«Короли Кипра в эпоху крестовых походов»

Короли Кипра в эпоху крестовых походов (fb2) - Короли Кипра в эпоху крестовых походов 1427K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Светлана Владимировна Близнюк

Близнюк Светлана Владимировна Короли Кипра в эпоху крестовых походов

Предисловие

Настоящая работа призвана хотя бы в малой степени удовлетворить интерес читателя к истории крестоносного движения и познакомить его с малоизученной в отечественной историографии эпохой поздних крестовых походов, которая приходится на конец XIII–XVI вв. Работа представляет собой как научное исследование эпохи крестовых походов и роли в ней королей Кипра, так и содержит учебный материал, необходимый прежде всего для студентов. Работа состоит из введения, в котором дана общая характеристика эпохи крестовых походов, и очерка, посвященного истории королевской династии Лузиньянов на Кипре от Ги де Лузиньяна — основателя королевства, до ее последнего представителя Жака II, вскоре после смерти которого последовала аннексия острова Венецией,

Особенно подробно мы остановились на личностях двух наиболее выдающихся королей — Гуго IV и Пьера I Лузиньянов, — сыгравших (каждый по-своему), наиболее заметную роль в истории крестоносного движения позднего Средневековья. Для того чтобы почувствовать дух эпохи поздних крестовых походов, ощутить отношение современников к деяниям кипрских королей-крестоносцев, мы обратились к сочинению самого известного кипрского хрониста Леонтия Махеры «Повести о сладкой земле Кипр». Это один из самых интересных источников по истории средневекового Кипра. Через призму видения и ощущений Леонтия Махеры зримо раскрываются и личности кипрских правителей, и события, связанные с их деятельностью. Крестоносная активность кипрских королей приходится на XIII–XIV вв. В связи с этим мы сочли необходимым поместить в приложении полный перевод как первой, так и второй книг источника.

Полного перевода «Повести», написанной на кипрском диалекте среднегреческого языка, на русский язык не существует. В учебном пособии «Крестоносцы позднего средневековья: король Кипра Пьер I Лузиньян», изданного нами в 1998 г., был представлен перевод второй книги хроники, посвященной царствованию этого монарха. Настоящая работа прямо продолжает предыдущую, благодаря переводу первой книги хроники. Вместе с тем, не только продолжает: переработана, значительно расширена и дополнена вводная часть. Как и прежде, работа предназначена для проведения семинарских занятий и подготовки лекционных курсов по истории средних веков. Однако при использовании представляемой работы возможности освещения и анализа событий крестоносного движения и истории государств крестоносцев, существовавших на Востоке, существенно увеличиваются. Материал хроники Леонтия Махеры может быть использован студентами для написания докладов и курсовых работ по истории одного из самых крупных и сильных государств крестоносцев, созданных на Востоке — королевства Кипр. В этой связи работа может служить учебным пособием.

Слова самой искренней благодарности я выражаю своим коллегам и организациям за всестороннюю поддержку и помощь в работе над этой книгой: академику РАН С. П. Карпову (Москва, МГУ им. М. В. Ломоносова), доктору исторических наук А. Л. Пономареву (Москва, МГУ им. Ломоносова), проф. П. Шрайнеру (ун-т Кельн-Мюнхен), проф. К. Зоде (ун-т Кельн), а также фондам Александра фон Гумбольдта (ФРГ) и Клауса фон Котце (ФРГ).

Введение Крестоносцы и их эпоха

Крестовые походы — интереснейшая тема в истории средневековой Европы, которая, словно магнит, вот уже много столетий притягивает к себе и манит историков и писателей, поэтов и бесчисленных читателей. Как и прежде, у современных медиевистов, пожалуй, нет более благодатной почвы и более благоприятного периода, чем эпоха крестоносцев, для изучения взаимодействия трех цивилизаций: византийской, ближневосточной и европейской. Если присмотреться к явлению внимательно и не сужать его до истории отдельных, ограниченных во времени военных экспедиций, мы увидим длительный процесс освоения европейцами земель Леванта и Романии и создания там особой латино-левантийской культуры. Будет нетрудно заметить и то, что крестовые походы дали мощный импульс развитию европейской торговли, производства, привнесли новые элементы в быт, новые сюжеты в художественную литературу и поэзию, оказали серьезное влияние на менталитет европейцев в целом. Европейские купцы стали привозить на Запад до сей поры неведомые или почти неведомые вещи, продукты, сырье для развивающейся европейской промышленности. Европейская знать быстро почувствовала вкус к восточной роскоши, чем также стимулировала деловую активность европейского купечества на Востоке. Пилигримы и купцы возвращались назад, обогащенные новыми познаниями, с новыми жизненными горизонтами, с новыми идеями, с желанием изменить и обновить условия жизни у себя на родине.

Современники не называли крестоносцев крестоносцами, а их экспедиции крестовыми походами. Для средневекового человека это были пилигримажи (паломничества), их участники являлись паломниками, а встречающееся в документах XV в. слово «cruciferus» — «крестоносец» было лишь описанием облика рыцаря из религиозных орденов. Привычное нам название с привычным наполнением — «крестовые походы» — появилось лишь в XVII в. Первым, кто ввел его в научный оборот, был Луи Мембур, придворный историк Людовика XIV. В 1676 г. он опубликовал труд, озаглавленный «История крестовых походов»[1].

С тех пор название укоренилось и стало общепринятым не только в историографии.

В научной литературе можно встретить определение крестовых походов как военно-колонизационного движения западноевропейского рыцарства на Восток, проходившего под знаменем «религиозных войн» ради освобождения христианских святынь из-под власти мусульман[2], как «крупной миграции» западноевропейского населения на Восток», как «паломничества с оружием в руках»[3], как захватнических войн на Востоке западноевропейского рыцарства[4]. Целые направления историографии делают акцент на «захватническом характере» этого военного движения, которое невозможно прямо назвать борьбой христианства и ислама, поскольку крестоносцы, подняв крест против мусульман, напали заодно и на православных греков и прочих восточных христиан, которым идеалы «священной войны» были чужды[5]. Наконец, крестовые походы узко и прямолинейно определяют как «попытку всего христианского мира снова вернуть... отнятые исламом христианские области, а также распространить господство креста... далее прежних границ»[6] и как войны, направленной на приобретение и сохранение власти христиан над Гробом Господнем[7] и т.п. Любое из этих определений нельзя назвать полным или охватывающим все стороны столь противоречивого и столь длительного периода, каким была эпоха крестовых походов. Вряд ли вообще можно дать четкое, раз и навсегда установленное, окончательное определение. Все из перечисленного можно признать верным, характеризующим одну из особенностей крестоносного движения в тот или иной период многовековой эпохи. Можно лишь добавить, что с середины XX в. историков стало посещать «чувство вины» европейцев за деяния крестоносцев на Востоке. Отсюда появились оценки крестовых походов как «трагического и разрушительного эпизода в истории Европы», раздвинувшего, тем не менее, границы мира европейцев от Атлантики до Монголии и способствовавшего рождению новой Европы[8]. Не менее уничижительно Жак ле Гофф оценивает крестовые походы как бесполезное, крайне затратное и бессмысленное мероприятие, которое ничего не принесло Европе, «кроме абрикоса»[9]. Для нас же эпоха крестовых походов — это прежде всего первая крупная миграция европейского населения за пределы Европы, направленная на создание новых поселений, колоний, государств в отдаленных частях света, которая значительно раздвинула границы европейского мира и сознания. Эпоха крестовых походов это не только (и не столько!) история военных экспедиций западноевропейского рыцарства на Восток. Прежде всего это — история государств крестоносцев, появившихся на Востоке в результате этих самых экспедиций. Эта эпоха дала первоначальный и мощнейший импульс не только развитию средиземноморской коммерции (а в конце концов, и межконтинентальной), но и развитию европейской промышленности и банковского дела. Латиняне Сирии и их подданные нуждались в оружии, лошадях, даже в дешевых, в сравнении с восточными, тканях — и европейская текстильная промышленность пошла в гору. Пилигримам и купцам нужны были хорошие корабли, что подстегнуло развитие кораблестроения в Европе. Наконец, и негоцианты и государи Латинского Востока никак не могли обойтись без кредитов и займов. Это, со своей стороны, стимулировало развитие техники финансовых операций и банковского дела[10].

Итак, история крестоносного движения охватывает длительную и сложную эпоху, начавшуюся в конце XI в. и продолжавшуюся вплоть до конца XV-середины XVI в. Правильнее называть ее не историей крестовых походов, а историей европейского крестоносного движения. Такое определение обязывает объяснять куда более глубинные процессы, связанные с длительной жизнеспособностью и жизнестойкостью созданных европейцами государств под небом Востока, а также с изменениями, происходившими в самой Европе.

Крестоносная идея является одной из составляющих средневековой идеологии и культуры Западной Европы, равно как и крестоносное движение является частью европейской цивилизации. И вряд ли можно однозначно оценить результаты столь сложного, многогранного и длительного явления как крестоносное движение, так или иначе коснувшегося всех слоев населения и всех сторон жизни европейского общества.

Классической эпохой крестовых походов традиционно считался период с 1096 по 1270 г. (Первый—Восьмой крестовые походы)[11]. Указанная нумерация, восходящая еще к трудам Мембура и Гиббона и принятая в историографии XIX – начала XX вв» давно и порядком устарела. Во-первых, она ориентирована лишь на крупные экспедиции, в которых участвовали фактически все страны Европы. Однако между крупными экспедициями было множество мелких, так называемых «арьергардных» походов, которые являются частью того же самого движения. А как быть с теми экспедициями, которые в XII–XIII вв. предпринимали отдельные европейские правители: Генрих Саксонский в 1197 г., венгерский король Андраш II в 1216 г., Тебальд Новарский в 1239 г., Ричард Корнуоллский в 1241 г. и т.п. ? Тем более, никак не вписываются в стандартную схему восточных «религиозных войн» войны, проходившие под эгидой и во имя церкви в самой Европе[12].

Если все же давать нумерацию крестовым походам, то согласно современной европейской историографии, существует пять общеевропейских экспедиций. Случившийся в 1228–1229 гг. поход германского императора Фридриха II видится сейчас заключительной частью Пятого крестового похода, который соответственно в целом датируется 1217—1229 гг. Две экспедиции Людовика IX Святого более принято называть Первым (1248–1264) и Вторым (1269–1270) крестовыми походами французского короля. Ограничить эпоху крестовых походов хронологическими рамками 1096–1270 гг., взяв за предел походы Людовика, — значит принципиально ограничить и сузить наши знания, да и понимание исторических реалий и тех процессов, которые были инициированы крестовыми походами и развивались на Леванте в течение куда более длительного времени. Многие современные исследователи предпочитают обходиться без нумерации экспедиций вовсе и идентифицировать их по дате проведения.

Действительным водоразделом в истории классического и позднего крестоносного движения был не 1270 г., а 1291 г., когда латиняне потеряли Акру — последний опорный пункт на территории Латинского Иерусалимского королевства. Именно на этом закончилась история латинской «оккупации» Святой Земли и история латинских государств на Востоке, созданных вождями Первого крестового похода (1096–1099). С падением Акры завершился «традиционный», «классический» период крестоносного движения и начался новый — период поздних крестовых походов, вернее, позднего крестоносного движения.

Два вопроса, которые встают перед исследователем крестоносного движения, — это «когда» и «куда»? Когда начинается эпоха, как долго она длится, куда и против кого направлено оружие крестоносцев? В современной историографии существует тоже два направления, два взгляда на эпоху крестовых походов: традиционное и плюралистическое, которые отвечают на них по разному. Традиционалисты, последователи историков XIX – начала XX в., рассматривают крестоносное движение именно как крестовые походы на Восток, ибо, по их мнению, святая война имела конкретную цель в конкретном географическом регионе, т.е. в Святой Земле[13]. Большинство исследователей в настоящее время разделяют плюралистическую точку зрения и включают в понятие «крестовые походы» все войны средневековья и раннего Нового времени, проходившие с благословения папы во имя христианской веры и католической церкви: это и Реконкиста на Пиренеях, и походы европейцев в Северную Африку XIII–XVI вв» и продвижение немецких рыцарей в Прибалтику, и борьба с еретиками и «врагами» папы в самой Европе. Плюралистический подход, как мы видим, завязан на изучение крестоносного движения в целом, а не походов крестоносцев, согласно списку.

Что касается нижнего хронологического предела, то иногда и он оспаривается в историографии. Уже средневековые хронисты — по сути, первые историографы крестоносного движения — искали корни крестоносного духа в глубине веков. Еще архиепископ Гильом Тирский включил историю Персидских войн Византии в свое сочинение и назвал византийского императора Ираклия (610–641) первым крестоносцем. В византийской историографии идея «священной войны» с неверными, врагами Христа, особенно отчетливо прозвучала в конце X в. в сочинении Льва Диакона. Исключительно пламенную речь он вложил в уста византийского стратига Никифора Фоки[14], возвратившего в 961 г. Византии о. Крит. «Я думаю, — говорил Никифор, обращаясь к своему войску, — что никто из вас не забудет жестокости и зверства потомков рабыни, агарян, которым этот остров (Крит — С. Б.) достался благодаря злостному попущению судьбы, не забудет и то, как они нападали и уводили в рабство людей и как гибельно отразилось это на ромеях... Воля Властителя направила сюда нас, чтобы мы всемерно воздали за причиненные нам страдания»[15]. Цистерцианский монах Альберик, который воспроизводит хронику умершего в 1203 г. Гвидо де Базокииса (Guido de Bazochiis), назвал Первый крестовый поход не первым, а вторым, потому что первый совершил сам Карл Великий. Тогда же родилась легенда, гласящая, что накануне 1096 г. Карл Великий воскрес, чтобы лично вести христиан на борьбу с неверными[16].

Подобного рода высказывания средневековых авторов, средневековые героико-эпические произведения о борьбе европейцев с арабами на Пиренеях иногда вызывают у современных исследователей желание включить экспедиции крестоносцев на Восток в общий ряд войн христиан с мусульманами и рассматривать историю крестовых походов как одну из попыток решить неразрешимый вопрос — вопрос о религиозных границах Европы и Азии. Отсюда возникает желание обрести корни «крестовых походов» в истории войн Византии с персами и арабами, в истории войн Карла Мартелла и Карла Великого с испанскими Омейядами, и даже жажда разыскать корни крестовых походов в борьбе эллинов с персами на поле у Марафона и в проливе у Саламина. История крестовых походов, таким образом, становилась лишь главой в цепи бесконечной борьбы между Европой и Востоком. Причины и действующие лица менялись, но драматический спектакль продолжался, приобретая все новые и новые формы[17]. Данная концепция, как представляется, страдает большой натянутостью и является скорее красивым эффектом в исследовании, нежели действительным исследованием корней и причин крестоносного движения в Европе. Возможно ли уводить корни крестовых походов XI–XIII вв. столь далеко вглубь веков? Или же «священные войны» франков или византийцев против арабов есть ни что иное, как историческая реальность и необходимость защищаться от грозного внешнего врага на своей территории? Нельзя не признать, что бесконечно долгая угроза народам Европы, исходившая от мусульман, уже долго формировала определенное, причем негативное отношение к последним, которое в полной мере проявилось и вырвалось наружу в эпоху крестовых походов. И морально, и ментально западноевропейцы в конце XI в. были подготовлены к «священной войне» с неверными. Тем не менее, мы склонны начинать эпоху крестовых походов все же Клермонским Собором (1095) и Первым крестовым походом 1096–1099 г., как это давно принято в историографии, без столь витиеватой и развернутой предыстории данной эпохи. Ведь только тогда не только чувства, но и слово стали делом.

Что касается верхней хронологической границы изучаемой эпохи — 1270 г., которая называется в российской историографии, то, как мы уже отметили выше, она неправомерна. Достаточно вспомнить, что некоторые из государств крестоносцев просуществовали до конца XV и даже середины XVI вв.; столь же долго жила и идея крестовых походов. Другое дело, что центр крестоносных владений сместился к концу XIII в. из районов Сирии и Палестины (там после Первого крестового похода появились королевство Иерусалимское, княжество Антиохийское и графства Эдессы и Триполи) несколько на Запад. В первую очередь это были острова Кипр, Родос, Крит, Хиос, Лесбос, а также Пелопоннес. Совокупность государств и опорных пунктов крестоносцев, а также владений Генуи и Венеции, появившихся на византийских землях Балкан, Пелопоннеса и Эгеиды в эпоху крестовых походов, принято называть Латинской Романией. Само название указывает на исконную принадлежность занятых европейцами территорий Византийской империи: ведь «Романия», хоть и похожа на западноевропейский топоним, является лишь производным от имени, которым в действительности называлась Византия — «Ромейская империя». Константинополь, казалось бы, должен был означать северную границу Романии и являться входом в новую географическую зону. Тем не менее, в источниках те области Причерноморья, которые находились под властью или в сфере влияния латинян, также весьма часто ассоциируются с Романией (прежде всего это Северное Причерноморье и Тана — венецианская фактория в устье Дона). Иногда Романия делится на Верхнюю и Нижнюю. Верхняя Романия — это Фракия, Македония, Болгария, Черноморский бассейн, а Нижняя — Пелопоннес, Негропонт (Эвбея), Хиос, Родос, Крит, другие острова Эгеиды[18]. Сложно определить восточную границу Латинской Романии. Естественно, государства крестоносцев, возникшие на Востоке в результате Первого крестового похода, никогда не ассоциировались с Романией.

Не совсем ясно, можно ли считать частью Романии королевство Кипр, появившееся на карте после Третьего крестового похода в 1192 г. С одной стороны, до этого времени Кипр также являлся византийской территорией, с другой — в XIII–XIV вв. он не имел постоянных экономических связей с уже названными областями Романии. Кипр продолжал относиться к кругу византийской цивилизации, сохраняя греческие традиции, язык, православную веру. Так же как и другие византийские земли, остров в эпоху крестовых походов попал в сферу влияния латинян и римско-католической церкви. Необходимость противостоять общему для всех христиан врагу — мамлюкам, а позднее туркам, заставляла кипрских королей искать постоянного союза с государствами Западной Европы и Византией. Как мне представляется, именно через Кипр проходила граница, отделявшая христианскую Романию от Ближнего Востока. В политическом, конфессиональном и культурном отношениях Кипр находился в системе Латинской Романии, в экономическом — был ближе к Малой Азии и Ближнему Востоку. Он входил в другой экономический регион, образуя вместе с двумя другими крупнейшими коммерческими центрами Востока своеобразный торговый треугольник: Фамагуста — Александрия — Дамаск[19].

На землях, воспринимаемых современниками как Латинская Рома-ния, находились Латинская империя со столицей в Константинополе (1204–1261), Фессалоникийское королевство (1204–1224), княжество Морея (Ахейское княжество — 1205–1432), Афинская сеньория (1205–1456, с 1260 г. Афинское герцогство), государство Ордена госпитальеров на Родосе (1306–1522)[20], королевство Кипр (1192–1489). Кроме того, весьма впечатляют владения Венецианской и Генуэзской республик, разбросанные по всей Латинской Романии. Некоторые из них республикам удалось сохранить за собой до середины XVI и даже середины XVII вв.: Венеции — Крит (1206–1669), ряд крепостей на Пелопоннесе, Модой и Корон (1207–1500), Навплион (1389–1540), Монемвасию (1464–1540); Генуе — Хиос (1346–1566)[21] Как видим, заканчивать эпоху крестовых походов 1270 г. было бы преждевременно. Западноевропейские рыцари оставили на Востоке богатое политическое наследство в виде весьма специфичных государств. Именно оно представляет для нас наибольший интерес. Именно период существования и развития этих государств и составляет ту эпоху, которую мы называем эпохой крестоносцев, эпоху, которая начинается в конце XI в. и продолжается, по крайней мере, до конца XV в.

Описывая начало крестоносной эпохи и причины появления в истории Европы такого феномена, как крестовые походы, мы можем сколько угодно их перечислять и аргументировать, но все равно они останутся, пожалуй, самой большой загадкой истории самого крестоносного движения. Крестовые походы были подготовлены всем ходом развития Европы XI в. Изменения, которые происходили в экономике, которые затрагивали социальные и международные отношения, историю церкви, менталитет и психологию людей того времени, дали хороший стимул для начала широкомасштабного и общеевропейского военно-колонизационного движения, для массовой и продолжительной миграции западноевропейского населения на Восток. Среди основных причин крестовых походов можно отметить и социально-экономические, и политические, и религиозные, и психологические. Дж. Франс подчеркивает в своих работах, что идеологические или политические мотивы крестовых походов вторичны, ибо их успех определялся на полях сражений. В связи с этим он предлагает изучать прежде всего природу войны и военный опыт крестоносцев[22]. Несомненно, он прав, если смотреть на крестовые походы как на череду военных экспедиций: тогда бессмысленно спорить о первоочередных, о самых важных или, наоборот, о второстепенных причинах. Их все уравняет и объединит поле брани, в какой бы последовательности причины не перечислять. В то же время главный вопрос, который требует объяснения — почему именно на конец XI в. пришелся пик эмоционального всплеска за всю историю крестоносного движения — окажется за рамками, оставаясь нерешенным в силу своей многогранности и сложности. В какой-то мере мы попытаемся осветить его в работе.

***

I. Психологическую почву для широкой экспансии европейцев на Восток подготовили паломничества, прежде всего в Иерусалим. В XI в. они становятся особенно интенсивными. Среди пилигримов встречаются представители самых разных социальных слоев: рыцари, горожане, крестьяне, клирики. Не следует забывать, что знать: герцоги, маркизы, графы, — следовали в Палестину в сопровождении большой свиты. Многие пилигримы, как и впоследствии крестоносцы, нашивали на свою одежду крест. К середине XI в. число пилигримов стало столь значительным, что их начали называть «войском Господним» (militia Dei, militia Christi) несмотря на то, что они еще не взяли в руки оружие и не стали крестоносцами в привычном нам смысле. Последние же продолжали называть себя пилигримами, а свои экспедиции пилигримажами, видимо, не усматривая принципиальной разницы между собой и своими невооруженными предшественниками. Мирные паломники, возвращаясь в Европу, рассказывали и о богатствах Земли Обетованной, и о благоговейном счастье, которое они там испытали, и о злоключениях, несчастьях и страданиях, которые они претерпели из-за мусульман. Их рассказы, переполненные эмоциями и преувеличенные к тому же молвой, исторгали искренние слезы у верующих, вызывали у слушателей желание отомстить за поруганные христианские святыни. Однако одних рассказов, пусть даже самых красочных и эмоциональных, было недостаточно, чтобы в одночасье пришла в движение вся Европа, или чтобы каждый ее житель, будь то мужчина, женщина, старик или ребенок, богатый или бедный не мог удержать в себе невероятное желание любой ценой отправиться на освобождение Гроба Господня. Недостаточно было и напоминаний исторической памяти о борьбе европейцев с неверными в прошлые века. Необходим был какой-то мощнейший психологический импульс, способный задеть за живое каждого верующего. И такой импульс родился в папской курии.

II. Крестовые походы назывались «Священными войнами,» а значит, велись они в интересах Святой церкви. Римско-католическая церковь была не только инициатором и организатором крестовых походов на протяжении всей изучаемой нами эпохи, но видела в них свои цели и всегда предусматривала далеко идущие планы. С течением времени планы и задачи менялись, но всегда Апостольский престол продолжал оставаться вдохновителем, финансистом, регулярно арбитром в спорах между крестоносцами, и нередко — непосредственным участником военных экспедиций, Как викарий Христа, папа всегда был ответственным перед Богом за свои призывы и проповедь крестового похода, за деяния, свершенные крестоносцами.

В конце XI в. папство показало верующему путь к «великой цели» — путь к достижению «Божьего мира» (эта идея вошла в официальную доктрину крестовых походов), путь к личному спасению (что может быть важнее для верующего в его земной жизни?). Заодно оно нашло в крестовых походах достойное приложение страстной воинственности феодального общества, ибо внутри самой Европы от опустошительных войн рыцарей, от посягательства светских властей на имущество церкви страдала, естественно, и сама церковь. Крестовые походы — неординарное и — в сложившихся к концу XI в. условиях — мудрое решение. Папство «примирило» христианские идеи добра и милосердия с необходимостью войны. Направляя пыл военного сословия против иноверцев, оно, тем самым, не только выводит рыцарство за пределы Европы, но его руками пытается решить ряд собственных задач, изначально поставленных перед крестовыми походами, а именно: расширить власть Римской курии на Востоке, попытаться установить супрематию Рима над Константинополем, а главное, поднять собственный авторитет на Западе. Причины для подобных мечтаний были. Папство всерьез намеревалось использовать внутри- и внешнеполитические проблемы Византии и обратить себе на пользу призывы последней о помощи в борьбе с турками-сельджуками. Надо однако заметить, что в Византии никто серьезно не мог и подумать, что епископ Рима может получить какую-нибудь власть над Восточной церковью с ее древними, давно устоявшимися традициями и почитаемым патриархом.

Апостольский престол, занятый почти всю вторую половину XI в. борьбой с германским императором, получил с началом крестовых походов прекрасную возможность оттянуть силы (в том числе и немецкого рыцарства) на Восток и, тем самым, несколько ослабить позиции своего соперника в споре за инвеституру. Однако, не стоит преувеличивать реальность подобной проницательности последнего акта. Урбан II апеллировал прежде всего к французскому, а не к немецкому рыцарству. Поэтому вряд ли папа осознанно ставил перед собой задачу вывести из Европы немецких рыцарей и тем самым ослабить позиции германского императора. Но то, что за счет крестовых походов папство могло решить многие проблемы политического характера, несомненно. Не случайно впервые идея организации крестового похода на Восток приходит не Урбану II, а папе Григорию VII, когда отношения между Римом и германским императором обостряются до предела. Григорий VII, благодаря своим легатам, был прекрасно осведомлен о делах в Константинополе и Малой Азии. В его честолюбивые планы входило подчинение византийской церкви своей власти. Папу также вдохновляло продвижение христиан в Испании, поэтому Священная война, которая успешно велась на Пиренеях, с его точки зрения, должна была быть продолжена в Малой Азии. Он собирался отправить в Византию на помощь христианам армию европейских рыцарей. Эта армия должна была находиться под командованием церкви, ибо проблемы, которые она должна была решить, касались церкви. В связи с этим Григорий VII собирался даже лично руководить названным войском. В мечтах его войска выгнали бы безбожников из Малой Азии, а затем он бы держал Совет в Константинополе, где бы христиане Востока выразили бы ему свою покорность и признание верховной власти Рима[23]. Однако не следует преувеличивать «прозорливость» и политический гений папства. Планам Григория VII не суждено было осуществиться. Во-первых, сама идея еще только начинает вырисовываться: этот великий папа не смог сформулировать идею, способную задеть за живое большую часть населения Европы. Сам Григорий VII призывал верующих выступить против неверных не во имя Бога, а во имя церкви и называл потенциальных крестоносцев не воинами Господа (milites dei), как это будет впоследствии, а воинами ев. Петра (milites Sancti Petri, militia Sancti Petri). T. e. не от самого Бога, а всего лишь от Апостольского престола ставил Григорий VII в зависимость войско крестоносцев. Таким образом, деяния крестоносцев оказывались более земными, чем божественными, и призывы папы не нашли того отклика в сердцах европейцев, на который он рассчитывал. Кроме того, если говорить о «земных», насущных европейских делах, то и они удерживали многих в Европе. Часть рыцарства была занята в Реконкисте на Пиренеях, надеясь и исполнить свой долг христианина и получить заодно там свою добычу. Норманны, союзники Григория VII, во главе с Робертом Гвискаром устремились в Италию и в 1071 г., захватили последнее владение Византии на юге Апеннин — г. Бари, а в 1061–1072 гг. утвердились и на Сицилии. В 1081 г. с благословения того же Григория VII они приступают к завоеваниям уже на территории Византии — на Балканах. Можно сказать, что и для норманнов призыв принять участие в крестовом походе на Восток прозвучал несколько преждевременно: рыцари Гвискара также еще были заняты своими делами в Европе. Крайне сложные отношения Григория VII и императора Священной Римской империи Генриха IV, в свою очередь, не давали возможности папе заниматься организацией крупной экспедиции за пределы Европы. Европейские дела для всех потенциальных участников похода пока еще были ближе и понятнее, и его время еще не могло настать.

Слава зачинателя крестоносного движения в Европе досталась не умному и деятельному Григорию VII, а в общем, совершенно обыкновенному человеку, на первый взгляд ничем не выдающемуся папе Урбану II. Однако одной риторики, исходившей из папской курии во все времена, было все-таки недостаточно. Надо отдать должное Урбану II и его окружению: они блестяще провели «пропагандистскую кампанию» похода.

Конечно же, идея организации крестового похода на Восток пришла Урбану II отнюдь не во время его поездки по Северной Италии и Южной Франции после Пьячентского собора 1094 г., когда на папу, якобы, подействовали обращения византийских послов, обрисовавших картину лишений восточных христиан, попавших под власть мусульман. Для организации крестового похода был мастерски сделан пропагандистский шаг поистине вселенского масштаба. Сам вояж папы по Европе был частью плана пропаганды похода. Урбан II предпринял длительное по тем временам путешествие от Рима до Клермона. Событие, знаменательное само по себе, не могли проигнорировать ни клирики, ни миряне, прибывавшие ради такого случая к папскому поезду не только из близлежащих областей, но и из отдаленных районов Европы. Разумеется, при Урбане находился весь епископат и аббаты крупных монастырей, а каждое слово папы, каждый его призыв моментально отзывались в толпе и эхом разносились по всем уголкам Европы. Однако самое важное известие папа берег для выступления в Клермоне. О предстоящем особенном выступлении, скорее всего, население Европы было заранее оповещено. Интрига сохранялась до последнего, и все ждали ее развязки в Клермоне. Урбан II двигался медленно, словно кружил по Франции и давал, таким образом, возможность собраться в Клермоне наибольшему числу верующих. В итоге, в Клермон пришло столько людей, что, как пишет Роберт Монах, ни одно здание не могло вместить всех желающих, и Урбан II держал речь на широкой площади города[24]. Наверное, не столь уж важно, что именно говорил папа, хотя, надо признать, речь его была построена по всем правилам риторического искусства. Главное, у собравшихся возникло ощущение, что устами папы с ними говорит сам Господь. Вскоре люди уже не стояли перед понтификом. Они распростерлись на земле, рыдали, били себя в грудь и молили об отпущении грехов и благословении[25]. Папе удалось виртуозно сманипулировать сознанием толпы. Степень экзальтации усиливалась с каждой минутой, и вот уже вся толпа в неистовом порыве кричала только одну фразу: «Так хочет Бог! (Deus vult!)». Урбан II сделал заключительный аккорд и психологически искусно закрепил результат всеобщего воодушевления. Он поднял глаза к небу, возблагодарил Бога и сказал, что слова, произнесенные толпой в едином порыве, не иначе как слова, произнесенные их устами самим Богом. Именно он внушил им эти слова, иначе невозможно объяснить, что такое множество людей в один миг произносят они и те же слова[26]. Нельзя не согласиться с упомянутым хронистом Робертом Монахом, который очень метко назвал речь папы «искусной» (изысканной)[27]. После такого выступления никого не приходилось убеждать в необходимости выступить на Восток. Каждый, лично присутствовавший в Клермоне, или просто услышавший призыв Урбана II от приходского священника, был готов стать крестоносцем. Гвиберт Ножанский говорит, что каждый отправлялся к родственнику, знакомому, соседу, чтобы сообщить о великом начинании апостольского престола[28]. Естественно, новость в одночасье облетела всю Европу.

С точки зрения военной науки, Урбан II не смог организовать экспедицию и сам, как и многие его современники, скорее был движим эмоциональным порывом и страстью, чем трезвым расчетом. Вряд ли потоки слез, проливаемые папой на Клермонском соборе 27 ноября 1095 г. во время произнесения им речи о спасении христианских святынь на Востоке и страданиях собратьев, были лишь простой игрой и обязательным элементом, всегда сопровождавшим подобного рода мероприятия. Пожалуй, и Урбану II нельзя отказать в искренности, во всяком случае, в этот момент. Его речь скорее была эмоциональна, нежели представляла собой какой-то план предстоящей экспедиции. Плана вообще не существовало. Каждый мог двигаться на Восток, примкнув к тому или иному отряду, или собрав свой отряд. Любое войско крестоносцев никогда не представляло собой единого целого. Хронисты постоянно говорят об отсутствии единого руководства у крестоносцев и отмечают, что единственным их предводителем был Господь. Тем не менее, именно во время понтификата Урбана II накал страстей достиг своей кульминации, и убеждать людей в необходимости крестового похода фактически не приходилось. Общество было к нему психологически готово, желание выступить на Восток витало в воздухе. Имел место своего рода массовый общественный психоз, распространявшийся со скоростью эпидемии. Современная психология ставит следующий диагноз европейскому обществу конца XI в.: имел место «эндемический когнитивный диссонанс» между религиозными идеалами и чудовищным насилием Средневековья. Крестовые походы оказались способом снятия этого напряжения в обществе, и призыв Урбана II способствовал примирению стремления к спасению, естественного для любого верующего, с необходимостью борьбы за достижение цели[29]. Действительно, только психологическим осознанием обществом важности войны против неверных можно объяснить то, что толпы людей двинулись по дорогам Европы освобождать Гроб Господний, оставив свои дома, семьи (или взяв их с собой), распродав за бесценок имущество. Энтузиазм, сквозь призму веков кажущийся странным, был настолько велик, что остался в памяти последующих поколений. Гвиберт Ножа нс кий не может удержаться от того, чтобы не нарисовать яркими красками этот массовый порыв: «Ни один духовник не имел надобности говорить в церквях, чтобы воодушевить народ к походу, ибо каждый давал обет отправиться в путь дома или на улице и ободрял других своими речами и примером. Все выражали один и тот же жар; и люди, лишенные всяких средств, по-видимому, находили их также легко, как и те, которые, продав свое огромное имущество и долгим временем накопленные богатства, запасались большими средствами... Недостаток хлеба превратился в изобилие; и каждый, заботясь всеми средствами собрать более или менее денег, продавал все, что имел, не по его стоимости, а за то, что давали, лишь бы не оставаться последним в предпринятом пути Божьем»[30].

С течением времени подход папства к крестовым походам менялся. Пожалуй никогда более над Римской курией не довлели эмоции; ее поведение, особенно в период поздних крестовых походов (конец XIII–XVI вв.), отличалось трезвостью и расчетливостью. В позднюю эпоху организация крестовых походов более связывается с защитой латинских земель на Востоке, защитой торговых путей и восточных рынков, от которых непосредственную прибыль получало не только купечество, но и папская курия, инвестировавшая огромные деньги в левантийскую торговлю, но предпочитавшая вести дела через купцов из крупных средиземноморских морских республик (особенно через южнофранцузское и итальянское купечество). Крестоносцы и в эпоху поздних крестовых походов так или иначе были связаны с папством, которое зачастую назначало или, во всяком случае, утверждало предводителя похода, собирало деньги для предстоящей экспедиции, отпускало грехи и наставляло на путь «Священной войны», режиссировало другие канонически и юридически необходимые действия, чтобы сделать войну крестовым походом. Финансовые и административные успехи, престиж и лидерство папства в Европе были тесно связаны со «Священной войной», поэтому оно всячески поддерживало дух, идею крестоносного движения в Европе как таковые. Однако на практике, как и большинство светских правителей Западной Европы в XIV–XV вв., папство было больше озабочено решением собственных внутриевропейских проблем, нежели организацией реальных крупных экспедиций на Восток. Тем не менее, крестовые походы на несколько веков стали основой внешней политики Апостольского престола.

III. Социально-экономические причины были в крестоносном движении всегда второстепенны и скорее сопутствовали ему, чем наоборот. Желание завоевать новые земли, пополнить казну, обогатиться за счет грабежа завоеванных народов — естественная цель любой войны в эпоху средневековья. Для этого не обязательно было отправляться в столь далекие дорогостоящие экспедиции без гарантий возврата вложений в них, каковыми были крестовые походы. Проблемы нехватки земель или продовольствия всегда вполне решались и за счет соседей. Ради столь приземленных целей никогда не поднималась вся Европа. Подобные задачи, что неудивительно, не могли затронуть чувства всего европейского населения.

Главными не были ни земельный голод (особенно на севере Франции) ни утвердившийся здесь принцип майората, согласно которому недвижимость могла наследоваться только старшими сыновьями, которые, как долго считалось в историографии, заставляли младших самих искать пути удовлетворения их потребностей в землях. Завоевания, действительно, давали прекрасный шанс решить эту проблему; возможность же объединить христианский долг с приобретением земли на Юге в благоприятных климатических условиях была особенно привлекательна. Однако, современные исследования показывают, что в то далекое путешествие отправлялись прежде всего старшие члены семей. Младшие, к их великому огорчению, оставались «на хозяйстве», ибо честь прославить семью выпадала сначала старшим.

Не способствовали спокойной жизни в Европе в конце XI в. проблемы, доставляемые природой. Накануне Первого крестового похода по странам прокатились голод и болезни, связанные с так называемыми «семью тощими годами». Невысокий уровень агрикультуры, с одной стороны, и увеличение численности населения — с другой, не давали возможности справиться с трудностями, поставили на грань обнищания не только простой народ, но, по словам хронистов, даже феодалов[31]. Голод — далеко не последняя причина, которая побуждает человека бросить свой дом, тронуться с места (ибо многим нечего было терять) и искать возможность выжить в других землях. Наверное, не случайно Первый крестовый поход был и самым массовым и самым стихийным. Никогда более не приходила в движение вся Европа, никогда более крестоносная идея не занимала настолько умы простого народа. На фоне бедствий, голода, болезней и несчастий, когда, казалось, все проблемы слились воедино, особое впечатление должны были произвести рассказы паломников о Земле Обетованной, о ее богатствах и изобилии. Волей-неволей европейцы обращали все больше свои взоры на Восток в надежде на выживание. Человек, лишенный всякой гарантии не только для своего имущества, но и для собственной жизни, лихорадочно искал новые пути решения проблем и новые выходы из кризиса. Однако голодом и разорением можно объяснять массовость лишь Первого крестового похода, но не последующих: ведь вне зависимости от голода крестовые походы продолжались на протяжении нескольких веков.

IV. Наконец, далеко не последнюю роль в проведении крестовых походов, а в психологическом отношении, пожалуй, первостепенную, сыграло истинное религиозное рвение, религиозная экзальтация воина-крестоносца, его искренняя вера в то, что он ведет Священную войну за освобождение Гроба Господня, и через свои деяния, свои помыслы очищается и спасает свою душу. Крестовые походы дали тот новый ориентир в жизни, который был столь необходим — возможность достижения «Божьего мира», и новую цель в жизни — освобождение Гроба Господня. Появилась и новая сила — армия крестоносцев, «войско Господне». Святой Крест стал оружием, приносящим победу.

Итак, политика папства, красочные рассказы паломников о Святой Земле, социально-экономические проблемы разжигали огонь истинного религиозного чувства, которое было присуще средневековому человеку в принципе. Совокупность и сложное переплетение различных факторов бытия феодальной Европы XI в., различных проблем, религиозных верований, настроений и мировоззрений получили в области идеологии религиозную форму «Священной войны», а в области политики — форму крестового похода. Экспедиции крестоносцев, по сути своей не являвшиеся чем-то новым, если рассматривать их только как завоевательные войны, стали новым типом войны в истории Средневековья. Это не была обязательная феодальная служба. Это была «добровольная» война, т.е. это был исключительно добровольный акт покаяния и самопожертвования во имя Господа; каждый заключал договор с самим Христом («negotium Christi») и зависел исключительно от него. Крестовые походы оказались снадобьем, нарушившим размеренное течение жизни тогдашней Европы, деянием, открывшим новый период в истории и культуре средневековой Европы.

Выше мы коснулись причин возникновения крестоносного движения в Западной Европе. А что же Византия? На первый взгляд кажется странным, что христианская страна не только не приняла крест, но и с большим опасением и даже враждебностью отнеслась к крестоносцам, хотя, безусловно, иногда она пыталась использовать крестоносное войско в своих политических интересах. В чем же дело, в отличиях дипломатической линии Византии, в страхе, что крестоносцы — эта рыцарская вольница — окажутся на ее территории, или же имели место причины религиозного и идеологического характера, не позволявшие византийцам принять крест? Дело в том, что борьба с неверными была постоянной, насущной проблемой для Византии. В силу своего географического положения империя вот уже несколько столетий воевала с мусульманами: персами, арабами, турками-сельджуками. Вряд ли Византию можно было зажечь кличем «На Восток!» Для византийца Восток — это не далекая и неведомая благодатная земля. Это его собственная земля, хорошо ему знакомая и воспринимаемая как своя, родная, но лишь временно утраченная.

Кроме того, по-другому устроенное государство, поземельные отношения, несхожие с западными, заставляли сыновей земельных магнатов стремиться не на войну, не на завоевание новых земель, а в столицу, чтобы занять выгодное место при дворе, ибо только там можно было сделать государственную карьеру и разбогатеть. Таким образом, смысл жизни византийцу виделся иным, чем западноевропейскому рыцарю. Другая, чисто практическая, банальная проблема: Византия к началу Первого крестового похода просто не имела ни материальных, ни физических сил, чтобы присоединиться в конце XI в. к крестоносцам. Однако император Византии Алексей I Комнин усмотрел для себя возможность использовать западноевропейских рыцарей, коль скоро они появились на его территории, и их руками возвратить себе утраченные земли в Малой Азии.

Что касается страха Константинополя перед рыцарской вольницей, то эта причина тоже существовала. В начале правления Алексея I Комнина (1081–1118) из византийской столицы действительно прозвучал призыв к Западу о помощи против турок-сельджуков. Но Алексею I удалось справиться с трудностями, и к началу Первого крестового похода огромное войско помощников из европейских рыцарей на византийской земле было уже не нужно. Для жителей византийской столицы эти грубые люди, расположившиеся лагерем под стенами Великого города, были крайне неприятны. Всегда существовало также и предубеждение западноевропейцев против Византии. Требование Алексея I к рыцарям принести ему присягу верности и более чем холодный прием, оказанный крестоносцам в Константинополе, еще более усилили эти чувства и вселили дискомфорт в души тех, кто, по их собственному убеждению, пришел «спасать» восточных христиан. Итак, начало эпохи крестовых походов не служило добрым предзнаменованием хороших отношений между Византией и Западом.

Есть еще одна, может быть самая важная причина, удалившая Византию от крестоносцев. Эта причина — религиозного характера. В Византии была отличная от западноевропейской концепция (не социальная, а именно религиозная), определявшая отношение к воителю как таковому. Эта концепция базировалась на учении Василия Великого. Воин в силу своей профессии не может не убить. Он обязан повиноваться приказу, и убийцей он не считается. Но воин, даже если он ведет борьбу с неверными, не получает ореол святости. Смерть в бою не рассматривалась как мученичество. Борьба против неверных была жизненно необходима, но не более того. Профессия воина не была окружена такой романтикой и уважением, как на Западе. Василий Великий призывал бывших воинов к трехгодичному отшельничеству и покаянию. Византийский священник вообще не мог взять в руки оружие и стать воином. Поэтому образование духовно-рыцарских орденов, подобных западноевропейским, было в Византии абсолютно невозможно.

Западноевропейская идеология крестовых походов базировалась скорее на учении св. Августина, который вполне допускал, что война может вестись по изволению Бога. Для крестоносца «Священная война», которая проводилась в интересах церкви, давала «средства к спасению», а потому она была позволительной, законной и даже желательной[32]. Что же касается Византии, то невозможно не согласиться с утверждением М. Балара, что «религиозный идеал крестовых походов был совершенно непонятен на греческом Востоке, который игнорировал идею священной войны... Взятие Константинополя латинянами в 1204 г. стало результатом этого взаимного непонимания». Именно Византия, а не исламский мир, в конце концов, оказалась жертвой крестоносцев[33].

Завоевание крестоносцами Константинополя в 1204 г. оказалось поворотным событием для всего последующего крестоносного движения. В сознании европейцев произошел глубокий перелом. Подсознательное ощущение вины за невыполненный долг, за обет, данный Богу, порождает лихорадочный поиск объяснений и оправданий содеянного. С особой силой в крестоносной литературе зазвучал «троянский миф» о коварных и жестоких греках, принесших так много зла и страданий предкам европейцев троянцам[34] и победивших их не в открытым бою, а с помощью предательства и обмана. Взятие и разорение Константинополя, таким образом, является воздаянием грекам за их грехи, измену, коварство, высокомерие и т.п. «Троя принадлежала нашим предкам, — передает слова одного из крестоносцев Робер де Клари, — а те из них, кто уцелел, они (Эней — С. Б.) пришли оттуда и поселились в той стране, откуда пришли мы; и так как Троя принадлежала нашим предкам, то мы поэтому и прибыли сюда (в Константинополь — С. Б.), чтобы завоевать землю»[35]. Подобную же позицию высказывает Гюнтер Пэрисский: завоевание Константинополя — естественный реванш за несправедливость греков по отношению к троянцам[36]. Обвинение византийцев в схизме становится прекрасным дополнительным аргументом для доказательства правомерности захвата Константинополя крестоносцами. Эпистолярный натиск апологетов не канул в Лету, и в XIV–XV вв. большинство латинских авторов, писавших о крестовых походах, считали, что обращение в католицизм схизматиков-греков было едва ли не более важным делом крестоносцев, чем борьба с неверными[37]. Таким образом, после завоевания крестоносцами Константинополя в 1204 г. в идеологию крестоносного движения вносятся концептуальные «поправки». Апостольский престол, а за ним и все будущие участники крестовых походов раздвигают границы для ведения «Священной войны». Отныне врагами веры мыслятся далеко не только неверные мусульмане, захватившие Гроб Господень, но и любой, кого объявят врагом католической церкви: схизматики-греки, еретики внутри Европы, язычники в Прибалтике, мусульмане на Пиренеях или в Северной Африке. Если «плюралистическое» видение задач крестоносного движения существует, то свое начало оно берет именно в 1204 г.

***

В XIII–XV вв. крестоносцы, поселившиеся на Востоке, родившиеся здесь и обретшие здесь для себя вторую родину, стали более прагматично относиться к идеям крестовых походов. Никто уже не ставил перед собой великих задач завоевания земель и образования новых государств. Период XIV–XV вв. принято называть эпохой «поздних крестовых походов» (как указано, термин «поздние крестовые походы» или «крестовые походы в позднее Средневековье» вводится в научный оборот еще в конце XIX в. и полностью принят и обоснован в современной историографии[38]). Поворотным моментом в истории крестоносного движения стало завоевание мамлюками в 1291 г. Акры, последнего владения латинян в Сирии. Падение континентального оплота заставляет латинян Ближнего Востока ретироваться западнее, прежде всего на Кипр, и как бы отделить себя от мамлюков морем, на котором они еще чувствовали свое превосходство и которое обеспечивало им относительную безопасность. Падение Акры отнюдь не означает окончания крестоносного движения и угасания крестоносной идеи в Западной Европе. Напротив, рубеж XIII–XIV вв. — период очередного переосмысления задач и выработки методов, которыми воспользуются в будущем для достижения целей поздних крестовых походов.

Наступление мамлюков в 1260–1280-е гг. на владения крестоносцев в Сирии и особенно захват ими Акры в 1291 г. спровоцировали на Западе сильнейший всплеск эмоций и пропаганду организации новых крестовых походов против неверных. В многочисленных трактатах и памфлетах, буквально наводнивших Европу на рубеже XIII–XIV вв., предлагаются планы новых военных экспедиций на Восток: Таддеус Неаполитанский, свидетель осады Акры в 1291 г., призывает всех королей и принцев Западной Европы забыть о всяких распрях и собирать силы под руководством церкви ради спасения Святой Земли, которую он называет «нашим наследием». Францисканец Фиденцио Падуанский, канцлер папы Николая IV (1288–1292) и своеобразный эксперт по восточным делам при папской курии, призывает нанести по мамлюкам удар с моря. При дворе Филиппа IV Красивого многие авторы отстаивают право французской короны на руководящую роль в предстоящих крестовых походах на Восток. Особенно выделяются среди них юристы Пьер Дюбуа и Гильом де Ногаре, которые мечтают об объединении военных орденов под эгидой французского короля и об использовании их материальных ресурсов в крестовом походе. Экспедиция должна быть направлена не только против мусульман, но и против схизматиков-греков. После отвоевания Святой Земли следовало бы образовать новую восточную империю, которая объединила бы также земли султана Египта и Византии, и передать ее под власть Филиппа (V), сына Филиппа IV Красивого. Заодно они усматривают в крестовом походе оправдание действиям короля, взимавшего налоги с клира. Многие реалистично настроенные авторы, предлагающие планы крестовых походов, подчеркивают необходимость вовлечения в них итальянских морских республик (прежде всего Венеции и Генуи), от которых зависит финансирование экспедиции, транспортировка войска и обеспечение его продовольствием. Так, в 1292 г. Рамон Луллий ратует за участие итальянских республик в крестовом походе, который, однако, возглавить должны короли Франции, Кипра и Арагона. Однако основные надежды в победе христиан над врагами веры Рамон Луллий, уроженец Каталонии, поэт, философ, автор многочисленных политических трактатов, прекрасный знаток арабской литературы и языка, возлагал на миссионерскую деятельность католической церкви в мусульманских странах, на обращение магометан силой проповеди, а не оружия. План венецианца Марино Санудо Торселло, с которым он между 1309 и 1323 гг. неоднократно обращался и к папе, и к родной республике, и к Филиппу IV, (в короле Франции он видел естественного предводителя крестоносцев), также направлен на то, чтобы сокрушить могущество мамлюков. Но наряду с формированием сильной армии, прежде всего флота, и военными действиями, Санудо предлагает целый ряд экономических мер, необходимых для того, чтобы подорвать силы государства мамлюков и нанести ему ощутимый экономический урон. Он хочет развернуть направление торговых путей в Индию в обход мамлюкских территорий — через Киликийскую Армению и Центральную Азию; предлагает разводить шелковичных червей на территории Западной Европы, выращивать сахарной тростник и другие сельскохозяйственные культуры, закупавшиеся европейцами на рынках мамлюков; и наоборот, запретить вывоз из Европы на Восток «стратегических товаров» — строевого леса, металлов, зерна[39]. В конце XIV в. подробный план крупного паневропейского крестового похода представляет Филипп де Мезьер, подданный короля Франции, канцлер Кипра при Пьере I Лузиньяне и канцлер Франции при Карле V, неисправимый мечтатель, до конца своих дней (до 1405 г.) пытавшийся организовать военный орден — «Орден Страстей Господних». Филипп де Мезьер называет остров Афродиты «бастионом христианства на Востоке», сохранившимся на «обломках отчаянного благочестия». Делом первостепенной важности для всех правителей Западной Европы он считает защиту и помощь Кипру против турок и сарацин, и далее освобождение христианских святынь в Земле Обетованной. Войско крестоносцев, по его мнению, должно было пойти тремя путями: Венгрия, германский император, Тевтонский Орден должны направить войско через литовские земли в Константинополь и подавить могущество турок. Филипп неверно полагал, что Константинополь и Трапезунд, как Болгария и Сербия уже захвачены турками. На Юге короли Арагона, Португалии, Испании и Наварры должны завоевать Гранаду, а затем переправиться в Марокко и Тунис. Наконец, англичане, французы, народы Северной Европы, итальянцы должны плыть к Египту и Сирии, с одной стороны, и к Киликийской Армении — с другой. Все европейские правители должны были снарядить большое количество кораблей для войны, подобной той, какую вел его кумир, славный король Кипра Пьер I Лузиньян «во времена старого пилигрима»[40]. В начале XV в. о крестовом походе под эгидой крупных торговых республик мечтает критский купец Эмануэль Пилоти[41].

Не осталась в стороне и папская курия от всеобщего желания выступить против мамлюков и отомстить им за унижение, пережитое латинянами в Акре. Инициативу организации нового всеевропейского крестового похода берет на себя папа Николай IV. Начинается активная пропаганда, сбор средств, консолидация сил будущей экспедиции. Для большей слаженности действий крестоносцев и создания единого командования папа, как и теоретики при дворе Филиппа IV, предполагал объединить два главных крестоносных Ордена — тамплиеров и госпитальеров, но под эгидой не французского короля, а римской курии. Николай IV возлагает большие надежды на Карла II Анжуйского, короля Неаполитанского королевства и своего вассала, проча его в руководители предстоящего «passagium generale». Карл II, унаследовавший от своего отца Карла I Анжуйского претензии на иерусалимскую корону, сам был, несомненно, заинтересован в организации новой крупной экспедиции крестоносцев на Восток. В обстановке всеобщего возмущения завоеваниями мамлюков и подъема энтузиазма, намереваясь организовать крестовый поход против них, папство издает строжайшие запреты на всякую торговлю с мамлюками. Однако вскоре под давлением средиземноморского купечества, жизненные интересы которого остались в портах, подконтрольных мамлюкам, папство было вынуждено смягчить свою позицию и ввести запрет на вывоз из Европы уже названных нами «стратегических товаров»[42].

К концу XIII в. всем в Европе уже было очевидно, что в Азии поднялась новая грозная, не совсем понятная на Западе и традиционно враждебная мамлюкам сила — монголы. Папство пытается сделать империю Ильханов союзником в своей восточной политике и использовать ее против мамлюков Египта. При этом на Западе наивно полагали, что монголы, захватив Иерусалим, сами отдадут его в руки латинян. Однако в апреле 1292 г. Николай IV умер, и все его усилия по организации нового похода на Восток пропали. Христиане Запада так и не смогли договориться между собой. Такое впечатление, что каждый король, каждый правитель, каждый Орден претендовал на собственную великую роль в истории крестоносного движения. Крестоносцы Запада, как и их предшественники в конце XI–XII вв., так и не узнали, что такое единое командование и слаженность военных действий. Западные правители, как и прежде, оставались исключительно разобщены. Каждый действовал, как считал нужным, ибо единственным предводителем крестоносцев, а тем более коронованных крестоносцев, мог был только Господь. В конце XIII в., когда ситуация требовала принятия незамедлительных и скоординированных мер, организованность и дисциплинированность европейских крестоносцев мало отличались от той, которая была у их предшественников. Это была главная причина, по которой крестовый поход конца XIII в. так и не состоялся.

Итак, после падения Акры в 1291 г. латиняне Запада еще мечтали о возвращении Святой Земли собственными силами, они еще строили планы и писали на эту тему трактаты. Однако реальная крестоносная активность была невелика. Западноевропейские короли и принцы с армией, флотом, деньгами не спешили на Восток. Диспуты о необходимости начать широкое, от Киликии до Египта, наступление европейских рыцарей на мамлюков можно скорее назвать академическими.

Однако, оправившись от шока мамлюкских завоеваний, папство все же станет, как и прежде, реальным организатором небольших экспедиций, целью которых будет, прежде всего, защита христианских владений на Востоке. Особенно ярко эта роль папства проявилась при создании в 1334 г. военного союза средиземноморских государств против турецкой экспансии на Леванте, получившего в 1348 г. название «Священная лига». Она воплотила то, о чем упомянуто выше: в XIV в. папство по-новому формулирует задачи поздних крестовых походов. Не завоевание новых территорий, не отвоевание христианских святынь у неверных, а защита того, что было приобретено первыми крестоносцами и того, что осталось у латинян на Востоке. Для оказания поддержки латинским государям Востока папство на протяжении XIV–XV вв. не раз и не без успеха будет взывать о помощи ко всему христианскому миру. Апостольский престол не оставил и миссионерскую деятельность в греко-православных землях, хотя проводилась она уже не так активно, как прежде.

В XIV–XV вв. всплески эмоций на Западе были редки и кратковременны; энтузиазм, способный повести на Восток ради освобождения Гроба Господнего в целом заметно убавился. Планы отвоевания Иерусалима, освобождения Святой Земли если и возникали, то были скорее пропагандистскими лозунгами, мало связанными с реальными целями реальных экспедиций. В самой Европе активно развивались и крепли города, повысился жизненный уровень; у простого человека больше не было необходимости покидать свои дома, земли, семьи, чтобы искать лучшей доли, пустившись в почти безнадежные приключения. Ушли в прошлое причины, которые изначально стимулировали латинскую агрессию и развитие крестоносной идеи. Кроме того, укореняется привычка совершать паломничества не только в Святую Землю, но и в Рим, Сантьяго, Кентербери. Тем не менее, как и прежде, в Западной Европе существовало сословие — рыцарство — которое продолжало составлять костяк экспедиций на Восток, которое хранило дух крестоносцев и их идеалы. Идея «Священной войны» была не только близка, она прочно укоренилась в сознании рыцарства; «Священная война» стала частью рыцарского идеала и проверкой рыцарской доблести, она была чем-то большим, чем просто благочестивой мечтой. Каждая знатная фамилия Европы почитала за честь иметь в своем роду прославленных крестоносцев, и память о предках-крестоносцах бережно хранили семейные предания.

Поздние крестовые походы были более локальными, более узконаправленными и более прагматичными, нежели походы 1096–1270 гг. Это уже не были экспедиции всего христианского мира в Святую Землю. Короли и принцы по-прежнему время от времени приводили на Восток небольшие военные отряды, способные оказать лишь незначительную единовременную помощь местным латинским правителям и Византии в защите их государств. Папство тщетно призывало королей Англии и Франции закончить Столетнюю войну и объединить силы для крестового похода на Восток. В то же время, с точки зрения военного искусства, небольшие отряды крестоносцев позднего Средневековья представляли собой значительно более организованное и дисциплинированное воинство по сравнению с разрозненными группами крестоносцев ХII-ХIII вв. Они были действительными профессионалами, и их небольшие экспедиции уже невозможно трактовать как военно-колонизационное движение.

Миграция, и весьма заметная, западноевропейцев на Восток не прекратилась, но это была миграция неидеологизированная — прежде всего торгово-ремесленного населения в государства крестоносцев, в торговые фактории европейцев в Латинской Романии. Рыцарский «франкский» элемент в государствах крестоносцев XIV–XV вв. постепенно вытеснялся купеческим итальянским. Желание же итальянского купечества получать прибыль на рынках Востока оказалось куда основательнее и важнее, чем борьба с неверными. Крупнейшие участники торговли Средиземноморья, республики и королевства, сотрудничали с крестоносцами только в том случае, если планы крестоносцев совпадали с их экономическими интересами. Чаще же всего они оказывали противодействие проведению крупных экспедиций. Критский купец Эмануэль Пилоти в начале XV в. подчеркивал, что меркантильно настроенный городской патрициат доминировал в Средиземноморье над рыцарством. Он признавал, что блокада мамлюкских земель, а вместе с ними важнейших, жизненно необходимых итальянскому купечеству восточных рынков была невозможна. Однако, как настоящий мечтатель-крестоносец позднего Средневековья, он не может удержаться от того, чтобы не представить свой план крестового похода. С его точки зрения, возможно решение конфликта между крестоносцами и торговыми республиками, движимыми прежде всего коммерческими целями, только в том случае, если латиняне воспылают горячим желанием выиграть крестовый поход, смогут использовать свое превосходство на море, и если сильные торговые государства смогут установить свой контроль над Святыми местами, но прежде всего над Египтом и его богатствами[43].

Итак, в XIV–XV вв. интересы и идеология западных рыцарей-крестоносцев приходят в противоречие с интересами крупных торговых держав. Левантийские латиняне также весьма неохотно выступали против своих мусульманских соседей, если речь шла лишь об идеологических соображениях. Они были более склонны к тому, чтобы мешать проведению крестовых походов, либо использовать их для решения своих собственных экономических и политических проблем. Крестоносцы Запада никогда не могли полностью полагаться на левантийцев (именно так называли латинян, проживавших на Востоке, в Западной Европе в позднее Средневековье) в своих предприятиях. Основная же задача, которая стояла перед латинскими правителями на Востоке в период поздних крестовых походов — сохранение и оборона территории собственного государства и решение текущих государственных задач, прежде всего — защита собственных экономических интересов, завязанных на регион, как то: охрана торговых путей, ведущих к основным рынкам Востока, непрерывное функционирование самого рынка, получение гарантий безопасности собственных граждан и льготных условий торговли от местных правителей, будь то латиняне или мусульмане.

Существование латинских государств и территорий в непосредственной близости от мусульманского мира, постоянная вражда с ним и необходимость защищаться от него не давали угаснуть крестоносному духу. Его хранили кипрские Лузиньяны, защищавшие от турецких и мамлюкских вторжений сам Кипр, рыцари-госпитальеры, базировавшиеся на Родосе, венецианцы, озабоченные сохранением Крита и своих баз на Пелопоннесе, генуэзцы, оберегавшие Хиос. Не раз в XIV в. именно местные правители поднимали знамя Христа и бросали клич к крестовому походу по всей Европе. Традиция крестовых походов в Восточном Средиземноморье сохранялась вплоть до конца существования государств, основанных крестоносцами, т.е. до конца XV вв. — начала XVI в. Но, как не раз уже сказано, поздние крестовые походы были исключительно защитной реакцией как Запада, так и государств крестоносцев на турецкую экспансию, на угрозу египетских вторжений в христианские владения, на периодические ограничения Египтом привилегий, свободы торговли и передвижения в регионе. Самый яркий тому пример дает история королевства Кипр в период правления французской династии Лузиньянов (1192–1489).

Глава 1 От Ги де Лузиньяна — короля Иерусалима, до Генриха II — короля Иерусалима и Кипра (1192–1324)

Остров Кипр был завоеван в 1191 г. английским королем Ричардом I Львиное Сердце во время Третьего крестового похода и оставался под властью западноевропейских правителей до турецкого завоевания в 1571 г. Последним византийским правителем острова был деспот Исаак Комнин, провозгласивший независимость от императора Константинополя незадолго до появления на Кипре крестоносцев. С 1192 по 1489 г. на острове существовало королевство, которым правила французская династия Лузиньянов.

В эпоху крестовых походов Кипр благодаря своему географическому положению, а равно и политике кипрских королей стал своеобразным форпостом крестоносцев на Леванте. Именно на Кипре открывались ворота в Святую Землю, именно через Кипр проходил своеобразный коридор к Иерусалиму для пилигримов и «пилигримов», которых мы называем крестоносцами. Остров был общепризнанным местом сбора крестоносцев, подходящим как для перегруппировки войск, оснащения армии, так и для того, чтобы держать последние советы перед предстоящей кампанией. Именно через Кипр проходил путь в Святую Землю германских императоров Генриха VI в 1195 г. и Фридриха II Г ore шита уф сна во время его кампании в 1228–1229 гг. В 1248 г. На острове стояла армия французского короля Людовика IX, а в 1271 г. — английского короля Эдуарда I. На острове находили убежище многие христиане, изгнанные из своих домов на азиатском побережье, или византийцы, бежавшие из Константинополя по политическим причинам, особенно после падения империи в 1453 г. Для купцов, стремившихся к рынкам Востока, Кипр был естественным местом транзитной стоянки, и сам по себе являлся крупным торговым центром региона. Кипрские короли и бароны, как и их предшественники в Латино-Иерусалимском королевстве, предпочитали жить в мире со своими мусульманскими соседями. На этой почве зачастую рождалось непонимание и возникало несогласие с ними латинян, прибывавших с Запада. В поведении последних обычно присутствовала нетерпимость и агрессивность. Их невежество, набожная страстность и незнание Востока порой приводили к конфликтам и несчастьям как для местных христиан, так и для крестоносного движения в целом. Несмотря на расхождения, Кипр принимал самое активное участие в военных операциях против мусульман, когда этого требовала политическая ситуация. Лузиньяны даже в силу географического положения своего королевства должны были нести крест без передышки. Они делали это без особого энтузиазма, зато вдумчиво и расчетливо, дабы не навредить собственному государству.

Весьма сложно написать какой-то обобщающий семейный портрет Лузиньянов — королей и крестоносцев. — ибо на протяжении трехсотлетней истории династии мы встретим разных, противоречивых, непохожих друг на друга людей. В то же время можно проследить и общие для них черты и в манере поведения, и во внешности, и в служении своему королевству, и даже в болезнях, которыми они страдали.

Семейство Лузиньянов, обосновавшееся на Кипре, было довольно многочисленным. Происходило оно из графства Пуату на западе Франции. Собственно Лузиньян — это небольшая крепость, расположенная в 30 километрах от Пуатье и известная, по крайней мере, с IX в. Труднее всего найти корни рода Лузиньянов. Как это часто бывает, его происхождение овеяно многими легендами, которые бережно хранились и передавались в семье из поколения в поколение. Один из представителей кипрского королевского дома Лузиньянов, преподаватель теологии у братьев доминиканцев, викарий латинского епископа Лимассола, который жил в XVI в. в Париже в так называемом изгнании, стал писателем и историком своего рода, а также острова Кипр. Этьен де Лузиньян рассказывал о происхождении своего рода следующее: «Их род (Лузиньянов — С. Б.) спускается к древним графам Пуату времен короля Карла Лысого... т.е. эта линия насчитывает многих королей, принцев, графов, баронов, сеньоров... Первым был Турсин, от которого берет начало эта генеалогия, которая опускается до королей готов, а он (Турсин — С. Б.) происходил из королей бургундов. Николай Бертран, историограф Тулузы, говорил, что Турсин состоял в родстве с Карлом Лысым и был сыном одной из его сестер. Турсин был сеньором Тулузы, Бордо, Нарбонна и Прованса и стал при Карле Лысом пэром Франции. Затем его владения, неизвестно по каким причинам, были отняты, и его графство было передано сеньору из рода королей бургундов. Звали последнего Гильом. Сын Турсина Изор после смерти Гильома был восстановлен в графстве своего отца и стал третьим графом Тулузы. Он имел двух сыновей Бертрана и Жирара... Жирар, от которого берет начало род Лузиньянов, был женат на дочери Пипина, короля Аквитании, брата короля Карла Лысого, короля Франции и императора, который сделал его графом Пуату»[44]. Такова версия происхождения рода Лузиньянов, их связи с графами Пуату, и даже с родом Каролингов, одного из представителей этой семьи. Как видим, даже Лузиньяны XVI в. не слишком ясно представляли себе происхождение собственной фамилии. Явно прослеживается лишь их сильное (и замечу, стандартное) желание подчеркнуть знатность своего рода, обосновать его королевское происхождение и, таким образом, закономерность и законность восшествия на престол Иерусалима и Кипра выходцев из «столь славного рода».

В действительности все обстояло несколько иначе. Без сомнения, род Лузиньянов имел богатые крестоносные традиции. Во второй половине XI в. представители рода принимали участие в Реконкисте на Пиренеях, а затем влились в ряды первых крестоносцев, отправившихся на Восток[45]. Первые Лузиньяны появились на Востоке во время Первого крестового похода (1096–1099). Одним из приближенных Балдуина I, короля Иерусалима, был Гуго VI, граф де Лузиньян (1101–1102 гг.). Его сын Гуго VII Лузиньян сопровождал в Святую Землю короля Людовика VII во время Второго крестового похода (1147–1148). Прозванный «Брюнетом» Гуго VIII, сын Гуго VII, прибыл на Восток в 1163 г. и погиб в плену в 1164 г.[46] Внук Гуго Брюнета, граф де ла Марш Гуго X Лузиньян, погиб в битве при Дамьетте в 1219 г.[47] Его сын Гуго XI был женат на вдове английского короля Иоанна Безземельного Изабелле Ангулемской; принеся оммаж и признав себя вассалом французского короля только в 1242 г.[48], он принял крест и участвовал в Первом крестовом походе Людовика Святого в 1248–1254 гг.[49] Утверждение В. Рюд де Колленберга, ссылающегося на Жана де Жуанвиля, что он сопровождал короля в Тунис в 1269–1272 гг.[50], не находит подтверждения в указанном источнике. Тем более, что сам Жуанвиль не участвовал во Втором крестовом походе короля и отказался о нем писать что-либо. В «английском»[51] отряде Людовика IX находились также Ги и Жоффруа де Лузиньяны — представители западной ветви рода[52]. Итак, до середины XII в. мы можем говорить лишь о периодических вояжах Лузиньянов на Восток. Никто из первых Лузиняьнов-крестоносцев не оставался на Востоке навсегда и не пускал здесь корни, поскольку, как говорилось выше, в начале крестоносного движения именно старшие представители рода отправлялись в Святую Землю.

Родоначальником новой восточной ветви этого рода стал второй сын Гуго VIII Амори (Эмери), который прибыл в Палестину около 1170 г. и вскоре занял место камергера, а затем и коннетабля Иерусалимского королевства. Вероятно, не последнюю роль в политической карьере Амори сыграл его брак с представительницей одного из знатнейших родов Иерусалимского королевства Эшив Ибелин. К старшему брату присоединились младшие — Ги и Жоффруа. Все трое были активнейшими участниками событий Третьего крестового похода (1189–1192), инициированного потерей Иерусалима в 1187 г. (Жоффруа прибыл на Восток последним на помощь Ги и Амори, узнав об их пленении Саладином в битве при Хаттине[53]). Ги де Лузиньяну суждено было стать и королем Иерусалима, и основателем Кипрского государства, и основателем нового королевского дома. Именно с этого момента история рода Лузиньянов на Востоке становится предметом нашего специального рассмотрения.

Ги де Лузиньян не мог похвастаться особой знатностью своих предков и не мог претендовать на трон; лишь удачей и благосклонностью к нему фортуны можно объяснить то, что он получил иерусалимскую корону и приобрел Кипр. Его выбрала в мужья старшая дочь короля Иерусалима Амори I Сибилла, вдова Гильома Монферратского. Ее сын и наследник трона, будущий король Балдуин V, был племянником короля Иерусалима Балдуина IV. Вынужденная снова выйти замуж, чтобы обеспечить права на престол своему сыну, Сибилла выбрала себе в мужья не одного из знатнейших баронов королевства, а бедного, но храброго, ловкого и вдобавок, неотразимо красивого Ги де Лузиньяна. В 1180 г. Ги женился на Сибилле и ему было пожаловано графство Яффы и Аскалона. В это же время, страдая от неизлечимой проказы, король Иерусалима Балдуин IV после долгих уговоров своей матери, сестры Сибиллы и патриарха Иерусалима Ираклия согласился передать трон Ги де Лузиньяну в качестве регента. Последний получил почти полный контроль над всеми государственными делами и территорией королевства, за исключением самого города Иерусалима, приносившего около 10 тыс. золотых безантов годового дохода, который король оставил за собой. Балдуин IV, — пишет Гильом Тирский, — «оставил себе королевский титул и единственный город Иерусалим. Он передал Ги де Лузиньяну свободное и полное управление всеми другими частями королевства и приказал всем своим верным слугам и всем князьям признать себя его вассалами и обязаться ему клятвой. Это и было немедленно исполнено»[54]. В марте 1183 г. Балдуин IV, незадолго до смерти, провозгласил своим наследником племянника, шестилетнего Балдуина V. Однако всего через три года, в 1186 г. Балдуин V умирает. С его смертью мужская линия иерусалимских королей из Арден-Анжуйской династии прекратилась. Из наследников короля Амори I остались только две дочери: старшая Сибилла и младшая Изабелла. Бароны признали королем мужа Сибиллы Ги де Лузиньяна. которому по закону перешел трон и иерусалимская корона. Далее события развивались стремительно и драматично. В 1187 г. последовало завоевание Иерусалима Саладином, пленение мамлюками самого короля Ги де Лузиньяна, освобождение его из плена, длительная борьба с новым претендентом на иерусалимский престол Конрадом Монферратским, осада Акры войсками крестоносцев, во время которой в 1190 г. умерла королева Сибилла. В водовороте этих событий корона перешла к Конраду Монферратскому, ставшему мужем младшей дочери короля Амори I Изабеллы. Сам же Ги де Лузиньян после смерти жены оставил осажденную Акру и удалился на Кипр в поисках нового королевства, продолжая при том считать себя королем Иерусалима.

Многие хронисты, да и многие современные историки, склонны обвинять во всех несчастьях Иерусалимского королевства именно Ги де Лузиньяна, называя его хвастливым, неудачливым и бесхарактерным[55]. Гильом Тирский упрекает его в том, что он взял на себя слишком много и не соразмерил своих сил с тяжестью бремени. Он видит в Ги всего лишь ловкого интригана, якобы обещавшего баронам уступить несколько городов за то, чтобы они подали за него голоса и возвели на иерусалимский трон. Он, по мнению хрониста, был лишен мужества, мудрости и утомлял весь мир своею крайнею дерзостью и самодовольством. Это стало понятно и королю Балдуину IV, который, сначала наделив его полномочиями, вскоре лишил его власти[56]. По словам всех хронистов, это был человек простоватый, неискусный и лишенный всякого опыта. Если бы не его красота и изящные манеры, он никогда не стал бы королем; и это, по видимости, соответствует действительности. Столь негативное отношение к нему повлекла горечь утраты святого Иерусалима в 1187 г. В проигранной битве при Хаттине и в потере Иерусалима единодушно, но не совсем справедливо, обвиняли именно Ги де Лузиньяна. Сложный клубок интриг и противоречий, существовавший между патриархом Иерусалимском, Великими магистрами орденов тамплиеров и госпитальеров, графом Триполи и другими баронами королевства, сделал невозможным единое командование и воспрепятствовал слаженности действий армии крестоносцев против дисциплинированной армии Саладина[57]. Несомненно, Ги не был выдающимся политиком и полководцем. Но нельзя отказать ему в инициативности, храбрости и даже благородстве. Он был взят в плен Саладином и им же освобожден в конце лета 1188 г. Обретя свободу, Ги пытается собрать новую армию и начинает бороться за восстановление королевства еще до прибытия на Восток участников Третьего крестового похода (1189–1192), провозглашенного в Европе. По прибытии крестоносцев из Европы Ги присоединился к войску английского короля Ричарда Львиное Сердце, который станет его сеньором, и участвовал в осаде и отвоевании Акры (13 июля 1191 г.), а также других территорий, захваченных Саладином. Однако ему не удалось сохранить корону Иерусалима, да она и не могла у него остаться после смерти жены Сибиллы и двух дочерей, рожденных от этого брака, — законных представителей Арден-Анжуйской династии. Ги был последним латинским королем, коронованным в Иерусалиме. Но он получил корону как консорт, и без согласования с женой не имел права подписывать ни один документ. После ее смерти положение Ги де Лузиньяна как короля оказалось весьма шатким. Корона была перехвачена Конрадом Монферратским, женившимся на младшей сестре Сибиллы Изабелле, к которой перешли династические права на корону после смерти дочерей Ги и Сибиллы[58]. Ги де Лузиньян был вынужден ретироваться на Кипр, где ему было суждено стать основателем нового королевства и родоначальником новой королевской династии. Свой же титул графа Яффы он передал младшему брату Жоффруа, который в свою очередь в 1193 г., когда решил вернуться во Францию, уступил его старшему брату Амори[59].

Ги де Лузиньян купил остров у братьев-тамплиеров, которые незадолго до того получили его от Ричарда Львиное Сердце, а потом запросили с Ги весьма значительную сумму — 100 тыс. золотых безантов (почти полтонны золота в монете). Таких денег у Ги не было, и он решил обратиться за помощью к западноевропейским государствам. Самую заметную военную и финансовую помощь ему оказали генуэзцы. Эта поддержка позволила ему укрепиться на острове, привлечь к себе сторонников и подавить сопротивление местного населения. Генуэзцы, в силу этого также заложили основы для процветания собственной торговли на Кипре и надолго оттеснили на второй план всех своих конкурентов, прежде всего венецианцев. Задумавшись об устройстве новообретенных земель, Ги де Лузиньян одновременно направляет посольства во Францию, Англию, Каталонию с приглашением европейским рыцарям поддержать начинание, за что, как сказано в кипрской хронике Леонтия Махеры, он гарантировал вновь прибывшим «серебро, золото, наследство им и их сыновьям». Тогда же Ги де Лузиньян признает себя вассалом французского короля Филиппа II Августа (1165–1223)[60], вероятно, также в обмен на военную или финансовую помощь. Привилегии получили, естественно, и сторонники Ги, прибывшие с ним на остров из Палестины[61], Еще одним, пожалуй, самым мудрым шагом Ги оказались переговоры с Египтом, в результате которых ему удалось отвести угрозу нападения на остров со стороны самого грозного мусульманского соседа. Однако, став в 1192 г. реальным правителем Кипра, земли, которой приросла его иерусалимская корона, он не мыслил Кипр как отдельное королевство и до конца дней своих продолжал считать себя королем Иерусалимским. Несмотря на это, и справедливо, почти все средневековые авторы смело называют его первым королем Кипрского государства. В августе 1194 г. Ги де Лузиньян умер и был похоронен братьями-тамплиерами в Никосии.

После смерти Ги де Лузиньяна Кипр унаследовал его старший брат Амори[62], сначала как сеньор Кипра. Он же стал первым из Лузиньянов, кто в действительности был венчан короной Кипра в январе 1197 г. Это стало возможным, поскольку перед этим, в 1196 г., в обмен на титул короля Кипра он признал себя вассалом германского императора Генриха VI[63]. В планы Генриха VI входило включение всего Латинского Востока в состав Священной Римской империи германской нации. Вассальная зависимость кипро-иерусалимского короля могла бы стать значительным политическим успехом императора в реализации задуманного. Тем не менее, этого не случилось. Вассалитет оставался совершенной формальностью вплоть до освобождения от него Кипра папой после смерти Фридриха II Гогенштауфена. Лузиньяны же, благодаря шагу Амори, навсегда обрели кипрскую, а затем и иерусалимскую короны. Оставшись в 1196 г. после смерти первой жены Эшив Ибелин уже венценосным вдовцом, в 1198 г. Амори женится во второй раз на младшей дочери короля Иерусалима Амори I Изабелле Иерусалимской, трехкратной вдове Онфруа Торонского, Конрада Монферратского и Генриха Шампанского, и, соединяя претензии брата-консорта с кровью Арден-Анжуйской династии, становится королем Иерусалима Амори II[64]. Средневековые авторы высоко оценивают личные качества Амори как монарха и подчеркивают, что он был первым из Лузиньянов, кто стал монархом двух королевств. Кипрского и Иерусалимского, которыми он управлял с большим искусством и совершенством до самой смерти. Следует отметить, что оба королевства никогда не объединялись в одно (вся придворная иерархия эпохи Лузиньянов оставалась дуалистической), и Амори являлся королем для каждого из них по отдельности. Обладание Амори двумя коронами позволило впоследствии его потомкам — кипрским королям — претендовать на титул королей Иерусалима.

На время правления этого ловкого, хитрого и опытнейшего политика пришелся Четвертый крестовый поход (1202–1204). Положение латинян на Востоке при этом было весьма нестабильным. Сам Амори планировал новую экспедицию против султана Египта, поэтому он с нетерпением ждал помощи с Запада и надеялся вернуть себе утерянные земли в Палестине[65]. Казалось бы, у короля Кипра и Иерусалима не было права игнорировать новый крестовый поход европейцев. И тем не менее, это случилось: он отказался принимать участие в Четвертом крестовом походе, поняв, что латиняне Константинополя бесполезны для крестоносцев Сирии и Кипра, ибо завоевание Константинополя означало окончание крестового похода. Более того, образование Латинской империи и других крестоносных государств на территории Византии оказалось губительным для Востока. Латинский Константинополь разделил силы крестоносцев, поглощал материальные и людские ресурсы, ранее предназначавшиеся только для защиты Святой Земли. На Кипр подались беженцы из Константинополя, с Балкан и Пелопоннеса. Единовременный приток большого числа мигрантов создавал серьезную нагрузку для социальных отношений и экономики только что созданного маленького государства. В обратном направлении — из Святой Земли в Константинополь — начался, по словам Эрнуля, «великий исход». Около сотни рыцарей (среди которых Гуго и Рауль де Сент-Омер Тивериадские, Тьери де Термонд), многие туркополы, сержанты, а также горожане и даже клирики покинули латинский Восток. Это означало ослабление военной мощи латинян Востока[66]. Однако королю Амори все же удалось частично вернуть утраченные земли, но не благодаря помощи с Запада, а потому что у султана Египта сдали нервы. Аль-Адиль, не дожидаясь подхода к Амори подкрепления из Европы, решил с ним «договориться» и в знак примирения в сентябре 1204 г. вернул ему Яффу, Рамлу и Лидду.

В начале XIII в. Лузиньяны чуть было не потеряли свой киипрский трон, который вполне мог оказаться в руках рода Ибелинов. Последние в этот период играли куда более важную и заметную роль в политических делах на Востоке, чем Лузиньяны. В 1205 г. Амори Лузиньяну наследовал его сын от первого брака с Эшив Ибелин Гуго I (1205–1218). В 1217 г. начался Пятый крестовый поход (1217–1229), в котором Кипр должен был принять участие. Остров не стал местом сбора крестоносцев, как это изначально планировалась. Правда, в октябре 1217 г. Гуго I присоединился к австрийским и венгерским крестоносцам в районе Акры и совершил вместе с ними ряд рейдов против мусульман[67]. Однако вскоре, 10 января 1218 г., Гуго I неожиданно умирает в Тортозе[68], не успев поучаствовать в завоевании крестоносцами Дамьетты и не увидев результатов Пятого крестового похода Ранее, в 1208 г. он женился на своей сводной сестре Алисе Иерусалимской-Шампанской, дочери Изабеллы Иерусалимской-Анжуйской и Генриха Шампанского. Родившийся от этого брака сын Генрих наследовал в 1218 г. кипрский трон.

Именно во время правления Генриха I (1218–1253) разворачиваются все события Пятого крестового похода, включая экспедицию на Восток германского императора Фридриха II Гогенштауфена (1228–1229). Ему же довелось быть свидетелем и начала Первого крестового похода Людовика IX Святого (1248–1254). Генрих I вступил на престол, будучи еще младенцем, и поэтому не мог принять участие в военных акциях крестоносцев немедленно. Регентшей при нем стала его мать Алиса, которая передала реальную власть в руки своих близких родственников Филиппа и Жана Ибелинов. Они берут на себя управление всеми кипрскими делами в первой трети XIII в. Именно Жан Ибелин возглавил борьбу иерусалимских баронов с германским императором Фридрихом II Гогенштауфеном, и Кипр был втянут в эту войну на стороне Ибелинов. Именно Жан Ибелин одержал блестящую победу над сторонниками Фридриха[69] в июле 1232 г. в битве при Агирде на севере Кипра. Жана Ибелина в этой войне поддержала Генуя, за что получила крупные торговые привилегии и на Кипре и в его собственных владениях в Бейруте[70]. В источниках Жан Ибелин называется не только сеньором Бейрута и Кесарии, коим он действительно являлся, но даже королем. Нетрудно понять, сколько сил нужно было приложить Генриху I, чтобы стать королем наделе. Он был венчан кипрской короной в 1225 г. по достижении совершеннолетия. В 1232 г. он начинает постепенно самоутверждаться на кипрском троне. Но лишь после смерти матери в 1247 г. Генрих смог реализовать свои амбиции, провозгласив себя «Господином Иерусалима» («Dominus Hierosolymitanus»), однако, заметим, — не королем. Последний титул он передаст своему сыну и наследнику Гуго II. Между тем, Лузиньянам не удалось удержать иерусалимскую корону, которая оказалась в руках все того же Фридриха II Гогенштауфена. В 1226 г. тот женился на дочери и наследнице иерусалимского короля Жана де Бриенна Изабелле де Бриенн и получил, таким образом, от нее корону. В 1210 г. Жан де Бриенн, в свою очередь, получил корону от жены Марии-Иоланты Монферратской, наследовавшей иерусалимский престол после смерти Амори II как старшая дочь королевы Изабеллы. Таким образом, с 1206 г. иерусалимский трон не принадлежал Лузиньянам, а в 1226–1268 г. находился в руках Гогенштауфенов. Последние никогда не жили на Востоке и практически не занимались его проблемами. Лишь Фридрих II ненадолго появится здесь во время своего крестового похода 1229 г. и, как мы видели, будет встречен не как подобает королю. Тем не менее, ни римский папа, ни иерусалимские бароны не ставили вопрос о лишении Гогенштауфенов права на иерусалимский трон пока их династия в 1268 г. со смертью Конрада III (Конрадина) не пресеклась. Реально же Иерусалимским королевством управляли Лузиньяны с Кипра, ставшие «наместниками заморских королей»[71], а еще точнее бальи, выполнявшие от их имени роль регентов.

В 1248 г. у Генриха I появилась возможность стать не просто королем, но королем-крестоносцем. На Кипр прибыл Людовик IX Святой, а вместе с ним брат короля Роберт I д’Артуа и герцог Карл Анжуйский. Также на остров прибыл из Морей ее князь Жоффруа Виллардуэн со своими вассалами, к которому еще в Монемвасии присоединился со своим войском герцог Бургундский. Все они были радушно приняты на Кипре. Генрих I проявлял живой интерес к предстоящей экспедиции, и кипрское рыцарство под командованием своего короля было готово принять участие в войне против Египта. Непонятно, по каким причинам Ле Гофф называет этого короля «чудаковатым»[72]: возможно, и в данном случае проявляется свойственное автору крайне негативное в целом отношение к крестоносному движению, как к бесполезному, бессмысленному и даже нелепому явлению в европейской истории. Вопреки Ле Гоффу, поведение кипрского короля во время пребывания на Кипре французских рыцарей трудно охарактеризовать как «чудачество». Незадолго до появления на острове Людовика IX кипрский монарх отправил посольство к монголам с целью заключения союза против Египта. Ответ хана Батыя был разочаровывающим, но стратегия короля была абсолютно верна. Это косвенно подтвердила и дипломатическая линия самого Людовика IX. Едва прибыв на Кипр, он также начал переговоры с монголами. В декабре 1248 г. в Кирении высадились послы от Великого хана. Они были приняты в столице Кипрского королевства, где вручили французскому королю письмо своего владыки с обещанием помощи в отвоевании Святой Земли у египтян. В ответ французский король отправил своих послов к татарскому хану для проведения дальнейших переговоров и заключения прочного военного альянса. Послы вернулись назад только через два года[73], и планы о заключении союза так и остались лишь планами. Личные качества Генриха I Лузиньяна, был он «чудаковатым» или не был, никак не могли повлиять на провальный результат крестового похода. Не вина кипрского монарха, что на крестоносцев во время их пребывания на острове обрушилась страшная эпидемия, унесшая жизни многих воинов. Ее последствия оказались многолетними. Гибель войска Людовика IX Святого от эпидемии на Кипре настолько сильно отпечаталась в памяти потомков, что сделала практически невозможной дальнейшее использование острова европейскими крестоносцами как базы. Как ни убеждал Генрих II Лузиньян Европу после потери Акры в 1291 г., что Кипр станет прекрасным плацдармом для наступления против Египта[74], доводы «против» Рамона Луллия, теоретика крестового похода при французском дворе, или венецианца Марино Санудо Торселло окажутся сильнее. Память о жутком море в войске Людовика IX Святого через десятилетия заставляла хронистов и поборников крестовых походов вновь и вновь предостерегать современников от поездок на остров. С этой поры Кипр станет лишь местом кратковременных стоянок кораблей, заходивших в порты королевства по необходимости, главным образом, для пополнения запасов продовольствия. Например, именно для этого сделал остановку на острове принц Эдуард Английский (будущий король Эдуард I) в 1271 г. на пути в Акру.

Трижды женатый Генрих I умер в возрасте 37 лет, оставив от третьего брака с Плезанс Антиохийской единственного наследника, вступившего на престол Кипра под именем Гуго II Лузиньяна (1253–1267). Годовалый младенец, родившийся в 1252 г., стал наследником кипрского трона и унаследовал титул «Dominus Hierosolymitanus». Регентшей при нем сначала была его мать, а после ее смерти в 1261 г. — Гуго Антиохийский, сын Изабеллы, младшей сестры Генриха I Лузиньяна. Гуго II сочетался браком в 1265 г. с очередной Изабеллой, очередной представительницей рода Ибеллин из Бейрута. Но уже через два года, в 1267 г. в возрасте 15 лет он умер, не оставив после себя наследников. С его смертью, через 75 лет после появления Ги де Лузиньяна на Кипре на Востоке пресеклась прямая ветвь «старых Лузиньянов», напрямую связанных с графством Пуату. Кипрский трон в 1267 г. наследовал его двоюродный брат и бывший регент Гуго Антиохийский.

Итак, род Лузиньянов на Востоке делится на две крупные ветви: «старые Лузиньяны», прямо связанные с западной линией (1192–1267), и «новые Лузиньяны», — образовавшие Пуату-Антиохийскую ветвь, которая позднее распалась в свою очередь на три:

1) королевский дом Кипра 1267–1489 (закончилась в 1530 г.);

2) армянская ветвь Лузиньянов, королей Киликийской Армении 1310–1421;

3) нелегитимные ветви 1400–1660.

Гуго Антиохийскому, являвшемуся, как сказано, регентом Кипра с 1261 г., не составило труда добиться признания себя Высшим Советом баронов сувереном Кипра, и в возрасте 25 лет он стал пятым кипрским монархом Гуго III (1267–1284). С момента вступления на кипрский престол он отказывается от своих родительских титулов, западного — «де Пуату» и левантийского — «Антиохийский», и называет себя просто Лузиньяном по девичьей фамилии своей матери. Следует заметить, что права Гуго Антиохийского на кипрский престол безуспешно оспаривал другой его двоюродный брат Гуго де Бриенн, сын Марии Лузиньян, средней сестры короля Генриха I, которая была замужем за Готье де Бриенном. Гуго де Бриенн, хотя и был младше Гуго Антиохийского, по правилам западноевропейского майората имел больше прав на престол, нежели его кузен. Но в 1267 г. именно Гуго Антиохийский был венчан в соборе св. Софии в Никосии короной Кипра. Он же становится первым после Амори Лузиньяна обладателем корон и Иерусалима и Кипра. В сентябре 1268 г. (по другой версии в 1269 г.) после смерти Конради-на, последнего императора и иерусалимского короля из династии Гогенштауфенов, Гуго был коронован в Тире иерусалимской короной и стал называться «Rex Cypri et Hierosolymitani».

Правление Гуго III прошло не без успехов. Он пытался укрепить королевскую власть и распространить ее на всю территорию Иерусалимского государства. Но стать подлинным монархом континентального королевства Гуго III не удалось. Было две основных причины, помешавших ему:

1) начавшееся завоевание Сирии мамлюками, пришедшими к власти в Египте 1250 г.;

2) разгоревшаяся в Европе борьба с ним за иерусалимский трон.

После взятия Триполи, мощнейшей крепости госпитальеров Крак де Шевалье, устоявшей в свое время даже под натиском Саладина, крепости Монфор — главного владения Тевтонского ордена на Востоке, крепости тамплиеров Кастель Бланк могущественный султан Бейбарс двинулся к Акре. Иерусалимское королевство сократилось в своих размерах настолько, что арабские авторы стали иронично называть Гуго «королем Акры». Одновременно, в 1271 г., пытаясь отвлечь силы Гуго III от сирийских дел, султан отправил экспедицию к Кипру. Но этот единственный рейд к острову стал для султана катастрофой. Большая часть мусульманских кораблей была разбита около Лимассола. К счастью, в этот же момент на Восток прибыла английская экспедиция, и совместными усилиями принца Эдуарда, Гуго III Лузиньяна, а также при посредничестве Карла I Анжуйского тогда Акру удалось отстоять. В 1272 г. султан пошел с иерусалимским королем на перемирие, и Акра осталась в руках христиан вплоть до 1291 г.[75] Мусульманская угроза Кипру была отведена в те же годы и в силу тех же обстоятельств.

Между тем, положение Гуго III как короля Иерусалимского королевства оставалось шатким. За реальное обладание иерусалимской короной ему предстояла длительная борьба с королем Сицилии и Неаполя Карлом I Анжуйским, братом французского короля Людовика IX Святого. Сначала право Гуго III на иерусалимский трон оспаривала его кузина Мария Антиохийская. Неизвестно, пыталась ли она отстоять претензии на корону в Высшем Совете иерусалимских баронов, но определенно известно, что она требовала проведения коронации от патриарха Иерусалимского. Потерпев неудачу, Мария уехала на Запад и обратилась за помощью непосредственно к папе римскому. Разбирательство дела в папской курии между ней и Гуго III заняло не один год (1272–1277). Гуго был вынужден отвечать на ее претензии, отправлять своих доверенных лиц в Рим и защищать свое право на престол[76]. Независимо от того, насколько обоснованы были претензии Марии, для нее проблема была в том, что ей было за сорок, и она была не замужем. А согласно иерусалимским «Ассизам», знатная женщина, не достигшая шестидесяти лет, должна была найти мужа, чтобы обеспечить военную службу за свой лен[77] Формально Мария могла еще выйти замуж и передать права и престол своему потенциальному супругу, на которого автоматически были бы возложены обязанности защищать Святую Землю. Однако претендента на ее руку найти не удалось. Сама же она ничего не могла сделать для защиты латинских владений на Востоке. В конечном итоге было найдено «соломоново» решение: в 1277 г. Мария продала свои права на трон Карлу I Анжуйскому. Эта сделка принесла ей стабильный и гарантированный ежегодный доход, Карлу Анжуйскому — права на корону и возможность реализовать амбициозные планы по включению Латинского королевства в свои владения, а папе Григорию X — роль защитника Святой Земли и возможность проводить политику апостольского престола на Востоке. Мнение, что договор между Карлом Анжуйским и Марией Антиохийской был заключен без участия Григория X и был выгоден прежде всего Карлу I[78], не выдерживает критики. Нельзя не согласиться с утверждением, что сам Карл всегда живо интересовался делами на Востоке. Но тем более, нельзя не согластиться, что дестабилизация ситуации на Востоке была не в интересах римской курии. Именно поэтому, как представляется, соглашение было заключено при непосредственном участии, а возможно, и по инициативе папы Григория X. Причину следует искать в том, что Карл I Анжуйский виделся Григорию X более подходящим кандидатом на роль защитника Святой Земли, нежели Гуго III Лузиньян. На могущественного графа Прованса, короля Сицилии и знаменитого крестоносца апостольский престол возлагал особые надежды. Таким образом, в 1277 г. в Иерусалимском королевстве не без участия Ватикана родилось двоевластие.

Карл I Анжуйский появился и стал известен на Востоке задолго до 1277 г.; он, и на самом деле, сделал многое для защиты латинских сирийско-палестинских владений. Карл участвовал в крестовом походе Людовика IX святого в Тунис в 1270 г. После подчинения Сицилии (1266), Южной Италии и Морейского княжества он мечтал и об отвоевании Константинополя у Палеологов, и о включении в свои владения Иерусалимского королевства, подобно тому, как это было у Гогенштауфенов. С покупкой иерусалимской короны последнее ему формально полностью удалось. Карл смог установить хорошие отношения с султаном Египта — могучим и грозным Бейбарсом — и на многие годы отвести тем самым угрозу от Акры. Ему удалось перетянуть на свою сторону часть иерусалимской знати, заручиться поддержкой Ордена тамплиеров и, в конце концов, поставить в Акре своего байло и разместить французский гарнизон, который оплачивался из казны французского короля. В 1276 г. Гуго III Лузиньян был вынужден оставить Акру, фактически признав свое бессилие перед царившей там анархией, и удалиться в Тир. К этому привела стойкая оппозиция части иерусалимских баронов, поддержавших и поддерживаемых амбициозным анжуйцем, бесконечные усобицы между ними, между итальянскими торговыми коммунами и противостояние тамплиеров и госпитальеров. Сеньором же Тира был всегда остававшийся преданным Гуго его зять Жан де Монфор. Последние обстоятельства, видимо, объясняют причину выбора именно Тира, а не Акры, местом коронации Гуго III иерусалимской короной: ведь, казалось бы, было бы логичнее проводить церемонию именно в Акре, как в столице Второго Латино-Иерусалимского королевства. После смерти Гуго III в 1284 г. коронация очередных Лузиньянов в Акре, оккупированной вездесущим анжуйцем, тем более была невозможной.

Борьба Гуго III за власть на континенте в реальности была обречена на поражение. Кипрские бароны, принявшие еще в 1273 г. закон о невозможности несения службы за пределами королевства долее четырех месяцев[79], не раз, и в самый неподходящий момент, бросали своего короля во время военных действий в Сирии. Позиции же Карла Анжуйского год от года, напротив, только укреплялись, особенно после избрания в 1273 г. Великим магистром тамплиеров представителя французской королевской фамилии Гильома де Бежо. Гуго оставалось только отступать. Тамплиеры тем временем не постеснялись распространить слух, что Гуго III Лузиньян бежал из Акры из-за страха перед Карлом Анжуйским. Они даже обвинили кипрского монарха в предательстве и попытке призвать на помощь султана Египта, чтобы вернуть себе Акру[80], В саму же Акру в 1277 г. новый «второй» король Иерусалимского королевства Карл Анжуйский отправил своим бальи Рожера де Сан Северино[81]. Собственной персоной Карл на этот раз на Востоке не появился, и сирийские владения латинян снова оказались под властью заморского монарха, по счастью, «второго» не только по дате коронации.

Король Гуго III был женат тоже на Изабелле Ибелин, на сей раз — дочери коннетабля Кипра Гуго Ибелина. От этого брака родилось 11 детей. Изабелла пережила своего супруга на 40 лет и сыграла едва ли не решающую роль в войне за кипрский трон между своими сыновьями, Генрихом II и Амори. Она всегда находилась подле своего сына Генриха и помогала ему в управлении государством. Но сначала Гуго III, как и положено, наследовал его старший сын Жан I (1284–1285), который, как и его отец, был коронован двумя коронами: Иерусалима и Кипра. Однако он умер через год после восшествия на трон, не успев практически ничего сделать в качестве монарха. Второй сын Гуго III Боэмунд умер раньше старшего брата, в 1281 г. Реальным преемником Гуго III стал его третий сын Генрих. Именно при Гуго III и Генрихе II (1285–1324) Лузиньяны вновь и накрепко объединили две короны — Иерусалима и Кипра. Все их потомки будут всячески отстаивать свое право их носить. Даже с этой точки зрения правление Гуго III в истории королевской династии Лузиньянов следует считать переломным.

С принятием кипрскими королями титула королей Иерусалима и по мере завоевания мамлюками земель крестоносцев в Сирии и Палестине во второй половине XIII в. существовавшие в Иерусалимском королевстве должности и титулы стали постепенно перемещаться на Кипр. Однако до падения в 1291 г. Акры — последнего города, которым владели христиане в Сирии, коронация иерусалимской короной проходила именно в Тире. Там же кипрские монархи жаловали своим приближенным должности и титулы Иерусалимского королевства. Должности и титулы Кипрского королевства жаловались в Никосии, обычно также во время церемонии коронации. После завоевания мамлюками Акры венчание кипрских королей иерусалимской короной стало проводиться в Фамагусте в соборе св. Николая. С 1291 г. Фамагуста, до сей поры являвшаяся простым епископством, стала своеобразным воплощением «святого города Иерусалима», его преемницей и символом. Фамагуста как бы становится столицей Иерусалимского королевства. Именно здесь, начиная с Гуго IV (1324–1359) кипрские короли венчались иерусалимской короной (Генрих II получил корону Иерусалима в 1286 г. еще в Тире), здесь при коронации соблюдался и сохранялся церемониал Иерусалимского королевства, который отличался от церемониала, принятого в Никосии при возложении кипрской короны. Поскольку город был уподоблен Иерусалиму, в 1295 г. папа Бонифаций VIII решил объединить епископию Антерадена (Тортозы), наиболее географически близкую к Фамагусте область в Сирии, с епископией Фамагусты. Подобно тому как на острове сохранялись светские должности и титулы Иерусалимского королевства, в 1295 г. на Кипре с этой поры существует «епископ Фамагусты и Антерадена». В рамках епископии Фамагусты с этого времени действовали также капитул, каноники, казначей церкви Антерадена. В Тревизо (близ Венеции) церкви Антерадена были выделены и специальные земли, дававшие ей постоянный доход[82]. Меры, направленные на придание Фамагусте особого статуса, как городу Иерусалимского королевства, несомненно, повышали престиж государства Лузиньянов и являлись обоснованием их права именоваться королями не только Кипра, но и Иерусалима. Особая роль в превращении Фамагусты в «город Иерусалимского королевства», в город мечты, в город-символ принадлежит Генриху II Лузиньяну.

Правление Генриха II Лузиньяна самое долгое за всю историю королевства Лузиньянов. Оно продолжалось 39 лет. На долю Генриха II выпала невыполнимая задача — защита последних владений христиан в Святой Земле. Оборона Акры была, несомненно, основным событием его правления, и утрата города в 1291 г. стала несчастьем для всего крестоносного движения, а для Кипра в первую очередь. Изгнание крестоносцев из Сирии и Палестины в корне изменило политическую ситуацию на Леванте в целом и не замедлило сказаться на острове. Королевство осталось единственным оплотом христианства на Востоке. Потеря Сирии и Палестины сильно осложнила политическую, экономическую и демографическую ситуацию на острове по ряду причин. Во-первых, на остров из утраченных латинянами земель хлынул поток беженцев, которых надо было срочно как-то размещать. Во-вторых, из Сирии на Кипр сместились торговые центры; необходимо было обустроить порты и создать максимально благоприятные условия для ведения торговли на острове. Генрих II очень быстро сориентировался и понял, что свою энергию он должен направить прежде всего на развитие международной торговли, ибо Кипр теперь мог поглотить значительную часть восточной торговли Генуи и Венеции. В-третьих, европейские государства, потерявшие позиции на материке, спешно пытались обустроиться на Кипре, требуя от короля поддержки и торговых привилегий. Четвертой причиной были сложные отношения с военно-рыцарскими орденами тамплиеров и госпитальеров, а также с сирийскими баронами, прибывшими на остров в общем потоке беженцев и требовавшими от Генриха, как от короля Иерусалима, компенсации утраченного и исполнения своих обязанностей сюзерена. Следует, впрочем, отметить, что наиболее дальновидные из них начали готовить для себя почву на Кипре задолго до падения Акры и к этому моменту уже имели на острове фьефы и пристанище. В том хаосе, в который оказалось ввергнуто Кипрское государство на рубеже XIII–XIV вв., королю требовалось сохранять бдительность перед лицом вполне возможного и ожидаемого на Кипре мамлюкского вторжения. Ему нужна была твердая воля и хладнокровие, дабы решить проблему с беженцами и с неизбежной в этой ситуации преступностью; как сюзерен он был обязан компенсировать потери сирийских баронов, военно-рыцарских орденов и латинского клира, прибывшего на остров вместе с латинским патриархом Иерусалима; следовало удовлетворить претензии торговых республик (прежде всего Венеции и Генуи), соблюдая при всем при том интересы собственного государства. Несмотря на тяжелейший недуг (Генрих страдал эпилепсией), несмотря на предательство со стороны своего младшего брата Амори и своего родственника Балиана Ибелина, принца Галилейского, которые на несколько лет сместили его с трона (1306–1310), Генрих всегда оставался деятельным и сильным по характеру человеком и, самое главное, верным себе политиком. Обвинения в его адрес великого итальянского поэта Данте Алигьери[83], а также некоторых современных исследователей, называющих этого короля больным, слабым, безвольным, безразличным к опасности со стороны сарацин и генуэзцев, полным трагизма несчастным человеком[84], кажутся необоснованными. Современные историки в данном случае идут за кипрской хронистикой, в которой образ Генриха действительно нарисован в трагических красках. Только краски эти одного тона: кипрские хронисты изображают его глубоко страдающим из-за предательства брата Амори. При этом симпатии всех хронистов остаются на стороне законного монарха — благородного и мужественного, не смирившегося со своей участью изгнанника. Именно ему глубоко сочувствуют кипрские авторы. Более того, Леонтий Махера даже пытается доказать, что тяжелые недуги и болезни — не помеха для мудрого государя. Хронист передает слова, якобы самого Генриха II, сказанные им о Балдуине IV Иерусалимском, страдавшим, как известно, проказой: «Бог, пославший ему болезнь, может послать ему также и выздоровление»[85]. Деяния Генриха II, с точки зрения кипрских хронистов, оказываются самым ярким доказательством правильности данного суждения. Можно, конечно, настаивать, что год от года его здоровье все более ухудшалось, и управление постепенно переходило в руки его матери, дяди — сенешаля Филиппа Ибелина и жены Констанции Арагонской-Сицилийской, дочери короля Сицилии Фридриха II и Элеоноры Анжу-Неаполитанской. Однако именно Генрих II справился с невероятными трудностями на рубеже XIII–XIV в., именно он заложил основы для экономического процветания Кипрского государства. Выработанные как раз в его правление принципы внешней политики были восприняты и претворялись в жизнь его прославленными преемниками Гуго IV и Пьером I Лузиньянами.

Итак, возросшая численность населения в городах Кипра, особенно в Фамагусте, концентрация в них иностранного купечества вызвали необходимость создания системы экономических и политических мер по государственному регулированию торговли. Первоначальной задачей Генриха II было установление административного и финансового контроля за деятельностью иностранных предпринимателей на острове. Торговля была призвана пополнять королевскую казну путем налогообложения и откупов, предоставления монополий, продажи домениальной сельскохозяйственной продукции. Создается четкая система налогообложения кипрской торговли. Наиболее крупные и сильные в финансовом и военном отношении государства Средиземноморья получили от короля полные или частичные налоговые льготы на въезд и выезд (ввоз и вывоз), на передвижение по королевству. Однако при купле-продаже каждый товар облагался налогом (в среднем 10%), каждый товар прежде, чем поступить на рынок, подлежал взвешиванию и оценке, за что взималась отдельная плата. Армия королевских чиновников — сборщиков налогов, судей, рыночных приставов — строго следила за соблюдением всех налоговых правил, занималась регистрацией товаров, проверяла количество проданного, разбирала конфликты между сторонами на рынках. Таким образом, была создана своеобразная налоговая инспекция.

Генрих II не имел ни сил, ни средств, ни времени для строительства специальных зданий и обустройства факторий других государств в городах королевства. Он решил проблему очень просто, отдав все права на сооружение жилых и административных построек, постоялых дворов, церквей, бань, хлебопекарен, словом: всего необходимого для нормальной жизни общины, — представителям заинтересованных в Кипре западноевропейских государств, прежде всего Генуи и Венеции. Однако Генрих II не повторил ошибки иерусалимских королей и не позволил иностранцам создавать собственные кварталы внутри кипрских городов: все нации проживали в них, соседствуя и вперемешку. В то же время не все беженцы оказались под крылом богатых торговых республик. Положение многих бежавших из Сирии было достойно сочувствия, и многие были доведены до крайней нищеты, о чем пишут современники событий[86]. Немало иерусалимских рыцарей переживало трудные времена.

Кипрский король принимал их в свою армию, выделял средства и делал все, что было в его силах, чтобы облегчить их участь. В 1296 г. Генрих II издал свой знаменитый ордонанс об ограничении роста цен на хлеб и об их государственном контроле[87]. На свои средства король строил приюты для обездоленных и лишенных крова. В одном из писем папа Бонифаций VIII благодарит кипрского короля за постройку и передачу в дар церкви приюта для бедных и неимущих[88]. Реализуя свои замыслы, король начал обширные строительные работы в порту Фамагусты, которые позволили превратить город в крупнейший международный торговый центр Одновременно началось строительство собора с в. Николая в Фамагусте, ставшего не только самым большим, но и самым величественным готическим сооружением не только на Кипре, но и во всей Латинской Романии[89]. При Генрихе II начинается также сооружение крепостных стен столицы королевства Никосии[90]. Столица, как и прибрежные города острова, должна была быть готова к отражению возможной атаки восточных соседей.

Из сказанного до сих пор может создаться впечатление, что после падения Акры в 1291 г. Кипр стал служить скорее коммерческим целям западноевропейского купечества, чем быть базой для осуществления крестовых походов[91], что кипрские короли практически забыли об идеях крестоносцев. Естественно, это не совсем верно. Невозможно отрицать рост экономического значения Кипра для европейского купечества после падения Латино-Иерусалимского королевства, но нельзя не заметить, насколько активными были кипрские монархи конца XIII — первой половины XIV в. в организации крестовых походов против неверных. Лузиньяны и кипрские бароны всегда чувствовали свою ответственность за то, что происходит в Святой Земле и не отделяли свое королевство от Иерусалимского. Разница, и существенная, по сравнению с XIII в. была лишь в том, что Генрих II, Гуго IV и особенно Пьер I Лузиньяны чаще всего были инициаторами и организаторами новых локальных крестоносных экспедиций, а не просто примыкали к войскам европейских лидеров, как это случалось с их предшественниками. На протяжении всего правления Генриха II не покидала надежда вернуть Иерусалим. Как и многие его современники на Западе, он строил планы и призывал папу к организации новой экспедиции. Генрих сам предпринял ряд мер для воплощения в жизнь своих идей. Показательным в данной ситуации является то, что Лузиньяны всегда искали союзников против султана Египта, не обращая внимания на вероисповедание этих самых союзников. Главная цель — победа над врагом при соблюдении интересов своего королевства. Именно поэтому ничто не помешало королю дважды отправлять посольства к монгольскому ильхану Газану Махмуду с просьбой о помощи против Египта[92]. Переговоры не увенчались успехом, и союз не состоялся, но главным образом из-за разногласий среди самих христиан. Сам хан в 1299 г. вторгся в Сирию и своими силами разбил египтян под Газой. Газан Махмуд отправил посла к кипрскому монарху с предложением присоединиться к нему. Однако короля не поддержали тамплиеры и госпитальеры, и предложение монголов осталось без ответа. После взятия Дамаска хан вернулся назад в Персию. В 1300 г. монголы вновь вторглись в Сирию. На сей раз христиане оказались более подготовленными и отправили войско под командованием брата короля Амори Лузиньяна в район Тортозы. Но к несчастью, больного ильхана заменял его эмир, и слаженных действий христиан и монголов снова не получилось[93]. Таким образом, использовать монголов как основную ударную силу против Египта не удалось. Но победы Газана Махмуда, несомненно, очень вдохновляли Генриха II. Его противники мамлюки понесли серьезные военные потери. В надежде ослабить врага экономически Генрих строго следил за соблюдением европейскими купцами торгового эмбарго против Египта, наложенного папой Николаем IV на стратегические товары в 1289 г. сразу после падения Триполи, а после падения Акры ужесточенного им же до полного запрета торговли с неверными, запрета, неоднократно повторявшегося впоследствии преемниками этого понтифика[94].

Естественно, планы привлечения сил крестоносцев с Запада также существовали. Сразу же после падения Акры папа Николай IV был всерьез обеспокоен возможностью вторжения мамлюков и на Кипр. Незадолго до смерти в апреле 1292 г. он успел сформировать флот, состоявший из двадцати галер, который под командованием генуэзца Мануэле Дзаккариа был направлен на Восток. На Кипре к нему присоединились пятнадцать галер, снаряженных кипрским монархом. Христиане даже совершили дерзкий рейд против Александрии, который, тем не менее, не имел серьезных последствий для Египта. Несмотря на то, что в этот момент султан аль-Ашраф Халил был убит его же приближенными, христианам не удалось воспользоваться ситуацией и добиться какого-либо успеха[95]. После смерти папы Николая IV его инициативы организации крестового похода были заброшены, а последовавшая затем в 1293 г. война между Венецией и Генуей значительно ослабила позиции христиан, оставшихся фактически без флота. Между тем, ситуация требовала незамедлительных действий и большей слаженности и организованности среди христиан. К 1294 г., несколько оправившись от ударов, Ордена тамплиеров и госпитальеров начинают сами снаряжать корабли для отражения натиска мамлюков. Однако очевидно, что их силы не могли сравниться с возможностями крупных итальянских морских республик. Тем не менее, Кипр ждал помощи с Запада и не мог остаться без нее. Хотя в данном случае нельзя не согласиться с мнением П. Эдбери, что помощь французской короны могла быть небезопасна для Кипрского королевства, ибо в случае успеха крестового похода, естественным предводителем которого виделся французский король, в Святой Земле неминуемо установилось бы анжуйское или французское правление[96]. Не столь давно папа освободил кипрского монарха от, пусть и формальной, вассальной зависимости от германского императора, и было бы совсем обидно теперь оказаться под властью французской короны. Самостоятельная роль кипрскому монарху в замыслах французского похода не отводилась, как того хотелось бы Генриху II Лузиньяну.

Генрих II умер бездетным, и кипрский трон перешел к одному из его племянников — Гуго, сыну Гиде Лузиньяна и Эшив Ибелин, вступившему на престол в апреле 1324 г. под именем Гуго IV (1324–1359). В мае того же года в Фамагусте он возложил на свою голову корону Иерусалима. Точная дата рождения Гуго IV неизвестна; он родился между 1293 и 1296 гг., ему было около четырех-пяти лет, когда умер его отец, и около 18 лет, когда в 1312 г. умерла его мать. Гуго воспитывался при дворе, и еще до вступления на престол активно участвовал в делах королевства при своем дяде Генрихе II. В 1318 г. ему была пожалована должность коннетабля Кипра, которую некогда занимал его отец.

Прежде чем продолжить рассказ о Лузиньянах — королях и крестоносцах, необходимо остановиться на личности А мор и Лузиньяна, который никогда не был королем Иерусалима и Кипра, который в источниках называется только регентом и за которым в историографии утвердилась дурная слава узурпатора. Тем не менее, именно от него берет начало еще одна, армянская ветвь Лузиньянов. Амори был четвертым сыном короля Гуго III; он являлся байло Иерусалима и сеньором Тира, и в 1291 г. стал коннетаблем Иерусалимского королевства. После потери латинянами сирийских земель и падения Акры он вместе с другими беженцами ретировался на Кипр и здесь возглавил партию кипрской знати, недовольной политикой Генриха II. Эта партия была поддержана тамплиерами, Генуей и Арменией. В 1306 г. недовольным удалось сместить с трона законного монарха и провозгласить Амори ректором и правителем Кипра («rector et gubernator Cypri»). Генриха II, в свою очередь, поддерживали госпитальеры, Венеция, другая часть кипрского нобилитета и высший клир королевства. До того как Тир и Акра были потеряны европейцами Амори собирался жениться на Эшив Ибелин-Бейрутской. Посте утраты земель в Сирии Эшив (в будущем мать Гуго IV) перестала представлять интерес для амбициозного Амори и он «уступает» ее своему младшему брату Ги. Сам же он выбирает более выгодную партию с дочерью короля Киликийской Армении Левона II Изабеллой. Этот брак состоялся в 1292 или 1293 г., и от него родились шестеро детей. Однако в 1310 г. Амори был убит одним из своих пажей, Симоном де Монтолифом, а Генрих II восстановлен на кипрском престоле. Дети Амори из-за мятежа своего отца потеряли всякие права на трон в Кипрском королевстве и вместе со своей матерью отбыли в Армению, где и положили начало новой, армянской ветви Лузиньянов.

Глава 2 Гуго IV Лузиньян (1324–1359) — новый крестоносец «нового» Средневековья

Король Кипра Гуго IV Лузиньян был, наверное, одним из самых выдающихся представителей своего рода и весьма незаурядной личностью среди современников. Он был блестящим дипломатом, стратегом, при котором Кипрское государство засияло яркой звездой на международной политической арене. Он был мудрым политиком, при котором государственная казна наполнилась и экономика королевства достигла расцвета, которого история правления Лузиньянов на острове больше не знала. Гуго был, судя по всему, прекрасно образованным человеком разносторонних знаний и интересов, нечуждым новых для его времени гуманистических идей; при его дворе прекрасно чувствовали себя как латинские, так и греческие поэты и философы. Политик, которому хватало терпения и выдержки не любоваться самим собой и своими собственными достижениями, заставил современников восхищаться его королевством и искать личного знакомства с ним самим.

Поскольку многие проблемы, связанные с международной торговлей на Кипре, были урегулированы еще его предшественником Генрихом II (что обеспечило процветание государства), Гуго IV мог позволить себе стать своеобразным «просвещенным» кипрским монархом и окружить себя интеллектуалами, независимо от того, были ли они византийцами, греками-киприотами или европейцами. Его неподдельный интерес к вопросам культуры был известен далеко за пределами Кипрского королевства. Великий итальянский гуманист Джованни Боккаччо (1313–1375) в одном из любопытнейших писем к Гуго IV Лузиньяну представляет дело так, что именно по инициативе кипрского монарха он приступил к написанию своего знаменитого философского труда «Генеалогии языческих богов» и что сама идея создания этого сочинения принадлежит именно Гуго IV. «...Я был избран, — говорит Боккаччо, — твоим величеством автором для этой работы, словно являюсь самым опытным и самым образованным в этих [вопросах] человеком»[97]. Свое произведение Боккаччо фактически посвящает кипрскому королю. Венецианское издание «Генеалогии языческих богов» 1472 г. начинается словами: «Genealogiae deorum gentiliorum ad Ugonem inclytum Hierusalem et Cypri regem». Боккаччо во введении к трактату подтверждает, что лично никогда не встречался с кипрским монархом Последний отправил к нему рыцаря Донино ди Парма с просьбой написать генеалогию языческих богов и героев. Несмотря на то, что сам Боккаччо считал Петрарку, Варлаама Калабрийского или Паоло ди Перуджа более компетентными в данном вопросе, он отозвался на просьбу короля и принялся за дело[98], результатом которого стало бессмертное произведение великого мастера. В заключении Боккаччо снова говорит о посланниках Гуго IV, среди которых, помимо Донино ди Парма, он называет некоего друга и соотечественника короля Бек и но Беллинтионо (Bechinus Bellintionus), прибывшего к поэту в Равенну с Кипра, и Паоло Геометра (Paulus Geometra), «влюбленного» в Гуго. Боккаччо также подтверждает, что все они подгоняли его с работой, которая, тем не менее, растянулась на несколько лет. В то же время итальянский гуманист был явно озабочен тем, чтобы никто не подумал, будто он пишет названный трактат исключительно по приказу или же по заказу кипрского короля. Поэтому он просит кипрского монарха при необходимости защитить его от возможных нападок[99]. В последнее время исследователи также указывают, что посредством рефлексий Кипра, имеющихся в «Декамероне»[100], Боккаччо оказывает поддержку Гуго IV и восхваляет его предшественника Генриха II[101].

Не меньше Боккаччо восхищается Гуго IV византийский автор Никифор Григора, посвятивший ему свой энкомий. Конечно, энкомий — это совершенно особый литературный жанр, и относиться к нему следует с большой осторожностью. Однако не менее лестно византийский интеллектуал отзывается о Кипре и в своей «Ромейской истории»[102]. Обращает на себя внимание также тот факт, что Григора воспевает не только богатства Кипра, его благосостояние, справедливость, законность и добропорядочность государства, источником которых был король Гуго IV. Он постоянно говорит о красоте, которая всегда окружает короля, о его доброжелательности к иностранцам, обредшим на острове и пристанище и покой, избегнув страданий и плена в других землях и государствах. Григора замечает: «... земля Кипра и приветлива, и светла и приносит радость не только телу, но и душам». Рассказывая о «страдальцах», радушно принятых кипрским королем, Григора явно намекает на византийцев-антипаламитов, действительно нашедших приют при дворе Гуго IV. Еще Григора подчеркивает: «Ты (Гуго IV — С. Б.) поразил своими благостными речами всех; ты легко и давно ведешь и привлекаешь к себе тех, кто разумен и мудр, кто всегда слышит от прибывающих и рассказывающих об этом и многом другом; особенно же говорят, что от самого вида твоего и от милости очей приходит тотчас то, что очаровывает души слушателей — некая несказанная радость. И мы видим, что это происходит от солнечных лучей небесного светила»[103]. Сам Григора, впрочем, также, как и Боккаччо, никогда не бывал на Кипре. И тот и другой принадлежат к тому разряду иностранцев, которые много слышали о кипрском монархе от других и восхищались им, не будучи лично с ним знакомы. Но Боккаччо состоял в постоянной переписке с Гуго IV, о чем есть свидетельства в уже упомянутом нами письме; Григора же имел друзей, настроенных антипаламитски и нашедших убежище при кипрском дворе. О гостеприимстве, оказанном его друзьям на Кипре, византиец вспоминает с особой теплотой и благодарностью[104]. Одним из них был грек-киприот Георгий Лапиф, автор философских трактатов и моралистических поэм, создатель антиисихастского кружка на Кипре, в который вошли многие византийские ученые и интеллектуалы. Лапиф, как известно, был хорошо знаком с Гуго IV, состоял в постоянной переписке с Никифором Григоров, Григорием Акиндином и с византийской принцессой Ириной-Евлогией Хумненой Палеологиной, За разъяснениями по философским вопросам к нему обращался Варлаам Калабрийский[105].

Для византийского интеллектуала особенно важно было то, что кипрский король был открыт для постижения мудрости других народов и одним из первых понял необходимость разносторонних знаний для правителя. Григора намекает, что при дворе Гуго IV находились арабские ученые из Египта, которые пользовались покровительством кипрского монарха[106]. И именно Гуго IV, по сведениям того же автора, принадлежат слова, которые говорят сами за себя: «Правители становится мудрыми в обществе мудрых»[107].

К сожалению, имен людей, вошедших в кружок Георгия Лапифа, мы фактически не знаем. Разве что, можно вспомнить об упоминании Никифором Григорой в его «Истории» имени его ученика Григория Агафангела, пребывавшего на Кипре в течение трех лет, встречавшегося с Лапифом и его единомышленниками и хорошо представлявшего светскую культурную жизнь при дворе Гуго IV. Агафангел являлся, по видимости, одним из основных информаторов Гриторы о происходящем на Кипре. Какова была интерпретация этой информации, мы уже знаем. Среди беженцев-антипаламитов находился также митрополит Сидонский Кирилл, прибывший на остров в 1355 г.[108] По словам Никофора Григоры, и сам руководитель антиисихастского кружка Георгий Лапиф, и его друзья были не только хорошо известны кипрскому монарху, но и находились непосредственно рядом с ним. Гуго очень уважал и ценил Лапифа, часто приглашал его к себе и получал истинное наслаждение, наблюдая, как тот ведет дискуссии и обезоруживает своих оппонентов неопровержимыми аргументами. Григора также утверждает, что кипрский монарх наслаждался образованностью и речью Лапифа и хотел набраться от него и латинской, и греческой премудрости, ибо тот являлся носителем обеих и «многоопытен в мудрости и языке обеих наций»[109]. Сам король, по сведениям византийского автора, также обладал серьезными познаниями в латинской философии и всегда держал при себе латинских мудрецов[110].

Косвенным доказательством тому является присутствие при дворе теологов Парижского университета, ставших затем иерархами латинской церкви на Востоке: Элиаса де Набино, архиепископа Никосии, и иерусалимских патриархов Раймонда Беквини и Петра Палодского[111]. Особым расположением монарха пользовался также папский нунций кармелит Петр Томас, которого он ценил прежде всего как теолога: «Даже если бы Вы не были папским нунцием и епископом, — передает слова Гуго IV, обращенные к Петру Томасу, Филипп де Мезьер, — тем не менее, за то, что Вы — магистр теологии, и за Ваши доблестные дела мы хотели бы почитать Вас»[112].

Гуго IV можно назвать и королем-строителем. Он не жалел средств (благо они у него были) на строительство храмов и монастырей. При нем было завершено сооружение собора св. Николая в Фамагусте, построено аббатство Белапаис, один из лучших образцов готической архитектуры на латинском Востоке, возведена капелла в доминиканском монастыре в Никосии[113], в котором Гуго и завещал себя похоронить. Воля короля после его смерти была исполнена.

Следует ожидать, что сам король принимал участие в интеллектуальных дискуссиях и нередко поражал своих слушателей своими идеями и способностью красиво их излагать. Иначе нельзя объяснить восхищение византийских авторов красотой его речи. Ведь для Никифора Григоры виртуозное владение языком было едва ли не самым важным показателем интеллекта и элитарной образованности собеседника. Хорошо известно его высокомерно-пренебрежительное отношение ко всем этим землекопам, горшечникам и рыбакам «с их бессловесной жизнью»[114]. На риторику как на одну из самых важных областей знания, которой правитель должен владеть на уровне искусства, указывал также Георгий Лапиф[115]. В конце XIV в., много лет спустя после смерти Гуго, как о блестящем ораторе о нем вспоминал французский автор, любивший Кипр как свою родину, Филипп де Мезьер. Он писал: «Когда Гуго произносил речь во время богослужения, если бы он услышал хотя бы одно слово в королевской капелле от своих рыцарей или кого-либо другого, он бы громко стукнул перед капеллой во время речи, и снова воцарилась бы полная тишина. Что за чудо!» — восклицает автор и продолжает далее восхищаться добродетелями короля[116]. Таким образом видно, что двор Гуго IV Лузиньяна становится одним из культурных центров Леванта, центром притяжения интеллектуальной элиты как из Западной Европы, так и Византии и арабского Востока, местом, где нашли благодатную почву раннегуманистические идеи XIV в.[117]

К сожалению, сами кипрские хронисты оставили нам очень немного сведений о времени его правления. Леонтий Махера больше рассказывает о чудесах, стихийных бедствиях или нашествии саранчи, нежели о деяниях короля. Вся же последующая хронистика полностью основана на сочинении Махеры и зависима от него, соответственно, мало чего добавляет к чудесам, знамениям и злоключениям этого времени. Европейские и византийские источники (как нарративные, так и документальные) проливают значительно больший свет на личность и деяния этого короля,чем кипрские.

Две истории, рассказанные Леонтием Махерой, (о которых мы расскажем чуть ниже), долгое время заставляли исследователей видеть в Гуго IV жестокого тирана, некоего pater familias, не допускавшего ни малейшей свободы для собственных сыновей. Традиция представлять Гуго IV, вдобавок, слабым политиком и деспотом, почти фанатиком, полным религиозных предубеждений, была заложена английским историком Дж. Хиллом в середине XX в.[118] Средневековые авторы, действительно, подчеркивают набожность и благочестие короля. Филипп де Мезьер в одном из своих сочинений замечает, что Гуго был «самым католическим королем из всех королей в христианской мире (Catholicus inter omnes reges Christianorum)»[119]. Паломник Джакомо де Верона, посетивший Кипр в 1335 г., называет Гуго IV «добродетельным, милосердным и благочестивым»[120]. Подобные оценки в устах средневековых авторов являются высшей похвалой для короля крестоносного государства, ибо ставят его в один ряд с идеальным крестоносцем, основателем Иерусалимского королевства Готфридом Бульонским. Именно указанными качествами в первую очередь наделяли хронисты эпохи крестовых походов Готфрида, ставшего образцом для всех крестоносцев. На закате эпохи Гуго IV становится вторым Готфридом, носителем и продолжателем крестоносной традиции на Востоке.

Итак, Леонтий Махера начинает рассказ об этом короле с кровавого и жестокого события: «В июле 1327 (1325) г. король Гуго приказал повесить сто человек»[121]. По представлениям Махеры, все эти люди были пиратами и заслуживали смерти за свои злодеяния, и при такой интерпретации король выступает как защитник и поборник соблюдения закона. В это можно было бы легко поверить, потому что в водах Кипра действительно всегда было много пиратов, способных нанести серьезный урон международной торговле и, следовательно, кипрской экономике, если принять датировку события по венецианской рукописи — 1357 г. Однако судя по тому, что оксфордская и равеннская рукописи указывают на 1325 г., т.е. время непосредственно после коронации, вероятнее предположить, что Гуго IV расправился либо с еще оставшимися врагами своего предшественника Генриха II, которые, вряд ли, оказали поддержку и ему самому, либо с «новой» оппозицией его собственной власти. Подобную датировку и предположение подтверждают Ф. Бустрон и Ф. Амади, рассказывающие, что в самом начале правления Гуго IV в Кормакитии собралась группа рыцарей, недовольных его восшествием на престол и являвшихся прежде врагами его предшественника Генриха II. Гуго тогда поставил вопрос в Высшем Совете королевства об осуждении этих рыцарей как изменников и о лишении их фьефов, но, правда, не жизни[122]. Возможно, именно с ликвидацией заговора рыцарей Кормакитии и связаны те казни, которые Махера представляет борьбой короля с пиратами, и их объяснением будет его самоутверждение как короля, безжалостного к своим врагам. Показательный характер казни становится знаком для непокорных и предупреждением, гласящим, что Гуго не допустит узурпации власти кем бы то ни было, как это произошло при Генрихе II. Кроме того, хронист отмечает важную деталь: казни проходили во всех крупных городах Кипра. Кажется не слишком логичным, чтобы королевские власти сначала выловили сотню пиратов, а потом распределили их по разным городам, чтобы казнить. А вот проведение арестов неугодных королю по всей стране и их устранение на месте представляется весьма правдоподобным. Да и вряд ли Гуго начинает свое правление с очистки акватории Кипра от пиратов: дело это, несомненно, важное, но не первостепенное. Пиратов, как мы уже сказали, всегда хватало в водах Кипра и периодически Лузиньяны направляли против них корабли, обеспечивая безопасность торговых путей. Столь широкомасштабный «отлов» пиратов, о котором рассказал Махера, означал бы, в действительности, настоящую войну против них, и, несомненно, нашел бы отражение в разных источниках. Тем не менее, этого не случилось. Цифры, которые приводит Махера, также кажутся значительным преувеличением. Ведь когда он конкретизирует, сколько «пиратов» было казнено в разных городах, оказывается, что их число сильно не дотягивает до сотни[123].

Особую известность в историографии приобрела другая история, рассказанная Махерой, о том, как двое его сыновей — Пьер (будущий король Кипра) и Жан — без позволения отца бежали с острова, чтобы, всего лишь, как говорит хронист, «посмотреть мир и попробовать жизни на чужбине, которая очень сладка для каждого, кто ее еще не отведал, и горька для того, кто ее уже видел»[124], Гуго IV приказал найти беглецов, вернуть их на Кипр и сурово наказать их и их пособников. Пьер и Жан были заключены в тюрьму в Кирении, пособники казнены[125].

Авторитет Дж. Хилла, вероятно, довлел над последующими поколениями историков Кипра настолько, что до конца столетия никто не опровергал его весьма односторонний взгляд на личность Гуго IV Лу-зиньяна. Точка зрения английского ученого была полностью принята в историографии[126], и лишь в 1991 г. Питер Эдбери отверг построения Дж. Хилла[127]. Роль настоящего адвоката короля взял на себя кипрский историк К. Шейбел, который настаивает на необходимости реабилитации Гуго IV и называет этого короля «Гуго Справедливый». Даже в суровом обращении короля с сыновьями автор видит проявление справедливости и непредвзятости[128]. К. Шейбел, несомненно, прав в том, что Гуго IV всегда находился в тени славы своего легендарного сына Пьера I Лузиньяна, и это не позволяло историкам увидеть в нем личность не менее яркую. М. Кампаньоло называет «меркантильным», но мудрым правление Гуго IV, при котором Кипр достиг экономических высот, главным образом, благодаря мирному сосуществованию с Египтом и другими соседними странами[129]. Со своей стороны, мы также неоднократно подчеркивали в своих предшествующих работах необыкновенный талант Гуго IV Лузиньяна как политика и правителя[130]. Итак, и состояние источников, и мнение, укоренившееся в историографии о Гуго IV как о слабом короле, и колорит эпохи Пьера I Лузиньяна препятствовали не одному поколению историков оценить отца-короля по заслугам.

Гуго IV правил 35 лет и был дважды женат — в первый раз на Марии Ибелин, дочери графа Яффы и Аскалона Ги и Марии Ибелин, (1307/1310–1316), во второй — на другой представительнице рода Ибелинов, Алисе, дочери Ги и Изабеллы Ибелин (1318–1359). От первого брака с яффской ветвью Ибелинов, на котором настоял Генрих II, Гуго IV имел единственного сына Ги, который, согласно кипрским законам, являлся наследником своего отца; от второго брака родилось восемь детей, двое из которых Пьер и Жак впоследствии станут кипрскими монархами. Время правления Гуго IV — самый мирный период и пора максимального процветания королевства за всю его трехсотлетнюю историю. Первое и второе, однако, не означают, что Гуго IV забыл об основном предназначении своего королевства: быть форпостом крестоносцев на Востоке. Он, как и его предшественники, с честью нес знамя крестоносца, но делал это как мудрый политик, для которого важнее всего соблюсти интересы собственного государства.

В конце 20-х – начале 30-х годов XIV в. становится очевидным, что на Востоке есть более опасный враг, нежели схизматики-греки или арабы Египта. В 1329 г. византийскому императору еще удалось отвоевать Хиос у Бенедетто Дзаккариа[131], а в 1330 г. папа еще пишет о том, что и Родосу угрожают греки[132]. Однако защита латинских владений от турок становится более важным делом, чем борьба со схизмой или возвращение Иерусалима и Константинополя. Наибольшая военная опасность исходила уже от турецких правителей Анатолии. Из-за нее еще в 1327 г. венецианцы пытались вовлечь в антитурецкую коалицию Византию и госпитальеров[133]. В 1329 г. Умар Айдин отвоевал крепость Смирну у Марино Дзаккариа[134], Участились рейды и нападения анатолийских турок на Родос, Крит, Хиос, Кипр, Пелопоннес, не говоря уже о малых островах Эгеиды, не раз переживавших их опустошительные набеги. В 1340-е годы вся Романия страдала от нападений турок. Иоанн Кантакузин пишет, что к 1341 г. почти все население Эгейских островов было захвачено турками. Турки опустошали Фракию, Македонию, Элладу (т.е. континентальную Грецию) и Пелопоннес[135]. Согласно Никифору Григоре, христиане особенно страдали от набегов эмира Лидии и Иконии, который со своим флотом терроризировал Негропонт, Крит, Родос, Пелопоннес, доставалось и Фессалоникам, и даже Константинополю[136]. Турецкие рейды происходили невзирая на многочисленные «мирные» соглашения и договоры о торговом сотрудничестве, заключенные и заключавшиеся ими с латинскими правителями[137]. «Восточный вопрос» постепенно все больше становился именно «турецким вопросом». Первоначально латинянам Востока противостояли прежде всего эмираты Ментеше и Айдин, а в середине XIV в. к ним присоединились еще и османы. В 1354 г. последние захватили стратегически важный пункт в Дарданеллах — Галлиполи, в 1369 г. — уже Адрианополь и его округу, а к началу XV в. османский султан Баязид I (1357–1403) контролировал значительную часть Балкан[138]. Турецкие источники XIV в. полны сообщений о священной войне против христиан Эгейских островов и греческих континентальных территорий. Турки, несомненно, смотрели на латинян и византийцев как на врагов и как на неверных; византийцы и латиняне платили им взаимностью. Знаменитый арабский путешественник и купец Ибн Баттута рассказывает, что, странствуя по Анатолии (1325–1354), он встретил большое количество легистов, «святых людей», священнослужителей и светских правителей, которые проповедовали джихад — священную войну против неверных христиан. Об одном из них, эмире Айдина Умаре, он впоследствии писал следующее: «набожный принц...который постоянно был занят джихадом — священной войной», который постоянно нападал и грабил христиан, захватывал добычу и пленников, и который умер «мученической смертью» во время атаки латинян на Смирну в 1348 г.[139]

Таким образом, активность крестоносцев XIV в. фокусируется уже не в Святой Земле и на Леванте, а все более смещается на Эгеиду. Не мамлюки Египта и Сирии, а турки Малой Азии отныне представляют основную военную угрозу. Соответственно, с появлением нового типа мусульманской опасности, возникает и новый тип реакции: морские союзы европейских государств, созданные специально для борьбы с нею.

Реальной силой для действенного сопротивления туркам обладали два латинских государя Востока — король Кипра и Великий магистр Ордена госпитальеров Родоса. Но и они постоянно нуждались в помощи и поддержке западноевропейских государств и римского папы. В одиночку противостоять туркам было не под силу ни одному европейскому государству. Даже Венеция в 1337 г. согласилась платить дань эмиру Ментеше после ряда его атак на Модой, Корон и венецианские острова Архипелага. Примеру Венеции последовали вскоре жители Мелета и Брусе и. генуэзцы и византийцы[140]. Никколо Санудо, сеньор Наксоса, заключил соглашения с турками Ментеше и Айдина еще раньше, в марте 1332 г., и начал платить им дань[141]. В 1333 г. данником эмиров становится Негропонт[142]. Итак, из всего вышесказанного следует, что турецкий вопрос к 1330-м годам обретает международное звучание и становится одним из самых актуальных в международных отношениях в Средиземноморье. Для Кипра усиление турок, помимо всего прочего, грозило свести на нет его роль как связующего звена между европейским купечеством и мамлюками, а значит, сократить и прибыль, получаемую в рамках международной торговли.

После долгих переговоров, споров, обид и взаимных обвинений в предательстве лига, наконец, была учреждена папой Иоанном XXII в 1334 г. Ее постоянными участниками стали Римский папа, Венеция, Родос и Кипр[143]. В то же время латинские правители Востока, понимавшие, насколько хрупок мир в регионе и насколько он необходим для нормального существования их государств, были всегда более осмотрительны с началом военных предприятий против соседей-мусульман, чем их западноевропейские коллеги. Без острой необходимости защиты собственной территории, торговых путей или рынков своего государства крестовые походы против мусульман ими не инициировались. Гуго IV, наверное, одним из первых принял подобную линию поведения, вступая в ту или иную военную кампанию против мусульман. Великий магистр Ордена иоаннитов также демонстрировал осторожность и сдержанность в отношениях с мусульманами.

Великий магистр госпитальеров (в 1330-е годы им был Элион де Вильнев) занимал в вопросе создания лиги против турок двойственную позицию. С одной стороны, он никогда не отказывался от участия в коалиции. Основная функция Ордена состояла в защите интересов и территорий латинян на Востоке от посягательств неверных. Эту функцию братия всегда строго выполняла, хотя, замечает А. Лэттрелл, как правило, без особого энтузиазма, но профессионально и компетентно[144]. С другой стороны, Великий магистр никогда не являлся активным инициатором создания лиги, не форсировал событий, постоянно заставляя сомневаться Венецию и папу в своем участии. Его политика в этом вопросе казалась последним несколько непредсказуемой и недосказанной, В связи с этим решения венецианского Сената полны сомнений на его счет. На Родос постоянно отправляются послы, в задачу которых входит не только обсуждение организационных проблем, но и уговоры принять участие в лиге, а затем и уяснение главного: останется ли Великий магистр в лиге или нет[145]. Реально это означало: продолжит ли лига существовать или она будет распущена.

Не менее осторожную и выжидательную позицию, чем госпитальеры, в отношении создаваемой антитурецкой лиги занимал король Кипра Гуго IV. Экономика королевства во время его правления функционировала как никогда четко и слаженно[146]. Сосредоточив в своих руках немалые финансовые ресурсы, Гуго действовал на политической арене как политически независимый государь. Он мог себе позволить (со всеми вытекающими из этого материальными затратами и обязательствами перед союзниками) роль равноправного участника международных военных союзов. Однако он не мог позволить себе рисковать хотя бы относительным миром с мусульманами, который всегда был весьма хрупким на Востоке. Поэтому в «турецком вопросе» он действовал предельно сдержанно и осмотрительно. Не позволяя никому усомниться в своей готовности присоединиться к лиге, король, как и Великий магистр Родоса, старался не форсировать событий, анализировать ситуацию и разрешил союзникам потратить некоторое время на уговоры присоединиться к коалиции[147]. Его политика в отношении турок нашла отражение в четырех основных документах, касающихся деятельности коалиции христианских правителей против турок — «Святой Лиги», в которых ярко проявилось значение Кипра в международных делах как сильного Средиземноморского государства:

1) договор от 8 марта 1334 г., заключенный в Авиньоне между Римским папой, Венецией, королем Франции, королем Кипра и Великим магистром Родоса, о союзе и совместных действиях против турок[148];

2) договор от 8 августа 1343 г., согласно которому союз между папой Климентом VI, Великим магистром Родоса, королем Кипра и Венецией против турок был поддержан Генуей, Пизой, Каталонией и императором Византии[149];

3) мирный договор между турецкой стороной и военным блоком Кипра, Венеции и Родоса от 18 августа 1348 г.[150];

4) договор от 11 августа 1350 г., также заключенный в Авиньоне, между Папской курией, Великим магистром Родоса, Венецией и королем Кипра о совместных действиях против турок[151].

Новые соглашения между этими же державами от 1353, 1356 и 1357 гг. представляют собой ратификацию и возобновление союза 1350 г.[152] В договоре 1348 г. Кипр назван среди наиболее крупных морских сил в Восточном Средиземноморье наряду с Венецией и Родосом: «Item, promittimus et juramus quod quelibet generatio Sancte Unionis, videlicet Cipriana, Venetorum et Hospitalis...»[153]. Пожалуй, такое признание было для Кипрского королевства самым главным дипломатическим результатом его участия в военном блоке против турок.

Договор 1334 г. является первым официальным документом о заключении военного союза латинян против турок. В нем предусмотрены чисто практические меры по отражению их натиска. В 1334 г. папа, призывая всех христиан принять участие в крестовом походе, говорит о необходимости снаряжения 40 галер: 10 от Венеции, 10 от госпитальеров, 6 от короля Кипра, 6 от императора Константинополя и 8 от Римской курии[154]. Византия на сей раз, несмотря на все уговоры и активную дипломатию Венеции, участия в «Лиге» не приняла, возможно, потому что в 1333 – начале 1334 г. госпитальеры вместе с другими латинянами атаковали византийский остров Лесбос[155]. Поэтому объединенное войско получилось несколько меньше предполагавшегося изначально; оно состояло из 30 галер, 32 миссерий (mysserii — лодки) и 800 рыцарей, из которых Кипр предоставил 6 галер, 4 миссерии и 100 конных рыцарей. Важно подчеркнуть, что во вводных параграфах договора не упоминается о присутствии при подписании документа представителя короля Кипра. Участие Кипра выражается в его военных обязательствах. Объединенный флот должен был собраться на Негропонте в мае текущего года. Однако реальные военные действия против эмиров Пергама, Айдина и Ментеше начались только в сентябре 1334 г. Несмотря на ряд значительных побед над турками на море, союзу, который планировал организацию крупномасштабного нового крестового похода, не суждено было состояться из-за смерти его вдохновителя папы Иоанна XXII (4 декабря 1334 г.). Но победы латинян на некоторое время остановили турецкую экспансию в Эгеиде и установили относительное спокойствие в регионе, что позволило европейскому купечеству, имевшему коммерческие интересы в турецких землях, быстро возобновить торговые связи с турками. Уже в декабре 1334 г. венецианцы как ни в чем ни бывало торговали в Ментеше[156].

Формально союз не был распущен. Вскоре Гуго IV берет инициативу в свои руки, самостоятельно выступает против турок, пытается возбудить интерес нового папы Бенедикта XII к своим действиям ради реанимации союза. В 1336 г. он отправил 12 галер против турок, в 1337 г. — 21 галеру. Были ли эти корабли направлены против турок Эгеиды или против Карамана из источников неясно. Однако в 1341 г. немецкий паломник Лудольф фон Зухен (фон Зюдгейм), посетивший Кипр, пишет, что все прибрежные города Малой Азии, а именно, Алайя, Атталия, Анамур, платят дань Гуго IV[157]. Отсюда видно, что экспедиции Гуго IV были направлены против анатолийских турок и что киприотам удалось одержать ряд морских побед ними. Вероятно, именно эти успехи стали основным аргументом в пользу возобновления союза в 1343 г.

Инициативы Гуго IV имели широкий резонанс в Европе. Папа, как мог, старался приободрить кипрского монарха для продолжения его борьбы с турками и одновременно призывал западноевропейских правителей к созданию нового военного блока. За несколько лет до этого, в 1336 г., Бенедикт XII передает послам короля Гуго IV очень любезное письмо, в котором выражает свое удовлетворение его благоразумием, благородством и преданностью католической церкви и Апостольскому престолу[158]. В 1338 г. папа снова говорит об испытанном удовольствии от победы кипрского монарха: «Воистину, сын любезнейший, при чтении твоего письма одержанная тобой победа заслуженно доставила нам радость и веселье, а потери — скорбь. Эта славная победа над нечестивыми и имени христианскому противными турками, как и над неверностью тех поддельных христиан, которые хотя и объявляют себя таковыми, сами суть противники веры католической, и над теми турками, которые, судя по твоим письмам, против тебя и народа твоего правоверного восстают и наносят ему ущерб на море, была дарована тебе небом. Воистину, сын дражайший, пока ты унижаешь вышеупомянутых турок, которые порождены, чтобы содействовать смущению и истреблению крови Христовой, ты стоишь не только за одного себя, но и за того, кто ради искупления рода человеческого сам себя предал кресту, из чего тебе предпосылается такая надежда и предстает такое упование, что самому тебе, движимому чистыми помыслами, никоим образом сил недостаточно, но для укрепления и направления дела твоего Он тебе от своего всемогущества необходимую помощь уделит... чтобы против упомянутых неверных врагов и их приспешников, помощников и сообщников, если только таковые поддельные и враждебные христиане существуют, сильнее и крепче десница Господняя совершила бы должное через твою доблесть...»[159]

Выступить против турок короля заставила отнюдь не его личная жажда военных подвигов. Необходимость похода была продиктована сильнейшим давлением на Кипр со стороны турок. Кипрский монарх прекрасно осознает серьезность опасности как в политическом, так и финансовом отношении. Кипрское государство не располагало ни достаточными военными, ни материальными, ни людскими ресурсами для длительного сдерживания турецкой угрозы. Поэтому в письмах к папе Гуго IV не столько сообщает о своих победах, сколько предупреждает о грозящей опасности всему христианскому миру и объясняет необходимость создания коалиции для войны против турок, поскольку никто, как он справедливо полагал, не может сопротивляться им лишь своими силами. «Враги не мешкают, — пишет Гуго IV в ноябре 1341 г. — Они, используя свою превосходящую мощь, топчут христиан и опустошают христианские острова и места их. И до того довели, что нет никого, кто мог бы сопротивляться своими силами, если только не призвать для поддержки другое средство: божественную благодать, а также вспомоществование святой церкви и правоверных христиан. Лишь таким образом могут спастись местные жители, подавленные и приведенные в беспорядок столь ненавистной дерзостью вероломных турок. А поскольку еще и не такие беды предвидятся, то следует быстро и хорошо подготовиться, ведь потом будет слишком поздно для приготовления лекарства.... А так как в течение долгого времени мы предвидели будущий ход дел, то не медлили прилюдно издавать наши возгласы и стоны, дабы все, видя столь явную опасность для божественной веры, помогли бы, явившись дружно и в большом числе». Не преминув подчеркнуть свои собственные заслуги, Гуго все же надеется на помощь Запада. Киприоты же со своей стороны «...готовы ради почтения к Богу и святой матери-церкви, а также к нашей святой вере, соединившись с подмогой от других христиан,» спасти христианский мир и обуздать «наглость турок», защищая собственное государство[160]. В то же время Гуго IV направил посольство в Венецию, прося помощи против турок, но не получил от Республики ничего, кроме невразумительного и весьма туманного ответа. В начале 1342 г. Сенат решил помочь дуке Архипелага Джанули Санудо и дал лицензию на поставку оружия и материалов, необходимых для снаряжения флота, дабы защитить его владения от турок[161] (еще в 1341 г. предшественник Джанули, Никколо Санудо вместе с Бартоломео Гизи просили у Республики помощи для защиты Негропонта[162]).

Военные успехи и дипломатические инициативы Гуго IV возымели действие. Усилия Гуго IV были активно поддержаны новым папой Климентом VI (1342–1352), который проявлял большой интерес к делам на Востоке и, взойдя на престол, немедленно начал переговоры об организации крестового похода сначала с Венецией, а затем с Великим магистром Родоса и с самим королем Кипра. Он призвал присоединиться к крестоносцам и императора и народ Константинополя[163]. Не жалея красок, Климент VI пишет потенциальным участникам крестового похода, как страдают от турок правоверные христиане, как опустели и почти совсем уже обезлюдели христианские земли на Востоке из-за «поганых» (infideles pagani)[164]. В 1343 г. Климент VI издает буллу с приказом о скорейшем сборе десятины в Англии, Франции «и других странах мира», поскольку деньги срочно необходимы для организации экспедиции против турок. При содействии папы Климента VI родился новый военный блок, зримым результатом организации которого стал крестовый поход против Смирны и захват города 28 октября 1344 г.[165] В 1345 г. булла Климента VI о сборе средств для латинян Востока выпускается повторно. На сей раз деньги необходимы уже для защиты отвоеванных у турок территорий[166]. Одновременно папа призывает всех христиан присоединиться к крестовому походу и, как обычно в таких случаях, обещает его участникам отпущение грехов[167].

Активность «Святой лиги» после 1348 г. скорее можно назвать вялотекущей войной оборонительного характера. Сам же Кипр, отчасти собственными силами, а отчасти благодаря помощи других средиземноморских государств, решил главную задачу — отвел турецкую угрозу от своих берегов. Тотальное же наступление против турок, захват их земель в планы Гуго IV никогда не входили, как не планировались и затраты на их удержание. Как только угроза отдалялась от острова, в интересах короля было немедленно отступить. Кипрское королевство по-прежнему оставалось членом лиги, по-прежнему выполняло свои союзнические обязательства, но вклад каждой из сторон стал значительно меньше, чем в 1330-е годы. Так, по договору 1350 г. Кипр предоставлял всего 2 галеры, Родос и Венеция — по 3 галеры. И хотя в соглашении 1350 г. содержатся условия как оборонительного, так и наступательного характера («... для защиты христиан, территорий и владений, которые они удерживают за собой, а также для того, чтобы разбить турок и неверных, существующих в их землях»[168]), вряд ли кто-то с флотом, сократившимся, по крайней мере, в три раза, мог рассчитывать на проведение крупных военных операций. Да и об этом папе Клименту VI, а затем и его преемнику на Апостольском престоле Иннокентию VI приходилось постоянно напоминать членам «Лиги» и обращаться к ним с просьбой о незамедлительном снаряжении необходимых для защиты Смирны галер. Венеция, отягощенная враждой с Генуей и войной Проливов, постоянно вызывала беспокойство папы, опасавшегося, что она не сможет выполнить взятых на себя обязательств. В этой ситуации Климент VI возлагает особые надежды на Гуго IV и госпитальеров. В 1350 г. он пишет королю письмо с просьбой поскорее прислать галеры, необходимые для защиты Смирны: «Прекраснейшему во Христе сыну Гуго, светлейшему королю Кипра, приветствие наше. Любезнейший сын, знатный муж Андреа Дандоло, дож Венеции, написал в своих письмах, что у него нет трех галер, которые он должен снарядить, согласно имеющемуся договору, поскольку он опасается, что любезнейшие генуэзцы из-за войны между ним и генуэзцами, которая начата, нападут. Однако мы особенно настаиваем, чтобы дож в любом случае не откладывал со снаряжением галер, но все же в случае если, против нашей надежды, он не снарядит и не пришлет галеры, ты, сын любезнейший, а также любезнейшие магистр и братья госпитальеры из Ордена св. Иоанна Иерусалимского скорее пришлите свои галеры, которые вы снарядите для самого большого блага... Ведь верующие подвергаются многочисленным опасностям, и уже отчаялись и потеряли всякую надежду на помощь, в то время как враги веры набрались дерзости и уже по обыкновению там (на Востоке — С. Б.) опустошают огромные области. Поэтому мы с особой настойчивостью и любовью просим и умоляем твою светлость ради милосердия нашего Господа и пролитой драгоценнейшей крови его те галеры, которые ты должен снарядить, согласно условиям договора, как можно быстрее прислать... для защиты города Смирны»[169].

В борьбе с турками Гуго IV Лузиньян предстает перед нами как настоящий крестоносец, носитель уже многовековой крестоносной традиции, по-прежнему верующий в спасение души, в помощь Господа воинам Христовым и в разные чудеса, от него исходящие. Кажется, мистики во время его правления хватало. Не случайно Леонтий Махера большую часть своего повествования о правлении Гуго IV посвящает чуду ев. Креста, явившегося миру именно в это время[170]. Кипрский король и сам был готов рассказывать разные чудесные истории, приключившиеся с его воинами во время войны с турками. В одном из писем 1345 г., адресованного королеве Сицилии[171], Гуго IV рассказывает о чудесном явлении воинам Христовым некоего посланника, с помощью которого они одержали победу. Гуго пишет: «Вдруг появился всадник на белом коне с белым знаменем, на котором был красный крест, который, сияя чудесным красным светом, возвышался над всеми. Он был одет в верблюжью власяницу, у него было длинное и худое лицо с широкой бородой, и звучным голосом он взывал, говоря следующее: «О верные, не бойтесь! Ведь Господь показался в небесах и ведет нас к неотвратимой победе, поднимайтесь, и он даст силы. Смело идите в бой вместе со мной! Ведь те немногие из вас, которые будут убиты, обретут вечную жизнь. И с его помощью мы достигли успеха и сражались как никогда. Мы снова напали на турок и сражались всю ночь; и не было ночи, ибо солнечный луч светил нам всю ночь. Днем же те из турок, которые остались, ослабели у нас на глазах. И с Божьей помощью в этом бою мы одержали победу». И далее читаем: «Мы же лично тогда спросили, кто из вас так много сделал для нас, чтобы мы могли известить от вашего имени всех христиан. И он ответил — я тот, кто сказал «Вот агнец Божий, уносящий прегрешения мира». И произнося эти слова, он исчезает, источая приятнейший аромат, благодаря которому мы удивительным образом в течение ночи и дня восстановили силы, хотя и изнывали без пищи и питья. На следующий день мы действительно решили посчитать, сколько погибло христиан, и когда мы пришли на поле битвы, мы обнаружили около каждого длинную палку без листьев, а в изголовье белый цветок, соответственно обрезанный, и покрытый золотыми буквами «Я — Христианин». Тогда, собрав их тела от неверных, мы захотели почтить их перед святыми и услышали бесчисленное множество голосов с неба. Звучала чудеснейшая мелодия, так что каждому казалось, что жизнь вечна. И трижды они пропели до конца, повернувшись в сторону почитаемого великого отца моего»[172]. Справедливости ради надо отметить, что войско Гуго IV понесло большие потери. Он сильно преувеличивает цифры, чтобы особо подчеркнуть значимость своей победы. Со стороны турок, по его представлениям, на поле брани было 1 млн. 200 тыс. человек, в то время как со стороны христиан только 200 тыс. При этом христиане потеряли в бою 70 тыс. Все названные цифры нереальны, но потери в треть войска вполне можно принять. Даже после такой кровавой победы Гуго не замедлил сообщить о ней в самых пафосных выражениях западным правителям: «Король Кипра королеве Сицилии шлет привет. Возрадуйтесь и возблагодарите вместе с нами и со всеми верующими, принявшими крест для битвы с нечестивыми турками из благоговения к Иисусу Христу, который за нас пожелал быть распятым. Рыдайте и взывайте, дабы на небесах были услышаны ваши голоса. Воздадим же благодарности и хвалу Господу и преславной Деве Марии за ту безмерную милость, оказанную мне ныне, а именно 24 июня. Мы вместе с другими христианами, принявшими крест, двинувшись на эту битву с турками, собрались на равнине между горами и взгорьем, и у турок было 1200 тыс. воинов»[173].

Итак перед нами предстают два образа короля: доблестный благочестивый крестоносец, рыцарь — носитель крестоносной традиции средневековья, и изысканный интеллектуал, мудрец, искусный политик — новый человек, только формирующийся новый государь новой, зарождающейся гуманистической эпохи. Противоречат ли эти два образа друг другу? Могут ли сочетаться названные качества в одном человеке? В правителе, государственном деятеле конца XIV — особенно в XV в. все эти качества, несомненно, не только могут, но и должны соединяться. В европейском обществе в целом под влиянием гуманистов и распространением гуманистических идей все более ценится образованность, воспитанность, утонченность манер. Это является показателем благородства и социальной успешности. В то же время «рыцарственность» знатного человека, подразумевающую куртуазность и воинскую доблесть, никто не отменял. Для отпрыска знатной фамилии невозможно было сделать блестящую карьеру и завоевать всеобщее уважение в обществе, не став крестоносцем. Участие в крестовом походе становится почти обязательным этапом в достижении высот в политической карьере. Это прекрасно демонстрирует биография маршала Франции и губернатора Генуи конца XIV – начала XV в. Жана II Ле Менгра, прозванного Бусико[174]. К концу XIV в. в европейской культуре формируется образ нового рыцаря — благородного, щедрого, великодушного к друзьям и беспощадного к врагам, и одновременно — блестяще образованного, интересующегося науками, античной литературой и философией. Если даже эти знания и интересы были поверхностными, их нужно было продемонстрировать окружающим, чтобы завоевать их симпатии и авторитет. Средневековье уже не было таким, каким оно было в XI веке, и крестоносец «нового» средневековья был обязан стать другим. Это было ясно даже заурядным людям. Поэтому, следуя уже утвердившимся правилам, худородный Бусико достиг высших постов в государстве.

Монарху Кипра не требовалось доказывать свою знатность или делать карьеру. Однако Гуго IV Лузиньян, наверное, одним из первых понял силу, которую образование и наука придают королю и его власти, их вес в деле укрепления его авторитета внутри страны и на международной арене. Недаром историческая память долгое время хранила истории, акцентирующие масштаб личности Гуго IV, его авторитет в кипрском и европейском обществах. Этьен де Лузиньян пишет просто: Гуго IV «уважали все»[175].

Столь высоких оценок Гуго IV во многом удостоился благодаря своей осторожности и вдумчивости в политических делах, благодаря успехам в экономике, которых, несомненно, добивается при нем Кипр. Гуго IV не позволил втянуть свое королевство в опасные и разорительные предприятия, но сумел сохранить лицо государства как государства сильного и процветающего. В порыве восторга Григора даже восклицает, что сам Платон подражал бы ему и был бы доволен политической системой, утвержденной Гуго IV в Кипрском королевстве. «Я думаю, — пишет Гри-гора, — что если бы Платон был жив, он стал бы подражать тебе и полюбил бы именно такое твое государственное устройство больше, чем то, которое он сам прежде определил. И тот, кто постоянно отправлялся в плавание на Сицилию, лучше бы поплыл на Кипр ради тебя, твоего государственного устройства и законодательства»[176]. Большей похвалы от гуманиста удостоиться было невозможно. Собственно, про Гуго IV все сказали уже римляне; «Теmpora mutantur et nos mutamur in illis». Гуго IV Лузиньян стал латинским королем-крестоносцем нового типа, сочетающим в себе традиционную доблесть рыцаря и набожность крестоносца с мудростью, образованностью, талантом правителя нового времени. Утвержденный им на международной арене престиж Кипра, а также сохраненная и приумноженная государственная казна очень помогли в дальнейшем его сыну и преемнику Пьеру I Лузиньяну в проведении крестовых походов против Египта и турок, навсегда прославивших имя и этого короля.

Глава 3 Король-крестоносец Пьер I Лузиньян (1359–1369)

Король Кипра Пьер I Лузиньян был одной из самых ярких и легендарных личностей эпохи поздних крестовых походов. При жизни отца Гуго IV Пьер имел титул графа Триполи (1347–1358). Тогда же он впервые появляется на политической арене. Миру предстал красивый и сильный человек: он был высокого роста, со светлыми волосами и голубыми глазами, человек необузданной энергии, склонный к авантюризму, путешествиям, воинским подвигам, увлекающийся, готовый объять необъятное, поставить под свои знамена европейское рыцарство и повести их в крестовый поход против неверных. С его именем связана блестящая победа латинян над мамлюками и завоевание Александрии в 1365 г. Его крестовые походы в Египет, рейды в Сирию и Малую Азию прославили этого кипрского короля. Он стал не просто королем, а легендарным кипрским героем. Ему посвящают свои поэмы трубадуры, им восхищаются итальянские гуманисты Петрарка и Сатютати, о нем с восторгом рассказывают хронисты, на него с надеждой смотрят мечтатели-идеалисты в Европе, строившие планы крупного крестового похода против неверных, несмотря на то, что времена экспедиций, подобных походам конца XI–XII вв., давно прошли. При Пьере I Лузиньяне Кипр превращается из маленького островного государства, расположенного на окраине христианского мира, в славное королевство, известное всей Европе. Его поход против мамлюкского Египта, захват и разрушение Александрии в октябре 1365 г. виделся современникам и последующим поколениям выдающимся событием европейской истории середины XIV в. Ведь христиане под его командованием нанесли мамлюкам самое сокрушительное, позорное поражение за всю историю их сосуществования на Востоке. Это была не просто победа маленького островного государства над грозным и сильным соседом. Это была победа всего христианского мира над неверными сарацинами. После этого события Пьера I представляли почти легендарным героем, одержимым идеей возвращения христианам Иерусалима и Святой Земли. Говорили и о том, что королевство Иерусалим является  его законным наследством, которое он желал возвратить себе. Несомненно, подобные восторги исходили от сподвижников и единомышленников Пьера I. Взятие Пьером Александрии вселило большие надежды в сердца крестоносцев-идеалистов, которые еще остались среди европейцев. Такими людьми были прежде всего фанатик-крестоносец Петр Томас из Ордена Кармелитов, латинский патриарх Константинополя и папский легат на Востоке, венчавший Пьера I короной Иерусалима в Фамагусте в 1360 г. и находившийся в войске короля в 1365 г.[177]; Филипп де Мезьер — апологет Пьера I, его канцлер Кипра, затем канцлер Франции при Карле V, для которого кипрский монарх был «самым победоносным королем (victoriosissimus rex)» и самым совершенным рыцарем его времени и лидером всего христианского мира[178]; и известнейший шампанский трубадур Гильом Машо, посвятивший поэму своему кумиру и считавший его подвиги равными подвигам Геракла и Александра Великого[179]. Вспоминают о подвигах кипрского монарха великие литераторы средневековья Джеффри Чосер в «Кентерберийских рассказах» и Франсуа Вийон в «Балладе о сеньорах минувших дней». Вийон, не называя имени, говорит о славном короле Кипра («Le Roi de Chypre de renom...»), под которым, вероятнее всего, подразумевается легендарный кипрский монарх Пьер I Лузиньян[180]. Чосер прямо говорит о кипрском монархе Пьере I, запомнившегося Европе, прежде всего, взятием Александрии. Однако от внимания английского поэта не ускользает тот факт, что король, одержавший великую победу над сарацинами, стал жертвой заговора своих же вассалов:

О славный Петро, Кипра властелин, Под чьим мечом Александрия пала! Тем, что сразил ты столько сарацин, Ты приобрел завистников немало. За доблесть ратную твои ж вассалы Сон утренний прервали твой навек. Изменчив рок, и может от кинжала Счастливейший погибнуть человек.[181]

Молва о великой победе христиан над сарацинами облетела не только всю Западную Европу, но даже достигла далекой русской земли. О походе Пьера I на Александрию сообщают Троицкая и Никоновская летописи, правда под 1366 г. Летописцы отражают представления русских людей о силе кипрского войска и об огромных разрушениях, причиненных кипрским монархом Александрии и ее жителям. «В лето 6874 (1366). Бысть убо тогда въ та лъта Кипръ князь Андрей, нарицаемый Пигоръ, имъя силу многу кипрьскаго воиньства и плъни многихъ окрестъ себя сущихъ, также осилевъ наипаче и поиде ратью на Александрию Египетьскую, и изби и по-жже и плъни всъхъ тамо живущихъ Сарацынъ, Татаръ, Аравитъ и Армены, и Торки, и Фрязъ, и Дикаты, и Формасы, и Черкасы, и Бармены и Жиды»[182].

Но верил ли сам кипрский король в возможность завоевания и удержания Иерусалима? Ставил ли он вообще перед собой такую задачу? Можно ли считать Пьера I лишь мечтателем, «заблудившимся рыцарем из давно прошедшей эпохи,» похожего на несчастного героя какого-то средневекового рыцарского романа, каковым видит его М. Дабровска? Можно ли говорить о том, что Пьер I был последним европейским монархом, одержимым идеей «священной войны»[183]? Действительно ли кипрский монарх мечтал превратить Кипр в базу для отвоевания Святой Земли, и этот идеал жил на острове и после падения Акры в 1291 г.?[184] Или все же он был трезво мыслящим политиком, пытавшимся решить проблемы своего государства и действовавшим в интересах своего королевства? Для того, чтобы ответить на поставленные вопросы, нужно обратить внимание на внутриполитическую ситуацию на Кипре, на поездки Пьера в Европу и переговоры с западноевропейскими монархами об организации экспедиций на Восток, на характер его походов и на его отношения с султаном Египта.

Кипрское королевство в период правления Пьера I Лузиньяна стало не участником экспедиции крестоносцев против мамлюкского Египта, а ее организатором и проводником, причем весьма удачливым. Отец Пьера I Гуго IV Лузиньян (1324–1359) был, как мы уже видели, одним из наиболее активных участников военного блока против турок в 1330–1350-е годы. Однако Гуго IV не стал героем-крестоносцем, воспетым в поэмах и легендах. Эту роль было суждено сыграть его сыну Пьеру I. Он, на первый взгляд, по характеру и методам своей политики был прямой противоположностью своему отцу. Вспыльчивый и импульсивный он не дожидался какого-либо приглашения в европейские военные союзы, он сам делал все возможное для их организации и вовлечения в них европейских правителей. Его энергии хватало на все: и на военное руководство войском крестоносцев, и на длительные путешествия по странам Европы для организации крупной экспедиции на Восток, и для строительства и снаряжения собственно кипрского флота, и на праздники и развлечения, которых он тоже был далеко не чужд: «...по своей натуре, — говорит Махера, — он был лев: он был прекрасен телом, храбрым, умным и мудрым, к нему был милостив Бог, и он был необыкновенным»[185]. Он обладал, по всей видимости, незаурядным талантом убеждать окружающих в своей правоте. Ему действительно удалось зарядить энергией крестоносца многих из его современников. Однако за этим рвением крестоносца, как мы далее увидим, стояли чисто практические цели и необходимости его королевства.

Гильом Машо рассказывает о том, что еще до вступления на престол для борьбы с мусульманами он организовал свой рыцарский «Орден Меча»[186]. Если это действительно так, то подобный поступок будущего короля указывает не только на его склонность к военным подвигам, но и на понимание того, что для ведения успешной войны против мусульман он будет вынужден обращаться за помощью к западноевропейскому рыцарству[187]. Другие источники умалчивают об этом весьма любопытном и примечательном факте биографии Пьера I. Однако и Леонтий Махера, и Гильом Машо, и папские документы свидетельствуют, что еще в 1349 г. Пьер и его брат Жан, принц Антиохийский, невзирая на запрет отца, тайно покинули Кипр и отправились в Европу[188]. По словам Махеры, они отправились в Европу, чтобы «посмотреть мир». Но не тогда ли в голове будущего короля рождался план его военных экспедиций на Восток? Косвенным доказательством основания ордена, по мнению М. Кампаньоло, с которым трудно не согласиться, служит изображение короля на его монетах «гроссах» с мечом в руках. Действительно, став королем, Пьер I заменил скипетр, традиционный символ власти, на меч, который он держит в правой руке. Однако трактовка М. Кампаньоло «побега» как бунта против отца, как проявление нестабильности личности будущего короля, которая в конечном итоге «привела к совершению произвольных актов насилия и не позволила Пьеру I Лузиньяну стать поистине великим королем», представляется необоснованной гиперкритикой, а еще более попыткой во что бы то ни стало найти доказательства тому психиатрическому диагнозу, который автор вынесет в итоге своего исследования: «параноидальная мегаломания»[189]. Однако в той шалости юности, о которой повествует Махера, нет и намека на эмоциональную неустойчивость Пьера I. Для нее в данный период его жизни не было ни малейших причин. Клинический диагноз, может быть, и возможен, но только в конце жизни легендарного кипрского монарха, когда он, покинутый всеми, переживал глубокое разочарование. На его глазах рушились все дела его жизни, и он, понимая свое бессилие что-либо сделать, находился в состоянии глубокой депрессии, которая, как известно, также является серьезной психологической болезнью.

Политику Пьера I никак нельзя назвать осторожной, а иногда и тщательно продуманной. В нем всегда в первую очередь говорил не дипломат, а воин. Многие проблемы Кипра, в отличие от своего отца, он предпочитал решать быстро, а это было возможно только с помощью оружия. Гуго IV оставил своему сыну богатое наследство в виде полной государственной казны и хорошо отлаженного экономического механизма, дав тем самым ему возможность, как никому другому из Лузиньянов, осуществлять самостоятельные и достаточно крупные военные проекты. Однако Пьер I не мог не замечать, что с середины XIV в. в экономике Кипра появляются кризисные явления. Первым, кто обратил внимание на экономическую подоплеку крестоносной активности Пьера I Лузиньяна, был П. Эдбери[190].

В первую очередь кризисом для экономики Кипра грозило отклонение торговых путей в сторону Красного моря и Александрии, с одной стороны, и в сторону Тавриза и Южного Причерноморья — с другой. Из-за этого в 1350-е гг. Фамагуста постепенно теряла свое ведущее положение в качестве основного торгового центра Леванта. Подобное явление было губительно для кипрской экономики, поскольку государственная казна зависела в первую очередь от товарооборота кипрского рынка. В связи с этим кипрские монархи первой половины XIV в. Генрих II, Гуго IV и Пьер I удивительно единодушны в своих действиях: все они обнаруживают постоянное стремление удержать за Кипром, особенно за Фамагустой, позиции главного торгового центра Восточного Средиземноморья путем установления кипрского контроля за торговлей с мусульманами и защиты безопасности левантийских торговых путей. Папские запреты на торговлю с мамлюками, впервые вышедшие из Римской курии в 1291 г. и затем неоднократно повторявшиеся, давали кипрским королям формальное право претендовать на роль посредников в торговле европейцев с Востоком, поскольку именно на территории их королевства находился рынок, способный предложить те же товары, что и рынки мамлюков, и восточнее которого европейские купцы теоретически продвигаться не имели права. Лузиньяны первой половины XIV в. смогли извлечь максимальную выгоду из сложившейся ситуации и обратить утрату в конце XIII в. христианских земель в Сирии себе на пользу[191]. Но как раз ко времени вступления на престол Пьера I экономическая конъюнктура начала меняться не в пользу Кипра. Эта проблема стала для нового монарха одной из важнейших и должна была им как-то решаться. Он счел необходимым и самым правильным преодолеть ее силой оружия.

Однако все восторги и восхваления его отваги, все радужные мечты были уже после его славных побед. А сначала кипрскому королю нужно было не только отстоять право быть предводителем крестового похода, но и доказать свое право занимать сам кипрский престол. Провозглашение Пьера I королем Кипра вызвало недовольство на Западе, особенно короля Франции и римского папы. Его право на трон оспаривалось внуком короля Гуго IV Гуго де Лузиньяном, от чьего имени выступал король Франции Иоанн II. Не успел Пьер I получить корону Кипра и Иерусалима, как французский король, отстаивая интересы своего родственника принца Галилейского Гуго де Лузиньяна (оба были праправнуками Людовика IX и являлись троюродными братьями друг другу), обратился к папе с требованием разобраться в законности престолонаследия на Кипре[192]. Дело в том, что Пьер I являлся сыном Гуго IV от второго брака. Первым сыном Гуго был Ги, женатый на дочери герцога Людовика I Бурбона Марии. От последнего брака в 1343 г. родился Гуго, принц Галилеи. В том же 1343 г. Ги умер, освободив таким образом возможность престолонаследия своему сводному брату Пьеру I, потому что по «Ассизам Иерусалима и Кипра» престол передается от отца к сыну, если таковой имеется в живых, а не к внуку. Кроме того, как показывает практика, в государствах крестоносцев вообще, как правило, предпочтение отдавалось королю, жившему в данной среде, а не какому-то неведомому, возможно никогда не бывавшему на Востоке человеку из Европы. С этой точки зрения было совершенно логичным провозглашение Советом кипрских баронов королем Пьера I. В то же время существовал еще брачный договор о союзе Ги де Лузиньяна и Марии Бурбон, заключенный в 1328 г. между королем Франции и Людовиком I Бурбоном, с одной стороны, и королем Кипра Гуго IV Лузиньяном — с другой. В момент заключения брака Марии было 12, а Ги — 14 лет. Согласно договору, в случае смерти Ги де Лузиньяна родившийся от их брака сын должен наследовать кипрский трон. Мария в случае смерти мужа становилась свободной, могла покинуть Кипр и снова выйти замуж. Это действительно произошло. Она покинула Кипр и увезла с собой сына, несмотря на глухое недовольство и реальные протесты своего свекра, вероятно, не желавшего отпускать с острова возможного наследника престола. Создается впечатление, что только после неоднократных просьб к кипрскому королю папы Климента VI Мария получила возможность уехать с Кипра. Папа между тем обращался к королю Кипра лишь с просьбой разрешить его внуку посетить родину матери. При этом подчеркивалось, что именно Гуго, принц Галилеи, является наследником кипрского престола[193]. До воцарения Пьера I ни Мария, вышедшая в 1347 г. снова замуж за Роберта Тарентского и жившая главным образом в Неаполе, ни ее сын Гуго не бывали на Кипре[194]. Но о своем родстве с монархами Кипра и о праве на королевский престол они не забыли. Тем более, что в Западной Европе вряд ли кто-то мог усомниться в законности претензий принца Галилеи на кипрский трон. Именно поэтому воцарение Пьера I имело на Западе широкий резонанс, именно поэтому он не мог не отреагировать на притязания своего племянника и не попытаться уладить конфликт. Пьер был вынужден отправить к папе Иннокентию VI (1352–1362) представительное посольство с широкими полномочиями и богатыми дарами, призванное отстаивать его права на престол. Для исполнения деликатной миссии в 1360 г. были избраны Жан де Морфу и Томас де Монтолиф. Однако все их старания, разъяснения, ссылки на кипрские законы были тщетны. С точки зрения папы и французского короля брачный договор, заключенный в 1328 г., сводил на нет кипрские ассизы по вопросам престолонаследия. Наверное, не последнюю роль в улаживании конфликта сыграл личный контакт Жана де Морфу с принцем Галилеи Гуго. Жан де Морфу предложил Гуго руку своей дочери Марии и получил от последнего согласие. Тогда же Гуго согласился на предложенное ему киприотами ежегодное содержание в 50 тыс. белых безантов Кипра в обмен на отказ от кипрского престола. В 1363 г. Пьер I, будучи в Авиньоне, ратифицировал данный договор. Гуго, принц Галилеи, не только принес оммаж кипрскому монарху, но судя по всему стал его активным сторонником. Мы видим его рядом с королем во время похода на Александрию в 1365 г., в 1367 он рядом с Пьером в Атталии, а затем во Франции[195].

По вступлении на престол Пьер I продолжает политику своего отца в отношении турок. В начале 1360 г., едва вступив на престол, он взял под свое покровительство город-крепость Корхигос, расположенный на побережье Киликийской Армении, воспользовавшись призывом местного армянского населения о помощи и защите. (Город оставался под юрисдикцией Кипра до 1448 г.). В следующем 1361 г., заручившись поддержкой генуэзцев и госпитальеров, он направил свой флот против Атталии, расположенной на малоазийском побережье. Выгнав из города мусульманского правителя, кипрский король разместил в нем свой военный гарнизон. Все попытки турок отбить город, предпринимавшиеся в 1361, 1362, 1370 гг., были тщетны. Лишь в 1373 г. с началом кипро-генуэзской войны город был потерян киприотами. Но главная задача, которую ставил перед собой Пьер I, — ослабить экономическую и политическую мощь другого своего соседа мамлюкского Египта. С 1362 по 1365 г. Пьер I находился в Западной Европе. Он искал поддержки у папы и европейских правителей в организации крестового похода на Восток. Крестовый поход был объявлен в 1363 г. папой Урбаном V. Однако и папе и многим западноевропейцам предводителем похода сначала виделся не Пьер I Лузиньян, а король Франции Иоанн II. Заключенный в ходе Столетней войны мир с Англией в 1360 г. позволял многим надеяться на оживление крестоносного движения под руководством именно французского короля, которого, видимо, уже традиционно рассматривали лидером крестоносцев. Кроме того, возможно выступление в роли предводителя крестоносцев было выгодно и самой французской короне, которая могла бы значительно поднять свой авторитет, заметно пошатнувшийся из-за поражений в начале Столетней войны, и получить финансовую поддержку. Однако в 1364 г. Иоанн II умер, и Пьер I Лузиньян перехватил инициативу и роль лидера крестового похода. Скорее всего, для папства этот шаг кипрского монарха был довольно неожиданным. До 1364 г. в папских документах не содержится ни малейшего намека даже на то, что кипрский король присоединится к войску крестоносцев. Но два сохранившихся письма Пьреа I, адресованных первое — правительству Флоренции, второе — сенешалю Неаполитанского королевства и написанных незадолго до его отплытия с Кипра в октябре 1362 г., свидетельствуют о том, что предстоящая война стояла у него на первом плане[196]. Мнение же Леонтия Махеры, что Пьер I покинул Кипр по требованию папы явиться лично в Римскую курию, дабы доказать законность своего восшествия на кипрский престол в связи с претензиями его племянника принца Галилеи Гуго, о чем мы уже говорили, оказывается неверным. Кроме того, покинув остров, Пьер I отнюдь не спешит появиться перед папой. Его путь сначала лежит в Венецию, а затем в Милан и Геную. Везде, наверное не случайно, он ведет разговоры об опасностях со стороны турок и мамлюков, которые угрожают христианам на Востоке. Он формально подтверждает привилегии генуэзцев на Кипре, данные им еще Генрихом I Лузиньяном в 1232 г. Однако он гарантировал привилегии, которые, судя по всему, и не собирался выполнять, потому что уже в следующем году генуэзцы выдвинули целый список претензий и требований тех же самых привилегий, о чем подробно пишет и Мэхера[197]. Обещания привилегий на Кипре, несомненно, были нужны Пьеру I для достижения сиюминутных целей — формирования крестоносного войска и подготовки войны против мамлюков. В Авиньоне кипрский король появляется только 29 марта 1363 г. А двумя днями позже король Франции поднял крест и провозгласил крестовый поход. То же самое сделал и кипрский монарх. Начало похода было намечено на 1 мая 1365 г.[198]

Пьер I оставался при папском дворе до конца мая 1363 г., а затем отправился далее по Европе, призывая монархов и сеньоров поднять крест. Его путь лежал через Францию и владения Плантагенетов на Западе Франции в Англию, где он встречался с английским королем Эдуардом III, затем (уже после смерти Иоанна II в апреле 1364 г. и будучи вождем предстоящей экспедиции) он проехал через Германию, Богемию и Польшу, откуда снова вернулся в Венецию 11 ноября 1364 г. В июне следующего года кипрский монарх покинул Венецию и в августе был уже на Родосе, где встретился с кипрским войском, приведенным туда его братом принцем Антиохийским Жаном. Всего Пьер провел в Европе около двух с половиной лет.

Призывы кипрского короля выступить против неверных нашли отклик в сердцах многих европейцев, пожелавших присоединиться к войску кипрского короля. С идеологической точки зрения, самое главное, чего удалось добиться кипрскому монарху, это придать предстоящей экспедиции форму крестового похода. Гильом Машо не раз называет воинов Пьера I «воинами Христа», которые несли знамя Креста против неверных более грозное, чем любое другое, когда-либо существовавшее[199].

Но возникло две проблемы, которые чуть было не поставили предстоящую экспедицию под сомнение. Во-первых, восстание на Крите против венецианского правительства летом 1363 г., из-за которого Республика не могла предоставить крестоносцам ни флот, ни военную помощь, во-вторых, обострение отношений с генуэзцами на самом Кипре. Но в следующем, 1364 г., венецианское правительство сообщает, что готово отправить кипрскому королю свое войско, состоявшее из 1000 всадников и 2000 пехотинцев[200]. В 1364 г. в Фамагусте разгорелся скандал по поводу наказания двух генуэзских моряков, дезертировавших с кипрского корабля. Из-за них произошла отчаянная драка, поставившая Кипр и Геную на грань войны. Понятно, что в таких условиях было невозможно рассчитывать на помощь двух крупнейших морских республик, от которых, в конечном счете, зависел исход предстоящей экспедиции на Восток. Лишь в апреле 1365 г. кипрский король, движимый единственным желанием выступить против мамлюков, пошел на уступки генуэзцам и обещал удовлетворить все их требования, т.е. реально подтвердить привилегии 1232 г. Уже 23 июля 1365 г. папа Урбан V обращается к Генуе с предписанием снарядить для похода на Александрию 6 галер[201]. К этому времени и Венеция преодолела трудности на Крите, связанные с народным восстанием против ее господства.

9 октября 1365 г. флот Пьера I приблизился к стенам Александрии. Этот город был не только одним из крупнейших портов и рынков Средиземноморья, но и великолепной крепостью с двойным поясом стен и мощнейшими башнями. Александрия казалась совершенно неуязвимой и, тем не менее, уже 10 октября сдалась кипрскому монарху практически без боя. Было ли войско крестоносцев столь многочисленным, как говорят современники событий, сказать трудно. Леонтий Махера полагал, что с Кипра на Родос отплыли 108 кораблей, Филипп де Мезьер считал, что их было около сотни. Всего же, по данным Махеры, на Родосе под командованием кипрского короля собралось 165 кораблей. Амади говорит, что среди этих 165 кораблей галер было только 33. По сведениям Филиппа де Мезьера войско Пьера I состояло из 10 тыс. человек, из которых 1000 были знатного происхождения («nobiles armati»), и 1,4 тыс. лошадей[202]. Столь огромные цифры кажутся маловероятными, когда авторы хроник и документы называют конкретные цифры. Так оказывается, что Генуя посылает от 4 до б галер, Великий магистр Родоса снарядил 4 галеры и 100 рыцарей. Большая часть галер, видимо, были собственно кипрские. Сам Махера иногда говорит о 16 галерах, находившихся в распоряжении кипрского короля. Последняя цифра представляется более вероятной. Скорее всего боевых кораблей в распоряжении Пьера I было в действительности около 30. Таким образом, цифра Амади оказывается более реальной. Во всяком случае, патронами галер, отплывших с Кипра на Родос, Махера называет 30 человек, а также к ним прибавляется два отряда, выставленных архиепископом Никосии и епископом Лимассола, которые вполне могли располагаться на собственных кораблях. Кроме того, к ним прибавлялись транспортные корабли для перевозки лошадей, орудий и продовольствия и некоторое количество купеческих кораблей, примкнувших к крестоносцам. В любом случае остается впечатление, что флот и войско формировались прежде всего собственными силами киприотов, к которым присоединились некоторые западноевропейцы, большинство из которых находились на Кипре еще до начала организации похода: это маршал Шампани Луи де Рокфор, Иоанн Ласкарис Калофер, действовавший от имени папы как его легат, итальянцы Пьетро Малочелло и Пьетро Гримани, Франческо Спинола и Франческо Каттанео, находившиеся на службе и при дворе кипрского монарха. Остальные действующие лица, капитаны галер, принадлежат к кипрской знати. Фраза Леонтия Махеры: «Узнав о победе христиан Кипра, правители Запада преисполнились рвением, держали совет, дабы организовать экспедицию и идти на Кипр на помощь королю в Сирии» — при серьезном анализе оказывается сильным преувеличением. Желание короля Франции Карла V и герцога Савойского «помочь киприотам покончить с сарацинами» так и осталось простой декларацией, Кажется, что ни тот ни другой с самого начала не спешили к берегам Кипра. Еще до взятия Александрии 29 января 1364 г. венецианцы сообщали Пьеру I, что намерены переправить на Крит войско герцога Савойского, где он присоединится к венецианскому войску[203]. Однако герцог Савойский, столь громко выражавший желание принять участие в крестовом походе Пьера I, что об этом знала вся Европа, так и не появился на Кипре. В рассказе Махеры речь об отправке на Кипр «большого войска» короля Франции и отряда герцога Савойского заходит только после взятия Александрии. Более того, едва герцог Савойский, король Франции, да и другие европейские правители прослышали от венецианцев о возможном заключении мира между Кипром и Египтом, мгновенно «у них пропало желание идти на помощь королю Кипра», как ни взывал к папе Урбану V и французскому королю Карлу V папский легат Петер Томас немедленно собрать силы для продолжения начатого крестового похода, главную цель которого он видел в отвоевании Иерусалима[204]. Единственными постоянными союзниками короля Кипра, разделявшими его чаяния и стремления, были госпитальеры Родоса. Их мы видим рядом с Пьером и в Александрии, и в Сирии. Западноевропейское купечество, особенно венецианцы, генуэзцы и каталонцы, прежде, по крайней мере, не препятствовавшие проведению крестового похода, стали выражать почти паническую озабоченность и беспокойство из-за прерванных торговых связей с Египтом. Филипп де Мезьер называет их «лживыми и жадными купцами (falsi et avari mercatores)»[205]. Венецианцы по собственной инициативе отправляют посольство в Каир с целью уладить свои дела в землях султана. Они предлагают себя в качестве посредников в переговорах о заключении мира между Египтом и Кипром и даже выражают готовность возместить королю Кипра его затраты на войну. Столь велика оказывается заинтересованность Венеции в сирийско-египетских рынках. После того как дипломатические усилия Адриатической республики оказались тщетными, после отказа султана вести какие-либо переговоры с посредниками и его требования прямых переговоров с королем Кипра Венеции оставалось одно: обратиться к папе с настоятельной просьбой повлиять на Пьера I и остудить его пыл крестоносца. Ведь все видели и знали, что король готовит новую экспедицию в земли султана. Не отставали от венецианцев в своих просьбах к папе и генуэзцы. Кроме того, и кипрское купечество, особенно купечество Фамагусты, которое традиционно имело торговые интересы в Сирии, не выражало особой радости по поводу королевских побед. Однако со своими подданными королю, видимо, было не так сложно справиться. Всем киприотам был дан строгий королевский приказ вернуться из Сирии на Кипр. Следовательно, даже во время военных действий в Египте и сразу после взятия Александрии часть кипрского купечества продолжала находиться в Сирии и как ни в чем ни бывало вести торговлю на рынках мамлюков. Кроме купцов, в сирийско-палестинских землях традиционно находились христиане, как православные, так и католики, также предпочитавшие жить в мире с властями Египта, также пострадавшие из-за военных действий Пьера I и также выражавшими недовольство их продолжением. Так например, захват Александрии повлек за собой арест и гибель в тюрьме Дамаска 16 братьев францисканцев. Одновременно францисканцы выражают озабоченность по поводу своих владений в Святой Земле, а именно: монастыря на Горе Сион, монастыря св. Гроба в Иерусалиме, монастырей в Вифлееме и Бейруте. Лишь в 1369 г., уже после смерти Пьера I, ситуация стабилизируется, и францисканцы сообщают о покупке дома на Горе Сион за 1750 серебряных драхм[206].

Тем временем, после того как прошла эйфория от взятия Александрии, перед королем должны были встать многие вопросы. Что дальше? Сирийское побережье? Иерусалим? Крестовый поход ради освобождения Гроба Господнего? Следовательно, крупномасштабная война с мамлюками без всякой реальной помощи извне? Ведь король Кипра не мог не отдавать себе отчет, что его государство втягивается в войну с Египтом один на один.

Едва вернувшись из Александрии, Пьер I начинает готовиться к походу на Бейрут. С неутомимой энергией он принялся снаряжать флот для новой экспедиции. Только противодействие венецианцев, по мнению Махеры, заставило короля отложить поход. Тем временем, король решил развернуть свой флот против турок. Он якобы обратился к адмиралу своего флота со словами, в которых фактически выражено намерение уничтожить турок, причинив им колоссальный ущерб: «Давай, — говорит король, — причиним такой ущерб туркам, который только возможно причинить». И кипрские корабли совершили стремительный рейд вдоль турецкого побережья, разрушили гавань Алайи, но не смогли взять сам город, а затем вернулись в Фамагусту. По всей видимости, поход и не планировался как длительный. Махера подчеркивает, что киприоты «были ограничены во времени». В этом, с его точки зрения, кроется основная причина, не позволившая кипрскому королю завоевать город[207]. На самом же деле, как представляется, Пьеру I было необходимо обезопасить свое государство с Севера, дабы свободнее и увереннее чувствовать себя во время войны с Египтом. Кроме того, отклонение торговых путей в сторону малоазийских портов было также весьма некстати для Кипрского королевства. Но и во время рейда к малоазийским берегам кипрский монарх не оставлял намерения отправиться в Сирию. Приготовления к походу в Сирию не прекращались ни на день. 23 ноября 1366 г. Пьер I направил письмо дожу Венеции Марко Корнаро, в котором сожалел, что венецианцы стремятся сохранить хорошие отношения с султаном, осуждал установление мира с Египтом и напоминал, что торговля с мамлюками запрещена папой. Особенно подчеркивалось, что венецианцы пользуются на Кипре привилегиями и благосклонностью кипрского короля. Тем самым отмечалось, что их благоприятные условия пребывания в Фамагусте есть милость кипрского монарха. Кроме того, Пьер I выдает себя за защитника интересов всех христиан на Востоке. Он говорит: «... чтобы никто не потерпел ущерба в землях султана, мы вышли с оружием»[208].

Обращает на себя внимание тот факт, что вскоре после взятия Александрии Пьер I был готов подписать мир с Египтом. Он даже согласился пойти на некоторые уступки султану и освободить пленников, захваченных им в Александрии. Посредниками в переговорах между Кипром и Каиром выступали все те же венецианцы и каталонцы. Однако после освобождения пленников и отмены экспедиции западноевропейских рыцарей на Восток султан те только отказался заключить мир с королем Кипра, но даже пытался захватить в плен кипрского посла и галеру, доставившую в Александрию «египетских рабов». Не жалея красок, хронисты рисуют султана вероломным, коварным и жестоким. Однако не меньше, чем султана, в срыве договоренностей между Кипром и Египтом обвиняют венецианцев. Это они обманули короля, это они надсмеялись над ним, это они сорвали экспедицию западноевропейских рыцарей, «способную захватить много городов султана». Доверчивый же и благородный король с открытым сердцем и чистой душой выполнил все условия султана. Но как только король понял, что был жестоко обманут, он немедленно стал собирать флот для похода к берегам Сирии. Подготовка к экспедиции начинается в начале ноября 1366 г. с сообщения о нем на Родос и с просьбой о помощи. Госпитальеры безоговорочно поддержали короля и предоставили в его распоряжение 4 галеры и другие суда. Однако среди капитанов королевского флота появляются и венецианцы, и каталонцы, и папский легат. Хотя еще в октябре 1366 г. папа дал понять Пьеру, что тот больше не получит от него никакой помощи и что он должен положить конец войне с Египтом. Оказывается, что «недовольные» королевской политикой «миротворцы» все же были вынуждены присоединиться к киприотам, ибо это было необходимо им самим. Как ни старались венецианцы и каталонцы установить прямые контакты с султаном Египта и убедить последнего в своей непричастности к походам кипрского короля, им это не удалось. И тем и другим пришлось сделать еще одну попытку преодолеть кризис в торговле с мамлюками силой оружия. В начале января 1367 г. королевский флот вышел к берегам Сирии.

И в данном случае Махера называет колоссальные цифры (170 судов), говоря о флоте крестоносцев. И на этот раз приходится усомниться в сведениях, сообщаемых хронистом. Можно было бы считать, что данная экспедиция фактически не состоялась. Флот попал в сильный шторм, и большая часть кораблей, в том числе и королевская галера, вернулись на Кипр. До Триполи добрались только 15 галер под командованием гасконского рыцаря Флоримона де Леспарра, находившегося на службе у кипрского монарха. Сил 15 галер, а не 170 кораблей, оказалось вполне достаточно, чтобы взять Триполи и продержаться там около двух недель. Затем, не дождавшись подхода оставшейся части кипрского флота, Леспарр разграбил город и вернулся на Кипр. Как видим, сценарий экспедиции исключительно совпадает с прежними походами киприотов в берегам государства египетского султана. И во время этой экспедиции никто не ставил цели удержать завоеванный город и укрепиться в нем. Пьер I никак не переживает о несостоявшейся экспедиции. Судя по всему, цель экспедиции была достигнута: заставить султана продолжить переговоры, которые возобновляются сразу же по возвращении Леспарра. Итак, экспедиция состоялась и имела для короля положительный результат. Ни о каком «фиаско»[209] в данном случае говорить не приходится. Египетская дипломатия, видимо, активно интриговала против кипрского монарха. Взятие Александрии сблизило турок Малой Азии и мамлюков Султан пытается организовать лигу против христиан, особенно против Кипра и госпитальеров[210]. Не без участия египетской дипломатии были спровоцированы осада Корхигоса турками и, не исключено с ее же помощью, восстание против короля в Атталии. И то и другое событие имели целью отвлечь силы короля в Малую Азию. А тем временем переговоры затягивались египетской стороной. Безрезультатность переговоров стала главной причиной, заставившей киприотов в конце сентября 1367 г. вновь выступить против Египта. Их путь лежал к берегам Сирии и Киликийской Армении, также находившейся в руках мамлюков. Кипрское войско стремительно прошло от Триполи до Айяса, грабя и разрушая все на своем пути. 5 октября киприоты уже были в Фамагусте. И вновь начались переговоры о мире, оказавшиеся столь же безрезультатными, как и прежние. Мир с Египтом был подписан уже после смерти Пьера I Лузиньяна в 1370 г. Добился подписания мира скорее не сын и преемник Пьера I неповоротливый, безвольный и капризный Пьер II Лузиньян, а его брат Жан, являвшийся тогда регентом Кипрского королевства. Последний, верный методам политики своего венценосного брата, совершил стремительный рейд вдоль побережья Египта, Сирии и Киликии. Только после этого длительный и трудный раунд дипломатических переговоров, в которых, помимо Кипра, участвовали Родос, Генуя и Венеция, закончился подписанием мира.

Итак, все экспедиции Пьера I Лузиньяна: к берегам Малой Азии, в Александрию, первая и вторая экспедиции к берегам Сирии, — были очень кратковременными. Причем Махера, рассказывая о неудачном штурме киприотами цитадели Айяса, оправдывает отступление Пьера I, говоря что «лучше отступить, чем подвергнуть людей такой опасности; бесполезно прилагать столько усилий». Не правда ли, оправдание весьма схоже с тем, какое хронист придумал, повествуя об отступлении киприотов из Алайи[211]? Однако нежелание короля Кипра прилагать особые усилия для завоевания городов и крепостей мамлюков есть еще одно свидетельство тому, что присоединение завоеванных земель к своему королевству и размещение в завоеванных крепостях своих гарнизонов изначально не входило в его планы. Какую же цель преследовал кипрский монарх, что он надеялся получить от этих блиц-походов и зачем ему был нужен мир с Египтом? В хрониках мы не найдем ответов на эти вопросы. Вера некоторых современных историков в идеалистическое желание Пьера I отвоевать Святую Землю, о которых мы упоминали выше, приводит к неверному пониманию целей экспедиций кипрского короля. Все действия короля четко доказывают, что он никогда не ставил перед собой подобной цели и ни разу не послал свои войска хотя бы в направлении Иерусалима. Между тем, сохранились послания Пьера I к султану Египта 1368 г., которые дают весьма определенные ответы. Требования короля к султану Египта сводились к следующему:

1) обеспечить судебно-административный иммунитет для кипрских купцов в землях султана. А именно: король требовал, чтобы во всех портах, городах и деревнях, куда приходили кипрские купцы, находились королевские консулы, которые должны были ведать делами торговли, суда и управления кипрскими факториями в Египте. В случае если киприот совершит преступление против сарацина, он должен быть наказан по закону Кипра. Аналогично, если сарацин совершит преступление против киприота на Кипре, его должно судить по египетским законам. Если киприот был схвачен египетскими властями, его надлежало передать кипрскому консулу. Последний мог бы пользоваться карцерами султана и имел бы право освобождать подданных короля, арестованных египетскими властями. При консуле должны были бы находиться два кипрских чиновника bastonerii (судебные исполнители). В случае ссоры между киприотом и сарацином, и разбирательства дела в суде Кипра или Египта, должно было устанавливаться наблюдение с обеих сторон.

2) Снизить коммеркии. Король требовал понижения коммеркиев для кипрских купцов на 50%.; Однако здесь он был готов пойти на компромисс и был согласен на снижение коммеркиев на 1/3 или даже на 1/4. Кроме таможенных пошлин киприоты не должны бы платить никаких других налогов. Пьер I пытается оградить в сфере сбора налогов с иностранного купечества свое собственное государство от возможных обманов через подставных лиц и предлагает султану позаботиться о том же. Король предусматривает наказания для купцов, нарушивших кипрские законы о налогообложении. Он пишет султану о том, что «если сарацин придет на Кипр с товарами, спрячет или утаит их, или запишет под другим названием, согласно закону должен уплатить в качестве штрафа двойной коммеркий. Если же какой-либо киприот прибудет в земли султана и привезет с собой кипрские товары, которые принадлежат другому человеку, и запишет их на свое имя, а затем обнаружится обман, этот киприот должен заплатить в качестве штрафа коммеркий, согласно закону». Дело в том, что и кипрские и арабские купцы активно сотрудничали с западноевропейцами, особенно генуэзцами, венецианцами и каталонцами, которые пользовались торговыми привилегиями как на Кипре, так и в Египте. Во избежание нарушения закона об уплате таможенных пошлин киприотами и арабами, которые могут прикрыться именем западноевропейского купца, обладавшего правом беспошлинной торговли, Пьер I предусматривал следующее; «Если какой-либо сарацин или сарацины посылают товары с венецианцами, генуэзцами, каталонцами и другими, кто имеет франхизии на Кипре, а те... записывают эти товары на свое имя, и если будет обнаружен обман, то обманщик должен заплатить штраф, предусмотренный в торговле, и не больше». Если подобное совершит киприот в землях султана, он подвергается такому же наказанию.

3) Добиться свободы торговли и передвижения по территории государства султана. Король оговаривает право свободного передвижения и для кипрских купцов и для паломников. С целью поднять значимость кипрской торговли и увеличить доходы, поступавшие от нее в королевскую казну, Пьер I стремиться поставить под свой контроль египетских купцов, связанных с кипрскими рынками, требуя от них транспортировать товары на Кипр только на королевских судах. За фрахт королевских кораблей арабами предусматривалась такая же плата, как и для любого христианина.

4) Гарантировать безопасность кипрских купцов, их товаров и кораблей. Об этом должны были бы позаботиться власти Египта.

5) Получить помощь в случае кораблекрушения. Кипрское купечество, по замыслу Пьера I. должно было бы себя чувствовать стабильно и уверенно и на море и в землях султана: «В случае если киприоты потерпят кораблекрушение на море или на суше (т.е. вблизи побережья — С. Б.) во владениях султана, он должен разрешить пострадавшим киприотам обращаться с жалобами к местным властям». Последние были обязаны предоставить всю информацию об имуществе потерпевшего кораблекрушение, которое он мог бы получить обратно. Подобное обязательство принимает на себя и кипрская сторона по отношению к египетским купцам на острове.

6) Оказание помощи друг другу в случае нападения турок[212].

Как видим, Пьер I добивается для кипрского купечества тех же привилегий в землях султана, какими обладали некоторые западноевропейские государства (особенно Генуя, Венеция) и на самом Кипре, и в Египте. Его основной целью было, скорее, превратить киприотов в торговую нацию, подобную генуэзцам или венецианцам. Не добившись ожидаемого результата после похода на Александрию, Пьер I был вынужден совершить еще несколько рейдов к берегам владений султана. Король не мог не осознавать, что все его усилия могут оказаться тщетными, не получи он от Египта удовлетворения своих требований. Однако Каир медлил с подписанием мира, из-за чего действия короля становились все более резкими и нетерпеливыми.

Пьер I тщетно пытался заставить султана дать киприотам гарантии льготной торговли силой. Крестовые походы Пьера I, несомненно, больно ударили по мамлюкским портам, но их результаты были недолговечны, а египетская экономика способна была их пережить. А тем временем война требовала все новых и новых средств. Неизбежно она влекла за собой увеличение налогов, поскольку королевская казна стремительно пустела. Стали раздаваться недовольные войной и политикой короля голоса и на самом Кипре. В сложившихся условиях нужны были решительные и неординарные меры. И король делает несколько экстренных попыток преодолеть кризис.

1) Для сбора денег в казну по всему Кипру было объявлено о возможности освободиться от уплаты подушного налога при условии внесения единовременной суммы в казну за себя и свою семью[213] Махера обращается к этой теме дважды, и дважды его рассказ запутан и противоречив. Из его слов можно понять, что большинство населения королевства, как сельского, так и городского, платило подушный налог и из-за этого называлось перпериариями. Исключение, пожалуй, составляли только богатые сирийцы Фамагусты, пренебрежительно называвшие перпериариев серпами, несмотря на то, что среди последних было много состоятельных и уж, конечно, лично свободных горожан. Тем не менее, в сознании киприотов обязанность платить подушный налог действительно ассоциировалась с какой-то зависимостью. Именно поэтому Махера называет освобождение от налога выкупом свободы. По его словам, сумма «выкупа» сначала составляла 2000 белых безантов Кипра. Однако постепенно по непонятным причинам она сократилась до 200 б.б. за каждую семью. Последняя цифра представляется ошибочной. Тем не менее, уменьшение первоначально установленной суммы, наверное, действительно произошло. Страмбальди также называет сначала цифру в 2000, затем в 1700, а затем в 1000 б.б.[214] В словах хрониста можно усмотреть лишь намек на особую нужду короля, из-за которой эта сумма могла быть несколько уменьшена. При этом дважды Махера подчеркивает, что главная (однако сиюминутная) цель была достигнута: королю удалось собрать большую сумму денег, ибо желающих получить «свободу» оказалось более чем достаточно, и большая часть населения Кипра «таким образом освободилась».

2) Король санкционировал пиратские действия против египтян и грабежи своих подданных в землях мамлюков. «Личные инициативы» подобного рода весьма поощрялись. Желающим выступить в земли султана Египта с целью грабежа даже гарантировалась выдача оружия из арсенала Фамагусты[215]. Часть награбленного, несомненно, доставалась королю. Таким образом, официально приостановленные военные действия против Египта король решил продолжить руками частных лиц.

3) Послов султана неоднократно арестовывали на Кипре ради оказания давления на Каир. (Впрочем, к подобным мерам прибегала и вторая сторона).

4) Наконец, в конце 1367 – сентябре 1368 г. король предпринимает второе путешествие на Запад. Это была отчаянная попытка найти помощь в войне против Египта.

Маршрут короля был следующим: Родос, Неаполь, Рим, Милан, Флоренция, Венеция. Махера объясняет причину отъезда короля на Запад необходимостью явиться перед папой с оправданиями из-за какого-то спора, который возник между его приближенными Жаном Монстри, с одной стороны, и Рокфором и Леспарром — с другой. Король в этом споре поддержал Монстри. Ссора произошла летом 1367 г. во время их пребывания на Родосе. Из-за чего возникли разногласия, сказать трудно. Однако очевидно, что дело, названное Махерой спором, более походило на скандал, в результате которого Рокфор и Леспарр решили покинуть кипрского монарха. Более того, от Гильома Машо мы узнаем, что Флоримон де Леспарр и Пьер I Лузиньян договорились о поединке между ними, который должен был состояться при дворе французского короля. Понятно, что конфликт был столь серьезен, что потребовал личного вмешательства в него папы Урбана V, которому, впрочем, без труда удалось примирить конфликтующие стороны[216]. При этом реально король был больше обеспокоен тем, что интерес к его военным действиям на Востоке в Западной Европе уже прошел. Несмотря на все его усилия, несмотря на то, что везде ему был оказан весьма радушный прием, оживить крестоносный дух в сердцах европейцев Пьеру I не удалось. Более того, венецианцы и генуэзцы, едва узнав о появлении кипрского монарха в Европе, буквально бросились к папе, умоляя его положить конец войнам Пьера I против Египта.

Не получив реальной помощи западных государств, испытав в полной мере на себе давление папы, король был вынужден согласиться на возобновление переговоров с султаном Каира, закончившиеся очередной неудачей, Посредниками выступали все те же генуэзцы и венецианцы. Судя по всему, Пьер I совсем не надеялся на положительный результат переговоров. Он уже не считает нужным любезно обращаться к султану, соблюдая правила дипломатии, а позволяет себе писать тому письма в весьма непристойных выражениях. Не стесняясь, он обвиняет султана в лживости и неблагородстве, недостойных монарха. Он открыто говорит, что султан для христиан есть наказание Божье «за грехи» их. Но коль скоро это случилось, он обязан поступать так, как подобает поступать королям. Пьер I угрожает начать новую войну против Египта и выражает уверенность в победе. Хотя самому королю было уже очевидно, что подобные угрозы — всего лишь риторика. Итак, второй визит короля в Европу подходил к концу, и он возвращался на Кипр совершенно один.

Деятельность венецианцев и генуэзцев, направленная на прекращение войны с Египтом, отказ западноевропейских правителей в военной и финансовой помощи, опустевшая казна, безрезультатные переговоры с Каиром, превращавшие все прежние победы над мамлюками в безрезультатные и бесполезные, делали короля все более раздражительным, нервным и резким. Он не мог не почувствовать, что оказался в изоляции, один на один со своими проблемами и в королевстве и за его пределами. Его ярость, в которую он приходит все чаще и чаще по поводу или без всякого повода, теперь выливается не только на презренного египетского султана или главных, с его точки зрения, виновников его неудач венецианцев, но и на своих приближенных, кипрских аристократов и собственных слуг. Невозможно не заметить психологической неуравновешенности, психологического дискомфорта, которыми отличался Пьер I после его возвращения из Европы на Кипр в 1368 г. Король явно переживал период крушения надежд и находился в состоянии глубокой депрессии. Прежние союзники, которые еще вчера ликовали и были готовы встать под его знамена, сегодня самодовольно наблюдали, как он один пытается справиться с трудностями. Его войны не достигли желаемого результата. Но он не был побежден или разбит на поле боя. Его войны запутались в дипломатических сетях, и у него не хватило сил или решимости, подобно Александру Великому, разрубить эти сети.

История его трагичной любви к придворной даме Жанне Алеманской, вдове кипрского сеньора Жана де Монтолифа, обнажившая острейшие противоречия и разногласия между королем и королевой Элеонорой Арагонской, усугубила депрессивное душевное состояние короля. Суть этой истории в следующем: Жанна Алемаиская. возлюбленная Пьера I, ждала от него ребенка, о чем было известно королеве. Последняя решила воспользоваться отъездом короля с Кипра в Европу в 1367–1368 гг. и расправиться с его возлюбленной. Жанна была подвергнута многим мучениям и истязаниям, у нее отняли едва появившегося на свет младенца, судьба которого никому неизвестна, ее продержали целый год в подземелье крепости Кирении, а затем вынудили уйти в монастырь св. Клары, находившийся на севере острова. Пьер I узнал о произошедшем на Кипре из письма одного из своих приближенных Жана Висконти. После разыгравшейся трагедии, которая по времени совпала с неоправдавшимися надеждами на помощь с Запада, король преисполняется злостью, желанием мести, жестокостью, недоверием, подозрительностью, ненавистью и, возможно, чувством безысходности. Махера как может пытается оправдать славного короля, говоря о том, что он был обманут демоном прелюбодеяния, который покушается на весь мир. Однако главным виновником в этой истории Махера считает не Пьера I, а коварную королеву Элеонору Арагонскую, которую он называет безбожной и злой. Король же вел себя как достойный рыцарь, самоотверженно защищавший свою Даму сердца. Из Европы Пьер I написал королеве гневное письмо, полное угроз по возвращении расправиться с ней. Едва появившись на Кипре, король совершает своеобразный объезд всех кипрских монастырей, в числе которых был монастырь св. Клары. Он требует от своей несчастной возлюбленной покинуть стены монастыря, ибо она приняла постриг против своей воли. Однако получает в этом отказ. На этом история королевской любви как будто заканчивается. Но именно после нее начинается период исключительной нестабильности в Кипрском королевстве, когда самого короля не покидало предчувствие опасности и угрозы его собственной жизни.

Вряд ли можно считать историю любви Пьера I и Жанны Алеманской саму по себе сколько-нибудь серьезной причиной, столь резко изменившей отношение к королю его свиты, приведшей в конце концов к дворцовому заговору и гибели самого короля. Тем более все хронисты называют и другую возлюбленную Пьера I Эшив де Сканделион. Однако все кипрское общество было абсолютно равнодушно к этой любви. Да и вряд ли общество XIV в. могло быть так озадаченно историей любви короля, чтобы столь яростно выражать свое возмущение по этому поводу. Истории подобного рода были совершенно обыденным явлением в средневековом обществе. Сама королева Элеонора Арагонская была изобличена в неверности с графом Эдессы Жаном де Морфу. По словам Махеры, весь народ, даже уличные мальчишки, только об этом и говорили. Хотя Махера и считает, что было совершено нечто противозаконное, тем не менее, никто из «виновных» не понес за это никакого наказания. Можно, конечно, все объяснить также, как и Махера: королева Элеонора происходит из известного каталонского рода. Если бы киприоты причинили какой-нибудь вред королеве, если бы король оставил свою жену и отправил ее назад к отцу, что он якобы намеревался сделать, ее «безжалостные» родственники могли бы взяться за оружие и прийти на остров с возмездием. Тогда Кипру и киприотам грозила бы огромная опасность. Следовательно, королеву трогать нельзя. Но какая опасность исходила от графа Эдессы Жана де Морфу? Кто мог отомстить за него? Между тем граф Эдессы сохраняет все свои прежние позиции в обществе, и его поведение вообще не является предметом обсуждения.

Причины конфликта Пьера I и кипрского общества в другом. Затянувшаяся война Пьера I с Египтом начала раздражать не только западноевропейское купечество, но и кипрское общество, на которое легло основное бремя расходов. Не может также не бросится в глаза, что Пьера I зачастую окружают иностранцы, которым он больше доверяет и на которых прежде всего опирается во время своих крестовых походов. Кипрские аристократы, которые по праву и по закону являлись советниками короля, оказались несколько отодвинутыми на второй план. Во-первых, иностранцы заняли многие командные позиции в армии Пьера I[217]. Во-вторых, рыцарский орден, основанный Пьером I, был определенно замыслен для их привлечения к себе[218]. В-третьих, король щедро вознаграждает иностранцев за службу. Бремон де Ла Вульт, например, получает обширные поместья Полемидия и Агиос Регинос. Эти земли расположены в одном из самых плодородных районов Кипра — около Лимассола. Фьефы или ежегодные жалования получили в числе прочих византиец Иоанн Ласкарь Калофер, генуэзец Оттобуоно Каттанео, французские рыцари Жоффруа Лижье Люк и Флоримон Леспарр. Вряд ли кто-то из кипрских аристократов мог быть доволен утратой своих политических позиций. Душевное же состояние короля, взбешенного отказом в помощи Западной Европы и противодействиями своих собственных подданных, не позволяло преодолеть внутренний кризис. Он, сам того не желая, делал все для его углубления. Для сохранения видимости добрых отношений между ним и его советом Пьер I фактически принес в жертву Жана Висконти, обвиненного членами королевского совета во лжи и наговоре на королеву и погибшего в тюрьме Кирении[219]. Однако это был последний шаг короля на пути к компромиссу и выходу из дворцового кризиса. Чувство страха за свою жизнь приводит к тому, что Пьер I начинает подозревать всех окружающих его людей, даже братьев, которые прежде были его опорой и доверенными лицами. Он бесцеремонно и высокомерно обращается со своими вассалами, он незаконно заключает в тюрьму неугодивших ему людей, из чувства мести он настаивает на браке знатной дамы и простолюдина, что, согласно Ассизам Иерусалима и Кипра, было совершенно невозможно, он позволяет себе нарушить все нормы приличия и морали в отношении жен и дочерей своих вассалов, наконец, он строит новую тюрьму для заключения в нее своих врагов, в число которых попадают и его братья. Поведение короля не могло не вызвать неудовольствия и противодействия со стороны его бывших соратников. Постоянно Махера подчеркивает, что все рыцари ненавидели короля, равно как и он их. Чувства страха и безысходности, охватившие короля, не были просто навязчивой идеей и оказались вполне оправданными. Среди его вассалов начало распространяться и крепнуть мнение, что король нарушил клятву, которая связывала их с сюзереном. Король из сюзерена превращался в тирана. Следовательно, никто более из его вассалов не обязан служить ему и соблюдать свою клятву. А это значит, что для многих из них заговор и устранение Пьера I от трона отныне представляются единственной возможностью отстоять свои позиции и преодолеть кризис власти. В центре заговора встают братья Пьера I принц Антиохийский и коннетабль королевства Кипр Жан де Лузиньян и коннетабль королевства Иерусалим Жак де Лузиньян. Махера, как может, пытается оправдать братьев короля. По его словам, они поступили так против своей воли, убийство совершенно не входило в их планы, они лишь пытались облагоразумить короля, объяснить ему ситуацию, и их заставили выступить против него кипрские аристократы, недовольные политикой и поведением короля. Планы против Пьера I были реализованы. 17 января 1369 г. на рассвете завоеватель Александрии, прославленный король Кипра Пьер I Лузиньян был буквально растерзан в своей собственной спальне своими бывшими соратниками и приближенными. Со смертью Пьера I заканчивается блистательный век в истории Кипрского королевства и начинается новый период значительно более печальный и трудный, связанный с многими поражениями во внешней политике, финансовой зависимостью от других государств, утратой части территории собственного королевства. Заканчивается и эпоха кипрских королей-крестоносцев. Короли, опутанные долгами, не могли более восприниматься как союзники, способные противостоять мусульманам. Отныне борьба против турок в регионе будет вестись практически без участия Кипра.

Глава 4 Жизнь после смерти: Кипр после Пьера I Лузиньяна (1369–1489)

У Пьера I было две жены. Первую из них Эшив де Монфор, дочь Рупена де Монфора и Марии Ибелин, выбрал для Пьера его отец Гуго IV. Первый брак приходится еще на время юности Пьера — 1342–1353. Пьер родился в 1328 г.; Эшив — в 1314. Она была старше Пьера на 14 лет. В связи с этим папа Бенедикт XII не признал этот брак. Однако Гуго IV продолжал настаивать на браке с богатейшей наследницей рода Монфор. После смерти папы Бенедикта XII его преемник папа Климент VI согласился признать этот союз. Наследников от этого брака не осталось. Второй брак был заключен в 1353 г. с представительницей знатного каталонского рода Элеонорой Арагонской-Рибаргоца. От этого брака было трое детей, первый из которых вступил на кипрский престол в 1369 г. под именем Пьера II. Семейную жизнь супругов вряд ли можно назвать счастливой, Она наполнена ссорами, непониманием, ревностью, расставаниями. Элеонору подозревали в заговоре против мужа, в убийстве брата короля принца Антиохийского Жана, в подстрекательстве генуэзцев к вторжению на Кипр. (Заметим, что в результате кипро-генуэзской войны 1373–1374 гг. королевство фактически потеряло свою независимость). В конце концов, после многочисленных интриг и долгой борьбы за кипрский престол Элеонора была вынуждена покинуть остров и вернуться в Арагон. Она пережила своего мужа Пьера I почти на 50 лет и умерла в Барселоне в 1417 г.

Пьеру I формально наследовал его единственный сын Пьер II. Однако в год убийства Пьера I его наследник едва достиг десятилетнего возраста. Следовательно, при нем был создан регентский совет, в который вошли его мать Элеонора Арагонская и дядя, принц Антиохийский Жан. В 14 лет в 1372 г. Пьер II был коронован в Никосии короной Кипра и через год в Фамагусте короной Иерусалима. Во время церемонии в Фамагусте произошла самая крупная ссора между генуэзцами и венецианцами. Король не только ничего не смог сделать, чтобы погасить конфликт, но и позволил втянуть в него свое королевство. Невероятно плохие отношения между регентами, которые продолжали действовать и после коронации Пьера II, также не способствовали достижению мира на острове. Конфликт, начавшийся как столкновение между двумя итальянскими республиками, вскоре вылился в кипро-генуэзскую войну без всякого участия в ней Венеции. Война 1373–1374 гг. велась на территории Кипра и стоила киприотам великих потерь: оккупации генуэзцами Фамагусты — главного кипрского порта, приносившего основные доходы в королевскую казну; огромной контрибуции, опутавшей Кипрское королевство долгами настолько, что оно уже никогда не сможет от них освободиться и будет попадать во все большую финансовую зависимость от других государств, прежде всего от Венеции и Генуи[220].

По личным качествам Пьер II был прямой противоположностью своему отцу. Неповоротливый, безвольный, капризный, слабый Пьер II, которого современники просто называли «Толстяком», вряд ли мог серьезно противостоять проблемам, выпавшим на его долю. Между тем, несмотря на личные недостатки, многие кипрские аристократы видели в Пьере завидного жениха для своих дочерей. Когда бы еще представилась возможность породниться с королевским домом, если не в годину политических неудач и потерь? Поэтому многие из них начинают активно интриговать. Несомненно, первенство на этом пути принадлежит амбициозному графу Эдессы Жану де Морфу. Мы уже упоминали его имя в связи с урегулированием конфликта о престолонаследии Пьера I, когда ему удалось выдать замуж за представителя рода Лузиньянов принца Галилеи Гуго свою старшую дочь Марию. Сам Жан являлся любовником королевы Элеоноры Арагонской. Эта история, как мы уже упоминали, в свое время вызвала большой скандал и пересуды на Кипре. С воцарением Пьера II в 1372 г. в голове Жана созревает план выдать замуж свою вторую дочь Маргариту за самого кипрского короля. Заметим, что род Жана де Морфу не был столь уж знатен. Поэтому брак с королем Кипра должен был стать великой партией для его семьи. Однако на этот раз мечта осталась всего лишь мечтой. Но позже в 1385 г. Маргарита вышла замуж за представителя королевского рода, сеньора Бейрута Жана Лузиньяна. Не отставал от графа Эдессы и туркопольер Кипра Жак де Норес, также стремившийся выдать за Пьера II одну из своих дочерей. При этом он обещал королю дать за ней большое наследство, столь нужное короне в условиях войны. Но Кипрское королевство было разорено войнами предыдущего короля и стояло на пороге еще более опасной войны с Генуей. Поэтому киприотам нужна была беспроигрышная партия. И они попытались найти союзников в Византии. Они начали переговоры с Константинополем о династическом браке между королем Пьером II Лузиньяном и византийской принцессой, единственной дочерью императора Иоанна V Палеолога Ириной, которая к тому же слыла красивейшей и высокообразованной женщиной того времени. Согласно кипрским источникам, посольство из Константинополя прибыло на остров вскоре после коронации. Послами были Георгий Бардалис и некий немецкий рыцарь[221]. Кипрские авторы, разумеется, представляют дело таким образом, что инициатива о заключении брака исходила из Константинополя. Кипрская же сторона затягивала с ответом из-за того, что король был чрезвычайно занят делами в Фамагусте. На самом же деле ситуация была не столь однозначна. Король действительно был обременен проблемами в Фамагусте. Но, думается, именно эти проблемы и стали реальной причиной того, что брак между кипрским королем и византийской принцессой не состоялся. Вероятно, после того как послы из Константинополя оценили сложившуюся на Кипре ситуацию и поняли, что в Фамагусте произошла не простая драка, а Кипр втягивается в серьезную войну с сильным врагом — Генуей, они предпочли покинуть остров и вернуться в Константинополь, не добившись результата. Реакция византийских послов вполне понятна. Однако объяснения Мэхеры, что киприоты беспокоились о безопасности и благе византийской принцессы, кажутся наивными. В конце концов, с целью противостоять генуэзцам Пьера II женили на Валентине Висконти, третьей дочери герцога Милана Барнабо Висконти. Договор о браке был заключен в 1376 г. Через два года после этого в 1378 г. свадьба состоялась. Кипрские источники говорят, что от этого союза детей не было. Через четыре года после свадьбы в возрасте 25 лет в 1383 г. Пьер II умер, не оставив наследников. Некоторые итальянские источники сообщают о родившейся от этого брака дочери, которая однако умерла еще в младенчестве. Имя этого возможного ребенка не называется.

После смерти Пьера II Валентина Висконти, добившаяся прежде изгнания с острова королевы-матери Элеоноры, пыталась сама утвердиться на кипрском престоле. Другой претенденткой на трон была сестра короля Пьера I Маргарита. Но на этот раз одержала победу прогенуэзская партия. Бароны Кипра под сильным давлением Генуи провозгласили королем брата Пьера I Лузиньяна Жака I. Предводители так называемой «национальной партии» Пьер и Гильом де Монтолифы были арестованы, а затем казнены Жаком I. Однако до его появления на Кипре в 1385 г. престол королевства в течение трех лет после смерти Пьера II оставался фактически вакантным.

Генуя посчитала воцарение Жака I очень выгодным для себя, поскольку новый король и его сын Янус находились у нее в заложниках. Дело в том, что после кипро-генуззской войны республика потребовала отправить в Геную группу знатных заложников во главе с дядей короля Жаком, коннетаблем Иерусалима, сенешалем и маршалом Кипра, до полного погашения Кипром ей долгов, оговоренных в мирном договоре. После провозглашения Жака I королем Лигурийская республика потребовала за него и его сына, родившегося в плену Генуе в 1374/1375 гг., огромный выкуп и выдвинула в качестве условия полностью передать под ее контроль Фамагусту. Киприоты были вынуждены принять требования республики. Однако следует заметить, что ни Жак I, ни тем более его сын и наследник кипрского престола Янус, остававшийся заложником Генуи до 1392 г., не стали послушными исполнителями воли генуэзцев, как ожидалось.

Жак I был хорош собой, являлся заядлым охотником, тонко чувствовал и разбирался в искусстве, но весьма скверно говорил по-французски. Пожалуй, впервые хронисты упоминают о плохом владении французским языком кем-то из Лузиньянов. Для XV в. это явление станет обычным. Его дети, по словам средневековых авторов, также обладали приятной внешностью, были милы и хорошо воспитаны. У Жака и его жены Элви де Брунсвик было 14 детей.

Жак I был венчан короной Кипра в мае 1385 г. в Никосии. Он стал первым из Лузиньянов, получившим корону Иерусалима не в Святой Земле, и не в Фамагусте, а в Никосии. Генуэзская Фамагуста перестала символизировать Святой Город и утратила свое былое значение и для киприотов, и для всего христианского мира. Жак I также стал первым из Лузиньянов Кипра, присоединившим к обычному титулу короля Иерусалима и Кипра еще и титул короля Армении. В 1375 г. последние земли Армении были завоеваны султаном Египта. Король Армении Левон V, внук узурпатора Амори Лузиньяна Кипрского попал в плен и провел в Каире несколько лет: 1375–1383 гг. После освобождения Левон проживал во Франции, получая пенсию как от короля Англии, так и короля Франции. Его требования к королю Кипра о возвращении ему фьефов на острове остались без ответа. После его смерти в Париже в 1393 г. корона Армении перешла к кипрской ветви Лузиньянов. Отныне их титул — «короли Иерусалима, Кипра и Армении», — выглядел особенно внушительно и амбициозно. На самом же деле, он мало что им давал. Святая Земля и Армения находились в руках мамлюков; лучшие области Кипрского королевства были отторгнуты Генуей; королевство все более и более попадало в долговую зависимость от других государств; все попытки преодолеть финансовый и политический кризис оставались тщетными.

Старший сын Жака I Янус родился в 1374/1375 г. в плену в Генуе, из-за чего и получил свое имя Янус, в честь мифологического основателя Генуи. Его крестным отцом был генуэзский аристократ Антонио де Гоарко, который впоследствии станет капитаном Фамагусты. Он оставался заложником в Генуе и после освобождения своего отца в 1385 г. Его опекуном в Генуе являлся представитель кипрской знати Жан Бабин. Находясь в Генуе, Янус получил прекрасное образование. Он возвратился на Кипр только в 1392 г. Тогда же он получил титул принца Антиохийского, который сохранялся за ним вплоть до восшествия на кипрский престол в 1398 г. В следующем 1399 г. он был коронован в Никосии сразу тремя коронами: Иерусалима, Кипра и Армении. Янус был красив, высокого роста, полный, имел светлые волосы и носил бороду. Он был дважды женат. Первый раз на представительнице рода Висконти, герцогов Милана, Элоизе. Об этом браке известно мало. Потомков от него нет. Во второй раз женой Януса в 1411 г. стала Шарлотта де Бурбон, крестница французского короля Карла VI и одна из самых красивых принцесс своего времени. У них было четверо детей. Кроме того, у Януса было трое незаконнорожденных детей.

Янус был, наверное, одним из самых несчастных монархов в том смысле, что ему дважды пришлось пережить горечь и унизительность плена; сначала в Генуе, а затем в Каире. Он же, наверное, был последним из Лузиньянов, кто, хотя бы косвенно, имел отношение к крестовому походу губернатора Генуи маршала Бусико, и последним, кто вел войну с Египтом.

Отношения Кипра с Египтом после 1370 г. в целом внешне казались достаточно мирными за исключением опустошительного набега на остров султана в 1426 г., когда был взят в плен король Янус, а затем отпущен на свободу за огромный выкуп. Все остальное время официально стороны находились в мире. И та и другая сторона старалась избегать прямых военных столкновений, однако существовала масса неофициальных возможностей изрядно побеспокоить противника. И султан Египта, и король Кипра вполне поощряли пиратские действия своих подданных против соседей. Всегда король Кипра внимательно наблюдал за ситуацией в Египте и политико-экономическими отношениями с Каиром европейских государств. От мира последних с мамлюкским султаном нередко зависел покой его собственного королевства. Не быть втянутым в прямой конфликт с Египтом на чьей бы то ни было стороне и сохранить видимость добрососедских и благожелательных отношений — было основной задачей политики кипрского монарха.

В 1402 гг. король Янус начинает осаду генуэзской Фамагусты. Губернатор Генуи маршал Бусико, узнав об этом, сначала посылает на защиту города флот, а затем в апреле 1403 г. и сам отправляется на Восток. В самой Генуе, видимо, определенная часть населения, заинтересованная в восточной торговле, с энтузиазмом приветствовала действия нового губернатора. В январе 1403 г. в Генуе на нужды экспедиции Бусико было собрано 32 тыс. флоринов. На эти деньги были снаряжены 9 галер, 7 нав, галеас и huissier. Вся сумма поступила от частных лиц, образовавших таким образом Новую Маону Кипра[222].

Маневры кипрского монарха около Фамагусты были прекрасным поводом выступить на Восток, чтобы, на самом деле, осуществить мечту маршала о крестовом походе против власти ислама. На Родосе Бусико заявляет не только о намерении защитить Фамагусту, но и идти в крестовый поход против неверных и атаковать Александрию[223]. Между тем, госпитальеры буквально накануне его визита, в апреле 1403 г., возобновили договор с султаном Египта от 1370 г. Великий магистр Филибер де Нелак просит маршала повременить с атакой Кипра и Александрии и весьма удачно подталкивает его к походу против турецкой Алании[224]. Эмануель Пилоти даже говорит, что госпитальеры готовы были заплатить маршалу весьма значительную сумму денег — 40000 дукатов, в случае взятия им турецкого города[225]. Трудно сказать получил ли маршал обещанный гонорар, но город однако им действительно был взят. Местный эмир просит его о мире и обещает оказывать ему и генуэзцам всяческую помощь против короля Кипра. Ярый крестоносец против неверных маршал Бусико не отказывается от потенциального содействия мусульманского эмира против мятежного короля[226].

Одновременно Бусико отправил к королю Кипра своего друга и поверенного в делах л’Эрми де ла Файе с намерением потребовать от кипрского монарха сдать ему Кирению, прежде чем маршал прибудет на остров с генуэзским флотом[227]. Король ответил отказом, что для маршала означало начало новой войны между Кипром и Генуей. Лишь благодаря посредничеству госпитальеров удалось избежать нового конфликта между Лузиньянами и Генуей. Великий магистр Филибер де Нелак обещает Бусико лично отправиться на Кипр, обсудить ситуацию с королем Янусом и уговорить его принять условия генуэзцев. Когда Бусико согласился, «Великий магистр немедленно поднялся на борт своей галеры, и то же самое сделал л’Эрми де ла Файе, у которого была собственная галера, и вместе с галерой из Митилен, которая должна была к ним присоединиться, они отплыли на остров Кипр»[228]. Сам Бусико прибыл на Кипр после экспедиции в Малую Азию, т.е. не ранее конца июня 1403 г. По сведениям хроники Махеры он сошел на берег в Кирении, где был радушно встречен людьми короля Кипра[229], О времени визита Бусико на остров кипрские хроники говорят очень неопределенно. Все они противоречат друг другу. В хронике Махеры явно неверно сказано, что визит Бусико на Кипр состоялся в 1401 г., что было невозможно, поскольку в 1401 г. маршал только становится губернатором Генуи и, как мы уже видели, его путь на остров Лузиньянов был значительно длиннее, чем казалось Махере. Флорио Бустрон считал, что маршал находился на Кипре уже в 1402 г., Амади справедливо называет 1403 г. Эта же дата известна из «Книги деяний» маршала. Однако все хронисты единодушно отмечают, что был заключен мир между Кипром и генуэзцами, потому что, — как сказано в хронике Махеры, — Бусико правил ими[230]. Мир между сторонами был достигнут 7 июля 1403 г. и подписан в королевском дворце в Никосии[231].

Биограф Бусико сообщает, что маршал попросил у Януса две галеры и людей для участия в его крестовом походе против сарацин, которые ему «с радостью» были предоставлены кипрским монархом[232]. Тем не менее, кипрская сторона, видимо, не слишком желала присоединяться к маршалу и не разделяла его планов воевать против Египта. Киприоты скорее были вынуждены дать Бусико корабли, чем сделали это из добрых побуждений. Во всяком случае, одна из королевских галер, едва выйдя в море, немедленно покинула Бусико, потому что, как сказано в «Книге деяний», экипаж корабля состоял просто-напросто из пиратов[233]. Кроме того, участие кипрских кораблей в крестовом походе странным образом осталось незамеченным всеми кипрскими хронистами, что также свидетельствует о незаинтересованности кипрской стороны в данной экспедиции.

Маршал планировал отправиться в Александрию по стопам славного крестоносца XIV в. Пьера I Лузиньяна, завоевавшего этот важнейший египетский порт почти сорок лет тому назад. Однако, когда этот поход (по разным причинам) не состоялся, он обратил свой взор на сирийское побережье, вдоль которого совершил стремительный и краткосрочный рейд[234]. После него он ретировался в Фамагусту, где продал на аукционе награбленное в Бейруте имущество венецианцев.

Великий Магистр госпитальеров сначала сопровождал Бусико в Сирию, но затем удивительным образом гораздо раньше маршала вернулся на Родос[235]. Участие киприотов в крестовом походе Бусико было также невозможно, во-первых, потому что кипрское купечество не меньше европейского было связано с сирийско-египетскими рынками, во-вторых, потому что мир с генуэзцами не мог быть прочным. Его вполне можно назвать навязанным маршалом королю. Ни о каком взаимодействии говорить не приходилось. Король не оставлял надежду вернуть Фамагусту, что автоматически влекло за собой сложные и враждебные отношения с Генуей. В 1408 г. кипрский монарх вновь начал военные действия в районе Фамагусты. В ответ генуэзцы пошли походом на Лимассол и причинили большой ущерб основному королевскому порту[236].

Кипрская сторона, как мы видели, явно не поддерживала Бусико против султана Египта, однако действия кипрских пиратов против мусульманских купцов, судя по источникам, в начале XV в. были явлением обычным. Кроме того, остров Лузиньянов, также как и Родос, в эти годы постоянно служил базой для каталонских пиратов, активно действовавших против мусульман. Впрочем, надо заметить, что от их активности страдали не только мусульманские, но и европейские корабли[237]. В 1424 г. правительство Генуи направляет письмо властям Фамагусты, Хиоса Перы и Каффы с приказом принять меры по защите генуэзских владений на Востоке от каталонцев, потому что стало известно, что король Арагона собирается направить на Восток целый флот, состоявший из 25 галер, который может причинить огромный ущерб генуэзцам в заморских землях[238]. Правительство Генуи приказывает капитану Фамагусты избегать любых провокаций против подданных султана, поскольку реально опасается ответных мер против граждан республики в Сирии и Египте[239].

В то время как европейские торговые государства стремятся уладить отношения с Египтом, кипрский король фактически провоцирует его на враждебные действия, предоставляя свои порты каталонским пиратам и поощряя захват мусульман в плен. Возможно даже, что в 1404 г. король Янус заключил с каталонцами некий союз, результатом деятельности которого стали пиратские рейды против Египта и захват многочисленных пленников[240]. Так продолжалось до тех пор, пока в 1414 г. султан Египта ал-Му-Айяд не предложил королю Кипра Янусу положить конец пиратству и противостоянию их государств друг другу[241]. Согласно арабским авторам, заключение договора с Египтом сопровождалось массовым освобождением мусульманских рабов на территории королевства.

Почти десятилетие стороны старались соблюдать с трудом достигнутое шаткое перемирие. Однако в 1425 г. новый султан Египта Барсбей (1421–1438) решил атаковать Кипр. Причины этого решения из кипрских хроник не совсем ясны. Сначала Махера все объясняет традиционной враждебностью Египта к Кипру и говорит, что постоянно мамлюки нападали на Кипр, грабили и убивали жителей, опустошали и жгли кипрскую землю[242]. Однако провокация, вероятно, исходила с кипрской стороны. Сначала в 1422 г. король Кипра захватил корабль, посланный Барсбеем с подарками турецкому султану Мураду II[243]. Затем в 1424 г. кипрские пираты фактически под командованием двух знатных киприотов: байло Лимассола Филиппа де Пиккиньи и коменданта крепости Алики Жана Газела, — направились к берегам Сирии и захватили пленников. Последним однако удалось бежать. Они добрались до Каира и рассказали султану о действиях кипрских пиратов. В ответ разгневанный султан обвинил короля в попустительстве пиратам и невыполнении условий мирного договора. Согласно Ибн Тагрибирды, летом 1424 г. султан в ответ на пиратские действия «франков» приказал арестовать всех европейских купцов в Сирии, Александрии и Дамьетте. Тогда же к берегам Кипра были отправлены несколько кораблей с целью возмездия пиратам. Арабские источники свидетельствуют, что в апреле 1425 г. киприоты вновь совершили пиратское нападение на сирийское побережье и прошли от Тира до Триполи[244]. В конце концов, в августе 1425 г. султан начал военные действия на юге Кипра между Ларнакой и Пафосом[245].

В арабских источниках сказано, что войска Барсбея сначала готовы были направиться к Фамагусте, но генуэзцы убедили султана в своей дружбе и даже подняли над своим городом флаг султана[246]. Там же говорится, что корабли султана вставали на якорь в генуэзской Фамагусте и в 1424 и в 1425 гг. Мамлюки, если верить Ибн Тагрибирды, всегда радушно принимались генуэзцами Фамагусты[247]. Махера пространно повествует, что войска султана «могли направиться к Фамагусте»[248]. Из кипрских хроник, тем не менее, очевидно, что в августе 1425 г. сарацины беспрепятственно прошли от Ларнаки до Лимассола, разграбили первый город и сожгли второй, а затем с большим количеством пленных и награбленным добром вернулись в Египет. Королевская армия практически не оказала врагам никакого сопротивления[249]. Многие киприоты были взяты в плен, которых потом несколько дней продавали на египетских рынках. Выручка от их продажи, если верить арабским авторам, составила 18 800 динаров[250].

Каир возлагал вину за начало войны на короля Януса, что отражено в кипрских источниках. Похоже, киприоты и сами это осознавали. После рассказа о первом рейде султана в кипрских хрониках помещается текст письма шейха Дамаска, в котором обстоятельно объясняется его вина и раздаются призывы отказаться от его дурных и злых дел в отношении мусульман. В противном же случае, говорится в письме, весь остров будет завоеван и разорен; и тогда пострадают многие христиане, ибо султан Египта всемогущ. Он имеет богатства и армию, намного превосходящие скромные возможности короля Кипра. Под его властью находятся богатые города. Если же король не верит, пусть возьмет Карту Мира — «Марра Mundi», — откроет ее и посмотрит на державу султана. Ради предотвращения дальнейшей вражды между двумя государствами шейх якобы отправляет с этим письмом на Кипр своего единственного сына[251]. На Кипре, однако, советы шейха восприняли как проявление слабости и страха султана Египта перед королем Кипра. Появилось даже вдохновение идти походом в земли султана, где без труда можно «захватить столько рабов, что ими будет заполнен весь остров[252].

Первая экспедиция султана Барсбея со всей очевидностью показала всю слабость Кипрского королевства, его неспособность самостоятельно противостоять внешнему нападению и вселила уверенность в успехе в случае будущих атак острова. Единственное, чего мог опасаться султан Египта — это помощи Кипрскому королевству со стороны европейских правителей. Но итальянским торговым республикам не было никакого резона помогать киприотам и тем самым, ставить по удар всю свою восточную коммерцию. Когда в 1425 г. король Янус обратился за помощью к Венеции против султана Египта, он получил жесткий отказ. Пять лет спустя он снова апеллировал к Венеции с этой просьбой, Реакция однако со стороны Адриатической республики была прежней[253].

Следующий рейд султана на остров состоялся в июле 1426 г. В его распоряжении было хорошо организованное и хорошо вооруженное войско, высадившееся на юге острова в районе Авдиму. Третьего июля король Янус покинул свою столицу и, обладая едва ли 1600 рыцарями и 4000 пехотинцев, отправился встретить врага[254]. Предложение султана о мире заносчиво было расценено королем и его советом как проявление слабости; послы султана были схвачены, подвергнуты пыткам и казнены[255]. Этот бессмысленный и необдуманный поступок приближенных короля осуждается и кипрскими хронистами. Махера говорит, что «злостное и вероломное отношение» неприменимо к послам[256]. Самоуверенность и дерзость киприотов дорого им стоила. А между тем, египетская армия, 3 июля захватив и разграбив Лимассол, начала наступление на Никосию. По свидетельству Ибн Тагрибирды, мусульмане шли не стройными рядами, а растянулись на большое расстояние, ибо из-за жары передвигался кто как мог. Никто не ожидал, что путь преградит королевское войско[257]. Однако это произошло. Пятого июля 1426 г. король занял позиции у Кирокитии, небольшой казалии, принадлежавшей госпитальерам, расположенной к западу от Ларнаки. Через два дня, 7 июля, состоялось сражение кипрского и египетского войска. Киприоты явно проигрывали египтянам не только численно, но и вооружением. Действия кипрского командования вряд ли можно назвать слаженными и согласованными. Моральный дух киприотов был подорван распространившейся новостью о взятии противником Лимассола. Вино в кипрской армии накануне сражения, судя по всему, текло рекой. И его даже не хватило. Король, — сказано в хронике Махеры, — был чрезвычайно зол на Подокатора, не поставившего армии достаточного количества вина. Сам король явно нервничал и чрезвычайно надеялся на помощь извне и ждал, что она подойдет с минуты на минуту. Он просил о ней госпитальеров, равно как и другие государства, которые в хрониках не уточняются[258].

После первой атаки противника киприоты несколько отступили, но все же еще продолжали сопротивление. Когда же они увидели, как на них надвигается новая волна врагов, они бросились бежать. Отчаянные попытки короля Януса и его брата принца Галилейского Генриха остановить беспорядочно бегущее войско закончились неудачей. В сражении погибло много киприотов, в числе которых был принц Галилеи Генрих и другие представители кипрской знати. Сам король был ранен и схвачен врагом[259].

Между тем, рассказ арабского хрониста Ибн Тагрибирды о том, что египтяне победили силами 70 человек, явно страдает натяжкой. Он же свидетельствует, что мусульманам пришлось ожесточенно сражаться. Если даже поверить ему, что кипрская армия первоначально вступила в бой с авангардом, элитной конницей султана, то вскоре к нему подтянулось остальное войско. Он сам далее рассказывает, что мусульмане, зайдя киприотам с тыла, многих уничтожили и взяли в плен, в том числе и кипрского короля[260].

Никосия была шокирована известием о поражении кипрской армии. Кардинал Гуго Лузиньян, архиепископ Никосии, братья и родственники короля, остававшиеся в столице, даже не пытались организовать оборону города. Получив печальную новость, они немедленно эвакуируют все ценности в Кирению, а затем и сами бегут из Никосии. Многие жители города пытались уберечь свои ценности в венецианской лоджии в Никосии, «поскольку сарацины находились в мире с венецианцами»[261].

11 июля 1426 г. египетская армия под командованием эмира Тагри-бирди аль-Махмуди беспрепятственно вступила в кипрскую столицу. Несмотря на то, что жителям города была обещана безопасность и было всем приказано заниматься своим делом, как прежде, многие горожане были убиты или захвачены в плен; сам город был сильно разграблен и разорен, великолепный королевский дворец разрушен и сожжен[262]. Через неделю после захвата Никосии с награбленным добром и огромным количеством пленных войско султана вернулось в Египет, не попытавшись продвинуться на север острова и завоевать крепость Кирении.

Эмир Тагрибирди с триумфом возвращался в Каир. В процессии победителя ехал верхом на муле с непокрытой головой, босой, с обнаженной спиной несчастный пленник, король Янус Лузиньян, на глазах которого волокли по земле поверженное знамя его королевства[263]. После публичного унижения, о котором кипрские хроники умалчивают, за пленного монарха султан потребовал огромный выкуп — 200000 дукатов. Половина этой суммы должна была быть выплачена немедленно, до того как король будет освобожден. Оставшуюся часть долга предполагалось погасить в течение года. Кроме того, Кипр становился данником султана Египта и должен был выплачивать ему по 5000 дукатов ежегодно[264].

Даннические обязательства Януса впоследствии перешли не только к его преемникам, королям династии Лузиньянов, но и к венецианцам[265]. Кроме того, каждый новый король должен был получить одобрение султана на право носить корону Кипра.

Тем не менее, допустить признание королевством Лузиньянов прямого господства султана Египта было невозможно для всех европейских стран, даже для Генуи. Поэтому по всей Европе начинается сбор денег, чтобы выкупить бедного кипрского короля. В организации сбора средств огромную роль сыграл папа Мартин V, который сначала объявил о продаже индульгенций. Деньги от данного предприятия предназначались для короля Януса. Затем папа активно призывал к пожертвованиям на сеё благое дело частных лиц. Церквям Италии, Пьемонта, Савойи, Англии, Франции и Испании также было приказано внести свой вклад ради освобождения короля Януса[266]. Благодаря общим усилиям названная сумма была собрана, и король Кипра, находившийся в плену десять месяцев, получил свободу.

Так бесславно закончилось противостояние кипрской короны египетскому султану. Но в который раз в истории латинского королевства Запад вспомнил о его принадлежности к крестоносному миру, а папа выступил как сюзерен, коим он действительно являлся, обязанный в трудную минуту помочь своему вассалу.

После смерти Януса ему наследовал его первый сын Жан. Его матерью была Шарлотта де Бурбон. Он стал королем Кипра Жаном II (1432–1458) и был коронован в Никосии в 1433 г. Это был болезненный, изнеженный, слабый, тучный человек, в конце жизни страдавший слоновостью настолько, что ему трудно было передвигаться, и, как говорят, помутнением рассудка (vecordia)[267].

Тем не менее, в истории королевства после кипро-генуэзской войны его правление, наверное, было самым стабильным, спокойным и независимым от иностранных правителей, благодаря, главным образом, его советникам и приближенным. Жана II нельзя назвать выдающейся и сильной личностью. Он родился в 1418 г. Вступив на престол несовершеннолетним, он сначала находился под влиянием регента графа Триполи Пьера Лузиньяна. Весьма заметную роль в его жизни и жизни его королевства также сыграли его дядя кардинал Гуго и его тетка Агнесса. Затем он попадает под влияние своей второй жены Елены Палеолог.

Вообще, следует заметить, что Жану долго «не везло» в женами. Еще в начале 1430-х годов король Янус озаботился проблемой брака своего сына. На Запад было отправлено посольство во главе с Баденом де Норесом. Наиболее вероятной партией был брак с польской принцессой Ядвигой. Однако она умерла едва успели заключить договор о возможности такого союза. Далее речь шла о браке с одной из дочерей императора Константинополя. Брак не состоялся по той же причине — из-за смерти невесты. После этого обсуждались варианты брака с арагонской, савойской и одной из немецких принцесс. В конце концов, инициативу в свои руки взяли дядя Жана кардинал Гуго Лузиньян и его тетка Агнесса, состоявшая в родстве с савойским домом. В 1440 г. они женили племянника на Медее Монферратской-Палеолог, дочери Жан-Жака и Жанны Савойской. Однако через два месяца после свадьбы Медея умерла. Правда, Жан недолго был вдовцом. В 1442 г. он женился на другой представительнице рода Палеологов Елене, дочери деспота Морен Феодора Палеолога. От этого брака родились две дочери Шарлотта и Клеопа.

Если говорить об отношениях с Египтом, то они были достаточно спокойными, за исключением, пожалуй, начала 1440-х годов, когда обостряются отношения Египта и Родоса. В 1442 г. египтяне, следуя на Родос, изрядно потрепали и Кипр: и королевский и генуэзский. Об этом можно судить по большим потерям в живой силе и значительным разрушениям в городе, зафиксированным массарией Фамагусты 1443–1446 гг.[268] Война с турками, которая не утихала в регионе и к участию в которой без конца призывал Апостольский престол, велась без участия в ней Кипра. Однако после падения Константинополя в 1453 г. Кипр принял немало беженцев из Византии[269].

У Жана II был незаконнорожденный сын, называемый Апостолом и получивший это имя, поскольку занимал кафедру архиепископа Никосии. Также он известен как Жак Бастард. Его матерью была возлюбленная Жана II гречанка из Морен Мария Патрская. Их роман приходится на 1437–1438 гг. Жан заботился о Марии Патрской всю свою жизнь. А она в свою очередь старалась всячески поддерживать своего сына Жака Бастарда. Не удивительно, что ее отношения с королевой Еленой Палеолог были крайне напряженными. В 1476 г., когда фактическими правителями острова уже стали венецианцы, ее увезли в качестве заложницы в Падую, где она умерла в 1503 г. и там была похоронена. Итальянские авторы конца XV в. без всякого сомнения называют ее «королевой-матерью». Ее сын Жак Бастард доставил немало хлопот королевской семье. 1450-е годы — время постоянных ссор Жака Бастарда и правящей семьи Лузиньянов. Еще тогда, при жизни отца, он фактически дал понять, что он — сын короля — член королевской семьи, следовательно, он может претендовать на кипрский трон. Впервые в истории королевской династии Лузиньянов бастард открыто обнаружил столь высокие амбиции и вступил в борьбу за престол, права на который не имел. В 1452/1453г., когда Жаку было всего лишь 14 лет (по сведениям Ф. Бустрона — 15), венценосный отец передал ему «in commenda» архиепископию Никосии[270]. После Великой Схизмы королевская семья рассматривала архиепископию Никосии, равно как и епископию Пафоса и Лимассола, как часть королевского домена. Следовательно, доходы от них должны были поступать членам королевской семьи[271]. Таким образом, за Жаком Бастардом признавалось право считать себя таковым.

После смерти Жана II в 1458 г. на Кипре началась острейшая борьба за престол между его дочерью Шарлоттой, законной наследницей трона, и ее амбициозным сводным братом Жаком Бастардом. Их борьба разделила кипрское общество на два противоборствующих лагеря и означала начало гражданской войны в королевстве. На стороне Жака было большинство киприотов, Венеция и султан Египта. Шарлотту поддерживала прежде всего «савойская партия», Генуя и папа[272].

В 1459 г. Шарлотта вышла замуж за своего кузена Людовика Савойского, сына Людовика Савойского и Анны Лузиньян. Последняя была дочерью короля Кипра Януса, сестрой Жана II, и, соответственно, доводилась Шарлотте теткой. (Первый брак Шарлотты был недолгим. Осенью 1456 г. она вышла замуж за принца Коимбры Хуана Португальского, который менее чем через год умер). Людовик Савойский прибыл на Кипр и получил от своей жены корону Иерусалима, Кипра и Армении. Таким образом, королевская ветвь Лузиньянов с передачей короны савойской ветви должна была закончиться. Однако Жак Бастард готов был с этим поспорить. Завоевав доверие большинства кипрской знати, среди которой господствовали антизападные настроения и даже ксенофобия, и заручившись поддержкой Венеции, он смело ринулся в бой. Далеко не последнюю роль в разгоревшейся после смерти Жана II войне за престол сыграл султан Египта. Когда Шарлотта отправила послов к султану, дабы возвестить о ее восшествии на престол, выразить верноподданнические чувства и получить от него признание ее и ее мужа Людовика Савойского законными королями Кипра, а также заплатить ежегодную дань, Жак, находившийся тогда в Каире, перехватил у нее инициативу и добился пожалования королевства именно ему[273]. Жак не только увеличил размер ежегодной дани султану, о чем сообщает Ф. Бустрон, но и принес тому присягу верности, в которой выражает покорность и признает султана своим сеньором[274]. После этого в сентябре 1460 г. Жак в сопровождении мамлюков вступил на кипрскую землю как король[275]. Протесты папы Пия II и Великого магистра госпитальеров, не только открыто поддерживавших и признававших права на престол Шарлотты Лузиньян, но и видевших в успехе Жака II скорее победу ислама, чем его собственную, положительных результатов не имели[276]. Для Каира Жак был удобной фигурой. Его не признавали папа и Великий магистр Родоса. Следовательно, ему не приходилось рассчитывать на их помощь. А это означало, что Кипр был прочно привязан именно к Каиру[277]. Итак, борьба с Жаком Шарлотты и Людовика Савойского не увенчалась успехом, и в 1461 г. они покинули Кипр. Шарлотта, находясь на Западе, тщетно взывала о помощи к различным европейским правителям, в том числе и к Великому магистру Родоса. Ее призывы не были услышаны. Единственный ребенок Шарлотты и Людовика умер малолетним около 1464 г. Она сама, до конца дней своих называвшая себя королевой Кипра, умерла в Риме в 1487 г., где и была похоронена. С ее смертью закончилась легитимная линия Лузиньянов, правившая на Востоке почти три столетия.

Жак II был популярным королем Кипра. В 1464 г. ему удалось отвоевать у генуэзцев своеобразную кипрскую святыню — Фамагусту и снова объединить Кипр. С этого времени его можно назвать полновластным королем Кипра (1464–1472). Он был настоящей ренессансной универсальной личностью. В кипрских хрониках он предстает перед нами как бесстрашный воин, прекрасный организатор, верный друг и непримиримый к врагам, почти спаситель Кипра. Это обаятельный, способный, необыкновенно чувственный, благородный и великодушный король, нечуждый удовольствий и развлечений, нещепетильный в способах достижения целей. Нам известны, по крайней мере, имена двух знатных кипрских дам, являвшихся его возлюбленными: 1) представительница фамилии Флатри и 2) Эшив де Норес, жена или вдова Филиппа Лузиньяна. У Жака было четверо незаконнорожденных детей, которых он называет в своем завещании своими наследниками. После его смерти и передачи Кипра венецианцам его мать Мария Патрская увезла этих детей с собой в Европу и всегда заботилась о них.

Как король Жак и его приближенные должны были подумать о законном наследнике кипрского престола. В этой связи обсуждались разные варианты. Папа Пий II предлагал Жаку в жены свою племянницу; другой наиболее предпочтительной претенденткой была Зоя, дочь деспота Морей Фомы Палеолога, проживавшего постоянно в Риме. Однако венецианцы настояли на своей кандидатуре и предложили Жаку представительницу знатной венецианской фамилии Катерину Корнаро. В ней, как и в Жаке II, тоже была частица греческой крови, ибо ее бабушка по материнской линии происходила из трапезундских Комнинов и была замужем за сеньором Наксоса и Архипелага. Говорили, что Катерина даже знала греческий язык. На самом деле, это довольно важное обстоятельство для Лузиньянов XV в., которые предпочитали греческий язык французскому. Так, и королева Шарлотта, и Жак II имели матерей гречанок. Естественно, греческий язык был для них родным. Известно, что Шарлотта общалась по-французски через переводчика. В целом, западноевропейцы, побывавшие на острове в XV в., отмечали, что франки Кипра очень плохо владели языком своих предков — французским. В 1468 г. между кипрской и венецианской сторонами был заключен брачный договор, в котором оговаривалось, что Катерина наследует кипрскую корону в случае смерти своего мужа, если у них не будет детей. После длительных переговоров и приготовлений к свадьбе Катерина, наконец, прибыла на Кипр, и в декабре 1472 г. в Фамагусте состоялось ее венчание с Жаком II.

Через несколько месяцев в июле 1473 г. при загадочных обстоятельствах Жак II скоропостижно скончался. Через месяц после его смерти родился наследник кипрского трона король Жак III. Ему суждено было прожить всего лишь один год. Кипрские хроники полны намеков на то, что оба короля умерли насильственной смертью, т.е. были попросту отравлены. Обвиняли и подозревали в их смерти венецианцев. Тем не менее, никто не берется это утверждать. Флорио Бустрон, который служил в венецианской администрации на Кипре в начале XVI в. и был весьма благосклонно настроен по отношению к Венеции, не сомневается в том, что Жак II завещал трон своему еще не родившемуся наследнику и жене[278]. Поскольку его сын, король Жак III, умер через год после своего рождения, корона, с точки зрения Флорио Бустрона, по праву перешла к вдове Жака II Катерине Корнаро. Между тем, Георгий Бустронис, сторонник Жака II, его соратник и участник его борьбы за престол, передает полный текст завещания короля, заставляющий сильно усомниться в официальной редуцированной венецианской версии смены власти на Кипре. Сам Жак II всегда опасался жарких дружеских объятий Венеции и, кажется, принял все меры предосторожности, чтобы Кипр когда-либо перешел к Венеции. Об этом со всей очевидностью говорит завещание последнего кипрского короля. 27 мая 1473 г. король, почувствовав себя плохо, позвал к себе своего секретаря и попросил его записать свое завещание. Согласно последней воле короля, корона при любых обстоятельствах должна была оставаться в руках королевской фамилии Лузиньянов. «Если случиться так, что Бог пожелает взять меня, — говорит король, — моя жена, которая сейчас беременна, будет госпожой и королевой Кипра. Я делаю наследником своего ребенка и хочу, чтобы он получил королевство. А если он умрет, я хочу, чтобы королевство получил бастард Жени[279]. А если и он умрет, то Жан. Если не останется в живых никого из них, то пусть получит королевство моя незаконнорожденная дочь. А если и она умрет, то пусть получит наследство кто-то близкий из Лузиньянов»[280]. Такую же версию завещания Жака II представляет в начале XVII в. Георгий де Норес[281]. Однако ничто не помогло. Сначала кипрский престол наследовала вдова Жака II Катерина Корнаро, при которой истинными правителями были ее родственники: отец — Марко Корнаро и дядя — Андреа Корнаро. Чрезмерное возвышение рода Корнаро и практически самовластное управление им островом не входило в планы Республики св. Марка. Всесильные родственники королевы были убиты, а она сама в 1489 г. была вынуждена передать королевство Венеции и вернуться на родину. Кипр оказался под протекторатом Венеции, и над ним был поднят венецианский флаг, развивавшийся над островом до турецкого завоевания 1570 г.

Протекторат, тем не менее, не означал полного господства Венеции на острове. Республика не могла не считаться с мнением Египта, который был крайне недоволен отъездом королевы Катерины Корнаро с Кипра в 1489 г. без его согласия и на то изволения. Не меньший гнев султана вызвала смена символики королевства[282]. В связи с этим Венеция должна была отправить в Каир посольство, дабы успокоить султана, заверить его в своей лояльности и добиться от него признания перехода Кипра к венецианцам. Сначала к султану был отправлен Марко Малипьеро, который 20 апреля 1489 г. достиг Дамьетты, а пятью днями позже Каира. Малипьеро взял с собой богатые подарки: кипрские камелоты, шелковые ткани и 16 тысяч дукатов, которые являлись данью за два года. Причем Малипьеро формально считался послом Катерины Корнаро. Он должен был передать султану письма уже бывшей королевы Кипра, в которых она объясняла причину своего внезапного отъезда с острова. В его же обязанность входило уплатить султану дань за «пользование» Кипром за два прошедших года и главное умерить гнев восточного владыки, который был крайне недоволен отъездом «его рабы» без его на то изволения[283]. Но миссия Малипьеро провалилась. Султан просто отказался его принять[284]. Республика «не разобиделась» и не опустила руки. Она начала готовить новое посольство во главе с Пьетро Дьедо. Послы отправились из Венеции в сентябре 1489 г. Седьмого декабря того же года Дьедо уже находился в Каире и получил аудиенцию у султана Египта.

Пьетро Дьедо имел четкие инструкции и поручения от правительства Республики о проведении переговоров с египетским султаном. Главная задача посольства состояла в том, чтобы убедить египетского сюзерена Кипра в необходимости отъезда королевы с острова, который на деле являлся только благом для всех[285] и готовности Республики св. Марка принять на себя управление территорией, оставшейся без уполномоченного султаном главы. Посол был обязан всячески подчеркивать, что Венеция готова взять на себя управление островом ради общего же блага и что она будет исправно и вовремя платить дань, как прежде при Катерине Корнаро[286]. Также Республика обещает заплатить все просроченные ранее платежи на общую сумму в 16 тысяч дукатов[287]. Деньги предполагалось частично собрать с венецианских купцов в Александрии, Бейруте и Дамаске. В связи с тем, что деньги нужны были срочно, Пьетро Дьедо был вынужден вести активнейшую переписку с венецианскими консулами, находившимися в этих городах, а также правительством митрополии. В своих письмах и донесениях он очень торопил все стороны как можно скорее собрать нужную сумму, ибо в случае неуплаты долга решение проблемы Кипра могло быть поставлено под угрозу[288]. Между тем, послу предписывалось добиваться поставленной цели без устали вплоть до принятия нужного Республике решения[289]. Кипр виделся Венеции, несомненно, лакомым куском. Однако приобрести его нужно было так, чтобы не навредить торговым связям с Египтом, не прервать регулярную коммерцию венецианского купечества на рынках султана: в Бейруте, Александрии, Триполи, Алеппо, Дамаске. В связи с этим послу приказывалось действовать с особой осторожностью и особой ловкостью, чтобы не создать каких бы то ни было препятствий для пребывания венецианских купцов и кораблей в портах и землях султана. Этого, как сказано в инструкциях для посла, Республика хотела бы больше всего[290].

Дьедо одержал блестящую дипломатическую победу. Действуя с особой ловкостью и изворотливостью, он подготовил все условия для заключения договора с султаном о передаче Кипра под венецианский протекторат. Однако ему самому не суждено было поставить подпись под этим договором. В середине февраля 1490 г. он умер в Каире. Донесение о его смерти и приеме дел его секретарем Джованни Борги датировано 22 февраля 1490 г.[291] А 28 февраля 1490 г. в Каире между Египтом и Венецией было подписано соглашение, согласно которому Синьории была гарантирована инвеститура над Кипром. Султан передавал «королевство Кипр славной Синьории Венеции со всеми теми средствами, условиями и прерогативами (cum tutti quelli modi, condition et prerogative), которыми обладали прежние короли острова». Также он передавал Республике право наблюдать и управлять островом, деревнями, людьми и народом по собственному усмотрению (a suo beneplacito). Единственным условием остается уплата Республикой ежегодной дани в 8 тысяч дукатов и погашение прежних долгов в 16 тысяч дукатов[292]. С подписанием соглашения 28 февраля 1490 г. Кипр стал фактически безраздельным владением Венецианской республики. Цель была достигнута.

Не менее выгодным оказался договор и для султана Египта. Ему была гарантирована ежегодная дань в 8 тысяч дукатов, как это было при Лузиньянах. Венеция обязалась защищать Кипр от турок, а также оказывать помощь Каиру в случае турецких вторжений на территорию султана[293]. При этом восточный сюзерен не брал на себя ровно никаких обязательств по защите острова. У него не возникло необходимости содержать с этой целью на Кипре военный гарнизон, выстраивать отношения с местным населением, которое неизбежно было бы к нему враждебно настроено, инвестировать средства к кипрскую инфраструктуру, равно как и строить и содержать флот для защиты островной территории. Египет никогда не был морской державой, и на море мамлюки всегда чувствовали себя весьма неуверенно[294]. Возможность же возложить все эти обязанности на морскую Венецианскую республику была весьма привлекательной. Египет сделал из Кипра естественный донжон на пути движения турок к своим границам и решил защищать его руками венецианцев. В сложившейся ситуации передача Кипра под управление Венеции была мудрым решением Каира: сохранить status quo и найти нового управляющего территорией, формально остававшейся зависимой от Египта[295].

Таков был конец королевского дома Лузиньянов на Кипре и конец Кипрского королевства крестоносцев, остававшегося в течение нескольких столетий «бастионом отчаянного благочестия» на окраине латинского Востока. Так когда-то виделся Кипр Филиппу де Мезьеру. Но это не был конец рода Лузиньянов. Нелегитимные ветви будут известны в Западной Европе еще двести лет. Отдельные представители этой семьи встречаются и позже, в XIX и даже нынешнем вв. Но это уже другая история.

Приложения 

Леонтий Махера и его хроника «Повесть о сладкой земле Кипр»

Леонтий Махера является одним из самых интересных и известных кипрских хронистов периода правления на острове династии Лузиньянов. Его хроника «Повесть о сладкой земле Кипр», написанная на кипрском диалекте греческого языка XIV–XV вв., оказала существенное влияние на всю последующую кипрскую хронистику.

О жизни Леонтия Махеры известно немного, преимущественно из его собственных сообщений. Грек-киприот Леонтий Махера родился около 1380 г. в семье греческого священника. Род Махеры нашел общий язык с латинскими правителями острова и свое место в новых государственных структурах, оставаясь при этом греческим, сохранив православную веру и родной греческий язык. Некоторые представители семьи, в том числе и Леонтий Махера, находились на службе при дворе Лузиньянов. О его политической карьере в частности известно то, что сначала он был секретарем кипрского сеньора Жана де Нореса, а затем находился непосредственно при королевском дворе. В связи с этим Леонтий Махера хорошо знал обстановку при дворе, сам был свидетелем многих событий и хорошо осведомлен о происходившем в королевстве. Кроме того, он сам, видимо нередко, занимался государственными делами по поручению короля. Так например, в 1432 г. по поручению короля Жана II ездил с дипломатической миссией в 14 кони иски и султанат. Близость ко двору давала Леонтию Махере прекрасную возможность пользоваться королевскими архивами, многие из которых были навсегда утрачены для последующих историков Кипра. Махера — настоящий патриот Кипра. Для него эта земля и сладкая, и милая, и вселюбимейшая. Он готов ею бесконечно восхищаться и глубоко переживать ее беды и несчастья.

Хроника начинается от времени св. Константина Великого и св. Елены. Однако наиболее подробный и аналитический рассказ, в котором чувствуется присутствие и позиция автора, относится к времени правления королей Пьера I, Пьера II, Жака I и Януса, т.е. с 1359 по 1432 г. Затем неизвестным автором к хронике были дописаны краткие замечания о короле Жане II и его дочери Шарлотте. Повествование доведено до 1487 г. В ряду других кипрских хроник сочинение Махеры отличается своей содержательностью, насыщенностью событиями и достоверностью. Автор часто пытается показать причины, которые породили то или иное явление, высказывает личное, иногда весьма тенденциозное, мнение о многих событиях, явлениях или политических деятелях. В целом же, он весьма реалистично описывает и интерпретирует многие явления и события кипрской средневековой истории.

По отношению к Пьеру I Махера не может скрыть своей симпатии к королю и своего восхищения его подвигами. Наибольшее внимание хронист уделяет политическим событиям, часто обстоятельно рассказывает о дипломатических переговорах и пересказывает тексты заключавшихся договоров между Кипром и другими государствами, повествует о торговле иностранных купцов на острове, об их соперничестве между собой и отношениях с королевской властью. Кроме того, иногда хронист отмечает весьма любопытные детали и подробности о населении, быте, нравах, праздниках и обычаях как королевского двора, так и значительной части населения Кипра. Отдельные страницы хроники — это самостоятельные экскурсы о государственном и административном устройстве королевства Лузиньянов, о церковной организации, о латинском феодальном праве. Все это делает хронику Махеры настоящей энциклопедией Кипра времен правления на острове французской династии Лузиньянов. Его повествование дает современному исследователю великолепную возможность увидеть рождение, развитие и жизнь государства крестоносцев.

Долгое время считалось, что сохранилось только две рукописи сочинения Леонтия Махеры, одна из которых хранится в библиотеке ев. Марка в Венеции, а вторая в Бодлианской библиотеке в Оксфорде. Между двумя рукописями имеются некоторые, впрочем, незначительные разночтения. Лишь в конце XX в. в Равенне была обнаружена еще одна рукопись кипрского хрониста. Наш перевод выполнен по изданию Р. М. Доукинса, в основу которого легла венецианская рукопись. В квадратные скобки [ ] заключается текст, существующий в оксфордской рукописи. В некоторых, особенно спорных случаях мы сверяем тексты всех трех известных рукописей,

Леонтий Махера «Повесть о сладкой земле Кипр»

Книга I.

1.  Я собрался с именем святейшего Бога, почитаемого в Троице, рассказать о милой земле Кипр. Как в мире существует три времени: прошлое, настоящее и будущее, — так существуют и дни нашей жизни. Ведь как говорит Давид: «Поскольку наши дни проходят, мы уничтожаем незрелые плоды и убиваем отцов наших, чтобы получить наследство их, словно глупцы. И сколько бы мы не прожили, придет время умирать, и давайте поэтому смиримся, если Бог хочет взять родителей наших, а мы получим наследство. Ведь как сетует о нас мудрый Соломон, говоря: «Суета сует, и все есть суета».

2.  Поскольку все проходит, а случившееся истолковывается, все очень хотят понять то, что прошло: древние истории, чтобы изучить события, которые произошли, и благодаря им научиться предвидеть будущее. А если что-то мешает увидеть, как они спасутся, я с помощью Святого Духа хочу сделать краткое изложение, чтобы каждый читал его там, где найдет; и пусть получит удовольствие от древних историй.

3.  Великий Константин после крещения сказал, что наша собственная земля Кипр оставалась без населения тридцать шесть лет, потому что случился великий голод из-за отсутствия дождей, и посевы погибли. А голод был великим, и всей воды дождей не хватало, и люди переходили с места на место со своим скотом в поисках воды, чтобы выжить и самим и скотине. И все пересохло: и цистерны и источники, — и это разорило наш вселюбимейший Кипр, и они переходили с одного места на другое, где каждый находил покой. И остров оставался без населения тридцать шесть лет.

4.  Когда Константин Великий обратился от идолопоклонства к вере Христовой со всеми теми, кто был в Риме, тогда святая госпожа Елена, его мать, получила от своего сына распоряжение идти и найти Святой Крест[296] в Иерусалиме. И она пришла на Восток, и пришла на Кипр, и высадилась в Лимассоле, и нашла остров разоренным. И ей было очень горько видеть, что столь прекрасный остров разорен.

5.  В то же время она покинула (Кипр — С. Б.) и ушла в Иерусалим. С огромным трудом, и огромными издержками и опасностью она нашла Святой Крест и два других креста разбойников, и гвозди, и терновый венец, и тридцать шесть капель крови Господа, которые капали и падали на кусок ткани. Но рассказ будет слишком длинным, если я буду рассказывать вам о всех общеизвестных событиях; св. Кириак написал, как она нашла Святой Крест и как отличила (Крест — С. Б.) Христа от крестов разбойников, и кто был благородным разбойником, а кто — коварным. И святая госпожа Елена увидев это, изумилась и построила от основания множество церквей в Иерусалиме с именем живого Бога и животворящего Креста; некоторые она закончила, для других же оставила золото, чтобы их закончить.

6.  Знайте же также, что когда она пришла в Иерусалим, она приказала архонтам, чтобы от Иерусалима до Константинополя были построены башни так, чтобы от одной видеть следующую и чтобы были люди, которые несли бы на них службу день и ночь и были бы готовы сразу же увидеть огонь или дым в Иерусалиме, и каждый был бы готов сделать все, чтобы найти Святой Крест и дать сигнал, чтобы его было видно от башни к башне, и чтобы император знал день, когда его мать нашла почитаемый Крест. Так и было сделано на этой дороге. Час, когда блаженная Елена нашла Святой Крест, ее сын, император, тотчас узнал. А теперь давайте вернемся к святой Елене.

7.  Когда святая Елена нашла Святой Крест и узнала о чуде Креста, она взяла основание, к которому были прибиты святые ноги, расщепила его трижды и сделала четыре пластины. От них она отрезала шестнадцать углов — т.е. по четыре угла от каждой пластины — и получилось четыре креста. Но Крест Христа она положила в святая святых с большим количеством золота, жемчуга и драгоценных камней. Кроме того, она вытащила гвозди из крестов разбойников, соединила более длинную часть креста благоразумного разбойника с коротким безумного[297] и таким образом сделала один крест. Точно так же она соединила длинную часть креста безумного разбойника с короткой благоразумного и сделала второй крест. Поскольку кресты так долго были вместе, триста девять лет, неправильно выбрасывать (крест — С. Б.) безумного разбойника. Она взяла их с собой, чтобы ее сын мог видеть их в длину и в ширину, что все они одного размера. И два монолитных креста, и шестнадцать пластин от углов, и гвозди, и венец она положила в сундук и вместе с двумя крестами (подняла — С. Б.) на галеру; и святая Елена отчалила и пришла на Кипр.

8.  Когда они прибыли и бросили якорь в землю, она спустила (с корабля — С. Б.) сундук с двумя крестами, и поела в Василопотамосе. Когда они закончили есть, она свалилась с ног от усталости от моря и уснула. И увидела сон, что один ребенок сказал ей: «Моя госпожа Елена, то, что ты сделала в Иерусалиме, построив много церквей, сделай также и здесь, потому что есть повеление, чтобы в этой стране люди жили до конца света и это не разрушалось бы веками. И построй храм, посвященный Животворящему Святому Кресту и оставь (частицу — С. Б.) от святого Древа, которое у тебя с собой». Она проснулась, отошла ото сна, нашла сундук и большие кресты. О чудо! Один из больших крестов потерян. Она послала его искать, и он был найден на горе Олимпия, названной из-за креста Олимпия. Это имя благоразумного разбойника[298]. Она построила храм Святого Креста и вложила в сердце креста частицу святого Древа. Потом она увидела столб света, поднимавшегося от земли до неба, и пошла посмотреть на чудо, и нашла на берегу реки четыре маленьких креста. И голос с неба сказал ей: «Елена, построй здесь церковь в месте, которое называется Тогни». И она построила церковь Святого Креста и мост, чтобы переходили люди, и покрыла этот крест серебром, золотом и жемчугом. После этого Господь послал дождь, и об этом стало известно по всей стране. Народ узнал об этом и вернулся в свои жилища. А после них пришло и много париков и поселилось на острове. Закончив свое строительство, она взошла на галеру и отправилась в Константинополь.

9.  После того как святая Елена прибыла в Константинополь, численность населения на острове выросла, и они обеспокоились приходом безбожных сарацин, которые многократно пленяли этот остров и разрушали многие города и замки, а людей брали в плен. Пребывая в сильном страхе и беспокойстве, они сказали: «Коль скоро султан хочет взять нас в плен, то все готово». Тогда они решили донести новость до императора и послать вооруженных людей смотреть за страной. А лучших людей, которые тогда нашлись на острове, они отправили к императору, прося его могущественную святость прислать вооруженных людей, пеших и конных, для защиты земли против сарацин. Когда император услышал их просьбу, послал много вооруженных людей для защиты этой земли. После этого они сели среди них и обдумывали величину ежемесячной платы тем людям, и они разделили ее между собой и выбрали капитана, чтобы собирать ее. Каждый должен был платить по три золотых перпера, что составляет шесть номисм, как это было на Кипре. Налог назывался stratia, потому что он платился для стратиотов. Величина дуката составляла четыре белых безанта Кипра[299]. Его также называли «капнон»[300]. Если хозяин дома имел сыновей и дочерей за его столом и в его доме, должен был платить он один. Если же сын был женат, а дочь замужем, каждый платил свою долю. Потом он (император — С. Б.) отправил дуку, чтобы судить людей. И с этого времени он посылал дук[301] и время от времени менял его; и так продолжалось до того момента, когда он направил дуку по имени Исаак[302], который был распутником. И это было в 1050 г. от Рождества Христова.

10.  С тех пор как начался королевский поход людей, которых собрал герцог де Бульон, латиняне захватили всю Землю Обетованную, взяли в плен сарацин и удалили их. А сарацины всегда хотели обладать Землей Обетованной и никогда не успокаивались. Однако они всегда осаждали и тревожили людей и мучили христиан, что и сегодня действительно так[303].

11.  Бурная река нанесла много песка и полностью покрыла им камень. И люди говорят, что этот камень является камнем свободы и немного он может приносить пользу. Это произошло из-за того, что никто не должен видеть конец. Как говорит философ: «Думайте о конце вещей, и по концу (судите — С. Б.) о начале». Однако то, что есть сейчас, современные души...[304]

12.  [Была жуткая резня в воскресенье, и много людей было убито[305].] И когда наступил понедельник, вышли братья[306] перед толпой людей, и началась скорбь и плач как среди женщин, так и мужчин за тех, кто был убит; братья были очень опечалены и думали, как избавиться от этой смуты.

13.  Вышеназванные братья тамплиеры были очень богаты и лелеяли между собой великую ересь и крайне нечестивый орден. Когда Бог разгневался на зло, которое они творили, он указал папе на их орден[307]. Было два юноши из одного города, которые воспитывались вместе. И они любили друг друга, словно были братьями. В те времена, когда один из юношей, который был богат, увидев, что орден тамплиеров очень почитаем и что они несли свою службу с огромным благочестием, захотел стать братом в ордене тамплиеров, магистр принял его. Второй юноша также захотел вступить в орден. Когда братья ночью пришли, чтобы рукоположить его, его товарищ пришел с ними тайно так, чтобы его никто не заметил. Бог закрыл им глаза, чтобы они его не видели и чтобы раскрыть их деяния. И он увидел те действия, которые они совершили с его товарищем, и подробно рассказал о них папе[308]. «Господин! Я увидел священника, державшего в руках медный крест и распятого Иисуса Христа на том кресте, когда они должны были принять, т.е. рукоположить моего товарища. Тогда он встал на колени и обещал Великому магистру хранить в тайне все, что они с ним сделают. И священник сказал ему: «Тебе понятно, что этот распятый — есть Сын Божий, ведь так же говорит народ». И они приказали, чтобы он сказал: «Да, я верю — это правда, что это изображение Иисуса Христа — живого Бога». Тогда священник сказал ему: «И мы верим в это, однако подвергаем тебя испытанию». Тогда они рукоположили его и отправили на войну; и таким образом он должен был бы быть убит. Однако мой товарищ сказал им: «Да, я действительно верю, что это изображение Господа». Тем не менее, он им сказал: «Что же вы говорите? Что же это, скажите мне, и я это признаю». Священник же сказал ему: «Это был ложный пророк». Услышав это, он согласился с этим, взял святой крест из его рук, бросил его на пол и сильно надругался над ним. Затем они раздели его до нага, вымыли с головы до ног, а потом поцеловали его в голову, макушку и рот, и в пупок, и в зад. И все они хотели получить от него богатства. И он обещал им, что в любое время, когда бы они не обратились к нему, он будет готов и ничему не воспротивится. Потом они одели его в нечестивую одежду своего нечестивого ордена и усадили на высокое место. И на следующий день они дали ему серебро, и золото, и много одежды, и, ликуя, водили его по городу. Однако статуты[309] их ордена очень благоразумны и почитаемы; внешне перед людьми они должны блюсти правду церкви. Это касается их еды, питья, одежды. Они не должны иметь гордыни и должны иметь терпение. Кто бы им что ни говорил, они должны быть терпеливыми. И у них есть много других хороших поучений. Однако тайно они делают то, о чем вы слышали выше.

14.  Когда святейший папа услышал эти слова, он преисполнился гневом: «О горе, Господи! Бог всемогущий послал Сына своего любимого и пожелал, чтобы он принял смерть ради спасения, и пришел на небо, и воссел по правую руку от Отца своего, чтобы спасти нас из рук дьявола. Он дал нам возможность бежать от всех грехов, чтобы мы не попали в руки дьявола. И этот Великий магистр, друг мой, творил такое зло. Клянусь Богом, однажды они будут уничтожены в мире». И как добрый христианин, коим был святейший папа, он приказал юноше ничего никому больше не говорить. Папа захотел более точно все изучить. Он призвал к себе Великого магистра тамплиеров и среди многих слов сказал ему: «Я хочу видеть, как вы рукополагаете братьев. Поэтому возьми этого юношу, — того, кого хотел папа, — и рукоположи его в моем присутствии». И тот ответил ему: «Это невозможно, Господин, потому что наш устав приказывает никого не рукополагать открыто, а только тайно, в том подходящем месте, которое освящено». Папа не подал виду, что разгневан. Тогда он позвал к себе Великого магистра госпитальеров и приказал ему рукоположить этого юношу в братья. Он незамедлительно сделал это. Папа был очень рад, что госпитальеры — хорошие христиане, а тамплиеры лишь так говорят. Тогда он приказал своему секретарю написать два письма каждому правителю в мире, где есть тамплиеры, их дома и имущество. И он сам изучал каждое отдаленное место, которым обладали тамплиеры. И это длилось около года. Хартия же гласила:

15.  «Наш возлюбленный сын, приветствие (тебе — С. Б.) и архиерейское благословение! Однако же знай, это наша открытая хартия, которую ты должен прочитать, и запечатанное в целях предосторожности письмо, чтобы никто не мог открыть его и прочитать до наступления дня Троицы. Когда ты пойдешь в церковь, по окончании первой литургии, прежде чем люди выйдут из церкви, открой запечатанное письмо и то, что там сказано, сделай незамедлительно, а именно отлучение от церкви». А в запечатанной хартии говорилось: «Ввиду того, что люди представили нам доказательства, что Орден тамплиеров склоняется к великому злу и что они отрицают Бога и всех святых, по этой причине мы приказываем, чтобы, прежде чем распространится яд, ты должен приказать убить всех, кто окажется в твоей стране без какого-либо снисхождения. Я молю и заклинаю тебя именем Господа, чтобы все их имущество и наследство, которое есть в твоей стране, было бы передано под власть госпитальеров. А если вдруг ты не последуешь моему приказу и оставишь кого-нибудь в живых, гнев Господень падет на тебя, как он пал на иудеев».

16.  В соответствии со словом папы на всем Кипре в день Пятидесятницы они все были убиты. Кто-то скажет, что папа был разгневан на Великого магистра и поэтому пришел в негодование. Однако причиной гнева и негодования Господа, обрушившихся на них, были их грехи. Поэтому за один день все они были уничтожены, и никто не спасся. Если бы Господь хотел иметь чистых (людей — С. Б.)[310], он бы захотел спасти их. А это был гнев Господа.

17.  Когда закончилась литургия по случаю Пятидесятницы по всей стране, в каждом городе было обнародовано запечатанное письмо, и все узнали, о чем там говорилось. Узнав о приказе папы, до полудня они убили всех тамплиеров, которых нашли, а их имущество передали госпитальерам.

18.  Нам нужно рассказать о прекрасном Готфриде Бульонском, чтобы нам перейти к рассказу о латинских королях, которые короновались в Иерусалиме. 5 августа 1086 г.[311] отправился в путь из Франкской земли Готфрид Бульон с кий с большим войском и в сопровождении большого числа господ. Он прибыл в Сирию с большим количеством пехотинцев и рыцарей, начал завоевание земель и победил в июне 1099 г. от Рождества Христова. В Иерусалиме было много сарацин и было четыре гиганта, которых христиане осаждали до 15 июля 1099 г., и в тот день они победили их. Я могу также сказать, что святейший папа Урбан, и король Филипп — король Франции, и господин Алексей Комнин — император Константинополя, и многие другие господа взяли святой город Иерусалим, и все, как один, избрали королем Иерусалима вышеназванного Готфрида Бульонского, который не хотел короноваться. Не желая возлагать венец на свою голову, он сказал: «Царь царей, милейший сердцу Иисус нес терновый венец во время торжества своего в день, когда был распят». Он умер в 1100 г. от Рождества Христова и был похоронен на горе Голгофа.

19.  После него был коронован Балдуин, его брат[312]. И он умер в 1118 г. от Рождества Христова. Потом был коронован Балдуин д'Эгийон, и он умер в 1136 г. после Рождества Христова[313]. Потом был коронован Фульк, его зять, муж его дочери, и он умер в 1143 г.[314] Потом был коронован Балдуин Старший, сын Фулька, и он умер в 1163 г.[315] от Рождества Христова. Потом был коронован Амори, его брат, и он умер в 1174 г.[316] Потом был коронован Балдуин Лепрозный, и он умер в 1181 г.[317] Потом был коронован Балдуин Ребенок, сын графини Яффской Сибиллы, дочери короля Амори, сестры короля Балдуина Лепрозного и жены маркиза Гильома Длинный Меч[318]. Этот Балдуин умер в 1186 г.[319] Тогда был коронован король Ги королем Иерусалима, который женился на госпоже Сибилле, матери короля Балдуина, которая была коронована королевой Иерусалима и вышла замуж за этого короля Ги де Лузиньяна в год 1190[320]. [Сарацины очень досаждали ему.] Но с помощью Бога и генуэзцев он взял королевство Кипр и дал свободу всем людям и их детям, чтобы они служили ему и телом и собственностью своей.

20.  В тот год пришли король Англии Ричард и король Франции Филипп[321], и Великий магистр тамплиеров пришел и просил их ради любви к Богу забрать у них Кипр. [Узнав, что случилось у тамплиеров, он (Ричард Львиное Сердце — С. Б ) договорился в королем Ги, королем Иерусалима, и продал ему остров] за сто тысяч золотых дукатов. И он (Гиде Лузиньян — С. Б.) занял много (денег — С. Б.) у генуэзцев и купил его, согласно договору, у тамплиеров. [Когда дука Кипра[322] умер, не было никого, кто бы воспрепятствовал этому.] И он (Ги де Лузиньян — С. Б.) пришел со своими людьми и баронами и взял королевство. Это произошло в год 1192 от Рождества Христова. И он стал первым королем Иерусалима и Кипра, и он умер в 1205 г.[323]

21.  [Король Филипп и король Англии и Франции пришли в Иерусалим с целью помочь ему (Ги де Лузиньяну — С. Б.), т. к. они узнали, что у этого короля Ги нет людей и денег и что сарацины захватили всю его землю. Но когда они обнаружили, что он купил Кипр, они вернулись и ушли назад[324].]

22.  Когда этот король Гуго[325] купил Кипр у тамплиеров и лангобардов, он тотчас же узнал о гневе, который испытывали [ромеи] и о резне в стране; он был очень обеспокоен и он решил, как поступить, чтобы не было зла на Кипре, ибо вся страна наполнена ромеями. И он сказал сам себе: «Если они захотят поднять против меня восстание, они смогут это сделать, и они захотят получить помощь императора Константинополя, и смогут силой забрать королевство из моих рук». Он задумал заключить союз с султаном Каира, и отправил послов с просьбой, ибо всегда все от Бога, и народ должен любить соседей своих, «и т. к. мы по воле Божьей является соседями, я прошу тебя заключить союз между нами и обещаю тебе, что всегда буду твоим любящим другом, и твои друзья будут моими возлюбленными друзьями, а твои враги — моими смертельными врагами. И я прошу тебя, если император ромеев соберет армаду и захочет напасть на меня, предоставь мне помощь и силу, и я стану служить тебе. А если вдруг он отправит армаду против тебя, дай знать и я буду тебя охранять».

23.  Султан ответил ему и направил ему известие [на Кипр] с двумя своими послами: «Сын мой, ты сообщаешь мне, что являешься моим соседом и что нам нужно любить друг друга, согласно воле Господа, и иметь союз между собой. С этим я согласен. Ты хочешь считать моих друзей своими друзьями, а моих врагов своими врагами. И я хочу сделать то же самое для тебя. Но то что ты хочешь быть моим слугой, не зависит от твоего желания, но от желания Бога, который дал нам власть. И знай [то, что] ни ты, и никто другой, кто родится от тебя, не будет терпеть несправедливость от нас [и от кого бы то ни было], кто придет после меня, если только это не произойдет из-за тебя. Поскольку ты хочешь получить мою помощь и силу, если император Константинополя нападет на тебя, то это невозможно, т. к. мы обязаны помогать верным Господа и великого пророка Мухамеда [нашего], а не неверным. Однако если ты хочешь иметь одного Бога и Мухамеда, пророка, подними палец[326] свой, и я пожелаю принять тебя как своего дорогого друга и брата, и заключить с тобой крепкий союз против врагов твоих».

24.  Когда король Гуго (Ги — С. Б.) услышал это, он очень взволновался и сказал: «Господь, защити меня! Ведь даже если он отдаст мне всю свою власть, я не хочу отказываться от Святой Троицы. [Пусть лучше я умру, чем причиню такой вред моей душе и телу, чем откажусь от Святой Троицы.] Лучше быть слугой василевса, чем предать веру в моего Бога. И я верю в Отца, Сына и Святого Духа. И он (Господь — С. Б.) поможет мне и отведет меня от всякой опасности».

25.  Он (король Ги де Лузиньян — С. Б.) отправил султану послание, в котором спрашивал его, как ему управлять своим народом. Султан ответил ему: «Сын мой, дай все, чтобы получить все! Отправь и приведи от всех друзей своих хороших рыцарей твоей веры, чтобы они держали от тебя фьефы[327], и назначь на должности, и раздели королевство свое с ними, и дай им наследство, в котором они будут спокойны. И они захотят от всего сердца держать твое королевство в порядке. И они захотят быть спокойными, и ты будешь спокоен, поскольку они не будут досаждать тебе по поводу оплаты их услуг. А ты захочешь быть смелым, чтобы назначать их (на должности — С. Б.) и приказывать им приходить по твоим делам, не думая о том, что ты должен им платить. Лучше всего преподнести им богатые дары и получить самому великих людей, чем дать мало и потерять оставшееся». И он направил разумных [послов со словами: «Не посылай неудачников, а то многое потеряешь».

26.  Тогда король отправил послов с хартиями и привилегиями на Запад: во Францию, и в Англию, и ко многим великим правителям, поскольку они были богаты, и в Каталонию. Он обещал дать им серебро, золото и наследство: им и их детям. И из-за святых реликвий, которые находятся на Кипре, и поскольку на Кипре они находятся недалеко от Иерусалима, многие пришли с женами и детьми их и поселились на Кипре. И король дал кому-то ежемесячное жалование, кому-то ренты и должности, и судей в суде; и это во всех землях Иерусалима[328]. И тем, кто имел более низкий статус, он гарантировал свободу и освобождение от франхизий[329]. А сирийцам он гарантировал, что они будут платить только половину налогов при купле и продаже, а те подати, которые платит местное население, они платить не будут.

27.  И пришло много сирийцев и много латинян, которые поселились на Кипре. Помня о ярости, с которой ромеи относились к тамплиерам, они умоляли короля дать им право не судиться по законам этой земли. И если они бы сказали что-либо о бедных людях этой страны, им бы поверили, а если бедняки скажут что-нибудь, не поверят ни им, ни их свидетельствам] ни в отношении рыцарей, ни в отношении держателей фьефов. Даже если король имеет доказательства, они не поверят ему до тех пор, пока вассал не подтвердит свое согласие. И если случится спор между держателем фьефа и, с другой стороны, бедным человеком [страны], и если он поднимет руку на вассала, он потеряет свою правую руку. Так и было сделано, [потому что ромеев было много на Кипре и] чтобы уничтожить гордость ромеев, чтобы они не подняли восстание и не сделали то, что сделали тамплиерам. И они создали ассизы[330] для собственной пользы и сделали так, чтобы король, коронуясь в церкви, клялся на [Святом] Евангелии хранить и укреплять ассизы, все добрые традиции этого королевства и привилегии святой церкви Христовой.

28.  Поскольку у латинян не было людей, ни архиепископов, ни клириков, чтобы служить святой церкви Господней, короли один за другим посылали к святейшему папе письма, прося его прислать епископа, митрополитов и священников. И он ответил им: «С удовольствием сделаю это. Только покажите нам, что они будут иметь средства к существованию, ибо неправильно, если я отправлю архиепископов [легатов, священников], теологов и диаконов, а им не на что будет жить. И король, который в данное время находится (на троне — С. Б.), не должен слушать совет своих архонтов, который мог бы им навредить». И король написал им, что он назначает им ежемесячное содержание, достаточное для жизни. Папа же не принял это, но ответил ему: «Сын мой возлюбленный, те, кто получает ежемесячное содержание, зависят от тех, кто им его платит. И если он захочет возразить ему, тот удержит его хлеб, а служащий огорчится и будет несчастным. Однако если ты заверишь их, что дашь им средства для жизни, неизменные в течение всей жизни, и никто, кто придет после тебя, не будет иметь власти, чтобы удержать их у них, то я пришлю тебе столько, сколько тебе нужно для прославления имени Господа и Святой Троицы в твоей земле; и согласно порядку в моей курии, латинские епископы будут рукополагать диаконов, священников и других людей церкви». И он назначил десять [мудрых] каноников в каждую епископию. [Чтобы искоренить всякое богохульство еретиков из святой церкви Господней, я посылаю четырех епископов.] И пусть они оплачиваются из церковной десятины. И так есть и поныне.

29.  Потом короли и архонты один за другим строили церкви и многие монастыри [и двор для епископов в Никосии, и начали строить св. Софию]; и создали ассизы[331], и сделали их для того, чтобы использовать их в своей жизни. А десятину и деревни, которые имели ромейские епископы, [они у них отняли и] отдали епископам латинян. Император, узнав о тяжелой жизни архиереев Кипра [ромейских епископов], о том, что у них нет церковной десятины, что [короли] проводят дарения, дал им деревни и другие доходы каждому из них, как он считал нужным. И поскольку короли забрали все, что имели епископы, под тем предлогом, что сейчас они имеют эти земли, они даровали их рыцарям [и дали ее клирикам и тем, кому пожелали]. И то, что находилось в руках ромейских епископов, было отобрано и отдано латинянам.

30.  Самое время прославить [начать прославлять] святой остров, но в своих похвалах я не хочу говорить неправду. На этой земле было четырнадцать [ромейских] архиепископов. И с благодатью Господа Иисуса Христа были следующие архиепископы: св. Варнава, апостол Христа, св. Епифаний, св. Сергий, Дометий, Порфирий, Плутарх, другой Варнава, Феодор, Василий, Аркадий, Феодор, Иоанн, другой Варнава, Саф-роний, Исайя, Илларион, Неофит, Григорий, Евфимий, Алексий, Нил, Герман — архиепископы Кипра.

Архиепископы Тамасии[332]: Ираклид, Мнасон[333], Родион и Македонии — в Тамасии.

Святейший Лазарь[334], епископ Китиона[335], которого Господь воскресил из мертвых.

Тихон, святейший епископ Аматоса, т.е. Левкары.

Зенон, святейший епископ Куриона.

Килисий, Филагрий, святейшие епископы[336] Пафоса.

Николай и Аркадий, святейшие епископы Арсеноя.

Аксивий, блаженнейший епископ Солии.

Евлалий, святейший епископ Лапифа.

Феодор, епископ Кирении.

Димитриан, Папий, Афанасий, Евстафий, Никита, епископы Кирении.

Спиридон, епископ Тримифунтский[337].

Филон, Синесий и Сосикрат, епископы Карпасии.

Трифилий Фотолампский, епископ Никосии и Тихик, святейший епископ Неополиса Лимассола.

31.  Я рассказал вам о четырнадцати епископиях. Я расскажу вам также, сколько было святых. Когда сарацины захватили Землю Обетованную, те бедные христиане, которые бежали, пришли в те места, которые они нашли. Среди них были архиепископы, епископы, священники и люди, которые пришли туда, куда они смогли. Группа из трехсот человек пришла на славный Кипр. Узнав, что страной управляют эллинь[338], из-за страха они переходили с места на место, зарывались в землю и жили там[339], и молились Господу. Они жили вместе по два-три человека и имели какого-нибудь работника, который работал на них и обеспечивал тем, что им было нужно для жизни. Они умерли на этом острове, и к многим из них явился ангел, а с другим (произошли — С. Б.) невероятные чудеса. Я видел и знаю многие места их захоронений, которые творят поразительные чудеса. И это без учета мощей и мест захоронений архиереев и епископов, о которых мы говорили выше.

32.  Чудотворные реликвии находятся: в Перистероне (в долине — С. Б.) Месарии[340] св. Анастасий; в Ормедии св. Константин Стратиот; в Синде св. Ферапонт; в Потамии св. Созомен; в крепости св. Иллариона св. Илларион Младший; около Китрии св. Епифаний. Его могила находится в месте его отшельничества, и [церковь покинута] эти места покинуты. Люди взяли его святую голову и иконы и перенесли их в Кутзовенди, чтобы сохранить. В Кофину находится св. Ираклий, епископ, св. Лаврентий, св. Эльпидий, св. Христофор, св. Орест и св. Димитриан, которые творят бесчисленные чудеса. В Левконике находится св. Ефимиан; в Перистероне, которая принадлежит графу Яффы, св. Варнава и св. Илларион; в Ахере св. Гелиофот, св. Авксуфений, св. Памфодитий, св. Паммегист и св. Пафнутий, св. Курнутас; около Зотии св. Ириник, а в Килании другой св. Ферапонт; а в Морфу св. Феодосий и св. Полемий; в Вазе св. Варнава, монах; около Алекторы в месте, называемой Глифия, могила св. Кассиана и его тело. Его день отмечается 16 сентября. Другой св. Кассиан в Авдиму, и его день празднуется в последний день февраля, а также празднуют его 4 декабря, и его могила находится там же; в Аксилу св. Александр, св. Харетий и другой Епифаний; в Курдаке св. Пигон и св. Христофор; в Ароде — св. Калантий, св. Агапий и св. Варлаам; в Тамасии, в Пере[341], св. Василий, епископ, и св. Димитриан, епископ. Существуют и многие другие, которые еще неизвестны. Мы должны молить их и вышеназванных, чтобы они молили Господа нашего Бога, чтобы он очистил этот остров от безбожных агарян [сарацин и турок].

33.  А также на этом острове находятся св. странники и другие киприоты, среди которых первый — св. Иоанн де Монфор[342] в Никосии в Бельо[343], франкский господин, который творит необыкновенные чудеса для больных и при лихорадке. А также св. Мамае [в Морфу, который происходит] из Алайи[344]. В жизни он ловил львов и доил их, и делал сыр, и кормил бедных. Турки бежали за ним, а он ударил и разбил сосуд с молоком, и молоко разлилось, и место, в котором разлилось молоко, в тот же день было видно в деревне Алайи. Он принял мученическую смерть. Его родители положили его в гроб и милостью Господа его доставили на Кипр, на берег Морфу. Его показали одному хорошему человеку, который взял упряжку и четверых сыновей, пришел туда, обвязал его веревкой и поднял его, словно это была маленькая вещь, хотя он был очень тяжелый, потому что многие люди очень хотели несли его. И когда он пришел в то место, в котором он (св. Мамае — С. Б.) находится сегодня, он стоял неподвижно, и никто не мог его расшевелить. И построили церковь, и там мирра течет в изобилии, и великие чудеса вершатся ради всего мира, и раны заживают. И его иконы источали исцеление: в Никосии, в Лимассоле, в Фамагусте, в Клавдии[345]. Если бы я писал об исцелениях, которые он совершил, я бы не сделал это и до конца жизни.

34.  В Акротики[346], в деревне св. Андроника Канакарийского, находится святая — недавно это было открыто благодаря откровению Господа, — которую называют св. Фотинией. И ее могила находится под землей. Там есть алтарь, [и проводятся литургии], и святая вода, и вода очень глубока. По мере того как луна движется, поверхность воды застывает, словно лед; и отрывают кусок, замерзшую часть; если кусок толстый, разбивают его, превращая в пыль, и слепые мажут этим глаза и вылечиваются. А еще св. Фотий — недалеко от Атиену; люди называют это место владением св. Фотия, и празднуют его день 18 июля. Он вершит много чудес и является одним из трехсот святых.

35.  И есть св. Диомид[347], ученик св. Трифиллия. Однажды, в один из тех моментов, когда сарацины пришли на Кипр, [вошли в Никосию] и нашли у Одигитрии могилу св. Трифиллия, они открыли ее и нашли святого Господнего нетронутым. Они отрезали ему голову и принесли ее туда, где сейчас находится лоджия виконта, и взяли ее, чтобы сжечь. И Бог дал, что все были заняты делом, а юноша св. Диомид нашел возможность и украл его (Трифиллия — С. Б.) святую голову и убежал. Тогда они бросили его тело там, где находится баптистерий для крещения, и стали искать голову. Там они осматривали все и искали, и узнали, что мальчик взял ее (голову — С. Б.) и убежал. Некоторые побежали за ним и добрались с ним [в лесистое ущелье Левкомиати] к виселице, на которой повесили воров. Когда он увидел, что им нужно, он испугался и подул[348] на них с именем Господа Иисуса; и тотчас они надулись и упали на землю, а он взял голову и в безопасности пришел в Левкомиати. А сарацины, которые были надуты, потихоньку добрались до Левкомиати, и просили его вылечить их, и обещали ему не приходить больше на Кипр, и не совершать зла; и он вылечил их. А святой погрузился там [в Левкомиати] в сон и его похоронили; и построили храм [и положили туда его тело]. По сей день он творит многие чудеса [с теми, кто страдает раздутостью].

36.  И св. Георгий, заколотый кинжалом в св. Лиондии[349], является местным чудотворцем. Также есть св. Афанасий Пентаскинитский из Пентаскинона, целитель; великий Иоанн Ламбадист в Маратасе, отгоняющий дьяволов, который был диаконом в районе Маратасы. Также есть св. Созонт Палакунтудии, мальчик-пастух. Сарацины преследовали его, когда они сожгли икону Девы Марии в монастыре. А икона отпечаталась на каменной плите; и так есть и поныне. [Они преследовали его] и он бежал, [взяв сосуд с молоком.] Он споткнулся и разбил сосуд, и молоко разлилось; и все видели это место. Он пришел в пещеру вместе с другими мальчиками; сарацины бросили факел и сожгли их. Люди построили церковь и положили в нее святые мощи, которые лечат весь остров. Также в Каза Пифании на севере есть гробницы, наполненные мощами. Этих святых называют являющимися святыми[350]. Эти мощи высохли и стали твердыми, как камень, или даже тверже, чем камень. Они из тех трехсот святых, которые бежали из Сирии. Также в деревне около Ларнаки есть монастырь св. Ольфиана, одного из тех 300 святых.

37.  Также в (долине — С. Б.) Маратасса около Киккоса есть икона святейшей Девы Марии[351]. Когда господин Мануил Вутумиат пришел на Кипр в качестве дуки, [и пришел в Маратасс около Киккоса, и встал однажды утром, чтобы отправиться на охоту], он взял в горы Маратасса одного монаха по имени Исаак. Поскольку монах остановился, он пнул его ногой. Вскоре после этого он слег от болезни, которая называется ишиас[352], и ему было видение, [что он должен идти к монаху, чтобы просить прощения, потому что ни один врач не сможет его вылечить. И] он отправился к святому, чтобы тот благословил его, и монаху явилась сама Матерь Божья [Дева Трикуккийская[353]] и сказала ему найти икону, которая находится во дворце императора Города[354], и принести ее сюда (на Кипр — С. Б.). [Дука пришел к монаху и разрыдался. Тот простил его, и он вылечился. И монах попросил его (помочь — С. Б.) обрести икону. И он сказал ему: «Икона у императора в его дворце». Когда названный Мануил пришел в Константинополь, он обнаружил, что дочь императора смертельно больна, и ни один врач не может вылечить ее. И она уже год в таком состоянии. Поскольку дука знал о врачевании монаха, он рассказал о нем императору. И тот сказал ему:

—  Где он?

—  На Кипре. В Маратассе.

—  Как его зовут?

—  Исаак.

Сразу же император отправил корабль на Кипр, чтобы монах прибыл в Константинополь. Узнав о приказе (императора — С. Б.), он приехал. Как только он дотронулся до девушки, сразу же она излечилась от болезни и встала. Император хотел дать монаху великие дары. А тот встал на колени и просил у него икону. Василеве не хотел ее отдавать. Но видя страдание монаха и исцеление своей дочери, с большим удовольствием отдал икону ему. Он взял ее с собой и пришел на Кипр. Люди очень обрадовались, и построили церковь, и разместили там монахов. В случае засухи там вершатся бесчисленные чудеса. А икона является работой апостола Луки.]

38.  Также в Енклистре[355] находится св. Неофит, который в молодости был монахом Левкары; он пришел и жил на столбе в этом монастыре, и там находится его могила, и она творит чудеса. Также там находится Крест Олимпия, который называют Великим, о чем говорилось выше[356], и Крест Фанероменос, Крест Псока, называемый Кока, мироточащий[357], и Крест Левкары. И все они (кресты — С. Б.) есть от Креста Животворящего, и творят невероятные чудеса[358].

39.  Еще на Кипре находятся две головы св. Киприана и св. Юстина, [покрытые серебром]. Они приняли мученическую смерть в Антиохии, и когда в Сирии начались трудные времена, их привезли на Кипр и поместили в одну из церквей в Мениконе[359]. К югу от алтаря там есть лохань, [и люди приходят, чтобы напиться], которая приносит великие исцеления тем, у кого гноятся глаза и при лихорадке. Во времена Пьера Великого[360], когда он болел малярией и не мог вылечиться, кто-то рассказал ему о св. Киприане и Юстине, которые находятся в Мениконе около Акаки. Он пришел, испил (воды из лохани — С. Б.) и тотчас же исцелился. Правда, вода — сладко-соленая и противная, однако чудотворно целительная. Он [сразу же] приказал [разрушить церковь] и построить новый храм от основания. Он покрыл серебром обе головы, а в короне он оставил место с отверстиями, чтобы люди могли поклониться святым мощам.

40.  Также Игнатий, патриарх Антиохийский, услышав о великом ущербе, который нанесла саранча [на Кипре во времена короля Гуго] сказал королю Гуго[361] приказать написать икону св. Христофора, мученика, и св. Тарасия, патриарха Константинопольского, и св. Трифона, мученика. И [находясь здесь (на Кипре — С. Б.)], этот патриарх освятил их, и они отправили их в Палокитрон, где было бедствие. И он сказал ему, что в момент вылупления саранчи они должны выйти с иконой и служить литургию, и Господь защитит урожай. [Так они освободились от саранчи.] Так рассказал мне господин священник Филипп.

41.  Но давайте вернемся к нашему рассказу. Был коронован король Гуго Лузиньян[362], сын короля Амори. И он умер в 1219 г. от Рождества Христова. А его жена, королева Алиса[363], жена вышеназванного короля Гуго, приняла королевство в 1219 г. после Рождества Христова. После смерти короля Гуго [в 1220 г. названная королева] вышла замуж за Боэмунда, сына принца; и этот Боэмунд умер в 1232 г. после Рождества Христова, а его жена королева ушла во Францию, чтобы выйти замуж за графа Шампанского. Но она не вышла замуж и вернулась из Шампани на Кипр в 1235 г., а в 1239 г. вышла замуж за Рауля де Суассона. А в год 1242 на Кипр вернулись лангобарды[364] по совету сира Амори Барласа, и сира Амори де Бессана, и сира Гуго де Жиблета; а сеньор Бейрута со своими сыновьями разбили их и правление оставалось в руках названной дамы Алисы до 1246 г. от Рождества Христова. Когда она умерла, был коронован сын этой королевы Алисы, которого звали Генрих[365]. Он женился на Плезанс[366] в 1246 г. от Рождества Христова. И этот король Генрих умер 29 августа 1261 г., и был коронован Гуго[367], который умер 5 декабря 1267 г. [И] был коронован королем Кипра Гуго[368], его кузен, в Рождество 1268 г., а 24 сентября 1269 г. он был коронован королем Иерусалима; и он умер 27 марта [1285 г.]. И был коронован добрый король Гуго[369], который умер 10 мая 1285 г. И был коронован добрый король Генрих[370], брат доброго короля Жана, 24 июня [1285 г.]. А 15 августа 1286 г. в день Богоматери, король Генрих был коронован королем Иерусалима в городе Тире рукой брата Бонакура, архиепископа Тира, т. к. они (латиняне — С. Б.) еще владели землями в Сирии. [И этот король Генрих начал строительство стен в Никосии[371].]

42.  А в год 1306 от Рождества Христова, 26 апреля, мессир Амори де Лузиньян, сын короля Гуго, [брат короля], сеньор Тира и коннетабль Иерусалима, был избран регентом Кипра по воле большей части баронов, вассалов и получателей жалования[372] того времени. [И они сделали это], потому что сеньор Тира показался им всем хорошим человеком; он связал их (клятвой — С. Б.) и подвиг к злодеянию, чтобы они пошли против личности своего доброго господина, который не дал им для этого никакой причины. Среди баронов Кипра было двое, которые [никогда] не были в его (Амори — С. Б.) совете и никогда не хотели принимать участия в этой измене, а именно: мессир Филипп де Ибелин, сенешаль королевства Кипр, который был братом королевы — матери короля, и мессир Жан де Дампьер, кузен короля, племянник королевы, сын ее сестры, — и были многие другие вассалы и получатели жалования, которые не согласились на это злодеяние. В течение шести месяцев сеньор Тира был обеспокоен тем, как совершить (это дело — С. Б). И они нашли удобный случай, когда он (король — С. Б.) слег от тяжелой болезни. И сеньор Тира, его брат, коннетабль, ухватился за тот предлог, что (в стране — С. Б.) была великая бедность, а он [король] тратил их имущество [богатства королевства] неподобающим образом; и все видели, что король был богат; и чтобы взять его богатства, они замыслили заговор.

43.  Когда некоторые рыцари, преданные королю, услышали об этом, они рассказали об этом королю. А король был очень добрым человеком. Он не поверил их словам и сказал: «Я не хочу верить, что мои братья могут быть изменниками». Когда рыцари узнали, что король им не верит, а его противники продвигали дело, один из них тайно пришел к сенешалю, который находился в своем поместий и ничего не знал, что происходило на самом деле. И они дали ему возможность узнать правду. Он сразу же собрался и приехал в столицу; и это было за день до совершения злодеяния. Он пришел к королю и разговаривал со своей сестрой королевой. Узнав правду о том, как решил поступить его племянник — сеньор Тира, добрый господин [этот сенешаль, его дядя,] решил поговорить с ним и разубедить их. [Он долго разговаривал с ним] и очень старался направить его на путь справедливости и выполнения присяги, [и он сказал ему: «Опомнись, ты принес присягу своему брату. Тебя же будут осуждать во всем мире». Но] он говорил с наглухо закрытой дверью. Все было бесполезно. И он вернулся к своему племяннику, королю Генриху.

44.  В тот же вторник 26 апреля 1306 г. обсуждения закончились; мессир Амори де Лузиньян, сеньор Тира, господин Эмери, коннетабль Кипра, мессир Балиан, принц Галилейский, его зять, — все состояли в замаранном совете, — пошли в баню, а потом вернулись в его дом и все вместе отобедали. Они купались в бане, которая принадлежала сиру Гуго Перистерону. После обеда они послали созвать всех лигиев, рыцарей и получателей жалования, которые были в Никосии, и заставили их принести клятву. И они принесли присягу: некоторые добровольно, некоторые против их желания. Клятва же была следующей: «Клянусь на святом Евангелии Господнем защищать [так же как прежде я должен был защищать господина моего короля] сеньора Тира от любого человека, за исключением личности господина нашего короля, с которым нас связывает клятва верности».

45.  При всем этом сенешаль не присутствовал. Узнав об этом, он сел на коня, и вместе с ним была его сестра, королева-мать, и они поехали отговаривать ее сына и рыцарей. Когда они пришли, они обнаружили, что все рыцари, вассалы, получатели жалования, горожане, лигии были в сборе. Королева просила их и обвиняла в том, что они отвернулись от короля: «Это [то, что вы делаете] не делает вам чести, это позор навсегда и грех. Вы идете против Господа и вашего сюзерена, и ввергаете остров в [великий] хаос и побуждаете народ к восстанию. Не выступайте против вашего доброго сюзерена — короля и против вашей клятвы. Потом они все сказали: «Мы не причиним никакого зла нашему сюзерену!»

46.  Услышав об этом, сеньор Тира сказал много нелюбезных слов своему дяде сенешалю. И он сказал: «Кто позволил Вам прийти в мой дом и влезать в мои дела? Тогда сенешаль оставил там королеву, а сам отправился ко двору короля. И он оставался вместе с королем, потому что боялся, как бы они не наложили руки на короля в своей ярости.

47.  Королева много плакала и терзалась, но ничего не добилась. Кроме того, Великий магистр тамплиеров брат Жак де Молле не находился тогда в столице. [Он был в его поместье[373].] Когда он вернулся, сеньор Тира отправил ему сообщение, и тот пришел и присоединился к ним. Он одолжил сеньору Тира сорок тысяч белых безантов Кипра. Таким же образом к ним присоединился мессир де Эрлан, [латинский] епископ Лимассола. И для сеньора Тира он был очень дорог. Увидев это, королева уже ничем не могла помочь и не могла разубедить их. И поскольку заговор[374] состоялся, она вернулась к королю сильно опечаленная и с тяжелым сердцем.

48.  В тот же день, вечером, они все вместе написали в хартии жалобы, обращенные к королю. С этой целью они сели верхом на лошадей и отправились во дворец короля. Пришли в галерею около королевской спальни. Мессир Балиан Ибелин[375] зашел в королевскую комнату, где он лежал больной, и сказал королю: «Посмотри, сеньоры твоего народа пришли поговорить с тобой. «Король обернулся и ответил ему: «И ты в их компании? Прекрасно!» Тотчас же сеньор Тира и все, кто был вместе с ним, вошли в спальню короля и нашли его больным. Он сидел, согнувшись, на троне с посохом в руках.

49.  Сразу же сеньор Тира отдал приказ зачитать хартию; и ее передали сиру Гуго Ибелину[376], чтобы прочитать перед королем и всем народом. В этой хартии было много претензий к королю, обвинений и упреков. Эти претензии слишком многословны, чтобы описать их, но более всего в них говорится, что [наибольший] вред исходит от того, каким образом управляет король королевством, и что, когда ему что-то нужно, он пытается взять это у людей. «Поэтому всем нам кажется правильным назначить регентом брата короля, сеньора Тира, потому что он именно тот, кто является наследником, и ему следует искать добро для королевства».

50.  Король ответил им: «Я слышал о зле, которое вы хотите причинить мне; и вы написали неподобающие положения. Я не первый, кто болен. Таковым был король Иерусалима[377], однако его люди не лишили его власти, но сказали: «Господь, который послал ему болезнь, может послать и выздоровление». А еще вы найдете в анналах, что в Иерусалиме никогда не проходил какой бы то ни было совет или суд против воли короля. Поэтому у вас нет власти лишать власти меня по тем причинам, о которых вы написали. И если один из вас осмелится пойти против присяги, которую вы принесли мне, у мня есть Господь — судья мой, который захочет свершить справедливость».

51.  Когда мессир Гуго Ибелин прочитал хартию, а король ответил в присутствии сеньоров и народа, они вышли из королевской спальни и расположились во дворце короля и в портиках. Сеньор Тира, коннетабль — его брат, мессир Балиан Ибелин — принц Галилейский расположились во дворе в большой лоджии. По приказу регента[378] [сеньора Тира] они объявили в Никосии, что он является регентом королевства Кипр и что никто не посмеет покинуть этот дом, не повиновавшись [под угрозой быть повешенным]. По его приказу они опечатали канцелярию и помещение, в котором хранилась казна. И он приказал двум рыцарям-вассалам: сиру Жану де Тору и сиру Гуго де Фуру, — принять клятву верности от жителей Никосии, которые находились в церкви св. Георгия, церкви пулланов. [Они созвали их] и приняли присягу верности от народа Никосии для названного сеньора Тира.

52.  И королева расположилась в портике, через который прошли рыцари и весь народ; и она разорвала свои одежды, и [билась], и рыдала, словно ее сын-король умер. И было тяжко смотреть на нее кому бы то ни было. И с огромным страхом в сердце она сказала: «Господь свершит справедливость, а я хочу лишиться своих детей». И она умоляла каждого, кто проходил мимо, не делать ничего, что обеспокоило бы короля, а то Господь разгневается и покарает их. И она говорила с ними с огромным смирением, говорила добрые слова и много плакала, чтобы они оставили королю его власть. И она сказала им: «Вы его люди и вы дали ему клятву!» И она проклинала двух своих сыновей, которые смутили рыцарей; это дьявол ожесточил их сердца настолько, что [невозможно было] переубедить их и возвратить к своему сюзерену. Но они не услышали, что говорила им добрая королева. Сеньор Тира также поклялся защищать королевство и сеньоров и никогда не возвращать власть, пока он жив.

53.  Когда все это случилось, король Генрих ночью отправил к своему брату сеньору Тира двух монахов доминиканцев и одного нотария, чтобы переписать статьи с жалобами, которые они написали ему. С ними же он послал одного рыцаря, [чтобы сделать копии]. Когда же они попросили у сеньора Тира эти статьи, он выгнал их, не стал их слушать и не дал им ничего. Кроме того, он приказал нотарию никогда не появляться перед ним с монахами и рыцарем. Увидев такое зло, они ушли от него и вернулись.

54.  Потом [сеньор Тира] отправил одного рыцаря принять присягу в Кирении. Народ Кирении и сир Эд де Ви, капитан, закрыл ворота и выгнал посла, а крепость удерживал для короля. Но потом один лигий из Кирении по имени Андрэ де Буне обманул его. Он говорил с капитаном, с сиром Жаном Феррандом и с командирами[379]. И они отдали ключи послу, которым был сир Бартоломео де Фрассе. Потом рыцари, лигии, командиры, весь народ, сержанты и другие присягнули сеньору Тира и провозгласили его регентом. Также он отправил (послов — С. Б ) в Пафос, в Лимассол и во все крепости, чтобы принять присягу. И повсюду он был провозглашен регентом.

55.  Когда Великий магистр госпитальеров[380], находившийся в Лимассоле, и четырнадцать епископов[381] и аббаты узнали, что сеньор Тира провозглашен регентом в Никосии, они пришли и заседали в палате короля[382] 15 дней, пытаясь отговорить их. Но они не смогли сделать ничего больше, чем выделить средства для жизни из доходов [Кипра, т.е.] королевства для короля и его слуг: от всего его домена[383] [десять тысяч дукатов, т.е.] сто тысяч безантов; его матери — королеве двадцать тысяч в год; двум его незамужним сестрам — восемь тысяч в год; Гуго, его племяннику, сыну его погибшего брата коннетабля Кипра[384], — десять тысяч; а для их тети госпожи Маргариты, принцессы Антиохийской, графини Триполи и сеньоры Тира[385] — шесть тысяч в год; для мадмуазель де Монфор, дочери умершего господина Тира и Торона мессира Филиппа[386], — четыре тысячи [безантов]. Все вместе это составляет 148 тысяч безантов в год. И король выбрал те деревни, которые ему нравились, а остальные остались у регента.

56.  И король Генрих приказал передать его собственность на хранение в руки братьев св. Доминика, продать все его движимое имущество и заплатить все долги, которые оставил его отец король Гуго, и всем, кому должен был сам король Генрих: отдать за свадьбы двух его сестер 400 тысяч безантов — по 200 тысяч за каждую. А то, что останется, должно находиться под присмотром [вышеназванной] братии, т.е. отцов, ради пользы острова. И, таким образом, король сделал так, чтобы сеньор Тира не имел бы власти и возможности притронуться к его собственности. И [король] огласил, что выставляет на продажу свои сокровища, скот из своих поместий, свою конюшню [и свои шитые золотом одежды]. И заплатили всем пострадавшим от его отца и от него самого. И нотарием были написаны договоры с его братом, сеньором Тира, и скреплены печатью, а именно двумя печатями командора госпитальеров. И все епископы, приоры и каноники подписались. А король не подписывал, но оставил все дела.

57.  А в хартии говорится следующее: «Мы, Генрих, милостью Божьей король Иерусалима и Кипра, говорим всем, кто слышит нас при подписании этого договора, что мы по собственной воле пришли к согласию с нашим народом, что из доходов королевства мы оставляем 148 тысяч безантов [в год], о чем сказано выше, а оставшееся мы желаем использовать для управления островом, т.е. все делится на две части: [мою] короля [и моего брата] сеньора Тира.

58.  И король обещал не обращаться к папе. Также король мог иметь десять человек, получающих жалование, в своем окружении, как это было прежде, и двенадцать рыцарей-вассалов, и двадцать туркополов[387], имеющих лошадей, всех слуг и сержантов, которых он имел и держал (при себе — С. Б.). Все, кого он взял как вассалов, были рыцарями: мессир Филипп д'Ибелин[388], сенешаль, его дядя, [мессир Жан де Камэ, его племянник[389]], мессир Балиан д'Ибелин Мальгарни[390], мессир Луи де Норес, мессир Пьер Жиблет, мессир Эмери де Мимар, мессир Ансо де Бри, мессир Рено де Суассон, мессир Жан Бабин, [мессир Гуго д'Агульер, мессир Симон, его сын], мессир Гуго Бедуин. Все они проживали с королем.

59.  Через двадцать дней сеньор Тира со своей свитой пришел к себе домой. Имена людей из его свиты следующие: мессир Эмери де Лузи-ньян, коннетабль Кипра, его брат, мессир Балиан д'Ибелин, принц Галилейский, мессир Жан д'Ибелин, сеньор Арсуфа, мессир Балдуин д'Ибелин, мессир Гуго д'Ибелин, мессир Филипп д'Ибелин Младший, мессир Рупен де Монфор, мессир Гуго д'Ибелин, мессир Энгар де Бессан[391], мессир Жан Антиохийской, мессир Гуго де Бессан, мессир Ренье Висконти и другие вассалы. Однако из названных двенадцати человек вышли трое и направились к королю: мессир Балдуин д'Ибелин, мессир Рупен де Монфор, мессир Гуго де Бессан. Ведь они знали: то, что они сделали, было плохо. И король принял их с радостью. И они очень старались оказать королю услугу, но не могли.

60.  Сеньор Тира перевел канцелярию в свой дом и распоряжался королевскими делами, как своими собственными. Прежде чем оставить королевскую Палату, он сделал так, чтобы мессир Филипп д'Ибелин, сенешаль, и мессир Жан Дампьер принесли ему присягу, как сделали все остальные сеньоры, хотели они того или нет.

61.  Король отправился в Стровилос[392] и проводил там время со своими соколами. А сеньора Тира обуяла ревность. Он призвал своих людей пойти и арестовать короля. Рыцари должны были прийти к нему ночью и держать совет с ним. И однажды ночью они были готовы выйти из столицы верхом и при оружии, чтобы арестовать короля Генриха. Но один человек, который любил короля, услышав об этом, послал известие королю в Стровилос. И он (Генрих — С. Б.) вышел со своей свитой, шел через поля и через ворота бани пришел к себе домой, [потому что ворот в крепостной стене еще не было]. А когда начался день, сеньор Тира узнал, что король пришел в столицу. Он пришел в ярость и сказал: «Довольно, вокруг меня предатели!» И он отправил людей наблюдать за его (королевским — С. Б.) домом день и ночь. Король, со своей стороны, был начеку; и им было очень плохо. Сеньор Тира боялся, что [король] отправит письма в Рим, и ежедневно они тревожились (из-за этого — С. Б.). Дьявол вбросил в его сердце то, о чем [король] и не помышлял.

62.  Действительно, сеньор Тира отправил послов к папе, а именно: сеньора Корхигоса, сира Хетума Ганиаца, который всегда был против доброго [короля]. Его осудили за то зло, которое он причинил своему господину Хетуму[393], наследнику трона Армении; он бежал из Армении и пришел к королю Генриху с женой и своими детьми. Добрый король Генрих принял его и дал ему средства для жизни, которые были необходимы. Таким образом, произошла ссора между Хетумом, королем Армении, и его братом сиром Торосом. И такой скандал произошел в Армении между братьями, и другой такой скандал случился между двумя братьями[394]. И скандал стал столь велик, что однажды, 17 февраля 1300 г. от Рождества Христова, они пришли и арестовали короля. И [сеньор Тира] силой выгнал своего брата короля Генриха и отправил его к королю Армении Хетуму, его свояку, [который был королем Армении. А сеньор Тира в течение девяти лет продолжал держать власть, которая принадлежала королю.]

63.  5 марта 1309 г. после Рождества Христова сир Симон де Монтолиф, рыцарь, убил сеньора Тира в туалете. И 20 августа 1309 г. после Рождества Христова добрый король Генрих вернулся на Кипр. И (с Кипра — С. Б.) были высланы жена сеньора Тира с детьми и сын короля Армении Левон де Лузиньян, который после смерти его деда стал королем Армении. А девица Мария де Лузиньян[395], дочь сеньора Тира, вышла замуж за господина Мануила Кантакузина, доспота Морей, который был братом императора Константинополя. Королева осталась с ее отцом[396]. А он (Генрих — С. Б.) правил со дня коронации до своей смерти тридцать девять лет, четыре месяца и двадцать четыре дня и умер в четверг, в последний день марта 1324 г. после Рождества Христова в Стровилосе. И в пятницу, 9 апреля его перевезли из Стровилоса в Никосию и похоронили в монастыре св. Доминика[397].

64.  [Король Гуго был коронован королем Кипра в апреле 1324 г.] В июле 1357 [1325] г.[398] после Рождества Христова король Гуго приказал повесить сто человек. В Фамагусте, в Кирении, в Пафосе, в Лимассоле, в Никосии и в Кормакитии по семь человек, в Карпаси — 16 человек[399]. Все эти люди были ворами, пиратами, разбойниками. Они грабили и убивали; они причинили много бед острову. Адмирал снарядил две галеры, захватил две пиратские галеры, привел их в Фамагусту и [вышеназванный король Гуго] приказал их повесить.

65.  Итак, был коронован Гуго де Лузиньян — его (Генриха II — С. Б.) племянник. Я расскажу вам, какие события произошли в это время. [10 ноября] 1330 г. после Рождества Христова [был сильнейший дождь, и ночью] вышла из берегов река в столице, нанеся огромный ущерб: с корнем вырывались многие деревья, а затем вода подхватила их, принесла в город и этим закупорила мост Сенешаля. Река разгуливала по городу, разрушила множество домов и утопила много народа. Высота воды [по воспоминаниям] была на уровне гвоздя ев. Георгия Орнитийского, [и на уровне другого гвоздя в доме графа Триполи, который находится напротив замка. За те души и в память о случившемся 10 ноября проводится литания[400].]

66.  А в год 1348 послал Господь великую смерть за грехи наши; и вымерла половина острова. А в 1351 г. с благословения Господа началось нашествие на остров саранчи, [которая причинила большой ущерб]. А в 1363 г. другая смерть напала на детей, и [почти весь] остров был разорен.

67.  Теперь же послушайте, как св. Елена [когда она пришла на Кипр и в Иерусалим] по воле Господа оставила на острове много вещей для поклонения: Великий Крест и Малый Крест в Тогни[401], которые творили великие чудеса и приносили исцеления. Когда латиняне увидели это, их охватила ревность, и они начали говорить, что это не чудо Креста, но это греки создают чудеса с помощью магии. Другие же говорили: «Нет, действительно, чудеса творит Крест». Один латинский священник по имени сир Жан Сартамарин, услышав это, пришел в ярость. Он пошел в Тогни и ночью выкрал Животворящее Древо[402], спрятал его под плащом и направился к побережью, где его ждал корабль, чтобы взять его на борт. Он поднялся на корабль и поднял паруса. О, чудо! Вдруг поднялся [сильный] шторм, и они чуть было не утонули. Тогда его высадили на берег. Он [взял Крест], вытащил драгоценные камни, все [серебро] и жемчуг и взял их с собой, а Животворящий Крест бросил на рожковое дерево[403] Авры (?) в деревне Каламулли, потом поднялся на корабль и отправился за море.

68.  Крест с Олимпа — действительно Великий. Монах сошел с ним вниз с горы; и это случилось 1426 г., когда пришли сарацины, [схватили короля Януса] и сожгли церковь. Воистину, Крест, который был внутри (церкви — С. Б.) и остался невредимым вместе с имевшимся на нем золотом, — святой[404].

69.  А та кража Креста, которую совершил священник, произошла в 1318 г. после Рождества Христова. Святой Крест оставался на рожковом дереве двадцать два года. В 1340 г. после Рождества Христова, когда он захотел быть обнаруженным, он предстал в видении одному мальчику-рабу по имени Георгий, который пас скот около деревни Каламулли. Его когда-то схватили пираты и продали в эту самую деревню, (которая находится — С. Б.) недалеко от Какоракии. Этот Георгий многим рассказал о своем видении, и они сказали ему: «Это фантазия!» Он часто видел такое, и они кричали на него и звали его по имени: «Иди ко мне, и я дам тебе богатства, которых у тебя никогда не было». И те, кто слышал его, всегда говорили ему: «Это фантазия дьявола!»

70.  [Через несколько дней] он покормил скот, очень утомился и лег поспать около рожкового дерева, на котором находился Крест. Но он не смог уснуть. И покуда он лежал, он увидел наверху на одной из ветвей рожкового дерева плод. Он встал и очень захотел его съесть. Он поднялся и потянулся за ним своим посохом, чтобы сбить плод. Но посох застрял среди ветвей. Тогда он взял камень и бросил его, чтобы сбить посох. А когда он пошел, чтобы бросить камень, он увидел прямо на дереве пламя и очень испугался. Он схватил посох и бросился в деревню с криками: «Идите и посмотрите на пламя на рожковом дереве, но я не видел, кто там поджигает дерево!» Он сказал это, но все подумали, что это он сам развел огонь. Люди тотчас же схватили воду и топоры и пошли спасать дерево, чтобы не допустить большего ущерба. Как только они пришли туда, они увидели огонь. Когда же они подошли ближе, они отсекли ветви топорами, дерево несколько приоткрылось, и тотчас же пошел запах, похожий на мускус. Мальчик увидел Крест и начал громко кричать: «Вот теперь сбылись мои видения! Смотрите, это Крест Господень!» Он протянул руку и взял Животворящий Крест. И тотчас же взяли его священники; и сразу же двенадцать больных из тех хворых, у кого был приступ болезни, исцелились. А потом пришли и другие: с кровотечением, калеки, паралитики и т.п. Молва об этом распространилась по округе.

71.  Прослышав об этом, епископ Левкары пришел вместе со своим клиром и народом и, увидев Крест, сказал: «Это тот [Крест], который был украден в Тогни». Но мальчик Георгий не хотел отдавать его (Крест — С. Б.), но он взял его и отправился к королю и рассказал ему, как все произошло. Король взял его (Крест — С. Б.) к себе в дом и, понимая, какое множество чудес произошло, решил оставить его в своем доме. И держал его одиннадцать дней. А ночью король увидел очень плохой сон, очень испугался, позвал Георгия и отдал ему Крест. Его попросили пойти в Кирению [ради больных], и он пришел с Крестом и сотворил множество чудес. И (там — С. Б.) мальчик (Георгий — С. Б.) упал со своего осла и сломал ногу, но по воле Господа и с помощью Животворящего Креста он исцелился. Он подстригся в монахи и стал называться Гавриилом.

72.  Поскольку латиняне завидовали ромеям, они скрывали чудеса, творимые в ромейских церквях иконами и святыми крестами. И это было не потому, что они не верили, а потому что они завидовали. Поэтому латинские священники говорили, что этот Крест не является Святым Крестом, а чудеса делаются искусственно.

73.  В это время пришел в Никосию епископ Фамагусты — франк по имени брат Марк. Узнав об удивительных чудесах Креста и услышав лживые слова латинян, он сказал: «Ромеи обманывают людей и толкают их в [великую] ересь, говоря, что Крест является тем самым Крестом, на котором был распят Христос. Они лгут и поступают, словно эллины[405], говоря о вещах невозможных и несуществующих». Епископ испытал чувство сильной зависти. Разозлившись, он отправился к королю Гуго, и сказал ему: «Господин, ты должен знать, что существуют грехи, которые прощаются с помощью воскурения фимиама. Латиняне же имеют святую воду, которую они освящают по субботам, и они говорят, что они получают прощение посредством святой воды. Другие грехи прощаются с помощью молитвы и постов, а третьи — с помощью огня, который мы называем очистительным. Однако есть грехи, которые ведут народ к неверию, а правители народа соглашаются с этим. Такие люди остаются непрощенными в огне вечном. Именно поэтому я и ты хотим дать слово Божье, потому что мы знаем, что среди нас есть какой-то ребенок, который вытесал крест и говорит, что это Крест Христа, и никто не сдерживает его». Король же сказал ему»: «Но что же делать?» Нам нужно проверить, действительно ли крест из Древа Животворящего». Король сказал ему: «Я должен проверить чудеса церквей?» А епископ ему: «Нет, это я, я тот, кто этим займется,» — сказал он ему, — «но без твоей помощи я не смогу этого сделать». И король сказал ему: «Делай, что нужно при мне, и никто не причинит тебе вреда». Епископ же сказал: «Господин, знай, как проверяется Святое Древо огнем и кровью: пламенем — если бросить в него дерево и если оно сгорит, то это не Святое Древо, а если оно остается невредимым, то это Святое Древо. То же самое с кровью. Если у кого-то идет кровь и если наложить его (Крест — С. Б.) поверх (раны — С. Б.), то кровь тотчас же остановится и засохнет». Король ответил ему: «Делай то, что ты считаешь нужным».

74.  Тогда по приказу епископа принесли большую четырехугольную королевскую печь[406], наполнили ее углями и подожгли; [епископ в руки] взял крест, который был без серебра[407], и бросил его в огонь на глазах у короля и всех, кто находился во дворце. Крест долго оставался там, пока [весь не был охвачен пламенем]; и многие стали говорить: «Он горит!» Тогда они взяли его щипцами[408] и вытащили [он потащил его сразу после того, как бросил], и он остался без повреждений, каким и был. Королева Алиса, жена короля Гуго, [которая однажды ходила в Махеру[409] — теперь женщины не входят в церкви внутрь, — а она пожелала войти. Когда же она вошла туда, у нее отнялся[410] язык, и так продолжалось три года][411], когда увидела, что Святое Древо невредимо и крепко как и до огня, она громко закричала: [и сказала им: «О неверующие!»] «Я верю, Господи! Этот крест из Древа [Креста, на котором был казнен Христос, сын Божий, распятый за нас] Христа. И как только она это сказала, ее язык сразу же очистился. О, чудо! Тогда король призвал к себе монаха Гавриила, [отдал ему Животворящий Крест] и сказал ему: «Возьми Животворящий Крест и иди в любое место, куда ты пожелаешь, на моем острове, но не смей вывозить его с Кипра. Если же ты увезешь его, я предам тебя жестокой смерти».

75.  В те дни дама Мария де Плесси[412] из-за чуда, произошедшего с ее племянницей [королевой], которое она видела, и ради того, чтобы пожелать счастливого пути своему мужу, — т. к. король отправил его послом к папе, чтобы успокоить [чтобы папа установил мир между королем и] генуэзцев из-за ссоры, которая произошла между ними и киприотами, — умоляла короля от всего сердца, чтобы он позволил ей и дал место для строительства нового храма Святого Креста. Король с удовольствием разрешил. Тогда архонтисса послала за монахом Гавриилом, чтобы сказать ему, что благодаря великим чудесам Животворящего Креста она захотела построить храм Святого Креста ради (спасения — С. Б.) души своей. «Поэтому,» — сказала она, — «иди, куда ты пожелаешь, и найди место для строительства храма».

76.  Поскольку в столице еще не были [полностью] построены городские стены, [они построили их]. Монах молил Господа явить ему (место — С. Б.), где следует построить храм. Он так старался, что ему открылось пустынное место, где им следует возвести его (храм — С. Б.) [между городом и] св. Дометнем[413]. Он сказал об этом [вышеназванной] знатной даме[414], и она тотчас же приказала копать и заложить фундамент церкви в присутствии [ромейского] епископа Никосии. Когда же церковь была закончена, королева приказала построить кельи для монахов и создать монастырь. Она дала деньги, чтобы расписать ее и поместить в храме иконы, изготовить священные серебряные сосуды и книги. Все это было сделано на средства королевы Алисы, жены короля Гуго [знатной дамой[415]]. Она (церковь — С. Б.) была названа — церковью Креста Фанероменос[416], а Святое Древо она украсила серебром, золотом, жемчугом и драгоценными камнями. Его положили в сундук и поместили в центре этого храма.

77.  В это время на Кипр прибыл патриарх Антиохийский Игнатий[417]. Узнав о расходах, о желании знатной дамы и королевы и о чуде Креста, он захотел сделать большой крест из орехового дерева величиной в пять пядей в длину и шириной в четыре пальца. Он освятил его, помазал сверху донизу тремя видами мирры, подержал его немного на Святом Древе, положил на Тело Господа Св. Четверга, написал десять заповедей, Евангелие от Иоанна, завет св. Четверга, положил мощи 46 святых: св. Епифания — архиепископа Кипрского, св. Трифилия — епископа Никосии, св. Созомена Потамийского, св. Ираклидия, других сорока святых мучеников Севастии и св. Евтимия из монастыря всех Святых, — сделал с обратной стороны креста желоб [прорезав в дереве], положил туда вышеназванные мощи, закрыл их, покрыл весь крест шелком и поместил в пределе этого храма. Так написано в книге этой церкви Креста. И когда приходит смертельная эпидемия, или нападает саранча, или случается засуха, они устраивают процессию, достают Крест Фанероменос, обходят с ним вокруг церкви, делают святую воду, макают в нее и разбрызгивают (окропляют ее — С. Б.) по воздуху, чтобы сдержать гнев Бога, о котором мы только что сказали.

78.  Этот король Гуго жил много лет, породил много сыновей и дочерей: кто-то из них умер, кто-то остался жив[418]. Первым был сир Пьер де Лузиньян, граф Триполи, вторым — Жан де Лузиньян, принц Антиохийский и коннетабль Кипра, младшим был сир Жак де Лузиньян, коннетабль Иерусалима [и сенешаль]; дочь звали Эшив, и она была замужем за сиром Ферраном де Майорка[419].

79.  Когда [Пьер де Лузиньян], граф, и принц [брат его мессир Жан де Лузиньян] увидели прекрасных и добрых людей, которые приходили с Запада, в их сердцах поднялось огромное желание пойти за море [без разрешения их отца] на Запад, чтобы посмотреть мир и попробовать жизни на чужбине, которая очень сладка для каждого, кто ее еще не отведал, и горька для того, кто ее уже видел. Несколько дней они обсуждали с рыцарями своего совета, как они сбегут и отправятся смотреть мир. Они также сказали об этом сиру Жану Ломбардо, чтобы он присоединился к ним и пошел вместе с ними, потому что он был очень сильным и самым прекрасным рыцарем, которого можно было отыскать на Кипре, [известного] во многих странах. Он получал жалование [от короля], и это жалование составляло лишь 800 (безантов — С. Б.) в год, и ему было очень горько, что такой рыцарь, как он, мог рассчитывать на столь малое. Когда он узнал о желании детей короля, он испросил у короля разрешения уйти за море. Он разрешил ему, чтобы он не подал пример другим рыцарям, подстрекая их к требованию увеличения жалования и дарования деревень. Он отправился к побережью, чтобы посмотреть корабли, на которых можно отправиться в путь с сыновьями короля. В 1349 г. два сына короля сбежали, и с ними был [сир Симон де Норес] и сир Пьер де Конше[420].

80.  Когда король услышал, что ушли двое его сыновей, он очень опечалился. Я не могу вам передать, какое горе он пережил. Тотчас же он сообщил [по всему побережью] байло, управляющим городов и всем, кто наблюдает за островом, чтобы они хорошо смотрели. Если его сыновья еще не уехали, он бы немедленно отправился, чтобы переубедить их. Но они наши корабли и вышли в море из одного места — Стиларии[421]: сир Жан Ломбард был в другом месте [и стража нашла его] в Фамагусте и сообщила новость байло Фамагусты, который послал схватить его и бросить в тюрьму Фамагусты.

81.  Король созвал всех своих баронов, чтобы выйти на поиски своих сыновей, и он был до смерти недоволен. Он пришел в Фамагусту, нашел несчастного сира Жана Ломбарда, которого схватил сир Томас де Монтолиф, занимавший место байло Фамагусты. Король нашел его в тюрьме [Фамагусты и был] очень зол на него, потому что разрешил ему уехать за море. И король сказал от всего сердца: «Вероятно, именно этот человек дал совет моим сыновьям[422], чтобы уйти вместе с ними». Он приказал пытать его без всякого милосердия, отправил его в столицу и привел его в Королевский совет во дворце коннетабля.

82.  Когда король увидел, что не может найти [детей], он вернулся в Никосию, сразу же приказал вооружить две галеры и отправил одну из них на поиски своих детей (так, чтобы они следовали — С. Б.) из одного места в другое. Они пришли на Хиос, но не нашли их и вернулись, как приказал им король. Другая галера ждала в гавани Фамагусты. Когда король увидел, что галера вернулась, но его дети не найдены, он вывел доброго рыцаря из тюрьмы своей курии и отрубил ему руку и ступню, и повесил их на позорный столб, а его самого взял и повесил на виселице 24 апреля 1349 г. от Рождества Христова; и дай Бог ему блаженства.

83.  Король вновь поставил двух капитанов на галеры, а именно: сира Дениса — на одну галеру, и сира Леона де Нореса — на другую, — и отправил их с множеством хартий к папе и другим правителям, чтобы они искали его сыновей. И они пришли в Рим. Когда папа узнал о печали короля, он разослал повсюду распоряжение, чтобы никто не смел держать детей [короля Кипра] под угрозой отлучения, но следует задержать их и заставить вернуться в свою страну.

84.  И он (король — С. Б.) потратил пятьсот тысяч номисм[423], чтобы вернуть их назад. Дукат в это время стоил 3 номисмы (безанта — С. Б.) и 12 (кардзий[424] — С. Б.), и часто на две-три кардзии меньше. Серебряный грош стоит 24 кардзии, и столько же серебра в 24 кардзиях, сколько весит серебряный грош. Но если бы делались серебряные кардзии, они были бы столь тонкими, что быстро бы изнашивались, поэтому серебро смешивали с медью, чтобы они сохранялись.

Итак, они нашли детей и привезли их на Кипр. И была великая радость. Король жаловал вечное содержание сиру Денису, тысячу номисм (безантов) в год, и еще одно содержание в тысячу номисм (безантов); а сиру Леону де Норесу и его наследникам жаловал из лучших рент королевства содержание в две тысячи в год. Его женой была Элоиза де Брунсвик[425], а ее матерью была Алиса д'Ибелин.

85.  Однако было основание для наказания сыновей. Король показал пример, чтобы люди не смели бежать (с острова — С. Б.). Король мудро уехал из столицы и, следуя с радостью с места на место, прибыл в Кирению. И здесь он бросил двух сыновей в тюрьму. На пороге [тюрьмы] король пребывал в большой печали. И так продолжалось три дня; король был столь опечален, что это стало причиной его смерти[426]. [Через несколько дней он оставил Кирению и вернулся в столицу.]

86.  Я нашел запись, что король Гуго короновал своего сына [Пьера] короной Кипра при жизни — 24 ноября 1358 г. от Рождества Христова. Умер король Гуго 10 октября 1359 г. и был похоронен в церкви св. Доминика у входа, который ведет в монастырь. И он [при жизни] сделал своего сына [Жана], принца, коннетаблем Кипра, а младшего [сына Жака] — коннетаблем Иерусалима.

87.  Я расскажу вам, как правили королевские сыновья. Вы должны знать, что с тех пор как латиняне захватили Кипр и до короля Пьера, королевские сыновья были графами Триполи. Обычно их отправляли жить в дома графов, где сейчас находится Новый замок. Около этого здания было другое, построенное из плинфы, которое принадлежало графу Яффы. Поэтому так и называли — дома графов. Поскольку старший сын наследовал[427], то он должен был иметь титул принца. Второй (сын — С. Б.) из-за своего высокого положения нуждался в титуле принца; обычно он становился принцем Антиохийским. А потом им одному за другим предоставляли должности королевства, как Иерусалимского, так и Кипрского.

88.  Вы также должны знать, что все должности, которые жаловались при коронации короля, сохранялись в течение всей жизни. Но у тех, кто получал их не при коронации, король мог забрать их, когда хотел. Поэтому он провозглашал все должности королевства, как то: маршал, сенешаль, кравчий, камерарий. Другие должности назывались должностями Кипра, как то: адмирал, аудитор, казначей[428], туркопольер. И даже если в них ничего не менялось, это не удивительно. Я помню должности виконта, казначея и другие, которые никогда не изменялись. Но после смерти короля Пьера они все изменились.

89.  Также вы должны знать, что было только три принца: принц Галилеи, принц Иерусалима и принц Антиохии, и поэтому титул принца был значительно выше, чем титул графа.

Книга II. Король Пьер I Лузиньян

90.  В одном месте я нашел запись, что после смерти короля Гуго король Пьер[429] был коронован короной Кипра братом Ги д’Ибелином[430], братом сеньора Арсуфа и епископом Лимассола, в воскресенье 24 ноября 1359 г. после Рождества Христова в Святой Софии[431]. Поскольку сарацины удерживали Иерусалим, из-за вражды и многих несчастий короли Кипра дали статус (Иерусалима — С. Б.) Фамагусте, равно как и его печати и монетный двор; и когда короли Иерусалима должны были короноваться, они приходили в Фамагусту[432]. Поэтому и король Пьер также пришел в Фамагусту и был коронован короной Иерусалима 5 апреля 1360 г. после Рождества Христова.

91.  Именно здесь находилось все богатство и все богатые архонты, каковыми были сир Франсуа Лакка, несторианин, и его брат сир Никола Лакка, несторианин. Я даже не могу описать все богатства, которыми они владели. Это из-за того, что христиане, которые прибывали с Запада, не осмеливались вести свои дела где-либо, кроме как на Кипре из-за приказов и запретов святейшего папы, чтобы бедные киприоты могли получать прибыль, ибо они жили словно на утесе в море, с одной стороны которого сарацины, враги Господа, а с другой — турки. А так как Сирия находится недалеко от Фамагусты, люди обычно отправляли свои корабли и переправляли товары в Фамагусту[433]; и когда приходили корабли из Венеции, Генуи, Флоренции, Пизы, Каталонии и всех других стран Запада, то (европейские купцы — С. Б.) находили здесь специи, загружали свои корабли всем, что было им необходимо, а затем возвращались на Запад. Поэтому жители Фамагусты и были столь богаты (и таковым же был и весь остров); и эта земля стала объектом зависти и была опустошена [во время коронации молодого Пьера II, сына короля Пьера I из-за ссоры с генуэзцами][434], и богатство повернулось к сарацинам.

92.  А теперь я немного расскажу вам о богатстве, которое имел сир Франсуа Лакка [в Фамагусте]. Он часто приглашал [в свой дом в Фамагусте] короля и рыцарей. На самом деле все сирийцы Фамагусты обычно приглашали рыцарей, но сир Франсуа в особенности, и очень часто короля. Однажды когда он (король — С. Б.) пришел к нему в дом [в январе], этот сир Франсуа, преисполненный радостью, и желая показать свои богатства, бросил вместо простых бревен три или четыре вязанки дров из дерева алоэ, чтобы на них готовили еду. А когда король, бароны и другие сеньоры поужинали, они присели[435] и играли в кости. И он (Франсуа Лакка — С. Б.) захотел показать всем часть своего богатства: он приказал принести большое блюдо, которое поднимали четыре человека. Оно было наполнено крупным жемчугом и бесценными камнями, а среди них сияли четыре камня. Это были карбункулы[436]. А в углу своего дома он рассыпал сокровища; разбросал дукаты, как будто это было просто зерно, а в других углах раскидал грошы и серафим[437]. Была зима, и в камине были поленья дерева алоэ и серебряные жаровни: и они грелись от дерева алоэ. Он положил на пол 80 шелковых ковров, и на некоторых из них они сидели. Теперь дукаты и монеты были прикрыты; тогда он приказал погасить факелы, поставить прямо посередине блюдо и открыть его; и свет от камней озарил (помещение — С. Б.), словно раскаленные угли. [Он подал им напитки, а вместо сладостей жемчуг. Но он не приглашал на праздник любого небогатого человека, а только короля, его баронов и 12 рыцарей]. Многие из рыцарей были алчны и бедны; они потянули руки и каждый хватал то, что он предложил, и взяли у него много вещей. И все, что они у него взяли, казалось ему пустяком.

93.  И этот человек совершил много благих дел ради спасения своей души и полностью построил несторианскую церковь[438].

94.  Однажды он совершил очень выгодное дело и отправил королю в подарок 10 тысяч дукатов, потому что король Пьер заключил с ним братство. Он обратился к нему со словами: «Вчера я заключил выгодную сделку и заработал 30 тысяч дукатов. Эти я посылаю твоему величеству и умоляю тебя, не сердись».

95.  В 1359 г. прибыл в Фамагусту один каталонец на своем корабле. Он был пиратом[439]. Он привез с собой драгоценный камень, потому что слышал о богатстве Кипра, и пытался продать его. Но никто не пришел, чтобы купить его. Тогда он стал говорить о Кипре оскорбительные слова.

И они (киприоты — С. Б.) пошли и рассказали об этом несторианину Лакка. Тот вышел, пришел на корабль и разговаривал с капитаном. Он сказал ему: «Покажи мне драгоценность, которую ты привез для продажи. Мне сказали, что ты плохо говорил о киприотах. Я самый бедный из них и я пришел купить ее у тебя». Когда капитан корабля увидел его стоптанные туфли, он сказал: «Иди со своим предложением: мне стыдно говорить с таким, как ты». А Лакка, несторианин, говорит ему: «Говорю тебе, покажи мне камень». Капитан корабля пристально осматривает его и видит, что на нем надеты четыре ценных кольца. Он показывает ему камень, и они договариваются о цене в 4 тысячи дукатов. Он (Лакка — С. Б.) снимает свои кольца и отдает их ему в залог и говорит: «Отдай мне камень и пойдем со мной. Я с тобой расплачусь». Он берет камень, и они идут к нему (к Лакка — С. Б.) в дом. Он говорит ему: «Садись, давай поедим». Это было в среду. Он посылает купить бобов. Он берет камень, бросает его в ступку и раскалывает его. Когда капитан корабля увидел, что он бросил камень, то хотел было избить его. Но он сказал: «Брат, разве я не купил это? Сиди и давай поедим. А если я не выполню условий договора, у тебя будет право жаловаться». И вдруг он использовал камень как приправу, посыпав им бобы; и они поели. Как только они поели, он повел его в сокровищницу. И когда перед его глазами возникло изобилие серебра, золота и специй, он (Лакка — С. Б.) сказал ему: «Смотри, чем к твоему удовольствию я заплачу тебе». При виде этого капитан корабля пришел в ужас, потому что, поняв, что он не хочет продавать ему драгоценность, расторг сделку и продал ему свой корабль за 6 тыс. дукатов. Капитан корабля заранее был уверен, что у того не будет чем заплатить, поэтому он расторг сделку и продал ему корабль, говоря сам себе, что таким образом он выиграет залог. А теперь если бы он взял у него корабль, то капитан умер бы от досады. И он сказал Лакка, несторианину: «Брат, я не думал, что на Кипре есть столь богатые люди. С драгоценностью ты сделал то, что счел нужным. Теперь я возвращаю тебе залог, который ты мне дал, но не забирай у меня корабль, так как он моя радость». Лакка, несторианин, говорит ему: «Знаю это; а ты должен знать, что я самый бедный человек на Кипре, и таково было мое желание, чтобы ты не смог уйти и говорить что-то против справедливой славы острова». Так он потерял свою драгоценность, взял корабль и уехал. Когда король и рыцари услышали об этом, они очень обрадовались тому, что сделал несторианин Лакка. Такими огромными богатствами владел несторианин Лакка и его брат.

96.  [Лакка имел двух сыновей]. После смерти сира Франсуа его дети Жолес, которого называли Иосифом, и Цециус, которого называли Георгием, стали несчастными. [Когда генуэзцы захватили Фамагусту, разграбили ее и захватили в плен население], этот Георгий убил человека в Фамагусте, затем бежал в Никосию и поступил в Госпиталь [где и закончил свои дни]; он был так беден, что обычно звонил в колокола в Госпитале, и ему давали еду. Я видел это собственными глазами. Иосиф занимался торговлей в Фамагусте [он ездил по деревням, торгуя в розницу сладостями], часто приезжал в столицу и оставался со стоим бедным братом. И это я тоже видел.

97[440]. Здесь я расскажу вам как король[441] поменял титул своего старшего сына: титул графа на титул принца. Когда король Жак вернулся из Генуи, [я расскажу вам, когда представится случай о его ссылке], из-за большой любви к своему старшему сыну, которого звали Янус, потому что он родился в Генуе и из-за этого он дал ему имя этого места и потому что он уже дал титул графа ребенку своего брата Жаку[442], сыну брата, принца, поэтому он был вынужден дать титул принца своему сыну Янусу. А для того, чтобы ему служили исходя из его желаний, и не было необходимости обращаться к молодым рыцарям, то есть к тем, кто служил королю, которые, когда хотели служили, а когда хотели могли найти ложные отговорки, он выбрал детей горожан и сделал их своими слугами.

98.  Он отрубал руку тому, что поднял нож против рыцаря или лития[443]. Он приказал, что если кто-нибудь причинит вред горожанину или любому бедному человеку, то, чтобы защитить его, рыцаря или лиги я от имени короля должно немедленно привести к суду. Но если случится так, что лигий совершит насилие по отношению к бедному человеку, и бедняк, защищаясь, ранит лигия или рыцаря, его нужно судить точно так, как если бы он нанес удар другому бедняку, такому же как он сам.

99.  Вот я уже рассказал вам, как королевство отвернулось от ромеев и перешло к латинянам, и как они привели иностранцев, чтобы управлять страной, и как они создали Ассизы, и как король и рыцари приносили присягу, чтобы поддержать себя, и как они привели латинский клир и строили церкви и многие другие вещи, и как сменялись короли до короля Пьера (I — С. Б.). Начиная с его времени, я хочу рассказать вам все, что в мире Бог позволяет рассказать человеку.

100.  Коронация короля Пьера, как уже говорилось, пришлась на воскресенье 17 октября 1360 г. после Рождества Христова. Названный король Пьер издал ордонансы и жаловал должности королевства, которые были вакантны. Так княжество Антиохийское он отдал своему брату сиру Жану де Лузиньяну: также он отдал ему должность коннетабля Кипра. А своему брату Жаку он жаловал место коннетабля Иерусалима. Сира Филиппа д'Ибелина, сеньора Арсуфа, он сделал сенешалем королевства, а сира Раймонда Бабина сделал дворецким королевства Кипр, а сира Гуго Оньибоно[444], врача, канцлером названного королевства Кипр, а сира Пьера Малочелло[445] камергером Кипра. И этот король Пьер женился на прекрасной девушке из Каталонии, которую звали Элеонора Арагонская[446]. И после короля была коронована и эта королева.

101.  Теперь нужно сообщить о папском легате. В понедельник 8 декабря 1359 г. в гавани Кирении появилась вооруженная галера, на которой находился папский легат: его имя было брат Петр Томас из ордена Кармелитов. Он приехал в Никосию. Король Пьер и другие сеньоры выразили ему огромное почтение. Он хотел сделать ромеев латинянами и хотел совершить их конфирмацию, и из-за этого разразился большой скандал между ромеями и латинянами. Он послал за епископами и аббатами [священниками], и в один день они [все] пришли в ев. Софию; и епископы не знали о его намерениях. И когда они пришли в церковь, все двери были закрыты. Они конфирмовали одного священника по фамилии Мацас. Другие сопротивлялись, и франки принудили их силой [и возникло большое волнение]. Народ услышал шум и прибежал, чтобы войти в ев. Софию, но ему не разрешили, а они сами заперлись изнутри. Все пошли и принесли большую балку, чтобы сломать двери, а другие зажгли огонь [чтобы сжечь их]. Услышав об этих событиях, король отправил своего брата — принца, адмирала[447], и виконта Никосии, и приказал, чтобы они открыли двери св. Софии и защищал народ, который отступил на одну сторону. Тотчас же они вывели ромейских епископов, [аббатов] и священников и приказали им делать то, что они делали обычно. А легату приказали покинуть остров. Поэтому скандал прекратился[448]. А те, кого он конфирмовал, сорвали с себя хлопковую ткань[449] и плевали на нее.

102.  18 сентября (1359 г. — С. Б.) король (Пьер I — С. Б.) приказал трем рыцарям отправляться к папе и сообщить ему о смерти короля, его отца[450], о коронации Пьера и сказать святейшему папе, чтобы он не посылал легатов, которые устраивают скандалы. Этими рыцарями были мессир Раймонд Бабин, дворецкий Кипра, мессир Пьер де Норес и сир Жан Кармаин, генуэзец, рыцарь Кипра[451].

103.  В том же году в воды Кипра вошли две галеры, принадлежавшие каталонцу Луке, с целью грабежа и захватили много кипрских кораблей. Тотчас же король Пьер приказал снарядить две его собственные галеры, а капитанами стали генуэзец по имени Франческо Спинола и другой генуэзец по имени Франческо Каттанео, которые получали ежемесячное жалование от короля; они были посланы на поиски их (каталонских галер — С. Б.). Они ушли, но не смогли их обнаружить и пришли в Арагон, не найдя их. Они пришли в Барселону и сказали королю Арагона[452] об этом, и он обещал им, что если они попадут ему в руки, он отомстит им за короля. И они возвратились на Кипр. Это были первые галеры, которые король Пьер отправил после своей коронации.

104.  Во вторник 23 марта 1360 г. после Рождества Христова король Пьер уехал из Никосии в Фамагусту, чтобы короноваться короной Иерусалима. Он отправился на охоту и прибыл в Фамагусту в субботу 27 марта, а в воскресенье 28 марта он назначил на места, на которых (люди — С. Б.) умерли, официалов Иерусалимского королевства: сира Филиппа де Брунсвика, отца жены его брата Жака, который был графом Брунсвика, сенешалем Иерусалима; сира Жана д’Ибелина, сына сира Филиппа, коннетаблем Иерусалима; сира Маттео де Плезье, дворецким; сира Жана Висконти маршалом; сира Жана де Монтолифа на место камергера названного королевства Иерусалим. Он приказал им все приготовить для коронации в день Пасхи, который приходился на 5 апреля 1360 г. после Рождества Христова. И когда наступило Святое Воскресенье, он был коронован в соборе св. Николая папским легатом Петром Томасом из Ордена Кармелитов; вместе с ним он (легат — С. Б.) также короновал королеву. И в Фамагусте имели место большие празднества и панегирии сеньоров в течение восьми дней после его коронации.

105.  Прибывшие к папе послы рассказали о смерти его отца и о коронации короля Пьера. Узнав об этих новостях, сир Гуго де Лузиньян, принц Галилеи, сын Ги де Лузиньяна, первого сына короля Гуго[453], представил хартии от короля Франции, своего кузена, святейшему папе Иннокентию. Тот просил папу о справедливости для названного Гуго против баронов королевства Кипр, отдавших корону Пьеру, который не имел на нее права. Он показал соглашение, которое заключил его дед король Гуго (IV — С. Б.) с другим его дедом со стороны матери Людовиком Валуа. В нем говорилось, что Людовик отдает в жены свою дочь его (Гуго IV — С. Б.) сыну Ги, и если у нее родится сын, а названный Ги умрет, а затем умрет король Гуго, то королевство должно перейти к названному сыну дочери Людовика, а другой сын короля Гуго не может его получить[454].

106.  Святейший папа внимательно выслушал вестников в связи с этим. Вестники сказали ему: «Господин, твое святейшество должно знать, что наши отцы не оставляли свои дома, родственников и наследство, чтобы идти и жить на каком-нибудь утесе посреди моря, до тех пор пока они не заключат по договору между собой соглашения и ассизы. И если какой-нибудь рыцарь, или барон, или король имеют много детей, и дети женятся и умрут, внуки умершего не могут быть наследниками, а только дети умершего, которые остались в живых. В связи с тем, что его отец Ги умер не унаследовав королевства, как же его сын Гуго может его унаследовать?

107.  Папа сказал: «Не подобает вам так говорить, ведь дело в том, что нарушаются права ребенка. Какую силу имеют ваши ассизы против соглашений? Они же сводят законы на нет». Послы сильно сопротивлялись, но не смогли ничего сделать. Однако папа послал письма и претензию короля Франции, и дал [названному королю Пьеру] год, чтобы прийти к нему и защищаться.

108.  Возвратившись от папы, послы передали письма папы в руки короля Пьера. Когда он прочитал их, был очень огорчен и решил, что нужно так поступить. Сеньоры[455] признали, что его требование справедливо и что король должен отправить послов, чтобы защищаться столь хорошо, насколько они могут. Если же они не смогут выиграть, то они дадут ему содержание в 50 тысяч белых безантов Кипра. В результате были выбраны в качестве послов два рыцаря: сир Жан де Морфу, граф Эдессы[456] и маршал Кипра, и сир Томас де Монтолиф, аудитор Кипра[457], — и они отправились в Рим и привели много доводов, но все было бесполезно. Однако папа направил их к королю Франции. Они покинули Фамагусту 9 апреля 1360 г. после Рождества Христова. И они [поехали] и исполнили свое дело с большим усердием, и добились соглашения, что он (Гуго — С. Б.) будет получать 50 тыс. белых безантов Кипра в год. И с этим они возвратились на Кипр. В это же время мессир Жан де Морфу породнился с принцем Галилеи и заключил контракт о помолвке между ним и его дочерью[458].

109.  Когда они возвращались на Кипр, они столкнулись с Джованни из Вероны, которого король послал набрать людей в армию за ежемесячное жалование. Тогда же они высадились в Ломбардии, набрали в армию много людей и вернулись на Кипр вместе с вышеуказанным Джованни из Вероны.

110.  В это же время сир Галио де Дампьер и сир Бертолаччи Трари[459] из Флоренции ушли и взяли с собой моего брата Павла Махеру, своего молодого оруженосца. Они прошли много мест по делам короля и вернулись на Кипр.

111.  В воскресенье 22 апреля 1360 г. после Рождества Христова, когда король Пьер находился в Фамагусте, там началась сильная суматоха и борьба между вооруженными людьми, между вновь набранными [которые были привезены из заграницы] и старыми [из этой страны]: киприотами и сирийцами; и два иностранца были убиты. Затем между ними поднялось сильное волнение. Когда король понял, что вполне возможно многие могут быть убиты, он приказал разгласить, чтобы никто не смел носить оружие или затевать ссору под страхом потери головы. И вышел виконт с большим количеством людей, нашел тех, кто затеял ссору, и повесил их. И поэтому люди и волнения стихли.

112.  Теперь я должен рассказать вам, как крепость Корхигос[460] с островом попала под власть короля Пьера, поскольку я нашел записи при королевском дворе. Этот Корхигос принадлежал королю Армении[461]. Епископия подчинялась митрополиту Тарса. Она граничит с Землей Обетованной, спускается на востоке к Малой Армении и простирается с одной стороны к Селевкии, а с другой — к Сису[462]. И все это турки забрали у нас из-за наших грехов; и [земля Корхигоса была оставлена без христианской службы. От церкви св. Троицы они огородили большую площадь доходящую до Пилласа[463]], где находилась таможня, и спускалась к еврейскому кварталу и к Корхигосу, то есть к крепости Корхигоса. Стены и фундаменты башен можно увидеть и сегодня.

113.  Когда народ Корхигоса увидел, что турки каждый день наступали на них и продвигались от одного места к другому, захватив те дома, которые были снаружи (крепости — С. Б.), сады и многое другое, а также захватив город, одни христиане бежали на Кипр, другие остались в крепости и за пределами острова и, будучи сильно стесненными, удерживали это место из-за любви к Христу. Королевство Армения попало к королю Левону, и он был беден. У него было 200 городов и крепостей, но турки разрушили и захватили их: некоторые они разрушили, а некоторые еще держали. Когда король Армении увидел все это, он покинул страну и уехал к своим родственникам во Францию[464]. Бедные христиане, ромеи и армяне, осиротели и ниоткуда не получили помощи, чтобы выжить. Они отправили посла к королю Гуго (IV Лузиньяну — С. Б.), прося его взять крепость и помочь им[465]. Но он не услышал их и сказал: «А хочет ли Бог, чтобы я взял крепость моего родственника!» И они оставались в большой опасности до времени короля Пьера. Когда он был коронован, и благородные деяния короля Пьера стали известны во всем мире, они пожелали присоединиться к нему.

114.  В те дни 8 января 1360 г.[466] жители Корхигоса направили послов к самому великому королю Пьеру: Михаила Псарариса и Костаса Филициса, ромеев. И все жители Корхигоса и острова восхваляли короля и его совет. Прочитав письма и поняв, что они вверяют себя ему, — а король очень хотел иметь владения в Турции, — он принял их с большой радостью и почестями. 15 января 1360 г. после Рождества Христова король отправил галеры Смирны[467] и сира Роберта де Луза, английского рыцаря[468], чтобы он стал капитаном названной крепости. Когда они достигли Корхигоса, они все (жители города — С. Б.) открыли ворота и приняли их, как подобало в торжественном случае, [и впустили их в крепость]. Когда капитан с арбалетчиками вошел, он, взяв с собой четверых из своих людей, [пошел] в кафедральный собор. Он положил Евангелие на аналой, и все и каждый из них поклялись, что будут держать эту крепость для его величества короля Пьера, и прежде всего во имя Святого и Животворящего Креста. Это было сделано для того, чтобы турки не смогли взять это место, и чтобы королевство оставалось спокойным. И он (король Пьер I — С. Б.) послал известия об этом папе и просил у него позволения использовать две галеры, которые находились на острове Кипр, дабы послать их на защиту Смирны[469]. И с этого времени и по сей день короли и регенты Кипра каждый год отправляли по две галеры и ежемесячное жалование жителям Корхигоса, а также провизию и оружие, и ежедневно боролись с турками. И с помощью Бога и чудотворной иконы Девы Марии Корхигоса, иконы Богоматери, это место охраняется от турок.

115.  Может, будет скучно тем, кто уже слышал, если я буду подробно рассказывать о чудесах, творимых этой иконой, [которая находилась в кафедральном соборе; среди многих других случаев тот], как при виде Великого Карамана, отца Магомет-Паши, она ослепила его и оставила слепым на много дней. Он признался, что одна архонтисса из Корхигоса ударила его по глазам и ослепила его, и было знамение иконы о страшных чудесах. Он отправил свое войско и зажег много свечей [толстых восковых камфорных свечей] и 3 серебряных лампады, которые он повесил перед ней, и [отдал 4 меры ладана на год и много дукатов], и зажег лампады; и распевали всю ночь псалмы. На следующий день сняли хлопковое покрывало, которое было над иконой, и возложили его ему на глаза, и он сразу излечился.

116.  И вот когда Великий Караман узнал, что король [Пьер] взял Корхигос, он сильно испугался, что король снарядит войско, нападет на него и подчинит его своей власти. И он заключил союз с правителем Алайи и господином Моновгата[470], и каждый из них снарядил много кораблей, сколько он мог, чтобы идти на Кипр и разорить его: вдруг король Пьер испугается, что каждый правитель спустил на воду корабли против него.

117.  Тотчас же король приказал, чтобы все рыцари были готовы, когда им будет приказано, подняться на галеры и выступить против их врагов. Тогда же он известил Великого магистра Родоса[471], чтобы тот послал ему 4 галеры, ибо он обязан проявлять сострадание к бедным. И тот снарядил 4 галеры и направил их королю вместе с адмиралом Родоса и кастеляном Родоса, а также многими братьями.

118.  Король Пьер также снарядил 46 больших и малых кораблей Кипра и других правителей: всего же 50. Сразу же он приказал каждому из них отправится туда, куда пожелает король. И король и все бароны пришли в Фамагусту в воскресенье 12 июля 1361 г. от Рождества Христова, и он привел в порядок корабли, поднял на борт людей и капитанов; пришли также и другие корабли, одновременно 106, и 12 корсарских кораблей, и 2 от папы, а всего 119[472].

119.  Король Пьер с рыцарями и всеми своими баронами взошел на борт первого корабля, а на другую галеру сир Филипп д’Ибелин, а на другую — сеньор Арсуфа[473], а на другую — сир Жак д’Ибелин[474], коннетабль Иерусалима; а после его смерти король отдал пост коннетабля своему брату мессиру Жаку де Лузиньяну; а на другую галеру господин де Пасет, который находился на Кипре; а сир Жан де Сюр со своей галерой; а адмирал Кипра на другой галере[475]; принц и брат короля[476] и сир Симон Антиохийский — на другую (галеру — С. Б.); а сир Жан де Морфу, граф Эдессы — на другую; сир Филипп де Брунсвик, граф де Брунсвик, он был тестем Жака[477], — на другую; сын графа Савойского — на другую[478]; сир Пьер Лазе — на другую; сир Раймонд Бабин, дворецкий Кипра — на другую; сир Баден де Норес — на другую;... де Брие; сир Жан Антиохийский [на другую]; сын сира Томаса Монтолифа из Клиро [на другую]; сир Жан, [сын сира Томаса Висконти — на другую][479]; сир Жан де Брие; сир Гуон де Мимарс; сир Арнольд де Монтолиф; сир Жак Ле Птит; сир Пьер де Касси; сир Жан де Кармаин; сир Пьер Малочелло, племянник папы; кастеллан Родоса; сир Жак Лазе; сир Никола Лазе; две галеры, которые король держал для Смирны; сир Жак де Норес, туркопольер Кипра; мессир Жан де Плезье; сир Жак Монтгесар; сир Жан Бедуин; сир Жан де ла Бом; сир Жан де Суассон; сир Ренье ле Птит; сир Гуго де Мот олиф: сир Жан де ла Ферте; сир Генрих де Жиблет; сир Жан де Монтолиф, адмирал; сир Жан де л’Эглис на вторую галеру Родоса; две генуэзские галеры доставили подеста; галера архиепископа Кипра; и сир Ансо де Кивидис[480] и многие другие. Вся армада была спущена на воду в вышеупомянутый день и направилась в Алики, и они погрузили на борт лошадей и еду для людей и лошадей в Милосе[481].

120.  Когда правитель Атталии услышал, что король снаряжает экспедицию, он отправил послов и еще других послов, которые снова прибыли на Кипр с письмами и умоляли его не посылать против него флот, полагая, что отговорят короля от его намерения: в некоторой степени это было ему полезно. Послы, узнав что король находится в Милосе, взяли подарки и на своих галерах направились в Милос, чтобы встретиться с ним. Они приветствовали его и отдали ему подарки и письма. Он принял их и поднял паруса. Они также взошли на корабль вместе с ними и при благоприятном ветре направились в Атталию.

121.  Во вторник 23 августа 1361 г. после Рождества Христова войско короля достигло Турции[482] — области недалеко от Атталии, которую называют Тетрамили, где они спустили на берег лошадей. Сразу же король отправил своего брата, принца, с большим числом конных и пеших людей для осады Атталии. И люди пошли с принцем. Если бы он захотел, он захватил бы ее, но [он боялся], что король рассердится. 24 числа того же месяца пришел король вместе с оставшимся войском, осадил крепость со всех сторон, а вечером[483] они ее взяли; он (Пьер I — С. Б.) вошел в город с большой радостью и почестями; и все возблагодарили Бога за первую победу.

122.  Правитель города Теке Бей[484] находился за пределами города в месте, которое называется Стеной. Когда он услышал об этих горьких новостях, он был очень опечален и дал секретные распоряжения вооружить большое число людей. Он пришел и вошел в крепость в тайном месте и, увидев королевские знамена на башне и на стенах крепости, очень испугался, что может быть узнан и схвачен. И он ушел и отправился в Стеной, где он пребывал [со своим войском] в большой печали и огорчении.

123.  Король спросил архонтов[485] своего совета, как они считают, что ему делать. Архонты ему ответили: «[Сир], держи это место для себя и оставь еще вооруженных людей дабы смотреть за ним». Так он и сделал. Тогда он назначил мессира Жака де Нореса, туркопольера, капитаном этого места и оставил с ним многих рыцарей и туркополи, и много арбалетчиков охранять это место. И он приказал огласить: «Если кто-либо из жителей Атталии захочет подняться на галеры и плыть на Кипр, может это сделать. Если же кто-то захочет остаться, пусть остается». И он оставил три вооруженных галеры для охраны Атталии.

124.  Когда правитель Моновгата и правитель Алайи узнали, что король Пьер взял Атталию, огромный страх пришел в их сердца, и они были очень огорчены. Сразу же они отправили своих послов в Атталию к королю, прося его быть дружелюбным с ними и обещая платить ему ежегодно установленную дань, установить его флаги[486] в их землях и быть его людьми. Услышав прекрасные обещания, которые они ему дали, король был очень доволен и послал им некоторые из своих знамен, и они подняли их выше своих собственных. 8 сентября 1361 г. после Рождества Христова король уехал из Атталии и увел с собой оставшееся войско, и пришел в Алайу.

125.  Сразу же вышел эмир со своими приближенными, принес ему оммаж и дал ему [ключи от крепости и дал ему] подарок от правителя. Король приказал взять подарки, а ключи отдал ему обратно и заключил договор между ними; и он (эмир — С. Б.) поклялся королю, что будет его слугой и будет служить ему. Король провел здесь день и уехал, и направился в Усгат к реке[487]. Правитель Моновгата, зная, что он намерен приехать туда, был очень опечален и отправил ему подарки и послов, и они сказали ему: «Не гневайся, что [наш] господин не смог прийти к твоему величеству». Король приказал вернуть ему подарки и сказал им: «Поприветствуйте его, и я считаю его своим человеком». Он уехал и отправился на Кипр, и 22 сентября 1361 г. после Рождества Христова наш господин король оказался в Кирении, а другие галеры пришли в Фамагусту и были разоружены. Король пришел в Никосию и его встречали с великими почестями.

126.  Как только войско вернулось на Кипр, эмир Атталии Теке Бей собрал войско и пошел осаждать Атталию. Народ вышел, конный и пеший, и прогнал их; и они были вынуждены оставить свои шатры и вещи; и прошло много времени, прежде чем он снова пришел с войной. И он приказал, чтобы ни один турок не приносил продавать какое-либо продовольствие; и наступила зима, и корабли из-за плохой погоды не поднимали паруса. Народ начал голодать, нечего было есть лошадям, кроме листьев и плодов цитрона. Теке Бей, узнав о трудностях народа, в Св. Субботу 13 апреля 1362 г. привел большое войско и отправил послов в Атталию и к туркопольеру Кипра, требуя отдать ему Атталию по-хорошему, а если нет, то он возьмет ее силой оружия и не пощадит никого, «потому что он знает, что в городе голодают». Туркопольер, услышав эти слова, ответил ему: «Он готов немедленно сразиться с ним, но не отдаст ему крепость, как он хочет, и не позволит ему ступить на ее территорию». И отправил назад посла с позором. Посол пошел и все рассказал своему господину Теке Бею. Тогда тот пришел и начал крупную войну, но с помощью Бога народ Атталии победил Теке Бея. Со времени завоевания Атталии королем Теке Бей был разбит уже в третий раз. В ярости он перекрыл воду, которая текла в Атталию. Тогда [капитан усилил гарнизон в городе], разрушил старые жилища, срубил деревья, заполнил рвы, потому что турки обычно там скрывались, неожиданно нападали и наносили ущерб населению. И по приказу капитана построили стены крепости и сделали башни более высокими.

127.  Во вторник 9 мая 1362 г. после Рождества Христова король отправил 4 галеры, 6 тафоресс[488] и 4 корсарских корабля. Он решил поменять капитана. Он отправил сира Жана де Сюра, адмирала, в Атталию в качестве капитана, на место капитана, который имел титул туркопольера, и отправил им много людей, оружия и продовольствия, чтобы поддержать их. Адмирал отдал письма капитану. Затем адмирал взял корабли и пошел в Миру, где был св. Николай, высадился на берег и осадил [турок]. С помощью Бога он взял крепость и [опустошил, насколько мог]; он взял икону великого Николая, привез ее в Фамагусту и поместил в латинскую церковь св. Николая. И вернулся в Атталию. Затем он высадился на берег и принял крепость у капитана. А когда адмирал покинул Миру, он бросил огонь и сжег крепость.

128.  Когда Теке Бей услышал новость о том, что адмирал взял крепость Миру, захватил там в плен людей и сжег ее, и что он находился в Атталии вместо короля, и когда он пришел туда и обнаружил, что люди взяты в плен, а место сожжено и опустошено, он был чрезвычайно огорчен. А когда его горе прошло, он передал адмиралу, что хотел бы просить короля продать ему Атталию и что он заплатит ему все, что тот пожелает. В противном случае он нанесет ему много вреда, чтобы вернуть «мою землю». Адмирал ответил ему: «Мой сюзерен не нуждается в твоих деньгах, чтобы продавать тебе город, но если бы он нашел еще, чтобы купить и другие, он бы с удовольствием взял их. И как же он угрожает мне сделать все возможное, чтобы взять его (город — С. Б.), когда он трижды пытался, но зря потратил силы, стрелы и копья. И теперь снова будь на то его приказ, когда он захочет начать, и благодаря Богу, я припас для тебя прекрасные подарки».

129.  А теперь нам надо рассказать о делах короля Франции. Он был недоволен держанием, которое дали его брату принцу Галилеи [при коронации короля]. Он пришел и подал жалобу папе через своих посланников, желая передать королевство Кипр [вышеупомянутому] принцу; и он отправил ему условия договора. Папа, видя, что король Франции вынуждает его и имел на то право, известил короля Кипра, чтобы тот лично пришел и защищался. Когда король увидел письма папы, он немедленно приказал сиру Жану Кармаину идти в Атталию в качестве капитана. По его приказу они взяли много продуктов и обеспечили крепость. Он сказал и снарядил в Фамагусте 3 галеры и 1 сатию[489], и они направились в Милос. Король спешил. Он прибыл в Эмбу около Пафоса. В понедельник 24 октября 1362 г. после Рождества Христова король Пьер вошел на корабль, взяв с собой следующих рыцарей: сира Пьера де Нореса, сира Жана де Горелля, сира Жана де Финио, сира Никола д’Ибелина, сира Жана де Нореса, многих других рыцарей и многих из своих слуг.

130.  Вы должны также знать, что король Пьер любил королеву Элеонору, как повелевает Господь. Когда он покинул (королевство — С. Б.), чтобы ехать во Францию, он приказал фарассу[490] в своей спальне, чтобы ему дали какую-нибудь сорочку королевы, и приказал постельничему, который стелил ему постель, положить сорочку королевы ему под бок. И когда король ложился спать, он заключал в объятия эту сорочку [из любви к королеве] и засыпал. И этим фарассом в спальне был Жан, брат Басета. И так он вел себя долгое время.

131.  Король отправился на Родос, известив сира Пьера де Сюра и сира Жака Ле Птита, которые находились в Атталии, [чтобы они пришли] на Родос, дабы взойти на галеры и присоединиться к свите короля. Они тотчас же отправились, пришли и присоединились на Родосе к свите короля. Они сразу же вышли из гавани, в тот же час взяли курс и достигли Венеции; и там его (короля — С. Б.) приняли с большими почестями. Он пошел в Авиньон и предстал при дворе в Риме перед папой по имени Иннокентий[491]. Сир Гуго де Лузиньян, узнав о том, что его дядя король приехал к папе, также прибыл туда, и они много жаловались друг на друга. И после долгих споров папа и кардиналы решили между собой, что они примирят их в соответствии с первым соглашением [а именно, что король будут давать ему ежегодно 50 тыс. белых безантов Кипра]. И он встал на колени [перед королем], принес клятву лигия и отказался от претензий в пользу короля. [И король просил правителей Запада послать войско, чтобы выступить против неверных и взять королевство Иерусалим, дом Христов.]

132.  Принц Антиохийский, регент Кипра, снарядил 2 галеры, чтобы взять сира Жана Кармаина в Атталии и заменить гарнизон, чтобы прежняя смена вернулась на Кипр вместе с сиром Жаном де Сюром. Этот сир Жан де Сюр восстановил многие места и во многих местах сделал более высокими крепостные стены и цитадель. Узнав об этом, Теке Бей собрал большое войско и пришел к крепости. А сделал он это потому, что заключил союз с правителем Алайи, который дал ему слово, что он придет (к крепости — С. Б.) со своими кораблями морем, а Теке Бей пусть идет по земле; и они окружат ее.

133.  Когда сир Жан Кармаин услышал эти новости, он тотчас же снарядил гриппарию[492], отправил ее на Кипр и известил об этом [принца], регента. Господин принц тотчас же снарядил 3 галеры и назначил капитаном галер сира Жана де Брие. Они достигли Атталии за день до прибытия туда турецкого войска. Теке Бей собрал 45 тыс. человек, и 8 галер пришли туда морем. Капитан хорошо оснастил крепость, привел в порядок ее наблюдательные посты и приказал, чтобы никто не смел стрелять из лука или арбалета случайно, а только когда войско подойдет ближе. Теке Бей окружил крепость и бросил в нее много камней и метательных снарядов, но по воле Божьей он не нанес никакого вреда. Капитан Жан Карманы, [находясь внутри крепости], приказал метать камень, который попал в [шатер Теке Бея], сломал его и убил многих людей. Затем они принесли лестницы и приставили их к стенам (крепости — С. Б.). Капитан приказал звонить в колокола, трубить и стрелять из арбалетов и луков. Турки, находившиеся на лестницах, падали в ров; [многие были убиты], и среди них был великий эмир, родственник Теке Бея. Затем (защитники крепости — С. Б.) открыли ворота и выступили конные и пешие. [Они сильно вырезали турок, а оставшиеся бежали с великим позором. Капитан кораблей мессир Жан де Брие заметил 8 судов Теке Бея и пошел на них. Увидев его, они бежали в Ираклию[493]; многие бежали с кораблей и ушли в горы, чтобы защитить себя. Мессир Жан де Брие командовал двумя галерами, которые вышли и сожгли все 8 кораблей (Теке Бея — С. Б.)].

134.[494] [В 1363 г. господин принц, регент Кипра, послал 2 галеры из Фамагусты в Атталию, чтобы доставить туда продукты и помощь. Капитаном был назначен сир Никола Лаза, а на другой галере был сир Гуго де Бон, burgensis Фамагусты. Они пошли в Пафос. Галера, на которой находился сир Гуго де Бон, разбилась, и 8 человек были потеряны. Узнав об этом, принц направил две другие галеры, которые направились на помощь капитану, а затем они пошли в Атталию.

135.  В этом же году был мор на Кипре, и умерло много народа. Умерла госпожа Эшив, дочь короля Гуго. Началось это в начале марта. Мессир Жан Кармаин почувствовал себя больным и сказал регенту, не отпустит ли он его на Родос лечиться, ибо Родос ближе к Атталии, чем Кипр. Тот же ответил ему, что если он хочет уехать, пусть оставит вместо себя своего сына и тогда может ехать лечиться. Но через несколько дней он (Жан Кармаин — С. Б.) умер на Родосе. Когда регент Кипра узнал о смерти сира Жана Кармаина, то распорядился назначить его сына капитаном Атталии.]

136.  А [теперь послушайте о короле Пьере. Когда он пришел] в Авиньон, папа умер, и избрали монаха из монастыря св. Виктора в Марселе и дали ему имя папы Урбана V. Король выразил ему многочисленные поздравления. А когда король закончил свои дела в Авиньоне, он отправился во Францию, в Геную и к императору Германии. Все короли и сеньоры приняли его с большими почестями и поднесли много королевских даров.

137.  Турки, услышав о смертности, которая постигла население Кипра и о том, что король находился во Франции, все вместе снарядили 12 галер и назначили капитаном человека по имени Мухаммед Раис[495]. Они пришли на Кипр, высадились у Пентагии[496], напали на многих людей, взяли их в плен и увезли [в Турцию]. Услышав об этом, принц послал из Никосии вооруженных людей, пеших и рыцарей, которые пришли в Пентагию, но обнаружили, что турки уже ушли.

138.  Тотчас же принц снарядил 2 галеры, чтобы доставить продовольствие [в Атталию][497] и заменить капитана мессира Бадена де Брие[498]. Он вышел в понедельник 10 января 1363 г. после Рождества Христова и направился в Пафос, где их застал шторм. Здесь он провел 43 дня. И только 13 февраля море успокоилось, и он отправился в Атталию, взяв с собой вооруженных людей и сира Ральфа[499] де Кармаина.

139.  Когда Мухаммед Раис прибыл в Турцию, он сказал, что Кипр пуст, и какая-либо охрана вообще отсутствует. Там очень обрадовались, снарядили 6 галер и пошли [на Кипр] в Карпаси, там разорили и захватили много деревень и людей и были близки к тому, чтобы схватить сеньору Карпаси, жену сира Альфонса де Ла Роша. Затем они вернулись в Турцию. [Узнав об этом, принц очень опечалился, что турки дважды напали и пленили христиан. Он тотчас же] сообщил в Фамагусту, чтобы снарядили 4 галеры, назначил капитанами мессира Франческо Спино-ла, сира Жака де Митре, сира Саву Тете и рыцаря сира Генриха де Ла Куронна и отправил их охранять побережье. Две галеры направились прямо оттуда в Турцию [Алайу] и Карпаси, а две другие пошли в направлении Пафоса.

140.  Когда галеры, на которых находились сир Франческо Спинола и сир Генрих де Ла Куронн шли из Карпаси по направлению к Кормакитии, они обнаружили 2 турецкие галеры. Люди с первой галеры высадились на берег и пошли грабить, а на другой галере ждали. Обнаружив, что галера пуста, киприоты бросили факел и сожгли ее. Как только люди, высадившиеся на берег, увидели, что их корабль горит, они поднялись на гору и решили защищаться. Услышав новость, регент [тотчас же] послал вооруженных людей, которые схватили их и привели в Никосию; их тащили волоком за лошадьми и (затем — С. Б.) повесили. Другая турецкая галера, заметив две кипрских галеры, ушла в море. Но галера сира Франческо Спинола нагнала ее, устремилась на нее, хотя была безоружная, и турки сразу же сдались. Ее крепко привязали и потащили за собой. Другая галера сира Генриха де Да Куронна оставалась на Кипре, чтобы пронаблюдать, что турецкая галера полностью сгорела.

141.  Когда турки увидели, что команда галеры сира Франческо Спинола безоружна, то сказали сами себе: «Мы видим, что христиане таскают нас волоком и вешают нас, а мы не спасаемся. Так давайте же лучше возьмемся за оружие и умрем, чем нас будут таскать волоком, привязанными к лошадиным хвостам». Сразу же они перерубили трос, зарядили стрелы в свои луки, стреляли и убили капитана сира Франческо Спинола, а многих людей из экипажа галеры ранили. Когда остальные увидели храбрость турок, некоторые [христиане] сами бросились в море, вплавь добрались до другой галеры сира Генриха де Да Куронна и рассказали ему то, о чем он и не догадывался. Тотчас же он вооружил своих людей, которые бросились за ними и догнали галеру. В ярости киприоты перепрыгнули на турецкий корабль и вместе с ними их капитан сир Генрих де Да Куронн. Людей [на корабле сира Генриха] было много, и [когда они перебрались на борт турецкого корабля], он накренился. Многие упали в море, а все были вооружены, и [утонули], и капитан галеры Спинола[500] также утонул.

142.  Со стороны Пафоса появилась также галера Жана де Митре. Турки, которые еще оставались в живых, были схвачены и закованы в железо. Пришли 4 галеры, взяли с собой турецкий корабль, полусгоревший корабль, а также турок и пошли в Кирению. Регент был очень опечален из-за потерь и смерти двух капитанов. Он распорядился протащить турок привязанными к лошадиным хвостам и повесить их.

143.  Принц остался в Фамагусте. Были вооружены 4 галеры и отправлены в Кирению в поддержку другим 4 галерам. Вместе с четырьмя галерами находились также какие-то сатии. Он (принц — С. Б.) назначил капитаном сира Жана Антиохийского, сына сира Томаса, и с ним были сир Жан де Сюр, адмирал, и много рыцарей, которые должны были идти в Турцию и причинить ей ущерб. Итак, 8 галер и сатии вышли и направились в Турцию. (Киприоты — С. Б.) высадились на берег в Анемуре[501] и разграбили крепость. Они атаковали крепость, по воле Бога взяли ее, [разрушили, захватили много] турок и привезли их с собой на Кипр. Они бросили факел в город [Анемур] и сожгли его. Затем они отправились в Сики[502] и осадили его. Но они не смогли взять его, потому что должны были найти Мухаммеда Раиса [Пашу], так как они знали, что он приходил на Кипр и нанес большой ущерб. И они пришли на Кипр, разыскивая Мухаммеда Раиса.

144.  Когда Раис услышал, что его ищут, он покинул Кипр, не причинив вреда, отправился в Сирию и спрятался в гавани Триполи. Адмирал известил эмира Мелека, что он находился в Триполи и чтобы не оказывали поддержки Мухаммеду Раису, так как он враг Кипра. А Кипр находится в мире с султаном Каира. Эмир Мелек заверил его в своем дружелюбии и сообщил им: «Я сам не могу его выслать без приказа султана Каира». И поэтому адмирал отправил одну из галер, а эмир Мелек дал ему двух сарацинов[503], которые сопровождали его к султану. И прежде чем они отправились в путь, он послал на галеры подарки. Но увидев на борту турок Анемура, закованных в цепи, эмир Мелек очень разозлился и никому не разрешил отправиться к султану. Когда адмирал увидел, что ничего не может сделать, он вернулся на Кипр и сложил оружие.

145.  Сразу же регент распорядился, чтобы адмирал вооружил 4 галеры в Фамагусте для охраны острова, согласно обычаю. А когда морякам выдавали жалование, двое из них дезертировали. Он (адмирал — С. Б.) искал их и нашел. Он возвестил об их позоре под звуки труб и каждому из них отрезал правое ухо. А они в свою защиту заявили, что являются генуэзцами. А в гавани находилась генуэзская галера, которую регент  нанял, чтобы доставить продовольствие в Атталию. Но когда генуэзцы, которые должны были доставить продовольствие в Атталию, увидели, что он предал их товарищей позору, они прыгнули на [кипрскую] галеру, перерезали многих киприотов, взяли продовольствие и ушли на Хиос. Тотчас же регент приказал арестовать всех генуэзцев, а также схватить заложников с их галер, а адмирал должен был передать на их галеру приказ вернуть имущество, которое они увезли.

146.  Сразу же подеста генуэзцев, который находился в Фамагусте, вооружил гриппарию и послал ее на поиски галеры, в то время как 4 галеры, которые охраняли остров, вернулись на Кипр с капитаном сиром Никола д’Ибелином и оставались в гавани, ожидая распоряжений принца. Когда (киприоты — С. Б.) увидели генуэзскую галеру, возвращающуюся с Хиоса по приказу подеста, они подняли паруса и устремились к ней, и часть воинов короля из сицилийцев перепрыгнули с королевской галеры на генуэзскую и убили каких-то генуэзцев. Когда подеста, [который находился в Фамагусте] и которого звали сир Гильом Лермэн, узнал об ущербе, который они нанесли, и об убийстве, то приказал схватить одного пизанца, который находился на галере короля и искал предлог, чтобы выдать себя за генуэзца, а люди это отрицали. Он (подеста — С. Б.) приказал вырвать ему язык. Когда сир Жан де Суассон, байло Фамагусты, услышал об этом чудовищном приговоре, который он вынес в чужой стране, он послал сообщить об этом адмиралу, которым был сир Жан де Сюр. Он очень рассердился, вместе с байло сел на коня и отправился в лоджию генуэзцев. Они застали большой скандал между сицилийцами и генуэзцами. Там адмирал резко обвинил подеста, когда тот вынес приговоров[504] своей лоджии, и сказал ему: «Прикажи генуэзцам идти в их дома и разоружиться. А если этого не будет, я прикажу своим людям вырезать их». Подеста ответил ему: «Не кажется ли тебе, мой господин, что если вы вырежете всех генуэзцев, которые находятся в Фамагусте, вы убьете всех генуэзцев в мире? Однако в мире много других людей нашей крови, которые захотят отомстить за них убийцам: не думай, что мы твои сервы».

147.  В то время многие были убиты. Байло Фамагусты, адмирал и подеста направили письма регенту дабы сообщить о случившемся. Сразу же последний приказал четырем рыцарям идти и узнать в чем дело: сиру Томасу де Монтолифу, аудитору, сиру Жану де Норесу, туркопольеру[505], сиру Жану де Морфу, графу Эдессы и маршалу Кипра, и сиру Жаку де Сан Мишель. Прибыв в Фамагусту, они направились в собор св. Николая и распорядились, чтобы все латинские монастыри прислали по 2 монаха и чтобы подеста пришел поговорить с ними. Тот пришел с большой компанией. Они долго спорили. Было уже поздно, когда они закончили разговор. Затем подеста вернулся в свою лоджию, швырнул хлыст, который держал в руках, и объявил, что все генуэзцы должны покинуть Кипр в течение октября 1364 г.

148.  Вышеупомянутые четыре сеньора объяснили обстоятельства дела регенту, который приказал объявить, что каждый генуэзец, который захочет остаться на Кипре, может оставаться без опасения за свою жизнь и имущество по своей воле, как они всегда делали. А подеста поднялся на корабль и сильно жаловался Республике на кипрских сеньоров.

149.  Принц сообщил о произошедшем с генуэзцами королю во Францию. Генуэзцы прислали на Кипр одного генуэзца дабы разобраться в том, что случилось. Он прибыл на остров 12 сентября 1364 г. и приказал генуэзцам полностью покинуть Кипр к февралю. Король отдал распоряжение своему брату Жаку де Лузиньяну, что он должен идти туда, где находится его брат, король. Согласно его приказу, он ушел с венецианскими галерами.

150.  Регент вооружил 4 галеры, чтобы отправить] сира Леона д’Антиома на смену коменданту Атталии. 13 сентября 1364 г. после Рождества Христова сир Поль де Бон был назначен капитаном галер, которые вышли в море и направились в Атталию. Галера, на которой Поль де Бон был капитаном, оставалась в Атталии, чтобы взять на борт капитана сира Бадэна де Брие. А 3 галеры прошли вдоль побережья, чтобы причинить ущерб туркам. Они пришли в Алайу, причинили огромный вред и вошли в гавань, чтобы атаковать крепость. Три турецких корабля вышли для борьбы с ними. Во время боя появились еще два турецких корабля, и их стало пять. Сир Никола Лазе приказал сиру Жану Гонему протаранить один из кораблей, как только он подойдет. Но он отказался протаранить его, вышел из гавани и ушел. Также вышла другая галера и покинула гавань[506]. Они отправились на Кипр, присоединив к себе две другие галеры. Прежде чем они успели войти в гавань, поднялся сильный шторм, и они разъединились: три галеры направились в Кире-нию, а корабль капитана Бадэна де Брие в Пафос. Там он нашел венецианские галеры, на которых находились сир Жак де Лузиньян и сир Боэмунд[507], направлявшихся к королю. Он представился им и просил их представить его королю. Затем он развернулся, пошел в Фамагусту и высадился на берег. Сир Никола Лазе прибыл в Никосию и рассказал принцу историю сира Жоржа[508]. Его высочество принц пришел в ярость и послал арестовать названного Жоржа Гонема в Кирении.

151.  Затем он все сообщил адмиралу. Тот снарядил галеру, чтобы она вместе с тремя другими галерами, которые находились в Кирении, шла на поиски тех пяти турецких кораблей. Капитаном вышеназванной галеры он назначил рыцаря сира Рожера де Ла Колье. Он послал его в Кирению, чтобы он принял галеру. По приказу (принца — С. Б.) адмирал снарядил 2 галеры в Фамагусте и поставил над ними двумя капитаном сира Никола Манселя, до тех пор пока он не прибудет в Кирению. Они пришли в Кирению и разыскивали те три галеры. Им сказали, что они ушли в Милос. Тотчас же они подняли паруса, вышли из гавани и догнали их. В это же время появились 3 турецких корабля, но 5 королевских [кипрских] кораблей не заметили их. Те причалили, высадились на берег, разорили окрестности, захватили многих людей и имущество и увезли на свои корабли.

152.  Сир Бадэн де Морфу, комендант Полиса[509], сообщил новость капитану галер сиру Рожеру де Ла Колье. Прежде чем прибыли две другие галеры, три галеры вышли в море, пошли и нашли турецкие корабли. Он приказал пробить их, но те, кто входил в его совет, сказали ему: «Не пробивай их, так как на борту люди из деревень и они утонут». Но тем не менее киприоты были вынуждены их атаковать. Как только турки увидели три галеры, они собрались с духом, поднялись и начали бой. Экипаж одной галеры, разгневавшись, пошел на таран турецкого корабля и пробил его. Одна сторона корабля была разбита. Бой становился все жарче. В этот момент появились две другие галеры, и [киприоты, увидев 6 галер, испугались], решив, что все 6 — турецкие корабли[510]. Они поплыли к берегу, чтобы спасти людей, Часовой же сообщил им, что только три их них — турецкие корабли. Тотчас же к ним пришли на помощь Оказалось, что киприоты убили так много турок, что в живых осталось лишь 60 человек. Их сразу же отправили в Никосию, проволокли привязанными к лошадям, а затем повесили, а пленников отпустили по домам. Так 8 галер пришли в Кирению. Его высочество принц распорядился, чтобы галеры возвращались в Фамагусту и разоружались. Во вторник 23 ноября 1364 г. после Рождества Христова они прибыли в Фамагусту. Когда порочные турки узнали горькие новости о том, что они потеряли 3 корабля и людей, они очень горевали и поклялись, что никогда больше не возьмутся за оружие, чтобы совершать грабительские набеги.

153.  И вот генуэзский народ, высокомерный и коварный, который всегда пытался прибрать Кипр [к своим рукам] и всегда старался найти и нашел предлог для ссоры, послал письма в Геную, где находился король Пьер, и жаловался на несправедливость, которая произошла на Кипре, [и требовал заключить с королем договор, состоявший из 20 пунктов]. Король очень благосклонно принял их, потому что очень хотел получить войско [для Сирии], чтобы пойти и изрубить неверных сарацин; он не хотел раздражать их, чтобы не провалилась его экспедиция. Затем он приказал трем рыцарям из своих приближенных идти в Геную [чтобы поговорить с генуэзцами] и устранить разногласия. Посланниками были мессир Филипп де Мезьер, канцлер Кипра, мессир Симон Тенури[511] и магистр Ги, врач[512]. Король предоставил им полномочия подготовить наилучшим образом условия договора, насколько они смогут это сделать, чтобы заключить мир между ними и чтобы не было препятствия для его экспедиции. Послы прибыли в Геную. Среди многих разногласий и требований, которые выдвинули генуэзцы, они обсудили и выдвинули 20 условий. Их записали на латинском языке в хартии на пергамене. Первым был следующий:

154.  Во-первых, король Кипра страстно желал заключить мир — мир, который должен быть справедливым и прочным; и пусть Бог сотворит сее в добрый час.

Пусть генуэзцы устранят ущерб, нанесенный Кипру; и пусть объяснят ссору в Фамагусте и не возмущаются. Для того к ним и отправили послов, чтобы достичь согласия о мире.

Вот имена 12 нижеподписавшихся Старейшин Государства Дожа, которые встретились, чтобы заключить мир. И это был третий пункт договора. Первый — дож Габриэль Адорно; и сир Лавр Леорд, приор; Джакомо де Франческо — он был вторым; третьим был мессир Этторе Винченто; четвертым — мессир Пьетро де Негроно[513]; пятым — мессир Бартоломео Портонари; шестым — мессир Джулиан де Кастро; седьмым — мессир Джованни де Фонтанерио, нотарий; восьмым — Томмазо де Азарио; девятым — Джакомо де Понте; десятым — Памбелло де Казали; одиннадцатым — Феальдо де Корвариа; двенадцатым — Бартоломео де Виали.

Четвертое: пусть они решат, кто является генуэзцем, а кто может назваться генуэзцем; генуэзец ли человек благодаря франхизии[514]; и пусть решат случаи всех тех, кто проживает в землях генуэзцев[515].

Пятое: пусть проверят сокрытие уплаты коммеркиев; есть ли генуэзец, никогда не плативший коммеркиев. После проведенного выяснения пусть действуют, как в прежние времена.

Шестое: те, кто называется генуэзцами, пусть имеют полную свободу, которой пользуются генуэзцы.

Седьмое: судопроизводство над генуэзцами пусть осуществляется подеста, как и в прежние времена.

Восьмое: касается генуэзцев, которые являются людьми короля[516]. Среди них много тех, кто вынужден становиться таковыми по причине своей бедности. Пусть [генуэзцы] не принимают их в свой состав.

Девятое: пусть королевские чиновники не оказывают на них силового давления, чтобы они становились людьми короля.

Десятое: все генуэзцы и те, кто называется генуэзцем, пусть имеют право смело приходить на Кипр на каком хотят корабле.

Одиннадцатое: если вооруженные генуэзские галеры придут на Кипр, не имея на борту товаров, то они не могут быть задержаны при входе в Фамагусту.

Двенадцатое: генуэзцы и те, кто называется генуэзцами, пусть имеют возможность сходить на берег на всем острове, где они пожелают.

Тринадцатое: генуэзцы, владельцы кораблей, и те, кто называется генуэзцами, пусть имеют возможность уходить в свое путешествие из любого места на Кипре, откуда они пожелают.

Четырнадцатое: король и его официалы пусть не имеют права задерживать ни генуэзцев, ни тех, кто таковыми называется, ни их корабли, ни их товары.

Пятнадцатое: взвешивание и меры, используемые генуэзцами в торговле, пусть останутся под их контролем, т.е. под контролем их подеста в соответствии с привилегией, гарантированной королем Гуго; они доказали, что это было записано 10 января 1232 г. после Рождества Христова[517].

Шестнадцатое: коммуна генуэзцев пусть имеет место и право для устройства лоджии[518] для генуэзцев.

Семнадцатое: король и его официалы пусть осуществляют суд и вершат правосудие для генуэзцев по делам, которые они получили[519].

Восемнадцатое: и пусть они предоставляют правосудие сицилийцам и другим, кто был в лоджии генуэзцев в Фамагусте.

Девятнадцатое: пусть соблюдают привилегию благословенной памяти короля Гуго, и каждый случай, которого касается эта привилегия, данная генуэзцам, пусть будет выслушан и решен в соответствии с ее текстом. Пусть будут изгнаны с Кипра [сир Жан де Сюр] и сир Жан Суассон, прежде байло Фамагусты, и пусть они находятся какое-то время за пределами Кипра.

Двадцатое: все, кто хочет провозгласить себя генуэзцем, должен прийти из генуэзских земель и указать двух свидетелей, которые охотно признают их таковыми.

155.  Когда послы обговорили вышеназванные статьи и заключили мир, они вернулись к королю, переписали условия договора на правильном французском языке[520] и подали их королю. И он утвердил их все, за исключением изгнания адмирала и сира Жана Суассона[521] Он сообщил об этом в Геную, а они (генуэзцы — С. Б.) выдали ему хартию о его свободе, т.е. охранную грамоту[522].

156.  Сразу же генуэзцы снарядили в Генуе 3 галеры и пошли на Кипр; они привезли с собой подеста Джакомо Сальваиго и, провозгласив мир, оставили его в Фамагусте.

157.  Нельзя упустить и не рассказать вам, как король восстановил богатство и как он мог позволить себе такие расходы в течение многих лет. Этот король Пьер, прежде чем уехать за границу, назначил казначеем королевства горожанина по имени Жан де Статна[523], латинянина, который получил от короля полномочия собирать нерегулярные налоги[524], старые долги и все, что приносится в королевство временем, год от года, а также делать неучтенные расходы, которые не были зафиксированы и записаны в Секрете[525]. Он очень забеспокоился, когда увидел желание короля найти средства, чтобы идти за море. Синкритики[526] советовали ему поговорить с королем, чтобы провести освобождение перпериариев[527], — а большинство на Кипре были перпериариями — и большинство в Секрете и все богатые горожане Никосии: поэтому сирийцы, которые жили в богатом городе Фамагусте, называли их париками[528]. «Пусть каждый заплатит много, если ты прикажешь», — потому что богатства его отца короля Гуго были растрачены, как вы уже слышали, на военные экспедиции в Турцию. И поскольку король нуждался, он добился того и согласился освободить каждого, кто пожелает, от уплаты подушного налога на том условии, что тот заплатит за себя, свою жену и своих несовершеннолетних детей 2 тысячи белых безантов Кипра. И многие согласились на это [потому что они платили 2, 6 и 16 перперов за каждого; и многие были от этого освобождены]. А король собрал большое богатство. Те, кто не имел возможности заплатить 2 тысячи, вкладывал 1900 и постепенно уплачивал тысячу за каждого мужчину с женой и несовершеннолетними детьми. И таким образом все богатые перпериарии, которые каждый год платили налог, составлявший более 2 тыс. безантов в год, освободились от него.

158.  Так как в мире только два настоящих правителя, один светский, а другой духовный, то они были и на этом маленьком острове: император Константинополя и патриарх великой Антиохии — до того как ее взяли латиняне[529]. В связи с этим нужно было хорошо знать ромейский язык, чтобы посылать письма императору, и сирийский [для патриарха]. И таким образом люди учили своих детей, и так велась канцелярия на сирийском и ромейском языках до того, как Лузиньяны взяли остров. [А королевский двор был устроен как двор императора ромеев; и здесь жили дуки, которые пришли сюда]. И [когда начался латинский период], люди начали учить французский, а ромейский был варваризирован, каким он остается и по сей день. Мы пишем на французском и на ромейском, но никто в мире не знает, какой у нас язык.

159.  Теперь я должен рассказать о войне, которая произошла между сарацинами и Кипром. Когда галеры пришли и взяли Атталию, там был один сарацин по имени Хатзани[530], которого схватили, привезли на Кипр как раба и отправили в Кирению. И один турок прибыл (на Кипр — С. Б.) для торговли и вскоре пришел в Кирению. Раб узнал его и просил рассказать его людям, чтобы те послали кого-нибудь, вырвали его оттуда и избавили от оков. Раб дал ему письмо, которое тот привез в Дамаск. Когда сарацины услышали, что их сородичи находятся в столь бедственном положении в Кирении, они пошли к правителю Дамаска, жаловались и говорили, что «мир, который существует между королем Кипра и нашим господином султаном нарушен, с тех пор как схватили человека султана, держат его [в оковах] в тюрьме в Кирении на Кипре». Когда правитель Дамаска услышал об этом, то послал (людей — С. Б.) и схватил всех кипрских купцов, и приказал им написать письма на Кипр, чтобы освободили человека султана. Они так сделали, и послали письма регенту, который прислал им ответ, что он не хочет его отдать. Когда ответ дошел до купцов, они довели его до сведения правителя Дамаска. Он, эмир Мелек Бехна[531], был очень гордым человеком. И когда он услышал эти новости, то ответил им самым жестким и постыдным образом. Затем по его приказу они написали в самой резкой форме письма горожанам Кипра. Адмирал находился в Фамагусте, когда привезли письмо. Он перевел его на французский и отправил регенту, а также он послал ему условия договора. Регент же сообщил об этом королю, находившемуся за морем. Также принц послал письмо королю. И среди многих дел, о которых он писал, было и об этом. Он послал письмо королю в Авиньон.

160.  Как только король узнал об угрозах названного Мелека Бехна, столь жестких и столь опасных для острова, он взял письмо и показал его святейшему папе и сеньорам, находившимся в Авиньоне. А тем сеньорам, которые отсутствовали, он сообщил об этом в своих письмах. [Всех сеньоров] охватил сильный гнев и [все] решили сами прийти туда, чтобы пойти в Сирию, дабы разорить и опустошить [всю] землю султана Каира. Когда король узнал о благих намерениях сеньоров, он сообщил своему брату на Кипр, чтобы тот снаряжал корабли, имеющиеся в арсенале в Фамагусте, и все другие, которые можно найти на острове, и чтобы тот сделал все возможное так, чтобы к его приезду было все готово; он должен заготовить много сухарей и зерна для вышеназванной экспедиции. А когда он все приготовит, пусть отправит всех на Родос и пусть они ждут короля. И обо всем он должен прислать ответ.

161.  [Сразу же] регент снарядил весь флот, привел все дела в наилучшее состояние и в порядок. В июне месяце 1365 г. после Рождества Христова регент снарядил сатию, посадил на борт сира Генриха де Жиблета и послал его к королю, чтобы сказать, что флот готов. Король покинул Авиньон и прибыл в Венецию. Названный сир Генрих де Жиблет нашел его и сообщил новости. Король очень обрадовался, принял его с великой радостью и рассказал ему по секрету, что он хотел сделать. Он распорядился, чтобы принц отправил армаду на Родос.

162.  В четверг 25 июня 1365 г. после Рождества Христова названный регент назначил на свое место [в качестве регента] королевства сира Жака де Нореса, туркопольера, а сам и многие сеньоры, которые упомянуты ниже, поднялись на галеры. Было 33 сатин, на которых находились лошади, 10 торговых кораблей и 20 кораблей, которые называются перистериями, [и другие корабли]. Из гавани Фамагусты вышли 108 судов. Имена архонтов, которые взошли на корабли, написаны ниже, за исключением тех, чьи имена неизвестны. Принц был капитаном всех кораблей.

163.  Первый — мессир Жан де Лузиньян, принц Антиохийский [брат короля] и регент Кипра, настоящий капитан всей армады; мессир Жан д’Ибелин, граф Яффы; мессир Жан де Морфу, граф Эдессы; мессир Раймунд Бабин, дворецкий Кипра; сир Гуго де Монтолиф; сир Жан де Сюр, адмирал; сир Рожер де Монтолиф; [сир Томас де Монтолиф, сир Пьер де Касси]; сир Томас де Верни; сир Жан Антиохийский; сир Жан де Ла Ферте; сир Бадэн де Брие; сир Жан де Брие; сир Жак д’Ибелин; сир Ренье Ле Птит; сир Гуго Бедуин; сир Балиан де Невре; сир Жан де Жиблет; сир Ги де Мимарс; сир Жак де Монтгесар; сир Хамерин де Монтгесар; сир Балиан де Плессье; сир Томас Антиохийский; сир Никола д’Ибелин; сир Луи де Норес; [сир Липан де Монтгесар]; сир Одет де Жиблет; сир Гильом Висконти; и отряд сира Жака де Нореса, туркопольера; отряд архиепископа Никосии и отряд епископа Лимассола [и отряд командора]. Тогда они ушли и пришли в Аликию. Регент заболел и вернулся назад в Никосию, а флот направился в Милос, где подняли на борт лошадей. Когда стало ясно, что принц опоздал с возвращением, то оставили позади его галеру и три другие для его сопровождения, а армада направилась на Родос. Когда его высочество принц понял, что ему не лучше, а еще хуже, он распорядился, чтобы 4 галеры следовали на Родос.

164.  25 августа 1365 г. [вся] армада прибыла на Родос, и король очень обрадовался, когда увидел ее.

165.  Прежде чем покинуть Венецию, король послал галеру с сиром Генрихом де Жиблетом в Геную для заключения мира. Тот сопровождал подеста мессира Джакомо Сальваиго, который с тремя галерами направлялся на Кипр. И 4 галеры пришли и встретили на Родосе короля. Он отправил его (Джакомо Сальваиго — С. Б.) на Кипр. Когда они достигли Пафоса, он (Генрих де Жиблет — С. Б.) покинул королевскую галеру и 3 генуэзских галеры и повернул в Кирению. Мессир Генрих высадился на берег, пришел в Никосию, сообщил о мире с генуэзцами и передал регенту приказ короля. Затем он вернулся, встретил 3 галеры и сопровождал их. Они отправились в Фамагусту и сообщили о мире в Фамагусте. Сир Генрих поднялся на борт галер и пошел на Родос, где встретил [короля] и флот.

166.  А вот на Родосе пьяные моряки повздорили между собой, затеяли ссору, и многие киприоты и родосцы [на кораблях] были убиты. Король приказал объявить, чтобы никто не смел затевать ссору под страхом потери головы. Великий магистр[532] сделал то же самое. И скандал закончился. Великий магистр и вся братия просили короля упрочить мир со Святым Иоанном и Палатией[533], потому что боялись их. Король внял их просьбам. Адмирал Родоса сообщил об этом в Палатию. Когда там об этом узнали, то очень обрадовались, отправили послов и большие дары королю на Родос, заключили договор и записали его.

167.  Великий магистр снарядил 4 галеры; он прислал 100 братьев, лошадей и галеры. Король взял с собой 15 галер и галеру, которая возвратилась из Генуи, т.е. стало 16 — король на своей галере, легат, принц, кастелян[534], сеньор Вазы, Генрих[535] Киприот, сеньор Рокфор[536] маршал Шампани, виконт Туренне,... и Брунсвик со своим отрядом [мессир Симон Тенури, мессир Иоанн Ласкарис[537], мессир Пьетро Малочелло], мессир Пьетро де Гримани, сир Жан де Мар, мессир Генрих де Жиблет: всего было 16 кораблей, а от госпитальеров было 4, а также много купеческих кораблей. Всего же собралось 165 судов.

168.  Король послал на Кипр галеру с сиром Жаном де Мэром, с которым передал новости королеве и принцу, и распорядился запретить всем кораблям плавать в Сирию; ведь они же не знали об экспедиции короля, который тайно хотел высадиться на землю султана и причинить ему ущерб. Также нужно было предупредить киприотов, чтобы они покинули Сирию.

169.  Легат объявил на Родосе об экспедиции в Сирию, которую хотел предпринять король: и каждый [христианин] с готовностью и верой должен собраться, чтобы идти и преследовать своих врагов [неверных].

170.  Когда народ Фамагусты узнал эти новости, он очень огорчился, потому что многие товары покупались в Сирии. [И было много купцов]; и просто не было возможности удержать их.

171.  Итак, вскоре король с Божьей помощью вышел из гавани и направился в Крамбус[538], а оттуда в Александрию. В четверг 9 октября 1365 г. они достигли Александрии. Когда сарацины увидели войско короля Кипра, то задрожали от страха; многие люди вышли (из города — С. Б.) и бежали. Затем около 10 тысяч сарацин конных и пеших вышли для защиты гавани, но они не смогли этого сделать. Первая галера сира Жана де Сюра отделилась от остальных и причалила к берегу. Затем все один за другим благополучно сошли на берег. Сарацины очень обрадовались, говоря; «В их войске нет лошадей!» Они спустились с крепостных стен и всю ночь говорили много непристойных и высокомерных слов. Но еще до рассвета король приказал спустить на берег лошадей. Когда сарацины увидели лошадей, то пришли в ужас. И многие сарацины бежали. На следующий день в пятницу 10 октября сарацины нагло поднялись на крепостные стены Александрии, чтобы защищать город. Но Бог был благосклонен к христианам. Как только они сели на коней, как только подошли галеры и вошли в старую гавань, высадившееся на берег войско пошло к городу. Когда они должны были войти, [5 тысяч сарацин встали] у ворот города. Но христиане сожгли ворота города и силой проложили себе дорогу. То же самое сделали галеры в воротах старой гавани. При благосклонности Бога они взяли Александрию, которая была самым укрепленным из всех [городов], которые сарацины имели на побережье. Это произошло в 4 часа. И когда ее взяли, все христиане преисполнились великой радостью и возблагодарили Бога.

172.  Сразу же легат приказал воздать молитвы Богу, служить мессу во имя св. Троицы и помянуть убиенных на войне христиан. Король посвятил в рыцари своего брата Жака де Лузиньяна, сира Томаса Антиохийского и многих других. Своему брату сиру Жаку он жаловал должность сенешаля, а сира Жана де Морфу он сделал графом Эдессы. Княжество же Галилейское он передал своему племяннику мессиру Гуго де Лузиньяну. Итак, король и все войско оставались в Александрии в течение трех дней, после того как туда вошли. Они нашли там башню полную ценных вещей, богатства, множество товаров, изобилие серебра и золота. Команды галер вошли в город, взяли много богатств и принесли на галеры. Король не взял ничего, потому что он был уверен, что должен удержать город для себя.

173.  Затем он держал совет с легатом и своими рыцарями, и все сказали ему: «Мы здесь уже слишком долго; и не остается ничего другого, кроме как вернуться в нашу страну [на Кипр]». И они все так считали. Тогда король приказал войску вернуться на галеру; они сели на корабли и пришли в Лимассол. Они сошли на берег с чувством великой радости. Король, рыцари и бароны сошли на берег, а галеры вернулись в Фамагусту; там разгрузили снасти, разоружили все корабли, за исключением сира Жана де Сюра, адмирала, так как король приказал ему не сходить на берег и быть готовым отправиться на Запад, согласно договору с генуэзцами, и взять с собой генуэзские корабли, как я уже объяснял выше.

174.  Король написал письма папе и другим западным правителям и отдал их адмиралу, чтобы представиться им и рассказать о делах Александрии. Адмирал покинул Фамагусту и прибыл в Агиа Нэпу[539]. Туда пришли все его люди, и он поручил и дал каждому работу, которую тот должен был исполнить до его возвращения. С собой же в свою свиту он взял рыцарей сира Томаса Ару и сира Франсуа Камардас, и направился оттуда в Пафос, где находился один день. Король приказал трем корсарским галерам сопровождать его на Родос. Там они нашли больного сира Жана де Суассона. Он умер, и они его похоронили. Там адмирал ожидал легата до марта 1366 г. после Рождества Христова, согласно приказу короля. Легат отправился в Фамагусту, чтобы сесть на галеру и отправиться в плавание по приказу короля. [Он также прибыл на Родос], там заболел и умер 6 июня 1366 г., после Рождества Христова.

175.  Когда адмирал узнал эти новости, он ушел оттуда и направился в Геную. Но сначала он пошел в Рим; и когда папа услышал от адмирала новости [о победе короля в Сирии], он очень обрадовался, и весь Рим вместе с ним. Узнав о победе христиан Кипра, правители Запада преисполнились рвением и держали совет, чтобы организовать экспедицию и идти к Кипру на помощь королю в Сирии. Так, герцог Савойский должен был прийти с большим войском; также король Франции[540] отправил с этой целью знаменитого рыцаря[541], по имени Жан д’Оливье, чтобы сказать королю Кипра, что его сюзерен король Франции пошлет большое войско на Кипр, [чтобы помочь ему] покончить с [неверными] сарацинами. И в этот момент пришла венецианская галера с известием, что между султаном и королем Кипра заключен мир[542]. Когда правители Запада услышали об этом, у них пропало желание идти на помощь королю Кипра.

176.  Итак когда республика Венеция узнала новости об Александрии, то очень опечалилась, потому что почти вся прибыль от торговли поступала оттуда и из всей Сирии. Сразу же они отправили послов и просителей к султану, чтобы сказать ему, что без совета с ними был приведен флот в Александрию; они же не знали об этом и не помогали [королю], и хотят иметь с ним мир, как и прежде, и что это не принесло им пользы. Галера пошла в Александрию, и они направили посланника в Каир, который исполнил свою миссию с великой покорностью и мольбами. Прочитав в его присутствии письма, султан ответил и сказал: «Я не хочу ни с кем заключать мир до тех пор, пока я не сделаю этого с королем Кипра, потому что невозможно, чтобы он вел войну с нами, а мы имели бы мир с вами». Затем посол вернулся, сел на галеру, пришел на Кипр и спустился на берег в Фамагусте.

177.  25 апреля 1366 г.[543] после Рождества Христова король Пьер, возвратившись на Кипр, приказал строить галеры, сатии и много других кораблей, чтобы идти в Сирию и взять Бейрут, который находится близко от Кипра, в 170 милях по морю. Капитаном он назначил мессира Пьера Монстри. Весь флот находился в гавани Фамагусты. Венецианская галера вернулась от султана в Фамагусту, и венецианцы, узнав об армаде, готовой выйти в море, очень опечалились. Тотчас же на берег сошли послы и отправились в Никосию к королю, и рассказали ему как султан прогнал их. Они сказали ему следующее: «Сир, подумай, что ты губишь нас, потому что все, что мы имеем в мире, находится в Сирии, и мы все зависим от твоих приказов. И если твое королевское величество рассердит их, они захватят все, что мы имеем, мы же будем в этом мире лишены всего. Поэтому мы просим тебя в крещение, когда ты был крещен, не дай флоту выйти в Сирию, а заключи мир, которого добивается султан, чтобы мы возвратили наши товары, а [потом] делай, что хочешь. А если тебе нужны деньги из-за этого флота, которые ты потратил и заплатил людям, мы заплатим тебе все и компенсируем все убытки в качестве услуги, как и в других случаях, которые ты имел от нас.

178.  Король, услышав их добрые слова, и мольбы, и слова о многих услугах, которые он получил от них, воспрепятствовал выходу флота. И сказал он им так: «Господа, лучше дружба в пути, чем богатство в жизни. Равно как я вспоминаю об услугах, которые я получил от вас, я не хочу, чтобы вы имели ущерб из-за меня. По этой причине я отсрочу экспедицию. Поскольку султан хочет мира со мной, и поскольку мне приятно иметь мир с вами, только скажите ему, чтобы он отправил ко мне своего посла».

179.  Послы очень благодарили его за доброе намерение по отношению к ним, попросили позволения, пошли в Каир и просили султана отправить посла на Кипр.

180.  Король отправил письмо сиру Пьеру Монстри и адмиралу флота: «Знай, что из-за любви к нашим горячо любимым друзьям венецианцам, я не хочу вредить султану Каира, поэтому я выхожу в сторону Турции; и давай причиним такой ущерб туркам, который только возможно причинить». Они сели на галеры и пошли в Милос, чтобы взять лошадей и отправиться в Алайу. Они атаковали крепость и нанесли большой ущерб гавани и всему, что было вокруг крепости, но ее взять не смогли, ибо были ограничены во времени. Они прошли вдоль всего побережья и разорили все вплоть до реки Моновгат. Там было много турецких кораблей, которые они сожгли с Божьей помощью. Оттуда они пошли в Атталию, много дней находились там, а затем вернулись в Фамагусту.

181.  Венецианская галера вернулась в Александрию. Послы пришли в Каир и вели разговор с султаном. Они сказали ему, что они обезоружили короля, чтобы тот не выступал против него, и чтобы султан отправил послов для заключения мира: «Поскольку [король] не верит, что ты хочешь с ним мира, как ты говорил нам раньше, то во исполнение твоих приказов мы заставили его [согласиться] сделать это». Когда султан услышал эти слова, которые ему очень понравились, он приказал приготовить большие дары и отправить знатных господ в качестве послов в сопровождении венецианцев. 27 мая 1366 г. после Рождества Христова венецианская галера причалила в порту Фамагусты. Послы султана сошли на берег и были с почестями приняты. Король приказал рыцарям взять лошадей и идти в Фамагусту, чтобы сопровождать их и доставить в город (в Никосию — С. Б.) 2 июня 1366 г. после Рождества Христова. Они предстали перед королем, вручили ему дары и письма, которые послал ему султан. Король радушно принял их и направил в приготовленное для них место в доме сеньора Тира. Пришли многие рыцари, чтобы сопроводить их с почестями, и оказали им большие почести, исполняя все их нужды.

182.  Король приказал собраться всем сеньорам Совета и ознакомиться с письмами в их (послов — С. Б.) присутствии. Сразу же он попросил их совета, как ему следует поступать. И сеньоры сказали ему: «Если султан, [великий правитель], столь унижен, что просит мира, то в любом случае это хорошо. Грабеж никому ничего не дает, разве что армии, а расходы на войну падают на тебя». Когда король услышал это, он распорядился избрать послов и отправить их в Каир. Те, кто пошел, были каталонцами, Жан д’Альфонсо, который был обращенным евреем, сир Жорж Сеттика и сир Поль де Белония, нотарий. Король дал им соответственные подарки для султана и многое другое, что они отдали послам султана. Он также отдал в руки послов султана ответ на письма султана, а своим послам дал другие письма. Он приказал снарядить галеру в Фамагусте, и послы вошли на ее борт. Послы же султана поднялись на венецианскую галеру, на которой они прибыли. И они вместе направились в Александрию, а [оттуда] в Каир. И предстали перед султаном. Султан принял их с благостным выражением лица. Они прочитали письма, и он приказал написать другие письма, вручить им и отправить их снова на Кипр.

183.  Когда венецианцы поняли, что они положили начало мирным переговорам, они сели на свою галеру и поплыли в Венецию, чтобы рассказать эти новости. Когда об этом узнали господа, готовые выступить в Сирию, они отстранились (от экспедиции — С. Б.) и не пошли; и христианам был нанесен огромный вред. Герцог Савойский, готовый выступить против сарацин, узнав о мире, [развернул войско и направил его] в Грецию на помощь императору Константинополя, своему кузену[544]. И с помощью всемогущего Бога император, [выступивший против турка], разбил его и захватил много городов, которые тот удерживал[545].

184.  Послы вернулись на Кипр и прочитали письма о том, что султан требовал вернуть ему сарацинских рабов, которых король увез из Александрии, и тогда он заключит мир. Король не понял его вероломства, и как человек чести поверил ему и с открытым сердцем приказал подготовить всех рабов, которые будут найдены, для отправки к султану и приказал привести их к капитану, которого король назначит для них. И всех их он отправил к султану в Каир, а также он отправил сира Гильома де Реса в качестве посла и нотария сира Поля де Белония. Он передал им всех пленных, освобожденных на острове, и снарядил галеру для доставки их в Каир. Но [как только они прибыли] в Пафос, названный сир Гильом де Рес заболел и сообщил об этом королю. Король же приказал ему отправляться в плавание, так как пленные и письма переданы в его руки. Но если же он не может идти, пусть передаст все сиру Полю де Белония, чтобы пошел он, а сам пусть возвращается в Никосию для лечения. И вышеназванный (Поль де Белония — С. Б.) взял пленных и письма и отправился к султану.

185.  Когда султан получил письма и обрадовался, [узнав], что западные правители отказались от экспедиции и разошлись по домам, а пленники направлялись в Каир, он нашел предлог сказать, что король обманул его и не прислал к нему послов высокого ранга, знатных господ, как это было у него принято, и поэтому он не хочет заключать мир. Он задержал посла и приказал тотчас же задержать галеру в Александрии. Однако капитан корабля оказался благоразумным и недоверчивым человеком; он не вошел в порт и остался вне его, ожидая возвращения посла. А [сарацины] льстили ему, приглашая войти в гавань. Он же, увидев, что они сговариваются между собой, поднял паруса, пришел на Кипр и рассказал эти новости королю.

186.  Когда король понял, что был жестоко обманут венецианцами, надсмеявшимися над ним и нашедшими предлог, чтобы отменить экспедицию, готовую прийти с Запада и способную захватить много городов султана, он очень огорчился. И вот король, мудрый и храбрый, распорядился, чтобы в Фамагусте приготовили все галеры и все корабли, маленькие и большие, которые у него были, чтобы идти в Сирию. Сразу же он отправил галеру с сиром Пьером де Лева, французским рыцарем, в Константинополь, чтобы сообщить об этом герцогу Савойскому и чтобы он пришел для того, чтобы идти во владения султана. Его разыскивали там, но не нашли: его ожидали. [Когда он пришел], Пьер де Лева сообщил ему новость. А [герцог] сказал ему: «Я действительно был готов прийти, но венецианцы сказали мне, что мир заключен, и поэтому мне там нечего делать. Я пришел на помощь своему кузену [императору] и не могу его оставить».

187.  Когда господин де Леспарр[546] услышал об этом, он подготовил свою галеру и пришел на Кипр на свои средства, и с ним был сир Бермон[547].

Когда король узнал о приезде сира де Леспарра, он очень обрадовался и принял его с большими почестями. Король пошел в Фамагусту, и одновременно прибыла одна галера с Запада. Это был знатный рыцарь мессир Жан д’Ибелин, сенешаль Иерусалима, кузен короля, который ездил на Запад вместе с королем. [Но прежде чем сойти на берег он передумал], оставил короля и отправился на помощь [королю] Англии против короля Франции[548]. Король был очень зол на него, потому что он оставил его и отправился бороться против его горячо любимого друга короля Франции. И когда он вернулся на Кипр, король не разыскивал его. Теперь он сожалел и осознал свою ошибку, и пришел просить прощения у короля. А король, который очень хотел выступить против султана, простил его, как только увидел, и принял его с большой радостью.

188.  Венецианцы, будучи совершенно уверены, что мир между султаном и королем заключен, и будучи людьми, у которых нет другого места, где они могли бы торговать и получать такие прибыли, кроме Сирии, снарядили 3 галеры, посадили на борт 70 [богатых] купцов и отправили их в Сирию с большими богатствами и нужными товарами. Когда они прибыли в Бейрут, сарацины приняли их с любезным выражение лица, потому что сарацинские купцы также очень хотели продать свои специи и другие товары. Но когда они сошли на берег, эмир приказал схватить людей, купцов и все их товары и бросить их в тюрьму. Когда люди, оставшиеся на галерах, узнали об этой измене вероломных сарацин, они тотчас же увели галеры, отправились в Фамагусту и рассказали о случившемся своим друзьям на Кипре и королю. И все очень опечалились.

189.  Когда каталонские купцы увидели, что больше не поступают товары из Сирии, они просили короля отправить послов к султану, если он хочет заключить мир и [если его купцы хотят получать прибыль], ведь и они тоже хотят иметь средства к существованию. Сразу же он снарядил одну из своих галер, посадил на нее одного знатного рыцаря, многих благородных и порядочных людей, чтобы они сопровождали вышеназванных купцов, и отправил их к султану просить его прекратить злиться и заключить мир. Пусть он не причиняет ущерб самому себе и христианам, пусть он будет милосердным к своим собственным людям и пусть умрет его злость. Бог ожесточил его сердце, как сердце фараона, и он не захотел заключить мир. Мудрые люди каталонцы, поняв, что они никак не могут быть полезными, а ссора между тем разгорается, ушли и пришли в Фамагусту 26 ноября 1366 г. после Рождества Христова и обнаружили, что флот короля Кипра готов к отплытию.

190.  Итак, король Кипра, как благоразумный человек, вовремя сообщил на Родос, чтобы прислали 4 галеры и все другие корабли, которые имеются в порту, пусть также пришлют для его экспедиции. Когда Великий магистр[549] услышал об этом, то послал для его похода 4 галеры и все другие корабли, которые у него были готовы, а также 12 сатий на средства Ордена Госпитальеров. Они прибыли на Кипр 11 ноября 1366 г. после Рождества Христова. Когда прекрасный король Пьер увидел, что флот готов: т.е. 170 судов, 56 галер, навы и 60 других кораблей, — он назначил капитанами рыцарей, имена которых следующие: первой, ведущей была королевская галера; принц Антиохийский, брат [короля], мессир Филипп д’Ибелин, сеньор Арсуфа; мессир Жан д’Ибелин, сенешаль Иерусалима; сир Жан д’Ибелин, граф Яффы; сир Жан де Морфу, граф Эдессы; отряд легата; отряд архиепископа; отряд пресвятой Богородицы; отряд сира Жана д’Оливье; сир Луи де Рокфор; сир Симон Темури, маршал Иерусалима; сир Жак де Норес, туркопольер Кипра; сир Томас де Верни; сир Жак де Монтгесар; сир Раймонд Висконти; мессир Жан Бедуин; сир Филипп Дукизес; галера из Неаполя; сир Жан де Брие; сир Рожер де Монтолиф; сир Гильом Висконти; сир Ренье Ле Птит; сир Жан де Монтолиф; сир Иоанн Ласкарис; сир Жан Монстри; сир Жан де Жиблет; мессир Марко Корнаро; сир Пьетро Малочелло; сир Жан де Мури; сир Ральф де Кармаин; сир Жан де Рафьер; сир Жан Антиохийский; сир Арнольд де Суассон; сир Пьетро Гримани; сир Жан де Гриманте, рыцарь короля Арагона и его отряд; сир Бермой де Ла Вульт; сир Альфонсо Феррандос; сир Оде Бедуин; сир Флоримон, сеньор де Леспарр; сир Оде де Мимар; сир Генрих де Монтгесар; сир Пьер де Касси; сир Никола Лазе; сир Ги де Мимар; сир Жан де Монтолиф; и галеры, которые король получил от Ордена Госпитальеров: 4 галеры и 12 сатий; сир Томас де Монтолиф из Клиро; сир Раймонд Бабин; сир Жан де Ла Бом. А на торговых кораблях были капитаны более низкого ранга, чьи имена не записаны. Других судов было 48, а кроме этого в общем — 52; всего же — 100.

191.  В воскресенье 7 января 1367 г. после Рождества Христова вышеназванный флот короля Иерусалима и Кипра вышел в плавание. Но как только он вышел в открытое море, поднялась буря и сильный шторм. Корабли рассеялись в разные стороны и не видели друг друга. Галера короля и другие прибыли в Карпаси и Акротири. Галера сеньора де Леспарра и еще 14 других оказались в Триполи; они атаковали замок и захватили в плен капитана по имени Мукаддим Дауд. Эти 15 галер оставались в Триполи 12 дней в оживании флота. Король же из-за шторма прибыл лишь с одной галерой в Карпаси, сошел на берег, пришел в деревню Трикомо и приказал остальным кораблям следовать в Фамагусту. Когда сеньор де Леспарр увидел, что остальной флот не появился, он разграбил Триполи и вернулся на Кипр.

192.  Когда султан узнал об экспедиции и об ущербе, причиненном киприотами, он очень опечалился и сожалел, что не заключил мир. Тотчас же он освободил из тюрьмы нотария Жака де Белония, отправленного королем к султану в качестве посла и до сего времени содержащегося им в тюрьме. Освободив его из тюрьмы, он дал ему в сопровождение посла, письма и соответственные дары для короля, чтобы заключить мир. Галера прибыла в Св. Георгий в Дадасе[550], а король находился в Фамагусте. Они известили короля, и он приказал им следовать в Фамагусту: так они и сделали. Когда они пришли в Фамагусту, король принял их с большими почестями и предоставил им прекрасное жилье. Они пошли туда, чтобы отдохнуть. На следующий день он распорядился, чтобы их привели к нему. Прибывшие передали ему письма и [дары] султана и прочитали их в его присутствии. Несмотря ни на что, король очень хотел мира с султаном: «По просьбе венецианцев, генуэзцев и каталонцев [я желаю, чтобы мир между нами был заключен]». Он спросил архонтов своего Совета, и они сказали ему: «Хорошо, что ты заключаешь мир, потому что султан очень богат и так будет продолжаться пока ты страдаешь от расходов и вынужден отказываться от иностранцев[551], ты останешься один и не будешь лидером, а он захочет подняться, придет и неожиданно нападет на тебя и захочет причинить тебе большой вред». Услышав этот хороший совет, король пообещал заключить мир с султаном. И так они сказали в присутствии посланника султана в воскресенье 10 февраля 1367 г. после Рождества Христова.

193.  Король послал сира Жака де Нореса, туркопольера Кипра, сира Пьера де Камбина, сира Жака Ле Птита и сира Гуго де Ла Бома в Каир, чтобы упрочить благословенный мир и чтобы султан дал клятву, согласно обычаю. Он отдал распоряжение по всему острову Кипр, чтобы необращенные сарацины, которые остались, немедленно пришли в Фамагусту или Никосию. И пришло их большое множество. Он передал их туркопольеру, чтобы тот взял их с собой в Каир. Он также объявил, что те сарацины, которые были крещены, если это был их собственный выбор, и которые пожелают отправиться в Каир вместе с послами, могут идти. И некоторые, пришедшие из Сирии и пожелавшие уйти, ушли.

Тотчас же король снарядил галеру, сатию и наву для посла и пленников, чтобы они пошли в Каир.

194.  В это же время были получены письма [к королю] от капитана Корхигоса и из Конии, в которых говорилось, что великий Караман объявил в Корхигосе, что султан приказал ему осадить Корхигос и что он пришел с большой армией для осады крепости. [Когда король услышал об этом, он тотчас же] приказал привести к нему посла султана, и ему прочитали эти письма. Когда посол услышал их, он сказал: «Не Бог ли повелел, чтобы так поступил мой господин!» Тотчас же [король] снарядить 10 галер и отправил их на помощь крепости и назначил знатных господ командовать ими, а своего брата принца поставил капитаном. Имена же этих господ следующие: сир Филипп д’Ибелин, сир Жан д’Ибелин, сир Филипп де Брунсвик, сир Флоримон сеньор де Леспарр, мессир Симон Тенури, сир Томас Антиохийский, сир Жан Монстри, сир Иоанн Ласкарис, ромейский рыцарь из Константинополя, сир Жак де Монтгесар и много других рыцарей из их отрядов и много вооруженных людей.

195.  27 февраля 1367 г. после Рождества Христова эта армада покинула Фамагусту и направилась в Корхигос. Они нашли осажденную крепость и множество турок, которые уже взяли башню, которая была построена на утесе недалеко от крепостной стены прямо напротив башни, называемой Пулланской[552]. Когда [христиане] — жители Корхигоса увидели флот, они очень обрадовались, стали звонить в колокола и трубить в трубы. Когда принц сошел на землю, он со своими людьми вошел в крепость и оставался там три дня, не покидая крепости; но они воевали с турками сверху. А через три дня господин принц приказал жителям Корхигоса выйти из крепости для баталии. Бог даровал христианам победу; они разбили турок так, что те бежали. Христиане захватили многих живьем, — а многие турки были убиты, — взяли много военной добычи, их палатки, много одежды, а также они нанесли много ранений Великому Караману и захватили ту башню, которую прежде взяли турки. Принц оставался в Корхигосе 12 дней, ожидая, не вернутся ли турки. Он убедился, что они больше не вернуться, потому что были наголову разбиты. И каждый из них ушел к себе домой. Он (принц — С. Б.) сообщил новость королю, который очень обрадовался и распорядился, чтобы он пришел на Кипр. Он достиг Фамагусты 14 марта 1367 г. после Рождества Христова.

196.  И вот когда его величество принц находился в Корхигосе, большое число турок-барсахидов[553], дружелюбно относившихся к этому месту, сообщили ему, что в Каире произошла большая ссора с султаном и между [мамлюкскими] эмирами, когда был убит великий эмир, который управлял мусульманским народом, по имени Эль Бога Эль Азизи[554], потому что это было его желание и его совет султану о заключении мира с Кипром. На его место был назначен другой эмир по имени Хассан Дамур. Принц рассказал об этом королю. Король проводил послов, а сам вернулся в Никосию. Узнав новости, поскольку послы находились еще в Фамагусте [из-за плохой погоды], он послал привести их к себе [в Никосию] и расспросил об этом. Они сказали ему: «Сир, мы знаем, что наш господин султан и все эмиры хотят заключить мир с твоим величеством, поэтому они послали нас к твоему величеству, чтобы заключить мир беспрепятственно. И не думай иначе». Тотчас же он приказал им возвращаться в Фамагусту и отправляться в путь.

197.  Когда генуэзцы услышали, что заключение мира задерживается, они отправили в Каир галеру с сиром Пьером де Канелем[555], достойным купцом, чтобы просить султана о мире. Султан же ответил ему: «Я не заключаю мир ни с одним христианином, пока не сделаю этого с королем Кипра, и я жду его посла». Они же были очень опечалены.

198.  Когда вышеназванный сир Пьер увидел это, он покинул страну и пошел разыскивать послов и просить короля побыстрее отправить их. Сразу же король распорядился, чтобы туркопольер во имя Христа как можно быстрее отправлялся к султану. Он снарядил галеру, сатию и две навы, чтобы поднять на борт людей, которых он отправлял к султану. Также там была галера короля Арагона и генуэзская галера, на которой прибыл вышеназванный сир Пьер де Канель. И все вместе отправились в Александрию. Они сели на корабли и [вышли в море] из Фамагусты в субботу 14 марта 1367 г. после Рождества Христова. Их приняли [в Александрии] с большими почестями, и эмиры высокого ранга сопровождали их. И они взяли его (туркопольера — С. Б.) в Каир к султану. Он же имел приказ от короля послать ему ответ султана из Каира, отправив для этого сатию, как только он его узнает.

199.  Король снарядил много галер, чтобы доставить жалование и продовольствие для людей и солдат в Атталии. Когда король увидел, что сатия не пришла из Александрии, он очень забеспокоился и приказал мессиру Жану Монстри, которого назначил капитаном этих кораблей, не покидать гавани до распоряжения короля.

200.  Когда народ Атталии увидел, что король не прислал им вовремя жалование и продовольствие, то сказал: «Король забыл нас». И ненависть вселилась в них. Сир Леон д’Антиом, капитан, успокаивал их сладостными речами, чтобы они остались, но он не смог усмирить их. [Среди них] был вожак по имени Пьер Канель. Он действовал среди них так хитро, что они восстали, взяли из рук капитана ключ, сказав, что снова передадут крепость туркам. Они страдали от сильного страха и тревоги. Капитан [сладостными словами] уговорил их так, что сдержал их. И на какое-то время они успокоились, а он сообщил об этом королю, побуждая его немедленно прислать им жалованье. Узнав об этом король очень опечалился, [а также он был очень зол из-за новости, которая пришла из Каира] с сатией о делах с султаном. Король дал распоряжение адмиралу, чтобы тот приказал людям [быть готовыми] и снарядил столько кораблей, сколько он мог. Сразу же он снарядил 28 галер, не считая тех 4 галер с Родоса, которые находились в Фамагусте. Было также много маленьких судов. Капитанами назначил следующих лиц: первая была королевская галера; вторая — принца[556]; третья — мессира Жана д’Ибелина; четвертая — Филиппа Дампьера, сенешаля; пятая — графа мессира Жана д’Ибелина; шестая — мессира Жана де Морфу, графа Эдессы; седьмая — мессира Гуго де Лузиньяна, принца[557]; восьмая — мессира Флоримона сеньора Леспарра; девятая — мессира Симона Тенури; десятая — мессира Жана де Брие; одиннадцатая — мессира Жана Бедуина Лузиньяна; двенадцатая — сира Гильома Висконти; тринадцатая — сира Жана д’Оливье; четырнадцатая — Томаса де Монтолифа из Клиро; пятнадцатая — Жана Антиохийского; шестнадцатая — сира Жана де Верни; семнадцатая — сира Рожера де Монтолифа; восемнадцатая — сира Жака де Монтгесара; девятнадцатая — сира Генриха де Монтгесара; двадцатая — сира Жана де Монстри; двадцать первая — сира Пьера Малочелло; двадцать вторая — сира Жана де Мара; двадцать третья — сира Марино Корнаро; двадцать четвертая — сира Леона Спинола; двадцать пятая — сира Иоанна Ласкариса; двадцать шестая — сира Бермона де Ла Вульта; двадцать седьмая — сира Альфонсо Ферранда; двадцать восьмая — галера епископа Кипра; на двадцать девятой были люди сира Жана д’Оливье[558].

201.26 мая 1367 г. после Рождества Христова король Пьер вышел со всем флотом и направился в Атталию. Как только они прибыли, он обезглавил вожака Пьера Канеля, который был причиной скандала, и дал людям их жалование. Отсюда он пошел на Родос, так как получил новости из Каира. Он заменил капитана Атталии и назначил сира Томаса де Монтолифа из Клиро.

202.  Когда сир Жак де Норес, туркопольер, пришел и предстал перед султаном, он разговаривал с ним очень смело и резко. Он сказал ему, что суверенные государи не должны обещать заключить мир, а затем тут же менять свое решение: «...и нам нужно приложить все усилия и испробовать все возможности, а ты день за днем отстраняешься [от нашего сюзерена, короля]». И он сказал еще много жестких и неподобающих слов, хвастаясь благородством своего происхождения и тем, что его сюзерен является суверенным государем. Когда султан услышал это, он очень разозлился и приказал распластать его на полу и наказать. Но встал один эмир и сказал султану: «Дозволь мне, рабу твоему, сказать тебе. Я очень прошу твое величество в присутствии твоих эмиров выслушать меня». Султан приказал ему говорить. И тот сказал: «Господа, дозвольте мне узнать, откуда христиане набираются наглости и посылают так много богатств и товаров в твою страну, и так много купцов находятся в твоем городе?» Султан же сказал ему: «[Они приходят согласно моей клятве, которую я дал в присутствии моих эмиров».] Он же ответил ему: «[Именно поэтому] послы христиан стоят перед тобой, и я полагаю, ты прикажешь положить этого человека и наказать его. Но если ты это сделаешь, кто же захочет еще раз отправить послов к твоему величеству? И [если ты это сделаешь], великая битва произойдет между вами. Поэтому, мой господин, открой книги султанов и разыщи, был ли до тебя какой-нибудь султан, который бы так поступил. Никогда посол не подвергался бесчестью и не наказывался. Его можно обвинить, если он говорит неподобающие слова, и можно сообщить об этом его господину, чтобы он позаботился о том, каких людей он отправляет в качестве послов, но его нельзя приговорить к смерти. Если бы это случилось, у мусульман бы больше не было средств к существованию, [потому что они живут за счет купцов.]» Так говорил эмир, и он отвратил султана от дурного намерения, которое тот имел в отношении посла. Султан же сказал ему: «Мы спрашиваем тебя как старейшего и преданного человека в моем доме, что же нам делать с этой свиньей, этим послом, который говорил столь бесстыдно перед моими эмирами?» Он ответил ему: «Ничего плохого. Оставь его, и пусть он уходит, [а ты сообщи об этом его господину]». И султан согласился.

203.  Когда туркопольер услышал эти слова, — а у него был друг, генуэзец, принявший ислам, по имени сир Усьер де Лорт[559], а на сарацинском языке его называли Наср-ед-Дин, — он послал и позвал его, дал ему соответственные дары, чтобы тот передал их султану и [всем великим] эмирам, которые были ему полезны, и просил, чтобы они способствовали его скорейшему освобождению от султана. Тот пошел и говорил с эмиром, который отговаривал султана от заключения мира. И один человек был с одной стороны, а другой — с другой, и все они препятствовали намерению султана и сказали ему следующее: «Бог пошлет нам тяжелое наказание, если ты не заключишь мир. Ведь мы знаем, что все христиане готовы объединиться и выступить против тебя, чтобы уничтожить тебя, а также народ султана. Нам кажется, ты заставляешь их это сделать». Поэтому султан согласился заключить мир и приказал [отправить] послов вместе с туркопольером на Кипр. Затем Наср-ед-Дин сказал султану: «Господин, франки говорят, что тот кто дает быстро, дает дважды. Сначала он показывает, что имеет желание отдать, а затем сразу же дарит вещь. Итак, твое величество говорит, что собирается сделать это или дать; пусть это будет сделано быстро, чтобы об этом распространилась молва, и прибывали товары, и чтобы открылась страна и благодать Божья».

204.  Дикий волк был усмирен. Сразу же он послал освободить туркопольера и отправил послов с обычными подарками и выражением любезности. Они ушли, пошли в Александрию, где нашли свои галеры, поднялись на корабли и поплыли на Кипр. В пятницу 14 июня 1367 г. после Рождества Христова стало известно, что король находится на Родосе. Тогда он (туркопольер — С. Б.) принял на себя послов и устроил для них великий пир в Фамагусте, сообщив об этом королю. [И туркопольер] оставил своих людей в Фамагусте, чтобы они были готовы отправиться в путь, а сам пошел [в Алики, а затем пришел в Никосию], чтобы встретиться с королевой. В понедельник 24 июня того же года, закончив дела, он оставил Никосию и вернулся в Фамагусту, привел в порядок галеры, посадил на них послов, поднялся на борт сам, и они поплыли на Родос. Они вышли из Фамагусты в пятницу 28 июня того же года. Когда они прибыли на Родос, король находился на охоте. Но узнав, что прибыл тур-копольер и послы султана, король очень обрадовался, оставил охоту и тотчас же пришел в Родос[560].

205.  Узнав, что мир с султаном не был подписан и что он снова прислал послов говорить с ним, король приказал туркопольеру высадить команду на берег, а послов султана оставить на кораблях пока они не получат другого приказа от короля. В то же время он поговорил с туркопольером[561] и узнал, что случилось. Сразу же он отправил галеру с сиром Леоном д’Антиомом на Кипр, чтобы приготовить так много лошадей, сколько он сможет, и привезти их с собой, а также подготовить корабли, тафуренты и лусергии для перевозки лошадей, а кроме того подготовить много сатий и все другие суда, которые найдутся в порту Фамагусты. Они могут понадобиться ему. Вышеназванный сир Леон д’Антиом тотчас же сделал то, [что ему было приказано]: пришел, заплатил жалование, все подготовил, как ему приказал король, и ожидал его прибытия.

206.  Тогда сеньор Леон д’Антиом вступил в спор с сеньором Рокфором и сиром Жаном Монстри. Король был зол на сеньора Рокфора. Сеньор Рокфор заключил соглашение с сеньором де Леспарром о том, что они оставят короля и уйдут на Запад. Сразу же они снарядили галеру, чтобы покинуть Родос, и заявили королю Кипра, что он должен находиться у папы Римского не позже дня Рождества, чтобы дать им ответ по поводу проблемы, которую они имеют между собой, и чтобы им оправдаться из-за конфликта с ним[562].

207.  Тогда плыл издалека на двух галерах Великий магистр Родоса, которого звали брат Раймонд Беренгер. Он был у папы. С большими почестями его принял король, его народ и весь Родос.

208.  Король ушел с Родоса и направился в Атталию. Он послал мес-сира Жана Монстри к Теке Бею[563] и сказал, чтобы они пришли поговорить с королем. Этот Теке Бей пришел, и выразил им большое почтение. А король выразил им свое почтение. Вышеназванный Теке Бей выказал большое почтение королю и признал его, принеся коленопреклоненную клятву[564]. Они разговаривали много часов, а затем Теке Бей попрощался и ушел по своим делам, а король сел на свою галеру и направился в Атталию. Эмиры этих мест отправили королю с послами богатые дары, согласно обычаю, с просьбой вновь подтвердить мир, который Атталия имела [с королем]. И король провозгласил мир.

209.  После этого король вышел из Атталии и направился на Кипр в Кити. Он сошел на берег вместе со своими людьми и ожидал сира Жана де Сюра, адмирала, который должен был прийти из-за моря, потому что Великий магистр сказал им на Родосе, что он (Жан де Сюр — С. Б.) заключил мир с генуэзцами и был готов отплыть на Кипр. Король, [едва он сошел на берег], заболел и поставил на свое место своего брата принца, а сам пошел в Никосию. А когда ему стало лучше, он вернулся в Кити. А потом заболел его высочество принц, и его на носилках перенесли в Никосию. 22 сентября, когда король находился в Кити [и охотился], появилась галера мессира Жана де Гриманте, а с ним был епископ Фамагусты сир Эрат и сир Жан де Сюр, адмирал. Король и все господа приняли их, выразив большое почтение. Сразу же король приказал адмиралу отвезти епископа в Фамагусту, а самому вернуться в Кити. В случае если он не найдет короля в Кити, пусть отправляется в Триполи.

210.  Король покинул Кити 27 сентября 1367 г. после Рождества Христова: и весь флот приплыл в порт Триполи. 28 сентября в воскресенье он вошел в город Триполи. Теперь, когда они вошли в город, весь народ устремился грабить. А когда они вернулись, чтобы сесть на свои галеры, [вышли] сарацины и перебили их, потому что среди них не было порядка, и не было капитана, чтобы организовать их. Они ходили по двое или по трое, полагая, что сарацины находятся в своих домах. В миле от города, почти у гавани находится место, изобилующее садами и сахарным тростником, [и где множество заграждений.] Сарацины затаились среди изгородей, тростника и в садах, [а христиане проходили здесь по пути к галерам]. И тогда сарацины начали стрелять из луков и многих убили. Когда король узнал об этом, он решил, что они отрезаны. А в городе не было крепостных стен, и он начал опасаться, что полчище атакует его и убьет. Тогда он приказал трубить, чтобы собрать вместе всех людей. Когда они собрались, они поднялись на галеры. По этой причине король быстро покинул Триполи из-за недисциплинированности его людей. Из-за низкого жалования среди них возник беспорядок, в то время как враги устроили засаду и перебили их. И король ретировался за железные ворота крепости, войдя в порт на острове Корхигос[565].

211.  Король вышел в море и отправился в Тортозу. И королевский флот покинул город. Когда люди из деревни султана в вышеназванной Тортозе увидели столь великое войско, они бежали в горы. Галеры причалили, люди короля сошли на берег и разграбили город и деревню. Они нашли здесь много весел, смолы и пакли, а также принадлежности для галер, которые султан намеревался сделать. И это находилось в главном соборе города; в старой христианской церкви. Король приказал поджечь все, а железо и гвозди, которые не горят, он приказал сбросить в море. Он оставался там почти целый день, ожидая пока все сгорит. Затем он взял железные ворота Тортозы и отправил их в Корхигос.

212.  Он вышел в море, пришел в Валену[566] и сжег ее. Он ушел, пришел в Лаодикию[567] — в этом месте был хорошо укрепленный порт — но из-за сильнейшего ветра и шторма они не могли сойти на берег. Оттуда они пошли в Мало[568], где пробыли два дня. Затем ушли и пришли в Айяс... Здесь находились турки Армении, но сарацины захватили его. Здесь было две крепости: одна около моря, а другая располагалась на суше. И обе были полны сарацинами. Король спустил на берег людей и лошадей. Люди сели на лошадей. Также он взял с собой много пехотинцев. Бог помог им так, что во время боя сарацины падали от страха с крепостных стен, а кто-то из них бежал, спасаясь. Они захватили город, убили много сарацин, и те, которые спаслись, пошли в крепость на суше. Король распорядился взять войско и идти против них, но было уже поздно, и он ждал, чтобы выступить утром. Сарацины прибежали отовсюду, чтобы защищать крепость. Утром попытались установить лестницы, но обнаружили, что крепость полна людей. Решили, что лучше отступить, чем подвергнуть людей такой опасности; бесполезно прилагать столько усилий. Так он и поступил. Протрубили сигнал, чтобы все люди пришли на корабли. Вот так они с честью ушли.

213.  В среду 5 октября король и его флот пришли в Фамагусту. Король покинул Фамагусту и пошел в Никосию. Он приказал заключить послов султана и часть его людей в тюрьму в Кирении, а остальных он поместил в тюрьму сеньора Тира. Сразу же он приказал объявить, что тот, кто хочет пойти в землю султана для грабежа, пусть идет и возвращается назад на Кипр, чтобы отдохнуть, а затем может идти туда снова, и что им дадут из арсенала в Фамагусте все необходимое. Когда на двух генуэзских галерах, которые находились на Родосе и принадлежали королю, сир Пьер де Гриманте и его брат Жан де Гриманте услышали об этом, они вняли приказу, снарядили галеры и пошли в Сидон[569]. Там в порту они нашли три корабля, полностью загруженных легкими товарами. Они захватили их и пришли на Кипр. И они встретили другой сарацинский корабль, взяли его и все доставили в Фамагусту во славу Святого Креста.

214.  Теперь нам нужно вернуться к вызову, который сделали сеньор Леспарр и сеньор де Рокфор королю, призывая его прийти к папе, чтобы оправдаться в день Рождества Христова. Король, дабы показать, что он ни в чем не виноват, приказал снарядить его галеру, которая должна была идти в Пафос и ждать его там, чтобы принять его на борт и идти за море. Он оставил на своем месте своего брата принца, и взял с собой своего законного сына Пьера де Лузиньяна, графа Триполи, мессира Гуго, племянника, принца Галилейского, который был женат на Кипре на даме Марии, дочери мессира Жана де Морфу, графа Эдессы, и сира Жака де Нореса, туркопольера, сира Симона Тенури, сира Пьера Антиохийского, сира Жана Монстри, сира Тибальда Бельфаража и многих других рыцарей и многих своих сержантов. И оставил он для наблюдения за его домом очень мужественного рыцаря по имени сир Жан Висконти.

215.  Король нуждался в деньгах для своей поездки. Бремя легло на сира Жана де Кастия[570], который являлся казначеем королевства Кипр и контролировал все доходы королевства Кипр. Он потратил все, что имел, и ему больше неоткуда было тянуть. Понимая, что если он не найдет способ достать деньги, он будет наказан и опозорен королем. Тогда он заявил перед королем, что если кто-либо пожелает стать свободным, и те, кто имеет виноградники или другое наследство и пожелает стать свободными, пусть приходит к казначею. И начали приходить горожане (pourzezides), и они соглашались платить тысячу белых безантов [Кипра] за каждую семейную пару, включая их несовершеннолетних детей. Некоторое время спустя установили цену в 800 безантов; но имея сильное к тому желание, в конце концов установили цену в 200 безантов за каждую семью. И большая часть людей таким образом освободилась, и было собрано много денег.

216.  Затем король отправился в Пафос, поднялся на галеру и пошел на Родос, [а оттуда] в Неаполь. Ее величество Джованна, королева Неаполя, приняла его, выразив большое сочувствие. Там он провел много дней. [Он взял с собой] сорочку своей жены королевы [Элеоноры]. И когда ему готовили постель, [то клали ее рядом с ним], как я уже вам рассказывал. И вот он ушел и пришел ко двору папы. Послали и приказали прийти сеньору де Леспарру, так как пришел король и был готов дать ему ответ на любую жалобу, которую он [захочет выдвинуть] против него, и что он также готов сражаться с ним. Когда сеньор де Леспарр услышал, что пришел король Кипра, — а он то думал, что тот не придет, — тогда сеньор де Леспарр также пришел [в Рим][571], предстал перед сеньорами и просил их соблаговолить вмешаться в отношения между ним и королем и способствовать миру между ними, потому что он раскаивается в том, что говорил о короле. И когда они попросили короля сделать это, он согласился на том условии, что тот предстанет перед папой и опровергнет то, что говорил. Сир Флоримон де Леспарр предстал перед папой и отказался от обвинений, которые выдвигал против короля, и он признал, что король является добропорядочным христианином, ревностным защитником святой церкви, и что он мстит за христиан. И он дал о нем много других хороших показаний и выразил ему большое почтение. Тогда король в присутствии папы простил его. Папа очень обрадовался заключению мира и пригласил их отобедать с ним. Когда они закончили есть, мессир Флоримон де Леспарр поднялся, взял конфету[572] и прислуживал папе и королю Кипра. Вот так был установлен мир между королем и сеньором де Леспарром.

217.  Правители Запада выразили свое благорасположение и дали обещания королю Кипра в том, что они придут к нему с большим войском, чтобы разбить [султана] в Сирии. Сеньор де Леспарр очень настаивал на том, чтобы папа и другие правители приняли участие в этом походе и чтобы папа понуждал их прийти. Однако тот не мог настаивать из-за его ссоры с герцогом Милана[573]. Король пошел во Флоренцию и там узнал, что в тех же краях находится император Германии, и тогда он отправился защищать реки Милана. [Король пришел к императору, который принял его с большими почестями. Он провел у него много дней и вернулся в Милан]. Герцог Милана, узнав о его приходе, очень обрадовался, что король Иерусалима решил навестить его и провести у него много дней]. Он пригласил его и преподнес богатые дары. [Ему были оказаны великие почести и любезность.] И [король] сделал так, что [герцог] заключил мир с папой.

218.  А теперь мы должны поговорить о Республиках генуэзцев и венецианцев. В то время они отправили послов к папе и жаловались на короля, говоря, что из-за войны, которую он ведет против султана, султан послал (людей — С. Б.) и забрал все их товары, а также что все христиане в его землях были арестованы и понесли большие убытки. «И мы смиренно, словно рабы, просим и умоляем, припадая к твоим ногам, сказать ему, чтобы он уступил и заключил мир, чтобы освободили христиан и открыли бы пути». Они отправили богатые дары папе и королю. [А король находился во Флоренции. Папа призвал его, и он пришел в Рим. И как только он прибыл, вышеназванные республики, то есть послы, приняли его и поднесли королю большие подарки. Но он отказался от них] Папа просил короля уступить и заключить мир [с султаном] на благо христианам и ради того, чтобы христиане вышли из темных и горестных тюрем. Когда король услышал это от папы, он обещал, что ничто не помешает ему заключить [мир].

219.  Два брата, генуэзцы, Пьер де Гримам те и его брат Жан[574] возмутились из-за великой гордыни султана. Они взяли две своих галеры, которые находились у короля по найму, и пошли в Александрию, где нашли одну сарацинскую наву из Триполи Барбарии, наполненную дорогими товарами. Когда воры-сарацины увидели две галеры, они взяли на борт себе на помощь еще сарацин, но все их труды были тщетны. Названные галеры подстерегли их и атаковали корабль, и с помощью Бога многих убили и ранили, а корабль захватили и привели в Фамагусту 1 апреля 1368 г. после Рождества Христова. А 9 апреля в день Великого и Святого Воскресенья в Пасху в год 1368 после Рождества Христова [эти две галеры снова ушли назад].

220.  В тот же месяц сир Жан де Сюр снарядил две сатии в Фамагусте и назначил капитаном Жана де Колье. В тот же день в Святое Воскресенье он пошел в деревню Сарепта и схватил всех людей, которые были в деревне и ограбил их. Сарацины возопили о помощи, и другие сарацины из многих деревень пришли. Колье, поняв [и испугавшись], что они могут закрыть проход и что он потеряет людей, тотчас же послал пленников на галеры, и они пошли прямо на Кипр в Фамагусту. Когда же султан услышал об этом, он очень разозлился, так как генуэзские галеры и сатии нанесли ему ущерб и из-за того, что его послы были заключены на Кипре в тюрьму. Тотчас же он снарядил две галеры из Марокко и послал их разорить Кипр. Шторм выбросил их у Кастелло Ризо, где они нашли один венецианский корабль и захватили его. Также они нашли гриппу с тремя христианами на борту, захватили ее и вернулись в Александрию.

221.  В те дни те вышеназванные корабли из Марокко вернулись на Кипр для разбоя. Но Бог дал, и в Фамагусте находилась одна снаряженная для отплытия в Корхигос сатия, но она была за пределами гавани, потому что утром должна была выйти в море. И на ней услышали звук весел тех двух марокканских галер, пришли в башню «Де Ла Шеи,» т.е. цепную[575], рассказали о наблюдении и дали об этом знать адмиралу. Тотчас же адмирал приказал двум генуэзским галерам и одной сатии быть готовыми для выхода в море. И они приготовились. Капитаном сатии был мессир Жан де Бон. Они вышли, чтобы отправиться на поиски этих двух галер, а также были открыты ворота города, чтобы собрать народ. Галеры были готовы и пошли на поиски их, а также с ними вышла сатия; и они пошли искать [марокканские галеры]. Но они не добрались до них и вернулись в Фамагусту.

222.  Две генуэзские галеры отправились в Дамьетту и нашли там две сарацинские навы; одна из них вошла в гавань. И какие-то люди с берега поднялись на ее борт, чтобы защищать ее. Так что галеры не смогли ее захватить. Однако ту галеру, которая находилась за пределами порта, захватили вместе со всеми товарами и привели ее в Фамагусту. Но когда вернулась сатия, которая сопровождала две галеры, адмирал очень рассердился, опасаясь, что галеры могут столкнуться с марокканскими галерами и сильно пострадать. И он [заключил] мессира Жана де Бона в тюрьму и поклялся не выпускать его до тех пор, пока две галеры не вернуться в Фамагусту невредимыми. В противном же случае он отрубил бы ему голову. 10 мая 1368 г. Бог пожелал (призвать — С. Б.) сира Жана де Сюра, адмирала Кипра, в Фамагусте. [А две галеры прибыли невредимыми, как было сказано выше. Названный Жан де Бон остался на корабле, а на генуэзских галерах капитаном был генуэзец]. А теперь давайте вернемся к королю.

223.  Стоя перед папой, он согласился на мир с султаном и приказал, чтобы генуэзские и венецианские послы шли к султану. Сразу же генуэзцы снарядили две галеры и с ними отправили посла Кассана Читала. Венецианцы также снарядили две галеры и отправили послом сира Никола Джустиниани. А король дал распоряжение своему брату принцу на Кипр, чтобы он выпустил послов султана в Кирении и передал их послам Республик, чтобы они взяли их в Каир, как его и просили. То что вышеназванные послы заключат мир, они поклялись ему в присутствии святейшего папы.

224.  24 июня 1368 г. после Рождества Христова 4 галеры из Республик были снаряжены, и названные послы поднялись на борт. Снарядили также сатию и отправили ее на Кипр, чтобы доставить распоряжения короля регенту. Они покинули Родос 25 июня и направились в Александрию. Послы Республик пошли к султану в Каир, передали ему свои миссии послов, пришли с ним к соглашению и послали на Кипр, чтобы доставить послов султана. Сразу же султан приказал выпустить из тюрем христиан, отдать им их имущество и дать клятву, согласно обычаю, когда заключается мир. Когда названные послы пришли к соглашению, они оставались в Каире, а на Кипр вместе послали две галеры: одну генуэзскую и одну венецианскую, чтобы доставить сарацинских послов в Каир. Галеры вышли из Александрии 8 августа 1368 г., после Рождества Христова. Они отправили письма подеста генуэзцев и байло венецианцев, чтобы они действовали совместно и чтобы без промедления отправили сарацинских послов в Каир. И байло и подеста пришли в Никосию, прося за послов. Регент, имевший приказания короля, тотчас же передал им их; в присутствии нотария они признали, что получили их. В связи с этим была составлена охранная грамота. В пятницу 24 августа 1368 г. после Рождества Христова вышеназванные две галеры вышли из Фамагусты и пошли в Александрию, везя к султану сарацинских послов.

225.  Когда названные галеры достигли Александрии, о прибытии сообщили послам Республик: сиру Кассану Читала и сиру Никола Джустиниани. Эти послы Республик сообщили новость султану, и он сказал: «Спустите моих послов на берег». Послы [короля] сказали ему: «Господин! У нас есть приказания короля Кипра не отпускать на берег твоих послов до тех пор, пока ты не подпишешь мир и не будут выпущены из тюрьмы все христиане, чтобы ты не передумал, как ты это делал в других случаях». Когда гордый султан услышал речь послов, он пришел в ярость. Там находился эмир по имени Мелек Бехна, который был причиной и началом войны и который всегда был против мира. Он был раздражен словами Кассана Читала, который льстил султану, чтобы смягчить его гнев для того, чтобы он подписал мир. Он, встав перед султаном, дал названному сиру Кассану две оплеухи и сказал ему: «Никчемная свинья, ты обманываешь моего господина султана. Вы требуете мира, чтобы надсмеяться над нами, чтобы король Кипра пришел и сделал нам то, что он совершил для нас прежде». Он схватил его за бороду, чтобы отрубить ему голову. Когда названный Кассан почувствовал позор, которому тот подверг его, он сказал: «Господин эмир, я не обманываю султана, но говорю ему то, что мне поручено сказать, а ты нанес мне удар. Я желаю тебе всего хорошего! Если даже умрут все генуэзцы, придет время, когда избитый нанесет удар». Тогда он сказал султану: «Сир, поверь нам, если ты не заключишь мир, против тебя пойдет такая армия [короля], что и ты и бедняги купцы будут полностью разбиты».

226.  После таких слов встал старый эмир и сказал султану: «Господин, не слушай того, кто говорит тебе ради собственной выгоды, а слушай того, кто говорит тебе ради выгоды всех. Воины всегда хотят войны для того, чтобы грабить и убивать. Неужели только ради них ты хочешь, чтобы ежедневно грабили большую часть твоего народа? Знай же, король Кипра находится на Западе и собирает армию у христианских правителей. Они же придут, чтобы полностью разорить твою землю. А если он узнает, что ты заключил мир, он придет без армии, и нас оставят в покое. А если ты не послушаешь меня, многие захотят уйти из твоих земель и отправятся в земли, которые свободны, стабильны и безопасны, [они направятся в сторону христианских земель], и некоторые будут взяты в плен. Спроси и тебе расскажут, как лавки были полны товарами, но не находилось ни одного покупателя. Где же дукаты генуэзские? Разве ты не видишь, что твои коммеркии снизились и что купцы не знают, чем заняться? Я, как человек, который является твоим рабом и зависим [от твоего величества, должен] сказать моему господину всю правду. Ради моего рода и ради выгоды для всех мусульман я сказал тебе это.

Я обещаю тебе, за грех крови, которая будет пролита, и за пленников, которые будут захвачены в плен, Бог за все потребует ответа от тебя и от тех, кто удерживает тебя от заключения мира». Султан сказал ему: «Ты хорошо говоришь, и я согласен заключить мир!»

227.  Тогда встал другой эмир, переполняемый яростью, и сказал султану: «Господин, повремени, вдруг король вернется без войска. Когда он услышит, что переговоры о мире начались, [он может подумать, что теперь все решено, а поскольку он придет без войска], мир будет зависеть от твоего желания. [Султан выслушал его: — «не заключай мир»] Султан хотел именно этого, он не желал заключать мир и откладывал это дело. Выслушав эмира, он подождал несколько дней, и ему сообщили новость, что король вернулся без какой-либо помощи. Тотчас же он передумал и не хотел более слышать о заключении мира, но снова дал письма [его послу] Кассану Чигала и отправил его назад на Кипр к королю. Названный сир Кассан, чтобы освободиться от обязанности передавать их неучтивые слова, ушел, пришел на Кипр и рассказал обо всем королю.

228.  Король снова написал письмо султану и отправил его ему. Нашли двух сарацинских рабов, которые находились на Кипре, и король отправил их султану. Он это сделал ради свободы христиан[576]. И снова посол вернулся в Александрию.

229.  Когда король покидал Фамагусту, чтобы идти в Кирению, ему стало плохо и он остался на несколько дней. А когда ему стало лучше, он послал разузнать, как обстояли дела. Ему подробно об этом рассказали. Король, как разумный человек, сразу же известил папу о том, как обстоят дела, и что правители [Запада] давали ему много кораблей. Но услышав о том, что мир будет заключен, он отпустил корабли (западных — С. Б.) правителей, так как сказали, что мир уже заключен. «А теперь мы считаем себя обманутыми». Тогда же он собрал совет из своих баронов, и они послали письма с одной сатией. Их взяли в Александрии на берегу, а корабль вернулся назад.

230.  Когда султан узнал о возвращении сира Кассана Чигала, который с почтением вручил ему соответственный подарок и письмо, он сказал ему: «Мне кажется, король так унижается и так желает мира, потому что боится». Так он думал, когда еще не видел писем, которые доставила ему сатия. А в письме говорилось следующее: «Нашему дорогому другу султану Вавилонии. Твой личный друг король Кипра [король Пьер] с многочисленными приветствиями. Знай, я чувствую себя очень обиженным тобой, потому что ты по своему собственному желанию и согласно собственной потребности написал мне, что ты заключаешь мир. Я это делаю по требованию генуэзцев, венецианцев и каталонцев, которые [на меня оказывали давление] и очень просили, чтобы я укрепил мир. Когда к тебе прибыли мои послы, некоторых повалили на землю и избили в твоем присутствии, [других ты попытался убить] и это я должен был терпеть? То ты просишь о мире, то меняешь свое решение и отдаляешь дело. Так не делают благородные правители. Покажи же, что ты правитель, который возвышен судьбой. Поскольку Бог позволил этому случиться за наши грехи и дал тебе власть, ты должен поступать так, как поступают правители — короли, имеющие власть по праву своего рождения. Прежде всего, посовещайся с твоим советом и с собственным народом, и лишь потом сам по своему разумению, если ты намерен заключить мир, ищи его и проси о нем. Но просить о мире, чтобы затем разорвать его, [занятие для низких людей. Итак,] я клянусь тебе своей верой, поскольку я христианин, что правители Запада отдали приказ своим официалам, чтобы подготовить крупную экспедицию и выступить против тебя. Я обманут венецианцами, но я обманул своих добрых родственников, правителей, говоря им, что между нами есть прочный мир. Поэтому они остались и не пришли. Я поверил твоим словам, будто это были слова короля, выпустил из тюрем моих рабов сарацин и отправил их тебе, а ты держишь христиан в тюрьмах. Поэтому, если Бог даст сделать, как я хочу, [я пойду по воле Бога на Запад, а ты жди меня]. Я выступлю против тебя [и навещу тебя]. Я дам тебе знать, что я за человек. И я уверен, что Бог даст мне победу. И не гневайся, что я больше не буду тебе писать пока не настанет соответственное время и не будет соответственного места.

231.  Король подготовил свою галеру и многих рыцарей и поехал во Францию[577].

232.  Я забыл вам рассказать, как был изменен ранг графа на ранг принца. Я бы хотел, чтобы вы это знали и вы узнаете об этом во время коронации Жака де Лузиньяна.

233.  Когда король Пьер короновался, он сделал назначения на вакантные посты королевства. Княжество Антиохийское он отдал своему брату сиру Жану де Лузиньяну, который был также коннетаблем Кипра; своего брата Жака де Лузиньяна он сделал коннетаблем Иерусалима; сира Филиппа д’Ибелина сенешалем королевства; сира Симона Бадэна дворецким королевства Кипр; а сира Гуго Оньибоно, врача, канцлером королевства; сира Пьера Малочелло камергером Кипра. Король Пьер женился на прекрасной девушке из Каталонии Элеоноре Арагонской. И она была коронована вместе с названным королем Пьером.

234.  Теперь мы оставляем рассказ о собаке султане и давайте перейдем к другому: о королеве по имени Элеонора, жене вышеназванного короля Пьера. Как вы знаете, демон прелюбодеяния покушается на весь мир, обманул он и короля; добрый король впал в грех со знатной дамой по имени Жанна Алеманская[578], женой сира Жана де Монтолифа, сеньора Хулу[579]. Король оставил ее, когда она была на восьмом месяце беременности. [Она была вдовой]. Когда король во второй раз отправился во Францию[580], королева послала привести ее ко двору. И когда она пришла к ней, та стала оскорблять ее позорными словами и сказала ей: «Порочная проститутка, [ты, которая] разделила меня с моим мужем!» Архонтисса молчала. Королева приказала своим служанкам свалить ее на пол, [приказала принести большой кусок мрамора], и они положили его ей на живот и придавили разными предметами [и кафиссом[581] соли], чтобы она выкинула младенца. Но Бог его хранил, и она не выкинула. Когда королева увидела, что она тиранила ее целый день, но та не выкинула, она приказала запереть ее до завтра в доме. А когда рассвело, она приказала привести ее к себе. Принесли ручную мельницу, положили ее на пол и поставили мельницу ей на живот, а также, крепко держа ее, поставили ей на живот [два кафисса] пшеницы, но она не выкинула. Королева сделала ей много плохого, заставляя нюхать вонючие и зловонные вещи, обжигая крапивой и причиняя другие страдания. Все это приказывали ведьмы акушерки. Но младенец в ее чреве все более укреплялся. Тогда королева приказала ей идти домой и сказала своей служанке, [всем акушеркам, которые принимают у нее роды], что когда родится ребенок, принести его к королеве. [Если же они не возьмут у нее ребенка, она узнает об этом и отрубит ей (служанке — С. Б.) голову]. Та так и сделала. И мы ничего не знаем, что случилось с чистым и непорочным младенцем.

235.  Одновременно злая королева приказала взять несчастную и оставить ее в Кирении. Ее, истекающую кровью, бросили в подземелье, и там она оставалась [год]. Во всем она зависела от капитана, который выполнял дурной приказ безбожной и злой королевы. Через 7 дней принц послал сменить капитана [Кирении]. Он поставил другого капитана сира Луи д’Антиома. [Он это сделал, потому что] тот был родственником архонтиссы. Регент отдал ему секретный приказ улучшить ее условия из любви к королю. Сир Луи наполнил подземелье землей в высоту тростника [так что стало высоко] и послал вниз плотника. Ей сделали дощатый настил, он дал ей одежду и белье для постели. О ней хорошо заботились и в отношении еды и в отношении питья. Известия об этом были посланы во Францию [ее родственниками] и дошли до ушей короля Кипра.

236.  Когда король услышал об этом, он написал королеве, будучи в ярости: «Я узнал о злодеянии, которое ты совершила с любимейшей нашей госпожой Жанной Алеманской. В связи с этим я клянусь тебе, если я благополучно вернусь на Кипр с Божьей помощью, я причиню тебе такое зло, что многие ужаснутся. Поэтому, прежде чем я прибуду, сделай [для нее] все самое лучшее, что ты можешь сделать».

237.  Когда королева увидела письмо, которое прислал ей король, она тотчас же дала распоряжение капитану Кирении прийти в Никосию и тайно взять с собой его жену с тем, чтобы она просила королеву выпустить вышеназванную даму Жанну из подземелья. [Она также распорядилась, чтобы ей рассказали, как приходили и умоляли королеву ее выпустить]. Так и было сделано. Ее выпустили из подземелья и сказали: «Мы ходили к королеве и просили ее выпустить тебя. [Она нам приказала] тебя выпустить. Утром же ты пойдешь в город] и благодари ее». И ее отправили в город (в Никосию — С. Б.). Королева приказала привести ее к ней и вернуть ей все, что было взято из ее дома. И королева сказала ей: «Если ты хочешь, чтобы мы были друзьями, и иметь со мной мир, уходи в какой-нибудь монастырь». Госпожа Жанна сказала ей: «Как прикажешь, моя госпожа. Прикажи, в какой монастырь мне идти». И она приказала ей идти в монастырь св. Фотинии, который называется Санта Клара. Эта знатная дама провела год в подземелье в Кирении и в монастыре, но ее красота не померкла.

238.  Вы должны знать, что тот же король Пьер имел и другую возлюбленную госпожу Эшив де Сканделион, жену сира Ренье Ле Птита. Но поскольку вышеназванная дама Эшив была замужем, [королева] не могла сделать ей что-то плохое. Мне сказала об этом Мария, теща Георгия Нузи Калогира[582], сокольничего сира Генриха де Жиблета в казалии Галата, потому что она была осведомлена, (так как — С. Б.) служила ему, и она это знала.

239.  Но давайте вернемся к тому, что случилось по вине королевы. Начало всего зла в том, что дьявол прелюбодеяния вошел в сердце мессира Жана де Морфу, графа Эдессы, и огромная любовь к королеве охватила его. Он использовал много средств и дал так много посредникам от начала дела и до конца, что они оказались вместе. Это дело стало известно всему городу, поскольку совершилось что-то противозаконное, и весь народ больше не говорил ни о чем другом; так что об этом говорили даже уличные мальчишки. И вот об этом узнали братья короля. Они очень огорчились и стали думать, как положить конец этому дурному делу, чтобы не нанести [еще больший] вред стране, как уже случилось.

240.  И вот к ним пришел мессир Жан Висконти, которому король, когда уезжал, приказал наблюдать за его домом. Братья начали расспрашивать его об истории ее величества королевы. Они спросили его, правда ли это. Честный рыцарь сказал им: «Господа, это ложь». Также он сказал им: «Господа, кто может сдержать языки людей? Они же готовы говорить дурное о любом, а о хорошем они промолчат». А потом он сказал: «Богу известно, что в тот момент, когда я услышал об этом, я был готов упасть в обморок на землю и я не знал, что делать. Мой господин король возложил на меня обязанность присматривать за его почтенным домом больше, чем на своих братьев». И они сказали ему: «Друг, мы думаем, что он должен узнать об этом от тебя, а не от кого-либо другого». Честный рыцарь пошел к себе домой и написал королю скверное письмо, в котором говорил следующее:

241.  «Трижды почтеннейший господин мой, сначала я представляюсь тебе: мой долг перед твоим величеством в том, чтобы твое величество знало, что наша трижды высокочтимая госпожа королева, твоя благословенная супруга, в добром здравии, также как и твои братья. Они очень хотят иметь возможность увидеть тебя. Из-за новостей, которые распространились на острове, да будет проклят этот час, когда я озаботился тем, чтобы написать тебе, и пусть будет трижды проклят день, когда ты оставил меня смотреть за твоим домом, я должен ранить твое сердце и рассказать эти новости. Однако я бы хотел промолчать, но я боюсь, что твое величество узнает об этом от других, и я буду осужден и наказан. Я докладываю [твоему величеству, лучше бы я был немым!] и прошу Бога и твое величество не гневаться. В городе говорят, что твоя овечка сбилась с пути и была с бараном. Говорят, что граф Эдессы [протянул руку к твоей тарелке и] воспылал большой любовью к нашей госпоже королеве, однако мне кажется, что это ложь. Если бы я был в состоянии, я бы хотел найти, откуда и от кого пришла эта история, и я бы принял меры, чтобы никто не посмел рассказывать такие постыдные истории. [Поэтому] я смиренно прошу твое величество ради Бога [не гневаться на меня за то, что когда я услышал об этом, — поскольку ты мне это поручил, — я сообщил об этом твоему величеству. Я прошу Бога, чтобы твое величество пришел и разобрался в этом деле. Если бы я нашел лжеца, я бы наказал каждого, кто смеет рассказывать такие вещи. И я прошу Бога о хорошей жизни для твоего величества. Написано в городе Никосии 13 декабря 1368 г. после Рождества Христова».

242.  Как я уже рассказал вам о любви короля к королеве. Из-за этой любви, которую он испытывал к ней, он обещал ей, что где бы он ни находился, он будет брать с собой ее сорочку и ночью во время сна держать ее в своих объятиях. Он заставил своего камерария всегда брать с собой сорочку королевы и класть ее в его постель. Кто бы мог сказать: «Как при такой любви, которую он питал, у него было две любовницы?» Он сделал это из-за огромной чувственности. Ведь он был молодым человеком.

243.  Ему принесли письмо. Ночью он прочитал горестные известия, которые ему доставили, и тотчас же приказал камерарию, — им был Жан де Шамбер, — чтобы он забрал у него из рук сорочку королевы, и сказал, чтобы он больше не клал ее к нему. Потом [король] тяжело вздохнул и сказал: «Будь проклят час и день, когда мне дали это письмо! Это произошло потому, что солнце находилось в Козероге, когда писалось это письмо». Король, как достойный человек, не подал никому вида. Ценой великих усилий над собой он старался казаться веселым, но не мог, [ибо тоска не покидала его.] Когда рыцари из его свиты увидели, как застыло его лицо [а всегда оно было жизнерадостным], они спросили и сказали ему: «Расскажи нам о своей тайне! Может быть мы уладим ее, или разделим твою тоску между нами». Король тяжело вздохнул и сказал: «Дорогие мои друзья, я прошу Бога, чтобы он никогда не посылал подобных известей ни моим друзьям, ни моим врагам, потому что это огромное горе и яд. И невозможно разделить его. Это как узел в сердце человека. Вот это есть в моем сердце. И никто не может дать человеку успокоения после таких известей, кроме всемогущего Бога. Я совершенно точно знаю, что Царь Царей разгневан на меня, потому что мне было недостаточно того, что он мне дал от моих предков, но я старался взять то, что не имели мои предки. Поэтому он возложил на моих друзей обязанность отомстить мне больше, чем на моих врагов. Поэтому и говорят: «Сохрани меня от тех, в ком я уверен, потому что от тех, в которых я не уверен, я смогу защититься и сам». Когда бедные рыцари увидели его, они почувствовали великую тоску и спросили у его слуг, не знают ли они что-нибудь об этом деле.

244.  Теперь, когда король понял, что ему больше нечего делать в странах Запада, и полагая, что мир с султаном заключен, он попрощался с правителями Запада, поднялся на галеру и прибыл на Кипр. Его встретили как подобало королю, устроили праздник и радовались в течение восьми дней.

245.  А теперь нам надо перейти к делу графа мессира Жана де Морфу. Когда на Кипр пришло известие, что король закончил свои дела и готов вернуться на Кипр, вышеназванный мессир Жан де Морфу очень обеспокоился из-за возвращения короля, возможно потому что возлюбленные короля рассказали ему новости назло королеве. [И вот он обеспокоился тем, как поправить свои дела и скрыть зло, которое он причинил королю]. Тогда он послал два куска ткани скарлатты из хлопка, превосходнейшего качества, один госпоже Жанне Алеманской, а другой госпоже Эшив де Сканделион, а также по тысяче белых безантов Кипра каждой. [Он просил их] обещать ему, что [когда прибудет король и станет спрашивать их об истории, которая произошла между королевой и им, они скажут ему: «Мы знаем, что наша госпожа честна, а мессир Жан Висконти говорил дурное, чтобы опорочить нашу госпожу. А она, как достойная женщина, не делала ничего подобного. Мы слышали, что она презирала его и сильно опозорила, а он хотел отвести от себя бесчестье и переложить его на нашу госпожу и господина графа.] Архонтиссы обещали сделать это. И так они и поступили.

246.  Когда король вышел в море, на него обрушился сильный шторм. [И ему казалось, что он потерпит крушение]. Тогда он дал обет: если он благополучно доберется до Кипра, то посетит все монастыри на острове [ромейские и франкские], дабы поклониться им [и обеспечить их всем, в чем они нуждаются].

247.  И когда король благополучно прибыл [на Кипр, были устроены празднества и церковные шествия. Его выкупали, и он пошел в свой дворец] в Никосию. [Там было две половины: одна — для королевы и ее дам, а другая — для короля, его рыцарей и баронов. Комната короля выходила окнами на реку. Он отказался встретиться с королевой. И этот дом был известен во всем мире.][583]

248.  [На следующий день король] пошел поклониться монастырям. [Согласно данному обету помочь монастырям, он вышел в путь, взяв с собой ремесленников и нотариев, чтобы записать предстоящие расходы. Среди многих монастырей, которые он посетил, была Санта Клара.] Он дал мессиру Жану Монстри много денег, а также взял много с собой. [Он пришел в монастырь и понял, какие расходы необходимо сделать для церкви и для келий]. Он попросил разрешения у игуменьи, и они поднялись в кельи монахинь. После того как он совершил поклонение (в церкви — С. Б.), он поднялся в келью госпожи Жанны Алеманской, [своей возлюбленной]. Она, [увидев его, подошла] и встала на колени, чтобы поцеловать королю руку. Король обнял ее с великой любовью и приказал дать ей деньги: тысячу серебряных гроссов. [Он спросил ее: «Кто сказал тебе вот так стать монахиней?» — «Горе мое было самым большим в мире, но теперь пусть моя скорбь будет во благо».] Тотчас же он приказал ей отбросить монашескую схиму[584] и идти домой, потому что она носила это против своей воли, но по приказу королевы. Король пошел поклониться всем монастырям и дал каждому из них (средства, чтобы они молились — С. Б.) за душу его.

249.  Король пришел к себе во дворец и приказал привести к нему двух архонтисс. Он поместил их в комнату и там тайно выспрашивал их об истории, которую рассказывали [о королеве]. Как мы уже говорили, две архонтиссы получили советы, что говорить. Он допрашивал каждую из них по отдельности; и каждая сказала королю одни и те же слова. Он не смог ничего у них узнать [кроме того, что было сказано выше]. Они же однако сказали ему: «Знай, что королева поссорилась с мессиром Жаном Висконти и опозорила его. А он разозлился на нее и поэтому написал письмо твоему величеству». Потом они сказали: «Сир, ты знаешь, что мы ничто перед твоей милостью, однако в данном случае граф Эдессы является твоим преданным слугой [и мы служим тебе. Мы ничего не знали и не слышали]. Как же мы можем несправедливо оклеветать его. И вот король был обманут двумя архонтиссами и подумал, что они сказали ему правду. [Но сердце его не поверило им, потому что по натуре своей он был лев: он был прекрасен телом, храбрым, умным и мудрым, к нему был милостив Бог, и он был необыкновенным.] Таким образом этот случай миновал, как я слышал от госпожи Луизы, кормилицы дочерей сира Симона Антиохийского, матери Иоанна Магиры[585], которая была из париков графа Эдессы и точно об этом знала.

250.  Между генуэзцами и венецианцами произошла смута. В год 1368 после Рождества Христова один генуэзец пришел к пристани Фамагусты, чтобы взойти на свой корабль; но он не нашел генуэзский корабль. Тогда он пошел на корабль к венецианцам и попросил их взять его и доставить на его генуэзский корабль. Они не захотели его взять, и он сильно оскорбил их. Те люди, венецианцы, которые были на корабле, избили генуэзца. Он пошел жаловаться их байло по имени Жан де Моле[586], но тот не захотел его слушать. Одновременно он все рассказал своим спутникам. Генуэзцы очень разозлились. Они пришли в лоджию венецианцев, нашли знамена венецианских знаменосцев, которые уже были разрисованы, и разломали из на мелкие-мелкие кусочки. Они вытащили мечи и погнали венецианцев, которые побежали, поднялись на крышу их лоджии, встали там и защищались. Тогда генуэзские купцы поднялись под крышу таможни, которая находилась рядом с лоджией, и каждая из сторон кидала камни друг в друга, а венецианцы метали стрелы в генуэзцев. С генуэзской стороны был брошен камень, который попал в руку [венецианскому] байло и [сильно] ранил его. Когда капитан узнал о смуте, он тотчас же послал виконта и много вооруженных людей с целью прекратить скандал и для охраны города. Во второй раз другим камнем они (генуэзцы — С. Б.) попали байло в лицо. Тогда он сразу же покинул их, побежал из его лоджии и пошел к себе домой. Немедленно он приказал всем купцам вооружиться. Подеста генуэзцев по имени мессир Эдуард Фаламонака[587] сделал то же самое. Латинские монахи во время названной ссоры встали между ними и порицали их; то же сделал байло Фамагусты. И они порицали их так, что они заключили между собой мир.

251.  Снова нам нужно вернуться к королю. Так как он не поверил словам двух дам, он попросил совета сначала у своих братьев, а потом также у остальных своих баронов, вассалов, лигиев, [рыцарей] и советников, [и у всех господ из своего совета] и рассадил их в должном порядке. Король попросил таким образом у них совета и [сказал им]: «Почтенные милостью Бога господа, друзья и братья, я обращаю к вам боль, пыл и жар моего сердца. Теперь нет необходимости узнавать, что случилось, потому что я сам причина всего и я не обвиняю никого, кроме самого себя. Бог сделал меня королем Кипра и нарек меня королем Иерусалима, но преждевременно я настаивал и страстно желал создать королевство Иерусалим. Я торопился довести это дело до конца во благо и к чести и вас и меня самого. Бог наказал меня, усмирив мою гордыню. Пусть Бог сделает так, чтобы я был королем Кипра с честью, чем опозоренным королем всего мира! Ведь я родился под знаком Козерога и под планетой [Сатурн] я был коронован. И вот, господа, я прошу вас, собрав вас здесь вместе, и взываю к вам. Дело очень трудное, невыносимое и постыдное, и не подобает мне рассказывать вам о нем. Я знаю, что все вы мудры. Обдумайте просьбу мою и рассудите меня, поскольку Святой Дух дал вам благодать и разумение».

252.  Тогда все в один голос сказали ему: «Сир, если бы кто-то вообразил или расчувствовался, и подумал, что это правда. Твоему величеству сказали неподобающие слова, а ты как разумный человек не поверил им; ведь в мире много говорят того, что не является благостными вестями».

253.  У короля поднялась желчь, и он сказал им: «Довольно! Если вы не верите мне, взгляните на это письмо, которое было прислано мне во Францию. Из него вы сможете узнать о том, что случилось. Но я прошу у вас совета, Как вы думаете, что мне делать: оставить свою жену и отправить ее назад к ее отцу; убить паршивую собаку, которая утопила жемчужину, или сделать вид, что я ничего не заметил? Скажите мне, что вы думаете, и я обещаю вам не делать ничего кроме того, что вы мне посоветуете. Не говорите, что я сбиваю вас с толку своими словами и что я определенно могу потребовать возмездия. Знайте, что мудрость не дана всем людям. Поэтому я говорю: «Много людей, много знаний». Поэтому, [я знаю], с давних пор [среди вас] в Совете есть опытные старейшины, и истину по этому делу можно найти у них. Кроме того, люди вряд ли с легкостью могут судить самих себя, [когда у них у самих есть пристрастия]. И даже врачи не могут лечить своих собственных жен и детей, потому что они рассуждают, что никакое лечение не нужно в случае большой любви, которую они испытывают к ним. Но чужие врачи могут лечить жен и детей этих врачей, и чужие судьи могут судить иски других, потому что в них нет злобы и жалости, и они не рассматривают дело [с пристрастием], а как оно было на самом деле. Поэтому, сеньоры, я позвал вас сюда и изложил перед вами свое дело, чтобы вы рассудили его, [потому что всеблагой Бог озарил вас светом.]

254.  Они ответили королю, сказав ему: «Сир, мы выслушали твой иск, твою просьбу и твою жалобу. Мы надеемся на милость Бога, и он научит нас, как поступить во благо Ему, а также твоему величеству. Однако, если ты позволишь, оставь нас ненадолго, чтобы мы посоветовались друг с другом, чтобы нам поступить наилучшим образом, и как угодно Богу, [ибо Бог и милость Святого Духа озаряют нас], и тогда мы скажем тебе, что делать». Когда король услышал это, он сразу же ушел.

255.  И [все сеньоры] и рыцари вместе усердно трудились. Одни говорили, что нужно убить графа, другие говорили: «Если мы убьем его, об этом деле станет известно; и для нас это будет великим бесчестьем». Третьи говорили: «Вы говорите правильно. Есть три пути, по которым мы может пойти, чтобы избежать гнева, вражды и скандала. Однако когда мы говорим, что нужно убить королеву, нам следует помнить, что она происходит из великого среди каталонцев рода, а они люди безжалостные. Они скажут, что мы сделали это из-за ненависти, возьмут в руки оружие, придут сюда и полностью уничтожат и нас и наше имущество. Также когда мы говорим, что нужно убить графа, то весть об этом распространится. Кто-то поверит, а кто-то нет. Потом все поверят в эту историю и будут говорить, почему мы убили графа. Весть об этом распространится по всему миру. Наш король — есть наше собственное тело; он — орел, а мы — его крылья. Как птица ничего не стоит без крыльев, так и один король ничего не стоит без нас, однако же мы что-то можем без него. Так вот нас обвинят, а эта история пустит корни. Нам кажется, что будет лучше скрыть эту историю. Действительно, король показал нам письмо, которое сир Жан Висконти послал ему во Францию. Давайте скажем, что он лжет, лишим его свободы лигия [королевства] и оставим на милость короля как человека, который оклеветал королеву, разозлившись на ее величество из-за какой-то прежней ссоры, когда она поскандалила с ним. Если он спасется, — слава тебе Господи! — если нет, пусть уходит по-хорошему. Но меньшим злом будет смерть одного рыцаря, чем нас сочтут клятвопреступниками. [Это будет великое зло и позор для Кипра. И король тоже посчитает нас предателями], потому что мы недоглядели за нашей королевой. Но даже если мы не досмотрели за ней, почему мы, услышав о столь непристойных делах, не отомстили за нашего сеньора [и не убили графа, как только мы узнали], что он является его врагом и предателем его чести. А при таком решении тот, кто услышит об этой истории, перестанет верить превратным слухам, и каждый сможет сказать: «Рыцарь солгал и умер дурной смертью». И эта история закончится. И все поверят в это».

256.  Затем они позвали короля и рассказали ему о своей беседе: «Сир, из разговора с тобой и письма, которое ты нам дал, мы услышали о твоей жалобе. Мы много говорили между собой и не нашли никакой краски правды, которой написано письмо. Так знай же! То, о чем говорится в письме, ложь. Тот, кто написал это, исторгает ложь из своего горла. И мы все вместе и каждый в отдельности готовы поручиться своим собственным телом против его тела за то, что он лжец и что он сказал это, потому что ее величество королева поссорилась с ним. Этот рыцарь возжелал ее, а она не допустила его и очень разозлилась на него. [Ее величество сказала ему много позорящих его слов, и он испугался, что твое величество может услышать об этом]. Поэтому он послал тебе письмо.

А ведь наша госпожа королева прекрасная, святая, благородная и честная. [Можно ли найти во всем мире еще такую же прекрасную женщину]. Помни, что ты обещал поступить так, как мы тебе посоветуем».

257.  По этому поводу они вынесли вердикт: [королева оправдана], рыцарь — лжец. Король был очень благодарен и попросил привести к нему, повелителю, рыцаря и передал в их руки письмо. Рыцари изгнали его из своего сообщества и написали, что он предатель, который распространил дурную славу о королеве. Когда король услышал их слова, — ведь у него были также свидетельства двух дам, его возлюбленных, — он поверил и в полночь послал в дом добропорядочного рыцаря по фамилии Висконти позвать его к королю. Почтенный рыцарь уже был в постели, но тут же оделся, сел на коня и отправился ко двору короля. На улице стояли туркополы, армяне и много вооруженных людей. Они сразу же схватили его и отправили в Кирению. Его бросили в тюрьму Скутеллы, и там он находился год.

258.  Потом пришел с Запада один [знатный французский] сеньор, чтобы пойти поклониться святыням в Иерусалим. Родственники сира Жана Висконти умоляли его просить короля выдать его, согласно обыкновению монархов. Он умолял короля выпустить его из темницы, и король обещал его отпустить. Как только иностранный граф покинул Кипр, король приказал взять его (Висконти — С. Б.) из тюрьмы в Кире-нии, отправить в замок Льва и бросить в темницу. Он оставался там без пищи пока не умер. Насколько смог, я рассказал вам об этом мужественном рыцаре; и в рыцарских поединках и при полном вооружении он был очень доблестным и мужественным. Да простит его Бог!

259.  Но при всем том король был неудовлетворен. Он не был наивным человеком и знал, как было сделано это дело. Он начал позорить [всех знатных дам от мала до велика], жен своих врагов, которые собрались вместе, чтобы обесчестить его. Рыцари много думали о том, что делать. Но когда они увидели, что некоторые начинают подозревать их, они отступили от своих дурных замыслов. Но поскольку не нашлось никого, чтобы отвратить опасность, а наоборот все смешалось, король стал ненавидеть всех и начал отплачивать всем и каждому из них, согласно тому, как он ему услужил. Генуэзцы говорят: «Что сделали тебе, сделай и ты. А если ты не можешь добиться того, чтобы это сделать, то не забывай». Вскоре он опозорил всех дам Никосии [от мала до велика], и нам стыдно называть их имена. Все сеньоры были очень обеспокоены и смотрели очень плохо на короля. Тогда враг нашел место и посеял свои семена, — то есть ненависть, — таким образом, что получил большую прибыль в сто тысяч монет.

260.  Это дело длилось день за днем, пока не был найден подходящий момент. До ушей короля доносилось, что его ненавидят все рыцари. Да и он сам сильно ненавидел их. Он был очень обеспокоен тем, что он может умереть, не воздав должного своим врагам, либо же они [убьют его или] выгонят, как это сделали с королем Генрихом[588]. Тогда он приказал построить башню, наверху которой он построил церковь, названную церковью Милосердия, [и в ней он написал икону Милосердия], а внизу [в подземелье] башни находилась тюрьма, которую он назвал Маргарита[589]. а Он закончил строительство башни, которая была очень прочной, и захотел окружить ее рвом. Он намеревался провести большое собрание [как только было закончено строительство рва] и пригласить на праздник всех крупных сеньоров и баронов, а затем заключить в тюрьму крепости своих братьев и часть рыцарей, которых он боялся, чтобы они не составили между собой заговор против него [и не убили его]. И он думал, что если он это сделает, он освободится от страха на всю жизнь. Он все хорошо подготовил, но все обернулось плохо. Когда наступил пост, — и это произошло в Святую Неделю, — он позвал своего духовного отца по имени брат Жак, — он был из ордена св. Доминика, — чтобы исповедоваться ему. Во время исповеди он сказал ему о том, что задумал (совершить — С. Б.) в башне Маргариты [во время приема и по отношению к своим братьям]. Этот же священник был духовным отцом принца. Принц также позвал его, чтобы исповедаться ему. Во время исповеди он рассказал принцу весь план короля. Принц обеспокоился тем, чтобы не ходить в башню Маргариты самому и не допустить туда своего брата Жака.

261.  А теперь настало время пожинать плоды вражды. Я расскажу вам о ненависти, которую испытывал король к рыцарям, а они к нему. 8 января в воскресенье 1369 г. после Рождества Христова король находился в Акаки. Он отправился на охоту. Недалеко от Акаки находится маленькая деревушка Менико. Она принадлежала сиру Генриху де Жиблету. Это рыцарь имел только одного сына по имени Жак, дочь по имени Мария, которая была вдовой, и незаконнорожденную дочь по имени Луиза. Этот рыцарь был виконтом Никосии. Он очень любил охотиться. Он приказал привезти ему из Турции пару прекрасных борзых собак. Все рыцари, и все без радости, составили королевскую свиту, как было положено рыцарям, когда они выходили на охоту. В то время, когда король охотился, погонщик собак виконта вернулся с охоты и направился из дворца в Акаки в Менико. С ним было две прекрасных собаки, которых названный сир Генрих подарил своему сыну Жаку.

Граф Триполи Пьер де Лузиньян, законный сын короля, встретил погонщика собак и сказал ему: «Чьи это борзые?» Тот ответил ему: «Сир, они принадлежат моему сеньору Жаку де Жиблету». Он приласкал их и смотрел на них как ребенок и как сеньор. [Ему было восемь лет]. У него появилось огромное желание их иметь, и он сказал погонщику: «Отдай мне этих собак». Тот ответил ему: «Я не смею, потому что я боюсь моего сеньора. Попроси их у него, и он даст тебе их». Его сиятельство граф, [сын короля], передал Жаку де Жиблету то, чтобы он прислал ему их, а также что он заплатит ему по справедливости. Но тот ответил, сказав: «Иди и скажи своему сеньору, что он желает иметь то, что ему не принадлежит; я же не желаю того, что не мое. Он должен меня простить, но я не дам ему их». Названный Жак пошел к своему сеньору и отцу и рассказал ему, что граф просил у него собак, и как он отказал ему. Названный сир Генрих очень рассердился из-за ответа своего сына.

263.  Когда слуга-оруженосец вернулся к графу и сказал ему об ответе сира Жака, юный граф сильно заплакал и начал стенать. Когда он начал кричать, король [возвратился с охоты] и как раз входил во дворец. Услышав как рыдает его сын, он спросил у него: «Почему ты плачешь?» Сын, который очень сильно плакал, не мог ему ответить. Тогда король пошел к рыцарю, который был его наставником, и спросил у него: «Что случилось? Почему мой сын так громко рыдает? Рыцарь сказал королю: «Сир, у Жака де Жиблета есть прекрасная пара борзых собак. Его погонщик собак проходил мимо, и мой господин увидел собак и очень захотел иметь их. Он попросил их у погонщика, но тот не мог дать их ему. Он попросил их у сира Жака через своего оруженосца, но тот даже и слышать не хотел о том, чтобы дать ему собак, и отправил оруженосца назад. Поэтому он плачет и кричит». Услышав это, король пришел в ярость, его злость стала нарастать, и он сказал: «У моего возлюбленного сына есть великое основание для печали в своем сердце!» Он послал человека к сыну, чтобы сказать ему: «Дитя мое! Не плачь! Я сейчас же прикажу его отцу прислать их (собак — С. Б.) мне».

264.  Сразу же король послал достойного рыцаря к сиру Генриху де Жиблету, чтобы попросить у него собак для своего сына, графа Триполи, и заплатить ему столько, сколько они стоят. Рыцарь, глубоко любивший своего сына, а также любивший охоту, — этот случай также может пролить свет на недовольство рыцарей королем, — не понял величины вреда и опасности, которые могут обрушиться на него из-за столь малой неприятности, потому что [удовольствие, (получаемое — С. Б.) от собаки не вечно], у собак недолгая жизнь; они живут не более шести лет, а затем подыхают. А вот гнев хозяина [вечен] и дела [долгое время] так вредят получению ренты, домам и другим вещам. Некоторых он поднимает, а некоторых опускает, и многих он лишает их имущества. Он смело сказал рыцарю, которого послал король: «Иди и скажи королю от меня, что он хочет собак для своего сына и для своего удовольствия. Может быть он был огорчен и болен, но он же принимает меня за скотину и убийцу собственного сына! Если же он хочет вылечить свое дитя, то и я хочу того же для своего ребенка. Он принимает меня за глупца, думая, что я откажусь от блага для своего дитя и отдам это его ребенку. Эти борзые его собственные. Если я возьму их у него из рук, он тяжело заболеет и может быть даже умрет. Поэтому никакие непристойные средства не заставят меня сделать это. Однако недалеко от нас Турция. Каждый день приходят и уходят купцы, и он может сказать, чтобы они привезли ему все, что он захочет, а не брать то, что принадлежит другим. Мне же они нужны для собственного удовольствия и для удовольствия моего сына». Рыцарь сказал ему: «Сир, пойми! Ты знаешь, что наш закон таков, что мы связаны один с другим, и этот ответ [который ты посылаешь] нехорош для нашего сеньора короля. Если я скажу ему эти слова, без сомнения тебе грозит опасность. Ты же видишь это!» Он ответил рыцарю: «Если бы было возможно, чтобы мы отдали ему все, что имеем, он бы не был благодарен, потому что он ненавидит нас. Так пусть же он совершает все худшее, что он может совершить». Рыцарь передал ответ королю настолько куртуазно, насколько он мог это сделать.

265.  Когда король услышал это и понял его дерзость, он [очень] разозлился. Тотчас же он приказал сиру Генриху идти со своими лошадьми и оружием в Пафос и статьтам комендантом, и послал заковать его сына Жака в железо и отправить его с мотыгой в руках копать ров у (башни — С. Б.) Маргариты, то есть у (церкви — С. Б.) «Милосердия,» вместе с рабочими, которые выполняли эту работу. Также он послал взять его дочь Марию де Жиблет, которая была вдовой сира Ги де Верни, чтобы выдать ее замуж за Камо Портного[590]. Этот Камо был кузнецом и слугой сира Раймунда Ба-дэна. Дама была благоразумной. Услышав о скандале между королем и ее отцом, она испугалась и сказала, что это дело закончится плохо; она ушла и направилась в монастырь св. Клары, где никто не мог увидеть женщин, чтобы остаться там до тех пор, пока не пройдет гнев [короля]. Поэтому, когда она услышала, что он хочет выдать ее замуж, она оттуда ушла в монастырь Тортозы и там спряталась[591]. Король сместил ее отца с должности виконта и назначил на нее сира Жана де Нувилля.

266.  В воскресенье 15 января 1369 г. после Рождества Христова король пришел из Акаки в Никосию и узнал, что даму не нашли, хотя ее определенно искали. [Когда он узнал, что она в монастыре Тортозы], он послал людей, чтобы увезти ее из монастыря силой и подвергнуть ее пытке. Он отправил ее к виконту, чтобы ее мучили до тех пор, пока она не признается, кто сказал ей пойти и спрятаться в монастыре. Она сказала виконту: «Сир, я хочу спасти свою душу и пустить в ход мое приданное, чтобы аннулировать право, которое король имеет надо мной, и лишить его этого права. Пусть он возьмет мое приданное и делает с ним все, что пожелает»[592]. Король приказал мучить ее. И ее так мучили, что прижгли огнем ей ноги. Бедная архонтисса не сказала ничего, кроме: «Господи! Сверши правосудие!»

267.  Когда сеньоры узнали об этом, они сказали: «Ожидали ли мы когда-либо такое, чтобы теперь и впредь нам смотреть на то, что сделано с нашими дочерьми, сыновьями и нашими вдовами!» А архонтисса очень мужественно защищалась, но король ее не пощадил. Впоследствии названный сир Жан де Нувилль, [виконт], женился на ней, потому что и сам был вдовцом.

268.  И опять дьявол стал причиной другого (несчастья — С. Б.). Король искал совета, дабы решить, что делать с сиром Генрихом де Жиблетом, потому что из-за своей ярости, прежде чем сир Генрих сложил свои полномочия, он приказал заключить в тюрьму для воров его, а также Жака и его сестру госпожу Марию де Жиблет без рассмотрения дела в Высшем Совете. Когда он попросил совета, бароны сказали ему: «Отойди немного от нас, чтобы мы могли поговорить между собой и дать тебе ответ». Когда сеньоры увидели, что король переполнен яростью и дурными намерениями, — а он отошел от них, — и когда рыцари поняли, что он поднял руку на лигиев, не имея на это права, все почувствовали смущение и гнев. И они сказали: «Однахеды зло нашего сеньора уже появлялось у нас!» Сразу же они начали обдумывать новый план и то, что им делать, чтобы покончить с этой ситуацией.

269.  Все рыцари поднялись, пошли к двум братьям короля и сказали им: «Сеньоры, вы знаете, что мы служим королю, а он нам. Мы связаны клятвой с королем, а он с нами. И мы связаны один с другим. Однако, господа, то что сделал король с сиром Генрихом де Жиблетом и его детьми, он совершил против закона. Он послал его в Пафос. Однако прежде чем тот пошел туда, он заключил его в тюрьму без решения на то его Совета; а также заключил в тюрьму его сына и дочь [хотя они не сделали ему ничего плохого]: как выше показано, будто это были его люди. А согласно праву, он не мог поднять на них руку без сеньоров из его Совета. Итак мы видим, что он нарушил клятву, а ведь он клялся сохранять прочными ассизы и законы. Мы обязаны защищать равных нам!» Тогда братья короля пошли к королю. Принц, брат его, сказал: «Сир, нам кажется, что незаконно ты поступил со своими лигиями, не представив дела в твоем Высшем Совете, чтобы там его выслушали и рассудили. Таким образом, ты идешь против закона и ассиз. А ведь ты клялся соблюдать их во время коронации. И лигии являются равными тебе, согласно их клятве».

270.  Король, услышав это, очень рассердился и сказал ему ужасные и грубые слова. Принц молчал. Его младший брат [Жак повернулся и] сказал королю: «Сир, ты очень рассержен, и у тебя в глазах темно. Ты не видишь, как обстоят дела. Мы просим тебя как нашего сюзерена, повернись к нам со сладким взором, согласно древним ассизам, обычаям и привычкам этого почитаемого королевства». Король закричал на него, оскорбил его и его жену и сказал ему много ужасных слов. Дьявол радовался. А король оскорбил и опозорил всех рыцарей.

271.  Здесь начало расти дерево ненависти. Когда все сеньоры увидели, что король в такой ярости, они попросили разрешения прийти и сказали ему: «Сир, не гневайся. Сегодня ночью мы все обдумаем и принесем ассизы. Если мы найдем какую-нибудь главу об этом, мы покажем ее твоему величеству». Король успокоился, смирил свой гнев и сказал им: «Напишите [то, что вы найдете] и принесите мне завтра, чтобы я это видел»[593]. Они ушли, но очень разозлились и были в ярости из-за непристойных слов короля и позора, которым он покрыл их в присутствии людей более низкого ранга. Они попросили разрешения и покинули его. Когда братья короля вышли и сели на коней, за ними последовали многие из рыцарей. Они спустились к подножию главной лестницы, где сели на коней. Там они открыли рты и сказали братьям короля: «Мы благодарим Бога, что ваш брат обошелся с вами так, как будто вы крестьяне. Если вы не хотите сместить его с его места, Бог совершит правосудие, и грех [ляжет] на вас и ваших детей».

После того как они сели на коней, они обязались, поклялись, заключили соглашение между собой и дали слово, что всю ту ночь не будут спать и будут думать, что им делать с королем, потому что они боятся его, чтобы он правил ими как сначала, согласно обычаю, чтобы стряхнуть с себя позор, которым он каждый день покрывает всех и каждого в отдельности. Они снова поклялись не расходиться до утра, [когда они пойдут во дворец], и не менять своего решения. Они сказали: «Сеньоры, вы видели, как король нарушил клятву, которая была между им и нами! Когда он оскорбляет своих братьев, словно они его домашние слуги, то, как вы считаете, что мы должны делать? Поэтому мы свободны от клятвы, которая была между ним и нами, поскольку он был столь высокомерен с тех пор, как приехал из Франции, нарушил и опозорил свою клятву из-за огромной ненависти, которую он питает к нам. Мы обещаем вам, что мы ненавидим его!» Принц и коннетабль остались довольны словами рыцарей и скрепили их своей клятвой.

273.  Когда они ушли из королевского дворца, мессир Жан де Монстри, благоразумный рыцарь, которого король возвысил, сделал адмиралом[594] и очень его любил, понял, что череда событий, которая началась, [не приведет к хорошему концу]. Королю будет нелегко навести порядок. Он очень огорчился и думал, что он может залечить эту рану, потому что нити коварства еще не сплетены. Он сказал королю: «Сир, ты благосклонен ко мне, и я ничем не хочу опечалить твое величество. Ты видишь меня. Если я не скажу тебе, что должен; твое величество, которому Бог даровал ясный ум, выслушай то, что я тебе скажу, и пусть мои слова не пропадут. Я прошу тебя, не гневайся на невежливые слова, которые я скажу». Король сказал ему: «Говори и не бойся». Он сказал: «Сир, от многих мудрецов я слышал, что от длительных беспорядков и борьбы происходит вражда, а от вражды происходит ненависть, а из-за ненависти человек переступает заповедь Бога, и дурные мысли людей сменяются дурными намерениями и упрямо превращаются в страдания. Поэтому мне кажется, ты должен принять меры до совершения зла. Мои сеньоры, твои братья, ушли отсюда очень рассерженными и оскорбленными тобой, а с ними также все твои родственники и рыцари. Прежде чем лечь спать, будучи разозленными, они обдумывали что-то плохое; то, чего Бог не позволяет! Я прошу тебя, распорядись, чтобы они пришли, [и скажи им] добрые и хорошие слова, чтобы смирить их гнев. Как благоразумный человек ты успокоишь их сердца, изгонишь из них гнев и приведешь их от греха к добру».

274.  Эта речь очень понравилась королю, и он сказал ему: «Ты хорошо думаешь! Однако пойди к моим братьям и скажи им, чтобы они пришли сюда, так как одну проблему, один вопрос [я хочу выяснить у них], касающийся части совета, который они хотят держать сегодня ночью по делу, к которому я приложил свою руку». Рыцарь сел на коня и, будучи вынужденным привезти их, поскакал так быстро, словно Святой Георгий Орнитийский[595], — где продают нитки из хлопка; поблизости на углу [церкви] находится мраморный сосуд, который является мерой модия Никосии[596]. Это я пишу, чтобы запомнить время и место. — Итак, адмирал пришел и приветствовал их. Когда рыцари увидели, что идет адмирал, они сказали братьям короля: «Смотрите, он послал пригласить вас, чтобы заключить между вами мир, и завтра он сделает для вас еще хуже, чем то, что он уже сделал, и вы будете опозорены на всю жизнь. И после того как он вас опозорил, он посылает человека, чтобы польстить вам, словно детям, но впредь он будет держать нас за скотов и дураков, и вы перейдете с хороших позиций на самые худшие. Если вы хотите поступить как достойные люди, как сеньоры, которыми вы являетесь, а также чтобы вас признавали люди более низкого ранга, прекратите служить ему и идемте с нами, согласно вашей клятве, чтобы он отказался [от своего поведения] и относился к вам с большим уважением. И с этим сеньоры согласились. Затем адмирал предстал перед сеньорами и поприветствовал их от имени короля. Они стояли перед церковью св. Георгия. Когда они поприветствовали друг друга, адмирал начал и сказал им:

275.  «Сеньоры, мой сюзерен король, ваш сюзерен и брат, просит вас и очень хочет обсудить с вами одно секретное дело. Если вы любите его, возвращайтесь и поговорите с ним, а затем вы снова сможете уйти». Сеньоры, будучи рассерженными, смущенными и огорченными, не хотели возвращаться. Однако они сказали ему: «Господин адмирал, возвращайся к королю и рекомендуй нас ему. Мы глубоко продумали решение Совета, и ты должен рассказать ему об этом. Мы проговорили всю ночь и очень старались, чтобы исполнить его волю с наибольшей пользой, насколько мы могли это сделать. Мы напишем то, что решили, и утром принесем». Тогда адмирал сказал им: «Из любви к Христу, возвращайтесь, или возрадуются враги ваши; ведь ангелами являются те, кто не обижается на оскорбления. Если даже ваш брат сказал вам неподобающие слова, вам нужно помириться с ним, так как вы, как дети по отношению к нему. Он ваш старший брат и он ваш сюзерен, потому что он носит корону». Они сказали ему: «Ты напрасно стараешься!» И они пошли в лавку[597] Яфуна. Он (адмирал — С. Б.) долго разговаривал с ними, но они не прислушались к нему и сказали ему: «Невозможно, чтобы сейчас рыцари повернулись и рассеялись в разные стороны; мы не можем исполнить волю короля, потому что она не принесет пользы». — «Однако теперь давай пойдем ко мне домой, — сказал ему принц, — и не будем покидать его до тех пор, пока мы не закончим совет, а рано утром пусть король узнает об этом. И так как его воля должна быть главной, он скажет нам свой приказ, а мы обдумаем его. Так и рекомендуй нас своему сеньору».

276.  Когда достойный рыцарь увидел, что все бесполезно, он попрощался с ними и пошел к королю. Король, увидев адмирала, возвращавшегося без его братьев, очень опечалился и сказал ему: «Как мои братья? Почему ты не привез их?» Тот ответил ему: «Сир, я пришел к ним в церковь св. Георгия, долго говорил с ними от твоего имени и просил их, но они не захотели (прийти — С. Б.) из-за благословенного совета, который ты сказал им держать, и так как ничто не мешает им, утром они закончат. Может быть, тебе не понравится, но они все вместе посчитали полезным пойти в дом принца, твоего брата, и не выходить оттуда до тех пор, пока не примут решения, которое должны принять, а утром, если Бог даст, принесут его тебе. Ты сможешь увидеть их постановление. И они сами рекомендуются твоему величеству». Услышав об этом, король подумал, что это во благо.

277.  Сеньоры, рыцари, то есть все члены Совета встретились в доме принца и всю ночь спорили о короле. И рыцари сказали братьям короля: «Какое у короля право над вами? Ведь вы короли, как и он. Вам лишь недостает короны, чтобы быть такими, как он. Если он может ежедневно оскорблять вас в нашем присутствии, словно незначительных людей, как он оценит вас в следующий раз? Какое право он имеет в отношении своих лигиев, чтобы бросать их в тюрьму без одобрения его Совета, не удостоверившись в том, что имеет на это право? Потому что ради правды, порядка и закона ассиз, которые он поклялся соблюдать и охранять, наши предки оставили свое имущество и наследство и пришли на этот остров ради обретения какого-то покоя и создали для себя порядки и законы. А теперь король пошел против закона и ассиз. Как же это случилось? Он заключил в тюрьму сира Генриха, который является литием; а ведь мы связаны между собой нашей клятвой, когда один должен помочь другому. Так же он схватил его сына Жака, который является первым наследником апанажа его отца; и он является таким же свободным человеком, как и его отец, согласно обычаям и ассизам королевства. Равно и госпожа Мария де Жиблет, его дочь, денница и жена сира Гиде Верни[598]. Когда король хочет выдать ее замуж [против ее воли], к ней нужно относиться так, как относятся к рыцарям, несущим службу. Это совершается в Совете, то есть посредством трех рыцарей-лигиев: один действует от имени короля и двое от Совета, а также в присутствии писца из ведомства маршала. Когда пройдет год со дня смерти ее умершего мужа, нужно оповестить ее о желании короля. Его величество король приказывает, что во всех случаях эта обязанность исполняется людьми, которые имеют от него держания на этом острове, согласно ассизам: «... поэтому мы называем вам такого-то и такого-то»[599]. И ей называют трех рыцарей, чье положение должно быть равным ее собственному, либо же рангу ее умершего мужа. Она должна выбрать одного из трех, которого она хочет взять в мужья. Дама должна потребовать время, чтобы дать ответ и чтобы получить совет равных. Когда пройдет время, и если дама не сделала свой выбор, во власти короля выдать ее замуж за одного из трех вышеназванных, согласно воле короля. Однако в данном случае король хочет выдать ее замуж за кого-то портного. Поэтому нам кажется, согласно закону, это неправильно и мы не поддержим это. Однако послушайте нас и сделайте так, как мы хотим, и мы с вашей помощью остановим его, обступим его со всех сторон и не дадим ему уйти отсюда, пока он не пообещает нам, согласно своей клятве, управлять нами и вести нас на основании наших ассиз, которые блаженной памяти короли, его предшественники, установили: такие хорошие обычаи этого королевства. В противном случае каждый из нас покинет королевство и пойдет искать свою судьбу туда, куда нас поведет Господь.

278.  Этот совет очень понравился принцу и коннетаблю; и они сели поесть, поужинать. Когда они поужинали, они легли спать в большом дворце, где проживали. Пришло время для врага собирать плоды, которые он посеял в их сердцах: чтобы они убили короля. Видя, что братья короля находятся среди них, рыцари осмелели, стали совещаться между собой и сказали: «Господа, это правда, что мы сказали сеньорам, братьям короля, что сначала мы задержим короля и заставим его обещать, что он будет править нами, как полагается. Если мы уступим ему, мы все умрем. Прежде чем он короновался, он клялся семь раз. Но после того как на него была возложена корона, он забыл свои клятвы и пошел против ассиз и Бога, именем которого он клялся. Кто же теперь и впредь поверит его клятве и его обещаниям?» Одни сказали: «Вы хорошо говорите. Я обещаю вам, что мы не будем связаны с ним, так как он нарушил свою клятву; однако давайте пойдем прямо к нему и убьем его». Другие сказали: «Давайте пойдем в его дом ночью: и когда он будет спать, убьем его. А его братьев мы принудим силой. На рассвете же мы сядем на коней и уедем. И на этом пусть завершится наш разговор. Но с другой стороны, вдруг его братья убьют нас». Третьи сказали: «Допустим мы это сделаем. Однако его братья просят прогнать его». Они обсуждали это без его братьев, которые ничего не знали об этом Совете. Молва гласит: «Тот, кто держит за ногу ягненка, более виновен, чем тот, кто сдирает с него шкуру». И вот в полночь они заставили братьев короля отдать приказ, чтобы седлали лошадей, чтобы они послали освободить находившихся в тюрьме рыцарей, Жака де Жиблета и Марию де Жиблет и снять с них оковы.

279.  Затем они должны были снова вернуться к королю. Когда он закончил свои дела, он сел ужинать. Он был очень печален. Это было во вторник, 16 января 1369 г. после Рождества Христова, накануне дня ев. Антония. Они увидели короля настолько озлобленного, что он сделался больным. Рядом с ним было много рыцарей. Король постился накануне дня св. Антония. После многих блюд ему подали спаржу. Его слуга потребовал налить в спаржу растительное масло. Но его забыли купить, а лавки были закрыты, так как было уже поздно. Король ждал, когда ему принесут это блюдо. Когда же он увидел, что его не несут, он сказал: «Именем Господа! Принесите спаржу!» Слуга сказал ему: «Сир, нет масла, а лавки, в которых продают масло, закрыты. Его забыли вовремя принести и за это просят прощения». Король рассердился, пришел в ярость и был крайне раздражен. Он сказал: «Бальи моего двора сделал это наперекор мне». Тотчас же он приказал бросить его в тюрьму и пригрозил, что на рассвете отрубит ему голову. Его выпустили из тюрьмы, когда выпустили всех остальных. Из тюрьмы все пошли в дом принца и рассказали ему, что случилось.

280.  В среду 17 января 1369 г. после Рождества Христова рано утром все рыцари вместе с принцем и его братом пришли в королевскую резиденцию. Они спешились, поднялись по лестнице и пошли в лоджию со всеми теми, кто находился в тюрьме. Принц осторожно постучал в дверь. В тот день привратником был Жилет де Корналье[600]. Он открыл. Когда вошли братья короля, вошли и все остальные. Когда король услышал суету, он поднялся с постели и сказал: «Кто это пришел?» Дама Эшив де Сканделион, его возлюбленная, которая спала с ним, сказала ему: «Должно быть, это твои братья». Архонтисса накрылась своим плащом, вышла в лоджию и спустилась в мезонин[601]. Там находились седла для турниров. Вход закрыли. Когда принц увидел, что дама Эшив ушла с королевской половины, он поднялся в королевскую спальню и поприветствовал короля. Коннетабль не пошел в дом. И принц не хотел входить. Однако рыцари, у которых в голове был другой план, заставили его войти. Тогда он сказал королю: «Сир, доброго тебе дня». И король сказал ему: «И тебе добрый день, мой дорогой брат». Принц сказал ему: «Всю прошлую ночь мы работали, написали наше мнение и принесли его, чтобы ты посмотрел». Король был раздет, он был в одной рубашке, и хотел одеться. Он стеснялся одеваться перед братом и сказал ему: «Брат мой, принц, выйди ненадолго, чтобы я мог одеться; и я посмотрю, что вы написали». Принц вышел. Затем подошел сеньор Арсуфа. В руке у него был кинжал, похожий на маленький меч, обычный в то время. Рядом с ним был сир Генрих де Жиблет. Когда принц вышел, король взял свою одежду, чтобы одеться. Он надел один рукав [своего платья] и повернул голову, чтобы надеть второй. И он увидел рыцарей в своей спальне и сказал им: «Коварные, дерзкие, что вы делаете в этот час у меня в спальне? Нападаете на меня?» Там были: сир Филипп д'Ибелин, сеньор Арсуфа, сир Генрих де Жиблет и сир Жан де Горелль[602]. Эти трое вошли, сразу вытащили мечи и каждый из них нанес королю три или четыре раны. Король крикнул: «Помогите, пожалуйста! [Во имя любви к Богу!]. Сразу же пришел сир Жан Горан[603], бальи двора, и нашел его без сознания. Он достал свой меч и отрубил ему голову, сказав при этом: «Сегодня ты хотел отрубить голову мне, но я отрублю тебе твою; и твоя угроза обратится против тебя самого».

281.  Затем вошли один за другим рыцари, и все положили [на него] свои мечи, согласно своей клятве. Они крепко держали около себя братьев короля, чтобы не произошло какого-нибудь беспорядка. После всех пришел туркопольер [Жак де Норес], которого не было на их Совете. Он нашел (короля — С. Б.), валяющегося в крови, без штанов и обезглавленного. Он достал свой меч и отрезал ему член. И сказал: «За это ты получил смерть!» Он очень горевал по нему, однако так как он был среди них, он сделал это[604].

Обобщающие работы по истории крестовых походов

1.  Васильев А. А. История Византии. СПб.: Алетейя, 1998. Т. II.

2.  Васильев А. А. Византия и крестоносцы. Пг., 1923.

3.  Добиаш-Рождественская О. А. Эпоха крестовых походов: Запад в крестоносном движении. Пг., 1918.

4.  Егоров Д. Н. Крестовые походы. М., 1914–1915. Т. I—II.

5.  Заборов М. А. Введение в историографию крестовых походов (латинская хронография XI–XIII вв.) М., 1966.

6.  Заборов М. А. Историография крестовых походов (Литература XV–XIX вв.) М., 1971.

7.  Заборов М. А. Крестоносцы на Востоке. М., 1980.

8.  Заборов М. А. Папство и крестовые походы. М., 1960.

9.  Куглер Б. История крестовых походов. СПб., 1895. Репр. Ростов-на-Дону, 1996.

10.  Культура Византии. М., 1991. Т. III. С. 12-201.

11.  История Византии. М., 1967. Т. III. С. 15-71.

12.  Ле Гофф Ж. Людовик IX Святой. М., 2001.

13.  Ришар Ж. Латино-Иерусалимское королевство. СПб., 2000.

14.  Успенский Ф. И. История крестовых походов. СПб., 1901.

15.  Федоров-Давыдов А. А. Крестовые походы. Историческая хроника. М» 1904.

16.  Ясинский А. Н. История крестовых походов. Юрьев, 1909.

17.  Ashtor E. Levant Trade in the Later Middle Ages. Princeton (NJ), 1983.

18.  AtiyaA. S. Crusade, Commerce, Culture. London; Oxford, 1962.

19.  AtiyaA. S. The Crusade in the Later Middle Ages. London, 1938.

20.  Balard M. Les Croisades. Paris, 1988.

21.  Brundage J. The Crusades, Holy War and Canon Law. London, 1991.

22.  Crusades / ed. A. Jotischky. London; NY, 2008. Vol. I—IV.

23.  The Crusades from the Perspective of Byzantium and the Muslim World / ed. A. Laiou, Roy Parviz Mottahedeh. Washington, 2011.

24.  Crusadingin the Fifteenth Century/Ed. N. Housley. Palgrave Macmillan, 2004.

25.  Forey A. Military Order and Crusades. London, 1994.

26.  Grousset R. Histoire des croisades et du royaume de Jerusalem. Paris, 1934–1936. Vol. I-III.

27.  Les histories du Sieur Maimbourg. Histoire des croisades pour la delivrance de la Terre Sainte. Paris, 1686. Pt. I—II.

28.  A History of the Crusades / ed. K. Setton. Madison: Univ. of Wisconsin Press, 1969–1985. Vol. I-V.

251

29.  Holt P. M. The Age of the Crusades: the Near East from the Eleventh Century to 1517. London; NY, 1986.

30.  Hotisley N. Later Crusades, 1274–1580. From Lyons to Alcazar. Oxford, 1992.

31.  Kedar B. The Franks in the Levant, 11th to 14th Centuries. London, 1993. (Variorum Reprints).

32.  Lloyd S. English Society and the Crusades, 1216–1307. Oxford, 1988.

33.  Lock P. The Franks in the Aegean, 1204–1500. London; NY, 1995.

34.  Mayer H. E. Kings and Lords in the Latin Kingdom of Jerusalem. London, 1994. (Variorum Reprints).

35.  Mayer H. E. Geschichte der Kruezztige. Stuttgart; Berlin; Koln, 2000.

36.  Richard J. Croisades et Etats latins d’Orient. London, 1992. (Variorum Reprints).

37.  Riley-Smith J. The Crusades, Christianity, and Islam. NY, 2008.

38.  Roricht Geschichte des ersten Kreuzztiges. Insbruck, 1901.

39.  Ranciman S. History of the Crusades. Cambridge, 1955–1957. Vol. I–111.

40.  Tolerance and Intolerance: Social Conflict in the Age of the Crusades / ed. M. Gervers, J. M. Powell. Syracuse; NY, 2001.

Источники и литература

Источники

Архивы

1.  Архив СПб Института истории РАН. 3. Е. сек., кол. 41, карт. 505, док. 8 (Авиньон. 12 ноября 1343 г.)

2.  Архив СПб Института истории РАН. 3. Е. сек., кол. 41, карт. 505, док. 10.

3.  Archivio cli State ей Genova (ASG.) Manosetitti Membranacei. IX.

4.  ASG. SG. Sala 34. 590/1276. Massaria Famaguste 1443.

5.  Bayerische Staatsbibliothek (BSB.) Codex Latinus Monacensis 4149. Fob 300r-v.

Опубликованные источники

6.  Близнюк С. В. Неизвестный венецианский документ 1346 г. по истории кипро-венецианских отношений //Средние века. Т. 53. 1990. С. 191-203.

7.  Галъфрид Монмутский. История Бриттов. Жизнь Мерлина. Москва: Наука, 1984.

8.  Жан де Жуанвиль. Книга благочестивых речений и добрых деяний нашего святого короля Людовика / F. Ф. Цыбулько, Ю. П. Малинин, А. Ю. Карачинский. СПб., 2007.

9.  Заборов М. А. История крестовых походов в документах и материалах. М., 1977.

10.  Робер де Клари. Завоевание КоНстантинопрля / под ред. М. Я. Заборова. Москва: Наука, 1986.

11.  Лев Диакон. История/под ред. F. F. Литаврина. М., 1988.

12.  Никоновская летопись // ПСРЛ. Т. IX. СПб., 1897.

13.  Стасюлевич М. История средних веков в ее писателях и исследованиях новейших ученых. СПб., 1907. Т. 3.

14.  Тит Ливий. История Рима от основания города. М.: Наука, 1989. Т. НЕ

15.  Троицкая летопись / Под. ред. М. Д. Приселкова. М.; Л., 1950.

16.  Actes genois d’Armenie // Archives de l'Orient Latin. I. XXXXXX. P.434-534.

17.  Annali veneti dal anno 1457 al 1500 del senatore Domenico Malipiero // a cura di A. Sagredo. Firenze, 1843–1844. Vol. I—II //Archivio Storico Italiano. I.  Serie. Vol. VII. Pt. 1-2. (Repr. Bad Feilnbach: Schmidt Periodicals GMBh, 1989. Vol. I—II)

18.  Amadi F. Chronique de Chypre / ed. R. Mas-Latrie // Collection de documents inedits sur l'histoire de France. Histoire politique. Paris, 1891.

19.  Ambasciata straordinaria al sultano d'Egitto (1489–1490) / ed. F. Rossi. Venezia, 1988.

20.  Assises de Jerusalem. Lois / ed. A. A. Beugnot //ReCueil des historiens des croisades. Paris, 1841–1843. T. I—II.

21.  Balletto L. Liber Officii Provislonis Romanie. Genova, 1424–1428. Genova, 2000.

22.  Banescu. N. Le declin de Famagouste. Bucarest, 1946.

23.  Bans et ordonances des rois de Chypre /publ. par A. Beugnot // Recueil des Historiens des Croisades. Lois II. Paris, 1841–1843.

24.  Boccaccio G. Genealogie Johannis Boccacii cum micantissimis arborum effigiacionibus cuisque gentiles dei progeniem... declarantibus. Paris, 1511.

25.  Boccaccio G. Della Genealogia degli Dei. Venezia, 1627.

26.  Boccaccio G. Le letters edite et inedite. Tradotte e commentate con nuovi documenti di Francesco Corazzini. Firenze, 1877. P. 211-225.

27.  Benedict XII. Lettres closes et patents interessant les pays autres que la France / publ. par J. M. Vidal // BEFAR. Ser. III. 1913.

28.  Bonifacius VIII. Les Registres de Boniface VIII. Recueil des bulles de ce Papa /publ. par G. Digard, M. Faucon, A. Thomas, R. Fawtier. Vol. I—III. Paris, 1904–1921.

29.  Boastron F. Chronique de bile de Chypre / ed. R. Mas-Latrie //Melanges Historique. Paris, 1886.

30.  Boustronios G. Χρονικόν Κύπρου / ed. К. Sathas // Bibliotheca Graeca Medi Aevi. Paris, 1873. T. II.

31.  Cantacuzeni Iohannis eximperatoris historiarum/ed. L. Schopeni. Bonn, 1828–1832. Vol. HI.

32.  Cessi R., Brunetti M. Le delibprazioni del Consiglio dei Rogati (Senato. Serie Mixtorum). Venezia, 1961. Vol. I—II.

33.  Chaucer G. The Canterbury Tales. The Monkes Tale.

34.  Clari, Robert de. La conquet de Constantinople / publ. par Ph. Lauer. Paris, 1924.

35.  Clement VI. Lettres closes, patentes et euriales interessant les pays autres que la France / publ. E. Dbprez, G. Mollat // BEFAR. Vol. 1-2. 1960–1961.

36.  Cobham. C. D. Excerpta Cypria. Material for a History of Cyprus. Cambridge, 1908.

37.  Continuateur de Guillaume de Tyr. L'estoire de Eraeles Empereur et la conqueste de la terre d'Outremer It Recuel des Historiens des Croisades. Historiens Occidentaux. Paris, 1869–1871. T. II.

38.  Chronique d’Ernoul et de Bernard le Tresorier / publ. par L. Mas-Latrie. Paris, 1871.

39.  (DVL) = Diplomatarium Veneto-Levantinum / ed. G. M. Thomas, R. Predelli. Venezia, 1899. Vol. 1-2.

40.  L'estoire de Eracles empereur et la conqueste de la Terre d'Outremer// Recueil des Historiens des Croisades. Oee. Paris, 1844–1895. Vol. II.

41.  Fulcher de Chartres. Historia Hierosolymitana / ed. H. Hagenmeyer. Heidelberg, 1913.

42.  Les Gestes des Chiprois ft Recuel des Historiens des Croisades. Documents armeniens. Paris, 1906. T. II.

43.  Giorgio Denores. Discorso sopra l’isola di Cipro con le ragioni della vera successione in quell Regno / a cura di P. M. Kitromilides. Venezia, 2006.

44.  Gibb H. The Travels of Ibn Battuta: AD 1325–1354. Cambridge, 1958–1962. Vol. I-II.

45.  Golubovich G. P. Biblioteca bio-bibliografica della Terra Santa e deH’Oriente Francescano. Firenze, 1906–1927. T. I-V.

46.  Nicephori Gregorae Byzantina istoria / publ. par F. Schopen. Bonn, 1829–1830. Vol. I-III.

47.  Guibertis abbatis monasterii Sanctae Mariae Novigenti Historia qui dicitur Gesta Dei per Francos. Paris, 1850.

48.  Guillaume de Tyr. Chronique / ed. R. B. S. Huygens // Corpus Christianorum. I.XJI1. Brepols, 1986. Vol. I-II.

49.  Guillaume de Tyr. Historia rerum in partibus Transmarinis gestarum a tempore successorum Mahumeth ab anno Domini 1183 ad annum 1277, edita a venerabili Tyrensi archiepiscopo ft Recueil des Historiens des Croisades. Historiens Occidentaux. Paris, 1844–1895. T. II.

50.  Gunther von Pairis. Historia Constantinopolitana / ed. P. Orth. Hildesheim, Zurich, 1986.

51.  Jacobi de Vitriaco. Historia Jierosolomitana abbreviate // apud Bongars. Gesta dei per Francos. Hannover, 1611.

52.  Jacques de Vitry. History of Gerusalem by Jacques de Vitry/Transl. by A. Stewart. Fondon, 1896.

53.  Johannes XXII. Fettres secretes et curiales du Pape Jean XXII (1316–1334) relatives a la France / Publ. par A. Coulon-Clemencet. Paris, 1961–1972.

54.  Leone P. L’encomie di Niceforo Gregora per il re di Cipro (Ffgo IV di Fusignano) // Byzantion. FI, No. 1. 1981. P. 211-224.

55.  Fiber Iurium Reipublicae Genuensis // Historiae Patriae Monumenta. 1857. T. VII, XI.

56.  I Fibri Commemoriali della Repubblica di Venezia. Regesti / publ. R. Predelli. Venezia, 1876–1914. T. IV.

57.  Fivres des Assises de la Haute Cour / publ. A. Beugnot // Recueil des Historiens des Croisades. Foisl. Paris, 1841–1843.

58.  Fe livre des fais du bon messire Jehan le Maingre, dit Bouciquaut, mareschal de France et gouverneur de Jennes / Publ. par D. Falande. Paris; Geneve, 1985.

59.  Le livre des faits du bon messire Jean le Maingre, dit Boucicaut, marechal de France et gouverneur de Gennes / Publ. par J. F. Michaut, J. J. F. Poujoulat // Nouvelle collection des memories relatifs a bhistoire de France. Paris, 1836.

60.  Lulle Raymond. Quomodo Terra Sancta recuperari potest: tractatus de modo convertendi infideles /ed. J. Rambaud-Buhot. Palma de Mallorca, 1954.

61.  Lusignan E. Description de touts l'isle de Chypre. Paris, 1580 (Repr. / Ed. Th. Papadopoullos. Nicosia, 2004).

62.  Machairas L. Recital Concerning the Sweet Land of Cyprus Entitled Chronicle /ed. R. M. Dawkins. Oxford, 1932. Vol. I—II.

63.  Λεοντίου Μαχαιρά Χρονικό της Κύπρου. Παράλληλη διπλωατική έκδοση των χειρογράφων / Μ. Πιερής, Α. Νικολάου-ΚΠνναρη. Κέντρο Επιστημονικών Ερευνών. XLVIII. Nicosia, 2003.

64.  Machaut G. La prise d'Alexandrie en chronique du roi Piefe I de Lusignan / Publ. par L. Mas-Latrie. Societe de l'Orient Latin. Geneve, 1877.

65.  Machaut G. The Capture of Alexandria/ed. J. Shirley, P. Edbury. Cardiff, 2001.

66.  Marino Sariudo Torsello. Liber Secretorum Lidelium Crucis. Apud Bongars, Gesta dei per Francos II. Hannover, 1611.

67.  Mas-Latrie L. Documents nouveaux servant de preuves de l’histoire de l'ile de Chypre sous le regne des princes de la maison de Lusignan // Melanges historique IV (1882) 337-619.

68.  Mas-Latrie L. Commerce et expeditions militaires de la France et de Venise au moyen ages //Collection de documents inedits sur l'histoire de France. Melanges historiques. III. Paris, 1880.

69.  Mas-Latrie L. Histoire de l’ile de Chypre. Paris, 1855–1861. Vol. I—III.

70.  Mezieres Ph. de. Le songe du vieil pelerin / publ. par. G. W. Coopland. Cambridge, 1969. Vol. I—II.

71.  Mezieres Ph. de. The Life of Saint Peter Thomas / ed. J. Smet. Rome, 1954.

72.  Nicolaus IV. Registres / Publ. par E. Langlois. Paris, 1886–1905. Vol. J—II.

73.  Le pelirinage du moine augustin Jacques de Verone / hrsg. R. Roricht // Revue de l'Orient Latin. III. 1895. P. 155-302.

74.  Piattoli R. La spedizione del Maresciallo Boucicout eontro Cipro ed i suoi effetti dal earteggio di mercanti fiorentini //Giornale storico e litterario della Liguria. VI. 1929. P. 134–138.

75.  Piloti E. Trarte d'Emmanuel Piloti sur le Passage en Terre Sainte (1420) / publ. par P. -H. Dopp. Louvain; Paris, 1958.

76.  Roberti Monachi Historia Hierosolymitana // Recuel des Historiens des Croisades. Historiens Occidentaux. Paris, 1844–1895. T. III.

77.  Robert the Monk’s History of the First Crusade. Crusade Texts in Translation / Transl. C. Sweetenham. Aldershot, 2005.

78.  Stellae Giorgii et lohannes Annales Genuenses / a cura di G. Petti-Balbi //Rerum Italicarum scriptores. Bologna, 1975. Vol. XVII. Pt. 2.

79.  Strambaldi D. Chronique de Chypre / ed. R. Mas-Latrie // Collection de documents inedits sur 1'histoire de France. Histoire politique. Paris, 1893.

80.  Thiriet F. Deliberations des Assamblees venitiens concernant la Romanie. Paris, 1958–1961. T. I-III.

81.  Thiriet F. Regestes des deliberations du Senat de concernant la Romanie. Paris, 1958–1961. T. MIL

82.  Urbanas V. Lettres communes / ed. M.-H. Laurent et al. Paris, 1954–1986. Vol. I–XII. (BEFAR).

83.  Villon F. Ballade des seigneurs de jadis.

84.  Ziada M. M., La Monte J. Bedr ed-Dinal-'Aini’s Account of the Conquest of Cyprus (1424–1426) // NY, 1939–1944.

Литература

1.  Ahrweiler E. L’histoire e la geographie de la region de Smyrne entre les deux occupations turques (1081–1317) particulierement au XHIe siecle // Travaux et Memories. Vol. I. 1965. P. 2-204.

2.  Ayalon D. The Mamluks and Naval Power: A Phase of the Struggle between Islam and Christian Europe //Medieval Ships and Warfare /ed. S. Rose. Aldershot, 2008. P. 223-234 (Repr. from: Proceedings of the Israel Academy of Sciences and Humanities. 1965.1. P. 1 — 12).

3.  Balard M. Chypre, les republiques maritimes italiennes et les plans de croisades (1274–1370) //Cyprus and the Crusades. Nicosia, 1995. P. 97–106.

4.  Balard M. Genoese Naval Forces during the Fifteenth and Sixteenth Centuries // War at Sea in the Middle Ages and the Renaissance / ed. by J. B. Hattendorf and W. Unger. Woodbridge, 2003. P. 137–140.

5.  Balard M. Les forces navales genoises en Mediterranee aux XVe et XVIe sidcles // Guerre, pouvoir et noblesse au Moyen Age. Melanges en l’honneur de Philippe Contamine / publ. par J. Paviot et J. Verger. Paris, 2000. P. 63-70.

6.  Balard M. Notes on the economic consequences of the Crusades // The Experience of Crusading / ed. J. Philiips, P. Edbury. Cambridge, 2003. Vol. II. P.233-239.

7.  Balletto L'Pistarino G. Genova ed il suo sistema politico-militare nel l’Egeo (secoli XIV–XV) // Atti dell’academia Ligure di Scienze e Lettere. 1996. Ser. V. Vol. LIII. P. 461-472.

8.  Beldiceanou-Steinher I. La prise de Serres et le firman de 1372 en faveur du monastere de Saint-Jean-Prodrome //Acta Historica. Vol. IV. 1965. P. 16-24.

9.  Байер Х.-Ф. (Beyer H.-F.) Участие Ирины Евлогии Хумнены в иси-хастском противоборстве XIV в. //АДСВ. 31.2000. С. 297-322.

10.  Baldwin Ph. В. Charles of Anjou, Pape Gregory X and the Crown of Jerusalem //Journal of Mediterranean History. 38, issue 4. 2012. P. 424-442.

11.  Bliese R. E. The Motives of the First Crusaders: A Social Psychological Analysis //Journal of Psychohistory. 17. 1990. P. 393-41 1.

12.  Bliznjuk S. V. Die Geograplue der Handelsbeziehungen Zyperns im XIII–XIV. Jhd.//Byzantiaka.T. 12. 1992. S. 229-245.

13.  Bliznyak S. V. Die Fremden am Hofe der Konige von Zypern im 14/15. Jhd. //Επετηρϋδα. Κϋντρο Επιστημονικήν Ερευνϋν. XXXI. 2005. Ρ. 109-125.

14.  Bliznjuk S. Genovesi a Costantinopoli ed Adrianopoli alia meta del XV secolo in base a documenti dell'Archivio di Stato di Genova // Byzantinische Zeitschrift. Bd. 90. Hft. E 1997. P. 13-23.

15.  Btiznyuk S. V. The Crusaders of the Later Middle Ages. The King of Cyprus Peter I Lusignan//The Crusades and the Military Orders: Expanding the frontiers of medieval latin Christianity. Budapest, 2001. P. 51 -57.

16.  Bliznyuk S. II prezzo delle guerre dei re di Cipro (XIV–XV secc.) // Siidost-Forschungen. 59/60. 2000/2001. P. 99–124.

17.  Близнюк С. В. Мир торговли и политики в королевстве крестоносцев на Кипре :(1192–1373). М» 1994.

18.  Близнюк С. В. Городской пейзаж Фамагусты в XIII–XIV вв, // Город в средневековой цивилизации Западной Европы. Феномен средневекового урбанизма / под ред. А. А. Сванидзе. М., 1999, Т. I. С. 363-368.

19.  Близнюк С. В. Цена королевских войн на Кипре в XIV–XV вв. //ВВ. 59 (84). 2000. С. 86-96.

20.  Близнюк С. В. Кипр и турецкая угроза: новая философия крестоносного движения // Причерноморье в средние века / Под ред. С. П. Карпова. СПб., 2009. Вып. 7. С. 174-201.

21.  Близнюк. С. В. Иностранцы на службе кипрских королей первой половины XIV в. // Двор монарха в средневековой Европе;: явление, модель, среда / под ред. Н. А. Хачатурян. СПб., 2001.274-286.

22.  Близнюк С. В. Кошелек и жизнь генуэзцев в Константинополе и Адрианополе в середине XV в. // Причерноморье в средние века / Под ред. С. П. Карпова. СПб., 1998. Вып. 3. С. 126–144.

23.  Близнюк С. В. От праздника к войне // ВВ. 68 (93). 2009. С. 91–107.

24.  Близнюк С. В. Фамагуста начеку: военные ресурсы генуэзской колонии на Кипре. 1373–1464 гг. // ВВ. 69 (94). 2010. С. 58-75.

25.  Близнюк С. В. 1489 г. Чей Кипр: венецианский или египетский // Вестник МГУ. Серия Востоковедение. М., 2010. No, 3. С. 42-57.

26.  Близнюк С. В. Городской пейзаж Фамагусты в XIII–XIV вв. // Город в средневековой цивилизации Западной Европы. Феномен средневекового урбанизма / под ред. А. А. Сванидзе. М., 1999. Т. I. С. 363-368.

27.  Boulton D. A. J. D. The Knights of the Crown: the Monarchical Orders of Knighthood in Later Medieval Europe, 1325–1520. Woodbridge, 1987.

28.  Bratianou G. J. Le roman de Trois dans la Chronique de Robert de Clari //Revue historique du sud-est europeen. VI/1 -3. 1929. P. 52-55.

29.  The Cambridge History of Turkey / ed. by K. Fleet. Vol. I. Byzantium to Turkey, 1071–1453. Cambridge, 2009.

30.  Campagnolo M. The Parallel Lives of Evagrios I of Salamis and Peter I de Lusignan // From Aphrodite to Melusine. Reflection on the Archaeology and the History of Cyprus. Geneve, 2007. P. 49-62.

31.  Christides V. The Image of Cyprus in the Arabic Sources, Nicosia, 2006.

32.  Coureas N. Christian and Muslim Captives on Lusignan Cyprus: Redemption or Retention? // La liberazione die «captivi» tra Cristianita e Islam / a cura di G. Cipollone, Vaticano, 2000. P. 525-531.

33.  Coureas N. Cyprus and the Naval Leagues, 1333–1358// Cyprus and the Crusades / ed. N. Coureas, J. Riley-Smith. Nicosia, 1995. P. 107–124.

34.  Cowdrey H. E. /. Pope Gregory VII and the Bearing of Arms // Montjoie, Studies in Crusade History in Honour of Hans Eberhard Mayer / ed. B. Z. Kedar, J. Riley-Smith, R. Hiestand. Aldershot, 1997. P. 21-35. (Variorum Reprints).

35.  Cyprus: Society and Culture 1191–1374 / ed. Ch. Schabel and A. Nicolaou-Konnari / Leiden; Boston, 2005.

36.  Dabrowska M. Peter of Cyprus and Casimir the Great in Cracow It Byzantiaka. T. 14. 1994. P. 255-267.

37.  Deligiorgis S. Boccaccio and the Greek Romances // Comparative Literature. XIX/2. 1967. P. 97–113.

38.  Dolger F. Besprechungen auf dem Buch von Halecki O. Un empereur de Byzance a Rome // Byzantinische Zeitschrif. Bd. 33. 1933. S. 132–136.

39.  Dolger F. Regesten der Kaiserurkunden dps Ostromischen Reiches. Munchen; Berlin, 1965, Bd. V.

40.  Dunn R. E. Gli straordinari viaggi di Ibn Battuta. Le mille avventure del Marco Polo arabo. Milano, 1993.

41.  Edbury P. The Kingdom of Cyprus and the Crusades, 1191–1374. Cambridge, 1991.

42.  Edbury P. The Lusignan Kingdom of Cyprus and its Muslim Neighbours. Nicosia, 1995. P. 223—242. Κύπρος απο την προϊστορία στους νεότερους χρόνους. Nicosia, 1995. Ρ. 223—242.

43.  Enlart C. Gothic Art and the Renaissance in Cyprus / transl. and ed. D. Hunt. London, 1987.

44.  Forey A. Cyprus as a Base for Crusading Expeditions from the West // Cyprus and the Crusades / ed. J. Riley-Smith, N. Coureas. Nicosia, 1995. P. 69-79.

45.  Fedalto G. La chiesa latinain Oriente. Verona, 1973–1978. Vol. I—III.

46.  France J. Victory in the East: a military history of the First Crusade. Cambridge, 1994.

47.  Γιαγκουλλής К. Γ. Μικρός ερμηνευτικός και ετυμολογιός θησυρός της Κηριακής διαλέκτου: (απο το δέκατο τρίτο αιώνα μέχρι σήμερα). Λευκοσία, 1997.

48.  Hill G. History of Cyprus. Cambridge, 1948. Vol. II—III.

49.  Holt P. M. The Age of the Crusades: the Near East from the Eleventh Century to 1517. London; NY, 1997.

50.  Ilieva A. L’image des Lusignans dans l’historiographie chypriote: heros et anti- heros // Actes du Colloque «Les Lusignans et i’Outre Мег». Poitiers-Lusignan 20—24 Octobre 1993. Poitiers, 1994.

51.  Irwin R. The Middle East in the Middle Ages: the Early Mamluk Sultanate. London; Sydney, 1986.

52.  Jacoby D. Conrad, Marquis of Montferrat, and the Kingdom of Gerusalem (1187–1192) // Atti del Congresso Internazionale «Dai Feudi Monferrini e dal Piemonte ai Nuovi Mondi Oltre gli Oceani». Alessandria, 1993. Vol. I. P. 187-238.

53.  Jacoby D. Jean Lascaris Calopheros, Chypre et la Moreee // Revue des etudes byzantines. T. XXVI. 1968. P. 189-228.

54.  Jorga N. Philippe de Mezieres, 1327–1405, et la croisade au XlVe siecle. Paris, 1896. (London: VR, 1973).

55.  Костогрызова Л. Ю. Оценки паламитами и антипаламит.ами роли Ирины-Евлогии Хумнены в исихастском противоборстве XIV в. // АДСВ. 31. 2000. С. 290-296.

56.  Kyrris С. History of Cyprus. Nicosia, 1985.

57.  Laioa A. E. Constantinople and the Latins. The Foreign Policy of Andronicus II (1282–1328). Cambridge, 1972.

58.  Lemerle P. L’emirat d’Aydin, Byzance et l’Occident. Recherches sur «La geste d’Umur Pacha». Paris, 1957.

59.  Loyd S. English Society and the Crusade, 1216–1307. Oxford, 1988.

60.  Лучацкая С. И. Источниковедческие особенности «Иерусалимских ассиз» в медиевистике XIX–XX вв. // СВ. Т. 51. 1988. С. 153–166.

61.  Lattrell A. Crete and Rhodes: 1340— 1360 // Luttrell A. The Hospitallers in Cyprus, Rhodes, Greece and the West. London, 1978. P. 167–175. (Variorum Reprints; VI).

62.  Lattrell A. The Crusade in the Fourteenth Century // Europe in the Middle Ages /ed. T. Hale, R. Highfield, B. Smalley. London, 1965. P. 122–154.

63.  Lattrell A. The Hospitallers in Cyprus: 1310-1378//Κυπριακαί Σπουδαί. T. 50. 1984. P. 155-184.

64.  Lаttrell A. The Hospitallers of Rhodos confront the Turks: 1306–1421 //Luttrell A. The Hospitallers and their Mediterranean World. London, 1992. P. 80–116. (Variorum Reprints; II).

65.  Lattrell A. Latin Responses to Ottoman Expansion before 1389 // The Ottoman Empire. Rethymnon, 1993. P. 119–134.

66.  Mater F. G. Cyprus from the Earliest Time to the Present Day. London, 1968.

67.  Медведев И. П. Византийский гуманизм. СПб., 1997.

68.  Nasturel // Beldiceanou. N. Les eg'llses byzantines et la situation economique de Drama, Serres et Zichna aux XlVe et XVe siecles // Jarhbuch der Osterreinischen Byzantinistik. Bd. 27. 1978. P. 269-285.

69. Papadopaulos I. Η εξωτερική πολιτική του 'Ουγου τυο Δ’// Kupriakai Spoudai. 1967. P.75-78.

70. Pennas P. Th. Ιστορία των Σερρών. 1383—1913. Athens, 1966.

71.  Peters E. Henry II of Cyprus, Rex inutilis: A Footnote to Decameron 1.9. //Speculum. 72. 1997. P. 763-777.

72.  Pistarino G. Chio dei Genovesi // Studi medioevali. 1969. Ser. III. Vol. 10. P. 3-68.

73.  Pistarino G. Le crone di Gerusalemme, di Cipro e d'Armenia ai Lusignano ed ai Savoia // Rivista di storia arte e archeologia per le province di Alessandria e Asti. CVII. 1998. P. 1-23.

74.  Pitsilides A. G. Τυπολογική κατάταξη των ασημένιων γράσων του Πέτρου Α1 Λουζινιάνου // Πρακτικά του Δέυτερου Διεθνούς Κυπριολογικού Συνεδίου. Vol. II. Nicosia 1986. P.281-296.

75.  Puchner W. The Crusader Kingdom of Cyprus — a Theatre Province of Medieval Europe? Athens, 2006.

76.  Richard J. L'etat de guerre avec l'Egypte et le royaume de Chypre // Cyprus and the Crusades / ed. N. Coureas, J. Riley-Smith. Nicosia, 1995. P. 83-95.

77.  Richard J. Le royaume de Chypre et: l’embargo sur le commerce avec l'Egypte (fin Xllle—debut XlVe siecle // Compte rendus de l’Academie des Inscriptions. Paris, 1984. P. 120–134.

78.  Richard J. L'ordonance de december 1296 sur le prix du pain a Chypre // Επετηρϋς. ΚΠντρο Επιστημονικήν ΕρευνΠν. I. 1967-1968. Ρ. 45-51.

79.  Riley-Smith J. The Crusading Heritage of Guy and Aimery of Lusignan // Cyprus and the Crusades / ed. N. Coureas, J. Riley-Smith. Nicosia, 1995. P. 31-45.

80.  Radt de Collenberg W. H. Les Lusignans de Chypre //Επιτερίς Κϋντρου Επιστημονικών Ερευνών. 10. 1979-1980. Ρ. 85-319.

81.  Ruiz Domenec J. E. BoUeicaut, gubernator de Genova. Biografico de un caballero errante. Genova, 1989. (Civico Istituto Colombiano. Studi e Testi. Ser. Storica a cura di G. Pistarino; 12).

82.  Schabel Ch. Elias of Nabinaux, Archbishop of Nicosia, and the Intellectual History of Later Medieval Cyprus // Cahiers de l’Institut du Moyen-Age grec et latin.68. 1998. P.35-52.

83.  Schabel Ch. Archbishop Elias and the Sinodicum Nicosiense //Annuarium historiae conciliorum. 32/1.2000. P. 61-81.

84.  Schabel Ch. Hugh the Just: the Further Reabilitation of King Hugh IV Lusignan of Cyprus //Επετηρϋ δα. К ντρο Επιστημονικήν Ερεύνϋν. XXX. 2004. Ρ. 123-152.

85.  Setton K. The Papacy and the Levant (1204–1571). Philadelphia, 1976— 1984. Vol. I-II.

86.  Thiriet F. La Romanie Venitienne au Moyen Age. Paris, 1959.

87.  Sinkewicz R. E. The Solutions adressed to George Lapithes by Barlaam the Calabrian and their Philosophical Context//Medieval Studies. XLIII. 1981. P. 151-211.

88.  Сметанин Г. В. Правовые воззрения Георгия Лапифа // АДСВ. 26. 1992, С. 164–169.

89.  Stubbs W. The Medieval Kingdom of Cyprus and Armenia. Oxford, 1878 (Repr.: Stubbs W. Seventeen Lectures on the Study of Medieval and Moden History. Oxford, 1887.)

90.  Troubat O. La France et la royaume de Chypre au XIV e siecle: Marie de Bourbon, imperatrice de Constantinople // Revue historique. T. 278. 1987. P. 3-21.

91.  Vacalopoulos A. E. The Flight of the Inhabitant of Greece to the Aegean Islands, Crete and Mane during the Turkish Invasions (XIV–XV) // Charanis Studies /ed. A. E. Laiou-Thomodakis. New Brunswich, 1980. P. 272-281.

92.  Васильев А. А. Карл Великий и Харун-ар-Рашид // Византийская цивилизация в освещении российских ученых 1894–1927. М., 1999. (Репр. ВВ.20. 1913. С. 63–116)

93.  Zachariadou Е. Trade and Crusade. Venetian Crete and the Emirates of Menteshe and Aydin (1300–1415). Venezia, 1983.

94.  Zachariadou E. The Conquiest of Adrianople by the Turks // Studi Veneziani. Vol. XII. 1970. P. 21-217.

95.  Zachariadou E. Prix et marches des eereales en Romanie (1343–1405) // Nuova Rivista Storica. Vol. 61. No. 3/4. 1977. P. 291-306.

Примечания

1

В 1676 г. в свет вышла первая часть названного труда. Последующие были опубликованы в 1682 г. Затем сочинение Мембура неоднократно переиздавалось. Maimbourg Louis. Histoire des croisades pour la delivrance de la Terre Sainte. Paris, 1676–1682. Pt. 1-4; Les histories du Sieur Maimbourg. Histoire des croisades pour la delivrance de la Terre Sainte. Paris, 1686. Pt. I—II.

(обратно)

2

История средних веков // Учебник под ред. С. П. Карпова. М: Изд-во МГУ, 1997. Т. I. С. 271.

(обратно)

3

Balard М. Les Croisades. Paris, Р. 9.

(обратно)

4

Заборов М. А. Крестоносцы на Востоке. С. 11; Заборов М. А. Крестовые походы // История средних веков. Учебник под ред. 3. В. Удальцовой, С. И. Карпова. М., 1990. T.I. С, 212.

(обратно)

5

Luttrell A. Hie Crusade in the Fourteenth Century 11 Europe in the Late Middle Ages / ed. T. Hale, R. Highfield, B. Smalley. London, 1965. P. 122–123.

(обратно)

6

Куглер Б. История крестовых походов. СПб, 1895. С. 27-28.

(обратно)

7

Mayer Н. Е. Geschichte der Kreuzztige. Stuttgart, Berlin, Koln, 2000.

(обратно)

8

Rimcimcm S. History of the Crusades. Cambridge, 1957. Vol. I—III. Особ: I. P. XI XIII: III. P. 469–180.

(обратно)

9

Ле Гофф Ж. Цивилизация средневекового Запада. М., 1992. С. 67.

(обратно)

10

Более подробно см: Balard М. Notes on the economic consequences of the Crusades I I The Experience of Crusading / ed. J. Philiips, P. Edbury. Cambridge Univ. Press, 2003. Vol. II P. 233-239.

(обратно)

11

1096–1099 — Первый крестовый поход в Святую Землю; 1147–1149 — Второй крестовый поход; 1189–1192 — Третий крестовый поход; 1202–1204 — Четвертый крестовый поход в Константинополь; 1217–1221 — Пятый крестовый поход; 1228–1229 — Шестой крестовый поход императора Фридриха II; 1248–1254 — Седьмой (Первый) крестовый поход Людовика IX Святого, короля Франция; 1269–1270 — Восьмой (Второй) крестовый поход Людовика IX Святого.

(обратно)

12

Позиция историков плюралистов см. ниже.

(обратно)

13

MayerН. Е. Op. cit. S. 30-31.

(обратно)

14

Никифор II Фока — византийский император (963-969).

(обратно)

15

Лев Диакон. История. / под ред. Г. Г. Литаврина. М., 1988. С. 11.

(обратно)

16

Васильев А. А. Карл Великий и Харун-ар-Рашид // Византийская цивилизация в освещении российских ученых 1894–1927. М.: Ладомир, 1999. Репр.: ВВ, 1913, Т. XX, С. 113; Roricht Geschichte des ersten Kreuzztiges. Insbruck, 1901. S. 5.

(обратно)

17

Grousset R. Histoire des croisades et du Royaume de Jerusalem. Paris, 1934–1936. Runciman S. History of the Crusades. Vol. I. P. 10–11, 30-32; Куглер Б. История крестовых походов. С. 25-32.

(обратно)

18

Thiriet F. La Romanic Venitieime au Moyen Age. Paris, 1959. (2 ed.: Paris, 1975).

(обратно)

19

Bliznjuk S. V. Die Geographie der Handelsbeziehungen Zypems im XIII–XIV. Jhd. // Byzantiaka. 1992. T. 12. P. 229-245.

(обратно)

20

Дата завоевания Родоса госпитальерами спорна. Называется также 1309 и 1310 г.

(обратно)

21

О владениях Генуи и Венеции в Латинской Романии см: Культура Византии. Т. 3. С. 12–14.

(обратно)

22

France J. Victory in the East: a Military History of the First Crusade. Cambridge University Press, 1994.

(обратно)

23

Cowdrey Н. Е. J. Pope Gregory VII and the Bearing of Anns I I Montjoie. Studies in Crusade History in Honour of Hans Eberhard Mayer / ed. B. Z. KKedar, J. Riley-Smith, R. Hiestand. Variorum, 1997. P. 21-35.

(обратно)

24

Roberti Monachi Historia Hierosolymitana // RHCocc. T. III. Lib. I. Cap. I—III. P. 727-730.

(обратно)

25

Roberti Monachi Historia Hierosolymitana // RHCocc. T. III. Lib. I. Cap. III. P. 730

(обратно)

26

Ibidem. Р. 729.

(обратно)

27

Ibidem. Р. 729 — «papa Urbanus sermone urbano peroravit» («...папа Урбан в своей искуссной речи в заключении провозгласил...»)

(обратно)

28

Guibertis abbatis monasterii Sanctae Mariae Novigenti Historia qui dicitur Gesta Dei per Francos. Paris, 1850. Lib. П. Cap. VI.

(обратно)

29

Bliese R. Е. The Motives of the First Crusaders: A Social Psychological Analysis // Journal of Psychohistory. 17. 1990. P. 393-411. (особенно P. 400).

(обратно)

30

Guibertis abbatis monasterii Sanctae Mariae NovigentiHistoria... Lib. П. Cap. VI.

(обратно)

31

Гильом Тирский, Ордерик-Виталий, Гвиберт Ножанский: Guibertis abbatis monasterii Sanctae Mariae Novigenti Historia... Lib. II, 6; Guillaume de Tyr. Chronique / ed. R. B. S. Huygens // Corpus Christianorum. LXIII. Brepols, 1986. Vol. I. Lib. I, 8. R 119; (возможно использование старого издания Гильома Тирского: Guillaume de Туг. Historia rerum in partibus Transmarinis gestarum a tempore successorum Mahumeth ab anno Domini 1183 ad.annum 1277, edita a venerabili Tyrensi archiepiscopo // Recueil des Historiens des Croisades. Historiens Occidentaux. Paris, 1844–1895. T. П. Lib. I, 8);). СтасюлевичM. T. 3. C. 56,87, 98.

(обратно)

32

Об отношении св. Августина к войне подробно см: Riley-Sniith J. The Crusades, Christianity, and Islam. NY, 2008. P. 11–13.

(обратно)

33

BalardM. Les Croisades. P. 76.

(обратно)

34

В Европе верили, что история римлян начинается с того момента, когда на Аппенинах появляются троянцы, которых сюда привел Эней из захваченной греками Трои. Именно так объяснает начало Рима Тит Ливий (Тит Ливий. История Рима от основания города. Книга I. 1-3). Эта идея была воспринята многими авторами в средние века. Например, Гальфрид Монмутский начинает свою «Историю бриттов» с того же самого рассказа о прибытиии Энея в Италию и последующем расселении его потомков на прежде необитаемых Британских островах, откуда, таким образом, и произошли бритты (Гальфрид Монмутский. История Бриттов. Жизнь Мерлина. Москва: Наука, 1984. С. 6–18). «Троянский цикл» красной нитью проходит через всю литературу XII в.

(обратно)

35

Перевод М. Я. Заборова. — Робер де Клари. Завоевание Константинопрля / под ред. М. Я. Заборова. Москва: Наука, 1986. Гл. CVI. С. 75; ('lari Robert tie. La eonquet de Constantinople /publ. par Ph. Lauer. Paris, 1924. СVI (101); Bmticmu G. J. Le roman de Trois dans la Clironique de Robert de Clari I I Revue historique du sud-est europeen. Vt/1-3. 1929. P. 52-55.

(обратно)

36

Gunther of Pairis. Historia Constantinopolitana / ed. P. Orth. Hildesheim; Zurich, 1986.

(обратно)

37

Luttrell A. The Crusade in the Fourteenth Century. P. 125.

(обратно)

38

Jorga N. Philippe de Mezieres, 1327–1405. Paris, 1896 (London: VR. 1973); Ariva A. S. The Crusade in the Later Middle Ages. London, 1938; History of the Crusades /ed. K. Setton. Vol. I-V.

(обратно)

39

Стасюлевич М. Т. 3. С. 717-733;LulleR. Quomodo Terra Sancta recuperari potest: tractatus de modo convertendi infideles / ed. J. Rambaud-Buhot. Palma de Mallorca, 1954; Marino Samito Torsello. Liver Secretorum fidelium cnicis. Hannover, 1611; Balard M. Les Croisades. P. 57-58; Balard M. Chypre, les republique maritimes... P. 102; LuttrellA. The Crusade in the Fourteenth Century. R 127, 131–133; History of the Crusades. Vol. III. P. 5–10.

(обратно)

40

Mezieres Pit. Le sogne... Vol. I—II. О крестовых походах Пьера I Лузиньяна см. ниже.

(обратно)

41

PilotiE. Traite...

(обратно)

42

Близнюк С. В. Мир торговли и политики... С. 50-51.

(обратно)

43

Piloti Е. Traite...

(обратно)

44

Lusignan Е. Description, de toute Г isle de Chypre. Paris, 1580. P. 189–190. (Repr. / Ed. Hi. Papadopoullos. Nicosia, 2004).

(обратно)

45

Rilev-Smilh J. The Crusading Eleritage of Guy and Aimery of Lusignan // Cyprus and the Crusades / ed. N. Coureas, J. Riley-Smith. Nicosia, 1995. P. 31 —45.

(обратно)

46

Guillaume de Тук Chronique / ed. R. B. S. Eluygens // Corpus Christianorum. LXIII, Brepols, 1986. Vol. II. Liv. 19. ch. 8. P. 873-874.

(обратно)

47

Continuateur de Guillaume de Туг\ L'estoire de Eracles Empereur et la conqueste de la terre d'Outremer // Recuel des Historiens des Croisades. Historiens Occidentaux. Paris, 1869-1871. T. II. Liv. 32. ch. 10. P. 340; Rudt de Collenberg W. H. Les Lusignans de Chypre // Επιτερίς Κϋντρου Επιστημονικών Ερευνών. 10.1979-1980. Ρ. 90.

(обратно)

48

Жан де Жуанвиль. Книга благочестивых речений и добрых деяний нашего святого короля Людовика / Г. Ф. Цыбулько, Ю. П. Малинин, А. Ю. Карачинский. Санкт-Петербург, 2007. § 98–104. С. 30-32.

(обратно)

49

Жан де Жуанвиль. Ук. Соч. § 109. С. 33.

(обратно)

50

Rudtde Collenberg W Н. Les Lusignans de Chypre. P. 90.

(обратно)

51

Пуатье входил в домен Плантагенетов.

(обратно)

52

LloydS. English Society and the Crusades, 1216–1307. Oxford, 1988. P. 84.

(обратно)

53

Ришар Ж. Латино-Иерусалимское королевство. СПб., 2000. С. 182, 186, 187.

(обратно)

54

Guillaume de Туг. Chronique. Vol. II. Liv. 22. От 26 (25). P. 1049.

(обратно)

55

Ришар Ж. Латино-Иерусалимское королевство. С. 163.

(обратно)

56

Guillaume de Туг. Clironique. Vol. II. Lib. XXII, 29, 30, P. 1055–1059.

(обратно)

57

Ришар Ж. Латино-Иерусалимское королевство. С. 163–172.

(обратно)

58

Jacoby D. Conrad, Marquis of Montferrat, and the Kingdom of Gerusalem (1187–1192) // Atti del Congresso Intemazionale «Dai Feudi Monferrini e dal Piemonte ai Nuovi Mondi Oltre gli Oceani» Alessandria, 1993. Vol. I P. 187-238....

(обратно)

59

Rudtde Collenberg W.H. Les Lirsignans de Chypre. P. 91, 94.

(обратно)

60

Rudt de Collenberg W. H. Les Lusignans de Chypre. P. 93.

(обратно)

61

Mac!mints L. Recital Concerning the Sweet Land of Cyprus Entitled Chronicle / Ed. R. M. Dawkins. Oxford 1932 Vol. L § 26.

(обратно)

62

Ги хотел передать корону другому брату Жоффруа. Однако жизнь и управление заморскими землями не входило в планы последнего. Он решил вернуться во Францию, о чем известил своих братьев. La continuation de Guillaume de Туг (1184–1197) / publ. Par M. R. Morgan. Paris, 1982. P. 173; Continuateur de Guifbume de Tyr. vfstoire de Eracles. T. II. P. 192,203,211.

(обратно)

63

La continuation de Guillaume de Туг (1184–1197) / publ. Par M. R. Morgan. P. 177–180.

(обратно)

64

La continuation de Guillaume de Tyr (1184–1197) / publ. Par M. R. Morgan. P. 199.

(обратно)

65

Chronique d’Emoul et de Bernard le Tresorier / publ. par L. Mas-Latrie. Paris, 1871. P. 354-359.

(обратно)

66

Ришар Ж. Латино-Иерусалимское королевство... С. 202.

(обратно)

67

Forev A. Cyprus as a Base for Crusading Expeditions from tire West // Cyprus and the Crusades / ed. J. Riley-Smith, N. Coureas. Nicosia, 1995. R 70; Ртиар Ж. Латино-Иерусалимское королевство... С. 209-210.

(обратно)

68

Les Gestes des Chiprois // Recuel des Historiens des Croisades. Documents armeniens. Paris, 1906. T. II. P. 98.

(обратно)

69

Сам император Фридрих II в это время уже находился в Европе, куда был вынужден спешно вернуться 1 мая 1229 г. из-за вспыхнувшего в Италии восстания гвельфов и нападения на его Сицилийское королевство Жана де Бриенна, управлявшего с 1212 по 1225 гг. Латино-Иерусалимским королевством и вынужденного отдать власть Фридриху II, а в 1228 г. ставшего императором Латинской империи в Константинополе.

(обратно)

70

Близнюк С. В. Мир торговли... С. 31-32.

(обратно)

71

Ришар Ж. Латино-Иерусалимское королевство... С. 345.

(обратно)

72

Ле Гофф Ж. Людовик IX Святой. М., 2001. С. 149.

(обратно)

73

Жан де Жуанвиль. Книга... С. 37-38, § 133, 134, 135.

(обратно)

74

Mas-LatrieL. Histoire... Т. II. Р. 122–124.

(обратно)

75

Edbmy Р. Kingdom of Cyprus. Р. 92-93; Hill G. History of Cyprus. Vol. II. P. 167.

(обратно)

76

Edbury P. Kingdom of Cyprus... P. 90-96; Hill G. History of Cyprus. Vol. II. P. 163–165, 172–173.

(обратно)

77

Livre de Jean d’lbelin. in: Livres des Assises de la Haute Cour / publ. A. Beugnot // Recueil des Historiens des Croisades. Lois I. Paris, 1841–1843. Ch. CCXXVII, CCXXVIII. Перевод названных глав на русский язык см: Стасюлевич М. История Средних веков... Т. 3.

(обратно)

78

Baldwin Pit. В. Charles of Anjou, Pape Gregory X and the Crown of Jerusalem // Journal of Mediterranean History. 38, issue 4. 2012. P. 424-442.

(обратно)

79

Ришар Ж. Латино-Иерусалимское королевтсво. С. 376.

(обратно)

80

Les Gestes des Chyprois. R 783; L’estoire de Eracles empereur et la conqueste de la Terre d’Outremer // Recueil des Historiens des Croisades. Occ. Vol. II. P. 475.

(обратно)

81

Les Gestes des Chyprois. P. 779-783; L'estoire de Eracles... P. 461,474-478; Edbury P. Kingdom of Cyprus. P. 93-95; Hill G. History of Cyprus. Vol. II. P. 163–173.

(обратно)

82

Близнюк С. В. Неизвестный венецианский документ 1346 г. по истории кипро-венецианских отношений// Средние века. Т. 53. 1990. С. 191-203.

(обратно)

83

Данте после его общения с Карлом де Валуа не слишком хорошо относился к французам. Его знания о Кипре и его короле были получены из вторых рук и были явно предвзяты. Ему казалось, что кипрский король и его подданные погрязли в роскоши, страдают от обжорства, изнеженности и т.п. пороков более, чем кто-либо другой во всем христианском мире. А тем временем Никосия и Фамагуста буквально кричат и стенают из-за некоего лютого зверя: «Стон Никосии, Фамагусты крик, которых лютый зверь терзает яро, с другими неразлучный ни на миг» (Dante Alighieri. Paradiso. XIX. 146–148; об этом см. также: Hill. II. Р. 284).

(обратно)

84

A History of the Crusades / ed. К. Setton. Wisconsin, 1969–1985. Vol. III. P. 340-343; ///era. 1. L’image des Lusignans dans rhistoriographie chypriote: heros et anti- heros // Actes du Colloque «Les Lusignans et Г Outre Мег». Poitiers-Lusignan 20-24 Octobre 1993. Poitiers, 1994. P. 159.

(обратно)

85

Machairas L. Recital... § 50.

(обратно)

86

Les Gestes des Chyprois // Recuel des Historiens des Croisades. Documents armeniens. II. P. 818; Marino Sanudo Torsello. Liber Secretorum Fidelium Crucis. Hannover, 1611. P. 232; Hill G. History of Cyprus. II. P. 198.

(обратно)

87

Richard J. L’ordonance de december 1296 surleprixdupainaChypre//E7igir|png. KDvxpo ЦтоттщошкПу EpswDv. I (1967–1968) P. 45—51.

(обратно)

88

Bonifacius ЛП. Les Registres de Boniface VIII. Recueil des bulles de ce Papa / publ. par G. Digard, M. Faucon, A. Thomas, R. Fawtier. T. I. Paris 1907. No. 123. P. 48. (24. 06. 1295)

(обратно)

89

О Фамагусте и преобразованиях в городе на рубеже XIII–XIV вв. см: Близнюк С. В. Мир торговли... С. 72-77; Близнюк С. В. Городской пейзаж Фамагусты в XIII–XIV вв. // Город в средневековой цивилизации Западной Европы. Феномен средневекового урбанизма / под ред. А. А. Сванидзе. \1. 1999, Т. I. 363-368.

(обратно)

90

Оксфордская и равеннская рукописи добавляют, что «король Генрих начал строительство городских стен Никосии». (Machairas L. Recital... / ed. R. M. Dawkins. Vol. I. § 41; Λεοντίου Μαχαιρά. Χρονικό της Κύπρου. Παράλληλη διπλωατική έκδοση των χειρογράφων / Μ. Πιερής, Α. Νικολάου-ΚΠνναρη. Κέντρο Επιστημονικών Ερευνών. XLVIII. Nicosia, 2003. R 89). Далее Махера говорит, что стены были построены при Гуго IV. Однако в оксфордской рукописи сказано, что в столице «еще не были полностью построены стены». (Machairas L. Recital... § 76). Следовательно, строительство началось еще при Генрихе II.

(обратно)

91

History of tire Crusades / ed. К. Setton. Vol. II. P. 608; Kvrris C. History of Cyprus. Nicosia, 1985. P.226.

(обратно)

92

Richard J. L’etat de guerre avec l’Egypte et le royaiune de Chypre // Cyprus and the Crusades / ed. N. Coirreas, J. Rilay-Smith. Nicosia, 1995. P. 84-85.

(обратно)

93

Edury P. The Kingdom of Cyprus and the Crusades, 1191–1374. Cardiff, 1991. P. 104–105.

(обратно)

94

Nicolas IV Registres/Publ. par E. Langlois. Paris 1886–1905. Vol. I—II. No. 67846789; Близнюк С. В. Мир торговли... С. 50-51; Richard J. Leroyaume de Chypre et l'embargo sur le commerce avec l’Egypte (fin XIIIe—debut XIVe siecle // Compte rendus de l’Academie des Inscriptions. Paris 1984, 120–134.

(обратно)

95

Marino Sanudo Torsello. Liber Secretorum... P. 233; Les Gestes... 820-821; AmadiF. Chronique... P. 229-230; Irwin R. The Middle East in the Middle Ages: the Early Mamluk Sultanate. London; Sydney, 1986. P. 79-86; Edbmy P. The Kingdom of Cyprus. P. 102.

(обратно)

96

История крестовых походов / под ред. Дж. Райли-Смита. М., 1998. С. 336-337.

(обратно)

97

Boccaccio G. Le lettere edite et inedite / Tradotte e commentate con nuovi documenti di Francesco Corazzini. Firenze, 1877. P. 211,211-225.

(обратно)

98

Boccaccio G. Genealogie Johaimis Boccacii cum micantissimis arborum effigiacionibus cuisque gentiles dei progeniem... declarantibus. Paris, 1511. Proemium. f. VI r-v; lib. XV. Cap. VI, XIII; Boccaccio G. Della Genealogia degli Dei. Venezia, 1627. Proemio. fol. lr-2v; lib. XV. Cap. VI, XIII.

(обратно)

99

Boccaccio G. Genealogie Johaimis Boccacii... lib. XV. Cap. VI, XIII; f. CXXVIIr; f. CLXIIr; Boccaccio G. Della Genealogia degli Dei. Lib. XV. Cap. VI, XIII; Conclusione. f. 247r-v; Schabel Ch. Hugh the Just: the Further Reabilitation of King Hugh I VLusignan of Cyprus // Επετηρδα. К ντρο Επιστημονικ ν Ερευνϋ ν. XXX. 2004. Ρ. 129-130.

(обратно)

100

Boccaccio G. Decameron. I. 9; II. 4, 7; III. 7; V. 1.

(обратно)

101

Schabel Ch. Hugh the Just... 128–129; Peters E. Henry II of Cyprus, Rex inutilis: A Footnote to Decameron 1.9.// Speculum 72 (1997) P. 763-777; Puclmer W. The Crusader Kingdom of Cyprus — a Theatre Province of Medieval Europe? Athens, 2006. P. 66,no. 224; Deligiorgis S. Boccaccio and the Greek Romances// Comparative Literature. XIX/2. 1967. P. 97–113.

(обратно)

102

Nicephori Gregorae Byzantina istoria / ed. L. Schopen. Bonn, 1829–1830. Vol. III. P. 27-33.

(обратно)

103

Leone P. L’encomie di Niceforo Gregora per il re di Cipro (Ugo IV di Lusignano) //Byzantion. LI, No. 1. 1981. P. 224.

(обратно)

104

Nicephori Gregorae Byzantina istoria. III. P. 27, 30.

(обратно)

105

О Георгии Лапифе см: Сметании Г. В. Правовые воззрения Георгия Лапифа // АДСВ (1992) 26. С. 164–169; Байер Х.-Ф. Участие Ирины Евлогии Хумнены в исихастском противоборстве XIV в. // АДСВ (2000) 31. С. 297-322; Костогрызова Л. Ю. Оценки паламитами и антипаламитами роли Ирины-Евлогии Хумнены в исихастском противоборстве XIV в. // АДСВ. 31. 2000. С. 290-296; Sinkewicz R. Е. The Solutions adressed to George Lapithes by Barlaam the Calabrian and their Philosophical Context //Medieval Studies. XLIII. 1981. P. 151-21 \\KyrrisC. History of Cyprus. Nicosia, 1985. P. 230; Cyprus: Society and Culture 1191–1374 / ed. Cli Schabel and A. Nicolaou-Koimari / Leiden; Boston, 2005. P. 272-275.

(обратно)

106

Nicephori Gregorae Byzantina istoria. Vol. III. P. 23-27, 33.

(обратно)

107

Nicephori Gregorae Byzantina istoria. III. P. 29.

(обратно)

108

Cyprus: Society and Culture... P. 233-234.

(обратно)

109

Nicephori Gregorae Byzantina istoria. III. P. 29-30.

(обратно)

110

Nicephori Gregorae Byzantina istoria. III. P. 29.

(обратно)

111

Schcibel Ch. Elias of Nabinaux, Archbishop of Nicosia, and the Intellectual History of Later Medieval Cyprus // Cahiers de l'Tnstitut du Moyen-Age grec et latin. 68. 1998. P. 35-52; Schabel Ch. Archbishop Elias and the Sinodicum Nicosiense // Aimuarium historiae conciliorum. 32/1.2000. P. 61-81.

(обратно)

112

Schabel Ch. Hugh the Just... P. 127; Boustron F. Chronique de Pile de Chypre / pub], par R. Mas-Latrie. Paris 1886. (Repr. Florio Bustron. Historia overo commentarii de Cipro. Nicosia, 1998). P. 253; Mezieres Ph. de. The Life of Saint Peter Thomae / ed. J. Street. Roma, 1954. P. 80.

(обратно)

113

Enlart C. Gothic Art and the Renaissance in Cyprus / transl. and ed. D. Hunt. London, 1987. P. 174-200.

(обратно)

114

Медведев И. П. Византийский гуманизм. СПб., 1997. С. 23.

(обратно)

115

Migne J.-P. PG. Paris, 1865. No. 149. Col. 1009.

(обратно)

116

Mezieres Ph. de. Le songe du vieil pelerin / publ. par. G. W. Coopland. Cambridge, 1969. Vol. II. P. 253.

(обратно)

117

См. также: Bliznvuk S. L'Die Fremden amHofe der Konige von Zypemim 14/15. Jhd. //Επετηρϋδα. Κϋντρο Επιστημο ΛΤκϋν Ερευνϋν. XXXI. 2005. P. 109-125.

(обратно)

118

Hill G. History of Cyprus. Cambridge, 1948. Vol. II. P. 300-306. Дж. Хилл, видимо, настолько не любил этого короля, что был весьма немногословен и посвятил его 35-летнему правлению лишь небольшую главу (Hill G. II. Р. 285-307).

(обратно)

119

Mezieres Ph. de. The Life of Saint Peter Thomas... P. 80.

(обратно)

120

Cobhcmi C. D. Excerpta Cypria. Material for a History of Cyprus. Cambridge, 1908. P. 16–17.

(обратно)

121

Machairas L. Recital Concerning the Sweet Land of Cyprus Entitled Chronicle / Ed. R. M. Dawkins. Oxford, 1932. Vol. I. § 64.

(обратно)

122

AmadiF. Chronique de Chypre / Publ par R. Mas-Latrie. Paris 1891. (Repr. Amadi F. Cronaca di Cipro / introduzione di. S. Beraud. Nicosia, 1999) P. 403; Bousttmi F. Chronique... P. 254.

(обратно)

123

Machairas L. Recital... § 64.

(обратно)

124

Machairas L. Recital... § 79.

(обратно)

125

Machairas L. Recital... § 79-85.

(обратно)

126

Maier К/ G. Cyprus from the Earliest Time to the Present Day. London, 1968.P. 92; Pistarino G. Le crone di Gerusalemme, di Cipro e d'Armenia ai Lusignano ed ai Savoia // Rivista di storia arte e archeologia per le province di Alessandria e Asti. CVII. 1998. P. 7.

(обратно)

127

Edhmv P. The Kingdom of Cyprus and the Crusades, 1191–1374. Cardiff, 1991. P. 146–147.

(обратно)

128

Schabel Ch. Hugh the Just... P. 123–152.

(обратно)

129

Campagnolo M. The Parallel Lives of Evagrios I of Salamis and Peter I de Lusignan // From Aphrodite to Melusine. Reflection on the Archaeology and the History of Cyprus. Geneva, 2007. P. 59.

(обратно)

130

Bliznyuk S. II prezzo delle guerre dei re di Cipro (XIV–XV secc.) II Sudost-Forschungen. 59/60. 2000/2001. S. 99–101, Bliznyuk S. V. Die Fremden am Hole der Konige von Zypem. P. 109–110; Близнюк С. В. Цена королевских войн на Кипре в XIV–XV вв. // Византийский временник. 59 (84). 2000. С. 86-87; Близнюк С. В. Кипр и турецкая угроза: новая философия крестоносного движения // Причерноморье в средние века. Под ред. С. П. Карпова. СПб., 2009. Выл. 7. С. 183–190; Близнюк С. В. Мир торговли и политики... С. 57-58.

(обратно)

131

Cantacuzeni Iohannis eximperatoris historiarum / ed. L. Schopeni. Bonn, 1828— 1832. Vol. I. P. 380-385. Zachariadou. Trade and Cmsede. Venetian Crete and the Emirates of Menteshe and Ayudin (1300–1415). Venezia, 1983. P. 17; Laiou A. E. Constantinople and the Lathis. The Foreign Policy of Andronicus II (1282–1328). Cambridge, 1972. P. 253-255; Pistarino G. Chio dei Genovesi // Studi medioevali. 1969. Vol. 10. P. 15–16; Balletto L., Pistarino G. Genova ed il suo sistema politico-militare nel l’Egeo (secoli XIV–XV) // Atti dell’ academia Ligure di Scienze e Lettere. 1996. Serie V. Vol. LIII. P. 466, 469; loannes XXII. Lettres secretes et curiales du Pape Jean XXII (1316–1334) relatives a la France / Publ. par Coulon-Clemencet A. Paris, 1961–1972. Fasc. 8. No. 4174, Fasc. 9. No. 4308M310.

(обратно)

132

loannes XXII. Lettres secretes et curiales du Pape Jean XXII (1316–1334)relatives a la France / Publ. par Coulon-Clemencet A. Paris, 1961–1972. Fasc. 8. No. 4174; Fasc. 9. No. 4308 4310.

(обратно)

133

Setton K. Papacy and Levant. Philadelphia, 1976. Vol. I. 180, No. 8.

(обратно)

134

Zachariadou E. Trade and Crusade. Venezia, 1983. P. 16; Lemerle P. L’emirat d’Ay din, Byzance et l’Occident. Recherches sur «La geste d’Umur Pacha». // BibliothequeByzantine. Etude 2. Paris, 1957. P. 40—41; 50-56.AhrweilerE.L'tostoir® e la geographie de la region de Smyme entre les deux occupations turques (1081–1317) particulierement auXHIe siecle //Travaux et M&noires. 1965. Vol. I. P. 10,41—42.

(обратно)

135

Cantacuzeni Iohannis eximperatoris historiarum libri. Vol. I. P. 537.

(обратно)

136

Nikifoms Gregoras. Byzantina Historia. Vol. II. P. 597. 

(обратно)

137

 Zachariadou E. Trade and Crusade. P. 7-21 LuttrellA. The Hospitallers of Rhodes confront the Turks: 1306-1421 // LuttrellA. The Hospitallers and their Mediterranean World. London, 1992. II. P. 89; Близнюк С. В. Мир торговли и политики. С. 68.

(обратно)

138

Zachariadou Е. Trade and Crusade. Р. 70; Zachariadou Е. The Conquiest of Adrianople by the Turks // Studi Veneziani. 1970. Vol. XII. P. 211, 216-217; Eadem. Prix et marches des cereales en Romanic (1343–1405) // Nuova Rivista Storica. 1977. Vol. 61. No. 304. P. 297; Nasturel P., Beldiceanou N. Les eglises byzantines et la situation cconomiquc de Drama, Serres et Ziclma aux XlVe et XVe siecles // Jarhbuch der Osterreinischen Byzantinistik. 1978. Bd. 27. P. 270; Beldiceanou-Steinher 1. La prise de Serres et le finnan de 1372 en faveur du monastere de Saint-Jean-Prodrome //ActaHistorica. 1965. Vol. IV. P. 15-24\ Pennas P. Th. axoplax Dv Seppnv. 1383— 1913. Athens, 1966. 2 ed. P. 49-59; Vacalopoulos A. E. The Flight of the Inhabitant of Greece to the Aegean Islands, Crete and Mane during the Turkish Invasions (XIV–XV) // Charanis Studies / ed. A. E. Laiou-Thomodakis. New Brunswich, 1980. P. 272-281; Luttmll A. Latin Responses to Ottoman Expansion before 1389 // The Ottoman Empire. Rethynmon: Crete University Press, 1993. P. 119–134; Haberstumpf W. La dissoluzione... P. 66-67; Bliznjuk S. Genovesia Costantinopolied Adrianopolialla meta del XV secolo in base a documenti del TArchivio di Stato di Genova // Byzantinische Zeitschrift. 1997. Bd. 90. Hft. 1. P. 13–14,Близнюк С. В. Кошелек и жизнь генуэзцев в Константинополе и Адрианополе в середине XV в. // Причерноморье в средние века. Подред. С. П. Карпова. Выл. 3. СПб., 1998. С. 127.

(обратно)

139

Gibb Н. (transl.) The Travell of Ibn Battuta: AD 1325–1354. Cambridge, 19581962. Vol. II. 427-253. Ибн Баттута неверно полагал, что Умар погиб во время атаки латинян на Смирну, которая была взята ими в 1344 г. На самом деле, эмир Умар оказывал сопротивление завоевателям до конца своих дней и погиб в стычке с христианами под Смирной в 1348 г. (Luttrell А. Пте Hospitallers of Rhodes confront tire Turks: P. 80-81; The Cambridge History of Turkey / ed. by K. Fleet. Vol. I. Byzantium to Turkey, 1071–1453. Cambridge University Press, 2009. P. Ill; Coureas N. Cyprus and tire Maval Leagues... P. 112).

(обратно)

140

Об уплате дани туркам венецианцами подробно пишет Ибн Баттута. (Gibb Н. The Travels of Ibn Battuta. P. 442-446; Zachariadou E. Trade and Crusade. P. 101, 195,no. 2); договор об уплате дани эмиру Ментеше был повторен в 1375 г. (Ibid. Р. 219, No. 2; Haberstwnpf W. La dissoluzione... P. 67; Dunn R. E. Gli straordinari viaggi di Ibn Battuta. Le mille avventure del Marco Polo arabo. Milano, 1993. P. 180, 188, 191).

(обратно)

141

E. Захариаду в данном случае замечает, что текст соглашения не сохранился. О его заключении известно из постановлений венецианского Сената. {ThirietF. Regestes des deliberations du Senat de concemant la Romanie. Paris, 1958–1961. Vol. I. No. 11 (далее — Thiriet F. Reg. Senat.); CessiR.. Bnmetti M. Le deliberazioni del Consiglio dei Rogati (Senato. Serie Mixtorum.) Venezia, 1961. Vol. II. No. 56. P. 17; Zachariadou E. Trade and Crusade. P. 22, no. 79).

(обратно)

142

ZachariadouE. Trade and Crusade. P. 22.

(обратно)

143

Подробнее о создании Лиги см: Близнюк С. В. Кипр и турецкая угроза... С. 174-201.

(обратно)

144

Lnttrell A. The Hospitallers of Rhodes confront the Turks. P. 93.

(обратно)

145

Cessi R., Bnmetti M. Vol. II. No. 234. P. 233-234; No. 258. P. 241-244; No. 260. P. 245-246; No. 278. P. 252-254; No. 298. P. 259-260; ThirietF. Reg. Senat. I. No. 15,20,36.

(обратно)

146

Близнюк С. В. Мир торговли... С. 44-57.

(обратно)

147

Cessi R., Вrunetti M. II. No. 258. P. 241-244; No. 260. P. 245-246; No. 278. P. 252-254.

(обратно)

148

Mas-Latrie L. Commerce et expeditions militaires de la France et de Venise au moyen ages //Collection de documents inedits sur Fhistoire de France. Melanges historiques. III. Paris, 1880. P. 104–106; Diplomatarium Veneto-Levantinum, sive acta et diplomatares venetas graecas atque levantis illustra / publ. par G. M. Thomas, R. Predelli. Venetiis, 1880–1889. Vol. I-II. Vol. I. P. 244-247, doc. 126. (далее -DVL).

(обратно)

149

DVL. T. I. P. 265-266, Doc. 137; P. 266-273, Doc. 138–140.

(обратно)

150

I Libri Commemoriali della Repubblica di Venezia. Regesti / publ. R. Predelli. Venezia, 1876–1914. T. IV. P. 156; Mas-Latrie L. Commerce et expeditions... P. 112–120.

(обратно)

151

Mas-LatrieL. Histoire de l'ile de Chypre. Paris, 1861. T. II. P. 217-218.

(обратно)

152

Mas-Latrie L. Histoire... T. II. P. 217-218, 218-219, 221; I Libri Commemoriali. IV. P. 108; T. V. P. 105.

(обратно)

153

I Libri Commemoriali... Т. IV. Р. 156; Mas-Latrie L. Commerce et expeditions...P. 112–120. ZachariadouE. Trade and Crusade. P. 204-210; Coureas N. Cyprus and the Naval Leagues, 1333–1358// Cyprus and the Crusades/ ed. N. Coureas,.1. Riley-Smith. Nicosia, 1995. P. 112

(обратно)

154

DVL. I. P. 244-247, Doc. 126.

(обратно)

155

Luttrell A. The Hospitallers of Rhodes confront tire Turks. P. 89.

(обратно)

156

CessiR., BnmettiM. II. No. 697. P. 379; ZachariadouE. Trade and Crusade. P. 33; Luttrell A. Crete and Rhodes: 1340–1360 // Luttrell A. The Hospitallers in Cyprus, Rhodes, Greece and the West. London, VR, 1978. VI. P. 169–170.

(обратно)

157

Mas-LatrieL. Histoire. II. Р. 216; Edbury Р. Kingdom of Cyprus... P. 158; Schabel Ch. Hugh the Just... P. 131.

(обратно)

158

Benedictas XII. Lettres closes et patents interessant les pays autres que la France / publ. par J. M. Vidal // BEFAR. Ser. III. 1913. F. I. P. 178–179. No. 732.

(обратно)

159

Ibid. Fol. 2. Р. 486^187. No. 1673.

(обратно)

160

Fedalto G. La chiesa latina in Oriente. Verona, 1973–1978. Vol. III. No. 101.P. 51.

(обратно)

161

Thiriet К Reg. Senat. Vol. I. No. 135. R 48; I Libri Commemoriali. Vol. II. No. 563, P. 99;

(обратно)

162

I Libri Commemoriali della Repubblica di Venezia / ed. R. Predelli. Venezia, 18761914. Vol. II. P.99, No. 563.

(обратно)

163

Архив СПб ИИ РАН. 3. Е. сек., кол. 41, карт. 505. док. 8. (Авиньон. 12 ноября 1343 г.)

(обратно)

164

Архив СПб ИИ РАН. 3. Е. сек., кол. 41, карт. 505. док. 10.

(обратно)

165

DVL. I. No. 124; Nicephoros Gregoms. Byzantina Historia. Vol. II. P. 189; Cantacouzeni Ioannis historiarum libri. Vol. II. P. 4119—420; Georgii et Johannis Stellae Aimales Genuenses / ed. G. Petti Balbi. Bologna, 1975. P. 140; Jorga N. Philippe de Mezieres, 1327-1405, et la croisade an XlVe siecle. Paris, 1896. P. 39; Papadopoulos I. Η εξωτερική πολιτική του Όυγου τυο Δ // Kupriakai Spoudai. 1967. Ρ. 75-78; Hill G. History of Cyprus. Cambridge, 1948. Vol. II. P 299; Zachmiadou E. Trade and Crusade. P. 41-62.

(обратно)

166

Golubovich G. P. Bibliotheca bio-bibliografica della Terra Santa e de l'Oriente Francescano. Firenze, 1906–1927. Vol. II. P. 195. No. 100; P. 196. No. 182.

(обратно)

167

Golubovich G. P. Bibliotheca bio-bibliografica. Vol. II. P. 195. No. 66; Архив СПб ОИ РАН. 3. Е. сек., кол. 41, карт. 505. док. 10.

(обратно)

168

Mas-LatrieL. Histoire... II. Р. 217.

(обратно)

169

Clement VI. Lettres closes, patentee et curiales interessant les pays autres que la France / publ. par E. Deprez, G. Mollat // BEFAR. 1961. Ser. III. Vol. I. F. II. No. 2377. P. 332.

(обратно)

170

Machairas L. Recital... § 67-77.

(обратно)

171

В связи с тем, что письмо, к сожалению, не опубликовано и по сей день хранится в отделе рукописей Баварской государственной библиотеки, мы посчитали необходимым дать как можно более полные цитаты: BSB. Codex Latinus Monacensis 4149 F. 300 r-v.

(обратно)

172

BSB. Codex Latinus Monacensis 4149 F. 300 r-v.

(обратно)

173

BSB. Codex Latinus Monacensis 4149 F. 300 r.

(обратно)

174

Ruiz Domenec J. Е. Boucicaut, gubemator de Genova. Biografico de un caballero errante. Genova, 1989. (Civico Istituto Colombiano. Studi e Testi. Ser. storica / a cura di G. Pistarino; 12); Le livre des fais du bon messire Jehan le Maingre, dit Bouciquaut, mareschal de France et gouvemeur de Jennes / Publ. par D. Lalande. Paris, Geneve, 1985.

(обратно)

175

Estienne de Lnsignan. Description de toute l’isle de Chypre. Paris, 1580.

(обратно)

176

Leone Р. L’encomie di Niceforo Gregora... P. 223.

(обратно)

177

Св. Петр Томас - латинский патриарх Константинополя. В 1356–1358, 1359–1360 гг. был легатом папы Иннокентия VI (1352–1362), в 1364 г. папы Урбана V (1362–1370) на Востоке. Сменил в 1359 г. на этом посту папского легата венецианца Орсо Дельфигш. Известен как ярый сторонник крестовых походов против турок и мамлюков. Являлся одним из самых активных организаторов и участников военных экспедиций для защиты Смирны и военной помощи Пьеру I Лузиньяну. В 1359 г. получил самые широкие полномочия для ведения переговоров и заключения союзов со светскими и духовными лицами для обороны Смирны и организации других выступлений против Турции и Египта. Основная цель деятельности Петра Томаса — миссионерство и укрепление позиций латинской церкви на Леванте. В его юрисдикцию входили: архиепископства Кипра, Крита, Родоса, Смирны, Патр, Афин, Лепанто, Дураццо, латинская патриархия Константинополя. В 1359 г. прибыл в Константинополь и с небольшими силами разрушил турецкий форт Лампсак в Дарданелах. Его непримиримое отношение ко всем схизматикам уничтожило всякие возможности политического или церковного союза с византийцами. В 1360 г. появился на Кипре. Стремясь распространить католицизм на греческое население Кипра, спровоцировал конфликт, описанный Махерой, а также Гильомом Машо (Prise d'Alexaiidrie... Р. 281), Амади (Р. 409) и Ф. Бустроном (Р. 258). Апологетом Петра Томаса, его другом и биографом был Филипп де Мезьер (Philippe de Mezieres. The Life of st. Peter Thomas / ed..1. Smet. Rome, 1954; Setton K. The Papacy and the Levant. Vol. I. P. 229-238; Edbury P. The Kingdom of Cyprus and the Crusades. P. 148, 160–167; Lnttrell A. The Crusade in the Fourteenth Century. P. 151–152.) При взятии Александрит в 1365 г. его рвение крестоносца было столь велико, что Филипп де Мезьер был вынужден силой удерживать его, чтобы он не прыгнул в воду и единолично не бросился в атаку на город. На следующий день Петр Томас, как папский легат, стоял высоко на галере и, держа над собой крест, взывал к чувствам крестоносцам (Mezieres Ph. de. The Life... P. 131). Умер на Кипре в 1366 г. и был похоронен в Фамагусте.

(обратно)

178

Mezieres Ph. de. Le songe du vieil pelerin / publ. par. G. W. Coopland. Cambridge, 1969. Vol. I. P. 136,256,295-299; Mezieres Ph. de. The Life of Saint Peter Thomas. P. 133.

(обратно)

179

Machaat G. La prise d’Alexandrie en chronique du roi Piere I de Lusignan / Publ. par L. Mas-Latrie. Societe de l’Orient Latin. Geneve, 1877; Machaut G. The Capture of Alexandria / ed. J. Shirley, P. Edbury. Cardiff, 2001.

(обратно)

180

Villon F. Ballade des seigneurs de jadis. Ballade II. II. Перечисляя имена многих славных королей, принцев, герцогов и т. д. Вийон все же тяжело вздыхает, поскольку не находит среди них доблестного Карла Великого.

(обратно)

181

Джеффри Чосер. Кентерберийские рассказы. Рассказ монаха. Петро Кипрский; Chaucer G. The Canterbury Tales. Hie Monkes Tale. II. 3581-3588.

(обратно)

182

Никоновская летопись // ПСРЛ. T. IX. СПб., 1897. С. 7; Троицкая летопись / Приселков М. Д. М-Л., 1950. С. 382-383.

(обратно)

183

Dabrowslm М. Peter of Cyprus and Casimir the Great in Cracow // Byzantiaka. 1994. T. 14. P. 266-267.

(обратно)

184

Campagniolo M. The Parallel Lives of Evagrios I of Saiatms and Peter I de Lirsignan. P. 60-61.

(обратно)

185

Machairas L... § 249.

(обратно)

186

Machciut G. La prise d’Alexandrie... P. 11–16. (Machaut G. The Capture of Alexandria...)

(обратно)

187

Boulton D A. J. D. The Knights of the Crown: the Monarchical Orders of Knighthood in Later Medieval Europe, 1325–1520. Woodbridge, 1987. P. 241-248; EdburyP. The Kingdom of Cyprus and the Crusades. P. 147; Rudtde Collenberg. Les Lusignan... P. 126, 130.

(обратно)

188

Machairas L. Recital... § 79-85; Machaut G. La prise d’Alexandrie... P. 18; Clement VI. Lettres closes...les pays autres... No. 2278, 2494.

(обратно)

189

Campagnolo M. The Parallel Lives of Evagrios I of Salamis and Peter I de Lusignan. P. 57-59.

(обратно)

190

Edbury P. The Kingdom of Cyprus... P. 161–179.

(обратно)

191

Близнюк С. В. Мир торговли... Гл. I—II.

(обратно)

192

Machairas L. Recital... § 105–108.

(обратно)

193

Clement VI. Lettres closes, patentee et curiales... France. No. 825 (15 мая 1344 г.); No. 2455-2456, 2458 (1346 г.)

(обратно)

194

Troubat О. La France et la Royaume de Chypre au XIV ё siecle: Marie de Bourbon, imperatrice de Constantinople//Revue historique. 1987. T. 278. P. 3-21.

(обратно)

195

Amadi F. P. 415,418; Stranibaldi D. P. 68, 80, 85.

(обратно)

196

Mas-Latrie L. II. Р. 236-237\EdbvryP. The Kingdom of Cyprus... P. 164.

(обратно)

197

Mas-Latrie L. II. Р. 51-56 (1232 г.); Р. 248-249; 254-266; Liber Jnrium. IIР. 720724; Machaims L. Recital... § 154', Близнюк С. В. Мир торговли... С. 31-33,52.

(обратно)

198

Setton К. The Papacy and the Levant (1204–1571). Vol. I. P. 2244-245; Edbury P. Op. cit. P. 164.

(обратно)

199

Machaut G. Prise d’Alexandrie... II. 7175-7190, 8850-8863.

(обратно)

200

Thiriet К. Deliberations des Assamblees venitiens concemant la Romanic. Paris, 1958–1961. Vol. II. No. 736 (далее: Del. Ass.).

(обратно)

201

Urbcums V. Lettres communes / ed. M.-H. Laurent et al. // BEFAR. Vol. IV. 1978. P. 302. No. 14681.

(обратно)

202

Machairas L. Recital... § 162–167; Philippe deMezieres. Tlie Life of Saint Peter Thomas. P. 127. Amadi F. Chronique... P. 414.

(обратно)

203

Thiriet F. Del. Ass. Vol. I. No. 710; II. No. 736.

(обратно)

204

Machairas L. § 162–167,175; Amadi F. Chroaique... Р. 414; Philippe de Mezieres. The Life of Saint Peter Thomas. P. 135–140;

(обратно)

205

Philippe de Mezieres. The Life of Saint Peter Thomas. P. 141.

(обратно)

206

Golubovich G. Р. Biblioteca bio-bibliografica... Т. I. Р. 143.

(обратно)

207

Machairas L. Recital... § 180.

(обратно)

208

DVL. II. Р. 118–119. No. 72.

(обратно)

209

Edbury P. The Kingdom of Cyprus... P. 169.

(обратно)

210

Zachariadou E. Trade and Crusade... P. 69-70.

(обратно)

211

Machaircts L. Recital... § 212, 180.

(обратно)

212

DVL. II. Р. 132–143. No. 81-83.

(обратно)

213

Machairas L. Recital... § 157,215.

(обратно)

214

Strambaldi D. Chronique... Р. 414.

(обратно)

215

Machairas L. Recital... §213,219,220.

(обратно)

216

Machaut G. 7360-7923; Machairas L. Recital... § 206, 214.

(обратно)

217

Machairas L. Recital... § 167, 190, 200. Machaut G. Prise d’Alexandrie. 4550-4779.

(обратно)

218

Edbury P. The Kingdom of Cyprus... P. 176.

(обратно)

219

Machairas L. Recital... §255, 257-259.

(обратно)

220

Подробно о кипро-генуэзской войне 1372–1374 гг. и ее последствиях см: Близнюк С. В. От праздника к войне // ВВ. 68 (93). 2009. С. 91–107.

(обратно)

221

Machairas L. Recital... § 344; Amadi F. Op. cit. R 436; Bustron F. I. Op. cit. P. 291292; Dolger F. Regesten der Kaiserurkunden des Ostromischen Reiches. Mtinchen; Berlin, 1965, Bd. V. S. 61; Dolger F. Besprechungen auf dem Buch von Halecki O. Un empereur de Byzance a Rome // Byzantinische Zeitschrif. 1933. Bd. 33. S. 135.

(обратно)

222

Stella G., Stella J. Aimales Genuenses / a cura di G. Petti-Balbi // Rerum Italicamm scriptores. Bologna. 1975. Vol. XVII. Pt. 2. P. 263; Balard M. Genoese Naval Forces during the Fifteenth and Sixteenth Centimes //War at Sea in the Middle Ages and the Renaissance / ed. by X B. Hattendorf and W. Unger. Woodbridge, 2003. P. 140–141; Balard M. Les forces navales genoises en Mediterranee aux XVe et XVIe siecles // Guerre, pouvoir et noblesse au Moyen Age. Melanges en Thonneur de Philippe Contamine / publ. par J. Paviot et J. Verger. Paris, 2000. P. 65.

(обратно)

223

Le livre des fais du bon messire Jehan le Maingre, dit Bouciquaut, mareschal de France et gouverneur de Jennes / Publ. par D. Lalande. Paris, Geneve, 1985. Liv. II. Ch. XII–XIV. P. 209-221; Le livre des faits du bon messire Jean le Maingre, dit Boucicaut, marechal de France et gouverneur de Gennes. Publ. par J. F. Michaut, J. J. F. Poujoulat // Nouvelle collection des memoires relatifs a l'histoire de France. Paris, 1836. (Далее мы цитируем «Le livre des Fais...» только по изданю Д. Лаланда.)

(обратно)

224

По-арабски Алайя; по-итальянски Канделоро.

(обратно)

225

Piloti Е. Traite d’Emmanuel Piloti sur le passage en Terre Sainte (1420) / ed. P. H. Dopp. Paris, 1958. P. 193–194.

(обратно)

226

Le livre des fais... Liv. II. Ch. XV- XVII. P. 221-229; Setton K. Papacy and the Levant. Vol. I. P. 385-386.

(обратно)

227

Le livre des fais... Liv. II. Ch. XI. P. 208; Ch. XIV. 219-220; Piattoli R. La spedizione del Maresciallo Boucicout contro Cipro ed i suoi effetti dal carteggio di mercanti fiorentini // Giomale storico e litterario della Liguria. VI. 1929. P. 134.

(обратно)

228

Livre des fails... Ch. XIV. P. 218-221.

(обратно)

229

Mas-Latrie L. Histoire... Vol. II. P. 527; Machairas L. Recital... § 633,Amadi F. Chronique... P. 497; Boustron F.l. Chronique... P. 355.

(обратно)

230

Machairas L. § 633; AmadiF. Chronique... P. 497; BaustronF. Chronique... P. 355.

(обратно)

231

Le livre des faits... II. Ch. XIV. P. 220-221, 230-231; Mas-Latrie L. Histoire de Pile de Chypre. Vol. II. P. 466M71; Hill G. History of Cyprus. Vol. II. P. 454M55; AHistory of the Crusades / ed. K. Setton. Vol III. P. 370-371, 653; Setton K. Papacy and the Levant. Vol. I. P. 386.

(обратно)

232

Livre des faits... II. Ch. XVIII. P. 231-232; Hill G. History of Cyprus. Vol. II. P. 468; Setton K. Papacy and the Levant. Vol. I. P. 386-387.

(обратно)

233

Livre des Ms... II. Ch. XVIII. P. 231.

(обратно)

234

Livre des fais... II. Ch. XVIII. P. 232-233.

(обратно)

235

Livre des fais... II. Ch. XXIV. P. 253-255; Setton K. Papacy and the Levant. Vol. I. P. 388.

(обратно)

236

Machairas L. Recital... § 635; Amadi F. Chronique... R 497M08, Boustmn F. Chronique... P. 355-356.

(обратно)

237

Ashtor E. Levantine Trade... P. 286-288,294-295.

(обратно)

238

Bcmescu N. Le declin de Famagouste. Bucarest 1946. P. 55-56. Doc. V; Balletto L. Liber Officii Provisionis Romanic. Doc. 30.

(обратно)

239

Banescu N. Le declin de Famagouste. P. 58-59. Doc. VIII; Balletto L. Liber Officii Provisionis Romanie. Doc. 60.

(обратно)

240

Coureas N. Christian and Muslim Captives on Lusignan Cyprus: Redemption or Retention? // La liberazione die «captivi» tra Cristianita e Islam / a cura di G. Cipollone. Vaticano, 2000. P 528.

(обратно)

241

Machairas L. Recital... § 646-647; A History of the Crusades. Vol. III. P 371-372.

(обратно)

242

Machairas L. Recital... § 645.

(обратно)

243

DawkinsR. М. Vol. II. R 215. § 651.

(обратно)

244

Ashtor E. Levant Trade... P. 294-295.

(обратно)

245

Machairas L. Recital... § 651-652, 662; Boustron FI. Chronique... P. 356-359; Annuli F. Chronique... P. 500.

(обратно)

246

A History of the Crusades / ed. K. Setton. Vol. III. P. 372; ZiadaM.M., La Monte J. Bedr ed-Din al-‘Aini’s Account of the Conquest of Cyprus (1424–1426). N. Y., 1939–1944.

(обратно)

247

Holt R. M. The Age of the Crusades: the Near East from the Eleventh Century to 1517. London; NY, 1997. P. 184–185. К сожалению, нам неизвестен перевод Тагрибирды на какой-либо европейский язык и мы вынуждены пользоваться сведениями названного арабского автора в интерпретации П. М. Хольта из книги Ibn Taghnbirdi, al-Nujiun al-zahira ft multik Misr wa 'l-Qahira, XIV. Cairo, 1391/1972. P.292-295.

(обратно)

248

Machairas L. Recital... § 671.

(обратно)

249

Machairas L. Recital... § 652-660; Boustron F. l. Chronique... P. 357-359; Aniadi F. Chronique... P. 501-502.

(обратно)

250

Zaida M. M. La Monte (transl.) Bedred-Dinal-'Aini's... P. 241-264; History of the Crusades / ed. K. Setton. Vol. III. P. 372.

(обратно)

251

Machairas L. Recital... § 664; Boustron FI. Chronique... P. 359-360; Amadi F. Chronique... P. 502-503.

(обратно)

252

Machairas L. Recital... § 666; Boustron FI. Chronique... P. 360-361; Amadi F. Chronique... P. 503-504.

(обратно)

253

Mas-Latrie L. Histoire... Vol. II. Р. 516.

(обратно)

254

Machairas L. Recital... § 672; Antadi F. Chronique... P. 504; Boustron F. Chronique... P. 361-362.

(обратно)

255

Machairas L. Recital... § 674,676; Boustron FI. Chronique... P. 362-363; Amadi F. Chronique,,. P. 505.

(обратно)

256

Machairas L. Recital... § 676.

(обратно)

257

Holt P.M. The Age of the Crusades... P. 185. b Machairas L. § 678.

(обратно)

258

Machairas L. Recital... § 672.

(обратно)

259

Machairas L. Recital... § 678-685; Amadi F. Chronique... R 504-508; Boustron F. Chronique... R 362-367.

(обратно)

260

«Войска султана высадились около Лимассола в начале июля 1426 г. 3 июля был взят и разграблен Лимассол. Далее «сухопутная армия двигалась в свободном порядке. Люди не были построены, а шли, словно путешественники. Некоторые были вооружены, но многие — безоружны из-за жары. Каждый шел сам, не ожидая другого. Они считали, что король Кипра будет ожидать их только около столицы. Эмиры, как обычно, задержались с командованием в арьергарде, а людей подталкивало к Никосии то, что там они смогут остановиться и дать отдых лошадям до подхода войск и эскадронов, готовых к бою. По пути их неожиданно встретил король Кипра со своими силами и войсками и другие франки, которые к нему присоединились. Мусульмане, перед которыми показался король Кипра, шли в авангарде лишь небольшим отрядом. Преимущественно это была элитная кавалерия мамлюкского султана. Когла они оказались друг перед другом, мусульмане не могли ждать тех, кто к ним присоединится, но они воспользовались возможностью посвятить себя мученичеству, говоря друг другу: «Это военный трофей (the spoilt of war)». Затем, с правдой в сердце, они пришпорили лошадей против врага и с криком «Аллах велик!» со всей мощью бросились на врага. Они ожесточенно сражались. Одни сражались впереди, другие прикрывали сзади — среди них их лидер, который стоял в тени деревьев... Несмотря на то, что их было немного, они твердо стояли пока Бог не дал победу исламу и покинул неверных, нанеся им поражение. // Правитель Кипра был взят в плен, несмотря на многочисленность своих последователей и огромные силы, в отличие от небольших сил мусульман. Было не более 70 человек в начале битвы. Когда же войска ислама подошли, огш шли после франков и предали их мечу, убивая и многих захватывая в плен. Оставшиеся франки бежали в столицу Кипра, в Никосию... Мамлюки султана и другие воины Священной войны, которые продолжили путь к Никосии, продолжали уничтожать и захватывать в плен, пока они не достигли города и не вошли в королевский дворец, который разграбили». (Ibn TaghribirdI, al-Nujiun al-zaharia fi muluk Misr wa'l-Qahira, XIV. Cairo, 1391/1972. P. 292-295. Пер.: Holt P. M. The Age of the Crusades. P. 185–186).

(обратно)

261

Machairas L. Recital... § 687, 689, 692; Amadi F. Chronique... P. 510-511; Boustron F. Chronique... P. 367.

(обратно)

262

Machairas L. Recital... § 693-695;Amadi F. Chronique... P. 512-513, Boustron F. Chronique... P. 368-369.

(обратно)

263

Mas-LatrieL. Histoire. Vol. II. P. 513-514; History of the Crusades / ed. K. Setton. Vol. III. P. 374.

(обратно)

264

ASG. Manosctitti Membranacei. IX. Fol. 72v; Mas-Latrie L. Histoire. Vol. II. P. 514, Amadi F. Chroniqie... P. 514, Boustron F. Chronique... P. 370.

(обратно)

265

Annali veneti dal anno 1457 al 1500 del senatore Domenico Malipiero // a cura di A. Sagredo. Firenze, 1843–1844. Vol. I—II // Archivio Storico Italiano. I Serie. Vol. VII. Pt. II. P. 595 (Repr. Bad Feilnbach: Schmidt Periodicals GMBh, 1989. Vol. I-II); Близнюк С. B. 1489 г. Чей Кипр: венецианский или египетский // Вестник МГУ. Серия Востоковедение. 2010. No. 3. С. 42-57.

(обратно)

266

Mas-Latrie L. Histoire... Vol. III. P. 518; Ziada M. M., La Monte. Bedr ed-Din al-‘Aini’s Account... P. 263, no. 56; History of the Crusades / ed. K. Setton. Vol. III. P. 376; Setton K. The Papacy and the Levant. Vol. II. P. 45, no. 18.

(обратно)

267

Pius II. Commentarii rerum memorabilium, quae temporibus suis contigenmt. Roma, 1584; Lib. VII. (Francfurt a. M., 1614); Rudt de Collenberg W. H. Les Lusignan de Chypre. P. 175; Hill G. History of Cyprys. Vol. III. P. 543.

(обратно)

268

ASG. SG. Sala 34. 590/1276. Massaria Famaguste 1443; Близнюк С. В. Фамагуста начеку: военные ресурсы генуэзской колонии на Кипре. 1373–1464 гг. // ВВ. 69 (94). 2010. С. 58-75.

(обратно)

269

Близнюк С. В. Кипр и турецкая угроза: С. 194–195.

(обратно)

270

PiusII. Commentarii... Roma, 1584. Lib. VII. R 323 (Francfurti, 1614. Lib. VII. P. 323); Boustron F. Chronique... P. 373; Rudt de Collenberg W. H. Les Lusignan de Chypre. P. 200.

(обратно)

271

Ruili de Collenberg W. H. Les Lusignan de Cliypre. P 200.

(обратно)

272

Подробно о сложившейся на Кипре ситуации см: Близнюк С. В. 1489 г. Чей Кипр: венецианский или египетский. С. 42-57.

(обратно)

273

Boustron F. Chronique... Р. 390-393, Boustronios G. ХротакоуКгжроо//ed. К. Sathas // Bibliotheca Graeca Medi Aevi. Paris, 1873. T. П. P. 442^144 (особенно c. 444).

(обратно)

274

Подробно текст присяги см. в: Близнюк С. В. 1489: чей Кипр... С. 47, по. 20.

(обратно)

275

Boustron F. Chronique... Р. 393-395.

(обратно)

276

Boustron F. Chronique... Р. 394, 410—411,432.

(обратно)

277

Близнюк С. В. 1489 г.: чей Кипр... С. 42-57.

(обратно)

278

«Е per il suo testamento ha ordinato che lei fosse herede, signora e regina di Cipro, con il suo figliolo che da lei nascesse» («В своем завещании он (король — С. Б.) приказал, чтобы она (Катерина Корнаро — С. Б.) стала наследницей, госпожой и королевой Кипра, вместе с его сыном, которого она родит». (Boustmn F. Chronique... Р. 433).

(обратно)

279

У Жака II было два незаконнорожденных сына и две дочери, одна из которых, Карла, во время написания завещания была жива.

(обратно)

280

Boastronios G. Xpovi Kov Kwipou Р. 475—476.

(обратно)

281

«...il regno, per la medesima dispositione di Jacobo, si dovrebbe al pit’t prossimo della casa Lusignano». (Giorgio Denores. Discorso sopra l’isola di Cipro con le ragioni della vera successione in quell Regno / a cura di P. M. Kitromilides. Venezia, 2006. P. 70, 72).

(обратно)

282

Ambasciata straordinaria al sultano d’Egitto (1489–1490) / ed. F. Rossi. Venezia, 1988. Doc. 35. P. 109; Doc. 77. P. 154.

(обратно)

283

Ambasciata straordinaria... Doc. IX. P. 256-257.

(обратно)

284

Mas-LaUie L. Histoire... Vol. III. P. 442; Hill G., History of Cyprus. Vol. III. P. 821.

(обратно)

285

«... contento et ben universale de tutti li soi populi...» (Ambasciata straordinaria... Doc. XVI. P. 265).

(обратно)

286

Ambasciata straordinaria... Doc. XV. P. 262-263; XVI. P. 265; XVIII. P. 268.

(обратно)

287

Mas-LatrieL. Histoire... Vol. III. P.479; Ambasciata straordinaria... Doc. 139–140. P. 226-229.

(обратно)

288

Ambasciata straordinaria... Doc. 79, 87, 92, 99,102,116, 118,122,123, 139–140, doc, XXI, XXV, XXX.

(обратно)

289

«...nonresterete de oblignir l'intento et desyderio nostro» («не переставайте добиваться цели и желания нашего») (Ambasciata straordinaria... Doc. XVI. Р. 265; Doc. XV. Р. 262-263).

(обратно)

290

«1а qual cossa sopra tutte le alter nui desyderemo» (Ambasciata straordinaria... Doc. XV, P. 261-262; Doc. XVI. P. 265-266).

(обратно)

291

Mas-LatrieL. Histoire... Vol. III. P. 472.

(обратно)

292

Mas-Latrie L. Histoire... Vol. III. P. 478-481; Ambasciata straordinaria... Doc. 139–140. P. 226-229.

(обратно)

293

Ambasciata straordinaria... Doc. 77. P. 154.

(обратно)

294

Avalon D. The Mamluks and Naval Power: A Phase of the Struggle between Islam and Christian Europe // Medieval Ships and Warfare / ed. S. Rose. Ashgate, 2008. P. 223-234 (repr. from: Proceedings of the Israel Academy of Sciences and Humanities. 1965.1. P. 1–12); Edbury P. The Lusignan Kingdom of Cyprus and its Muslim Neighbours // Kyprus apo tin proistoria stous neoterous chronous. Nicosia, 1995. P. 240. Попытки современного исследователя В. Христидиса доказать обратное представляются предвзятыми и неубедительными. (Christides V. The Image of Cyprus in the Arabic Sources. Nicosia, 2006).

(обратно)

295

Бпизнюк С. В. 1489 г.: чей Кипр... 42-57.

(обратно)

296

«Τίμίоϛ Σταυρόϛ» — здесь и далее мы переводим как «Святой Крест», как принято в западноевропейской традиции. В православной русской традиции принято выражение «Честной Крест» (Воздвижение Честнаго и Животворящего Креста Господня).

(обратно)

297

Дословно Махера употребляет в отношении разбойников эпитеты: «хороший, добрый» и «хитрый, коварный». В русской традиции устоялись выражения «благоразумный разбойник» и «безумный разбойник», которые мы сочли возможным использовать в нашем переводе.

(обратно)

298

Махера ошибается. Священномученик Олимпий — один из 70 апостолов, сподвижник апостола Петра, пострадал в Риме при Нероне. Имя благоразумного разбойника в Евангелиях не называется и известно только из апокрифов, в которых звучит несколько по-разному. Наиболее употребимо имя Дисмас (Дизмас).

(обратно)

299

Махера не видит принципиальной разницы между двумя золотыми монетами: византийским перпером и венецианским дукатом, равно как и между номисмой и безантом, — с легкостью заменяя одно понятие другим. Для него, несомненно, были более понятны безант и дукат, как счетные еденицы, принятые в его время на Кипре.

(обратно)

300

Налог с жилища, с дыма.

(обратно)

301

Махера употребляет западноевропейское слово «dux», общепринятое в его время. На самом деле, имеется в виду византийский «деспот», управлявший Кипром как наместник императора.

(обратно)

302

Махера имеет в виду Исаака Комнина, объявившего о своей независимости от Константинополя в 1184 г. Упомянут также в § 20.

(обратно)

303

«что и сегодня действительно так». Текст в рукописях поврежден. Предложение явно не закончено, и мы передаем в данном случае скорее смысл, чем точный перевод. Дословно было бы: «которые, как и сегодня правда...».

(обратно)

304

Предложение не закончено. Текст рукописей поврежден.

(обратно)

305

Р. М. Доукинс восстанавливает данное предложение по хронике Д. Страмбальди. (Strambaldi D. Chronique de Chypre / Publ. par R. Mas-Latrie. Paris, 1893).

(обратно)

306

Махера имеет в виду восстание кипрского населения против тамплиеров 1091 г. Это становится очевидным из содержания следующего параграфа.

(обратно)

307

Махера имел слабое представление об Ордене тамплиеров и в данном случае передает лишь легенды об их богатствах, которые намного пережили сам Орден, и официальную версию запрета Ордена, о чем, как видно, хорошо помнили и в конце XIV в.

(обратно)

308

В данном случае Махера имеет в виду именно римского папу (πάπας). Слово легко перепутать с греческим παπάς, которое Махера также употребляет в данной главе, имея в виду простого священника.

(обратно)

309

В тексте «τΠ βιβλίον τΠς τάξις» — книга ордена, под которой Махера, несомненно, подразумевает статуты — основной закон Ордена.

(обратно)

310

Досл. — «καθαρούς» — чистых, незапятнанных.

(обратно)

311

Махера ошибается в дате начала Первого крестового похода. Имеется в виду, несомненно, 1096 г.

(обратно)

312

Балдуин I — граф Эдессы, король Иерусалима в 1110–1118 гг.

(обратно)

313

Балдуин II де Бурк — до 1118 г. — граф Эдессы, после смерти Балдуина I — король Иерусалимского королевства (1118–1131). Кузен короля Балдуина I. Умер в 1131 г.

(обратно)

314

Балдуин II не имел наследника мужского пола. Он выдал свою старшую дочь Мелисинду замуж за Фулька Анжуйского, который через свою жену стал иерусалимским королем (1131–1143).

(обратно)

315

Корона Иерусалимского королшевства от Фулька Анжуйского перешла к его несовершеннолетнему сыну Балдуину III (1143–1162). Регентом при нем стала его мать Мелисинда, которой удалось сосредоточить в своих руках всю полноту власти и удерживать ее вплоть до 1150 г., когда Балдуин III потребовал передачи власти ему и заставил его короновать. Его мать, однако, уступила ему север королевства с Тиром и Акрой, но оставила за собой Иерусалим и Наблус. Только после обяъвления войны матери ему удалось захватить столицу королевства. Тем не менее, Наблус он оставил за ней. Мелисинда умерла в 1161 г.

(обратно)

316

Амори (Амалрик) I — король Иерусалимского королевства в 1162–1174 гг.

(обратно)

317

Балдуин IV — король Иерусалимского королевства в 1174–1185 гг. Махера сильно ошибается с датой его смерти.

(обратно)

318

Гильом Монферратский, граф Яффы, — первый муж Сибиллы. Махера неверно называет его маркизом.

(обратно)

319

Балдуин V — сын Сибиллы от первого брака с Гильомом, сыном маркиза Монферратского, являлся королем Иерусалимского королевства с 1185 по 1186 г.

(обратно)

320

Брак Ги де Лузиньяна и Сибиллы состоялся в 1180 г. Королем-консортом Ги стал в 1186 г.

(обратно)

321

Король Англии Ричард Львиное Сердце и король Франции Филипп II Август.

(обратно)

322

Исаак Комнин провозгласил себя независимым от византийского императора правителем Кипра в 1184 г. Упомянут в § 9.

(обратно)

323

Махера ошибается. Ги де Лузиньян умер в 1194 г. Кроме того, Ги де Лузиньян до конца своих дней называл себя королем Иерусалима, но он никогда не был венчан короной Кипра. Первым королем Кипрского королевства стал его родной брат Амори, который получил также корону Иерусалима от своей жены Изабеллы, младшей дочери короля Амори I. Амори II, действительно, умер в 1205 г.

(обратно)

324

Ги де Лузиньян купил остров у братьев тамплиеров не без поддержки Ричарда Львиное Сердце уже после отвоевания Акры и смещения его с трона Иерусалимского королевства Конрадом Монферратским. См. подробно выше главу «От Ги де Лузиньяна — короля Иерусалима, до Генриха II — короля Кипра.»

(обратно)

325

Махера путает имена и называет Ги де Лузиньяна, основателя королевства, именем Гуго (ρΠ Οϋνγκε).

(обратно)

326

Поднятый вверх указательный палец — символ единого Бога.

(обратно)

327

Махере незнакомо слово фьеф. Дословно: «καβαλλάρους ψουμάτους» — рыцарей, кормящихся, обеспеченных хлебом.

(обратно)

328

Махера воспринимает Кипр как составную часть Иерусалимского королевства, корону которого носили Лузиньяны. См. подробнее выше: Глава «От Ги де Лузиньяна — короля Иерусалима, до Генриха II — короля Кипра».

(обратно)

329

Налогов.

(обратно)

330

«Ассизы Иерусалима и Кипра» — свод законов Латино-Иерусалимского королевства, который после основания королевства Кипр был полностью принят в государстве Лузиньянов. (Лучицкая С. II. Источниковедческие особенности «Иерусалимских ассиз» в медиевистике XIX–XX вв. // СВ. 1988. Т. 51. С, 153–166).

(обратно)

331

То же Махера говорит выше в § 27.

(обратно)

332

Древнее название: Тамассос ι lamassos. Tamasos). Впоследствии: Tamasia. У Махеры — Δαμασία.

(обратно)

333

Мнасон и Ираклид — святые, особенно почитаемые на Кипре. Мнасон — уроженец Кипра, сопровождал ап. Павла из Кесарии в Иерусалим, где разместил их в своем доме. Ираклид — уроженец Кипра, святценномученик, обращен в христианство ап. Павлом и св. Варнавой во время их пребывания на Кипре в 45 г. Рукоположен ап. Павлом епископом Тамасским.

(обратно)

334

Св. Лазарь — особенно почитаемый на Кипре святой. Прибыл на Кипр из Иерусалима и стал первым епископом Китиона.

(обратно)

335

Китион — место имеет множество названий: древняя Ларнака, Алики, Салины, Тузла. Кафедра греческого епископа всегда располагалась в названном месте и сохраняла древнее название «Китион».

(обратно)

336

Называя несколько имен, Махера, тем не менее, во всех случаях употребляет единственное число: «епископ». В данном случае мы сочли возможным исправить авторское единственное число на множественное, что представляется более логичным.

(обратно)

337

Св. Спиридон — уроженец Кипра (IV в.). Был епископом города Тримифунта (совр. деревня Тремефусья); находится в округе Ларнаки.

(обратно)

338

Махера употребляет именно это слова, подразумевая под «эллинами» язычников. После принятия христианства греки становятся для Махеры исключительно «ромеями».

(обратно)

339

Дословно: «копали землю и уходили туда» (ϋσγάψαν τΟν γΠν καΠ ϋμπϋκαν μϋσα).

(обратно)

340

Месария (Месаория) — долина к северу от Никосии. Расположена между Киренийским горным хребтом на севере и горами Троодос на юге. Киренийский хребет входит в горный массив Пентадактилос, протянувшийся вдоль северного побережья острова.

(обратно)

341

Пера расположена к юго-западу от Никосии около древней Тамасии (Тамасос).

(обратно)

342

Жан де Монфор — представитель знатной франкской семьи на Кипре, являлся маршалом Кипра и графом Эдессы. Умер в 1248 г., похоронен в Никосии.

(обратно)

343

Цистерцианское аббатство св. Марии Бельо, которое также называлось Нотр-Дам де Шамп и св. Иоанна де Монфора (Dawkins R. М. Vol. U. Р. 65).

(обратно)

344

Алайя или Алания — город на южном берегу Малой Азии. Франки называли этот город Канделоро.

(обратно)

345

Клавдия — деревня недалеко от Ларнаки.

(обратно)

346

Акротики — место, которое называет только Махера. Судя по его описаниям, это местность, располагавшаяся на полуострове Карпаси на северо-востоке острова. Во всяком случае, деревня св. Андроника Канакарийского действительно существовала на названном полуострове (Dawkins R. М. Vol. II. Р. 65).

(обратно)

347

Св. Диомид жил в IV в. Был епископом Ледры (Никосии).

(обратно)

348

«φυσϋσεν» — от глагола «φυσΡ» (дуть, раздувать, навевать).

(обратно)

349

χλίοντα, Πγιος Λίονδις — находится на побережье между Пафосом и Куклией.

(обратно)

350

ϋγιοι Φανέντες.

(обратно)

351

В горах Троодос в долине Маратасса находится известнейший на Кипре православный монастырь Киккос (Кикко), в котором хранится чудотворная икона Божьей Матери.

(обратно)

352

Σιατίκαν — ишиас, ишиалгия — невралгия седалищного нерва.

(обратно)

353

Монастырь Трикуккии находится у северного подножья гор Троодос около Пендулы.

(обратно)

354

Т.е. императора Константинополя.

(обратно)

355

Монастырь Енклистра (Енгаистра) расположен в диоцезе Пафоса.

(обратно)

356

О церкви св. Креста шла речь в § 8.

(обратно)

357

Имеется в виду крест в Тогни, о котором Махера рассказывает в § § 67-75.

(обратно)

358

В оксфордской рукописи: «все они (церкви, в которых хранились названные кресты — С. Б.) были построены св. Еленой, и она воздвигла их и Животворящие кресты». В равенноской рукописи текст оксфордской фактически повторяется с единственным отличием: «и воздвигла Животворящий крест». Последнее употреблено в единственном числе (Р. 88)

(обратно)

359

Менико — небольшая деревня около Акаки в районе Морфу.

(обратно)

360

Так Махера называет Пьера I Лузиньяна (1359–1369).

(обратно)

361

В тексте не уточняется, о каком именно короле Гуго идет речь. Однако известно о чрезвычайном ущербе, нанесенном саранчой сельскому хозяйству острова во время правления Гуго IV Лузиньяна. Кроме того, под упомянутым в тексте патриархом Антиохийским Игнатием, вероятно, подразумевается патриарх Игнатий II, чье служение приходится на 1340-е годы и совпадает с временем правления короля по имени Гуго IV.

(обратно)

362

Гуго I Лузиньян (1205–1218). Дата смерти в 1219 г., приводимая Махерой, ошибочна.

(обратно)

363

Алиса Иерусалимская-Шампанская, дочь королевы Иерусалима Изабеллы и Генриха Шампанского. Являлась графиней Яффы в 1205–1209 г. Была замужем трижды. Первый раз вышла замуж в 1208 г. за короля Кипра Гуго I Лузиньяна и стала королевой Кипра. От брака родился наследник трона, будущий король Кипра Генрих I Лузиньян. В 1218 г. — регент Кипра при малолетнем сыне Генрихе. В 1225 г. вышла замуж во второй раз за Бозмунда V Антиохийского. Брак был расторгнут в 1227 г. В 1240/1241 г. был заключен ее третий брак с Раулем де Суассоном. В 1244 г. она являлась регентом Иерусалимского королевства (Rudt de Collenberg W. H. Bes Busignan de Chypre... P. 97).

(обратно)

364

Махера ошибается в датах. Он явно имеет в виду так называемые «Лангобардские войны», когда германский имератор Фридрих II Гогенштауфен предъявил претензии на Кипр и был разбит Ибелинами, состоявшими в родственных отношениях с Алисой Иерусалимской-Шампанской, в битве при Агриде (Агирде) в 1232 г. См. подробнее главу: «От Ги де Лузиньяна — короля Иерусалима, до Генриха II — короля Кипра».

(обратно)

365

Генрих I Лузиньян (1218–1253).

(обратно)

366

Генрих I Лузиньян был женат третьим браком на Плезанс Антиохийской, дочери Боэмунда V Антиохийского и Лучии дей Конти ди Сеньи. Брак был заключен в 1250 г.

(обратно)

367

Гуго II Лузиньян (1253–1267)

(обратно)

368

Гуго III Антиохийский-Лузиньян (1267–1284), сын Гуго Антиохийского и Изабеллы Лузиньян. Вступив на трон, взял фамилию матери.

(обратно)

369

На самом деле был коронован Жан I (1284–1285). Чуть ниже Махера правильно называет имя короля, наследовавшего трон после Гуго III. Скорее всего, в венецианской рукописи присутствует ошибка переписчика. В оксфордской и равеннской (Р. 89) рукописях вообще нет упоминания о недолгом правлении короля Жана I. Рассказчик сразу переходит к правлению Генриха II (1285–1324).

(обратно)

370

Генрихи Лузиньян (1285–1324).

(обратно)

371

О начале строительства стен Никосии сообщает оксфордская и равеннская (Р. 89) рукописи.

(обратно)

372

Западноевропейские термины, которые мы используем в переводе и которые соответсвуют историческим реалиям, незнакомы греческому автору: барон, вассал, держатель и т.п. Махера употребляет слова описательные, но более понятные для греко-византийского восприятия латинской иерархии: господа (αϋθέντες), имеющие продовольственную (ψουμάτοι, доел, хлеб — от греч. τό ψωμί) или денежную ренту (σορδάτοι — от лат. solidus).

(обратно)

373

Жак де Моле находился в Лимассоле, где была штаб-квартира тамплиеров на Кипре.

(обратно)

374

Дословно: «скандал».

(обратно)

375

Балиан Ибелин, коннетабль, был дядей Генриха II и братом его матери Изабеллы Ибелин (Dawkins R. М. Vol. II. Р. 74).

(обратно)

376

Флорио Бустрон говорит, что этот Гуго Ибелин приходился дядей Балиану Ибелину, принцу Галилейскому (Boustron К. Chronique... Р. 138; Dawkins R. М. Vol. II. Р. 74).

(обратно)

377

Махера говорит о Балдуине IV, страдавшем лепрозом.

(обратно)

378

Дословно: «правителя» (κουβερνουρής).

(обратно)

379

Дословно «мастерами» (τος μαστόρους). В данном случае мы согласны с Р. М. Доукинсом, что в названном контексте речь идет о военных чинах, подчиненных капитану (Dawkins R. М. Vol. II. Р. 76).

(обратно)

380

Здесь и в § 56 Махера ошибается. Речь идет о Великом магистре тамплиеров Жаке де Моле, которого он называет в § 47.

(обратно)

381

Махера в данном случае называет цифру, которая соответствует количеству греческих епископов на Кипре до 1220. Согласно договорам 1220 и 1222 гг., заключенных Римской курией с кипрской православной церковью, на Кипре была аннулирована должность греческого архиепископа, а количество греческих православных епископов уменьшено с четырнадцати до четырех, как у латинян. Латинских епископов было три: Пафоса, Лимассола и Фамагусты. Кафедру Никосии занимал латинский архиепископ. Резиденции православных епископов были выведены за пределы больших городов, в удаленные районы: Солеа, Карпаси, Арсиной и Лефкару. Административно они были подчинены иерархам латинской церкви: архиепископу Никосии и епископам Лимассола, Пафоса и Фамагусты.

(обратно)

382

Т.е. в Высшей палате, председателем которой, согласно «Ассизам», был король.

(обратно)

383

Дословно: «государства» (от лат. «status», τΠ στάον).

(обратно)

384

Гуго был сыном Ги де Лузиньяна, брата Генриха II. Ги был коннетаблем Кипра. Умер в 1302/1303 гг.

(обратно)

385

Маргарита Антиохийская — сестра короля Гуго III Лузиньяна по материнской линии и тетя Генриха II. Единственная дочь Изабеллы Лузиньян и Генриха Антиохийского. Была замужем за Жаном де Монфором, сеньором Тира и Торона (умер в 1283 г.). После потери латинянами Иерусалимского королевства в 1291 г. прибыла на Кипр и оставалась на острове до своей стерти. Умерла в 1308 г. и похоронена в Никосии (Rudt de Collenberg W. H. Les Lusignan... P. 106–107).

(обратно)

386

Филипп де Монфор был братом Жана де Монфора, мужа Маргариты Антиохийской.

(обратно)

387

Туркополы — легковооруженные всадники, набиравшиеся из местного населения. Как правило, туркополы были сирийцами по происхождению. По социальному положению были значительно ниже кипрской знати, но им, как и рыцарям, за службу предполагалась раздача фьефов. (Близнюк С. В. Мир торговли... С. 146).

(обратно)

388

Филипп д'Ибелин — брат матери Генриха II Изабеллы.

(обратно)

389

Р. М. Доукинс вслед за Л. де Мас-Латри указывает на ошибку Махеры и считает, что в данном случае должно быть имя Жана де Дампьера, кузена короля. Издатель и переводчик хроники исправляет имя в переводе (Dawkins R. М. Vol. I. Р. 57; Vol. II. Р 77). Мы сочли необходимым оставить в переводе имя, употребленное Махерой, без изменения.

(обратно)

390

Mancami (Strambaldi D. Clironique... P. 24); Malguamito Qimadi F. Chronique... P. 252; Boustron F. Clironique... P. 140).

(обратно)

391

Έγκάντικορ τε Πεσάν. Махера явно сильно искажает имя. Страмбальди называет в данном случае Encante de Cortespessa (Strambaldi D. Clrronique... P. 24).

(обратно)

392

Деревня в двух милях к югу от Никосии, в которой находился королевский замок.

(обратно)

393

Скорее всего речь идет о Хетуме II, который был сыном короля Армении Левона II. Сестра Генриха II и Амори Маргарита была замужем за Торосом Армянским, являвшимся королем Армении в 1293–1294 гг. Хетум был братом Тороса. Сестра Хетума II Изабелла была замужем за Амори Лузиньяном, узурпатором. Следовательно, Хетум доводился свояком Генригу II и Амори Кипрским. (Rudt de Collenberg W. H. Tes Tusignan... P. 116–117).

(обратно)

394

Вероятно, Махера, повторяя одну фразу дважды, хочет подчеркнуть, что Хетум, сеньор Корхигоса, посеял, с его точки зрения, раздор в королевской семье в Армении, а потом и на Кипре между Генрихом II и Амори.

(обратно)

395

Махера ошибается. У Амори Лузиньяна действительно была дочь по имени Мария, которая в 1315 г. вышла замуж за Хайме II, короля Арагонского. Женой Мануила Кантакузина, второго сына императора Византии Иоанна Кантакузина и деспота Морей, стала внучка Амори Лузиньяна Маргарита, являвшаяся дочерью Константина III Армянского и сестрой Левона VI Армянского (Rndtde Collenberg W. Н. Les Lusignan... P. 115; Dawkins R. M. Vol. II. P. 81).

(обратно)

396

Махера имеет в виду жену Генриха II Лузиньяна Констанцию Арагонскую и Сицилийскую, дочь Фридриха, короля Сицилии, и Элеоноры Анжу-Неаполитанской. Ее брак с Генрихом II состоялся в 1317 г. Их брак был бездетным. После смерти мужа она вернулась на Сицилию в 1326 г., а потом вышла замуж за Левона V, короля Армении.

(обратно)

397

Монастырь св. Доминика являлся усыпальницей королей династии Лузиньянов. Находился в западной части Никосии, недалеко от ворот св. Доминика, которые теперь называются воротами Пафоса. Был разрушен венецианцами в 1567 г. для строительства новых фортификаций города (Dawkins R. М. Vol. II. Р. 82-83).

(обратно)

398

Венецианская и Оксфордская рукописи указывают разные даты: 1357 и 1325 гг. Датировка Оксфордской рукописи представляется предпочтительнее. Сравнительно недавно найденная в Равенне новая рукопись Махеры также датирует это событие 1325 г. (Λεοντίου Μαχαιρά Χρονικό της Κύπρου... / Μ. 1 Ιιε.ρής. Α. Νικολάου-Κ. Πνναρη. Nicosia, 2003).

Махера только начинает свой рассказ и явно связывает событие с первыми действиями Гуго как короля. Кроме того, из хроник Ф. Амади и Ф. Бустрона известно об обвинениях изменников Генриха II новым королем Гуго IV через год после его вступления на престол. Согласно Ф. Амади и Ф. Бустрону, по решению Гуго IV и его Совета все противники Генриха II, которые собрались в Кормакитии, были осуждены как «изменники и предатели веры», лишены феодов, имущества и права наследства. Однако о массовых казнях речь не идет. Ф. Амади называет точную дату состоявшегося суда: 3 июня 1325 г. (Amadi F. Chronique... Р. 403; Bustron F. Chronique... P. 254). P. M. Доукинс полагает, что казни были частью состоявшегося процесса. (Machairas Г.; Dawkins R. М. Vol. II. Р. 83).

(обратно)

399

В оксфордской рукописи даны несколько иные цифры. Однако, согласно им, также не набирается 100 человек: «... в столице — 18 человек, в Фамагусте — 8, в Кирении — 8, в Пафосе и Лимассоле — 7, в Карпаси — 20». Р. М. Доукинс в своем переводе прибавляет к ним еще 7 человек из Кормакитии (Machairas L. Recital... § 64. Р. 61)

(обратно)

400

Литания (лития) — litania, λιτανεία от др. греч. λιτή; (просьба, мольба, молитва) — молитва с многократно повторяющимися воззваниями верующих к Христу, Деве Марии, всем Святым и т. п., читаемая во время торжественных религиозных процессий или в храме в сочетании с мессой или другим богослужением. В православной церкви литания совершается в случае общественных бедствий, обычно вне храма, соединяясь с молебном и крестным ходом. (Полный православный богословский энциклопедический словарь. М., 1992. Т. II. С. 1527).

(обратно)

401

О чудесах св. Креста и Креста Благоразумного разбойника рассказывают практически все паломники XII–XVI вв., побывавшие на Кипре. Места нахождения реликвий: монастырь св. Креста в Ставровуни и церковь в Тогни (Тохни), — всегда являлись особыми местами поклонения. Считается, что церковь в Тогни была основана самой св. Еленой. См. также начало хроники, где Махера повествует о паломничесве св. Елены в Святую Землю (Machairas L. Recital... §§ 4-8).

(обратно)

402

«ζοίοποικσν ξύλον». У Махеры слово «το ξύλον» имеет широкое значение. Он употребляет его всегда, когда что-то сделано из дерева, Например, корабль, о котором речь идет чуть ниже, так же будет обозначаться названным словом.

(обратно)

403

Рожковое дерево — цератоний, семейство бобовых; плоды с большим содержанием сахара. Плоды рожкового дерева активно вывозились иностранными купцами с Кипра в Европу, являлись одним из основных экспортных товаров королевства Лузиньянов и были настоящей достопримечательностью острова, о которой повествуют многие средневековые путешественники. Относились к категории специй. (Близнюк С. В. Мир торговли... С. 103–109).

(обратно)

404

О разграблении сарацинами церкви св. Креста в Ставровуни после битвы при Кирокитии 1426 г. Махера снова рассказывает в § 695.

(обратно)

405

Махера употребляет термин «эллин» в противовес современному ему «ромей», но никогда не называет своих соотечественников греками, как это делали латинские авторы. т.е. Махера четко разделяет язычников древних греков и христиан ромеев, как это было принято в византийской историографии.

(обратно)

406

«τΠ κανούνιν» — венецианское «саппоне», досл. «пушка». На Кипре означало также: передвижная печь, обогреватель. — Γιαγκουλλής К. Г. Μικρός ερμηνευτικός και ετυμολογιός θησυρός της Κηριακής διαλέκτου: (απο το δέκατο τρίτο αιώνα μέχρι σήμερα). Λευκοσία, 1997.

(обратно)

407

Вероятно, имеются в виду серебряные накладки или оклад, которыми был украшен крест.

(обратно)

408

«μΠ τΠν ζαμμΠν» — Леонтий Махера употребляет это слово единственный раз. По смыслу его вполне можно перевести как «щипцы», как предлагает Р. М. Доукинс. Однако этимология этого слова неясна. Д. Страмбальди перевел это слово венецианским «тоссаог» (StrambaldiD. Clironique... Р. 30), что словарь Boerio толкует как: «пгосаог da naso», «moccichino» — носовой платок. В хронике Махеры названный перевод мало соответствует контексту. Однако в кипрском диалекте многие слова, начинающиеся с «ζ», имели в греческом языке «γ». В таком случае, указанное слово вполне могло произойти от «γάμπα» (нога). Т.е. Махера явно имеет в виду некое приспособление, похожее на ногу. В русском быту это скорее всего была бы кочерга.

(обратно)

409

Монастырь Махера находится в горах Троодос, приблизительно в 30 км юго-западнее Никосии. Какое отношение фамилия Махеры имеет к этому месту, неясно.

(обратно)

410

Дословно «заболел».

(обратно)

411

В венецианской рукописи текст менее четкий: «...жена короля Гуго, у которой отнялся язык после монастыря Махеры...»

(обратно)

412

С точки зрения Р. М. Доукинса, имеется в виду Мария Ибелин. Все последователи Махеры: Страмбальди, Амади, Бустрон, — называют приблизительно одно и то же имя: de Blis, de Blessa, de Blesia. Из текста Махеры очевидно, что названная им дама приходится тетей жене Гуго IV Лу зиньяна, который в указанный период был женат вторым браком на Алисе Ибелин, дочери Ги д’Ибелина. Последний, действительно, имел сестру Марию. Еще Л. Мас-Латри в комментариях к изданию хроники Страмбальди высказал предположение, что «de Blis» является искаженным написанием d'lbelin (Stmmbaldi D. Chronique... P. 31). С точкой зрения Л. Мас-Латри полностью согласен Р. М. Доукинс (Dawkins R.M.. Vol. II. Р. 86-87). Однако такой комментарий кажется более, чем странным. Во-первых, род Ибелинов — один из самых известных на Востоке. Все авторы, включая Махеру, хорошо знают эту фамилию и пишут ее всегда правильно. Во-вторых, на Кипре известна знатная франкская фамилия Плесси (Plessie). В хронике Махеры мы находим несколько ее представителей. Перепутать одну семью с другой и, тем более, исказить фамилию Ибелин до получения другой, существующей в том же королевстве, не представляется возможным.

(обратно)

413

Церковь св. Дометия находится в полутора километрах к западу от Никосии (Dawkins R. М. Vol. II. Р 87). Махера упоминает о кипрском архиепископе св. Дометни в § 30.

(обратно)

414

В тексте Махера употребляет французское слово «саvаlierе», чем подчеркивает ее знатное франкское происхождение.

(обратно)

415

«καβαλλαρϋα» — Под «знатной дамой» Махера явно имеет в виду жену Гуго IV, королеву Кипра Алису.

(обратно)

416

«Σταυρός Φανερτομένος» — досл. «Крест Возвещающий». В православной традиции слово обычно не переводится.

(обратно)

417

Патриарх Игнатий II занял Антиохийский патриарший престол в 1342 г. Умер на Кипре в 1353 г. (Dawkins R. М. Vol. II. Р. 72).

(обратно)

418

У короля Гуго IV от первого брака с Марией Ибелин был единственный сын Ги, от второго брака с Алисой Ибелин — пять сыновей и три дочери: Пьер, Жан, Жак, Томас, Перро, Эшив, Маргарита, Изабелла.

(обратно)

419

Ферран, инфант Майорки, сын инфанта Феррана де Майорка и Изабеллы Ибелин. Брак с Эшив де Лузиньян (1325–1363) был заключен в 1339 г. Однако отношения Феррана с тестем не сложились. Гуго IV поддерживал доминиканцев, а его зять — францисканцев. В конце концов, Ферран с женой решили покинуть Кипр, но она была возвращена отцом и оставлена на острове. Умерла на Кипре во время чумы в 1363 г. Он возвратился в Европу и умер в Монпелье в 1345 или 1347 гг. (Rudt de Collenberg W. H. Ees Eusignan de Chypre. P. 136–137).

(обратно)

420

В тексте имя сильно искажено — «τε Ко ντζες».

(обратно)

421

Нам неизвестно это место. Р. М. Доукинс предполагает, что это место находилось недалеко от Фамагусты (Dawkins R. М. Vol. II. Р. 87).

(обратно)

422

Дословно: «был в совете (сговоре) с моими сыновьями...»

(обратно)

423

Вероятно, Махера имеет в виду безанты, но на византийский манер называет денежную единицу номисмой.

(обратно)

424

Кардзия — медная монета. Один безант = 24 кардзии.

(обратно)

425

Элоиза де Брунсвик, на самом деде, являлась падчерицей Алисы Ибелин, жены Гуго IV. После смерти Гуго IV Алиса вышла замуж за Филиппа де Брунсвика. От первого брака у него была дочь Элоиза, о которой и упоминает Махера. т.е. хронист передает степень родства более позднего, не современного описываемым событиям, времени.

(обратно)

426

В данном случае Махера сильно забегает вперед. Гуго IV умер в 1359 г. через много лет после этого события.

(обратно)

427

Дословно «ожидал» (γδέχετον).

(обратно)

428

Πράχτορας — более правильный перевод «сборщик налогов». Таковые, естественно, были в Кипрском королевстве и играли важную роль в наполнении кипрской казны. Однако кажется странным, что Махера называет должность коллектора в ряду самых высоких должностей. Последний находился в прямом подчинении казначея королевства. Поэтому нам кажется логичным перевод «казначей». Как представляется, именно эту должность имеет в виду хронист.

(обратно)

429

Пьер I Лузиньян — сын Гуго IV и Алисы Ибелин, король Кипра в 1359–1369 гг. Согласно гл. 86, Пьер I был коронован в 1358 г., когда его отец был еще жив. Дата, указанная Махерой в гл. 90, является датой его вступления на престол.

(обратно)

430

Р. М. Доукинс, ссылаясь на Дю Канжа «Les families d'Outremer de Du Cange» (P. 334), считает, что в действительности это был Ги де Жиблет, хотя все три известные рукописи Махеры называют его Ги д'Ибелин (Λεοντίου Μαχαιρά Χρονικό της Κύπρου. Παράλληλη διπλωατική έκδοση των χειρογράφων / Μ. Πιερής, Α. Νικολάου-ΚΠνναρη. Κέντρο Επιστημονικών Ερευνών. XPVIII. Nicosia, 2003. Ρ. 112). Путаница между фамилиями Жиблет и Ибелин, с точки зрения исследователя, типична, например, для Этьена де Лузиньяна (Dawkins R. М. Vol. II. Р. 89). В связи с этим исследователь считает возможным исправить в переводе имя «Ибелин» на «Жиблет» (Dawkins R. М. Vol. I. Р. 81). Однако Махера говорит, что Ги был братом сеньора Арсуфа. Этим последним был представитель рода Ибелинов Филипп Ибелин. Из этого можно заключить, что Махера в данном случае не допускает ошибки, и мы сочли необходимым оставить в переводе вариант, данный автором хроники.

(обратно)

431

Кафедральный собор в Никосии, в котором проходило венчание Лузиньянов кипрской короной.

(обратно)

432

Фамагуста — город-порт на восточном побережье Кипра, имевший особый юридический статус. Короли Кипра претендовали на законное право носить корону Иерусалима. После потери латинянами Иерусалима в 1187 г. венчание иерусалимской короной проходило в Тире. После падения Акры в 1291 г. должности и титулы Иерусалимского королевства были перенесены на Кипр. Фамагуста, как наиболее близко расположенный к Сирии город, стала олицетворением Иерусалима, его приемницей и символом. Фамагуста теоретически стала столицей Иерусалимского королевства. Именно в Фамагусте в самом крупном и великолепном в Латинской Романии соборе св. Николая венчались иерусалимской короной все кипрские короли, начиная с Гуго IV. См. подробнее главу II пособия «От Ги де Лузиньяна — короля Иерусалима, до Генриха II — короля Иерусалима и Кипра», а также: Близнюк С. В. Неизвестный венецианский документ... С. 191–193; Она же. Мир торговли и политики... С. 74-76.

(обратно)

433

После падения Акры в 1291 г. папской курией были изданы строжайшие запреты на торговлю с мамлюками. Кипрское купечество сирийского, армянского, греческого происхождения данным запретам не подчинялось и имело возможность доставлять на остров товары с Востока. Кипрский порт Фамагуста становится одним из важнейших рынков в регионе. Поскольку попытки наложить эмбарго на торговлю с мамлюками оказались неэффективными, невыгодными гш для европейского купечества, ни для кипрской короны, ни для самой папской курии, уже в начале XIV в. вводится запрет на экспорт в Сирию и Египет только стратегически важных товаров, необходимых для оснащения армии: железа, оружия, лошадей, строевого леса, рабов, смолы, продовольствия. (Бпизнюк С. В. Мир торговли и политики... С. 50-51,72-77).

(обратно)

434

Конфликт между венецианцами и генуэзцами, произошедший во время коронации Пьера II в Фамагусте в 1372 г., стал началом кипро-генуэзской войны 1373–1374 гг., закончившейся для Кипра потерей Фамагусты, запретом для киприотов принимать иностранное купечество в других портах острова, чрезвычайными внешними долгами, парализованностью международной торговли на острове, следовательно, значительным сокращением доходов кипрской казны. Близнюк С. В. От праздника к войне // ВВ. 68 (93). 2009. С. 91–107).

(обратно)

435

Дословно: «сели вниз».

(обратно)

436

Эти камни производили на средневекового человека особенно сильное впечатление; их сияние казалось загадочным, почти мистическим. Еще Исидор Севильский высказывал мнение, что карбункулы — это камни, сияющие особым светом, «словно горящие угли». О том же неповторимом ярко красном ослепительном сиянии этих камней говорит Жак де Витри (Historia Hierosolomitana // Gesta Dei per Francos. Hannover, 1611. oil. 89; The Flistory of Jerusalem by Jacqires de Vitry / Transl. by A. Stewart. London, 1896. Ch. 89; Dawkins R. M Vol. П. P. 92).

(обратно)

437

Серафий или ксерафий — золотая монета. Имела хождение в Индии. На Кипр слово пришло через арабский язык и обозначало золотой динар. (Dawkins R. М. Vol. IIP. 93).

(обратно)

438

Греки называют эту церковь «Св. Георгия в изгнании». Об этой несториан-ской церкви см: Enlar С. L'art gothique... Р. 356.

(обратно)

439

Дословно «корсаром».

(обратно)

440

§ 97-99 в оксфордской и равеннской рукописях расположены в другой части сочинения Махеры, повествующей о времени правления Жака I Лузиньяна, что более логично и согласуется с содержанием хроники.

(обратно)

441

Король Кипра Жак I Лузиньян (1382–1398). После кипро-генуэзской войны 1373–1374 гг., будучи коннетаблем Иерусалима, оказался заложником Генуи вместе с принцем Антиохийским и коннетаблем Кипра Жаном де Лузиньяном. После подписания договора между Кипром и Генуей от 19 февраля 1383 г. о его освобождении получил возможность вернуться на Кипр. В 1385 г. был венчан коронами Иерусалима и Кипра в соборе св. Софии в Никосии (Machairas L. Recital... § 613; Strambcddi D. Chronique... P. 256-257; Amadi F. Chronique... P. 492\Boustron F. Chronique... P. 351,LibriComm, Reg. III. P. 183. no. 244;HillG. History of Cyprus. Vol. II. P. 433—435). Его сын Янус вернулся на Кипр только в октябре 1392 г. после того, как киприоты заплатили огромный выкуп за его освобождение.

(обратно)

442

Жак, граф Триполи, сын принца Антиохийского Жана. Последний был братом королей Пьера I и Жака I Лузиньянов.

(обратно)

443

Литии — прямые вассалы короля, которому они приносили особый оммаж верности. Обладали крупными богатствами, публично-правовыми прерогативами, юридическими привилегиями. В феодальной иерархии Иерусалимского и Кипрского королевств следовали за баронами и крупными сеньорами. Входили в королевский совет и составляли элиту кипрской знати.

(обратно)

444

Имя чрезвычайно сильно искажено, что приводило к различным толкованиям и непониманию еще первыми переводчиками хроники. Страмбальди передает имя как Ugo Nimbe (StrambaldiD. Chronique... P. 39). Л. Мас-Латри впервые дает правильное имя «Ommebon de Mantua». P. M. Доу-кинс и H. Иорга предпочли итальянский вариант фамилии, что, на наш взгляд, оправдано (DawkinsR. М. Vol. II. Р. 94; Jorga N. Philippe de Mezieres, 1327–1405, et la croisade au XlVe siecle. Paris, 1896. Repr. London, 1973. P. 103. No. 4).

(обратно)

445

Пьетро Малочелло, гражданин Генуи, находился на Кипре по торговым делам. Вошел в доверие к королю Пьеру I и пользовался его благорасположением, особенно после 1363 г. Из генуэзских источников известно, что король даже устраивал в его честь пиршества. В источниках его называют «nobilis» и «miles» (Dawkins R. М. Vol. II. Р. 94).

(обратно)

446

Элеонора Арагонская, дочь Педро Арагонского, четвертого сына Хайме II Арагонского, была второй женой Пьера I Лузиньяна. Его первый женой была Эшив де Монфор. Первый брак был бездетным. Элеонора умерла в 1417 г. в Барселоне через 37 лет после того, как вынуждена была покинуть остров Кипр, будучи причастной к убийству своего мужа Пьера I Лузиньяна в 1369 г.

(обратно)

447

Амади и Ф. Бустрон считали, что это был Жан де Сюр (Amadi К Chronique... 410; Boustron F. Chronique... P. 258).

(обратно)

448

Скорее всего легат продолжал находиться на острове, потому что в апреле следующего года он короновал Пьера I в Фамагусте (§ 104).

(обратно)

449

Помазание при конфирмации вытирали тонкой тканью из хлопка.

(обратно)

450

Гуго IV Лузиньян.

(обратно)

451

Махера называет этого человека генуэзцем. Между тем идентифицировать названную фамилию сложно. Автор также упоминает фамилию Кармес и Кармагин. По всей вероятности, это одно и то же лицо. Скорее всего этот человек был «белым генуэзцем», сирийцем по происхождению, (о «белых генуэзцах»: Machaims L. Recital... § 154, 375; Близнюк С. В. Мир торговли и политики... С. 147–150).В 1924 г. на Кипре в Каза Пифани была найдена надгробная плита, на которой упоминается имя Martin Carmoun (Kypriaka Chronika. III. R 118–125). Исследователи указывают на связь последнего с именами, упомянутыми Махерой, и отмечают сирийское происхождение имени. Что кажется очень правдоподобным. Однако в кипрской истории появляются представители известного генуэзского рода Carmadino в качестве свидетелей при заключении дипломатических договоров между Генуей и Кипром: 1329 и 1374 гг. (Mas-Latrie L. Histoire... II. Р. 158; Dawkins R. М. Vol. II. Р. 95).

(обратно)

452

Педро IV Арагонский (1336–1387). Кузен жены Пьера I Лузиньяна Элеоноры.

(обратно)

453

Гуго IV Лузиньяна.

(обратно)

454

Подобное соглашение действительно имело место и было подписано в 1328 г. при заключении брака между сыном Гуго IV Лузиньяна Ги и Марией, дочерью Людовика I Бурбона, названного Махерой Валуа. В 1343 г. от этого брака родился сын Гуго, который, согласно договору являлся наследником престола. В 1346 г., а не в 1343 как часто полагают, умер его отец Ги де Лу зиньян (Clement VI. Lettres patentee et curiales... No. 422-423). После многочисленных просьб со стороны папы, короля Франции и родственников Мария Бурбон получила возможность покинуть Кипр. В 1347 г. она вновь вышла замуж за Роберта Тарентского, титулованного императора Константинополя. В результате Мария стала принцессой Тарентской, Ахейской, деспотиссой Романии, императрицей Константинополя и графиней Кефалонии. Король Франции (Иоанн II, 1350–1364), названный Махерой кузеном принца Галилейского Гуго, на самом деле был его троюродным братом. Оба были праправнуками Людовика Святого (Tronbat О. Га France et le Royaume de Chypre... P. 3-21).

(обратно)

455

По другой версии «бароны и рыцари».

(обратно)

456

Махера на арабский манер называет Эдессу Рухой. Название «Руха» постоянно встречается в хронике Эдессы. Происходит от арабского Ar-Ruha. У Фульхерия Шартрского сказано следующее: «... город Эдесса, который является Ротазией... который греки, а также армяне называют Эдессой, а сирийцы, которые проживают в нем и в округе, Ротазией (Rothasia)». (Hist. Hierosol. I, ch. XIV, 5.) Титул «графов Рухи» имел род Гринье из Морфу (Dawkins R. М. Vol. II. Р. 100). Далее везде в тексте мы будем заменять авторское «граф Рухас» на граф Эдессы.

(обратно)

457

Томас де Монтолиф был аудитором Кипра при Гуго IV, Пьере I и Пьере II.

(обратно)

458

Мария де Морфу, дочь Жана де Морфу, была помолвлена с принцем Галилеи Гуго де Лузиньяном в 1360 г.

(обратно)

459

Возможна также транскрипция «Frare». (Miller, Sathas. Р. 61). Trari — транскрипция Р. М. Доукинса (I. Р. 97).

(обратно)

460

Киприоты удерживали Корхигос, город-крепость на малоазиатском побережье, с 1361 по 1448 г.

(обратно)

461

Имеется в виду Киликийская Армения.

(обратно)

462

Сис — столица Киликийской (Малой) Армении.

(обратно)

463

Судя по всему Махера имеет в виду некое величественное сооружение, которое он называет «Пиллас».

(обратно)

464

Король Киликийской Армении, бежавший во Францию, — Левон VI. Взошел на трон в 1373 г. В 1393 г. умер в Париже. История, о которой рассказывает Махера, относится к правлению короля Левона V (1320–1342).

(обратно)

465

Подразумеваются родственные связи с домом Лузиньянов. Кузен Гуго IV Лу-зиньяна Ги стал королем Киликийской Армении в 1343 г., когда был убит его брат Жан, и правил до 1347 г. Оба Ги и Жан являлись внуками короля Кипра Гуго III Лузиньяна. Ги был сыном сеньора Тира Амори, а Гуго IV — сыном брата Амори, Ги, коннетабля Кипра.

(обратно)

466

В рукописи 1359 г. Но если начинать год с 1 января, то эта дата соответствует 1360 г. Оксфордская и равеннская рукописи, а также Д. Страмбальди называют 1361 г. Причем Страмбальди отмечает, что послов отправили женщины (ledomie) KopxHroca. (Λεοντίου Μαχαιρά Χρονικό της Κύπρου. Р. 123 \ Strambaldi D. Chronique... Р. 43; Dawkins R. M. Vol. II. P. 98).

(обратно)

467

Смирна была отвоевана у турок-сельджуков силами «Священной Лиги» в 1344 г. и находилась в руках христиан до 1402 г., когда рыцари Родоса, оставшиеся к этому времени единственными защитниками города, были изгнаны из него Тимуром и татарами. В 1357 г. между участниками «Священной лиги» было заключено соглашение, по которому каждая из сторон должна была содержать в течение 5 лет по 2 галеры для защиты Смирны. Именно об этих галерах упоминает Леонтий Махера. См. подробно главу «Гуго IV Лузиньян...»

(обратно)

468

По поводу имени этого человека в источниках имеются значительные разночтения. Махера называет его Роберто де Луза; Ф. Бустрон Roberto Tolosan (Boustron F. Clironique... P. 259); Ф. Амади — Roberto Tulassan, но в примечании Мас-Латри указывает Лузиньян (Amadi К. Clironique... Р. 410); Страмбальди — Roberto de Lusugnan (Strambaldi D. Clironique... P. 44). P. M. Доукинс переводит его имя как Роберт де Лузиньян (Vol. I. Р. 101). Все тексты, кроме Оксфордской рукописи, называют его английским рыцарем. Трудно найти убедительные объяснения этого факта. Наиболее вероятной представляется версия, что он был рыцарем Ордена Госпитальеров Родоса и принадлежал к «английскому языку», поскольку происходил из Пуату — области, находившейся в руках Плантагенетов (Stubbs W. The Medieval Kingdom of Cyprus mid Armenia. Oxford, 1878. (Repr.: Stubbs W. Seventeen hectares on the Study of Medieval and Moden History. Oxford, 1887. P. 193; Jorga N. Philippe de Mezieres... P. 124;DawkinsR. M. Vol. II. P. 98-99).

(обратно)

469

В Венецианской рукописи «Кирении», что скорее всего является ошибочным прочтением аббревиатуры (Dawkins R. М. Vol. II. Р. 99).

(обратно)

470

Моновгат — небольшая крепость (Мановгат Кале), расположенная на реке с тем же названием, которая впадает в залив Атталии (Adalia, Satalia), приблизительно между Атгалией и Алайей (Канделоро).

(обратно)

471

Амади называет здесь имя Великого магистра — Рожер де Пин (Rugier de Pin), и имя адмирала Родоса Жана Фортена (Amadi К Chronique... Р. 411). Ф. Бустрон называет последнего Жан Форбин (Boustron F. Chronique... Р. 259).

(обратно)

472

Простой подсчет показывает, что кораблей было 120, а не 119. В тексте рукописи содержится ошибка.

(обратно)

473

Сеньором Арсуфа был Филипп Ибелин.

(обратно)

474

Жак Ибелин — сын Балиана Ибелина, принца Галилеи, и Алисы, дочери короля Кипра Гуго III. Жак также имел титул принца Галилеи и сеньора Тивериады.

(обратно)

475

Адмиралом Кипра был не кто иной, как Жан де Сюр. Вероятно, Р. Мас-Латри справедливо в издании хроники Д. Страмбальди в данном случае добавляет к авторскому тексту (был): Жан де Сюр..., который был адмиралом... (Strambaldi D. Clironique... Р. 45; Dawkins R. М. Vol. II. Р. 100).

(обратно)

476

Жан де Лузиньян, принц Антиохии.

(обратно)

477

Филипп де Брунсвик был тестем короля Жака I Лузиньяна, женатого на его дочери Элоизе.

(обратно)

478

Далее Махера не всегда добавляет «на другую» галею, а просто перечисляет имена капитанов галей.

(обратно)

479

Возможна ошибка в имени «Висконти», т. к. тексты рукописей сильно повреждены. Доукинс восстанавливает фамилию Висконти скорее по хронике Д. Страмбальди: «Figliolo de ser Thomaso Visconte in altra» (Dawkins R. M. Vol. II. P. 100).

(обратно)

480

Кивидис — деревня на юге Кипра между Куклией и Акротири.

(обратно)

481

Милос — точное местоположение этого кипрского порта или бухтынеизвест-но. Возможно, находился на юго-западном побережье острова.

(обратно)

482

Киприоты называли Турцией всю Малую Азию.

(обратно)

483

Оксфордская и равеннская рукописи, а также Страмбальди говорят, что город был взят утром (τΠ πωρνό; la matina) (Λεοντίου Μαχαιρά Χρονικό της Κύπρου. Ρ. 121; Dawkins R.Μ Vol. II. Ρ. 103).

(обратно)

484

Така, Теке — эмират, центром которого была Атталия, более известный киприотам как Таккас. Теке Бей сначала был местным правителем сельджукского султана; затем была провозглашена независимость. Теке Бей Махеры является четвертым эмиром (Dawkins R. М. Vol. II. Р. 103).

(обратно)

485

Т.е. баронов, которых Махера называет на греческий манер «архонтами».

(обратно)

486

Дословно «знаки» (τΠ σημαδία).

(обратно)

487

Судя по всему, это место недалеко от Алайи.

(обратно)

488

Тафоресса (тафорея, тафора) — транспортный корабль, предназначенный для перевозки крупных и тяжелых грузов, в частности лошадей и артиллерии.

(обратно)

489

Сатия — легкий быстроходный весельный корабль по размеру меньший, чем галера. В XVI в. так назвался парусный трехмачтовый корабль.

(обратно)

490

Фарасс — от арабского «farash» — слуга в доме. Крестоносцы заимствовали слово непосредственно у сарацин. Махера называет этим словом постельничего короля.

(обратно)

491

Иннокентий VI (1352–1362). Пьер I прибыл в Авиньон не ранее конца марта 1363 г., когда папой был уже Урбан V, и покинул его в конце мая того же года. Здесь Махера допускает фактическую ошибку. Однако чуть ниже, в § 136, совершенно точно передает ход событий и говорит, что кипрский король прибыл в Авиньон уже при Урбане V. В Рим Пьер I впервые прибыл только в 1368 г. уже после завоевания Александрии.

(обратно)

492

Гриппария (гриппа) — небольшой одномачтовый, вытянутый в длину торговый корабль.

(обратно)

493

Должна была находиться на побережье Малой Азии. Р. М. Доукинс предполагает, что возможно это древний Коракесион, располагавшийся недалеко от Алайи (Dawkins R. M. Vol. II. Р. 106).

(обратно)

494

§ 134 и 135 — текст имеется только в оксфордской и равеннской рукописях. Р. М. Доукинс публикует текст по оксфордской рукописи (Λεοντίου Μαχαιρά Χρονικό της Κύπρου. Ρ. 134-135; Machairas L. Ρ. 118; Dawkins R. Μ. Vol. II. Ρ. 107).

(обратно)

495

Арабское слово «reis» означает «капитан корабля» (Dawkins R. М. Vol. II. Р. 107).

(обратно)

496

Турки высадились в заливе Морфу.

(обратно)

497

Место указано в равеннской рукописи и у Страмбальди (Λεοντίου Μαχαιρά Χρονικό της Κύπρου. Ρ. 135; Strambcildi D. Chronique... Ρ. 53).

(обратно)

498

В § 135 Maxepa говорит, что после Жана Кармаина капитаном Атталии был назначен его сын Ральф. А в § 150 им стал Баден де Брие. В данном случае оказывается, что Ральф Кармаин стал преемником не своего отца, а Бадена де Брие.

(обратно)

499

Ральф или Рафаэль (Ραφέ).

(обратно)

500

Наблюдается явное несоответствие информации о смерти Франческо Спинола. Возможно, существовало две версии о его гибели, которые и излагает Махера. Однако в оксфордской и равеннской рукописях имени Спинола в данном случае не называется. Сказано только, что «капитан корабля утонул». Под последним, согласно контексту, логично понимать Генриха де ла Куронна. Тем более, что в следующей главе Махера сообщает, что погибли оба капитана.

(обратно)

501

Анемур — крепость между Алайей и Корхигосом, находилась в нескольких милях к востоку от мыса Анемур.

(обратно)

502

Сики — порт и крепость к востоку от Анемура; отдален приблизительно на 20 миль от Корхигоса.

(обратно)

503

В оксфордской и равеннской рукописях говорится о личной просьбе адмирала Кипра дать ему двух людей в качестве сопровождающих к султану Египта: «и он (адмирал) попросил Мелек Эмира прислать ему двух сарацинов, чтобы проводить его к султану» (Λεοντίου Μαχαιρά Χρονικό της Κύπρου. Р. \ 38, DawIdns R. M. Vol. II. Р. 108).

(обратно)

504

В Венецианской рукописи большая лакуна. До начала гл. 150 текст приведен по Оксфордской рукописи.

(обратно)

505

В действительности туркопольером в это время был Жак де Норес, отец Жана. В тексте Махеры ошибка.

(обратно)

506

Доукинс предполагает, что это должна была быть галера Никола Лазэ, преследовавшая мятежника (Dawkins R. М. Vol. II. Р. 109, по. 2).

(обратно)

507

Во всех трех рукописях у Махеры «сир Пьер де Монте» (Λεοντίου Μαχαιρά Χρονικό της Κύπρου. Ρ. 141). Однако, согласно Ф. Бустрону (Boustron К. Chronique... Р. 262) и Ф. Амади (Amadi F. Chronique... Р. 413), имеется в виду Боэмунд де Лузиньян (Dawkins R. M. Vol. II. Р. 109, по. 4).

(обратно)

508

Ошибка: имеется в виду Жан Гонем, упомянутый чуть выше.

(обратно)

509

Полис (или Поли) — поселение и район в западной части о. Кипр. Южное побережье залива Хрисоху.

(обратно)

510

В тексте Махеры путаница. Под «двумя галерами» следует понимать галеры, снаряженные адмиралом, которые упоминаются в начале § 151. Три корабля действительно были турецкими, а три другие, подошедшие к месту событий, находились под командованием Рожера де Ла Колье. О них говорится в начале §152.

(обратно)

511

Симон Тенури — маршал Иерусалима при Пьере I Лузиньяне. Махера называет этого человека Тенорес, произнося его фамилию как де Норес. Эго неверно, ибо речь идет о двух разных фамилиях.

(обратно)

512

Это известный врач Гвидо де Баньолло из Реджо (Калабрия). Был личным врачом Пьера I Лузиньяна. Неоднократно являлся доверенным лицом короля. В 1360 г. получил права гражданина Венеции. Умер в Венеции и похоронен в церкви Фрари (Mas-Latrie L. Histoire... II. Р. 272; Jorga N. Philippe de Mezieres.. P. 144–145; Dawkins R. M. Vol. II. P. 110).

(обратно)

513

В тексте Махеры «Пьер де Кастрис», «Πιέρ τε Συνγκαστέρς» (т.е. de Castro). По тексту Махеры имя вряд ли можно идентифицировать, но по тексту договора, заключенного между Кипром и Генуей 18 апреля 1365 г. это был Пьетро де Негроно (MasLatrieL. Histoire... Vol. Π. P. 254-256).

(обратно)

514

Привилегии.

(обратно)

515

Среди генуэзцев существовала категория людей, которые находились под покровительством республики, пользовались привилегиями генуэзцев и брали на себя обязанности граждан республики. В кипро-генуэзских договорах специально подчеркивалось, что эта категория людей обладала такими же правами на территории королевства, как и граждане Генуи. Кипрские власти признавали генуэзцем (равно как и венецианцем) любого, кого признают таковым генуэзский подеста на Кипре и его Совет. Однако итальянские купцы негенуэзского происхождения часто выдавали себя за генуэзцев, что вызывало протест со стороны кипрского правительства и заставляло постоянно возвращаться к этому вопросу во время кипро-генуэзских переговоров. (Близнюк С. В. Мир торговли и политики... С. 133–134, 149–150).

(обратно)

516

Речь идет о «белых генуэзцах». Как правило, это киприоты сирийского происхождения, вступившие под патронат республики, хотя формально остававшиеся подданными короля. (Близнюк С. В. Мир торговли и политики... С. 148–150).

(обратно)

517

Махера ошибается. Договор был подписан 19 июня 1232 г. при короле Генрихе I. (Mas Lattie L. Histoire... Vol. П. P. 51-56).

(обратно)

518

Лоджия — административный центр коммуны или местной власти. Каждая крупная коммуна имела свою лоджию. Право ее устройства оговаривалось в дипломатическом договоре.

(обратно)

519

Согласно договору 1232 г., генуэзцам предоставляется право экстерриториальности, которая предполагала неподсудность генуэзцев королевскому суду, за исключением «дел крови,» т.е. убийства и насилия. Именно эти дела и имеет в виду Махера, говоря о королевском правосудии в отношении генуэзцев.

(обратно)

520

Французский язык при дворе Лузиньянов был более употребим и понятен, чем латынь.

(обратно)

521

Жан де Сюр и Жан де Суассон никогда не изгонялись с Кипра, как того требовали генуэзцы.

(обратно)

522

Король Пьер I в это время находился в Венеции. Генуэзцы обещают ему беспрепятственное возвращение на Восток.

(обратно)

523

Этого же человека Махера в § 215 называет Жаном де Кастиа. Кажется почти невероятным назначение на пост казначея королевства человека незнатного происхождения. Это очень высокий пост в табели о рангах Кипрского и Иерусалимского королевств, который традиционно занимали представители королевской семьи и высшей знати. Вероятно, Махера что-то путает, называя камергером лицо более низкое по чину.

(обратно)

524

Дословно: «нерегулярные (неупорядоченные) доходы (поступления)».

(обратно)

525

Королевский Секрет (или Приказ) ведал финансовыми делами королевства, регистрировал предписания короля, касающиеся финансов, был обязан вести учет всех налоговых поступлений, доходов и расходов казны.

(обратно)

526

Члены королевского финансового Приказа (Секрета).

(обратно)

527

Люди, платившие подушный налог.

(обратно)

528

Сервами.

(обратно)

529

Согласно решению Первого Вселенского собора 325 г., кипрская церковь вместе с Сирией, Киликией и Месопотамией входила в митрополию Антиохии. Однако это решение оспаривалось кипрской церковью, которая вела длительную борьбу за свою автономию от Антиохии. На Третьем Вселенском соборе в 431 г. была официально признана автономия кипрской церкви от Антиохии и создана митрополия. Преобразование на Четвертом Халкедонском Вселенском соборе (451 г.) Антиохийской митрополии в патриархию не повлияло на статус кипрской церкви (Kyrris С. History of Cyprus. Р. 160–167, Бпизнюк С. В. Кипрская православная церковь // Православная энциклопедия (в печати)).

(обратно)

530

Видимо, сильно измененное арабское имя Хаджи Али.

(обратно)

531

Махера называет его также «Эмир Мелек» (га. 144).

(обратно)

532

Великий магистр Ордена госпитальеров Рожер де Пин.

(обратно)

533

т.е. Эфесом и Милетом. Эфес часто назывался Св. Иоанном из-за особого почитания культа святого и принятия его имени. Милет также назывался «Палатия». Палатия — обычное средневековое название Милета.

(обратно)

534

Комендант крепости Никосии.

(обратно)

535

«Χεττϋ Κυπριώτης» — имя явно искажено. Скорее всего произведено от «Henriot» или «Henri».

(обратно)

536

Отождествляется с бретонским рыцарем Жаном де Рокфором.

(обратно)

537

Иоанн Ласкарис Калофер — византийский аристократ, бежавший из Константинополя из-за своего тайного брака с Марией Кантакузиной, племянницей императора Иоанна V, и нашедший пристанище у папы. См. о нем подробно: Jacobv D. Jean Lascaris Calopheros, Chypre et la Могёее // Revue des etudes byzantines. 1968. XXVI. P. 189-228.

(обратно)

538

В тексте Махеры и у Страмбальди «Рауза» (Ραοϋζε) (Machairas L. Р. 150; Strambaldi D. Chronique... Р. 67). Название «Крамбус» сохранилось у Гильома Машо (Machauf G. Prise d'Alexandria. Р. 64). Это небольшой остров в Малой Азии недалеко от мыса Келидония к востоку от Миры. Не следует путать с Крамбусом — небольшим укрепленным островом в районе Корхигоса. (Dawkins R. М Vol. II. Р. 115–116).

(обратно)

539

Агиа Нэпа — расположена юго-восточнее Фамагусты, на мысе Греко.

(обратно)

540

Король Франции Карл V (1364–1380).

(обратно)

541

«Dvotv μέγαν καβαλλάρην».

(обратно)

542

В действительности мир не был заключен вплоть до 1370 г. Венецианцы распространили эту ложную новость, чтобы предотвратить крестовый поход против Египта, преследуя свои цели: их жизненно важные торговые интересы находились именно в землях султана. Поэтому огш не раз предлагали посредничество королю Кипра в деле заключения мира с Египтом. (Подробно см. главу пособия «Пьер I Лузиньян», а также: Близнюк С. В. Мир торговли и политики... С. 59-62; Bliznyuk S. V. The Crusaders of the Later Middle Ages, The King of Cyprus Peter I Lusignan // The Crusades and tire Military Orders: Expanding the frontiers of medieval latin Christianity. Budapest 2001, 51—57.)

(обратно)

543

В тексте венецианской рукописи ошибка: «25 апреля 1365 г.» Оксфордская и равеннская рукописи дают правильную дату: «25 апреля 1366 г.» (Λεοντίου Μαχαιρά Χρονικό της Κύπρου. Ρ. 156, 157).

(обратно)

544

Император Византии Иоанн V Палеолог (1341–1391) — кузен герцога Савойского Амедео VI.

(обратно)

545

Во время этого похода византийцам удалось вернуть Галлиполи.

(обратно)

546

Флоримонде Леспарр. См. Machaut G. Prise d‘Alexandrie... 4698–1710, 5362–5366, 5528–5533. См. также: Machairas § 206.

(обратно)

547

Бермон де Ла Вульт (Ла Вульт — место в Лангедоке). Играл важную роль в войнах Пьера I. О нем не раз упоминает Гильом Машо.

(обратно)

548

Король Англии Эдуард III (1327–1377) и король Франции Карл V (1364–1380). О службе Жана д'Ибелина королю Англии рассказывает только Махера.

(обратно)

549

Раймонд Беренже (1365–1373).

(обратно)

550

Дадас, который также называется Кити, — мыс на западном побережье залива Ларнаки.

(обратно)

551

Имеются в виду иностранные наемники в войске короля.

(обратно)

552

Пулланами называли детей, рожденных от смешанных браков: от франка-отца и матери сирийского происхождения. В Корхигосе, судя по всему, был квартал, называемый Пулланским. Отсюда и название башни. Дословно башня называется «Башня-курятник». Жак де Витри считает, что название «пулланы» происходит от латинского «pullani», но возможно, наивно полагает он, они называются так потому, что родом из Апулии (Hist. Hier. Ch. LXVII. P. 1086, ch. LXXII. P. 1088).

(обратно)

553

Бахариды являлись личной гвардией султана, и именно из них происходили мамлюкские султаны {Dawkins R. М. Vol. II. Р. 120).

(обратно)

554

Или Ялбуга ал-Кассаки. Был мажордомом при султане Аль-Малике аль-Нисире Хассане. Сыграл первостепенную роль в смещении последнего. В момент завоевания Александрии Пьером I Лузиньяном являлся регентом Египта при малолетнем Аль-Малике аль-Ашрафе Шабане, который являлся ставленником регента. В 1366 г. был убит. Место регента занял Асандимур аль-Назири, которого Махера называет Хассан Дамур {Dawkins R. М. Vol. II. Р. 121).

(обратно)

555

В рукописях имеются разночтения: Касси или Канель. Р. Доукинс полагает, что этот человек не мог быть Пьером де Касси, который являлся кипрским рыцарем. Прочтение, данное в переводе, является лишь предположением. В любом случае Пьер Канель, упомянутый Махерой в данном параграфе и в § 200, никак не может являться одним и тем же лицом (Dawkins R. Щ Vol. II. Р. 121).

(обратно)

556

Жан де Лузиньян, принц Антиохийский.

(обратно)

557

Принц Галилеи.

(обратно)

558

Последнее имя Доукинс читает как Жан де Лавьер. Однако признает и прочтение как Жан д'Оливье, упомянутое чуть выше.

(обратно)

559

Скорее всего, имя сильно искажено. Возможно прочтение Дель Орто.

(обратно)

560

Имеется в виду резиденция Ордена и Великого магистра город Родос.

(обратно)

561

Тяжелые транспортные корабли.

(обратно)

562

Рассказ Махеры запутан и не во всем соответствует действительности. Леон Антиом в это время находился на Кипре и не мог участвовать в конфликте, который на самом деле произошел между Рокфором и Монстри. Факты приводятся Ф. Бустроном (Boiistmn F. Chronique... Р. 265). Король принял сторону Монстри, а Леспарр сторону Рокфора. Последние оклеветали Монстри и заявили, что он, как и король, плохие христиане. Однако истинная причина скандала неизвестна. Гильом Манго также говорит, что он не знает, почему это произошло (Machant G. Pris d'Alexandrie... 7421-7423). Вполне возможно, что причиной всему был лишь внезапный приступ ярости короля. Тем не менее, король согласился с требованием провинившихся и прибыл в Рим. Рокфор при этом там не появился и был осужден. А Леспарр принес свои извинения и был прощен королем. Эго произошло в Святую неделю 1368 г. (Machairas L. Recital... § 214, 216). Машо рассказывает эту историю подробно, а также то, что Леспарр написал королю письма, в которых утверждал, что он является более знатным, чем сам Пьер, хотя тот и носит корону. Машо также приводит текст письма Леспарра, адресованного королю. Вероятно, претендуя на подлинность передачи текста письма, Машо помещает его в свою поэму, не облекая в поэтическую форму. (Machaut G. Pris d'Alexandrie... 7400-7491. Текст письма — Р. 228-230).

(обратно)

563

Турецкий эмир Атталии.

(обратно)

564

Принес оммаж.

(обратно)

565

Это о. Крамбусса. См. § 171.

(обратно)

566

Город и резиденция епископа. Находилась между Торгозой и Лаодикией.

(обратно)

567

Лаодикия, расположенная в маленьком заливе, была хорошо защищена со стороны моря линией укреплений с башней, а также естественными скалами. Имелся единственный узкий проход в гавань.

(обратно)

568

Небольшая крепость с гаванью располагалась чуть западнее Айяса.

(обратно)

569

Крестоносцы называли Сидон «Сайет».

(обратно)

570

Или Статиа. См. прим, к § 157.

(обратно)

571

Визит Пьера I в Рим приходится на март 1368 г. Джованна Неаполитанская также находилась в то время в Риме. Папа Урбан V прибыл в Рим в октябре 1367 г. и оставался в городе до 1370 г., когда он вернулся в Авиньон, где и умер через три месяца после возвращения.

(обратно)

572

«Ππίασεν τΠ κονφέττον» — сладости, десерт.

(обратно)

573

Герцог Милана Бернабо Висконти.

(обратно)

574

Махера передает французский вариант имен генуэзцев Пьетро и Джованни де Гриманте. Мы оставили их в авторской редакции.

(обратно)

575

«Цепная башня» в Фамагусте находилась в конце длинного мола, который тянулся от крепостной стены в море до места, закрывавшего проход к стенам города со стороны моря. Благодаря этому молу вход в порт был очень узким и составлял около 50 ярдов. На конце этого мола находилась названная башня. Во время войны вход в порт закрывался цепью, которая и дала название башни. Подобной цепью защищали вход в порт Кирении (Dawkins R. М. II. Р. 125–126; Близнюк С. В. Городской пейзаж Фамагусты в XIII–XIV вв. // Город в средневековой цивилизации Западной Европы. Феномен средневекового урбанизма / под ред. А. А. Сванидзе. Москва, 1999. Т. I. С. 363-368).

(обратно)

576

Для любого христианина было небезопасно находиться во владениях султана после вызывающего письма короля, изложенного в § 230.

(обратно)

577

Страмбальди говорит, что король направился в Италию (Strambcddi D. Chronique... Р. 92). Возможно, эта версия более правдоподобна, если считать, что Махера сообщает о последнем путешествии Пьера I на Запад, которое приходится на конец 1367-сентябрь 1368 г., во время которого король вообще не был во Франции. Его маршрут пролегал через Родос, Неаполь, Рим, Тоскану, Венецию. Затем он вернулся на Кипр (Hill G. History of Cyprus. II. Р. 241).

(обратно)

578

Корни рода Жанны Алеманской ведут в Прованс. История, которая произошла между ней и королевой Элеонорой Арагонской, послужила сюжетом для одной из самых известных кипрских баллад «Королева и Ародафнусса», в которой Жанна фигурирует под именем Ародафнуссы.

(обратно)

579

Казалия недалеко от Пафоса.

(обратно)

580

Т.е. в Италию. Махера повторяет свою ошибку, как в га. 231.

(обратно)

581

Кафисс — арабская мера веса, широко распространенная в королевствах крестоносцев. Соответствует 33 литрам.

(обратно)

582

Георгий Нузи Монах.

(обратно)

583

Королевский дворец в Никосии, по свидетельству современников, был одним из самых красивых в мире. Это дворец с парадными залами и балконами, большим клуатром, с превосходным источником питьевой воды, дворец, утопающий в роскоши ковров, мозаик, терм, садов. Был разрушен в 1576 г. во время турецкого завоевания Кипра.

(обратно)

584

Затвор, отшельничество.

(обратно)

585

Иоанна Повара.

(обратно)

586

Венецианским байло на Кипре в это время был Лодовико де Молино, сын Марка (Mas-Latrie L. Histoire... III. Р. 839).

(обратно)

587

Actes genois d’Armenie // Archives de l'Orient Latin. I. P. 434-534. В актах упомянуты несколько членов этой генуэзской фамилии.

(обратно)

588

Король Генрих II Лузиньян (1285–1324). Был смещен с трона в 1306–1310 гг. своим братом Амори. См. подробнее главу I.

(обратно)

589

Строение не сохранилось. Башня, построенная Пьером I, была разрушена венецианцами в 1567 г. во врет строительства новых укреплений в Никосии (Dawkins R. M. Vol II. Р. 131–132).

(обратно)

590

Портной скорее всего фамилия, потому что чуть ниже Махера называет этого же человека кузнецом.

(обратно)

591

Нотр Дам де Тортоза — монастырь в Никосии.

(обратно)

592

Согласно Ассизам Иерусалима и Кипра, представительница господствующего класса, державшая лен от короля, была обязана выйти замуж по его повелению. Король же был обязан представить ей на выбор трех баронов, которые «равнялись бы по знатности ее прежнему мужу». Отказаться она имела право только по достижении шестидесятилетнего возраста. См. также: Machairas L. Recital... § 277.

(обратно)

593

После смерти Пьера I была выбрана комиссия, состоявшая из 16 человек, для корректировки законов. Книга должна была находиться в ящике, опечатанном печатью четырех человек, в сокровищнице собора св. Софии в Никосии и ее могли брать для решения спорных вопросов (Bans et ordonances des rois de Chypre / publ. par Beugnot // Recueil des Historiens des Croisades. Lois. Paris, 1841–1843. Lois I. P.6).

(обратно)

594

Стал адмиралом после смерти Жана де Сюра.

(обратно)

595

Пулланская церковь св. Георгия в Никосии.

(обратно)

596

Модий — мера веса для сыпучих продуктов, особенно для зерна. В различных областях Средиземноморья вес модия сильно отличался. Мраморный сосуд, находившийся около церкви св. Георгия в Никосии, являлся эталоном модия Кипра, составлявшим около 30 кг (Близнюк С. В. Мир торговли и политики... С. 88, No. 150; С. 99).

(обратно)

597

В тексте «canoutin» — ханутия. Слово армянского происхождения.

(обратно)

598

В тексте «καβαλλάρια γυναϋκα» — т. е. женщина, на которую после смерти мужа возлагаются права и обязанности рыцаря-ленника. Согласно ассизам, женщина, имеющая лен, несет на себе личную службу. В связи с этим по закону она обязана снова выйти замуж, избрав мужа сама из людей ее ранга или согласившись с выбором короля (Assises..., Lois. Т. I. Philippe de Navarre, clr LXXXVI. P. 558; Jean d'lbelin. ch. CLXXVII. P. 279, ch. CCXXVII. P. 359, fill CCXXVIII. P.

(обратно)

599

Махера берет фразу из книги Жана Ибелина, в которой сказано, что представитель короля должен сказать ей следующее: «Госпожа, я предлагаю вам от имени такого-то сюзерена — и называет его — трех баронов, такого-то, такого-то и такого-то — и называет их — и повещаю, что вы должны в такой-то день — называет время — взять одного из трех мною названных в мужья» (Assises... Lois. I. Jean d'lbeliii. ch. CCXXVII; Стасюлевич M. История... T. 3. C. 759. l.i. CCXXVII).

(обратно)

600

Имя явно искажено. Страмбальди называет этого человека сир Рожер де Жули де Корналье. Однако еще Л. Мас-Латри указывал на неверную транскрипцию данного имени (Strambaldi D. Chronique... Р. 112; Mas Latrie L. Histoire... II. P. З Dawkins R. M. Vol. II. P. 136).

(обратно)

601

«σέντε» мы перевели как мезонин. Это комната, располагавшаяся между нижним и первым этажом дома. Обычно использовалась как кладовая или специальная спальня. В эту комнату поднимались или спускались через входы в виде люка по приставленным к ним лестницам. В данном случае это верхний вход, выходивший в лоджию (Dawlmtg R. М. Vol. II. Р. 136).

(обратно)

602

В тексте Махера ошибочно называет его Жаком (Dawkins R. М. Vol. II. Р. 138).

(обратно)

603

Горап — род сирийского происхождения, который занял свое место среди кипрской знати.

(обратно)

604

Подробное описание убийства Пьера I дает также Гильом Машо. (Machaut G. Prise d'Alexandrie... 8674-8769).

(обратно)

Оглавление

Предисловие

Введение Крестоносцы и их эпоха

Глава 1 От Ги де Лузиньяна — короля Иерусалима, до Генриха II — короля Иерусалима и Кипра (1192–1324)

Глава 2 Гуго IV Лузиньян (1324–1359) — новый крестоносец «нового» Средневековья

Глава 3 Король-крестоносец Пьер I Лузиньян (1359–1369)

Глава 4 Жизнь после смерти: Кипр после Пьера I Лузиньяна (1369–1489)

Приложения 

  Леонтий Махера и его хроника «Повесть о сладкой земле Кипр»

  Леонтий Махера «Повесть о сладкой земле Кипр»

  Обобщающие работы по истории крестовых походов

  Источники и литература Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg