывалась заверениями, что непременно приструнит казаков, но продолжала снабжать их продовольствием и боеприпасами. В Москве предпочитали смотреть сквозь пальцы, как ее беспокойные подданные грабят черноморские города, тем самым подрывая мощь опасных южных соседей. Но в 1637 году казаки преподнесли сюрприз. Они убили турецкого посла Фому Кантакузина и захватили турецкую крепость Азов, вырезав все мусульманское население. Потеря крепости нанесла серьезный ущерб турецким интересам в Северном Причерноморье, поскольку Азов перекрывал казакам путь в Черное море. Убийство посла вызвало международный скандал.

Поначалу из-за этого в Москве ожидали большой войны с Турцией. Царь тут же направил султану грамоту, где говорилось, что Азов казаки взяли без его ведома, но это не помогло. По приказу султана крымские татары разорили южную окраину России, официально уведомив Москву, что мстят за Азов, и пообещав повторить набег на следующий год. Но до 1639 года Турция воевала с Персией, потом умер султан, и лишь в мае 1641 года новый султан Ибрагим I двинул на Азов 240-тысячное войско с сотней осадных орудий; казаков же в крепости было не более 6 тысяч. Как ни удивительно, все попытки турок взять крепость кончились полным провалом — в сентябре они сняли осаду. Казаки понимали, что еще одного такого удара им не выдержать, и обратились в Москву с просьбой оказать им военную помощь и принять у них крепость.

Чтобы решить судьбу Азова, царь Михаил в начале 1642 года созвал Земский собор. Все понимали, что помощь казакам приведет к немедленной войне с Турцией. Несмотря на то что дворянство и служилые люди высказались в поддержку войны, победило желание сохранить мир с Турцией — казакам повелели покинуть Азов. Они ушли оттуда, оставив груды развалин. Турецкий султан удовлетворился объяснением, что московское правительство над казаками не властно, и богатыми подарками.

Угроза войны заставила Россию бросить все силы на укрепление южной границы. Началось создание Белгородской засечной черты. Там было построено 18 крепостей и два укрепрайона с системой валов и засек. Новые укрепления не только отодвинули границу далеко к югу, но и позволили ввести в сельскохозяйственный оборот бескрайние просторы Дикого поля. Продолжались и военные реформы. В начале 1640-х годов в России впервые появилось регулярное войско, сформированное по европейскому образцу.

В 1645 году Михаил Федорович скончался после тяжелой болезни. Престол перешел к его сыну, 16-летнему Алексею. Снова, как и в 1613 году, русский трон занял неопытный юноша. Умирая, отец вверил его заботам боярина Бориса Морозова, который долгие годы был воспитателем царевича. Опасаясь появления неожиданных претендентов, Морозов сразу же созвал Земский собор, утвердивший Алексея на престоле.

Вскоре после смерти отца Алексей лишился и матери. Теперь Морозов оказывал на осиротевшего царя огромное влияние. Не удивительно, что скоро он сделался фактическим правителем при молодом государе. Однако второй Борис Годунов или Филарет из него не получился.

Соборное уложение

После тридцати лет правления Михаила Россия вышла из разрухи. Сельское хозяйство удалось привести в относительный порядок, осваивались новые плодородные земли на юге, во многих местах строились заводы, развивалась торговля. С соседями был мир, русские проникли далеко в Сибирь и вышли к Тихому океану. Государь правил, советуясь с боярами и с выборными «от всея земли». Обошлось даже без массового голода и эпидемий. И все же народ роптал.

Для недовольства были серьезные основания — население все больше нищало. Создавая систему обороны, приглашая иностранных специалистов, осваивая новые земли, правительство, не задумываясь, пополняло казну за счет своих подданных. Но если в начале правления Михаила люди готовы были отдать последнее во имя спасения отечества, то теперь неподъемные подати вызывали все большее возмущение.

Смена царя вызвала надежду на облегчение. Но его не последовало. Напротив, в 1646 году правительство ужесточило налоговую политику. Власти старались учесть все податное население, вводили все новые налоги и сборы. Платить приходилось все время — оброки, деньги на выкуп пленных, деньги стрелецкие, деньги в подмогу подьячим, сторожам, палачам, вплоть до платы за право черпать зимой воду из проруби.

Царь Алексей Михайлович. Неизвестный художник. 2-я пол. XVII в.

Разумеется, доведенные до крайности подданные начинали прибегать к разным уловкам, последней из которых было бегство. Бежали куда угодно — в Сибирь, в Польшу, в казаки, благо правительство все не решалось ввести сыск беглых. Лет через 10–15 беглый мог потихоньку вернуться на родину и пристроиться где-нибудь на новом месте, тем более что прежний помещик его, если он не был крупным земельным магнатом, к тому времени мог уже сам пойти по миру.

Поэтому казна больше надеялась на косвенные налоги. Уклониться от них было практически невозможно. Последней каплей стала пошлина на соль, введенная в марте 1646 года. Изобрел ее дьяк Назарий Чистой, входивший в ближайшее окружение Алексея Михайловича. Намерения у правительства были самые благие: в указе говорилось, что соляная пошлина будет всем ровна и лишнего платить никому не придется, в отличие от стрелецких и ямских денег, которые платить «иным тяжело, а иным легко… а иные и не платят, потому что ни в разряде списках, ни в писцовых книгах имен их нет». Но правительство слишком резко подняло цену — с 13 до 33 копеек за пуд. В результате продажа соли резко сократилась. На Волге сгнили тысячи пудов рыбы, засолка которой обошлась бы втридорога. Почти сразу по всей стране начались массовые волнения.

Царица Мария Ильинична, первая жена Алексея Михайловича. Рисунок нач. XX в.

Приближенные Алексея Михайловича недооценили угрозу. Они по-прежнему с увлечением проводили различные полезные государственные меры: продолжалось строительство Белгородской засечной черты, которую решили продлить до Симбирска, шли переговоры с Польшей о совместных действиях в борьбе против Крыма. Подготовка к войне требовала дополнительных расходов — нужно было закупать за границей вооружение, обеспечивать дипломатическую поддержку. Добиться благосклонности иностранных держав в то время можно было, предоставив их купцам и промышленникам всевозможные льготы. Правительство шло на это, невзирая на недовольство, которое вызывало в народе засилье иноземцев. Не забывали приближенные государя и о своем кармане — за годы правления Михаила Романова вокруг него сложился устойчивый круг лиц, использовавших свое положение для того, чтобы набивать себе карманы. Первым из них был боярин Морозов, за двадцать лет едва ли не стократно увеличивший свое состояние.

Одежда царская и боярская. В центре Алексей Михайлович, слева — князь Михаил Долгоруков, справа — князь Иван Воротынский.

Одежда цариц. Царица Евдокия в царском одеянии и царица Наталья в «ездовом» платье.

После свадьбы Алексея Михайловича, состоявшейся в начале 1648 года, Морозов попытался укрепить свое влияние и через десять дней женился на сестре царицы, породнившись таким образом с государем.

Возмущение Морозовым и его приближенными прорвалось в начале июня 1648 года. В Москве начались массовые выступления, в которых участвовали самые разные слои общества, от дворян до посадских людей. У всех были свои требования. Вначале москвичи хотели только, чтобы царь принял их челобитную, но бояре разорвали ее в клочки и приказали стрельцам разогнать толпу. На следующий день в городе разгромили дворы тех, кто был причастен к налоговым новшествам. Стрельцы бездействовали. Чтобы как-то успокоить толпу, царь велел казнить самого ненавистного из временщиков, судью Земского приказа Плещеева. Толпа не позволила даже довести его до плахи, вырвала из рук палача и растерзала. Убит был и дьяк Чистой. Толпа требовала выдать и Морозова, но царь спас своего наставника. Морозов отделался ссылкой.

Правительство не смогло опереться даже на дворян. Они били челом, что разорены войной и «сильными людьми, боярами, ближними людьми и властями духовными» и требовали немедленного введения бессрочного сыска беглых крестьян. Сложился временный союз служилых людей по отечеству (дворян), посадских людей и стрельцов. Обычно их интересы противоречили друг другу, но сейчас они выступали вместе. Молодой царь вынужден был прислушаться к бунтовщикам. Он удалил от себя наиболее ненавистных бояр и обещал учесть все требования на Земском соборе, который решено было созвать уже в июле. Летом по всем областям разослали грамоты, в которых было объявлено о начале работы над новым сводом законов — Уложением. Подготовительная работа над ним велась уже довольно долго, и бунт лишь ускорил ее. К 1 сентября в Москву созваны были выборные, в течение нескольких месяцев обсуждавшие проект Уложения. 19 января 1649 года оно было обнародовано. Текст его был напечатан в двух тысячах экземплярах и разослан во все московские приказы и по городам в канцелярии воевод.

Работа над Уложением, однако, не смягчила народного гнева: во второй половине 1648 года произошли бунты едва ли не во всех крупных городах России. Правительство спешило закончить работу над Уложением. К этому подталкивала и напряженная обстановка на правобережье Днепра. Здесь в 1648 году началось восстание против польского господства под руководством Богдана Хмельницкого. Многие опасались, что это приведет к войне с Польшей.

Восстание на Украине

Особенность ситуации на Украине заключалась в том, что по Люблинской унии между Польшей и Литвой 1569 года эта часть Западной Руси была включена в состав Польши и стала поместьями польских магнатов, крестьяне которых прикреплялись к земле. Это вызывало массовое недовольство, многие крестьяне бежали на южные рубежи России или в Запорожскую Сечь. Казаки совершали на сопредельные страны походы, в которых видели законный «казацкий хлеб». До определенного момента польское правительство не видело в запорожской вольнице ничего дурного и поощряло казаков к нападениям на Крымское ханство или на Россию. Но с распространением крупных поместий на юг Украины казаки увидели, что добыча есть и поближе. К рейдам в глубь Украины казаков толкала и ненависть, горевшая во вчерашних свободных крестьянах против новых хозяев. Польские власти пытались перевести часть казаков на королевское жалованье и в 1625 году установили реестровое казачье войско численностью 6 тысяч человек. Но ничего из этого не получилось. За пределами реестра остались девять десятых казаков, прежде всего беднота, собиравшаяся в Запорожской Сечи. После того как в России закончилось Смутное время, эти люди, знавшие лишь военное ремесло, оказались никому не нужны. Возвращаться в крепостную зависимость они не хотели, из года в год поднимая мятежи. Реестровые казаки при этом часто принимали сторону мятежников. Поэтому в 1638 году польское правительство искоренило всякую казачью вольность.

Обстановку на Украине накаляла и религиозная рознь. В 1596 году была подписана Брестская уния, объединившая западнорусскую православную церковь с католической. Хотя епископы признали власть папы, большинство приходских священников, не говоря уже о простых верующих, были против этого. Однако польское правительство подтвердило законность унии. Знать, исповедующая православие и не желавшая быть в оппозиции к королевскому престолу, стала переходить в униатство и католичество. Православная вера осталась уделом низов общества и казаков. Хотя польскому правительству пришлось признать существование православной церкви на Украине, она подвергалась всяческим утеснениям. Именно казаки обеспечивали ей защиту, и потому ограничение казачьей вольности в 1638 году грозило украинскому православию полным его исчезновением.

Уничтожение казачьей вольности сказалось самым печальным образом не только на православии. В 1640 году крымское войско опустошило Южную Украину и возвратилось домой «без всякой погони, потому что козацкой стражи более не было».

Весной 1648 года на Украине началось восстание. Возглавил его Богдан Хмельницкий, сын казачьего сотника и войсковой писарь, немало претерпевший обид от польского шляхтича Чаплинского. В 1646 году Хмельницкий приехал вместе с другими челобитчиками-запорожцами в Варшаву бить челом на своих обидчиков королю и неожиданно снискал милость Владислава, который рассчитывал привлечь запорожцев к борьбе с Турцией. Король пожаловал Хмельницкого гетманством запорожским и пообещал выделить запорожцам крупную сумму на подготовку похода. Хмельницкий брал на себя формирование войска и постройку кораблей. Не все в Варшаве были в восторге от такого поворота событий, и Хмельницкий едва не был убит. Ему все же удалось бежать в Запорожье.

Хмельницкий делал вид, что хотел отомстить лишь своим обидчикам и вернуть былые казачьи вольности, но у него уже созрел план жестокой мести всей Речи Посполитой. Он тайно договорился с крымским ханом о помощи и объявил собравшимся в Сечи казакам, что начинает войну против Польши. Войско провозгласило его гетманом. Украина уже была готова к восстанию: пока казаки сражались с польским войском, крестьяне громили польские поместья. Война носила религиозный характер, причем обе стороны проявляли чудовищную жестокость. Успех был на стороне Хмельницкого. В начале мая 1648 года поляки потерпели страшное поражение в трехдневной битве у Желтых Вод. Через пять месяцев в руках восставших была уже большая часть Украины. В Варшаве началась паника.

Москва хранила нейтралитет, хотя и сочувствовала участи православных в Польше: в 1648 году России было не до войны. Да и сам Хмельницкий пока не помышлял о России, уповая больше на поддержку крымских татар и мечтая об Украинском княжестве с великим князем во главе. В 1649 году после поражения королевских войск под Збровом польское правительство предоставило Украине автономию. Победа, однако, была не полной — в имения возвращались прежние хозяева, а положение крестьян не изменилось. Восставшие не могли с этим согласиться, и война продолжилась.

Гетман Украины Богдан Хмельницкий. Гравюра В. Гондиуса. XVII в.

Хмельницкий обратился за помощью в Москву. Земский собор долго не решался его поддержать и лишь в феврале 1651 года согласился взять Украину под русскую корону. Произошло это как раз вовремя — в начале июля казаки потерпели поражение в Берестецкой битве и вынуждены были заключить мир на условиях польского правительства. Он продлился недолго, на следующий год война возобновилась.

В 1653 году Алексей Михайлович созвал Земский собор. Вопрос был один — как поступить с Украиной? В октябре собор приговорил принять казаков в русское подданство, нарушив тем самым мирное соглашение с Речью Посполитой. В Успенском соборе царь объявил о начале похода на польского короля. В январе 1654 года на раде в Переяславле казаки поддержали вхождение Украины в состав России. Условием они ставили широкую автономию казачества.

Раскол

В середине XVII века в России началось духовное брожение, приведшее в конечном итоге к расколу Русской православной церкви, последствия которого сказываются и сегодня. Это брожение началось с попыток осмыслить катастрофу, которую страна пережила в Смутное время, и ее причины. Почему тот подъем, который испытала Русь в правление Ивана III и Василия III, обернулся темным веком Ивана Грозного и Смутой? Причины падения и возвышения царств занимали в то время едва ли не каждого мыслящего человека. А пережитые несчастья многим казались наказанием за отступление от веры отцов и заставляли держаться за нее еще крепче.

Во время Смуты Россия пережила острейшее столкновение с западным миром. Впервые часть ее территории надолго оказалась под властью католической Польши и протестантской Швеции. Протестанты и католики вступили в то время в смертельную схватку. В Европе горели костры, сжигавшие еретиков, и она стремительно приближалась к Тридцатилетней войне. Отзвуки этой борьбы доносились и до России… Запорожские казаки, шведские, немецкие и английские специалисты и наемники, польские шляхтичи в годы Смутного времени побывали в самых захолустных уголках России. Хотя официально проповедь иной веры была запрещена, многие русские тесно общались с иностранцами, перенимали их обычаи, читали их книги. Из Новгорода, более 10 лет пробывшего под властью Швеции, распространялись протестантские веяния.

После Смутного времени, начиная с 1620-х годов, когда в Речи Посполитой начались открытые гонения на православие, мощный поток идей и людей устремился на Русь и оттуда. Западнорусские священники поднаторели в богословских спорах. Они по опыту знали, что без хорошего образования противостоять иезуитам в спорах по вопросам веры совершенно невозможно. Из Киева давно раздавались призывы открывать в Москве школы, переводить и печатать книги. В Москве, остро чувствовавшей недостаток просвещения, откликались созданием учебных заведений и все более широким интересом к греческой и латинской образованности. Многим казалось, что и церковь, наряду со всей страной, нуждается в исправлении и новом устройстве. Фактически работа эта началась еще в 1649 году, когда из Киева приехали переводчики Арсений Сатановский и Епифаний Славинецкий, чтобы перевести на славянский язык греческие и латинские книги.

Среди сторонников перемен был и царь Алексей Михайлович, вокруг которого в 1650 году собрался кружок «ревнителей благочестия». Подлинным вдохновителем его стал царский духовник Стефан Вонифатьев. В кружок входили боярин Борис Морозов, архимандрит Новоспасского монастыря Никон, боярин Федор Ртищев и его сестра Анна. Поначалу речь шла лишь о том, чтобы исправить ошибки в текстах богослужебных книг, повысить образованность и нравственность духовенства и исправить церковные обряды по греческому образцу.

Последнее встретило наибольшие возражения, в особенности в среде священников, которых Вонифатьев пригласил в Москву из провинции. Они соглашались с тем, что духовенство нуждается в добром примере и наставлении, но не допускали даже мысли о том, что книги или обряды могут быть неправильными. Особенно их возмущали ссылки на авторитет греков и киевских ученых, поскольку те жили не в православных странах и были подвержены «латинской прелести». Одним из этих провинциальных священников был и протопоп Аввакум.

Митра, присланная из Греции патриарху Никону.

Митра. Дар царя Алексея Михайловича патриарху Никону.

В 1652 году скончался патриарх Иосиф. Патриарший престол предложили занять Никону, который был тогда митрополитом Новгородским. Никон согласился, но выставил свои условия: епископы и царь должны во всем ему повиноваться. Никон искренне придерживался мнения, что священство выше царства, и считал, что Россия должна стать теократической монархией. Согласие было получено, Собор избрал Никона патриархом, и тот немедленно приступил к реформам. Первым делом он постановил креститься только тремя перстами и разрешил для богослужения иконы только греческого письма. Одновременно началось широкомасштабное исправление богослужебных книг. Исправления носили явный западнорусский уклон: как раз в это время в Москве решили пойти навстречу Богдану Хмельницкому и стремились понравиться украинскому духовенству, которое подчинялось тогда не московскому, а константинопольскому патриарху. Уже в 1653 году появился исправленный вариант Псалтыри. Сделано это было вопреки мнению Собора и вызвало множество протестов. Никон спешил, возможно, надеясь поставить всех перед свершившимся фактом. Он не считал нужным убеждать недовольных. Оружием его было принуждение. Реформа была проведена, книги исправлены, но русское общество раскололось.

В мае 1654 года церковный собор единогласно поддержал все нововведения. Аргументов в их пользу было маловато, но в 1655 году иеромонах Арсений Суханов привез с Востока более пяти тысяч греческих книг — шаг, имевший огромное значение для всей русской культуры. В мае 1655 года не принявшие реформу Никона были отлучены от церкви. Борьба со старообрядцами велась не на жизнь, а на смерть.

Война с Польшей

Первые столкновения русской и польской армий произошли в начале июня 1654 года под Дорогобужем. Менее чем через месяц сам государь уже стоял под Смоленском и чуть ли не через день получал известия о сдаче подвластных полякам городов. Держался лишь Смоленск, его гарнизон сдался только 23 сентября. К осени русские войска добились значительных успехов, но тут пришли тревожные новости из столицы — там свирепствовала моровая язва, которую посчитали карой за церковные нововведения. Самого Никона в Москве не было, по указу царя он уехал из города. Москвичи восприняли это как предательство. Никона обвиняли в том, что он бросил православных умирать без покаяния и причастия. Волнения не разгорелись лишь потому, что власти всеми силами поддерживали жесткий карантин. И все же к концу октября, когда эпидемия отступила, во многих городах вымерло больше половины жителей.

Русские войска продолжали продвигаться в глубь Белоруссии, но уже безуспешно. Казаки Хмельницкого показали себя не самыми лучшими союзниками, предпочитая действовать по своему усмотрению и в своих интересах. Их медлительность позволила полякам организовать сопротивление и перетянуть на свою сторону некоторых русских воевод польского происхождения. Тогда же на стороне Польши выступил крымский хан. В начале 1655 года объединенное польско-татарское войско отбросило русские полки под командованием боярина Шереметева и казаков Хмельницкого. Позже России снова стала сопутствовать удача: в июле 1655 года русские войска успешно наступали в Литве, овладев Вильно (Вильнюсом) и Ковно (Каунасом), и к сентябрю под их контролем была практически вся Литва и Белоруссия. Начались переговоры. Алексей Михайлович уже называл себя «всея Великия и Малыя и Белыя России самодержцем, литовским, волынским и подольским», а патриарх Никон советовал ему добиваться Кракова и Варшавы.

Однако бедственным положением Польши воспользовался шведский король Карл X Густав. Он напал на нее и захватил Варшаву и Краков прежде, чем до них добрался русский царь. Великая Польша признала Карла X королем, после чего он устремился в Литву. Литовские протестанты, в том числе гетман Радзивилл, с радостью приняли его сторону. Русские дипломаты пытались предотвратить неизбежное столкновение, но тщетно: литовские города стали сдаваться шведам. Самым неприятным для России открытием стали известия о том, что шведский король вступил в переписку с Хмельницким.

Перед лицом куда более грозного противника Россия поспешила заключить перемирие с Польшей. Алексей Михайлович получал польский трон после смерти нынешнего короля Яна Казимира, но Россия должна была отказаться от захваченных территорий в Литве и на Украине. К этому времени уже вовсю шла война со Швецией, начавшаяся в мае 1656 года. Успешное ее начало вдохновило Никона — он благословил донских казаков идти морем на Стокгольм. Русские войска легко захватили ливонские города-крепости Динабург и Дерпт и приступили к осаде Риги.

Война порядком истощила русскую казну, и правительство предприняло небывалую доселе меру — начало чеканить медные деньги, установив их курс наравне с серебряными. Поначалу это принесло должный эффект — казна пополнилась, но с каждым годом цена денег падала все ниже. Последствия сказались через несколько лет, когда Россия внезапно оказалась на грани поражения.

Немало этому поспособствовала и смерть Богдана Хмельницкого. Его преемник гетман Иван Выговский переметнулся к Польше и 16 сентября 1658 года подписал секретный договор, предполагавший, что Украина примет статус Великого княжества Русского и войдет в состав Речи Посполитой на тех же условиях, что и Литва. Другой важнейшей уступкой со стороны поляков было обещание отменить Брестскую унию. Надо сказать, что незадолго до смерти Хмельницкий и сам склонялся к тому, чтобы «отступить от царской руки».

За два года войны со Швецией русские войска так и не смогли взять Ригу. Польша, военные действия против которой были приостановлены, собралась с силами и нарушила перемирие. Вести войну на два фронта Россия не могла. Предстоял выбор — выход к Балтике или Украина. Первое было необходимо с практической точки зрения, второе более соответствовало глубинным чаяниям русской души. В присоединении Украины видели лишь первый шаг к возвращению исконных славянских земель, к объединению всех православных народов под властью православного царя. Это не были только умозрительные построения — идея носилась в воздухе, и как только стало известно о переходе Украины под власть Москвы, подобные просьбы донеслись из Греции и с Балкан. Наконец, отказа от Украины царю не простили бы собственные подданные — ведь «принять гетмана Богдана Хмельницкого со всем войском запорожским, со всеми городами и землями под высокую государеву руку» приговорил Земский собор. России ничего не оставалось делать, как ввести войска на территорию «отсоединившейся» Украины…

Война затянулась. Выяснилось, что без поддержки казаков воеводам приходится трудно. К тому же в 1659 году к полякам и казакам присоединились татары. Совместными силами союзники разбили русские войска под Конотопом. На следующий год тяжелые поражения русские понесли в Белоруссии. К этому времени украинское казачество окончательно раскололось на сторонников Москвы и сторонников Польши. Украина была фактически потеряна. В России назревал острый финансовый кризис. В этих условиях в 1661 году Россия пошла на переговоры. Они продолжались очень долго, и лишь 30 января 1667 года в деревне Андрусово под Смоленском было заключено перемирие до июня 1680 года. Россия получила Смоленск и все земли к востоку от Днепра. На правобережье Днепра к России отошел только Киев.

Бунтари

В 1657 году, когда казалось, что патриарх Никон одержал окончательную победу, архимандрит Соловецкого монастыря собрал так называемый «черный» собор, который принял решение держаться старых книг и обрядов. Влиятельнейший Соловецкий монастырь сделался центром сопротивления церковной реформе. Почти тогда же противники Никона нашли более тонкий способ подорвать положение всесильного патриарха: они обвинили его не в новшествах, но в обычных злоупотреблениях, попрекая корыстолюбием и заносчивостью. Алексей Михайлович, который был зрелым мужчиной, а не юношей, увлеченным религиозными исканиями, уже и сам тяготился желанием Никона играть первую роль в государстве. 10 июля 1658 года царь повелел, чтобы Никон впредь не назывался «великим государем». Тот счел себя оскорбленным, объявил, что отказывается быть патриархом и удалился из Москвы. Однако патриарший сан он так и не сложил. Возможно, надеялся, что его призовут обратно. Но царь начал подыскивать ему замену. Из ссылки был даже возвращен в Москву непримиримый противник Никона и церковной реформы протопоп Аввакум. В 1660 году Алексей Михайлович созвал церковный собор, чтобы решить вопрос о патриархе, но иерархи так и не пришли к согласию. Церковь осталась без управления.

Пока царь выяснял отношения с патриархом, медные деньги, выпущенные в обращение несколькими годами раньше, стремительно теряли свою цену. Причин тому было несколько. Многие влиятельные лица, приближенные к Монетному двору, чеканили деньги из своей меди. Появились фальшивые монеты. Окончательно доверие к деньгам было подорвано, когда на Украине казаки отказались от жалования, выдаваемого медными деньгами. В июле 1662 года в Москве вспыхнул стихийный бунт. Он был подавлен со всей жестокостью — по некоторым сведениям, погибло около семи тысяч человек. Бунт подавили, однако уже на следующий год правительство отменило медные деньги и постаралось изъять их из обращения.

Затишье было недолгим. В 1663 году начался мятеж в Западной Сибири — былое Сибирское ханство попыталось восстановить свою государственность. Но самую большую силу народные восстания обрели после 1666 года, когда в Москве состоялся большой церковный собор. Никона обвинили в том, что он самовольно, без царского повеления, отрекся от патриаршества, и приговорили к заточению в Ферапонтовом монастыре. Однако Никон мог торжествовать — собор принял все его нововведения. Противников реформы прокляли и объявили еретиками, передав на суд светских властей. В соответствии с Соборным уложением 1649 года, вероотступников должны были карать самым жестоким образом — за хулу на Господа Бога полагался костер.

С этого момента чуть ли не все мятежи и бунты в стране приобрели религиозный оттенок. И если походы донского атамана Василия Уса под Тулу и Воронеж в 1666 году были всего лишь обычными казачьими рейдами, то в движении Степана Разина старообрядцев было уже предостаточно.

Разин начинал как удачливый разбойник. Его казачий отряд грабил проходящие по Волге суда. В 1668 году атаман с двухтысячным отрядом добрался до Каспийского моря и грабил побережье от Дербента до Баку. Далее он устремился к персидским берегам, уничтожил вместе с жителями два персидских города, а весной 1669 года начал разорять туркменское побережье. Персы оказали сопротивление, и разинцы вернулись к родным берегам. В Астрахани и на Дону их встречали с восторгом. Казаки делились награбленным, обещали золотые горы. Но на Каспий идти было теперь бесполезно, и зимой 1670 года Разин обратил свой взор на российские города. Весной его отряды захватили главные крепости в Нижнем Поволжье — Царицын и Астрахань. Это было не так уж сложно, поскольку стрельцы перешли на сторону казаков. В Астрахани сопротивление оказали лишь воевода, дворяне, приказные да наемники. Когда город был захвачен, казнили более 500 человек. К июлю разинцы действовали на огромной территории, вплоть до Саранска и Пензы. В октябре правительственные войска смогли остановить продвижение Разина под Симбирском. Атаман был ранен и ушел в низовья Волги. Без Разина правительство легко разделалось с разрозненными крестьянскими отрядами (хотя кое-где они продержались до 1675 года уже как обычные банды разбойников). В апреле 1671 года верхушка донского казачества сочла за лучшее захватить буйного атамана и выдать его властям. Астрахань, в которой укрепился атаман Василий Ус, царские войска взяли только в ноябре 1671 года. Казнены были десятки тысяч человек.

Восстание Разина не было единственным. Не меньшую опасность для правительства представляло восстание в Соловецком монастыре — так называемое «Соловецкое сидение». Оно началось в январе 1668 года и продолжалось в течение 8 лет. Вместе с монахами монастырь защищали беглые крестьяне, стрельцы, солдаты. Восставшие не искали выгоды. Они насмерть стояли за старую веру, не поддаваясь никаким уговорам. Правительство решило взять монахов измором, и стрельцы осадили монастырь. Но это ничего не изменило. Стрельцы несли службу не слишком ревностно, и ряды осажденных все время пополнялись их сторонниками. Подвозили в монастырь и припасы. К началу 1670-х годов Соловки стали настоящим символом сопротивления. Именно туда устремились уцелевшие участники движения Разина. Позиция монахов тоже претерпела изменения — она стала более радикальной. В 1673 году они приняли решение больше не молиться за государя. Правительство расценило это как вызов, и в январе 1676 года монастырь взяли штурмом. «Сидельцы» яростно сопротивлялись и были почти все перебиты.

Алексей Михайлович скончался 30 января 1676 года. Несмотря на неудачи его правления, он оставил страну на подъеме. Всякий раз его правительству удавалось отвести государство от опасной черты. Россия получила новое и всеобъемлющее законодательство — некоторые статьи Соборного уложения применялись до начала XIX века. Территория страны расширилась вплоть до Тихого океана, и в начале 1675 года первое русское посольство отправилось в Китай. Впервые за долгие годы Россия добилась успеха на западных рубежах. Победы над Польшей не кажутся великими, но после того унижения, которое испытала Россия в Смутное время, они производили огромное впечатление на современников. Наконец, в состав России вернулся Киев — символ древнерусской государственности. Вместе с тем к концу правления Алексея Михайловича русское общество было расколото — и не было никакой надежды на примирение.

«Последние времена»

Царь Алексей Михайлович умер скоропостижно, завещав престол своему старшему сыну Федору, которому было тогда 14 лет. Молодость и слабое здоровье не сразу позволили приступить к управлению страной этому образованному и решительному юноше.

Положение осложнялось тем, что Алексей Михайлович был женат дважды. От первого брака у него остались двое сыновей — Федор и хилый и почти слабоумный Иван. Претендовала на власть и их старшая сестра Софья, умная и властная женщина. От второй жены, Натальи Нарышкиной, у Алексея Михайловича остался трехлетний Петр и двухлетняя Наталья. Наличие нескольких потенциальных претендентов на престол самым серьезным образом повлияло на дальнейшую историю России.

Царь Федор Алексеевич.

Но пока царствовал Федор Алексеевич. В борьбу за влияние на царя сразу же включилось несколько боярских группировок — родственники его матери Милославские, приближенные самого Федора и родня Натальи Нарышкиной. Милославские попытались удалить от престола Нарышкиных, но потерпели неудачу, когда успех был совсем близок. Болезненность и неопытность не помешала Федору выбрать себе невесту, ни с кем не советуясь, — он предпочел девушку, которую случайно встретил во время крестного хода. Ближайшие советники царя — постельничий Иван Языков и стольник Алексей Лихачев поддержали выбор царя, тем самым укрепив свое положение. В 1680 году Федор женился на племяннице думного дьяка Заборовского Агафье Грушецкой. Милославские попытались оклеветать молодую царицу, но Языков и Лихачев разоблачили клеветников, и разгневанный царь удалил Милославского от двора. Впоследствии Агафья убедила царя вернуть Милославского, но прежнее влияние было утеряно. Современники утверждают, что молодая царица играла значительную роль в придворной жизни. Не без ее влияния в Москве начали брить бороды, носить польские сабли и кафтаны, открывать польские и латинские школы. Впрочем, и сам Федор владел польским языком и латынью.

Оказавшись в окружении молодых единомышленников (важную роль среди них играл и умудренный жизнью князь Василий Голицын), Федор Алексеевич почувствовал себя свободным. Недолгое его правление отмечено значительными преобразованиями. Но прежде чем приступить к ним, правительству Федора Алексеевича пришлось решать острейшие внешнеполитические проблемы.

В 1677 году Османская империя развернула против России военные действия на Украине. Поводом к ним стал переход в 1676 году на сторону России гетмана Дорошенко, прежде склонявшегося к турецкому султану. Дорошенко передал русским войскам важную крепость Чигирин, которая фактически была столицей Украины и являлась ключом ко всей обороне правобережья Днепра и юга России. Самого Дорошенко после этого принял государь и оставил в Москве «для способов воинских против неприятельского наступления турок и татар». В ответ турецкий султан провозгласил гетманом Юрия Хмельницкого. Запорожцы поддержали его, и уже 4 августа турецкая армия и Хмельницкий стояли под Чигириным. Началась трехнедельная осада, однако туркам так и не удалось сломить сопротивление гарнизона. Россия перебросила под Чигирин войска, которые 28 августа разгромили турецкую армию. После этого неизбежность войны с Турцией стала очевидной. Создать антитурецкую коалицию России так и не удалось, и страна осталась один на один с военной мощью Османской империи. Турция к тому времени успешно теснила своих европейских противников. Летом 1678 года турецкие войска начали новое наступление на Чигирин. 12 августа после долгой осады и кровопролитных сражений русская армия оставила крепость. Война продолжалась еще два года, но крупных сражений больше не было, и 13 января 1681 года в Бахчисарае было подписано 20-летнее перемирие. По его условиям Киев оставался российским, обезлюдевшие в годы войны земли между Днепром и Бугом объявлялись ничейными, а запорожские казаки признавались подданными русского царя.

Война с Османской империей вызвала брожение на всех южных рубежах России. На Дону казаки сталкивались с калмыками, а на Яике, казалось, и вовсе вернулись времена Стеньки Разина. Атаман Васька Касимов захватил город Гурьев, а когда царские войска оттеснили его к морю, грабил туркменские и персидские города. В 1679 году начались волнения против правительства среди башкир и татар. Они прямо говорили: «Чигирин турки и крымцы взяли, и мы будем воевать, потому что мы с ними одна родня и душа». Им удалось взять Кунгурский острог и разгромить несколько деревень. Летом 1680 года более трех тысяч татар и калмыков сожгли посад в Пензе. В Южной Сибири действовали киргизы, особенно в Томском уезде и под Красноярском.

Обострилось положение и на севере Сибири — если прежде русские почти не встречались там с сопротивлением, то в 1677 году тунгусы осадили Охотск, а в 1679 году вооруженные стычки происходили в Западной Сибири под Обдорском и в Якутии. Гнев населения был вызван жестокостями, самодурством и поборами царских чиновников, причем в некоторых случаях против них восставали и русские служилые люди.

В конце 1670-х годов прибавился новый, очень серьезный повод для бунтов — раскол. Многие старообрядцы из тех, что примкнули в свое время к движению Разина, остались жить на Дону. Казаки их не трогали, хотя предупреждали, что если будет на то государева воля, то разорят скиты и пустыни немедленно. Особенный успех проповеди раскольников имели в Сибири. Они не боялись выступать на площадях, срывали церковные службы, распространяли «прелестные листы». Проповедников били, заключали в тюрьмы, но их последователей власти пока старались переубедить. Старообрядцы, однако, редко шли на переговоры с «антихристовой властью». С их точки зрения, «последние времена» уже наступили, близился конец света, и спасти от «никоновской мерзости» могло лишь «огненное крещение» — массовое самосожжение. Впервые такое случилось в 1672 году в Нижнем Новгороде и с тех пор повторялось все чаще. В 1677 году в Тобольском уезде закончили жизнь в огне более 1700 единомышленников монаха Даниила. У Даниила нашлись последователи, в особенности среди крестьян, готовые «в огне гореть, как у Данилы священноинока пострадали». Беглецов в «пустыни» и гарей становилось все больше, а в 1681 году «раскольничьи листы» распространялись уже в Москве.

Старообрядцы считали самосожжение «неоскверняемым крещением огнем» и шли на него для того, чтобы «не погибнуть зле духом своим». А зло олицетворяла светская и духовная власть, проводившая никоновскую реформу. Никона же раскольники давно считали Антихристом. Верной приметой его пришествия, по их мнению, стала чума 1654 года и последовавшие за ней небесные знамения. Архимандрит Новоспасского монастыря Спиридон рассчитал, что пришествие Антихриста состоится в 1666 году, а царство его продлится три года, после чего настанет конец мира. Когда конец света в указанный срок не наступил, это истолковали как отсрочку, которая дана людям на искупление грехов. Полагали, что продлится она 33 года — ведь таков был и срок земной жизни Христа. Времени для искупления грехов оставалось мало, а очистительный огонь давал спасения всем и немедленно.

Успех проповедников-старообрядцев тревожил светские власти и духовенство, и в 1681 году был созван церковный собор. Речь на нем шла об укреплении официальной церкви и о том, как подавить сопротивление реформе. Главным итогом собора стало требование предавать противников церковной реформы «градскому суду». Хотя молодой царь выступал за смягчение наказаний, это решение стало основанием для жесточайших репрессий против раскольников (по Соборному уложению 1649 году за ересь полагался костер; вопрос был в том, считать ли старообрядцев заблудшими братьями или закоренелыми еретиками). Весной 1682 года вспыхнул главный костер раскола — в деревянном срубе «за великие на царский дом хулы» был сожжен протопоп Аввакум.

Смягчение уголовных наказаний, предпринятое правительством Федора Алексеевича, знаменовало новый поворот в развитии страны. Прежде ничего подобного Россия не знала. В 1679 и 1680 годы указано было преступникам «рук и ног и двух перстов не сечь», а ссылать в Сибирь «на вечное житье на пашню». В те же годы все чаще отменялась одна из самых жестоких казней, как правило, применявшаяся к женщинам, — «окапывание» в землю (преступниц закапывали вертикально, оставляя на поверхности только голову, и спустя несколько дней они умирали). А в 1680 году по всем городам разослали грамоты о том, чтобы в тюрьмах никого долго до решения дел не держали, а решали бы дела без промедления.

Сожжение разрядных книг при царе Федоре Алексеевиче. 1682 г.

В начале 1682 года царь Федор провел главную свою реформу — отменил местничество. Обычай этот подрывал единство российской знати и самым пагубным образом сказывался на боеспособности русской армии. Требовалась коренная реформа вооруженных сил, а без отмены местничества провести ее было бы невозможно. В конце 1681 года царь повелел составить комиссию, в которую вошли выборные представители служилых людей. Возглавил ее один из знатнейших бояр, князь Голицын. 12 января 1682 года царь объявил, что от местничества «происходила великая пагуба и ратным людям великое умаление», и велел сжечь разрядные книги, куда записывались все распоряжения правительства о назначениях на военную и гражданскую службу и которые служили основанием для местнических споров. Как ни странно, никаких возражений не последовало. Минувшие военные кампании уже приучили бояр к тому, что на войне они «без мест» — то есть решающее значение придавалось компетентности, а не знатности. Приближенными государя все чаще становились люди совсем неродовитые — как Афанасий Ордын-Нащокин при Алексее Михайловиче, которому Россия обязана дипломатическими успехами 1660-х годов.

Незадолго до смерти Федор самое пристальное внимание уделял проекту создания высшей школы — Академии, где «науки гражданские и духовные, начиная от грамматики, пиитики, риторики, диалектики, философии разумительной, естественной и правной, даже до богословии, учащей вещей божественных и совести очищения, постановить». Проект Академии возник не на пустом месте — в 1680 году при Печатном дворе в Москве открылась школа, где обучали греческому языку несколько десятков учеников. Славяно-греко-латинская академия, открытая в Москве в 1687 году, во многом соответствовала этому первому плану.

Федор скончался 27 апреля 1682 года, не оставив наследника. Царица Агафья умерла при родах 14 июля 1681 года, а через несколько дней умер и сын Федора.

Жизнь шла своим чередом, а между тем в России начинался очередной династический кризис.

Князь В. В. Голицын. Гравюра Л. Тарасевича.

Правительница Софья

По праву наследовать престол должен был брат Федора Иван Алексеевич. Однако тот был почти слеп и сильно отставал в умственном развитии. Все понимали, что за него будут править другие, а именно царевна Софья с Милославскими. Возвращение Милославских к власти не устраивало не только приближенных покойного царя, которым грозила неминуемая опала, но и сторонников другого царевича, десятилетнего Петра. Они догадывались, что с воцарением Ивана его приближенные сделают все, чтобы Петр никогда не смог претендовать на престол. Государственная необходимость, логика и чувство самосохранения подсказывали боярам объявить царем совершенно здорового Петра. Их поддерживал и патриарх Иоаким. Атмосфера накалялась. К счастью, обошлось — Иоаким обратился к собравшимся на площади людям, те выкрикнули Петра, и патриарх сейчас же благословил его на царство.

Иван V и Петр I Алексеевич. Гравюра Ф. Иоллана. 1685 г.

Но Петр был мал, и, по обычаю, правление должно было перейти к его матери, Наталье Нарышкиной. Софья, чтобы не допустить правления мачехи, была готова на все. Милославские умело воспользовались недовольством стрельцов, которые еще при жизни Федора выражали недовольство поборами своих полковников и незаконными вычетами из жалованья. Челобитные их, однако, возымели обратные последствия: жалобщиков били кнутом и отправили в ссылку.

Смена государя подтолкнула стрельцов к действиям, и на третий день после воцарения Петра они явились во дворец и потребовали взыскать с полковников все невыплаченные им деньги (сумма доходила до 2 тысяч рублей). Правительство обещало наказать полковников. Почувствовав силу, стрельцы стали свободно распоряжаться в городе. Царевна Софья, Милославские и знаменитый воевода Иван Хованский всячески их подстрекали. Заговор готовили тщательно. Не забыли составить и список тех, кого надо убить.

Бунт начался 15 мая, когда сторонники Милославских объявили, что Нарышкины задушили царевича Ивана. Стрельцы ударили в набат и двинулись к Кремлю. Стрелецкие слободы находились в пригородах, и бунтовщикам нужно было пройти Земляной город и Белый город. Ворота этих мощных крепостей были открыты. Не успели запереть и кремлевские ворота, и Наталье Нарышкиной ничего не оставалось, как выйти вместе с патриархом, Петром и Иваном на Красное крыльцо. Стрельцы заподозрили было обман, спрашивали у Ивана, точно ли он настоящий царевич Иван Алексеевич и не «изводит» ли его кто. Иван сказал, что ему не на что жаловаться. Бояре начали увещевать стрельцов и почти добились успеха, как вдруг явился глава стрелецкого приказа князь Долгорукий и обрушился на своих подчиненных с бранью и угрозами. Стрельцы тут же забыли все увещевания, схватили своего ненавистного начальника и бросили его на копья. Пролилась первая кровь, и остановить стрельцов было уже невозможно — с оружием они ворвались во дворец. Наталья Нарышкина едва успела укрыться в Грановитой палате.

Три дня продолжался бунт. В первый день, 15 мая, многие из «черного списка» были убиты, но Ивана Нарышкина бунтовщики так и не нашли. На другой день стрельцы, угрожая перебить всех бояр, потребовали его выдать. Нарышкина стрельцы считали главным изменником и, не получив его, успокоиться не могли. В Кремле понимали это, и 17 мая Нарышкина отдали на растерзание. Его долго пытали, а потом рассекли на части на Красной площади. После этого бунт пошел на убыль. Еще несколько дней стрельцы вымогали у правительства деньги и имущество убитых, требовали наказать неугодных им лиц. Правительство шло им навстречу — цели подстрекателей бунта были достигнуты, Милославские убрали своих противников. Но реальной правительницей сделалась Софья — кроме нее, никто не рискнул взять на себя ответственность.

Между тем, пока царем оставался Петр Алексеевич, правление Софьи не могло быть законным. Сторонники царевны снова использовали стрельцов — те потребовали, чтобы оба брата, Иван и Петр, царствовали вместе. Бояре и патриарх не противились, и в России установилось двоецарствие, причем Ивана объявили первым царем. Стрельцы, однако, на этом не успокоились и потребовали теперь, чтобы правительницей при молодых царях стала царевна Софья Алексеевна. Никто не стал возражать.

Стрелецкий голова.

Стрелец Московского приказа.

Политическое решение было найдено, но с этого момента стрелецкий бунт приобрел явную религиозную окраску. С одной стороны, староверы не хотели упускать возможность выдвинуть свои требования, с другой — и сами стрельцы пытались найти в своем выступлении смысл: похоже, многие из них стали догадываться, что ими просто воспользовались.

Явных поборников старой веры среди стрельцов было немного. Другие просто задавались вопросом, почему власти возненавидели старые книги. Хотели писать челобитную, но не сумели ее составить. Искушенных в этом деле людей нашли среди посадских. Челобитная была написана, ее показали князю Хованскому, и тот поддержал затею. Старообрядцы, в том числе оказавшийся в Москве знаменитый суздальский священник Никита Пустосвят, потребовали диспута с патриархом по вопросам веры. После долгих проволочек в Грановитой палате состоялся диспут, но результата он не дал — каждая сторона осталась при своем мнении.

После диспута старообрядцы похвалялись на площади, что посрамили архиереев. Софья же заявила стрелецким выборным, что покинет Москву, если буйству раскольников не положат конец, и тогда вся вина за последствия будет на стрельцах. Стрельцы сознавали, что за пределами Москвы у них нет никакой опоры, и открестились от старой веры. Услышав такие речи, власти поспешили вознаградить стрелецких выборных, а рядовым выставили из царского винного погреба на десять человек по ушату. Это решило дело — стрельцы заявили, что за старую веру вступаться не будут и стали громить раскольников.

Но мятеж еще не был подавлен. Начальником стрельцов оставался князь Хованский, потакавший им во всем, и сместить его с должности, не вызвав очередной вспышки возмущения, было нельзя. Насилия в городе продолжались, и чем дальше, тем больше стрельцы опасались за свою судьбу. К концу лета выбор у них был невелик — или сдаться правительству на его условиях, или бунтовать до конца. Софья, опасаясь последнего, в августе 1682 года со всем царским семейством уехала из Москвы в Троице-Сергиев монастырь, приказав собраться там провинциальному дворянскому ополчению.

В день своих именин, 17 сентября, она объявила боярам, что князь Иван Хованский и его сын Андрей подстрекают стрельцов к убийству царской семьи, патриарха и многих знатных бояр. Немедленно было решено казнить Хованских.

Софья повелела всем боярам, думным людям, стряпчим и дворянам прибыть в село Воздвиженское к 18 сентября для встречи сына украинского гетмана. Поехали и Хованские. По дороге их захватили врасплох и, не слушая оправданий, казнили прямо на обочине. Стрельцы не встали на защиту своего начальника и были прощены. Новым их начальником был назначен суровый думный дьяк Федор Шакловитый, быстро покончивший с возмущением. Впрочем, стрельцы все же добились прибавки к жалованью.

Так началось семилетнее правление Софьи. Главой ее правительства стал начальник Посольского приказа князь Василий Голицын, проявивший себя еще в качестве советника царя Федора Алексеевича. Возвысился он, однако, не благодаря своим деловым качествам, а потому что Софья без памяти в него влюбилась. С этого момента карьера его целиком зависела от судьбы царевны. Поэтому Голицын делал все, чтобы продлить ее царствование. Для этого, полагал он, правление должно было быть мирным и успешным. Голицын знал о плачевном состоянии российского войска (при Федоре Алексеевиче он готовил проект военной реформы) и любой ценой стремился сохранить мир со всеми потенциальными противниками. Вначале он подтвердил все существующие договоры, в том числе явно невыгодный для России Кардисский мир со Швецией. Перемирие с Польшей истекало в 1702 году, а с Турцией и Крымом пока сохранялись добрососедские отношения. Но Голицын мечтал о России как о сильной европейской державе и с легкостью поддался на уговоры австрийских, польских и венецианских дипломатов, призывавших Россию войти в Священную лигу католических держав, чтобы вместе бороться против Турции.

Военные успехи Турции действительно заставляли отнестись к этому предложению со всем вниманием. Хотя в 1683 году двухсоттысячная турецкая армия так и не смогла взять столицу Священной Римской империи Вену, турки отнюдь не отказались от своих притязаний на Австрию. Их победа грозила разгромом слабой Польше (хотя именно польские гусары разбили турок под Веной). Появление турецких провинций в самом центре Европы представлялось Голицыну угрозой для будущих связей России с Западом, под которым он понимал прежде всего католические страны. Но Россия соглашалась вступить в Священную лигу только в том случае, если Польша вернет Киев. Поляки не уступали. Лишь после того как турецкая армия нанесла Польше чувствительные поражения в 1684 и 1685 годах, поляки пошли на соглашение. 21 апреля 1686 года был заключен «вечный мир» между Россией и Польшей. В обмен на Киев Россия должна была немедленно послать войска против Крымского ханства, чтобы защитить поляков от ударов с юга. В качестве дополнительного условия Россия добилась, чтобы православных в Польше больше не притесняли.

К вступлению в союз против Турции в России отнеслись двойственно. У многих не вызывала восторга перспектива союза с «латинскими» странами. С другой стороны, у России появился законный повод выступить против Крымского ханства, этого ненавистного осколка Золотой Орды, которому все еще приходилось выплачивать традиционную дань.

Первый поход на Крым, предпринятый Голицыным в 1687 году, закончился полным провалом — в степи бушевали пожары, люди и кони изнемогали от жажды и голода. Русская армия потеряла 40 тысяч человек, так и не вступив в сражение. Голицын заподозрил в измене украинского гетмана Самойловича, который всячески отговаривал его от войны с Крымским ханством. В результате Самойлович по указу из Москвы был смещен, и с подачи Голицына гетманом избрали Мазепу. За это Голицын получил от него 10 тысяч рублей.

Софья не пожелала заметить поражения и вознаградила Голицына богатыми подарками. Но крымскому хану стала очевидна слабость России, и в 1688 году он возобновил набеги на Украину, от которых некоторое время воздерживался. Возникла непосредственная угроза Киеву, и в 1689 году Голицын предпринял новый поход. На этот раз русское войско дошло до Перекопа. Штурмовать мощные укрепления Голицын не решился, воды и продовольствия не было, люди и лошади начали умирать. Голицын счел за лучшее отступить. Татарская конница преследовала его, и в результате он потерял 20 тысяч человек убитыми и 15 тысяч пленными. Пытаясь спасти престиж своего фаворита, Софья снова организовала пышную встречу. Для дальнейшей политической карьеры Голицына это уже не имело значения: Петр Алексеевич женился на Евдокии Лопухиной, что свидетельствовало о начале его самостоятельного правления. Одним из первых шагов семнадцатилетнего царя стал отказ подписать манифест о наградах за второй крымский поход. Он вступил в открытый конфликт с Софьей.

Поворот к Западу

Военные и дипломатические неудачи Голицына были результатом глубокого внутреннего кризиса. По иронии судьбы, первая волна этого кризиса — стрелецкий бунт — вознесла Софью к вершинам власти. Но совладать с ним правительница не смогла. Недовольство в стране нарастало. Преобразования, начатые еще при Федоре Алексеевиче, так и не были завершены.

Признаком нестабильности стало повальное бегство населения. Казалось, вся страна пришла в движение. Крепостные бежали в города, селились там «для промыслов», разоряя тем самым своих помещиков. Попытки вернуть их наталкивались на сопротивление посадских людей, потому что без притока населения выплата податей становилась для посадов невыносимым бременем, — и тогда посадские люди тоже разбегались. Поскольку правительству нужны были деньги, Софья распорядилась не возвращать беглецов помещикам — и получила недовольных дворян.

Государственная власть была слаба и не пользовалась уважением. Все решали взятки и покровительство «сильных людей».

Усиливалось и противостояние между сторонниками старой веры и никонианами. Раскольники, добившиеся некоторого успеха во время стрелецкого бунта, обрушивались с проклятиями на официальную церковь, проповедовали скорый конец света и огненное крещение. Жесткая политика правительства привела к тому, что старообрядцы все чаще оказывали яростное сопротивление войскам, разыскивающим раскольничьи скиты. Особенно серьезное сопротивление оказывали раскольники на Дону, где с начала 1680-х годов укрепился Кузьма Косой, основавший на реке Медведице городок и оттуда нападавший на окрестности. Лишь в 1688 году против него был послан казачий отряд, которому понадобилось пол года, чтобы взять городок.

Такова была страна, в которой подрастал Петр Алексеевич. Нельзя сказать, что он совсем не знал ее, — в 1682 году во время стрелецкого бунта он видел озверевшую толпу и представлял себе, на что она способна. Но Нарышкины были удалены от дел, и во время семилетнего правления Софьи Петр фактически был заперт в Преображенском. Там он придумал себе забаву — игру в царя. Он привлек к этой игре множество людей, которые в Преображенском заботились о царских ловчих соколах (во времена Алексея Михайловича при дворе содержали более трех тысяч охотничьих птиц) и лошадях. Именно из них были созданы первые потешные полки.

Гренадер Преображенского полка.

Солдат Семеновского полка.

Для солдат эта служба вовсе не была игрой — они получали за нее жалованье. Поскольку Петр играл в армию с иноземными порядками, он стал частым гостем в расположенной неподалеку от Преображенского Немецкой слободе. Конечно, систематического образования Петр не получил, но все семь лет он только и делал, что занимался интенсивной военной подготовкой, учился сам и учил других. В этих военных играх уже просматривается весь облик его будущего правления — радикальная военная реформа, полный социальный переворот (в потешном войске были люди всякого звания) и ориентация на Запад. Мать Петра Наталья Нарышкина, хотя и не разделяла увлечения сына Немецкой слободой, все же поощряла его военные занятия — это давало ей все основания говорить: «У нас люди есть». Действительно, уже к 1687 году потешные полки Петра представляли серьезную силу, и сторонники Софьи вынуждены были с этим считаться.

В 1687 году, когда Петру начали докладывать о государственных делах, игра превратилась в реальность. Потешные полки стали настоящей гвардией, готовой защитить Петра в случае очередного выступления стрельцов (этого ожидали в 1688 году). А случайно найденный английский ботик навел на вполне серьезные мысли о создании флота. В сухопутной стране такое увлечение казалось необычным, но флот в то время был средоточием самых современных технологий, самой совершенной военной силой, а это не могло не увлекать склонного ко всем новшествам молодого царя.

Первый русский военный корабль «Орел».

В 1689 году игры закончились — Софья предприняла последнюю попытку взять власть в свои руки. Поводом к этому стал отказ Петра наградить Голицына. В тот же день Софья пожаловалась стрельцам на царицу Наталью, вспомнила про угрозы царю Ивану Алексеевичу. Софью поддерживал Федор Шакловитый, всем ей обязанный. Но стрельцы получили все, что хотели, еще в 1682 году, и бунтовать не собирались.

Тогда Софья и ее сторонники объявили, что потешные из Преображенского намерены убить царя Ивана и всех его сестер. В ночь на 8 августа стрельцов подняли по тревоге. Они заняли Кремль, не понимая толком, в чем дело. Однако, почувствовав неладное, два стрельца отправились в Преображенское предупредить Петра. Некоторые вельможи, приверженцы Петра, узнав, что в Кремль пропускают только приближенных Софьи, также немедленно отправились к царю. Узнав о грозящий опасности, Петр немедленно поскакал верхом в Троице-Сергиев монастырь просить защиты у архимандрита Викентия. В тот же день туда явились потешные полки и верный Петру стрелецкий полк. Приехала туда и царица Наталья.

Петр, не готовый к такому повороту событий, пребывал в полной растерянности. Главную роль временно стал играть Борис Голицын, двоюродный брат фаворита Софьи. Началось противостояние между Софьей и Нарышкиными. Применить силу царевна не могла — Троице-Сергиев монастырь представлял собой мощнейшую крепость. Поэтому в ход пошли указы и уговоры. Софья послала боярина Троекурова, чтобы тот уговорил Петра вернуться в Москву, — в ответ следовал царский указ всем стрелецким начальникам прибыть под стены монастыря. Софья послала с увещеваниями патриарха — тот остался в монастыре. Наконец, она сама решилась ехать к Петру, но ее предупредили, что это бессмысленно. Софья с полдороги вернулась, а в Москве уже объявился гонец с требованием выдать Шакловитого. К этому времени Софья была в таком бешенстве, что велела отрубить гонцу голову… Она еще пыталась найти поддержку у московских стрельцов, участников бунта 1682 года, но те решили спокойно дождаться исхода борьбы. 4 сентября в Троице-Сергиев монастырь прибыли все иностранные офицеры, состоящие на русской службе, а 6 сентября уже стрельцы потребовали от Софьи выдать Шакловитого, чтобы доставить его Петру.

Шакловитого казнили, Софью заключили под стражу в Новодевичьем монастыре, ее фаворита Голицына отправили в ссылку. Оставался еще соправитель Петра, Иван, но тот никакого участия в политике не принимал. Иностранные дипломаты того времени иной раз даже забывали упомянуть о нем в своих донесениях.

6 октября 1689 года Петр торжественно прибыл в Москву. Его встречали с восторгом и надеждой — Софья не пользовалась популярностью. Но реальная власть перешла к 25-летнему Льву Кирилловичу Нарышкину, младшему брату царицы. Важную роль продолжал играть и Борис Голицын, хотя хлопоты за двоюродного брата не позволили ему получить высокую должность.

Петр как будто не стремился к власти. Продолжая свои военные занятия, он приобрел нового друга — швейцарца Франца Лефорта, с 1678 года состоявшего на русской службе. Именно Лефорт познакомил Петра с первой красавицей Немецкой слободы Анной Моне. На пирах у Лефорта собиралось чуть ли не все население Немецкой слободы — люди бывалые, знающие ремесло и повидавшие мир. Для Петра общение с ними стало первым знакомством с Европой. Петр стремился к этим людям, чураясь старой Руси, всеми силами противившейся иноземному влиянию. В том мире, который Петр создал вокруг себя, заскорузлой русской «самобытности» не было и в помине. Вот лишь некоторые из увлечений молодого царя: потешные походы, постройка яхты и прогулки на ней по Москве-реке, образование гвардейских Преображенского и Семеновского полков, создание святотатственного «всешутейшего и всепьянейшего собора», организованного по образцу церковной иерархии, маневры озерной флотилии на Плещеевом озере, поездки в Архангельск и первые выходы в море (именно тогда Петр придумал бело-синекрасный флаг, которому суждено было стать государственным флагом России)…

А между тем патриарх Иоаким пригрозил отлучить от церкви тех, кто бреет бороды; запретил иноземным офицерам присутствовать на парадном обеде по случаю рождения царевича Алексея (28 февраля 1690 года). Петру не довелось вступить в схватку с этим ярым противником всего иноземного — в марте 1690 года Иоаким умер. Когда встал вопрос о выборе нового патриарха, Петр не смог провести своего кандидата, псковского митрополита Маркелла — тот показался слишком ученым, ибо владел «варварскими» языками — латынью и французским. Патриархом был избран Адриан, такой же ревнитель старины и бескомпромиссный борец с расколом, как и его предшественник. Ситуация обострилась до такой степени, что когда Петр в 1692 году тяжело заболел, многие его друзья и иностранцы готовились покинуть Москву, зная, что Софья и приверженцы старины не простят им добрых отношений с царем.

В 1694 году наступила кульминация потешных сражений Петра — в подмосковном Кожухове были затеяны трехнедельные маневры с участием артиллерии. В них участвовало до тридцати тысяч человек. План учений разработал шотландский генерал Гордон. Хотя с военной точки зрения все прошло просто блестяще, все же погибло 24 человека и несколько десятков оказались ранеными. В народе начались толки — царь связался с немцами, от его потех только люди зря страдают. Нужна была настоящая победа — и Петр устремился к Азову. Не то чтобы России нужна была эта турецкая крепость, но там было море, а на море можно было основать настоящий флот. Кроме того, Петр собирался посетить Европу, и участие в священной войне против Турции должно было стать для молодого царя лучшей рекомендацией. К скорейшим военным действиям призывали и украинский гетман Мазепа, и патриарх иерусалимский Досифей.

Чтобы ввести противника в заблуждение, в начале 1695 года объявили поход на Крым. На Азов же войска следовали по Волге и Дону. В конце июня уставшее от долгого перехода войско достигло Азова. Осада турецкой крепости продолжалась три месяца и кончилась безрезультатно — настоящая война ничуть не походила на «потехи». 27 сентября русское войско вынуждено было отступить.

Провал Азовского похода не смутил Петра — он начал по-настоящему готовиться к войне. Темпы были невероятные — в конце 1695 года Петр приказал строить флот под Воронежем, к весне должны были быть готовы 22 галеры, 1300 стругов, 300 лодок и других судов. В строительстве задействовали 26 тысяч человек.

В разгар этих приготовлений 29 января 1696 года умер царь Иван Алексеевич.

Петр остался единственным государем.

Северная война

В июне 1696 года русские войска вновь осадили Азов, и уже 18 июля турки сдались. Первая серьезная победа русского оружия за много лет произвела колоссальное впечатление и в Москве, и за границей. Чтобы закрепить за Россией устье Дона, Азов постановили заселить русскими служилыми людьми. А под Воронежем продолжали строительство флота. Не хватало специалистов, пригласить которых из-за границы в необходимом количестве было сложно. Тогда впервые послали за границу на учебу пятьдесят молодых дворян.

Петр понимал, что взятие Азова было лишь частным успехом. Пока Турция сохраняла господство в Крыму и контролировала Керченский пролив, говорить о выходе России к морю было преждевременно. Для этого нужно выиграть большую войну с Турцией.

Взятие города Азова Петром Великим. Гравюра XVIII в.

В марте 1697 года в Западную Европу отправилось Великое посольство, главная цель которого заключалась в возрождении антитурецкой коалиции и подключении к ней новых союзников. Вместе с тем Петр надеялся за время своего пребывания за границей многому научиться. Именно поэтому он участвовал в поездке в качестве простого «десятника Петра Михайлова». Руководил посольством любимец царя Франц Лефорт. В отсутствие государя управление страной было поручено Л. Нарышкину, Б. Голицыну и П. Прозоровскому. Петр пробыл в Европе до августа 1698 года. За это время он посетил Амстердам, где три месяца работал корабельным плотником на верфи в Саардаме (он там не только плотничал, но успел побывать на многих важнейших фабриках и встретиться с ведущими учеными того времени), Лондон, Вену, Лейпциг, Дрезден и Прагу. Во всех этих странах посольство приглашало специалистов для работы в России. Петр встречался с английским королем Вильгельмом III и с австрийским императором Леопольдом I, но переговоры о союзе против Турции везде оказались безуспешными. Европа уже осознала, что может противостоять турецкой армии, и была теперь занята борьбой между Габсбургами и Бурбонами, которая грозила перерасти в большую войну. Возможно, Петр нашел бы понимание в Венеции, которая должна была отстаивать свои владения в Средиземном море, но туда ему попасть не удалось — из Москвы пришли вести о новом стрелецком бунте. Петр был в ярости: только перед самым отъездом Великого посольства был раскрыт заговор стрельцов, несколько человек казнили — и вот снова! Он устремился на родину.

С восстанием справились и без Петра — бунт был стихийным, стрельцами двигало лишь отвращение к нововведениям и нежелание служить по-новому. Привыкнув к тихой и сытой жизни в Москве, они не готовы были идти под турецкие пули. Стрельцы винили командиров-иноземцев, особенно «еретика Францка Лефорта», который, по их мнению, сознательно хотел погубить стрельцов.

В стрелецких полках зачитывали письмо Софьи, призывавшее их явиться к Новодевичьему монастырю. Требования бунтовщиков были просты: Немецкую слободу разорить, а немцев побить за то, что от них православие закоснело; бояр побить; государя в Москву не пустить и убить за то, что «почал веровать в немцев». Князь Борис Голицын распорядился выслать против стрельцов Семеновский и Преображенский полки. Под Новым Иерусалимом их остановили. Уговоры ни к чему не привели, и тогда правительственные войска тремя залпами подавили бунт.

Проведенное следствие так и не показало, кто стоял за мятежом. Это выяснил Петр, явившийся в конце августа из-за границы и начавший новое разбирательство. Более 1700 стрельцов, прошедших через первое расследование, было доставлено в Москву, и 17 сентября палачи приступили к делу. Вот тогда кто-то «с третьего огня» и признался, что было письмо от царевны Софьи. Петр лично допросил царевну и передал решение ее судьбы на усмотрение собора. Поскольку вина ее была не доказана, Софью постригли в монахини Новодевичьего монастыря. Но прежде на Красной площади, в Преображенском и перед Новодевичьим монастырем начались казни, в которых Петр и его приближенные приняли самое непосредственное участие. Всего было истреблено более 2500 человек, причем перед кельей Софьи повесили 195 стрельцов. Эти массовые пытки и казни, в которых Петр заставлял участвовать всех своих соратников, кажутся бессмысленной жестокостью. Но они преследовали определенную цель: Петр стремился узнать, не причастен ли к заговору кто-нибудь из его приближенных. Теперь вся высшая знать была повязана стрелецкой кровью.

С этого и начались настоящие петровские реформы. Даже первый день пребывания царя в Москве оказался символичным: царь не заехал ни во дворец, ни к жене, зато побывал у Лефорта, встретился с Анной Монс, ночевал в Преображенском, а наутро с шутками сам стриг бороды знатным вельможам. Через несколько дней бороды обрезали без всяких шуток — всеми своими действиями царь показывал, что противиться ему нельзя и вести страну он будет лишь в одном направлении — к Западу. Между тем бритье бород казалось почти святотатством — ведь еще недавно патриарх говорил, что бритые не достойны даже христианского погребения. Пытая стрельцов, Петр не забыл и о своей нелюбимой жене, Евдокии Лопухиной: 23 сентября 1698 года ее отправили в монастырь. Малолетнего царевича Алексея воспитывала тетка Наталья Алексеевна.

Стрелецкие казни, продолжавшиеся и зимой 1699 года, ужаснули противников Петра. «Антихрист!» — звучало повсюду. И старообрядцы, и никониане помнили пророчество, что в 1699 году начнется его трехлетнее правление. Бритье бород, курение табака, церковный разлад (не только раскол, но и падение авторитета официальной церкви), невиданное прежде засилье иностранцев, странные и небывалые начинания, страшные казни — все свидетельствовало в пользу этого мнения. Разбои приняли такой размах, что правительству приходилось вести настоящие военные действия, народ смущали раскольники и колдуны-дьяволопоклонники, а вся страна, от царя до последнего бродяги, предавалась безудержному пьянству (впрочем, и в Европе пили тогда не меньше). Злоупотребления воевод не знали пределов, а среди помещиков действовало право сильного — крестьян у слабого соседа могли и сманить, и засечь до смерти, и прогнать, пригрозив ножами и топорами, с ярмарки.

«Ведомости» — первая русская газета.

Первые реформы Петра выглядят несколько сумбурными — все, на что падал его взгляд, подлежало преобразованию, ему не важно было, с чего начинать. Сносились старые лавки в Москве, вводилась новая система городского самоуправления, предписывалось носить одежду европейского покроя, учреждались торговые монополии и распускались стрелецкие полки — и все это в течение каких-то трех месяцев. Потешный Преображенский «король» князь Федор Ромодановский, став главой сыскного ведомства — Преображенского приказа, превратился в профессионального заплечных дел мастера и гордо говорил о себе: «Всегда в кровях омываемся».

Петр торопился. Великое посольство показало, что на помощь европейских держав в войне с Турцией рассчитывать не приходится. Россия могла бы вести войну, но она еще больше отдалила бы страну от Европы. Между тем Польша и Дания стремились вернуть земли, захваченные у них Швецией. Сильные союзники Швеции — Англия, Франция и Голландия — готовились к войне за наследство испанских Габсбургов и не могли оказать ей помощь. Появилась возможность прорваться к Балтике. В этих условиях Россия, следуя примеру других участников антитурецкой коалиции, поспешила заключить мир с Турцией. В январе 1699 года было подписано Карловицкое перемирие, оставлявшее за Россией Азов и небольшую часть побережья Азовского моря, а также укрепления в низовьях Днепра. Началась подготовка к войне. Закупалось оружие, предпринимались спешные попытки реорганизовать армию — именно с этой целью в июне 1699 года были распущены небоеспособные стрелецкие полки. В разгар этих приготовлений Петр пережил тяжелый удар — 2 марта 1699 года умер его друг и советник Франц Лефорт.

Титульный лист «Арифметики» Л. Магницкого. 1703 г.

В конце августа 1699 года было заключено соглашение с Данией о союзе против Швеции, в начале ноября — такое же соглашение с Польшей, а в конце ноября возник Северный союз против Швеции. Россия соглашалась вступить в войну против Швеции, но лишь после того, как будет подписан полноценный мир с Турцией. Для отвода глаз Россия подтвердила все условия Кардисского «вечного мира» со Швецией. В дни, когда проходили переговоры, Петр издал указ о формировании 30 полков регулярной армии.

Накануне войны Россия и Европа «сверили часы». Петр постановил с 1 января вести летосчисление не от сотворения мира, а от рождества Христова. Из 7208 года Россия перенеслась в 1700.

Союзниками Дания и Польша оказались плохими. И датский, и польский короли переоценивали свои силы, не понимали, что представляет собой шведская военная машина и как вообще следует вести войну. К лету продвижение датских войск в Голштинии (именно эта территория была предметом датско-шведского спора) было остановлено. Польско-саксонский король Август II всю первую половину 1700 года безрезультатно провел около Риги.

К этому времени Россия уже вступила в войну. Мир с Турцией был подписан в июле (ради этого России все же пришлось уступить стратегически важные укрепления в устье Днепра), и уже в августе русские войска двинулись к Нарве.

Положение Северного союза в этот момент было шатким. Август II фактически уже не принимал участия в войне (в сентябре рижане предложили ему 1,5 млн. талеров, чтобы он отвел войска), а Дания потерпела тяжелое поражение от 15-тысячного войска Карла XII и вышла из Северного союза. Карл XII немедленно перебросил войска под Нарву и 19 ноября 1700 года наголову разбил русские войска. К счастью, шведский король переоценил значение своей победы и, не закрепив ее, перенес свои действия на территорию Польши. Россия получила нежданную передышку.

Полтава

Отныне все реформы Петра диктовались войной. Нужна была боеспособная армия и средства, чтобы эту армию содержать, нужна была промышленность, чтобы производить оружие (до Северной войны Россия закупала железо в Швеции, а оружие — в Западной Европе), и флот, чтобы противостоять шведам на море… Наконец, нужны были победы, иначе правление Петра грозило обернуться национальным позором и новой смутой. И царь начал действовать. На Псковщине и Новгородчине чуть ли не все население было брошено на строительство укреплений, уклонявшиеся от работ могли лишиться головы. Артиллерию пришлось создавать заново, а металла не было — и с церквей снимали колокола, чтобы перелить их на пушки. Семидесятилетний Виниус (сын того Виниуса, что при Михаиле Федоровиче получит разрешение устроить под Тулой железоделательный завод) спешно организует литье новых пушек (за несколько месяцев сделано 300 орудий), обучает инженеров и артиллеристов, переводит воинский устав и, наконец, отправляется на Урал, чтобы изучить возможность создания там металлургических заводов. В таком же бешеном темпе проводится новый набор в армию и обучение новобранцев. Исключительно в целях подготовки военных специалистов в Москве открывается школа математических и навигацких наук (с 1715 года — Московская подготовительная школа Петербургской Морской академии).

Между тем война продолжалась. Карл XII, считая Польшу наиболее опасным противником, развернул там активные боевые действия. Петр направил на помощь Августу II войска, однако до побед было далеко: в июне 1701 года шведы снова разбили под Ригой русско-польскую армию. И только 18 декабря 1701 года Борис Шереметев нанес поражение шведам под Эрестфером и разорил Дерптский уезд (окрестности Тарту). Определенную роль в этой победе сыграли запорожские казаки, однако они не так хотели воевать, как грабить население. Запорожские казаки были постоянным источником волнений и на юге России. Им хотелось прежней вольности, походов за богатой добычей, а не тяжелой войны в северных болотах. В 1701 году казаки разгромили селитряные заводы на реке Самаре (левый приток Днепра), ограбили шедших из Турции купцов, что едва не привело к конфликту с Османской империей. Правительство терпело эти выходки — попытки привести казаков к повиновению силой могли отозваться волнениями на всем юге, а власти больше всего боялись гражданской войны.

В июле 1702 года Борис Шереметев одержал блестящую победу над шведами у Гуммельсгофа. Вся Лифляндия лежала перед русскими войсками, которые продвинулись вплоть до Риги; в руках неприятеля остался еще лишь Ревель. К России перешли старинные русские крепости Ям и Копорье. Петр провел лето в Архангельске, опасаясь, что шведы ударят там, но в сентябре вернулся на Ладогу и повел войско к древнему новгородскому Орешку (Нотебург). После непродолжительной осады шведский гарнизон сдался. Крепость была переименована в Шлиссельбург — «Ключ-город». Весной 1703 года русские войска двинулись вниз по Неве и легко заняли маленькую крепость Ниеншанц в устье реки. К началу мая 1703 года Россия отвоевала все побережье Балтики от Нарвы до устья Невы. 16 мая на одном из островов невской дельты был заложен городок Питербурх. Вскоре после этого на острове Котлин началось строительство крепости Кроншлот (будущий Кронштадт), которой предстояло утвердить присутствие России на Балтике.

Северная война от прошлых войн отличалась массовым использованием огнестрельного оружия. Это самым серьезным образом изменило характер ведения военных действий. Конница уступила место пехоте. Для того чтобы одерживать победы, требовалось множество вымуштрованных солдат-профессионалов, без колебаний готовых исполнить любой приказ. Дворяне могли хорошо воевать, но требовать беспрекословного подчинения от них было невозможно. Наемников-пехотинцев не хватало, и армию стали формировать принудительно. Для дворянства такая служба перестала быть почетной, поэтому в Европе в солдаты шли люди из низших сословий.

Особое значение имела необычайная длительность войны. В отличие от Ливонской, в которой военные действия временами вовсе прекращались, в Северной войне одна кампания сменялась другой. Войска не расформировывались, и армия постепенно превратилась в профессиональную. Служба становилась пожизненной, на отставку могли рассчитывать лишь больные и увечные. Уже в 1705 году был проведен первый «настоящий» рекрутский набор, и с тех пор они проводились ежегодно. В результате армия с 52 тысяч человек в 1703 году увеличилась к концу царствования Петра до 200 тысяч, не считая стотысячного нерегулярного войска (казаки, татарская конница и т. д.). Одновременно создавался и флот. К 1724 году в его составе было 48 линейных кораблей, около 800 галер и множество мелких судов. По всей стране возводились крепости (Санкт-Петербург и его окрестности должны были стать мощным укрепрайоном), строились металлургические и оружейные заводы. Все это требовало усилий огромного количества людей. Привлечь их можно было только принудительно. Это касалось и дворян — отныне их служба становилась пожизненной и обязательной.

Тяготы военного времени отзывались взрывами недовольства в народе. Толки о «царе-антихристе» шли уже не первый год. Церковь их поощряла. В 1700 году, когда умер патриарх Адриан, Петр воспользовался моментом и не позволил избрать нового патриарха. Место долго оставалось вакантным, пока в 1721 году Петр не упразднил его совсем, создав подотчетную императору Духовную коллегию (впоследствии она стала называться Священным Синодом). После этого церковь окончательно утратила независимость.

В первые годы войны антиправительственные выступления удавалось сдерживать, но в 1705 году вспыхнуло восстание в Астрахани. Хотя астраханское выступление, к радости властей, не встретило поддержки у донских и яицких казаков, правительство отнеслось к нему со всей серьезностью, направив на подавление мятежа князя Бориса Шереметева с войском. Бои с восставшими продолжались три дня. Шереметев принудил астраханцев сложить оружие, потеряв при этом двадцать человек. Сколько народу убили в Астрахани при усмирении бунта, не известно, но из тех бунтовщиков, что были отправлены в Москву, в ходе следствия и последовавших казней погибло 365 человек.

Не прошло и года, как начались выступления в Башкирии, носившие антирусский характер. В 1707 году некий уфимский житель провозгласил себя святым и султаном. Когда он появился на Северном Кавказе, в Чечне, горцы признали его своим владыкой. К ним присоединились кумыки, часть казаков-раскольников и татар. Они сожгли Терскую крепость и собирались идти к Астрахани, однако правительство подавило это выступление. Но волнения в Башкирии продолжались еще несколько лет, охватив пространство от Камы до Нижнего Поволжья. В 1709 году губернатор Казани Петр Апраксин сообщал, что в общей сложности с начала бунта мятежники разорили более 300 деревень, а 12 705 человек погибло и уведено в плен.

Одновременно с восстанием в Башкирии начался мятеж на Дону, который возглавил казачий атаман Кондратий Булавин. Непосредственным поводом к бунту стало прибытие на Дон отряда князя Юрия Долгорукова для розыска беглых. Сыск проводился жесточайшим образом. Люди Долгорукова сжигали станицы, били казаков кнутом, резали носы, записывали в «беглые» жен и детей казаков, ушедших на войну. За свое исконное право не выдавать беглых казаки готовы были стоять до конца, и 9 октября 1707 года Булавин со своими людьми истребил отряд Долгорукова. Это послужило сигналом — по всему Дону казаки стали нападать на розыскные отряды. После этого пути к отступлению не было. Булавин рассылал повсюду «прелестные грамоты», приглашая «атаманов-молодцов, дорожных охотников, вольных всяких чинов людей, воров и разбойников… по чисту полю красно походить, сладко попить да поесть». «Дорожных охотников» сыскалось немало. Летом 1708 года к Булавину присоединились запорожские казаки, под Тамбовом крестьяне начали громить усадьбы. Правительству отказалась подчиняться вся южная Россия от Днепра до Волги. 9 мая 1708 года Булавин был избран войсковым атаманом. Петр, который вел тогда войну в Литве и Польше, уже собирался сам возглавить борьбу с мятежом. Дело в том, что Карл XII весной 1708 года стремительно двинулся на Украину, рассчитывая на поддержку гетмана Мазепы. Русские войска на Украине оказывались под ударом. Война с Булавиным становилась составной частью Северной войны.

Но восставшие держались вместе только до первого поражения. Как только правительственные войска разгромили повстанцев у стен Азова, часть казачества выступила против Булавина. 7 июля 1708 года он был убит своим же есаулом. Вплоть до лета 1709 года царские войска с исключительной жестокостью расправлялись с восставшими.

Победа над Булавиным была очень важна для Петра. Мазепа с 12-тысячным войском только что принял сторону Карла XII. Шведские и крымские агенты склоняли казаков перейти под власть крымского хана. Если бы восставшие продержались подольше, России предстояло столкнуться с коалицией Швеции, Украины и Крымского ханства.

Мятежи показали, что центральная власть не в состоянии контролировать провинции, и в ноябре 1708 года Петр провел реформу административного управления, разделив Россию на 8 губерний, которыми управляли назначенные царем губернаторы.

К счастью для Петра, после того как восстание пошло на убыль, Украина стала прислушиваться к Москве, и большая часть украинских казаков согласилась избрать гетманом Ивана Скоропадского, пользовавшегося покровительством России. Сразу после этого автономия Украины была резко ограничена. Правительство распорядилось сжечь Запорожскую Сечь и выселить запорожских казаков, поддержавших Мазепу, за Дунай.

Карл XII планировал пройти по южной России к Воронежу, где находились крупные склады продовольствия и амуниции. Восстание гарантировало ему легкую прогулку. Но Петр перекрыт ему путь под Полтавой. Шведы окружили крепость, но русский гарнизон в течение трех месяцев отбивал все атаки. В середине июня основные русские силы подошли к городу, чтобы вызволить осажденных из блокады, а 27 июня состоялось большое сражение, вошедшее в историю как Полтавская битва. После ожесточенного двухчасового боя шведы дрогнули и отступили. Карлу XII удалось бежать в Турцию. Там его хорошо приняли, и он немедленно приступил к переговорам, с тем чтобы втянуть Османскую империю в войну с Россией.

Турки, недовольные условиями Константинопольского мира, в конце 1710 года объявили России войну. Петр устремился к Дунаю, но поход этот кончился неудачей, поскольку молдавские князья не оказали обещанной поддержки. 40-тысячная армия Петра попала под Яссами в окружение. Петр принужден был сдаться на условиях турок — а именно, отдать Азов. В обмен ему позволили вывести войска в Россию.

Война на этом не закончилась.

Петербург

Прутская кампания сказалась на здоровье Петра. Осенью 1711 года он отправился в Карлсбад, на воды, но ненадолго. Одной из целей этой поездки стало бракосочетание царевича Алексея с принцессой Бланкенбургской, которое состоялось 14 октября 1711 года в Торгау. Брак этот не был счастливым — принцесса не любила Алексея и умерла от родов в конце октября 1715 года. Сын ее выжил и впоследствии правил под именем Петра II. Смерть жены повергла царевича Алексея в горе и, по-видимому, привела к открытому конфликту между отцом и сыном, на протяжении пяти лет определявшему политическую ситуацию в России.

Оппозиция возлагала большие надежды на царевича Алексея. Царевич питал к отцу глубокую личную неприязнь и тяготился всем, что тот делал. Пьяным проговаривался: приближенные Петра будут сидеть на кольях. Он ненавидел Петербург (в 1712 году Петр официально перевел столицу в новый город на Неве, обязав высшую знать переехать туда). Алексей был убежден, что за него — простой народ, духовенство и знатные вельможи и что недалек тот час, когда он станет во главе государства, отринув ересь и вернувшись к добрым старым обычаям. Однако он страшно боялся отца и не способен был на открытое выступление. Алексея вполне устраивало, что Петр перестал поручать ему государственные дела и вообще интересоваться его жизнью.

Петр же более всего хотел, чтобы дело его продолжилось. А раз родной его сын этого не хочет, значит, надо назначить нового наследника. Им мог стать сын Петра от Марты-Елены Скавронской (в православии — Екатерины), с которой царь обвенчался в марте 1712 года.

Алексей почувствовал, что все обстоятельства складываются против него, отказался от наследства и испросил разрешения выехать за границу для лечения. Отец пригрозил отправить Алексея в монастырь. Тот согласился, поставив тем самым Петра в тупик. В 1716 году Петр уехал на переговоры во Францию, так и не приняв никакого решения. Оттуда он прислал письмо, последний раз приглашая сына присоединиться к нему, — и Алексей воспользовался им как пропуском за границу.

Алексей сделал худшее из возможного — сбежал. В ноябре он появился в Вене и обратился к императору Карлу VI с просьбой о покровительстве. Разразился международный скандал. Русское правительство потребовало немедленной выдачи Алексея, угрожая начать войну с Австрией. Угроза была серьезной: к тому времени русская армия одержала несколько важных побед. Русский флот показал себя, разбив шведскую эскадру в Гангутском сражении, Англия признала завоевания России в Прибалтике и согласилась выступить против Швеции, Петр провел успешные переговоры во Франции. Вступать в новую войну из-за русских династических неурядиц, выгода от которых казалась сомнительной, в Европе не захотели. 14 октября 1717 года царевич Алексей, скрывавшийся в Италии, был выдан российским дипломатам. Ему обещали безопасность и везли в Россию со всем уважением, позволив не только посетить некоторые интересовавшие его места, но и встретиться с австрийским императором.

Но в России Алексея ждало другое. Нрав Петра был хорошо известен, и его показное спокойствие никого не вводило в заблуждение. Петр понимал, что царевич не мог действовать в одиночку, и надеялся в ходе следствия раскрыть и уничтожить всю оппозицию. 3 февраля 1718 года в Кремлевском дворце состоялась встреча отца и сына.

Царь обещал Алексею милость лишь в том случае, если он подтвердит свой отказ от престолонаследия и назовет всех своих сообщников. Алексей дал письменные показания, однако это было только начало. В марте 1718 года Алексей и Петр отправились в Петербург, и там-то дело приняло новый оборот — против царевича дала показания его любовница Ефросинья. Она сообщила, что царевич готовился отменить все отцовские реформы и покарать сподвижников Петра. После этого следствие велось с пристрастием. Алексея пытали и приговорили к смертной казни. Он не дожил до исполнения приговора и умер в камере 26 июня 1719 года.

Одновременно со следствием по делу Алексея велось другое — по обвинению в прелюбодеянии бывшей царицы Евдокии Лопухиной. Ее били кнутом и сослали в удаленный монастырь, любовника ее предали мучительной смерти. Фактической причиной расправы стали надежды Евдокии вернуться на трон.

Борьба с оппозицией этим не закончилась — с начала процесса над Алексеем Петр создал Тайную канцелярию, которая должна была заниматься политическим сыском (она просуществовала до 1726 года). В мае 1722 года Синод обязал священников открывать властям тайну исповеди, если речь шла о государственном преступлении. Официальная церковь окончательно превратилась в инструмент государственной власти.

В этой мрачной атмосфере подходила к концу Северная война. С мая по октябрь 1719 года на Аландских островах в Балтийском море работал конгресс, который должен был выработать условия мира. Работу его прервала смерть Карла XII. Новое правительство потребовало возвращения Лифляндии и Эстляндии. Военные действия возобновились вновь, и лишь Гренгамская победа русского флота 28 июня 1720 года заставила Швецию пойти на переговоры. Через год, 30 августа 1721 года, был заключен Ништадтский мир, по которому Швеция признавала все завоевания России на южном берегу Балтики. Россия вернула ей лишь Финляндию. За эту победу Петр I по ходатайству всех сословий государства принял титул Императора Всероссийского и Отца Отечества.

Битва при Гангуте. Гравюра XVIII в.

Победа в Северной войне не значила, что в России наступил мир — в 1722 году Петр предпринял поход на Каспий, целью которого было обеспечить безопасную торговлю, установить более прочные связи с Закавказьем и лишить постоянно бунтующих казаков и горские народы поддержки на побережье. Все эти цели были достигнуты. В сентябре 1723 года Персия признала за Россией права на западное и южное побережье Каспия.

Поздней осенью 1724 года Петр в ледяной воде помогал стаскивать с мели бот, после чего тяжело заболел и 28 января 1725 года умер, не успев оставить наследника. Сын Петра от Екатерины умер за несколько лет до этого. Оставался шестилетний внук, сын Алексея, но слишком многие видели в нем символ определенного порядка вещей. В 1724 году императорской короной была увенчана его супруга, Екатерина. На следующий день после смерти Петра она взошла на престол.

Женщины на троне

Первой русской императрицей волею судьбы стала бывшая служанка пастора из Лифляндии, угодившая в русский плен при взятии Мариенбурга в 1702 году. Попав в окружение царского фаворита Александра Меншикова, она приглянулась Петру и в марте 1711 года была обвенчана с ним. Не впервые женщина правила Россией, но если Елена Глинская и Софья были правительницами при малолетних наследниках, то императрица Екатерина I правила самовластно. По крайней мере, так это выглядело с точки зрения закона. На самом деле она опиралась на верных соратников Петра I, которые сделали ее императрицей, чтобы использовать в своих целях.

Решение возвести на престол Екатерину противоречило всем прежним традициям. Даже установленный Петром закон о престолонаследии не допускал перехода власти к вдове императора. Единственным законным претендентом был малолетний великий князь Петр Алексеевич, ибо и отец и мать его были царской крови. Но соратники Петра сознавали, что появление на троне внука императора скажется на их судьбах самым печальным образом.

«Птенцы гнезда Петрова» понимали, что старая знать, объединившаяся вокруг внука Петра, сделает все, чтобы удалить «выскочек» от власти. Особенно опасались за свою жизнь и свободу князь Меншиков, весьма часто «путавший» казну и собственный карман, и дипломат Петр Толстой, которого считали главным виновником несчастий царевича Алексея.

Еще до кончины Петра Екатерина поручила Меншикову и Толстому позаботиться о том, чтобы власть перешла к ней. Это не представляло труда — нужно было только склонить на сторону императрицы Преображенский и Семеновский полки. Гвардия обожала Петра и готова была боготворить и его супругу. Офицеры пообещали Екатерине всестороннюю поддержку. Тем не менее, на всякий случай власти выплатили всему гарнизону жалованье, которое задолжали за 16 месяцев, и дали отдых войскам, находившимся на работах.

Высшие вельможи собрались во дворец на совещание о преемнике государя, причем на нем присутствовали и гвардейские офицеры (умирающий Петр в это время находился в другой комнате). Споры затянулись до утра. В разгар их к дворцу подошли оба гвардейских полка. Это решило дело: Петр был еще жив, когда Сенат провозгласил Екатерину «императрицею и самодержицею со всеми правами, какими пользовался супруг ее». В распространенном по этому случаю манифесте народу объяснили, что законной наследницей стала Екатерина, поскольку в 1724 году была увенчана императорской короной.

Новая государыня была воспринята сдержанно — смерть Петра стала слишком сильным потрясением. Но все же присяга прошла без принуждения.

30 января гроб с набальзамированным телом императора выставили во дворце. В течение февраля народ был допущен к прощанию, а 8 марта тело императора перевезли в Петропавловский собор. Там гроб, покрытый императорской мантией, простоял до 21 мая 1731 года.

Очень скоро между сподвижниками Петра начались трения. Вдова императора не сумела объединить их и направить к общей цели. Она сочувствовала преобразованиям Петра, но, к несчастью, не обладала его способностями. Бразды правления быстро захватил Меншиков, распоряжавшийся от имени императрицы. Это вызывало возмущение других членов Сената, которые стали искать способы отстранить Меншикова от власти. По Петербургу поползли слухи, что сторонники великого князя Петра Алексеевича собираются возвести его на престол. Разрядил обстановку Петр Толстой, который смог убедить членов Сената, и в результате в феврале 1726 года появился указ об учреждении Верховного тайного совета под председательством самой императрицы. В него вошли в основном сподвижники Петра (в том числе Меншиков), но нашлось место там и виднейшему представителю старой знати — князю Дмитрию Голицыну. Совет был поставлен над Сенатом. Члены Совета возглавляли важнейшие коллегии, все указы подписывались теперь императрицей совместно с Советом, таким образом, самодержавная ее власть приняла коллегиальную форму.

Появление высшего государственного органа, в котором сосредоточилась вся власть, было закономерным и необходимым. Четверть века правления Петра привели Россию к тяжелейшему кризису. Многие реформы, оправданные в годы военного времени, теперь стали разрушать экономику. Верховный тайный совет столкнулся с многочисленными и сложными проблемами.

Самым тяжким бременем была армия. Сокращать ее было опасно: Персия так и не признала русских завоеваний на Каспии, Турция готовила новую войну, назревал конфликт и в Европе. Регулярное войско, насчитывавшее к тому времени более 200 тысяч человек, Сенат постановил размещать в особых слободах, чтобы не стеснять крестьян. Но слободы так и не построили, и солдат пришлось размещать в городах и деревнях. Еще во время правления Петра офицерам были вменены и полицейские функции, в том числе и слежка за чиновниками. Все это привело к «несогласию у офицеров с земскими управителями и у солдат с мужиками».

К тяжелым последствиям привели и строительные начинания Петра. Царь строил в буквальном смысле любой ценой, но хуже всего, что отношение его к этим проектам менялось в зависимости от внешнеполитической и военной ситуации. Огромные средства, брошенные на строительство каналов между Доном и Волгой и крепостей в Приазовье, были истрачены впустую, потому что Петр обратил свой взор к Балтике. Но и на Балтике после смерти Петра все остановилось. Прекратились работы и на любимом детище Петра, Ладожском канале.

В правление Екатерины I стало очевидно, что нужно сокращать размер податей, установленных в 1722 году. «Лиц податного состояния» в 1722 году насчитывалось около 6 миллионов, платить они должны были от 74 (крепостные крестьяне) до 120 (купцы) копеек в год. Тяжелее всего приходилось крестьянам. 1723 год был неурожайным, и они вынуждены были продавать семенное зерно, обрекая себя на голод в следующем году. Озлобленные и голодные люди бежали в Сибирь, в Запорожье и в Польшу. Екатерина согласилась немного сократить подати и простить часть недоимок, но мера эта была явно запоздалой и недостаточной.

Императрица Екатерина I. Художник Г. Бухгольц.

Полностью разорена была торговля. Неизвестно, что нанесло ей больший ущерб — всевозможные пошлины и сборы или административные меры, предпринятые Петром ради того, чтобы превратить Петербург из пограничной крепости в настоящий город. В свое время император просто запретил купцам возить товары в Архангельск, поставив многих из них на грань разорения. Положение купцов подрывала и государственная монополия на торговлю некоторыми товарами. В качестве одной из первоочередных мер новое правительство в самом конце 1726 года позволило возить товары куда угодно. Были предложения и более радикальные: князь Дмитрий Голицын убеждал, что вся торговля должна быть передана народу, которому следует разрешить свободно торговать и внутри страны, и за ее пределами.

Пожалуй, красноречивее всего об экономическом положении России после Петра говорит состояние московских монетных дворов. Правительство, испытывая острую нехватку денег, в начале 1727 года решило отчеканить около двух миллионов медных пятикопеечных монет. Генерал-майор Александр Волков, явившись в Москву, был потрясен увиденным. «Непорядка и разорения монетных дворов изобразить никоим образом нельзя, — сообщал он в столицу. — Я не могу рассудить, с какою совестью прежние управители так чинили. Истинно, как после неприятельского или пожарного разорения, все инструменты разбросаны без всякого призрения, многие под снегом во дворах находятся, деревянное гнило, а железное перепорчено…» Между тем к весне Волкову все же удалось наладить чеканку.

Петр в мечтах видел Россию чем-то вроде новой Голландии, но мечты его обгоняли время; слишком много просчетов и ошибок было при воплощении их в жизнь. Тем удивительнее, что преобразования продолжались и после его смерти — даже приверженцы «доброго старого времени» не смогли им воспрепятствовать. В правление Петра Россия из экзотической Московии превратилась в страну, активно участвующую в жизни Европы. Императорский дом породнился с европейскими династиями, Россия стала участницей сложных коалиций, которые создавали тогда дипломаты. С основанием Петербурга и расширением границ до Китая и Персии Россия стала играть важнейшую роль в транзитной торговле со странами Востока. Возникла передовая промышленность — количество горных и металлургических заводов и ткацких мануфактур исчислялось сотнями. Игнорировать все это было невозможно, как невозможно было не замечать глубочайшие социальные последствия петровских реформ. Поэтому смерть Екатерины и последовавшее воцарение Петра II не привели к глубоким потрясениям.

Дворцовая чехарда

Внуку Петра уже минуло 11 лет, и сторонники Екатерины не могли оставаться в спокойствии, зная, что в любой момент могут потерять власть. Меншиков, всеми силами стараясь упрочить свое положение, задумал несколько проектов брачных союзов — иногда совершенно безумных, вроде женитьбы юного Петра на его 17-летней тетке Елизавете (будущей императрице). Но все решилось неожиданно быстро. В апреле 1727 года Екатерина тяжело заболела. Во время ее болезни члены Верховного тайного совета, Сената, Синода и представители гвардии собрались на совещание по вопросу о престолонаследии и высказались в пользу Петра Алексеевича. Тогда Меншиков добился от Екатерины обещания выдать его дочь за Петра. Этому воспротивились его прежние сторонники. 6 мая 1727 года Екатерина скончалась. Меншикову все-таки удалось устранить своих конкурентов: он обвинил их в оскорблении императрицы, и в последний день своей жизни она подписала им приговор.

А. Д. Меншиков. Неизв. художник. XVIII в.

Меншиков торжествовал. Он получил звание генералиссимуса, обручил свою дочь с Петром и фактически сосредоточил в своих руках всю власть в государстве. Далеко не всем это нравилось. По завещанию Екатерины вся власть переходила к Верховному тайному совету, Меншиков же диктовал Совету свою волю, и никто не смел ему возразить, потому что видели в нем будущего тестя императора. Но несмотря на все свое влияние, 9 сентября 1727 года, Меншиков был сослан в свое дальнее имение. Верховный тайный совет опасался, однако, что Меншиков и оттуда будет руководить делами, и весной 1728 года постановил перевести его в Березов — дальний городок в низовьях Оби. Там он и умер в октябре 1729 года. Причину падения Меншикова видели в придворных интригах, но не меньшее значение имел и его конфликт с Петром II, своевольным и упрямым ребенком. Особенно раздражала императора мысль о будущем браке с дочерью Меншикова, которая вовсе ему не нравилась. К тому же Меншиков грубо вмешивался в финансовые дела Петра Алексеевича. В этой обстановке противникам Меншикова достаточно было молчаливо сочувствовать императору и не препятствовать ему.

Падение Меншикова привело к новому витку борьбы за влияние на юного царя. В выигрыше оказался барон Андрей Остерман (с самого начала входивший в Верховный тайный совет) — воспитатель Петра II. Он не злоупотреблял своим влиянием, однако устроил так, что воспитанник не мог обойтись без его советов.

Но до конца борьбы было еще далеко.

В январе 1729 года двор переехал в Москву — сначала для коронации — да так там и остался. Юный Петр II легко поддавался чужому влиянию, и в Москве у него появился новый фаворит, молодой князь Иван Долгорукий, а все семейство Долгоруких приняло деятельное участие в государственных делах. К несчастью, Петр II был мальчишкой, которого интересовали лишь охота, собаки, лошади. При этом он не терпел ни малейшего противоречия, и те, кто надеялся сохранить свое положение, вынуждены были во всем ему потакать, если не хотели повторить судьбу Меншикова.

Время правления Петра II часто считают попыткой возвращения к допетровской России, отказа от продолжения реформ. Конечно, современникам казалось символичным, что улицы Петербурга зарастали травой, недостроенные корабли гнили на верфях, а 23 апреля 1729 года сгорела почти вся Немецкая слобода. И все же торговля и промышленность медленно возрождались. Активно способствовала этому Комиссия о коммерции, во главе которой стоял Остерман. Купцам и промышленникам предоставлялись различные льготы, поощрялась свобода торговли. Не было стремления придать церкви то значение, которое она имела до Петра I, если не считать установления церковной цензуры над печатавшимися в российских типографиях книгами. Но здесь речь шла о противодействии протестантским учениям. О восстановлении патриаршества уже никто не помышлял.

Зимой 1730 года Петр II заболел оспой и 19 января умер. Сложные политические интриги, строившиеся в расчете на его долгое правление, оказались бессмысленны. Снова встал вопрос о престолонаследии. После долгих совещаний Верховный тайный совет с подачи князя Дмитрия Голицына предложил российскую корону герцогине курляндской Анне Иоанновне, дочери Ивана Алексеевича и племяннице Петра I.

Однако Голицын не забыл и о своей выгоде. Анна должна была подписать определенные условия — «Кондиции», по которым обязывалась сохранить Верховный тайный совет в его нынешнем составе; принимать все важнейшие решения, касающиеся войны и мира, пожалования и лишения чинов и поместий, а также государственных расходов только с согласия Совета; а кроме того, Анна не должна была выходить замуж и назначать себе наследника. Под контроль Совета переходили гвардия и все вооруженные силы. В случае невыполнения этих условий Анна лишалась российской короны. Текст «Кондиций» немедленно отослали в Митаву (современная Елгава в Латвии). Анна без колебаний подписала их и выехала в Москву.

Автором этого первого проекта ограничения царской власти был князь Голицын, человек глубоких познаний и политического опыта и ярый противник петровских преобразований. В библиотеке его было более 6 тысяч книг на самых разных языках, в том числе все основные сочинения европейских политических мыслителей XVI–XVII веков. Голицын полагал, что только родовитая знать способна поддерживать в стране должный порядок и привести ее к благополучию, и пришел к выводу, что наиболее подходящим для России станет устройство государства по шведскому образцу.

Портрет императора Петра II. Художник И.-Г. Ведекинд.

Так сложилось, что на день смерти Петра II была назначена его свадьба с княжной Долгорукой. По этому случаю в Москву съехалось множество дворян. Об избрании наследницей Анны скоро стало известно, узнали и о поставленных ей условиях. Не у всех этот замысел вызвал одобрение. Казанский губернатор писал в письме: «Слышно здесь, что делается у вас или уже и сделано, чтоб быть у нас республике. Я зело в том сумнителен. Боже сохрани, чтоб не сделалось вместо одного самодержавного государя десять самовластных и сильных фамилий». Между тем былой приверженности самодержавию больше не было — дворянство разделилось на несколько партий, расходившихся лишь в том, до какой степени следует ограничить самодержавие. Было составлено несколько проектов, в которых помимо вопроса о государственном устройстве нашли отражение самые насущные требования дворянства — предоставление исключительного права на занятие высших должностей, ограничение срока службы двадцатью годами, отмена закона о единонаследии, а также уменьшение крестьянских податей. Последнее помещикам было даже выгоднее, чем крестьянам.

10 февраля 1730 года Анна Иоанновна прибыла в село Всесвятское под Москвой. Тотчас же явился туда батальон Преображенского полка и отряд кавалергардов. Анна объявила себя полковником Преображенского полка и капитаном кавалергардов и собственноручно угостила всех водкой. Восторг был полнейший, гвардейские офицеры говорили, что скорее согласятся быть рабами одного тирана, чем многих. На следующий день в Москве состоялись похороны Петра II. Тело его погребли в Архангельском соборе. 15 февраля Анна Иоанновна торжественно въехала в Москву. Члены Верховного тайного совета — «верховники» — не смогли добиться существенных изменений в тексте присяги, а потому собравшиеся в Успенском соборе присягали государыне и отечеству.

Шли дни, но Анна все медлила с торжественным подтверждением новой формы правления. Между тем противники «верховников» не дремали. Ведущую роль среди них играл видный публицист и проповедник Феофан Прокопович. Примкнули к ним и осторожный Остерман, и генерал-прокурор Сената граф Павел Ягужинский. 25 февраля около 800 дворян, генералов и сенаторов подали Анне прошение об образовании комиссии для рассмотрения представленных Верховному тайному совету проектов и выбора наилучшей формы правления, угодной всему народу. Анна без колебаний подписала просьбу, хотя согласно «Кондициям» не имела права делать это без согласия «верховников». В этот момент гвардейские офицеры заявили, что желают видеть государыню самодержицей, как прежних государей. В тот же день появилась еще одна просьба — «всепокорнейшие рабы», среди которых были знатнейшие аристократы, просили Анну править самодержавно и уничтожить подписанные «Кондиции». Анна изобразила удивление — разве условия были составлены не по воле всего народа? Нет, отвечали собравшиеся. Тогда она велела принести подписанную в Митаве бумагу и тут же разорвала ее на глазах у всех. 1 марта Анне присягнули как самодержице.

Темное десятилетие

Первым делом Анна Иоанновна распустила Верховный тайный совет и выполнила пожелания дворянства, выдвинутые в дни междуцарствия. Сенат опять занял главенствующее положение, по крайней мере, формально. В марте 1731 года был отменен закон о единонаследии, вызывавший всеобщее возмущение. Чтобы избавить дворянских сыновей от суровой солдатской службы, в Петербурге учредили Кадетский корпус. Окончившие его имели право поступать на службу в офицерском чине; кроме того, он давал очень неплохое образование, поскольку обучение частично проходило в гимназии при Академии наук. Наконец, в 1736 году Анна Иоанновна исполнила заветную мечту дворянства, ограничив прежде бессрочную службу 25 годами. Поскольку дворян записывали в полки с детства, многие могли выйти в отставку молодыми и полными сил. Особенно массовыми стали отставки после окончания русско-турецкой войны в 1739 году — отток из армии принял такие масштабы, что действие нового закона пришлось приостановить. Прямым следствием этого закона стало возвращение в деревню помещиков. Поскольку именно они отвечали за уплату податей, их власть над крестьянами значительно усилилась.

Казалось бы, Анна Иоанновна должна была пользоваться популярностью, по крайней мере, среди дворянства. Но в стране нарастало недовольство. Вместо «верховников» появился Кабинет министров, ничем от прежнего Совета не отличающийся. Сенат снова отодвинули на второй план.

Портрет императрицы Анны Иоанновны. Художник И.-Г. Ведекинд.

Причина недовольства скрывалась также в самой личности Анны Иоанновны. Царствовать ей нравилось, но на роль императрицы она решительно не годилась. Балы, маскарады, грубые розыгрыши и охота интересовали ее куда больше, чем скучная политика. Анне было 37 лет, когда она после захолустной Митавы оказалась на русском троне. Ей хотелось взять свое, и в этом она преуспела. Роскошью своих балов императрица шокировала привыкшую к петровской скромности знать. Блестящие празднества при дворе происходили чуть не каждый день. А чтобы купить новое платье, иногда приходилось продавать деревню. Еще худшим наказанием обернулось для русской знати возвращение двора в Петербург. Многое приходилось строить заново, приводить в порядок, все было дорого и неудобно по сравнению с налаженной московской жизнью.

Прошло немногим более года, и императрица передала бразды управления государством иноземцам. Были среди них те, что давно осели в России, — такие, как Остерман или Миних, но ведущую роль скоро стали играть приехавшие в Россию вместе с Анной ее курляндские приближенные. Любимцем царицы был граф Эрнест Иоганн Бирон. Влияние его на слабовольную Анну было огромно, она ни в чем не могла ему отказать. В русской истории Бирон стал символом немецкого засилья.

Сами по себе немцы не вызывали большого раздражения. Иностранные специалисты во множестве появились на Руси еще при Годунове, а со времен Петра I стали постоянным элементом российской действительности. Но русские не привыкли видеть в иностранцах правителей, и когда выяснилось, что в новом правительстве русских практически нет, возмущение было всеобщим.

Анна Иоанновна не стремилась к этому сознательно. Но, прожив долгое время в Курляндии, она привыкла к немцам, ей было удобно с ними, и императрица, не стесняясь, оказывала им предпочтение. К тому же придворные интриги в правление Екатерины I и Петра II привели к тому, что все сколько-нибудь способные к власти люди оказались в ссылке, а новое поколение не горело желанием служить.

«Немецкое засилье» в правительстве вовсе не значило, что во времена Анны Иоанновны все русское подвергалось гонениям. Дети немецких дворян изучали русский язык (впрочем, дети русских дворян занятиям родным языком предпочитали немецкий). При Академии наук действовало так называемое Российское собрание, заботившееся о чистоте русской речи и выработке русской терминологии, членом которого был Василий Тредиаковский, первейший поэт того времени. В промежутках между трудами по устройству горных заводов на Урале и в Сибири писал свою «Историю» Василий Татищев. Наконец, в 1735 году Академия отправила учиться за границу Михаила Ломоносова.

Приближенные Анны Иоанновны вовсе не стремились специально причинить вред России или русским. Но они мало интересовались будущим страны, с которой их связала судьба. Фавориты Анны Иоанновны спешили как можно лучше устроить свои дела. Они выколачивали деньги прежде всего не на государственные расходы, а на нужды двора. Это позволяло им выдвинуться и набить свой карман. О правлении Анны Иоанновны можно уверенно сказать, что все государство тогда служило только двору. Расходы двора в несколько раз превышали траты в петровское время. Когда в 1732 году Россия вступила в войну за «польское наследство», оказалось, что на нее нет средств. В стране снова наступил жестокий экономический кризис. Сказывались и последствия петровских реформ, и стихийные бедствия, которые преследовали страну в правление Анны Иоанновны. В 1732 году податей удалось собрать вдесятеро меньше, чем рассчитывали, — брать было нечего. Для взыскания недоимок был образован особый Доимочный приказ, но и он не дал результата — податей собирали в несколько раз меньше. Немудрено, что сразу же начались возмущения и заговоры. Правительство Анны Иоанновны противопоставило этому отлаженную систему политического сыска.

Анна Иоанновна с момента своего утверждения на престоле не чувствовала себя в безопасности. Поэтому уже в марте 1731 года место упраздненного Петром II Преображенского приказа заняла Канцелярия тайных розыскных дел, бессменным руководителем которой стал генерал Андрей Ушаков. Первоначальным объектом внимания стали «верховники» и все, кого новая императрица подозревала в сочувствии «конституционной затее», но очень скоро правительство начало преследовать всех недовольных. Доносительство всячески поощрялось, и иной раз достаточно было неосторожного слова, чтобы с вершин власти отправиться на дыбу. Развернув репрессии, Анна Иоанновна руководствовалась не только политической целесообразностью, но и чувством мести, поэтому не оставляла в покое даже поверженных противников. Так, Долгоруких продержали несколько лет в ссылке, а потом, уже по новому доносу, четверых из них приговорили к смерти (в том числе и любимца Петра II Ивана Долгорукого), остальных же сослали на Камчатку. Печальная судьба ждала и вдохновителя «Кондиций», князя Дмитрия Голицына — 74-летнего старика заточили в Шлиссельбургскую крепость.

Всего за годы правления Анны Иоанновны в Сибирь сослали более 20 тысяч человек, причем о многих намеренно не оставляли записей в документах. Человек просто пропадал без вести.

Между тем бурных волнений социального характера в годы правления Анны Иоанновны было немного. На юге России, на протяжении ста лет притягивавшем всех недовольных, сохранялось спокойствие. Возможно, этому способствовала война с Турцией, продолжавшаяся с 1735 по 1739 год. На юге постоянно находились войска, а возмутители спокойствия — казаки принимали активное участие в военных действиях. Кроме того, правительство Анны Иоанновны умерило недовольство запорожцев, вернув им Сечь и некоторую автономию. Снижало социальную напряженность и быстрое расширение границ России. Казаки в конце XVII века занимали относительно небольшую территорию в низовьях Волги, Дона и Днепра. Теперь они расселились на огромном пространстве от западносибирских степей до Терека и Дуная. В 1731 году Россия установила связи с Малой Казахской Ордой, которая вскоре перешла под русское покровительство. Чтобы умножить русское население, правительство направляло на новую границу отставных солдат с семьями, предоставляя им землю и средства на обзаведение хозяйством.

Постройка Орской крепости и Оренбурга позволила отделить от казахских степей Башкирию, единственную область страны, в которой с 1735 года не утихали мятежи. Спровоцированы они были отчуждением земель под горные заводы. По указу императрицы предписано было жилища мятежников разорять, зачинщиков казнить, а прочих посылать в службу на флот или в работу, но в любом случае в Россию или в Прибалтику с запретом возвращаться на родину. Это распространялось на женщин и детей. Главное богатство башкир — лошадей — велено было конфисковать в пользу армии. Весной 1736 года войска сожгли более трехсот деревень, несколько тысяч башкир обоего пола было истреблено, прочих гнали, как скот, по дорогам. После таких карательных экспедиций число тех, кого брали «в службу», исчислялось только десятками. Столь суровые меры объяснялись тем, что власти видели в не желавших подчиняться императрице башкирах «пятую колонну», опасную в случае войны с Турцией и тормозящую продвижение российских границ в направлении Средней Азии. Пик мятежей в Башкирии пришелся на 1736 год, но они продолжались еще несколько лет.

В правление Анны Иоанновны Россия вновь начала играть активную роль в международной политике, сделав ставку на сильную армию, после смерти Петра пребывавшую в небрежении. Еще в 1726 году Россия в союзе с Австрией начала борьбу за «польское наследство», выступив против Станислава Лещиньского, которого прочила на польский престол Франция. Война продолжалась три года, но не дала сколько-нибудь значимых результатов. Русские войска терпели неудачи: только за время многомесячной осады Данцига (Гданьска) русский корпус потерял более 4 тысяч человек. Но, в конечном счете, польским королем при поддержке России и Австрии стал Август III.

В 1735 году в союзе с той же Австрией Россия ввязалась в войну с Турцией. Здесь, по крайней мере, ясны были цели — вернуть утраченные территории и укрепиться на Черном море. Русская армия под командованием фельдмаршала Миниха одержала ряд внушительных побед. Удалось взять Азов и Очаков, трижды армия Миниха вторгалась в доселе неприступный Крым, где удалось захватить Бахчисарай. В 1739 году Миних разгромил под Хотином 90-тысячный турецкий корпус. Турция согласилась на переговоры, итоги которых оказались для России не столь уж блестящими — то, что немалой кровью смогли завоевать солдаты, дипломаты уступали без боя. И если вначале Россия требовала все северное побережье Черного моря с Крымом включительно, то по Белградскому миру 1739 году ей достались только Азов и Запорожье. Крым остался турецким протекторатом, а России не было позволено иметь флот на Черном море. Кроме того, еще в самом начале войны пришлось уступить Персии территории, захваченные Петром I во время персидского похода.

В 1740 году Анна Иоанновна тяжело заболела. Детей у нее не было, и она назначила наследником трехмесячного Ивана Антоновича, сына своей племянницы Анны Леопольдовны и герцога брауншвейгского Антона-Ульриха. К этому решению ее подтолкнул Бирон, стремившийся сохранить свое влияние любой ценой. Он заручился поддержкой русских вельмож, прежде всего русского резидента в Дании и Швеции графа Бестужева-Рюмина, предложившего назначить Бирона регентом вплоть до совершеннолетия наследника. 16 октября Анна Иоанновна подписала акт о назначении Бирона регентом. На следующий день она скончалась.

Анна Леопольдовна с младенцем Иваном Антоновичем. Хромолитография. Нач. XX в.

Бирон просчитался. Никто не желал, чтобы следующие семнадцать лет Россией управлял иноземец, да и то лишь потому, что был фаворитом покойной императрицы. Вслух высказывались опасения, что Бирон может захватить русский престол. К тому же оказалось, что регент не в ладах с родителями Ивана Антоновича, — те вовсе не хотели видеть его у власти. Бирон пытался бороться и даже успел начать свое правление с милостей — амнистии и возвращения из ссылки некоторых лиц.

Противники Бирона быстро объединились. В ночь на 9 ноября фельдмаршал Миних в сопровождении 80 солдат направился к Летнему дворцу, где жил Бирон. По приказу Миниха подполковник Манштейн и 20 солдат беспрепятственно проникли в спальню Бирона. Тот оказал сопротивление, был сильно избит и доставлен в Зимний дворец.

9 ноября Анна Леопольдовна объявила себя правительницей, что соответствовало старинным русским установлениям. Миних получил чин первого министра (все прочие высшие чины у него были, а назначить себя регентом он не мог), Остерман стал генерал-адмиралом; все прочие также сохранили свои посты. Но возвышение для многих оказалось недолгим. Хотя Анна Леопольдовна к управлению государством была так же не способна, как и ее тетка, она постаралась удалить от двора тех, кому обязана была своим положением. Бирон дал показания против многих влиятельных людей времен Анны Иоанновны, и все они подверглись опале. К счастью, правительница была добра, поэтому наказания оказались не слишком суровыми. Даже Бирону и Бестужеву-Рюмину смертные приговоры заменили ссылкой. Фактическим правителем сделался бессменный Остерман, но его влияние с каждым днем становилось все меньше. Анна Леопольдовна окружила себя собственными фаворитами, и было ясно, что скоро появится новый Бирон. Недовольство немцами ничуть не ослабевало, Анна Леопольдовна, в отличие от своей предшественницы, не пользовалась поддержкой даже в гвардии, и слабость России скоро стала очевидна.

Этим воспользовалась Швеция, в августе 1741 года оспорившая условия Ништадтского мира. Началась война. Поначалу казалось, что расчет шведов оправдался, — флот был в таком упадке, что ни один корабль не мог выйти из гавани, но 23 августа русские войска одержали убедительную победу при Вильманстранде (в Финляндии), захватив в плен командующего шведским корпусом. Шведы рассчитывали, что на их стороне выступит Турция, но та не решилась нарушить мир.

Между тем центром оппозиции в России становилась Елизавета. При Анне Иоанновне она жила почти затворницей. Правительство организовало за ней постоянное наблюдение, и немногие рисковали посещать ее. Тем не менее, вокруг Елизаветы собралась группа преданных ей лично людей, не слишком интересовавшихся политикой. Дочь Петра любили и в гвардии.

Недалекая Анна Леопольдовна не придавала этому значения.

Дщерь Петрова

После смерти Анны Иоанновны частым гостем Елизаветы стал французский посол Шетарди. Франция тогда вступила в войну за «австрийское наследство» (разрозненные владения Габсбургов в самых разных частях Европы) и стремилась всячески ослабить Россию, сильнейшую союзницу Австрии, подстрекая Швецию к военным действиям. Французские дипломаты сделали ставку на Елизавету, наивно полагая, что с ее утверждением на троне «любезная России старина одержит верх». Они предлагали Елизавете помощь в борьбе за престол, взамен требуя принять сторону Швеции. Ни отказ Елизаветы дать такие гарантии, ни победа русских войск при Вильманстанде не изменили тактики французов. Шетарди доставил Елизавете манифест шведского главнокомандующего, где говорилось, что шведские войска явились только для того, чтобы освободить русский народ от «тяжкого чужеземного притеснения и бесчеловечной тирании». Об этом стало известно во дворце, и 23 ноября Анна Леопольдовна открыто обвинила Елизавету в связях с неприятелем. Опасность стала очевидной, нужно было срочно что-то предпринимать. Последним сигналом для Елизаветы стал приказ правительства всем гвардейским полкам выступать в Финляндию.

25 ноября ночью Елизавета в сопровождении графа М. И. Воронцова, придворного врача Лестока и своего учителя музыки Шварца отправилась в казармы Преображенского полка. Гренадерская рота была извещена о ее прибытии. Елизавета обратилась к солдатам с такими словами: «Ребята! Вы знаете, чья я дочь, ступайте за мною!» Солдаты и офицеры грянули в ответ: «Матушка! Мы готовы, мы их всех перебьем!»

Переворот произошел быстро и бескровно. Прежде всего Елизавета распорядилась арестовать всех, кто мог быть опасен ее власти, в том числе Миниха и Остермана. Анну Леопольдовну с маленьким Иваном Антоновичем доставили во дворец Елизаветы, прочих держали под домашним арестом. Во дворец Елизаветы съезжались и те, кто был готов верно ей служить, — одним из первых стал победитель шведов фельдмаршал Лесси. Атмосфера в Петербурге больше напоминала народный праздник, чем государственный переворот: несмотря на жестокий мороз, улицы были заполнены народом, гвардейские полки стояли шеренгами неподалеку от дворца. Люди жгли костры, пили вино, и временами над толпой прокатывалось: «Здравствуй, наша матушка императрица Елисавета Петровна!»

Елизавета Петровна. Художник К. Ванлоо. 1760 г.

Рано утром Елизавета с балкона дворца приветствовала народ. К 3 часам дня Елизавета торжественно переехала в Зимний дворец. Гренадеры Преображенского полка просили для себя одной награды: чтобы Елизавета объявила себя капитаном их роты. Впрочем, в скором времени гренадерская рота получила название лейб-компании. Капитаном лейб-компании была сама императрица, капитан-поручик равнялся полному генералу, сержанты — полковникам, а капралы — капитанам. Унтер-офицеры и рядовые получили потомственное дворянство и деревни, иногда с большим количеством душ.

Официальный манифест о восшествии Елизаветы на престол был обнародован 28 ноября. В нем говорилось, что Елизавета заняла престол в соответствии с завещанием Екатерины I, которое после смерти Петра II скрыл Остерман, желавший лишить престола дочь Петра Великого. Это обещало нелегкую судьбу Остерману — у него было много врагов. В следственную комиссию по его делу вошел испытанный профессионал сыска генерал Ушаков. Одновременно велось следствие в отношении Миниха и еще четырех заметных деятелей, служивших опорой Анне Леопольдовне. Уже 13 января Сенат приговорил их к смерти, а 17 января должна была состояться публичная казнь над врагами императрицы. Остерману объявили помилование, когда палачи уже положили его на плаху. Других осужденных не стали возводить на эшафот. Их ждала дальняя ссылка (Остермана сослали в Березов, Миниха — в Пелым). Напротив, многие из тех, кто пострадал в прежнее правление, получили прощение; в частности, вернулся из ссылки Бирон. Судьба Анны Леопольдовны и Ивана Антоновича была печальна. Первые два года после переворота ее семейство перевозили с места на место, а потом сослали в Холмогоры. Через два года Анна Леопольдовна умерла. В начале 1756 года Ивана Антоновича тайно перевели в Шлиссельбург с повелением держать в строгой изоляции. Спустя три года у Ивана Антоновича обнаружилось умственное расстройство, однако условия содержания не изменили, и он остался в заточении.

Начало царствования Елизаветы стало возвращением к заветам отца. Она восстановила Сенат в том же значении, каким он был при Петре I. Была восстановлена и прокуратура. Но широкомасштабных политических нововведений в годы правления Елизаветы не последовало.

Впервые за долгое время правительство обратило самое пристальное внимание на экономику. Власти способствовали развитию всех стратегически важных и наиболее прибыльных отраслей — металлургии, винокуренной промышленности, соляных и рыбных промыслов, полотняных и суконных мануфактур. Казенные заводы передавались в частные руки на самых льготных условиях. Строились десятки металлургических заводов, и вскоре страна заняла второе место в мире по выплавке чугуна, уступая только Швеции. А к середине XVIII века случилось небывалое — вечно голодная Россия вышла на мировой рынок зерна, продажа которого ежегодно приносила ей около 115 тысяч рублей серебром. В конце 1753 года правительство отменило внутренние таможенные пошлины и все сборы, ограничивающие развитие российского рынка. В том же 1754 году государство учредило Купеческий банк (годом ранее — Дворянский), предоставлявший ссуды под низкий процент. В 1757 году высокими таможенными тарифами был ограничен ввоз в страну иностранных товаров, что способствовало развитию русской промышленности.

За всеми этими реформами (и не только экономическими) стоял граф Петр Иванович Шувалов (1710–1762), один из самых ярких деятелей той эпохи, предприниматель, юрист, экономист, инженер и военный организатор в одном лице.

Иван Шувалов. Художник Ф. Рокотов. 1760 г.

Его проекты и изобретения поражали своим разнообразием. Сам Шувалов подсчитал, что его деятельность за семь лет принесла казне 15 671 171 рубль и 53 копейки. Цифра кажется невероятной, но только изменения в системе сбора пошлин увеличили доходы казны от таможен более чем вдвое. Одно из детищ Шувалова — Московский университет, основанный в 1755 году. Инициатором его создания был М. В. Ломоносов, но документы говорят о том, что без поддержки Шувалова ничего бы не получилось. Шувалов не только «пробивал» проект в высших инстанциях, но и взвалил на себя всю организацию дела. Он подбирал профессоров и студентов, устроил при университете гимназию и типографию, а также добился для университета автономии от местных властей.

Замечательные достижения времен Елизаветы основывались исключительно на системе принудительного труда. В поместьях, на горных заводах и мануфактурах работали крепостные. Немногим лучше было положение солдат (лично свободных), которых также привлекали к всевозможным работам. Дворянство получило все рычаги контроля над крепостными — в 1758 году был принят указ, обязывающий помещиков надзирать за поведением своих крепостных, а в 1760 году помещики получили право ссылать крепостных в Сибирь на поселение. К концу правления Елизаветы крепостные уже не могли выйти из неволи, им было запрещено даже записываться в солдаты. Не удивительно, что недовольство в стране росло. И как только войска отправились на войну, сдерживать его стало очень трудно. Повсюду участились разбои, крепостные бежали с заводов и из поместий, а в отношениях между собственниками утвердилось право сильного. Тяжбы между помещиками иной раз тянулись годами, а на решения суда обращали мало внимания.

Первые годы правления Елизаветы протекали мирно (война со Швецией завершилась в 1743 году подписанием мирного договора в Або, по которому Швеция признавала итоги Ништадтского мира и уступала России юго-восточную Финляндию). Однако войскам отдыхать не пришлось — по всем восточным областям европейской России шла настоящая война с разбоями. Не проходило и года, чтобы где-нибудь в России не начинали бунтовать. В 1743 году войскам пришлось усмирять в Нижегородской губернии выступления мордвы, вспыхнувшие на религиозной почве. Поступали даже сведения, что мятеж подняла не мордва, а «старые русские идолопоклонники». В 1749 году разбойники во множестве объявились в Брянском уезде, проникая туда с территории Польши. Боролись с разбоями в Подмосковье, в Пермской и Вятской провинциях, в Каргопольском и Олонецком уездах. Разбойники грабили деревни и усадьбы, купеческие обозы. На юге страны, в Белгородской губернии, возникали и настоящие крестьянские восстания, в которых участвовали тысячи человек. Не отставали и дворяне. В 1750 году новгородская помещица девица Катерина Дирина вместе со своим братом гардемарином Ильей, родственниками, дворовыми людьми и крестьянами грабила соседние деревни. Не гнушались этим промыслом помещики и в других частях империи.

Особое место занимали волнения населявших империю народов. В Сибири и на Дальнем Востоке власти все чаще сталкивались с сопротивлением. В 1747 году чукчи разбили отряд из 200 человек, захватив знамя, пушку и другое вооружение. В 1752 году в Охотске восстали коряки, убили нескольких солдат и заняли острог. Они намеревались перебить всех русских и выйти из русского подданства, однако потерпели неудачу. После этого в Охотске уничтожили всех коряков, в том числе и тех, кто не участвовал в выступлении. Такие открытые выступления были довольно редки, обычно северные народы стремились избежать встречи с русскими, и зачастую совершали массовые самоубийства, не желая покориться.

Самые серьезные события происходили в Башкирии. В 1730-е годы правительство жестоко подавило вспыхнувшее там восстание, но и после этого спокойствия не наступило. В 1755 году новое восстание возглавил один из духовных лидеров башкир — мулла Батырша. Движение носило религиозный характер, но глубинными его причинами были, как и за двадцать лет до этого, отчуждение исконных башкирских земель под горно-металлургические заводы. Однако сказалась и слишком активная деятельность православных миссионеров, разорявших мечети и насильно крестивших башкир. Чтобы подавить восстание, понадобилось 13 полков регулярной армии и нерегулярные части численностью 10 тысяч человек.

Особое внимание во времена Елизаветы уделялось Украине. Отчасти это объяснялось тем, что фаворитом императрицы был Александр Разумовский, сын простого казака, взятый в придворные певчие. Просьбы с Украины рассматривались быстро и, как правило, удовлетворялись. В 1744 году Елизавета совершила путешествие в Киев. Ее приняли со всей возможной пышностью, но все-таки просили дозволения снова избирать гетмана. 5 мая 1747 года Сенат получил указ: быть в Малороссии гетману по прежним тамошним правам и обыкновениям. Нужная кандидатура сыскалась — гетманом в 1750 году избрали Кирилла Разумовского, брата фаворита и президента Академии наук. Украина получила некоторую автономию, однако ее лишилось Запорожье, перешедшее теперь в ведение гетмана. Население Южной Украины было весьма малочисленно, потому что по прежним договорам с Турцией земли к западу от Днепра не должны были заселяться. Однако в 1751 году обосноваться в России пожелали несколько тысяч сербов, живших в Австрийской империи и терпевших притеснения от венгров. Елизавета согласилась принять сербов на русскую службу. Так к западу от Днепра появилась Новая Сербия, центром которой стала основанная в 1754 году крепость св. Елисаветы (с 1775 года — город Елизаветград).

Между тем положение в Европе обострялось. У России появился куда более опасный сосед, чем Швеция или Турция, — агрессивная и сильная Пруссия. В 1740-е годы русское правительство старалось не вмешиваться в конфликты в Западной Европе (с 1740 по 1748 год там шла война за «австрийское наследство»), но к середине XVIII века стало очевидно, что возвышение Пруссии прямо угрожает интересам России на Балтике и в Центральной Европе. К этому времени между ведущими европейскими державами назревал новый конфликт, вошедший в историю как Семилетняя война. Россия приняла в нем участие на стороне Австрии и Франции против Пруссии и Англии. Поскольку Англия была далеко, российским войскам пришлось сражаться против прусской армии, считавшейся тогда сильнейшей в Европе.

Военные действия начались в 1757 году. Русская армия перешла границу 17 мая и начала наступление в Прибалтике. 26 августа русская армия под командованием С. Ф. Апраксина и П. А. Румянцева одержала решительную победу над прусскими войсками в битве при Грос-Егерсдорфе (ныне Черняховск Калининградской области). Апраксин мог бы развить успех, но он не слишком рвался в бой, надеясь, что и в этой войне стороны ограничатся демонстрацией силы. Русская армия топталась на месте, а инициативу тем временем захватывала Пруссия. В результате Апраксин был смещен с должности командующего, на его место в декабре назначили генерал-аншефа В. В. Фермора, который немедленно начал наступление и 30 декабря захватил Кенигсберг, а вскоре после этого и всю Восточную Пруссию. Весной русская армия двинулась далее на запад и в конце июля 1758 года осадила крепость Кюстрин, открывавшую дорогу к Бранденбургу. Прусский король Филипп II, находившийся с войсками в Австрии, немедленно выступил на защиту своих исконных владений, и 14 августа атаковал русские войска у деревни Цорндорф. Русские солдаты держались стойко, но прусская армия имела превосходство в коннице. Сражение продолжалось до темноты, перешло в рукопашную и длилось до тех пор, пока обе стороны не выбились из сил. Наутро русская армия отступила. Потери были громадны — более 20 тысяч убитых и раненых, более 100 пушек, несколько русских генералов попали в плен. Прусская армия потеряла 12 тысяч человек, мощь ее была подорвана, и Фридрих II не решился преследовать Фермора.

Русские войска отступили недалеко: зазимовав в Пруссии, они готовились к новой кампании.

Через год, 12 июля 1759 года, русская армия под командованием П. С. Салтыкова взяла реванш в битве при Пальциге на границах Бранденбурга. Пятичасовое сражение закончилось полным разгромом прусских войск. Решающую роль в этом сыграла артиллерия, в том числе новейшие «шуваловские единороги» (особый тип гаубиц).

Победа открыла войскам Салтыкова путь на Берлин. 1 августа русская артиллерия вновь разгромила неприятеля в битве при Кунерсдорфе (на Одере). Армия Фридриха II обратилась в бегство, сам он едва избежал плена. 5 августа русская армия перешла Одер. План Салтыкова по установлению контроля над всей Пруссией вплоть до Одера не получил одобрения у императрицы. Россия должна была учитывать интересы Австрии и Франции, а они склонялись к переговорам с Пруссией и Англией. Петербург требовал наступать. Салтыков вскоре тяжело заболел, и 31 августа командование принял Фермор.

На военном совете было решено исполнить указ императрицы о взятии Берлина. Город обстреляли, и в ночь на 29 сентября Берлин сдался. С города взяли полтора миллиона талеров контрибуции и еще 200 тысяч талеров на содержание войска. Войска забрали все, что можно было унести из арсеналов и складов. В Берлине и его окрестностях были полностью уничтожены все военные заводы.

В итоге Пруссия потеряла Саксонию, Силезию и Померанию. Но до мира было далеко — Семилетняя война продолжалась. После 1759 года главные роли в ней играли Франция и Англия. Европа для этих стран была второстепенным театром военных действий — решающие сражения разворачивались на море, в Америке и в Индии. Без мирного договора Россия не могла закрепить приобретения в Прибалтике, и в конечном счете утратила плоды своих побед, когда на русский престол взошел поклонник Фридриха II и Пруссии Петр III.

Последней победой русской армии в Семилетней войне было приобретение мощной прусской крепости Кольберг — молодой генерал Румянцев отправил ключи от нее императрице. Известие об этом было обнародовано 25 декабря 1761 года, в день смерти Елизаветы Петровны, скончавшейся после недолгой болезни.

Прусское безумие

Елизавете наследовал ее племянник Петр Федорович (Петр III). Он немедленно приказал прекратить военные действия в Пруссии и вернул Фридриху все, что в жестоких сражениях завоевала русская армия, даже Восточную Пруссию, уже принявшую русское подданство. Вслед за тем Петр заключил с Фридрихом оборонительный союз. Россия с позором вышла из Семилетней войны — союзники справедливо усматривали в таких действиях измену.

Петр Федорович искренне любил Пруссию и ненавидел Россию. На русском троне он оказался лишь потому, что был внуком Петра I. Но его бабка по отцу была сестрой Карла XII, Петр имел все шансы стать шведским королем, а потому учился шведскому языку, воспитывался в лютеранской вере и совсем не думал о России.

И вдруг в 15 лет он узнает, что ему предстоит занять русский престол, что он должен выучить другой язык, пересмотреть свои взгляды на жизнь, сменить веру. Задача нелегкая и для зрелого умного человека. А Петр большим умом не отличался, да к тому же злоупотреблял алкоголем.

Елизавета устроила брак Петра с принцессой Софией-Фредерикой-Августой Ангальт-Цербстской, полагая, что невестка из захудалого рода будет послушной. Но принцесса с ранней юности надеялась на корону — не важно, какую именно — и сразу согласилась на брак с Петром. Она перешла в православие, получив при миропомазании имя Екатерина Алексеевна. Бракосочетание состоялось 21 августа 1745 года. Позже Екатерина признавалась, что русская корона ей нравилась куда больше, чем жених (в свою очередь, Петр тоже не питал к своей невесте никакой симпатии). Но ей предстояло ждать еще 17 лет. Время это Екатерина употребила на подготовку к царствованию — ни до нее, ни после в России у руля государства не было столь образованного человека. «Дух законов» Монтескье, «Опыт о нравах и духе народов» Вольтера, «Анналы» Тацита — вот настольные книги молодой Екатерины. Еще важнее, что она потратила это время на то, чтобы стать русской. Она выучила язык так, что современники искренне восхищались ее красноречием, глубоко вникла в православие, прекрасно знала русскую историю, хотя до своего восшествия на престол плохо представляла себе быт и чаяния народа.

Правление Петра III русские восприняли как унижение национального достоинства. Царь открыто издевался над «варварскими» русскими обычаями и православием, выпустил ряд лютеранских по духу предписаний, вмешиваясь во внутреннюю жизнь церкви. Он оскорблял русскую армию, сведя на нет все ее победы в Пруссии (стоившие 300 тысяч жизней и почти 30 миллионов рублей) и перестраивая ее по прусскому образцу. Преклонение перед Пруссией доходило до безумия — Петр повесил над своей кроватью портрет Фридриха и заявлял, что «воля Фридриха — воля Божья». Это имело и политические последствия — фактически Петр вел себя как верный вассал Фридриха. Главным советником русского императора стал прусский посланник Гольц, и Петр уже готовился выступить на стороне Пруссии против вчерашних союзников России.

Тем не менее, Петр III принял ряд законов, потребность в которых давно назрела. Он позволил раскольникам свободно исповедовать свою веру, распорядился отобрать у церкви земельные владения и передать их государству, издал Манифест о вольности дворянской, освободивший дворян от обязанности служить, и ликвидировал Тайную канцелярию. Первые две меры при Петре воспринимались как антиправославные, но Екатерина смогла претворить их в жизнь. Уничтожение Тайной канцелярии было встречено всеобщим одобрением, что же касается Манифеста о вольности дворянской, то дворяне мечтали о других льготах — об освобождении от телесных наказаний и отказе от конфискации имений. Манифест возбудил и ожидания крестьян, надеявшихся на волю. Надежды их не оправдались и вскоре повсеместно начались массовые крестьянские выступления. Законы эти готовились еще при Елизавете конференц-секретарем Дмитрием Волковым, генерал-прокурором Александром Глебовым и графом Романом Воронцовым. Император лишь подписал заготовленные бумаги, не слишком вникая в содержание.

Недовольство новым императором продолжало усиливаться, особенно в армии, где насаждались прусские порядки. Совершенно невыносимым становилось и положение Екатерины. Петр прилюдно оскорблял ее, грозил заточить в монастырь и постоянно изменял. Многие во дворце ей сочувствовали.

Поддержку Екатерина нашла у молодых офицеров гвардии. Они решили возвести ее на престол. Душой заговора был артиллерийский офицер Григорий Орлов и его братья. В конной гвардии им содействовали Федор Хитрово и Григорий Потемкин, которому было тогда только 17 лет. Всего в заговоре участвовало около 40 офицеров, которым подчинялись 10 тысяч нижних чинов. Среди заговорщиков была 18-летняя княгиня Екатерина Дашкова, дружившая с Екатериной Алексеевной.

Е. Р. Дашкова. Художник Д. Левицкий. 1774 г.

В заговоре состоял и видный дипломат граф Никита Панин (дядя Дашковой), назначенный в 1760 году воспитателем сына Екатерины Павла Петровича (есть мнение, что отцом Павла был не Петр III, а Сергей Салтыков). Участником заговора стал и гетман Украины Кирилл Разумовский: «по совместительству» он начальствовал над академической типографией, где еще до переворота печатался манифест о свержении Петра III. Кроме того, Разумовский командовал одним из гвардейских полков. Были и другие видные участники заговора — князь Михаил Волконский, ярославские купцы Григорий и Федор Волковы (впоследствии основатели первого русского профессионального театра). Все они были щедро вознаграждены Екатериной II.

О заговоре догадывались многие, по Петербургу поползли слухи, но Петр III не придавал им значения. Заговорщики планировали выступить, когда императора не будет в России (он собирался в действующую армию за границу). Но обстоятельства заставили их действовать раньше срока. Случайно обнаружилась причастность к заговору капитана Преображенского полка Пассека. 27 июня он был арестован. Утром 28 июня Алексей Орлов срочно доставил Екатерину из Петергофа (Петр III был в это время в Ораниенбауме) в расположение Измайловского полка, где солдаты без колебаний ей присягнули. То же повторилось и в Семеновском полку. После этого Екатерина в сопровождении двух полков и толпы народа направилась в Казанский собор, где ее провозгласили самодержавной императрицей. Отсюда Екатерина переехала в Зимний дворец, где ей тотчас же присягнули Сенат и Синод. Краткий манифест, предназначенный для народа, гласил, что императрица вступила на престол, чтобы защитить православную русскую церковь, русскую победную славу и внутренние порядки.

Приложение

Крымская угроза

Татарин — враг столь подвижный и проворный, (…) что удар будет нанесен прежде, чем русская армия получит предупреждение. Они не обременяют себя иной добычей, кроме пленников, у них нет никакой поклажи, хотя у каждого из них есть одна или две переменные лошади, которые так хорошо выучены, что не доставляют им никаких затруднений. А они столь проворны, что на рыси могут спрыгнуть с лошади и вскочить на другую. Из оружия у них только лук, стрелы и сабля; они стреляют гораздо вернее и быстрее на скаку, чем иначе. Провизия, которую они берут с собой — немного сушеного на солнце мяса…

Жак Маржарет. Состояние Российской империи и Великого княжества Московии.

…Они вооружены саблей, луком с колчаном, снабженным 19 или 20 стрелами, ножом за поясом; при них всегда кремень для добывания огня, шило и 5 ли 6 сажень ременных веревок, чтобы связывать пленных. Только самые богатые носят кольчуги; остальные же отправляются на войну без особенной защиты тела…

Татары идут фронтом по сто всадников в ряд… каждый ведет с собой по две лошади, которые ему служат для смены. Их фронт занимает от 800 до 1000 шагов, а в глубину содержит от 800 до 1000 лошадей, захватывает, таким образом, более трех или четырех миль, если шеренги их держатся тесно; в противном случае они растягивают свою линию более чем на 10 миль. Это изумительное зрелище… так как 80 000 татарских всадников имеют более 200 000 лошадей; деревья в лесу не настолько густы, как лошади в поле, и издали кажется, будто какая-то туча поднимается на горизонте, которая растет все более, по мере приближения наводя ужас на самых смелых…

Боплан. Описание Украины.

Их легче напугать, чем нанести какой-либо вред. Если случится, что отряд в пятнадцать или двадцать тысяч всадников начнет их преследовать, то на расстоянии пушечного выстрела не окажется их вместе более трех-четырех тысяч, а остальные будут походить скорее на приведения… Таким образом татары уходят, никогда не неся больших потерь…

Жак Маржарет. Состояние Российской империи и Великого княжества Московии.

Уходя с добычей обратно в Дикое поле, татары расходятся лучеобразно в разные стороны. Поэтому отбить добычу и пленных у них чрезвычайно трудно. Только отойдя далеко от границы и чувствуя себя здесь в безопасности, (татары) делают большой роздых… В течение этого отдыха, который продолжается одну неделю, они собирают вместе всю свою добычу, которая состоит из рабов и скота, и разделяют ее между собою. Самое бесчеловечное сердце тронулось бы при виде того, как разлучаются муж со своей женою, мать с дочерью, без всякой надежды увидеться когда-нибудь, отправляясь в жалкую неволю к язычникам-мусульманам…

Боплан. Описание Украины.

Григорий Отрепьев

Пока Бог терпел это и допускал, он пришел из Северских земель в град Москву, мать всех городов русских, объединив многие силы безбожных литовцев с перешедшими на его сторону воинами Российской державы и благородными воеводами ратных сил, которые были ранее под властью русского царя и были поставлены для защиты против того самозванца на всех Северских границах скипетродержателем Борисом… Преступив крестную клятву, они подчинились воле обманщика: одни соблазнились его лукавой лестью, другие же и вправду думали, что он царь… истинный царевич Дмитрий Иванович. Еще когда он был вне пределов Русской земли, то все, прельстившись и поверив в его обман, добровольно подчинились и поклонились этому идолу, как царю. Всеми овладел страх ожидания смерти от острия меча его, к тому же всем было невмоготу и Борисово жестокое в льстивости, кровожадное царствование; не от ига податей, наложенных на них, но от пролития крови многих неповинных они, обманутые, надеялись при нем отдохнуть и хоть немного успокоиться. Но в надеждах и упованиях все обманулись.

Из «Временника» Ивана Тимофеева.

Люди Смутного времени

Царевич Федор, сын царя Бориса, отрок прекрасный был, славился красотой, словно цветок диковинный на лугу, Богом украшенный, цвел, словно лилия в саду. Очи имел большие черные, лицо белое жемчужное, белизной сияющее, роста он был среднего, телом очень крепок. Отцом научен он был книжной премудрости, в ответах обстоятелен и весьма красноречив. Пустое и гнилое слово никогда не слетало с уст его. К вере и наставлениям книжников относился ревностно.

Царевна Ксения, дочь царя Бориса, девушка, почти ребенок, удивительного ума, редкостной красоты; очи у нее были черные, большие, лучезарные, когда в плаче слезы из очей проливала, тогда еще большим блеском они светились; брови были у нее сросшиеся, тело полное, молочной белизной облитое, ростом ни высока, ни низка; косы черные, длинные, как трубы по плечам лежали. Была она благочестива, книжной грамоте обучена, отличалась приятностью в речах. Воистину во всех своих делах достойна! Петь по гласам любила и песни духовные с охотой слушала.

Расстрига же (Лжедмитрий I. — Ред.) ростом невысок, в груди широк, руки крепкие. Лицо же его не отражало царского достоинства, слишком простое имел обличье, а тело его было очень смуглым. Но остроумен, и более того — в книжной науке достаточно искусен, дерзок, словоохотлив, против врагов своих храбр, смел, весьма мужественен и силен и к воинам своим благосклонен.

А царь Василий (Шуйский. — Ред.) ростом невысок, лицом некрасив, глаза имел подслеповатые. В книжном учении достаточно искусен и умен был. Очень скуп и упрям. В тех только заинтересован был, которые в уши ему ложь на людей нашептывали, он же с радостью ее принимал и с удовольствием слушал, к тем стремился, которые к волхвованию склонность имели.

Из «Летописной книги» князя Семена Шаховского.

Освоение Сибири и Дальнего Востока

Как только все Поволжье оказалось под властью России, восточной границей царства стал Уральский хребет. Но уже в середине XVI века купцы и промышленники Русского Севера проникали в низовья Оби. Они не были первыми — еще в XV веке на восток направились первые землепроходцы. На ладьях, подобно далеким своим древнерусским предкам, они двигались по рекам, проходя даже за Каменный Пояс — Урал.

Южное Зауралье оставалось под властью Сибирского ханства. Просторы его были огромны — от Тюмени до Каспия и от Урала до Средней Оби. До середины XVI века Сибирское ханство никак не соприкасалось с Русью, но в 1558 году Иван Грозный подтвердил все привилегии, которые предоставили его дед и отец богатейшим купцам Строгановым, и отвел Аникею Строганову обширные земли между Камой и Уралом. Теперь Русь и Сибирское ханство имели общую границу, хотя и никак не обозначенную.

В 1563 году власть в ханстве захватил Кучум, решивший поживиться за счет строгановских владений. Его отряды все чаще переходили Урал и появлялись на Каме. К семидесятым годам XVI века там фактически началась война. Строгановы вербовали наемников — казаков и всех «охочих» людей любого звания, от татар до немцев. В 1581 году на службу к Строгановым пришел отряд во главе с атаманом Ермаком. Хотя войск у Ермака было немного, действовал атаман весьма успешно и вскоре овладел оплотом Кучума — городом Искер, что располагался неподалеку от нынешнего Тобольска. Строгановы известили государя о присоединении обширных земель в Сибири, и в 1583 году к Ермаку присоединились царские воеводы с небольшим отрядом. Кучум, однако, не сдавался и в 1584 году заманил отряд Ермака в ловушку. Атаман погиб, но это поражение не меняло всей картины в целом.

Правительство Годунова смотрело на освоение Сибири с куда большим интересом, чем Иван Грозный. В конце XVI века в Сибири появляются первые русские крепости. Первым стал городок в устье Иртыша, который заложил воевода Мансуров, затем в течение нескольких лет — Тюмень, Тобольск, Пелым, Березов, Сургут, Тара, Нарым. А в 1591 году Кучум потерпел окончательное поражение от войск князя Кольцова-Мосальского.

Смута на некоторое время прервала освоение Сибири, но вскоре оно возобновилось с новой силой.

Русские осваивали Сибирь двумя путями — вдоль северного побережья, которое в основном обследовали на свой страх и риск промышленники-поморы, и вдоль южных границ Сибири, где первопроходцами чаще были казаки и стрельцы. Эти военные отрады практически не встречали никакого противодействия своему продвижению — на всей территории Сибири, до ее освоения русскими, жило не более 200 тысяч человек.

Вслед за казаками шли крестьяне. Свободных земель тогда было много и на юге страны, но в Сибирь стремились, чтобы быть подальше от властей и от крепостной зависимости. Правительство предоставляло переселенцам льготы — освобождение от налогов, субсидии. Манила людей и возможность пушного промысла.

Так же, как и в России, крестьяне осваивали в первую очередь речные долины. Население быстро росло, и в 1621 году уже стало возможно создать Тобольскую епархию. Тогда в Сибири было около 70 тысяч человек. К 1650 году русские уже достаточно хорошо освоили отличавшийся сравнительно благоприятным климатом бассейн Амура и продвигались бы дальше, но столкнулись с Китаем, который давно распространил свое влияние на южное Приамурье. Серьезных конфликтов с местным населением у поселенцев, как правило, не возникало: и тех и других было слишком мало.

П. Г. Дейниченко. «Россия. Полный энциклопедический справочник».

Хроника освоения Сибири и Дальнего Востока

1572 — хан Кучум разрывает вассальную зависимость от русского царя.

1581 — атаман Ермак с отрядом донских казаков переходит Урал и разбивает Кучума. Начало присоединения Сибирского ханства.

1584 — гибель Ермака.

1586 — основание Тюмени на месте столицы Сибирского ханства Чинги-Тура.

1587 — основание Тобольска на месте города Искер.

1593 — основан город Березов.

1594 — основан Сургут.

1598 — разгром войск хана Кучума. Окончание присоединения Сибирского ханства.

1601 — основана Мангазея.

1607 — основан Туруханск.

1619 — основан Енисейский острог.

1628 — основан Красноярский острог.

1631 — основан Братский острог.

1632 — основан Ленский острог (Якутск).

1638 — основан Верхоянск.

1643–1646 — экспедиция Василия Пояркова проходит путь от Якутска вверх по реке Алдан, выходит к Амуру, затем, следуя вниз по течению, выходит в Сахалинский залив и исследует побережье Охотского моря.

1647 — основан город Охотск.

1648 — Семен Дежнев открывает Берингов пролив.

1649 — основан Анадырский острог.

1649–1653 — Ерофей Хабаров составляет карту реки Амур.

1652 — первое русско-китайское военное столкновение.

1653 — основан Нерчинский острог.

1661 — основан Иркутский острог.

1663 — восстание в Западной Сибири. Попытка восстановить независимость Сибирского ханства.

1697–1699 — Владимир Атласов исследует Камчатку и Курильские острова. Основан Верхнекамчатск — первое русское поселение на полуострове.

П. Г. Дейниченко. «Россия. Полный энциклопедический справочник».

Строгановы

Строгановы — купцы и промышленники, выходцы из поморских крестьян. В Соли Вычегодской обосновался Федор Лукич Строганов, а его сын Аникей (1497–1570) завел там солеваренный промысел. Первые привилегии Строгановы получили еще при Иване III (есть сведения, что именно они выкупили из татарского плена Василия Темного). В 1558 году Иван Грозный пожаловал Аникею и его преемникам огромные владения по рекам Каме и Чусовой и подтвердил прежние привилегии. Семен Аникеевич (ум. 1609) и внуки Аникея Максим Яковлевич и Никита Григорьевич участвовали в организации похода в Сибирь Ермака. За большую денежную, продовольственную и военную помощь правительству получили в 1610 году звание именитых людей, то есть право зваться по отчеству. Вот что сообщает о них английский путешественник Флетчер, побывавший в России в конце XVI века:

«Еще в последнее время три брата из купцов торговали вместе одним капиталом, которого у них, как полагали, было до 300 тысяч рублей наличными, кроме земель, скота и другого товара. Это отчасти можно приписать их местопребыванию, находящемуся в дальнем расстоянии от двора, именно в Вычегде… В продолжение целого года у них работали 10 тысяч человек, занимаясь добывание соли, перевозом тяжестей на телегах и барках, рубкой леса и т. п., кроме, по меньшей мере, пяти тысяч душ крестьян, живших в деревнях и обрабатывавших землю их.

У них были свои лекари, хирурги, аптекари и всякие ремесленники из голландцев и других иноземцев. Говорят, что царю платили они ежегодно до 23 тысяч рублей (почему им и дозволено было производить торговлю) и кроме того содержали несколько гарнизонов на сибирской границе, близкой к ним».

Империя Строгановых процветала и в XVII столетии. Разруха Смутного времени не коснулась их прямо, и они смогли оказать огромные услуги правительству, предоставив ему товары и кредиты.

П. Г. Дейниченко. «Россия. Полный энциклопедический справочник».

Царевич Алексей и его сообщники

На допросах Алексей назвал имена более чем пятидесяти своих подлинных и мнимых сообщников, и розыск начался сразу в трех городах: Петербурге, Москве и Суздале, там, где находились названные царевичем люди.

В Суздаль был направлен капитан-поручик Преображенского полка Григорий Скорняков-Писарев с отрядом солдат. 10 февраля 1718 года в полдень он прибыл в Покровский монастырь, оставив солдат неподалеку от обители.

Скорняков сумел незамеченным пройти в келью к Евдокии и застал ее врасплох, отчего она смертельно испугалась. Евдокия была не в монашеском одеянии, а в телогрее и повойнике, что потом ставилось ей в вину, ибо было сугубым нарушением монашеского устава.

Оттолкнув бледную и потерявшую дар речи Евдокию, Скорняков коршуном бросился к сундукам и, разворошив лежащие там вещи, нашел два письма, свидетельствующие о переписке Евдокии с сыном. После этого в Благовещенской церкви найдена была записка, по которой Лопухину поминали «Благочестивейшей великой государыней нашей, царицей и великой княгиней Евдокией Федоровной» и желали ей и царевичу Алексею «благоденственное пребывание и мирное житие, здравие же и спасение и во все благое поспешение ныне и впредь будущие многие и несчетные лета, во благополучном пребывании многая лета здравствовать».

14 февраля, арестовав Евдокию и многих ее товарок, а также нескольких замешанных в ее деле священников и монахов-мужчин, Скорняков повез их всех в Преображенский приказ в Москву. 16 февраля начали строгий розыск, прежде всего обвиняя Евдокию в том, что она сняла монашеское платье и жила в монастыре не по уставу — мирянкой. Отпираться было невозможно, ведь Скорняков самолично застал Евдокию в мирском платье. А дальше дела пошли еще хуже, — привезенная вместе с другими монахинями старица-казначея Маремьяна рассказала о том, что к Евдокии много раз приезжал Степан Глебов и бывал у нее в келье не только днем, но и оставался на всю ночь до утра.

Показания Маремьяны подтвердила и ближайшая подруга Евдокии монахиня Каптелина, добавив, что «к ней, царице-старице Елене, езживал по вечерам Степан Глебов и с нею целовалися и обнималися. Я тогда выхаживала вон; письма любовные от Глебова она принимала, и к нему два или три письма писать мне велела».

После этого Глебова арестовали, и проводивший арест и обыск гвардии капитан Лев Измайлов нашел у него конверт, на котором было написано: «Письма царицы Евдокии», а внутри оказалось девять писем.

Во многих из них Евдокия просила Глебова уйти с военной службы и добиться места воеводы в Суздале; во многих, проявляя ум и практическую сметку, советовала, как добиться успеха в том или ином деле, но общий тон писем таков, что позволяет утверждать об огромной любви и полном единомыслии Евдокии и Степана.

«…Где твой разум, тут и мой; где твое слово, тут и мое; где твое слово, тут и моя голова: вся всегда в воле твоей!»

А теперь, сохраняя и слог, и орфографию подлинников, приведу несколько отрывков из писем Евдокии Глебову, равных которым я не встречал в эпистолярном любовном наследии России. Может быть, я и не прав, ибо за тысячу лет томлений и вздохов сколько было сказано разных фраз и сколько и каких было написано слов, и все же письма Евдокии Глебову, безусловно, — выдающийся образец этого великого жанра.

Впрочем, судите сами.

«Чему-то петь быть, горесть моя, ныне? Кабы я была в радости, так бы меня и дале сыскали; а то ныне горесть моя! Забыл скоро меня! Не умилостивили тебя здесь ничем. Мало, знать, лице твое, и руки твоя, и все члены твои, и суставы рук и ног твоих, мало слезами моими мы не умели угодное сотворить…»

«Не забудь мою любовь к тебе, а я уже только с печали дух во мне есть. Рада бы была я смерти, да негде ее взять. Пожалуйте, помолитеся, чтобы Бог мой век утратил. Ей! Рада тому!»

«Свет мой, батюшка мой, душа моя, радость моя! Знать уж злопроклятый час приходит, что мне с тобою расставаться! Лучше бы мне душа моя с телом разсталась! Ох, свет мой! Как мне на свете быть без тебя, как живой быть? Уже мое проклятое сердце да много послышало нечто тошно, давно мне все плакало. Аж мне с тобою, знать, будет роставаться. Ей, ей, сокрушаюся! И так, Бог весть, каков ты мне мил. Уж мне нет тебя милее, ей-Богу! Ох, любезный друг мой! За что ты мне таков мил? Уже мне ни жизнь моя на свете! За что ты на меня, душа моя, был гневен? Что ты ко мне не писал? Носи, сердце мое, мой перстень, меня любя; а я такой же себе сделала; то-то у тебя я его брала… Для чего, батька мой, не ходишь ко мне? Что тебе сделалось? Кто тебе на меня что намутил? Что ты не ходишь? Не дал мне на свою персону насмотреться! То ли твоя любовь ко мне? Что ты ко мне не ходишь? Уже, свет мой, не к кому тебе будет и придти, или тебе даром, друг мой, я. Знать, что тебе даром, а я же тебя до смерти не покину; никогда ты из разума не выйдешь. Ты, мой друг, меня не забудешь ли, а я тебя ни на час не забуду. Как мне будет с тобою разстаться? Ох, коли ты едешь, коли меня, батюшка мой, ты покинешь! Ох, друг мой! Ох, свет мой, любонка моя! Пожалуй, сударь мой, изволь ты ко мне приехать завтра к обедне переговорить кое-какое дело нужное. Ох, свет мой! любезный мой друг, лапушка моя; скажи, пожалуй, отпиши, не дай мне с печали умереть… Послала к тебе галздук (галстук, т. е. шейный платок. — В. Б.), носи, душа моя! Ничего ты моего не носишь, что тебе ни дам я. Знать, я тебе не мила! То-то ты моего не носишь. То ли твоя любовь ко мне? Ох, свет мой; ох, душа моя; ох, сердце мое надселося по тебе! Как мне будет твою любовь забыть, будет так, не знаю я; как жить мне, без тебя быть, душа моя! Ей, тошно, свет мой!»

«Послала я, Степашенька, два мыла, что был бы бел ты…»

«Ах, друг мой! Что ты меня покинул? За что ты на меня прогневался? Что чем я тебе досадила? Кто мя, бедную, обиде? Кто мое сокровище украде? Кто свет от очию моею отьиме? Кому ты меня покидаешь? Кому ты меня вручаешь? Как надо мною не умилился? Что, друг мой, назад не поворотишься? Кто меня, бедную, с тобою разлучил?.. Ох, свет мой, как мне быть без тебя? Как на свете жить? Как ты меня сокрушил!.. Ради Господа Бога, не покинь ты меня, сюды добивайся. Эй! Сокрушаюся по тебе!»

«Радость моя! Есть мне про сына отрада малая. Что ты меня покидаешь? Кому меня вручаешь? Ох, друг мой! Ох, свет мой! Чем я тебя прогневала, чем я тебе досадила? Ох, лучше бы умерла, лучше бы ты меня своими руками схоронил! Что я тебе злобствовала, как ты меня покинул? Ей, сокрушу сама себя. Не покинь же ты меня, ради Христа, ради Бога! Прости, прости, душа моя, прости, друг мой! Целую я тебя во все члены твои. Добейся, ты, сердце мое, опять сюды, не дай мне умереть… Пришли, сердце мое, Стешенька, друг мой, пришли мне свой камзол, кой ты любишь; для чего ты меня покинул? Пришли мне свой кусочек, закуся… Не забудь ты меня, не люби иную. Чем я тебя так прогневала, что меня оставил такую сирую, бедную, несчастную?»

Эти письма были приобщены к делу в качестве тяжкой улики против Евдокии и Глебова. Мне кажется, не имеет ни малейшего смысла их комментировать, ибо они лучше кого бы то ни было, — будь то средневековые судьи или современные ученые-историки, — говорят сами за себя устами и сердцем несчастной царицы-инокини.

…20 февраля в селе Преображенском, в застенке, была учинена очная ставка Глебову и Евдокии. Сохранились протоколы допросов и описание следственной «процедуры».

Глебова спрашивали: почему и с каким намерением Евдокия скинула монашеское платье? Видел ли он письма к Евдокии от царевича Алексея и не передавал ли письма от сына к матери и от матери к сыну? Говорил ли о побеге царевича с Евдокией? А также спрашивали и о мелочах: через кого помогал Евдокии? Чем помогал? Зачем письма свои писал «азбукой цифирной» — то есть шифром?

И затем следует меланхолическое замечание:

«По сим допросным пунктам Степаном Глебовым 22 февраля розыскивано: дано ему 25 ударов (кнутом). С розыску ни в чем не винилося кроме блудного дела…» (А от «блудного дела» при наличии писем и показаний десятков свидетелей отпереться было невозможно).

Тогда приступили к «розыску». Глебова раздели донага и поставили босыми ногами на острые, но не оструганные по бокам деревянные шипы. Толстая доска с шипами была пододвинута к столбу, и Глебова, завернув руки за спину, приковали к нему. Глебов стоял на своем.

Тогда ему на плечи положили тяжелое бревно, и под его тяжестью шипы пронзили насквозь ступни Глебова.

Глебов ни в чем, кроме блуда, не сознавался.

Палачи стали бить его кнутом, обдирая до костей. Считалось, что после этого любой человек скажет все, что от него ждут. Недаром у заплечных дел мастеров в ходу была поговорка, в верности которой они не сомневались: «Кнут не Бог, но правду сыщет». Кожа летела клочьями, кровь брызгала во все стороны, но Глебов стоял на своем.

Тогда к обнажившемуся окровавленному телу стали подносить угли, а потом и раскаленные клеши.

Глебов, теряя сознание, сползал со столба, но вину оставлял за собой.

Сегодня это может показаться невероятным, но майора Преображенского полка, богатыря и великана Глебова, пытали трое суток, лишь на некоторое время давая прийти в себя.

И все это видела Евдокия.

В первый день допроса после трехкратной пытки в протоколе против первого вопроса появилась запись: «Запирается».

И такая запись стоит против всех заданных Глебову вопросов. А было их шестнадцать. И каждый из этих вопросов касался участия Глебова, Евдокии и ее родственников в заговоре против Петра с целью возвести на престол царевича Алексея. Следователи во что бы то ни стало хотели представить Евдокию государственной преступницей, злоумышлявшей против государя и государства.

Но Глебов отрицал все и не дал палачам ни малейшей возможности обвинить Евдокию в чем-либо, кроме очевидного греха — блудодеяния.

После трехсуточного розыска Глебова отнесли в подвал и положили на шипы, которыми были усеяны пол и стены камеры. А потом снова повели на правеж, но так ничего и не добились.

И тогда в дело вмешались врачи. Они вступились за Глебова, предупреждая, что он почти при смерти и может скончаться в течение ближайших суток, так и не дотянув до казни.

Вняв их предупреждению, 14 марта Глебову был вынесен приговор, в котором не говорилось, как он будет казнен, но указывалось: «Учинить жестокую смертную казнь».

О казни Глебова и его сообщников — Досифея, Федора Пустынника и других, знавших о его любовной связи с Евдокией, — сохранилось свидетельство австрийского посланника Плейера императору Карлу VI.

Плейер писал, что Глебова привезли на Красную площадь в три часа дня 15 марта. Стоял тридцатиградусный мороз, и, чтобы наблюдать длительную и мучительную казнь до конца, Петр приехал в теплой карете и остановился напротив места казни. Рядом стояла телега, на которой сидела Евдокия, а возле нее находились два солдата. Солдаты должны были держать ее за голову и не давать ей закрывать глаза.

Глебова раздели донага и посадили на кол.

Здесь автор приносит извинения за то, что должен будет пояснять вещи, относящиеся к инфернальной, то есть адской, сфере.

Кол мог быть любых размеров. Мог быть гладко обструганным, а мог быть и шершавым, с занозами, мог иметь очень острый и не очень острый конец. Мог быть смазанным жиром и, наконец, мог быть либо достаточно тонким, или же толстым.

И если кол был острым, гладким и тонким, да к тому же смазанным жиром, то палач, должным образом повернув жертву, мог сделать так, что кол за несколько мгновений пронзал казнимого и входил ему в сердце. А могло быть и все наоборот — казнь могла затянуться на продолжительное время. И все же то, что здесь было сказано, относилось к колу «турецкому». А был еще и кол «персидский». Последний отличался тем, что рядом с колом с двух сторон аккуратными столбиками были сложены тонкие дощечки, достигавшие почти до конца кола.

Приговоренного сначала подводили к столбу, заводили руки назад и сковывали их наручниками. Потом приподнимали и сажали на кол, но кол входил неглубоко, и тогда через несколько минут палачи убирали две верхних дощечки, после чего кол входил глубже. Так, убирая дощечки одну за другой, палачи опускали жертву все ниже и ниже. Опытные искусники-виртуозы следили при этом, чтобы острие проходило в теле, минуя жизненно важные центры, и не давали казнимому умереть как можно дольше.

По отношению к Глебову Преображенские каты сделали все, что только было можно. Его посадили на неструганый персидский кол, а чтобы он не замерз, надели на него шубу, шапку и сапоги. Причем одежду дал им Петр, наблюдавший за казнью Глебова до самого конца. А умер Глебов в шестом часу утра 16 марта, оставаясь живым пятнадцать часов.

Но и после смерти Глебова Петр не уехал. Он велел колесовать и четвертовать всех сообщников его и Евдокии, после чего их, еще трепещущие, тела подняли на специально сооруженный перед тем помост вышиной в три метра и посадили в кружок, поместив в середине скрюченный черный труп Глебова.

Плейер писал, что эта жуткая картина напоминала собеседников, сосредоточенно внимавших сидящему в центре Глебову.

Однако и этого Петру оказалось мало. После смерти Глебова он велел предать своего несчастного соперника анафеме и поминать его рядом с расколоучителями, еретиками и бунтовщиками наивысшей пробы — протопопом Аввакумом, Тимошкой Анкудиновым и Стенькой Разиным.

А Евдокию Федоровну собор священнослужителей приговорил к наказанию кнутом. Ее били публично в присутствии всех участников собора и затем отослали в северный Успенский монастырь на Ладоге, а потом в Шлиссельбургскую тюрьму. И все же, пережив и Глебова, и Петра, и смертельно ненавидевших ее Екатерину и Меншикова, которых многие считали главными виновниками ее несчастья, опальная царица умерла на воле, в почете и достатке шестидесяти двух лет от роду.

14 июня царевича привезли из Москвы в Петропавловскую крепость и посадили в Трубецкой бастион. 19 июня его начали пытать и за неделю пытали пять раз, а потом убили. Больной, слабый духом и смертельно напуганный Алексей признавался и в том, чего не было, стараясь, чтобы пытки прекратились как можно скорее. Он даже сознался, что хотел добыть престол вооруженным путем, используя армию императора.

24 июня Верховный суд, состоявший из 127 человек, единогласно постановил предать царевича смерти. А то, каким образом следует его умертвить, суд отдал на усмотрение отца.

Уже после вынесения смертного приговора Петр приехал в Трубецкой бастион, чтобы еще раз пытать сына.

По одним данным, при последней пытке были Петр, Меншиков и другие сановники. По другим — только Петр и его особо доверенный человек, генерал-аншеф Адам Адамович Вейде.

Немец Вейде начал карьеру в России в первом потешном полку — Преображенском. Он сразу же был замечен Петром и вошел к царю в такое доверие, как никто другой. Вейде сопровождал Петра почти во всех походах и путешествиях. Он был и в обоих походах под Азов, и под Нарвой, где попал в плен к шведам.

В 1710 году его обменяли на шведского генерала Штремберга, а в 1711 году он был уже в Прутском походе, командуя дивизией. В 1714 году Вейде командовал галерой в сражении при Гангуте. На этой галере был и сам Петр, наградивший Вейде орденом Андрея Первозванного.

В 1718 году Вейде стал Президентом Военной коллегии и принял деятельное участие в процессе царевича Алексея, присутствуя при всех его допросах и пытках. Иной раз Вейде был единственным, кроме палачей, кто находился в застенке во время пытки.

Существовала версия, что Вейде присоветовал Петру отравить царевича. Петр согласился, и Вейде заказал аптекарю очень сильный яд. Но тот отказался вручать отраву генералу, а согласился передать ее только самому царю. Вейде привел аптекаря к Петру, и они вместе отнесли яд Алексею, но царевич наотрез отказался принимать снадобье. Тогда они повалили Алексея на пол, оторвали половицу, чтобы кровь могла стекать в подпол, и топором обезглавили его, упавшего в обморок, истощенного мучениями и страхом.

И все же трагедия на этом не окончилась: на авансцене истории появился еще один персонаж — Анна Ивановна Крамер, которой Петр доверял не меньше, чем генералу Вейде.

Анна Ивановна Крамер — дочь купца, члена Нарвского магистрата, — в 1704 году была увезена в Казань, где стала любовницей местного воеводы. Затем воевода перевез ее в Петербург и там ввел в дом генерала Балка — мужа Матрены Ивановны Моне. Однако и здесь Анна Крамер задержалась ненадолго, перейдя в дом фрейлины Гамильтон. Здесь-то и увидел ее Петр, очаровался ею и, чтобы часто видеть Анну и беседовать с нею, определил ее камер-юнгферой Екатерины.

Анна была в особом «кредите» у Петра. Он доверял ей то, чего не мог доверить никому другому. Именно Анна Крамер приехала вместе с Петром и Вейде в Петропавловскую крепость, где одела тело царевича в приличествующий случаю камзол, штаны и башмаки и затем ловко пришила к туловищу его отрубленную голову, искусно замаскировав страшную линию большим галстуком. Но это — лишь одна из версий.

Есть свидетельства, что 26 июня на последнюю трехчасовую пытку приехали Петр, Меншиков и другие сановники, а через семь часов после этого, и именно от пытки, Алексей умер. Есть свидетельства, что по приказу Петра Алексея удушили подушками четверо офицеров, а руководил всем этим уже известный нам Александр Иванович Румянцев.

Один из самых серьезных исследователей дела Алексея Петровича, академик Н. Г. Устрялов, посвятивший изучению жизни царевича четырнадцать лет непрерывного труда, приводит десять версий его смерти. Наиболее достоверной ему представляется смерть от апоплексического удара (инсульта), наступившего в результате пыток.

Но нельзя полностью игнорировать и другие объяснения произошедшего.

В любом случае, 13 декабря 1718 года Румянцев был пожалован сразу двумя чинами — майора гвардии и генерал-адъютанта, а кроме того, были ему даны две деревни, ранее принадлежавшие сторонникам убитого царевича.

Царского благоволения за особые заслуги была удостоена и Анна Крамер. Она стала фрейлиной Екатерины, а затем и первой дамой при принцессе Наталье Петровне — младшей дочери Петра и Екатерины, скончавшейся, впрочем, сразу же после смерти своего отца. Забегая чуть вперед, скажем, что как только Петра похоронили, Анна Крамер уехала в свою родную Нарву, где и прожила до 1770 года, умерев на семьдесят шестом году.

Желая показать, что смерть Алексея для него ровно ничего не значит, Петр на следующий же день после казни сына пышно отпраздновал девятую годовщину победы под Полтавой. В официальных бумагах все чаще стало появляться имя единственного сына Екатерины, трехлетнего великого князя Петра Петровича. Родители видели в нем законного наследника престола и радовались тому, что мальчик растет крепким, веселым и разумным. Но судьба решила иначе: после недолгой болезни 25 апреля 1719 года ребенок умер. А на следующий день, на траурной службе по умершему, неосторожно рассмеялся родственник Евдокии Лопухиной Степан Лопухин. Причину произошедшего объясняли тем, что не угасла еще свеча Лопухиных, ибо их семья — царевич Петр Алексеевич, бывший всего на полмесяца старше своего умершего дяди Петра Петровича, был жив и в глазах очень многих имел все права и основания на наследование российского престола.

Разумеется, последовал розыск, и были пытки, но были и выводы — Петр I решил сделать все, чтобы трон не достался ни Лопухиным, ни их родственникам, ни их сторонникам и единомышленникам.

Однако только через три года царь сумел воплотить задуманное в жизнь, издав официальный документ — «Устав о наследии престола», в котором право на трон переходило к любому угодному Петру человеку.

В. Н. Балязин. «Тайны дома Романовых».

Реформы Петра Великого

Только простой перечень всех преобразований Петра занял бы не одну страницу. Вот лишь главнейшие из его реформ.

Военная реформа: создание постоянной армии на основе рекрутского набора, от которого освобождались только гражданские чиновники, духовенство и некоторые категории крестьян.

Создание военно-морского флота.

Административная реформа: деление России на 8 губерний — Московскую, Санкт-Петербургскую, Киевскую, Казанскую, Азовскую, Смоленскую, Архангелогородскую и Сибирскую (позже их число увеличилось). Губернаторы отвечали за все управление губернией, под их началом было судопроизводство, сбор податей и набор рекрутов. Губернии, в свою очередь, дробились на провинции (около 50) во главе с воеводами. Петр не успел закончить реформу, и система приняла окончательный вид при Екатерине II.

Реформа государственного аппарата: отстранение от реальной власти Боярской думы и создание личной администрации — Ближней канцелярии. В 1711 году она была преобразована в Сенат — высший административный и судебный орган. Первоначально Сенат должен был заменять царя во время его отсутствия, но фактически он стал постоянным учреждением. В 1704 году Петр предпринял реформу исполнительной власти, создав Консилию министров — совет начальников важнейших приказов. В 1718 году вместо множества приказов было учреждено 12 коллегий.

Социальные реформы коснулись всех сословий российского общества. Общей их тенденцией стало подавление личной свободы подданных и подчинение их деятельности интересам государства.

Дворянство сохранило привилегированное положение, но обязано было служить пожизненно, начиная службу со звания рядового (в драгунском полку Меншикова было 300 солдат из княжеских фамилий). Кроме того, все дворяне обязаны были получить школьное образование — без этого они не имели права вступать в брак. В 1722 году Табель о рангах установила 14 классов военной, гражданской и придворной службы, каждому из которых соответствовал определенный чин. Выслужившийся недворянин мог вознестись выше плохо служившего дворянина. Выслуга давала людям из низших сословий право на офицерский чин, а офицерский чин — право на потомственное дворянство. Эта система с некоторыми изменениями дожила до 1917 года.

Дополнительный удар по противоречиям между высшими сословиями нанесла реформа землевладения. Разница между вотчиной и поместьем была окончательно стерта — они стали личной собственностью землевладельца, которая могла перейти по наследству лишь к одному из сыновей. Тем самым Петр надеялся предотвратить разорение крестьян, почти неизбежное в мелких владениях, и заставить безземельных дворян искать себе занятие. Закон о единонаследии был встречен враждебно и отменен при Анне Иоанновне. Не встретили понимания и другие нововведения — особенно ненавистно было принуждение к службе: по закону 1714 года уклонившегося от службы лишали имения в пользу доносчика (хотя бы и его собственного холопа), а по закону 1722 года объявляли вне закона.

Крестьянство при Петре окончательно утратило личную свободу. Уже в конце XVII века положение крестьян (формально свободных людей, плативших подати) ничем не отличалось от положения холопов (рабов, податей не плативших). В 1695 году государство обложило податями и холопов. В 1705 году холопы стали призываться в армию по рекрутскому набору и разница исчезла вовсе. Юридически Петр ликвидировал ее, когда была введена подушная подать (1718–1722). Ответственность за уплату податей была возложена на помещика, а потому крестьяне оказались в полной его власти.

Финансовые и экономические меры Петра были многообразны, но в основном сводились к стремлению собрать с населения деньги на содержание армии. В его правление в России начали чеканить золотые, серебряные и медные монеты, причем жалованье в армии выплачивалось исключительно монетами из благородных металлов. Правительство всячески поощряло развитие промышленности, предоставляя владельцам заводов и фабрик всевозможные льготы. В 1716 году для управления горнорудной промышленностью была учреждена Берг-коллегия. Государство объявило полезные ископаемые собственностью короны, но не вмешивалось в дела заводов. В 1721 году право владеть населенными землями было распространено на лиц из купеческого сословия. Это обеспечило заводчиков рабочей силой. При Петре в России началось создание современной системы путей сообщения: прокладывались мощеные дороги, строились каналы.

Церковь при Петре попала под жесткий контроль государства. В 1701 году был восстановлен Монастырский приказ, существовавший при Алексее Михайловиче, и все церковное имущество было передано в его распоряжение. Ведомство возглавлял боярин Мусин-Пушкин. В 1721 году руководство церковной жизнью было передано Святейшему Синоду, во главе которого фактически стоял государь. После этого последовали жесткие меры в отношении монастырей — многие упразднили, новые открывались только по особому разрешению, а пострижение в монахи резко ограничили. Ближайшим сподвижником Петра в церковной реформе был Феофан Прокопович, видный публицист и один из образованнейших людей того времени.

П. Г. Дейниченко. «Россия. Полный энциклопедический справочник».

Хроника Северной войны

1699 — Карловицкое перемирие между Россией и Турцией сроком на два года. Россия получает крепость Азов.

1699, ноябрь — создание Северного союза.

1700, 14 июля — Константинопольский мир между Россией и Османской империей.

1700, август — Россия вступает в Северную войну со Швецией.

1700–1706— военные действия против Швеции в Прибалтике.

1700, ноябрь — наступление и поражение 40-тысячной русской армии под Нарвой.

1701, 22 июня — русско-польская армия разбита шведами под Ригой.

1701, 18 декабря — Борис Шереметев наносит поражение шведам под Эрестфером. Первая победа русских войск в Северной войне.

1702, 7 июля — победа Бориса Шереметева у Гуммельсгофа. Взяты старые русские города Ям и Копорье.

1702, 30 ноября — Петр берет шведскую крепость Нотебург.

1704, август — русские войска берут штурмом Нарву и Дерпт.

1705, сентябрь — взятие Митавы (Елгавы).

1706, январь — шведы окружают русскую армию в Гродно.

1706, март — русская армия отходит из Гродно к Бресту и Киеву.

1706, 13 октября — польский король Август II подписывает сепаратный мирный договор со Швецией. Саксония выходит из войны.

1708, январь — шведское наступление на Россию при поддержке войск Польши, Саксонии, запорожских казаков, турецких и крымских войск.

1708, начало июня — шведская армия форсирует р. Березину.

1708, июль — гетман Украины Мазепа открыто выступает на стороне Швеции против России.

1708, 28 сентября — юго-восточнее Могилева русские войска разгромили шведский корпус, шедший на соединение с армией Карла XII.

1708, 28 октября — 12-тысячное войско гетмана Мазепы присоединяется к армии Карла XII.

1708, ноябрь — Петр I обращается к украинцам с призывом избрать нового гетмана. Им становится Иван Ильич Скоропадский (гетман в 1708–1722 гг.).

1709, апрель — шведы осаждают крепость Полтаву.

1709, май — по приказу Петра казаки-запорожцы, перешедшие на сторону Швеции, выселены за Дунай. Сожжение Запорожской Сечи.

1709, 27 июня — разгром шведских войск под Полтавой.

1709, июль — создание союза России, Дании, Польши и Пруссии против Швеции.

1709, 30 июля — капитуляция шведских войск при Переволочне. Бегство Карла XII и Мазепы в Турцию.

1710 — герцог Курляндский переходит под покровительство России и просит руки племянницы царя Анны Иоанновны.

1710, 4 июля — Шереметев овладевает Ригой. Карелия и Лифляндия заняты русскими войсками.

1710, 9 ноября — Турция объявляет России войну (она продлится до 1713 г.). Поражение Петра под Яссами.

1711 — неудачи русских, датских и саксонских войск в Пруссии и Померании.

1714, 27 июля — победа русского флота над шведским при мысе Гангут.

1715, 17 октября — Петр I и английский король Георг I заключают в Грейфсвальде договор о том, что Англия признает приобретения России в Прибалтике и вступает в войну против Швеции.

1717, 4 августа — русско-французский договор о признании русских завоеваний в Прибалтике.

1719, май — Аландский конгресс, на котором представители России и Швеции пытаются выработать условия заключения мира. После смерти Карла XII новое шведское правительство требует возвращения Лифляндии и Эстляндии. Переговоры прекращены.

1720, 28 июня — победа русского галерного флота над шведской эскадрой у острова Гренгам.

1721, 30 августа — Ништадтский мир между Россией и Швецией. Завершение Северной войны. К России отходят Лифляндия, Эстляндия, Ингерманландия, часть Карелии. Швеции возвращена Финляндия.

П. Г. Дейниченко. «Россия. Полный энциклопедический справочник».

Заговор подпоручика Василия Мировича

Подпоручик Смоленского пехотного полка Василий Яковлевич Мирович, бедный дворянин-украинец, родители которого потеряли свои поместья из-за приверженности Мазепе, долго обивал пороги знатных петербургских земляков, умоляя помочь ему вернуть конфискованное добро. Однажды попал он на прием и к гетману Кириллу Разумовскому. Как показывал потом на допросе Мирович, гетман сказал ему: «Ты, молодой человек, сам себе прокладывай дорогу. Старайся подражать другим, старайся схватить Фортуну за чуб, и будешь таким же паном, как другие».

Отчаявшись добиться желаемого законным путем, Мирович стал подумывать об иных способах поправить дела: то он мечтал о выгодной женитьбе, то пытался выиграть состояние в карты, но Фортуна ловко увертывалась от неудачливого бедного подпоручика.

Осенью 1763 года Мирович случайно узнал, что в Шлиссельбурге томится несчастный экс-император Иван Антонович — сын Антона-Ульриха Брауншвейгского и регентши Анны Леопольдовны. Этого было довольно, чтобы толкнуть его мысли в новом направлении. Всю зиму он обдумывал, каким образом можно было бы осуществить эту «затейку», и решил, что как только наступит его очередь нести караульную службу в Шлиссельбургской крепости, — а Смоленский полк по частям выполнял и такую задачу, — он и осуществит немедленно свой замысел.

Он не знал, что даже если бы его замысел вполне удался, на престол возводить было бы некого: Иван Антонович от строгого многолетнего заключения в одиночных казематах превратился в полусумасшедшего человека, плохо и невнятно говорившего и не знавшего большинства реалий обыкновенной жизни.

В начале июля 1764 года Мировичу была поручена команда из 45 солдат и унтер-офицеров.

В крепости постоянно находилось три десятка солдат при коменданте Бередникове и двух офицерах — Власьеве и Чекине. Мирович лишь в самые последние дни перед осуществлением задуманного им дела стал склонять солдат и капралов отряда на свою сторону, зачитывая им подложный манифест и суля богатства и почести наподобие тех, какие получили лейб-компанцы Елизаветы Петровны. Кроме того, он предложил принять участие в заговоре и капитану Власьеву, не зная, что именно Власьев, согласно секретной инструкции, должен был при попытке освобождения Ивана Антоновича убить царственного арестанта.

Власьев мнимо согласился и тут же сообщил о сделанном ему предложении Никите Панину. Мирович не знал и этого, но, почувствовав опасность, решился на немедленные действия. Ночью он собрал свою команду и отдал приказ ворваться в каземат к Ивану Антоновичу.

Солдаты повиновались. Они арестовали коменданта и двинулись к каземату. Однако Власьев и Чекин, услышав выстрелы, немедленно исполнили инструкцию, и когда Мирович проник в каземат, Иван Антонович был уже мертв. О подробностях того, каким образом был он убит, свидетельств не сохранилось.

Так закончилась трагическая история царственного отпрыска из Брауншвейгской фамилии. Мировича арестовали, долго допрашивали — сначала в Шлиссельбурге, потом в Петропавловской крепости, — причем следствием и допросами руководил Григорий Орлов, проявивший и здесь известную снисходительность и не позволивший применить пытку. Но Мирович все же был приговорен к смерти и казнен 15 сентября 1764 года.

В. Н. Балязин. «Тайны дома Романовых».

Деяния Екатерины II

Став у кормила власти, Екатерина делала один шаг за другим, укрепляя могущество России как во внутренней, так и во внешней политике.

В 1765 году был издан Манифест о генеральном межевании, которым ставилась грандиозная задача точно определить границы земельных владений помещиков, свободных крестьян, казаков, городов, сел, монастырей, церквей, императорских уделов и всех прочих категорий землевладельцев.

Межевание проводилось до 1843 года, охватив территорию более 300 миллионов гектаров.

Для ускорения прохождения законов в Сенате была проведена реформа, изменившая его структуру: в Петербурге работало четыре департамента, в Москве — два. До того в Москве сенатских департаментов не было, и все вопросы управления и судебных дел решались только в Петербурге. Теперь же почти половина проблем решалась в Москве.

В Россию на льготных и весьма выгодных условиях привлекалось большое число иностранцев-колонистов, которыми заселялись преимущественно южные губернии, где было много невозделанной земли. Важную роль в колонизации играли немецкие переселенцы. В 1764–1774 годах на Волге, между городами Камышином и Саратовом, было образовано более ста немецких земледельческих колоний. Позже сотни немецких колоний появились в Новороссии и Крыму, отвоеванных русскими у татар и турок. Преимущественно это были переселенцы из юго-западных земель Германии — Вюртемберга, Бадена, Пфальца, Гессена, Баварии и Тюрингии. Немецким колонистам принадлежала важная роль в распространении новых для России сельскохозяйственных культур, особенно — картофеля.

Исключительно важное значение имела деятельность по подготовке, а затем по выборам и работе последней в истории России Комиссии об уложении, которая была седьмой по счету, начиная с 1700 года. Все предыдущие комиссии работали над созданием Свода законов, но ни одна не довела дело до конца. Екатерина поставила перед собой задачу такой Свод законов составить.

14 декабря 1766 года был опубликован Манифест о выборах депутатов от всех свободных сословий России для выработки нового Свода законов. Для этого были предусмотрены выборы депутатов в Комиссию об уложении из всех районов государства. Свод законов должны были создавать депутаты, избранные всеми народами и сословиями России, кроме крепостных крестьян, интересы которых представляли их владельцы. Все пять братьев Орловых были избраны депутатами от тех уездов, где были их имения. Григорий Орлов представлял дворян Копорского уезда Петербургской губернии.

Пока шли выборы, Екатерина и ее фаворит отправились в путешествие по Волге. 2 мая их лодки вышли из Твери и поплыли вниз по реке через Ярославль, Кострому, Нижний Новгород, Чебоксары, Казань и Симбирск, откуда путешественники пересели в экипажи и поехали в Москву.

Во время путешествия по Волге Екатерина осмотрела заводы и фабрики, монастыри и церкви, мастерские и соляные варницы. В Нижнем Новгороде она познакомилась с замечательным механиком-самоучкой Иваном Кулибиным.

В дороге Екатерина размышляла над тем, какие законы могли бы улучшить положение дел в России. Именно в эти дни императрица начала интенсивно разрабатывать свой знаменитый «Наказ» — философско-юридический трактат, основанный на трудах Монтескье «Дух Законов» и Беккариа «О преступлении и наказании», который она чуть позже представила депутатам Уложенной комиссии. Орлов для «Наказа» переводил одну из глав романа Мармонтеля «Велизарий».

Екатерину поразила пестрота отношений, народов, языков, обычаев, костюмов, которые она встречала на каждом шагу.

Екатерина в каждом из городов, в монастырях и селах, попадавшихся ей по дороге, принимала челобитные, выслушивала жалобы, решала различные дела и тяжбы, беседуя с губернаторами и с крестьянами, с попами и купцами, с русскими и инородцами: только в Казани проживало более двух десятков разных народностей.

Из Казани она писала Вольтеру: «Эти законы, о которых так много было речей, собственно говоря, еще не сочинены, и кто может отвечать за их доброкачественность? Конечно, не мы, а потомство будет в состоянии решить этот вопрос. Представьте, что они должны служить для Азии и для Европы, и какое различие в климате, людях, обычаях и самих понятиях!.. Можно легко найти общие правила, но подробности? И какие подробности? Это почти все равно, что создать целый мир, соединить части, оградить и прочее».

22 июня, находясь в Москве, Екатерина сообщила сенаторам, что за время путешествия она получила шестьсот челобитных и почти все они содержали жалобы крестьян на помещиков и споры между иноверными народами о землях.

30 июля 1767 года в Успенском соборе Кремля состоялось торжественное открытие заседаний Уложенной комиссии. В конце церемонии Екатерина вручила генерал-прокурору князю Вяземскому завершенный ею накануне «Наказ», состоящий из 22 глав и 665 статей.

На следующий день 420 депутатов собрались в Грановитой палате, чтобы тайным голосованием избрать маршала комиссии. Маршалом был избран костромской депутат, генерал А. И. Бибиков.

А потом Г. Г. Орлов оказался одним из трех чтецов, которые по очереди читали «Наказ» депутатам.

Депутаты с прилежанием, вниманием и восхищением сие сочинение слушали, а вслед за тем, находясь под сильным впечатлением от всего услышанного, на следующем заседании 9 августа решили поднести императрице новый титул.

Поступило несколько предложений, но принята была редакция Григория Орлова — «Екатерина Великая, Премудрая, Мать Отечества».

12 августа одиннадцать депутатов и маршал Бибиков поднесли Екатерине новый титул, но она поручила от своего имени вице-канцлеру князю А. М. Голицыну сказать так: «О званиях же, кои вы желаете, чтоб я от вас приняла: на сие ответствую: 1) на „Великая“ — о моих делах оставляю времени и потомкам беспристрастно судить; 2) „Премудрая“ — никак себя таковою назвать не могу, ибо один Бог премудр; 3) „Мать Отечества“ — любить Богом врученных мне подданных я за долг звания моего почитаю, быть любимою от них есть мое желание».

Так откорректировала Екатерина верноподданные излияния господ депутатов и своего любимца.

А по окончании аудиенции она сказала:

— Надобно господам депутатам обсуждать и составлять законы, а не заниматься моей анатомией.

14 декабря состоялось последнее заседание Уложенной комиссии в Москве, потом были объявлены каникулы, и следующее заседание было открыто 18 февраля 1768 года в Санкт-Петербурге, после чего Комиссия проработала около года. Закрыта она была из-за разногласий между депутатами и малой эффективности ее работы.

Предлогом же для закрытия послужило то, что осенью 1768 года Турция объявила России войну, и 19 января 1769 года состоялось последнее общее собрание Комиссии, а осталось существовать лишь несколько частных комиссий.

Как и в вопросах политики внутренней, в вопросах политики внешней руководящей «персоной» была сама Екатерина. Первым ее самостоятельным шагом на этом поприще сразу по восшествии на престол было письмо Фридриху II, уведомлявшее, что Россия останется верна миру с Пруссией, который незадолго перед этим подписал Петр III. Причем письмо Фридриху Екатерина отправила, не сообщив об этом ни одному из русских сановников. Нейтрализовав Пруссию, Екатерина тут же прибрала к рукам Курляндию, герцогом которой был сын польского короля Августа III — принц Карл. По приказу Екатерины в Митаву вошли русские войска, и в начале января 1763 года туда торжественно въехал семидесятидвухлетний герцог Эрнст Бирон со своим старшим сорокалетним сыном Петром, а весной оттуда отбыл польский принц Карл.

Во время коронационных торжеств Екатерина послала из Москвы в Польшу большую денежную субсидию, приложив к ней и орден Андрея Первозванного, своему старому другу и любовнику Станиславу-Августу Понятовскому, который рассматривался ею как надежный союзник и беспрекословный проводник русских интересов в Речи Посполитой.

В январе 1763 года тяжело заболел польский король Август III, и в предвидении его возможной кончины Екатерина и Фридрих II обменялись письмами по поводу будущего Польши. То же самое делали австрийцы и французы, противопоставляя австро-французскую коалицию русско-прусской и намереваясь посадить на польский трон своего кандидата.

Август III умер 5 октября 1763 года, а уже в начале 1764 года между Россией и Пруссией был заключен военный союз, русские войска вступили в Польшу, и сторонникам Понятовского были выделены огромные денежные субсидии.

7 сентября 1764 года Понятовский был избран королем. Впоследствии Екатерина так объясняла мотивы поддержки ею Понятовского: «Россия выбрала его в кандидаты на польский престол, потому что из всех искателей он имел наименее прав, а следовательно, наиболее должен был чувствовать благодарность к России».

Однако не только король решал судьбу своего королевства: в Польше нашлось множество патриотов, которые отважились выступить против Понятовского и русских войск, чтобы сделать свою родину свободной и независимой. Это были польские аристократы братья Адам и Михаил Красиньские, Юзеф Пулаский, львовский архиепископ Сераковский и другие. 29 февраля 1768 года они создали Конфедерацию, которая стала называться «Барской» по имени города Бар в Подолии (ныне Винницкая область Украины).

Бар был расположен неподалеку от турецкой границы, равно как и города Каменец, Балта, Дубоссары, ныне входящие в состав Украины и Молдавии, а тогда образовывавшие южную приграничную полосу польских владений. Своими союзниками Барские конфедераты считали кого угодно, лишь бы это был враг России. И потому особое место в их планах занимала Турция, как наиболее традиционный и последовательный противник России, хотя один из современников резонно заметил: «Изгнать русских при помощи турок, значит зажечь дом для того, чтобы избавиться от мышей». И все же Турция решилась на войну с Россией, чтобы помешать усилению России в Польше.

Русско-турецкая война началась 25 сентября 1768 года, после того как в Константинополе был арестован российский посол Обрезков. Однако случилось это не сразу, а после того, как началось восстание Барских конфедератов, и Понятовский 26 марта обратился к Екатерине с просьбой о помощи. На подавление восстания весной 1768 года двинулись крупные контингенты русских войск под командованием генералов Апраксина, Кречетникова и Прозоровского.

13 июня Кречетников занял Бердичев, полностью разграбив богатейший католический монастырь Босых Кармелитов, взятый после трехнедельной осады. В конце июня отряд Апраксина взял Бар, а затем Прозоровский двинулся на Львов и у местечка Броды нанес конфедератам сильное поражение, после чего дивизии Апраксина и Прозоровского вошли в Великую Польшу и овладели Краковом.

После того как русские казаки заняли Балту и Дубоссары, где погибло множество турок, татар и молдаван, султан сначала потребовал убрать российские войска от границы, потом — из Подолии, а затем уже и из всей Польши.

Эти условия для России были, конечно же, неприемлемы и потому отвергнуты. Тогда 25 сентября 1768 года Турция объявила России войну.

К 1769 году в военных действиях принимало участие 150-тысячное войско. В 1769 году русские войска заняли турецкие крепости Хотин и Яссы, а русский флот из 97 кораблей вошел в Средиземное море. Им командовал «генералиссимус и генерал-адмирал всего Российского флота» Алексей Орлов. 25 июня 1770 года русский флот под его командованием нанес сокрушительное поражение турецкому флоту в Чесменской бухте Хиосского пролива. Было уничтожено 68 кораблей и около 10 тысяч моряков. В честь этой победы Алексей Орлов стал именоваться «Чесменским». А в июле армия фельдмаршала Румянцева в битвах при реке Ларче и реке Кагуле наголову разгромила турецкую армию.

Через год генерал-аншеф, князь Василий Долгоруков прорвался в Крым и поставил на колени вассальное от Турции Крымское ханство. Тогда же под Бухарестом князем Репниным был разбит большой отряд Ахмата-паши. Все это привело к тому, что в ноябре 1772 года был подписан договор с Крымским ханом Сахиб-Гиреем о переходе Крыма из-под власти Турции под власть России.

Именно в это время серьезные изменения произошли и в личной жизни императрицы: закатилась звезда Григория Орлова и меньше чем на два года взошла звездочка нового ее любимца — конногвардейского поручика Александра Васильчикова.

Екатерине шел сорок четвертый год, а тихому, скромному, бескорыстному фавориту Васильчикову почти в два раза меньше. Он тут же был пожалован флигель-адъютантом и камергером и в этом качестве принял участие в семейных торжествах государыни, когда ее сын — великий князь и наследник престола Павел Петрович — праздновал свое совершеннолетие и свадьбу с Гессен-Дармштадтской принцессой Вильгельминой.

В. Н. Балязин. «Тайны дома Романовых».

Несколько сюжетов из истории Москвы

Одним из самых старых и самых любимых царских подмосковных сел и усадеб было село Коломенское. В нем находился огромный, затейливый Потешный дворец из 270 зал и комнат, а из Москвы вела к Коломенскому широкая ровная дорога, посыпанная песком, с крепкими мостами, с верстовыми столбами по бокам. Эти верстовые столбы были в сажень высотой, и потому высоких людей москвичи стали называть верста коломенская.

В Коломенском возле царского дворца, на возвышении, стоял особый ящик, охраняемый стрельцом с бердышом и саблей. Этот ящик был предназначен для подачи царю жалоб любым человеком, кто бы он ни был. Так как жалоб было очень много, то и ящик сделали большим, глубоким и длинным, или, как тогда говорили, долгим. Из-за того что разбор множества жалоб, поступавших от простых смертных, не имевших лазеек во дворец, происходил очень долго, и возникла поговорка «Положить дело в долгий ящик».

Первые городские башенные часы появились в Москве в 1404 году. Они были установлены в Кремле на дворе великого московского князя Василия Дмитриевича, а поставил их ученый греческий монах Лазарь.

Летописец записал в 1404 году: «Сей же часник наречется часомерье: на всякий час ударяет молотом в колокол, размеряя и расчитая часы ночные и дневные, и не человек ударяет, но человековидно, самозвонно и самодвижно, страннолепно, не како сотворено человеческой хитростью, преизмечтано и преухищрено».

А на Спасской башне Кремля часы поставили вскоре после того, как башня была построена — около 1491 года (тогда эта башня называлась Фроловской). Затем часы были поставлены и на еще две проездные башни — Тайницкую и Троицкую. Часы эти много раз менялись, а потом остались только на одной башне — Спасской.

Последние и сегодня находящиеся на ней куранты поставлены в 1770 году. Они занимают три этажа башни, и их механизм весит 25 тонн.

Первый водопровод в Москве был построен в 1600–1601 годах, когда вода из Москвы-реки подавалась в Кремль на царский конюшенный двор, располагавшийся у Водовзводной башни Кремля. От того и башня, прежде называвшаяся Свибловой, стала именоваться Водовзводной.

Была когда-то пословица «Москва стоит на болоте, ржи в ней не молотят». И в самом деле, на территории Москвы и вокруг нее было немало болот, которые называли кулички или кулишки. А так как, по народным поверьям, в болотах водилась всякая нечистая сила, то и чертей стали называть кулиши. Отсюда появилось и выражение: «У черта на куличках». Только в старой Москве было минимум три церкви, стоявших на болотах: Рождества Богородицы, Трех Святителей и, наиболее известная, Всех Святых на Кулишках в Китай-городе, сохранившаяся и поныне. Она была построена на месте деревянной церкви Дмитрия Донского, поставленной после возвращения русских ратей в 1380 году с Куликова поля. И хотя теперь выражение «У черта на куличках» означает глушь, даль и захолустье, церковь Всех Святых на Кулишках стоит в полуверсте на северо-восток от Кремля. Болот в Москве было много, и в полуверсте к югу от Кремля тоже было болото, сохранившее о себе память тем, что на его месте возникла Болотная площадь, где в 1775 году был казнен Емельян Иванович Пугачев (1742–1775).

Выражение «Избушка на курьих ножках» не только обозначало жилище сказочной Бабы-Яги, но в реальной жизни применялось к тем деревянным срубам, которые ставили на пеньки с обрубленными корнями, чтобы предохранить эти срубы от загнивания.

В Москве даже была маленькая деревянная церквушка, стоявшая на пеньках и называвшаяся Никола на курьих ножках.

В Москве еще в 1602 году появились первые фонари. Это произошло из-за приезда в город датского принца Иоанна, жениха дочери Бориса Годунова Ксении. Была осень, темнело уже довольно рано, и потому царь Борис приказал поставить высокие железные жаровни и на них зажечь костры, следя, чтобы угли не падали на деревянные мостовые.

Но это новшество не привилось, и москвичи продолжали ходить ночами по улицам с фонарями в руках.

А 27 ноября 1730 года было велено всем домовладельцам с наступлением темноты и до полуночи ставить на подоконники выходящих на улицу окон зажженные свечи или ставить возле дома столб с фонарем и следить, чтоб фонарь горел тоже до полуночи.

А через месяц велено было поставить по всем улицам единообразные масляные фонари на расстоянии друг от друга в 10 саженей (около 20 метров). Чем беднее был район и улицы дальше от центра, тем реже стояли на них фонари. Сначала вся фонарная служба была отдана пожарным. Фонари горели только с сентября до мая, от сумерек до полуночи. В 1806 году в Москве на освещение улиц было израсходовано 10 518 пудов масла и 70 пудов фитиля.

В. Н. Балязин. «1000 занимательных сюжетов из русской истории».

Генеалогическое древо царского дома Романовых

Оглавление

Время Годунова

Трагедия в Угличе

Царь Борис

Самозванец

Конец Годуновых

Правление Лжедмитрия I

Гражданская война

Тушинский вор

Война с Польшей

Минин и Пожарский

Первые Романовы

Россия возвращается

Соборное уложение

Восстание на Украине

Раскол

Война с Польшей

Бунтари

«Последние времена»

Правительница Софья

Поворот к Западу

Северная война

Полтава

Петербург

Женщины на троне

Дворцовая чехарда

Темное десятилетие

Дщерь Петрова

Прусское безумие

Приложение

  Крымская угроза

  Григорий Отрепьев

  Люди Смутного времени

  Освоение Сибири и Дальнего Востока

  Хроника освоения Сибири и Дальнего Востока

  Строгановы

  Царевич Алексей и его сообщники

  Реформы Петра Великого

  Хроника Северной войны

  Заговор подпоручика Василия Мировича

  Деяния Екатерины II

  Несколько сюжетов из истории Москвы

  Генеалогическое древо царского дома Романовых Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg